Текст
                    АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Секция химико-технологических и биологических наук
П.В.Симонов
МОТИВИРОВАННЫЙ
мозг
Высшая
нервная деятельность
и естественнонаучные
основы общей психологии
Ответственный редактор
академик АМН СССР
В. С. РУСИНОВ
МОСКВА «НАУКА»
1987


УДК 612.821 : 154.2: 100.3 Симонов П. В. Мотивированный мозг. М.: Наука, 1987. Монография содержит естественнонаучный анализ ключевых понятий общей психологии: потребностей, эмо- эмоций, воли, поведения, индивидуальных (типологических) различий, сознания и неосознаваемых проявлений высшей нервной деятельности человека. Этот анализ осуществлен с позиций предложенного автором потребностно-инфор- мационного подхода и опирается на данные этологии, физиологии высшей нервной деятельности и психофизио- психофизиологии человека. В заключительных главах рассматрива- рассматриваются вопросы художественного творчества, теории и практики воспитания. Книга представляет интерес для самого широкого круга читателей — биологов, физиоло- физиологов, психологов, врачей-психоневрологов, педагогов и искусствоведов. Табл. 2. Ил, 28. Библиогр. 616 назв. Рецензенты: доктор медицинских наук Э. А. КОСТАНДОВ, доктор психологических наук В. М. РУСАЛОВ 2007000000-583 С 224-87—1 ® Издательство «Наука», 1987 г. 042@2)-87
Введение Неразрывная связь изучения деятельности мозга с ма- материалистически ориентированной психологией пред- представляет характерную традицию отечественной науки, ассоциирующуюся с именами И. М. Сеченова, И. П. Пав- Павлова, А. А. Ухтомского, Л. С. Выготского, А. Р. Лурия, их учениками и последователями. «Новая психология теснейшим образом связана с физиологией», — со свой- свойственной ему проницательностью отметил В. И. Вернад- Вернадский A975, с. 104). «Мне кажется,— писал И. Павлов,— что для психологов... наши исследования должны иметь очень большое значение, так как они должны впослед- впоследствии составить основной фундамент психологического знания... основные законы, лежащие под этой страшной сложностью, в виде которой нам представляется внут- внутренний мир человека, будут найдены физиологами, и не в отдаленном будущем» (Павлов, 1951, с. 105—106). Идейной основой союза психологии с физиологией мозга служит диалектико-материалистический монизм, эвристическое значение которого блестяще сформулиро- сформулировал Л. С. Выготский. «Неразрешимость психической проблемы для старой психологии и заключалась в зна- значительной мере в том, что из-за идеалистического подхо- подхода к ней психическое вырывалось из того целостного процесса, часть которого оно составляет, и ему приписы- приписывалась роль самостоятельного процесса, существующего наряду и помимо процессов физиологических... мы дол- должны изучать не отдельные, вырванные из единства пси- психические и физиологические процессы, которые при этом становятся совершенно непонятными для нас; мы долж- должны брать целый процесс, который характеризуется со стороны субъективной и объективной одновременно» (Выготский, 1982, с. 137). Идея диалектического мониз- монизма ныне получает поддержку со стороны представителей самых различных областей знания, занятых изучением человека, — философов, психологов, исследователей дея- 3
тельности мозга. Психический образ и его нейродинами- ческий эквивалент, утверждает философ Д. И. Дубров- Дубровский, «не только одновременные явления, но в своем конкретном существовании составляют нераздельную целостность» (Дубровский, 1982, с. 69). Напомнив из- известные высказывания Ф. Энгельса о том, что движение, рассматриваемое в самом общем смысле слова, т. е. по- понимаемое как способ существования материи, включает в себя сознание и мышление, психолог Я. А. Пономарев заключает: «Таким образом, к взаимодействию матери- материальных реальностей Ф. Энгельс относил и психическое, и это есть единственно верная, строго научная позиция, реализующая собой последовательное проведение прин- принципов диалектического материализма во всех областях знания. Если бы психологическая наука, руководствуясь данными положениями диалектического материализма, направила все свои усилия на развитие этих положений, она, несомненно, достигла бы больших успехов» (Поно- (Пономарев, 1983, с. 113). На VII Международном конгрессе по логике, методологии и философии науки в Зальцбур- Зальцбурге A983) К. В. Уилкис представила убедительные аргу- аргументы в пользу того, что «чистая психология», игнори- игнорирующая материальный субстрат психики, не имеет пер- перспектив в будущем, что без опоры на нейронауки она не сможет создать теорию интеллекта (см.: Келле, Нале- Налетов, Соколов, 1984). Вместе с тем признание органической целостности психофизиологических явлений ни в коей мере не озна- означает отказа от системного подхода к изучению психики, специфики тех аспектов ее анализа, которые характер- характерны для психологии и физиологии высшей нервной дея- деятельности. На это обстоятельство ясно указал сам И. П. Павлов. «Прежде всего важно понять психологически, а потом уже переводить на физиологический язык» (Пав- (Павлов, 1954, с. 275). Аналогичную точку зрения разделял и А. Р. Лурия. «Прежде чем ответить на вопрос о том, каковы мозговые основы того или иного психического процесса, необходимо тщательно изучить строение того психологического процесса, мозговую организацию кото- которого мы хотим установить, и выделить в нем те звенья, которые в той или иной степени могут быть отнесены к определенным системам мозга» (Лурия, 1973, с. 76). Таковы те общеметодологические принципы, опира- опираясь на которые мы приступаем к изложению естествен- естественнонаучных основ общей психологии с учетом современ- 4
ного состояния науки о высшей нервной деятельности. Какие черты характеризуют состояние этой области зна- знания на рубеже XXI века? Какие ее завоевания позволя- позволяют предложить психологии возможные решения ряда ак- актуальных для психологии проблем? Чем отличаются тео- теоретический багаж и методический арсенал науки о выс- высшей нервной деятельности от ее статуса к моменту смер- смерти И. П. Павлова и в непосредственно последовавший за этим период? Прежде всего тем, что изучение поведения животных вышло за стены лабораторного эксперимента и обрати- обратилось к анализу всей сложности поведения в естествен- естественных условиях обитания разнообразного мира живых су- существ. Исследование мозговых механизмов ограниченно- ограниченного количества сравнительно простых форм поведения все решительнее синтезируется с этологическим анали- анализом его сложных форм, равно как и с биологией разви- развития. Эти три области знания, длительное время разви- развивавшиеся почти независимо друг от друга, ныне осозна- осознали свое кровное родство и настоятельную необходимость самого тесного взаимодействия (см.: Marler, Terrace, 1984). Суть подобного взаимодействия ярко сформули- сформулировал Р. Галамбос: «Можно доказать, что следующие три проблемы: 1) как нервная система организуется во время эмбриогенеза, 2) как она действует, обеспечивая врожденные свойства реакций каждого вида, и 3) как она реорганизуется в конце концов в результате воздей- воздействия жизненного опыта — тесно связаны между собой. Если эта мысль правильна, то решение любой из этих проблем будет означать, что ответ на остальные упадет в наши протянутые руки как спелая слива» (Galambos, 1961). Не без влияния этологии и биологии развития в нау- науке о высшей нервной деятельности первостепенное зна- значение приобрел ее эволюционный аспект. С момента сво- своего рождения физиология высшей нервной деятельности была неразрывно связана с дарвинизмом, с эволюцион- эволюционным учением. Достаточно вспомнить имена И. П. Павло- Павлова, Л. А. Орбели, X. С. Коштоянца, Э. А. Асратяна, Л. Г. Воронина и многих других. На современном этапе пристальное внимание исследователей привлекли две проблемы: 1) черты сходства между закономерностями индивидуального обучения и развитием мира живых су- существ и 2) роль индивидуальной активности этих су- существ как звена эволюционного процесса в целом. 5
Мысль о сходстве «творчества природы» — возникно- возникновения новых форм живых существ — с творческой дея- деятельностью индивидуального мозга в 1890—1901 гг. од- одним из первых высказал К. А. Тимирязев A939). Взгляд на обучение как на отбор разделял И. П. Пав- Павлов. Он писал: «То соединение действий по отношению к вещам (воздействие на вещи), которое достигает цель,— фиксируется, не достигающее цели — отбрасывается... Сперва движение, производящее известное изменение механических отношений вещей, случайно, когда же оно повторяется с приближением к цели не один раз, оно за- закрепляется и производится в обратном направлении са- самим животным, как в случае поднятия лапы и подкреп- подкрепления этого едой...» (Павлов, 1975, с. 93—94). В дальнейшем аналогию между обучением и эволюцией рас- рассматривали Дж. Прингл (Pringle, 1951), У. Рассел (Rus- sel, 1961, 1962), П. В. Симонов A966), А. А. Малинов- Малиновский A969), К. Поппер и Дж. Экклс (Popper, Eccles, 1977). «Очевидно, нет принципиальных различий между выбором и естественным отбором, — пишет М. В. Воль- кенштейн, — разница состоит в том, что выбор есть функ- функция мозга» (Volkenstein, 1980, р. 71). Недавно этот вопрос был всесторонне обсужден на страницах специального выпуска журнала «Науки о по- поведении и мозге» в связи с повторной публикацией статьи Б. Ф. Скиннера «Отбор последствиями» (Skin- (Skinner, 1981; 1984). В ходе дискуссии выявились как горя- горячие сторонники идей Скиннера, провозгласившие его «Дарвином онтогенеза», так и суровые критики предла- предлагаемой им концепции. Наиболее уязвимым пунктом этой концепции является отсутствие каких-либо конкретных Сведений о механизме, генерирующем принципиально но- новый материал для последующего отбора, в результате чего «способность к творчеству оказывается не более чем случайным варьированием существующего опыта» (Hall- pike— см. Skinner, 1984, р. 489). В качестве возможных кандидатов на роль «психических мутаций» разные ав- авторы предлагают так называемую замещающую актив- активность, возникающую у человека и животных при невоз- невозможности решить трудную задачу (Dawkins — см. Skin- Skinner, 1984, р. 487), спонтанные разряды ансамблей ней- нейронов или лабильные связи между ними у развивающе- развивающегося организма (Changeux, Heidmann, Patte, 1984). Ни- Ниже мы постараемся показать, что недостающее звено 6
теорий, рассматривающих обучение как отбор, успешно заполняется представлениями А. А. Ухтомского о доми- доминанте и ее физиологических механизмах. В современных представлениях о ноосфере (в смысле, введенном В. И. Вернадским) индивидуальное обучение и творчество все чаще предстают в качестве связующего звена между генетической (биологической) и культур- культурной эволюцией (Plotkin, Odling-Smee, 1981; Lumsden, Wilson, 1982), в результате чего развитие живой приро- природы оказывается единым процессом, где, по словам К. Маркса, «сама история является действительной ча- частью истории природы, становления природы человеком» {Маркс /С, Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 596). При этом успех онтогенетического приспособ- приспособления к изменившимся условиям среды и направление, ход, темпы филогенеза объединяются системой обратных связей (Гиляров, 1981). Так, примитивные организмы элиминируются хищниками неизбирательно, поэтому их эволюция протекает очень медленно. Сложные организ- организмы, способные к активному расселению и сопротивле- сопротивлению, к обучению и совершенствованию своих навыков, элиминируются избирательно в зависимости от эффек- эффективности их действий, благодаря чему они эволюциони- эволюционируют гораздо быстрее. Зависимость эволюции от собы- событий, разыгрывающихся на онтогенетическом уровне, позволила Д. К. Беляеву увидеть в стрессе (в том числе эмоциональном) не только фактор отбора стрессоустой- стрессоустойчивых и неустойчивых к стрессу особей, но и фактор, усиливающий разнообразие материала, с которым опе- оперирует естественный отбор, и тем самым ускоряющий ход эволюции (Беляев, 1979, 1981). Одновременно с развитием понятийного аппарата на- науки о высшей нервной деятельности шло обогащение ар- арсенала методик исследования мозга, в том числе мозга человека. Мы имеем в виду прежде всего совершенство- совершенствование способов регистрации различных разновидностей электрических процессов головного мозга — суммарной электроэнцефалограммы, вызванных потенциалов и да- даже клеточной активности с их количественным анали- анализом на электронно-вычислительных машинах. В отдель- отдельных случаях успехи стереотаксической нейрохирургии сделали возможным и клинически оправданным приме- применение в лечебно-диагностических целях прямого раздра- раздражения мозговых структур электрическим током через заранее вживленные электроды, что пополнило наши 7
сведения о функциях глубоко расположенных образова- образований (Heath, 1963; Sem-Jacobson, 1968; Delgado, 1969; Бехтерева, 1971; Смирнов, 1976). Наконец, взаимосвя- взаимосвязанный прогресс нейрохимии и психофармакологии все ощутимее приближает нас к молекулярно-биологическо- му уровню изучения психических процессов. Высшая нервная (психическая) деятельность и внешне реализуе- реализуемое поведение перестали быть декларативно провозгла- провозглашаемой «функцией мозга как целого», анализ конкрет- конкретных проявлений высшей нервной деятельности человека чем дальше, тем больше удается «наложить» на взаимо- взаимодействие высокоспециализированных структур реально- реального мозга. Сколь бы ни были ограничены наши знания о строении и функциях головного мозга человека, о за- закономерностях его деятельности, опора на эти знания уже сегодня позволяет по-новому подойти к ряду вопро- вопросов, не имеющих удовлетворительного решения в преде- пределах самой психологии, а подчас и не поставленных ею в результате недооценки их ключевого положения, их теоретической и практической значимости. Какие же это вопросы? 1. Единодушно признавая инициирующую роль пот- потребностей в поведении человека, мы не располагаем их обоснованной классификацией, традиционно ограничи- ограничиваясь делением потребностей на материальные и духов- духовные, на естественные (биологические) и культурные (ис- (исторические). Памятуя о социальной детерминированно- детерминированности всех потребностей человека, об их качественном от- отличии от потребностей животных, мы вместе с тем убеж- убеждены, что одной из причин подобного положения вещей является не выполненная до сих пор задача «системати- «систематического изучения фонда прирожденных реакций» (И. П. Павлов). В результате потребности человека ли- лишаются своей естественной предыстории на дочеловече- ских этапах эволюции, т. е. оказывается нарушен прин- принцип историзма, побудивший В. И. Ленина включить «ис- «историю умственного развития животных» в перечень об- областей знания, из которых должна сложиться теория по- познания и диалектика (см.: Ленин В. И. Полное собр. соч. Т. 29. С. 314). «...Уже самый факт происхождения человека из животного царства, — писал Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге», — обусловливает собой то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, присущих животному, и, следовательно, речь может идти только о том, имеются ли эти свойства в большей или меньшей 8
степени, речь может идти только о различной степени животности или человечности» (Маркс /С, Энгельс Ф. Соч. 1961. Т. 20. С. 102). 2. Частным примером недооценки роли потребностей и их филогенетической предыстории может служить трактовка воли как сознательной саморегуляции субъек- субъектом своей деятельности и поведения, как способности, возникшей только на уровне человека. Иными словами, воле приписывается функция некоего «сверхрегулятора», вмешивающегося в конкуренцию мотивов и определяю- определяющего, какой из потребностей следует стать вектором по- поведения. Надо ли говорить, что взгляд на волю как на чисто когнитивный, рассудочный процесс делает нас крайне беспомощными при разработке конкретных мето- методов воспитания волевых качеств, как правило ограничи- ограничивающихся призывами к «сознательной саморегуляции своих поступков». 3. Господствующее представление об эмоции как о целостном, далее неделимом психическом образовании оставляет открытым поставленный сто лет тому назад У. Джеймсом вопрос, что такое эмоция. В сравнительно недавней обзорной статье «Теории эмоций» Бернард Райм оценил современное состояние изучения эмоций как крайне неудовлетворительное, как «разрозненные знания, непригодные для решения конкретных проблем» (Rime, 1984). До сих пор эмоция предстает перед нами то как ценность, побуждающая человека стремиться к «переживаниям» как таковым, в том числе к пережива- переживанию отрицательных эмоций, то как выражение субъек- субъективных отношений к объективным явлениям без отраже- отражения этих явлений, поскольку эмоции не имеют в объек- объективном мире соответствующих им «эталонов». Отсутст- Отсутствие четкого ответа на вопрос о том, что именно, какую объективную реальность отражают эмоции человека, восполняется многочисленными словообразованиями ти- типа «ценностное отношение», «значимое переживание», «личностный смысл» и т. д. и т. п. 4. Физиология высшей нервной деятельности есть на- наука о нейрофизиологических механизмах психики и по- поведения, базирующаяся на рефлекторном принципе. Од- Однако рефлекторная теория поведения нередко отвергает- отвергается под предлогом ее пассивности, неспособности объяс- объяснить активный, творческий характер преобразующей мир деятельности человека. При этом упускают из виду, что в современном ее состоянии рефлекторная теория 9
предстает как диалектическое единство активного и ре- реактивного, порождающего и отражающего, опирающего- опирающегося на ранее накопленный опыт и прогнозирующего на ос- основе этого опыта вероятностно возможное будущее. Инициирующая поведение роль потребностей, синтез ме- механизмов доминанты с механизмами формирования условного рефлекса обеспечивают оба фактора необхо- необходимых и достаточных для организации целенаправлен- целенаправленного поведения: его активный, творческий характер (до- (доминанта) и точное соответствие объективной реальности (упроченный, тонко специализированный условный реф- рефлекс). 5. Медленный прогресс в деле изучения индивидуаль- индивидуальных (типологических) особенностей высшей нервной дея- деятельности можно объяснить тем, что это изучение долгое время базировалось на анализе свойств основных нерв- нервных процессов — возбуждения и торможения, т. е. ори- ориентировалось на клеточный уровень функционирования нервной системы. Однако постепенно стала очевидной неэффективность попыток прямого перехода от нейронов к психике и поведению (Eccles, 1980). Стало ясно, что между клеткой и поведением лежит слой явлений, ра- разыгрывающихся как результат взаимодействия специа- специализированных макроструктур головного мозга. В инди- индивидуальных особенностях этого взаимодействия и выри- вырисовываются контуры новой типологии. 6. Открытие функциональной асимметрии мозга чело- человека, применение метода вызванных потенциалов и реги- регистрация электрической активности мозга в процессе вос- восстановления его функций после коматозного состояния существенно приблизили нас к уяснению природы и ней- нейрофизиологических основ сознания, равно как и неосоз- неосознаваемых проявлений психической деятельности. Созна- Сознание перестало быть исключительно философской пробле- проблемой, превратившись в предмет экспериментального ней- нейрофизиологического анализа. 7. Исследование природы и взаимодействия осозна- осознаваемых и неосознаваемых проявлений высшей нервной деятельности принципиально по-новому поставило воп- вопрос о диалектическом противоречии между детермина- детерминацией поведения человека его генетическими задатками, условиями окружающей социальной среды и свободой выбора, на которой базируется существование этики и личной ответственности за совершаемые поступки. Ряд авторов считают это противоречие центральной пробле- проблемой современной психологии и философии (Allport, 10
1964; Ауег, 1973; Sperry, 1980). Ниже мы попытаемся по- показать, что решающее значение для снятия этого проти- противоречия имеет привлечение принципа дополнительности. 8. Вряд ли можно оспаривать тот факт, что при нали- наличии определенного задела для разработки теоретиче- теоретических основ обучения мы практически не располагаем на- научно обоснованной теорией воспитания в общепринятом смысле слова «теория». Разумеется, констатация этого факта ни в коей мере не умаляет заслуг выдающихся пе- педагогов прошлого и нашего времени — Я. Каменского, К. Д. Ушинского, Н. К. Крупской, А. С. Макаренко, К. С. Станиславского, Я. Корчака, В. А. Сухомлинского и других. Но их драгоценный практический опыт и про- проницательные обобщения еще не послужили исходным пунктом для открытия закономерностей формирования юной личности и разработки свода правил, которые мог- могли бы вооружить любого воспитателя, войти в лекцион- лекционные курсы педагогических институтов и училищ. Мы склонны утверждать, что перечисленные нами «белые пятна» современного человековедения, спорные и нерешенные вопросы органически связаны между со- собой, имеют общий исторический источник. Дело в том, что на протяжении полувека после смерти И. П. Павло- Павлова и Л. С. Выготского физиология высшей нервной дея- деятельности развивалась преимущественно как нейробио- логия обучения и памяти, а психология — как психоло- психология интеллекта. Вместе с тем сам Выготский в конце сво- своего творческого пути видел главную задачу «в анализе эмоционально-мотивационной сферы, полагая, что имен- именно через нее деятельность детерминирует психические процессы, детерминирует сознание» (А. Н. Леонтьев — см. Выготский, 1982, с. 40). Будучи органом психики и организации поведения, мозг предстает перед нами прежде всего как мотивиро- мотивированный мозг, побуждаемый к деятельности многообраз- многообразными потребностями живого организма. Потребность же, в свою очередь, есть специфическая (сущностная) сила живых организмов, обеспечивающая их связь с внешней средой для самосохранения и саморазвития, источник активности живых систем в окружающем мире. Сохране- Сохранение и развитие человека — проявления этой силы, воз- возможные лишь потому, что в мире существуют предметы его влечений «как не зависящие от него предметы; но эти предметы суть предметы его потребностей; ...сущест- ...существенные для проявления и утверждения его сущностных 11
сил предметы» (Маркс /(., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 163). К понятию «потребность» наиболее тесно при- примыкает феномен мотивации. Хорошее представление об истории изучения мотивации дает коллекция статей, собранная В. А. Расселлом (Russell, 1970). Мотивация представляет второй этап организации целенаправленно- целенаправленного поведения по сравнению с актуализацией потребно- потребности; ее можно рассматривать как «опредмеченную по- потребность». Мотивация есть физиологический механизм активирования хранящихся в памяти следов (энграмм) тех внешних объектов, которые способны удовлетворить имеющуюся у организма потребность, и тех действий, которые способны привести к ее удовлетворению. Филогенетическую предысторию потребностей чело- человека можно обнаружить в сложнейших безусловных реф- рефлексах высших животных, качественно преобразованных в дальнейшем процессом культурно-исторического раз- развития. С анализа этих сложнейших безусловных рефлек- рефлексов мы и начнем изложение естественнонаучных основ общей психологии. Предлагаемая вниманию читателей книга продолжает разработку, уточнение и аргумента- аргументацию идей, содержавшихся в нашей предыдущей рабо- работе— «Эмоциональный мозг» (Симонов, 1981). «Мотиви- «Мотивированный мозг» — вторая часть трилогии, которая вме- вместе с планируемым нами «Созидающим мозгом» позво- позволит, как мы надеемся, продемонстрировать плодотвор- плодотворность и перспективность потребностно-информационного подхода к изучению психики и поведения. В заключение мы должны подчеркнуть, что целый ряд положений, содержащихся в книге, остается предме- предметом дискуссии. Сказанное в первую очередь относится к анализу естественнонаучных основ темперамента, харак- характера и личности. О состоянии этой проблемы в настоя- настоящее время можно судить по материалам ее обсуждения на страницах «Вестника Московского университета. Се- Серия психология», № 4 за 1985 г. и № 1 за 1986 г. «Все су- существующие и предлагаемые определения личности и характера, в том числе и соотносительные, не только не обладают достаточной мерой убедительности, — говорил во время дискуссии В. К. Вилюнас, — но и вообще плохо прописаны в системе психологических категорий... Ха- Характер и личность являются «интуитивными» категория- категориями, используемыми в условиях отсутствия точных знаний о функционировании мотивационных, волевых и эмоцио- эмоциональных процессов» (Там же, № 4, с. 63). 12
«Описывая не на житейском, а на научном уровне тип характера человека, — справедливо утверждает А. А. Бодалев, — необходимо четко прослеживать и очер- очерчивать потребности, которые «питают» и определяют «лицо отношений», образующих конкретный тип харак- характера» (Там же, № 1, с. 46). Вот почему мы сосредоточили свое внимание именно на роли потребностей в структурировании характера и личности, а среди общих свойств нервной системы выде- выделили только те, которые составляют основу темперамен- темперамента, — активность и эмоциональность. В меру своих сил я стремился продолжить дело мо- моего учителя Эзраса Асратовича Асратяна — автора реф- рефлекторной теории мотиваций, позволившей ввести эту проблему в русло павловского наследия. Его памяти я и посвящаю свой труд.
1 Сложнейшие безусловные рефлексы высших животных — филогенетическая предыстория потребностей человека «...Изучая сравнительную физиологию, ис- испытываешь величайшее презрение к идеа- идеалистическому возвеличению человека над другими животными» Ф. Энгельс. Письмо к К. Марксу Нет никакого сомнения, что систематиче- систематическое изучение фонда прирожденных реак- реакций животного чрезвычайно будет способ- способствовать пониманию нас самих и развитию в нас способности к личному самоуправ- самоуправлению Я. Я. Павлов A973, с. 240). Наиболее существенной чертой любого безусловного рефлекса является его врожденность, его генетическая заданность, противопоставляемая индивидуально приоб- приобретенному онтогенетическому опыту. Классический при- пример чисто врожденного поведения — действия птенца, обеспечивающие его вылупление из яйца. Врожденный характер носит и умерщвление мыши птенцом кобчика стереотипным ударом в голову. Новорожденные цыпля- цыплята исходно предпочитают клевать трехмерные объекты, а не плоские кружки. В ряде случаев повторение генети- генетически заданных действий не только не способствует их совершенствованию, но ухудшает решение задачи. Так. врожденная реакция экстраполяции движения платфор- платформы с пищей v диких крыс после 80 предъявлений ухуд- ухудшается на 34% (Кузнецова, 1982). Дж. Миллер, Е. Галантер и К. Прибрам A965) опре- определяют безусловный рефлекс (инстинкт) как наследст- наследственный, неизменяемый, непроизвольный План, реализа- реализация которого не зависит от ее следствий для организма. Заметим, что косность, машинообразность безусловных рефлексов, их независимость от достижения адаптивной цели (удовлетворения потребности) обычно преувеличи- преувеличиваются. Еще И. М. Сеченов показал, что безуспешность удаления раздражающего стимула лапкой обезглавлен- обезглавленной лягушки ведет к генерализации оборонительного 14
рефлекса, к последовательному вовлечению новых дви- двигательных координации. Для многих безусловных реф- рефлексов характерен феномен угасания. Подъем головы у копытных при ее затемнении — врожденный рефлекс; но если его не подкреплять кормлением, он исчезает. Реализация того или иного безусловного рефлекса зависит от наличного функционального состояния жи- животного, определяемого доминирующей потребностью и сложившейся в данный момент ситуацией. Так, реакция лапки лягушки на раздражение кислотой зависит от ис- исходного положения раздражаемой конечности. Находясь на чужой территории, цихлидовые рыбы обращаются в бегство, но, достигнув своей территории, атакуют прес- преследователя. Серебристые чайки выбирают зеленые яйца в качестве объекта высиживания и предпочитают синий или красный цвет, если грабят чужие гнезда, чтобы употребить яйца в пищу (Меннинг, 1982). Болевое раз- раздражение вызывает агрессивную реакцию у доминирую- доминирующей в группе мыши и защитную — у подчиненных (Leg- rand, Fielder, 1973). Даже прямое электрическое раздра- раздражение «центров агрессии» у резусов ведет к преимуще- преимущественному нападению на самцов, подчиненных стимули- стимулируемой обезьяне (Alexander, Perachio, 1973). Безусловные рефлексы претерпевают весьма сущест- существенные изменения в зависимости от возраста животного. У медвежат, покинувших берлогу, первоначально преоб- преобладает исследовательское поведение, но через три меся- месяца после выхода из берлоги любознательность сменяется осторожностью, а встреча с новыми объектами, особен- особенно с крупными животными, начинает вызывать страх. Реакцию улыбки у ребенка первоначально можно полу- получить на широкий круг стимулов, однако позднее ребенок отвечает улыбкой только на знакомое лицо (Хайнд, 1975). Л. А. Орбели A964) принадлежит стройная, всесто- всесторонне аргументированная концепция постнатального до- дозревания безусловных рефлексов под влиянием и при взаимодействии с условными, которая во многом предвос- предвосхитила находки современных этологов. Стало ясно, что врожденное и индивидуально приобретенное в организа- организации целенаправленного поведения находится в неизме- неизмеримо более сложных отношениях, чем представлялось раньше. Например, строительство гнезда у крысы — врожденный рефлекс, но его можно разрушить при вы- выращивании крысы в клетке с решетчатым полом, где 15
попытки животного собрать материал для строительства гнезда ранее оканчивались неудачей. Выращенный в изоляции щегол сохраняет способность к пению, но его мелодия упрощается и теряет те оттенки, которые заим- заимствуются при пении других птиц (Солбриг, Солбриг, 1982). Индивидуальный опыт обогащает и врожденную способность к различению песен своего вида от звуко- звуковой сигнализации других видов птиц (Maler, 1982). Зна- Знаменитые опыты Харлоу (Harlow, Harlow, 1965) показа- показали, какие драматические изменения претерпевает роди- родительский инстинкт у обезьян, сепарированных в детстве от матери, когда позднее у них появляются собственные детеныши. Эти данные оказались справедливы и для че- человека. Исследования последних десятилетий убедитель- убедительно свидетельствуют о крайне опасных последствиях от- отчуждения ребенка от матери (особенно на протяжении первых трех лет), накладывающего трудно компенсируе- компенсируемый или вообще неизгладимый отпечаток на характер и дальнейшее поведение человека. Хотя задача «инвентаризации» фонда безусловных рефлексов была поставлена Павловым как важнейшая проблема науки о высшей нервной деятельности, мы до сих пор не располагаем сколько-нибудь полной и обще- общепринятой их классификацией. В основу своей собствен- собственной классификации Павлов положил анатомический принцип — тот отдел центральной нервной системы, где локализована центральная часть данной врожденной ре- реакции. Соответственно Павлов различал: 1) простые (спинномозговые) безусловные рефлексы; 2) усложнен- усложненные (продолговатый мозг); 3) сложные (средний мозг) и 4) сложнейшие, реализуемые выше расположенными отделами головного мозга (Майоров, 1954, с. 187—188). Однако систематическими исследованиями Э. А. Асратя- на A959) и его сотрудников было убедительно показано, что центральная часть дуги безусловного рефлекса не однолинейна, проходит не через какой-нибудь один уро- уровень мозга, а состоит из многих ветвей, каждая из кото- которых проходит по каждому из основных отделов цент- центральной нервной системы — спинному мозгу, продолгова- продолговатому мозгу и т. д. Самая верхняя часть дуги проходит через кору большого мозга, является корковым предста- представительством данного безусловного рефлекса и олицетво- олицетворяет кортикализацию соответствующей функции орга- организма. Наличие кортикального представительства у практически любого безусловного рефлекса создает 16
анатомические предпосылки для формирования условно- условного рефлекса первого порядка как синтеза двух или не- нескольких безусловных. Ю. Конорски A970) разделил все многообразие без- безусловных рефлексов на две основные категории: на под- подготовительные (драйвовые, мотивационные) и исполни- исполнительные (консуматорные). В процессе восприятия нового стимула Конорски различал рефлекс нацеливания для лучшего анализа этого стимула и собственно ориентиро- ориентировочный рефлекс на его новизну. Подготовительный ис- исследовательский рефлекс, по Конорскому, инициируется сенсорным голодом, потребностью в новых стимулах. Подготовительный пищевой безусловный рефлекс (го- (голод) проявляется двигательным беспокойством и акти- активацией сенсорных систем. Страх — подготовительный за- защитный безусловный рефлекс, ярость — наступательный. Потребностную (мотивационную) специфику Пав- Павлов И. П. A973, с. 339) положил в основу классификации сложнейших специальных безусловных рефлексов (ин- (инстинктов), выделив среди них: 1) индивидуальные — пи- пищевой, агрессивный, активно- и пассивно-оборонитель- пассивно-оборонительный, рефлекс свободы, исследовательский, рефлекс иг- игры; 2) видовые — половой и родительский. По мысли Павлова, первые из этих рефлексов обес- обеспечивают индивидуальное самосохранение особи, вто- вторые— сохранение вида. Реализация сложнейших безус- безусловных рефлексов получает субъективное отражение в виде эмоционально окрашенных переживаний. «Кто от- отделил бы в безусловных сложнейших рефлексах (инстин- (инстинктах) ,— писал Павлов,— физиологическое соматическое от психического, т. е. от переживаний могучих эмоций голода, полового влечения, гнева и т. д.?» (Павлов, 1951, с. 335). Сходных представлений придерживался и Ю. М. Конорски: «Субъективные переживания, связан- связанные с определенными видами драйвов (знакомые каж- каждому из самонаблюдения), назовем эмоциями. Надо по- полагать, что они свойственны и высшим животным» (Ко- (Конорски, 1970, с. 41). Совершенно очевидно, что, когда мы говорим о слож- сложнейших безусловных рефлексах — гнездостроительном, родительском, игровом и т. п., мы имеем в виду не оди- одиночную «рефлекторную дугу» с ее афферентными, цент- центральными и эффекторными компонентами, но целостный поведенческий комплекс, системное морфофункциональ- ное образование, т. е. систему рефлексов подобно тому, 17
как любой условный рефлекс представляет собой синтез по меньшей мере двух безусловных рефлексов (Асратян, 1959). Соответственно мотивации и эмоции отнюдь не являются компонентами даже очень сложной «рефлек- «рефлекторной дуги», но возникают как результат взаимодейст- взаимодействия минимум двух рефлексов. Так, безусловная пищевая мотивация предполагает активирование голодовым воз- возбуждением генетически заданных энграмм тех внешних объектов, которые способны удовлетворить соответст- соответствующую потребность по схеме: воздействие метаболиче- метаболических сдвигов на интерорецепторы — активация энграмм (афферентных моделей) пищевого объекта — поисковая пищедобывательная активность. Аналогично врожден- врожденная эмоциональная реакция на пищу формируется при конвергенции голодового возбуждения от побуждающе- побуждающего безусловного стимула (метаболические сдвиги) и аф- ферентации от подкрепляющего безусловного стимула— пищи, оказавшейся во рту. Даже врожденная реакция на болевое раздражение имеет два компонента: сенсор- сенсорный, связанный с такими характеристиками стимула, как его локализация, острота или тупость, степень гене- рализованности и т. д., и собственно эмоциональную ок- окраску болевого воздействия как меру страдания, сте- степень переносимости (Вальдман, Игнатов, 1976). Нали- Наличие в структуре болевой реакции «когнитивного» сенсор- сенсорного компонента создает потенциальную возможность превращения болевого стимула в условный сигнал эмо- эмоционально положительного пищевого подкрепления, как это было показано в знаменитых опытах М. Н. Ерофее- Ерофеевой A912). Итак, в дальнейшем изложении мы будем говорить не о всем бесконечном многообразии врожденных реак- реакций, а только о той их разновидности, которую Павлов назвал «сложнейшими безусловными рефлексами (ин- (инстинктами)». При этом мы не разделяем тезиса о том, что биологическое значение этих рефлексов сводится ис- исключительно к индивидуальному и видовому самосохра- самосохранению живых существ, поскольку процесс самодвижения живой природы предполагает диалектически противоре- противоречивое взаимодействие тенденций самосохранения и са- саморазвития, где способность сохранения себя, своего по- потомства, популяции, вида представляет скорее необходи- необходимое условие развития, но отнюдь не единственный кри- критерий, определяющий динамику эволюционного процес- процесса. 18
Основополагающее значение для нас имеют идеи В, И. Вернадского о непрерывном расширении границ биосферы, о заселении ее живым веществом. «Живое ве- вещество является пластичным, — писал Вернадский, — из- изменяется, приспосабливается к изменениям среды, но, возможно, имеет и свой процесс эволюции, проявляю- проявляющийся в изменении с ходом геологического времени вне зависимости от изменений среды. На это, может быть, указывает непрерывный, с остановками в ходе геологи- геологического времени рост центральной нервной системы жи- животных, ее значение в биосфере и глубина отражения жи- живого вещества в окружающем» (Вернадский, 1977, с. 18). Идеям Вернадского созвучны представления А. А. Ух- Ухтомского, по мнению которого «основной тенденцией в развитии мотивов является экспансия в смысле овладе- овладения средой во все расширяющихся пространственно-вре- пространственно-временных масштабах («хронотопе»), а не редукция как стремление к «защите» от среды, уравновешенности с ней, разрядке внутреннего напряжения» (Ярошевский, 1975, с. 15). Вернадский и Ухтомский пророчески пред- предвосхитили вывод современных эволюционистов о про- прогрессе как постепенном завоевании сред, о прогрессив- прогрессивной эволюции как приспособлении «к ряду последова- последовательных сред, все более отдаляющихся от первоначаль- первоначальной среды, в которой обитали предки» (Грант, 1980, с. 333). Степень адаптации к среде не может быть мерилом эволюционного прогресса, поскольку весьма успешное приспособление паразитов достигается путем явного рег- регресса их организации по сравнению с предковыми фор- формами, а многие членистоногие приспособлены к экстре- экстремальным условиям существования несопоставимо луч- лучше, чем человек. Но ни одно из живых существ не в со- состоянии расширить среду своего обитания от Южного полюса до Северного, а затем присоединить к освоен- освоенной территории околоземное космическое пространство (физически) и глубины Вселенной (интеллектуально). Именно идеи двух гигантов отечественной науки — Вернадского и Ухтомского явились для нас классифици- классифицирующим принципом группировки сложнейших безуслов- безусловных рефлексов (Симонов, 1983). Эти рефлексы сформи- сформированы эволюцией таким образом, чтобы, появившись на свет, живое существо было способно занять свое ме- место в геосфере (физически заселив ее), в био-, а для че- человека и в социосфере среди живых существ своего и других видов, а также в ноосфере (интеллектуальное 19
освоение мира), филогенетические предпосылки которой мы обнаруживаем в явном виде у высших млекопитаю- млекопитающих животных. Освоению каждой из перечисленных вы- выше сфер соответствуют витальные безусловные рефлек- рефлексы, ролевые (зоосоциальные) рефлексы и безусловные рефлексы саморазвития, к более детальному описанию которых мы сейчас и перейдем. 1. Витальные безусловные рефлексы обеспечивают индивидуальное и видовое сохранение живых существ. К их числу относятся пищевой, питьевой, регуляции сна, оборонительные (включая ориентировочно-оборонитель- ориентировочно-оборонительный рефлекс «биологической осторожности»), рефлекс экономии сил и многие другие. Два признака могут слу- служить дефинитивным критерием для отнесения данного безусловного рефлекса к группе витальных: 1) неудов- неудовлетворение соответствующей потребности ведет к физи- физической гибели особи и 2) реализация безусловного рефлекса не требует участия другой особи того же вида. Врожденная основа пищевых рефлексов обнаружива- обнаруживается в генетической заданности параметров тех внешних объектов, которые могут удовлетворить соответствую- соответствующую потребность. Это явление в полной мере присуще и человеку, о чем свидетельствуют опыты с экстренной подменой материнского молока другой жидкостью (Шу- лейкина, 1971). Медвежата определяют съедобные объ- объекты (муравьев, ос, ягоды, улиток и т. п.) сразу же, без обучения, в то время как способы их сбора, ловли лягу шек и т. д. они находят постепенно, причем без помощи матери. Врожденная реакция щенков на мясо появляет- появляется в строго определенном возрасте B0—21-й день) и угасает при ее неподкреплении к 8—9 месяцам (Слоним, 1967). Врожденный характер носят и многие оборонитель- оборонительные рефлексы. Обезьяны обнаруживают врожденную ре- реакцию на высоту (кричат, цепляются за руку), хотя они никогда не встречались с высотой в своем индивидуаль- индивидуальном опыте. Конкретная форма реализации того или ино- иного оборонительного рефлекса во многом зависит от сло- сложившейся ситуации (у крысы, загнанной в угол, убега- убегание сменяется агрессивностью) и от взаимодействия с другими безусловными рефлексами. Так, мирное сосу- сосуществование возникает у агрессивных животных, когда оно становится необходимым для выращивания потомст- потомства. Стимуляция латерального гипоталамуса у крыс мо- 20
жет вызвать агрессивное поведение, направленное на субдоминантную крысу, и не вызывает его по отношению к доминантному животному или самке (Koolhaas, 1978). Если агрессивное поведение кошки, спровоцированное электрическим раздражением гипоталамуса, наталкива- наталкивается на встречную агрессивность атакуемого животного, дальнейшие стимуляции мозга начинают вызывать не агрессию, а защитное поведение (Беленков, Шалковская, Гонсалес, 1982). Агрессивность (активно-наступательный рефлекс по терминологии Конорского) необходимо отличать от пи- щедобывательного поведения хищников. Принципиаль- Принципиальное различие между этими двумя формами поведения становится особенно очевидным при разрушении опреде- определенных мозговых структур. После повреждения меди- медиального гипоталамуса 8 из 11 крыс стали убивать мы- мышей, но их внутривидовая агрессивность не возросла (Albert, Welsh, 1982). Охотничье поведение хищников, включая его врож- врожденные компоненты, представляет более сложный ком- компонент пищедобывательного поведения по сравнению с пассивным поеданием пищи из кормушки. Двустороннее разрушение миндалин у кошки не нарушает ранее выра- выработанные двигательные пищевые условные рефлексы и устраняет охотничью реакцию на живую мышь или пти- птицу (Черкес, 1967). Разрушение вентромедиальной части миндалины у кошек временно устраняет убийство мышей при сохранении еды из чашки (Zagrodzka, Fonberg, 1977), в то время как повреждение дорсальной и дорсолате- ральной области, напротив, ведет к гипофагии наряду с сохранением охотничьего поведения (Zagrodzka, Fon- Fonberg, 1978). Сочетание инъекции хлористого лития с убийством и поеданием мышей вело к уменьшению пое- поедания убитых мышей крысами, не влияя на сам акт убий- убийства (Berg, Baenninger, 1974). Если повреждение меди- медиальной части миндалины нарушает охоту кошек на мы- мышей в любой ситуации опыта, то после разрушения дор- дорсальной части миндалевидного комплекса кошки продол- продолжают охотиться в одиночку. Затрудненной оказывается охота в присутствии других членов группы, где опериро- оперированное животное теряет свой иерархический ранг (Zag- (Zagrodzka, Brudnias-Stepowska, Fonberg, 1983). Эти данные указывают на важнейшую роль миндалины в организа- организации взаимодействия различных безусловных рефлексов, их иерархии, их динамического сосуществования. В опы- 21
тах Франка и Шутца (Frank, Stutz, 1982) крысы имели три рычага, нажатие на которые вело к появлению пищи, воды и стимуляции заднего гипоталамуса. В этих услови- условиях крысы пользовались всеми тремя рычагами, их вес оставался постоянным. При локализации раздражаю- раздражающих электродов в базолатеральном отделе миндалины резко снижалось потребление воды и пищи. Даже нажи- нажимая на «пищевой» рычаг, крысы не прикасались к еде. Их агрессивность резко возросла. Эти опыты вновь сви- свидетельствуют, что в отличие от стимуляции гипоталаму- гипоталамуса электрическое раздражение миндалины нарушает ба- баланс между сосуществующими и конкурирующими моти- мотивациями. В сфере взаимодействия безусловных рефлексов ог- огромное значение имеют индивидуальные особенности данного животного. Можно обнаружить крыс, которые умирают от голода, но не убивают живых мышей, даже если ранее их кормили убитыми мышами. Вместе с тем существуют и другие крысы, которые продолжают уби- убивать после полного насыщения. Весьма вероятно, что та- такая независимость охотничьего поведения от пищевой потребности обеспечивала в процессе эволюции тот ре- резерв, избыток пищи, которым кормились молодые и ме- менее удачливые в охоте особи. Вероятно также, что моз- мозговым субстратом, определяющим индивидуально раз- различное соотношение охотничьего поведения и удовлетво- удовлетворения потребности в пище, являются мотивационные структуры миндалевидного комплекса. По данным Вер- генса (Vargens, 1980), центральное ядро миндалины и вентральный амигдалофугальный путь у крыс облегчают реакцию убийства мышей, а медиальная часть и конеч- конечная полоска тормозят эту форму поведения. О зависи- зависимости последствий повреждения миндалины от индиви- индивидуальных особенностей данного животного свидетельст- свидетельствуют изменения порога агрессивной реакции, вызванной раздражением вентромедиального ядра гипоталамуса. После двустороннего разрушения миндалины порог по- повысился у 12 кошек, понизился у 1-й и не изменился у 7 (Maeda Hisao, 1976). Можно считать доказанным, что у животных не суще- существует «самоцельной» агрессивности ради агрессивности. Тем более ее нет у человека. Против мифа о врожденной агрессивности людей свидетельствует ее отсутствие у не- некоторых изолированных племен, например у эскимосов (Eccles, 1980). В основе агрессивного (активно-наступа- 22
тельного) поведения животных всегда лежит либо обо- оборонительный рефлекс самосохранения (крыса, загнан- загнанная в угол), либо борьба за самку, за место в групповой иерархии, за территорию. Только в случае патологии аг- агрессивность теряет свою биологическую целесообраз- целесообразность. Так, крысы с повреждением гипоталамуса продол- продолжают атаковать убитую мышь, комок ваты, деревянный брусок и т. д. (Albert, Walsh, Ryan, Siemens, 1982). Об относительной самостоятельности различных видов аг- агрессивности свидетельствуют и последствия поврежде- повреждения различных мозговых структур. Повреждение меди- медиального гипоталамуса усиливает борьбу крыс при боле- болевом раздражении их лапок и не влияет на защиту терри- территории от другой крысы. Территориальная агрессивность нарушается при разрушении латерального гипоталамуса (Adams, 1971). На базе территориального оборонитель- оборонительного рефлекса можно выработать условную инструмен- инструментальную реакцию: мышь сама нажимает на рычаг, кото- который опускает к ней в клетку другую мышь, сейчас же становящуюся объектом атаки (Connor, Watson, 1977). Не исключено, что подкрепление этой своеобразной ус- условной реакции связано с вовлечением эмоционально по- позитивных мозговых структур: известно, что феномен са- самостимуляции можно получить при локализации элек- электродов в структурах, вызывающих агрессивное поведе- поведение (Вальдман, Звартау, Козловская, 1976). Вообще было бы опрометчиво отождествлять безус- безусловные рефлексы с эмоциями, поскольку один и тот же двигательный стереотип может сопровождаться вовле- вовлечением мозговых механизмов эмоций, а может осущест- осуществляться и без них: например, охотящийся лев перед прыжком на жертву не обнаруживает признаков ярости. Электрическое раздражение различных пунктов гипота- гипоталамуса у кошек способно вызвать нападение с яростью, «холодную атаку» без признаков эмоционального воз- возбуждения, или экспрессию ярости без нападения (Was- man, Flynn, 1962). Двустороннее разрушение базальных ядер миндалины угнетает эмоциональную реакцию яро- ярости у крыс, не влияя на выработку условных оборони- оборонительных рефлексов и латентный период ранее вырабо- выработанных условных связей (Алликметс, Дитрих, 1965). По- Подобно тому как эмоциональная окраска одной и той же пищи зависит от уровня пищевой мотивации, необходимо участие ряда дополнительных факторов для того, чтобы в процесс агрессивного поведения оказались вовлечены 23
мозговые механизмы отрицательных (гнев, страх) или положительных (удовольствие) эмоций, В обширной группе витальных безусловных рефлек- рефлексов мы хотим специально выделить поведение, обеспе- обеспечивающее удовлетворение потребности в экономии сил, поскольку обычно ей не уделяют того внимания, которо- которого она заслуживает. Если в камере установить два рычага, нажатие на которые требует разных усилий, но дает одинаковое ко- количество пищи, крысы предпочитают легкий рычаг (Gre- (Greene, 1969). Крысы продолжают нажимать на рычаг при наличии в камере пищи, если достать ее относительно трудно. Облегчение доступа к более удобной кормушке сейчас же ведет к уменьшению нажатий на «пищевой» рычаг (Mitchell, Fish, Calica, 1982). По мере увеличения числа нажатий на рычаг, необходимого для доступа к кормушке, хорьки и кошки реже осуществляют эту опе- операцию, но, получив корм, едят значительно больше. Эта экономия времени и энергии характерна для многих ви- видов животных (Kaufman, 1980; Kaufman, Collier, Hill, Collins, 1980). Ярким проявлением потребности в эконо- экономии сил могут служить внутрипопуляционное взаимо- взаимодействие так называемых работников и паразитов, одни из которых добывают пищу нажатием рычага, а другие предпочитают поедать добытый корм. Необходимо под- подчеркнуть, что, будучи изолированными друг от друга, крысы этих двух групп в равной мере успешно пользу- пользуются рычагом, но после их перевода в общую клетку сейчас же делятся на работников и паразитов (Masur, Candida, Pestana, 1978). Если из популяции выбрать двух работников и поместить вместе, одна из крыс мо- может стать паразитом (Masur, Aparecida da Silva, Radic- chi, 1977). Деление на работников и паразитов не зави- зависит от пола животных и от их положения в групповой иерархии, в то время как поедание корма всецело опре- определяется зоосоциальным рангом и у крыс (Anthouard, 1970), и у обезьян (Фирсов, 1977). В 11 из 13 пар крыс работник осуществлял 80% нажатий, потребляя 20% добытой пищи и воды. У паразитов зарегистрировано прямо противоположное отношение. Работники более агрессивны, что объясняется их опытом драк в борьбе за овладение рычагом (Masur, Aparecida da Silva, 1977). Изоляция крысят от сверстников и матери с 25-го по 65-й от рождения день способствует формированию бу- будущего паразита (Masur, Struffaldi, 1974). Вначале па- 24
разитизм носит пассивный характер, а затем становится активным: паразиты побуждают работников надавливать на рычаг, покусывая и подталкивая их к рычагу. В со- сообществе обезьян побуждение к добыванию пищи (игра, подталкивание) постепенно сменяется более решитель- решительным принуждением с помощью угроз и агрессивности (Фирсов, 1977). У изолированных в детстве животных переход от пассивного к активному паразитизму замед- замедлен (Anthouard, 1971). О том, что в основе паразитизма лежит именно эко- экономия сил, свидетельствует быстрое угашение инстру- инструментальной реакции у паразитов после предоставления свободного доступа к пище и воде. Инструментальные реакции работников угасают значительно медленнее (Capriglone, Flavio, Moreir, Masur, 1979). Независимость паразитизма от положения животного в групповой иерархии свидетельствует о том, что потребность в эко- экономии сил принадлежит к группе витальных (чисто био- биологических), а не зоосоциальных безусловных рефлексов. 2. Ролевые {зоосоциальные) безусловные рефлексы могут быть реализованы только путем взаимодействия с другими особями своего вида. Эти рефлексы лежат в ос- основе полового, родительского, территориального поведе- поведения, в основе феномена эмоционального резонанса («со- («сопереживания») и формирования групповой иерархии, где отдельно взятая особь неизменно выступает в роли брачного партнера, родителя или детеныша, хозяина тер- территории или пришельца, лидера или ведомого. Тинбер- ген справедливо считает «общественным поведением» любое взаимодействие между двумя и более особями одного и того же вида (Tinbergen, 1953). Грант A980) различает следующие виды сообществ у низших и выс- высших приматов: 1) материнская семья — мать и детеныш (лемуры, ру- руконожки) ; 2) семья с двумя родителями (гиббоны); 3) стадо с одним самцом, враждебно относящимся к остальным (гамадрилы); 4) стадо со многими самцами и иерархией в соответ- соответствии с возрастом (капуцины, гориллы); 5) многосамцовое стадо с системой гибкой олигархии, с явлениями кодоминантности и сотрудничества (шим- (шимпанзе). Этот филогенетический ряд убедительно показывает, что социализация животных и их групповая организация 25
в значительной мере формировались на базе брачно-се- мейных отношений, где функции отцовства (материнст- (материнства) чрезвычайно тесно переплетались с функциями груп- группового лидерства или подчинения. Вожак-отец — поисти- поистине ключевая фигура в истории зоосоциальных взаимо- взаимосвязей. Наиболее простым примером ролевых отношений, по- видимому, является взаимодействие половых партнеров, но и оно в развитых своих формах весьма далеко от при- примитивных представлений о «животном половом инстинк- инстинкте». Достаточно вспомнить, что время между началом ухаживаний и сближением (покрытием) тем больше, чем продолжительнее дальнейшее существование пары, при- приносящей один выводок или сохраняющейся на протяже- протяжении всей жизни данного вида животных (Лоренц, 1970). Забота о потомстве положительно коррелирует с уровнем социализации. У гиен детенышей кормит только мать, что обеспечивает выживаемость 5—10% молодня- молодняка. У более социализированных гиеновых собак с от- относительно постоянным составом группы, совместным до- добыванием пищи и защитой территории щенков кормят все члены группы. В результате у них выживают 35% де- детенышей (Bulger, I975). При всем его значении роди- родительский инстинкт контролируется и нередко подавля- подавляется другими мотивациями. Доминирующие в стаде сам- самцы лемуров, макак, павианов, горилл и шимпанзе неред- нередко убивают детенышей, родившихся от прежнего лидера, что, по-видимому, способствует улучшению генофонда. Еще решительнее поступает доминант-гамадрил, способ- способный убить собственного наследника, если он чрезмерно отвлекает внимание и тем самым дестабилизирует груп- группу (Rijksen, 1981). Исследования последних десятилетий убедительно по- показали, какое огромное значение имеет раннее детство для последующей социализации молодых животных и к каким драматическим последствиям ведет сепарация от матери. Было убедительно показано, что потребность в социальном контакте, в общении и ласке имеет само- самостоятельное генетически предопределенное происхожде- происхождение, а не является вторичным следствием ранней сексу- сексуальности, как утверждает фрейдизм, или потребности в пище (Masson, 1976). Характерная для сепарированных детенышей обезьян поза обхватывания руками своего тела и головы есть, в сущности, реакция самоконтакта, компенсирующая отсутствие контакта с другой особью 26
(Понугаева, 1973). Последствия сепарации в определен- определенной мере зависят от индивидуальных особенностей дан- данного животного. У 168 резусов, выращенных в изоляции от матери и тестированных на отношение к новому, не- незнакомому им животному, выявлены три типа отноше- отношений: 1) общительно-доброжелательный, 2) враждебный и 3) трусливый (Chamove, Eysenck, Harlow, 1972). Эти данные указывают на фундаментальное значение трех видов эмоций: радости, гнева и страха, коррелирующих (что было замечено еще Павловым) с чертами сангви- сангвинического, холерического и меланхолического темпера- темперамента (Симонов, 1966). По данным Скотта с соавторами (Scott, Stewart, De Ghett, 1973), последствия сепарации у щенков проявляются двумя основными эмоциями: со- состоянием дистресса (фрустрации) и реакцией страха на любой незнакомый объект. Сходство биохимических сдвигов в тканях мозга у сепарированных животных и людей в состоянии депрес- депрессии, а также улучшение их состояния под влиянием од- одних и тех же лекарственных веществ указывают на общ- общность конечных биохимических механизмов у разных ви- видов, включая человека. Наличие периодов повышенной восприимчивости необходимо принимать во внимание не- независимо от того, идет ли речь о приручении собак, усы- усыновлении детей, обучении второму языку, смене места жительства и т. п. (Scott, 1979). Эмоционально отрицательные воздействия (голод, страх, боль, одиночество) усиливают потребность в кон- контакте и ускоряют процесс социализации. Струя сжатого воздуха из мягкой куклы-обезьяны не отпугивает дете- детенышей, а заставляет их еще больше привязываться к кукле, прижиматься к ней. Раздражение током утят, при- приближающихся к макету утки, усиливает явление имприн- тинга, стремление следовать за макетом. В опытах Скот- Скотта (Scott, 1962) изолированных щенков выпускали для общения с экспериментатором. При этом одну группу поощряли игрой, вторую — то поощряли, то наказывали, а третью только наказывали за приближение к человеку. Кормление всех трех групп осуществлялось механически без участия экспериментатора. Оказалось, что в наиболь- наибольшей степени к человеку привязались щенки второй груп- группы, а наименее — первой. О значении привязанности как самостоятельной зоосоциальной потребности свидетель- свидетельствует возможность выработки инструментальных услов- условных рефлексов у собак, подкрепляемых только лаской и 27
речевым ободрением (Fonberg, Kostarczyk, Prechte, 1981). Эти инструментальные рефлексы нарушаются при повреждении латерального гипоталамуса и дорсомеди- альной миндалины, причем в большей мере, чем рефлек- рефлексы, выработанные на пищевом подкреплении. Значение социальных факторов в поведении собаки было подчеркнуто и по достоинству оценено И. П. Пав- Павловым, который писал: «...мы встретились у нашей соба- собаки с отчетливым социальным рефлексом, с действием агента социальной среды. Собака, как и ее дикий праро- прародитель волк,— стайное животное, и человек в силу дав- давней исторической связи стал для нее «socius»... Этот опыт вместе с некоторыми ранними толкает нас, наконец, и в область социальных рефлексов, которые мы теперь и включаем в программу наших следующих исследований» (Павлов, 1973, с. 313). Фактором, оказывающим выраженное влияние на по- поведение животных, служат сигналы эмоционального со- состояния другой особи того же вида — вокализация, спе- специфические пахучие вещества, особенности поведения партнера и т. п. Мы назвали это явление феноменом эмо- эмоционального резонанса, отличным от подражательного поведения, потому что животное-наблюдатель не повто- повторяет действий партнера, но мотивируется исходящими от него сигналами. Например, крысы избегают ту половину камеры, где сохраняется запах крыс, подвергнутых боле- болевому раздражению (Mackay-sim, Laing, 1980). Крысы и обезьяны уменьшают число нажатий на рычаг для полу- получения пищи, если эти нажатия сопровождаются болевым раздражением другой особи того же вида (Masserman, Wechkin, Terris, 1964; Greene, 1969). Чувствительность к сигналам оборонительного возбуждения партнера воз- возрастает у крыс, испытавших действие болевого раздра- раздражителя (Church, 1959). Крысы, помещенные вместе с другими крысами, ранее пережившими отравление хло- хлористым литием после употребления раствора сахарина, отказываются от питья (Danquir, Nicolaidis, 1975). Если крысе-матери дать вещество с новым вкусом, а потом вызвать отравление у крысенка, то мать отвергает это вещество. Сигналом опасности для нее служат запахи, свидетельствующие о патологии желудочно-кишечного тракта у крысенка. У нерожавших самок подобный эф- эффект получить не удалось (Gemberling, 1984). Наконец, крысы достаточно четко и быстро распознают мертвых особей, закапывая их. Анастезированные, но живые со- 28
родичи будут закопаны после их опрыскивания кадаве- кадаверином или путресцином (Pinel, Gorzalka, Ladak, 1981). С другой стороны, присутствие в соседнем отсеке ка- камеры голодной крысы побуждает сытую крысу чаще на- нажимать на «пищевой» рычаг (Strobel, 1972). На базе пи- пищевого подкрепления можно выработать сравнительно сложные формы взаимодействия, например строго одно- одновременный подход двух крыс к сигнальной лампочке, а затем — к поилке с молоком. Двустороннее разрушение латерального гипоталамуса препятствует выработке та- такой синхронизации действий, хотя индивидуальное обу- обучение каждой из двух крыс осуществляется без помех (Berger, Mesch, Schuster, 1980). Присутствие второй кошки увеличивает потребление алкоголя кошкой, инди- индивидуально расположенной к питью этанола, причем этот эффект зависит от наличия определенного, предпочитае- предпочитаемого данной кошкой партнера (Wyrwicka, Long, 1983). В опытах Бека (Beck, 1978) две разнополые крысы мог- могли встретиться только в том случае, если каждая из них открывала свою дверь специальным рычагом. Синхрони- Синхронизация их действий зависела не только от научения, но и от гормонального цикла, от состояния самки. Прекращение оборонительного возбуждения другой особи того же вида может служить достаточным под- подкреплением для выработки инструментального условного рефлекса у определенной части крыс, собак и обезьян (Rice, Gainer, 1962; Симонов, 1976). В наших опытах из 247 белых крыс-самцов 77 (то есть 31%) сравнительно быстро выработали условную реакцию избегания боле- болевого раздражения партнера. 111 D5%) выработали эту реакцию после того, как их несколько раз использовали в качестве «жертвы». У 59 B4%) выработать условный рефлекс избегания криков боли партнера не удалось (Симонов, 1981). Исследуемая реакция весьма чувствительна к дейст- действию фармакологических веществ, в том числе алкоголя. Реакция избегания крика боли партнера угнетается при введении крысам этанола в дозе 32 мг/кг, в то время как «собственный» оборонительный условный рефлекс подав- подавляется только при введении 2,25 г/кг, т. е. при дозе, в 70 раз превышающей дозу, эффективную для блокирова- блокирования эмоционального резонанса (Буров, 1980). Многоднев- Многодневное воздействие криков боли партнера вызывает невроз у крыс, способных к выработке стойкой реакции избега- избегания (Буров, Сперанская, 1977). Крысы средней группы, 29
с трудом вырабатывающие эту реакцию, наиболее чув- чувствительны к действию дополнительных невротизирую- щих факторов (выработке «собственных» оборонитель- оборонительных условных рефлексов с применением дифференциро- вочных сигналов в случайном порядке) по сравнению с крысами высокочувствительными или малочувствитель- малочувствительными к крику боли другой крысы (Айрапетянц, Хониче- ва, Мехедова, Вильяр, 1980). Локальное повреждение структур головного мозга у крыс позволило выявить: 1) мозговые образования, повреждение которых не оказывает достоверного влияния на реакцию избега- избегания,—цингулярная и энторинальная кора, гиппокамп, перегородка и маммилярные тела; 2) структуры, эффект повреждения которых отчетлив и вместе с тем не зависит от индивидуальных особенно- особенностей животного,— фронтальная область новой коры; 3) структуры, последствия повреждения которых определяются индивидуальными особенностями животно- животного до операции,— миндалина, центральное серое вещест- вещество и гипоталамус. Можно предполагать, что именно эти структуры представляют нейроанатомический субстрат индивидуально различной реактивности крыс по отноше- отношению к сигналам оборонительного возбуждения партнера, равно как и ряда других форм поведения, присущих дан- данному животному. Заметим, что перечисленные нами структуры третьей группы относятся к системе потребностно-мотивационных образований, связанных с определением качества дейст- действующих внешних стимулов. Повреждение структур, при- принадлежащих к так называемой информационной подси- подсистеме и оценивающих вероятность подкрепления услов- условных сигналов, либо вообще не влияет на реакцию избега- избегания крика боли (гиппокамп), либо дает эффект, не зависящий от индивидуальных особенностей данного жи- животного (фронтальные отделы коры). Впрочем, инакти- инактивация всего полушария методом распространяющейся депрессии, по-разному сказывается на поведении крыс, легко или плохо вырабатывающих реакцию избегания крика боли. У крыс первой группы время пребывания на педали возрастало при выключении правого полушария, а у крыс второй группы — при выключении левого (Би- анки, Филиппова, Мурик, 1985). Эксперименты с локаль- локальным повреждением мозга свидетельствуют о том, что наблюдавшиеся нами особенности условных реакций из- 30
бегания преимущественно зависят от индивидуальной специфики мотивационной сферы животных, а не от их способности к обучению. Это объясняет, почему среди животных, стоящих на разных ступенях филогенетиче- филогенетического развития (крыса, собака, обезьяна), обнаружива- обнаруживаются особи, в разной мере чувствительные к сигналам оборонительного возбуждения другого существа того же вида. Возникшая в глубинах эволюции способность реаги- реагирования на сигналы эмоционального состояния другой особи привела к формированию двух базальных разно- разновидностей мотиваций: «для себя» и «для других». С дру- другой стороны, интеллектуальное освоение мира, завершив- завершившееся возникновением человеческого со-знания (то есть знания, которое может быть передано, разделено с дру- другими членами сообщества), оказалось дополнено меха- механизмом со-переживания, со-чувствия, способностью по- постижения внутреннего мира другого путем его «перене- «перенесения» на свой собственный эмоциональный опыт. Не случайно такое мозговое образование, как центральное серое вещество, придающее эмоционально отрицатель- отрицательную окраску восприятию «собственных» раздражителей (звуковых, тактильных, температурных и т. д.), совер- совершенно необходимо для реакции на сигналы эмоциональ- эмоционально негативного состояния партнера. Исключительную по своему значению роль в жизни живых существ играет их иерархическое (собственно зоо- социальное) поведение. Механизмы, обеспечивающие со- социальную организацию, нередко оказываются сильнее, чем голод, сексуальность, агрессивность и страх. Даже после трех дней голодания у гамадрилов сохраняется распределение пищи в соответствии с иерархическим рангом. Только позднее они начинают бороться за каж- каждую порцию пищи (Джалагония, Узунян, Вавилова, Ба- боянц, 1983). По-видимому, известный афоризм о том, что «любовь и голод правят миром» несправедлив даже для животных, не говоря уже о человеке. Неверно ду- думать, полагает К. Лоренц (Lorenz, 1967), что силы, про- противостоящие агрессивности, есть следствие развития ин- интеллекта. Их происхождение следует искать в социаль- социальных инстинктах животных. Выводы этологов побуждают вспомнить глубокую мысль В. И. Ленина о том, что «в действительности „зоологический индивидуализм" обуз- обуздала не идея бога, обуздало его и первобытное стадо и первобытная коммуна» {Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 48. С. 232). 31
Вопрос о врожденных компонентах иерархического поведения сложен и малоизучен. Даже у насекомых зна- значение онтогенетически формирующих воздействий до- достаточно велико. У пчел, ос и термитов все яйца одина- одинаковы. Рабочие особи получаются из тех личинок, чей ра- рацион ограничен. У термитов среди рабочих и солдат есть и самцы и самки. Только самцы, оплодотворяющие сам- самку (трутни), составляют особую касту. По отношению к высшим животным вряд ли возможно говорить о «генах лидерства» и «генах подчинения», хотя целый ряд на- наследственно детерминированных (типологических) осо- особенностей данной особи весьма существен для того, ка- какое место займет эта особь в групповой организации. Наличие иерархии стабилизирует и организует груп- групповое поведение. Высокорангсвые птицы агрессивны только к ближайшим по иерархии особям. При возникно- возникновении драк они вмешиваются в конфликт на стороне сла- слабейшего (Лоренц, 1970). Важность упорядоченного по- поведения очевидна хотя бы потому, что драки и паника, возникающие в группе крыс, раздражаемых током, ведут к утрате навыка избегания у крысы, ранее обученной этому навыку (Буров, Кампов-Полевой, Салимов, 1977). В группе из 10—14 мышей доминанты атакуют в 70% случаев наиболее близких к ним и агрессивных субдоми- нантов. Это уменьшает конфликты между субдоминанта- субдоминантами и стабилизирует группу. Другой формой стабилиза- стабилизации является эмигрирование высокоранговых субдоми- нантов (Новиков, 1979). В начале освоения новой терри- территории группой мышей их агрессивность подавляется исследовательской активностью. Затем начинается «вы- «выяснение отношений» и выделение доминанта, которое за- затруднено у ранее изолированных животных (Пошивалов, 1977). В период формирования группы подъем кровяного давления был выше у доминирующих мышей генетиче- генетической линии с четкой иерархией (т. е. с сильной зоосоци- альной потребностью), чем у мышей, принадлежащих к линии с неустойчивой организацией (Lockwood, Turney, 1981). Эти данные лишний раз свидетельствуют о том, что по величине эмоциональной реакции (подъем кровя- кровяного давления) мы можем судить о силе соответствую- соответствующей потребности. В известных пределах иерархия может сохраняться условнорефлекторно. Так, доминант, подав- подавленный транквилизаторами, некоторое время сохраняет свое положение в группе мышей за счет вида, запаха и т. п. (Пошивалов, 1979). 32
Подобно многим другим биологическим явлениям, иерархическое поведение имеет свои уязвимые стороны. Мотивация следования за лидером у крыс при выборе дверцы в лабиринте оказывается сильнее, чем собствен- собственный опыт выбора. В результате крысы без лидера нахо- находят правильную дверь в 66% случаев, а крысы с лиде- лидером, выбирающим противоположную дверь,— только в 40% (Konopasky, Telegdy, 1977). Л. М. Баскин A975) различает среди высокоранговых копытных млекопитающих лидеров и доминантов. Лидер оберегает стадо, защищает его от хищников, прекраща- прекращает драки, заботится о жеребятах и больных. Доминант удерживает кобыл, управляет их поведением, изгоняет соперничающих самцов, метит территорию, поддержива- поддерживает иерархию. Интересно, что в экстремальных ситуациях (разлившаяся река, глубокий снег на пути следования стада и т. п.) доминант становится пассивным, а выход из положения ищет лидер, однако после преодоления препятствия доминант немедленно занимает принадле- принадлежащее ему место. Д. Дьюсбери A981) определяет ли- лидерство как способность особи воздействовать на харак- характер передвижения группы, его время, скорость и направ- направление. Лидер необязательно должен быть доминантом: его влияние на группу определяется скорее опытом, чем физической силой. Высокий ранг в группе обеспечивает преимуществен- преимущественный доступ к пище, местам отдыха и самкам. При разме- размещении самцов крыс в различных рукавах лабиринта сам- самки предпочитали доминантов. Таким образом, преиму- преимущественное участие доминантов в репродуктивном пове- поведении определяется не только подавлением соперников, но и привлекательностью для самок (Carr, Kimmel, Ant- Anthony, Schlocker, 1982). Проявления доминирования раз- различны у разных видов. Например, в группе из 6 шимпан- шимпанзе ранг не влиял на частоту спариваний с самками (Сое, Levin, 1980). Приближение доминирующей особи застав- заставляет обезьяну прервать еду и переключиться на чистку шерсти у себя или у доминанта. Только при определен- определенных знаках положительного отношения к ней подчинен- подчиненная обезьяна вновь продолжает еду в присутствии до- доминанта (Кряжев, 1955). У резусов сыновья высокоран- высокоранговых матерей имеют шанс занять более высокий ранг. Необходимо подчеркнуть, что высокоранговые животные не только соперничают, но и объединяются для сохра- сохранения своего положения в группе. Благодаря такому вза- 2 П. В. Симонов 33
имодействию у гамадрилов и свободно живущих бабуи- бабуинов колонию возглавляет не одно животное, а группа старых самцов (Меннинг, 1982). Исследования показывают, что доминирование опре- определяется не столько индивидуальными качествами вожа- вожака, сколько проявлением признаков подчинения со сторо- стороны субдоминантных особей (Rowell, 1974; Dlag, 1977). Как тут не вспомнить старое театральное правило о том, что короля играет его свита! Увеличение плотности по- популяции вначале делает иерархию более жесткой, а за- затем ведет к ее нарушению, причем последнее зависит не от степени скученности, а от роста абсолютного числа членов сообщества (Alexander, Roth, 1971). Интересно, что возникновение новых «дочерних» поселений у индей- цев-яномане, живущих первобытнообщинным строем, не связано с недостатком пищи на освоенной территории. Рост численности членов общины ведет к усилению вну- внутрисемейных и межсемейных конфликтов. Именно эта межличностная напряженность и служит причиной рас- расселения. У высших обезьян обнаруживается своеобразная ин- струментализация иерархического поведения. Описан случай, когда молодой самец шимпанзе стал доминан- том, запугав других членов группы ударами палкой по пустой канистре из-под бензина. Этот вожак был немед- немедленно «свергнут», как только экспериментаторы отобра- отобрали у него «орудие власти» (Lawick-Goodall, 1971). В экс- эксперименте с двумя рычагами, где один давал пищу толь- только работающей обезьяне, а другой — сразу двум, только доминирующий самец предпочел рычаг «для двоих». Субдоминантный самец неизменно пользовался рычагом «для себя». Две другие обезьяны выбрали рычаг «для двоих» после того, как использование этого рычага ста- стало подкрепляться удвоенной порцией пищи (Colman, Liebold, Boren, 1969). Опыт показывает, какие сложные отношения существуют в сфере удовлетворения потреб- потребностей «для себя» и «для других» и сколь они индиви- индивидуализированы у разных особей одного и того же вида. Огромное значение имеют потребность следования нормам и рефлексы, обеспечивающие удовлетворение этой потребности. Всякое нарушение норм поведения, ха- характерных для данного вида, вызывает резкую агрессив- агрессивную реакцию со стороны других, прежде всего высоко- высокоранговых, членов группы. Как правило, «нарушитель» норм изгоняется из группы. Отзвуки подобной реакции 34
можно наблюдать у детей младшего возраста, которые неосознанно с крайней неприязнью относятся к своим сверстникам, имеющим какие-либо дефекты и отклоне- отклонения (Lorenz, 1967). Два мозговых образования наиболее тесно связаны с реализацией зоосоциального поведения: передние отделы новой коры и ядра миндалевидного комплекса. Измене- Изменения социального поведения обнаружены у крыс после повреждения орбитальных (но не медиальных) отделов фронтальной коры. Крысы становились более агрессив- агрессивными при болевом раздражении и при встрече самца с самцом. Вместе с тем они не отличались от контрольных животных по территориальной и пищедобывательной агрессивности (Koeb, 1974). После разрушения базолатерального ядра миндали- миндалины морские свинки теряли свой иерархический статус, который не восстанавливается. После повреждения лате- латеральной перегородки статус нарушался за счет гиперак- гиперактивности, но восстанавливался спустя определенное вре- время (Levinson, Reeves, Buchanan, 1980). Разрушение мин- миндалины и орбитального отдела фронтальной коры изме- изменяет многие формы социального поведения хомяков: аг- агрессивность, вызванную болевым раздражением, терри- территориальное и половое поведение. Повреждение гиппо- кампа и медиальной фронтальной коры не влияет на эти формы поведения (Shipley, Koeb, 1977). Обезьяны с по- поврежденной миндалиной теряют свой ранг за счет сни- снижения агрессивности и страха перед другими членами группы (Kling, 1972). Было бы упрощением представ- представлять себе, что в миндалине локализованы «центры со- социального поведения». Как мы это видели на примере феномена эмоционального резонанса, миндалина связана с организацией взаимодействия, сосуществования различ- различных мотиваций. Вот почему последствия амигдалэктомии зависят от индивидуальных особенностей данного живот- животного: двустороннее разрушение миндалины подавляет агрессивное поведение доминирующих хомяков и подчи- подчиненное поведение у низкоранговых животных (Bunnell, Sodetz, Shalloway, 1970). Если в ситуации опыта отсут- отсутствует конкуренция мотиваций и реакция носит более или менее стереотипный характер, повреждение минда- миндалины может не сказаться на поведении, подобно тому как двусторонняя амигдалэктомия не нарушает агрессив- агрессивную реакцию самцов-крыс на вторжение чужого самца (Busch, Barfield, 1974). 35 2*
Заканчивая краткий обзор иерархического поведения, мы хотим напомнить слова Ф. Энгельса из письма П. Л. Лаврову: «...я не могу согласиться с Вами, что „борьба всех против всех" была первой фазой человече- человеческого развития. По моему мнению, общественный ин- инстинкт был одним из важнейших рычагов развития чело- человека из обезьяны» (Маркс К-, Энгельс Ф. Соч. 1964. Т. 34. С. 138). Первобытное человеческое сообщество от- отнюдь не представляло сообщества «равных и свобод- свободных». Изобретение орудий, распределение совместно до- добытой пищи и другие характерные черты очеловечивания, несомненно, «наложились» на достаточно сложную и жесткую групповую организацию наших животных пред- предков, трансформируя эту исходную организацию. 3. Безусловные рефлексы саморазвития. К их числу относятся исследовательское поведение, безусловный рефлекс сопротивления (свободы), рефлексы превентив- превентивной «вооруженности» — имитационный и игровой. Для рефлексов саморазвития наиболее характерен тот факт, что они не связаны с индивидуальной и видовой адапта- адаптацией к наличной в данный момент существующей ситуа- ситуации. Образно говоря, безусловные рефлексы саморазви- саморазвития обращены к будущему, ориентированы на освоение новых пространственно-временных сред в смысле идей Вернадского—Ухтомского. Вторая характерная черта этой группы безусловных рефлексов заключается в их самостоятельности, невыво- невыводимости из других потребностей живого организма и несводимости к другим мотивациям. Так, реакция на преграду (рефлекс свободы по терминологии Павлова) осуществляется независимо от того, какая потребность первично инициировала поведение и какова та цель, на пути к которой возникла преграда. Игровое поведение животных, нередко требующее партнера, казалось бы, следует отнести к ролевым (зоосоциальным) рефлексам. Однако в игре отсутствуют иерархические тенденции. Иг- Игровая борьба молодняка не содержит элементов конку- конкуренции и полностью свободна от агрессивности (Lorenz, 1967). Ее единственное назначение — тренировка тех на- навыков и умений, которые понадобятся лишь позднее для удовлетворения множества витальных и зоосоциальных потребностей. В настоящее время можно считать окончательно ре- решенным вопрос о том, что исследовательское поведение животных побуждается самостоятельной потребностью в 36
получении информации, т. е. новых стимулов с невыяс- невыясненным прагматическим значением (Eisenberger, 1972; Berlyne, 1974, 1979). На базе этого безусловного рефлек- рефлекса можно выработать условные инструментальные реак- реакции, где единственным подкреплением служит возмож- возможность осуществлять исследовательскую активность. Так, крысы обучаются выходу из лабиринта для обследования новой территории, а собаки и макаки-резусы нажимают на рычаг, открывающий окно в соседнее помещение (Дьюсбери, 1981). Положение о том, что нормальная жизнедеятельность требует притока из внешней среды не только вещества и энергии, но и информации, подтверж- подтверждают эксперименты, свидетельствующие о драматических последствиях «информационного голода», особенно для развивающегося мозга. Обогащение среды (содержание крыс в группе, наличие множества предметов для их об- обследования и т. д.) влияет на вес мозга, толщину корко- коркового вещества и химизм. Эти эффекты не связаны со стрессом, хэндлингом (взятие крысят в руки) и физиче- физической нагрузкой, а зависят от уровня исследовательской активности. В опытах Хантли и Ньютона (Huntley, New- Newton, 1972) первые 105 дней жизни крысята проводили в условиях: 1) изоляции и ограничения движений; 2) изо- изоляции без ограничения движений; 3) усложненной среды обитания. Статистически достоверные различия обнару- обнаружены в весе мозга у крысят 1-й и 3-й группы. В 1-й груп- группе обнаружен максимальный вес подкорковых структур и минимальный — коры. В 3-й группе получены обратные отношения. Следовательно, решающее значение имела сложность среды, а не физическая нагрузка. Обогащен- Обогащенная среда усиливает синтез ДНК в клетках мозга, а сен- сенсорная изоляция угнетает его (Выгвицкая, 1983). Т. Шнейрла (Schneirla, 1959) экспериментально обос- обосновал универсальное правило, согласно которому отно- относительно слабые незнакомые стимулы вызывают у моло- молодых животных и детей исследовательскую реакцию при- приближения к стимулу, а более сильные — избегание и страх. Биологическое значение подобной закономерности очевидно. Исследовательская активность отрицательно коррелирует с агрессивностью у крыс различных генети- генетических линий (Штемберг, 1982). Наиболее сильно иссле- исследовательская активность выражена у среднеранговых животных. При помещении в клетку с крысами нового рычага для получения пищи доминирующий самец стре- стремится закопать этот предмет, а приближенная самка 37
подражает ему. Первыми осваивают новый рычаг сред- неранговые крысы. Низкоранговые боятся нового и по- потому пассивны. Они начинают пользоваться только осво- освоенным рычагом (Anthouard, 1971). Исследовательская активность меняется под влиянием иерархических отно- отношений. После объединения крыс в группы и стабилиза- стабилизации групповой иерархии исследовательская активность возрастает у доминирующих животных и угнетается у субдоминантных (Summerlin, Wolfe, 1971). Для полноценного исследовательского поведения не- необходима сохранность передних отделов новой коры и ядер миндалевидного комплекса. Исследовательская ак- активность обезьян ослабевает после двустороннего удале- удаления лобной коры (Deets, Harlow, Singh, Blomquist, 1970). Что касается повреждения миндалины, то его по- последствия зависят от соотношения исследовательской мо- мотивации с сосуществующими и конкурирующими с ней потребностями. В опытах Уайта и Вейнгартена (White, Weingarten, 1976) сытые крысы с разрушенной минда- миндалиной проявляли большую исследовательскую актив- активность, чем контрольные. При пищевой депривации амиг- далэктомированные крысы превосходили контрольных в пищевом поведении и уступали им в исследовательском. Это означает, что разрушение миндалины усиливает то поведение, которое связано с доминирующей потреб- потребностью. Исследования последних лет показывают, что под- подкрепление исследовательского поведения тесно связано с механизмами положительных эмоций. При регистрации активности нейронов в переднемедиальной коре у крыс оказалось, что нейроны, усиливающие активность в ответ на стимуляцию эмоционально позитивных пунктов моз- мозга, усиливают ее и при ориентировочно-исследователь- ориентировочно-исследовательском поведении (Kanui, Martin, Sinnaman, 1983). Возна- Вознаграждающий эффект удовлетворения исследовательской потребности реализуется с участием эндогенных опиатов (Katz, Gelbart, 1978). Удовлетворение самых различных потребностей ока- оказалось бы невозможным, если бы в процессе эволюции не возникла и не получила развития специфическая ре- реакция преодоления, открытая И. П. Павловым и назван- названная им рефлексом свободы. В том, что животное сопро- сопротивляется попыткам ограничить его двигательную актив- активность, Павлов гениально разглядел несравненно большее, нежели разновидность защитной реакции. Рефлекс сво- 38
боды — это самостоятельная форма поведения, для кото- которой препятствие служит не менее адекватным стимулом, чем корм для пищедобывательного поиска, боль — для оборонительной реакции, а новый и неожиданный раз- раздражитель— для ориентировочной. «Не будь его (реф- (рефлекса свободы.— П. С),— писал Павлов,— всякое ма- малейшее препятствие, которое встречало бы животное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жиз- жизни» (Павлов, 1951, с. 343). Идея Павлова получила свое развитие в концепции «стимульно-преградной ситуации», разработанной В. П. Протопоповым A935, 1950). Он экспериментально показал, что реакция преодоления, возникающая при на- наличии преграды и дополнительная по отношению к по- потребности, первично инициировавшей поведение (пище- (пищевой, половой и т, д.), играет важную роль в формирова- формировании приспособительных действий. Именно характер пре- преграды, а не первичный мотив определяет состав дейст- действий, перебираемых в процессе организации поведения, способного обеспечить достижение цели. Павловский рефлекс свободы был многократно пере- переоткрыт другими исследователями. В англоязычной ли- литературе он описан как мотивация сопротивления при- принуждению (drive to resist compulsion), наиболее выра- выраженная у диких животных, где она оказывается сильнее секса, голода и жажды (Kavanau, 1967; Seligman, 1975). Имеются основания рассматривать так называемый гип- гипноз животных, возникающий у представителей ряда ви- видов при их насильственном обездвиживании, как резуль- результат острого угашения рефлекса свободы. Специальные опыты показали, что регистрируемое при этом торможе- торможение не является запредельным, но по своим характери- характеристикам наиболее близко внутреннему угасательному тор- торможению (Симонов, 1963). Длительная история безус- безусловного рефлекса преодоления (сопротивления, свободы) завершилась на уровне человека формированием нейро- нейрофизиологических механизмов воли (Симонов, 1970). Исследования этологов свидетельствуют о наличии у животных и человека специфической потребности (точ- (точнее, группы потребностей) управлять событиями (to mas- master events), которая чаще всего трансформируется в по- потребность уметь, быть вооруженным в широком смысле слова, быть компетентным (competence drive). Самостоя- Самостоятельность этой потребности объясняет загадочность тех фактов, когда животное многократно повторяет какое- 39
либо действие, длительное время не получая подкрепле- подкрепления. Например, клевательные движения цыпленка стано- становятся все более точными, хотя он и не получает подкреп- подкрепления пищей (Тинберген, 1985). В случае мотивации «во- «вооруженности» (умения) подкреплением становится само совершенствование вырабатываемого навыка, побуждае- побуждаемое павловским рефлексом цели. Потребность воору- вооруженности удовлетворяется с помощью двух основных без- безусловных рефлексов: подражательного и игрового. Подражательное поведение обеспечивает передачу опыта от одной генерации к другой и лежит в основе того феномена, который М. Е. Лобашев назвал в 1967 г. «сиг- «сигнальной (не генетической) наследственностью» (см.: Слоним, 1976). «Изучение имитационного процесса,— пи- писал Л. А. Орбели,— должно сейчас составить один из важнейших элементов изучения высшей нервной деятель- деятельности человека и животных» (Орбели, 1964, с. 295). Пу- Путем подражания молодые животные овладевают массой необходимых им навыков, например способностью пас- пастись у копытных. В лабораторных экспериментах цып- цыплятам в возрасте 5—24 часов демонстрировали механи- механическую стрелку, «клюющую» кнопку определенного цве- цвета. Это вело к предпочтению данного цвета даже после удаления стрелки из экспериментальной камеры (Subo- ski, Bartashunas, 1984). Эффективность имитируемого воздействия чрезвычайно зависит от возраста, от перио- периодов повышенной чувствительности к такого рода воздей- воздействиям. Взрослые антропоиды, не обученные в свое вре- время сооружению гнезда, теряют способность к обучению, как бы долго они ни наблюдали действия других особей (Фирсов, 1977). Естественно, что имитационное обучение хорошо выражено у животных, ведущих групповой образ жизни (например, крыс), и слабо выражено у одиночно живущих хомяков (Фабри, Филиппова, 1982). При этом очень важен ранг животного, чье поведение служит об- образцом для подражания. Сигналы опасности, исходящие от птицы высокого ранга, эффективнее сигналов молодой птицы. Шимпанзе копируют поведение только особей вы- высокого ранга. Для того чтобы обучить всю группу, доста- достаточно обучить лидера (Lorenz, 1967). Каждый раз, когда мы говорим о подражательном поведении, речь идет о воспроизведении действий «де- «демонстратора», будь то родители обучаемого или другие члены группы. Вот почему неправомерно относить к ими- имитации выработку классического секреторного пищевого 40
условного рефлекса у собаки, наблюдающей еду парт- партнера (Кряжев, 1955). Л. А. Орбели A964) справедливо рассматривал опыты В. Я. Кряжева как выработку на- натурального условного рефлекса на вид пищи, чавканье партнера и подобные сигналы. Имитационное поведение, статистически целесообраз- целесообразное и потому закрепленное естественным отбором, имеет свои негативные стороны в виде таких явлений, как мас- массовая паника. Слепому подражанию неизменно противо- противостоит индивидуально приобретенный опыт. Вот почему удаление лобных долей мозга у собак усиливает имита- имитационное поведение, а подражательное поведение ребенка постепенно трансформируется в осознанное стремление «брать пример» (Орбели, 1964). Благодаря врожденной способности к подражанию ребенок неосознанно овладе- овладевает нормами языка задолго до того, как он познакомит- познакомится с этими нормами за школьной партой. Можно сказать, что подражательное усвоение стереотипов поведения и нравственных норм представляет прямой канал к сфере подсознания, в значительной мере ускользающий от кон- контроля логического мышления, от критической оценки воспроизводимых действий. Как мы уже отметили выше, благодаря игровому по- поведению животные приобретают навыки, которые пона- понадобятся им в дальнейшем. Игра обеспечивает физичес- физическую тренировку, навыки борьбы, охоты, использования орудий, общение с другими особями своего вида, усвое- усвоение групповых норм поведения. Например, приемы охо- охоты на крыс молодые хорьки приобретают во время игр со сверстниками. Лишение крысят в возрасте от 25 до 45 дней возможности игры делает их менее способными к выработке сложных навыков, причем общение с парт- партнерами, заторможенными хлорпромазином, не устраняет этого дефекта (Einon, 1980). Манипуляционная игра с предметами возникла только у высших приматов и спо- способствовала формированию символического интеллекта (Smith, 1982). В сущности, это явилось филогенетичес- филогенетическим прообразом той роли, которую орудийный труд позд- позднее сыграл в развитии речи и понятийного мышления. На ранних этапах онтогенеза игра «бескорыстна» и свободна от влияния других мотиваций, например от иерархических отношений между играющими. По мере того как молодые животные усваивают нормы группо- группового поведения, игра становится способом тренировки соответствующих поведенческих стереотипов. Так, в про- 41
цессе детской игры усваивается ролевое поведение «до- «дочек-матерей». Смена мотиваций находит отражение в функциях мозговых структур: повреждение перегородки у молодых крыс усиливает игровую борьбу, а у взрос- взрослых— их агрессивность (Beatty, 1982). На самостоятельность игровой потребности указы- указывает существование феномена депривации: изоляция хо- хомяков от сверстников через день удваивает время их игр при последующей встрече (Слоним, 1976). Тщательное изучение детских игр обнаружило существование собст- собственно игровой мотивации, отличной от биологических и социальных потребностей. В англоязычной литературе эта потребность определяется как мотивация умения (competence drive), как стремление к овладению и со- совершенствованию самых разнообразных навыков, как специфическая разновидность потребностей развития (White, 1959; Severova, 1982). Исключительна роль игры в развитии фантазии и творчества. Обилие пробных действий и неожиданность ассоциаций дают основание аналогизировать игру с из- изменчивостью генетического материала, подлежащего естественному отбору (Smith, 1982). На этом мы заканчиваем краткий очерк сложнейших безусловных рефлексов (инстинктов) у животных с тем, чтобы проследить их дальнейшую судьбу в качественно новой, социально детерминированной высшей нервной (психической) деятельности человека.
2 Опыт классификации потребностей человека Понятие потребности должно будет в про- противовес понятию инстинкта занять в марк- марксистско-ленинской психологии крупное ме- место, войдя в инвентарь основных ее поня- понятий. На основе понятия потребности все учение о мотивации человеческого поведе- поведения получает принципиально новую поста- постановку, чем та, которая ему обычно дается на основе учения об инстинктах и влече- влечениях. С. Л. Рубинштейн A976, с. 40) Если мы принимаем положение о том, что потребности есть основа, движущая сила, побуждение и цель чело- человеческого поведения, что мотивы, стремления, желания, интересы, цели, установки, ценностные ориентации субъ- субъекта производны от его потребностей, порождаются ими (Дилигенский, 1977), то знание этих потребностей при- приобретает первостепенное теоретическое и практическое значение прежде всего для теории и практики воспита- воспитания в самом широком смысле. Правда, представление о потребности как о единственном первоисточнике актив- активности поведения разделяется далеко не всеми авторами. Например, Е. Н. Баканов и В. А. Иванников A983) счи- считают, что термин «потребность» неприменим к так назы- называемым процессуальным деятельностям (исследование, игра), поскольку при их осуществлении отсутствуют та- такие характерные для потребности черты, как усиление драйва по мере нарастания депривации, объект потреб- потребления и феномен насыщения. Однако изучение исследо- исследовательского и игрового поведения у животных, о котором мы писали выше, опыты с сенсорной (информационной) депривацией у человека, последствия социальной изоля- изоляции и подобное показывают, что в основе представлений о наличии каких-то иных факторов вне и помимо потреб- потребностей, инициирующих поведение, лежит крайняя огра- ограниченность наших знаний о многообразии реально су- существующих потребностей. Классифицируя потребности, большинство авторов не идут дальше их деления на материальные и духовные, 43
на естественные (биологические) и культурные (истори- (исторические). Г. Г. Дилигенский A982) ограничивается двумя основными группами потребностей физического и со- социального существования, причем к последним наряду с потребностями в признании, любви, престиже и т. п. он относит также этические, творческие и познавательные потребности. Ясно, что подобные глобально обобщенные классификации трудно использовать в повседневной вос- воспитательной практике. Другая трудность заключается в бесконечном много- многообразии вторичных по своему происхождению, производ- производных «квазипотребностей». Так, биологическая потреб- потребность поддержания температурного комфорта порождает потребность в одежде, та, в свою очередь, формирует потребность в производстве материалов для изготовле- изготовления одежды, в создании соответствующей технологии, в организации производства и т. д. По-видимому, имеет смысл классифицировать только исходные, не выводимые друг из друга и не сводимые друг к другу группы потреб- потребностей при условии, что любая степень удовлетворения потребностей одной группы не обеспечивает одновремен- одновременного удовлетворения других групп. Несколько лет тому назад мы совместно с П. М. Ер- Ершовым предложили свою классификацию потребностей человека, выделив среди них витальные (биологичес- (биологические), социальные и идеальные потребности (Симонов, 1975; Симонов, Ершов, 1984). Наша классификация оп- определенно совпадает с классификацией деятельностей по В. Афанасьеву A977), среди которых автор выделил ма- материальную (производственную), социально-политичес- социально-политическую и духовную разновидности. Основанием для утверждения о самостоятельном происхождении перечисленных трех групп потребностей послужили как результаты изучения сложнейших безус- безусловных рефлексов у животных (им мы посвятили пер- первую главу книги), так и наблюдения за первоначальны- первоначальными этапами развития ребенка. В миллионнолетней истории потребностей наиболее интересным, важным и вместе с тем чрезвычайно слож- сложным для уяснения моментом является переход от потреб- потребностей (и реализующих эти потребности инстинктов) животных к социально детерминированным потребно- потребностям человека. Один из лидеров современной популя- ционной этологии (так называемой социобиологии) Е. Уилсон (Wilson, 1983) подчеркивает, что социальные 44
качества человека принципиально отличны от качеств других живых существ и любые аналогии здесь могут быть приведены лишь с чрезвычайной осторожностью. В данном пункте фокусируются интересы целого комп- комплекса наук: теоретической биологии, эволюционной тео- теории, сравнительной физиологии высшей нервной дея- деятельности, антропогенеза и психологии. Применительно к человеку говорить о биологическом и социальном как о присущем и животным, и человеку или одному лишь человеку, по-видимому, неправомерно. Если исключить период новорожденности и глубокую патологию мозга, у человека нет чисто биологических потребностей, поскольку их удовлетворение опосредова- опосредовано влиянием социальной среды, очеловечено с самого раннего детства. С другой стороны, социальное и идеаль- идеальное в человеке имеют свои филогенетические предпо- предпосылки, свою предысторию на дочеловеческих этапах эво- эволюции. Представление о возможности приобретенного поведения без какой-либо, пусть отдаленной, вражденной основы несовместимо с наукой о высшей нервной дея- деятельности. Сущность взаимодействия врожденного и при- приобретенного в высшей нервной деятельности человека прекрасно сформулировал Д. К. Беляев: «...формы и нормы общественного сознания, всецело определяемые формой общественного производства и идеологией (не биологией!)... воспринимаются и реализуются в качестве сущностных сил в социальной практике каждого инди- индивидуума по-разному в зависимости от его природных сил — задатков, способностей, влечений... нет специаль- специальных генов, например, гуманизма или альтруизма или ге- генов антисоциального поведения. Но есть генетически де- детерминированные свойства психики, сочетание которых, преломляясь через определенные социальные условия, способствует формированию либо человека с высоким чувством совести, испытывающего отвращение не только к преступной деятельности, но и к карьеризму и стяжа- стяжательству, либо же человека, который плохо понимает, что такое совесть, со всеми вытекающими отсюда послед- последствиями» (Беляев, 1981, с. 5, 15). В процессе антропосоциогенеза прогресс шел глав- главным образом по линии совершенствования средств удов- удовлетворения потребностей. Общественный труд, формиро- формирование речи и понятийного мышления, а также тесно свя- связанное с речью, хотя и пользующееся иной семиотической системой искусство привели к возникновению культур- 45
ного наследования, качественно отличного от «сигналь- «сигнальной наследственности» животных — от передачи навы- навыков охоты, гнездостроительства, пения и т. д. от родите- родителей к молодняку. «Культурное наследие,— пишет эво- эволюционист В. Грант,— или унаследование традиций,— это вся совокупность знаний, представлений, искусств, обычаев и технологических навыков, которыми распола- располагает данное человеческое сообщество в любой данный момент своей истории. Вся сумма знаний и традиций — результат открытий и изобретений, сделанных предшест- предшествующими поколениями. Она передается и будет переда- передаваться из поколения в поколение путем обучения в ши- широком смысле этого слова» (Грант, 1980, с. 351). Развитие производительных сил и культуры оказало мощное обратное влияние на расширение, трансформа- трансформацию и возвышение потребностей человека, поскольку «сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетво- удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим ак- актом» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 27). «Тот факт,— писал Л. С. Выготский,— что он (человек.— П. С.) запасается орудием заранее, находится в несом- несомненной связи с началом культуры. Действие человека, возникшее в процессе культурно-исторического развития поведения, есть свободное действие, т. е. независимое от непосредственно действующей потребности и непосред- непосредственно воспринимаемой ситуации, действие, направлен- направленное на будущее» (Выготский, 1984, с. 85). Заметим, что подобная «независимость» действия от потребности лишь кажущаяся, поскольку действие продолжает побуждать- побуждаться трансформированной, производной потребностью — вторичной, третичной и подобной по отношению к исход- исходной. Хотя злак, которым человек засевает поле, будет удовлетворять его (или других людей) потребность в пище лишь через несколько месяцев, потребность, по- побуждающая сеятеля действовать, не утрачивает своего «продовольственного» происхождения. В ходе исторического развития потребности человека приобрели качественно новые черты. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить человеческую по- потребность познания с исследовательским поведением жи- животных, а стадную иерархию — с общественными отно- отношениями, базирующимися, в свою очередь, на отноше- отношении к средствам производства и к распределению об- 46
щественного продукта. Столь же велика дистанция между ритуальными «танцами», пением птиц, игровым поведе- поведением животных и человеческим искусством, представ- представляющим специфическую ветвь потребности познания и способности к сопереживанию, отдаленные корни кото- которой угадываются в феномене эмоционального резонанса. Обнаружение и дальнейшее исследование филогене- филогенетических связей между сложнейшими безусловными рефлексами (инстинктами) животных и потребностями человека (при всем их качественном различии) способ- способствует утверждению материалистического подхода к изу- изучению деятельности человеческого мозга, ее высших (психических) форм и движущих сил поведения. Этот путь есть продолжение того направления в современной науке, которое мы связываем с именами Дарвина, Се- Сеченова, Павлова, Ухтомского и Вернадского, путь уясне- уяснения великого перехода от биосферы к ноосфере на нашей планете. Обрыв филогенетических корней, «провал» между био- и ноосферой, иногда прикрываемый туман- туманными ссылками на все объясняющую «социальность», неизбежно ведет к идеализму. Яркий пример тому — пессимизм такого выдающегося знатока деятельности мозга, как Дж. Экклс. Блестящее изложение данных современной нейрофизиологии, анализ роли социальной среды в формировании психики ребенка Экклс неожи- неожиданно заключает: «Можно подумать, что я перешел на чисто материалистические позиции, где биологическая эволюция, с одной стороны, и культурная эволюция — с другой, полностью объясняют человеческую личность... Я утверждаю, что мы должны понять уникальность лич- личности как результат сверхъестественного творения того, что в религиозном смысле называется душой» (Eccles, 1979, р. 144). Говорят, что Коперник своим открытием остановил Солнце и заставил вращаться Землю. Открыв значение потребностей как специфической (сущностной) силы живого, включая человека, как источника и побудителя активного освоения им окружающего мира и познания самого себя, наука материализовала душу и одухотво- одухотворила материю. Высшие формы мотивации поведения жи- животных — их зоосоциальные рефлексы и рефлексы са- саморазвития (исследовательский, имитационный, игро- игровой) — явились той филогенетической предпосылкой, на базе которой труд и культурное наследование обуслови- обусловили качественный скачок в развитии живой природы — возникновение ноосферы. 47
Итак, исходными, самостоятельными по происхожде- происхождению, базисными по своим характеристикам являются следующие потребности. 1. Витальные (биологические) потребности в пище, воде, сне, температурном комфорте, защите от внешних вредностей и т. д. призваны обеспечить индивидуальное и видовое существование человека, принадлежащего жи- живой природе на высшей стадии ее развития. Они порож- порождают множество материальных квазипотребностей в одежде, жилище, технике, необходимой для производст- производства материальных благ, средствах защиты от вредных воздействий и т. п. К числу биологических относится и потребность в экономии сил, побуждающая человека искать наиболее короткий, легкий и простой путь к достижению своих целей. Принцип экономии сил лежит в основе изобре- изобретательства и совершенствования навыков, но может приобрести и самодовлеющее значение, трансформиро- трансформировавшись в лень. 2. Социальные потребности в узком и собственном смысле слова (поскольку социально опосредованы все побуждения человека), включающие потребность при- принадлежать к социальной группе (общности) и занимать в этой группе определенное (не обязательно лидирую- лидирующее) место, пользоваться привязанностью и вниманием окружающих, быть объектом их уважения и любви. В. А. Ядов A979) классифицирует социальные потреб- потребности по сфере общественных отношений, будь то семья, коллектив, социальная система в целом. Если в качестве подобной общности выступает племя, нация, этнос, воз- возникает комплекс потребностей, которые можно назвать этническими, причем их роль в современном мире оказа- оказалась явно недооценена. Полагают, что, взаимодействуя с группой, субъект стремится к двум целям: слиться с со- социумом и вместе с тем выделить, отстоять свое «Я». Мы рассматриваем эти две тенденции как стремление при- принадлежать к группе и занимать в ней определенное мес- место, соответствующее представлениям субъекта о справед- справедливости. Понятие о справедливости есть отражение в созна- сознании субъекта исторически детерминированного соотно- соотношения прав и обязанностей, которое в мотивационной сфере субъекта репрезентировано потребностями «для себя» и «для других». Соотношение этих потребностей Б. Ф. Ломов A984) определяет как направленность лич- 48
ности, как отношение того, что личность получает и бе- берет от общества (имеются в виду и материальные, и ду- ходные ценности), к тому, что она ему дает, вносит в его развитие. Заметим, что потребности «для себя» бессмыс- бессмысленно противопоставлять потребностям «для других» не только потому, что они объективно существуют, но и по- потому, что каждая из них несет свою социально полезную функцию. Потребность «для себя» порождает чувство собственного достоинства, независимость суждений, са- самостоятельность мысли. Потребность «для других» де- делает человека доброжелательным, способным к сочувст- сочувствию, состраданию и сотрудничеству. Среди социальных потребностей мы хотим особо вы- выделить потребность следовать нормам, принятым в дан- данном обществе, без которой существование социальных систем оказалось бы вообще невозможным. Г. Гегель A968) рассматривал ее как потребность в религии, хотя правильнее было бы понимать ее более широко: как по- потребность в идеологии, нормирующей удовлетворение всех других витальных, социальных и духовных потреб- потребностей человека. Нормы формируются в результате сложнейшего взаимодействия исторических, экономичес- экономических, национальных и других факторов, они получают от- отражение в общественном сознании, закрепляются гос- господствующей идеологией, моралью и законодательством. Но соблюдение этих норм базируется на присущей чле- членам сообщества социальной потребности следовать по- поведенческим, нравственным, эстетическим и тому подоб- подобным эталонам. Хорошо упроченные нормы становятся привычкой, «второй натурой» и в определенный момент перестают контролироваться сознанием, переходят в сферу под- подсознания. Человек уже не задумывается над тем, как ему следует поступить в том или ином случае. Глубоко усво- усвоенная норма делает его поведение автоматическим, ин- инстинктивным, хотя, разумеется, ни о каком инстинкте в строгом смысле здесь говорить нельзя, поскольку «ин- «инстинктивное» значит «врожденное». Инстинкты не осо- осознаются изначально и потому не могут быть отнесены к подсознанию. Нормы усваиваются в процессе воспита- воспитания, их неосознаваемость исторически вторична и при- принадлежит подсознанию. Свидетельством самостоятельного происхождения со- социальных потребностей человека служит развитие ре- 49
бенка. Тщательные наблюдения показали, что актуали- актуализируемая в процессе общения потребность, обусловли- обусловливающая привязанность и боязнь одиночества, не явля- является производной ни от потребности в пище, ни от ран- ранней сексуальности, как предполагал 3, Фрейд. Более того, если функции удовлетворения витальных потреб- потребностей (кормление, уход, смена пеленок и т. д.) и обще- общение в виде улыбок, «разговора», игры с ребенком разде- разделить между двумя лицами, ребенок больше привязыва- привязывается к тому человеку, который вступает с ним в контакт. В то же время он остается равнодушен к взрослому, бес- бесстрастно удовлетворяющему его первейшие жизненные нужды. Замечательные наблюдения А. И. Мещерякова за развитием слепоглухонемых от рождения детей пока- показали, что в основе ранней социализации ребенка лежат «совместно разделенные действия» (сравните с ролью труда в антропосоциогенезе!), благодаря которым ребе- ребенок из объекта забот превращается в деятельного субъ- субъекта, а от «языка» предметных действий постепенно пе- переходит к словесному языку (Кондратов, 1982). Третью и последнюю группу исходных потребностей составляют идеальные потребности познания окружаю- окружающего мира и своего места в нем, познания смысла и на- назначения своего существования на земле как путем при- присвоения уже имеющихся культурных ценностей, так и путем открытия совершенно нового, неизвестного пред- предшествующим поколениям. И снова мы должны подчеркнуть, что потребность по- познания не является производной от биологических и со- социальных, хотя, разумеется, вторично связана с ними самым тесным образом. Потребность познания ведет свое происхождение от универсальной потребности в ин- информации, изначально присущей всему живому наряду с потребностью в притоке вещества и энергии. Удовлет- Удовлетворение любой потребности требует информации о пу- путях и способах достижения цели. Вместе с тем сущест- существует потребность в информации как стремление к новому, ранее неизвестному, безотносительно к его прагматиче- прагматическому значению в смысле удовлетворения каких-либо биологических и социальных нужд. Подобная точка зрения на природу познавательных потребностей приоб- приобретает все больше сторонников (например, Щербицкий, 1983). Настаивая на самостоятельном происхождении со- социальных и идеальных (духовных) потребностей, мы, 50
естественно, не можем принять тезис об их вторичности по отношению к потребностям материальным, о которой пишет, например, Б. Ф. Ломов: «Конечно, в основе всего многообразия человеческих потребностей лежат так на- называемые материальные потребности (в пище, одежде, жилище и т. д.). На этой основе в процессе исторического развития общества развиваются — в широком смысле слова — потребности духовные» (Ломов, 1981, с. 12). Познавая действительность, человек стремится уяс- уяснить правила и закономерности, которым подчинен окру- окружающий мир. Его загадочность так трудно переносится человеком, что он готов навязать миру мифическое, фан- фантастическое объяснение, лишь бы избавиться от бремени непонимания, даже если это непонимание непосредст- непосредственно не грозит ему ни голодом, ни опасностью для жиз- жизни. Постигая закономерности окружающего, человек кладет их в основу создаваемых им моделей мира, будь то научные теории или произведения искусства. Войдя в общечеловеческий фонд культурных накоп- накоплений, идеи, теории, произведения искусства начинают жить своей собственной жизнью, подчас на столетия пе- переживая породившего их творца. «Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживет...» (А. С. Пушкин). Идеи, теории, восприятие художествен- художественных произведений продолжают эволюционировать, видо- видоизменяться, обогащаться представителями следующих друг за другом поколений. Открытие объективной реаль- реальности и относительной автономии так называемого «третьего мира»—мира идей — принадлежит отнюдь не К. Попперу (Popper, 1968), оно было предельно четко сформулировано В. И. Лениным: «Тут действительно, объективно три члена: 1) природа; 2) познание человека, —мозг человека (как высший продукт той же природы) и 3) форма отражения природы в познании человека, эта форма и есть понятия, законы, категории etc.» (Ле- (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 29. 1963. С. 164). Витальные, социальные и идеальные (познаватель- (познавательные) потребности, в свою очередь, делятся на две разно- разновидности: на потребности сохранения и развития (по- (потребности «нужды» и «роста» по терминологии англо- англоязычных авторов). Эти две разновидности репрезенти- репрезентируют на уровне индивидуального поведения диалекти- диалектически противоречивый характер процесса самодвижения живой природы, который не сводится к одной лишь «борьбе за выживание», к уравновешиванию с окружаю- 51
щей средой, но предполагает освоение этой среды во все расширяющихся пространственно-временных масшта- масштабах. Признак для различения двух разновидностей по- потребностей — их отношение к господствующей общест- общественно-исторической норме удовлетворения. Потребности сохранения удовлетворяются в пределах норм; потреб- потребности развития превышают норму, поскольку человек отличается «безграничностью своих потребностей и их способностью к расширению» (Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. Т. 2/7. М., 1935. С. 235). В сфере социаль- социальных потребностей потребность развития «для себя» про- проявляется стремлением улучшить свое общественное по- положение. Потребность развития «для других» требует совершенствования самих норм либо улучшения поло- положения какой-либо социальной группы. В идеальных по- потребностях норма — это достигнутое к настоящему вре- времени знание. Идеальная потребность сохранения удов- удовлетворяется его присвоением, потребность развития по- побуждает стремиться к непознанному, ранее никому не известному. Именно действенность потребностей сохранения и раз- развития породила две основные формы эмоций — отрица- отрицательные и положительные. Механизм сохранения (вы- (выживания, уравновешивания) не нуждается в положи- положительных эмоциях, он может работать за счет одних от- отрицательных, где само устранение тягостного состояния путем удовлетворения соответствующей потребности есть награда для действующего субъекта. Положитель- Положительные эмоции — инструмент потребностей развития, вот почему их значение возрастает по мере перехода ко все более сложным и высшим формам мотиваций. Специфика отношения эмоций к потребностям сохра- сохранения и развития имеет исключительное значение для практики воспитания. Народная наблюдательность давно отметила, что «охота пуще неволи», т. е. что стремление к награде сильнее стремления избежать наказания. Эксперименты на животных и наблюдения за детьми показали, что наказание за совершение какого-либо дей- действия не исключает его повторения в будущем. Для на- надежного предотвращения нежелательных действий не- необходимо, чтобы эти действия утратили свою привлека- привлекательность для субъекта, перестали вызывать у него положительные эмоции. Отрицательная эмоция, возникающая при угрозе не- неудовлетворения потребностей сохранения, переживается 52
как тревога, а неудовлетворенность потребностей разви- развития порождает так называемую фрустрацию. Оба со- состояния отрицательны, тягостны для субъекта, от обоих он стремится избавиться, но это разные состояния. В пер- первом случае субъект испытывает ощущение нависшей угрозы, боязнь наказания, во втором — раздражение и тоску, порожденные отсутствием удач. Специфика не- неудовлетворенных потребностей лежит в основе трех ос- основных разновидностей реактивных депрессий: апатии, тревоги и тоски. При апатии потребности ослаблены, же- желаний нет, предметное содержание эмоциональных пере- переживаний отсутствует. Но это отсутствие желаний вос- воспринимается рефлектирующим сознанием как явная не- неполноценность, бессмысленность существования и при- придает состоянию субъекта отрицательную эмоциональную окраску, подчас ведущую к суициду. Для тревожной де- депрессии характерно ощущение своей неспособности пре- преодолеть, предотвратить жизненные трудности. Чувство вины, возникающее у субъекта в состоянии тоскливой депрессии, имеет своим источником нравственные крите- критерии, представление о невыполненном долге (Драгунская, 1983). Иными словами, депрессия тревоги связана пре- преимущественно с неудовлетворенностью потребностей сохранения, которые могут быть ориентированы как на себя, так и на других. Депрессия тоски — патология по- потребностей развития, потребностей, связанных с ценно- ценностями более высокого порядка. Анализ основных потребностей человека приводит нас к формулировке одного из самых кратких и вместе с тем содержательных определений понятия «личность». Личность данного человека определяется присущей ему выраженностью и соподчинением витальных, соци- социальных и идеальных потребностей с их подразделением на потребности сохранения и развития, «для себя» и «для других». Общество оценивает набор и иерархию потребностей, присущих данной личности, соотнося их с нормами удов- удовлетворения этих потребностей, сложившимися в данной социальной среде. Однако многообразие и изменчивость исторически преходящих норм не означают их равно- равноценности перед историей, потому что на каждом ее этапе наибольшую объективную ценность представляют такие нормы и способы удовлетворения потребностей, которые в наибольшей степени содействуют развитию общества в целом, а следовательно, смене норм и развитию состав- 53
ляющих это общество личностей. Вот почему в устных и литературных памятниках почти всех эпох человече- человечество отдавало предпочтение тем из своих сынов и доче- дочерей, у кого потребности «для других» и тенденции раз- развития, по крайней мере, не уступали потребностям «для себя» и мотивациям самосохранения. Мы называем че- человека малодушным, если он отказывается от достиже- достижения удаленной цели в пользу ближайшей, продиктован- продиктованной, как правило, потребностями сохранения своего лич- личного благополучия, социального статуса, общепринятой нормы. Великодушен тот, кто, напротив, отклоняет легко достижимую цель (скажем, месть обидчика) ради удов- удовлетворения более высокой потребности, например вос- восстановить у обидчика веру в людей, вызвать у него со- сожаление о совершенном поступке. Самый лучший человек тот, говорил Л. Н. Толстой, кто живет преимущественно своими мыслями и чужими чувствами, самый худший сорт человека — который жи- живет чужими мыслями и своими чувствами. ...Из различ- различных сочетаний этих четырех основ, мотивов деятельно- деятельности— все различие людей (Маркуша, 1979). Если пере- перевести эту классификацию на язык потребностей, то луч- лучшим вариантом окажется социальная потребность «для других» в сочетании с потребностью познания, свобод- свободной от побочных влияний и не довольствующейся меха- механически усвоенной нормой. Самый худший — эгоисти- эгоистически ориентирован на себя, а свои суждения подчиняет не объективной истине, но заимствованным и утилитарно выгодным для него взглядам. Заметьте, что Толстой го- говорит о наличии «четырех основ», из которых складыва- складывается «все различие людей». Иными словами, он выделяет не «типы», а параметры их оценки, систему координат, совпадающую с четырьмя вариантами потребностей — «мотивов деятельности». Мы глубоко убеждены в том, что любая система лич- личностных тестов будет практически эффективной в той мере, в какой ей удастся объективно диагностировать ин- индивидуальные особенности соотношения потребностей сохранения и развития, «для себя» и «для других». К со- сожалению, существующие в настоящее время тесты носят чисто эмпирический характер. Не имея под собой научно обоснованной теории, они оперируют огромным коли- количеством второстепенных факторов, как правило не до- дотрагиваясь до самого главного в структуре личностных свойств. Еще меньше разработаны инструментальные 54
психофизиологические методики дифференциальной ди- диагностики личности. Здесь сделаны только самые первые шаги (Валуева, 1969; Грызлова, 1976; Milgram, 1974). Наряду с тремя основными перечисленными выше группами потребностей существуют две дополнительные: потребность в вооруженности и потребность преодоле- преодоления, обычно именуемая волей. Если индивидуальные особенности соотношения и иерархии основных потреб- потребностей определяют личность человека, то индивидуаль- индивидуальные особенности силы и степени удовлетворения допол- дополнительных (вспомогательных) потребностей лежат в ос- основе его характера. Для того чтобы удовлетворить свои многочисленные потребности, человек должен быть вооружен соответ- соответствующими способами и средствами. Овладение навы- навыками во многом отчуждено от процесса удовлетворения основных (витальных, социальных, идеальных) потреб- потребностей и побуждается самостоятельной потребностью, которую иногда определяют как «мотивацию компетент- компетентности», как стремление к совершенствованию своих дви- двигательных координаций, которое позднее трансформи- трансформируется в стремление к мастерству, к развитию способно- способностей, к возможности контролировать внешнюю среду (Yarrow, Messer, 1983). Приобретение самых первых, самых элементарных умений маленьким ребенком не связано с его голодом и жаждой. Более того, голод, дискомфорт, вызванный мок- мокрой пеленкой или охлаждением, прерывают и тормозят процесс приобретения навыков, которые, в сущности, по- понадобятся ребенку много позднее. Попытки двигать руками и пальцами появляются уже через час после рождения. К концу четвертого ме- месяца ребенок дотягивается и хватает видимые предметы, пытается ими манипулировать. По мере взросления все большее значение приобретает подражание действиям взрослого. В два месяца дети реагируют на проявляемое к ним внимание целой серией действий, включая улыбку, движения губ и языка. Некоторые авторы считают, что двухмесячный ребенок способен имитировать движения рта своей матери. В дальнейшем эта способность явится базой для обучения артикуляции и воспроизведению звуков речи. Дети способны десятки и сотни раз повто- повторять одни и те же действия, единственным смыслом ко- которых (разумеется, не сознаваемым ребенком) является тренировка их психофизиологического аппарата. 55
Осознание самостоятельности потребности в воору- вооруженности, способной породить свои собственные поло- положительные и отрицательные эмоции, умение актуализи- актуализировать, разбудить, усилить эту специфическую потреб- потребность должно быть положено в основу теории трудового воспитания. Даже в том случае, когда деятельность ли- лишена новизны и творчества, высокий уровень профес- профессионализма, точность и совершенство исполнения, каза- казалось бы, рутинных операций придают этой деятельности особую привлекательность за счет удовлетворения по- потребности в вооруженности и тех положительных эмоций, которые возникают на ее основе. К сожалению, педаго- педагогическая практика далеко не всегда и не в полной мере осознает реальность и значение этой потребности, не под- поддерживает и не культивирует ее. Стремясь сделать про- процесс обучения интересным, увлекательным для ребенка, педагог, как правило, апеллирует к его любознательно- любознательности, опирается на потребность познания и ... поощряет дилетантизм. Увлеченность оборачивается поверхност- поверхностностью, любознательность — верхоглядством. В дей- действительности радость узнавать должна постоянно до- дополняться радостью уметь и мочь, поскольку на потреб- потребность в вооруженности распространяется принцип ее не- незаменимости удовлетворением других мотиваций. Степень удовлетворения потребности в вооруженно- вооруженности оказывает огромное влияние на формирование и черты характера. Высокий уровень вооруженности, осо- осознаваемый или неосознанно ощущаемый субъектом, де- делает его спокойным, уверенным, независимым, сохра- сохраняющим самообладание в сложной и быстро изме- изменяющейся обстановке. Недостаточная вооруженность в зависимости от доминирования тех или иных первичных (основных) потребностей сообщает характеру черты тре- тревожности, озабоченности своим положением среди лю- людей, ревнивого отношения к успехам других, зависимо- зависимости от их покровительства и поддержки. Вместо того чтобы сетовать на «дурной» или «слабый» характер воспитуемого, вместо абстрактных призывов «исправить- «исправиться» следует подумать о том, как вооружить данного че- человека способами удовлетворения тех его потребностей, которые представляют социальную ценность. Потребность в вооруженности в значительной мере удовлетворяется путем подражания и с помощью игры, особенно на ранних стадиях индивидуального развития. Важнейшей чертой имитационного поведения служит 56
его способность адресоваться непосредственно к подсо- подсознанию, что придает примерам, находимым ребенком в своем ближайшем микросоциальном окружении, силу, легко преодолевающую обращенные к сознанию при- призывы поступать хорошо и не делать того, что дурно. Именно на базе и с помощью механизмов имитационного поведения осуществляется та интериоризация социаль- социальных норм, которая превращает эти внешние по своему происхождению нормы во внутренние регуляторы пове- поведения, именуемые совестью, чувством долга, зовом серд- сердца и т. п. Совесть занимает в поведении человека долж- должное место лишь тогда, когда ее веления исполняются как императивы, не требующие логических аргументов. То же самое относится к воспитанности, к ответственно- ответственности, к точности выполнения обязательств, ставших чер- чертами характера, а не прагматически выгодной формой поведения. В самом деле, воспитанность предполагает не просто знание норм поведения, не соблюдение этих норм с целью награды или ухода от наказания, а невоз- невозможность нарушения этих норм, ставших внутренними регуляторами действий и поступков. Как остроумно за- заметил один юрист, нормальный человек даже в гневе не посягает на жизнь другого не потому, что боится выс- высшей меры, а потому, что им движет древняя заповедь «не убий». Человек, соблюдающий нормы во имя выгоды или страха перед возмездием, безнравственен. Расчеты по принципу «ты мне, я тебе» мало что оставляют от со- совести и морали. Частным, хотя и своеобразным примером имитацион- имитационного поведения с характерным для него ослаблением контроля сознания может служить гипноз. По образному выражению 3. Фрейда, гипноз — это «толпа из двоих», где подвергающийся гипнозу «ведомый» некритически следует за лидером — гипнотизером. Уступая гипноти- гипнотизеру ответственность за ситуацию и содержание внуше- внушений, освобождая себя от тяжкого бремени свободы вы- выбора (Ф. М. Достоевский), субъект переживает свое со- состояние как явно положительное. Желание подчиниться приказам гипнотизера играет в механизме внушения су- существенную, если не решающую роль (Шерток, 1982). Мы еще вернемся к механизмам гипноза в связи с проб- проблемой неосознаваемых проявлений высшей нервной дея- деятельности. Другим путем удовлетворения потребности в воору- вооруженности служит игра. Отличительным признаком лю- 57
бой игры, будь то игра детей, спорт, «деловые игры» ру- руководителей производства или игры военных штабов, слу- служит одна и та же общая для всех черта: временное от- отчуждение действий от цели, достижению которой эти действия предназначены. Игра вооружает субъекта уме- умениями, реальная нужда в которых появится лишь позд- позднее. Игра тренирует и развивает не только физические за- задатки, способности к осуществлению внешне реализуе- реализуемых действий, волевые качества субъекта, но и вообра- воображение, фантазию, логику, творческую интуицию. Разви- Развивающим функциям игры весьма способствует ее «беско- «бескорыстие», относительная свобода от удовлетворения других потребностей прагматического, в том числе со- социально престижного, порядка. В результате потребность в вооруженности приобретает доминирующее положение, и творческая интуиция начинает «работать» почти ис- исключительно на эту потребность, т. е. служить развитию природных задатков и способностей субъекта. Творчес- Творческое начало, заложенное в природе игры, придает допол- дополнительную привлекательность даже самой обыденной деятельности. Это важнейшее качество игры в полной мере оценил такой знаток детской психологии, каким был А. Гайдар. В самом деле, лишите Тимура и его ко- команду той таинственности, которой они окружили по- помощь семьям фронтовиков, всех этих тайных встреч на сеновале, специальной сигнализации, анонимности доб- добрых дел, усилившей их бескорыстие, и т. д.— и у вас останется рутинное «мероприятие», проводимое по ини- инициативе и под контролем взрослых. Фантазеры и творцы уступят место более или менее добросовестным испол- исполнителям. Наряду с потребностью в вооруженности мы должны упомянуть еще одну потребность, дополнительную к ос- основным,— присущую человеку потребность преодоления препятствий на пути к удовлетворению какой-либо иной потребности, первично инициировавшей поведение, т. е. волю. Мы уже говорили во введении о том, что подав- подавляющее большинство современных авторов рассматри- рассматривают волю как качество, производное от сознания, будь то «сознательная саморегуляция субъектом своей дея- деятельности и поведения», «основа самоконтроля», «спо- «способность сознания направлять поведение» и т. д. и т. п. При этом как бы исчезает энергезирующий фактор, сила, побуждающая человека совершать продиктованные во- 58
лей действия. Нельзя считать волей и наиболее сильную доминирующую потребность, потому что побуждению, пересиливающему все прочие, никакая воля не нужна. На том стою и не могу иначе — в ситуации, которую имел в виду М. Лютер, воле не находится места. Л. С. Выготский A982) видел проявление воли в дей- действиях по инструкции, которую субъект дает самому себе: например, считая перед прыжком в воду «раз, два, три!». Здесь снова возникает вопрос: а что побуждает человека давать себе эту команду и выполнять ее? Филогенетические предпосылки возникновения воли мы усматриваем в открытом И. П. Павловым у высших животных рефлексе свободы, памятуя, что, по словам К. Маркса, «преодоление препятствий само по себе есть осуществление свободы...» {Маркс /С, Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. 2. С. 109). На самостоятельность воли как спе- специфической потребности указывает ее способность по- порождать собственные эмоции в связи с преодолением преграды до того, как будет достигнута конечная цель. Для человека преградой на пути к цели может стать и конкурирующая потребность. Тогда доминирование од- одного из конкурирующих мотивов будет определяться не только его силой, но и возникновением активности, по отношению к которой субдоминантный мотив есть пре- препятствие, внутренняя помеха. Активность, вызванная преградой, в определенных ситуациях и у определенного типа людей может оттес- оттеснить первоначальное побуждение на второй план, и тогда мы встретимся с упрямством, с поведением, где преодо- преодоление стало самоцелью, а исходный мотив утратил свое назначение и даже забыт. Удовольствие от преодоления — наиболее яркий по- показатель воли. Через эту положительную эмоцию и от- открывается путь к воспитанию воли, к ее усилению, чтобы человек не сникал под тяжестью неудач, но вновь и вновь испытывал радость преодоления препятствий даже в том случае, когда это препятствие на пути к достижению поставленной цели — он сам. Индивидуально варьирую- варьирующая норма удовлетворения потребности в свободе — одна из основных черт характера. Не случайно в нашем представлении «человек с характером» означает «воле- «волевой», а «бесхарактерный» звучит как «безвольный». Проявить характер — значит настоять на своем, не от- отказаться от поставленной ранее цели, завершить нача- начатое дело. 59
Таким образом, воля отнюдь не является регулятором поведения, расположенным над потребностями и эмоция- эмоциями, поскольку она сама есть потребность, вооруженная своими способами удовлетворения и порождающая свой ряд эмоций. Самостоятельные по происхождению, но вместе с тем «обслуживающие» удовлетворение других побуждений потребности вооружения и преодоления пре- препятствий наряду с индивидуально варьирующей потреб- потребностью в экономии сил определяют индивидуальные чер- черты характера, делают его сильным, слабым, решитель- решительным, твердым и т. д. Существуют деятельности, осуществление которых од- одновременно ведет к удовлетворению комплекса потреб- потребностей. Так, труд удовлетворяет материальную потреб- потребность в заработке, социальную потребность быть масте- мастером-передовиком, примером для товарищей по труду, идеальную потребность познания и творчества, если ра- работнику удается внести в свою деятельность элементы изобретательства, технологических открытий и т. п. Но гораздо чаще мы встречаемся с конкуренцией сосущест- сосуществующих мотиваций, когда вектор поведения должен быть направлен на преимущественное или даже исключитель- исключительное удовлетворение одной из них. Поскольку предметы удовлетворения потребностей находятся во внешней сре- среде, вектором поведения не может быть одна лишь доми- доминирующая в данный момент потребность: любое живое существо должно учитывать возможность удовлетворе- удовлетворения своих потребностей путем взаимодействия с наличной внешней средой. Иными словами, значимость происходя- происходящих во внешней среде событий, важность появления или исчезновения тех или иных объектов (равно как и их сигналов-предшественников) определяются не только си- силой, остротой актуализированной потребности, ее местом среди других сосуществующих мотиваций, но и вероятно- вероятностью (возможностью) удовлетворения потребностей в данной ситуации и в данный момент. Ход эволюции объективно потребовал создания тако- такого физиологического механизма, который был бы спосо- способен произвести интегральную оценку любого события, любого изменения в среде и в самом организме и на ос- основе этой оценки вмешаться в конкуренцию мотиваций, определяя направление, цель поведенческого акта. Такой универсальной мерой ценностей и предстают перед нами эмоции высших животных и человека во всем богатстве их отражательно-оценочных и регуляторных функций.
3 Отражательно-оценочная и регуляторные функции эмоций. Их нейроанатомические и нейрохимические основы Несмотря на то, что каждый из нас знает, что такое эмоции, дать этому состоянию точное научное определение невозможно... В настоящее время не существует единой общепризнанной научной теории эмоций, а также точных данных о том, в каких цен- центрах и каким образом эти эмоции возника- возникают и каков их нервный субстрат. Физиология человека A985, с. 211—212) Поскольку подробному изложению физиологии, нейро- нейроанатомии и психологии эмоций посвящена наша предыду- предыдущая книга (Симонов, 1981), в настоящей главе мы огра- ограничимся самым кратким напоминанием основных поло- положений потребностно-информационной теории эмоций и сводкой новейших данных о мозговых механизмах эмо- эмоций человека. Однако прежде всего мы хотим сформулировать те вопросы, на которые сегодня обязана ответить любая сколько-нибудь развитая и завершенная теория эмоций. 1. Если автор теории разделяет мнение о том, что эмо- эмоция представляет одну из форм отражения реальной дей- действительности, он обязан определить, что именно отра- отражает эмоция, чем она отличается от других разновидно- разновидностей отражательной деятельности мозга. Сложность и не- нерешенность этого вопроса отметил В. К. Вилюнас. «При исследовании познавательных процессов обычно суще- существует возможность опираться на два ряда явлений: объ- объективный и субъективный, отражаемый и отраженный. По отношению к субъективному отражению первый ряд может служить своего рода образцом, «эталоном» того, что, например, должно или могло бы быть воспринято, запечатлено, постигнуто мышлением и т. п. ... При иссле- исследовании же эмоций такой возможности не существует. Эмоции выполняют функцию не отражения объективных явлений, а выражения субъективных к ним отношений... Поэтому данные о том или ином эмоциональном пережи- 61
вании мы можем сравнить лишь с данными о других эмо- эмоциональных переживаниях у одного и того же человека или у других людей, а не с некоторым объективным „эта- „эталоном"» (Рейковский, 1979, с. 7). 2. Любая новая теория эмоций должна, по нашему мнению, способствовать упорядочиванию, классификации наблюдаемых в жизни эмоций, предложив теоретический принцип подобной классификации. Можно, конечно, пой- пойти и чисто эмпирическим путем, примером которого слу- служит классификация Б. И. Додонова A978). Опросив до- достаточно большое количество людей о том, какие именно эмоции они переживают особенно часто и какие из этих переживаний им представляются наиболее ценными, же- желательными, автор группирует полученные ответы и при- приходит к выводу о существовании альтруистических, ком- коммуникативных, глорических, праксических, пунических, романтических, гностических, эстетических и акизитив- ных эмоций. Подобный прием описательной классифика- классификации без использования теоретически обоснованного клас- классифицирующего принципа, по-видимому, специфичен для психологии эмоций и сильно отличает ее от других облас- областей науки. Заметим для сравнения, что классификацию химических элементов в таблице Менделеева невозмож- невозможно представить без открытия периодического закона на- нарастания атомного веса этих элементов. Что касается чисто описательных классификаций, то углубленный ана- анализ показывает, например, отсутствие «альтруистиче- «альтруистических» эмоций как таковых, поскольку в основе альтруи- альтруистического поведения могут лежать весьма различные мотивы: сопереживания и морального самоуважения. Со- Соответственно и эмоции окажутся различными, а их объ- объединение в одну и ту же группу — формальным. 3. Концепция, претендующая на то, чтобы именовать- именоваться теорией, должна ответить на вопрос о том, какую роль играют эмоции в жизнедеятельности живых существ, в организации их целенаправленного поведения. Каковы регуляторные функции эмоций и чем они отличаются от регуляторных функций сознания, мышления, памяти, воли. 4. Теория должна способствовать уяснению мозговых механизмов формирования и реализации эмоциональных реакций человека и высших млекопитающих животных. Благодаря успехам общей физиологии мозга, нейропси- нейропсихологии и нейрохирургии мы имеем сегодня довольно длинный перечень мозговых структур, причастных к эмо- 62
циональным реакциям и состояниям. К числу этих моз- мозговых образований относят передние и височные отделы новой коры, гиппокамп, миндалину, гипоталамус, пере- перегородку, центральное серое вещество, неспецифические ядра таламуса и некоторые другие структуры. Вместе с тем остается далеко не ясным, какую именно роль игра- играет каждое из этих образований в генезе и реализации эмоций. Ссылки на «системность» и даже на «голографи- ческое» распределение функций, на деятельность «мозга в целом», с нашей точки зрения, малопродуктивны. По- Попытки вернуться к представлению об эмоциях как о ко- конечном, далее неделимом психофизиологическом образо- образовании можно было бы сравнить с призывом вернуться от современных представлений о многообразии элементар- элементарных частиц к «целостному» атому Демокрита. 5. Наконец, предлагаемая теория должна чем-то принципиально новым обогащать практику воспитания, практику профилактики и борьбы с нежелательными по- последствиями эмоционального стресса, его влияния на здо- здоровье человека и эффективность выполняемой им дея- деятельности. Универсальное значение практики как крите- критерия истины в полной мере применимо к частному слу- случаю изучения закономерностей и механизмов эмоций. Отражательно-оценочная функция эмоций. На вопрос о том, что отражает эмоция, потребностно-информацион- ная теория отвечает определенно и однозначно: эмоция есть отражение мозгом человека и высших животных ка- какой-либо актуальной потребности (ее качества и величи- величины) и вероятности (возможности) ее удовлетворения, ко- которую субъект непроизвольно оценивает на основе врож- врожденного и ранее приобретенного индивидуального опыта. В приведенном выше определении представлено и порож- порождающее (через потребность) и отражающее (через веро- вероятность ее удовлетворения) начало. Эмоция отражает предметы и события окружающей среды в их отношении к актуальным потребностям субъекта, откуда и возника- возникает категория значимости этих предметов и событий, их субъективная оценка. В самом общем виде правило возникновения эмоций можно представить в виде структурной формулы Э = =f(I7, (#н—Яс), ...), где Э — эмоция, ее степень, каче- качество и знак; П — сила и качество актуальной потребно- потребности; (Ян—Ис) — оценка вероятности (возможности) удовлетворения потребности на основе врожденного и он- онтогенетического опыта; Ян— информация о средствах, 63
прогностически необходимых для удовлетворения потреб- потребности; Ис — информация о существующих средствах, ко- которыми реально располагает субъект. Репрезентация установленных зависимостей в виде формул широко ис- используется в теоретической и экспериментальной психо- психологии. В качестве примера приведем близкую к нашим работам формулу Мак Граса (McGrath, 1976) S—C0(D— С), где 5 — степень стресса; Со — степень важности тре- требования; D — осознаваемое требование; С — осознавае- осознаваемая возможность. Нетрудно видеть, что эта формула очень напоминает «формулу эмоций» с той разницей, что, появившись на двенадцать лет позднее, она касается лишь частного случая осознаваемой оценки ситуации, тогда как для огромного множества эмоций характерно прогнозирование вероятности достижения цели (удовле- (удовлетворения потребности) на неосознаваемом уровне. Можно ли проверить справедливость нашей формулы в прямом эксперименте? Да, можно. Правда, на уровне современной экспериментальной техники «структурная» формула эмоций становится «измерительной» только при исследовании сравнительно элементарных эмоциональ- эмоциональных реакций. Так, мы можем измерять степень эмоцио- эмоционального напряжения по величине объективно регистри- регистрируемых физиологических сдвигов (частота сердцебиений, амплитуда и продолжительность кожно-гальванических реакций, суммарное напряжение тета-ритма электроэн- электроэнцефалограммы и т. п.). В определенных пределах мы мо- можем измерять потребность в пище продолжительностью голодания, а потребность избегания боли — силой боле- болевого раздражения. Наконец, мы можем измерять объек- объективную вероятность удовлетворения потребности различ- различной вероятностью подкрепления условного сигнала. В на- наших книгах и статьях приводятся многочисленные при- примеры такого рода экспериментов, показавших закономер- закономерную зависимость степени эмоционального напряжения от силы потребности и вероятности ее удовлетворения (см. также Price, Barrell, 1984). А. Я. Мехедова A969) вырабатывала в нашей лабо- лаборатории классические условные рефлексы у собак, под- подкрепляя условный сигнал в различных сериях экспери- экспериментов: 1) 5 г мяса в 100% случаев; 2) 50 г мяса в 100%; 3) 5 и 50 г мяса в случайном порядке, но в равном отно- отношении 1:1. Оказалось, что при обычном пищевом режи- режиме максимальная частота сердцебиений, по которой су- судили о степени эмоционального напряжения собаки, на- 64
рис. 1. Динамика сер- сердечного компонента условного рефлекса у собаки при постоян- постоянном подкреплении ма- малой (/) и большой B) порцией пищи и при случайном под- подкреплении с вероят- вероятностью 50 :50 C) А — при обычном пище- пищевом режиме; Б — после пищевой де- привации (по А. Я. Мехедовой) блюдается при постоянном подкреплении большой лор- цией пищи (рис. 1, Л), в то время как суточное голода- голодание делает эмоционально напряженной ситуацию с под- подкреплением условного сигнала в случайном порядке (рис. 1,5). Иными словами, эмоциогенна не сама по себе неопределенность экспериментальной ситуации, но праг- прагматическая неопределенность, т. е. участие в генезе эмо- эмоционального напряжения как величины актуальной по- потребности, так и вероятности ее удовлетворения. По дан- данным Д. Н. Меницкого и М. М. Хананашвили A969), наи- наибольшее эмоциональное напряжение у собак (визг, лай, чесание, царапание кормушки) наблюдалось при вероят- вероятностном подкреплении 1 : 4, а по мере продолжения опы- опыта — при 1 : 2. Значение информационного фактора вы- выступает особенно отчетливо в опытах со спаренными жи- животными, когда оба партнера получают равное количест- количество ударов током, но только один из них может предотвра- предотвратить наказание соответствующей инструментальной ре- реакцией. Именно у этого животного постепенно исчезают признаки страха, предотвращается изъязвление слизи- слизистой желудка и кишечника. Установлено, что частота пульса у банковских служа- служащих зависит от степени ответственности (счет банкнотов различного достоинства) и количества информации, со- 3 П. В. Симонов 65
держащейся в одной операции. К. Перкис (Perkis, 1984) изменял в процессе опыта размер денежного штрафа за допущенные ошибки и их вероятность, не зависящую от усилий субъекта. Рост частоты сердцебиений закономер- закономерно коррелировал с изменением обоих факторов и был сильнее выражен у субъектов типа А. Имеются сведения и о том, что две составляющие эмоционального напряжения по-разному сказываются на величине различных вегетативных сдвигов. В опытах с участием человека величина побуждения (размер платы за правильное решение) преимущественно влияла на ча- частоту пульса, дыхания и уровень электрического сопро- сопротивления кожи, а трудность задачи (количество выбо- выборов) — на объемный пульс и кожно-гальванический реф- рефлекс. Преимущественная связь кожно-гальванического рефлекса с информационным фактором обнаружена и в опытах, где кожно-гальванический рефлекс был слабее при ожидании болевого раздражения током с высокой вероятностью, чем при более редких, но труднопрогнози- труднопрогнозируемых ударах. Регистрация кожно-гальванической ре- реакции и вызванных потенциалов в ответ на ориентировоч- ориентировочный стимул показала, что мотивационные компоненты ориентировочного рефлекса в большей мере детермини- детерминированы генотипом исследуемого лица, чем информацион- информационные компоненты (Кочубей, 1985). Впрочем, значение вероятности (возможности) удо- удовлетворения актуальной потребности принимается во внимание далеко не всеми исследователями эмоций. «С точки зрения физиологической,— писал П. К. Ано- Анохин,— перед нами стоит задача раскрыть механизм тех конкретных процессов, которые в конечном итоге приво- приводят к возникновению и отрицательного (потребность) и положительного (удовлетворение) эмоционального со- состояния» (Анохин, 1964, с. 355). Рассматривая генез эмо- эмоций, П. К. Анохин учитывал прогнозирование только со- содержания, семантики цели, предполагая, что в данный момент цель может быть одна, т. е. человек намеревает- намеревается взять или стакан, или вилку, или тарелку (мы исполь- используем пример, который обычно приводил сам П. К. Ано- Анохин) . П. К. Анохин отрицал прогнозирование вероятности достижения цели, хотя без такого прогноза трудно по- понять факт возникновения эмоций до начала каких-либо действий. Он писал: «...выражение „вероятностное (?) прогнозирование" просто не соответствует физиологиче- физиологическому смыслу событий и неправильно ориентирует чита- 66
телей, интересующихся нашими работами. Вероятность прогноза, т. е. параметров акцептора действия, всегда максимальная и равна единице, поскольку она отражает потребность организма на данный момент. Наоборот, ре- результат всегда менее вероятен по отношению к акцепто- акцептору действия, и, следовательно, выражение „вероятност- „вероятностное прогнозирование" едва ли оказывается полезным при изучении живых систем» (Анохин, 1978, с. 272). Чтобы не возвращаться к «биологической теории эмоций» П. К. Анохина, подчеркнем наше согласие с автором тео- теории в том, что касается прогнозирования содержания цели, связи эмоций с потребностями и генеза некоторых отрицательных эмоций. Вместе с тем мы считаем совер- совершенно необходимым введение в модель возникновения эмоций механизма, прогнозирующего вероятность дости- достижения цели, существенно расходимся с П. К- Анохиным в объяснении механизма положительных эмоций и, ра- разумеется, не можем ограничиться применением модели только к биологическим потребностям, о чем свидетельст- свидетельствует само название теории П. К. Анохина. Каким образом человек прогнозирует вероятность до- достижения цели (удовлетворения потребности)? Экспе- Эксперимент и теоретический анализ показывают, что эта оцен- оценка осуществляется путем сопоставления информации о средствах, способах, времени и т. д., прогностически не- необходимых и реально имеющихся у субъекта. Вероят- Вероятность удовлетворения оказывается интегральным пока- показателем, результатом подобного сопоставления. Скажем, при встрече с тремя разъяренными хищниками вероят- вероятность благополучного исхода будет существенно различ- различной в зависимости от того, имеет ли охотник автоматиче- автоматическую винтовку с полной обоймой или один-единственный патрон. Во многих экспериментах разницу между необ- необходимым и имеющимся можно эмпирически измерять по суммарной величине допускаемых субъектом ошибок, что свидетельствует о степени его «информированности», куда входят не только теоретические знания того, что, как и когда надо делать, но и степень совершенства со- соответствующих практических навыков. Соотношение необходимого и имеющегося можно рас- рассматривать и в статике, как «мгновенный срез» степени информированности, и в динамике. В первом случае ре- результат сравнения обернется дефицитом или избытком информации, во втором — возрастанием или падением вероятности достижения цели. 67 3*
Универсальность механизма сравнения такова, что обнаруживается даже в генезе тех элементарных эмоций, которые принято именовать эмоциональным тоном ощу- ощущений. Так, эмоциональная окраска ощущений от пищи, находящейся во рту (вкусно, безразлично, неприятно), формируется только после того, как голодовое возбужде- возбуждение (потребность) оказывается сопоставлено с афферен- тацией (информацией), идущей из полости рта и свиде- свидетельствующей о возрастании вероятности удовлетворе- удовлетворения потребности в пище. Вероятность удовлетворения может быть и субъектив- субъективной и объективной. Разумеется, в формировании эмоций участвует только субъективная оценка вероятности до- достижения цели. Животное и человек могут существовать лишь потому, что субъективные оценки вероятности, как правило, адекватно отражают объективную вероятность тех или иных событий. В отдельных случаях субъектив- субъективный прогноз оказывается ложным, и тогда эмоциональ- эмоциональная оценка событий не соответствует их реальному зна- значению («пьяному море по колено», «пуганая ворона и куста боится» и т. п.). Неопределенность не может сочетаться с высокой ве- вероятностью достижения цели, хотя максимальная неоп- неопределенность предстоящих событий E0%) оставляет больше надежды на благополучный финал, чем заведо- заведомо низкая вероятность, равная 20 или 10%. Применительно к эмоциям мы встречаемся здесь с до- дополнительным фактором, который не представлен в фор- формуле, подобно тому как в формуле не представлена ди- динамика развертывания эмоциональных реакций во вре- времени и многое другое. Речь идет об индивидуальных (ти- (типологических, характерологических) особенностях эмо- эмоциональности данного субъекта. Эксперименты нашей сотрудницы Л. А. Преображенской показали, что эмоцио- эмоциональное напряжение, о котором судили по частоте серд- сердцебиений, у одних собак достигает наивысших значений при максимальной неопределенности подкрепления (рис. 2, Л), а у других — при низкой его вероятности (рис. 2, Б). Встречаются и «вероятностно-безразличные» собаки (рис. 2, В). Сходные наблюдения мы нашли в ис- исследованиях В. М. Русалова A979), который обнаружил среди своих испытуемых три группы лиц, по-разному реа- реагировавших на вероятностно организованную среду. Индивидуальные особенности данного животного про- проявляются и в ситуации конфликта между качеством (цен- 68
Рис. 2. Частота сердечных сокращений в фоне A), при появлении пустой кормушки B) и процент дви- двигательных реакций на условный сигнал C) у трех со- собак (А, Б, В) при различной вероятности подкреп- подкрепления (по Л. А. Преображенской) Рис. 3. Расположение кормушек 1—4 в экс- экспериментальной ка- камере А — вход для собаки; Б — окно экспериментатора 69
ностью) подкрепления и вероятностью удовлетворения соответствующей потребности. Эти два фактора Д. И. Меницкий A983) называет активационным и ин- информационным компонентами подкрепления. Совместно с Л. П. Руденко мы провели серию опытов на трех соба- собаках в камере, где были установлены четыре кормушки (рис. 3). Каждая кормушка содержала восемь металли- металлических чашечек, наполненных мясным фаршем. С по- помощью дистанционного устройства диск с чашечками можно было поворачивать так, чтобы одна из них появи- появилась в окне кормушки. Каждую собаку поочередно впускали в камеру (де- (десять раз в течение опыта) и открывали ей доступ к пи- пище, когда она подходила к кормушке, «эффективной» п данной пробе согласно заранее составленной программе. Суть программы заключалась в том, что вероятность по- получения мяса при подходе к кормушке № 1 составляла 50%, к кормушке № 3—30%, к кормушке № 2—20%, под- подходы к кормушке № 4 не подкреплялись. После семи пер- первых дней условия опыта изменяли таким образом, что при подходе к кормушке № 1 собаки получали не мясо, а мясосухарный порошок, смоченный водой. Вероятность получения сухарей в кормушке № 1, а мяса в кормушке № 2 и 3 оставалась без изменений. В каждой из десяти проб собака могла получить подкрепление только из од- одной кормушки. Подходы к кормушкам экспериментатор наблюдал через окно. Кроме того, они регистрировались на самописце с помощью тензометрических платформ, установленных возле всех четырех кормушек. Эксперименты показали (рис. 4), что начиная с 3—5- го дня опытов все собаки отдают предпочтение кормуш- кормушке с наиболее высокой вероятностью появления пищи. В первые 3—4 дня у Икара и Динки (А и В на рис. 4) наметилось предпочтение кормушки № 2 с 20%-ным под- подкреплением. Эту аномалию поведения можно предполо- предположительно объяснить размещением кормушки № 2 на пути к часто подкрепляемой кормушке № 1 (см. рис. 3), бла- благодаря чему подход к кормушке № 2 становится компо- компонентом подкрепляемого комплекса: кормушки № 2 и 1. На рис. 4 показано количество только первых подходов к кормушкам № 1, 2 и 3, когда собака, войдя в камеру, сразу же направляется к данной кормушке. Если же рас- рассмотреть поведение собак в целом, то можно убедиться, что все три собаки осматривали кормушки в последова- последовательности, соответствующей вероятности подкрепления. 70
Рис. 4. Количество первых подходов к кормушкам № 1 (/), № 2 (//), № 3 (///) собак Икара (Л), Динки (Б) и Буяна (В) Абсцисса —дни опытов; стрелка а —замена мяса сухарями в кормушке № 1; стрелка б — насыщение сухарями Сначала они подходили к кормушке № 1 E0% подкреп- подкрепляемых подходов), затем —к кормушке № 3 C0%), от нее —к кормушке № 2 B0%), а кормушку № 4 @%) пе- переставали посещать вообще. Поведение собак существенно изменилось после того, как в часто подкрепляемой кормушке № 1 мясо замени- 71
ли мясосухарным порошком (стрелка а на рис. 4). Коли- Количество подходов к этой кормушке стало падать, а число подходов к «мясной» кормушке № 2 возросло. Мы уже обсудили вопрос о том, почему кормушка № 2 оказалась более эффективным условным сигналом, чем кормушка № 3. Предпочтение редко подкрепляемой «мясной» кор- кормушки № 2 по сравнению с часто подкрепляемой «сухар- «сухарной» № 1 наблюдалось у Динки и Буяна (Б и В на рис. 4). После двухнедельной «борьбы вероятности подкрепле- подкрепления с его ценностью» A1-й и 12-й опыты) Икар продол- продолжал отдавать предпочтение кормушке № 1. Только насы- насыщение этой собаки сухарями перед опытом A7-й и 18-й дни) привело к отчетливому доминированию чаще под- подкрепляемой «мясной» кормушки № 3. Иными словами, в случае конфликта между вероятностью и ценностью под- подкрепления решающее значение приобретают уровень мо- мотивации и индивидуальные особенности животного. Изучение зависимости пищедобывательного поведе- поведения собак от вероятности и качества (ценности) под- подкрепления обнаружило сложные отношения между эти- этими двумя факторами организации целенаправленного по- поведения. При неизменном уровне мотивации стратегия поиска пищи определяется вероятностью ее нахождения в той или иной точке пространства, причем эта вероят- вероятность прогнозируется на основе ранее приобретенного опыта. Дело существенно осложняется в случае возник- возникновения конфликта между вероятностью и качеством подкрепления, поскольку сила потребности оказывает влияние не только на уровень эмоционального напряже- напряжения, но и на деятельность мозговых механизмов, оцени- оценивающих возможность удовлетворения потребности. Уси- Усиление мотивации, как правило, ведет к переходу к опти- оптимальной стратегии, т. е. к реакциям, обеспечивающим максимальный суммарный выигрыш (Sigel, Goldstein, 1959). И. М. Фейгенберг A972) экспериментально пока- показал, что степень искажения зависимости времени реакции от вероятности появления сигнала может служить коли- количественной мерой значимости этого сигнала для субъек- субъекта. Как мы уже отмечали, прогнозирование вероятности тех или иных событий в значительной мере определяется индивидуальными (типологическими) особенностями субъекта (Крауклис, Янсон, Шираев, Казаковская, 1979; Русалов, 1979). Эксперимент и наблюдения показывают, что порож- 72
даемая потребностью эмоция оказывает обратное влия- влияние на потребность и прогноз ее удовлетворения. Кста- Кстати, и прогноз способен существенно повлиять на силу по- потребности, свидетельством чему могут служить многочис- многочисленные эксперименты с так называемой «выученной бес- беспомощностью». Разумеется, когда мы говорим о влиянии эмоций на потребность, а потребности на прогнозирова- прогнозирование вероятности достижения цели, мы отнюдь не думаем, что эмоция и потребность могут расти беспредельно. Эти пределы не оговорены и не отражены в формуле эмо- эмоций, поскольку, повторим еще раз, формула представля- представляет структурно-качественную модель и только в опреде- определенных, сравнительно простых случаях ее символы могут быть заменены эмпирически измеримыми величинами. Вместе с тем формула наглядно воспроизводит слож- сложную внутреннюю структуру эмоций, взаимозависимости эмоции, потребности и вероятности ее удовлетворения, которая осуществляется как на осознаваемом, так и на неосознаваемом уровне высшей нервной (психической) деятельности. М. А. Котик A978) предложил методику оценки значимости события для субъекта как функции ценности (важности) этого события и его вероятности. Результаты, полученные с помощью данного метода, хо- хорошо соответствуют формуле эмоций. «Экспериментальные материалы,— пишут Г. Т. Бере- Береговой и В. А. Пономаренко A983, с. 27),— касающиеся приема и переработки информации при частичных отка- отказах техники, показали, что наибольшей „экстремально- „экстремальностью" обладает такое состояние системы „летчик—само- „летчик—самолет", когда необходима и осознается потребность вмеша- вмешательства в управление, а информации (сигналов) для принятия решения летчиком недостаточно; главными факторами, дезорганизующими поведение, являются де- дефицит и неопределенность информации». Аналогичную оценку теории дает и В. И. Лебедев A980, с. 51): «Эмо- «Эмоциональная напряженность при выраженной направлен- направленности на выполнение задания в условиях воздействия фактора риска и при отсутствии исчерпывающей инфор- информации о надвигающихся событиях полностью укладыва- укладывается в информационную теорию эмоций, разрабатывае- разрабатываемую П. В. Симоновым». Приведенные и подобные им свидетельства практиков утверждают нас в том, что тео- теория адекватно воспроизвела объективные закономерно- закономерности генеза эмоциональных состояний. 73
Классификация эмоций. Поскольку в основе любой эмоции лежит соответствующая потребность, поскольку в одно и то же время могут оказаться актуализированны- актуализированными несколько потребностей с разной вероятностью их удовлетворения («Мне грустно и легко, печаль моя свет- светла...»), сколько-нибудь полная классификация эмоций представляется делом хотя и увлекательным, но безна- безнадежным. Вот почему многие авторы пытаются выделить лишь ограниченное число «базальных» эмоций. Информационная теория эмоций побуждает разделить их прежде всего на две традиционные группы: на поло- положительные и отрицательные. Первые возникают в ситуа- ситуации избытка прагматической информации по сравнению с ранее существовавшим прогнозом (при «мгновенном срезе») или в ситуации возрастания вероятности дости- достижения цели (если генез эмоции рассматривается в его динамике). Вторые — представляют реакцию на дефицит информации или на падение вероятности достижения цели. Вероятность достижения цели в огромной мере зави- зависит от эффективности действий субъекта, вот почему вто- вторым принципом классификации эмоций оказывается ха- характер взаимодействия живых существ с объектами, спо- способными удовлетворить имеющуюся потребность. Взаи- Взаимодействие может быть контактным, уже происходящим, или дистанционным в виде овладения, защиты и преодо- преодоления (борьбы). В подобной системе координат мы по- получаем всего четыре пары «базисных» эмоций: удоволь- удовольствие — отвращение, радость — горе, уверенность — страх, торжество — ярость. Именно такую классифика- классификацию эмоций мы впервые опубликовали в 1966 г. (Симо- (Симонов, 1966). Позднее к ней присоединился В. Д. Небыли- цын. Что касается качественной специфики эмоций на- наслаждения, радости, страха, гнева и т. д., то она целиком определяется потребностью, в связи с удовлетворением которой возникает данное эмоциональное состояние. Мы отнюдь не считаем предлагаемую классификацию эмоций наилучшей или исключающей другие возможные класси- классификации; Нам важно подчеркнуть, что она с непреложно- непреложностью вытекает из развиваемой нами теории. Подкрепляющая функция эмоций. Будучи универсаль- универсальной мерой ценности, значимости происходящих во внеш- внешней среде событий, эмоции принимают самое непосредст- непосредственное участие в процессах обучения и памяти, в меха- механизме формирования новых навыков, новых условных 74
рефлексов. С эмоциями неразрывно связан феномен под- подкрепления, занимающий центральное положение в систе- системе понятий науки о высшей нервной деятельности, по- поскольку именно от факта подкрепления зависят образо- образование, существование, угашение и особенности любого условного рефлекса. Под подкреплением «Павлов подра- подразумевал действие биологически значимого раздражителя (пищи, вредоносного раздражителя и т. п.), которое при- придает сигнальное значение другому, сочетанному с ним не- несущественному в биологическом отношении раздражите- раздражителю» (Асратян, 1971, с. 5). Многочисленные факты пока- показывают, что условный рефлекс можно выработать, соче- сочетая и так называемые «индифферентные» раздражения, хотя скорость замыкания условной связи, ее стойкость и дальнейшая судьба в решающей мере зависят от видо- видовых особенностей животного, интенсивности стимулов, их сенсорной модальности и порядка сочетаний (Schoenfeld, 1978). Заметим, что стимул, кажущийся безразличным для экспериментатора, может быть экологически важ- важным для животного данного вида, не говоря уже о том, что исследовательская потребность (любопытство) чрез- чрезвычайно сильна у многих животных и делает «индиффе- «индифферентные» события «жизненно важными» (Berlyne, 1978). В другом смысле подкреплением следовало бы назы- называть действие второго по порядку сочетания во времени стимула, благодаря которому первый стимул начинает вызывать ранее несвойственную ему реакцию. Обсуждая этот вопрос, Э. А. Асратян особо подчеркивал, что выра- выражение «„подкрепляющий рефлекс" полнее и точнее от- отражает суть дела, чем „подкрепляющий раздражитель". Ведь безусловный раздражитель оказывает свое подкреп- подкрепляющее действие не иначе, как через вызываемый им без- безусловный рефлекс, посредством этого рефлекса. Иными словами, подкрепляет рефлекс, а не порождающий его раздражитель... Нетрудно видеть логическую связь меж- между данным нашим предложением и определением первич- первичного условного рефлекса как продукта синтеза двух или большего числа безусловных рефлексов, предложенным нами почти два десятка лет тому назад...» (Асратян, 1977, с. 12). Подтверждением идеи Э. А. Асратяна о «подкреп- «подкрепляющем рефлексе» может служить тот факт, что обяза- обязательным условием необратимости запечатления (им- принтинга) у утят является реакция их следования за движущимся объектом. Пассивного наблюдения за этим объектом оказывается недостаточно (Kertzman, Dema- 75
rest, 1982). Поскольку любой безусловный рефлекс име- имеет, по представлениям Э. А. Асратяна, сложную «много- «многоэтажную» морфофункциональную организацию, дальней- дальнейшая разработка этой идеи требует уточнения, какие именно компоненты подкрепляющего рефлекса имеют решающее значение для реализации феномена подкреп- подкрепления. Роль этих компонентов выступает достаточно отчет- отчетливо даже при моделировании условной связи путем пря- прямого раздражения мозговых структур с целью изучения клеточно-синаптических механизмов замыкания. В нашей лаборатории В. А. Маркевич совместно с Л. Л. Ворониным (Воронин, Маркевич, 1980) вырабаты- вырабатывали условный пирамидный ответ, сочетая одиночное би- биполярное электрическое раздражение с пачкой из 3—5 стимулов частотой 100 Гц. Обе пары электродов распо- располагались в непосредственной близости друг от друга в сенсомоторной коре крысы в зоне представительства ее передней лапы. Это сочетание сопровождалось стимуля- стимуляцией того пункта латерального гипоталамуса, который в предварительных опытах вызывал реакцию самораздра- самораздражения. Регистрация ответов пирамидного тракта произ- производилась на уровне продолговатого мозга (см. схему Л на рис. 5). На фрагментах Б и В рис. 5 можно видеть, что процесс сочетания всех трех стимулов ведет к увели- увеличению синаптических компонентов ответа при относи- относительной стабильности прямого компонента. Эти измене- изменения не наблюдаются в контрольных экспериментах, ког- когда стимуляция гипоталамуса предшествует корковым стимулам (Г) или когда корковые раздражения сочета- сочетаются без дополнительной стимуляции эмоциогенных зон гипоталамуса (Д). Таким образом, участие эмоциоген- эмоциогенных структур мозга оказывается существенно важным для выработки даже сравнительно простого аналога условного рефлекса. Необходимость вовлечения мозговых механизмов эмо- эмоций в процесс выработки условного рефлекса становится особенно демонстративной в случае инструментальных условных рефлексов, где подкрепление зависит от реак- реакции субъекта на условный сигнал. Всесторонне проана- проанализировав природу выработки инструментальных реф- рефлексов, В. Вырвицка (Wyrwicka, 1975) пришла к выводу о том, что непосредственным подкреплением в этом слу- случае является не удовлетворение какой-либо потребности, но получение желательных (приятных, эмоционально по- 76
Рис. 5. Выработка аналога условного рефлекса А — схема локализации стимулирующих и отводящих электродов; наверху ука- указаны интервалы (мс) между применяющимися раздражениями; Б — примеры записей усредненных ответов пирамидного тракта: / — до сочетаний, 2 — после сочетаний, 3 — после угашения; В — суммарные изменения прямого и синап- тического (заштрихованные столбики) компонентов пирамидного ответа по данным семи опытов, ордината — изменения в процентах к контролю до соче- сочетаний, принятому за 100%, / — во время сочетаний, 2, 3, 4 — последовательные серии угашений; Г — влияние стимуляции гипоталамуса, предшествовавшей корковым стимулам (/), 2 и 3 — последействие; Д — сочетание корковых раз- раздражений без стимуляции гипоталамуса, 2 и 3 — последействие. Остальные пояснения в тексте. ложительных) или устранение нежелательных (неприят- (неприятных) стимулов. В зависимости от их интенсивности, функ- функционального состояния организма и характеристик внеш- внешней среды приятными могут оказаться самые разнооб- разнообразные «индифферентные» раздражители — световые, звуковые, тактильные, проприоцептивные, запаховые и т. п. С другой стороны, животные нередко отказывают- отказываются от жизненно необходимых ингредиентов пищи, если она невкусная. У крыс не удалось выработать инструмен- инструментальный условный рефлекс при введении пищи через ка- канюлю в желудок (т. е. минуя вкусовые рецепторы), хотя такой рефлекс вырабатывается при введении в желудок морфина, который очень быстро вызывает у животного 77
положительное эмоциональное состояние. Тот же мор- морфин из-за своего горького вкуса перестает быть подкреп- подкреплением, если его вводить через рот (Cytawa, Trojniar, 1976). В другой серии опытов авторы вырабатывали ин- инструментальный пищевой условный рефлекс у крыс, а после его упрочения заменяли натуральную пищу введе- введением питательного раствора в желудок через носоглоточ- носоглоточную канюлю. Рефлекс нажатия на рычаг при этом уга- угасал, но сохранялся, если в желудок вводили 0,05%-ный раствор морфина (Trojniar, Cytawa, 1976). Мы полагаем, что результаты этих опытов хорошо со- согласуются с данными Т. Н. Ониани A975), который ис- использовал прямое электрическое раздражение лимбиче- ских структур мозга в качестве подкрепления для выра- выработки условного рефлекса. При сочетании внешнего сти- стимула с раздражением структур мозга, вызывавшим у сы- сытой кошки потребность в еде, питье, агрессию, ярость и страх, после 5—50 сочетаний удалось выработать только условную реакцию избегания, сопровождающуюся стра- страхом. Условных рефлексов еды и питья получить не уда- удалось. Условнорефлекторный голод не удается получить и в натуральных условиях: обстановочные сигналы си- ситуации, в которой крыс заставляли голодать, вызывают у них не пищевое поведение, а страх и условную реакцию избегания (Mowrer, 1960). Аналогичная реакция наблю- наблюдалась в опытах Т. Н. Ониани при подкреплении услов- условного раздражителя стимуляцией «центров агрессии». С нашей точки зрения, результаты опытов Т. Н. Ониа- Ониани еще раз свидетельствуют о решающей роли эмоций при выработке условных рефлексов. Страх имеет выра- выраженную аверсивность для животного и активно миними- минимизируется им путем реакции избегания. Раздражение пи- пищевых и питьевых систем мозга у накормленных и не ис- испытывающих жажды животных вызывает стереотипные акты еды и питья без вовлечения нервных механизмов эмоций, что исключает выработку условных рефлексов. Стимуляция центров агрессии генерирует при данной ло- локализации электродов и параметрах тока эмоционально отрицательное состояние, которое, так же как в случае с эмоцией страха, ведет к минимизирующей реакции избе- избегания. Если агрессивное поведение кошек сопровождает- сопровождается вовлечением эмоционально позитивных структур, то на базе их раздражения можно выработать условную реакцию самостимуляции, как это было показано А, В. Вальдманом, Э. Э. Звартау и М. М. Козловской 78
A976). Эмоционально положительную окраску агрессив- агрессивного поведения можно обнаружить и в натуральных ус- условиях. Например, у мышей хорошо вырабатывается ин- инструментальный условный рефлекс нажатия на рычаг, если это действие подкрепляется появлением в клетке другой мыши, немедленно атакуемой «исполнителем» (Connor, Watson, 1977). После 110 сочетаний звука и света с раздражением питьевой зоны гипоталамуса у коз условный сигнал не ведет к питьевому поведению, хотя подкрепляющая сти- стимуляция сейчас же вызывает питье (Милнер, 1973). С другой стороны, Э. Фонберг (Fonberg, 1967) удалось выработать инструментальный условный рефлекс у со- собак, подкрепляя его стимуляцией, которая побуждала есть сытое животное. Автор полагает, что в этих опытах электрический ток активировал не структуры голода, а энграммы признаков вкусной пищи, что и заставляло со- собак продолжать еду, несмотря на состояние насыщения. С момента своего возникновения условнорефлектор- ная теория предполагала конвергенцию двух возбужде- возбуждений: от условного раздражителя и от стимула, вызываю- вызывающего безусловный рефлекс, например афферентацию из полости рта при поступлении в рот пищи. Тогда же выяс- выяснилось значение «наличного функционального состоя- состояния», пищевой возбудимости, которую сегодня мы можем рассматривать как результат возбуждения мозговых структур, активированных возникновением соответствую- соответствующей потребности — состоянием голода. Однако ни аффе- рентация из полости рта, ни голодовое возбуждение сами по себе не могут играть роли подкрепления, обеспечива- обеспечивающего формирование инструментального условного реф- рефлекса. Только интеграция голодового возбуждения с воз- возбуждением от фактора, способного удовлетворить дан- данную потребность, т. е. механизм, генерирующий поло- положительную эмоцию, обеспечивает выработку условного рефлекса. При ином соотношении конвергирующих воз- возбуждений, например при поступлении пищи в рот пере- перекормленного животного, активация механизмов отрица- отрицательной эмоции приведет к оборонительной реакции избегания. Что касается эмоций в момент воспроизведения услов- условных связей, то они зависят от степени актуальности той потребности, на базе которой возникает данная эмоцио- эмоциональная реакция. Экспериментально показано, что дети 79
8 лет через 10 дней после первого опыта лучше воспро- воспроизводили тот словесный материал, который соответство- соответствовал мотиву, доминирующему в их личностной иерархии, будь то враждебность, лидерство, любознательность, при- привязанность и т. д. Об эмоциональной памяти в «чистом виде» мы, по-ви- по-видимому, вправе говорить только в тех особых случаях, когда ни внешний стимул, спровоцировавший воспоми- воспоминание, ни извлеченная из памяти энграмма не получают отражения в сознании и возникшая эмоциональная реак- реакция кажется субъекту беспричинной (Костандов, 1983). На популяционном уровне роль побуждающих и под- подкрепляющих факторов могут играть сигналы эмоцио- эмоционального состояния другой особи того же вида (см. гл. 1). На базе механизмов «эмоционального резонанса» в про- процессе биологической, а позднее социально-исторической эволюции сформировалась поразительная способность человека к сопереживанию, к постижению субъективно- субъективного мира другого существа путем его переноса на свой собственный внутренний мир. Тем самым оказалось воз- возможным познание тех сторон действительности, которые в принципе недоступны дискурсивному мышлению, опи- опирающемуся на систему вербализуемых понятий. Переключающая функция эмоций. Если до сих пор мы рассматривали роль эмоций в формировании одиночного условного рефлекса, то теперь необходимо перейти к уча- участию положительных и отрицательных эмоций в опреде- определении вектора поведения в случае конкуренции врожден- врожденных и приобретенных поведенческих актов, направлен- направленных на удовлетворение различных потребностей человека и животных. Казалось бы, ориентация поведения на первоочеред- первоочередное удовлетворение той или иной потребности могла осу- осуществиться путем непосредственного сопоставления силы (величины) этих потребностей. Но в таком случае конку- конкуренция мотивов оказалась бы изолированной от условий окружающей субъекта среды. Вот почему конкурируют не потребности, а порождаемые этими потребностями эмоции, которые, как мы показали выше, зависят не от одной лишь потребности, но и от вероятности (возможно- (возможности) ее удовлетворения. «Следует признать, по-видимо- по-видимому,— пишет А. С. Батуев,— что система эмоций — это единственная организация, способная осуществлять оцен- оценку степени релевантности действий организма в соответ- соответствии с доминирующей мотивацией и прогнозируемой ве- 80
роятностью ее удовлетворения» (Батуев, 1980, с. 639). Иными словами, в процессе эволюции эмоции возникли и сформировались в качестве своеобразной «валюты» моз- мозга, универсальной меры ценностей, сами по себе этой цен- ценностью не обладая. Здесь наблюдается аналогия с функ- функцией денег. Представляют ли деньги ценность для чело- человека? Разумеется, да: ведь человек может стремиться к ним, старается их накопить, увеличить их количество и т. п. Но мы знаем, что дело не в банкнотах и монетах, а в их покупательной способности. Далее, нужда в измерении ценностей возникает толь- только при необходимости сопоставления разных ценностей. Если бы. существовало нечто единственно ценное, то измерять его не было бы никакой нужды. Вот почему функция эмоций не сводится к простому сигнализирова- сигнализированию воздействий, полезных или вредных для организма, как полагают сторонники «биологической теории эмо- эмоций». Воспользуемся примером, который приводит П. К. Анохин A964, с. 342), а позднее — Дж. Экклс (Eccles, 1980, с. 120). При повреждении сустава чувство боли ограничивает двигательную активность конечности, способствуя репаративным процессам. В этом интеграль- интегральном сигнализировании «вредности» П. К. Анохин видел приспособительное значение боли. Однако аналогичную роль мог бы играть механизм, автоматически, без уча- участия эмоций тормозящий движения, вредные для повреж- поврежденного органа. Чувство боли оказывается более пластич- пластичным механизмом: когда потребность в движении стано- становится очень велика (например, при угрозе самому суще- существованию субъекта), движение осуществляется невзирая на боль. Будучи мерой ценности, эмоции не являются цен- ценностью сами по себе. Человек не может стремиться к удовольствию как таковому, потому что существуют раз- разные удовольствия. Если мы имеем дело не с мазохистом или религиозным фанатиком, а с нормальным, психиче- психически здоровым субъектом, он, разумеется, не стремится максимизировать свои отрицательные эмоции. Вопрос стоит совершенно в иной плоскости: какие именно потреб- потребности, какие мотивы вступают в конкурентную борьбу «в доспехах» положительных и отрицательных эмоций? В качестве решающего доказательства самоценности эмоций Б. И. Додонов A978, 1983) приводит якобы па- парадоксальное с позиций информационной теории стрем- стремление человека к повторному переживанию отрицатель- 81
ных эмоций в условиях информационного дефицита. Речь идет о всякого рода риске, острых ощущениях, намерен- намеренном создании критических ситуаций. Однако более тща- тщательный анализ этих ситуаций показывает, что, создавая их, человек все же рассчитывает на благоприятный исход (повторяем, если он не самоубийца и психически норма- нормален). Субъект намеренно создает дефицит прагматиче- прагматической информации, низкую вероятность достижения цели, чтобы в финале получить максимальный прирост вероят- вероятности, т. е. опять-таки положительные эмоции, а не про- просто старается лишний раз испытать страх или отчаяние. В приведенной в качестве примера поэтической цитате «поставить в радостной надежде на карту все, что при- приобрел с трудом» Б. И. Додонов явно не обратил внима- внимания на значение «радостной надежды». С физиологической точки зрения эмоция есть актив- активное состояние системы специализированных мозговых структур, побуждающее изменить поведение в направ- направлении минимизации или максимизации этого состояния. Поскольку положительная эмоция свидетельствует о при- приближении удовлетворения потребности, а отрицательная эмоция — об удалении от него, субъект стремится мак- максимизировать (усилить, продлить, повторить) первое состояние и минимизировать (ослабить, прервать, предот- предотвратить) второе. Этот гедонистический принцип максими- максимизации — минимизации, равно применимый к человеку и животным, позволяет преодолеть кажущуюся недоступ- недоступность эмоций животных для непосредственного экспери- экспериментального изучения. Решающим критерием наличия у животного эмоции, а не какого-либо иного феномена высшей нервной дея- деятельности является, по-нашему глубокому убеждению, отношение самого животного к своему состоянию. Пря- Прямое раздражение мозга электрическим током, как ника- никакой иной методический прием, позволяет выявить поло- положительное эмоциональное состояние, которое животное стремится максимизировать, т. е. усилить, продлить, по- повторить, или отрицательное эмоциональное состояние, которое животное стремится минимизировать, т. е. осла- ослабить, прервать, предотвратить. Подчеркнем, что эмоцию у животного следует идентифицировать не по характеру внешнего фактора (пища может вызвать отвращение у сытого субъекта, а разрушительный наркотик — удоволь- удовольствие), но по деятельному, выявляющемуся в поведении отношению к своему состоянию. Именно этот поведенче- 82
ский критерий, а не экспрессия в виде оскала зубов, ви- виляния хвостом, вокализации и т. п. служит для экспери- экспериментатора решающим указанием на отсутствие или на- наличие эмоционального состояния, на его положительную или отрицательную окраску. Переключающая функция эмоций обнаруживается как в сфере врожденных форм поведения, так и при осу- осуществлении условнорефлекторной деятельности, вклю- включая ее наиболее сложные проявления. Надо лишь пом- помнить, что оценка вероятности удовлетворения потребно- потребности может происходить у человека не только на осозна- осознаваемом, но и на неосознаваемом уровне. Ярким примером неосознаваемого прогнозирования служит интуиция, где оценка приближения к цели или удаления от нее перво- первоначально реализуется в виде эмоционального «предчув- «предчувствия решения», побуждающего к логическому анализу ситуации, породившей эту эмоцию (Тихомиров, 1969). Именно в момент появления идеи решения, еще не оформ- оформленной в гипотезу, доступную проверке, автор зареги- зарегистрировал максимальное падение сопротивления кожи электрическому току. По мнению О. К. Тихомирова, эмо- эмоциональная активация связана с выявлением зоны по- поиска, где может быть найдено решение мыслительной задачи (Тихомиров, 1984). Переключающая функция эмоций особенно ярко обна- обнаруживается в процессе конкуренции мотивов, при выде- выделении доминирующей потребности, которая становится вектором целенаправленного поведения. Так, в боевой обстановке борьба между естественным для человека ин- инстинктом самосохранения и социальной потребностью следовать определенной этической норме переживается субъектом в форме борьбы между страхом и чувством долга, между страхом и стыдом. Зависимость эмоций не только от величины потребности, но и от вероятности ее удовлетворения чрезвычайно усложняет конкуренцию со- сосуществующих мотивов, в результате чего поведение не- нередко оказывается переориентированным на менее важ- важную, но легко достижимую цель: «синица в руках» по- побеждает «журавля в небе». Постоянная угроза такой переориентации потребовала от эволюции формирования специального мозгового аппарата, способного купировать эту «ахиллесову пяту» эмоций в виде «рефлекса свобо- свободы» (потребности преодоления встретившихся препятст- препятствий), открытого И. П. Павловым. На уровне высшей нервной деятельности человека «рефлекс свободы» пред- 83
стает перед нами в качестве физиологических механиз- механизмов воли. Компенсаторная {замещающая) функция эмоций. Бу- Будучи активным состоянием системы специализированных мозговых структур, эмоции оказывают влияние на дру- другие церебральные системы, регулирующие поведение, процессы восприятия внешних сигналов и извлечения энграмм этих сигналов из памяти, вегетативные функции организма. Именно в последнем случае особенно нагляд- наглядно обнаруживается компенсаторное значение эмоций. Дело в том, что при возникновении эмоционального напряжения объем вегетативных сдвигов (учащение сердцебиений, подъем кровяного давления, выброс в кро- кровяное русло гормонов и т. д.), как правило, превышает реальные нужды организма. По-видимому, процесс есте- естественного отбора закрепил целесообразность этой избы- избыточной мобилизации ресурсов. В ситуации прагматиче- прагматической неопределенности (а именно она так характерна для возникновения эмоций), когда неизвестно, сколько и чего потребуется в ближайшие минуты, лучше пойти на из- излишне энергетические траты, чем в разгар напряженной деятельности — борьбы или бегства — остаться без до- достаточного обеспечения кислородом и метаболическим «сырьем». Но компенсаторная функция эмоций отнюдь не огра- ограничивается гипермобилизацией вегетатики. Возникнове- Возникновение эмоционального напряжения сопровождается пере- переходом к иным, чем в спокойном состоянии, формам пове- поведения, принципам оценки внешних сигналов и реагирова- реагирования на них. Физиологически суть этого перехода можно определить как возврат от тонко специализированных условных реакций к реагированию по принципу доминан- доминанты А. А. Ухтомского. В. П. Осипов A924) не случайно назвал «эмоциональной» именно первую стадию выра- выработки условного рефлекса — стадию генерализации, ко- которая по своим поведенческим, электрофизиологическим и микроструктурным характеристикам обнаруживает по- поразительное сходство с аналогичными проявлениями до- доминанты (Павлыгина, 1973). Эмоционально возбужденный мозг начинает реагиро- реагировать на широкий круг предположительно значимых сиг- сигналов, чье истинное значение, соответствие или несоот- несоответствие реальной действительности выясняется лишь позднее по мере сопоставления с этой действительностью. Здесь роль эмоций в индивидуальной творчески-поиско- 84
вой деятельности мозга напоминает роль эмоционального стресса в эволюции мира живых существ, где стресс уси- усиливает разнообразие подлежащего отбору генетического материала (Беляев, 1979, 1981). Если процесс упрочения условного рефлекса сопро- сопровождается уменьшением эмоционального напряжения и одновременно переходом от доминантного (генерализо- (генерализованного) реагирования к строго избирательным реакциям на условный сигнал, то возникновение эмоций ведет к вторичной генерализации. «Чем сильнее становится по- потребность,— пишет Ж. Нюттен A975, с. 89),— тем менее специфичен объект, вызывающий соответствующую реак- реакцию». При этом усиление потребности скорее повышает реактивность к внешним стимулам, чем просто усиливает двигательное беспокойство. В информационно обеднен- обедненной среде двигательная активность голодных крыс воз- возрастала всего на 10%, в то время как в обычных условиях она увеличивалась в четыре раза. Нарастание эмоцио- эмоционального напряжения, с одной стороны, расширяет диа- диапазон извлекаемых из памяти энграмм, а с другой сто- стороны, снижает критерии «принятия решения» при сопо- сопоставлении этих энграмм с наличными стимулами. Так, голодный человек начинает воспринимать неопределен- неопределенные стимулы в качестве ассоциирующихся с пищей. При- Причем количество пищевых ассоциаций сперва нарастает, а через сутки депривации уменьшается. Полагают, что на этом этапе обнаруживается влияние механизма психоло- психологической защиты, который подавляет беспочвенные фан- фантазии и переключает активность субъекта на поиск в бо- более перспективном направлении (Levine, Chein, Murphy, 1942). Экспериментально показано, что тип ответа на ней- нейтральный слайд в ряду эмоциональных (изменение ча- частоты сердцебиений и плетизмограммы головы) зависит от степени тревожности субъекта. Чем сильнее тревога, тем чаще субъект отвечает на нейтральный слайд как на аверсивный (Hare, 1973). Физиологической основой по- подобного реагирования мы считаем активирование и уси- усиление функционального значения обратных условных связей. В опытах на собаках оборонительное возбужде- возбуждение животного ведет к нарастанию межсигнальных реак- реакций и объективных проявлений обратных связей в систе- системе двигательных оборонительных условных рефлексов (Иоффе, Самойлов, 1972). Совершенно очевидно, что предположительное доми- доминантное реагирование целесообразно только в условиях 85
прагматической неопределенности. При устранении этой неопределенности субъект может превратиться в «пуга- «пуганую ворону, которая и куста боится». Вот почему эволю- эволюция сформировала механизм зависимости эмоционально- эмоционального напряжения и характерного для него типа реагирова- реагирования от размеров дефицита прагматической информации, механизм элиминирования отрицательных эмоций по мере ликвидации информационного дефицита. Подчерк- Подчеркнем, что эмоция сама по себе не несет информации об окружающем мире, недостающая информация пополня- пополняется путем поискового поведения, совершенствования на- навыков, мобилизации хранящихся в памяти энграмм. Ком- Компенсаторное значение эмоций заключается в их заме- замещающей роли. Что касается положительных эмоций, то их компен- компенсаторная функция реализуется через влияние на потреб- потребность, инициирующую поведение. В трудной ситуации с низкой вероятностью достижения цели даже небольшой успех (возрастание вероятности) порождает положитель- положительную эмоцию воодушевления, которая усиливает потреб- потребность достижения цели согласно правилу, вытекающему из формулы эмоций. Положительные эмоции побуждают живые существа нарушать достигнутое «уравновешивание с окружающей средой». Стремясь к повторному переживанию положи- положительных эмоций, живые системы вынуждены активно искать неудовлетворенные потребности и ситуацию не- неопределенности, где полученная информация могла бы превысить ранее имевшийся прогноз. Именно положи- положительные эмоции позволяют дифференцировать потребно- потребности на две основные категории: потребности сохранения (нужды) и потребности развития (роста), которым в ли- литературе соответствуют представления о побуждении и желании, о двух разновидностях мотиваций — отрица- отрицательных и положительных (аппетит). Примером компенсаторной функции эмоций на попу- ляционном уровне может служить подражательное пове- поведение. Переход к имитационному поведению чрезвычайно характерен для эмоционально возбужденного мозга. В сущности, это частный случай доминантного реагиро- реагирования на сигналы с малой (проблематичной) вероят- вероятностью их подкрепления, в данном случае на сигналы, исходящие от других особей. Когда субъект не распола- располагает данными или временем для самостоятельного и вполне обоснованного решения, ему остается положиться 86
на пример других членов сообщества. Поскольку целе- целесообразность приспособительных реакций относительна, имитационное поведение далеко не всегда является опти- оптимальным; а в случае массовой паники нередко ведет к ка- катастрофическим последствиям. Таков самый краткий обзор регуляторных — переклю- переключающих, подкрепляющих, компенсаторных — функций эмоций на индивидуальном и популяционном уровнях. Мы стремились показать, что регуляторные функции эмо- эмоций непосредственно вытекают из их отражательно-оце- отражательно-оценочной функции, обусловлены ею. В отличие от концеп- концепций, оперирующих категориями «отношение», «значи- «значимость», «смысл» и т. п., информационная теория эмоций точно и однозначно определяет ту объективно существую- существующую реальность, тот «эталон», который получает субъек- субъективное отражение в эмоциях человека и высших живот- животных: потребность и вероятность (возможность) ее удов- удовлетворения. Именно эти два фактора делают события «значимыми» для субъекта, придают им «личностный смысл» и побуждают субъекта не только переживать, но и выражать, действенно реализовать свое «отношение» к окружающему миру и самому себе. Нейроанатомия эмоций. Сведения о мозговых струк- структурах, непосредственно ответственных за возникновение и реализацию эмоциональных реакций, были получены на животных с помощью разрушения или стимуляции определенных отделов мозга, а у человека — в связи с поражением этих отделов патологическим процессом, будь то опухоль, кровоизлияние, эпилептический очаг и т. п. Среди различных мозговых образований наиболее «эмоциогенными» оказались передние и височные отделы новой коры, гиппокамп, ядра миндалевидного комплекса и гипоталамус, причем в последние годы накопилось большое количество данных о функциональной асиммет- асимметрии больших полушарий головного мозга, в том числе относительно регуляции эмоций. Значение передних отделов новой коры отмечено уже у высших животных. Так, удаление 9-го и 10-го поля префронтальной коры усиливает агрессивность гамадри- гамадрилов, а поля 47-го—их боязливость и страх (Панина, 1983). Зона, повреждение которой наиболее существенно сказывается на агрессивности резусов, локализована в заднемедиальной части орбитальной коры (Butter, Sny- der, Mc Donald, 1970). По данным А. И. Шумилиной 87
A950), удаление лобных областей коры препятствует развитию экспериментального невроза у собак. Временное выключение левого полушария односто- односторонним электросудорожным припадком ведет к ухудше- ухудшению настроения больного, а правого — к его улучшению (Деглин, 1973). Этот эффект особенно характерен для височных областей и менее—для лобных. При выключе- выключении лобных областей как справа, так и слева в 16% слу- случаев возникает эмоциональная тупость, апатия, безраз- безразличие к окружающему (Трауготт, 1979). Больные с по- поражением левого полушария тревожны, озабочены своим состоянием и своим будущим. При правостороннем по- поражении больные легкомысленны и беспечны (Брагина, Доброхотова, 1977). Нарушение оценки своего состояния, преобладание положительных эмоций отмечено при поражении медиальных отделов правой лобной доли (Филиппычева, Фаллер, 1978). Поражение левой лобной доли снижает оценку своего состояния, усиливает фикса- фиксацию больного на своих переживаниях (Ольшанский, 1979). По данным Э. А. Костандова с соавторами, эмоцио- эмоциональное состояние благодушия, беспечности, безответст- безответственности, возникающее под влиянием алкоголя, связано с его преимущественным действием на правое полушарие мозга (Костандов, Арзуманов, Генкина, Рещикова, Шо- Шостакович, 1981). В. Л. Деглин A973) предположил, что депрессивное состояние больных определяется повышен- повышенным тонусом субдоминантного (правого у правшей) по- полушария, а маниакальное состояние — активацией лево- левого полушария. Действительно, по данным исследования постстимульной слуховой адаптации, снижение настрое- настроения у больных маниакально-депрессивным психозом со- сопровождается высоким тонусом правого полушария, а повышение настроения — высоким тонусом левого. Нор- Нормализация настроения ведет к выравниванию активности обоих полушарий (Асадова, 1985). Разумеется, было бы упрощением думать, что «цент- «центры» положительных эмоций локализованы в левом полу- полушарии, а «центры» отрицательных эмоций — в правом. Тогда чем же объясняется эмоциональная асимметрия больших полушарий мозга? Одна из наиболее правдопо- правдоподобных трактовок принадлежит Л. Р. Зенкову A978). По мысли автора, выключение левого полушария делает ситуацию непонятной, невербализуемой, а потому — эмо- эмоционально отрицательной. Выключение правого полуша- полушария, напротив, делает ситуацию упрощенной, ясной, что 88
ведет к преобладанию положительных эмоций: «...эмо- «...эмоциональные эффекты, возникающие при дифференциро- дифференцированных воздействиях на мозговые полушария, являются следствием информационных процессов, а не собственно эмоциогенных механизмов» (Зенков, 1978, с. 745). В настоящее время разработано множество экспери- экспериментальных приемов для исследования функциональной, в том числе эмоциональной, асимметрии полушарий. Де- Демонстрация фильмов разного содержания в правом и ле- левом поле зрения с помощью контактных линз показала, что правое полушарие преимущественно связано с оцен- оценками неприятного, ужасного, а левое — с приятным и смешным (Dimond, Farrington, Johnson, 1976). Время реакции (регистрировали электроокулограмму) оказа- оказалось существенно меньшим при предъявлении слайдов с выражением радости в правом поле зрения, чем в ле- левом, а при выражении печали соотношение было обрат- обратным (Reuter-Lorenz, Davidson, 1981). Впрочем, другие исследования свидетельствуют о более сложном участии полушарий в процессе опознания, нежели однозначная специализация на положительных и отрицательных эмо- эмоциях. Так, опознание эмоционально выразительных лиц происходит быстрее при их предъявлении в левом зри- зрительном поле независимо от выражения счастья, горя или гнева (Suberi, McKeever, 1977). Распознавание эмоцио- эмоциональной окраски голоса улучшается (сокращается ла- латентный период) при выключении левого полушария независимо от характера эмоции (Балонов, Деглин, 1976). Авторы полагают, что между полушариями суще- существуют тонические тормозные регулирующие взаимоот- взаимоотношения. Тахистоскопическое предъявление нейтрально- нейтрального, счастливого и грустного лица на 5° влево или вправо от точки фиксации не выявило межполушарных разли- различий. Вместе с тем оказалось, что правое полушарие луч- лучше реагирует при наличии четкого признака эмоции, а левое — в конфликтной ситуации, требующей анализа и обоснованного решения (Buchtel, Campari, De Risio, Rota, 1976). Подача текста, где содержание не совпадает с эмоциональной окраской речи, на левое ухо ведет к предпочтению тона, а на правое — к предпочтению содер- содержания. Если испытуемых просили оценивать и содержа- содержание и тон, более точные ответы зарегистрированы при прослушивании правым ухом. Этот опыт наглядно пока- показывает, что участие левого (вербального) полушария де- делает более совершенной работу правого даже при анали- 89
зе невербальных (интонационных) признаков эмоций (Safer, Leventhal, 1977). Функциональная асимметрия полушарий проявляется и при регистрации экспрессивных компонентов эмоций, будь то движения глаз или электрическая активность ми- мимической мускулатуры. Эмоциональное напряжение, вы- вызванное волнующими субъекта вопросами, ведет к на- нарастанию частоты движений глаз влево, что свидетель- свидетельствует об активации правого полушария (Schwartz, Da- Davidson, Maer, 1975; Tucker, Roth, Arneson, Buckingam, 1977). Положительные эмоции сопровождаются более сильной электрической активностью m. zygomatic спра- справа, чем слева. При произвольном воспроизведении эмо- эмоциональной мимики электромиограмма m. corrugator не зависела от знака эмоции: она всегда была больше слева, чем справа (Schwartz, Ahern, Brown, 1979). Преимуще- Преимущественная зависимость эмоциональной мимики от правого полушария обнаружилась и в случае предъявления фото- фотографий, склеенных из двух правых или двух левых поло- половинок. Эмоциональное состояние лиц на левосторонних фотографиях оценивалось наблюдателями как более ин- интенсивное (Sackeim, Gur, 1978). Уточнению вопроса о роли полушарий в восприятии эмоциональных стимулов содействует изучение электри- электрической активности мозга. Судя по электроэнцефалограм- электроэнцефалограмме при положительных эмоциях сильнее активируется фронтальная область левого полушария. При отрицатель- отрицательных эмоциях — фронтальная область правого. Что каса- касается париетальной области, то при любых эмоциях она сильнее активируется справа (Davidson, Schwartz, Saron, Bennett, Goleman, 1979). A. M. Иваницкий, И. В. Кур- Курницкая и С. Собутка A985) регистрировали корковые потенциалы при телевизионной игре в теннис. По их дан- данным, выигрыш ведет к увеличению волны N600 в левой задней ассоциативной зоне, а проигрыш — к снижению амплитуды волны Р800 в лобной области справа. У боль- больной с вживленными электродами регистрировали бета- веретена частотой 16—26 Гц в нижней фронтальной коре. Они появлялись в момент психического напряжения и со- сопровождались урежением сердечного ритма (Kamp, Schrijer, Storm van Leeuwen, 1972). Исследование вы- вызванных потенциалов на нейтральные и эмоциональные неосознаваемые субъектом слова привело Э. А. Костан- дова и Ю. Л. Арзуманова A980) к выводу о преимуще- преимущественном участии правого полушария в организации 90
«безотчетных» эмоций, причина которых субъекту неясна. Будучи источником неосознаваемой мотивации, правое полушарие оказывает влияние на осуществление осозна- осознаваемых психических функций, делая подчас загадочным для субъекта их истинное происхождение (Dimond, Far- rington, Johnson, 1976). Неосознаваемое эмоциональное слово генерирует в своем последействии одностороннюю активацию правого полушария, которая выявляется при тестировании нейтральным неосознаваемым словом. Ла- Латентный период волны Рзоо короче в левом полушарии, чем в правом, если эмоциональное слово осознается. При демонстрации неосознаваемого слова разницы нет. Соче- Сочетание условного зрительного сигнала с неосознаваемым эмоционально отрицательным для субъекта словом ведет к угнетению коркового ответа на этот сигнал, максималь- максимально выраженному в левой задней ассоциативной зоне, соответствующей основному речевому центру Вернике. Э. А. Костандов A983) считает, что в этом угнетении про- проявляется механизм психологической защиты от внешних воздействий, тягостных для наблюдателя. Значительное количество работ посвящено распозна- распознаванию эмоциональной экспрессии больными с органиче- органическими поражениями мозга. При оценке результатов этих исследований нельзя забывать, что, помимо знака эмо- эмоции, здесь имеют большое значение факторы, принадле- принадлежащие собственно процессу опознания (информативность признаков, отношение сигнала к шуму и т. п.). В этом процессе правое полушарие играет преимущественную, но не исключительную роль. Так, восприятие знакомых лиц чаще страдает при двусторонних поражениях, осо- особенно нижнезатылочных областей, а нарушения восприя- восприятия незнакомых лиц связаны с односторонними повреж- повреждениями правого полушария (Benton, 1980). Больные с поражением правого полушария узнавали знакомые лица не на основе их личностных характеристик, а по второ- второстепенным признакам — по одежде, особенностям эмо- эмоциональной экспрессии и т. п. (Dricker, Butters, Berman, Samuels, Carey, 1978). Многочисленные наблюдения показывают, что распо- распознавание эмоциональной мимики в большей мере стра- страдает при поражении правого полушария (Cicone, Wapner, Gardner, 1980; Bruger, 1981). По данным компьютерной томографии, узнавание эмоциональной мимики является функцией правополушарной височной коры (Benowitz, Bear, Rosenthal, Mesulam, Zaidel, Sperry, 1983). Но и 91
повреждение левого полушария ухудшает эту функцию по сравнению с нормальными лицами, что можно объяс- объяснить разобщением «эмоциональных» областей правого полушария с речевыми структурами левого (De Kosky, Heilman, Bowers, Valenstein, 1980). Больные с пораже- поражением левой лобной доли допускали максимум ошибок при опознании эмоционально положительной мимики; повреждение правой лобной доли сопровождалось макси- максимальным нарастанием ошибок при опознании отрица- отрицательных эмоций (Ольшанский, 1979). Повреждение патологическим процессом височной доли (особенно справа) нарушает опознание эмоцио- эмоциональной интонации речи (Тархан, Трауготт, Меерсон, 1981). Если предъявлять для опознания эмоционально окрашенный текст, интонацию и мимику, то для больных с односторонним поражением правого или левого полу- полушария наибольшие трудности вызывает опознание инто- интонации. Правополушарные больные хуже различают от- отрицательные эмоции, для положительных эмоций меж- полушарных различий не установлено (De Bastiani, Di Palma, Monetti, Palmonari, 1983). У левополушарных больных опознание мимики нарушено больше, чем опо- опознание интонации; особенно затруднено опознание мими- мимики по интонационному образцу. Эти данные показывают, что в отличие от интонации зрительное восприятие ми- мимики вербализуется и требует участия речевых зон (Си- (Сидорова, 1979). Тонким тестом функциональной асимметрии может служить чувство юмора. Больным предлагали выбрать самую смешную из набора сюжетных картинок. Пораже- Поражение правого полушария делает юмор неразборчивым: па- пациенты готовы смеяться по поводу любой картинки. Юмор левосторонних пациентов больше сходен с юмо- юмором здоровых (Gardner, Ling, Flamm, Silverman, 1975). X. Браунэлл с соавторами считают, что оценка вербаль- вербального юмора включает в себя два компонента: 1) выделе- выделение неожиданного в повествовании и 2) сопоставление этого неожиданного с содержанием всего рассказа. У больных с поражением правого полушария сохранен первый компонент, но нарушен второй (Brownell, Michel, Powelson, Gardner, 1983). Результаты последней работы могут служить еще одним примером вторичности эмоциональной специали- специализации полушарий. Дело отнюдь не в том, что левое полу- полушарие более склонно к положительным эмоциям, а по 92
тому более «смешливо». За эмоциональностью полуша- полушарий кроются сложные информационные процессы оценки значимости внешних стимулов, сопоставление прогнози- прогнозируемого с поступившим на вход. По мнению Ф. Е. Васи- люка A984), трудность ситуации для субъекта оценива- оценивается путем сопоставления его более или менее сложного внутреннего мира (сферы мотиваций) с простым или сложным внешним. В самом общем виде можно сказать, что правое полушарие больше связано с мотивационными компонентами эмоций, а левое — с информационными компонентами. В пользу подобного предположения сви- свидетельствуют и анатомические данные о преимуществен- преимущественной связи правого полушария с диэнцефальным отделом мозга, а левого полушария — с активирующими стволо- стволовыми образованиями (Доброхотова, Брагина, 1977). Образно говоря, человек с поражением левого полуша- полушария — это субъект с богатым набором потребностей и де- дефицитом средств их удовлетворения. Больной с пораже- поражением правого полушария располагает избытком средств для удовлетворения резко обедненной, суженной, упро- упрощенной сферы мотивов. Отсюда вторично возникает склонность к преобладайию отрицательных или положи- положительных эмоций, дурашливость, легкомыслие при альте- альтерации правого полушария алкоголем и т. д. Наличие в структуре любой эмоции потребности и оценки перспек- перспектив ее удовлетворения наиболее логично объясняет эмо- эмоциональную асимметрию полушарий. В любом случае поражение передних отделов новой коры ведет к наиболее сильному нарушению эмоциональ- эмоциональной сферы человека по сравнению с другими областями неокортекса. Для повреждения лобных отделов характер- характерны как синдром аспонтанности, эмоциональной тупости, безразличия, так и синдром растормаживания с призна- признаками эйфории, неадекватной реальному состоянию субъ- субъекта. При этом преимущественно нарушаются высшие эмоции, связанные с деятельностью, социальными отно- отношениями, творчеством, наряду с растормаживанием при- примитивных витальных влечений (Доброхотова, 1968). Ха- Характерные для эмоций сдвиги электроэнцефалограммы наиболее отчетливо выражены при отведении от лобных областей (Ковалев, Смирнов, Рабинович, 1976). При этом у лиц с доминированием положительных эмоций регист- регистрируются альфа-ритм и медленные составляющие ЭЭГ, а у лиц с доминированием гнева—преобладает бета- активность. 93
Передняя лимбическая кора контролирует эмоцио- эмоциональную окраску речи у человека и обезьян. После дву- двустороннего нарушения кровообращения в этой зоне речь пациента стала эмоционально невыразительной (Cannon, Jurgens, 1983). Разнообразные эмоциональные наруше- нарушения зарегистрированы при поражении височных долей мозга (Bear, 1979). Правда, при этом каждый раз тре- требуется уточнение, от чего зависит наблюдаемый дефект: от патологии новой коры, гиппокампа или ядер миндале- миндалевидного комплекса. Стимуляция гиппокампа человека электрическим то- током не сопровождается ни страхом, ни гневом, ни удо- удовольствием. Зарегистрированы только спутанность созна- сознания, временная потеря контакта с врачом и эпизодиче- эпизодически— страх в виде вторичной эмоциональной реакции субъекта на расстройство восприятия окружающего мира (Смирнов, 1976). Двусторонний инсульт в области гип- гиппокампа вызвал нарушения свежей памяти, не затронув эмоциональные реакции больного (De Jong, Itabashi, Olson, 1969). В. М. Окуджава с сотрудниками пришел к выводу о том, что в случае эпилептического очага в гиппокампе аффективные нарушения возникают за счет распространения судорожного разряда на миндалину (Сараджишвили, Чхенкели, Окуджава, 1977). Поданным С. В. Мадорского A985), поражение правого гиппокампа дает сдвиг в сторону интроверсии, а левого — в сторону экстраверсии при тестировании пациентов с помощью вопросника Айзенка. Деструкция гиппокампа ведет к преимущественному реагированию на сигналы высоко- высоковероятных событий: вербальных—при сохранении лево- левого гиппокампа и невербальных — при сохранении право- правого. Эту особенность человеческого мозга необходимо учи- учитывать при сопоставлении результатов, полученных в клинике или в эксперименте на животных. Так, регистра- регистрация десинхронизации электрической активности в гиппо- гиппокампе человека при умственном напряжении и парадок- парадоксальном сне привела к выводу об отсутствии у человека аналога гиппокампального тета-ритма животных (Hal- gren, Babb, Crandall, 1978). Однако дальнейшие исследо- исследования показали, что возрастание частоты, амплитуды и регулярности тета-ритма можно обнаружить и в гиппо- гиппокампе человека, но только при адекватных для него сло- словесных операциях и письме (Arnolds, Aitink, Bocyinga, Lopes da Silva, 1979). В заключение можно сказать, что гиппокамп относится скорее к «информационному», чем 94
«эмоциональному», образованию головного мозга, его связь с эмоциями носит вторичный и опосредованный ха- характер. Более эмоциогенны ядра миндалевидного комплекса. В. М. Смирнов A976) отметил, что при стимуляции ядер миндалины пациенты сообщают о возникновении состоя- состояний страха, гнева, ярости, изредка — удовольствия. Дли- Длительная стимуляция миндалины у больных эпилепсией частотой 50—100 Гц вызывает эмоционально окрашенные воспоминания, чаще всего воспоминания детства, начи- начиная с 5—б лет, причем повторные раздражения вызыва- вызывают, как правило, воспоминания об одних и тех же собы- событиях (Fernandez-Guardiola, 1977). При раздражении миндалины зарегистрированы галлюцинации, страх, тре- тревога, висцеральные ощущения в желудке, причем эти эффекты зависели не столько от локализации электродов, сколько от личностных особенностей больных. Субъекты, сообщавшие о страхе, имели высокий индекс по шкале психастении теста MMPI, а больные с галлюцинациями — по шкале шизофрении (Halgren, Walter, Cherlow, Cran- Crandall, 1978). У пациентов с вживленными электродами вы- высокочастотная активность в миндалине нарастала, когда они обсуждали эмоционально окрашенные события (Eidelberg, Woodbury, 1972). Эпилептическая активность зарегистрирована в дорсомедиальной части миндалины у больных височной эпилепсией, склонных к агрессивно- агрессивности. Деструкция этого отдела делает пациента неагрес- неагрессивным (Сараджишвили, Чхенкели, Окуджава, 1977). Филогенетически молодой базолатеральный отдел миндалины, связанный в левом полушарии с речевыми структурами новой коры, вовлекается в формирование сложных мотиваций. При его поражении начинают пре- преобладать потребности сохранения, эмоции тревоги и стра- страха. Кортикомедиальный отдел, имеющий связи с древни- древними структурами гипоталамуса, ответствен за более при- примитивные витальные потребности. Иными словами, патология миндалины сказывается на силе и направлен- направленности мотиваций. Одновременное поражение миндалины и гиппокампа справа ведет к более выраженным нару- нарушениям эмоций, чем левосторонний патологический про- процесс, а двустороннее повреждение височной доли ослаб- ослабляет различие между объективно регистрируемыми симп- симптомами положительных и отрицательных эмоций (Ма- дорский, 1981). 95
При раздражении электрическим током переднего и заднего отделов гипоталамуса наблюдаются реакции тре- тревоги и ярости (Смирнов, 1976). Если стереотаксическое вмешательство в интергеникулярной области таламуса устраняет только агрессивность, вызванную галлюцина- галлюцинациями, то воздействие на гипоталамус делает пациента неагрессивным при любых провоцирующих стимулах, что позволяет говорить о локализации в гипоталамусе испол- исполнительных эмоциональных центров, ответственных за организацию соматических и вегетативных компонентов агрессивной реакции — «executive command system» (Nadvornik, Ondrejcakova, 1984). При раздражении мезэнцефального отдела ствола и неспецифического таламуса возникают состояния повы- повышенной активации или инактивации (Смирнов, 1976). Активационные состояния имеют положительную эмо- эмоциональную окраску, реже активно-отрицательную (гнев, злоба, но не тоска и печаль). Инактивационные состоя- состояния характеризуются успокоением и безразличием. Воз- Возникающие при этих двух функциональных состояниях ощущения необычной «легкости тела» или его «тяжести» не удалось непосредственно связать с изменениями мы- мышечного тонуса или вестибулярных функций. Помимо перечисленных выше эмоциональных состоя- состояний, пациенты В. М. Смирнова сообщали о кратковре- кратковременных реакциях, возникавших в момент электрического раздражения. К ним относятся: чувство растерянности, недоумения (мезэнцефальные отделы ствола, субталамус, ретикулярное таламическое ядро); страх, причина кото- которого субъекту неясна или связана с эмоциональной реак- реакцией на соматические сдвиги (лимбикоретикулярная си- система); удовольствие в виде приятных, не всегда точно квалифицируемых ощущений; немотивированная ра- радость, возникающая при стимуляции срединного центра таламуса, бледного шара, мезэнцефального отдела ство- ствола. У больных с поражением мезэнцефально-диэнцефаль- ных структур отмечены нарушения речи в результате де- дефекта мотивации: недостаточного побуждения к выска- высказыванию, хотя сама речь у этих больных сохранена (Ви- нарская, Мичурина, Никифоров, Носиков, 1980). Стимуляция перегородки сопровождается, по данным В. М. Смирнова A976), переживанием эйфории, наслаж- наслаждения, полового возбуждения, общего подъема настрое- настроения, а раздражение структур среднего мозга вызывает широкий спектр эмоций — от гнева и напряжения до по- 96
лового возбуждения с выраженной положительной окраской. Заканчивая обзор имеющихся в литературе данных, подчеркнем, что результаты раздражения или деструк- деструкции различных мозговых образований, равно как реги- регистрация их электрической активности, позволяют гово- говорить только о том, что данное образование каким-то образом вовлечено в реализацию наблюдаемой эмоцио- эмоциональной реакции. Анализ полученных таким путем дан- данных осложняется еще и тем обстоятельством, что состав вовлеченных в реакцию мозговых структур меняется в за- зависимости от силы эмоции, состояния пациента, измене- изменений внешней обстановки и т. п. (Бехтерева, 1980). Для более конкретного суждения о специфическом вкладе каждого мозгового образования в генез и осуществление данной эмоции необходимо рассмотреть роль этого обра- образования в интегративной деятельности мозга, в организа- организации целостного поведенческого акта с учетом других функций, присущих интересующей нас структуре. Как тут ни вспомнить справедливое замечание К. Уилкис о том, что неудача наложения психических функций на ло- локальные мозговые структуры обусловлена неадекватным выбором самих функций (см.: Келле, Налетов, Соколов, 1984). Если учесть, что любая эмоция включает в свою внутреннюю организацию актуализированную потреб- потребность, оценку возможностей ее удовлетворения, мобили- мобилизацию следов (энграмм) тех внешних объектов, которые способны эту потребность удовлетворить, активацию структур, непосредственно реализующих данное эмоцио- эмоциональное состояние, и т. д., станет ясно, сколь сложны и неоднородны должны быть функции мозговых образова- образований, участвующих в порождении и осуществлении эмо- эмоциональной реакции на то или иное значимое для субъ- субъекта событие. Абстрагируясь от этой реальной сложно- сложности, мы остаемся лишь регистраторами фактов, описы- описывающими психофизиологические корреляты эмоций без проникновения в их подлинные механизмы. Нейрохимия эмоций. Данные о нейрохимических осно- основах эмоциональных реакций столь же многочисленны, сколь и противоречивы. Попытки возложить ответствен- ответственность за реализацию определенных эмоций (например, положительных или отрицательных) на какую-либо из медиаторных систем, как правило, тонут в этих противо- противоречиях. Если одни авторы приходят к выводу о том, что серотонинергическая система представляет ведущее зве- 4 П. В. Симонов 97
но в обучении на эмоционально положительном подкреп- подкреплении (пища), а норадренергическая — на эмоционально отрицательном, болевом (Семенова, Векшина, 1977), то другие сообщают факты прямо противоположного поряд- порядка. Так, нажимая на рычаг, крысы выключали аверсив- ную стимуляцию покрышки среднего мозга. Ингибиторы синтеза катехоламинов не влияли на реакцию, а сниже- снижение уровня серотонина уменьшало скорость нажатия на рычаг, что привело авторов к выводу о зависимости от- отрицательных эмоций от серотонина и независимости от катехоламинов (Kiser, Lebovitz, 1975). В настоящее время сложилось мнение о том, что в реа- реализации любой эмоции участвуют все основные нейро- медиаторные системы: норадренергическая, холинергиче- ская, серотонинергическая, дофаминергическая плюс це- целый ряд нейропептидов, включая эндогенные опиаты. Такая точка зрения тем более правдоподобна, если вспом- вспомнить о сложной внутренней организации эмоций, о нали- наличии потребностно-мотивационных, информационных и собственно подкрепляющих компонентов, не говоря уже об эффекторных — двигательных и вегетативных прояв- проявлениях эмоциональной реакции. Хорошей экспериментальной моделью для изучения нейрохимии эмоций может служить феномен самораз- самораздражения мозга животных электрическим током. Было время, когда полагали, что феномен самостимуляции аналогичен мнимому кормлению, т. е. имитирует удов- удовлетворение естественных потребностей животного путем активации «центров насыщения», «центров утоления жажды» и т. п. Однако далеко не все факты поддаются такому объяснению. Голод и жажда могут влиять, а мо- могут и не влиять на самораздражение структур головного мозга. В латеральном гипоталамусе имеются нейроны, импульсная активность которых при самостимуляции воспроизводит импульсную активность при пищевом под- подкреплении голодного животного. Однако самораздраже- самораздражение прилегающего ядра такого эффекта не дает (Sasaki, Ono, Nishino, 1983). В том же латеральном гипоталаму- гипоталамусе можно найти нейроны, чья активность тормозится как при еде, так и при самораздражении медиального перед- немозгового пучка. Активность других нейронов тормо- тормозится только при еде и усиливается при самостимуляции. По-видимому, нейроны первого типа связаны с механиз- механизмами мотивации, а нейроны второго типа — с механиз- механизмами эмоционально-положительного подкрепления (Sa- 98
saki, Ono, Muramoto, Nishino, Fukuda, 1984). Тот факт, что холицистокинин угнетал самораздражение независи- независимо от степени голода, свидетельствует скорее об его авер- сивных качествах, чем об имитации насыщения (Etten- berg, Koob, 1984). Механизм, побуждающий животное вновь и вновь на- нажимать на педаль, связан скорее не с голодом, жаждой и т. д., но со следовым возбуждением структур эмоцио- эмоционально положительного подкрепления, активированных в момент действия тока. Непродолжительность этого сле- следового возбуждения объясняет и сравнительную легкость угашения реакций при их неподкреплении, и необходи- необходимость «затравочных» стимуляций у животных, обучен- обученных нажимать на педаль. Дж. Олдс (Olds, 1976) сравни- сравнивал феноменологию самораздражения не с голодом, а со стремлением к вкусной пище. Крысы могут стимулиро- стимулировать структуры голода и жажды, но только при наличии пищи и воды в экспериментальной обстановке, когда вы- высокая вероятность удовлетворения натуральных потреб- потребностей гарантирует возникновение положительных эмо- эмоций в процессе еды и питья. Что касается прерывания стимуляции, то в зависимости от локализации электрода и параметров тока она может быть обусловлена как при- привыканием к действию тока, так и вовлечением механиз- механизмов отрицательных эмоций (Звартау, Паткина, 1972; Гри- горьян, 1978). Пункты самостимуляции совпадают с локализацией норадренергических и дофаминергических структур, не- непосредственно вовлеченных в феномен самораздражения. Участие холинергических механизмов носит опосредован- опосредованный характер, причем подавление никотин-холинергиче- ских элементов усиливает самораздражение при непо- неповрежденной катехоламиновой системе (German, Bow- den, 1974). Подчеркнем, что участие норадренергической системы в механизмах самостимуляции не связано с актуализацией натуральных потребностей животного в пище, воде и т. п. Введение дисульфирама, резко снижаю- снижающее уровень норадреналина в мозге крыс, устраняет кон- суматорные эффекты стимуляции (еда, питье, грызение), повышая частоту самораздражений и снижая порог само- самостимуляции (Михайлова, Стайкова, Черешаров, 1979). По данным С. А. Борисенко A977), фенамин и кокаин облегчают самораздражение гипоталамуса и перегород- перегородки, одновременно подавляя пищевые и питьевые реакции животного. 99 4*
Норадреналин облегчает, а серотонин подавляет само- самораздражение латерального гипоталамуса у крыс, причем трудно сказать, чем именно определяется влияние серо- тонина: его тормозными свойствами или причастностью к механизмам отрицательных эмоций, к системе «наказа- «наказания» (Stein, Wise, 1974). Ряд данных свидетельствует об участии в реакции самораздражения дофаминергиче- ских структур (Van Wolfswinkel, Van Ree, 1984). Введе- Введение 6-оксидофамина в зону восходящих мезокортикаль- ных дофаминергических волокон полностью прекращает самостимуляцию префронтальной коры у крыс (Clavier, Gerfen, 1979). Л-ДОФА восстанавливает самостимуля- самостимуляцию после введения резерпина. Апоморфин восстанавли- восстанавливает двигательную активность, но не самораздражение. Эти данные говорят о том, что дофаминергическая систе- система связана не с двигательной реакцией крысы, нажима- нажимающей на педаль, но с механизмом подкрепления движе- движений активацией эмоционально позитивных элементов (Vander-Wolf, Gutman, Baker, 1984). Итак, феномен самораздражения реализуется с уча- участием двух основных медиаторных систем: норадренер- гической и дофаминергической. Можно предполагать, что норадреналин связан с побуждающими, мотивирующими компонентами этой реакции, а дофамин — с подкрепля- подкрепляющим, «награждающим» эффектом. Замечу, что, по мне- мнению X. Маттиеса (Matties, 1982), подкрепляющая функ- функция эмоций реализуется через дофаминергическую систе- систему, обеспечивая долговременную память. О преимущественном отношении норадреналина к механизмам мотивации свидетельствует и тот факт, что норадреналин возбуждает большую часть нейронов ги- гипоталамуса у сытых крыс и тормозит у голодных (Dean, Dyer, 1984). Введение норадреналина в перифорникаль- ную область передней части латерального гипоталамуса можно сделать подкрепляющим фактором для обучения сытых крыс предпочитать один из рукавов лабиринта. Дело в том, что норадреналин побуждал крыс есть, вто- вторично активируя механизм положительных эмоций, свя- связанных с актом еды, и делал привлекательными для жи- животного пищевые стимулы (Cytawa, Jurkowlaniec, 1978; Cytawa, Jurkowlaniec, Bialowas, 1980). Интересно, что в отличие от гипоталамуса введение норадреналина в дор- сомедиальную часть миндалины могло служить подкреп- подкреплением для выработки условного рефлекса только у го- голодных крыс и теряло эти свойства у сытых (Jurkowla- 100
niec, Bialowas, 1981). Мы склонны объяснять этот эффект следующим образом. При введении в миндалину норадре- налин сохраняет свои побуждающие функции, но в отли- отличие от гипоталамуса проявляет их только в отношении доминирующей, ранее актуализированной потребности, в данном случае голода. Роль холинергической системы отчетливо проявляется в агрессивном поведении животных (Закусов, 1972), при- причем холинергический триггерный механизм агрессии испытывает на себе модулирующее влияние других ме- диаторных систем, в том числе норадреналина (Johans- (Johansson, 1974; Romaniuk, Golebiewski, 1979). По мнению А. X. Алликметса (Allikmets, 1974) норадреналин ответ- ответствен за эффекторные проявления агрессии. Иными сло- словами, он сохраняет свои побуждающие свойства и в от- отношении оборонительного поведения. При сочетании зву- звука с ударами тока введение адреналина позволяет выра- выработать условный рефлекс у крыс, находящихся под пентобарбиталовым наркозом (Weinberger, Gold, Stern- berg, 1984). Что касается холинергической системы, то она преимущественно обеспечивает информационные компоненты поведения. Показано, что холинолитики влияют на пищедобывательные действия животного, на преодоление препятствий, на выбор пищи, но само со- состояние голода сохраняется (Вальдман, Козловская, 1972). Холинолитики нарушают совершенство и точность двигательных рефлексов избегания, не устраняя реакцию на боль. К. Нолл и Дж. Дэвис (Noll, Davis, 1982) предлагают следующую функциональную классификацию нейроме- диаторных систем. Возбуждающими медиаторами поло- положительных эмоций («награды») являются катехолами- ны, отрицательных эмоций («наказания») — ацетилхо- лин. Серотонин играет роль тормозного медиатора в отношении обеих систем. К мнению об универсальном тормозящем влиянии серотонина на эмоциогенные струк- структуры присоединяются и другие исследователи (Panksepp, 1982). Ослаблением тормозного влияния серотонина склонны объяснять повышенную агрессивность. Так, агрессивные мыши имеют более низкий уровень содер- содержания серотонина в гипоталамусе, миндалине и гиппо- кампе по сравнению с неагрессивными (Serri, Ely, 1984). Содержание серотонина в среднем мозге и гипоталамусе ручных лисиц в 2 раза, а в гиппокампе в 1,5 раза выше, чем у диких (Попова, 1983). Введение предшественника 101
дофамина повышает агрессивность крыс, а введение предшественника серотонина угнетает ее. Возможно, что первый эффект объясняется блокадой серотонинергиче- ской системы (Алликметс, Жарковский, 1976). Подавле- Подавление серотонинергической системы усиливает половое по- поведение крыс, в то время как повреждение норадрен- и дофаминергической систем нарушает механизмы половой мотивации и удлиняет постэякуляторный период (Mclu- tooh, Barfield, 1984). Р. Ш. Ибрагимов A980) объясняет облегчение выработки условных пищевых рефлексов при введении серотонина в мозг его тормозным влиянием на механизмы ориентировочного рефлекса. Представлениям об универсальном тормозном дей- действии серотонина противоречат данные о его важной роли в процессах обучения на биологически отрицатель- отрицательном подкреплении. Введение р-хлорамфетамина наруша- нарушает выработку и сохранение реакций активного и пассив- пассивного избегания у крыс (Ogren, Johansson, Johansson, Archer, 1982). Исследования на моллюсках показали, что пластические изменения в центральной нервной системе связаны с увеличенным выходом серотонина из преси- наптического нейрона (Brunelli, Demontis, 1984). Серо- тонин участвует в ответах нейронов большого ядра шва мозга крыс на болевое раздражение (Dickenson, Gold- Goldsmith, 1984). П. М. Балабан с соавторами в опытах, по- поставленных в нашей лаборатории, показал, что дегенера- дегенерация серотонинергических нейронов, вызванная введением 5,7-диокситриптамина, препятствует сенситизации безус- безусловных оборонительных реакций виноградной улитки и выработке условного оборонительного рефлекса на пище- пищевой раздражитель. С другой стороны, аппликация серо- серотонина может быть использована в качестве подкрепле- подкрепления при его сочетании с пищевым стимулом. Возможно, что подкрепляющее действие серотонина связано с его влиянием на проводимость кальциевых каналов мембра- мембраны нервных клеток. Можно предложить два объяснения противоречивым данным о роли серотонина в процессах обучения на эмо- эмоционально отрицательном (болевом) подкреплении. Пер- Первое из них сводится к тому, что серотонинергические ме- механизмы связаны не столько с выработкой условных реф- рефлексов, сколько с их фиксацией, с процессами консоли- консолидации следов памяти независимо от эмоциональных характеристик подкрепляющего фактора (Кругликов, 1978). Второе объяснение состоит в следующем. Услов- 102
ные рефлексы на эмоционально положительном подкреп- подкреплении требуют специфического медиатора. Им является дофамин. Кроме того, здесь, по-видимому, участвуют энкефалинсодержащие нейроны (Stein, 1978; Cutawa, Trojniar, 1978). Лей-энкефалин облегчает реакцию само- самораздражения и угнетает реакцию избегания при стиму- стимуляции центрального серого вещества, а введение нало- ксона снижает частоту самораздражения эмоционально позитивных структур. Что касается выработки оборони- оборонительных условных рефлексов, то здесь подкреплением служит сам факт устранения эмоционально отрицатель- отрицательного состояния. Специальный нейрохимический фактор «награды» оказывается не нужен. Необходимо лишь за- закрепить, зафиксировать факт прекращения «наказания». Эту фиксирующую, стабилизирующую («успокаиваю- («успокаивающую») роль и играет тормозный медиатор — серотонин. Не случайно нейроны околоводопроводного серого веще- вещества, чувствительные к опиатам, существенны для обез- обезболивающего, но не «награждающего» действия морфи- морфина (Bozarth, 1983). Таким образом, можно предложить следующую гипо- гипотетическую схему нейрохимической организации эмоций, опирающуюся на потребностно-информационную теорию. Информационные компоненты любой эмоции реализуют- реализуются главным образом за счет холинергических структур. Для побуждающих, мотивационных компонентов наибо- наиболее существенна норадренергическая система. Что каса- касается собственно эмоционального подкрепляющего звена, то в случае положительного подкрепления им является дофамин плюс эндогенные опиаты. При эмоционально отрицательном подкреплении важную роль играет серо- серотонин. Данные, полученные на животных, хорошо согласуют- согласуются с результатами клинических исследований. В опытах Дж. Эллисона (Ellison, 1975) снижение уровня норадре- налина в мозге крыс делало их вялыми в знакомой об- обстановке и бесстрашными в новой, где новизна оказы- оказывалась мощным мотивирующим фактором. Снижение уровня серотонина давало обратный эффект: ослабление тормозного (стабилизирующего) влияния превращало новую ситуацию в чрезмерный, стрессирующий фактор, подавляя активность животных. Автор рассматривает эти два варианта в качестве моделей патологического со- состояния человека, где падение уровня серотонина порож- порождает немотивированную тревогу, а дефицит норадрена- 103
лина — депрессию. Действительно, мозг больных, покон- покончивших с собой в состоянии депрессии, оказался обед- обедненным как норадреналином, так и серотонином, причем дефицит норадреналина проявляется депрессией тоски, а дефицит серотонина — депрессией тревоги (Нуллер, 1981; Maas, Fawcett, Dekirmenjian, 1972; Sachar, Baron, 1979). Для действия холинолитиков характерен психоз с преимущественным поражением интеллектуальных (ин- (информационных) процессов (Селиванова, Голиков, 1975). Анализируя нейроанатомические и нейрохимические основы эмоций, мы убедились в том, что противоречи- противоречивость имеющихся в настоящее время данных не удается преодолеть, рассматривая эмоции как автономный, замк- замкнутый на себя феномен. Их изучение должно быть вклю- включено в более широкий контекст организации целенаправ- целенаправленного поведения, высшей нервной (психической) дея- деятельности и еще шире — в контекст эволюции живой при- природы, а для человека — в процесс его культурно-истори- культурно-исторического развития. Эта настоятельная необходимость и определила содержание следующей главы, где мы вы- вынуждены вернуться к рассмотрению фактов, полученных преимущественно в опытах на животных. Впрочем, такие переходы от экспериментов на живот- животных к исследованиям с участием человека и обратно, представляют одну из характернейших черт творческого метода И. П. Павлова.
4 Физиологические механизмы организации целенаправленного поведения Поведением мы называем такую форму жизнедеятель- жизнедеятельности человека и животных, которая изменяет вероят- вероятность и продолжительность контакта с внешним объек- объектом, способным удовлетворить имеющуюся у организма потребность. Прерывание или предотвращение вредонос- вредоносного воздействия на организм, удовлетворяя потребность сохранения особи, ее потомства, вида в целом, представ- представляет частный случай целенаправленного поведения. Рассматривая индивидуальное поведение как момент, звено процесса самодвижения и саморазвития живой при- природы, а индивидуальную творческую деятельность чело- человека как фрагмент эволюции культуры, мы должны ука- указать на физиологические механизмы, определяющие, с одной стороны, активность поведения живых систем, а с другой — приуроченность этого поведения к реально су- существующим условиям окружающей внешней среды. Та- Такими двумя механизмами являются, с нашей точки зре- зрения, доминанта А. А. Ухтомского и формирование услов- условных рефлексов по И. П. Павлову. В едином процессе организации поведения, приобретения новых навыков механизм доминанты обнаруживается в виде стадии ге- генерализации условных рефлексов (Павлыгина, 1973; До- сталек, 1980). Феномен генерализации как стадии активного поиска жизненно важных объектов постоянно встречается в естественном поведении животных. Только что вылупив- вылупившиеся цыплята клюют любые контрастирующие с фоном предметы, соразмерные с величиной их клюва. Позднее они обучаются клевать только те, которые могут слу- служить кормом. Реакцию улыбки у ребенка вначале вызы- вызывает любой приблизившийся к нему человек, затем — только знакомое лицо. Если медвежонок теряет мать, он начинает ходить кругами, постепенно увеличивая их ра- 105
диус, и в конце концов натыкается на след. Случаи спа- спасения дельфинами людей и животных объясняются не их «разумом» и «альтруизмом», а генерализацией родитель- родительского инстинкта: самки дельфинов рожают в воде и пер- первое время поддерживают детенышей на своих спинах. Одна из характернейших черт доминанты — способ- способность доминирующей в данный момент рефлекторной си- системы откликаться на самый широкий круг внешних сти- стимулов, в том числе впервые встретившихся в жизни жи- животного и человека. Вместе с тем возникающие при этом реакции отнюдь не хаотический перебор случайных проб и ошибок. Осуществляя поисковое поведение, животное использует действия, извлекаемые из прошлого опыта. Минимум два фактора канализируют и лимитируют до- доминантный поиск. Во-первых, это качество доминирую- доминирующей потребности. Так, испытывающие жажду крысы ста- становятся чувствительными к любым сигналам, связанным с водой (Schallert, 1982). Вторым лимитирующим факто- фактором служат экологическая адекватность (или неадекват- неадекватность) стимулов и ранее накопленный опыт. При созда- создании у кролика доминантного очага методом поляриза- поляризации мозговой коры постоянным током, по В. С. Русино- ву, соответствующую реакцию легче получить на шелест бумаги, чем на звучание тона. Если обезьяна убедилась, что палка для доставания приманки из глубокой щели оказалась слишком тонкой и короткой, она выбирает сле- следующую палку толще и длиннее, но не наоборот. Ранее накопленный опыт ограничивает и канализирует поиск, а поиск в свою очередь обогащает и трансформирует нервные связи (ассоциации), хранящиеся в памяти. Процесс трансформации доминанты в упроченный специализированный условный рефлекс мы попытались схематически изобразить на рис. 6. Под влиянием побуж- побуждающего безусловного стимула (например, голодового возбуждения) специфическая пищедобывательная реак- реакция приобретает доминантный характер: ее может вы- вызвать самый широкий круг внешних раздражителей. Но только тот из них, чье действие один или несколько раз совпадет во времени с приходом афферентации от под- подкрепляющего безусловного стимула (пищи), становится условным сигналом. Подчеркнем, что здесь непременно вовлекаются нервные механизмы эмоций, сопоставляю- сопоставляющие эту афферентацию с уровнем пищевой возбудимости. Именно наличие доминанты и ее устранение после действия условного сигнала (им может быть и собствен- 106
Рис. 6. Схема взаимо- взаимодействия доминанты (прерывистые линии) и условного рефлекса (сплошные линии) / — прямая условная связь; // — обратная активирующая условная связь; /// — обрат- обратная тормозящая связь; чер- черные кружки — тормозные элементы; тонкая линия — побуждающее влияние под- подкрепляющего стимула; за- заштрихованная линия — ин- инструментальный условный рефлекс; С — Сн —индиффе- —индифферентные стимулы; УС — ус- условный стимул; ИБС — инициирующий безусловный стимул; ПБС — подкреп- подкрепляющий безусловный стимул; Л — афферентные элементы рефлексов; Э — эф- эфферентные элементы рефлексов; ОР — ориентировочная реакция; СР — специ- специфическая реакция; ЭМ — эмоция ная реакция животного) является условием быстрого (после одного, максимум двух сочетаний) образования условного рефлекса (Павлыгина, 1982; Павлыгина, Со- Соколов, 1983). Напомним один из опытов Р. А. Павлыги- ной (рис. 7). После включения подпорогового постоянного тока, действующего в области коркового представительства левой лапы кролика, ранее индифферентные раздражите- раздражители (тон, шелест) начинали вызывать движение этой лапы. Доминанта достигала своего оптимума через 20— 25 мин после включения тока. В качестве показателя оптимального состояния в доминантном очаге для осу- осуществления суммации учитывали наличие двигательной реакции конечности на три подряд примененных раздра- раздражителя и только после этого производили раздражение струей воздуха левого глаза животного. Если такая про- процедура вызывала не только мигание, но и движение со- соответствующей конечности, доминанту прекращали, вы- выключая постоянный ток. Создание доминантного состоя- состояния спустя 20—30 мин в том же опыте приводило к про- произвольному миганию левым глазом, т.е. кролик совершал реакцию, направленную на прекращение доминантного состояния. Постоянный ток после этого выключали. Про- Произвольное прекращение доминантного состояния законо- закономерно наблюдалось в первом и во всех последующих опытах. Кролик мигал левым глазом через разные вре- 107
Рис. 7. Формирование целенаправленных реакций на основе стадии завершения доминанты а — мигательный рефлекс на струю воздуха, направленную в глаз; б — общее движение животного; в — изолированное движение левой передней конечности; г — произвольное мигание; одна черточка — применение звукового раздражите- раздражителя, две черточки — струи воздуха в глаз; вертикальная черта вниз — включе- включение постоянного тока, вертикальная черта вверх — выключение постоянного тока; ордината — время (с); А — время появления произвольного мигания после включения постоянного тока; /— V7 — дни опытов (по Р. А. Павлыгиной) 108
менные интервалы после включения постоянного тока. Это время измерялось минутами, а иногда секундами. Интервал между пробами был от двух до десяти минут. В первых опытах произвольное мигание иногда сопро- сопровождалось движением левой конечности. В последую- последующих опытах движение конечности отсутствовало, что сви- свидетельствовало о сужении рецептивного поля доминанты. Открытие Р. А. Павлыгиной имеет принципиальное значение для физиологии высшей нервной деятельности. Экспериментально обнаруженный ею феномен может служить наиболее адекватной моделью истинно произ- произвольного движения, инициированного не внешним стиму- стимулом, как это имеет место в случае инструментальных условных рефлексов, а динамикой внутреннего состояния мозговых структур. Исследование электрической актив- активности мозга кролика обнаружило перестройку потенциа- потенциалов, которая предшествует произвольному акту (рис.8). На рисунке видно, что при направлении струи воздуха в глаз кролик мигает. При этом в изученных зонах регист- регистрируется вызванный потенциал (ВП), особенно выра- выраженный во фронтальных отделах коры. При произволь- произвольном прекращении доминанты кролик мигает, но в этот момент ВП отсутствуют или же возникают с небольшой амплитудой. Вместе с тем на электроэнцефалограмме имеются потенциалы, сходные по форме с ВП, но пред- предшествующие миганию. При непрерывной записи по появ- появлению этих потенциалов можно судить о скором появле- появлении произвольного мигания. Регистрируемые потенциа- потенциалы по своей сущности близки к потенциалам готовности, описанным многими авторами при произвольном движе- движении человека. Хотя по своим параметрам потенциалы, изученные Р. А. Павлыгиной, и отличаются от потенциа- потенциалов готовности у человека, автор сочла возможным обо- обозначить их как потенциалы готовности произвольного мигания. Уместно вспомнить, что существование потенциалов готовности рассматривается рядом ученых (в том числе Дж. Экклсом) как одно из оснований дуалистического взгляда на соотношение мозга и психики (Костюк, 1985). Исследования Р. А. Павлыгиной могут служить еще од- одним свидетельством нейрофизиологических основ произ- произвольности, не требующей привлечения каких-либо поня- понятий, лежащих за пределами нейрофизиологии. Одновременная регистрация электрической актив- активности мозговых структур, связанных с миганием, позво- 109
Рис. 8. Электрическая активность разных зон неокортекса при реф- рефлекторном мигании, вызываемом струей воздуха, направленной в глаз (А), и при произвольном мигании (Б) / — время (с); 2 — ЭЭГ фронтальной зоны правого полушария; 3 —ЭЭГ сен- сомоторной и 4 — теменной зон этого же полушария; 5 — ЭЭГ фронтальной и 6 — сенсомоторной зон левого полушария; 7 — активность мышц века; 8, 9 — активность мышц правой и левой конечностей (по Р. А. Павлыгиной) лила установить определенную последовательность во времени перестройки потенциалов перед произвольным миганием. Раньше всего перестройка частотного спектра в сторону преобладания дельта-частот происходит в под- подкорковых центрах (за 8—4 с). Она более выражена по сравнению с перестройкой в коре перед самым мигани- миганием. Характерно, что преобладание дельта-частот в элект- электрической активности подкорки сохраняется после вы- выключения постоянного тока, в то время как в коре уже устанавливается доминирование тета-частоты. Можно думать, что вовлечение подкорковых образований мозга представляет существенный момент быстрого формиро- формирования условнорефлекторных связей после одного сочета- сочетания. По данным Р. Ю. Ильюченка A981), для выработ- 110
ки условной реакции избегания после одного сочетания необходима сохранность миндалевидного комплекса и центрального серого вещества. Условные рефлексы, формирующиеся после одного сочетания, встречаются достаточно часто. Так, пчела за- запоминает цвет кормушки после единственного посещения и сохраняет память о нем в течение 5—6 дней. Решаю- Решающее значение для таких рефлексов имеют биологическая ценность (сила) подкрепления и экологическая адекват- адекватность стимула. Условное пищевое отвращение («эффект приманки»), когда подкрепляющее отравление возникает через несколько часов после действия условного сигнала, формируется в том случае, если этим сигналом служит вкусовой раздражитель, но не звук, освещение и т. п. Существует тенденция выделять рефлексы, замыкаю- замыкающиеся после одного сочетания, в особую разновидность высшей нервной деятельности, именуемую «психонерв- «психонервной» или «поведением, направляемым образами внешних объектов». Эксперименты Р. А. Павлыгиной побуждают тщательно проследить: в какой мере мы имеем дело с доминантным состоянием человека и животных во всех тех случаях, где наблюдается быстрое формирование но- новых условных связей? Целый ряд экспериментальных фактов, полученных другими авторами, делают это пред- предположение весьма правдоподобным. Например, слабое болевое подкрепление не приводило к выработке реак- реакции избегания у мышей и крыс. Предварительное воздей- воздействие болевым стимулом («сеанс страха») надолго, до 2 недель, облегчает последующее формирование услов- условного рефлекса (Абуладзе, 1985). Предварительная навя- навязанная стимуляция одного из позитивно-эмоциогенных образований мозга ускоряет выработку инструменталь- инструментальной реакции самораздражения этой или близкой к ней структуры (Орджоникидзе, 1985). Наконец, исследования Р. А. Павлыгиной приближа- приближают нас к уяснению физиологических механизмов «закона эффекта» Торндайка, согласно которому однократное подкрепление пищей, прекращением болевого раздраже- раздражения и т. д. фиксирует то движение животного, которое привело к достижению цели, хотя неэффективное движе- движение повторялось до этого десятки и сотни раз. Но вернемся к рассмотрению нашей схемы формиро- формирования условного рефлекса (см. рис. 6). После совпаде- совпадения во времени действия условного раздражителя с при- приходом афферентации от подкрепляющего безусловного 111
стимула начинает функционировать система обратных условных связей. При этом активирующая обратная связь избирательно повышает чувствительность структур, воспринимающих условный сигнал, в то время как тор- тормозная устраняет эффекторные проявления «собствен- «собственной» безусловной реакции на раздражитель, превратив- превратившийся в условный. Подкрепляющая афферентация тормозит влияние побуждающей (феномен «сенсорного насыщения»), но на ранних этапах удовлетворения соот- соответствующей потребности она может усилить побуждение по принципу «аппетит во время еды». Наконец, зависи- зависимость подкрепления от реакций субъекта превращает классический условный рефлекс в его инструментальную разновидность. Взаимодействие прямых и обратных условных связей Э. А. Асратян положил в основу своей рефлекторной тео- теории мотивации поведения (Асратян, 1974). Это взаимо- взаимодействие Э. А. Асратян рассматривал в качестве фунда- фундаментального общенейрофизиологического принципа ин- тегративной деятельности мозга (Асратян, 1981). Об универсальности механизма двусторонних условных свя- связей свидетельствует его наличие у беспозвоночных, что было показано при регистрации как поведенческих ре- реакций (Максимова, 1979; Alexander, Andesirk, Audesirk, 1982), так и активности соответствующих нейронов (Мак- (Максимова, Балабан, 1983; Балабан, Максимова, Галанина, 1985). Выработка пищевых условных рефлексов показа- показала, что старые улитки способны обучаться только при наличии голода. Молодых улиток можно обучить и в сы- сытом состоянии, но условный рефлекс проявляется у них лишь после пищевой депривации (Audesirk, Alexander, Audesirk, Moyer, 1982). Экспериментальным подтверждением идеи Э. А. Асра- тяна о роли обратных условных связей в мотивации по- поведения может служить тот факт, что количество обрат- обратных связей уменьшается по мере насыщения животного, как это было показано В. Н. Семагиным A983) на при- примере питьевых инструментальных реакций у крыс (рис. 9, Л, В). После выработки инструментального дви- двигательного рефлекса, где нажатие на рычаг подкрепля- подкреплялось подачей небольшой порции воды, крысе начинали раз за разом давать в поилку 2 мл воды. Слизывая воду, животное одновременно нажимало на рычаг (рис. 9, А). По мере утоления жажды время удержания рычага вна- вначале возрастало («аппетит во время питья»), а затем 112
Рис. 9. Обратные условные связи при питьевом поведении крысы А — двигательные реакции нажатия на педаль (а) и лизание поилки (б) при последовательной подаче малых порций воды {1—16); Б—средняя продолжи- продолжительность удержания педали (с) при повторной подаче малых порций воды: 1—24 — подача поилки с водой (по В. Н. Семагину) падало вплоть до полного исчезновения двигательных ре- реакций (рис. 9, В). Хорошим методическим приемом для исследования роли обратных условных связей в организации поведения может служить анализ пространственной синхронизации 113
/ — спокойное состояние: // — перед по- посадкой на педаль; /// — на педали; /V—перед уходом с педали; V — сразу же после ухода; / — эмоционально по- положительный пункт гипоталамуса — двигательная область неокортекса; 2 — эмоционально отрицательный пункт — двигательная область неокортекса; 3— двигательная область — зрительная об- область неокортекса (по Р. А. Павлыги- ной, В. Д. Трушу, Н. Г. Михайловой, П. В. Симонову) Рис. 10. Процент случаев статистически значимого изменения коге- когерентности электрической активности мозговых структур на различ- различных этапах самораздражения крыс электрической активности мозговых структур по М. Н. Ливанову A972), в том числе при самостимуляции крыс слабым постоянным током (Павлыгина, Труш, Ми- Михайлова, Симонов, 1977). На рис. 10 показан процент слу- случаев регистрации значимой когерентности (Р меньше 0,05) на частотах альфа- и тета-диапазонов при наличии соответствующей частоты в потенциалах сравниваемых мозговых образований: эмоционально-позитивный пункт гипоталамуса — двигательная область коры (/), эмо- эмоционально-негативный пункт гипоталамуса — двигатель- двигательная область коры B), двигательная кора, зрительная кора C). Анализ проводился на следующих этапах по- поведения: I — спокойное состояние животного, II —непо- —непосредственно перед нажатием на педаль, III — во время пребывания на педали, IV—период ухода с педали, V — после ухода с педали. Рассматривая рисунок, можно убе- убедиться, что непосредственно перед нажатием на педаль резко (более чем в 3 раза) возрастает процент случаев статистически значимой когерентности электрической активности эмоционально-позитивного пункта гипотала- гипоталамуса с моторной областью коры. Возросшая когерент- когерентность свидетельствует о готовности нервных путей к про- проведению возбуждения по трем каналам обратных услов- условных связей: от ранее раздражавшегося эмоционально-по- эмоционально-позитивного пункта к двигательной коре, к зрительной коре, а также между зрительным анализатором, воспринима- воспринимающим условный сигнал будущего подкрепления (вид пе- педали, ее местонахождение в камере и т. п.), и двигатель- 114
ной корой, поскольку именно вид педали будет направ- направлять движение животного, инициированное следовым воз- возбуждением эмоционально-позитивной зоны. В период пребывания крысы на педали когерентность падает, животное получает подкрепление и становится совершенно пассивным. Непосредственно перед уходом впервые возрастает когерентность негативного пункта и моторной области коры: возбуждение негативных струк- структур готово к трансформации в двигательную реакцию избегания. После ухода животного с педали процент слу- случаев достоверного возрастания когерентности возвраща- возвращается к исходным цифрам. Только следы эмоционально- негативного состояния все еще обнаруживаются при со- сопоставлении электрической активности негативного пунк- пункта с двигательной областью коры. Механизм обратной условной связи объясняет не только целенаправленность внешне реализуемых дей- действий, но и природу таких явлений, как, например, фено- феномен избирательного внимания. Наряду с условнорефлек- торным воспроизведением эффекта первого в сочетанной паре раздражителя тоническая обратная условная связь «может ограничиться одним лишь повышением возбуди- возбудимости центральных структур последнего», настроив соот- соответствующий анализатор к селекции строго определен- определенных стимулов (Асратян, 1974, с. 14). Концепция обратных условных связей позволяет объ- объяснить классические и инструментальные (оперантные) условные рефлексы с единых теоретических позиций (Руис, 1984). «Благодаря работам ученика Павлова Асратяна,— пишут И. Гормезано и Р. Тейт,— гипотеза двусторонней условной связи стала центральным пунк- пунктом для павловского подхода к объяснению как класси- классических, так и инструментальных условных рефлексов» (Gormezano, Tait, 1976). Обратным условным связям придается важное значение в трактовке целого ряда явлений, обнаруженных при изучении высшей нервной деятельности человека (Костандов, Важнова, Генкина, Захарова, Иващенко, Погребинский, 1984). Итак, мы имеем веские основания рассматривать взаи- взаимодействие доминанты и условного рефлекса в качестве функциональной единицы индивидуально приобретаемо- приобретаемого поведения. Уместно поставить вопрос: в какой мере эта теоретическая схема может быть «наложена» на мор- фофункциональную организацию реально существующе- существующего мозга? 115
Как было показано выше (см. гл. 3), эксперименталь- экспериментальный и теоретический анализ генеза эмоциональных ре- реакций человека и высших животных привел нас к выводу о решающем значении двух факторов, детерминирующих любое поведение. Мы имеем в виду наличие актуализи- актуализированных потребностей и возможность их удовлетворе- удовлетворения благодаря взаимодействию с внешней средой. Зна- Значимость стимулов, поступающих из внешней среды, зави- зависит от их отношения к потребностям, имеющимся у орга- организма, причем все эти стимулы можно разделить на две основные категории: на стимулы с высокой вероятностью их подкрепления факторами, непосредственно удовлетво- удовлетворяющими ту или иную потребность, и на стимулы с низ- низкой вероятностью подкрепления. Среди актуальных по- потребностей, в свою очередь, выделяются наиболее острые доминирующие потребности, требующие первоочередного удовлетворения, и субдоминантные потребности, динами- динамически сосуществующие с доминантной или конкурирую- конкурирующие с ней. Экспериментальные данные, полученные в нашей ла- лаборатории, а также почерпнутые из литературы, показа- показали, что именно таким представлениям об организации поведения соответствует взаимодействие четырех мозго- мозговых образований, играющих решающую роль в оценке поступающих из внешней среды сигналов и выборе ре- реакций. К ним относятся передние отделы новой коры, гиппокамп, миндалина и гипоталамус. Поскольку в гипоталамусе были обнаружены струк- структуры, связанные с актуализацией потребностей и с воз- возникновением эмоций, можно сказать, что гипоталамус участвует и в самых ранних стадиях организации поведе- поведения и на более поздних его этапах, где окончательно оформляется внешне реализуемый ответ. Ранняя (доминантная) стадия выработки нового условного рефлекса характеризуется широким вовлече- вовлечением структур лимбической системы (Morrell, Barlow, Brazier, 1960), причем изменения нейронной активности и медленных потенциалов возникают в этих структурах раньше, чем в новой коре (Rebert, 1972; Linseman, Olds, 1973). Важнейшая роль в инициировании поведения при- принадлежит гипоталамусу (Судаков, 1971), поскольку дву- двустороннее разрушение латерального гипоталамуса вызы- вызывает общее расстройство произвольного поведения (аки- (акинезию и каталепсию), которое включает афагию, но не ограничивается ею (Stricker, Andersen, 1980). Для таких 116
животных характерны симптомы малоподвижности, вя- вялости, застывания в одной и той же подчас необычной позе, т. е. признаки своеобразного «безволия». Хотя гипо- гипоталамус находится как бы у «истоков» поведенческого акта, его деятельность вторична по отношению к потреб- ностно-мотивационным механизмам нижележащих отде- отделов головного мозга и представляет сравнительно высо- высокий уровень интеграции. Полагают, что в гипоталамусе нет собственно «вегетативных центров», а его влияние на вегетатику реализуется через эмоциогенные структуры, интегрирующие двигательные и вегетативные компонен- компоненты эмоций (Поляков, Талан, Черниговский, 1978). В гипоталамусе обезьян обнаружены нейроны, реаги- реагирующие на вид только воды или только пищи, причем латентный период нейронов, реагирующих на вид пищи, равен 150—200 мс, а латентный период нейронов, реаги- реагирующих на прием пищи, составляет 300 мс (Rolls, Rolls, 1982). Стимуляция латерального гипоталамуса усилива- усиливает активность нейронов ядра одиночного пути, связанных с вкусовыми стимулами, и снижает активность нейронов, связанных с тепловой или механической чувствитель- чувствительностью языка (Matsuo, Shimizu, Kusano, 1984). Степень голодового возбуждения оказывается решаю- решающим фактором для вовлечения структур гипоталамуса в процесс обучения и в реакции на внешние объекты, спо- способные удовлетворить пищевую потребность. Только у голодных обезьян в латеральном гипоталамусе найдены нейроны, отвечавшие на вид и запах пищи, на вид шпри- шприца с глюкозой или скорлупу ореха (Mora, Rolls, Burton, 1976), причем введение глюкозы понижало реактивность нейронов на эти натуральные пищевые стимулы (Burton, Rolls, Burton, 1976). Чувствительные к введению глюко- глюкозы нейроны гипоталамуса вовлекаются в процесс пище- добывательного поведения: их активность резко возра- возрастала у обезьян за 2—0,8 с перед нажатием на рычаг для получения пищи (Nishro, Ono, Sasaki, Muramoto, 1979). Чувствительные к глюкозе нейроны связаны с норадре- нергической системой. Их импульсная активность подав- подавлялась во время нажатий на рычаг для получения пищи. Нейроны, нечувствительные к введению глюкозы, напро- напротив, усиливали свою активность при выполнении двига- двигательных реакций. Это позволяет рассматривать нейроны первого типа как принадлежащие к побуждающей, мо- мотивирующей поведение системе. Нейроны второго типа уместнее связать с выполнением двигательного акта или 117
с предвосхищением предстоящего подкрепления (Aou, Oomura, Nishino, 1983). Полагают, что нейроны лате- латерального гипоталамуса преимущественно участвуют в дискриминации пищевых и непищевых объектов и в ини- инициировании пищедобывательного движения (Опо, 1981). Часть чувствительных к глюкозе нейронов изменяют свою импульсную активность в ответ на условный сиг- сигнал, большинство — на подкрепление пищей (Aou, Oomu- Oomura, 1984). Нейроны латерального гипоталамуса обезьян отвеча- отвечают через 150—200 мс после открывания заслонки для подачи пищи, в то время как активность нейронов блед- бледного шара изменяется только спустя 300 мс вместе с электромиографическими признаками двигательной ре- реакции (Rolls, Poper-Hall, Sanghera, 1977). Аналогичная последовательность событий наблюдается и в процессе выработки нового условного рефлекса. Изменение часто- частоты разрядов нейронов гипоталамуса возникает после 10— 20 сочетаний звука с пищей, а поведенческие признаки нового рефлекса только после 40—50 проб (Olds, 1973). Исследования механизмов жажды и морфинизма у крыс показали, что нейроны латерального гипоталамуса активируются возникновением потребности (драйвом) и тормозятся ее удовлетворением (подкреплением). В ме- медиальном гипоталамусе наблюдаются противоположные эффекты. Нейроны базальных отделов переднего мозга крыс весьма избирательно реагируют на значимые для животного объекты, будь то сексуальный партнер (меди- (медиальная преоптическая область), вода (латеральная пере- перегородка), рука экспериментатора (латеральная преопти- преоптическая область) и т. п. (Mink, Sinramon, Adams, 1983). По сравнению с гипоталамусом функции второго моз- мозгового образования, относимого к разряду «мотивацион- ных»,— ядра миндалевидного комплекса — в еще боль- большей мере зависят от факторов внешней среды и налич- наличной ситуации удовлетворения актуальных потребностей. Регуляция веса тела, потребление пищи и воды, ответ на уровень глюкозы в крови и продолжительность пище- пищевой депривации существенно не изменяются после по- повреждения миндалины. Ее сохранность важнее для аппе- аппетита, для различения вкусной и невкусной, новой и зна- знакомой пищи, т. е. для ответов на экстероцептивные пи- пищевые стимулы, в том числе после короткой пищевой депривации, когда в организме еще не возникли метабо- метаболические сдвиги (Schoenfeld, Hamilton, 1981). Крысы с 118
разрушением базолатерального ядра миндалины теряют способность избегать употребления неприятного для ин- тактных крыс раствора (Rolls, Rolls, 1982). При выра- выработке условнорефлекторного вкусового отвращения заре- зарегистрирована реакция нейронов миндалины в ответ на условный сигнал. Возможно, что именно в миндалине происходит конвергенция вкусовых (условных) и висце- висцеральных подкрепляющих сигналов (Буреш, Бурешова, 1979). По-видимому, за счет миндалины животные, пере- переставшие реагировать на тканевую жажду и падение уров- уровня глюкозы в крови после разрушения латерального ги- гипоталамуса, продолжают отвечать на условные сигналы воды и пищи. Базолатеральная часть миндалины связана с влиянием прошлого опыта утоления жажды, а не с «тканевой жаждой» (Rolls, Rolls, 1973). Разрушение вентральной части медиального ядра нарушает пищевые и особенно питьевые инструментальные условные реф- рефлексы, не сказываясь сколько-нибудь существенно на по- потреблении воды и пищи (Korczynski, Fonberg, 1976). Аналогичные последствия повреждения миндалины на- наблюдаются и в сфере оборонительных реакций, где амиг- далэктомия нарушает поведение, вызванное страхом, и не влияет на порог болевого раздражения (Ursin, 1965; Reeves, Martin, Ghiselli, 1977). Преимущественная связь функций миндалины с внешними, а не с внутренними мо- мотивирующими стимулами хорошо согласуется с особен- особенностями ее морфологических связей. Миндалина имеет мощные пути к гипоталамусу и более слабые — от него наряду с развитыми путями от лобных и височных зон неокортекса. Эта система (неокортекс—миндалина — гипоталамус) функционально формируется в процессе онтогенеза и играет важную роль в индивидуальных осо- особенностях поведения (Чепурнов, Чепурнова, 1981). Старая кортикомедиальная часть миндалины получа- получает афферентные волокна от гипоталамуса, таламуса, про- продолговатого мозга, перерабатывающих висцеральные и ноцицептивные сигналы. Базолатеральная часть связана со структурами конечного мозга и таламуса. Таким обра- образом, существуют два афферентных входа в миндалину: со стороны височной коры и со стороны ствола через задние ядра таламуса. Прямой путь более древний. Путь через кору эволюционирует параллельно с развитием неокортекса (Гончар, 1984). Исследование пространст- пространственной организации биопотенциалов новой коры, гиппо- 119
кампа и миндалины у собак показало, что при упрочен- упроченном инструментальном пищевом условном рефлексе воз- возрастают когерентные функции дельта и тета-диапазонов электрической активности в парах: миндалина — фрон- фронтальная кора, миндалина — сенсомоторная кора. Минда- Миндалина и гиппокамп взаимодействуют слабо, что, по-види- по-видимому, отражает их различную роль в организации пове- поведения (Алексанов, Вайнштейн, Преображенская, 1984). Суммируя имеющиеся данные о функциях миндали- миндалины и ее роли в организации поведения, П. Глур приходит к выводу о том, что «главный дефект, вызываемый по- повреждением амигдалы, можно описать как расстройство мотивационного механизма, который в норме позволяет выбрать поведение, приобретенное в данной ситуации» (Gloor, 1960, р. 1416). Миндалина оказывается необходи- необходима для перестройки поведения в соответствии с изменив- изменившимися условиями подкрепления (Richardson, 1973). Принимая этот вывод, необходимо уточнить, что сама миндалина относительно «безразлична» к вероятности подкрепления, к его информационному компоненту. Пе- Переход к 50%-ному подкреплению вызывает фрустрацию у контрольных и септальных крыс, не оказывая влияния на амигдалэктомированных животных, в том числе на процесс угашения условных рефлексов, подкрепляемых в 50% проб (Henke, 1977). М. Л. Пигарева A978) выра- вырабатывала пищевые условные двигательные рефлексы у крыс после двустороннего разрушения миндалин (рис. 11). Оказалось, что скорость выработки рефлексов у этих животных не отличается от аналогичных показателей у интактных крыс ни при высокой A00 и 50%), ни при низкой B5%) вероятности подкрепления. Только веро- вероятность 33%, для которой характерен максимум возни- возникающего при этом эмоционального напряжения, сопро- сопровождается некоторым замедлением процесса формирова- формирования условного рефлекса (рис. 12). Двустороннее разрушение миндалины не препятству- препятствует выработке как пищевого, так и оборонительного услов- условных рефлексов у крыс (рис. 13). По данным Р. Расселла и Р. Томпсона (Russell, Thompson, 1984), миндалина не играет ключевой роли в выработке мигательного услов- условного рефлекса на тон у кроликов. Однако картина коренным образом меняется в случае конкуренции сосуществующих мотиваций, когда стано- становится необходимым выделение доминирующей потреб- потребности, подлежащей первоочередному удовлетворению. 120
Рис. 11. Реконструктивная схема повреждения миндалевидного комп- комплекса у 10 крыс Рис. 12. Процент пищевых условных реакций у контрольных (/) и амигдалоэктомированных B) крыс при различной вероятности под- подкрепления условного сигнала Абсцисса — дни опытов (по М. Л. Пигаревой) Хорошей экспериментальной моделью такой ситуации может служить выработка условнорефлекторного пере- переключения разнородных рефлексов по Э. А. Асратяну, когда один и тот же сигнал (в опытах М. Л. Пигаревой — звук) утром подкрепляется пищей, а вечером — болевым раздражением. Двустороннее разрушение миндалин у крыс не позволяет добиться переключения на протяже- протяжении сорока дней (рис. 14). Выработка переключения 121
оказалась возможной только при сочетании слабого бо- болевого раздражения с высокой пищевой возбудимостью или, напротив, при сочетании кратковременной пищевой депривации с сильным болевым подкреплением оборони- оборонительного рефлекса. Многие дефекты условнорефлекторной деятельности и естественного поведения, возникающие у животных по- после повреждения миндалины, можно объяснить именно конкуренцией мотиваций. Крысы с повреждением корти- комедиальной области позже начинают есть в новой об- обстановке, поскольку их пищевая активность подавляется исследовательским поведением (Selafani, Belluzzi, Gross- Grossman, 1970). Нарушения пищевых и питьевых условных рефлексов у крыс после разрушения медиальной части миндалины становятся особенно сильными в случае кон- Рис. 13. Процент обо- оборонительных (А) и пищевых (Б) услов- условных реакций у конт- контрольных (/) и амиг- далоэктомированных B) крыс (по М. Л. Пигаревой) Рис. 14. Процент пра- правильных оборони- оборонительных (/) и пище- пищевых B) условных реакций при выработ- выработке условнорефлектор- ного переключения у амигдалоэктомиро- ванной крысы (по М. Л. Пигаревой) 122
куренции мотиваций, созданной определенной продолжи- продолжительностью соответствующего депривирования (Korczyn- ski, Fonberg, 1976). Стимуляция миндалины у кошек ослабляет кожно-гальваническую реакцию на малозна- малозначимые звуковые сигналы (щелчки) и усиливает КГР на щелчки, сочетавшиеся с болевым раздражением (Гилин- ский, 1985). Повреждение вентромедиальной миндалины не нарушает пищевые инструментальные условные реф- рефлексы и потребление пищи, но подавляет охотничье по- поведение кошки. Повреждение дорзолатеральной части дает противоположный эффект (Zagrodska, Fonberg, 1979). Разрушение дорзальной области не влияет на ловлю и поедание мышей при одиночном поведении кош- кошки. Присутствие другого кота подавляет хищническую реакцию на появление мыши (Zagrodska, Brudnias-Ste- powska, Fonberg, 1983). Исследование пищедобыватель- ного поведения крыс в различных ситуациях привело ав- авторов к выводу о том, что кортикобазомедиальная мин- миндалина контролирует отношения между пищевой моти- мотивацией и другими, сосуществующими с ней побуждениями (Lukaszewska, Korczynski, Kostarczyk, Fonberg, 1984). Таким образом, вывод о принадлежности миндалины к системе структур, определяющих выбор поведения, можно принять с уточнением, что миндалина участвует в этом выборе путем «взвешивания» конкурирующих эмо- эмоций, порожденных конкурирующими потребностями. Миндалина вовлекается в процесс организации поведе- поведения на сравнительно поздних этапах этого процесса, ко- когда актуализированные потребности уже сопоставлены с перспективой их удовлетворения и трансформированы в соответствующие эмоциональные состояния. Прогнозирование вероятности удовлетворения потреб- потребности (вероятности подкрепления) осуществляется с уча- участием преимущественно «информационных» мозговых структур — гиппокампа и передних отделов новой коры. Гиппокамп рассматривают как центр системы мозго- мозговых образований, моделирующих мир в трехмерном эвклидовом пространстве. При участии гиппокампа собы- события, происходящие в окружающей среде, фиксируются во времени и пространстве: в гиппокампе свободно движу- движущихся крыс найдены нейроны, кодирующие местополо- местоположение внешних объектов (Keefe, Nadel, 1979). Японским макакам красным светом показывали одну из двух кно- кнопок. После периода задержки обезьяна должна была на- нажать на ранее показанную ей кнопку для того, чтобы 123
получить порцию фруктового сока. Были выделены ней- нейроны, изменявшие импульсную активность 1) во время освещения кнопки, 2) в период задержки, 3) в момент выбора кнопки, 4) при нажатии на кнопку и 5) при под- подкреплении или его отсутствии (Watanabe, Niki, 1985). Полагают, что основной функцией гиппокампа является «рабочая» (свежая, промежуточная и т. п.) память не- независимо от того, идет ли речь о фиксации простран- пространственного или временного материала (Olton, Becker, Handelmann, 1979), причем эти функции сходны у чело- человека и высших животных (Sahgal, 1980). Гиппокамп вовлекается в процесс обучения на самых ранних его этапах (Segal, Olds, 1972). При выработке пищевых условных рефлексов на звук коротколатентные ответы нейронов были зарегистрированы в гиппокампе, а длиннолатентные условные ответы — в височной коре. По мнению авторов, гиппокамп является первым пунк- пунктом конвергенции условных и безусловных возбужде- возбуждений. Именно в гиппокампе и латеральном отделе перего- перегородки были найдены клетки, активность которых изменя- изменялась только при спаренных стимулах. Заметим, что раз- разрушение дорзального и вентрального гиппокампа у крыс не нарушает их способность к обучению и даже облег- облегчает выработку условнорефлекторного переключения (Пигарева, 1973). На рис. 15 можно видеть, что после десяти дней безуспешных попыток выработать переклю- переключение оборонительного и пищевого условных рефлексов у трех крыс двусторонняя гиппокампэктомия (рис. 16) на протяжении двух недель привела к формированию стабильного условнорефлекторного переключения. Наиболее ярким дефектом гиппокампэктомированных животных оказалась их чувствительность к ситуациям с низкой вероятностью подкрепления условных сигналов (Kimble, Kimble, 1970; Jarrard, Becker, 1977; Devenport, Hollowy, 1980). По данным М. Л. Пигаревой A978), при вероятности подкрепления пищевых условных рефлексов, равной 100 и 50%, гиппокампэктомированные крысы хотя и отстают от интактных, но все же справляются с зада- задачей. Выработка условных рефлексов при вероятности 33 и 25% оказалась для них недоступной (рис. 17). Выпа- Выпадение реакций на сигналы с низкой вероятностью под- подкрепления ведет к тому, что гиппокампэктомированные крысы превосходят контрольных в различении сигналов с разной вероятностью их подкрепления (Means, Walker, Isaacson, 1970; Stevens, 1973), частным случаем чего 124
Рис. 15. Динамика выработки условнорефлекторного переключения у трех крыс до и после двустороннего повреждения гиппокампа (пока- (показано стрелкой) / — оборонительные реакции; 2 — пищевые (по М. Л. Пигаревой) Рис. 16. Реконструктив- Реконструктивная схема двусторонне- двустороннего разрушения гиппо- гиппокампа Заштрихован максимальный объем повреждения, черным цветом показан минималь- минимальный объем Рис. 17. Процент правильных условных пищевых реакций у кон- контрольных (/) и гиппокампэктомированных B) крыс при различной вероятности подкрепления условного сигнала Абсцисса — дни опытов (по М. Л. Пигаревой) 125
является облегчение у этих животных выработки услов- норефлекторного переключения. Нарушения эмоциональной сферы при повреждении гиппокампа, как правило, незначительны (Карамян, Сол- лертинская, 1982). Вместе с тем стимуляция дорзально- го гиппокампа тормозит эмоциональные реакции собак, вызванные прямым раздражением гиппокампа (Петров, 1974), а стимуляция вентрального гиппокампа кролика подавляет самораздражение латерального гипоталамуса (Koreli, 1977). Повреждение вентрального гиппокампа кролика извращает эффекты прямой электрической сти- стимуляции медиального гипоталамуса: эмоционально отри- отрицательные реакции избегания сменяются самораздраже- самораздражением тех же самых структур (Давитулиани, Корели, 1982). Таким образом, гиппокамп оказывает регулирую- регулирующее влияние на эмоциогенные структуры гипоталамуса. О функциональных связях гиппокампа с гипоталамусом свидетельствует и тот факт, что повреждение заднего гипоталамуса изменяет электрическую активность гип- гиппокампа в стадии быстрого сна (Гветадзе, 1980). Будучи структурой, где мотивационное возбуждение от заднего и переднелатерального гипоталамуса сопо- сопоставляется с информацией, поступающей из внешней сре- среды (через перегородку), равно как и со следами ранее накопленного опыта (из коры), гиппокамп, по-види- по-видимому, осуществляет двойную функцию. Во-первых, он играет роль входного фильтра информации, подлежащей или не подлежащей регистрации в долговременной па- памяти (Виноградова, 1975). С другой стороны, гиппокамп участвует в извлечении следов из памяти под влиянием мотивационного возбуждения для использования этих следов в организации текущего поведения (Hirsh, 1974). Метод корреляционного анализа электрической активно- активности позволил установить, что на ранних стадиях выра- выработки условного рефлекса тета-волны в гиппокампе опе- опережают тета-волны височной коры, т. е. импульсы воз- возбуждения следуют из гиппокампа в кору. После упроче- упрочения условной связи тета-волны энторинальной коры опе- опережают волны в гиппокампе, импульсы возбуждения распространяются из коры в гиппокамп (Adey, Walter, Hendrix, 1961). Подчеркнем, что следы могут быть из- извлечены из памяти независимо от внешних стимулов и обеспечить ожидание этих стимулов по механизму тони- тонических обратных условных связей (Асратян, 1974). 126
Электрофизиологическим коррелятом механизма, квантующего поток извлекаемых из памяти знграмм, яв- является тета-ритм, столь характерный для электрической активности гиппокампа. Все ситуации, в которых мы на- наблюдаем усиление тета-ритма, будь то ориентировочный рефлекс, поисковое поведение, организация сложных не- неавтоматизированных движений, появление признаков эмоционального напряжения и т. п., обладают одной об- общей для них чертой: перечисленные случаи требуют ак- активной мобилизации ранее выработанных условных свя- связей, извлечения хранящихся в памяти энграмм для сопоставления с поступающими извне сигналами или для пересмотра, рекомбинации следов в целях построения новых приспособительных действий (Gray, 1982). Изложенное выше позволяет говорить о важной роли гиппокампа в творческой деятельности мозга, в порожде- порождении гипотез, тем более что у человека гиппокамп доми- доминантного полушария вовлекается в анализ словесных сигналов, а гиппокамп правого полушария — в анализ невербальных стимулов. Подобная функциональная асим- асимметрия противоречит представлению о гиппокампе как о древнем и потому примитивном образовании, спо- способном только к осуществлению элементарных функций. По мнению А. С. Батуева A981), мотивационное воз- возбуждение распространяется из лимбической системы в лобную и частично в теменную кору. В сущности, лобную область можно рассматривать как неокортикальное про- продолжение лимбической системы (Nauta, 1964). Сведения о внешней среде поступают в ассоциативные системы неокортекса через ассоциативные ядра таламуса и транс- транскортикальным путем от сенсорных проекционных зон. На основе этой информации и извлеченных из памяти энграмм фронтальная кора строит вероятностный про- прогноз, а таламопариетальная система обеспечивает селек- селективное внимание к значимым факторам внешней среды и к ведущим звеньям предстоящего двигательного акта. Иными словами, теменная кора осуществляет приурочи- вание двигательных реакций к пространственной орга- организации внешнего мира. Решающее значение передних отделов новой коры для прогнозирования вероятности предстоящих событий установлено у крыс, кошек, собак, обезьян и человека. Нарушение вероятностного прогноза после повреждения лобной коры сохраняется у обезьян в течение трех с по- половиной лет. Двустороннее повреждение теменной коры 127
вызывает нарушение этой функции с быстрым (на про- протяжении одного — полутора месяцев) ее восстановлени- восстановлением (Маликова, 1981). Повреждение префронтальной ас- ассоциативной коры у кошек нарушает предпочтение кор- кормушки с высокой вероятностью подкрепления, в то вре- время как удаление теменной коры не дает такого дефекта (Батуев, Куликов, 1983). Возможно, что именно наруше- нарушением механизмов вероятностного прогнозирования объяс- объясняется отвлекаемость больных на малозначимые для них стимулы при опухолях лобных долей мозга (Белый, 1979). Вместе с тем вероятностная структура среды по- получает отражение в активности нейронов и ряда других областей неокортекса. В опытах Д. Г. Шевченко A982) кролик в ответ на вспышку справа или слева нажимал на педаль и получал пищу из соответствующей кормушки. Вспышки подавались с двух сторон с вероятностью 100 и 50%. Реакция нейронов зрительной коры отличалась в зависимости от вероятности появления вспышки перед нажатием на педаль и не отличалась на других этапах поведения. Подчеркнем, что в отличие от гиппокампа, сохран- сохранность которого необходима для поддержания реакций на сигналы с низкой вероятностью подкрепления, фрон- фронтальная кора важна для ориентации поведения на сиг- сигналы высоковероятных событий. Так, после удаления фронтальных отделов неокортекса у крыс и собак зна- значение часто и редко подкрепляемых условных сигналов как бы уравнивается: все сигналы становятся в одина- одинаковой мере эффективными (Андреев, 1969; Пигарева, 1983). На рис. 18 показана динамика выработки пище- пищевых условных рефлексов у крыс при различном под- подкреплении до (рис. 18, Л) и после разрушения передних отделов новой коры (рис. 18, Б; 19). Видно, что процесс формирования условного рефлекса замедляется при вы- высокой вероятности подкрепления и ускоряется — при низкой. Иными словами, сигналы с различной вероят- вероятностью их подкрепления пищей становятся одинаково эффективными. Этот результат представляет тем боль- больший интерес, что, судя по имеющимся данным, фронталь- фронтальные области коры головного мозга крыс не отличаются по своим основным функциям от фронтальной коры выс- высших позвоночных, включая приматов (Kolb, 1984). В процессе экспериментов с вероятностным прогнози- прогнозированием В. М. Русалов обнаружил три группы обследо- обследованных им лиц. Представители первой группы адекватно 128
Рис. 18. Процент двигательных пищевых условных реакций у конт- контрольных (А) и лобэктомированных (Б) крыс при различной вероят- вероятности подкрепления Абсцисса — дни опытов (по М. Л. Пигаревой) 5 П. В. Симонов 129
Рис. 19. Реконструктивная схема удаления фронтальных областей неокортекса у крыс отражают характеристики вероятностной среды (вероят- (вероятностное соответствие). Представители второй группы занижают частоту более частого события (вероятностное безразличие), а представители третьей — завышают ее (стратегия максимализации). Эксперименты на живот- животных с последовательным выключением мозговых струк- структур позволяют предположить, что субъекты первой груп- группы обладают хорошо сбалансированными функциями лобной коры и гиппокампа, у лиц второй группы относи- относительно преобладают функции лобной коры, а у предста- представителей третьей — функции гиппокампа. В результате субъективная оценка вероятности событий у представи- представителей последних двух групп не соответствует объектив- объективной вероятности редких и частых событий (Русалов, 1979). Эффективность совместного прогнозирования ли- лицами, принадлежащими к противоположным группам, скорее подкрепляет высказанное предположение, чем противоречит ему (Русалов, 1982). В литературе имеют- имеются сведения о том, что вероятностная структура среды более адекватно отражается правым полушарием мозга человека, в то время как левое полушарие одинаково реагирует на сигналы с высокой и низкой вероятностью (Крауклис, Янсон, Ширяев, Козановская, 1979). 130
Способность фронтальной коры производить селек- селекцию высокозначимых сигналов, отсеивая второстепенные для доминирующей мотивации стимулы, возможно, осу- осуществляется с участием хвостатого ядра, чьи нейроны вовлекаются в процесс выработки тормозных условных рефлексов быстрее, чем в реакции на положительные сигналы (Суворов, Данилова, Дрягин, Шуваев, 1981). Отметим, что у собак нарушение вероятностного прогно- прогнозирования наблюдается после удаления дорзолатераль- ных, а не медиобазальных областей префронтальной коры (Мехедова, 1974). Таким образом, в пределах лобного неокортекса обнаруживается преимущественная при- причастность дорзолатеральных отделов к «информацион- «информационной» системе мозговых образований, а медиобазальных отделов—к «мотивационной» системе. Такому разделе- разделению функций хорошо соответствуют анатомические связи этих двух частей лобной коры: дорзальной части — с гип- покампом, а вентральной — с миндалиной (Nauta, 1972). Лобная кора может влиять на гиппокамп через пучок волокон к поясной извилине. Префронтальная кора — единственная неокортикальная область, которая получает иннервацию из вентральной части покрышки и миндали- миндалины (Divac, Kosmal, 1978). Исследования показали, что нейронная активность дорзолатеральной префронтальной коры обезьян зависит от интеграции сенсорных процес- процессов, необходимых для организации поведения, в то время как нейроны орбитофронтальной коры связаны с моти- мотивацией, их активность зависит от качества подкрепления (Aou Shuji, 1982). Реакции некоторых из этих нейронов чрезвычайно специализированны: они отвечают на апель- апельсин, на змею, на паука и т. д., хотя большинство нейро- нейронов избирательно реагирует только в зависимости от пищевых или аверсивных качеств стимула (Thorpe, Rolls, Maddison, 1983). Мотивирующие влияния поступают во фронтальную кору из латерального гипоталамуса (Oomura, Fakiga- Fakigama, 1976). По данным Э. Роллса и С. Купера (Rolls, Cooper, 1973), в отличие от других областей неокортекса нейроны префронтальной коры крыс реагировали на сти- стимуляцию тех структур мозга, которые вызывают фено- феномен самостимуляции. В префронтальной коре имеются нейроны, которые у голодных обезьян отвечают на появ- появление пищи в кормушке до начала пищедобывательного движения (Орлов, Пирогов, Шефер, 1979). Активность этих нейронов ослабевает по мере насыщения, но 131 5*
вновь возникает при замене пищи на более вкусную (Батуев, 1985). При исследовании инструментальных пи- пищевых отсроченных условных реакций у обезьян обна- обнаружены: 1) нейроны моторных программ, реагирующие на открытие экрана, которое служит сигналом начала движения; 2) нейроны сенсорных программ, разряжаю- разряжающиеся во время отсрочки; 3) нейроны подкрепления, чья активность изменяется при появлении пищи (Батуев, 1984). Во фронтальной коре зарегистрированы нейроны, которые реагируют на отсутствие подкрепления при осу- осуществлении инструментальной реакции, причем эти ней- нейроны не отвечают на отсутствие подкрепления в ситуа- ситуации классического обусловливания, когда появление пищи не зависит от действий обезьяны. Нейроны ошибоч- ошибочных реакций локализованы в медиовентральных зонах префронтальной коры (Niki, Hiroaki, 1982). Таким обра- образом, передние отделы новой коры оказываются причаст- ны и к программированию поведенческого акта, и к оцен- оценке его результатов. Нейроны ростральной дорзолатераль- ной префронтальной коры преимущественно участвуют в процессах мотивации, а нейроны каудальной части — в сенсорном анализе вкуса и качества пищевого подкреп- подкрепления (Inoue, Oomura, Aou, Nishino, Sikdar, 1985). Первые сдвиги клеточной активности при выработке нового условного рефлекса отмечены во фронтальной, сенсомоторной коре и в гиппокампе. Нейроны сенсомо- торной коры реагируют через 20 мс после звукового ус- условного сигнала, подкрепляемого миганием, т. е. одно- одновременно с нейронами первичной слуховой коры (Батуев, 1984) . Наличие первичных пластических перестроек в нейронах новой коры побуждает некоторых авторов раз- различать два механизма выработки навыков, один из кото- которых связан, а второй не связан с лимбической системой. Последний механизм формируется у обезьян к 3—4 ме- месяцам, в то время как система памяти с участием лимби- ческих структур созревает медленно и не достигает уров- уровня взрослых даже через год после рождения (Bacheva- lier, Mishkin, 1984). Следует различать «лимбическую» память как активное извлечение информации, необходи- необходимой для удовлетворения потребности, и феномен напоми- напоминания, ограничивающийся выбором знакомого стимула из ряда предъявленных. Последний механизм не страда- страдает до тех пор, пока сохранена височная кора (Malamut, Saunders, Mishkin, 1984). 132
Анализируя функции неокортекса, необходимо учи- учитывать их латерализацию, наметившуюся уже у живот- животных и испытывающую влияние раннего индивидуального опыта. У цыплят, певчих птиц, крыс и приматов левое полушарие оказалось сильнее вовлечено в процессы ком- коммуникации, а правое ответственно за ориентировку в пространстве и эмоции (Denenberg, 1981). Исследование восприятия значимых внутривидовых сигналов у япон- японских макак обнаружило преимущество реакций на сиг- сигналы, подаваемые в правое ухо. Подача сигналов, при- принадлежащих другому виду, латерализации не выявила (Peterson, 1978, 1984). Отсасывание коры правой лоб- лобной доли у крыс вызывает их гиперактивность и падение уровня норадреналина в коре обоих полушарий. Экстир- Экстирпация левой лобной доли таких изменений не дает (Pearl- son, Robinson, 1981). По данным В. Л. Бианки A985), к функциям правого полушария у крыс следует отнести восприятие пространства и конкретных признаков внеш- внешних объектов, одновременную обработку информации, явления дедукции. К функциям левого полушария — вос- восприятие времени и абстрактных признаков, последова- последовательную обработку информации, явления индукции. Ста- Стадия генерализации условных рефлексов теснее связана с деятельностью правого полушария. Динамический стереотип лучше воспроизводится левым. Интересно, что у человека левое полушарие активировано сильнее при первых реализациях задания, связанного, например, с мысленным воспроизведением значимых ситуаций. По мере повторения этой процедуры возникает асимметрия уровня активации в пользу правого полушария (Русало- ва, 1983). Завершая обзор функций передних отделов новой ко- коры, гиппокампа, миндалины и гипоталамуса, мы прихо- приходим к выводу о том, что взаимодействие этих четырех структур оказывается необходимым и достаточным для организации поведения в системе координат «потреб- «потребности— вероятность их удовлетворения в окружающей внешней среде». Все остальные образования мозга игра- играют исполнительную или вспомогательную роль, будь то сенсорные системы, механизмы построения движений (пирамидные и экстрапирамидные), системы регуляции уровня бодрствования и вегетативных функций. Что ка- касается других структур лимбической системы, то перего- перегородка настолько тесно объединена с гиппокампом, что большинство исследователей предпочитают говорить об 133
единой септо-гиппокампальной системе (Gray, 1982). Центральное серое вещество специфически связано с оценкой аверсивности стимулов, с организацией реакций избегания, например, при раздражении медиального ги- гипоталамуса (Sandner, Schmitt, Karli, 1982). Неспецифи- Неспецифический таламус служит местом конвергенции сенсорных и мотивационных импульсов (Casey, Keene, 1973), и его значение не выходит за пределы передаточно-релейных функций. Хотя в таламусе обезьян обнаружены нейроны, частота разрядов которых уменьшается или возрастает и стойко удерживается при выработке условных рефлек- рефлексов, большой скрытый период B00 мс после предъявле- предъявления условного сигнала) позволяет рассматривать эти реакции как вторичный отзвук событий, разыгрывающих- разыгрывающихся в каких-то других образованиях мозга. Иными слова- словами, именно перечисленные выше четыре структуры опре- определяют, на какие внешние стимулы и какой поведенче- поведенческой реакцией в каждый данный момент ответит живой организм. По мнению Могенсона с соавторами, связь лимбической системы с двигательной осуществляется через вентральный отдел покрышки среднего мозга и прилегающее ядро с бледным шаром (Mogenson, Jones, Yim Chi Yiu, 1980). Разрушение прилегающего ядра уве- увеличивает латентный период реакции избегания у крыс и снижает их стремление к доминированию, не влияя на двигательную активность в открытом поле и пищедобы- вательное поведение (Fantin, Bottecchia, 1984). Что же касается согласованной деятельности «прини- «принимающих решение» структур, то к ним в полной мере от- относится глубокая мысль А. А. Ухтомского о том, что «соподчинение физиологических приборов в порядке их нервной увязки есть процесс вынужденный и не предпо- предполагает для себя вмешательства какого-либо дополнитель- дополнительного, специального „координирующего центра"» (Ух- (Ухтомский, 1954, с. 127). Последовательно рассмотрев функциональную спе- специализацию отдельных мозговых структур, попытаемся представить динамику их взаимодействия в целом (рис. 20). Внутренние (метаболизм) и внешние (боль, запах и т. д.) побуждающие безусловные стимулы активируют мотивационные структуры гипоталамуса, который, в свою очередь, активирует гиппокамп и передние отделы новой коры. Благодаря гиппокампу широкий круг внешних стимулов усиливает доминантное состояние. 134
Рис. 20. Схема взаимодействия мозговых структур в процессе орга- организации поведенческого акта Внутренние (метаболизм) и внешние (боль, запах и т. д.) побуждающие без- безусловные стимулы активируют мотивационные структуры гипоталамуса (ГТ), который, в свою очередь, активирует гиппокамп (ГИП) и передние отделы новой коры (влияние гипоталамуса на миндалину выражено слабее). Благодаря гиппокампу широкий круг внешних стимулов усиливает доминантное состоя- состояние. В случае совпадения этих стимулов с действием подкрепляющих безуслов- безусловных раздражителей гиппокамп оказывается первым местом встречи сочетаемых афферентаций. При сформированном поведенческом акте в результате совмест- совместной деятельности гиппокампа и фронтальной коры (ФК) отбираются те внеш- внешние стимулы или их энграммы, которые ранее сопровождались удовлетворением данной потребности. Путем сопоставления мотивационного возбуждения с на- наличными стимулами и с энграммами, извлеченными из памяти, в миндалине (М) формируется эмоциональная окраска этих стимулов и энграмм, что ведет к выделению доминирующей мотивации, подлежащей первоочередному удовлет- удовлетворению. Сложившаяся во фронтальной коре программа действия поступает в базальные ганглии, где путем взаимодействия с теменной корой «вписывается» в пространственные координаты предстоящего действия. Отсюда через мотор- моторную кору возбуждение поступает на эффекторные органы, реализующие целе- целенаправленное поведение. Сплошные линии — информационная афферентация, прерывистые — мотивационные влияния, двойные — эмоционально окрашенная афферентация 135
В случае совпадения этих стимулов с действием подкреп- подкрепляющих безусловных раздражителей гиппокамп оказы- оказывается первым местом встречи сочетаемых афферентаций. При сформированном поведенческом акте в результа- результате совместной деятельности гиппокампа и фронтальной коры отбираются те внешние стимулы или их энграммы, которые ранее сопровождались удовлетворением данной потребности. Путем сопоставления мотивационного возбуждения с наличными стимулами и энграммами, извлеченными из памяти (через височную кору?), в миндалине форми- формируется эмоциональная окраска этих стимулов и энграмм, что ведет к выделению доминирующей мотивации, под- подлежащей первоочередному удовлетворению. Сложившаяся во фронтальной коре программа дейст- действия поступает в стриатум, где путем взаимодействия с теменной корой «вписывается» в пространственные ко- координаты -предстоящего действия. Регистрация вызван- вызванных потенциалов показала, что на стадии формирования условного рефлекса теменная кора связана преимущест- преимущественно с кортикальным представительством сенсорных систем, а по мере стабилизации — с моторной корой (Попова, Гнеушев, Деревягин, 1982). Изменения нейрон- нейронной активности полосатого тела, бледного шара и черной субстанции предшествуют движениям и возникают в от- ответ на внешние сенсорные стимулы только в тех случаях, где эти стимулы и движения имеют поведенческое значе- значение (Evarts, Kimura, Wurtz, Hikosaka, 1984). Авторы заключают, что инициация двигательных актов опосре- опосредована активностью базальных ганглиев и связанной с ними фронтальной корой. Импульсация из базальных ганглиев и мозжечка приходит в кору через таламус. В ответ на сигнал к движению зубчатые нейроны моз- мозжечка разряжаются через 30 мс, а нейроны коры через 40 мс после сигнала. Нигростриальные пути участвуют в подготовке и регуляции движений, но не в их мотива- мотивации (Rolls, Rolls, 1982). Из фронтостриатной системы возбуждение через моторную кору поступает на эффек- торные органы, реализующие целенаправленное поведе- поведение. Разумеется, предлагаемая схема организации пове- поведения носит крайне обобщенный характер, нуждается в дальнейшем уточнении и экспериментальном подтверж- подтверждении применительно к различным видам высших млеко- млекопитающих. Вместе с тем она дает возможность рассмот- 136
реть интегративную деятельность мозга в целом, не про- противореча имеющимся фактическим данным и анатомиче- анатомически прослеженным связям между структурами головного мозга. Мы можем обсуждать эту деятельность, оставаясь на физиологической почве и не прибегая к понятиям, заимствованным из других областей знания, типа «мо- «моделирование внешнего мира», «принятие решения», «рас- «рассудочная деятельность» и т. д. и т. п. С другой стороны, уточнив роль различных мозговых структур в организации поведения, мы приобретаем воз- возможность рассматривать индивидуальные особенности поведения человека и высших животных как результат индивидуальных — врожденных и приобретенных — осо- особенностей взаимодействия этих структур. Подобный под- подход к проблеме индивидуальных (типологических) раз- различий был в свое время намечен И. П. Павловым и за- заслуживает дальнейшей экспериментальной и теоретиче- теоретической разработки.
5 Проблема индивидуальных (типологических) различий Говоря об индивидуальных особенностях человека, про- проявляющихся в его социальном поведении, обычно поль- пользуются тремя терминами: «темперамент», «характер», «личность». Согласно определению, которое приводится в последнем, третьем издании Большой советской энцик- энциклопедии, темперамент есть «характеристика индивида со стороны динамических особенностей его психической деятельности, т. е. темпа, ритма, интенсивности отдель- отдельных психических процессов и состояний. В структуре тем- темперамента можно выделить три главных компонента: об- общую активность индивида, его двигательные проявления и эмоциональность» A976, т. 25, с. 415). Характер есть «целостный и устойчивый индивидуальный склад душев- душевной жизни человека, ее тип, «нрав» человека, проявляю- проявляющийся в отдельных актах и состояниях его психической жизни, а также в его манерах, привычках, складе ума и свойственном человеку круге эмоциональной жизни. Ха- Характер человека выступает в качестве основы его поведе- поведения..» (Там же, 1978, т. 28, с. 193). В первый момент кажется, что определения темпера- темперамента и характера практически совпадают, однако в своей повседневной житейской практике мы вряд ли спу- спутаем темперамент человека с его характером. Именно характер, а не темперамент мы назовем сильным, сла- слабым, твердым, мягким, тяжелым, плохим, настойчивым, труднопереносимым и т. д. Интуитивно ощущаемое раз- различие, несовпадение темперамента и характера подсказы- подсказывает, что в основе этого различия лежат какие-то сущест- существенно разные проявления индивидуальности. В темпераменте преимущественно выражается отно- отношение человека к происходящим вокруг него событиям. Характер проявляется в действии — активном, целеуст- целеустремленном, нерешительном, покорно-подражательном 138
и т. д. Общее же между ними состоит в том, что ни тем- темперамент, ни характер ничего не говорят нам о социаль- социальной ценности данного человека, они относятся к тому, что В. М. Русалов A985) называет формально-динами- формально-динамическим аспектом психики в отличие от ее содержатель- содержательного аспекта, обнаруживающегося в личности, посколь- поскольку личность есть «устойчивая система социально значи- значимых черт, характеризующих индивида как члена того или иного общества или общности» (БСЭ, 1973, т. 14, с. 578). Личность включает в себя и темперамент, и ха- характер, и способности человека (его интеллект), но не ог- ограничивается ими, поскольку личность — «ядро, интегри- интегрирующее начало, связывающее воедино различные психи- психические процессы индивида и сообщающее его поведению необходимую последовательность и устойчивость» (Там же, с. 579). «Личность человека,— писал И. П. Павлов,— опреде- определяется как биологической наследственностью, так и сре- средой. Сила нервной системы (темперамент) — прирожден- прирожденное свойство, характер (форма поведения) во многом состоит из приобретенных привычек» (Павлов, 1954, с. 618). Подчеркнем, что физиологическая организация мозга, индивидуальные особенности его функционирова- функционирования и содержательная сторона психики, формирующаяся в результате социального воспитания,— не абсолютно самостоятельные категории. Выводить содержательную сторону психики из наследственных задатков столь же нелепо, как отрицать роль этих задатков в особенностях усвоения субъектом социального опыта. Прямолинейный детерминизм здесь заранее обречен. Иное дело, если мы перейдем на позиции системного детерминизма, признавая, что один и тот же социальный опыт, предла- предлагаемый окружающей средой, будет усваиваться различ- различно в зависимости от индивидуальных, в том числе «фор- «формально-динамических» особенностей психики субъекта. Рассматривая потребности человека как первоисточ- первоисточник и движущую силу его поведения, мы считаем, что каждую человеческую личность определяет индивидуаль- индивидуально неповторимая композиция и внутренняя иерархия основных (витальных, социальных и идеальных) потреб- потребностей данного человека, включая их разновидности сохранения и развития, «для себя» и «для других» (см. гл. 2). Наиболее важной характеристикой личности слу- служит тот факт, какие из этих потребностей и сколь дли- длительное время занимают доминирующее положение в 139
иерархии сосуществующих мотивов, на какую из потреб- потребностей «работает» механизм творческой интуиции—сверх- интуиции—сверхсознания, по терминологии К. С. Станиславского, о ко- котором мы будем говорить в следующей главе. Выше мы уже ссылались на Л. Н. Толстого, гениально угадавшего, что именно из «мотивов деятельности» возникает «все различие людей». Личностные тесты будущего — это си- система методических приемов, дающая возможность отве- ответить на вопрос о том, в какой мере ценностные ориента- ориентации данной личности определяются ее витальными, соци- социальными и идеальными потребностями, направленностью на себя и на других, тенденциями сохранения и разви- развития. Главенствующая, т. е. чаще других и продолжитель- продолжительнее других доминирующая потребность — «сверх-сверх- задача жизни» данного человека, по определению Ста- Станиславского,— вот подлинное ядро личности, ее самая существенная черта. Полноту удовлетворения этой гла- главенствующей потребности обычно называют счастьем, что делает представление о счастье пробным камнем те- тестирования данной личности. «Альфой и омегой моей педагогической веры,— говорил В. А. Сухомлинский,— является глубокая вера в то, что человек таков, каково его представление о счастье» (Овчинникова, 1976, с. 3). Трудность вербализации этого представления, принадле- принадлежащего сфере сверхсознания, получила отражение в по- поговорке, согласно которой счастье — это состояние, когда человек не спрашивает о том, что такое счастье. Если исходные, основные потребности структурируют личность человека, то индивидуальная выраженность и композиция дополнительных потребностей (преодоления, вооруженности, подражания и экономии сил) определя- определяют его характер. Потребность преодоления лежит в ос- основе волевых качеств человека, степень удовлетворения потребности в вооруженности придает ему черты уверен- уверенности, решительности, устойчивости в экстремально скла- складывающихся ситуациях. Склонность к подражанию опре- определяет меру самостоятельности совершаемых человеком поступков, а потребность в экономии сил делает харак- характер энергичным, целеустремленным или, напротив, пас- пассивным, ленивым, тяготеющим к праздному времяпрепро- времяпрепровождению. Подобно тому как потребности человечества в целом есть продукт всемирной истории, набор и соотношение потребностей каждого отдельного человека есть продукт истории его жизни, индивидуальных условий его воспита- 140
ния, его онтогенетического развития. При всем значении природных задатков и способностей личность и характер формируются под решающим влиянием конкретной со- социальной среды. С индивидуальными особенностями строения и функций головного мозга наиболее непосред- непосредственно связан темперамент, или тип высшей нервной деятельности, по терминологии И. П. Павлова. В подходе Павлова к проблеме индивидуальных раз- различий психики и поведения можно выделить два уровня анализа, разработанных самим Павловым далеко не в одинаковой мере. Во-первых, это, если можно так выразиться, микро- микроуровень, т. е. свойства процессов возбуждения и тормо- торможения нервных клеток — их сила, уравновешенность и подвижность. Результаты экспериментов с условными рефлексами и многолетние наблюдения за поведением собак привели Павлова к мысли о том, что типы нервной системы, аналогичные темпераментам античных авторов, являются общими для человека и высших млекопитаю- млекопитающих животных. В классификации Павлова холерику соответствует сильный возбудимый неуравновешенный тип, а меланхолику — слабый. Сангвиник — сильный уравновешенный подвижный тип по Павлову, а флегма- флегматик— сильный уравновешенный инертный. Со свойствен- свойственной ему наблюдательностью Павлов отметил характер- характерные черты эмоциональности, присущие каждому из основ- основных типов. По мнению Павлова, сильный неуравновешен- неуравновешенный тип склонен к ярости, слабый — к страху, для санг- сангвиника характерно преобладание положительных эмоций, а флегматик вообще не обнаруживает сколько-нибудь бурных эмоциональных реакций на окружающее. Пав- Павлов писал: «Возбудимый тип в его высшем проявлении — это большей частью животные агрессивного характера... Крайний тормозный тип — это то, что называется трусли- трусливое животное» (Павлов, 1973, с. 321). Основывая свою классификацию на свойствах воз- возбуждения и торможения, Павлов не ограничивается этим уровнем. Он понимал, что путь от элементарных нерв- нервных процессов к внешне реализуемому поведению лежит через взаимодействие макроструктур — различных функ- функционально специализированных отделов головного моз- мозга. Считая крайние типы — сильный неуравновешенный и слабый — основными «поставщиками» нервно-психиче- нервно-психических заболеваний, прежде всего неврозов, Павлов под- подчеркивал, что для истерии весьма характерна эмотив- 141
ность, «а эмотивность есть преобладание... функций под- подкорковых центров при ослабленном контроле коры... ис- истерический субъект живет в большей или меньшей сте- степени не рассудочной, а эмоциональной жизнью, управля- управляется не его корковой деятельностью, а подкорковой» (Павлов, 1973, с. 323, 406). Выделив «специально чело- человеческие типы художников и мыслителей» с преоблада- преобладанием первой (конкретно-образной) или второй (речевой, абстрактно обобщенной) сигнальной системы действи- действительности, Павлов видел в основе классификации опять- таки особенности функционирования мозговых макро- макроструктур. У «художников,— писал Павлов,— деятель- деятельность больших полушарий, протекая во всей массе, за- затрагивает всего меньше лобные их доли и сосредоточи- сосредоточивается главнейшим образом в остальных отделах; у мыс- мыслителей, наоборот,— преимущественно в первых» (Пав- (Павлов, 1973, с. 411). Сегодня мы, по-видимому, предпочтем рассматривать павловские «специально человеческие» типы как резуль- результат функциональной асимметрии больших полушарий головного мозга, где «художественному типу» будет со- соответствовать относительное преобладание правого (не- (неречевого) полушария. Открытие специализации функций правого и левого полушария головного мозга явилось подлинным триумфом идеи Павлова о «художественном» и «мыслительном» типах как полюсах, между которыми располагается все многообразие промежуточных форм высшей нервной деятельности человека. Применительно к человеку павловская типология подверглась наиболее систематической эксперименталь- экспериментальной и теоретической разработке в трудах Б. М. Теплова и В. Д. Небылицына. Результаты этих исследований в самом кратком их изложении сводятся к следующим принципиальным пунктам. Теплов и Небылицын пришли к обоснованному выво- выводу о том, что следует говорить скорее не о типах, а о свой- свойствах нервной системы, комбинация которых характери- характеризует ту или иную индивидуальность. Выяснилось, что число этих свойств следует существенно расширить, что о силе и подвижности нервных процессов нужно говорить раздельно по отношению к возбуждению и торможению, а перечень свойств дополнить параметром динамичности, от которого зависит скорость выработки новых условных рефлексов. Школа Теплова убедительно объяснила, почему в 142
процессе эволюции сохранился так называемый слабый тип, почему он не был элиминирован естественным отбо- отбором. Если сильный тип обнаруживает высокую устойчи- устойчивость в экстремальных ситуациях, то повышенная чувст- чувствительность слабого типа представляет не менее ценное качество в иных условиях, где требуется способность к быстрому и точному различению внешних сигналов. Спе- Специальные эксперименты показали, что представители раз- разных типов нервной системы решают одни и те же задачи в равной мере успешно, только каждый из них использу- использует свою тактику деятельности. По мере исследований становилось все более очевид- очевидным, что экспериментальные методики, традиционно используемые для определения типов, выявляют только частные свойства нервной системы. Методика, адресован- адресованная, скажем, к зрительному анализатору, позволяла ди- агносцировать у субъекта сильный тип, в то время как тестирование слухового анализатора характеризовало того же субъекта как представителя слабого типа. Ана- Аналогичные противоречия обнаружились в опытах на жи- животных. Так, по данным В. Н. Думенко и В. И. Носарь A980), способность к выработке инструментальных дви- двигательных рефлексов у собак не коррелирует с типом их нервной системы, определяемым по секреторной методи- методике. В результате к началу 60-х годов в области типологии (дифференциальной психофизиологии) человека возник- возникла поистине кризисная ситуация. Стремясь найти выход из этого кризиса, В. Д. Небылицын ввел понятие об об- общих свойствах нервной системы, к числу которых отнес два основных параметра: активность и эмоциональность (Небылицын, 1968). В. Д. Небылицын полагал, что в основе активности лежат индивидуальные особенности взаимодействия активирующей ретикулярной формации мозгового ствола и передних отделов неокортекса, в то время как эмоциональность определяется индивидуаль- индивидуальными особенностями взаимодействия передних отделов новой коры с образованиями лимбической системы голов- головного мозга. К сожалению, трагическая гибель В. Д. Не- Небылицына прервала его творческий путь на пороге прин- принципиально нового этапа развития дифференциальной психофизиологии. К сходным представлениям о морфофизиологических основах типологии человека пришла группа английских исследователей, которую мы связываем прежде всего с именами Г. Айзенка (Eysenck, 1981) и Дж. Грея (Gray, 1972). 143
С помощью специально разработанных тестов Г. Айзенк (Eysenck, Eysenck, 1976; Eysenck, 1981) выде- выделил три основных параметра: 1) экстраинтроверсив- экстраинтроверсивность, 2) эмоциональную устойчивость и противостоящий ей невротицизм, а также 3) психотицизм, противополож- противоположным полюсом которого является устойчивое следование социальным нормам. Айзенк характеризует экстраверта как открытого, социабельного, разговорчивого, активно- активного субъекта, а интроверта как необщительного, замкну- замкнутого, пассивного. Эти характеристики напоминают пара- параметр активности в классификации В. Д. Небылицына A968). Высоконевроидный субъект характеризуется как тревожный, озабоченный, легко склонный к гневу, эмо- эмоционально неустойчивый. Ему противостоит эмоциональ- эмоционально устойчивая личность. Нетрудно видеть, что невроти- невротицизм весьма близок «эмоциональности» по Небылицыну. Наконец, высокопсихоидный тип Айзенка предстает как эгоцентричный, холодный, безразличный к окружающим и агрессивный субъект, в то время как низкопсихоидный есть дружелюбный, сочувствующий, считающийся с пра- правами других альтруист. Типология Айзенка может служить еще одним при- примером существования, хотя далеко не ясных и не очевид- очевидных, связей между нейродинамическими и содержатель- содержательными характеристиками личности. Экстраинтроверсив- Экстраинтроверсивность— формально-динамический параметр. Вместе с тем имеется выраженное тяготение этих типов к преиму- преимущественному удовлетворению определенных потребно- потребностей, особенно у личностей, склонных к невротицизму. Так, экстраверты высоко ценят активную, деятельную жизнь. Интроверты — свободу и самоуважение, а неврои- невроиды— внутреннюю гармонию, менее заботясь о внешнем успехе (Furnham, 1984). По мнению Айзенка, в основе экстраинтроверсии ле- лежат индивидуальные особенности взаимодействия акти- активирующей ретикулярной формации и передних отделов новой коры. Дж. Грей (Gray, 1972) добавил к этим двум структурам гиппокамп и медиальную часть перегородки. У интроверта более развита септо-гиппокампальная, тор- тормозящая поведение система; у экстраверта — побуждаю- побуждающая система, образованная латеральным гипоталамусом и медиальным пучком переднего мозга. Степень невроти- цизма определяется, по Айзенку, индивидуальными осо- особенностями взаимодействия лимбических структур с об- образованиями новой коры. Согласно Айзенку, эмоциональ- 144
но нестабильный экстраверт соответствует холерическо- холерическому темпераменту античных авторов, стабильный экстра- экстраверт— сангвинику, нестабильный интроверт — меланхо- меланхолику, а стабильный интроверт — флегматику. Хотя определение степени экстра-интроверсивности производится главным образом с помощью вопросников, имеются данные экспериментального изучения этого ти- типологического параметра. Если субъекту, находящему- находящемуся в камере, дать возможность по своему усмотрению включать усиление освещенности и звуковой стимул, то интроверты предпочитают большую часть времени нахо- находиться в тишине и затемненном помещении, а экстравер- экстраверты— наоборот (Eysenck, 1975). В отличие от экстравер- экстравертов интроверты лучше воспроизводят предъявленный для запоминания материал спустя некоторое время после экспозиции. Согласно Дж. Грею, экстраверты более чув- чувствительны к награде, а интроверты — к наказанию (Wilson, 1978). У интровертов обнаружены более силь- сильные кожно-гальванические реакции на эмоционально значимый вопрос (Gudjonsson, 1982). Частота и ампли- амплитуда альфа-ритма электроэнцефалограммы выше у экст- экстравертов по сравнению с интровертами, в то время как уровень невротицизма не коррелирует с этим показате- показателем ((Deakin, Exley, 1979; Gilliland, Andress, Bracy, 1981). Регистрация слуховых вызванных потенциалов привела авторов к выводу о том, что различие между экстра- и интровертами проявляется как на корковом, так и на подкорковом уровне (Andress, Church, 1981). Исследуя индивидуальные особенности ряда характе- характеристик электроэнцефалограммы, Д. Робинсон (Robinson, 1982) предположил, что в основе параметра силы нерв- нервной системы по Павлову и экстра-интроверсии по Айзен- Айзенку лежит взаимодействие нейронных популяций диффуз- диффузной таламокортикальной системы. В ходе обследования больных с поражением медиобазальных структур височ- височной доли мозга С. В. Мадорский A982) обнаружил, что поражение справа сопровождается сдвигом в направле- направлении интроверсии, а поражение слева — экстраверсии, поскольку больные с правосторонним патологическим процессом более чувствительны к болевым стимулам, особенно если в процесс вовлечена миндалина. Сопостав- Сопоставление особенностей вызванных потенциалов на световые стимулы и сердечно-сосудистых реакций с уровнем не- невротицизма привело к выводу о том, что эти особенности можно объяснить взаимодействием передних отделов 145
новой коры, гиппокампа, миндалины и гипоталамуса (Полянцев, Румянцева, Куликов, 1985). В последние годы появились попытки найти аналоги экстраинтроверсии, невротицизма и психотицизма у жи- животных, главным образом у крыс. В качестве экспери- экспериментального приема здесь обычно используют методику открытого поля, где исследовательская активность слу- служит показателем экстравертированности, а так называе- называемая «эмоциональность» (количество уринаций и дефе- дефекаций)— показателем невротицизма. Степень агрессив- агрессивности рассматривают в качестве аналога психотицизма (Garcia-Sevilla, 1984). М. Цукерман считает, что в основе индивидуальных особенностей поведения лежит уровень катехоламинов (Zuckerman, 1984). Показано, что актив- активность в открытом поле положительно коррелирует с быстротой выработки оборонительного условного рефлек- рефлекса в челночной камере, зато пассивные крысы лучше сохраняют память о болевом раздражении при однократ- однократном его применении (Чайченко, 1982). Поведение в открытом поле связано с функционирова- функционированием неокортекса и гиппокампа. Об этом свидетельствуют результаты работ по выведению линий мышей с различ- различным объемом мозговых структур. Малый объем гиппо- гиппокампа и большой неокортекса позитивно коррелирует с двигательной активностью в открытом поле. Малопод- Малоподвижные мыши с большим гиппокампом быстрее обучают- обучаются пассивному избеганию (Ширяева, Вайдо, 1980; Wimer, Wimer, Roderick, 1971). С другой стороны, последствия разрушения лимбических структур мозга зависят от ге- генетических характеристик животного (Isaacson, Mc Clearn, 1978; Isaacson, 1980). Специализация функций передних отделов неокортек- неокортекса, гиппокампа, миндалины и гипоталамуса, о которой мы подробно рассказали в предыдущей главе, дала нам основание для предположения о том, что индивидуаль- индивидуальные особенности активности каждой из этих структур и тем более особенности их взаимодействия во многом определяют индивидуальные (типологические) особен- особенности поведения животных, сопоставимые с классифика- классификацией Айзенка. Опыты были поставлены на 40 беспородных взрослых белых крысах-самцах, содержавшихся в виварии со- совместно по 10 особей в достаточно просторных клетках. Экспериментальная камера (рис. 21) представляла де- деревянный ящик размерами 33X41X34 см. Внутри ящика 146
имелись: 1) относительно просторная часть площадью 33X23 см; 2) плексигласовый «домик» площадью 16X14 см с постоянно открытой дверью и полом-пе- полом-педалью, давление на которую автоматически включало счетчик времени; 3) расположенное рядом с «домиком» за тонкой прозрачной звукопроницаемой перегородкой помещение для партнера с полом в виде металлической Рис. 21. Схема каме- камеры для изучения реак- реакций избегания крика бо- боли партнера Объяснения в тексте решетки. Вся камера освещалась рассеянным светом от лампы мощностью 100 Вт, установленной под потолком комнаты. Исследуемое животное ежедневно помещали в боль- большое отделение камеры на 5 мин и регистрировали время его пребывания в «домике» на педали, а также количест- количество появлений в «домике». В течение первых 5 дней каж- каждое появление крысы в «домике» приводило к включению дополнительного освещения лампой 100 Вт, расположен- расположенной в 45 см от пола камеры, и звукового стимула — тона частотой 220 Гц и громкостью 80 дБ. На протяжении следующих 5 дней вход в «домик» сопровождался элект- электрическим раздражением лап крысы-«жертвы» силой 1—2 мА. Раздражение «жертвы» продолжалось 3—5 с с пятисекундными интервалами до тех пор, пока исследуе- исследуемая крыса находилась на педали. Последние 5 дней вход в «домик» снова усиливал освещение и включал звук. Показателем чувствительности к крику боли другой особи того же вида (психотицизм по терминологии Ай- Айзенка) мы считали время пребывания на педали, замы- замыкавшей электрическую цепь. Об экстраинтроверсии су- судили по сравнительной эффективности двух аверсивных воздействий: усиления освещенности и звучания тона или сигналов оборонительного возбуждения партнера (крик, движения, выделение специфических пахучих веществ). Общее среднее время пребывания в «домике» с педалью при действии как искусственных, так и зоосоциальных аверсивных стимулов и количество перебежек из откры- 147
того пространства камеры в «домик» и обратно свиде- свидетельствовали об уровне эмоциональной устойчивости (невротицизма). Были приняты следующие критерии. Крыса считалась чувствительной к крику боли, если она находилась на педали менее 1 мин. Экстраверсия диагностировалась в случае, когда время пребывания на педали при дейст- действии света и звука не менее чем на 1 мин превосходило время при болевом раздражении другой крысы. Противо- Противоположные отношения расценивались как интроверсия. Остальные крысы считались амбивертами. Мы определя- определяли крысу как эмоционально стабильную (низконевроид- ную), если общее среднее время пребывания на педали при действии аверсивных стимулов превышало 1 мин 30 с. Примеры крыс с перечисленными выше характеристи- характеристиками приводятся в табл. 1. Ясно, что такое деление яв- является весьма условным: индивидуальные особенности поведения данной крысы характеризуют абсолютные ве- величины избранных нами показателей, а не условные гра- границы между экстравертами, интровертами и амбиверта- амбивертами. Эти границы нужны только для статистических вы- выкладок, характеризующих популяцию или сравнительную устойчивость к невротизирующим воздействиям, о чем речь пойдет ниже. Соотношение различных типов пове- поведения в популяции из 40 обследованных крыс представ- представлено в табл. 2. Трудно сказать, в какой мере эти индивидуальные особенности поведения зависят от генетических или сре- довых факторов, хотя имеются сведения о том, что часто- частота нажатий на рычаг, подкрепляемых включением света и ослаблением шума, на 71% детерминирована у лабора- лабораторных крыс генетически (Oakeshott, Glow, 1980). В исследовании, проведенном совместно с М. Л. Пига- ревой, В. Н. Мац и Т. И. Михеевой (Simonov, 1981), мы обнаружили зависимость перечисленных выше парамет- параметров от сохранности или повреждения ряда лимбических структур. На рис. 22 график I показывает среднее время пребывания на педали семи интактных крыс, для кото- которых сигналы оборонительного возбуждения партнера (крик, движения, выделение специфических пахучих веществ) были более эффективным стимулом, чем усиле- усиление освещенности и звучание тона. После двусторонней коагуляции фронтальных отделов новой коры и гиппо- кампа (рис. 23) у этих крыс наблюдались прямо проти- 148
Таблица 1 Типичные примеры индивидуальных особенностей поведения крыс № крысы 293 291 288 349 294 345 287 290 337 310 338 Среднее время пребы- вания на педали, мин при дей- действии света и звука 4,18 4,49 1,69 1,36 0,56 0,62 0,84 0,31 0,98 2,60 4,39 при крике другой крысы 1,44 0,68 0,52 2,64 1,92 1,88 0,81 0,68 1,33 1,95 4,57 общее среднее время 2,81 2,59 1,10 2,00 1,24 1,25 0,82 0,49 1,15 2,27 4,48 Разница средне- среднего вре- времени при све- свете и звуке или крике, мин 2,74 3,81 1,17 —1,28 —1,36 —1,26 0,03 —0,37 —0,35 0,65 —0,8 Среднее количе- количество входов на пе- педаль 1,4 1,6 1,9 6,8 6,2 3,4 3,6 1,8 3,8 3,2 1,3 Характеристика крысы Низкочувствительный эмо- эмоционально стабильный экс- экстраверт Высокочувствительный эмо- эмоционально стабильный экс- экстраверт Высокочувствительный эмо- эмоционально лабильный экс- экстраверт Низкочувствительный эмо- эмоционально стабильный ин- интроверт Низкочувствительный эмо- эмоционально лабильный ин- интроверт Низкочувствительный эмо- эмоционально лабильный интро- интроверт Высокочувствительный эмо- эмоционально лабильный амби- амбиверт Высокочувствительный эмо- эмоционально лабильный ам- амбиверт Низкочувствительный эмо- эмоционально лабильный ам- амбиверт Низкочувствительный эмо- эмоционально стабильный ам- амбиверт Низкочувствительный эмо- эмоционально стабильный ам- амбиверт воположные отношения: время пребывания на педали при действии звука и света уменьшилось, а при крике «жертвы» — возросло (см. график // на рис. 22). Пять крыс с двусторонним повреждением фронтальной коры, латерального и вентромедиального гипоталамуса (рис. 24) оказались в равной мере чувствительными и к комбина- 149
Таблица 2 Соотношение различных типов поведения в популяции из 40 взрослых крыс-самцов Группа крыс Экстраверты Интроверты Амбиверты Количество в группе 12 9 19 Эмоциональность (невротицизм) ста- биль- бильная 9 2 11 неста- биль- бильная 3 7 8 среднее коли- количество перебе- перебежек (тревож- (тревожность) i,6 5,4 2,7 Чувствительность к крику боли (психо- тицизм) высокая 10 9 низкая 2 9 10 ции звука с усилением освещенности, и к сигналам обо- оборонительного возбуждения партнера (см. график /// на рис. 22). Эти животные отличались пугливостью, повы- повышенной агрессивностью, бурными реакциями на прикос- прикосновение наряду с признаками ослабления аверсивности открытого пространства. Крысы медленно и редко захо- заходили в «домик», а при включении света и звука или при крике партнера выходили из «домика» спустя 10—20 с. Если что-либо отвлекало крысу (например, она начина- начинала чистку шерсти), свет, звук и крик «жертвы» теряли свою эффективность. Таким образом, одновременное повреждение структур Рис. 22. Среднее время пребывания на педали при действии света и звука (Л, В) или крика партнера (Б) у интактных крыс (/) после повреждения фронтальной коры и гиппокампа (//), после повреж- повреждения фронтальной коры и гипоталамуса (///) Абсцисса — дни опытов, ордината — время в минутах 150
Рис. 23. Реконструктивная схема повреждения передних отделов но- новой коры и гиппокампа у крыс. Обозначения те же, что на рис. 19 (по М. Л. Пигаревой и В. Н. Мац) Рис. 24. Реконструктивная схема повреждения передних отделов но- новой коры, латерального и вентромедиального гипоталамуса у крыс. Обозначения те же, что на рис. 19 и 27 (по М. Л. Пигаревой и В. Н. Мац) 151
«информационной» системы (фронтальный неокортекс и гиппокамп) делает крыс высокочувствительными к ра- ранее малоэффективным искусственным стимулам (свет и звук) и в то же время снижает их реактивность по отно- отношению к зоосоциальным сигналам о состоянии другой особи того же вида. Что касается повреждения фрон- фронтальной коры, латерального и вентромедиального гипо- гипоталамуса, то усиленная «невротическая» реакция на лю- любой внешний стимул сочетается у этих животных с не- неспособностью избирательно реагировать на сигналы различного биологического значения. Оценивая всю совокупность имеющихся в настоящее время фактов, мы склонны высказать предположение о том, что индивидуальные особенности соотношения «ин- «информационной» системы (фронтальная кора и гиппо- гиппокамп) с «мотивационной» системой (миндалина и ги- гипоталамус) лежат в основе параметра экстра-интровер- сии (рис. 25). Соотношение систем фронтальная кора — гипоталамус и миндалина — гиппокамп определяет другой параметр индивидуальных особенностей поведе- поведения, близкий по своим характеристикам параметру нев- невротицизма— эмоциональной стабильности. С этой точки зрения павловская шкала силы или слабости нервной си- Рис. 25. Гипотетическая схема зависимости параметров экстра-интро- версии и эмоциональной стабильности (невротицизма) от индивиду- индивидуальных особенностей взаимодействия мозговых структур 152
стемы больше соответствует шкале невротицизма, а не экстра-интроверсии, как полагает Айзенк (Eysenck, Le- Levey, 1972). В настоящее время мы не располагаем данными о том, в какой мере все исследованные нами параметры корре- коррелируют с устойчивостью крыс к невротизирующим воз- воздействиям. В лаборатории М. Г. Айрапетянца был ис- использован только один из них: чувствительность к крику боли другой особи того же вида (Хоничева, Вильяр, 1981). На рис. 26 представлены три группы крыс, разли- различающихся по этому признаку. Стрессирующее воздейст- воздействие заключалось в выработке оборонительного условного рефлекса с низкой вероятностью избегания болевых раз- раздражений. Это воздействие оказало существенно различ- различное влияние на инструментальные пищевые условные рефлексы, по тяжести нарушения которых судили о сте- степени невротизации. Наиболее стрессоустойчивыми оказа- оказались крысы с высокой чувствительностью к крику боли партнера и низким уровнем тревожности (малое число перебежек из одного отсека камеры в другой). Наименее устойчивы крысы, у которых средняя чувствительность к зоосоциальным сигналам сочеталась с высокой тревож- тревожностью, с неспособностью к выделению доминирующей мотивации, будь то аверсивность открытого пространст- пространства или мотивация, побуждающая избегать болевое раз- раздражение другой особи. Ранее мы показали, что высокая чувствительность к сигналам оборонительного возбуждения партнера поло- положительно коррелирует с малым количеством перебежек из одного отсека камеры в другой, с высокой двигатель- двигательной активностью в тесте открытого поля, с низкой «эмо- «эмоциональностью», если судить о ней по количеству урина- ций и дефекаций в открытом поле, и с низкой агрессив- агрессивностью при болевом раздражении двух крыс (Симонов, 1976). Эти данные дают основание предполагать, что па- параметры типологии Айзенка, модифицированные для оценки индивидуальных особенностей поведения крыс, окажутся пригодными для прогнозирования устойчиво- устойчивости или неустойчивости этих животных к невротизирую- невротизирующим воздействиям. Тем самым станет яснее вопрос о роли индивидуальных особенностей поведения в патоге- патогенезе экспериментальных неврозов. Дальнейшие исследования призваны уточнить и во- вопрос о генетических детерминантах описанных выше ти- типов поведения. Генетические компоненты стрессоустой- 153
Рис. 26. Среднее время пребывания на педали (а) и число переходов с педали и на педаль (б) у трех групп крыс (/—///) Ордината — минуты чивости ныне не вызывают сомнений (Беляев, 1979; Суда- Судаков, Душкин, Юматов, 1981). Наконец, вполне очевиден и тот факт, что между моти- вационным конфликтом, непе- непереносимым для данного типа нервной системы, и нарушени- нарушением взаимодействия лимбических структур, ведущим к невротическим расстройствам высшей нервной деятель- деятельности, имеется ряд промежуточных нейрофизиологиче- нейрофизиологических и нейрохимических звеньев, трансформирующих психогенное воздействие в устойчивое патологическое со- состояние мозга. Поиск этих звеньев представляет сейчас наиболее важную и наименее разработанную область экспериментальной неврологии. Одним из таких проме- промежуточных звеньев, по-видимому, является гипоксия моз- мозга, обнаруженная при экспериментальном неврозе в ла- лаборатории М. Г. Айрапетянца (Айрапетянц, Вейн, 1982). По данным М. Г. Айрапетянца и его сотрудников, невро- тизирующие воздействия ведут к снижению скорости ло- локального мозгового кровотока и микроморфологическим сдвигам, характерным для гипоксического состояния. В этих условиях наблюдается компенсаторная актива- активация системы перекисного окисления липидов, нарушаю- нарушающая структуру и функции биологических мембран. Вве- Введение антиоксидантов устраняет транзиторную гипертен- зию и гипертрофию сердца, предотвращает повышение активности цитохромоксидазы в новой коре и гиппокам- гиппокампе невротизированных крыс (данные Н. В. Гуляевой). Таким образом, намечается следующая последова- последовательность событий. Хроническое эмоциональное напря- напряжение, порожденное мотивационным конфликтом, ведет к снижению скорости локального мозгового кровотока, вызывает гипоксическое состояние мозга, которое, в свою очередь, нарушает нормальное функционирование лим- лимбических структур. Характер нарушения решающим об- образом зависит от индивидуальных особенностей взаимо- взаимодействия этих структур, обусловленных врожденными 154
факторами и периодом раннего онтогенеза. Эти особен- особенности и определяют то направление, в котором будут развиваться симптомы невротического срыва. Подчеркнем, что интерес к индивидуальным особен- особенностям взаимодействия макроструктур головного мозга ни в коей мере не отменяет необходимость анализа ней- нейрофизиологических основ индивидуальных различий на микроуровне процессов возбуждения и торможения нерв- нервных клеток. Примером такого подхода может служить исследование Л. А. Преображенской A981) электриче- электрической активности гиппокампа при выработке условнореф- условнорефлекторного переключения у собак. У четырех собак сна- сначала вырабатывали инструментальный пищевой рефлекс надавливания правой передней лапой на педаль в ответ на звуковой условный сигнал (тон). Затем тот же услов- условный сигнал, подаваемый на фоне действия сигнала- переключателя (шум и мелькание лопастей вентилято- вентилятора), начинали подкреплять болевым раздражением зад- задней лапы электрическим током. Это раздражение собака могла прервать или полностью предотвратить подъемом левой передней лапы до определенного уровня. Металлические электроды вживляли под нембутало- вым наркозом в дорзальный отдел гиппокампа по коор- координатам атласа Лима. Электрическую активность гип- гиппокампа считали ритмической, если регулярные колеба- колебания продолжались не менее 1 с. На записи электрогип- электрогиппокампограммы подсчитывали число регулярных колеба- колебаний в последовательных односекундных отрезках, сверяя это число с колебаниями, выделенными анализатором. В каждой ситуации (оборонительной и пищевой) про- производили не менее 30 измерений, вычисляли среднее зна- значение частоты колебаний и его ошибку. На рис. 27 представлены гистограммы распределения каждой частоты ритмической активности гиппокампа у четырех собак в пищевой и оборонительной ситуациях опытов с переключением условных рефлексов. Можно видеть, что при переходе от пищевой ситуации к оборо- оборонительной происходит учащение гиппокампального тета- ритма у всех собак: гистограммы смещаются вправо. Вместе с тем каждое животное характеризуется своим диапазоном изменений частотного спектра регулярной активности, и этот диапазон коррелирует с динамикой выработки переключения условных рефлексов (рис. 28). У собак с более частым тета-ритмом выработка пере- переключения произошла сравнительно быстро и легко: они 155
156
стали реагировать на условный сигнал в соответствии с наличной ситуацией после 5—6 опытов (I и III на рис. 28). Иная картина наблюдалась у собак, где условнорефлек- условнорефлекторная деятельность носила неустойчивый, волнообраз- волнообразный характер с тенденцией к невротизации (// и IV на рис. 28). Аналогичные данные были получены и в опытах с другими четырьмя собаками. Животные с относительно медленным гиппокампальным тета-ритмом отличались малой общительностью, безразличным отношением к экспериментатору. Они испытывали затруднения и при решении других задач, связанных с изменением рода дея- деятельности. Полученные факты совпадают с имеющимися в лите- литературе данными о корреляции доминирующей частоты гиппокампального тета-ритма у крыс с уровнем иссле- исследовательской активности, характерным для каждого животного (Irmis, Radii-Weiss, Lat, Krekule, 1970). Оба эти показателя достаточно стабильны у одной и той же крысы. Таким образом, можно сказать, что индивидуаль- индивидуально типичный для данного животного диапазон изменений частоты гиппокампального тета-ритма отражает пара- параметр, который Павлов обозначил как инертность (или, напротив, подвижность) нервной системы. Если учесть ту роль, которую, согласно современным представлениям (Andersen, Eccles, 1962), играют механизмы возвратного торможения в генезе ритмических колебаний биопотен- биопотенциалов, то положение Павлова о подвижности нервных процессов возбуждения и торможения наполняется кон- конкретным нейрофизиологическим содержанием. С другой стороны, влияние гипоталамуса на электрическую ак- активность гиппокампа дает основания предположить, что для фактора подвижности в павловском ее понимании большое значение имеет активность макроструктур ной системы гипоталамус—гиппокамп и ее соотношение с системой миндалина—фронтальный неокортекс. Установ- Установлено, что тета-ритм, сопровождающий профессиональную деятельность человека, отличается индивидуальной устойчивостью по частоте, амплитуде и представленности среди других ритмов электроэнцефалограммы (Cheliout, Sgouropoulus, Hazemann, 1979). Постоянство интенсив- Рис 27. Гистограммы распределения частот электрической активно- активности гиппокампа у четырех собак в пищевой и оборонительной ситуа- ситуациях опытов с переключением условных рефлексов Абсцисса — частота колебаний, с; ордината — процент к общему числу изме- измерений (по Л. А. Преображенской) 157
Рис. 28. Динамика выработки переключения пищевых (а) и оборо- оборонительных (б) условных рефлексов у четырех собак (А, Б, В, Г) Абсцисса — дни опытов; ордината — процент условных реакций по отношению к числу применений условного сигнала (по Л. А. Преображенской) ности основных ритмов электроэнцефалограммы отмече- отмечено у лиц с высокими показателями подвижности нерв- нервных процессов (Шевко, 1980). В целом наша гипотеза сводится к тому, что индиви- индивидуальные особенности взаимодействия передних отделов новой коры, гиппокампа, миндалины и гипоталамуса ле- лежат в основе типов, выделенных И. П. Павловым. 158
Какие черты будут характеризовать поведение субъ- субъекта с относительным функциональным преобладанием системы фронтальная кора — гипоталамус? Это будет субъект с четко выраженным доминированием той или иной потребности, целеустремленно направленный на сигналы объектов, способных ее удовлетворить. При этом он склонен игнорировать и конкурирующие мотивы, и сигналы, отвлекающие его от продвижения к намеченной цели. А теперь сопоставим нашу гипотетическую характе- характеристику с описанием конкретного мальчика Саши П., которого В. С. Мерлин и Б. А. Вяткин A976) приводят в качестве примера холерического темперамента — силь- сильного возбудимого типа по Павлову. Его интересы посто- постоянны и устойчивы, он не теряется при встрече с труднос- трудностями, упорен в их преодолении. На уроках мальчик со- сосредоточенно слушает и работает, не отвлекаясь. Согласно приведенным выше данным, функциональ- функциональное преобладание системы миндалина—гиппокамп будет сопровождаться трудностью выделения доминирующего мотива и готовностью реагировать на самый широкий круг объективно малозначимых сигналов. Отсюда соче- сочетание нерешительности, бесконечных колебаний с повы- повышенной чувствительностью, с переоценкой значимости внешних событий. Не таков ли Коля М.— по мнению В. С. Мерлина и Б. А. Вяткина, типичный меланхолик, или слабый тип, по терминологии И. П. Павлова? Коля болезненно чувствителен к мелочам, легко теряется, смущается, не уверен в себе. Преобладание системы гипоталамус—гиппокамп должно вести к несколько парадоксальной комбинации четкого выделения доминирующих мотивов с генерализо- генерализованными реакциями на сигналы маловероятных событий, на сигналы с невыясненным значением. И снова на па- память приходит описание типичного сангвиника (сильный, уравновешенный, подвижный тип) Сережи Т., который настойчив, энергичен, работоспособен, но только на ин- интересных для него уроках (доминирующий мотив!— Я. С). На неинтересных уроках легко отвлекается, увле- увлекается посторонними вещами. Сережа легко привыкает к новой обстановке, его нетрудно дисциплинировать. Если в системе четырех структур преобладает подси- подсистема миндалина — лобная кора, мы получим субъекта с хорошо сбалансированными потребностями без особого акцентирования одной из них. Подобный субъект игно- игнорирует множество происходящих вокруг него событий. 159
Побудить к деятельности его могут только высокозначи- высокозначимые сигналы. Не такова ли Аида Н., описанная Мерли- ным и Вяткиным в качестве примера флегматика — силь- сильного, уравновешенного, инертного типа? Она терпелива, выдержана, хорошо владеет собой. На уроках спокойна, не отвлекается. Эта инертность имеет и свою оборотную сторону: девочка трудно переключается на решение но- новых задач, долго привыкает к новой обстановке. Мы рассмотрели четыре варианта функционального преобладания структурных «пар» и обнаружили их соот- соответствие психологическим характеристикам типов Пав- Павлова. Остаются еще два возможных варианта: лобная кора — гиппокамп и гипоталамус — миндалина. Преобладание первой «информационной» пары даст гипотетического субъекта, преимущественно ориентиро- ориентированного на внешнюю среду и поведенчески зависимого от происходящих в этой среде событий. По-видимому, его можно назвать экстравертом, с характерной для послед- последнего общительностью, стремлением к другим людям, склонностью к переменам, движению, освоению среды (Смирнов, Панасюк, 1977). Иные черты обнаружатся у субъекта с преобладанием «мотивационной» системы. Здесь сфера внутренних мотивов и установок окажется достаточно регидна по отношению к внешним влияниям. И действительно, по описанию В. М. Смирнова и А. Ю. Панасюка, интроверты склонны придерживаться ранее усвоенных этических норм, они выдержанны, стре- стремятся к порядку, застенчивы, малообщительны с окру- окружающими. Нетрудно видеть, что концепция «четырех структур» позволяет интегрировать классификацию Павлова с параметром экстра-интровертированности. При этом нет необходимости ни отождествлять экстравертированность с параметром силы нервной системы, ни рассматривать экстра-интровертированность совершенно изолированно от павловской типологии. Концепция «четырех структур» постулирует существование экстра- и интровертов с та- такой же необходимостью, как темпераменты античных авторов и типы нервной системы по Павлову. Разумеется, все перечисленные выше типы есть абст- абстракция. Реальная жизнь предъявляет нам бесконечное разнообразие промежуточных вариантов взаимодействия четырех мозговых структур. Здесь мы полностью соли- солидарны с Б. М. Тепловым и В. Д. Небылицыным, которые предложили говорить не о типах, а о свойствах, характе- 160
ризующих ту или иную индивидуальность. Отмеченную еще И. П. Павловым тенденцию различных типов пре- преимущественно реагировать одной из базальных эмоций мы пытаемся понять с позиций развиваемой нами теории эмоций и основанной на ней классификации (см. гл. 3). Поскольку холерик (сильный безудержный тип) дви- движим устойчиво доминирующей потребностью, его дейст- действия, как правило, обладают чертами преодоления и борь- борьбы с характерными для этих действий эмоциями гнева, ярости, агрессивности. Меланхолик (слабый тип), на- напротив, всегда тяготеет к обороне, к защите, нередко окрашенным эмоциями страха, неуверенности, растерян- растерянности. Обладающий выраженной мотивационной доми- доминантой и одновременно любознательный, ищущий, откры- открытый среде сангвиник (сильный подвижный тип) чаще других испытывает положительные эмоции. Что касается флегматика, то при всей его эмоциональной индиффе- индифферентности он тем не менее опять-таки тяготеет к положи- положительным эмоциям. И снова мы обязаны подчеркнуть, что речь идет именно о тенденции, о предпочтительной склонности, поскольку представители любого типа наде- наделены всем арсеналом человеческих эмоций. Мы полагаем, что к индивидуальному набору и дина- динамической иерархии потребностей могут быть применены параметры, разработанные И. П. Павловым для харак- характеристики нервных процессов, т. е. сила, уравновешен- уравновешенность и подвижность. Жизнь показывает, что сила (ост- (острота, напряженность) тех или иных потребностей варьи- варьирует у разных личностей в весьма широких пределах. Па- Параметр уравновешенности определяется явным домини- доминированием одной из потребностей или их относительной сбалансированностью. С другой стороны, степень уравно- уравновешенности свидетельствует о наличии конфликтных, конкурентных отношений между потребностями или об их гармоничном сосуществовании. Наконец, подвиж- подвижность характеризует не только быстроту и скорость смены мотивационных доминант, но и диапазон трансформации первичных побуждений во вторичные, производные по- потребности, пластичность иерархии потребностей, прису- присущих данному субъекту. Если индивидуальные особенности функционирования четырех структур головного мозга, несомненно, имеют врожденный компонент, подвергающийся затем онтоге- онтогенетической трансформации, то вопрос о генетическом элементе в формировании иерархии потребностей оста- 6 П. В. Симонов 161
ется открытым. Впрочем, различная легкость социали- социализации экстра- и интровертов позволяет думать, что взаи- взаимодействие четырех структур определенным образом кор- коррелирует с индивидуальным набором потребностей. Ве- Вероятность принятия функций лидера субъектом холери- холерического темперамента выше, чем у меланхолика — слабо- слабого типа нервной системы по классификации Павлова. И все же решающая роль в формировании структуры потребностей бесспорно принадлежит воспитанию микро- и макросоциальным окружением. Даже у животных чер- черты лидерства определяются не врожденными задатками, но отношениями, складывающимися в зоосоциальной группе (см. гл. 1). Исследования этологов показали, что доминирующую особь формируют главным образом про- проявления подчиненности со стороны субдоминантных чле- членов группы. Поистине «короля играет его свита». Сказанное о роли воспитания тем более относится к содержательной стороне потребностей, к предметам их удовлетворения. Доминирование социальных потребно- потребностей в структуре данной личности ничего не говорит нам о том, имеем ли мы дело с революционером, стремящим- стремящимся к справедливому переустройству мира, или с полити- политическим маньяком, одержимым идеей мирового господст- господства. В равной мере доминирование идеальных потреб- потребностей не исключает бескорыстной проповеди ложных идей. Здесь человек предстает как сын своей эпохи, сво- своего класса, как «совокупность общественных отношений», и начинается сфера компетенции других наук, нежели наука о высшей нервной деятельности и психология. Впрочем, каждая эпоха являла миру титанов и карликов, героев и трусов, рыцарей и подлецов. Одной лишь при- принадлежностью к эпохе этот высший суд истории не объ- объяснишь. Наконец, результаты опытов на животных с последо- последовательным или одновременным повреждением различных мозговых структур наводят на мысль о том, что индиви- индивидуальные особенности взаимодействия четырех структур в случае их патологического нарушения определяют ос- основные разновидности человеческих неврозов, описанные клиницистами. По данным Всемирной организации здравоохранения, количество заболеваний неврозом за последние полвека многократно возросло. Причину столь резкого скачка иногда усматривают в особенностях жизни, характерных 162
для населения промышленно развитых стран, в негатив- негативных последствиях научно-технической революции. Этио- Этиологическое значение таких факторов, как необходимость переработки больших количеств информации при строго ограниченном времени для принятия ответственных ре- решений, ускоренный темп жизни, нарушение биологиче- биологических суточных ритмов в результате сменной организации производства, дальних авиационных полетов и т. п. плюс недостаточная двигательная активность лиц умственного, операторского и управленческого труда, привело к пред- представлению об «информационных неврозах» и даже «ин- «информационной патологии» высшей нервной деятельности человека (Хананашвили, 1978, 1983). Признавая важную роль этих факторов в генезе хро- хронического эмоционального напряжения (что находится в полном согласии с информационной теорией эмоций), нам вместе с тем трудно принять гипотезу о росте числа неврозов как непосредственном следствии научно-техни- научно-технического прогресса. «Интенсификация производственного процесса,— пишет Б. Д. Карвасарский,— так же как и самой жизни, сама по себе не является патогенной. Именно поэтому миллионы людей, находящихся в самой гуще научно-технической революции, не заболевают нев- неврозами, а заболевают ими чаще как раз те, кто стоит в стороне от социально-производственной жизни... уровень распространенности неврозов среди занятых трудом лиц ниже, чем среди иждивенцев и пенсионеров» (Карвасар- (Карвасарский, 1982). По данным Г. К. Ушакова A978), неврасте- неврастения вследствие переутомления — исключительно редкое заболевание. Что же является причиной невротических заболева- заболеваний человека? На этот вопрос в свое время проницатель- проницательно ответил И. П. Павлов. По свидетельству Л. А. Орбе- ли, Павлов «пытался найти причину возникновения нев- неврозов... в крайнем напряжении физиологических реакций, которое, однако, обусловлено не действием каких-нибудь физических факторов, а действием социальных конфлик- конфликтов, пережитых данным человеком. Этим социальным конфликтам, служебным, семейным, классовым и т. п. Иван Петрович, конечно, придавал в психической дея- деятельности человека гораздо большее значение, чем прос- простым физическим явлениям» (Орбели, 1964, с. 349). Ана- Анализируя причины возникновения неврозов, Ф. Бассин, В- Рожнов и М. Рожнова A974) обоснованно выдвигают 163 6*
на первый план влияние межличностных конфликтов — семейных, возрастных, бытовых, служебных и т. п. Не- Несложившиеся судьбы, драматические коллизии человече- человеческих взаимоотношений, хроническое эмоциональное на- напряжение житейских неурядиц, подчас тянущихся годами,— вот типичнейшие ситуации, с которыми стал- сталкивается врач, беседуя с больным, страдающим невро- неврозом. По данным Ленинградского психоневрологического института имени В. М. Бехтерева, среди психотравмирую- щих факторов преобладают конфликты семейно-бытово- го и межличностно-производственного характера (Кар- васарский, 1982). Подчеркнем, что вопреки мнению 3. Фрейда, усматривавшего причину неврозов чуть ли не исключительно в дисгармонии сексуальных отношений, доминирование сексуальных конфликтов отмечено толь- только в 15% случаев у больных в возрасте от 19 до 50 лет. Клиника неврозов практически не встречается с отрица- отрицательными эмоциями, возникающими на базе неудовлет- неудовлетворения чисто биологических потребностей. Эмоциональ- Эмоциональный конфликт невротика, как правило, социален по сво- своей природе, причем для каждой разновидности невроза характерна своя психотравмирующая ситуация (Воскре- (Воскресенский, 1980). В настоящее время можно считать наиболее обосно- обоснованным и общепринятым определение неврозов как пси- психогенных заболеваний, в развитии которых существенную роль играет столкновение особо значимых, эмоционально насыщенных отношений личности с непереносимой для нее жизненной ситуацией. Нарушенные отношения лич- личности формируются на базе индивидуальных свойств нервной системы под влиянием неблагоприятной соци- социально-бытовой среды, прежде всего дефектов воспитания в семье (Зачепицкий, 1983). Это определение, восходя- восходящее к взглядам В. Н. Мясищева, разделяют Б. Д. Карва- сарский, М. М. Кабанов, В. В. Ковалев, А. Е. Личко, Н. И. Фелинская и многие другие. В приведенном определении хотелось бы уточнить то реальное содержание, которым можно наполнить рас- расплывчатый термин «отношение». Согласно В. Н. Мясище- ву, «психическое отношение выражает активную избира- избирательную позицию личности, определяющую индивиду- индивидуальный характер деятельности и отдельных поступков» (Мясищев, I960). Как мы показали выше, в основе си- системы отношений, характеризующих ту или иную лич- 164
ность, лежит присущая данному человеку структура его витальных, социальных и идеальных потребностей, их динамическая иерархия с выделением ситуативных доми- доминант равно как и мотивов, устойчиво доминирующих на протяжении длительных периодов жизни данного субъ- субъекта. Напомним, что конкуренция одновременно актуали- актуализированных и зачастую несовместимых друг с другом потребностей реализуется после трансформации этих по- потребностей в соответствующие эмоции, т. е. с учетом ве- вероятности (возможности) их удовлетворения в данной конкретной ситуации. Оценка вероятности удовлетворе- удовлетворения, в свою очередь, может происходить как на осозна- осознаваемом, так и на неосознаваемом уровне высшей нервной деятельности. «История развития невроза,— пишет А. М. Вейн,— является историей формирования потреб- потребностей и возможностей их удовлетворения...» Невроз — «болезнь неудовлетворимых или неудовлетворяемых по- потребностей» (Вейн, 1974, с. 105). Два фактора представляются нам решающими для возникновения невроза: ситуация трудного выбора, субъ- субъективно зависящего от человека, и типологические осо- особенности нервной системы, располагающие к невротиче- невротической реакции. Невроз не возникает, если выбор субъекта предопределен явным доминированием какой-либо по- потребности. В случае невроза вектор поведения, как пра- правило, размещен между конкурирующими побуждениями или конкурирующими путями удовлетворения одной и той же потребности. Ситуация требует от субъекта выбо- выбора, и этот выбор оказывается для него непосилен. В опы- опытах на животных мы экспериментально показали, что сила эмоционального напряжения прямо пропорциональ- пропорциональна суммарной величине конкурирующих мотиваций и об- обратно пропорциональна разности между ними. Напря- Напряжение сравнительно невелико при выраженном преобла- преобладании одного из сильных мотивов и может достичь высо- высоких значений, если конкурирующие мотивации умерен- умеренной силы оказываются примерно равны (Симонов, 1976). Конечный результат воздействия психотравмирую- психотравмирующей ситуации определяется индивидуальными (типологи- (типологическими) особенностями человека. «Следует полагать,— пишет Г. К. Ушаков,— что ни неврозы, ни психозы не могут возникнуть без предшествующей конституциональ- конституциональной или приобретенной недостаточности соответствующих 165
функциональных систем мозга» (Ушаков, 1978, с. 323). На значение расстройства функций лимбической системы при неврозах указывает в своих работах А. М. Вейн A974). При неврастении ослабление волевых побуждений со- сочетается с обостренной чувствительностью, раздражи- раздражительностью. Любое неожиданное событие — стук в дверь, телефонный звонок, телеграмма — способно вызвать со- состояние тревоги, сердцебиение, потливость, мышечный тремор. Не указывают ли эти симптомы на известное ослаб- ослабление мотивационных структур (прежде всего гипо- гипоталамуса) наряду с усиленным функционированием гип- гиппокампа, поддерживающего реакции на сигналы объек- объективно маловероятных событий? Для истерии, напротив, характерна сверхценная идея, занимающая господствующее положение в жизни субъ- субъекта. Истерик навязывает среде свою версию истолкова- истолкования внешних событий. Здесь снова можно заподозрить патологически усиленное функционирование гиппокампа, но теперь уже сочетающееся с мощной мотивационной доминантой, реализуемой системой гипоталамус — нео- кортекс правого полушария (у правшей). Характернейшая черта психастении — нерешитель- нерешительность, неспособность быстро принять решение и руковод- руководствоваться им (патологическое нарушение функций мин- миндалины?). Этой нерешительности сопутствуют мнитель- мнительность, навязчивое мудрствование, навязчивые страхи, ипохондрия. Последняя группа симптомов заставляет думать о дефекте функций лобных отделов левого полу- полушария. Если принять общее положение И. П. Павлова о том, что основными «поставщиками» неврозов являются край- крайние типы — сильный неуравновешенный и слабый, и со- совместить это положение со схемой ваимодействия четырех структур, то окажется следующее. Патология системы лобная кора — гипоталамус дает истерию по ги- гипоталамическому варианту или невроз навязчивых со- состояний в случае преимущественного дефекта передних отделов новой коры. Вызванное болезнью нарушение функций системы гиппокамп — миндалина приведет к неврастении, которая, как правило, не затрагивает выс- высших интеллектуальных функций, свидетельствуя о пол- полноценной деятельности неокортикальных структур. Во- 166
влечение в патологический процесс передних отделов неокортекса в сочетании с нарушенным функционирова- функционированием миндалины поведет к психастенической симптома- симптоматике. До сих пор, говоря о доминирующей потребности и субдоминантных мотивах, мы абстрагировались от их качества. Но подобное абстрагирование становится не- невозможным, как только мы вступаем в область невроти- невротических заболеваний человека. Выраженный «социальный эгоизм» истерика качественно отличен от «биологическо- «биологического эгоизма» психастеника, сосредоточенного на малейших признаках своих внутренних болезненных ощущений. Тем более сложное происхождение имеют чувства неясной вины и обостренной ответственности, столь характерные для ряда случаев неврастении. Иными словами, индивидуальные особенности взаи- взаимодействия четырех мозговых структур при всем их зна- значении далеко не полностью определяют симптоматику невротических заболеваний. В поведении истерика, ожес- ожесточенно требующего к себе внимания окружающих, в его вычурной театральности отчетливо проступает болезнен- болезненно трансформированная социальная потребность «для себя». Озабоченность своим здоровьем, при которой весь мир оказывается заслонен малейшими признаками (под- (подчас несуществующих!) заболеваний, есть не что иное, как утрированная биологическая потребность «для се- себя»— основа ипохондрических состояний. Другое дело — чувство болезненной ответственности, преследующей субъекта вины, тревога и отчаяние при мысли о том, что «ничего у меня не получается и ничто мне не удается». Здесь уже доминирует хронически неудовлетворенная со- социальная потребность «для других». Не менее отчетливо значение качества потребностей обнаруживается в генезе невротических депрессий. Мы имеем в виду две их распространенные разновидности: депрессию тревоги и депрессию тоски. В основе депрес- депрессии тревоги лежит хроническое неудовлетворение по- потребностей сохранения с типичными для этих потребно- потребностей эмоциями тревоги, ощущения какой-то постоянной угрозы, неведомой опасности, нависшей над субъектом, его положением в семье и на работе, над его близкими. Депрессия тоски порождается неудовлетворенностью по- потребностей развития, продвижения, улучшения своей жизненной позиции. 167
Подчеркнем, что потребности осознаются человеком лишь частично и далеко не адекватно их реальному со- содержанию. Когда пациент жалуется на чувство постоян- постоянной тревоги или беспричинной тоски, он отнюдь не по- подозревает, что речь идет о потребностях сохранения и развития. «В случае человека,— писал И. П. Павлов,— ...надлежит отыскать вместе с больным или помимо его, или даже при его сопротивлении, среди хаоса жизненных отношений те разом или медленно действовавшие усло- условия и обстоятельства, с которыми может быть с правом связано происхождение болезненного отклонения, проис- происхождение невроза» (Павлов, 1973, с. 389). Мы ни на шаг не продвинемся вперед в нашем понимании этиологии и патогенеза неврозов, игнорируя сферу неосознаваемых проявлений высшей нервной деятельности человека.
6 Сознание и неосознаваемые проявления высшей нервной деятельности человека Из всех существующих определений наиболее адекват- адекватным для естественнонаучного анализа нам представля- представляется такое, где сознание определяется как знание, кото- которое с помощью слов, математических символов и обоб- обобщающих образов художественных произведений может быть передано, может стать достоянием других членов общества. Сознание — это знание вместе с кем-то (срав- (сравни с со-чувствием, со-переживанием и т. п.). Осознать — значит приобрести потенциальную возможность сооб- сообщить, передать свое знание другому, в том числе другим поколениям в виде памятников культуры. Сознание объединяет все то, что коммуницируется или может ком- коммуницироваться. Неосознаваемо все то, что не может быть сообщено другим людям (Paritsis, Destouris, 1982). Передавая свое знание другому, человек тем самым отделяет себя и от этого другого и от мира, знание о ко- котором он передает. Коммуникативное происхождение сознания обусловливает способность мысленного диалога с самим собой, т. е. ведет к появлению самосознания. Внутреннее «я», судящее о собственных поступках, есть не что иное, как интериоризованный «другой», поскольку человек смотрится, как в зеркало, в другого человека (К. Маркс). Мы хотим подчеркнуть именно коммуника- коммуникативную функцию сознания, по отношению к которой речь является важнейшим, ведущим, но все же одним из средств, если вспомнить о грандиозной системе образов художественных произведений, которые, не будучи пол- полностью вербализуемы, безусловно, принадлежат сфере со- сознания. Представления И. П. Павлова о двух сигнальных си- системах действительности потребовали уточнения и по отношению к животным, и при исследовании высшей нервной деятельности человека. Л. А. Фирсов относит к 169
первой сигнальной системе, существующей у антропои- антропоидов, как «первичный язык» чувственно непосредственных конкретных образов, так и «вторичный язык» довербаль- довербальных понятий. Вторую сигнальную систему образуют вер- вербальные понятия, присущие исключительно человеку (Суворов, Фирсов, 1975). Таким образом, у высших обезьян существуют способность к формированию поня- понятий и сигнализация конкретных событий в окружаю- окружающей их среде, но нет сигнализации понятий (Кликс, 1980). С другой стороны, высшая нервная деятельность че- человека не исчерпывается системой конкретных образов (общей, по мысли Павлова, с животными) и специально человеческой речью. В. П. Куранов и В. М. Русалов A984) использовали в своих экспериментах цветовой ин- интерференционный тест Струпа, где окраска букв словес- словесного обозначения того или иного цвета совпадала или не совпадала с названием цвета. В результате исследования, помимо вербально-лексического и наглядно-перцептив- наглядно-перцептивного факторов, авторы выявили третий фактор, связан- связанный с процессами воображения, мысленного представле- представления, названный ими имажинарным. Мы уже упомянули выше о невозможности отнести обобщающие образы ис- искусства к первой сигнальной системе действительности, общей для человека и животных. О специфике «языка искусства» мы будем специально говорить ниже, а пока подчеркнем, что в любом случае речь, ее мозговые меха- механизмы составляют первую и главную основу человеческо- человеческого сознания. «События в мозгу,— утверждают С. Сприн- Спрингер и Г. Дейч A983, с. 203),— воспринимаемые нами как сознательные, являются событиями, обрабатывающимися языковой системой мозга». «Языковая форма,— пишет французский лингвист Э. Бенвенист,— является не толь- только условием передачи мысли, но прежде всего условием ее реализации. Мы постигаем мысль уже оформленной языковыми знаками. Вне языка есть только неясные по- побуждения, волевые импульсы, выливающиеся в жесты и мимику. Таким образом, стоит лишь без предвзятости проанализировать существующие факты, и вопрос о том, может ли мышление протекать без языка или обойти его, словно какую-то помеху, оказывается лишенным смысла» (цит. по: Панов, 1984, с. 35—36). А. Р. Лурия различал несколько последовательных стадий формирования рече- речевого высказывания, где мотив порождает его замысел, субъективный смысл. Последний с помощью внутренней 170
(свернутой, телеграфной) речи трансформируется в си- систему объективных значений, а затем в развернутую и грамматически оформленную речь (Лурия, 1979). О решающей роли функционирования речевых струк- структур головного мозга в фенохмене сознания свидетельству- свидетельствуют исследования нейрофизиологов. Тщательный анализ восстановления сознания после длительной комы у боль- больных с тяжелой черепномозговой травмой позволил выде- выделить несколько характерных стадий. Первым, хотя и отдаленным, признаком возвращающегося сознания слу- служит открывание глаз. На этой стадии внутриполушар- ные связи с левой (речевой) височной областью (по дан- данным электроэнцефалографии) выражены еще незначи- незначительно. Затем следуют фиксация взора, выделение близких лиц, хуже выраженное у больных с поражением правого полушария, понимание речи и, наконец, собст- собственная речь (Доброхотова, Гриндель, Брагина, Потапов, Шарова, Князева, 1985). Возвращение способности по- понимания речи совпадает с восстановлением связей между моторно-речевыми зонами левого полушария и другими областями коры. Эти связи диагносцируются по альфа- ритму электроэнцефалограммы в передних лобно-височ- но-центральных зонах левого полушария и пику на часто- частоте альфа в левой височной области. При переходе к активной речи в моторно-речевой зоне формируются уси- усиленные циклы возбуждения (Гриндель, 1985). На осно- основании своих систематических исследований Э. А. Костан- дов пришел к выводу о том, что «активация связей гно- гностических корковых участков с двигательной речевой зоной является решающим звеном в структурно-функ- структурно-функциональной организации механизмов, обеспечивающих осознание раздражителя» (Костандов, 1984, с. 408). Открытие функциональной асимметрии головного мозга оказало поистине революционизирующее влияние на изучение естественнонаучных основ сознания. Вместе с тем было бы неоправданным упрощением приурочить сознание и речь исключительно к левому (у правшей) по- полушарию. В действительности здесь наблюдаются более сложные отношения. Так, исследование больных после одностороннего применения электрошока показало, что цвета лучше различаются правым полушарием, однако словесное обозначение воспринятых этим полушарием цветов крайне бедно и ограничивается основными цвета- цветами: красным, синим, желтым, зеленым. Цветовой сло- словарь левого полушария гораздо богаче за счет предмет- 171
ных (салатный, кофейный) и редких (палевый) названий (Николаенко, 1982). Угнетение левого полушария ведет к доминированию родного языка и к игнорированию языка, которому субъект обучился позднее. При угнете- угнетении правого полушария наблюдаются обратные отноше- отношения. Начальные этапы порождения высказывания на родном языке связаны с правым полушарием, а оконча- окончательное оформление — с левым. Все этапы высказывания на втором языке требуют участия левого полушария (Черниговская, Балонов, Деглин, 1982). В. Л. Деглин A984) пришел к выводу о том, что функциональная спе- специализация полушарий есть специализация семиотичес- семиотическая: правое полушарие строит иконические модели, ле- левое — символические. Правое осуществляет перцептивное отражение пространства, левое — концептуальное. Это относится и к отражению времени. Вопрос об участии сознания в процессах обучения, выработки новых условных рефлексов у человека остает- остается предметом дискуссий. М. Даусон и М. Биферно (Daw- son, Biferno, 1973), используя пять звуковых стимулов, маскировали связь некоторых из них с электрокожным подкреплением. Им удалось выработать классический условный кожно-гальванический рефлекс только у лиц, осознавших связь определенного тона с болевым раздра- раздражением. Если мигание подкреплять вспышкой света, то отсутствие осознания (человек не понимает, почему вре- время от времени загорается свет) исключает выработку условного мигательного рефлекса: частота мигания в пе- периодах с подкреплением и без подкрепления оказалась одинаковой (Jones, Hochhaus, 1976). Одновременное предъявление цветовых стимулов с подпороговой экспо- экспозицией их словесных обозначений привело к выводу об отсутствии эффекта подсознательного воздействия на процесс восприятия (Severance, Dyer, 1973), а тщатель- тщательная проверка так называемой «подпороговой рекламы» завершилась отрицательным результатом (George, Jen- Jennings, 1975). Однако имеются факты, прямо противоположные пе- перечисленным выше. В конце 40-х годов Г. В. Гершуни был открыт новый класс условных рефлексов на неощу- неощущаемые звуковые раздражения (Гершуни, Кожевников, Марусева, Чистович, 1948). В опытах М. Райзера и Дж. Блоча (Reiser, Block, 1965) субъекту предъявляли круг и десятиугольник при постепенно усиливающемся осве- освещении и подкреплении экспозиции круга электрическим 172
током. Было показано, что кожно-гальванический реф- рефлекс начинает соответствовать появлению значимого сиг- сигнала до момента его словесной идентификации. Испы- Испытуемые словесно определяли этот стимул лучше не сразу же после экспозиции, а через 10—11 с. Если человек пе- перечисляет детали предъявленного ему рисунка, а спус- спустя определенное время называет фрагменты, отсутство- отсутствовавшие в первом отчете, мы имеем все основания гово- говорить о наличии неосознаваемого восприятия и непроиз- непроизвольной памяти, т. е. о следах, лишь позднее проникаю- проникающих в сферу сознания (Бухтадзе, Кадагишвили, Кеуба, Каландаришвили, 1971). Достаточно дискуссионны и вместе с тем принципи- принципиально важны результаты исследований, где в качестве методического приема изучения высших функций мозга используется регистрация его электрической активности. На основании своих систематических исследований Э. Дончин с соавторами (Donchin, Mc Carthy, Kutas, Ritter, 1983) пришли к выводу о том, что вызванные по- потенциалы (ВП) у человека связаны с порогом восприя- восприятия, содержанием стимула и уровнем сознания. При этом компонент Н100 зависит от направления внимания, Н2Оо реагирует на редкие и неожиданные стимулы, ПЗОо — на стимулы, релевантные поставленной перед субъектом задаче, а условная негативная волна отражает ожидание пускового сигнала. При регистрации электроэнцефало- электроэнцефалограммы с 48 пунктов поверхности черепа М. Н. Ливанов и Н. Е. Свидерская A984) показали, что генерализован- генерализованная синхронизация может служить мерой трудности вы- выполняемого интеллектуального задания, перестройка межполушарной асимметрии соответствует изменениям эмоционального состояния субъекта, выраженность ло- локальной синхронизации коррелирует с его умственной деятельностью, с наличием или отсутствием ошибок. Зависимость качества деятельности, связанной с опо- опознанием зашумленных зрительных образов, от колеба- колебаний состояния человека была найдена в опытах с реги- регистрацией медленных (минутных) изменений пространст- пространственной синхронизации электроэнцефалограммы и часто- частоты сердечных сокращений (Simonov, Frolov, 1985). Перед успешным опознанием значимого светового стимула предстимульная электрическая активность двигательных и зрительных областей обоих полушарий мозга характе- характеризуется уменьшением в общем спектре доли медленных и увеличением быстрых волн, уменьшением коэффициен- 173
та кросскорреляции потенциалов двигательной и зри- зрительной коры в левом полушарии при увеличении его в правом. Ситуация правильного опознания находит свое отражение в увеличении амплитуды и укорочении латент- латентного периода позднего компонента вызванного потенциа- потенциала Н140 (Потулова, Васильев, 1985). Хотя М. Шварц (Schwartz, 1976) пришел к выводу о том, что ВП на осознаваемый и подпороговый стимулы не отличаются друг от друга, многолетние опыты Э. А. Костандова с сотрудниками свидетельствуют об об- обратном (Костандов, 1984). Латентный период волны ПЗОо при экспозиции неосознаваемого слова на 25—45 мс больше, чем при экспозиции осознаваемого. При подаче эмоционально нейтрального слова после экспозиции нео- неосознаваемого эмоционально значимого увеличение ам- амплитуды компонента ПЗОо в правом полушарии оказалось больше, чем в левом. Латентный период компонента ПЗОо короче в левом полушарии, чем в правом, при предъяв- предъявлении осознаваемого эмоционально значимого слова. А. М. Иваницкий выделяет в процессе восприятия внешнего стимула три основных этапа: 1) анализ физи- физических характеристик раздражителя, 2) синтез сенсор- сенсорных и внесенсорных факторов, извлекаемых из памяти, в результате чего возникает субъективное ощущение, и 3) этап категоризации стимула, его отнесение к опреде- определенному классу внешних явлений с участием понятийно- вербальных механизмов мозга. Таким образом, процесс восприятия как бы повторяет историю развития психики от элементарной раздражимости до понятийного мышле- мышления (Иваницкий, Стрелец, Корсаков, 1984). Поскольку нервные импульсы приходят в кору через 20—30 мс пос- после подачи сигнала, а субъективное ощущение появляется только спустя 120—180 мс, авторы полагают, что воз- возникновение ощущения совпадает с этапом синтеза двух видов информации: из внешнего мира и от структур, хранящих ранее установленное значение этого сигнала (Иваницкий, Стрелец, 1981). В настоящее время боль- большинство авторов согласны с тем, что ранние компоненты ВП определяются физическими характеристиками сти- стимула, в то время как поздние компоненты, развивающие- развивающиеся спустя 100—120 мс, отражают его значение для субъ- субъекта (John, 1967; Иваницкий, 1976). Этот вывод подтверждается результатами исследова- исследования Ю. Д. Кропотова A984), который регистрировал час- частоту разрядов нейронных популяций зрительного бугра 174
и стриопаллидарной системы (бледный шар, хвостатое ядро и др.). Было обнаружено два типа нейронных ре- реакций на зрительный стимул: реакции с коротким ла- латентным периодом, зависящие от физических свойств раздражителя и не зависящие от его значения, от факта его осознания, и поздние реакции, отражающие значи- значимость внешнего сигнала, его субъективный смысл. По данным Л. М. Пучинской A974), мысленное представле- представление об усилении яркости световых стимулов, физически остающихся неизменными, сказывается на поздних ком- компонентах ВП. Если субъекту дать задание реагировать на тусклые вспышки и не реагировать на яркие, а потом предъявить вспышку средней интенсивности, ВП будет зависеть от того, отнесет ли наблюдатель эту вспышку к разряду ярких или тусклых (Begleiter, Porjesz, 1975). Вариативность ВП в двух полушариях почти одинакова при активном внимании и асимметрична при пассивном наблюдении. Эти факты свидетельствуют о том, что вни- внимание связано с вовлечением подкорковых механизмов, синхронизирующих активность корковых элементов (Ro- (Robinson, Strandburg, 1973). Применение современных электрофизиологических методик с широким использованием вычислительной тех- техники сделало проблему сознания, ранее монопольно принадлежавшую философии и описательной психологии, предметом повседневной экспериментальной практики. Непосредственное отношение к обсуждаемой пробле- проблеме имеет вопрос о возможности обучения во сне. Тща- Тщательный контроль за глубиной сна с помощью электро- электроэнцефалографии показал, что усвоение новой информа- информации во время сна невозможно (Bloch, 1975). Впрочем, имеются данные, позволяющие говорить о гипнопедии как о частном случае «диссоциированного обучения»: ин- информация, полученная во время сна, может быть извле- извлечена из памяти во время сна же. Ее не удается обнару- обнаружить в состоянии бодрствования (Аронс, Васильева, Тиу- нова, 1985). Установленное с помощью электроэнцефа- электроэнцефалографии преобладание правого полушария связывают с характерным для естественного сна понижением уровня сознания (Murri, Stefanini, Navona, Domenici, Murato- Muratorio, Goldstein, 1982). Хотя изменения в гипнозе сильно отличаются от ЭЭГ сна и дремоты уменьшением медленных и нарастанием альфа- и бета-волн (Ulett, Akpinar, Itil, 1972), у субъек- субъектов с высокой внушаемостью сильнее выражена асим- 175
метрия альфа-ритма при выполнении логических и прост- пространственных тестов, свидетельствуя о сдвиге в пользу правого полушария (Mc Leod-Morgan, Lack, 1982). В со- состоянии бодрствования человек лучше различает музы- музыкальные стимулы левым ухом, а вербальные — правым. В гипнозе определение музыкальных стимулов левым ухом улучшалось еще больше, а точность опознания вер- вербальных стимулов не изменялась. Иными словами, гип- гипноз преимущественно повлиял на состояние правого по- полушария (Levine, Kurts, Lauter, 1984). Сравнительное изучение кожно-гальванических и дви- двигательных реакций на звук у лиц с повышенной внушае- внушаемостью показало, что КГР на левой руке была сильнее, чем на правой, а время реакции правой рукой короче, чем левой. При гипнозе КГР ослабевала, асимметрия вегетативных и двигательных реакций извращалась. Ав- Авторы пришли к выводу о том, что торможение левого полушария, доминировавшего в состоянии бодрствова- бодрствования, ведет к преобладанию правого полушария (Gruze- (Gruzelier, Brow, Perry, Phonder, Thomas, 1984). Процессы в левом полушарии важны для введения пациента в сос- состояние гипноза,, в то время как в гипнозе левое полуша- полушарие тормозится и правое выходит из-под его контроля (Gruzelier, Brow, Perry, Rhonder, Thomas, 1984a). Регист- Регистрация вызванных потенциалов на звуковые раздражите- раздражители показала, что у внушаемых субъектов гипнотизация ведет к наибольшему активированию правого полушария в центральной области, а левого — в височной. Субъекты с низкой внушаемостью не обнаружили асимметрии. Сде- Сделан вывод о том, что ослабление тормозного влияния ле- левого полушария на правое проявляется особенно отчет- отчетливо в центральной зоне (Golds, Jutai, Gruzelier, 1984). Результаты электрофизиологического анализа, свиде- свидетельствующие о выходе правого полушария из-под регу- регулирующих влияний «речевого» левого, поразительно точ- точно совпадают с картиной, описанной И. П. Павловым более полувека тому назад: «...при самых первых сте- степенях гипнотического состояния... вместо обычно пер- первенствующей в бодром состоянии работы второй сигна- сигнализационной системы выступает деятельность первой... освобожденной от регулирующего влияния второй си- системы. Отсюда хаотический характер этой деятельности, не считающейся больше или мало считающейся с дейст- действительностью и подчиняющейся главным образом эмо- эмоциональным влияниям подкорки» (Павлов, 1973, с. 412) 176
Формулировка Павловым физиологической природы гип- гипноза почти текстуально совпадает с представлениями наших дней. Так, согласно гипотезе В. С. Ротенберга, впервые предложенной в 1978 г., «суть гипнотического изменения сознания сводится к относительному прева- превалированию образного мышления в условиях ингибиции вербального мышления» (Ротенберг, 1985, с. 131). Преобладание правого полушария, его выход из-под контроля левого — не причина, а следствие возникнове- возникновения гипнотического состояния. Мы уже говорили о том, что гипноз — частный случай имитационного поведения. Гипнотизируемый охотно и с облегчением принимает на себя роль ведомого, некритически следующего приказам гипнотизера. Человек в гипнозе отказывается от само- самостоятельности и переносит ответственность за ситуацию на лидера, сохраняя ответственность перед ним за вы- выполнение внушения (Hunt, 1979). Одним из важных звеньев древнего механизма подражательного поведения и является освобождение «мотивационно-эмоционально- го», «иконического» (т. е. оперирующего наглядными об- образами) правого полушария от регулирующих влияний «информационного», «концептуального» левого. Впрочем, это освобождение имеет свои пределы, потому что нор- нормальный субъект, как правило, отвергает инструкции, противоречащие его основным этическим установкам, его системе ценностей. Рассматривая отношения гипнотизера и гипнотизи- гипнотизируемого как отношения лидера и ведомого, мы не можем уклониться от сравнительной оценки их волевых качеств. По мнению автора соответствующей статьи во втором издании Большой советской энциклопедии, «внушае- «внушаемость— восприимчивость к внушению; в более широком смысле — одно из проявлений слабо развитой воли... Внушение — способ психического воздействия одного че- человека на другого, осуществляемого в бодрствующем и гипнотическом состояниях... Внушение бывает сопряже- сопряжено с ослаблением воли того, кто подвергается внушению, и подчинением его воле внушающего» A951, т. 8, с. 306). Аналогичное определение внушаемости как качества, противоположного сильной воле, можно найти и в по- последнем, третьем издании Большой советской энцикло- энциклопедии A971, т. 5, с. 169). Эта черта сближает механизмы гипноза человека с механизмом так называемой гипноти- гипнотизации животных, в основе которой лежит острое угаше- угашение рефлекса свободы (см. гл. 1). 177
Впрочем, подобная точка зрения решительно оспари- оспаривается другими авторами. В. С. Ротенберг считает, что гипноз человека не имеет ничего общего с так называе- называемым животным гипнозом. «Пассивно-оборонительное по- поведение, — пишет Ротенберг, — в принципе противопо- противоположно тому активному расширению собственных психи- психических возможностей субъекта, которое достигается при активации образного мышления во время гипноза» (Ро- (Ротенберг, 1985, с. 132). Хотелось бы заметить, что общ- общность исходного механизма — торможение «рефлекса свободы», который у человека приобрел качественно но- новые черты человеческой воли, отнюдь не исключает видо- видовых (экологических) особенностей внешнего выражения подобного тормозного состояния. В сложной ситуации, где возникает так называемый гипноз животных, биоло- биологически целесообразна общая неподвижность, каталеп- каталепсия, благодаря которой животное становится незаметным для противника или блокирует его агрессивность. В слу- случае человека оказался более выгодным переход к имита- имитационному поведению, отказ от собственного выбора и следование за лучше ориентирующимся, решительным и компетентным лидером. Теперь об активации творческих возможностей. Роль правого полушария, наглядно-образного мышления в ре- решении творческих задач действительно весьма велика (Martindall, Hines, Mitchell, Covello, 1984). Активация правого полушария в состоянии гипноза, ослабление тормозных влияний со стороны левого полушария, не- несомненно, могут способствовать выявлению творческих потенций личности. Любому из нас приходилось наблю- наблюдать, как человек, обладающий определенными навыка- навыками, знанием иностранного языка, умением рисовать и т. п., не реализует эти навыки в силу стеснительности, внутренних «зажимов», нерешительности, сомнения в сво- своих способностях. Опытные педагоги снимают эти «зажи- «зажимы» с помощью разнообразных приемов. Гипноз — один из таких приемов, отнюдь не исключительный и не един- единственный, хотя подчас весьма эффективный. Давний спор о том, играет ли гипнотизируемый за- заданную ему роль (White, 1946) или полностью верит в реальность внушаемого, в значительной мере разрешен изящными экспериментами И. М. Фейгенберга A980, 1985). Испытуемому внушали слепоту на один глаз и убеждались в том, что он действительно не видит пред- предметов, расположенных в соответствующем поле зрения. 178
Затем ему надевали очки с поляризационными свето- светофильтрами и предъявляли слово, к примеру — «матрос», таким образом, чтобы слог «ма» попадал в «невидящий» глаз. Разумеется, субъект ничего об этом подвохе не знал. Казалось бы, он должен был прочитать слово «трос», однако испытуемый читал «матрос». Таким обра- образом, опыт показал, что внушенная в гипнозе слепота на один глаз не связана с торможением нервных структур зрительного анализатора. Спрашивается, видит или не видит субъект мнимо ослепшим глазом? И. М. Фейгенберг справедливо указывает, что вопрос поставлен неправильно. Загипнотизированный человек субъективно слеп с позиций его рефлексирующего соз- сознания и объективно зряч, с точки зрения стороннего на- наблюдателя. Иначе говоря, речь идет о феномене, требую- требующем применения принципа дополнительности. Именно этот принцип был привлечен нами к решению проблемы свободы выбора, так называемой самодетерминации по- поведения, к рассмотрению которых мы обратимся ниже. На примере гипноза мы могли еще раз убедиться в реальном существовании сферы неосознаваемого психи- психического, которое достаточно произвольно именуют то предсознанием, то подсознанием, то бессознательным и т. п. Сразу же скажем, что термин «бессознательное» пред- представляется нам крайне неудачным для обозначения нео- неосознаваемых проявлений высшей нервной (психической) деятельности человека. О «непригодности понятий бес- бессознательного» писал в свое время Д. Н. Узнадзе A919, с. 178). Против его использования возражают и совре- современные авторы (Григолава, 1984). Находящимся в бес- бессознательном состоянии мы называем того, кто в ре- результате тяжелой травмы, обморока, отравления и т.д. обнаруживает признаки жизни, утратив какие бы то ни было проявления высших психических функций. Что же касается неосознаваемого психического, будь то подсоз- подсознание или сверхсознание (на их дефиниции мы остано- остановимся позднее), то их функционирование неразрывно связано с деятельностью сознания. В процессе эволюции человека и его последующего культурно-исторического развития под- и сверхсознание возникли вместе с созна- сознанием, теснейшим образом взаимодействуют с ним. Без сознания они просто-напросто не существуют. Исторически случилось так, что неосознаваемое пси- психическое (или бессознательное, досознательное, предсоз- 179
нательное и т. п.) превратилось в своеобразный «большой мешок», куда без разбора помещают все, что не осозна- осознается: от неосознаваемых субъектом влияний циркулирую- циркулирующих в крови гормонов на его психику до ответственней- ответственнейших этапов научного и художественного творчества. Опасность такого «обобщения» обнаружилась в теоре- теоретических просчетах самого 3. Фрейда. В обширной сфере неосознаваемого психического необходимо различать минимум две группы явлений. К первой принадлежит все то, что было осознаваемым или может стать осозна- осознаваемым в определенных условиях. К этой группе прежде всего относятся хорошо автоматизированные и потохму переставшие осознаваться навыки и вытесненные из сфе- сферы сознания мотивационные конфликты, суть которых становится ясна только благодаря специальным усилиям врача-психотерапевта. За этим классом явлений целесо- целесообразно сохранить традиционный термин «подсознание». В сферу подсознания входят и глубоко усвоенные субъектом социальные нормы, регулирующая функция которых переживается как «голос совести», «зов сердца», «веления долга». Важно подчеркнуть, что ассимиляция внутренним миром субъекта внешних по своему проис- происхождению социальных норм придает этим нормам ту чрезвычайную императивность, которой они не обладали ранее. «Суд людей презирать нетрудно, — писал А. С. Пушкин, — суд собственный презирать невозможно». «Когда никто не увидит и никто не узнает, а я все-таки не сделаю — вот что такое совесть» (В. Г. Короленко). «Совесть — есть память общества, усвояемая отдельным лицом» (Л. Н. Толстой). Межличностное происхождение совести закреплено в самом названии феномена: со-весть, т.е. весть, в которой незримо присутствует некто иной или иные, помимо меня посвященные в содержание дан- данной «вести». Нетрудно видеть, что «сверх-Я» Зигмунда Фрейда, которое представляет в психике индивида тре- требования общества, его запреты, его веления, будучи без- безусловно отличным от биологических влечений, целиком принадлежит сфере подсознания и не может рассматри- рассматриваться как аналог сверхсознания, о котором подробнее речь пойдет ниже. К подсознанию мы относим и те проявления интуиции, которые не связаны с порождением новой информации, но предполагают лишь использование ранее накопленно- накопленного опыта. Когда знаменитый клиницист, мельком взгля- взглянув на больного, ставит правильный диагноз, он нередко 180
сам не может объяснить, какие именно внешние призна- признаки болезни побудили его прийти к такому заключению. В данном случае он ничем не отличается от пианиста, давно забывшего, как именно следует действовать тем или иным пальцем. Заключением врача, как и действия- действиями пианиста, руководит их подсознание. Подчеркнем, что ранее осознававшийся опыт, будь то система двигательных навыков, знание симптомов тех или иных заболеваний, нормы поведения, принятые в дан- данной социальной среде, и т. д., представляет отнюдь не единственный канал, наполняющий подсознание конк- конкретным, внешним по своему происхождению содержани- содержанием. Имеется и прямой путь, минующий рациональный контроль сознания. Это механизмы имитационного пове- поведения. Именно прямое воздействие на подсознание приво- приводит к тому, что пример взрослых и сверстников из не- непосредственного окружения ребенка нередко формирует его личность в большей мере, чем адресующиеся к интел- интеллекту разъяснения полезности и социальной ценности того или иного поступка. Если «язык» сознания — это понятия и обобщенные представления, материализуемые в словах, математичес- математических символах, художественных произведениях (мы имеем в виду ту их сторону, которая адресуется к сознанию воспринимающего), то «язык» подсознания — чувственно- конкретные образы в широком смысле термина «образ». Так, три осуществлении автоматизированных (неосозна- (неосознаваемых) двигательных навыков мозг оперирует кинесте- кинестетическими «образами» ранее осознававшихся движений. Так, опытный врач интуитивно (неосознаваемо) ставит диагноз, потому что его мозг хранит следы признаков (окраска белков глаз, характерная мимика, походка, цвет кожи и т.п.), типичных для данного заболевания. Так, ребенок за счет имитации неосознанно фиксирует эталоны поведения, находимые в своем ближайшем ок- окружении, которые со временем становятся внутренними регуляторами его поступков. В процессе длительной эволюции подсознание возник- возникло как средство защиты сознания от лишней работы и непереносимых нагрузок. Идет ли речь о двигательных навыках пианиста, шофера, спортсмена и т. д., которые с успехом могут реализоваться без вмешательства созна- сознания, или о тягостном для субъекта мотивационном кон- конфликте, подсознание освобождает сознание от стресси- стрессирующих перегрузок. Поясним сказанное примером, кото- 181
рый мы заимствуем в одной из работ И. С. Кона. Чело- Человек завидует другому, но сознает, что чувство зависти унизительно и постыдно. И тогда он неосознанно начина- начинает искать те отрицательные черты, действительные и мни- мнимые, которые могли бы оправдать его недоброжелатель- недоброжелательное отношение. Он искренне верит, что его неприязнь вызвана именно недостатками другого, хотя на самом деле единственная причина недоброжелательности — за- зависть. Подсознание всегда стоит на страже добытого и хо- хорошо усвоенного, будь то автоматизированный навык или социальная норма. Консерватизм подсознания — одна из наиболее характерных черт. Благодаря подсоз- подсознанию индивидуально усвоенное (условнорефлекторное) приобретает императивность и жесткость, присущие без- безусловным рефлексам. Отсюда возникает иллюзия врож- врожденности некоторых проявлений неосознаваемого, напри- например иллюзия врожденности грамматических структур, усвоенных ребенком путем имитации задолго до того, когда он осознает эти правила на школьных уроках род- родного языка. Сходство подсознательного с врожденным получило отражение даже в житейском лексиконе, по- породив метафоры типа «классовый инстинкт», «голос кро- крови» и тому подобные образные выражения. Теперь мы перейдем к анализу второй разновидности неосознаваемого психического, которую в отличие от подсознания и вслед за К. С. Станиславским можно наз- назвать сверхсознанием или надсознанием по терминологии М. Г. Ярошевского A973). В представлении о надсозна- надсознательном «нет ничего мистического, выводящего психиче- психические процессы за пределы материального субстрата, в ко- котором они совершаются. Подсознательное, сознательное, надсознательное — это различные уровни духовной жиз- жизни целостной человеческой личности, изначально истори- исторической по своей природе, реализующей в материальном и духовном производстве свои сущностные силы посред- посредством иерархии психофизиологических систем» (Ярошев- (Ярошевский, 1973, с. 76). Мы будем пользоваться в дальнейшем термином «сверхсознание», поскольку он непосредствен- непосредственно связан с творчеством, с представлениями Станислав- Станиславского о сверхзадаче и сверх-сверхзадаче творческого процесса. Именно этот термин был использован нами в ранее опубликованных работах (Симонов, 1975, 1978). Функционирование сверхсознания, порождающего но- новую, ранее не существовавшую информацию путем ре- 182
комбинации следов полученных извне впечатлений, не контролируется осознанным волевым усилием: на суд сознания подаются только результаты этой деятельности (Адамар, 1970). К сфере сверхсознания относятся пер- первоначальные этапы всякого творчества — порождение ги- гипотез, догадок, творческих озарений. Если подсознание защищает сознание от излишней работы и психических перегрузок, то неосознаваемость творческой интуиции есть защита от преждевременного вмешательства созна- сознания, от чрезмерного давления ранее накопленного опыта. Не будь этой защиты, здравый смысл, очевидность не- непосредственно наблюдаемого, догматизм прочно усвоен- усвоенных норм душили бы «гадкого утенка» (смелую гипоте- гипотезу, оригинальный замысел и т. п.) в момент его зарож- зарождения, не дав ему превратиться в прекрасного лебедя бу- будущих открытий. Вот почему за дискурсивным мышлени- мышлением оставлены важнейшие функции формулировки проб- проблемы и постановки ее перед познающим умом, а также вторичный отбор порождаемых сверхсознанием гипотез сперва путем их логической оценки, а затем в горниле экспериментальной, производственной и общественной практики. Специфическое проявление деятельности сверхсозна- сверхсознания — механизм сновидений. Их адаптивное значение пока неясно, хотя гипотеза В. С. Ротенберга A982) о сновидениях как разновидности поисковой активности представляется весьма правдоподобной. Касаясь роли сверхсознания в генезе сновидений, мы не раз подчерки- подчеркивали, что «содержание сновидений лишь вероятностно определяется характером мотивационной доминанты, со- сообщающей содержательной стороне сновидений некото- некоторую тенденцию, направление, в рамках которого следы комбинируются и варьируются достаточно случайно» (Симонов, Ершов, 1984, с. 85—86). Наряду с участием в генезе научных открытий и соз- создании художественных произведений сверхсознание иг- играет важнейшую роль в происхождении мифов, суеверий, верований, которые, не будучи объективным отражением действительности, тем не менее фиксируются в сознании людей, удовлетворяя их потребность в упорядочивании представлений об окружающем мире, в канонизации со- социальных норм, неистребимую потребность в «чуде, тай- тайне и авторитете» (Ф. М. Достоевский). Наконец, мы можем встретить и патологически изме- измененное взаимодействие сознания с под- и сверхсознани- 183
ем, их болезнь в виде бреда, галлюцинаций, образов, воз- возникающих под влиянием психотропных веществ типа ЛСД и других галлюциногенов. Будучи вероятностным по природе, сверхсознание от- отнюдь не калейдоскоп, не бросание орла и решки. Его деятельность трижды канализирована: 1) ранее накоп- накопленным опытом, включая присвоенный опыт предшест- предшествующих поколений; 2) задачей, которую перед сверх- сверхсознанием ставит сознание, натолкнувшееся на проблем- проблемную ситуацию; 3) доминирующей потребностью. Функции сверхсознания не сводятся к одному лишь порождению «психических мутаций и рекомбинаций» (Симонов, 1966), т. е. к чисто случайному рекомбиниро- ванию хранящихся в памяти следов. Впрочем, вопрос о случайности генетических мутаций также гораздо слож- сложнее, чем может показаться на первый взгляд. «Случай- «Случайность мутаций относительна, — пишут С. В. Мейен и Ю. В. Чайковский в предисловии к книге А. А. Любище- ва. — Они случайны в том смысле, что их появление и результат, как правило, не удается связать с воздейст- воздействием внешней среды. В то же время мутации как-то де- детерминированы работой самой генетической системы ор- организма. Каждая мутация случайна в том смысле, что может привести к реализации любого допустимого алле- аллеля, но ее можно считать и детерминированной, поскольку сам набор аллелей закономерен» (Мейен, Чайковский, 1982, с. 17). По каким-то, еще неведомым нам законам сверхсознание производит первичный отбор возникаю- возникающих рекомбинаций и предъявляет сознанию только те из них, которым присуща известная вероятность их соот- соответствия реальной действительности. Вот почему даже самые «безумные идеи» ученого принципиально отличны от патологического безумия душевнобольных и фантас- фантасмагории сновидений. Современная нейрофизиология располагает знанием ряда механизмов, способных привести к замыканию вре- временных нервных связей между следами (энграммами) ранее полученных впечатлений, чье соответствие или не- несоответствие действительности выясняется лишь вторич- вторично (после сопоставления с объективной реальностью. Сре- Среди механизмов, подробно рассмотренных нами ранее (Симонов, 1981), особое место занимает принцип доми- доминанты А. А. Ухтомского. В настоящее время можно счи- считать установленным, что сверхсознание (творческая ин- интуиция) всегда «работает» на удовлетворение потребно- 184
сти, устойчиво доминирующей в иерархии мотивов дан- данного субъекта. Так, карьерист, жаждущий социального успеха, может быть гениален в построении своей карье- карьеры, но вряд ли подарит миру научные открытия и худо- художественные шедевры. Здесь не следует впадать в дурную одномерность. Великий художник (или ученый) может быть достаточно честолюбив, скуп, играть на бегах и в карты. Он человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Важно лишь, чтобы в определенные моменты бескорыст- бескорыстная потребность познания истины и правды безраздель- безраздельно овладевала всем его существом. Именно в эти момен- моменты доминирующая потребность включит механизмы сверхсознания и приведет к результатам, не достижимым никаким иным рациональным способом. «Пока не требу- требует поэта к священной жертве Аполлон...» — А. С. Пуш- Пушкин гениально угадал эту диалектику деятельности сверхсознания. Подобно тому как имитационное поведение способно адресоваться к подсознанию, минуя контроль рациональ- рационального мышления, важнейшим средством тренировки и обо- обогащения сверхсознания является детская игра. Будучи свободной от достижения утилитарных, а до определен- определенного возраста и социально престижных целей, игра обла- обладает той самоцельностью и самоценностью, которые на- направляют ее на решение бескорыстно-творческих задач. Детская игра мотивируется почти исключительно потреб- потребностями познания и вооруженности — под последней мы понимаем потребность приобретения знаний, навыков и умений, которые понадобятся лишь в дальнейшем (см. гл. 2). Именно эти две потребности — познания и воору- вооруженности — питают деятельность детского сверхсозна- сверхсознания, делая каждого ребенка фантазером, первооткрыва- первооткрывателем и творцом. По мере взросления потребности позна- познания все чаще приходится конкурировать с витальными и социальными потребностями, а сверхсознанию — отвле- отвлекаться на обслуживание широкого спектра самых разно- разнообразных мотиваций. Не случайно подлинно великие умы характеризуются сохранением черт детскости, что было замечено давно и не один раз. Е. Л. Фейнберг A981) подробно рассмотрел отличия интуиции-догадки (порождение гипотез) от интуиции — прямого усмотрения истины, не требующего формально- формальнологических доказательств. Примером интуиции послед- последнего типа может служить заключение ученого о доста- достаточности количества экспериментов или заключение 185
судьи о достаточности объективных доказательств винов- виновности. Напомним, что закон требует от судьи выносить приговор согласно «внутреннему убеждению», не пред- предписывая заранее то или иное количество доказательств. Не случайно в законе наряду с дискурсивной «буквой» присутствует интуитивный «дух». Мы полагаем, что в ге- незе двух разновидностей интуиции есть нечто принципи- принципиально общее, а именно дефицит информации, необходи- необходимой и достаточной для логически безупречного заключе- заключения. В первом случае (интуиция-догадка) этой информации еще нет, ее предстоит найти в ходе проверки возникающего предположения. В случае с интуицией — прямым усмотрением истины получить такую информа- информацию вообще невозможно, какое количество эксперимен- экспериментов ни поставил бы ученый и какое количество доказа- доказательств ни собрал бы судья. Для нас важно, что пример с интуицией — усмотрением истины еще раз оправдывает термин «сверхсознание». В самом деле, дискурсивное мышление поставляет материал для принятия решения, предлагает сознанию реестр формализуемых доказа- доказательств, но окончательное решение принимается на уров- уровне интуиции и формализовано быть не может. Материал для своей рекомбинационной деятельности сверхсознание черпает и в осознаваемом опыте, и в ре- резервах подсознания. Тем не менее в сверхсознании со- содержится нечто именно «сверх», т. е. нечто большее, чем сфера собственно сознания. Это «сверх» есть принципи- принципиально новая информация, непосредственно не вытекающая из ранее полученных впечатлений. Силой, инициирующей деятельность сверхсознания и одновременно канализи- канализирующей содержательную сторону этой деятельности, яв- является доминирующая потребность. Мотивационные ог- ограничения изначально наложены на деятельность сверх- сверхсознания. Вот почему интуиция отнюдь не калейдоскоп, не игра случайности: она исходно канализирована ка- качеством доминирующей потребности и объемом ранее накопленных знаний. Никакое «генерирование идей» не привело бы к открытию периодического закона без об- обширнейших знаний свойств химических элементов. Если позитивная функция сверхсознания заключается в порождении нового, то его негативная функция состоит в преодолении существующих и общепринятых норм. Ярким примером негативной функции сверхсознания мо- может служить чувство юмора и его внешнее выражение в виде смеха. Смех возникает непроизвольно и не требует 186
логического уяснения субъектом, почему смешное смеш- смешно. Будучи положительной эмоцией, смех возникает по универсальной схеме рассогласования между прединфор- мированностью (прогнозом) и полученной в данный мо- момент информацией. Но в случае смеха поступившая ин- информация не просто превосходит существовавший ранее прогноз, а отменяет, перечеркивает его. Классический пример тому — структура любого анекдота, всегда сос- состоящего из двух частей: ложного прогноза и отменяющей его концовки. Мотивационную основу юмора составляют потребности познания и экономии сил. Остроумный ход ищущей мысли не только приближает к истине, но и ве- ведет к решению логической задачи неожиданно коротким путем. В юморе всегда торжествует превосходство ново- нового знания над несовершенством, громоздкостью устарев- устаревших норм. Присоединение к потребностям познания и экономии сил других побочных мотиваций — биологиче- биологических и социальных — придает смеху множество дополни- дополнительных оттенков, делает его добродушным, злорадным, надменным, умным, глупым, беззаботным и т. д., превра- превращая тем самым смех в «самую верную пробу души» (Ф. М. Достоевский). Взаимодействие сознания и сверхсознания сопостави- сопоставимо с ролью отбора и непредсказуемой изменчивости в процессе биологической эволюции. Подчеркнем, что речь идет не об аналогии, но об универсальном принципе вся- всякого развития, который проявляется и в «творчестве при- природы» (происхождение новых видов), и в организации индивидуального поведения (см. гл. 4), и в творческой деятельности человека, и в эволюции культуры. Здесь нелепо говорить о каком-то «перенесении» биологических законов на социально детерминированную психику или на историю человеческой цивилизации в целом. Наука не раз встречалась с подобного рода универсальными принципами. Достаточно вспомнить регуляторные функ- функции обратной связи, которые обнаруживаются и в регу- регуляции кровяного давления (даже в биохимических про- процессах!), и в управлении промышленным производством. Это отнюдь не значит, что мы «перенесли» физиологиче- физиологические эксперименты на экономику или законы обществен- общественного развития на биологические объекты. Дело не в «пе- «переносе», а в существовании общих правил теории управ- управления. То же самое мы встречаем и в динамике происхожде- происхождения нового, где бы это новое ни возникало: в процессе 187
филогенеза, в индивидуальном (научном, техническом, художественном) творчестве человека, в истории чело- человеческой культуры. Процесс возникновения нового с не- необходимостью предполагает наличие четырех обязатель- обязательных компонентов: 1) эволюционирующую популяцию, 2) непредсказуемую изменчивость эволюционирующего материала, 3) отбор, 4) фиксацию (наследование в ши- широком смысле) его результатов. В творческой деятельно- деятельности человека этим четырем компонентам соответствуют: 1. Опыт субъекта, который включает присвоенный им опыт современников, равно как и опыт предшествующих поколений. 2. Деятельность сверхсознания (интуицию), т. е. та- такие трансформации и рекомбинации следов (энграмм) ранее полученных впечатлений, чье соответствие или не- несоответствие реальной действительности устанавливается лишь позднее. 3. Деятельность сознания, подвергающего гипотезы (своеобразные «психические мутации и рекомбинации») сначала логическому отбору, а затем эксперименталь- экспериментальной производственной и общественно-практической про- проверке. 4. Закрепление результатов отбора в индивидуальной памяти субъекта и в культурном наследовании сменяю- сменяющихся поколений. В случае развития цивилизации эволюционирует культура в целом, однако новое (идея, открытие, изобре- изобретение, этическая норма и т. д.) первоначально возникает не в абстрактном межличностном и надличностном пространстве, а в индивидуальном материальном орга- органе — мозге конкретного человека, первооткрывателя и творца. А. А. Любищев писал: «...творчество природы имеет большое сходство с творчеством человека. Давно уже в разных науках говорят об эволюции не только ор- организмов, но, например, об эволюции оружия, техниче- технических предметов, машин, автомобилей и т. д. Все эти при- примеры именно творческой эволюции в подлинном смысле слова „творчество"... Между последующими стадиями эволюции какого-нибудь оружия мы не имеем прямой генетической связи: примитивный автомобиль не превра- превратился непосредственно через ряд стадий в современный, превращение претерпевала идея автомобиля в умах по- последовательного ряда изобретателей, и на этом „корне- „корневище идей" отпочковывались последовательные этапы усовершенствования автомобилей» (Любищев, 1982, с. 180) (подчеркнуто нами. — П. С). Сказанное уместно 188
сопоставить с тем фактом, что, хотя эволюционирующей единицей в биологии является популяция, отбор может действовать только через отдельных особей. Непредска- Непредсказуемость открытия, защищенность «мутагенеза» и «пси- «психических рекомбинаций» от вмешательства сознания и воли представляют необходимое условие развития, по- подобно тому как непредсказуемость мутаций обязательна для биологической эволюции. Полная рациональность (формализуемость) и произвольность первоначальных этапов творчества сделали бы это творчество невозмож- невозможным и означали бы конец развития цивилизации. Поясним сказанное примером. Допустим, что успехи генной инженерии и усовершенствованная система вос- воспитания позволили нам формировать идеальных людей. Но ведь они будут идеальны с точки зрения наших сегод- сегодняшних исторически преходящих и неизбежно ограничен- ограниченных представлений об этом идеале. Тем самым идеально запрограммированные люди могут оказаться крайне уяз- уязвимыми при встрече с будущим, которое потребует от них не предусмотренных нами качеств. К счастью, в об- области психофизиологии творчества мы встречаемся с од- одним из тех запретов природы, преодоление которых было бы нарушением законов этой природы, подобно закону сохранения энергии и принципу дополнительности. Вот почему все попытки формализации и кибернетизации творчества напоминают попытки создать вечный двига- двигатель или одновременно определить импульс и положение электрона на орбите. Поскольку сверхсознание питается материалом, на- накопленным сознанием и частично зафиксированным в подсознании, оно в принципе не может породить гипоте- гипотезу, совершенно свободную от этого опыта. В голове пер- первобытного гения не могла родиться теория относительно- относительности или замысел «Сикстинской мадонны». Гений нередко опережает свое время, но дистанция этого опережения исторически ограничена. Иными словами, человечество берется за решение только тех задач, к которым оно от- относительно подготовлено. Здесь вновь мы встречаемся с непредсказуемой неслучайностью «психических мутаций». Вместе с тем общественное развитие реализуется через активно преобразующую мир деятельность конкретных личностей, через деятельность их сверхсознания, где за- зарождаются научные и технические открытия, новые эти- этические нормы и замыслы художественных произведений. Сугубо индивидуальная находка в области технологии 189
позднее оборачивается промышленной революцией, в свою очередь меняющей ранее существовавшие произ- производственные отношения. Так, высшая нервная деятель- деятельность человека, ядром которой являются его витальные («биологические»), социальные и идеальные (творчески- познавательные) потребности, становится, по выражению В. И. Вернадского A940), великой планетарной и косми- космической силой среди других сил. Неполное, лишь частичное осознание человеком дви- движущих им потребностей снимает мнимое противоречие между объективной детерминированностью человеческо- человеческого поведения и субъективно ощущаемой свободой выбо- выбора. Эту диалектику поведения в свое время проницатель- проницательно разглядел Бенедикт Спиноза. «Люди только по той причине считают себя свободными, — писал Спиноза A932, с. 86), — что свои действия они сознают, а причин, которыми они определяются, не знают». Поведение чело- человека детерминировано его наследственными задатками и условиями окружающей среды, в первую очередь усло- условиями социального воспитания. Науке не известен ка- какой-либо третий фактор, способный повлиять на выбор совершаемого поступка. Вместе с тем вся этика, и преж- прежде всего принцип личной ответственности, базируется на безусловном признании абсолютно свободной воли (Ге- (Гегель, 1970, с. 120). Отказ от признания свободы выбора означал бы крушение любой этической системы и нрав- нравственности. В своей широко известной книге «По ту сторону сво- свободы и достоинства» Б. Ф. Скиннер (Skinner, 1971) до- доводит до логического конца идею механистического де- детерминизма. По Скиннеру, личность не ответственна за поступки, поскольку они всецело предопределены внеш- внешними обстоятельствами, условиями воспитания. Класси- Классифицируя что-либо как порок или добродетель, общество просто определяет, что оно будет наказывать, а что — поощрять. Понятия свободы воли и моральной ответ- ответственности должны быть так же изгнаны из науки о по- поведении, как в свое время физика рассталась с «тепло- «теплородом», астрономия — с представлением о Земле — цент- центре Вселенной, биология — с «жизненной силой», а психо- психология — с мифом о бессмертной душе. Столь решительные заявления Скиннера вызвали крайне болезненную реакцию даже со стороны естество- естествоиспытателей. «Я верю, что как человеческие существа мы обладает свободой и достоинством. Теория Скинне- 190
pa и техника инструментальных условных рефлексов ос- основаны на его экспериментах с голубями и крысами. Так пусть они им и принадлежат!» (Eccles, 1973, р. 223). Вместе с тем приходится констатировать, что аргу- аргументация защитников «свободы выбора», как правило, уступает логической стройности скиннеровских построе- построений. Вот что пишет, например, К. А. Новиков в специ- специальной статье, посвященной проблеме свободного выбо- выбора: «...в конкретных выборных ситуациях субъект зача- зачастую „работает" не на тот исход, который в данных условиях имеет наибольшую вероятность реализации, а на тот, который по своему содержанию наиболее соот- соответствует глубинной динамике социального процесса» (Новиков, 1972, с. 109). Поскольку «глубинная динамика социального процесса» сама по себе требует дополнитель- дополнительных разъяснений, механизм ее влияния на выбор субъ- субъекта повисает в воздухе. Ничего не привнесла в решение проблемы и широко разрекламированная «когнитивная революция» в психологии. Вот один из образцов когни- когнитивного подхода. Поведение человека определяется: 1) его генетикой, 2) обучением, 3) ситуацией и 4) когни- когнитивной оценкой. Первые три фактора обусловливают де- детерминированность поведения, четвертый — возможность выбора альтернативных схем действий (Knoweton, Rot- tschaefer, 1979). Здесь уместно спросить: а что опреде- определяет ту или иную «когнитивную оценку»? Почему субъ- субъект предпочитает одну схему действия и отвергает дру- другие? Суть дела снова тонет в словах. Все попытки оторвать действия человека от удовле- удовлетворения его потребностей удаются только при крайне узком представлении о потребностях, игнорирующем их многообразные трансформации во вторичные, третичные и т. п. производные побуждения. «Действие человека,— писал Л. С. Выготский,— возникшее в процессе культур- культурно-исторического развития поведения, есть свободное действие, т. е. независимое от непосредственно действу- действующей потребности и непосредственно воспринимаемой ситуации, действие, направленное на будущее» (Выгот- (Выготский, 1984, с. 85). Но разве заблаговременное изготовле- изготовление орудий для охоты, рыбной ловли, обработки поля под будущий урожай не мотивировано, не продиктовано потребностью в пище, хотя в момент производства ору- орудий человек может и не испытывать чувства голода? Одной из последних попыток преодолеть реально су- существующее противоречие между детерминизмом и сво- 191
бодой выбора я.вляется обращение к понятию самоде- самодетерминации поведения. «Свободный выбор,— пишет Д. И. Дубровский A980, с. 210),—...это особый тип де- детерминации — самодетерминация, присущая определен- определенному классу высокоорганизованных материальных си- систем». Современное естествознание знает два источника детерминации поведения живых существ. Это либо вро- врожденные формы поведения, детерминированные процес- процессом филогенеза, либо индивидуально приобретенный опыт, детерминированный влиянием внешней (для чело- человека прежде всего социальной) среды, т. е. воспитанием в широком смысле. Откуда же берется, что из себя пред- представляет загадочное «третье», дающее основание гово- говорить о самодетерминации? Оно исчезает, как только исследователь пытается сколько-нибудь детально обсудить вопрос об источниках самодетерминации. В качестве примера приведем рас- рассуждение Р. Сперри — одного из первооткрывателей функциональной асимметрии головного мозга. «Приня- «Принятие решений человеком не индетерминировано, но само- самодетерминировано. Каждый нормальный субъект стре- стремится контролировать то, что он делает, и определяет свой выбор в соответствии со своими собственными же- желаниями... Самодетерминанты включают ресурсы памя- памяти, накопленные во время предшествующей жизни, си- систему ценностей, врожденных и приобретенных, плюс все разнообразные психические факторы осознания, ра- рационального мышления, интуиции и т. п.» (Sperry, 1980, р. 200). Но ведь и память, и структура потребностей («желаний»), присущих данной личности, детерминиро- детерминированы, как признает сам Сперри, врожденными задатка- задатками и «предшествующей жизнью». При чем же здесь «са- «самодетерминация»? Считается, что поведение является тем более свобод- свободным, чем лучше и полнее познаны объективные законы действительности. Но ведь в случае познания объектив- объективных законов поведение начинает детерминироваться этой познанной необходимостью. Познанная необходи- необходимость определяет и выбор поступка, действия, принима- принимаемого решения. Какая уж тут «самодетерминация» и «свобода выбора»! Реально существующее противоречие между детер- детерминизмом и свободой выбора может быть снято только путем привлечения принципа дополнительности. Вопрос, свободен человек в своем выборе или нет, не имеет одно- 192
значного ответа, потому что ответ на него зависит от позиции наблюдателя. Человек несвободен (детермини- (детерминирован), с точки зрения внешнего наблюдателя, рассмат- рассматривающего детерминацию поведения генетическими за- задатками и условиями воспитания. Вместе с тем и в то же время человек свободен в своем выборе с точки зре- зрения его рефлексирующего сознания. По-видимому, имен- именно это имел в виду Шопенгауэр, остроумно заметивший, что детерминизм, отрицающий свободу выбора, есть фи- философия людей, которые забыли взять в расчет самих себя (см.: Eccles, 1979, р. 236). Эволюция и последующее культурно-историческое развитие породили иллюзию этой свободы, упрятав от сознания человека движущие им мотивы. Субъективно ощущаемая свобода и выте- вытекающая из нее личная ответственность включают меха- механизмы всестороннего и повторного анализа последствий того или иного поступка, что делает окончательный вы- выбор более обоснованным (Симонов, 1982). Чувство лич- личной ответственности, как и механизм прогнозирования последствий, формируется в процессе онтогенеза. Вот по- почему до определенного возраста мы не считаем ребенка ответственным за свои поступки и перекладываем его вину на родителей и воспитателей. Практическая мотивационная доминанта, непосред- непосредственно определяющая поступок («вектор поведения» по А. А. Ухтомскому), представляет интеграл главенствую- главенствующей потребности, устойчиво доминирующей в иерархии мотивов данной личности (доминанта жизни или сверх- сверхсверхзадача по К. С. Станиславскому), и той или иной си- ситуативной доминанты, актуализированной экстренно сложившейся обстановкой. Например, реальная опас- опасность для жизни актуализирует ситуативную доминан- доминанту—потребность самосохранения, удовлетворение кото- которой нередко оказывается в конфликте с доминантой жиз- жизни—социально детерминированной потребностью соот- соответствовать определенным этическим эталонам. Сознание (как правило, с участием подсознания) извлечет из памяти и мысленно «проиграет» последствия тех или иных действий субъекта. Кроме того, в борьбу мотивов окажутся вовлечены механизмы воли — потребности пре- преодоления преграды на пути к достижению главенствую- главенствующей цели, причем преградой в данном случае окажется инстинкт самосохранения. Каждая из этих потребностей породит свой ряд эмоций, конкуренция которых будет переживаться субъектом как борьба между естественным 7 П. В. Симонов 193
для человека страхом и чувством долга, стыдом при мысли о возможном малодушии и т. п. Результатом по- подобной конкуренции мотивов и явится либо бегство, либо стойкость и мужество. В данном примере нам важно подчеркнуть, что мысль о личной ответственности и личной свободе выбора тор- тормозит импульсивные действия под влиянием сиюминутно сложившейся обстановки, дает выигрыш во времени для оценки возможных последствий этого действия и тем самым ведет к усилению главенствующей потребности, которая оказывается способной противостоять ситуатив- ситуативной доминанте страха. Таким образом, не сознание само по себе и не воля сама по себе определяют тот или иной поступок, а их способность усилить или ослабить ту или иную из кон- конкурирующих потребностей. Это усиление реализуется через механизм эмоций, которые, как было показано выше, зависят не только от величины потребности, но и от оценки вероятности (возможности) ее удовлетворе- удовлетворения. Ставшая доминирующей потребность (практическая доминанта) направит деятельность интуиции (сверхсо- (сверхсознания) на поиск оптимального творческого решения проблемы, на поиск такого выхода из сложившейся си- ситуации, который соответствовал бы удовлетворению этой доминирующей потребности. Анализ мемуаров выдаю- выдающихся летчиков Отечественной войны показывает, что виртуозное боевое мастерство с принятием мгновенных и неожиданных для противника решений человек прояв- проявлял при равной степени профессиональной квалифика- квалификации (запасе навыков) не в состоянии страха (потреб- (потребность самосохранения) и не в состоянии ярости (потреб- (потребность сокрушить врага любой ценой), а в эмоционально положительном состоянии боевого азарта, своеобразной «игры с противником», т. е. при наличии компонентов идеальной потребности творчески-познавательного ха- характера, сколь бы странной она ни казалась в условиях борьбы не на жизнь, а на смерть. Напомним, что деятельность сверхсознания (творче- (творческой интуиции) может представить в качестве материа- материала для принятия решения такие рекомбинации следов предварительно накопленного опыта, которые никогда не встречались ранее ни в деятельности данного субъек- субъекта, ни в опыте предшествующих поколений. В этом и только в этом смысле можно говорить о своеобразной самодетерминации поведения как частном случае реали- 194
зации процесса самодвижения и саморазвития живой природы. Если главенствующая потребность (доминанта жиз- жизни) настолько сильна, что способна автоматически по- подавить ситуативные доминанты, то она сразу же моби- мобилизует резервы подсознания и направляет деятельность сверхсознания на свое удовлетворение. Борьба мотивов здесь фактически отсутствует, и главенствующая потреб- потребность непосредственно трансформируется в практиче- практическую доминанту. Примерами подобной трансформации могут служить многочисленные случаи самопожертвова- самопожертвования и героизма, когда человек не задумываясь бросается на помощь другому. Как правило, мы встречаемся здесь с явным доминированием потребностей «для других», будь то родительский инстинкт или альтруизм более сложного социального происхождения. Формирование практической доминанты может ока- оказаться тяжкой задачей для субъекта, когда главенству- главенствующая и ситуативная доминанты примерно равны: по силе и находятся в конфликтных отношениях. Такого рода конфликты лежат в основе многих произведений клас- классической литературы. С другой стороны, отсутствие прак- практической доминанты (у пенсионера, у человека, оказав- оказавшегося не у дел) переживается отдельными личностями исключительно тяжело. Не менее печально по своим последствиям отсутствие главенствующей потребности (доминанты жизни), в результате чего человек стано- становится игрушкой ситуативных доминант. «Отклоняющее- «Отклоняющееся» поведение подростков, алкоголизм и наркомании дают множество примеров такого рода. Подчеркнем, что человек, как правило, не осознает подлинную причину тягостного для него состояния, давая самые разнообраз- разнообразные объяснения своему бесцельному и пустому время- времяпрепровождению. Итак, высшая нервная (психическая) деятельность человека имеет трехуровневую структуру, включая в себя сознание, подсознание и сверхсознание. Если под- подсознание может быть в известной мере сопоставлено с «личным бессознательным» К. Юнга и «сверх-Я» 3. Фрейда, то сверхсознание не имеет своих аналогов в ранее предлагавшихся классификациях неосознаваемого психического. Сознание оперирует знанием, которое актуально или потенциально может быть передано другому, может стать достоянием других членов сообщества. Как пока- 195 7*
зали многочисленные исследования функциональной асимметрии головного мозга, для осознания внешних стимулов или событий внутренней жизни субъекта необ- необходимо участие речевых зон больших полушарий. В сфе- сфере творчества именно сознание формулирует вопрос, подлежащий разрешению, и ставит его перед познающим действительность умом. К сфере подсознания относится все то, что было осо- осознаваемым или может стать осознаваемым в определен- определенных условиях. Это хорошо автоматизированные навы- навыки, глубоко усвоенные социальные нормы и мотивацион- ные конфликты, тягостные для субъекта. Подсознание защищает сознание от излишней работы и психических перегрузок. Деятельность сверхсознания (творческой интуиции) обнаруживается в виде первоначальных этапов творче- творчества, которые не контролируются сознанием и волей. Неосознаваемость этих этапов представляет защиту рождающихся гипотез («психических мутаций и реком- рекомбинаций») от консерватизма сознания, от чрезмерного давления ранее накопленного опыта. За сознанием оста- остается функция отбора этих гипотез путем их логического анализа и с помощью критерия практики в широком смысле слова. Нейрофизиологическую основу сверхсо- сверхсознания представляет трансформация и рекомбинация следов (энграмм), хранящихся в памяти субъекта, пер- первичное замыкание новых временных связей, чье соответ- соответствие или несоответствие действительности выясняется лишь в дальнейшем. Деятельность сверхсознания всегда ориентирована на удовлетворение доминирующей потребности, конкрет- конкретное содержание которой канализирует направление «психического мутагенеза». Таким образом, «психиче- «психические мутации» изначально носят непредсказуемый, но не случайный характер. Вторым канализирующим факто- фактором является ранее накопленный опыт субъекта, зафик- зафиксированный в его сознании и подсознании. Взаимодействие сверхсознания с сознанием есть про- проявление — на уровне творческой деятельности человека — универсального принципа возникновения нового в про- процессе биологической и культурной эволюции. Функции сверхсознания и сознания соответствуют взаимодейст- взаимодействию непредсказуемой изменчивости и отбора в проис- происхождении новых видов живых существ. Подобно тому как эволюционирующая популяция рождает новое через 196
отбор отдельных особей, эволюция культуры наследует в ряде сменяющихся поколений идеи, открытия и соци- социальные нормы, первоначально возникающие в голове кон- конкретных первооткрывателей и творцов. Неполное осознание субъектом движущих им потреб- потребностей снимает мнимое противоречие между объектив- объективной детерминированностью поведения человека наслед- наследственными задатками, условиями воспитания, окружаю- окружающей средой и субъективно ощущаемой им свободой выбора. Эта иллюзия свободы является чрезвычайно ценным приобретением, поскольку обеспечивает чувство личной ответственности, побуждающее всесторонне ана- анализировать и прогнозировать возможные последствия того или иного поступка. Мобилизация из резервов па- памяти такого рода информации ведет к усилению потреб- потребности, устойчиво главенствующей в иерархии мотивов данной личности, благодаря чему она обретает способ- способность противостоять ситуативным доминантам, т. е. по- потребностям экстренно актуализированным сложившейся обстановкой. Сведение психической деятельности человека к одно- одному лишь сознанию не в состоянии объяснить ни диалек- диалектику детерминизма и свободы выбора, ни механизмы творчества, ни подлинную историю культуры. Только признание важнейших функций неосознаваемого лсихи- ческого с выделением в нем принципиально различных феноменов под- и сверхсознания дает возможность есте- естественнонаучного материалистического ответа на самые жгучие вопросы человековедения. Исследование неосознаваемого психического как предмета науки должно отвечать всем требованиям, предъявляемым к любому научному исследованию, к числу которых относятся безусловная воспроизводимость полученных фактов, их количественный анализ, исполь- использование современной экспериментальной техники и т. п. Примером подлинно научного, строго объективного изу- изучения неосознаваемых проявлений высшей нервной дея- деятельности человека могут служить неоднократно упоми- упоминавшиеся нами работы Г. В. Гершуни, Э. А. Костандова, Р. Сперри, других советских и зарубежных авторов. Но неосознаваемое психическое получает отражение и в искусстве как специфической разновидности позна- познания человека, его внутреннего мира, его взаимодействия с постигаемой и преобразуемой им действительностью. Если результат научного познания адресуется только к 197
сознанию других людей, то произведение искусства наря- наряду с сознанием обращается к под- и сверхсознанию вос- воспринимающего субъекта. Искусство вызывает подсозна- подсознательные ассоциации у зрителя, мобилизует его подсозна- подсознательный опыт, формирует наряду с осознаваемым и неосознаваемое отождествление себя с героями художе- художественного произведения. Еще более важную роль в процессе восприятия про- произведений искусства играет их воздействие на сверхсо- сверхсознание зрителя, предполагающее встречное сотворчество воспринимающего субъекта. Процесс сотворчества дела- делает выдающееся произведение искусства поистине неис- неисчерпаемым источником информации, которую извлекает из него каждый зритель — носитель индивидуально-непо- индивидуально-неповторимого жизненного опыта, каждое новое поколение, обращающееся к великим произведениям искусства на протяжении тысячелетий. Именно к сверхсознанию зри- зрителя (читателя, слушателя) адресуется непереводимое с языка образов на язык логики «сообщение» художника, то, что К. С Станиславский назвал сверхзадачей худо- художественного произведения. Наличие неосознаваемых компонентов художественного восприятия получило от- отражение в эмпирическом утверждении о том, что при созерцании (прослушивании) произведения надо стре- стремиться не столько вдуматься, сколько вчувствоваться в его содержание, в его сокровенный смысл. В искусстве важнее не знать, а догадываться, утверждал В. Э. Мей- Мейерхольд. Поскольку каждый предмет имеет общее для всех представителей данной культуры значение и сугубо индивидуальный «личностный смысл», искусство, по мнению А. Н. Леонтьева, «есть та единственная деятель- деятельность, которая отвечает задаче открытия, выражения и коммуникации личностного смысла действительности, реальности» (Леонтьев, 1983, с. 237). Как специфическая форма познания действительно- действительности, искусство обладает чертами, отличными от фунда- фундаментальных принципов современного научного познания, а именно: — невоспроизводимостью, поскольку каждое подлинное произведение искусства уникально и неповторимо; — принципиальной неизмеряемостью, поскольку искусст- искусство оперирует качеством, а не количественной мерой познаваемых им явлений; — непереводимостью на язык логики, на язык дискурсив- дискурсивного мышления; 198
— относительной независимостью от «приборного воору- вооружения», поскольку «инструмент» художника — это прежде всего он сам. Подобно тому как достижения науки, технологиче- технологические открытия, социальные нормы, системы этических ценностей и т. п. формируют то, что мы называем обще- общественным сознанием, произведения искусства фиксируют и передают следующим поколениям элементы неосозна- неосознаваемого, под- и сверхсознательного психического. Это дает нам право говорить о наличии «общественного не- неосознаваемого». Если сюда добавить и тот неосознавае- неосознаваемый опыт, который ребенок впитывает путем имитации, то «общественное неосознаваемое» в нашем понимании может быть противопоставлено «коллективному бессо- бессознательному» К. Юнга, полученному неведомо каким пу- путем от далеких предков. Вот почему совершенно не обязательно «заменять» парадигмы научного познания принципами постижения неосознаваемого психического, якобы принадлежащими исключительно дзен-буддизму, медитации и древним восточным верованиям (Налимов, Дрогалина, 1984), по- поскольку эти принципы присущи искусству на всем про- протяжении его тысячелетней истории. В культурно-историческом процессе возникновения искусства огромную, если не решающую, роль сыграла потребность (инстинкт) подражания, не ограничивающе- ограничивающегося воспроизведением действий других членов социаль- социальной группы. Потребность подражания может реализо- реализоваться и в форме воспроизведения звуков природы, пе- пения птиц, голосов других людей, в попытках воспроиз- воспроизвести картины окружающей жизни в виде рисунков, скульптурных фигурок, собственных движений, повторя- повторяющих действия охотников или поведение животных. Это удвоение окружающего мира (его моделирование — скажем мы сегодня) есть один из способов познания мира, поскольку, воспроизводя, человек неизбежно ана- анализирует, уточняет, постигает суть воспроизводимых им явлений. Минимум три черты характеризуют человеческую деятельность, имитирующую окружающий мир. Во-пер- Во-первых, воспроизводя данное явление, человек намеренно или непроизвольно выражает свое отношение к этому явлению, подчеркивает его угрожающий, радостный, пу- пугающий и т. п. смысл. Отражение значимости явления 199
важнее буквального сходства, формальной точности мо- модели моделируемому объекту. Во-вторых, воспроизведение нередко приобретает символический, образно-абстрактный характер. Так, объективное существование в природе ритмически по- повторяющихся событий находит свое отражение в форме достаточно условного орнамента, элементы которого мо- могут сохранять следы своего происхождения, напоминая цветы, листья и т. п., а могут трансформироваться и в чисто абстрактный ритмический рисунок. Наконец, в-третьих, воспроизведение (моделирова- (моделирование) окружающей действительности осложняется еще одной, присущей человеку мотивацией — потребностью к игре. Автор начинает играть с созданной им моделью, видоизменяя, трансформируя, преобразуя ее, наслажда- наслаждаясь своей властью над моделью, которой он не обладает в отношении моделируемого объекта. Так, грозного вра- врага, страшного хищника он может сделать маленьким, смешным, ничтожным, а самого себя или покровитель- покровительствующее ему божество — могучим и непобедимым. И все же мы пока не имеем ответа на вопрос о том, существует ли потребность, которая может быть удовле- удовлетворена той и только той информацией, что несут в себе произведения искусства. Что это за потребность? Лишь ответив на поставленный вопрос, мы обнаружим класс эмоций, специфических для процесса восприятия худо- художественных произведений. В поисках ответа сравним два изображения дерева: на рисунке, иллюстрирующем учебник по ботанике, и на пейзаже, написанном живописцем. Рисунок в учебнике должен предельно точно воспроизвести характерные при- признаки, присущие данному виду деревьев. Предмет, от- отражением которого яьляется иллюстрация в учебнике ботаники, есть дерево. Что служит предметом, получив- получившим отражение в пейзаже живописца? Дерево? Ни в коем случае! Предмет пейзажа — человек, созерцающий дерево, с его индивидуальным и вместе с тем чем-то блиаким нам жизненным опытом, с его настроением, с кругом его ассоциаций, привязанностей, раздумий. «О, я хочу безумно жить, все сущее — увековечить, безличное — очеловечить, несбывшееся — воплотить»,— писал поэт Александр Блок. Искусство дает нам уникальную возможность уви- увидеть окружающее глазами другого, удвоить свое собст- собственное видение бытия, сопоставить свое восприятие с 200
восприятием другого человека, проникнуть в его внут- внутренний субъективный мир. Искусство есть разновидность познания той стороны действительности, которую невоз- невозможно познать никаким иным способом. Это постижение внутреннего субъективного мира дру- других людей достигается путем его переноса на наш соб- собственный внутренний мир благодаря сходству нашей телесной организации, нашей высшей нервной деятель- деятельности, опыта всей предшествующей жизни, включаю- включающего присвоенный нами опыт многих поколений. Здесь обнаруживается «познавательная функция сопережива- сопереживания» (Симонов, 1979). Ф. Энгельс писал, что мы никогда не узнаем того, какими видят муравьи химические лучи. Кого это огор- огорчает, со свойственным ему юмором заметил Энгельс, тому ничем нельзя помочь. Впрочем, утверждение Эн- Энгельса справедливо не только для муравьев, но и для любого, в том числе высокоразвитого, существа, если у него отсутствуют качества, присущие нам. Поясним свою мысль примером, заимствованным у Д. И. Дубровского. ...Представим, что на Землю прибыл высокоинтеллек- высокоинтеллектуальный инопланетянин, для того чтобы исследовать, что такое боль, причем сам исследователь чувства боли лишен (предположение не столь фантастическое, потому что отсутствие чувства боли можно встретить и у людей при некоторых нервных заболеваниях). Ему удалось установить, что при достижении самыми разнообразны- разнообразными стимулами — механическими, термическими, звуко- звуковыми и т. п.—определенной интенсивности у человека закономерно возникает ряд объективно регистрируемых физиологических реакций. Повышается кровяное давле- давление, выделяются в кровь биологически активные веще- вещества, возникают характерная мимика, слезы, плач и т. д. вплоть до специфических изменений активности опреде- определенных нервных клеток. Собрав все эти сведения, наш инопланетянин отправился на свой инопланетный ученый совет делать доклад о том, что такое боль. Спрашивается, располагая всеми этими сведениями, понял он, что такое боль, так, как понимаем это мы? Разумеется, нет. «Боль не может быть объективирова- объективирована,— утверждает Дж. Экклс— Только межличностная коммуникация подтверждает каждому из нас, что боль, которую мы чувствуем, есть реальность, а не иллюзия. Все другие люди обладают аналогичным чувством» (Ec- (Eccles, 1979, р. 176). Сущность возникающих здесь огра- 201
ничений хорошо сформулировал американский психолог Р. Липер: «...основная трудность состоит в том, что, даже когда имеются субъективно различаемые признаки, с помощью которых каждый из нас способен до извест- известной степени определять, испуган он, сердит, страдает от одиночества или переживает что-то еще, никто не рас- располагает средствами для описания подобных субъектив- субъективных состояний, чтобы сообщить с их помощью свое зна- знание другим. Вместо этого человеку приходится описы- описывать ситуацию, которая вызвала его эмоциональную реакцию, содержание мыслей, возникающих в этой си- ситуации, либо обусловленное ею поведение» (Липер, 1984). Помимо сознания как обобществленного, разделяе- разделяемого с другими знания мы обладаем не менее важной способностью к сопереживанию, сочувствию, сострада- состраданию — способностью своеобразного эмоционального ре- резонанса, когда факторы, определяющие эмоциональное состояние другого живого существа, активируют нерв- нервные механизмы собственных эмоций (Симонов, 1979). Почему мы говорим именно о резонансе, а не о «пере- «передаче чувств» с помощью внешнего выражения эмоций? Потому что феномен сопереживания не отменяет уни- универсальное правило возникновения эмоций путем инфор- информации, адресованной соответствующей потребности. Как бы органично и правдоподобно ни рыдал злодей, огор- огорченный неудавшимся злодейством, мы не зарыдаем вме- вместе с ним. Сопереживать — значит разделить повод воз- возникновения у наблюдаемого нами лица (в жизни или на сцене) данного эмоционального состояния. Сопережива- Сопереживание базируется не на сходстве эмоций, но на сходстве потребностей, эти эмоции породивших. Можно возразить, что мы часто откликаемся на вы- выражение печали или радости на лице другого человека, ничего не зная о причине его радости или огорчения. Од- Однако подобная «прямая» передача чувств есть лишь иллюзия обыденного сознания. Дело в том, что мы непро- непроизвольно и неосознанно приписываем наблюдаемому субъекту повод, который мы готовы разделить. Здесь мгновенно и интуитивно мобилизуется весь наш жизнен- жизненный опыт, наше отношение к детям, в том числе к своим (если плачет ребенок), к своим родителям (если огорчен пожилой человек), извлекаются из памяти сходные ситуа- ситуации, которые нам пришлось пережить самим, и т. п. Итак, в окружающей нас действительности сущест- существуют две реальности. Во-первых, это объективный мир, 202
включающий человека как телесное материальное суще- существо при всей чрезвычайной сложности его организации. Этот мир познает наука во всеоружии своих методов и понятийно-теоретического аппарата. Но существует и субъективное отражение этого мира в человеческой го- голове — как сторона, ипостась единого в своей основе нейродинамического мозгового отражательного процес- процесса. Присущая человеку потребность познания окружаю- окружающего его мира, в том числе познания других, сходных с ним человеческих существ, не ограничивается научным познанием, аналогичным познанию всех прочих объек- объектов природы. Людям свойственно желание узнать, каким видят, слышат, воспринимают мир другие люди, чтобы проверить свое собственное восприятие окружающей дей- действительности, обогатить его опытом восприятия себе подобных. Ограниченность научного (вербализуемого, дискурсивного) познания внутреннего мира человека способна привести к мысли о невозможности его позна- познания вообще. «Каждый из нас знает уникальность своего внутреннего мира. Становление каждой уникальной ин- индивидуальности лежит за пределами научных исследо- исследований» (Eccles, 1979, р. 144) (подчеркнуто нами.—Я. С). Но процесс познания не исчерпывается наукой. За пределами научных исследований лежит... искусство. Нет ничего нелепее представления о том, что искус- искусство относится к науке как нечто более простое и нераз- неразвитое к более сложному и могущественному. Система образов и техническая вооруженность, используемые со- современным искусством для постижения внутреннего мира человека, по своей изощренности не уступают теорети- теоретическому аппарату и методам современной науки. Просто они познают разные стороны бытия, сосуществуя на принципе своеобразной дополнительности, исключающем возможность замены науки искусством, а искусства — научным знанием о человеке. Сообщение художника о мире и человеке, о прекрас- прекрасном и страшном, о возвышенном и ничтожном лишь ча- частично переводимо с языка образов на язык логики. Мо- Может быть, самое главное и самое ценное в этом сообще- сообщении исходно невербализуемо, что особенно очевидно при создании и восприятии музыкальных произведений. По- Подобное сообщение К. С. Станиславский назвал сверх- сверхзадачей, а потребность сообщения — сверх-сверхзадачей артиста. Вместе с тем было бы ошибкой считать, что ис- искусство адресуется только к неосознаваемой сфере че- 203
ловеческой психики, поскольку оно, безусловно, вовле- вовлекает и сферу сознания. Ведь мы определили сознание как знание, которое может быть передано другому, а знание о мире, содержащееся в образах художественно- художественного произведения, становится достоянием множества лю- людей подчас на протяжении тысячелетий. Упрощением выглядят и попытки приурочить воспри- восприятие художественных образов только к правому полу- полушарию головного мозга. Сообщение художника содержит в себе и дискурсивные (вербализуемые) и невербализуе- мые компоненты. Следовательно, его восприятие требует согласованной деятельности обоих полушарий. Это сооб- сообщение (сверхзадача по К. С. Станиславскому) характе- характеризуется следующими чертами. Будучи тесно связанной с общим мировоззрением ху- художника, сверхзадача не тождественна ему, потому что представляет категорию, специфическую для художест- художественной деятельности человека. Сверхзадача отнюдь не означает «перевода» логически сформулированной идеи на язык художественных образов, она изначально воз- возникает в виде системы этих образов и лишь в очень ограниченной своей части может быть пересказана сло- словами. Подобно тому как объективно существующая истина является целью научного познания, проверяемого кри- критерием практики, объективно существующей целью ис- истинного искусства является правда. Критерием правди- правдивости художественного произведения, глубины и значи- значительности постижения им человека служит практика общественного потребления искусства, т. е. тот факт, сколь большое количество людей на протяжении сколь длительного времени признают это произведение вели- великим творением художественного таланта. Ни кратковре- кратковременная массовая популярность, ни длительное почитание узким кругом не свидетельствуют о выдающейся ценно- ценности произведения. Великие творения служат веками мно- многим поколениям людей. Процесс реализации сверхзадачи, процесс создания художественного произведения, характеризуется вовле- вовлечением всех трех проявлений высшей нервной деятель- деятельности человека: его сознания, подсознания и сверхсозна- сверхсознания. Художник неосознанно использует накопления сво- своего жизненного и профессионального опыта, в том числе те навыки мастерства, которые первоначально приобре- приобретались им под контролем сознания, но, будучи автома- 204
тизированы, перешли в сферу подсознания, обеспечив творческую раскрепощенность и возможность полностью сосредоточиться на воплощении содержательной стороны своего замысла. Поскольку искусство есть форма познания действи- действительности, оно должно содержать в себе открытие нового, ранее неизвестного людям. Отсутствие открытия — яв- явный признак того, что данное явление не может быть отнесено к разряду истинно художественных произведе- произведений. Вот почему в процессе художественного творчества столь важную роль играют механизмы сверхсознания, в результате деятельности которого возникает принципи- принципиально новая информация, не существовавшая в культур- культурных накоплениях человечества. В процессе создания художественного произведения сознание, подсознание и сверхсознание взаимодействуют в весьма разнообразных формах. Так, многие, в том чис- числе великие, произведения создавались по заказу, с до- достаточно четким указанием на то, что именно, а подчас и как именно должно быть изображено. Но подобный заказ, целиком принадлежащий сфере сознания худож- художника, еще не есть сверхзадача, сообщение, которое будет нести зрителю будущее произведение. Заказ, поступив- поступивший извне, или замысел, принадлежащий самому авто- автору, лишь очерчивает зону поиска художественного реше- решения. Это решение, как правило, возникает интуитивно и на первых стадиях своего формирования не контролиру- контролируется сознанием. В большинстве случаев мы имеем дело с серией возможных решений, подвергающихся созна- сознательному отбору и требовательной критике,—стадия, многократно описанная как «муки творчества». Впрочем, окончательный выбор снова принадлежит сверхсозна- сверхсознанию. Даже если художник пытается логически объяснить и обосновать свой выбор, к его словам следует относить- относиться с большой осторожностью. Мы уже говорили о том, что сверхзадача непереводима с языка образов на язык логики, следовательно, ее выбор принципиально не мо- может иметь исчерпывающего логического обоснования. Правда, бывают случаи и вполне рационального выбора, продиктованного факторами внехудожественного поряд- порядка, однако художественное открытие может сделать только тот, у кого мотивационной доминантой является потребность познать «жизнь человеческого духа» (К. С. Станиславский) и сообщить о результатах своего 205
познания зрителю (слушателю, читателю). Если худо- художественная деятельность служит средством удовлетво- удовлетворения каких-то иных потребностей, связанных с карье- карьерой, положением, приобретением материальных благ и т. п., творческая интуиция будет работать в соответ- соответствующем направлении, подчас весьма успешно. Призыв К. С. Станиславского любить искусство в себе, но не себя в искусстве базируется на описанной выше законо- закономерности. Сверхсознание черпает материал для своей деятель- деятельности и во вполне осознаваемом опыте, и в запасниках подсознания, где концентрируются технологические на- навыки профессионального мастерства. Вот почему так важно неустанное пополнение этих резервов, богатство и разнообразие жизненных впечатлений, профессиональ- профессиональный тренинг, столь хорошо знакомый каждому настоя- настоящему художнику, каких бы высот в своей творческой дея- деятельности он ни достиг. Что касается процесса восприятия художественных произведений, то сообщение художника также адресу- адресуется не только к сознанию, но одновременно к подсозна- подсознанию и сверхсознанию зрителя. Апелляция к подсознанию мобилизует опыт зрителя, ранее контролировавшийся сознанием, но позднее столь органично усвоенный субъ- субъектом, что вмешательство сознания становится ненуж- ненужным. В самом деле подчас зритель (слушатель) не в состоянии объяснить, что именно в данном произведении вызвало у него тот или иной эмоциональный отклик, круг ассоциаций, смену настроения. Не менее важно в этом процессе участие сверхсознания, встречное сотвор- сотворчество зрителя, в результате чего каждый зритель вос- воспринимает одно и то же произведение искусства в зна- значительной мере по-своему, сугубо индивидуально. Закономерность, установленная наукой, вывод, мате- математическая формула едины по своему содержанию для любого воспринимающего, адресуются только к сознанию, и всякая неясность, двусмысленность, возможность раз- различных толкований свидетельствуют о том, что работа ученого не завершена. Произведение художника допу- допускает бесчисленное множество толкований и в этом смыс- смысле неисчерпаемо1. Каждое поколение зрителей включает сообщение художника в контекст своего опыта, своей 1 Вопрос о «многозначности» искусства и «однозначности» науки об- обстоятельно проанализирован в статье А. Н. Рубцова A985). 206
культуры, своей системы ценностей. Способность пря- прямого воздействия на подсознание и сверхсознание зри- зрителя представляет одну из самых характерных черт искусства, придает ему особую убедительность, избав- избавляет художника от необходимости логических доказа- доказательств истинности своего сообщения о мире и человеке. Вот почему в отличие от науки, ограничивающейся до- добыванием относительных объективных истин, искусство способно удовлетворять присущую человеку потребность в абсолютной истине. Эту особую убедительность худо- художественных образов отметил Г. Гегель. «Искусство,— пишет Гегель,— имеет своей задачей раскрывать истину в чувственной форме и, следовательно, носит свою ко- конечную цель в самом себе... Его целью является чувст- чувственное изображение самого абсолютного» (Гегель, 1938, с. 50-52). Впрочем, сказанное не означает, что любое сообще- сообщение художника будет восприниматься с полным довери- доверием и утратой какой-либо критичности. Подобно тому как критерием правильности научного познания является объективная истина, критерием художественного позна- познания служит правда, выясняемая общественной практи- практикой восприятия произведения искусства. Ложь в искус- искусстве—занятие столь же безнадежное, как изобретение вечного двигателя, противоречащее объективным зако- законам природы. «Нельзя изобретать и выдумывать все что угодно,— утверждал Габриель Гарсиа Маркес,— посколь- поскольку это чревато опасностью написать ложь, а ложь в ли- литературе даже опаснее, чем в жизни. Внутри кажущейся свободы, предоставляемой творчеством, действуют свои строгие законы» (Маркес, 1982, с. 15). Теперь мы можем рассмотреть вопрос о природе эмо- эмоций, возникающих при восприятии искусства. Тиражиро- Тиражированная в сотнях сочинений версия выглядит примерно так. Художник переживает чувства. Эти чувства он ко- кодирует в образах своего произведения и передает зрите- зрителю (читателю, слушателю), который проникается этими чувствами и сопереживает автору. Но еще Шопенгауэр заметил, что истинные музыканты не чувства выражают в музыке, а музыку превращают в чувство. «Пережива- «Переживания актера,—писал Л. С. Выготский,—его эмоции, вы- выступают не как функции его личной душевной жизни, но как явление, имеющее объективный общественный смысл и значение, служащее переходной ступенью от психоло- психологии к идеологии» (Выготский, 1984, с. 328). 207
Каким образом это происходит? Как мы стремились показать выше, задача художни- художника состоит не в переживании чувств и возбуждении этих чувств у зрителя, а в познании окружающего очелове- очеловеченного им мира, в открытии неведомых его граней и в сообщении результатов своего познания другим людям. Поскольку зрители обладают аналогичной потребностью познания, в том числе познания внутреннего мира дру- другого человека, информация, содержащаяся в произведе- произведении, способна удовлетворить потребность зрителей. Со- Согласно информационной теории эмоций, прирост инфор- информированности вызовет положительные эмоции удовле- удовлетворения, наслаждения, которые принято называть «эсте- «эстетическими эмоциями». Если предынформированность зрителя окажется значительнее, чем сообщение худож- художника, если зритель не получит нечто новое, превышаю- превышающее- то, что он ожидал, зритель останется равнодушен или будет испытывать отрицательные эмоции: разочаро- разочарование, скуку, раздражение. Способность генерировать эмоции, происхождение которых далеко не всегда оче- очевидно для воспринимающего художественное произве- произведение, в просторечии определяется как обращение не только к уму, но и к сердцу зрителя. Поскольку искусство адресуется к целому ряду по- потребностей человека и удовлетворение каждой из них способно породить свой собственный эмоциональный от- отклик, в результате возникает сложный полифонический эмоциональный аккорд. Так, творения культового искус- искусства утрачивают для последующих поколений свой ре- религиозный смысл и перестают вызывать соответствую- соответствующие эмоции, сохраняя эстетическую ценность. Аналогич- Аналогична роль социальных потребностей, в том числе той их разновидности, которую можно определить как потреб- потребность в справедливости. Исторически преходящие, клас- классово детерминированные нормы удовлетворения этой потребности способны породить сильнейшие эмоции не- негодования, восхищения героем художественного произ- произведения, презрения к его врагам. Способность апеллиро- апеллировать к социальным потребностям человека во все вре- времена делала искусство оружием острейшей идеологиче- идеологической борьбы, в бурях которой одни произведения горели на кострах, а другие становились знаменем, ведущим в битвы, подобно «Марсельезе» и «Интернационалу». Но как быть с повторным переживанием эмоций при многократном восприятии одного и того же произведе- 208
ния? Каким образом здесь возникает прирост информи- информированности, столь необходимый для эстетического на- наслаждения? Мы уже говорили о практической неисчер- неисчерпаемости толкования великих произведений. При повтор- повторном восприятии зрителю каждый раз открываются все новые и новые стороны, грани, оттенки художественного сообщения. Эти открытия определяются и изменением его собственной предынформированности, связанной с приобретением жизненного и эстетического опыта. Если речь идет об исполнительском искусстве (музыка, танец, драма), то новизна привносится и личностью исполните- исполнителя, особенностями его трактовки. Отсюда сохраняющая- сохраняющаяся эмоциональность восприятия даже хорошо знакомых произведений. Что касается переживаний самого художника, кото- который не может взволновать зрителя, оставаясь холодным, то под этим житейским описанием подразумевается при- присутствие у художника достаточно сильной потребности познать и воплотить наряду с его безусловной воору- вооруженностью природными способностями и профессиональ- профессиональным мастерством, Эту истину хорошо понял К. С. Ста- Станиславский, отказавшийся от «искусства переживания» в пользу сверхзадачи и «физических действий», посколь- поскольку в его случае речь шла о драматическом искусстве, для которого действие аналогично слову для поэта, зву- звукам для музыканта, краскам для живописца. Перестань- Перестаньте заботиться о чувствах, призывал Станиславский, они придут сами собой при значительной сверхзадаче и прав- правдивости осуществляемых действий. Впрочем, процесс восприятия искусства глубоко диа- диалектичен. Информация, содержащаяся в художествен- художественном произведении, не только удовлетворяет соответст- соответствующие потребности зрителя, но и актуализирует, про- пробуждает, формирует их. Человек, пришедший в театр, чтобы поразвлечься или посмотреть на знаменитого ар- артиста, может уйти потрясенный открывшейся ему прав- правдой о мире, о людях, о добре и зле. Здесь обнаружива- обнаруживается воспитательная функция искусства, его способность обогащать, расширять и возвышать сферу человеческих потребностей, а возникающие при этом эмоции будут вернейшим показателем наличия (или отсутствия) про- пробудившихся потребностей, степени их удовлетворения или неудовлетворения, но отнюдь не самоцелью художе- художественного воздействия. 8 П. В. Симонов
7 Воспитание как мотивирование Исследование закономерностей и мозговых механизмов эмоций человека, их зависимости от потребностей и мо- мотивов, от условий удовлетворения этих многообразных, непрерывно развивающихся и усложняющихся потреб- потребностей чрезвычайно важно для формирования научных основ воспитания начиная с самого раннего возраста. В ходе реализации школьной реформы стал особенно очевидным ныне существующий разрыв между обучени- обучением и воспитанием, накоплением знаний и формировани- формированием эмоционально-мотивационной сферы детей и под- подростков. Существование любого человеческого общества не- невозможно без соблюдения его членами исторически об- обусловленных норм поведения, регламентирующих раз- разнообразные права и обязанности. Цель воспитания в широком смысле и состоит в том, чтобы каждый вновь входящий в общество юный гражданин знал эти нормы и следовал им. Иными словами, воспитание предстает перед нами как частный случай обучения. Но очевидное для любого наблюдателя сходство вос- воспитания с обучением таит в себе неожиданные парадок- парадоксы и порождает серьезные трудности. Дело в том, что знание норм само по себе не обеспечивает следования этим нормам. Философ А. Харчев писал недавно на страницах журнала «Коммунист»: «...система социали- социалистических ценностей, о которых рассказывается на уро- уроках, оказывает недостаточное влияние на практическое поведение учащихся. Иначе говоря, информируя о цен- ценностях, школа не занимается (или очень мало занима- занимается) формированием индивидуальных ценностных ори- ориентаций своих питомцев, не имеет ни методики, ни си- систематизированного и научно обобщенного опыта в этой области» (Харчев, 1984, с. 48). Аналогичную оценку 210
положения вещей мы находим и в передовой статье га- газеты «Правда», посвященной воспитанию чувств. «Куль- «Культура чувств не сводится к усвоению тех или иных пра- правил, нравственных норм. Ведь бывает и так: человек их знает, а в конкретном поведении им не следует. Жиз- Жизненная сила норм и правил социалистического общежи- общежития обнаруживается тогда, когда они «перешли» в жи- живое чувство, стали непосредственным побуждением и мотивом деятельности личности» («Правда». 1984. №330. С. 1). Как всякое обучение, требование следовать сущест- существующим нормам подкрепляется поощрением и наказа- наказанием, т. е. положительными и отрицательными эмоция- эмоциями. Здесь-то и обнаруживается источник серьезных де- дефектов практики повседневного воспитания. Ведь эмоции сами по себе не имеют социальной (в том числе воспитательной) ценности, поскольку по- последняя целиком зависит от потребности, в связи с удовлетворением или неудовлетворением которой воз- возникает данное эмоциональное состояние. Мы же неред- нередко оказываемся крайне неразборчивы в выборе средств поощрения за соблюдение принятых в нашем общежи- общежитии норм. Не зная и, как правило, не задумываясь над тем, что именно представляет главную ценность для данного ребенка в данном возрасте, многие родители глубоко убеждены, что вкусная пища, хорошая одежда, карманные деньги, магнитофоны, книги и т. п. вполне достаточны для того, чтобы ребенок отплатил им бла- благодарностью и неукоснительным соблюдением норм, ха- характеризующих воспитанного человека. Парадокс состоит в том, что намеченные нами сред- средства для формирования желательного поведения могут легко превратиться в его цель. Потребность экономии сил играет не последнюю роль в стремительном сокра- сокращении пути к получению желаемого вознаграждения или к избеганию возможного наказания. «За тридцать лет работы в школе,— вспоминает В. А. Сухомлинский,— мне довелось разбирать сто как будто бы совершенно одинаковых поступков: подросток скрыл от родителей неудовлетворительные оценки, поставленные учителем. Но в каждом случае есть свои причины, свои нравствен- нравственные и эмоциональные мотивы...» (Сухомлинский, 1979, с. 49). Сказанное справедливо отнюдь не только для избегания наказания или получения материальных благ. Даже социальное одобрение, похвала со стороны взрос- 211 8*
лых, превратившись в цель, может породить нарочитую демонстрацию своего послушания, заискивание и угод- угодничество. На эту опасность своевременно указал В. А. Сухомлинский: «...очень важно, чтобы положитель- положительная общественная оценка достоинства личности выра- выражалась не в премиях, наградах и т. п., не сравнением достоинств одного с недостатками другого. Такая оцен- оценка вместо коллективизма воспитывает детский карье- карьеризм, опасный тем, что он таит в себе духовный заряд на всю жизнь: из маленького карьериста вырастает большой негодяй» (Сухомлинский, 1979, с. 58). Итак, первым принципом продуктивной теории вос- воспитания должен стать решительный переход от обуче- обучения одному лишь знанию норм поведения к его более глубоким основам — к формированию такого набора и такой иерархии потребностей воспитуемого, которые наиболее благоприятны для развития общества и реа- реализации личности во всем богатстве ее потенциальных возможностей. Но каким образом мы можем формировать социаль- социально желательную структуру потребностей, если по самой природе своей они не подвластны прямому воздействию сознания и воли, если, по меткому замечанию Шопен- Шопенгауэра, человек может делать то, что он хочет, но он не может хотеть того, что хочет, если сфера потребно- потребностей в значительной своей части принадлежит неосозна- неосознаваемому психическому. В известном смысле можно сказать, что в отличие от обучения, адресующегося почти исключительно к со- сознанию субъекта, воспитание направлено прежде всего и главным образом на подсознание воспитуемого. Имен- Именно благодаря подсознанию внешние по отношению к субъекту социальные нормы становятся внутренними регуляторами его поведения, приобретая в процессе этой интериоризации ранее несвойственную им импера- императивность. Как же добиться того, чтобы социально цен- ценные нормы поведения стали чувством долга, велением сердца, голосом совести,— вот вопрос, на который дол- должна ответить научно обоснованная теория воспитания. Пока нам известен только один способ прямого воз- воздействия на подсознание — сила непосредственного при- примера, базирующаяся на потребности в подражании, особенно ярко выраженной в раннем детском возрасте. Могущество эталонов поведения, которые ребенок встре- встречает в своем ближайшем окружении, хорошо иллюстри- 212
рует эпизод, приведенный С. Соловейчиком. «Мой то- товарищ так ответил на вопрос о его воспитании:— Отец мною совсем не занимался. Но когда бы я среди ночи ни проснулся, я видел щелочку света под дверью его комнаты. Он работал... Вот эта щелочка меня и воспи- воспитывала!» (Соловейчик, 1985, с. 194). С другой стороны, имитационное поведение (особенно групповое) легко преодолевает все доводы, которые мы адресуем созна- сознанию воспитуемого, все объяснения преимуществ «хоро- «хорошего» и «полезного» по сравнению с «вредным» и «пло- «плохим». Если бы ребенок с раннего детства находил во- вокруг себя примеры только должного, соответствующего нормам поведения, воспитание социально ценной лично- личности перестало бы быть предметом специальных забот. Однако реальная действительность далека от этого утопического идеала. Как здесь не вспомнить призыв К. Маркса не забывать о том, «что воспитатель сам дол- должен быть воспитан» (Маркс /(., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 2). Ограниченность способов прямого воздействия на подсознание, равно как и их уязвимость (поскольку подражательное поведение с легкостью воспроизводит и фиксирует примеры социально неприемлемых дейст- действий), побуждает искать опосредованные пути к сфере потребностей и мотивов. Выше мы не раз говорили о том, что важнейшим механизмом трансформации по- потребностей, их конкуренции друг с другом являются эмоции, порождаемые информацией о средствах и спо- способах удовлетворения тех или иных побуждений. Зна- Значит, путь к потребностям все же лежит через сознание субъекта, точнее, через его вооружение такой информа- информацией, которая содействовала бы развитию и укреплению социально ценных мотиваций, исключая их социально неприемлемые, уродующие личность трансформации. И об этом опять-таки очень точно сказал Сухомлинский: «Противоречие между богатством желаний, с одной стороны, и ограниченностью сил, опыта, возможностью для осуществления их — с другой, представляет слож- сложный процесс самоутверждения» (Сухомлинский, 1979, с. 55). «Безоружность» бурлящих в подростке витальных, социальных и идеальных потребностей — вот истинная и единственная причина объективной и субъективной «трудности» этого возраста, которой посвящены сотни публикаций. На вопрос: «Хотели бы Вы вернуться в 213
свои 16 лет?» — академик Э. Андроникашвили ответил: «Не хотел бы, так как разрыв между огромным объемом желаний, с одной стороны, и возможностями их осуще- осуществления — с другой, порождал в те годы чувство страш- страшной неудовлетворенности» (Андроникашвили, 1979, с. 2). Значит, первая задача воспитания состоит в том, чтобы вооружить ребенка такими средствами удовлет- удовлетворения его естественных, неустранимых, органически присущих ему потребностей, которые были бы дважды полезны как для общества, так и для самого субъекта. Пусть он соперничает, но в труде и спорте, а не в улич- уличной драке, пусть утверждает себя в глазах сверстников благородным поступком, а не хулиганской выходкой, пусть демонстрирует свое повзросление зрелостью при- принимаемых им решений, а не курением и опытом общения с бутылкой. Необходимость социально приемлемой «ка- «канализации» потребностей ребенка вместо бессмыслен- бессмысленной борьбы с самими потребностями афористично сфор- сформулировал Януш Корчак: «Ты вспыльчив,— говорю я мальчику.— Ладно, дерись, только не слишком больно, злись, но только раз в день. Если хотите, в этой одной фразе я изложил весь педагогический метод, которым я пользуюсь» (Корчак, 1978, с. 13). Разум не осуждает природные инстинкты, утверждал Гегель, но направляет и облагораживает их. Эту же мысль развивает Н. И. Ло- Лобачевский: «Всего обыкновеннее слышать жалобы на страсти, но как справедливо сказал Мабли: чем страсти сильнее, тем они полезнее в обществе; направление их может быть только вредно» (Лобачевский, 1976, с. 41). Процесс канализации удовлетворения потребностей в желательном для воспитателя направлении облегча- облегчается тем обстоятельством, что дополнительная потреб- потребность в вооруженности как таковой занимает доминиру- доминирующее положение в иерархии мотивов детей и подрост- подростков на протяжении многих лет жизни. Тренируя свои двигательные координации в «бесцельной», с нашей точ- точки зрения, возне, подражая действиям взрослых, вос- воспроизводя их поведение в своих играх, ребенок непре- непрерывно вооружается ради самой вооруженности, неосо- неосознанно накапливая навыки и умения, большая часть которых ему понадобится лишь в дальнейшем. К сожа- сожалению, мы далеко не всегда различаем эту специфиче- специфическую потребность и пользуемся ею в педагогической практике, хотя потребность уметь и мочь не менее силь- сильна, чем потребность знать, а удовлетворение этой по- 214
требности способно быть источником не менее ярких положительных эмоций, чем удовлетворение детской лю- любознательности. Превращение творческого труда в жизненную по- потребность, в источник наслаждения, радости жизни, в средство развития способностей справедливо рассмат- рассматривают как важнейшее проявление ленинского «закона возвышения потребностей» (Печенев, 1976). В иерархии человеческих ценностей труд по способностям занимает одно из высших мест (Мазур, 1984). Однако не секрет, что на данном этапе развития социалистической циви- цивилизации общество объективно нуждается в значитель- значительном количестве явно нетворческого, рутинного и «не- «непрестижного» труда. Означает ли это, что единственны- единственными стимулами трудовой деятельности такого рода ос- остаются материальное вознаграждение и общественный долг? Мы полагаем, что нет. Высокая степень квалификации, мастерское владе- владение своей профессией, удовлетворяя присущую человеку потребность в вооруженности, способны стать источни- источником положительных эмоций при выполнении любой ра- работы. Как правило, мы говорим о престижности про- профессий, сравнивая их между собой, и гораздо меньше уделяем внимания престижности «по вертикали», внут- внутри одной и той же профессиональной деятельности че- человека. Нам могут напомнить о «лучших по профессии», о конкурсах лесорубов, доярок, парикмахеров и т. п. Но в этих конкурсах упор, как правило, делается на со- социальные мотивации, труд как средство достижения це- целей, с самим процессом труда непосредственно не свя- связанных. Мы же ведем речь об удовольствии, возникаю- возникающем от ощущения своего мастерства, свободного вла- владения орудиями производства, артистизма выполнения, казалось бы, самых обыденных и рутинных операций. Высокая степень профессиональной вооруженности оказывает огромное влияние на формирование харак- характера человека, самоутверждение личности, чувство соб- собственного достоинства. Необходимо с ранних лет фор- формировать у детей и подростков убеждение в том, что быть первоклассным представителем любой специаль- специальности не только почетнее, но и приятнее, радостнее, чем оказаться посредственностью с престижным дипломом в кармане. Итак, потребностно-информационный подход к тео- теории воспитания базируется на следующих исходных по- 215
ложениях. Не существует потребностей хороших и пло- плохих, низших и высших, разумных и неразумных. Все ос- основные потребности органически присущи каждому человеку: их нельзя ни уничтожить, ни искусственно насадить. Разумными и неразумными, возвышенными и низменными могут быть только формы удовлетворения зтих потребностей, только их трансформации, гармони- гармоническое сочетание или уродливое доминирование одних мотиваций в ущерб удовлетворению других. Отсюда первейшая задача воспитания заключается в таком канализировании потребностей, которое способ- способствовало бы максимальному раскрытию способностей личности, ее развитию, находясь в соответствии с реаль- реально достигнутым уровнем и потребностями дальнейшего развития общества в целом. Канализация удовлетворе- удовлетворения потребностей в желательном для общества направ- направлении достигается двумя путями: 1) непосредственным воздействием на сознание и подсознание субъекта с по- помощью имитационного воспроизведения поведенческих эталонов и 2) через вооружение субъекта социально ценными способами и средствами удовлетворения его потребностей. И тогда возникает центральный вопрос: какие имен- именно потребности следует вооружать в первую очередь и главным образом, обеспечивая тем самым их доминиро- доминирование в мотивационной структуре личности? Ясно, что этот вопрос не имеет универсального ответа. Каждая эпоха и каждое общество создают свой идеал личности, наиболее ярко воплощающий систему принятых в этом обществе ценностей. Для нашего общества таким идеа- идеалом служит моральный кодекс строителя коммунизма. Поскольку он исторически аккумулировал высшие до- достижения человеческой цивилизации, мы можем исполь- использовать для дальнейшего анализа идею Л. Н. Толстого о лучшем человеке как таком, который живет преиму- преимущественно чужими чувствами и своими мыслями. «Доминанта на другого», о которой писал А. А. Ух- Ухтомский A973, с. 384), есть, в сущности, доминирование потребности «для других», развитая способность к со- сочувствию и сопереживанию. Выше мы говорили о том, что филогенетические корни этой способности обнару- обнаруживаются уже на дочеловеческих этапах эволюции в виде феномена так называемого эмоционального резо- резонанса. Полемизируя с социобиологами, Дж. Экклс пред- предлагает различать врожденный псевдоальтруизм и ис- 216
тинный альтруизм, которому надо учиться, как учатся языку (Eccles, 1980). Дележ пищи, по Экклсу, есть первое известное антропологам проявление истинного альтруизма. Другим его примером может служить под- поддержание жизни индивидуума усилиями других членов группы. В 1971 г. были найдены скелеты двух неандер- неандертальцев, существовавших 60 тыс. лет тому назад, кото- которые прожили два года после травмы только благодаря заботам своих собратьев. О роли обучения в развитии способности к восприя- восприятию сигналов эмоционального состояния другого чело- человека свидетельствует следующий эксперимент. Из ста матерей, имеющих детей в возрасте 8—12 месяцев, толь- только треть замечала эмоциональные реакции своих детей и могла хорошо объяснить их значение. Вторая треть научилась распознавать эти сигналы после инструкции. Тем более важно целеустремленное развитие способно- способности к сопереживанию, состраданию, сочувствию у детей, которое В. А. Сухомлинский образно назвал «трудом души». «„Труд души",—писал Сухомлинский,—это зна- значит страдать, болеть страданиями и болями человека — прежде всего матери, отца, сестры, дедушки, бабушки. Не бойтесь открывать юную душу для этих страданий — они благодарны. Пусть девятилетний сын ночь не спит у постели заболевшей матери или отца, пусть чужая боль заполнит все уголки его сердца. Одна из самых мучительно трудных вещей в педагогике — это учить ре- ребенка труду любви» (Сухомлинский, 1971, с. 4). Важно, чтобы ребенок не просто ощущал некий эмоциональный дискомфорт при виде больного или несправедливо оби- обиженного человека, не просто стремился к устранению этого тягостного для него самого «сопереживания», но приходил на помощь и переживал положительные эмо- эмоции, которые приносит успех действий, направленных на облегчение участи другого. «Любовь мечтательная,— говорил Достоевский,— жаждет подвига скорого, быстро удовлетворимого и чтобы все на него глядели... Любовь же деятельная — это работа и выдержка, а для иных так, пожалуй, целая наука» (Достоевский, 1958, с. 75). Потребности «для себя» и «для других» нелепо про- противопоставлять как исключающие друг друга не толь- только потому, что они объективно существуют, но и потому, что «для себя» обладает важнейшими социальными функциями. Если потребность «для других» делает че- человека доброжелательным, т. е. исходно прогнозирую- 217
щим в каждом новом встречном хорошее (хотя этот прогноз может, разумеется, и не оправдаться), то по- потребность «для себя» порождает чувство собственного достоинства, независимость суждений, самостоятель- самостоятельность мысли. Вспомним, что «самый лучший человек», по Толстому, живет чужими чувствами, но отнюдь не чу- чужими мыслями. Важность формирования нравственной самостоя- самостоятельности, критического отношения к поведению окру- окружающих хорошо сформулировали супруги Никитины: «Мы стремимся воспитать ребенка так, чтобы в слож- сложных случаях он научился действовать не из страха или какой-нибудь выгоды, не по принципу «наших бьют!» и не потому, что «хочу, чтобы было по-моему!», а по спра- справедливости. Чтобы умел оценить каждую ситуацию, ре- решить, кто прав, кто виноват, на чьей стороне выступить. Умел правильно ориентироваться в нравственных цен- ценностях» (Никитина, Никитин, 1979, с. 6—7). Именно так поступил мальчик Сережа из кинофильма «Солнце в кармане»: когда весь класс проголосовал за наказа- наказание первоклассницы Веры, переделавшей тройку на пя- пятерку, он встал и сказал: «Хочу, чтоб простили!» Позд- Позднее героиня фильма Аня расскажет дома о том, как она вместе со всеми подняла руку, и про то, как поступил Сережа. «Какая счастливая у Сережи мама»,— заметит ее мать. Выбор Сережи был продиктован его мотивационной доминантой. Может быть, это было сочувствие, может быть, утверждение своего права на мнение, отличное от других, может быть, что-нибудь иное. Но в любом слу- случае эта мотивационная доминанта заставила работать сверхсознание, заставила искать нестандартное, нетри- нетривиальное решение — «свою мысль» о происходящем. Для формирования и развития сверхсознания ( ин- интуиции, творческого воображения) огромное значение имеет игровая деятельность детей. Соревновательные игры требуют от ребенка смекалки, поиска неожидан- неожиданных решений, способных поставить в тупик стереотипно действующего соперника. Недооценка потребности в игре, особенно в определенном возрасте, влечет за со- собою весьма серьезные отрицательные последствия. Да- Даже у высших животных лишение возможности играть резко и подчас необратимо ухудшает в дальнейшем их способность к приобретению сложных навыков. Игра ценна и тем, что приучает ребенка к самостоятельному 218
накоплению сведений об окружающем его мире, к ак- активному поиску ответов на возникающие вопросы вместо пассивного потребления добытых другими знаний. Сколь бы ни были значительны будущие успехи на- научно обоснованной теории воспитания, его практика всегда останется искусством, а деятельность воспитате- воспитателя сохранит черты сходства с творчеством художника. Минимум два обстоятельства лежат в основе этого сход- сходства. Во-первых, в отличие от обучения, адресующегося почти исключительно к сознанию ребенка, воспитание, как и искусство, призвано воздействовать на подсозна- подсознание и сверхсознание воспитуемого. Подлинная воспи- воспитанность предполагает не одно лишь знание норм, не соблюдение принятых в обществе правил с целью на- награды или ухода от наказания, а невозможность нару- нарушения принципов, ставших внутренними регуляторами действий и поступков. В субъективной неосознаваемости объективных преимуществ просоциального поведения суть моральной диалектики. Во-вторых, это несопоставимо большая, нежели при обучении, индивидуализация воспитательных воздей- воздействий. Ведь каждый воспитуемый — уникальная, непо- неповторимая личность, а процесс ее формирования действи- действительно напоминает создание единственного в своем роде «произведения» ума и таланта воспитателя. Вот почему необходимо четко различать «технологию воспитания», более или менее универсальную и потому могущую быть представленной в виде свода научно обоснованных пра- правил, и воспитание как творчество, ориентированное на каждого конкретного воспитанника, где составление общих для всех рецептов столь же бессмысленно, сколь и непродуктивно. Интуиция, неожиданный «ход», един- единственно необходимый в данном случае прием всегда должны быть в арсенале подлинно талантливого воспи- воспитателя.
Естественнонаучное обоснование ключевых понятий общей психологии * (вместо заключения) К области общественных наук следует от- отнести и науку о высшей нервной деятель- деятельности человека... По мере развития науки о высшей нервной деятельности несомнен- несомненно возникнут еще более тесные связи ее с общественными науками. ...Только на этой научной базе можно создать организации для правильного воспитания и обучения людей. Только на этой научной базе мож- можно искать правильные формы организации труда и досуга человека. И главное, толь- только на научной базе можно создать здоро- здоровую и эффективную структуру общества. Я. Л. Капица A981, с. 419) Сложнейшие безусловные рефлексы, инстинкты — врож- врожденная, специфическая для данного вида животных форма поведения, становление которой завершается в постнатальном онтогенезе под влиянием и при взаимо- взаимодействии с условными рефлексами. Сложнейшие безус- безусловные рефлексы — целостный поведенческий комплекс, системное морфофизиологическое образование, включа- включающее в себя побуждающие и подкрепляющие компонен- компоненты (подготовительные и исполнительные рефлексы по Конорски). Сложнейшие безусловные рефлексы можно разде- разделить на три группы. Реализация витальных рефлексов не требует участия другой особи того же вида, а неудов- неудовлетворение соответствующей потребности ведет к физи- физической гибели. К их числу относятся пищевой, питьевой, регуляции сна, оборонительный, экономии сил и т. п. Ролевые (зоосоциальные) безусловные рефлексы могут быть реализованы только путем взаимодействия с дру- другими особями своего вида. Эти рефлексы лежат в ос- основе полового, родительского, территориального, иерар- иерархического и т. п. поведения, где отдельно взятое живот- животное выступает в роли брачного партнера, родителя или детеныша, «хозяина» территории или «пришельца», * Определяемые понятия следуют не в алфавитном порядке, а в со- соответствии с содержанием книги. 220
вожака или ведомого. Безусловные рефлексы самораз- саморазвития не связаны с индивидуальной и видовой адапта- адаптацией к наличной, в данный момент существующей ситу- ситуации, но способствуют освоению новых пространственно- временных сред, будь то исследовательское поведение, рефлекс свободы (сопротивления принуждению), ими- имитационный и игровой. Сложнейшие безусловные реф- рефлексы животных образуют филогенетическую предысто- предысторию потребностей человека, качественно преобразован- преобразованных процессом культурно-исторического развития. Потребность — специфическая (сущностная) сила живых организмов, обеспечивающая их связь с внешней средой для самосохранения и саморазвития, источник активности живых систем в окружающем мире. Сохра- Сохранение и развитие человека — проявления этой силы, возможны лишь потому, что в мире существуют «пред- «предметы его потребностей; ...существенные для проявления и утверждения его сущностных сил предметы» (Маркс /С, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 163). Благодаря ней- нейрофизиологическому механизму активации следов (эн- грамм) внешних объектов, способных удовлетворить имеющуюся у организма потребность, и тех действий, которые ранее приводили к ее удовлетворению, потреб- потребность трансформируется в мотивацию, становится «оп- редмеченной» потребностью. Потребности человека мож- можно разделить на три основные, независимые друг от друга по своему происхождению группы: витальные, социальные и идеальные потребности познания и твор- творчества. В каждой из этих групп выделяются потребно- потребности сохранения и развития, а в группе социальных — потребности «для себя» (права) и «для других» (обя- (обязанности). Удовлетворению любой из перечисленных выше потребностей способствуют исходно самостоятель- самостоятельные дополнительные потребности в вооруженности (сред- (средствами, знаниями, умениями) и потребность преодоле- преодоления препятствий на пути к цели, обычно именуемая во- волей. Потребность в вооруженности в значительной мере удовлетворяется путем подражания и с помощью игры, особенно на ранних стадиях индивидуального развития. «Размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способов их удовлетворения, сами представ- представляют собой продукт истории» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 182). Потребность — фундаментальное явление высшей нервной (психической) деятельности, движущая сила поведения вплоть до преобразующей мир деятельности человека. 221
Личность — индивидуально неповторимая компози- композиция и внутренняя иерархия основных (витальных, соци- социальных, идеальных) потребностей данного человека, включая их разновидности сохранения и развития, «для себя» и «для других». Наиболее важной характеристи- характеристикой личности служит тот факт, какие из этих потребно- потребностей и сколь длительное время занимают доминирующее положение в иерархии сосуществующих мотивов, на какую из потребностей «работает» механизм творческой интуиции (сверхсознания по терминологии К. С. Стани- Станиславского). Главенствующая, т. е. чаще других и про- продолжительнее других доминирующая потребность, сверх-сверхзадача жизни данного человека (Станислав- (Станиславский) — вот подлинное ядро личности, ее самая суще- существенная черта. «Если человек совершает тот или иной нравственный поступок, то он этим еще не добродетелен; он добродетелен лишь в том случае, если этот способ поведения является постоянной чертой его характера» (Гегель, 1934, с. 186). Вот почему личностные тесты должны быть системой методических приемов, дающих возможность ответить на вопрос о том, в какой мере ценностные ориентации данной личности определяются ее витальными, социальными и идеальными потребно- потребностями, направленностью на себя и на других, тенденция- тенденциями сохранения и развития. Подобно тому как потребно- потребности человечества в целом есть продукт всемирной исто- истории, набор и соотношение потребностей каждого от- отдельного человека есть продукт истории его жизни, ин- индивидуальных условий его воспитания, его онтогенети- онтогенетического развития. При всем значении природных задат- задатков и способностей личность формируется под решаю- решающим влиянием конкретной социальной среды. Воля — присущая человеку потребность преодоления препятствий на пути к удовлетворению какой-либо иной потребности, первично инициировавшей поведение. На самостоятельность воли как специфической потребности указывает ее способность порождать собственные эмо- эмоции в связи с преодолением или непреодолением пре- преграды до того, как будет достигнута конечная цель. Фи- Филогенетическим предшественником воли является реф- рефлекс свободы, открытый И. П. Павловым у высших жи- животных и позднее описанный этологами как «мотивация» сопротивления принуждению». Для человека преградой на пути к цели может стать и конкурирующая потреб- потребность. Тогда доминирование одного из конкурирующих 222
мотивов будет определяться не только его силой, но и возникновением активности, по отношению к которой субдоминантный мотив есть препятствие, «внутренняя помеха». Активность, вызванная преградой, способна оттеснить первоначальное побуждение на второй план, и тогда преодоление становится самоцелью, а воля тран- трансформируется в упрямство. В качестве антипода воли можно назвать внушаемость, в том числе предрасполо- предрасположенность к гипнозу, что позволяет использовать вну- внушаемость как тест для оценки волевых характеристик личности. Характер — индивидуальная выраженность и компо- композиция дополнительных потребностей преодоления, во- вооруженности, подражания и экономии сил, присущих данному человеку. Потребность преодоления лежит в основе волевых качеств субъекта, а степень удовлетво- удовлетворения потребности в вооруженности придает ему черты уверенности, решительности, устойчивости в экстремаль- экстремально складывающихся ситуациях. Высокий уровень воору- вооруженности, осознаваемый или неосознанно ощущаемый субъектом, делает его спокойным, независимым, сохра- сохраняющим самообладание в сложной и быстро изменяю- изменяющейся обстановке. Недостаточная вооруженность в за- зависимости от доминирования тех или иных основных потребностей сообщает характеру черты тревожности, озабоченности своим положением среди людей, ревни- ревнивого отношения к успехам других, зависимости от их покровительства и поддержки. Склонность к подража- подражанию определяет меру самостоятельности совершаемых человеком поступков, а потребность в экономии сил де- делает характер энергичным, целеустремленным или, на- напротив, пассивным и ленивым. «Сила нервной системы (темперамент),—писал И. П. Павлов A954, с. 618),— прирожденное свойство, характер (форма поведения) во многом состоит из приобретенных привычек». Эмоция — отражение мозгом человека и высших жи- животных какой-либо актуальной потребности и вероятно- вероятности (возможности) ее удовлетворения. Оценку вероят- вероятности субъект производит на основе врожденного и ра- ранее приобретенного индивидуального опыта, непроиз- непроизвольно сопоставляя информацию о средствах, времени, ресурсах, прогностически необходимых для достижения цели (удовлетворения потребности), с информацией, поступившей в данный момент. Прогнозирование веро- вероятности достижения цели у человека может осущест- 223
вляться как на осознаваемом, так и на неосознаваемом уровне высшей нервной деятельности. Возрастание ве- вероятности достижения цели в результате поступления новой информации порождает положительные эмоции, активно максимизируемые субъектом с целью их усиле- усиления, продлевания, повторения. Падение вероятности по сравнению с ранее имевшимся прогнозом ведет к отри- отрицательным эмоциям, которые субъект стремится мини- минимизировать, т. е. ослабить, прервать, предотвратить. Таким образом, эмоция в нейрофизиологическом смысле термина есть активное состояние системы специализи- специализированных мозговых образований, побуждающее субъ- субъекта изменить поведение в направлении максимизации или минимизации этого состояния, что определяет под- подкрепляющую, переключающую и компенсаторную (за- (замещающую) функции эмоций в организации целенаправ- целенаправленного поведения. Потребностно-информационный под- подход к изучению эмоций позволил выделить среди моз- мозговых структур, участвующих в порождении и осуще- осуществлении эмоциональной реакции, наряду с так назы- называемыми исполнительными центрами (гипоталамус, центральное серое вещество) структуры, преимущест- преимущественно связанные с мотивационными (миндалина) и ин- информационными (передние отделы новой коры, гиппо- камп) компонентами эмоций. Стала очевидной и вто- ричность эмоциональной специализации больших полу- полушарий, за которой кроются сложные информационные процессы, преимущественная связь правого полушария с мотивационными, а левого — с когнитивными компо- компонентами эмоций. Человек с поражением левого полуша- полушария — это субъект с богатым набором потребностей и дефицитом средств их удовлетворения, в то время как больной с поражением правого полушария располагает избытком средств для удовлетворения резко обеднен- обедненной сферы мотивов. Отсюда вторично возникает склон- склонность к преобладанию отрицательных или положитель- положительных эмоций. Поведение — такая форма жизнедеятельности чело- человека и животных, которая изменяет вероятность и про- продолжительность контакта с внешним объектом, способ- способным удовлетворить имеющуюся у организма потреб- потребность. Прерывание или предотвращение вредоносного воздействия на организм, удовлетворяя потребность со- сохранения особи, ее потомства, вида в целом, представ- представляет частный случай поведения. Сложнейшие безуслов- 224
ные рефлексы (инстинкты), состоящие из побуждающих и подкрепляющих рефлекторных звеньев, представляют врожденные формы поведения. Функциональной едини- единицей индивидуально приобретаемого поведения служит взаимодействие доминанты А. А. Ухтомского и услов- условного рефлекса И. П. Павлова. Синтез механизмов до- доминанты с механизмами формирования условного реф- рефлекса обеспечивает оба фактора, необходимых и доста- достаточных для организации целенаправленного поведения: его активный, творческий характер (доминанта) и точ- точное соответствие объективной реальности (упроченный, тонко специализированный рефлекс). В организации ин- индивидуального поведения доминанта, условный рефлекс и память играют ту роль, которая в процессе филогене- филогенеза принадлежит изменчивости, отбору и наследованию его результатов. Тип высшей нервной деятельности (темперамент) — совокупность индивидуальных особенностей психики и поведения человека, проявляющихся главным образом в его отношении к окружающему миру и к самому себе. Тип данного человека складывается из так называемых общих свойств нервной системы, характеризующихся параметрами: 1) экстра-интроверсии; 2) эмоциональ- эмоциональной стабильности — невротицизма, близкого павловской шкале силы-слабости нервной системы; 3) параметром, который Павлов обозначил как подвижность (или, на- напротив, инертность) нервных процессов. Эксперименты на животных с последовательным разрушением ряда макроструктур головного мозга, равно как и выведение линий с различным объемом мозговых образований, по- позволяют высказать предположение о том, что в основе индивидуальных особенностей, описанных в виде тем- темпераментов античных авторов, типов нервной системы по Павлову и параметров Айзенка, лежат индивидуаль- индивидуальные особенности взаимодействия передних отделов но- новой коры, гиппокампа, миндалины и гипоталамуса. Со- Соотношение «информационной» системы (фронтальная кора и гиппокамп) с «мотивационной» системой (мин- (миндалина и гипоталамус) определяет степень экстра-инт- экстра-интроверсии, а от соотношения систем фронтальная кора — гипоталамус и гиппокамп — миндалина зависит уровень эмоциональной стабильности, или силы нервной систе- системы по терминологии Павлова. Для фактора подвижно- подвижности (инертности) в павловском ее понимании большое значение имеет активность системы гипоталамус—гип- 225
покамп и ее соотношение с макроструктурной системой миндалина — фронтальная кора. Одним из показате- показателей подвижности может служить индивидуально типич- типичный для данного субъекта диапазон изменений частоты и амплитуды тета-ритма, его представленность среди других ритмов электроэнцефалограммы. Павловские «специально человеческие» типы можно, по-видимому, рассматривать как результат индивидуальных вариа- вариаций функциональной асимметрии больших полушарий головного мозга, где «художественному типу» соответст- соответствует относительное преобладание правого («неречево- («неречевого», конкретно-образного) полушария. Сознание — специфически человеческая форма отра- отражения действительности, оперирование знанием, кото- которое с помощью второй сигнальной системы (слов, мате- математических символов, образов художественных произ- произведений) может быть передано другим людям, в том числе другим поколениям в виде памятников культуры. Передавая свое знание другому, человек тем самым от- отделяет себя и от этого другого и от мира, знание о ко- котором он передает. Коммуникативное происхождение сознания обусловливает способность мысленного диа- диалога с самим собой, т. е. ведет к появлению самосозна- самосознания. Внутреннее «я», судящее о собственных поступках, есть не что иное, как интериоризованный «другой». Ис- Исследования последних лет, в том числе исследования ла- терализации функций больших полушарий, показали, что сохранение связей гностических зон коры с речевы- речевыми структурами мозга представляет обязательное усло- условие функционирования сознания. Подсознание — разновидность неосознаваемого пси- психического, к которой принадлежит все то, что было осо- осознаваемым или может стать осознаваемым в определен- определенных условиях, а именно: хорошо автоматизированные и потому переставшие осознаваться навыки, вытесненные из сферы сознания мотивационные конфликты, глубоко усвоенные субъектом социальные нормы, регулирующая функция которых переживается как «голос совести», «зов сердца», «веление долга» и т. п. К подсознанию относятся и проявления интуиции, не связанные с по- порождением новой информации, но использующие лишь ранее накопленный опыт. Подсознание защищает созна- сознание от излишней работы и психических перегрузок. На- Наряду с ранее осознававшимся опытом, наполняющим подсознание конкретным, внешним по своему происхож- 226
дению содержанием, имеется и прямой канал воздейст- воздействия на подсознание в виде имитационного поведения. Так, ребенок за счет имитации неосознанно фиксирует эталоны поведения, находимые в своем ближайшем ок- окружении, которые со временем становятся внутренними регуляторами его поступков. Сверхсознание (творческая интуиция) обнаруживает- обнаруживается в виде первоначальных этапов творчества, не контро- контролируемых сознанием и волей. Неосознаваемость этих этапов представляет защиту рождающихся гипотез («психических мутаций и рекомбинаций») от консерва- консерватизма сознания, от чрезмерного давления ранее накоп- накопленного опыта. За сознанием остается функция отбора этих гипотез путем их логического анализа и с помощью критерия практики в широком смысле слова. Нейрофи- Нейрофизиологическую основу сверхсознания представляет трансформация и рекомбинация следов (энграмм), хра- хранящихся в памяти субъекта, первичное замыкание новых временных связей, чье соответствие или несоответствие действительности выясняется лишь в дальнейшем. Дея- Деятельность сверхсознания всегда ориентирована на удов- удовлетворение доминирующей потребности, конкретное со- содержание которой канализирует направление «психиче- «психического мутагенеза». Вторым канализирующим фактором является ранее накопленный опыт субъекта, зафикси- зафиксированный в его сознании и подсознании. Взаимодей- Взаимодействие сверхсознания с сознанием есть проявление на уровне творческой деятельности человека универсально- универсального принципа возникновения нового в процессе биологи- биологической и культурной эволюции. Функции сверхсознания и сознания соответствуют взаимодействию непредска- непредсказуемой изменчивости и отбора в происхождении новых видов живых существ. Подобно тому как в эволюциони- эволюционирующей популяции новое возникает через отбор отдель- отдельных особей, эволюция культуры наследует в ряду сме- сменяющихся поколений идеи, открытия и социальные нор- нормы, первоначально возникшие в голове конкретных пер- первооткрывателей и творцов. Свобода выбора (воли) — противостоящее детерми- детерминизму представление о лишь частичной, неполной зави- зависимости поведения человека от его наследственных за- задатков и формирующих влияний окружающей социаль- социальной среды. Реально существующее противоречие между детерминизмом и свободой выбора может быть снято только путем привлечения принципа дополнительности. 227
Человек несвободен (детерминирован), с точки зрения внешнего наблюдателя, рассматривающего поведение как результат генетических задатков и условий воспи- воспитания. Вместе с тем и в то же самое время человек сво- свободен в своем выборе с точки зрения его рефлексирую- рефлексирующего сознания. Эволюция и последующее культурно- историческое развитие породили иллюзию этой свобо- свободы, упрятав от сознания человека движущие им моти- мотивы. Субъективно ощущаемая свобода выбора и порож- порождаемое ею чувство личной ответственности включают механизмы всестороннего и повторного анализа послед- последствий того или иного поступка, что делает окончатель- окончательный выбор более обоснованным. Мобилизация из резер- резервов памяти такого рода информации ведет к усилению потребности, устойчиво главенствующей в иерархии мо- мотивов данной личности, благодаря чему она обретает способность противостоять ситуативным доминантам, т. е. потребностям экстренно актуализированным сло- сложившейся обстановкой. Чувство личной ответственно- ответственности, как и механизм прогнозирования последствий, фор- формируется в процессе онтогенеза. Вот почему до опреде- определенного возраста мы не считаем ребенка ответственным за свои поступки и перекладываем его вину на родите- родителей и воспитателей. При выборе поступка деятельность сверхсознания может представить в качестве материала для принятия решения такие рекомбинации следов пред- предварительно накопленного опыта, которые никогда не встречались ранее ни в деятельности данного субъекта, ни в опыте предшествующих поколений. В этом и толь- только в этом смысле можно говорить о своеобразной «са- «самодетерминации» поведения как частном случае реали- реализации процесса самодвижения и саморазвития живой природы. Воспитание — формирование такого набора и такой иерархии потребностей воспитуемого, которые наиболее благоприятны для развития общества и реализации личности во всем богатстве ее потенциальных возмож- возможностей. Канализация удовлетворения потребностей в желательном для общества направлении достигается двумя путями: 1) непосредственным воздействием на сознание и подсознание субъекта с помощью имитаци- имитационного воспроизведения поведенческих эталонов и 2) через вооружение субъекта социально ценными спо- способами и средствами удовлетворения его потребностей, исключающими их уродливые социально неприемлемые 228
трансформации. В отличие от обучения, адресующегося почти исключительно к сознанию ребенка, воспитание (как и искусство!) призвано воздействовать на подсо- подсознание и сверхсознание воспитуемого. Подлинная воспи- воспитанность предполагает не одно лишь знание норм, не соблюдение принятых в обществе правил с целью на- награды или ухода от наказания, а невозможность нару- нарушения принципов, ставших внутренними регуляторами действий и поступков. В субъективной неосознаваемо- сти объективных преимуществ просоциального поведения суть моральной диалектики. Душа, духовность — с материалистической точки зре- зрения и в современном словоупотреблении этих понятий обозначают индивидуальную выраженность в структуре данной личности двух фундаментальных потребностей человека: идеальной потребности познания и социальной потребности «для других». Под духовностью преимуще- преимущественно подразумевается первая из этих потребностей, под душевностью — преимущественно вторая. Отвергнув религиозно-мистические представления о душе, о ее божественном происхождении и загробном существовании в потустороннем мире, мы в своей повсе- повседневной жизни не можем обойтись без употребления та- таких понятий как «душа» и «духовность». Нас окружают люди душевные и равнодушные, мы ценим богатый ду- духовный мир и обеспокоены бездуховностью некоторых людей, мы восхищаемся великодушием и с сожалением смотрим на малодушие, проявленное в сложной жизнен- жизненной ситуации. В публикуемых в печати статьях многократно упо- упоминается о «духовном факторе созидания», «духовном богатстве», «духовной культуре», «духовной жизни», «духовном развитии», «духовном росте», «духовном осво- освоении реального мира». Среди многообразных видов че- человеческой деятельности выделяют три основные группы: материальную (производственную), социально-полити- социально-политическую и духовную. В воплощении «жизни человеческого духа» К. С. Станиславский видел главную задачу худо- художественного творчества. Много лет назад философ А. Шопенгауэр остроумно заметил, что отрицание души есть философия людей, которые забыли взять в расчет самих себя. Несомненно, что за понятиями «душа» и «дух» стоят реалии, мимо которых не может пройти диалектико-ма- териалистическое мировоззрение. «Я не отрицаю психо- 229
логии как познания внутреннего мира человека,— утверждал великий материалист И. П. Павлов,— Тем ме- менее я склонен отрицать что-нибудь из глубочайших вле- влечений человеческого духа» (Павлов, 1973, с. 881). Так что же такое «душа» с точки зрения современной мате- материалистической науки? Согласно энциклопедическим изданиям последних лет в диалектическом материализме слово «душа» употребляется только как синоним слова «психика» и по содержанию соответствует понятиям «пси- «психика», «внутренний мир», «переживание», а понятие духа употребляется обычно как синоним сознания. Будучи справедливым в целом, такие определения требуют кон- конкретизации и уточнения. Ведь «психика» — чрезвычайно широкое понятие, включающее в себя все формы отра- отражательной деятельности: ощущения, восприятия, пред- представления, мышление, эмоции, волю, разум, интеллект и т. д. Разве «бездушный» человек не мыслит? Разве во- вопиющая бездуховность морально опустошенного субъек- субъекта лишает его наслаждения от своих низменных удо- удовольствий? Поставить знак равенства между психикой и душой в современном понимании слова «душа» не уда- удается. Не меньшие трудности возникают и с термином «со- «сознание». Дело в том, что обладание большим запасом знаний особенно в какой-либо специальной области не обязательно связано с великодушием, духовным богатст- богатством. И, наоборот, неграмотный, проживший всю жизнь в глухом «медвежьем углу» человек вдруг оказывается способен на необыкновенное величие человеческого духа. Образами таких людей наполнена классическая русская литература. Разумеется, примитивность интересов, незнание бо- богатств, накопленных человеческой культурой, интеллек- интеллектуальная ограниченность несоединимы с формированием духовно богатой личности. И все же простое присвоение добытых другими знаний само по себе не ведет к верши- вершинам духа. В понятиях дух и душа наряду со стремлением к истине, к познанию окружающего мира мы интуитивно ощущаем присутствие категории добра. Ни сумма знаний, которой располагает человек, ни его мышление, ни сознание не исчерпывают понятия о душе. Сам по себе ум не только не гарантирует высоких душевных качеств человека, но зачастую услужливо предлагает сознанию весьма убедительное оправдание неблаговидных поступков. Так, бросив товарища в беде, 230
человек способен уверять других и, что особенно важно — искренне поверить сам в необходимость и целесообраз- целесообразность такого поступка, оправдывая его своей попыткой позвать на помощь, бессмысленностью собственной гибе- гибели в случае, если бы он остался рядом с потерпевшим, необходимостью сохранить себя для важного дела и т. д. Мы ни на шаг не приблизимся к уяснению сущности души и духа, пытаясь просто-напросто заменить их по- понятиями «психика» и «сознание». Может сложиться впечатление, что в современном словоупотреблении понятие «душа человека» совпадает с понятием «личность». Выше мы определили личность как индивидуально неповторимую композицию и иерар- иерархию всех основных потребностей человека. Однако ви- витальные («биологические») и многочисленные вторичные потребности в пище, одежде, жилище, в средствах их производства и т. п. безусловно отличны от духовных потребностей. Более того, не все социальные потребности человека ассоциируются с его душой. По-видимому, речь может идти только о таких качест- качествах личности, которые представляют неоспоримую соци- социальную ценность, ибо само существование категорий души и духа на протяжении почти всей истории челове- человеческой цивилизации (при исторической изменчивости конкретного содержания этих категорий) указывает на фундаментальное, непреходящее значение этих ценно- ценностей. Во-первых, это та разновидность социальных потреб- потребностей человека, которую мы обозначали как потреб- потребность «для других» и которая подчас побуждает субъек- субъекта действовать вопреки и в ущерб своим личным интере- интересам, продиктованным собственными витальными, мате- материальными и социально-престижными потребностями. Вторым качеством, ассоциирующимся с понятием ду- духовности, с богатством и величием духовного мира лич- личности, является потребность познания, точнее, та ее раз- разновидность, которая связана с развитием, не довольст- довольствующимся простым присвоением имеющихся знаний, не ограничивающим себя рамками ныне существующих норм, но стремящимся раздвинуть эти нормы, освоить новые сферы действительности. Для духовной деятельности человека характерно ее бескорыстие, причем бескорыстие двоякого рода. Дея- Деятельность «для других» осуществляется без расчета на немедленное социальное вознаграждение, а познание не преследует конкретных прагматических целей. 231
Мы прекрасно понимаем, что без объединения усилий, без сотрудничества и взаимопомощи существование об- общества невозможно. Точно так же, результаты познания окружающего мира обеспечивают совершенствование технологии, средств и способов производства материаль- материальных благ, необходимых для удовлетворения витальных и социальных потребностей. Но объективная полезность духовной деятельности человека диалектически сочета- сочетается с ее субъективным бескорыстием. Именно это «осво- «освобождение» познавательной и социально-альтруистиче- социально-альтруистической деятельности от сиюминутной конкретизации ее целей, от вопроса «зачем?» создает возможность разви- развития цивилизации, открытия новых явлений (которые позд- позднее будут поставлены на службу практике), формулиров- формулировки новых норм общественной жизни, соответствующих изменившимся условиям существования. Итак, потребностно-информационный подход приво- приводит нас к гипотезе о том, что с материалистической точ- точки зрения понятия «душа» и «духовность» человека обо- обозначают индивидуальную выраженность в структуре личности двух фундаментальных потребностей: идеаль- идеальной потребности познания и социальной потребности «для других». Под духовностью преимущественно под- подразумевается первая из этих потребностей, под душев- душевностью— преимущественно вторая. В самом деле, каждый раз, когда мы говорим о душев- душевности, равнодушии, бездушии и т. п., мы подразумеваем отношение человека к окружающим его людям, то есть заботу, внимание, любовь, привязанность, готовность прийти на помощь, подставить плечо, разделить радость и горе. Это отношение вторично распространяется и на дело, выполняемое внимательно, заинтересованно, с лю- любовью, то есть с «душой». Поскольку потребности «для себя» и «для других» присущи любому из нас, их соотно- соотношение получило отражение в представлениях о «размере души». Проявить малодушие — значит отказаться от до- достижения важной, но удаленной и трудно достижимой цели в пользу потребностей сохранения своего личного благополучия, социального статуса, общепринятой нор- нормы. Заметьте, что мы не назовем малодушием отказ от достижения той же цели, если он продиктован заботой не о себе, а о других. Руководителя группы путешествен- путешественников, отказывающегося рисковать жизнью своих това- товарищей, мы готовы упрекнуть в чрезмерной осторожности, в нерешительности, но... в малодушии — вряд ли. 232
Великодушие — это всегда примат высших идеальных или социальных потребностей, примат истины и добра над заботой о себе, о том, как я выгляжу в глазах других в соответствии с принятой в моем окружении нормой. Ве- Великодушие— всегда поступок в пользу другого (или дру- других), отказ от обычной, близлежащей нормы поведения в пользу нормы более высокого порядка, способствующей совершенствованию и развитию человеческих отношений. С категорией духовности соотносится потребность по- познания — мира, себя, смысла и назначения своей жизни. «Не зная, для чего ему жить, человек скорее истребит себя, даже если кругом его все будут хлебы... ибо тайна человеческого бытия не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить»— пишет Достоевский в «Братьях Карамазовых». Великие и вечные вопросы о сущем и должном, об истине и правде ставит действительность перед человеческим умом. Человек духовен в той мере, в какой он задумывается над этими вопросами и стре- стремится получить на них ответ. Может показаться, что сводя понятия духа и души к познанию и альтруизму, мы обедняем поистине безгра- безграничный внутренний мир человека. Но это не так. Ведь потребность познания и потребность «для других» суще- существуют и непрерывно взаимодействуют со всеми осталь- остальными потребностями данной личности, с ее сознанием, подсознанием и сверхсознанием. В результате этого вза- взаимодействия возникает бесконечное множество оттенков, граней, аспектов духовной жизни. Так, доминирование социальной потребности в утверждении норм трансфор- трансформирует потребность познания в поиск все новых и новых подтверждений справедливости и незыблемости однажды сложившихся постулатов. Трудно отказать в духовности и проповеднику, догматически преданному символам сво- своей веры, если, разумеется, его проповедь не преследует чисто социальных целей, а его преданность вере не стала средством личного преуспевания. Сказанное в полной мере относится к тому, что можно было бы назвать интеллектуальной, познавательной ипо- ипостасью души, отнюдь не сводимой к ее потребностно-мо- тивационной и аффективной основе. Ведь побуждения че- человека получают отражение в его рефлексирующем со- сознании, хотя это отражение тысячелетиями имело форму мифологических представлений о духовном мире челове- человека, о его бессмертной душе. Трудный путь самопознания, запечатленный в этих представлениях — специальная 233
тема научного человековедения. Вместе с тем, именно неосознаваемость всей сложности сил, движущих чело- человеком, сыграла решающую роль в возникновении пред- представлений о душе и духе как категориях, отличных от тела и противопоставляемых его нуждам. На это обстоя- обстоятельство со всей определенностью указал Ф. Энгельс: «Люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того, чтобы объяснять их из своих по- потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в го- голове, осознаются), и этим путем с течением времени воз- возникло то идеалистическое мировоззрение, которое овла- овладело умами, в особенности со времени гибели античного мира» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 493). Потребностно-информационный подход к духовному миру человека, обнаружение в основе представлений о душе и духовности потребностей познания и альтруизма создают возможность материалистического понимания тех явлений высшей нервной (психической) деятельнос- деятельности, которые длительное время находились за пределами естественнонаучного анализа. Тем актуальнее попытка обнаружить за покровом тысячелетиями складывающих- складывающихся представлений их рациональное ядро, реальность, побуждающую нас заботиться о формировании духовно богатой и душевно щедрой личности. В предисловии к последнему прижизненному изданию своего классического труда «Интегративная деятель- деятельность нервной системы» (Л., Наука, 1966, с. 26) выдаю- выдающийся нейрофизиолог 20-го столетия Чарльз Шерринг- тон писал: «...свойственный организму с незапамятных времен принцип самосохранения как бы отменяется но- новым порядком вещей: новые формы существования отри- отрицают формы, предшествующие им; на горизонте появля- появляются новые моральные ценности. Возникает принцип альтруизма... Этот новый дух, по-видимому, в значитель- значительной мере соответствует развитию человека на нашей планете. Лорд Актон намеревался создать «Историю свободы», между тем не менее стоящим было бы созда- создание «Истории альтруизма». Это может быть сочтено от- отходом от физиологии, однако я думаю, что это не так... В той мере, в какой физиология включает в себя чело- человека как физиологический фактор на нашей планете, это противоречие, главным действующим лицом которого он является, не лежит вне границ физиологической науки». Как мы показали в первой главе, уже у высших мле- млекопитающих животных существуют две «бескорыстные» 234
потребности, которые можно рассматривать в качестве филогенетических предшественников потребности позна- познания и потребности «для других». Это — исследователь- исследовательское поведение и способность к эмоциональному резо- резонансу в ответ на сигналы об эмоциональном состоянии другой особи того же вида, т. е. способность к сопережи- сопереживанию. Здесь надо остановиться и уточнить вопрос о беско- бескорыстии. Мы употребляем это выражение в том смысле, что действия, побуждаемые потребностью в информации и потребностью прервать или предотвратить поток сиг- сигналов о неблагоприятном состоянии другой особи не свя- связаны с удовлетворением каких-либо иных витальных и зоосоциальных потребностей. И те и другие действия име- имеют только внутреннее подкрепление, сопоставимое с со- состраданием у человека или с тем удовольствием, которое ему доставляет процесс познания окружающего мира. Мы уже упоминали о том, что исследовательское поведе- поведение сопровождается активацией нервных клеток центров положительных эмоций и повышением содержания в ткани мозга эндогенных опиатов. С другой стороны, наша сотрудница Л. А. Преображенская зарегистрирова- зарегистрировала у собак, наблюдающих болевое раздражение другой собаки, объективные признаки эмоционально отрица- отрицательного напряжения — учащение сердечных сокращений и нарастание суммарной мощности электрической ак- активности гиппокампа мозга (его тета-ритма). Устране- Устранение этого напряжения в случае, когда собака-«зри- тель» специальным рычагом выключает раздражение партнера, и является «наградой» для исполнителя, под- подкреплением условного рефлекса. Иными словами, «корысть» при осуществлении иссле- исследовательского или альтруистического поведения состоит в появлении у действующего животного положительных или в устранении отрицательных эмоций, подобно тому как следование велениям души порождает у человека чувство удовлетворения выполненным долгом или угры- угрызения совести, если он остался глух к ее голосу. Но человек не только действует, побуждаемый свои- своими потребностями, в том числе потребностями позна- познания и альтруизма. Будучи наделен рефлексирующим со- сознанием, способностью к отражению своих собственных побуждений, он пытается понять причины своих поступ- поступков и положить это понимание в основу своей социаль- 235
ной практики, влияния на поведение других людей, вос- воспитание новых поколений. Вооружившись потребностно-информационным под- подходом, мы предполагаем в дальнейшем исследовать, ка- какие качественно новые черты приобрели потребности по- познания и альтруизма в процессе антропосоциогенеза и последующего культурно-исторического развития челове- человека, какое отражение они получали в сознании людей, в их представлениях о своей собственной природе, о дви- движущих ими силах на различных этапах исторического развития. Наконец, как проиходит пробуждение и разви- развитие духовных потребностей ребенка, какие факторы со- содействуют или препятствуют формированию духовно бо- богатой личности, способной сохранить и улучшить окру- окружающий ее мир.
Литература Введение Беляев Д. K. Некоторые генетико-эволюционные проблемы стресса и стрессируемости//Вестн. АМН СССР. 1979. № 7. С. 9—14. Беляев Д. K. Современная наука и проблемы исследования челове- ка//Вопр. философии. 1981. № 3. С. 3—16. Бехтерева Н. П. Нейрофизиологические аспекты психической деятель- деятельности человека. М.: Медицина, 1971. Вернадский В. И. Размышления натуралиста. М.: Наука, 1975. Кн. 1. Выготский Л. С. Собрание сочинений. М.: Педагогика. 1982. Т. 1. Гиляров М. С. Некоторые методологические проблемы теории эво- эволюции в биологии//Материалы III Всесоюз. совещ. по филос. вопр. соврем, естествознания. М.: Наука, 1981. Вып. 1. С. 125— 134. Келле В. Ж., Налетов И. 3., Соколов Е. Н. Философские основания психологии и общественных наук//Вопр. философии. 1984. № 2. С. 34—49. Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. М.: Изд-во МГУ, 1973. Малиновский А. А. К вопросу о путях исследования условий твор- творческого процесса//Научное творчество. М.: Наука, 1969. С. 281— 290. Павлов Я. П. Полное собрание трудов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 3, кн. 1. Павлов И. П. Павловские клинические среды. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. 1. Павлов И. Я. Неопубликованные и малоизвестные материалы И. П. Павлова. Л.: Наука, 1975. Симонов Я. В. Эмоциональное возбуждение и «психический мутаге- нез»//Второй симпоз. по пробл. «Человек и машина». М.: Науч.- техн. о-во им. А. С. Попова, 1966. С. 28—35. Смирнов В. М. Стереотаксическая неврология. Л.: Медицина, 1976. Тимирязев K. А. Сочинения. М.: Сельхозгиз, 1939. Т. 6. Allport G. Fruits of eclectizm//Proc. Intern. Congr. Psychol. Amster- Amsterdam, 1964. Ayer A. The Central Questions of Philosophy. L.: Weidenfeld and Nic- Nicholson, 1973. Changeux J., Heidmann Т., Patte P. Learning by selection//Biology of Learning. Berlin: Springer, 1984. P. 115—133. Delgado J. Physical Control of the Mind. N. Y.: Harper and Row, 1969. Eccles J. The Human Psyche. Heidelberg: Springer, 1980. Galambos R. Changing concepts of the learning mechanism//Brain Me- Mechanisms and Learning. Oxford: Blackwell Sci., 1961. Heath R. Electrical self-stimulation of the brain in man//Amer. J. Psy- chiat. 1963. Vol. 120, N 6. P. 571—577. Lumsden Ch., Wilson E. Precis of genes, mind, and culture//Behav. and Brain Sci. 1982. Vol. 5, N 1. P. 1—37. 237
Milestones in Motivation/Ed. W. A. Russell. N. Y.: Appleton-Century- Crofts, 1970. Plotkin H.t Odling-Smee F. A multiple-level model of evolution and its implications for sociobiology//Behav. and Brain Sci. 1981. Vol. 4, N 2. P. 225—268. Popper K., Eccles J. The Self and its Brain. N. Y.: Springer, 1977. Pringle /. On the parallel between learning and evolution//Behaviour. 1951. Vol. 3. P. 174—215. Rime B. Les théories des émotions//Cah. psychol. cognitive. 1984. Vol. 4, N 1. P. 5—8. Russel W. Evolutionary concepts in behavioural science. The evolution of behaviour in the individual animal, and the principle of combi- natorical selection//Gen. Syst. 1961. Vol. 6. P. 51—91. Russel W. Evolutionary concepts in behavioural science. The analogy between organic and individual behavioural evolution and the evo- evolution of intelligence//Ibid. 1962. Vol. 7. P. 157—193. Sem-Jacobson С Depth-Electrographio-Stimulation of the Human Brain and Behaviour. Springfield: Tomas, 1968. Skinner B. Selection by consequences//Behav. and Brain Sci. 1984. Vol. 7, N 4. P. 477—481. Sperry R. Mind-brain interaction: Mentalism, yes; dualism no//Neuro- science. 1980. Vol. 5, N 2. P. 195—206. The Biology of Learning/Ed. P. Marier, H. Terrace. Berlin: Springer, 1984. Volkenstein M. About the freedom of will//J. Soc. and Biol. Struct. 1980. Vol. 3. P. 67—72. Глава 1 Айрапетянц M. Г., Хоничева H. M., Мехедова А. Я., X. Ильяна Вильяр. Реакция на умеренные функциональные нагрузки у крыс с инди- индивидуальными особенностями поведения//Журн. высш. нервн. дея- деятельности. 1980. Т. 30, № 5, С. 994—1002. Алликметс Л. X., Дитрих M. Е. Влияние разрушений в лимбической системе на эмоциональные реакции и условные реакции у крысу/ //Журн. высш. нервн. деятельности. 1965. Т. 15, № 1. С. 86—91. Асратян Э. А. Лекции по некоторым вопросам нейрофизиологии. М.: Изд-во АН СССР, 1959. Баскин Л. М. Экологические аспекты поведения копытных млекопи- млекопитающих: Автореф. дис. ... д-ра биол. наук. М.: Ин-т биол. разви- развития АН СССР, 1975. Беленков Н. Ю., Шалковская Л. Н., Гонсалес Б. О различиях пове- поведенческих актов, вызываемых естественным путем и электриче- электрической стимуляцией мозга//Журн. высш. нервн. деятельности. 1982. Т. 32, № 1. С. 20—24. Бианки В. Л., Филиппова Е. Б., Мурин С. Э. Межполушарная асим- асимметрия «эмоционального резонанса» у крыс//Там же. 1985. Т. 35, № 2. С. 261—266. Буров Ю. В. Фармакологический анализ механизмов влечения и за- зависимости к этанолу и поиск средств для лечения алкоголизма: Автореф. дис. ... д-ра мед. наук. М.: Ин-т фармакологии АМН СССР, 1980. Буров Ю. В., Кампов-Полевой А. Б., Салимое Р. М. Влияние фар- фармакологических веществ на рефлекс избегания в групповом эк- эксперименте у крыс//Журн. высш. нервн. деятельности. 1977. Т. 27, № 3. С. 530—533. Буров Ю. В., Сперанская Н. П. Влияние психотропных веществ на 238
выработку оборонительного условного рефлекса при эксперимен- экспериментальном невроз?//Бюл. эксперим. биологии и медицины. 1977. Т. 83, № 6. С. 696—698. Вальдман А. В., Игнатов Ю. Д. Центральные механизмы боли. Л.: Наука, 1976. Вальдман А. В., Звартау Э. Э., Козловская M. M. Психофармаколо- Психофармакология эмоций. М.: Медицина, 1976. Вернадский В. И. Размышления натуралиста. М.: Наука, 1977. Т. 2. Выгвицкая Л. В. Синтез ДНК в мозге крыс, выращенных в сенсорно обогащенной ,и обедненной среде//Журн. высш. нервн. деятель- деятельности. 1983. Т. 33, № 4. С. 773—775. Грант В. Эволюция организмов. М.: Мир, 1980. Джалагония Ш. Л., Узунян Л. А., Вавилова В. П., Бобаянц Б. С. Методика создания конфликтной ситуации на основе пищевого поведения у обезьян//Журн. высш. нервн. деятельности. 1983. Т. 33. № 4. С. 776—779. Дьюсбери Д. Поведение животных. М.: Мир, 1981. Ерофеева M. H. Электрическое раздражение кожи собаки как услов- условный возбудитель работы слюнных желез. Дис. СПб., 1912. Конорски Ю. Интегративная деятельность мозга. М.: Мир, 1970. Кряжев В. Я. Высшая нервная деятельность животных в условиях общения. М.: Медгиз, 1955. Кузнецова Л. М. Исследование роли средовых и генотипических фак- факторов в способности крыс к экстраполяции: Автореф. дис. ... ... канд. биол. наук. М.: МГУ, 1982. Лоренц К. Кольцо царя Соломона. М.: Знание, 1970. Майоров Ф. Я. История учения об условных рефлексах. М.; Л.: Изд- во АН СССР, 1954. Меннинг О. Поведение животных. М.: Мир, 1982. Миллер Дж., Галантер Е., Прибрал К. Планы и структура поведе- поведения. М.: Прогресс, 1965. Новиков С. Н. Экспериментальный анализ этолого-физиологических механизмов формирования иерархии у лабораторных мышей: Ав- Автореф. дис. ... канд. биол. наук. Л.: ЛГУ, 1979. Орбели Л. А. Избранные труды. М.; Л.: Наука, 1964. Т. 3. Павлов И. Я. Полное собрание сочинений. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 3, кн. 1/2. Павлов И. Я. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. М.: Наука, 1973. Понугаева А. Г. Импринтинг (запечатление). Л.: Наука, 1973. Пошивалов В. Я. Групповое поведение мышей в коммуникативном аппарате//Журн. высш. нервн. деятельности. 1977. Т. 27, № 5. С. 1011—1019. Пошивалов В. Я. Фармакологический анализ иерархических отноше- отношений у мышей//Там же. 1979. Т. 29, № 1. С. 167—173. Протопопов В. Я. Условия образования моторных навыков и их фи- физиологическая характеристика. Киев; Харьков: Госмедиздат УССР, 1935. Протопопов В. Я. Исследование высшей нервной деятельности в естественном эксперименте. Киев: Геомедиздат УССР, 1950. Симонов Я. В. О характере и вероятном механизме гиппотизации жи- животных путем обездвиживания//Журн. высш. нервн. деятельно- деятельности. 1963. Т. 13, № 1. С. 140—146. Симонов Я. В. Что такое эмоция? М.: Наука, 1966. Симонов П. В. Теория отражения и психофизиология эмоций. М.: Наука, 1970. 239
Симонов Я. В. (ред.) Нейроэтологический подход к анализу внутри- внутривидового поведения. М.: Наука. 1976. Симонов П. В. Два к одному: индивидуальные особенности условной реакции избегания у крыс при болевом раздражении другой осо- би//Механизмы интегративной деятельности мозга. М.: Наука, 1981. С. 292—301. Симонов П. В. Эмоциональный мозг. М.: Наука, 1981. Симонов П. В. Сложнейшие безусловные рефлексы как потребностно- эмоциональная основа поведения животных//Механизмы поведе- поведения. М.: Наука, 1983. С. 53—55. Симонов П. В.. Ершов П. М. Темперамент. Характер. Личность. М.: Наука, 1984. Слоним А. Д. Инстинкт. Л.: Наука, 1967. Солбриг О., Солбриг Д. Популяционная биология и эволюция. М.: Мир, 1982. Тинберген Н. Поведение животных. М.: Мир, 1985. Фабри К. 3., Филиппова Г. Г. К проблеме имитационного, научения у животных//Вестн. МГУ. Сер. 14, Психология. 1982. № 2. С. 55—61. Фирсов Л. А. Поведение антропоидов в природных условиях. Л.: Наука, 1977. Хайнд Р. Поведение животных. М.: Мир, 1975. Черкес В. А. Инстинктивные и условные реакции у кошек с удален- удаленными миндалевидными ядрами//Журн. высш. нервн. деятельно- деятельности. 1967. Т. 17, № 1. С. 70—78. Штемберг А. С. Острое угашение ориентировочно-исследовательских реакций у крыс разных линий в тесте «открытого поля»//Там Же. 1982. Т. 32, № 4. С. 760—762. Шулейкина К. В. Системная организация пищевого поведения. М.: Наука, 1971. Ярошевский М. Г. А. А. Ухтомский и проблема мотивации поведе- ния//Вопр. психологии. 1975. № 3. С. 3—17 Adams D. Defence and territorial behaviour dissociated by hypothala- mic lesions in the rat//Nature. 1971. Vol. 232, N 5312. P. 573— 574. Albert D., Welsh M. Medial hypothalamic lesions in the rat enhance reactivity and mouse killing but not social aggression//Physiol. and Behav. 1982. Vol. 28, N 5. P. 791—795. Albert D.f Welsh M., Ryan /., Siemens Y. Mouse killing in rats: a com- comparison of spontaneous killers and rats with leasions of the medial hypothalamus or the medial accumbeus nucleus//Ibid. Vol. 29, N 6. p. 989—994. Alexander В., Roth E. The effects of acute crowding on the aggressive behaviour of Japanese monkeys//Behaviour. 1971. Vol. 39, N 2/4. p. 73—90. Alexander M., Perachio Л. The influence of target sex and dominance on evoked attack in rhesus monkeys//Amer. J. Phys. Anthropol. 1973. Vol. 38, N 2. P. 543—547. Anthouard F. Comportement social d'un groupe de rats blancs place dans une situation d'apprentissage//C. r. Acad. sci. 1970. Vol. 270, N 26. P. 3260—3263. Anthouard F. Privation sociale précoce et apparétion du phénomène de «parasitisme» chez le rat blanc adulte//Ibid. 1971. Vol. 272. P. 2009—2012. Anthouard F. Comportement des rats sanvages en semi-liberte//Rev. comport, anim. 1971. Vol. 5. P. 3—18. 240
Beatty W.t Dodge A., Traylor K.t Donegan /., Codding Ph. Septal le- lesions increase play fighting in juvenile rats//Physiol. and Behav. 1982. Vol. 28, N 4. P. 649—652. Beck J. A positive correlation between male and female response laten- latencies in the mutually reinforced instrumental sexual responses in rats//Acta neurobiol. exp. 1978. Vol. 38, P. 153—156. Berg D., Baenninger R. Prédation: separation of aggressive and hunger motivation by conditioned aversion//J. Comp. and Physiol. Psy- chol. 1974. Vol. 86, N 4. P. 601—606. Berger В., Mesch D., Schuster R. An animal modes of «cooperation» learning//Neural Mechanisms of Goal-Directed Behaviour and Learning. N. Y.: Acad. press, 1980. P. 481—492. Berlyne D. Curiosity and learning//Motivat. and Emot. 1978. Vol. 2, N 2. P. 97—176. Berlyne D. Information and motivation//Human Communication: Theor. Explorat. N. Y.: Hillsdale, 1974. P. 19—45. Bulger A, The evolution of altruistic behaviour in social carnivores// //Biologist. 1975. Vol. 57, N 2. P. 41—51. Bunnell В., Sodetz F., Shalloway D. Amygdaloid lesions and social be- behaviour in golden hamster//Physiol. and Behav. 1970. Vol. 5, N 2. P. 151—161. Busch D., Bar field R. A failure of amygdaloid lesions to alter agonis- agonistic behaviour in the laboratory rat//Ibid. 1974. Vol. 12, N 5. P. 887—892. Capriglione M., Flavio L., Moreir S., Masur /. Correlation between in- individual differences in rats performance and the outcome of social worker-parasite relationship//Psychol. Rep. 1979. Vol. 45, N 2. P. 631—637. Carr W., Kimmel K., Anthony S., Schlocker D. Female rats prefer to mate with dominant rather than subordinate males//Bull. Psycho- nom. Soc. 1982. Vol. 20, N 2. P. 89—91. Chamove A., Eysenck H., Harlow tf. Personality in monkeys: factor analyses of rhesus social behaviour//Quart. J. Exp. Psychol. 1972. Vol. 24, N 4. P. 496—504. Church R. M. Emotional reactions of rats to the pain of others//J. Comp. Physiol. Psychol. 1959. Vol. 52. P. 132—134. Сое Ch., Levin R. Dominance assertion in male chimpanzees//Aggres. Behav. 1980. Vol. 6, N 2. P. 161—174. Colman A., Liebotd K-, Boren J. A method for studying altruism in monkeys//Psychol. Rec. 1969. Vol. 19, N 3. P. 401—405. Connor J., Watson P. A device for presenting attack opportunity as a reinforcer for operant behaviour//Behav. Res. Meth. and Instrum. 1977. Vol. 9, N 4. P. 349—352. Danquir J., Nicolaidis S. Protection d'un rat naif de la consommation d'une solution par des congénères ayant appus à la refuser//C. r. Acad. sci. D. 1975. Vol. 280, N 22. P. 2595—2598. Dlag /. Aggression and submission in monkey societes//Anim. Behav. 1977. Vol. 25, N 2. P. 465—474. Deets Л., Harlow H., Singh S., Blornquist A. Effects of bilateral lesions of the frontal granular cortex on the social behaviour of rhesus monkeys//J. Comp. Physiol. Psychol. 1970. Vol. 72, N 3. P. 452— 461. Eccles /. The Human Mystery. Berlin; Heidelberg: Springer Intern., 1979. Eccles /. The Human Psyche. Heidelberg:: Springer Intern., 1980. Einon D. Pats at play//New Sci. 1980. Vol. 85, N 1199. P. 934—936. 9 П. В. Симонов 241
Eisenberger R. Explanation of rewards that do not reduce tissue needs//Psychol. Bull. 1972. Vol. 77, N 5. P. 319—339. Fonberg £., Kostarczyk E., Prechtl J. Training of instrumental respon- responses in dogs socially reinforced by humans//Pavlov J. Biol. Sci. 1981. Vol. 16, N 4. P. 183—193. Frank R., Stutz R. Behavioural changes induced by basolateral amyg- amygdala self-stimulation//Physiol. and Behav. 1982. Vol. 28, N 4. P. 661—665. Gemberling G. Ingestion of a novel flavor before exposure to pups in- injected with lithium chloride produces a teste aversion in mother rats//J. Comp. Psychol. 1984. Vol. 98, N 3. P. 285—301. Greene /. Altruistic behaviour in the albino rat//Psychonom. Sci. 1969. Vol. 14, N l.P. 47—48. Harlow H., Harlow M. The affectional systems//Behaviour of Nonhu- Nonhuman Primates. N. Y.: Acad. press, 1965. Huntley M., Newton J. Effects of environmental complexity and loco- motor activity on bram weight in the cat//Physiol. and Behav. 1972. Vol. 8, N 4. P. 725—727. Kanui /., Martin T., Sinnaman H. Activity of neurons in the anterio- medial cortex during rewardings brain stimulation, saccharin con- consumption and orienting behaviour//Behav. and Brain Res. 1983. Vol. 8, N 1. P. 69—84. Katz R., Gebbart /. Endogenous opiates and behavioural responses to environmental novelty//Behav. Biol. 1978. Vol. 24, N 3. P. 338— 348. Kaufman L Foraging cost and meal patterns in ferrets//Physiol. and Behav. 1980. Vol. 25, N 1. P. 139—141. Kaufman L., Collier G., Hill W.f Collins K. Meal cost and meal pat- patterns in an uncaged domestic cat//Ibid. P. 135—137. Kavanau J. Behaviour of captive white-footed mice//Science. 1967. Vol. 155. P. 1523—1539. Kling A. Effects of amygdalectomy on social-affective behaviour in non-human primates//Neurobiology of the Amygdala. N. Y.; L.: Plenum press, 1972. P. 511—536. Koeb B. Social behaviour of rats with chronic prefrontal lesions//J. Comp. Physiol. Psychol. 1974. Vol. 87, N 3. P. 466—474. Konopasky R., Telegedy G. Conformity in the rat: a leader selection of door color versus a learned door-color disrimination//Percept. and Mot. Skills. 1977. Vol. 44, N 1. P. 31—37. Koolhaas /. Hypothalamically induced intraspecific aggressive beha- behaviour in the rat//Exp. Brain Res. 1978. Vol. 32, N 3. P. 365—375. Lawick-Goodall J. Exemples de comportement agressif dans un groupe de chimpanzés vivant en libérte//Rev. intern, sci. soc. 1971. Vol. 23, N 1. P. 102—111. Legrand R., Fielder R. Role of dominance-submission relationships in shock induced fighting of mice//J. Comp. Physiol. Psychol. 1973, Vol. 82, N 3. P. 501—506. Levinson D., Reeves D., Buchanau D. Reductions in aggression and dominance status in guinea pigs following bilateral lesions in the basolateral amygdala or lateral septum//Physiol. and Behav. 1980. Vol. 25, N 6. P. 963—971. Lockwood /., Turney Th. Social dominance and stress-induced hyper- hypertension: strain differences in inbred mice//Ibid. 1981. Vol. 26, N 3 p. 547—549. Lorenz K. On Aggression: A Bantam Book. 1967. Mackay-sim A., Laing D. Discrimination of odors from stressed rats 242
by non-stressed rats//Physiol. and Behav. 1980. Vol. 24, N 4. P. 699—704. Maeda H. Influence of amygdaloectomy on anger in cats//Fukuoka acta med. 1976. Vol. 67, N 10. P. 374—390. Maler P. Avian and primate communication: the problem of natural categories//Neurosci. and Biobehav. Rev. 1982. Vol. 6, N 1. P. 87— 94. Masson M. Comment l'enfant s'attache à sa mère//Sci. et avenir. 1976. N 351. P. 480—485. Masserman /., Wechkin S., Terris W. «Altruistic» behaviour in rhesus monkeys//Amer. J. Psychiat. 1964. Vol. 121. P. 584—585. Masur /., Aparecida da Silva V. Fighting behaviour displayed during the development of a worker-parasite relationship between rats// //Behav. Biol. 1977. Vol. 20, N 1. P. 51—59. Masur /., Aparecida da Silva V., Radicchi M. An attempt to prevent the development of a worker-parasite relationship between rats// //Ibid. Vol. 19, N 3. P. 380—388. Masur /., Candida Ch., Pestana M. Worker-parasite relationship: at- attempt to induce worker behaviour in naive and in parasite rat// //Rev. brasil. biol. 1978. Vol. 38, N 4. P. 775—782. Masur /., Struffaldi G. Division of labor between rats: influence of differential social rearing conditions//Behav. Biol. 1974. Vol. 12, N 2. P. 233—241. Mitchell D., Fish R., Galica D. Rats respond for food in the presence of free food: how free is the «free» food/Learning and Motivat. 1982. Vol. 13, N 2. P. 257—263. Pinel /., Gorzalka В., Ladak F. Codaverine and putrescine initiate the burial of dead conspecifics by rats//Physiol. and Behav. 1981. Vol. 27, N 5. P. 819—824. Rice G., Gainer P. «Altruism» in the albino rat//J. Comp. Physiol. Psychol. 1962. Vol. 55, N 1. P. 123—125. Rijksen H. Infant killing: a possible consequence of a disputed leader role//Behaviour. 1981. Vol. 78, N 1/2. P. 238—268. Rowell T. The concept of social dominance//Behav. Biol. 1974. Vol. 11, N 2. P. 131—154. Schneiria T. An evolutionary and developmental theory of biphasic pro- process underlying approach and wilhdrawal//Current Theory and Re- Research in Motivation. Lincoln: Univ. Nebraska press, 1959. Scott /. Critical periods in behavioural development//Science. 1962. Vol. 138, P. 949-958. Scott /. Critical periods in organizational processes//Human Growth. N. Y.; L., 1979. Vol. 3. P. 223—241. Scott /., Steward /., De Ghett V. Separation in infant dogs//Separa- tion and Depression. AAAS. 1973. P. 3—32. Seligman M. Helplessness. San Francisco: Freeman, 1975. Severova M. Die Entwicklung frühkindlicher Spiele und Analyse ihrer Motivation//Ztschr. Psychol. 1982. Bd. 190, N 3. S. 294—302. Shipley /., Kolb B. Neural correlates of species — typical behaviour in thesytian golden hamster//J. Comp. Physiol. Psychol. 1977. Vol. 91, N 5. P. 1056—1073. Smith P. Does play matter? Functional and evolutionary aspects of animal and human play//Behav. and Brain Sci. 1982. Vol. 5. N1. P. 139—184. Strobel M. Social facilitation of operant behaviour in satiated rats//J. Comp. Physiol. Psychol. 1972. Vol. 80, N 3. P. 502—508. Suboski M.b Bartashunas C. Mechanisms for social transmission of pe- 243 9*
cking preferences to neonatal chicks//J. Exp. Psychol. Anim. Be- hav. Process. 1984. Vol. 10, N 2. P. 182—194. Summerlin C, Wolfe J. Social influences on exploratory behaviour in the cotton rats//Communs Behav. Biol. 1971. Vol. 6, N 2. P. 105— 109. Tinbergen N. Social Behaviour in Animals Methuen. L., 1953. Vargens M. Amygdaloid control over interspecies aggression in the rat//Limbic Epilepsy and Discontrol Syndrome: Proc. 1st Intern. Symp. Sydney. 1980. P. 85—92. Wasman M., Flynn J. Directed attack elicited from hypothalamus// //Arch. Neurol. 1962. Vol. 6, N 3. P. 220—227. White N., Weingarten H. Effects of amygdaloid lesions on exploration by rats//Physiol. and Behav. 1967. Vol. 17, N 1. P. 73—79. White R. Motivation reconsidered: the concept of competence//Psychol. Rev. 1959. Vol. 66. P. 297—333. Wyrwicka W., Long Л. The effect of companion on consumption of et- hanol solution in cats//Pavlov J. Biol. Sci., 1983, Vol. 18, N 1. P. 49—53. Zagrodzka J., Brudnias-Stepowska Z., Fonberg E. Impairment of social behaviour in amygdalar cats//Acta neurobiol. exp. 1983. Vol. 43, N 2. P. 63—77. Zagrodzka /., Fonberg E. Amygdalar area involved in predatory beha- behaviour in cats//Ibid. 1977. Vol. 37, N 2. P. 131—136. Zagrodzka /., Fonberg E. Predatory versusalimentary beraviour amygdal lesions in cats//Physiol. and Behav. 1978. Vol. 20, N 5, P. 523—531. Глава 2 Афанасьев В. Человек в управлении обществом. М.: Политиздат, 1977. Баканов Е. Н., Иванников В. Л. О природе побуждения//Вопр. пси- психологии. 1983. № 4. С. 146—154. Беляев Д. K. Современная наука и проблемы исследования человека// //Вопр. философии. 1981. № 3. С. 3—16. Валуева М. Н. Пороги обнаружения звуковых сигналов, сочетаемых с болевым раздражением наблюдателя или его партнера//Журн. высш. нервн. деятельности. 1969. Т. 19, № 4. С. 714—715. Выготский Л. С. Собрание сочинений. М.: Педагогика, 1982. Т. 1. Выготский Л. С. Собрание сочинений. М.: Педагогика, 1984. Т. 6. Гегель Г. Эстетика. М.: Искусство, 1968. Т. 1. Грант В. Эволюция организмов. М.: Мир, 1980. Грызлова И. Н. Соотношение особенностей перцептивной деятельно- деятельности в эмоциогенных ситуациях разного типа и некоторых лично- личностных характеристик//Нейрофизиологический подход к анализу внутривидового поведения. М.: Наука, 1976. С. 143—157. Дилигенский Г. Г. Проблема теории человеческих потребностей/У //Вопр. философии. 1977. № 2. С. 111—117. Дилигенский Г. Г. Кризис капитализма и проблема потребностей// //Вопр. философии. 1982. № 2. С. 95—102. Драгунская Л. С. Эмоциональное реагирование при различных типах депрессий//Журн. невропатологии и психиатрии. 1983. № 4. С. 555—559. Кондратов Р. Р. Теоретические вопросы психологического развития индивида в исследованиях И. А. Соколянского и А. И. Мещеря- кова//Вопр. психологии. 1982. № 2. С. 41—50. Ломов Б. Ф. Личность в системе общественных отношений//Психол. журн. 1981. Т. 2, № 1. С. 3—17. 244
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психоло- психологии. М.: Наука, 1984. Маркуша А. Откровенно говоря//Наука и жизнь. 1979, № 3. С. 66. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1976. Симонов П. В. Высшая нервная деятельность человека: Мотивацион- но-эмоциональные аспекты. М.: Наука, 1975. Симонов П. В., Ершов П. М. Темперамент. Характер. Личность. М.: Наука, 1984. Шерток Л. Непознанное в психике человека. М.: Прогресс, 1982. Щербицкий Г. //. Информация и познавательные потребности. Минск: Изд-во Белорус, ун-та, 1983. Ядов В. А. (ред.). Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. Л.: Наука, 1979. Eccles /. The Human Mystery. Berlin; Heidelberg: Springer Intern., 1979. Milgram S. Obedience to Authority. N. Y., 1974. Popper K. On the theory of the obective mind//Akten 14. Intern. Kongr. Philos. Vienna: Herder, 1968. Bd. 1. S. 25—53. Wilson E. Sociobiology and human beings//Psychohist. Rev. 1983. N 11. P. 2—3,5—14. Yarrow L, Messer D. Motivation and cognition in infancy//Origins of Intellegence. N. Y.; L.: 1983. P. 451—477. Глава 3 Алликметс Л. X., Жарковский Л. М. Влияние 1-ДОФА на эмоцио- эмоциональные реакции и обмен серотонина у крыс//Бюл. эксперим. биологии и медицины. 1976. № 2. С. 134—137. Анохин П. К. Эмоции//БМЭ. 1964. Т. 35. С. 339—343. Анохин Я. /С. Философские аспекты теории функциональной системы. М.: Наука, 1978. Асадова М. С. Межполушарные взаимоотношения при стойких изме- изменениях эмоционального состояния: (По данным исследования слуховой адаптации) //Физиология человека. 1985. Т. 11, № 3. С. 443—447. Асратян Э. А. К физиологии подкрепления условного рефлекса// //Журн. высш. нервн. деятельности. 1971. Т. 21, № 1. С. 3—13. Асратян Э. А. Очерки по высшей нервной деятельности. Ереван: Изд- во АН АрмССР, 1977. Балонов Л. Я., Деглин В. Л. Слух и речь доминантного и недоми- недоминантного полушарий. Л.: Наука, 1976. Батуев А. С. Программирование целенаправленного поведения и ас- ассоциативные системы мозга//Физиол. журн. 1980. Т. 66, № 5. С. 629—641. Беляев Д. К. Некоторые генетико-эволюционные проблемы стресса и стрессируемости//Вестн. АМН СССР. 1979. № 7. С. 9—14. Беляев Д. К. Современная наука и проблемы исследования человека// //Вопр. философии. 1981. № 3. С. 3—16. Береговой Г. Т., Пономаренко В. А. Психологические основы обуче- обучения человека-оператора готовности к действиям в экстремаль- экстремальных условиях//Вопр. психологии. 1983. № 1. С. 23—32. Бехтерева Н. П. Здоровый и больной мозг человека. Л.: Наука, 1980. Борисенко С. А. Влияние психотропных веществ на реакцию само- стимуляции//Бюл. эксперим. биологии и медицины. 1977. Т. 83, № 4. С. 429—432. 245
Брагина Н.Н., Доброхотова Т. Л. Проблема функциональной асим- асимметрии мозга//Вопр. философии. 1977. № 2. С. 135—150. Вальдман Л. В., Козловская М. М. Психофармакологический анализ как метод аналитической нейрофизиологии эмоций//Эксперимен^- тальная нейрофизиология эмоций. Л.: Наука, 1972. С. 211—243. Вальдман Л. В., Звартау Э. Э., Козловская М. М. Психофизиология эмоций. М.: Медицина, 1976. Василюк Ф. Е. Психология переживания. М.: Изд-во МГУ, 1984. Винарская Е. Я., Мичурина К. Л., Никифоров Л. С, Носиков СМ. Ценностный аспект проблемы эмоциональной напряженности: (Психолингвистическое исследование)//Психол. журн. 1980. Т. 1, №5. С. 113—117. Воронин JI. JI., Маркевич В. Л. Аналог условного рефлекса с реги- регистрацией ответа пирамидного тракта на прямую стимуляцию ко- коры//Докл. АН СССР. 1980. Т. 253, № 4. С. 1005—1009. Григорьян Г. А. Современные представления о механизмах самости- муляции//Успехи физиол. наук. 1978. Т. 9, № 3. С. 73—94. Деглин В. JI. Клинико-экспериментальное изучение унилатеральных электросудорожных припадков//Журн. невропатологии и психи- психиатрии. 1973. Т. 73, № 11. С. 1609—1621. Доброхотова Т. Л. К патологии эмоциональной сферы при опухоле- опухолевом поражении лобных долей мозга//Журн. невропатологии и психиатрии. 1968. Т. 68, № 3. С. 418—422. Доброхотова Т. Л., Брагина Я. Я. Функциональная асимметрия и пси- психопатология очаговых поражений мозга. М.: Медицина, 1977. Додонов Б. Я. Эмоция как ценность. М.: Политиздат, 1978. Додонов Б. И. О так называемой «информационной теории эмоций»// Психол. журн. 1983. Т. 4, № 2. С. 104—116. Закусов В. В. Общие принципы действия нейротропных веществ: Четвертое Сеченовское чтение. М., 1972. Звартау Э. Э„ Паткина Я. Л. Мотивационные компоненты и самости- самостимуляция при поведенческих реакциях, вызванных электрической стимуляцией гипоталамуса кошек//Журн. высш. нервн. деятель- деятельности. 1974. Т. 24, № 3. С. 529—535. Зенков Л. Р. Некоторые аспекты семиотической структуры и функ- функциональной организации «правополушарного мышления»//Бес- сознательное. Тбилиси: Мецниереба, 1978. Т. 1. С. 740—750. Ибрагимов Р. Ш. Участие серотонинергической иннервации базолате- ральных ядер миндалевидного комплекса в осуществлении и формировании условных и безусловных пищевых рефлексов: Ав- тореф. дис. ... канд. биол. наук. Баку: Ин-т физиологии АН АзССР, 1980. Иваницкий Л. М., Курницкая И. В., Собутка С. Электрические реак- реактивные потенциалы на события, имеющие положительную и от- отрицательную окраску//Журн. высш. нервн. деятельности. 1985. Т. 35, № 3. С. 413—419. Иоффе М. E.t Самойлов М. Я. Обратные связи в сложных оборони- оборонительных рефлексах//Журн. высш. нервн. деятельности. 1972. Т. 22, № 3. С. 466—470. Келле В. Ж., Налетов И. 3., Соколов Е. Я. Философские основания психологии и общественных наук//Вопр. философии. 1984. № 2. С. 34—49. Ковалев Л. Н., Смирнов JI. M., Рабинович «/7, А. О связи внутренней структуры электроэнцефалограммы с эмотивностью//Новые ис- исследования в психологии. № 1A4). М.: Педагогика, 1976. С. 88— 91. 246
Костандов 3. А. Восприятие и эмоции. М.: Медицина, 1977. Костандов Э. А. Функциональная асимметрия полушарий мозга и неосознаваемое восприятие. М.: Наука, 1983. Костандов Э. А., Арзуманов Ю. Л. Полушарная асимметрия волны Рзоо на неосознаваемые эмоциональные слова//Журн. высш. нервн. деятельности. 1980. Т. 30, № 3. С. 467—475. Костандов Э. А., Арзуманов Ю. Л., Генкина О. А. и др. Влияние ал- алкоголя на межполушарные функциональные отношения//Журн. высш. нервн. деятельности. 1981. Т. 31, № 3. С. 451—463. Котик М. А. О методе оценки осознанного и неосознайного в факторе значимости//Бессознательное. Тбилиси: Мецниереба, 1978. Т. 2. С. 651—659. Кочубей 5. Я. Влияние генотипа и среды на индивидуальные особен- особенности ориентировочной реакции человека//Журн. высш. нервн. деятельности. 1985. Т. 35, № 3. С. 428—434. Крауклис А. А., Янсон В. Н., Шираев Д. А., Казаковская И. А. Инди- Индивидуальные особенности вероятностного прогнозирования при умственных и сенсомоторных нагрузках//Высшие функции мозга в норме и патологии. Л.: ИЭМ, 1979. С. 35—44. Кругликов Р. Я. Процесс консолидации и некоторые его нейрохими- нейрохимические механизмы//Успехи физиол. наук. 1978. Т. 9, № 3. С. 3— 27. Лебедев В. Я. Этапы психической адаптации в измененных условиях существования//Вопр. психологии. 1980. № 4. С. 50—59. Мадорский С. В. Экспериментальное изучение эмоциональных реак- реакций у больных с деструкцией медиобазальных структур височной доли мозга//Журн. высш. нервн. деятельности. 1981. Т. 31, № 1. С. 33—39. Мадорский С. В. Эмоциональные нарушения при поражении медио- медиобазальных структур височной доли мозга. М.: Наука, 1985. Меницкий Д. Н. Анализ информационных и активационных компо- компонентов подкрепления в условнорефлекторном эксперименте// Журн. высш. нервн. деятельности. 1983. Т. 33, № 5. С. 803— 812. Меницкий Д. Н., Хананашвили М. М. Изменения Компонентов эмо- эмоциональных реакций у собак при вероятностном подкреплении условных раздражителей и угашении условных рефлексов// Журн. высш. нервн. деятельности. 1969. Т. 19, № 5. С. 876— 878. Мехедова А. Я. Оценка вероятности подкрепления и вегетативные реакции у собак//Нервное напряжение и деятельность сердца. М.: Наука, 1969. С. 185—203. Милнер П. Физиологическая психология. М.: Мир, 1973. Михайлова Н. Г., Стайкова Р. М., Черешаров Л. П. Влияние катехо- ламинов на мотивационный и подкрепляющий эффекты зон само- раздражения//Журн. высш. нервн. деятельности. 1979. Т. 29, №4. С. 815—822. Нуллер Ю. Л. Депрессия и деперсонализация. Л.: Медицина, 1981. Нюттен Ж. Мотивация//Экспериментальная психология. М.: Про- Прогресс, 1975. Вып. 5. С. 15—110. Ольшанский Д. В. Методика экспериментально-психологического ис- исследования эмоциональных состояний больных с локальными поражениями мозга//Вопр. психологии. 1979. № 6. С. 121—123. Ольшанский Д. В. Нейропсихологический анализ нарушений эмоцио- эмоционально-личностной сферы: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. М.; МГУ, 1979. 247
Осипов В. Я. О физиологическом происхождении эмоций//Сборник, посвящ. 75-летию акад. И. П. Павлова. Л., 1924. С. 109—110. Павлыгина Р. Л. Доминанта и условный рефлекс на стадии генера- лизации//Журн. высш. нервн. деятельности. 1973. Т. 23, № 4. С. 687—696. Панина Я. С Нарушения последовательных специализированных движений в цепном условном рефлексе после удаления отдель- отдельных полей префронтальной коры у павианов-гамадрилов//Журн. высш. нервн. деятельности. 1983. Т. 33, № 4. С. 645—653. Попова Я. К. Метаболизм серотонина мозга при доместикации жч- вотных//Механизмы поведения. М.: Наука, 1983. С. 28—30. Преображенская Л. Л. Изменения инструментальных пищевых реф- рефлексов при переходе от постоянного к вероятностному режиму подкрепления//Журн. высш. нервн. деятельности. 1974. Т. 24, № 5. С. 965—972. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М.: Прогресс, 1979. Русалов В. М. Биологические основы индивидуально-психологиче- индивидуально-психологических различий. М.: Наука, 1979, Сараджишвили Я. М., Чхенкели С. Л., Окуджава В. М. О роли мин- миндалевидного комплекса в деятельности центральных механизмов эмоциональных реакций//Физиология человека. 1977. Т. 3, № 2. С. 195—201. Селиванова Л. Г., Голиков С. Я. Холинергические механизмы высшей нервной деятельности. Л.: Медицина, 1975. Семенова Т. Я., Векшина Я. Л. Особенности обучения крыс на эмо- эмоционально-различном подкреплении в условиях направленного изменения уровня мозгового серотонина и норадреналина//Бюл. эксперим. биологии и медицины, 1977. Т. 84, № 8. С. 131—133. Сидорова О. Л. Распознавание мимических и интонационных приз- признаков эмоций больными с поражением речевой зоны коры го- головного мозга//Журн. высш. нервн. деятельности. 1979. Т. 29, № 4. С. 840-843. Симонов Я. В. Что такое эмоция? М.: Наука, 1966. Смирнов В. М. Стереотаксическая неврология. Л.: Медицина, 1976. Тархан Л. У., Трауготт Я. Я., Меерсон Я. Л. Распознавание эмоцио- эмоциональных и просодических характеристик голоса и сложных не- неречевых звуков больными с локальными поражениями мозга// //Журн. высш. нервн. деятельности. 1981. Т. 81, № 12. С. 1790— 1795. Тихомиров О. /С. Структура мыслительной деятельности человека. М.: Изд-воМГУ, 1969. Тихомиров О. K. Психология мышления. М.: Изд-во МГУ, 1984. Трауготт Я. Я. (ред.) Унилатеральный электросудорожный припадок. Л.: Наука, 1979. Фейгенберг Я. М. Мозг. Психика. Здоровье. М.: Наука, 1972. Физиология человека. М.: Мир, 1985. Т. 1. Филиппычева Я. Л., Фоллер Т. О. О функциональном значении меди- медиальных отделов лобных долей мозга человека//Локализация и организация церебральных функций. М., 1978. С. 172—173. Шумилина А. И. Влияние удаления лобных областей коры головного мозга на условнорефлекторную деятельность собаки, находящей- находящейся в состоянии экспериментального невроза//Бюл. эксперим. био- биологии и медицины. 1950. № 1. С. 35—39. Allikmets L. Я. Cholinergic mechanisms in aggressive behavjour//Rev. Art, Med. biol. 1974. Vol. 55. P. 19—30. 248
Arnolds D., Aitink /., Boeyinga P., Loies da Silva F. EEG hippocam- pique de Phomme, du chien et du chat//Rev. éléctroencephalogr. et neurophysiol. clin. 1979. Vol. 9, N 4. P. 326—334. Bear D. The temporal lobes: an approach to the study of organic be- behaviour changes//Handbook of Behaviour Neurobiology. N. Y.; L., 1979. Vol. 2. P. 75—95. Benton A. The neuropsychology of facial recognition//Amer. Psychol. 1980. Vol. 35, N 2. P. 176-186. Benowitz L., Bear D., Rosenthal R. et al. Hemispheric specialization in nonverbal communication//Cortex. 1983. Vol. 19, N 1. P. 5—11. Berlyne D. Curiosity and learning//Motivat. and Emot. 1978. Vol. 2, N 2. P. 97—176. Bozarth M. Opiate reward mechanism mapped by intracranial self-ad- ministration//The Neurobiology of Opiate Reward Processes. Am- Amsterdam: Elsevier, 1983. P. 331—359. Brownell #., Mitchell D., Powelson J., Gardner H. Suprise but not co- coherence: sensitivity to verbal humor in right-hemisphere pationts// //Brain and Lang. 1983. Vol. 18, N 1. P. 20—27. Brunelli M.t Demontis G. Modulation of intercellular communicatiori in the C. N. S.//Boll. Soc. Hal. biol. sper. 1984. Vol. 60, N 4. p. 65—69. Bruyer R. Perception d'expressions faciales émotionnelles et lesion cé- cérébrale: influence de la netteté du stimulus//Intern. J. Psychol. 1981. Vol. 16, N 2. P. 87—94. Buchtel H., Campari F., De Risio C, Rota R. Hemispheric differences in discrimiative reaction time to facial expressions: preliminary observations//Boll. Soc. Hal. biol. sper. 1976G7). Vol. 52, N 18. P. 1447—1452. Butter Ch., Snyder D., Mc Donald J. Effects of orbital frontal lesions on oversive and aggressive behaviours in rhesus monkeys//J. Comp. Physiol. Psychol. 1970. Vol. 72, N 1. P. 132—144. Carmon D., Jurgens U. The anterior cingulate cortex, and the phona- tory control in monkey and man//Neurosci. and Biobehav. Rev. 1983. Vol. 7, N 3. P. 423—425. Cicone M., Wagner W., Gardner H. Sensitivity to emotional expres- expressions and situations in organic patients//Cortex. 1980. Vol. 16, N 7. P. 145—158. Clavier /?., Gerfen C. Self-stimulation of the sulcal prefrontal cortex in the rat: direct evidance for ascending dopamjnergic mediation// //Neurosci. Lett. 1979. Vol. 12, N 2/3. P. 183—187. Conner J., Watson P. A device for presenting attack opportunity as a reinforcer for operant behaviour//Behav. Res. Meth. and Instrum. 1977. Vol. 9, N 4. P. 349—352. Cytawa J. The nature of reinforcement in ingestive instrumental con- conditioning//Abstr. Symp. Instrum. Condit. Jablonna, 1979. Cytawa /., Jurkowlaniec E. Noradrenergic stimulation of the lateral hypothalamus as a reinforcement in T-maze learning in rats// //Acta neurobiol. exp. 1978. Vol. 38, N 4. P. 209—213. Cytawa /., Jurkowlaniec E.f Bialowas J. Positive reinforcement produ- produced by noradrenergic stimulation of the hypothalamus in rats// //Physiol. and Behav. 1980. Vol. 25, P. 615—619. Cytawa J., Trojniar W. The state of pleasure and its role in the instru- instrumental conditioning//Acta nerv. super. 1976. Vol. 18, N 1/2, P. 92—96. Cytawa J., Trojniar W. Hedonesthesia: the nervous process determi- determining motivated ingestive behaviour//Acta neurobiol. exp. 1978. Vol. 38, N 2/3. P. 139—151. 249
Davidson R., Schwartz G., Saron С et al. Frontal versus parietal EEG asymmetry during positive and negative affect//Psychophysiology. 1979. Vol. 16, N 2. P. 202—203. Dean A., Dyer R. Fasting reverses the response of neurones in the me- diobasal hypothalamus of female rats to electrical stimulation of the ventral noradrenergic tract (VNAT)//J. Physiol. (Gr. Brit.). 1984. Vol. 353. P. 101. De Bastiani P., Di Palma G.f Monetti V., Palmonari M. Perceiving emotional conditions in brain damaged and normal people//Behav. and Brain Res. 1983. Vol. 8, N 2. P. 236—238. De Kosky S., Heilman K., Bowers D., Valenstein E. Recognition and discrimination of emotional faces and pictures//Brain and Lang. 1980. Vol. 9, N 2. P. 206—214. De Yong R., Itabashi H., Olson /. Memoryloss due to hippocampal le- sions//Arch. Neurol. L969. Vol. 20, N 4. P. 339—348. Dickenson A., Goldsmith G. Involvement of serotonin in the responses of neurones in rat raphe magnusto noxious peripheral stimuli// //J. Physiol. (Gr. Brit.). 1984. Vol. 350. P. 23. Dimond S., Farnngton L, Johnson P. Differing emotional response from right and left hemispheres//Nature. 1976. Vol. 261, N5562. P. 690—692. Dricker /., Butters N., Berman G. et al. The recognition and encoding of faces by alcoholic Korsakoff and right hemisphere pationts// //Neuropsychologia. 1978. Vol. 16, N 6. P. 683—695. Eccles J. The Human Psyche. Heidelberg: Springer Intern., 1980. Eidelberg E., Woodbury C.//Neurobiology of the Amygdala. N. Y.; L.: Plenum press, 1972. P. 609. Ellison G. Behaviour and the balance between norepinephrine and sero- tonin//Acta neurobiol. exp. 1975. Vol. 35, N 5/6. P. 499—515. Ettenberg A., Koob G. Different effects of cholecystokinin and satiety on lateral hypothalamic self-stimulation//Physiol. and Behav. 1984. Vol. 32, N 1. P. 127—130. Fernandez-Guardiola A. Reminiscences elicited by electrical stimulation of the temporal lobe in humans//Neurobiology of sleep and Me- Memory. N. Y.: Acad. press, 1977. P. 273—280. Fonberg E. The motivational role of hypothalamus in animal beha- viour//Acta neurobiol. exp. 1967. Vol. 27, N 3. P. 303—318. Gardner H., Ling P., Flamm L., Silverman /. Comprehension and ap- appreciation of humorous material following brain damage//Brain. 1975. Vol. 98, N 3. P. 399—412. German D., Bowden D. Catecholamine systems as a neural substrate for intracranial self-stimulation: a hvpothesis//Brain Res. 1974. Vol. 73. P. 381—419. Halgren E., Walter R., Cherlow D., Crandall P. Mental phenomena evoked by electrical stimulation of the human hippocampal forma- formation and amygdala//Brain. 1978. Vol. 101. P. 83—117. Halgren E., Babb Th., Crandall P. Human hippocampal formation EEG desynchronizes during attentiveness and movement//J. EEG and Clin. Neurophysiol. 1978. Vol. 44, N 6. P. 778—781. Hare R. Orienting and defensive responses to visual stimulus//Psycho- physiology. 1973. Vol. 10, N 5. P. 453—464. Johansson G. Relation of biogenic amines to aggressive behaviour// //Med. Biol. 1974. Vol. 52. P. 189—192. Jurkowlaniec £., Bialowas J. Rewarding effect of noradrenergic stimu- stimulation of the amygdala in food deprived rats//Physiol. and Behav. 1981. Vol. 27, N 1. P. 27-31. 250
Kamp A., Schrijer C, Storm van Leeuwen W. Occurrence of «beta bursts» in human frontal cortex related to psychological paramet- res//J. EEG and Clin. Neurophysiol. 1972. Vol. 33. P. 257—267. Kertzman C, Demarest /. Inreversibility of imprinting after active versus passive exposure of the object//J. Comp. Physiol. Psychol, 1982. Vol. 96, N l.P. 130—142. Kiser R., Lebovitz R. Monoaminergic mechanisms in aversive brain sti- mulation//Physiol. and Behav. 1975. Vol. 15, N 1. P. 47—53. Levine R., Chein /., Murphy G. The relation of the intensiry of a need to the amount of perceptual distortion//J. Psychol. 1942. Vol. 13. Maas /., Fawceti /., Dekirmenjian H. Catecholamine metabolism, dep- depressive illness and drug response//Arch. Gen. Psychiat. 1972. Vol. 26. P. 252—262. Matthies H. Plasticity in the neurons system — an approach to memo- memory research//Neuronal Plasticity and Memory Formation. N. Y.: Raven press, 1982. P. 1—15. Mc Intosh T.t Barfield R. Brain monoaminergic control of male repro- reproductive behaviour//Behav and Brain Res. 1984. Vol. 12, N 3. P. 275—281. Mowrer H. Learning theory and behaviour. N. Y., 1960. Nadvornik P., Ondrejcakova G. Prispevok к funcnemu vzfahu bim- bickej sustayy a hypothalamu//Cs. psychiat. 1984. Roc. 80, N 2. S. 86—90. Noll K., Davis J. Stress, learning and neurochemistry in affective dis- order//Behav. and Brain Sci. 1982. Vol. 5, N 1. P. 117—119. Ogren S., Johansson C, Johansson, G,, Archer T. Serotonin neurones and aversive conditioning in the rat//Scand. J. Psychol. Suppl. 1982. Vol. I. P. 7—15. Olds /. Behavioural studies of hipothalamic functions: drives and reinforcements//Biological Foundations of Psychiatry. N. Y.: Ra- Raven press, 1976. P. 321. Panksepp J. Toward a general psychobiological theory of emotions// //Behav. and Brain Sci. 1982. Vol. 5, N 3. P. 407—422. Perkis K. Heart rate change in type A and type В males as a function of response cost and task difficulty//Psychophysiology. 1984. Vol. 21, N 1, P. 14—21. Price D. Barrell J. Some general laws of human emotion: Interrela- Interrelationship between intensites of desire, expectation and emotional feeling//J. Person. 1984, Vol. 52. P. 389—409. Reuter-Lorenz P., Davidson R. Differential contributions of the two cerebral hemispheres to the perception of happy and sad faces// //Neuropsychologia. 1981. Vol. 19, N 4. P. 609—613. Robinson D. Properties of the diffuse thalamocortical system and human personality: a direct test of Pavlovian/Eysenckian theory// //Person Indiv. Diff. 1982. Vol. 3. P. 1—16. Romaniuk A., Golebiewski H. Adrenergic modulation of the hypotha- lamic cholinergic mechanism in the control of emotional-defensive behaviour in the rat//Acta neurobiol. exp. 1979. Vol. 39, N 5. P. 313—326. Sachar E., Baron M. The biology of affective disord<ers//Annu. Rev. Neurosci. 1979. Vol. 2. P. 505—518. Sackeim H., Gur R. Lateral asymmetry in intensity of emotional expression//Neuropsychologia. 1978. Vol. 16, N 4. P. 473—481. Safer M.t Leventhal H. Ear differences in evaluating emotional tones of voice and verbal content//J. Exp. Psychol. Human Percept, and Perform. 1977. Vol. 3, N 1. P. 75-82. 251
Sasaki К., Опо Т., Muramoto K.-Л et al. The effects of feeding and rewarding brain stimulation on lateral hypothalamic unit activity in freely moving rats//Brain Res. 1984. Vol. 322, N 2. P. 201— 211. Sasaki К, Опо Т., Nishino H. Relationship between lateral hypothala- hypothalamic Unit activity, foodreward and brain stimulation reward//Neu- rosci. Lett. Suppl. 1983. N 13. P. 18. Schoenfeld W. «Reinforcement» in behaviour theory//Pavlov J. Biol. Sci. 1978. Vol. 13, N 3. P. 135—144. Schwartz G., Ahern G., Brown S. Lateralized facial muscle response to positive and negative emotional stimulus//Psychophysiology. 1979. Vol. 16, N 6. P. 561—571. Schwartz G., Davidson R., Maer F. Right hemisphere lateralization for emotion in the human brain: Interactions with cognition//Science. 1975. Vol. 190. P. 286—288. Serri G., Ely D. A comparative study of aggression related changes in brain serotonin in mice//Behav. and Brain Res. 1984. Vol. 12, N 3. P. 283—289. Sigel S., Goldstein D. Decision making behaviour in a two-choice un- uncertain outcome situation//J. Exp. Psychol. 1959. Vol. 57, N 1. Stein L. Reward transmitters: Catecholamines and opioid peptides// //Psychopharmacology: A Generation of Progress. N. Y.: Raven press, 1978. P. 569—581. Stein L., Wise D. Serotonin and behavioural inhibition//Serotonin — New Vistas: Biochemical and Behavioural and Clinical Studies. N. Y., 1974. P. 281—291. Suberi M., McKeever W. Differential right hemisphere memory sto- storage of emotional and non-emotional faces//Neuropsychologia. 1977. Vol. 15, N 6. P. 757—768. Trojniar W., Cytawa J. Transfer from extero-to interoceptive reinfor- reinforcement in the course of instrumental conditioning in rats//Acta neurobiol. exp. 1976. Vol. 36, N 4. P. 455—462. Vanderwolf C, Gutman M., Baker G. Hypothalamic self-stimulation: the role of dopamine and possible relations to neocortical slow wake activity//Behav. and Brain Res. 1984. Vol. 12, N 1. P. 9—19. Van Wolfswinkel L., Van Ree /. Hippocampus modulates self-stimula- self-stimulation reward from the ventral tegmental area in the rat//Brain Res. 1984. Vol. 322, N 1. P. 162—166. Weinberger N., Gold P., Sternberg D. Epinephrine enables Pavlovian flear conditioning under anesthesia//Science. 1984. Vol. 223, N 4636. P. 605—607. Wyrwicka W. The sensory nature of reward in instrumental behavio- ur//Pavlov. J. Biol. Sci. 1975. Vol. 10, N 1. P. 23—51. Глава 4 Абуладзе Г. В. Влияние предварительной эмоциогенной нагрузки на формирование долгосрочной памяти//Совр. проблемы физио- физиологии нервн. и мыш. систем. Тбилиси: Изд-во Тбил. ун-та, 1985. С. 6. Алексанов С. #., Вайнштейн И. И., Преображенская Л. А. Соотно- Соотношение электрических потенциалов гиппокампа, миндалин и нео- кортекса при инструментальных условных рефлексах у собак// //Журн. высш. нервн. деятельности. 1984. Т. 34, № 4. С. 694— 702. Андреев Л. Н. К вопросу о механизме гиперактивности у лобэктоми- рованных и каудвтэктомированных животных//Журн. высш. нервн. деятельности. 1969. Т. 19, № 6. С. 1082—1083. 252
Асратян Э. Л. Рефлекторная теория и проблема мотивации/Основ- мотивации/Основные проблемы электрофизиологии головного мозга. М.: Наука, 1974. С. 5—20. Асратян Э. А. Двусторонняя связь как общенейрофизиологический принцип//Журн. высш. нервн. деятельности. 1981. Т. 31, № 1. С. 3—11. Балабан П. М„ Максимова О. А., Галанина Г. Н. Клеточные реакции при выработке обратной условной связи у виноградной улит- ки//Журн. высш. нервн. деятельности. 1985. Т. 35, № 3. С. 497— 503. Батуев А. С. Программирование целенаправленного поведения и ассоциативные системы мозга//Физиол. журн. 1980. Т. 66, № 5. С. 629—641. Батуев А. С. Высшие интегративные системы мозга. Л.: Наука, 1981. Батуев А. С. Нейрофизиология коры головного мозга. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. Батуев А. С. Ассоциативные системы и программирующая деятель- деятельность мозга//Ассоциативные системы мозга. Л.: Наука, 1985. Батуев А. С, Куликов Г. А. Введение в физиологию сенсорных си- систем. М.: Высш. шк., 1983. Белый Б. И. О синдроме аспонтанности при опухолях лобных до- лей//Журн. невропатологии и психиатрии. 1979. Т. 79, № 7. С. 901—907. Бианки В. Л. Асимметрия мозга животных. Л.: Наука, 1985. Буреш Я-, Бурешова О. Условнорефлекторное вкусовое отвращение как модель краткосрочной и долгосрочной памяти//Механизмы управления памятью. Л.: Наука, 1979. С. 73—81. Виноградова О. С. Гиппокамп и память. М.: Наука, 1975. Гветадзе Л. Б. Влияние электрического повреждения заднего гипо- гипоталамуса на цикл бодрствование — сон//Центр. и перифер. ме- механизмов вегетативной нервной системы. Ереван, 1980. С. 46— 49. Гилинский М. А. Участие миндалевидного комплекса в модуляции электрокожных ответов при угашении ориентировочной реак- реакции у кошек//Журн. высш. нервн. деятельности. 1985. Т. 35, №3. С. 578—580. Гончар Ю. А. Организация афферентных входов в миндалевидный комплекс кошки: Автореф. дис. ... канд. биол. наук. Киев: Ин-т физиологии АН УССР, 1984. Давитулиани Д. Ш., Корели А. Г. Влияние диазепама на эмоцио- эмоциональные реакции кролика, вызванные стимуляцией ядер гипо- таламуса//Сообщ. АН ГССР. 1982. Т. 105, № 2. С. 377—380. Досталек С. Анализ динамики выработки условного рефлекса//Фор- мирование и торможение условных рефлексов. М.: Наука, 1980. С. 276—279. Ильюченок Р. /О. (ред.). Миндалевидный комплекс. Новосибирск: Наука, 1981. Карамян А. И., Соллертинская Т. Н. Значение структур лимбическо- го мозга в условнорефлекторной деятельности у кроликов//Фи- зиол. журн. 1982. Т. 68, № 7. С. 868—884. Костандов. Э. А., Важнова Т. Н., Генкина О. А. и др. Влияние сло- словесного подкрепления на вызванную корковую активность//Журн. высш. нервн. деятельности. 1984. Т. 34, № 5. С. 833—840. Костюк П. Г. Методологические проблемы современной нейрофизио- логии//Биология и медицина. М.: Наука. С. 37—46. Крауклис А. А., Янсон В. Н., Шираев Д. Л., Казановская И. А. Индивидуальные особенности вероятностного прогнозирования 253
при умственных и сенсомоторных нагрузках//Высшие функций мозга в норме и патологии. Л.: ИЭМ, 1979. С. 35—44. Ливанов М. Я. Пространственная организация процессов головного мозга. М.: Наука, 1972. Максимова О. А. Формирование двигательной пищедобывательной условной реакции с двусторонней связью у виноградной улит- ки//Журн. высш.- нервн. деятельности. 1979. Т. 29, № 4. С. 793. Максимова О. А., Балабан П. И. Нейронные механизмы пластично- пластичности поведения. М.: Наука, 1983. Малюкова //. В. Эволюция сложных форм поведения у позвоноч- позвоночных: Автореф. дис. ... д-ра биол. наук. Л.: Ин-т физиологии АН СССР, 1981. Мехедова А. Я. Оценка вероятности подкрепления у собак после экстирпации префронтальной коры//Журн. высш. нервн. деятель- деятельности. 1974. Т. 24, № 3. С. 506—512. Орджоникидзе Ц. А. Влияние предварительного электрического раз- раздражения структуры на скорость выработки реакции самости- самостимуляции мозга//Современные проблемы физиол. нерв, и мыш. систем. Тбилиси: Изд-во ТГУ, 1985. С. 136—137. Орлов А. А., Пирогов А. А., Шефер В. И. Сравнительная характе- характеристика активности нейронов лобной и моторной коры обезьян при осуществлении движения//Физиол. журн. 1979. Т. 65, № 12. С. 1727—1733. Павлыгина Р. А. Доминанта и условный рефлекс на стадии генера- лизации//Журн. высш, нервн. деятельности. 1973. Т. 23, № 4. С. 687—696. Павлыгина Р. Л. Доминанта и ее значение в поведении животно- го//Успехи физиол. наук. 1982. Т. 13, № 2. С. 31—47. Павлыгина Р. Д. Стадия специализации доминанты и целенаправ- целенаправленное поведение//Журн. высш. нервн. деятельности. 1985. Т. 35, №4. С. 611—624. Павлыгина Р. А., Соколов С. С. Роль доминанты в целенаправлен- целенаправленном поведении животных//Электрофизиологические исследова- исследования стационарной активности в головном мозге. М.: Наука, 1983. С. 34—54. Павлыгина Р. А., Труш В. Д., Михайлова Н. Г., Симонов П. В. Взаимоотношение электрической активности мозговых структур в процессе мотивированного поведения//Функциональное значе- значение электрических процессов головного мозга. М.: Наука, 1977. С. 58—67. Петров Е. С. Роль гиппокампа в регуляции эмоционального возбуж- дения//ХХ1У Всесоюз. совещ. по пробл. высш. нервн. деятель- деятельности: Материалы секц. докл. М.: Наука, 1974. С. 68. Пигарева М. Л. Лимбические механизмы переключения (гиппокамп и миндалина). М.: Наука, 1978. Пигарева М. Л. Экспериментальная нейропсихология эмоций: Авто- Автореф. дис. ...д-ра биол. наук. М.: Ин-т ВНД и НФ АН СССР, 1983. Поляков Е. Л., Талан М. И., Черниговский В. Н. Организация влия- влияний гипоталамуса на вегетативные функции/ДЛокализация и ор- организация церебральных функций. М.: Наука, 1978. С. 132—133. Попова Н. С, Гнеушев Г. Н., Деревягии В. И. Вызванные потен- потенциалы структур мозга при формировании реакции избегания// //Журн. высш. нервн. деятельности. 1982. Т. 32, № 1. С. 10—19. Руис Р. О двух типах условных рефлексов//Журн, высш. нервн. дея- деятельности. 1984. Т 34, № 5. С. 822—832. 254
Русалов В. М. Биологические основы индивидуально-психологиче- индивидуально-психологических различий. М.: Наука, 1979. Русалов В. М. О взаимоотношении свойств темперамента и эффек- эффективности индивидуальной и совместной деятельности//Психол, журн. 1982. Т. 3, № 6. С. 50—59. Русалова М. Н. Роль эмоций в регуляции уровня бодрствования: Дис. ...д-ра биол. наук. М.: Ин-т ВНД и НФ АН СССР, 1983. Семагин В. Н. О зависимости прямых и обратных связей в питьевых инструментальных рефлексах у крыс от уровня мотивации// //Журн. высш. нервн. деятельности. 1983. Т. 33, № 2. С. 368— 371. Судаков K. В. Биологические мотивации. М.: Медицина, 1971. Суворов Н. Ф., Данилова Л. K., Дрягин Ю. М., Шуваев В. Т. Орби- то-каудатный уровень организации условного рефлекса//Физиол. журн. 1981. Т. 67, № 10. С. 1437—1452. Ухтомский Л. А. Очерк физиологии нервной системы//Собр. соч. Л.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. 4. Чепурнов С. А., Чепурнова Н. Е. Миндалевидный комплекс мозга. М.: Изд-во МГУ, 1981. Шевченко Д. Г. Отражение вероятностной структуры среды в ак- активности нейронов зрительной коры кроликов//Журн. высш. нервн. деятельности. 1982. Т. 32, № 5. С. 973—976. Adey W. R., Walter D. £., Hendrix C. Computer techniques in correla- correlation and spectral analyses of cerebral slow waves during discri- discriminative behaviour//Exp. Neurol. 1961. Vol. 3, N 6. P. 501—524. Alexander /., Audesirk Т., Audesirk G. Rapid, nonaversive conditio- conditioning in a freshwater gastropod. II: Effects of temporal relation- relationships of learning//Behav. and Neural Biol. 1982. Vol. 36. P. 391— 402. Aou Sh. Нейронная активность префронтальной коры обезьян в про- процессе мотивационного поведения и влияние фармакологических веществ (nnoH.)//Fukuoka acta med. 1982. Vol. 73. N 6. P. 308— 327. Aou Sh., Oomura Y. Behavioural significance of monkey hypothalamic glucose-sensetive neurons//Brain Res. 1984. Vol. 302, N 1. P. 69— 74. Aou Sh., Oomura Y., Nishino H. Role of requlatory substances on the monkey lateral hypothalamic neuron activity during feeding be- haviour//Neurosci. Lett. Suppl. 1983. N 13. P. 19. Audesirn Т., Alexander /., Audesirn G., Moyer C. Rapid, nonaversive conditioning in a freshwater gastropod. I: Effects of age and mo- tivation//Behav. and Neural Biol. 1982. Vol. 36. P. 379—390. Bachevalier /., Mishkin M. An early and late developing system for learning and retention in infant monkeys//Behav. Neurosci. 1984. Vol. 98, N 5. P. 770—778. Burton M. J., Rolls E. F.f Mora F. Effects of hunger on the responses of neurons in the lateral hypothalamus to the sight and taste of food//Exp. Neurol. 1976. Vol. 51, N 3. P. 668—677. Casey К L., Keene /. /. Unit analysis of the awake animal: pain and self-stimulation//Brain Unit Activity during Behaviour. Spring- Springfield, 1973. P. 115—129. Denenberg V. H. Hemispheric laterality in animals and the effects of early experience//Behav. and Brain Sci. 1981. Vol. 4, N 1. P. 1— 49. Devenport L.f Hollowy F. The rat's resistance to superstition: role of the hippocampus/Д Comp. Physiol. Psychol. 1980. Vol. 94, N 4. P. 621—705. 255
Divac /., Kosmal Q. Subcortical projections to the prefrontal cortex in the rat as revealed by the horseradish peroxidase technique// //Neuroscience. 1978. Vol. 3. P. 785—796. Evarts E., Kimura M., Wurtz R., Hikosaka O. Behavioural correlates of activity in basal ganglia neurons//Trends Neurosci. 1984. Vol. 7, N n. P..447—453. Fantin G., Baitecchia D. Effect of nucleus accumbens distruction in rat//Experientia. 1984. Vol. 40, N 6. P. 573—575. Gloor P. Amygdala//Handbook of Physiology. Wash. (D. C): Amer. Physiol. Soc, 1960. Vol. 2. Neurophysiology. P. 1395—1420. Gormezano I., Tait R. The Pavlovian analysis of instrumental condi- tioning//Pavlov. J. Biol. Sci. 1976. Vol. 11, N 1. P. 37. Gray /. The Neuropsychology of Anxiety: an Enquiry into the Func- Functions of the Septohippocampal system. Oxford; N. Y.: Oxford Univ. press, 1982. Henke P. G. Dissociation of the frustration effect and the partiel rein- reinforcement extinction effect after limbic lesions in rats//J. Comp. Physiol. Psychol. 1977. Vol. 91, N 5. P. 1032—1038. Hirsh R. The hippocampus and contextual retrieval of information from memory: a theory//Behav. Biol. 1974. Vol. 12, N 4. P. 421— 444. Inoue M., Oomura Y., Aou Sh., Nishino H., Sikdar S. Reward related neuronal activity in monkey dorsolateral prefrontal cortex during feeding behaviour//Brain Res. 1985. Vol. 326, N 2. P. 307—312. Jarrard L., Becker I. The effects of selective hippocampal lesions on DRL behaviour in rats//Behav. Biol. 1977. Vol. 21, N 3. P. 393— 404. Keefe J., Nadel L. The hippocampus as a cognitive map//Behav. and Brain Sci. 1979. Vol. 2. P. 487—533. Kimble D., Kimble R. The effect of hippocampal lesions on extinction and «hypothesis» behaviour in rat//Physiol. and Behav. 1970. Vol. 5, N 7. P. 735—738. Kolb B. Functions of the frontal cortex of the rat: a comparative re- view//Brain Res. Rev. 1984. Vol. 8, N 1. P. 65—98. Korczynski R., Fonberg E. Instrumental reactions and food and water intake in medial amygdal rats//Acta neurobiol. exp. 1976. Vol. 36. P. 667—686. Koreli A. Influences of dorsal and ventral hippocampus on hypotha- lamic self-stimulation//Physiol. and Behav. 1977. Vol. 19, P. 713— 717. Linseman M. A., Olds /. Activity changes in rat hypothalamus, preop- tic area and striatum associated with pavlovian conditioning//J. Neurophysiol., 1973. Vol. 36, N 6. P. 1038—1050. Lukaszewska I., Korczynski R., Kostarczyk E., Fonberg E. Food-mo- Food-motivated behaviour in rats with cortico-basomedial amygdala da- mage//Behav. Neurosci. 1984. Vol. 98, N 3. P. 441—451. Malamut В., Saunders R., Mishkin M. Monkeys with combined amyg- dalo-hippocampal lesions succeed in object discrimination lear- learning despite 24-hour intertrial intervals//Ibid. N. 5. P. 759—769. Matsuo R., Shimizu N., Kusano K. Lateral hypothalamic modulation of oral sensory afferent activity in nucleus tractus solitarius neu- neurons in rats//J. Neurosci. 1984. Vol. 4, N 5. P. 1201—1207. Means L, Walker D., Isaacson R. Faciltated single — alternation go, no-go acquisition following hippocampectomy in the rat//J. Comp. Physiol. Psychol. 1970. Vol. 72, N 1. P. 278—285. Mink /., Sinnamon #., Adams D. Activity of basal forebrain neurons 256
in the rat during motivated behaviours//Behav. and Brain Res 1983. Vol. 8, N 1. P. 85—108. Mogenson G., Jones D., Yim Chi Yiu. From motivation to action func- functional interface between the limbic system and the motor sy- stem//Progr. Neurobiol. 1980. Vol. 14, N 2/3. P. 69—97. Mora F., Rolls E. Т., Burton M. /. Modulation during learning of the responses of neurons in the lateral hypothalamus to the sigh of food//Exp. Neurol. 1976. Vol. 53, N 2. P. 508—519. Morrell F., Barlow /., Brazier M. Analysis of conditioned repetitive response by means of the average response computer//Recent Ad- Advances in Biology and Psychiatry. N. Y.; L.: Grune and Stratton, 1960. P. 123—137. Nauta W. Some efferent connections of the prefrontal cortex in the monkey//The Frontal Granular Cortex and Behaviour. N. Y., 1964. P. 397. Nauta W. Neural associations of the frontal cortex//Acta neurol. exp. 1972. Vol. 32. P. 125—140. Niki H. Reward-related and error-related neurons in the primate fron- frontal cortex//Learning and Memory Drugs Reinforcer. Amsterdam, 1982. P. 22—34. Nishino H., Ono Т., Sasaki K., Muramoto K. Characterishes of gluco- glucose-sensitive neurons in monkey feeding center//J. Physiol. Soc. Jap. 1979. Vol. 41, N 8/9. P. 316. Olds M. £. Short-term changes in the firing pattern of hypothalamic neurons during Pavlovian conditioning//Brain Res. 1973. Vol. 58, N 1. P. 95—116. Olton D., Becker J., Handelmann G. Hippocampus, space, and memo- ry//Behav. and Brain Sci. 1979. Vol. 2. P. 313—365. Ono T. Responses of lateral hypothalamus and amygdala neurons to food and non-food stimulus//Integrative Control Function of Brain. Tokyo; Amsterdam, 1981. Vol. 3. P. 323—325. Oomura Y., Fakigoma M. Input-output organization between the fron- frontal cortex and the lateral hypothalamus//Mechanisms in Trans Mission of Signals for Conscious Behaviour/Ed. T. Dsiraju. Am- Amsterdam: Elsevier, 1976. P. 163—192. Peterson M. Neural lateralization of species-specific vocalizations by Japanese Macaques//Science. 1978. Vol. 202. P. 324—327. Peterson M. Neural lateralization of vocalization by Japanese Maca- Macaques: communicatine significance is more important than acoustic structure//Behav. Neurosci. 1984. Vol. 98, N 5. P. 779—790. Rebert Ch. S. Cortical and subcortical slow potentials in the monkeys brain during a preparatory interval//J. EEG and Clin. Neurophy- siol. 1972. Vol. .33, N 4. P. 389—402. Reeves D., Martin Ch., Ghiselli W. Influence of amygdaloid lesions of self-punitive behaviour in rats//Physiol. and Behav. 1977. Vol. 18, N 6. P. 1089—1093. Richardson /. S. The amygdala: historical and functional analysis// //Acta neurol. exp. 1973. Vol. 33, N 3. P. 623—648. Rolls E. Т., Cooper S. Activation of neurons in the prefrontal by brain- stimulation reward in the rat//Brain Res. 1973. Vol. 60, N 2. P. 351—368. Rolls В., Rolls E. T. Effects of lesions in the basolateral amygdala of fluid intake in the rat//J. Comp. Physiol. Psychol. 1973. Vol. 83, N 2. P. 240—247. Rolls В., Rolls E. T. Thirst. Cambridge: Cambridge Univ. press, 1982. Rolts E. Т., Roper-Holl Q., Sanghera M. K. Activity of neurones in the 257
substantia innominata and lateral hypothalamus during the ini- initiation of feeding in the monkey//J. Physiol. (Gr. Brit.). 1977. Vol. 272, N 1. P. 24. Russell R., Thompson R. Amygdaloid unit activity during classical conditioning of the nictitating membrane response in rabbit//Phy- siol. and Behav. 1984. Vol. 32, N 4. P. 527—539. Sahgal U. Functions of the hippocampal system//Trends Neurosci. 1980. Vol. 3, N 5. P. 116—119. Sandner G., Schmitt P., Karli P. Effect of medial hypothalamic stimu- stimulation inducing both escape and approach on unit activity in rat mesencephalon//Physiol. and Behav. 1982. Vol. 29, N 2. P. 269— 274. Schallert T. Adipsia produced by lateral hypothalamic lesions: facili- facilitation of recovery by preoperative restriction of water intake//J. Comp. Physiol. Psychol. 1982. Vol. 96, N 4. P. 604—614. Schcenfeld Th., Hamilton W. Disruption of appetite but not hunger or satiety following small lesions in the amygdala of rats//Ibid. 1981. Vol. 95, N 4. P. 565—587. Sclafani A, Belluzzi /., Grossman S. Effects of lesions in the hypo- hypothalamus and amygdala on feeding behaviour in the rat//Ibid. 1970. Vol. 79. P. 394—403. Segal M., Olds J. Behaviour of units in hippocampal circuit of the rat during learning//J. Neurophysiol. 1972. Vol. 35, N 5. P. 680—690. Stevens R. Probability discrimination learning in hippocampectomi- zed//Physiol. and Behav. 1973. Vol. 10, N 6. P. 1023—10 Stricker E., Andersen Q. The lateral hypothalamic syndrome: compa- comparison with the syndrome of anorexia nervosa//Life Sci. 1980. Vol. 26, N 23. P. 1927—1934. Thorpe S., Rolls E., Maddison E. The orbitofrontal cortex: neuronal activity in the behaving monkey//Exp. Brain Res. 1983. Vol. 49, N 1. p. 93—115. Ursin H. Effect of amygdaloid lesions on avoidance behaviour and vi- visual discrimination in cats//Exp. Neurol. 1965. Vol. 11. P. 298— 317. Watanabe T., Niki H. Hippocampal unit activity and delayed response in the monkey//Brain Res. 1985. Vol. 325, N 1/2. P. 241—254. Zagrodska /., Fonberg E. Alimentary instrumental responses and neu- neurological reflexes in amygdalar cats//Acta neurobiol. exp. 1979. Vol. 39, N 3. P. 143—156. Zagrodska J., Brudnias-Stepowska Z., Fonberg E. Impairment of so- social behaviour in amygdalar cats//Ibid. 1983. Vol. 43, N 2. P. 63— 77. Глава 5 Айрапетянц М. Г., Вейн Л. М. Неврозы в эксперименте и клинике. М.: Наука, 1982. Бассин Ф., Рожнов В., Рожнова М. Некоторые вопросы эмоциональ- эмоциональной напряжениости//Коммунист. 1974. № 14. С. 60—70. Беляев Д. К. Некоторые генетико-эволюционные проблемы стресса и стрессируемости//Вестн. АМН СССР. 1979. № 7. С. 9—14. Вейн А. М. Лекции по неврологии неспецифических систем мозга. М., 1974. Воскресенский Б. Л. Клинико-статистические данные о психотрав- психотравмирующих переживаниях при некоторых формах психогений// //Журн. невропатологии и психиатрии. 1980. Т. 80, № 8. С. 1191 — 1195. Думенко В. Н., Носарь В. И. Пищевые инструментальные условные 258
рефлексы у собак с разным типом нервной системы//Журн. высш. нервн. деятельности. 1980. Т. 30, № 5. С. 927—936. Зачепицкий Р. Л. К вопросу об эпидемиологических исследованиях клинических форм неврозов//Журн. невропатологии и психиат- психиатрии. 1983. Т. 83, № 11. С. 1721—1724. Карвасарский Б. Д. Медицинская психология. Л.: Медицина, 1982. Мадорский С. В. Эмоциональный тон ощущений при стимуляции кожи электрическим током у больных с поражением медиоба- зальных структур височной доли мозга//Журн. высш. нервн. дея- деятельности. 1982. Т. 32, № 2. С. 218—223. Мерлин В. С, Вяткин Б. А. Общая психология. М.: Просвещение, 1976. Мясищев В. Я. Личность и неврозы. Л., 1960. Небылицын В. Д. К вопросу об общих и частных свойствах нервной системы//Вопр. психологии. 1968. № 4. С. 29—43. Овчинникова И. Представление о счастье//Сов. экран. 1976. № 17. С. 3—4. Орбели Л. А. Избранные труды. М.; Л.: Наука, 1964. Т. 3. Павлов И. П. Письмо к Г. К. Козанько//Физиол. журн. 1954. Т. 40, № 5. С. 618. Павлов И. П. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. М.: Наука, 1973. Полянцев В. А., Румянцева А. Г., Куликов М. Л. Исследование осо- особенностей эмоциональных реакций у лиц с различным уровнем нейротизма//Физиология человека. 1985. Т. Л, № 4. С. 594—605. Преображенская Л. А. Индивидуальные особенности гиппокампаль- ной электрической активности и условнорефлекторной деятель- деятельности у собак//Журн. высш. нервн. деятельности. 1981. Т. 31, № 3. С. 479—488. Русалов В. М. О природе темперамента и его месте в структуре ин- индивидуальных свойств человека//Вопр. психологии. 1985. № 1. С. 19—32. Симонов П. В. Условные реакции эмоционального резонанса у крыс// //Нейрофизиологический подход к анализу внутривидового по- поведения. М.: Наука, 1976. С. 6—26. Смирнов В. М., Панасюк Л. Ю. Методы экспериментально-психоло- экспериментально-психологического исследования//Методы клинической нейрофизиологии. Л.: Наука, 1977. С. 231—259. Судаков К В., Душкин В. А., Юматов Е. А. Генетические и индиви- индивидуальные различия сердечно-сосудистых нарушений у крыс при экспериментальном эмоциональном стрессе//Вестн. АМН СССР. 1981. № 12. С. 32—39. Ушаков Г. К Пограничные нервно-психические заболевания. М.: Ме- Медицина, 1978. Хананашвили М. М. Информационные неврозы. Л.: Медицина, 1978. Хананашвили М. М. Патология высшей нервной деятельности (по- (поведения). М.: Медицина, 1983. Хоничева И. М., Ильяна Вильяр. Характер поведения в ситуации избегания как критерий оценки типологических особенностей крыс//Журн. высш. нервн. деятельности. 1981. Т. 31, № 5. С. 975—983. Чайченко Г. М. Зависимость обучения крыс от их общей возбуди- мости//Журн. высш. нервн. деятельности. 1982. Т. 32, № 5. С. 980—982. Шевко Г. Н. Типологические характеристики высшей нервной дея- деятельности и особенности электрической активности головного 259
мозга: Автореф. дис. ... канд. биол. наук. Киев: Ин-т физиологии АН УССР, 1980. Ширяева Н. В., Вайдо А. И. Генетика нейроанатомических призна- признаков и возможная связь с особенностями поведения животных// //Журн. высш. нервн. деятельности. 1980. Т. 30, № 1. С. 71—79. Andersen P., Eccles /. Inhibitory phasing of neuronal discharge//Na- ture. 1962. Vol. 196, N 4855. P. 645. Andress D.. Church M. Differences in brainstem auditory evoked res- responses between introverts and extraverts as a function of stimu- stimulus intensity//Psychophysiologia. 1981. Vol. 18, N 2. P. 156—157. Cheliout F., Sgouropoulos P., Hazemann P., Lille F. Rythme thêta pasterieur en cours de la veille active chez l*homme//Rev. élétro- encephalorg. et neurophysiol. clin. 1979. Vol. 9, N 1. P. 52—57. Deakin J., Exley К Personality and malefemale influences on the EEG alpha rhythm//Biol. Psychol. 1979. Vol. 8, N 4. P. 285—290. Eysenck H. Human typology, higher nervous activity and factor ana- lysis//Biological bases of individual behaviour. N. Y.; L.: Acad. press, 1972. P. 165—181. Eysenck H. The measurement of emotion: psychological parameters and methods//Emotions: their Parameters and Measure. N. Y.: Ra- Raven press, 1975. P. 439—467. Eysenck H. Personality and psychosomatic diseases//Acta nerv. super. 1981. Vol. 23, N2. P. 112—129. Eysenck #., Eysenck S. Psychoticism as a Dimension of Personality. L.: Hodder and Stoughton, 1976. Eysenck #., Levey A. Conditioning, introversion-extraversion and the strangth of the nervous system//Biological Bases of Individual Behaviour. N. Y.; L.: Acad. press, 1972. P. 206—220. Garcia-Sevilla L. Extraversion and neuroticism in rat//Person. and Individ. Diff. 1984. Vol. 5, N 5. P. 511—532. Gilliland K, Andress D., Bracy S. Differences in EEG alpha index between extraverts and introverts//Psychophysiology. 1981. Vol. 18, N 2. P. 156. Gray L The psychophysiological nature of introversion-extraversion: a modification of Éysenck's theory//Biological Bases of Individual Behaviour. N. Y.; L.: Acad. press, 1972. P. 182—205. Gudjonson G. Extraversion and the defection of deception: comments of the paper by Bradley and Janisse//Person. and Individ. Diff., 1982. Vol. 3, N 2. P. 215—216. Furnham A. Personality and values//Ibid. 1984. Vol. 5, N 4. P. 483— 485. Irmis F.. Radil-Weises 7\, Lat /., Krekule I. Inter-individual differen- differences in hippocampal theta activity during habituation//J. EEG and Clin. Neurophysiol. 1970. Vol. 28, N 1. P. 24—31. Isaacson R. Limbic system contributions to goal-directed behaviour// Neural Mechanisms of Goal-Directed Behaviour and learning. N. Y.: Acad. press, 1980. P. 409—423. Isaacson R., Mc Clearn G. The influence of brain damage on locomo- tor behaviour of mice selectively bred for high or low activity in the open field//Brain Res. 1978. Vol. 150. P. 559—567. Oakeshott J., Glow P. Genetic and environmental determinants of sensory contingent bar pressing in laboratory rats//Austral. J. Psychol. 1980. Vol. 32, N 1. P. 31—43. Simonov P. V. Role of limbic structures in individual characteristic of behaviour//Acta neurobiol. exp. 1981. Vol. 41. P. 573—582. Wilson G. Introversion/Extraversion/Dimensions of Personality. L.: Wiley, 1978 P. 217—261. 260
Winter С, Winter /?., Roderick Т. Some behavioural differences asso- associated with relative size of hippocampus in the mouse//}. Comp. Physiol. Psychol. 1971. Vol. 76, N 1. P. 57—65. Zuckerman M. Sensation seeking: a comparative approach to a human trait//Behav. and Brain Sci. 1984. Vol. 7, N 3. P. 413—471. Глава 6 Адамар Ж. Исследование психологии изобретения в области мате- математики. М.: Сов. радио, 1970. Аронс Е. К, Васильева В. М., Тиунова А. А. Исследование ЭЭГ и двигательных показателей восприятия и возможности переноса информации из второй стадии в фазу быстрого сна у человека// //Жури. высш. нервн. деятельности. 1985, Т. 35, № 2. С. 228— 231. Бухтадзе Н. М., Кадагишвили Л. Г., Кеуба М. Н., Каландаришви- ли Т. В. Эксперименты по определению феномена бессознатель- бессознательного на основе квантово-волновой теории мышления//Материа- лы IV Всесоюз. съезда психологов. Тбилиси, 1971. С. 124. Вернадский Л. С. Биогеохимические очерки. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. Выготский Л. С. Собрание сочинений. М.: Педагогика, 1984. Т. 6. Гегель Г. Лекции по эстетике//Сочинения. М.: Соцэкгиз, 1938. Т. 12, кн. 1. Гегель Г. Работы разных лет//Вопр. философии. 1970. № 5. С. 121. Гершуни Г. В., Кожевников В. А., Марусева А. М., Чистовик Л. А. Об особенностях образования временных связей на неощущае- неощущаемые звуковые раздражения у челозека//Бюл. эксперим. биоло- биологии и медицины. 1948. Т. 26, № 3. С. 205. Григолава В. В. Бессознательное и установка//Вопр. психологии. 1984. №3. С. 145—150. Гриндель О. М. Межполушарные отношения в коре большого мозга по показателю когерентности ЭЭГ при восстановлении сознания и речи после длительной комы//Журн. высш. нервн. деятельно- деятельности. 1985. Т. 35, № 1. С. 60—67. Деглин В. Л. Функциональная асимметрия мозга человека: Автореф. дис. ...д-ра мед. наук. Л.: Ин-т физиологии АН СССР, 1984. Доброхотова Т. А., Гриндель О. М., Брагина Н. Н. и др. Восстанов- Восстановление сознания после длительной комы у больных с тяжелой че- репномозговой травмой//Журн. невропатологии и психиатрии. 1985. Т. 85, № 5. С. 720—726. Дубровский Д. И. Информация. Сознание. Мозг. М.: Высш. шк., 1980. Иваницкий А. М. Мозговые механизмы оценки сигналов. М.: Меди- Медицина, 1976. Иваницкий А. М., Стрелец В. Б. Поиск причинных связей между моз- мозговыми и психическими явлениями при исследовании восприя- тия//Физиология человека. 1981. Т. 7, № 3. С. 528—540. Иваницкий А. М., Стрелец В. Б., Корсаков И. А. Информационные процессы мозга и психическая деятельность. М.: Наука, 1984. Кликс Ф. Об эволюции когнитивных процессов и возможностей// //Психол. журн. 1980. Т. 1, № 6. С. 3—17. Костандов Э. Л. Сознание и бессознательное как проблема высшей нервной деятельности человека//Журн. высш. нервн. деятельно- деятельности. 1984. Т. 34, № 3. С. 403—411. 261
Костандов Э. А. О литерализации эмоциональных функций//Физиол. журн. 1984. Т. 70, № 7. С. 976—982. Кропотов Ю, Д. Нейрофизиологические механизмы опознания и па- памяти у человека: Автореф. дис. ... д-ра биол. наук. Л.: НИИ ЭМ АМН СССР, 1984. Куранов В. П., Русалов В. М. Структура формально-динамических свойств психики человека в процессе взаимодействия сигналь- сигнальных систем//Психол. журн. 1984. Т. 5, № 1. С 45—54. Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения. М.: Пе- Педагогика, 1983. Т. 2. Ливанов М. Н.у Свидерская Н. Е. Психологические аспекты фено- феномена пространственной синхронизации потенциалов//Психол. журн. 1984. Т. 5, № 5. С. 71—83. Липер Р. У. Мотивационная теория эмоций//Психология эмоций: Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1984. Лурия А. Р. Язык и сознание. М.: Изд-во МГУ, 1979. Любищев А, А. Проблемы формы, систематики и эволюции организ- организмов. М.: Наука, 1982. Маркес Г. Г. Поэзия и трезвость фантазии//Лит. газ. 1982. № 47. С. 15. Мейен С. В., Чайковский Ю. В. О работах А. А. Любищева по об- общим проблемам биологии//Любищев А. А. Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М.: Наука, 1982. Налимов В. В., Дрогалина Ж. А. Вероятностная модель бессозна- бессознательного. Бессознательное как проявление семантической вселен- ной//Психол. журн. 1984. Т. 5, № 6. С. 111—122. Николаенко Н. Н. Асимметрия полушарий мозга и цветовосприя- тие//Вопр. эволюц. физиологии. Л.: Наука, 1982. С. 229. Новиков K. А. О некоторых аспектах проблемы свободного выбора// //Вопр. философии. 1972. № 12. С. 102—111. Павлов И. 77. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. М.: Наука, 1973. Панов Е. Н. Знаки. Символы. Языки. М.: Знание, 1984. Потулова Л. А., Васильев Я. А. Предстимульные ЭЭГ и вызванные потенциалы человека при опознании значимого светового сти- мула//Физиология человека. 1985. Т. 11, № 4. С. 580—585. Пучинская Л. М. Вызванные потенциалы при мысленном представ- представлении изменения интенсивности световых стимулов//Журн. высш. нервн. деятельности. 1974. Т. 24, № 1. С. 18—28. Ротенберг В. С. Адаптивная функция сна. М.: Наука, 1982. Ротенберг В. С. Гипноз и образное мышление//Психол. журн. 1985. Т. 6, № 2. С. 128—133. Рубцов Л. В. О «многозначности» искусства и «однозначности» нау- ки//Вопр. философии. 1985. № 7. С. 107—115. Симонов П. В. Эмоциональное возбуждение и «психический мутаге- нез»//Второй симпоз. по пробл. «Человек и машина». М.: НТО им. А. С. Попова, 1966. С. 28—35. Симонов П. В. Высшая нервная деятельность человека. Мотиваци- онно-эмоциональные аспекты. М.: Наука, 1975. Симонов П. В. Категории сознания, подсознания и сверхсознания в творческой системе К. С. Станиславского//Бессознательное. Тби- Тбилиси: Мецниереба, 1978. Т. 2. С. 518—528. Симонов Я. В. О познавательной функции сопереживания//Вопр. фи- философии. 1979. № 9. С. 137—142. Симонов Я. В. Эмоциональный мозг. М.: Наука, 1981.
Симонов П. В. Неосознаваемое психическое: подсознание и сверх- сверхсознанием/Природа. 1983. № 3. С. 24—31. Симонов П. В., Ершов П. М. Темперамент. Характер. Личность. М.: Наука, 1984. Спиноза Б. Этика. М.: Наука, 1932. Суворов Н. Ф., Фирсов Л. А. Приматологический аспект в сравни- сравнительно-физиологическом изучении позедения//Проблемы высшей нервной деятельности и нейрофизиологии. Л.: Наука, 1975. С. 87—106. Узнадзе Д. Н. Место бессознательного в психологии//Вестн. Тбил. ун-та. 1919, № 1. С. 178. Фейгенберг И. М. Зрительный феномен, требующий применения принципа дополнительности в описании//Докл. АН СССР. 1980. Т. 253, № 2. С. 500—502. Фейгенберг И. М. Принцип дополнительности в описании психиче- психических явлений//Природа. 1985. № 2. С. 94—101. Фейнберг Е. Л. Кибернетика. Логика. Искусство. М.: Радио и связь, 1981. Черниговская Т. В., Балонов Л. Я., Деглин В. Л. Эволюционно-фи- зиологический анализ мозговой организации билингвизма//Вопр. эволюц. физиологии. Л.: Наука, 1982. С. 319—320. Ярошевский М. Г. Категориальная регуляция научной деятельно- сти//Вопр. философии. 1973. № 11. С. 74—86. Begleiter H.t Porjesz В. Evoked brain potentials as indicators of de- cision-making//Science. 1975. Vol. 187, N 4178. P. 754—755. Block V. Le sommeil et les processus d'acquisition//Courr. CNPS. 1975. N 15. P. 13—16. Dawson M.t Biferno M. Concurrent measurement of awareness and electrodermal classical conditioning//J. Exp. Psychol. 1973. Vol. 101. N 1. P. 55—62. Donchin £., Mc Carthy G., Kutas M., Ritter W. Event-related brain po- potentials in the study of consciousness//Consciousness and Self- Regulation. N. Y.; L., 1983. Vol. 3. P. 81—121. Eccles /. The Understanding of the Brain. N. Y.: Mc Graw-Hill, 1973. Eccles /. The Human Mystery. Berlin; Heidelberg: Springer, 1979. George S., Jennings L. Effect of subliminal stimulus on consumer be- behaviour: negative evidence//Percept. and Mot. Skills. 1975. Vol.41, N 3. P. 847—854 Golds /., Jutai J., Gruzelier J. Asymmetric hemispheric activity du- during hypnosis as measured by auditory evoked potentials//Intern. J. Psychophysiol. 1984. Vol. 2, N 3. P. 212. Gruzelier /., Brow T., Perry A. et al. Hypnotic susceptibility and ce- cerebral asymmetries under hypnosis//Ibid. P. 224. Gruzelier J., Brow T., Perry A. et al. Hypnotic susceptibility a lateral predesposition and altered cerebral asymmetry under hypnosis// //Ibid. N 2. P. 134—139. Hunt S. Hypnosis as obedience behaviour//Brit. J. Soc. Clin. Psychol. 1979. Vol. 18, N 1. P. 21. John E. R. Mechanism of Memory. N. Y.: Acad. press, 1967. Jones F., Hochhaus L. The role of awareness in the operant conditio- conditioning of eye blinks//Bull. Psychonom. Soc. 1976. Vol. 8, N 5. p, 374—376. Knowelton W., Rottschaefer W. A cognitive social learning theory perspective on human freedom//Behaviourism. 1979. Vol. 7, N 1. P. 17—22. Levine /., Kurtz R., Lauter Л Hypnosis and its effects on left and 263
right hemisphere activity//Biol. Psychiat. 1984. Vol. 10, N 10. P. 1461 — 1475. Mac Leod-Morgan C, Lack L Hemispheric specificity: a physiological concomitant of hypnotizability//Psychophysiology. 1982. Vol. 19, N 6. P. 687-690. Martindale C, Hines D.t Mitchell L, Covello E. EEG alpha asymmet- asymmetry and creativity//Person. and individ. diff. 1984. Vol. 5, N 1. P. 77—86. Murri L, Stefanini A., Navona C. et al. Automatic analysis of the he- hemispheric EEG relationships during wakefulness and sleep//Res. Communs Psychol., Psychiat. and Behav. 1982. Vol. 7, N 1. P. 109—118. Paritsis N., Destounis N. Bewusste und unbewusste Motivation zu Interaktion und Entwicklung//Dyn. Psychiat. 1982. Bd. 15, N5/6. S. 227—239. Reiser M., Block J. Discrimination and recognition of weak stimulus. III: Further experiments on interaction of cognitive and autono- mic-feedback mechanisms//Psychosom. Med. 1965. Vol. 27, N 3. p. 274—285. Robinson D., Strandburg R. Differences in inter-hemispheric variance in brain responses of attentive and inattentive human subjects// //Percept, and Mot. Skills. 1973. Vol. 36, N 3, pt. 2. P. 1099—1102. Schwartz M. On testing specific hypotheses about subliminal percep- perception: a reply to shevrin//Psychophysiology. 1976. Vol. 13, N 1. P. 27—31. Severance L, Dyer F. Failure of subliminal ward presentations to ge- generate interference to color naming//J. Exp. Psychol. 1973. Vol. 101, N 1. P. 186—189. Simonov P., Frolov M. Slow oscillations of psychophysiological pa- parameters in human operator during monotony//Aviat. Space and Environ. Med. 1985. Vol. 56, N 5. P. 503. Skinner B. F. Beyond Freedom and Dignity. N. Y.: Knopf, 1971. Sperry R. Mind-brain interaction: mentalism: yes; dualism, no//Neu- roscience. 1980. Vol. 5, N 2. P. 195—206. Ulett G., Akpinar S., Itil T. Quantitative EEG analysis during hypno- sis//J. EEG and Clin. Neurophysiol. 1972. Vol. 33, N 4. P. 361— 368. White R. A preface to the theory of hypnotism//Contemporary Psycho- pathology. Boston: Harvard Univ. press, 1946. P. 479. Глава 7 Андроникашвили Э. Вопросы взрослому//Комс. правда. 1979.29 дек. С. 2. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений. М.: Наука, 1958. Т. 9. Корчак Я. Лит. газ. 1978. № 30. С. 13. Лобачевский Н. И. О важнейших предметах воспитания//Наука и жизнь. 1976. № 5. С. 41. Мазур В. К непосредственно-общественному производству — сущ- сущность скачка и этапы становления//Коммунист. 1984. № 15. С. 37—49. Никитина Л., Никитин Б. Диалектика воспитания//Смена. 1979. №12. С. 6—7. Печенев В. Возвышение потребностей и формирование нового чело- века//Коммунист. 1976. № 18. С. 58—69. Симонов П. В. Эмоции и воспитание//Вопр. философии. 1981. № 5. С. 39—48. 264
Соловейчик С. Педагогические размышления//Новый мир. 1985. №3 С. 179—199. Сухомлинский В. А. Труд души//Комс. правда. 1971. № 53. С. 4. Сухомлинский В. А. Рождение гражданина. М.: Мол. гвардия, 1979. Ухтомский А. А. Письма//Пути в незнаемое. М.: Советский писатель, 1973. С. 384. Харчев А. Школа воспитывающая//Коммунист. 1984. № 3. С. 46—57. Eccles J. The Human Psyche. Heidelberg: Springer, 1980. Заключение Гегель Г. Сочинения. М.; Л.: Политиздат, 1934. Т. 7. Капица П. Л. Эксперимент. Теория. Практика. М.: Наука, 1981. Павлов И. П. Письмо к Г. К. Кованько//Физиол. журн. 1954. Т. 40, № 5. С. 618.
P. V. S I M О N О V. MOTIVATED BRAIN. Natural scientific backgrounds for general psychology. Moscow: Publishing House «Nauka», 1987. This monograph contains a natural scientific analysis of the key concepts of general psychology on the basis of the need-informational approach suggested by the author of this book, and rests upon the data, provided by the general physiology of brain, comparative phy- physiology of the higher nervous activity and human psychophysiology. The results of this analysis may be described in the form of the fol- following short definitions, given in the succession they are discussed in the book. Need — a specific (essential) force of living organisms, procuring their connections with external environment for self-preservation and self-development, a source of living systems' activity in the surround- surrounding world. Human needs may be divided into three basic groups in- independent as to their origin: vital, social and ideal needs of knowled- knowledge and creativity. In each group there are needs of preservation and those of development, the social group revealing needs «for me» (rights) and «for others» (responsibilities). Satisfaction of any of the above needs is promoted by initially independent additional needs in equipment (with means, knowledge, skills) and the need to overcome obstacles on the way to the goal, commonly defined as will. Persona- Personality— individual unique composition and internal hierarchy of basic (vital, social, ideal) needs of a given human being, including their varieties of preservation and development, «for me» and «for others». The most important personality characteristic is — which of these needs and for how long are dominant in the hierarchy of coexisting motives, which need is «supplied» by creative intuition (superconsciousness, according to K. S. Stanislavsky's terminology). Emotion — reflection in human and higher animals* brain of an urgent need and of probability (possibility) of its satisfaction. The subject assesses its probability at conscious and unconscious levels using his inborn and previously acquired individual experience, invo- involuntarily comparing the information on the means, time, resources, necessary for reaching the goal (satisfaction of a need) with the avai- available information. Emotion in its neurophysiological sense is an active state of a system of specialized brain structures, prompting the subject to change his behaviour so that to maximize or to minimize this state, which determines reinforcing, switching over and compensatory (sub- (substituting) functions of emotions in organization of goal-directed be- behaviour. Behaviour—such form of human and animal vital activity, which changes the probability and the duration of contact with an- external object, able to satisfy the individual's need. Consciousness — specificly human form of reflection of reality, operating with knowledge, which by means of the «second signal sy- system» (words, mathematical symbols, artistic images) may be shared with other individuals, with other generations — in the form of cultu- cultural monuments. Subconsciousness — a variety of the unconscious psy- psychic, comprising all that which was conscious or may become consci- conscious under definite conditions, i. e. well automized and because of that no longer conscious skills; forced out consciousness motivational conflicts; well learned social norms, controlling behaviour and expe- experienced as «the voice of conscience», «the call of duty» etc. Super- consciousness (creative intuition) is manifested as initial stages of a creative venture, uncontrolled by consciousness and will. Unconsci- 266
ousness thus protects the arising hypotheses («psychic mutations and recombinations») from the conservatism of consciousness, from the ex- extreme pressure of previously acquired experience. Consciousness ho- however retains the function of selecting these hypotheses by means of logical analysis and with the help of criterion of practice in a broad context. The neurophysiological basis of superconsciousness is provi- provided by the transformation and recombination of the traces (engrams) stored in the subject's memory, by initial closing of new temporary connections; whether they conform to the reality or not is defined only later on. Superconsciousness is always oriented at satisfaction of the dominant need, its specific contents channelling the direction of «the psychic mutagenesis». The actual controversy between determinism and freedom of choice may be removed only by the complementation principle. Man is not free (determined) from the point of view of an external observer, who considers the determination of by genetic fac- factors and educational conditions. However — and at the same time — man is free in his choice from his reflecting consciousness* point of view. In choosing the action superconsciousness may suggest as ma- material for the decision-making such trace recombinations of the pre- previously acquired experience that never occurred neither in the subject's activity, nor in the experience of preceding generations. In this and only in this sense we may venture to speak of a specific «selfdeter- «selfdetermination» of behaviour as a particular case of the process of self-pro- self-propulsion and self-development of the living nature. Unlike instruction and training, addressing almost exclusively the child's consciousness, education (as also art) is impeled to affect the subconsciousness and superconsciousness. Genuine good educa- education presupposes not only the knowledge of moral norms, obeying the rules in order to be awarded or to escape punishment, but impossi- impossibility to violate the principles, which have become internal controls of human acts and actions. The subjective unconsciousness of the objective advantages of a socially favourable behaviour is the essence of moral dialectics. Peter L. Kapitsa wrote in his «Experiment. Theory. Practice». A981): «No doubt that the developing science of the higher nervous activity will establish even more close ties with social sciences... Only on this scientific basis institutions for correct education and training are feasible. Only on this scientific basis it is possible to look for the correct forms of human labour and human leisure. And above all, only on the scientific basis it is possible to create a healthy and effi- efficient structure of the society». This book is dedicated to broad sections of readers: biologists, physiologists, psychologists, psychoneurologists, teachers and students of art. This «Motivated Brain» is a second book after «The Emotional Brain» A981) and the author hopes to write in future a third —«The Creative Brain: Evolution of Noosphere»
Оглавление Введение 3 1 Сложнейшие безусловные рефлексы высших животных — филогенетическая предыстория потребностей человека 14 2 Опыт классификации потребностей человека 43 3 Отражательно-оценочная и регуляторные функции эмоций. Их нейроанатомические и нейрохимические основы 61 4 Физиологические механизмы организации целенаправленного поведения 105 5 Проблема индивидуальных (типологических) различий 138 6 Сознание и неосознаваемые проявления высшей нервной деятельности человека 169 7 Воспитание как мотивирование 210 Естественнонаучное обоснование ключевых понятий общей психологии (вместо заключения) 220 Литература 237
Contents Introduction 3 1 Complex unconditioned reflexes of higher animals — phyiogenetic prehistory of human needs. 14 2 Classification of human needs 43 3 Reflectory-estimative and regulatory functions of emotions. Their neuroanatomic and neurochemical backgrounds 61 4 Physiological mechanisms of the Goal-directed behaviour 105 5 The problem of individual (type) differences 138 6 Consciousness and unconscious manifestations of human higher nervous activity 169 7 Education as motivation 210 Natural scientific substantiation of key notions in general psychology (instead of conclusion) 220 References 237
Павел Васильевич Симонов МОТИВИРОВАННЫЙ МОЗГ Высшая нервная деятельность и естественнонаучные основы общей психологии Утверждено к печати Секцией химико-технологических и биологических наук АН СССР Редактор издательства Е. А. Колпакова Художник А. М. Драговой Художественный редактор Н. А. Фильчагина Технический редактор М. Ю. Соловьёва Корректоры В. А. Алешкина, Н. Г. Васильева ИБ № 35124 Сдано в набор 17.09.86 Подписано к печати 5.12.86 Т-19173. Формат 84X108732 Бумага кн.-журнальная Гарнитура литературная Печать высокая Усл. печ. л. 14,28. Усл. кр. отт. 14,91. Уч.-изд. л. 16,0. Тираж 6150 экз. Тип. зак. 5006 Цена 1 р. 20 к. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Наука» 117864 ГСП-7, Москва, В-485 Профсоюзная ул., 90 2-я типография издательства «Наука» 121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 6