Рожков Н.А. Избранные труды. Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века - Рожков Н.А.

Николай Александрович Рожков. Волобуев О.В.

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке и его влияние на социально-политический строй того времени

Автор: Рожков Н.А.

Теги: всеобщая история политика политические науки история россии политология

ISBN: 978-5-8243-1229-4

Год: 2010

Похожие

Щербатов М.М. Избранные труды. Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века

Избранные труды. Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века

Бакунин М.А. Избранные труды. Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века

Избранные труды. Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века

Текст

БИБЛИОТЕКА
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ОБЩЕСТВЕННОЙ
МЫСЛИ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАЧАЛА XX ВЕКА

ИНСТИТУТ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
БИБЛИОТЕКА
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ОБЩЕСТВЕННОЙ
МЫСЛИ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАЧАЛА XX ВЕКА
Руководитель проекта
А. Б. Усманов
Редакционный совет:
Л. А. Опёнкин, доктор исторических наук, профессор (председатель);
И. Н. Данилевский, доктор исторических наук, профессор;
А. Б. Каменский, доктор исторических наук, профессор;
Н. И. Канищева, кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии РФ (ответственный секретарь);
А. Н. Медушевский, доктор философских наук, профессор; Ю. С. Пивоваров, академик РАН;
А. К. Сорокин, кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии РФ (сопредседатель);
В. В. Шелохаев, доктор исторических наук, профессор, лауреат Государственной премии РФ (сопредседатель)
МОСКВА
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ (РОССПЭН)
2010

ИНСТИТУТ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
Николай Александрович РОЖКОВ
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
СОСТАВИТЕЛЬ,
АВТОР ВСТУПИТЕЛЬНОЙ СТАТЬИ:
О. В. Волобуев, доктор исторических наук
СОСТАВИТЕЛЬ,
АВТОР КОММЕНТАРИЕВ:
А. Ю. Морозов,
кандидат исторических наук
МОСКВА
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ (РОССПЭН)
2010

УДК 94(47) (082.1) ББК 66.1(0)
Р63
НП БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
ИСКУССТВО И СПОРТ
Долгосрочная благотворительная программа осуществлена при финансовой поддержке НП «Благотворительная организация «Искусство и спорт»
Рожков Н. А. Избранные труды / НА. Рожков; [сост., автор всгуп Р63 ст. О. В. Волобуев, сосг., автор коммент. А Ю. Морозов]. — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — 736 с. — (Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века).
ISBN 978-5-8243-1229-4
УДК 94(47) (082.1) ББК 66.1(0)
ISBN 978-5-8243-1229-4 © Волобуев О. В., составление тома, вступительная
статья, 2010
О Морозов А. Ю., составление тома, комментарии, 2010
О Институт общественной мысли, 2010 О Российская политическая энциклопедия, 2010

Николай Александрович Рожков
Николай Александрович Рожков родился 24 октября 1868 г., в тот же год, что и последний российский император Николай II и «первый пролетарский» писатель Максим Горький. Рожков вырос в семье учителя уездного училища (г. Верхотурье, Пермской губ.), ставшего затем инспектором народных училищ в г. Екатеринбурге. Там же, в Екатеринбурге, в 1886 г. он окончил гимназию. О его родителях и гимназических годах известно мало. Есть основания предполагать, что его окружали люди, преданные делу народного образования и просвещения. Традиции в семье были, по характеристике самого Рожкова, «консервативные, самодержавные и православные». Думается, не случайно будущий император, родившийся в мае, и будущий историк, родившийся в октябре, оказались полными тезками. Первым политическим событием, повлиявшим на формирование у юного гимназиста интереса к общественной жизни, стало убийство народовольцами 1 марта 1881 г. Александра II.
В круг чтения Рожкова, как и других тянувшихся к знаниям гимназистов, входили сочинения Д. И. Писарева, П. Л. Лаврова и Н. К Михайловского, популяризатора марксизма экономиста Н. И. Зибера, а также Г. Спенсера, Ф. Лассаля и других мыслителей, чьи политические и социологические идеи получили распространение среди молодежи. Близким Рожкову по духу был его гимназический товарищ П. Л. Точис- ский, оставивший в 1883 г. гимназию ради участия в революционной деятельности. В 1886 г., когда Николай окончил гимназию, Точисский уже создал одну из первых социал-демократических организаций «Товарищество санкт-петербургских мастеровых». Рожков избрал другой жизненный путь, поступив на историческое отделение историко- филологического факультета Московского университета. Еще в пятом классе гимназии он увлекся историей и социологией, прочитав книгу Г. Т. Бокля «История цивилизации в Англии». Она, по признанию Рожкова, «оказала определяющее влияние» на формирование главной цели жизни — «изучения исторической закономерности»1.
1 Рожков Н. А Автобиография // Памяти Николая Александровича Рожкова.
М, 1927. С. 7.

6
О. В. Волобуев
Скудны сведения и о студенческих годах Рожкова. Как вспоминал его однокурсник по университету М. М. Богословский, аудитория в те годы почти не объединяла студентов, так как посещение лекций было свободным, надзор же за их поведением вынуждал «ходить с опаской». По наблюдениям Богословского, Рожков «не был в особенно тесной связи с курсом, держался особняком», поскольку тогда провинциальное студенчество группировалось по землячествам2. Свою принадлежность к землячеству подтверждал и Рожков3. Окончил Московский университет он в 1890 г. Из преподавателей университета наибольшее влияние на Рожкова оказал В. О. Ключевский.
После окончания университета Рожков преподавал древние языки в Пермской гимназии. В этом нет ничего удивительного. Классические языки на историческом отделении университета изучались на протяжении всех четырех лет обучения. В начале 1890-х гг. Рожков опубликовал в «Отчетах о состоянии Пермской гимназии» свои первые статьи, посвященные античным сюжетам. Одновременно под руководством Ключевского он готовился к научной деятельности. На летние каникулы Рожков уезжал в Петербург, где работал в Публичной библиотеке, и в Москву для встреч с Ключевским и сдачи магистерского экзамена по программе, состоявшей из 12 обширных вопросов. Уже первые его исследовательские работы, посвященные «Русской правде»4, получили признание и были позже широко использованы в двухтомном труде Л. Гетца «Русская правда».
Перебравшись в Москву, Рожков, со своим уже шестилетним опытом преподавания в Пермской гимназии, продолжил с 1897 г. работу в средних учебных заведениях разных типов. Вначале он устроился в частное учебное заведение (с курсом гимназии) О. В. Протопоповой5, затем — в 3-й кадетский корпус6. И, наконец, в 1900 г. пере-
2 Богословский М. М. Из воспоминаний о Н. А. Рожкове // Ученые записки Института истории РАНИОН. T. V. 1929. С. 130,131.
3 Рожков Н. А Автобиография. С. 7.
4 Рожков Н. А Поводы к началу процесса по «Русской правде» // Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП). 1895. № 4; его же. Очерки юридического быта по «Русской правде» //ЖМНП. 1897. № 11,12.
5 Центральный исторический архив Москвы (ЦИАМ). Ф. 418. Оп. 67. Д. 163. Л. 11-12.
6 См.: Памяти Николая Александровича Рожкова. М., 1927. С. 8; Ученые записки Института истории РАНИОН. М., 1929. T. V. С. 138-139.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
7
шел в Московскую Практическую Академию коммерческих наук С педагогической деятельностью связано появление его первых школьных учебников и методических статей. Но главным для Рожкова в то время была работа над исследованием «Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке». Труд был основан на анализе и статистической обработке писцовых книг — сводных описей, которые велись для податного земельного обложения (сошного письма) и служили также для определения принадлежности крестьян владельцам. Монография вышла в 1899 г., а в мае 1900 г. Рожков защитил по этой теме магистерскую диссертацию. Согласно правилам того времени, одним из оппонентов являлся его научный руководитель В. О. Ключевский, который высоко оценил диссертацию. Диссертационный труд Рожкова бьи удостоен Большой Ува- ровской премии Академии наук В историографии данное исследование Рожкова считается значительным вкладом в изучение экономической истории России. Новизна исследования заключалась как в выводе о кризисе сельского хозяйства в конце XVI в., так и в опровержении взгляда на Московскую Русь как страну с всеохватывающим натуральным хозяйством. Работа над монографией имела для Рожкова и мировоззренческое значение: «она заставила изучить экономическую историю вообще и углубиться в изучение политической экономии», дала «ключ к пониманию социальной и политической истории» с позиций марксизма7.
С мая 1898 г. Рожков — приват-доцент Московского университета по кафедре русской истории. М. М. Богословский, вспоминая о Рожкове как лекторе, отмечал, что «внимание студенческой аудитории он привлекал новизною точек зрения, которые он выдвигал в своих курсах, ища объяснение исторических явлений в области экономики»8. Эта методологическая позиция была связана и с заложенным еще Ключевским интересом к экономической проблематике, и с влиянием марксизма на мировоззрение Рожкова.
В начале XX в. Рожков — автор многих научных работ и учебников — становится известным историком. Его статьи публикуются в различных журналах («Жизнь», «Образование», «Мир Божий», «Вестник воспитания» и др.) и научных сборниках9. Прочитанные им во многих
7 Рожков Н. А Автобиография. С. 8.
8 Ученые записки института истории РАНИОН. T. V. С. 141.
9 Эти публикации в основном вошли в состав сборника статей Н. А. Рожкова 'Исторические и социологические очерки» (Ч. I—И. М., 1906).

8
О. В. Волобуев
городах (Курск, Воронеж, Тамбов, Уфа, Ржев) лекции для учителей10 легли в основу книги «Город и деревня в русской истории» (1902). В ней Рожков изложил первоначальный вариант своей концепции истории России, основанной на определяющей роли экономического фактора в развитии общества11. Ее развернутое обоснование на материале VI — первой половины XVI в. было дано в «Обзоре русской истории с социологической точки зрения»12. В работе конкретная история Киевской и Удельной Руси служит материалом для социологических выводов («законов» в терминологии Рожкова). «Обзор русской истории...» — это еще один шаг в становлении авторской концепции. Рожков широко пользуется сравнительно-историческим методом. Так, в удельный период проводится сравнение Северо- Восточной Руси с Западной и Юго-Западной. Новым по сравнению с «Городом и деревней...» является введение в историческую концепцию психологической трактовки духовной жизни общества (теория психических типов). Суть ее в том, что для каждого исторического периода характерны свои психические типы, определяющие характер духовной жизни. Завершает теоретические искания историка вышедшая в 1907 г. работа «Основные законы развития общественных явлений (Краткий очерк социологии)», в которой сформулирована система социальных законов и закономерностей общественной жизни. Эта работа подводит итоги как плодотворной научной деятельности Рожкова с конца XIX в. по 1907 г., так и создания оригинальной историко-социологической концепции.
В числе других фундаментальных исследований историка, относящихся к этому времени, следует отметить монографию «Происхождение самодержавия в России» (1906). Перемены в обществе и государстве Рожков связывает с созданием нового экономического базиса — с развитием дворянского землевладения в условиях перехода
10 См.: Волобуев О. В. Лекционная деятельность Н. А. Рожкова на земских учительских курсах // Роль университетов в поддержке гуманитарных научных знаний. Материалы II научно-практической конференции. В 3 т. Тула, 2007. Т. 3.
11 См.: Волобуев О. В. «Город и деревня в русской истории» Н. А. Рожкова: исходный вариант историко-экономической концепции // Роль университетов в поддержке гуманитарных научных знаний. Материалы III международной научно-практической конференции. В 5 т. Тула, 2008. Т. 2.
12 Рожков Н. Обзор русской истории с социологической точки зрения. М., 1903-1905. Ч. I. Киевская Русь. Ч. II. Удельная Русь. Вып. 1-2.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
9
к денежному хозяйству. Он отвергает распространенную в русской историографии точку зрения о первостепенном значении войн и внешней политики для становления самодержавия в России. Эта работа была задумана как докторская диссертация, но так и не была защищена в связи с участием Рожкова в Первой российской революции.
Склонный к общественной деятельности и увлеченный марксизмом как историко-экономическим учением, Рожков втягивается в активную политическую жизнь. В декабре 1904 г. он избран председателем Педагогического общества при Московском университете13, «несмотря на яростное противодействие правой группы», как вспоминал один из членов этого Общества А. Насимович14. Уже через несколько дней после избрания нового состава правления Педагогического общества во главе с Рожковым попечитель Московского учебного округа доносит министру народного просвещения, что «управление Педагогическим обществом переходит в руки, не вполне надежные»15. В первых же принятых по инициативе демократического правления Педагогического общества резолюциях нет прежнего академизма: педагогические вопросы ставятся в зависимость от политических задач. «В декабре 1904 года, — вспоминал Рожков, — по нашему предложению Педагогическое общество высказалось за “свободную школу в свободном обществе” и “за широкую государственную реформу”. Под этими эзоповскими выражениями разумелась приближавшаяся революция, что все хорошо поняли»16. Собрания педагогов стали вскоре превращаться в публичные митинги, в которых участвовали также рабочие. Например, на заседании 12 марта 1905 г., по показаниям швейцаров Московского университета, присутствовало «до 700 лиц, в числе которых членов было до 300 лиц, а остальные 400 составляли студенты, курсистки, немного гимназисты и реалисты и человек 50 чернорабочих в измызганных костюмах». Рабочие, как выяснили те же швейцары, пришли на заседание по личному приглашению Рожкова. В большинстве своем рабочие учились на находившихся в ведении Русского технического общества общеобразовательных Пречистенских курсах, где он преподавал17.
13 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 501. Д. 4. Л. 102-103.
14 НасимовичА Воспоминания о 1905 г. // Народный учитель. 1925.№ 11.G37.
15 ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 2. Д. 5857. Л. 1.
16 Рожков Я, СоколовА О 1905 годе. Воспоминания. М., 1925. С. 3-4.
17 ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 2. Д. 5857. Л. 59.

10
О. В. Волобуев
От критики школьного образования Педагогическое общество шло к критике царского режима. Особенно большое агитационное значение имело обсуждение общего проекта улучшения порядка и благоустройства в государстве. Формально организаторы дискуссий, имевших целью проведение политической агитации и распространение социал-демократических идей, ссылались на указ от 18 февраля 1905 г., в соответствии с которым всем обществам и отдельным лицам было дано право составлять свои проекты переустройства страны и проведения реформ. «Мы решили, — писал Рожков, — воспользоваться этим указом не для того, конечно, чтобы составлять и тем более куда-либо представить наш проект, но для того, чтобы затронуть и обсудить в ряде докладов и прениях по их поводу все социальные и политические вопросы времени и развить таким образом широкую агитационную работу. <...> Аграрный и рабочий вопросы, политическая платформа, тактическая позиция — все было освещено в социал- демократическом, по существу, даже более того, в большевистском духе...»18 Такой характер, например, носило общее собрание 5 марта 1905 г., посвященное обсуждению и принятию проекта инструкции комиссии по общим вопросам усовершенствования государственного порядка. Рожков об этом рассказывал таю «Мы превратили Педагогическое общество и его заседания в зал для митингов, обсуждали целый ряд политических вопросов и говорили об общих профессиональных вопросах»19.
Кампанию против Педагогического общества и его руководства развернул в «Московских ведомостях» правоконсервативный идеолог и публицист В. А. Грингмут, который заявлял, что в Педагогическом обществе «засели революционеры», и прямо призывал к полицейской расправе с ними20. В Министерство народного просвещения одно за другим шли донесения попечителя Московского учебного округа о превращении Педагогического общества «в политический клуб». На основании газетных заметок о Педагогическом обществе и других сведений попечитель изобличал «крамольное направление сего общества, сложившееся под управлением его новой администрации,
18 Рожков К, Соколов А Указ. соч. С. 8.
19 Материалы по истории профессионального движения в России. Сб. 4. М., 1925. С. 40.
20 См.: Московские ведомости. Декабрь 1904 — апрель 1905.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
И
с г. Рожковым во главе»21. В январе 1905 г. попечитель сделал личный доклад министру просвещения о политической деятельности Педагогического общества. Особенно ненавистен попечителю Рожков, в котором персонально воплощен революционный дух Педагогического общества. Во всех донесениях подчеркивается его ведущая и руководящая роль в Обществе22. При этом каждое из донесений попечителя неизменно заканчивалось одним и тем же: заседания Педагогического общества необходимо хотя бы временно воспретить, а само Общество — как можно скорее закрыть. Расправа с Педагогическим обществом не заставила себя долго ждать. Его последнее заседание состоялось 26 марта 1905 г. Очередное собрание намечалось на 2 апреля, но пришедшие на него «встретили у ворот университета массу городовых и других полицейских чинов»23.
В начале 1905 г. под влиянием развертывающейся революции происходит быстрое полевение Рожкова. 9 апреля на квартире П. Г. Дауге состоялось заседание марксистской литературно-лекторской группы, которая широко развернула пропагандистскую работу. Лекции устраивались преимущественно нелегально: в частных домах, школах и на вечерник курсах для рабочих. Лекторы выезжали в Тверь, Тулу, Орел, Рязань, Ярославль, Смоленск и другие города. По свидетельству С. И. Мицкевича, Рожков выступал «особенно часто» и читал лекции «по текущему политическому моменту, о программе партии, по аграрному вопросу». Заседания лекторской группы неоднократно проводилось у него на квартире. Сначала группа была автономной и лишь идейно примыкала к Московскому комитету большевиков. «Но постепенно, — вспоминал Мицкевич, — все члены вплотную втянулись в партийную работу, получали отдельные задания по пропаганде, агитации, по написанию прокламаций и т. п. непосредственно от Московского комитета, и группа летом 1905 г. установила формальную связь с комитетом, стала называться лекторской группой при МК, представитель которой вошел в группу»24.
Связи Рожкова с социал-демократическим движением и работа в лекторской группе привели его к большевикам. И. И. Скворцов-
21 ЦИАМ. Ф. 459- Оп. 2. Д. 5857. Л. 38.
22 Там же. Л. 28.
23 Русские ведомости. 1905. № 90.3 апреля.
24 Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Ф. 170. Кор. 3. Д. 3. Л. 97,98 об.

12
О. В. Валобуев
Степанов познакомил Рожкова с руководителем московских большевиков В. Л. Шанцером. «Шанцер, — по воспоминаниям Рожкова, — прямо в упор поставил мне вопрос, не хочу ли я свою лекционную близость к большевикам закрепить организационно, т. е. вступить в партию. Я ответил согласием»25. Вступление Рожкова в РСДРП сразу же стало известно Московской охранке. В апреле 1905 г. на одном из ее документов была сделана приписка: «В настоящее время Николай Рожков вошел в сферу наблюдения за местной группой социал- демократической рабочей партии»26.
В связи с началом нового учебного года в сентябре 1905 г. лекторская группа совместно с МК большевиков выработала тактическую линию, которая заключалась в том, чтобы открыть аудитории высших учебных заведений для всенародных митингов и превратить университеты и институты в организационные базы революционного движения. На студенческий митинг в Московском университете был направлен Рожков. В своей речи на этой студенческой сходке он высказывался против Булыгинской думы, за проведение революционной тактики, отмечал важность революционно-организующей роли и ответственности студенчеств. Это выступление Рожкова перед студентами, как и многие другие, имело большой успех. В результате на митинге удалось принять большевистскую резолюцию.
Рожков был не только успешным социал-демократическим лектором, но и одним из видных московских публицистов социал- демократического направления. Осенью 1905 г. он входил в редакционные коллегии большевистских газет «Борьба» и «Вперед». После поражения Декабрьского вооруженного восстания он принимал участие в известном тогда сборнике «Текущий момент», озаглавленном так по названию открывавшей его статьи Рожкова. Он также являлся одним из авторов большевистского сборника «Вопросы дня»27. В результате занятий в рабочих кружках появились его брошюры, выходившие в серии «Лекции и рефераты по вопросам программы и тактики социал-демократии»28.
25 Рожков Я, Соколов А Указ. соч. С. 14.
26 Государственный архив РФ (ГА РФ). Ф. MOO. Оп. 4. Д 188. Л. 36.
27 Текущий момент. М., 1906; Вопросы дня. М, 1906.
28 Рожков Н. Агарный вопрос в России и его решение в программах различных партий. М., 1906; его же. Капитализм и социализм. М., 1906.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
13
Весной 1906 г. Рожков избирается делегатом на IV (Стокгольмский) съезд РСДРП от Московской большевистской партийной организации29. К этому времени относится и его первая встреча с В. И. Лениным, приехавшим в Москву для того, чтобы обсудить перед съездом проект большевистских резолюций30. По личным мотивам Рожков вынужден был отказаться от поездки в Стокгольм31. Тем не менее, на съезде обсуждался составленный им проект программы по аграрному вопросу. Проект сводился, по существу, к сохранению основ аграрной программы, принятой на II съезде РСДРП. Рожков требовал лишь заменить пункт об отрезках другим в такой формулировке: «Необходима передача крестьянам без выкупа всех тех земель, которые служат другим для. их хозяйственного закабаления»32.
Рожков выступал против конфискации всей помещичьей земли и ее национализации, в чем расходился с Лениным. Критикуя взгляды Рожкова, Ленин писал: «В настоящее время отказ от требования конфискации всей помещичьей земли был бы явным ограничением размаха определившегося общественного движения»33. Именно расхождения Рожкова с Лениным по аграрному вопросу, по мнению H. Н. Степанова, были главной причиной его последующего отхода от большевизма34. Не разделяя некоторого преувеличения роли аграрной программы Рожкова в его политической эволюции, следует признать, что эти взгляды на аграрное развитие России в дальнейшем способствовали сближению историка с меньшевизмом.
Весной 1906 г. Рожков был избран членом Московского комитета большевиков. В составе МК он пробыл недолго. Скоро, как свидетельствует сам Рожков, у него обнаружились идейные разногласия с членами МК. Его публичные заявления о том, что поддержка I Думы была бы возможной, если бы кадеты высказывались за Учредительное собрание, были расценены как меньшевистский уклон. Рожков
29 См.: Пятый (Лондонский) съезд РСДРП. Протоколы. М., 1963- С. 883-
30 Рожков Н. 1906 год // Каторга и ссылка. 1925. № 6. С. 55. В «Автобиографии» Н. А. Рожкова его первая встреча с В. И. Лениным ошибочно датируется весной 1905 г. Очевидно, это просто описка.
31 См.: Каторга и ссылка. 1925. № 6. С. 56.
32 Четвертый (Объединенный) съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959- С. 562.
33 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 250.
34 См.: Степанов Н. Политическая деятельность Н. А. Рожкова // Ученые записки института истории РАНИОН. T. V. С. 89,95-102.

14
О. В. Волобуев
вышел из МК, но летом 1906 г. был вновь избран кандидатом в МК на партийной конференции.
В мае 1906 г. Рожков редактировал и издавал легальную большевистскую газету «Светоч». Успело выйти только 17 номеров. 30 мая Московская судебная палата приняла постановление о прекращении издания газеты «Светоч» и привлечении ее редактора-издателя к судебной ответственности. По делу начато было судебное следствие35. Но еще до вынесения приговора Рожков был арестован 9 июля 1906 г. и отправлен в Бутырскую тюрьму.
В тюрьме Рожков пробыл недолго — с 10 июля по 22 августа 1906 г. Московский градоначальник и московский генерал-губернатор ходатайствовали перед министром внутренних дел о его высылке в отдаленные губернии Европейской России «для пресечения его вредной деятельности». Московская судебная палата 8 августа по делу газеты «Светоч» приговорила Рожкова к заключению в крепости сроком на один год. 30 августа вопрос «о приват-доценте Московского Университета Николае Рожкове, обвиняемом в политической неблагонадежности», слушался на заседании Особого совещания при Министерстве внутренних дел, которое приняло решение прекратить дело и освободить Рожкова из-под ареста (к тому времени он уже был на свободе). Московский генерал-губернатор получил телеграмму с указанием об его освобождении. Такое мягкое отношение к Рожкову Я. Д. Баум объясняет тем, что это было время между двумя Думами и, видимо, между судебными и административными органами еще не было согласованности36.
Во избежание того, что власти, спохватившись, могут его вновь арестовать, Рожков сразу же перешел на нелегальное положение и переехал в Петербург. С осени 1906 по весну 1907 г. он являлся членом Петербургского большевистского комитета. Вместе с В. П. Ногиным, И. Ф. Дубровинским, И. А. Теодоровичем и другими руководителями большевиков Рожков участвовал подготовке проектов резолюций Лондонского съезда РСДРП. В частности, он сыграл значительную роль в составлении проекта резолюции «По поводу отчета думской фракции»37.
35 ЦИАМ. Ф. 131. Оп. 71. T. 1. Д. 494. T. 1. Л. 1-49.
36 Баум Я. Д. Несколько фактов из биографии Н. А. Рожкова // Каторга и ссылка. 1928. № 6. С. 168-169.
37 Пятый (Лондонский) съезд РСДРП. Протоколы. М., 1963- С. 247-259,633-634.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
15
Будучи делегатом V съезда РСДРП от большевиков, Рожков вошел в состав специальной комиссии по выработке резолюции по профессиональным союзам. Большевики выступали за партийное руководство профсоюзами, меньшевики — за их нейтральность. В конце концов, после того как меньшевики покинули комиссию, была принята резолюция, составленная Рожковым.
На V съезде РСДРП Рожков был избран членом ЦК. После Лондонского съезда РСДРП он, как член ЦК, втягивается во внутрипартийную борьбу. О напряженности этой борьбы свидетельствует тот факт, что за 4 месяца — с начала июня до сентября 1907 г. — состоялось 26 заседаний ЦК. «Работать в ЦК — вспоминал Рожков, — было трудно: фракционная борьба большевиков с меньшевиками разгоралась все сильнее, несмотря на формальное единство партии, и осложнялась еще более сильной и резкой борьбой между представителями польской социал-демократии и Бунда в ЦК партии. Мне почти всегда приходилось председательствовать в ЦК и сдерживать расходившиеся страсти»38.
Вопрос о выборах в III Государственную думу был тесно связан с определением позиции социал-демократической фракции в будущей Думе. На IV конференции РСДРП в ноябре 1907 г. большевики добились принятия решения о том, что думская социал-демократическая фракция работает под контролем ЦК и полностью подчиняется ему. Представителем ЦК по делам социал- демократической фракции III Думы был Рожков. Он входил в думскую комиссию ЦК, на которую было возложено политическое и тактическое руководство фракцией.
Будучи организационно в годы Первой русской революции в рядах большевиков и поддерживая их политическую платформу, Рожков в то же время, как указывалось выше, по некоторым вопросам, в частности аграрному, расходился с ними. «Его первые споры с Лениным, — вспоминал М. Н. Покровский, — относятся еще к 1907 году, — они при мне происходили, я их хорошо помню. Уже тогда Н. А. [Рожков. — О. В.] начал разочаровываться в лозунгах вооруженного восстания и в других, как потом говорили, “неурезанных лозунгах”»39.
38 Рожков Н. Памяти И. Ф. Дубровинского // Историко-революционный вестник 1922. № 1 (4). С. 70.
39Покровский М. Н. А. Рожков // Историк-марксист. Т. 3-1927. С. 259-

16
О. В. Волобуев
После отъезда Ленина в эмиграцию в декабре 1907 г. Рожков в числе немногих членов ЦК, составлявших Русское бюро ЦК (И. Ф. Дубровинский, И. П. Мешковский-Гольденберг, В. П. Ногин), остался на подпольной работе в России. Он, являясь членом профессиональной комиссии при ЦК РСДРП40, принимал участие в разработке резолюций по профессиональному вопросу.
30 апреля 1908 г. Рожков был арестован в Петербурге41, где проживал по паспорту на имя сына надворного советника Александра Владимирова Таранова42. Арест был произведен в очень необычном месте для человека, находящегося в розыске, — в театре. Рожков полагал, что именно в публичных местах, где собирается образованное общество, его никто искать не додумается, однако просчитался. Вскоре он был препровожден в Москву43, так как его разыскивали (еще с осени 1906 г.) для приведения в исполнение приговора о заключении в крепость сроком на один год44.
В начале мая 1908 г. Рожков был привлечен по делу Московской организации РСДРП «по ликвидациям 1906 года» в соответствии с представлением прокурора Московской судебной палаты45. У лиц, арестованных по подозрению в принадлежности к РСДРП, были найдены записи, документы, переписка, содержащие сведения о его участии в революционной деятельности социал-демократической партии. Виновным себя Рожков не признавал.
Следствие длилось долго. Всего по делу было привлечено 46 человек. «Процесс 4б-ти» состоялся в апреле 1909 г. Рожкову вменялось в вину, что он, состоя членом Московской социал-демократической организации до «первых чисел июля 1906 года, в декабре 1905 года, во время московского вооруженного восстания, составлял для печатания бюллетени о митингах, ходе вооруженного восстания и об отдельных эпизодах, его сопровождавших; с мая 1906 года входил в состав литературной группы означенной организации, на обязанности
40 ГА РФ. Ф. 102. ДП ОО. Д 5. ч. 84. Л. 148.
41 ГА РФ. Ф. MOO. Оп. 4. Д. 188. Л. 148; ЦИАМ. Ф. 131. Оп. 71. T. 1. Д. 494. T. 1. Л. 10-11.
42 ЦИАМ. Ф. 142. Оп. 19. Д 182. Л. 34.
43 ГА РФ. Ф. МОО. Оп. 4. Д 188. Л. 144.
44 Там же. Л. 133-148.
45 ЦИАМ. Ф. 131. Оп. 71. T. 1. Д 494. Т. 1-16; Ф. 131. Оп. 74. Д 345; Ф. 142. Оп. 19. Д 182. Л. 5-16.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
17
каковой группы лежало составление агитационных революционных листков; с июня того же года был членом МК РСДРП; в мае того же года состоял редактором-издателем выходившей в г. Москве ежедневной газеты “Светоч”, каковая газета, будучи социал-демократическим органом текущей революционной жизни в духе программы и тактики РСДРП, была в то же время партийным органом Московской социал-демократической Организации, обслуживающей нужды этой организации, и распространявшимся членами Организации среди местного населения, при чем он, подсудимый, сознательно, с намерением распространения, поместил в №№ 14, 16, 17 названной газеты, вышедших в свет в Москве 27,30 и 31 мая 1906 года, несколько резолюций, принятых на собраниях рабочих и крестьян, зная, что резолюции эти по содержанию своему возбуждают к учинению бун- товщического деяния и к ниспровержению существующего в России общественного строя»46.
Два года, проведенные Рожковым в тюрьме, стали временем испытания характера и плодотворной научной работы. О ней можно судить по сохранившимся письмам, отправлявшимся из тюрьмы к жене. Уже через несколько месяцев после приговора Рожков сообщал о том, что он собирает материалы по психологической истории русского общества, а 6 сентября 1909 г. напоминал: «Я уже писал тебе, что у меня опять накопился отчасти и разработанный материал о развитии духовной культуры разных народов и о психологии общества и развитии психических типов». В октябре он сообщает о замысле работы по истории психических типов, которая (хотя и не была написана как отдельное сочинение) стала важнейшей составной частью «Русской истории в сравнительно-историческом освещении». В письме от 17-18 октября 1909 г. Рожков писал: «Я окончательно задумал и набросал план будущего большого сочинения под заглавием теории развития психических типов. Для его обработки понадобится несколько лет». В письме от 30-31 января 19Ю г. историк замечал, что у него «сколько бы он ни сидел в тюрьме, никогда не истощится материал для этих заметок», т. е. записей, связанных с задуманным трудом47.
46 ЦИАМ. Ф. 1 з 1. Оп. 74. Д 345. Л. За.
47 Письма Н. А. Рожкова к 3. П. Рожковой хранятся в научно-исследовательском отделе рукописей РГБ (Ф. 546).

18
О. В. Волобуев
Летом 19Ю г. Рожков был отправлен по этапу в Иркутскую губернию48. Сначала он отбывал ссылку в Восточной Сибири (преимущественно вблизи Иркутска, в частности, в селах Малышовка, Нижнеилимское, Вельское и г. Киренске). В марте 1911 г. Рожков совершил неудавшуюся попытку побега. В связи с 300-летним юбилеем правления династии Романовых в России была объявлена амнистия, по которой он получил право свободного передвижения в пределах Сибири. С января 1915 г. Рожков находился сначала в Чите, затем — в Томске и, наконец, с лета 1916 г. — в Ново-Николаевске (нынешний Новосибирск).
В ссылке Рожков продолжал, по мере возможности, научную и публицистическую деятельность. Его работы печатались в центральных издательствах и общероссийских журналах. В 1911 г. в московских и питерских изданиях вышло 16 публикаций, в 1912 г. — 32, в 1913 г. — 25, в 1914 г. — 2449. В большинстве своем это рецензии на книги, что свидетельствует о накоплении историком материала для будущих трудов. Некоторые статьи по тематике и содержанию являются фрагментами его «Русской истории в сравнительно- историческом освещении»50, 12 томов которой не могли бы быть написаны за время с 1918 по 1926 г. без того задела, который был создан в сибирской ссылке.
Находясь в ссылке, Рожков все дальше отходил от большевиков, хотя в первое время и продолжал печататься в большевистских изданиях «Звезда» и «Мысль». В конце 1911 г. в меньшевистском журнале «Наша заря» (№ 9-Ю) была опубликована его статья «Современное положение России и основная задача рабочего движения в данный момент». В ней историк утверждал, что в России происходит процесс утверждения весьма умеренного буржуазного «прогрессизма» и что, благодаря этому, складываются все предпосылки медленного, крайне болезненного для масс, но несомненного движения вперед буржуазного общественного и государственного строя в России. А в силу движения в сторону «культурного капитализма» и «буржуазного про-
^ЦИАМ. Ф. 131.0п.71.Т. 1.Д.494.Т.5.Л. 201.
49 Подсчеты произведены по: Материалы по библиографии трудов Н. А Рожкова. М., 1928.
50 См.: Рожков Н. Дворянская революция в России XVII века // Современный мир. 1913. № 2; его же. Тридцатые годы (Очерк из истории дворянской культуры в России) // Там же. 1916. № 12.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
19
грессизма» уменьшаются шансы нового революционного подъема и насильственного переворота. Тем самым Рожков покусился на ленинские постулаты о необходимости сохранения и укрепления нелегальной социал-демократической партии и нацеливания ее на скорый новый революционной взрыв. Не случайно эта публикация Рожкова вызвала сильное раздражение и негативную реакцию Ленина51.
В контрстатье, вышедшей в декабре 1911 г., Ленин, отметив заслуги Рожкова перед рабочей партией в годы революционного подъема, заклеймил бывшего большевика как «нового ликвидатора», а упомянутую статью в «Нашей заре» квалифицировал как «манифест либеральной рабочей партии». Под этим заглавием и вышла ленинская публикация. Вслед за первой статьей появилась и вторая — «Из лагеря столыпинской “рабочей” партии»52. Прежде всего для Ленина была противоестественна сама постановка Рожковым вопроса о переходе от хищнического, полукрепостни- ческого капитализма к «культурному капитализму» в результате столыпинских реформ и формирования сельскохозяйственной буржуазии. Для Ленина «чистый легализм» являлся изменой революционному социал-демократизму и оппортунистическим сдвигом в сторону либерализма53.
В дискуссии, вызванной статьей Рожкова, помимо Ленина, приняли участие меньшевики Л. Мартов и А. В. Мартынов. Причем взгляды Рожкова для Мартова и Мартынова стали отправной точкой для критики Ленина54. Так, Мартов крайне отрицательно отозвался о ленинской концепции двух путей развития сельского хозяйства — американском и прусском: «Марксисту нечего делать с этим продуктом играющего научными терминами словоблудия, в сравнении с которым социологические построения социалистов- революционеров являются и более оригинальными, и менее пропитанными утопизмом»55.
51 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 20. С. 440.
52 См.: Там же. С. 396-410; Т. 21. С. 23-28.
53 См.: Волобуев О. В. Меньшевики в поисках новой партийной модели. Июнь 1907 — июль 1914 // Меньшевики и меньшевизм: сб. ст. М., 1998; Тюгтокин С. В. Меньшевизм: страницы истории. М., 2002. С. 239-258.
54 Мартынов А В. Ильин против Н. Р-кова // Наша заря. 1912. № 1-2; Мартов Л. О том, как можно быть неправым на два фронта // Там же. № 5.
55 Наша заря. 1912. № 5. С. 38.

20
О. В. Волобуев
В ходе дискуссии определилась и внефракционная — ни с большевиками, ни с меньшевиками — позиция Рожкова56. В письме от июля 1913 г., посланного из сибирского села Бельского главному редактору газеты «Русское слово», он подчеркивал, что «по убеждениям своим является социал-демократом. В то же время он, как и многие другие его единомышленники, не сходится в своих убеждениях ни с одной из фракций, имеющих свои печатные органы в Петербурге»57.
Расходится Рожков, как с Лениным, так и с ленинским оппонентом А. А. Богдановым и по философским вопросам. В 1911 г. вышла популярная, рассчитанная на массового читателя, книга Рожкова «Основы научной философии». Главной задачей философии он считал разработку теории познания, основным вопросом которой является ответ на вопрос, что дает нам опыт. В этом контексте весьма уязвимым представлялся Рожкову современный материализм, в котором он очерчивал три «слабых места». Во-первых, ни Фейербах, ни К. Маркс, ни Ф. Энгельс, ни Г. В. Плеханов не разработали полноценной теории познания. Во-вторых, Рожков считал ошибочным признание Плехановым «вещи в себе». В-третьих, современный материализм опирается на устарелую терминологию, во многом заимствованную из идеалистических учений. К ней Рожков относил такие философские понятия, как «материализм», «вещь в себе», «диалектический метод». По его мнению, «диалектический метод» следует заменить понятием «эволюция», а термин «материализм» не может служить как философское объединяющее начало. Отвергая понятие «материализм», Рожков утверждал, что все в познании природы сводится в конечном счете к установлению энергетических различий, только через энергию познается материя. Ряд философских суждений Ленина в «Материализме и эмпириокритицизме», как и его оппонента-эмпириомониста Богданова, Рожков считал неосновательными, поскольку те смешивали научный материализм с наивным реализмом. Но этот упрек не в меньшей степени относится и к «энергетической философии» самого Рожкова, верившего в то, что со временем человек, благодаря успехам естествознания, сможет обрести бессмертие.
56 См.: Р-ков Н. На два фронта (Ответ Вл. Ильину и редакции «Нашей зари») // Наша заря. 1912. № 5.
57 РГБ НИОР. Ф. 259. Кор. 20. Д. 57. Л. 1.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
21
В Сибири Рожков принимал участие в издании газет и журналов социал-демократической ориентации: «Иркутское слово» (1911- 1912), «Новая Сибирь» (1912-1913), «Сибирское слово» (1913), «Забайкальское обозрение» (1913), «Восточная Сибирь» (1915), «Голос Сибири» (1916). Формальными редакторами были разные люди, но фактически большинство изданий редактировал не имевший (как политический ссыльный) такого права Рожков. Активный и энергичный, он близко сошелся с другими ссыльными социал-демократами большевистской и меньшевистской ориентаций. Многие из них являлись авторами статей в общих органах печати58.
После начала Первой мировой войны Рожков организовал издание журналов антивоенного содержания. Уже в декабре 1914 г. вышел первый и единственный номер «Сибирского журнала», а в январе 1915 г. — опять же первый и единственный номер «Сибирского обозрения». Рожков полагал, что создавшуюся в результате войны обстановку нужно использовать для борьбы рабочего класса за его экономические интересы и за социальные преобразования. Пропаганда этих взглядов в журнале «Наше дело», издававшемся Забайкальским товариществом кооперативов, привела в апреле 1915 г. к возбуждению в Чите следствия против Рожкова. При обыске у него были обнаружены две рукописи статей «Война и последовательная демократия» и «Война и рабочая демократия». После окончания в сентябре 1915 г. судебного дела с обвинением по статье 132 часть 1, Рожков был выслан из Забайкалья и временно перебрался в Томск, а затем переехал в Ново-Николаевск (Новосибирск). Там по его инициативе стала выходить газета «Голос Сибири».
Рожков был далек и от потресовского «оборончества» (которое критиковал в статье «Воззвание оборонцев»), и от ленинской установки на перерастание империалистической войны в войну гражданскую. Он заявлял, что «только позиция чистой обороны, без завоеваний (аннексий), — та позиция, к которой теперь склоняются сознательные и организованные рабочие и в некоторых воюющих
58 Об этом периоде жизни Рожкова см.: Борисова Т. А Общественно- политическая, журналистская и научная деятельность Н. А Рожкова в сибирской ссылке (19Ю-1917 гг.): автореф. дис.... канд. ист. н. Иркутск, 2002; Возвращенная публицистика. Указатель публикаций Н. А Рожкова в сибирских периодических изданиях 19Ю-1917 гг. / авт.-сост. Т. А. Борисова. Иркутск, 2003.

22
О. В. Валобуев
странах Запада, — способна облегчить и ускорить заключение мира»59. По своим взглядам Рожков в то время принадлежал к так называемым «сибирским циммервальдистам», которые осуждали как «оборончество», так и «пораженчество», выступали за мир без аннексий и контрибуций. В эту группу, связанную с изданием «Сибирского журнала» и «Сибирского обозрения», входили также И. Г. Церетели, Ф. И. Дан,
В. С. Войтинский, С. Л. Вайнштейн и К. М. Ермолаев.
Февральскую революцию 1917 г. Рожков встретил в Ново- Николаевске, где сразу же был избран товарищем председателя городского революционного комитета, выступал на митингах, редактировал газету. Однако вскоре (в середине марта 1917 г.) он уехал в Москву.
В то время в социал-демократических организациях под влиянием Февральской революции 1917 г. нарастали объединительные тенденции. В конце марта за объединение высказалась часть членов Русского бюро ЦК Тогда же, в марте, процесс объединения получил поддержку и от Московского комитета меньшевиков, и от печатного органа меньшевистских комитетов Московской организации и Центральной области — газеты «Вперед». В конце марта была образована Московская объединенная организация РСДРП (МООРСДРП), или Московская организация объединенных социал-демократов- интернационалистов (МООСДИ). В бюро МООРСДРП-МООСДИ вошли Н. А. Рожков, В. И. Яхонтов и Л. Е. Гальперин. В своих выступлениях Рожков пропагандировал цель МООРСДРП — воссоединение меньшевиков и большевиков на основе компромиссной политической программы. Пример, как он полагал, должна была подать Москва60.
В апреле с небольшим временным интервалом в Петрограде и Москве стали издаваться газеты внефракционных объединен- цев: с 18 апреля (1 мая) — основанная М. Горьким «Новая жизнь»; с 27 апреля (10 мая) 1917 г. — «Пролетарий» — печатный орган бюро МООРСДРП. В создании «Пролетария» большую роль сыграл Рожков, он же являлся ключевой фигурой в редакции и активным автором.
В течение 1917 г., особенно в его первой половине, в Москве и других городах (Ростов-на-Дону, Симбирск, Казань) был издан ряд
59 Рожков Н. Воззвание оборонцев // Современный мир. 1915. № 12. С. 156.
60 О деятельности Рожкова в рядах этой социал-демократической группировки см.: Ларионова И. Л. Московская объединенная организация РСДРП и идейнополитическое размежевание в рядах российской социал-демократии (март 1917 — январь 1918 гг.): автореф. дис.... канд. ист. н. М., 1997.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
23
популярных брошюр, написанных Рожковым (некоторые из них представляли собой доработанные варианты брошюр времени Первой российской революции, другие выросли из публичных лекций). Их тематика была широкой и актуальной. Рожков читал многочисленные публичные лекции в разных аудиториях, в том числе и в Большом зале Политехнического музея.
В серии брошюр и лекций Рожков излагал свои представления о российской революции. Февральскую революцию 1917 г. он характеризовал как не выходящую за рамки буржуазно-демократической. Результатом революции явилось образование Временного правительства, которое, несмотря на свой буржуазный состав, призвано осуществлять демократизацию общества. Первоочередной задачей Рожков считал уничтожение остатков старого строя, передачу власти на всех уровнях в руки народа и его представителей, замену старых городских дум и земских учреждений новыми. Вторая задача — «помочь народу устроить страну по воле народа», т. е. созвать Учредительное собрание, для чего необходимо создать новые органы местного самоуправления, которые провели бы выборы в Собрание. Учредительное собрание решает дальнейшие задачи революции — установление нового государственного строя, который должен быть демократической республикой, и устройство хозяйственной жизни России. Если к моменту созыва Учредительного собрания не будет заключен мир, то эта задача будет стоять и перед Временным правительством61.
Только тогда, когда Учредительное собрание проведет демократизацию страны и осуществит социально-экономические реформы, включая аграрную, Россия будет готова для борьбы за социализм (правда, лишь в том случае, если европейские народы подадут пример). Англия, Германия, Франция и США, по мнению Рожкова, достаточно подготовлены к социализму, Россия же, страна бедная и отсталая, где «в среде народной еще недостаточно сознания и понимания», сможет «присоединиться к социализму, если Англия, Германия или какая-нибудь другая страна введет социализм»62. Таким образом,
61 См.: Рожков Н. Временное правительство и Учредительное собрание. Пг., 1917; его же. Демократическая республика. Пг., 1917; его же. Задачи Учредительного собрания. Ростов н/Д., 1917.
62 Рожков Н. А Общие выводы и виды на будущее. М., 1917. С. 21.

24
О. В. Волобуев
против немедленного перехода к социализму в России у Рожкова два аргумента: отсталость с бедностью и низкий уровень сознательности основной части общества.
Как и ранее, Рожков полагал, что важнейшей социально-экономической задачей, стоящей перед Россией, является решение аграрного вопроса. В отличие от времени Первой российской революции, когда Рожков был противником национализации земли, в апреле 1917 г. он поддерживал идею конфискации и национализации крупных и средних земельных владений. Однако Рожков не столь радикален: земельные участки размером не свыше 50-100 десятин он предлагал оставить в частной собственности. Отвергал он и безвозмездную конфискацию земли. По его мнению, следует принять предложение экономиста П. П. Маслова о выплате возмещения за конфискованные земли, введя особую подать на тех капиталистов, которым будет оставлено их имущество. В апреле и июне на I и II съездах Лиги аграрных реформ Рожков выступил с докладами, в которых изложил свои взгляды.
В середине мая министр почт и телеграфа коалиционного Временного правительства, бывший «сибирский циммервальдист» И. Г. Церетели предложил Рожкову стать его заместителем (товарищем министра). Предложение было одобрено МООРСДРП и принято Рожковым. Входя во Временное правительство, он отстаивал «платформу 8 июня» — положения резолюции об отношении к Временному правительству, принятой I Всероссийским съездом Советов: мир без аннексий и контрибуций, борьба с финансово-экономической и продовольственной разрухой, скорейшее проведение мероприятий в интересах решения аграрного и рабочего вопросов, преобразование системы местного управления и самоуправления.
После июльских событий Рожков принимал участие в совещаниях меньшевиков, проходивших на квартирах Церетели и М. И. Скобелева. Негативно оценивая июльские демонстрации, он настаивал на создании правительства «революционной демократии» (без представителей крупной буржуазии), ответственного до созыва Учредительного собрания перед Советами.
Разочаровавшись в коалиции, Рожков подал в отставку с поста товарища министра почт и телеграфа, которая была принята Времен¬

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
25
ным правительством 1 августа63. Газета «Новая жизнь» информировала об этом следующим образом: Рожков подал в отставку, так как считал в настоящее время необходимым образование министерства, ответственного только перед Советами64.
Еще до своей отставки Рожков вошел в состав Бюро по созыву объединительного съезда РСДРП. 22 июля, выступая на митинге, организованном этим Бюро, он заявлял, что развитие революции неизбежно приведет к диктатуре революционной демократии и что поэтому не должно быть нескольких течений в социал-демократической партии. В отношении тактики он призывал отказаться от крайностей и выработать «среднюю линию». Эту позицию Рожков отстаивал и на объединительном съезде меньшевистских групп в августе, где он присутствовал в качестве делегата от Балашовской социал- демократической организации с правом совещательного голоса. Свое вступление в меньшевистскую партию вместе с частью оборонцев Рожков объяснял стремлением «способствовать победе левого крыла меньшевиков, возглавлявшегося Мартовым»65.
На объединительном съезде Рожков выступил с докладом по аграрному вопросу. Он предлагал передать центральной власти верховное руководство, контроль и надзор за государственным земельным фондом. Арендная плата с национализированной земли должна делиться между государством, с одной стороны, земствами и муниципалитетами — с другой. Им же передается непосредственное распоряжение землей66.
При голосовании за резолюцию «Политический момент и задачи партии» Рожков высказался против ряда ее положений. Выступая в прениях, он отстаивал ту точку зрения, что капиталистическая буржуазия не способна в сложившейся ситуации проводить демократическую политику и после 3-5 июля упорно сопротивляется революционным завоеваниям народа. Поэтому коалиция изжила себя, и съезд должен принять решение об отзыве социал-демократов из правительства67.
63 Революция 1917 года. Хроника / Сост. В. Владимирова. М.; Л., 1924. T. IV. Август-сентябрь. С. 16.
64 Новая жизнь. 1917. № 84.26 июня (8 августа).
65 Рожков Н. А Автобиография. С. 10.
66 Меньшевики в 1917 году. В 3-х т. Т. 2. М., 1995. С. 466-468.
67 Там же. С. 478.

26
О. В. Волобуев
Выборы в ЦК были проведены от так называемых большинства и меньшинства (соответственно 16 оборонцев и 8 интернационалистов). Рожков был избран в ЦК Объединенной РСДРП от интернационалистского меньшинства. Поставленный после съезда перед дилеммой — быть с меньшевиками или с объединенцами, которые высказались против избрания своих представителей в меньшевистский ЦК, Рожков выбрал первое. К тому времени он, видимо, осознавал, что, несмотря на имевшиеся предпосылки самоопределения независимых социал- демократов в «третью» политически организованную силу, эта сила, ввиду быстротечности революционного времени, не сможет стать массовой. Поэтому он предпочел членство в ЦК РСДРЩо) как дающее большую возможность оказывать влияние на ход событий. Уже на заседании Бюро ЦК 31 августа Рожков был назначен представителем в Государственный комитет по народному образованию68. Его ввели также в состав Центральной избирательной комиссии РСДРП(о), включили в список обязательных кандидатур в Учредительное собрание.
В политической биографии Рожкова 1917 г. можно выделить три периода. Первый — с марта до середины мая, когда он является одним из лидеров московских объединенцев, членом лекторской социал- демократической группы, одним из организаторов и активных авторов газеты «Пролетарий». В этот период Рожков отстаивал идею объединения большевиков и меньшевиков и занимался пропагандой социал-демократических взглядов как лектор и публицист.
Второй период — с конца мая до августа. Это время участия Рожкова в первом коалиционном Временном правительстве. Потеряв веру в возможность коалиции с кадетами, он выходит в отставку и выступает за создание однородного по составу правительства «революционной демократии».
Третий период можно охарактеризовать как меньшевистский. Рожков участвует в августовском объединительном съезде РСДРП и избирается членом ЦК С московскими объединенцами он расходится, поскольку те не одобрили его вхождение в ЦК В августе-октябре 1917 г. и уже после прихода большевиков к власти Рожков считал, что «нормальный» ход революции может обеспечить только однородное социалистическое правительство революционной демократии, ответственное перед Советами.
68 Меньшевики в 1917 году. Т 3. Ч. 1. М., 1996. С. 82.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
27
25 октября 1917 г. Рожкову исполнилось 49 лет. В этот день он, будучи кандидатом в члены Учредительного собрания по списку РСДРП(о), находился в Тамбовской губернии, где участвовал в предвыборной агитационной кампании. Сохранились два его письма жене, 3. П. Рожковой, датированные 24 и 27 октября. В письме из Козлова (Мичуринска) от 27 октября он писал: «До нас дошли вчера первые известия о крупных событиях...». Его комментарии к новой политической ситуации не тревожны; он не опасался «военных действий при полном торжестве большевиков...». «Сталкиваются ведь, — рассуждал Рожков, — две крайности: коалиция с буржуазией и диктатура крайней левой, а я за власть всей демократии без крупной и средней (кадетской) буржуазии. К этому мы в конце концов, я думаю, придем. С этой позицией я все время и выступаю, и она имеет перевес». Отметим, что приверженцем идеи революционной демократии, т. е. идеи объединения всех социалистических и в первую очередь социал-демократических сил, Рожков был на протяжении всего 1917 г. и в дальнейшем, в период Гражданской войны.
Октябрьская революция 1917 г. и поражение на выборах в Учредительное собрание вызвали раскол в меньшевистском стане, поскольку в основе Объединительного съезда лежал неустойчивый компромисс между оборонцами и интернационалистами, между различными течениями и группами. На Чрезвычайном съезде РСДРЩо), призванном определить партийную линию в связи с отношением к большевистскому перевороту и большевистской власти, Рожков, выступив в первый день его работы 30 ноября 1917 г., самокритично отметил: «Выборы в Учредительное собрание показали, что мы не представляем большой политической силы». Вслед за Л. Мартовым и Ф. Даном он заявил: «Мы не можем санкционировать право народа на вооруженное восстание против большевиков потому, что такое движение, несомненно, явится контрреволюционным». В ответ на жалобы М. Ли- бера и Дана на террор, анархию и бонапартизм большевиков, Рожков замечал, что это следствие политики коалиционного правительства, которая поддерживалась частью социал-демократов. По его мнению, социал-демократы не предприняли все возможное для прекращения войны и преодоления хозяйственной разрухи, а попытки сохранить коалицию шли вразрез с интересами революции. Свою речь Рожков завершил словами: «Могут быть только две ориентации: против масс и в направлении соглашения с массами. Мы должны высказаться

28
О. В. Волобуев
за последнюю ориентацию»69. В избранное на Чрезвычайном съезде РСДРП(6) бюро Рожков не вошел, хотя тактическая линия, которую он поддерживал, получила одобрение большей части делегатов. Но вскоре, весной 1918 г., он был кооптирован в ЦК Последний раз Рожков выступал как представитель меньшевистской партии осенью 1918 г. во время выборов в Петроградский Совет.
Оценка Октябрьской революции 1917 г. в выступлениях и публикациях Рожкова в то время в принципе совпадает с общеменьшевистской. Он считал, что в революции 1917 г. действовали три основные организованные и сознательные силы: правая, представленная кадетами, центр, состоящий из меньшевиков и социалистов-революционе- ров, и левая — большевистская. Ни одна из этих политических групп не могла оптимально решить задачи революции. Только объединение сил всей демократии, утверждал Рожков, давало возможность спасти революцию, свободу, родину. А интересы демократии способно было реализовать только всенародное Учредительное собрание.
В 1918 г. под редакцией Рожкова и с его вступительной статьей вышел первый сборник документов, посвященный захвату большевиками власти в Петрограде. Подобранный документальный материал достаточно убедительно доказывал, что большевики пришли к власти, опираясь главным образом на солдатскую массу70. С этим тезисом Рожков выступал уже на Чрезвычайном съезде объединенной РСДРП. «Наша революция, — говорил он, — революция солдат. Этим объясняется не только размах ее, но и глубина социального захвата. Решительная постановка вопроса о земельной реформе, об изменении условий промышленной жизни стала необходима потому, что единственная вооруженная сила — армия оказалась на стороне революции. Имущие классы, поставленные перед социальными проблемами, повернули к контрреволюции»71.
Дня завоевания большевиками большинства в Советах — одного из важнейших условий их победы в октябре 1917 г. — огромное значение, по мнению Рожкова, имела «психология российского пролетариата, подвергшегося притом влиянию энергичной и искусной большевистской агитации». Характеризуя эту психологию, он писал:
69 Меньшевики в 1917 году. Т. 3. Ч. 2. М., 1997. С. 396-397.
70 См.: Октябрьский переворот. Факты и документы. Пг., 1918.
71 Меньшевики в 1917 году. Т. 3- Ч. 2. С. 396.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
29
«Русский рабочий никогда не проводил резкой грани между программой-минимум и программой-максимум. Мне пришлось много общаться с широкими рабочими массами в Петербурге и Москве в 1905-1908 годах, а позднее в Сибири в 1910-1917 годах, и я вынес глубокое убеждение, что это так. Рабочие не раз заявляли: “если у нас сил хватит, мы возьмем и фабрики и заводы”, “только бы нашим детям хватило хлеба, молока и масла — мы фабрики возьмем”! Так встречались все речи о необходимости объективной подготовки социалистической революции достижением высокого уровня развития производительных сил, высокоразвитой техники»72. Рожков рассматривал Советы как органы, призванные защищать и отстаивать интересы пролетариата, и считал, что они не могут быть властью, поскольку при этом нарушается главный принцип демократии — всеобщий характер выборов любых властных институтов. Он был твердым сторонником демократической парламентской республики и полномочного местного самоуправления — городского и земского. Причину бед Рожков видел «в темноте народных масс», которые, скинув вековой гнет, не могут почувствовать себя россиянами, а воспринимают себя «только калужанами и рязанцами», понимают «немедленный мир» как уклонение от воинского долга, «а социалистическую революцию, как «грабь награбленное», и потому им угрожает опасность лишиться и вожделенной земли и золотой воли»73.
Рожков, оставаясь критиком советской власти, к концу 1918 г. отдалился от практической политической деятельности и вернулся к полномасштабной научной и педагогической работе. В мае-июне 1918 г. в Петрограде при Комиссариате народного просвещения Союза Коммун Северной области (СКСО) по инициативе В. Р. Менжинской (сестры В. Р. Менжинского) был создан Совет экспертов, в состав которого включили и Рожкова. Перед Советом экспертов ставились задачи разработки теоретических вопросов реорганизации народного образования, экспертизы и инструктирования школ74. Совет начал свою работу с обсуждения общих принципиальных положений,
72 Русская история в сравнительно-историческом освещении. Л.; М., 1926. T. XXII. С. 287.
73 Рожков Н. О любомудрии «ученье» // Новая жизнь. 1918. № 131. 6 июля 1918.
74 Вестник народного просвещения Союза Коммун Северной области. 1918. № 1. С. 68.

30
О. В. Волобуев
на которых должна строиться новая школа. Члены Совета приняли участие в подготовке «Петроградского проекта декрета о Единой школе». По инициативе Совета экспертов, придававшего первоочередное значение проблеме педагогических кадров, в Петрограде были созданы краткосрочные курсы по переподготовке учителей начальных и средних школ. Курсы должны были способствовать идейно-политическому перевоспитанию, а также методологическому и методическому перевооружению учительства. Слушатели курсов не только углубляли научные и педагогические знания, получали подготовку в соответствии с новыми требованиями, но и знакомились с марксизмом и историей социализма.
Первую лекцию в день открытия курсов, 28 июля 1918 г., читал Рожков. Перед ней с приветственным словом выступили А В. Луначарский и заведующий курсами А. П. Пинкевич. Луначарский призвал «установить тесный союз всех просвещенных сил страны, даже тех, которые в смысле политическом были бы в разногласии с существующей уже более девяти месяцев формой правления»75.
Августовские курсы работали с 28 июля по 1 сентября, следующие — сентябрьские — со 2 сентября по 5 октября. Их сменили четырехмесячные курсы. В дальнейшем вместо краткосрочных курсов была создана Педагогическая Академия — высшие одногодичные научно-педагогические курсы, просуществовавшие до 1922 г.
Социально-исторический лекционный цикл на краткосрочных педагогических курсах вели Луначарский, Рожков и С. С. Кривцов76. Рожков читал лекции по истории, методике преподавания истории и истории социализма77. Программа по методике преподавания истории была опубликована в бюллетене, выпускаемом курсами (№ 1). Сами же лекции по методике и истории социализма в том же году были изданы отделом подготовки учителей Комиссариата просвещения Союза коммун Северной области — СКСО78.
75 Бюллетень северных областных педагогических курсов. Пг., 1918. № 1. С. 1.
76 Вестник народного просвещения Союза Коммун Северной области. 1918, № 1. С. 38-39; № 2. С. 38-39.
77 Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб.). Ф. 2551. On. 1. Ед. хр. 570. Л. 83.
78 Рожков Н. Методика преподавания истории и история XIX века. Лекции, читанные на сентябрьских педагогических курсах 1918 г. в Петрограде. Пг., 1918; его же. Лекции по истории социализма, читанные на сентябрьских педагогических курсах в Петрограде. Пг., 1918.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
31
Вслед за педагогическими курсами в Петрограде аналогичные краткосрочные курсы, начиная с сентября 1918 г., стали открываться в Кронштадте, Ямбурге, Гатчине, Череповце, Новгороде, Петрозаводске и других городах. Их обслуживали, в основном, петроградские лекторы. Лекции по истории и методике ее преподавания читали Рожков и А. Е. Кудрявцев79. И впоследствии, в течение 1919-1922 гг., Рожков читал лекции в Вологде и других северных городах80. В1918 г. Рожков, Кудрявцев и Е. К Замысловская подготовили программы по элементарному и систематическому курсам истории. В основу программ была положена историко-социологическая концепция Рожкова. В 1919 г. появились программы по истории труда и социологии, в создании которых также принимал участие Рожков81. Программы Комиссариата просвещения СКСО были первыми советскими программами, в которых конкретно определялось содержание школьного образования в послереволюционных условиях. Этими программами школы Петрограда и северных губерний руководствовались до 1922/23 учебного года, когда появились новые программы-минимум для единой трудовой школы, разработанные Научно-методическим Советом Петргубоно, образованным на базе Совета и Коллегии экспертов.
В августе 1918 г. I Всероссийский съезд по просвещению высказался за реорганизацию учительских институтов, которые, по существу, не были высшими учебными заведениями и готовили учителей начальных школ. Такой учительский институт существовал и в Петрограде. В начале октября Рожков стал преподавателем этого института и сразу же был избран председателем его Совета. А уже 7 ноября под его руководством учительский институт был преобразован во Второй педагогический институт. Постановление Наркомпроса по его преобразованию состоялось несколько позднее, в январе 1919 г. В том же году с институтом были слиты педагогические курсы им. П. Ф. Лесгафта82. Ректором Второго Петроградского педагогического института (позже им. Н. А. Некрасова) стал Рожков.
79 Вестник народного просвещения Союза Коммун Северной области. 1918. № 2-3. С. 39.
80 ЦГА СПб. Ф. 4265. Он. 1. Ед. хр. 221. Л. 5.
81 Материалы по реформе школы. Примерные программы по истории. Пг., 1918; Материалы по реформе школы. Примерные программы по социологии и по истории труда (политэкономии). Пг., 1919.
82 ЦГА СПб. Ф. 4265. On. 1. Ед. хр. 208. Л. 1,25.

32
О. В. Волобуев
Третий Петроградский педагогический институт (в январе 1920 г. ему было присвоено имя А. И. Герцена) стал еще одним вузом, в создании которого принимал участие Рожков. Пинкевич, В. А. Десницкий и Рожков по поручению Наркомпроса сформировали Совет этого института — первого педагогического вуза, возникшего в советское время. Его торжественное открытие состоялось в ноябре 1918 г.83 В 1918-1922 гг. Рожков преподавал во Втором и Третьем педагогических и Первом политехническом институтах, Петроградском университете, Институте дошкольного образования.
Сотрудничество с советской властью в педагогической сфере не изменило отношение к ней ученого. В статьях Рожкова 1918-1919 гг. преобладала довольно резкая критика политики большевиков. Он боролся с «утопией переворота», считая, что в России есть условия только для осуществления программы-минимум. Себя в статье «Сложная позиция» Рожков характеризует таю «Не авантюрист и не оппортунист, а революционный демократ»84. Отметим, что для него «демократ» является ключевым словом. «Твердый курс», по мнению Рожкова, — это оппозиция и левому и правому крылу, поскольку нельзя «примкнуть к этой группе демократии (т. е. правому крылу), линия которой представляет меньшее зло», так как «трудно решить, где тут меньшее зло»85. Если сегодня демократическое единство не состоялось, то оно может стать реальностью в будущем. «Революционный якорь спасения» для Рожкова — «всенародная власть социалистическая и демократическая, на всеобщее избирательное право опирающаяся»86.
После закрытия в апреле 1918 г. газеты «Вперед» Рожков выступил с серией статей в «Новой жизни» (до ее закрытия в июле 1918 г.), а в начале 1919 г. печатался в издававшемся в Харькове «марксистском научном журнале» «Мысль». Резкая критика большевистской власти сочеталась у Рожкова с призывами к творческой революционной работе по строительству новой России. Такую работу он считал возможной при условии возвращения к демократии. Рожков, критикуя как национализм либеральной буржуазии, так и расчеты большевиков на мировую революцию, писал: «Россия для своего национального
83 См.: Открытие Третьего педагогического института 17 ноября 1918 г. Пг., 1919.
84 Новая жизнь. 1918. № 70.18 апреля.
85 Рожков Н. Твердый курс // Новая жизнь. 1918. № 130.5 июля.
86 Рожков Н. На вулкане // Новая жизнь. 1918. № 9.15 мая.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
33
возрождения не нуждается ни в лампадном масле, ни в шовинистическом угаре, ни в легендах, обмане и фетишах. Для этого ей нужен последовательный демократизм и здоровый интернационализм, чуждый утопизма и терроризма наших “коммунистов”, затем также нужны научное знание и просвещение им широких народных масс, немыслимое вне демократического строя»87.
Рожков протестовал против введения социализма «скоропалительным, пулеметным способом», особенно в деревне, где это порождало враждебное отношение крестьянства к пролетариату и социалистической революции. Политику советской власти он характеризовал так: «насилие, “людоедство”, террор в деревне в борьбе с “кулаками” доведены до крайностей»88. Государство, полагал Рожков, должно регулировать лишь потребление хлеба. Все остальное следует ввести в сферу свободой торговли, — «и тогда и только тогда появятся товары и цены их хоть несколько понизятся»89.
Комитеты бедноты для Рожкова — исходный пункт краха продовольственной политики. Пока они действуют, города будут без продовольствия. Хозяйственная разруха в городе — следствие национализации, в результате которой рабочие из производителей прибавочной стоимости превращаются в потребителей, в значительной мере живущих за счет государства. Выход историк видел в союзе городской и сельской демократии, который возможен при условиях полного невмешательства власти в вопрос о пользовании землей, предоставления крестьянам неограниченной свободы распоряжения ею, отказа от реквизиций и конфискаций, развития частной инициативы в торговле (дополняющей государственный и общественный аппарат по снабжению), закрепления хозяйственной свободы прямым, равным и тайным голосованием при выборах в Советы и всеми гражданскими правами. Что касается социалистического пути, то он, полагал Рожков, лежит через развитие профсоюзного и кооперативного движения90.
87 Рожков Н. Покушение с негодными средствами // Новая жизнь. 1918. № 129.4 июля.
88 Рожков Н. Советская власть и крестьянство // Мысль. 1919. № 1-2. С. 31-32.
89 Рожков Н. Катастрофа // Новая жизнь. 1918. № 80.30 апреля.
90 См.: Рожков Н. Мировая обстановка и российская революция // Мысль. 1919. № 3; его же. Хозяйственная катастрофа // Там же. № 8; его же. Комитеты бедноты и продовольствие // Там же; его же. Великая Французская и русская революция // Там же. № 11.

34
О. В. Волобуев
По существу, если отвлечься от некоторых частностей, Рожков развивал идеи НЭПа. Не довольствуясь публикациями, он пытался привлечь к своей программе внимание Ленина. 11 января 1919 г. Рожков отправил ему письмо. Впрочем, на многое он, по всей видимости, не рассчитывал, так как в конце письма заметил, что его ожидания кажутся «донкихотством». В письме было поставлено два принципиальных вопроса: о необходимости введения свободы торговли и о целесообразности единоличной диктатуры Ленина91. Рожков откровенен в своем неприятии экономической политики большевиков: «Ваша продовольственная политика построена на ложном основании»; «без содействия частной торговой инициативе Вам, да и никому, не справиться с неминуемой бедой», «нельзя в XX веке превращать страну в конгломерат средневековых замкнутых местных рынков». Весьма примечательно, как Рожков аргументировал свое предложение Ленину стать диктатором. Во-первых, единоличная диктатура Ленина может перехватить власть у умного контрреволюционного диктатора. Во-вторых, диктатура нужна для того, чтобы «всю экономическую политику перестроить»92.
В ответном письме, датированном 29 января, Ленин возражает Рожкову по обойм поставленным историком вопросам. Свобода торговли при недостатке продуктов равняется бешеной спекуляции и «победе имущих над неимущими». «Не назад через свободу торговли, — убежденно заявляет Ленин, — а дальше вперед через улучшение государственной монополии к социализму». Что касается единоличной диктатуры, то Ленин считает ее неосуществимой в условиях, когда «аппарат стал уже гигантским» и «попытки осуществить ее были бы только вредны»93.
4 февраля Рожков снова пишет Ленину и вновь получает, по свидетельству М. К Рожковой, ответ, заканчивавшийся словами: «Да здравствует социалистическая революция!» (второе письмо Ленина не найдено). Рожков оказался прав в своих предположениях, высказанных уже в первом письме: «Мы с Вами разошлись слишком далеко.
91 Письмо Рожкова и ответ на него Ленина были опубликованы О. Волобуе- вым совместно с Н. Симоновым в 1992 г. в журнале «Родина», № 3, под заглавием «Будьте диктатором, Владимир Ильич». См. также: В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891-1922. М, 1999. С. 266-269.
92 В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891-1922. С. 268.
93 Там же. С. 267.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
35
Может быть и даже всего вероятнее, мы не поймем друг друга». Во втором письме он подтверждает это свое мнение: «Прочитав Ваш ответ, я решил было, что нам с Вами не о чем больше разговаривать, до такой степени мы расходимся...». И, тем не менее, Рожков возвращается к вопросам, поставленным в первом письме. Он призывает Ленина трезво взглянуть на экономическую ситуацию в стране и на ее перспективу: «Посмотрите поглубже на состояние русского, особенно советского народного хозяйства, и Вы увидите, что реквизиции хлеба, производимые деревенскими комитетами бедноты, и отбирание земель под сельские коммунальные и советские хозяйства заставили крестьян засеять лишь столько земли, чтобы урожая едва хватило для прокормления их собственных семей, что, следовательно, хлеба для городов, в частности для рабочих, уже объективно нельзя будет достать из русской деревни в будущем году, что поэтому те 8-10% обычной, нормальной выработки на фабриках, которые сейчас имеются налицо, скорее всего, грозят еще уменьшиться». Но чтобы накормить рабочих, взяв хлеб у крестьян в обмен на фабрикаты, и ввести железную дисциплину на фабриках и железных дорогах, на почте и телеграфе, нужна диктатура. «...Революция, — высказывает историк свои соображения, — не исчерпывается одной бурей, а за бурей следует то, что называется реакцией. <...> И все же реакция неизбежное движение вперед. Если революционер, как Вы, будет диктатором, он предотвратит контрреволюционное неистовство, а дело органического творчества выполнит лучше всякого другого диктатора»94.
Реакция на эти письма Рожкова не заставила себя ждать. 11 апреля 1919 г. в газете «Правда» появилась рецензия не кого-нибудь, а Н. К. Крупской на «Лекции по истории социализма...» Рожкова. Крупская обвиняла историка в том, что, «встав на сторону Советской власти», он «знамени врага отстаивает честь». А 26 апреля в «Петроградской правде» была опубликована статья большевистского публициста В. А Быстрянского «Как у нас готовят учителей». В обеих публикациях, направленных против Рожкова, критиковалась его «соглашательская» позиция и «демократические» мечтании, его неверие в советский социализм, который якобы строится не по Марксу. Отношение к Рожкову было определено и обозначено. Первой жестокой расплатой стал его арест буквально накануне Кронштадтского восстании
94
Родина. 1992. № 3. С. 49-

36
О. В. Волобуев
(в связи с рабочими волнениями в Петрограде 25-27 февраля 1921 г.). В тюрьме он сидел вместе с Ф. И. Даном и другими меньшевиками.
18 мая 1921 г. зампред ВЧК И. С. Уншлихт отправил в Политбюро ЦК РКП(б) заключение Я. С. Агранова по делу Рожкова, содержавшегося в Доме предварительного заключения в Петрограде. «Профессор Рожков, — писал Агранов, — арестован в феврале месяце с. г. Петроградским Губчека как член Петроградского комитета РСДРП (меньшевиков). При личном допросе Н. А. Рожков заявил: 1) что он, оставаясь по своим убеждениям с.-д. меньшевиком и разделяя тактику партии меньшевиков по отношению к Советской власти, лично убежден в неизбежном падении Советской диктатуры в России, гибели революции и торжестве бонапартизма, от которого не спасла бы даже коалиция всех социалистических партий; 2) что он, Рожков, намерен выйти из рядов РСДРП (меньшевиков), считая бесполезным свое участие в политической борьбе и не желая поэтому оставаться связанным партийной дисциплиной, обязывающей его к активному участию в партийной работе; 3) что выходу его из партии меньшевиков препятствует факт содержания его под стражей, так как он считает этически недопустимым порвать с партией, находясь в стенах тюрьмы. Изложенное позволяет квалифицировать Рожкова как человека, вряд ли способного при данных условиях к участию в политической борьбе партии меньшевиков с Советским режимом. Поэтому я считаю возможным гр-на Рожкова из-под стражи освободить под подписку о невыезде из Петрограда, изменив по отношению к нему меру пресечения однако лишь по прекращении новой волны стачек в Петрограде»95.
Несмотря на такое заключение, 31 мая на заседании Политбюро ЦК РКП(б) принимается постановление «Рожкова не освобождать»96. Однако, по непроясненным обстоятельствам, вопреки постановлению ЦК РКП(б), Рожкова освобождают из тюрьмы по решению ВЧК в июне 1921 г. О его освобождении настойчиво ходатайствовали преподаватели и студенты Второго Петроградского педагогического института им. Н. А. Некрасова. Институт даже посылал с этой целью
95 Архив Президента Российской Федерации. Ф. 3. Оп. 59- Д. 10. Л. 28.
96 Там же. Л. 26. Ф. И. Дан, очевидно, пользовался непроверенными слухами, когда писал, что Рожков был освобожден из тюрьмы по предписанию Ленина. Об этом си:.Дан Ф. Два года исканий (1919-1921). Берлин, 1922. С. 180.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
37
своих представителей в Москву. В хлопотах по освобождению принимали также участие Петроградский отдел народного образования и Наркомпрос, которые высоко оценивали вклад Рожкова в развитие общеобразовательной и высшей школы97.
Не меньшим, чем в образование, был вклад ученого в революционное время и в историческую науку. В 1918 г. вышел первый том двенадцатитомного труда «Русская история в сравнительно- историческом освещении» — труда, замысел которого стал самой главной научной целью Рожкова. В 1922 г. издаются второй и пятый тома.
Петроградский период научной и педагогической деятельности Рожкова закончился его вторым в советское время арестом в конце сентября 1922 г. В петроградской тюрьме он пробыл до января 1923 г. Вторичный арест грозил высылкой за границу вместе с теми представителями творческой интеллигенции, которые были выдворены из Советской России морским путем на так называемом «Философском проходе». Однако Рожков настойчиво обращался в высшие советские и партийные инстанции с просьбами отменить уже принятое решение о высылке. В октябре-декабре 1922 г. вопрос о Рожкове четырежды (20 октября; 16 ноября; 7 и 14 декабря) обсуждался на заседаниях Политбюро ЦК РКП(б). 7 декабря было решено удовлетворить просьбу Рожкова, но Ленин настаивал на высылке за границу. И только 14 декабря 1922 г., наконец, принято постановление: «Выслать Рожкова в Псков, установив за ним строжайший надзор...»98.
Почему Ленин был столь беспощаден к Рожкову? Ответ, полагаю, не составит сложности для тех, кто знаком с отношением Ленина к политическим и идеологическим противникам. В связи с кончиной Рожкова Дан язвительно писал: «Если уж Рожков, который, как теперь рассказывают некрологи, имел столько заслуг перед большевистской партией и которого знал, ценил и даже “любил” сам “Ильич”, подвергался таким “злоключениям” <...>, то сколько же и каких “злоключений”
97 Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга. Ф. 4265. On. 1. Д. 208. Л. 33- Д. 220. Л. 15-36.
98 В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 580. Неординарный сюжет о рассмотрении дела Рожкова на заседаниях Политбюро не раз привлекал внимание историков в 1990-2000 гг. (Артизов А. Е, Волобуев О. В., Латышев А. Г., Чернобаев А. А.).

О. В. Волобуев
выпадало и выпадает на долю простых смертных, никогда не имевших счастья пользоваться “барской любовью”, но зато имевших несчастье подпасть под “барский гнев”?»99
Псковский период биографии Рожкова мало изучен. Имеется любопытная публикация выдержки из сводки Псковского губернского отдела ОГЛУ «О настроении и отношении населения к кончине В. И. Ленина». Согласно этому чекистскому документу Рожков характеризовал Ленина как величайшего мечтателя, «который своей мечтой сумел заразить русский пролетариат и часть пролетариата Запада»100.
Рожков уничижительно отзывался о преемниках Ленина («Все со- вглавари сравнительно бездарные люди и односторонние. Есть между ними хорошие военные, теоретики, чиновники, но государственных людей нет»101). Тем не менее, после смерти вождя он обратился с письмами к Зиновьеву и Дзержинскому, в которых просил дать ему как ученому возможность заниматься научной и преподавательской деятельностью в Ленинграде или Москве. В двух письмах к Зиновьеву, январском и майском, Рожков также выражает обеспокоенность судьбой страны и излагает свое понимание вопросов экономического развития страны и позицию по отношению к Коммунистической партии. В январском письме он напоминает, что в свое время писал Ленину: «В первый раз это было в январе 1919 г.: я тогда советовал новую экономическую политику, но Ленин ответил мне: нет, прямо к социализму. Во второй раз я писал из тюрьмы в 1921 г. Петроградское ГПУ обещало мне доставить письмо, но не знаю, было ли оно доставлено, во всяком случае ответа я не получил. Теперь пишу в 3-й раз, к Вам. Может быть ни к чему это не поведет, но я должен писать: я буду знать, что сделал все от меня зависящее»102.
В ответ на просьбу Рожкова Политбюро 22 мая 1924 г. постановило разрешить ему проживание в Москве, где, по заключению Дзержинского, «аппарат наш мог бы за ним наблюдать»103. Политбюро
99 Социалистический Вестник. Берлин, 1927. № 4. С. 11.
100 Краткие сведения об этом периоде можно найти во введении А. В. Седу- нова и А. А. Чернобаева к публикации документа. Сам документ см.: Исторический архив. 2006. № 2. С. 8-9-
101 Там же. С. 9-
102 Родина. 1991. № 11-12. С. 32.
103 Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С. 789.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
39
выполнило завет Ленина, который в письме к Сталину от 13 декабря 1922 г. так сформулировал отношение к Рожкову: «...держать его надо под строгим надзором, ибо этот человек есть и будет, вероятно, врагом нашим до конца»104.
В Москве Рожков сразу же включился в научную и преподавательскую деятельность. Он работал в Институте истории Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук, преподавал на этнологическом факультете Московского университета и в Институте Красной профессуры, был директором Исторического музея. На 1923-1926 гг. приходится второй, после начала XX в., взлет научной деятельности Рожкова. Его творческие силы сосредоточены на завершении «Русской истории в сравнительно- историческом освещении», 12-й том которой вышел в 1926 г., и на разработке проблем экономической истории105. Не ограничиваясь этим, он переиздает учебники, готовит статьи для энциклопедического словаря «Гранат», пишет популярные очерки на разные темы. Никакого участия в политической жизни Рожков не принимает, но по-прежнему не меняет своего взгляда на социализм, который для него связан с экономическим прогрессом и личностной предприимчивостью. В заключительной части «Очерков из истории Англии, Франции, Германии» он писал о том, что прежде всего «для осуществления социализма надо построить хозяйство так, чтобы оно шло вперед, развивалось и улучшалось, сохраняя вместе и общественную собственность на средства производства и свободу личного почина и личной энергии и предприимчивости»106.
В отличие от В. О. Ключевского, сумевшего отказаться от общественной деятельности и полностью посвятить себя науке, Рожков стал жертвой небезопасных в России политических убеждений и увлечений. В императорский период ученый провел 2 года и 2 месяца (1906 г., май 1908 — июнь 1910 г.) в тюрьме и более 6,5 лет (1910 — февраль 1917 г.) в ссылке, а в советский период — 9 месяцев (1921, 1922 г.) в тюрьме и около 2,5 лет (1922 — май 1924 г.) — в ссылке.
104 В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 580.
105 Рожков Н. Из русской истории. Очерки и статьи. T. I—II. Пг., 1923; его же. Очерк истории труда в России. М.; Л., 1924; его же. К методологии истории промышленных предприятий // Историк-марксист. 1926. № 2 и др.
106 Рожков Н. Очерки из истории Англии, Франции и Германии ХП-ХХ в.: от самовластия к народовластию. Изд. 2-е, испр. и доп. Пг., 1923. С. 116.

40
О. В. Волобуев
Всего в общей сложности — около 3 лет тюремного заключения и 9 лет ссылки. Несмотря на такую биографию и благодаря необычайной работоспособности, ученый смог написать, не считая многих публицистических статей, порядка 400 работ107, в том числе уникальную 12-томную «Русскую историю в сравнительно-историческом освещении». Скончался Н. А. Рожков в ночь на 3 февраля 1927 г. через три месяца и десять дней после своего пятидесятивосьмилетия.
* * *
В теоретическом отношении Рожков причислял себя к марксистам, но на его взгляды большое влияние оказали также позитивисты (О. Конт, Г. Спенсер, Э. Дюркгейм, и др.) и представители психологической школы в социологии (Г. Тард, Л. Уорд, и др.). В его творческих поисках был осуществлен синтез марксистского исторического монизма и классового подхода с контовской социальной статикой и динамикой; это сочетание дополнялось разработанной им теорией психических типов. Свою оригинальную концепцию Рожков изложил в кратком очерке социологии «Основные законы общественных явлений» (1907), чему предшествовали «Эволюция хозяйственных форм» (1905) и обобщающие выводы в заключительной главе «Обзора русской истории с социологической точки зрения» (1906. Ч. II, вып. 2). В дальнейшем скорректированная историко-социологическая концепция Рожкова получила воплощение в обобщающем труде — «Русской истории в сравнительно-историческом освещении».
Все общественные явления, по Рожкову, могут быть подвергнуты изучению с трех точек зрения: конкретно-теоретической (исторической), абстрактно-теоретической (социологической) и практической, прикладной (политической). Таким образом, под социологией (обобщающими законами) понималась теория исторического процесса, которая состояла из двух частей — социальной статики и социальной динамики. Социальная статика (схема строения общества) включала вопросы классификации общественных явлений (экономические, социальные, политические, психологические, или явления духовной жизни) и зависимости их разрядов (групп) друг от друга. На основе зависимости одних общественных явлений
107
См.: Материалы для библиографии трудов Н. А. Рожкова. М., 1928.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
41
(разрядов и элементов) от других историк формулирует 12 законов социальной статики.
Рожков, считая себя материалистом, начинал исследование структуры общества и социальных зависимостей с анализа экономического строя. Причем экономику он рассматривал в тесной связи с естественными (природными) факторами (условиями), которые оказывают влияние на развитие общества. Однако влияние природных условий, полагал он, носит пассивный характер и уменьшается по мере прогресса общества. К группе естественных условий историк относил и демографический фактор. Как и известный социолог М. М. Ковалевский, Рожков придавал большое значение степени плотности населения. Относительное значение разных отраслей хозяйства (простейшего элемента экономики) — охоты и собирательства, сельского хозяйства, обрабатывающей промышленности, торговли — определяется степенью плотности населения и естественными условиями страны. Сама же хозяйственная деятельность слагается под воздействием трех элементов — земли, труда и капитала. Соответственно определяются: отношение человека к земле (формы землевладения, отношения между трудом и капиталом), формы хозяйства (свободный или принудительный труд), степень затраты труда и капитала, технический (технологический) уровень или система хозяйства. Распределение материальных благ зависит от трех элементов экономики: относительного значения разных отраслей хозяйства, форм хозяйства, его системы, или техники ведения. Таким образом, иерархия зависимостей в разряде экономических явлений, как и в любом другом разряде, строится на принципе воздействия всех предыдущих элементов на каждый последующий.
Подобная же иерархия последовательностей (зависимостей) наблюдается при переходе от одного разряда общественных явлений к другому. Так, социальный строй (деление на экономические классы и юридические сословия) образуется в результате совместного воздействия всех элементов хозяйственной жизни. Политическое же устройство определяется совместным воздействием экономических и социальных условий. Простейшим элементом в разряде политических отношений являются средства управления (центральные и местные), более сложным — цель государственного союза, а самым сложным — понятие о субъекте власти. Государство, по определению Рожкова, — общественный союз, созданный на основе власти, или

42
О. В. Волобуев
господства. Его целью является общественное благо, хотя в ранних государствах правители стремятся к обеспечению личной выгоды, и только постепенно носители государственной власти проникаются пониманием общественного блага (интереса), а не только личной выгоды.
Что касается нравов, религии, искусства, литературы, науки и иных явлений духовной жизни, то они связаны с предшествующими разрядами общественных явлений опосредованно, через психические типы. Под психологическим складом общества Рожков понимал типы и характеры, отличающие одно общество от другого. Для него «психический тип — это то же в истории духовной культуры, что тип экономический в истории хозяйства, тип социальный в истории общества, тип политический в истории государства: это такое же объединяющее, обобщающее понятие, как напр., “натуральное хозяйство”, “капитализм”, “сословный строй”, “классовый строй”, “абсолютизм”, “конституционная монархия”, “республика” и т. д. И как все эти понятия, будучи типами развития разных сфер общественной жизни в различные периоды, в то же время вовсе не неподвижны, не инертны, подвергаются с течением времени эволюции и потому являются вместе с тем и степенями или ступенями развития, так это должно повторить и о психических типах»108.
Изучение социальной динамики, утверждает Рожков, основывается на применении сравнительно-исторического метода и метода исторического материализма. Благодаря этому оказалось возможным не только выявление общих закономерностей, но «самое точное установление и научное, не метафизическое и не мистическое, объяснение всех отклонений, своеобразий, оригинальностей»109. История человечества делилась историком в работах начала XX в. на четыре периода. Каждый из них рассматривается в четырех аспектах, которые соответствуют четырем разрядам явлений, выделенных в социальной статике. Первый период характеризуется: в экономике — преобладанием охоты и собирательства, скотоводства и земледелия при господстве вольного землевладения и натурального хозяйства,
108 Русская история в сравнительно-историческом освещении. Изд. 3-е. T. I. Л.; М, [1927]. С. 11-12.
109 Русская история в сравнительно-историческом освещении. T. VI. Пг.; М., 1923. С. 276-277.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
43
сравнительно равномерным распределением хозяйственных благ между отдельными группами населения; в социальной сфере — отсутствием сословий и классов; в политическом отношении — неорганизованностью средств управления, персонифицированной властью, преследующей грубо понятую личную выгоду правителей; в области социальной психологии — отсутствием сложившихся цельных характеров (доминируют импульсивность, инстинкты, хаотичность впечатлений) и соответственно примитивностью духовной жизни, проникнутой суевериями, зависящей от внешних культурных влияний. В отечественной истории — это период Древней Руси, завершающийся в XII в.
Во втором периоде натуральное хозяйство сохраняется, но происходит дифференциация в экономической жизни (в одних странах сельское хозяйство сочетается с добывающими промыслами, в других население становится полностью земледельческим, в третьих большое значение приобретает внешняя торговля, возникают формы условного и временного землевладения, намечаются контрасты в распределении хозяйственных благ и т. д.). В социальной и политической сфере идет образование классов и сословий, слагаются два типа государственных союзов — вотчинно-феодальная монархия и муниципально-аристократическая республика (итальянские и ганзейские города, Новгород и Псков), совершенствуются средства управления. В культурном развитии общества при бесформенности основной массы выделяются, преимущественно в господствующих слоях, сложившиеся характеры — эгоисты, религиозные натуры и даже индивидуалисты. Этот период продолжается в России до середины XVI в.
Отличительные черты третьего периода (Россия середины XVI — середины XIX в.): в экономическом отношении — первоначальное развитие денежного хозяйства при сохраняющемся преобладании земледелия и развитии обрабатывающей промышленности, сословная полусвободная земельная собственность, обособление классов и сословий, причем при постепенном переходе от региональных рынков к общенациональному складывается свободное общество, а при резком переходе к обширному рынку наблюдается консервация крепостнических отношений; наличие двух типов политических союзов — самодержавной монархии и парламентского государства, рационализация средств управления и бюрократизация, новое

44
О. В. Волобуев
понимание цели государства как общего блага, замена вотчинного принципа власти представлением о субъекте власти как выразителе общегосударственных интересов; проникновение разных типов и характеров в народную массу и нарастание разнообразия в духовной культуре.
Четвертый период характеризуется: в экономической сфере — полным расцветом денежного хозяйства при преобладании обрабатывающей промышленности или ее равновесии с земледелием, торжеством свободных форм землевладения, вольнонаемного труда, интенсивной техники хозяйства, быстрым ростом заработной платы и налогов, тенденцией к обложению крупных доходов в пользу государства; в социальной структуре — размыванием сословных перегородок и переходом к бессословному обществу с резко выраженными классовыми различиями; в политическом плане — четкой организацией системы государственного управления, усвоением идеи общего блага как цели государства и понятия о носителе власти как представителе общественного союза; в духовной жизни — оригинальностью и многообразием всех проявлений культуры, преобладанием психических типов индивидуалистов и этических индивидуалистов.
Развитие конкретных общественных союзов, по Рожкову, может сопровождаться и явлениями социальной патологии, как временными — болезнями роста, кризисами, смутами, революциями, — так и конституциональными, т. е. расстройством всей системы жизнедеятельности, когда общество не в состоянии справиться со своими проблемами и обречено на поглощение другими общественными союзами.
В дальнейшем концепция социальной динамики уточнялась и в новом варианте легла в основу 12-томного труда «Русская история в сравнительно-историческом освещении». В предисловии к первому тому Рожков выделял девять периодов в истории каждого общества, каждой культуры. Уже в этом томе прошлое человечества распадается на предысторию и историю культурных народов. Предыстория — это первобытное общество, включающее четыре периода (древний палеолитический, новый палеолитический, ранний неолитический и поздний неолитический), и общество дикарей, состоящее тоже из четырех периодов (матриархат, переход к патриархату, патриархат, период появления мотыжного земледелия).

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
45
Вся периодизация исторического процесса, по Рожкову, есть чередование органических и критических эпох. Органические эпохи — это «периоды, в течение которых обыкновенно история идет довольно спокойно и довольно медленно развивается». «Критическая эпоха, — в представлении Рожкова, — это перелом, это кризис. Конечно, перелом тоже эволюция, развитие тех же органических перемен с головокружительной быстротой. Вследствие такой быстроты и получается перелом в процессе развития, известный скачок». Однако в реальной истории границы между органическими и критическими эпохами весьма условны, один период «незаметно переходит» в другой110.
История культурных народов начинается с общества варваров (дофеодальный период), в иной терминологии с родоплеменного общества. Этот органический период (период перехода к мотыжному земледелию характеризовался как критическая эпоха111) сменяется феодальной революцией. Применительно к истории России общество варваров существует в VI — середине X в., а феодальная революция охватывает середину Х-ХН в. По существу, эти два периода (органический и критический) в истории России соотносятся с первым периодом в более раннем варианте социальной динамики.
Второй период первоначального варианта периодизации совпадает с российским феодализмом. Третий же период (Россия середины XVI — середины XIX в.) делится на критическую (дворянская революция) и органическую (господство дворянства) эпохи. Прежний четвертый период в истории России характеризуется в позднем варианте концепции как эпоха буржуазно-демократической революции (1861-1917 гг.). Критические периоды, таким образом, в трактовке Рожкова включают в себя не только социальные революции, но и кардинальные реформы. Говоря иными словами, это времена системных изменений.
Общая историко-социологическая периодизация «Русской истории в сравнительно-историческом освещении» распространяется на историю всех культурных народов. В Западной Европе период
110 Рожков Я Методика преподавания истории и история XIX века. Пг., 1918.
С. 52-53.
111 Заметим, что в современной исторической науке переход к земледелию характеризуется как неолитическая революция.

46
О. В. Волобуев
феодальной революции начинается с падения Западной Римской империи и образования варварских королевств (в первую очередь это Франкское государство) до середины IX в. Период феодализма в основном охватывает время с IX по XV в., его сменяют периоды дворянской революции (в разных странах Запада с XV по XVII в.) и господства дворянства. Эпоха буржуазно-демократических революций в разных странах хронологически не совпадает (Англия — 1640-1688 гг., Франция — 1789-1830 гг., Германия — 1848-1866 гг.). После буржуазно-демократических революций наступает период производственного капитализма. Характеристикой этого периода и заканчивается обзор всемирной истории.
По мере усложнения социальных организмов, полагал Рожков, в истории отдельных стран появляется все больше различий по степени своеобразия и оригинальности. Чем примитивнее этап исторического развития, «тем медленнее, спокойнее и однообразнее протекает эволюция», «тем более сходно его течение в разных культурах, тем меньше встречается своеобразных отклонений, требующих специального научного объяснения»112. Начиная с феодализма, Рожков выделяет типы развития: например, классический французский, английский, более отсталый русский. Особое место в типологизации феодальных обществ занимает муниципальный феодализм средневековых вольных городов. В условиях господства натурального хозяйства и узких местных рынков вольные города-республики обеспечивают широкий товарный обмен в межрегиональном и международном масштабе. При муниципальном феодализме власть принадлежит аристократии, которая соединяет в своих руках крупное землевладение, внешнюю торговлю и кредит (ростовщичество).
Обращаясь к историко-социологической концепции Рожкова, следует отметить две особенности, связанные с пониманием исторического процесса и его периодизацией. Первая — это признание торгового капитализма в качестве отдельного этапа экономической истории. Согласно Рожкову, основой дворянской революции являлся «переход к товарному хозяйству с обширным рынком, параллельно чему перестраивалось общество, собиралась земля и власть,
112 Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении.
T. VIL Пг.; М, 1923. С. 275.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
47
создавались новые формы духовной культуры»113. Соответственно следующий органический период господства дворянства («старый порядок») характеризовался наличием крепостничества или его остатков и сочетанием дворянского землевладения с развитием торгового капитализма114. В политическом отношении — это время господства сословного строя и абсолютных монархий (самодержавия). Дворянство в социальной динамике Рожкова являлось господствующим классом торгово-капиталистического общества благодаря тому, что оно как класс способствовало развитию производительных сил в большей степени, чем купечество115.
Второй особенностью концепции всемирной истории Рожкова было отрицание, под влиянием работ историков античного мира Ю. Белоха и Эд. Мейера116, рабовладельческого строя как самостоятельного этапа в развитии общества. Рабство рассматривалось как форма принудительного труда в условиях феодальных и капиталистических (торговый капитализм) общественных отношений. В истории стран Древнего мира Рожков выделял те же органические и критические периоды, что и в истории более поздних государств (Франции, Германии, Италии, России и др.)117. В этом плане характерен обобщающий вывод по периоду господства дворянства: «Классическим типом старого порядка является старый порядок во Франции, а также отчасти в древневосточном Египте, в эллинистических государствах и в Римской империи первых трех веков после Р. Хр., причем, однако, и в Египте, и в эллинистическом мире, и в Римской империи
113 Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении. T. V. Пг.; М, 1922. С. 269.
114 Сходные взгляды на торговый капитализм были и у М. Н. Покровского. Ср.:ПокровскийМ. Н. Русская история в самом сжатом очерке. М., 1933- С. 34-35, 37-38, 38-41, 57-62,73-76 и др.
115 См.: Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении. T. V. Пг-М, 1922. С. 48.
116 См.: БелохЮ. Греческая история. СПб., 1897-1899- Т. 1-2-, Мейер Эд. Экономическое развитие древнего мира. СПб., 1898; его же. Рабство в древности. СПб., 1899. Концепции Белоха и Мейера были восприняты в историографии того времени и оказали влияние на таких известных специалистов по истории Античности и Древнего Востока, как Р. Ю. Виппер, М. И. Ростовцев, М. М. Хвостов.
117 Взгляды Рожкова на историю Древнего мира в популярном изложении см.: Рожков Н. Учебник истории всеобщей русской. Пг., 1921. Вып. 1. Древняя история.

48
О. В. Волобуев
крепостнические (рабские) порядки и отношения были сильнее, чем во Франции, и этим отклоняли их в сторону более отсталых стран»118.
Исторические и социологические обобщения обосновывались применением сравнительно-исторического метода, который, по мнению Рожкова, дает возможность установить и фундировать фактическими данными как общие закономерности общественного развития, так и особенности процессов и явлений в отдельных странах. При этом в центр концептуального поиска ученого была поставлена история России. На ее материале Рожков делал первичные заключения о характере исторического развития (в начале XX в. — «Обзор русской истории с социологической точки зрения»), а затем, обращаясь к истории других стран, превращал эти заключения в выводы («Русская история в сравнительно-историческом освещении»),
В теоретическом отношении историко-социологическая концепция Рожкова представляет собой целостную и завершенную модель всемирной истории, которая основана на экономическом монизме, позитивистской схеме обществознания (социальная статика и социальная динамика), психологическом подходе к культурно-историческому развитию человечества, выделении в историческом процессе «критических» и «органических» периодов. 12-томник Рожкова был первым в русской историографии обобщающим трудом по всемирной истории, охватывавшим весь путь человечества с древнейших времен до начала 20-х гг. XX в. Оценивая труд с позиции состояния русской историографии первых десятилетий XX в., следует отметить, что его новизна также определялась, во-первых, включением в общемировой исторический процесс как русской истории, так и истории стран Востока, во-вторых — широким использованием сравнительно- исторического метода (что позволяло ставить вопрос об общем и особенном в развитии стран и регионов), в-третьих — российско- центрическим построением панорамы всемирной истории.
Историографическое значение двенадцатитомника Рожкова очень точно определил в предисловии к его третьему (незавершенному) изданию В. И. Невский: «Огромная эрудиция автора, знакомство его со всеми вспомогательными историческими дисциплинами, блестящее знание первоисточника, в особенности того, что касается
118 Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении.
T. VII. Пг.; М., 1923. С. 272.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
49
русской истории и, наконец, отличное понимание истории и развития народного хозяйства <...> — все это делает работу Рожкова поразительно интересной и поучительной. Любой историк, к какой бы школе он ни принадлежал, найдет многое, над чем он может призадуматься, вчитываясь в построения Рожкова, любой социолог, как бы он ни расходился с Рожковым во взглядах, найдет в его работе много заслуживающих внимания положений и построений...»119.
* * *
В мировосприятии Рожкова как личности был заложен демократический по своей сути радикализм, свойственный общественной позиции значительной части русской интеллигенции того времени. И этот радикализм втягивал его как в большевизм (в 1905-1908 гг.), так и в оппозицию по отношению к несвоевременной, с его точки зрения, социалистической революции и антидемократической большевистской диктатуре. Облик ученого и облик общественно-политического деятеля неотделим от характеристики личности.
Какова же личность Рожкова и на основании чего можно ее охарактеризовать? Обратимся к его работе «Смысл и красота жизни», вышедшей в 1923 г. в период (что немаловажно) псковской ссылки. Это сочинение Рожкова имеет многозначительный подзаголовок — «Этюд из практической философии» — и отражает представления автора о смысле жизни. Суть рассуждений Рожкова в том, что только реализация личности придает человеческой жизни и смысл, и красоту. Эта реализация происходит в четырех сферах жизнедеятельности: науке, искусстве, любви и общественной практике. Показательна иерархия этих четырех приоритетов. На первом месте находится наука, что вполне понятно для ученого. На последнем — общественная деятельность. Думается, что так расставить приоритеты мог только многоопытный человек на склоне жизненного пути. В иные годы Рожков, скорее всего, поставил бы общественную деятельность на второе место после научной, во всяком случае на это предположение наводит его биография. Хотя на политике ученый, что называется, обжегся, но он как публичный человек не мог вывести общественную деятельность из числа жизненных приоритетов. Более того, Рожков
119 Русская история в сравнительно-историческом освещении. Изд. 3-е. T. I.
Л.; М„ [1927]. С. 5.

50
О. В. Волобуев
полагал, что человек должен быть активным в научной и общественной жизни и, чтобы реализовать себя, проявлять смелость и решительность в достижении поставленных целей и постоянно предъявлять к себе высокие требования. «Упорная работа, острое, постояннонапряженное внимание, смелая мысль, точная и ясная формулировка ее беспощадных выводов, честное и стойкое служение истине — вот что требуется, чтобы придать с помощью науки смысл и красоту жизни»120, — таков, по Рожкову, идеал личности ученого. Но первым условием реализации личности является свобода, или соблюдение прав человека, как мы сказали бы сегодня. Свобода — это магическое слово отделило его от большевизма. Социализм — другое магическое слово, которое не сделало его большевиком на длительный срок, но в культурной сфере принудило сотрудничать с ними. «...0 чем бы мы ни говорили, — писал в заключительной части «Этюда из практической философии» Рожков, — о науке ли, об искусстве, или о любви, или, наконец, об общественной деятельности, — везде мы встречаемся с требованием неограниченной, полной свободы»121. До конца жизни Рожков верил, что настоящий социализм принесет свободу. В этом смысле нужно понимать его максиму: социализм невозможен без науки, без искусства, без любви. Без науки, без искусства, без любви и без социальной активности Рожков не представлял себе ни личной жизни, ни жизни общества.
О. В. Волобуев, доктор исторических тук, профессор
120 Смысл и красота жизни (Этюд из практической философии). Пг.; М., 1923- С. 15.
121
Там же. С. 30.

H. A. РОЖКОВ
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ

ИСТОРИЯ, МОРАЛЬ И ПОЛИТИКА
I
Потребность знания свойственна дикарю, стоящему на одной из начальных ступеней духовного развития, так же, как и современному культурному человеку. Но мотивы, заставлявшие и заставляющие человека стремиться к умственному прозрению, и цели, которые он при этом себе ставит, не всегда бывают одинаковы. Говоря вообще, не вдаваясь в подробности, можно заметить, что основным психическим побуждением дикаря в его стремлении к знанию является любопытство, тогда как культурный человек руководится в соответствующем случае любознательностью. В чем разница между тем и другим? В том прежде всего, что любопытство — бессознательное стремление к знанию, без ясно осознанной цели последнего, тогда как любознательность предполагает сознательную цель. Возьмем первый попавшийся на глаза пример: положим, уличную ссору или драку, вообще скандал. Всякому известно, какую массу любопытных, т. е. просто склонных поглазеть, людей собирает обыкновенно подобное событие. Им ничего тут не надо, они часто даже не знают ссорящихся или дерущихся, им надо только поглазеть да посудачить. Вот что значит любопытство. Но тот же уличный скандал может представить интерес и для любознательного, а не просто любопытного человека: он может дать ему картину нравов, бросить свет на понятия о праве и справедливости, господствующие в массе, дать, наконец, возможность содействовать защите несправедливо обиженного и справедливой каре обидчика. Здесь сразу, таким образом, намечаются два основных побуждения, психологически создающие любознательность: во-первых, стремление к практической деятельности, к общественной пользе, во-вторых, стремление к наслаждению от самого знания, как организованного, осмысленного и систематического понимания действительности во всем ее многообразии. Наслаждение стройностью, системой знаний и желание применить последние к жизни и отличают науку мало-мальски культурного человека от случайных, беспорядочных знаний дикаря. Это отличие, как и принцип, слагается довольно рано. Уже в средневековой схоластике чувствуется неудовлетворенность бессистемным и бесцельным знанием, но, по естественной реакции, эта неудовлетворенность

54
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
принимает крайнее направление, совершенно отличается от той конкретной действительности, умственным рабом которой был всецело и безраздельно дикарь. Средневековый ученый рассуждал таю зачем исследовать отдельные физические тела и химические процессы? Это узко; мы поищем лучше всесовершенного физического тела, которое будет превращаться во все другие тела, а кстати будет излечивать и от всех болезней; зачем решать мучительные, проклятые вопросы данного времени и места? лучше найти одно всеохватывающее начало, один ключ ко всему в мире нравственных отношений и понятий; зачем изучать происхождение отдельных растительных и животных видов? мы лучше решим вопрос о происхождении всего мира и о природе Божества. Задаваясь такими вопросами, человеческая мысль после многих блужданий, ошибок и разочарований отчаялась найти на них точные, обоснованные и прочные ответы и снова обратилась к конкретной действительности, но она вместе с тем систематизировала и обобщила данные этой действительности и поставила себе определенные практические и теоретические задачи.
Итак, современную науку отличают два основных признака: стремление к наслаждению от организованного, осмысленного и систематического понимания действительности и стремление к приложению теоретических выводов на практике. Эти признаки свойственны и истории как науке. В самом деле: историк нашего времени, если он стоит на высоте положения, не может уже быть любопытствующим гробокопателем, бессознательно покрывающим себя архивной пылью и могильной гнилью, накапливающим без всякого порядка и системы отрывочные знания, — он должен сделаться любознательным исследователем, обобщающим фактический материал, открывающим законы общественного развития, наслаждающимся цельностью, стройностью и связностью своих научных построений. Проникновение в тайны процесса развития человеческого общежития, понимание прошедшего и настоящего и прозорливое предвидение будущего составляют для историка такую же неутолимую потребность и такой же неиссякаемый источник высокого научного наслаждения, как для естествоиспытателя важно и интересно проникновение в тайны природы. Мало того: и в среде публики, сколько-нибудь мыслящей, читающей и интересующейся знанием, прежнее историческое любопытство, интерес к историческим скандалам и историческим курьезам, постепенно и медленно,

История, мораль и политика
55
но неуклонно сменяется исторической любознательностью; никто не может устоять перед соблазнительной перспективой представить себе в простейшем виде, в стройной системе все многообразие и сложность исторической жизни, объяснить ее из немногих основных начал, из сочетания некоторых простейших элементов. Тому, кто занимается теперь научной историей, несомненно, знаком очень хорошо восторг, охватывающий человека, когда из хаоса взаимно перепутывающихся, бессвязных и бессмысленных фактов получается единое связное целое, стройная система, изящное, исполненное глубокого смысла построение.
Не будем однако преувеличивать достигнутых в этом отношении результатов, не будем утверждать, что все стали истинно любознательными по отношению к истории: нет, для многих, для очень еще многих бесцельное гробокопательство, курьез, скандал и сплетня, касающиеся деятелей прошлого, составляют если не единственный, то главный смысл и основную цель занятий историей. Едва ли не большее еще разнообразие воззрений, стремлений и интересов наблюдается в отношении к вопросу о практическом применении научных исторических выводов. Этот животрепещущий вопрос и будет составлять предмет нашего внимания в последующем изложении.
История — не что иное, как научное изображение прогресса развития человеческих обществ. Она имеет дело, значит, с людьми в их общественной и частной жизни, с их чувствами, желаниями, чаяниями, идеями, действиями, интересами, побуждениями и с результатами всех этих явлений, как они отражаются в жизни. Отсюда и явилась уже очень давно, еще в древности, мысль, что история — наставница жизни. В такой общей форме эта мысль едва ли подлежит спору. Но дело в том, что в эту форму вкладывается различное содержание. И прежде всего указанная мысль понималась в смысле узкоморалистическом, в том смысле именно, что история дает дам ряд готовых конкретных примеров и иллюстраций к азбучным истинам прописной морали. Историк являлся, таким образом, строгим и беспощадным нравственным судьей, который произносил моральные приговоры над деятелями прошлого, раздавал им награды за добродетель и порицания за порок, учил, как нужно было поступить им в том или другом случае, чтобы не сойти с установленной прописною моралью стези добродетели. Это отражалось и на самом объяснении происхождения и судьбы разных исторических явлений: так как прописная

56
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
добродетель должна непременно торжествовать, а азбучный порок обязательно терпел посрамление, то и историк делал чрезвычайные усилия, чтобы показать, что так именно и было всегда в историческом прошлом. Он не обращал при этом внимания на то, что у всякого времени есть свои задачи, осуществляемые в определенных условиях, и не понимал, что азбучная мораль хороша только в прописях. Понятно, что в результате такого морализирования получалось неправильное понимание исторических явлений, а следовательно и неверное их изображение, — главная цель исторического изучения оставалась недостигнутой.
Я не думаю утверждать, что изображенный сейчас взгляд на историю, ее задачи и методы отошел окончательно в прошлое и не имеет сейчас адептов. Общественная жизнь настолько сложное и громоздкое целое, что в ней всегда наблюдаются осадки давно пережитых порядков и воззрений. Тем не менее нельзя не признать элементарное морализирование, до сих пор иногда попадающееся в исторических трудах, редкостью и исключением, случайно уцелевшим обломком старины.
На смену этому довольно примитивному, элементарному, наивному воззрению выступает другое, имеющее значительное число сторонников и в настоящее время. Оно коренится в некоторых общих, философских идеях, в известном направлении философской мысли. Есть люди, которые глубоко и искренне убеждены в возможности и необходимости выработки и осуществления в жизни абсолютного нравственного идеала, тайного морального начала, которое было бы вечно, одинаково применимо ко всем временам и народам. С этой точки зрения, история человечества рассматривается как единый, цельный, не повторяющийся и последовательно развивающийся мировой процесс, отдельные частности которого — истории отдельных народов — представляют собою не что иное, как стадии или ступени к достижению абсолютного нравственного идеала, и конечной целью или результатом которого является раскрытие этого идеала во всей полноте и совершенстве. При этом история не всех народов имеет значение: есть народы некультурные, которые не имеют никакого исторического значения, потому что их общественное развитие не имеет оригинального, самостоятельного морального содержания; историей этих народов, с этой точки зрения, незачем заниматься, она не имеет никакой ценности; изучению подлежит только история

История, мораль и политика
57
культурных народов, создавших что-либо особенное, оригинальное, индивидуальное в нравственной сфере. В этом особенном, индивидуальном и состоит весь смысл истории, сущность которой, таким образом, не повторяется. А что не повторяется, что единично, то не подлежит изучению с точки зрения причинной связи, потому что для открытия причин требуется сравнение одинаковых, повторяющихся явлений. В истории важны не причины, а цели, так что между естествознанием и историей существует целая пропасть. Нравственная оценка — вот что главное в историческом изучении, для историка важно не столько то, что было, сколько то, что нравственно-обязательно, что должно быть с моральной точки зрения. Вы видите, что по существу эта теория в конечном результате недалеко ушла от той, с которой мы только что раньше познакомились. Понятно, какое важное значение имеет сейчас изложенная теория для понимания истории, как науки, для характеристики и правильной постановки ее метода, а также для определения практического применения исторических знаний. Все новейшее направление в исторической науке отмечено ярко выраженным стремлением сблизить ее с естествознанием в отношении метода и задач, а здесь мы встретились сейчас с полным отрицанием такого стремления: к чему, в самом деле, исследовать эмпирически — путем наблюдения и, где возможно, опыта — причинную связь явлений, когда дело не в ней, а в целях исторического процесса? Очевидно, у истории должен быть свой особенный, ей только свойственный метод, потому что и задачи у нее особенные, не такие, как в естественных науках. Вся работа последних десятилетий в области истории идет, значит, в сущности насмарку, старые историки-моралисты были, следовательно, ближе к истине, чем новые историки-ученые. Понятно, что и практическое значение история приобретает не тем, чем его приобретает естествознание: тогда как последнее, исследуя причинную связь явлений природы, стремится к предвидению и строит на этой основе целый ряд прикладных знаний, история, изучающая цели и рассматривающая каждый данный момент как тип на дороге к достижению и осуществлению абсолютного и вечного нравственного идеала, практически важна именно тем, что постепенно и частично раскрывает этот идеал, приближает нас к пониманию целей мироздания. Отсюда не только возможны, но и необходимы нравственные приговоры над историческими деятелями; историк опять является в роли строгого судьи, своего рода цензора нравов.

58
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Двумя изложенными взглядами не ограничивается разноголосица в понимании практического значения истории, как науки. Существует еще третий взгляд, основ которого надо искать не в преклонении перед прописной моралью и не в философской метафизике или, как обыкновенно теперь выражаются, философском идеализме, а в практических потребностях минуты, в борьбе интересов, партий, направлений и настроений в соединении со смутно-сознаваемой и признаваемой идеей исторической эволюции, предполагающей долгую и постепенную подготовку явлений настоящего момента в течение целого ряда пережитых столетий. Эта последняя идея — несомненное, прочное и важное приобретение исторического знания в наше время. Конечно, в обществе, как и в природе, нет ничего совершенно-изолированного, стоящего вне связи с другими явлениями, обособленного, являющегося вдруг, по мановению какой-то волшебной силы: все подготовляется последовательно и постепенно, для всего существуют прецеденты и зачатки. Но идея эволюции в излагаемом взгляде переходит в сознание необходимости застоя, неподвижности раз сложившихся явлений и отношений. Думают, что каждый народ имеет свои коренные устои, постоянные основы жизни, заложенные в историческом прошлом, нерушимые традиции, подлежащие сохранению навсегда, при всяких возможных в будущем условиях его существования. Охрана этих национальных преданий, укрепление этих коренных устоев — вот куда, с точки зрения последователей этой теории, должны быть направлены все усилия практических государственных и общественных деятелей. Стоит, таким образом, отыскать в прошлом прецедент известному явлению или общественному идеалу, — и это явление или идеал оправданы и имеют право на существование и дальнейшее развитие. Практическое значение истории сводится, следовательно, к роли какого-то арсенала, складочного места, из которого в потребных случаях подбираются подходящие материалы. Такой прием очень давнего происхождения и часто встречался и встречается. Самодержавство наше от святого Владимира, говорил Иоанн Грозный, указывая на справедливый, по его мнению, исторический прецедент. Прежние государи любили встречу, (т. е. возражение себе со стороны бояр), замечал, пользуясь тем же методом, строптивый член боярской думы Берсень Беклемишев1. Подобными примерами кишит окружающая нас действительность.

История, мораль и политика
59
К сказанному сейчас можно прибавить, что иногда высказывается еще мнение, что цель изучение истории — возбуждение патриотических чувств или вообще проведение определенных политических тенденций в том или другом направлении. При таком воззрении рекомендуется часто прямо извращение истины: патриот — рассуждают обыкновенно — должен любить свою родину, следовательно признавать ее лучшей из всех стран; поэтому лучше всего умалчивать о темных сторонах прошлого и выдвигать на первый план светлые явления. Если же в основу исторического изложения кладется определенная политическая тенденция, то обыкновенно в согласии с ней идеализируются деятели и украшаются явления, почему-либо под эту тенденцию подходящие, и порицается и затемняется все то, что не укладывается на Прокрустово ложе предвзятых взглядов. Что бы мы сказали, если бы какой-либо яростный республиканец стал изображать историю Франции без Людовика XIV, а роялист вздумал обойти молчанием французскую революцию? Ведь в результате появилась бы, очевидно не история Франции, а выдумка фантазера, произвольно и дерзко извращающего истину. И разве не ясно, что истинный патриотизм заключается не в любви к воображаемой, реально не существующей, идеальной родине, а в любви к родине такой, как она есть, в том, что мы болеем ее горестями, мучимся недостатками и готовы пожертвовать всеми своими силами, чтобы уничтожить все дурное, поднять уровень общественной жизни и осуществить идеал общего блага?
Последний взгляд настолько груб (и, можно сказать, циничен), что его несостоятельность выступает сразу во всей своей ясности. Заметим, что он, по своему характеру, родствен тому примитивному моралистическому воззрению на историю, которое было изложено раньше других взглядов. В самом деле: ведь и патриотическое (в смысле квасного патриотизма) и моралистическое воззрения на историю покоятся на идее, что убеждение и верование известного лица или группы лиц, существующие в настоящее время, заключают в себе во всей полноте и законченности абсолютную истину, пригодную для всех времен и народов. Даже сторонники метафизического понимания истории, предполагающие, что в истории последовательно и постепенно раскрывается абсолютный нравственный идеал, и что каждый дальнейший момент исторической эволюции является новой ступенью в деле раскрытия этого идеала, прибавляя к его пониманию

60
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
какую-либо новую черту, — даже они не могут подписаться под таким наивным моральным абсолютизмом. После появления великих трудов Юма и Канта становится необходимым критическое рассмотрение так называемых гносеологических вопросов, т. е. вопросов теории познания, вопросов о том, как широки пределы человеческого познания и каковы его методы. А между тем эти вопросы игнорируются историками-моралистами, историками-патриотами и историками тенденциозного направления, как будто бы не подлежит ни малейшему сомнению, что мы совершенно точно знаем все сущности вещей.
Научное естествознание хорошо знает относительность и ограниченность наших познаний о внешнем мире, их зависимость от нашей собственной физической и психической организации. В природе, в действительности, в мире, как он есть сам по себе, нет, напр[имер], цветов, которые мы ощущаем; цвета и свет вообще — только состояния нашего сознания, и эти-то состояния нашего сознания мы только и познаем, когда знакомимся с явлениями бытия, а самой сущности бытия мы не знаем и не можем знать. Кант выразил эту мысль таю в явлениях бытия мы познаем только феномены, т. е. то, что нам кажется, и нам недоступно познание ноуменов, т. е. того, что есть на самом деле. Но если наши познания о том, что есть, так ограниченны и относительны, то, может быть, мы обладаем абсолютными, неограниченными и безотносительными познаниями о том, что должно быть, что нравственно обязательно? И на этот вопрос можно дать только отрицательный ответ.
В самом деле: стоит только взглянуть на процесс нравственного развития того или другого народа, чтобы убедиться, что понятия о нравственности так же меняются, как и всякие другие понятия, и мало того — мораль того или другого исторического момента в нормально развивающемся, не разрушающемся человеческом обществе соответствует насущным потребностям этого общества, содействует его дальнейшему сохранению и развитию. Эта мораль, таким образом, совершенна для своего времени. Так, напр[имер], так называемый формализм древнего права и судопроизводства совершенно не вяжется с нашими современными понятиями о нравственности: формализм этот заключался в том, что судья не разбирал дела по существу, не взвешивал отдельных доказательств, а безусловно верил показанием истца, раз соблюдена была известная, предписанная

История, мораль и политика
61
юридическим обычаем форма: напр[имер], иногда требовалось известное число свидетелей, показывавших притом единогласно, причем судья не проверял достоверности свидетельских показаний, судил не по совести, а по форме; нам такой суд представляется вопиющей несправедливостью. А между тем в свое время он не только соответствовал господствовавшим тогда нравственным понятиям, но и действительно был справедлив для общества и отдельных лиц, гармонировал с их интересами: если бы судье была предоставлена большая власть, то при некультурности общества и при невозможности контроля и надзора открылось бы неизмеримое поле для судейского усмотрения и для страшных злоупотреблений. Или: наш ум и наше чувство не мирится с крепостными порядками, мы привыкли считать личную свободу необходимым требованием морали. Но было время, когда она была нравственным злом, потому что вела к гибели не только отдельных лиц, но и целого общества: крепостное право некогда было необходимо именно потому, что обеспечивало маломощному, бескапитальному, неимущему большинству населения нравственную и материальную помощь со стороны более состоятельной части населения, чем достигались цели не только существования, но и дальнейшего развития общества в материальном, моральном и умственном отношениях. Нравственные понятия, таким образом, тесно срастаются с реальными условиями общественной жизни, неотделимы от последних и, следовательно, изменчивы, потому что и реальные условия общежития постоянно меняются, не находятся в покое, все изменяется, «все течет», как говорил еще древний мудрец.
Итак, нравственные наши понятия, понятия о морали, нравственно-должном, столь же изменчивы и относительны, как и понятия о всем существующем. Отсюда следует, что принимать их за абсолюты и судить на основании этих мнимых абсолютов о прошлом никак нельзя. Следовательно, морализированию и всякой тенденции — патриотической и политической — нет места в исторической науке, правильно поставленной. Наивно-моралистическая и груботенденциозная точки зрения на практическое, житейское значение исторической науки в общественной жизни отпадают, таким образом, сами собой, теряют всякий смысл и значение.
Быть может, однако, сохраняет свой смысл и значение метафизическое понимание истории и вытекающий отсюда взгляд, что в процессе исторического развития человечества находят свое выражение

62
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
высшие цели мироздания, открывается постепенно и частично абсолютная нравственная истина, пригодная для всех времен и народов? Нетрудно заметить, что в основе такого воззрения лежит та же только что отвергнутая нами уверенность, что в области нравственных понятий нам доступно знание сущности вещей, того, что есть на самом деле, независимо от наших органов восприятия. Мы только что видели, что и нравственные понятия воспринимаются нами как феномены, а не как ноумены, что в понимании нравственно-должного мы так же ограничены и слабы, как и в понимании существующего, что мораль — не абсолютна, а относительна. Какое же мы имеем право утверждать, что в процессе исторического развития мы постигаем абсолютную нравственную истину, когда на самом деле эта истина остается для нас всегда недоступной, потому что мы не можем совлечь с себя собственную природу, вылезти из собственной своей кожи? Мы познаем только состояние собственного сознания, а не мировые явления в их сущности. Нельзя, следовательно, и говорить о практическом значении истории в том смысле, что путем ее изучения познается абсолютный нравственный идеал: это значило бы обольщать себя несбыточными иллюзиями, строить воздушные замки.
Разобранная и отвергнутая нами сейчас метафизическая теория выставляет еще ряд второстепенных положений, отмеченных мною раньше при ее изложении: таковы особенно положения о индивидуальности исторических явлений, о их неповторяемости, о невозможности предсказаний будущего в обществознании, о необходимости изучать не причины, а цели исторического процесса. Но эти положения удобнее всего разобрать в связи с рассмотрением последней из изложенных теорий, которая характеризуется, как мы видели, убеждением в неподвижности традиций, в их вечности. К критике этой теории мы сейчас и обратимся, но уже теперь с несомненностью и ясностью выступает на первый план то положение, что история содействует выработке гносеологического убеждения в относительности, изменчивости и ограниченности наших познаний не только в области явлений бытия, но и в сфере нравственного долженствования, моральной обязательности. К этому сводится первый случай практического применения исторических знаний. История дает, таким образом, ключ к здравой нравственной философии.

История, мораль и политика
63
II
Возьмем громадную гору, покрытую вечным снегом, — положим, Эльбрус или Монблан или еще какую-нибудь колоссальную возвышенность, хотя бы величайшую вершину Гималаев, выше которой нет горы на земле. Без сомнения, каждая из этих гор, взятая особо, сама по себе, индивидуальна, и своеобразна во многих отношениях: она имеет своеобразные трещины и ущелья, особую форму, свою величину, ту или другую покатость или крутизну, состоит из тех или иных горных пород и т. д. и т. д. Но все эти индивидуальные различия, все это своеобразие, все особенности сводятся современным естествознанием к немногим основным элементам, различные сочетания которых и порождают их в конце концов. Одни и те же постоянно действующие законы природы лежат таким образом в основе всех особенностей и индивидуальных свойств той или другой большой горы. Тот же самый вывод получается, если мы возьмем два небольших камня различной величины, веса, формы и состава: и здесь окажутся действующими общие законы и, что не менее замечательно, это будут те же самые законы, какими объясняются индивидуальные отличия одних больших гор от других. Какой бы ни был масштаб явлений внешней природы — большой или малый, — все эти явления объясняются одними и теми же общими законами. Нам говорят, что в истории дело обстоит иначе, что исторические явления настолько индивидуальны или своеобразны, что частные их отличия не могут быть сведены ни к чему общему, что они не повторяются, что почти каждое из них единственно в своем роде. Присмотримся же внимательнее к этим явлениям и попытаемся решить вопрос, есть ли между ними и явлениями внешней природы какое-либо принципиальное различие в данном отношении. Возьмем прежде всего простейшие общественные явления, — хозяйственные или экономические. Повторяются ли, спрашивается, в жизни разных человеческих обществ хозяйственные явления и объяснимы ли их особенности или индивидуальные отличия в разных обществах из немногих общих начал в их различной комбинации? На этот вопрос можно ответить только утвердительно. В самом деле: достаточно известно, что каждое общество в своем развитии переживает два главных хозяйственных периода, — период так называемого натурального, безобменного хозяйства, когда каждый все ему необходимое добывает собственным трудом,

64
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
не прибегая к покупке и продаже, — и период хозяйства денежного, основанного на разделении труда и происходящем отсюда обмене. Эти периоды повторяются в жизни каждого человеческого общества. Правда, иногда в каждом из них проявляются некоторые особенности, но разве их нельзя объяснить своеобразным сочетанием одних и тех же элементов? Ответить на этот вопрос всего удобнее, взяв какой-либо конкретный пример. Так, в последнее время установлено, что денежное хозяйство в Европе зародилось в виде так называемого городского хозяйства или, точнее выражаясь, хозяйства, рассчитанного на небольшой сбыт, на обмен, производящийся в пределах незначительной территории на 10-15-20 верст в окружности от хозяйственного центра или рынка, большею частью города. В России, при зарождении в ней денежного хозяйства, изолированность рынков была несравненно меньшей, сбыт рассчитан был обыкновенно на район в 150-200,300, даже иногда в 500 верст в окружности. Почему так? Все дело в естественных условиях: изолированность рынков вызывается дурными путями сообщения, трудностями перевозки товаров; в Московской Руси XVI-XVII веков летом пути сообщения были не лучше, если не хуже, чем в Западной Европе XIII—XV столетий, — вследствие множества лесов и болот и обилия разного рода мошек и комаров, заедавших всякую живую тварь чуть не до смерти: зато зимой морозы создавали прочный, гладкий и удобный путь по долго державшемуся снегу, так что иностранцы удивлялись возможности провезти товары из Архангельска в Москву в каких-нибудь 14 дней. Объяснение перед нашими глазами и объяснение не столь индивидуальное, чтобы оно не могло быть применено в других случаях, а напротив, общее: климат — вот что создает пути сообщения и своеобразие в зарождающемся денежном хозяйстве, и если бы мы взяли страну, находящуюся в одинаковых с Россиею климатических условиях, — результаты получились бы совершенно тождественные. Нет, следовательно, никакого принципиального различия, не говоря уже о диаметральной противоположности, между экономическими явлениями в жизни человеческих обществ, с одной стороны, и явлениями природы, с другой. Исторические явления так же повторяются, как и явления природы, и их индивидуальные особенности, если можно так выразиться, не более индивидуальны, чем особенности явлений, изучаемых естествознанием: первые, как и вторые, объясняются общими законами,

История, мораль и политика
65
формулирующими различные сочетания одних и тех же основных элементов.
Могут, однако, заметить, что если этот вывод применим и правилен в отношении к простейшим явлениям общественной жизни, какими как раз и оказываются явления экономические, то по отношению к явлениям более сложным он не имеет значения, потому что именно эти сложные явления действительно индивидуальны, единственны в своем роде. Гений — одинок, не имеет людей себе подобных, исключителен по своим духовным свойствам, качественно отличается от остальной массы. В области психологической истории господствует таким образом совершенная, абсолютная индивидуальность; здесь естественно-научный метод совершенно неприменим. Посмотрим, так ли это. Возьмем, напр[имер], такую личность, как Наполеон I. Каковы характеристические черты этой, несомненно, крупной, гениальной исторической фигуры? Определяя психический склад Наполеона коротко, его надо назвать типическим, ярко- выраженным индивидуалистом. В самом деле: низшие, элементарные эгоистические чувства — чувство страха и склонность к стяжательству, жадность и скупость — были ему совершенно чужды. Он доказал свою храбрость на Аркольском мосту, при посещении чумного госпиталя в Сирии, во многих сражениях, при возвращении с Эльбы, когда он смело подошел к аванпостам посланного против него Людовиком XVIII Нея и подставил свою грудь солдатам и т. д.2 Деньги, богатство, роскошь сами по себе для него ничего не значили: он щедро ими оделял всякого, кто был полезен ему и его делу, не знал даже простой бережливости, не говоря уже о скупости. Зато в натуре Наполеона весьма видную, даже главную, направляющую роль играли более сложные эгоистические чувства, те именно чувства, которые удобнее всего назвать индивидуалистическими, потому что в основе их лежит чрезвычайно развитое чувство личности, высокое понятие о значении собственного я. Когда Жозефина3 упрекала его в неверности, он не нашел другого, более решительного аргумента в свою защиту, как категорическое замечание: «я так хочу». Эта ultima ratio4 в устах индивидуалиста чрезвычайно характерна. Отсюда проистекало и непомерное и непобедимое честолюбие Наполеона, увлекавшее его в ряд авантюр и в конце концов погубившее. Он сам сознавал за собой это свойство, говоря: «мне нужны честь и слава». Третье индивидуалистическое чувство, — жажда разнообразия и новизны впечатлений, —

66
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
также владело Наполеоном и часто направляло в известную сторону его действия; отсюда объясняются, напр[имер], многие его грандиозные замыслы и полубезумные по своей смелости планы, иногда и осуществлявшиеся, вроде египетской экспедиции, высадки в Англию, покорения Индии и т. д. Отсюда же объясняется и его кипучая, непрерывная деятельность и удивительная работоспособность: известно, что он был всегда занят и доводил до обмороков от утомления своих министров и особенно секретарей. Поэтому-то война, это олицетворение быстрой смены сильных и разнообразных впечатлений, была его истинной стихией, где он был царем и богом. Господством индивидуалистических чувствований объясняются и этические чувства Наполеона. Когда для целей, им себе поставленных, ему приходилось жертвовать жизнью и благополучием других, он не задумываясь делал это, обращая этих других, по его циническому выражению, в «пушечное мясо». Но он не был вовсе зол, скорее был доброжелателен к людям, умел быть обаятельным и увлекал многих, напр[имер], Александра I. Он не был даже чужд настоящей нежности к людям, ему близким. Известен рассказ Жозефины, что он пролил целое море слез перед разлукой, с нею по случаю развода и женитьбы на Марии- Луизе5: «бедная моя Жозефина», повторял он, «я не в силах расстаться с тобою». Но к кому он был особенно привязан, кого он любил искренней, великой и бескорыстной любовью, — это к своему сыну. И как истинный индивидуалист, ставящий выше всего свою собственную личность, он гордился этим чувством в своих приказах по армии. Ему не чуждо было, наконец, и чувство дружбы: известно горе Наполеона при смертельной ране, полученной его другом, маршалом Ланном6. Конечно, и в этом чувстве была сильная индивидуалистическая струя: Наполеон и здесь был номером первым, подчинял себе другого человека. Эстетическим вкусом, любовью к красоте и искусству Наполеон обладал в значительной мере: не одним тщеславием и честолюбием надо объяснять его всегдашние заботы об обогащении Парижа художественными сокровищами, его любовь к театру и т. д. Но, как и все чистые индивидуалисты, он не обладал творческим художественным дарованием. Замечательно и характерно также и то, что Наполеон был полным религиозным индифферентистом, что он смотрел на религию с чисто практической точки зрения, как на удобное орудие для воздействия на массы: ведь его богом была собственная личность, не допускавшая никого и ничего рядом

История, мораль и политика
67
с собою и тем более выше себя. Переходя из области чувствований, из эмоциональной сферы в область умственной, интеллектуальной деятельности, нельзя не отметить необыкновенной силы ума Наполеона, но нельзя не оговориться вместе с тем, что ум этот был в значительной степени субъективен, односторонен: Наполеон хорошо и тонко понимал все душевные движения, свойственные его собственной натуре, он гениально схватывал все практические вопросы и удачно их разрешал; но когда ему приходилось сталкиваться с людьми, ему психически не родственными, он плохо их понимал и, не понимая, презирал: известно, напрример], его пренебрежительное отношение к теоретикам, доктринерам, «идеологам», как он их высокомерно называл. В результате такого сочетания эмоциональных и интеллектуальных свойств, объясняемого именно господством индивидуалистических чувствований, своеобразно окрашивавших все остальные стороны духовной природы Наполеона, получалась непреклонная воля, выражавшаяся как и в способности к инициативе, так и в уменье доводить раз начатое дел до конца, если, конечно, внешние препятствия не оказывались совершенно непреодолимыми.
Таков в главных чертах характер Наполеона. Является ли он в типичном своем очертании единичным, исключительным, совершенно индивидуальным, качественно отличающимся от других людей? Конечно нет: таких индивидуалистов много в известные периоды жизни разных человеческих обществ и народов. Таков, напр[имер], Вронский из романа Толстого «Анна Каренина», таковы многие герои Горького, как Челкаш, Коновалов, Сережка из «Мальвы» и т. д. Они отличаются от Наполеона только количественно, а не качественно: у них все мельче, слабее, чем у него, именно потому, что он — гений, а они обыкновенные люди. Им всем свойственны и честолюбие, и жажда новизны, и высокое понятие о собственном я, и субъективизм ума, и сила воли и т. д. и т. д. Скажем прямо: какую бы гениальную личность мы ни взяли, при внимательном психологическом анализе всегда окажется, что она может быть причислена к той или иной психологической группе, к известному типу. Между гением и обыкновенным человеком различие только количественное, а не качественное.
Из всего предыдущего ясно, что мнение о какой-то особенной индивидуальности и неповторяемости явлений общественной жизни по сравнению их с явлениями внешней природы не имеет никаких

68
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
серьезных оснований и противоречит наблюдениям над действительностью: общественные или, что то же, исторические явления индивидуальны лишь в том же смысле, в каком индивидуальны отдельные явления в жизни природы, и повторяются совершенно так же, как и последние.
А если так, то ясно, что изучение причинной связи общественных явлений не только возможно, но и необходимо, и что притом установление единообразных, постоянных отношений между причинами и следствиями или так называемых общих научных законов не только возможно, но и необходимо в обществознании. Нечего, следовательно, и говорить о том, что история должна изучать цели, а не причины. Научный метод — один, и его нужно применять одинаково во всех отраслях человеческого знания.
При свете сделанных наблюдений и полученных выводов становится ясным и ответ на вопрос о возможности предсказаний будущего в общественной жизни. Конечно, наши знания о законах развития общественных явлений настолько еще ограничены, что предсказать будущее во всех подробностях и тем более отдаленное будущее — мы не в состоянии. Год, месяц, день, час того или иного конкретного события непредвидимы. Но разве в жизни природы всегда и все может быть предсказано с такою точностью и с такими подробностями? Разве в естествознании ошибки и пробелы не существуют? Это — во-первых, и во-вторых — ограниченность наших современных знаний вовсе не является «пределом, его же не прейдеши», из факта незнания в настоящее время еще не следует необходимость полного неведения в будущем: с развитием обществознания и социальные предсказания постепенно достигнут большей точности. Однако уже при современном состоянии наших знаний по истории и общественным наукам, возможны некоторые предвидения ближайшего будущего и даже общие перспективы на будущее более далекое. Социальные предсказания принципиально опять-таки не отличаются от предсказаний естественно-научных, и это совершенно понятно, потому что во всех отраслях научного знания одинаковую силу имеет идея научного закона, устанавливающего причинную связь явлений.
Но если между прошлым и настоящим в общественной жизни существует непрерывающаяся, тесная, закономерная связь, то не правы ли те, кто полагает, что история создает в жизни каждого общества и народа традиции, коренные устои, основные начала, подлежащие

История, мораль и политика
69
вечному сохранению? Поскольку это воззрение родственно теории культурно-исторических типов национального развития или, что то же, понятию об истории народа как о процессе совершенно своеобразном, вполне индивидуальном, не повторяющемся ни в целом, ни в подробностях, — мы имели уже с ним дело и убедились в его несправедливости. Остается теперь подкрепить полученный тогда вывод надлежащим разъяснением понятия об исторической традиции.
Чтобы осветить этот вопрос, воспользуемся конкретным примером, которого нам уже пришлось коснуться в предшествующем изложении. Два политических направления, боровшихся между собою в XVI веке, одинаково и в значительной мере правильно ссылались на исторические традиции. Боярская партия требовала, чтобы московский государь делился властью с боярами, чтобы в управлении участвовал «синклит», боярский совет, как постоянное и организованное учреждение, и в подтверждение своих требований ссылалась на тот факт, что прежние государи советовались с боярами и любили «встречу», т. е. благосклонно выслушивали возражение себе в боярской думе. «Самодержавство наше от святого Владимира», говорил Иоанн Грозный, отстаивая свое полновластие, «русские самодержавцы изначала владеют своим царством, а не бояре и вельможи». Итак, перед нами два противоположных политических взгляда и оба опираются на исторические традиции. Что же это значит? Это значит прежде всего, что для всякой политической теории легко подыскать исторические прецеденты, традиции в прошлом, каждое явление современной действительности имеет зародыш в прошлом или, иначе говоря, в обществе в каждый данный момент его исторического существования имеются налицо зачатки самых разнообразных порядков и учреждений. Поэтому с одинаковой степенью основательности могут ссылаться на исторические прецеденты все различные партии, в данный момент между собою борющиеся. Иными словами ссылки эти сами по себе, вне связи с другими условиями и обстоятельствами, не имеют никакого значения. Допустим, напр[имер], что кто-нибудь, рассматривая человеческий организм и замечая в нем остатки когда-то существовавшегося хвоста, стал бы утверждать, что хвост должен существовать и развиваться в человеческом организме, потому что это традиция прошлого. Как мы стали бы возражать на такой взгляд? Несомненно, мы указали бы, что хвост не нужен человеку, что внешние

70
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
условия человеческой жизни лишили его практического значения. Такие же условия, посторонние, окружающие обстоятельства надо, очевидно, принимать во внимание при определении значения исторических традиций. В общественной жизни, как и в жизни природы, все традиционно, все опирается на известные прецеденты, но жизненность и будущность тех или других порядков, идей и учреждений определяется не традиционностью их, взятой как таковая, а наличностью или отсутствием условий и потребностей, их поддерживающих и питающих или, напротив, делающих их излишними и вредными. Теория Грозного воплотилась в действительность именно благодаря целому ряду условий, ее поддержавших, каковы: необходимость сильной единоличной власти для развития денежного хозяйства с обширным рынком, для организации общества на основе крепостного права, наконец, для усиленной и непрерывной внешней борьбы. Понятно теперь, что история никак не может служить оправданием застоя, господства окаменелых традиций. Такая окаменелость, неподвижность возможны только в обществе, которое ни в одном отношении не развивается; раз хоть в какой-либо сфере общественной жизни наблюдается движение, оно неминуемо отразится и в других ее сферах.
Из всего, сейчас сказанного, вытекает практический вывод первостепенной важности: при выработке убеждений на исторической почве недостаточно отыскать для них исторические традиции, нужно еще изучить жизнеспособность этих традиций, т. е. определить, какими условиями общежития они созданы, и продолжают ли существовать эти условия. На этом покоится второй случай практического применения истории, как науки, в общественной жизни: история при помощи социологических законов, ею открываемых, и опирающегося на эти законы предвидения будущего помогает определить конкретные общественные идеалы данного времени в связи с главными условиями общественной жизни.
Мы видели раньше, что история дает основание для научной морали; сейчас мы убедились, что она служит опорой и для научной политики. Можно прибавить к этому, что благодаря единому историческому основанию мораль и политика становятся в тесную, неразрывную связь между собою, чем обусловливается цельность человеческой личности, держащейся научного миросозерцания в практической жизни. Само собою разумеется, самая выработка научной морали и на-

История, мораль и политика
71
умной политики на исторической почве требует от человека громадного труда и больших знаний. Нормы нравственности и права при таких условиях не могут быть измышлены человеком путем простого самоуглубления, чистого умозрения. Житейские задачи, столь просто разрешаемые умозрительной философией, оказываются с точки зрения научной философии несравненно более сложными и трудными. Для их разрешения надо много работать и много учиться каждому поколению, выступающему на арену общественной жизни и деятельности. Но труд этот не пропадает даром, он в высокой степени плодотворен и является залогом грядущих успехов общества. Необходимо поэтому привлечь к нему возможно большее количество живых общественных сил, которые поняли бы, что единственная могучая сила нашего времени заключается в научном знании, и что этой силе и только ей одной принадлежит будущее.

НАУЧНОЕ МИРОСОЗЕРЦАНИЕ И ИСТОРИЯ
Появление враждебного идейного течения всегда заставляет сторонников известного миросозерцания пересмотреть свой багаж, укрепиться на своей позиции, систематизировать и привести в надлежащую ясность свои воззрения. Успех и популярность так называемого идеализма налагают на приверженцев положительной философии именно такую обязанность пересмотра, систематизации и уяснения взглядов, ими исповедуемых. Представить в сжатой и по возможности общедоступной форме схему современного критико-позитивного или научного миросозерцания и отношения к нему исторической науки и составляет задачу предлагаемого очерка.
Духовный отец современного идеализма — Кант — различал, как известно, две основных категории явлений: категорию бытия, или область чистого разума, и категорию долженствования, или область разума практического. Ни один сторонник научного мировоззрения, или, что то же, ни один критический позитивист, ничего не может иметь против такого деления, пока оно ограничивается простым констатированием того устанавливаемого научно, т. е. при помощи точно проверенных й правильно поставленных опыта и наблюдения, факта, что человек не только теоретически изучает окружающие его явления, не только познает существующее, но и оценивает его, решает вопрос о том, что должно быть. Разногласие между позитивистами и идеалистами начинается тогда, когда у последних заходит речь об особой природе моральных явлений, о абсолютном характере нравственных понятий, основным из которых признается понятие «добра». В основе этого разногласия лежит гносеологический вопрос, т. е. вопрос, относящийся к теории познания. Гносеология идеалистов, следующих и в этом отношении Канту, отличается дуализмом: они признают, что в области чистого разума (в явлениях, подводимых под категорию бытия) человеческое знание относительно, человек познает только феномены (то, что ему кажется), или состояния собственного сознания, а не ноумены, не сущности вещей, не вещи, как они есть сами по себе, независимо от человеческого сознания; но в области практического разума (в явлениях, подводимых под категорию долженствования) господствуют, по мнению идеалистов, абсолютные начала, не познаваемые человеком посредством опыта и наблюдения, а постигаемые им при помощи внутренней интуиции,

Научное миросозерцание и история
73
умозрения, независимого от научных приемов познания и ничего общего с ними не имеющего. В сущности, эта теория недалеко ушла от обычного понимания моральных задач: ведь каждый человек из толпы, даже полуобразованной, не говоря уже о совершенно некультурной, является в обыденной жизни несомненным и безусловным абсолютистом в своих нравственных суждениях, выбирает какую-нибудь трафаретку и, не задумываясь, применяет это мерило для моральных приговоров о прошлом и настоящем, не принимая в соображение никаких конкретных обстоятельств. Ведь и политическая метафизика — эта старая и неизбежная болезнь полукультурных умов — построена на том же начале морального абсолютизма. И это одинаково справедливо по отношению и к радикальной, и к реакционной политической метафизике; вся разница между той и другой заключается только в принципах, которым, как фетишам, они поклоняются: радикальными фетишами являются: «свобода, равенство, братство», реакционными — «опека, власть, привилегия»; но метод суждения и у радикальных, и у реакционных метафизиков совершенно одинаков: с точки зрения первых, свобода, напр[имер], всегда и при всех обстоятельствах, какая бы то ни было свобода, — есть благо; то же самое можно сказать о власти с точки зрения вторых. В сущности, таким образом, масса бессознательно держится тех самых моральных взглядов, какие теперь сознательно проповедуются под именем идеализма. Впрочем, в одном отношении сознательные философские идеалисты делают шаг вперед, несомненно, приближающий их к научной, позитивно-критической морали: понятие «добра», лежащее в основе явлений категории долженствования, они признают чисто формальным, лишенным всякого содержания, «категорическим императивом», велением стремиться к добру, не дающим само по себе ответа на то, что такое добро. Этот ответ, и по их мнению, для каждого данного конкретного случая должна дать положительная наука, из которой и только из нее одной и может быть почерпнуто содержание для формального понятия «добра». Не ясно ли, что изложенная теория является, в сущности, компромиссом между вульгарной и научной моралью, переходной ступенью от первой ко второй?
Как всякий компромисс, эта теория не может удовлетворить ни ту, ни другую сторону. Бессознательные абсолютисты в морали, вдумавшись в предлагаемый им идеализм и поняв его, будут разочарованы бессодержательностью формального понятия «добра»: ведь им надо,

74
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
чтобы был указан раз навсегда единый и неизменный реальный признак «добра», а им предлагают голую схему. Критические позитивисты в свою очередь не могут примириться с дуалистической гносеологией идеализма. Монизм, учение, в едином синтезе обнимающее всю теорию и практику, бытие и долженствование, чистый и практический разум, слишком привлекательно для человеческого ума, чтобы можно было от него отказаться и примириться с раздвоенностью миросозерцания. Позитивисты и настаивают на том, что можно назвать феноменологическим монизмом в теории познания. Человек познает всегда только феномены и ничего больше, он познает их лишь путем опыта и наблюдения; вот два положения, на которых покоится позитивно-критическая теория познания. Что эта теория должна быть применяема не только к одним явлениям категории бытия, как то утверждают идеалисты, но и к явлениям категории долженствования, это видно из того, во-первых, что, анализируя формальное, лишенное всякого содержания, понятие добра, мы не найдем в нем, если оно формально, ничего, кроме простого констатирования того эмпирически устанавливаемого факта, что человек имеет волю и действует; во-вторых, из того, что, как только мы попытаемся заполнить эту форму конкретным содержанием, так без труда убедимся в относительности и наших нравственных понятий: допустим, напр[имер], что мы признаем добром свободу; это признание в его абсолютной форме совершенно несостоятельно, потому что не всякая свобода соответствует реальным интересам общества как целого: так, пресловутая свобода труда, отрицающая рабочие организации и рабочее законодательство, несомненное зло не только для рабочих, но и для общества как целого, потому что ведет к угнетению, вырождению и вымиранию значительной части населения.
Из только что сказанного видно, что основное понятие позитивной или научной морали — это не формальное добро, а реальные интересы общества как целого в данный момент его существования. Высказывая это положение, мы приближаемся тем самым к рассмотрению вопроса, какое значение имеет для научного миросозерцания и в частности для научной морали история, потому что история и дает как раз основу для главного понятия научной морали — реальных интересов общества как целого. Для разъяснения и доказательства этого важного положения необходимо войти в рассмотрение нескольких исторических примеров.

Научное миросозерцание и история
75
В течение целого ряда веков существовали учреждения и порядки, признанные теперь несостоятельными и вредными и давно уже уничтоженные. И замечательно, что эти учреждения и порядки существовали в обществах здоровых, не только сохранявших свою жизненность, но и непрерывно развивавшихся. В чем причина такой былой жизнеспособности установлений, кажущихся нам противоречащими самым элементарным требованиям справедливости и общего блага? В том, что эти установления в прошлом соответствовали реальным интересам общества как целого. Возьмем, напр[имер], русское судопроизводство в эпоху Русской Правды, т. е. в XI и XII веках. Первой основной чертой его была, как известно, ничтожная роль общественной власти в производстве следствия: так, напр[имер], при побоях сам потерпевший искал свидетелей преступления, общественная власть не принимала на себя этой обязанности; точно так же сам истец «закликал на торгу» о пропаже принадлежавшей ему вещи или холопа: опять из его заявления о потере не вытекала необходимость деятельного и самостоятельного производства следствия властями; даже при убийстве или краже, когда преступник не был пойман на месте преступления, следствие производилось истцом, при чем только волость, или вервь, обязана была отводить след, если он приводил в ее пределы. Все дело ограничивалось со стороны властей лишь помощью истцу в отдельных случаях: так, посадник должен был помогать при поимке беглого холопа, давая истцу отрока. Вторая черта древнейшего русского судопроизводства — это слабость участия судебной власти в самом судоговорении. Основная причина этого явления — сильный формализм процесса по Русской Правде. Формализм выражался по преимуществу в формальном отношении к судебным доказательствам, в безусловном к ним доверии, если выполнена была известная форма. Так, при преступлениях против здоровья и чести, по тем делам об убийстве, в которых ответчик был пойман на месте преступления, наконец, при краже, если опять-таки он был пойман с поличным, дословно-сходные с обвинением, предъявленным со стороны истца, показания свидетелей-очевидцев не подвергались оспариванию со стороны ответчика, последний даже не допрашивался, а судья просто обязан был постановить приговор, безусловно доверяя словам свидетелей. Роль судьи была, таким образом, почти совершенно-пассивной, деятельного участия в процессе он, в сущности, не принимал. С нашей современной точки зрения такая

76
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
организация судопроизводства не выдерживает ни малейшей критики, совершенно не удовлетворяет интересам правосудия. Но не то было тогда: не говоря уже о том, что если бы в то время по какой- либо совершенно невероятной случайности осуществилось в действительности современное нам судоустройство и судопроизводство, то общество совершенно разорилось бы, не в состоянии было бы вынести эту тяготу по чисто экономическим причинам, — самые интересы правосудия лучше удовлетворялись тогда при наличности формализма и слабости судебной власти, нежели при судоустройстве и судопроизводстве, технически более совершенных: в самом деле, ведь некультурность населения, его разбросанность и отсутствие надлежащего контроля и надзора повели бы при более активной роли судьи к господству судейского усмотрения, тогда как «форма спасала процесс от беспорядочности и хаотичности, которые явились бы результатом произвольных и бесконтрольных действий тяжущихся (и, прибавим, самих судей), давала гарантию слабой и неопытной стороне против сильного и искусного противника»*.
Приведенный пример, как кажется, в достаточной степени характеризует тесную связь всякого рода учреждений с общим строем и направлением общественной жизни известного времени и проистекающую отсюда с необходимостью относительность моральной оценки отдельных учреждений: то, что при современных нам условиях является противоречащим справедливости, в свое время как нельзя более с ней гармонировало.
Возьмем другой пример. Мораль нашего времени не мирится с состоянием несвободы; крепостное право и рабство представляются теперь с нравственной точки зрения вопиющим и непререкаемым злом. Но в истории каждой страны был долгий период, когда крепостничество господствовало и, можно даже сказать, давало основной тон всей общественной и частной жизни. И опять-таки, несмотря на это, общество существовало и развивалось, пока, наконец, в процессе этого развития не дошло до отрицания старых крепостных отношений. Почему же общество не погибло при крепостном праве? Ответ ясен: потому что крепостное право соответствовало реальным интересам общества как целого. В самом деле: рассмотрим реальные силы,
* Я. Беляев. «Очерки права и процесса в эпоху Русской Правды», в «Сборнике
правоведения и обществ, знаний», т. V, стр. 11.

Научное миросозерцание и история
11
вызвавшие в жизни и поддерживавшие крепостные отношения в России. Хорошо известно, что крепостное право выработалось и сложилось в течение второй половины XVI века и в первую половину XVII столетия и затем расцвело вполне в XVIII веке. Что представляла собой в это время Россия в хозяйственном отношении? Страна переживала тогда первую стадию развития денежного хозяйства, характеризуемую тем, что постепенно масса населения начинает втягиваться в товарное обращение, в производство не для собственного потребления, а для рынка. Этот процесс совершается не сразу, а медленно и по частям: не все население и сначала даже не большинство его захватывается им и притом захватывается не целиком, а лишь отчасти, в некоторых только проявлениях своей хозяйственной энергии. При всем том, однако, перемена очень существенна, подламывает самые основные устои старых порядков и сооружает совершенно новый фундамент для неведомых прежде экономических отношений. Такая перестройка всего общества на новые основания не обходится даром, особенно для материально слабых хозяйственных единиц, какими являются отдельные крестьянские семейные союзы: каждую минуту грозит катастрофа, которая легко может смести целиком и уничтожить без остатка плоды многолетних усилий и трудов и привести благосостояние и жизнь семьи на край гибели, а это противоречит реальным интересам не только крестьянской массы, но и всего общества как целого, потому что рост населения есть необходимое условие его дальнейшего развития. Отсюда и вытекает необходимость установления крепостного права, т. е. таких отношений, которые, обязывая крестьянина барщиной и оброком, вместе с тем обусловливают поддержку ему со стороны владельца в трудные минуты хозяйственного переворота. Таким реальным и не подлежавшим сомнению общественным интересам удовлетворяло в свое время крепостное право, и потому оно морально оправдывается для известной эпохи. Принцип относительности, феноменализма в отношении к моральной проблеме укрепляется, очевидно, и вторым приведенным нами примером.
Предубежденные и недостаточно осторожные и внимательные противники научного мировоззрения, познакомившись с тем, что только что сказано, могут поставить нам в упрек преклонение перед фактом, известного рода реалистический фетишизм, идею, что все существующее справедливо и разумно, в сущности, полный моральный

78
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
индифферентизм или, если угодно, абсолютный оптимизм. Этот возможный упрек совершенно, однако же, несправедлив. С точки зрения научной морали оправдывается далеко не все существующее и опять на основании того же критерия — реальных интересов общества как целого в данный момент его существования. В жизни отдельных социальных организмов нередко обнаруживаются явления патологические, болезненные, носящие в себе зародыши разложения и смерти, противоречащие реальным интересам общества как целого. Тогда большой социальный организм погибает, поглощается более крепкими, здоровыми й сильными и лишь в связи с последними получает возможность развиваться далее. Так случилось с большими городами древней Руси — Новгородом и Псковом; то же произошло позднее с Польшей. Социальный строй Новгорода и Пскова покоился на аристократической привилегии, что отражалось и в политической сфере. В XV веке это оказалось в прямом и непримиримом противоречии с реальными интересами местного общества как целого: масса населения подчинялась политическому гнету банкирской, торговой и землевладельческой аристократии, причем этот гнет не оправдывался экономическими потребностями времени, потому что сосредоточивавшийся в руках аристократии капитал лишь механически примешивался к хозяйственной жизни страны, не вступая в органическую связь с коренными элементами этой жизни, а в перспективе открывалась необходимость установления именно этой органической связи путем развития денежного хозяйства взамен натурального. Под давлением этих усилий и пала политическая самостоятельность древнерусских больших городов, с нею рухнули социальные привилегии, в них существовавшие, и вместе открылась возможность дальнейшего, более здорового развития в составе более крепкого социального целого — Московского государства. На социальных и политических привилегиях дворянства покоился и строй Речи Посполитой в XVIII веке. Было время, когда этот строй соответствовал реальным интересам общества как целого: это было тогда, когда Польша, Литва и Западная Русь переживали первую стадию развития денежного хозяйства, сопровождающуюся полным господством земледелия и отсутствием капиталистической организации обрабатывающей промышленности. Но это время прошло: надо было преобразовать народное хозяйство страны, возвести его в высший тип промышленно-земледельческого экономического организма

Научное миросозерцание и история
79
на капиталистической основе. Для этого нужны были обширные и свободные рынки, которые разорванная на три лоскута Польша и приобрела вместе с возможностью дальнейшего развития после исторической трагикомедии, известной под именем падения Польши. В обоих случаях, — и в вольных городах древней Руси XV века, и в Речи Посполитой XVIII столетия, — социальные и политические привилегии являются, с точки зрение научной морали, явлениями отрицательными вследствие их противоречия реальным интересам общества как целого в данный момент его существования. Этот вывод снимает всякое подозрение в преклонении перед фактом, в моральном индифферентизме или абсолютном оптимизме. В оптимизме относительном оправдываться не приходится, потому что он неразлучен с самой жизнью, без него нет бытия, нет и долженствования, если не считать обязанности погибнуть. А научное миросозерцание не может помириться с философией отчаяния и апофеозом смерти.
Но, утверждая относительность нравственных понятий, как и относительность теоретических истин, последователи научного миросозерцания не могут признать эту относительность в обоих случаях совершенно беспредельной. Напротив, для нее есть пределы, и они поставлены тем же гносеологическим принципом, в силу которого человек познает только состояние собственного сознания. Единство познаваемого объекта и познающего субъекта ставит пределы относительности знания, делая не безусловной самую эту относительность. На этом единстве покоится возможность культурного преемства и умственной связи отдельных людей и разных поколений.
Есть еще один упрек, несправедливо бросаемый сторонникам научной морали идеалистами: говорят, что научная мораль не в состоянии подвигнуть человека на самопожертвование и подвиг. В споре, свидетелями и участниками которого мы все являемся, не может быть, конечно, речи о каких-нибудь подозрениях по отношению к отдельным лицам: жизнь сама покажет, кто из идеалистов и из сторонников научной морали окажется на высоте положение в тот великий и страшный час, когда перед каждым из нас грозно встанет моральная дилемма, когда каждому придется выбирать между верностью своим принципам и самосохранением: мы нимало не сомневаемся, что и на той, и на другой стороне найдутся твердые и честные люди. Но, спрашивается, неужели, отвлекаясь от отдельных личностей, ставя вопрос принципиально, можно думать, что убежденный и искренний сторонник

80
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
научной морали, для которого нет ничего, кроме конкретной нравственной задачи, им признаваемой, менее способен к самопожертвованию и подвигу в пользу этой ничем не затемняемой и не заслоняемой нравственной задачи, чем идеалист, у которого, даже при неудаче в достижении конкретной цели, все же остается утешение в виде абсолютной, хотя бы и формальной, лишенной содержания идеи добра? Ведь для того, кто исповедует научную мораль, нет жизни вне конкретной нравственной задачи, им себе поставленной.

СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО МОСКОВСКОЙ РУСИ В XVI веке И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СОЦИАЛЬНО- ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ ТОГО ВРЕМЕНИ*
I.
Каких бы историко-философских или социологических воззрений ни придерживался тот или другой историк или вообще интересующийся историей человек, он не может не признать чрезвычайной важности изучения истории народного хозяйства. Всего более значения эта последняя имеет, несомненно, в глазах тех, которые, будучи сторонниками материалистического понимания истории, выдвигают на первый план экономический элемент, как основу всего общежития. Однако, и с точки зрения лиц, ищущих ключа для объяснения всей сложной и запутанной сети общественных явлений в сфере умственной, идейной жизни человечества, не подлежит сомнению важность истории экономического быта. Наконец, та теория, которая, по-видимому, стремится сменить собою старый экономический материализм, оставаясь на почве материального объяснения исторического процесса — так называемый теперь социальный материализм, самым видным представителем которого является Штам- млер7, — неизбежно должна признать изучение народного хозяйства прошлых времен научной задачей, стоящей на первой очереди: эта теория признает исторический процесс цельным и неделимым, отрицает возможность самого учения о действии одних общественных элементов на другие, потому что эти элементы не имеют отдельного существования; с этой точки зрения незнакомство наше с историей экономического быта равносильно отказу от научного изучения всего исторического процесса, так как понимание последнего возможно лишь тогда, когда он известен в целом и всех подробностях.
Итак, обострившийся за последнее время интерес к истории народного хозяйства нельзя считать следствием увлечения одним каким-либо течением в области социологической литературы; это — потребность, сознаваемая всеми направлениями и школами, продик-
* Предлагаемая статья представляет собою опыт популярного изложения тех
выводов, к которым автор пришел в своей специальной работе «Сельское хо¬
зяйство Московской Руси в XVI веке».

82
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
тованная притом по преимуществу состоянием чисто исторической литературы, крайней неразработанностью вопросов экономической истории, неразработанностью, особенно бросающейся в глаза при сравнении с тем, что сделано по истории права, государства и социального строя. Все это заметно уже в ученой литературе по истории западно-европейских стран; еще в большей степени то же можно сказать об истории России.
XVI столетие представляет собою один из любопытнейших моментов в ряду веков, пережитых нашим отечеством. Оно давно уже привлекало к себе внимание целого ряда исследователей, благодаря трудам которых социальная и политическая история того времени выяснена в довольно значительной степени. Мы знаем теперь, что это было время, когда окончательно кристаллизовались элементы крепостных, основанных на начале обязанности сословий государства — служилого, посадского и крестьянского, когда сложилась поместная система, вотчина сделалась собственностью, обусловленной отбыванием службы на государя, когда развилось местничество, прикреплено было к месту жительства и занятиям городское сословие, сложились основы крепостного права на крестьян, а в политической сфере обострилась борьба московского боярства с государем, развилось московское самодержавие, установились все характеристические черты московской приказной административной системы, сменившей собою старое начало кормления и выдвинувшей впервые принцип государственного блага на смену прежнему, вотчинному принципу выгоды князя-хозяина. Этим внутренним социальным и политическим переменам соответствовали и чрезвычайно громкие события во внешней жизни: шумная и упорная борьба с Польшей, Швецией, Ливонским орденом, Крымом, победоносное шествие русских по течению Волги и на восток, за Урал, ознаменовавшееся под конец века покорением Сибири.
Спрашивается, не соответствовали ли указанным важным социальным и политическим процессам также и известные перемены в сфере народного хозяйства? Не предстанут ли некоторые, все еще недостаточно объясненные явления социально-политической жизни XVI века в новом свете, когда мы ознакомимся с экономическим бытом того времени? Поскольку, далее, хозяйственные явления отразили на себе действия социальных и политических? Достаточно поставить себе эти вопросы, чтобы понять их важность, а, следовательно,

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
83
и необходимость исследования хозяйственной жизни русского народа в XVI столетии. Самым важным элементом этой хозяйственной жизни было тогда хозяйство сельское. Его изучение занимает поэтому центральное место в предстоящей научной работе.
Хозяйственная деятельность человека состоит в воздействии его на внешнюю природу с целью приспособить ее к своим потребностям. Естественные условия территории являются потому таким неизбежным элементом, влияющим на экономическую жизнь, игнорировать который исследователь не имеет права. Таким образом первый вопрос, заслуживающий нашего внимания, — это вопрос о климатических и почвенных условиях территории Московского государства в XVI веке. Морскую границу государства составлял тогда один лишь Северный океан. Чтобы составить себе приблизительное понятие о сухопутных границах, следует провести прямую линию от нынешней границы с Норвегией на юг, до Чернигова, от Чернигова прямую линию к Астрахани, и затем по течению Волги и Камы за Уральский хребет, до Тобола, и на север до океана. В этих грубо, схематически очерченных пределах заключалось громадное пространство, отдельные части которого сильно различались по климату и почве. Можно различать вообще шесть естественных областей, на которые распадалась территория Московской Руси в конце XVI века (Сибирь мы исключаем из счета): Центр, Север, Новгородско-Псковская область или Западное Полесье, Прикамье, Степь и Поднепровье. Центр — нынешние губернии Московская, Тверская, Ярославская, Владимирская, Костромская и Нижегородская — отличался типическим континентальным, холодноумеренным климатом, с жарким летом и холодной зимой, с резкими и быстрыми колебаниями температуры и малоплодородной почвой, по преимуществу песчаной и суглинистой, перемежавшейся изредка более плодородной серой землей. Север — нынешние Архангельская, Олонецкая и Вологодская губернии — и Степь — губернии Калужская, Тульская, Рязанская и местности к югу от них — были прямой противоположностью друг другу и в климатическом, и в почвенном отношении: Север — страна сурового климата и чрезвычайно бедной почвы, Степь — область чуть не сплошного чернозема и мягких климатических условий. Ближе всего к Степи по естественным условиям стояло Поднепровье — Смоленская и Черниговская губернии с западными частями Калужской и Орловской. Затем, следует поместить Прикамье, нынешние Казанскую, Вятскую и Пермскую губернии. Однако северо¬

84
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
восточная часть Прикамской области отличалась уже довольно суровым климатом и менее производительной почвой и походила этим на Западное Полесье (нынешние Новгородскую и Псковскую губернии и части Петербургской и Выборгской), всего ближе стоявшее и в климатическом, и в почвенном отношении к Северу. Итак, естественные условия наиболее благоприятны для сельского хозяйства были в Степи, затем в Поднепровье, далее в Прикамье, Центре, Западном Полесье и всего хуже на Севере. Самым важным естественным условием была продолжительность снегового покрова, создававшая превосходные зимние пути сообщения.
Если бы сельскохозяйственная промышленность в XVI в. определялась в своем развитии одними только условиями климата и почвы, то она должна была бы развиваться в точном соответствии с только что указанной градацией естественных областей страны: чем благодатнее климат и плодороднее почва, тем более процветало бы и сельское хозяйство. Ближайшее изучение материала указывает, однако, что такого соответствия не было.
Изучая сельскохозяйственное производство, необходимо прежде всего уяснить себе, какая система земледелия господствует в стране, т. е. каковы те приемы и способы, при помощи которых производятся земледельческие продукты. Обыкновенно различают четыре главных типа систем земледелия или полевого хозяйства; подсечную (огневую), переложную, паровую-зерновую и плодосменную. Первая — характерна для начала земледельческой культуры, при наличности подавляющего богатства удобной для обработки земли, при редкости населения и полном отсутствии капиталов. Она состоит в том, что земледелец вырубает лес, выжигает пни и на образовавшемся пепелище в течение одного, много двух лет сеет хлеб, не заботясь ни об удобрении, ни о надлежащей распашке земли. Через год-два он бросает свое «огнище», или «пал» (так иногда называется поле, образовавшееся после выжигания леса) и проделывает ту же нехитрую операцию над другим девственным лесным участком, чтобы спустя такой же промежуток времени бросить его для третьего. По мере увеличения населения, уменьшаются размеры свободных земель, и кочевое подсечное хозяйство сменяется более производительным или, как говорят, менее экстенсивным, переложным. И при этом также не требуется капитала, не употребляется удобрение, но участки обрабатываются старательнее, при помощи плуга, и меняются не так часто, как

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
85
прежде; земледелец уже не кочует, а поселяется более или менее прочно на месте. Переложной такая система земледелия называется потому, что перелог или залежь — распаханная когда-то и затем надолго заброшенная земля, естественным путем отдыха восстановляющая свои производительные силы, — в несколько раз превосходит своими размерами землю, действительно распахиваемую и засеваемую в данный момент. Дальнейший рост населения и истощение земли заставляют постепенно увеличивать размеры пашни на счет перелога и удобрять поле, находящееся под паром, так как без такого удобрения оно уже не в силах естественным путем восстановить свою прежнюю производительность: сроки оставления залежи без обработки постепенно сокращаются вследствие увеличения размеров пашни, и земля не успевает отдыхать. Теперь переходят к сохе, внимательнее и усерднее обрабатывают землю, залежь исчезает и сменяется паром, остающимся вне эксплуатации в нормальных условиях не более года и удобряемым навозом. Так наступает господство паровой-зерновой системы земледелия. Но затем и пар приходится ввести в действительную обработку: рост населения делает невыгодной паровую систему, место которой занимает плодосменная, при которой посевы корнеплодов (картофеля, свеклы и пр.) чередуются с посевами колосовых растений, причем засевается вся пахотная земля, а для поддержания ее производительных сил применяются посевы утучняющих почву трав, вроде клевера и вики, и, кроме навозного, употребляется еще искусственное удобрение (напр[имер], фосфориты).
Древняя Русь, как и большая часть современной России, не знала плодосменной системы земледелия, что вполне понятно при редкости ее населения. Но большая часть территории Московского государства в XVI веке пережила уже и первобытную огневую или подсечную систему, которая сохранялась лишь на Севере и то в таких местах, которые еще только что заселялись в это время, вдали от больших водных путей, в глухих лесных дебрях. В Центральной области и в Западном Полесье уже в первой половине XVI века господствовала паровая-зерновая система земледелия. Это видно из так называемых писцовых книг, — документов, которые можно считать историческими предшественниками современных статистических сборников. Так, писцовые книги Тверского уезда, составленные в 1540 и 1548 г., свидетельствуют о вполне развитой установившейся паровой-зерновой системе. То же видно из множества дошедших до нас описаний

86
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
центральных монастырских имений: например, в 1562 г. были составлены писцовые книги по Переяславль-Залесскому уезду, и до нас дошли те их части, которые относятся к имениям монастырей Спасского- Ярославского, Троицкого-Сергиева, Чудова, Махрищского; тогда как пашня у этих монастырей простирается от двух до тридцати тысяч десятин, в перелоге считается всего 400-700 десятин, а у Спасского- Ярославского монастыря всего — 3 десятины. В Новгородской области в конце XV и в первой половине XVI века размеры пашни были в несколько десятков раз больше площади, лежавшей в перелоге: так, в Шелонской пятине* в 1539 г. пашни считалось более 42 тысяч десятин, а залежи всего 550 дес.; или в Вотской пятине в то же время при 50 тысячах десятин пашни было лишь 958 десятин перелогу. Значительная часть центральных уездов — именно те, которые лежали на северной и южной, отчасти также на восточной окраинах Центра (Ярославский, Пошехонский, Ростовский, Юрьево-Польский, Костромской, Нижегородский, Коломенский, Боровский, Клинский, Старицкий, Звенигородский), и некоторые местности Западного Полесья сохранили паровую-зерновую систему земледелия и в конце XVI века, так что очевидно, что полевое хозяйство шло и развивалось в этих местах совершенно естественно, без скачков и перерывов. Но чрезвычайно замечательно, что в последнем тридцатилетии XVI века в уездах, занимавших середину и северо-запад Центральной области, равно как и в большей части Западного Полесья, получила преобладание переложная система полевого хозяйства. Об этой смене сравнительно интенсивной паровой-зерновой системы экстенсивною переложной свидетельствует целый ряд писцовых книг, оставшихся от семидесятых и восьмидесятых годов XVI века. Для примера укажем на писцовую книгу Московского уезда, составленную в 1584— 1586 годах, и на писцовую книгу Вотской пятины 1581-1582 г.; по первой, перелог занимал впятеро большую площадь, чем пашня — его считалось около 120 тысяч десятин при 24 тыс. десятин пашни, по второй, перелогу было около 60 тысяч десятин, пашни же только 4900 дес. Таким образом, в двух основных старых областях государства, тех самых, которые раньше были самыми населенными и цветущими, в последнее тридцатилетие XVI века замечается регресс
* Область древнего Новгорода делилась на пять частей, называвшихся пяти¬
нами; название их: Вотская, Обонежская, Деревская, Бежецкая и Шелонская.

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
87
в полевом хозяйстве, крайний, резко выраженный упадок земледелия. Это — основной факт, требующий надлежащего объяснения.
В остальных естественных областях Московского государства — на Севере, в Прикамье, Степи и Поднепровье — преобладала в XVI веке переложная система земледелия, лишь местами сменявшаяся паро- вой-зерновой, причем по мере приближения к концу века земледелие в этих областях постепенно улучшалось. На Севере всего лучше полевое хозяйство развивалось в уездах Белозерском, Каргопольском и по течению Северной Двины, в Степи, главным образом, в той ее полосе, которая непосредственно прилегала к Центру, в Прикамье — в ранее населенных землях по верхнему течению Камы, уездах Чердынском и Соликамском. В этих местах преобладала уже тогда паровая-зерновая система земледелия с употреблением удобрения, сохи в качестве земледельческого орудия и лошади в качестве рабочего скота. В других уездах господствовало употребление деревянного плуга, служащее также, кроме данных, сообщаемых писцовыми книгами, доказательством существования переложной системы: при такой системе не употребляют сохи, потому что она вредит росту на залежи злаков, дающих хорошее сено.
Немаловажное значение для сельского хозяйства имеет вопрос о роде хлебов, высеваемых в разных местностях страны: различие в этом отношении между отдельными областями определяют возможность сбыта продуктов одних из них в другие. В древней Руси сеялись в большинстве случаев малоценные хлеба — рожь и овес, довольно часто также ячмень, бывший по климатическим условиям единственным посевным злаком на крайнем севере. Дорогие хлеба — пшеница, гречиха — сеялись почти повсеместно, но в незначительных количествах: имеются, например, сведения, что посевная площадь пшеницы была вдесятеро меньше, чем таковая же овса, а посевы гречи занимали пространство, впятеро меньше занимаемого пшеницей. Наибольшие различия между областями относились к возделыванию культурных растений — льна и конопли: тем и другой славились Западное Полесье, северная окраина Центра и юг Поднепровья, по согласному свидетельству писцовых книг, актов и иностранных писателей.
Таковы были в общих чертах технические условия земледельческого производства. В них все естественно и нормально, за исключением лишь упадка полевого хозяйства в большей части Центра и Западного Полесья.

88
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Но кроме земледелия существует еще другая отрасль сельскохозяйственной промышленности — скотоводство. В каком отношении находилось оно к земледелию, имело ли оно самостоятельное значение, или служило лишь необходимым подспорьем при господствующей отрасли — земледелии, не давая само по себе дохода, а доставляя лишь необходимый для земледельческого производства рабочий скот? И известие иностранцев, посещавших Московию в XVI в. и оставивших ее описание, и данные писцовых книг об отношении эксплуатируемой луговой земли к пашне, и отрывочные указания актов на количество скота, в отдельных имениях, и, наконец, случайные намеки житий древнерусских святых на важность скотоводства, на существование гуртовой торговли скотом или прасольства убеждают нас, что поставленный вопрос решается не одинаково для разных местностей страны. Изучая писцовые книги по таким уездам, как Ярославский, Костромской, Пошехонский, Казанский, Свияжский, Новгородский, Псковской, нетрудно убедиться, что сенные покосы усиленно эксплуатировались в этих местностях, что площадь сенокосной земли была чрезвычайно обширна. Англичане Рандольф и Флетчер, датский посланник Ульфельд8 и другие иностранцы свидетельствуют, что кожи и сало — эти важные продукты скотоводства — составляли один из главных продуктов этих местностей и Смоленского уезда. Другие указания источников говорят о том же. Таким образом нет сомнения, что скотоводство имело самостоятельное значение в некоторых местах Северного края, в северных уездах Центра, в Западном Полесье, юго-западной части Прикамья и отчасти в Поднепровье. В остальных местах скотоводство играло подчиненную, служебную роль, не увеличивало сельскохозяйственного дохода и давало лишь средства для прокорма рабочего скота и то часто не в достаточном размере. Замечательно, что такое положение скотоводства не изменилось даже и в последнем тридцатилетии XVI века в тех местностях, где в то время заметен упадок земледелия: очевидно, последний не был вызван и обусловлен потребностями скотоводства, и ключ к совершившейся смене паровой-зерновой системы переложною следует искать, значит, не в условиях сельскохозяйственного производства, а в другой сфере. Что касается до самой системы скотоводства, то она отличалась первобытным характером, была крайне экстенсивна: скот, по словам иностранцев, был худощав, малоросл и питался плохо, главными продуктами скотоводства были те

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
89
именно, которые характерны для первобытного хозяйства: сало, кожи, коровье масло, щетина.
От техники сельскохозяйственного производства переходим к изучению его форм и размеров. Землевладелец, — будь то сам государь, какой-нибудь служилый человек, архиерей или монастырь, — может вести хозяйство на своей земле двояким образом: или отдавая всю пахотную землю в аренду крестьянам, или оставляя ее — вполне или отчасти — под свою, барскую пашню. В течение всего XVI века в служилых вотчинах и поместьях барская запашка была обычным явлением, хотя никогда не обнимала всего имения и редко занимала даже значительную его часть. Наряду с этим служилые землевладельцы чрезвычайно часто садили на землю своих несвободных людей на тех же условиях, на каких садились крестьяне. Это видно как из писцовых книг, так и из многих актов, — грамот, купчих, данных, закладных, духовных, которые проговариваются, указывая в составе имений «пашню боярскую» и «людскую», т. е. холопскую. В других видах земельного владения — в землях архиерейских, монастырских, дворцовых и черных — в первой половине XVI века незаметно ничего подобного: если и встречается иногда государева дворцовая пашня, то лишь в виде исключения, о монастырской же, архиерейской или государевой пашне в черных землях* мы совсем не имеем сведений. Зато во второй половине XVI века барская запашка и земледельческий труд холопов распространились на все виды земельного владения, кроме земель черных. Наибольшего развития они достигли в Прикамье и Степи в последние десятилетия XVI века. Так, напр[имер], в монастырских имениях этого времени в Центральной области на монастырскую запашку приходилось часто по 12-ти, 15-ти, 20-ти и более процентов всей пашни. В степных уездах крестьянские дворы составляли нередко лишь б0%-70% общего числа рабочих земледельческих дворов. Но если доля пашни, разрабатываемой крестьянским трудом, с течением времени относительно уменьшилась, то этому соответствовало еще одно чрезвычайно важное явление: крестьянское хозяйство в Центре и Западном Полесье делалось все более мелким. В то время как до 70-х годов XVI века
* Черными назывались земли, составлявшие собственность государства и на¬
ходившиеся в вечной аренде у крестьян; земли, составлявшие частную собствен¬
ность государя, назывались дворцовыми.

90
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
средняя запашка на крестьянский двор и земледельческого рабочего очень часто равнялась 15 десятинам во всех трех полях (яровом, озимом и паровом) и редко спускалась ниже 10-ти десятин, после этого времени обычный ее размер был 3-5 десятин. Что касается до других областей государства, то во всех их величина обычной запашки на крестьянский двор близко подходила к норме, существовавшей в конце столетия в Центре и Западном Полесье, т. е. равнялась 3-5 десятинам; исключение представляла одна Степь, где крестьянская запашка была не менее 7-9 десятин. Приведенные наблюдения, касающиеся форм и размеров земледельческого производства, особенно любопытны в том отношении, что отмеченные явления — распространение барской и холопской пашни и измельчание крестьянской запашки — хронологически, отчасти и географически, совпадают с известным уже нам переходом от более интенсивной паровой- зерновой системы земледелия к экстенсивной переложной. Это заставляет предполагать для таких одновременных перемен и общую причину, о которой речь пойдет ниже.
Землевладельческая, барская пашня разрабатывалась или трудом холопов, которым в монастырских имениях соответствовали так называемые «детеныши» — те же несвободные земледельческие рабочие — или барщинной работой крестьян, снимавших владельческую землю. Характерно, что соответственно росту барской запашки к концу века увеличивалось и число случаев крестьянской барщины; однако, последняя вообще была мало распространена в XVI веке, и обыкновенно крестьяне арендовали землю, обязуясь платить землевладельцу оброк деньгами или натурой (хлебом). Наряду с этим общим господством оброчной системы заслуживают внимания оригинальные формы крестьянского хозяйства на севере — половничество, складничество и наемный труд с вознаграждением натурой. Половник нечто среднее между наемным рабочим и арендатором: он работает на чужой земле и отдает землевладельцу часть урожая, обыкновенно половину, но владеет скотом, орудиями производства и хозяйственными постройками, платит иногда и денежный оброк и т. д. Союзы «складников», «сябров» или «соседей» представляли из себя некоторое подобие товариществ: членами этих союзов были обыкновенно родственники, но так как каждый член мог продавать, завещать, закладывать, дарить свое право на участие в союзе, то к родственным элементам довольно рано стали примешиваться

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
91
этими путями чужеродцы; складники часто делились, товарищество разрушалось, но в XVI веке на Севере весьма нередко можно наблюдать и нераздельное сельскохозяйственное производство складни- ческих товариществ. Наконец, кое-где встречались так называемые подворники и захребетники — наемные земледельческие рабочие, получавшие вознаграждение за свой труд не деньгами, а натурой, т. е. хлебом. Все эти своеобразные формы сельскохозяйственного производства составляли характерную особенность Севера, но остатки их сохранялись еще и в других областях: всего более их было в Западном Полесье и в той части Прикамья, которая лежала по течению реки Вятки; как редкое исключение, случайно уцелевший обломок исчезнувшего явления, половничество попадается в XVI в. и в Центральной области.
Производство хозяйственных благ — основной элемент народного хозяйства. Мы только что наметили главные перемены в сельскохозяйственном производстве XVI века и убедились, что в сфере производственных отношений нельзя искать объяснение этих перемен. Необходимо обратиться с этой целью к изучению обмена и распределения, тем более, что исследование этих сторон хозяйства имеет и самостоятельное значение, независимо от объяснения особенностей в процессе производства.
Первобытное сельское хозяйство не соединяется с торговлей сельскохозяйственными продуктами, удовлетворяет лишь потребностям самих производителей; другими словами, оно — чисто натуральное, безобменное хозяйство. Этот первый период в истории сельского хозяйства уже миновал в XVI веке: происходило уже зарождение менового хозяйства, наиболее заметное в северной части Степи и в окраинных уездах Центра. Целый ряд фактов убеждает нас в этом. Прежде всего замечательно, что в течение столетия рубль понизился в своей стоимости более чем в ЗУ2 раза; сравнение тогдашних цен на хлеб с современными приводит к заключению, что в самом начале XVI в. рубль равнялся 94 нашим рублям, в 30-х и 40-х годах — 75-ти нашим, а во второй половине века его стоимость не превышала 25-ти современных рублей; удешевление денег всегда служит несомненным признаком усиления менового обращения в стране. На рост сельскохозяйственного обмена указывает и повышение цен на хлеб: цена четверти ржи XVI в. (равной половине нашей четверти) в Центре с 5-ти денег в 20-х годах поднялась в следующем

92
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
десятилетии до 20-ти денег, в 50-х и 60-х годах до 30, а в восьмидесятых годах даже до 40 денег. Постепенное распространение денежного оброка, сменившего натуральный землевладельческий доход, и перевод многих натуральных государственных повинностей на деньги служит дальнейшим серьезным доказательством оживления в торговле продуктами сельского хозяйства. В том же убеждают, наконец, прямые свидетельства актов, иностранных писателей и житий святых: известно, например, что Рязань отправляла хлеб по Оке, что лен, конопля, сало, кожи составляли важные статьи отпускной торговли северных уездов Центра (Ярославского, Пошехонского) и Новгородско-Псковской области (Западного Полесья), что к Москве вели с разных сторон не менее семи торговых дорог и по одной только из них, ярославской, ежедневно доставлялось по 700-800 возов хлеба в зерне. Что касается до технических приемов торговли, то они характеризуются обыкновенно изолированностью рынков, приводящей к резким колебаниям цен на товары в разных местностях, ярмарочной системой продажи, тяжелыми проезжими и торговыми пошлинами, лежавшими на товарах, и крайней дороговизной перевозки, являвшейся следствием неудовлетворительности путей сообщения. Эта характеристика в общем справедлива, но по отношению к сельскохозяйственному обмену некоторые черты ее необходимо смягчить: ярмарочная система не имела первостепенного значения в сельскохозяйственном обмене, так как по всей почти стране рассеяно было множество постоянных хлебных рынков: таковы были рынки почти во всех центральных городах, особенно в Москве, Ярославле, Твери, южнее в Туле и Рязани, на севере в Вологде и Устюге, на западе в Смоленске, Пскове, Новгороде, их пригородах и многочисленных «рядках» — торговых поселениях Новгородской области; против изолированности рынков было другое средство — сильное развитие посреднической деятельности капиталистов-скуп- щиков: о таких торговых посредниках упоминает не одно житие святых (напр[имер], житие Зосимы и Савватия, Александра Ошевен- ского9), писцовые книги и грамоты неоднократно указывают на торговые поездки новгородских купцов в Двинскую землю, во все новгородские пятины, в Центр и т. д. Вообще же надо заметить, что в технических условиях торговли не совершилось сколько-нибудь заметной перемены в течение века, так что эти условия не могли повлиять на сельскохозяйственное производство, общее же усиление

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
93
сельскохозяйственного обмена должно было отразиться благоприятно на земледелии, так что вопрос об упадке последнего в Центре и Западном Полесье остается открытым и после изучения менового обращения сельскохозяйственных продуктов. Характерной чертой обмена, связанной с хорошими зимними путями сообщения, является обширность рынков: торговые города обслуживали обыкновенно районы в 150, 200,300 верст в окружности, Москва даже в 500 и более верст.
Еще более знаменательно изучение распределения сельскохозяйственного дохода между землевладельцами, земледельцами и государством. Некоторые исследователи склонны приписывать тяжести государственного обложения главное влияние на все экономические бедствия русского народа в XVI веке. С этим мнением нельзя согласиться. Внимательное изучение податных окладов того времени приводит к следующим выводам: если принять за единицу обложения соху в 400 десятин доброй земли в каждом поле или в 500 десятин средней и 600 худой и перевести податные оклады XVI века на наши современные деньги, то окажется, что в начале века на наши деньги только около 660 рублей с сохи платилось деньгами, остальное тягло состояло из натуральных повинностей, в двадцатых годах 750 р. поступали в казну деньгами, остальные обязанности по отношению к государству отбывались натурой; в начале пятидесятых годов XVI века почти все натуральные повинности были переведены на деньги, чем и объясняется то обстоятельство, что в 50-х — 80-х годах податный оклад с сохи доходил до 1050 р., так что реального повышения податей сравнительно с более ранним временем не было; оно наступило только в восьмидесятых годах, когда с каждой сохи государство брало в виде налогов уже 3775 р. Итак, повышение налогов относится к тому времени, которое следовало за земледельческим упадком в Центре и Западном Полесье; а если налоги были повышены после упадка полевого хозяйства, то, очевидно, не они были причиной этого последнего явления; напротив: можно думать, что переход от паровой-зерновой системы к переложной и уменьшение запашки на крестьянский двор, сократив доходы правительства, сбиравшего подати только с населенной и обрабатываемой земли, были одной из главных причин перемены в финансовом обложении, вызвали необходимость повысить податные оклады.
Но если не повышением государственных налогов объясняется упадок земледельческого производства, — переход от паровой-зерновой

94
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
системы земледелия к переложной и уменьшение средней величины крестьянской запашки на двор, — то нельзя ли видеть причину этого упадка в росте землевладельческого оброка и в увеличении барщинной работы? Землевладельцы XVI века собирали с крестьян, живших на их землях, оброк в трех видах: или долей урожая, или определенною мерою хлеба, «посопным хлебом»10, как тогда говорили, или, наконец, деньгами. Последний вид, денежный оброк, как было уже указано, постепенно вытеснял два первые вида оброка, являвшиеся формами владельческого натурального сбора. Спрашивается теперь: не увеличились ли к концу столетия размеры, в каких собирался долевой хлебный оброк, посопный хлеб и денежный оброк, и не был ли денежный оброк выше натурального? Ответ на эти вопросы можно дать только отрицательный. В самом деле: долевой натуральный оброк собирался обыкновенно в виде половины, трети или четверти урожая, реже он понижался до пятой доли последнего, причем высшая норма долевого натурального оброка — половина урожая — выходила из употребления по мере удаления от начала столетия; было бы, однако, ошибкой утверждать, что тяжесть такого оброка уменьшалась постепенно в течение века: дело в том, что в тех случаях, когда давали половину урожая, обыкновенно не полагалось никакой денежной приплаты, между тем как при оброке третьей, четвертой или пятой долей урожая приплачивались, сверх того, еще деньги; если таким образом долевой оброк не уменьшался, то он и не увеличивался: правда, с одной и той же земельной площади в 1500 г. платилась треть урожая и 9 копеек деньгами того времени, в 1539 г. та же доля урожая и 14 коп., а в 1568 г., при таком же третном оброке, 28 коп., но ведь в самом начале века одна копейка стоила на наши деньги 94 коп., в 1539 г. — 75 коп., а в 1568 г. только 25 коп., так что денежные доплаты в трех указанных случаях, будучи выражены в современных нам деньгах, равняются 846,1 050 и 625 коп.: колебания невелики и говорят скорее в пользу незначительного понижения оброка во второй половине XVI века, чем за его увеличение. То же самое приходится сказать и об оброке посопным хлебом, на основании целого рода данных, заключающихся в писцовых книгах. Наконец, если возьмем денежный оброк, то и здесь заметим лишь номинальное, а не реальное повышение: так, например, в Вотской пятине в самом начале XVI в. за пользование участком земли в 15 десятин во всех трех полях платили 25 копеек, что при стоимости копейки того времени, равной

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
95
94 нашим, составляет на наши деньги 2350 копеек; там же и с такой же земельной площади в 1582 г. землевладельцы брали по 1 р. (=100 коп.), т. е. на наши деньги по 2500 коп. Итак, реальная величина всех трях видов землевладельческого оброка была почти неизменна в течение всего изучаемого столетия. К этому надо прибавить, что денежный оброк в 1 рубль был ниже и во всяком случае не выше господствовавшего в начале века натурального оброка долей урожая: беднейшие крестьяне Вотской пятины снимали в это время со своих участков не более 10 четвертей ржи и 14 четвертей овса; четверть ржи стоила тогда 15 коп., а четверть овса — 10 коп.; следовательно, стоимость всего урожая равнялась 290 коп.; оброк в рубль составлял, значит, 34% валового дохода, тогда как долевой натуральный сбор начала века составлял 50% урожая. Не надо забывать также, что приведенный расчет относится к самому недостаточному крестьянскому хозяйству. Наконец, не менялась и барщина: с каждых 5 десятин пашни крестьянин все время обрабатывал на землевладельца по одной десятине.
И.
В предшествующем изложении мы имели в виду наметить основные процессы, совершавшиеся в сельскохозяйственном производстве Московской Руси XVI века, и их отражение в сфере обмена и распределения продуктов хозяйства. Если и шла речь о причинах изученных чрезвычайно любопытных явлений производства, то по преимуществу, если не исключительно, приходилось констатировать невозможность отыскать эти причины в тех сферах, которые были подвергнуты исследованию. Необходимо, следовательно, сосредоточить теперь внимание на других сторонах жизни, выйти из пределов сельскохозяйственной промышленности в более широкую область общих экономических условий времени. Первое из этих условий — распределение населения и колонизация. Изучение колонизации в XVI веке сразу освещает нам очень многое в производстве сельскохозяйственных благ. Непрерывный прогресс сельскохозяйственного производства в Прикамье, степи и окраинных уездах центральной области в значительной мере объясняется ходом колонизации. Писцовые книги и грамоты сохранили следы сильного движения населения в этих областях: на прилив сюда населения указывает наличность

96
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
большого количества починков, т. е. новых поселений, только что основанных на пустых местах; параллельно такому приливу заметен, однако, и отлив населения, как показывает значительное число пустошей, т. е. поселков, брошенных населением. Так, например, в Костромском уезде относительное количество починков немногим уступало числу пустошей, судя по актам и писцовым книгам; довольно типичны в этом отношении вотчины Троицкого-Сергиева монастыря в этом уезде; в них починки в сороковых годах составляли 5% общего числа поселений, а пустоши 1,2%; соответствующие цифры для шестидесятых годов — 17% и 12%, а для 90-х — 7% и 18%. Еще больше равновесия замечается в Свияжском уезде, где в 1565—1568 гг. 21% всех поселений составляли починки и 25% — пустоши. В степи население приливало сильнее всего в уезды северные, ближайшие к центру, и колонизационное движение утрачивало постепенно свою напряженность по мере удаления к югу, особенно к юго-востоку. Монастыри, появившиеся в XVI веке в пределах тех уездов, о которых у нас идет теперь речь, служат также важным признаком оживленной колонизации: в окраинных уездах центра можно насчитать за это время до 20-ти монастырей, вновь построенных вне городов, на пустых местах; подобные же, хотя и менее резко выраженные явления можно наблюдать в Прикамье и Степи. Вообще население двигалось по всем этим местам из Центральной области, но, как всегда бывает, часть переселенцев оседала на дороге, а другая часть шла дальше, увлекая за собою некоторую долю и местных жителей. Следовательно, земледельческий прогресс объясняется здесь в значительной степени тем, что все это были или промежуточные этапы в движении населения на новые места, или окончательные пункты, где переселенцы обосновывались прочнее. Но придавая первостепенное значение процессу колонизации в истории сельскохозяйственной промышленности северных и южных окраин Центра, Степи и Прикамья, не следует забывать и некоторые отмеченные уже выше условия, благоприятно отзывавшиеся на земледельческом производстве этих краев: мягкий климат и тучная черноземная почва Степи без особенных усилий со стороны земледельца приносили хорошие плоды и тем позволяли и увеличивать запашку, и переходить к высшей по возможности системе земледелия; этому соответствовали и хорошие почвенные условия юго-западного Прикамья (Свияжского и Казанского уездов) и даже сравнительно довольно плодородная местами почва

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
97
таких центральных уездов, как Пошехонский, Ярославский, Костромской, Муромский. Мы видели, наконец, что и сельскохозяйственный обмен достиг наиболее заметного развития именно в этих местностях: Пошехонский, Ярославский, Костромской уезды торговали скотом, хлебом, отчасти льном, а степные доставляли по Оке и другими путями громадное количество хлеба. Торговая посредническая деятельность и связанная с нею перевозочная промышленность служили также немалым подспорьем в хозяйстве.
Еще сложнее влияния, под которыми сложились особенности в технике и формах производства на севере. Несмотря на в высшей степени суровый климат и дурную, скудную почву, колонизационное течение в эту область было довольно сильно и направлялось двумя струями — из Западного Полесья и Центра. На это прямо указывают писцовые книги и житие северных святых, бывших большею частью выходцами из этих областей. Насколько сильно было влияние колонизации на сельское хозяйство севера, — это всего больше заметно по двум фактам: во-первых, всего более населенными уездами здесь являются в XVI веке те, в которых, как мы видели, и хозяйство достигло наибольшего прогресса: таковы уезды Белозерский, Каргопольский и Двинский; во-вторых, так как колонизация совершалась здесь вне всякого правительственного влияния и лишь отчасти под влиянием монастырей и служилых землевладельцев, преимущественно же путем свободного, добровольного расселения самих крестьян, то это способствовало сохранению древних хозяйственных форм — половничества, вообще натурального оброка и складничества. Белозерский уезд в отношении к населению вообще приближался к ближайшим к северу центральным уездам, почему и в нем в конце века заметен некоторый уход населения, не вполне соответствующий приливу, а значительно превосходящий его в напряженности; однако, количество починков было здесь все время значительно, доходило до 30-35% общего числа поселений, в некоторых случаях было и выше. В Каргопольском уезде колонизировали земли монастыри Александров-Ошевенский, Спасо-Преображенский, Кожеозерский; пустоши составляли очень незначительный процент общего числа поселений. Значительная населенность Двинского уезда засвидетельствована иностранцами — Герберштейном, Гваньини11 — и многочисленными актами, в которых совсем не встречаются пустоши.

98
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Сохранению первобытных форм хозяйства на севере, кроме способа заселения этой области, содействовали еще естественные и находящиеся в связи с ними меновые условия края. Большинство населения северных уездов почерпало средства для существования не в сельскохозяйственной, а в добывающей промышленности, производя хлеб лишь для своего потребления, а не для продажи, или даже покупая хлеб в других краях. Это было необходимо вследствие скудости почвы и суровости климата. Вот почему северное сельское хозяйство было по преимуществу натуральным, безобмен- ным, чем вызывалось сохранение типических для такого хозяйства форм производства.
Наконец, было еще одно условие, оказывавшее могущественное и благотворное влияние на земледельческое производство большинства северных уездов: мы имеем в виду преобладающее значение на севере черного землевладения. Чтобы понять, как и почему влияние это было благотворно, необходимо разрешить общий вопрос о том, как отражались различные виды земельного владения на хозяйстве крестьян. Прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что запашка на двор в черных землях была обыкновенно крупнее, чем в других видах земельного владения. Так, например, в 1582 г., в Обонежской пятине (нынешней Олонецкой губернии) в черных волостях на крестьянский двор приходилось в среднем около трехчетырех десятин пашни во всех трех полях, в поместьях около двухтрех десятин, как и в монастырских и архиерейских владениях. Подобные же явления можно наблюдать и в других областях государства. Кроме того, и система земледелия в черных землях и служилых вотчинах была интенсивнее или, по крайней мере, менее экстенсивна, чем в монастырских имениях и поместьях. Об этом убедительно свидетельствует целый ряд писцовых книг XVI в. по новгородским пятинам, уездам центральным, как Московский, Коломенский, к при- камским, вроде Казанского и Свияжского, вообще по тем областям, в которых одновременно существовали земли разных видов владения. Очень часто разорение монастырских и поместных земель доходило до крайности: в 80-х годах XVI века в уездах Пскова с 8-ю его пригородами в поместьях под пашней было всего около 1600 дес. в каждом поле, а под залежью в 11 раз больше: 18 000 десятин; в монастырских и церковных владениях пашня составляла здесь менее Vo пахотной земли (пашни считалось 1500 дес., а перелога 21 500 дес.), между тем,

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
99
как в землях, оставшихся за царем, т. е. черных, перелог (120 дес.) лишь вдвое превосходил своими размерами пашню (60 дес.). Крайне беспорядочное, хищническое ведение хозяйства на поместных и монастырских землях засвидетельствовано, впрочем, не одними писцовыми книгами, а и многими грамотами. Правительство в официальном документе — соборном приговоре 1581 года — открыто признало крайнее разорение монастырских вотчин, «запустошение» их монастырскими властями. Относительно поместного хозяйства имеем целый ряд актовых указаний: помещики разгоняют и грабят крестьян, вырубают лес, истощают землю, пашут ее «наездом», без всякой системы и порядка, не живут в поместьях, а сдают их в аренду посторонним людям, которые стараются извлечь для себя в возможно более короткое время наибольший доход из арендованной земли, не заботясь о сохранении ее производительных сил на будущее время. Такое беспорядочное хозяйство в поместьях — не случайность, а естественное и неизбежное последствие юридической природы поместного владения. И юридически земля, отданная в поместье, считалась собственностью государя, который уступал ее помещику только во временное пользование под условием службы; поступаясь в пользу помещика правами пользования — и то не безусловно, так как в принципе за правительством оставалось право наблюдения за хозяйственными действиями помещика в пожалованном имении, — государь сохранял за собою все права распоряжения поместной землей: помещик совершенно не имел права отчуждать землю постороннему, не мог и передавать ее по наследству даже своим сыновьям. Более того: правительство всегда могло уменьшить размеры поместья, взять его у владельца совсем и передать другому, одним словом, если того требовали интересы государства, могло по своему усмотрению лишать помещика и прав пользования предоставленным ему имением. Все это приучало помещика к мысли, что плоды его хозяйственных забот и трудов пожнет, вероятнее всего, не его сын и даже не другой родственник, а чужой человек, не связанный с ним кровными узами. Вот основной источник дурного ведения хозяйства в поместьях. Был однако и другой, связанный тесно с этим: даже и при хозяйственном усердии помещика крестьяне, непосредственно прилагавшие свой личный труд к обработке земли, не были гарантированы от разорения именно потому, что сидели на поместной земле. Вот типический пример такого разорения. В 1598 г. некто Фомин отдал

100
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
свое владимирское поместье на оброк крестьянину Шишкину; поместье было сильно запущено, и арендатор приложил немало труда, чтобы привести его в лучшее состояние: он посеял яровой хлеб, вспахал пар под рожь, вырубил и выжег на многих десятинах лес, скосил сено на лугах. В разгар этих работ старый помещик Фомин лишился своего имения, которое было отдано в поместье другому лицу, Соболеву. Последний, вступив во владение и не получив ничего от Шишкина, так как весь оброк был уплачен им прежнему владельцу, счел себя вправе воспользоваться плодами трудов крестьянина и осуществил это право следующим образом: посеял хлеб на пару, приготовленном Шишкиным, свез к себе скошенное им сено, и Шишкин остался в больших убытках: без пашни и без сена, да сверх того при распашке нивы он потерял еще без пользы для себя нескольких лошадей и волов.
Дурное ведение хозяйства в монастырских имениях в значительной мере объясняется тем, что здесь развит был способ хозяйственной эксплуатации земли, во многом похожий в экономическом отношении на поместье, — именно дача монастырских владений во временное, условное, большею частью пожизненное пользование: земли эти давались или за вклад, или с обязательством со стороны лица, бравшего землю, служить монастырю. Эти владения были так же непрочны, как поместья, что естественно вело к их разорению. Была, кроме того, и еще одна очень важная причина хозяйственного упадка монастырских вотчин: их громадные размеры, особенно в центральных уездах, отчасти и в Западном Полесье. Достаточно сказать, что Троицкий Сергиев монастырь владел землями в тридцати трех уездах, и в 27 из них считалось у него до 200 тысяч десятин земли, а Новодевичий в четырнадцати уездах обладал 30 тысячами десятин, и прибавить, что это были далеко не единственные и не редкие примеры крупного монастырского землевладения.
Само собою разумеется, что поместное и монастырское хозяйство отражалось и на земледелии в черных землях и служилых вотчинах: народное хозяйство, как бы ни были изолированы отдельные хозяйственные единицы, его составляющие, представляет собою все- таки цельный организм, расстройство отдельных частей которого неминуемо отзывается и на состоянии других его элементов. Однако, несмотря на это, система земледелия на черных и вотчинных землях была все-таки менее экстенсивна, чем в поместьях и монастырских

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
101
имениях. Понятно, что там, где два последние вида земельного владения не были распространены, занимали относительно небольшую площадь, их вредное хозяйственное влияние не чувствовалось почти совершенно. Север отличался именно этою особенностью: поместья здесь были лишь в Обонежской пятине, в Белозерском и Вологодском уездах и то большею частью не подавляли своею массой других видов поземельной собственности; монастырские же вотчины, за немногими исключениями, были невелики и очень часто по хозяйственному своему типу подходили близко к черным землям: во многих мелких, «убогих» монастырях монахи сами пахали и косили. Вот почему выше и было указано, что сельскохозяйственное производство на севере обязано было своим постепенным, хотя и медленным, поступательным движением, кроме естественных, меновых и колонизационных условий, также и поземельным, — сохранению здесь преобладающего значения за черным землевладением.
Мы не без цели остановились на хозяйственном влиянии поместного и монастырского землевладения. Дело в том, что упадок сельскохозяйственного производства и сокращение запашки на двор и на рабочего в Центре и Западном Полесье были непосредственным следствием развития поместной системы и монастырского землевладения на счет земель вотчинных и черных. Изучая распределение населения в указанных двух старых областях Московской Руси XVI века, легко заметить, что до семидесятых годов в этом отношении незаметно больших перемен, с этого же времени можно наблюдать резко выраженное бегство крестьян из уездов, окружавших столицу, и из большей части Новгородско-Псковской области. Это бегство отмечается иностранцами Ульфельдом, Поссевином12, Флетчером, о нем свидетельствуют акты и писцовые книги: так, в Московском уезде в семидесятых и восьмидесятых годах относительное количество пустошей доходило до 76, 93 и даже 95% и не спускалось ниже 45%, починков же почти совсем не было; то же самое наблюдается в уездах Дмитровском, Можайском, Рузском, Переяславль-Залесском и т. д., и т. д. Такое поразительное по своей напряженности движение населения из старых основных областей государства и было исходным моментом того заселения Севера, Прикамья и Степи, о котором у нас уже шла речь. Мы видели выше, какие естественные и экономические условия привлекали население в эти области. Но для объяснения причин переселения недостаточно знать, что привлекало переселенцев

102
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
на новые места, надо еще — и это главное — определить, что выгоняло их с родины, к которой их привязывали привычка и инстинкт. Таким образом, если бы мы объяснили хозяйственный упадок центральных и новгородско-псковских уездов уходом из них населения и его стремлением на новые места, то такое объяснение следовало бы считать недостаточным. Изучение хозяйственного влияния поместной системы и монастырского землевладения и дает нам искомый ответ на вопрос о причинах важнейшего и оригинальнейшего явления в истории сельскохозяйственного производства и колонизации в Московском государстве XVI века: и монастырское землевладение, и поместная система вели к разорению, к господству переложной системы и к сокращению средних размеров пашни на двор и рабочего, а следовательно и к бегству населения; между тем, обе эти формы земельного владения становятся в XVI веке господствующими и в Центре, и в Западном Полесье. Это можно видеть из следующих примеров, взятых из числа многих фактов, засвидетельствованных писцовыми книгами: в Шелонской пятине в 1582-1586 гг. поместья занимали в одной половине пятины 94 проц. всей территории, а в другой — более 97 проц.: в первом случае на поместную землю приходилось 103 тысячи десятин из 110 тысяч, во втором — 60 тысяч десятин из 62 тысяч; в Московском уезде, по писцовой книге тех же годов, из 490 тысяч десятин пахотной земли монастырские вотчины занимали 175 тысяч десятин или более 35 проц., а в поместьях считалось около 1б5 тысяч десятин, что составляет 34 проц. всей площади, описанной в книге. В связи с развитием поместной системы стояли и некоторые другие важные явления в области распределении земельной собственности, оказавшие сильное влияние на хозяйство. Из таких явлений заслуживают особого внимание два: уменьшение размеров отдельных имений или раздробление крупных владений и развитие мобилизации земельной собственности, т. е. быстрого и непрерывного перехода имений в руки лиц, не состоящих в родстве с прежними владельцами. Изучая писцовые книги XVI века, нетрудно заметить, что в подавляющем большинстве уездов к концу столетия крупные землевладельческие единицы — более 1000 десятин во всех трех полях — встречаются только как исключение, обыкновенно же преобладают имения средних размеров в 150-300 десятин. Это — не случайность, а неизбежное последствие поместной системы, которая имела целью создать земельное обеспечение для массы служилых

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
103
людей, причем обеспечение это давалось в размерах, достаточных лишь для несения службы средней, нормальной тяжести. Между тем все данные убеждают нас, что в крупных имениях земледелие всегда находилось в лучшем состоянии, чем в средних и мелких; ограничимся одним примером: в 1594-1595 гг. в Вяземском уезде крупные землевладельцы применяли на своих владениях правильную паро- вую-зерновую систему полевого хозяйства — перелог занимал у них ничтожную площадь в 11 десятин — между тем в среднем землевладении половина всей пахотной земли, до 25 тысяч десятин, оставалась в залежи, а в мелком можно наблюдать уже прямо переложную систему земледелия, перевес залежи над пашней. Измельчание имений заметно не только в поместном, но и еще в большей степени в вотчинном землевладении по той причине, что число вотчинников увеличивалось путем естественного прироста населения, размеры же вотчинной земли не только не увеличивались, а напротив, уменьшились, так как значительная доля ее постепенно перешла в руки монастырей. Это последнее явление приводит нас к второму, только что отмеченному процессу в истории землевладения XVI века, — мобилизации земельной собственности: вотчины не только в громадных размерах переходили в собственность монастырей, но и очень часто попадали не в руки наследников и вообще родственников, а к чужеродцам. Так, в Московском уезде в 20 лет из общего числа 152 вотчин 75 или 49,3 проц. перешли в собственность лиц, совершенно посторонних прежним владельцам. В Коломенском из 148 имений 61 (41,2 проц.) принадлежало прежде чужеродцам. Еще сильнее совершалась мобилизация поместных земель: в большинстве случаев 2/3, 3/4 и даже 9/ю их переходили к лицам, не связанным с прежними владельцами кровными узами. Это не могло не отражаться на хозяйстве: данные наших источников позволяют заметить, что наибольшим запустением отличались как раз имения, принадлежавшие прежде чужеродцам.
Итак, самое оригинальное явление в сельскохозяйственной промышленности Московского государства XVI века — упадок земледельческого производства в большей части Центральной области и Западного Полесья — объясняется переменами в распределении земельной собственности: господством поместной системы и монастырского землевладения, раздроблением крупных имений и развитием мобилизации. Ни в каком случае однако нельзя удовлетворить

104
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ее таким объяснением: мы опять имеем здесь только нить, руководясь которой мы можем выйти в широкую область общих экономических отношений, в ту сферу, в которой и нужно искать истинного разрешения вопроса. Ведь если перемены в распределении земельной собственности объясняют нам ближайшим образом своеобразное направление земледельческого производства, то спрашивается, какими же условиями определились эти перемены в распределении землевладения? Образование и развитие поместной системы до сих пор объяснялось или недостатком денежных средств у государства, вынужденного, однако, ради защиты и расширения территории содержать военную силу и потому вознаграждавшего служилых людей за их службу землей, которой было достаточно, или невозможностью крупного хозяйства и правильного управления громадными и разбросанными имениями, — невозможностью, принуждавшей крупных землевладельцев и между ними прежде всего государя раздавать свои земли во временное условное пользование с целями достигнуть более энергичной хозяйственной их эксплуатации. Надо однако заметить, что оба эти объяснения, верно определяя специальные, частные условия появления и развития поместья, игнорируют главное условие, второстепенным и производным отражением которого являются и бедность государства денежными средствами, и невозможность крупного хозяйства: таким главным условием, действительно создавшим поместную систему, было господство натурального хозяйства, т. е. слабое развитие обмена, торговых сношений; при слабости менового обращения продуктов общество всегда бывает бедно денежными средствами, и нет возможности вести крупное хозяйство, для которого необходим обширный и свободный рынок. Поместная система органически связана с системой натурального хозяйства, является необходимым спутником последнего в известной стадии его развития, — говорим «в известной стадии развития», потому что и натуральное хозяйство не есть нечто раз навсегда данное и неизменное, оно так же, как и все в жизни общества, известный процесс, подробности которого заслуживают изучения. Ни здесь, ни в книге, изложением которой является настоящая статья, мы не можем однако вдаваться в эти подробности, имея в виду посвятить особую статью изучению общего вопроса о связи натурального хозяйства с формами землевладения. Ограничимся только констатированием такой связи между поместьем и натуральным хозяйством и заметим, что нату¬

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
105
ральным же хозяйством обусловливалось и развитие другого господствовавшего в XVI веке вида земельного владения, — монастырской вотчины. В самом деле: чем объясняют обыкновенно факт необычайного развития монастырского землевладения? Указывают на желание стать под защиту монастыря, выгодную вследствие податных и административно-судебных льгот, щедро жалуемых монастырям государями, на хорошее ведение монастырского хозяйства, на задолженность землевладельцев монастырям, наконец, на религиозные взгляды общества, убеждение в необходимости пожертвования в пользу церкви для спасения души. Но льготы и защиту можно было найти у всякого богатого землевладельца, светского так же, как и духовного; мнение о хорошем ведении монастырского хозяйства надо считать просто предрассудком, так как хозяйство на монастырских землях шло, как было уже указано, хуже, чем на землях черных и вотчинах служилых людей; задолженность вовсе не была велика, как видно и из завещаний, и из того обстоятельства, что монастыри приобретали большую, даже подавляющую своей относительной величиной часть своих владений не путем приема в залог или покупки, а путем приема в дар; что же касается до убеждения в необходимости пожертвования в церковь с целью спасти свою душу, то оно еще не обусловливало вклада земли, так как можно было вложить и движимые капиталы. Земельные вклады в монастырь, т. е. развитие монастырского землевладения, становятся необходимыми именно вследствие господства натурального хозяйства и являющейся следствием этого скудости денежных средств. Надо, впрочем, заметить, что то зарождение менового сельского хозяйства, которое нам приходилось наблюдать во второй половине XVI века, также содействовало и развитию монастырского землевладения, и мобилизации земельной собственности: все переходы от одних социальных форм к другим отличаются болезненным характером, мучительно отзываются на состоянии хозяйства и сопровождаются жертвами; с зарождением более оживленных меновых оборотов обостряется нужда в денежных капиталах, что и ведет к мобилизации земельной собственности и к переходу ее в руки богатых монастырей, скупающих земли за бесценок у лиц, более слабых в хозяйственном отношении. К этому необходимо прибавить, что зарождающееся денежное хозяйство, требующее свободы оборота всех ценностей в стране, вступало в непримиримый конфликт со старыми формами

106
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
земельного владения, — поместьем и монастырской вотчиной. Таким образом общие экономические условия времени — натуральное хозяйство и начавшееся зарождение хозяйства менового — сыграли определяющую роль в истории земледельческого производства коренных, самых важных областей Московского государства в XVI веке. Не следует, впрочем, думать, что все это составляет особенность одной только Московской Руси: лучшим доказательством того, что развитие поместной системы и монастырского землевладения связано неразрывными узами с развитием натурального хозяйства, служит тот всем известный теперь факт, что монастырская вотчина и поместье — последнее под именем бенефиция — были известны и Западной Европе; поместье представляло также важный и распространенный вид земельной собственности и в Византии, и в Индии, и в мусульманских государствах, и даже в древних, уничтоженных европейцами государствах Нового света*13. Везде процесс развития натурального хозяйства привел к распространению указанных землевладельческих форм. Везде эти формы должны были неблагоприятно отозваться на земледельческом производстве. Почему же только в России они повели к такому небывалому резкому упадку земледелия? Ответа на этот вопрос, отмечающий действительную особенность нашего отечества, надо искать в основном историческом условии, непрерывно действовавшем в нашем прошлом и действующем еще теперь — в своеобразном отношении населения страны к ее территории: громадные размеры последней при относительно небольшом количестве населения сделали возможным быстрый отлив населения, уход его от хозяйственных неурядиц и разорение. В других странах этого условия не было, и вредное хозяйственное влияние форм, подобных поместью и монастырской вотчине, сказалось менее резко и привело к другим последствиям в сфере социально-политической: эти последствия в западно-европейских государствах известны под названием феодализма. Наше отечество феодализма в развитом виде не знало: вместо него у нас восторжествовало крепостное государство с самодержавною властью царя. Почему? Вот вопрос, на который мы должны теперь ответить.
* См. об этом, напр., во введении к сочинению М. М. Ковалевского «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства», т. I.

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
107
III.
Происхождение западно-европейского феодального порядка хорошо известно. Он явился результатом развития и органического соединения трех социальных явлений, — бенефиция, коммендации и иммунитета. Бенефиций — то же, что русское поместье: это пожизненное поземельное владение, обусловленное для его обладателя обязанностью службы тому лицу, которым был пожалован бенефиций. Бенефиций, как и русское поместье, мог быть взят обратно лицом, его пожаловавшим; обладатель бенефиция не имел права отчуждать его посторонним и передавать по наследству родственникам. Коммендацией называлась отдача себя под покровительство сильного человека, крупного землевладельца, с целью спасти себя от насилий, всегда очень распространенных при слабости государственной власти; коммендация делала личность коммендата (лица, поступавшего под покровительство сильного человека) зависимой от покровительствующего, обращала коммендата в его подданного: обязуясь защищать коммендата от насилий, сильный человек являлся представителем и заступником его на суде, нес за него ответственность, что, естественно, вело к необходимости со стороны покровителя надзора за коммендатом, власти над ним, права судить о его поступках и в случае нужды привлекать его за них к ответственности, одним словом, к подданству коммендата патрону. Иногда комменди- ровалась не только известная личность, но и земля, которою эта личность владела: коммендат в таком случае оставался на этой земле, но она считалась уже собственностью патрона, а коммендату принадлежало лишь право пользования, т. е. земля обращалась в этом случае в бенефиций (мы употребляем здесь выражение «бенефиций» вместо всех других обычных в то время для обозначения подобных отношений терминов единственно в целях большей простоты изложения). Крупные землевладельцы раннего средневековья были, наконец, государями в своих землях: чинили суд и расправу и собирали подати; эти, по нашему современному представлению, государственные права в то время считались неотъемлемой принадлежностью права собственности на землю, срослись с последним. В крупном имении — духовном или светском — не было никакой власти, кроме власти землевладельца, оно было изъято из ведомства органов королевской администрации или, как тогда говорили, пользовалось иммунитетом.

108
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Но все эти порядки отличались слабой устойчивостью, крайней непрочностью и подвижностью: бенефиций мог быть всегда отнят у лица, его получившего, коммендат мог оставить своего патрона и перейти к другому, иммунитеты можно было нарушить. Весь вопрос был в том, кто окажется сильнее, — король или крупные землевладельцы. Перевес силы был на стороне крупных землевладельцев, и колеблющиеся, расплывчатые, непрочные социальные формы ранней средневековой эпохи превратились в отчетливые, резко выраженные нормы, совокупность которых называется феодальным порядком: бенефиций обратился в лен или феод, т. е. земельное владение, хотя и обусловленное обязанностью службы, но по существу наследственное и свободное, подлежавшее отчуждению по воле владельца, лишь бы сюзерену были уплачены особые пошлины при переходе владения, и лишь бы новый владелец стал в такие же к нему отношения, в каких находился прежний; коммендация перешла в вассалитет, т. е. в постоянную связь подданства, исключавшую возможность ухода и наследственную; наконец иммунитеты развились до крайних размеров, до права войны, феодального законодательства, чеканки монеты.
Таков был в самых общих чертах ход социально-политического развития западно-европейских стран с начала средних веков до их расцвета. В результате этого процесса получается, следовательно, крайнее преобладание, почти полное господство феодальной аристократии и совершенный упадок власти государей.
Ничего подобного не замечаем мы в восточной Европе. Стоит лишь несколько познакомиться с социально-политическим строем Московского государства конца XVI и XVII веков, чтобы убедиться в этом. Что такое представлял собою в это время московский служилый класс? Потомки бывших великих и удельных князей и больших московских бояр, помогавших Калите, его детям и внукам в упорной, трудной и не всегда чистой работе собирания Руси, привыкшие по наследству от дедов и отцов смотреть на себя, как на наследственных правителей государства, без совета и согласия которых не может обойтись московский государь, погибли в казнях Грозного, среди ужасов опричнины и Смутного времени и лишились большей части своих наследственных владений, в которых сильны еще были предания об их удельной власти. Иван Грозный, учредив опричнину, отбирал целыми массами на себя, в опричнину княжеские вотчины, унич¬

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
109
тожая тем последние обломки удельных привилегий. Изнуренная и ослабевшая боярская аристократия заняла в государстве положение, совершенно одинаковое с остальной массой служилого люда: образовалось крепостное, вечно обязанное службой государству служилое сословие, являвшееся послушным орудием в руках государственной власти. Военная служба легла тяжелой повинностью не только на дворян и детей боярских, но и на князей и бояр. Поместья — по крайней мере в теории — остались прежним непрочным владением, распоряжение которым зависело от воли государя, и только на практике правительство прививало к ним принцип наследственности, стараясь передавать их по смерти владельца его сыновьям, а вотчины окончательно сблизились с поместьями, так как восторжествовал принцип, в силу которого каждый вотчинник обязан был военной службой государству. Государственная власть стала прочной ногой и в области администрации: льготы — податные и судебные — подверглись значительному ограничению, и вместо бывшего наместника, по закону кормившегося на счет населения, появился воевода, заведовавший государственными доходами, администрацией и судом уже не на себя, как наместник, а на царя, представлявший из себя не простой орган хозяйственного управления, а носителя государственной власти. Но всего замечательнее, конечно, то, что московский царь, несмотря на страшную бурю, пронесшуюся над страной в начале XVII века, не только сохранил, но и укрепил свое самодержавие. Контраст московских порядков XVII века с средневековым западноевропейским строем оказывается таким образом поразительным: та сила, которая восторжествовала в Московском государстве, была принижена в Западной Европе, и наоборот. Но как ни поразителен этот контраст, его сила и яркость выделяется еще больше, если принять в соображение то обстоятельство, что в Московской Руси XV- XVI веков и даже позднее были налицо все элементы, из которых сложился западно-европейский феодализм. В самом деле: мы уже упоминали, что московское поместье почти совершенно тождественно с западным бенефицием. Хорошо известно также, что еще в удельное время князья давали своим слугам податные и судебные льготы. Тогда льготы эти «были личным отличием, пожалование и продолжение их было так же необязательно для князя, как необязательна была и вызвавшая их служба вольного слуги. С объединением северной Руси государственная служба служилых людей сделалась обязательной,

по
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
тогда и поземельные льготы, как ее последствие, перестали быть случайным исключением, личным отличием, стали общим, нормальным явлением»; «как самая повинность службы стала политической особенностью целого класса служилых землевладельцев, так и землевладельческие льготы получили значение сословных преимуществ служилого класса»*14. Не надо кроме того забывать, что если льготы на боярские земли обязаны были своим происхождением пожалованию московского государя, то бывшие удельные князья, став служилыми, пользовались многими государственными правами в своих бывших удельных владениях не в силу милости московского великого князя, впоследствии царя, а по праву наследования. Таким образом, нет сомнения, что в Московской Руси существовали средневековые дофеодальные иммунитеты, и для превращения их в иммунитеты феодальные недоставало только приобретения служилыми князьями и боярами таких прав, как право войны, законодательства, чеканки монеты и т. п. Наконец, Московская Русь знала и институт, совершенно соответствовавший по своей юридической природе западно-европейской коммендации. Еще Соловьев15 сближал с последней древнерусское за- кладничество, свидетельства о котором нередко встречаются и в удельное время, и в XVI и XVII столетиях. Недавно это предположение Соловьева обстоятельно развито и доказано в небольшой, но очень содержательной книжке г. Павлова-Сильванского16 «Закладничество- патронат». Главные доводы, к которым пришел автор этой работы, заключаются в следующем. Слово «закладень» или «закладник» происходит от глагола «закладываться», употреблявшегося в значении «закрываться», «защищаться»; синоним этого глагола — «задаваться»; отсюда закладники — лица задавшиеся, отдавшие себя под защиту сильного человека, «заступные люди», как они иногда называются в документах, или, по выражению западнорусских актов, «протекци- альные люди». Грамоты как удельного времени, так и XVI и XVII веков довольно точно характеризуют нам юридическую природу закладни- чества: закладни, отдавшись под покровительство сильного человека, «не тянут» уже судом и данью к той власти, которой они подчинялись по месту жительства раньше, потому что они являются подсудными своему патрону и ему же платят налоги; закладники XVII века «с промыслов своих и с вотчин государевых податей не платят и служб
* Ключевский [В. О.]. «Боярская дума древней Руси», изд. 2 [М., 1882], стр. 229-

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
111
не служат, а живут всегда во льготе»; «в городах воеводы и приказные люди на тех людей в их насильствах суд не дают, отказывают им, что им их в городах судить не указано». Все это представляет собою поразительную аналогию положению средневековых коммендатов. Сходство закладников с коммендатами усугубляется еще тем обстоятельством, что первые, как и вторые, поступали под защиту сильных людей нередко со своею земле. Правда, г. Павлов-Сильванский считает эту последнюю черту особенностью закладней удельного времени и живших, во всяком случае, не позднее первой половины XVI века, но вышеприведенные слова одного из актов XVII века о вотчинах закладников указывают, что и тому времени не было совершенно чуждо закладничество с землей. Тем не менее нельзя отрицать, что заклад- ничество этого рода было более частым явлением до половины XVI столетия, чем позднее, и причину этого следует видеть в быстром исчезновении черных земель, о котором у нас уже шла речь, и в запрещении черным крестьянам отчуждать свою землю не своей братье — крестьянам, а лицам посторонним, запрещении, отражавшемся еще в междукняжеских договорах.
Итак, в Московской Руси XVI века были налицо все элементы, из которых сложился средневековый феодальный строй: поместье — бенефиций, льготы — иммунитеты и закладничество — коммендация. И однако эти зародыши феодализма так и остались в зачаточном состоянии, а затем и совершенно исчезли в нашем отечестве. В русской социально-политической жизни XVI века произошел резкий перелом, не оставляющий места дальнейшей аналогии с западными порядками. На это должны были существовать очень серьезные причины, и исследователи немало поработали над вопросом о происхождении самодержавной власти московских государей; указывали на выгодное положение Московского княжества, на его населенность, на влияние татарского ига, византийских традиций, церковного авторитета, личных характеров князей. Изучая последнюю борьбу московского боярства с государем, отмечали в числе причин победы последнего его богатство, разрозненность, соперничество и сравнительную бедность бояр, военные обстоятельства, отсутствие строго определенных политических идеалов в боярской среде, общую классовую рознь и проч. Все эти выводы имеют несомненную ценность при объяснении торжества самодержавной власти московского государя и поражение княжеско-боярской аристократии, но наибольшую

112
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
важность для такого объяснения мы приписываем тем процессам в развитии сельского хозяйства XVI века, которые нами только что изображены. Решающее значение имело то обстоятельство, что в то время, как окончательно поставлен был вопрос о последней борьбе между государем и боярством, — борьбе, которую Грозный царь думал вести посредством опричнины, — хозяйственная мощь крупных центральных землевладельцев, бывших удельных князей и больших бояр, была подорвана небывалым отливом населения, последовавшим под влиянием вредного хозяйственного действия поместной системы и монастырского землевладения. Это — во первых. А во вторых, необходимость единой самодержавной власти в России XVI- XVII вв. обусловливалась еще переходом от натурального хозяйства к денежному с обширным рынком: экономически — объединить страну могла только царская власть. На западе Европы хозяйственное развитие шло равномернее и более постепенно: там натуральное хозяйство сначала (в XII—XIII в.) перешло в денежное с небольшим рынком, потому что там не было удобных зимних путей сообщения, позволявших перевозить товары на дальние расстояния. Так экономические условия времени окончательно определили направление политического развития.
Но при всем различии, так резко бросающемся в глаза при сравнении социально-политического строя Московского государства XVII века с западно-европейским феодальным порядком, между тем и другим было и одно, хотя и неполное, сходство, заключавшееся в положении низшего класса населения: и западные вилланы феодальной эпохи, и московские крестьяне XVII столетия были крепостными людьми. Хозяйственный упадок центральной области и Западного Полесья в конце XVI века оказал на положение крестьян такое же влияние, какое на Западе имело господство феодальных отношений, — он закрепил, утвердил процесс закрепощения крестьян, обострил действие тех условий, которые и так неудержимо влекли крестьянина в крепостное состояние. Известно, что вопрос о происхождении крепостного права до сих пор вызывает большие споры и разногласия. Спорят прежде всего о том, когда крепостное право на крестьян было в первый раз утверждено законом, формулировано юридически: по мнению одних исследователей, это было сделано еще в конце XVI века, по другому взгляду — только в Уложении царя Алексея17 1649 года. Разногласия идут и глубже, касаются вопроса

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
113
об условиях, подготовивших прикрепление: одни склонны приписывать здесь первенствующую роль потребностям государственного хозяйства, необходимости обеспечить правильный сбор податей и отбывание государственных повинностей путем прекращения постоянных крестьянских переходов и установление ответственности землевладельцев за правильное отбывание государственных обязанностей их крестьянами; по мнению других, государственному прикреплению крестьян предшествовало закрепление их за землевладельцами путем актов гражданского права, главным образом, ссудных записей и крестьянских порядных; последний взгляд опирается на следующие соображения: крестьянин XVI века садился на землю, принадлежавшую служилому землевладельцу или церковному учреждению, не имея своего инвентаря: рабочих орудий, скота и семян. Это заставляло его прибегать к ссуде и подмоге со стороны землевладельца. Невозможность расплатиться с землевладельцем фактически лишала крестьянина права свободного перехода, которое признавалось за ним по закону: взяв ссуду, крестьянин обязывался возвратить ее, а до возврата взамен уплаты процентов — работать на землевладельца; следовательно, в случае, если крестьянин до самой смерти не мог возвратить ссуду, он оказывался в положении пожизненного крепостного, обязанного работой вместо процентов по займу. Но такое же почти положение занимал, с конца XVI века, так называемый кабальный холоп; он должен был работать на господина вместо процентов на занятую им сумму, которую он не имел права уплачивать господину по закону: только это последнее обстоятельство, юридическое запрещение возврата ссуды отличало кабального холопа от крестьянина, не по закону, а фактически лишенного возможности расплатиться. Аналогия в положении обоих была настолько близка, что привела к мысли о возможности применить и к крестьянам идею кабального холопства. Мало-помалу землевладельцы стали вносить в порядные грамоты со своими крестьянами условие, которым крестьянин отказывался от права расплаты и ухода от землевладельца; для крестьян это условие не имело реального значения, ничем не ухудшило их действительного положения, так как расплатиться и уйти они, все равно, были не в состоянии. Так, путем договоров, т. е. актов гражданского права, и сложились настоящие крепостные отношения, признанные государством только в половине XVII века.

114
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Только что изложенная теория в главных чертах признается теперь большею частью исследователей; во всяком случае не подлежит сомнению, что задолженность, и притом задолженность безнадежная, сыграла важную роль в происхождении крепостного права на крестьян.
Но чем создались эта задолженность и ее безнадежный характер? Прежде всего, разумеется, необходимостью селиться на земле служилой, монастырской или архиерейской, а необходимость эта — непосредственный результат того же процесса развития поместной системы и монастырского землевладения, который оказал столь роковое влияние на сельскохозяйственное производство. Дурное, хищническое ведение поместного и монастырского земледельческого хозяйства устраняло, с другой стороны, возможность для крестьянина расплатиться с землевладельцем и даже более состоятельных крестьян, как мы имели случай убедиться, низводило в разряд неимущих и нуждающихся в ссуде. Можно даже думать, что и кабальное холопство, послужившее юридическим прототипом крестьянской крепости, обязано своим развитием тому же росту поместной и монастырской земли и связанным с этим ростом экономическим последствиям, т. е. упадку системы земледелия и сокращению средних размеров запашки на двор и на рабочего.
Остается подвести итоги, резюмировать выводы, к которым привело изучение сельского хозяйства Московской Руси в XVI веке, причин, на него влиявших, и социально-политических последствий, им обнаруженных. Процесс развития натурального хозяйства привел к торжеству поместной системы и монастырского землевладения на большей части территории государства. Господство обоих этих видов земельного владения вызвало, в свою очередь, упадок земледелия, выразившийся в переходе от паровой-зерновой системы полевого хозяйства к более экстенсивной переложной и в сокращении размеров крестьянской запашки на двор и земледельческого рабочего. Этот сельскохозяйственный упадок охватил район, который отличался раньше наибольшей населенностью и высшей культурой, — Центр и Новгородско-Псковскую область, и проявился с особенной силой по той причине, что пространство страны было несоразмерно велико сравнительно с ее населением, почему представлялась возможность широкого развития колонизации. В развитии колонизации и следует видеть основную причину сельскохозяйственного прогресса других

Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке...
115
областей государства, северных, восточных и южных. Наряду с этой основной, общей причиной, равномерно действовавшей во всех окраинных областях, в каждой из них имелись налицо еще специальные обстоятельства, поддерживавшие поступательный ход развития сельскохозяйственной промышленности и парализовавшие вредное действие наиболее распространенных видов земельного владения: такими специальными причинами в Степи и Прикамском крае были хорошие климатические и почвенные условия, в этих же областях и в северных, восточных и южных уездах Центра условия сельскохозяйственного обмена, — развитие отпуска хлеба, льна и продуктов скотоводства, в Центр и на Север, а также отчасти и за границу, — на Севере сохранение преобладающего значения за черным землевладением. Упадок земледельческого производства в основных старых областях государства подорвал силы господствовавшего здесь землевладельческого класса, — князей и бояр, и тем подготовил победу московского самодержавия, подчинение боярской аристократии государю и образование крепостного государства, в котором основой деления на сословия оказалось начало обязанности. В этом же направлении действовало образование денежного хозяйства с обширным рынком. Но тот же экономический процесс — разорение крупных и богатых землевладельцев — отразился гибельно и на благосостоянии крестьянства, что вызвало его задолженность землевладельцам и невозможность расплаты с ними; в результате получилось — крепостное право на крестьян.

ПСИХОЛОГИЯ ХАРАКТЕРА И СОЦИОЛОГИЯ
Статья первая
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА В СОЦИОЛОГИИ
Сорок лет тому назад Бокль18 в своей знаменитой «Истории цивилизации в Англии» отметил поразившее его противоречие между количеством труда, затраченного на изучение истории, и результатами этого труда: ни одна наука не имеет такой обширной литературы, как история, и между тем эта последняя чуть ли не самая отсталая из всех наук, по мнению Бокля. За то время, которое протекло с появления книги Бокля, историческая литература, конечно, еще более возросла количественно; спрашивается: соответствовало ли этому ее качественное улучшение, как далеко ушла история по желанному пути приближения к идеалу точной науки и в каком направлении пойдет дальше? Употребляя старое слово «история», Бокль имеет в виду собственно не одну только эту, выражаясь в терминах Спенсера19, конкретную науку о прошлой жизни человеческих обществ, но также и абстрактную науку-об обществе, вообще, то, что Контом20 названо социологией. Поэтому для разрешения вопроса о современных направлениях в истории и их вероятной будущности важны не столько специальные приобретения исторической науки, сколько те социологические выводы, к которым она теперь приводит, и те социологические принципы, которые принимаются в основу исторических исследований; а эти выводы и принципы стоят в свою очередь в тесной связи со специальной социологической литературой, обойти которую таким образом совершенно невозможно. Теоретическая важность социологических основ истории усугубляется еще тем обстоятельством, что они неизбежно влияют и на жизнь и на практическую деятельность; понятие о том, под какими основными влияниями слагается жизнь человечества, неизбежно отражается на выработке общественных идеалов и выборе средств, какими эти идеалы могут быть осуществлены в действительности.
Как понимается теперь предмет исторического изучения, иначе, что собственно изучает история? Вот основной вопрос, и надо сознаться, что он не всегда и не всеми разрешается одинаково. Пожалуй, все еще согласятся, что история изучает «общественные явления», но при разъяснении смысла и содержания этого понятия начинаются

Психология характера и социология
117
уже разногласия. В трудах г. Кареева, Лакомба, даже Лампрехта21 понятие «общественное явление» двоится и расширяется далеко за пределы своего естественного смысла. Проф. Кареев в своем сочинении «Сущность исторического процесса и роль личности в истории» признает два разряда явлений, подлежащих историческому изучению, явления прагматические (деяния лиц) и явления культурные. Подобное же различие подмечает Лакомб («Об истории как науке»), говорящий о «событиях» (événéments) и «учреждениях» (institutions) и, наконец, Лампрехт, по мнению которого следует также строго различать два ряда изучаемых историей фактов: один ряд входит в понятие «история лиц» (Personengeschichte), другой составляет содержание «истории состояний» (Geschichte der Zustände). Нельзя не признать, что это отделение прагматической истории от культурной способно внести только путаницу в умы, нисколько не разъясняя дела. Отдельное событие, взятое вне связи с другими, ему подобными, тем более поступок лица, не может быть предметом исторического изучения: событие тогда только приобретает интерес для историка, когда сближается с другими звеньями цепи, в состав которой входит; другими словами: история есть всегда наука о «культурных явлениях», «учреждениях», «состояниях», а вовсе не об отрывочных событиях или личных поступках; так называемая «история лиц» интересна для психолога и биографа, но для историка имеет смысл только в меру своей связи с «историей состояний»; отдельные события имеют научное историческое значение лишь постольку, поскольку они служат проявлением известного исторического процесса. Мысль отделить прагматические явления от культурных не что иное, как простой осадок юношеских впечатлений от преподавания истории в средней школе: вместо истории там сплошь и рядом дают груду разрозненных событий; они беспорядочно укладываются в свежей памяти, а затем, когда специалист-историк или просто образованный человек займется действительной исторической наукой, даже у него не может изгладиться из памяти та мнимая противоположность между прагматическим и культурным фактом, которая искусственно создана была системой или, вернее, бессистемностью гимназического обучения. Немыслимость такой противоположности всего проще можно обнаружить следующим образом: возьмем какое-нибудь историческое культурное явление, например, древнерусскую Боярскую Думу; для историка Дума интересна с точки зрения того, каковы были в разные

118
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
времена ее состав и ведомство, ее влияние на ход правительственных дел, каким воздействием со стороны общественной среды подвергалось это учреждение и т. п.; чтобы изучить все это, историк наблюдает множество отдельных прагматических фактов и ставит их в связь; только через посредство этих последних можно изучить и самый интересующий историка культурный факт, самое учреждение; уничтожьте прагматические факты, не будет и культурного. Почему? Очевидно, потому, что одни от другого неотделимы. Совершенно правильной, таким образом, является точка зрения Бурдо22 («История и историки»), по мнению которого научному изучению подлежат не «события», а, как он выражается, «функции» (fonctions), т. е., по терминологии г. Кареева, явления культурные, а не прагматические. И справедливость требует признать, что на практике, в своей ученой работе историки в подавляющем большинстве случаев следуют этой вполне правильной точке зрения. Давно миновали времена простого исторического рассказа, и в этом немаловажный научный успех.
Итак, предмет истории — исторический процесс, связная цепь фактов. Но на чем же основывается эта связь? В течение очень долгого времени краеугольным камнем исторической философии и науки служила исключительно причинная связь явлений. Понятие о причине, с метафизической точки зрения, представляет, как известно, непреоборимые трудности: одно явление может производиться другим только в том случае, если это последнее уже заключает в себе первое, т. е. тождественно с ним по природе; таким образом, с метафизической точки зрения, причина и следствие как бы сливаются, представляют неразличимое целое, а это ведет к смутности и спутанности мысли. С положительной точки зрения, которая хорошо выяснена Миллем23 в его «Системе логики», причинность сводится только к неизбежной и необходимой последовательности двух явлений. Становясь на эту почву, исследователи выдвигали в качестве основной причины тот или другой элемент общежития, и им помогли в этом социологи и отчасти естествоиспытатели. Чистая теория причинности в применении к истории выразилась в двух направлениях: одно можно назвать историко-географическим, другое — индивидуалистическим. Общественное влияние внешней природы было указано еще в XVII веке Боденом24, говорившим о воздействии климата на общественную жизнь человечества. Но с особенной силой принялись настаивать на этом влиянии уже в истекающем столетии, с развитием

Психология характера и социология
119
физической географии в трудах Риттера25 и Гумбольдта26. Эти исследователи положили начало так называемой антропогеографии, т. е. изучению влияния природы на человека. Как и всякая новая идея, эта теория приобрела себе горячих приверженцев, слишком преувеличивших ее значение: всю историю человечества и отдельных народов стали рассматривать, как результат действия одного только естественного фактора, одной внешней природы. «Дайте мне карту страны, ее очертания, ее воды, ее ветры и всю ее физическую географию, дайте мне ее естественные произведения, ее флору, ее геологию и проч., и я берусь сказать вам a priori, каков будет человек в этой стране, и какова роль ее в истории». В этих словах Кузена27 как нельзя ярче выражены все. преувеличения рассматриваемой теории. И русская ученая литература не осталась чужда влиянию такого взгляда: еще недавно Лев Мечников28 («Цивилизация и великие исторические реки») объяснял происхождение всех древних цивилизаций влиянием рек — Нила в Египте, Тигра и Евфрата в Ассирии и Вавилонии, Инда и Ганга в Индии и пр., а Соловьев открыл свой известный труд об истории России29 главой о «природе русской государственной области и ее влиянии на историю». При желании, можно легко увеличить число подобных примеров.
Однако в настоящее время едва ли найдется кто-либо, кто стал бы всю историю строить на основе одного только естественного фактора. И в самом деле: самое большее, что дает природа, это такие естественные условия, которые делают более легким то, а не другое направление общественного развития: она не обусловливает с необходимостью этого направления, а только создает известную возможность, осуществление которой в действительности зависит от других условий. Ограничимся одним примером: Соловьев справедливо указал, что однообразие и равнинность Восточной Европы делали возможным и весьма вероятным соединение ее в один государственный организм; но можно ли считать эти условия единственными факторами, создавшими политическое тело России? Отрицательный ответ на этот вопрос напрашивается сам собою, если припомнить, какой длинный процесс объединительной работы совершился в истории нашего отечества. Если бы внешняя природа страны была единственным необходимым условием ее политической цельности, наша равнина всегда представляла бы из себя единое государство: мы между тем знаем, что, не говоря о временах более ранних, еще в прошлом веке

120
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
на этой равнине существовали другие политические организмы: Польша, Крым, Курляндия, Финляндия.
К тому же, для правильного понимания значения естественного фактора надо заметить, что его сила, напряженность его действия уменьшается с течением времени, по мере увеличения господства человека над природой. В XVIII веке верили в зависимость формы правления от пространства страны, такой взгляд встречаем, например, у Монтескье30. Это однако же простое отражение недостаточности технических успехов в прошлом столетии. Мы, обладающие железными дорогами, пароходством, телеграфом и телефоном, знаем, что теперь почти нет пространства. Даже в такой, казалось бы, близко соприкасающейся с природой области, как хозяйственный быт, замечается то же постепенное ослабление естественного влияния: Германия XVIII века совершенно не походила в промышленном отношении на современную ей Англию; в наши дни первая, несмотря на все свои природные отличия от второй, является почти такой же представительницей крупного фабричного хозяйства.
Таким образом, причинное воздействие природы на общественную жизнь имеет второстепенное значение и с течением времени постепенно ослабевает.
Сущность индивидуалистического направления в объяснении исторической причинности заключается в признании высокой роли личности в истории. Это — старое явление. Личность ставилась на первый план, более того — заполняла всю историческую картину с тех пор, как явилось историческое повествование, даже гораздо раньше — в то время, как зарождались в глубине народного сознания и народной фантазии сказание, былина, сага. И это учение часто и теперь даже не теряет первобытной, наивной формы. Историю человечества все еще очень часто превращают в историю государей и великих людей: эти «великаны», по выражению Карлейля31, давшего наиболее яркий образец увлечения крайним индивидуализмом, как будто творят все в истории, нисколько не зависят от окружающих условий и вовсе не являются типическими выразителями потребностей времени, а напротив, сами создают эти потребности. Приведем два-три примера: Устрялов32 в своей «Истории Петра Великого» склонен был объяснять все реформы начала прошлого столетия только гением преобразователя и вырыл этим пропасть между Русью древней и новой Россией; в наши дни г. Шильдер33, автор двух работ об императоре

Психология характера и социология
121
Александре I, очень интересных и живых, благодаря богатому материалу, которым он пользовался, склонен до крайности преувеличивать личное влияние Александра I на ход современных ему исторических событий. Между тем достаточно известно — и рассказ г. Шильдера в тех частях, где передаются факты, только подтверждает это, — что, например, во внешней политике результаты определялись все время не личными планами императора и его советников, а традиционными задачами русской внешней политики — стремлением к национальному объединению и к расширению территории до естественных пределов равнины, — а также и условиями общеевропейскими, особенно в конце царствования, когда европейская реакция сделала Александра своим послушным орудием. Последним убежищем теории о важности исторической роли личности является известное уже нам деление исторических явлений на прагматические и культурные: в первых личность играет будто бы важную роль, во- вторых, этого нет; но мы уже видели, что самое отделение прагматических явлений от культурных не выдерживает критики. Нет сомнения, что признание всеопределяющей и даже просто важной роли личности в истории, — личности, отдельно взятой, героя, — ведет к безнадежному выводу о невозможности истории, как точной до известной хотя бы степени науки, и к совершенной немыслимости построения социологии: ведь появление на свет той или другой личности и ее дальнейшая судьба есть нечто такое случайное, что научно объяснить необходимость этого появления невозможно, не впадая в фатализм, а фатализм и случайность — две крайности, которые делают одинаково невозможной плодотворную научную работу. Нельзя не согласиться, что исторический результат деятельности личности, взятой изолированно, ничтожен и без вреда для дела может не идти в счет.
Такой взгляд на незначительность личного влияния существует не со вчерашнего дня, он возник или, по крайней мере, стал заметным после французской революции. Под влиянием неудач, понесенных на практике демократической и либеральной политической идеологией прошлого века, разочаровались в возможности перестроить общество по шаблону, составляющему продукт головной работы фило- софа-утописта, убедились, что историческое прошлое создает ту среду, в которой преломляются личные стремления и выходят на историческую арену в новом, неузнаваемом виде, том именно, который

122
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
соответствует потребностям данного исторического момента и коренным устоям жизни известного народа. Это ведет к теории безличного развития, самопроизвольной эволюции общественных явлений: личность — даже самая гениальная — дает только толчок, создает механическое движение, направление и смысл которого зависят не от ее воли, а определяются историческими условиями прошедшего и вытекающими из них потребностями настоящего момента. Эта эволюционная теория в применении к общественным явлениям нашла себе первое выражение в учении так называемой исторической школы юристов, основателем которой был Савиньи34; по мнению Савиньи и его последователей, право творится не личностью, а «народным духом», под которым они разумели всю совокупность исторических явлений в жизни народа. Другими словами, развитие права есть самопроизвольная эволюция традиции. На помощь этому учению скоро пришли две влиятельнейшие доктрины нашего века — ге- гелианство и дарвинизм. Эволюционный принцип одинаково свойствен и тому, и другому: он выражается и в учении Гегеля об истории, как процессе постепенного приведения абсолютного духа к самопознанию, и в теории Дарвина о борьбе за существование и естественном подборе как основах органической эволюции. Впрочем, совершенно независимо от этих двух доктрин эволюционный принцип в общественные науки был проведен основателем позитивизма Контом: последний употребляет и самый термин «самопроизвольное развитие» (évolution spontanée), а его теория процесса, проходящего три стадии: теологическую, метафизическую и положительную — есть чистый тип эволюционной формы.
Таким образом, эволюционный принцип проник в общественные науки и в частности в историю под влиянием новых идей и течений в области философской мысли, в науке права и в естествознании. И в самом деле: если, наблюдая за жизнью растения и животного, мы замечаем, что она проходит известный ряд фазисов в неизбежной и необходимой последовательности, что, например, плоды не могут явиться раньше листьев, то какое же право имеем мы отрицать, что общественные явления также в значительной мере развиваются в силу присущих им внутренних свойств? Понятно поэтому, что эволюционное начало приобрело себе права гражданства в социологии. Даже более того: до сих пор появляются книги, отрицающие всякую причинность в явлениях общественной жизни и принимающие толь¬

Психология характера и социология
123
ко одну эволюционную связь; такова, например, упомянутая выше книга Бурдо «История и историки»: по мнению автора ее, задача науки исчерпывается определением необходимого порядка фазисов, который прошли и должны пройти в своем развитии учреждения, искусства, науки и пр. Но самым ярким примером чисто эволюционной социологической теории может служить так называемая органическая школа в социологии. Ее основатель и наиболее талантливый представитель — Спенсер. Исходя из положения, что общество есть организм, Спенсер вполне и последовательно прилагает к явлениям общежития свою формулу эволюционного процесса, составляющую основу всей его синтетической философии и примененную им еще раньше к явлениям, биологическим: если общество — организм, то, значит, и законы его развития не отличаются от законов развития органической жизни: и здесь и там мы одинаково должны встретиться с тем же переходом от простого к сложному, от неопределенного к определенному, одним словом, с процессом дифференциации отдельных частей наряду с интеграцией целого: общество становится стройнее и сплоченнее, солидарнее, сказали бы мы, если бы это слово не приняло несколько иного значения, — по мере увеличения различий между отдельными его членами, вследствие успехов общественного разделения труда. Аналогия с биологическим организмом, очевидно, понадобилась Спенсеру именно для того, чтобы связать одной всеобъемлющей формулой все науки, входящие в состав его философской системы. Некоторые последователи Спенсера пошли еще дальше учителя и занялись остроумной, но уже совершенно бесцельной игрой сравнениями: в общественном организме стали отыскивать те же части, какие свойственны организму животному: голову, руки, ноги и пр. Не так давно появившаяся книжка Вормса35 «Общественный организм» представляет образец подобного рода злоупотребления аналогиями; впрочем, Вормс и некоторые другие ему подобные социологи имеют здесь и одного русского предшественника, Стронина36, автора двух книг: «История и метод» и «Политика как наука».
Органическая школа в социологии несомненно содействовала большему укреплению эволюционного принципа в истории, но нельзя признать значительным ее непосредственное влияние на историческую науку. Во всяком случае, историки совершенно правильно отвергли исключительное господство эволюционной связи

124
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
в общественных явлениях и наряду с этой связью признали и существование зависимости причинной.
Если мы на нескольких типических примерах попробуем присмотреться к технике современной исторической работы, то легко заметим это постоянное стремление историков соединить причинную связь с эволюционной. Принимаясь за изучение какого-либо исторического вопроса, современный исследователь старательно подбирает прежде всего известные исторические антецеденты37 изучаемого явления, те факты в прошлом, которые содержат это последнее явление в зародыше, сходны с ним, представляют в зачаточном состоянии тот процесс, который яснее выразился впоследствии. Так проводится непрерывная нить между рядом эпох, устанавливается процесс развития, эволюционная связь. Наряду с этим обращают внимание на соседние процессы, совершающиеся параллельно изучаемому; под их влиянием изучаемый процесс может отклониться в ту или другую сторону: это будет уже причинная зависимость. Возьмем, например, такой многими исследуемый теперь вопрос, как происхождение феодальных отношений в средневековой Европе. Какие приемы употребляют лучшие современные историки для его разрешения? Сущность феодализма в сословной сфере заключается, как известно, в несвободном состоянии главной массы населения — крестьянства: юридически вся собственность крестьянина («виллана») принадлежала сеньору; на личность первого второй также имел право: например регулировал брачные союзы между крестьянами и пр.; целый ряд повинностей и оброков лежал на крестьянах в силу их феодального подчинения сеньору. Так было тогда, когда феодализм был уже в развитом состоянии. Историки и стараются проследить корни этого явления или, точнее, комплекса явлений, — в прошедшем, начиная с раннего средневековья или даже римской империи. Так, например, авторитетный исследователь феодализации в Англии, проф. Виноградов38 следит за двумя параллельными процессами, совершавшимися в Англии сначала в IX и X-XI веках: первый процесс — постепенное падение класса свободных, второй — возвышение аристократии; затем развитие тех же явлений наблюдается в XII в.: число свободных все уменьшается, они лишаются земли, беднеют, подчиняются в судебном отношении аристократии, отдаются под патронат сильных и богатых землевладельцев; в результате получается внушительная и богатая фактами картина непрерывной эволюции

Психология характера и социология
125
сословных феодальных отношений. И какого бы направления ни держался исследователь в решении исторических проблем, — его метод одинаков с приемами его противников. Между исследователями, занимающимися историей феодализма, существуют два крайних направления, — одни возводят феодальный порядок почти во всех его частностях к германцам, — это так называемые «германисты»; другие главное влияние приписывают римскому элементу: это «романисты». Несмотря на диаметральную противоположность взглядов, и те и другие одинаково стараются проследить эволюционную связь интересующих их явлений с германским бытом или римскими учреждениями. Вот, например, как смотрит на дело «романист», Фюстель-де- Куланж39, изучая происхождение феодального землевладения: он исследует римские доземельные порядки и старается доказать, что они сохранились почти неизменными и в средние века, что условная поземельная собственность, обязанная службой и продолжающаяся только до смерти владельца, не имеющего прав распоряжения землей, существовала еще во времена римской империи и вошла главным элементом в землевладельческое право феодальной эпохи. Техника работы та же, какую мы видели у проф. Виноградова, вовсе не принадлежащего к «романистам». Чтобы не утомлять внимание читателя, ограничимся еще одним только примером, относящимся кочень недавнему времени: возьмем сочинение г. Милюкова40 «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII века» и посмотрим, как автор объясняет происхождение Петровских губерний. Представляя себе губернию того времени военно-финансовой единицей, во главе которой поставлено лицо с властью, соответствовавшей компетенции старого центрального московского приказа, автор находит ей исторический антецедент в провинциальном «разряде» XVII в.: «разряды» имели такую же территориальную непрерывность, как и губернии, и чтобы превратиться в последние, этим старым военным округам необходимо было получить только финансовую компетенцию и местный орган с значением старого приказа; первое, по наблюдениям г. Милюкова, осуществилось в значительной мере уже в XVII веке: уже тогда финансовая компетенция была в руках начальников местных разрядов, поскольку это необходимо было для содержания войска; во время военных действий финансовые полномочия разрядного воеводы расширялись еще более, а в некоторых разрядах воеводы всегда обладали обширной финансовой компетенцией.

126
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
С другой стороны, подготовлялось и перенесение центральных учреждений (приказов) в провинцию: в нескольких главных городах приказные избы были переименованы в приказные палаты, что, по мнению г. Милюкова, подготовляло эти города к роли губернских центров; кроме того к концу XVII в. начальники многих приказов сделались самостоятельными областными начальниками, путем приписки к подведомственным им приказам финансовых округов. Таков эволюционный процесс, способствовавший появлению Петровских губерний. Г. Милюков указывает кроме того и те причины, благодаря которым совершилось окончательное превращение разрядов в губернии: причины эти — военные события начала XVIII века, необходимость создания флота и нашествие Карла XII. Итак, по мнению г. Милюкова, первые русские губернии явились результатом взаимодействия двух сил: естественного роста военных округов второй половины XVII века — провинциальных разрядов и великой северной войны.
Приведенных примеров, кажется, достаточно, чтобы уяснить технику современной исторической работы. Они важны еще в одном отношении: из них видно, какими эволюционными процессами по преимуществу заняты современные историки. Наблюдая пеструю массу исторических фактов и разбираясь в ней, можно классифицировать факты, распределить их на несколько больших групп; мы не погрешим против истины, если скажем, что таких групп теперь считается пять: естественные факты или явления внешней природы составляют одну группу, экономические явления — другую, третья заключает в себе факты социальные, четвертая — политические, наконец, к пятой принадлежат психологические явления. Рассмотренные нами только что типические примеры убеждают нас, что современная история изучает по преимуществу, если не исключительно, явления экономического, социального и политического порядков. При желании, это можно бы подтвердить и рядом других фактов и наблюдений.
Историки обыкновенно стремятся установить взаимодействие разных групп изучаемых ими явлений, не выдвигая ни одной группы как основной, — по крайней мере большинство в теории не отдает преимущества какой бы то ни было из них, хотя на практике, в отдельных случаях дело сводится всегда к преобладанию одного какого- нибудь порядка явлений. Человеческий ум неудержимо стремится

Психология характера и социология
127
к обобщению, к сведению всего на одно начало, и потому понятно, что, наряду с подобными опытами в области отдельных исторических вопросов, появляются и общие теоретические учения, имеющие целью обосновать исторический монизм, объяснить всю историю из одного принципа, указать между отдельными эволюционными историческими процессами один основной, сильнее всех и даже исключительно воздействующий причинно на все остальные процессы. Наиболее популярным из таких учений является так называемый экономический или диалектический материализм, иначе — марксизм. Экономический материализм, основанный Марксом, находится в периоде развития, не представляет еще пока цельной и законченной системы; поэтому между его приверженцами существуют немаловажные разногласия: по мысли Маркса и Энгельса, основной причинный элемент исторического процесса есть экономический быт, именно организация производства; большинство марксистов принимают эту мысль, признавая производственные отношения за главную определяющую историческую силу во все эпохи; такое воззрение можно встретить, например, у Каутского41, Штаммлера, из русских — у гг. Струве42 и Бельтова43. Нет сомнения, что марксизм должен еще развиться в будущем, и что практические результаты этого учения для исторической науки не исчерпываются указанием на исключительную важность экономических явлений в историческом процессе: у марксизма есть одна еще сторона, подкрепляющая свежую струю в понимании психологического процесса, происходящего в истории: исторически важной марксисты признают не психологию отдельного лица, равно как и не психологию «человека вообще», а психологию социальной группы, члены которой связаны между собою одинаковыми хозяйственными интересами. На такую же необходимость изучения социальных групп, хотя впрочем покоящихся не на экономическом базисе, еще раньше указал Гумплович44 («Основание социологии» и др. соч.).
Эти психологические выводы Гумпловича и экономических материалистов приводят нас к наблюдениям над другим важным течением в сторону исторического и социологического монизма: существует целый ряд социологов и историков, признающих главным причинным элементом в жизни общества психологический процесс; они высказывают ту мысль, что история есть в сущности психологическая задача, как физика — задача механическая. Этот взгляд прямо

128
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и решительно выражен Тэном45 в предисловии к его «Истории английской литературы»; недавно у Тэна в этом вопросе оказался целый ряд последователей: Лакомб («Об истории как науке»), Уорд46 («Динамическая социология», «Психические факторы цивилизации»), Лебон47 («Психологические законы и эволюция народов»), Гиддингс48 («Основания социологии»), Лампрехт («Старое и новое направление в истории»), Вейзенгрюн49. Лакомб и Уорд выдвигают в пользу защищаемого ими воззрения аргумент, заслуживающий того, чтобы быть отмеченным: они ссылаются на положение социологии в иерархии абстрактных наук, установленной Контом и Миллем. Известно, что Конту принадлежит плодотворнейшая классификация наук, одно из величайших философских приобретений XIX века; в основу ее положены принципы убывающей общности изучаемых явлений и возрастающей их сложности: самые общие и самые простые явления, — именно явление движения, — изучаются в астрономии; эту науку Конт и поставил первой в своей классификации; социология, как наука о наименее общих и наиболее сложных явлениях, занимает последнее место в иерархии наук; в промежутке между астрономией и социологией Конт поставил физику, химию и физиологию. В этой системе не нашла себе места психология, потому что основатель положительной философии сливал эту науку с физиологией. В настоящее время никто, не исключая и сторонников экспериментальной психологии, не отрицает права науки о духе на самостоятельное положение. Это право нашло себе блестящего защитника в лице Джона- Стюарта Милля, который и внес в классификацию Конта единственную поправку, в какой она нуждалась: между физиологией и социологией поставил психологию. Изложенная классификация наук занимает центральное место в философской системе позитивизма. Конт делает из нее целый ряд важных выводов, из которых для нас важнее всего теперь один: согласно принципу, на котором построена классификация, явления, изучаемые каждой наукой, слагаются из совокупного действия явлений, рассматриваемых всеми науками, предшествующими ей иерархически, причем наибольший материал для разъяснения возникающих вопросов дают выводы ближайшей высшей науки. Таким образом, социологические явления должны объясняться суммой всех других фактов, подлежащих научному исследованию, но главным образом тут имеют значение явления психологические, так как психология — наука, занимающая ближайшее высшее

Психология характера и социология
129
место в классификации. На эти соображения и опираются Лакомб и Уорд, когда говорят об исключительной важности психологического элемента в истории.
Перечисленные выше исследователи и некоторые другие, о которых речь будет ниже, пытаются построить психологию исторического процесса, причем можно различить два главных типа таких построений: одни остаются на чисто отвлеченной точке зрения, в основу своей теории полагают идею «человека вообще», абстрактного, типического человека, другие, не отрицая влияния общечеловеческих духовных свойств на процесс развитие общественных явлений, выдвигают на первый план психические различия между людьми. Необходимо познакомиться ближе и обстоятельнее с взглядами важнейших представителей того и другого направления.
При построении отвлеченной, общечеловеческой психологии исторического процесса, основной подлежащий изучению вопрос заключается в том, в каких именно психических силах надо искать двигателей явлений общежития? Характерно, что редко таким двигателем считают непосредственно волю: так, Лебон («Психологические законы и эволюция народов»), по-видимому, считает главной чертой народного духа, определяющей, по его теории, национальные учреждения и нравы, — народную волю, степень энергии известной нации: чем выше народ, тем он энергичнее, выдержаннее. Нетрудно однако заметить, что анализ Лебона слишком элементарен: энергия, воля, даже отдельное действие есть последнее звено в цепи психологических причин и следствий, так что всякое психологическое исследование должно идти дальше и глубже, к элементам действия, к источникам, от которых зависят волевые акты. Это же замечание приходится сделать и по поводу теории Гиддингса, который также волевым процессам приписывает первостепенную общественную важность; психологические основы общества, с точки зрения Гиддингса, — понимание, симпатия и интерес, являющиеся результатом «сознания рода», т. е. признание других существ принадлежащими к одному с нами роду; с развитием сознания рода, общественная деятельность, вначале бессвязная, становится связнее и обдуманнее. И у Лебона и у Гиддингса психологический элемент в истории понимается вообще довольно узко и односторонне: в смысле сознательного волевого акта. Односторонность и ошибочность такой точки зрения хорошо понята несколькими талантливыми исследователями, как Фуллье50,

130
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Кидц51, Уорд, Тард52. Первым очень хорошо выяснена та верная мысль, что всякая идея, раз она сделается достоянием человеческого ума, есть непременно сила; идея всегда едина с действием и неотделима от него; в самом деле: сущность мыслительного акта заключается в различении, в том, что мы разбираемся в полученных впечатлениях, отличаем одни из них от других и различаем их элементы; различение ведет к ощущению приятного или неприятного; а отсюда возникает и действие, которое бывает двух родов — положительное, «акция», и отрицательное, «реакция», смотря по природе возбуждаемого различением ощущения: если ощущение было приятно, мы стараемся его продлить, т. е. действуем в положительном смысле; в противном случае, т. е. при неприятном ощущении, мы стремимся к противодействию, реагируем (см. А. Фуллье «Психология идей сил»). Понятно, что при такой постановке вопроса изучение запаса и распространение идей в обществе приобретает особенный интерес. Другие названные исследователи занимаются выяснением общественного влияния чувств, эмоций. Слабее всего работа Кидда «Социальная эволюция». По его мнению, общественная эволюция зависит вовсе не от развития ума, а от развития альтруистических чувств, постепенно уничтожающих социальные, расовые и иные перегородки и проводящих начало всеобщего равенства; альтруистические чувства — думает Кидц — не оправдываются разумом, который будто бы внушает человеку только чувства эгоистические; единственным основанием альтруизма является, по Кидду, религия. Все это построение имеет очень существенные недостатки: несправедливо отрицается общественное влияние деятельности ума и слишком односторонне понимается то направление, какое придается эмоциональной жизни интеллектом; слишком узко обоснован и альтруизм — на одних только религиозных воззрениях; наконец, влияние чувств на общественную эволюцию проявляется, вопреки Кидду, далеко не в одних моральных чувствах, но также и через посредство эмоций других порядков. Немногим дальше Кидда пошел Уорд. Он различает, правда, два психических фактора цивилизации: субъективный — чувство, и объективный — разум или интуитивную способность, но разум он считает только направляющей, а не двигающей силой и, ожидая от него в будущем большого влияния, все-таки истинной социальной силой признает только чувство. Уорду, очевидно, чуждо в высшей степени плодотворное понятие идеи-силы, с каким мы встретились

Психология характера и социология
131
у Фуллье. Гораздо замечательнее книг Кидда и Уорда работы Тарда «Законы подражания» и «Социальная логика». По теории этого исследователя, общество есть подражание, причем психологическая сущность подражания близка к сомнамбулизму: как и люди, подвергшиеся гипнотическому внушению, мы все имеем внушенные идеи, только считая их самостоятельными; в связи с этим объясняются и социальные перемены или «инновации», являющиеся на первый взгляд плодом личной инициативы; всякая инновация есть в сущности не что иное, как встреча и взаимодействие двух подражаний, существовавших раньше раздельно; общественный прогресс является следствием двух основных причин: первая из них та, что все хорошие свойства заразительнее дурных, вторая может быть формулирована следующим образом: хотение, подкрепляемое чувством и убежденностью, из всех психических состояний обладает наибольшею заразительностью. Общественный строй в значительной степени основывается на системах или аккордах чувств; чем устойчивее эти системы, тем прочнее и строй общества; так как системы симпатических чувств отличаются большею связностью, нежели системы чувств антипатии, то и общество, в основу которого положены аккорды симпатических эмоций, достигает значительной устойчивости. Эта теория Тарда важна во многих отношениях: помимо того, что в ней указано надлежащее и верное место социальной роли чувств, здесь также правильно отмечены и различия между разными чувствами в степени их связности и заразительности; наконец, подобно тому, как Фуллье указал на органическую, необходимую связь между сознательными духовными процессами и действием, Тард чрезвычайно удачно подчеркнул влияние бессознательного подражания на явления общественной жизни. В сущности, для того, чтобы составить себе ясное понятие о приобретениях, достигнутых теорией отвлеченного психологического обоснования исторического процесса, достаточно прочитать только книги Фуллье и Тарда; все остальное имеет второстепенное значение и мало оправдывает возбуждаемые надежды и ожидания. Из представленного сейчас краткого обзора видно, что точка зрения отвлеченной психологии, имеющей в виду только «человека вообще», не может удовлетворительно разрешить задачу психологического объяснения общественной жизни. Ценность абстрактнопсихологических объяснений совершенно соответствует социологической ценности всякого общего психологического исследования:

132
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
в обоих случаях — и в общем исследовании и при абстрактнопсихологическом объяснении — намечаются только те направления, в каких нужно искать психических факторов цивилизации. Сумма и сочетание идей и чувств — вот эти направления, как убедительно свидетельствуют труды Тарда и Фуллье.
Совершенно понятно, таким образом, что не все удовлетворяются отвлеченной постановкой вопроса, — у некоторых заметно стремление прибегнуть к более точному и, так сказать, конкретному психологическому анализу общественных явлений, только замечательно, что попытки в этом направлении как будто чуждаются результатов отвлеченного анализа и не всегда стоят близко к выводам современной психологии, вследствие чего неизбежны ошибки и, главное, произвол в приемах работы и выводах из нее. Мы уже видели что Гумплович и марксисты настаивают на изучении психологии «человека вообще» и не отдельной человеческой личности, а социальной группы. Лакомб сначала пытается объяснить историю из самых общих, свойственных «человеку вообще» психических мотивов, которых и насчитывает до шести: мотив экономический, затем половой, симпатический, мотив чести, художественный и, наконец, научный; каждому из этих мотивов соответствует, по мнению Лакомба, особый род учреждений, так что можно различить шесть родов учреждений: экономические, семейственные, нравственные и юридические, светские, политические, художественные и литературные, научные. Но наряду с «человеком вообще» Лакомб уже считает необходимым изучение человека известного времени или человека исторического (homme temporaire ou historique): в нем надо изучать известную степень его цивилизации, т. е. богатства, нравственности и умственного развития, и особенности его учреждений. Но, говоря вообще, книга Лакомба мало удовлетворяет читателя: его соображения об общих психических мотивах — не имеющий никакого значение труизм, наглядно показывающий неудовлетворительность отвлеченной точки зрения при изучении психологического элемента в истории; все прочее — не исследование и даже не программа будущих исследований, а только намек на путь, по которому они пойдут.
Мы должны теперь остановиться на самом блестящем и талантливом представителе психологического объяснения истории — Тэне. О нем так много писано и говорено, что, несомненно, всем более или менее известны приемы и результаты его работы. В русской литературе есть

Психология характера и социология
133
две очень любопытные статьи о Тэне — диаметрально противоположного направления: одна принадлежит г. Герье53 («Ипполит Тэн в истории якобинцев» в «Вестнике Европы» за 1894 год; ср. его же «Демократический цезаризм во Франции» в том же журнале за 1895 г.) и отличается, можно сказать, панегирическим характером, другая написана г. Ивановым («Тэн» в «Русском Богатстве» за 1896 год54) и представляет собою попытку совершенно развенчать Тэна. При наличности таких противоположных взглядов нелишним будет напомнить вкратце о методе Тэна и возможно беспристрастнее решить вопрос, что внесено в науку этим выдающимся исследователем. Принимаясь за характеристику какого-либо лица или типа, Тэн разлагает прежде всего личность на отдельные ее элементы, поступки и впечатления, и накопляет таких мелких наблюдений возможно большее количество; в результате этой подготовительной работы является, по выражению Тэна, «нить событий» (une file d’événements), причем и сложные «события» Тэн старается разложить па простейшие факты. Полученный, таким образом, ряд фактов соединяется в «естественные группы», принцип составления которых не ясен, точнее единого принципа у Тэна тут нет, и надо согласиться с г. Ивановым, что здесь у Тэна дело сводится к дедукции из заранее принятой мысли, так что это несомненно самый слабый пункт всей методологической теории историка-психолога: нельзя вводить в методические приемы элемент случайности и произвола. В естественной группе фактов Тэн подмечает затем господствующий факт, который и принимает за их причину. Путем последовательного обобщения выводов, полученных, таким образом, для ряда естественных групп фактов, исследователь формулирует творческий закон целого, определяет господствующую в данной личности или данном типе способность (faculté-maîtresse). На этой господствующей способности и строится характеристика лица или типа, а следовательно и известного исторического момента, выразителем которого является, по мнению Тэна, тот или другой тип. Но дело в том, что и в свое определение господствующей способности Тэн вносит также элемент произвола: по справедливому замечанию г. Иванова, «ораторский талант», например, определяется самим Тэном иначе по поводу Ливия55, чем по поводу Кузена или Маколея56.
Итак, по-видимому, из двух русских критиков знаменитого французского ученого ближе к истине стоит г. Иванов: метод Тэна, при всей

134
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
видимой стройности и положительности, имеет некоторые особенности, лишающие его научного значения. Казалось бы, на этом и надо кончить: если средства так ненадежны, — и результаты не могут оправдать ожиданий. Но здесь мы встречаемся с одним чрезвычайно любопытным явлением: даже убедившись в ненаучности метода, читатель, знакомясь с блестящими характеристиками Тэна в его «Ливии», «Чтениях об искусстве», «Истории английской литературы», «Происхождении современной Франции», невольно поддается их обаянию; тому, кто читал характеристики древних греков, Ливия, Маколея, Наполеона, пуритан, якобинцев, — ясно, что в них есть элементы истины, заставляющие нас предчувствовать, провидеть ее, если не познать вполне. Революционный дух XVIII века Тэн, например, характеризует как соединение научного духа с «классическим», т. е. как комбинацию взгляда на человека и человеческое общество с точки зрения чисто научной — общество и человек — продукты природы — с привычкой «отвлеченного резонирования», абсолютного разрешения всех научных и практических вопросов без всякого внимания к конкретным условиям действительности, к традициям. От этого объяснение один только шаг до психологического определения якоби- низма: отвлеченное резонерство было тем сильнее развито у якобинцев, что их ум мало воспринимал умственной пищи вследствие деспотических условий старого порядка во Франции, старавшегося побороть всякую умственную и политическую самостоятельность: идея, попавшая в пустую голову, естественно принимает уродливые размеры, заполняет эту голову целиком, не встречая себе противовеса в ранее приобретенном идейном запасе. Нельзя сказать, чтобы в основе этой характеристики и других, ей подобных, не лежала обширная эрудиция, глубокое, специальное изучение, но изображение все-таки остается лишь художественным: рисуются яркие картины, заставляющие предчувствовать истану. Поэтому, хотя критика Тэновского метода у г. Иванова во многом верна, — он все-таки неправ в том, что не признает Тэна художником; художественные достоинства сочинений Тэна именно и придают им ту ценность, которая отмечена г. Герье, только напрасно последний считает метод Тэна строго научным.
Тэн не одинок в своих попытках объяснения исторического процесса путем характеристики психических типов. Время от времени — иногда и под прямым его влиянием — появляются истори-

Психология характера и социология
135
ческие работы подобного же направления: для примера укажем на вышедшую в прошлом году в Париже книгу Валишевского57 о Петре Великом, на известный труд Шахова58 «Гете и его время» и блестящий очерк г. Ключевского «Евгений Онегин и его предки» («Русская Мысль» за 1886 г.)59. Все эти сочинения оставляют также ряд ярких впечатлений, картин, образов: в основе их лежит научное изучение, но результат его — художественная картина.
Очевидно, что это несоответствие результатов поставленным задачам проистекает именно из несовершенства метода: в нем и надо сделать известные поправки.
И психологическая школа в социологии, и марксизм дают нам основание для таких поправок. Марксизм учит, что психология известной общественной группы определяется ее классовым положением, и приложение этого принципа к изучению конкретной действительности давало и дает до сих пор блестящие результаты. Но для полноты понимания дела не надо забывать, что внутри этих классовых групп происходит мало-помалу психическая дифференциация (под влиянием реальных, в конечном счете всегда хозяйственных) условий, и для изучения этой дифференциации необходимо пользоваться психологическим методом. В результате ее получается психическое перерождение класса с переходом его в другую историческую эпоху: содержание классовой психологии меняется с переходом в новый период, к новым условиям реальной жизни. Если раньше люди руководились, напр[имер], грубыми инстинктами стяжания и страха, то потом их потомки по классовому положению начинают действовать под влиянием властолюбия и жажды неизведанных впечатлений. Классовая психология является, таким образом, также эволюционным понятием.
Предлагаемые ниже очерки психологии характера не решают указанной сейчас проблемы во всей полноте: это будет сделано автором в особом большом историко-социологическом труде*. Цель очерков психологии характера — наметить основные приемы исследования социальной психологии и установить основные психологические типы, образующиеся постепенно внутри классовых групп.
* См. начавший уже выходить в свет «Обзор русской истории с социологи¬
ческой точки зрения».

136
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Статья вторая
ЭТИЧЕСКИЕ И ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРЫ
I.
Джон Стюарт Милль в своей «Системе логики» впервые ясно и определенно выставил в качестве очередной задачи психологической науки разработку этологии60 или учение о характере. И в самом деле: общая, абстрактная психология имеет дело с человеком вообще, с отвлеченной человеческой личностью, воплощающей в себе духовные свойства, в одинаковой мере присущие всем людям. Между тем все мы в практической жизни непрерывно убеждаемся в удивительном разнообразии духовного склада отдельных лиц, с которыми встречаемся. Без преувеличения можно сказать, что нет двух человек, психическая природа которых была бы совершенно одинакова, хотя бы то были даже и близкие родственники, выросшие и воспитанные притом в одной и той же среде. При всей многочисленности и сложности индивидуальных психических отличий, едва ли может существовать однако сомнение в возможности подметить в этих отличиях пункты сходства, свести индивидуальное многообразие к нескольким более крупным категориям, разгруппировать отдельные лица по их типическим признакам, другими словами, отвлекая общие духовные свойства, отличающие известную группу людей, объединить эту группу в одно целое, в тип или характер. В этом и заключается основная задача этологии. Этологии служит таким образом соединительным звеном между психологией и конкретной действительностью. Отношение этологии к психологии приблизительно таково же, каково отношение истории к социологии: и история и этология дают эмпирические обобщения явлений действительной жизни, а социология и психология делают уже абстрактные, рациональные выводы, опираясь на конкретный материал, обработанный историей и этологией. Отсюда ясно, что, подобно тому, как социология не может обойтись без истории, — и психология невозможна без надлежащей разработки этологии. Несомненно также, что правильное разрешение основных отологических проблем способно принести громадную пользу общественным наукам, т. е. тем же истории и социологии. В самом деле: представим себе, что нам удалось выработать классификацию психических типов или характеров; руководясь ею,

Психология характера и социология
137
мы могли бы, пользуясь историческими данными, установить для каждого народа в каждый период его исторической жизни известное соотношение различных типов или характеров, в то время существовавших; быть может, нам удалось бы тогда изобразить эволюцию типов, установить ее законы, подобно тому, как современная наука до известной степени определила законы эволюции хозяйственных форм, сословных связей, политических отношений. Нетрудно представить себе, какие громадные научные результаты дала бы такая ученая работа: не говоря о многом другом, достаточно заметить, что после нее получил бы правильное освещение коренной социологический вопрос — о взаимных отношениях и значении отдельных факторов общественной жизни.
Совершенно понятно поэтому, что призыв Милля к построению этологии не остался без отклика. Не имея даже в виду полного перечня существующих в настоящее время отологических трудов, можно все-таки указать на целый ряд исследователей, занимавшихся и занимающихся психологией характера: таковы, например, Бэн61, Пере62, Полан63, Рибо64, Фуллье, Кейра65 или даже у нас гг. Лесгафт66, Дриль67, Викторов68. В их работах, как и в трудах других ученых, можно найти много блестящих мыслей, тонких психологических замечаний, даже интересных попыток охватить вопрос в целом и теперь же окончательно разрешить его. Всякий, кто знаком с этой во всяком случае поучительной литературой, должен, однако, признаться, что попытки общего решения вопроса так и остаются пока попытками да и, как это с первого взгляда очевидно, надолго еще обречены на неудачу. Без кропотливых наблюдений и даже опытов в умножающихся в настоящее время психологических лабораториях невозможны общие выводы, сколько-нибудь обоснованные, а не висящие в воздухе. Большинство исследователей, работая в области этологии, отправляется в своих рассуждениях от какого-либо одного заранее выбранного психологического принципа и с этой довольно произвольной точки зрения классифицирует характеры. Так, например, Бэн, Фуллье и Кейра берут за основу известное деление психических явлений на ум, чувство и волю и различают три основных типа — умственный, эмоциональный и волевой; Полан исходит в своих построениях из явлений умственной жизни, из законов ассоциации; у Рибо первую роль играет чувствование и т. д. Но, кажется, правильнее было бы отказаться от таких предвзятых точек зрения и поискать руководящих —

138
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
при классификации характеров — нитей в самой действительности, не стараясь при этом сразу охватить весь вопрос и дать на него исчерпывающий ответ, избрав монографический способ исследования. Слабую попытку подойти к вопросу именно с этой стороны — детального изучения действительности — и представляет собою настоящая статья.
Но ведь действительность бесконечно разнообразна и необъятна; притом круг наблюдений отдельного лица случаен и ограничен; наконец, — и это главное — верность наблюдений ничем не гарантирована и недоступна проверке. Как же быть? Нам кажется, что есть прекрасное средство избежать всех этих неудобств и затруднений. Есть люди, которые много наблюдают и наблюдают, по общему признанию, точно и верно, обладая способностью отметить характерное и важное в данном обществе: эти люди — великие художники слова, романисты. Наблюдения талантливого романиста всегда будут служить надежной опорой для отологических выводов. Их мы и примем за основание нашей работы, причем предупредим читателя, что предлагаемый опыт исследования этических и эстетических характеров вовсе не исключает существования множества других психических типов, что этические и эстетические характеры — не единственные категории, к которым должно быть сведено все сложное многообразие индивидуальных характеров. Несомненно, однако, что обе указанные категории очень важны, что в общественной и частной жизни нередко приходится иметь дело с людьми, для которых вопрос долга, совести, идеала имеет совершенно исключительное, первостепенное, даже подавляющее значение, и с другой стороны встречаются люди, всецело преданные красоте, не по убеждению, а по внутреннему, присущему им от рождения влечению. Достаточно назвать графа Л. Н. Толстого, с одной стороны, и Джона Рескина69 — с другой, чтобы уничтожить всякое сомнение в реальности этических и эстетических характеров.
Чтобы закончить предварительные замечание, остается только добавить, что основная задача этологической классификации и описания того или другого характера заключается не только в том, чтобы подметить главную характеристическую черту типа, но и в том также, чтобы из этой главной черты вывести, объяснить все остальные. Эту последнюю цель мало и редко, во всяком случае недостаточно часто принимают во внимание при отологических исследованиях.

Психология характера и социология
139
II.
Читатель, конечно, не удивится, если первым образцом этического характера мы выберем бессмертного героя Сервантеса — Дон- Кихота. Достаточно назвать это имя, чтобы каждый согласился, что основная черта героя, его носившего, — это чувство долга, нравственной обязанности, то самое чувство, которое, несмотря на весь комизм Рыцаря Печального Образа, делает его личность столь трогательной и привлекательной. Ведь вся жизнь Дон-Кихота была хотя и бестолковым, непрактичным, смешным, но чистым по источнику и постоянным нравственным подвигом. Все его приключения и тревоги вытекали из живой, присущей его натуре потребности исполнить то, что он считал своим долгом, из потребности деятельного добра, неукротимой и всеподчиняющей. Будучи носителем нравственного идеала и деятельно осуществляя его по мере сил и способностей, Дон-Кихот именно по этой причине отличался сильно развитыми этическими чувствами разных порядков. Посмотрите, например, какой нравственный, целомудренный характер носит его любовь к женщине; ошибочно было бы считать Дон-Кихота бесстрастным, холодным человеком, чуждым страстей, но, несмотря на это, его колебания в минуту искушения непродолжительны, ничто не может заставить его изменить его даме Дульцинее. Его любовь связана неразрывными узами с его нравственным идеалом, освящает его и им освящается: во имя Дульцинеи он чувствует себя обязанным совершать свои подвиги, а верность и преданность Дульцинее непосредственно вытекает из необходимости приближаться к идеалу с чистыми руками. Также тесно переплетается в душе нашего рыцаря с возвышенным нравственным идеалом и другое этическое чувство — дружба: Дон-Кихот — олицетворенная доброжелательность и дружелюбие, горячо и искренно привязывается ко всем, с кем сводит его судьба, более всего к своему неразлучному оруженосцу Санчо-Пансе, несмотря на то, что последний — совершенный его нравственный антипод: он называет Пансу «другом», «братом», изливает на него все доступные для него милости и благодеяния, болеет его несчастиями и живет его радостью. Но любящее сердце Дон-Кихота расширяется далеко за пределы того круга, который составляют люди к нему близкие, и доброжелательные чувства его распространяются на всех людей, на всех униженных и страдающих; и его сострадание не носит пассив¬

140
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ного характера, напротив — оно всегда деятельно, как и любовь и дружба: достаточно вспомнить его помощь мальчику, которого за его проступок бил крестьянин, его готовность принести пользу Доротее и т. д.
Таким же непосредственным отражением нравственных запросов, волнующих Дон-Кихота, являются его общественные чувства. В область политических отношений и общественных связей Дон- Кихот вносит абсолютные нравственные начала, не считаясь с действительностью и не задаваясь вопросом об осуществимости своих целей; он — чистый утопист, беспочвенный политический мечтатель: нисколько не смущаясь и не сомневаясь, уверяет он, что «самую сильную надобность мир ощущает в странствующих рыцарях», в рыцарстве видит единственное, исключительное средство утвердить социальную справедливость, подобно всем утопистам не нахвалится первобытными временами, идеализируя их, представляя их себе периодом полного равенства, отсутствия собственности, периодом близости к природе, справедливости. Идеализация далекого прошлого70 и увлечение отжившими общественными формами и средствами идут здесь таким образом рука об руку с крайним отрицанием современного героя, социального строя. Трудно характеризовать политические чувства Дон-Кихота иначе, как назвав их реакционным радикализмом.
Тот, кто в своей жизни ставит на первый план осуществление нравственного идеала, — всегда рано или поздно почувствует потребность в религиозной санкции. Он не будет углубляться в метафизическую сторону религии, в догматику, но этическая ее сторона привлекает и волнует его, вера в Бога, как Высшее Существо, которая блюдет мировой нравственный порядок, составляет для такого человека насущную потребность. И Дон-Кихот с глубоким спокойствием, с несокрушимой уверенностью и с искренней простотой глубокого религиозного чувства говорит Санчо-Пансе, что Бог выручит из всяких несчастий.
Итак, наиболее сложные чувства — этические, общественные и религиозные — отличаются у Дон-Кихота сильным развитием, значительной напряженностью. Этого нельзя сказать о других порядках эмоциональной жизни — о чувствах эгоистических и эстетических. Сравнительная слабость эгоистических и эстетических чувств совершенно понятна при господстве чувств нравственных: постоянно

Психология характера и социология
141
имея пред своим умственным взором нравственный идеал, деятельно осуществляя его, заботясь о других, этический человек забывает о себе и не замечает красоты, заслоняемой от него присущим ему, всецело поглощающим его, понятием добра. Материальные блага и утонченные физические наслаждения не имеют в его глазах никакой ценности. Для Дон-Кихота деньги — ничто, он щедро по своим средствам одаряет Санчо-Пансу, со всяким готов поделиться своим достоянием. Едва ли найдется кто-либо непритязательнее Дон-Кихота: ужин его на постоялом дворе во время первого выезда состоял из сушеной рыбы и черного хлеба; лук, сыр и черный хлеб были обычной пищей рыцаря и его оруженосца; рыцари, по словам Дон-Кихота, «когда едят, то довольствуются тем, что найдут под рукой». Страх во всех его видах был совершенно чужд Дон-Кихоту: напрасно мы стали бы искать у него каких-либо проявлений страха смерти, склонности предчувствовать несчастие, суеверного страха, наконец, простой трусости перед опасностью или силой. Достаточно припомнить такие факты, как его одиночная борьба с погонщиками мулов, дотронувшимися до его оружия, с мельницами-великанами, с 20-ю янгуэзцами, нападение на конвойных, сопровождавших каторжников и т. д. и т. д., — чтобы убедиться в безрассудной храбрости рыцаря Печального образа. Тесно связанную между собою группу представляют, по своей психологической природе, такие чувства, как склонность к гневу, самоуважение и честолюбие. Все они сильнее развиты у Дон-Кихота, чем низшие эгоистические чувства. Уже неукротимая вспыльчивость и страстность его вызывают некоторую напряженность высших эгоистических чувств. И в самом деле: гнев Дон-Кихота нетрудно возбудить: он рассердился на женщин, смеявшихся над ним в начале его первого путешествия, побил Пансу за порицание им Дульцинеи, разгневался на лиценциата, когда тот стал порицать его за освобождение каторжников. Но уже в этих случаях, как и в других, им подобных, заметен особый оттенок в его чувстве гнева: в нем преобладает не эгоистический, а этический элемент, это не столько личное раздражение, сколько справедливое негодование по поводу унижения нравственного идеала, недостойной насмешки над последним и его проявлениями. На эту же этическую основу опирается и самоуважение Дон-Кихота: он считает себя могучим именно потому, что он носитель нравственного идеала; поэтому он уверен, что всегда найдет и накажет крестьянина, который бил мальчика, и что тот его боится.

142
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Воображаемый блеск своей личности Дон-Кихот переносит и на своего оруженосца: на ужине у пастухов он усаживает его с собою; и когда тот все-таки отказывается, сентенциозно замечает: «Бог возносит смиряющегося». Наконец, слабость эстетических чувств Дон-Кихота видна как из того, что нигде не видно у него стремления получить какое-либо художественное впечатление, так и из того, что он увлекался в области изящной литературы единственно рыцарскими романами: очевидно, и здесь интерес, руководивший героем Сервантеса, опирался не на чувство красоты, а на этическое чувство, его занимала не художественная сторона этих романов, вообще ничтожная, а их содержание, отвечавшее стремлению Дон-Кихота к рыцарским подвигам. Тенденциозность — вот что ценил Дон-Кихот в поэзии.
В совершенной гармонии с господствующим чувством находились у Дон-Кихота и умственные свойства. Основным свойством ума является то, что Вундт71 называет «активной апперцепцией», общее направление ума, степень его широты и восприимчивости к тем или иным идеям. Вообще говоря, можно разделить все умы в этом отношении на два разряда: умы субъективные и умы объективные. Первые вращаются в узкой сфере идей, свойственных мыслящему субъекту или лицам, психологически родственным ему; вторые отличаются способностью понимать как нельзя более точно все сложное разнообразие чужих, даже прямо противоположных умственных движений и чувств. И те и другие умы, несмотря на различие в широте, могут быть и глубокими, и, наоборот, мелкими, ограниченными, но это — уже количественное, а не качественное различие, имеющее значение в характеристике личности, а не в изображении типа. Ум Дон-Кихота был чисто субъективный; вне обычного круга идей Дон- Кихот впадал постоянно в грубые ошибки и недоразумения, он не понимал умов другого склада. Этот субъективизм естественно вытекает из господства стремления к нравственному идеалу над всеми другими сторонами душевной природы Дон-Кихота: все умственные силы его были поглощены этическими запросами определенного характера, подавлялись ими. Но будучи генетически связан с основным психическим свойством Дон-Кихота, его умственный субъективизм в свою очередь неизбежно определял собою и все остальные особенности ума. «Я более склонен носить оружие, чем заниматься науками», говорит Дон-Кихот, и это равнодушие к теоретическому знанию находит себе соответствие в полной философской индифферентности

Психология характера и социология
143
Рыцаря Печального Образа. Его ум занят исключительно практическими нравственными задачами; тенденциозная наука, практическое знание, служащее его нравственному идеалу, еще могли бы заинтересовать его, но отвлеченная научная или философская теория — ни в каком случае.
Чтобы заключить краткую характеристику типа Дон-Кихота, остается указать лишь на его волю, констатировать факт необыкновенной, крайней решительности его действий, полного отсутствия разлада, конфликта между чувством и умом; паралич воли — явление невозможное для Дон-Кихота, что опять-таки объясняется цельностью его характера, подавляющей силой нравственного чувства. Едва ли нужно доказывать фактами эту решительность Дон-Кихота: для этого пришлось бы переписать все два тома, описывающие его жизнь. К тому же в русской литературе есть превосходная статья, трактующая как раз об этой стороне характера Рыцаря Печального Образа: мы разумеем блестящий очерк Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот».
III.
Всякому хорошо известно, что художественное произведение отличается от научного труда тем, что цель первого конкретное изображение действительности, тогда как задача второго — абстракция, вывод общих отвлеченных идей, воплощенных в реальной жизни. Для ученого всем является идея, для художника — образ. Первый обезличивает действительность, объясняет ее, сводя частности на общее, второй, напротив, индивидуализирует ее и, хотя и изображает общее, но именно при посредстве частностей. Вот почему художественные типы — не ходячие общие идеи, а изображение живых личностей, с их индивидуальными особенностями, с их плотью и кровью. Таким образом, подвергая художественные типы научному анализу, мы должны быть особенно осторожными в том отношении, чтобы не принять этих индивидуальных особенностей за общие типические признаки. Отсюда вытекает необходимость не ограничиваться изучением одного художественного типа определенной категории, а взять несколько однородных изображений.
Во всемирной литературе нет недостатка в превосходных художественных изображениях этических характеров. Особенно много их в нашей родной литературе. Прежде всего, не задумываясь и не колеблясь,

144
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
можно поставить наряду с образом Дон-Кихота и по психологической природе, и по художественной высоте работы тип Константина Левина из романа гр. Л. Н. Толстого «Анна Каренина»; затем сюда же следует отнести Алексея Карамазова из известного романа Достоевского и, наконец, в значительной, во всяком случае мере героя тургеневских «Отцов и детей» — Базарова. Попытаемся изобразить общие черты всех этих характеров. Никто не удивится, конечно, что мы ставим на одну доску Левина и Алешу Карамазова и обоих признаем этическими типами. В самом деле: ведь первостепенное значение нравственного идеала для Левина не подлежит сомнению. Всегда и везде нравственные запросы и интересы первенствовали у него над всеми другими: обедая в ресторане с Облонским, Левин «боялся запачкать то, что переполняло его душу»; «он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа», постоянно мечтал о «трудовой, чистой и общей, прелестной жизни», ему всегда было свойственно «не оставляющее его желание быть лучше». А Алеша Карамазов? В чем заключалось его основное свойство, своего рода тэновская faculté-maîtresse (господствующая способность)? «Был он просто ранний человеколюбец, и если ударился на монастырскую дорогу, то потому только, что в то время она одна поразила его и представила ему, так сказать, идеал исхода рвавшейся из мрака людской злобы к свету любви души его»; «он был юноша... честный по природе своей, требующий правды, ищущий ее и верующий в нее, а уверовав, требующий немедленного участия в ней всею силой души своей, требующий скорого подвига, с непременным желанием хотя бы всем пожертвовать для этого подвига, даже жизнью». Но если никто не будет спорить с нами, когда мы причислим Левина и Алексея Карамазова к этическим характерам, то сопоставление с ними Базарова может вызвать у поверхностного наблюдателя протест или по крайней мере сомнения. Мы думаем однако, что различие между Базаровым и названными типами чисто индивидуальное, и что по существу своему Базаров не менее этический человек, чем Дон-Кихот, Левин или Карамазов. Что составляет смысл жизни для Базарова? Несомненно, отрицание, — отрицание всех условностей, устаревших, по его убеждению, уз, обветшалых понятий. Это своего рода нравственный идеал, сводящийся к торжеству простоты, искренности, здравого смысла, разумности, — одним словом, это идеал «мыслящего реалиста»: недаром тот, кому принадлежит честь

Психология характера и социология
145
изобретения этого последнего термина, — Писарев72, — так восхищался героем тургеневского романа. В честности Базарова, в совершенной искренности его убеждений и во всегдашней готовности запечатлеть эту искренность действием, активным осуществлением своего своеобразного идеала, наверное, никто не будет сомневаться. А если все это верно, то как же не причислить Базарова к этическим характерам?
Дальнейший анализ только оправдывает сопоставление его с Левиным и Карамазовым. У всех троих этические чувства являются наиболее развитой стороной их психической природы. Всех их объединяет прежде всего любовь к детям: как любил детей Левин и какой искренней привязанностью с их стороны он пользовался, — это лучше всего видно из его игр в деревне с детьми Облонских; отношения Алеши Карамазова к детям дали возможность Достоевскому написать несколько чрезвычайно трогательных глав; наконец, Базаров живо сошелся с крестьянскими ребятами, водившими его ловить лягушек; Митя, маленький сын Николая Петровича Кирсанова, сразу, без всякой боязни пошел к нему на руки: дети всегда чувствуют расположение к тем, кто их любит. Не менее важное значение в жизни всех троих имело чувство искренней привязанности к родителям. Для Левина воспоминание о рано потерянной матери «было священным». Алексей Карамазов, оставшись после матери 3-х лет, запомнил однако ее и искренно любил отца. Когда Аркадий Кирсанов, познакомившись с родителями Базарова, спросил последнего: «ты их любишь, Евгений?», тот просто, но сильно отвечал: «люблю, Аркадий», а позднее, в разговоре с Одинцовой, заметил о своих отце и матери: «таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать». Чувство дружбы было в одинаковой мере свойственно и Левину, и Карамазову, и Базарову. У Левина было много людей, к которым он был искренно расположен: известна его дружба с Щербацким, Стивой Облонским, Свияжским и др. Относительно Алеши Карамазова достаточно напомнить о его глубокой привязанности к старцу Зосиме. Базаров был не на словах только дружен с Аркадием Кирсановым, и когда приехал в имение его отца, то все в доме очень скоро привыкли и привязались к нему. Чтобы закончить речь об этических чувствах, остается сказать о главном из них, — любви. Любовь, конечно, очень сложное и разнообразное, меняющееся сообразно натуре человека чувство, почему нельзя не признать характерным взаимную

146
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
психологическую близость всех трех разбираемых типов в отношении любви. Начать с того, что страстность — отличительная черта всех их, что физиологический элемент любви у них сильно развит. «Базаров был великий охотник до женщин и до женской красоты». Во время объяснения с Одинцовой «страсть в нем билась, сильная и тяжелая страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей». «Дикая, исступленная стыдливость и целомудренность» Алексея Карамазова — признак необыкновенно страстной натуры: недаром, выслушав рассказ развратника, брата своего Дмитрия, он покраснел и сказал: «я то же самое, что и ты». Мечты о семейной жизни, неудержимые порывы к ней у Левина имеют своим источником между прочим и напряженный физиологический инстинкт. Но его любовь — не голая чувственность, в ней силен духовный, этический элемент: «только одни на свете были эти глаза, только одно на свете существо, способное сосредоточить для него весь свет и смысл жизни». То же самое надо сказать и о Базарове: не без причины обычное, презрительное выражение — «романтизм, чепуха» застыло у него на губах, когда он полюбил Одинцову; духовное богатство его чувства выразилось с особенной силой во время последнего, предсмертного свидания с ней. В жизни Алексея Карамазова, поскольку она изображена в романе Достоевского, еще не наступил момент настоящего увлечения, оно наблюдается только в зародыше, в его отношениях к Lise, но едва ли кто-либо будет сомневаться, что в его чувстве этическая, духовная сторона должна быть сильно развита.
Мы видели, каким утопистом был в своих общественных чувствах и политических убеждениях Дон-Кихот, мечтавший перестроить мир при помощи странствующих рыцарей. В сущности, как было уже замечено, общественные чувства Дон-Кихота отличались не социальным, а этическим характером. Безусловный этический характер общественных чувств ведет в сущности к отсутствию политических убеждений, к невозможности иного отношения к существующему социальному строю, кроме отрицательного, к утопии, потому что этические требования в чистом своем виде — абсолютны и не считаются с обстоятельствами, не терпят поправок и ограничений. Вот почему у Алексея Карамазова совсем нет политических взглядов, и он вместе с Базаровым мог бы сказать: «аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, — подумаешь, сколько иностранных и... бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны». И Левин, презиравший

Психология характера и социология
147
земство, не признававший смысла во всех общественных учреждениях, в сущности недалеко ушел от того же Базарова, резко и категорически заявлявшего: «мы отрицаем все». Голое и огульное отрицание — вот обычный результат преобладания этического элемента в общественных чувствах. И в тех случаях, когда люди этического склада пытаются создать что-либо положительное в сфере социальных отношений, — получается нечто уродливое и неосуществимое, разрушающееся, как карточный домик, от первого грубого соприкосновения с действительностью. Припомните социальные мечтания Левина и их судьбу: он задумал преобразовать хозяйство, сделав рабочих пайщиками, но ничего из этого не вышло; он был убежден, что его сочинение о сельском хозяйстве «должно было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об отношениях народа к земле»; нужно ли прибавлять, что и эти планы уничтожения политической экономии кончились неудачей?
Далее, отличительной чертой этических характеров следует признать религиозность, живую потребность веры вне метафизических умствований, а по преимуществу опять-таки на нравственной основе. Левин кончает верой, Карамазов «поразился убеждением, что бессмертие и Бог существуют» и умилялся молитвами, а Базаров, хотя по обычному, вульгарному представлению является и в религиозной сфере отрицателем, — но в нем живет искреннее преклонение перед природой, естественностью, материей, он не позитивист, а верующий догматик, в сущности он признает существование высшей силы и дает лишь ей особое название «природа». Пусть это не ортодоксальная вера, но все-таки это вера.
Достаточно припомнить сцену обеда Левина с Облонским в ресторане, чтобы ярко наметить одну из отличительных черт Левина — его неприхотливость: он не любит и не ищет тонких гастрономических и вообще физических наслаждений, для него они второстепенны: «мне лучше всего щи и каша», замечает он в ответ на гастрономические планы Облонского; «Левин ел и устрицы, хотя белый хлеб с сыром был ему приятнее». Так же мало прихотливы и Карамазов и Базаров. Все трое, подобно Дон-Кихоту, совсем недоступны такому эгоистическому чувству, как страх: Базаров, например, нимало не теряется перед неожиданной дуэлью с Павлом Кирсановым; Алексей Карамазов «никогда и никого не боялся», смелость Левина не подле¬

148
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
жит сомнению. Бессребренничество, равнодушие к деньгам, полное отсутствие корыстолюбия — объединяло все три разбираемые характера. Карамазов «никогда не заботился, на чьи средства живет»; «попади вдруг хотя бы даже целый капитал, он не затруднится отдать его по первому даже спросу»; «он как бы вовсе не знал цены деньгам». Едва ли кто-нибудь станет спорить, что в известной мере то же можно сказать и о Базарове с Левиным. Все три разбираемых лица не чужды были чувства собственного достоинства и не лишены честолюбия, но этический оттенок был очень силен в этих чувствах: известные нравственные задачи были основой их самоуважения. Всего ярче, хотя вместе с тем и всего грубее, это выражается в самоуверенности и развязности Базарова, проистекающих из твердого его убеждения, что он обрел истинный житейский маяк: «всякий человек сам себя воспитать должен», говорит Базаров, «а что касается до времени, отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня». Левин и особенно Карамазов выразились бы мягче, но от этого существо дела не изменилось бы.
Такой же и даже большей слабостью и примесью этического элемента отличаются эстетические чувства Левина, Базарова и Алексея Карамазова. Последнего не интересовало ни одно искусство; это же, хотя, быть может, с некоторым ограничением, следует сказать о первом, а что касается до второго, то хорошо известны его резкие отзывы об искусстве: «романтизм, чепуха, гниль, художество!»; «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта»; «Рафаэль гроша медного не стоит»; «пора бросить эту ерунду», потому что «природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Эта этическая мотивировка отрицательного отношения к искусству как нельзя более характерна.
Преобладание этического начала в психической природе человека ведет к крайнему умственному субъективизму, и односторонности ума. Левин приезжал в Москву «большею частью с совершенно новым, неожиданным взглядом на вещи», смотрел на все сквозь призму своих исключительных воззрений и клеймил презрением то, что нельзя было под них подвести. Такое же пренебрежение к чужим взглядам заметно у Базарова. Умственная прямолинейность, беспощадное доктринерство своего рода, безусловность мысли — отличительная черта этических характеров. Такие характеры не чужды интереса к науке и философии, но лишь постольку, поскольку наука и философия

Психология характера и социология
149
связаны с их нравственными идеалами. Почему Базаров интересуется и деятельно занимается естествознанием? Потому что, по его мнению, оно оправдывает его отрицание в практической жизни. К метафизике он питает нелицемерное презрение: по его словам, «наука вообще не существует вовсе», а существуют только отдельные науки. У Левина как будто больше интереса к философии, но опять-таки не метафизические тонкости его занимают, а первостепенные с нравственной точки зрения «вопросы о значении жизни и смерти». Таким же нравственным мерилом определялось и отношение Левина к науке: занятие книгой казалось ему второстепенным сравнительно с жизнью; он не понимает, почему Свияжский интересуется вопросом о падении Польши, и ждет практического вывода, спрашивая: «Ну, так что же?». Слушая теоретический разговор Кознышева с профессором, он пришел к выводу, что «они, подойдя к самому главному, опять отходят», и не стал в конце концов их слушать.
И господство всеподавляющего этического элемента, и субъективизм ума в высшей степени способствуют решительности действия, большой волевой энергии человека, уничтожают всякие колебания. Базаров умел твердо и резко принимать решения в самых тяжелых обстоятельствах и выполнять их без колебаний: припомним, например, его отъезд от Одинцовой после объяснения. По словам Левина, «с собой сделать все возможно»; он быстро и бесповоротно меняет свое отношение к тем или иным житейским условиям, раз они его не удовлетворяют: бросает земство, например, разочаровавшись в нем. А мягкий Алеша Карамазов вдруг становится настойчивым и умеет повлиять на других в таких обстоятельствах, когда другие теряются: «Не сердитесь на брата! перестаньте его обижать», вдруг настойчиво произнес Алеша, когда отец его, Федор Павлович, пьяный начал придираться к своему сыну, Ивану. Когда Дмитрий Карамазов ворвался в дом и стал бить пьяного отца, — «Дмитрий, иди отсюда вон сейчас! — властно вскрикнул Алеша».
Теперь, анализировав четыре замечательных изображения этических характеров, принадлежащие перу столь первостепенных пи- сателей-художников, как Сервантес, Достоевский, Толстой и Тургенев, мы можем — уже без опасения впасть в ошибку — сделать общие выводы о том, что следует считать типическими чертами этических индивидуальностей.
Несомненно, основной чертой является преобладающее значение нравственного чувства, непреоборимая потребность выработать

150
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
нравственный идеал, который мог бы быть надежным руководителем человека в жизни. Эта черта проникает и питает собою не только всю эмоциональную сторону психической природы этических характеров, но и деятельность ума, и волю. Вот почему воля отличается крайней напряженностью и энергией, как и все этические чувства, тогда как чувства эгоистические и особенно эстетические, если выделить из них этический элемент, поражают своей слабостью. Этим же господством этического элемента объясняется и односторонность, субъективизм ума, пренебрегающего отвлеченными теоретическими построениями вне их непосредственной связи с практической действительностью и нравственными запросами. Наконец, общественные и религиозные чувства отличаются также резко выраженной этической окраской.
IV.
Переходим ко второй части нашей задачи, — к изучению эстетических характеров.
Несомненно, одним из лучших изображений таких типов является характер Райского в романе Гончарова «Обрыв». Его мы и разберем сначала и посредством этого разбора наметим основные черты психической природы эстетических индивидуальностей, чтобы затем, взяв еще несколько сходных характеров, произвести поверку сделанных наблюдений и придти к окончательному заключению.
Что Райский — художественная натура, что эстетические впечатления составляют главное содержание его жизни — это едва ли стоит доказывать сколько-нибудь обстоятельно: до такой степени это очевидно и всем известно. Ограничимся поэтому лишь несколькими беглыми замечаниями. «Музыку он любил до опьянения», сам занимался ею; еще в детстве он умел художественно изображать воображаемые страны, зачитывался Тассом73, Оссианом74, Гомером, Вольтером, Боккаччо, сам писал роман и стихотворения. Будучи учеником, Райский хорошо и с увлечением рисовал и позднее не оставил этого искусства: писал портреты горничных, кучера, деревенских мужиков, Марфиньки, Веры, бабушки.
Два эгоистических чувства — склонность к грубым физическим ощущениям и корыстолюбие — были совершенно чужды Райскому. Комфорт был ему, конечно, нужен и притом в большей степени, чем

Психология характера и социология
151
любому человеку с этическим складом души, но наслаждение вкусовыми ощущениями или грубая, ничем не прикрытая, чувственность претили ему. Точно также он был вполне равнодушен к своим хозяйству, деньгам, бабушкиным отчетам и ведомостям по управлению имением, хочет даром отпустить мужиков на волю, все подарить Вере и Марфиньке, дает Марку Волохову деньги взаймы без всякой надежды получить их обратно. Все это совершенно понятно в эстетической, художественной натуре: в грубых чувственных удовольствиях и в скупости и жадности нет совершенно элемента красоты, почему эстетический характер мало им доступен, точнее — брезгливо от них отстраняется; не безнравственность, а безобразие этих свойств и их проявлений отталкивает такого человека от них. Но тот же перевес эстетического чувства обусловливал сильное развитие других, высших и более сложных, включающих в себе элемент красоты, эгоистических чувств. Самоуважение (самолюбие) и честолюбие принадлежали к числу отличительных черт Райского: в школе он учил блестяще уроки, если было задето его самолюбие; гордился своими легкими успехами в рисовании; шатался от упоения при похвалах профессора его стихам. Еще сильнее выражена была у Райского неудержимая потребность в разнообразии впечатлений: чуть, бывало, отдастся он известному впечатлению, как вскоре оказывалось, что «луч померк, краски пропали, форма износилась, и он бросал и искал жадными глазами другого явления, другого чувства, зрелища, и если не было, — скучал». Фантазия его постоянно «била лихорадкой какого-нибудь встречного ощущения, мгновенного впечатления»; ему вечно нужны были «чад, шум, студии художников, обеды и ужины». Так эгоистические чувства, доступные эстетической окраске, отличались у Райского большей напряженностью, чем у характеров, подобных Дон-Кихоту.
Зато этические чувства Райского поржали своей слабостью или отличались чрезвычайно сильной примесью эстетического элемента, — настолько сильной, что эта примесь заслоняла и подавляла основной их характер. Напрасно мы стали бы искать у Райского тоски по нравственном идеале, мучительной работы над вопросом о том, как надо жить. Чувство дружбы не было сильно и имело эстетический характер: «симпатии его так часто менялись, что у него не было ни постоянных друзей, ни врагов»; на дружбу и вражду «он как будто смотрел со стороны и наслаждался, видя и себя, и другого, и всю картину

152
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
перед собой». Так же мало значили для него и семейные привязанности, которые, подобно дружбе, не имели у него активного характера, а отличались оттенком дилетантизма, артистичности, красоты: Райский любил бабушку, но не деятельной любовью: писал ей редко и мало, почти не посещал ее и т. д., он жалел Наташу, оплакивал ее несчастную жизнь и смерть, но скучал с ней и обманывал ее, и на смену острой душевной боли после ее смерти вскоре «в голове только осталась вибрация воздуха от свеч, тихое пение, расплывшееся от слез лицо тетки и безмолвный, судорожный плач подруги», одним словом, — уцелел лишь художественный образ. А как характерно отношение Райского к Вере и Марфиньке: последняя скоро перестала его интересовать совсем, а к первой вместо родственной привязанности и дружбы, он сразу воспылал любовью и опять-таки не деятельной любовью, а такой, к которой вполне применимы его собственные слова: «мы там, в куче, стряпаем свою жизнь и страсти, как повара тонкие блюда». В любовных увлечениях Райского гораздо меньше чувственных элементов (не говоря уже об этических), чем элементов эстетических. Беловодова нравилась ему соединением безупречной красоты с холодностью. Он был неудовлетворен любовью Наташи, в ней виделось ему «зерно скуки», потому что он «мечтал о страсти, о ее бесконечно разнообразных видах, о всех сверкающих молниях». Ему было необходимо, чтобы в глазах любимой женщины блестел «таинственный луч затаенного, сдержанного упоения». Эти тонкости, оттенки, переливы, вариации, вообще эстетика чувства имели для Райского несравненно большее значение, чем самое чувство.
Врожденное чувство красоты, артистические наклонности исключают возможность резкого отрицания существующего общественного строя, с одной стороны, и реакционных порывов и вожделений, с другой: и то и другое не гармонично и не красиво, уродливо и грубо. Скептический консерватизм — вот так всего лучше следует определить общественные чувства эстетической натуры. Райский «открыто заявлял, что, веря в прогресс, даже досадуя на его “черепаший” шаг, сам он не спешил укладывать себя всего в какое-нибудь едва обозначившееся десятилетие, дешево отрекаясь и от завещанных историею, добытых наукой и еще более от выработанных собственной жизнью убеждений, наблюдений и опытов, в виду едва занявшейся зари quasi-новых идей». «Он терпеливо шел за веком». По его мнению, «под старыми, заученными правилами таился здравый смысл и житейская мудрость».

Психология характера и социология
153
Чтобы выйти из сферы эмоций, остается только указать, что эстетический дилетантизм приводил Райского и к религиозному индифферентизму.
Основное свойство натур, подобных Райскому, сказывается, конечно, в сильной степени и в сфере ума. Пушкин в известном своем стихотворении сравнивает поэта с эхом75. В этом сравнении справедливо не только то, что художественные натуры отличаются разносторонней впечатлительностью; здесь отражается также главное свойство ума индивидуальностей эстетического типа, именно разносторонность, объективность ума. Красота в своих проявлениях бесконечно-разнообразна, почему и полное ее понимание требует непременно умственного объективизма, терпимости к чужим взглядам и понимание их. Это качество было в достаточной мере свойственно Райскому: оно позволяло ему терпимо относиться к Волохову, например, и вообще расширяло сферу его интересов и наблюдений, к сожалению не углубляя их. Эта поверхностность, неустойчивость, недостаток выдержки составляет вторую — после разносторонности — отличительную черту умственной природы Райского. В науке он «схватывал тень, верхушку истины», «узнавать ему было скучно, он отталкивал наскучивший предмет прочь». Этим объясняется и философский скептицизм Райского: он интересовался философией, — читал, например, Спинозу76, — но это был опять- таки не активный интерес, а художественный: философия не осмыслила для него никакого нравственного идеала, не вдохновила его ни для какой определенной деятельности. Самый выбор Спинозы для чтения характерен: он указывает на преобладание метафизического интереса над этическим.
Паралич воли у Райского, его полная неспособность к действию не раз уже была отмечена в предшествующем изложении и представляет собою совершенно несомненную для каждого черту его характера: недаром все его замыслы и предприятия сводятся к нулю: начатый роман не удается, картины не оканчиваются; напрасно несколько раз Райский собирается уехать от бабушки, — он не в состоянии выполнить это намерение; он готовится спасти счастье Козлова и поступает как раз наперекор своим целям; он не в силах отказать Полине Карповне в ее просьбе написать ее портрет и т. д. и т. д. И здесь эстетическое чувство и объективизм ума неизбежно ведут к борьбе слишком многочисленных и различных мотивов и тем уничтожают возможность действия.

154
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
У.
Другими представителями эстетического типа мы выбираем героев известного очень талантливого польского романиста, Сенкевича77, — Петрония78 (из романа «Quo vadis?») и Леона Плошовского («Без догмата»), а также Тургеневского Рудина. Относительно Плошовского и Рудина необходимо сделать однако существенную оговорку: оба эти характера не чисто эстетические, а с примесью других признаков, немногим уступающих по силе эстетическому чувству: у Плошовского такой важной примесью является значительная напряженность нравственных чувств, у Рудина — сила анализа, сближающая его с Гамлетом, типом вовсе не эстетическим, а аналитическим. Но несмотря на эту оговорку, мы думаем, что указанные в ней примеси имеют скорее индивидуальное, чем типическое значение, и психологическая природа Плошовского и Рудина, не говоря уже о Петронии, в существенных чертах тождественна с характером Райского.
Какое важное, определяющее значение имело чувство красоты и в жизни Петрония, — это видно прежде всего из его увлечения поэзией: он цитирует наизусть Гомера, читает Вергилия79, Феокрита80, сам пишет — припомним его «Сатирикон», — прямо заявляет, наконец: «люблю поэзию». Пластическая красота также неудержимо привлекает Петрония: его дом украшен превосходными статуями и картинами, он любит вазы и геммы, особенно восхищается имеющимся у него прекрасным сосудом; при виде Лигии «в нем проснулся художник и поклонник красоты, он почувствовал, что под статуей этой девушки можно было бы подписать «весна». Не менее сильны были эстетические интересы Плошовского: он с удовольствием слушает игру талантливой пианистки Клары Гильст, уподобляя ее Рафаэлевской св. Цецилии81, понимает Бетховена, Моцарта и Мендельсона; читает с миссис Дэвис «Божественную Комедию» Данте и один — лучшие французские романы, причем восхищается их техникой. Одним словом, Клара Гильст вполне права, когда говорит Плошовскому: «Вы тоже артист. Можно не играть, не рисовать и быть артистом в душе». Таким же артистом в душе был Рудин: он читал Наталье «Гетевского Фауста, Гоффмана, Новалиса», «был весь погружен в германскую поэзию, в германский романтический и философский мир»; Рудин просил Пандалевского сыграть «Erlkönig» Шуберта: «с первым звуком лицо его приняло прекрасное выражение»; потом «он все заставлял Пандалевского играть из Бетховена».

Психология характера и социология
155
Петронию, Плошовскому и Рудину, как и Райскому, в силу их эстетической природы, чужды низменные эгоистические чувства — склонность к грубым ощущением и жажда приобретения, любовь к деньгам. Петроний был щедр и любил только утонченные наслаждения. То же самое надо повторить о Плошовском. Наталья права, когда говорит Рудину: «вы не в состоянии действовать из расчета». Но, конечно, все они далеко не аскеты, что всего лучше выражено Петронием в его словах Виницию: «благодетельно то, что дает людям счастье, т. е. красоту, любовь и силу». Тот же Петроний «был человеком отважным и смерти не боялся», потому что страх смерти совершенно не вяжется с господством эстетических чувств: он — этот страх — безобразен, не красив, пошл. Столь же не эстетичен и гнев: вот почему Рудин отличался «спокойствием и изящной учтивостью» и возразил раз Пигасову «с невольным, но тотчас сдержанным нетерпением». Когда Петроний был раздражен, «на лице его не было гнева, только в глазах мелькнул бледный отблеск отваги и энергии». Другое дело — самоуважение и честолюбие: эти эгоистические чувства высоко развиты у эстетических натур, потому что они — красивы и создают человеку красивое положение: Петроний любил вспоминать о своем справедливом управлении Вифинией: «оно служило доказательством, чем бы он сумел и мог быть, если бы ему это нравилось». Плошовский записывает в свой дневник: «я искренно убежден, что мог бы быть чем-нибудь бесконечно более крупным, чем теперь», и сознается Снятыньскому, что любит похвалы своим способностям, что они «льстят его самолюбию». Рудин вдохновлялся «общим сочувствием и вниманием», говорил «мягко и ласково, как путешествующий принц»; «в нем было много добродушия, того особенного добродушия, которым исполнены люди, привыкшие себя чувствовать выше других». Есть доля правды в следующем преувеличенном замечании желчного неудачника Пигасова о Рудине: «скажете и с умилением остановится... я, мол, я». И Плошовский и Рудин, наконец, всю жизнь свою стремились к разнообразию впечатлений; это еще в большей степени применимо к Петронию: его опасная игра с Нероном доставляла ему своеобразное наслаждение; он сам замечает: «для меня неуверенность составляет прелесть жизни».
«Мы здесь давно утратили сознание того, что достойно и что недостойно, и мне самому кажется, что так и есть на самом деле, что разницы никакой не существует». «Правда живет где-то так высоко,

156
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
что даже сами боги не могут ее видеть на вершине Олимпа». Эти слова Петрония как нельзя лучше характеризуют его нравственный индифферентизм, слабость его этических чувств. Единственным основанием нравственности он признает красоту: «порок отвратителен, а добродетель прекрасна. Ergo82, истинный эстетик в силу этого и добродетельный человек». При таких условиях, конечно, не может иметь первостепенное значение вопрос о нравственном житейском идеале, и о том, «как жить свято». Вот почему и Плошовский не признает «искусственных этических доктрин» и считает понятие о долге второстепенным, хотя, впрочем, для него оно все же важнее, чем для Петрония. Искания житейской правды мы напрасно стали бы стараться подметить и в Рудине. Эстетической окраской отличались поэтому и другие этические чувства Петрония, Плошовского и Рудина, — дружба, сострадание к другим людям и любовь. Так, Петроний питал к Виницию «некоторую слабость, граничащую с привязанностью, потому что Марк (Виниций) был красивый и атлетически сложенный молодой человек и вместе с тем в разврате умел сохранять известную эстетическую меру». Эстетическое чувство Петрония оскорблялось казнями Нерона. В любви Петрония привлекают тонкие ощущения, эстетические впечатления, красота, он не упивается этим чувством, но смакует его. Этим объясняются и его приключения с Хризотеми- дой, и увлечение «девочкой из Колхиды» в Гераклее, и любовь к Эвни- ке. «Любить еще недостаточно», пишет он Виницию, «надо уметь любить и надо суметь научить любви», он «наслаждение обращает в изящное искусство». И в дружбе Плошовского с Снятыньским, например, чувствуется тот же эстетический холодок. Плошовский, правда, не лишен родственных чувств, любит отца, например, — но чувствует какое-то разочарование, когда, готовый после известия о болезни увидеть его мертвым, застает живым и почти здоровым: «я так набил себе голову мрачными картинами», записывает он в свой дневник, — «мне представлялся отец в гробу, среди свеч, рисовался я сам, стоящий на коленях у его гроба, — что мне как будто стало жаль своего напрасного сожаления». А многим ли отличалось чувство любви у Плошовского от такого же чувства у Петрония? Плошовского привлекали «женщины изящные, с тонко настроенными нервами, алчущие новых впечатлений и почти лишенные всяких идеалов». Припомним его чувственно-эстетическое увлечение миссис Дэвис. Та же жажда эстетических оттенков, мелочных переливов и эпикурейских

Психология характера и социология
157
ощущений ярко выступает и в более серьезном чувстве Плошовского к Анельке. Вот как объясняет он причины своей медлительности, причины того, что он не произнес решительного слова: «я не хочу, чтобы у меня что-нибудь пропало из этих волнений, из этих впечатлений, из этого очарования, которым полны недоговоренные слова, вопросительные взгляды, ожидание»; «я слегка эпикуреец в деле чувства»; «я чересчур дорожил этими головокружительными покатостями, этим созерцанием огромной тяжести, висящей на тонкой нити и готовой каждую минуту оборваться, этим сердцем, которое трепетало чуть не на моей ладони, — мне не хотелось кончать сразу». Если дружба Плошовскаго с Снятыньским не отличалась особенною горячностью, то отношения Рудина к своим друзьям, — Муффелю, князьку, даже Лежневу, — были еще холоднее. К боготворившей его матери Рудин относился почти совершенно равнодушно: только раз приехал к ней на 10 дней, чрезвычайно редко писал. Наконец, «Рудин не в состоянии был сказать наверное, любит ли он Наталью, страдает ли он, будет ли страдать, расставшись с нею». Чувство любви прекрасно; только поэтому оно и захватывает Рудина: это не порывистая страсть, а эстетическое наслаждение.
Итак, этические чувства у эстетических характеров отличаются слабостью и сильной примесью чувства красоты. Столь же слабы и их чувства общественные и религиозные. Петроний — совершенный индифферентист в политике и, как все индифферентисты, в сущности желает сохранения существующего порядка и питает отвращение к демократии, так как презирает толпу с художественной и эстетической точки зрения. «Я консерватор», пишет Пло- шовский, но «это далеко от воззрения на застой, как на догмат», «я настолько цивилизованный человек, чтобы не стать безусловно на стороне аристократии или демократии»; «сознание общественных обязанностей — очень хорошая вещь, только, к сожалению, у меня нет его». Нет его в сущности и у Рудина: если он громко говорит об этих обязанностях, если он учительствует, хлопочет об обращении реки в судоходную, наконец умирает на баррикаде, то не столько в силу убеждения, сколько под влиянием того, что все это прекрасно, красиво, отвечает эстетическому вкусу. Религиозные вопросы совсем не занимали Рудина; не было веры и у Плошовского: «я не знаю» — вот все, что он мог сказать в этом отношении. Петроний делает насмешливые замечания о Киприде, Асклепии,

158
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
жертвах; «боги стали только риторическими фигурами», замечает он, «цезарь не верит в богов, и он прав».
Объективизм, большая склонность к теоретическому знанию и к философской метафизике, перерождающейся нередко в скептицизм, — вот отличительные умственные свойства таких характеров, как Рудин, Плошовский и Петроний. Рудин в споре с Пигасовым защищал системы и общие взгляды, весь был погружен в германский философский мир и, по словам Лежнева, ум имел «систематический»: «читал он философские книги, и голова у него так была устроена, что он тотчас же из прочитанного извлекал все общее, хватался за самый корень дела и уже потом проводил от него во все стороны светлые, правильные нити мысли, открывал духовные перспективы». Умственный объективизм Плошовского дошел до того, что у него сложилось «почтительное отношение ко всяким мнениям»; он сам говорит о себе: «я умею тонко понимать, я не издаю павлиньего крика, если услышу что-нибудь противное моему мнению». Он в следующих выражениях свидетельствует о своих теоретических — научных и философских — интересах: «я иду наряду с умственным движением своего века». В философии Плошовский скептик, скептицизмом он «пропитан как губка влагою». Наконец, и ум Петрония лишен узости и односторонности, отличается объективизмом; недаром он говорит: «я всегда буду изменять мнения, если найду это справедливым». Он интересуется философией и наукой, любит книги, читает Сенеку83, замечает, что «когда попадешь в книжную лавку, всегда любопытно посмотреть и то и это». Философский скептицизм Петрония ярко и определенно выражен в целом ряде его замечаний, из которых отметим следующие, например: «глупость, как говорит Пиррон84, ничем не хуже мудрости и ни в чем от нее не отличается»; «свет стоит на обмане, а жизнь — заблуждение; душа — это тоже заблуждение»; «теперь я говорю себе вот что: наполни жизнь счастьем, как кубок самым лучшим вином, какое только породила земля, и пей, пока не омертвеет твоя рука и не побледнеют твои уста. Что будет дальше, — об этом я не забочусь. Вот моя новейшая философия».
Остается отметить теперь в разбираемых типах ту же слабовольность, какою отличается, как мы видели, Райский, типичнейший представитель эстетического характера. Относительно Петрония достаточно характерной является только что цитированная последняя фраза. Можно бы наметить и другие примеры недостаточной его энергии: его политический индифферентизм, полное нежелание

Психология характера и социология
159
употребить сколько-нибудь энергичное усилие для унижения и гибели такого человека, как Тигеллин и т. д. Плошовский в своем дневнике признает за собой полную неспособность «уметь хотеть», «болезнь воли», «l’improductivité». Самоанализ и самокритика парализуют у него всякое действие: он «теряет всякую решительность», в критические минуты его охватывает «страх перед тою щеколдой, которая может опуститься». Известно, наконец, что Рудин вместо того, чтобы действовать, разливался морем слов и жаловался на обстоятельства и недостаток сочувствия: обычный способ самооправдания, применяемый безвольными людьми. «Быть полезным... легко сказать! — замечает Рудин: «если бы даже и было во мне твердое убеждение, — как я могу быть полезным? если бы я даже верил в свои силы, — где найти искренние, сочувствующие души?»; «я не должен растрачивать свои силы на одну болтовню, пустую, бесполезную болтовню, на одни слова... И слова его полились рекою». Придя на свидание с Натальей к пруду, Рудин «смущается духом» и совершенно теряется, когда Наталья говорит ему, что мать ее против ее брака с ним. «Что нам делать»? — возразил Рудин: — «разумеется, покориться». Наталья права, когда говорит Рудину: «вы теперь струсили», и называет его малодушным человеком. У самого Рудина вырывается потом правдивое признание: «как я был жалок и ничтожен перед ней!». Одно только могло подвигнуть Рудина на решительный в известной мере поступок эстетичность, так сказать, известного образа действий, красивая внешность их: так, из чисто эстетических побуждений Рудин поехал к Волынцеву и сказал ему, что любит Наталью и пользуется ее взаимностью.
VL
Если сделать теперь общий вывод об отличительных чертах эстетических характеров, то придется формулировать его следующим образом: эстетические характеры в области чувства отличаются крайним развитием эстетического вкуса, довольно значительной напряженностью эгоистических чувств, особенно высших, и слабостью чувств этических, общественных и религиозных; в области ума главная черта эстетических характеров — объективизм и в связи с этим большой интерес к теоретическим научным к философским вопросам; наконец, воля индивидов с эстетическим складом души поражает своей слабостью.

160
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Во многих отношениях таким образом эстетические характеры являются противоположностью этическим. Можно даже выразиться еще резче: между теми и другими трудно отыскать сходство. Где те и другие характеры ближе всего между собою, — это в области эгоистических чувств, хотя и здесь сходство довольно отдаленное, ограничивается лишь низшими эгоистическими чувствами, чуждыми, хотя и по разным причинам, и эстетикам и лицам этического типа. Можно, пожалуй, еще прибавить, что нравственные чувства эстетиков, несмотря на свою относительную слабость, не представляют все-таки контраста нравственным чувствам этических характеров и — по крайней мере практически, в действительной жизни — люди обоих типов могут часто идти друг с другом некоторое время рука об руку. Но это и все, что можно найти — при самом внимательном сравнении — сходного между этическими и эстетическими характерами, если мы будем оставаться в сфере исключительно психологической или отологической.
Есть, однако, другая сторона вопроса, представляющая для нас первостепенную важность. Изучение характеров может и должно иметь значение не только и даже, может быть, не столько для психологии, сколько доя социологии. Конечно, надлежащие социологические выводы возможны лишь тогда, когда мы будем обладать полной классификацией и точным научным описанием всех характеров в их типических чертах: тогда только можно будет поставить в связь и процесс этологического или психологического развития общества с другими эволюционными социальными процессами. Но и при изучении отдельных типов возможны и необходимы некоторые частные замечания социологического характера. Важно поставить вопрос, какое социальное значение имеют люди того или иного склада? Поскольку они способны сознательно и бессознательно воздействовать на процесс общественного развития? На первый взгляд в этом отношении этические и эстетические характеры непримиримы до противоположности. В самом деле: тогда как первые обыкновенно доходят до крайности в отрицании существующих общественных порядков, вторые являются охранителями наличного строя. Первые — фанатичны и нетерпимы, вторые в политической сфере холодны, спокойны и нерешительны. Тем не менее они не так далеки друг от друга, как это кажется на первый взгляд: дело в том, что относясь сознательно совершенно различно к политическому и общественному строю, они бессознательно одинаково мало на него воздействуют. Конечно, никакая сила в обществе, как и в природе, не пропадает даром,

Психология характера и социология
161
всему найдется точка приложение, все имеет свои определенные результаты, но вопрос о степени значительности этих результатов не лишен важности, и в данном случае они должны быть признаны минимальными. Дело в том, что, перенося в область политических понятий свою абсолютную нравственную мерку, люди этического типа так же отрицательно относятся к существующим политическим партиям и социальным интересам: также мало занимаются практическими средствами, приемами и подробностями борьбы, как и эстетики с их политическим скептицизмом. Это делает тех и других одинокими, изолированными и парализует их усилия. Самое большое, что выпадает на долю этических характеров в сфере социальной жизни, это горячее, хотя и беспочвенное новаторство, резкая критика существующего. Эстетики могут рассчитывать в общественной жизни лишь на роль примирителей и умеряющих крайности деятелей. Реже и гораздо менее резко, чем этические характеры, они выступают с новыми идеями, и то идеи эти обыкновенно слишком общи и отвлеченны, чтобы подвигнуть непосредственно на действие и на борьбу. Слабость социального значения эстетических и этических характеров является таким образом новой чертой, сближающей между собою оба типа.
Статья третья
ЭТИЧЕСКИЙ ИНДИВИДУАЛИСТ
(По поводу книги «Дневник Лассаля»)
I.
Мы выяснили методологические приемы исследования психологии характера и социологического значения результатов работы в этой важной, но мало разработанной сфере научного знания. При этом был разобран вопрос об этических и эстетических характерах, во многом различных между собою, хотя и не диаметрально противоположных. Теперь мы намерены в предлагаемой статье дать изображение характера человека, сыгравшего видную роль в истории Германии XIX века, Фердинанда Лассаля85. Материалом для такого изображения служит только что появившийся в русском переводе дневник Лассаля*.
* Ф. Лассаль. Дневник Издание Б. Н. Звонарева, перевод с немецкого. Цена
1 р. СПб., 1901.

162
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Фердинанд Лассаль родился в 1825 году. Его дневник писан в 1840-1841 годах, т. е. тогда, когда автору дневника было всего 15- 16 лет. Тем не менее, познакомившись с дневником пятнадцатилетнего юноши, можно составить себе очень ясное и верное понятие о характере Лассаля даже и за то время, когда он возмужал, так как, по справедливому замечанию предисловия к дневнику, Лассаль «тот же и в 1864 и в 1840 годах» (стр. 64). Дневник отличается безусловной правдивостью и достоверностью, лишен лжи и рисовки, потому что совершенно не предназначался автором для печати или вообще для других лиц.
Психологическая характеристика Лассаля, представляя громадный исторический интерес, так как Лассаль был выдающимся общественным деятелем, важна еще в двух отношениях: во-первых, в последнее время в публицистике раздаются призывы к «несгибаемому идеализму» Лассаля*, так что в высшей степени любопытно присмотреться к психологической подкладке этого идеализма, как бы мы ни относились к теоретическим взглядам и практическим убеждениям самого Лассаля и его новейших последователей; во-вторых, Лассаль, как мы постараемся показать ниже, представляет собою не такой простой тип, какими были разобранные нами в свое время этические и эстетические характеры, а тип сложный, переходный от этического к индивидуалистическому, с почти равным значением этического и индивидуалистического элементов. Таким образом, изображение характера Лассаля является удобной переходной ступенью от представленной нами раньше характеристики чисто этических типов к характеристике типа чистых индивидуалистов, которой мы намерены заняться в ближайшем будущем, и которая имеет громадное историческое и общественное значение, так как в процессе исторического развития индивидуалистические характеры — вне всякого сомнения — приобретают все более и более господствующее положение.
Заслуживает быть отмеченным еще одно обстоятельство: в статье об этических и эстетических характерах мы опирались исключительно на материал, почерпнутый из художественной литературы, — из произведений Сервантеса, Толстого, Тургенева, Достоевского, Гончарова, Сенкевича; сейчас мы будем иметь дело
* См. статью П. Б. Струве «Ф. Лассаль» в журнале «Мир Божий» за 1900 год, № 12.

Психология характера и социология
163
не с художественным изображением типа, а с живым человеком, действовавшим на глазах целого поколения.
Игнорировать один из этих двух источников значило бы произвольно сужать поле своих наблюдений, и трудно сказать, который из этих источников важнее.
Чтобы закончить предварительные замечание, остается определить основную черту тех характеров, которые мы называем индивидуалистическими. Индивидуалист — это такой человек, который ставит свое я, свои интересы и потребности выше всего на свете, у которого сильно развиты и господствуют над другими эмоциями чувства эгоистические. Мы избегаем, однако, называть такой характер эгоистическим потому, что с этим словом ассоциировалось представление о полной душевной сухости, холодности и рассудочном человеконенавистничестве, что далеко не характерно для индивидуалиста. С другой стороны, считаем неудобным и новоизобретенное слово «эготист», так как оно чересчур манерно и отличается излишним декадентским пошибом.
II.
Первый и главный вывод, какой получается при изучении характера Лассаля, по его дневнику, состоит в том, что индивидуалистический элемент в его психической природе, его эгоистические чувства отличаются сильным развитием, большой напряженностью. Многочисленные отрывки из дневника ставят это обстоятельство вне всякого сомнения. Начнем с указания на сильное и важное значение для Лассаля тех ощущений, которые служат элементами эгоистических, отчасти также и иных чувств: мы говорим о склонностях к вкусовым ощущениям и о чувственности. Страницы «Дневника» пестрят примерами того, как сильно увлекался его автор посещением кондитерских и кафе; в этом отношении излишними являются даже ссылки на отдельные места. Отметим только откровенное признание 15-летнего юноши, записанное им 9 января 1840 года: «есть устрицы не так уж грешно. Отец называет такую жизнь распутной, а я имел пристрастие к такой распутной жизни» (стр. 54). На тех страницах «Дневника», где речь заходит о женщинах, ясно проглядывает в авторе будущий страстный любитель последних, человек очень склонный к чувственным ощущениям: достаточно указать на рассказы об ухаживании

164
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
за г-жей X. (стр. 114) и об увлечении га-ше N (стр. 48-51), чтобы убедить в этом всякого; природные инстинкты Лассаля сказываются особенно ярко в этом последнем случае: он с восторгом описывает m-me N в костюме невесты, какою он ее видел (стр. 50), и дает своему знакомому, Шиффу, продиктованный, очевидно, полуосознанным инстинктом совет «взять приступом эту крепость» (стр. 48), т. е. смелее ухаживать за г-жей N.
Мостом от элементарных ощущений к эгоистическим чувствам в собственном смысле слова является склонность к разнообразию впечатлений. Лассаль был заражен этою склонностью в весьма высокой степени. На это указывает уже тот мотив, который вызвал самое появление дневника: мотив этот — «мысль о том удовольствии, которое получается через несколько лет при чтении своего дневника, вызывающем в воспоминании все, чем прежде наслаждался и что выстрадал» я (стр. 43). То же сильное стремление к разнообразию впечатлений видно, например, из такой записи: «я не переживал еще таких счастливых дней, как в Берлине. Я переходил от удовольствия к удовольствию, из одного театра в другой» (стр. 1б2). Здесь понятие «счастье» прямо отождествляется со сменой разнообразных впечатлений.
То эгоистическое чувство, которое, по нашему мнению, следует признать центральным, главным, характерным для индивидуалистического типа, именно чувство самоуважения, соединяемое с любовью к одобрению (честолюбием), отличалось у Лассаля чрезвычайно высокой степенью развития. Он постоянно любуется собою, с особенным удовольствием записывает полученные им похвалы, наделяет свою личность необыкновенными талантами, считает себя неизмеримо выше окружающих. 2-го января 1840 г. Лассаль записывает: «до сих пор я еще не блистал» (стр. 49) — и тем дает понять, что время блеска скоро наступит, по. его убеждению. Оно и наступило в тот же вечер: «я в этот вечер тоже хорошо говорил», читаем в дневнике ниже, а затем с нескрываемым удовольствием автор заносит на страницы своего дневника похвалы д-ра Шиффа его остроумию (стр. 43) и отзыв о себе одного знакомого: «вы прекрасный и остроумный малый не по летам» (стр. 102). Лассаль в совершенном восторге от слов Борхерта, который признавал его «гениальным» и «необыкновенным мальчиком» (стр. 122). Совершенно понятно, что при таком взгляде на свою

Психология характера и социология
165
личность Лассаль смотрел свысока, с пренебрежением, даже с презрением на других людей, по крайней мере на большинство их. Он прямо заявляет: «мои товарищи по школе уступают мне в способностях, понимании, гении, силе суждения и уме» (стр. 106), а об одном приказчике своего отца отзывается в таких резких выражениях: «осел! точно он мог смотреть на меня свысока, будь он хоть в три раза больше» (стр. 74).
В связи с таким высокоразвитым чувством самоуважения стоит легкая и сильная возбудимость Лассаля, необыкновенная склонность его к крайним проявлениям неукротимого чувства гнева. Вот как он описывает свой гнев на сестру: «кипя яростью, я бросился на колени, заломил, как сумасшедший, свои руки и закричал с такой силой, что мой голос охрип: “Боже, сделай так, чтобы я не забыл никогда этого часа! Змея, заливающаяся крокодиловыми слезами! ты пожалеешь об этом часе. Клянусь Богом! буду ли я жить 50 лет или 100, я не забуду этого до смертного часа. Не забудешь и ты”. От этого порыва сильной ярости я совершенно обессилел» (стр. 59)- Находя, что учитель Тширнер несправедлив к нему, Лассаль записывает: «меня охватила неудержимая злоба», «в этот момент я готов был выпить всю кровь из Тширнера» (стр. 79). Рассердившись на отца за побои, Лассаль едва не утопился (стр. 80).
Только два эгоистических чувства, — чувство страха во всех его разновидностях и корыстолюбие — были чужды Лассалю. Смелость, даже дерзость его ясно обрисовываются уже многими из вышеприведенных цитат; каждая страница дневника подтверждает, что автор его не был трусом или даже сколько-нибудь робким человеком. Правда, денежный вопрос, как видно из дневника, играл видную роль в жизни юноши Лассаля, но во всем, что говорится о деньгах, мы тщетно стали бы искать хотя бы малейших следов корыстолюбия: деньги Лассалю была нужны не сами по себе, но ради удовольствий, ими доставляемых. Отсутствие корыстолюбия и чувства страха также характерны для личности, отличающейся — вполне или отчасти — индивидуалистическим складом: эти низменные, унижающие человеческую личность эгоистические чувства уместны в эгоисте, но в индивидуалисте, всегда гордом и преисполненном самоуважения, они не могут найти места.

166
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
III.
Но наряду с индивидуалистическим элементом, столь резко выраженным в характере Лассаля, большим значением отличался в его психической природе элемент этический. Уступая, быть может, до некоторой степени по силе напряженности эгоистическим чувствам, этические чувства Лассаля в то же время, несомненно, подавляли своей силой, далеко оставляли за собой остальные эмоции, игравшие уже совершенно второстепенную роль.
Первый и несомненный признак этической натуры — это живая и неутомимая потребность в нравственном житейском идеале и его осуществлении. В этом отношении молодой Лассаль — достаточно типичен: для него очень ценны «святые интересы человечества» (стр. 261), он жаждет деятельности для их осуществления (стр. 262), с одушевлением замечает: «Бог дал мне силы, которые — я чувствую это — делают меня способным к борьбе» (стр. 263). Характерны самые мотивы, руководившие Лассалем, когда он решил вести свой дневник: «если я поступил несправедливо, то не буду ли я краснеть, записывая это? и не буду ли я еще больше краснеть, читая об этом впоследствии?» (стр. 43). Эти слова достаточно ясно показывают, какое видное место занимали в психической организации Лассаля этические чувства.
Переходя к другим нравственным эмоциям, необходимо отметить прежде всего очень сильную, даже страстную любовь Лассаля к родителям, особенно к отцу. 1 января 1840 г. он записывает: «я был тронут добротой отца» (стр. 46). Под 4 января читаем: «мои добрые родители меня очень любят» (стр. 52). «Мой отец такой любящий, такой нежный, как немногие из отцов» (стр. 62), пишет Лассаль дальше. Еще более горячие проявления сыновней любви попадаются вслед за тем: «я люблю моего отца до экстаза... и с радостью отдал бы за него жизнь» (стр. 63-64): «существует ли на свете еще такая мать? спрашиваю я» (стр. 96). Понятно, после всего этого, как тяжело было Лассалю прощаться с родными при отъезде из Бреславля в Лейпциг (стр. 161).
Чувство дружбы было свойственно Лассалю не менее, чем любовь к родителям: друга своего, Исидора, он любил «больше всех из своих знакомых» (стр. 52); он в другом месте замечает: «отрадное чувство иметь друга, который может понять тебя» (стр. 169). Где бы ни жил

Психология характера и социология
1б7
юноша Лассаль, везде он быстро сближается с другими и сильно привязывается к своим друзьям: припомним, например, его дружбу с Цандером и Беккером в Лейпциге. Такая общительность, привязчивость, такое живое стремление к духовному сближению с другими, — несомненно, одна из отличительных черт натуры, в психическом содержании которой этические элементы играют видную роль.
Этический человек всегда сострадателен, чувствует жалость к людям совершенно ему чужим и даже неизвестным. Чтобы убедиться, что это чувство сострадания к чужому горю было не чуждо Лассалю, стоит только прочитать описание его впечатлений при виде горя вдовы умершего Баршаля, во время погребения последнего (стр. 84-85).
Лассаль в 1840—41 годах был, конечно, еще слишком молод, чтобы понимать настоящее чувство любви. Тем не менее, и в этом отношении его дневник дает хотя не обильный, но очень любопытный материал. Мы видели выше, что страстность Лассаля в достаточной степени выразилась в его дневнике: эта черта — типична не только для индивидуалистических, но и для этических характеров, как то было в свое время нами показано*. Но при всей страстности Лассаля в любви его ясно выступает нравственный элемент: «мне кажется», читаем в дневнике, «я ни за что не пошел бы к продажной женщине, я должен восхищаться красотой женщины, должен любить ее или, по крайней мере, вообразить, что люблю. Я могу желать обладать только определенной женщиной, а не следовать грубому животному инстинкту» (стр. 204).
Сказанного, полагаем, достаточно для доказательства того положения, что этический элемент в психической природе Лассаля лишь немногим уступал по своей силе элементу индивидуалистическому.
IV.
Анализ эстетических чувств у этических натур, произведенный нами в статье «Этические и эстетические характеры», показал, как слабо чувство красоты у людей этического склада, насколько красота затемняется перед их духовным взором добром. Индивидуалисту эстетические эмоции свойственны, несомненно, в большей степени,
* См. выше «Этические и эстетические характеры».

168
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и чувство красоты доступно в большей чистоте, чем этическому характеру. Но и индивидуалист к своим эстетическим восторгам примешивает чуждые эстетике элементы: он ищет в произведениях искусства преимущественно Того, что родственно его натуре, собственное я для него всегда на первом плане, и потому больше всего его восхищает выражение в искусстве чувства разнообразия, смелости, силы, энергии. Изучая эстетические чувства Лассаля по его дневнику, легко убедиться, что двойственность его натуры наложила на них очень яркий отпечаток: Лассаль — более эстетик, чем человек этического типа, но характер его чувства красоты — близок к индивидуалистическому. Нет ничего удивительного в том, что живопись, скульптура, архитектура и музыка имели в глазах Лассаля меньше значение, чем поэзия и драматическое искусство: сила этического элемента и индивидуалистических чувств — вот тот двигатель, который располагал различные искусства в такой перспективе. Во всем дневнике мы тщетно стали бы искать восторгов перед картинами, статуями или зданиями. О музыке встречаем только одно замечание, правда восторженное, но в то же время не свидетельствующее об особенном развитии музыкального вкуса у автора. Зато драматический театр Лассаль посещал весьма часто и с большим увлечением: в Берлине он «переходил из одного театра в другой» (стр. 1б2); в Лейпциге 27 июня 1840 года ему «очень хотелось пойти в театр» (стр. 176), а 28 это желание уже осуществилось (стр. 177); 12 июля Лассаль смотрел в театре «Гамлета» (стр. 183), а 19 — «Фиаско» (стр. 184); 9 августа он присутствовал на представлении Шиллеровской мелодрамы «Коварство и любовь» (стр. 190). 10 ноября видел на сцене «Разбойников» (стр. 205). Вкусы и наклонности автора ярко выступают уже при одном только перечне пьес, которыми он увлекался. Еще более привлекала внимание Лассаля изящная литература, поэзия: он читает роман Гёте «Wahlverwandschaften»86 (стр. 163), его драму «Clavigo»87 (стр. 164), увлекается Байроном (стр. 213), но особенно замечательно его отношение к Лессингову88 «Натану Мудрому», к «Вильгельму Мейстеру» Гёте и к произведением Гейне: «Натана» молодой Лассаль прочел «100 раз» и — что особенно любопытно — потому, что Лессинг «мастерски защищает мой народ» (т. е. евреев); читая «Вильгельма Мейстера», Лассаль интересуется теми чертами характера героя, которые делают последнего психически родственным читателю

Психология характера и социология
169
(стр. 188); наконец, стихи Гейне его «глубоко волнуют» (стр. 172) и вызывают у него следующий восторженный дифирамб, в котором много верного, но много и индивидуалистических элементов, чуждых чистой эстетике: «я люблю этого Гейне, он — мое второе я. Какие смелые идеи и какая сокрушающая сила языка! Он умеет нашептывать вам так же нежно, как зефир, целующий розу; он умеет пламенно и горячо изображать любовь; он вызывает в вас и сильную страсть, и нежную грусть, и необузданный гнев. К его услугам все чувства и настроения. Его ирония так убийственна и метка!» (стр. 198-199). Если, наконец, к сказанному прибавить, что Лессинг читал еще Виланда89 (стр. 125), Ауэрбаха90 (стр. 128), Мольера (стр. 131) и восхищался Илиадой и поэтами Эллады (стр. 127), то будет ясно, что любовь к изящной литературе господствовала у Лассаля над другими эстетическими чувствами, хотя, как сказано было выше, чистой эстетики и здесь было мало.
Чтобы закончить анализ эмоциональной стороны духовной природы Лассаля, нам остается характеризовать его чувства религиозные и общественные. Религия имела в глазах молодого Лассаля большую важность: 1 января 1840 г. он не мог идти играть на бильярде, «потому что во время богослужения это запрещается» (стр. 44); благоговейная молитва Богу доставляла Лассалю большое утешение и успокоение (стр. 132); он восхищается проповедью Гейгера91 и испытывает от нее глубокое впечатление (стр. 98-99); но что особенно характерно, — это общее отношение Лассаля к двум сторонам религии, метафизической и этической: будучи противником атеизма и выражая свою преданность иудейской религии, Лассаль в то же время резко высказывается против обрядной стороны (стр. 86). Здесь, как и вообще в религиозных чувствах Лассаля, виден человек, психике которого были не чужды этические элементы. Но заметна также и индивидуалистическая примесь: отвращение к внешнему принуждению и склонность к свободе мысли, проявлявшаяся с особенной силой в восхищении идеями такого новатора в иудействе, каким был в известном смысле Гейгер.
Наконец, в общественных чувствах Лассаля в его молодые годы, так же, как и в зрелые, — отвлеченный этический идеализм, выспренные мечтания соединялись с страстным индивидуализмом, с сознанием прав человеческой личности, жаждой ее господства

170
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
в общественных отношениях и верой в личный успех и свою блестящую будущность в сфере политической. Все это ясно из следующих цитат. Ничто так не оскорбляет Лассаля, как пренебрежительное отношение к евреям; чтобы добиться уважения к ним, он готов «пожертвовать жизнью», идти на эшафот (стр. 86); он ужасается положением евреев в Дамаске, приходит от этого в ярость, считает необходимым восстание (стр. 164). Читая книгу Эльснера «Знаменитые дни в жизни Наполеона», Лассаль восхищается негодованием автора против «деспотии тиранов» и его «любовью к свободе» (стр. 179). Очень характерны такие заметки в дневнике: «родись я принцем или князем, я был бы и душой и телом аристократ, но так как я сын простого бюргера, то буду в свое время демократом» (стр. 184); «я читал письма Берне92; они мне очень понравились. Если посмотреть на эту тюрьму — Германию, как в ней попираются ногами человеческие права, сердце сжимается при виде глупости этих людей» (стр. 185); «я хочу провозгласить свободу народам, хотя бы мне пришлось погибнуть в этой попытке» (стр. 193); «я хочу выступить перед германским народом и перед всеми другими и пламенными речами призвать их на борьбу за свободу» (стр. 195).
V.
Есть умы, которые отзываются только на явления, родственные натуре мыслящего субъекта, и слабо реагируют на такие впечатления, которые не укладываются в рамки психической индивидуальности этого субъекта. Люди, обладающие такими умами, понимают, по преимуществу, лишь те душевные движения, к которым склонны сами, и доступны лишь для тех интересов, которые им самим свойственны. В статье «Этические и эстетические характеры» мы видели, что такой умственный субъективизм составляет отличительную черту людей чисто этического типа: как бы ни был глубок и какой бы широтой ни отличался их ум, они не в состоянии обнять объективным умственным взором окружающее именно в силу того, что волей или неволей смотрят на все сквозь призму господствующих в их природе нравственных чувств. Отсюда получаются и недостаточное понимание других людей и чужих душевных движений, и недостаток наблюдательности. Лассаль, как показал нам предше¬

Психология характера и социология
171
ствующий анализ, не принадлежал к числу чисто этических натур; напротив: этический элемент у него в значительной мере заслонялся индивидуалистическим. Уже это обстоятельство должно a priori внушить мысль, что ум Лассаля был более объективен и отличался большей наблюдательностью, чем ум людей этического склада. Знакомство с дневником только подтверждает это априорное предположение: так, Лассаль очень тонко и объективно анализирует мотивы запрещения ему отцом игры на бильярде (стр. 46), верно и прекрасно характеризует приказчика Л. (стр. 74), тонко и метко указывает: «у Фредерики (сестры Лассаля) такой характер, что открытое сопротивление только укрепляет ее в ее мнении» (стр. 83). Нельзя однако же отрицать, что в умственном складе Лассаля были некоторые этические элементы: это обнаруживается, между прочим, в его отношении к теоретическому знанию и к знанию прикладному. Он не признавал чистой науки как таковой и ждал от теории ответов на практические запросы, но под практической стороной дела он разумел не ремесло и не разные узкоприкладные сведения, а общие выводы, необходимые для применения научных построений к общественной жизни. Это лучше всего удостоверяется его заявлением отцу, после жизни в Лейпциге, что он хочет изучать историю, а не медицину и юриспруденцию, так как «врач и адвокат — купцы, торгующие своими знаниями», а история «связана с самыми святыми интересами человечества» (стр. 261). Решительность воли, непреклонность целей и энергия в их достижении — вот черта, всего более роднящая индивидуалистов с людьми этического типа: она — естественное следствие того, что у тех и других энергия направлена в одну определенную сторону, и потому не может быть сомнений и колебаний. Лассаль этический индивидуалист, в его духовной природе нравственный элемент по своей силе следует сейчас же после индивидуалистического, лишь несколько ему уступая; вот почему колебания и сомнения могли обуревать Лассаля лишь при столкновении этих двух господствующих в нем мотивов, в остальных же случаях непреклонность решения и энергия в его осуществлении была сильнейшим образом обеспечена. Недаром Лассаль сам говорил про себя: «я не отличаюсь нерешительностью» (стр. 94), и каждая страница его превосходного дневника убедительно свидетельствует в пользу этого горделивого заявления.

172
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Статья четвертая
ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИЕ И ЭГОИСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРЫ
I.
Велики и бесконечно-разнообразны различия в психическом складе отдельных людей, в их характере. Даже тогда, когда мы пытаемся свести индивидуальное многообразие к нескольким более крупным категориям, соединить отдельные личности, сходные между собою по психическим свойствам, в группы, типы или общие характеры, — даже и в этом случае обнаруживаются не только одни резкие противоположности, но и переходные характеры, сближающие одну крайность с другою, сложные типы.
Известно, что есть люди, основною чертой душевного склада которых является неутомимая потребность выработки себе нравственного идеала и практического осуществления этого идеала в действительности, так что все другие их психические свойства служат производными от этой основной черты. Таких людей нужно назвать этическими характерами, потому что этические или нравственные чувства господствуют в их внутреннем мире над всеми другими проявлениями их эмоциональной, умственной и волевой жизни. Можно также встретить людей, всецело преданных непосредственному чувству красоты, эстетическим эмоциям, опять-таки безраздельно подчиняющим себе всю их духовную природу. Это — эстетические характеры. Существуют далее такие люди, которые ставят свое я, свои интересы и потребности выше всего на свете, у которых сильно развиты и господствуют над другими эмоциями чувства эгоистические. Надо однако заметить, что, в противоположность простоте и цельности этических и эстетических характеров, людей с преобладанием эгоистических чувств нельзя подводить всех под одну категорию, нельзя всех сводить в один тип: существует два очень важных оттенка. Можно стоять за свои интересы во что бы то ни стало, ставить их выше всего, выдвигать свое я на первый план, с беспощадною смелостью устранять все встречающиеся на пути препятствия — и вместе с тем относиться к людям доброжелательно: можно, одним словом, руководиться правилом — «живи и жить давай другим»; это будет один оттенок. Но есть личности, которые, будучи насквозь

Психология характера и социология
173
проникнуты эгоистическими чувствами, вместе с тем относятся недоброжелательно к другим, хотя бы несчастие последних и не принесло им никакой выгоды.
Такое человеконенавистничество есть психическое свойство, кладущее резкую разграничительную грань между людьми, которым оно свойственно, и людьми, лишенными его, хотя и ставящими всего выше свою собственную личность. Таким образом является другой оттенок. Характеры первого оттенка, так сказать доброжелательных эгоистов, мы будем называть индивидуалистическими, людям второго оттенка удобнее всего усвоить название эгоистических характеров. В последующем изложении мы постараемся исследовать психический склад лиц индивидуалистического и эгоистического характера, руководясь теми же принципами, которые были положены нами в основу других наших статей, посвященных психологии характера: принципы эти сводятся к определению основной черты характера и объяснению из нее всех других психических свойств. Материал нам доставят, как и при характеристике этических и эстетических типов, гениальные и талантливые беллетристы своими произведениями, при всей конкретности изображения всегда заключающими в себе типические, общие образы, характеризующие в сущности не отдельное лицо, а целую группу лиц одинакового психического склада.
II.
Одним из самых великих созданий литературно-художественного гения графа Л. Н. Толстого является, несомненно, характер Вронского в вечно юном, не стареющем, преисполненном истинно общечеловеческих и вместе несомненно русских мотивов и типов романе «Анна Каренина». Вронский — блестящий образец индивидуалистического характера.
Каждому известно, какою колоссальною силой отличались эгоистические чувства Вронского. Здесь прежде всего обращает на себя внимание своею крайнею напряженностью необыкновенно развитое чувство самоуважения, доверия к своим способностям и свойствам, спокойной, твердой, совершенно непоколебимой самоуверенности. Говоря, напр[имер], о неудаче в любви, Вронский ценит прежде всего личное достоинство человека, его унижение считает бблыпим несча- стием, чем самую неудачу: «да, это тяжелое положение! замечает он:

174
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
«от этого-то большинство и предпочитает знаться с Кларами. Там неудача доказывает только, что у тебя недостало денег, а здесь — твое достоинство на весах». Во время переезда из Москвы в Петербург водном поезде с Анной Вронский «казался горд и самодовлеющ. Он смотрел на людей, как на вещи»; «Вронский чувствовал себя царем не потому, чтобы он верил, что произвел впечатление на Анну, — он еще не верил этому, — но потому, что впечатление, которое она произвела на него, давало ему счастье и гордость». Эта удивительно тонко подмеченная черта особенно характерна для человека и индивидуалистического типа: ни в чем, может быть, так сильно не проявляется самоуважение, как в гордости собственными чувствами, которые для индивидуалиста — высоки и прекрасны именно потому, что они принадлежат ему. Понятно, что при таком душевном состоянии на других, особенно на людей, стоящих у него на дороге, Вронский смотрел сверху вниз, с пренебрежением и даже с чувством гадливости: увидев на вокзале Каренина, встречавшего Анну, он «испытал неприятное чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, мучимый жаждою, добравшийся до источника и находящий в этом источнике собаку, овцу или свинью, которая и выпила и возмутила воду». В каждый свой поступок Вронский вносил это чувство самоуважения, всегда подчинялся ему в своем образе действий: «Вронский был человек, ненавидевший беспорядок. Еще смолоду, бывши в корпусе, он испытал унижение отказа, когда он, запутавшись, попросил взаймы денег, и с тех пор он ни разу не ставил себя в такое положение»; он «не без внутренней гордости и не без основания думал, что всякий другой давно бы запутался и принужден был бы поступать нехорошо, если бы находился в таких же трудных условиях». Из стыда перед унижением Вронский решается на самоубийство. Даже физическую свою природу он любил и гордился ею: «он и прежде часто испытывал радостное сознание своего тела, но никогда он так не любил себя, своего тела, как теперь».
Это всепоглощающее чувство самоуважения — характернейшая, главная черта Вронского. Все остальные особенности его психической организации объясняются ею и из нее выводятся. Отсюда происходило, напр[имер], честолюбие Вронского: «честолюбие была старинная мечта его юности, которая была так сильна, что и теперь эта страсть боролась с его любовью». Этим объясняется и сильное стремление его к разнообразию впечатлений и их новизне. Так, Вронский

Психология характера и социология
175
просил графиню Нордстон свезти его на спиритический сеанс и сказал при этом: «я никогда ничего не видал необыкновенного, хотя везде отыскиваю». Ярким выражением этой неудержимой склонности Вронского к разнообразию впечатлений служат также следующие его слова: «Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня». Уехав вместе с Карениной за границу, Вронский «скоро почувствовал, что в душе его поднялось желание желаний — тоска. Он стал хвататься за каждый мимолетный каприз, принимая его за желание и цель». В деревне он предавался самым разнообразным занятием, — агрономии, архитектуре, спорту, заботам и трудам по устройству конского завода.
Но при всей силе, при крайней напряженности высших эгоистических чувств, не унижающих человеческой личности, не роняющих ее достоинства, Вронский был чужд тех эгоистических эмоций, которые унизительны и позорны: мы тщетно стали бы искать в нем хотя бы малейшего проявление чувства страха в какой бы то ни было форме, — в форме ли простой трусливости, или в форме суеверного страха, или страха смерти. Это чувство прямо несовместно с основной чертой характера Вронского, потому что его наличность способна поколебать до основания и даже вполне уничтожить главный признак типа — чувство самоуважения. Точно также и по той же причине Вронский не знал и не чувствовал корыстолюбия, не был скуп. Когда при первой встрече с ним Карениной был убит поездом железнодорожный сторож, и Каренина спросила, нельзя ли что-либо сделать для его вдовы, то он, ни минуты не колеблясь, передал вдове сторожа значительную денежную сумму. Вронский даже отказался от стотысячного дохода в пользу брата, а себе оставил только доход в 25 тысяч.
Эстетические чувства Вронского находились в полной гармонии с основною чертой его характера. То, что требует идеальных порывов, неопределенных, неясных ощущений, как поэзия, музыка, даже театр, — мало привлекало Вронского, но он с интересом занимался архитектурой. «У него была способность понимать искусство и верно, со вкусом подражать искусству», но не было вдохновения. Он, напр[имер], хорошо понимал и ценил картины талантливого художника Михайлова и «имел настолько вкуса к живописи, что не мог докончить своей картины».

176
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Переходя к изображению этических чувств Вронского, мы должны заметить, что те из них, которые стоят в непримиримом противоречии с сильно развитыми высшими эгоистическими чувствами, не были сильны у Вронского. Так он совершенно не знал потребности в нравственном житейском идеале, не мучился поисками его, не искал разрешения сложных и высоких моральных проблем. Семейные чувства не играли в его жизни никакой роли: он не помнил отца, а мать увлекалась светскою жизнью и романами; «он не только не любил семейной жизни, но в семье он представлял себе нечто чуждое, враждебное, и всего более — смешное»; «он в душе не уважал мать и, не отдавая себе в том отчета, не любил ее». Чувство дружбы не было чуждо Вронскому; он был дружен с Петрицким, Яшвиным и другими; «Серпуховский был добрый приятель, и он был рад ему». Но в сущности все это были довольно далекие отношения, немногим лишь отличавшиеся от того «простого, ровного отношения ко всем», которым Вронский сразу приобрел влияние на дворян губернии, где было его имение. Еще менее доступен был Вронский состраданию: увидев смерть железнодорожного сторожа под поездом, он «молчал, и красивое лицо его было серьезно, но совершенно спокойно»; денежную помощь он оказал вдове сторожа не из чувства сострадания, а в виду желания Анны, которою он был сразу увлечен. Зато могучее, страстное чувство любви к женщине властно захватило сильную натуру Вронского: он был сразу поражен Карениной. Вот каким он был с Анной на бале, по наблюдением Кити Щербацкой: «куда делась его всегда спокойная, твердая манера, и беспечно-спокойное выражение лица? Нет, он теперь, каждый раз, как обращался к ней, немного сгибал голову, как бы желая пасть пред ней, и во взгляде его было одно выражение покорности и страха. Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен». Позднее он говорил о любви к нему Анны: «ничего, ничего мне не нужно, кроме этого счастья». Сила чувства Вронского к Карениной была весьма велика, но нельзя не заметить, что это чувство носило заметную эгоистическую окраску: Вронский не хотел подчиниться, не мог играть вторую роль, он «тяготился теми любовными сетями, которыми она старалась опутать его».
Ту же резко выраженную эгоистическую окраску имели и общественные чувства Вронского. Он, по-видимому, интересуется и общественными делами и общеполезными предприятиями, но в том

Психология характера и социология
177
и другом для него в сущности важны не интересы общего блага, а собственные его вкусы и потребности, жажда деятельности, новизны ощущений. В своей деревне, напр[имер], он построил роскошную больницу и сам же объяснял мотивы этой постройки: «так, я увлекся». О дворянских выборах Вронский говорит: «да, это забирает за живое; и раз взявшись за дело, хочется его сделать. Борьба!» Чрезвычайно знаменательно, что Вронский сразу, благодаря своему характеру, стал очень влиятельным человеком среди дворян губернии: когда люди индивидуалистического типа занимаются общественною деятельностью, то всегда без труда приобретают крупное значение.
Чтобы закончить рассмотрение эмоциональной стороны духовной природы Вронского, остается только заметить, что религиозное чувство было совершенно для него недоступно, потому что психические элементы этого чувства — нежная эмоция, страх и чувство высокого — не имелись налицо в психической организации разбираемой нами личности. Вронскому одинаково чужды были и метафизическая (догматическая) и нравственная сторона религии. Более чистый тип религиозного индифферентиста трудно себе и представить, но религиозным отрицателем-атеистом Вронский, конечно, не был.
Это и естественно: отрицание, как и преданность религиозной догматике, требует широкого и серьезного метафизического мировоззрения, склонности к глубокому метафизическому мышлению, к отвлеченной работе ума, к чистому знанию. Ничего подобного у Вронского в его умственной организации не было: ко всякого рода теории он был совершенно равнодушен. В уме Вронского были, несомненно, две сильные стороны — наблюдательность и трезвая практичность. «Там, где дело шло до доходов, продажи лесов, хлеба, шерсти, отдачи земель, Вронский был крепок, как кремень, и умел выдерживать цену». Он также отлично понимал характер принца, к которому он, как гвардейский офицер высшего круга, был приставлен для сопровождения и показывания ему петербургских достопримечательностей: по словам Вронского, принц был «очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек», «глупая говядина». Но Вронский мог понимать только те душевные движения и те поступки, на которые он сам был способен, ум его был узок, чрезвычайно субъективен, лишен был широкого объективизма, способности проникаться чужими идеями и стремления¬

178
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ми и понимать совершенно иные душевные организации. Когда Алексей Александрович Каренин во время болезни Анны сказал ему, что он простил Анну, не сердится и на него, Вронского, и при этом зарыдал, то Вронский «не понимал чувств Алексея Александровича» и только «чувствовал, что это было что-то высшее и даже недоступное ему в его мировоззрении».
Весь Вронский был как бы высечен из одного камня, характер его отличался, как показывает предшествующее изложение, необыкновенною цельностью и крепостью. Понятно, что отсюда с необходимостью следовала чрезвычайная сила воли, решительность намерений и действий, отсутствие всяких колебаний, сомнений, внутреннего разлада. Увлекшись Анной Карениной, Вронский, ни минуты не колеблясь, последовал за нею в Петербург в одном поезде и прямо сказал ей в дороге: «вы знаете, я еду для того, чтобы быть там, где вы: я не могу иначе». «Он говорил учтиво, почтительно, но так твердо и упорно, что она долго не могла ничего ответить». «Он чувствовал, что все его доселе распущенные, разбросанные силы были собраны в одно и с страшною энергией были направлены к одной блаженной цели». У Вронского, «был свод правил, несомненно определяющих, что должно и не должно делать», и он «никогда, ни на минуту не колебался в исполнении того, что должно». «Он со свойственною ему решительностью характера, ничего не объясняя и не оправдываясь, перестал заниматься живописью». Естественно, что эту железную энергию и непреклонность венчал обыкновенно успех.
III.
Замечательные писатели-художники создают свои типы и образы по крайней мере настолько же инстинктивно, повинуясь какому-то внутреннему смутному велению, насколько и сознательно. Конечно, они обдумывают, перерабатывают в своем уме, комбинируют известным образом собранный материал, конкретные впечатления, которые ложатся на их душу, но нельзя представить себе дело так, что всякая отдельная частность, всякая черта характера и особенность типа придуманы и с тонким расчетом поставлены на своем месте: истинный художник вносит ту или другую конкретную подробность в свое произведение, повинуясь стихийной силе, своего рода «категорическому императиву», ему присущему и называющемуся художествен¬

Психология характера и социология
179
ным талантом или гением. И одаренный эстетическим вкусом читатель, знакомясь с замечательным произведением изящной литературы, далеко не всегда руководится умственным анализом изображаемых характеров, можно даже сказать, что он почти никогда этим анализом не руководится, а чует непосредственно красоту и правду художественно-созданных образов и положений. И хорошо развитой эстетический вкус никогда не бывает обманчивым: умственный, научный анализ всегда подтверждает справедливость и верность сильных эстетических восторгов. А если сила эстетического впечатления и результаты умственного анализа совпадают, то мы уже, совершенно не рискуя ошибиться, можем сказать, что выдержавший это двойное психологическое испытание роман или рассказ есть истинно-художественное произведение, а его автор — действительно талантлив, а иногда и гениален.
К числу таких талантливых авторов принадлежит, несомненно, и г. Максим Горький, произведения которого в большинстве случаев с успехом выдерживают указанное двойное испытание, дают яркое и свежее эстетическое наслаждение и при научном анализе характеров обнаруживают большое и психологическое богатство содержания. Нижеследующие строки, надеемся, подтвердят последнее заключение. Заметим также, что кроме несомненной и выдающейся талантливости произведений г. Горького, нас побудило обратиться в данном вопросе именно к ним еще одно важное обстоятельство: они особенно изобилуют индивидуалистическими характерами. Челкаш, Коновалов, рыжий Сережка в «Мальве» и многие другие — в сущности являются разновидностями именно этого одного типа. К числу самых замечательных образцов индивидуалистического характера принадлежит у г. Горького Варенька Олесова в повести того же заглавия93. Анализом этого типа мы и займемся теперь, чтобы проверить выводы, полученные из изучения характера Вронского, чтобы не принять индивидуальных особенностей Вронского, как конкретного образа, как личности, за черты, характеризующие тип, известную психологическую группу людей.
Основной черты характера Вареньки Олесовой, как и характера Вронского, надо искать в сфере эгоистических чувств; самое сильное из этих чувств — чувство самоуважения, склонность всегда и во всем ставить на первый план свою личность, свои вкусы, желания и стремления. Это самоуважение, спокойная самоуверенность прояв¬

180
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ляется уже во внешних особенностях личности Вареньки: она говорила «звучным голосом, полным властных нот». С непоколебимою твердостью, с спокойною уверенностью она была всегда верна себе, своим склонностям и привычкам: «по лицу ее было видно, что с нею бесполезно спорить». Самоопределение, возможность всегда поступать по-своему, не стесняясь чужими взглядами, полная самостоятельность были для Вареньки Олесовой необходимостью, настоятельной потребностью. «О других не беспокойтесь! всякий умеет сам о себе заботиться», говорит она увлеченному ею Ипполиту Сергеевичу: «чего вы всегда о всех людях беспокоитесь? По-моему, хочется всех стеснить — стесните, хочется быть несправедливым, — будьте!» Как и Вронскому, Вареньке было поэтому в высшей степени свойственно чувство физического довольства собой: «ее глубокие глаза сверкали ясной радостью. Здоровьем, свежестью, бессознательным счастьем веяло от нее»; «как я живу? хорошо! и она даже закрыла глаза от удовольствия»; «он видел перед собой существо, упоенное прелестью растительной жизни». «Цельность ее натуры вызывала» у Ипполита Сергеевича «удивление». Недаром она говорит: «поверять себя, критиковать себя... как это! я ведь одна... и что же... как же? надвое расколоться мне что ли? Вот не понимаю!» Она была «непокорна, не поддавалась его усилиям поработить ее». Понятно, что из всего этого естественно вытекало пренебрежение Вареньки к другим, особенно к тем, кто не обладал теми свойствами, которые составляли ее отличительную черту. Когда она говорила о своих несчастных вздыхателях- женихах: «у! они все подлые!» — то «злоба и бессердечие сверкали в ее глазах». Насколько пренебрежительно относилась Варенька Олесова к окружающим, вообще к другим людям, — это видно из ее общих отзывов: «нет! знаете, ужасно мало на свете интересных людей... Все такие пришибленные, неодушевленные, противные»; «я думаю, что люди были бы все интересны, если бы они были... живее... да, живее! Больше бы смеялись, пели, играли... были бы более смелыми, сильными... даже дерзкими... даже грубыми». Более ярко и выраженный индивидуализм трудно себе и представить.
Другое эгоистическое чувство — честолюбие — проявляется у Вареньки, как у женщины, в более слабой степени, чем у Вронского, но оно у нее существует все-таки в виде любви к одобрению: она, видимо, гордится тем, что все ее любят: и отец, и тетка, и все слуги. Жажда новых впечатлений, сильное стремление к их разнообразию ярко

Психология характера и социология
181
выражены в характере Вареньки Олесовой. Это заметно уже по первым словам, с которыми она обратилась к только что приехавшему Ипполиту Сергеевичу: «я уже знала, что вы приедете сегодня, и явилась посмотреть, какой вы». Та же жажда сильных ощущений сквозит и в заявлении Вареньки: «вообще против течения интереснее ехать, потому что гребешь, двигаешься, чувствуешь себя». С восторгом отзывается она о войне: «мне нравится война». Но особенно любопытен переход от одного ощущения к другому, сопровождающийся неподдельным удовольствием, в следующих ее словах: «мне кажется иногда, что лучше всего жить вот так, в тишине. Но хорошо и в грозу... ах, как хорошо! Небо черное, молнии злые, темнота, ветер воет... в это время выйти в поле и стоять там и петь, — громко петь, или бежать под дождем против ветра».
Подобно тому, как натуре Вронского были чужды низшие, унижающие человеческое достоинство эгоистические чувства, — корыстолюбие и страх, — они не свойственны были и Вареньке Олесовой. Не корыстолюбие, не жадность или скупость, а здравая и трезвая практичность видна в ее ответе Ипполиту Сергеевичу, указывавшему на несправедливость того, что она владеет 500 десятинами земли, а крестьяне ничтожными клочками: «ну, так что же? неужели... ну, слушайте! неужели им отдать? Она смотрела на него взором взрослого на ребенка и тихо смеялась». А может ли быть что-либо более противоположно всему психическому складу Вареньки, чем чувство страха во всех его проявлениях? Застенчивость? этого у ней совершенно не было: она «нимало не смущалась под пристальным взглядом» Ипполита Сергеевича при первой же их встрече. Унизительный страх потерять жизнь был не менее чужд ей: «я нисколько не боюсь смерти... хотя и люблю жить», замечает она. Когда Варенька в день своего рождения сбежала из дому от приехавших ее поздравить женихов, и Ипполит Сергеевич спросил ее, не боится ли она мнения женихов о ее поступке и вообще ее поведении, то ответ ее был замечателен столько же по своей лаконичности, сколько и по выразительности: «я? их? тихо, но гневно спросила она». Наконец, она осталась очень недовольна, когда Ипполит Сергеевич, в ответ на ее вопрос, права она или нет в одном взгляде, заметил, что она «не совсем права»: «это просто из трусости так говорят... боятся правды потому что», пренебрежительно промолвила она; очевидно, трусость в ее глазах — очень позорное чувство.

182
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Ни в каком случае нельзя сказать, чтобы эстетические чувства были совершенно не свойственны Вареньке Олесовой, но не трудно подметить, что ей доступно было лишь чувство пластической, внешней красоты, а тонких и сложных эстетических эмоций она совершенно не знала. Например, она чутко относилась к красотам природы, умела их воспринимать и, гуляя с Ипполитом Сергеевичем, «рассказывала ему о красоте окрестностей деревни». Варенька восхищалась красноречием Ипполита Сергеевича, когда он говорил в защиту мужиков и указывал на их тяжелое положение. При благоприятных обстоятельствах у нее наверное проявился бы вкус к живописи, архитектуре, скульптуре, как и у Вронского, но, как и последний, она всегда оставалась чужда творческого вдохновения в области искусства. Изящной литературы, поэзии, как таковой, Варенька совсем не ценила: она искала в ней ответа на свои личные запросы, отклика на собственные настроения. Вот почему она с увлечением читает роман, «где есть герой, арабский офицер, граф Луи Граммон и у него денщик Сади-Коко», веские беллетристы ее не интересуют, потому что «они не умеют выдумывать ничего интересного, и у них почти все правда». Ее любимцы — Фортюнэ-дю-Буогобэй, Понсон-де-Террайль, Арсен Гуссэ, Пьер Законно, Дюма, Габорио94. И почему? Потому что «читаешь сочинение француза — дрожишь за героев, жалеешь их, ненавидишь, хочешь драться, когда они дерутся, плачешь, когда погибают».
После всего сказанного всякому будет ясно, что от Вареньки Олесовой совсем нельзя ждать каких-либо сильных проявлений этических чувств. О каких-либо поисках идеала о разрешении столь мучительного и вечного для других вопроса о том, «как жить свято», у нее не может быть и речи. Она в сущности была лишена родственных чувств и привязанностей. Ее ученый собеседник, Ипполит Сергеевич, был удивлен «ее откровенным эгоизмом», как нельзя более ярко выразившимся в следующих словах: «я ужасно рада, что сегодня такой ясный день и что я не дома. А то у папы опять разыгралась подагра и мне пришлось бы возиться с ним. А папа капризный, когда болен». Но было бы большою ошибкой думать, что Варенька дурно, зло относилась к людям. Напротив, та же доброжелательность, ровность и простота, которая составляла отличительную особенность Вронского, была свойственна и ей. При первой же встрече с Ипполитом Сергеевичем, глаза Вареньки «простодушно и ласково улыбались». Она любила преданного ей отцовского денщика. «Вы нрави¬

Психология характера и социология
183
тесь мне. Да, очень!» — говорит она Ипполиту Сергеевичу: «я, видите ли, рада вам. Мне до вас не с кем было поговорить». Но само собою разумеется, горячие чувства привязанности и любви Варенька могла испытывать лишь к тем людям, которые подходили к ее вкусам. Она не раз заявляет об этом с неподдельною искренностью. «Мне в романах», замечает она, «больше всего нравятся злодеи, те, которые так ловко плетут разные ехидные сети, убивают, отравляют... умные они, сильные... и когда, наконец, их ловят, — меня зло берет, даже до слез дохожу. Все ненавидят злодея, все идут против него, — он один против всех! Вот герой! А те, другие, добродетельные, становятся гадки, когда побеждают... И вообще, знаете, мне люди до той поры нравятся, пока они сильно хотят чего-нибудь, куда-нибудь идут, ищут чего-то, мучаются... но если они дошли до цели своей и остановились, тут они уже не интересны... и даже пошлы!» Любовь к существу другого пола составляет несомненную потребность сильной натуры Вареньки Олесовой, но это чувство отличается у нее чисто индивидуалистическою окраской. По ее словам, «мужчина должен быть высок, силен; он говорит громко, глаза у него большие, огненные, и чувства смелые, не знающие никаких препятствий. Пожелал и сделал — вот мужчина!» «Сила — вот и привлекательное». Недаром, будучи 17-ти лет, Варенька влюбилась в конокрада: «я чувствовала, что он — хотя и избитый и связанный — считает себя лучше всех», «мне было жалко его и страшно перед ним»; она дала ему водки, велела, чтоб ему обмыли лицо, и искренно желала, чтоб ему удалось убежать, даже молилась об этом Богу.
По условием той среды, в которой жила Варенька Олесова, невозможны были случаи, когда в ней проявилось бы то или другое отношение к общественным вопросам, когда ясно определились бы ее общественные чувства. Но существует достаточно признаков, по которым безошибочно можно судить об этой стороне ее психической природы. Личный интерес — вот, что она стала бы только ценить в общественной деятельности, но зато нет сомнения, что в эту деятельность она внесла бы много энергии и отвергла бы все утопическое, неосуществимое, носящее печать бесплодного мечтания. Последнее заметно уже по ее насмешливому отношению к утопическим мечтам о достаточном обеспечении всех крестьян землей. Исключительная важность в ее глазах личного элемента общественной деятельности видна из слов: «общая польза — это я совсем

184
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
не понимаю». Что же касается ее практичности, то это свойство проявилось лучше всего в образцовом ведении ею отцовского хозяйства в имении.
Наконец, элементарны и религиозные чувства Олесовой. Ей чужды и догматика и нравственная сторона религии, в Бога она верила как в первопричину, как в начало всего существующего и не задавалась более глубокими и серьезными вопросами религиозной метафизики и этики.
Когда Варенька спросила: «а ботаника и цветоводство — не одно и то же?» — то Ипполит Сергеевич подумал, что она глупа, но «поясняя ей разницу между ботаникой и цветоводством, он смягчил свой приговор, что она только невежда». И, действительно, пред ним был «ум неотшлифованный», но совершенно несомненный. Этот ум сквозит уже в замечательной наблюдательности Вареньки, в уменье ее понять людей и человеческие отношения. Вот что, напр[имер], она говорит: «у папы гостил товарищ, тоже полковник, как и папа, и тоже ученый, как вы... и он был ужасно надутый... по-моему, он даже и ничего не знал, а просто хвастался». Она остроумно подчеркивает непримиримую разницу между своею натурой и натурой Ипполита Сергеевича, говоря, что они подходят друг к другу, «как страус и пчела». Прекрасно понимает Варенька и взаимные отношения Елизаветы Сергеевны и Бенковского. Но характеризуя последнего, она, во многом верно и зло отмечая его свойства, вместе с тем впадает в крайнюю односторонность, обнаруживает тот же субъективизм ума, который составляет такую отличительную черту характера Вронского: Бенковский, по ее словам, «черненький, сладенький и тихенький. У него есть глазки, усики, губки, ручки и скрипочка. Он любит нежные песенки и вареньице. Мне всегда хочется потрепать его по мордочке». Тут забыта порывистость Бенковского и его идеализм, мечтательность и способность увлекаться до конца. Субъективизм ума Вареньки Олесовой, ее неспособность понять чуждое ее индивидуалистической натуре сказывается и в отрицательной характеристике, которую она дает героям русских романов: «русский герой какой-то глупый и мешковатый, всегда ему тошно, всегда он думает о чем-то непонятном, и всех жалеет, а сам то жалкий-прежалкий».
Очевидно, наконец, что, как и Вронский, Варенька Олесова обладала крайнею решительностью действий; ее воля была так же сильна; колебания и раздумье были для нее невозможны. Каждый ее поступок

Психология характера и социология
185
подчеркивает эту волевую энергию. Напомним хотя бы о том, как она побила нагайкой денщика Никона за то, что он напился пьян во время молотьбы, или как она уехала из дому от женихов в день своего рождения. В этом отношении чрезвычайно характерна также и заключительная сцена повести, за которую, по нашему мнению, совершенно напрасно упрекали так много автора критики.
Сопоставляя две приведенные выше характеристики, мы можем уже теперь с достаточною уверенностью наметить типические черты индивидуалистических характеров. В области эмоциональной они сводятся к господству высших эгоистических чувств, к значительному развитию чувства внешней красоты, лишенного, однако, творческого вдохновения, к слабости и эгоистическому характеру этических, общественных и религиозных чувств. Ум у человека индивидуалистического духовного склада отличается субъективизмом, а воля крайнею напряженностью и непреклонною решительностью.
IV.
Переходим к эгоистическим характерам. Нет сомнения, что при желании легко можно найти и в жизни и в литературе множество олицетворений этого типа, быть может наиболее распространенного из всех цельных характеров, объясняющихся из одной основной черты. Мы едва ли ошибемся, однако, если скажем, что, если не лучшим, то во всяком случае одним из самых лучших изображений человека эгоистического духовного склада следует признать знакомого, конечно, всякому русскому бессмертного главного героя Гоголевских «Мертвых душ» Павла Ивановича Чичикова. Да послужит предлагаемый сейчас анализ этого характера нашим скромным и запоздалым венком на могилу гениального писателя, пятидесятилетнюю память которого недавно вспоминала вся образованная и — хочется верить этому — большая часть просто грамотной России.
Мы только что наблюдали высокое развитие у индивидуалистических характеров высших эгоистических чувств: самоуважения, честолюбия и склонности к полноте и разнообразию впечатлений. Едва ли о чем-либо подобном можно говорить в применении к Чичикову. Его честолюбие было невысокого ранга; чин, достаток, самое обыкновенное общее расположение без всякой сердечности и искренности, довольное, сытое, животное состояние — вот венец всех его

186
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
стремлений: «ему мерещилась впереди жизнь во всех довольствах, со всякими достатками: экипажи, дом, отлично устроенный, вкусные обеды — вот что непрерывно носилось в голове его». Конечно, не из жажды новых впечатлений, а именно ради этих практических целей Чичиков разъезжал по России, менял не раз службу и т. д. Но если таковы были его честолюбие и склонность к разнообразию впечатлений, то не менее ничтожно было и его самоуважение. Здесь нет и следа твердой и спокойной уверенности Вронского, того высшего самоудовлетворения, которое является истинным источником настоящего, подлинного самоуважения: у Чичикова в сущности есть только мелкое и жалкое самолюбие и даже себялюбие. Его, например, обижают грубые замечания такого человека, как Ноздрев, от которого человек индивидуалистического склада просто отвернулся бы с нескрываемым пренебрежением и презрением. А когда Чичиков жалуется на гонения и преследования за свою воображаемую доброту и при этом даже «отирает платком выкатившуюся слезу», то его жалкое и пошлое себялюбие вырисовывается перед нами как нельзя более рельефно сравнительно с самоуверенностью и самоуважением такого человека, как Вронский. Таким образом высшие эгоистические чувства, столь развитые у индивидуалистических характеров, совершенно ничтожны у характеров эгоистических, мельчают у последних и перерождаются в чувства низменные и пошлые.
Понятно, что в соответствии с этим чистые эгоисты должны отличаться высоким развитием низших эгоистических чувств, особенно таких, как корыстолюбие и страх. И в самом деле: ведь вся жизнь Чичикова была посвящена приобретательству. Для этого он предпринял свою поездку за мертвыми душами, для этого он кривил душой на службе. Во всех его поступках, начиная с раннего детства, сквозила чрезвычайная расчетливость и элементарная, грубая практичность в денежном отношении: и в школе он припрятывал получаемые от товарищей угощения и перепродавал затем им же втридорога; совершая купчую на мертвые души в казенной палате, он мало дал денег Ивану Антоновичу — «кувшинное рыло»; крестьянская девочка, показывавшая ему дорогу из имения Коробочки, получила всего один медный грош. Еще более выдающимся свойством Чичикова была его трусость: уличенный в покупке мертвых душ, он униженно ползает на коленях, чтобы избежать наказания; перед Ноздревым он почувствовал «такой страх, что душа его спряталась в самые пятки», «трухнул

Психология характера и социология
187
порядком». В гармонии со всем этим находилась и сильно развитая у Чичикова любовь хорошо и плотно покушать, проявлявшаяся за обедами и у Собакевича, и у Коробочки, и у Петуха, и даже в дорожных трактирах.
Итак, отличительною, основною чертой духовной природы Чичикова является сильное развитие, полное преобладание низших эгоистических чувств. Это неизбежно отражалось и на других сторонах его эмоциональной жизни.
Этические чувства стоят в несомненном, непримиримом противоречии с низшими эгоистическими; первые диаметрально противоположны последним. Поэтому совершенно невозможны для эгоиста какие бы то ни было нравственные эмоции; в лучшем случае они отличаются чрезвычайною слабостью, и основная природа их затемняется ясно выраженными эгоистическими побуждениями и интересами. Если люди индивидуалистического склада совершенно не задавались высшими нравственными запросами, не мучились над задачей, как жить лучше, и не пытались осуществить никакого нравственного идеала, то по отношению к таким характерам, как Чичиков, кажется странною самая мысль о возможности моральных проблем и деятельного стремления к их разрешению. Естественно, что Чичикову чужды в сущности были всякого рода этические чувства: у него не было «ни друга, ни товарища в детстве»; отец дурно с ним обращался, и потому сын не любил его; Чичиков не знал даже обыкновенного сострадания к чужим несчастиям, даже к несчастиям известных ему людей, которым он был многим обязан: так, когда любивший его за тихое поведение и покровительствовавший ему некогда учитель был выгнан со службы, Чичиков дал в общую товарищескую складчину для помощи ему всего какой-то жалкий «пятак серебра», с презрением возвращенный ему тотчас же возмущенными его бессердечием товарищами. Он, правда, «очень заботился о своих потомках», подумывал нередко о «детской» и «о Чиченках»; но тут проглядывает не настоящая сердечная любовь к детям, а эгоистический инстинкт самосохранения, превращающийся только в стремление к продолжению своего рода. Такою же низменно эгоистическою окраской отличалось, наконец, у Чичикова и величайшее из этических чувств, любовь. В сущности о «бабенке» он мечтал как о необходимом житейском удобстве. Встретившись в первый раз в дороге с только что окончившею институт губернаторскою дочкой, Чичиков отдался чрезвычайно прозаи¬

188
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ческим мыслям: «славная бабешка! ведь, если, положим, этакой девушке да придать тысяченок двести приданого, из нее бы мог выйти очень, очень лакомый кусочек. Это бы могло составить, так сказать, счастье порядочного человека». Потом, на балу у губернатора, увидев ее, он, правда, «на несколько минут в жизни обратился в поэта», но все-таки «нельзя сказать наверно, точно ли пробудилось в нашем герое чувство любви; даже сомнительно, чтобы господа такого рода способны были к любви».
Преобладание низших эгоистических чувств не создает благоприятной почвы для развития эстетического вкуса, чувства красоты в различных ее проявлениях: ведь низшие эгоистические чувства в высокой степени не эстетичны, безобразны и уродливы. Понятно поэтому, что чистый эгоист — менее всего эстетик. Настоящие искусства, музыка, поэзия, живопись, скульптура, архитектура, театр — его не увлекают и не захватывают. И действительно, мы тщетно бы стали искать у Чичикова серьезных эстетических интересов. Только во время болезни он читал, именно «прочитал какой-то том герцогини Лавальер»95, но и самый выбор чтения и условия, при которых оно происходило, превосходно подчеркивают отсутствие всякого художественного чувства или стремления. Единственно, что еще указывало на слабый отблеск какого то стремления к красоте у Чичикова, это его забота о своем костюме: напр[имер], на вечеринке у губернатора «в приезжем (т. е. Чичикове) оказалась такая внимательность к туалету, какой даже не везде видывано». Но как далеко отстоит это стремление к внешнему благообразию, эта аккуратность в костюме от настоящих художественных интересов и эстетических восторгов и увлечений.
Мы видели в свое время, что неутолимая жажда деятельности, неудержимое стремление к новизне и разнообразию впечатлений служили основными стимулами общественных чувств у людей индивидуалистического типа. Этого стимула нет и быть не может у людей, подобных Чичикову. А так как у такого рода людей нет и понятия о долге, о нравственной обязанности личности перед обществом, то в результате получается полное отсутствие общественных чувств, и вся общественная деятельность эгоистов сводится к достижению ими тех низменных эгоистических целей, которые составляют весь смысл их существования. Вся служебная деятельность Чичикова, известная всякому, служит яркой иллюстрацией этого положения. Но не менее

Психология характера и социология
189
характерно притом, что Чичикову ничего не стоит прикрыться громкою фразой, выказать себя на словах носителем высоких общественных идеалов, прикрыть маской законности совершенно неблаговидный, общественно вредный образ действий. Говоря, напр[имер], о купчей на мертвые души как на живые, потому что они живые по ревизской сказке, Чичиков с пафосом замечает: «я привык ни в чем не отступать от гражданских законов; обязанность для меня — дело священное; закон — я немею перед законом».
Из трех необходимых элементов религиозного чувства — нежной эмоции, чувства высокого и страха — Чичикову свойствен был лишь последний. Естественно, что и религия в его глазах имела значение разве только устрашающее, как угроза карою за прегрешение. Может ли быть при таких условиях речь о настоящей религиозности? На этот вопрос, конечно, не может быть двух ответов.
Представляя себе теперь в целом всю эмоциональную жизнь Чичикова, невольно поражаешься необыкновенною бедностью ее содержания. Целые ряды самых сложных, самых прекрасных человеческих чувств оказываются чуждыми чистому эгоисту. Для него пропадает множество жгучих ощущений, расширяющих умственные горизонты, углубляющих мысль. Такая скудость содержания эмоциональной жизни неизбежно отражается, конечно, и в сфере ума. Ум Чичикова не был и не мог быть разносторонним, не отличался объективизмом, пониманием всего бесконечного разнообразия человеческих свойств и отношений, многосложностью мыслительных интересов. Еще в школе, позднее и в жизни, у него «особенных способностей к какой-нибудь науке не оказалось». Он жил без всяких теоретических, научных и — тем более — философских интересов. Зато в тех случаях, когда уму Чичикова приходилось разбираться в привычных, психологически родственных натуре его интересах и побуждениях, результаты получались очень хорошие. Дурные стороны человеческой природы, низменные инстинкты, элементарно эгоистические вожделения хорошо понимались и превосходно эксплуатировались Чичиковым в свою пользу. В этом отношении он проявлял замечательную наблюдательность и большую ловкость. Он внимательно расспрашивал обо всем у трактирного слуги, «оказал необыкновенную деятельность насчет визитов», «в разговорах очень искусно умел польстить каждому», во время игры в карты «спорил, но как то чрезвычайно искусно, так что все видели, что он спорил,

190
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
а между тем приятно спорил»; с Коробочкой «Чичиков, несмотря на ласковый вид, говорил, однако же, с большею свободой, нежели с Маниловым», и «вовсе не церемонился»; он сразу понял Собакевича, характеризуя его по внешности — «медведь, совершенный медведь» — и по его внутренним свойствам — «экой кулак!»; отлично обделал дело с мертвыми душами у Плюшкина, пользуясь его скупостью, ловко обманул повытчика, обещав ему жениться на его перезрелой и некрасивой дочери и не сдержав обещание потом, когда благодаря нареченному тестю выдвинулся вперед по службе, и т. д., и т. д.
Стремясь к одной узкой цели, не разбрасываясь и не растериваясь, Чичиков не знал внутренней борьбы мотивов, душевного разлада и нерешительности. Его воля была всегда сильна и прямолинейна. Колебания были для него немыслимы.
V.
По принятому нами методу, мы не считаем себя вправе при анализе главных характеров ограничиваться разбором одного примера, так как при этом легко можно принять индивидуальные особенности за типические черты. Поэтому мы должны остановить внимание читателя еще на одном изображении эгоистического характера. Чтобы недалеко ходить, мы анализируем характер сестры приват-доцента из повести «Варенька Олесова» г. Горького, Елизаветы Сергеевны. Это тем более удобно, что мы опять будем иметь дело, как и при изображении индивидуалистических типов, с лицом другого пола, чем только что разобранное.
Красивая и изящная героиня г. Горького — родная сестра по духу Павла Ивановича Чичикова. «Жесты у нее были мягкие, осторожные, и от всей ее стройной фигуры веяло внутренним холодом». Уже это одно напоминает Чичикова с его «ловкостью почти военного человека». Низшие физиологические инстинкты — склонность к вкусовым ощущениям и чувственность — не менее сильны у Елизаветы Сергеевны, чем у Чичикова. Она, напр[имер], «кушала, тщательно обгладывая косточки дичи», и пока ела, молчала, а заговорила лишь насытившись. Она любовалась влюбленным в нее красавцем-юношей Бенковским, и при этом «в глазах ее сверкала искорка сладострастного вожделения». Это сильно напоминает прозаические мечты Чичикова о «бабенке». В соответствии с этим находим в характере

Психология характера и социология
191
Елизаветы Сергеевны чрезвычайное себялюбие и пренебрежительное, дурное отношение к другим людям. Она, напр[имер], «не стесняясь, смеется» над наивностью Вареньки, при словах которой у нее появляется на губах «ехидная улыбка». Чужие достоинства, напр[имер], красота и молодость Олесовой, ее раздражают. Елизавета Сергеевна не перестает жаловаться брату на своего покойного мужа, подчеркивая свое несчастье и терпение: «я уже с третьего года жизни с ним почувствовала себя внутренно одинокою», «если бы ты знал, что я переживала!», — повторяет она. «Она долго и скучно говорила ему о своей печальной жизни». Невольно припоминается при этом слеза, пролитая Чичиковым при воспоминании о своих служебных неудачах. Ревнивая, заботливая внимательность к собственным материальным интересам составляла также отличительную черту характера Елизаветы Сергеевны, свидетельствующую о большом развитии у нее низших эгоистических чувств. Имея в виду выйти замуж за Бенков- ского, она говорит брату: «я хотела бы устроить дело с ним так, чтобы мои имущественные права не подвергались никакому риску». Елизавета Сергеевна даже прямо заявляет: «практичность, по-моему, очень похвальное свойство», и доходит в этой практичности до того, что предназначает Бенковскому не только весь гардероб, но даже и туфли своего покойного мужа. Ко всему этому надо присоединить еще большую трусость ее: она жалуется брату на дерзость и грубости мужиков, но не подает жалоб земскому начальнику, «понимая, что на этой почве могут расцвести такие огненные цветы... пожалуй, в одно прекрасное утро проснешься только на пепле своей усадьбы». Тою же трусостью, боязнью чужого осуждения объясняется и отличавшая Елизавету Сергеевну «прискорбная привычка философствовать», «стремление обо всем рассуждать не из естественной склонности уяснить себе свое отношение к жизни, а лишь из предусмотрительного желания разрушать и опрокидывать все то, что так или иначе могло бы смутить холодный покой ее души».
Едва приехав, «Ипполит Сергеевич уже успел убедиться, что сестра не особенно поражена фактом смерти мужа», что, следовательно, по крайней мере, одно из ее этических чувств отличалось слабостью. В этом отношении особенно знаменательны рассуждения Елизаветы Сергеевны о любви и о браке. По ее словам, «любовь — это победа того, кто любит меньше, над тем, кто любит больше... я победила и воспользуюсь плодами победы»; «брак должен быть разумною сделкой,

192
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
исключающею всякий риск». Ипполит Сергеевич прав, когда замечает, что она «играет в любовь». При таких условиях, конечно, не приходится искать у Елизаветы Сергеевны каких-либо сильных родственных привязанностей, чувства дружбы, деятельного или даже пассивного сострадания к чужому горю, не говоря уже о жизненном моральном идеале и его осуществлении в действительности.
Холодным, эгоистическим характером отличаются и эстетические чувства Елизаветы Сергеевны. Она, правда, играет на рояле, но больше с Бенковским, чем одна, слушает с удовольствием стихи Бенковского, но почему? потому что в этих стихах он воспевает ее.
Когда далее мы наблюдаем, как Елизавета Сергеевна нагромождает одну на другую либеральные фразы, лишенные реального содержания, то невольно вспоминаются при этом слова Чичикова о его безграничном уважении к закону, и становится совершенно несомненным полное отсутствие общественных чувств у данного лица.
Едва ли, наконец, может быть речь о какой-либо религиозности разбираемого характера.
Переходя к эмоциональной жизни в сферу ума, мы легко замечаем, что Елизавета Сергеевна отличается большою наблюдательностью и умением понимать те душевные явления, какие не чужды ей самой: она, напр[имер], понимает все отдельные перипетии, какие пережило чувство ее брата к Вареньке Олесовой, с лукавою улыбкой наблюдает за ним и его приемами. Но раз явление выходит из ее обычного кругозора, она его не понимает и пренебрежительно от него отворачивается: склонна к здравому скептицизму, презирает одинаково и идеалистов, и декадентов, и материалистов. Наукою, мышлением, по ее мнению, надо заниматься только в том случае, «если они дают нечто положительное... приятное вам». «Она выработала себе схему практики, а теории лишь постольку интересовали ее, поскольку могли сгладить ее сухое, скептическое и даже ироническое отношение к жизни и людям».
Простота, единство и элементарность мотивов приводили, наконец, к твердости воли, к решительности и прямолинейности в той узкой сфере деятельности, которая определялась бедностью жизни чувства.
Остается подвести итоги исследованию эгоистических характеров. В области чувства они отличаются большою напряженностью низших эгоистических чувств, в которые перерождаются даже и бо-

Психология характера и социология
193
лее сложные эгоистические эмоции, при крайней притом слабости или даже полном отсутствии чувств этических, эстетических, общественных и религиозных. Субъективизм и практическая наблюдательность ума и решительность воли, направленной на достижение узких эгоистических целей низшего порядка, дополняют эту печальную психологическую картину.
VL
В своих предшествующих очерках по психологии характера нам неоднократно приходилось встречаться с характерами переходными, не цельными и не едиными, сложными. Мы отметили, напр[имер]* что Леон Плошовский, герой романа Сенкевича «Без догмата», несмотря на всю силу его эстетических эмоций, не чистый эстетик, так как этический, нравственный элемент в его духовной природе в значительной мере самостоятелен и достаточно силен; что Рудин** — тип переходный от чисто эгоистического к аналитическому, т. е. с преобладанием ума, рассудочной деятельности; что, наконец, существует сложный тип, который надо обозначить термином «этические индивидуалисты» и ярким представителем которого является известный Фердинанд Лассаль, дневником которого мы и воспользовались при составлении соответствующей характеристики***. Быть может, даже такие сложные и переходные характеры встречаются в жизни несравненно чаще и во всяком случае не реже, чем характеры цельные, как бы выкованные из одного металла или вытесанные из одного камня. В дополнение к приведенному очерку эгоистических характеров мы позволим себе теперь остановить внимание читателя на типе, представляющем собою переход от эгоистических характеров к эстетическим, точнее — смешение этих двух типов душевной организации. Мы имеем в виду характер Гедды Габлер в драме того же названия, принадлежащей перу одного из властителей дум нашего времени, знаменитого норвежского писателя Генриха Ибсена96. Гедда Габлер, как покажет дальнейший анализ, есть типичная эстетическая эгоистка.
* Этические и эстетические характеры.
** Там же.
“* Этический индивидуалист.

194
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Чтобы доказать эгоизм Гедды, стоит только обратить внимание на чрезвычайное развитие ее эгоистических чувств, и притом по преимуществу низших, более элементарных и грубых. Гедда Габлер крайне избалована, имеет большую привычку к роскоши, нуждается в шуме и блеске, в том, чтобы на нее обращали внимание, за нею ухаживали. Юлиана Тесман, тетка ее мужа, замечает о ней: «Дочь генерала Габлера! К чему она только ни привыкла, когда жив был генерал!» По словам мужа, «для Гедды путешествие было необходимо». Сама Гедда заявляет, что она «рассчитывала бывать часто в обществе, делать приемы», хотела иметь ливрейного лакея, верховую лошадь. Она не скрывает своего пренебрежения к общественному положению и бедности мужа: «во всем виноваты», говорит она, «те низменные условия, в которые я попала. Они-то и делают самую жизнь такою жалкою, просто-напросто смешною». Подчинение другому человеку она не выносит и застреливается, когда видит себя в руках асессора Брака. При всем том чувство страха в высокой степени свойственно Гедде Габлер: она прямо говорит Левборгу: «я боялась скандала, я страшно труслива». Правда, она не испытывает жажды приобретения, не корыстолюбива, но это объясняется именно наличностью в ее природе эстетического элемента: корыстолюбие — безобразно, некрасиво. Этим же эстетическим чувством объясняется и проявляющееся у Гедды некоторое, довольно, впрочем, слабое честолюбие: она выражает, напр[имер], желание сделать своего мужа политиком, даже министром.
Не менее или разве не многим менее сильно выражены в характере Гедды Габлер эстетические чувства. Прежде всего она любит изящную обстановку, «не выносит чехлов, на мебели»; Тесман прямо говорит: «я никак не мог предложить ей мещанскую обстановку». Затем, по ремарке автора, Гедда «одета с большим вкусом». Она любит музыку и особенно стремится к красивым поступкам, именно красивым, а не нравственно-прекрасным. Поощряя Эйлерта Левборга в его намерении застрелиться после потери драгоценной для него рукописи, она дает ему пистолет со словами: «но только, чтобы было красиво!» Когда Гедда узнает о самоубийстве Левборга, то говорит: «наконец, хоть один подвиг! Я говорю, что во всем этом есть красота»; но, услышав, что Левборг выстрелил себе в живот, она в отчаянии восклицает: «ах, это смешное и пошлое, которое, точно проклятие, ложится на все, к чему я ни прикасаюсь!».

Психология характера и социология
195
Уже это стремление к внешней красоте поведения, без всякого его согласования с моральными требованиями, служит очевидным доказательством того, что этические чувства не играли почти никакой роли в духовной природе Гедды Габлер. Ближайшее исследование совершенно подтверждает этот вывод. У Гедды нет не только никаких родственных привязанностей, но даже простой деликатности по отношению к чужим чувствам этого рода: она, напр[имер], очень холодно встречает тетку своего мужа, Юлиану Тесман, и сразу переходит с ней на вы; когда Юлиана обнимает ее, она освобождается из ее объятий и говорит с досадой: «ах, оставьте меня!» «Ах, эти вечные тетушки», говорит Гедда, когда Тесман хвалит Юлиану, и прямо заявляет мужу: «я попробую называть ее теткою. Но ничего больше сделать не могу». Гедда с гневом отрицает возможность иметь детей и замечает при этом: «у меня нет к этому решительно никаких наклонностей; ни к чему, налагающему на меня обязанности». Достаточно характерно в эгоистическом смысле и ее отношение к мужу: она говорит с ним «резко», «с нетерпением», «с насмешкой»; по ее собственным словам, она приняла предложение Тесмана по той причине, что он «начал всеми силами добиваться позволения заботиться обо мне»; когда Левборг спросил ее о любви к Тесману, она с пренебрежительною улыбкой ответила: «любовь? ну, это уж слишком». Чувство дружбы — совершенно притворно и поддельно у Гедды: она притворно дружится с Теей Эльвстед с исключительно эгоистическою целью повредить ей и Левборгу; своей дружбой с Левборгом она пользовалась для удовлетворения своего нездорового любопытства и возбуждения дурных инстинктов; она допытывалась от него всех подробностей о его кутежах: «разве вы находите совершенно необъяснимым, если молодая девушка, по мере возможности, тайком, охотно приподнимает завесу мира, который, по общепризнанному мнению, должен остаться для нее закрытым?» Если ко всему этому прибавить, что Гедда зло смеется над Левборгом, говоря, что он на пиру у асессора Брака «одухотворился», т. е. напился, и что она без сожаления и со злобой, сжигает рукопись Левборга, приговаривая: «теперь я сжигаю твое дитя, Тея, твое и Эйлерта Левборга», то будет совершенно ясно, что Гедде не свойственна была не только общепринятая, но и какая бы то ни бьио мораль; что в ней можно наблюдать совершенную атрофию нравственного чувства. Может ли быть после этого речь о каких-либо общественных и религиозных чувствах Гедды?

196
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Гедде Габлер нельзя, конечно, отказать в уме, но ум этот — субъективен в значительной мере, хотя несомненно разностороннее, чем ум чистых эгоистов. Лучше всего она умеет подмечать дурные стороны человеческой природы и с необыкновенным искусством пользуется ими для достижения своих личных целей. Так, напр[имер], ей ничего не стоит, действуя на дурные инстинкты Левборга, заставить его напиться пьяным. Но Гедда понимает и чувства такого в сущности нравственного ее антипода, как Тея Эльвстед: она сразу догадывается о ее любви к Левборгу и притворною дружбой заставляет ее высказаться до конца и выпытывает у нее все, что ей нужно знать о взаимных отношениях Теи и Эйлерта.
Наконец, всякий согласится с нами, что Гедда обладала решительною волей, что доказывается хотя бы фактом ее самоубийства, а также всем ее поведением по отношению к окружающим. Только чувство страха парализует иногда волю Гедды Габлер.
В результате мы имеем сложный характер, главными особенностями которого являются преобладание эгоистических чувств и сильное развитие эстетического вкуса, атрофия этических эмоций, общественных и религиозных чувств, вполне естественная и в эгоистах и в эстетиках, несколько бблыиая, чем у чистых эгоистов, разносторонность ума и достаточная решительность воли.
Статья пятая
АНАЛИТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРЫ
I.
В предшествующих наших очерках по психологии характера мы имели дело с типами, основных черт которых приходилось искать в сфере чувства. Мы не думаем утверждать, что эта сфера нами исчерпана, что все возможные и действительно существующие комбинации психических сил на основе одного или немногих главных чувств, определяющих душевную природу той или другой личности, изучены в отмеченных статьях. Напротив: здесь остается еще обширное поле для исследования, и мы предполагаем еще в будущем вернуться к характерам с эмоциональной окраской. Нет однако сомнения, что многое основное в этой сфере уже подвергнуто нами анализу, так что вполне уместно и своевременно сосредоточить теперь внимание

Психология характера и социология
197
на характерах, основная черта которых заключается в преобладании во всем психическом строе человека ума, анализа, иными словами на характерах аналитических или интеллектуальных по преимуществу.
И здесь, конечно, не может быть полного единства. Не говоря уже о ряде переходных форм, можно наметить, по нашему мнению, две основных разновидности аналитических характеров: одна из них отличается преобладанием умственной сферы над сферой чувства по той причине, что все чувства, хотя и отличаются значительной напряженностью, но ни одно из них не подавляет других, так что они друг друга нейтрализуют, находятся в постоянной борьбе без перевеса в ту или иную сторону; но существует и другая разновидность, характеризующаяся преобладанием ума или анализа над эмоциональной жизнью не вследствие равномерности и равносильности значительно развитых и достаточно напряженных чувств, а по причине именно крайней слабости всех эмоций, их ничтожества и бессилия. Различие между указанными двумя разновидностями, очевидно, весьма существенно, и игнорировать его никак нельзя. Мы и попытаемся в предлагаемом очерке наметить основные особенности организации душевной жизни обоих видов методом и материалом так, как мы ими уже пользовались раньше.
Примером первой разновидности нам послужит Шекспировский Гамлет, образцом второй — Алексей Александрович Каренин из гениального романа гр. Л. Н. Толстого, не раз уже дававшего нам материал для изучения.
И.
В галерее типов, созданных гением великого английского поэта, едва ли найдется более популярный характер, чем характер несчастного датского принца. Шекспировская литература, вообще богатая, изобилует анализами Гамлета. Этот ряд выдающихся литературных комментаторов великой трагедии пополняется многочисленными сценическими ее истолкователями в лице артистов всех наций и самых разнообразных темпераментов и дарований. Наконец, среди образованного общества едва ли найдется кто-либо, кто не составил бы себе понятие о характере Гамлета самостоятельно или на основании сценических его воплощений и литературных разборов. Но несмотря на это или, может быть, именно вследствие этого существует

198
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
целый ряд чрезвычайно противоречивых суждений о величайшем создании Шекспира. И это служит первым основанием необходимости вновь анализировать тип Гамлета, пользуясь принятым нами методом и исходя из тех соображений, которые положены в основание предыдущих наших статей по психологии характера или, что то же, этологии. К этому основанию можно прибавить еще второе, отличающееся скорее эстетическим, чем теоретическим, значением: изучая тип Гамлета, испытываешь такое высокое художественное наслаждение, что бывает жаль не поделиться им с другими, которым знакомые образы и черты должны напомнить о пережитом когда-то свежем впечатлении от первого знакомства с Шекспировским chef d’oeuvre-ом.
Если не все, то по крайней мере громадное большинство комментаторов, артистов и зрителей выдвигают на первый план в психической природе Гамлета необыкновенную силу анализа, необыкновенную глубину, объективную широту и поражающую силу ума. И едва ли можно сомневаться в справедливости такого взгляда. Неутомимый ум Гамлета постоянно работает, искрится разнообразнейшими цветами остроумия, обнаруживает чрезвычайно развитую наблюдательность и проницательное понимание других людей и окружающей среды. Все это сразу бросится в глаза с первых же сцен трагедии. Когда король обращается к Гамлету, называя его другом и сыном, Гамлет сразу замечает неискренность и отмечает про себя: «поближе сына, но подальше друга». Необыкновенно тонкая ирония и вместе глубина мысли заметны и в следующих затем ответах принца на вопрос короля — «как, над тобой еще летают тучи?» — и на замечание королевы, что не нужно горевать об отце, так как все умрет: первому он остроумно и язвительно замечает: «о нет! мне солнце слишком ярко светит», а второй меланхолически вторит: «да, все умрет», разумея под этими словами, очевидно, и смерть чувства своей матери к своему покойному отцу. Понимание людей и среды Гамлет проявляет постоянно: он хорошо знает Горацио и уверен, что не леность вызвала его из Виттенберга, Полоний — сразу ему понятен, как и типические придворные Розенкранц и Гильденштерн; он составил прекрасный план представления для актеров и разгадал верно чувство короля, увидевшего на сцене себя самого. Наконец, высшие научные и философские вопросы привлекают сильно внимание Гамлета; он обнаруживает большую широту теоретического мышления, когда замечает несколько педантическому Горацио: «есть многое на небе и земле,

Психология характера и социология
199
что и во сне, Горацио, не снилось твоей учености». А кому неизвестен удивительный по глубине мысли монолог «быть или не быть?»
Но при великой силе мысли, при развитом уме и способности анализа, Гамлет вовсе не был холодным человеком, лишенным способности чувствовать. Только большая часть его чувств находит себе противовес в других чувствах, так что происходит постоянная взаимная борьба их, дающая возможность уму возвышаться над эмоциональной сферой и господствовать над последней. Из всех эмоций самыми слабыми нужно признать у Гамлета низшие эгоистические чувства, что, конечно, вполне понятно, потому что эти чувства — неумны, противоречат здравому мышлению. У Гамлета нет, напр[имер], наклонности к грубым физическим наслаждениям: он не любит пиров, находит, что обычай пировать «забыть гораздо благородней», что «похмелье и пирушки марают нас в понятии народов», что «всю славу дел великих и прекрасных смывает с нас вино». А может ли быть что-нибудь неразумнее страха во всех его видах? И Гамлет совершенно лишен этого унизительного чувства: он смело идет за тенью отца и нисколько не боится смерти. Он не знает и пустого самолюбия: «я обиду перенес бы», говорит он, «во мне нет и желчи, и мне обида не горька». Но жажда мщения свойственна Гамлету: недаром он замечает тени отца: «на крыльях, как мысль любви, как вдохновенье, быстрых я к мести полечу!»
Этические чувства Гамлета достигали очень значительной напряженности и играли видную роль в его эмоциональной природе. Перед ним ясно стояло понятие о нравственном идеале чистоты и совершенства, и он глубоко страдал от несоответствия действительности этому идеалу, что и выразилось особенно ярко во время его полубезумного на первый взгляд, но вполне понятного при его душевном состоянии разговора с Офелией в третьем действии. Едва ли не еще более рельефным выражением высокого понятия Гамлета о нравственности и любви служит первый его монолог в первом действии, когда он не может опомниться от негодования по поводу второго брака матери, последовавшего так скоро за смертью его отца. Сознание необходимости мщения и неизбежности торжества пошлости и безнравственности на земле преисполняют Гамлета скептицизмом по отношению к величайшему из этических чувств, — любви. Любовь парализуется у него таким образом другими эмоциями, но она все-таки, несомненно, свойственна Гамлету и даже, напр[имер],

200
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
постоянно сквозит в его жестокой беседе с Офелией, так что вполне справедливы его слова: «я любил Офелию, и сорок тысяч братьев со всею полнотой любви не могут ее любить так горячо». Целый ряд сложных чувств парализует в Гамлете и всякую возможность непосредственного, немедленного и энергичного проявления его, — несомненно, очень сильной — любви к отцу. Сила этой любви видна всего лучше из неподдельной скорби Гамлета по поводу смерти отца, скорби, которой едва ли можно подыскать лучшее выражение, чем следующие слова: «ни траурный мой плащ, ни черный цвет печального наряда, ни грустный вид унылого лица, ни бурный вздох стесненного дыханья, ни слез текущий из очей поток — ничто, ничто из этих знаков скорби не скажет истины; их можно и сыграть, и это все казаться точно может. В моей душе ношу я то, что есть, что выше всех печали украшений». Еще более парализованной является искренняя любовь Гамлета к матери, омраченная сознанием ее «гнусной поспешности», быстрого падения «в кровосмешенья ложе». Вообще можно сказать, что ни одно этическое чувство не чуждо датскому принцу: он, напр[имер], знает и ценит дружбу с Горацио и Марцелло; он преисполнен доброжелательства ко всем, хорошо обращается с актерами, искренно жалеет случайно погибшего от его руки Полония, хорошо относится к Лаэрту и т. д.
Человек, в духовной природе которого, видную роль играют эмоции нравственного порядка, всегда нуждается в вере, имеет серьезное религиозное чувство. Оно свойственно и Гамлету: он удерживается от самоубийства, потому что считает его грехом; из религиозных побуждений он не решается убить короля в то время, когда последний молится. «И воробей не погибнет без воли Провидения», замечает он в разговоре с Горацио в последнем действии.
Эстетическое чувство, чувство красоты, любовь к искусству живет в душе Гамлета, доступно ему в высокой степени: он, напр[имер], заставляет актера декламировать; его критические замечания и режиссерские поучения отличаются большой тонкостью и глубиной. «Особенно обращай внимание на то, чтобы не преступать за границу естественного. Все, что изысканно, противоречит намерению театра, цель которого была, есть и будет — отражать в себе природу: добро, зло, время и люди должны видеть себя в нем, как в зеркале». Это — действительно «суждение знатока», которое «должно перевешивать мнение всех остальных». Но в то же время Гамлет — не чистый эстетик, кото¬

Психология характера и социология
201
рый никогда не позволил бы примешать к искусству посторонние цели: театром Гамлет пользуется, чтобы изобличить короля в преступлении и придать себе решимости в мщении. Опять таким образом мы встречаем конфликт чувств разных порядков, причем трудно решить, которое из них сильнее, тем более, что каждое из них далеко не ничтожно, а достигает, напротив, высокого уровня развития.
Результат известен, понятен и давно сделался ходячим общим мнением: этот результат сводится к слабости воли, к крайней нерешительности, к внутреннему разладу. Это и составляет главный источник страданий Гамлета, внутреннюю его трагедию. Коллизия чувств дает перевес анализу, уму, который разлагает на составные элементы всякое хотение, всякое волевое движение и тем уничтожает последнее. Гамлет все время поступает не так, как хочет, а как велят ему всесильные обстоятельства. Он в сущности плывет по течению. Ему тяжело оставаться в Дании, и все-таки он остается, сдаваясь на просьбы короля и королевы. Он с болью в сердце сознает свою слабость, говоря: «я — презренный, малодушный раб, я дела чужд», «я расточаю сердце в пустых словах», «я слаб и предан грусти», «мне нужно основание потверже». Гамлет никак не может сделать бесповоротный шаг в ту или другую сторону: тысячи чувств и соображений, взаимно перепутываясь, связывают его по рукам и по ногам. Только исключительное стечение обстоятельств: состязание с Лаэртом, коварный замысел короля погубить Гамлета, сознание Лаэрта, смерть матери повели к мщению королю со стороны Гамлета. Этот заключительный поступок является таким образом не столько результатом внутренней психической работы и волевой энергии, сколько следствием внешних влияний, повелительно направивших Гамлета на путь решительных действий.
III.
В одной из своих превосходных статей о творчестве гр. Л. Н. Толстого г. Овсянико-Куликовский97 высказал мнение, что тип Алексея Александровича Каренина не совсем удался автору, что ему не удалось в нем найти человека в высоком смысле этого слова. Причину этой неудачи г. Овсянико-Куликовский указывает в той верно отмеченной им, в общем, особенности дарования нашего великого писателя, которую следует обозначить термином

202
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
«субъективизм»: Л. Н. Толстой наибольшей художественной высоты и совершенства достигает в изображении тех характеров, которые психически родственны ему. Но как ни верно это общее воззрение, нельзя однако не признать, что гений Толстого оказывается достаточно сильным, чтобы проникнуть в духовную глубь личностей и совершенно иного, чем сам писатель, склада. Мы видели в одной из предыдущих статей, как превосходно изображен им индивидуалистический характер Вронского. Последующее изложение покажет, что и Каренин создан Толстым с не меньшим совершенством и что истинно человеческое в этой личности им найдено постольку, поскольку оно ей действительно свойственно.
Уже самая внешность Алексея Александровича, как она изображена у Толстого, указывает на человека необыкновенно уравновешенного, рассудочного, холодного. У него была «холодная и представительная фигура», «упорный и усталый взгляд», говорил он «холодно и спокойно», «медлительным и тонким голосом». Эти несколько штрихов, мастерски брошенных, мимоходом, живо рисуют перед нами внешность Каренина с его «петербургски свежим лицом и строго самоуверенной фигурой». Недаром это свойство дарования Толстого — в нескольких словах характеризовать внешность действующих лиц его романов внушило г. Мережковскому98 мысль назвать писателя «тайновидцем плоти». Он действительно тайновидец плоти, но, вопреки мнению г. Мережковского, не менее и тайновидец духа и в этом отношении не уступает Достоевскому.
Какую видную роль играли в жизни Каренина потребности и интересы ума, — это лучше всего видно из его необыкновенной аккуратности и точности: «каждая минута жизни Алексея Александровича была занята и распределена. И для того, чтобы успевать сделать то, что ему предстояло каждый день, он держался строжайшей аккуратности. Без поспешности и без отдыха — было его девизом». «Несмотря на поглощавшие почти все его время служебные обязанности, он считал своим долгом следить за всем замечательным, появлявшимся в умственной сфере». «Его интересовали книги политические, философские, богословские». Каренин не был лишен и наблюдательности: он заметил, напр[имер], что все нашли неприличным оживленный разговор Анны с Вронским во время прихода его в гостиную графини Бетси Тверской; он также «знал несомненно, что он был обманутый муж». Но наряду со всем этим бросается в глаза одна чрезвычайно

Психология характера и социология
203
замечательная особенность в умственной организации Алексея Александровича: несмотря на обширность, силу и проницательность ума, он многого однако не понимал, особенно в сфере чувства. Так, когда он стал замечать, что отношение Анны к Вронскому далеко не безразличное и совсем особенное, то он «чувствовал, что стоит лицом к лицу перед чем-то нелогичным и бестолковым, и не знал, что надо делать»; он не понимал Анны: «переноситься мыслью и чувством в другое существо было душевное действие, чуждое Алексею Александровичу. Он считал это душевное действие вредным и опасным фантазерством». Характерен и выход из такого положения, найденный Карениным: «Вопросы о ее чувствах — это не мое дело, это дело ее совести и подлежит религии», сказал он себе, чувствуя облегчение при сознании, что найден тот отдел узаконений, которому подлежало возникшее обстоятельство, — «моя же обязанность ясно определяется: как глава семьи, я — лицо, обязанное руководить ею, и потому отчасти лицо ответственное; я должен указать опасность, которую я вижу, предостеречь и даже употребить власть». Во всем этом, как нельзя лучше, проявилась крайняя узость и односторонность ума Каренина. Мы сейчас увидим, как дальнейшие наблюдения укажут и на причину этой односторонности и поверхностности: эта причина — бедность эмоциональной жизни, слабость чувства в различных его проявлениях.
Едва ли не единственным сколько-нибудь развитым эгоистическим чувством Алексея Александровича было самолюбие, соединенное с служебным или чиновным честолюбием. Это самолюбие заставляло его скрывать даже те небольшие проблески нежности и привязанности, на какие он был способен: так с женой он говорил обыкновенно «тоном насмешки над тем, кто бы на самом деле так говорил». Он «исключительно отдался служебному честолюбию». Ему свойственно было до некоторой степени и чувство страха: он «был «физически робкий человек», боялся оружия и не мог решиться на дуэль. Все это вполне понятно в рассудочной натуре. Понятно также и то, что чувство гнева в его крайних или даже просто сильных проявлениях было несвойственно Алексею Александровичу: так, когда Анна прямо объявила ему, что она любовница Вронского, то «Алексей Александрович не пошевелился и не изменил прямого направления взгляда, но все лицо его вдруг приняло торжественную неподвижность мертвого». Гнев вырождался у него в злобное желание мщения:

204
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
«в душе Алексея Александровича оставалось нежелание того, чтобы Анна беспрепятственно могла соединиться с Вронским, чтобы преступление ее было для нее выгодно», у него было «желание, чтобы она не только не торжествовала, но получила возмездие за свое преступление». Эта, имеющая корнем своим ту же рассудочность, тесная связь мстительности с гневом проявляется и в том, что когда Анна, вопреки его требованию, приняла Вронского, то он, явившись в ее комнату, грубо отнял у нее письма последнего, решил требовать развода и взять себе сына. Но известно, что все эти эгоистические чувства не оказались настолько сильными, чтобы привести к определенным результатам.
Не менее бедна содержанием и сфера этических чувств Каренина. Начать с того, что потребность в нравственном идеале заменялась у него узким кодексом правил общепринятой морали и понятием о приличии. Зная о связи жены с Вронским, он решил бывать у нее на даче раз в неделю «для приличия». Жена для него не более, как человек «без чести и без сердца, без религии, испорченная женщина». «Я не полагаю, чтобы можно было извинять такого человека, хотя он и твой брат», сказал он строго о Степане Аркадьевиче по поводу его семейной истории, и замечательно, что «он сказал это именно затем, чтобы показать, что соображения родства не могут остановить его в высказывании своего искреннего мнения». Придавать важность подчеркиванию такой нравственной банальности — значит быть лишенным серьезного этического идеала, живого и деятельного. Этому соответствовала и слабость других чувств нравственного порядка. У Каренина не было привязанности к родителям: отца он не помнил, мать, умершая, когда ему было 10 лет, по-видимому, тоже не привязывала его к себе. «Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязывал ни с кем дружеских отношений». Любовь к женщине в сущности мало значила для него: перед женитьбой он «долго колебался» и потом только «отдал невесте и жене все то чувство, на которое был способен». А он способен был в этом отношении на очень немногое: в сущности все содержание его чувства очень хорошо выразилось в следующих словах, сказанных им Анне при ее возвращении из Москвы: «опять буду обедать не один. Ты не поверишь, как я привык». Нечего и говорить об отношении к другим людям, к чужим, к посторонним: холодность, расчет и отчуждение — вот к чему оно сводилось. Алексей Александрович,

Психология характера и социология
205
напр[имер], «очень дорожил» кружком графини Лидии Ивановны, состоявшим из «старых, некрасивых, добродетельных и набожных женщин и умных, ученых, честолюбивых мужчин», но дорожил он им по той причине, что через него «сделал свою карьеру». Характерно также отношение к Вронскому при первой с ним встрече на вокзале: Каренин смотрел на него «с неудовольствием, рассеянно вспоминая, кто это», «холодно» пригласил его бывать у себя. Только где-то далеко, в глубине души, тлела у Алексея Александровича искра истинно человеческого сострадания и жалости, приводившая к тому, что он «не мог равнодушно видеть слезы ребенка или женщины. Вид слез приводил его в растерянное состояние, и он терял совершенно способность соображения». Только раз в жизни эта искра разгорелась в пламя: при опасной болезни Анны «радостное чувство любви и прощения к врагам наполнило его душу». «Я увидел ее и простил», говорит он Вронскому, «и счастье прощения открыло мне мою обязанность». «Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдание других людей, и которого он прежде стыдился, как вредной слабости». Но это было и единственный раз в жизни.
Если этические чувства Каренина были слабы, то чувств эстетических у него, можно сказать, совсем не было: «искусство было по его натуре совершенно чуждо ему, но, несмотря на это, или лучше вследствие этого, Алексей Александрович не пропускал ничего из того, что делало шум в этой области, и считал своим долгом все читать. В области политики, философии, богословия Алексей Александрович сомневался или отыскивал, но в вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которой он был совершенно лишен, у него были самые определенные, твердые мнения. Он любил говорить о Шекспире, Рафаэле, Бетховене, о значении новых школ поэзии и музыки, которые все были у него распределены с очень ясною последовательностью».
Наиболее сложными чувствами, слагающимися и развивающимися под влиянием других элементов эмоциональной жизни, являются чувства общественные и религиозные. После всего сказанного можно быть уверенным, что натура, подобная Каренину, должна быть лишена и этих чувств. И наблюдения вполне соответствуют этому априорному выводу. Были ли серьезны общественные чувства Каренина? Нисколько: он в сущности не имел их, и мотивами для его убеждений

206
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ему служили или его чиновничье честолюбие и самолюбие, или взгляды тех, кто стоял выше его на ступенях чиновной лестницы. «Алексей Александрович сочувствовал гласному суду в принципе, но некоторым подробностям его применения у нас он не вполне сочувствовал, по известным ему высшим служебным отношениям, и осуждал, насколько он мог осудить, что-либо Высочайше утвержденное». «“С самодовольной улыбкой” рассказывал он о шуме, который произвело новое Положение, проведенное им в совете, об овациях, которые были ему по этому случаю сделаны». «В голове его нарождалась капитальная мысль, долженствующая распутать все это (служебное) дело, возвысить его в служебной карьере, уронить его врагов и потому принести величайшую пользу государству». Те же мотивы лежали в основе и религиозного чувства Каренина: «переживая тяжелые минуты, он и не подумал ни разу о том, чтобы искать руководства в религии». «Он был верующий человек, интересовавшийся религией преимущественно в политическом смысле». Неудивительно поэтому, что в конце концов Алексей Александрович вдался в ханжество и мистицизм: «он каждую минуту думал, что в душе его живет Христос, и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю». И в то же время его поведение уже совершенно не соответствовало нравственным принципам христианства: он наотрез отказал Анне в столь необходимом для нее разводе.
Понятно, что тогда, когда можно было положить в основу своих действий холодные соображение ума, Каренин не колебался и был решителен. Но его воля совершенно парализовалась, и он был беспомощен, когда дело касалось более деликатных отношений, когда замешивались интимные чувства и связи.
IV.
Таковы две основных разновидности аналитических характеров, в очень многом несходные между собою. Мы должны в заключение поставить вопрос, каково их общественное значение, какое влияние имеют люди того и другого склада на социальную жизнь и политические отношение?
Не случайность — тот факт, что Каренин занимал высокое положение в административной иерархии. Этот человек прямо создан для того, чтобы служить в качестве одного из крупных колес в огромной

Психология характера и социология
207
бюрократической машине: он умен, но не настолько, чтобы доходить до дерзости мысли, сдержан и уравновешен, как никто, ловок в интригах, умерен до крайности, преклоняется перед всем, что носит клеймо официального предписания и общепринятой морали, не знает страстей и весь соткан из приличий и обычаев. Такие люди обыкновенно без труда становятся в ряд официально признанных слуг государства и легко достигают «степеней известных», как было и с Карениным. Они таким образом по самому своему социальному положению имеют возможность оказывать непосредственное воздействие на политическую жизнь своего времени и своей страны. Но не надо принимать внешность за существо дела: точно ли велико это воздействие? Достаточно ли широки и проникнуты пониманием очередных государственных задач и общественных потребностей взгляды людей, подобных Каренину? Есть ли в этих взглядах хотя бы малейшие признаки политического творчества? Достаточно поставить эти вопросы, чтобы понять, что ответ на них должен быть дан только отрицательный: холодного ума, не согретого чувством, не проникнутого живым стремлением к общественной правде, слишком мало, чтобы действовать плодотворно на политической арене. Все общественное значение людей, принадлежащих ко второй разновидности аналитических характеров, сводится таким образом к деятельности простых исполнителей чужих предначертаний и — самое большее — охранителей существующих порядков и отношений. Такие люди или тянутся за другими, или переминаются на одном месте, или поворачивают назад, но идти вперед — не их дело. Следовательно, их общественное значение невелико. Они берут количеством, а не качеством.
Не то надо сказать о первой разновидности аналитических характеров, о людях, подобных Гамлету. На первый взгляд они совсем не годятся для общества и его задач. И это кажется особенно убедительным благодаря их крайнему безволию, неспособности действовать решительно и энергично. Конечно, непосредственное воздействие таких слабовольных индивидов на общественную среду и государственный строй совершенно ничтожно. Едва ли можно сомневаться в том, что, если бы Гамлет сделался королем, то он оказался бы плохим, хотя и проникнутым лучшими намерениями, правителем своего государства. Но не практическая общественная и политическая деятельность составляет призвание таких людей; их дело — теория, разработка науки, философии, вообще всякого рода знаний. Через по¬

208
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
средство этой умственной работы они могут и должны оказывать великое общественное влияние, потому что горизонты их мышления необыкновенно широки вследствие одинаковой доступности им всякого рода чувств, и так как ни одно из этих чувств не преобладает над другими, то широкий и всеобъемлющий ум лишен односторонности и пристрастия. Гамлет — это тип мыслителя, а кто будет оспаривать великое значение теоретической мысли для процесса общественной эволюции? Конечно, и ученые и мыслители бывают разные: в разряде цеховых ученых немало найдется и людей ограниченных и сухих педантов, во многом подобных Каренину, но истинный ученый, которому доступно и для которого составляет потребность творчество в области научной и философской теории, не должен и не может быть лишен чувства, потому что чувство во всех его проявлениях играет такую же первенствующую роль в духовной организации человека, какая принадлежит зрению среди других средств внешнего восприятия.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мы наметили в предшествующем изложении пять основных психических типов — эгоистов, индивидуалистов, эстетиков, людей этического склада и аналитиков. К этому мы прибавили еще главный сложный тип — этического индивидуалиста. Этим в сущности исчерпывается все главное в психологии характера: все психологические разновидности могут быть подведены под одну из указанных категорий. Такое заключение на первый взгляд не совпадает с классификацией эмоций — этого основного психического элемента; в самом деле: мы ведь различали не только эгоистические (в том числе и индивидуалистические), эстетические и этические эмоции, но еще и эмоции религиозные и общественные. Не следует ли отсюда, что соответственно этому существуют и особые религиозные и общественные характеры? Я думаю, что не следует: дело в том, что религиозная натура — не более, как эмбрион, зародыш, первая стадия развития натуры этической, а общественный характер при ближайшем анализе совпадает по своей духовной природе с этическим индивидуалистом.
В подтверждение первого приведу краткую характеристику такой религиозной натуры, как Нил Сорский". Глубокая вера соединилась в нем с религиозной терпимостью и одушевляла для него идеал прос¬

Психология характера и социология
209
той и скромной, трудовой монашеской жизни, проникнутой стремлением к религиозному созерцанию и нравственному самосовершенствованию. Исходя из этого идеала, Нил сурово порицал и отрицал современную ему монастырскую жизнь, построенную на крупном землевладении, и стоял против тех жестоких преследований, каким тогда подвергались еретики. Не ясно ли, что здесь на религиозной основе слагался этический характер?
Совпадение психического склада этических индивидуалистов и общественных характеров обнаруживается прежде всего из того примера, каким мы пользовались выше: Фердинанд Лассаль — этот типичный этический индивидуалист — был ведь вместе с тем пылким и стойким общественным борцом. Такой же общественной натурой с типическими чертами этического индивидуалиста является, напр[имер], Петр Великий. Он был чужд низших, элементарных, простейших эгоистических чувств — страха и корыстолюбия. При Лесном, при Полтаве, в морской экспедиции против шведского корабля он бросался смело вперед и не задумываясь подвергал себя несомненной опасности. Петр был очень щедр к другим и скуп только по отношению к себе, но не из жадности, а из чувства долга перед родиной. Это последнее обстоятельство как нельзя лучше подчеркивает необыкновенную силу этических чувств, нравственных запросов в личности Петра. Общее благо, величие России, общественная польза, народное благосостояние — вот постоянные мотивы Петровских указов. Всего лучше и ярче эта черта сказалась в знаменитых словах, сказанных Петром перед Полтавской битвой: «а о Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, жила бы только Россия во славе и величии»100. Это господство этических эмоций обнаруживается и в горячей любви Петра к правде и в искреннем отвращении ко лжи. Известен рассказ Неплюева101 о том, что он, следуя данному ему совету говорить Петру всегда правду, однажды, опоздав на службу по случаю бывших накануне именин одного знакомого, откровенно признался царю в истинной причине своего опоздания, причем Петр похвалил его за правдивость, и никаких дальнейших последствий вина Неплюева не имела. В другой раз какой-то немецкий офицер расхвастался о своих познаниях в артиллерийском деле и врал немилосердно. Петр долго сдерживался, слушая всю эту ложь, но, наконец, потерял терпение и плюнул хвастуну прямо в лицо.

210
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Было бы большой ошибкой думать, что Петр был лишен способности испытывать более интимные нравственные чувствования. Прочитайте его письма к Екатерине, — и вы удивитесь, как мог быть нежен этот, на первый взгляд, грубоватый и резкий человек. Правда, он подписал смертный приговор своему сыну, по он сделал это не по душевной жесткости — напротив, он очень любил Алексея, — а из сознания своего общественного долга.
Но нравственные чувствования разных порядков не составляли единственного главного свойства духовной личности Петра Великого. Равносильное с ними значение принадлежало также его индивидуалистическим чувствам, — развитому и повышенному самосознанию, уверенности в себе, честолюбию, жажде деятельности, новизны, перемены впечатлений. По запискам Корба, слава — цель Петра; недаром Петр любил такие выражение, как — «Александр построил Дербент, а Петр его взял102», или: «Людовику (т. е. XIV-му) помогали, а Петр все сделал один». По словам Корба, Юля и Фоккеродта103, Петра нельзя было убедить, что чужое мнение может определять его поступки; по запискам Остермана, Петр говорил, что Европа нужна нам на несколько десятков лет, а потом мы должны повернуться к ней спиной104. Если к этому прибавить непреклонную волю и широкий, вместе и практический, и склонный к грандиозным замыслам ум, то духовное родство Петра с Лассалем станет вполне очевидным, как очевидно и психическое тожество общественных натур с этическими индивидуалистами.
Итак, мы имеем более или менее полную классификацию характеров и изображение отдельных основных типов. Какое применение можно сделать из этого в социологии? Конечно, то, что представленная классификация может и должна послужить мерилом для понимания и истолкования психической эволюции обществ. При свете ее будет понятна классовая психология каждой эпохи, внесен будет принцип развития в самое понятие о классовой психологии, столь гениально установленное Марксом. В этом нет никакого противоречия с марксизмом: всякий, кто знаком с трудами Маркса, знает, что ему самому была свойственна идея эволюции в психологии отдельных классов. Не разрушить заветы основателя школы имеем мы в виду, а напротив, исполнить их.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ САМОДЕРЖАВИЯ В РОССИИ
предисловии
Органами верховного управления теория государственного права называет, как известно, такие органы власти, которые творят юридические нормы, регулирующие деятельность государства: деятельность этих органов является по существу «творческой, свободной, подчиненной закону только в своих формах», а не в своем содержании*105. В формулировке виднейшего из современных представителей государственной науки это «непосредственные органы государства, существование которых определяет форму государственного союза, и уничтожение которых дезорганизует государство или в основе переделывает его»**106. Ясно таким образом, что органы верховного или высшего управления разделяют с верховной властью сферу ее непосредственной деятельности. Отсюда вытекает необходимость совместного, связного изучения истории верховной власти и устройства высшего управления: разъединить эти два проявления государственной деятельности значило бы отказаться заранее от возможности понять их развитие.
В истории верховной власти и высшего управления должно различать две стороны: административно-техническую и политическую. Основной вопрос административной техники — это в данном случае вопрос об организации и функциях учреждений верховного управления и отношения этих учреждений к учреждениям подчиненным. Политическая сторона заключается в определении того, кто является носителем верховной власти, и, если таковым является несколько физических или юридических лиц, то в каких взаимных отношениях эти лица находятся.
Изучением намеченных сейчас двух сторон развития верховной власти и высшего управления исчерпывалась бы вся задача исторического исследования, если бы исследователь мог оставаться исключительно в области государственных отношений. Последнее является однако же совершенно невозможным, потому что понять развитие государства нельзя без внимания к более общим условиям — социальным и хозяйственным, являющимся фундаментом государственных отношений и порядков.
’Коркунов. Русское государственное право, том II, издание 2-е, СПб., 1897, стр. 3.
** Jellinek. Das Recht des modernen States. Erster Band. Berlin, 1900 [Еллинек.
Право современного государства. Том первый. Берлин, 1900], с. 498.

212
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
В сущности государственный строй — не что иное, как особая сторона того единого целого, две других части которого составляют хозяйство и устройство общества.
Происхождение самодержавия в России — тема, относящаяся несомненно к истории верховной власти и высшего управления. Этот исторический процесс надо изучать, как показывают предшествующие замечания, с точки зрения административно-технической и политической и в связи с экономическими и социальными явлениями. Конечный хронологический предел этого процесса — приблизительно пятидесятые и шестидесятые годы XVII века. Начальный предел — половина XVI столетия. Однако методологические соображения и самое существо дела требуют предварительного сжатого рассмотрения истории верховной власти и высшего управления в России на экономической и социальной основе за более раннее время. Так определяется программа предлагаемого исследования. Отдельные пункты этой программы уже нашли себе освещение в предшествующей литературе. Этим объясняется неравномерность изложения отдельных вопросов в данной работе: то, что привлекало раньше мало внимания, требовало, очевидно, более тщательной и детальной разработки, чем изученное хорошо другими исследователями.
Имея в виду сделать книгу доступной для читателя-неспециалиста и в то же время не желая лишить ее значения специального исследования, автор постарался по возможности сжать изложение; таким путем ему удалось уменьшить размеры книги приблизительно вдвое.
Во втором издании не сделано сколько-нибудь существенных изменений: прибавлены лишь некоторые отдельные замечания и сделаны некоторые новые ссылки.
Глава первая
ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ И ВЫСШЕЕ УПРАВЛЕНИЕ В РОССИИ
ДО КОНЦА XV века
I.
Многие стороны хозяйственного быта древнейшей России — до конца XII века — с достаточной полнотой и ясностью освещены в литературе и установлены бесспорно: едва ли кто будет отрицать, например, что господствующей формой хозяйства тогда был домашний,

Происхождение самодержавия в России
213
семейный труд, что хозяйственная техника отличалась примитивностью, была крайне экстенсивна, что отдельные ветви народного дохода еще не дифференцировались, не разделились между разными общественными группами*. Тем не менее и здесь есть немаловажные разногласия, касающиеся главным образом соотношения разных отраслей хозяйства и форм землевладения. Некоторые исследователи, особенно археологи**, склонны преувеличивать значение земледелия и даже обрабатывающей промышленности в хозяйственной жизни древнейшей России, другие придают слишком большое значение внешней торговле***. Находки изделий, украшенных перегородчатой эмалью, хотя даже было доказано их русское происхождение, конечно, не уполномочивают нас на признание важности в то время обрабатывающей промышленности. Второстепенная роль земледелия, особенно до XII века, представляющего уже в сущности переход к следующему периоду, явствует из того, что всякий раз, когда перечисляются предметы, которыми богата была древнейшая Русь, среди них не встречается продуктов земледелия****107. Важное значение внешней торговли не может быть признано как потому, что в ней заинтересованы были только немногочисленные социальные верхи, да и то лишь отчасти, так как посредством внешней торговли добывались не предметы необходимости, а предметы роскоши, так и по той причине, что внешняя торговля того времени не была основана на коммерческой организации дела, не опиралась на хозяйственную эксплуатацию масс — торговали только тем, что собирали даром в виде дани*****108. Надо вообще заметить, что и верхи общества направляли главные свои хозяйственные усилия не на торговлю, а на ту же добывающую промышленность, которая составляла основное занятие народных масс******109.
* Свод относящихся сюда данных см. в нашем «Обзоре русской истории», часть первая, издание второе. М., 1905, стр. 16-41.
**См., напр[имер], Самоквасов. Древние города России. СПб., 1873, стр. 151-152; гр. И. Толстой и Н. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. 5-й [СПб., 1897], с-тр. 10 и сл.
*** Ключевский [В. 0.]. Боярская дума древней Руси, изд. 2 [М, 1882], глава I; см. также его Курс русской истории, часть I.
**** См., напр[имер], известные слова Святослава о том, чем богата была Русь в его время, — «медом, скорою, воском и рабами»: Начальная летопись, под 969 годом.
***** Об этом свидетельствует в особенности Константин Багрянородный.
****** См. многочисленные летописные известия об охотничьих поездках князей на
долгое время с семьей и дружиной, а также известия о княжеских и боярских стадах

214
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Что касается форм землевладения, то исконность русской поземельной общины, когда-то столь горячо отстаивавшаяся, в настоящее время, кажется, уже не встречает защитников. Но до сих пор пользуется некоторым кредитом мнение, что в древнейшей России господствовала частная, личная собственность на землю в современном смысле слова*110. Между тем не подлежит сомнению, что субъектами прав на землю в то время были два союза — вервь, или род, и семья. Землевладельческое значение верви выступает ясно в Русской Правде, предполагающей у верви определенную территорию**11 \ а также подтверждается сближениями верви с соответственными союзами у западных славян***112. Та же Русская Правда ставит вне всякого сомнения, что и семья была субъектом владельческих прав на землю; в Русской Правде идет речь о наследовании от отца «дома»“**, а слово «дом» означает собою в этом историко-юридическом памятнике всю семейную собственность, движимую и недвижимую: так, в Правде говорится, что поджигатель подвергается разграблению «дома», т. е. конфискации всего имущества***”; притом недвижимость, усадьба называется в Русской Правде не домом, а двором****”, а движимое имущество носит наименование товара”””*.
Русская Правда, как было уже сейчас указано, знает определенные границы вервной территории, так что вервь или род и является собственником земли, включенной в эти границы. Вот почему Начальная летопись и говорит о полянах: «живяху кождо своим родом на своих местех». Совершенно иной представляется сущность отношений к земле семейного союза. Древнейшая Россия вследствие обилия земельного простора очень долго — до XII века — не знала свободного гражданского оборота земли, и потому семья не осваивала этой последней, а лишь временно пользовалась ею в пределах вервной территории. Это видно из той же Начальной летописи, которая в виде
* Неволин [К А]. Полное собрание сочинений, том V [СПб., 1858], стр. 338. ” Русская Правда. Троицкий список, статьи 3,63,70 (по изданию Калачева). *" Леонтович. О значении верви по Русской Правде и Полицкому статуту', сравнительно с задругою юго-западных славян, — в «Журнале Минист. Народ. Проев.» за 1867 г. № 4, стр. 2-19.
**” Русская Правда. Троицкий список, статья 87.
**”* Там же, статья 79- **"“ Там же, статьи 94,95,96 и 97.
***"” Там же, статья 45.

Происхождение самодержавия в России
215
иллюстрации к известию, что каждый род владеет своими местами, приводит рассказ о Кие, Щеке и Хориве и сестре их Лыбеди, живших на родовой земле со своими семьями*113. Это же подтверждается и любопытными намеками Русской Правды на порядки, подобные существующим и теперь в Сибири, при так называемом вольном землепользовании, «опахиванию» и «зачерчиванию» или «затяпыванью» временно занимаемых отдельными семьями в пределах волостной территории земельных участков; в Правде говорится о «меже ролей- ной»**, т. е. пашенной, образованной путем опахивания, и о «дубе знаменном»***, т. е. имеющем значок, зачерченном или затяпанном. Приведенные данные подтверждаются, наконец, историческими аналогиями****, так что господство беспорядочного, неорганизованного вольного или захватного землевладения в древнейшей России не может быть подвергнуто сомнению.
Итак, первобытная неорганизованность составляет основную черту всего древнейшего русского хозяйственного быта. То же приходится повторить и о социальных отношениях: ни классового, ни сословного расчленения общества в сущности совершенно не было*****.
Понятно, что этому соответствовала административная техника того времени. Она отличалась прежде всего полным отсутствием демаркационной линии между управлением верховным и подчиненным.
Это будет прежде всего ясно, если мы обратим внимание на законодательную деятельность государства, на создание им юридических норм. Во внешних делах такая нормативная деятельность находит себе выражение в заключении международных договоров. Документальным остатком ее от времен древнейшей России являются договоры Олега, Игоря и Святослава с греками. Характерно, что здесь дипломатическими представителями являются не только княжеские «слы» или послы, но и простые купцы, — «гости». При том оказывается, что их послали «великий князь Игорь и бояре его и людье ecu рустии», что они ют рода русского слы и гостье».
* Полное Собрание Русских Летописей, т. I [СПб., 1897], стр. 4.
** Троицкий список, статья 65.
*** Там же, статья 66.
**** См. наши «Исторические и социологические очерки». М., 1906, стр. 106.
***** См. свод относящихся сюда данных в нашем «Обзоре русской истории», часть первая, изд. 2-е, стр. 43-58.

216
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Утверждены были договоры клятвою князя и язычников русских перед Перуном и христиан-русских в церкви св. Илии*114; стало быть присягали опять все свободные, а не один князь. Уже из всего этого можно сделать вывод, что заключение договоров не было прерогативой князя, как носителя верховной власти. Но в данном случае еще возможно иное объяснение: кроме князя, носителем верховной власти было вече, представителями которого и были не только послы, но и простые купцы. Другие факты сильнее и резче подчеркивают ту истину, что в то время и органы подчиненного управления фигурировали в качестве полновластных решителей вопроса о войне и мире и об условиях заключаемых договоров. Факты эти также общеизвестны: мы разумеем мирный договор Претича с печенегами в 968 году и переговоры белгородцев с теми же печенегами в 977 году**: Претич был простым воеводой, а белгородское вече, как вече пригорода, самостоятельного, верховного значения не имело в силу известного правила: «на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут».
Известное место об «отроках Свенельжих», которые «изоделись оружием и порты»***115, показывает, что и в вопросах, относимых теперь к области финансового законодательства, княжеские воеводы, по современной терминологии, несомненно, относящиеся к числу органов подчиненного управления, действовали вполне самостоятельно на тех же основаниях, как и сами князья: Свенельд, победив уличей и тиверцев, обложил их данью в свою пользу и в пользу своей дружины, установил, по собственному усмотрению, особый налог. Так же, вероятно, поступали и многие княжеские посадники по разным городам.
Известно, какую важную роль в создании норм уголовного права играли в киевский период русской истории, наряду с юридическим обычаем, судебные решения, приговоры по отдельным делам, имевшие нередко значение прецедента, руководящего начала на будущее время. В тех случаях, когда судья, — будь это даже не князь, а посадник, — не находил такого прецедента, он сам творил правовую норму, комбинируя юридический обычай с собственными понятиями о справедливости. Так, когда на Белоозере в XI веке появились «волхвы»,
* Начальная летопись, под 945 годом.
** Начальная летопись под этими годами.
"* Начальная летопись под 945 г.

Происхождение самодержавия в России
217
убивавшие старых женщин под предлогом, что они виновны в постигшем эту область неурожае, то посадник князя Святослава, Ян, схватив их, подверг сначала жестоким истязаниям, а затем предоставил родственникам убитых женщин совершить акт кровной мести*11б. Ян и не подумал при этом запросить князя о том, какому наказанию следует подвергнуть виновных в столь необычном преступлении.
Законодательство составляет в настоящее время исключительное право верховной власти. В киевской Руси, как мы только что убедились, этого не было: те органы, которые теперь подошли бы под название подчиненных, творили правовые нормы наряду с органами верховного управления.
Смешение проникало и в область судебной деятельности государственной власти, причем самой характерной чертой этой деятельности надо признать то, что органы верховного управления функционировали в сфере суда непосредственно, играли роль трибунала первой инстанции. На непосредственную судебную деятельность князя мы имели целый ряд указаний в наших источниках. Об этом свидетельствует прежде всего Русская Правда, предполагающая жалобу закупа князю на обиду от господина и говорящая о тяжбе братьев из-за наследства перед князем, о наказаниях от князя за разные преступления, о приводе вора, пойманного на месте преступления, на княж двор** и т. д. В летописях также встречаем неоднократные указания на княжеский суд: в 1024 г. Ярослав судил и казнил волхвов в Суздале; в 1071 г. белозерские волхвы требовали, чтобы их судил сам князь Святослав; киевляне поставили условием Игорю Ольговичу117, чтобы он сам судил в Киеве и пр. Всеслав Полоцкий, по «Слову о полку Игореве», «людем судяше». Наконец, и из Поучения Владимира Мономаха видно, что суд входил в круг ежедневных занятий князей. Замечательно при этом, что посадник, получая назначение от князя, облекался всею полнотой судебной власти последнего; инстанций не существовало, жалоба и апелляция не признавалась: Ян не обратил никакого внимания на требование белозерских волхвов, чтобы их судил сам князь***.
Переходя к третьей сфере государственной деятельности, к управлению в тесном смысле этого слова, приходится опять констатировать
* Начальная летопись, под 1071 г.
** Троицкий список, статьи 55,36 и др.
"** Начальная летопись под 1071 г.

218
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
факт полного смешения функций верховной и подчиненной власти. К числу административных действий власти принадлежит прежде всего назначение различных должностных лиц. Конечно, только князь назначал своих заместителей по городам — посадников: так, Рюрик посадил своих «мужей» в Ростове, Белоозере и Полоцке, а Олег — в Смоленске и Любече; в 977 году Ярополк послал в Новгород своих посадников; в 980 г. Владимир назначил туда же посадничать Добрыню; в 1096 г. Олег Святославич посадил посадников по городам в Ростовско- Суздальском крае, а в 1097 г. Святополк сделал посадником во Владимире-Волынском Василия; в 1176 г. Ростиславичи роздали в ростовской земле посадничество южно-русским детским*. Эти посадники, вероятно, уже сами поручали исполнение тех или других административных функций своим дружинникам — «отрокам» и хозяйственным слугам, большею частью из рабов, — «тиунам»: все эти метельники или писцы, мечники, ябетники, данники, мытники, осменики, мостники, городни- ки118, если они исполняли свои обязанности в области, находившейся в ведении посадника, получали свою власть, несомненно, от последнего, а не от князя. За это говорят и данные о наместниках и их подчиненных более поздней, эпохи, и прямые свидетельства вроде указания Русской Правды, что отрока посылал для поимки беглого холопа именно посадник**. Но по той же Русской Правде князь посылает отрока делить наследство между братьями***; мы знаем также, что князья держали для суда своих тиунов. Следовательно, в пределах той территории, которая оставалась нерозданной посадникам, князь сам назначал всех должностных лиц и раздавал все административные поручения до самых мелких включительно. Отказываясь совершенно на время даже от своих верховных прав по управлению там, где был посадник, князь в известной части своего княжества в деле назначения административных органов брал на себя функции подчиненных властей. Это и составляет характерную черту изучаемого времени.
Подчиненными органами при внешних сношениях, при дипломатических переговорах, являются, несомненно, послы или поверенные договаривающихся сторон. В тех случаях, когда древнерусским
* См. Полное Собрание Русских Летописей, том I [СПб., 1897], под указанными годами.
** Троицкий список, статья 108.
*** Там же, статья 100.

Происхождение самодержавия в России
219
князьям приходилось вступать в соглашения с властителями более культурных стран, чем древнейшая Россия, напр[имер], с византийскими императорами, действительно снаряжались посольства. Бывало это, иногда, и в других случаях. Но часто князья сами брали на себя ведение переговоров: припомним, напр[имер], личные переговоры Владимира с Ярополком, ознаменовавшиеся убийством последнего, переговоры Мстислава с Редедей, съезды князей в Любече и Витичеве и т. д.; особенно яркой картиной такого личного ведения переговоров между князьями является рассказ летописи о съезде князей на Долобском озере*119.
Нет нужды, далее, приводить многочисленные и общеизвестные факты личного предводительства князей на войне: князья опять-таки брали здесь на себя чисто-исполнительные функции.
Наконец, во всех сферах внутреннего управления князь сплошь и рядом выступал в роли не только верховного распорядителя, но и подчиненного исполнителя-администратора: княжеское полюдье было сбором дани, производившимся князем лично**; по хозяйству князь распоряжался всеми мелочами большею частью сам: так поступали, напр[имер], Ольга и Владимир Мономах***, и Дому] подобное].
Спрашивается, наконец, как следует характеризовать верховную власть и высшее управление в древнейшей России с политической точки зрения? Иначе: кто являлся тогда носителем верховной власти?
Этот вопрос неодинаково решается всеми исследователями. Высказаны два главных взгляда: одни полагают, что в киевский период русской истории (до конца XII в.) господствовало двоевластие веча и князя****; по мнению других, тогда существовало троевластие веча, князя и боярской думы*****.
Уже из простого сопоставления этих двух мнений видно, что вече и князь всеми неоспоримо признаются носителями верховной власти.
* Начальная летопись под 1103 г.
** См. известный летописный рассказ о полюдье Игоря в земле древлян.
*** Начальная летопись под 947 г.; Поучение Владимира Мономаха.
**** См. напр[имер], Соловьев [С. М.]. Об отношении Новгорода к великим кня¬
зьям [М., 1846], стр. 16; Градовский [А Д]. Собрание сочинений, т. I, СПб., 1899, стр. 339-381 и др.
***** Владимирский-Буданов [М. Ф.]. Обзор истории русского права, изд. 2-е
[Киев, 1888], стр. 40; Малиновский [И. А]. Рада великого княжества Литовского,
часть I. Томск, 1903, стр. 50.

220
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
И это, действительно, не подлежит сомнению, потому что и вече и князь утверждали своею деятельностью самые основные устои государственного строя того времени; известно, что их воля имела решающее значение в вопросах о замещении княжеских столов, в установлении экстренных денежных сборов и постоянных даней, в законодательстве, в определении взаимных отношений между органами управления и т. д. Внимательному разбору подлежит, следовательно, лишь деятельность боярской думы, политическое значение которой вызывает разногласия.
Нет сомнения, что народное правосознание киевской Руси признавало необходимым свойством хорошего князя любовь его к совещанию с боярами, склонность выслушивать боярские советы*. Но отсюда еще далеко до признания боярской думы носительницей верховной власти. Это признание было бы неизбежным лишь в том случае, если бы было доказано, что приговоры думы имели принудительное, обязательное для князя и веча, решающее значение. Между тем такого решающего значения боярская дума древнейшей России не имела. В самом деле, ни из чего не видно, чтобы князь в своих законодательных постановлениях должен был подчиняться решениям бояр, хотя он обыкновенно и совещался с последними в таких случаях; известно, что и вечевые сходки, и отдельные князья своею одностороннею волею часто влияли на замещение княжеских столов и вообще на порядок княжеского владения русской землей, но мы ни разу до конца XII века не видим, чтобы решающий голос в данном вопросе принадлежал боярскому совету**: в вопросах о войне и мире князь иногда должен был подчиняться вечу, но никогда — совету бояр: так, хотя бояре в 1169 г. отказались идти за Владимиром Мстиславичем против Мстислава Изяславича, мотивируя свой отказ тем, что князь не посоветовался с ними, но это привело только к тому, что князь отказался от их услуг, уволил их из своей дружины, а в поход все-таки пошел***; указывают обыкновенно на то, что, по летописному
* Ключевский. Боярская дума древней Руси, изд. 2, стр. 53-55.
** Ссылка на факт 1177 г. {Малиновский. Рада велик княж. Литовского, ч. I, стр. 58) не имеет значения: Мстислав Ростиславич бьи призван собранием из бояр и простых людей, т. е. вечем, а не боярской думой.
*** См. Полное Собрание Русск Лет., т. I, под указанным годом.

Происхождение самодержавия в России
221
рассказу в Белгороде в 997 г. вече решило сдаться осаждавшим город печенегам, а потом уже не вече, а «старейшины града» самостоятельно решили последовать совету одного старика, предложившего хитрость, и видят в этом доказательство того, что боярская дума была органом верховной власти*, но ведь совершенно ясно, что не может быть и речи о боярской думе, как органе верховной власти в Белгороде как пригороде, не имевшем князя*’, так что «старейшин града» нельзя здесь рассматривать как думу: это просто начальники городского ополчения, тысяцкий и сотские. Наконец, в доказательство верховного значения боярской думы ссылаются на помещенный в Начальном летописном своде рассказ о крещении Владимира; по этому рассказу, вопрос о необходимости отправить послов для ознакомления с различными религиями решен вечем, а принятие христианства по возвращении послов установлено боярской думой самостоятельно***. Ясно однако же, что дума в данном случае была простой исполнительницей вечевого решения, потому что вечем ранее определено было принять ту именно религию, которая понравится послам.
Все сказанное приводит к тому заключению, что о троевластии в киевский период не может быть и речи. Существовало лишь двоевластие веча и князя. Но мало сказать, что было двоевластие; надо еще прибавить, что это двоевластие было неорганизованным, неопределенным, непрочным, что обе власти постоянно сталкивались, перепутывались, перебивали одна другую, не были правильно размежеваны: вече то предоставляло князю пользоваться властью совершенно неограниченно, как то было, напр[имер], в Киеве при Владимире Мономахе****, то действовало с повышенной энергией, сосредоточивая в своих руках все высшие функции управления, выбирая и изгоняя князей, заключая с ними «ряды» и т. д. Эта неорганизованность, беспорядочность характеризуется всего ярче сделанными уже в литературе наблюдениями, что из 50-ти князей, занимавших киевский стол до нашествия татар, только 14 были
* Малиновский. Рада великого княжества Литовского в связи с боярской думой древней России, ч. I, стр. 57.
** Это признает и сам г. Малиновский в другом месте (см. стр. 91 его книги).
*** Малиновский. Рада великого княжества Литовского, ч. I, стр. 57.
**** Грушевский [М. С.]. Очерк истории киевской земли. Киев, 1891, стр. 133-

222
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
призваны вечем*, и за то же время киевское вече только четыре раза заключило ряд с князьями**.
Итак, носителями верховной власти в древнейшей России были князь и вече, причем это двоевластие было неорганизованным, беспорядочным. Это была типичная первобытная демократия, примеры которой легко можно встретить в первоначальной истории каждого народа, древнейших греков, римлян, германцев, славян и т.д.120 И везде подобный политический склад или вернее политическая нескладица представляла собою естественное дополнение к неорганизованности хозяйственной и социальной.
II.
Что внешняя торговля стала играть первостепенную роль в экономической жизни русских вольных городов XIII, XIV и XV веков, это общепризнано и в доказательствах не нуждается. Не следует, однако, забывать, как некоторые, что хотя внешняя торговля захватила не одни высшие, но отчасти и средние слои населения Новгорода и Пскова, однако масса населения имела лишь косвенное к ней отношение, а большею частью не имела и совсем никакого. Ее хозяйственная энергия направлялась приблизительно равномерно на добывающую промышленность и сельское хозяйство***.
Это соотношение разных отраслей хозяйства, во многом отличающихся от того, какое существовало в древнейшей России, сильно отразилось на формах землевладения: первоначальное вольное или захватное землевладение вследствие влияния сельскохозяйственной промышленности, главным образом земледелия, сделалось более оседлым, превратилось в семейную собственность на землю, причем к обширному семейному союзу мало-помалу стали примешиваться чужеродцы, и образовалось таким образом землевладение так называемых «сябров» («шабров»), «складников» или «соседей»; прилив капиталов, явившийся результатом внешней торговли и связанных с нею кредитных операций, имел следствием переход массы земель из рук простого свободного населения — смердов — в собственность
* Грушевский [М. С]. Очерк истории киевской земли. Киев, 1891, стр. 308.
** Там же, стр. 309.
"** См. наш Обзор русской истории, ч. 2, вып. I, стр. 9-12.

Происхождение самодержавия в России
223
монастырей и особенно бояр. Утвердилось таким образом понятие о полной собственности на землю.
Усложнились далее и формы хозяйства путем примеси к домашнему производству наемного и несвободного труда, также посредством развития крестьянской аренды за натуральный оброк, вносимый долей урожая или определенным количеством мер разного хлеба. Стала менее экстенсивной хозяйственная техника. Наконец, наблюдается выделение земельной ренты и прибыли на капитал в особые ветви народного дохода, составляющие уже достояние отдельных общественных классов*.
Естественна поэтому классовая дифференциация новгородского и псковского общества; боярство сделалось классом крупных землевладельцев и капиталистов-банкиров**, купечество специализировалось на коммерческой деятельности. Все это не могло не отразиться и на образовании элементов сословности, юридических различий между социальными группами: боярство присвоило себе исключительные права занимать высшие административные должности и через посредство этого участвовать в высшем правительственном учреждении: купечество через выборных старост стало руководить коммерческим судом и судом между русскими и иностранцами по всем делам***. Словом, и в социальных отношениях, как и в хозяйстве, наблюдается уже некоторая более или менее стройная организация с заметно выраженным перевесом аристократических элементов. Конечно, продолжавшееся господство натурального хозяйства оставляло по-прежнему недифференцированной, бесформенной народную массу.
Такие же задатки организации, какие наблюдаются в хозяйстве и устройстве общества вольных городов, заметны и в верховной власти и в высшем управлении, если ту и другое рассматривать с точки зрения административно-технической. Наряду с этим мы видим, конечно, и многочисленные остатки старинной беспорядочности.
Нормативные функции в области внешней политики, т. е. заключение разных договоров и объявление войны, были в Новгороде и Пскове неотъемлемым достоянием верховной власти, — именно веча:
* Подробности см. наш Обзор русской истории, часть 2-я, вып. 1-й, стр. 24-29.
** Никитский [А К]. История экономического быта Великого Новгорода [М., 1893], стр. 39 и след.; Ключевский. Боярская Дума, изд. 1-е, стр. 248-249-
*** Никитский. История экономического быта Великого Новгорода, стр. 21.

224
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
достаточно взглянуть в любой из договоров, чтобы убедиться В ЭТОМ; для примера укажем самый древний договор с немцами 1195 года, заключенный князем и «всеми новгородцы»*, и один из позднейших договоров — с Казимиром IV в 1440 году**121. Однако здесь были отголоски прошлого: новгородские пригороды нередко присваивали себе право договариваться с иностранными государями***.
Финансовое законодательство — установление налогов и чеканка монеты — также по преимуществу подлежало уже ведению верховного учреждения — веча: новгородцы на вече назначали и раскладывали экстренные прямые сборы, там же был дан великому князю Василию Васильевичу122 «черный бор»****: введение чеканной монеты в Новгороде и Пскове XV века произошло путем вечевых решений*****: в 1447 г. «посадник и тысяцкий и весь Новгород уставили 5 денежников и начаша переливати старыя деньги, а новые ковати»****’*. Однако наряду с этим и органы подчиненного управления иногда законодательствуют в финансовой области: так новые налоги установлены были князем-кормлен- щиком Патрикием Наримунтовичем в пригородах, ему данных;
контрибуции неоднократно определялись не вечем, а военачаль- *******
никами и т. д.
Заканчивая обзор организации нормативной, законодательной деятельности государства в древнерусских вольных городских общинах, необходимо заметить, что здесь законодательное творчество путем отдельных судебных решений было сильно стеснено, если не исчезло совершенно: появились впервые официальные законодательные кодексы, исходившие от веча; Новгородскую судную грамоту составили «бояре, и житьи люди и купцы, весь государь Великий
* Владимирский-Буданов [М. Ф.]. Хрестоматия по истории русского права, вып. 1, изд. 2-е. Киев, 1876, стр. 89.
** Акты Западной России, т. I, № 39.
*** Ср., напр[имер], Никитский [А. И]. Очерк внутренней истории Пскова [СПб, 1873].
**** Акты Археограф. Экспед, т. I, № 32.
***** Полное Собрание Русских Летописей, т. III, стр. 109; т. IV, стр. 203; т. V, стр. 24.
****** Поли. Собр. Рус. Лет, т. IV, стр. 125.
******* Это особенно бывало при усмирении инородцев и жителей северных владений Новгорода.

Происхождение самодержавия в России
225
Новгород на вече на Ярославле дворе»*123; Псковская судная грамота составлена «всем Псковом на вечи»**. В ней даже прямо запрещено юридическое творчество судьи помимо верховной власти, — именно сказано: «а которой строке пошлинной грамоты нет, и посадником доложити господина Пскова на вече да тая строка написать»***.
Переходя к суду, нельзя не заметить, что нормальным порядком считалось уже отправление суда в первой инстанции органами подчиненного управления — князем и посадником совместно, тысяцким с купеческими старостами, владыкой, пригородскими посадниками, кончанскими и уличанскими старостами. Однако в роли трибунала первой инстанции выступали и органы верховного управления — вече и боярский совет. Так, суд по политическим и должностным преступлениям входил в сферу непосредственной компетенции новгородского веча**** *****. В Пскове в 1484 г. вече судило посадников, которые «грамоту новую списали и в ларь вложили на сенех с князем Ярославом, а Псков того не ведает»***”. В Пскове на вече судились в первой инстанции и важнейшие уголовные преступления: измена, подлог, кража в крому124, конокрадство и волхвование******. Совет «господ», т. е. бояр, разбирал в XIV в. дело об обидах, нанесенных немцам в Новгороде*******. Надо прибавить, что пригородские посадники обладали по-прежнему всею полнотою судебной власти в своих областях и не были обязаны обращаться к высшим инстанциям в определенных случаях. Правда, существовал особый суд второй инстанции — присутствие для «доклада во владычне комнате»********, но от усмотрения посадников зависело обращение к этому присутствию, а жалобы на несправедливости и обиды властей, по-видимому, посту¬
* Акты Археогр. Эксп., т. I, № 92.
** Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права, вып. I, изд. 2, стр. 128.
*** Там же, стр. 166.
’*** См. Новгородские летописи под 1209,1218,1228,1230,1318,1384 годами.
***** Дювернуа [Н. Л.]. Источники права и суд в древней России. М., 1869, стр. 291.
****** Псковская судная грамота, статья 7-я.
******* Никитский [А И.]. Правительственный Совет в Великом Новгороде [«Очерки из жизни Великого Новгорода: 1) правительственный совет» («Журнал Министерства Народного Просвещения», 1869, № 10)].
******** Акты Археогр. Комиссии, т. I, № 92.

226
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
пали не сюда, а в вече, как то показывает приводившийся уже пример жалобы пригорожан на Патрикия.
Такая же пестрота, смесь старого с новым, характерна и для устройства управления в собственном смысле этого слова. Правда, назначение должностных лиц не входило в ведомство веча и боярского совета, это было делом князя с посадником в их совместной деятельности*125. Но такое положение не создалось в силу понятия о том, что это выходит из сферы верховного управления, а было вызвано принижением княжеской власти в вольных городах, где князь из носителя верховной власти превратился в простой подчиненный орган. В сущности назначение всех, даже высших правителей в областях князем, как подчиненным, исполнительным органом, было несомненным признаком невысокого уровня развития административной техники, так как высшие областные власти обыкновенно при развитой технике управления получают свои полномочия от обладателя верховных прав.
Отмеченным сейчас принижением княжеской власти в вольных городах объясняется и то, что сбор налогов производился не органами верховного управления, а князем и подчиненными ему лицами. Впрочем, и здесь остались следы непосредственного вмешательства верховной власти: иногда вече обязывало князя «продаяти дань своя новгородцу»**, не говоря уже о том, что оно регулировало сроки сборов и количество сборщиков***.
Древнейшая Россия, не знавшая свободного гражданского оборота недвижимости, не ощущала ни малейшей потребности и в укреплении прав собственности на последнюю. С новыми формами землевладения, вызванными к жизни примесью к добывающей промышленности земледелия и внешней торговли, родилась и потребность в нотариальном укреплении прав. Как нечто новое, казавшееся поэтому необычным, из ряда вон выходящим, это укрепление вызвало к себе особое внимание верховной власти, тем более, что авторитет подчиненных органов стоял недостаточно высоко, и потому роль нотариуса играли верховные учреждения — вече и боярский совет.
’Собрание Государственных Грамот и Договоров, т. I, №№ 1, 2, 3,6,7,8,9, 10,15.
** Там же, № 10; ср. № 9; «За Волок слати новгородца, а тобе серебро емати».
*** Там же, №№ 6,7,8.

Происхождение самодержавия в России
227
Характерны в этом отношении следующие примеры: св. Зосиме утверждение прав его монастыря на землю было дано «боярами, содержащими град», т. е. боярским советом; в XV в. тот же совет укрепил права на землю, принадлежавшие монастырю св. Саввы Вишерского*.
Совершенно неорганизованна была, как и прежде, полиция безопасности и особенно полиция благосостояния, потому что подобные функции государственной власти возникают вообще поздно.
Здесь заслуживает особого внимания новгородский устав «о мос- тех», относящийся к концу XIII века: верховная власть регулирует в нем сама устройство мостовых в Новгороде**. В случае эпидемии и усиленной смертности заботу о погребении умерших брал на себя, за отсутствием постоянных органов, ведавших это дело, владыка новгородский***. Если что в полицейских функциях и было сколько-нибудь организовано, то лишь наблюдение за правильностью мер и весов, возложенное на архиепископа совместно с сотскими****.
Необходимо, наконец, отметить, что в Новгороде и Пскове существовали некоторые зародыши разделения властей: носителем законодательной власти являлось вече, законосовещательные и высшие исполнительные функции принадлежали боярскому совету, высший суд ведался особыми учреждениями: в Пскове для этого существовала «госпуда», состоявшая из князя, посадников и сотских*****, а в Новгороде, по Новгородской судной грамоте, установлено было «докладу быти во владычне комнате, а у докладу быти из конца по боярину, да по житьему, да кои люди в суде сидели, да и приставом»******. Выше, однако, было уже отмечено, что в роли высшего, безапелляционного судилища выступали нередко вече и боярский совет. Тот же совет, пользуясь своим правом давать советы вечу по всем делам, поступавшим на вечевую сходку непременно с советским заключением, на деле часто превращался в законодательное, решающее все важнейшие государственные дела учреждение. Так, в начале XV века купцы жаловались, что совет не обо всех внешних сношениях и договорах
* Ключевский. Боярская Дума древней Руси, изд. 1-е, стр. 263,266.
** Русская Правда. Карамзинский список, статья 134.
*** Новгородские 1 и 4 летописи под 6738 годом.
**** Дополнения по Актам Историческим, том I, № 3.
***** Псковская судная грамота, статья 10-я.
****** Акты Археографической Экспедиции, т. I, № 92.

228
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
доводил до сведения веча* в 1478 г. Иван III заставил совет без веча утвердить запись, по которой Новгород должен был целовать ему крест**.
Последние замечания освещают уже политическую сторону организации верховной власти и высшего управления в вольных городах. Они подчеркивают то обстоятельство, что хотя совет юридически был подчинен вечу, но фактически вече подпадало весьма сильному его влиянию***. Причина этого понятна: боярство, сословным учреждением которого является совет, сосредоточивало в своих руках земельный и денежный капитал; как землевладельцы, бояре подчиняли себе черных людей, живших в большинстве на их землях; как капиталисты-банкиры, они держали в повиновении купцов, нуждающихся в кредите вследствие широких оборотов внешней торговли.
Хорошо известно и прочно установлено, что князь в древнерусских вольных городах во всех отношениях утратил те прерогативы, которые давали ему прежде право на участие в верховной власти. Из обладателя этой власти, только делившего ее с вечем, князь сделался простым наемным слугой Новгорода и Пскова. Он необходим был лишь в качестве военачальника и сохранил поэтому неприкосновенным из старины право предводительствовать над войском, хотя и тут его нередко сопровождал посадник. При том это право было скорее обязанностью, видом службы князя вольному городу, его повинностью, за исполнение которой князь получал определенный доход. По счастливому выражению псковского летописца XV века, князь в вольных городах был не чем иным, как «воеводою, князем кормленым, о котором было псковичам стояти и боронитися»****.
Таким образом, республиканский характер политического строя древнерусских городов не подлежит сомнению. Но для полноты характеристики необходимо еще заметить, что государство вольных городов было аристократическим и муниципальным. Оно не было, правда, крепостным государством, основанным на принципе обязанности, но принцип права вырождался в нем в начало сословной привилегии, и при том фактически вся власть находилась в руках населения
* Ключевский. Боярская Дума древней Руси, изд. 1-е, стр. 259-
** Там же, стр. 265.
*** Там же, стр. 267.
**** Подробности о положении князя в вольных городах см. в нашем Обзоре русской истории, часть 2-я, вып. I-й, стр. 53-61.

Происхождение самодержавия в России
229
державного города, «государя Великого Новгорода» и «господина Пскова», и даже не всего населения, а группы богатых банкиров, землевладельцев и купцов.
III.
Хозяйственный быт северо-восточной приволжской и приокской Руси в XIII, XIV и XV веках характеризуется, как известно, господством земледелия при сохранении натурального хозяйства, обезземелением крестьянства и ростом княжеского, монастырского, церковного, архиерейского и боярского землевладения — вотчинного и поместного, — преобладанием крестьянской аренды за натуральный оброк, менее экстенсивной, чем в древнейшей России, системой или техникой производства, наконец, заметным выделением земельной ренты в особую ветвь народного дохода, сделавшуюся достоянием землевладельческого класса*.
Соответственно такому сочетанию элементов хозяйственной жизни намечается два общественных класса, довольно резко различающихся между собою, — класс землевладельцев и класс безземельных земледельцев-арендаторов. В свою очередь классовое расчленение общества вызвало к жизни зародыши его сословного деления. Первая сословная группа начала слагаться из бояр и слуг вольных. Уже в сфере гражданских прав мы наблюдаем в этой общественной группе зародыши некоторых привилегий. Именно: по Двинской уставной грамоте конца XIV века вознаграждение за бесчестье полагается «по отечеству», т. е. по степени знатности происхождения”, а по Судебнику 1479 года за рану следует присуждать вознаграждение «посмотря по человеку»*”126. Этим, равно как и зарождавшимся уже местничеством**”, подчеркивался, несомненно, сложившийся уже до некоторой степени принцип знатности происхождения, «великой породы», как говорили позднее. Еще важнее были преимущества, вытекавшие из имущественных прав служилых людей, сросшиеся с владением землею: обладание землей — все равно на поместном или
* См. подробности в нашем Обзоре русской истории, часть 2-я, вып. 1-й, стр. 122-140.
" Акты Археогр. Эксп., т. 1, № 13.
“* Акты Исторические, т. I, № 105.
**” Известия Академии Наук по П-му отделению, том V, стр. 351.

230
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
вотчинном праве — обусловливало собою и принадлежность помещику или вотчиннику прав суда над всеми жителями его имения и сбор податей с них. Это засвидетельствовано множеством жалованных грамот — несудимых, тарханных и льготных, — которые дошли до нас от удельного периода. Более 80-ти таких княжеских грамот, данных светским землевладельцам, сохранились от XV и первой половины XVI в.*127 Не следует думать, что дача жалованных грамот князьями свидетельствует о происхождении всех этих преимуществ из княжеского пожалования: жалованные грамоты только формулировали давно сложившийся и господствовавший обычай и подтверждали, укрепляли права, подобно тому как теперь имущественные права нуждаются в нотариальном акте укрепления”. Что политические права тогда действительно срастались с владельческими, поземельными, — это видно из многих фактов: в одном судном деле XV в. встречается ссылка на старину, давность, как основу связанных с землей судебных и податных привилегий*”; видим свидетельства отдельных грамот о том, что к деревне «исстари тянут» не только «хлеб земляной», но и «душегубство и татьба»"”; вотчинник того времени ставил рядом свой доход, «татины рубли» и «хлеб земляной»*””. Наконец, когда на службу к московским князьям в XIV в. стали поступать бывшие великие и удельные князья других княжеств, то они удержали вместе со своими вотчинами и ряд политических прав: они не только судили всех, кто жил в их вотчинах, и собирали с них подати и пошлины, но и выдавали несудимые и тарханные грамоты. И хотя привилегии служебных князей утверждались великим князем московским, принимавшим их к себе на службу, но отсюда нельзя выводить происхождение этих привилегий из пожалования великого князя. Не надо только преувеличивать значение и объем податных и судебных привилегий того времени, почему и не следует говорить о «феодальных отношениях» удельной Руси, как то делают некоторые
* См. большое их количество в Актах, изданных г. Юшковым.
” Энгелъман [И.]. О приобретении права собственности по русскому праву [СПб., 1859], стр. 28—29; Дмитриев [Ф. М.]. Сочинения, том И, М., 1900, стр. 265-266.
*” Федотов-Чеховский [А]. Акты, относящиеся до гражданской расправы [древней России. Киев, I860], т. I, № 4.
**” Дювернуа. Источники права и суд в древней России, стр. 246.
***” Там же.

Происхождение самодержавия в России
231
исследователи*. Даже служебные князья, не говоря уже о других землевладельцах, не обладали полнотой суверенных прав: монета чеканилась не ими, а удельными самостоятельными князьями, и, кроме того, у них не было права войны, иностранных сношений, права на непременное участие в законодательных съездах и суда пэров, а между тем все эти права составляют непременную принадлежность феодального порядка в развитом, сложившемся виде. Феодальных отношений в удельной Руси не было, были налицо только их элементы, не вышедшие из первоначальной стадии развития128.
Таковы были юридические отличия служилых людей удельного северо-востока России от людей черных. Нельзя, конечно, признать эти отличия настолько развитыми и сложившимися, чтобы сомкнуть обе эти общественные группы в определенные сословия. Сословный строй только слабо намечался. Эта незаконченность особенно ясно выступает на вид, если мы обратим внимание на основное юридическое сходство между обеими группами, на личную свободу членов каждой из них: боярин и вольный слуга обладал правом отъезда от одного князя к другому, а черный человек столь же свободно пользовался правом перехода или «выхода» от одного землевладельца к другому. Мы не останавливаемся здесь пока на зародышах новых социальных отношений, которые начали слагаться к концу удельного времени и знаменовали собою уже переход к следующему периоду.
В общем надо признать, что и хозяйство и социальный строй проникнуты были одним основным, вотчинным принципом: хозяйство организовывалось хозяином-вотчинником земли, в социальных отношениях главную роль играла неразлучимость политических прав с правом собственности на землю. Понятно, что при таких условиях управление княжеством рассматривалось как простой вид хозяйственной деятельности князя, который и в этой сфере старался всюду проникнуть своим хозяйским глазом, стремился вникнуть во все подробности подчиненного управления. Так объясняется состояние административной техники в северо-восточной Руси XIII, XIV и XV веков. Каждая подробность, каждая частность административнотехнической организации служит подтверждением этого.
* См. Павлов-Силъванский [Н. П.]. Феодальные отношения в удельной Руси, в «Журнале Мин. Народ. Проев.» за 1901 год [1901. № 7; 1902. № 1; 4].

232
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
И прежде всего это надо сказать о технике внешних сношений, дипломатических переговоров и заключений договоров с иностранными государствами. Характерно тут то, что даже в XV и XVI веках московские князья шагу не давали ступить самостоятельно своим послам, давали им инструкции, предусматривавшие все самые мелкие подробности. Напр[имер], в «памяти» Тимофею Васильевичу Заболоцкому-Бражникову, посланному в Литву в 1533 году, значится: если о чем-либо спросят, то сказать, что ни о чем другом наказу от государя говорить ему не дано, а потом следуют подробнейшие указания на частности*. При том в Москве всегда устраивали так, чтобы все важные переговоры велись не за границей, а именно в Москве: это делалось с целью предоставить возможность московским боярам по поводу каждой мелочи обратиться к верховной власти за указанием; и этой возможностью обыкновенно пользовались очень часто**. Нечего и говорить о том, что князья XIII и XIV веков предоставляли еще меньше свободы своим посланцам. Они нередко и сами вступали в переговоры. Поездки князей в Орду, конечно, вызывались далеко не всегда требованиями ханов, но также собственным стремлением князей лично вести дела, бросить и на отношения к татарам свой хозяйский взгляд. Впрочем все-таки сравнительно с древнейшей Россией князья удельного времени реже выступают во внешних сношениях в роли, приличествующей подчиненным органам, и — что главное — эти подчиненные органы не отправляют уже в делах иностранной политики, как то было прежде, функций, свойственных верховной власти.
Мы видели, что в финансовой своей деятельности князь древнейшей России исполнял все обязанности от высших до низших, не только устанавливал налоги, но и сам их собирал, отправляясь на полюдье. В удельный период полюдье исчезает, князь передает сбор налогов подчиненным органам и себе оставляет только нормативно-финансовую деятельность, — установление податей и повинностей, дарование финансовых льгот, пожалование земель, определение вознаграждения должностным лицам и т. д. Это — несомненный признак зарождающегося выделения сферы верховного управления. Не следует однако преувеличивать такое выделение,
* Акты Западной России, том II, № 175 стр. 227-228.
** Там же.

Происхождение самодержавия в России
233
нельзя предполагать, что оно было проведено хоть сколько-нибудь систематически, планомерно. Напротив, надо думать, что князь принимал постоянное, ежедневное участие в текущих делах финансового управления, даже самых мелких, что ни один расход не производился без ведома князя, и, вероятно, о всяком поступившем доходе ему докладывали. Вообще и в финансах, как и в иностранной политике, верховная власть и органы высшего управления нередко вторгались в сферу деятельности чисто исполнительной, подчиненной. Так, от начала XVI века до нас дошла любопытная грамота рязанского великого князя Ивана Ивановича об отводе земли, пожалованной одному служилому человеку; оказывается, что эта грамота адресована «бояром нашим Федору Ивановичу Сунбулову с товарыщи», т. е. боярской думе* верховное учреждение здесь отводит пожалованную землю, т. е. исполняет обязанность подчиненного органа.
Законодательства в собственном смысле этого слова в XIII, XIV и в течение большей части XV в. не было, и зародыши его, какими в известной степени можно считать жалованные грамоты князей отдельным лицам и указанные их грамоты областным властям, имели характер хозяйственных распоряжений, не представляли собою формулировки общих юридических норм. В этом отношении недалеко ушел вперед и Судебник Ивана III, представлявший собою исключительно кодекс процессуального права. В сущности удельный князь каждым своим правительственным актом законодательствовал для данного отдельного случая. Исполнительная деятельность, свойственная органу подчиненного управления, перемешивалась с законодательной и, можно сказать, подавляла последнюю.
Та же чрезвычайная обширность функций, тот же захват верховной властью и органами высшего управления в свои руки ряда обыденных дел наблюдается и в суде. Можно прямо сказать, что не было такого судебного дела, по которому нельзя было бы обратиться непосредственно к князю, в первой инстанции. На этот счет не существовало никаких не только законодательных постановлений, но и обычаев: все зависело от удобства и от усмотрения тяжущихся. И так было даже в конце удельного периода. В 1506 г. углицкий удельный князь Дмитрий Иванович решил поземельный спор Троицкого Сергиева монастыря с Семеном Бородатым: князь сам «обыскал своим
* Акты г. Юшкова, № 47.

234
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
обыском» и «по тому обыску» монастырского посельского «оправил», а Бородатого обвинил*. В1519 г. поземельную тяжбу Спасо-Евфимиева монастыря с Матвеем Судимантовым разбирали бояре в Москве (т. е. боярская дума), «да сказали мне, великому князю, и аз велел бояром старцев Спаского монастыря в тех землях оправити, а Матвея Судимантова велел обвините да и грамоту правую на Матвея в тех землях велел дата»**. От XV века сохранилось много указаний на поземельные тяжбы, разбиравшиеся князьями в первой инстанции***. Наряду с этим однако такие же тяжбы разбирались тогда в первой инстанции**** и судьями, и писцами, составлявшими писцовые книги*****, и наместничьими тиунами******. Во второй половине XV века великий князь Иван III сам разбирал дела о крестьянском выходе от одного землевладельца к другому*******. В конце того же столетия рязанский великий князь Иван Васильевич разбирал в первой инстанции дело о подговоре обельных холопов к бегству от их господина********. В 1517 г. великому князю Василию III били челом по целому ряду дел о долгах и грабежах, и он сам их разбирал*********. В начале XVI века, некоего Иванова по делу о бое и грабеже судила в первой инстанции боярская дума**********. Эта путаница, сильно осложнявшая и затруднявшая деятельность верховной власти и высших учреждений, особенно с усложнением хозяйственных и социальных отношений, заставляла прибегать к некоторым поправкам и облегчениям. Иногда великие князья передавали уже жалобы, к ним обращенные, на рассмотрение областных правителей, но с непременной оговоркой о представлении рассмотренных дел на их собственное окончательное решение путем доклада. Типичным в этом отношении является
* Акты Арх. Эксп., т. I, № 145.
** Акты Исторические, т. I, № 126.
*** См., напр[имер], Федотов-Чеховский. Акты, относящиеся до гражданской расправы древней России, том I, №№ 2,4,10; Акты г. Юшкова. № 13,104.
**** Акты Федотова-Чеховского, том I, №№ 5,7,15,20,21,22,23,26,29,30, 34,35,38,46,47,53,54.
*****Тамже, №№ 16,19,24,25,31,51,55,56.
****** Там же, №№45 и 57.
******* Акты Археография. Эксп., т. I, №№ 73 и 83.
******** Акты г. Юшкова, № 30.
*********Там же, № 104.
********** Там же, № 48.

Происхождение самодержавия в России
235
наказ великого князя Василия Ивановича Карандушу-Свиньину о производстве раздела по межевому делу: «ты-б... к ним бы еси на ту землю ехал да того-б еси дозрил да обыскал, чия та земля. А о чем ся сопрут, и ты бы их судил, а суд свой скажи отцу моему великому князю»*. Позднее, когда стали слагаться приказы, эта юрисдикция князя в первой инстанции начала мало-помалу сокращаться, и следы ее сохранились только в пустой, лишенной реальной подкладки формуле: «по княжу слову». Напр[имер], в 1530 г. суд о денежном займе «судил дворецкой Иван Иванович Колычев», «и по княж Андрееву слову Ивановича129 дворецкой ищею оправил, а ответчика обвинил... А на суде у дворецкого у Ивана Ивановича были дворцовой (дьяк) Жюк Прокофьев, да Серка Яковлев сын Лысцев, да подьячей Копыта Григорьев сын»**. Но это уже — новообразование, переходная ступень к позднейшему времени.
Далее, мы ошиблись бы, если бы предположили, что существовал какой-либо установленный порядок инстанций и определенный круг дел или известные их свойства, делавшие необходимой передачу решения из подчиненных органов в руки высших учреждений или князя. Это как нельзя лучше видно даже из такого позднего памятника, как Судебник 1497 года, где прямо сказано: «а которого жалобника а не пригоже управити, и то сказати великому князю»***. Мало того, когда судья чувствовал себя не в силах решить дело, затруднялся решением, он не знал, к кому собственно он обратится с «докладом» по делу; в этом отношении характерно одно замечание в уцелевшем судном деле XV века: «судья рекся доложити государя великого князя или человека старейшего»****. И действительность оправдывала подобные колебания: нередко, обращаясь с докладом к князю, судьи оказывались лицом к лицу с другим должностным лицом, которому они и докладывали дело. Так, в конце XV века, разбирая дело о пожне между Ферапонтовым и Кирилловым монастырями, «судьи реклись доложити великого князя», но, как видно из пометы на обороте, доложили Афанасия Курицына*****. Лишь в некоторых особых случаях личный суд князя был обязателен, неизбежен и не мог быть заменен судом
‘Акты г. Юшкова, № 36; подобное же см. № 37. "Там же, № 128.
*"Акты Исторические, т. I, № 105.
"“Акты Федотова-Чеховского, т. I, № 20.
***"Там же, №5, ср.№ 14.

236
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
другого лица. Так, в первой половине XV века, великому князю принадлежал обязательный третейский суд в случае, если его судья и судьи удельного князя «ся сопрут», т. е. не сойдутся в решении каких- либо дел и не придут к соглашению о выборе третейского судьи*. Привилегированные землевладельцы и их приказчики были также подсудны непосредственно князю**. Наконец, существовал обычай, по которому дела о местничестве ведались также верховной властью.
Выше было уже указано, что жалованные грамоты на землю часто обозначали собою не акт пожалования, а нотариальные укрепления владельческих прав, которые существовали уже у землевладельцев до времени выдачи жалованной грамоты. Такой характер жалованных грамот с особенною ясностью выступает в жалованных подтвердительных грамотах, которые часто выдавались каждым новым князем монастырям на их земельные владения. При вотчинном характере княжеской власти, при взгляде на правительственные функции, как на предмет частной собственности, естественно представление о том, что со смертью старого князя теряют свое значение его обязательства охранять чужую собственность, и новый князь должен выдать новое подобное обязательство. Таким образом, носитель верховной власти выступал в роли простого нотариуса, брал на себя исполнительные функции простого, незначительного подчиненного органа. Нотариальное укрепление различных сделок князем вообще было обычным явлением в удельной Руси. Так, напр[имер], в 1487 г. Василий Андреев занял у Федора Васильевича 5 рублей, и акт этот был «доложен» рязанскому великому князю Ивану Васильевичу***; в 1492 г. ему же доложили о займе в 1 рубль****. Завещание вдовы нижегородского князя княгини Марии было утверждено великим князем Иваном III лично, как видно из приписки, что великий князь утвердил этот документ, «коли был в Суздале». Впрочем, к концу удельного времени мало-помалу начинает устанавливаться обычай передавать гражданские сделки для их нотариального укрепления какому-либо боярину, заменявшему здесь князя, так что начинает в данном случае
‘Акты Археогр. Эксп., т. I, № 29.
**См. все жалованные грамоты в Актах Арх. Эксп., Актах Историч., Актах г. Юшкова и т. д.
*** Акты г. Юшкова, № 32.
****Там же, № 35.

Происхождение самодержавия в России
237
отделяться подчиненное управление от верховного. Примеров много: так, в 1498 г. доложили о займе в 4 рубля «великого князя Ивана Васильевича боярину Ивану Ивановичу Измайлову»*; ему же в 1500 г. сделан был доклад о займе в 2 рубля**; в 1510 г. «доложа великой княгини Ографены боярина Федора Ивановича Сунбула», Афимья, жена Дмитрия Федоровича, заняла 5 руб. под заклад вотчины***; в 1515 г. «доложа великого князя Иван Иванович боярина Ивана Дмитриевича Кобякова», Подивников занял у Кожи 2 рубля**** ***** и т. д.**“*
Относительно порядка назначения разного рода должностных лиц по управлению надо повторить то, что было сказано по этому вопросу о древнейшей России: такого порядка в сущности не было; предоставляя важнейшим лицам, служившим ему по управлению, дворецкому, казначею, начальникам дворцовых «путей», наместникам, волостелям — выбирать себе в помощники «своих людей» в качестве тиунов, доводчиков, праветчиков, пошлинников, приставов, князь удельного времени сплошь и рядом не только в областях, находившихся под непосредственным его ведением, держал и назначал сам таких «своих людей», но и производил назначение на все должности высшие и низшие во всех областях, назначал наместников****”, волостелей*******, «разъещиков» (т. е. межевщиков)********, сборщиков разных податей и пошлин*********.
Чтобы закончить характеристику административно-технической стороны верховного управления в удельной северо-восточной Руси, остается отметить взаимоотношение между князем и боярской думой того времени. Никто не оспаривает того, что дума имела лишь совещательный, а не решающий голос. Что касается состава думы, то в этом отношении существуют некоторые разногласия: одни исследователи полагают, что удельная дума состояла по преимуществу
*Акгы г. Юшкова, № 41.
**Там же, № 44.
***Там же, № 77.
****Там же, № 93-
*****Там же, №№ 78,90,94,98,101,102,103,106,107.
****** См., напр[имер], акты г. Юшкова, № 105.
******* Акты г. Юшкова, №№ 56,59,60,61,63,64,72,74,82 и др. ******** Там же, № 86.
“******* Там же, №№ 73,85,135.

238
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
из княжеских приказчиков, заведовавших казной, дворцом и разными дворцовыми «путями»*; по мнению других, состав думы был вообще неопределенным, менялся по усмотрению князя**. Надо заметить, что, конечно, мелкий удельный князь, политический кругозор которого был очень узок именно вследствие ничтожных размеров его княжества, ни к кому другому не мог обращаться, как именно к своим ближайшим помощникам по дворцовому хозяйству. Но по мере собирания Руси являлась нужда и в советах других лиц. Общая черта, объединяющая эти два момента в истории думы удельного периода, состоит в том, что все время постоянного, неизменного числа советников не было; совещания князя с думой слагались по типу не постоянной функции, а временного личного со стороны князя поручения отдельным лицам принять участие в даче советов по делам управления. Это принципиально не отличается от советов «сам третей у постели» при Василии III. Таким образом, и здесь точка зрения князя-хо- зяина оставалась проведенной до конца.
Последний вывод, равно как и другие наблюдения, выше изложенные, позволяют нам, наконец, характеризовать удельное княжество и с политической стороны: это было типическое вотчинное государство, в котором верховная власть не только принципиально, но и фактически не отделялась от землевладения, носитель верховной власти был таковым именно по той причине, что он обладал землей, верховные права являлись не чем иным, как одним из хозяйственных атрибутов земельного владения, вроде отдельных земельных угодий.
IV.
История северо-восточной удельной Руси и в частности история в ней верховной власти и высшего управления находит во многом поучительную параллель себе в соответствующих и при том одновременных явлениях жизни Руси западной.
Хозяйственное положение западной Руси в XIII, XIV и XV веках характеризуется так же, как и положение удельного северо-востока, преобладанием земледелия. Уже в XIII веке в Берестейской130 земле дань князю вносилась отчасти продуктами земледелия и
* Ключевский. Боярская дума древней Руси, изд. 2-е, стр. 128-129.
** Сергеевич [В. И.]. Русские юридические древности, том II, вып. I [СПб, 1893].

Происхождение самодержавия в России
239
скотоводства*. В актах XV века постоянно встречаются «земли пашные», «сеножати», луга, выгоны, иногда и «хмелища». Мало того: пашня обыкновенно выдвигается на первый план, и нередки случаи, когда вся хозяйственная ценность имения покоится на пахотных и сенных угодьях**. В «книге данин» великого князя Казимира упоминается, между прочим, «пшеничная земля»**’131, т. е. такая, с которой владелец получал от крестьян пшеницу, — несомненное свидетельство о развитии земледелия. Еще с конца XIV века в собственной Литве стала собираться новая денежная подать — серебщина, и замечательно, что она собиралась с сохи****, т. е. окладная единица приобрела чисто земледельческий характер. В 1496 г. «великий князь казал Высокодворцам, ходити на работу, орати на царенину два дни, а на яр бороновати день, жита жати два дни, а яр жати два дни»****’: здесь чисто земледельческая организация работ. В 1497 г. в Лидском повете «дякло», т. е. дань землевладельцу, платилось почти исключительно хлебом, житом и овсом*”***. Исключение представляет только часть юго-западной Руси, где добывающая промышленность оставалась господствующей”*****.
Существенным отличием от северо-востока являлся только более быстрый темп хозяйственного развития, скорее приближавший западную Русь к периоду денежного хозяйства*****”*. Понятно, что при таких условиях в формах землевладения и хозяйства и в хозяйственной технике наблюдаются в западной Руси также знакомые уже нам явления, только быстрее приближающиеся к порядкам, свойствен¬
* Летопись по Ипатьевскому списку, стр. 521 [Летопись по Ипатьевскому списку, изд. Археографической комиссии, 1871].
"Акты Зап. Рос, том I, №№ 26, 30,84,1,168,171,178;Леонтович[Ф. К]. Акты Литовской Метрики, т. I, вып. I [Варшава, 1896], №№ 474,503,620,525,538, 543, 558 и рр.-, Довнар-Запольский [М. В.]. Акты Литовско-русского государства [М„ 1899], №№ 22, 23,48, бЗидр.
*“ Документы Московского Архива Министерства Юстиции, т. I, № 1.
*тДовнар-Запалъский[М. В.]. Государственное хозяйство великого княжества Литовского при Ягеллонах. Том I, Киев, 1901, стр. 717 и сл.
***”Леонтович. Акты Лит. Метрики, т. I, вып. I, № 276.
******Довнар-Запольский. Акты Литовско-русского государства, № 58.
""'"См., напр[имер], Акты Зап. Рос, т. I, № 161;Довнар-Запольский. Госуд. хоз., стр. 224; Ясинский [М. Н.]. Уставные земские грамоты Лит. государ. [Литовско-Русского государства. Киев, 1889], стр. 158 и т. д.
*”***” См. подробности в Обзоре рус. истории, ч. 2-я, вып. 2-й, стр. 10-18.

240
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ным более позднему времени; обезземеление крестьянства сопровождалось установлением вотчины и поместья, причем последнее быстро стало сближаться с вотчиной путем распространения «выслуги», называвшейся также «даниной на вечность» или «вечистой даниной», которая, будучи по происхождению своему временным и условным владением, обыкновенно отчуждалась и передавалась по наследству с согласия великого князя* **; господство аренды за натуральный оброк осложнялось уже особенно к концу периода примесью барской запашки и барщины” наконец, к переложной системе все более стало примешиваться трехполье***.
Параллельно всему этому появилось классовое расчленение общества на землевладельцев, безземельных земледельцев и к концу периода — городских торговцев и ремесленников. Так как в хозяйственной области к старым натурально-хозяйственным порядкам примешивались все сильнее элементы денежного хозяйства, то естественно, что довольно резко, резче, чем на северо-востоке, обособились сословия, особенно служилое и крестьянское. Паны и шляхта стали обладать весьма значительными привилегиями, во всей своей полноте свойственными высшему слою дворянства: личным наказаниям и конфискациям имущества их можно было подвергать не иначе, как по суду и на основании закона; суду подчиненных властей дворянство подлежало только по некоторым делам, как насильственное нападение, насилие над женщиной, поранение шляхтича, разбой; по прочим делам они только собирали данные и разбирали дело, приговор же постановлялся господарем с радой. Затем, служилые люди имели право судить и брать поборы в свою пользу с крестьян и всех вообще лиц, живших на владельческих землях. Наконец, западнорусско е дворянство приобрело также и важные корпоративные права, именно право собираться на сеймы, занимать высшие должности или «вряды», избирать господаря и посредством местных дворянских «сеймов» принимать деятельное участие в областной администрации и суде****.
‘Обзор русской истории, ч. 2-я, вып. 2-й, стр. 21-24.
**Тамже, стр. 24-25.
***Там же, стр. 25-26.
****Любавский [М. К]. Областное деление и местное управление Литовско- русского государства [ко времени издания первого Литовского статута. М., 1894], стр. 861-878; Лаппо [И. И.]. Великое княжество Литовское за время от заключе-

Происхождение самодержавия в России
241
Крестьяне в западной Руси были первоначально свободны, свободно переходили от одного землевладельца к другому. При уходе они должны были только уплатить «сходельное» и в случае получения пособия («рукоема») проценты на это пособие — «остатнее». Но уже влияние земледелия, требовавшего капитала, приводило, как и на северо-востоке, к задолженности крестьян землевладельцам, а зарождавшиеся элементы денежного хозяйства обострили потребность крестьян в капитале, увеличили тем задолженность и вместе вызвали потребность в постоянном контингенте рабочих, которые регулярно отправляли бы барщину на постепенно увеличивавшейся барской запашке. Таким образом, значительная масса задолжавших и обязанных барщиной крестьян надолго, часто на всю жизнь и даже в нескольких поколениях связывалась с определенными землевладельцами. Давность этой связи послужила юридическим основанием для первых элементов крепостного права. Уже в удельное время наблюдаются таким образом «отчичи», «люди засядлые или заседелые», «непохожие». Первая форма прикрепления носила условный характер: крестьянин мог уйти, но под условием оставить на свое место другого. Но уже в 1457 г. сделан был второй шаг: было запрещено принимать в господарские волости из частновладельческих имений всех людей «данных, извечных, селянитых», и тем был проведен законодательным путем принцип прикрепления на основе давности*.
Таким образом, экономический быт и социальный строй западной Руси отличались уже не чисто вотчинным характером, свойственным эпохе натурального хозяйства при господстве земледелия: развитие шло дальше, к денежному хозяйству и связанному с первой ступенью его развития сословному строю.
Обращаясь к изучению техники высшего управления в Литовско-русском государстве и останавливая прежде всего внимание на технике законодательства, необходимо отметить, что поскольку деятельность
ния Люблинской унии до смерти Стефана Батория [1569-1586: Опыт исследования политического и общественного строя. T. 1. СПб., 1901], стр. 515-556; Лю- бавский [М. К]. Литовско-русский сейм [М., 1902], стр. 428-508.
* См. Леонтович. Крестьяне юго-западной России по литовском праву XV и XVI ст. в «Киевских университетских известиях» за 1863 год; Новицкий [И. П.]. Очерк истории крестьянского сословия юго-западной России [Киев, 1876]; Лю- бавский. Областное деление и местное управление Литовско-русского гос., стр. 373 и сл.

242
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
господаря в области создания юридических норм не выходила из рамок вотчинного управления, она была на практике единоличной, и если и призывались советники, то этот призыв не отличался систематичностью и постоянством. Технически он не был всегда необходим: князь-хозяин в несложных случаях не нуждался в помощниках. Однако новые хозяйственные и социальные условия давали себя чувствовать особенно к концу периода и призвали к деятельному участию в законодательной деятельности раду, совет великого князя литовского и русского. Так с участием совета составлялись и утверждались общеземские привилеи* уставные земские грамоты", грамоты на магдебург- ское право“*132. Один раз мы встречаемся даже с законодательной деятельностью сейма, раньше занимавшегося только вопросом об избрании господаря и внешней политики**"; в 14б8году великий князь Казимир «урядил» свой Судебник «с князьями и паны-радою нашею великого княжества Литовского и со всим поспольством согадавши»*** ****".
Наши источники содержат много фактов, доказывающих, что даже к концу удельного времени к господарю стекались не только в высшей инстанции, но и в первой, самые разнообразные, нередко ничтожные судебные дела. Сюда относились поземельные тяжбы и споры о межах.
Вот типические примеры, взятые из целого ряда других: в 1488 г. поземельная тяжба была разобрана и решена великим князем Казимиром*"*"; в 1492 г. подобное же дело рассмотрел и решил великий князь Александр""*"133. Дела о холопстве также часто направлялись к господарю, как к судье первой инстанции: факты относятся, напр[имер], к 1494,1495,1496,1497,1498""""
*См. напр[имер], Леонтовт. Акты Лит. Метрики, т. I, вып. I, №№ 1, 6 и др.; Акты Зап. Рос, т. I, № 61 и др.
**Ясинский. Уставные земские грамоты Литовско-русского государства, стр. 196—199-
*** См., напр[имер], Довнар -Заполъский. Акты Литовско-русского государства, №№ 1, 3,7,8, 59 и др.
**** Любавский. Литовско-русский сейм, стр. 28,29,35,65,111,119,120,123, 125,130,133,134,137,142.
***" Акты Зап. России, т. I. № 67.
******Леонтович. Акты Литовской Метрики, том I, вып. 1-й, № 56.
*****"Там же, № 69.
""""Там же [соответственно] № 94, № 172, № 319, № 345, № 366.

Происхождение самодержавия в России
243
годам и т. д. Споры о долгах и вообще денежные тяжбы великий князь тоже нередко судил, как обыкновенный судья: таковы дела 1494, 1496,1497* и др. годов. Сюда относились также дела о грабежах**. Споры о бесчестьи нередко разбирал в первой инстанции сам великий князь: напр[имер], в 1496 г. это сделал Александр по делу о родовой чести между смоленскими боярами Плешкиным и Олтуфьевым, из которых первый назвал второго «коробейником, купцом»*** ****. Наконец, то же надо повторить о делах, касающихся незаконных поборов, производимых должностными лицами: так было, напр[имер], в 1496 г., когда жмудский134 тивун неправильно потребовал с шляхтича дякла****. Вторжение органов верховного управления в сферу действия подчиненных властей по тем же самым судебным делам подтверждается многочисленными фактами, устанавливающими участие рады в господарском суде: нередко великие князья вместе с радой судили в первой инстанции поземельные и межевые дела*****, о холопстве******, долгах******* и т. д. Эти данные важны для нас еще в том отношении, что намечают процесс, уже известный нам из наблюдений над техникой законодательной работы: великий князь постепенно все более склонялся к решению различных тяжб не единоличною своею властью, а посредством совместной работы с радой, которая таким образом приобретала значение все более важного колеса в государственной машине.
Широко развита была в западной Руси XIII, XIV и XV веков и нотариальная деятельность господаря; он укреплял всевозможные акты гражданского права: купли-продажи********, наследования*********, мены**********. При этом и здесь нередко рада принимала участие в господарских действиях***********.
*Леонтович. Акты Литовской Метрики, том I, вып. 1-й, № 89, № 278, №№351 и 416.
**Тамже, №№ 220,255.
***Тамже, № 330.
****Там же, № 236.
*****Тамже, №№ 145,151,157,161 и др.
****** Там же, № 472 и др.
***“**Там же, № 416 и др.
*******‘Там же, №№ 198, 208,210, 219 и др.
********* Там же, № 220 и др.
********** Там же, № 216 и др.
*********** Там же, № 340 и др.

244
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Далее: все финансовые дела доходили до великого князя. Ему представлялись все данные и отчеты о доходах и расходах казны, напр[имер], король Казимир «брал личбу з мытников киевских и пу- тивльских»*; в 1495 г. «ключник берестейский господару личбу делал з восковых грошей»**, в 1497 г. «в Берестьи, как тыми разы был госпо- дар его милость, дек 22 ден, делал его милость личбу с ключником бе- рестейским Левком Боговитиновичем и з Немирею, што держали от его милости мыто берестейское к верной руце»***; в 1499 г. «брал его милость личбу у мытников путивльских в Городне»****; в том же году «пан Литавор Хребътович, маршалок, наместник новгородский и слонимъский, выдал господару его милости великому князю личбу з минцы»*****. Впрочем, иногда господарь поручал это дело кому-либо из своих ближайших помощников, напр[имер], в 1496 г. «господар его милость великий князь Александро казал личбу вделати маршалку его милости пану Григорю Станьковичу Остиковича, а мне писару его милости Ивашку Владыце в мытъников менских в Евлашка а у Федора з мыта менского»******. Это уже несомненное начало выделения рассматриваемой функции из непосредственного ведения верховной власти в ведение подчиненных органов; не удивительно поэтому, что встречаются случаи приема отчетов подчиненными властями без специального поручения от господаря: в 1494 г. «пан Андрей подскарбий а Ивашка Владыка писар брали личбу у ключника киевского у Сенька Полозовича а в Самоделчина сына»*******; в 1497 г. «пан Литавор маршалок а Федко писар брали личбу в ключника киевского в Сенька Полозовича и в мытников киевских в Санка и в Цибули»********.
По-видимому, далее, сбор податей производился по специальному всякий раз распоряжению великого князя, а с другой стороны, ни один даже и незначительный расход нельзя было произвести, не испросив его разрешения. Это видно, напр[имер], из приходо-
*Довнар-Заполъский. Акты Литовско-русского государства, стр. 49-
**Тамже, № 26.
***Тамже, № 52.
****Там же, № 60.
***** Там же, № 67.
****** Там же, № 49- ******* Там же, № 26, стр. 59.
******** Там же, №54.

Происхождение самодержавия в России
245
расходной записи писаря господарского Ивашки Ядковича в 1496 году*, где сказано, между прочим: «его милость велелъ ми в Берштахъ дань побрати на людехъ на волостныхъ Задвинъскихъ волостей», а затем: «а тивунщины 3 рубли отдал есми Мити Ремейковичу, бо господар велел ему отдати».
Раздача мыт в аренду и дача разрешений на устройство торжков и ярмарок производились также верховной властью**, часто с участием рады***.
Понятно, почему в финансовой области великие князья литовские так ревниво относились к каждой мелочи, старались не упустить ее из своих рук: здесь, на материальных интересах, особенно сильно отражались вотчинные начала.
Надо, наконец, заметить, что господарь сам непосредственно назначал разных должностных лиц, без различия рангов: наместников**** *****, старост***", волостелей****" и т. д. И здесь влияние шляхетского сословия сказывалось, однако, уже сильно: в областных при- вилеях (Витебском, Полоцком, Жмудском) господарь обязуется: «також им нам давати воеводу постарому, по их воли; а который им будет нелюб воевода, а обмовят его перед нами, ино нам воеводу им иного дата, по их воли»"***“.
Предшествующее изложение дает нам возможность характеризовать Литовско-русское государство XIII, XIV и XV веков и с политической стороны.
Политическое значение великокняжеской власти до 1492 года было так же велико, как широк был круг дел, выполняемых непосредственным, личным действием господаря: великий князь был юридически неограниченным собственником всего государства и политическая роль рады и сейма была незначительна, ограничивалась подачей великому князю советов, не связывавших его воли. Такие отношения и понятия являлись отражением вотчинного принципа,
"Довнар-Заполъский. Акты Литовско-русского государства, № 38.
"Леонтовт. Акты Лит. Метр., №№ 179,180,195,197,201 и др.
*"Там же, № 378 и др.
****Довшр-Заполъсшй. Акты Литовско-русского государства, № 16.
***** т-i
Там же.
****** Там же, стр. 48.
******* Ясинский. Уставные земские грамоты Литовско-русского государства,
стр. 118-119.

246
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
проникавшего удельный строй во всех отношениях. Мы, однако, сильно ошиблись бы, если бы признали эту характеристику полной. Новые хозяйственные, социальные и административно-технические порядки могущественным образом воздействовали на политическую сторону верховного управления и видоизменяли реальное соотношение сил в этой области. Это особенно заметно потому, что в XIV и XV веках на первый план выступают областные привилеи или уставные грамоты, с одной стороны, и сословные привилеи — общеземские или земские (т. е. шляхетские) и мещанские (на магдебургское право), с другой. Эти два вида привилеев — областные и сословные — вызвали своим появлением и развитием большой спор в специальной литературе: одни исследователи, придавая первостепенное значение областным привилеям, утверждают, что Литовско-русское государство отличалось федеративным характером*, другие, с ударением отмечая сословные привилеи, склонны признавать в этом государстве преобладание территориально-сословного типа**. Нельзя не признать, что федерацией в строгом юридическом смысле Литовско-русское государство названо быть не может: политическая особность была не менее свойственна и отдельным частям удельного северо-востока; кроме того, федерация немыслима без органического закона, связующего союзные государства; наконец, уставные грамоты или областные привилеи с юридической точки зрения являются не договорами великого князя с населением, а односторонними актами великокняжеского пожалования. Точнее будет признать поэтому Литовско-русское государство унией отдельных литовских и западнорусских земель и притом унией не личной, а реальной***, потому что удельные князья, потом наместники и воеводы, вошли в состав господарской рады. Что касается сословных привилеев, то они формировали известным образом социальный строй, но отсюда еще далеко до вывода из одной их наличности особого понятия о субъек-
*Любавский. Областное деление и местное управление Литовско-русского государства, стр. 2 и сл.
**Леонтович [Ф. И.]. Сословный тип территориально-административного состава Литовского государства и его причины, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» [№ 6, 7].
*** Ср.: Bluntschli. Allgemeines Staatsrecht, zweite Auflage erster Band. München, 1854. S. 210-211 [Блюнчли. Германское государство, 2-е изд., т. 1. Мюнхен, 1854. С. 210-211].

Происхождение самодержавия в России
247
те власти. Другое дело их содержание: несомненно, что последний из земских привилеев удельного периода — привилей Александра 1492 года, обязавший великого князя без рады не посылать послов, не отнимать должностей, не раздавать в держанье пограничных замков, не производить государственных расходов и не судить*, установил, что субъектом, носителем верховной власти, является не один господарь, но и шляхетский «народ», дворянство. Этим, вместе с тем, сглажены были областные различия, и уния превращена была из реальной в полную. Таков был конечный результат политического развития Литвы и западной Руси в удельное время.
V.
Мы видели, что политическая сторона верховной власти и высшего управления в России до конца XV века, являясь органически связанной с административной техникой, вместе с этой последней представляла собою естественное дополнение к тем экономическим и социальным отношениям, которые свойственны были исследованным периодам исторической жизни русского народа. Таким образом, методологическая точка зрения, намеченная в предисловии, получает свое оправдание и должна быть сохранена в дальнейшем исследовании. Но, кроме того, предшествующее изложение приводит к нескольким общим выводам по существу изучаемого вопроса. Выводы эти можно формулировать следующим образом:
1. В древнейшей России — до XII в., при полной неорганизованности хозяйства и общества, выражавшейся в господстве добывающей промышленности при натуральном хозяйстве, в преобладании вольного землепользования, домашней формы хозяйства, экстенсивной техники производства, в отсутствии классов и сословий, верховная власть и высшее управление и технически, и политически были также бесформенны: государство того времени было неорганизованным двоевластием веча и князя.
2. С XIII по XV век наблюдается три типа общественного развития: один представлен вольными городами — Новгородом и Псковом, другой северо-восточной Русью — Владимирской, потом Московской, третий Русью западной — Литовской.
*Любавский. Литовско-русский сейм, стр. 136.

248
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
В вольных городах, при преобладании внешней торговли в высших слоях общества и равновесия добывающей промышленности и сельского хозяйства в народных массах, сопровождавшемся переходом земли в руки боярства, развитием аренды за оброк натурой, менее экстенсивной техникой, началом классового и сословного расчленения общества, начинает организоваться и верховная власть, и высшее управление: к сфере последнего относится, хотя еще не всецело, нормативная, законодательная деятельность государства, суд, главным образом в высшей инстанции, но довольно еще часто и в инстанции низшей, вмешательство во многие, еще не вполне переданные подчиненным органам дела текущего управления; с политической точки зрения государство здесь является аристократической муниципальной республикой.
3. В северо-восточной Руси XIII, XIV и XV веков господство земледелия при сохранении натурального хозяйства, служилого землевладения — вотчинного и поместного, — натуральной аренды, менее экстенсивной, чем в древнейшей России, техники и зарождение деления на классы и сословия сопровождались выделением в исключительное ведение верховной власти нормативных функций государственного союза при постоянном вмешательстве ее во все самые мелкие судебные и административные дела; с политической точки зрения это было типическое вотчинное государство, в котором государственные функции рассматривались как простые хозяйственные атрибуты земельного владения.
4. Западная Русь характеризовалась преобладанием земледелия при весьма быстром темпе экономического развития, приближавшем страну к периоду денежного хозяйства, развитием поместья и особенно вотчины, натуральной аренды с примесью барщины, распространением переложной и трехпольной систем земледелия, довольно резким классовым делением и обособлением отдельных сословий; параллельно этому в законодательстве, суде и разных отраслях управления мы видим постепенную смену единоличной деятельности князя-вотчинника его совместной работой с коллегиальными учреждениями — радой и сеймом, — отражавшими господство определенного класса — дворянства, и широкое вмешательство органов верховного управления в функции подчиненных органов; Литовско- русское государство было реальной унией литовских и западно- русских земель, развивавшейся в направлении ослабления власти

Происхождение самодержавия в России
249
великого князя и уничтожения особенностей разных областей в пользу образования унитарного государства с ограничением власти государя дворянскими представительными учреждениями.
Ясно, таким образом, что самодержавия в России до XVI века не существовало: его появлению не содействовали ни хозяйственный быт, ни социальные условия, ни административная техника.
Глава вторая
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ХОЗЯЙСТВА И СОЦИАЛЬНОГО СТРОЯ
В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ
XVIИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII века
I.
Никто не оспаривает и не будет оспаривать того, что одной из основных черт народного хозяйства в Московском государстве XVI и первой половины XVII века является первенствующая роль сельского хозяйства, в частности земледелия. Это положение настолько общепринято, что совершенно не нуждается в доказательствах.
В другой работе* пишущий эти строки доказывал, что вторая половина XVI века в истории России была временем, когда в недрах натурального хозяйства стало зарождаться хозяйство денежное, основанное на товарном обращении. Эта черта хозяйственного быта Московской Руси не менее, если не более, важна, чем господство земледелия, и так как столь общепринятой, как последнее, ее считать нельзя, то необходимо сейчас в сжатом виде повторить главные наблюдения, подтверждающие факт зарождения, первоначального развития денежного хозяйства в изучаемое время.
Денежное хозяйство в строгом смысле слова это — такое хозяйство, когда каждый отдельный производитель в стране вовлечен в торговый оборот, когда каждый с продуктом своего труда является на рынок, отчуждает этот продукт в виде товара, т. е. превращает его в деньги, с тем, чтобы в свою очередь эти деньги посредством той же операции товарного обмена превратить в предметы собственного потребления. Если понимать денежное хозяйство в таком строгом, исключительном смысле, то придется признать, что денежное хозяйство у нас в России местами еще и теперь не существует
’ Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 271-290.

250
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
или существует не вполне, потому что товарное обращение захватило еще не всех без исключения производителей хозяйственных благ в России и многих из тех, кто даже подвергся этой участи, захватило не целиком, не заставило их работать всецело для рынка.
Но для всякого ясно, что Россия страна денежного хозяйства, несмотря на эти ограничения. Ясно и то, что она приобрела эту экономическую особенность не вчера, что денежное хозяйство в России развивалось путем длинной эволюции, охватывающей не одно столетие. Чтобы правильно определить ход этой эволюции, ее отдельные стадии или ступени, необходимо придать термину «денежное хозяйство» известную растяжимость, эластичность. Денежным с этой точки зрения надо признать не только такое хозяйство, при котором все производители превращают целиком весь свой продукт в товар, но и такое, когда товарное обращение начинает проникать в глубины народной жизни, когда оно захватывает уже не одни высшие классы, а отчасти и низшие. Так именно надо характеризовать первую ступень развития денежного хозяйства, на которую Россия поднялась в XVT и XVII веках.
Доказательства того, что вторая половина XVI века была временем зарождения денежного хозяйства, делавшего первые робкие шаги вперед в XVII столетии, — довольно многочисленны и разнообразны. Прежде всего у нас нет недостатка в прямых свидетельствах об оживлении в это время внешних и внутренних меновых сношений. Новгород продолжал быть важным пунктом внешней торговли России. В 50-х годах XVI века завязываются постоянные и при том очень важные торговые сношения с Англией через Белое море, и таким образом на севере, в Холмогорах, потом в Архангельске и других городах, лежавших на пути к Москве, образовались новые рынки для внешней торговли, не уступавшие Новгороду, скоро даже превзошедшие его по своему значению. Можно наблюдать довольно сильное торговое оживление целого ряда городов, лежавших на дороге с севера в центр, особенно Вологды, Ярославля и самой столицы государства — Москвы. О росте внешней торговли Московского государства со второй половины XVII века свидетельствуют разнообразные источники, — напр[имер], сочинения англичан, посещавших Московскую Русь, Ченслера, Климента Адамса135, Дженкинсона136, Флетчера. Уложение 1649 года, но особенно так называемые Торговые книги, содержащие сведения о заграничных и русских ценах и

Происхождение самодержавия в России
251
стоимости провоза целого ряда разных продуктов, закупавшихся скупщиками из богатого купечества на московском рынке в очень значительном количестве и доставлявшихся к Белому морю для сбыта за границу.
Уже это оживление внешней торговли и расширение охватываемого ею района, содействовавшие образованию и развитию нескольких новых крупных торговых центров, не могли не сказаться на общем строе экономической жизни Московского государства во второй половине XVI и в XVII веке. Коренные устои натурального, безоб- менного хозяйства начали подгнивать и колебаться под влиянием роста заграничной торговли. Но у нас нет недостатка и в указаниях на значительное оживление внутреннего обмена, и опять-таки замечательно, что такие указания начинаются со второй половины XVI века, что служит очевидным признаком зарождения денежного хозяйства в стране именно около этого времени. С этого именно хронологического термина в писцовых книгах и актах начинают постепенно мелькать описания отдельных торжков, местных рынков и ярмарок, иногда охватывавших своими торговыми оборотами значительную территорию. Уже на севере в конце XVI века Вологда, Тотьма и Устюг были очень важными хлебными рынками. Рязанская область снабжала хлебом нижнее Поволжье, с одной стороны, и Москву, с другой. То же приходится повторить о Ярославле и Нижнем Новгороде с их уездами. Целая сеть торговых дорог по всем направлениям покрывала страну. Она достигла особенной густоты в центре: достаточно сказать, что таких больших дорог, проложенных к столице государства, было не менее семи: по крайней мере две — ярославская и углицкая — вели на север, к Вологде, Белозерску и Холмогорам; на северо-запад шла торговая дорога из Москвы в Тверь, Вышний Волочек и Новгород; существовала также дорога на восток, к Нижнему; но наибольшее количество путей вело на юг, в плодородные степные уезды: здесь шла дорога на Серпухов и Боровск, сближавшая столицу с заоцкими городами; другая дорога направлялась на Тулу и далее к югу, в Северскую землю и Польшу: наконец, третья южная дорога прошла на Коломну и Рязань по Москве реке и Оке. По словам англичан, из одного Ярославского края ежедневно по дороге в Москву проезжало по 700-800 возов с зерном, предназначенным для продажи. Мы имеем, наконец, ряд указаний на существование во второй половине XVI века обширных и чрезвычайно оживленных яр¬

252
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
марок в Старом Холопье городке на Мологе, в Кирило-Белозерском монастыре, Балахне, знаем о конных ногайских ярмарках в Москве и Казани, о зарождающейся Макарьевской ярмарке, двухнедельной Петровской ярмарке в пригороде Пскова, Острове, куда съезжались купцы из Москвы, Новгорода, Пскова, Литвы и Ливонии, и пр., и пр. Сказанного достаточно, чтобы внушить убеждение в многочисленности и разнообразии прямых свидетельств источников об оживлении торгового оборота в Московском Государстве второй половины XVI века. Таково первое доказательство зарождения денежного хозяйства в России в это время.
Второе доказательство — иного рода: оно заключается в наблюдениях за характером владельческого оброка с крестьян. Во второй половине XVI века легко заметить рост денежного оброка на счет натурального: тогда как до этого времени в Вотской пятине Великого Новгорода 6-9% всех крестьянских хозяйств платили оброк деньгами, в 1568 г. процент таких хозяйств повышается до 1б-ти, а в 1581 году черная волость знала здесь только один денежный оброк; в Бежецкой пятине уже в 1545 году более 26% всех крестьян сидели на оброке деньгами, а в Обонежской в 1565 году таких крестьян было даже около 76%; наконец, во всех вотчинах Троицкого Сергиева монастыря, расположенных в центральных уездах, в последнее десятилетие XVI века совсем уже не существовало натурального оброка, а все монастырские крестьяне, сидевшие на оброке, вносили последний деньгами. Совершенно понятно важное значение этих наблюдений: денежный оброк был бы немыслим, если бы не зародилось денежное хозяйство, так как без торгового оборота продуктов сельской промышленности крестьяне не были бы в состоянии приобрести необходимую для уплаты оброка денежную сумму.
На том же основании переход натуральных государственных повинностей в денежные налоги, ясно обозначившийся как раз с половины XVI века, следует считать третьим доказательством зарождения денежного народного хозяйства. Факт такой серьезной перемены в финансовой системе не подлежит сомнению, хорошо обоснован в новейшей литературе по истории русского государственного хозяйства и представляется в главных чертах в следующем виде. В первой половине XVI века на земле лежали следующие государственные финансовые обязанности: 1) население платило Казначеевы, дьячьи и подьяческие пошлины; это был уже тогда денежный налог, хотя

Происхождение самодержавия в России
253
и незначительный по размерам: 2) корм наместников и волостелей, обыкновенно поступавший натурой, в виде разного рода припасов; 3) дань; 4) ямские деньги, сделавшиеся, как и дань, денежной податью, но не исключавшие и особой натуральной ямской повинности; сверх того возникли еще: 5) полоняничные деньги, не превратившиеся пока в регулярную подать и собиравшиеся в различных размерах в отдельные годы, смотря по количеству выкупаемых из Крыма и Казани русских «полоняников» или пленных; 6) натуральные военные повинности — посошная и городовое дело, т. е. починка и постройка укреплений. Во второй половине XVI века — с 1551 года — в податную систему введены были важные изменения: во-первых, введены были новые военные денежные налоги — пищальные и ям- чужные деньги, предназначенные на приобретение и выделку пищалей, или ружей и пушек, и ямчуги, т. е. селитры и пороха; затем налоги за городовое и засечное дело, т. е. за починку и постройку укреплений и «засек», или застав, образованных посредством вырубки леса и свалки его в кучи, мешавшие проходу и проезду и укрывавшие за собой сторожевые военные посты; во-вторых, полоняничные деньги превращены были в регулярную подать; наконец, в-третьих, старые натуральные повинности — посошное и городовое дело — стали также переводиться кое-где временами на деньги. Если к этому прибавить, что корм чем позднее, тем чаще переводился на деньги, что с введением земских учреждений царя Ивана Грозного он был заменен денежной суммой, вносимой в определенные сроки в государеву казну общиной, получившей земское самоуправление, что, наконец, к концу XVI века оклады прямых денежных податей возросли в 372 раза сравнительно с половиной столетия, то станет очевидным, каким важным свидетельством в пользу зарождения денежного хозяйства в Московской Руси является история государственного хозяйства и в частности прямого обложения.
Наконец, существует еще и четвертое, не менее, если не более, серьезное доказательство описываемой экономической перемены: именно — изменение ценности денег. Оживленное товарное обращение, проникающее в народные массы, всегда увеличивает количество денег в стране, а с увеличением количества денег ценность последних уменьшается. В этом отношении XVI век принадлежит к любопытнейшим эпохам русской истории. Изучение стоимости русского рубля того времени по хлебным ценам приводит к убеждению

254
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
в быстром и неуклонном ее понижении: тогда как в конце XV века и в начале XVI рубль стоил на наши деньги приблизительно 94 рубля — в 30-х и 40-х годах XVI столетия ценность его понизилась уже до 75 рублей на наши деньги, а во второй половине того же века даже только до 25 рублей*. Такое быстрое удешевление денег резко подчеркивает совершившийся в значительных кругах населения переход к денежному хозяйству.
Итак, предшествующее изложение ставит вне сомнения тот факт первостепенной важности, что вторая половина XVI века — время зарождения денежного хозяйства в России**. Но, выставляя это положение, мы должны сделать одну совершенно необходимую оговорку: зарождение денежного хозяйства в России очень существенно отличается от соответственного процесса в экономической жизни Западной Европы. Дело не в том одном, что в России описанная перемена совершилась гораздо позднее, чем в западноевропейских странах, которые уже отчасти в XII и во всяком случае в XIII веке знакомятся с зачатками денежного хозяйства; гораздо более замечательно, что самый экономический тип зарождающегося в XVI веке денежного хозяйства существенно отличался от типа западноевропейского денежного хозяйства XIII столетия. Превосходная схема экономического развития стран Западной Европы выведена из наблюдений над соответствующими фактами остроумным и проницательным немецким экономистом Карлом Бюхером137 в его известной книге «Происхождение народного хозяйства»: Бюхер*** ставит, как известно, в промежуток между периодом домашнего, безобменного хозяйства и периодом хозяйства народного, денежного, рассчитанного на обширный, даже мировой рынок, еще третий период — городского хозяйства, имеющего в виду узкий местный рынок, с ограниченным кругом производителей и потребителей, ютящихся в городе и его окрестностях на 10-15 верст во все стороны. Каждый из таких изолированных,
* О ценности денег в XVI в. см. «Сельск. хоз. Моек. Руси в XVI в.», стр. 202— 210, 218. Один из критиков нашей книги указывал, что следовало сравнивать цены на хлеб XVI века не с хлебными ценами 1882 г., а со средними ценами за ряд годов. Мы произвели такое вычисление, и результаты его мало разнились с раньше полученными нами выводами.
** См. подробности со ссылками на источники и литературу в «Сельском хозяйстве Моек Руси в XVI в.», стр. 271-290, 202-219, 220-242.
“* «Возникновение народного хозяйства», 4-е русск издание.

Происхождение самодержавия в России
255
обособленных рынков, на которые раздробились с XIII века западноевропейские страны, представлял собою совершенно самостоятельное хозяйственное целое, стоявшее вне какой бы то ни было экономической связи с другими, подобными ему рынками. И России, конечно, не была чужда эта изолированность рынков, но она, подобно многим другим явлениям, достигшим полного развития на западе Европы и оставшимся лишь в зародыше у нас, не имела общего значения и не выразилась в столь резких формах, как на Западе. Равнинность страны, обилие рек и, главное, продолжительность снегового покрова создавали сравнительно удобные пути сообщения, которыми сглаживались местные различия и ослаблялась хозяйственная изолированность отдельных областей: зимой, по английским известиям*, товары могли быть доставлены на громадное расстояние от Архангельска до Москвы в каких- нибудь 14 дней. Таким образом, русское денежное хозяйство, зародившееся во второй половине XVI века, отличалось тою особенностью, что оно было не городским, а народным, или, по крайней мере, каждый рынок охватывал очень значительный район. Это доказывается многими наблюдениями. Так, во второй половине XVI века Соловецкий монастырь покупал хлеб, коноплю, лен, масло, кожи и другие товары в Новгороде, Бежецком Верху, Вологде и Устюге**. 14 июля 1582 г. Троицкому Сергиеву монастырю в Тотемском уезде, на реке Сухоне, на устье Толщмы, в Пьянкове слободе было разрешено построить амбар, чтобы покупать здесь на монастырь хлеб и другие товары***. В 30-60-х годах XVI в. Троицкий Сергиев монастырь покупал рыбу у устья Шексны и привозил туда для продажи из Дмитрова рожь и соль**** *****. По Герберштейну****’ и Гваньини******, Пермь закупала хлеб на центральных рынках. В 1584 г. Свияжский
* Середонин [С. М.]. Известия англичан о России [Перевод известий англичан о России]. «Чтение в Общ. Ист. и Древностей Росфи]» за 1884 г., кн. IV, стр. 13.
**Досифей [Немчинов, архимандрит]. Географическое, историческое и статистическое описание Соловецкого монастыря, ч. 3-я [М., 1858]; Ключевский [В. О.]. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря — в «Моек Унив. Изв.» за 1866-67 г., № 7, стр. 574; Моек Арх. Мин. Юст., грам. кол. эк, Устюжский у., № 13170.
***Акты Археогр. Эксп., т. I, № 315.
**** Моек Арх. Мин. Юст., грам. кол. эк, Дмитровский у., № 3763; Акты Археогр. Эксп., том I, № 272.
***** Rerum Moscoviticarum scriptores varii [Frankfurt, 1600], стр. 62.
****** Там же, стр. 167.

256
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Богородицкий монастырь закупал в Астрахани соль и рыбу и, продавая их в Нижнем, покупал здесь хлеб, масло, сукна, шубы и овчины*. С Соликамском и Чердынью с их уездами еще в начале XVI в. торговали новгородцы, тверичи, усольцы, устюжане, вычегжане**. По свидетельству Дженкинсона***, русские привозили в Астрахань кожи, бараньи шкуры, хлеб и свинину. Из Рязанского края хлеб в большом количестве шел в Москву**** *****. Из Смоленска производилась с центральными областями торговля скотом, а Вязьма торговала с ними пенькой*****, Ярославль поставлял в Москву громадное количество зернового хлеба, закупавшегося здесь, между прочим, жителями севера, жившими верст за 500 от Москвы******. В Пошехонском уезде в половине XVI в. жил священник, который имел обыкновение «от далных стран скот приводити и отводити ее от человек ко иным человеком»*******. Некоторые жители бежецкой вотчины Троицкого монастыря в XVII в. торговали с Новгородским уездом и ездили для торговли в Архангельск********.
Кроме этих прямых свидетельств о том, что отдельные рынки в России XVII—XVII веков захватывали обширные пространства в 200, 300, 500 верст в окружности, мы имеем возможность сослаться и на другие факты, подтверждающие положение, что Россия того времени становилась страной денежного хозяйства, рассчитанного на обширный сбыт. За это говорят данные о ценах на хлеб и о развитии деятельности скупщиков. В громадном большинстве случаев хлебные
‘Акты Арх. Эксп., т. I, № 322.
"Дмитриев [А А]. Пермская Старина, вып. 1 [Пермь, 1889], стр. 41-42.
*~Середонин. Известия англичан о России, — в «Чтениях в Общ. Ист. и Древн. Росс.» за 1884 г., кн. IV, стр. 40.
**** Платонов [С. Ф.]. К истории городов и путей на южн. окр. Моек, гос., — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1898 г., март, стр. 84. (Перепечатано в его Очерках по истории смуты [в Московском государстве, XVT-XVII вв.: Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время. СПб., 1899])-
***** Флетчер. О государстве русском [или Образ правления русского царя (обыкновенно называемого царем Московским) с описанием нравов и обычаев жителей этой страны. СПб., 1906], стр. 7.
****** Середонин. Известия англичан о России, — в «Чтениях» за 1884 г., кн. IV, стр. 5; «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1838 г., октябрь, стр. 57.
******* Румянц[евский] музей, рукописи [В. М.] Ундольского, № 273, лл. 21 об. — 22.
Готье[Ю. В.]. Замосковный край в XVII в. М., 1906, стр. 527-528, ср. еще
стр. 537.

Происхождение самодержавия в России
257
цены в одно и то же время в разных местностях колебались не очень сильно, что, несомненно, указывает на живую экономическую связь между этими местностями: так, в 50-х годах XVI века цены на рожь равнялись 40 копейкам за нынешнюю четверть и в Белозерском и в Суздальском уездах, в 60-х годах стоимость четверти ржи колебалась в разных местах между 20 и 30 коп., в 70-х — между 20 и 25 коп., в 90-х — между 40 и 66 коп. Типической можно считать разницу между довольно отдаленными рынками в 1 72 раза*.
Известны скупщики московские, новгородские, пошехонские, онежские, бежецкие” и т.д. Еще в начале XVI века, по словам Герберштейна"*, калужские деревянные изделия — мебель и посуда — развозились скупщиками по всему Московскому государству и вывозились за границу. В Вязьме в 1б4б г. среди посадского населения встречаем, между прочим, «скупщика животины» и людей, которые «торгуют отъезжая мяхкою рухлядью» и «всяким товаром»””.
II.
В другом исследовании*”” пишущий эти строки старался доказать и объяснить еще одну важную особенность хозяйственного быта Московского государства, — особенность, заключавшуюся в весьма резко выраженном экономическом кризисе, постигшем в последние 30 или 35 лет XVI века две главных области страны — центр и новгородско-псковский край. Этот кризис заключался в понижении техники земледельческого производства, сопровождавшемся отливом массы населения на вновь колонизуемые окраины. Смутное время, как показывают наши источники, продлило, затянуло и усилило кризис. Достаточно раскрыть любую писцовую книгу 20-х годов XVII века, чтобы убедиться в этом. Напр[имер], по писцовой книге Дмитровского уезда 1626-28 годов в поместных землях Повельского стана было всего 7 сел и деревень и 96 пустошей, причем пашни
‘Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 286.
"Синодальная] библиотека, № 91, л. 354; Рум[янцевский] музей, рук Ун- дольского, № 273, лл. 21 об. — 22; № 276, л. 127; Готье. Замосковный край в XVII в, стр. 527-528.
”* Rerum Moscovitarum scriptores varii, стр. 50.
*”* Моек. Арх. Мин. Юст., писц.кн. 10814, лл. 20, 5 и 13 об.
***“ Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 60-83,104-109.

258
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
было 201 четверть в каждом из трех полей, а перелогу 3030 четвертей*. Подобную же, иногда и еще более выразительную картину разорения представляли собою в то же время уезды Верейский", Владимирский*", Рузский**", Калужский***" и другие****”.
Кризис закончился, по-видимому, не позднее сороковых годов XVII в. Чтобы убедиться в этом, стоит только заглянуть в любую из переписных книг 1646—48 годов. Для примера укажем на переписную книгу по Калуге и Калужскому уезду, предупредив читателя, что она типична для всей центральной России того времени. По этой книге*****" мы видим на посаде довольно густое и многочисленное для тех времен население: здесь числилось всего 643 двора, с населением в 1822 человека. В уезде совершенно нет пустошей.
Причин этого, столь длительного кризиса, захватившего несколько десятилетий, надо искать в общих экономических условиях и их соотношении с формами землевладения. Переход от натурального хозяйства к денежному всегда труден, мучителен, болезнен, потому что приходится перестраивать все хозяйственные отношения на новую основу. В России он был тем болезненнее, что здесь скоро стал складываться обширный рынок для сбыта продуктов, так что получился резкий экономический перелом. Юридические формы не поспели за общими хозяйственными изменениями, и потому по-прежнему оставались господствующими старые формы землевладения — поместье и монастырская вотчина: в новгородских пятинах конца XVI в. от 75 до 94% территории находилось в поместном владении; в Казанском уезде поместья занимали 65% всей площади, в Коломенском — 59%, в Вяземском — 97%, в Московском, хотя под поместьями значилось 34% всей территории уезда, но 35% приходилось на монастырские вотчины, так что на долю всех других видов земельного владения оставалось гораздо менее трети всей площади********. Поместье
* Моек. Арх. Мин. Юст., писц. кн. 627, лл. 1-39.
"Моею Арх. Мин. Юст., писц. кн. 11833-
"*Мосю Арх. Мин. Юст., писц. кн. 12604, лл. 978-1892.
""Моею Арх. Мин. Юст., писц. кн. 425, лл. 1-770.
***" Моею Арх. Мин. Юст., писц. кн. 1б1, лл. 3-114.
Готье. Замосковный край в XVII в., стр. 208-212,236-244,432-434. *****"Мосю Арх. Мин. Юст., писц. кн. 162.
■***”” Сельское хозяйство Моею Руси в XVI веке, глава VII.

Происхождение самодержавия в России
259
было временным и условным, непрочным владением, приспособленным к условиям натурального хозяйства и переложной системы земледелия: выпахав одно имение, помещик бросал его и переходил на другое*. Монастырские вотчины были чрезвычайно обширны и разбросаны, а также часто раздавались во временное и условное владение, подобное поместному, и в результате оказались те же хозяйственные последствия этого, что и на поместной земле**. Кроме того, юридическая природа обеих господствовавших тогда форм землевладения отличалась одним общим существенным признаком: и поместье и монастырская вотчина — неотчуждаемы: первое — вследствие условности и временности владения, вторая — в силу канонического правила о вечности и нерушимости церковного имущества, о его неприкосновенности: правило это, как известно, принято было за основу имущественных прав церковных учреждений Стоглавом***138. Неотчуждаемость поместья и монастырской земли стоит в прямом противоречии с зарождающимся денежным хозяйством, потому что денежное хозяйство, даже и в зачаточном состоянии, превращает землю в товар, обращающийся на рынке, требует некоторой, хотя бы очень ограниченной, свободы гражданского оборота земли: при новых рыночных условиях настоятельно необходима возможность обращения недвижимости в денежный капитал и наоборот — денежного капитала в недвижимость, а также необходим и переход земли из рук в руки. Таким образом, причины кризиса заключались в переходе от натурального хозяйства к денежному с обширным рынком и в несоответствии старых, унаследованных от прошлого форм землевладения новым условиям экономического развития страны.
К сороковым годам XVII в. переход к денежному хозяйству в его начальной стадии развития завершился. В то же время наблюдаются серьезные перемены в относительном значении и даже в юридической
* Ср. Inama-Stemegg. Deutsche Wirtschaftsgeschichte [Инама-Штернег. История немецкой экономики], где на стр. 1611 тома (изд. 1879 г.) указано, что владельцы бенефициев в Меровингскую эпоху заботились о правильной хозяйственной эксплуатации имений; на стр. 23-2611 тома (изд. 1891 г.) Инама-Штернег говорит об Abschwächung der Intensität der nationalen Production» [ослабление интенсивности национального производства] после прекращения династии Ка- ролингов в Германии, особенно на рубеже XII и XIII веков.
** Сельск. хоз. Моек. Руси в XVI в., гл. VII.
***См. Стоглав в казанском издании [Стоглав, изд. 2-е, Казань, 1887].

260
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
природе поместного и монастырского землевладения. 11 мая 1551 года состоялся соборный приговор, которым был запрещен под угрозой конфискации вклад земли в монастыри без доклада государю*; в 1572 году запрещение принимать вклады землей было выражено в еще более категорической форме по отношению к богатым монастырям; что же касается небольших и бедных монастырей, то непременным условием приобретения ими земельных имуществ по прежнему оставался доклад государю**; в 1581 г. и бедные монастыри лишены были безусловного права принимать вклады землею***. Впрочем, на деле монастыри получали вкладные вотчины и после изложенных законодательных мер, но лишь до выкупа этих вотчин родственниками вкладчика или государем. Уложение 1649 г. окончательно запретило прием земельных вкладов монастырями****. Параллельно такому юридическому ограничению монастырского землевладения шло фактическое сокращение его размеров. Свидетельства писцовых книг конца XVI века и других документов XVII столетия убеждают в том, что неотчуждаемость монастырских земель, возведенная в принцип Стоглавом, часто обращалась в юридическую фикцию: под давлением начавшего свое развитие денежного хозяйства монастырские власти нередко прибегали к залогу вотчин, превращая недвижимость в столь необходимый при новых хозяйственных условиях денежный капитал. Залог в древней Руси был в большинстве случаев вещным договором, т. е. сопровождался немедленной и обязательной при получении ссуды передачей закладываемого недвижимого имущества залогопринимателю. Таким образом, часть монастырской земли переходила в руки светских лиц, совершалась мобилизация церковной поземельной собственности, усложнявшаяся притом еще вмешательством правительственной власти, которая, признавая незаконным отчуждение церковной земли, не возвращала однако последнюю церкви, а конфисковала в пользу государства и раздавала в поместья, так что возврат заложенной монастырями земли в монастырскую собственность окончательно пресекался. Вот несколько примеров, иллюстрирующих описанный процесс: в начале 80-х годов XVI века
*Акты Арх. Эксп., т. I, № 227.
**Акты История., т. I, № 154, XIX.
***Акты Арх. Эксп., т. I, № 308.
““Уложение, XVII, 42.

Происхождение самодержавия в России
261
в Бежецкой пятине Великого Новгорода была целая «волостка Соружа в Облутне», состоявшая из 30 деревень и включавшая в себе до 775 десятин пахотной земли во всех трех полях; эта волостка прежде принадлежала Спасскому Нередицкому монастырю, потом монастырские власти заложили ее некоему Михаилу Петрову, а в 1581 г. она, «по государеву наказу», была роздана по частям в поместья*. В то же время в Обонежской пятине князь Путятин получил поместье из земель, принадлежавших некогда Павлову монастырю и бывших затем в закладе за дьяком Меншиком Дурбеневым, а Козодавлеву досталась в поместное владение земля, отписанная на государя у Василия Хлопова, получившего ее в свою очередь в залог от Аркажа монастыря**.
Мало того, нередко в XVII веке монастыри прямо продавали свои земли служилым людям: так, Троицкий Сергиев монастырь в 1627 г. продал князю А. Ю. Сицкому пустошь Ююбукову в Дмитровском уезде***; в 1624 году тот же монастырь продал подьячему Овдокимову свою вотчину в Шацком уезде, село Гавриловское**** и т. д.
Гораздо менее податливым в смысле юридических изменений оказалось в изучаемое время поместье: до половины XVII века утвердился только окончательно обычай передавать поместья после смерти владельцев их сыновьям, и стала входить в практику мена поместных земель на вотчинные. Однако, и это было уже очень знаменательно, тем более, что вторая половина XVII века решительно сблизила поместья с служилой вотчиной путем допущения сдачи поместий, иногда и за деньги, и дозволения обращать поместья на удовлетворение имущественных исков*****.
Повлияв на юридическую природу поместного землевладения, денежное хозяйство повело и к сокращению размеров поместной земли посредством обильного и входившего все более в обычай пожалования поместий в вотчину в награду за службу и заслуги. В царствование Михаила много поместной земли было роздано во владение на вотчинном праве, т. е. в собственность, служилым людям в награду
*Моск Арх. Мин. Юст., писц. кн. 962, лл. 765-769 об.
** Моек Арх. Мин. Юст., писц. кн. 965 лл. 12 и 76 об.
***Моск Арх. Мин. Юст., книга записная вотчинная Поместного Приказа 5969-1, л. 561.
****Тамже, л. 121.
***** Неволин. Полное собрание сочинений, т. IV, СПб., 1857, стр. 212.

262
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
за участие в защите столицы государства в смутное время от нападения Тушинского вора — это так называемое «осадное сиденье при царе Василии139» — и во время похода на Москву Владислава — «осадное сиденье королевичева приходу». В XVII веке ни один удачный поход не обходился без обращения части поместной земли его участников в их вотчину. Установилась и обычная норма такого пожалованья: обыкновенно в награду за службу с каждых 100 четвертей поместного оклада 20 четвертей обращались в вотчинное владение. Неудивительно поэтому, что в XVII веке размеры поместной земли сокращаются и абсолютно и относительно, и на ее счет увеличивается вотчинное землевладение служилых людей. Вот несколько характерных примеров. В Тульском уезде конца XVI века всего каких-нибудь 1500 десятин пахотной земли находилось в вотчинном владении, что составляло всего 2% распахиваемой площади уезда, тогда как поместья занимали около 76 000 десятин во всех трех полях, или почти 92%* по писцовой книге 1628 года, вотчины заключали в себе уже около 14 000 десятин пахотной земли, т. е. увеличились абсолютно в 9 раз; чрезвычайно быстро шел рост и относительных размеров вотчинного владения, так как оно составляло в то же время уже около 17% всей площади уезда; на долю поместий приходилось 64 000 десятин или 77% уездной территории (остальная земля в XVI и XVII веках была занята монастырскими и церковными владениями)**. В Казанском уезде в 50-х годах XVI столетия совсем не было служилых вотчин***, а около ста лет спустя они являлись очень видным элементом в составе земельного владения****. В Рузском уезде в 1624-26 годах вотчинное землевладение уже очень немногим уступало по размерам поместному: тогда как на первое приходилось до 25 тысяч десятин во всех трех полях, второе занимало 26 тысяч десятин*****.
* Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в., стр. 371.
** Щепкина [Е. Н.]. Тульский уезд в XVII в. [его вид и население по писцовым и переписным книгам]. М., 1892, стр. 92 и 93-
"Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в., стр. 373-
**** Перетяткович [Г. К]. Поволжье в XVII и начале XVIII в. [(Очерки из истории колонизации края)], Одесса, 1882, стр. 60,140 и др.
***** Моек Арх. Мин. Юст., писц. кн. 425, л. 763 об.

Происхождение самодержавия в России
263
III.
Описанные хозяйственные перемены отразились на формах хозяйства и на распределении хозяйственных благ.
Когда с развитием денежного хозяйства образовался рынок для сбыта земледельческих продуктов, выгодно стало расширение барской, владельческой запашки. Уже в XVI веке нередки были случаи, когда барская запашка* составляла 16,35,38, даже 56% от распахиваемой площади. В монастырских землях конца века процент пашни, распахиваемой на монастырь, чаще всего равнялся 12,15,18,20-ти и доходил даже иногда до 41-го**. В XVII столетии наблюдаются подобные же явления: в Повельском стану Дмитровского уезда у помещиков считалось собственной запашки, по писцовой книге 1626-28 г., 104 четверти в каждом из трех полей, а крестьянской пашни было 83 четверти***, так что на помещичью приходилось 55,6%, а на крестьянскую только 44,4%. Типичным в этом отношении является, напр[имер], хозяйство помещика Марка Поздеева в Московском уезде в 1626 году: в поместье этом, состоявшем из деревни и пяти пустошей, был двор помещика и двор крестьянина Степана Овдокимова; «к нынешнему ко 134-му году сеяно на помещика ярового хлеба у деревни две чети ячменю, да две чети овса, гороху полдесятины, лену осмина с четвериком, ячменя десятина, да по конец ярового поля овса да ячменю десятина с четвертью десятины, да крестьянского хлеба Степанки Овдокимова в том же поле ржи да овса десятина, четь пшеницы, четь ячменю, четь ярицы полдесятины, ржи, полдесятины ржи ж да ярицы, да гороху же да лну полдесятины, да ярицы да гречихи десятина. Да у деревни у Шатуровой сеяно ржи к нынешнему к 134-му году десятин с десять да на отвертках полдесятины пшеницы, полдесятины лну в том же в озимом поле, да ко 135-му году въспахано на помещика паренины десятин з десят»****. Или в 1634 году в том же Московском уезде в вотчине Ивана Желябужского считалось 7 дес. барской пашни и 123/4 дес. крестьянской*****.
‘Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в., стр. 129-130.
**Тамже, стр. 135-137.
***Моск Арх. Мин. Юст., писц. кн. 627, лл. 1-39.
**** Моек Арх. Мин. Юст., отказная книга № 9830, лл. 48-56 об.
***** Моек Арх. Мин. Юст., отказн. кн. № 9831, лл. 826-827.

264
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Расширенная барская запашка требовала усиленного приложения рабочих рук Вотчинники и помещики XVI и XVII веков употребляли все средства, чтобы найти эти рабочие руки в достаточном количестве.
Прежде всего они заставили работать на барской пашне своих холопов — полных и кабальных. В XVI в. такие холопы обыкновенно жили на дворе помещика и именовались «деловыми людьми»; но уже тогда некоторые из них получали еще отдельные участки для собственной запашки, селились своими дворами вне двора владельца или, как тогда говорили, «за двором» его и потому назывались «за- дворными людьми»*. В XVI в. холопы на пашне составляли 5,10, редко 15% всего земледельческого населения**. В XVII ст. количество деловых и особенно задворных людей, обрабатывавших владельческую пашню, несомненно возросло. Так, напр[имер], в Дмитровском уезде 1626-28 гг. в каждом почти имении значились холопы в количестве, редко уступавшем числу крестьян: напр., в поместье Сафонова было 4 холопа и 5 крестьян***, у князя Шаховского на его дворе жило 4 деловых человека, а крестьян было трое****, в вотчине Батюшкова было 2 деловых человека и 4 крестьянина**“ и т.д. В Тульском уезде в 1628 г. считалось 387 холопов и 2366 крестьян***“, а в 1б4б г. первых было 475, вторых 7243“*“. В Московском поместье Поздеева в 1626 г. было несколько деловых людей и всего один крестьянин*****“. В 1628 г. в поместье Коржебора в том же Московском уезде крестьян совсем не было, а были только 2 двора людских, где жили приказчик и деловые люди“**“*. Подобное же можно наблюдать в Калужском*******“ и Рузском********“ уездах двадцатых годов XVII в. и т. д.
* Моек. Глав. Арх. Мин. Ин. Д., по Новгороду кн. № 8, лл. 118 об. — 119. "Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в., стр. 133,139-143,186-190. “ Моек Арх. Мин. Юст., писц. кн. 627, лл. 19-20 об.
*“Там же, лл. 25-26 об.
**“Там же, лл. 49 об. — 51.
"""Щепкина. Тульский уезд в XVII в., стр., 92 и 93- ****“Тамже, стр. 156-157.
*****“Моск Арх. Мин. Юст., отказ, кн. № 9830, лл. 19-51.
""“"Там же, л. 264 и об.
'""""Моек Арх. Мин. Юст., писц. кн. 161.
"'"""Там же. кн. 425.

Происхождение самодержавия в России
265
Труда холопов, однако, было недостаточно для обработки всей барской пашни, и потому земледельцы стали облагать живших на их земле крестьян барщиной, которая иногда совмещалась и с денежным оброком. Это заметно было уже в XVI веке* и продолжало развиваться в XVII, как показывают, напр[имер], порядные грамоты**, также и другие источники***, напр[имер], отказные книги. Приведем несколько характерных примеров из этих последних, так как они не изданы. Так, крестьянин Степан Овдокимов в Московском поместье Поздеева, в 1626 г. «пашни пашет на помещика по полдесятине, сена косит шесть острамков <...>, а деньгами никаких доходов не давал»****. В 1628 г. «по сказке княж Васильевых крестьян Урмаметеву оброку де они помещику князю Василью Урмаметеву не плачивали никаково, только де пахали на него пашню десятины по две да важивали к Москве сено да дрова»*****.
Наконец, когда не хватало ни холопских, ни крестьянских рук, помещики и вотчинники прибегали к труду бобылей. Бобылями в XVI в., как известно, назывались, вообще, люди, не имевшие своей пашни, занимавшиеся ремеслами, мелкой торговлей и работой по найму******. В XVII в. особенно умножилось, — очевидно под влиянием экономического кризиса, — число этих бобылей, не имевших собственной запашки. Их поряжали к себе землевладельцы и заставляли обрабатывать на себя пашню. Таких бобылей, сидевших на барской пашне, было очень много, судя по писцовым книгам 20-х годов и по переписным 40-х. Так, в 1626-28 гг. в Дмитровском поместье Ельча- нинова считалось 17 крестьян и 11 бобылей“**”*, в поместье Шокуровых было 11 крестьян и 9 бобылей*“**“, у Толбузина 4 крестьянина и 4 бобыля и т.д., почти во всех имениях. В Тульском уезде
’Сельское хозяйство Моек. Руси в XVI в, стр. 153-155,180-187,190-191 идр.
“См., напр., у Дьяконова [М. А.]. Акты, относящиеся к ист[ории] тягл[ого] населения в Московском государстве], вып. 1 [Юрьев, 1895].
*** Ср. Готье. Замосковный край в XVII в., стр. 488-500.
**“ Моек Арх. Мин. Юст., отказ, кн. № 9830, л. 52 и об.
***“Там же, л. 284 об.
" " ' ' Дьяконов [М. А/. Очерки из истории сельского населения Московского] государства], очерк четвертый [СПб., 1898]; наши Исторические и Социологические очерки, часть 2-я, стр. 280-283.
Моек Арх., Мин. Юст., писц. кн. 627, лл. 1-2.
**“**“ Там же, лл. 5-6.
*******“ Там же, л. 12.

266
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
1628 г. было всего 1223 бобыля на 2366 крестьян*, а в 1646 году здесь считалось 1149 бобылей при 7243 человек крестьян**. Само собою разумеется, что бобыли были наемными людьми не в современном, нашем смысле слова: они работали за прокорм и за пользование усадьбой, огородом и т. д., платили даже оброк; получая для собственного хозяйства, как то иногда бывало, землю, бобыли постепенно сближались в хозяйственном отношении с крестьянами, чем подготовлялось в будущем и юридическое объединение этих двух общественных групп.
Влияние перехода к денежному хозяйству и экономического кризиса на распределение хозяйственных благ хорошо известно: эти новые экономические явления сильно понизили уровень благосостояния народной массы и, оставляя в руках крестьян несравненно меньшее, чем прежде, количество реальных хозяйственных благ, усилили экономическое неравенство***.
IV.
Переход от натурального хозяйства к денежному и притом рассчитанному на обширный рынок, устранение экономического кризиса, приспособление форм землевладения к новым хозяйственным условиям, организация барщинного труда, обеспечение массе населения необходимого минимума средств существования — вот те трудные и важные задачи, которые стояли на очереди перед русским обществом и государством XVI и первой половины XVII века. В разрешении этих задач первая роль принадлежала тому классу, хозяйственное значение которого было особенно велико, — именно классу средних и мелких землевладельцев, а также классу городских торговцев-скупщиков. Крупное землевладение не могло в то время играть определяющую роль, потому что рынок был еще не настолько обширен, чтобы создать капиталистическое хозяйство, а народные массы были настолько принижены экономически и настолько малосознательны, что не могли являться активной общественной силой первого ранга. Понятно, что и социальные отношения сложились
* Щепкина. Тульский уезд в XVII в., стр. 92 и 93.
**Тамже, стр. 155-157.
*** Сельское хозяйство Моек. Руси в XVI в., стр. 258-265.

Происхождение самодержавия в России
267
более всего в интересах среднего и мелкого дворянства и зажиточных посадских людей.
История социальных отношений в Московском государстве хорошо разработана в специальной литературе. Нам остается только резюмировать достигнутые результаты исследования, делая в то же время дополнительные замечания, касающиеся, главным образом, связи общественного строя с экономической жизнью.
Начнем с происхождения крепостного права на крестьян. Крестьяне еще в удельное время стали мало-помалу ограничиваться в своей свободе перехода.
Господство земледелия над другими отраслями производства сыграло в этом отношении определяющую, главную роль. Самые условия полевого хозяйства вызывали необходимость некоторых ограничений в праве перехода; для обеих договаривающихся сторон — и для землевладельца, и для земледельца — неудобно нарушение установленных порядной грамотой отношений в любое, произвольно выбираемое той или другой“стороной время, потому что в таком случае все сложное, с таким трудом налаженное хозяйственное целое разрушалось без всякой выгоды для кого бы то ни было. Отсюда вытекала необходимость установления однообразного, постоянного срока перехода. Такой срок и устанавливался в порядных, причем для разных местностей был различен. Однако преобладающим для бассейна Оки и верхней Волги сроком перехода был так называемый Юрьев день осенний (24-го ноября), когда кончались все полевые работы, и ликвидация хозяйства отдельного крестьянина была наиболее легка. Вот почему Судебник Ивана III и установил, что крестьяне могут выходить из-за землевладельцев, на земле которых они живут, только раз в год, — в Юрьев день осенний и за неделю до него. При выходе крестьянин производил «отказ», т. е. делал землевладельцу формальное устное заявление о своем уходе.
Но земледелие обусловливает потребность крестьянства в хозяйственных и жилых постройках, — в доме, дворе и надворных строениях. Отсюда вытекали два весьма важных последствия, сильно ограничивавших свободу крестьянского перехода. Если крестьянин садился на застроенный уже участок, т. е. получал готовые, господские постройки, он обязан был при уходе заплатить «пожилое» или «похо- ромное» — плату за пользование двором, установленную Судебником 1497 года в 1 рубль за 4 года в местах полевых и в полтину в местах

268
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
лесных (не менее 94 и 47 рублей на наши деньги). Таково было одно последствие потребности в хозяйственных постройках. Другое имело место тогда, когда крестьянин садился на пустой участок и обязывался его застроить. В этом случае он получал от землевладельца льготу, т. е. облегчение в уплате оброков, в отбывании барщины и во взносе государевых податей. Льгота давалась на известный срок и, конечно, обязывала крестьянина не уходить в течение довольно продолжительного времени с арендованного участка. Часто для приведения хозяйства в исправное состояние, «на дворовое строение и для пашни», крестьянин получал, также «подмогу» от землевладельца, т. е. определенную денежную сумму, которая, может быть, сначала и не подлежала возврату, погашалась фактом возведения должных построек, но, во всяком случае, до окончания этих строительных работ привязывала крестьянина к землевладельцу, ограничивала свободу его перехода.
Экономическая природа земледелия простирала еще дальше свое воздействие на свободу крестьянского перехода. Кроме обстройки участка крестьянин для ведения полевого хозяйства нуждался еще в других предметах, требовавших затраты капитала. Не имея последнего, он прибегал к займам у того же землевладельца. О заемном жите, т. е. хлебе, и «серебре», т. е. деньгах на крестьянах, очень часто читаем в духовных грамотах XV века. Ряд актов того же столетия говорит, кроме того, об «издельном серебре», «деньгах в селех и ростех» и «ростовом серебре». Исследователи справедливо проводят разграничительную черту между разными видами займа. Дело в том, что «заемное жито и серебро» сплошь и рядом было, выражаясь термином того времени, «ссудой», т. е. срочным беспроцентным займом, иногда даже «безкабальным», т. е. не закрепленным «заемной кабалой», документом, по-нашему векселем: по истечении срока, на который давалась ссуда, крестьянин возвращал только занятый капитал, не уплачивая процентов. Лишь при просрочке уплаты ссуда превращалась в процентный долг. Термины «ростовое серебро», «деньги в селех в ростех» указывают на другой вид займа, — на заем, сопровождающийся уплатой процентов. Особой разновидностью процентного займа является та, которая характеризуется выражением «из- дельное серебро». В толковании этого последнего термина не все исследователи сходятся: по мнению одних, это — неуплаченный своевременно крестьянином и потому подлежащий отработке оброк;

Происхождение самодержавия в России
269
по другому объяснению, это — заем под будущую работу вместо процентов. Верно именно второе толкование, потому что в одном документе 1450 года сказано, что «на то серебро делают дело», да и другое название такого серебра — «деньги в пашне». И ссуда, и процентный долг, и издельное серебро, несомненно, привязывали крестьянина к его кредитору — землевладельцу, мешали первому уйти от последнего, потому что, по свидетельствам источников, крестьяне, отказываясь из-за землевладельцев, должны были «серебро заплатить». Мало того: неисправность в уплате долга могла привести крестьянина в более сильную зависимость от землевладельца. Судебник 1497 года предписывал выдавать неисправного должника кредитору «головою до искупа», т. е. до отработки долга. И это, действительно, применялось на практике по отношению к неисправным должникам крестьянам, как показывает одно дошедшее до нас «судное дело» 1530 года.
Задолженность крестьян землевладельцам уже во второй половине XV века вызвала к жизни новую форму крестьянского перехода, — так называемый крестьянский «вывоз», состоявший в том, что какой- либо землевладелец, обладавший значительными, денежными средствами, платил за крестьянина, по соглашению с последним, его долги тому лицу, на земле которого крестьянин сидел, и увозил крестьянина на свою землю, причем, разумеется, перевезенный обязывался вернуть или отработать новому своему кредитору уплаченные им за него деньги: «занял есми у такого то лица столько то денег и те есми деньги платил старому своему государю, а за рост мне у него (т. е. у нового кредитора) работать».
Стеснения крестьянского перехода в северо-восточной Руси в удельное время не ограничивались приведенными сейчас случаями. Эти случаи обнимают собою все главные, основные условия закрепления. Но к числу условий, содействовавших закрепощению крестьян, принадлежали еще «старина», приписка к тяглу и, наконец, специальные, частные ограничения и стеснения, исходившие от правительственной власти. Необходимо анализировать и такие вторичные, менее важные условия.
Старина, или старожильство, как основание стеснения крестьянского перехода, стала признаваться правительством только к концу удельного периода: в первой половине XV века еще позволялось пе- резывать в другие имения «тутошних старожильцев». Признаками старины признавались прежде всего давность жительства крестьянина

270
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
за известным землевладельцем, а также рождение за кем-либо в крестьянстве и переход от одного владельца в собственность другого на основании какой-либо сделки, — данной, купчей, меновой, рядной записи (акта передачи в приданое), наконец по наследству. В XIII, XIV и XV веках мало-помалу устанавливается мысль, что крестьяне составляют необходимую принадлежность имения. Утверждению такой мысли содействовала, главным образом, задолженность крестьян; вследствие их задолженности имения отчуждались вместе с крестьянским серебром, т. е. с долгами, лежавшими на крестьянах, а следовательно, и с самими должниками, «со крестьяны», как прямо говорят акты отчуждения земель. Когда таким образом жизнь выработала понятие о крестьянах старожильцах, как необходимой принадлежности имения, землевладельцы на суде при исках о крестьянах стали указывать на незаконность вызова старинных крестьян, стали требовать их возвращения себе. И требования эти обыкновенно удовлетворялись. Так принцип давности, проистекавший из той же задолженности, влек крестьянина в крепостное состояние.
В духовных и договорных грамотах князей XIV и XV веков постоянно попадаются условия, касающиеся людей черных, данных, письменных, численных, или числяков, и тяглых. Все это — выражения синонимические. Князья обязываются в древнейших грамотах этих людей «блюсти сообща», потом «промежи себя не приимать в свои уделы» и «в службу не приимати». Таким образом, письменные или данные люди, приписанные к тяглу, т. е. платящие подати и отбывающие повинности, не лишаются прямо свободы перехода, но эта свобода стесняется посредством взаимного уговора князей не принимать их в свои уделы из чужих. Этого мало: обыкновенно и в пределах каждого отдельного княжества совершались частичные стеснения перехода тяглых людей: правда, весьма часто землевладельцам разрешалось перезывать на свои земли всех крестьян, и тяглых и нетяглых; но нередко встречались в этом отношении важные ограничения, — именно запрещалось перезывать к себе данных и письменных людей. В сущности, эти постановления касались тех же старожильцев, потому что записанными в тягло оказывались в подавляющем большинстве случаев именно они. Следовательно, основным источником прикрепления на основе приписки к тяглу в конце концов надо считать опять-таки задолженность крестьян землевладельцам, под влиянием которой, как мы видели, сложилась и идея старожильства.

Происхождение самодержавия в России
271
Наконец, в виде совершенно исключительных льгот князья жаловали иногда землевладельцам право не выпускать крестьян из-за себя: по грамотам второй половины XV века такое право было, напр[имер], дано великим князем Василием Темным Троицко-Сергиеву монастырю по отношению к его вотчинам в двух уездах — Бежецком и Углицком.
В предшествующем изложении перед нами последовательно и постепенно выступили на вид все отдельные новообразования, постепенно подготовлявшие закрепощение крестьян. Сводя в одно целое эти новообразования, отыскивая их генетическую основу, ту главную силу, которая их создала, мы видим, что этой силой является господствовавшая на северо-востоке удельной Руси отрасль промышленности — земледелие — при сохранении натурального хозяйства.
К этой силе в XVI и XVII веках присоединились еще новые, действовавшие в том же направлении и исходившие из той же области хозяйственных отношений.
Задолженность крестьян землевладельцам увеличилась в чрезвычайной степени, так как, кроме старой потребности в земледельческом капитале, она питалась еще переходом к денежному хозяйству, особенно обострившим нужду в деньгах, которых вообще было мало, и повергавшим нередко крестьянина в крайне бедственное, критическое положение, потому что приходилось перестраивать всю хозяйственную жизнь на совершенно новые основания, а маломощному хозяину выполнить эту задачу совершенно невозможно без посторонней помощи. В том же направлении действовало и другое обстоятельство — необходимость платить денежные государственные налоги и денежные владельческие оброки.
Уже все это делало крестьянскую задолженность чрезмерной, непосильной, крайне обременительной. Но этого мало: она стала совершенно безнадежной, крестьянин сделался неоплатным должником вследствие того, что произошел известный уже нам экономический кризис, повлекший за собой крайнее разорение крестьян, невыгодное для них распределение хозяйственных благ. Крестьянину нечем стало расплатиться и фактически он лишился возможности свободно уйти от землевладельца, у которого он жил.
Землевладелец между тем был весьма сильно заинтересован в том, чтобы превратить крестьянина в постоянного работника на своей барской пашне: ведь эта пашня расширялась параллельно развитию

272
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
денежного хозяйства, росту спроса на продажный хлеб на рынке, и для ее обработки необходим был постоянный рабочий контингент. Отсюда обострилось у землевладельцев желание не только фактически, но и юридически прикрепить к себе крестьян.
Идея юридического прикрепления окончательно созрела и воплотилась в действительность благодаря влиянию кабального холопства. Материальное положение крестьянина и кабального холопа было тождественно: и тот другой были неоплатными должниками. Оставалось сблизить их юридически: так как кабальный холоп, вследствие безнадежной задолженности, терял свободу, то, очевидно, и крестьянин, такой же неоплатный должник, должен был сделаться крепостным.
И вот в договорах крестьян с землевладельцами (порядных грамотах), начиная со второй четверти XVII века, появляются условия о прикреплении. Эта практика гражданских договоров, спорадически устанавливавшая крепостное право на отдельных крестьян, была санкционирована и возведена в общую норму в Уложении 1649 года*.
Так как ясно, что безнадежная задолженность крестьян, и потребность в рабочих для обработки барской пашни, и кабальное холопство были созданы общими экономическими условиями XVII- XVII веков, то и необходимо признать теснейшую связь положения крестьянского сословия с этими экономическими условиями, характеризованными выше, именно с развитием денежного хозяйства, с ростом барской запашки, с экономическим кризисом, с неблагоприятным для крестьянства распределением хозяйственных благ.
Без сомнения, при этом сказались также и интересы землевладельческого класса — дворянства. Но нельзя забывать и того, что в одном отношении крепостное право шло навстречу настоятельной потребности крестьянской массы, — потребности в материальной поддержке, которая спасла бы крестьянство от голодной смерти в годы неурожаев и вообще помогла бы ему пережить тяжелый переходный момент перестройки всего своего быта с натурально-хозяйственной основы на основу денежно-хозяйственную, по крайней мере отчасти. Ведь владелец
* Ср. Ключевский. Происхождение крепостного права в России — в «Русск. Мысли» за 1885 г., №№ 8 и 10-,Дьяконов. Очерки из истории сельского населения в Моек, гос.; Лаппо-Данилевский [А С.]. Разыскания по истории прикрепления владельческих крестьян в Московском] государстве] XVII—XVII вв. [СПб., 1900]; наше Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в.

Происхождение самодержавия в России
273
крепостных крестьян был заинтересован в сохранении их жизни и минимума средств существования, потому что нуждался в рабочих и в доходах со своей земли. Потому он и оказывал своим крестьянам необходимую для них материальную поддержку.
Чтобы закончить объяснение генезиса крепостных отношений, остается указать, что хозяйственными условиями объясняется и самая юридическая природа крестьянской крепости в России. Тогда как западноевропейский виллан XIII—XV веков был крепок земле, т. е. ни он сам не мог уйти со своего участка, ни землевладелец не мог оторвать его от этого участка, перевести в другое место или продать, заложить и т. д. без земли, — наш русский крестьянин был прикреплен к личности землевладельца, т. е. землевладелец мог переводить крестьян в дворовые, переселять их с одних земель на другие и продавать и закладывать без земли*. Это глубокое и важное различие объяснимо лишь экономически. Европа XIII—XV веков переживала период денежного хозяйства, с небольшим, местным, узким рынком, так что каждая страна разбилась на экономически замкнутые небольшие области. Если бы можно было переводить из одной области в другую или продавать и закладывать крестьян, то возникла бы большая опасность для всей области: не хватило бы рабочих рук, и грозил бы голод и мор, так как экономического общения с другими областями почти не было. Отсюда и являлась необходимость прикрепления к земле. Напротив, у нас такое прикрепление к земле непременно дурно отразилось бы на экономических интересах страны: оно сделало бы население неподвижным, лишило бы возможности приспособляться к требованиям на рабочие руки в разных местах, а подвижность и возможность такого приспособления вызывалась тем, что денежное хозяйство в России XVII— XVII веков было рассчитано на обширный рынок
V.
Не одно крестьянство, все другие группы русского общества XVI и первой половины XVII века испытывали на себе тяжесть отмеченных выше хозяйственных задач: всем надо было перейти хотя отчасти к денежному хозяйству с обширным рынком, приспособить к новым
* Ключевский. Происхождение крепостного права в России — в «Рус. Мысли»
за 1885 г., № 8, стр. 7-8.

274
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
порядкам формы землевладения, развить барщинное хозяйство, избавиться от кризиса. Невозможно было выполнить все это, действуя врозь и обходясь без помощи государственного аппарата. Отсюда и произошли два важных последствия: во-первых, сословная организация общества, — каждое сословие должно было объединять усилия отдельных своих членов в обеспечении их классовых интересов, во- вторых, устройство прочного государственного союза для содействия отдельным сословиям в их работе, причем все сословия должны были для упрочения государства, столь для них необходимого, исполнять по отношению к нему известные обязанности, весьма тяжелые, должны были сделаться крепостными государства, без чего последнее не могло бы выполнить лежавшую на нем задачу, продиктованную опять-таки классовыми интересами господствовавших общественных групп.
Так получились сословность и крепостничество — две отличительных черты социальных отношений в Московской Руси. Специальная литература хорошо выяснила эти черты*, и нам остается только воспользоваться ее приобретениями, чтобы иллюстрировать высказанное общее .положение.
Дворянство было заинтересовано в том, чтобы иметь землю и владеть крепостными крестьянами. То и другое были необходимыми условиями его существования. То и другое и было приобретено и удержано им с помощью государства. Но чтобы эта помощь имелась налицо, необходимо было организовать государство, создать для него материальную силу. Часть этой задачи — военную защиту государства — дворянство взяло на себя, и с этою целью были созданы уездные корпорации дворянства, выбиравшие окладчиков, которые, под председательством назначенного из Москвы разборщика, верстали дворян на службу, назначали им оклады, производили смотры, делили служилых людей на статьи сообразно достатку, назначали каждой статье определенное вооружение и т. д. Замечательно, что эта корпоративная организация служила интересам по преимуществу среднего и мелкого дворянства: для него было особенно важно, чтобы богатые бояре и окольничие не наваливали всей тяжести военной службы на дворянскую массу: окладчики и должны были предотвратить это.
* Чичерин [Б. Я.у. О народном представительстве; Бродовский. История местного управления в России, и др.

Происхождение самодержавия в России
275
Той же потребностью зажиточного посадского населения избавиться от крайней эксплуатации со стороны богатейшего купечества в смысле неравномерного распределения «тягла», т. е. податей и повинностей, объясняется институт выборных посадских старост и целовальников, обязанных раскладывать и собирать налоги и наблюдать за правильным исполнением повинностей. Неся тягло в пользу государства, посадские люди получали право и возможность, благодаря помощи со стороны последнего, развивать более или менее широкие торговые сношения, расширять свою коммерческую деятельность.
Все изложенное в настоящей главе может быть формулировано таким образом в следующих общих выводах:
1. В Московском государстве XVI и первой половины XVII века начало утверждаться денежное хозяйство с обширным рынком.
2. В то же время наблюдается резко выраженный экономический кризис в главных областях государства.
3. Для того, чтобы преодолеть этот кризис и успешно справиться с переходом от натурального хозяйства к денежному, русское общество XVII—XVII веков сомкнулось в крепостные сословия.
4. Крепостничество приняло особенно резкие формы по той главным образом причине, что русское денежное хозяйство того времени рассчитано было на крупный рынок, на обширный сбыт продуктов.
Глава третья
ОРГАНИЗАЦИЯ ПОДЧИНЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ XVI
И ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII века
I.
Подчиненное управление — областное и центральное — уже в конце удельного периода стало подвергаться крупным изменениям, и эти изменения усилились в изучаемое нами время.
История местного управления в Московском государстве привлекала к себе большое внимание исследователей и принадлежит поэтому к числу наиболее разработанных вопросов в русской истории. Резюмируя результаты научной работы и делая к ним некоторые дополнительные замечания и поправки, мы характеризуем последова¬

276
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
тельную смену административных форм и укажем роды дел, подведомственных разным должностным лицам.
Необходимо при этом вернуться к удельному времени и остановиться на ведомстве важнейших органов областного управления — наместников (в уездах) и волостелей (в волостях).
Обратим прежде всего внимание на финансовую компетенцию наместников и волостелей. В нашей исторической литературе до недавнего времени большой популярностью пользовалось мнение, что наместники удельного периода пользовались в пределах территории, им подчиненной, всею полнотою княжеской власти*. Но несомненно, что такой полнотой власти наместники не обладали. Это прежде всего и, быть может, даже в наибольшей мере относится к финансовой компетенции наместников. Нам уже известно, что нормативнофинансовая деятельность — установление новых налогов и пошлин и дарование податных льгот — выходила уже из круга ведения областной администрации. Далее, еще в конце XI века, т. е. в киевский период, существовали на Руси особые «данники», собиравшие прямые налоги того времени; следовательно, уже исторические предшественники удельных наместников, посадники, были отстранены от одной из важнейших функций финансового управления; это же приходится повторить и о наместниках, так как и в удельный период мы постоянно встречаемся с особыми «данщиками»**, тожественными, очевидно, с более древними данниками. Наконец, как будет сейчас указано, распределение населения по окладным единицам и раскладка податей производились также еще в начале удельного периода особыми специальными органами управления. Спрашивается: что же остается из всей обширной области государственного хозяйства на долю наместников? Древнейший ответ на этот вопрос дан в духовной грамоте московского великого князя Семена Гордого 1353 года в следующих выражениях: «а хто моих бояр иметь служите у моее княгини, а волости имуть ведати, дают княгине моей прибытка половину»***. Итак, получение «прибытка» и передача половины этого прибытка князю — вот в чем состояли финансовые функции наместника в XIV веке. Прибыток, как показывают позднейшие уставные грамоты,
* См., напр[имер], Дмитриев [Ф. М.]. Сочинения, том I, М., 1899, стр. 10-14.
"Акты Археогр. Экс., том I, №№ 196 и 204; Доп. к Актам Истории., т. I, № 33-
*** Собр. Госуд. Грамот и Договоров, том 1, № 24.

Происхождение самодержавия в России
277
а также и только что изложенные соображения, слагался, во-первых, из корма наместника, получаемого им прямо от населения, во-вторых, из некоторых торговых пошлин, в-третьих, из пошлин судебных и, наконец, в-четвертых, из свадебных пошлин*. За недостатком данных, трудно судить, насколько до конца XV века были точно фиксированы размеры всех этих доходов; вероятнее всего, корм не был точно определен — недаром и позднее при вступлении наместника в должность давали «кто что принесет», — но судебные, торговые и свадебные пошлины, надо думать, рано получили числовое определение, потому что следы этого можно наблюдать уже в киевский период, напр[имер], в «Русской Правде». Впрочем, взимание доходов по «списку» вообще уже установилось в XV веке**. Известно также, что в XV и XVI веках кормы наместников собирались не ими непосредственно, а старостами, которые и передавали их по принадлежности. Так как старостам в более древнее время соответствовали сотские, несомненно, как скоро увидим, имевшие отношение к сбору налогов, то следует думать, что это ограничение наместничьей власти не было позднейшим фактом, а относилось и к началу удельного периода.
Таким образом, уже в начале удельного периода и тем более в его середине, до XV века, финансовая компетенция наместников не была всеобъемлюща, можно даже сказать, что пределы ее не были особенно широки.
Несомненно, обширнее была судебная власть наместников. Говоря вообще, можно признать эту власть в известной территории совершенно неограниченной: наместник судил в городе и станах, к нему тянувших, по всем делам без исключения, гражданским и уголовным, даже, вероятно, и по тем преступлениям, которые теперь называют государственными. До конца XV века незаметно ограничений судебной власти наместников в этом отношении. Так называемый «доклад» князю, т. е. перенесение дела по собственной воле наместника на княжеский суд, был вовсе не обязателен, и не был определен сколько-нибудь точно круг дел, подлежавших докладу: все зависело тут от усмотрения самого наместника. Конечно, одна из тяжущихся сторон могла принести по всякому делу жалобу князю на приговор
‘Акты Археогр. Экс, т. I, №№ 123,134,144,181, 230; Акты Ист., т. I, №№ 105 и 135.
"Акты, изд. г. Юшковым, №№ 73,85,135.

278
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
наместника и даже начать всякое дело непосредственно перед князем, минуя наместника, потому что не был установлен порядок инстанций. Чтобы завершить характеристику судебной власти наместников, надо прибавить к сказанному, что в волостях, где управляли волостели, в дворцовых селах, где были свои дворцовые волостели и посельские, и в вотчинах привилегированных землевладельцев — духовных и светских — наместникам принадлежал суд обыкновенно только по самым важным, так называемым «губным» делам (от слова «губить»), именно по делам о душегубстве (убийстве), разбое и татьбе с поличным (т. е. краже, при. которой вор пойман на месте преступления). Иногда здесь юрисдикция наместников была даже уже, касалась только дел о душегубстве. Сами волостели, посельские, землевладельцы и их приказчики были изъяты из подсудности наместников и судились непосредственно у самого князя, или у кого он прикажет в каждом данном случае*.
Второстепенное значение имеют другие функции наместников. Сюда относятся, во-первых, некоторые дела, получившие впоследствии название «разрядных», и, во-вторых, немногочисленные и несложные полицейские обязанности. Что касается разрядных дел, то прежде всего надо указать здесь на снаряжение людей на военную службу, а затем на назначение наместниками тиунов, доводчиков, праветчиков, пошлинников и пятенщиков**. Все эти лица, значение которых будет скоро выяснено, были «людьми» наместника, т. е. назначались им из числа его собственных холопов и действовали по его поручениям. Они служили не государству, а своему господину. Из полицейских обязанностей существовали только такие, которые возникали по специальному каждый раз распоряжению князя; таковы: починка строений на ямах, т. е. почтовых станциях, отмерка земли к тем же ямам”*, чистка дорог и починка и постройка мостов****, исполнение судебных решений князя и его ближайших помощников*****. Ни одного из этих дел наместник не предпринимал
‘Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 123, 134, 144, 187, 230; Акты Истор., т. I, №№ 105,153.
"Там же.
*“Акты Арх. Эксп., т. I, № 156.
****Тамже.
**”*Доп. к Актам Историч., т. I, № 51, II и III.

Происхождение самодержавия в России
279
по собственной инициативе. Это была самая слабая и наименее развитая, вполне рудиментарная отрасль его деятельности.
Волостель был совершенно подобен наместнику, только его власть распространялась на одну лишь волость, в которой притом, как было сказано выше, губные дела ведал не волостель, а наместник.
Ближайшими помощниками наместников и волостелей были их тиуны, вершившие по их поручению суд и получавшие с населения корм и известную долю в судебных пошлинах.
Судебно-полицейское значение имели доводчики и праветчики или пристава, иногда называвшиеся также подвойскими. Доводчики ставили к суду ответчиков или давали их на поруки, т. е. обязывали явиться на суд и требовали поручительства нескольких лиц в этой явке. Праветчики, пристава или подвойские наблюдали за порядком во время судоговорения и исполняли судебные решения. Они получали поборы, соответствовавшие по значению кормам наместников, волостелей и тиунов, особые пошлины за исполнение своих специальных обязанностей — «хоженое», если поручение им давалось в городе, и «езд», если приходилось ехать в уезд, стан или волость и, наконец, долю в некоторых судебных пошлинах*.
Помощниками наместников и волостелей в финансовых делах были назначаемые ими из своих людей пошлинники и пятенщики; первые собирали все вообще пошлины, поступавшие в пользу областной администрации, вторые собирали специальную пошлину, взимавшуюся при продаже лошадей, — так называемое «пятно», получившее свое название от того, что продававшуюся лошадь «пятнали», т. е. налагали на нее клеймо. Кто стремился обойти это правило и уклониться от уплаты пятна, тот подвергался особому штрафу, называвшемуся «пропятенье» и собиравшемуся также пятенщиком”.
Нам нечего прибавлять к сказанному о ведомстве и значении дан- щиков и мытников.
Чтобы заключить речь о характерных, типичных чертах областного управления в удельной северо-восточной Руси, остается сказать несколько слов об участии в этом управлении выборных от населения, — старост или сотских, десятских и добрых людей. Сотских, которые хронологически предшествовали старостам, некоторые иссле¬
*Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 143,150,183, 324, Акты Ист., т. I, № 137. "Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 123,144.

280
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
дователи склонны выводить из татарского влияния, которому приписывают также при этом и образование волостной тяглой организации — волости или сотни*. Едва ли, однако, можно согласиться с таким взглядом, потому что сотские и десятские существовали и в киевской Руси и в Новгороде совершенно независимо от татарского влияния и гораздо раньше татарского ига. Они были представителями верви, волости, мира, общины. Мы видели уже, что сотские или старосты и добрые люди раскладывали и собирали наместничьи, волостелинские и тиуновы кормы, а также поборы праветчиков и доводчиков; они же производили раскладку и сбор других податей. Они, несомненно, участвовали также в суде наместников и волостелей, были свидетелями всего, здесь происходящего, следили за правильностью процесса и интересами сторон, были носителями юридического обычая. Что так было с начала удельного периода — это видно из упоминания о них в одном судном деле XIV века. Наконец, сотские или старосты и десятские ведали некоторые полицейские дела: они вывозили крестьян в черные волости с соблюдением установленных условий**, оберегали население «от лихих людей, татей и разбойников» и т..д.
Характер кормления, столь свойственный наместникам и волостелям, постепенно переставал соответствовать интересам общества и государства: общество, по мере усложнения житейских отношений, стало нуждаться в таких органах власти, которые ближе входили бы в интересы населения, а не обращали бы все свое внимание на собственные доходы; правительство, с ростом государственных потребностей, не могло удовлетвориться кормленщиками, которые «своего прибытка смотрели», почти не заботясь о прибытке государственном. И вот с конца XV века власть и значение наместников и волостелей подвергаются постепенному ограничению, местами даже и вполне уничтожаются. Прежде всего правительство рядом уставных грамот точно определяет, подвергает утверждению размеры кормов и поборов, идущих с населения в пользу наместников и волостелей: так, наместник стал получать в виде корма на Рождество Христово с каждой
*Милюков [П. Я/ Спорные вопросы финансовой истории Московского государства. СПб., 1892], стр. 20-21.
** Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 123,134,144,181, 230; Акты Истор., т. I, №№ 105 и 153-

Происхождение самодержавия в России
281
сохи полоть мяса или 2 алтына, 10 хлебов или 10 денег, бочку овса или 10 денег, воз сена или 2 алтына, на Петров день — барана или 8 денег и 10 хлебов или 10 денег, на Пасху — полоть мяса и 10 хлебов*. Вслед за ограничением произвола кормленщиков в их поборах с населения правительство сделало второй шаг в деле лишения их прежней полноты власти: оно разделило всех наместников на два разряда, — одни остались при прежних обширных судебных полномочиях или, как говорили тогда, имели «суд с правдою», «держали кормление с боярским судом», другие были сильно ограничены в своих судебных функциях, — имели «суд без правды», «держали кормление без боярского суда». В нашей исторической литературе не достигнуто согласие в объяснении этих выражений, обыкновенно, впрочем, суд с правдою не отожествляют с боярским судом и кормление без боярского суда не сближают с судом без правды, а боярский суд понимают в смысле суда по делам о холопстве**. Если бы даже и эти толкования были верны, все-таки не подлежало бы, значит, сомнению сокращение судебной компетенции некоторых наместников. Но, как показывает Судебник Ивана III, боярским судом назывался не только суд о холопстве, но суд по всем делам, производившийся боярами, находившимися в Москве, т. е. лицами, принадлежавшими к составу центральной администрации; это видно из сопоставления того места Судебника, где говорится: «а с великого князя суда и с детей великого князя суда имати на виноватом по тому же, как с боярского суда, с рубля по 2 алтына, кому князь великий велит», — со словами: «а имати боярину и дьяку в суде от рублевого дела боярину на виноватом 2 алтына, а дияку 8 денег»***. Бояре и дьяки в Москве судили по всевозможным делам. Следовательно, и наместники с боярским судом судили по всем делам. Если в Судебнике особо упоминается о подсудности только им, а не наместникам без боярского суда, дел о холопстве, то лишь потому, что по этому пункту существовало особое сомнение в практике. Наместники с боярским судом имели право не только производить следствие и вести судоговорение, но и постановлять
‘Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 123,134,144,181, 230; Акты Истор., т. I, №№ 105 и 153-
**Дмитриев. Сочинения, том I, стр. 18-19; Ключевский. Боярская дума древней Руси, изд. 2-е, стр. 120-123.
*** Акты История., т. I, № 105.

282
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
приговор и выдавать «правые грамоты», документы, обеспечивавшие права той стороны, которая оказалась на суде правой, и дававшие ей право требовать исполнения приговора: это и называлось «судом с правдой»*. Напротив, наместники без боярского суда не судили ни по каким делам, производили лишь следствие, а дела разбирались и вершились до конца в Москве: это и называлось «судом без правды». Так сильно к концу XV в. ограничена была судебная компетенция некоторых наместников и волостелей: отживавшие учреждения постепенно теряли свое значение.
Дело не ограничилось всем этим: в первой половине XVI века сделаны были две важных попытки дальнейшего стеснения власти всех наместников и даже частичного их уничтожения. Мы разумеем здесь появление городовых приказчиков и учреждение губных старост с целовальниками. В XVI веке в целом ряде городов все чаще и чаще по мере приближения к половине столетия встречаются вместо наместников городовые приказчики. Как показывает самое название, это были органы хозяйственного происхождения, совершенно подобные приказчикам и посельским, ведавшим всегда отдельные княжеские имения и села. Городовые приказчики представляли собою, следовательно, орган хозяйственного управления, перенесенный в более обширное, чем прежде, территориальное целое**. Оригинальной чертой их было то, что они выбирались детьми боярскими известного уезда из своей среды. Нас не должна, однако, смущать эта примесь выборного начала; она вовсе не превращала городового приказчика в орган местного самоуправления, потому что он зависел всецело не от избирателей, которые ни в чем его не могли контролировать, а от центрального правительства; выбирая городового приказчика, дети боярские известного уезда исполняли ту же наложенную на них правительством функцию, какую выполняли крестьяне, выбирая своих земских старост, — они просто ручались за благонадежность выбранного. В вознаграждение за свою службу городовые приказчики получали уже не корм, а поместья. Ведомство их, прежде всего, касалось финансов: они разверстывали повинности по сохам, правили подати; подобно наместникам, городовые приказчики
‘Акты г. Юшкова, №№ 56,59,60,64,72,74,87,95,99,122,123,125,147.
** Чичерин [Б. Н.]. Областные учреждения России в XVII в. [М., 1856], стр. 49,
51.

Происхождение самодержавия в России
283
ведали и суд*. Несостоятельность системы кормлений еще сильнее и резче выразилась при введении губных учреждений. Губные грамоты, т. е. правительственные акты, учреждавшие губных старост с целовальниками в различных отдельных областях, становятся нам известными с 1539 года” и констатируют факт умножения разбоев, убийств и краж, бессилия наместников, волостелей и специально посылаемых из Москвы «обыщиков» справиться с ними и ходатайств со стороны населения о позволении поставить из своей среды особых выборных лиц для полицейского надзора и суда по важнейшим уголовным («губным» от «губить») делам. Органами губного управления были губные старосты, губные целовальники (= присяжные,- они «целовали крест», т. е. присягали), сотские, пятидесятские и десятские. Старосты выбирались непременно из дворян и детей боярских, остальные из всех классов общества, но выборы всех органов губного управления производились всем местным населением. Сотские (над каждыми 100 дворами), пятидесятские (над 50-ю) и десятские (над 10-ю) ведали исключительно полицейский надзор: осматривали и записывали всех приезжих, «обыскивали в правду» о их состоянии и благонадежности и т. д. На обязанности старост и целовальников лежали следствие, суд и наказание разбойников, убийц и воров («татей»). Делопроизводством заведовал особый выборный секретарь — губной дьяк. Таким образом, самая важная отрасль судебной деятельности отошла из ведомства кормленщиков"*.
Вторая половина XVI века принесла с собою новые изменения в областном управлении, опять-таки тесно связанные с хозяйственными условиями времени и с соотношением общественных сил.
В обществе, живущем при условиях натурального хозяйства, борьба за существование направлена главным образом к победе над природой и в меньшей степени касается отношений между людьми и общественными группами. Когда начинает выступать на первый план денежное хозяйство, дело существенным образом меняется: обостряются классовые противоречия, и вопрос об обладании материальными благами и о борьбе за эти блага становится основным, кардинальным.
*Дьяконов [М. А]. Городовые приказчики — в «Журнале Мин. Народ. Проев.» за 1900 г., № 1.
"Акты Арх. Эксп., т. I, № 187.
”* Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 187,192,194, 224, 330; Доп. к Акт. Ист., т. I, № 31.

284
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Соответственно этому увеличивается число преступлений против имущественных прав, и формируются новые, более сложные гражданско-правовые отношения. Отсюда является, особенно у правящих классов — землевладельцев и капиталистов, настоятельная потребность в развитии административно-судебных органов, которые в достаточной мере ограждали бы их права, и особенно имущественные, от покушений со стороны неимущего, угнетенного меньшинства. Суд и полиция должны быть поставлены на страже интересов господствующих классов.
Усложнившиеся задачи управления требуют больших материальных, главным образом, уже денежных средств. Необходимо усиленное развитие государственного хозяйства, а следовательно, и организация финансовой администрации. Все это осложняется еще обостренной потребностью землевладельцев-дворян в денежных средствах, которые они пытаются также получить отчасти через посредство государства, как вознаграждение за отправляемую ими государственную службу.
Из этих условий последовательно и постепенно и вышли реформы местного управления в Московском государстве второй половины XVI века и первой половины XVII столетия.
Первая из этих реформ — так называемое земское самоуправление царя Ивана Грозного. Исследователи справедливо полагают, что первое проявление идеи земского самоуправления, заменяющего кормления, надо искать в земском соборе 1550 года*. По-видимому, тогда решено было испытать на практике, в жизни, применимость этой идеи, не придавая ей общего характера, не распространяя начала самоуправления на всю страну. До нас дошли две уставных земских грамоты, представляющие собою уцелевшие остатки тех частичных опытов, которые производило тогда правительство: это Плесская грамота 28 февраля 1551 г.** и Важская грамота 21 марта 1552 г.*** В 1552 г. боярской думе было поручено рассмотреть вопрос о кормлениях, и 8 ноября 1552 г. «кормлениями государь пожаловал всю землю», а в 1555 г. был издан окончательный указ об этом, кото¬
*Дьяконов [М. А]. Дополнительные сведения о московских реформах половины XVI в., в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1894 г. апрель, стр. 192.
**Тамже, стр. 191.
***Акты Арх. Экс, т. I, № 234.

Происхождение самодержавия в России
285
рый, впрочем, по-видимому, не распространял реформы принудительно на все государство, а предоставлял отдельным местностям на выбор оставаться при старых порядках или переходить к самоуправлению. Это видно из того, что никогда земское самоуправление царя Ивана Грозного не имело повсеместного распространения в России.
Уставные земские грамоты не оставляют никакого сомнения в том, что земское самоуправление введено было под влиянием тех именно хозяйственных и социальных причин, о которых говорено выше; они отмечают, что новые учреждения вводятся, потому что’ посады и деревни «запустели» от поборов наместников, волостелей и подчиненных им людей* **, они «запустели» также «от лихих людей, от татей, и от разбойников, и от костарей»***, наместникам и волостелям «посадские и волостные люди под суд и на поруки не даются и кормов им не платят и их бьют»****. Несомненно таким образом, что правительство вынуждено было оградить безопасность населения, избавить общины от излишних расходов по содержанию кормленщиков и сгладить ту вражду, которая естественно возникала при старых порядках между правителями и управляемыми. Нельзя при этом не признать справедливым и то, что правительство имело в виду также свой собственный финансовый интерес: оно хотело добыть деньги для вознаграждения служилых людей за их службу.
Это последнее особенно заметно из того, что, не уничтожая других податей, сборов и пошлин, правительство обязывало самоуправляющуюся общину вносить в государственную казну особый оброк «за наместничьи и за тиунов корм, и за присуд, и за праветчиков, и за доводчиков побор, и за все наместничьи пошлины, и за всех пошлинных людей поборы»*****, причем этот оброк платился непременно деньгами и шел на жалованье служилым людям.
В ведомстве излюбленных голов или излюбленных старост или земских судей с целовальниками, выбиравшихся населением и утверждавшихся органами центрального управления, заметными становятся стороны, почти совершенно остававшиеся в тени у наместников,
* Никоновфая] лет., под 7064 г.
“Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 234, 242, 243; т. III, № 126.
***Тамже.
****Тамже.
***** Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 234,242, 243; т. II, № 52; т. III, №№ 37,126.

286
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
волостелей и городовых приказчиков: они ведают не только финансы и суд, но и полицию, наблюдают за безопасностью от лихих людей, производят следствия, призывают крестьян на поселение*. Характерно, что устанавливается довольно определенным образом и ответственность, — именно материальная ответственность за недоставку оброка казне и конфискация имущества за сокрытие лихих людей, несправедливости** и пр.
Земские учреждения XVI в. не сохранились в XVII-м, как самостоятельные органы областного управления. Причины этого кроются в тех же хозяйственных и социальных условиях, о которых шла речь выше. Развитие денежного хозяйства требовало сильной и единой власти на местах и административной централизации. Ничего подобного не представляло собою управление государством в XVI веке. Чтобы убедиться в этом, достаточно напомнить о крайней пестроте, о чрезвычайном разнообразии областных учреждений: наряду с уцелевшими еще во многих местах наместниками и волостелями существовали излюбленные головы, кое где стали появляться воеводы и дьяки***, иногда управление областью ведали городовые приказчики, наконец, кое-где губные старосты выступали в роли высших областных правителей. С другой стороны, социальные отношения в Московском государстве складывались по принципу крепостничества, основывались на начале обязанности, прямо противоположном принципу права, составляющему основной признак всякого самоуправления. Крепостное общество было неспособно к самоуправлению, и земские учреждения Ивана Грозного потеряли свое прежнее значение.
Сильная власть на местах и административная централизация были проведены в жизнь через посредство назначавшихся царем высших правителей уездов — воевод, которые получили повсеместное распространение в первой половине XVII века. Власть воеводы охватывала все отрасли государственной деятельности — суд, полицию, финансы и военное дело****. Воевода действовал при помощи целого ряда подчиненных ему органов, к числу которых принадлежали
‘Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 234,250; т. II, № 52; т. III, № 37.
** Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 234,242,243,250; т. Ill, № 126; Акты История., т. I, № 163.
*** См., напр[имер], Акты Арх. Эксп., т. I, № 235; Акты Истор., т. I, № 146; Акты Арх. Эксп, т. I, №№ 323,327,331,334,337 и др.
**** Чичерин. Областные учреждения России в XVII в, стр. 105-253.

Происхождение самодержавия в России
287
между прочим и губные и земские старосты с целовальниками и, наконец, земские судейки — остаток излюбленных голов — нередко встречавшиеся особенно на севере и северо-востоке удельной Руси и временами сохранившие здесь самостоятельность.
II.
Ликвидация старинных органов областного управления и усложнение государственных задач под влиянием экономических и социальных новообразований отразились и на организации центрального управления, в котором видную роль начинают играть приказы.
Первые определенные известия о приказах относятся к княжению Василия ИР, но приказы, несомненно, возникли еще в XV веке141 Следы их существования заметны уже в Судебнике 1497 г. Здесь говорится о суде бояр и окольничих с дьяками, т. е. о суде коллегиальном по составу. Что эти коллегиальные судебные присутствия были именно центральными учреждениями, приказами, — это видно из двух мест Судебника: во-первых, из того, где сказано: «а которого жалоб- ника, а непригоже управити, и то сказати великому князю», — сказати великому князю мог только боярин или окольничий, живший в Москве; во-вторых, то же видно из слов, что ведомого лихого человека надо «велети казнити смертною казнью тиуну великого князя московскому»“ — московский тиун мог получить приказание казнить преступника лишь от бояр, живших в Москве. Итак, приказы существовали еще в XV веке. Как же они возникли и какие из них существовали до половины XVI века?
До XV века отдельные поручения по делам центрального управления давались различным дворцовым слугам, ведавшим особые отрасли княжеского дворцового хозяйства, главным образом, дворецкому и казначею. По мере скопления в их руках массы поручений им оказалось трудно с ними справляться, и потому для помощи им даны были дьяки (секретари) и подьячие (писцы). Повторяемость известных поручений повела к образованию обычного круга дел, ведаемых дворецким и казначеем с находившимися при них дьяками и подьячими. Так образовались в своем составе и ведомстве два древнейших
‘Акты Арх. Эксп., т. I, № 155. “Акты История., т. I, № 105.

288
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
приказа — Дворцовый, названный потом приказом Большого дворца, и Казенный. Первое упоминание о Большом дворце в дошедших до нас документах относится к 1512 году*, а о Казне к 1537 г.**, но оба приказа упоминаются под этими годами, как уже давно сложившиеся учреждения. Большой дворец ведал в изучаемое время только те дворцовые села и волости, которые входили в состав старинной вотчины московских князей. Дворцовые земли вновь присоединенных уделов ведались особыми дворцовыми приказами для каждого из них: таковы приказы Тверского дворца, Дмитровского дворца***, Новгородского дворца****, во главе которых стояли особые дворецкие. Казенный приказ ведал всю денежную и не денежную казну, сбор налогов, даже, по-видимому, раздачу земель в поместья*****. Суд не был сосредоточен в одном приказе, а входил в функции всех их, отчего происходила, конечно, большая путаница в подсудности, так что полной определенности ведомства приказов не существовало.
Но мало-помалу скоплялось все большее число новых государственных дел, требовавших решения. Необходимо было поручить разработку этих дел и собирание потребных сведений и справок особым административным органам. Так как ближе всего к этим делам стояли дьяки, присутствовавшие в боярской думе, то под их начальством и образовались некоторые новые приказы. Трудно сказать, какие именно приказы этого рода сложились до половины XVI века; мы имеем совершенно определенные сведения только об одном из них — Разряде, первое известие о котором относится к 1535 году******141. Разряд или Разрядный приказ ведал военное дело, всех служилых людей и был, кроме того, канцелярией боярской думы и государя.
Наконец, преобразования в областном управлении — именно учреждение губных старост — повели к появлению первого судебного приказа — Разбойного; уже в 1539 году упоминаются «“бояре”, которым
‘Акты Арх. Эксп., т. I, № 155.
**Тамже, № 183.
***Тамже, № 201.
****Там же, № 327.
*****Там же, № 230; Акты Ист., т. I, № 147; Акты Арх. Эксп., т. I, № 251; Акты Ис- тор., т. I, № 134, III, VII, IV, № 147; Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 234, 242.
****** Древняя Российская] Вивлиофика, т. 20-й.

Происхождение самодержавия в России
289
разбойные дела приказаны»*. Разбойный приказ ведал контроль органов губного управления, проверял присылаемые из губных учреждений протоколы следствия и суда, а также списки, точно обозначавшие доходы губных старост. Сюда шел доклад по делам, которые не могли решить губные старосты с целовальниками. Наконец, некоторые дела поступали из губных учреждений в Разбойный приказ на ревизию, т. е. губные старосты с целовальниками производили только следствие, записывали в протокол показания сторон и свидетелей, а приговор постановлялся уже самим приказом**.
С половины XVI до половины XVII века наблюдается развитие появившихся раньше приказов и появление новых. Так, сильно развивается дворцовое управление. В приказе Большого дворца сливаются все старые дворцы, заведовавшие дворцовым хозяйством бывших удельных княжеств. В то же время Большой дворец развивает подведомственные ему учреждения: во второй половине XVI века впервые упоминаются дворы: сытный, кормовой и хлебный***, которые сохраняются и в XVII столетии. Еще в 1540 г. встречаем впервые Конюшенный приказ****, продолжавший существовать и позднее. В начале XVII в. в первый раз упоминаются приказы: Ловчий, Сокольничий и Золотого и серебряного дела*****, которые, впрочем, могли возникнуть и раньше. Так как вторая половина XVII в. прибавила немного нового в организацию центральных дворцовых учреждений — появились лишь Царская и Царицына мастерские палаты и Панихидный приказ******, — то в общем можно признать систему дворцовых приказов законченной уже в изучаемое нами время.
К 1555-56 г. относятся первые следы существования Поместного приказа, ведавшего служилое землевладение. Понятна потребность,
‘Акты Арх. Эксп., т. I, № 187.
** Акты Арх Эксп., т. I, №№ 187,192,194,224, 330; Доп к Арх. Ист., т. I, № 31.
*** Акты История., т. I, № 171.
**** Лаппо -Данилевский [А. С.]. Организация прямого обложения в Московском государстве [со времен смуты до эпохи преобразования. СПб., 1890], стр. 444, прим. 3.
***** Акты История., т. И, № 355.
****** См. Древняя Росс. Вивлиофика, т. 20-й; впрояем, по-видимому, мастерские палаты существовали уже в первой половине XVII в.: см. Моек. Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. палаты, №№ 33, 37 и 41. Панихидному приказу предшествовал в первой половине XVII в. подьяяий, сидевший «у панихидного дела»: там же, № 58.

290
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
вызвавшая к жизни это учреждение: дело было не только в том, чтобы обеспечить служилых людей землей в интересах государственной службы, но и в том, чтобы удовлетворить различным нуждам и разрешить разные вопросы, касающиеся форм землевладения и связанной с ними мобилизации земельной собственности, постепенно увеличивавшейся по мере развития денежного хозяйства; более прочные хозяйственные и юридические отношения человека к земле также требовали точного определения, и это содействовало тоже появлению и организации Поместного приказа.
Одновременно с этим, усложнялись дела внешней политики, и около того же 1566 года появляется, по-видимому, Посольский приказ, предназначенный для заведывания иностранными делами.
Новые хозяйственные условия подчеркивали необходимость введения и развития денежных государственных налогов, чему содействовало также расширение сферы деятельности государства, сопровождавшееся ростом государственных потребностей и сопряженных с ними расходов. Немаловажную роль сыграла в данном отношении и попытка замены кормлений земским самоуправлением, с чем соединено было поступление особого денежного оброка за наместнич доход. По всем этим причинам во второй половине XVI в. и в начале XVII-ro наблюдается широкое разветвление центральных финансовых учреждений. В прибавок к старой Казне или Казенному приказу, превратившемуся затем в Казенный двор*, вновь появляется приказ Большого прихода (в 50-х годах XVI века)**, четверти или чети и финансовые приказы, — соответствовавшие им но своему значению (сюда относятся: Новгородская четверть***, Галицкая****, Костромская и Устюжская четверти*****, Казанский дворец****** с выделившимся из него
*Акты Ист., т. II, № 355; Котошихин [О России, в царствование Алексея Михайловича. Современное сочинение Григория Котошихина. Издание археографической комиссии. СПб., 1859], стр. 59-61.
“Дьяконов. Дополнительные сведения о московских реформах половины XVI в., «Жур. Мин. Нар. Проев.» за 1894 г., № 4, стр. 196-197.
“* Милюков /77. Н.]. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в. [и реформа Петра Великого], изд. 2-е [СПб., 1905], стр. 22-23.
**** Акты Арх. Эксп., т. II, № 39-
*****Акты Историч., т. II, № 355.
******Милюков. Государств, хозяйство, стр. 22.

Происхождение самодержавия в России
291
впоследствии Сибирским приказом, Новая четверть*, и, наконец, существовавшая в начале XVII в. и потом, по-видимому, исчезнувшая Владимирская четверть**; далее появляется приказ Большой Казны***; Доимочный приказ****, приказ сбору пятинных и запросных денег***** и, наконец, Купецкая палата или Казенная соболиная палата******.
Подробности происхождения некоторых из этих финансовых приказов, доказывающие справедливость сделанного выше общего замечания о хозяйственных, социальных и государственных силах, вызвавших к жизни новые органы центрального управления, не возбуждают сомнения: совершенно понятно, например, что большое количество недоимок по сборам податей повело к учреждению Доимочного приказа*******, что потребность в специальном обложении для военных нужд создала Приказ сбору пятинных и запросных денег********, что Купецкая или Казенная соболиная палата были вызваны к жизни необходимостью правильно организовать прием, оценку, хранение, покупку, продажу и раздачу мягкой рухляди, т. е. мехов*”******.
Можно думать, что приказ Большой казны выделился из Казенного двора: в известном документе о московском управлении, составленном в 1610-13 г., упоминается об отсылке в Большую казну соболей и лисиц из Казанского дворца, а приказа Большой казны нет, есть только Казенный двор**********.
Спорным является вопрос о происхождении самых важных финансовых приказов — Большого прихода и четвертей. Старое объяснение, сводящееся к тому, что четверти были не чем иным, как остатком старых удельных дворцовых приказов, территориальными
*Лато-Данилевский. Организация прямого обложения в Моек госуд.,
стр. 476.
"Акты Истории., т. И, № 355.
*” Древняя Росс. Вивлиофика, том 20-й.
**“Лато-Данилевский. Организация прямого обложения, стр. 490. ***"Тамже, стр. 481.
****" Попов [Н. А]. Вопрос о приказе купецких дел, — в «Журнале Мин. Нар. Проев.» за 1889 г., февраль, стр. 248.
******* Лато-Данилевский. Организация прямого обложения, стр. 490. ******" Там же, стр. 481.
********* Попов. Вопрос о приказе купецких дел, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1889 г., февр., стр. 248-249-

292
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
приказами, унаследованными от удельного времени* **, в настоящее время безусловно и вполне справедливо отвергнуто. Неосновательным надо признать также мнение, что четверти образовались под влиянием опричнины" против этого говорит как тот факт, что в 1576 г. Щелкалов142, дьяк из земщины, управлявший Разрядом, ведал также и чети***, так и в особенности то обстоятельство, что и Большой приход и четверти возникли задолго до опричнины****. В сущности единственным основанием для мнения о связи четей и Большого прихода с опричниной является существование в конце XVI в. приказов, имевших названия: Дворовый большой приход и Дворцовый четвертной приказ*****. Однако, и этот факт не говорит в пользу разбираемого взгляда: дело в том, что с учреждением опричнины и ее развитием появились наряду с приказами в земщине соответствующие им приказы в опричнине, причем, вопреки существующему мнению******, последние составляли не простые отделения последних, а были самостоятельны и находились не в Москве, а в Александровой слободе*******. Такими опричными приказами и являлись, очевидно, Дворовый большой приход и Дворцовый четвертной приказ, что не мешало одновременному существованию в земщине особых Большого прихода и четвертей, возникших раньше соответствующих приказов в опричнине.
По другой теории, приказ Большого прихода и четверти выделились из ведомства приказа Большого дворца вследствие того, что от дворцовых доходов отделились государственные, которые перешли к Большому приходу, а из государственных доходов, в свою очередь, выделились доходы местные, которые и стали ведаться четвертями. При этом четверти первоначально зависели от Большого прихода,
*Градовский. История местного управления в России.
** Середонин [С. M.J. Сочинение Джильса Флетчера [«Of the Russe Common Wealth» как исторический источник СПб., 1891].
*** Платонов [С. Ф.]. Как возникли чети, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1892 год, № 5, стр. 168.
****Дьяконов. Дополнительные сведения о моек реформах, в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1894 г., апрель, стр. 196-197.
*****Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 318 и 312.
****** Платонов. Очерки по истории смуты, стр. 154-165.
*******Так,напр[имер],воднойжалованнойграмоте Кириллову Белозерск[ому] монастырю встречается ссылка на царскую грамоту, «что прислана от нас из Александровские слободы»: Моек Арх. Мин. Юст., грам. кол. эк., Белозерск. у., № 835.

Происхождение самодержавия в России
293
что доказывается следующими соображениями: 1) в 1597 г. Новгородская четь и четь Ивана Вахромеева получают деньги на расход из Большого прихода, 2) начальник Казанского дворца, дьяк Петелин, сам, собственною властью не налагает прибавки податей на имение В. Щелкалова, и просит сделать это дьяка Большого прихода, 3) чети долго остаются под начальством простых дьяков и лишь потом получают начальников из думных людей, 4) в древнейшей из записных книг Разряда денежные ассигновки, впоследствии дававшиеся на чети, идут в Большой приход*.
По поводу первого и четвертого из этих соображений надо заметить, что расходование сумм из разных приказов даже во второй половине XVII в. производилось «куда доведетца», «куда царь укажет» и т. д.**, так что в XVI в. не может быть и речи о сколько-нибудь установившихся в этом отношении порядках. Второе соображение также не доказывает зависимости четвертей от Большого прихода, а свидетельствует лишь о том, что дела о прибавке податей ведались не четвертями, а Большим приходом. По поводу третьего соображения надо заметить, что и самостоятельные приказы нередко управлялись в Московском государстве простыми, недумными дьяками: так, в 40-х годах XVII века Поместным приказом управлял простой дьяк Федор Елизаров***, лишь позднее дослужившийся до думного дьячества и потом до думного дворянства****. Справедливо указано также, что уже в 60-х и 70-х годах различались платежи в четвертной приказ и в Большой приход, так что различались и самые учреждения*****. Нельзя не согласиться и с замечанием, что идея о разделении кассы поступлений общегосударственных и местных была не по плечу московскому правительству XVI в.****‘* Наконец, в сущности не приведено ни одного доказательства выделения Большого прихода из Большого дворца. Таким образом, и разбираемая теория не выдерживает критики.
* Милюков. Государств, хозяйство России, стр. 21-22.
**Котошихин, стр. 80,89,92.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., книга записная вотчинная 5996/28.
****Там же, кн. 5997/29, дело № 59; кн. 6000/32, дело № 2.
***** Платонов. Как возникли чети — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1892 год, № 5, стр. 165-166.
******Там же, стр. 160.

294
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Гораздо правильнее сближение перемен в центральном финансовом управлении с известными уже нам реформами в областных учреждениях второй половины XVI в., — именно с попытками земского самоуправления, приведшими к введению «кормленного окупа», особого денежного оброка за наместнич доход*, поступавшего на жалованье «четвертинкам», служилым людям высших чинов, получавшим ежегодное жалованье «из чети» и отличавшимся от низших чинов, получавших жалованье «с городом» не каждый год”. По этой теории, сначала существовал единый четвертной приказ, разделившийся в последней четверти XVI в. на несколько четвертей*”, первоначально по именам дьяков, ими заведовавших, и потом по управляемым областям. Заметим, что такое разделение естественно диктовалось как особенностями отдельных частей государства, так и отчасти потребностью в ассигновании разных доходов на отдельные нужды путем приписки той или другой четверти к разным приказам или путем специальных назначений из доходов данной четверти на отдельные нужды: при отсутствии единства кассы деление на ряд приказов придавало финансовому управлению большую эластичность.
Однако и сторонники приведенного объяснения не согласны между собою в вопросе о том, из какого приказа выделились четверти и какому приказу они были первоначально подчинены. Одни думают, что таким приказом был Разряд"", другие считают чети выделившимися из ведомстваказначеев***”.Подчиненность Четвертного приказаРазряду доказывается следующим образом: 1) в известном местническом деле Федора Зюзина с Федором Нагим разрядный дьяк А. Щелкалов, обязанный справиться у себя в приказе о жалованной грамоте на Галич и послать ее за своей приписью, поручил сделать эту справку четвертным дьякам во всех четвертях; 2) в 1514 г. грамота, дающая право
* Платонов. Как возникли чети — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1892 год, № 5, и Дьяконов. Дополнит, сведения о моек, реформах, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1894 г., апр., стр. 194-195.
” Сторожев [В. Н.]. К вопросу о четвертчиках, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1892 г., январь, стр. 204-206.
”*Дьяконов. Дополнит, сведения о моек, реформах, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1894 г., апрель, стр. 194-196.
*”* Платонов. Как возникли чети, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1892 г., № 5, стр. 168 и след.
Дьяконов. Дополнит, свед. в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1894, апрель, стр. 195.

Происхождение самодержавия в России
295
кирилловским властям самим платить деньги в четверть на Москве, подписана Андреем Клобуковым, который был тогда разрядным дьяком; в 1577 г. разрядным дьяком был В. Щелкалов и явилась его четверть; 4) в 1578 г. упоминается четь Андрея Арцыбашева и Алексея Исакова, между тем как Арцыбашев был в это время разрядным дьяком; 5) естественно, что Разряд стал ведать сборы, заменившие кормление: ведь он же ведал служилых людей службой и кормлением*.
Оставляя совершенно в стороне последнее общее соображение, которое само по себе, взятое отдельно с других наблюдений, ничего не дает в пользу отстаиваемого взгляда, надо признать столь же мало основательными и все другие: поручение другим приказам сделать необходимую справку легко могло быть следствием того, что не нашлось материалов по данному вопросу в Разряде; грамота Кириллову монастырю была, вероятно, результатом решения боярской думы или самого государя, потому что, как увидим в свое время, всякого рода финансовые льготы исходили обыкновенно от верховных учреждений; не доказывают подчинения четей Разряду и третье и четвертое соображение: совершенно обычным, заурядным явлением было управление одного лица двумя и даже иногда более приказами.
Остается таким образом признать, что четверти выделились из ведомства казначеев, как вероятно, отсюда же выделился и приказ Большого прихода. Это подтверждается документально: по указу 1555 г. оброк за наместнический] корм было предписано «сбирать к царским казнам», а «царския казны» ведались казначеями; по первым уставным земским грамотам, дьяки, получающие оброки за наместнич[еский] корм, — напр[имер], Угрим Львов и Истома Новгородов, оказываются подчиненными казначеям; по уставной Двинской грамоте 1556 г. дьяк Путало Нечаев ведает Двинскую землю, уже один и без подчинения казначеям докладывает о всех делах государю**.
Сделанный сейчас разбор вопроса о происхождении финансовых приказов ставит, таким образом, вне сомнения правильность объяснения организации центральных учреждений на основе хозяйственных
*Платонов. Как возникли чети, — в «Жури. Мин. Нар. Проев.» за 1892 г., № 5,
стр. 168-171.
**Дьяконов. Дополи, сведения о моек, реформах, — в «Жури. Мин. Нар. Пр.»
за 1894 г., апр, стр. 194,195,197,198.

296
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и социальных явлений и перемен в областной администрации. Развитие государственных учреждений органически связывается с глубокими и важными процессами народной жизни. Незачем при этом предполагать сразу какой-либо особый переворот в умах, новую точку зрения на государство и его назначение: нет оснований думать, что установилось вполне ясно сознание о разнице между дворцовыми и государственными доходами: просто более поздние по своему происхождению налоги повели к созданию особого учреждения, их ведавшего, — Большого прихода, а новый доход за наместнич оброк в связи с производством расходов на жалованье четвертчикам вызвал к жизни сначала один Четвертной приказ, а потом отдельные четверти, появившиеся под влиянием местных бытовых особенностей. Дело было вовсе не в работе теоретической мысли, а в стихийном воздействии новых общественных явлений, к которым правительство приспособлялось, как умело, создавая для каждой новой финансовой потребности особое учреждение.
Денежное хозяйство порождает более сложные и более тонкие и многообразные отношения в области гражданского и уголовного права: учащаются гражданские правонарушения и уголовные преступления. Таков же результат усложнившихся социальных отношений. И потому не удивительно, что в конце XVI в. становятся заметными специально-судебные приказы — Владимирский судный и Московский судный. Сюда же надо отнести с некоторыми оговорками еще два приказа — Холопий, который известен со второй половины XVI века, и Челобитный, упоминаемый под именем Челобитной избы в 1575-84 годах*. Холопий, как известно, лишь отчасти судил и наказывал холопов, главным же образом ведал регистрацию их и сделок с ними**. Челобитный, помимо исполнения некоторых специальных и, может быть, временных поручений***, являлся некоторым подобием канцелярии по приему прошений, подававшихся лично царю.
Гораздо позднее и гораздо в меньшей степени привлекает внимание правительства забота о благоустройстве и благосостоянии населения, и потому соответствующие приказы появляются позже
* Акты Арх. эксп., т. I, № 289.
"Там же и Котошихин.
*** Оглоблин [Н. Я.у. К истории Челобитного приказа, — в «Журн. Мин. Нар. Пр.» за 1892 г., июнь.

Происхождение самодержавия в России
297
приказов дворцовых, финансовых и судебных и развивают меньшую деятельность. Сюда относится Ямской приказ, в 70-х годах XVI в. выделившийся в самостоятельное учреждение из ведомства казначеев* и заведовавший казенной почтой, т. е. служивший непосредственно интересам одного только правительства, а вовсе не населения, что служит наглядным доказательством слабого значения рассматриваемой отрасли государственной деятельности. С чисто полицейскими функциями по отношению к Москве выступает не ранее конца
XVI века Земский двор. Заботе о благосостоянии населения в собственном смысле слова посвящали свою, впрочем, весьма скромную деятельность, приказы Книжного и печатного дела**, Каменный*** и Аптекарский****.
Необходимость пополнить армию войском специальных родов оружия повела к учреждению новых военных приказов — Пушечного или Пушкарского*****, Стрелецкого******, Иноземского******* и Казачьего********. К числу военных приказов первой половины
XVII века относятся также приказы Сбора ратных и даточных людей********* и Панский**********. Относительно последнего надо, впрочем, заметить, что он тождествен с Иноземским приказом, как показывает изучение его ведомства***********.
Остается, наконец, отметить, что с начала XVII века наблюдаются зародыши учреждения, контролирующего администрацию, стоящего на страже законности. Таким учреждением впоследствии до известной степени был учрежденный при царе Алексее приказ тайных дел. Его предшественниками в изучаемое нами время являются прежде
*Гурлянд [И. Я.]. Ямская гоньба в Московском] государстве [до конца XVII в. Ярославль, 1900], стр. 297-298.
** Книги Разрядные, том I, стр. 1037.
***Тамже.
**** Собр. Гос. Грам. и Дог., т. III, № 109.
***** Акты г. Юшкова, № 218; Акты Арх. Эксп., т. I, № 317.
****** Акты г. Юшкова, № 274.
******* Акты Истории., т. II, № 355.
******** Акты Арх. Эксп., т. III, № 100.
********* Древняя Росс. Вивлиофика, т. 20-й.
********** Книги Разрядные, т. I, стр. 13.
*********** Там же; ср. также Записные книги разрядного приказа в «Русской Истории. Библиотеке», т. X, стр. 346.

298
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
всего подьячие государственных тайных дел, бывшие уже в 1614 г.*, что, кстати сказать, опровергает неосновательное мнение, будто в происхождении данного учреждения определяющую роль играла личность Филарета**: Филарет143 был тогда еще в плену. Затем ту же роль административного контроля*** играли, по-видимому, такие учреждения, как приказ приказных дел****144, и приказ, что на сильных бьют челом*****145.
III.
Характеризуя на предшествующих страницах происхождение и отчасти также ведомство различных приказов в Московском государстве с половины XVI до половины XVII века, мы имели в виду не подробное изображение их деятельности — об этом удобнее говорить позднее, в связи с деятельностью верховной власти и высших учреждений по отдельным отраслям управления, — а, во-первых, обоснование той мысли, что органы центрального управления в своем образовании и развитии теснейшим образом связаны не только с областными учреждениями, но и с социальными отношениями и явлениями, в области народного хозяйства, во-вторых, выяснение некоторой постепенности в развитии отдельных функций государственной власти. При всей неточности, неопределенности, спутанности ведомств отдельных приказов, можно, как мы видели, различить известную очередь, в какой организовались учреждения, чем отчасти устанавливается план дальнейшего изложения, в котором, впрочем, в виду многосложности дел, подведомственных отдельным приказам, придется деятельность каждого из последних разбить на части и изложить в разных главах.
Теперь же необходимо формулировать общие выводы, к каким приводит исследование вопросов, намеченных в настоящей главе:
1) В областном управлении система кормлений была сначала ограничена частичной примесью выборных учреждений со специальным
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Московского стола Разряда, № 890, л. 23 об.
**Гурляндря.Я.]. Приказ великого государя тайных дел [Ярославль, 1902], стр. 96.
*** Там же, стр. 97 и сл.
**** Русская Историч. Библиотека, т. IX, стр. 470.
*****Дворц[овые] Разряды, т. II, 598.

Происхождение самодержавия в России
299
назначением и применением по частям хозяйственного управления городовых приказчиков, и затем заменена опытом земского самоуправления, применявшимся, однако, далеко не повсеместно, и, наконец, централизованной бюрократией, в лице воевод, сосредоточивавших в своих руках все отрасли областного управления.
2) Перемены в областном управлении продиктованы были развитием денежного хозяйства с обширным рынком и сословно-крепостным общественным строем.
3) Параллельно реформам в областном управлении или вслед за ними совершалось развитие центральных органов управления — приказов, причем наблюдается известная постепенность в организации отдельных отраслей правительственной деятельности: раньше и полнее всего организуется управление дворцовым хозяйством и заведывание службой, землевладением и внешней политикой; почти одновременно, но отчасти уже и позднее двинулось вперед центральное финансовое управление; затем следовала организация центральных судебных учреждений и военных приказов; еще позднее и меньше развивались приказы, ведавшие общественное благоустройство и благосостояние, и, наконец, совершенно отсталой по времени и по степени развития является контролирующая администрацию деятельность высшей власти.
4) Центральные учреждения подчинялись в своем развитии не только основному и главному влиянию новых хозяйственных и социальных явлений в жизни страны, но и воздействию тех перемен, которые совершились в областной администрации.
Глава четвертая
УПРАВЛЕНИЕ РАЗРЯДНЫМИ ДЕЛАМИ
ДО ПОЛОВИНЫ XVII века
I.
К числу наиболее рано сложившихся отраслей управления в Московском государстве принадлежало, как мы сейчас видели, заведывание военной службой, или, как тогда выражались, разрядными делами. Эти дела сосредоточивались преимущественно в одном из важнейших центральных учреждений — Разряде или Разрядном приказе. Нам предстоит теперь определить, поскольку разрядные дела ведались верховной властью и органами верховного управления,

зоо
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и поскольку они перешли уже в руки подчиненных учреждений — центральных и областных.
Начнем с производства в разные «чины», т. е. с распоряжений, касающихся распределения служилых людей Московского государства по ступеням сословной служебной лестницы, существовавшей в то время. Не подлежит ни малейшему сомнению, что производство во все чины — от высшего до самого низшего — всегда совершалось при личном участии царя, которому докладывались все подобные дела и именем которого затем из Разряда объявляли — «приказывали государевым словом» или «сказывали» пожалования в высший чин. Мы имеем множество данных в наших источниках о том, что сам государь лично производил служилых людей в чины думные — в бояре*, окольничие**, думные дворяне***, думные дьяки****. Ему же принадлежало исключительное и постоянно применявшееся им на практике право пожалования в московские чины — стольники*****, стряпчие**’***, жильцы*******, дворяне московскае********.
’Дворцовые Разряды, т. 1,120,170,174, 206, 208, 299,438,505, 507,532; т. II, 854,360,380,382,383,575,621,650; т. III, 13,15,18,18-19,20,31,32,33,34, 42, 57,77-78,87,108,116,117,218, 225; Рус. Истор. Библ,т.Х, 360,421.
**Дворцовые Разряды, т. 1,197, 299,392,410,494,508, 532-533,760,970; т. II, 294,354, 360,653,743; т. III, 15,18,18-19,20,31,32, 33,34,42,49,66,74,86, 87,110,116,117,118,134,145,151,181, 226; Рус. Ист. Библ, т. X, 424.
"‘Дворцовые Разряды, т. I, 100; т. II, 380, 382, 383, 656, 698, 731, 741; т. III, 47,218.
""Дворцовые разряды, т. 1,100,299; т. II, 294,743; т. III, 65,113,236; Рус. Ист. Библ., т. X, 352,432.
***" Рус. История. Библ, т. X, 115,180,182,188,203,344,357,360 и т. д.; Мо- сковск. Арх. Мин. Юст, столбцы Московск. стола Разряда, № 205, л. 6 и об.
****"Рус. Ист. Библ, т. X, 128,165,180,181,189,190,203,206,214,216,354, 357, 358, 359, 367, 368 и т. д.; Моек. Арх. Мин. Юст, столбцы Моек, стола Разряда № 72, л. 57 и об, № 205, л. 5 и об.
******* Моек. Арх. Мин. Юст, столбцы Моек, стола Разряда, № 890, лл. 21 об, 63 об, 67 об, 270 об, 274 об, № 6, л. 14 и об, № 204, лл. 1 и об, 2 и об, 3 и об, 4 и об, 6 и об, 7 и об, 166 и об, 329 и об, 336 и об, 426 и об, 548 и об, 579 и об, 627 и об. и др.
**"**" Моек. Арх. Мин. Юст, столбцы Моек, стола Разряда, № 6, л. 2 29 и об, № 47, л. 8 и об, 9 и об, 10 и об, 11 и об. и т. д, № 48, л. 9-Ю, 14 и об, 15 и об, 16 и об. и др, № 72, л. 20 и об, 22 и об, 24 и об, 25 и об, 26 и об, 27 и об. и др, № 120, л. 31 и об, 32 и об, № 205, л. 1 и об, 3 и об, 10 и об, 15 и об, 21 и об, 22 и об. и др.; Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д, приказные дела старых лет, связка 117, № 26; Моек. Арх. Мин. Юст, ст. Новг. ст. Разр, № 65, л. 36 и об.

Происхождение самодержавия в России
301
Он, далее, назначал провинциальных дворян и детей боярских служить «по выбору»*, «по дворовому списку»**, перечислял из служащих «с городом» в четвертчики***, жаловал из солдат в городовые дети боярские****, из подьячи в дьяки*****. Не известно ни одного случая, который представлял бы исключение из этого правила, остававшегося все время неизменным, так что производство служилых людей в чины составляло, несомненно, одну из неотъемлемых прерогатив верховной власти, которая имела здесь непосредственное отношение к каждой частности.
Иные явления наблюдаются, если обратить внимание на то, как и кем производилось зачисление или запись в службу. Известно, что уже в XVI веке разбор и верстанье новиков, т. е. поспешивших на службу, достигших 16-летнего возраста дворян и детей боярских, производились особыми выборными от дворянского каждого уезда окладчиками, под председательством назначенного из Москвы разборщика, причем результаты этой работы зарегистровывались в так называемых десятнях******. На рассмотрение высшего правительства могли поступать только жалобы на неправильность разбора и вер- станья. Таким образом, в этом отношении функции подчиненной
* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разряда, № 47, л. 148 и об., № 48, лл. 7 и об., 82 и об., 183 и об., № 72, л. 17 и об., 54 и об., 68 и об., № 59, л. 57 и об. и др., № 80, л. 1 и ел., № 183, ст. 2, л. 45 и об., № 199, л. 3 и об., № 205, л. 2 и об., 23 и об., № 219, л. 6 и об., 7 и об., 86 и об., № 223, л. 3 и об.; столбцы Новг. а. Разр., № 20, л. 20 и сл., 89 и об., № 55, л. 8-9, № 74, л. 122 и об., № 80, л. 264 и об., № 91, л. 47 и об.; столбцы Белгор. ст. Разр., № 134, л. 18 и об., № 156, л. 104 и об., № 288, л. 165 и об., № 312, л. 10 и об., № 319, л. 226 и об.; и т. д.
** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разряда, № 48, л. 184 и сл., № 72, л. 1 и об., 51 и об., 55 и об., 59 и об. и др., № 59, л. 47 и сл., 50 и сл., 52 и сл. и т. д., № 80, л. 4 и сл., 6 и сл., 8 и сл. и др., № 183, ст. 2, л. 98 и сл., № 219, л. 20 и об., 200 и об., № 222, л. 68 и об., 69 и об.; столбцы Новг. ст. Разряда, № 20, лл. 3 и сл., 90 и об., № 69, л. 6 и сл., № 71, л. 48 и об., 49 и об., № 73, л. 19 и сл., № 80, л. 30 и об., № 86, л. 135 и об., № 91, л. 25 и об., № 93, л. 100 и об.; столбцы Белгор. ст. Разряда, № 261, л. 486 и об., № 312, л. 6 и об., № 319, п. 260 и об. и т. д.
*** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Новгородского стола Разряда, № 93, л. 19 и об.
**** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Новгородского стола Разряда. № 73, л. 29 и сл.
***** Рус. История. Библ, т. X, 116,123.
****** См. Стороже в [В. Н. ]. Десятни, — в «Описании документов и бумаг Московского Архива Министерства Юстиции», книга IX, и Десятни XVI в., в том же «Описании», книга VIII.

302
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
администрации выделились из высшего управления и приобрели самостоятельный характер. Однако, незавершенность этого процесса не подлежит сомнению: дело в том, что запись в службу новиков и гулящих людей производилась разборщиками и окладчиками лишь в определенные периоды, между которыми были значительные промежутки; многие новики и гулящие люди, желая поступить в службу, подавали об этом челобитные до верстанья; в таких случаях их просьбы удовлетворялись обыкновенно с разрешения самого государя*. Впрочем, и здесь к концу изучаемого периода заметна тенденция в сторону развития самостоятельности подчиненных учреждений и передачи в их исключительное ведение всех дел о записи в службу; только в этих случаях дело передается центральному учреждению — Разряду. Так, в 1649 г. сын бывшего севского протопопа Руднев просил записать его на службу в дети боярские, и «государь пожаловал, велел указ учинить» думным дьякам Ивану Гавреневу да Семену Заборовскому, да дьяку Григорью Ларионову**, т. е. судьям Разрядного приказа. Заметны, таким образом, успехи административной техники, рост бюрократической самостоятельности.
Но, кроме служилых людей по «отечеству», были еще служилые люди по «прибору». Таковы были стрельцы, пушкари, затинщики, казенные плотники и кузнецы, казаки, драгуны, солдаты и т. д. Как они «прибирались» на службу? По-видимому, по крайней мере в половине XVII в., сложился обычай, по которому «прибор» производился подчиненными властями, напр[имер], стрелецкими головами*** или приказом (Разрядом)****, без всякого участия царя и верховных учреждений. Однако, в тех случаях, когда приходилось набирать таких служилых людей из вольных гулящих людей, дело менялось; тогда все зависело от решения самого государя*****.
‘Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 18, л. 1 и об., № 74, лл. 11 и об., 12 и об., 115 и об., 118 и об., 127 и об., 215 и об., 217 и об., №91, л. 72 и об.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгородского стола Разряда, № 306, л. 967 и об.
*** Чичерин. Областные учреждения в России в XVII в., стр. 123.
**** Моек Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, приказные дела старых лет, связка 177, № 14.
*****Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, ст. Разряда, № 279, л. 185 и об., № 294, л. 92 и об.

Происхождение самодержавия в России
303
Временные отпуски служилых людей с военной службы во время походов или при охране границ государства от внешних врагов разрешались все время непременно самим царем*. Но когда служилые люди жили по службе в Москве, напр[имер] при дворе, то они обыкновенно увольнялись в отпуски без доклада государю решением приказа, и это наблюдается в течение всей первой половины XVII века, не исключая и его начала**. Надо, однако же, заметить, что это не касалось жильцов: для того, чтобы получить отпуск, они испрашивали разрешение самого царя*”. Без сомнения, это объясняется сравнительной важностью этого чина в лестнице чинов, а также и особым положением жильцов в придворной службе, засвидетельствованным у Котошихина**”146.
Известно, какую вообще важную общественную и государственную роль играла повинность военной службы в XVII в. Неудивительно поэтому, что всякого рода льготы и облегчения по службе делались не иначе, как по решению верховной власти: нужно ли было облегчить тяготу службы отдельных разрядов служилых людей*”", или временно освободить кого-либо от служебных обязанностей по случаю болезни*”***, или личную службу заменить доставкой даточных людей”””*, — все это делалось непременно самим царем. Всякого рода переводы по службе для удобства служащего обыкновенно также производились по решению государя: он разрешал быть на службе
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разряда, № 840, ст. I, л. 236 и об., столбцы Белгор. ст. Разряда, № 225, л. 23 и об., № 305, л. 222 и об., столбцы Мо- сковск. стола Разряда, № 149, л. 38 и об., 163 и об., № 181, ст. 2, л. 1 и об., 2 и об.,
3 и об. и др., № 186, лл. 1 и об., 2 и об., и т. д., № 199, л. 5 и об.
”Моск. Арх. Мин. Ими. Двора ст. 2-го разр. Оруж пал., 7139 ч. № 34, 7140 ч. № 9, ст. Оруж. пал, 7134 ч. № 150,7139 ч, № 21,7140 ч. № 136,7112 ч, № 7,7157 ч, №№ 12 и 45; Арх. Мин. Юст, столбцы приказного ст. Разряда, № 60, л. 290 и об.; столбцы Белгор. ст, № 294, л. 221.
***Моек. Арх. Мин. Ими. Двора, столбцы 1-го разр. Оруж пал, 7158 ч. № 53; Моек. Арх. Мин. Юст, столбцы Белгор. ст. Разряда, № 18, лл. 1 и об, 2 и об,
4 и об, 5 и об, 6 и об, 7 и об, 12 и об, 13 и об, № 87, л. 28 и об.
**" Котошихин, стр. 21.
***”Моск. Арх. Мин. Юст, столбцы Белгородск. стола Разряда, № 191, л. 55 и об.; столбцы Моек, стола Разряда, № 10, л. 1 и сл, 2 и об. и др, № 115, л. 316- 317, №134, л. 47 и об.
**”” Моек. Арх. Мин. Юст, столбцы Новг. ст. Разряда, № 101, л. 25 и об, ст. Белгор. ст. Разряда, № 134, л. 222 и об.; столбцы Новг. ст, № 74, л. 49 и об.
”***" Моек. Арх. Мин. Юст, столбцы Новгородского стола Разряда, № 100,
л. 2 и об.

304
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
одновременно и вместе с родственниками*, переводил по службе из города в город**, из полковой службы в городовую (т. е. гарнизон)***, разрешал идти на охрану границ не в той половине войска, которая дежурила сначала, а в той, которая шла потом, на смену первой или наоборот****. Однако и здесь бюрократии предоставлялась уже некоторая самостоятельность в менее важных делах: так, если кто-либо просил о переводе его из гарнизона в действующую армию, из городовой службы в полковую, то это разрешалось без доклада государю*****; здесь ведь не было облегчения по службе, а напротив, тяжесть служебных обязанностей увеличивалась в очень значительной степени.
Совершенно понятно также, что отставка от службы за старостью, болезнями, увечьем, вообще по какой-либо уважительной причине требовала непременно личного решения вопроса государем*”***; московский служилый человек обязан был служить до тех пор, пока к тому была хотя бы малейшая возможность.
Гораздо сложнее вопрос о назначении на должности. Можно вообще сказать, что постепенно все яснее намечалась и резче проводилась демаркационная линия, отделявшая функции подчиненных органов от деятельности верховной власти. На долю верховной власти оставались назначения только на более важные должности.
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. от. Разряда, № 101, л. 35 и об.
”Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разряда, № 132, л. 110 и об., № 134, л. 14 и об., № 139, л. 191 и об., № 161, л. 21 и об., № 181, л. 29 и об., № 191, л. 87 и об., № 258, л. 313 и об., № 275, л. 57 и об., № 279, л. 99 и сл., № 281, л. 20 и об., 31 и об., № 289, л. 106 и об., № 294, лл. 55 и об., 64 и сл., № 305, л. 28 и об., 435 и об., № 303, л. 438 и об., № 336, лл. 120 и об., 185 и об. и т. д.
*” Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разряда, № 20, л. 97 и сл., ст. Моек, стола Разряда, № 6, л. 10 и сл.
**" Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, стола Разряда, № 119, л. 68 и об., 69 и об., 70 и об., 73 и об., 79 и об., 110 и об. и т. д., № 134, л. 96 и об.; столбцы Моек стола Разряда, № 171, л. 164 и об.
***”Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгородского стола Разряда, № 24, л. 173 и об.
"‘"'Арх. Мин. Юст., столбцы Приказного стола Разряда, № 79, л. 101 и об.; столбцы Моек ст. Разряда, № 840, ст. 1, л. 247 и об., № 205, л. 4 и об. и др.; столбцы Новг. стола Разряда, № 20, л. 43 и сл., № 71, л. 115 и об., № 74, л. 45 и об., № 75, л. 24 и об., № 80, лл. 28 и об., 93 и об., 148 и об., 154 и об., № 83, л. 1 и об., № 86, л. 68 и об., № 91, л. 74 и сл., № 93, л. 34 и об., № 100, лл. 60 и об., 78 и об.; столбцы Белгородск стола Разр., № 134, л. 10 и сл., № 230, л. 227 и об., № 236, л. 377 и об., № 319, л. 258 и об. и др.

Происхождение самодержавия в России
305
Сюда относятся прежде всего назначение судей приказов и их товарищей, а также приказных дьяков, которые все время назначались самим государем*. Но уже многие низшие чиновники в приказах получали назначения от судей, стоявших во главе этих учреждений, без всякого доклада царю. Так, по крайней мере, было в 30-х и 40-х годах XVII века. От этого времени дошел до нас ряд фактов, свидетельствующих о таком способе назначения молодых подьячих в Устюжскую четверть: по приказу главного судьи на челобитных лиц, просившихся на эту должность, просто помечалось: «велеть быть», без доклада государю**. Правда, от 1612 г. сохранился факт, стоящий как будто в противоречии с этим: молодой подьячий Галицкой чети Богданов, назначенный было сидеть в чети дьяка Богдана Юдина, за прекращением деятельности этой последней просил вернуть его обратно в Галицкую четь, и оказывается, что он был возвращен по решению воевод князей Трубецкого и Пожарского***, которые стояли тогда во главе правительства. Однако, не надо забывать, что то было необычное время междуцарствия, что, кроме того, речь тут идет о подьячем уничтоженного приказа, оставшемся не у дел не по своей вине, а вследствие распоряжения высшего правительства, уничтожившего четь Богдана Юдина, что, наконец, это было в начале XVII века, и с тех пор многое могло и даже должно было перемениться.
Без государя, путем простого распоряжения лица, стоявшего во главе приказа, производилось назначение в пристава**** и недель- щики***** в приказы, а также в сторожа******. Но переводчики и толмачи Посольского приказа получали назначение непосредственно от царя******* по вполне понятной причине: они играли очень важную
’Дворцовые Разряды, т. 1,385,450,936; т. II, 9,16 и др.
**См., напр[имер], Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., св. 108, № 43, св. 133, № 36, св. 45, № 14.
*** Моек. Арх Мин. Ими. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж палаты, 7121 год, № 7.
**** Моек. Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы Оруж. пал., 7154 г., №№ 1 и 123, 152 г., №76.
***** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д. прик д. стар, лет, св. 44, № 96; Моек Арх: Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж пал., 7156 г., № 32,7148 г., № 55.
****** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. стар лет, св. 41, № 70; Моек. Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж пал., 7153 г., № 72.
******* Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д. прик д. стар, лет, св. 134, № 51, св. 161, № 14,
св. 162, №№ 16 и 17, св. 11, № 18.

306
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
роль в дипломатических отношениях, в делах внешней политики государства.
Когда московский государь уезжал из столицы, то «ведать Москву» оставалась обыкновенно особая комиссия, состоявшая но преимуществу из чинов боярской думы. Эта комиссия назначалась, конечно, самим государем*. Государь же назначал послов и посланников в иностранные государства**, определял состав «ответной палаты»***, т. е. лиц, обязанных вести переговоры с иностранными послами, приезжавшими в Москву, назначал даже тех, кто должен был участвовать в торжественных встречах иностранных послов при въездах их в столицу, и приставов при послах****. Впрочем, в 1650 году видим, что назначением для торжественной встречи литовских послов распоряжаются судьи Разрядного приказа*****: очевидно и здесь слагается мало-помалу особое ведомство подчиненных учреждений, вполне самостоятельное, что свидетельствует о развитии административной техники.
В объезжие головы в Москве назначение шло непосредственно от царя******; причина заключается в том, что, как мы будем еще наблюдать и как нам уже отчасти известно, полицейская деятельность государственной власти была вообще весьма слабо развита.
Неудивительно, что важнейшие поручения по организации служилого сословия, верстанью окладами, разбору и т. д., а также по постройке укреплений давались непосредственно государем: так, государь назначал разборщиков*******, посылал «укреплять осаду********* или «делать город»****’****, «дозирать засеки*********** и т. д.
*Дворц. Разряды, т. 1,140,178,410,413,453 и др.
“Там же, 187,325,366 и др.
*“Там же, т. 1,203,322,461,496 и др.
**“ Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разр., № 45; Дворц. Разряды, т. I, 958-959; II, 25.
"*“Дворц. Разряды, т. III, 231-234.
."""Дворц. Разряды, т. II, 328, 370, 536, 603, 653 и др.; Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, стола, № 51, л. I.
“***"Дворц. Разряды, т. I, 383; т. II, 248; т. III, 108.
"Дворц. Разряды, т. 1,299,660.
***”"" Дворц. Разряды, т. II, 530,569.
“”****" Там же, 609.

Происхождение самодержавия в России
307
Писцы, переписчики и дозорщики тоже назначались государем*.
Мы убедились таким образом, что уже в центральном управлении наблюдается некоторое выделение самостоятельной деятельности подчиненных учреждений в сфере назначения должностных лиц. То же самое можно вывести, изучая способы назначения областных администраторов разных рангов.
Полковые и городовые воеводы**, их товарищи**’, письменные головы****, вообще важнейшие должностные лица в области определялись указами царя. Подьячие съезжей избы, напротив, обыкновенно назначались теми приказами, в ведении которых находился данный город*****. То же надо повторить о неделыциках******, сторожах и рассылыциках в съезжих избах, а также о площадных подьячих*******. Полковые воеводы собственною властью назначали войсковых судей********, сотенных голов********* и лиц, заведовавших раздачей денег служилым людям**********. В общем, можно заметить, что разделение функций органов верховного и подчиненного управления в назначении областных чиновников и военных начальников было проведено к половине XVII века даже полнее, чем в назначении лиц, служивших по центральному управлению.
* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик дела ст. л., св. 161, № 15.
**Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. дела старых лет, св. 18, № 3, св. 126, № 39, св. 147, № 25, св. 170, № 88; Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, ст., № 541, № 9Й, л. 11; столбцы Моек, ст., № 74, № 176, л. 60 и др.; Дворцовые Разряды, т. 1,90,91,95,107,115,123,142,162,170,172,177,181,183,186,199, 200, 201, 205, 227, 228, 249, 256, 266, 272-273, 277, 304, 323, 341, 388, 433, 436, 439, 440, 443 и т. д.; Моек. Арх. Мин. Юст. столбцы Белгород, ст., № 24, л. 387 и об., № 78, л. 53 и об.; столбцы Новг. ст., № 89, л. 1 и 11, № 92, л. 4 и об. и т. д.
***Моск. Арх. Мин. Юст. столбцы Моек, стола Разр., № 840, ст. I, л. 232 и об.; Дворц. Разр., т. I, 327,629.
****Дворц. Разряды, т. I.
***** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 168, № 72, св. 38, № 6, св. 45, №№ 6 и 8, св. 59, № 80; Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, ст., № 118, л. 47 и об.; ст. Новгор. стола, № 80, л. 41 и сл.
****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола, № 80, л. 18 и об.; столбцы Белгород, ст., № 294, л. 99 и об.
******* Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы Оруж палаты, 7153 г., № 28.
******** Дворц. Разряды, т. II, 681.
********* Дворц. Разряды, т. 1,263.
********** Там же..

308
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
II.
Кроме назначений, увольнений, переводов, повышений, отпусков и облегчений по службе, к числу разрядных дел принадлежали еще верстанье окладами, придача к окладу и справка придачи.
Верстанье окладами лиц, начинавших службу в думных чинах, т. е. принадлежавших к наиболее знатным фамилиям, производилось даже и в конце XVII века самим государем, по специальному каждый раз его указу*. То же надо повторить для первой половины XVII в. и о московских чинах, напр[имер], стольниках**, жильцах***. Верстанье окладами переводчиков и толмачей Посольского приказа также входило в круг дел, обычно исполняемых царем лично****. То же самое наблюдается и в назначении погодного жалования подьячим, ранее его не получавшим*****.
Гораздо более сложным является вопрос о верстанье окладами городовых дворян и детей боярских. Это сложное дело потребовало уже в XVI веке организации на местах под руководством центральных учреждений: комиссия окладчиков под председательством разборщика и ведала его, занося результаты своей работы в десятни. По- видимому, обычным порядком и являлось в XVI и XVII веках именно такое верстанье окладами, которое при том считалось и окончательным, не подлежавшим дальнейшему пересмотру в порядке ревизионном. Однако, возможные злоупотребления и ошибки можно было обжаловать, и тогда решение зависело от государя. Вот характерный пример, доказывающий это положение. В 1631 г. Хотяинов и Пущин били челом о следующем: Каширу велено было разбирать окольничему князю Волконскому и дьяку Костюрину; старые окладчики поверстали челобитчиков в первую статью, а один из новых окладчиков — Александров — по недружбе к Хотяинову и Пущину занес их во вторую
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, стола Разряда, № 762, ст. 3, л. 140, 141-143, №943, л. 68,149 и об.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разряда, № 65, л. 7 и сл.; ст. Белгород. стола Разр., № 119, л. 83 и об.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разряда, № 839, № 840, ст. 1, л. 1 и об., № 856, л. 7-14, № 890, л. 33 и об. и др.
**** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д. прик. дела старых лет, св. 5, № 6, св. 18, № 40, св. 24, № 28, св. 46, № 24, св. 94, № 74.
***** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, стола, № 115, л. 523 и об., № 123, л. 261 и сл., № 123, л. 789 и об., № 170, л. 226 и об.

Происхождение самодержавия в России
309
статью; по этому поводу между окладчиками возник спор, и разборщик отписал к государю; челобитчики просят справиться о службе их отцов и записать их в первую статью. На челобитной помечено: «государь пожаловал, велел дат грамоту, а велет поверстат, кому они в версту»*.
Мы имеем, однако, ряд фактов, относящихся и к началу XVII века и к сороковым и пятидесятым годам и свидетельствующих, что сам государь нередко верстал окладами городовых дворян и детей боярских**. Без сомнения, это делалось в промежутки между составлением десятен по одному и тому же уезду. Однако, характерно для истории административной техники в Московском государстве, что и в этих случаях верховная власть стала стремиться к самооблегчению, к передаче своих функций в руки подчиненных учреждений — приказов и воевод. И мы наблюдаем поэтому нередко в тридцатых и сороковых годах верстанье городовых дворян и детей боярских окладами, производимое Разрядным приказом без доклада государю***. Можно заметить даже, что это становится постепенно обычаем в силу повторения специальных поручений, даваемых царем приказу или воеводе. Так в 1640 году Карщиков, отец которого служил по Кашире, а сам он, неверстаный, служил в Туле в солдатах, просил поверстать его денежным жалованьем и поместным окладом по Туле, кому он в версту; из пометы на челобитной видно, что государь не определил сам оклада, а передал дело воеводе: «государь пожаловал, велел дат грамоту на Тулу велет поверстать»****. Другой пример указывает на передачу дела царем приказу: на челобитной Любима Биглова 1651 года значится помета: «государ велел поверстат поместным окладом и денежным жалованьем думному дворянину Ивану Офанасьевичу Гавреневу да диаком думному Семену Заборовскому да Григорью Ларионову
*Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, стола, № 51, лл. 107 и об. — 108.
** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 55, л. 16 и ел., 201 и об., № 73, л. 65 и сл., № 74, л. 63 и об. и др., № 80, л. 71 и сл, № 91, л. 94 и об. и др., № 93, л. 33 и об., № 100, л. 72 и об., № 101, л. 19 и сл., 78 и сл., № 102, л. и об., столбцы Белгор. а., № 211, л. 55 и об., № 236, л. 960 и об., № 242, л. 213 и об., № 281, л. 25 и об., № 288, л. 199 и об., № 305, л. 90 и об., № 304, л. 329 и об., № 319, л. 252 и об. и др., столбцы Моек ст. Разр., № 6, л. 191 и сл., № 161, л. 1 и сл., № 220 и др.
***Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разр., № 73, л. 104 и об., № 75, л. 114 и об. и др., № 83, л. 88 и об., 91 и об.
**** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, стола Разр., № 119, л. 44 и об.

зю
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
да Ивану Северову», которые и положили резолюцию: «учинит оклад 300 чети, денег, з городом 12 рублев»*. Любопытно при этом отметить в качестве переходного момента к полной самостоятельности подчиненных учреждении в деле верстанья окладами и жалованьем следующий документ: в 1640 г. ряжский воевода писал, что он, по грамоте из Разряда, поверстал окладом и жалованьем ряжского новика, сына священника Германова, причем оклад ему учинил 200 четвертей, а жалованье с городом назначил 6 рублей; по этому поводу «государь пожаловал, велел оклад учинит 150 четьи, денег пят рублев, в Рязском писат верстаньем глупостью поповых детей в большую статью, и будет станешь впред так верстат, и тебе бы так не делат»**. Стало быть, верстанье воеводы здесь подлежало пересмотру еще государя, а не превратилось в постоянную и самостоятельную административную функцию воеводской власти.
Отделение подчиненных учреждений от верховных в деле верстания окладами и жалованьем проникло и в сферу дворцового управления. И здесь разные мелкие служащие по дворцу получали жалованье по решению подчиненных органов, без доклада верховной власти, которая уже совершенно не вмешивалась в это дело. Этим объясняются такие факты, как назначение в 1639 г. жалованья портному мастеру мастерской палаты «по приказу стряпчева с ключем»*", как определение Дворцом в 1637 г. сенному сторожу*“* и истопнику царицы*** *" годового денежного жалованья. Царицыны дети боярские, как показывают факты 1627 и 1631 годов******, верстались окладами тоже не лично царем, а в приказе Большого дворца. Первый из этих фактов любопытен еще потому, что отмечает начало и способ передачи данной функции органам подчиненного управления: на челобитной сына боярского Богаткова, просившего поверстать его окладом, помечено: «государь пожаловал велел его поверстат. И по верста- нью Федора Стеновича Стрешнева учинен ему оклад двесте пятде- сят чети, денег девят рублев»*****”; здесь государь едва ли не впервые
‘Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разр., № 101, л. 39 и об.
“ Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, стола Разряда, № 161, л. 6 и об.
*** Моек. Арх. Мин. Ими. Двора, столбцы Оруж пал., 7147 г., № 17. ““Там же, 7145 г., № 21.
**”*Там же, 7145 г, № 23.
**"“ Моек. Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж пал., 7139 г., № 111. ""*"Там же, 7135 г., №67.

Происхождение самодержавия в России
311
поручает это дело подчиненному администратору, который и испол- няет его вполне самостоятельно. Подобные факты являлись прецедентами для решения других таких же вопросов.
Параллельный и соответствующий только что рассмотренному случай представляет собою поверстание окладом государева «завя- зошника» Андреева в 1626 г.: здесь «государь пожаловал, велел поверстать, примеряс к иным»*.
Понятное дело, что если приходилось иметь дело с служащими по дворцу, получавшими особые, специальные назначения, не совсем обычные в практике дворцового управления, то назначение им окладов и жалованья не могло состояться без царя. Вот почему сам государь назначил поденный корм принятому в 1650 году на службу французу Потивину, граверу, виноградарю, садоводу и «водовзводного дела» мастеру**, и он же определил в 1649 году поместный и денежный оклад «самопального узорочного дела мастеру Вилиму Когему»***.
В Московском государстве установился обычай выдавать единовременное денежное вознаграждение русским пленникам, вернувшимся из плена, «за полонное терпенье», иностранцам, поступившим в русское подданство, — «за выход», тем, кто захватил во время войны «языков», т. е. пленных, показаниями которых пользовались для военных целей («язычное жалованье» или «язычные деньги»), тем, кто был ранен на войне и нуждался в лечении. Без сомнения, сначала все эти специальные единовременные выдачи производились самой верховной властью, от которой всецело зависело и определение их размеров. Но в XVII веке, особенно к тридцатым годам и позднее, наблюдается уже совершенно иной порядок все решают подчиненные административные органы, которые и помечают на подаваемых челобитных: «дать ему государева жалованья выходнова» столько-то****, «дать государево жалованье язычное по указу»*****, «дат ему государева
* Моек. Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. палаты, 7134 г., № 34.
"Там же, 7158 г., №92.
•"Там же, 7157 г., №75.
**" Моек Гл. Арх.: Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, ев. 8, № 4, ев. 33, № 75; Моек Арх. Мин. Юст., ст. Приказ, ст. Разр., № 20, лл. 6-7,18 и ел., 19 и ел., 28 и ел., 35 и ел., № 24, л. 1 и ел., 7 и ел., 21 и ел., 165 и ел., и т. д.
**"* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, стола Разряда, № 68, л. 61 и сл., 87 и сл. и т. д., № 78, л. 12 и сл. и др.

312
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
жалованья за полонное терпенье» такую-то сумму*, «осматривай, дат на лечку 4 рубля»**.
В награду за службу, раны, плен («полонное терпенье») служилые люди Московского государства получали обыкновенно прибавки или «придачи» к окладу. До нас дошел от XVII века весьма обильный материал, свидетельствующий о том, какою властью производились такие придачи. Оказывается, что в первой половине века в большинстве случаев это было предметом деятельности самого царя, независимо от того, к какому чину принадлежал служилый человек, получивший придачу: так было с боярами, окольничими, вообще с думными людьми, с жильцами и другими лицами московских чинов, с дьяками и подьячими приказов, с толмачами и переводчиками, с провинциальными дворянами и детьми боярскими, со стрельцами и казаками, с царицыными детьми боярскими, со «ствольными мастерами» и т. д.*** Приводим несколько типических в этом отношении примеров. Согласно просьбе «ружейного приказу ствольного мастера» Афанасьева повысить ему годовое жалованье от 6 до 9 р., «государь пожаловал», велел дать ему придачу****. В 1б40 г. Фустов и подьячий Ломакин просили о поместной и денежной придаче за посылку в Крым; государь велел выписать и доложить себя, государя, а затем дал придачу обоим*****. В 1633 г. поместную и денежную придачу воеводам за поход пожаловал государь личным своим распоряжением******.
*Моск Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 13, № 35; Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, стола Разряда, № 71, л. 14 и сл.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, стола Разряда, № 70, л. 1 и 2; ср. л. 4 и об., 18 и об.; № 71, л. 19 и сл., 29 и сл. и т. д.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 77, л. 38 и об. и др., № 91, л. 70 и об. и др., № 93, л. 35 и об. и др., № 100, л. 32 и сл., столбцы Белгород, ст. Разряда, № 105, л. 26 и об., № 242, л. 224 и об., № 264, л. 53 и сл. и др., № 267, л. 49 и сл., № 294, л. 33 и об., № 131, л. 54, № 134, л. 59 и об., № 188, л. 95 и об., № 291, л. 203 и об., № 303, л. 515 и об., № 317, л. 316 и об. и др., № 319, л. 521 и об. и др.; Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. ст. л., св. 108, № 43, св. 120, № 73, св. 122, № 20, св. 143, № 13, св. 161, № 103, св. 176, № 13, св. 186, № 90; Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, стола Разряда, № 59, л. 415 и сл., 463 и об., № 113, л. 8 и сл. и др., № 184, ст. 1, л. 1 и об., № 183, ст. 2, л. 114 и об., № 205, л. 13 и об., № 223, л. 4 и об. и т. д.
**** Моек Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. пал., 7158 г., № 1 Об.
***** Моек Гл. Арх. Мин Ин. Д., приказ, дела старых лет. св. 120, № 69- ****** Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 31, л. 32 и сл.

Происхождение самодержавия в России
313
Денежная и поместная придача к окладу была, как видно из предыдущего, не чем иным, как видом награды за службу служилого человека. Если сам государь награждал воевод за службу кубками, шубами, золотыми*, то понятно, что он же должен был давать им награды путем назначения придач к окладам. Однако потребность в расширении бюрократической машины и облегчении хода ее работы, вызываемая обремененностью верховной власти множеством мелких дел, все более увеличивавшихся числом и усложнявшихся под влиянием житейских условий, заставила и здесь постепенно устанавливать в некоторых отношениях самостоятельное положение для подчиненных органов администрации. В 1636 г. служилым людям провинциальным за смоленскую службу придача дана была без государя". В 1638 г. без специального государева указа был награжден придачей подьячий Устюжской четверти Марков"*. В1648 г. на челобитной головы усердских казаков о придаче читаем помету: «учинит государева жалованья придачи» столько-то*”*. В1640 г. «казначей Павел Иванович Волынской приказал молодому подьячему Павлу Григорьеву прибавит государева жалованья к прежнему ево окладу к дву рублем три рубли»*"”. Этого мало: не позднее 1629 года молодым (т. е. младшим) подьячим разных приказов по общему правилу стали давать придачи к окладам их начальники — приказные дьяки; это видно из следующей пометы на челобитной молодого подьячего Галицкой чети Редрикова: «по государеву указу вашей братьи прибавляют жалованья смотря по делу дьяки, которые вас у дела знают»""". Наблюдаем опять выделение сферы подчиненного управления и в процессе происхождения: когда подьячий Галицкой чети Неверов просил поверстать его придачей, государь не решил дела, а передал его в приказ: «велел поверстать денежным и поместным окладом, кому он вверсту»"""’.
‘Дворцовые разряды, т. 1,103,175,180,207,209,314,353,386,408 и т. д. "Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 60, л. 14 и сл., № 65, л. 65 и сл.
*" Моек. Гл. Арх. Мин. Иностр. Д., приказные дела старых лет, св. 108, № 43. **" Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород стола Разряда, № 267, л. 40 и след. **"*Моск Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. пал., 7148 г., № 17.
"**" Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы Оруж. палаты, 7137 г., № 67. *****"Там же, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7127 г., № 74.

314
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Недостаточно было получить указ о придаче, надо было, чтобы она была зарегистрирована, «справлена». Эта «справка придачи» также требовала деятельности властей, и для нашей цели опять-таки имеет значение вопрос, как слагалась административная техника, какие власти ведали справку придачи в изучаемое нами время, особенно в 40-х и 50-х годах XVII века.
Справка придачи ведалась непосредственно царем весьма редко и то лишь в начале XVII столетия. Можно даже по некоторым данным заключить, что в это время она практиковалась самой верховной властью только в исключительных случаях. Это видно с особенной ясностью из того, что те немногочисленные факты, которые сюда относятся, все касаются справки придан, своевременно неисполненной, при том придач, данных в Смутное время и потому совершенно непроверенных. Вот почему в таких случаях, относящихся к 1б1б и 1617 годам, дело восходило до государя, и он приказывал произвести справку «до болшово сыску», до генеральной, общей проверки прав просителей на придачи*. Что эта специфическая особенность рассматриваемых дел (именно, полное отсутствие справки в прошлом и крайняя ее запоздалость) имели тут определяющее значение в смысле направления их на усмотрение верховной власти, — это подтверждается тем, что в 1614 и 1615 годах, не говоря уже о более позднем времени, справки придач, не имевших указанных особенностей, производились без какого-либо участия царя, простым распоряжением Разряда**. Позднее же 1617 года мы не встречаем ни одного случая рассмотрения вопроса о справке придачи царем. В этом отношении окончательно установилось определенное и самостоятельное ведомство подчиненного учреждения.
III.
Мы убедились, таким образом, что многочисленные и довольно разнообразные дела, объединявшиеся на московском государственном языке под общим названием «разрядных» дел, к половине XVII века в довольно значительной степени перешли в ведение орга-
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, стола Разряда, № 883, л. 65—67, № 901, 41 и ел., 53-68.
** См., напр[имер], Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 18, л. 170 и об., № 55, л. 248 и об., 249 и об.; столбцы Моек. ст. Разряда, № 890, лл. 1-3,12-4,17-18, 36—39, № 901, л. 70 и об. и мн. др.

Происхождение самодержавия в России
315
нов подчиненного, главным образом центрального управления. Правильность этого вывода и действительное значение совершавшейся постепенно перемены в административной технике выяснится еще с большей полнотой, если обратить внимание на то, что в ведомстве Разряда еще в первой половине XVII века сосредоточились некоторые другие, не указанные выше, разрядные дела, которые исполнялись этим приказом вполне самостоятельно без сношений с верховной властью, без ее указания, разрешения или утверждения. Сюда относятся, как показывают, напр[имер], записные книги Разрядного приказа, выдачи наказов вновь назначаемым воеводам и грамот о росписке старым, сменяемым*. Без сомнения, то и другое было первоначально делом, не. проходившим мимо царя и боярской думы, но в XVII столетии участия первого и второй в соответствующей работе Разряда уже совершенно незаметно. Не нужно было уже также в изучаемое время и особого специального указа государя о необходимости собрать в Разряде Пушкарском, Иноземском и других военных приказах сведения, касающиеся состояния военных сил государства. Те же записные книги Разрядного приказа свидетельствуют, что составление «годовой сметы» числа служилых людей по данным разных приказов и сбор из Пушкарского приказа сведений о «наряде» и вообще боевых артиллерийских снарядах и запасах“, входили в круг постоянного и самостоятельного ведения Разряда.
Гораздо более многообъемлющей, как это впрочем и естественно, оставалась непосредственная деятельность верховной власти и высших учреждений по большей части военных дел в ближайшем смысле этого слова.
Было бы большой ошибкой думать, что главнокомандующие в московском государстве являлись самостоятельными вождями и руководителями вверенных им армий. На самом деле армии в сущности им никогда не вверялись, и военные действия находились под бдительным и мелочным контролем, надзором и руководством царя и боярской думы. Полковые воеводы отписывали царю обо всякой мелочи, о показаниях лазутчиков, о поимке «языков», т. е. пленных
’Русск. Истории. Библиотека, т. X, 115,130,132,133,161,166,188,205-206, 221,224,225,235ит.д.
“Там же, 124,126,127,128,129,131,132,134,146,147,148,149,183,185,216,
217,218 ит. д.

316
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
из неприятельской армии или жителей местности, где происходила война, знавших о положении неприятеля, о ничтожных передвижениях и стычках и ждали постоянных указаний для того, чтобы хотя на шаг двинуться вперед. По всем подобным делам мы постоянно встречаем пометы о том, что дело слушали и решили государь и бояре*, государь и патриарх**, что отписка воевод «чтена» царю***, что та или другая мелочь «перед государем чтена и то ведомо»**** и т. д.
Не меньше внимания уделяла верховная власть различным подробностям, имевшим отношение к аккуратной явке служилых людей в полки и к пополнению армии добавочными людьми. Вот типические примеры, иллюстрирующие такую внимательность к военнотехническим деталям. В апреле 1628 г. воеводы князь Барятинский и Чемоданов и дьяк Волков из Вязьмы сообщили, что к ним приехало на службу столько-то служилых людей и в Разряде была сделана помета: «выписат тотчас в доклад»*****. То же самое повторилось затем в мае****** и августе******* 1628 года. В 1644 г. сам царь распорядился увеличить число пушкарей, воротников и затинщиков в Яблонове.
Далее, без указа самого государя не обходилась ни одна не только постройка, но и починка укреплений. Притом так было не только с большими, серьезными крепостными сооружениями, но даже с самыми ничтожными. Перенос укреплений с одного места на другое в одном и том же городе решается государством и боярской думой в 1650 году********. Личным распоряжением царя совершаются мелкие починки укреплений. В 20-х, 30-х и 40-х годах XVII века
*Моск. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 3, л. 11, № 17, л. 47 и об., № 39, л. 65 и об., 114 и об., № 58, л. 332 и об.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст., № 72, л. 135 и об.; столбцы Моек. ст. Разр., № 79, лл. 196-197,200 и об., 203 и об. и т. д.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Приказного стола Разряда, № 40; ст. Бел- гор. стола, № 501, л. 55 и об.
**** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разряда, № 68, л. 2 36 и об., 240
и об.
***** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. стола Разряда, № 17, л. 157 и об. """Там же, л. 214 и об.
****"*Там же, л. 217 и об.
******“ Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 304, л. 382 и об. *******" Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 191, л. 521 и об., № 256, л. 12-13, №914, л. 150 и об.; столбцы Моек, стола Разр., №46, л. 345 и об.,

Происхождение самодержавия в России
317
без доклада царя или думы не могут обойтись при постройке не только больших «острогов» (т. е. крепостей)’, но и «острожков»* **. Верховная власть утверждает й построение «засек»***, и устройство «надолоб»****, и укрепление бродов на реках*****, и размещение «сторож» или сторожевых пунктов******, и даже перевод сторож на другие места*******.
Доставка свинца, пороху, всякого рода оружия********, постройка пороховых погребов********* также требовали непосредственного участия московского государя в каждом деле, как бы ничтожно с военной и финансовой точки зрения оно ни было.
Нельзя, впрочем, представлять себе, что в области военных дел не чувствовалась не раз подмеченная нами уже в других случаях потребность в самостоятельности подчиненной администрации. Мы видим, что в тридцатых и сороковых годах сами цари оказываются иногда вынужденными не рассматривать по существу представленных на их усмотрение мелких вопросов военной техники, а передавать их не только для исполнения, но и для свободного в известных пределах решения подчиненным властям. Так в 1631 году государь поручает воеводе распорядиться о постройке надолоб в Воронежском уезде**********. В 1б43 г. шацкий воевода Жеребцов свидетельствует о недостатке сторож в заповедном лесу около «Панковской прорехи»; государь не стал сам решать дело, и, как значится в помете, «велел
№ 140, л. 58 и об., № 153, л. 7 и об.; Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д. Прик. д. ст. л., св. 164, № 37, св. 189, № 118, св. № 32, св. 44, № 94, св. 53, № 81, св. 66, № 17.
* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 39, л. 68 и сл., № 43, л. 48 и об., № 84, л. 47 и об., № 85, л. 246 и об. и др., № 211, л. 102 и об.
**Моск. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 65, лл. 1-3, 14
и сл., 23.
*** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 140, лл. 5 и об., 21-23,
75-76.
****Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 158, л. 10 и об.
***** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 170, л. 14 и об.
****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 60, л. 163-165, № 274, л. 86 и об.
******* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 317, лл. 177-178. ******** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разр., № 39, л. 36 и об., № 68, л. 22 и об.; столбцы Белгор. ст., № 72, л. 61 и об., № 139, л. 32 и об., № 170, л. 21 и об., № 174, л. 328 и об. и др., № 887, лл. 135 и об., 187 и об.
********* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разр., № 149, л. 165-166. ********** Моек Арх Мин. Юст., столбцы Приказного стола Разряда, № 51, л. 503 об.

318
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
указ учинит ис Пушкарского приказу околничему князю Андрею Федоровичу Львову»*, т. е. передал на усмотрение подчиненного учреждения — приказа.
Рассматривая на предшествующих страницах организацию управления разрядными делами в Московском государстве до половины XVII века, мы видели, что в этой области административной деятельности к половине столетия усилилась самостоятельность бюрократии, и верховная власть избавилась от обременения множеством мелких дел, прежде до нее восходивших. Этот рост бюрократической самостоятельности может быть выражен в следующей формуле:
К половине XVII столетия органы подчиненного управления в Московском государстве стали самостоятельно ведать запись в службу главной массы служилых людей, служебные отпуски низших чинов в невоенное время, переводы из гарнизонной службы в полевую, назначение на все мелкие должности в войске, центральном и областном управлении, верстанье окладами, назначение специальных вознаграждений, придачи к окладам низших чиновников, справку придач для всех служилых людей, выдачу инструкций областным правителям, сбор сведений о состоянии военных сил государства и, наконец, устройство мелких укреплений.
Глава пятая
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВЕРХОВНЫХ И ПОДЧИНЕННЫХ
ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ
В ОТНОШЕНИИ К ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЮ
I.
Служба, о которой у нас только что шла речь, обеспечивалась в Московском государстве прежде всего и больше всего землею, что вполне естественно в земледельческой стране, только что начавшей избавляться от полного господства натурального хозяйства. Мы и должны теперь присмотреться к деятельности государственных учреждений в отношении к землевладению.
В Московском государстве был обширный запас государевой земли — дворцовой и черной. Хозяйственная эксплуатация этой земли производилась под руководством дворецкого и начальников
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разряда, № 190, лл. 40-41.

Происхождение самодержавия в России
319
дворцовых «путей» волостелями и особенно посельскими и приказчиками, которые, по-видимому, и вели дело по раз заведенному порядку. Однако обычный порядок, рутина не всегда удовлетворял хозяйственным потребностям, выгодам хозяина, каким был сам царь. И потому, когда возникал хоть сколько-нибудь необычный, неповседневный хозяйственный вопрос, личное участие царя в его решении становилось необходимым и немедленно осуществлялось в действительности. Любопытным примером такого вмешательства верховной власти в хозяйственные подробности является, напр[имер], следующий случай: в 1627 году курчане служилые и жилецкие люди просили избавить их от обязанности распахивать государеву десятинную пашню (т. е. отбывать земледельческую барщину на царя) и предлагали брать с них за то оброк по 1000 четвертей ржи и 1000 ч. овса в год: дело было исследовано в Разряде, и думный дьяк Федор Лихачев докладывал царю, а царь изъявил согласие на просьбу жителей Курска*.
В наличности имелось обыкновенно довольно много свободных доходных казенных статей — пашен, сенокосов (пожень), озер, лесов и т. д. Эти земли и воды чаще всего эксплуатировались путем сдачи в аренду или на оброк, как тогда говорили. И если по заведенному ранее существовавшему порядку данное угодье сдавалось всегда на оброк, то подробности этой сдачи — размеры арендной платы, сроки и т. под. — определялись уже не верховной властью и не учреждениями, делившими с нею сферу ее непосредственной деятельности, а исполнительными органами. Примеров очень много в наших источниках**. Ограничимся приведением двух-трех типических случаев, выбрав их из разных моментов. В1628 г. крестьянин Тотемского уезда Немиров просил дать ему на оброк поросшее лесом место; Приказ без государя решил: «дат грамота»***.
В 1638 г. в Воронежском уезде также без всякого участия государя сдаются на оброк реки и рыбная ловля****. В 1647 г. крестьянину
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, ст. Разряда, № 693, л. 79-
“Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., ев. 129, № 50, ев. 133, №№ 22, 26, 29, 34, 37, ев. 134, № 53 и др., ев. 135, № 69, св. 154, № 91, св. 156, № 8, св. 160, №№ 85 и 92, св. 167, №47,св. 169, № 84, св. 172,№№94,107,122,св. 173,№ 142; Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прикл. д. ст. л., св. 28, № 16, св. 160, № 89 и т. д.
*** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прикл. д. старых лет, св. 28, № 16.
*”* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, стола, № 104, л. 579 и об.

320
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Сольвычегодского уезда Саранцыну пустой жеребий в деревне был сдан на оброк и на льготу писцами без обращения к верховной власти*.
Правда, бывали в этом отношении иногда и исключения, но они характерны именно потому, что как нельзя лучше подтверждают сделанные сейчас наблюдения. Дело в том, что иногда челобитчики по старой привычке обращались непосредственно к царю и по сравнительно меньшим делам, касавшимся сдачи в аренду оброчных статей. Тогда царь обыкновенно направлял дело в приказ или к воеводе, указывая, что им следует решить его окончательно. Так в 1636 г. белгородец Спесивцев взял на оброк в Хотмышской волости бортный ухожей, не описанный в оброчных платежных книгах, потому что раньше оброк с него не шел, и просил определить арендную плату в полуполтину в год: государь велел воеводе исследовать и решить дело окончательно**. Или, когда в 1635 г. Фомин просил царя дать ему на оброк пустошь в Великолуцком уезде, то царь поручил это дело всецело дьяку Пантелею Чирикову***. Таким образом исключения только подтверждают вывод, что сдача в аренду оброчных статей превратилась уже в обычную и совершенно самостоятельную функцию подчиненных учреждений.
Случалось, однако, что дворцовая или черная земля не предназначалась для ведения на ней хозяйства и не сдавалась в аренду. Тогда она обыкновенно раздавалась в поместное владение служилым людям разных чинов. Дача земли в поместье не только требовала хлопот со стороны лица, получающего поместье, которому приходилось подыскивать свободную землю, подавать челобитные, ходить по приказам, но, можно сказать, приводила в движение весь административный механизм того времени: посылались грамоты к воеводам, которые «обыскивали» дело, проверяли данные челобитной просителя, составлялись докладные выписки, выдавалась из приказа, послушная грамота новому помещику, отправлялось распоряжение воеводе ввести помещика во владение поместьем, произвести, если то было нужно, «отдел», т. е. отграничение поместья от соседних владений и т. д. Перед подчиненной администрацией было открыто, таким образом,
* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик. д. старых лет, св. 182, № 64.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белогород. ст. Разр., № 75, л. 88 и об.
*** Моек. Арх. Мин. Ин. Д, прик. д. старых лет, св. 76, № 57.

Происхождение самодержавия в России
321
довольно обширное поле деятельности. Но все-таки самый существенный в юридическом отношении момент всей операции выходил из сферы ведения органов подчиненного управления: самый акт пожалования поместьем совершался всегда — и в 20-х, и в 30-х, и в 40-х годах — самой верховной властью*, и Поместный приказ только регистрировал факт, занося этот акт в особые книги «поместных дач»**.
Земли жаловались государем не только в поместное владение, но также и в вотчинное, причем, как известно, пространство владельческих прав на пожалованные вотчины определялось текстом жалованной грамоты***. Понятно, что если пожалование во временное и условное поместное владение исходило всегда непосредственно от государя, то таким же способом жаловалась земля и в полную, наследственную собственность со всеми или, по крайней мере, некоторыми правами пользования и распоряжения. Многочисленные свидетельства источников подтверждают это на каждом шагу****. Исключение представляют в этом отношении только пожалования дворов в городах: здесь обходились уже без утверждения и вообще без участия царя. Вот несколько примеров из целого ряда других. В 1637 г. цари- цын сын боярский Сновидов просил пожаловать его «порозжим» дворовым местом в Москве на Кисловке; приказ пометил на его челобитной: «будет то дворовое место порозжо, и ему то место дати»*****. В 1б19 г. стрелецкому сотнику Власьеву двор в Калуге на посаде был дан без государя: «дат грамота, велет дат» — решили в приказе для передачи об этом местному воеводе******. Бывали, правда, и исключения, приводившие к вмешательству царя, но это объясняется всег-
*Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разряда, № 72, л. 102 и об.; столбцы Моек стола Разр., № 6, л. 5 и об., № 157, столб. 2, л. 1 и об., № 229, л. 4 и об.; Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., св. 37, № 38, св. 20, № 21 и т. д.
**Моск Арх. Мин. Юст., книги записные вотч. Пом. приказа, кн. 5989/21 и 5990/22.
***См., напр[имер], Акты Арх. Эксп., т. I, № 304; Акты, отн. до юридич. быта древней России, т. 1, № 30, III; Доп. к Акт. Ист., т. V, № 175.
****Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. стола, № 279, л. 53 и об., № 289, л. 99 и об., № 292, л. 231 и сл., № 294, л. 66 и об., № 317, лл. 123-124,144 и об., № 105, л. 5 и об., 415 и об., № 107, л. 156 и об., № 152, л. 24 и об, № 170, л. 283 и об, № 236, л. 872 и об. и т. д.; столбцы Моек ст. Разр, № 8, л. 1 и сл, 31 и об, 94 и сл, № 120, л. 33 и об. и мн. др.
***** Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы Оруж. пал. 7145 г, № 101.
****** Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал, 7127 г, № 154.

322
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
да особыми обстоятельствами: это или пожалование дворовых мест на посаде служилым людям, напр[имер], драгунам и пушкарям*, или пожалование мест для осадных дворов, находившихся не на посаде, а в «городе» или крепости”, где необходимо было принимать во внимание слишком важные интересы — интересы военной обороны поселения, или, наконец, передача двора умершего служилого человека его дальним родственникам“*.
Но и за раздачей земель на оброк и в поместья и пожалованием их в вотчину много еще оставалось свободной земли, остававшейся без всякой хозяйственной эксплуатации, лежавшей «впусте» и потому не приносившей дохода государевой казне. Чтобы такие земли не оставались бесплодными для последней, правительство прибегало к продаже «порозжей» земли в вотчину всем желающим ее купить служилым людям. Продавались в вотчину и поместные земли. Однако, такое отчуждение казенной земли не обходилось без участия государя. Доказательств много**". Вот примеры: в 1643 г. Кутузову продано в вотчину его же поместье в Московском уезде «по государеву указу и по подписной челобитной за пометою думного дьяка Ивана Гавренева»***”. Или: «в приходных книгах продажных земель 144 году октября в 20 д. написано: по государеву имянному приказу за пометою думного дьяка Михаила Данилова продано в вотчину боярину князю Дмитрею Мамстрюковичу Черкаскому в Можайском уезде... ис порозжих земель» бывшее поместье Ковалева****”.
Наконец, поместные земли не только продавались в вотчину, но и жаловались даром. Это было не чем иным, как одним из видов награды за службу и за особые заслуги и, как все награды, исходило, разумеется, непосредственно от носителя верховной власти. Вот примеры: в 1627 г. государь за «осадное сиденье королевичева приходу» распорядился наградить многих лиц пожалованием из поместий
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, стола Разряда, № 78, л. 345 и об., № 258, л. 78 и об.
“Там же, № 190, л. 88 и об.
“Там же, № 181, л. 5 и об.; Моек Гл. Арх Мин. Ин. Д, прик д. ст. л. св. 5, № 8.
““Моек Арх Мин. Юст., книги запис. вотч. Помест. приказа, кн. 5979/11, дела № 61 и 66, кн. 5981/13, д. № 57, кн. 5985/17, д. № 49, кн. 5986/18, д. № 18, кн. 5998/30, д. №№ 13 и 17, кн. 5999/31, д. №№ 30 и 72.
““Там же, кн. 2978/10, д. № 37.
“““Там же, д. № 44.

Происхождение самодержавия в России
323
в вотчины* тогда же о пожаловании землей из поместья в вотчину Тараканова «государь пожаловал, велел службу его выписать и доложить себя государя», но и после этого Тараканову пришлось подавать еще другую челобитную на том основании, что «бес твоего государева имянного приказу тебя государя не доложат», и лишь затем царь решил дело”
И.
Развитие денежного хозяйства, даже первоначальное, постепенно превращает землю в товар, в предмет, обращающийся на рынке. Соответственно этому усилилась мобилизация земельной собственности, умножились случаи продажи, залога, мены, дарения земли; в то же время земли передавались, как и прежде, — и даже больше, чем прежде, в виду увеличения размеров вотчинной земли, — по наследству, отдавались в приданое по рядным записям и т. д. Если раньше при полном господстве натурального хозяйства, когда мобилизация земельной собственности была ничтожна, и гражданские сделки с землей являлись редкостью, чувствовалась все-таки потребность в регистрации приобретаемых прав, в их нотариальном укреплении, то теперь эта потребность обострилась весьма сильно. Прежде можно было добиваться этого укрепления прав путем получения жалованной грамоты великого или удельного князя. Теперь уже невозможно было привлекать к участию в актах ежедневной действительности, как бы мелки они ни были, самое верховную власть. И потому старый порядок регистрации владельческих прав на землю путем жалованных грамот князей оказался несостоятельным, отошел в прошлое и был заменен другим.
Первые признаки нового порядка становятся заметными во второй половине XVI века. В указе 11 января 1558 года читаем: «купити вотчина, сыскивая и в тех книгах разсмотря, где вотчинныя купли и закладныя у которых диаков в книгах записаны»“*. Затем в купчих грамотах преимущественно с восьмидесятых годов XVI века становится стереотипным обязательство продавца записать за покупателем вотчину в Поместном приказе“”, — обязательство, прежде совершенно
* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разряда, № 8, лл. поел., 31 и об. “Там же, № 71, л. 1 и об.
”*Акты Историч., т. I, № 154, IX.
""См., напр[имер], Моек Арх. Мин. Юст., грам. кол. эк, Переясл.-3алесс. у., №№ 9015,9021,9024; Владимирок у., №№ 3858, 3862 и т. д.

324
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
отсутствовавшее в этого рода актах. Наконец, от первой половины XVII века до нас дошел целый ряд так называемых «записных вотчинных книг»* Поместного приказа, причем в сохранившихся книгах встречается указание, что они велись и в XVI веке, по крайней мере, в самом конце его, именно 1600 году**.
Книги записные вотчинные и являются документами об укреплении недвижимой собственности. Каждое дело, внесенное в любую записную вотчинную книгу, начинается или прямо текстом челобитной, заключающей в себе просьбу о записи за известным лицом вотчины на основании представляемых документов, или указанием, что такого-то года, месяца и числа в Поместном приказе такие-то лица подали челобитные и такие-то документы, и что с документов снята копия, а подлинники отданы по принадлежности; затем уж следует текст челобитных. Вслед за челобитными в книги вносились копии документов, представленных в приказ челобитчиками в подтверждение их прав на ту землю, о записи которой за собою они просили. Потом помещалась выпись из писцовых книг по передаваемому имению. Затем следовало изложение содержания названной выше челобитной и, наконец, помета дьяка о решении дела и получении пошлин***. При этом в подавляющем большинстве случаев эта запись в книги, т. е. нотариальное укрепление прав, производится решением только одного приказа, без участия верховной власти: везде мы встречаем пометы дьяков, что вотчина записана в записные книги****, и пошлины взяты, что надо вотчину «записать в книги»*****, «записать в вотчинные и записные книги******* и т. д.
Таким образом, книги записные вотчинные Поместного приказа дают ряд весьма важных свидетельств в пользу того, что нотариальное укрепление всякого рода сделок на землю сделалось еще во второй половине XVI в. неотъемлемой функцией подчиненной администрации.
*См. нашу статью «Книги записныя вотчинныя Поместного приказа», — в «Исторических и социологических очерках», часть 2-я [М., 1906].
"Моек. Арх. Мин. Юст., книга записная вотчин. 5992/24, дело № 2.
*** Исторические и социологические очерки, часть 2-я, стр. 308.
**" См., напр[имер], Моек. Арх. Мин. Юст., книга записная вотч. Помести, приказа 5969/1, л. 568 об., 569.
***"Там же, кн. 5970/2, дело № 22.
****"Там же, дело № 25.

Происхождение самодержавия в России
325
Нередки, однако, были случаи, когда и верховная власть принимала непосредственное участие в этом юридическом действии. Необходимо правильно истолковать все эти случаи, чтобы составить себе верное представление об уровне развития административной техники в Московском государстве XVI века.
Прежде всего запись вотчины в записные вотчинные книги не могла быть произведена без указа царя во всех тех случаях, когда в Поместном приказе возникало сомнение в законности самой подлежащей утверждению сделки или, по крайней мере, оказывался пробел в законе, открывавший простор для различных толкований. Вот типичный пример: в 1638 году княгиня Марья Хованская купила у Романа Боборыкина вотчину в Новгородском уезде и просила в Поместном приказе записать эту вотчину за нею; думный дьяк М. Данилов поместил на деле: «выписать из уложенья, ноугородцкие вотчины московским людем продают ли и записывают ли?» В результате этой пометы получилась справка: «такова государева указу в указной книге нет». Тогда думный дьяк пометил: «выписат в доклад», и дело было решено государем: «государь пожаловал, велел ту вотчину записать»’.
Затем в тех случаях, когда записи подлежал акт отчуждения земли, проданной ее собственнику из государевых «порозжих» земель, — запись совершалась также по указу царя. Так, князь Хилков подарил дьяку Строеву купленную из порозжих земель свою вотчину в Московском уезде; в 1637 г. «государь пожаловал велел тое вотчину записать в книги»**. То же самое повторилось в том же году при продаже Корсаковыми вотчины, купленной ими из порозжих земель***. В 1б4б г. Соковнин купил у князя Шлякова-Чешского вотчину, купленную последним из поместных земель; дело было доложено государю, и он «поволил ему ту вотчину купит и в Поместном приказе в вотчинные книги записат велел»****.
В 1638 г. по смерти князя Тимофея Долгорукого осталась выморочная вотчина, выслуга его тестя. Он завещал ее своему свояку князю Юрию Сицкому. Выморочные вотчины должны были отойти
‘Моек. Арх. Мин. Юст., книга записная вотч. Помести, приказа 5984/16, дело № 41.
“Там же, кн. 5986/18, дело № 18.
*“Там же, кн. 5987/19, дело № 48.
“"Там же, кн. 5996/28, дело № 15.

326
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
на государя. Поэтому, когда зашла речь о записи вотчины за Сицким, приказ доложил дело государя, и последний «приказал имянно» записать землю за Сицким*.
Дальнейшим основанием личного участия царя в актах нотариального укрепления земельной собственности являлась чрезвычайная запоздалость просьбы о таком укреплении. Князь Д М. Пожарский купил вотчину в Московском уезде, деревню Высокую, но «за государевыми службами и своими частыми болезнями» не успел записать ее за собой в Поместном приказе до самой своей смерти, а перед смертью завещал ее своей жене. Когда эта последняя стала просить записать за ней вотчину, то это было сделано только после доклада царю**. В 1635 г. Коковинский просил записать за ним вотчину, купленную им год тому назад и не записанную своевременно по случаю отправления в поход, под Смоленск, и опять дело не обошлось без государя*“.
Московские государи весьма внимательно следили за мобилизацией боярских вотчин: бояре стояли слишком близко к трону и играли слишком важную политическую роль, чтобы можно было этим пренебрегать. И потому запись отчуждаемых боярских вотчин производилась обыкновенно с разрешения верховной власти: это было, например, с вотчинами князя Лыкова в 1641 г.****, князя Сулешова в 1643 г.**“*ит.д.*““*
Наконец, иногда приходилось записывать вотчины за иностранцами, и тогда также делался доклад царю. Так, в 1639 г. англичанин «часов- нишной воденово взводу мастер Христофор Головей получил вследствие просрочки платежа по залогу вотчину в Боровском уезде, и в Поместном приказе пометили: “по государеву имянному приказу запи- сат та вотчина в книги за немчином за Христофором Головеем”»*****“.
Таким образом, все исключения объясняются особыми, необычными условиями и свидетельствуют только лишний раз о том, что укрепление
* Моек. Арх. Мин. Юст., книга записная вотч. Помести, приказа 5983/15, дело№ 150.
“Там же, кн. 5978/10, дело № 8.
“*Тамже, кн. 5981/13, дело № 55.
"“Там же, кн. 5991 /23, дело № 68.
***"Там же, кн. 5993/25, дело № 78.
Там же, кн. 5993/25, дело № 106, кн. 5996/28, дело № 2.
*****”Там же, кн. 5983/15, дело № 90.

Происхождение самодержавия в России
327
сделок на землю сделалось уже постоянной и самостоятельной функцией центрального подчиненного учреждения — Поместного приказа.
В Московском государстве XVI и XVII вв. правительство производило, как известно, статистические описания, переписи и дозоры земель. Для производства таких работ не было установлено каких-либо сроков, не существовало периодичности, так что все зависело от специального каждый раз распоряжения. Кем делалось это распоряжение? На этот вопрос можно дать категорический, вполне определенный ответ: произвести описание, перепись или дозор всегда предписывала верховная власть. Известно, что ею сделано было, например, распоряжение сначала о производстве дозора, а потом описания в 20-х годах XVII века, что переписные книги сороковых годов возникли таким же образом. Можно привести и другие примеры. В 1637 г. крестьяне Комарицкой волости, Устюжского уезда просили произвести у них дозор, так как после составления писцовых книг много земель в волости запустело; «государь пожаловал, велел выписать и доложить себя государя»; дело было выписано в доклад и решено самим государем согласно желанию просителей*. В 1641 г. в Устюге и в Устюжне посадские люди просили о производстве у них дозора вследствие крайней обременительности сошного оклада, произведенного писцами; в обоих случаях дело было решено по докладе царю".
Межевание всякого рода земель и угодий обыкновенно производилось также лишь тогда, когда на его производство давал свое согласие сам царь. Так, в 1640 г. нововыезжие черкасы, стрельцы и ездоки просили о размежевании их пашен и сенокосов: «государь пожаловал, велел дат грамота»"*. В 1650 г. межеванье поместных дач отдельных служилых люден на Короче разрешил царь**". Тогда же государь определил отмежевать земли воронежских черкас от земель детей боярских""*. Впрочем, в некоторых случаях в половине XVII в. наблюдается тенденция к передаче этого дела подчиненным учреждениям — приказам. Так, в 1649 г. осколяне, вновь поселенные на Осколе
* Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., ев. 89, № 18.
"Там же, св. 123, № 29.
"* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгородск ст., № 131, л. 141 и об. Там же, №317, л. 179 и об.
""Там же, № 317, л. 179 и об.
***"Тамже, № 314, л. 131 и об.

328
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
дети боярские, пожалованные поместьями по 20 четв. через межу (т. е. чересполосно) со старыми детьми боярскими, ранее там жившими, чему составлены были и строельные книги, посланные в Разряд, жаловались, что старые помещики не дают им пашню пахать «и через межу с ними не делят»; они просили поэтому велеть «наши дачи от старых помещиков отмежеват или через межу разделит»; по этому поводу «государь пожаловал, велел указ учинить в Разряде»*.
Верховная власть не только назначала описание, перепись, дозор, межевание и не только, как было в предыдущей главе показано, назначала писцов, переписчиков, дозорщиков и межевщиков, но и снабжала их инструкциями или наказами, издаваемыми в законодательном порядке. Это доказывается как текстами самих наказов“, так и другими данными: в указной книге Поместного приказа встречаем, например, доклад по вопросу, следует ли при описаниях одабривать дачи в поместья и вотчины из дворцовых земель, причем вопрос этот решен в определенном смысле по указу царя и патриарха“*.
Зато все остальные операции, из которых слагались описания, переписи, дозор и межевание, — например, собирание «сказок» населения, запись данных, проверка их, подсчет и т. д. — исполнялись уже всецело подчиненными властями и не требовали вмешательства и санкции верховной власти и органов высшего управления.
III.
Остается исследовать вопрос о порядке рассмотрения и решения спорных дел о земле, т. е. поземельных тяжб. Правда, это в сущности входит уже, как часть, в вопрос об организации суда в Московском государстве, но все-таки необходимо теперь рассмотреть земельные споры отдельно от иных судебных дел, как по особенной связи их с земельными делами вообще, так и ввиду некоторых особенностей, им свойственных.
Весьма богатый материал поземельных тяжб, сохранившийся в наших источниках, не оставляет ни малейшего сомнения в том, что, по крайней мере, в XVII веке, если не раньше, установилось уже, как норма, рассмотрение и решение судебных дел, касающихся земли,
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгородск. ст., № ЗЮ, л. 1 и об.
” См., напр[имер], Акты Арх. Эксп., т. IV, № 14.
“* Сторожев[В. Н.]. Указная книга Поместного приказа [М., 1889], стр. 98-99-

Происхождение самодержавия в России
329
подчиненными органами, а не верховной властью и не учреждениями, разделяющими с нею сферу ее непосредственной деятельности. Данных в этом смысле очень много*, и мы приведем лишь два-три примера на выбор. В 1627 г., во Владимирском судном приказе, без всякого участия царя и боярской думы, решено было спорное дело о земле между Марией Андреевой и князем Урусовым**. В 1637 г. в Двинском уезде была без государя и думы решена воеводой поземельная тяжба***. В1626 г. дело о спорной пашне между двумя крестьянами решено в Устюжской четверти без государя****. В 1618 г. приказ без государя и боярской думы разобрал судное вотчинное дело Якова Козловского с церковью в Великолуцком уезде*****.
Соответственно такому общему порядку государь или боярская дума рассматривали поземельные тяжбы обыкновенно лишь во второй инстанции, по докладу подчиненных властей. Можно следующим, приблизительно, образом классифицировать мотивы или причины, вызывавшие доклад при поземельных тяжбах.
Прежде всего необходимо было докладывать спорное поземельное дело царю в том случае, если оказывался пробел в законе, делавший невозможным юридически обоснованный приговор. Так, напр[имер], в 1628 г. спорное дело Ромодановских было решено государем и патриархом по той причине, что закон не давал ответа, как поступать, если возникнет спор о вотчинах между сыновьями и дочерьми умершего: при этом приговору верховной власти сейчас же была придана форма общей юридической нормы, общего закона: «и вперед которые челобитчики учнут бити челом государем после отцов своих сыновья и дочери о вотчинах, и те вотчины указали да- вати сыновьям, а дочерям вотчин з братьею жеребьев давати не велели, покаместо братья их живы, а давати дочерям после отцов их из поместей на прожиток по своему государеву указу, и как братьи их
* Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., св. 88, № 9, св. 92, № 46, св. 117, № 21, св. 130, № 68, св. 133, №№ 20 и 27, св. 141, № 75, св. 144, № 15, св. 152, № 69, св. 167, № 53, св. 172, № 91; Моек Арх. Мин. Юст., книга запис. вотч. Помести, приказа 5970/2, дела №№ 22 и 23, кн. 5971/3, д. №№ 1,19, кн. 5975/7, д. №№ 44, 45, кн. 5976/8, д. № 23, кн. 5988/20, д. № 32, кн. 5992/24, д. №№ 2,19,35 и т. д.
** Моек Арх. Мин. Юст., книга зап. вотч. Помести, прик № 6971/3, д. № 1.
***Моск Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., св. 89, № 21.
****Там же, св. 18, № 11.
*****Там же, св. 7, № 6.

330
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
не станет, и дочери тем вотчинам вотчичи»*. Или: «в 1649 г. в Поместном приказе рассматривалось дело Караулова с Юшковым; Юшков, в подтверждение своих притязаний представил документ, — закладную кабалу, выданную мачехой Караулова на землю. Караулов не оспаривал подлинности этого документа, но утверждал, что денег его мачеха по нему не получила; Юшков утверждал, что деньги были выданы; оба сошлись на общей ссылке на мать Караулова, но суд не успел опросить последнюю, как она умерла. Тогда Поместный приказ решил справиться, нет ли по этому поводу какого-либо закона, и оказалось, что в указах не нашли решения вопроса, как быть, если “опчей правды не будет”. Тогда дело было доложено боярской думе, и “сее выписки бояре, слушав, приговорили: быть вотчине за Прокофьем Юшковым по крепости, а Григорью Караулову отказат, верит в том довелось крепости”**.
Второй причиной перенесения дела к верховной власти являлась несправедливость судей или нарушение порядка судопроизводства. Так, в 1558 г., одно поземельное тяжебное дело было окончательно решено царем по жалобе одной из сторон на то, что судьи «непо- дельно» начертили чертеж размежеванной земле***. В 1557 г. царь судил во второй инстанции Чуйковых с Троицким Сергиевым монастырем по их спору из-за земли, и это произошло потому, что перед судьями «обыскные люди двои речи говорили»****.
«В государеве Цареве и великого князя Михаила Феодоровича всея Руси указе на челобитной резанца Ермолы Гвоздева, что он бил челом государю на диака Александра Дурова о закладной своей вотчине о повороте за пометою думного диака Ивана Гавренева нынешнего 143 году декабря в 22 д. написано: государь... пожаловал, сей челобитной слушав, указал досмотрет купчие: будет ту вотчину у него дьяк Александр Дуров купил под Смоленском, и та вотчина ему не крепка для того, что оне посланы были на государеву службу, не вотчин по- купат, над государевыми недруги промышлят, и он за тем государевым делом не ходил и государево дело потерял; и та вотчина отдат
*Сторожев. Указная книга Поместного приказа, стр. 87-88.
"Моек. Арх. Мин. Юст., книга запис. вотч. Поместного приказа 5999/31,
дело № 62.
“* Федотов-Чеховский. Акты, относ, до гражд. расправы, № 71.
“"Там же, № 70.

Происхождение самодержавия в России
331
ему Ермоле Гвоздеву безденежно: да и вперед воеводам и дьяком и всяким приказным людем на службах вотчин не покупат, а хто купит, и у того даром отимуть и отдадут тому, хто ее продал для того, что многие, будучи на службах, воруют, бражничают и для воровства вотчины на малые денги отдают; проворовав вотчину, и вперед государю не слуга будет; да и вперед Гвоздеву той вотчины не продават и не за- кладыват»*. Этот любопытный текст свидетельствует, конечно, прежде всего, что неполнота закона и в данном деле могла быть одним из оснований решения дела царем. Но здесь есть и некоторое другое основание — явная недобросовестность сделки, хотя и обоснованно документальной. Это третий мотив передачи спорного дела о земле на рассмотрение верховной власти.
Существовал, наконец, и четвертый — сложность и запутанность дела как по причине некоторых внешних обстоятельств, так и в особенности по внутренней его сущности. Так, в 1628 г. князья Морткины и Вельяминов предъявили иск о вотчине к князьям Прозоровским; дело было само по себе запутано и сложно, но оно еще более осложнялось вследствие того, что в московском пожаре 1626 года сгорели документы, касавшиеся этого дела и давшие возможность Прозоровским раньше его выиграть. Понятно, что дело было доложено государю и патриарху, и они решили его в пользу Прозоровских”. Запутанные и сложные дела вообще обыкновенно докладывались царю”*.
Этот анализ мотивов или причин, приводивших к пересмотру и решению дела верховной властью или органами высшего управления, наряду с отмеченным уже выше рядом фактов, указывающих на обычный разбор спорных поземельных дел в первой инстанции подчиненными органами власти, свидетельствует о том, что и в этой области старый хаос в первой половине XVII века стал сменяться некоторым порядком, и что подчиненные учреждения усвоили себе и здесь определенный и самостоятельный круг деятельности.
Такое заключение еще более утвердится, если обратить внимание на случаи, когда поземельные тяжбы в первой инстанции разбирались
*Моск Арх. Мин. Юст., книга запис. вотчин. Поместного приказа, 5991/23, дело № 24.
” Сторожев. Указная книга Поместного приказа, стр. 85-87.
”* Русская Истории. Библ., т. XII, А. № IV: Моек Арх. Мин. Юст., книга запис. вотчин. Поместного приказа 5987/19, дело № 67, кн. 5991/23, дело №№ 12 и 41, кн. 5994/26, дело № 6, и т. д.

332
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
царем. Такие случаи бывали, но, во-первых, не часто, во-вторых, по особым обстоятельствам, и в-третьих, чем позднее, тем чаще сопровождались передачей дел на решения подчиненных учреждений: царь сам стремился направить дела, к нему попадавшие, в обычное русло.
Особым обстоятельством была, напр[имер], дача вотчины в монастырь, особенно тайком от родственников. Понятно, почему тут дело поступило прямо к царю: такая дача земель в монастырь с половины XVI века большею частью не могла совершаться без согласия царя. Поэтому мы видим, что в 1559 г. царь судит дело Фоминых с окольничим Андреем Квашниным о том, что последний отдал тайно в Кириллов монастырь свою московскую вотчину. Вследствие такого именно особого положения земель, приобретаемых монастырями, дело о выкупе Лошаковым заложенной в Алексеевский монастырь в Угличе его вотчины докладывалось в 1627 г. царю и патриарху и было решено ими* **.
Особым обстоятельством надо признать и то, которым сопровождалось одно дело 1645 года. Загоскин обвинял Поздеева в том, что он «на дмитровскую и ярославскую вотчины наредил и подписал и подпечатал воровски твою государеву грамоту». Подделка царской грамоты неизбежно вызывала рассмотрение дела самим царем. Так и было в данном случае, который впрочем — кстати сказать — кончился для виновного благополучно: Поздеев сам признал, что произвел подделку «зглупа», и царь «велел ему вину отдать»***.
В общем однако, как только что было уже указано, царь в тех случаях, когда, по старой привычке не различать инстанций, обращались непосредственно к нему, не рассматривал и не решал дела сам, а передавал его для суда и постановки приговора в какое-либо подчиненное учреждение, — в тот или иной приказ или даже к воеводе. Так, в 1627 г. к царю обратился целый ряд лиц с претензиями на прожиточное поместье только что умершей Ульяны Сытиной; не решая дела сам, царь передал его в Поместный приказ и велел «учинить указ по своему государеву указу и по уложенью», т. е. по общему закону****.
* Федотов-Чеховской. Акты, отн. до гражд. расправы, т. I, № 74.
** Моек. Арх. Мин. Юст., кн. запис. вотч. Пом. прик. 5972/4, д. № 58.
***Там же, кн. 5994/26, д. № 6.
****Тамже, кн. 5973/5, д. № 63.

Происхождение самодержавия в России
333
То же самое видим, по делу о вотчине Нелидовых в 1631 г.*, о земле Чеглоковыхв 1641 г." об имении Ржевских в 1651 г*** В 1б38годувдова убитого татарина Ишеева просила пожаловать ее с пятилетним сыном частью поместья мужа, которое все целиком получено братом мужа, обвиняющим ее неосновательно в мужеубийстве; царь не стал сам решать дело, а передал его в приказ, — «велел указ учинить по уложе- нью». Когда в 1647 г. возник спор о земле между Ольшанскими черкасами, то государь велел местному воеводе «разъехать и разверстать» спорные земли™*.
Если теперь резюмировать все сказанное выше о деятельности верховных и подчиненных органов государственной власти в отношении к землевладению, то придется формулировать следующий вывод: органы подчиненного управления в первой половине XVII века, отчасти и раньше, успели сосредоточить в своих руках самостоятельное заведы- вание хозяйством на дворцовых землях, поскольку оно шло нормальным, обычным порядком, сдачу на оброк разных доходных статей на черных землях, передачу свободных дворов на посадах, нотариальное укрепление владельческих прав на землю, исполнительную деятельность по производству статистических описаний и межеваний земли и разбор поземельных тяжб обычного характера.
Глава шестая
ФИНАНСОВЫЕ ФУНКЦИИ ВЕРХОВНОГО
И ПОДЧИНЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
I.
Если земля в эпоху натурального хозяйства является главной, почти единственной ценностью, имеющей значение в экономической жизни страны, то, с зарождением денежного хозяйства, наряду с ней выдвигается денежный капитал. Соответственно этому и в государственном хозяйстве денежные налоги и денежные расходы начинают играть все более видную роль. Этим вызывается и развитие техники финансового управления.
* Моек. Арх. Мин. Юст., кн. запис. вотч. Пом. прик, кн. 5976/8, д. № 20. "Тамже, кн. 5978/10, д. № 42.
™Там же, кн. 6000/32, д. № 2.
“** Моек. Арх. Мин. Юст., ст. Белгороде, стола Разряда, № 219, л. 267 и об.

334
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
В литературе по истории государственного хозяйства Московской Руси хорошо выяснены вопросы о том, как шло развитие русского бюджета, окладных единиц и окладов отдельных податей в XVI и XVII веках. Установлено также, что царь, боярская дума и земские соборы, т. е. верховная власть и высшие учреждения, все время сосредоточивали в своих руках всю нормативно-финансовую деятельность*, так что ни установление сметы доходов и расходов, ни введение новых налогов, ни определение их окладов, ни, наконец, установление и изменение окладных единиц не входили в компетенцию подчиненных органов управления — центральных и областных. Мы не будем поэтому останавливаться на этих хорошо освещенных исследованием явлениях.
Необходимо обратить некоторое внимание в этом отношении только на два стоящих в связи с этим явления, — на сдачу на откуп некоторых налогов и на финансовые льготы и облегчения.
Находящийся в нашем распоряжении материал позволяет сделать вывод, что отдача тех или других казенных сборов на откуп «из наддачи» (т. е. с прибавкой против прежней откупной суммы) или без наддачи производились, по крайней мере с тридцатых годов XVII века, подчиненными учреждениями — приказами, без всякого вмешательства верховной власти и высших учреждений. Так, еще в 1620 году кабацкие и таможенные сборы в Новгороде-Северском были отданы на откуп путивльцу Резникову самим царем”. Но в 1630 г. кабак в Алексине отдан на откуп без государя”*. То же наблюдается по отношению к таможенным и кабацким сборам в городах, подведомственных Устюжской четверти, в тридцатых”" и сороковых***” годах. Кабак из наддачи был отдан без государя еще в 1624 году в Волоколамске“*”*. В том же году посадский человек города Коломны Головин просил дать ему на откуп из наддачи баню, перевозы на Москве реке, квас, пролубное и поплашное, и в приказе, не докладывая государю,
* См. особ. Лаппо-Данилевский. Организация прямого обложения в Московском госуд.; Милюков. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в.; Милюков. Спорные вопросы финансовой истории Московского государства.
” Моек Арх. Мин. Имп. Дв., столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7129 г., № 32.
*** Там же, 7138 г., № 59-
**” Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., св. 53, № 80, св. 106, № 38. ***”Там же, св. 134, № 58, № 75, св. 144, № 16.
****”Моск Арх. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7132 г., № 26.

Происхождение самодержавия в России
335
пометили: «дат из наддачи»*. Таким же путем сдано было в 1625 году на откуп право держать «на кружечном дворе про питухов чарки и плошки, и калачи, и яйца, а в постные дни сельди»**.
Но таможенные, кабацкие и другие более мелкие сборы не всегда, как известно, отдавались на откуп, — они иногда сбирались «на вере» — через выборных от населения, или через отдельных лиц, на то вызвавшихся и обязанных присягой отдавать в казну всю выручку от продажи вина и сбора таможенных пошлин. Такая сдача на веру производилась также без участия верховной власти приказом в тех случаях, когда и раньше сбор был на вере: таким именно образом были, напр[имер], отданы на веру таможенные доходы в Твери в 1640 году***. Все это вполне понятно и естественно: подчиненная администрация действовала тут, не нарушая установившихся порядков, по раз заведенному обычаю, только повышая по возможности доходы государства.
Совершенно другое положение получалось тогда, когда ставился вопрос о переходе от «верной» службы к откупной системе или наоборот: тогда государственная власть выступала уже в более активной творческой роли, менялась самая система получения казенных доходов. И потому в этих случаях без участия царя не могли обойтись, — делался доклад государю. Вот примеры. В 1630 году Трифон Иванов, указывая, что откупщики Юрьево-польского кабака спаивают народ, просил отдать ему этот кабак на веру, обещая в то же время прибыль в 50 руб. в год; «государь указал тот кабак отдати тому Трифонку»****. Когда в 1613 г. новоторжские дворяне и дети боярские просили перевести тамгу и кабак с откупа на веру, то «государь пожаловал, велел выписав доложит бояр»*****. Точно так же сам царь разрешил перейти от «верной» системы к откупной в Сольвычегодске в 1636 г.***’** и в Рузе в 1646 г."*****
Совершенно понятно, наконец, что когда отдавалась на откуп иностранцам вывозная торговля каким-либо товаром, то необходим
* Моек. Арх. Имп. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал., 7132 г., № 20.
**Там же, 7133 г., № 34.
***Там же, 7148 г., № 27.
****Там же, 7138 г., № 59.
*****Там же, 7121 г., № 83-
****** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик. д. старых лет, св. 86, № 68.
******* Там же, св. 173, № 142.

336
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
был доклад государю тем более, что в таких случаях обыкновенно разные иностранные купцы конкурировали между собою. В 1639 г. английский дворянин Дигби просил дать ему на откуп вывозную торговлю смолой, которую до того времени откупали голландцы; государь велел дать с доклада ему на откуп эту торговлю тому, кто больше наддаст*.
Разного рода финансовые льготы и облегчения относятся ближайшим образом к нормативно-финансовой деятельности государственной власти и в то же время могут весьма чувствительным образом отразиться на состоянии денежных средств казны. Понятно поэтому, что они невозможны без доклада верховной власти, что засвидетельствовано данными наших источников. И в XVI и в первой половине XVII в. мы видим, как сам царь освобождает от уплаты мыта**, избавляет на определенный срок (напр[имер], на год) от взноса всех податей***, слагает пошлины при записях вотчин в книги записные вотчинные Поместного приказа****, разрешает беспошлинно курить вино*****, освобождает от уплаты денег за даточных людей******, от постоя стрельцов*******, от взыскания даточных людей********, от взноса начетных********* и недоборных""""" денег, от уплаты пошлин***********. Царь сам отсрочивает платеж недоборных откупных денег************,
* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 103, № 7.
**Акты История., т. I, № 143-
*** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 29, № 52.
**** Моек. Арх. Мин. Юст., кн. зап. вотч. Пом. пр. 5969/1, л. 287 об. и сл., кн. 5970/2, д. №№ 18,20,21, кн. 5971/3, Д. №№ 3,4,11, 29, 30.
***** Моек. Арх. Мин. Ин. Д. прик. д. старых лет, св. 156, № 15.
****** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, стола Разряда № 840, ст. I, л. 2 29 и об. и др.; Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. ст. л., св. 83, № 83, № 32, св. 99, № 49, св. 100, № 56, св. 101, № 62, св. 112, №№ 65, 68, св. 134, № 48, св. 137, №№ 14 и 15 и т. д.
******* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 30, № 63- ******** Там же, св. 57, № 38.
********* Там же, св. 7, № 2.
********** Там же, св. 73, №11.
*********** Там же, св. 27, № 68, св. 33, № 74; Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новг. ст. Разр., № 58, л. 467 и об., № 93, л. 31 и об., № 294, л. 89 и об.
************ Моск.Арх.Мин.Имп.Двора,столбцы2-горазр.Оруж.пал.7157 г.,№ 31; Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. ст. л., св. 57, № 66.

Происхождение самодержавия в России
337
переносит в другое место платеж таможенных сборов*, облегчает сбор посошных людей** и т. д. и т. д. Надо однако заметить, что и в этой сфере в XVII в. наблюдается тенденция к передаче менее важных дел в ведение подчиненных учреждений. На это указывают следующие два характерных примера. В 1627 г. приказ без государя дал ржеви- чам посадским людям отсрочку на 8 дней в платеже «четвертных и земленых оброчных денег»***. Без государя же дана в 1645 г. Беликову отсрочка в платеже доимочных денег за даточных людей****.
II.
Хорошо известно, как производились раскладка и сбор податей в Московском государстве XVI и XVII веков*****. Известно, что эта сторона дела тогда уже совершенно не привлекала непосредственного внимания верховной власти и высших учреждений, которые только устанавливали в этом отношении законодательные нормы, не вторгаясь в исполнительную деятельность.
Спрашивается теперь: требовался ли непременно по поводу каждого дохода, получаемого казной, специальный доклад царю или боярской думе? На этот вопрос по крайней мере для XVII века, надо ответить категорическим отрицанием. Вот ряд доказательств того, что приказы ограничивались приемом денег и их записью в книги, не обращаясь ни к царю, ни к думе. В 1628 г. были присланы в Разряд деньги за городовое дело из Калуги, судебные пошлины из Лебедяни, — таможенные и кабацкие сборы из Воронежа, и в приказе была сделана помета: «записать в приход»******.
В 1626 г. такими же пометами сопровождался прием в Устюжской четверти денег «за кабацкий двор и за суды» (т. е. посуду) с одного кабака в Дмитровском уезде, судебных пошлин из Бежецкого Верха, оброчных, пищальных и кормовых денег из Устюжны, оброчных
* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. д. пр. д. старых лет, св. 19, № 15.
"Там же, св. 63, № 37.
***Там же, св. 27, № 76.
****Там же, св. 159, № 64.
*****Лаппо-Данилевский. Организация прямого обложения в Московском го- суд.; Милюков. Спорные вопросы финансовой истории Моек, госуд.
****** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 28, л. 83 и об., 115 и об.,
121 и об.

338
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и стрелецких денег из Чаронды и четвертных денежных доходов с Можайска и Тотьмы*. «Мед на дворец, отписка в стол» или «отписка в стол, деньги на приход» — помечали в 1621-22 г. при получении доходов с Архангельска, Вологды, Каргополя, Холмогор, Нижнего Новгорода, Вятки, Колы и других городов”. Подобные же явления наблюдаем в той же Устюжской четверти в 1629*“ и 1635*"* годах. «Деньги принять и в приход записать», помечают в приказе в сороковых годах при получении таможенных доходов из Печерников”*“, оброка с дворов из Калуги“”” и Мценска”***”, четвертных доходов из Белева””””. В 20-х годах приказ Большого дворца без доклада государю принимает деньги за печатные книги, проданные на Двине и в Вятке*””””. Таким же образом производится прием самоедской дани из Пусто- зерска в 1631 г. и т. д.
Ясно таким образом, как прочно сложилось ведомство центральных подчиненных учреждений по части приема различных доходов, получавшихся государством в первой половине XVII века. Верховная власть к этому времени уже совершенно перестала вмешиваться в действия приказов в данной сфере.
III.
Совершенно иначе, гораздо сложнее и многообразнее, складывались отношения между верховным и подчиненным управлением в деле заведывания государственными расходами.
Здесь прежде всего следует остановить внимание на выдаче жалованья. Со второй половины XVI века жалованье по установленным окладам выдавалось, как известно, двумя способами: четвертчики брали его из четвертей ежегодно, а остальным служилым людям,
* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 18, № 2.
“Там же, св. 9, № 17.
*“Там же, св. 38, № 54.
*“*Там же, св. 77, № 76.
***” Моек. Арх Мин. Имп. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал., 7155 г., № 4. ***”*Тамже, 7155 г., № 5.
”***“ Там же, 7156 г., № 12.
***“*” Там же, 7158 г., № 63-
Моек. Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. пал., 7135 г., №№ 26, 28.
***”””* Там же, 7139 г., № 22.

Происхождение самодержавия в России
339
«емлющим жалованье с городом», оно выдавалось через два-три года*. Кем в каждом из этих двух случаев делалось распоряжение о выдаче жалованья?
Жалованье XVI и XVII веков было действительно, в буквальном смысле этого слова, «жалованьем», особым актом пожалования со стороны верховной власти, а вовсе не регулярной выдачей обычного вознаграждения, повторяемой всегда в определенные сроки. Это особенно справедливо по отношению к жалованью «с городом», не четвертному. Характерен следующий пример: в 1635 году бывший подьячий стародубской съезжей избы Дружинин, служивший раньше в Стародубе и получавший жалованье по 12 р. в год, 12 четв. ржи и 12 четв. овса, но ушедший оттуда при взятии города литовцами, просил определить его в подьячие в Орел и выдать ему жалованье; на его челобитной значится следующая помета: «государь пожаловал, велел быть на Орле, а непоказав службы, жалованье не дают»**.
Итак, для того, чтобы получить жалованье по установленному окладу, служилый человек должен был «показать службу». Следовательно, выдача жалованья являлась следствием оценки этой службы высшей властью. Впрочем это не было единственным и постоянным основанием для выдачи жалованья. Случалось, что жалованье выдавали и по другим причинам, — вследствие болезни, пожара, разорения и т. д. Например, в 1632 г. сторожу Галицкой чети Родивонову его жалованье было дано по случаю пожара его двора***.
В виду всего этого не удивительно, что служилые люди, «емлющие жалованье с городом», т. е. не каждый год, получали его обыкновенно не иначе, как с доклада государю. Участие в этом верховной власти засвидетельствовано множеством мест в наших источниках****. Приведем только один типический пример: в 1б1б г. жилец Даев был послан на службу в Калугу с воеводой князем Троекуровым, а жалованьем он, как жилец, еще пока не был верстан, «и мои денги з городом
* Сторожев. К вопросу о четвертчиках, — в Журнале Мин. Нар. Проев, за 1892 г., январь, стр. 197, 205-206.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 65, л. 166 и об.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7140 г., № 1.
**** Акты г. Юшкова, № 264; Моек. Арх. Мин. Имп. Двора, ст. 2-го разр. Оруж. пал., 7127 г.; № 15; Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 901, л. 19 и др., 65 и об., № 1002, лл. 163 и об., 258 и об.; Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. л., св. 7, № 2, св. 69, № 75, св. 71, № 95, св. 74, № 26, св. 75, № 46 и т. д.

340
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
по десяти рублев»; он спросил выдать ему жалованье из калужских доходов; «государь пожаловал», велел выдать*.
Точно также часто и четвертчики получали свое ежегодное жалованье не иначе, как во особому каждый раз указу самого царя. Вот примеры. В 1б1б г. жилец Жеребятичев просил за смоленскую службу «четвертные мои денжонки пятнадцат рублев выдати», и это «государь пожаловал»**. В 1614 г. государь велел выдать князю Федору Борятинскому его жалованье «четвертной оброк»***. В1630 г. царь сам указал выдать жалованье Пестрикову, получавшему его «ежегодь из Устюжской чети»****.
Надо, однако же, заметить, что довольно рано служилые люди высших разрядов, занимавшие важные должности по центральному и областному управлению и получавшие жалованье «из чети», стали снабжаться этим жалованьем без участия государя, путем простого распоряжения соответствующего приказа. Так, от 1б1б года дошла до нас челобитная о жалованье князя Петра Мосальского, назначенного воеводой в Романов147; на этой челобитной имеется помета: «князю Петру княж Володимерову сыну Клубкову Мосальскому в Галицкой четверти в Кормленной книге прошлого 126 году написан оклад 92 рубли»*****. В том же году Хатунский, назначенный осадным головой в Коломну, просил выдать жалованье, заявляя, что он «емлет из четверти девет рублев», и приказ без государя решил: «дат грамота х кабацкому голове, велет дат денги, как в зборе будут»******. Понятно, что когда позднее воеводы обращались к царю с просьбами о выдаче им жалованья, получаемого ими из четверти, то он не вмешивался сам в дело, а передавал его в приказ. Когда в 1627 г. брянский воевода просил выдать ему жалованье, «государь пожаловал, велел выписат, как прежним воеводам давано жалованье, по тому и ему учинит»*******.
Но не только четвертчики, а и многие служилые люди менее высоких чинов, «емлющие с городом», по мере приближения к половине
* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 901, л. 65 и об.
**Тамже, л. 50 и след.
*** Моек Арх. Мин. Ими. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7122 г., № 11.
****Там же, 7139 г., № 5.
*****Там же, 7127 г., № 7.
****** Там же, 7127 г., №77.
******* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разр., № 48, л. 66 и об.

Происхождение самодержавия в России
341
XVII века стали получать жалованье все чаще без прямого участия государя: он или передавал это дело в отдельных случаях на усмотрение подчиненных учреждений, или эти учреждения — приказы — сами непосредственно его решали. Раньше всего и чаще всего это замечается по отношению к тем, кто служил по центральному управлению и дворцовому ведомству. Так, сторожам Владимирской и Галицкой четей и подьячим Владимирской четверти в тридцатых и сороковых годах жалованье выдается уже без государя*. То же можно повторить о сторожах Казенного приказа**, завязочных мастерах, бобровниках и мочилыциках***, портных мастерах Казенного двора****, посошниках Казенного двора*****, царицыных детях боярских******, золотых мастерицах*******, портомоях******** и т. д. в сороковых годах.
Наконец, к концу изучаемого нами периода и рядовые провинциальные служилые люди и при том даже служилые люди по прибору начинают получать жалованье без доклада государю; по крайней мере, царь усваивает привычку передавать дела о выдаче им жалованья в руки центральных подчиненных учреждений. Так, в 1649 г. на челобитной карповских драгун о жалованьи находим помету: «думным дияком Ивану Гавреневу да Семену Заборовскому да дияку Григорью Ларионову. Государь пожаловал велел указ учинит»*********.
Разобранные выше факты выдачи жалованья относятся к постоянному, выдаваемому по окладу, регулярному жалованью, к жалованью «в оклад», как тогда выражались. Но бывали весьма часто случаи, когда служилые люди получали жалованье «в приказ, а не в оклад»**********, т. е. им делались лишь единовременные выдачи,
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разр., № 91, л. 16 и об.; Моек. Арх. Мин. Ими. Дв., ст. 2-го разр. Ор. пал., 7140 г., №№ 53 и 59, 7144 г., № 19, 7144 г., № 15,7149 г, №№ 5 и 6,7155 г., № 42.
** Моек Арх Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. пал., 7158 г., № 109,7153 г., № 55.
***Там же, 7148 г., № 23, № 24.
****Там же, 7148 г., № 25.
***** Там же, 7148 г., № 28.
****** Там же, 7150 г., № 12.
******* Там же, 7150 г., № 39- ******** Там же, 7150 г, № 54.
********* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 78, л. 181 и об. ********** Моек Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. пал., 7133 г., № 132.

342
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
не имевшие значения постоянных дач. A priori можно сказать на основании предыдущего, что в этом случае дело не обходилось, по крайней мере, большею частью, если не всегда, без личного решения его государем. И источники подтверждают такое априорное заключение: мы видим, что московский царь выдает сам единовременные награды своим слугам не только дворцовым, но и государственным*, жалует им деньги «на дворовое строенье» (на постройку дворов**), на платье***, на помин души усопших родственников**** *****, выдает «селитебный148 хлеб****** и т. д. Характерно, однако, что и здесь к пятидесятым годам XVII века проявляется тенденция к поручению некоторых дел подчиненным органам управления. Так, особое жалованье за постройку нового города (т. е. укреплений) в 30-х и 40-х годах XVII в. выдавалось обыкновенно по личному распоряжению царя******. Но в 1630 г. наблюдаем следующий любопытный факт, являющийся несомненным зародышем новых, начинающих слагаться порядков: жители города Вольного просили дать им особое жалованье за постройку острога; «государь пожаловал, велел указ учинит в Розряде»*******.
Московское правительство, по вполне понятным причинам, чрезвычайно ревниво относилось к денежным средствам, находившимся в его распоряжении. Этим объясняется то, что в подавляющем большинстве случаев все остальные расходы — центральных и областных учреждений — производились по указу носителя верховной власти.
Приказы не могли произвести ни одного сколько-нибудь значительного расхода без разрешения царя. Так, в 1633 г. «государь указал послат памят, а взят денги в Поместном приказе на жалованье полским
*Моск. Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы Оруж. пал., 7156 г., № 4, 7151 г., № 14,7125 г., № 3, № 5, № 65, № 81,7127 г, № 1, № 10 и т. д.
** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 181, л. 27 и об., № 219, л. 102, № 242, л. 216 и об., № 268, л. 502 и сл., № 274, л. 203 и сл., № 285, л. 54 и об. и мн. др.
*** Моек Гл. Арх. Мин. Ин.Д, прикд. старых лет, св. 108, № 4 3; Моек Арх. Мин. Имп. Дв., столбцы Оруж. пал., 7142 г., № 332,7144 г., №№ 48,25,23,7150 г., № 43-
**** Моек Арх Мин. Имп. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7144 г., № 5, № 3-
*****Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 158, л. 89 и об., № 3, лл. 1 и сл., 137 и об., № 104, л. 311 и об. и т. д.
****** Там же, № 37, л. 277 и сл.
******* Там же, № 304, лл. 353-354.

Происхождение самодержавия в России
343
городом на 5000, что им дат жалованья»*. Подобное же распоряжение о выдаче денег из приказа на жалованье служилым людям в г. Волуйках встречаем в том же году**. В 1638 г. курский воевода Данило Яковлев писал, что ему было велено купить в Курске рогожных кулей для ссыпки и хранения в них муки, предназначенной для войска, и взять для этого денег из курских неокладных доходов, но денег этих у него мало; «государь указал послат к Данилу денег»***.
Последний факт показывает, что и областные власти — воеводы — расходовали имевшиеся в их распоряжении деньги обыкновенно по царскому указу. Еще более ярким свидетельством о такой сильной зависимости воевод от верховной власти в данном отношении является следующее наблюдение: в 1629 г. путивльский воевода сообщал о доходах и расходах в Путивле за год, причем указал, что с пу- тивльских бортников следовало получить еще за мед некоторую сумму, которая и расходовалась обыкновенно на месте, но в нынешнем году приказ Большого Дворца вытребовал эту сумму себе; от этого может оказаться в Путивле дефицит; дело не обошлось без государя: Разряд решил «выписат в доклад о денгах, откуда за мед денги имати указано и колко денег»**** *.
В 1629 г. для казенных нужд взяты были у воронежских служилых людей подводы. Уплата денег за эти подводы произведена была с доклада царю*****.
Когда для казны покупался хлеб, расход на эту покупку всегда производился с утверждения государя. Так было, напр[имер], в 20-х и 30-х годах при покупке хлеба для Кольского острога*****’, в 1630 году в Путивле*******, в 1640 г. на Усерде******** и т. д.
Так как денежное хозяйство едва зарождалось, то для финансов государства весьма большое значение имели не одни деньги, а и всякого рода запасы натурой, которыми (напр[имер], хлебом) выдавалось
* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 60, л. 331.
"Там же, л. 369 и об.
*” Там же, № 110, л. 27 и об.
""Там же, № 248-252.
"’"Там же, № 37, л. 276 и об.
****** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., ев. 36, № 34.
*"**" Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 68, л. 69 и об.
***“*“ Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, ст. Разр., № 121, л. 557 и об.

344
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
жалованье и которые рассылались в разные места и учреждения непосредственно для удовлетворения их потребностей. Расходование всех этих натуральных запасов в сколько-нибудь значительных размерах производилось в подавляющем большинстве случаев опять- таки с утверждения главы государства. Напр[имер], так называемый донской отпуск, т. е. посылка хлеба на Дон на жалованье донским казакам, производился всегда с доклада царю*. В 1640 г. о расходе хлебных запасов в Хотмышске на жалованье московским стрельцам было «написано в доклад», и государь решил дело**.
Починка и постройка разных казенных зданий вызывала расходы, также нуждавшиеся в санкции царя: примером могут служить починки на большом посольском дворе в Москве, произведенные в 1643 году***.
Даже такие мелочи, как починка вестового колокола в Воронеже в 1630 г., восходили до государя****.
Впрочем, и здесь по мере приближения к половине XVII в. наблюдается иногда тенденция к развитию большей самостоятельности подчиненных органов администрации. Вот два характерных примера, показывающих, что мелкие расходы стали производиться без доклада царю. В 1647 г. сторожа Устюжской четверти просили, по примеру прошлых лет, выдать им свеч и ладану к образам в помещении приказа; приказ без государя распорядился выдачей*****. В 1649 г. воевода города Бобрика просил прислать ему писчей бумаги, и это исполнено приказом без доклада царю******.
Предшествующее изложение дает нам таким образом право следующим образом формулировать соотношение между верховной властью и подчиненным управлением в финансовых делах, поскольку это соотношение сложилось к половине XVII века: подчиненные учреждения приобрели право отдачи казенных сборов на откуп и сдачи их на веру в тех случаях, когда откупная или «верная» система
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст., № 908, л. 47 и об., № 141, лл. 44-46 и др.
"Там же, № 132, лл. 99-100.
*" Моек Гл. Ар. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., св. 140, № 70.
*”* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разряда, № 58, л. 92 и об. **”*Моск Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик д. ст. л., св. 176, № 12.
****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, ст. Разряда, № 877, л. 123 и об.

Происхождение самодержавия в России
345
существовали уже в данной местности и не требовалось перехода от одной из них к другой; они же отсрочивали на непродолжительное время платеж податей, получали все доходы государства, выдавали обычное жалованье служилым людям высших разрядов и важнейшим должностным лицам по центральному и областному управлению, а также дворцовым слугам, наконец, производили и другие расходы, если они были невелики по размерам.
Глава седьмая
СООТНОШЕНИЕ ВЕРХОВНЫХ И ПОДЧИНЕННЫХ
ОРГАНОВ ВЛАСТИ В ОБЛАСТИ СУДА
I.
Судебные дела доходили в Московском государстве до верховной власти тремя способами, — посредством обращения челобитчиков к государю непосредственно, в первой инстанции, посредством доклада подчиненных органов власти и, наконец, путем подачи жалобы одною из тяжущихся сторон на решение судьи. О последнем способе и вытекавших отсюда последствиях мы будем говорить позднее, при рассмотрении вопроса о надзоре и контроле над деятельностью властей в Московском государстве. Вопрос о докладе и причинах, его вызывавших, хорошо выяснен в литературе*. Поэтому теперь у нас речь пойдет лишь о суде царя и боярской думы в первой инстанции.
Надо прежде всего заметить, что конец изучаемого периода принес определенное законодательное запрещение обращаться к государю с прошениями по судебным делам, минуя приказы.
По этому поводу Уложение 1649 года содержит в себе следующее постановление: «не бив челом в приказе, ни о каких делех государю никому челобитен не подавати» под страхом наказания батогами или тюремным заключением: государю челобитчик может бить челом лишь в том случае, если «ему в приказе суда не дадут, или против его челобитья указу ему не учинят»**. Это, несомненно, весьма важное постановление, указывающее, что, по крайней мере, юридически, если не фактически, утверждено было отделение судебных функций подчиненных органов власти от судебной деятельности царя. Нам предстоит исследовать, как
* См. особ .Дмитриев. Сочинения, т. I, — История судебных инстанций.
"Уложение, X, 20.

346
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
практика подготовляла такое отделение и поскольку оно фактически осуществлялось. Эту задачу лучше и удобнее всего разрешить, рассматривая подробно организацию разбора и решения отдельных категорий судебных дел тем более, что таким путем можно будет установить известную постепенность в передаче отдельных видов нарушения права в самостоятельное ведение подчиненных учреждений.
Начнем с суда по государственным преступлениям. В числе таких преступлений обращает на себя внимание прежде всего измена. Под изменой разумелись в то время главным образом побег или попытка к побегу за границу или в неприятельскую армию и сношения с неприятелем. Данные наших источников не оставляют сомнения в том, что при наличности таких преступлений дело непременно докладывалось царю, причем доклад производился немедленно после обнаружения преступления, нередко еще до производства следствия, и царь обыкновенно предписывал воеводе или кому-либо из судей того или иного приказа произвести следствие; затем результаты расследования докладывались государю, и дело решалось опять-таки по приговору этого последнего. Таким образом, царь принимал непосредственное и весьма активное участие в производстве и решении подобных дел. Так, напр[имер], разобрано и решено было в 1628 г. дело о побеге за границу стрельца Самодура*, дело о бежавшем за рубеж крестьянине Андрее Терешкине** и т. д.***
То, что сказано сейчас о побеге за границу, следует повторить без всяких изменений о ходе и решении дел о сношениях с неприятелем; и здесь при обнаружении преступления совершался доклад царю, а затем и самый приговор устанавливали самим носителем верховной власти. В 1621 г. Иван и Степан Голенищевы обвиняли в Брянске своего брата Павла Голенищева в сношениях с «зарубежными людьми», с литовцами: об этом было «выписано в доклад», и, согласно решению царя, подсудимые были вызваны в Москву в Разряд, для производства следствия, чтобы потом результаты следствия были доложены царю для постановления приговора****.
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, ст. № 26, л. 1 и об. и сл.
**Там же, л. 99 и об.
***Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Новг. ст. Разр., № 18, л. 229 и об.; столбцы Белгор. ст. Разр., № 11, л. 428 и сл.; столбцы Приказ, стола Разр., № 36, л. 322 и об., л. 331 и об., № 42, л. 121 и об., № 46, л. 79 и об.
**** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 11, л. 81.

Происхождение самодержавия в России
347
Самым распространенным, чаще всего встречавшимся в судебной практике того времени государственным преступлением было оскорбление величества, произнесение «непригожих слов» или «по- смешных речей» про государя или царицу, «лаянье» государя и т. д. И здесь порядок производства и решения был таков же, как и в только что указанных случаях. Вот типический пример, взятый из многих других*. В 1639 г. стрелец Михайлов донес на царицыну постельницу Волосатову и ее дочь, что они про царя и царицу сказали «посмешное слово»; государь против сей челобитной указал сыскать окольничему Василию Ивановичу Стрешневу да дьяку Сурнянину Тороканову и, когда следствие было закончено и результаты его были ему доложены, велел постельницу «отставить из царицына чину» и выслать ее, ее дочь и родственников из царицыной слободы из Кисловки”.
Судебная волокита приводила в то время часто к тому, что обвиняемому приходилось долгие годы высиживать в тюрьме, прежде чем его дело доходило до суда. Не выдержав тяжести и продолжительности тюремного заключения, «тюремные сидельцы» часто «говорили за собой государево слово», заявляли, что они могут сделать донос на кого-либо в государственном преступлении. И в этом случае дело обязательно докладывалось царю, который опять распоряжался поручением кому- либо произвести следствие и по окончании последнего постановлял приговор. Примеров — достаточно в наших источниках”*, вот один из них. В1630 г. Лехчанов, сидя в тюрьме, сказал за собой государево дело, но обнаружилось, что оснований для этого в действительности не было; дело было решено по докладу государю**". В том же году два казака, подравшись, сказали друг на друга по злобе государево дело; отписка об этом была «государю чтена», и он приговорил обоих их «бить батоги, чтобы казакам неповадно было затевать государевы
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новг. ст. Разр., № 10, л. 265 и сл., № 83, л. 85 и об.; ст. Белгор. ст. Разр., № 10, л. 28 и об., № 61, л. 145, № 83, л. 71б и об., № 236, л. 816 и об., № 270, л. 171 и об., № 298, лл. 20-21; Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. старых лет, св. 85, № 64, св. 92, № 47, св. 172, № 105, св. 184, № 81; Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, ст. Разр., № 79, л. 60 и сл., и т. д.
” Моек Арх. Мин. Ими. Двора, столбцы Оруж. пал., 7147 г., № 44.
*” Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 83, л. 286 и об.; столбцы Владимир, стола Разряда, № 52, л. 15 и сл., № 60, лл. 96 и об., 100 и сл., 110 и об., 175 и сл., 479 и сл., и т. д.
**”Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разр., № 18, л. 10 и об.

348
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
дела в своих драках»*. Надо однако заметить, что уже самая многочисленность подобного рода дел вынуждала верховную власть удерживать за собой только право произнесения приговора и не требовать доклада перед производством следствия; этим производством в сороковых годах XVII века начинают распоряжаться центральные подчиненные органы — приказы, как показывает следующий, напр[имер], факт: сапожковский полковой казак Василий Апрятка в 1647 г. обвинялся в одном преступлении и, уклоняясь от суда, сказал за собой государево слово; сапожковский воевода отписал об этом в Разряд; там, не докладывая государю, решили: «послат государева грамота, а велет его распросить, какое за ним государево дело, а будет, не скажет, и ему быт пытану, да что скажет, о том отписат к государю»**.
За исключением указанного сейчас слабого зародыша выделения самостоятельных функций подчиненных органов власти при разборе дел о государственных преступлениях — зародыша, сводящегося в сущности к производству ими следствия, нельзя отметить ничего, что до конца изучаемого периода сокращало бы область непосредственного воздействия верховной власти в данном отношении. Суд по государственным преступлениям вообще , производился самой верховной властью, и это нашло себе яркое отражение в Уложении 1649 г., устанавливающем, вслед за судебною практикой, широкое участие царя в постановлении приговоров по государственным преступлениям: невиновные в измене мужа или отца жена и дети изменника получают на прожиток из вотчин и поместий, «что государь пожалует»***; при извете о великом государеве деле без свидетелей и улик дело решается, «как государь укажет»”**; награда за убийство или поимку изменника выдается убившему или поймавшему из «животов» изменника, «что государь укажет»***” и т. д.
II.
В ближайшей связи с государственными преступлениями находятся преступления против власти и против порядка управления.
‘Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разр., № 46, лл. 340-341.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Владимирам стола Разряда, № 138, лл. 3-4. *” Уложение, И, 7.
**”Тамже, II, 12.
***”Тамже, II, 15.

Происхождение самодержавия в России
349
Правосознание того времени, по-видимому, придавало этим преступлениям несравненно меньшее значение, чем преступлениям государственным. Притом преступления против власти и против порядка управления с развитием денежного хозяйства, торговых сношений, с параллельными этому усложнением гражданских отношений и связей и усилением вмешательства органов администрации в житейские отношения, стали весьма частым, почти заурядным явлением. По всем этим причинам невозможно было доводить все эти дела до царя, и потому мы видим, как постепенно уменьшается непосредственное участие верховной власти в разборе и решении дел по подобным преступлениям.
Возьмем прежде всего дела об обидах, побоях и ранах, наносившихся разным должностным лицам при исполнении ими служебных обязанностей. В1624 г. в Кашире Лихоревы избили в кабаке кабацкого голову и целовальников; каширский воевода, по предписанию из приказа, произвел следствие и прислал в Москву «обыскные речи»; здесь пометили на его отписке: «выписат из обысков тотчас в доклад»* *
царю, которому и принадлежало, следовательно, право решить дело. В 1636 г. воеводы Голенищев и Аверкиев были оскорблены в съезжей избе сыном боярским Фроловым и доставили об этом отписку в Москву; «государь, сей отписки слушав, указал» посадить Фролова в тюрьму^ В том же году посадские люди города Сольвычегодска обвинялись в замысле убить и ограбить воеводу Головачева; об этом деле было «выписано в доклад»***. Эти факты показывают, что довольно долго верховная власть стягивала в свои руки дела об обидах, побоях и ранах, наносимых должностным лицам, причем подчиненные органы производили лишь следствие. Однако в тридцатых и сороковых годах наблюдается иное: сначала дела об обидах и побоях, наносимых второстепенным администраторам, а потом и воеводам, передаются в ведение подчиненных властей. Вот характерные факты. В 1632 г. устюжский таможенный голова Клюкин и кабацкие целовальники били челом на «английские земли переводчика Вилема Еремиева», что он со своими людьми избил в кабаке целовальников; о рассмотрении и решении дела «указал государь послать память
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Владимир, стола Разр., № 31, л. 538 и об.
“Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разряда, № 115, лл. 637-643-
*"Моск Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик д. старых лет, св. 84, № 53-

350
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
в Посольской приказ»*. В 1642 г. Тимонов «безчестил и лаял» романовского воеводу Воейкова; «государь пожаловал, велел про то сыскат губному старосте» и сообщить для решения дела в Разряд**. Правда, в обоих указанных случаях нет еще решения дел подчиненными учреждениями по собственной инициативе, но все-таки несомненна передача им подобных дел верховной властью, так что намечается довольно ясно значительная перемена в направлении к расширению самостоятельности подчиненных учреждений.
Гораздо резче и сильнее изменился в указанном направлении порядок решения дел о сопротивлении или непослушании законным требованиям властей. В наших источниках сохранилось много данных о том, что такие дела в двадцатых, тридцатых, сороковых, пятидесятых годах XVII века разбирались и решались подчиненными учреждениями без всякого участия царя***. Приведем несколько типических примеров. В 1627 г. в Устюжне-Железопольской Панковский оказал сопротивление воеводе при обыске, произведенном у него по подозрению в корчемстве; воевода донес об этом в приказ, и последний без государя распорядился подвергнуть одного из холопов Панковского тюремному заключению****. В 1646 г. жители Шунгского погоста сопротивлялись при сборе податей; Устюжская четверть предписала воеводе наказать их*****. В 1638 г. за сопротивление воеводе посадского человека в Лихвине приказ, без доклада государю, предписал посадить виновного в тюрьму на два дня******.
Только в особо важных случаях, преимущественно тогда, когда сопротивление оказывалось военным распоряжениям воеводы, дело докладывалось государю, как показывают, между прочим*******, следующие наблюдения. В 1649 г. царю был сделан доклад о сопро¬
’ Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 57, № 66.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Владимире, ст. Разр., № 117, л. 269 и след.
*** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 28, л. 51 и об., № 39, л. 104 и об., № 281, лл. 2-3; столбцы Моек. ст. Разр., № 40, л. 580 и об., № 74, ст. 2, л. 135 и об., № 58, л. 74 и об.; столбцы Владимирск стола Разр., № 84, л. 59 и сл.; столбцы Моек. ст. Разр., № 272, л. 94 и об. и т. д.
**** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 27, № 76.
*****Там же, св. 166, № 42.
****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 87, л. 11 и об.
******* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разр., № 11 -12, л. 515 и об., № 134, лл. 310-311, № 270, л. 239 и об.; и др.

Происхождение самодержавия в России
351
тивлении жителей Царева Алексеева149 города предписаниям воеводы относительно постройки укреплений*. В 1630 г. крестьяне Кома- рицкой волости отказались перейти в город по случаю осадного времени, — и дело также не обошлось без доклада государю**. В 1648 г. жители Доброго Городища150 отказались выдать разбойников и отвести след; «государь указал про такое воровство сыскат» воеводе***. Нам уже известно, как ревниво относились московские цари к каждой копейке, поступавшей в их казну. Понятно поэтому, что в 20-х годах всякий отказ от уплаты податей непременно восходил до государя. Так, когда в 1627 г. строитель Телегова монастыря в Устюжском уезде отказался платить государевы четвертные доходы — данные и оброчные, — то об этом выписано было «в доклад»****. Точно так же, когда в 1628 г. Чихачев «угрозою заказал» в волости Шалге Чарондского уезда выборному верному целовальнику Степанову, чтобы он не брал мыта с его крестьян, то «государь слушал и указал про то сыскат по- слат с Москвы нарочно дворенина или сына боярсково добра»***”. Однако позднее, по крайней мере, в менее важных случаях, наблюдается иной порядок решения подобных дел; в 1630 г. крестьяне одной из волостей Устюжского уезда жаловались в Устюжскую четверть на одного крестьянина, что он отказывается платить четвертные доходы; приказ не доложил государю, а решил дело сам: «отписат, велет доправит», значится в помете*”***. В 1633 дело о неплатеже государевых доходов 12-ю деревнями Устьянских волостей Ростовской волости было решено дьяком Пантелеем Чириковым в Устюжской четверти совершенно самостоятельно*””**.
К числу преступлений против порядка управления относится также контрабанда или продажа заповедных товаров. Характерно, что и дела по этому преступлению, сначала решавшиеся царем, затем постепенно переходят в ведение подчиненных учреждений. В Ме- щовске в 1624 г. вывозили за рубеж заповедные товары: по этому делу
*Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 305, л. 199 и об.
“ Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 58, л. 311 и об.
*” Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Владимире, ст. Разр., № 131, л. 406 и об. **" Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 23, № 9- ***”Там же, св. 31, № 66.
****”Там же, св. 42, № 74.
*****”Там же, св. 61, № 5.

352
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
сделан был доклад царю*. Но когда в 1644 г. купцы пороховото ряда обвинялись в продаже пороха крымцам, то судил и решил дело Посольский приказ без всякого участия государя**.
Еще в документах XVI века — в губных*** и уставных земских**** грамотах — находим несомненные указания на то, что дела о корчемстве были подсудны губным старостам и излюбленным головам, т. е. органам подчиненным. Самостоятельность подчиненных учреждений в решении этих дел в XVII веке засвидетельствована также многими документами. Вот примеры: в 1636 г. дело о корчемстве в Сольвычегодске решено было без государя**”*; то же повторилось в Тотемском уезде в 1637 г.****” В 1639 г. усердский воевода дал на поруку до указа троих детей боярских за корчемную продажу одному казаку вина; разряд без доклада царю велел детей боярских посадить в тюрьму на два дня, а казака на три дня, а если окажется, что казак этим вином «чумашничал, продавал», предписал «бить его батоги»”*““. В 1640 г. по делу о корчемстве в Осколе Разряд вынес решение: «дат государева грамота», чтобы воевода разобрал дело"****”.
III.
Расчленение общества на замкнутые, юридически различающиеся одно от другого сословия и крепостнические тенденции социального развития сильно увеличили число дел, касающихся нарушения прав состояния. Судебная практика того времени особенно богата была всякого рода исками о холопстве и крестьянстве.
В1614 г. князь Иван Голицын просил дать ему грамоту о праве вывезти его крестьян, бежавших из его дедиловского поместья и найденных им у некоторых землевладельцев Тульского уезда; «государь
*Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 11, л. 369 и об. "Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 150, № 56.
Ретвих[Н. П.]. Органы губного управления в XVI и XVII в. — в «Сборнике правоведения и общественных знаний», том VI, стр. 267, прим. 45.
““Акты Арх. Эксп., т. I, № 234; т. III, № 37.
***“ Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. л., св. 83, № 36.
“**" Там же, св. 92, № 48.
"***“ Моек Арх. Мин. Юа, ст. Белг. ст. Разр., № 128, л. 434 и об.
“**““ Там же, № 115, л. 306 и об.

Происхождение самодержавия в России
353
пожаловал, велел дат свою свозную грамоту, за кем сыщет»*. Подобные же дела решались самим царем неоднократно и позднее, в 20-х годах XVII века**. Однако уже одновременно с этим в тех случаях, когда землевладельцы просили оставить за ними их крестьян, неправильно вывозимых от них другими землевладельцами, государь обыкновенно предписывал разобрать и решить дело подчиненным органам, чем подготовлялось расширение самостоятельной компетенции последних. Так было, напр[имер], в 1613 г. с Чудовым монастырем, на челобитье архимандрита которого помечено: «государь велел дат ему суд и сыск, да по суду и по сыску указ учинит, до чево доведетца, чтобы вперед о том не били челом»***. В 30-х и 40-х годах практика решения исков о крестьянах приказами и воеводами утверждается вполне прочно, как видно из ряда наблюдений над источниками. Панин в 1636 г. жаловался на Карогодовского, что он подговорил выйти к себе из его козельской вотчины крестьянина «с его крестьянскими животы и с судным хлебом и с денгами», и просил дать ему грамоту в Козельск к воеводе «в подговорном крестьянине и в сносе, что стати ему на Москве к ответу в Челобитном приказе»; приказ, не обращаясь к царю, пометил: «дат государева грамота»****. Подобное же решение находим на челобитных ливенского Сергиева монастыря в том же году*****, галичанина Апушкина 1639 г.******, Коптева относительно его кинешемских крестьян в 1643 г.‘****** В 1647 г. Новгородская четверть, так же не докладывая царю, поручила разбор и решение дела о вывезенных у новгородца Колобова крестьянах местному приказному человеку********. В 40-х годах, если какой-либо челобитчик обращался при иске о крестьянах прямо к государю, минуя низшие инстанции, то государь не разбирал дела, а передавал дело в подчиненные учреждения, как видно из следующего примера: в 1640 г. Лихарев просил вернуть ему его крестьянина, бежавшего за границу
* Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал., 7122 г, № 41.
**См., напр[имер], там же, 7122 г., № 49,7129 г., №№ 183 и 217.
*** Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал., 7121 г., № 34.
**** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Владимир, ст. Разр., № 70, л. 5 и об.
*****Там же, л. 42 и об.
****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Владимир, ст. Разр., № 84, л. 137 и сл. ******* Там же, № 111, л. 115 и сл.
******** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 187, № 99-

354
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и потом вернувшегося и поселившегося у другого землевладельца: несмотря на то, что дело было весьма запутанное, государь не стал его решать сам, а «велел в том указ учинит и государеву грамоту дат по уложенью, досмотра ево государева указу и уложенья»*.
В том же направлении, т. е. к расширению самостоятельной компетенции подчиненных учреждений, совершались перемены в разборе и решении дел о возврате в прежнее состояние крестьян, бежавших на посад или записавшихся в служилые люди. Так, в 1613 году сам царь распорядился возвращением князю Сицкому его медынских крестьян, бежавших на посад в Калугу**. Но в нашем распоряжении имеется множество позднейших фактов, указывающих, что подобные дела стали решаться подчиненными органами без участия верховной власти***; напр[имер] в 1628 г., когда сын боярский Сеченый нашел своих беглых крестьян в Белгороде, приказ пометил на его челобитной: «дат грамота, а велет дат суд»****; точно также в 1639 г. приказ сбору ратных людей самостоятельно решил дело о возврате Троицкому Сергиеву монастырю его крестьянина, записавшегося в драгуны*****. Редко, и то лишь тогда, когда крестьяне формально были уже зачислены в другое сословие, дело не обходилось без участия государя; так было, напр[имер], тогда, когда в 1648 г. посадский староста в Ельце зачислил торговавших там крестьян Караманова в посадские люди******.
Иногда холопов и крестьян насильственно сводили от их владельцев. В этих случаях иски разрешались в 30-х и 40-х годах также исключительно подчиненными учреждениями. Так, в 1630 г. приказ решает дело о своде холопа и похищении лошадей и имущества*******, в 1642 г. подобное дело поручается суду воеводы********, к 1650 г. дело решает Соковнин в Мастерской палате********* и т. д.
* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 119, № 51.
** Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал,, 7121 г., № 46.
*** См., напр[имер]. Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, ст. Разр., № 104, л. 430 и об., Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7128 г., № 39 и мн. др.
**** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, стола Разр., № 33, л. 7 и об.
***** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 104, № 16.
****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, ст. Разр., № 275, л. 69 и об. ******* Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал., 7138 г., № 61. ******** Там же, 7150 г, №2.

Происхождение самодержавия в России
355
Иски о беглых кабальных людях лишь в исключительных случаях доходили до царя, обыкновенно же рассматривались и решались подчиненными учреждениями, воеводами*, приказом Холопья суда** и т. д.***
В 1628 г. Устюжская четверть самостоятельно огородила устюжанина, посадского человека Злобина, от сына боярского Разварина, пытавшегося его закабалить“*. В 1649 г. дело о насильственном закрепощении свободной женщины, племянницы тяглеца Казенной слободы, разбиралось и было решено в Царицыной мастерской палате без государя“**. Верховная власть вмешивалась только тогда, когда иностранцы объявляли русских посадских людей своими холопами, как то было, напр[имер], в Новгороде в 1647 г.***“, так что вообще дела о закабалении или закрепощении лиц городского сословия ведались в XVII веке подчиненными учреждениями.
Весьма нередко случалось, однако, что пытались закабалить служилого человека. В таких случаях дело решалось всегда подчиненными органами власти: так, напр[имер], когда Савельев в 1624 г. жаловался на соловлянина сына боярского Хрипкова, что он объявил его своим холопом, то дело было решено в пользу Савельева Холопьим приказом“*“; в 1649 г. дело о попытке закрепостить пушкарского сына государь, которому, по старой привычке, непосредственно подана была челобитная, велел разрешить в приказе*““*. Доклад государю, иногда и государю с Думой, был обязателен лишь в тех случаях, когда служилый человек, вопреки закону, сам добровольно поступал в холопы. Вот пример: в 1626 г. Левашова просила вернуть в службу ее сына, закабалившегося князю Шуйскому; «государь пожаловал, велел выписав доложит себя государя, был ли сын твой в службе и верстан ли и своею ль волею бил челом в холопи»“***“; в 1641 г.
* Моек. Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7157 г., № 4,7158 г., №№ 20 и 21 и др.
**Тамже, 7133 г, № 29,7136 г, № 41,7150 г, №№ 52 и 55.
“ Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик д. старых лет, ев. 148, № 48; Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, ст. Разр., № 41, л. 1 и об., л. 3 и об., л. 11 и об. и т. д. *“ Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. л., св. 30, № 56.
**“ Моек. Арх. Мин. Ими. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал., 7157 г., № 38. ***“ Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик д. старых лет, св. 177, № 14.
******* Моек Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж пал., 7132 г., № 34. ***“**Там же, 7157 г., № 50.
**““* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, стола Разр., № 39, л. 16 и об.

356
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Окороков и двое Бабоедовых просили освободить их родственника, поступившего в кабальные холопы к князю Репнину, и сам царь освободил его* и т. д.
Крепостнические тенденции общества сказывались часто по отношению к пленным и выходцам из-за границы: их также пытались объявлять холопами. В этом случае всегда вмешивалась верховная власть, как видно из следующих примеров: в 1633 г. сам царь распорядился ограждением свободы пленной польки шляхтянки Малаховской, которую один сын боярский хотел «похолопить», выдав замуж за своего человека**; в 1631 г.*** и в 1657 г.**** понадобилось вмешательство государя, чтобы предотвратить закрепощение двух литовских шляхтичей, вышедших на его имя.
Наконец, правительству приходилось следить за тем, чтобы и два высших сословия — служилое и посадское — были прикреплены к своим обязанностям, строго отграничены друг от друга. Между тем посадские люди бегали с посадов, уклоняясь от тягла, или записывались в служилые люди по прибору, вызывая тем иски о возврате со стороны посадской общины; с другой стороны, посадская община стремилась обложить, тяглом и служилых людей по прибору, нередко промышлявших и торговавших на посаде, иногда даже прямо записывали их в посадские люди. Интересуясь прежде всего обеспечением службы, государство с особенною строгостью наблюдало за тем, чтобы служилые люди не зачислялись на посад, и потому нередко такие дела доходили до царя; но он уже обыкновенно передавал их в подчиненные учреждения. Ограничимся одним примером: когда в 1639 г. несколько человек карачевских пушкарей и затинщиков жаловались, что их неправильно зачисляют на посад в качестве посадских людей, то «государь пожаловал, велел про то сыскат, а по сыску указ учинит по уложенью»*****. Точно так же и дела о посадских людях самостоятельно решались подчиненными учреждениями: напр[имер], в 1641 г. клин- ский губной староста прислал отписку о побеге с посада посадского человека Овчинникова; приказ без государя решил вернуть его на по¬
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгородск. стола Разряда, № 74, л. 41 и сл.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, стола Разр., № 100, л. 323 и об.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Владимирск. стола Разр., № 32, л. 165 и об.
**** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разр., № 325, л. 818 и след.
***** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. ст. л., св. 116, № 8.

Происхождение самодержавия в России
357
сад*; в 1646 г. псковские земские старосты просили вернуть на посад посадского человека Смолянкина, записавшегося в пушкари; решено: «дат государева грамота, велет про то сыскат, будет наперед сего в пушкарех не бывал, а ныне торгует, и ево по прежнему велет из пушкарей взят в тягло»**.
IV.
Мы не будем останавливаться на способах разбора и решения дел о религиозных преступлениях, потому что в этой области незаметно никаких изменений за все изучаемое время: в эпоху всевозможных суеверий понятие религиозного преступления было необычайно широко, репрессия в этом случае отличалась тогда чрезвычайной суровостью, и, наконец, всему делу придавалось такое важное значение, что оно обыкновенно не проходило без участия верховной власти; вот почему мы видим, что царь решает дела об отступлении от православия в мусульманство***, о колдовстве****, о «порче»*****, о святотатстве******, о волшебстве*******.
Переходим к преступлениям против жизни — к убийству. Не подлежит сомнению и подтверждается целым рядом указаний источников********, что обыкновенные дела об убийстве судились и решались подчиненными органами власти — приказами, воеводами, приказными людьми, губными старостами. Правда, между центральными и областными учреждениями дела эти распределялись, как и большая часть других дел, довольно беспорядочно, и все определялось тем, куда поступала челобитная, так как от челобитчика зависело, начать
*Моск Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. ст. л., св. 127, № 42.
**Тамже, св. 168, № 72.
*** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 11, № 27.
****Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 11, л. 162 и сл., № 54, ст. 2, л. 247 и об.
*****Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгородск. ст. Разр., № 83, л. 58 и об. ****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 575, л. 148 и сл.
******* Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 181, № 66.
******** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. ст. л., св. 87, № 70, св. 129, № 53, св. 150, № 53; Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го Разр. Оруж. пал., 7150 г., № 5; Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Приказ, ст. Разр., № 41, л. 61 и об.; Моек Арх. Мин. Импер. Двора, ст. 2-го разр. Оруж. пал., 7144 г., № 29; Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 12, л. 312 и сл. и т. д.

358
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ли дело в приказе в Москве или перед областными властями, однако и здесь уже обнаруживалась сильная тенденция в передаче главной массы дел местным учреждениям. При всем том, однако же, бывали случаи, когда, по старой привычке, подавалась челобитная прямо царю о обыкновенном убийстве; тогда царь предписывал подчиненным органам решить дело. Вот характерный пример. В 1651 г. Чупахин подал челобитную царю об убийстве Дружининым и Кор- ченковым его крестьян; государь «велел указ учинить» яблоновскому воеводе князю Репнину*.
Зато приговор по делам об убийствах особого рода не мог быть постановлен без непосредственного участия верховной власти. В этом отношении сфера непосредственного воздействия последней была еще весьма широка. Так, дела о мужеубийстве подлежали решению царя и Боярской думы. Напр[имер], в 1636 г. по делу о мужеубийстве, случившемся в Курске, «бояре приговорили» зарыть мужеубийцу живьем в землю**. Верховная власть решала также дела о братоубийстве. Вот примеры: в 1633 г. государю докладывали о результатах следствия по делу о братоубийстве, совершенном Шепелевым, причем целью доклада было получить определенное решение***; в 1641 г. отписка о другом случае братоубийства бьиа «государю чтена; государь указал того убийцу пытать накрепко» и прислать расспросные речи в Москву****.
Убийство, совершенное служилым человеком во время похода или вообще во время отбывания службы, также подлежало суду самого царя или Боярской думы в первой инстанции. В 1622 г. в Данкове на службе один служилый человек подрался с другим и убил его; «бояре приговорили за его воровство бита на козле кнутом»*****. В другом подобном случае, относящемся к 1644 году, приговор постановил государь******. Им же решено было дело об убийстве Ды- мовским казака Комарева в 1648 г.******* До царя доходили далее и им
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 298, л. 33 и сл.
“Там же, № 83, л. 258 и об.
*“ Моек. Арх. Мин. Юст., ст. Моек. ст. Разр., № 134, л. 639 и об.
**“ Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, пр. д. старых лет, св. 85, № 64.
***** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разр., № 12, лл. 142 об. — 150. ***“*Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 190, л. 323 и об.
******* моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек Разр., № 131, л. 68 и об., л. 183 и об.

Происхождение самодержавия в России
359
решались в первой инстанции дела об убийстве холопами и крестьянами свободных людей, особенно их господ. Следующие, взятые на выбор, факты свидетельствуют об этом. В 1632 г. по делу об убийстве в Устюжском уезде Важенина двумя холопами следствие было произведено воеводой и дьяком Устюжской четверти Пантелеем Чириковым, а затем дело было выписано «в доклад» государю*. В 1636 г. в Торопецком уезде Кушелев был убит своими крестьянами, о чем было доложено царю, и он велел пытать их и расспросные речи сообщить в Москву**. То же самое наблюдаем в 1638 г. при убийстве Сергеева крестьянином Тыртова***, в 1642 — при убийстве Левашова холопом Волынского Игнатьевым****, в 1654 — при убийстве Толбугина крестьянами князя Черкасского*****.
К числу исключительных дел, подлежавших решению верховной власти, принадлежали, наконец, дела об убийстве священно- и церковнослужителей и об убийстве иностранных подданных, а также об убийстве иностранцами русских. Вот доказательства: в 1642 г. дьякон в пьяном виде зарезал в кабаке попа, с которым у него была «не- дружба» и который его раньше «бивал неодинова»; отписка об этом была «государю чтена», и он решил послать грамоту, с предписанием произвести пытку******; в 1635 г. была выписана в доклад отписка холмогорского воеводы об убийстве одного посадского человека «цесарские земли прапорщиком Улфом Полгером»*******; в 1639 г. царь решил дело об убийстве одного литвина Петрищевым********.
В связи с убийством или «душегубством», как оно обыкновенно тогда называлось, стоят другие «губныя» дела, именно — разбой и татьба с поличным. Еще губные грамоты XVI века установили подсудность этих дел подчиненным органам областного управления********, и это сохранилось в XVII в. Если и бывали случаи, когда дело рассмат-
* Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 49, № 48.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгор. ст. Разр., № 58, л. 463 и ел.
***Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., №133-
**** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Владим. ст. Разр., № 117, л. 149 и сл.
***** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 294, л. 326 и сл.
****** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик д. старых лет, св. 129, № 45.
******* Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, пр. д. старых лет, св. 70, № 62.
******** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 108, л. 446 и сл. ********* Акты Арх. Эксп.,т.1,№№ 187,192,194,221,330;Доп.кАкт.Историч.,т.1,№
31.

360
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ривалось и решалось царем, то это было исключением, а не общим правилом. Сюда относились, напр[имер], дела о массовых и систематических разбоях на Волге: в 1623 г. воронежский воевода прислал в Москву следственное дело о таких разбоях, и решено было его «выписать в доклад тотчас»*. Без царя — что вполне естественно — не обходились и дела о разбоях над иностранными подданными: в 1639 г. было «написано в доклад» о разбое, совершенном одним жителем Торопца над заграничными велижскими крестьянами**; в 1645 г. подверглись разбою караваны двух голландских купцов около Новгорода; дело было немедленно доложено государю, который распорядился производством следствия воеводой и Посольским приказом: затем последовал доклад царю, который и постановил приговор***.
Наши источники переполнены фактами, свидетельствующими, что все обыкновенные дела по разного рода уголовным преступлениям, увечью, нанесению ран и побоев, бесчестью, краже, грабежу, поджогу, мошенничеству****, а также все гражданские правонарушения***** разбирались и решались в XVI и первой половине XVII века подчиненными учреждениями. Мы не будем поэтому останавливаться на этом вопросе подробно; отметим только те особые случаи, в которых заметно непосредственное участие верховной власти в первой инстанции: мы убедимся при этом, что так бывало лишь тогда, когда были специальные для того причины, коренившиеся в характере разбираемого дела.
В 1621 года Лехов и Левашов по царскому указу взяли в Вязьме у литовского купца могилевца Таруты икону с мощами и перо и привезли их в Москву, оставив Таруте под заклад их 411 руб. 4 деньги и условившись разменяться обратно в Петров день того же года; потом
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 11, л. 9 и об.
** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, ев. 103, № 11.
***Тамже, ев. 157, № 18.
**** Моек Главн. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. старых лет, св. 102, № 70, св. 139, № 60, св. 144, № 15, св. 152, № 61, св. 157, № 31, св. 135, № 65, св. 152, № 68, св. 156, № 14, св. 121, № 77, св. 139, № 60, св. 141, № 75, св. 144, № 15, св. 152, № 61, св. 153, № 71, св. 158, № 46; Моек Арх. Мин. Юст., ст. Белгор. ст., № 1076, л. 13 и об.; Моек Арх. Мин. Ими. Дв., ст. Оруж. пал., 7139 г., № 94.
***** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, пр. д. старых лет, св. 81, № 13, св. 88, № 14, св. 90, № 34, св. 92, № 53, св. 94, № 5, св. 96, №№ 14 и 15, св. 97, № 23, св. 104, № 22, св. 120, № 65 и т. д.; Моек Арх. Мин. Юст., ст. Приказ, ст. Разр., № 108, л. 190 и об. и т. д.

Происхождение самодержавия в России
361
Тарута отказался разменяться и потому Лехов и Левашов просили царя дать грамоту Вяземскому воеводе задержать в Вязьме Могилевских купцов; «государь пожаловал, велел дать грамота»*. Понятно, почему здесь необходимо было участие царя: речь шла о неисполнении обязательства иностранным подданным, и мера, вызывавшаяся обязательствами, сводилась к репрессиям по отношению к иностранным подданным.
В 1641 г. Погожев обвинял Нелединского, что он подкупил лиц, участвовавших в повальном обыске, почему последние показали на вторичном обыске не так, как при первом; не удивительно, что при таком исключительном и важном обвинении «государь пожаловал, велел дело внести к бояром»**.
Понятно — далее, что до чрезвычайности сложный и запутанный спор о наследстве между вдовой князя И. Б. Черкасского и князем Я. К Черкасским был в конце концов в 1643 г. разрешен самим царем, предоставившим, однако, и здесь разрешение отдельных пунктов спора подчиненным учреждениям, как видно из следующего текста пометы: «государь пожаловал, животы велел разделит по прежнему своему государеву указу боярину князю Алексею Михайловичу Львову да дьяку Григорию Ларивонову, а судное дело взяти к Москве, а вотчинами владети по дачем, что кому дано, а государево жалованье загородные дворы разделите пополам, а что живот своз до делу, и то на- писат и бита челом именно, а в Юрьевском уезде вотчину село Семинское з деревнями и с пустошами разделите пополам»***.
Остается, наконец, отметить, что некоторые изменения в процессуальных действиях властей определились распоряжением царя. Сюда относились, напр[имер], перенос дела из одного учреждения в другое по просьбе одной из сторон****, отсрочка разбирательства по случаю отправления на службу, похода и по другим уважительным
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, стола Разр., № 181, ст. 3, л. 1 и об.
**Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 205, л. 7 и об.; Моек Арх. Мин. Ими. Двора, столбцы 2-го Оруж. пал., 7143 г., №216; Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 54, ст. 2, л. 196 и об. и т. д.
*** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Новг. Разр., № 4, л. 39 и об., № 71, л. 44 и об., № 80, л. 1 и об.; ст. Белгор. ст. Раз., № 4, л. 109 и об., № 16, л. 235 и об., № 65, л. 105 и об., № 130, л. 96 и об.; Моек Арх. Мин. Импер. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7140 г., № 37 и т. д.
**** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. л., св. 15, № 33-

362
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
причинам*. Иногда, впрочем, — именно тогда, когда закон давал основания для разрешения просьбы в определенном смысле, — царь и в процессуальных вопросах предоставлял решение дела подчиненным учреждениям, хотя с челобитной обращались и непосредственно к верховной власти. Так, бывало, напр[имер], тогда, когда ответчики просили царя решить дело в их пользу за неявкой истцов. В таких случаях государь распоряжался, чтобы приказы или воеводы «указ учинили по уложенью»: так было, напр[имер], в 1635**, 1691 г.*** и т. д.
Таким образом, мы убедились, что самостоятельные судебные функции подчиненных учреждений выражались к половине XVII века в производстве следствия по государственным преступлениям, в рассмотрении и решении дел о преступлениях против власти и против порядка управления (за исключением особенно важных), исков о крестьянах и холопах, дел о закабалении и закрепощении свободных людей, о выходе служилых и посадских людей из их состояний, наконец, обыкновенных, заурядных дел об убийстве, о преступлениях против здоровья, чести и против прав имущественных и всякого рода гражданских тяжб. В общем нельзя не признать, что соотношения между верховными и подчиненными органами власти в области суда складывались в известном уже нам направлении облегчения верховной власти и высших учреждений от множества мелких дел, ранее постоянно восходивших до них.
Глава восьмая
ПОЛИЦЕЙСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГОСУДАРСТВА.
СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТЬЮ
И ПОДЧИНЕННЫМИ ОРГАНАМИ
В ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
I.
Полицейская деятельность государства, т. е. заботы его о безопасности и благосостоянии населения, развивается, как мы уже имели случай заметить, позднее, чем другие функции государственной власти. Поэтому здесь мы будем наблюдать гораздо больше остатков старины, чем где бы то ни было. Сколько-нибудь организованной полиция
* Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. л., св. 91, № 40.
“Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 70, л. 5 и об.
*** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. старых лет, св. 130, № 61.

Происхождение самодержавия в России
363
безопасности становится лишь в XVI веке, с появлением губных учреждений. Губные грамоты свидетельствуют, что население стало выбирать десятских, пятидесятских и сотских на каждые 10,50,100 дворов; всех приезжих и проезжих людей население должно было «являть» десятским, десятские их являли пятидесятским, а пятидесятские сотским, а сотские с пятидесятскими и десятскими тех людей «осматривали и записывали»*. Во второй половине XVI века, когда появились излюбленные головы, и они были привлечены к содействию губным учреждениям в деле полицейского надзора, они должны были «беречь накрепко», чтобы у них «всяких лихих людей не было»**. В XVII веке такого же рода функции свойственны были воеводам***. Неудивительно, что. полицейский надзор, элементарная забота о безопасности населения раньше и полнее всего перешли в самостоятельное ведение подчиненных областных учреждений: с развитием денежного хозяйства участились передвижения населения по стране, обострились классовые противоречия, и господствующие имущие классы почувствовали настоятельную потребность в правильной организации защиты своих материальных интересов. В городе Москве функции полицейского надзора исполняло особое учреждение — Земский приказ или Земский двор.
То же усиление торговых сношений вызвало постоянные поездки иностранных купцов по России. Свобода проезда для них обеспечивалась особыми выдававшимися московским правительством паспортами — «проезжими грамотами». Выдача таких проезжих грамот в первой половине XVII века сделалась уже одной из обычных функций подчиненной администрации. Вот примеры: в 1628 г. проезжую грамоту голландцу Демулину на проезд из Москвы до Архангельска выдал Посольский приказ без государя****; таким же образом получена была одним гамбургским купцом в 1636 г. проезжая грамота на Псков*****; то же повторилось с московским торговым иноземцем в 1642 г.****** и т. д. Лишь в том случае, когда иноземец навсегда или
‘Акты Арх. Эксп., т. I, №№ 192,194, 330.
"Там же, №№ 234,250; т. И, № 52.
*** Чичерин. Областные учреждения России в XVII в., стр. 178 и след.
**** Моек Гл. Арх. Мин. Ии. Д., прик д. старых лет, св. 28, № 2.
*****Там же, св. 84, № 52.
******Тамже, св. 122, № 17.

364
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
надолго выезжал за границу, требовалось разрешение царя на выдачу проезжей грамоты, как видно из следующего, напр[имер], факта: Бурцев завел бумажную фабрику и пригласил из-за границы пруссака Фрума, который «в бумажных снастех учеников русских людей научил» и теперь просится на родину; поэтому поводу Бурцев просил для него проезжей грамоты на выезд за границу; в 1641 г. «государь пожаловал, велел дат свою государеву проезжую грамоту»*.
Если таким образом уже в выдаче проезжих грамот наблюдаются остатки непосредственной деятельности верховной власти, то еще более заметна эта деятельность в других отраслях полиции безопасности. Напр[имер], пожарная часть сосредоточивалась в городах в ведении воевод, но в Москве, хотя ее ведал Земский приказ, обо всяком значительном пожаре непременно докладывалось царю. Мало того: даже о больших пожарах в провинциальных городах делали иногда такой же доклад: так было, напр[имер], в 1636 г., когда случился громадный пожар в Архангельске**.
Царь принимал также непосредственное участие в распоряжениях о распланировании и постройке московских улиц. В этом отношении особенно любопытны следующие документы. После огромного пожара в Москве в 1626 г. царь и патриарх распорядились, чтобы князь Г. К. Волконский и дьяк Волков измерили и описали погоревшие улицы; 21 мая царь и патриарх «росписи слушали и указали», какой ширины должна быть каждая улица***. В июне тем же лицам царь и патриарх указали «на Николском кресце иконной ряд на обе стороны подвинут назад для уличного простору»****.
Заботы о безопасности населения от всякого рода стихийных бедствий принимали в то время весьма часто форму предписания об исполнении религиозных обрядов. Распоряжения в этом направлении также сплошь и рядом исходили прямо от верховной власти. Так, в октябре 1650 года «государь, советовав с патриархом, указали» по случаю недорода, саранчи, наводнений, пожаров и эпизоотий в Филиппов пост везде поститься и служить молебны*****.
* Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 77, № 77.
“Там же, св. 82, № 26.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., книга Моек, стола Разряда, № 17, лл. 1 и ел.
“"Там же, кн. № 18, л. 1.
***“ Полное собрание законов, № 47.

Происхождение самодержавия в России
365
II.
Еще менее развитой и расчлененной между разными органами власти была деятельность государства, направленная на заботы о благосостоянии населения. Для этой цели прежде всего большое значение имеют пути сообщения и почта. Но московское правительство было настолько далеко от удовлетворения в этом отношении общественным потребностям, что почту и дорожную часть приспособляло исключительно к нуждам государства: этой именно цели служила ямская гоньба в Московском государстве. Соответственно этому и в организации ямской гоньбы можно наблюдать важную роль царя, непосредственно на нее воздействовавшего. Правда, обычная исполнительная, текущая работа по ямскому делу уже сосредоточилась в руках подчиненных органов администрации; построение ямов и устройство ямской гоньбы лежало на обязанности особых, специально посылавшихся из Москвы стройщиков; самую гоньбу вели старосты, приказчики и ямские охотники; в центре заведовал ею с технической стороны Ямской приказ*. Но и это центральное учреждение, как и другие приказы, не могло самостоятельно распоряжаться учреждением новых ямов: это требовало непременно специального указа государя. Так, в 1б4б г. об учреждении ямов и ямской гоньбы в Важском уезде было «написано в доклад царю»“.
Весьма видную роль играл московский государь в делах, касавшихся торговой полиции. Правда, и здесь стала уже постепенно выделяться сфера самостоятельной деятельности подчиненных учреждений: мы видим, напр[имер], что разрешение устройства новых торговых и промышленных предприятий переходит в их руки: так, без участия государя разрешено было в 1637 г. одному голландскому купцу завести торговлю смолой и добывание ее близ Архангельска на Жабьем болоте"*, в 1637 г. Устюжская четверть самостоятельно разрешила понойским и есканским новокрещенам купить в Вологде хлеба и доставить его в Архангельск, а оттуда на корабле гостя Юрия Клинка**“; отписки о литовских купцах, приезжавших в Великие Луки,
* Гурлянд. Ямская гоньба в Моек, госуд.
“ Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, ев. 174, № 152. *" Там же, ев. 93, № 60.
““ Там же, св. 93, № 60.

366
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Осташков и Вязьму, в 1630 г. с заповедными товарами (табаком, вином и пр.), всегда читались государю, но дела столь же постоянно решались приказом совершенно независимо*. Но при всем том сплошь и рядом попадается непосредственное руководительство царя по весьма мелким делам. Так, в декабре 1626 года государь и отец его «котельного ряду торговых людей пожаловали, по рядом и по крестцом с котлы оприч котелного ряду сидет не велели»**, а затем ими же велено «прокликати биричу по всем рядам и по кресцом и по воротам и посылати приставов почасту и смотрети накрепко, чтоб в рядех торговые всякие люди сидели с товары своими, которыми товары в котором ряду торгуют, где кому указано, а порознь бы нихто никаков человек с розными товары в иных рядех не торговали и по кресцом ни с какими мелкими товары и в воротах и в окнах и на скамьях ни с каким товаром не сидели и не торговали, а торговали б в рядех и сидели на скамьях с товары своими, где кому даны места»***. Разрешение разыскивать руды и контроль за этими розысками в конце концов зависели также от царя. В 1636 г. кайгородский воевода описывал, что двое Олковых, Бартов и Шишкин, сообщившие, что они знают оловянную и серебряную руду, и обещавшие принести «опыт» ее, не исполнили этого последнего обещания, почему у воеводы явилось подозрение, что они хотят «покорыстоваться» этою рудою: по этому поводу «указал государь» произвести следствие и о результатах довести до его сведения****. Без прямого распоряжения самого царя не обходились даже такие неважные дела, как устройство мостовой в Москве или похороны самоубийцы. Вот примеры: в 1643 г. «указал государь намостит мосты для своего государева походу за Сретенскими и за Покровскими вороты в земляном городе, а денги указал государь собрати по писцовым книгам с дворов и с лавок, которые дворы и лавки за Сретенскими и за Покровскими вороты»*****; в том же году Матрена Шишкина кончила жизнь самоубийством; мать ее просила у патриарха позволения ее похоронить; патриарх велел произвести сыск, а царь предписал сыск из Патриар-
*Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик. д. старых лет, св. 103, № 10.
“Моек. Арх. Мин. Юст., книги Моек, стола Разряда, № 18, л. 37 и об.
***Тамже, лл. 190—191-
**** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик. д. старых лет, св. 87, № 81.
*****Там же, св. 139, № 59-

Происхождение самодержавия в России
367
шего двора взять и по делу сыскать боярину князю Юрию Андреевичу Сицкому и дьяку Д. Карпову и «доложить себя государя»*.
Таким образом, несмотря на позднее и слабое развитие полицейской деятельности государства, к половине XVII века, отчасти и раньше, слагается мало-помалу самостоятельное полицейское ведомство подчиненных учреждений: их функции слагаются из элементарной охраны общественной безопасности, снабжения паспортами купцов, заведывания пожарной частью, исполнительной деятельности по ямской гоньбе и менее важных дел по торговой полиции.
III.
Нам уже известно, что в удельной Руси верховная власть часто принимала непосредственное участие в ведении дипломатических переговоров, и что с этою целью стремились вести эти переговоры непременно в Москве. Эта традиция сохранилась и в XVI веке. В малолетство Грозного московское правительство ни за что не соглашалось отправить посольство для мирных переговоров в Литву, упорно отстаивая старый обычай, несмотря на все настояния Литвы**. То же долго продолжалось и тогда, когда Иван Грозный сам стал править государством, и только победы Батория заставили впервые отступить от этого правила***.
Характерно, что самый способ ведения переговоров остался прежним. Для примера укажем на переговоры в январе 1549 г. с литовским посольством Глебовича, Камаевского и Есмана. Во время первого съезда после бесплодных долгих споров и запросов послами Пскова и других городов «бояре речи их (послов) сказали царю и великому князю», и царь велел послам ехать на подворье****. То же повторялось неоднократно и позднее. Мало того: иногда Грозный, наскучив сношениями с послами через «ответные» комиссии Боярской думы, вступал в переговоры сам непосредственно. Так случилось в 1570 г., когда в Москву прибыло для переговоров о мире литовское посольство, состоявшее из Кротошевского, Тавлоша и Злешеня; после продолжительных
*Моск Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. ст. л., св. 138, № 45.
“Акты Западной России, т. II, № 175.
*“ Соловьев, История России, т. VI, М., 1850, стр. 367 и сл.
““Сборник Императорского Русского Исторического Общества, том 59-й,
стр. 275.

368
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
споров послов с боярами о полоцких границах, царь сам лично повел с ними разговор, и в конце концов было заключено перемирие*.
Отмеченный уже сейчас факт, что со времен Батория московское правительство стало отправлять своих послов в Литву для переговоров, свидетельствует сам по себе о большей, чем прежде, самостоятельности московских дипломатов уже в конце XVT века. Правда, они и тут продолжали весьма часто сноситься с верховной властью через гонцов, испрашивая инструкции по незначительным иногда вопросам, но все-таки это было труднее, чем выйти в соседнюю комнату для получения надлежащих указаний. Такая новая постановка дела не замедлила отразиться и на содержании инструкций или «наказов», даваемых послам: наказы эти касаются уже весьма важных вопросов внешней политики и, стремясь исчерпать и предусмотреть все подробности и перипетии переговоров, волей-неволей расширяют пределы компетенции послов, предоставляя им больше свободы. Особенно выдается в этом отношении известный наказ, данный Иваном Грозным князю Сицкому и Пивову**, а также инструкции Пушкину и Писемскому***.
В первой половине XVII века новая организация дипломатической части сохраняется и развивается. Мы видим, например, что Аладьин, Желябужский, Воротынский, Сицкой и Измайлов вели переговоры вне Москвы****. Параллельно этому растет и самостоятельность московских дипломатов: во время переговоров в Столбове русские послы соглашаются на титул «Ижерский» для шведского короля, не снесясь об этом предварительно с Москвой*****; в 1634 г. вовремя переговоров в Поляновке151 Ф. И. Шереметев и князь А. М. Львов ни разу не запрашивали московское правительство******.
Венцом этой самостоятельности является в 60-х годах XVII века та инициатива, которую проявлял в то время руководитель московской дипломатии Ордин-Нащокин152: он, как настоящий культурный ди-
* Сборник Императорского Русского Исторического Общества, том 71-й; Соловьев. История России, т. VI, стр. 268.
"Соловьев. История России, т. VI, стр. 368-370.
***Тамже, 374-375.
**** Соловьев. История России, т. IX.
*****Тамже, стр. 111.
****** Там же, стр. 235 и след.

Происхождение самодержавия в России
369
пломат, проявлял уже творческие тенденции, составил записку о принципах, на которых должна строиться московская внешняя политика, высказывался там за союз с Польшей и борьбу с Швецией из- за берегов Балтийского моря*.
Вообще и в дипломатической сфере к половине XVII в. сложилось довольно определенно самостоятельное ведомство подчиненных органов власти. И дипломатические сношения перестали быть случайными, стали постоянным и правильным явлением”.
Глава девятая
КОНТРОЛЬ И НАДЗОР ЗА АДМИНИСТРАЦИЕЙ
I.
Еще более отсталой, менее организованной, чем полиция, функцией государственной власти в Московской Руси до половины XVII века является контроль и надзор за администрацией, потому что реальные условия общественной жизни того времени — экономические и особенно социальные — не вызывали еще неутолимой потребности в ограждении прав личности от произвола властей: слабость развития денежного хозяйства и особенно крепостной общественный строй сыграли тут главную роль. Мы знаем уже, что это отразилось на внешней организации административного надзора и контроля; ни XVI век, ни первая половина XVII-ro не знали постоянных центральных учреждений с такими задачами: Приказ приказных дел, Приказ что на сильных бьют челом, Сыскной приказ были временными и рудиментарными учреждениями; по тайным делам были только подьячие, но не было приказа: единственным исключением являлся Челобитный приказ, но он, будучи канцелярией по приему прошений на царское имя, во-первых, ведал не только контроль за администрацией, а все самые разнообразные дела, во-вторых, он может считаться одним из свидетельств в пользу того, что контроль и надзор за администрацией были весьма несовершенны, потому что проявлялись почти всегда не систематически, не в виде постоянной функции высших учреждений, а в форме
* Соловьев. История России, т. XI, стр. 201 и след.
“ Заозерский [А]. К характеристике московской дипломатии XVII в., [в] Сбор¬
ник в честь Платонова [Сергею Федоровичу Платонову ученики, друзья и почи¬
татели. СПб., 1911], стр. 354.

370
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
рассмотрения жалоб со стороны потерпевших. Таким образом, говоря о контроле и надзоре, нам придется иметь в виду почти исключительно разбор и решение дел о должностных преступлениях. Дела эти тогда, как и теперь, решались чаще всего в порядке дисциплинарном, реже — в судебном порядке. Но решались ли они так или иначе, — во всяком случае, как сейчас увидим, очень часто верховная власть принимала в них непосредственное участие.
Исследованию подлежит прежде всего вопрос о том, кем рассматривались и разрешались жалобы на центральные учреждения — приказы.
Приказы иногда оказывали неповиновение верховной власти, не исполняли ее распоряжения. Примером такого неповиновения может служить следующая челобитная гостя Светешникова, относящаяся к 1627 г. Светешников пишет: «пожаловали вы, великие государи, меня, холопа своего, велели закладную Михаила Вешнякова брата ево Володимеровскую вотчинку Вешнякова записать в Поместном приказе за мною холопом вашим», но судьи приказа «тое вотчинки не записали, а сказали, что о той вотчине есть челобитчики» Олябьев и Борзецов, и какие подписные челобитные ни приносил затем Светешников, судьи не исполняли их, «норовили» Олябьеву и Борзецову, «и той вотчинки в книги не запишут, и вас государей о том не доложат». Дело по этой жалобе было в конце концов решено самим царем: вотчина записана за Светешниковым, но никакого наказания судьи Поместного приказа не понесли*. То же самое наблюдается в другом случае, засвидетельствованном в челобитной новгородца посадского человека Суконникова в 1647 г.: «по твоему государеву по верховному по имянному приказу и по четырем подписным челобитным новгородцу посадскому человеку Василию Варварину по ложному челобитью и по воровской по нарядной купчей дворового твоего государева жалованья данного места с садом и хоромишек моих поставленья моево до подлинново сыску отнимать у меня сироты твоего не велено», а думный дьяк Назар Чистой из Новгородской четверти велел только выслать Варварина с «воровской» купчей в Москву, а об оставлении двора за челобитчиком распоряжения не сделал; Суконников просил сделать такое распоряжение, и царь, не подвергая взысканию Чистого, велел сделать**.
*Моск. Арх. Мин. Юст., книги запис. вотч. Помест. приказа, 5969/1, лл. 1-28.
** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 183, № 79-

Происхождение самодержавия в России
371
Бывали затем случаи, когда приказ не исполнял законных решений другого приказа, подлежащих непременному исполнению. И тогда жалоба шла к верховной власти, которая и распоряжалась исполнением решения, опять-таки не наказывая виновных. Вот пример: Булат Телицын, назначенный в 1628 г. быть у «государева панихидного дела», был пожалован жалованьем, и дьяк Лихачев дал память во Владимирскую четверть к дьяку Золотареву о выдаче жалованья, но Золотарев не выдал; по жалобе Телицына, государь и патриарх «велели дать ему жалованье»*.
Если таким образом пассивное сопротивление законным требованиям властей, простое неисполнение их приказами не влекло за собой кары, а вызывало только новое понуждение к исполнению со стороны верховной власти, то злоупотребление и лихоимство вызывало кару по приговору той же верховной власти, причем производилось следствие, поручавшееся царем каждый раз особо назначенным для того лицам. В 1635 г. царь «указал столнику князю Миките Ивановичю Одоевскому да диаку Пантелею Чирикову по изветной челобитной стадного прикащика Юрья Легасова сыскати про все, о чем он бил челом государю и извещал Конюшенного приказу на диака на Григорья Пятово да на Григорья Кузовлева. А в изветной его Юрьеве челобитной пишет: Пятой в 143 году без государева указу учинил прибавку хлебному и денежному жалованью стремянным и задворным стряпчим и конюхом и всяким людем конюшенному чину перед прошлым годом, а за это взял себе с каждого по 3,4,5 рублей, а раньше Пятой был стремянным конюхом и сидел у государева дела на московской конской с Кузовлевым и собрали вместо 1200 рублей только 530, брали взятки и морили царских лошадей». О результатах следствия было «выписано в доклад» царю, который и постановил приговор**.
Далее жалобу царю на приказ вызывало также нередко и неисполнение приказом законных требований просителя. Так, в 1649 г. дьяк Разряда не дал двоим поручителям срока для сыска лица, за которое они поручились; последовала жалоба, и государь велел дать срок***.
Уже приведенных сейчас фактов достаточно, чтобы сделать понятной и естественной ту страшную волокиту, которая тогда была
* Моек. Арх. Мин. Имп. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7136 г., № 47.
** Моек. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, ев. 79, № 95.
“* Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разр., № 265, лл. 313,337 и об.

372
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
обычным явлением в московских центральных учреждениях и вызывала также против себя частые жалобы. Наши источники переполнены относящимися сюда фактами, причем опять-таки всегда дело шло к государю и им решалось. Это санкционировано было и Уложением 1649 года, установившим, что сам царь определяет размеры пени в таком случае* **. Впрочем, надо заметить, что и здесь дело ограничивалось большею частью, даже почти всегда, простым понуждением приказов со стороны верховной власти вершить дело «безволокитно»".
В общем приходится, следовательно, признать, что контроль и надзор за центральными учреждениями были до конца изучаемого периода крайне неорганизованны, сосредоточивались всецело в руках самой верховной власти, что и отражалось на самом существе дела: контрольные действия возникали лишь по жалобам отдельных лиц и проявлялись по преимуществу в виде понуждений к исполнению приказами возложенных на них функций; наказания были редки, применялись только в более важных случаях.
II.
Переходим к рассмотрению вопроса о контроле и надзоре за действиями воевод.
Важнейшим и наиболее часто встречающимся видом должностных преступлений воевод было злоупотребление властью, заключавшееся в обидах и притеснениях жителей вообще и служилых людей в частности. Все случаи злоупотреблений воевод всегда в первой половине XVII века рассматривались царем, который и постановлял при этом окончательное решение. Фактами переполнены источники***. Приведем несколько, характерных из них. В 1623 г. коломенские посадские люди били челом на воеводу князя Шаховского «в на- сильствах и налогах», и «государь пожаловал, велел по тому делу до¬
* Уложение, X, 15.
**Моск Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. старых лет, св. 89, № 18, св. 118, № 43, ср. 121, № 82, св. 123, № 29, св. 124, № 30, св. 125, № 38, св. 129, № 52, св. 133, № 21, св. 137, № 4, св. 147, № 27, св. 154, № 90, св. 157, № 30 и др.
*** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, пр. д. старых лет, св. 82, № 25; Моек Арх. Мин. Юст., столбцы: Белгороде, ст. Разр., № 199, лл. 4—5, 56 и об., № 232, л. 146 и об., № 233, л. 32 и об., № 274, л. 215 и об., № 275, л. 155 и об., № 281, л. 16 и об., № 284, л. 204 и сл., № 298, лл. 30 и об., 170 и об., № 317, л. 26 и об., № 10, л. 56 и об., № 75, л. 163 и об., № 158, л. 193 и об. и мн. др.

Происхождение самодержавия в России
373
ложит себя государя»*. В 1638 г. епифанский сын боярский Кофанов жаловался на побои, понесенные им от епифанского воеводы Писарева, и 20 сентября «государь пожаловал, челобитье твое велел записати, а будет учнет тебя Писарев бити и увечити напрасно, ино не про государево дело и вину, и он сам будет бит и увечен»**. В1643 г. елецкий воевода Олябьев сбирал с жителей лишние подати и делал незаконные поборы; государь велел его сменить***. В 1б54 г. рославльский соборный поп Макар Матвеев бил челом на воеводу Горчакова в том, что воевода «отогнал» его от соборной церкви, захватил все его имущество, продал в свою пользу весь его хлеб, посадил самого попа в тюрьму на две недели и выпустил лишь за 2 рубля, отослал к себе в поместье попова племянника, наконец, во второй раз заключил попа в тюрьму и освободил лишь за 20 р. Царь велел стольнику князю Гагарину произвести следствие и о результатах сообщить царю для его решения****. Сюда относятся также случаи волокиты***** и отказа принять челобитную по судебному делу******, вызывавшие также обязательное участие государя в решении дела. Уложение 1649 г. также устанавливает подсудность царю дел о воеводских злоупотреблениях*******.
Притеснения подьячих съезжих изб со стороны воевод стали ужепо мере приближения к половине XVII в. передаваться царем на рассмотрение и решение других воевод, как показывает следующий, напр[имер], факт: подьячий съезжей избы во Ржеве Володимировой Вараксин в 1648 г. жаловался на притеснения со стороны воеводы Стрешнева и просил царя велеть судить его с Стрешневым воеводе Собакину; царь исполнил эту просьбу********.
К числу должностных преступлений воевод относилось, далее, превышение власти. Типическими в этом отношении могут быть признаны следующие, напр[имер], факты. В 1639 г. крапивенский
*Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Владимир, стола Разр., № 31, лл. 629-630.
** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 135, л. 166 и об.
***Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Владим. ст. Разр., № 116, л. 29 и об.
**** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 263, лл. 26 и об. и 85.
***** См, налр[имер], Моек Гл. Арх Мин. Ин. Д, прик д. старых лет, св. 81, № 6 и др. ****** См, напр[имер], Моек Арх. Мин. Императ. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал, 7158 г, № 24 и др.
******* Уложение, X, 150.
******** Моек Арх. Мин. Юст, столбцы Новгород, ст. Разр, № 80, л. 14 и об.

374
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
воевода жаловался, что полковой воевода отнимает от него «многия осадныя дела»; Разряд, не докладывая государю, решил отписать к полковому воеводе, чтобы он «в осадныя дела не вступался, а ведал ратныя дела»*. В 1б43 г. галицкий воевода писал, что по одному делу судил и постановил решение чухломской приказный человек Невельский, которому, по грамоте из Галицкой чети, велено было ведать только посад Чухлому, а Чухломская осада Галицкого уезда была подсудна Галицкому воеводе; Разряд опять вполне самостоятельно распорядился: «отписав велет судит в Галиче»**. В 1637 г. малоярославецкий воевода Селе- ховский жаловался на боровского воеводу Поливанова, что последний распечатал грамоты, посланные на имя первого; снова дело решено в приказе: «отписать, чтоб грамот не распечатывал»***. Ясно таким образом, что ведение дел о превышении власти воеводами уже перешло к центральным подчиненным учреждениям.
Данные наших источников не оставляют сомнения в том, что дела о непослушании воевод высшим властям рассматривались и решались самой верховной властью. Вот примеры. В 1613 г. суздальский воевода, вопреки предписанию приказа, отказался давать корм 1б-ти иноземцам, посланным в Суздаль; царь «велел отписать воеводе: то он делает негораздо»****. В 1612 г. нижегородский воевода, вопреки предписанию земского собора, являвшегося тогда носителем верховной власти, отказал, не дал Милославскому списка с оброчных книг; дело было решено верховной властью*****. В 1649 г. полковой воевода князь Хилков обвинял осадного воеводу Москотиньева- Плещеева в непослушании: дело решил царь******.
То же непосредственное участие верховной власти замечается в решении дел о неисполнении воеводами законных требований равных им властей. В 1635 г. горододелец Колтовской писал в Москву, что болховский воевода князь Мещерский, вопреки его требованию, не позволил биричу прокликать на торгу о вызове сошных людей из Волховского уезда для городового дела в Орел; государь указал
*Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Владим. ст. Разр., № 58, л. 619 и об.
** Там же, № 117, л. 405 и об.
*** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 85, л. 377 и об.
**** Моек Арх. Мин. Ими. Двора, столбцы 2-го разр. Оруж. пал., 7121 г., № 74.
***** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик д. Москотиньева-Плещеев, св. 4, № 1. ****** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разр., № 220, л. 176 и об.

Происхождение самодержавия в России
375
написать Мещерскому «с опалою» за непослушанье*. В 1647 г. белгородский воевода Бутурлин жаловался на непослушанье карповского воеводы Вердеревского в деле о заготовке хлебных запасов: царь велел пригрозить Вердеревскому наказанием**. Однако спустя два года, в 1649 г., мы наблюдаем уже иной порядок — решение дела Разрядным приказом: воевода Царева Алексеева города жаловался, что воеводы разных городов, несмотря на его требования, не высылают к нему детей боярских «нетчиков»; Разряд решил: «послать государева грамота, велет тех детей боярских сыскав выслать в новый Царев Алексеев город тотчас»***. И это не единственный факт****, так что расширение самостоятельной компетенции подчиненных учреждений в этих делах не подлежит сомнению.
Совершенно гармонирует с этим и тот факт, что неисполнение воеводами законных требований низших должностных лиц ведалось приказами без доклада царю. И так было еще в начале XVII века, что видно из такого факта: в 1617 г. Ногин, посланный с государевой грамотой в Новгород, не получил подвод от тверского воеводы, на что вполне имел право; приказ самостоятельно постановил отписать воеводе, пусть он отпустит Ногина немедленно и впредь таких гонцов не задерживает*****.
Таким образом, хотя и справедливо установившееся в литературе мнение, что в контроле за действиями воевод было много беспорядочного******, но некоторые зародыши большей определенности и организованности наблюдаются уже к концу изучаемого периода, причем слагается довольно обширный круг немаловажных дел, подведомственных центральным подчиненным учреждениям.
III.
К числу важных должностных лиц в московском государстве, хотя и действовавших непостоянно, а получавших лишь временные специальные поручения, принадлежали писцы, переписчики и дозорщики.
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 65, л. 207 и об. “Там же, № 224, л. 50 и сл.
*”Там же, № 294, л. 45 и об.
““Там же, лл. 46 и об., 115 и об. и др.
***“ Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, прик. д. старых лет, св. 6, № 5.
“**“ Чичерин. Областные учреждения России в XVII в., стр. 289 и след.

376
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Обязанности, на них лежавшие, чрезвычайно сильно затрагивали материальные интересы государства и населения. По этим причинам контроль за их деятельностью оставался все время в ведении самой верховной власти, и дела об их злоупотреблениях разбирались и решались непосредственно царем. В 1625 г. на крайнем севере «писцы по волостям малые сошки неравно писали»; об этом выписано было государю «в доклад»*. В 1622 г. царь и патриарх разобрали дело по жалобе романовцев посадских людей на то, что их неправильно «писал и дозирал» Алексей Шапилов**. То же было в 1627 г. с жалобой посадских людей ржевичей на писцов Лачинова и Матвеева*** и т. д.****
Выбиравшиеся дворянством каждого уезда окладчики в своей деятельности также затрагивали существенные материальные интересы государства и дворянского сословия. Понятно, какую важность имели при таких условиях их злоупотребления. Вот почему и здесь требовалось непосредственное действие носителя верховной власти. Так, напр[имер], когда в 1644 г. Дурасов подал известную челобитную на муромских окладчиков, указывая, что они дали неверные сведения о «нетчиках» и тех отставных служилых людях и вдовах, которые не представили денег за даточных людей, то «государь пожаловал, велел выписат в доклад в Разряде»*****.
Переходим теперь к рассмотрению того, кем решались дела о должностных преступлениях лиц, стоявших ниже воевод на административной лестнице, так или иначе им подчиненных.
Сюда относятся прежде всего таможенные и кабацкие откупщики. Их злоупотребления, по крайней мере постольку, поскольку они затрагивали казенный интерес, — а это почти всегда так было, — подлежали каре, налагаемой самим царем. Вот типические примеры: в 1630 г. голландский купец Дел едал жаловался на вологодского таможенного голову Иванова, что он незаконно взял пошлину с хлеба, не подлежавшего оплате; дело было решено государем******;
* Моек Гл. Арх. Мин. Д., пр. д. старых лет, св. 17, № 25.
** Там же, св. 11, №9.
*** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, пр. д. ст. л., св. 28, № 80.
**** Моек Гл. Арх. Мин. Ин.Д.,прикд. старых лет, св. 129, №57, св. 166, № 61; Моек Арх. Мин. Ин. Юст., столбцы Белгород, ст., № 91, л. 73 и об. и др.
***** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разряда, № 189, лл. 1-2.
****** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д, пр. д. старых лет, св. 38, № 5.

Происхождение самодержавия в России
377
в 1642 г. кабацкий целовальник Бежецкого Верху Желобицкий продавал вино, пиво и мед по высокой цене и тратил на свое личное торговое предприятие вырученные от продажи вина деньги; дело было доложено царю*.
Стрелецкие головы своими злоупотреблениями и проступками не вредили денежным интересам казны и потому не привлекали в такой степени, как таможенные и кабацкие головы, внимания верховной власти. Административная практика первой половины XVII века слагалась здесь в направлении передачи дела в ведение подчиненных учреждений. В 1640 г. стрелецкий голова Бакшиев «говорил невежливо» с яблоновским воеводой и изорвал на воеводе охабень, а когда воевода его заключил в тюрьму, то стрельцы освободили заключенного; «государь приказал отписал князю Василью Львову, велет про то сыскат и по сыску учинит им наказанье»”. В 1650 г. ефремовский воевода жаловался, что стрелецкий и казачий голова Шетилов вступался в татиные и разбойные дела, хотя эти дела, по грамоте из Разбойного приказа, было велено ведать воеводам; приказ запретил голове такое вмешательство”*. В 1659 г. в Ряжске стрелецкий голова не слушался воеводы: Разряд послал об этом память в Стрелецкий приказ”**.
Когда станичные головы не исполняли по небрежности важных военных обязанностей, на них лежавших, благодаря чему государство подвергалось опасности внезапного вражеского нашествия, тогда дело решал царь; так в 1645 г. станичный голова Шеховцев с товарищами не заметили татар; государь указал посадить их в тюрьму***”. Однако не всегда так бывало: по-видимому, московские цари уже сознавали необходимость передачи подобных дел на решение подчиненных учреждений, и, когда дела эти до них доходили, поручали их воеводам, как показывает, напр[имер], факт 1647 года: царь велел воеводе разобрать, виноват ли был станичный голова в недосмотре относительно нападения крымских татар на город Вольный****”.
* Моек Гл. Арх Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 132, № 15.
” Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 128, л. 952 и об.
*“ Моек Арх Мин. Юст., столбцы Владим. ст. Разр., № 137, л. 110 и об.
**” Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 301, лл. 130 и об., 131,132. ***” Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгород, стола Разр., № 203, л. 579 и об. ****”Там же, № 256, лл. 29-30.

378
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Естественно, что проступки по должности таких менее важных должностных лиц, как осадные головы, карались приказами; в 1639 г. Разряд предписал заключить в тюрьму калужского осадного голову за то, что он, вопреки предписанию, позволял жителям топить бани и мыльни и раскладывать на дворах огни*.
Относительно злоупотреблений и преступлений по должности, совершавшихся подьячими съезжих изб, надо заметить, что в тех случаях, когда они были особенно серьезны, что большею частью влекло за собою отставку подьячих, — доклад государю и решение им дела были необходимы. Вот доказательства: в 1640 г. царь отставил подьячего кромской съезжей избы за большие злоупотребления его**; в 1652 г. подьячий лебедянской съезжей избы был уличен в том, что он чрезвычайно сильно притеснял жителей; «государь пожаловал, велел тово подьячево от дела отставить»***; то же самое произошло в 1653 г. с подьячим с приписью калужской съезжей избы, который бражничал и ничего не делал без посула, вина и запаса, так что сам воевода вынужден был за него подписывать приставные памяти и закреплять некоторые дела****. Но все дела о менее важных должностных преступлениях подьячих, не влекших за собой устранения их от должности, рассматривались и решались в первой половине XVII века всегда подчиненными органами власти. Из большого числа относящихся сюда фактов***** приведем на выбор два. В 1631 г. Устюжская четверть разобрала и решила дело о 140 руб. мирских начетных ямских денег, увезенных в Сибирь подьячим устюжской съезжей избы Котельниковым, уехавшим туда торговать******. В 1627 г. устюжские посадские люди жаловались на притеснения и обиды от подьячих съезжей избы: жалоба была рассмотрена и вынесен приговор приказом, без обращения к государю*******.
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек, ст., № 142, ст. 1, л. 53-
** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 192, л. 345 и об.
*** Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Моек. ст. Разр., № 259, л. 112 и об.
****Там же, № 325, лл. 810,811,716.
***** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик д. старых лет, св. 47, № 31 ; Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разр., № 40, лл. 550,559 и об., № 213, л. 8 и об., и т. д. ****** Моек Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. л., св. 47, № 31.
******* Там же, св. 24, № 27.

Происхождение самодержавия в России
379
О должностных преступлениях лиц, занимавших низшие ступени на лестнице административной иерархии в Московском государстве, надо сказать прямо, что все они разбирались и решались подчиненными учреждениями — приказами и воеводами. Это доказывается рядом фактов. Напр[имер], в 1628 г. полковым судьей было подчищено одно дело; воевода за это велел его бить батогами, а Разряд сверх того распорядился посадить на месяц в тюрьму*. Около того же времени Кротов жаловался на сотского Шевденицкой волости, что он отказал в производстве следствия и укрыл тем людей, его ограбивших; шенкурский воевода Стрешнев велел доправитъ с сотского и целовальника 2 гривны за «поноровку». В 1624 г. площадный дьячок «прописал», т. е. написал в челобитной не сполна имя государя: приказ, без доклада царю подверг его наказанию батогами**.
Отдельно несколько слов необходимо сказать о преступлениях служилых людей, совершавшихся ими во время отбывания ими службы и касавшихся их служебных обязанностей. Мы имеем целый ряд фактов, свидетельствующих о том, что бегство служилых людей со службы, уклонение их от нее вызывали доклад дела на усмотрение царя, который и постановлял решение***. Это неудивительно: ревнивое отношение государства к исполнению служилыми людьми их военных обязанностей вызвало верховную власть на непосредственное воздействие в данном случае. Впрочем, уже в сороковых годах XVII века наблюдается отклонение от старого обычая: начинается передача подобных дел в руки подчиненных властей. В 1б42 г. один сын боярский, служивший «по выбору», уклонился от службы — бежал с «посылки на вести»: он был наказан за это Разрядом****. В 1648 г. царю было доложено, что семь орловских стрельцов, вопреки приказанию, не были на службе в Бобрике: «государь указал учинит о том указ тем непослушным боярину Илье Даниловичу Милославскому и дьякам»*****. До государя обыкновенно доходили также дела, касавшиеся грабежей жителей служилыми
* Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. стола Разр., № 24, л. 100 и об.
**Там же, № 11, л. 403 об.
***Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Моек стола Разр., № 23, л. 26, № 170, л. 55 и об.; столбцы Белгор. ст. Разр., № 217, лл. 56 и об., 125-126, № 274, л. 185 и об. и ми. др.
**** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Владим. ст. Разр., № 117, л. 97 и об.
*****Моск Арх. Мин. Юст., столбцы Белгор. ст. Разр., № 279, лл. 61-62.

380
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
людьми* или потрав, ими производимых**. Но за все остальные нарушения своих служебных обязанностей служилые люди отвечали обыкновенно перед подчиненными властями. Типическими примерами могут служить факты 1628*** и 1651**** годов, показывающие, что казаки, пропивавшие оружие и платье, наказывались Разрядом без доклада дел верховной власти.
Итак, хотя контроль и надзор за администрацией до половины XVII века был неорганизован, случаен, но многие дела по должностным преступлениям перешли уже из рук верховной власти в самостоятельное ведение подчиненных учреждений. Сюда относились дела о притеснениях подьячих воеводами, о превышении воеводами своей власти, о неисполнении воеводами законных требований равных им и низших властей, о злоупотреблениях и должностных преступлениях стрелецких, станичных и осадных голов, о менее важных преступлениях по должности, совершавшихся подьячими съезжих изб, о должностных преступлениях низших органов администрации (полковых судей, сотских, площадных дьячков и т. д.), наконец, также дела о менее важных служебных проступках служилых людей, составлявших массу московского войска.
Глава десятая
ОТНОШЕНИЯ МЕЩУ ЦЕРКОВЬЮ И ГОСУДАРСТВОМ
В РОССИИ ДО ПОЛОВИНЫ XVII века
I.
В истории отношений между церковью и государством надо различать две стороны: отношения в области административно-технической и отношения в сфере политической. Как влияло государство на административную технику церковного управления, и какую роль играли в учреждениях государственных органы церковной власти, — ответ на эти вопросы характеризует одну сторону дела. Каково было политическое значение духовенства и его главы, — ответить на этот
*См., напр[имер], Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Моек ст. Разр., № 115, л. 595 и об.
** См. там же, № 127, л. 249 и об.
*** Моек Арх. Мин. Юст., столбцы Владим. ст. Разр., № 33, л. 334 и сл.
****Там же, № 138, л. 573 и об.

Происхождение самодержавия в России
381
вопрос, значит осветить другую сторону. В русской исторической литературе в основных чертах разрешены вопросы, относящиеся к той и другой стороне*153. Остается только свести приобретенные заключения в единое целое, систематизировать их, сделав при этом некоторые дополнительные замечания.
Церковный строй и отношения церкви к государству находятся вообще под непосредственным воздействием государственного строя, под которым скрывается, разумеется, в конечном счете экономическая и социальная подкладка. Не удивительно поэтому, что в соответствии с основными свойствами политического устройства древнейшей России до конца XII века церковный строй характеризовался в то время почти полной неорганизованностью в сфере административно-технической и полным подчинением церкви государству с точки зрения политической. Клиры из священников, дававшие нередко советы епископам по делам церковного управления, отличались непостоянством своего состава и нерегулярностью действия: архиерейские наместники и тиуны — очень часто из светских лиц — исполняли отдельные поручения без всякой системы и порядка. Даже пределы компетенции церковных властей не установились сколько-нибудь прочно. Известно, напр[имер], что по церковному уставу новгородского князя Всеволода Мстиславича, относящемуся к 1135 году, князья нередко нарушали постановления Кормчей книги154, и церковная юрисдикция отличалась неопределенностью и колебаниями: князь отмечает, что он раньше «сам ведал» тяжбы детей от разных браков между собою, и только теперь передает «все это епископу управливати», справившись с греческим «Номоканоном»**. Вообще князь мог вмешиваться и действительно вмешивался во все мелочи церковного управления и суда.
В политическом отношении церковь и духовенство находились в древнейшей России в полном подчинении княжеской власти;
* См. особенно: Истории русской церкви митр. Макария, г. Голубинского и г. Знаменского; Дьяконов. Власть московских государей; Павлов. Теория восточного папизма (в «Правосл. Обозр.» за 1879 г.); Павлов. Истор. очерк секуляризации церковных земель в России; Хрущев. Сочинения И. Санина; Жмакин. Митр. Даниил и его сочинения; Архангельский. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев; Гиббтет. Историч. исслед. дела патр. Никона; и мног. друг. Новейшая работа г. Шпакова («Киевские универе, изв.» за 1904 г.) не вносит ничего нового.
** См. его в приложении ко II тому «Истории русской церкви» Макария.

382
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
князья не только вмешивались в дела, подсудные епископам, но и смещали, выбирали, даже судили иерархов русской церкви, а также пользовались видными представителями духовенства для своих чисто политических целей: призывали епископов в Боярскую думу, отправляли их в качестве послов и т. д* Немалую роль в таком подчинении сыграла и материальная зависимость духовенства от князей.
Еще в большей степени, чем в древнейшей России, церковь сделалась орудием государства в вольных городах XIII—XV веков: новгородский архиепископ или владыка сделался выборным, его основной функцией стало служение интересам государства в трех сферах — сфере действия высших государственных учреждений — веча и совета, — в сфере судебной и отчасти политической деятельности и в финансовых делах; управление церковью и духовенством сосредоточилось в руках светских слуг владыки — софиян. Но если политически церковь была подчинена государству, то в то же время техника церковного управления и суда сделали в вольных городах большие успехи. Здесь очень рано выделился небольшой сравнительно круг важнейших церковных дел, решавшихся самим владыкой; сюда относились посвящение священников и диаконов, освящение церквей и наблюдение за церковным благочинием во время поездок по епархии. Все остальные церковные дела — административные и судебные — перешли в самостоятельное ведение софиян — казначея, наместника, десятинников — и корпоративных организаций духовенства — соборов, в лице их поповских или соборных старост”.
Северо-восток удельной Руси далеко отстал от вольных городов в отношении церковно-административной техники. И здесь, как и в управлении удельными княжествами, было мало порядка, определенности и постоянства; большею частью давались лишь отдельные временные поручения, постоянное же ведомство отдельных органов церковного управления слагалось чрезвычайно медленно. Впрочем, успехи в данной сфере сравнительно с древнейшей Россией все-таки наблюдались; они проявлялись главным образом в образовании различных органов церковной администрации, слагавшихся по образу
* Голубинский. История русской церкви, т. I, половина первая, изд. 2-е. М., 1901, стр. 548 и след.
” См. Никитский [А. И.]. Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде, — в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1879 г. и отдельно [СПб., 1879].

Происхождение самодержавия в России
383
администрации светской. У митрополита появились свои бояре, отроки, стольники, конюшие и т. д. Суд по духовным делам принадлежал большею частью духовным лицам — протопопам и архимандритам, но для суда над церковными людьми по делам гражданским существовали у архиереев светские слуги — десятинники, волостели и посельские. Соборные протопопы в больших городах (по крайней мере, в Москве) имели некоторую власть над принтами приходских церквей.
С политической точки зрения церковь и духовенство удельной северо-восточной Руси находились в сильнейшей зависимости от государства и общества. Низшее духовенство, согласно канонам, выбиралось прихожанами, но этот выбор все чаще и чаще становился фикцией, превращаясь в простую санкцию воли местных крупных землевладельцев; эти последние нередко позволяли себе при этом большие злоупотребления, напр[имер], добивались от епископов поставления в священники своих холопов и пользовались этим, чтобы извлекать для себя лишние доходы.
Положение митрополитов и епископов по отношению к князьям было подчиненным, и это подчинение постепенно увеличивалось по мере усиления великих князей московских. Митрополиты, как Петр, Алексей, Иона, всецело служили государственному идеалу собирания Руси. Дмитрий Донской, Иван III, Василий III распоряжались митрополичьей кафедрой по усмотрению. При Дмитрии Донском Митяй, Киприан и Пимен всецело зависели от милости великого князя155. Митрополиты Зосима и Симон были поставлены в сущности по приказанию Ивана III, выбор же их собором епископов был простой формальностью. Василий III возвел в митрополиты Варлаама, потом сместил его и заменил Даниилом. В малолетство Грозного Даниил был заменен Иоасафом и Иоасаф Макарием, — все под влиянием светской власти. Северно-русская церковь того времени вообще близко напоминала состояние католической, римской церкви в X веке и в первой половине XI столетия.
Церковная администрация в западной Руси удельного времени отличалась теми же чертами, что и на северо-востоке: двор и управление митрополитов и епископов отражали на себе светское влияние, — влияние панской вотчины и государственного строя удельной эпохи. У епархиальных архиереев были свои наместники, заменявшие их во всех делах церковной администрации и суда, свои бояре,

384
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
подскарбии, маршалки с компетенцией, соответствовавшей компетенции одноименных светских слуг государства и отдельных панов. Если положение митрополита и епископов во многом уподоблялось положению панов и князей, то простое духовенство было бедно и ближе всего подходило по своему положению к крестьянской массе. Было много монастырей, большею частью независимых по управлению и суду от епископов. Надо, впрочем, заметить, что и положение епископов не было равно положению панов: в раде они не участвовали. Влияние государства и светского общества на положение западнорусской православной церкви, как учреждения, и западнорусского духовенства, как общественной группы, не ограничивалось тем воздействием, какое оказывали светские отношения и порядки на церковный строй. Существовала, кроме того, и непосредственная зависимость церкви от светского общества. Православные паны участвовали в избрании митрополитов, следили за церковными имуществами и церковным управлением, предотвращали злоупотребления епископов и ходатайствовали перед правительством о соблюдении интересов церкви, как они их понимали. Юридическим основанием этого было право патроната светских лиц над церковными учреждениями, — церквами, монастырями и епархиями. Таким правом патроната пользовались не только отдельные князья и паны, но и городские общины, особенно те, которые организовались на основе магдебург- ского права. Осуществление права патроната над церквами в городах выпадало большею частью на долю братств. Духовенство тяготилось этой зависимостью от светского общества и пыталось от нее освободиться. С этою целью в 1509 году при митрополите Иосифе Солтане собран был церковный собор в Вильне, важнейшие постановления которого заключаются в следующем: на церковные должности необходимо ставить людей достойных; выбор их — дело епископов и православных панов; патрон лишается права лишать священника патронируемого им прихода или должности без ведома и согласия местного епископа. Рознь между православным духовенством и светским обществом на практике приводила к усилению власти литовского господаря над православной западнорусской церковью: миряне жаловались на духовенство митрополиту и великому князю; духовенство — в том числе и епископы — в делах между собою также сплошь и рядом обращаются к господарю, а не к митрополиту. В результате получилось то, что в XVI веке господарь захватил

Происхождение самодержавия в России
385
в свои руки замещение всех церковно-иерархических должностей, и власть митрополита стала совершенно ничтожной.
Таково было в главных чертах положение западнорусской церкви и духовенства в Литве, западной и юго-западной Руси в удельное время, до конца XV века. XVI столетие принесло за собою очень много нового. Главными новыми явлениями было распространение протестантизма (главным образом, кальвинизма и социнианства156), развитие католицизма и установление и утверждение церковной унии.
Кальвинизм и социнианство, рассматриваемые со стороны общественной организации, являются протестом против аристократического строя и проповедью демократической простоты и равенства. Условия общественной и государственной жизни Литвы и западной Руси вызывали на такой протест по преимуществу низшие слои населения, но эти слои были слишком мало подготовлены с культурной стороны к восприятию новых религиозных учений. Поэтому и распространялись эти учения только между шляхетством, добивавшимся равенства с князьями и панами, и, когда это равенство было достигнуто, быстро были подавлены, отступили на второй план, сохранили за собой сравнительно слабое меньшинство. Демократическое устройство церкви таким образом так же не привилось, как не привились и не развились демократические социальные и государственные порядки.
Гораздо более приспособленным, как учреждение, к социальным и политическим условиям Литвы и западной Руси оказался католицизм. Католический епископ виленский с самого своего появления в Вильне при Ягайле в 1386 г. становится членом господарской рады. Католические епископы, кроме того, занимали более независимое положение по отношению к светским панам, чем православные: они прикрывались и защищались авторитетом папы. Присутствие в раде и самостоятельность ставили таким образом высших иерархов католической церкви на равную ногу с знатнейшими литовскими и русскими князьями и панами. Такое же видное положение приобрели и проникшие в западную и юго-западную Русь католические монашеские ордена — доминиканский и иезуитский. Не надо, наконец, забывать, что и политическая необходимость унии с Польшей в интересах самосохранения литовско-русского государства от опасности, грозившей с востока, была благоприятным для католицизма услови¬

386
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ем, содействовавшим его распространению. Таким образом, строй католической церкви, утвердившийся в XVI в., более соответствовал господству шляхетского сословия, и если высшая католическая иерархия напоминала князей и панов, то католические священники отражали в своем положении простую, рядовую шляхту.
Связующим звеном между католическим и православным духовенством в этом отношении явилось, несомненно, униатское духовенство. Правда, униатские епископы и даже митрополит не получили доступа в сенат, но зато они стали более самостоятельны по отношению к мирянам, чем епископы православные, и, кроме того, сильно повысили свое материальное обеспечение, так как получили много новых земель. Все это не могло не отразиться на социальном весе униатского духовенства.
Остается указать на то, что развитие католицизма и появление унии отразилось и на положении православной церковной иерархии: эта иерархия еще более обеднела и принизилась в социальном отношении, еще более сблизилась с низшими слоями общества, стала вполне демократической.
Таким образом, удельная эпоха завещала Московской Руси XVI века те же две особенности церковного строя, наличность которых наблюдается и в строе государственном: слабую организацию административной техники и постоянное и сильное непосредственное вмешательство верховной власти во многие мелочи церковного управления, при сильной зависимости церкви от государства.
II.
С половины XVI до половины XVII века техника церковного управления и суда подверглась сильнейшим изменениям, опять-таки явившимся отражением перемен, которые совершились в государственном строе.
Первым шагом в направлении к преобразованию церковной администрации и суда являются постановления Стоглава. Стоглав передал суд по духовным делам исключительно в руки архиереев и их слуг из духовенства, по их поручениям. Это было одним из признаков того стремления, которое наблюдается в русском духовенстве, особенно XVI и XVII веков, как наблюдалось и в истории западноевропейской католической церкви — стремления к независимости

Происхождение самодержавия в России
387
от государственной власти. Духовенство было объявлено подсудным гражданскому суду только по уголовным делам. Архиереи, по Сто- главу, должны были действовать через посредство двух родов слуг — духовных и светских. Светские слуги — владычны бояре — судили только белое духовенство и мирян, живших на церковных землях, по гражданским делам. Остальные дела церковного управления и суда ведались архиерейскими слугами из духовенства — архимандритами, игуменами, протопопами, выборными поповскими старостами и десятскими священниками*.
Постановления Стоглава, как известно, в большей своей части остались мертвой буквой. Но это не означало, что техника церковного управления осталась прежней. Напротив, она непрестанно развивалась, и одним из самых существенных признаков такого развития является появление патриарших приказов. В литературе господствует мнение, что эти приказы — Патриарший Судный или Патриарший Разряд, заведовавший судебными делами и делами о поставлении на духовные места, Приказ церковных дел, ведавший церковное благочиние, Казенный, собиравший сборы с вотчин и духовенства, и Дворцовый, ведавший хозяйство патриаршего дома, — появились только в XVII веке, даже только со времен патриарха Филарета**. С этим нельзя согласиться. Следы существования патриарших приказов становятся заметными уже в конце XVI столетия. Так, напр[имер], Патриарший Дворцовый приказ упоминается в одном документе 1595 года***.
Дальнейшим шагом по пути изменений в технике церковного управления является царская жалованная грамота патриарху Филарету, относящаяся к 1621 году и установившая для патриаршей епархии такой порядок суда: все духовные лица собственной епархии патриарха подсудны патриарху; в случае, если они сами предъявляют иск к человеку, не подлежащему юрисдикции патриарха, их иски разбираются и решаются в тех приказах, где ведомы судом ответчики; если ответчики выступают с встречным иском, то духов¬
* См. Стоглав в казанском издании.
ыШимко [И. К]. Патриарший Казенный Приказ — в «Описании документов и бумаг, хранящихся в Моек, архиве министерства юстиции», кн. IX, стр. 2 [М„ 1894].
*** Моек Арх. Мин. Юст., грам. колл, экономии, Костром, у., № 5129, л. 20 об.

388
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ные лица, подсудные патриарху, в этом случае отвечают по суду в тех же приказах. Последние постановления заменяют прежнюю норму, применявшуюся в подобных случаях — сместный суд — и, несомненно, доказывают, что привилегии духовенства уменьшались, потому что сместный суд носит на себе печать большей привилегированности, чем новый порядок
Наконец, Уложение 1649 года установило особое учреждение для заведывания монастырскими и церковными землями и для суда по гражданским делам над всем духовенством — белым и черным^ включая и архиереев, и над всеми церковными людьми и крестьянами. В случае исков к посторонним, не церковным людям и при встречных исках этих последних применялись правила, установленные жалованной грамотой патриарху Филарету*. Учреждение Монастырского приказа имело важное значение для политических отношении между церковью и государством, но не менее важно оно и для истории перемен в технике церковного управления и суда; без сомнения, известные уже нам явления в истории администрации и суда в Московском государстве нашли себе с этого времени применение и в области церковно-административной. Это должно бьио и здесь технически облегчить роль верховной власти, направить последнюю на принципиальные вопросы и задачи.
III.
Подчинение церкви государству в том виде, как оно осуществилось в XV и первой половине XVI века в северо-восточной России, не осталось без оппозиции. Оно встретило себе яростного врага в лице Иосифа Санина. Большинство исследователей склонны представить себе Иосифа как сторонника подчинения церкви государству, потому что он признавал в государстве хранителя чистоты веры, обладающего высшей властью в церковном управлении и суде". Надо, однако, заметить, что хранение чистоты веры было, с точки зрения Иосифа, не правом, а обязанностью государя, и притом государь здесь в сущности должен был лишь действовать в интересах церкви и, по ее решению, являлся орудием в руках церкви. Таким образом,
‘Уложение, XII и XIII главы.
"См., напр[имер],Дьяконов. Власть московских государей, стр. 102.

Происхождение самодержавия в России
389
Иосиф Санин в сущности был первым ярким выразителем идеи русского папизма и в этом отношении сильно напоминает папу Николая I157.
Иосиф имел успех лишь отчасти; он сделал государство орудием церкви в жгучих вопросах того времени, — в вопросе о преследовании еретиков и в вопросе о монастырском землевладении. Но ему не удалось поставить церковь выше государства во всех отношениях. А его ученики и последователи — иосифляне — превратились в рабов светской власти, в «потаковников» царя, как называл их князь Курбский. Митрополит (потом патриарх) и архиереи стали определять к себе на службу бояр и дворян и увольнять их от службы не иначе, как с соизволения царя. Иван Грозный низложил митрополита Филиппа и превратил его преемников — Кирилла и Антония — в своих полных холопов. При Федоре Годунов лишил власти митрополита Дионисия и возвел на митрополичью кафедру Иова. Самое введение патриаршества не столько означало возвышение церковной власти, сколько отражало рост светской власти самодержавного царя. И с патриархом церемонились не больше, чем с митрополитами: Иов был свергнут первым Лжедимитрием и заменен Игнатием; Василий Шуйский низложил Игнатия и возвел Гермогена. Гермоген, как и другие архиереи его времени, напр[имер], Ефрем казанский, Исидор новгородский и Феоктист тверской, был слепым орудием в руках Шуйского и его партии158.
Масса духовенства — белого и особенно черного — примкнула в Смутное время к тем средним слоям русского общества, которые поддерживали существовавший порядок вместе с средним и мелким дворянством, посадскими людьми и зажиточным северным крестьянством, духовенство высказалось против аристократической олигархии боярства и возвело на престол новую династию. Эта социальная роль духовенства увеличила его удельный вес в политической жизни и возвысила патриарха. Поэтому-то двоевластие царя и патриарха, которое создалось при Михаиле и Филарете, объясняется не столько родственною связью патриарха с царем, сколько правящим положением духовенства на ряду с другими средними слоями русского общества того времени. При Филарете русский папизм сделал таким образом решительный шаг вперед.
Крупнейшим представителем папизма на московской патриаршей кафедре был, как известно, Никон. Он сознательно выставил

390
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и проводил в жизнь учение о главенстве церкви над государством, о примате духовной власти сравнительно с властью светской. Недаром во вновь изданную Кормчую книгу он включил знаменитую легенду о даре Константина159. Но такие притязания столкнули Никона и представляемое им духовенство с правящими средними слоями русского общества, главным образом, с дворянством, которое к этому времени упрочило самодержавную власть царя. В результате получилось крушение принципа двоевластия и падение идеи папизма в России. Церковь окончательно стала орудием государственной власти, средством, которым пользовалось для своих целей самодержавие*.
Таким образом, техника церковного управления и суда, развиваясь и улучшаясь, достигла постепенно к половине XVII века того же состояния, как и техника управления светского, так что и здесь для верховной власти открылась возможность по преимуществу одной направляющей, принципиальной деятельности; в то же время после некоторой борьбы церковная власть окончательно подчинилась верховной власти московских царей.
Глава одиннадцатая ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТОРОНА РАЗВИТИЯ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ И ВЫСШЕГО УПРАВЛЕНИЯ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ ДО ПОЛОВИНЫ XVII века
I.
Политическая история утверждения самодержавия в России в главных чертах достаточно исследована в нашей исторической литературе. Нам остается только, во-первых, представить резюмирующее изложение вопроса, во-вторых, разрешить некоторые контроверзы, в-третьих — и это главное — связать политический процесс в целом й частностях с явлениями, исследованными нами в предыдущих главах.
Зарождение самодержавия в России относится еще к концу удельного периода, когда обнаружились первые, слабые ростки его. С конца XV века до половины XVI столетия и длится этот первый, зачаточный период развития самодержавной власти русских государей.
*Каптерев [Н. Ф.]. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович [Сергиев Посад, 1909-1912. Т. 1-2].

Происхождение самодержавия в России
391
Период этот характеризовался тем, что определились силы, борьба которых привела, в конце концов, к утверждению самодержавия; силы эти уяснили себе и усвоили определенные политические идеи; произошли отдельные, спорадические вспышки борьбы, и, наконец, одна из борющихся сил временно восторжествовала.
Силами, определившимися для борьбы одна с другой, были, с одной стороны, думная аристократия, с другой — среднее и мелкое провинциальное дворянство с прибавлением посадских людей и зажиточной части крестьянства. Думная аристократия не представляла собою единой, цельной силы; напротив, она, сообразно своему социальному составу, двоилась, делилась на две части — на титулованное боярство, вышедшее из среды бывших великих и удельных князей, поступивших на службу к московскому государю и занявших первые места в Боярской думе, заполнивших собою чины бояр и окольничих, и на нетитулованных думных людей, главная часть которых принадлежала к числу «детей боярских, живущих в думе» (впоследствии думных дворян) и больших или введенных дьяков (впоследствии думных дьяков)*.
Политические настроения каждой из этих социальных групп успели в изучаемый период настолько определиться и скристаллизоваться, что превратились уже в политические идеи, даже в системы политических идей. Наименее систематизированными были воззрения незнатных думных людей, потомков старинных удельных слуг московских князей. Эти люди жили традициями удельной старины, видели политический идеал в прошлом, когда московские великие князья не задавались широкими политическими задачами, не проводили резкой разграничительной черты между собою и своими слугами, держали себя с ними запросто и прибегали к совету с ними по всем делам, охотно выслушивая возражения. Типическим представителем этих реакционеров того времени является известный Иван Никитич Берсень-Беклемишев, которому за его «непригожие речи» о Василии III и его матери отрезали язык**. Впрочем, этот слой и был наименее влиятелен: бывшие удельные слуги были подавлены, с одной стороны, новым титулованным боярством, с другой, незнатным провинциальным дворянством, которое, выслуживаясь, прони¬
* Ключевский. Боярская Дума древней Руси, изд. 2-е, стр. 273 и сл.
“Акты Арх Эксп., т. I, № 172.

392
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
кало в Думу по преимуществу в чины думных дворян и думных дьяков и здесь большей частью ассимилировало с собой старых удельных слуг.
Таким образом, враждебными, точно определенными, сложившимися силами являлись аристократическое боярство и дворян- ски-демократический провинциальный, отчасти и столичный, служилый класс. Обе эти социальные силы стремились к преобладанию, и это нашло себе отражение в определенных системах политических воззрений. Формулировка этих систем произведена была самыми образованными элементами той и другой общественной группы, — черным духовенством, монахами, выходившими из их среды. «Заволжские старцы», ученики Нила Сорского, были идейными представителями аристократии, иосифляне являлись идеологами рядового дворянства.
Не подлежит сомнению, что составленная в начале пятидесятых годов XVI века «Беседа валаамских чудотворцев Сергия и Германа»160 является политическим памфлетом, вышедшим именно из среды заволжских старцев. Здесь ясно и определенно выразилась тенденция знатного боярства к ограничению власти государя через посредство Боярской думы. «Беседа» прямо заявляет: «царем и великим князем достоит из миру всякие доходы своя с пощадою збирати и всякия дела делати милосердно с своими князи и с боляры и с прочими ми- ряны, а не с иноки»*.
Иосифлянская группа политических писателей, являясь идейной представительницей среднего и мелкого дворянства, унаследовав давно уже проводившуюся духовенством идею о богоустановленно- сти власти и усвоив представление о том, что Константинополь пал вследствие отступления от православия царя и патриарха во флорентийской унии, и что истинное благочестие сохранилось только на Руси, развила из этих основ целую стройную и сложную теорию значения, задач и целей православного русского царства. В византийской литературе — напр[имер], в сочинениях Мефодия Патарского161, Льва Премудрого162, в так называемых видениях пророка Даниила163 — было немало мистических пророчеств о судьбе
* Беседа валаамских чудотворцев Сергия и Германа, в издании гг. Дружинина и Дьяконова Щружинин В., Дьяконов М. Беседа преподобных Сергия и Германа, валаамских чудотворцев: Апокрифический памятник XVI в. СПб., 1889].

Происхождение самодержавия в России
393
Царьграда. В числе этих пророчеств было одно, в котором говорилось, что «род русых» gavßöv yévoç) победит всего Измаила и овладеет Седмихолмым. Этот «род русых» у русских книжников, составлявших сказания о падении Царьграда, заменен был «родом русских». Затем, в 1492 г. во вновь составленной на восьмую тысячу лет от сотворения мира пасхалии великий князь Иван III назван был новым царем Константином, и Москва — новым Константинополем. Подобные представления почерпались также из византийского сказания о Вавилонском царстве, передававшего о том, как греческий император Лев отправил в Вавилон послов, чтобы взять знамение от трех отроков, не сгоревших в пещи, и добыть вещи Навуходоносора; после многих опасностей послы принесли ему царский скипетр и шапку Мономаха. Эта легенда пополнялась другой — так называемой «Историей властодержцев от Ноя»: от Ноя здесь выводился Август, потомком мифического брата которого, Пруса, объявлялся наш Рюрик, от Рюрика же произошел Владимир Святой, который после войны с византийским императором Константином Мономахом получил от него часть животворящего креста и царский венец164. После брака Ивана III с Софьей Палеолог эти мотивы соединились с новым элементом — указанной сейчас теорией преемства Москвы от Константинополя в деле охраны православия. Еще в 60-х годах XV в. правительство проводило такую теорию в особо составленной брошюре «Слово избрано от святых писаний еже на латыню». Одним из литературных предшественников «Слова на латыню» было «Послание инока Саввы на жидов и на еретики», где великий князь Василий Васильевич назван «потвердником» благочестия*. В слове он именуется «богошественным поспешником истинне, высочайшим исхода- таем благоверия, мудрым изыскателем святых правил божественного закона, истинные веры православия, боговенчанным царем всея Руси». Но наиболее ярким выражением политической теории русского царства были составленные в XVT в. три послания старца псковского Елеазарова монастыря Филофея165 — одно к великому князю Василию III, другое к дьяку Мунехину, третье к царю Ивану IV, написанные почти в одних и тех же выражениях. Основная идея посланий выражена так: два Рима пали, третий (т. е. Москва) стоит, а четвертому не быть. Здесь говорится, по собственным словам автора,
* См. Чтение в Общ. Ист. и Древ. Рос. за 1903 г. [1902. Кн. III, отд. И. С. 1 -94].

394
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
«о православном царстве пресветлейшего и великостольнейшего государя нашего, единственного во всей поднебесной христианского царя, браздодержателя святых Божиих престолов, св. вселенской и апостольской церкви, которая просияла вместо церкви римской и константинопольской и утвердилась в богоспасаемом граде Москве и которая одна во всей вселенной, и лучше солнца светится. Все другие христианские царства исчезли совершенно и. соединились в одно царство нашего государя»*.
Такова была теория московского православия и самодержавия, отстаивавшаяся политическими писателями иосифлянской партии.
Столкновение двух враждебных сил выразилось в нескольких вспышках: в «высокоумничаньи» князей Ряполовского, Ивана и Василия Патрикеевых при Иване III, причем Василий Патрикеев, постриженный в монахи под именем Вассиана, и позднее вел ожесточенную борьбу с иосифлянами и придал воззрениям заволжских старцев тот политический характер, которого они первоначально, у Нила Сорского, совершенно не имели, в ссылке князя Холмского, в господстве боярской олигархии в малолетство Ивана Грозного, наконец, в влиятельной роли Сильвестра, Адашева и Курбского с «избранной радой».
Первый период развития самодержавия в России поставил враждебные социальные силы друг против друга и наметил задачи каждой из сторон. Но, кроме того, он создал и еще многое весьма важное: им был утвержден обычай участия Боярской Думы в законодательных делах**, определен состав Думы из четырех думных чинов, установлен и характер земских соборов XVI века, так как не может подлежать никакому сомнению, что земский собор 1550 г. по составу своему не отличался от соборов 1566 и 1598 годов, т. е. состоял по преимуществу из призванных правительством на совещание органов правительственной власти, вождей служилого класса***. Таким образом, техника верховного управления в смысле устройства высших учреждений, разделяющих
*Малинин. Послания старца псковского Елеазарова монастыря Филофея [Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901].
** Ключевский. Боярская Дума древней Руси, изд. 2-е, стр. 281 и след.
*** Ключевский. Состав представительства на земских соборах древней Руси — в «Рус. Мысли» за 1890 г., № 1, и за 1891 г., № 1.

Происхождение самодержавия в России
395
с государем сферу его непосредственной деятельности, достигла уже некоторой степени развития.
Этот период закончился временным торжеством боярской олигархии, выразившимся не только в том определяющем влиянии, какое принадлежало избранной раде до шестидесятых годов XVI века, но и в юридической норме, внесенной в Судебник 1550 года, по которому новые законы должны были устанавливаться «с государева указа и со всех бояр приговора»*. Временная победа боярства понятна: денежное хозяйство еще не начинало сколько-нибудь заметно развиваться и не требовало сильной объединяющей власти; крепостной общественный строй также еще не сложился; подчиненная администрация едва начала организоваться на новых началах, притом пока непрочных и нежизнеспособных; административная техника и особенно техника высшего управления была совершенно не развита. Одним словом, не было налицо ни одной из необходимых предпосылок абсолютизма.
И.
Второй момент политической истории самодержавия — это царствование Ивана Грозного с его естественным продолжением — царствованиями Федора и Бориса Годунова. В это время наметились в главных чертах, хотя и не приняли законченного вида, экономические и социальные новообразования — денежное хозяйство с обширным рынком и крепостничество. Понятно поэтому, что окончательно и резко определились и противоположности в политических воззрениях. Отражением этого являются не только знаменитая переписка Грозного с Курбским и написанная последним «История великого князя московского», но и политические памфлеты Ивана Пересветова166. Важны здесь не только его «челобитныя», но и «Повесть о турском царе Мехмете и волошском воеводе Петре», в которой прямо высказывается, напр[имер], уверенность в необходимости, чтобы царство было под царем не без грозы. Насколько определились отношения дворянской массы к политике Грозного, — это показывает «Повесть некоего боголюбивого мужа»: здесь царя предостерегают от чар и волхвования «коварных синклитов»167.
* Акты История., т. I, № 153-

396
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
В то же время, благодаря указанным хозяйственным и социальным переменам, сопровождавшимся связанными с ними другими явлениями, нам уже известными, становится не только возможной, но и необходимой победа самодержавной власти царя над олигархическими тенденциями боярства. Эта победа выразилась прежде всего в знаменитой опричнине Ивана Грозного.
Известна внешняя история опричнины: неожиданное удаление царя в Александровскую слободу, две его грамоты в Москву — грозная к боярам и милостивая к остальному населению, — отказ от власти и возврат к ней с особыми полномочиями, учреждение войска опричников под начальством Малюты Скуратова, отобрание в опричнину половины государства. Но смысл и значение опричнины не одинаково понимаются различными исследователями. Некоторые думают, что опричнина — следствие личного каприза, болезненной трусливости Грозного, бившего и правых и виноватых, что она — учреждение для борьбы с лицами, а не с порядками и потому не имеет особенно важного значения*. При этом обращают внимание, главным образом, если не исключительно, на казни и пытки, на собачьи головы и метлы на седлах у опричников. Все это, конечно, несомненные факты, и опричнина, как первая по времени политическая полиция в России, нередко преследовала людей вместо того, чтобы уничтожать порядки, боролась с лицами, а не с учреждениями и общественным строем: такова уж участь всякого проявления терроризма, всякой власти, не основанной на законе, а опирающейся на личное усмотрение. Однако такое понимание опричнины, как показывает ближайшее изучение вопроса**, односторонне и потому неверно: она была орудием не только личной, но и политической борьбы, не только губила людей, но и уничтожала враждебные самодержавию порядки. Дело в том, что когда известный уезд отбирался в опричнину, то все землевладельцы, не принадлежавшие к числу опричников, должны были оставлять свои земли, лишались их, сохраняя право искать себе в других местах земли для пожалования их царем. Оставленные земли раздавались опричникам. Таким путем уничтожались старинные удельные владения князей и связанные с ними обширные
* Ключевский. Боярская Дума древней Руси, изд. 2-е, стр. 337-341.
"Платонов. Очерки по истории смуты в Моек, госуд. XVI и XVII вв. СПб., 1899, стр. 152.

Происхождение самодержавия в России
397
привилегии, происшедшие не от царского пожалованья, а унаследованные от удельной эпохи: сюда относились и право суда, и право сбора податей, и право дачи жалованных грамот. Так, опричнина с корнем вырывала остатки феодализма, устраняла дробление власти, порывала связь потомства бывших удельных князей с населением, предки которого были подданными предков землевладельцев. Вместе с тем в той же опричнине исчезали и привилегии, являвшиеся следствием знатности происхождения: в опричнине, как известно, не было местничества. Наконец, под влиянием опричнины уменьшилось и политическое значение Боярской Думы: опричная территория, охватывавшая лучшую половину государства, была изъята из ведения Боярской Думы, которая управляла только земщиной, да и то с доклада государю; к тому же, даже когда опричнина исчезла, приобрела большее, чем прежде, значение комнатная или ближняя дума, развившаяся из предшественника опричнины — совещания «сам третей у постели». К этому надо прибавить, что и земские соборы — эти совещания с более обширным, чем бояре и другие думные люди, кругом лиц, принадлежащих к служилому сословию, — также содействовали ограничению политических притязаний боярства: многие вопросы первостепенной важности стали рассматриваться на соборах, а не в Думе. Остается, наконец, указать что опричнина содействовала и переменам в технике высшего управления: управляя делами земщины, бояре только по важнейшим делам делали доклад царю; так проводилась самой административной практикой демаркационная черта между личной деятельностью государя и деятельностью Боярской Думы.
Понятно таким образом, каким сокрушительным ударом для боярской аристократии была опричнина168. Боярство очень хорошо это сознавало. Спрашивается: почему же оно не реагировало на опричнину самым решительным образом? Почему оно не восстало, не подняло открытого возмущения, а или терпело, или бежало за границу? Ответа на этот вопрос, помимо могущества тех общественных элементов, в интересах которых было утверждение самодержавия, надо искать в известных уже нам хозяйственных условиях московского центра. К концу шестидесятых и особенно к семидесятым годам XVI века относится упадок хозяйства в центральных уездах, где расположены были в большинстве своем княжеские вотчины, разорение и запустение их. Это как раз совпало с господством опричнины,

398
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
достигнувшим своего высшего развития именно в начале семидесятых годов. Разоренные князья не имели таким образом материальной силы, на которую они могли бы опереться в открытой борьбе с царской властью.
Боярство получило при Грозном первый решительный удар, было поколеблено им, но далеко еще не сломлено. Закрепить приобретения опричнины и было целью Годунова, который продолжал лишь в смягченных формах политику Грозного при Федоре и в свое собственное царствование. При Федоре он решительно устраняет знать от всякого политического влияния: он постригает в монахи князя Мстиславского; в 1587 году ссылает князей Шуйских со всеми их сторонниками и низлагает митрополита Дионисия и крутицкого архиепископа Варлаама. В свое собственное царствование Борис все время действует против боярства и в интересах среднего и мелкого дворянства. Такое направление его правительственной деятельности засвидетельствовано целым рядом данных. О нем говорят и Хронограф 1б1б г., и сказание Ивана Тимофеева, и Палицын, и Масса, и Флетчер, и польские послы 1б0б года Олесницкий с товарищами169. О том же свидетельствует возвышение незнатных людей вроде Клешнина170. Указы 1601 и 1602 годов, запрещающие вывоз крестьян крупным землевладельцам и разрешающие его землевладельцам мелким, носят на себе сразу бросающуюся в глаза классовую окраску. В Пскове, Смоленске, на разные должности в Москве царь Борис, по словам Тимофеева, назначал своих «родных вспомогателей»*. Такими средствами Борису удалось оттеснить знать и в частности Боярскую Думу от политического руководства, лишить значения ее притязания на участие в верховной власти. Решительные успехи самодержавия были таким образом завещаны XVI веком Смутному времени.
III.
Смутное время еще более дифференцировало общество, определило и подчеркнуло классовые противоречия и выяснило политические идеалы борющихся сторон. Это, как известно, ясно отразилось в обширной литературе повестей и сказаний, появившихся в то время. То были произведения лишь отчасти исторические, в гораздо
* Русская История. Библиотека, т. XIII, 340.

Происхождение самодержавия в России
399
же большей степени публицистические, политические памфлеты. Так, в одном из них, так называемом «Ином сказании»171, ярко выражены аристократические тенденции, автор высказывается против самодержавия, против Бориса и Лжедимитрия и всецело становится на сторону боярского царя Шуйского. Напротив, «Новая повесть о преславном Российском царстве»172 резко высказывается против бояр: называя их правителями, автор прибавляет, что их можно назвать и кривителями, а вместо «земледержцев» можно бы наименовать и «землесъедцами». Безусловным сторонником самодержавия является и дьяк Иван Тимофеев в своем «Временнике». На своем витиеватом языке он выражает свои политические воззрения следующим, например, образом: «Яко Бога вся купно тварь почитает страхом и молчанием, подобие тому повинуяся служи и царю; аще и человек царь по естеству, властию достоинства привлечен есть Богу, иже надо всеми; не имать бо на земли высочайши себя»*.
Понятно, что уяснение политических тенденций, прикрывавших определенные классовые вожделения, обострило борьбу, прежде всего выдвинуло на первый план тоже олигархически настроенное боярство. Не подлежит ни малейшему сомнению, что первый Лжедимитрий был подготовлен знатью, — Богданом Бельским, Романовыми, Черкасским, к которым потом присоединились Шуйский и Голицыны, возведшие Лжедимитрия на престол при помощи беспринципного карьериста — выскочки Басманова173. Все эти князья и бояре лелеяли, разумеется, мысль о своем участии в новой «избранной раде», которая, по их мысли, должна была руководить новым царем, всем обязанным боярству. Но в том-то и дело, что Лжедимитрий оказался обязанным боярству далеко не всем. Он был возведен на престол не одними боярами, а еще и чернью, беглыми холопами и крестьянами, примкнувшими к нему после его вторжения в пределы Московского государства, и вообще, народной массой, недовольной государственными тяготами и все туже затягивавшимся узлом крепостной неволи. Это и дало возможность Лжедимитрию занять положение, совершенно независимое от бояр: он порицает, прямо бранит бояр, восстановляет старую опричную аристократию — Нагих, Романовых, Щелкаловых, — окружает себя незнатными людьми, вроде Басманова, Мосальского, Татева, Власьева, Сутупова,
* Русская История. Библиотека, т. XIII, 397,398.

400
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Молчанова, Микулина. Словом, Лжедимитрий I оказался на престоле таким же самодержцем, какими были Иван Грозный и Борис Годунов.
Тогда боярство предприняло новую энергичную попытку уничтожить самодержавие. Составленный заговор увенчался, как известно, успехом, — убийством Лжедимитрия и возведением на престол Василия Шуйского. С него взята была «запись», содержавшая следующие постановления: 1) «всякого человека, не осудя истинным судом с бояры своими, смерти не предати»; 2) вотчин у родственников бояр — государственных преступников, если эти родственники не принимали участия в преступлении, не отнимать; 3) это последнее относится и к гостям и торговым людям; 4) не слушать «доводов» (т. е. доносов).
В нашей исторической литературе существует мнение, что изложенная запись нисколько не ограничивает царской власти и не представляет собою договора царя с боярами, а является просто манифестом о восстановлении порядка, существовавшего до опричнины. В доказательство этого мнения приводится то соображение, что в резюме грамоты, помещенном в конце ее, нет слов «с бояры своими»*. Но, во-первых, надо оценивать грамоту по полному тексту, а не по резюме, а там есть слова «с бояры своими»; во-вторых, ничего подобного тому, что установлено записью Шуйского, не было до опричнины: напр[имер], Берсень был приговорен без решения боярской думы, Патрикеевы — тоже, Шуйские и Воронцов в малолетство Грозного — тоже; имения отбирались у ни в чем невиноватых родственников, «доводам» верили; в-третьих, Шуйский присягнул на своей записи, как конституционный государь присягает на верность конституции.
Итак, царь Василий — не был самодержцем, хотя, конечно, нельзя сказать, чтобы он во всех делах был юридически ограничен записью: в ограниченной грамоте ничего не говорится о способе установления налогов и о законодательстве.
Положение Шуйского было очень затруднительно: прежде всего он должен был угождать знатнейшим боярам — бывшим удельным князьям, которым он обязан был своим престолом; затем, он не мог слишком раздражать и менее знатных людей, а в особенности, опасно было вызывать недовольство в среде рядовых служилых людей,
*Платонов. Очерки по истории смуты, стр. 303-

Происхождение самодержавия в России
401
купцов и черного городского и сельского населения, потому что эти общественные слои и без того подозрительно и недоверчиво относились к боярскому царю. Так как у всех перечисленных классов русского общества того времени были различные, часто даже прямо противоположные интересы, то никакой компромисс не оказывался возможным. Поэтому Шуйский ничего реального не предпринял и не мог предпринять по отношению к народной массе — городской и сельской — и к рядовым служилым людям — столичным и провинциальным. Нельзя же считать реальным делом рассылку увещательных грамот с обличением самозванца Лжедмитрия I или составление политических памфлетов вроде «Повести 1606 г.»174, описание перенесения мощей Дмитрия или извета старца Варлаама о Гришке Отрепьеве: было слишком очевидно, что все это вдохновлялось правительством и тенденциозно окрашивало политические обстоятельства и события в тот цвет, какой угоден был господствующей партии, а выгод от этого для средних и низших слоев общества не получалось никаких. Уже это создавало ропот и недовольство, которые подкапывались под трон Шуйского и скоро повели к буре. Менее знатное боярство Шуйский не только не привлекал к себе, но, бросившись в объятия княжеской аристократии, стал его преследовать: Власьева, Бельского, Мосальского, Салтыкова он разослал по воеводствам; к Романовым относился подозрительно, видя в них претендентов на престол, и лишил их племянника, князя Черкасского, должности кравчего.
Шуйский был и остался царем, угодным исключительно одному знатному титулованному боярству, которое и превратило Московскую Русь его времени в олигархическое государство*. Но всякая олигархия имеет ту особенность, что ее участники — олигархи не могут ужиться друг с другом мирно, начинают грызть один другого, интриговать друг против друга, ссориться, потому что обаяние власти, столь близкой и доступной, заставляет ревниво относиться к соперникам и соучастникам. Воротынские, Голицыны и Куракины своевольничают и сталкиваются между собою, и дело кончается тем, что Воротынские и Голицыны принимают, наконец, участие в низложении царя — само собою разумеется, в личных своих выгодах.
* Верно, что Шуйского поддерживали также богатые купцы; любопытно также, что Шуйский одно время пытался связаться с дворянством; см. Покровский [М. Н.]. Русская] история [с древнейших времен до смутного времени. М., 1896-1899].

402
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Таким образом, у Шуйского не было опоры в сущности нигде и ни в чем. В таких-то обстоятельствах началось восстание народных масс, на знамени которого было написано требование не столько самодержавия, сколько социальных облегчений. Облегчения рисовались массам в виде возвращения к старому приволью и простору, к вольному захвату земли, к социальному равенству. К восставшим присоединились средние землевладельцы — провинциальные дворяне, недовольные исключительно одной политической олигархией, и мелкие служилые люди, которые были и за самодержавие и за улучшение своего экономического положения. Каждая из этих трех групп имела своего вождя; народная масса — казаки, крестьяне и холопы — Болотникова, среднее провинциальное дворянство — Прокопия Ляпунова и Сумбулова, мелкое — Истому Пашкова. Все трое соединились и осадили Москву. Это было, однако, лишь главное ядро восстания, а, кроме того, подняли еще ряд более мелких возмущений местами социального, но чаще политического характера. Политический характер протеста против аристократической формы правления и требования возврата к самодержавию имели волнения в Вятке, Перми и вообще на севере. По преимуществу социальную окраску приобрели движения в Нижнем Новгороде и в южных городах. Шуйского и правящий его именем класс на время спасла рознь его врагов: Ляпунов, Сумбулов и Пашков разошлись с Болотниковым, потому что социальные противоречия между представленными каждым из них классами были слишком велики; впоследствии Болотников был взят в плен в Туле и казнен; враги боярской олигархии стали истребляться тысячами: начался правительственный террор.
Но, как и всегда в революционные эпохи, террор не мог задавить общественное движение: скоро у Шуйского появился новый враг в лице Тушинского вора. Нет сомнения, что он был кандидатом той же казачьей, крестьянской и холопьей массы, которая выдвинула раньше в качестве своего вождя Болотникова. Ставя себе по существу реакционные экономические и социальные задачи, имея в виду в сущности возврат к далекой старине, эта масса в сущности не имела и сознания необходимости самодержавия. Наиболее сознательная в политическом отношении часть ее — казачество — стояла не за самодержавие, а за казацкую раду — подобие древнего веча, т. е. в сущности за первобытную неорганизованную демократию. Политическая программа Лжедимитрия II отличалась тем большей неясностью, что,

Происхождение самодержавия в России
403
наряду с этими влечениями в сторону первобытной демократии, в стане самозванца заметны были и польские дворянские тенденции с оттенком также олигархическим: недаром северные города указывали, что тушинцы «все городы отдают паном в жалованье, в вотчины, как и прежде сего уделья бывали». По всем этим причинам северные города, которые стояли за существующие социальные отношения и в то же время за восстановление самодержавия, скрепя сердце, возвратились под власть царя Василия, считая ее меньшим злом сравнительно с господством тушинцев. Скопин-Шуйский, своей победой над тушинцами, и Сигизмунд польский, вторжением в Россию, погубили Лжедмитрия II, но вместе погиб и Шуйский: его войско разбито поляками, олигархи враждуют между собой, против царя высказываются средние классы — дворянство и купечество — и сводят Шуйского с престола*.
Так пал боярский царь, исчезла боярская олигархия.
IV.
Олигархия, впрочем, попыталась еще себя спасти, перехватив и видоизменив в свою пользу политический проект, исходивший из кругов, ей враждебных. Мы видели, что непрочность положения Тушинского вора в значительной степени определялась пестротой социального состава его сторонников. Эта пестрота осложнялась еще примесью бывшего опричного боярства и родственной ему по социальной природе группы новых авантюристов-карьеристов, большею частью очень незначительного происхождения, вышедших из общественных низов. Сюда принадлежали Романовы, Салтыковы, Вельяминовы, Трубецкие — все опричная знать; авантюристы, как Молчанов, Грамотин и Андронов. Эти люди решили предложить престол королевичу Владиславу и выработали проект особого договора с новым царем — документ, требующий тем более внимательного анализа, что, как надо думать, он не остался без влияния и на запись, взятую впоследствии с первого царя новой династии.
Договор Салтыкова“ с Сигизмундом по поводу кандидатуры Владислава носит на себе резко выраженную классовую окраску.
* Платонов. Очерки по истории смуты, стр. 303 и сл.
“ Надо, впрочем, заметить, что душой этого плана был, вероятнее всего, Фи¬
ларет Романов.

404
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Особенно характерна в этом отношении социальная программа Салтыкова и его товарищей: здесь прямо выставляется требование запрещения крестьянского выхода и выхода холопов на волю; крепостнические тенденции дворянства, диктовавшиеся, как нам уже известно, всем новым складом хозяйственных отношений, выразились здесь как нельзя более ясно. Другое условие также указывает на классовый эгоизм среднего и мелкого, незнатного дворянства, опасавшегося перевеса знати: Салтыков с товарищами требуют, чтобы их не понижали по службе, чтобы заслуга имела не меньшее значение, чем знатность происхождения; параллельно этому, сознавая, что преимущества их заключаются в способностях и знаниях, незнатные дворяне выговорили себе право ездить за границу для получения образования. Характерна и защита интересов купечества — просьба о предоставлении купцам права свободно ездить за границу для торговли; это показывает, что дворянство чувствовало в торговом классе естественного своего союзника. Тот же классовый интерес продиктовал и остальные условия — требование независимости Московского государства от Польши и Литвы, сохранение его административного и социального строя и религии, санкционировавшей существующий порядок. Наконец, рядовое выслужившееся дворянство почувствовало потребность в юридических гарантиях своего преобладания; оно потребовало ограничения власти Владислава не только Боярской думой, но и советом «всея земли»; не надо представлять себе это требование строго демократическим: известно, что состав земских соборов XVI века был почти исключительно дворянским служилым. Некоторые исследователи склонны думать, что «ограничение единоличной власти Владислава... вытекало в договоре не из какой-либо политической теории, а из обстоятельств минуты, приводивших на московский престол иноземного и иноверного государя»*. Дело, конечно, не в политической теории, а в классовых интересах незнатного дворянства, в наличности которых сомневаться совершенно не приходится.
Договор Салтыкова с Сигизмундом был заключен 4 февраля 1610 г. Но он не вошел в силу: дворянская и посадская масса не сомкнулась около него, потому что не успела еще политически сорганизоваться, а боярская знать его перехватила и исказила, заменив договором
* Платонов. Очерки по истории смуты, стр. 425.

Происхождение самодержавия в России
405
17 августа, чисто боярским по тенденциям, ограничивавшим Владислава только Боярской думой. Так произведена была новая попытка утвердить боярскую олигархию. Понятно, что ею были недовольны Салтыков с компанией, и этим объясняется поддерживаемая ими кандидатура самого Сигизмунда. Бояре по-прежнему остались одинокими и не могли утвердить свое господство.
Смута, поддерживаемая боярской знатью, казаками, крестьянами и холопами, карьеристами вроде Салтыкова и Андронова, достигла высшей точки своего развития. Больнее всего она отражалась на интересах средних слоев русского общества — среднего и мелкого дворянства, посадских людей, зажиточной части крестьянства и примыкавшего к ним духовенства. Денежное хозяйство, крепостной общественный строй, уничтожение боярской олигархии — вот в чем заключались классовые интересы названных общественных групп. Восстановление порядка для них было насущной потребностью, тем более, что польское дворянство в отрядах Сапеги, Лисовского, Ро- жанского направляло все усилия к истреблению дворянства русского*. За порядок высказались как раз города северные и северо- восточные, а также города, расположенные по северной, восточной и южной окраинам центра, не подвергшимся экономическому кризису XVI века" таковы Рязань, Нижний Новгород, Ярославль, Галич, Кострома, Вологда и т. д. В результате и получились две попытки восстановить порядок, одна неудачная — попытка Ляпунова, другая успешная — попытка Минина и Пожарского. Духовенство, сначала в лице патриарха Гермогена, потом главным образом через Троицкую Лавру, оказывало деятельную духовную поддержку ополчению средних слоев населения.
Не подлежит ни малейшему сомнению тот факт, что хотя победителями оказались средние слои русского общества, но избрание первого царя новой династии было результатом компромисса, соглашения противоположных партий. Не забудем прежде всего тех горячих продолжительных споров, которые предшествовали на земском соборе избранию царя Михаила. Не забудем и того, что сам Пожарский был сторонником кандидатуры князя Голицына. За компромисс говорит и наличность записи, взятой с Михаила175. В исторической
* Покровский. Русская История.
” См. наше Сельское хозяйство Моек. Руси в XVI в., стр. 60—63.

406
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
литературе сделана попытка истолковать и эту запись в том смысле, что она не ограничивала власти царя*. Но не подлежит сомнению несостоятельность такого толкования в виду категорического свидетельства Котошихина, что царь Михаил, «хотя самодержцем писался, однако без боярского совету не мог делати ничего»**. Можно догадываться, что салтыковский договор явился важным прецедентом записи Михаила: недаром так часто созывались в его царствование земские соборы.
V.
Нам остается рассмотреть последний момент в политической истории происхождения самодержавия в России — царствование Михаила и начало царствования Алексея.
Царь Михаил не был самодержавным государем. Тем не менее, его царствование имеет весьма важное значение для политической истории самодержавия в России. Мы видели отчасти, в чем состоит это значение. Если уже предшествующее время выдвинуло важные перемены в народном хозяйстве, социальных отношениях и отчасти в административном строе, то в царствование Михаила, особенно к сороковым годам XVII века, слагается в более систематическом виде административная техника; поскольку она имеет отношение к непосредственному участию верховной власти в делах управления. К этому надо добавить, что и техника правительственной деятельности высших учреждений — земского собора и Боярской думы — сложилась более или менее правильно и систематично именно в царствование первого царя новой династии. Нижеследующие наблюдения убеждают в этом.
Что земские соборы XVII века превратились в организованные учреждения, — это хорошо выяснено в специальной литературе. Установлено, что земские соборы сделались представительством тех именно средних слоев русского общества, которые все более и более выдвигались на первый план реальными условиями русской хозяйственной и социальной жизни того времени.
*Маркевич, в статье, помещенной в «Журн. Мин. Нар. Проев.» за 1889 г. [Маркевич А И. Избрание на царство Михаила Федоровича Романова//Журнал Министерства народного просвещения. 1891, № 10.]
**Котошихин, стр. 104.

Происхождение самодержавия в России
407
Представительство это не походило уже на то, которое наблюдалось на земских соборах XVI века, а было организованным: производились правильные выборы*. В последнее время удалось найти документ, ставящий вне всякого сомнения тот факт, что, при выборах на земский собор 1648-49 годов, избиратели снабжали своих выборных определенными инструкциями или наказами**. Без сомнения, это не было новостью, не являлось специфическим признаком собора 1648-49 гг., а было традицией, унаследованной от прошлого, обычаем, утвердившимся еще в царствование Михаила.
Хорошо известно, какая серьезная и многосторонняя созидательная, творческая работа исполнена была земскими соборами XVII века***. Венцом этой работы явился и новый кодекс — Уложение 1б49 года. Нельзя не признать, что деятельность земских соборов сильно облегчила положение верховной власти и в то же время удовлетворила не требовавшим отлагательства потребностям правящих классов русского общества. Дворянство в главной своей массе было удовлетворено и перестало ощущать нужду в непосредственном воздействии на государственную власть через выборных: оно и так оставалось правящим классом. С другой стороны, так как главные вопросы государственной жизни были разрешены земскими соборами в духе господствующих в обществе интересов, то верховной власти было легко справиться с текущей законодательной работой, не прибегая к такому чрезвычайному средству, как земские соборы. Таков был смысл того содействия образованию самодержавной власти русских государей, которое, быть может и не сознательно, оказывали земские соборы. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечислить те вопросы, которых касалась деятельность соборов XVII века. Сюда относились, если не считать выборов царей, регулирование землевладельческого права, дела внешней политики, кодификация права, распоряжение
*Латкин [В.]. Земские соборы древней Руси [Их история и организация сравнительно с западно-европейскими представительными учреждениями: Историко-юридическое исследование. СПб., 1885], стр. 266 и сл.
** См. сообщение г. Алексеева [Алексеев В. П. Первый документ к истории земского собора 1648-1649 г.] в «Трудах Археографической Комиссии Моек Археологии. Общества», т. II, вып. первый [1900].
***Латкин. Земские соборы древней Руси, стр. 282 и сл.

408
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
о производстве переписей, финансовые дела (установление налогов), торговые договоры, установление внутреннего порядка в государстве*.
Параллельно тому, как организовались и развивали свою деятельность земские соборы, происходили изменения в технике правительственной работы, совершавшейся в Боярской думе. Основная черта этих изменений состояла в том, что сложился обычный круг дел, которые всегда решались с участием Думы. Само собой разумеется, это не исключало возможности обращения царя к Думе по другим вопросам, как и рассмотрения и решения в отдельных редких случаях дел, обычно решавшихся Боярской думой, без ее участия, но все это были уже исключения, нисколько не опровергающие общего правила, основной тенденции, установившейся в правительственной практике**.
В течение всей первой половины XVII века ни один закон, касающийся холопства, не был издан без участия Боярской думы. Вот ряд фактов, подтверждающих это положение: 16 августа 1603 г. государь указал и бояре приговорили: тех холопов, которых в голодные годы их господа не кормят, а отсылают от себя, освобождать на волю***; 7 января 1б0б г. состоялся боярский приговор о том, чтобы отец и сын, поступающее в кабальное холопство, давали каждый на себя особую кабалу, а не писались в одной общей****; в 1607-1609 годах состоялся ряд приговоров Боярской думы по делам о холопстве***** и т. д.
Точно так же при издании новых законов, касавшихся землевладения, поместного и вотчинного права, цари Михаил и Алексей всегда совещались с Боярской думой. Об этом на каждом шагу свидетельствует прежде всего Указная книга Поместного приказа: напр[имер], в 1622 г. «государь... советовав со отцом своим... и говорил о том с бо- яры»******; 20 февраля 1621 года государь и отец его указали и бояре приговорили об отписке вотчин на государя у тех, кто не значится
*Латкин. Земские соборы, стр. 282 и сл.
** Ср. Ключевский. Боярская дума, изд. 2-е, стр. 441 и след.
***Акты Историч., т. И, № 44.
****Тамже, №63.
*****Там же, № 85.
*“'** Сторожев. Указная книга Поместного приказа, стр. 33.

Происхождение самодержавия в России
409
в осадном списке о царя Васильевом осадном сиденье*; в 1636 г. государя «докладывал думный дьяк Михаил Данилов о поместных и о вотчинных статьях. И государь... указал тех статей слушать бояром; а что о тех статьях бояре приговорят, и о том государь велел доложить себя государя»** и т. д. То же подтверждается и новоуказанными статьями: ряд боярских приговоров о поместном владении землей состоялся в 1649 г.***; в 1650 г. бояре приговорили об отмежевании пустошей, неправильно примежеванных к поместьям****, и о целом ряде других законодательных вопросов, касавшихся поместий и вотчин*****: то же наблюдается в 1651****** и 1652******* годах.
Установление этих прочных норм законосовещательной компетенции Боярской думы также содействовало тому, что к половине XVII века московский государь почувствовал себя в силах стать действительно самодержавным, усвоив себе по преимуществу направляющую и принципиально-определяющую деятельность.
Царь Алексей занял престол, не будучи ограничен в своей власти никакой записью. Тем не менее, в первые годы своего царствования он продолжал созывать земские соборы. Это продолжалось, однако же, недолго: земский собор 1653 года был последним полным, правильно составленным земским собором в Московском государстве.
После этого правительство усвоило обычай совещаться с экспертами из лиц, принадлежащих к тому или другому сословию, которого касался ближайшим образом обсуждаемый вопрос. По-видимому, служилое сословие — эта главная опора установившегося после Смуты государственного порядка — было довольно этим и не претендовало на новый созыв земского собора. Некоторые тенденции в сторону продолжения соборной практики заметны были только вереде посадских людей. В 1662 году посадские люди города Москвы — все от высших до низших разрядов, — гости, люди гостиной и суконной сотен, а также и люди черных сотен и слобод,
* Сторожев. Указная книга Поместного приказа, стр. 38.
**Тамже, стр. 115.
*** Полное Собрание Законов, №№ 14,15,16,17,20.
****Там же, № 25.
*****Там же, №№ 27,30,31, 32,33,42,45,46,53,54.
****** Там же, №№ 59,73.
******* Там же, № 89.

410
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
по случаю денежных затруднений, переживавшихся страной в 50-х и 60-х годах и вызванных попыткой введения медных денег, заявили верховной власти о том, что они признают полезным созвать земский собор. Это заявление оказалось, однако, бесплодным*. Московское правительство окончательно вступило на путь абсолютизма. Процесс происхождения самодержавия в России закончился.
Исследование политической стороны процесса происхождения самодержавия в России приводит таким образом к следующим выводам:
1) в первый момент — с конца XV до половины XVI века — определились и уяснили свои задачи главные общественные силы, вступившие между собой в политическую борьбу, — боярство и дворянство, — и временно одержало верх боярство, ограничившее власть государя;
2) второй момент — с половины XVI до начала XVII в. — характеризуется открытым столкновением враждебных сил, выразившимся в опричнине, в казнях и конфискациях Грозного и в ссылках Годунова; дворянская самодержавная монархия одержала первую решительную победу, которая была подготовлена тем, что были заложены основы денежного хозяйства, крепостных социальных отношений, новой административной системы; решительное сопротивление самодержавию со стороны боярской аристократии было парализовано постигшим центр страны в конце XVI века экономическим кризисом, генетически связанным с зарождением денежного хозяйства; 3) в третий момент борьбы — в Смутное время со вступления на престол Лжедимитрия до выбора первого царя новой династии — наблюдается ограничение царской власти, сопровождавшееся сначала временным торжеством боярской олигархии при Шуйском, потом торжеством средних классов русского общества, вынужденных, однако, вступить в компромисс по поводу избрания Романова на ограничивающих его власть условиях; 4) в четвертый момент — при Михаиле и в началах царствования Алексея — эти средние классы, заинтересованные в установлении порядка, — преимущественно дворянство — организовали высшее управление, подняли на высшую ступень административную технику вообще и развили широкую творческую законодательную деятельность в земских соборах, что, наряду с экономическими и социальными предпосылками, создало окончательное торжество самодержавия в пятидесятых годах XVII века.
* Платонов [С. Ф.]. Статьи по русской истории, СПб., 1903, стр. 160-161.

Происхождение самодержавия в России
411
Глава двенадцатая
ОБЩИЕ ВЫВОДЫ
Нам остается свести воедино результаты предпринятого исследования. Предшествующее изложение обосновывает такие тезисы.
1. До XVI века в России не существовало самодержавия: в древнейшей России — до конца XII века — государство было неорганизованным двоевластием веча и князя; в вольных городах XIII—XV веков оно являлось аристократической муниципальной республикой; государственный союз северо-восточной удельной Руси представлял собою типическое вотчинное государство, в котором государственные функции рассматривались, как простые хозяйственные атрибуты земельного владения; Литовско-русское государство было реальной унией отдельных земель, развивавшейся в унитарное государство, с ограничением власти государя дворянскими представительными учреждениями.
2. Такие политические порядки находились в тесной связи с хозяйственным бытом, социальными условиями и административной техникой: в древнейшей России хозяйство, общество и техника управления отличались полной аморфностью: в вольных городах преобладание внешней торговли в высших слоях общества и связанный с этим переход земли в руки бояр создали перевес аристократии и элементы технической организации высшего управления; в северо- восточной Руси XIII—XV веков господствовало земледелие при сохранении натурального хозяйства, утвердилось служилое землевладение — вотчинное и поместное — возникли в зародыше классы и сословия, и начало, хотя и весьма слабо, технически преобразовываться высшее управление; западная Русь характеризовалась преобладанием земледелия при весьма быстром движении к денежному хозяйству, господством дворянского землевладения, ростом классового и сословного значения дворянства и постепенной сменой единоличной деятельности князя-вотчинника его совместной работой с коллегиальными дворянскими учреждениями — радой и сеймом.
3. В Московском государстве XVI и первой половины XVII века начало утверждаться денежное хозяйство с обширным рынком, причем под влиянием этой перемены наблюдается резко выраженный экономический кризис в главных областях государства.
4. Для того, чтобы преодолеть этот кризис и успешно справиться с переходом от натурального хозяйства к денежному, рассчитанному

412
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
на обширный сбыт, русское общество XVII—XVII веков сомкнулось в крепостные сословия, в среде которых перевес принадлежал дворянству.
5. Соответственно хозяйственным и социальным условиям в XVI и первой половине XVII века организованы были органы подчиненного управления — местного и центрального: в местном управлении система кормлений была сначала ограничена частичной примесью выборных учреждений со специальным назначением и применением по частям хозяйственного управления городовых приказчиков, а затем заменена опытом земского самоуправления, применявшимся, однако, далеко не повсеместно, и, наконец, централизованной бюрократией в лице воевод, сосредоточивавших в своих руках все отрасли областного управления; в центральном управлении развились приказы, причем, в соответствии с хозяйственными и социальными потребностями, раньше и полнее всего организовались управление дворцовым хозяйством и заведывание службой, землевладением и внешней политикой, почти одновременно, но отчасти уже позднее двинулось вперед центральное финансовое управление, затем следовала организация центральных судебных учреждений и военных приказов; еще позднее и меньше развивались приказы, ведавшие общественное благоустройство и благосостояние, и, наконец, совершенно отсталой по времени и по степени развития является контролирующая администрацию деятельность высшей власти.
6. К половине XVII века техника высшего управления постепенно преобразовалась в смысле усиления самостоятельности бюрократии и избавления верховной власти от множества мелких дел, прежде до нее восходивших. В разрядных делах органы подчиненного управления стали самостоятельно ведать запись в службу главной массы служилых людей, служебные отпуски низших чинов в невоенное время, переводы из гарнизонной службы в полевую, назначение на все мелкие должности в войске, центральном и областном управлении, вер- станье окладами, назначение специальных вознаграждений, придачи к окладам низших чиновников, справку придан для всех служилых людей, выдачу инструкций областным правителям, сбор сведений о состоянии военных сил государства и, наконец, устройство мелких укреплений. В отношении к землевладению органы подчиненного управления успели сосредоточить в своих руках самостоятельное заведывание хозяйством на дворцовых землях, поскольку оно шло

Происхождение самодержавия в России
413
нормальным, обычным порядком, сдачу на оброк разных доходных статей на черных землях, передачу свободных дворов на посадах, нотариальное укрепление владельческих прав на землю, исполнительную деятельность по производству статистических описаний и межеваний земли и разбор поземельных тяжеб обычного характера. В финансовом отношении подчиненные учреждения приобрели право отдачи казенных сборов на откуп и сдачи их на веру в тех случаях, когда откупная или «верная» система существовала уже в данной местности, и не требовалось перехода от одной из них к другой; те же учреждения отсрочивали на непродолжительное время платеж податей, получали все доходы государства, выдавали обычное жалованье служилым людям высших разрядов и важнейшим должностным лицам по центральному и областному управлению, а также дворцовым слугам, наконец, производили другие расходы, если они были невелики по размерам. Самостоятельные судебные функции подчиненных учреждений выражались в половине XVII века в производстве следствия по государственным преступлениям, в рассмотрении и решении дел о преступлениях против власти и против порядка управления (за исключением особенно важных), исков о крестьянах и холопах, дел о закабалении и закрепощении свободных людей, о выходе служилых и посадских людей из их состояний, наконец, обыкновенных заурядных дел об убийстве, о преступлениях против здоровья, чести и против прав имущественных и всякого рода гражданских тяжб. Самостоятельные полицейские функции подчиненных учреждений к тому же времени слагаются из элементарной охраны общественной безопасности, снабжения паспортами купцов, заведы- вания пожарной частью, исполнительной деятельности по ямской гоньбе и менее важных дел по торговой полиции. В дипломатической части также развивается самостоятельность подчиненных органов, выражающаяся в ведении переговоров без непосредственного по каждой подробности сношения с верховной властью и в выработке принципиальных основ для внешней политики. Хотя контроль и надзор за администрацией был не организован, случаен, но многие дела по должностным преступлениям перешли уже из рук верховной власти в самостоятельное ведение подчиненных учреждений: сюда относились дела о притеснениях подьячих воеводами, о превышении воеводами своей власти, о неисполнении воеводами законных требований равных им и низших властей, о злоупотреблениях

414
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и должностных преступлениях стрелецких, станичных и осадных голов, о менее важных преступлениях по, должности, совершавшихся подьячими съезжих изб, о должностных преступлениях низших органов администрации, наконец, также дела о менее важных служебных проступках служилых людей, составлявших массу московского войска.
7. Техника церковного управления и суда постепенно в половине XVII века достигла того же состояния, как и техника управления светского; в то же время после некоторой борьбы церковная власть окончательно подчинилась верховной власти московских царей.
8. Самодержавие в России окончательно сложилось к пятидесятым годам XVII века, причем в его политической истории надо различать четыре момента. В первый момент — с конца XV до половины
XVI века — определились и уяснили свои задачи главные общественные силы, вступившие между собою в политическую борьбу, — боярство и дворянство, — и временно одержало верх боярство, ограничившее власть государя. Второй момент — с половины XVI до начала
XVII в. — характеризуется открытым столкновением враждебных сил, выразившимся в опричнине, в казнях и конфискациях Грозного и в ссылках Годунова; дворянская самодержавная монархия одержала первую решительную победу, которая была подготовлена тем, что были заложены основы денежного хозяйства, крепостных социальных отношений, новой административной системы; решительное сопротивление самодержавию со стороны боярской аристократии было парализовано постигшим центр страны в конце XVI века экономическим кризисом, генетически связанным с зарождением денежного хозяйства. В третий момент борьбы—со вступления на престол Лжедимитрия до выбора первого царя новой династии — наблюдается ограничение царской власти, сопровождавшееся сначала временным торжеством боярской олигархии при Шуйском, потом торжеством средних классов русского общества, вынужденных, однако, вступить в компромисс по поводу избрания Романова на ограничивающих его власть условиях. В четвертый момент — при Михаиле и в начале царствования Алексея — эти средние классы, заинтересованные в установлении порядка, — преимущественно дворянство, — организовали высшее управление, подняли на высшую ступень административную технику вообще и развили широкую творческую законодательную деятельность в земских соборах, что, наряду с экономическими и социальными предпосылками, создало окончательное торжество самодержавия.

Происхождение самодержавия в России
415
Если бы, наконец, потребовалась единая краткая формула, выражающая процесс происхождения самодержавия в России, эта формула могла бы принять следующий вид: зарождение денежного хозяйства с обширным рынком во второй половине XVI века и сопровождавший его экономический кризис, выразившийся особенно в центре страны, вызвали крепостной социальный строй, перевес средних классов общества, особенно дворянства, и ослабление боярства, известную степень развития административной техники, избавившую верховную власть от вмешательства во все мелочи текущей работы по управлению, и в результате всего этого сложилась самодержавная власть московских царей. Основной причиной установления самодержавия является, таким образом, в конечном счете зарождение и первоначальное развитие денежного хозяйства с обширным рынком. Надо заметить, что такая экономическая перемена во всех странах приводила к усилению монархической власти: достаточно припомнить хотя бы французскую и английскую монархию XVI и XVII веков, чтобы убедиться в этом. Если в России самодержавие с самого своего утверждения оказалось сильнее, чем на западе Европы, то основной причины этого опять-таки надо искать в сфере хозяйственных явлений: в этом повинен катастрофический характер русского экономического развития второй половины XVI и начала XVII века — переход от натурального хозяйства почти непосредственно к денежному с обширным рынком.
Мы исследовали процесс происхождения самодержавия в России. Но самодержавие не было само себе равно во все время своего существования, не было одинаковым, неизменным явлением. Напротив, оно переживало изменения, оно развивалось. Изучить этот процесс развития самодержавия, а также и процесс его падения — задачи чрезвычайной научной важности и большого интереса. Но они должны составлять уже предмет других исследований.
ПРИЛОЖЕНИЯ
I. Несколько методологических замечаний
Наименее исследованным, можно сказать даже почти совершенно незатронутым, являлся в изучаемой теме вопрос об административной технике, в частности о демаркационной черте, отделявшей в первой половине XVII века деятельность верховной власти и высших уч¬

416
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
реждений от деятельности учреждений подчиненных. Разъяснению этого частного, но важного вопроса и посвящены главы IV, V, VI, VII, VIII и IX нашей работы. Они основаны на изучении весьма значительного материала, и, если бы разбирать детально каждое из относящихся сюда наблюдений над источниками, размеры книги разрослись бы, по крайней мере, вдвое, и она сделалась бы совершенно неудобочитаемой. Поэтому мы предпочли сжать изложение, приводя в более или менее подробной передаче лишь некоторые типические факты и ограничиваясь по отношению к явлениям, им подобным, ссылками на источники. По этой же причине в тексте не могли найти себе места методологические замечания, обосновывающие то понимание некоторых выражений источников, какого держался автор. Отсюда является необходимость в дополнительных разъяснениях именно этой методологической стороны дела. Такие методологические разъяснения и отнесены в настоящее приложение.
В источниках мы встречаем прежде всего ряд положений, не вызывающих никаких сомнений: прямо и определенно указывается, что по тому или другому поводу «государь указал», или «государь указал и бояре приговорили», или данное решение принято такими-то судьями приказов или воеводами. Несомненность таких указаний совершенно ясна и не требует никаких комментариев к приведенным выражениям.
Есть, однако, выражения иного рода, — иногда читаем: «послать грамоту велеть сделать то-то». Как понимать эти выражения? Кто тут принимает решения? Тщательное изучение источников показывает прежде всего, что подобные пометы не могут указывать на решение верховных учреждений и самого царя: последние сопровождаются всегда формулой «государь указал» или «бояре приговорили». Нельзя отнести разбираемые выражения и к деятельности воевод: это опровергается не только тем, что пометы сохранились в делопроизводстве приказов, но и прилагаемыми обыкновенно при том грамотами, в которых излагается распоряжение, причем оно адресуется из Москвы областным властям. Итак, вывод возможен один: это — решение приказов без участия верховной власти и высших учреждений. Так это принималось в тексте исследования.
Есть еще и другие, на первый взгляд еще менее ясные выражения. Так, часто встречается в разных документах помета «выписать». Когда говорится «выписать в доклад», тогда, конечно, речь идет о докладе

Происхождение самодержавия в России
417
царю. Но просто «выписать» — не значило представить для доклада верховной власти или высшему учреждению. Это означало просто выписку, делавшуюся в приказе по делу для решения его судьей приказа. Примеров в этом отношении у нас много (напр[имер], Арх. Мин. Юст., книги записные вотчинные Помест. приказа, кн. 5984/16, дела №№ 3, 5,45, кн. 5987/19, дело № 44 и др.). Вот характерный случай: 9 декабря 1639 г. Григорий Борняков и Алексей Берестов подали в Поместный приказ челобитные о записи за одним из них вотчины другого; на челобитных сделана была помета: «выписать», но доклада царю в Боярской думе не было: выписка была подана думному дьяку и дело решено приказом самостоятельно (Арх. Мин. Юст., книги запис. вотч. Пом. прик., книга 5984/16, дело № 2).
Совершенно аналогичный вывод получается при анализе выражения «по государеву указу». Не подлежит сомнению, что когда-то все дела решались при непосредственном участии государя, великого или удельного князя. Обломком этих времен и является это выражение. Но именно только обломком, а не указанием на действительное решение дела царем. Это выражение приобрело значение формулы, символизирующей идею верховной власти государя, подобно тому, как в самодержавные времена судебные приговоры постановлялись «по указу его императорского величества», хотя император сам не судил. Сделанный сейчас вывод доказывается опять-таки рядом наблюдений над источниками, из которых приведем для образца одно: в сороковых годах XVII в. в книгах записных вотчинных Поместного приказа много дел решено было приказом независимо от верховной власти, но в пометах значилось: «по государеву указу» (см., напр[имер], книгу 5988/20). Когда участие государя имело место по докладу приказа, тогда делалась докладная выписка; а когда царь вмешивался в дело на основании поданной ему челобитной одной из сторон, то помечалась не просто «по государеву указу», а «по государеву указу и по подписной челобитной» (см., напр[имер], туже книгу зап. вотч. 5988/20).
Весьма часто на той или другой воеводской отписке делалась в приказе помета «к отпуску». Что это значит? Ответ на занимающий нас вопрос дается следующим фактом. В 1638 г. романовский татарин Булатов бил челом на церковных дьячков Зубарева, Зарина и Трофимова, что они прикладывают руки, как послухи к ложным кабалам на крестьян Булатова и тем причиняют им убытки; ответчикам было велено стать на срок в Москве к ответу, но они в срок не стали;

418
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Булатов просил дать ему другую грамоту к воеводе на Романов по тех дьячков, чтобы явились на срок в Москву. На обороте челобитной значится помета: «147 года сентября в 29 д. справяся с прежним отпуском, дат другая государева грамота» (Моек. Глав. Архив Мин. Иностр. Дел, св. 104, № 12). Из этого ясно, что «отпуск» — это решение по делу, вызывающее немедленное исполнение особой грамотой, т. е. исполнение по делу неспорному. Ясно, что все пометы «к отпуску» относятся к делам, решаемым приказами самостоятельно, без участия верховной власти и высших учреждений.
Остается, наконец, еще разъяснить смысл и значение слова «чтена», без прибавки «государю», также нередко встречающегося в источниках. Смысл и значение этого слова удовлетворительно разъясняется следующим сопоставлением. В 1635 г. прислана была отписка в Москву о военных вестях, и оказалось, что эта отписка была «перед государем чтена и то ведомо» (Моек. Арх. Мин. Юст., столбцы Новгородского стола Разряда, № 68, л. 236 об.). Оказывается, что в совершенно аналогичных случаях, разрешавшихся, очевидно, тем же порядком, помечалось просто «чтена» (см., напр., там же, л. 253 и об.). Очевидно, слово «чтена» и без прибавления «государю» обозначало сообщение дела верховной власти для сведения или решения.
Таковы важнейшие методологические основания для понимания источников, служивших для разбора и решения в нашем исследовании вопросов административной техники.
II. О значении внешней политики и войн
для утверждения самодержавия в России
В нашей исторической литературе до сих пор большим кредитом и широким распространением пользуется мнение о первостепенном значении внешней политики и войн для утверждения самодержавия в России. Все предшествующее изложение, кажется, показывает, что в процессе происхождения самодержавной власти русских государей первенство принадлежит внутренним, главным образом хозяйственным условиям. Но, помимо этого, можно указать и на другие соображения, не позволяющие приписывать внешней политике и войнам первенствующее значение в данном отношении.
Прежде всего войны не менее, если не более, занимали и русских князей великих и удельных — до половины XVI века. И, однако, они

Происхождение самодержавия в России
419
не были тогда самодержавными государями. То же самое надо повторить о всех средневековых государствах.
Затем, Литовско-русское государство и Польша, объединившиеся во второй половине XVI в. в одно государство — Речь Посполитую, — вынесли с того времени во всяком случае не меньше, если не больше, войн, чем Московское государство; и весьма часто, напр[имер], в XVII в., эти войны были весьма опасны и требовали напряжения всех сил. И, однако, самодержавия там не было; напротив, власть короля уменьшилась до чрезвычайности.
В том же направлении дают материал исторические аналогии с европейским западом в эпоху возникновения там самодержавия. Тюдоры и Стюарты в Англии XVI и XVII веков, последние Валуа и первые Бурбоны во Франции хотя и вели войны, но эти войны не были главным мотивом и основной движущей силой их политики и не являлись также источником их самодержавия, созданного соотношением общественных сил, которое отражало на себе хозяйственный быт.
Наконец, известно, что буржуазные конституционные монархии сильнейшим образом развивают милитаризм и пускаются в военные авантюры, хотя самодержавия, последовательно проведенного, в них не существует.
Многие из этих соображений, устраняя как несостоятельную теорию происхождения самодержавия от напряженной внешней политики и войн, дают уже отчасти основание и для правильного понимания отношения войн и внешней политики к самодержавному режиму и его происхождению. Войны и внешняя политика являются отражением соотношения внутренних общественных сил и хозяйственных потребностей, устанавливающих это соотношение. И в самом деле: достаточно бросить взгляд на внешнюю политику России с Ивана Грозного до Алексея, чтобы понять это. Ведь завоевание Волги, Сибири, защита юга и движение к югу по направлению к Крыму и Кавказу шли навстречу потребностям в колонизации, в земле для служилого класса. Основными мотивами борьбы с Польшей было приобщение Малороссии к хозяйственному влиянию Великой России и особенно стремление к морю, о чем свидетельствуют войны за Ливонию с Польшей и Литвой при Грозном, и с Швецией при Алексее. Войны и внешняя политика лишь постольку укрепляли самодержавие, поскольку они сами являлись результатом соотношения социальных сил, выдвигаемых в известной перспективе процессом хозяйственного развития.

ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ЯВЛЕНИЙ
(Краткий очерк социологии)
I.
Человек еще в пору своего младенчества начинает приобретать знания. Каждый народ уже на заре своего исторического существования стремится к знанию, пополняет запас своих знаний. Нетрудно однако понять, что знания младенца и первобытного народа отличаются двумя отличительными чертами: эти знания, во-первых, бессистемны, случайны, во-вторых, они лишены всякого практического значения, накопление их не имеет целью удовлетворение житейских потребностей, — оно бесцельно и бесполезно. Бессознательное, инстинктивное и праздное любопытство — вот основной психический мотив, руководящий младенцем и дикарем в его стремлении к знанию. От любопытства надо строго отличать любознательность — живое стремление к цельному, стройному, систематизированному, связному знанию и притом к знанию жизненному, имеющему тесную связь с общественными и личными потребностями и интересами. Такое знание называется наукой.
Итак, наука, во-первых, есть систематическое знание, во-вторых, знание жизненное, имеющее отношение к потребностям личности и общества.
Это определение нуждается однако еще в некоторых дополнительных разъяснениях.
Прежде всего: на чем должна покоиться система знаний, называемая наукой, в чем — иными словами — должно заключаться основное начало этой системы? Оно заключается в понятии причинности, причинной связи явлений. Мы разумеем здесь, конечно, причинность в положительном смысле этого слова, чуждом всякой метафизики: конечно, не всякое явление, совершившееся раньше другого, можно признать причиной последнего, но если мы замечаем, что два явления постоянно совершаются в одинаковой последовательности, то мы вправе одно из них — предшествующее — считать причиной другого — последующего; значит причинностью называется постоянная последовательность явлений.

Основные законы развития общественных явлений
421
Затем: в каком смысле надо понимать жизненность научного знания? Значит ли это, что научные выводы должны всегда иметь непосредственное приложение к жизни, что они должны отличаться узкоутилитарным характером? Ни в каком случае. Жизненность научного знания надо понимать лишь в том смысле, что наука обязана изучать жизнь, действительность в чаянии, — точнее говоря — в полной уверенности, что изучение действительности дает человеку материалы и средства для создания практических, прикладных наук, эти последние, опираясь на теорию, разрешат все практические, утилитарные вопросы и построят таким образом мост между теоретическим знанием и жизнью.
Для целей научного исследования недостаточно однако установить причинную связь между двумя конкретными явлениями. Наука должна стремиться к большему. В самом деле: когда Ньютон стал заниматься объяснением поразившего его факта более быстрого падения яблока по мере его приближения к земле и сделал вывод, что яблоко падает все быстрее именно по той причине, что приближается все ближе к земле, то отсюда было еще очень далеко до выведенного этим же гениальным ученым закона всемирного тяготения: понадобился целый ряд наблюдений и опытов, целый ряд эмпирических, первоначальных, элементарных обобщений, чтобы возвыситься до общего, великого, всеобъемлющего вывода. В результате появился научный закон, т. е. установление причинной зависимости не между двумя конкретными, отдельными явлениями, а между целыми рядами или группами явлений. Истинная, конечная цель всякой науки и заключается в открытии таких высших обобщений, научных законов.
Жизнь, окружающая нас действительность чрезвычайно многообразна и сложна. В ней можно поэтому различать отдельные группы явлений, которые удобнее всего изучать особо. Так сложились отдельные науки, особые отрасли научного знания. В ряду этих наук XIX столетие завещало нашему веку построение самой сложной и потому самой трудной науки — социологии, науки о законах развития общественных явлений.
Мы не знаем человека вне общественной связи,- такого человека никто, никогда и нигде не наблюдал в действительности. Но теоретически можно представить себе человека, взятого отдельно от ему подобных и от окружающих его явлений жизни природы и общества. Науки, которые изучают человека с такой точки зрения, могут быть

422
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
названы гуманитарными индивидуальными науками. Они дополняются однако науками гуманитарными — социальными, которые изучают человека не изолированно, не взятого отдельно от среды, а именно в связи с ней, которые, иными словами, изучают общественную жизнь или законы развития общественных явлений.
Что же такое общественное явление? Это прежде всего определенное отношение между людьми в их совместной деятельности; в самом деле-, ведь, если нет на лицо группы лиц, отношения между которыми определяются их совместной деятельностью, то нет и общества. Но всякая деятельность предполагает цель. Это заставляет нас к намеченному сейчас признаку, отличающему общественные явления, присоединить еще второй: деятельность для обеспечения существования и развития тех, кто действует. Полное и точное определение понятия «общественное явление» будет таким образом следующее: общественным явлением называется всякое отношение между людьми в их совместней деятельности с целью обеспечения себе существования и дальнейшего развития.
Общественные явления изучаются целым рядом наук таковы — политическая экономия,, разные отрасли правоведения, лингвистика, история, наконец, социология. Нетрудно однако заметить, что все эти отдельные отрасли обществознания смотрят на общественные явления и подвергают их изучению с трех точек зрения: они или, во-первых, изучают конкретные проявления общественной жизни, или, во-вторых, имеют в виду открыть общие законы развития общественных явлений, или, наконец, в-третьих, разбирают практические вопросы о том, как лучше устроить человеческое общежитие. Первая точка зрения — конкретно-теоретическая или точка зрения истории, понимая эту последнюю в самом широком смысле, — не в смысле истории лиц и событий, а в значении истории хозяйства, общественного строя, государственного устройства, нравов, религии, искусства, литературы, права, науки, философии и т. д. Вторая намеченная сейчас точка зрения — социологическая или абстрактно-теоретическая, третья — точка зрения научной политики опять-таки в широком смысле этого слова, т. е. политики экономической, социальной, государственной и т. д.; это — практическая прикладная точка зрения. Попытаюсь разъяснить это на примере. Историк констатирует: германцы за 100 лет до Рождества Христова занимались почти исключительно добывающей промышленностью, а земледелия, обрабатывающей промышленности

Основные законы развития общественных явлений
423
и торгами почти совершенно не знали. Социолог, сопоставляя целый ряд параллельных исторических наблюдений над жизнью отдельных народов, делает вывод: на первоначальной ступени развития народы обыкновенно занимаются главным образом добывающей промышленностью. Политик, принимая во внимание условия данного времени и места и формулированный мной сейчас социологический вывод, заключает: в первобытной, слабо населенной стране выгоднее всего заниматься добывающей промышленностью вследствие обилия даров природы, не требующих для освоения большого труда. Приведенный пример имеет для нас двойную ценность: он не только наглядно показывает различие между тремя точками зрения на общественные явле- ния, но и определяет, взаимоотношения отдельных отраслей обществоведения. Мы теперь ясно видим, что научная, богатая плодотворными выводами социология возможна только на исторической основе, на основе тех конкретных наблюдений, какие делают историки, и, с другой стороны, научная политика, как прикладная отрасль обществоведения, немыслима без построения социологии. Это положение объясняет, как мне кажется, в достаточной мере неудачи подавляющего большинства производившихся раньше попыток построить и научную социологию, и научную политику: дело в том, что социологию, за малыми исключениями, пытались построить без помощи, или, по крайней мере, без достаточной помощи истории, а политику воздвигали на зыбкой почве отдельных, конкретных наблюдений, не сведенных в высшие социологические обобщения.
Теперь ясен метод дальнейшего изучения: мы будем строить социологические выводы на исторической основе, будем формулировать общие законы развития общественных явлений, пользуясь историко-сравнительным методом.
Для всякого, я думаю, понятна вся трудность предпринятой работы: прежде всего придется иметь в виду громадный материал, накопленный исследованиями по истории разных стран, затем ведь в результатах своих исследований специалисты часто не сходятся, противоречат друг другу, — значит, надо критически отнестись к их трудам и выбрать то, что действительно заслуживает внимания; наконец, большую часть социологических обобщений придется формулировать впервые, во всяком случае без достаточной обработки их детальным исследованием. Я вполне сознаю все эти трудности, всю неизбежность ошибок и увлечений, но при всем том чувствую настоятельную

424
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
необходимость произвести попытку. Пусть эта попытка будет неудачной, — может быть, она хоть немного облегчит более плодотворный труд других. Но хотелось бы сделать одну оговорку: если и все построение, и частности его окажутся неверными, не выдерживающими критики, — пусть это будет приписано неумелости, неспособности и недостатку знаний автора этих построений, но да не будет это поставлено на счет цели и метода исследования. Социология может и должна быть построена и притом именно на исторической основе: вот истина, которой не сокрушит никакая критика, и которой не поколеблет никакая неудача отдельного слабого силами работника.
Чтобы закончить вступительные замечания, остается еще остановиться на одном существенном вопросе методологического свойства. Дело в том, что человеческое общество можно изучать в двух состояниях, — в состоянии покоя и в состоянии движения. Если мы пытаемся охватить всю общественную жизнь в один определенный, данный момент, мы познакомимся с взаимоотношением общественных явлений, находящихся в состоянии равновесия или покоя, мы нарисуем себе схему общества как бы в застывшем виде, мы рассечем общественное целое и препарируем его так, как анатом препарирует труп с целью познакомиться со строением человеческого организма; и подобно анатому, мы познакомимся при этом со строением общества. Но кроме такого изучения общественных явлений в состоянии покоя или равновесия возможно еще изучение их в состоянии движения, развития; изучая строение общества, можно также изучать и его функции, подобно тому как физиолог изучает функции человеческого организма. Следовательно, социология естественно распадается на два больших отдела: в одном исследуются общественные явления в их покое или равновесии, или, что то же, изучается строение общества; в другом предметом изучения служит движение, развитие общественных явлений или, выражаясь иначе, функции общества. Это подмечено было одним из основателей социологии, Огюстом Контом, который увидел тут параллель с делением механики на два отдела: статику, рассматривающую законы сочетания сил в их равновесии или покое, и динамику, изучающую механические силы в их движении. Вот почему и социологию Конт разделил на социальную статику и социальную динамику. Мы также будем следовать этому делению и прежде всего займемся вопросами социальной статики.

Основные законы развития общественных явлений
425
Социология — общая, абстрактная наука, почему и социальная статика, как один из двух основных отделов социологии, изучает не частности, не детали, а то общее, что свойственно всем общественным союзам в разные периоды их развития. Возьмем ли мы Грецию за 500 лет до P. X., или ту же Грецию через 400 лет после этого, или Рим 300 лет спустя после начала нашей эры, или Францию XV века, или Англию XVIII, или еще какое-либо иное общество в любой момент его исторической жизни, из всего этого конкретного материала социальная статика должна извлечь общие выводы, одинаково применимые ко всем обществам в разные периоды их существования. Мы попытаемся позднее на конкретных примерах решить эту задачу, но уже теперь надо сказать прямо, что социальная статика занимается классификацией общественных явлений и определением того, в какой мере та или другая группа этих явлений зависит от других групп. Совершенно иной надо признать задачу социальной динамики. Она прежде всего иначе пользуется конкретным историческим материалом: она берет каждое общество не в отдельной, произвольно выбранный момент его развития и сравнивает его не с произвольно же выбранным моментом истории другого общества, — она берет весь процесс исторического развития каждого общества и сравнивает его с процессами развития других обществ, чтобы путем этого сравнения и на основе выводов социальной статики построить законы общественного движения, смены общественных порядков и учреждений. Тогда как задача статики, по преимуществу формальная, состоит в изучении форм, строения общества, — задача динамики — реальная, сводится к изучению содержания процесса развития общества.
Я намечаю все это пока в самых общих чертах и очень хорошо понимаю, что в силу отвлеченности изложения многое, быть может, кажется не вполне ясным. Дальнейшее изложение будет гораздо конкретнее, будет опираться на анализ весьма осязательного материала, и потому можно надеяться, что многое, не вполне ясное теперь, совершенно выяснится впоследствии. Общие, абстрактные определения были совершенно необходимы как вступление. Их необходимо усвоить как исходные пункты и предварительный набросок или план последующего изложения, и потому сейчас я еще раз повторю эти общие определения в сжатом виде.
Мы видели, что наука есть систематизированное и жизненное знание; что научная система покоится на принципе причинности,

426
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
т. е. постоянной последовательности; что — далее — научным законом называется установление причинной зависимости обширных групп изучаемых явлений. После всего этого мы определили социологию как науку о законах развития общественных явлений, а общественным явлением мы назвали отношение людей в их совместной деятельности с целью обеспечить себе существование и дальнейшее развитие. Мы видели затем, что социология должна быть построена на основе истории и должна дать материал для научной политики. Наконец, мы разделили социологию на два больших отдела, — социальную статику, науку о законах общественной жизни в состоянии покоя или равновесия общественных сил, и социальную динамику, науку о законах общественной жизни в ее движении или развитии.
Таковы предварительные данные, которые было необходимо установить, прежде чем перейти к социологическому изучению в собственном смысле этого слова. Обращаясь теперь к такому изучению, мы должны заняться первым вопросом, — относящимся к области социальной статики, — вопросом о классификации общественных явлений.
Бросим беглый взгляд на жизнь современного общества, посмотрим, из каких элементов она слагается, каковы группы отношений между людьми в их совместной деятельности для обеспечения себе существования и развития? Для всякого ясно, что существование и развитие немыслимо прежде всего без средств, поддерживающих физическую жизнь, — без пищи, одежды и жилища. Совокупность тех способов и приемов, при помощи которых общество добывает себе пищу, одежду и жилище, носит название хозяйства. Поэтому все общественные явления, отражающие эти способы и приемы, называются хозяйственными или экономическими. Вот первый класс общественных явлений. Пашет ли крестьянин свое поле, везет ли он на продажу продукты сельской промышленности, покупает ли ситец, чай, сахар, идет ли в город на заработки, заводит ли капиталист фабрику, составляется ли акционерное предприятие, продает ли магазин товары, организует ли богатый землевладелец крупное сельскохозяйственное предприятие и т. д. и т. д. — все это относится к области хозяйственных отношений, устанавливаемых совместной деятельностью людей с целью обеспечить себе существование и развитие.
Наблюдая далее шумную и сложную жизнь современного общества, мы видим, что отдельные лица, его составляющие, отличаются

Основные законы развития общественных явлений
427
друг от друга своими занятиями, правами и обязанностями: крестьянин-земледелец, фабричный рабочий, фабрикант, купец, крупный землевладелец, адвокат, врач, учитель — все это лица разных профессий; с другой стороны, юридическое положение крестьянина существенно отличается от юридического положения лиц, принадлежащих к другим общественным группам: напр[имер], только крестьяне могут участвовать в сельском сходе и иметь надел в мирской земле; крестьяне, имеющие надел в мирской земле, не могут отчуждать, т. е. продавать и закладывать, этот надел и т. д. Все те отношения, которые возникают в обществе, вследствие деления последнего на группы, носят название социальных отношений и составляют второй класс общественных явлений.
Далее: нет общественного союза без власти. Деятельность этой власти в наше время выражается в функционировании целого ряда учреждений — законодательных, административных, судебных. Сюда относится, напр[имер], деятельность министерств, департаментов, канцелярий, губернаторов, земских учреждений, городских дум и управ, окружных судов, судебных палат и т. д. и т. д. Все отношения, отсюда возникающие, называются государственными или политическими явлениями и составляют третий класс общественных явлений.
Описанными тремя классами общественных явлений не исчерпывается еще вся полнота, сложность и многообразие жизни общества. Есть еще четвертый класс — психологические явления, или, что то же, явления духовной культуры. В самом деле: каждое общество имеет свои привычки, нравы и обычаи, свои вкусы и понятия, свои верования, идеи и чувства, в каждом обществе существуют определенные типы, характеры, личности известного душевного склада, своя религия, искусство, литература, наука и философия. Все это относится к обширной области психологических явлений общественной жизни.
Итак, мы нашли, что общественные явления можно разделить на четыре основных класса,- первый охватывает явления хозяйства или экономические, ко второму принадлежит все то, что относится к устройству общества, — явления социальные, третьи — это явления политические, устройство государства, наконец, четвертый класс заключает в себе психологические явления или явления духовной культуры.
И этого однако еще недостаточно: давно, еще в XVIII веке, замечена была связь, существующая между человеческим общежитием

428
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и внешней природой; отсюда возникла потребность присоединить к четырем сейчас перечисленным классам общественных явлений еще пятый, являющийся связующим звеном между жизнью природы и жизнью человеческого общества: это — явления природы или естественные явления.
Мы осветили таким образом первый вопрос социальной статики, — вопрос о классификации общественных явлений. Нам предстоит теперь гораздо более трудная и сложная задача, — определить относительную зависимость установленных классов явлений, различая в то же время в каждом классе более мелкие деления или группы и устанавливая взаимную зависимость этих последних.
Начнем эту работу с явлений жизни природы или явлений естественных. Этот класс явлений весьма обширен и может быть разделен на несколько групп. При изучении природы какой-либо страны обыкновенно различают ее пространство, рельеф, т. е. устройство поверхности, климат, орошение, почву, минералогические, ботанические и зоологические богатства, наконец количество и распределение населения. Спрашивается: в каком отношении находятся все эти естественные явления к другим классам общественных явлений, т. е. поскольку они оказывают свое влияние на последнее, и в свою очередь подвергаются воздействию со стороны последних?
Этот вопрос долго и много занимал и социологов и историков. В результате их работ получилось, как мне кажется, правильное и окончательное его решение, — разумеется, если к этому результату сделать некоторые поправки и дополнения в отдельных подробностях. Мы должны теперь неизбежно войти в некоторые детали и осветить их конкретным материалом.
Возьмем прежде всего влияние рельефа на общественный строй. Все мы еще на школьной скамье читали в учебнике древней истории, что многочисленные горные цепи, по всем направлениям, пересекающие южную часть Балканского полуострова, были естественной основой деления древней Эллады на множество самостоятельных политических организмов. Нетрудно однако понять, что это естественное условие не было главным элементом политической обособленности отдельных частей эллинского народа. В самом деле: ведь долгое время даже в пределах одной горной области отдельные общины не были политически связаны между собой, — понадобился для установления этой связи, так называемого «синойкизма», труд не одного поколения.

Основные законы развития общественных явлений
429
С другой стороны, горные цепи не мешали ни гегемонии Спарты и Афин, ни господству Филиппа и Александра Македонских с их преемниками, ни владычеству римлян. Апеннины, Пиренеи, Альпы не помешали Риму создать централизованную обширную империю. Многие исследователи указывали на естественные условия восточноевропейской равнины, на отсутствие здесь горных цепей, как на основную причину создания Русского государства. Однако ясно, что главной причиной было вовсе не это: ведь известно, как долго наряду с Россией существовали тут самостоятельные государства — Польша, Литва, Крымское ханство, Финляндия176, Ливонский орден. Понадобились многовековая борьба и целый ряд других обстоятельств, чтобы соединить все эти государства в одно политическое целое. И характерно, что после того рост политической территории России не остановился, что его не в силах были задержать такие естественные препятствия, как Уральские и Кавказские горы: лучшее доказательство, что не рельеф страны является главной причиной, определяющей пределы государств.
Анализ приведенных сейчас примеров совершенно разъясняет вопрос о влиянии рельефа страны на ее общественную жизнь: мы видим, что те или другие особенности рельефа не производят сами по себе определенной политической группировки территории, а только содействуют такой группировке. Рельеф, следовательно, не активная причина, а пассивная: он лишь содействующее или противодействующее условие, легко отодвигаемое на второй план и даже сводимое к нулю действительными причинами общественных перемен.
Возьмем другой элемент внешней природы — климат. Во многих исторических исследованиях и социологических трактатах можно найти такое решение вопроса о влиянии климата на общественную жизнь: слишком холодный климат препятствует развитию общества, потому что отнимает у людей все время на заботу о добывании себе элементарных средств существования; слишком жаркий изнеживает человека, делает его ленивым и беспечным, вследствие легкости добывания всего необходимого; поэтому общественная жизнь может развиваться лишь в умеренном климате. В этом выводе есть зерно истины, но очень небольшое: он применим — самое большее — к странам чисто-полярным и к странам тропическим, т. е. к очень узким полосам земной поверхности, да и то — по отношению к тропическим странам, — с большими оговорками. Геродот

430
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
думал, что немного севернее Черного моря царит такой холод, что люди жить не могут, а живут какие-то чудовища, а мы теперь знаем, что на берегах Белого моря существуют порядки, учреждения и люди, совершенно подобные южным. Говорят еще, что духовный склад северного человека существенно отличается от психики южанина: последний импульсивнее, впечатлительнее, горячее первого и потому более склонен к искусству, тогда как холодный и рассудительный северянин скорее расположен разрабатывать науку. Опять надо заметить: при всей несомненности некоторого влияния климатических условий на характер человека, надо признать это влияние не только не единственным, но и не главным: ученых не меньше на юге, чем на севере: итальянец Леонардо да Винчи был не только гениальным художником, но и великим естествоиспытателем, физиком и механиком; итальянский астроном Галилей продолжает труды уроженца холодной Польши — Коперника; с другой стороны, достаточно назвать Глинку, Толстого, Репина, Ибсена, чтобы признать, что и искусство не составляет монополии южан. Общий наш вывод относительно влияния климата на общественную жизнь будет таким образом подобен выводу о роли рельефа страны в том же отношении: климат — пассивное условие, содействующее тем или другим общественным переменам, а не активная причина последних.
Посмотрим теперь, что может дать нам изучение общественного влияния орошения, разумея тут и количество и вид атмосферных осадков и надпочвенные воды — реки и озера. Позднее мы увидим, что продолжительность снегового покрова и обилие судоходных рек оказали очень сильное влияние на историю хозяйства в России XVI и XVII веков: не вдаваясь пока в подробности, скажу только, что эти обстоятельства облегчили в то отдаленное от нас время торговые сношения между различными, нередко далекими друг от друга областями нашего отечества. Надо однако опять заметить: снеговой покров и судоходные реки только облегчили, но не создали торговлю, были опять-таки не активными причинами, а пассивными условиями. Но приведенный пример обогащает нас еще одним важным общим выводом: оказывается, что в старину естественные условия действовали сильнее, чем теперь; ведь санный путь и даже судоходные реки теперь имеют несравненно меньшее значение для экономической жизни страны, чем железные дороги. Итак: природа страны

Основные законы развития общественных явлений
431
не только является пассивным условием, а не активной причиной, но и влияние этого условия постепенно, по мере развития общества, уменьшается.
Наконец, если мы обратим внимание на отношение пространства страны к ее населению или, что то же, на степень плотности населения, то должны будем признать, что это явление играет видную роль в процессе экономического развития. Но можно ли признать плотность населения естественным явлением, явлением природы? Конечно нет: ведь хотя и бесспорно то, что факт рождения имеет своей основой физиологический инстинкт, но действительный прирост населения определяется не столько обильной рождаемостью, сколько отношением между рождаемостью и смертностью: экономические условия вносят к чрезмерной рождаемости безжалостный корректив в виде повышенной смертности. Таким образом и здесь естественные условия создают возможность известных общественных перемен, но не необходимость их, содействуют им, но не порождают их.
Одним словом, какую бы сферу явлений природы мы ни взяли, рассматривая ее влияние на общественную жизнь, мы пришли бы всегда к двум общим заключениям:
1) явления природы — только пассивные условия, а не активные причины общественных явлений, только содействуют известным порядкам общежития, а не создают их; 2) влияние естественных условий на общество последовательно уменьшается по мере развития общественной жизни.
Таков самый общий ответ на вопрос о влиянии природы на общество. Но ведь может быть еще другой вопрос о влиянии общества на природу. После всего сказанного нами, нам уже нетрудно и недолго дать ответ и на этот вопрос: мы видели, что человек преодолевает естественные преграды, переходит горы, прорывает туннели, уничтожает пространство при помощи пара и электричества; он приручает животных, акклиматизирует растения, вводит искусственное орошение, удобряет почву, вырубает и насаждает леса, укрепляет пески, сушит болота, словом — порабощает себе природу, заставляет ее служить своим целям. Активно воздействуя на природу, человек уничтожает ее пассивное влияние и победно шествует вперед в своем развитии, часто вопреки естественным препятствиям.

432
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
II.
Мы установили сейчас первый закон социальной статики, выражающий влияние естественных условий на общественную жизнь. Нам предстоит теперь исследовать законы отношения экономических явлений к другим классам явлений общежития.
Прежде всего однако необходимо классифицировать самые хозяйственные явления и определить взаимную зависимость их отдельных групп. В этом отношении большую помощь окажет нам в особенности политическая экономия.
Эта наука различает прежде всего несколько отраслей хозяйственной или экономической деятельности человека. Для удовлетворения своих насущных потребностей человек или просто осваивает даровые силы природы — это промышленность добывающая, — или искусственно добывает новые продукты, не доставляемые непосредственно природой — это сельское хозяйство, — или перерабатывает продукты добывающей промышленности и сельского хозяйства в новый вид, удобный для удовлетворения человеческих потребностей, — это обрабатывающая промышленность, — или, наконец, перемещает продукты от производителей к потребителям, что называется торговлей или обменом. Взаимное отношение или относительное значение эти четырех отраслей хозяйственной деятельности составляет первую черту, характеризующую экономический быт каждого общества. Напр[имер], древнегерманский экономический быт характеризовался подавляющим перевесом добывающей промышленности — германцы жили главным образом охотой, рыболовством, пчеловодством, — слабостью сельского хозяйства, из отдельных ветвей которого достигло большого значения только скотоводство, совершенной примитивностью обрабатывающей промышленности, сводившейся к выделке одежды, обстановки и орудий в пределах каждой семьи для собственных потребностей, и почти полным отсутствием торговых сношений177. Современная Англия отличается иным хозяйственным складом: здесь преобладают торговля и обрабатывающая промышленность, сельское хозяйство — особенно земледелие — почти не имеет значения, а в промышленности добывающей видную роль играют лишь те ветви, которые имеют ближайшее отношение к фабричной производительности, — добывание разных руд и каменного угля.

Основные законы развития общественных явлений
433
Надо сказать прямо: относительное значение разных отраслей промышленности — основной и вместе простейший элемент экономической жизни. Исторические исследования показывают, что оно определяется одним фактором, зависит от одной активной причины, — от степени плотности населения; если наряду с этим что-либо еще играет тут роль, то это, несомненно, только обилие естественных даров природы, напр[имер], особо плодородная почва. Иллюстрируем это положение конкретными примерами. Почему, в самом деле, древние германцы занимались главным образом добывающей промышленностью и скотоводством? Потому, очевидно, что было много незаселенных пространств, — лесов, изобиловавших дикими зверями и пчелами, пастбищ, открывавших возможность для скота пользоваться подножным кормом. Приняв во внимание необычайную редкость населения на территории, занятой древними германцами, — территории, расположенной между Рейном и Эльбой, мы тем самым объясняем себе и основную черту древнегерманского экономического быта, относительное значение различных отраслей хозяйства. Чем объясняется преобладание торговли и обрабатывающей промышленности в современной Англии? Разделением труда, которое вызвано было необходимостью повысить производительность в сипу роста населения, вследствие увеличения его плотности. Современная Франция так же, как и Англия, хотя в меньшей степени, густо-населенная страна, и потому торговля и обрабатывающая промышленность здесь также играют первостепенную роль. Необходимо однако оговориться: во Франции больше, чем в Англии, имеет значение земледелие. Тогда как Англия может пропитаться своим, непривозным хлебом только в течение одного месяца в году, т. e. n/i2 всего потребляемого в Англии хлеба ввозится из-за границы, Франции хватает своего хлеба на 11 месяцев в году, так что она ввозит только 1/п своего годового потребления. В чем причина того, что Франция не исключительно промышленная, индустриальная страна, а промышленно-земледельческая? В прекрасной почве Франции, чрезвычайно пригодной для полевого хозяйства.
Мы можем, следовательно, формулировать такой общий вывод: относительное значение разных отраслей хозяйства определяется степенью плотности населения и естественными условиями страны.
Политическая экономия учит нас далее, что хозяйственная деятельность человека слагается под воздействием трех основных факторов —

434
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
земли, труда и капитала. Отсюда возникают отношения человека к земле — формы землевладения, — отношения между трудом и капиталом — формы хозяйства, и определение степени затраты труда и капитала — техника или система хозяйства. Мы должны теперь анализировать отношения этих групп экономических явлений между собой и к тому основному хозяйственному явлению, изучением которого мы только что занимались.
Перед нами Рим в I веке до P. X., в эпоху, когда на смену погибавшей республике стала выступать империя. В Италии мы наблюдаем в это время такие перемены в формах землевладения: крестьянство обезземеливается, продает свои земли римским аристократам и крупным капиталистам; образуются обширные земельные владения, «латифундии», происходит довольно быстрая мобилизация земельной собственности, переход ее из рук в руки путем продажи и залога. Все эти явления нашли себе в исторической литературе весьма обстоятельное истолкование. Оказывается, что в то время крестьяне- земледельцы в Италии лишились возможности конкурировать в продаже хлеба с купцами, вывозившими зерно из плодородных Сицилии и Африки, и стали разоряться. Развитие торговых сношений, таким образом, обездоливало и обезземеливало крестьян. С другой стороны, вследствие того же роста торговли появился спрос на вино, фрукты и оливковое масло. Капиталисты, скупая земли у крестьян и составляя крупные имения, заменяли на своей земле полевое хозяйство виноградарством, разведением фруктовых садов и оливковых рощ. Так в Италии I века до P. X. перемены в относительном значении разных отраслей промышленности привели к новым формам землевладения.
Но это было не в одной Италии и не только за 100 лет до P. X. Возьмем Францию с VI по X век. Там в то время распространилась особая форма землевладения, — так называемый бенефиций178, сущность которого заключалась в том, что земля, принадлежавшая какому-либо крупному собственнику — королю, графу, епископу, монастырю, — передавалась этим собственником другому лицу во временное, обыкновенно пожизненное, владение без права ее продавать, закладывать, дарить и завещать, с обязательством служить за нее в войске или в хозяйственной администрации. Чем была вызвана к жизни такая временная и условная форма земельного владения? Ответ на этот вопрос также дан в исторической литературе. Дело в том, что крупное землевладение во Франции с VI по X век не создавало еще возможно¬

Основные законы развития общественных явлений
435
сти крупного земледельческого хозяйства, потому что не было спроса на хлеб на рынке: господствовало так называемое натуральное хозяйство, когда всякая отдельная хозяйственная единица — семья — удовлетворяет всем своим потребностям собственным трудом, не прибегая к продаже и покупке. Вот почему не было почти денег, и нельзя было награждать ими за службу, а земля была единственной распространенной ценностью: она и заменяла собой денежное жалованье, но, конечно, в интересах ее собственников давалась лишь на время, под условием службы.
Можно было бы увеличить число примеров, и всегда мы увидели бы, что действует один закон: формы землевладения определяются относительным значением разных отраслей хозяйства, существующим в стране.
Нетрудно убедиться, что тот же закон применим и к формам хозяйства, т. е. к отношениям между трудом и капиталом, что, следовательно, и формы хозяйства определяются относительным значением разных отраслей хозяйства. В самом деле: возьмем, напр[имер], Францию с XII по XV век. В земледелии в это время в ней господствовал труд крестьян, прикрепленных к земле, т. е. таких, которые не только сами не могли уйти с занимаемого участка, но и по воле их господ не могли быть отлучены от него — проданы, заложены, подарены, завещаны, променяны без земли. В обрабатывающей промышленности господствовали цехи, в торговле — гильдии; цехи и гильдии — это корпорации или союзы, строго регламентировавшие все подробности хозяйственной деятельности: они определяли число своих членов, их взаимные отношения, размеры производства, цены продаваемых товаров, места торговли и т. д. Причина этого заключается опять в относительном значении разных отраслей хозяйственной деятельности: на смену натуральному хозяйству начало выступать хозяйство денежное или меновое с разделением труда, с продажей и покупкой товаров, но так как пути сообщения были еще очень плохи, и перевозка товаров на большие пространства не могло быть организовано в расчете на обширный сбыт. Вся страна разбилась поэтому на небольшие, замкнутые в экономическом отношении, почти не сносившиеся друг с другом области, состоявшие обыкновенно из города и окрестных селений на 10,15,20 верст в окружности. В пределах этой небольшой области существовали разделение труда и обмен продуктов. Во избежание катастрофы, которая всегда легка

436
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
для небольшого и слабого хозяйственного целого, необходимо было предусмотреть все подробности хозяйственных отношений, устранить всякие случайности и колебания, которые легко могли бы потрясти до основания все благосостояние области. Ведь стоило только небольшому числу рабочих отлить от известной отрасли промышленности, и равновесие, с таким трудом поддерживаемое, нарушалось. Во избежание этого и установлено было прикрепление крестьян к земле, цеховое и гильдейское устройство, исключавшие возможность всякого проявления личного усмотрения, столь гибельного по хозяйственным условиям того времени.
Или другой пример — Россия XIII и XIV веков. Тогда в нашем отечестве господствовало натуральное хозяйство, т. е. торговли почти не было, и виднейшей отраслью промышленности было земледелие. Продавать хлеб было некуда — покупателей не находилось, — и потому землевладельцы не заводили своей, барской, запашки, а сдавали всю землю в аренду свободным крестьянам, причем арендная плата уплачивалась вследствие отсутствия денег натурой, — долей урожая или определенным количеством четвертей разного хлеба. Опять ясно, что формы хозяйства зависят от взаимного отношения отдельных его отраслей.
Несравненно сложнее четвертая группа экономических явлений — техника или система хозяйства. В России XVIII века система полевого хозяйства характеризовалась господством так называемого трехпольного севооборота, сущность которого сводится к распределению всей пахотной земли на три поля, причем одно засевается озимым хлебом, другое — яровым, а третье — остается под паром и удобряется. Чем обусловлено было тогда господство трехпольной системы в земледелии? Прежде всего тем, что торговля хлебом, хотя и развивалась, но не приобрела еще обширного рынка и потому не требовала производства хлеба в очень крупных размерах, не вынуждала сельских хозяев — дворян и крестьян — перейти к более совершенной земледельческой системе. Но и более примитивная, переложная система, при которой лишь незначительная часть земли подвергается распашке, а главная масса остается под залежью или перелогом и естественным путем отдыха восстанавливает свои производительные силы, была экономической невозможностью не только потому, что, давая скудный урожай, не удовлетворяла наличному рыночному спросу на хлеб, но и по той причине, что землевладельцы

Основные законы развития общественных явлений
437
были уже связаны с землей прочными юридическими узами, что сложился институт полной собственности на землю, исключавший возможность покидать эксплуатируемое имение и занимать новое, чтобы с последним произвести ту же операцию, т. д. Есть еще и третий элемент, оказавший также влияние на систему русского земледелия в XVIII веке: это — господство крепостной крестьянской барщины в то время; известно, что 1/2,2/з, 3Ai даже иногда 9/ш всех крепостных крестьян отбывали тогда барщину; крепостной труд на барина — труд малопроизводительный, экстенсивный: работая неохотно, поневоле, без всякой выгоды для себя, барщинный крестьянин ведет свое дело кое-как, чрезвычайно небрежно. В результате получается неприменимость на практике системы земледелия, более усовершенствованной, чем трехпольная.
Анализ приведенного примера показывает таким образом, что техПика или система хозяйства слагается под воздействием трех элементов экономической жизни, — относительного значения разных отраслей хозяйства, форм землевладения и форм хозяйства. Вот еще один общий закон статики экономических явлений.
Легко проверить этот закон при помощи другого конкретного материала, — взяв другую страну и другое время. Напр[имер], у древних германцев в I, II, III веках после P. X. техника обрабатывающей, как и всякой другой, промышленности стояла на первоначальной ступени развития: это было чисто ручное производство, без всякого почти применения сколько-нибудь сложных орудий. Почему? Потому, во- первых, что господствовало натуральное хозяйство, спроса на повышенную производительность не существовало; затем, во-вторых, вся масса населения свободно пользовалась землей, так что обрабатывающая промышленность не была не только исключительным, но и главным источником средств существования, и, наконец, в-третьих, господствующей формой хозяйства тогда был домашний труд, труд членов семейного союза, работавших исключительно на себя. Вывод получается тот же: система или техника зависит от взаимного отношения разных отраслей хозяйственной жизни, от землевладельческих порядков и от форм хозяйства.
Чтобы закончить социально-статический анализ экономических явлений, остается определить отношение распределения хозяйственных благ к другим группам явлений народно-хозяйственной жизни. Изучая распределение хозяйственных благ, следует различать

438
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
отдельные ветви народного дохода и определить их относительное значение. Политическая экономия различает три главных ветви народного дохода: поземельную ренту, т. е. доход с земли, поступающий в пользу землевладельца, процент на капитал, т. е. прибыль капиталиста, — включая сюда и вознаграждение за предпринимательский труд, — и заработную плату, т. е. долю рабочего. Сюда можно еще присоединить государственный доход, как результат податного обложения всех трех названных сейчас ветвей дохода народного. Приняв во внимание это деление, мы можем характеризовать распределение хозяйственных благ в России второй половины XVI в. в следующих приблизительно выражениях: процент на капитал отличался тогда весьма значительной высотой: рост при займе достигал 20%; поземельная рента к концу столетия в центральной России несколько понизилась; заработная плата была низка; наконец, доля, поступавшая в пользу государства, номинально сильно возросла, — налоги, при переводе их на деньги того времени, увеличились к концу столетия в ЗУ2 раза, — но реальное значение суммы, получавшейся государством в конце XVI в., осталось приблизительно таким же, каким оно было в половине столетия, т. е. на эту сумму можно было в конце XVI в. купить столько же необходимых, полезных и приятных предметов, сколько на сумму в ЗУ2 раза меньшую 50 лет тому назад; иными словами, хотя государство стало получать в ЗУ2 раза большее количество рублей с населения, но рубль соответственно подешевел. Как объяснить происхождение отдельных частностей набросанной сейчас немногими штрихами сложной и пестрой картины? Историческое исследование показывает, что многое тут прежде всего объясняется относительным значением разных отраслей хозяйства. Почему, напр[имер], капитал был еще дорог, приносил высокий процент? Потому, что его было мало, а мало его было вследствие слабости торговли и промышленности, вследствие того, что обрабатывающая промышленность едва выходила из пеленок, а денежное хозяйство делало только первые, робкие шаги по пути развития. В то же время однако оно, несомненно, шло вперед, и вот почему подешевела денежная единица — рубль. Итак, распределение хозяйственных благ слагается под влиянием относительного значения различных отраслей хозяйства. Приведенный сейчас конкретный пример показывает однако, что не все здесь может быть сведено к влиянию этого элемента: ведь у нас остались еще необъясненными понижение зе¬

Основные законы развития общественных явлений
439
мельной ренты к концу столетия и низкий уровень заработной платы. Анализ этих явлений открывает перед нами воздействие других хозяйственных элементов: оказывается, что земельная рента понизилась вследствие упадка техники земледелия в центре государства, — многие земледельческие хозяйства пошли тогда в техническом отношении вспять, от трехпольной системы вернулись к переложной; с другой стороны, низкий уровень заработной платы объясняется формами хозяйства того времени: утверждался и распространялся постепенно несвободный труд, труд холопов и крепостных крестьян, а при таких условиях не бывает велик спрос на вольнонаемный труд, следовательно, не может быть высока и заработная плата. Мы убедились таким образом, что распределение хозяйственных благ — одна из самых сложных групп экономических явлений, что оно определяется влиянием трех элементов хозяйственной жизни: относительного значения разных отраслей хозяйства, форм хозяйства и, наконец, его системой или техникой.
Мы последовательно познакомились с различными группами экономических явлений и с взаимоотношением этих групп. Было выяснено при этом, что простейшей группой является та, которая обнимает относительное значение разных отраслей хозяйства, что затем формы землевладения и формы хозяйства зависят от нее, что — далее — сочетанием взаимного отношения разных отраслей хозяйства, форм землевладения и форм хозяйства производится хозяйственная система или техника, что, наконец, распределение хозяйственных благ определяется и относительным значением разных отраслей хозяйства, и формами экономической деятельности, и техникой или системой хозяйства. Вот важные законы социальной статики в отношении к обширному классу общественных явлений, именуемому явлениями экономическими. Все эти законы получены нами путем конкретных исторических наблюдений, которые еще пригодятся нам в будущем. Конечно, можно бы было увеличить количество таких конкретных наблюдений в очень значительной степени, и если я не сделал этого, то потому лишь, что, во-первых, внимание легко может утомиться калейдоскопом фактов, и этот калейдоскоп может заслонить самое важное — общие выводы, а во-вторых, в последующем изложении придется еще иметь дело с намеченными сейчас комбинациями экономических явлений, и тогда эти комбинации будут освещены другим материалом.

440
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Для всякого, конечно, ясно, что предшествующее изложение имело целью изобразить движущие, деятельные причины экономических явлений. Мы убедились при этом, что явления народного хозяйства отличаются сравнительной простотой, что они генетически связаны только с некоторыми явлениями внешней природы, с явлениями естественными. Конкретный исторический материал, лежавший в основании всей нашей работы, ни разу не вынудил нас ввести в область хозяйственных отношений в качестве активной причины какое-либо явление — социальное, политическое, психологическое. Я далек от мысли утверждать, что социальные, политические, психологические явления совсем не влияют на явления хозяйственные, но, во-первых, весь вопрос заключается в силе и первоначальности этого влияния, и, во-вторых, что особенно важно, надо строго различать активные причины и пассивные условия: первыми создается существо явления, его основная природа, вторые производят лишь мелкие незначительные перемены, только содействуя или противодействуя активным причинам, ускоряя или замедляя несколько их действие. Конкретный исторический материал уполномочивает нас, как я думаю, считать социальные, политические и психологические явления лишь пассивными условиями экономических явлений. К этому надо прибавить, что влияние хозяйственных явлений на остальные классы явлений общежития отличается чрезвычайно большой силой, и что хозяйство — первичный элемент общежития сравнительно с социальными отношениями, политическим строем и психологической организацией общества. Это будет ясно из последующего изложения.
Гораздо более сложными, чем хозяйственные явления, надо признать прежде всего явления социальные. Под социальным строем разумеется деление общества на группы, отличающиеся одна от другой какими-либо существенными признаками. Два признака являются в данном случае существенными, — экономический и юридический. Общественные группы могут прежде всего различаться между собой сообразно тому положению, какое занимают они в процессе производства и обмена хозяйственных благ: землевладелец доставляет для этого производства землю, капиталист дает денежные средства и орудия производства, рабочий приносит свой труд, купец перемещает товары из рук производителей к потребителям: все это группы экономические или так называемые классы. Но кроме классов бывают еще сословия, группы, отличающиеся одна от другой юридическими

Основные законы развития общественных явлений
441
признаками, специальными правами и обязанностями, причем, если в основе сословного деления лежат права, мы имеем сословия свободные, а если преобладают обязанности, — перед нами сословия крепостные. Спрашивается теперь, какими условиями определяется классовое и сословное деление общества. Воспользуемся опять испытанным методом — анализируем несколько конкретных исторических примеров.
Французское общество во вторую половину средних веков — с XII по XV столетие, — несомненно, начало уже дробиться на экономические классы: между землевладельцами, земледельцами, купцами и ремесленниками образовались существенные различия: землей владел уже не тот, кто ее обрабатывал, торговали не сами производители хозяйственных благ, ремесло уже обособилось от земледелия, специализировалось. Этого мало: тогда и сословные, юридические различия обозначались довольно резко: землевладельцы или дворяне имели наибольшее число прав не только гражданских, но и политических: они судили своих крестьян, собирали с них подати, участвовали на съездах по законодательным делам, получивших в XIV веке название генеральных штатов и т. д.; крестьяне были прикреплены к земле и, следовательно, не только не имели политических прав, но и гражданская их правоспособность была ограничена; середину между дворянством и крестьянами занимали горожане: они были менее, чем дворяне, свободны и в гражданском и в политическом отношениях: в гражданских своих правах они были связаны цеховыми и гильдейскими уставами, почти не открывавшими простора для личной инициативы, для самодеятельности и энергии; в политическом отношении они были более, чем дворяне, обременены налогами, обязаны были нередко платежами и повинностями крупным сеньорам, т. е. тем же дворянам, имели меньше, чем дворяне, влияния в генеральных штатах. Такова в главных чертах картина французского социального строя во второй половине средних веков. Историческими исследованиями установлены и причины, создавшие этот социальный строй: оказывается, что они кроются в экономических условиях времени. Чем вызвано разделение труда, специализация занятий, иными словами, классовое расчленение общества? Зарождением и первоначальным развитием денежного хозяйства. Почему дворянство обладало столь важными привилегиями? Потому что оно обладало землей, совершенно необходимой для главной в то время

442
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
отрасли промышленности — земледелия — и потому что львиная доля народного дохода поступала в его руки. Прикрепление крестьян к земле, гильдии и цехи были результатом известного уже нам явления — узости рынка, раздробленности страны на большие замкнутые хозяйственные области. Мы видим, следовательно, что социальный строй Франции XII-XV веков сложился под действием хозяйственных явлений: и относительного значения отраслей народного труда, и форм хозяйства, и форм землевладения, и распределения хозяйственных благ.
Чтобы убедиться, что этот закон имеет общее значение, возьмем другой пример. Древнегерманское общество до поселения германцев в пределах Западной римской империи делилось на четыре главных социальных группы, — знатных, свободных, вольноотпущенников и рабов. Различие между этими группами, впрочем, было очень невелико, во всяком случае несущественно. Прежде всего не было почти никаких юридических различий между свободными и знатными; последние отличались от первых только тем, что из них одних выбирались короли и герцоги, и причина такого преимущества коренится не в экономическом перевесе, а в родовом быте, в том, что знатные происходили от старинных родовых старейшин. Не надо притом забывать, что главная масса германского общества состояла из свободных: не только знатных, но и вольноотпущенников и рабов было немного. Если к этому прибавить, что различия между вольноотпущенниками и рабами были также незначительны, что рабы имели свое хозяйство и ближе всего подходили к полусвободным, часто и скоро получая и действительную свободу, и что для вольноотпущенника в свою очередь не прекращен был доступ в группу людей совершенно свободных, — то станет ясным, что социальный строй древних германцев отличался слабой расчлененностью, почти полным отсутствием не только юридических сословий, но и экономических классов. Причины этого историческое изучение нашло в хозяйстве германцев, с некоторыми чертами которого нам уже пришлось попутно ознакомиться: мы знаем, напр[имер], что оно было натуральным, и что преобладающее значение имела добывающая промышленность; не было частной собственности на землю; преобладал домашний труд, каждая семья обходилась в добывании всего ей потребного собственными силами; реальные блага распределялись равномерно. Этой краткой характеристики экономического быта древних

Основные законы развития общественных явлений
443
германцев достаточно, чтобы понять, что и в данном случае социальный строй испытал на себе влияние хозяйственных отношений и притом опять-таки и относительного значения отдельных отраслей труда, и форм землевладения, и форм хозяйства, и, наконец, распределения хозяйственных благ.
Подведем теперь итоги, припомним еще раз законы социальной статики, установленные нами сейчас и выражающие взаимоотношения экономических и социальных явлений. Законы эти, как мы видели, могут быть формулированы следующим образом:
1) относительное значение различных отраслей народного труда зависит от плотности населения и лишь отчасти от естественных условий страны;
2) формы землевладения определяются относительным значением разных отраслей хозяйства;
3) формы хозяйства создаются тем же относительным значением разных отраслей труда;
4) техника или система хозяйства слагается под воздействием трех элементов экономической жизни — относительного значения разных отраслей труда, форм землевладения и форм хозяйства;
5) распределение хозяйственных благ зависит от относительного значения разных отраслей народного труда, от форм хозяйства и, наконец, от его системы или техники;
6) социальный строй, т. е. деление общества на экономические классы и юридические сословия, образуется благодаря совместному действию четырех групп хозяйственных явлений: относительного значения разных отраслей народного труда, форм землевладения, форм хозяйства и распределения хозяйственных благ.
Всякое сколько-нибудь прочное и грандиозное сооружение должно покоиться на хорошем фундаменте. Заложить основание цельному и связному научному построению — значит также исполнить половину дела. Мы построили сейчас фундамент, сделали первые шаги по трудному пути социологических обобщений, расчистили почву для дальнейших построений. Действительное значение общих выводов, сейчас формулированных, выступит с особенной ясностью только тогда, когда будет закончено все научное здание, постройкой которого мы занимаемся. Ни один из этих выводов не был произволен, каждый из них опирался на конкретный исторический материал, обработанный и анализированный коллективными усилиями целого

444
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ряда исследователей. Такая эмпирическая основа наряду с научностью методов служит залогом успехов точного знания. Твердо памятуя это, мы можем смело и бодро идти вперед.
III.
Было время, когда политические или государственные вопросы, задачи законодательства, суда, администрации занимали исключительное место в умах людей, размышлявших на общественные темы или посвящавших себя практической общественной деятельности. Когда Карамзин, напр[имер], озаглавил свой труд «История государства Российского» и оправдал содержанием его это заглавие, то он, несомненно, отдал долг этой гипертрофии политических интересов в умах образованного и мыслящего меньшинства современного ему русского общества. Мы знаем теперь, что политические явления вовсе не имеют подавляющего значения, что ими не исчерпывается не только вся, но и большая часть явлений общественной жизни, что хозяйство и социальные отношения представляют собой несравненно большие глубины народной жизни. Отсюда однако вовсе еще не следует, что вопросы государственной жизни не важны: делая свои замечания, я хотел только указать их естественные, нормальные пределы, их удельный вес, прежде чем устанавливать законы социальной статики, имеющие отношение к политической жизни.
Политический строй или, что то же, устройство государства не является чем-либо единым и неразложимым: и здесь, как и в других классах общественных явлений, необходимо различать отдельные группы, более или менее обширные комплексы фактов. Можно установить три основных группы явлений государственной жизни: во- первых, средства правительственной деятельности, во-вторых, субъект власти, в-третьих, цель государственного союза. Конкретные примеры покажут нам сейчас, в чем тут дело.
Всякому известно, какой сложной системой законодательных, судебных и административных учреждений обладает каждое из современных государств. Два больших разряда можно различать среди этих учреждений: одни творят общие нормы правительственной деятельности, формулируют законодательные правила, — это учреждения верховные-, другие только исполняют закон, применяют на практике, в действительности общие правила, исходящие от верховной

Основные законы развития общественных явлений
445
власти, — это учреждения подчиненные. Так, английский парламент — верховное учреждение; император всероссийский также является носителем верховной власти; в Германии верховная власть слагается из взаимодействия трех элементов, — рейхстага, состоящего из выборных депутатов, союзного совета, в состав которого входят особые представители от правительств отдельных германских государств, и императора. Примерами подчиненных учреждений могут служить министерства в разных европейских государствах, наши губернаторы, французские префекты, прусские обер-президенты — все главы администрации в отдельных областях и т. д. и т. д. Нетрудно уже на этих примерах подметить, что подчиненные учреждения распадаются на.два разряда — центральные, находящиеся в столице и заведующие определенной отраслью управления на всем пространстве страны, — таковы министерства, и областные или местные, ведающие управление лишь в одной области, в части государства; сюда относятся губернаторы, префекты, обер-президенты.
Таковы средства управления. Что же следует разуметь под субъектом власти? Здесь разумеется то, на каких основаниях принадлежит власть в государстве ее носителю или носителям, разумеется самое понятие о власти. Напр[имер], король в средневековой Европе или князь нашего удельного периода в своей правительственной деятельности выражали взгляд на власть как на предмет частной, личной собственности; поэтому они передавали власть посредством гражданского акта — завещания, делили свои государства на части между наследниками совершенно так же, как и драгоценности, одежду, посуду, мебель, предметы домашнего обихода и т. д. Государство того времени было «вотчиной», наследственной собственностью отдельного лица, выступавшего именно в качестве гражданской личности. В понятии о власти здесь не было почти совсем общественного элемента. Иной взгляд высказывали и проводили в действительность в XVIII в. такие государи, как Фридрих Великий и Петр Великий: у них ясно выразилась идея о власти, как общественном служении, о носителе власти как представителе всего государственного союза. «Государь — первый слуга своего государства», говорил Фридрих и потому подчинялся идее закона. «Всуе законы писать, ежели их не исполнять», формулировал в сущности ту же мысль Петр Великий.
Остается разъяснить понятие о цели государственного союза. В той же удельной России целью правительственной деятельности

446
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
был по преимуществу доход того, кто этой деятельностью занимался. Областные правители того времени — наместники и волостели — «кормились» на счет населения, и само правительство распределяло административные округи так, чтобы наместники могли «быть сыты». Судья, по выражению одного документа того времени, «своего прибытка смотрит». Совершенно иные понятия о цели государственного союза выражает Петр Великий, говоря о своем «попечении о всеобщем благе», о усилиях «трудиться о пользе и прибытке общем».
Я думаю, что приведенных примеров, которые еще нам пригодятся в будущем, достаточно, чтобы показать, на какие группы делятся явления государственной или политической жизни. Нам предстоит теперь определить взаимные отношения этих групп, а также связь политических явлений с социальными и хозяйственными.
Самым элементарным, простейшим разрядом политических явлений надо признать, как показывает историческое исследование, средства управления, а исходным пунктом их организации является областное или местное управление. Характерной иллюстрацией этого общего положения может служить история управления в России XVIII столетия, Петр начал свои решительные административные преобразования переменами именно в областном управлении, — губернской реформой 1710 года179. Эта реформа разрушила старинные центральные учреждения — приказы, потому что губернаторы были поставлены вне всякой от них зависимости. Результатом ее было появление центрального подчиненного и вместе высшего учреждения — правительствующего сената. Но губернские учреждения 1710 г. подвергнуты были затем коренной переделке, законченной в главных чертах в 1720 году, и вместе с тем появились новые центральные учреждения — коллегии, — и преобразован был сенат. В 1775 г. Екатерина II издала «Учреждение о губерниях», существенно изменившее областное управление, — и в результате были разрушены коллегии, и появилась при Александре I новая организация центральных учреждений — министерств, причем преобразовано было и высшее или верховное управление учреждением государственного совета и определением его отношений к комитету министров и сенату. Везде тут перемены в центральном, а затем и верховном управлении были следствием переделки областных учреждений.
Подобное же можно наблюдать в Риме в I веке до P. X.: старая организация власти проконсулов, управлявших провинциями в качестве

Основные законы развития общественных явлений
447
совершенно неограниченных властителей, отжила свое время, — и вот мы видим, как власть их постепенно ограничивается, как под влиянием потребностей областного управления появляются сначала временные должности в центре государства, контролирующие деятельность областных властей, — таковы временные поручения, возлагавшиеся сенатом на Помпея, — затем всесильная пожизненная диктатура Юлия Цезаря и, наконец, императорская власть в том виде, в каком она сложилась при Августе.
Третий пример: в период времени от второй половины XIV в. до XVI ст. постепенно слагается административный механизм старой французской монархии; при этом прежде всего формируется опять- таки областное управление: появляются финансовые присутствия, генерал-губернаторы, наконец, самые могущественные администраторы старой французской провинции — так называемые интенданты. Только на почве этих перемен в областном управлении создалось управление центральное и высшее, — шесть министров и королевский совет.
Мы осветили сейчас одну сторону дела, — взаимоотношения отдельных средств правительственной деятельности; но приведенные примеры, при их внимательном анализе, дают возможность установить основные силы, создающие всю деятельность органов правительства — и областных, и центральных, и высших. Для нас ясно теперь, что так как организация областного управления определяет собой и строй управления центрального, и устройство высших учреждений, то для разрешения интересующего нас вопроса стоит только уяснить себе генезис областных учреждений.
Воспользуемся прежде всего последним из приведенных сейчас примеров и посмотрим, что дает специальная историческая литература для понимания генезиса функций интенданта. Интендант в старинной французской провинции был вместе и судьей и администратором. Чрезвычайно любопытно, что суд интенданта испрашивается самими тяжущимися как особая милость, что население с большой охотой уклоняется от подсудности старым судам, наследию феодальной эпохи, главным образом, вследствие медленности судебной процедуры, ее крайней дороговизны и значительного формализма, при котором судьи обращали главное внимание не на существо дела, а на разные юридические тонкости и формы, так что правосудие поглощалось крючкотворством. Пока судебные процессы были сравнительной

448
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
редкостью, все это было терпимо и допустимо, а формализм был и вполне полезен, потому что сдерживал проявления судейского усмотрения. Но с развитием экономической жизни, с ростом денежного хозяйства, с усиленным оборотом земли, с усложнением форм хозяйства гражданские тяжбы стали заурядным явлением, и быстрота, дешевизна и правильность их решения сделались настоятельной потребностью. Итак, судебные функции интендантов сложились под влиянием новых экономических условий. То же надо сказать и об административных их функциях: финансовая деятельность их и покровительство промышленности и торговле — непосредственный результат первой стадии в развитии денежного хозяйства, когда еще приходится поддерживать слабые элементы новых хозяйственных отношений и объединять их, сливать в одно связное целое. Но в полицейской деятельности интендантов, помимо экономического влияния, сказывается еще воздействие социальных условий: крайняя сословность, составлявшая одну из отличительных черт старого порядка во Франции, требовала сильной полицейской власти, которая могла бы смягчить противоречия, умерить накипавшее недовольство массы привилегиями меньшинства и сдержать злоупотребления привилегированных. Отсюда та черта административного усмотрения, которая была столь характерной для деятельности интендантов. Нетрудно понять, что социальные и экономические влияния через посредство областных учреждений отражались и на центральном и верховном управлении, и что, следовательно, можно формулировать общий закон, гласящий, что средства правительственной деятельности создаются экономическими и социальными условиями, сильнее всего сказывающимися в областном управлении, а через посредство последнего и в управлении центральном и верховном. Чтобы поставить это вне всяких сомнений, анализируем еще другой приведенный сейчас пример, касающийся Рима в первом веке до P. X. То было время, когда зарождалось и делало первые успехи денежное хозяйство в странах, окружавших Средиземное море и соединенных римлянами в одно политическое тело. Денежно-хозяйственные силы и отношения, даже первоначальные, предполагают необходимость хотя бы сколько-нибудь точно-формулированных и обеспеченных гражданских прав, личной и имущественной безопасности. Бесконтрольная и безграничная власть проконсулов не вязалась со всем этим, и потому в результате получилось введение ее в известные пределы и

Основные законы развития общественных явлений
449
подчинение контролю из центра, а, следовательно, и создание императорской власти. Тем же стеснению проконсулов и сената — эти орудий римской правительственной аристократии — и возвышению императора содействовали и социальные перемены: с ростом денежного хозяйства увеличился удельный вес римских капиталистов и провинциальных промышленников и купцов, ставших опорой императорской власти в ее отношениях к сенату, выборным властям и проконсулам. Опять ясно, что сделанный только что общий вывод совершенно верен.
Переходя ко второму элементу политического строя, — к цели государственного союза, поскольку она выражается реально в правительственной деятельности, приходится прежде всего отметить, что организация средств управления подготовляет почву для осуществления в действительности той или иной цели политического союза. Так, напр[имер], чтобы цель общего блага нашла себе реальное воплощение, важно, чтобы сложились более или менее стройные учреждения с постоянным составом и определенным ведомством. Вот почему первоначальная организация средств управления, вообще говоря, хронологически предшествует действительному осуществлению цели общего блага. Так, во Франции учреждения стали слагаться еще в XIV в., но идея общего блага, как цели общественного союза, не говоря уже о ее реальном воплощении, определилась и выразилась не ранее XVI в.: только Генрих IV стал сознавать ее необходимость и делать попытки провести ее в жизнь. Нетрудно однако понять, что здесь средства управления вовсе не являются активной причиной, а служат лишь пассивным условием, не создают известной цели общества, а только содействуют ее выражению в действительности. Активных причин опять надо искать в социальном строе и экономических отношениях. В самом деле: ведь идея об общем благе могла возникнуть, распространиться и сколько-нибудь воплотиться в действительность лишь тогда, когда общество превратится в реальное целое со сплоченными тесно отдельными элементами и когда, хотя бы отчасти, в неполной мере, будут признаны гражданские права за народной массой, т. е. начнет исчезать крепостное право и разовьется денежное хозяйство с обширным рынком. Так именно и было во Франции с XVI века, и, следовательно, экономические и социальные причины с непреложной необходимостью определили цель государственного союза.

450
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Наконец, наименее податливым, наиболее туго и медленно развивающимся является третий элемент политической жизни, — понятие о субъекте власти, поскольку оно опять таки находит себе реальное выражение в правительственной деятельности. Так, в старой Франции, как мы только что убедились, сложились в известной мере правильные учреждения, затем сознана была и стала, хотя и медленно, проводиться в действительность идея общего блага, но еще в XVIII веке король считал себя носителем власти как личность, а не в качестве первого слуги государства, смотрел на государство как на свою личную, частную собственность. Характерен в этом отношении следующий пример: однажды министр финансов Людовика XV с великим трудом добыл путем займа на удовлетворение насущных государственных потребностей 100 миллионов франков; король, не задумываясь, в тот же день роздал 3/4 этой суммы в безвозвратные пособия своим придворным. Такие порядки и отношения были историческим наследием той отдаленной эпохи, когда государственное хозяйство совпадало в своих пределах с хозяйством королевским, когда король непосредственно владел небольшой вотчиной подобно всякому другому землевладельцу и только с нее и получал доходы; все это, иными словами, было создано эпохой натурального хозяйства и феодального устройства общества.
Быть может, приведенных сейчас иллюстраций и не вполне достаточно, чтобы уяснить сущность дела, но в общем, я думаю, недоразумений быть не может, да и при изучении социальной динамики будет еще возможность пополнить знакомый уже нам конкретный исторический материал новыми примерами.
Таким образом выводы социальной статики в отношении к политическому строю могут быть формулированы следующим образом:
1 ) простейшим элементом политического строя являются средства управления и между ними управление областное, сложнее — цель государственного союза в ее реальном выражении и всего сложнее понятие о субъекте власти, опять-таки поскольку оно выражается в политической действительности.
2) политический строй определяется экономическими и социальными влияниями.
Чтобы закончить обзор основных законов социальной статики, нам остается рассмотреть закономерность психологических явлений, явлений духовной культуры общества. Эта культура отличается

Основные законы развития общественных явлений
451
значительной сложностью: она обнимает и жизнь чувства, и деятельность ума, и проявление волевой энергии; притом же в сфере чувствований следует различать несколько категорий или разрядов: таковы чувства этические или моральные, религиозное чувство, чувствования эстетические. Весь этот сложный комплекс психических явлений, обнимающих духовную жизнь и отдельного человека, и целого общества, находит себе объединение в том, что мы называем характером. Сообразно своему характеру каждый человек и чувствует, и мыслит, и действует. Открыть закон сочетания чувств, мыслей и действий известного человека значит понять его личность, значит правильно его характеризовать. То же самое надо сказать и о человеческом обществе: тот,, кто, задаваясь целью изучить психологию общества, ограничился бы простым перечнем или описанием различных чувствований, мыслей и проявлений волевой энергии, в данном обществе встречавшихся, оказался бы заранее осужденным на неудачу. Его изложение было бы мелочным и бессвязным. Необходимо установить между этими частностями органическую связь, необходимо собрать воедино эту «рассыпанную храмину». Но как это сделать? Ведь общество не личность, не организм, и уподоблять его организму значило бы впасть в ошибку, которую и делает так называемая органическая школа в социологии. Нельзя таким образом огулом характеризовать известное общество, представляя его себе в виде такого же неделимого психического целого, каким является характер отдельного человека. Единственный правильный путь — это путь дробления известного общества на типы, различения в нем психологических групп людей, каждая из которых обнимает лиц одинакового духовного склада. Ведь нет сомнения, что несмотря на все своеобразие, на различные индивидуальные особенности, между многими людьми можно подметить некоторое основное сходство, духовное родство в тех именно элементах духовной их природы, которым принадлежит главная роль, которые являются основным движущим началом всей психологии людей известного типа. Это и дает нам право различать в каждом обществе определенные типы, находящие себе столь яркое выражение в художественной беллетристической литературе. Ведь в сущности raison d’être180 серьезной художественной литературы покоится на том, что она отражает наличность и борьбу различных психических типов, существующих в обществе. Весь секрет успеха талантливых писателей кроется именно в этой чуткости, сплошь и

452
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
рядом слепой, бессознательной. Но то, что инстинктивно, стихийно, под влиянием вдохновения творит художник, то обязан сделать и ученый, пользуясь научными приемами и методами, привлекая иногда в качестве материала и творчества художника. Очень часто мы встречаем, напр[имер], людей, основную психическую стихию которых составляют грубые, элементарные, простейшие эгоистические чувства, — чувство самосохранения или страха и любовь к приобретению материальных благ, любостяжание или корыстолюбие. У таких людей духовная жизнь отличается чрезвычайной бедностью: они не имеют в сущности никаких почти моральных чувств: родственные привязанности, любовь, общественные чувства, чувство дружбы или отсутствуют совершенно или приобретают чисто эгоистическую окраску; религия сводится у них к исполнению внешних форм и грубым суевериям; эстетического вкуса нет; даже более сложные эгоистические чувства, как самолюбие, чувство собственного достоинства, честолюбие, жажда новизны впечатлений — не существует для чистого эгоиста: всему на свете он предпочитает личное спокойствие, личную безопасность и материальную обеспеченность. Ум его крайне субъективен и узок: он .не понимает других и не хочет их понимать, поскольку они ему не нужны для его личных целей, у него нет научных, философских, вообще каких бы то ни было высших интересов. Бедности чувства и односторонности ума соответствует сила воли: мотивы всех действий эгоиста, одинаковы и просты, и потому ни о каком столкновении, конфликте противоположных чувств и идей и речи быть не может; поставив себе узкие и низменные цели, эгоист без всяких колебаний идет к ним, не разбирая средств, действуя с сильными путем самоуничтожения и, где нужно, коварства, лицемерия и предательства, и без всякого колебания и зазрения совести уничтожая слабых. Самым ярким художественным изображением этого типа людей является всем нам знакомая фигура героя гоголевских «Мертвых душ» Павла Ивановича Чичикова.
Бывают исторические эпохи, когда Чичиковы и люди им подобные задают основной тон всей общественно-психологической жизни. Такой эпохой в истории западноевропейских стран были, напр[имер], средние века, особенно первые три четверти этого периода — с VI по XIII век Рыцарь этого времени — униженный вассал сильного и высокомерный и жадный сеньер перед слабым. Приобрести побольше, оградить свою личную безопасность попрочнее — вот единственные

Основные законы развития общественных явлений
453
побуждения, руководящие рыцарем. Любовь рядовой рыцарь той эпохи понимал только как грубое чувственное ощущение, красоты не ценил, а его религиозные верования слагались из ряда полуязы- ческих суеверий и проявлялись исключительно в виде исполнения внешних обрядностей, которыми трусливый эгоист стремился умилостивить Божество, рисовавшееся его убогому воображению не иначе, как в форме грубой и страшной, немилостивой силы. Набросанная сейчас краткая характеристика сохраняет свое значение и для других групп средневекового западноевропейского общества: и духовное лицо, и горожанина, и виллана или крестьянина можно характеризовать как типических эгоистов181. Утверждая однако, что эгоисты в средние века господствовали, что подавляющее большинство людей того времени подходило под это психологическое определение, нельзя вместе с тем отрицать появления и лиц иного психологического склада. Если эгоист был победителем, то ведь были и побежденные. Это последние живо чувствовали горечь поражения, его материальные и нравственные последствия, а такие чувства резко и глубоко отпечатлевались в их душе. Где было искать утешения и спасения от постигающих бедствий? На земле, в этой жизни было невозможно найти ни утешения, ни спасения. И потому их стали искать на небе, в будущей, загробной жизни, и целью земного существования начали считать блаженство в жизни небесной. Так появились религиозные натуры, для которых были ничто земные блага и личное существование, слава, земная любовь, родственные привязанности, и всем был аскетический подвиг самобичевания и нравственного совершенствования. Ум этих людей был так же односторонен, а воля так же сильна, как и у эгоистов, но и то и другое было направлено совсем в другую сторону. Типическим представителем таких натур был, напр[имер], знаменитый основатель ордена нищенствующих монахов Франциск Ассизский.
Конечно, наряду с этими двумя крайностями — эгоистами и религиозно-созерцательными натурами — в средние века нарождались и другие характеры. Но так как намеченные типы составляют главное в психологической жизни той эпохи, то мы в интересах экономии времени оставим в стороне второстепенные подробности. На основании предложенной психологической характеристики мы можем уже теперь понять, как главные характеры проявляли себя в различных сторонах средневековой духовной культуры. В области нравов

454
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и обычаев столкновение и взаимодействие двух сейчас намеченных типов повело ко многим противоречиям: отсюда вышли, с одной стороны, затворничество и рабство женщин, жестокие и кровавые потехи, повальный разгул, постоянная война, а за ее отсутствием игра в войну в виде турниров, с другой — аскетическое подвижничество, монашеское целомудрие, культ женщины, дамы сердца, носительницы высшего идеала, поклонение и благоговение к которой со стороны рыцаря исключало всякую возможность плотской любви, супружеских отношений. В религии наряду с внешним формализмом и грубыми суевериями выступает постепенно на первый план религиозное самоуглубление, мистицизм, вера в духовное слияние человека с Богом посредством религиозного созерцания и экстаза. В искусстве сказалось и суеверное убеждение победителей, что материальным пожертвованием в пользу церкви можно достигнуть царства небесного, — убеждение, давшее средство для сооружения грандиозных соборов и аббатств, и духовное стремление побежденных от бренной земли к вечному небу, создавшее готический стиль с его тысячами тонких, украшенных ажурной резьбой башен, тянущихся ввысь. В области науки, наконец, восторжествовала схоластика, подчитавшая знание вере, признававшая философию служанкой богословия, пренебрегавшая земными, житейскими вопросами и задававшаяся несбыточной надеждой решить разом, путем самоуглубления человеческого духа, интуиции, все «проклятые вопросы» о сущности мира, его происхождении и о природе всех вещей.
Из сказанного сейчас видно, что если мы разделим все общественно-психологические явления на разряды или классы, если мы будем различать, во-первых, нравы и обычаи, во-вторых, религию, в-треть- их, искусство и литературу, в-четвертых, науку и философию и, наконец, в-пятых, личности и характеры, то этот последний, пятый разряд является ключом к пониманию четырех первых: и нравы, и обычаи, и религия, и искусство, и литература, и наука, и философия определяются всецело психологическим складом общества, теми типами или характерами, которые с особенной силой и яркостью это общество отличают. Вот первый важный закон социальной статики в области явлений духовной культуры.
Этот закон поможет нам разобраться и в другой стороне дела, в разъяснении связи между духовной культурой и условиями экономическими, социальными и политическими. Ведь если корень пони¬

Основные законы развития общественных явлений
455
мания психологической жизни общества заключается в существующих в данное время типах или характерах, то, очевидно, определив взаимоотношение между этими характерами и условиями хозяйства, общественных отношений и государственного строя, мы тем самым разрешим всю стоящую перед нами задачу.
Нетрудно понять, что господство эгоистов в средние века было создано именно реальными условиями общественной жизни. То было время натурального хозяйства с преобладанием земледелия. Натуральное хозяйство изолирует людей, потому что исключает возможность обмена и живых экономических связей между отдельными семейными союзами: каждая семья все производит для себя сама и не нуждается в постороннем содействии. Уже это одно создает почву для развития элементарных эгоистических чувств. С другой стороны, земледелие невозможно без наличности известных средств производства, — земли и инвентаря — живого и мертвого, т. е. рабочего скота, семян для посева, земледельческих орудий и построек Это укрепляет дух приобретательства, инстинкт собственности, склонность к стяжанию. Слабость техники и происходящие отсюда скудость результатов труда и сильная зависимость от естественных явлений — климата, почвы, стихийных бедствий — питают и развивают чувство страха, опасения за свою жизнь. А ведь страх и инстинкт собственности, как мы видели, и составляют основную психологическую стихию эгоистической натуры. Те же свойства воспитываются и средневековыми социальными отношениями и политическим строем, коротко характеризуемыми, как известно, одним словом — феодализм. Феодализм — это организованное общественное неравенство, при котором человек, богатый землей, обладает громадными привилегиями, делающими его на своей земле обладателем верховной власти, всемогущим вершителем судеб его подданных, а эти подданные оказываются почти совершенно бесправными. Такой строй поощряет в сеньорах их грубые эгоистические инстинкты и, обездоливая массу, создает в ней, с одной стороны, чувство страха, с другой, религиозное настроение, являющееся также естественным результатом и хозяйственных невзгод. Таким образом, второй закон социальной статики в области явлений духовной культуры может быть формулирован в следующих выражениях: психологический склад общества, т. е. существующие в обществе типы или характеры, слагается под воздействием хозяйственных явлений, устройства общества и государственного строя.

456
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Мы закончили изучение законов социальной статики. Формулы, нами полученные, имеют первостепенное значение для исследования законов социальной динамики, и потому нелишнее еще раз припомнить эти формулы, что вместе с тем послужит и надлежащим резюме всего вышеизложенного. Итак, вот основные законы социальной статики:
1) явления природы — только пассивные условия, а не активные причины общественных явлений, только содействуют известным порядкам общежития, а не создают их;
2) влияние естественных условий на общество последовательно уменьшается по мере развития общественной жизни;
3) относительное значение разных отраслей хозяйства определяется степенью плотности населения и естественными условиями страны;
4) формы землевладения определяются относительным значением разных отраслей хозяйства в данный момент;
5) тем же относительным значением разных отраслей хозяйства определяются и формы хозяйства;
6) техника, или система хозяйства слагается под воздействием трех элементов экономической жизни, — относительного значения разных отраслей хозяйства, форм землевладения и форм хозяйства;
7) распределение хозяйственных благ определяется влиянием трех элементов хозяйственной жизни: относительного значения разных отраслей хозяйства, форм хозяйства и, наконец, его системы или техники;
8) социальный строй, т. е. деление общества на экономические классы и юридические сословия, образуется благодаря совместному действию четырех групп хозяйственных явлений: относительного значения разных отраслей народного труда, форм землевладения, форм хозяйства и распределения хозяйственных благ;
9) простейшим элементом политического строя являются средства управления и между ними управление областное, сложнее — цель государственного союза в ее реальном выражении и, всего сложнее, понятие о субъекте власти, опять-таки поскольку оно выражается в политической действительности;
10) политический строй определяется экономическими и социальными влияниями;

Основные законы развития общественных явлений
457
11) нравы и обычаи, религия, искусство, литература, наука и философия определяются всецело психологическим складом общества, теми типами или характерами, которые с особенной силой и яркостью это общество отличают;
12) психологический склад общества, т. е. существующие в обществе типы или характеры, слагается под воздействием хозяйственных явлений, устройства общества и государственного строя.
IV.
Двенадцать формулированных сейчас основных законов социальной статики помогут нам при исследовании закономерности общественных явлений в их движении или развитии, т. е. при установлении законов социальной динамики. В сущности один из законов социальной динамики, именно тот, который касается явлений природы в их отношении к жизни общества, нам уже известен: он гласит, что влияние естественных условий на общество последовательно уменьшается по мере развития общественной жизни. Поэтому сейчас мы прямо перейдем к изучению тех законов социальной динамики, которые имеют непосредственное отношение к экономическим явлениям.
Итак спрашивается: в каком направлении или как развиваются в жизни различных человеческих обществ явления хозяйственной жизни? Этот общий вопрос распадается на ряд частных, продиктованных классификацией экономических явлений, как она установлена социальной статикой. Первый из таких частных вопросов касается изменений в относительном значении разных отраслей хозяйства. Им мы и должны прежде всего заняться.
При этом мы можем воспользоваться отчасти уже знакомым нам конкретным историческим материалом. Мы знаем, напр[имер], что древнегерманский экономический быт характеризовался подавляющим перевесом добывающей промышленности — германцы жили главным образом охотой, рыболовством, пчеловодством, — слабостью сельского хозяйства, из отдельных ветвей которого достигло большого значения только скотоводство, совершенной примитивностью обрабатывающей промышленности и почти полным отсутствием торговых сношений. Теми же чертами — господством добывающей промышленности и натурального, безобменного хозяйства, —

458
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
отличался экономический быт древнейшей России, с VI по XII век. Это же характеризует и хозяйство древнейшей Греции и древнейшего Рима, а также Мидии и Персии в первые века их исторического существования. Правда, есть страны, относительно которых сохранившиеся исторические данные дают на первый взгляд иные показания: так в Египте и в Ассиро-Вавилонии издавна преобладало земледелие. Но, не говоря уже о том, что здесь самая природа — именно наличность глубоких, сильно разливавшихся и разливами содействовавших плодородию почвы больших рек, Нила и Евфрата, — давала неизбежный перевес земледелию, надо заметить, что сохранились следы первоначального господства и в этих странах пастушеских и охотничьих племен, так что естественные условия Египта и Ассиро- Вавилонии только ускорили переход от добывающей промышленности к земледелию, но вовсе не сразу, не с самого начала превратили эти страны в земледельческие. Следовательно, общее явление, сейчас нами подмеченное, наблюдалось и в Египте и в Ассиро- Вавилонии. Итак, вот первый закон социальной динамики: хозяйственное развитие каждой страны начинается господством натурального хозяйства при преобладании в то же время добывающей промышленности и скотоводства.
Первый период в развитии хозяйственной жизни всех народов является таким образом однотипным. Понятна причина этого: ведь нам известен закон социальной статики, по которому относительное значение разных отраслей хозяйства зависит от степени плотности населения и от естественных условий страны, а население первобытных стран всегда отличается редкостью, естественные же их условия характеризуются обилием различных даров природы, — зверей, птиц, рыб, лесов, пастбищ и т. д. Одинаковые причины приводят повсюду и к одинаковым следствиям. С течением времени плотность населения увеличивается, а дары природы уменьшаются, причем оба эти обстоятельства изменяются не везде равномерно; к тому же и в области явлений природы выступает на первый план действие условий, прежде незаметных. Вот почему уже во втором периоде развития хозяйственной жизни слагаются два основных типа экономических отношений: у обоих типов есть один общий признак — продолжающееся господство натурального хозяйства, но у каждого есть и признаки специальные, ему одному свойственные: один тип характеризуется равновесием добывающей промышленности и сельского

Основные законы развития общественных явлений
459
хозяйства в массе населения и преобладанием внешней торговли в высших слоях общества, другой отличается перевесом земледелия над другими отраслями народного труда. Примерами первого можно считать Новгород и Псков с XIII по XV век, итальянские средневековые города, как Милан, Венеция, Генуя, Пиза, Флоренция, немецкие ганзейские города XIII века во главе с Любеком, эллинские государства до начала V века. Образцами стран второго типа надо признать западную и восточную Русь с XIII по XV века, западноевропейские государства с VI по XI в. Близость моря, удобство водных путей сообщения, сохранившиеся еще в значительном количестве дары природы, открывавшие простор для охоты, рыболовства, пчеловодства, недостаточное плодородие почвы обеспечивали Новгороду и общественным союзам, ему подобным, и возможность внешней торговли и занятие в равной мере добывающей промышленностью и сельским хозяйством. Отдаленность моря и недостаток вполне удобных путей сообщения мешали, напр[имер], центральной Франции с VI по XI век развить внешнюю торговлю, истощение даров природы и рост населения делали невозможным преобладание добывающей промышленности, а наличность плодородной почвы влекла к земледельческому труду. Но и здесь и там, в общественных союзах обоих типов, население не достигло еще такой плотности, чтобы сделать необходимым разделение труда, а, следовательно, и крушение натурального хозяйства: почти каждая хозяйственная единица — семья — удовлетворяла всем своим потребностям по-прежнему собственным трудом, не прибегая к покупке чужих продуктов и не продавая своих.
Итак, второй закон социальной динамики выражается следующей формулой: во второй стадии хозяйственного развития слагаются два типа: во-первых, страны с преобладанием внешней торговли для высших слоев общества и равновесием добывающей промышленности и сельского хозяйства в массе населения; во-вторых, страны с господством земледелия; общий обоим типам признак — продолжающееся господство натурального хозяйства.
Рост населения однако всюду продолжался с большей или меньшей быстротой. Вместе с тем хозяйственные потребности общества также увеличивались. Полное удовлетворение этих потребностей требовало повышения производительности народного труда, а это повышение было возможно только путем разделения занятий, специализации; специализация же в свою очередь предполагает обмен

460
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
продуктов труда. Так, под влиянием роста населения совершался и совершается повсюду переход от натурального, безобменного хозяйства к хозяйству меновому или денежному, при котором не только общественные верхи, но и массы населения втягиваются все более в торговые сношения. Так, в древней Греции период денежного хозяйства начался в V веке до P. X., когда из афинского союза образовалась путем подчинения союзников Афинам обширная афинская держава. Древнеримское государство перешло к денежному хозяйству незадолго до Рождества Христова. Большинство стран Западной Европы пережило ту же важную перемену в XII—XIII веке после P. X. С половины XVI столетия и Россия вступает в период развития денежного хозяйства. При первоначальном развитии денежного хозяйства в каждой стране наблюдается однако очень много общего с предыдущим периодом: главное сходство с ним состоит в том, что и теперь продолжает почти всецело господствовать земледелие. Так было в Европе до начала XVI в., в России до второй половины XIX века. Преобладание земледелия составляет таким образом черту общую всем странам в течение первой стадии развития денежного хозяйства. Но и в это время отдельным общественным союзам свойственны черты специальные, оригинальные, отличающие эти союзы друг от друга, позволяющие опять наметить типы хозяйственного развития. Возьмем, напр[имер], Россию с половины XVI до половины XIX в. Уже в начале этого периода, как показывают исторические исследования, здесь наблюдается денежное хозяйство с обширным рынком, т. е. со сбытом продуктов, рассчитанным на обширную территорию: обыкновенно каждый торговый центр обслуживал тогда территорию верст на 150 в окружности, более крупные торговые города торговали верст на 300 вокруг, а радиус торгового значения Москвы доходил даже до 500 верст. Не то было во Франции, Англии, Германии, Италии с XII до конца XV века: эти страны дробились тогда на небольшие, замкнутые в экономическом отношении области, группировавшиеся вокруг города, торгового центра, к которому тянули местности на 10, 15, 20 верст вокруг. Внутри каждой из этих областей происходил обмен, но одна с другой эти области не были экономически связаны. Это было, следовательно, денежное хозяйство с небольшим местным рынком, и только в XVI, XVII и XVIH веках западноевропейские страны перешли к денежному хозяйству с обширным, даже мировым рынком. В это время и земледелие стало терять в них свое исключи¬

Основные законы развития общественных явлений
461
тельное господство, и начался заметный рост обрабатывающей промышленности, что наблюдается и в России, в особенности в XVIII и первой половине XIX столетия. Произведенные сейчас исторические наблюдения позволяют нам формулировать следующий закон: третий момент хозяйственного развития характеризуется появлением денежного хозяйства при сохранении преобладания за земледелием и при росте обрабатывающей промышленности; при этом образуются два типа: к первому принадлежат страны, в которых сначала образуется денежное хозяйство с небольшим местным рынком, и потом уже совершается переход к сбыту на обширный рынок; страны второго типа сразу переходят к денежному хозяйству с обширным рынком.
Эта формула может, даже должна вызвать одно важное недоумение: почему такие типические различия образовались и не нарушают ли они той закономерности, которую мы постоянно наблюдаем и устанавливаем? Конкретное историческое изучение вполне успешно разрешает все сомнения на этот счет. Оно показывает, что причина отмеченного сейчас типического различия коренится в условиях внешней природы. В самом деле, ведь основная причина дробления западноевропейских стран на небольшие замкнутые экономические области заключались в плохом состоянии путей сообщения, делавшем невозможными торговые сношения между отдаленными частями страны. Конечно, и у нас в России в XVI и XVII веках летом пути сообщения были не лучше, чем в западной Европе XII и XIII веков. Но зимой нам помогал климат: зимние холода сковывали льдом наши многочисленные реки, озера и болота и устилали землю толстым слоем снега; в результате получался превосходный санный путь, дававший возможность перевозить товары с удивлявшей иностранцев быстротой; отсюда и происходила возможность сбыта на обширный рынок. Таким образом, мы видим новое подтверждение того закона социальной статики, по которому относительное значение разных отраслей хозяйства зависит не только от роста населения, но и от естественных условий страны.
Процесс развития денежного хозяйства совершается всегда медленно и постепенно. В ту стадию его развития, о которой у нас шла речь сейчас, в торговый оборот втягивается обыкновенно еще не все население, а лишь значительная часть его, и притом втягивается не целиком, т. е. не все предметы потребления покупаются и продаются,

462
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
а многие еще выделываются самим потребителем для себя. Человек, напр[имер], продает собственные изделия из дерева, покупает хлеб, соль и мясо, но овощи и плоды имеет свои, сам из домашних продуктов приготовляет себе одежду и обувь, сам строит свое жилище и т. д. Дальнейший рост населения делает однако недостаточным такое зачаточное состояние денежного хозяйства. Все яснее намечается необходимость полной специализации, такого разделения труда, при котором каждый занимался бы исключительно одним делом и покупал бы все остальное, для него необходимое. В результате денежное хозяйство вступает во вторую стадию своего развития, причем роль обрабатывающей промышленности становится уже очень важной. Англия вступила в этот период еще в 60-х годах XVIII века, Франция в конце того же столетия, Германия только в XIX веке, а наше отечество лишь с 60-х годов истекшего столетия. И опять совершающийся на наших глазах процесс эволюции капиталистического хозяйства нельзя назвать везде однообразным, опять приходится различать тут два основных типа: один представлен Англией, страной исключительно индустриальной, с полным господством обрабатывающей промышленности и биржевого денежного капитала, представительницей другого типа является Франция, в которой земледелие и обрабатывающая промышленность находятся в приблизительном равновесии. Нетрудно понять причину такого различия: дело в том, что территория Франции обширнее английской, почва плодороднее, а климат гораздо благодатнее, чем в Англии; все это содействует сохранению за земледелием важного значения. Наше отечество по типу своего экономического развития подходит гораздо ближе к Франции, чем к Англии.
Итак, вот еще один новый закон социальной динамики: в четвертый момент экономической жизни денежное хозяйство захватывает постепенно все население, причем в одних странах торжествует вполне обрабатывающая промышленность, а в других сохраняется равновесие между обрабатывающей промышленностью и земледелием.
Изучая социальную статику, мы видели, между прочим, что формы землевладения и формы хозяйства определяются относительным значением разных отраслей хозяйственной деятельности. Пользуясь этим выводом, мы можем теперь поставить в связь с только что установленными законами еще ряд других новых.

Основные законы развития общественных явлений
463
Какие формы землевладения соответствуют господству добывающей промышленности при натуральном хозяйстве? Ответ на этот вопрос дается изучением конкретного исторического материала, касающегося прежде всего древних германцев, у которых около P. X., как мы знаем, преобладала именно добывающая промышленность. Свидетельства Цезаря, Тацита, так называемых «варварских Правд», т. е. записей древнегерманского обычного права, наконец, различные грамоты не оставляют сомнения, что поземельные отношения древних германцев складывались следующим приблизительно образом: округ, волость или село захватывало известную, довольно обширную территорию, а отдельные дворы или семьи на время, обыкновенно на год, опахивали или. окашивали себе определенные участки для распашки, не подлежавшие во время разработки заимке со стороны других семей182. Лесом, выгоном и всеми другими угодьями пользовались все сообща, в меру потребностей. То же можно наблюдать в истории форм землевладения в Сибири. Обычный процесс расселения в Сибири, на девственных почвах, сводится к следующему: поселившись, известная группа новоселов — обыкновенно волость — захватывает себе большое пространство земли; сенными и лесными угодьями пользуются сообща, а для пахоты каждая отдельная семья занимает или, как гласит техническое выражение, «наезжает» себе определенный участок, которым и пользуется год или два с тем, чтобы затем перейти к другому. Если местность степная, то такой участок опахивается, в лесной местности он «зачерчивается», т. е. ставятся зарубки на деревьях. Порядок пользования землей, совершенно аналогичный древнегерманскому и сибирскому, существовал и в древней Руси до конца XII в.: вервь, или волость, занимала обширную территорию, а отдельные семьи периодически «наезжали», занимали на год — на два участки на этой территории: в «Русской Правде» говорится об опахивании и зачерчивании участков.
Таким образом, не подлежит сомнению, что в эпоху господства добывающей промышленности при натуральном хозяйстве существует всегда вольное или захватное землевладение. Это и понятно: охота и первобытное скотоводство требуют простора, необходимо, чтоб отдельные семьи не мешали друг другу, и потому волость занимала большие пространства, в пределах которых то там, то сям производили хозяйственную эксплуатацию отдельные семейные союзы.

464
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Приведенные сейчас конкретные примеры достаточно характеризуют и господствовавший в тот период формы хозяйства: типической, характерной формой хозяйственной деятельности и у германцев, и у русских древнейшего периода нашей истории был домашний труд семьи, обходившейся в подавляющем большинстве случаев собственными силами, без помощи наемных рабочих и рабов. Вот почему, напр[имер], «Русская Правда» не знает рабов, принадлежащих простым смердам — крестьянам, упоминает лишь о рабах княжеских, боярских и монастырских, а римские писатели приравнивают германских рабов к полусвободным и свидетельствуют о их немногочисленности. Стало быть, типической формой хозяйства при господстве добывающей промышленности и натурального хозяйства является семейный, домашний труд.
Спрашивается теперь: кто сосредоточивает в своих руках главную массу земли и на каком праве владеет ею в общественных союзах вторичной формации, т. е., с одной стороны, тех, в которых высшие слои общества занимаются по преимуществу внешней торговлей, масса же делит свои силы между добывающей промышленностью и земледелием, с другой стороны, тех, в которых земледелие вполне торжествует, причем в обоих случаях хозяйство остается натуральным?
Если мы присмотримся к землевладению в древнеэллинских республиках VII и VI веков до P. X., то увидим, что там земля постепенно уходила из рук крестьянской массы и сосредотачивалась в руках меньшинства населения, разбогатевшего благодаря внешней торговле и соединенным с ней кредитным операциям. Огромные по тому времени денежные капиталы искали себе помещения в главной ценности, тогда существовавшей, — земле, — и масса населения нуждалась в материальной поддержке вследствие усиления земледелия, для которого в большей степени, чем для добывающей промышленности, необходим капитал, обольщалась, кроме того, заманчивой возможностью получить сразу некоторую сумму денег и потому обезземеливалась. Это явление повторяется во всех общественных союзах того же типа. Так, в наших Новгороде и Пскове бояре-банкиры и купцы также постепенно стянули в свои руки все земельные богатства. То же наблюдается в городах Ганзейского союза и в итальянских городских общинах средних веков. Значит, при натуральном хозяйстве, сопровождающемся господством внешней торговли в высших слоях общества и равновесием добывающей промышленности

Основные законы развития общественных явлений
465
и земледелия в массе населения, земля на праве полной собственности сосредотачивается в руках капиталистов-банкиров и купцов.
Сделанное сейчас замечание о том, что земледелие требует большего капитала, чем добывающая промышленность, и тем вынуждает крестьянскую массу поступаться землей за ссуду инвентарем у богатых людей, всецело применима, конечно, к тем странам, в которых с натуральным хозяйством соединяется господство земледелия. И во Франции, и в Германии, и в Италии, и в Англии между VI и X веками крестьянство постепенно обезземеливается в пользу дворянства и духовенства. То же повторяется и в России между XIII и XVI столетиями. Но этим дело не ограничивается. Крупные землевладельцы нуждаются в хозяйственных слугах-приказчиках или управляющих, а также и в слугах военных. Они должны награждать тех и других за их службу и в то же время не могут давать им денежное жалованье, так как при господстве натурального хозяйства количество денег в стране бывает очень невелико. Остается одно: награждать за службу землей, не поступаясь в то же время правами собственности на нее, а сдавая ее лишь во временное владение под условием службы и без права временного владельца ее дарить, завещать, закладывать и продавать, вообще отчуждать в другие руки каким бы то ни было способом. Такое временное и условное владение и известно на западе Европы под именем бенефиция, в древней России — под названием поместья, в мусульманских странах оно называлось иктой, а в Византийской империи — пронией и харистикией. Мы вправе, следовательно, сделать тот вывод, что в странах, в которых при сохранении натурального хозяйства торжествует земледелие, крестьянство обезземеливается в пользу высших слоев общества, и сверх того распространяется особый вид временного и условного земельного владения.
Всякому еще с школьной скамьи известно, что в эпоху законодательства Солона, т. е. в начале VI века до P. X., афинские землевладельцы получали доход со своих земель известным количеством мер хлеба, а не деньгами. Древние хозяйственно-статистические описания, так называемые писцовые книги, сохранившиеся и от древнего Новгорода XV в., и от центральной России того же времени, и, наконец, от средневековых государств Западной Европы, также свидетельствуют, что крупные землевладельцы тех времен почти не заводили

466
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
собственной, барской запашки, потому что не было спроса на хлеб, нельзя было продать, реализовать в денежной сумме урожай, не эксплуатировали поэтому в сколько-нибудь значительном количестве ни несвободного рабского, ни тем более вольнонаемного труда, а всю землю раздавали крестьянам в аренду за оброк натуральный — долей урожая или известным количеством четвертей разного хлеба. Новгород и Афины — страны одного экономического типа, северо- восточная Русь XIII—XV веков и средневековые западноевропейские государства представляют собой другой тип. Значит, крестьянская аренда за натуральный оброк представляет собой форму хозяйства одинаково характерную для всех стран, переживающим вторую стадию в развитии натурального хозяйства.
Переход к денежному хозяйству приносит с собой много нового и для форм землевладения и для форм хозяйства. Поместье, бенефиций и формы владения землей, им подобные, отличаются одним характерным признаком, это — формы владения несвободные, неспособные к гражданскому обороту, исключающие возможность превращения земли в аренду. Между тем денежное хозяйство, по самой своей сущности, представляет собой комплекс таких экономических отношений, которые основаны на обмене, на свободном гражданском обороте ценностей, на возможности превратить в каждый данный момент землю в деньги и найти для денег приложение в земле. При таких условиях бенефиций и поместье скоро оказываются анахронизмом и под давлением новых хозяйственных потребностей исчезают и заменяются другими поземельными отношениями. На западе Европы бенефиций превращается в лен или феод, подлежавший отчуждению — продаже, залогу, дару, мене — и наследственный. В России XVII века поместье постепенно приближается к вотчине: оно передается сыновьям владельца, меняется, даже сдается за деньги, т. е. в сущности продается, а при Петре Великом сливается с вотчиной в один вид дворянской недвижимой собственности. При всех различиях в политическом отношении, лен и дворянская недвижимая собственность имеют много сходства: во-первых, как сейчас указано, они отчуждаемы и наследственны, чего требует денежное хозяйство; во-вторых, эта отчуждаемость имеет свои пределы: продавать, закладывать, дарить и менять землю можно только дворянам же, а не лицам других сословий; другими словами, на смену несвободным формам землевладения, характерным для второй стадии развития

Основные законы развития общественных явлений
467
натурального хозяйства, при зарождении и росте денежного хозяйства, пока господствует земледелие, типической формой землевладения является дворянская сословная, т. е. полусвободная, земельная собственность.
Не менее глубокую печать налагает денежное хозяйство уже в первом периоде своего развития и на формы хозяйства. Теперь появляется спрос на хлеб, и потому землевладельцы заводят и расширяют свою барскую пашню. Для обработки ее нужны рабочие, и вот появляются и умножаются на пашне и на западе Европы и у нас рабы. Мало того: крестьяне обязываются отбывать барщину, и так как необходим постоянный контингент рабочих, то и прикрепляются. Так постепенно слагается типический для денежного хозяйства при господстве земледелия крепостной барщинный труд.
Наступает, наконец, четвертый момент хозяйственного развития, — торжествует денежное хозяйство или с перевесом обрабатывающей промышленности, или с равновесием между этой последней и земледелием. В обоих случаях появляется одинаковый эффект в области землевладельческих порядков: так как денежное хозяйство, если оно развивалось в достаточной степени, обусловливает необходимость свободного оборота ценностей в стране, то остаток стеснения в этом отношении — сословность поземельной собственности, привилегия дворянства, имевшего исключительное право владеть землей, — исчезает: лица всех званий и состояний приобретают право владеть земельной собственностью. Это наблюдается в западноевропейских странах уже с XVI века и еще более в XVII и XVIII. У нас в России только XIX столетие произвело эту перемену: ее окончательно утвердила крестьянская реформа 19 февраля 1861 года. Необходимо ненадолго остановиться сейчас на некоторых весьма важных подробностях, касающихся отношения крестьян к земле. Мы уже видели, что в первый период экономического развития в руках крестьянской массы сосредотачивалось много земли, но юридические отношения крестьян к этой земле не были вполне организованы и в достаточной степени определены. Каждая семья лишь на год или на два захватывала себе участки для эксплуатации в пределах территории, занятой вервью. Нам известно также, что во второй период хозяйственного развития крестьянство всюду было обезземелено, но подробности хода этого обезземеления не были еще указаны. Дело шло приблизительно так:

468
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
население увеличивалось, и вольное или захватное землепользование первого периода стало невозможным; поэтому каждое отдельное крестьянское хозяйство уселось на земле прочнее, а таким хозяйством был в то время обширный семейный союз, обыкновенно состоявший из отца, иногда и деда и нескольких сыновей с их семьями и не деливший земли между своими членами, а распределявший только результаты труда. Но это распределение носило оригинальную черту, легко объяснимую посредством следующего схематического примера: допустим, что у основателя семьи было два сына. По смерти отца они не делили землю, работали сообща и делили пополам лишь продукт, результат труда. В третьем поколении дело, допустим, сложилось так, что у первого из сыновей родоначальника был один сын, а у второго два. И эти трое внуков родоначальника не делили земли, работали сообща, а делились лишь продуктом, но — это-то и есть самое главное — делились не поровну, а так, что внук от первого сына родоначальника наследовал всю долю продукта, получавшуюся некогда его отцом, т. е. половину, тогда как другая половина доставалась поровну — по четверти — двоим внукам родоначальника, происшедшим от его второго сына. Таким образом, вкладывая одинаковый труд в землю, трое родственников-совладель- цев получали не поровну. Это заставляло тех из них, кто был наиболее обижен, искать выхода из союза, и в результате они добились права продавать, закладывать, дарить и менять свое место в семейном союзе и вместе свою долю продукта посторонним. Таким путем в родственный союз проникли чужеродные элементы, посторонние. Такие совладельцы — родственники и посторонние — получили у нас на севере название складников, сябров (шабров) или соседей, диани- ков или братьев вервных у западных славян, вицинов на западе Европы. Отсюда и самые союзы назывались складническими сябрин- ными соседскими, иногда дворищами, печищами, вервями, гениало- гиями, парсаннериями и т. д. Такое землевладение удобное всего называть сябриным. Чужеродные элементы еще более тянули врозь, и отсюда произошли сначала временные переделы, а потом окончательные разделы земли между совладельцами, причем открылась уже полная возможность отчуждения земли богатым людям, и в результате получилось под давлением экономических условий обезземеление крестьянской массы. Все это, как нам уже известно, случилось еще во второй период развития натурального хозяйства.

Основные законы развития общественных явлений
469
Первая стадия развития хозяйства денежного принесла с собой существенные перемены в отношении к земле крестьян, сделавшихся теперь крепостными. От предшествующего времени крестьяне унаследовали неравномерность участков земли, какими пользовались отдельные из них: у одного крестьянина было много земли, другому ее не хватало. Малоземельных было большинство, и это-то большинство потребовало передела земли, «земельного поравнения». Так как с этим связана была платежеспособность и работоспособность отдельных крестьянских дворов — малоземельный крестьянин был плохим работником на барщине и дурным плательщиком господских оброков и государственных податей, — то землевладельцы — дворяне и государство пошли навстречу желаниям крестьянской массы и установили периодический передел земель, находившихся в пользовании крепостных крестьян. Так во всех странах произошла крепостная земельная община, так называемое мирское или общинное землепользование.
Четвертый период хозяйственного развития, ознаменовывающийся полным торжеством денежного хозяйства, наносит смертельный удар не только сословному полусвободному дворянскому землевладению, но и полусвободному мирскому крестьянскому: земельная община исключает возможность отчуждения наделов, а денежное хозяйство требует свободного оборота всех ценностей. Вот почему общинное землевладение почти совершенно исчезло на западе Европы, у нас в западных и юго-западных губерниях, и сохраняется лишь там, где денежное хозяйство не захватило целиком земледелия. Да и в этих местах наблюдается последовательный процесс разложения: не имея возможности продать, заложить или подарить свой надел, крестьянин- общинник отдает его в аренду богатому односельчанину на долгий срок — иногда на 99 лет — за ничтожную плату, получаемую притом единовременно: это — не что иное, как замаскированная продажа, так что и мирское землевладение, поскольку оно перестает соответствовать экономическим условиям, обращается в юридическую фикцию, на деле исчезает.
Намеченный сейчас процесс перемен в области крестьянского землевладения наглядно подтверждает, таким образом, выведенный раньше общий закон, по которому четвертый момент хозяйственного развития характеризуется господством свободной бессословной земельной собственности.

470
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Наблюдения над особенностями этого момента экономической эволюции для нас тем легче, что он, в сущности, сама современность, особенно на западе Европы. Оглянувшись вокруг, присмотревшись к повседневной действительности, мы легко можем подметить и характерные для четвертого момента формы хозяйства. Вообще говоря, можно утверждать, что чем сильнее развито денежное хозяйство, тем крупнее хозяйственные предприятия и тем полнее господствует в них вольнонаемный труд свободных и полноправных рабочих. Для обеспечения своих интересов та и другая сторона — хозяева и рабочие — смыкается при этом все чаще и чаще в союзы: каждому хорошо известны и рабочие союзы, и союзы предпринимателей — тресты, синдикаты, картели. Итак, в области форм хозяйства четвертый момент экономического развития отличается ростом крупных предприятий, господством вольнонаемного труда и развитием рабочих и предпринимательских союзов. Все это опять-таки логически, неизбежно вытекает из самой природы капиталистического денежного хозяйства: приложение капитала в крупных размерах сопряжено со многими выгодами, с большой экономией сил и средств; вольнонаемный труд — частное выражение того общего закона, что денежное хозяйство обусловливает свободу оборота всех ценностей, потому что рабочие руки — ведь тоже известная ценность и притом главная ценность, основной товар, обращающийся на мировом рынке; наконец, союзы рабочих и предпринимателей являются коррективом злоупотреблений и лекарством от главной болезни капиталистического хозяйства — неорганизованности мирового производства, выражающейся наиболее ярко в так называемых экономических кризисах.
Чтобы понять законы развития техники или системы хозяйства, воспользуемся прежде всего известным уже нам отчасти конкретным материалом. В свое время было уже сказано, что у древних германцев в I, II и III веках после P. X. система хозяйства характеризовалась господством ручного труда, в обрабатывающей промышленности и — прибавим сейчас — подсечным, огневым или лядинным183 хозяйством в земледелии, наконец, хищническим истреблением даров природы в промышленности добывающей. Первоначальная история любого народа подтверждает это наблюдение: то же мы видим, напр[имер], в древнейшей Греции, в начале римской истории, в первые времена исторической жизни русского народа и т. д. Вообще первый момент экономической эволюции отличается полным господством

Основные законы развития общественных явлений
471
экстенсивной системы хозяйства, с ничтожной затратой капитала и труда, что обусловливается и относительным значением разных отраслей хозяйства, и вольным землепользованием, и домашними формами производства.
Рост земледелия и торговли во второй период исключал возможность сохранения столь примитивной техники; к тому же приводили новые формы землевладения, прочнее привязавшие человека к земле. Но эти же формы землевладения, особенно такие, как поместье или бенефиций, отодвигая на второй план подсечную систему, вполне соответствовали системе переложной, при которой распахиваемое пространство все еще ничтожно, и перелог без всякого удобрения восстанавливает свои производительные силы. Формы хозяйства также соответствуют несколько большей, чем прежде, интенсивности техники: арендатор-землевладелец теснее связывается со своим участком земли, чем первобытный охотник или скотовод, но все-таки он связывается с этим участком ненадолго: опять переложная система оказывается наиболее подходящей. В обрабатывающей промышленности наряду с домашним производством для собственного потребления появляется ремесло, где применяется не только ручной труд, а вводятся уже некоторые орудия более совершенные, чем существовавшие раньше. В торговле господствует не одна караванная система; она осложняется примесью системы ярмарок. Все это подтверждается наблюдениями над экономической жизнью древней Эллады VII и VI в., России в XIII, XIV, XV столетиях, европейского запада с VI по X век. Мы в праве, следовательно, вывести тот общий закон, что во второй период хозяйственного развития преобладает менее экстенсивная система хозяйства.
Россия с XVI до половины XIX в., как я уже имел случай констатировать, была страной трехпольного полевого хозяйства. В то же время появилась и более совершенная техника обрабатывающей промышленности: кустарь, через посредство скупщика, приобретающий обширный рынок для своих продуктов, мало-помалу совершенствует свои орудия и доходит до изобретения первобытных, самодельных машин; то же и пока не в большей степени наблюдается во вновь возникающей фабрике. Таким образом господство трехполья в земледелии и зарождение первоначальных машин в обрабатывающей промышленности составляют отличительные черты техники хозяйства в третий момент экономической эволюции.

472
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Систему хозяйства в четвертый момент мы наблюдаем, как современники, и легко можем, руководствуясь собственным опытом и наблюдением, наметить ее типические особенности; многополье — плодосмен в земледелии, при котором исчезает пар, вводится искусственное удобрение, сеются кормовые травы, корнеплоды сменяются зерновыми хлебами, машинное производство в обрабатывающей промышленности, падение ярмарочно-караванной торговли и замена ее коммивояжерством, агентурой, постоянными выставками, телеграфными, телефонными и железнодорожными сношениями, короче говоря — полное господство интенсивных систем хозяйства, сопровождающихся колоссальными затратами капитала и труда, — вот что характеризует хозяйственную технику четвертого периода.
Сложная тема, которую мы сейчас обсуждаем, будет вполне исчерпана, если мы установим законы распределения хозяйственных благ в каждом из четырех периодов экономического развития, т. е. определим, как в разные времена распределяются доли народного дохода между земельной рентой, доходом на капитал, заработной платой и государственными налогами. Для всякого ясно, что пока земли много, пока существует вольное или захватное землевладение, о земельной ренте, как сколько-нибудь значительной ветви народного дохода, не может быть и речи. Характерно в этом отношении то, что в древнейшее время, напр[имер], у нас в России до XII века земля не была даже предметом гражданского оборота, не продавалась и не покупалась. Так как форма хозяйства в то же время была домашней, семейной, то не было в подавляющем большинстве случаев нужды в наемных рабочих, и потому заработная плата была невелика: в XII в. у нас в России работа двух женщин ценилась приблизительно в 8 руб. на наши деньги в год. Зато до чрезвычайности редок и потому дорог был денежный капитал: в том же XII столетии 50% были довольно обычным на Руси процентом на капитал. Так как государственные потребности были еще не развиты, то налоги и абсолютно и относительно были невелики. Характерной чертой распределения хозяйственных благ в первый период экономической жизни надо признать еще сравнительную равномерность в распределении реальных благ, предметов потребления, при неравномерности в распределении денежного капитала. Итак, характерными для первого периода явлениями надо признать низкий уровень ренты, заработной платы и государственных налогов, чрезвычайную высоту процента на капитал

Основные законы развития общественных явлений
473
и равномерность в распределении реальных хозяйственных благ между отдельными группами населения.
Во второй период хозяйственного развития увеличивается доля, приходящаяся на ренту, заработную плату и налоги, понижается процент на капитал и, наконец, реальные блага распределяются менее равномерно, — в пользу меньшинства и в ущерб массе населения. Это доказывается целым рядом конкретных наблюдений, указывающих, напр[имер], на рост цен на землю: так, в России в начале XVI в. десятина земли стоила уже на наши деньги 28 руб. Повысилась, хотя и менее значительно, заработная плата. В виде государственных налогов население уплачивало в XV и XVI в. не более 10-15% своего валового дохода. Наконец, процент на капитал понизился до 20-ти. Совершенно подобные же явления можно наблюдать, напр[имер], в древней Элладе VII и VI веков до P. X. и в западноевропейских странах в первую половину средних веков.
В следующий затем период ценность земли увеличивается вдвое против предыдущего, растет значительно и заработная плата, государственное обложение становится вдвое и втрое тяжелее, — налоги захватывают до 20-30% валового дохода, процент на капитал понижается очень быстро: до 10,8, даже до 6%. В то же время массы и привилегированное меньшинство, обыкновенно свободное притом от податного обложения, начинают представлять собой два контраста в отношении материальной обеспеченности. Франция старого порядка, напр[имер], представляет собой типическую в этом отношении страну. То же можно наблюдать в старой Англии в XVI, XVII и первой половине XVIII в. или у нас в России в XVII, XVIII и первой половине XIX в. Следовательно, для третьего периода экономической жизни характерным оказывается очень быстрый рост ренты, заработной платы и государственных налогов, падение процента на капитал и развитие пауперизма.
Всякому, кто присматривался к современной действительности, известно, что и для четвертого периода характерны те же явления, темп развития которых в это время еще более ускоряется. Головокружительный подъем земельных цен сразу бросается в глаза; правда, он отчасти объясняется земельной спекуляцией, но если даже исключить это условие, рост ренты сомнению подлежать не может: разумеется, речь идет о благоустроенных хозяйствах, могущих противостоять давлению мирового сельскохозяйственного кризиса.

474
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Заработная плата также растет: хороший фабричный рабочий у нас в России может заработать 1У2-2 рубля в рабочий день, на западе еще больше. Налоги увеличиваются до чрезвычайности, хотя намечается частичное стремление к обложению и привилегированного меньшинства в виде прогрессивного подоходного налога в Германии и Англии, обложения наследств, поземельных налогов, распространяющихся и на дворянские имения, и т. д. Капитал сильно дешевеет, приносит 5,4, 3 и даже 2% прибыли. Наконец, резко выражены и имущественные контрасты между отдельными общественными группами.
Возобновим теперь еще раз в нашей памяти формулированные сейчас законы социальной динамики, касающиеся развития экономических явлений. Удобнее будет при этом изложить их не в том порядке, как они нами устанавливались: мы следили особо за изменениями каждого отдельного элемента экономической жизни в разные периоды, а теперь характеризуем каждый из четырех периодов экономического развития как целое, собрав воедино отдельные его хозяйственные признаки. В результате получатся следующие четыре общих закона:
1) Первый период хозяйственного развития отличается всегда преобладанием добывающей промышленности и первобытного скотоводства при сохранении натурального хозяйства, господством вольного или захватного землевладения, домашней формы хозяйства, крайне-экстенсивной техники, низким уровнем земельной ренты, заработной платы и государственных налогов при чрезвычайной высоте процента на капитал и сравнительно равномерном распределении реальных хозяйственных благ между отдельными группами населения.
2) Во второй период экономической жизни сохраняется натуральное хозяйство, но в одних странах преобладает в высших классах общества внешняя торговля, в низших же сельское хозяйство и добывающая промышленность находятся в равновесии, а в других странах земледелие одерживает полную победу; при этом крестьянство обезземеливается, и образуются формы условного и временного землевладения, форма хозяйства в общем остается домашней, техника лишь несколько улучшается, повышаются рента, заработная плата, государственные налоги, дешевеет капитал, и, наконец, впервые намечаются контрасты в распределении реальных хозяйственных благ между отдельными слоями общества.

Основные законы развития общественных явлений
475
3) Зарождение и первоначальное развитие денежного хозяйства, при сохраняющемся преобладании земледелия, сословная полусвободная земельная собственность, крепостная форма хозяйства, трехполье в области техники производства, дальнейшее повышение ренты, заработной платы и налогов при понижении процента на капитал и развитие пауперизма — вот отличительные черты третьего периода экономической эволюции.
4) Наконец, четвертый период характеризуется полным расцветом денежного хозяйства при решительном преобладании обрабатывающей промышленности в одних странах и равновесии ее с земледелием в других, торжеством свободных форм землевладения, вольнонаемного труда, интенсивной техники хозяйства, быстрым ростом земельной ренты, заработной платы и налогов, чрезвычайным понижением процента на капитал и продолжающимся пауперизмом, причем обнаруживаются тенденции к большему обложению крупных доходов в пользу государства.
V.
Согласно принятому нами порядку изложения, мы должны теперь заняться изучением основных законов социальной динамики, касающихся развития социального строя или, что то же, устройства общества.
В нашем распоряжении имеется уже отчасти конкретный материал для вывода общего закона общественного устройства в первый, начальный период жизни каждого народа: уже при социально-статическом исследовании приходилось говорить о древнегерманском обществе до поселения германцев в пределах Римской империи, и мы убедились тогда, что соответственно господству добывающей промышленности при натуральном хозяйстве, вольному землепользованию, домашнему производству и равномерному распределению реальных благ древнегерманское общество было чрезвычайно слабо расчленено: в нем совершенно не было юридических сословий, и даже экономические классы далеко еще не сложились. Те же заключения получаются, если наблюдать социальный строй древнейшей России, Рима в первые века его существования, древнейшей Эллады и т. д. Итак, первый период социального развития характеризуется неорганизованностью общества, отсутствием сословий и классов.

476
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Несравненно определеннее выступают общественные отношения во второй период, причем надо опять отличать различные типы социальных отношений, как мы различали типы хозяйственного развития. Это и неудивительно: ведь нам уже известна сильная зависимость социального строя от экономических условий. Возьмем Новгород XIII, XIV и XV веков — типический образ общественного союза, в котором высшие слои занимаются торговлей и кредитными операциями, а масса остается при натуральном хозяйстве и посвящает свои силы столько же добывающей промышленности, сколько и земледелию. Уже сделанное в этих немногих словах определение показывает, что между отдельными группами новгородского общества были экономические различия, что классовое расчленение сделало успехи. И это тем более ясно, что, как нам уже известно, крестьянская масса в Новгороде была уже обезземелена, земли сосредоточились в руках меньшинства, а контрасты в распределении реальных хозяйственных благ, прежде не существовавшие, стали обозначаться уже довольно резко. Но и этого мало: между отдельными группами новгородского общества — боярами, купцами, богатейшие из которых назывались житьими людьми184, и черными людьми — существовали и юридические различия: бояре имели исключительное право занятия высших административных должностей и участия в правительственном совете, купцы держали в своих руках коммерческий суд, а черные люди имели наименьшее количество прав: они, как и бояре и купцы, могли только участвовать в вече или народном собрании. Значит, в Новгороде сложились и сословия и притом сословия свободные, основанные на правах, а не на обязанностях. Можно подобрать значительное количество параллелей нарисованной сейчас картины общественного устройства в древнерусском вольном городе. То же встречаем мы, напр[имер], в Риме в эпоху Сервия Туллия и в Афинах при Солоне: каждый из школьных учебников помнит деление римлян на пять групп и афинян на четыре группы, причем нетрудно подметить в основе этого деления не только классовые, но и сословные признаки. То же почти наблюдается и в общественных союзах другого типа, в таких именно, где при сохранении натурального хозяйства на первый план выступает земледелие: и здесь земля сосредотачивается в руках меньшинства, и это меньшинство по своему богатству противополагается малоимущей массе. Поэтому определяется два класса — богатых землевладельцев и бедных земледельцев,

Основные законы развития общественных явлений
477
а так как землевладелец того времени имел тогда право суда и сбора налогов с лиц, живших на его земле, то, значит, существовали и все резче определялись и сословные различия, хотя, конечно, о полной их законченности нет еще речи: личная свобода масс еще не отменена, не исчезла. Северо-восточная — владимирская, потом московская — Русь XIII, XIV и XV веков и западноевропейские страны с VI по X век представляют собой наглядные примеры именно таких социальных отношений. Образование классов и сословий, хотя и не вполне законченных и организованных, и составляет отличительную черту второго периода общественного развития.
В третий период нами наблюдались опять два типа экономического развития: одни страны, как, напр[имер], страны европейского запада, переживали переход от натурального хозяйства к денежному в известной степени: сначала — с XII по XV век — в них существовало денежное хозяйство с небольшим местным рынком и только с XVI столетия рынок расширяется и становится мало-помалу мировым; другие страны, как Россия, с половины XVI в., сразу перешли к денежному хозяйству с обширным рынком, причем однако и здесь и там, и в России и на западе Европы, земледелие долго играло определяющую главную роль. Эти особенности, как и это сходство, отразились и в области социальных отношений. Пока на западе господствовало денежное хозяйство с небольшим местным рынком, общество устроено было приблизительно следующим образом: резко обозначились экономические классы — землевладельцы, купцы и ремесленники и земледельцы; это классовое деление осложнилось и юридическими, сословными различиями: землевладельцы, или сеньоры, судили своих крестьян, собирали с них подати, участвовали в законодательных съездах — генеральных штатах во Франции, парламенте в Англии, сейме в Германии — и т. д.; купцы и ремесленники, т. е. горожане, имели часто право самоуправления и участия в законодательных съездах; крестьяне были прикреплены к земле, т. е. ни они сами не могли уйти с занятых ими участков, ни землевладельцы не могли их перевести в другое место или продать без земли; это понятно: ведь так как рынок узок, так как жители известной области торгуют только друг с другом, то в пределах этого замкнутого в экономическом отношении округа все производительные силы должны находиться в равновесии, иначе грозит катастрофа: отлив земледельцев может повести к голоду и общей гибели, почему их и необходимо прикре¬

478
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
пить к месту. Когда с XVI в. западно-европейские страны начали переходить к денежному хозяйству с обширным рынком, тогда указанные сейчас ограничения стали вредны: напротив, нужда в рабочих силах в отдаленных пунктах, необходимость большей подвижности производительных сил выступили на первый план, и крестьяне стали постепенно раскрепощаться, хотя процесс раскрепощения в изучаемый период еще не закончился. Точно также стали слабеть цеховые и гильдейские ограничения, тяготевшие над горожанами: обширный рынок и здесь выставил требование освобождения.
Социальные отношения в России с половины XVI до половины XIX в. существенно отличались от западно-европейских: правда, и здесь дворяне имели финансовые и судебные привилегии и даже некоторое время участвовали вместе с горожанами в представительных собраниях — земских соборах, но они пользовались своими правами лишь постольку, поскольку это было нужно для отбывания повинности военной службы; горожане почти не имели самоуправления и вместе с крестьянами подлежали тяглу, т. е. платили весьма тяжелые подати и отбывали чрезвычайно обременительные натуральные повинности; наконец, крестьяне были прикреплены не к земле, как на западе, а к личности землевладельца, т. е. последний мог их переводить с участка на участок, из одного имения в другое, и отчуждать их без земли. Это было необходимо в виду потребности в переливах рабочей силы в разной области при наличности денежного хозяйства с обширным рынком. Одним словом, здесь весь общественный строй был основан на обязанности, сословия были сплошь крепостными, и освободительные тенденции начинают сказываться только в XVIII и первой половине XIX века. Резкий переход от натурального хозяйства к денежному, рассчитанному на обширный рынок, был основной причиной такого крепостного сословного строя: без строгой и планомерной организации общественных сил такой переход был бы немыслим.
Итак, в третий период классы и сословия резко обособляются, причем свободные сословия преобладают в странах, переживающих сначала эпоху денежного хозяйства с небольшим местным рынком и потом уже переходящих к работе на обширный сбыт, а в странах, сразу вынужденных усвоить денежное хозяйство с обширным рынком, слагаются сословия крепостные.
Совершившийся в 60-х годах XVIII в. в Англии промышленный переворот, сводящийся к сильнейшему развитию денежного хозяйства

Основные законы развития общественных явлений
479
и к быстрому росту фабричной промышленности и машинного производства, ознаменовал собой наступление четвертого периода общественного развития, потряс и разрушил до основания старый сословный строй: крепостной рабочий был малоусерден и неискусен, потому что не получал награды за усердие и искусство, не был заинтересован в результатах своего труда, и потому был заменен рабочим свободным: крепостное право пало окончательно; при развитом денежном хозяйстве дело может идти успешно лишь при том условии, когда личность и собственность каждого вполне обеспечены, а это возможно только при равноправности, т. е. при уничтожении сословного строя. Он последовательно и был уничтожен в Англии XIX века; достаточно напомнить в этом отношении только о таких крупных фактах, как предоставление полноты прав католикам в 1829 г., как парламентские реформы 1832, 1867 и 80-х годов. Но не следует думать, что разрушение сословного строя составляет отличительную особенность стран английского типа, с полным господством обрабатывающей промышленности; Франция — страна, где земледелие и обрабатывающая промышленность находятся в приблизительном равновесии, однако и здесь сословия в XIX в. исчезли: гражданское равноправие впервые проведено в конце XVIII в., а равноправие политическое стало совершившимся фактом после 1848 года. Причина понятна: и во Франции, как и в Англии, царит развитое денежное хозяйство, рассчитанное на мировой рынок. Но если сословность исчезла, то классовое расчленение в четвертый период достигло несравненно большей резкости, чем прежде. И это понятно: ведь развитое денежное хозяйство обусловливает необходимость разделения труда, а систематически проведенное разделение труда и означает как раз господство классового принципа, потому что класс это — общественная группа, играющая определенную специальную роль в процессе производства и обмена хозяйственных благ. И классовые противоречия чувствуются тем острее, что, как нам известно, в это время всего ярче обозначаются контрасты в распределении реальных хозяйственных благ, имущественное неравенство.
В результате мы можем формулировать следующий общий закон: в четвертый период развития общества падают сословные перегородки, и очень резко выступают классовые различия.
Пойдем теперь далее — в сферу государственных политических отношений. Напомню об установленной уже нами связи государст¬

480
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
венного строя с устройством общества и хозяйственными порядками, а также и о том, что явления государственной жизни делятся на три группы: одну составляют средства управления, другая касается цели государственного союза, третья характеризует субъект власти.
Возьмем политический строй германцев в первые века после P. X. Существовали в то время у них сколько-нибудь сложившиеся, правильные учреждения, с определенными взаимоотношениями, с постоянным составом и точным ведомством? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательный: германское вече было беспорядочной сходкой всех свободных, считавшейся законной независимо от числа собравшихся; действовало оно крайне нерегулярно, порывами, случайно и бессистемно; еще меньше значения постоянства или определенности замечается в совете старейшин; столько же расплывчатой, несложив- шейся, колеблющейся в своих основаниях была власть королей и герцогов. Но самым ярким выражением политической неорганизованности древних германцев надо считать дружину: первоначально это было простое временное соединение удальцов, выбиравших себе храброго вождя доя того или другого единичного предприятия, — набега на соседей. Столь же неорганизованной и неясной, как и средства управления, была у древних германцев цель государственного союза. Говоря вообще, она заключалась в личной выгоде правителей: дружина имела в виду не какие-либо общие задачи, а простое обогащение при набеге на соседей; немногим больше общественных элементов наблюдается и в других учреждениях древних германцев. Наконец, и самое понятие о субъекте власти отличалось примитивностью: носителем власти не был общественный союз как целое, и король, герцог, совет старейшин и даже вече не являлись выразителями коллективной воли, представителями общества; власть принадлежала отдельным лицам над такими же отдельными лицами. Это видно уже из того, что решение веча становилось действительным лишь тогда, когда оно постановлялось единогласно; логическим выходом из этого и вместе с тем ярким выражением принципа личной власти служит междоусобие между партиями, составлявшими вече, и физическое насилие над несогласно мыслящими. Когда каждый отдельный член общества не в нарушение закона или обычая, а в силу именно этого обычая имеет право сопротивляться большинству, то этим своим сопротивлением он как нельзя более сильно подчеркивает ту специфическую особенность государства, что оно покоится на начале личного господства.

Основные законы развития общественных явлений
481
Если мы теперь от древних германцев обратимся к древнейшей истории нашего отечества, то окажется, что, изучая политический строй России до конца XII в., мы в сущности повторим в другой обстановке и с некоторыми несущественными вариациями то, что было только что сказано. И древнерусское вече и боярский совет не были организованными учреждениями: действовали нерегулярно и непостоянно, собирались в различном составе. Князь то проявлял большую энергию и развивал кипучую деятельность, то совершенно бездействовал. Порядок наследования княжеских столов не установился: наряду с идеей старшинства в роде проявлялась мысль о наследовании по прямой нисходящей линии, от отца к сыну; иногда князя выбирало вече; наконец, часто князья силой оружия добывали себе желанный стол. Полная неорганизованность средств управления выступает таким образом не менее ясно, чем в жизни древних германцев. То же приходится повторить о цели государственного союза: русские князья вели войны, главным образом, из побуждений личной выгоды; на суд они смотрели как на источник дохода. Наконец, сказанное о необходимости единогласия на германском вече применимо и к русскому, что указывает на понятие о личности как субъекте власти.
Можно взять любое общество, находящееся на той же ступени исторического развития, — напр[имер], древнейшую Элладу или древнейший Рим, — и результаты получатся одинаковые; это и понятно: ведь неорганизованность средств управления, личная узко-понятная выгода как цель государства и понятие о личном господстве — все это является лишь отражением примитивных хозяйственных отношений и социальной аморфности общества. Мы в праве, следовательно, формулировать такой общий закон: в первый период своего развития государство отличается неорганизованностью средств управления, имеет целью грубо-понятую личную выгоду правителей, и власть в нем принадлежит каждой отдельной личности, взятой как таковая.
Мы различали во второй период экономического и социального развития два типа общественных союзов, — один, отличавшийся в хозяйственном отношении господством внешней торговли в высших слоях общества и равновесием между добывающей промышленностью и сельским хозяйством в его низших слоях, и другой, основной экономический признак которого состоит в преобладании зем¬

482
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
леделия. Как нам уже известно, в эту эпоху слагаются впервые классы, и даже намечаются сословия. И государственный союз отливается поэтому теперь в формы более определенные и прочные. Такими формами надо признать для обществ первого типа муниципальную аристократическую республику, а для союзов второго типа — вотчинно-феодальное государство. Древний русский Новгород, Афины и Спарта VII—VI веков до P. X., итальянские средневековые города, Ганза — вот примеры общественных союзов первого типа: это — государства, города; или муниципальные государства, в которых верховная власть принадлежит только гражданам державного города, это — аристократические республики, потому что единоличные власти обладают в них лишь исполнительными функциями и получают свои полномочия от народных собраний, и эти собрания в сущности подчиняются воле богатой аристократии, органом которой является всегда особый правительствующий совет, диктующий в сущности решения народной сходке. Средства управления здесь организованы правильнее, чем прежде, хотя все еще не вполне регулярно. Целью общественного союза является уже в значительной степени благо не лица, а группы лиц — господствующей аристократии. Мелькает уже понятие о принадлежности власти общественному союзу как целому, но оно выражено еще очень слабо: принцип единогласия на вече обыкновенно еще сохраняется, что и служит выражением старой идеи личного господства. Если мы возьмем западноевропейские страны раннего средневековья или Россию с XII по XV в., то познакомимся ближе с государственным строем обществ второго типа: власть принадлежит королю или князю на вотчинном праве, т. е. рассматривается им как частная собственность, так что субъектом власти опять является отдельное лицо. Оно эксплуатирует эту власть в личной своей выгоде, которую всегда ставит на первый план, по меткому древнерусскому выражению: «своего прибытка смотрит». В сущности и в муниципальном и в вотчинном государствах, вообще в обществах, переживающих вторую стадию своего развития, главный успех сравнительно с первым периодом наблюдается в организации средств управления: организуются лучше областные учреждения, потом слагаются и учреждения центральные. Характерна, конечно, и здесь нестройность, примитивность организации, а главное, власть долго остается в вотчинных государствах раздробленной: каждый землевладелец во многих отношениях является обладателем

Основные законы развития общественных явлений
483
государственной власти в своих владениях, — напр[имер], судит всех, живущих на его земле, и собирает с них подати; одним словом, образуется более или менее законченный, смотря по местным условиям, феодальный порядок.
Итак, во второй период средства управления начинают до некоторой степени преобразовываться, но мало перемен наблюдается в понятиях о цели государственного союза и о субъекте власти; слагаются два типа политических союзов, — муниципально-аристократическая республика и вотчинно-феодальное княжество или королевство.
Представительницей одного из типов государственного развития в третий период является Россия с половины XVI до половины XIX в. Мы знаем, что в экономическом отношении это было для нашего отечества время, когда оно пережило серьезный перелом, — переход от натурального хозяйства к денежному и притом рассчитанному на довольно обширный рынок. Этот переход, весьма трудный и сопряженный с большим напряжением народных сил, вызывает необходимость не только знакомой нам крепостной организации общества, но и сильной единоличной власти, которая могла бы организовать все общество в прочное целое. Известно, что именно в это время и определяется самодержавная власть московских царей, а затем всероссийских императоров. Вместе с тем правильнее организуются средства управления: на смену старинных наместников появляются воеводы, потом губернаторы, наконец, сложная сеть губернских и уездных учреждений; в центре слагаются приказы, преобразующиеся потом в коллегии при Петре Великом, а при Александре I на смену коллегиям выступают министерства. Наконец, в верховном управлении бблыная определенность ведомства и постоянство состава сказываются в постепенном переходе от боярской думы и сената с их всеобъемлющей компетенцией к системе высших учреждений, состоящей из сената, комитета министров и государственного совета. Конечно, и эти учреждения не осуществили вполне идеального устройства средств управления, но известные тенденции сказались ясно и даже выразились в значительной степени на деле. Целью государственного союза теперь сознательно ставится общее благо: московские государи говорят о «государевом и земском деле», общее благоденствие как цель правительственной деятельности постоянно проводится в указах Петра и его преемников. Московские государи

484
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
нередко еще являлись выразителями старинного вотчинного принципа, рассматривали государство как свою частную собственность, но с Петра ясно намечается идея о том, что государь — первый слуга государства, а позднее строго различается личная собственность государя, удельные земли, собственность государства, доходы с которой идут только на содержание императорской фамилии, и государственные имущества, которые пополняют средства государственного казначейства.
Общественные союзы второго типа, существующего в третий период, характеризуются в экономическом отношении переходом к денежному хозяйству не сразу с обширным рынком, а сначала с небольшим местным, от которого лишь потом, путем постепенного расширения сбыта, происходит мировое денежное хозяйство, имеющее в виду заграничные, иногда очень отдаленные рынки. В этом процессе нет резких контрастов, переломов, катастроф, чрезвычайных усилий. Господствуют нюансы, едва заметные оттенки, постепенные переливы. Понятно, что и крепостные социальные отношения при этом организовались слабее. Не было также нужды и в подавляющем авторитете сверху; напротив, свободное взаимодействие постепенно развивавшихся общественных сил было выгоднее и плодотворнее. И потому оно нашло себе выражение в тех странах, в которых процесс экономической эволюции совершался с наибольшей постепенностью, без скачков и переломов. Такова и была Англия с ее парламентским строем и принципом самоуправления. Не так ровно и постепенно, с бблыпими бурями совершалось экономическое и особенно социальное развитие Франции, и потому здесь в XVII особенно веке сложилась прочно и обрисовалась весьма рельефно абсолютная власть королей. И эти короли долго не могли отрешиться от взгляда на свою монархию как личную собственность, — вспомним, напр[имер], знаменитое изречение Людовика XIV: «государство — это я», и бесцеремонное пользование королей государственными средствами для своих личных целей, — однако они не были чужды и идее о своей деятельности как общественном служении. А интенданты и министры, особенно в XVIII столетии, не только на словах, а иногда и на деле, стремились к общему благу. Я уже имел случай указать на то, как организовался административный механизм старой французской монархии, как появились финансовые присутствия, генерал-губернаторы, интенданты, затем шесть министров и королевский совет.

Основные законы развития общественных явлений
485
В результате анализа приведенных сейчас конкретных примеров получается следующая общая формула: в третий период организуются довольно правильно средства управления, больше выступает в государственной деятельности цель общего блага, и начинает бледнеть вотчинный принцип в понятии о субъекте власти, заслоняемый постепенно идеей о государе как представителе всего общественного союза; при этом слагаются два типа политических союзов: самодержавная монархия и парламентское государство.
Новые хозяйственные условия и новые сочетания общественных сил производят, наконец, неотвратимое и могущественное влияние на государственное развитие четвертого периода. Можно вообще сказать, что этот период характеризуется организацией правильных и стройных учреждений, усвоением идеи общего блага как цели общественного союза и понятием о носителе верховной власти как представителе всего союза. В самом деле, справедливость этого закона выступит для нас с совершенной ясностью, если мы присмотримся хотя бы к организации средств управления в современном правовом государстве: здесь строго различаются учреждения верховные и подчиненные — центральные и областные. Взаимные отношения между ними регулированы законом. Все эти учреждения имеют постоянный состав, определенное ведомство и действуют совершенно самостоятельно в пределах их компетенции. Принципиально едва ли можно желать чего-либо большего в сфере организации средств управления. Целью современного правового государства все более является под влиянием известного сочетания общественных сил общее благо. Государственное страхование жизни и увечий, фабричное законодательство, страхование безработицы, намечаемая все более организация помощи престарелым из числа трудящегося населения — все это является выражением именно такого принципа. То же легко подметить и в господстве закона и законности, не знающих «на лица зрения», имеющих в виду одну только справедливость. Наконец, всякий, сознательно относящийся к современной европейской действительности, легко поймет, к чему сводятся перемены и в понятии о субъекте или носителе власти в настоящее время.
Итоги произведенного нами сейчас исследования сводятся таким образом к следующим общим формулам, только что нами выведенным и теперь повторяемым лишь в интересах ббльшей ясности и систематичности изложения:

486
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
1) Первый период социального развития характеризуется неорганизованностью общества, отсутствием сословий и классов.
2) Образование классов и сословий, хотя и не вполне законченных и организованных, составляет отличительную черту второго периода общественного развития.
3) В третий период классы и сословия резко обособляются, причем свободные сословия преобладают в странах, переживающих сначала эпоху денежного хозяйства с небольшим местным рынком и потом уже переходящих к работе на обширный сбыт, а в странах, сразу вынужденных усвоить денежное хозяйство с обширным рынком, слагаются сословия крепостные.
4) В четвертый период развития общества падают сословные перегородки, и очень резко выступают классовые различия.
5) В первый период своего развития государство отличается неорганизованностью средств управления, имеет целью грубо-понятую личную выгоду правителей, и власть в нем принадлежит каждой отдельной личности, взятой изолированно.
6) Во второй период средства управления начинают до некоторой степени преобразовываться, но мало перемен наблюдается в понятиях о цели государственного союза и о субъекте власти; слагаются два типа политических союзов, — муниципально-аристократическая республика и вотчинно-феодальное княжество или королевство.
7) В третий период организуются довольно правильно средства управления, больше выступает в государственной деятельности цель общего блага, и начинает бледнеть вотчинный принцип в понятии о субъекте власти, заслоняемый постепенно идеей о государе как представителе всего общественного союза; при этом слагаются два типа политических союзов — самодержавная монархия и парламентское государство.
8) Четвертый период характеризуется организацией правильных и стройных учреждений, усвоением идеи общего блага как цели общественного союза и понятием о носителе верховной власти как представителе всего союза.
Таковы основные законы социальной динамики в отношении к развитию явлений общественного строя и устройства государства. Чтобы закончить разрешение нашей задачи, нам остается формулировать общие законы развития психологической жизни общества.

Основные законы развития общественных явлений
487
VI.
Мы должны теперь припомнить те общие выводы, которые получены были в свое время при изучении психологической жизни общества с точки зрения социальной статики. Эти выводы следующие: 1) нравы и обычаи, религия, искусство и литература, наука и философия определяются всецело психологическим складом общества, теми типами или характерами, которые с особенной силой и яркостью это общество отличают; 2) психологический склад общества, т. е. существующие в обществе типы или характеры, слагается под воздействием хозяйственных явлений, устройства общества и государственного строя.
Взяв за исходный пункт дальнейшего исследования это последнее, второе положение и припомнив экономические, социальные и политические особенности первого периода общественного развития, мы легко можем понять и общественно-психологический склад того времени. В самом деле, тогда господствовала добывающая промышленность, не было еще прочных, оседлых отношений к земле, техника производства не была выработана; в то же время общество отличалось аморфностью, почти полным отсутствием классовых и тем более сословных отличий, государственный союз был во всех отношениях совершенно не организован. Главная черта всех реальных житейских отношений того времени — это беспорядочность, нескладность, бессистемность, бессвязность. Представьте себе теперь человека, который каждый день подвергается воздействию этой «рассыпанной храмины» противоречивых, бессвязных условий, не находя в себе в силу своей первобытной некультурности никаких регулирующих и направляющих начал. Откуда было взять этому человеку систему и порядок для своей душевной природы, для приведения в связь отдельных чувствований, мыслей, желаний, действий, когда окружающая действительность ни одной своей чертой не внушала ему впечатления стройности и связности? В результате получилась натура импульсивная и непоследовательная, без всяких сколько-нибудь сложившихся, прочных взглядов, убеждений и навыков, неспособная противостоять ни одному внешнему впечатлению, непосредственно и всецело подчинявшаяся ему и допускавшая поэтому постоянные противоречия в способе и направлении своих действий, получался, одним словом, не характер, не тип, а нестройный конгломерат разных

488
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
свойств, первоначальный хаос, способный выделить из себя в будущем всякие элементы духовного существования. Человек того времени не был ни добр, ни зол, ни умен, ни неразумен, ни слаб характером, ни силен волей: он был то добрым, то злым, то умным, то ограниченным, то деятельным, то инертным — смотря по обстоятельствам, в данную минуту действовавшим на его психику. И наблюдения над исторической действительностью вполне оправдывают эту психологическую характеристику. Под нее подходит, напр[имер], Хлодвиг, король франков: он был умен, но и детски наивен и суеверен, щедр и нередко добр, но и мстителен: при разделе добычи король должен был уступить одному воину понравившуюся самому ему чашу, но не забыл этого: он придрался к этому воину спустя некоторое время во время военного смотра и убил его собственноручно. Понятно, что при духовной нескладице чаще всего брали верх элементарные грубые инстинкты, и яркой картиной этого была кровавая, преисполненная ужасов, злодеяний, кровосмешений борьба сыновей Хлодвига, в которой особенно видную роль играли жены двух из них, Брунегильда и Фредегонда. И наш Владимир Мономах в сущности недалеко ушел от Хлодвига: и в его натуре были добрые зачатки, он оказал большие услуги родине борьбой с половцами, но он же, взяв русский город Минск, вырезал все его население и, не гнушаясь иногда средствами, отбирал у других князей владения, сосредоточив в своих руках к концу жизни 3/4 России того времени.
Такая психологическая бесформенность общества в первый период его развития отражается на всех проявлениях духовной жизни. Религиозные чувства отличались, напр[имер], господством грубых суеверий, и хотя франки при Хлодвиге и русские при Владимире Святом приняли христианство, но они сделались христианами только по имени, не в состоянии были проникнуться духом новой религии, немногие усвоенные ими элементы которой, по преимуществу внешние, обрядовые, сочетались очень своеобразно и часто беспорядочно с остатками язычества, так что по всей справедливости можно характеризовать религиозное состояние общества изучаемого времени термином «двоеверие». Искусство и литература также отличались той чертой, что представляли собой ряд механических заимствований более культурных образцов без всякой почти их переработки: для франков и других германских племен образцы были даны по преимуществу римской культурой, для русских — византийской.

Основные законы развития общественных явлений
489
Нечего и говорить о примитивности, ограниченности и бессистемности научных знаний: в этом ни у кого не может быть сомнения.
Итак, в первый период развития в обществе нет сложившихся, цельных характеров, и соответственно этому все проявления духовной культуры носят на себе печать механического заимствования у более культурных народов, не сопровождающегося сколько- нибудь систематической переработкой заимствуемого.
Изучение основных законов психологического развития общества во второй период значительно облегчено для нас тем обстоятельством, что относящийся сюда конкретный материал был уже отчасти нами использован при социально-статическом исследовании вопроса. Теперь остается только о нем напомнить.
Мы видели тогда, что в эту эпоху слагаются более определенные и стройные характеры, — именно выделяются с одной стороны эгоисты, с другой — религиозно-созерцательные натуры, причем победа остается на стороне первых. Наблюдали мы также и отражение всего этого в религии, искусстве, литературе и науке и констатировали неразрывную связь явлений духовной культуры с господством земледелия при сохранении натурального хозяйства и с феодальным строем общества. Теперь надо к этому прибавить, что такими же в общем чертами следует характеризовать и психологический склад обществ другого типа, — тех, в которых более видную роль играет внешняя торговля, выдвигается на первый план богатая аристократия, и политический строй приобретает характер республиканской олигархии: и здесь, как в Новгороде, Пскове, Ганзе, итальянских городах, эгоисты задают основной тон, встречая противодействие в религиозных характерах. Этим однако же не исключается некоторое своеобразие: в муниципально-аристократических республиках начинает постепенно пробиваться наружу еще одна новая психическая струя: далекие путешествия с торговыми и промышленными целями, опасности и приключения, неведомые наслаждения и новые впечатления развивают удаль, жажду новизны, предприимчивость, энергию, приучают человека ставить свою личность на первый план, развивают властность, к тому же приводит и оживленная правительственная деятельность; в результате начинает слагаться тип индивидуалиста, совершенно почти чуждого низших эгоистических чувств — страха и любостяжания, — руководящегося главным образом в своей деятельности развитым чувством собственного достоинства, властолю¬

490
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
бием, честолюбием, жаждой новых впечатлений, — одним словом, более сложными эгоистическими чувствами, которые удобнее всего назвать чувствами индивидуалистическими. Такова знаменитая Марфа Борецкая. Новгородская народная поэзия также отразила этот тип в его различных разновидностях в былинах о Чуриле Пленковиче, Василии Буслаевиче и Садко — богатом госте. Если теперь ко всему, сейчас сказанному, прибавить, что психологические новообразования наблюдаются в меньшинстве общества, главным образом в социальных его верхах, масса же общества по-прежнему остается психологически неорганизованной, то можно будет свести психологическое состояние общества во второй период к следующей формуле: При продолжающейся духовной бесформенности массы во второй период выделяются постепенно эгоисты, приобретающие господство, религиозные натуры и отчасти индивидуалисты; вследствие этого начинается оригинальная переработка религиозных, художественных, литературных и в меньше степени научных преданий прошлого.
В третий период начинается развитие денежного хозяйства, которым создается важный залог психологической дифференциации общества — разделение труда: различие в занятиях, несомненно, увеличивает и различия в духовном складе лиц, им себя посвящающих. Притом же оживление товарного обращения, торговых сношений создает необходимость частых и больших переездов, откуда происходит богатство впечатлений, прежде небывалое, расширение умственных горизонтов, рост энергии, общение с разнообразными людьми. Усложнение форм хозяйства и его техники также дает толчок к дальнейшему духовному развитию. Разнообразие психологических организаций стоит, наконец, в близкой связи и с расчленением общества на резко обозначенные классы и сословия и с организацией государства, создающего сложную сеть различных учреждений. Первым заметным последствием новых житейских условий в области духовной культуры является разложение бесформенной прежде народной массы, выделение из нее сложившихся характеров. В России XVI, XVII и XVIII веков можно назвать для доказательства этого таких выдающихся людей, как Феодосий Косой, Аввакум, Никон, Посошков, Меншиков. В Риме образцом может служить Марий, в Германии — Лютер, во Франции — Кальвин, Мольер и т. д.

Основные законы развития общественных явлений
491
Затем увеличивается число различных типов, существующих в обществе: к эгоистам, религиозно-созерцательным натурам и индивидуалистам присоединяются религиозно активные натуры, какими являются, напр[имер], расколоучители, сектанты и церковные реформаторы, эстетики, для которых красота и чувство красоты — основная духовная стихия, — таковы, напр[имер], великие художники Возрождения, — чисто этические натуры с стремлением к нравственному совершенствованию, нашедшие себе для начала XIX в. у нас в России художественное выражение в характере Пьера Безухова в романе Толстого «Война и мир», характеры двойственные, сочетающие жажду новизны, чувство собственного достоинства, честолюбие — словом, индивидуалистические чувства с чувствами этическими, — со стремлением к нравственному идеалу и общему благу; это — этические индивидуалисты, каков, напр[имер], Петр Великий; наконец, впервые намечаются аналитические характеры, у которых деятельность ума стоит на первом плане: Кант — лучший представитель такого типа. При всем том однако, несмотря на всю новизну и многообразие этих явлений, господство по-прежнему остается за эгоистами, хотя, конечно, степень этого господства уменьшается.
Нужно ли доказывать, что вследствие этих существенных перемен в психологическом складе общества изменились и религия, и искусства, и литература, и наука? Это ясно и без дальнейших доказательств, стбит только назвать реформацию и последующие религиозные движения, итальянское, немецкое, французское, испанское и голландское искусство XVI, XVII и XVIII веков, таких писателей, как Шекспир, Мильтон, Свифт, Рабле, Корнель, Расин, Мольер, Макиавелли, Гете, Шиллер и т. д., ученых и философов, как Коперник, Декарт, Спиноза, Лейбниц, Бэкон.
Следовательно, третий период ознаменовывается образованием чрезвычайно) разнообразных типов или характеров, проникающих и в народные массы, и развитием оригинальности и разнообразия в религии, искусстве, литературе, науке и философии; господствующим типом, хотя и в меньшей мере, остается все-таки еще эгоист.
Наконец, в четвертый период черты психологического развития общества, столь ясно выразившиеся в предыдущую эпоху, выступают на вид с еще большей яркостью, но преобладающее влияние переходит мало-помалу к индивидуалистам и этическим инди¬

492
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
видуалистам. В самом деле: оригинальное творчество во всех сферах духовной жизни, — в религии, искусстве, литературе, науке, философии, — составляет, несомненно, один из отличительных признаков новейшего времени. Что еще важнее, — культурные запросы становятся все более настоятельными и предъявляются из таких слоев общества, от которых прежде нельзя было ожидать ничего подобного. Возможность вступать в живое общение со всеми разнообразными людьми мира, осуществившаяся в широких размерах вследствие развития путей сообщения, печатного слова, телеграфов и телефонов, усложнила и увеличила до бесконечности ту сумму внешних влияний и впечатлений, какой запасается человеческая личность. Это повело к дальнейшей и еще более резкой психологической дифференциации, вызываемой также классовыми противоречиями и разнообразием и сложностью условий государственной жизни. Новые хозяйственные, социальные и политические условия не дают уже однако прежнего простора и не сулят блестящего успеха тем, кто думает, что может добиться его одной осторожностью, трусостью, коварством и жадностью; теперь необходимы смелость, энергия, предприимчивость, честолюбие, часто также преданность делу, высота одушевления, энтузиазм, богатство идеями. Этих свойств нет у эгоистов, которые и оттесняются поэтому на второй план индивидуалистами и этическими индивидуалистами. Такие крупные личности, как Наполеон, Бисмарк, Чемберлен185, — вот типические индивидуалисты, и секрет их успеха заключается, конечно, в соответствии их духовного облика потребностям и условиям времени. С ними делят успех люди вроде Гладстона186, для которых и личные запросы и общественные и нравственные идеалы имеют одинаковую ценность, которые соединяют в одно гармоническое целое личные свои стремления с общественными задачами.
В дополнение к формулированным раньше 12-ти основным законам социальной статики у нас получились еще 16 законов социальной динамики. Необходимо теперь в интересах цельности впечатления припомнить еще раз эти 16 законов, но удобнее сделать это в несколько иной связи, чем раньше: ведь в сущности предшествующее изложение убедило нас, что в истории каждого общества можно различить четыре основных периода, и для каждого из них мы вывели особую формулу для экономических отношений, социального строя, государственного устройства и духовной культуры. Так как однако же

Основные законы развития общественных явлений
493
в каждом периоде все эти четыре стороны общественной жизни находятся в неразрывной связи, то мы и формулируем для каждого периода вместе все его особенности — и экономические, и социальные, и политические, и психологические. Раньше мы наблюдали эволюцию отдельных элементов общежития в разные периоды, теперь, лишь комбинируя иначе те же выводы, мы будем наблюдать все элементы общежития вместе в каждый период. Основные законы социальной динамики примут при таком способе изложения следующий вид:
1) Первый период развития каждого общества отличается в хозяйственном отношении преобладанием добывающей промышленности и первобытного скотоводства при сохранении натурального хозяйства, господством вольного или захватного землевладения, домашней формы хозяйства, крайне экстенсивной техники, низким уровнем земельной ренты, заработной платы и государственных налогов при чрезвычайной высоте процента на капитал и сравнительно равномерном распределении реальных хозяйственных благ между отдельными группами населения.
2) В социальном отношении первый период характеризуется неорганизованностью общества, отсутствием сословий и классов.
3) В то же время государство отличается неорганизованностью средств управления, имеет целью грубо понятую личную выгоду правителей, и власть в нем принадлежит каждой отдельной личности, взятой изолированно.
4) Наконец, с психологической точки зрения в первый период развития в обществе нет сложившихся, цельных характеров, и соответственно этому все проявления духовной культуры носят на себе печать механического заимствования у более культурных народов, не сопровождающегося сколько-нибудь систематической переработкой заимствуемого.
5) Во второй период в экономической жизни сохраняется натуральное хозяйство, но в одних странах преобладает в высших классах общества внешняя торговля, в низших же сельское хозяйство и добывающая промышленность находятся в равновесии, а в других страх земледелие одерживает полную победу; при этом крестьянство обезземеливается, и образуются формы условного и временного землевладения, форма хозяйства в общем остается домашней, техника лишь несколько улучшается, повышается рента, заработная плата, государственные налоги, дешевеет капитал, и, наконец, впервые

494
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
намечаются контрасты в распределении реальных хозяйственных благ между отдельными слоями общества.
6) В социальном отношении отличительную черту второго периода составляет образование классов и сословий, хотя и не вполне законченных.
7) В то же время средства управления начинают до некоторой степени преобразовываться, но мало перемен наблюдается в понятиях о цели государственного союза и о субъекте власти; слагаются два типа политических союзов — муниципально-аристократическая республика и вотчинно-феодальное княжество или королевство.
8) В психологическом отношении при продолжающейся духовной бесформенности массы, во второй период выделяются постепенно уже и сложившиеся характеры, — эгоисты, приобретающие господство, религиозные натуры и отчасти индивидуалисты; вследствие этого начинается оригинальная переработка религиозных, художественных, литературных и, в меньшей степени, научных преданий прошлого.
9) Отличительными чертами третьего периода в экономическом отношении являются зарождение и первоначальное развитие денежного хозяйства, при сохраняющемся преобладании земледелия, сословная полусвободная земельная собственность, крепостная форма хозяйства, трехполье в области техники земледельческого производства, дальнейшее повышение ренты, заработной платы и налогов при понижении, процента на капитал и развитие пауперизма.
10) Классы и сословия в это время резко обособляются, причем свободные сословия преобладают в странах, переживающих сначала эпоху денежного хозяйства с небольшим местным рынком и потом уже переходящих к работе на обширный сбыт, а в странах, сразу вынужденных усвоить денежное хозяйство с обширным рынком, слагаются сословия крепостные.
И) В политическом отношении в третий период организуются довольно правильные средства управления, больше выступает в государственной деятельности цель общего блага, и начинает бледнеть вотчинный принцип в понятии о субъекте власти, заслоняемый постепенно идеей о государе как представителе всего общественного союза; при этом слагаются два типа политических союзов — самодержавная монархия и парламентское государство.

Основные законы развития общественных явлений
495
12) В отношении духовной культуры третий период ознаменовывается образованием чрезвычайно разнообразных типов или характеров, проникающих и в народные массы, и разнообразия в религии, искусстве, литературе, науке и философии; господствующим типом, хотя и в меньшей мере, остается все-таки еще эгоист.
13) Наконец, четвертый период в экономической сфере характеризуется полным расцветом денежного хозяйства при решительном преобладании обрабатывающей промышленности в одних странах и равновесии ее с земледелием в других, торжеством свободных форм землевладения, вольнонаемного труда, интенсивной техники хозяйства, быстрым ростом земельной ренты, заработной платы и налогов, чрезвычайным понижением процента на капитал и продолжающимся пауперизмом, причем обнаруживается тенденция к большему обложению крупных доходов в пользу государства.
14) В социальном строе падают сословные перегородки, и очень резко выступают классовые различия.
13) В политическом отношении четвертый период характеризуется организацией правильных и стройных учреждений, усвоением идеи общего блага как цели общественного союза и понятием о носителе верховной власти как представителе всего союза.
16) Разнообразие типов или характеров, оригинальность и многообразие всех проявлений духовной культуры и преобладание индивидуалистов и этических индивидуалистов составляют отличительные признаки четвертого периода в психологическом отношении.
В предшествующем изложении мы занимались изучением основных законов существования и развития здорового общества, полного жизненных сил и энергии. Но и общество, как и личность, может быть также больным. Болезни его бывают двух родов: одни — временные, преходящие, болезни роста, кризисы и переломы, происходящие от временных замешательств и затруднений при переходе от одного периода к другому, — таковы революции и всякого рода смутные времена; с этими недугами сильное общество легко справляется; другие болезни принадлежат к числу конституционных расстройств, показывающих, что данное общество не может собственными средствами справиться с выпадающей на его долю задачей, и потому приводящих в конце концов к поглощению его другими общественными союзами: так, древний Новгород не мог перейти к денежному хозяйству, не слившись с центральной Россией, и потому погиб; то же произошло

496
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
с Афинской державой в IV веке до P. X., с Польшей в XVIII столетии и т. д. Конечно, изучение этой общественной патологии имеет большой научный и практический интерес, но теперь мы не можем останавливаться на нем, — это дело специального исследования, — и я ограничусь сделанным сейчас общим указанием.
Схема общественного развития, нами полученная, снята с исторической действительности, отражает на себе прошлое человеческих обществ. Но она имеет также, несомненно, отношение и к будущему, притом в двояком смысле: во-первых, она открывает возможность известного прогноза, предвидения будущего, во-вторых, доставляет средства для определения здоровых приемов практической общественной деятельности, дает возможность построить систему научной политики. Эта вторая задача не только отличается высокой важностью, но и необычайно сложна, почему требует особого изучения. Сейчас мы можем только, опираясь на предшествующее изложение, наметить общий метод ее разрешения: чтобы понять очередные задачи политики, необходимо тщательно определить на основании законов социальной динамики тот период, какой переживает данная страна, выяснить таким образом, какие общественные формы имеют в ней будущность и найти конкретные приемы и средства к облегчению появления на свет этих форм.
Большие трудности представляет и предсказание будущего для более культурных стран: здесь перед народами открывается, очевидно, большой простор для оригинального творчества, подробности которого предвидеть невозможно. Но я думаю, что исследованные нами законы общежития, особенно законы социальной динамики, все-таки позволяют набросать общую картину сравнительно не очень далекого будущего. В экономическом отношении на долю этого будущего культурных стран, несомненно, выпадет задача уничтожения недостатков хозяйственного строя четвертого периода, главным образом неприспособленности производства хозяйственных благ к их обмену и распределению; в самое производство внесено будет больше планомерности, оно поставлено будет таким образом на истинно общественную основу. В социальном и государственном отношениях равенство, справедливость и законность найдут себе полное осуществление и завершение; перспектива заключается здесь — в завершении организации власти на основе закона, так, чтобы эта власть была достаточно чутка к интересам общества и связана с последним

Основные законы развития общественных явлений
497
живыми непрерывающимися узами. В психологическом отношении европейское человечество будет развиваться в направлении все большей сложности и разнообразия психических типов. В связи с этим усложнятся, возвысятся и очистятся нравственные отношения, религиозные течения достигнут небывалой сложности и разнообразия, искусство будет блистать богатством и оригинальностью новых художественных мотивов и замыслом, технической роскошью и разнообразием стилей, колоритов и настроений, общественная жизнь и литература послужат ареной свободной и законной борьбы разных интересов и симпатий, наука и философия укрепят свои методы, расширят умственные горизонты и упрочат знание окружающей нас действительности, техника достигнет головокружительных успехов.
Я не боюсь упрека в чрезмерном оптимизме: патологию общественной жизни я признаю, допускаю гибель общественных союзов, недостаточно крепких и здоровых. Значит, оптимизм, мною исповедуемый, — не абсолютен, а относителен. На него все живое имеет право, потому что он — научен и соответствует жизненным интересам: ведь без такого оптимизма не было бы и самой жизни. Конечно, не без борьбы и не без жертв осуществляются великие общественные задачи, но будущее, несомненно, уменьшит и количество этих жертв, сделав самую борьбу более культурной и правомерной. Вот почему «в надежде славы и добра гляжу вперед я без боязни»187.

ОСНОВЫ НАУЧНОЙ ФИЛОСОФИИ
Философские вопросы в наше время привлекают общее внимание. Этому можно только радоваться. Особенно следует приветствовать внимание марксистов к философии. Известно, что среди марксистов разных течений и направлений существуют глубокие философские разногласия. Едва ли можно отрицать искренность стремления каждой из спорящих здесь сторон построить философию на чисто научной основе, лишив ее всяких метафизических, мистических и идеалистических примесей. Если отдельные марксисты и сходят с научной почвы, то помимо своей воли. Не должно быть поэтому места для резких порицаний и горьких упреков. Возможна и необходима спокойная критика. Вот первая цель предлагаемого очерка, тесно связанная и со второй целью: дать связное, хотя и сжатое, изложение той философской теории, которая кажется автору истинной. Третья цель заключается в том, чтобы дать в руки широкому кругу читателей пособие, могущее ввести в круг философских интересов и послужить исходным пунктом дальнейшего философского чтения. Давно пора о философии говорить так, чтобы это было понятно и ясно для всякого.
I. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ,
И ПОЧЕМУ НЕОБХОДИМО ЗАНИМАТЬСЯ ФИЛОСОФИЕЙ
В наше время различные науки, различные отрасли человеческого знания развиваются с чрезвычайной быстротой и силой. Каждый год многие тысячи ученых издают свои многотомные, почти всегда трудно читаемые исследования, где разъясняют часто очень мелкие, на первый взгляд неважные вопросы разных наук Наступило такое время, когда даже живой и выдающийся ученый, обладающий широкими взглядами и обширными знаниями, несмотря на все желание, не может охватить с достаточной полнотой и глубиной все отделы той науки, которой он специально занимается. Конечно, он знакомится со всем, что делается в этой науке, прочитывает все выходящие по ней книги, но специально занимается обыкновенно лишь одним или несколькими ее отделами. Иначе и нельзя: не хватает времени и сил. Ведь даже взявшись за специальное изучение какого-либо одного вопроса, необходимо исследовать его с такой обстоятельностью,

Основы научной философии
499
которая требует многолетней напряженной работы: только тогда получится ценный вклад в науку.
Если в таковом положении находятся ученые специалисты, то во сколько раз хуже обстоит дело для неспециалистов, — для людей, занятых не наукой, а искусством, службой, ремеслом, наемной работой или каким-либо другим практическим делом! Для них недоступны специальные исследования, они часто не могут себе представить всей важности того или другого вопроса, в них решаемого. А между тем, в наше время нельзя быть невеждой не только потому, что в каждом человеке живо стремление к знанию, но и главным образом, по той причине, что наука нашего времени — не мертвая и бесплодная схоластика, а жизненное знание, уясняющее, в конце концов, самые основные, больные, жгучие, «проклятые» вопросы жизни. Быть сведущим и сознательным человеком становится необходимо просто потому, что без этого нельзя жить: ждет неминуемая гибель в жизненной борьбе.
Нельзя даже быть и достаточно полезным специалистом в какой- либо науке, если не знаешь, что делается в других отраслях знания. Ясно, что надо посвящать и неспециалистов и специалистов по одной какой-либо отрасли наук в тайны научной работы, совершающейся во всех науках. Этому служат популярные, общедоступные работы, которых появляется все больше и больше. Но этого мало. Нужна связь между выводами отдельных знаний, необходимо подметить то общее, что эти выводы связывает. Без этого не будет толку от отдельных знаний, которые будут сваливаться в голову, как в мешок, в беспорядке и будут не просветлять сознание, а лишь обременять память. Нужен порядок, необходима организация, система знаний. Все знания надо осветить единым общим светом.
Этой цели и служит философия.
Главной задачей философии в наше время является установление теории познания, то есть учения о том, какими способами человек приобретает знания, и к чему приводят эти знания, какое общее понятие о мире и жизни они дают. Теория познания лучше всего связывает выводы отдельных наук, освещает их единым общим светом, является путеводным огоньком, следя за которым не заблудишься в лесу отдельных, разрозненных подробностей и мелочей и лучше всего поймешь связь науки с жизнью. Без философии, без теории познания нельзя сделаться вполне сознательным человеком.

500
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Над вопросом о познании, мире и жизни величайшие умы человечества бились в течение многих веков. Испытаны, кажется, все его решения, испробованы все средства его исследования. На это указывают нам история религии и история философии. Прежде чем дать ответ на этот вопрос в окончательном виде для нашего времени, мы должны поэтому сначала бросить взгляд назад, посмотреть, что сделано было в этом отношении прежде, и почему в разные времена различным образом определяли способы познания и вырабатывали себе различные понятия о мире и жизни.
II. РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФИИ В ЕВРОПЕ ДО КОНЦА XVIII в.
Было время, когда не только среди народных масс, но и в умах мыслителей господствовало убеждение, что вера единственное средство познания, и что, согласно вере, этот видимый, материальный мир, в котором мы живем и который ощущаем, не есть настоящее существование, а только подготовление к действительной, будущей загробной жизни, жизни бессмертных душ, из которых праведные будут наслаждаться блаженством в раю, а грешные будут испытывать вечные мучения в аду. Покаяние и смирение — вот средства достигнуть высшей, будущей блаженной жизни. Самым лучшим, самым талантливым представителем этого учения, господствовавшего всюду, во всех странах в средние века, был Августин, написавший сочинение «О царстве Божием»188. Это — образец религиозной философии, подчиняющей знание вере, науку религии. Такая философия прямо и ясно провозглашает: если бы знание в чем-либо разошлось с верой, если бы научная истина оказалась в противоречии с истиной религиозной, то надо было бы отбросить знание, как негодное и неверное, надо было бы признать, что научная истина — не истина, а ложь. Представительница царства Божия на земле — церковь. Поэтому церковь выше светской власти, выше государства, и в тех случаях, когда цели и действия государства сталкиваются с целями и действиями церкви, государство должно уступить церкви, подчиниться ей. Искусство должно также служить религии. Философия в сущности только служанка богословия.
Августин был сын богатых родителей, проведший свою молодость очень бурно, — в кутеже и разврате. Он нашел в вере, в религии спасение от пожиравших его страстей; и в общественной жизни того

Основы научной философии
501
времени он наблюдал господство грубого насилия, разнузданного произвола, ничем не сдерживаемых животных побуждений; отсюда и произошло его учение. Сам он, как и вообще большинство мыслителей, вовсе не имел в виду защищать интересы какого-либо класса или сословия. Но общественная жизнь так устроена, закон развития человеческого общества таков, что успехом пользуются только те учения, которые, хотя бы и против воли их составителей, служат интересам какого-либо класса или сословия. Так случилось и с учением Августина. Оно имело огромный успех. Почему это произошло? Средние века были очень тяжелым временем для народных масс. Это было время крепостничества, время грубого произвола, насилия и грабительства. В те страшные времена угнетенная, разоренная, измученная народная масса жаждала хоть какого-нибудь утешения. Проповедь смирения и покорности в земной жизни с обещанием за то блаженства в жизни будущей, небесной, хоть немного, хоть на время утешала, успокоительно действовала на робких, смирных людей, дорожащих своим существованием во что бы то ни стало, — а ведь таких всегда больше всего. И это большинство, лишенное всякого просвета, всякой надежды на улучшение своего существования, цеплялось за то, чему учил Августин, и что проповедовала церковь, как за последний якорь. А это всецело соответствовало интересам господствовавших тогда классов — высшей знати и высшего духовенства, выходившего обыкновенно из той же знати. В руках этих классов сосредоточивались тогда почти вся земля и все почти капиталы. Их власть, их могущество покоились на нравственном, философском, богословском, религиозном основании, — можно было спать спокойно, правда, это спокойствие временами как будто нарушалось: ведь и этим господам положения свойственна была вера в загробную жизнь, и их страшила возможность в будущем, после смерти, претерпеть адские мучения. Но католическая церковь и здесь пришла на помощь вернейшим из своих сынов: она указала на спасающую силу покаяния и мерилом искренности раскаяния очень скоро сделала щедрость даяния кающегося в пользу церкви. А так как земли и всякого добра у сильных мира сего было достаточно, то предсмертная щедрость искупала их грехи и успокаивала их совесть уверенностью в приобретении царства небесного.
Господство высшей знати и высшего духовенства в средние века покоилось на хозяйственных порядках того времени. Тогда царило

502
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
натуральное хозяйство, каждая семья все необходимое приготовляла сама для себя, бедность была непокрытая, голод повторялся чуть не каждый год, и нужда в поддержке и покровительстве сильных людей, которые за то пользовались трудом тех, кому покровительствовали, была настоятельна.
Во второй половине средних веков (с XII—XIII столетий) начало развиваться товарное хозяйство, стала расти торговля, что заставило народ перестроить всю свою хозяйственную жизнь, — вместо работы на себя начать работу для рынка, прибегнуть к продаже своих изделий и покупке чужих. Опять нужна посторонняя помощь. Только теперь ее оказывает обыкновенно не одна высшая знать и высшее духовенство, а все дворянство и духовенство. К XVI веку кончилась в главных чертах эта начальная работа, народ приспособился к новым хозяйственным условиям и стал мало-помалу ослаблять, даже сбрасывать с себя крепостнические цепи. И мысль его стала раскрепощаться. Эта мысль прежде всего стала свободнее работать в привычной для нее области религии, — и отсюда вышли реформация и сектантство, сильно поколебавшие старое католическое религиозное учение. Философия тоже вскоре испытала на себе веяние свободы, вышла из католических тисков, перестала быть служанкой богословия.
Во имя чего же отрицалась католическая религиозная философия? Что теперь провозглашалось источником знания? И какое новое общее понятие о мире давалось?
Я не пишу здесь подробной истории философии, а хочу только дать самое общее понятие о развитии философской мысли. Поэтому останавливаюсь лишь на наиболее ярких явлениях.
Народные массы — крестьянство, ремесленные рабочие, вообще мелкая буржуазия городов, как только что сказано, освобождались от господства старой католической религиозной философии только при помощи религиозной же реформы: философия веры среди них продолжала царить, только большей частью в другом, измененном, преобразованном виде, — в духе большей свободы, иногда — в сектантстве — в духе полной свободы. Но и новая светская философия, которая имела успех у образованной части крупной и средней, в то время (в XVI и XVII веках) почти исключительно торговой (не промышленной еще) буржуазии, долго находилась вся, без различия отдельных направлений, под сильным влиянием религии.

Основы научной философии
503
Крупная и средняя торговая буржуазия руководилась в своей хозяйственной деятельности правилом: «стремись к пользе для себя и, поскольку это необходимо для твоей пользы, приноси пользу и другим». Образованная часть этой буржуазии, тогдашняя интеллигенция стремилась дать для этого философское основание. В то же время развитие крупной, обширной, мировой торговли, ставившей в тесную связь между собой разные страны, содействовало тому, что и в философии стремились создать цельные и связные учения, проникнутые по преимуществу одним принципом, одной главной мыслью. Из примеси этих новых задач к старым влияниям религиозной философии, которые были сильны среди широких народных масс, вышла дуалистическая (двойственная) философия Декарта, жившего и писавшего в первой половине XVII века (род. 1596, ум. 1650 г.). Она еще близка к старой философии, она стоит на границе двух периодов развития. Это видно, во-первых, из того, что Декарт прямо заявлял о своей готовности отказаться от своего учения, если будет доказано, что оно противоречит истинам католической религии. Во-вторых, Декарт признавал существование единой несотворенной субстанции (сущности) в мировой жизни — Бога. В-третьих, философия Декарта отличалась дуализмом (двойственностью) в том смысле, что, признавая несотворенную субстанцию — Бога, — Декарт в то же время различал в мировой жизни две сотворенные субстанции — дух и материю. У каждой из этих субстанций свое особое свойство или атрибут: у духа мышление, у материи — протяжение. Новым тут является только признание материи за особую субстанцию и объяснение явлений природы (материи) законами движения, механическими законами (тут Декарт следовал учению Галилея). Ново также и то, что источником познания и единственным достоверным доказательством существования Бога, мира и человека Декарт признавал уже не веру, а мышление: «я мыслю, следовательно существую», — говорил Декарт. И в объяснении жизни природы Декарт придавал исключительное значение чистому мышлению, и потому постоянно пускался в самые произвольные и фантастические гипотезы (предположения), глубоко веря в прирожденные духу идеи, как источник всякого знания. Конечно, такая философия не могла, да и не стремилась оправдать новое основное правило житейской нравственности того времени: истинной высшей добродетелью Декарт считал чистое мышление, стремление к познанию. Если тут и есть что-либо новое, то только

504
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
жажда знания, гораздо большая, чем прежде, пытливость ума. Конечно, и это был важный шаг вперед, в котором нуждалось новое общество. Так как Декарт признавал источником познания чистое мышление или, как еще говорят, умозрение, то направление, основателем которого в новой философии он является, носит название умозрительной философии.
Умозрительная философия продолжала развиваться в XVII и XVIII веках во всех важнейших странах Западной Европы. Декарт и его ученики (картезианцы — по-латыни Декарт писал свою фамилию Картезиус) были представителями умозрительной философии во Франции и в Англии, где картезианцами были Кедворт189 и Генрих Мор190, а в XVIII в. жил умозрительный философ Беркли, Спиноза в Голландии, Лейбниц в Германии. Главная черта, отличавшая философские учения Спинозы и Лейбница от учения Декарта, заключалась в том, что они были не дуалистическими, а монистическими (от греческого слова монос — единый), то есть признавали одну субстанцию, из которой выводили всю мировую жизнь. Несомненно, это было бессознательным выражением того внутреннего единства, той связности, которую приобретала общественная жизнь Европы все в большей и большей степени вследствие развития мирового товарного хозяйства. Однако и учения Спинозы и Лейбница носили совершенно определенную, ярко выраженную религиозную окраску.
Спиноза (1632-1677 гг.) признал в мировой жизни только одну субстанцию — Бога, а дух и материю объявил лишь способами проявления или модусами этой единой субстанции; поэтому и протяжение и мышление у Спинозы являются атрибутами (свойствами) Бога, только проявляющимися в модусах — материи и духе. Ясно таким образом, что Спиноза не отделяет мира (материи и духа) от Бога, Бог и мир — единое целое; все — проявление атрибутов единой субстанции, Бога, в двух разных ее модусах. Все в целом, весь бесконечный и вечный мир и есть Бог. Поэтому учение Спинозы называют пантеизмом (от греческих слов пан — все и твое — Бог). Задача познания — познать единую субстанцию, Бога. Познать ее опытом и наблюдением невозможно, ибо опыт и наблюдение дают представление о каждом предмете как об отдельном, а на самом деле все предметы — проявления атрибутов единой субстанции; поэтому познание путем опыта и наблюдения — неточное, неверное или, как выражался Спиноза, неадекватное, не соответствующее тому, чтб есть на самом деле.

Основы научной философии
505
Адекватным познанием будет только то, которое добыто чистым мышлением, погружением в Божество, внутренним духовным сознанием (интуицией) единства с субстанцией. Истинная добродетель заключается в умственной (интеллектуальной: «интеллект» — «ум») любви к Богу.
Лейбниц ( 1646-1716 гг.), как и Декарт и Спиноза, признавал мышление единственным достоверным источником познания. По мнению Лейбница, непосредственно познать человек может только свою душу. О всем другом мы имеем представление, только считая это все другое похожим на нашу душу, по аналогии (подобию) с нашей душой. Наша душа — часть мира, простая и неделимая, имеющая в себе представление о всем мире, она — монада (единица). И весь мир состоит из монад, также, как человеческая душа, имеющих представление о всем мире. Но не у всех монад одинаково ясные представления. Так, у монад мертвой природы все представления совершенно неясны, до того смутны, что не доходят до сознания, у монад животных и людей (то есть в их душах) одни представления смутны, другие ясны, у высшей монады, «монады монад», то есть Бога, все представления совершенно ясны. Все монады представляют, таким образом, сплошной ряд, начинающийся мертвой природой и кончающийся Богом. Весь этот мировой порядок, вся эта гармония мира предустановлена Богом.
Запоздалым представителем умозрительной философии был в Англии XVIII века Беркли (1685-1753 гг.). Беркли, как и Лейбниц, полагал, что единственным источником познания является собственное сознание, мышление человека. Он был убежден, что человек не может ничего познать, кроме состояний собственного своего сознания, что это сознание строго очерчивает пределы человеческого познания. Это — уже новая черта в умозрительной философии: учение о том, что знания наши ограничены пределами нашего собственного сознания, должно было повести, при последовательном его развитии, к признанию невозможности познать субстанцию. Но Беркли не был последователен и потому остался на почве старой умозрительной философии. Он рассуждал следующим образом: в нашем сознании есть представление о других людях и о том, что их сознание аналогично нашему, похоже на наше; есть также в нашем сознании и мысль о Боге; отсюда Беркли делал выводы, что наше сознание убеждает нас в существовании духовного мира, творцом которого является

506
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Бог, причем Бог не только сотворил этот мир, но и постоянно творит его, соединяя сознание отдельных людей, поддерживая порядок и гармонию в этом духовном мире. Вся жизнь в ее сущности представляется, таким образом, для Беркли как сплошное, постоянно повторяющееся чудо.
Умозрительная философия XVII и начала XVIII века внесла, таким образом, немало нового в развитие философской мысли: не веру, а мышление признала она источником познания; она пришла мало- помалу к монизму, к объяснению мировой жизни из одного начала. Это было важно и соответствовало переменам в общественной жизни. Но этого было недостаточно для передовых, более энергичных и предприимчивых и вместе с тем образованных слоев крупной и средней буржуазии: это не обосновывало того главного житейского нравственного правила, которого они держались, и было чуждо их практическому здравому смыслу, с которым было несогласно не только признание чистого мышления единственным источником познания, но и еще более того — сильная примесь богословского, религиозного влияния в умозрительной философии. Поэтому можно сказать, что влияние умозрительной философии постепенно ослабевало.
Напротив, усиливалось и постепенно развивалось в XVII и XVIII столетиях другое направление философской мысли, — направление эмпирическое (от «эмпирия» — опыт), то есть признававшее источниками познания только опыт и наблюдение, и материалистическое, видевшее сущность мировой жизни в материи. Основателем этого направления в новой философии был английский философ Бэкон, живший во второй половине XVI и в первой четверти XVII столетия (1561—1626 гг.). Единственным источником достоверного знания Бэкон признавал опыт и наблюдение, которые одни только, по его мнению, могут дать материал для вывода общих законов. Сообразно этому Бэкон придавал особое значение естествознанию, науке о природе, в чем уже сказывалась склонность к философскому материализму. Наконец, важно то, что философию и науку он ставил в связь с практикой, с жизнью, рядом с каждой теоретической наукой ставил практическую, от нее происходящую, с ней связанную. Нравственная философии или этика (от «этос» — нрав) Бэкона была как раз в полном согласии с потребностями крупной и средней торговой буржуазии; добродетель, по его мнению, состоит в том, чтобы приносить

Основы научной философии
507
пользу себе и другим. При всем том и Бэкон признавал истины веры, религии как особые истины: это указывает на переходный характер того времени; не надо притом забывать, что Бэкон был английским аристократом. То же признание особых истин религии мы находим у другого представителя материалистической философии в Англии XVII века Гоббса (1588-1679 гг.). Все явления мировой жизни — в том числе и явления духовной жизни, — по мнению Гоббса, объясняются движением материи и только им одним. Соответственно этому единственным источником познания Гоббс признавал опыт и наблюдения. Всю свою этику, опять-таки в согласии с воззрениями выдвигавшегося на первый план класса общества, Гоббс основывал на личной выгоде, личном интересе: надо стремиться к личной выгоде и делать добро другим, потому что это необходимо для личной выгоды; этой личной выгоде служит и государство, которое произошло из договора, соглашения отдельных людей между собой в личных их интересах. Философия Гоббса возникла и развилась во время английской революции XVII века. Она совершенно соответствовала взглядам и интересам одной из сил, действовавших в этой революции, — крупной и средней буржуазии, которой материализм помогал сокрушать старые авторитеты, служившие нравственной опорой господства дворянства и духовенства.
Не одна крупная и средняя буржуазия стремилась к уничтожению этого господства. Мелкая буржуазия — мелкие торговцы, ремесленники, ремесленные рабочие, крестьяне в XVII веке нуждались в улучшении своего хозяйственного положения, в избавлении от гнета дворянства и духовенства. Этого можно было добиться, только сокрушив выражавшее интересы господствующих сословий королевское самовластие, которое приводило к тому, что короли бесцеремонно обращались с парламентом — уничтожали парламентские постановления, собирали налоги без разрешения парламента, подолгу не созывали парламент, преследовали при помощи суда из назначенных королем и во всем ему покорных судей тех, кто противился незаконным требованиям королей и так далее. В своих стремлениях к свободе мелкая городская буржуазия, крестьяне и ремесленные рабочие также искали какого-либо основания, какого-либо учения, которое оправдало бы эти стремления. Философия не давала этим общественным классам такого основания и не могла дать: не из их среды вышли философы и не их интересы они сознательно или бессознательно выра¬

508
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
жали: эмпирические и материалистические философы выражали интересы богатого и зажиточного купечества, а умозрительные философы, вроде английских картезианцев — Кедворта и Генриха Мора — стояли ближе к интересам дворянства и духовенства; в этом последних подкрепляла и господствующая англиканская религия, которая во всем была похожа на католическую, кроме признания короля, а не папы, главой церкви и некоторых не особенно важных различий в религиозном учении.
Классы общества, стремившиеся к коренным переменам, нашли освящение и основу для своих демократических требований в сектантстве, главным образом в различных пуританских сектах (от «пурус» — чистый; пуритане — люди чистой, нравственной жизни), проповедовавших равенство и братство. Эти именно религиозные учения подогревали революционный энтузиазм.
Английская революция завершилась к концу XVII века торжеством соединившихся вместе крупной и средней буржуазии, среднего и мелкого дворянства и той части английской аристократии, которая успела приспособиться или начала приспособляться к условиям нового, буржуазного хозяйства. Эти группы общества, которые все более сближались между собой или готовились составить один класс, восстановили уничтоженную было во время революции королевскую власть, но ограничили ее в свою пользу. Политическая свобода начала устанавливаться в действительности под влиянием пережитой Англией революции. Но то была свобода только для класса крупной и средней буржуазии, а вовсе не для городской и деревенской мелкой буржуазии, то есть не для ремесленников, мелких торговцев и крестьян и не для рабочего класса. Это понятно: Англия стояла тогда на пороге нового периода своего хозяйственного развития, — периода капитализма в его первоначальном развитии (так называемого периода первоначального накопления), когда крупная и средняя буржуазия грубыми приемами эксплуатирует народные массы. Этот период окончательно наступил в Англии во второй половине XVIII века. Такие перемены в хозяйстве, общественном и государственном устройстве не замедлили отразиться и на развитии философской мысли. Два философа обращают на себя в это время особенное внимание — Локк и Юм.
Философия Локка является промежуточной между философией Бэкона и Гоббса с одной стороны и философией Юма — с другой.

Основы научной философии
509
Новые общественные и государственные порядки сильно содействовали свободе мысли, философской критике. Первые признаки такой критики именно и заметны в философии Локка. Главное свое внимание Локк обращает на теорию познания и, подвергая критике учение Декарта о познании, оказавшее могущественное влияние на умозрительную философию, после Декарта, приходит к заключению, что нет врожденных идей, а что все идеи происходят из опыта — прежде всего из внешнего опыта или ощущения, а затем из опыта внутреннего или рефлексии. Сущность вещей, субстанцию Локк признает недоступной познанию, непознаваемой, так как опыт может дать только отдельные впечатления, отдельные проявления субстанции, но не ее самое, как она есть на самом деле. Важно далее в философии Локка то, что он впервые в новой эмпирической философии отступает от учения о двух особых истинах — религиозной и философской — и старается согласовать религию со своей философией: он провозглашает религию разума или рационалистическую религию («рацио» — разум), иначе деизм. В этой религии все должно быть понятно для разума, для здравого смысла. Деизм признает бытие Бога, который сотворил мир, но, по мнению деистов, затем уже не направляет своей волей мировую жизнь. Признает деизм и бессмертие души. Основанием для этого у деистов является то, что все люди согласны между собой относительно существования Творца и бессмертия души. Наконец, в полном согласии с интересами господствующего класса Локк отстаивает ограниченную, конституционную монархию, выводя общество вслед за Гоббсом из договора.
Но настоящим творцом критической философии является философ XVIII века Юм (1711-1776 гг.). Все предшествовавшие философии Юма философские учения основывались почти всецело на принципах, принятых на веру, не подвергнутых строгой критике; философы относились к ним так же, как верующие относятся к догматам (основным учениям) религии. Поэтому эти философские учения называются догматическими. Юм ничего не принимал на веру и развил до конца критическую теорию познания, зародыши которой заметны были у Локка и отчасти у Беркли. Опираясь на естествознание и рассматривая вопрос о том, как происходит человеческое познание, Юм пришел к выводу, что единственно только из ощущений получаются человеческом знания, и что, следовательно, нельзя познать никакую субстанцию, — ни Бога, ни дух, ни материю. Мало того:

510
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
в сущности, по мнению Юма, даже и нет никакой субстанции, понятие же о ней образуется от соединения в нашем уме различных впечатлений, то есть ассоциации идей. Точно также и причинность — результат ассоциации идей, то есть соединения в уме нашем двух следующих постоянно одно за другим впечатлений: причинность — просто постоянная последовательность двух явлений; мы видим, что одно совершается всегда раньше, другое позднее, и первое называем причиной, второе следствием. И нравственность (этика, мораль) основывается на ассоциациях идей (соединениях в уме представлений о своих чувствах с представлениями о чувствах других людей). Главное тут — сочувствие или симпатия, способность переноситься мысленно в положение другого человека, представлять себе его чувства, страдания и радости.
То, что пережила Англия в XVII веке, переживала Франция в XVIII: и во Франции средняя и мелкая буржуазия, крестьяне и рабочие стали стремиться низвергнуть господство крупного землевладельческого дворянства. Только сословные различия и противоречия были во Франции резче, чем в Англии. Тем более бурной была поэтому великая французская революция конца XVIII века. К тому же она совершилась, действительно, на пороге великой перемены в народном хозяйстве Франции — перехода от простого товарного хозяйства, когда почти одна только торговля организована капиталистически, к капиталистическому хозяйству, когда капитал начинает захватывать и обрабатывающую промышленность и сельское хозяйство. Эти обстоятельства определили ход развития французской философии XVIII века, на которую английская философия XVII и XVIII веков оказала могущественное влияние именно потому, что французское хозяйственное и общественное развитие было благоприятно этому влиянию, походило — с известными отличиями — на английское хозяйственное и общественное развитие, создавшее английскую философию.
В первой половине XVIII века Вольтер познакомил французское образованное общество с философией Локка, которая быстро приобрела множество сторонников во Франции. Но вскоре затем большим влиянием стала пользоваться вместе с философией Локка и философия Юма191. Это проявилось в учении французских материалистов XVIII века, главными из которых были Ламетри192 (1709-1751 гг.) и особенно Гельвеций193 (1715-1771 гг.) и Гольбах194 (1723-1789 гг.).

Основы научной философии
511
Материалисты единственным источником знания признавали опыт и наблюдение. Действительно существующей они объявили материю, а дух считали только внутренним состоянием материи. Некоторые из них, как Гельвеций, заложили в своих работах основание и для понимания развития общества с материалистической точки зрения. Тот же Гельвеций развил нравственное учение в смысле правильно понятого личного интереса, заставляющего нас работать на общую пользу. Наконец, у этих же материалистов, например, у Гольбаха, заметно влияние критической точки зрения: он объявляет, что истинная сущность материи человеку неизвестна, известны только некоторые ее свойства. Замечательно, однако, что вполне признать решительное мнение Юма о том, что никакой особой, независимой от наших ощущений сущности вещей нет, французские материалисты не решились. Критическая философия, отвергавшая старый догматизм, старую метафизику, имела во второй половине XVIII века своим представителем д’Аламбера195, который сводил всю философию к изучению основных общих выводов всех наук в тесной связи этих выводов между собой и считал сомнительным и ненужным, полным противоречий и несообразностей всякое учение о субстанции, о сущности вещей.
Но массы мелкой буржуазии не удовлетворялись и во Франции, как и в Англии, ни материалистической, ни критической философией: они жили еще под сильным влиянием религиозного миросозерцания. Для того, чтобы разжечь питаемый общественными условиями революционный энтузиазм английской мелкой буржуазии, понадобилось сектантство. Во Франции перед революцией роль сектантства сыграла философия Руссо, проникнутая как раз теми же началами, как и пуританство. На вере в Бога и в бессмертие души Руссо основывал равенство и свободу, из общественного договора он выводил полновластие народа. Так сходными хозяйственными и общественными условиями созданы были и сходные философские учения, направления философской мысли в Англии и во Франции.
Самая отсталая из трех величайших западноевропейских стран — Германия. В XVIII веке она переживала все еще период простого товарного хозяйства и к капитализму перешла только к половине XIX века. Понятно поэтому, что в XVIII столетии в немецкой философии господствовал метафизический догматизм в форме умозрительной философии Лейбница и его последователей. Под конец

512
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
века в Германии появилась, однако, под сильным влиянием французской философии и особенно философии Юма, критическая философия Канта.
Кант (1724-1804 гг.) был, несомненно, гениальным мыслителем, далеко опередившим свое время в Германии. Но, во-первых, так как он именно опередил развитие немецкого общества своего времени, то его философия достигла настоящего успеха и большого влияния в Германии лишь во второй половине XIX века; во-вторых, — и это особенно замечательно — философия Канта носила на себе много черт, отражавших хозяйственную и общественную отсталость Германии XVIII века.
Два главных вопроса задает себе человеческий разум в своем отношении к внешнему миру: первый вопрос — что есть? второй — что должно быть? Первый вопрос касается явлений бытия или, как выражается Кант, относится к чистому разуму; второй касается явлений долженствования или относится к практическому разуму. В своих философских сочинениях Кант и производит критику чистого и практического разума, пытается определить, что и в каких пределах в явлениях бытия и в явлениях долженствования доступно человеческому познанию, и каковы те способы, какими можно познать то, чту доступно познанию.
Кант признает, что в области явлений бытия (чистого разума) человеческому познанию недоступны сущности вещей, как они есть, независимо от наших органов восприятия (зрения, слуха и так далее) или, как их называет Кант, вещи в себе, ноумены. Мы при помощи органов восприятия познаем не то, что есть на самом деле, а только то, что нам кажется, или, по выражению Канта, мы познаем только феномены. Поэтому мы не можем знать, какова сущность того, чтб есть в мире, и всякая метафизическая философия в области чистого разума невозможна. Несомненно, что отрицание возможности метафизической философии в области явлений бытия очень важно у Канта и было новостью в немецкой философии. Но уже здесь мы видим, что Кант не идет дальше Локка, не осмеливается следовать за Юмом, который прямо признал, что никаких вещей в себе и нет, что мир именно таков, каким мы его воспринимаем. Но этого мало: признавая, что содержание наших познаний дается нам только опытом и наблюдением, и, соглашаясь в этом с материалистами, а также с Локком и Юмом, Кант вместе с тем полагает, что формы нашего познания яв-

Основы научной философии
513
лений бытия даются умозрением, что есть некоторые, как он говорит, априорные (предшествующие всякому опыту) предпосылки всякого познания, происходящие не из опыта, а из чистого мышления, из умозрения: это, во-первых, пространство и время, во-вторых, субстанция, причинность и другие подобные им понятия. Таким образом, в области чистого разума Кант хотя и отрицал возможность познать сущность вещей, независимую от наших органов восприятия, но все-таки признавал, что такая сущность действительно есть, и кроме того и знание феноменов не все выводил из опыта и наблюдения, а придавал здесь значение и чистому умозрению. Уже здесь получались, значит, таинственные и неведомые, независимые от опыта и наблюдения вещи и. способы познания, которые как бы указывали на ничтожество и беспомощность человека и заставляли его преклоняться перед чем-то высшим.
Еще больше оставил Кант простора для таинственных и неведомых сил, которым человек должен слепо подчиняться, в области явлений практического разума, долженствования, нравственности, этики, морали. Он, правда, склонялся к той мысли, что разумом и здесь нельзя познать сущности вещей, вечной и неизменной (абсолютной) истины, что нравственные правила, истины этики с точки зрения разума так же изменчивы, так же относительны, как и истины чистого разума, но вместе с тем он объявил, что внутреннее чувство заставляет его признать нравственные истины вечными и неизменными. Кант говорит, что это какое-то внутреннее веление, категорический императив (безусловное приказание), как он выражается, голос совести, который вместе с тем есть голос Бога. Значит, в области практического разума Кант заменяет знание верой.
Здесь лучше всего обнаруживается страх мелкого буржуа периода простого товарного хозяйства разрушить веру, уничтожить ее значение, великий ее авторитет; в сущности зародыши того же страха видны и в учении Канта о вещи в себе и об априорных предпосылках всякого познания. Однако в области чистого разума Кант все-таки остался критическим философом, в области же практического разума он оказался философом религиозным. Ясно, что философия Канта — двойственная, дуалистическая. В этом и сказалась отсталость тех хозяйственных и общественных условий, которые отличали Германию того времени от Франции и Англии и среди которых жил Кант.

514
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
III. РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФИИ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ XIX века
Германия в первой половине XIX века все еще продолжала переживать период простого товарного хозяйства, капитализм еще не проложил себе в ней дороги. Поэтому, хотя немецкая философия этого времени имела высокоталантливых представителей, а одного из них — Гегеля — надо признать даже гениальным мыслителем, и хотя во многих отношениях она сделала важные новые и плодотворные выводы, но общее ее развитие было похоже на то, какое переживала философия англичан и французов в XVII и XVIII веках.
Дуализм философии Канта не мог, конечно, удовлетворить немецких философов первой половины XIX века: он совершенно не соответствовал той потребности в монизме, которая внушалась всеми хозяйственными и общественными условиями времени. И потому немецкие философы этого периода все были монисты. Но, устраняя кантовский дуализм, они становились на точку зрения скорее его практического, чем чистого разума, во всяком случае, на точку зрения умозрительной философии. В этом отношении они возвращались к Декарту, Спинозе и Лейбницу. Разумеется, они обосновывали этот новый возврат к умозрительной философии тем, что давал в этом отношении Кант. Но зато великое новое открытие, которое сделала немецкая философия первой половины XIX века, — это идея развития, эволюции или, как называл ее Гегель, диалектический метод. Эта идея развития в зародыше своем наблюдается, прежде всего, в философии Фихте (1760-1814 гг.). Фихте пытался уничтожить, устранить кантовский дуализм тем, что признавал практический разум только продолжением развития чистого разума, то есть полагал, что долженствование, нравственные правила развиваются из бытия. Познание, по Фихте, начинается с самосознания, с сознания собственной личности, собственного «я» (это тезис, первое положение), потом познается то, что противоположно познающей личности, что вне ее, что «не я» (это — антитезис, второе положение, противоположное первому, противоположение), а затем оба понятия «я» и «не я» сливаются в понятии нравственной воли (это третья ступень познания, синтезис, слияние двух первых положений). Поэтому, по мнению Фихте, и так Бог — нравственный мировой порядок Таким образом, Фихте в своей философии особенно высоко ставит свобод¬

Основы научной философии
515
ную нравственную волю и человеческую личность как носительницу, обладательницу воли, — выводы очень важные для развивающейся и освобождающейся, по крайней мере, жаждущей своего освобождения буржуазии.
Шеллинг (1775-1854 гг.) признавал тожество духа и природы, идеального и реального, признавал, что дух (идеальный мир) то же самое, что природа, материя (мир реальный, действительный). Он пытался понять развитие природы, законы этого развития посредством художественного или эстетического чувства, чувства красоты, которое, по мнению Шеллинга, дает человеку возможность вдохновением уловить истинный смысл мировой жизни. Руководясь этим чувством красоты, Шеллинг располагал явления жизни природы в известном порядке, думая, что этим он раскрывает законы развития жизни природы. Из этого художественного, эстетического созерцания природы у Шеллинга потом развилось учение о мистическом (таинственном) слиянии с Божеством.
Но величайшим представителем немецкой идеалистической (умозрительной) философии XIX века был Гегель (1770-1831 гг.). Сущностью мировой жизни Гегель считал мыслящий разум, который постепенно приходит к самопознанию. Материя и дух — последовательные ступени развития самопознания этого мыслящего разума. Материя есть только инобытие (другая форма существования) духа. Каждая ступень мирового развития порождает свое собственное отрицание, другую ступень, противоположную ей и заключающуюся в зародыше в предыдущей ступени. Содержание мирового развития едино: это самопознание мыслящего разума, — но формы различны: материя и дух. И эти формы, эти ступени развития необходимы, ибо являются проявлениями единого развития мыслящего разума. История человечества есть только продолжение истории природы, в ней, как и в истории природы, выражается развитие мыслящего разума, причем в истории человечества мыслящий разум постепенно познает себя вполне в свободе. Вот это-то вечное развитие, в котором каждая ступень заключает в себе зародыш своего разрушения, отрицания, перехода к следующей ступени, Гегель называл диалектическим методом. Поэтому он и говорил: «все действительное разумно, все разумное действительно». Действительным он признавал при этом не то, что случайно существует, а то, что существует необходимо, составляет необходимую ступень развития, то есть не только то,

516
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
что уже существует, но и то, чем разрушается это существующее. Значит, разумен не только существующий порядок, разумна и борьба с ним. Монизм и диалектический метод — величайшие заслуги Гегеля в истории философской мысли. Однако Гегель не мог последовательно и до конца остаться верным диалектическому методу: он верил, что его философия — окончательная ступень самопознания разума, что достигнута абсолютная (безусловная, вечная) истина. Поэтому он был склонен признавать все то, чтб существовало в его время в общественной жизни Германии, в частности Пруссии, за безусловно разумное, не подлежащее дальнейшим изменениям. Отсюда произошло то, что под конец своей жизни Гегель стал защитником прусского старого государственного порядка.
Немецкий философский идеализм первой половины XIX века, особенно философия Гегеля, был в значительной степени привлекателен для образованной буржуазии в период приближавшейся германской революции. Особенно подходил к настроению этой буржуазии диалектический метод, отрицавший застой и подчеркивавший необходимость развития, движения вперед, прогресса. Однако властителем дум большинства передовой части немецкой буржуазии Гегель не сделался; эта часть восприняла из Гегелевской философии монизм и диалектический метод, но отвергла идеализм, заменила его материализмом, полнее разрушавшим старые авторитеты: повторилось с некоторыми переменами то, что было перед началом великой революции во Франции: выдвинулась на первый план материалистическая философия. Главным представителем ее в Германии был в то время Фейербах (1804-1872 гг.). Источником всякого познания Фейербах признавал только ощущение, только опыт и наблюдение, а не чистое мышление. Вместе с тем, у него было чисто-материалистическое понимание сущности мировой жизни. В этом отношении он шел дальше не только Локка, но и французских материалистов XVIII века, был смелее их, не признавал никакой особой сущности мира, вещи в себе, независимой от наших органов восприятия, от устройства всего нашего организма. Ближе всего Фейербах подходил тут к Юму, причем выражал свою мысль более материалистично, чем Юм. Фейербах говорил, например: «тело — мое я, сама моя сущность»; действительным и истинным он считал именно то, что воспринимается нашими чувствами.

Основы научной философии
517
Нам уже известно, что во время великой французской революции масса мелкой буржуазии увлекалась однако не материализмом, а религиозно-демократической философией Руссо, и что еще раньше, во время английской революции, влияние религиозной философии было еще сильнее и выразилось в сектантстве. Во времена немецкой революции, которая оказалась запоздалой сравнительно с английской и французской, религиозно-философское влияние было гораздо слабее. Но оно все-таки существовало и проявилось только в особой форме, более подходившей к условиям времени — именно в форме утопического социализма, который по справедливости должен быть назван религиозным социализмом, потому что опирается всегда более на веру, чем на знание. Как раз около того же времени утопический социализм Оуэна196 увлекал массы в Англии, а утопический социализм Сен-Симона197 и Фурье198 — во Франции: в этих странах заканчивалась тогда демократическая революция — в Англии рабочим движением 30-х и 40-х годов, так называемым чартизмом, а во Франции — февральской революцией. Научный социализм тогда едва зарождался. Маркс и Энгельс только что выпустили в 1847 году «Коммунистический манифест»199. Сторонников научного социализма в Германии было очень мало.
Материалистический монизм Фейербаха и Гегелев диалектический метод, как известно, были положены в основу философии научного социализма Маркса и Энгельса. Это понятно: ими философски разъяснялось материалистическое понимание истории, с которым непосредственно связана была теория классовой борьбы; кроме того, философский материализм Фейербаха не заключал в себе веры ни в какой авторитет, ни во что таинственное и непознаваемое, ни в какую особую вещь в себе, ни в какую субстанцию. Естествознание — вот единственная основа материалистической философии. При этом материалистическая философия, как указал Энгельс в своей работе о Фейербахе200, вовсе не обречена на неподвижность, но именно вследствие того, что связана с естествознанием, должна и будет развиваться сообразно новым естественнонаучным открытиям. И не трудно убедиться в том, что, являясь последователем Фейербаха в общем философском принципе, Энгельс отличался от него в понимании этого принципа, иначе, чем Фейербах, понимал философский материализм. Только что было указано, что, по Фейербаху, действительно и истинно то, чтб воспринимается нашими чувствами, то есть

518
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
обыденным, повседневным опытом: то, что нами воспринимается в повседневном опыте, и есть истина. Другими словами, Фейербах был наивный реалист. Энгельс вовсе не был наивным реалистом, так как источником научно-философского познания он признавал не обыденный, а научно-организованный опыт, из которого и вытекает содержание материалистической философии. «Практикой должен человек доказать истинность, т. е. действительность и силу, посюсторонность своего мышления», говорит Энгельс в «Фейербахе», а в «Анти-Дюринге»201 разъясняет, что под практикой он подразумевает разного рода технические изобретения и открытия и их результаты. Здесь, несомненно, утверждается, что по ту сторону опыта нет ничего, так как «истинность», «действительность» и «посюсторонность» отожествляются, приравниваются друг к другу. Но тут нет наивного реализма, потому что, во-первых, здесь говорится о технической практике как доказательстве истинности, действительности мышления, а техническая практика основывается на научном опыте; во-вторых, недаром здесь речь идет об истинности не повседневного опыта, а мышления (конечно, основанного на опыте, но не повседневном). Сообразно всему этому Энгельс признавал за истину результаты научно-организованного, естественнонаучного опыта. Он полагал, что в этом отношении имеет значение так называемая атомистическая гипотеза, то есть предположение, что все предметы и явления природы состоят из химически неделимых частиц или атомов. Понятно, что такой научный материализм требует особого внимания к новым выводам и открытиям естествознания, основанным на научно-организованном опыте.
Но именно это отрицание материализмом всяких вечных истин, недоступных познанию вещей в себе и всемогущих авторитетов оттолкнуло от него значительные круги европейской буржуазии во второй половине XIX века. Отсюда и происходит в Германии возврат к Канту, появляется новое кантианство (неокантианство): категорический императив Канта — последнее убежище, последняя опора безусловного авторитета, необходимого буржуазии как философская основа вечности ее господства. Меньшее значение, но тот же смысл имеет возродившееся в то же время увлечение другими идеалистическими и даже мистико-религиозными учениями. В Англии и Франции совершенно независимо от немецкой философии вырабатывались также теория эволюции (развития) и философский монизм,

Основы научной философии
519
а затем и научно-философский материализм. Теория развития нашла себе первое вполне научное обоснование в естествознании, главным образом в биологии, в науке о жизни, о живых существах в природе. Ламарк202 во Франции и Дарвин в Англии были виднейшими представителями этой теории. Она распространилась затем и в обще- ствознании (социологии) и в философии. Здесь особенно важное значение имеют такие ее представители, как Сен-Симон и Конт (1795-1857 гг.) во Франции, Милль и Спенсер в Англии. Конт, Милль (1806-1873 гг.) и Спенсер (1820-1902 гг.) являются представителями так называемой положительной философии или позитивизма, которая имеет целью свести воедино самые общие выводы всех наук и представить мировую жизнь в виде цельного и последовательного процесса развития или эволюции, строго держась в то же время научных методов опыта и наблюдения и устанавливая общие законы этой эволюции. Но еще более замечательно развитие естествознания во всех передовых европейских странах в конце XIX и в начале XX века. Огромные открытия в области наук о природе, особенно в физике и химии, могущественно повлияли на философскую мысль, дали толчок к тому развитию материализма, к тем переменам в нем, какие предвидел Энгельс, как необходимые последствия новых естественнонаучных открытий.
Но прежде чем познакомиться с этим новым научно-философским движением, необходимо бросить взгляд на развитие философской мысли в России.
IV. РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФИИ В РОССИИ
В России, как и везде, религиозная философия господствовала сначала всецело и безраздельно. И опять-таки, как и везде, как только натуральное хозяйство начало разрушаться и заменяться простым товарным хозяйством, когда капитал стал захватывать в свои руки пока только одну еще торговлю, рассчитанную, однако уже на обширный рынок, — от обычного, старого, установленного по преданию религиозно-философского учения стали отделяться различные секты. Первые секты появились в России в конце XV века, а затем сектантство стало особенно усиливаться с половины XVI века и позднее. Здесь не место излагать историю русского сектантства — это дело истории религии и церкви в России, — но следует заметить, что

520
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
общее направление русского сектантства было таково же, как и в других странах, — в Западной Европе: народные массы, жаждавшие освобождения от гнета высших сословий, искали освящения своих освободительных стремлений, прежде всего, в новых религиозных верованиях, возникавших вследствие критики старого религиозного учения, которое охраняло установленный порядок. Освобождающая мысль прежде всего по привычке обращается на те вопросы, которыми обычно занималась раньше, — на вопросы веры.
Замечательно, что и первый, кто серьезно поставил на обсуждение философские вопросы в России, — Чаадаев203, — придавал главное значение тоже религиозной философии. Человек умный и евро- пейски-образованный, он был подавлен некультурностью России, тяжко страдал от ее отсталости. Он объяснял эту отсталость тем, что в России не было господства католицизма, который, по его мнению, был закваской культурных успехов европейского запада. Несомненно, Чаадаев почти во всем ошибался, неверно понимал ход и причины исторического развития, не понимал и значения русского религиозного развития в прошлом, слишком мрачно смотрел на будущее России, но его мысли важны тем, что впервые выдвинули перед незначительным в то время числом мыслящих и образованных людей, преимущественно дворян, вопрос о философии русской истории, о возможном будущем России и тем возбудили в них интерес к философским вопросам вообще.
Тридцатые и сороковые годы и были временем, когда в России возникли первые философские увлечения. Капитализма в России тогда еще не было, господствовали простое товарное хозяйство и крепостное право, Россия по хозяйственному и общественному устройству была еще более отсталой страной, чем ее ближайшая соседка Германия, куда главным образом ездила русская дворянская молодежь запасаться знаниями, обучаться европейской науке. Понятно, что этой молодежи как нельзя более по вкусу пришлась немецкая философия первой половины XIX века, особенно философия Шеллинга и Гегеля.
Часть этих образованных молодых дворян держалась ближе к старому религиозному миросозерцанию, стояла в этом отношении на той же почве, на какой стоял Чаадаев, не разделяя его увлечения католицизмом и приписывая русскому православию то значение, какое признавал Чаадаев за католицизмом. Это были славянофилы, рисо¬

Основы научной философии
521
вавшие себе в светлых красках старинную допетровскую русскую жизнь и призывавшие для обновления существующего в России государственного и общественного порядка вернуться к этой воображаемой ими старинной жизни, чуждой будто бы крепостничества и стоявшей за свободу слова на земских соборах, — за то, чтобы «у правительства была сила власти, а у земли — сила мнения»204, за общину и артель. Во всех этих порядках и учреждениях славянофилы видели то, что они принимали за высшее проявление свободы личности, — самоотречение, добровольный отказ личности от личных интересов во имя интересов общих. Они отрицали возможность познать истину разумом: разум только помогает уяснить, развить истину, единственным же источником ее является вера. Все это ставило славянофилов гораздо ближе к Шеллингу, чем к Гегелю. Виднейшим в философском отношении славянофилом был Хомяков205.
Гегельянцами были так называемые западники, которые сходились с Чаадаевым в его мрачном взгляде на русское историческое прошлое, в отрицательном отношении к этому прошлому и, подобно Чаадаеву, видели необходимость заимствования с запада Европы, но не разделяли религиозной философии Чаадаева и славянофилов, а настаивали на необходимости заимствования с запада общественных порядков и политических учреждений, а также философии и науки. Станкевич206 — вот настоящий философ-западник того времени.
Славянофилы и западники, сами того часто не сознавая, были идеологами (носителями идей, умственными представителями) той части русского дворянства, которая делалась все более культурной не только в духовном смысле, в смысле большой образованности и сознательности, но и в смысле хозяйственном: отказывалась от крепостнических хозяйственных приемов и переходила мало-помалу к условиям свободного, буржуазного капиталистического хозяйства, основанного на эксплуатации наемного труда. Это бьио отражением тех глубоких хозяйственных и общественных перемен, которые совершались в России первой половины XIX века и подготовляли падение крепостного права. Вот почему и славянофилы и западники были горячими сторонниками освобождения крестьян.
Но социальный состав западников был сложнее и пестрее, чем состав славянофилов. К числу западников принадлежали люди отчасти дворянского, как Герцен, отчасти разночинного, то есть

522
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
мелкобуржуазного, происхождения, как Белинский, из которых выработались идеологи мелкой буржуазии, представители культурных ее слоев, составляющих главную часть так называемой интеллигенции. Они разошлись с западниками и в практических требованиях и в философском мировоззрении. И Герцен с Огаревым, и Белинский в практическом отношении стали, в конце концов, утопическими социалистами, сен-симонистами (у Герцена была еще примесь анархизма под влиянием Прудона207 и Бакунина208). В философии Герцен был материалистом, последователем Фейербаха. Понятно, в виду этого, что между Герценом и западниками (кроме Белинского) к концу сороковых годов произошел разрыв; и дело было не только в социализме, но и в материалистической философии: недаром правоверный западник Грановский209 прямо сказал Герцену и Огареву: «я никогда не приму вашей сухой, холодной мысли единства тела и духа, с ней исчезает и бессмертие души». Это замечание живо изображает нам, что такое было западничество в философском отношении и как близко подходило оно к Канту в его «Критике практического разума».
Вторая половина XIX века в истории России — время развития капитализма, главным образом периода первоначального накопления, и вместе время развития освободительного движения, сильно разгоревшегося в начале XX века. И мы видим опять знакомую нам по истории западноевропейской философии в подобные же времена картину развития философской мысли в России. Разумеется, в этой картине есть и свои особенности, объясняющиеся запоздалостью русского движения; они сводятся в сущности к тому, что философское движение в России было, сообразно большему расчленению общества на группы, пестрее, разнообразнее, чем в подобные времена на Западе, а также к тому, что философский идеализм, по крайней мере идеалистическая этика, до некоторой степени сыграл для массы мелкобуржуазной интеллигенции роль религиозно-демократической философии. Философский идеализм и кантовский критицизм — этот в сущности смягченный, прикрытый идеализм — не пользовались успехом в русском образованном обществе вплоть до конца XIX века и даже до начала ХХ-го, несмотря на то, что подавляющее большинство профессоров философии в России принадлежало к числу представителей того или другого из этих философских направлений. Исключения в среде профессоров были очень редки. Самым значительным из них был московский профессор Троицкий210,

Основы научной философии
523
представитель английского позитивизма в России, резко критиковавший немецкую философию XIX века. Выдающимся представителем материализма среди профессоров был не философ по специальности, а физиолог Сеченов211, один из известнейших русских ученых XIX века.
Образованное русское общество шестидесятых годов увлекалось главным образом материализмом. Материализм проповедовали властители дум тогдашней молодежи — Чернышевский, бывший последователем Фейербаха, и Писарев212. Позднее материалистами стали идеологи зародившегося и развившегося в России научного социализма (марксизма), виднейшим представителем которого являлся Плеханов. Считая источниками познания опыт и наблюдение, Плеханов объявляет материю и дух, время и пространство, как они являются нам в опыте, — не вещами в себе, не ноуменами, а феноменами. Но он предполагает существование особой вещи в себе. Эта вещь в себе — непознаваема, но доступно нашему познанию постоянное соотношение между вещью в себе и нашими средствами познавания (органами чувств, нервами, мозгом; тут Плеханов присоединяется к взгляду Сеченова). Таким образом, мы знаем формы и отношения вещей, и потому возможно практически воздействовать на вещи в себе и изучать действия вещей в себе на нас. Вещь в себе, по Плеханову, есть материя, а дух есть только «внутреннее состояние движущейся материи», так как «психические явления вызываются известными физико-химическими (физиологическими) явлениями в нервной ткани».
В учении Плеханова заметно отступление от одного весьма важного положения, унаследованного материалистической философией от Юма, — от положения, гласящего, что тот материальный мир, который мы познаем нашими чувствами, и есть единственно-реальный, что никакой особой субстанции, вещи в себе, за ним скрывающейся, нет. Плеханов, следовательно, признает существование непознаваемой вещи в себе, как признает это, например, Спенсер.
Исходя из материалистической философии и выдвигая на первый план диалектический метод, Плеханов вслед за Марксом и Энгельсом обосновывает этим диалектический материализм в истории, материалистическое объяснение истории.
Масса русской мелкобуржуазной интеллигенции в семидесятых годах и позднее не осталась, однако, верна материализму, но в то же

524
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
время не перешла прямо и к последовательной идеалистической философии. Ее мировоззрение стало двойственным, дуалистическим и ближе всего подошло к кантианству, хотя она никогда открыто не становилась на сторону Канта и даже, по-видимому, не сознавала этой близости. Но что это так, нетрудно понять, обратив внимание на основы мировоззрения виднейшего идеолога мелкобуржуазной интеллигенции того времени — Михайловского213. В теории познания и в своих представлениях о мировой жизни Михайловский был позитивист, но в этике и нравственной философии он выдвигал на первый план идею долга перед народом. Этот долг Михайловский старался обосновать своим учением о личности и ее борьбе с обществом за свое всестороннее развитие: для всестороннего развития человеческого организма необходимо разделение труда между органами, необходим труд; значит интересы личности то же, что интересы труда, а интересы труда — это интересы народа. Всю эту этическую теорию трудно, однако, было связать с позитивизмом, и этой связи Михайловский так и не установил. А без этого его этика осталась необоснованной, близкой по своему философскому характеру к категорическому императиву Канта.
Понятно, что развившееся в конце XIX века новое народничество не удовлетворилось таким положением и стало искать опоры в философском идеализме, не установившись, однако, окончательно и на этой почве. Промежуточное положение мелкой буржуазии между крупной буржуазией с одной стороны и пролетариатом с другой было, конечно, основной причиной вечных философских колебаний ее идеологов. Поэтому вера, энтузиазм, религиозная преданность долгу перед народом, как в философии Руссо и в пуританстве, до конца осталась отличительным признаком этой общественной группы.
Во время освободительного движения и крупная и средняя культурная (как и в духовном, так и в хозяйственном отношениях, т. е. усвоившая себе не только высшую духовную культуру, но и культурные приемы эксплуатации чужого труда) буржуазия нуждается в некотором подъеме чувств, в энтузиазме, в вере, без которых она не может защищать свои интересы. Ей негде искать этого кроме идеалистической философии. И вот мы видим, что появляются идеологи этого общественного слоя, возрождающие новый идеализм, — неофихти- анство, неогегельянство, неокантианство, нередко сдабривающие старый идеализм значительной примесью религиозного мистициз¬

Основы научной философии
525
ма (веры в таинственное). Все это было тем более необходимо для культурной крупной и средней буржуазии, что, внушая ей в доступной для нее степени энтузиазм, идеалистическое обоснование «вечных истин» вместе с тем давало ей опору в борьбе не только со старым порядком и поддерживавшими его группами, но и отчасти с мелкой буржуазией, особенно же с пролетариатом. Философский идеализм был в ее руках оружием и против реакции и против «крайностей» освободительного движения. Он же давал культурной буржуазии идейное основание объявлять себя представительницей «всего народа». Виднейшим и талантливейшим представителем этого неоидеализма в России был Владимир Соловьев214. Его последователями — с разными отклонениями — являются авторы статей сборника «Проблемы идеализма»215.
V. ЧЕМУ УЧИТ ХОД РАЗВИТИЯ ФИЛОСОФСКОЙ мысли
Познакомившись в главных чертах с ходом развития философской мысли в Западной Европе и в России, необходимо сделать общие выводы, оглянуться еще раз назад, посмотреть, чему учит этот ход развития.
Он показывает, прежде всего, что существовали и существуют три основных типа или вида философии: первый — религиозная философия, второй — идеалистическая философия, третий — материалистическая философия. Есть переходные, промежуточные формы, но эти три — главные, основные. Различия между ними обнаруживаются прежде всего в теории познания: религиозная философия единственным достоверным источником познания считает веру, идеалистическая — чистое мышление, материалистическая — опыт и наблюдение. Затем различно также и понимание сущности мировой жизни: религиозная и идеалистическая философия такой сущностью признают дух, материалистическая — материю.
Второй вывод касается последовательной смены этих трех основных типов философской мысли. Древнейший тип — религиозная философия. Затем наибольшим успехом начинает пользоваться идеалистическая философия. Этот успех в эпоху демократической революции всюду в большей степени достается на долю материализма, чем идеализма. Потом идеализм снова вырастает, и область его влияния расширяется, тогда как материализм становится миросозерцанием одной лишь из частей общества. Для того, чтобы по¬

526
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
нять истинные причины этих смен основных типов философской мысли, мы должны восстановить промежуточные между ними звенья. Это необходимо, чтобы установить целый и связный процесс развития философской мысли.
Религиозная философия держалась в своей старой, освященной преданием форме долго и стала разрушаться, прежде всего, на почве религиозного же миросозерцания вследствие появления и развития сект — мистических, признававших источником вероучения непосредственное духовное общение или слияние с Божеством в религиозном экстазе (возбуждении, вдохновении), и рационалистических, критиковавших старые верования при помощи разума, мышления. Это был первый шаг к идеалистической философии. Вторым шагом было появление смешанных религиозно-идеалистических философских учений (Декарт, Спиноза, Лейбниц, Беркли). Далее идеализм должен был хотя отчасти, сознательно или бессознательно, приспособиться к успехам точного знания наук о природе. Отсюда вышли новые идеалистические учения — критицизм и построенный на почве критицизма диалектический идеализм. Появившийся одновременно с идеализмом материализм сначала также не чужд был религиозных преданий. Потом он освободился от них, принял отчасти смягченную форму позитивизма и, наконец, окончательно стал на почву научных выводов естествознания лицом к лицу с идеализмом, как враждебное ему, непримиримое с ним миросозерцание.
Таким образом, развитие каждого типа философской мысли заключало в себе его разложение и разрушение, и созидание нового типа мышления.
Теперь можно сделать вывод относительно причин этой смены одних типов философствования другими. Они кроются в смене господствующих классов и в развитии психологии отдельных классов, в конечном счете сводящейся к изменениям в народном хозяйстве. Безусловный авторитет веры, религии царил тогда, когда в общественной жизни под влиянием хозяйственных условий господствовал авторитет высших сословий — дворянства и духовенства. Грубый, первоначальный эгоизм торжествующих победителей и робких, смиренных побежденных, помышлявших только о самосохранении и об охране своего материального достатка, дополнялся в это время только религиозно-этическими стремлениями и настроениями, вполне гармонировавшими с этим эгоизмом, так как они внушали страх загробной кары

Основы научной философии
527
и смирение в земной жизни. Идеализм и материализм возникли тогда, когда на первый план вследствие торжества денежного хозяйства стала выдвигаться буржуазия, примешивавшая к старому эгоизму индивидуалистические стремления, жажду свободы личности. При этом в эпохи буржуазных революций религиозно-демократическое сектантство, выражавшее собой смесь этических и индивидуалистических стремлений, и материализм соединенными силами ниспровергали авторитеты, а в запоздалых движениях роль сектантства отчасти сыграли любезный сердцу той же мелкой буржуазии утопический социализм и близкий интересам крупной и средней культурной буржуазии философский идеализм по преимуществу в сочетании с мистицизмом. С полной победой буржуазии идеализм — по преимуществу в формах смягченных, но все-таки охраняющих авторитет чистого мышления хотя бы в области морали, нравственности, — торжествует в буржуазных кругах общества, как торжествует в них и чистый индивидуализм. Но это торжество мнимое, внешнее: наука, развитие которой необходимо для капиталистического хозяйства, разрушает идеалистическое мировоззрение все более и более и является опорой материализма. На почву этого нового, вполне научного, отрицающего всякие безусловные авторитеты материализма становится новая творческая социальная сила — пролетариат, рабочий класс в сознательной его части.
Укрепляется научно-обоснованное стремление создать гармоническую, чуждую всякого внутреннего разлада и односторонности личность в гармоническом обществе. Ясно: тот, кто является сторонником грядущего освобождения человечества, не может сойти с почвы, на которую ступил материализм. Этому учит ход развития философской мысли. Но значит ли это, что материализм в том виде, в каком нам его представили Фейербах, или Маркс и Энгельс, или Плеханов, должен остаться неприкосновенным и неизменным, не подлежащим дальнейшему развитию в настоящее время? Это мы скоро увидим.
VL КРИТИКА СОВРЕМЕННОГО МАТЕРИАЛИЗМА
Главный недостаток современного материализма заключается в том, что у него нет сколько-нибудь обстоятельно развитой и хорошо обоснованной теории познания. Недостаточно признать, что опыт и наблюдение являются единственными источниками познания, надо исследовать подробно, что именно дают опыт и наблюде¬

528
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ние, и как это происходит. Только тогда мы можем стать на твердую почву в научной философии, потому что только теория познания является маяком, руководящим и наводящим на правильную дорогу. Между тем, ни Фейербах, ни Маркс, ни Энгельс, ни Плеханов не дали такой теории познания. Очевидно, надо заполнить этот пробел, создать научную теорию познания. Вот первая задача современной научной философии. Затем остается не вполне выясненным, признает ли современный материализм в том виде, в каком его представляет, например, Плеханов, существование какой-то непознаваемой вещи в себе, так сказать, стоящей за материей в том виде, в каком мы эту последнюю воспринимаем нашими чувствами. По-видимому, Плеханов признает такую вещь в себе. Это видно и из приведенного выше хода его мыслей. И из того, что он вполне присоединяется к Сеченову, который именно вещь в себе признает и полагает только, что между нашим организмом и ею существуют постоянные, определенные отношения. Если это так, — а это, по-видимому, так, — то это второй недостаток современного материализма: он оставляет, значит, нетронутым одно из идеалистических убежищ, — субстанцию, вещь в себе, ноумен. Особенно большим недостатком надо признать это в том случае, если вещь в себе мыслится как нечто совершенно непознаваемое.
Третий крупный недостаток современного материализма — устарелая терминология, употребление идеалистических названий для обозначения разных предметов научно-философского исследования. Уже «вещь в себе» — кантовский термин, «субстанция» — не только декартовский, но средневековый, схоластический, религиознофилософский, теологический (богословский).
Термин «материя» также далеко не научен и не годится в качестве основного принципа научной философии. Чтб такое материя? Все, что имеет вес и протяжение. Мы знаем множество конкретных (определенных, отдельных) предметов, имеющих вес и протяжение, но не только вес и протяжение, а и ряд других свойств; и в то же время мы не знаем ни одного предмета, который бы обладал только этими двумя свойствами, — весом и протяжением. Очевидно, материя — не что-либо конкретное, а просто отвлеченное, общее понятие (абстракция). Это возвращает нас к старому спору философов конца средних веков, — так называемых «реалистов» и «номиналистов»: средневековые «реалисты» утверждали, что общие понятия — реальны, а по мнению номиналистов общие понятия — простые слова. Юм с гениаль¬

Основы научной философии
529
ной простотой и ясностью окончательно доказал, что правы те, кто в свое время оказался победителем в этом споре, — именно номиналисты. Итак, «материя» — просто общее понятие, слово, не более. Значит, она не годится как философское объединяющее начало, как основа философского монизма. Философский и вместе научный монизм, исключающий всякую идеалистическую примесь и окраску, возможен только на основе конкретного, реального, а не словесного единства. Слово «материя» удобнее поэтому просто выбросить из научно-философской терминологии: оно устарело и на деле может повести только к ряду крупных недоразумений. Совершенно устарелым является и термин «диалектический метод».
В философии Гегеля он был вполне уместен: диалектика, как метод развития идеи — выражение вполне ясное и точное. Но то, что уместно в идеалистической философии, неуместно в философии научной. Скажут, пожалуй: зачем придираться к словам? Терминология — второстепенное дело. Но это неверно: в научном исследовании точность и ясность терминологии — первый и необходимый залог успеха. Термин «диалектический метод» давно пора заменить научным термином «эволюция». Обыкновенно против такой замены приводят главным образом то возражение, что в понятии «эволюция» нет двух основных признаков, свойственных понятию «диалектический метод». Эти признаки — во-первых, признание превращения развивающегося явления в свою противоположность, во-вторых, допущение скачков развития, а не одного только постепенного и медленного изменения. Но это возражение неосновательно. Прежде всего и теория эволюции признает превращение явления в его противоположность, хотя не полную и не безусловную противоположность, так как между тем, что развилось, и тем, из чего оно развилось, есть всегда некоторое сходство; но ведь и диалектический метод в сущности не означает превращения явления в полную его противоположность: ведь простое товарное хозяйство кое в чем сходно с натуральным хозяйством, из которого оно развилось; развившийся из простого товарного хозяйства капитализм тоже кое в чем сходен с подготовившим его простым товарным хозяйством; грядущее общество также будет иметь кое в чем сходство с настоящим. Что же касается скачков в развитии, то недавно появившаяся и признанная в естествознании так называемая мутационная теория де-Фриза216 как раз признает эти скачки.

530
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Таким образом, нет решительно никаких серьезных оснований удерживать устарелый, обветшалый, совершенно не подходящий ко всему строю современного научного мировоззрения термин «диалектический метод».
Критикуя современный материализм, указывая на его недостатки, я вовсе не думаю отрицать огромных его достоинств, того важного философского переворота, который им произведен. Материализм появился давно и пережил целый ряд изменений и превращений, сам развивался, подвергся процессу эволюции. Это развитие всегда шло сообразно тем открытиям, какие делало естествознание, наука о природе. Поэтому совершенно прав был Энгельс, указывая, что с новыми открытиями в естествознании должна потерпеть изменения и материалистическая философия. Необходимо теперь и обратиться к рассмотрению того, в чем должны заключаться эти новые изменения.
VII. СОВРЕМЕННАЯ НАУЧНАЯ ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
Современная научная философия, историческая преемница философского материализма, являющаяся дальнейшей ступенью в его развитии сообразно новейшим открытиям в естествознании, не представляет еще собой вполне выработанной системы, на которой сошлись бы, согласились бы все ее сторонники. Каждый из последних имеет свои особенности. Однако, несмотря на все разногласия и споры, уже теперь можно уловить нечто общее, выделить то зерно, которое составляет основу современного научного мировоззрения. Мы и попытаемся сейчас сделать это по самому важному вопросу — по теории познания.
Основной вопрос научной теории познания — это вопрос о том, что дает нам опыт. Будем исходить из фактов, будем производить опыт, чтобы ответить на этот вопрос.
Положим, мы наблюдаем какой-нибудь предмет, какое-нибудь тело. Опытом мы познаем, что это тело занимает определенное пространство, существует в течение известного времени, имеет тот или другой цвет, форму, величину и так далее. Отнимите у этого тела пространство, время, цвет, форму, величину, поверхность, вес и так далее, и от тела ничего — никакой субстанции — не останется, его не будет. Вот эти-то время, пространство, формы, цвета, величина, вес и тому подобное и являются элементами опыта, то есть теми составными

Основы научной философии
531
частями, из которых состоит опыт. Мы можем — далее — научно организовать опыт, — например, посредством химического анализа (разложения) разложить тела на более простые, из которых составлены все тела. В результате мы получаем простейшие, неразложимые при существующих способах химического анализа тела — химические элементы, которых всего до 80-ти. И в этих химических элементах мы видим те же элементы опыта — цвета, форму, величину, вес и так далее. Продолжая наши опыты, обратим внимание на то, как познаются нами эти элементы опыта.
Положим, нам надо убедиться, каков тот или другой предмет, — гладок или шероховат. Для этого мы ощупываем предмет, касаемся его пальцами и определяем разницу между поверхностью предмета и поверхностью наших пальцев. Мы, таким образом, познаем разность, различие между чем-то в предмете и чем-то в наших пальцах. Это «что-то» современное естествознание называет энергией, способностью действовать, совершать работу.
Возьмем другой пример: мы ощущаем холод или жар. Отчего это происходит? Оттого, что температура окружающего нас воздуха отличается от температуры нашего тела, или, как говорят, тепловая энергия воздуха не такова, как тепловая энергия нашего тела, работа, производящая теплоту в воздухе, и работа, производящая теплоту в нашем организме, — различны. Третий пример: мы рассматриваем какой-либо предмет посредством нашего глаза, — положим, мы смотрим на огонь зажженной свечи. Если этот огонь поставить в яркий луч солнечного света, он не будет виден, потому что все дно нашего глаза будет освещено одинаково ярким лучом солнца, в котором теряется световая работа (энергия) огня свечки. Но оставьте свечу в том же положении и на том же расстоянии, только дождитесь, пока солнечный луч уйдет от нее, — и вы увидите пламя горящей свечи. Почему? Потому что дно вашего глаза не все будет освещено одинаково, обнаружится разница световой энергии.
Итак, чтб же нам дает чистый опыт?
Ответ может быть только один: он дает нам познание различий в энергии, в работе, в движении. Все наше знание природы в конце концов сводится к познанию различий энергии. Мы не знаем природы или, как раньше выражались, материи без энергии, точнее — только в энергии мы познаем материю. И именно познавая материю через энергию, мы и организуем, систематизируем, приводим в поря¬

532
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
док наш опыт посредством научных исследований, причем эта организация опыта — дело не только личное, но общественное, социальное, и не только дело нашего поколения, но дело целого ряда поколений наших предков. Потребности хозяйственной жизни, техники вызвали эту организацию опыта, и эта организация сделалась орудием сохранения и развития жизни.
Итак, поскольку речь идет о внешнем, физическом мире, мы познаем, в конце концов, энергию, движение, работу.
Мы все время держимся границ опыта, не переступаем их ни на минуту.
Но мы еще далеко не все взяли от опыта, что он нам дает. Пойдем дальше. Все сказанное относится к так называемой мертвой природе. Относится ли оно также к природе живой, — к растениям, животным, человеку? Ведь обыкновенный опыт внушает нам также понятие о жизни, о живых существах.
Можно ли и о них, прежде всего, сказать, что они состоят из химических элементов? А затем можно ли сказать, что они ничем, кроме большей сложности, не отличаются от тел мертвых? Организованный опыт показывает, что не только можно это сказать, но и должно.
В самом деле: чем, по указанию нашего опыта, отличаются так называемые живые тела от тел мертвых, не живых? Или иначе: чем мир органический отличается от неорганического? Во-первых, тем, что в живых телах происходит обмен веществ, то есть они усваивают себе, вбирают в себя из окружающей среды, из внешнего по отношению к ним мира известные вещества, перерабатывают их в себе и усваивают из них то, что нужно для организма, выбрасывая ненужное; иначе говоря, живые тела разрушаются и видоизменяются во взаимодействии со средой. Во-вторых, живые тела размножаются. В-третьих, они обладают раздражимостью. Но оказывается, как это показал из числа русских ученых в разных своих работах (между прочим, в статье о нерешенных проблемах биологии в «Образовании» за 1904 год) Гольдштейн217 и недавно подтвердили Леман218 и Пшибрам, что, по данным опыта, некоторые растворы и особенно кристаллы (фигурки правильной формы из металлов и минералов, образующиеся естественным путем в самой природе), главным образом, кристаллы жидкие, обладают всеми этими свойствами. Разница между живым и неживым телом сводится только к тому, что эти свойства все вместе

Основы научной философии
533
наблюдаются лишь в живых телах, в неживых же они наблюдаются только каждое в отдельности. Но что это значит? Это значит именно то, что живые тела только сложнее неживых. Что дело тут именно лишь в большей сложности живого вещества сравнительно с неживым, это с особенной убедительностью доказал один из самых выдающихся представителей биологии XIX в. в Германии — Гофмейстер219: он показал, что во всех указанных сейчас отличиях живых тел от мертвых нет ничего таинственного, загадочного, что, например, обмен веществ, питание основывается на работе так называемых ферментов; так, благодаря открытию фермента желудочного сока — пепсина — удалось искусственно, в химической лаборатории, воспроизвести процесс пищеварения, происходящий в живом организме.
Сторонники мнения об особой природе живого вещества сравнительно с неживым указывают еще на то, что все живое всегда происходит только из живого. Однако такое утверждение неверно и ни в каком случае не может быть принято. Теперь на земле это, по-видимому, так. Но не всегда и не везде бывает так и в частности не всегда на земле было так: нет никакого сомнения в том, что земля прежде была в огненном, раскаленном состоянии, и на ней тогда не могло быть органической жизни: это свидетельствуют астрономы и геологи как несомненную истину. А если так, то ясно, что было в прошлом земли время, когда живое произошло из неживого: были, очевидно, такие условия мировой (земной) жизни, при которых это было возможно и даже необходимо, но эти условия теперь не существуют.
Что нет никакой жизненной силы, одухотворяющей субстанции и тому подобного, — это доказывается и новейшими успехами органической химии.
Установлено, что животные и растительные ткани состоят из водорода, углерода, кислорода и азота с ничтожной примесью фосфора, серы и железа. Определены и способы сочетания этих химических элементов в живых телах.
Мало того: в химических лабораториях добыты, искусственно образованы некоторые органические вещества — мочевина (Велером) и жиры (Вертело)220, и нет сомнения, что недалеко время, когда будут так же искусственно получены белки221, самая существенная составная часть органических тканей.

534
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Ясно, что и наблюдая над живыми телами и их составными частями, мы приходим к тем же элементам опыта — пространству, времени, величине, форме, цвету и так далее, и в процессе познания различаем разные проявления энергии, различную напряженность энергии.
Это приводит нас к последней задаче теории познания, — к ответу на вопрос, что такое так называемая психическая, духовная жизнь. Из всего, что сейчас сказано, ясно, что это не жизнь какой-то особой духовной субстанции. Это — тоже опыт: восприятия, представления, стремления, чувства — это особый ряд элементов опыта, который ничем не отличается от другого ряда элементов опыта, — ряда физического. «Ощущение красного» есть то же, что «красное». «Ощущение красного» есть только другое название для «красного». Разница между так называемым «миром физическим» (природой) и «миром психическим » (духом) сводится только к тому, что «мир психический» зависит от состояния нашей нервной системы, почему и могут быть обманы чувств, галлюцинации, бред и так далее, а «мир физический» не зависит от этого состояния. Поэтому Авенариус222 и называет мир духовный зависимым рядом элементов опыта, а мир физический независимым рядом этих элементов. Но ясно, что эта разница несущественна, потому что, как показывает тот же опыт, особенности нервной системы отдельных людей теряют значение в социальноорганизованном опыте: посредством нервной системы и происходит организация, систематизация, приведение в порядок опыта, и пока эта организация производится нервной системой одной личности, — это будет индивидуальная организация опыта; достоверна не она, а социальная организация опыта, образующаяся путем проверки результатов индивидуально-организованного опыта организованным опытом других людей, общества, всех людских поколений, когда-либо организовавших опыт, то есть трудившихся над задачей познания.
Теперь понятно, что понятия «душа», «вещь в себе», «субстанция» — не более, как результат социально-организованного опыта нескольких десятков поколений в течение известного времени, являющийся следствием определенной ступени в развитии наук о природе, а эта ступень развития наук о природе обязана своим существованием определенному уровню развития хозяйства, хозяйственной техники.

Основы научной философии
535
Понятно, что эти понятия устраняются с расширением и углублением социальной организации опыта новыми десятками поколений по мере развития естествознания и — в конечном счете — хозяйства.
Социальная организация опыта в области так называемой «духовной» жизни приводит, следовательно, нас опять-таки к элементам опыта, а эти элементы опыта, в конце концов, не что иное, как различные проявления энергии.
Мы пришли таким образом к следующим основным положениям теории познания:
1) единственным источником и вместе пределом познания являются опыт и наблюдение;
2) этот опыт социально организуется по мере развития естествознания и — в конечном счете — хозяйства, и сообразно этому меняются результаты социально-организованного опыта;
3) ничего, кроме того, что нам дано в организованном опыте в действительности и не существует;
4) основной результат социально-организованного опыта заключается в настоящее время в том, что и тела мертвые и живые, и химические элементы, и так называемая духовная жизнь и, наконец, элементы познания (цвета, формы, величина, пространство, время, ощущение цветов, форм, величины и так далее) познаются нами только в виде проявлений энергии; различение напряженности энергии и есть, в сущности, процесс познания.
Последний сделанный сейчас вывод имеет тем большее значение, что заполняет ту пропасть, которую вырыла между познающим субъектом (сознанием человека, внутренним его миром) и познаваемым объектом (средой, окружающей человека, внешним миром) философия Канта. Представители новейшей философии — в частности двух ее важных течений — эмпириокритицизма* (Авенариус, Мах223) и имманентной школы** (Шуппе224 и др.) — держатся мнения, что субъект и объект нераздельны в опыте, представляют собой нечто единое, между ними нет противоположности.
* Эмпириокритицизм — философия, основанная на критике чистого опыта;
выше в этой главе как раз и изложены основы этой критики с некоторыми важными дополнениями.
**По учению имманентной школы, мышление имманентно бытию, т. е. где
есть бытие, там есть и мышление; в теории познания имманентная школа близ¬
ко подходит к эмпириокритицизму.

536
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Один из талантливых физиков нашего времени Винер225 удачно выражает ту же мысль следующим образом: «человек помещается среди природы, и закономерный поток совершающихся вокруг него превращений проходит через него, как через всякую другую точку в природе». Это отсутствие противоположности между субъектом (сознанием) и объектом (внешним миром), это их единство, являющееся прочной опорой научной теории познания, обосновывается, прежде всего и больше всего, тем единым принципом энергии, к которому сводятся одинаково и сознание и бытие, и субъект и объект. Вторым важным доказательством того же единства субъекта и объекта является основное положение современной психологии чувств, установленное трудами Джемса, Ланге, Мюнстерберга, Рибо226 и гласящее, что внешние выражения чувств (жесты, крики, перемены в выражении лица и т. д.) — один из элементов, составляющих самые чувства, как бы продолжение чувств: этим наглядно свидетельствуется отсутствие пропасти между субъектом и объектом, непрерывная связь между ними.
Следует, впрочем, оговориться: единство субъекта и объекта — несомненно, но лишь тогда оно проявляется вполне, когда речь идет о научно-организованном, а не повседневном опыте; что же касается повседневного опыта, то в нем, как научно доказал Гельмгольц227, иногда с совершенной ясностью обнаруживается ошибочность некоторых субъективных впечатлений, зависящая от определенного устройства органов нашего восприятия (зрения, слуха и т. д.). Но здесь мы уже вступаем в область критики существующих воззрений, а это составляет уже предмет следующей главы.
VIII. КРИТИКА СУЩЕСТВУЮЩИХ
НАУЧНО-ФИЛОСОФСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ
В предыдущей главе были изложены основы современной научной теории познания, на которых объединяется целый ряд сторонников научной философии, причем в изложение включено было лишь то, что должно быть признано верным и прочным достоянием научно-философской мысли. Теперь необходимо остановиться на различиях во взглядах отдельных представителей научной философии и критически отнестись к ним, чтобы потом выбрать между ними ту систему воззрений, которая наиболее соответствует данным современной науки.

Основы научной философии
537
Мы только что видели, что современный научно-философский монизм сводится к понятию энергии. В высшей степени важно поэтому, как отдельные представители научной философии определяют энергию.
Здесь прежде всего обращают на себя внимание взгляды эмпириокритиков Авенариуса и Маха и различных их последователей, в том числе и русских (напр[имер], Богданова228, Базарова229, Луначарского230, Юшкевича231 и т. д.). По их мнению, понятие энергии — только «методологическое допущение», «эвристическая конструкция» («совокупность известных условных положений»), «символ, систематизирующий наше познание», а вовсе не реальность. Реально же только конкретное содержание чистого, повседневного опыта. Таким образом, эмпириокритицизм — полное оправдание наивного реализма.
Вся эта теория несостоятельна уже потому только, что энергия признается в ней за простое методологическое допущение или, что то же, за «эвристическую конструкцию», «символ, систематизирующий познание», иными словами — за произвольное предположение. В самом деле: ведь очевидно, что если энергия — простое предположение, лишенное всякой реальности, то весь эмпирио- критический монизм является мнимым, чисто предположительным. И мы действительно находим нередко у самих эмпириокритиков (напр[имер], у Луначарского в его статье, помещенной в сборнике «Очерки по философии марксизма», СПб., 1908) замену монизма «всеобщей взаимозависимостью и соизмеримостью явлений», их всеобщей связностью. Совершенно однако ясно, что всеобщая связность — не научный монизм, что она совместима и с дуализмом (напр[имер], кантовским), тем более — с идеалистическим монизмом.
Но есть еще другое, не менее серьезное основание для того, чтобы отвергнуть определение энергии, даваемое эмпириокритицизмом: это — несостоятельность наивного реализма, тесно связанного с эм- пириокритическим определением энергии. Гельмгольц произвел обстоятельные, образцовые исследования слуха и зрения и в них блестящим образом доказал, что повседневный опыт нередко не дает точного понятия о действительности, которая всегда является результатом только опыта научно- ^социально-) организованного. Гельмгольц доказал, что внешний объект, лежащий в основе слуха

538
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и зрения, это — дрожание или колебания, периодическая смена давлений, распространяющихся до наших чувственных нервов. Эти колебания становятся звуком, когда затронут слуховой нерв, светом, если затронут зрительный: разнородны тут не внешние процессы, а возбуждаемые ими нервы. Этот вывод — результат научно-организованного опыта, открывающего реальную истину вопреки ложному свидетельству опыта повседневного, всецело зависящего от определенного устройства наших органов внешнего восприятия.
Итак, то определение энергии, какое дает эмпириокритицизм, — несостоятельно. Быть может, более прав Оствальд232, определяющий энергию как работу или все, что способно превращаться в работу?
Надо отдать справедливость Оствальду, что он не считает энергию произвольным методологическим допущением, а признает ее за реальность. Но нетрудно понять, что его определение страдает другим недостатком: «работа» и «способность совершать работу» или «превращаться в работу» — чистые общие понятия, абстракции, идеалистические субстанции. Анализируя понятие «материя», мы уже видели, насколько несостоятельно, насколько ненаучно строить философию на таких абстракциях.
Где же выход? Выход там, где единственно обязаны его искать представители научной философии, — в современном естествознании. Но прежде чем указать этот выход, мы должны закончить чистокритическую работу и с этой целью рассмотреть одно из оригинальных проявлений современной философской мысли, — так называемый «эмпириомонизм» Богданова.
В теории познания Богданов — последователь Маха и Авенариуса. Оригинальное в его философии — только так называемая «теория подстановки». Богданов не удовлетворяется делением элементов опыта на ряд физический и ряд психический: оба эти ряда имеют отношение к субъекту, — первый к субъекту коллективному (к социально-организованному опыту), второй к субъекту индивидуальному (к индивидуально-организованному опыту); но различные предметы и явления существуют и вполне независимо от субъекта и существовали до того, как явился самый субъект (человеческое сознание) на земле; отсюда и вытекает, по Богданову, необходимость «представить данное явление в отношении к вселенной как целому», представить его «в самом себе»: для того, чтобы вполне понять явление, надо поставить себя не только в положение сначала индивидуально¬

Основы научной философии
539
воспринимающего и затем коллективно-воспринимающего субъекта, но и в положение воспринимаемого объекта, подставить свой личный опыт под переживания этого объекта. Только тогда получится познание во всей его полноте.
Заметим прежде всего, что эта «теория подстановки» у Богданова становится необходимой для него именно потому, что он придает несколько иной вид делению элементов опыта на два ряда — независимый (физический) и зависимый (психический) у Авенариуса: Богданов называет физический ряд социально-организованным опытом, а психический — опытом индивидуально-организованным; вследствие этого получается, что и тут, и там важную, даже первенствующую роль играет субъект; отсюда все построение приобретает субъективный характер; чтобы, в противовес этому, утвердить существование объективной истины и объективного мира, Богданов и изобрел свою «теорию подстановки». Ясно, что последовательные эмпириокритики, не отклоняющиеся нисколько от Авенариуса в сторону субъективизма в понимании обоих рядов элементов опыта, совершенно правы, признавая теорию подстановки излишней, совершенно ненужной.
К этому следует кроме того прибавить, что ошибочна самая мысль утвердить существование объективного мира, совершенно исключив из познания субъективный элемент: непосредственно дано сознанию только оно само, его содержание; но, как только что было указано и доказано в предыдущей главе, между содержанием субъективного сознания и объективным миром нет, вообще говоря, пропасти, и при научно-организованном опыте исчезают все те различия, какие обнаруживаются между ними иногда в опыте повседневном. Таким образом, нет никаких оснований сохранить богдановскую теорию подстановки.
Критикой представителей современного научного миросозерцания занимался также в последнее время Владимир Ильин233 в своей книге «Материализм и эмпириокритицизм». Поэтому в этой критической главе полезно сказать несколько слов о книге Ильина. Критические замечания и собственные взгляды автора в большинстве случаев надо признать совершенно неосновательными. Приведем несколько примеров в доказательство этого. Так, Вл. Ильин впадает в очевидное недоразумение, насильственно, на основании одного только внешнего, поверхностного сходства, сближая идеалиста

540
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Фихте-старшего234 с Авенариусом и Махом, между тем как Фихте сближал объект с субъектом с наклоном в сторону идеализма, а Авенариус, Мах и вслед за ними Богданов делают это с целью оправдания наивного реализма. Затем Ильин допускает совершенно безнадежную путаницу, смешивая объективный мир, доступный познанию в опыте, с вещью в себе или субстанцией, опытом непознаваемой (см. стр. 10 и след.). И, наконец, в книге Вл. Ильина смешиваются две точки зрения — наивный реализм и научный материализм: он никак не хочет уступить ненавистным для него эмпириокритикам и эмпириомонистам кажущийся ему, по-видимому, заманчивым наивный реализм и бессильно пытается соединить несоединимое — наивный реализм с научным материализмом. Нечего и говорить, что терминология его безнадежно устарела: термины «материя», «диалектический метод» и прочее имеют для него значение священного завета, который надо сохранить во что бы то ни стало235.
IX. ОСНОВЫ НАУЧНОЙ ФИЛОСОФИИ
ПРИ СВЕТЕ СОВРЕМЕННОГО ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
В двух предшествующих главах изложена и доказана современная научная теория познания — основная часть научной философии. К тому, что там сказано, остается добавить немногое. Мы видели, что объективная действительность доступна познанию, и что это познание является результатом научно-организованного (не повседневного) опыта и наблюдения. Мы убедились также, что все те качественные различия между предметами и явлениями, какие обнаруживаются в повседневном опыте, — цвета, формы, звуки, запахи и т. д. — зависят от особого устройства наших органов восприятия, и научно-организованный опыт сводит их, в конце концов, к количеству, — к вибрациям, колебаниям, давлениям, движениям. Гельмгольц превосходно доказал, что все математически- измеримое — пространство, время, число, величина, вес, протяжение — все это точно познается нами в объективном мире, и к этому сводятся качества вещей. Вот заключительный вывод научной теории познания, полагающий резкую разграничительную черту между серьезно-обоснованной научной теорией познания и теми взглядами, которые исповедуют мыслители вроде Авенариуса, Маха, Богданова и т. д. Правда, эти мыслители имеют среди современных

Основы научной философии
541
естествоиспытателей немало последователей, но подавляющее большинство современных физиков и химиков — и притом наиболее авторитетных — не следует за ними.
Мы должны теперь заключить изложение основ научной философии при свете современного естествознания, нарисовать в главных чертах естественнонаучную картину мира. Здесь мы прежде всего встречаемся со знакомым уже нам отчасти понятием энергии. Выше было показано, как несостоятельно определение энергии у Маха, Авенариуса и их последователей, а также и у Оствальда. Каково же должно быть правильное ее определение?
Ответа на этот вопрос надо искать у того, кто ввел в общий научный оборот понятие «энергия»: это сделал Гельмгольц в 1847 году. Понятием энергии заменены были Гельмгольцем старые понятия материи и силы: энергия — не только работа и не только масса, а соединение работы и массы, устанавливающее между ними органическую, неразрываемую связь, свидетельствующее, что нет массы без работы и нет работы без массы.
Определить так энергию — значит сделать важный шаг вперед, но это далеко еще не значит решить вопрос об естественнонаучной картине мира во всем его объеме: надо не только определить энергию, но и объяснить ее происхождение, выяснить, почему именно она имеет в жизни природы такое всеобъемлющее значение. Это приводит нас к изложению в главных чертах тех перемен, какие пережиты за последние 50-60 лет физикой и химией.
Физика и химия XIX века объясняли жизнь природы движением, выражали законы природы в законах механики, усвоили себе механическое мировоззрение. В основе этого воззрения лежали два учения: теория мирового эфира, как среды, в которой происходит движение физических тел, и так называемая атомистическая гипотеза, объяснявшая состав и происхождение этих тел.
Земля получает огромное количество света и тепла от других небесных тел — больше всего от солнца. Если бы между землей и другими планетами была абсолютная пустота, — свет и тепло передавались бы мгновенно. Между тем на деле они передаются не мгновенно, а только очень быстро, — со скоростью 300 миллионов метров в секунду. Очевидно, что свет и тепло проходят тут через какую-то среду. Средой этой не может быть воздух, потому что через воздух невозможно было бы распространение света и тепла с такой огромной

542
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
быстротой: звук, например, распространяется в воздухе со скоростью только в 300 метров в секунду. Нет вообще ни одного известного нам на земле газа, в котором возможно было бы распространение столь быстрое, как 300 милл. метров в секунду. Вот первое доказательство существования мирового эфира. Второе доказательство заключается в явлении так называемой поляризации световых волн в междупланет- ном пространстве: в известных нам на земле газах и жидкостях волны продольные, то есть колебания частиц совершаются в них вдоль линии распространения волны; между тем световые волны — поперечные*.
Такова теория мирового эфира, существование которого таким образом не подлежит сомнению. Что касается атомистической гипотезы, то сущность ее заключается в том, что все тела состоят из простейших тел или так называемых химических элементов, которых насчитывается до 80-ти, а эти элементы слагаются из атомов — мельчайших частиц, химически-неразложимых; движением и различными сочетаниями этих атомов и объясняется все великое разнообразие физических тел и явлений. Атомистическая гипотеза признается исследователями, вроде Маха, Пуанкаре236 и проч., простым предположением, «эвристической конструкцией», но большинство физиков и химиков — между ними такие авторитетные, как Гельмгольц, Больцман237, Столетов238, — считают атомы несомненной реальностью, полагают, что они действительно существуют.
Теория мирового эфира и атомистическая гипотеза были важными приобретениями научной мысли. Но они далеко не удовлетворяли еще тому стремлению к монизму, какое нашло себе выражение в понятии энергии и лежало в основе всего механического миросозерцания. Дальнейшее развитие науки и пошло в направлении к монизму.
Первый крупный шаг в этом направлении сделан был тогда, когда Менделеев открыл так называемую периодическую систему химических элементов. Вес атома каждого из химических элементов (атомный вес) определен по отношению к весу атома одного из них, самого легкого — водорода, т. е. определено, насколько атом каждого элемента тяжелее атома водорода. Сверх того, атом каждого элемента может присоединять к себе атомы других элементов в разном количестве:
’Теория эфира и многое из истории физики изложены по превосходным
«Общедоступным лекциям и речам А. Г. Столетова» (М., 1902).

Основы научной философии
543
иногда один, иногда два и более. Эта способность атома элемента присоединять к себе то или иное количество атомов других элементов называется валентностью (или атомностью) элемента. Замечено, что нет ни одного элемента, атом которого мог бы присоединить к себе более восьми атомов какого-либо другого элемента. На этом основании все элементы делятся по валентности на восемь групп — обыкновенно по отношению к водороду, то есть смотря по тому, сколько атомов водорода способен притягивать к себе атом того или другого элемента. Если он может притягивать один атом водорода, то элемент принадлежит к первой группе и называется одновалентным, если два — ко второй и называется двухвалентным, далее следуют трехвалентные, четырехвалентные, пяти-шести-семи- и восьмивалентные элементы.
Таким образом, получается деление всех элементов на восемь групп по валентности; это — одно деление элементов.
Но Менделеев установил другое, гораздо более важное. Он расположил все элементы в порядке возрастания их атомного веса: сначала самый легкий — водород, вес атома которого принят за единицу, потом литий, атомный вес которого 7, бериллий с атомным весом 9, бор с атомным весом 11 и так далее вплоть до самого тяжелого элемента — урания239, имеющего атомный вес 239-
Расположив таким образом все элементы в порядке их возрастающего атомного веса, Менделеев заметил очень важную черту элементов: оказывается, что сообразно изменению атомного веса изменяются и все свойства элементов, но изменения эти идут не так, как идет атомный вес элементов, то есть не все время возвышаются, а сначала возвышаются, потом падают, потом опять возвышаются и так далее, то есть изменения не равномерные, а периодические.
В этих изменениях своих свойств различные элементы оказались сходными между собой сообразно своей валентности, то есть одновалентные сходны с одновалентными, двухвалентные с двухвалентными и так далее. Вот эти сходные по свойствам (и вместе по валентности) элементы Менделеев написал не в одну строчку с другими, а один под другим. Так у него получилось 8 вертикальных (идущих сверху вниз) столбцов и 12 горизонтальных (идущих слева направо) строк или рядов, которые он разделил на периоды сообразно изменениям свойств значащихся в них элементов.
Это и есть периодическая система элементов. Приведу здесь для наглядности первые два периода системы, то есть ее второй, третий,

544
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
четвертый и пятый ряды (первый ряд не привожу, так как там значится один водород; цифры означают атомный вес). (См. табл.240)
В этой таблице одновалентные литий, натрий, калий и медь по свойствам сходны между собой, как и с другими одновалентными; двухвалентные бериллий, магний, кальций, цинк сходны между собой и с другими двухвалентными и так далее.
Истинное значение этой периодической системы выяснилось лишь недавно. Много сделал для его выяснения русский исследователь Морозов241. Морозов обратил внимание на то, что, изучая состав органических — животных и растительных — тканей, можно составить тоже периодическую систему их составных частей, основываясь на принципах менделеевской периодической системы элементов.
Известно, что животные и растительные ткани состоят из углерода, водорода, кислорода и азота с примесью фосфора, серы и железа. Но атомы этих элементов соединены в животных и растительных тканях не поодиночке, не так, как соединены они в тканях неорганических (в так называвшейся прежде «мертвой природе»), а особым сложным образом: атомы водорода и углерода входят в органические ткани, всегда сочетавшись вместе, причем сочетания эти очень разнообразны. Эти разнообразные сочетания атомов углерода с атомами водорода, входящие в органические ткани, называются углеводородными радикалами и играют такую же роль в составе органических тканей, какую атомы элементов играют в составе неорганических тел: углеводородные радикалы — это «как бы сложные атомы», из которых построен органический мир на земле. Располагая углеводородные радикалы по их паевому весу и по валентности (причем за основу взят водород), Морозов и получил периодическую их систему, соответствующую менделеевской периодической системе элементов. Он открыл при этом, что причина валентности углеводородных радикалов и ее возрастания и уменьшения заключается именно в том, сколько в том или другом радикале атомов водорода притянуто к атомам углерода: чем меньше этих атомов водорода притянуто, тем больше валентность радикала, так как при этом углерод стремится притянуть тем большее количество атомов водорода, вернуть их снова к себе.
Сравнивая свою периодическую систему углеводородных радикалов с менделеевской периодической системой элементов и помня, что различия в валентности в первой системе произошли от различных

Основы научной философии
545
сочетаний атомов двух элементов — углерода и водорода, — Морозов заключил отсюда, что и различия в валентности системы элементов Менделеева произошли от различных сочетаний атомов каких-то двух родов первоначального вещества. Он принял также в соображение то обстоятельство, что один из химических элементов — гелий — совсем не нашел себе места в системе Менделеева, и заключил отсюда, что гелий — один из родов первоначального вещества, создавшего разновалентные элементы менделеевской системы. Сравнение обеих периодических систем подкрепило эту мысль Морозова: оказалось, что гелий играет такую же роль в образовании различий валентности элементов, какую водород в образовании различий валентности углеводородных радикалов. Далее: путем остроумных соображений, являющихся результатом этого вывода (я не привожу их здесь, чтобы не затруднять общего понимания дела), Морозов определил и атомный вес другого, неизвестного еще нам рода первоначального вещества, соединившегося с гелием для образования 80-ти химических элементов, нам известных. Этот род вещества Морозов назвал архонием.
Итак, все известные нам химические элементы составились из различных сочетаний архония с гелием. Впрочем, подробным разбором частностей менделеевской системы и свойствами радия Морозов доказывает, что для окончательного образования химических элементов в настоящем виде понадобилось еще присоединение атома водорода, который он, таким образом, признает третьим родом первоначального вещества.
Так периодическая система элементов послужила основанием к успехам монистического взгляда на природу.
В дальнейшем те же успехи выразились в астрономических наблюдениях за туманностями. Астрономические наблюдения показывают, что правильна гипотеза знаменитого французского ученого начала XIX века Лапласа242 о происхождении небесных светил (планет) из туманностей. Если в астрономической обсерватории смотреть на небо в хороший аппарат для наблюдения небесных светил — телескоп, то можно увидеть в одну ночь и в разных местах неба разные ступени в образовании планет: в телескоп видны в одних местах туманности, потом видно в других случаях превращение туманностей в раскаленные огненные шары, далее образование охлаждающихся звезд, наконец, видны звезды, совсем погасающие и исчезающие.

546
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Современные астрономы однако не только наблюдают звезды и туманности в телескоп, но и исследуют их физический состав, то есть вопрос о том, из каких веществ они состоят, при помощи спектроскопа. Известно, что если солнечный луч пропустить через стеклянную призму, то получится так называемый спектр — полоска всех цветов радуги. Между этими цветами в спектре есть темные линии, которые, как показывает опыт, свидетельствуют о существовании вокруг солнца в газообразном состоянии тех или других металлов, вообще химических элементов. Немецкие ученые Бунзен и Кирхгоф243, основываясь на всем этом, устроили спектроскоп — аппарат для получения спектров всех небесных светил и туманностей. Таким образом, по линиям их спектров можно определять, из каких веществ они состоят. И вот спектроскоп показывает, что в спектрах только что образующихся туманностей, то есть при начале жизни новых миров имеются только три линии — гелия, водорода и какого-то третьего вещества, до сих пор неизвестного и названного небулезием244. Этот небулезий, по мнению Морозова, и есть то вещество, которое он назвал архонием, из которого вместе с гелием и водородом получились все химические элементы.
Такова теория Морозова, которую он подробно обосновал в своей книге «Периодические системы строения вещества» и в изложении, предназначенном для популяризации в своих лекциях, изданных под заглавием «Д. И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего»245.
Но особенно много содействовало торжеству физико-химического (а, следовательно, и научно-философского) монизма открытие так называемой радиоактивности — особого свойства химического элемента радий. Радий и радиоактивность были, как известно, открыты недавно французским ученым Кюри и его женой Склодовской- Кюри246. Они показали, что при получении радия происходит так называемая эманация радия, то есть самопроизвольное истечение его, причем оказывается, что это истечение переходит в гелий — один из родов первоначального вещества. Вот эта-то эманация и называется радиоактивностью. Радиоактивность таким образом наглядно показывает превращение одного элемента в другой, более первоначальный.
Итак, в основе химических элементов лежит некоторое первоначальное вещество, элементами которого являются гелий, водород и какое-то еще неизвестное вполне вещество, называемое небулезием

Основы научной философии
547
или архонием. Нельзя ли несколько точнее, конкретнее определить, что это за первоначальное вещество?
На этот вопрос также дают ответ некоторые выдающиеся современные физики, между которыми особенно замечательны в данном отношении Рамзай и Резерфорд247. Оба они признают, что в основе всех физических тел и явлений лежат электрические явления. Атомами электричества являются электроны, причем вес электрона определяется Рамзаем в х/ш веса атома водорода. Резерфорд прямо говорит: «материя вообще электрического происхождения, и получается от движения электронов, из которых построены материальные молекулы» (частицы).
Этот вывод об электричестве, как едином основном элементе всех физических тел, опирается опять-таки на радиоактивность и вообще на выделение некоторыми элементами лучей разного рода, лучистой энергии: эти лучи (икс-лучи Рентгена, лучи Беккереля, лучи радия) оказались носителями электрического заряда.
Вот к чему сводится, в конце концов, при свете современного естествознания атомистическая гипотеза. Атомы элементов оказались разложимыми, превратимыми в электроны. Монизм здесь, таким образом, несомненен.
Но ведь у нас есть еще теория мирового эфира. Как она вяжется с этим монизмом? Ответ на это дают труды первоклассных английских физиков Фарадея и Клэрк Максвелла248. Их исследованиями эфир сближен с электричеством; точнее говоря, оказывается, что эфир и электричество — одно и то же. Максвелл установил, что и скорость распространения электрической волны в эфире воздуха равняется скорости распространения лучей в эфире, — именно 300 миллионам метров (или 300 тысячам километров) в секунду. Позднее ученик Гельмгольца Герц249 опытом подтвердил выводы Максвелла, что скорость электрической волны и скорость световой волны в одном и том же теле, по одному и тому же направлению и при той же длине волны — равны между собой. Таким образом, оказывается, что электрический луч отличается от луча теплового только громадной длиной волны. Всякий луч тепла и света — электромагнитный процесс, волна электрических колебаний крайне быстрых.
На основании всего этого известный английский ученый Крукс250 все физические явления сводит к мельчайшим электрическим (=эфирным и воздушным) колебаниям и составляет целую таблицу

548
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
таких колебаний. Первую степень в этой таблице составляют два колебания в секунду, и затем для каждой ступени колебания последовательно удваиваются: вторая степень — 4 колебания в секунду, третья — 8, четвертая — 16 и так далее до 63-й степени, где 9 триллионов 223 052 биллиона 36 миллиардов 854 миллиона 775 тысяч 808 колебаний в секунду. Область звука охватывает с пятой (32 колебания в секунду, самая низкая музыкальная нота) до 15-ой (32 768 колебаний в секунду — самая высокая нота) степени. С 1б-й до 35-й степени — электрические лучи. С 35-й до 45-й — неизвестная область. Потом идет область света, причем область, воспринимаемая собственно зрением, очень узка — между 450 биллионами (красный цвет) и 750 биллионами (фиолетовый цвет) колебаний в секунду, и свет только вместе с тепловыми и ультрафиолетовыми лучами охватывает от 45-й степени до степени между 50-й и 51-й. Потом — икс- лучи Рентгена и так далее.
Итак, современный естественнонаучный монизм приводит нас к выводу всего существующего не из какой-либо абстракции, не из отвлеченного, общего понятия, а из конкретной единой вещи, — именно из электричества. Это и служит естественнонаучным объяснением энергии. Результаты, которые вытекают из этих исследований, огромны по своему философскому значению, не говоря уже о значении их для отдельных наук и для практической жизни. С философской точки зрения они обосновывают энергетический монизм, дают возможность всю жизнь природы, человека и человеческого общества объяснить с точки зрения энергетики.
Но, скажут любители сверхчувственного, потустороннего (трансцендентного), внеопытного, быть может, все-таки существует недоступная опытному познанию субстанция, вещь в себе? На этот вопрос научная философия может ответить так, как знаменитый французский ученый Лаланд251 ответил на соответствующий вопрос Наполеону I: в своих исследованиях наука и научная философия не испытывают ни малейшей потребности ни в какой сверхопытной вещи в себе. Следует прибавить, что такой потребности не испытывает и здраво, научно понятая жизнь.
Для того, чтобы закончить изложение основных начал научной философии, остается только рассмотреть жизнь человека и человеческого общества с точки зрения энергетики. К этому мы теперь и обращаемся.

Основы научной философии
549
X. ЭНЕРГЕТИКА
И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТОРИИ
В первой главе было уже указано, что философия должна объединить, осветить единым светом все отдельные наши знания, связать их в одно целое, социально организовать наше познание, как мы можем сказать теперь. Вот почему теперь, установив общие точки зрения современной энергетической научной философии или энергетики, необходимо посмотреть, как эти точки зрения помогают нам организовать наше познание, как они философски освещают его отдельные ветви. Первый вопрос, конечно, здесь тот, как освещается энергетикой так называемый экономический или диалектический или исторический материализм. Правду сказать, этот термин пора бы тоже уже сдать в архив, потому что к нему налипло много остатков прошлого, теперь, как мы видели, изжитых, не имеющих прежнего смысла.
Лучше всего было бы говорить об экономическом объяснении истории или, что то же, об эволюционном экономизме в социологии (общей науке об обществе, для которой история служит частной наукой, доставляющей материал и первоначальные общие законы): термины «диалектический» и «материализм», как было уже разъяснено, устарели, обветшали, в настоящее время уже не могут быть признаны научными, а, следовательно, и философскими в смысле их сообразности с современной научной философией.
Мы видели, что современная научная философия, во-первых, признает основой и источником познания только опыт и наблюдение; во-вторых, результатом социально-организованного опыта считает энергию, познание различной напряженности энергии. С этих двух точек зрения и надо рассматривать экономическое понимание истории или эволюционный экономизм в социологии. Другими словами, надо ответить на два основных вопроса: во- первых, поскольку опытом, то есть практической общественной и политической деятельностью и наблюдением, то есть ходом исторического развития разных народов, оправдывается экономическое понимание истории? Во-вторых, поскольку основные законы энергетики теоретически освещают экономическое понимание истории?

550
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Ответу на первый вопрос здесь не место: это — дело социологических, исторических и политических (публицистических) работ. Замечу только коротко, что величайшие политики-практики, к какому бы классу они ни принадлежали, каких бы воззрений ни держались, на деле всецело стояли и стоят на точке зрения экономического понимания общественной жизни и теории классовой борьбы, — припомним хотя бы Бисмарка: на это опиралась всегда его дипломатия; фабричное законодательство, им развитое, вытекало отсюда же. С другой стороны, все сколько-нибудь талантливые историки, хотя подавляющее большинство их теоретически отвергает исторический экономизм, — на деле часто против своей воли следуют ему в своих ученых работах, и поскольку именно они ему следуют, постольку и ценными являются эти работы, постольку новыми, серьезными, богатыми по своим результатам оказываются их исследования.
Здесь я отвечу несколько подробнее только на второй вопрос, поскольку основной закон энергетики освещает экономическое понимание истории.
Но, прежде всего, несколько слов об этом основном законе энергетики. Это — закон сохранения энергии. Вот что гласит он: количество энергии, существующее в природе, всегда постоянно, неизменно, не увеличивается и не уменьшается; один вид энергии всегда может превратиться и превращается в другой ее вид.
Этот основной закон энергетики превосходно освещает экономическое понимание истории.
Прежде всего, из него прямо и непосредственно выводится исторический или социологический монизм, то есть объяснение всей общественной жизни одним принципом, одним общим началом. В самом деле: если все в жизни природы, общества, человека есть не что иное, как превращение единой энергии в разные виды, то какого еще большего единства объяснения, какого монизма можно желать? Жизнь природы и жизнь общества составляют при этом единое, неразрывное целое, и жизнь общества, как и жизнь природы, нельзя раздробить от отдельные, бессвязные части.
Но из того, что сейчас только что сказано, — именно, что жизнь природы и жизнь общества — единое целое, следует объяснение всех общественных явлений в конечном счете из явлений хозяйственных. Почему? Потому что, с точки зрения энергетики, общественная жизнь

Основы научной философии
551
есть вид превращения энергии, существующей в природе, а каким же путем превращаются другие виды энергии, существующие в природе, в тот вид энергии, который называется общественной жизнью? Путем хозяйственной деятельности общества, обращенной непосредственно к природе, ибо всякая другая, не хозяйственная деятельность общества не имеет непосредственного, прямого отношения к природе. Очевидно, она связана с природой только через посредство хозяйственной деятельности. Все это лучше всего обнаруживает нелепость того мещански-вульгарного упрека, который бросают часто теории экономического понимания истории некоторые или недалекие, или недобросовестные ее противники, — упрека в том, что она все будто бы обосновывает на стремлении человека к наживе. Хозяйственная организация есть тот вид энергии, который является первым и основным в процессе превращения энергии, существующей в природе, в энергию общественной жизни, — вот истинное философское освещение экономического объяснения истории, не имеющее ничего общего с «наживой» и «карманом».
Но сказав это, мы в сущности сказали и то, что социальный строй (деление на классы и сословия) есть дальнейшее превращение общественной энергии в новый вид, причем ясно, что классовое деление, как покоящееся на хозяйственных признаках, — ближайший к экономическому виду вид превращения общественной энергии. Этим философски освещен принцип классовой борьбы и классовых интересов. Мы в сущности сказали также, что и все остальные явления общественной жизни — государство, религия, философия, мораль, искусство, литература, направления общественной и политической мысли — все это только различные превращения общественной энергии. Так философски объясняется теория эволюции в ее применении к общественной жизни.
Законом сохранения энергии объясняется весь ход развития обществ, освещается и необходимость того будущего общества, которое должно возникнуть из недр общества современного. И каждый период, каждое изменение общественного развития получает при энергетической точке зрения глубокий смысл, выясняется как нечто необходимое, закономерное.
Но этого мало. Закон сохранения энергии заключает в себе, как составную часть, еще понятие равновесия энергии, так как полная

552
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
формула закона сохранения энергии гласит, что один вид энергии переходит в эквивалентное (равнозначащее) количество другого вида энергии.
Другими словами, тот вид энергии, в какой превращается данный ее вид, может произвести одинаковую работу с последним. Эта способность производить одинаковую работу и называется эквивалентностью. Что это значит? Это значит, что сколько усвоено энергии, столько ее и должно тратиться, между усвоением и тратой энергии должно быть соответствие, равенство, гармония (согласованность). Сколько энергии природы превращается в общественную энергию, столько и тратится общественной энергии для обратного превращения в энергию природы. Не трудно заметить, что по мере развития общественной жизни все большее количество энергии природы превращается в общественную энергию: сначала люди хозяйственно эксплуатировали только то, что дается с наименьшим трудом — убивали зверей, ловили рыбу, разводили скот; потом они стали кроме того эксплуатировать землю (земледелие), затем еще ее недра (каменный уголь, нефть, металлы, камни), наконец, атмосферную энергию (воздушная тяга в паровых машинах, электричество); сначала человек имел только полученные им от природы руки для своей хозяйственной деятельности; потом он сделал себе еще искусственные руки — орудия труда, затем преобразовал их в могучие машины. Сообразно этому все большее количество общественной энергии возвращалось природе, превращалось в энергию природы в виде размножения населения, удлинения жизни, большего количества пищи, напитков, отбросов, остатков, извержений, мертвых тел, негодных материалов, брошенных орудий и так далее.
Приведу для иллюстрации два примера, рисующие превращение общественной энергии в хозяйственном, социальном и политическом отношениях за два больших периода жизни европейских обществ — первоначальный и новейший.
Первоначальное превращение энергии природы в энергию общественную, в частности в основной ее вид — хозяйственную энергию — выражалось в том, что люди занимались охотой и рыболовством хищническими способами, при помощи грубейших орудий и расточения даровых сил природы: это было превращение энергии из одного вида в другой при условиях того времени наиболее целесообразное, больше всего экономизирующее (сберегающее) силы:

Основы научной философии
553
не хищническая, развитая техника хозяйства, если бы она была в то время возможна, была бы нелепостью, нецелесообразной растратой энергии, далеко превосходящей ее усвоение.
Эта хозяйственная энергия превращалась затем в социальную — в характерные для того времени первобытное равенство и однородность общества, — далее в политическую — первобытную демократию с ее сходками свободных и равных глав семейств, выборными вождями и чрезвычайно слабой и беспорядочной, неустановившейся организацией власти; опять мы наблюдаем целесообразную экономию сил: расчленение общества на классы и сословия, подробное и правильное устройство управления и прочная организация власти, если бы они были возможны, были бы затратой энергии, превосходящей ее усвоение. Во избежание недоразумений оговариваюсь: употребляя выражение «целесообразный», я разумею, конечно, не цель, предустановленную какой-либо высшей силой или высшим существом, а цель, определяемую социальной организацией опыта в тот или другой период общественного развития.
И так в каждый период. В наше время хозяйство организуется на основе развитой капиталистической техники, частной собственности на землю и капитала и наемного труда, и сообразно этому хозяйственная энергия капитализма превращается в социальную энергию классового строя и в политическую энергию классового, более или менее демократического государства. При данных условиях и здесь соблюдается наибольшее экономизирование сил; вот почему отсталые в техническом отношении хозяйства, не организованные в класс одиночки и устарелые политические формы, сущность которых сводится к самовластию, погибают.
И, наконец, эта же необходимость напрягать общественную энергию и экономизировать силы, усваивать и вместе затрачивать больше энергии, не допуская большей, чем усвоение, ее затраты, приводит на известной ступени развития капитализма к необходимости установления общественной собственности на землю и капитал и планомерной организации всего хозяйства с уничтожением классового деления и принудительной государственной власти. Социально-организованный опыт передовых капиталистических стран показывает необходимость этого нового превращения общественной энергии. Припомним хотя бы кризисы, безработицу и существующее наряду и одновременно с ними так называемое «перепроизводство», то есть

554
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
скопление в складах и магазинах массы товаров, не находящих себе покупателей не потому, что нет нуждающихся в этих товарах, но потому, что эти нуждающиеся в силу социальных условий не имеют возможности посредством этих товаров удовлетворить свои потребности во всем необходимом. Более яркого доказательства нарушения закона равновесия энергии, задержек и препятствий в ее превращении нельзя себе и представить.
В целом процесс превращения общественной энергии, который есть вместе с тем и процесс превращения энергии природы в общественную энергию, строен, закономерен, необходим, подтверждает то общее положение, что всякая жизнь есть превращение энергии с возможно наибольшим сбережением сил, то есть с соответствием между усвоением энергии и ее затратой, превращение одного вида энергии и ее затратой, превращение одного вида энергии в эквивалентное количество другого ее вида. Но столь же закономерны и необходимы и частичные нарушения этого соответствия затраты и усвоения энергии, следовательно скачки, перерывы, дисгармония (нестройность). Отсюда происходят смуты, волнения, революции, как в природе происходят мутационные ярения. Это понятно еще и потому, что социальноорганизованный опыт вырабатывается из индивидуально-организованного опыта, а последний всегда сопряжен с ошибками.
Мы видим, таким образом, что жизнь есть постоянное превращение энергии, постоянное ее усвоение и постоянная ее затрата; где нет этого превращения, где нет движения, изменения существующего, там нет жизни, там наступает смерть. Так было, например, с древним миром — греческим и римским или, точнее, греко-римским, который достиг капитализма, но не достиг такого целесообразного при капитализме превращения энергии природы в энергию общественную (машинного производства), при котором возможно было бы дальнейшее прогрессирующее, идущее вперед превращение энергии; жизнь остановилась, усвоение энергии стало отставать от ее затраты (непроизводительность рабского труда). Но общественная жизнь, жизнь человечества в целом или, что то же, жизнь тех обществ, которые не погибают от нецелесообразного превращения энергии, выживают до зрелого возраста и полного развития своих сил, — эта жизнь построена на принципе соответствия между затратой и усвоением энергии, между энергией, заимствуемой у природы, и энергией, возвращаемой природе.

Основы научной философии
555
XI. ЭНЕРГЕТИКА И ЭТИКА
Не менее, чем отношение энергетики к социологии, важен вопрос и об отношении энергетики к этике, к учению о нравственности. Современная научная философия обязана осветить вопрос о нравственности таким же ясным светом, каким она освещает вопрос об экономическом понимании истории.
Но прежде чем перейти к обсуждению этической задачи и ее решению с энергетической точки зрения, необходимо ненадолго остановиться на том важном общем выводе, который только что был сделан, — на выводе, что общественная жизнь состоит в постоянном превращении энергии, причем количество энергии природы, превращаемое в энергию общественную, все увеличивается, и вместе с тем соответствующее, то есть тоже все увеличивающееся, количество общественной энергии превращается обратно в энергию природы, другими словами — усвоение и затрата энергии общественной жизнью соответствуют друг другу. Такова в сущности, если развить ее в отношении к социологии, точка зрения Авенариуса, очень важная и для этики и в приложении к этике поддерживаемая вслед за Авенариусом — Луначарским. Но не такова точка зрения Богданова, опять- таки прилагаемая им непосредственно к этике.
Богданов думает, что всякий избыток усвоения энергии сравнительно с ее затратой своим непосредственным последствием имеет повышение жизнедеятельности. Не трудно понять, что он тут впадает в ту ошибку, в которой напрасно уличает Луначарского: он забывает об эволюционной точке зрения, берет данный факт усвоения и затраты энергии как нечто изолированное, то есть нечто особое, отдельное, не связанное с целым, забывает, что если и бывает подобная дисгармония, то это необычное, ненормальное явление, что усвоение и затрата энергии — постоянный процесс, ход развития, движение, и не что-либо устойчивое, особо существующее в данную только минуту, и что этот процесс в общем и целом возможен только при постоянном равновесии затраты и усвоения энергии. Вот почему и в этике необходимо исходить из установленного в отношении к социологии принципа. Мы видели, что общественная жизнь развивается по мере усвоения обществом все большего количества энергии природы и затраты тем же обществом все большего количества общественной энергии для нового ее превращения в энергию природы. Развитие

556
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
общественной жизни заключается, следовательно, в увеличении интенсивности (напряженности) усвоения и затраты энергии при постоянном стремлении к сохранению равновесия между усвоением и затратой. Это же можно сказать и о всякой жизни, — в том числе и о жизни отдельного человека.
Человек — тоже один из видов превращения энергии. Он также усваивает энергию и тратит ее и стремится к сохранению равновесия между усвоением и затратой. Первоначально жизнь человека была крайне узка, крайне бедна содержанием, он усваивал и тратил ничтожное количество энергии. Наесться, напиться, выспаться, удовлетворить самому элементарному половому инстинкту — вот и все, чего желал первобытный человек. Общественные связи были неорганизованны, случайны, временны, слабы. Мораль, этика, нравственность была также неорганизованна. Она целиком приспособлялась к общественным отношениям и потребностям человека. Если бы первобытного человека спросили: «хорошо ли красть?» — он ответил бы: «хорошо, если я украду, дурно, если у меня украдут»252. И это — ответ разумный и мудрый в условиях неорганизованного общества. Это мораль наивного, первобытного эгоизма, которая, впрочем, лишена активности, то есть не часто применяется в жизни, на практике, потому что в то время мало бывает сношений и связей между людьми.
Более активным является эгоизм на той ступени развития натурального хозяйства, когда земледелие начинает играть главную, основную роль, чувство самосохранения, страх за себя, трусость и жажда приобретения материальных благ — вот все содержание этого эгоизма. И отсюда вытекает мораль смирения и покорности у слабых и побежденных в общественной борьбе, мораль лицемерия и формализма, прикрывающая предсмертными даяниями на церковь грубый произвол и насилие — у победителей. И опять-таки мы видим тут, что хозяйство влияет на мораль, организует, перестраивает ее, ибо такая мораль — необходимое орудие для хозяйственного прогресса того времени, а хозяйство ведь и есть способ усвоения энергии, превращения энергии природы в энергию общественной жизни. И уже в это время, сообразно некоторому усложнению хозяйства, усложняется и мораль: среди побежденных возникает и развивается религиозноэтическое настроение, ярко выражающееся в отречении от мира, в лучших и чистейших проявлениях монашества.

Основы научной философии
557
В период простого товарного хозяйства и особенно в начале развития капитализма, — в период первоначального накопления, — личная инициатива (предприимчивость), личная энергия приобретают очень важное значение. Развивается жажда разнообразия впечатлений, наслаждение борьбой, стремление к могуществу и власти — словом, растут чувства личности, индивидуалистические чувства, которые и примешиваются как к старому эгоизму, так и к старому религиозноэтическому настроению. Рождается мораль смешанная, двойственная, соответствующая переходному характеру хозяйственной жизни: победители, господа положения имеют более широкие интересы и вкусы, чем прежде, но хищнические приемы хозяйства поддерживают и старый эгоизм; побежденные следуют морали смирения и покорности, но у них уже закипает чувство протеста, жажда свободы, что и проявляется в религиозной реформации, в сектантстве, в религиозно-демократической философии, наконец, в утопическом социализме. Типические характеры этого времени индивидуалистические эгоисты и этические индивидуалисты; в душе тех и других идет борьба между различными моральными элементами, господствует внутренний разлад.
С торжеством культурного капитализма на первый план выдвигается чисто индивидуалистическая мораль культурной буржуазии. Разумеется, сохраняются и индивидуалистические эгоисты и страдающие от внутреннего разлада этические индивидуалисты. Но в то же время нарождается новая мораль. Необходимо остановиться на ней с особенным вниманием.
Энергетическая философия дает вполне достаточное освещение новой этике при помощи того же закона превращения энергии. Развитие личной жизни, как и жизни общественной, заключается в том, что увеличивается усвоение и затрата энергии. Усвоение и затрата энергии современного человека происходят самыми разнообразными путями и способами. Для повышения жизнедеятельности необходимо, чтобы эти пути и способы становились все более многочисленными и многообразными; другими словами, необходимо, чтобы развивалась всесторонняя человеческая личность. Именно из этой полноты и многогранности жизни вытекает новый, органически цельный, лишенный внутреннего разлада этический индивидуализм, который в сущности только еще слагается, как слагается будущее общество в недрах современного общества. Все силы и способности

558
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
личности должны быть развиты до возможно большей степени, причем они должны и прилагаться в возможно большей степени к жизни. Наслаждения физические, умственные, нравственные, эстетические должны быть доступны человеку. Полнота и всесторонность жизни — вот основное нравственное требование. Нравственный поступок не должен быть жертвой, а свободным проявлением воли личности; недаром сказано: «милости прошу, а не жертвы» — милости, то есть именно свободного волеизъявления.
И притом именно необходимо, чтобы затрата энергии соответствовала ее усвоению. Если этого не будет, — результатом явится страдание, несчастье. Если окажется, что усвоение превосходит затрату, например, человек отличается избытком сил, которые он не может приложить на деле в силу общественных или каких-либо иных условий, то у него является тягостное чувство, заставляющее его дать нецелесообразное приложение своим избыточным силам: он пускается, например, в пьянство, в разврат, совершает преступления, страдает от тоски. Если, наоборот, растрата больше усвоения, — ему грозят болезни и смерть. Равновесие усвоения и затраты необходимые условия счастья.
На основе богатого усвоения и столь же щедрой растраты энергии покоятся все моральные, нравственные требования, между прочим и требование самопожертвования, — пожертвование своей свободой и даже жизнью. Самопожертвование всегда, конечно, есть зло, всегда избыточная затрата энергии сравнительно с ее усвоением, но оно может и должно быть при известных условиях меньшим из двух зол, более целесообразной растратой энергии, нежели, например, позорный поступок, предательство, измена, проявление душевной дряблости и слабости. В этом отношении совершенно прав бельгийский писатель Метерлинк253, когда он устами героини одной из своих драм говорит: «не лучше ли плакать от благородного поступка, чем быть обязанным своей радостью чему-то такому, от чего не вырастает душа?». Конечно, на этот вопрос надо ответить утвердительно, потому что мимолетная, мелкая и жалкая радость от поступка, от которого не вырастает, а понижается энергия нашей души, ничто сравнительно с теми страданиями, которые создаются этим понижением энергии. И лучше простая смерть, чем смерть с пытками и утонченными мучениями, в которую превращается жизнь человека, совершившего поступок, за который он презирает сам себя. Не на идее

Основы научной философии
559
долга основывает таким образом энергетическая философия необходимость самопожертвования, а на полноте жизни, на неудержимом стремлении к интенсивному усвоению и столь же интенсивной растрате жизненной энергии. Для того, чтобы достигнуть возможно большей полноты жизни при современных, далеких еще от совершенства общественных условиях, всесторонне развитая личность должна решиться в известных случаях на самопожертвование.
После всего сказанного, я думаю, незачем подробно разъяснять здесь, как тесно связана новая этика с хозяйственными условиями, характеризующими расцвет капитализма и переход к будущему обществу: полнота, разносторонность, разнообразие жизни стали мыслимы и до известной степени возможны только с полным развитием капиталистического строя с его грандиозной техникой, превосходными путями сообщения, переносящими человека на тысячи и десятки тысяч верст, с его гражданским равенством, политической свободой, наукой, искусством. Эти хозяйственные и социальные условия, в которых уже чувствуется дыхание будущего, создают тот социально-организованный опыт, результатом которого является, между прочим, и новая мораль.
Часто склонны смешивать новую мораль с «моралью господ», которую проповедует Ницше. У Ницше, действительно, есть элемент общий с энергетической моралью: это — его «любовь к дальнему», его индивидуализм, его стремление к идеалу всесторонне развитой человеческой личности. Но его «дальний», его «сверхчеловек», его «прекрасное животное» — вовсе не то, что прекрасный человек энергетической морали, так как сверхчеловек Ницше — именно прекрасное животное, а не человек с приобретениями, созданными социально-организованным опытом. Сверхчеловек Ницше — не всесторонне развит, он не может совместить любовь к дальнему с любовью к ближнему и, как жадный хищник-буржуа периода первоначального накопления, провозглашает: «падающего толкни». Прекрасный, всесторонне развитой, обладающий полнотой жизни человек энергетической философии совмещает, более того — органически соединяет любовь к дальнему с любовью к ближнему, выводит вторую из первой, так как верит в жизнь, знает, что она из ближнего, падающего вырабатывает дальнего, твердо и прямо стоящего человека. Вот почему мораль Ницше — вовсе не новая мораль и тем более не мораль будущего.

560
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
XII. ЭНЕРГЕТИКА И ЭСТЕТИКА
Энергетическая философия ярким светом освещает и современное, точнее — устанавливающееся, развивающееся в настоящее время для будущего понятие красоты. Энергетика, другими словами — философски разъясняет эстетику, учение о красоте.
Эстетическое чувство или чувство красоты, как справедливо говорит Гюйо254 в своей книге «Искусство с социологической точки зрения», «сводится к общему возбуждению жизни во всех ее сознательных видах (ума, чувства, воли)». Чем уже была жизнь, тем меньшим было это возбуждение жизни, тем более односторонним оно было. Возьмем для примера литературу, именно художественную, изящную литературу. В то время, когда основной тон общественной жизни задавало дворянство, она отличалась чрезвычайно узким эстетическим содержанием. Литература того времени у всех народов — это так называемая ложноклассическая литература с ее стремлением к «величественному», «важному», «возвышенному», к «достоинству» и «чести» с ее узкими связывающими свободу писателя литературными формами: требованиями определенного размера для стихов, формы оды, то есть торжественной песни, и трагедии, то есть театральной пьесы потрясающего содержания, построенной притом по правилам «трех единств» — единства времени, единства места и единства действия, то есть необходимо было, чтобы все действия трагедии происходили в одном месте, в течение одного дня и приноровлены были бы к одному главному действию, вернее — это одно действие только бы и совершалось. Буржуазная литература уже гораздо разнообразнее: она начала с нарушения строгих форм ложноклассицизма и перешла в сентиментализм, в чувствительное, слезливое изображение буржуазных добродетелей; потом она стала романтической, одушевленной стремлением за пределы видимого, реального мира в мир «вечных истин» и вместе проникнутой духом борьбы и свободы; наконец к романтизму, который не исчез, а только преобразовался в разные новые течения. Присоединился натурализм, стремление изобразить реальную жизнь так, как она есть. Бомарше, Виктор Гюго, Эмиль Золя — вот типические буржуазные писатели указанных трех направлений. Стоит посмотреть теперь на современную литературу, которая заключает в себе ведь только зародыши

Основы научной философии
561
художественной литературы будущего, и сразу бросится в глаза необыкновенная ее разносторонность, многогранность, широта, разнообразие, богатство содержания и форм. Не вдаваясь в подробности, достаточно вспомнить, если речь идет о французской (я причисляю к ней и бельгийскую) литературе, Мопассана, этого натуралиста-импрессиониста, глубокого изобразителя жизни посредством не подробного ее описания и схватывания двух-трех наиболее характерных черт, жизнерадостного и вместе глубокосерьезного, проповедующего на каждом шагу добродетель и чистоту посредством рассказов о разврате, грязи и низостях, Метерлинка — истинного романтика, для которого неисчерпаемым источником вдохновения служат две темы, — любовь и смерть, — Анатоля Франса, импрессиониста-философа, Октава Мирбо255, натуралиста и вместе индивидуалиста с общественной, социальной жилкой, и так далее, и так далее.
Или возьмем русскую литературу: вот натуралист-проповедник, одинаково тайновидец и плоти и духа, изобразитель и природы, и общественной жизни и человека, — Лев Толстой; вот наш натуралист-импрессионист и вместе типический представитель тоски и разлада, свойственных душе мелкого культурного буржуа, — Чехов: это ведь о нем в сущности один из его героев сказал, что он описывает лунную ночь так: «свет луны отражался в горлышке графина, стоящего на окне», и картина готова, читатель видит ее всю по одной подробности; вот Горький, тоже не чуждый импрессионизма, но в особых, ярких тонах, глубоко занятый, как в новой его повести «Исповедь», психологией новых людей из народа, не колеблющийся и не сомневающийся, а рвущийся к свободе смело и прямо, бичующий едким сарказмом и остроумно обличающий всякого рода проявления мещанства; наконец, Андреев, с его стилизацией (изображением в немногих общих чертах) «Жизни» буржуазного «Человека», с его замечательным «Проклятием зверя», в котором поражает своей глубиной и правдивостью изображение смутной непреодолимой тяги к равнодушной, холодной и жестокой толпе, — тяги, заставляющей оставлять в одиночестве близкого человека и в то же время не мешающей каждую минуту вспомнить, думать о нем и рваться к нему. А поэты? Мы до сих пор можем с полнотой восторга читать их всех, начиная с Пушкина и Лермонтова, и «Рыцарь на час» Некрасова по-прежнему много говорит нашему сердцу, как и вся во¬

562
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
обще его поэзия покаяния, мести и печали. И в то же время мы читаем с наслаждением Брюсова, и не одного только его удивительного «Каменщика», а и другие стихотворения, и чувствуем истинного поэта в Бальмонте, когда читаем лучшие его стихотворения, как, например, «На грани» или «Не погасай» в одном из последних сборников его, изданном под причудливым, по обыкновению, заглавием «Птицы в воздухе».
Другой пример — живопись. До XIV века в Западной Европе, в сущности, не было живописи, было только иконописание, рисовались не картины, а иконы.
Картина — плод живого и свободного художественного творчества, икона не допускает почти совсем этой свободы творчества, пишется по установленным образцам, преданиям, правилам.
Для Христа, Богоматери, каждого святого, каждого события священной истории установлены были особые типы (образцы), которые неизменно и повторялись во всех иконах. Большие глаза, темные лица были обязательны. Фон иконы, то есть пространство, окружающее фигуры святых, был непременно золотым. Изображения были мертвенны и казались плоскими. Рисунок — неправилен.
Но вот зарождается товарное хозяйство, выдвигается богатая буржуазия, и иконописание в передовых странах того времени начинает превращаться в религиозную живопись: в Италии такая религиозная живопись, проникнутая оригинальным творчеством и вместе вдохновленная непосредственным, свежим, глубоким религиозным чувством, появляется в первой половине XIV века у Джотто и достигает величайшего развития в конце XV и начале XVII века у Боттичелли; в Нидерландах она появляется во второй половине XIV века у Ван Эйка. Далее в XVI и XVII веках мы наблюдаем еще большее художественное богатство и разнообразие в изящной идеализации Рафаэля и Корреджо, в яркой выразительности Тициана и Рубенса, в глубоком и естественном изображении душевных движений у Леонардо да Винчи и Рембрандта, в натурализме Караваджо в Италии и так называемых «малых фламандцев» в Нидерландах.
XVIII век приносит расцвет французской живописи, которая имела блестящих представителей, впрочем, еще в XVII веке в лице Пуссена, Клода Лоррена и Лебрена. От их «классической» школы, проникнутой любезным сердцу правящего дворянства «достоинством»,

Основы научной философии
563
«величием», произошел живописец-якобинец Давид. В то же время появляются изящно-чувственная живопись Ватто и сентиментальнобуржуазное искусство Греза и Шардена.
Уже тут много разнообразия и художественного богатства. Но все это бледнеет перед тем, что дало развитие капитализма в XIX веке. Этого не скажешь коротко, не отказавшись от полноты. Но и неполных замечаний достаточно, чтобы показать, как широко развернулись эстетические вкусы общества, если взять только Францию, то здесь мы видим романтическое искусство Делакруа, живопись Милле, имеющую в виду не только естественность, но яркую выразительность картины, стоящий в связи с ней и основанный на тех же началах, импрессионизм Мане и его последователей, натурализм Курбе, символизм Пювист де Шаванна, живопись Мейссонье, близкую по духу «малым фламандцам», продолжение старой изящно чувственной живописи в новых формах у Бонна, Каролюса Дюрана и других.
И это только во Франции, а ведь в то же время в Италии был Сегантини, в Англии так называемые английские прерафаэлиты, в Германии Менцель и Беклин, Штук и Клингер, в России вслед за классицизмом Брюллова, сентиментализмом Венецианова, натурализмом Федотова и Перова живопись Крамского, Репина, Ге, Айвазовского, Шишкина, Куинджи, Поленова, Сурикова, Васнецова, Нестерова, Малявина, Врубеля, Левитана и многих других во всем многообразии их стремлений, вкусов, интересов и направлений.
Искусство будущего откроет нам неведомые еще оттенки и переливы, чудные художественные красоты и богатства. Менее всего оно будет односторонним и рутинным и в несравненно большей, чем теперь, степени будет содействовать «общему возбуждению жизни во всех ее сознательных видах». Уже теперь можно подметить некоторые особые способы, каким оно будет достигать этого результата.
Сюда относится между прочим синтез, слияние нескольких искусств, нескольких видов художественного творчества воедино, не механическая часто смесь музыки, слов и танцев в современной опере, а именно синтез, органическое соединение. Зародыши этого видны, например, в мелодекламации, в некоторых романсах и песнях, в танцах Дункан256 и в исполнении певцов-артистов вроде Шаляпина или Марии Гай257.

564
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
XIII. ЭНЕРГЕТИКА И БЕССМЕРТИЕ
Энергетика пророчит нам не меньшие чудеса науки, чем чудеса искусства: она обещает личное бессмертие.
Старая, традиционная, унаследованная по преданию от отцов религия едва ли не тем больше всего и привлекала к себе, что сулила загробное бессмертие души и именно личное бессмертие.
Стоит вспомнить слова Грановского Герцену: «я никогда не приму вашей сухой, холодной мысли единства тела и духа, с ней исчезает бессмертие души», стоит вспомнить толстовскую «Смерть Ивана Ильича», «Клару Милич» Тургенева, мучения главного героя романа Золя «Радости жизни» — и легко будет понять, что страх смерти — одно из основных побуждений, заставляющих тешиться изжитыми, казалось бы, иллюзиями, самообманом.
Это не удивительно: ведь личное бессмертие могла обещать только религия и религиозная философия. Для идеалистической и материалистической философии оно было невозможно, немыслимо и подменялось разными плохими суррогатами. Личное бессмертие несовместимо не только с пантеизмом Спинозы, монадологией Лейбница, мировым разумом Гегеля и абсолютной пустотой кантовской вещи в себе, но даже с мистицизмом Шеллинга. И потому слияние с вечной субстанцией, как бы она ни называлась, была ли она духом или материей, мало утешало в утрате личного бессмертия. Не утешительно и бессмертие в детях, которые, как нас уверяют, являются продолжением нашего существования и даже существа. Продолжение-то, конечно, продолжение, но ведь наше личное сознание не переживает нас, ведь, сознавать себя в детях после своей смерти нельзя, а этим все сказано: бессмертия нет.
Поэтов, художников, артистов, великанов мысли, героев практической жизни именуют лестным названием бессмертных, но ведь это опять не личное бессмертие, а бессмертие результатов их творческой работы или бессмертие в памяти потомков. Все — жалкие и смешные суррогаты настоящего бессмертия, которое может и должно быть только личным или совсем не быть.
Представим же теперь себе, что открыто и приручено человеком первичное вещество, электрическая энергия. Это ведь несомненно будет сделано. Это — вопрос времени, не более. Что же тогда? Далеки ли будут тогда люди от определении каждого организма математической формулой, выражающей сочетание в нем электронов? Будут

Основы научной философии
565
определены и точно выражены математически типы физиологических организаций, к которым будут сведены все индивидуальные организмы. Что значить будут тогда болезни? Как легко будет лечить их медицине будущего, для которой не будет ничего загадочного ни в их причинах, ни в их ходе и характере, ни в средствах исцеления! Конечно, эта медицина будущего будет достаточно могущественна, чтобы предупреждать болезни. Мало того: она будет в состоянии продлить жизнь чуть не до бесконечности, мыслимо даже осуществление мечты о вечной юности.
Но этого мало: мы, мертвые, имеем надежду проснуться. Когда будут точно определены типы физиологических организаций, к которым будут сведены все индивидуальные организмы, тогда достаточно будет портрета, фотографической карточки, простого описания личности, даже только двух-трех ее физиологических признаков, черт, особенностей для того, чтобы по этим обломкам и отрывкам составить формулу строения того или другого человека258. Тут придет на помощь и психология, научно поставленная и разработанная на основе опыта и в связи с физиологией. Психология уже и теперь всю духовную жизнь энергетически сводит к законам ассоциации: еще со времен Локка и Юма ассоциацией идей объясняется жизнь умственная, деятельность ума; новейшие психологи применили то же начало к области чувств, эмоций; новейшая психология сводит к ассоциации и явления воли259 (об этом в русской литературе есть интересная, хотя недостаточно популярно написанная статья г. Колоколова «Что такое воля?» в «Русском Богатстве» за 1905 год). Это — уже большие успехи. Создается почва для учения о психологических типах или характерах в их соответствии и соотношениях с физиологическими типами. Открывается широкое поле для плодотворнейшей и интереснейшей научной работы. Пройдет много веков, конечно, прежде чем она будет закончена, но зато как удивительны будут ее результаты! По отрывку поэмы, романа, стихотворения, ученой работы, политической речи, частного письма, по обломку статуи, по картине, романсу, опере и так далее, и так далее можно будет восстановить целый духовный облик человека, их создавшего, а следовательно и его физиологический облик, так как законы соотношения того и другого будут установлены. И тогда в химической лаборатории воскреснет тот, кто жил много веков тому назад. Конечно, он воскресит и тех, кого он знал и любил. Задача бессмертия будет разрешена окончательно. Надо только быть достойным будущего воскресения.

566
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
XIV. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Остается подвести итоги, напомнить еще раз общие выводы, к каким привело предшествующее изложение.
Первое положение современной научной теории познания заключается в том, что единственным источником познания является научно- (социально-) организованный опыт.
Он служит основанием для второго положения, гласящего следующее: непосредственно дано нашему сознанию только оно само, его содержание, но между познающим субъектом и познаваемым объектом нет пропасти, напротив — существует единство, так как, во-первых, и субъект и объект служат проявлением единой энергии, и, во- вторых, внешние выражения наших чувств составляют естественное продолжение этих самых чувств.
Энергия, к которой сводится вся мировая жизнь во всех ее проявлениях, есть нечто конкретное: при свете современного естествознания она есть не что иное, как электричество. Таково третье положение.
Четвертый вывод гласит, что энергетика философски объясняет не только жизнь природы, но и жизнь общества: ею философски освещается экономическое понимание истории, необходимость и неизбежность будущей планомерной организации внеклассового общества на основе общественной собственности на средства производства, этика и эстетика, наконец, полнота и широта будущего развития науки, обещающего всемогущество и бессмертие.
Таковы основные положения философии, изгоняющей все мистическое и метафизическое из современного мышления, удовлетворяющей все высшие запросы человека и прочно основывающейся на научном знании.

ВЕЛИКАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ И РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИИ
Исторические параллели всегда поучительны: они уясняют настоящее, дают возможность предвидеть будущее, помогают выбрать правильную политическую линию. Надо только помнить, что следует указать и объяснить не только сходства, но и различия.
Нет вообще более нелепого и противоречащего истине, действительности выражения, чем то, которое гласит «история не повторяется». История повторяется так же часто, как и природа, повторяется слишком даже часто, почти до скуки. Конечно, повторяемость не означает тожества, но ведь тожества не бывает и в природе.
Наша революция во многом сходна с великой французской революцией, но она не тожественна с ней. И это прежде всего заметно, если обратить внимание на происхождение обеих революций.
Французская революция произошла рано — на заре развития промышленного капитализма, машинной индустрии. Поэтому, будучи направлена против дворянского абсолютизма, она ознаменовалась переходом власти из рук дворянства в руки торговой, промышленной и сельскохозяйственной буржуазии, причем видную роль в процессе образования этой новой буржуазии сыграло распыление старой дворянской крупной собственности, главным образом дворянского землевладения, и ограбление старой буржуазии, чисто торговой и ростовщической, сумевшей и успевшей приспособиться к старому режиму и вместе с ним погибшей, поскольку отдельные ее элементы не переродились в буржуазию новую, как то же самое случилось и с отдельными элементами дворянства. Именно, распыление собственности — земельной, домовладельческой и движимой — создало возможность быстрой капиталистической концентрации и сделало Францию буржуазно-капиталистической страной.
Наш абсолютизм оказался гораздо более гибким, более способным к приспособлению. Конечно, здесь помогли общие экономические условия, в значительной мере имевшие мировой масштаб и размах. Русский промышленный капитализм стал зарождаться тогда, когда в передовых странах Запада — Англии и Франции — развитие капиталистической индустрии было уже настолько мощным, что заметны стали первые проявления империализма, и в отношении

568
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
нашей отсталой страны это сказалось в том, что падающее дворянское самодержавие и подгнивающая его социальная опора нашли поддержку в заграничном финансовом капитале. Крепостническое хозяйство, даже после формальной отмены крепостного права, сохранилось надолго вследствие сельскохозяйственного кризиса, постигшего весь старый свет и прежде всего Европу западную и восточную с приливом дешевого заокеанско-американского, автралийского, южно-африканского хлеба. Наконец, отечественный и промышленный капитализм в значительной мере находил поддержку и питание своим грубо-хищническим аппетитам в гибкой политике самодержавия. Два крупных факта особенно свидетельствуют об этой гибкости: отмена крепостного права, укрепившая отчасти царистские иллюзии в крестьянстве и сдружившая с самодержавием буржуазию, и промышленная, железнодорожная и финансовая политика Рей- терна260, в особенности Витте261, скрепившая содружество буржуазии и самодержавия еще на несколько десятилетий, причем это содружество было лишь временно поколеблено в 1905 году.
Таким образом, ясно, что и тут и там — и у нас, и во Франции — острие оружия и первый его удар были направлены против дворянского самодержавия. Но раннее наступление французской революции и запоздалость нашей — такая глубокая, резкая черта различия, что она не могла не отразиться на характере и группировке движущих сил обеих революций.
Что такое в социальном смысле, в отношении классового состава, представляли собою основные движущие силы великой революции во Франции?
Жирондисты и якобинцы — вот политические, случайные, как известно, по своему происхождению, названия этих сил. Жирондисты — крестьянская и провинциальная Франция. Их господство началось во время революции министерством Ролана262, но и после 10 августа 1792 года, когда окончательно рухнула монархия, они удержали власть в своих руках и, возглавляемые фактически Бриссо263, отстаивали власть провинции, деревни против преобладания города, особенно Парижа. Якобинцы во главе с Робеспьером264 настаивали на диктатуре, главным образом, городской демократии. Действуя вместе при посредничестве Дантона265, сторонника единения всех революционных сил, и якобинцы, и жирондисты сокрушили монархию и разрешили аграрный вопрос, продав по дешевке конфискованные

Великая французская и русская революции
569
земли духовенства и дворянства в руки крестьян и отчасти городской буржуазии. По преобладающему составу обе партии были мелкобуржуазны, причем крестьянство больше тяготело, естественно, к жирондистам, а городская мелкая буржуазия, особенно столичная, была под влиянием якобинцев; к якобинцам же примыкали и сравнительно немногочисленные тогда во Франции рабочие, составившие крайнее левое крыло этой партии под предводительством сначала Марата266, потом, после его убийства Шарлоттой Корде, Гебера и Шомета267.
Наша революция, будучи запоздалой, возникнув в условиях большего, чем то было в великую французскую революцию, развития капитализма, именно по этой причине имеет очень сильную пролетарскую левую, мощь которой временно была усилена стремлением крестьян захватить помещичью землю и жаждой «немедленного» мира солдатскою массой, утомленной затянувшейся войной. Но по той же причине, т. е. вследствие запоздалости революции, и противники левых, коммунистов-болыпевиков, — социал-демократы меньшевики и к ним более или менее близкие группы социал-демократии, а также социалисты-революционеры — были в большей мере пролетарскими и крестьянскими партиями, чем жирондисты. Но при всех различиях, как они ни значительны, ни глубоки, одно общее, большое сходство остается, сохраняется. Оно фактически, может быть, даже против желания борющихся революционных сил и партий, выражается в розни интересов между городской и сельской, деревенской демократией. Большевики на деле представляют собою исключительную диктатуру города, сколько бы они ни твердили о примирении с крестьянином-середняком. Их противники стоят за интересы крестьянства — меньшевики и с.-д. вообще по соображениям целесообразности, из твердого убеждения, что пролетариат может победить только в союзе с крестьянством, социалисты-революционеры — принципиально: они — типичная крестьянская, мелкобуржуазная партия во главе с идеологами утопического, но мирного социализма, т. е. представители городской мелкобуржуазной интеллигенции из кающихся дворян отчасти, но в особенности из кающихся разночинцев.
И сходством, и различием происхождения, и движущих сил обеих революций объясняется также их ход.
Мы не будем здесь касаться истории Национального и Законодательного Собраний во Франции конца XVIII в., то была в сущности

570
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
лишь прелюдия революции, и для наших целей сейчас она имеет лишь второстепенный интерес. Важно здесь то, что сложилось и случилось во Франции после 10 августа 1791 г.
Две грозные опасности стояли тогда перед революцией: угроза внешнего нападения, даже прямые неудачи революционных войск в борьбе с военными силами европейской реакции и контрреволюционное внутреннее движение в Вандее268 и других местах. Измена главнокомандующего генерала Дюмурье269 и успехи повстанцев одинаково лили воду на мельницу Робеспьера и якобинцев. Они потребовали диктатуры городской демократии и беспощадного террора. Конвент не посмел противиться натиску парижских рабочих и мелкой столичной буржуазии. Жирондисты сдали позицию в деле короля, и 21 января 1793 г. Людовик XVI был казнен. 29 июня были арестованы и жирондисты, и их ждала также гильотина. Жирондистские восстания на юге и в Нормандии были усмирены. 10 июля 1793 г. Робеспьер встал во главе Комитета общественного спасения. Террор возведен был в систему и стал последовательно и беспощадно проводиться и Комитетом, и комиссарами Конвента.
Объективные задачи, стоявшие перед революцией после 10 июля 1793 года, сводились к устранению внешней опасности, установлению внутреннего порядка, борьбе с дороговизной и хозяйственной разрухой, упорядочению государственного хозяйства, — в первую голову расстроенного выпусками бумажных денег денежного обращения. Внешние нападения были отражены; восстания внутри страны были подавлены. Но оказалось невозможным уничтожить анархию, — она напротив росла, увеличивалась, распространялась все шире. Немыслимо было уменьшить дороговизну, удержать падение цены денег, уменьшить выпуски ассигнаций, прекратить хозяйственную и финансовую разруху. Фабрики работали очень слабо, крестьянство не давало хлеба. Пришлось снаряжать в деревню военные экспедиции, насильственно реквизировавшие хлеб и фураж. Дороговизна дошла до того, что за обед в ресторанах Парижа платили 4000 франков, извозчик за конец получал 1000 франков. С хозяйственной и финансовой разрухой диктатура якобинцев не справилась. Положение городских трудящихся масс стало поэтому невыносимым, парижские рабочие подняли восстание. Восстание было подавлено, и вожди его Гебер и Шометт поплатились за него жизнью270.

Великая французская и русская революции
571
Но это значило оттолкнуть от себя наиболее активную революционную силу — столичных рабочих. Крестьяне давно уже перешли в стан недовольных. И потому Робеспьер и якобинцы пали под ударами реакции: 8 термидора они были арестованы, а на следующий день 9 термидора (27 июля 1794 г.) Робеспьер умер под ножом гильотины. Фактически революция была кончена. Только реакции и более всего Наполеону удалось справиться с хозяйственной разрухой грубыми средствами: ограблением Европейских стран — прямым, посредством военных реквизиций, конфискаций, грабежей, территориальных захватов, и косвенным — путем введения континентальной блокады271, давшей огромные выгоды французской промышленности. Диктатура якобинцев в одном отношении подготовила Наполеону его хозяйственную удачу: она способствовала созданию новой буржуазии, оказавшейся достаточно энергичной, предприимчивой, ловкой, приспособившейся к спекуляции в эпоху дороговизны и потому сменившей старых буржуазных приспешников дворянства и дворянского самодержавия, с времен Кольбера272 привыкших питаться подачками с барского стола. В том же направлении образования капиталистической буржуазии — только уже не промышленной, а сельскохозяйственной — повлияла и аграрная реформа времен великой революции.
Во многом сходны, при некоторых отличиях, были и объективные задачи нашей революции, сложившиеся и ставшие во весь рост после крушения нашей монархии. Надо было подавить внутренние контрреволюционные силы, сдержать центробежные течения, воспитанные гнетом дворянского царизма, уничтожить дороговизну, финансовую и хозяйственную разруху, решить аграрный вопрос — все сходные задачи. Особенность момента в начале революции заключалась в том, что настала необходимость скорейшей ликвидации империалистической войны: этого не было во Франции конца XVIII века. Была еще одна особенность вследствие запоздалости нашей революции: находясь среди передовых капиталистических стран, вкусив сама плодов от капиталистического древа познания добра и зла, Россия была удобной плодородной почвой для произрастания теории и практики немедленного социализма или коммунизма, социалистического максимализма. И эта почва дала пышные всходы. Этого, естественно, не было или почти не было, если не считать попытки Бабефа273 и то более поздней — в 1797 г., — в великую революцию во Франции.

572
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Все революции совершались стихийно. Нормальное, обычное, рутинное их течение направлено в сторону обнаружения, выявления массами населения всей их классовой сущности на той ступени социального развития, которая ими достигнута. Попытки сознательного вмешательства в ходе событий наперекор этому обычному течению в русской революции были сделаны, но они не увенчались успехом отчасти по вине тех, кто их делал, отчасти — и главным даже образом — потому, что трудно, почти невозможно преодолеть стихию. Не пришло еще царство свободы, мы живем в царстве необходимости.
И прежде всего стихия, слепой классовый инстинкт оказались всесильными в среде представителей нашей капиталистической буржуазии и ее идеологов. Российский империализм — мечты о Константинополе и проливах и пр. — уродливое явление, вызванное хищнической экономической и финансовой политикой дворянского самодержавия, истощавшей покупательные силы крестьянства и тем сокращавшей внутренний рынок. Но наша капиталистическая буржуазия продолжала за него цепляться и в начале революции и потому всячески мешала и при Милюкове, и при Терещенко274 мирным стремлениям тех социалистических групп, которые вступили с ней в коалицию. Тот же слепой классовый инстинкт диктовал нашим земским либералам неуступчивость в аграрном вопросе. Наконец, по той же причине торжества классовой стихии нельзя было убедить в необходимости пожертвовать 20-ю миллиардами (4-мя миллиардами золотом) путем установления подоходно-поимущественного чрезвычайного налога, без которого немыслима была борьба с хозяйственной и финансовой разрухой.
Правду сказать, огромное значение этого налога не было как сле- дуетпонятоисоциал-демократами,исоциалистами-революционерами, вступившими в коалицию с капиталистической буржуазией. Не обнаружено было ими и достаточно энергии и решимости в борьбе за мир. К этому присоединились идеологические споры, мешавшие мыслить демократическую революцию без буржуазии. В общем получилось топтание на месте и во внутренней политике, и во внешней.
Хозяйственный и финансовый вопросы оставались нерешенными, вопрос аграрный висел в воздухе, война длилась и несла поражения. Корнилов сыграл роль Дюмурье, причем неясной в его деле, очень сомнительной осталась роль главы правительства — Керенского275.

Великая французская и русская революции
573
Все это помогло тем, кто потакал стихии демагогией, — большевикам. В результате получился октябрьский переворот.
Он удался, разумеется, потому, что и рабочие, и солдаты, и даже крестьяне были недовольны политикой или, вернее, бездействием временного правительства. И те, и другие, и третьи после 25 октября 1917 года получили то, чего добивались: рабочие — повышения ставок и синдикалистской организации национализированной промышленности с выбором начальствующих и организаторов самими работающими в данном предприятии, солдаты — скорого мира и такого же синдикалистского устройства армии, крестьяне — декрета о «социализации» земли.
Но большевики потакали стихии, думая ее использовать, как орудие для своих целей — всемирной социалистической революции. Оставляя пока до конца статьи вопрос о видах для осуществления этой цели в международном масштабе, необходимо прежде всего дать себе ясный отчет, к чему это повело внутри России.
Национализация банков разрушила кредит, не дав в то же время правительству аппарата для управления народным хозяйством, ибо наши банки были учреждениями отсталыми, по преимуществу спекулятивными, нуждавшимися в коренной, планомерно задуманной и последовательно осуществленной реформе, чтобы стать действительно орудием правильного регулирования хозяйственной жизни страны.
Национализация фабрик повела к страшному падению их производительности, чему способствовал также синдикалистский принцип, положенный в основу их управления. Синдикалистская организация фабрик на основе выборности администрации от рабочих исключает возможность дисциплины сверху, какого-либо принуждения, исходящего от выборной администрации. Рабочей самодисциплины нет, ибо она развивается лишь при развитом, культурном капитализме в результате длительной классовой борьбы под воздействием и внешним давлением сверху, и, что еще важнее, строгого дисциплинарного контроля со стороны профессиональных союзов, а этого у нас вследствие гнета царизма, преследовавшего профессиональные союзы, не было прежде и нет также теперь, потому что к чему свободные профессиональные союзы, когда насаждается коммунизм? В результате, из производителя прибавочной стоимости пролетариат превратился в класс потребительный, в значитель¬

574
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ной мере содержимый на счет государства. Поэтому он потерял самостоятельность, оказался в прямой экономической зависимости от власти и главные свои усилия направил на расширение своего потребления — на улучшение и увеличение пайка, на занятие буржуазных квартир, на получение мебели. Значительная часть рабочих пошла в коммунистическую администрацию и подверглась там всем соблазнам, связанным с властным положением. «Социализм потребления», ветхий деньми276, давно, казалось, сданный в архив, распустился пышным цветом. У бессознательных элементов пролетариата положением было создано такое грубое понимание социализма: «социализм — это значит собрать все богатства в кучу и разделить поровну». Нетрудно понять, что по существу это та же якобинская эгалитарность, послужившая в свое время базой для образования новой французской капиталистической буржуазии. И объективный результат, поскольку дело ограничивается чисто внутренними русскими отношениями, рисуется таким же, как во Франции. Спекуляция под прикрытием социализаций и национализаций создает также и в России новую буржуазию.
Та же эгалитарность и с теми же последствиями намечалась и проводилась в деревне. И острая нужда в продовольствии повела к такому же, как во Франции, плану выкачивания хлеба из деревни; начались военные экспедиции, конфискации, реквизиции; потом появились «комитеты бедноты», стали строиться «советские хозяйства» и «сельскохозяйственные коммуны», вследствие чего потеряна была крестьянством уверенность в прочности захваченных ими земельных владений, и если крестьянство еще не окончательно и не везде порвало с советской властью, то здесь помогает лишь безумие контрреволюционных сил, которые при первых же успехах ведут за собой и водворяют помещиков. От насилий в деревне пришлось отказаться, но, во-первых, лишь в теории, — на практике же они продолжаются, — во-вторых, уже поздно: настроение создано, его не разрушишь; нужны реальные гарантии, а их нет.
Наш террор не больше, но и не меньше якобинского. Природа обоих одинакова. И последствия тоже одинаковы. В терроре повинна, конечно, не одна из борющихся сторон, а обе они. Убийства вождей коммунистической партии, массовые расстрелы коммунистов там, где побуждают их противники, истребление сотен и тысяч «заложников», «буржуев», «врагов народа и контрреволюционеров»,

Великая французская и русская революции
575
отвратительные гримасы жизни вроде приветствия раненому вождю, сопровождаемого списком сорока расстрелянных «врагов народа», — все это явления одного порядка. И как нецелесообразен и бессмыслен единичный террор, потому что одно лицо всегда найдет себе смену особенно тогда, когда на деле не вожди руководят массой, а стихия управляет вождями, — так безрезультатен для обеих сторон и террор массовый: «дело прочно, когда под ним струится кровь», и кровью, за него пролитой, оно упрочится. Один солдат как-то убежденно заявил, что французская республика потому и не стала народной, что народ не вырезал всей буржуазии. Этот наивный революционер и не подозревал, что вырезать всю буржуазию нельзя, что на место одной отсеченной у этой стоголовой гидры головы вырастают сто новых голов, и что эти вновь выросшие головы находятся из среды как раз тех, кто занимается их отсечением. Тактически массовый террор — такая же бессмыслица, как и террор единичный.
У советской власти есть новые начинания. Но, поскольку они действительно проводятся в жизнь, напр[имер], в области просвещения, — это делается в подавляющем большинстве случаев не коммунистами, и здесь главная, основная работа вся еще впереди. А затем как много возрождено формализма, канцелярщины, бумагомарания, волокиты! И как ясно здесь видна рука тех многочисленных «попутчиков» из черносотенного стана, которыми так сильно обросла советская власть.
И в результате те же задачи: и внешняя война, и внутренняя, гражданская борьба, и голод, и хозяйственная, и финансовая разруха. И если бы даже удалось прекратить все войны, одержать все победы, — хозяйство и финансы нельзя поправить без посторонней, иностранной помощи: это — черта, отличающая наше положение от французского конца XVIII в. Да ведь и там без заграницы не обошлись: ее только насильственно ограбили, чего теперь сделать нельзя.
Правда, есть международный противовес: революции в Венгрии, Баварии, Германии. Советская власть чает и ожидает мировой, всесветной социалистической революции. Допустим даже, что эти чаяния сбудутся, пусть даже в том самом виде, как они рисуются коммунистическому воображению. Спасет ли это положение у нас в России?
Ответ на этот вопрос несомненен для того, кто знаком с закономерностью хода революций.

576
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
В самом деле: во всех революциях в бурный их период сносятся старые и ставятся новые задачи; но осуществление, решение их — дело уже следующего, органического периода, когда новое созидается при помощи всего жизнеспособного и в старых классах, прежде господствовавших. Революция — всегда сложный и длительный процесс. Мы присутствуем при первом акте этой драмы. Пусть он даже еще не миновал, пусть он еще продлится. Тем хуже. В России устали от хозяйственной разрухи. Нет сил более терпеть.
Исход понятен. Пока разгорится (если только разгорится) мировая революция, — наша потухнет. Предотвратить полное крушение, сохранить и упрочить строительство нового можно только союзом всей демократии — городской и сельской. И союз должен быть реально выражен. Ближайшие, неотложные к тому меры — полное невмешательство в вопрос о земле, предоставление крестьянству неограниченной свободы распорядиться землей так, как оно хочет; отказ от реквизиций и конфискаций в деревне; предоставление свободы частному почину в деле снабжения при продолжении и развитии усиленной, деятельной работы и существующего государственного и общественного аппарата по снабжению; закрепление всего этого прямым, равным и тайным голосованием всех трудящихся при выборах в советы и всеми гражданскими свободами; прекращение внутренней и внешней войны и договор о хозяйственной и финансовой поддержке со стороны Соединенных Штатов и Англии.
Тогда и только тогда можно выдержать, претерпеть до конца, продержаться до времени органического строительства нового порядка, вернее - начать это строительство, ибо время к тому приспело, и нет силы, которая бы отвратила начало этого процесса. Весь вопрос в том, в чьих руках будет руль. Надо употребить все усилия, чтобы сохранить его за демократией. Путь к этому один, сейчас указанный. Иначе — неприкрытая реакция.

ОЧЕРК ИСТОРИИ ТРУДА В РОССИИ
I. ОБЩИЕ УСЛОВИЯ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
В ДРЕВНЕЙШЕЙ РУСИ С VII ПО X век
Историю труда нельзя понять без истории хозяйства: первая составляет неразрывную часть второй. Нельзя понять положение труда, если неизвестно, куда, главным образом, этот труд был направлен. Между тем, по отношению к древнейшей Руси вопрос о господствовавшей тогда отрасли хозяйства является крайне спорным. Поэтому требуется тщательный его пересмотр и обоснованное решение.
Но, прежде всего, следует оговориться по вопросу о точном хронологическом определении того, что надо разуметь под словами «древнейшая Русь». По довольно давней уже традиции принято древнейший период русской истории именовать Киевской Русью или Киевским периодом, начиная его VI веком и заканчивая в XII. Осторожнее, однако, этот период Киевской Руси разделить на два — с VI до половины X века и с половины X до конца XII*.
Куда, на какую отрасль хозяйства направлен был труд на Руси с VI до половины X века?
В последнее время возродился очень старый ответ на этот вопрос, сводящийся к тому, что русские или восточные славяне, как и славяне вообще, были исстари земледельцами. Основания этого взгляда таковы: 1) люди везде и в особенности славяне начинали земледелием: это доказывает слово «соха», древнейшее значение которого — «палка, жердь», т. е. виловатый сук, которым первоначально вскапывалась земля; 2) «на всех славянских языках совпадает корень жить и название хлеба, жито; слово брашно означает более частным образом муку, потом пищу вообще, затем имение; обилье означает и урожай и богатство; всем славянским языкам знакомы общеиндоевропейские термины главнейших земледельческих операций — пахать (в форме орати — дат. arare, греч. агао и т. д.) и сеять (лат. serere, лит. set! и т. под.), общеиндоевропейское название плуга орало (греч. aratron, армянок, araur) и серпа (греч. hàrpe,
* Пишущий эти строки в ранних своих работах отдал дань прежней традиции (см. напр[имер], «Обзор русской истории с социологической точки зрения», ч. 1 [СПб., 1903]). В настоящее время он от этого взгляда отказывается (ср. «Русская история в сравнительно-историческом освещении», т. 1 [Пг.; М., 1918]).

578
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
лат. sarpere); жатва общеславянское слово точно так же, как и нива»; 3) «названия хлебных растений — овса, ячменя и т. д. — общее более или менее всем славянским языкам», а то обстоятельство, что славяне знали пшеницу и просо и даже возделывали их, несомненно, явствует из происхождения обоих этих слов от глагола пьхати = молотить*; 4) преобладание земледелия доказывается аграрными, колядскими и другими песнями, жатвенными праздниками и пословицами, отражающими земледельческий труд**.
Разберем эти доводы по порядку. Верно, что соха значит в глубокой древности палка, жердь, и что, следовательно, древнейшим орудием славян — да и не одних славян — при вспашке была палка. Но, во-первых, значит ли это, что палка, хотя бы она называлась и сохой, была всегда «виловатым суком, которым первоначально вскапывалась земля»? Нет, не значит: древнейшее назначение палки или дубины — быть оружием, в частности охотничьим оружием***. Значит, слово «соха» вовсе не доказывает, что славяне и тем более люди вообще «начинали земледелием». Да и вообще можно считать установленным, что люди сначала долгое время земледелием не занимались.
История и значение слов жито, брашно, обилье, орать, сеять, орало, серп, жатва, нива подтверждают только никем не оспариваемый факт, что славяне, еще не разделившись на далеко разошедшиеся в разные стороны племена, занимались земледелием, но не дают еще основания утверждать, будто они «главным образом при помощи земледелия добывали себе пищу». Только на такой же вывод уполномочивает нас и происхождение проса и пшеницы от пьхати. И, наконец, в том же смысле можно толковать и колядские и иные песни, жатвенные праздники и пословицы.
Итак, земледелие у славян уже было, когда они жили все вместе. Это несомненно. И странно было бы, если бы было иначе: так было у всех народов на той ступени развития, на которой тогда находились славяне. Вопрос не в том, существовало ли земледелие — оно
*Покровский [М. Н.]. Очерк истории русской культуры, часть I (изд. третье) [Пг, 1923], стр. 29,42,44.
**Плеханов [Г. В.]. История русской общественной мысли, т. I, М., 1919, стр. 10-43.
"'Мортилъе [Г., Мортилъе А]. Доисторическая жизнь [Происхождение и древность человека. СПб., 1903], стр. 107.

Очерк истории труда в России
579
бесспорно существовало, — а в том, было ли оно главным источником средств существования. И некоторый свет на этот вопрос проливает уже цитированный сейчас лингвистический материал. Во-первых, он указывает, что славяне сначала копали палкой, виловатым суком, т. е. что у них долго существовало мотыжное земледелие. А такое земледелие может быть подсобным занятием, — не более. Во- вторых, он убеждает в преобладании сначала, даже в исключительном посеве, проса — очень неприхотливого растения, столь же универсально-земледельческого первоначально на юге, сколь таким на севере являлся ячмень, кстати также долго именовавшийся там «жито», т. е. хлеб, по преимуществу перед другими видами хлебных растений. Недаром же и Маврикий, писатель VI века277, указывает, что у славян из земледельческих продуктов («плодов», как он выражается) «больше всего проса»*. И это преобладание проса является ярким признаком второстепенного значения земледелия. Наконец, и в материале древних народных песен есть указание, что просо сеяли только девушки, женщины, а мужчины этим не занимались**: при существовании лишь женского земледелия нельзя предполагать господство земледельческого производства над другими ветвями хозяйства.
И если мы в дополнение ко всему этому примем во внимание бесспорный факт разброда славян в VI веке в разные стороны и учтем данные об общем характере их жизни и быта, сообщаемые византийскими писателями этого времени, то не будет сомнения, что первенствующим, господствующим земледелие тогда не было. «Живут славяне и анты в жалких хижинах, далеко расставленных друг от друга, и часто меняют свои места жительства» — пишет Прокопий***278, а Маврикий ему вторит: «в лесах и болотах, посреди рек и стоячих озер, живут они, недоступные посторонним... и жизнь ведут прямо разбойническую»; «тех, кого они держат в плену, они не держат в рабстве бессрочно, но ограничивают их рабство известным сроком, после чего отпускают их, если они хотят, за некоторую мзду в их землю иди же позволяют им поселиться с ними, но уже как свободным людям и друзьям»; «среди них бывает много раздоров и
’ Maurikios, Strategicon [Маврикий, Стратегикон].
** В песне, где девушки поют: «а мы просо сеяли», а мужчина отвечают: «а мы просо вытопчем».
*** Procopius, De bello gothico [Прокопий, Война с готами], lib. III.

580
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
мало согласия»; «все держатся противоположных мнений, и никто не хочет уступить другому»; «земли славян и антов лежат вдоль реки», «близко от них леса, болота и поросшие тростником места»*.
Но не только в VI веке, а и позднее — до X столетия — земледелие далеко не преобладало. Наш Начальный летописный свод, каждый раз как он касается хозяйства, — ни словом не упоминает до X века о земледелии, говоря о других занятиях”. «Рало» впервые упоминается лишь в конце IX и в X веке”*. Ибн-Даста, араб X века, подтверждая, что славяне «более всего сеют просо», в то же время отмечает второстепенность земледелия, гиперболически утверждая, что «славяне совершенно не имеют пашен»""279. Наконец, когда речь заходит о богатстве Руси, — к этому богатству даже в X веке не причисляются продукты земледелия***”. В сущности, и те исследователи, как мы сейчас убедились, преувеличивают экономическое значение земледелия в древнейшей Руси, не отрицают, что охота и пчеловодство или бортничество были очень важны по крайней мере в IX и X веках"””. Выходит, следовательно, что раньше они были неважны, а когда появились на Руси варяжские князья, которые стали торговать с Византией, арабами и хазарами мехами, медом и воском, то эта потребность княжого хозяйства выдвинула на первый план охоту и бортничество. Карамзина в свое время упрекали в преувеличенном представлении о значении и влиянии государства. Отзвуки такого карамзинизма и потом существовали в идее о том, что русское общество создано государством, — идее, теперь если и не окончательно отвергнутой, то в очень значительной степени поколебленной.
В разбираемом сейчас взгляде преувеличенное представление о значении государства опять возродилось: государственные в известном смысле потребности, точнее запросы княжого хозяйства, произвели и целый переворот. Так ли это?
*Maurikios, Strategicon.
"См., напр[имер], рассказ о Кие, Щеке и Хориве.
*** Начальная] летопись под 883,964 и 981 годами.
**” Гаркави[А Я.]. Сказания мусульманских писателей о [славянах и] русских [СПб, 1870].
***” Начал, летопись под 969 г.
"""Покровский. Очерк истории рус. культуры, I, стр. 45.

Очерк истории труда в России
581
Что охота и пчеловодство были всего важнее в то время, — на это данных у нас более, чем достаточно. Справедливо цитируется здесь летописное свидетельство 975 года об убийстве Люта Свенельдича, заехавшего на охоте в древлянскую землю из земли полян, Олегом, князем древлянским, как указание на то, что «территории племен именно в охотничьем отношении были отделены в древней Руси не менее резко, чем отделены друг от друга территории современных вам бразильских индейцев»* * * *. Верно, что убедителен здесь и факт устройства Ольгою «становищ и ловищ» в земле древлян после ее покорения”. Сюда надо прибавить еще, что по Святославу мед, воск и меха были главными богатствами Руси”*, что Игорь и Ольга одаривали греков мехами””, что в конце IX века древляне платили дань первыми куницами”*”; и что, по арабским данным, тогда вывозились из Руси меха выдры и черных лисиц”””.
Все это так, и уж, кажется, теперь спору не подлежит. Но дело также в том, что «то — далеко не «новообразование», а традиция далекого прошлого, непрерывно существовавшая. В самом деле: ведь северяне еще до прихода варяжских князей, следовательно вне их влияния, платили дань хазарам по шкуре белки с дыма*****”. Еще раньше Кий, Щек и Хорив, по занесенному в летопись преданию, были звероловами******”. Сами же сторонники первенствующего значения земледелия в древнейшей Руси признают, что «слова лов, ловить, сеть и тенеты, несомненно, древнеславянские»”””*”, и хотя они и утверждают, что «археология упорно отмалчивается на этот счет»********”, но с этим согласиться нельзя: и мед и остатки шкур зверей, не говоря уже об охотничьем оружии, обычны среди археологических материалов. Да и странно бы было, если бы было иначе: нет сомнения, что
* Покровский. Очерк истории рус. культуры, I, стр. 45. ” Там же, стр. 46.
”* Начал, летопись под 969 г.
**”Там же под 945 и 955 гг.
***”Там же под 883 г.
*””* Гаркави. Сказания мусульм. писат.
***”” Нач. лет. под 883 г.
""""Там же — в начале, в рассказе без годов.
Покровский. Оч. ист. рус. культ., I, стр. 45.
********” Там же, I, стр. 45.

582
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
не земледелие, а охота, бортничество и — прибавим сюда — скотоводство были виднейшими и важнейшими отраслями хозяйства в патриархальном быту, — в эпоху, предшествовавшую тому периоду, о котором сейчас у нас идет речь. Как же могло случиться, что земледелие временно отодвинуло их на второй план, чтобы потом опять почтительно посторониться перед ними под влиянием варяжских князей с их разбойничьим сбором дани и не менее разбойничьей торговлей? Прибавим только, что скотоводство было, разумеется, не «сложным и трудным», а очень простым, примитивным, выгонным, с содержанием скота круглый год на подножном корму — точь в точь как и теперь, например, в Восточной Сибири.
II. ТРУД В ДРЕВНЕЙШЕЙ РУСИ
Предшествующее изложение дает достаточную, как кажется, основу для характеристики положения труда в древнейшей Руси. Конечно, земледелие тогда уже существовало, но еще только как подсобное, второстепенное занятие, главными же отраслями хозяйства были охота и пчеловодство280. Уже это обстоятельство и общая сильная подвижность и редкость населения свидетельствуют об одной важной стороне в организации труда, о степени его напряженности, об известном уровне техники. Ясно, что напряженность была невелика, техника была очень низка. Достаточно в этом смысле и прямых указаний. И «ловы» и «тенета» и «сети» — признаки примитивной охоты. Пчеловодство недаром носило название бортничества: оно было диким, лесным, сопровождалось прямым, хищническим истреблением пчел: недаром один позднейший князь говорил еще: «не передавивши пчел, не есть и меду»281. Земледелие в лесной и болотистой стране могло быть только подсечным или лядинным282. Скотоводство существовало почти только как выгонное. Торговля была разбойничья, и масса населения в ней участия не принимала.
При наличности этих наблюдений, становится вполне понятным известие Маврикия о рабах у славян, выше уже приведенное: «тех, кто у них в плену, они не держат в рабстве бессрочно, подобно другим народам, но ограничивают их рабство известным сроком, после чего отпускают их, если они хотят, за некоторую плату в их землю или же позволяют им поселиться с ними, но уже как свободным людям и друзьям». При господстве примитивных отраслей хозяйства, при

Очерк истории труда в России
583
крайней экстенсивности техники производства, при сохранении натурального хозяйства нет нужды ни в большом числе рабов, ни в их вечности и наследственности, потому что не существует потребности в эксплуатации чужого подневольного труда, и своего, свободного достаточно. Рабство, и вообще несвободный труд — не характерный, не господствующий, а второстепенный признак положения труда в древнейшей Руси. Правда, высшие слои общества и до варягов и особенно после их прихода пленниками-рабами торговали, но эта торговля удовлетворяла потребностям в несвободном труде, существовавшим в иностранном, не-русском хозяйстве, и имела отношение к народному хозяйству Руси, главным образом, в том смысле, что служила источником дополнительного, избыточного дохода для верхов общества.
Впрочем, надо оговориться: плен и вытекавшее из него рабство, вообще мягкое и временное, являлось при продаже рабов на византийском и хазарском рынке одним из наиболее ярких проявлений хищнической, экстенсивной техники хозяйствования, расхищения, хищнический эксплуатации производительных сил. Не создавая внутри страны многочисленного и прочного контингента несвободных рабочих, рабство того времени до известной, довольно значительной, степени давало такой контингент более передовым хозяйствам других народов и в то же время и на месте создавало или по крайней мере подготовляло кадры будущих несвободных и полусвободных состояний, которые должны были сложиться в целую компактную армию тогда, когда для того созреют подходящие хозяйственные условия. Реально, в действительности, несвободное состояние не было частым и распространенным, тем более прочным и постоянным в древнейшей Руси. Но, не создавая реальности, положение вещей в то время чревато было возможностью порабощения для всякого свободного человека, особенно, если он почему-либо отбивался от союза, к которому принадлежал, порывал с ним так или иначе связи, становился «изгоем», т. е. человеком, которому не дано жить нормальной по тому времени жизнью*.
* Изгой от гоить, давать жить: Калачев [Н. В.]. О значении изгоев [и состоянии изгойства в древней Руси] в «Архиве ист[орико]-юридич[еских] сведений [относящихся д]о России», 1-ая половина, кн. 2-я [неточность; на самом деле: Кн. I. М, 1850. Отд. I], ар. 59-60.

584
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Значит, нормальным в древнейшей Руси состоянием труда был труд свободный. Спрашивается теперь: был ли этот свободный труд личный или коллективный, и если коллективный, то какой коллектив его организовывал? Древнейшая Русь знала только кровные коллективы — племя, род и семью. Племя обладало определенной территорией, которая имела, прежде всего, как верно замечено*, охотничье значение: вся территория данного племени находилась в монопольном охотничьем пользовании только его одного. Значит ли это, что все племя вольно, свободно пользовалось подходящими для охоты угодьями на всем пространстве племенной территории? Едва ли. По-видимому, и племенная территория была более или менее разграничена между родами. Это явствует из известного, классического летописного текста о полянах: «живяху кождо своим родом, на своих местех, владеюще кождо родом своим». А что такое род? Это — совокупность родственных семей. Тот же летописный текст живо и ярко нам это показывает, иллюстрируя свое приведенное сейчас положение примером трех братьев Кия, Щека и Хорива и сестры их, Лыбеди. Характерно здесь и то, что каждый из них жил особо, очевидно, со своими семьями, причем Лыбедь, вероятно, была вдовой — домоправительницей, как впоследствии Ольга при малолетнем Святославе и как вообще была позднее еще, во времена пространной Русской Правды, мать-вдова при малолетних детях: Кий жил у перевоза Боричева, Щек на горе Щековице, Хорив на горе Хоривице, Лыбедь на реке Лыбеди. Конечно, это — предание, в конкретных, подробностях — в именах и лицах — недостоверное, может быть, это то, что Швеглер в «Римской истории» называл «этиологическим мифом»283 — попытка наивно истолковать причины названий урочищ, персонифицируя происхождение этих названий. Но дело не в этом, — дело в том, что народ, слагая эти предания, верно отражает бытовые условия. А если так, то становятся понятными и ясными взаимоотношения между семьей и родом. Род владел сообща землей, а в пределах этой земли хозяйствовали и вольно, захватно пользовались землей отдельные семьи, жившие каждая особо. Этот вывод подтверждается, с одной стороны, некоторыми наблюдениями, относящимися к позднейшему времени, с другой — данными археологии.
* Покровский. Очерк истории русской культуры, I, стр. 45.

Очерк истории труда в России
585
Позднейшие наблюдения касаются способов межевания по Русской Правде еще XII века; там мы встречаем «межу ролейную»* *, т. е. пашенную, проведенную опахиванием земли, и «дуб знаменный» или «межный»“, т. е. со «знаменем», с высеченной зарубкой или знаком определенной формы. И то и другое известно было еще в XIX веке в степных и лесных местностях Сибири со слабым населением, — там, где господствовало недавно вольное или захватное землепользование: все домохозяева определенного селения или волости в назначенный день и час собирались вместе на конях, по данному знаку разъезжались и, если местность была степная, опахивали себе участки для пользования в этот год, а в лесных местностях «зачерчивали» или «затяпывали» их, т. е. обозначали пределы предполагаемых в наступающий год к использованию участков зарубками, значками, «знаменами» на деревьях***284.
Таковы позднейшие данные, подтверждающие факт вольного, семейного пользования землей в пределах родовой территории, пополняющие недостающие звенья той цепи, остатками которой являются известия наших источников. Что касается археологических данных, то они дают нам конкретные материальные остатки тех самых семейных поселков, о которых говорит Начальный летописный свод в рассказе о Кие, Щеке, Хориве и Лыбеди. Это так называемые городища, — те «дымы» или «домы», с которых платилась тогда дань****. Эти городища обыкновенно имеют треугольную или круглую форму, окружены валом, имеют в окружности от 300 до 450 шагов, но иногда только 200, а подчас и 1000. Незначительность площади городищ и показывает, что это — остатки семейных поселков*****. Напрасно их считали остатками древних городов****** или местами для богослужения*******285. То были просто укрепленные однодворные семейные поселки.
* Русская Правда. Троицкий список, статья 65 (здесь, как и везде, по изданию Калачева — текст Русской Правды).
“Там же, статья 66.
‘“Филимонов. Формы землевладения в северо-западной Барабе.
**“ Нач. летопись под 883 и 994 годами.
***“Ключевский. Курс русской истории, ч. I.
****** Самоквасов. Древние города России (СПб., 1873), стр. 98-100,112. *****“ Это мнение Ходаковского.

586
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Конечный вывод ясен: в древнейшей Руси характерной формой труда был труд свободных людей и родственном коллективе — семье; род давал территорию семье, свободно ею используемую в ее пределах; племя давало родам племенную территорию, в пределах которой роды могли также свободно передвигаться и временно использовать землю особенно для охоты, бортничества, а также для скотоводства и отчасти для земледелия. Приведенная характеристика положения труда в древнейшей России показывает, что средний свободный человек того времени пользовался известной степенью обеспеченности, экономической самостоятельности, поскольку он был членом семейного, затем родового и племенного союзов. Это обстоятельство и вольное пользование землей глубоко отложились, прочно залегли в народном сознании. И потому русский крестьянин, подобно всем другим, например, эллинскому, как показывает Гесиод, или итальянскому, как то выразил Иоахим из Фиоре286, — видел золотой век позади, в прошлом, идеализировал это прошлое и пытался восстановить его в казачестве. Русский крестьянин мечтал о тех временах, когда он крестьянином-землеробом в настоящем смысле этого слова еще не был или почти не был.
III. ХОЗЯЙСТВО Х-ХП веков
Важнейшая перемена, обнаружившаяся в Х-ХП веках, заключалась именно в превращении древнего свободного человека — «людина» в крестьянина-земледельца, смерда, как он тогда назывался. В этом вопросе теперь нет и, кажется, уже не может быть разногласий: земледелие стало по крайней мере равным охоте, пчеловодству, скотоводству, даже, по-видимому, превзошло их по экономическому своему весу и значению. Нет нужды поэтому пытаться исчерпать все относящиеся сюда доказательства. Достаточно упомянуть о важнейших, решающих. Их два: одно — летописное известие, другое — народная «старина», былина, притом уже северная, относящаяся, по-видимому, к концу периода, быть может, даже к началу следующего, но отражающая результат того, что совершилось именно в период, к которому мы переходим.
Весной 1103 года, едва начались полевые работы, съехались у Долобского озера южно-русские князья для обсуждения вопроса,

Очерк истории труда в России
587
следует ли немедленно идти походом на половцев. Мнения разделились. Подавляющее большинство во главе со Святополком Изяславичем киевским высказалось против похода, Владимир Мономах был за то, чтобы поход был немедленно предпринят. Но чем аргументировали обе стороны? Они аргументировали интересами земледелия и земледельца — смерда: Святополк и его единомышленники говорили, что нельзя отрывать смерда и его коня от полевых работ для похода, а Владимир Мономах указывал, что если поход не состоится, половцы все равно перебьют крестьян, уведут их лошадей и прекратят полевые работы*. Бытовая земледельческая обстановка русской жизни в XII в. обрисовывается, таким образом, очень ярко. Быть может, она не так доминировала в X и XI веках, но приведенный рассказ убеждает, что и тогда она быстро подготовлялась и воплощалась в действительность.
Так было на юге. Так же было и на севере, как о том свидетельствует былина о Микуле Селяниновиче. Что речь в этой былине идет о северной пахоте, — это видно из вывертывания валунов, описываемого в былине**. А все содержание этого превосходного в своем роде образца народного эпоса не оставляет сомнения в том, что здесь изображается огромная экономическая и социальная революция: земледелие окончательно победило, и потому мужик-землероб Микула Селянинович оказывается во всех отношениях превосходящим и Вольгу — этот отзвук знаменитого викинга Олега*** — и всю его «дружинушку Хоробрую»287.
Итак, мужик победил, земледелие восторжествовало. Настали ли для русского земледельческого труда и трудящихся лучшие, чем прежде, дни?
IV. ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЙ ТРУД Х-ХИ веков
Уже в былине о Микуле — этом хвастливом, даже восторженном дифирамбе земледелию и земледельцу, его силе и превосходству над старыми охотниками и разбойниками — есть одна черта, в которой проскользнуло, пробилось, быть может, против
* Нач. летопись под 1103 г.
**А Миллер. Очерки русской народной словесности. М., 1897, стр. 168.
***Тамже.

588
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
воли тех, кто ее сложил, сознание, что новый земледельческий труд тяжелее старого: поднять и вытряхнуть сошку не могла вся дружина Вольги; земледелие — тяжелый труд, изнуряющий, требующий необыкновенной силы и терпения, это страда... И страда даже тогда, когда оно в высшей степени экстенсивно, примитивно, когда его техника — первоначальная: лядинная, огневая, подсечная. В год не приготовишь пашни на новине. Нужно по меньшей мере два года: в первый — ободрать кору, подсушить деревья; только на второй — вырубить, выжечь, выкорчевать, а потом уже — пахать. И чтобы всецело отдаться земледелию, нужен запас семян для посева и пропитания, необходимы постройки для сушки хлеба или хотя бы для прикрытия его от атмосферических влияний, надобны орудия и, главное, живой земледельческий инвентарь — скот, хорошо выкормленный, не содержащийся вечно на подножном корму.
Все это — трудности, почти непреодолимые для охотников, бортников, первобытных скотоводов, лишь изредка и отчасти обращавшихся к самому примитивному земледелию, служившему подспорьем, подсобным занятием. Без чужой помощи теперь не обойтись, а она даром не дается. И вот начинается взаимный обмен услуг. Богатые помогают бедным, снабжая их постройками, живым и мертвым инвентарем, семенами, подчас и деньгами — это все носит название «купы» — займа под залог личности занимающего, — дают и небольшой участок земли для работы на себя — peculium288, «отарицу». А бедные обязуются нести на богатых рабочую повинность на их пашне в уплату долга и так работать до самой уплаты, которая происходит или работой или деньгами. Отсюда и получается состояние «ролейного закупа», полусвободного пашенного работника на кредитора и отчасти на себя, обеспечивающего свой заем самозалогом, залогом своей личности, и потому не могущего уйти без расплаты, подчиненного дисциплинарной власти кредитора, могущего «бить его про дело», но отвечающего, если «бьет несмысля, пьян». Закуп может занять деньги у другого и, уплатив долг, уйти; он защищен от обид судом князя. Но он не вполне правоспособен: за преступление его отвечает его кредитор-господин, который, платя за него штраф, обращает его в своего «обельного», т. е. полного (от «облый» — круглый, полный)

Очерк истории труда в России
589
холопа; закуп на суде допрашивается в качестве свидетеля только «по нужде» — и то лишь в мелких делах*.
Так, лишь только земледелие стало побеждать, — появилось состояние полусвободных земледельческих рабочих, заложивших себя кредитору батраков с наделом. Сразу подул ветер крепостничества, полусвободы. Но, конечно, этим дело не ограничилось. Организаторы земледельческого хозяйства того времени — богатые ростовщики — князья, бояре, епископы, монастыри — и обельных, полных своих холопов сажали на пашню. И, наконец, это приложение к земле полусвободного и несвободного труда, затраты средств на организацию труда, трудность расчистки почвы и проч., создали понятие частной, личной собственности на землю; «земля моя, потому что на ней сидят мои люди»**, и на нее затрачены мои средства — таков был вывод, сделанный верхами общества. Торжество земледелия создало понятие и факт личной земельной собственности — княжеской, боярской, архиерейской и монастырской.
А как же Микула Селянинович, вольный могучий пахарь севера? Ведь он-то ни от кого не зависел! Отдельные поселенцы, проникавшие на Волгу, Оку с их притоками и далее к Северному океану, продиравшиеся сквозь «дебри непроходимые и дрязги великие» — леса и болота, до известной степени были действительно независимы. Но то были люди, уже прошедшие или по крайней мере наблюдавшие школу если не холопства, то закупничества, убегавшие от этой неволи или полуневоли, уже приспособившиеся несколько к земледелию. Да и на новых местах они, как и южнорусские смерды земледельцы, не усвоили себе понятия о своей собственности на землю: они еще и позднее своим считали только посилье — труд, вложенный в землю, и его результаты — «роспаши и ржи», а землю считали ничьей, вольной, «божьей да государя великого князя».
И вот эта прибавка «государя», т. е. господина, владельца, — все равно князя, боярина, архиерея, монастыря — показывает, что и здесь, на севере, без помощи сверху при постановке земледельческого
*См. Рус. Правда, Троиц, сп., ст. 51-55,57,59;Мейер[Д.]. Древнерусское право залога: «Юрид. Сборник» Мейера, Казань, 1855, стр. 225; Неволин [К. А]. Пол. собр. соч., т. V [СПб., 1858], стр. 147; Чичерин [Б. Н.]. Опыты по истории русского] права [М., 1858], стр. 154; Яковкин [И. И.]. Закупы Русской] Правды: «Журнал Министерства Народного Просвещения» за 1913 г. [апрель-май].
** Ключевский. Курс русской истории, ч. I.

590
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
хозяйства обойтись все-таки не удалось. Несвобода или полусвобода шла по пятам переселенца, раз он стал земледельцем по преимуществу или исключительно.
V. ДРУГИЕ ФОРМЫ ТРУДА В Х-ХП веках
Крестьянин-земледелец, как мы только что видели, при самом своем происхождении, при появлении на исторической сцене, носил в себе зародыш рабства и крепостничества. Это же можно в общем и целом повторить и о его современниках — трудившихся в других отраслях хозяйства и общественной жизни. Конечно, в то время уже были мелкие ремесленники в городах и кустари в деревнях, работавшие на заказ или на местный небольшой сбыт. До нас дошло несколько очень ярких и интересных конкретных картинок этого порядка. Таков, например, рассказ Новгородской летописи о том, как житель подгородного погоста Пидьбы вез в Новгород на базар продавать горшки в то самое время, как идол Перуна был ввергнут в Волхов и плыл под большим волховским мостом*. Сюда же относятся сообщения Патерика Печерского о том, что в Киево-Печерском монастыре монахи «копытца (т. е. чулки) плетяще и клобуки (шапки)», а Феодосий289 прял шерсть «на сплетение копытцам»**. Есть и другие подобные факты.
Но характерно, что по Русской Правде «ремесленник» и «ремесленница» — холопы*** **** *****. Даже такая интеллигентская профессия, как воспитание детей, по-видимому, всегда или почти всегда была связана с рабским положением: рабами в Русской Правде являются «кормилец» (дядька) и «кормилица»”**. По тому же памятнику бывали холопы — поверенные своих господ по их торговым делам, тиуны или приказчики™“ и т. д. Этому соответствовало и умножение источников холопства в Х-ХП веках. Прежде единственным, по-видимому, источником был плен, и он обыкновенно приводил лишь к временному рабству, не потомственному и не наследственному. Теперь плен, как
* Новгор. летопись под 990 г.
” Эти факты впервые отметил и оценил Аристов [Н. Я.]: «Промышленность древней Руси» [СПб., 1866].
*** Рус. Правда, Акад. сп., ст. 24; Троиц, ср., ст. 14.
**** /т1
Там же.
***** Рус правда, Троиц, сп., ст. 111,112,114.

Очерк истории труда в России
591
источник холопства, сохранился: князья во время своих междоусо- бий после побед уходили обычно, «ополонившись челядью»*. Но кроме того, возник и развился целый ряд других источников и способов порабощения. То были купля-продажа в рабство, женитьба на рабе без особого договора о свободе с ее господином, служба приказчиком или ключником также без особого договора”, рождение от несвободных родителей, т. е. от брака холопа с рабой”*, наконец, незаконный уход закупа от господина и кража, им совершенная”". Сгущение атмосферы несвободы, рабства в Х-ХН веках явствует и из того обстоятельства, что бояре или княжие мужи стали зваться тогда огнищанами. Из всех толкований этого слова надо признать правильным только то, которое объясняет слово «огнищанин» именно как «рабовладелец», потому что словом «огнища» в древнем, относящемся к XI веку, переводе 12-ти проповедей Григория Богослова передано греческое слово andrapoda (=рабы)*** * *****“. Отожествление бояр с рабовладельцами лучше всего показывает, как много на Руси XI- XII веков пользовались они рабским трудом.
Были ли в те времена свободные представители интеллигентных профессий? В Русской Правде упоминается «летьц»””*’, т. е. лекарь, врач, и «писец»”””*. Но второй был, вероятно, чиновником князя, а первый просто деревенским знахарем. В монастырях игумены и монахи, подобно знаменитому Сильвестру290, который, будучи игуменом Михайловского Выдубицкого монастыря в Киеве, «написа книгы си летописець», или печерскому монаху Нестору291 «иже написа летописец», занимались литературным творчеством. Составлялись летописные своды, проповеди, поучения, переводилась греческая художественная литература, были монахи-иконописцы. Был и писал, несомненно, вышедший из рядов дружины высокоталантливый певец «Слова о полку Игореве». Во всем этом нельзя не ви¬
* Напр[имер], Нач. лет. под 1096 г.
" Рус. Правда, Троиц, сп., ст. 102.
*”Там же, ст. 93.
**”Тамже, ст. 52.
***** Ключевский. Подушная подать и отмена холопства [в России]: «Русск Мысль» за 1886 г., июль, стр. 3,4, прим. Перевод Григория Богослова в «Известиях Академии Наук по отдел, рус. яз. и словесности» за 1855 г., т. IV, стр. 311.
**”” Рус. Правда, Акад. сп., ст. 5.
”***” Рус. Правда, Тр[оицкий]. сп., ст. 67.

592
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
деть зародышей будущей профессиональной интеллигенции. Конечно, слабые элементы ее были и раньше — в лице тех волхвов и гадателей древнейшей Руси, известия о которых уцелели в наших летописях и остатки которых держались очень долго спустя после официального принятия христианства, далеко, как известно, не повсеместного и сопровождавшегося сохранением многочисленных и разнообразных остатков язычества, — двоеверием. Мы остановимся еще ниже на происхождении интеллигенции более подробно.
Остается, наконец, отметить, как редкое исключение, существование наемного труда в XII веке: в пространной Русской Правде встречается указание на срочных рабочих, работающих из-за хлеба, иногда и с небольшой денежной доплатой. По-видимому, это бывало лишь в случае крайней бедности и голода. Это — зародыш русского пролетариата, разумеется, в самой элементарной еще форме.
VL ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
УДЕЛЬНОГО СЕВЕРО-ВОСТОКА РОССИИ В XIII-XV веках
Со времен появления книги Павлова-Сильванского «Феодализм в древней Руси»292 не может, кажется, существовать сомнения в том, что феодальные отношения, а, следовательно, и феодальное хозяйство не были совершенно чуждыми русскому историческому прошлому. Но при всей важности сближений и параллелей, приведенных названным исследователем, его работа страдает тем основным недостатком, что намечает лишь сходства, не изучая различий. Кроме того, она мало внимания обращает на хозяйство, и потому остается неразъясненным и даже не поставленным вопрос о причинах особенностей русского феодализма. Очевидно, необходимо углубить здесь исследование, чтобы выяснить эту важную научную проблему, без решения которой невозможно сделать ни шагу вперед в изучении истории труда в России удельного времени. Хорошо известно, что и на западе Европы не во всех странах феодализм отлился в одинаковые формы, вернее, не было ни одной страны, не имевшей своих особенностей в феодальных порядках и отношениях, и что эти особенности в последнем счете объясняются отличиями в феодальном хозяйстве разных стран, — тем, было ли такое хозяйство более передовым или более отсталым сравнительно с классичес¬

Очерк истории труда в России
593
ким типом феодального хозяйства, представленным средневековой Францией*. Тот же метод углубленного сравнительно-исторического исследования необходимо применить и к изучению русского феодального хозяйства.
Классическим феодальным хозяйством надо считать вовсе не натуральное хозяйство, как часто думали прежде, а хозяйство денежное, товарное, но рассчитанное на небольшой, местный, узкий, замкнутый рынок, верст в 20-30, иногда и менее в окружности от центрального базара. Таково именно и было хозяйство Франции с половины IX до конца XII века. Наш русский феодализм запоздал сравнительно с французским и вообще с западноевропейским: полный расцвет русского феодализма относится к XIII веку и началу XTV века. Но он не только запоздал хронологически, а и отстал по существу: он не был основан на товарном хозяйстве с местным рынком, а покоился на более примитивном, почти целиком натуральном хозяйстве. Господство натуральных владельческих оброков «послом», т. е. хлебом в определенном количестве мер, или долей урожая (половиной, третью, четвертью и пр.), натуральных государственных повинностей (городовое ямчужное дело, ямская гоньба и пр.), натуральных кормов местной администрации, частые указания на собственное потребление производимых хозяйственных благ, слабость торговли — особенно внутренней, — все это ставит вне сомнения общий натурально-хозяйственный облик удельной северо-восточной Руси. Натуральный характер оброков, государственных повинностей и наместничьих и волостелинских кормов слишком ясен и известен, чтобы на этом дольше останавливаться. Приведем только два-три конкретных примера производства не на продажу, а с чисто-потребительскими целями. Известно, что Сергий Радонежский шил сапоги для братии своего же монастыря**293. Он же со своими сподвижниками, а также Стефан Махрищский294, Пахомий, основатель Сыпанова монастыря, строитель великоустюжского
* Относящийся сюда материал сведен и разработан пишущим эти строки во II томе его «Русской истории в сравнительно историческом освещении»; ср. для Франции: Flach, Les origines de l’ancienne France; Sée, Les classes rurales et le régime domanial en France au moyen âge; Lamprecht, Beiträge zur franz. Wirtschaftsleben и пр.; для Германии — Dopsch, Die Wirtschaftsentwickelung der Karolingerzeit; для Англии, — Виноградов [П. Г.]. Исследования по социальной] ист[ории] Англии [в средние века. СПб., 1887], — Средневековое] поместье Англии и проч.
“Великие Минеи Четьи, вып. III, 1507 и след.

594
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Архангельского монастыря Киприан занимались земледелием также исключительно на монастырский обиход*, и т. д.
Переход к преобладанию земледелия, совершившийся, как мы уже видели, еще раньше, теперь получил совершенно определенные формы: у удельных князей, как и у бояр, монастырей, епископов, на первом плане стояло, именно, сельское хозяйство**. И соответственно этому, как и раньше, сложилось и господствовало крупное землевладение натурально-хозяйственного типа; земля подверглась «окняжению» и «обоярению», крестьянство на удельном северо-востоке — между Окой и Волгой — обезземелилось, если не совершенно и окончательно, то в подавляющем большинстве случаев: нельзя было обзаводиться хозяйством и вести его без чужой помощи, без поддержки более состоятельных людей, отсюда и вышло в конце концов окняжение и обоярение земли. Все доходы с земли брались обычно натурой — продуктами земледелия или работой — и шли на содержание княжого или боярского двора, дворни огромной, как огромны были часто и самые имения военных и хозяйственных слуг. Обширность и разбросанность нескладного внутренно-несвязного натурально-хозяйственного целого осложнялась и дополнялась тем, что и военные и хозяйственные слуги снабжались за службу и для службы землей во временное и условное — поместное — владение, соответствовавшее западноевропейскому бенефицию на светских землях и прекарию на землях церковных. Даже терминология часто была тожественной на западе и у нас: beneficium по точному смыслу этого слова, соответствующему жизненной функции земли, им обозначаемой, был жалованьем; и наше поместье иногда называлось также жалованьем***. Поместья раздавались и князьями — удельными и великими****, и боярами*****, и монастырями******, и архиереями****”.
* Рожков. Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в., стр. 327.
** Бахрушин [С. В.]. Княжеское хозяйство в XV и первой половине XVI в.: «Сборник в честь В. О. Ключевского» [М., 1909], стр. 564.
” Собрание Госуд. грамот и договоров, т. I, №№ 86 и 87.
*“ См., напр[имер], там же, т. I, №№ 22,86,87.
Л anno [И. И.]. Тверской уезд в XVI в. [Его население и виды земельного владения. М., 1894].
****** Пискарев [А. К]. Древние грамоты и акты Рязанского] края [СПб., 1854], №№ 10,16,18.
******* Рожков. Сельск. хозяйство Моек Руси в XVI в., стр. 62,461.

Очерк истории труда в России
595
Изложенная характеристика хозяйства русского удельного северо- востока дает основание прежде всего для того вывода, что в XIII и XIV веках классовое расчленение общества сделало весьма заметные успехи: выделился и сложился особый класс крупных землевладельцев светских и духовных — необходимый признак всякого феодализма, законченного в своем развитии и недоразвитого, и параллельно этому образовалось зависимое владение — служилое (поместье) и крестьянское, половничья и вообще по преимуществу натуральная аренда.
Но недоразвитость русского феодализма сказалась ли на положении трудящихся, на условиях труда в удельной Руси? Это — основной вопрос в исследовании истории труда в России. К решению его и необходимо теперь обратиться.
VIL ПОЛОЖЕНИЕ ТРУДА
В УДЕЛЬНОЙ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ XIIIИ XIV веков
То обстоятельство, что развитое феодальное хозяйство запада Европы покоилось на базе узкого местного рынка, не широкой, но все же уже товарно-хозяйственной, привело к совершенно определенной организации труда, вполне приспособленной к такой базе. Узкий местный рынок создавал замкнутое, почти вполне самодовлеющее, но внутри органически сплоченное хозяйственное целое. Несколько десятков или сотня-две тысяч человек, живших в пределах крупной баронии, должны были по необходимости точно регламентировать свои взаимоотношения и в первую очередь хозяйственные функции для того, чтобы укрепить это хозяйственное целое, этот почти совершенно изолированный экономический мирок, чтобы упрочить его существование, не допустив его разрушения, крушения. Отсюда вышли две характерные черты в положении трудящихся на средневековом европейском западе — цеховой строй ремесла и прикрепление крестьян к земле.
Исследователи много спорили об исторических прецедентах цехового строя: то выводили его из римских традиций, то считали предшественниками цехов вотчинные magisteria295 ремесленников, то, наконец, что сейчас пользуется наибольшим успехом, придерживаются теории свободного происхождения цехового строя. Поскольку речь может и должна идти о прецедентах, быть может, всего вернее

596
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
то воззрение, чти они имеются и здесь и там — и в свободных и в вотчинных, зависевших от землевладельцев ассоциациях. Но, не отрицая значения точного и верного решения вопроса о прецедентах, мы все же не должны забывать, что проблема определения происхождения цехов заключается не только в установлении их исторических прецедентов, но и, главным образом, в определении тех реальных причин, которые дали этим прецедентам продолжение, обеспечили им жизненность. Среди этих реальных причин хозяйственным условиям принадлежит решающее значение.
В самом деле: почему утвердился цеховой строй с цеховой принудительностью, т. е. запрещением заниматься ремеслом тем, кто в цех не записан, с точным регулированием цен, количества и качества производимых каждым ремесленником товаров, с определенной регистрацией взаимоотношений мастеров, подмастерьев и учеников? Он мог утвердиться только потому, что все было построено на узком местном рынке, рассчитано было на неширокий сбыт. Надо было избежать сколько-нибудь чувствительных потрясений и пертурбаций. Отсюда и вышла цеховая регламентация.
Таково же в существе своем происхождение и поземельного прикрепления крестьян, т. е. такого порядка, по которому не только крестьянин не может оставить свой участок, но и землевладелец не имеет права оторвать от этого участка крестьянина, продать его, заложить, вообще подвергнуть отчуждению в другие руки независимо от земли, им занимаемой, перевести с участка на участок, из имения в имение, из одной области страны в другую, вообще разорвать крестьянина и землю, им занимаемую, на две части. Крестьянин и земля при наличности прикрепления к земле — неразрывное целое, компактное, единое, неделимое. Все это необходимо именно потому, что узкий местный рынок нуждается в определенном количестве сельскохозяйственных продуктов, продаваемых по определенной цене, следовательно, в постоянном количестве сельскохозяйственных рабочих. Разрешить при таких условиях не только крестьянину свободно уходить, но и землевладельцу произвольно распоряжаться его личностью, осуществлять личное, а не поземельное прикрепление значило бы подвергать благосостояние населения, тяготевшего к данному местному рынку, опасности сильных потрясений, угрожавших полным развалом, гибелью.

Очерк истории труда в России
597
В удельной Руси почти не было товарного хозяйства с узким рынком, господствовало хозяйство натуральное. Не могло быть, следовательно, и сложившегося, развитого цехового строя и прикрепления крестьян к земле. То и другое подтверждается всеми имеющимися в нашем распоряжении источниками. Конечно, в наших городах, по крайней мере позднее, существовали ремесленные слободы, которые, по-видимому, организовывались корпоративно, наподобие цехов, но нет следов ни цеховой принудительности, ни регламентации цен, количества и качества вырабатывавшихся изделий. С другой стороны, хорошо известно и прочно установлено, что крестьяне пользовались свободой перехода. Эта свобода перехода засвидетельствована, не говоря уже о позднейших данных, таким документом XIV века, как духовная грамота удельного князя Владимира Андреевича*296. Свобода крестьянского перехода имела, надо думать, экономическую подкладку: среднее, крестьянское хозяйство того времени в большинстве случаев, вероятнее всего, могло, с помощью землевладельцев, сводить концы с концами, обойтись без непоправимого по крайней мере дефицита. Это видно из того, что по старинной традиции, отмеченной позднее, нормальный крестьянский участок — выть, равная «одно- кольцу», т. е. владельцу одной колышки или телеги**, иначе — рабочему на одной лошади, — был достаточен для содержания средней крестьянской семьи. Однако, это справедливо далеко не для всех случаев, а только для их большинства, притом лишь при нормальном ходе хозяйства, когда не было пертурбаций или невзгод, его постигавших. А такие пертурбации и невзгоды при низкой землевладельческой технике случались очень часто. Отсюда происходила задолженность многих крестьян, и она мало-помалу уже тогда опутывала крестьян и стесняла свободу их перехода. Вследствие этой задолженности, имения нередко отчуждались вместе с «крестьянским серебром», с долгами, лежавшими на крестьянах, а, следовательно, и с самими должниками, «со крестьяны», как прямо выражаются грамоты***. Затем в XIV веке встречаем важное ограничение свободы крестьянского перевода: в договорных грамотах князья взаимно обязываются
‘Собрание государственных грамот и договоров, т. I, № 40.
"Милюков. Спорные вопросы финансовой истории Московского государства, стр. 43.
*** Русская Историческая Библиотека, т. II, № 8.

598
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
«промежи себя не принимать в свои уделы» людей данных, черных, письменных, численных или числяков и тяглых*. Все эти термины, несомненно, относятся к крестьянству: люди данные — те, которые платят дань — прямую подать, черные — платящие подати и отбывающие повинности, тяглые — несущие тягло, т. е. те же подати и повинности, письменные, численные люди и числяки — переписанные, занесенные в писцовую книгу, исчисленные в ней по количеству, сосчитанные с теми же целями обложения. Это, значит, все крестьяне. Их право перехода тут прямо не уничтожается, но оно стесняется путем взаимного уговора князей не принимать их в свои уделы из чужих.
Наконец, в среде крестьянства было много закладней, людей задавшихся за кого-либо, отдавшихся под чужое покровительство и защиту, подчинившихся чужой частной юрисдикции и финансовой, податной власти; закладничество — это западноевропейская коммендация, зачаточная форма феодализма**. Закладни, как и западноевропейские коммендаты, не были связаны со своими патронами постоянною связью подданства, вассалитетом. Но зародыш вассалитета здесь уже имелся, налицо. Юридически закладни все же считались свободными, не причислялись к холопам.
Свободными же были в это время и так называемые кабальные люди — состояние, обязанное своим происхождением также долгу, задолженности. Так назывались лица, сделавшие заем и обязавшиеся особым письменным актом — «служилой кабалой» — за проценты по этому займу, «за рост служити» кредитору «по вся дни во дворе его». Уплатив долг, кабальный человек мог свободно уйти от бывшего своего кредитора.
Таковы бьии довольно уже многочисленные признаки, указывавшие на стихийные тенденции житейских отношений и порядков, подготовлявшие если не прямо крепостничество, то стеснение крестьянской свободы перехода, и отчасти также на сознательные стремления и попытки верхов общества — князей по крайней мере — в том же смысле и направлении. Но натурально-хозяйственное обширное, часто разбросанное, чересполосное земельное владение князя, боярина, монастыря, епископа не могло обойтись одними крестьянами. Их обро¬
*Собр. Госуд. Грам. и Догов., т. I, №№ 34, 35 и др.
** Павлов-Силъванский. Феодализм в древней Руси.

Очерк истории труда в России
599
ки, изделье, помочи не давали ему всего, что нужно. Большой боярин, удельный, тем более великий князь, настоятель богатого монастыря, князь церкви — митрополит или архиепископ — нуждался в многочисленной дворне, в обслуживании своего дворца и разных статей или, как тогда выражались, «путей» дворцового хозяйства, в уходе за лошадьми и вообще скотом, в наблюдении за столом — яствами и питиями, в правильном содержании и организации охоты — звериной и птичьей и т. д., наконец, в постановке огородничества, садоводства и дворцовой пахоты. Все это требовало рабочих сил разных рангов и видов, и эти рабочие силы были несвободные, холопские, рабские, причем холопы соответственно своим специальным назначениям дифференцировались, разделялись на несколько разрядов. Среди них, прежде всего, выделялись «большие холопы», т. е. княжеские и боярские приказные люди, — ключники, посельские, тиуны, вообще «слуги под дворским», подчиненные дворецкому и начальникам дворцовых путей — стольнича, чашнича, конюшего, ловчего, сокольничего. Эти слуги под дворским, хозяйственные слуги князей и бояр, управляющие и приказчики их имений и руководители отдельных отраслей большого натурального хозяйства, были одним из элементов будущего дворянства, ибо они жили на дворе князя или боярина, откуда и получился термин «дворяне». Был еще ряд холопов «меньших». То были, прежде всего, холопы-страдники, сидевшие на дворцовой пашне*, далеко не обширной, но все же существовавшей. Садовники и огородники в удельное время обычно были тоже холопами" То же надо в сущности повторить, вероятно, и о конюхах и других разрядах низших слуг по разным отраслям дворцового хозяйства. Наконец, среди полных холопов, вполне несвободных людей, подобных тем, кого прежде называли холопами обельными, значились еще ордынцы и делюи. Ордынцы — это пленные, выкупавшиеся князьями из татарской орды и поселенные на княжеских землях“*. Делюи — вероятно, предшественники будущих «деловых людей», может быть, работавшие иногда и на пашне князя и уж во всяком случае занимавшиеся ремесленной работой на него, но жившие на господском дворе, а не особо.
* Ключевский. Подушная подать и отмена холопства в России; Бахрушин. Княжеск. хозяйство — в «Сборнике» в честь Ключевского, стр. 565.
“ Бахрушин — в «Сборнике» в честь Ключевского, стр. 568.
*" Соловьев. История России, т. IV.

600
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Источники холопства были по-прежнему разнообразны: сюда относилась потомственность холопского положения — рождение от родителей-холопов, затем женитьба на рабе, замужество за холопа, продажа, обращение в рабство за долги. Личное положение полного холопа было юридически и тактически близко к полному бесправию. Правда, за убийство чужого холопа полагалось наказание, но, по уставной Двинской грамоте XIV века, господин, ударивший своего холопа и причинивший ему этим смерть, не подвергается судебному преследованию*. Холопы не облагались и прямыми податями: по княжеским договорам XIV и XV веков, дань «на полных холопех не взятии»**.
VIII. ХОЗЯЙСТВО И ТРУД
В ВОЛЬНЫХ ГОРОДСКИХ ОБЩИНАХ УДЕЛЬНОЙ РУСИ
Во всех странах мира тогда, когда существует феодализм обычного типа, основанный на господстве крупных землевладельцев при натуральном хозяйстве или при хозяйстве, основанном на узком местном рынке, ощущается некоторая потребность во внешнем обмене. Она не велика для каждой отдельной баронии, но все же эта потребность неустранима. Операцию посредничества между хозяйственно-замкнутыми феодальными владениями, транзитной торговли, берут на себя специально феодальные общества особого типа — муниципально-феодальные общины или республики, государства-города или, точнее, города — феодальные вотчинники.
Такими феодальными общинами торгового типа на Руси были Новгород и Псков, которые посредничали между севером и северо- востоком удельной Руси и Западной Европой через немецкую Ганзу. Будучи формально демократическими, вечевыми, они на деле, фактически являлись олигархиями, организациями аристократической власти. Хозяйственные порядки и отношения вольных городов с железной необходимостью приводили их именно к такому сочетанию общественных сил. Вести обширную транзитную торговлю можно было лишь сообща, коллективно, компаниями. И мы имеем
’Акты Археогр. Эксп., т. I, № 13.
"Собрание Гос. Грамот и Договоров, I, №№ 33,35 и др.

Очерк истории труда в России
601
товарищества купцов — полные и коммандитные (товарищества на вере), типическим примером которых может служить новгородское товарищество купцов — торговцев воском*. Но и этого было мало: и товарищество не могло поддерживать обороты свои одной складчиной, — оно нуждалось еще в кредите. Отсюда вышли и развитые постановления Псковской судной грамоты о кредитных сделках, и летописные известия о боярах банкирах и ростовщиках**, и даже народные предания о ростовщической деятельности новгородского боярства"*. Как ростовщики, банкиры, новгородские бояре держали в своих руках купцов, начиная с самых богатых из них — «житьих людей», — и городских ремесленников, и даже крестьян. Но крестьян они подчиняли себе еще тем, что владели огромными землями, как и владыка архиепископ новгородский и монастыри. В этом отношении они были феодалами обычного типа**".
Понятно, при таких условиях, что, предлагая вечу решение тех или других вопросов, боярский правительственный совет Новгорода был почти всегда уверен, что решение вечевой сходки не разойдется с его мнением***". Аристократический по существу политический строй покоился, таким образом, на экономическом подчинении трудящихся масс боярскому меньшинству. Это уже само собою бросает свет на положение в Новгороде так называемых черных людей. Состав этой демократии был чрезвычайно пестр, — к ней принадлежали, прежде всего, те, кто в позднейших писцовых книгах носил название городчан, — городские жители, занимавшиеся мелкой торговлей, ремеслами, может быть также поденной работой по найму; сюда же относились далее своеземцы или земцы, обладатели мелкой земельной собственности в уездах, в Новгородской провинции, смерды, сироты, крестьяне, изорники (пахари), огородники, котечники (рыболовы) — все арендаторы чужой земли для разных хозяйствен¬
* Дополнение к Актам Историческим, т. I, № 3.
"Псковская судная грамота, изд. Археогр. Ком., ст. 14,15,19, 28,29,30,31, 32,86, 38, 62, 73, 74, 75, 84, 85, 86, 92,93,94,103,104, 107. Новг. 1-4 летопись под 6717 г.
”* Таково сказание о посаднике Щиле, дававшем деньги в рост: Ключевский. Боярская дума [Древней Руси], изд. 1-е, стр. 249.
**" См. Новг. летописи с 6717 г., Новг. писц. книги и т. д. ***"Ашчевскш.Боярскаядума[ДревнейРуси],стр.2б5-2б7;Яимшшя10чер- ки из жизни В[еликого] Новгорода: «Жур. Мин. Н. Пр.» за 1869 г., окт.

602
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
ных целей, наконец, поземщики — непашенные люди, сельские ремесленники и работники по найму.
Тяжелое материальное положение черных людей, экономически зависимых от крупного землевладения или от крупного капитала, усугублялось теми государственными повинностями и податями, которые лежали исключительно на них. Черные люди платили татарскую дань, ложившуюся, правда, юридически на все население, но фактически перелагавшуюся богачами на бедняков: при ее сборе «вятшие творили себе добро, а меньшим зло». Но уже исключительно одни черные люди вносили «черный бор», поступавший новгородскому князю — в XV веке он собирался по одной гривне с сохи. Затем на черных людях лежало «поралье посадниче и тысяцкого» — особый налог в пользу новгородской выборной администрации; наконец, они же отбывали натуральную повинность городового дела, т. е. постройки и починки городских укреплений*.
Землевладение в северных владениях Новгорода и в том виде, как о нем сообщают Псковская судная грамота и отчасти — в отношении своеземцев — новгородские писцовые книги конца XV века, бросает свет на те формы отношения к земле, которые являлись в русской — да и не в одной русской — истории промежуточными между старинным вольным или захватным землепользованием и окняжением и обоярением земли, образованием крупной светской и духовной землевладельческой вотчины феодального типа. По-видимому, даже эта вотчина долгое время лишь прикрывала собою сверху те поземельные отношения, которые продолжали существовать внизу, в крестьянской среде, — не только в XIV и XV веках, но и в XVI-XVII и даже отчасти позднее**. Русский землероб и на севере, и в ближайших к Новгороду и Пскову их владениях, как и в бассейне Оки и Волги, по старой традиции, ведшей свое начало от вольного землепользования, считал своей собственностью не землю, а труд, в нее вложенный: земля была божья да новгородская, а крестьянским было только «поси- лье». Но в лесном и болотистом краю это «посилье» давалось нелегко первому поселенцу. Вот почему права на землю его, этого
*Новг. 1 и 4 летоп. под 6767 г. — Акты Археогр. Эксп., т. I, № 32. — Акты История., I, № 17. — Hobt. 1 и 4 лет. под 6938 г.
** Русская Историческая Библиотека, т. XIV, А, № XX.

Очерк истории труда в России
603
первого поселенца, и его кровных правопреемников считались более прочными, чем права позднейших заимщиков или покупщиков, остававшихся лишь временными держателями земли до появления вотчинника. Естественно, что, продавая землю другим, эти позднейшие заимщики и покупщики земли обязывались в случае, если «выищется вотчич», вернуть покупателю деньги, а он в свою очередь должен был отдать «вотчичу» землю. Но этот единственный результат трудности первоначального «посилья» и влияния старых приемов вольного землепользования совершенно заслонялся вновь возникшими землевладельческими отношениями — долевым, соседским, складническим или сябринным владением. Семьи первых поселенцев хозяйствовали сообща, трудились вместе и по смерти отца и по образовании новых семей у его детей. Они жили сначала и на одном дворе, только, по мере умножения населения, в разных избах, и отдельные семьи получали равную с другими долю продукта общего труда, так как каждый сын имел право на равную долю наследства от отца. Но уже тут обнаруживались противоречия интересов: семьи братьев могли быть неравны и потому вносили не одинаковый труд в общее дело, а продукт делился поровну. В третьем и дальнейших поколениях дело еще более осложнялось в этом отношении, и родственники- совладельцы начинали тянуть врозь, стремиться не только к дележу продукта, а к раздельному хозяйству, т. е. к разделу земли, сначала временному, предполагавшему новые переделы, так что каждый владелец являлся собственником не конкретного участка земли, а идеальной доли в общей земле. Размер этой доли определялся положением данного совладельца по отношению не к первоначальному поселенцу, основателю хозяйства, а к своему отцу — размер доли зависел от того, сколько братьев имел данный совладелец. Переделяя землю по этим идеальным долям, потомки первоначального поселенца также стали продавать свои права на эти идеальные доли. Отсюда в кровный родственный союз совладельцев стали проникать чужеродные элементы — сябры или шабры, соседи, складники. Наконец, временные переделы перешли в окончательные разделы. Наши источники дают ряд фактов, иллюстрирующих ярко отдельные моменты этого процесса. Есть факты, показывающие, что чужеродцы-складники или сябры вступали в соседский дом путем покупки долей даже не земли, а про-

604
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
дукта, когда земля еще не была разделена*. Но были и затем участились случаи продажи и земли временно-переделяемой, разделенной, но не «росписанной» окончательно. Наконец, есть много фактов окончательного раздела, причем складники обязуются больше «земли не переделивати». Это крестьянское долевое или складническое, сябринное, соседское владение не только превращалось в подворно-наследственное без переделов, индивидуализировалось путем разделов, но и подвергалось посторонним землевладельческим влияниям двоякого рода: с одной стороны, монастыри и частные владельцы проникали в него путем покупки долей отдельных совладельцев, с другой, так как ведь все же дольщикам в их понимании принадлежало только «посилье», вложенный в землю труд, а самая земля была божья да новгородская, то это высшее, новгородское право собственности, могло перейти, главным образом, пожалованием от «государя Великого Новгорода» в руки частных лиц и церковных учреждений, и они становились высшими собственниками крестьянской земли. При этом сначала это не мешало ни переделам долей, ни их отчуждению совладельцами посторонним, с сохранением по-прежнему прав высшего собственника. Потом высший собственник постепенно аннулировал право отчуждения**.
Таковы были формы землевладения черных людей и их землевладельческие права, постепенно убывавшие. Каковы же были формы отношений труда к капиталу?
В сельском-хозяйстве на владельческих землях — боярских, владычных, монастырских — основной формой взаимоотношений крестьян к владельцам была аренда за оброк большею частью натурой — известным количеством мер хлеба и других сельскохозяйственных продуктов или долей урожая — половиной, третью, четвертью, пятиной (это — половничество). Писцовые книги конца XV века почти каждой своей страницей доказывают это положение. И Псковская судная грамота говорит об изорниках, огородниках и котечниках, отдававших землевладельцам долю продукта. Следует
* Русская Истории. Библиотека, т. XVI, А, № II; Моек Архив Мин. Юст., грам.
колл, экой., № 13177.
** Моек Гл. Архив Мин. Иностр. дел, связка I, № 1. См. Иванов /77. Я.]. Поземель¬
ные союзы и переделы на севере России [в XVII в. у свободных и владельческих
крестьян. М., 1901].

Очерк истории труда в России
605
отметить, что та же грамота знает также в качестве обычного явления «покруту» — ссуду, заем, производившийся крестьянином у землевладельца. Эта ссуда была тем более необходима, — что, как показывают вычисления, сделанные на основании писцового материала*, хозяйство новгородского крестьянина часто сопровождалось весьма значительным дефицитом. — Даже крестьянское, особенно своеземческое, тем более владельческое — боярское, монастырское, владычное хозяйство не обходилось без наемного труда. Псковская судная грамота знает наем на сельские работы, упоминает о «скотнике» или наемном пастухе, а также о подсуседнике**, который, надо думать, был батраком, работавшим из платы натурой. Владельческую пашню — вообще необширную — обрабатывали также в небольшом сравнительно количестве, как то показывают писцовые книги, холопы. Один акт XV века знает «одерноватых», т. е. полных, холопов, которые «емлют месячину», пропитание за работу на господской пашне, не имея своего участка. В Псковской судной грамоте встречаем и «закупня» — закупа Русской Правды, полусвободного должника, обеспечившего свой долг самозалогом. По-видимому, он снимал землю из известного снопа, а не работал на барской пашне.
Та же Псковская судная грамота изображает формы обрабатывающей промышленности; она говорит о наемном плотнике, о ремесленном ученичестве***. Было, конечно, и домашнее кустарное производство для собственного потребления: писцовые книги упоминают часто о домашней выделке полотна.
Торговля — особенно внешняя — создавала особые виды труда, с нею связанные: таковы были артели лоцманов, сопровождавших суда в волховских порогах, и лодочников, разгружавших суда и перевозивших товары в город****.
Уже из предшествующего изложения видно, что в отношении к государству граждане Новгородской республики не были равны: высшие выборные должности замещались боярами, правительственный совет, составлявшийся из бывших должностных лиц, оставивших свои
*Рожков. Русск. история в сравнительно-историческом] освещении, т. III, стр. 307-308.
"Псковская суд. грам., статья 18,103.
*" Псков, суд. гр., ст. 41,102.
**" Никитский. История экономического быта Великого Новгорода.

606
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
посты, поэтому также состоял только из бояр; подати и повинности главной своей тяжестью ложились также на трудящиеся массы. Единственным государственным правом, каким обладали черные люди, являлось только право участия в вечевой сходке. Но так как вече было юридически носителем верховной власти, а, с другой стороны, торговля развивала сделки, обязательства всякого рода и, следовательно, гражданское право вообще, то из сочетания этих условий и обстоятельств получилось долгое время державшееся гражданское равноправие. Личные гражданские права всех новгородских и псковских граждан, в том числе и черных людей — их жизнь, здоровье, свобода и честь — ограждались одинаково, без всяких сословных различий. Наймит дворный, наемный плотник могли уйти от нанимателя даже до истечения срока найма. Изорник, огородник и котечник пользовались правом полной свободы перехода*. Личная свобода до такой степени ограждалась, что если кто- либо, объявив другое лицо своим рабом, позволял себе насилие над ним до суда, то он тем самым признавался неправым в своем иске. Честь всех новгородцев и псковичей, в том числе и черных людей, получала одинаковую правовую защиту: за вырывание бороды, «наход» и «наезд», независимо от сословного положения потерпевшего, следовало одинаковое наказание, более тяжелое лишь для богатых и облегченное для менее состоятельных виновных”. Равенство всех новгородцев и псковичей в правах имущественных также не подлежит сомнению.
И, однако, поскольку речь идет о свободных людях из среды трудящихся, в XIV-XV веках стали наблюдаться значительные признаки уменьшения их правоспособности, появились зародыши крепостных связей и отношений. Крестьяне мало-помалу сближаются с холопами, становятся с ними в некоторых отношениях на одну доску, в одинаковое положение. Их не прямо, правда, а косвенно, путем договоров с великими князьями московскими, прикрепляют не к владельцам, не к имениям и не к участкам, ими занимаемым, но по крайней мере к новгородским владениям вообще: князья берут на себя обязательство выдавать бежавших к ним из новгородских владений крестьян, как и холопов*". Затем, по-видимому, землевладелец имел право присут-
* Пск. суд. гр., ст. 40-44.
"Акты Арх. Эксп., т. I, № 92.
*"Собр. Госуд. Грам. и Догов., т. I, №№ 1, 2, 3,6,7,9,10,15; Акты Эксп., т. I,
№57.

Очерк истории труда в России
607
ствовать на суде, если велось дело не только его холопа, но и половника*. Наконец, зависимость крестьян от землевладельцев выражалась и в том, что закон налагал на землевладельцев обязанность доставлять на суд по требованию властей не одних лишь их холопов, но и крестьян**. Что касается, наконец, холопов, то бывшие полные или обельные холопы носили в Новгороде название одерноватых от символизировавшего факт передачи или продажи в рабство акта вручения покупателю куска дерна. Их положение совершенно соответствовало положению обельных холопов: они отчуждались, как всякая собственность, не имели ни личных, ни имущественных прав, почему не могли выступать на суде ни в качестве истцов, ни как свидетели и не платили податей, например, не подлежали черному бору. Впрочем, допускалось свидетельство холопа против другого холопа***.
Чем дальше шло развитие новгородской олигархии, тем хуже становилось положение трудящейся демократии. Новгородские летописи XV века неустанно повторяют жалобы на насилия, злоупотребления и беззакония аристократии и властей: они жалуются на то, что «бе, по волости из ежа велика и боры частые, крич и рыдание и вопль и клятва всими людми на старейшины наша и на град наш, зане не бе в нас милости и суда права», что «посадники и великие бояре насилья держат», «никому их судити не мочи»****. Этим объясняется и победа Ивана III, покорение Новгорода Москвой: новгородская вольность была монополией верхов общества и нимало не обеспечивала интересов широких масс.
IX. ПЕРЕМЕНЫ В ПОЛОЖЕНИИ ТРУДЯЩИХСЯ МАСС
В ЭПОХУ УПАДКА РУССКОГО ФЕОДАЛИЗМА
Русский, как и всякий другой, феодализм стал клониться к упадку тогда, когда стало делать первые успехи товарное хозяйство с обширным рынком, начали слагаться первые элементы будущего торгового капитализма. В России этот процесс был облегчен не столько
*Собр. Гос. Гр. и Дог., т. I, №№ 6,7,8,9,10,15.
"Акты Археогр. Эксп., т. I, № 92.
‘“Акты юридические, №№ 71, 110 и др.; Акты Арх. Эксп., 1, №№ 32, 57, 92; Собр. Гос. Гр. и Дог., I, №№ 8,6,7,8,9,10,15.
**“ Новг. 4 лет. под 6954 г.; Псковск. 1 лет. под 6984 г.; Никон[овская] лет., VI, стр. 13,17.

608
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
равнинностыо страны и обилием рек и речек, сходящихся верховьями между собою, сколько продолжительностью зимы и снегового покрова, создавших удобные и относительно скорые пути сообщения. Здесь поистине не бывать бы счастью — переходу от натурального хозяйства к торговому капитализму с минованием товарного хозяйства с местным узким рынком, — да несчастье помогло, — помогла суровость и продолжительность русской зимы.
Любопытно следить, как сбыт товара на сотни верст проникает отдельными струйками в толщу натурального хозяйства, разлагая последнюю, проводя по ней отдельные трещины и борозды. Когда мы видим, что жители Переяславль-Залесского уезда ездят торговать в Нижний Новгород, а тверские купцы торгуют с Переяславлем, что туда же тянут в торговом отношении некоторые местности Суздальского уезда, что Рязань и Тверь обеспечивают и регулируют свои коммерческие интересы в Москве, что Калуга торгует с Литвой и другими иностранными соседями, что в Москве постоянно проживают немецкие и армянские купцы*, то становятся ясными предпосылки грядущего образования не только национального, но и международного рынка. Скупщик начинает вступать в свои права в качестве посредника между мелким производством, эксплуатируемым им хищнически, ростовщически, и обширным рынком: кто, как не скупщики сбывали даже и за границу те «деревянные кубки, искусно украшенные резьбой, и другие деревянные вещи, необходимые в домашнем обиходе», о которых говорит в самом начале XVI века посетивший тогда Россию посол германского императора Сигизмунд Герберштейн? Откуда, как не от работы на рынок, могли получиться деньги у крестьян имений Троице-Сергиева монастыря в половине XV века, так что у них явилась возможность платить корм наместнику в денежной, а не в натуральной форме?
Рынок расширяет сбыт сельскохозяйственных и других продуктов и увеличивает барскую запашку, следовательно, также и барщину. Конечно, и «здесь налицо имеются лишь отдельные новообразования, не создающие еще массовой перемены, только частично видоизменяющие зачаточно-феодальную, натурально-хозяйственную старину. Но во всяком случае мы имеем ряд фактов, указывающих
*Соловьев. История России, т. V, стр. 237-239; Акты Истории, т. 1, № 143;
Собр. Гос. Гр. и Дог, I, №№ 36,65,76,77.

Очерк истории труда в России
609
на существование барской запашки в первые десятилетия XVI века в уездах Рузском, Коломенском, Дмитровском, Владимирском, Волоколамском, Переяславль-Залесском*.
Для этих зародышей нового хозяйства нужны более постоянные, чем прежде, рабочие силы и в большем, чем раньше, количестве. С другой стороны, начинающиеся хозяйственные перемены больнее всего отражаются на малоимущих, трудящихся элементах деревенского населения, на крестьянской массе. Совокупное действие всех этих обстоятельств завязывало туже немногие прежде, слабые еще узлы грядущей крепостной неволи и связывало многие новые явления в том же смысле и направлении.
Конечно, крестьяне не утратили еще старой свободы перехода: она нашла себе точное и ясное законодательное выражение в Судебнике 1497 года**. Этот же Судебник установил окончательно и срок перехода — Юрьев день осенний (26 ноября), за неделю до него и неделю спустя после него — и форму «отказа» — заявления крестьянина об уходе. Все это далеко было от каких бы то ни было ограничений свободы крестьянского выхода: тут речь шла не об ограничениях, а только о регулировании, упорядочении сложившихся отношений, совершенно свободных юридически, чисто договорных. Но, если не юридические ограничения, то фактические, именно экономические затруднения в осуществлении признанного законом права свободного крестьянского перехода вытекали из потребности крестьянина в постройках — доме или избе и надворных хозяйственных строениях. Затруднения постигали здесь крестьянина одинаково в обоих случаях: и тогда, когда он садился на застроенный уже участок, и в том случае, если занимаемый им участок был незастроен. В первом случае, то есть при поселении на застроенном участке, крестьянин, по Судебнику 1497 г., должен был заплатить, уходя к другому землевладельцу, «пожилое» за пользование двором и всеми постройками в размере одного рубля в местах полевых и полтины в лесных местностях (около 50-100 р. на наши золотые деньги). Это было нелегко, потому что годовой денежный бюджет крестьянина едва ли многим превышал обычно эту сумму. В случае, когда крестьянин са¬
* Рум[янцевский] Музей, Сборник Беляева № 1620, лл. 250 об. 251,277; Рож¬
ков. Сельское хозяйство Московский Руси в XVI в., стр. 129,131.
“Акты История., т. I, № 105.

610
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
дился на незастроенный участок, положение значительно осложнялось: тут получались не только фактические, но уже отчасти и юридические затруднения в переходе. Садясь на участок без строений, крестьянин обязывался его застроить и за то получал от землевладельца льготу, т. е. известное облегчение в уплате оброка, отбывании изделья и во взносе государственных податей. Льгота давалась на определенный срок* и тем самым обязывала крестьянина в этот срок не уходить и выполнить свои обязательства по застройке участка. Это — во-первых. А во-вторых, крестьянин иногда получал «на дворовое строенье и для пашни» также еще «подмогу» натурой или деньгами. Эта подмога, как показывают документы XVI века, тогда не подлежала возврату, как долг, была безвозвратным пособием для приведения хозяйства в надлежащий порядок. Но эта работа по упорядочению хозяйства, необходимость которой обусловливалась подмогой, привязывала на все время своей продолжительности крестьянина к данному землевладельцу.
Но крестьянин нуждался не только в доме, дворе и хозяйственных постройках: ему нужны были хлеб для посева и пропитания и деньги на живой и мертвый инвентарь и другие нужды. Отсюда вытекали займы крестьянина у землевладельца. В разных актах ХУ века много говорится о заемном жите (хлебе), заемном серебре (деньгах), об «издельном серебре», «деньгах в селех в ростех» и «ростовом серебре». Заемное жито и серебро, по-видимому, было беспроцентной ссудой и только при просрочке уплаты занятого превращалось в процентный долг, Но и его нелегко было уплатить. Еще труднее было расплатиться с процентным долгом — возвратить «заемное серебро», «деньги в селех в ростех» и «ростовое серебро», бывшее займом под будущую работу (изделье) вместо процентов**. Все эти долги привязывали крестьянина к землевладельцу до весьма трудной для него уплаты их, тем более, что неисправность в уплате грозила выдачей головою кредитору до искупа, согласно Судебнику 1497 г.
Но и это еще не все. Жизнь создавала и другие крепостнические тенденции, вытекавшие из «старины», или «старожительства», приписки к тяглу и специальных, частных ограничений и стеснений.
* Ключевский. Происхождение крепостного права в России: «Русская Мысль»
за 1885 г., № 10, стр. 7.
**Ключевский. Происхождение крепост. права.

Очерк истории труда в России
611
Старина или старожильство — давность жительства крестьянина в имении землевладельца, рождение в крестьянстве за кем-либо, переход в руки другого человека вместе с землей по какой-либо сделке или по наследству*. Она стала делаться препятствием к переходу на другие земли только ко второй половине XV в., — в первой же его половине еще можно было перезывать к себе «тутошних старожильцев»**. Приписка к тяглу — запись в писцовые книги, превращение в людей «письменных» — также приводила к стеснению свободы перехода: таких людей князья обыкновенно запрещали перезывать из их княжеств. Наконец, иногда встречались частные ограничения, князья давали землевладельцам право не выпускать из себя крестьян*”.
X. ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ДРЕВНЕЙ РУСИ
ДО ПОЛОВИНЫ XVI в.
История труда не есть только история труда физического, трудовая энергия может быть и бывает также нервной, умственной. Те, кто посвящает себя этого рода труду, носят у нас обыкновенно название интеллигенции. Но здесь является вопрос: входит ли история всякой интеллигенции в историю труда? Несомненно, интеллигенцией в смысле людей со способностью сознательного отношения к окружающей действительности являлись в древности князья и другие представители общественных верхов. Но умственный, интеллигентский труд не служил для них источником средств существования, не делая их умственно-трудящимися в собственном смысле этого слова. Поэтому и в истории труда им нет места. Это одна предварительная оговорка. Другая состоит в том, что и трудящаяся, демократическая, живущая своим умственным трудом интеллигенция не вся служит интересам народных масс, интересам трудящихся. Поэтому, изучая историю интеллигентского труда, надо иметь в виду отдельные группы интеллигенции и строго различать тяготение этих отдельных групп к той или другой классовой группировке.
*Дьяконов [М. А]. Очерки из истории сельск[ого] населения] в Московском] государстве [СПб., 1898], стр. 22,39,45.
"Акты Археогр. Эксп., т. I, № 44.
*”Там же, т. I, № 64; Акты Истории., т. I, № 59-

612
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Какие, если не представители, то зародыши представителей интеллигенции были в языческой Руси, в древнейшее время — до X века? По-видимому, здесь ответ совершенно ясен: таковы были тогда волхвы, гадатели, о которых говорят наши летописные предания, и дружинные певцы, подобные с таким уважением называемому в «Слове о полку Игореве» Бояну.
Волхвы были, несомненно, не жрецами: жрецами были родовые и племенные старейшины, являвшиеся естественными представителями кровных союзов перед таинственным миром богов и духов, одушевлявших, по старинным верованиям, все существа, предметы, явления и действия в окружающей действительности. Волхвы были специалистами по гаданию и заклинанию, колдунами, шаманами. В кровных союзах, где классовое расчленение еще не зашло далеко, они служили интересам не только старейшин, но и массы. И на этом зиждилась их позднейшая популярность именно в народных массах, которые и во времена христианства прислушивались к голосу волхвов*. От волхвов шло, впрочем, не одно гадание, но и лечение — они были врачами, лечившими при помощи «наузов» (талисманов) и посредством заговоров. Заговор — вид устной народной словесности, основанный и развитый волхвами. Волхвы являлись таким образом идеологами того «хаотического конкретизма» в религии и вообще в духовной культуре, который отличал древнейшую Русь, как и другие народы в соответствующую эпоху их исторического существования. Мы не имеем конкретных данных, чтобы судить о способах и размерах вознаграждения волхвов за их труд. Но, по-видимому, это вознаграждение состояло в приношениях натурой и в частях от тех жертв, которые делались верующими. Во всяком случае не подлежит сомнению, что труд волхва был по тому времени трудом квалифицированным, эта первая интеллигентская профессия высоко ценилась и уважалась. То же, по крайней мере до некоторой степени, должно быть повторено и о труде дружинных певцов и сказителей. Это видно по почтительным, даже восторженным отзывам «Слова о полку Игореве» о «вещем Бояне»: певец считался недаром вещим, мудрым, и казался не менее, чем волхв, обладателем истины, вдохновляемым божественной силой. Конечно, эти певцы появлялись еще в языческое время: на это указывают уже обильные языческие и в тесном
* См., напр[имер], Начал, летопись под 1073 годом.

Очерк истории труда в России
613
смысле даже анимистические реминисценции того же «Слова о полку Игореве». Дружины первых новгородских и киевских князей-язычни- ков, конечно, имели таких певцов, как имели их скандинавские викинги. Такой певец, быть может, часто соединял в своем лице дружинника и поэта, и музыканта, и сказителя. Он пел «славу князю», служил интересам власти и ее носителей, верхов общества. Были такие певцы и сказители до призвания варяжских князей? И нельзя ли поэтому считать их происхождение не только варяжским, но и славянским? Существование народных сказаний о быте первоначальных поселенцев нашей равнины из славян — напр[имер], о Кие, Щеке, Хориве и Лыбеди, о дулебах и обрах (аварах) — и древность славянских музыкальных инструментов как будто дают основание относить появление певцов и сказителей не только к варяжской, но и к славянской древности. У племенных князей могли быть такие певцы и сказители. Здесь, как и во многом другом, наблюдается сходство обычаев и явлений первоначальной истории разных племен и народов, которые история сводит вместе и соединяет на одинаковой ступени их развития, почему и слияние их в единую народность достигается с большой легкостью, и нельзя определенно различать, какому из них принадлежит тот или другой обычай, то или другое явление? они принадлежат обоим.
Некоторым элементом будущей интеллигенции являлись «кормильцы» и «кормилицы», т. е. воспитатели и воспитательницы из рабов. Но определенно говорить об их существовании можно уже собственно во второй период русской исторической жизни, — в X- XII веках. Не раньше X века о них говорит летопись: таким «кормильцем», дядькой, воспитателем Владимира был, по ее рассказу, Доб- рыня, сын Малка Любечанина, брат ключницы Малуши, вероятно рабы, следовательно дядя Владимира, который был сыном Святослава и Малуши, и потому назывался «робичичем», т. е. — сыном рабы. О «кормильцах» и «кормилицах» из рабов говорит «Русская Правда» XI—XII веков*. Конечно, холопы и рабы чаще всего, вероятно, были очень элементарными педагогами, дядьками и кормилицами в собственном, ближайшем смысле этих слов, т. е. физическими руководителями княжеских детей, но тот, на ком лежит такой внешний уход за детьми, естественно усваивает и действительно воспитательские
* Начал, летопись под 979 г.; Академия, список, ст. 24; Троиц. сп[исок], ст. 14.

614
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
функции, и потому первыми педагогами в России приходится считать именно таких «кормильцев» и «кормилиц».
В связи с этим надо поставить появление во второй период учителей грамоты. Исследователи совершенно точно установили, что и в X и в XI веках и даже до XVI в. не может быть речи об училищах, о государственных школах; их не было ни тогда, ни долго после. Даже Византия того времени не знала государственных школ. Но отдельные, частные учителя были: так, Нестор в житии св. Феодосия Печерского свидетельствует, что Феодосий был отдан для обучения «единому от учитель». Начальная летопись рассказывает, что Владимир велел собрать сыновей бояр — «нарочитой чади» для обучения грамоте, очевидно у отдельных учителей, а Ярослав в 1030 г. собрал 300 детей крестьян и священников также для обучения грамоте с целью потом определить в священники. Духовенство христианское и было преемником и заместителем прежних волхвов. Но оно пошло дальше их, стало само обучать грамоте и явилось, что еще важнее, первой и главной литературной силой древней Руси. Вероятнее всего, к числу представителей духовенства принадлежали те писцы, которые, по приказанию Ярослава, переписывали для него готовые болгарские переводы разных книг, и переводчики, делавшие для него же новые переводы греческих произведений на славяно-русский язык*. Переводы продолжались и в XII веке, и их характер и содержание показывают те интересы, которые входили в умственный кругозор интеллигенции того времени.
Религиозный интерес, конечно, был здесь очень важен. Именно поэтому тщательно переписывались старые болгарские переводы византийских проповедей, делались изредка и их новые русские переводы с греческого. Надо, однако, заметить, что эти переводы удовлетворяли вкусам лишь более образованных верхов общества: византийская риторика была недоступна и не нужна массе. Да и среди общественных верхов и самого духовенства, всей почти интеллигенции того времени, они, вероятно, играли роль заморской диковинки, поражавшей хитростью и выдумкой, тешившей слух и воображение громкой и звучной формой, великолепием и пышностью фразы, иногда, может быть, и малопонятной. Уже по этой переводной религиозной литературе видно, что догматика и экзегетика — богословская
* Голубинский. История русской церкви, I, стр. 711,712,721,723,190.

Очерк истории труда в России
615
философия — пока мало интересовала даже и высшую русскую интеллигенцию. Она и читатели ее переводов главный интерес проявили к нравоучительной религиозной литературе. Этим дано было главное содержание и для оригинального русского творчества в данной области. Правда, здесь делались уже попытки экзегетики, толкования св. писания, но это были отдельные исключения, — они к тому же не являлись и оригинальными, отличались чисто подражательным характером. Немногим более видное место в оригинальном религиозно-литературном творчестве занимали хвалебные словари, проповеди, панегирики XI—XII веков. По форме здесь мы видим то же подражание византийским риторическим образцам, но содержание дано уже реальными условиями русской жизни. Исторический смысл принятия христианства заключался в том, что новая религия организовала расплывавшееся раньше, беспорядочное общество, подчиняла его угрозой кары за грехи и обещанием награды за добродетели княжеской власти, освящала частную земельную собственность297. Отсюда вытекала и похвала тому, кто был главным распространителем христианства, организатором распыленного еще, варварского общества, не знавшего долго никакой общественной связи, кроме кровной. Несомненно, эта же реальная потребность создала и нравоучительную оригинальную русскую проповедь. При этом были проповедники, обращавшиеся к знати, к князьям и боярам и украшавшие свои проповеди всеми средствами и способами, рекомендуемыми византийской риторикой, и были такие, которые говорили простому народу простым, бесхитростным языком*.
Но интеллигенция из среды духовенства культивировала не только религиозную литературу, а также и литературу историческую. Она переводила частями, не в полном составе Библию, перевела Историческую Палею298 — византийскую популяризацию библейской истории, предназначенную для широкой читательской массы, сокращения житий греческих святых, известные у нас под названием Прологов299, и некоторые византийские хроники. Эта переводная историческая литература обличает вкусы и тенденции переводчиков: они имеют церковный, религиозный характер; даже хроники выбраны
*Голубинский. История русской церкви, I, стр. 706,813,814,819,843 и след.; Владимиров [П. В.]. Древняя русская литература Киевского периода [XI—XIII веков. Киев, 1901], стр. 151.

616
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
для перевода монашеские, аскетические, проникнутые взглядом, что вся история — результат указующего перста Провидения, его высшей воли. И оригинальная историческая литература XI и XII веков отличалась такой же окраской: она ведь вышла из той же по преимуществу социальной среды. Так, в житиях святых главным было нравственное назидание, а не историческая истина. Писались они большею частью по византийским образцам. Исторический, фактический материал всего сильнее лишь в одном из житий того времени — «Памяти и похвале св. Владимиру»300 монаха Иакова*. И начальный летописный свод, кто бы ни был его составителем, и был ли он первым на Руси таким сводом или ему предшествовали другие, — все равно, — является, при всей его важности и ценности как исторического источника, проникнутым тем же церковным, религиозно-аскетическим духом.
Историческая — именно летописная — литература XII века важна, однако, еще тем, что указывает на литературно-историческую деятельность также и светских лиц, интеллигенции не из среды духовенства. Так, рассказ о событиях 1146-1156 годов, занесенный в Южно- Русский летописный свод XII века, написан, несомненно, светским человеком, очевидцем и современником, даже участником событий, княжеским дружинником, соратником князя Изяслава Мстиславича. Это видно из того, что, передавая речь Изяслава к его войску в 1151 г., автор говорит: «и рече слово то, якоже и прежде слышахом», т. е. «мы слышали». Притом все военные события изображены очень ярко и отчетливо”. Эта принадлежность автора к особой группе интеллигенции отразилась и на его взглядах: у него династические и местные симпатии, он за отчинность, наследственность княжеской власти; здесь явные зародыши феодальных, удельных воззрений, целой психологии местного, замкнутого мирка, интересов колокольни.
Первенствующее значение духовенства в истории интеллигенции, умственного труда XI и XII веков сказывалось также в естественнонаучной литературе, в правоведении и в искусстве.
Литература того времени, касающаяся жизни природы, собственно говоря, не заслуживает названия естественнонаучной, так как на-
* Владимиров. Древ. рус. литер., стр. 43,31-37,193\ Ключевский [В. О.]. Древнерусские жития святых как исторический источник [М., 1871]; Голубинский. История русской церкви, I, стр. 756-757,745-746.
" Полное собрание русских летописей, т. II, стр. 48.

Очерк истории труда в России
617
учности в ней не было ни крупицы. Она насквозь проникнута религиозными представлениями и объяснениями. Источниками знаний о природе были тогда два переводных сочинения — «Шестоднев» Иоанна экзарха болгарского301, передающий библейское повествование о сотворении мира, и составленная еще в VI в. «Христианская топография» Козьмы Индикоплова302, где автор оспаривает шарообразность земли, утверждает, что звезды вращаются ангелами и проч.* Памятником правоведения является «Русская Правда», сборник судебных решений, законодательных постановлений и народных юридических обычаев, не имеющий официального происхождения. Существует ряд признаков, свидетельствующих, что составителем этого сборника было лицо духовное или несколько духовных лиц: «Русская Правда» большею частью дошла до нас в окружении памятников византийского права — Эклоги303 (VIII в.), ее славянской переделки, называемой «Закон судный людям», и Прохирона304 (IX в.), причем все эти памятники вместе с пространной редакцией Русской Правды нашли себе место в Кормчей книге305 — славянском переводе церковного византийского законодательства, канонического права Номоканона; затем на содержании Правды отразились правовые понятия духовенства: к числу форм процесса, несомненно существовавших в то время, принадлежало «поле» или судебный поединок; но духовенство не сочувствовало этой форме, и мы напрасно стали бы искать следов ее в Русской Правде; наконец, духовенство, имевшее свои земли и ведавшее поэтому суд по светским делам — гражданским тяжбам и уголовным преступлениям — в пределах своих земельных владений, нуждалось в подобном Русской Правде юридическом сборнике”.
Наконец, все почти виды искусства — архитектура, живопись, пение — в XI—XII в. отчасти или вполне развивались под влиянием интеллигенции из духовенства. Относительно архитектуры это можно сказать лишь отчасти: византийский стиль древнейших русских церквей обязан своим происхождением не только влиянию духовенства, но и работе византийских зодчих, не принадлежавших к духовному сословию; к тому же в этой архитектуре были некоторые частности — например, особые пристройки в виде башен,
*Владимиров. Древ, русск. литер., стр. 46-47. ” Ключевский. Курс русской истории, ч. I.

618
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
потом исчезнувшие, которые пошли от русского гражданского деревянного зодчества*. Но известно, что русские иконописцы тех времен были духовными лицами и писали, совершенно подчиняясь византийским иконописным традициям. Известно также и то, что церковное «демественное» пение принесено было к нам из Греции, оттуда заимствованы были и самые напевы — византийское «изрядное осмогласие»**.
Вероятнее всего, духовенством же занесен был в древнюю Русь особый вид литературного творчества, переходный от богословской литературы к литературе изящной, художественной, рассчитанной на фантазию, воображение, — именно апокрифы, рассказы о событиях ветхозаветных, которых нет в Св. писании.
Зато светская интеллигенция, служившая интересам высших слоев общества и по крайней мере отчасти вышедшая из них самих, создала и художественную литературу, и устную словесность. Ею были сделаны, вероятно, переводы с греческого таких повестей, как «Александрия», «Троянская война» и другие. Из ее же среды вышло «Слово о полку Игореве» — блестящий памятник дружинного поэтического творчества. Прямое преемство «Слова» от дружинной языческой поэзии не подлежит сомнению не только вследствие прямых указаний самого автора, но и по содержанию и форме самого «Слова»: дух приключений, удали, молодечества, отзвуки языческих воззрений, даже анимизма, влияние народной поэзии, например, «заплачек» — в «плаче Ярославны», и отдельных народно-поэтических образов — все это делает «Слово о полку Игореве» произведением чрезвычайно характерным для светской интеллигенции того времени. Былины или «старины» Владимирова или киевского цикла вышли также из дружинной среды, подчиняясь частичному влиянию совершавшихся культурно-религиозных перемен.
Таковы были основные новые явления в истории умственного труда XI и XII столетий. Мы должны теперь бросить взгляд на дальнейшие перипетии, пережитые интеллигенцией духовной и светской в удельное время. Интеллигенция удельного времени усваивает
*Голубинский. История русской церкви, 1,2, стр. 65-66.
** Разумовский [Д. В.]. Русское церковное пение. [Церковное пение в России (Опыт историко-технического изложения): В 3-х выпусках. М., 1867, 1868,

Очерк истории труда в России
619
типические черты феодальной психологии и феодального мировоззрения. В этом отношении характерны, прежде всего, духовные стихи, авторами которых были калики или странники, монахи, вышедшие, главным образом, из дружинников, бояр. Духовные стихи справедливо сближаются теперь с средневековой поэзией запада Европы — отчасти паломнической, отчасти рыцарской*. Характерно далее, что развивались сильно апокрифы, эта, поэзия религии, религиозный эпос: даже создания фантазии в феодальном мире носят религиозную оболочку. Местные летописи, не возвышавшиеся дальше интересов местной колокольни, тоже приобретают феодальный колорит, — они служат интересам местных князей удельных и великих. Феодальная поэзия находит себе выражение в таких произведениях XIII века, как «Слово о погибели русской земли» и предания о рязанской княгине Евпраксии и Евпатии Коловрате. Словом, русское духовное творчество XIII века не менее типично-феодальное, чем творчество западно-европейских стран. И духовная и светская интеллигенция того времени заплатила дань духу своей эпохи.
Муниципальная форма феодализма, представленная русскими вольными городами, открывала больше простора культурному, интеллигентному творчеству уже в том же XIII веке. Здесь интеллигенция оказывается поэтому подчас гораздо демократичнее, чем в остальной части удельной России. Это сказывается прежде всего в народной поэзии, в былинном творчестве. Уже былина о Садке — богатом госте вскрывает перед нами индивидуалистическую психологию купечества: жажду роскоши, богатства, роскошной обстановки, эстетизм, искание новых впечатлений, разнообразия, приключений. Былины о Василии Буслаевиче, отражая первоначальную буйность, беспорядочность, хаотический конкретизм, вместе с тем звучат и неверием, атеизмом, отказом от всех прежних, установившихся традиций. Наконец, максимальный демократизм отличает былину о Микуле Селяниновиче, в которой старый дружинный быт и его олицетворение — Вольга, отзвук древнего Олега**, — оказывается посрамленным и бессильным сравнительно с новым земледельческим бытом и новым крестьянином-землеробом.
* Аничков [Е. В.]. Язычество и древняя Русь [СПб., 1914], стр. 193 и сл.
** В. Миллер. Очерки русской народной словесности, стр. 168.

620
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Поэзия былин или «старин», как их называет народ, была чисто светской, не церковной, не религиозной. Она вышла, следовательно, из кругов не духовной, а светской и притом демократической по составу и психологии интеллигенции. Этот светский и в значительной также мере демократический характер составляет вообще отличительную черту интеллигенции вольных городов. Свидетельствует об этом также и новгородское летописание. В нем на первом плане всегда политический и общественный, светский интерес. Часто проглядывают демократические симпатии и убеждения летописателей. «Меньшие» противополагаются «вятшим» и намерения «вятших» характеризуются иногда, как «совет зол», а дело «меньших» именуется «правдой новгородской». «Старейшинам» ставится в упрек, что «не бе в Новегороде правде и суда»*.
Почти весь XIV век и уже действительно весь целиком XV — время, когда началось и продолжалось постепенное разложение, падение феодализма в России в обеих его формах — обычной и муниципальной. И, как всегда и везде бывало, этот процесс оживил и отчасти также демократизировал интеллигенцию. И оживление и демократизация вместе выразились прежде всего в еретических учениях. Стригольники, жидовствующие в XIV и XV веках, Матвей Башкин306, Феодосий Косой в XVI — вот важнейшие проявления еретических движений. У стригольников «нетовщина» — это отрицание традиции, обычное для отчаявшихся в церкви масс, видящих в ней организацию, защищающую тягостный для них существующий строй, — сочеталась с мистицизмом. Демократизм доведен был до последних пределов у Феодосия Косого: он отрицал собственность, власть и государство, войну, высказывался за коммунистический идеал общности имуществ. Жидовствующие и Башкин были умереннее: они отражали в своих воззрениях вкусы, интересы и потребности буржуазии и дворянства, были представителями рационалистического сектантства, критиковали религиозную и общественную традицию с точки зрения разума.
Но народные массы дали и другие религиозные течения, не сходившие с почвы традиции в религиозной философии, но углубившие религиозное чувство и очищавшие мораль. Если жидовствующих, Башкина, стригольников и Косого можно признать соответствующими
* Новг. 1 и 4 лет. под 6763 г.: 4 лет. под 6954 г.

Очерк истории труда в России
621
вальденсам, катарам, арнольдистам, лоллардам и другим сектам европейского средневековья, то параллелью св. Франциску Ассизскому являлся у нас Нил Сорский. Нищенство и труд, отказ от богатства и собственности, отречение от крайностей аскетизма, углубленное понимание религии и морали — «мысленное делание, сердечное и умное хранение» — вот завет этого выходца из народа, из крестьянской массы. Значение его и его последователей — «заволжских старцев» заключается, как известно, не только в их умственных и нравственных приобретениях и в борьбе с обмирщением господствующей церкви и с инквизицией того времени, строго каравшей еретиков, но и в прямом их влиянии на развитие народного труда и хозяйства:, «заволжские старцы» колонизовали северные «дебри непроходимые и дрязги великие». Интеллигенция из среды удельного княжья, не мирившегося с утратой былой власти, «высо- коумничавшая», умело воспользовалась в лице князя Василия Патрикеева — монаха Вассиана движением заволжских старцев для защиты своих социальных интересов и связанных с ними феодальных политических идеалов.
Интеллигенция XIV и XV веков дала таких же демократических представителей и в области искусства: новгородский живописец XIV в. Дионисий и московский XV столетия Андрей Рублев были тем же, чем фра Беато Анжелико307 в Италии: глубокими мистиками, со светлым, ясным и чистым отношением к жизни, изящными выразителями высшей красоты. Они соответствовали Нилу Сорскому.
Новым было, наконец и стремление передовой интеллигенции того времени к более серьезному, чем прежде, знанию. Оно выразилось и в «Азбуковниках» — толковых словарях непонятных слов, превратившихся скоро в настоящие энциклопедии знаний о природе308, и в переводах греческих и латинских сочинений по естествознанию, и, наконец, в статьях по естественным наукам и по обществоведению в разных сборниках, особенно в так называемых «Пчелах»309*.
Но мало того, что демократически настроенная часть интеллигенции XIV-XV веков внесла в историю умственного труда много новшеств, — даже и другая группа интеллигенции, близкая к правя-
* Соболевский [А И.]. Переводная литература Московской Руси XIV-XV веков. (СПб., 1903), стр. 14,41; Семенов [В.]. Древняя русская «Пчела»: «Сборник отделения русского языка и словесности Академии Наук», т. 54-й. [№ 4. СПб., 1893].

622
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
щим классам, защищавшая их интересы, пошла вперед, оказалась во власти новых веяний. Это потому, что на место старых господствовавших классов выдвигались разложением феодального хозяйства и общества новые — и прежде всего дворянство, враг старого боярства, феодальной аристократии. Иосиф Санин, основатель Волоколамского монастыря, вождь целой партии иосифлян, жестокий преследователь еретиков, стоял в сущности сознательно, объективно на старой, феодальной точке зрения. Он защищал интересы церковного феодализма и потому отстаивал церковное и монастырское землевладение. Он видел главную задачу монастырей в подготовке князей церкви из среды феодальной аристократии. Выше всего он ставил власть духовную и подчинял ей и церкви светскую власть и государство. Он, наконец, сковывал мысль: из его школы вышло изречение: «всем страстем мати мнение, мнение второе падение». Но при всем том ему житейски пришлось в защиту своих властных притязаний опереться на «собирателей» Руси, великих князей московских, а его последователи, в особенности монах псковского Елеазарова монастыря Филофей, явились прямыми идеологами московского единодержавия и православия, проповедниками идеи московского царства как хранителя православия в мире, Москвы как третьего Рима, который никогда не падет, т. е. не феодальной уже, а дворянской политической идеологии*.
Что было ярче по феодальному своему характеру, чем власть московского митрополита? И, однако, высшие иерархи русской церкви в XV в. полагают начало объединению русского феодального летописания, содействуют появлению общерусских летописных сводов**, отражают обвинительные, «собирательные» стремления Москвы.
Наконец, и в художественной литературе заметны новшества. Они невелики еще, но характерны, как признак новых вкусов и потребностей: в них сказывается жажда новых и богатых впечатлений, фантастичность, сложность и занимательность завязки, фабулы. Растет и крепнет дух индивидуализации. Отсюда вышли и вторая редакция «Александрии», романа об Александре Великом, богатая фантастическими подробностями, и столь же фантастические по
* Малинин. Послания старца псковского Елизарова монастыря Филофея.
** Шахматов [А А]. Общерусские летописные своды XIV и XV веков: «Жур.
Мин. Нар. Проев.» за 1900 г., №№ 9 и 11.

Очерк истории труда в России
623
сюжету повести об Индейском царстве и о Соломоне, и повесть о Дракуле*.
И в истории труда физического и умственного с VI по XV век — на протяжении целого тысячелетия — мы наблюдали крупные перемены, многие новшества, друг друга сменявшие. И это несмотря на то, что в общем и целом сохранялся при всей глубине внутренних частичных изменений натурально-хозяйственный тип экономических, социальных и политических отношений и культурных связей и достижений. В дальнейшем процесс пошел еще быстрее и гораздо сложнее.
XI. ПЕРЕХОД К ТОРГОВОМУ КАПИТАЛИЗМУ
В предшествующем изложении освещено положение труда в России в докапиталистическое время. Во второй половине XVI в. занимается заря русского капитализма в форме зачаточной в развитии капитализма в каждой стране, — именно в форме торгового капитализма. Переход к торговому капитализму был огромной экономической революцией, сопровождавшейся глубокими переменами в социальном строе, следовательно, и в положении труда.
Хозяйственный переворот, переход к торговому капитализму, образование обширного национального и международного рынка совершились в России тремя последовательными этапами: первый обнимает собою вторую половину XVI в., второй — первую половину
XVII в., третий относится ко второй половине XVII и первой четверти
XVIII в. Обозначая иначе эти этапы, можно сказать, что первый из них — эпоха Ивана Грозного, второй — Смута и ее последствия, третий — реформа Петра Великого с ее подготовкой.
При Иване Грозном проблема была поставлена и сделаны были первые шаги к ее разрешению. Признаки этого сказались в разных проявлениях хозяйственной жизни.
Прежде всего выросла обширная торговля продуктами сельского хозяйства — земледелия и скотоводства. Новгород и Псков с их областями торговали и на внутреннем и на внешнем рынке льном,
*Пыпин [А Я/. Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских (СПб., 1857), особ. стр. 45 и след. 89,111-117,215.

624
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
пенькой, кожами, салом*. Прасолы — скупщики скота и других товаров попадаются нередко в источниках того времени**. Множество местных торжков, рынков, ярмарок возникло по всей стране. Торговали на 150, 200, 300, 500 и более верст***. Затем, в обрабатывающей промышленности образовались крупные кустарные гнезда, которые не могли бы существовать, если бы не обслуживали обширного рынка: когда мы встречаем во Владимирском уезде целых 14 сплошь лежащих деревень бочаров****, в Новгородском крае в одном селе 11 дворов гончаров***** или 18 дворов колесных мастеров******, то становится совершенно ясным, что эти бочары, гончары, колесные мастера работали не на местный сбыт, тем более не для собственного потребления, а через посредство скупщиков для торгового капитала, обслуживали обширный национальный рынок. Производство оставалось мелким, но обмен перешел в руки капитала, что и означает переход к торговому капитализму: торговый капитал подчинил своему влиянию производство.
Нет недостатка и в указаниях на образование международного рынка: с 50-х годов начинается через Белое море торговляс Англией*******; ярмарка в пригороде Пскова — Острове посредничала в торговле Руси с Литвой и Ливонией********; в Москву приезжали купцы из Турции (греки), Татарии, Персии, Туркмении, Ка- барды, Грузии, Бухары*********; появились торговые книги — нечто
*Середонин. Известия англичан о России: «Чт. Общ. Истории и Древн. Росс.» за 1884 г., кн. IV, стр. 2; Флетчер. О государстве русском, стр. 6,7,9-
“Румянцевский Музей, рукописи Ундольского, № 273, л. 21 об. — 22; Писцовые книги Моек гос. I, И, стр. 24; Чечулин [Н. Д]. Города Московского] государства] в XVI в. [СПб., 1889].
*** Рожков. Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в.
**** Моек арх. мин. юст., грам. кол. Экой., № 1807.
*****Моск арх. мин. юст., писц. кн. 972, л. 101.
****** Там же, писц. кн. 957, лл. 1266 об. — 1267.
******* Гамель [И.]. Англичане в России [в XVI и XVII столетиях: Приложение к VIII-му тому Записок Императорской академии наук Статья первая. СПб., 1865]; Любименко [И. И.]. История торговых сношений России с Англией, вып. 1 [XVII в., Юрьев, 1912].
******** Моек арх. мин. юст., писц. кн. 827, л. 946 об.
Довнар-Заполъсшй[М. В.]. Торговля и промышленность] Москвы [XVI—
XVII вв. // Москва в ее прошлом и настоящем. Т. 6. М., 1910], стр. 6.

Очерк истории труда в России
625
вроде бюллетеней о ценах на русские товары на мировом рынке — в Нидерландах, Англии, Франции и даже в Испании*.
Еще важнее косвенные признаки торжества торгового капитализма — превращение натуральных оброков и повинностей крестьян землевладельцам и натуральных государственных повинностей в денежные платежи**. Это было бы невозможно, если бы массы населения не имели денег, т. е. не были бы связаны с рынком, не работали бы для сбыта, для торговли. Наконец, уменьшение цены денег вчетверо в течение XVI в.*** также указывает на переход к торговому капитализму и именно на связи с мировым рынком: ведь в то время и во всей Европе деньги упали в цене в четыре с половиною раза, впятеро и вшестеро.
Первый момент описываемой экономической революции создал огромное потрясение, привел к глубокому кризису, вызвал страшное столкновение старых и новых социальных сил, известное под названием Смуты или Смутного времени, довершившее кризис. Но к 40-м годам XVII в., вследствие победы дворянства и посадских людей гибельное влияние кризиса было уже сглажено****, начало строиться новое хозяйство дворянства и крупной торговой буржуазии («гостей»), стали слагаться первые прочные фабрики и заводы, появились дворянские имения нового типа, работавшие на рынок*****. Таков был второй этап хозяйственного переворота.
Третий этап — петровская реформа — ознаменовался, как известно, образованием русской мануфактурной индустрии именно на плечах и на средства торгового капитализма******, и расцветом меркантилизма в России — экономической теории и политики, ярко выражавших сущность торгово-капиталистических отношений. Но
’Временник [Императорского Московского] общества] ист[ории] и древностей Российских], кн. 8, смесь, стр. 3-6.
**Рожков. Сельское хозяйство Моек Руси в XVI в., стр. 235-241.
***Тамже, стр. 202-211.
**** Готье. Замосковный край в XVII в.
***** Забелин [И. Е]. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве [Вестник Европы, 1871, № 1, 2]; Заозерский [А И.]. Царь Алексей Михайлович] в своем хозяйстве. Пг., 1917].
****** Туган-Барановский [М. И.]. Русская фабрика [в прошлом и настоящем. Историко-экономическое исследование. СПб., 1898], т. I.

626
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и этот третий этап обошелся дорого: он повел к новому разорению страны, к убыли коренного населения, к тяжкому кризису*.
Во всех странах описанная экономическая революция имела место. Но нигде она не встречала таких трудностей, не вызывала таких глубоких и разрушительных потрясений, как в России. Причина этого понятна из предшествующего нашего изложения: везде почти, особенно в странах Западной Европы, переход к торговому капитализму был подготовлен тем, что в эпоху феодализма хозяйство уже было товарным, денежным, хотя и рассчитанным на узкий местный рынок, тогда как в удельной России феодализм остался недоразвитым именно по той причине, что хозяйство продолжало быть натуральным. Перелом был в России слишком резким, и потому он сопровождался весьма оригинальными, сравнительно с Западной Европой, переменами в положении труда.
XII. ПОЛОЖЕНИЕ ТРУДА МЕЖДУ ПОЛОВИНОЙ XVI
И КОНЦОМ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII в.
Мы видели, в каком положении находились массы трудящегося населения до половины XVI в., до экономической революции. С одной стороны, тогда были рабы — «обельные», «одерноватые», «полные холопы», почти совершенно бесправные, с другой — лица, пользовавшиеся гражданской свободой, правом перехода, хотя и постоянно и постепенно терявшие свои права и свободу, которые сужались, сокращались,.уменьшались. Все это, как было показано в начале, совершенно соответствовало хозяйственным условиям удельного времени. В Европе было не так, потому что хозяйство было иным: товарное хозяйство с узким рынком привело к прикреплению крестьян к земле.
Но когда в этой же Европе стало разлагаться феодальное хозяйство и начал образовываться торговый капитализм, прикрепление к земле стало недопустимым, хозяйственно-вредным: необходимым становилось передвижение рабочей силы на большие расстояния для нужд национального и международного рынка. С переходом к торговому капитализму это стало тем более настоятельным. Достигнуть этого можно было двумя путями: или прикреплением крестьянина
* Милюков. Госуд. хоз. России в перв. четв. XVIII в.

Очерк истории труда в России
627
уже не к земле, а к личности землевладельца, так, чтобы последний собственным произволением непосредственно или путем продажи оторванного от земли крестьянина мог его передвигать или перебрасывать в районы, где ощущалась нужда в рабочих руках; или освобождением крестьян от крепостного права полным или частичным, с предоставлением им самим возможности свободно перемещаться из одной части страны в другие и даже из одной страны в другую. Землевладельцы, естественно, сначала попытались сделать первое, но потерпели неудачу: восстание Уота Тайлера в конце XIV в. в Англии и французская жакерия пятидесятых годов того же столетия, хотя и были подавлены, но в конечном счете повели к отказу от ультра-кре- постнических попыток. Оставался второй исход — освобождение. Он и осуществился в разных формах и степенях к XVI веку в западноевропейских странах.
Эти возможности, казалось, должны были встать и перед русским торговым капитализмом второй половины XVI в., в первый этап его успехов. Но именно сейчас нами доказанная конкретным фактическим материалом резкость перехода прямо от натурального хозяйства к торговому капитализму исключила в России возможность сохранения свободы крестьянства: крестьянин-массовик не в силах был самостоятельно справиться с переходом на новые хозяйственные условия; чтобы приспособляться к рынку, он нуждался в экономической поддержке со стороны землевладельца, а эту поддержку он получал сначала путем физического закрепощения, причем это закрепощение было прикреплением не к земле, а к личности землевладельца: прикрепление к земле имеет смысл лишь при узком рынке, при рынке же национальном и международном оно вредно, недопустимо, ничем не оправдывается.
Можно и даже должно считать прочно установленным тот факт, что к концу XVI в. право перехода крестьян, юридически сохранившееся (не отмененное), фактически замерло вследствие неоплатной задолженности крестьян и невозможности для них уплатить «пожилое» или «похоромное», плату за пользование двором и постройками, во дворе находившимися. Это право в лучшем случае выродилось в уродливые, болезненные формы — крестьянского побега и крестьянского вывоза, которые правительством в конце XVI и начале XVII в. преследовались, пресекались и устранялись из жизненной практики, так что и эта незаконная отдуши-

628
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
на закрывалась, и создавалась уже тогда фактическая крепостная атмосфера*.
Но процесс закрепощения свободного трудящегося населения сопровождался и другим, встречным процессом обратного характера, — процессом ослабления полного холопства, рабства.
Это видно прежде всего из того, что на деле и по юридическим актам полные холопы в XVII в. уже переставали быть неправомочными, бесправными. Они пользовались на деле землей, обрабатывали ее, приобретали своим трудом имущество. Поэтому возникло понятие о собственности, принадлежавшей несвободному человеку. Отсюда стали возможны сделки, заключавшиеся с холопами даже их собственными господами; напр[имер], есть данные о займах, делавшихся холопами у господ, причем в обеспечение займа холоп, как и любой свободный человек, давал «запись»; бывали также случаи, когда холоп, не выходя на волю, получал от господина землю и владел ею на праве полной собственности**.
Этому соответствовало и появление новых форм полурабства — холопства кабального и докладного.
Кабальные отношения возникали из займа, сопровождавшегося обязательством должника кредитору «за рост служити по вся дни во дворе», работать на него за проценты. Эти отношения находили себе выражение в особом акте — «служилой кабале» или «кабале за рост служити». Но кабальные люди, как и задолжавшие крестьяне, вследствие перехода к товарному хозяйству, повысившего потребность в деньгах, и под влиянием кризиса, затруднившего расплату разорением, оказывались почти всегда несостоятельными должниками, что грозило сделать их наследственно-работающими и детям кредитора, т. е. приблизить их к состоянию полного холопства. Поэтому изданы были два указа — 1586 и 1597 годов, — по которым кабальные люди превращались в кабальных холопов, потому что лишались права уплачивать кредитору долг при его жизни, но зато холопство их было временным, ненаследственным: по смерти кредитора они выходили на волю без уплаты долга***.
* Ключевский. Происхождение крепостного права в России.
** Ключевский. Подушная подать и отмена холопства в России, «Русск. Мысль»
за 1886 г., № 9, стр. 82,83-
*** Там же; Павлов-Сильванский [Н. П.]. Люди кабальные и докладные [Журнал
Министерства Народного Просвещения. 1895, № 1].

Очерк истории труда в России
629
Промежуточным между кабальным, временным холопством и смягченным уже полным холопством было холопство докладное. Это было холопство специальное, возникавшее оттого, что человек «дался на ключ, а по ключу и в холопы», т. е. продался в специальные холопы, — в ключники или приказчики*. Это холопство было наследственным**. Но, во-первых, тут прямо ограничивалась воля господина — он не мог лишать докладного холопа его специального назначения, приказчичьей службы; во-вторых, эта специальная служба составляла для него положение фактически лучшее, чем положение рядового полного холопа: ключник или приказчик принадлежал к числу «больших» слуг своего господина, был его доверенным лицом, ближайшим помощником, иногда почти другом***.
Чем вызваны были эти ограничения и смягчения холопства, такое сближение его с крепостничеством? Тем же, чем и фактическое крепостничество крестьян: стремлением дворянства, одного из новых торгово-капиталистических классов, обеспечить себя рабочей силой, помешать богатой феодальной аристократии, боярству, монополизировать эту рабочую силу, всю ее прибрать к своим рукам путем полного холопства и путем приема беглых крестьян и крестьянского вывоза. Интересы нового класса, завоевывавшего себе господство, пробиваются здесь с полною ясностью. Навстречу их удовлетворению идет и нужда крестьян в ссуде, подмоге, займе, неоплатная их задолженность, потребность приспособить крестьянское хозяйство к условиям торгово-капиталистической действительности.
Тяжесть экономического положения крестьян, заставлявшая большинство из них подчиняться надвигавшемуся крепостничеству, заключалась в росте барщины и барской запашки, в переводе натуральных сборов в денежные, главным же образом в весьма значительном уменьшении к концу XVI в. размеров крестьянской запашки на двор. Многие крестьяне — те, кто привык покорно нести бремя нужды и тяжкий труд, — смиренно склонялись перед действительностью. Но не все были таковы.
‘Ключевский. Подушная подать и отмена холопства; Павлов-Сильван- ский [Н. П.]. Люди кабальные и докладные [Журнал Министерства Народного Просвещения. 1895, № 1].
**Тамже.
***Ключевский. Подушная подать и отмена холопства.

630
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Более активные элементы крестьянства и холопства реагировали во второй момент переворота — в XVII в. — на создавшееся положение восстаниями. Таких восстаний было два — одно под начальством Болотникова, другое под предводительством Разина. Оба замечательны как яркое выражение тех стремлений и идеалов, которые были тогда свойственны более активному элементу в крестьянской среде. Эти стремления и идеалы носили не прогрессивный, а реакционный характер, направлены были не вперед, а назад: золотое царство справедливости и равенства видели в прошлом, когда земля была вольная, когда вече и выборные князья правили страной. Действительность, существовавшая в первый период русской истории, идеализировалась и отображалась в казачестве, которое, мнилось, возрождало старинный золотой век. Такие реакционные объективно стремления неизбежно должны были повести к поражению. В результате господа положения — дворяне — юридически закрепили во второй момент революции фактически сложившееся закрепощение в Уложении 1649 года.
XVII век привел и к сильнейшему увеличению податного бремени, лежавшего на трудящихся массах: где прежде платились самое большее десятки рублей с окладных единиц, там теперь стали платить сотни, чуть не тысячи.
Намеченные сейчас процессы изменения в положении труда нашли себе полное и последовательное завершение при Петре Великом в его реформе: введение подушной подати не только еще увеличило тяжесть обложения трудящихся масс населения государственными податями, но, распространив подушное обложение не только на крестьянство, а также и на холопство, тем самым окончательно уничтожило холопство и слило крестьян и холопов в единое целое — крепостное и податное крестьянство; закон 1721 г. о так называемых посессионных крестьянах, приписанных к фабрикам в качестве прикрепленных к этим фабрикам и не могущих быть отчуждаемыми без них, распространил крепостной труд и на индустрию, обрабатывающую промышленность, на те именно промышленные предприятия, которыми владели не дворяне. На дворянских фабриках господствовал труд не посессионных крестьян, прикрепленных специально к фабрикам, а чисто-крепостных, крепких личности их владельцев.

Очерк истории труда в России
631
Крепостничество — вот то новое, что создал таким образом в истории труда в России капитализм в первой форме его исторического развития — в форме торгового капитализма.
XIII. ТРУД В ЭПОХУ ПОЛНОГО РАЗВИТИЯ ТОРГОВОГО
КАПИТАЛИЗМА ИЛИ КРЕПОСТНОГО ХОЗЯЙСТВА
Последние три четверти XVIII века, после Петра Великого, и самое начало XIX столетия — эпоха полного развития торгового капитализма в России, которая может быть также с другой точки зрения характеризована и названа эпохой высшего расцвета крепостного хозяйства.
В области индустрии то было время господства дворянской фабрики, крепостной мануфактуры* и вместе возраставшей под эгидой крепостничества деревенской кустарной промышленности**, которая в значительной части была связана с мануфактурой того времени и в своем происхождении, и в экономических взаимоотношениях. И то и другое, хорошо разъясненное Туган-Барановским, сводится к следующему: крепостная и посессионная мануфактура XVIII в., будучи технически не выше кустарной промышленности, не могла с нею конкурировать, почему мануфактурные предприятия того времени были непрочны и погибали очень скоро после возникновения; держались некоторое время только те из них, которые насаждали в России не существовавшие раньше отрасли производства, и держались до тех пор, пока крестьянское население, находившее на них заработки, не обучалось новому делу и не развивало его у себя в кустарных избах, которые своей конкуренцией побивали затем мануфактуру; с другой стороны, и длительно существовавшие мануфактуры были экономически связаны с кустарной промышленностью: кустари выделывали для них пряжу, вообще полуфабрикаты, а мануфактурам оставалась, выпадала на долю лишь окончательная выделка и отделка товара. Известно, напр[имер], как много в этом отношении значила для мануфактурной промышленности
* Туган-Барановский. Русская фабрика.
** Корсак [А К.]. О формах промышленности [вообще и о значении домашнего производства (кустарной и домашней промышленности) в Западной Европе и России. М., 1861].

632
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
села Иванова, Шуйского уезда, Владимирской губ. (ныне город Иваново-Вознесенск) местная кустарная производительность: подчас весь полуфабрикат или 9/10 его выделывались кустарями, а мануфактура производила лишь окончательную набойку миткаля и ситца. И это — только наиболее выпуклый, далеко не единственный и не исключительный пример.
Труд на мануфактурах XVIII в. был крепостной или посессионный. В том и в другом случае он эксплуатировался грубо, хищнически и вызывал нередко более или менее значительные волнения крепостных и посессионных рабочих.
Не менее грубо эксплуатировался и труд крестьян-кустарей. И кустари-одиночки, работавшие прямо на скупщика или помещика, и кустари, являвшиеся подсобными работниками на мануфактуру, подвергались всем тем бедствиям, которые органически связаны с торговокапиталистической системой так называемой «домашней индустрии» (Hausindustrie), когда торговый, отчасти и мануфактурный капитал снабжает производителей-кустарей в долг за ростовщические на деле проценты сырьем и орудиями труда осенью, а весной собирает готовый продукт в уплату долга с лихвой, с колоссальным барышом. Если к этому прибавить поборы помещиков с кустарей, то картина грубой эксплуатации кустарного труда будет цельной.
Особое юридически, но фактически — близкое к положению посессионных рабочих состояние, представляли собою так называемые «приписные» крестьяне и рабочие, т. е. государственные крестьяне, которые приписывались к казенным фабрикам и заводам, и так как фабрики и заводы сплошь и рядом сдавались в аренду отдельным лицам, то на деле приписные крестьяне эксплуатировались точно так же, как посессионные рабочие*. Классической областью такого приписного крестьянства был в XVIII в. Урал с его казенными горными заводами. Положение приписных рабочих уральских горных заводов, их отношения к заводовладельцам и арендаторам, а также к земле некоторые исследователи** прямо сближали и отожествляли с положением посессионных рабочих. Это положение было весьма тяжело.
* Семевский [В. И.]. Очерки из истории приписных крестьян [Русская мысль,
1901, № 6]; его же, Крестьяне в царствование императрицы] Екатерины И [т. 1-2, СПб., 1881-1901].
"Удинцев [В.]. Поссессионное право [Киев, 1896].

Очерк истории труда в России
633
И недаром великое народное движение XVIII века, направленное против крепостничества, но одушевлявшееся планом положительного строительства в старом примитивном казацком духе, — Пугачевщина — считало уральских рабочих видным элементом в своей среде*. Справедливо указывается**, что уральские рабочие составляли наиболее активный и выдержанный элемент во всем пугачевском движении и, что только тогда это движение и пошло на убыль, когда правительственные войска были направлены на Урал и таким образом пресекли возможность питания пугачевской армии уральскими рабочими элементами.
Наряду со всеми этими разрядами индустриальных рабочих, городских и деревенских, мануфактурных, заводских и кустарных, в городах было некоторое количество ремесленных рабочих, организованных согласно «Ремесленному уставу», входившему как часть в состав «Жалованной грамоты городам», данной Екатериной II в 1785 году. Этот екатерининский устав — типичное детище крепостной торгово-капиталистической эпохи и может быть поставлен в один ряд с ремесленным уставом английской королевы Елизаветы XVI в. Подмастерья и ученики входили составным элементом в семью хозяина, мастера, имели квартиру и общий с ним стол. Все это создавало для рабочих патриархальные отношения, несколько прикрывавшие ту фактическую эксплуатацию чужого труда хозяевами, которая так обнаженно проступает позднее, в эпоху настоящего промышленного капитализма. Цеховое устройство английской королевы и русской императрицы не было, конечно, средневековым, феодальным, обеспечивавшим сбыт на местный узкий рынок, оно не доходило поэтому до виртуозных тонкостей регламентации, — но вся власть в органах цехового управления фактически была у хозяев-мастеров, подмастерья были в полукрепостническом состоянии, а ученики являлась крепостными уже вполне, совершенно безоговорочно, хотя и временно, — до перехода в подмастерья. Хозяйская юстиция и полиция простирались в значительной степени на подмастерьев и уже вполне на учеников.
* Дубровин [Н. Ф.у. Пугачев и его сообщники [СПб., 1884].
**Покровский. Русская] история с древн[ейших] времен [с древнейших времен до смутного времени. М., 1896-1899].

634
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
У крупных и средних бар-помещиков были свои крепостные ремесленники, которые и отбывали своеобразную ремесленную барщину, являясь обыкновенно «месячниками», т. е. получая месячину, содержание от господ. Их положение фактически мало чем отличалось от положения крепостных крестьян-земледельцев, притом те из них, которые являлись наиболее обездоленными, превращены были в несвободных рабочих плантационных владельческих хозяйств, не имея своих земельных участков и отдавая все свое рабочее время в распоряжение помещиков.
Таких крестьян-месячников было в XVIII веке, впрочем, сравнительно немного. Типична для того времени не плантационная система, а система крепостного барщинного труда с земельным наделом барщинного крестьянина. Мы имеем довольно яркий цифровой материал, характеризующий крепостную земледельческую барщину' XVIII века*, и напрасно заподазриваемый и дискредитируемый некоторыми исследователями**.
Если взять деление в XVTII в., ставшее реальностью, — именно деление России на две экономические полосы — северную промышленную и южную земледельческую, то окажется, что крепостная барщина господствовала на юге и была почти в равновесии с оброком: в южной земледельческой полосе в среднем 74%, почти 3/4 всех крепостных крестьян сидели при Екатерине II на барщине, тогда как процент барщинных крестьян на севере и в центре доходил только до 45%, т. е. здесь на барщине сидели меньше половины крестьян, а на оброке несколько более половины. Но конкретные данные по отдельным губерниям были еще красноречивее этих суммарных, средних цифр. Так, в черноземной земледельческой полосе были губернии — и их было немало, — где 9/ю и даже почти все крепостное население сидели на барщине: там была острая нужда в рабочих руках. Но даже и в промышленном центре нередко процент барщинных крепостных был высок Правда, в Ярославской губ. он понижался до 22-х, но уже во Владимирской 50% всех крепостных сидели на барщине, в Московской барщинные крестьяне составляли 64%, почти две трети, и в Тверской их было более трех четвертей всего крестьянского населения.
*Семевский. Крестьяне в царствование] Екатерины II.
ш Струве [П. Б.]. Крепостное хозяйство в России [М., 1913].

Очерк истории труда в России
635
Как тяжел и продолжителен был барщинный труд XVIII в.? Ответ на этот вопрос дают свидетельства современников и известный указ императора Павла 1 1797 г. о трехдневной барщине: барщина отнимала у крестьян обычно три дня в неделю, т. е. половину всего рабочего времени, если не считать воскресенья. Конечно, это бьио тяжело, но бывало и хуже: иногда барщина отнимала, если не считать даже упомянутых выше крестьян-месячников, — четыре и даже пять дней в неделю, причем мелкопоместные дворяне больше злоупотребляли барщиной, чем дворяне, богатые землей. С другой стороны, встречались помещичьи имения, где применялась барщина более легкая, чем обычная трехдневная; иногда крестьяне работали на помещика только два дня в неделю. Это, в особенности, нередко встречалось в Малороссии, на Украине, на которую крепостное право, кстати сказать, распространилось формально именно при Екатерине II, в 1783 г. Для таких крестьян, находившихся на льготном положении, павловский указ о трехдневной барщине был злом, ухудшавшим их положение. Впрочем, хорошо известно, что этот указ вообще не исполнился и, что, несмотря на его издание, по-прежнему применялась более продолжительная, чем он устанавливал, барщина.
Известно, что кроме крестьян помещичьих, крепостных отдельных дворян, были в конце XVIII в. еще крестьяне: государевы, кабинетские, находившиеся в ведении императорского кабинета, т. е. в частной собственности императора; удельные, т. е. находившиеся в имениях, доход с которых шел на содержание членов императорской фамилии, и государственные, жившие на государственной земле и считавшиеся крепостными государства. Кабинетские и удельные крестьяне и имения появились с Павла I, после издания им «Учреждения об императорской фамилии». Основной фонд их раньше составляли крестьяне и земли государевы и дворцовые. Государственные земли и крестьяне — это бывшие черные земли и черные люди. Каково же было положение труда на этих видах земельного владения и при этих формах крепостного состояния?
Оно имело много общего с положением крепостного труда в помещичьих имениях, только с одним исключением: барщины здесь было меньше, особенно на государственных землях. Но она все-таки в XVIII в. и здесь существовала: ее уничтожил только Киселев в 30-х годах XIX в.310 Приказчики и управляющие практиковали ее не только в пользу казны, уделов и кабинета, но и в свою собственную

636
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
пользу. Притом же, значительная часть государственных земель и крестьян и в XVIII в. и особенно в XIX в. сдавались в аренду и эксплуатировались арендаторами также крепостнически, сплошь и рядом, с применением барщины, как это делалось и помещиками на их собственных землях. Наконец, XVIII в. — эпоха расхищения государственных земель с сидящими на них государственными крестьянами: Екатерина и Павел роздали путем пожалования свыше 2-х миллионов душ государственных крестьян в помещичьи руки.
Вся эта гнетущая крепостная атмосфера оказывала определяющее влияние и на положение интеллигентского, умственного труда. Прежде всего был интеллигентский крепостной труд в непосредственном и прямом смысле этого слова: были не только крепостные ремесленники, но и крепостные артисты, художники, музыканты, певцы, учителя, врачи и даже ученые и инженеры. Их положение часто было очень тяжело и трагично. Расширение умственного горизонта, усвоение культурных привычек, чувство собственного достоинства вступало в резкий конфликт с бесправным крепостным положением и очень часто дело разрешалось трагической развязкой, самоубийством или убийством угнетателей со всеми уголовными последствиями последнего для лица, его совершившего.
Но немногим лучше в барски-крепостнической атмосфере было и положение не крепостных, свободных интеллигентов, художников, ученых, артистов. Интеллигент XVIII в. должен был угождать «милостивцам», «вельможам» и вообще «господам» и «благородным». Искусство тогда, по выражению Державина, ценили, «как летом вкусный лимонад», оно было приятно, как сладкое питье, а наука рассматривалась как рассказ о вещах «куриозных», т. е. возбуждавших любопытство, тоже как бы забавлявших, почему в ней обращали на себя внимание уродства, исключения, раритеты. Недаром кунсткамера Петра Великого представляла собою именно такое собрание «куриозных» редкостей. От поэта XVIII века требовали льстивых стихов, от художника — прикрашенных льстивых портретов, от ученого — почтительнейших посвящений и занимательных «куриозов». Их иногда приглашали к столу, и барин-дилетант удостаивал их покровительственного разговора. Но при случае не стеснялись поступать так, как поступил Волынский с Тредьяковским, академиком и «профессором элоквенции», — побить палкой311. Материальное положение ученых и вообще интеллигентов было очень незавидное, почти жалкое.

Очерк истории труда в России
637
И идейное их значение большею частью было ничтожно: они служили господам положения, вот и все. Даже морального утешения и самоудовлетворения было мало. Величайший и даже безотносительно к тому времени великий ученый XVIII в. Ломоносов, замечательный химик и физик, сам — не за страх, а за совесть — восхвалял сильных мира сего.
Конец XVIII в. и в отношении интеллигентного труда подарил нас двумя новыми явлениями, первыми настоящими представителями будущей демократической по настроению русской интеллигенции, — речь идет о Новикове и Радищеве.
Новиков не хотел служить господам положения, желал критически отнестись к ним и встать на сторону трудящихся и угнетенных. Эти его тенденции проявились прежде всего в его сатирических журналах. В противоположность «Всякой Всячине», журналу, вдохновительницей которого была сама Екатерина, и который или просто переводил английского «Спектатора» или, если и вводил оригинальный материал, то в «улыбательном духе», т. е. в крепостническо-барском направлении простой внешней забавы, праздного развлечения, Новиков пытался привить на русской почве общественную сатиру — на легкомысленное, пустое и скоропреходящее, модное «вольтерьянство», на злоупотребление крепостным правом и проч. Правда, ему скоро пришлось спустить тон и даже совсем прекратить выпуск своих журналов, но его деятельность в этом отношении все же являлась важным историческим прецедентом свободной демократической публицистики в России.
Он этим не ограничился. Он искал новых, путей, нового идейного освящения своих чаяний. И он думал найти его в масонстве.
Но масонство Новикова было не теоретическим, а общественнокритическим. Он арендовал университетскую типографию в Москве, открыл книжную лавку, составил особое общество с целью издания и распространения полезных книг и переводов с иностранных языков. То не было служение ходячим, обычным вкусам и потребностям, — здесь преследовалась цель пропаганды и агитации. Новиков издал ряд источников русской истории («Древняя Российская Вивлиофика»), издавал научные и философско-религиозные сочинения, распространял среди читающей публики то, что считал полезным, даже помогал голодающим, когда Россию в 80-х годах XVIII в. постиг неурожай и голод. Все это не прошло ему даром: за связь

638
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
с масонством, за сношения масонов с Павлом его постигло разорение и потеря свободы. Типография у него была отнята, книжная лавка закрыта, как и «Дружеское общество», книги конфискованы, и сам он попал в Петропавловскую крепость, откуда вышел только при Павле, уже неспособным к работе стариком*.
Едва ли не трагичнее была судьба Радищева. В «Путешествии из Петербурга в Москву» и в «Оде на вольность» Радищев резко восстал и против крепостного права и против самодержавия и даже вообще против монархии. Он понял, что нельзя говорить о злоупотреблениях крепостным правом, что крепостное право — одно сплошное и цельное злоупотребление. За это он был приговорен к смертной казни, которую Екатерина заменила тяжелой ссылкой в далекий Илимск, в Восточной Сибири. Радищев вернулся оттуда по смерти Екатерины с прежними вольнолюбивыми воззрениями, поступил на службу и здесь своими взглядами вызвал недовольство своего начальника графа Завадовского, который напомнил ему о бывшей ссылке и о возможности ее повторения. Это напоминание так на него подействовало, что, вернувшись домой, он кончил жизнь самоубийством.
Так, крестным путем пошли первые шаги демократической интеллигенции в России. Надо, впрочем, заметить, что демократической она тогда была в первых своих проявлениях только по настроению и направлению, а не по происхождению: и Новиков, и Радищев принадлежали к среднему дворянству. Их деятельность служит, таким образом, признаком начинавшегося уже перерождения русского дворянства. Когда начинает изживать себя тот или другой общественный строй, тогда в среде класса, служащего его опорой, появляются признаки разложения и перерождения. Первыми ласточками этого нового в русском дворянстве процесса и были Новиков и Радищев: очевидно, в старом порядке России, достигшем в екатерининское время своего полного господства, апогея, вершины своего развития, стали появляться уже тогда же первые, едва заметные трещины.
Расширение этих трещин сильно отразилось на положении труда в России первой половины XIX в.
* Лонгинов [М. Н.]. Новиков и московские мартинисты [М., 1867]; Боголю¬
бов [В.]. Н. И. Новиков [и его время. М., 1916].

Очерк истории труда в России
639
XIV. ЭПОХА РАЗЛОЖЕНИЯ КРЕПОСТНОГО СТРОЯ
П. Б. Струве в своей книге «Крепостное хозяйство в России» пытается доказать, что в первой половине XIX в. падение крепостного права не было подготовлено экономически, что, напротив, крепостное, в частности, барщинное хозяйство тогда было выгоднее хозяйства вольнонаемного, и что барщина даже сильнее распространялась на счет оброка312. Другие исследователи смягчают эту характеристику хозяйства первой половины прошлого века, но не устраняют ее совершенно, допуская, что в 30-х годах наступила в России крепостническая реакция, вызванная понижением цен на хлеб на европейском рынке.
На самом деле, однако, все эти положения — и в их крайнем, и в смягченном выражении — совершенно не соответствуют действительности. Чтобы понять это, стоит только внимательнее присмотреться к относящимся сюда фактам. Приводимые П. Б. Струве данные, относящиеся к некоторым местностям Тверской и Псковской губерний конца XVIII и начала XIX в., указывают не на рост барщины, а на беспомощные метания помещиков-рутинеров, крепостников, от барщины к оброку и опять к барщине, чтобы спасти шатающееся уже крепостное хозяйство.
Мы имеем затем и прямые указания на уменьшение распространения барщины и на относительный рост оброка в ряде губерний и нечерноземной и даже черноземной России. Так, во Владимирской губернии к половине XIX в. барщинные крестьяне составляли уже только 80 проц. всех крепостных вместо прежних 30-ти, в Московской — 32 вместо 64-х, в Рязанской — 62 вместо 81. Только в восьми губерниях барщина возросла*, но это объясняется не большей выгодностью крепостного хозяйства, а тем, что черноземная полоса Европейской России была слабо населена, и там ощущалась острая нужда в рабочей силе, так что вприбавок к крепостному труду здесь практиковался и усиленно применялся также и вольнонаемный труд рабочих, приходивших из Малороссии, Новороссии и других южных губерний, а также и с севера. Фактически, значит, и в этих барщинных, казалось бы, сугубо-крепостнических, губерниях, труд был в значительной степени вольнонаемный, не крепостной.
* Игнатович. Помещичьи крестьяне накануне освобождения.

640
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
На подготовку падения крепостных хозяйственных порядков и отношений указывает и ряд фактов применения хозяйственнотехнических улучшений в помещичьих имениях. Протоиерей Самборский, будучи руководителем практической школы земледелия в д. Тярлевой, близ Павловска, применял там в 1797 г. семипольный севооборот. Бакунин в той же школе в начале XIX в. и в своем петербургском имении завел пятиполье. Бланкеннагель в 1792-1805 гг. вел травопольное хозяйство с шестипольным, отчасти и восьмидольным севооборотом в сельце Дадинкове, Звенигородского уезда, Московской губ. По Ростопчину, в его время многие русские помещики заводили английское земледелие. Такая система существовала в подмосковном имении гр. Румянцева «Кагул» в 1806-1815 гг. Четырехполье с травосеянием завел в 1807 г. Левашев, а с 1819 г. Самарин в с. Ивашове, Ярославской губ., причем эти нововведения сохранились прочно до нашего времени. В 20-х годах многополье и плодосмен практиковали калужский помещик Полторацкий, тверской — Шелехов, четырехполье существовало у Фрибе, Апраксина, Муравьева; у Давыдова был девятипольный севооборот. В 30-х годах встречаем плодосмен у Голохвастова, Каразина, Соковнина, Титова, у Кушни- кова в с. Перове, Яросл. губ. Многополье тогда существовало также в гжатском имении Мальцева, а у Миклашевского в Черниговской губ. плодосмен и машины увеличили урожайность на 37%. В 40-х и 50-х годах этот процесс улучшения земледельческой техники продолжался: это мы видим и у петербургского помещика Де-ла- Гарде, и у рязанского — Семенова, и у тульского — Хрущова, который завел молотилку, веялку, сортировку и маслобойку, и у тверского Воробьева, сеявшего клевер и распространявшего и между соседями улучшенные семена нюландской и пенсильванской ржи*. Надо при этом заметить, что хотя, конечно, бывали и неудачи, что неизбежно, но в общем новое хозяйство шло успешно, так что здесь нельзя опереться на отдельные примеры неудач.
* Вернер [К]. К истории крестьянского травопольного хозяйства: «Хозяин» за 1901 г., №№ 3 и 4; Бажаев [В. Г.]. Крестьянское травопольное хозяйство: «Старина и Новизна» (о Мальцеве); Герцен [А И.]. Былое и думы (о Голохвастове); Багалей [Д. К]. Очерки из русской истории [T. 1. Статьи по истории просвещения. Харьков, 1911] (о Каразине); Рожков, статья в «Истории России в XIX в.», изд. бр. Гранат, в[ып.] II (по неизд. источи.).

Очерк истории труда в России
641
Нельзя признать правильным и мнение о крепостнической реакции 30-х годов, вызванной падением цен на хлеб на международном рынке. Прежде всего, что такое реакция? В данной обстановке это было бы возвращение к положению XVIII в., понятное движение русского хлебного вывоза сравнительно с 20-ми годами XIX в. Ближайшее знакомство с фактами ничего подобного не дает. По статистическим данным о внешней торговле в России оказывается, что хлеб составлял в 20-х годах XIX в. 7% ценности всего русского вывоза; в 1830 г. он равнялся уже 26% всего вывоза, в 1835 г. опять 7% и потом стал постепенно повышаться, дойдя в 1840 г. до 1IV. Итак, в начале 30-х годов вывоз хлеба сильно вырос, и если бы это сохранилось, крепостное хозяйство быстро пало бы, как это и случилось в 40-х и 50-х годах. Но повышение хлебного экспорта в 1830 г. было минутной случайностью. Она исчезла к половине десятилетия, когда дело свелось к возврату не положения XVIII в., а того, что было в 20-х годах — и опять на минуту; потом пошло нарастание постепенное, но неуклонное. Вообще же внешний вывоз хлеба из России в 30-х годах был все время невелик, — обычно вывозилось не более 10% урожая, и потому этот вывоз не мог существенно влиять в то время на технику производства и формы хозяйства.
Это видно лучше всего еще и из того, что процесс разложения крепостного хозяйства только в первые двадцать лет XIX в. выразился в одних лишь технических улучшениях, в 30-х же, 40-х и 50-х годах более передовые хозяева-помещики почувствовали острую потребность также и в новых хозяйственных формах. Необходимость этого вытекала из несомненной невыгодности барщинного труда: в Тульской губ. у помещиков при барщине доход был вчетверо меньше, чем при сдаче в аренду; в Московском уезде вольнонаемный труд в 40-х годах давал втрое больший доход, чем труд крепостной; крепостное хозяйство в Рязанской губернии в 40-х годах давало 10% чистого дохода, а вольнонаемное — 20%; в Саратовской губернии купеческие имения, работавшие свободным наемным трудом, давали 57% дохода* **. Понятно, что применение вольнонаемного труда в
*Д Покровский. Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России, т. I, СПб., 1902.
** Заблоцкий-Десятовский [А П.]. Гр[аф П. Д.] Киселев [и его время], т. IV (при- лож.) [СПб., 1882]; Рожков. История России в XIX в., изд. бр. Гранат, вып. 2-й.

642
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
передовых помещичьих хозяйствах увеличивалось, причем сначала создавались переходные формы от крепостных к вольнонаемным. Это созидание переходных форм началось в 30-х годах и продолжалось позднее.
Первая из них состояла в том, что барщина не уменьшалась, даже увеличивалась, но крестьянам давалось для собственного их хозяйства гораздо больше земли, чем прежде, и, таким образом, создавалось квалифицированное вознаграждение землей за лучшую обработку пашни; дошедшие до нас примеры этого относятся к Калужской и Ярославской губ. 30-х годов. Вторая переходная форма, имевшая место, напр[имер], в 40-х годах в Московской губ., сводилась к тому, что крепостные сами барщины не отбывали, а нанимали вместо себя свободных рабочих. Третья состояла и обычном в 50-х годах во Владимирской и Черниговской губ. дополнительном найме помещиками свободных рабочих вприбавок к крепостным барщинникам. Наконец, нет недостатка и в указаниях на применение чистого вольнонаемного труда, без всякой примеси барщины. Так было в Нижегородской губ. у Чаадаева, в Рязанской у Александрова, в ряде имений Тамбовской губернии 50-х годов, наконец, в Тульской губ. у гр. Бобринского и Хрущова.
Так перед нами в ярких красках рисуется явление первостепенной важности: оказывается, что чем ближе мы подходим к половине XIX в., тем яснее становится, что даже все сколько-нибудь живое в помещичьей среде в той или другой мере перестраивало свое хозяйство на новые, свободные капиталистические формы. Крепостное хозяйство в чистом виде было уделом лишь помещиков-рутинеров, которые в сущности уже разорились, заложили и перезаложили свои имения, вырученные от залога деньги употребили не на улучшение и перестройку хозяйства, а просто их прожили. Такие рутинные хозяйства — их было большинство — могли еще кое-как жить при сохранении устарелых отношений, — новшества и особенно отмена крепостного права, если бы она была проведена последовательно и до конца, должны были их совершенно разрушить.
Таким образом, если даже оставаться лишь в рамках одного помещичьего хозяйства, то придется признать, что к половине XIX в. крепостное право являлось препятствием развитию производительных сил. Класс помещиков-крепостников не только перестал содействовать развитию производительных сил страны, но стал противодействовать

Очерк истории труда в России
643
этому развитию. Маркс указал, что это является объективной причиной смены господства одного класса господством другого*.
Такое положение тем более верно, что, препятствуя развитию производительных сил в передовых дворянских хозяйствах, крепостное право уже в начале XIX в. было лишним, хозяйственно неоправ- дываемым бременем для хозяйства крестьянского. Это видно как из массы больших крестьянских волнений, число которых в первой половине XIX в. дошло до 556**, так и из прекращения или по крайней мере замедления роста крепостного населения: между 9-й и 10-й ревизиями число крепостных не увеличилось***, и даже в 20-х годах крепостное население росло гораздо медленнее всего прочего: между 1815 и 1835 годами ежегодный прирост всего населения составлял 1,4%, а крепостного крестьянства только 0,9%. И, наконец, чтобы исчерпать до конца экономические причины, разлагавшие крепостное хозяйство и крепостное право, надо отметить еще развитие индустрии в России первой половины XIX столетия, причем здесь заслуживает внимания не столько количественный рост фабрик и числа рабочих, сколько новая техника производства и новые его формы, тесно связанные с техникой. Русская фабрика уже с начала XIX в. стала переходить к машинному производству и паровым двигателям. Впервые это произошло в 1805 г., на хлопчатобумажной фабрике Осовского в Петербурге****, и с тех пор с каждым десятилетием и даже каждым годом число фабрик, пользовавшихся паровыми машинами, непрерывно возрастало. Новая фабрика нуждалась и в новых вольных рабочих, способных к квалифицированному труду. И мы наблюдаем в первой половине XIX в. падение дворянских крепостных и посессионных фабрик и замену их фабриками и заводами, основанными на применении вольнонаемного труда. Дворянские крепостные фабрики еще в 1825 г. доставляли 35% числа всех русских фабрик; в 30-х годах процент их понизился до 15, а в 40-х до 5.
Уже в 1825 г. 54% фабричных рабочих в России работали по вольному найму. В 1840 г. владельцам посессионных фабрик разрешено
*Маркс [К]. Критика политической экономии (предисловие).
** Семевский [В. К]. Крестьянский вопрос в России, т. II [СПб., 1888].
*** Милюков /77. Н.]. Крестьяне («Энцикл. словарь», изд. Брокгауз-Ефрон).
****Ляхов [А]. Основные черты социально-экономических отношений при Александре I [М., 1912], стр. 113.

644
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
было освобождать своих рабочих, и сразу же 103 фабрики — более половины всех посессионных фабрик — перешли к вольнонаемному труду*. Вольнонаемный труд, как мы видели, не особенно редко встречался и прежде. Но теперь, когда крепостное хозяйство стало разлагаться и в земледелии и в индустрии, он становился уже явлением весьма распространенным, предвещавшим приближение настоящего производственного, не торгового уже только, капитализма — сельскохозяйственного и индустриального.
Рост нового вольнонаемного труда и был главнейшей чертой, характеризовавшей положение труда в эпоху разложения крепостного хозяйства. Само собою разумеется, положение вольнонаемных рабочих в то время было тяжелым: они были не организованы, малосознательны, не могли защищать свои интересы сколько-нибудь планомерно, настойчиво и массовым порядком, не единичными усилиями. Волнения и забастовки бывали, но как отдельные исключительные явления, не характерные для того времени, которое имело все черты, типичные для эпохи первоначального накопления, хищнического капитализма на первых ступенях его развития. В то же время продолжалась эксплоатация кустарей скупщиками, торговым капиталом, через посредство старой, обычной домашней индустрии с ее крайней ростовщической эксплоатацией труда.
XV. ОТМЕНА КРЕПОСТНОГО ПРАВА И ПЕРВЫЙ МОМЕНТ
В ИСТОРИИ РУССКОГО КАПИТАЛИЗМА
(эпоха Рейтерна)
Крепостное право было формально отменено в России 19 февраля 1861 года, несомненно, под давлением все возраставших крестьянских волнений и под влиянием тех новых хозяйственных явлений, о которых у нас шла речь в предыдущей главе. Но крестьянство не принимало никакого участия в выработке Положения 19 февраля 1861 г., и потому содержание этого законодательного акта сложилось в результате борьбы разных дворянских и бюрократических групп.
В результате при осуществлении реформы получились прежде всего крестьянское малоземелье, чересполосица крестьянских зе¬
* Туган-Барановский. Русская фабрика в прошлом и настоящем, т. I.

Очерк истории труда в России
645
мель с частновладельческими и очень высокие выкупные платежи, к выгоде крепостников и богатых и знатных дворян — крупных земельных собственников; при этом, впрочем, и дворяне-либералы типа тверского губернского предводителя Унковского, мечтавшего о конституции, но видевшего в дворянстве почти единственную культурную силу, которая способна была бы поддержать конституционный строй, и бюрократы-аболиционисты, являвшиеся в то же время сторонниками сохранения самодержавия, вроде Н. А. Милютина, и славянофилы типа Самарина, отстаивавшие теорию «достаточности надела» и желавшие сохранения в значительной мере вотчинной юстиции и полиции, волостного суда и розги, — все они не шли дальше сохранения за крестьянами той площади земли, которою последние пользовались при крепостном праве.
Малоземелье выразилось в двух характерных явлениях: в «отрезках», т. е. в передаче помещикам по крайней мере пятой части той земли, которая была в собственной обработке и владении крепостных крестьян, и в создании «нищенского», «сиротского», «четвертного» надела, т. е. надела, равного четверти высшей надельной нормы, назначенной для данной губернии, и потому ничтожного, но дававшегося без выкупа. Это наделение нищенскими наделами особенно практиковалось богатыми и знатными помещиками, являвшимися сторонниками освобождения крестьян без земли и без выкупа. В результате оказалось, что при освобождении крестьяне были освобождены прежде всего и больше всего, как сейчас будет показано, от земли, в значительной степени обезземелены.
Чересполосица при разверстке угодий проводилась чрезвычайно широко: помещичьи земли вдавались клиньями в крестьянские, отрезывали последние от водопоя, леса, сенокоса, большой дороги. Крестьянину некуда было податься от господской земли и приходилось сильно платиться за неизбежные при такой чересполосице потравы помещичьей земли крестьянским скотом.
Наконец, выкупные платежи за землю, оставшуюся в уменьшенном количестве у крестьян и перерезанную чересполосицей, были непомерно высоки. При выкупе правительство уплатило дворянам 900 миллионов рублей (около 400 млн, впрочем, пошли на покрытие долгов правительственным учреждениям — сохранным казнам — за заложенные в них дворянские имения), а с крестьян взыскано было, несмотря на неоднократные сокращения выкупных платежей

646
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
и на сначала половинное, а потом и совершенное прекращение их в 1907 г. вместо 1982 г., как должно бы быть по закону, 1У2 миллиарда рублей*. Еще в 90-х годах выкупные платежи, к тому времени значительно уменьшенные, составляли 75% всех лежащих на крестьянской земле сборов — государственных, земских и волостных.
К этому надо еще прибавить, что до 1882 года существовала старая подушная подать, а когда после ее отмены введен был поземельный налог, то, так как он раскладывался земствами, а состав земских собраний в большинстве был некрестьянский, десятина крестьянской земли оказывалась сплошь и рядом обложенной поземельным налогом вдвое тяжелее, чем десятина земли некрестьянской. Статистическое исследование установило для 70-х годов несомненный дефицит в крестьянском земледельческом хозяйстве, покрывавшийся только сторонними заработками — отхожими промыслами и кустарной работой**.
Наконец, чтобы исчерпать полностью данные, касающиеся внутренних условий, в каких находилось тогда крестьянское хозяйство, надо отметить еще сохранение многочисленных обломков крепостного права — волостных судов, полостного и сельского управления с характером государственной полиции, повинности, а не самоуправления и защиты местных интересов, телесного наказания, наконец, — произвольной власти, сначала мировых посредников, потом непременных членов крестьянских присутствий и с 1889 года земских начальников. Урезанным до крайности и лишенным в 1890 г. даже и последней тени самостоятельности оказалось и представительство крестьян в земских учреждениях.
Но в последнее время справедливо указано М. Н. Покровским***, что к этому ряду внутренних условий присоединялось еще одно очень важное, внешнее: сельскохозяйственный, прежде всего земледельческий, кризис, потрясший мировой хлебный рынок и страшно понизивший цены на хлеб во второй половине XIX в., вследствие конкуренции дешевого заокеанского хлеба — аргентинского, австралий-
* Лосицкий [А Е.]. Выкупная операция [СПб., 1906].
**Янсон [Ю. Э.]. Опыт [статистического] исследования о крестьянских наде¬
лах и платежах [СПб., 1877].
***М Покровский. История России XIX в. (изд. бр. Гранат) и его же Русская
история с древн[ейших] времен.

Очерк истории труда в России
647
ского, южноафриканского, в особенности же северо-американского и канадского. Этот кризис, понизив земельную ренту в Англии на 30%, в Германии на 50%*, не мог не отразиться и у нас: капиталистическое сельское хозяйство встретило здесь огромное препятствие на пути своего развития.
Таким образом, внешние условия поддерживали в России не капиталистическое, а крепостническое сельское хозяйство. В том же направлении действовали и изложенные выше условия внутренние.
В самом деле: малоземелье и чересполосица вызывали необходимость аренды крестьянами помещичьей земли; но так как крестьяне не имели денег, а помещики большей частью лишены были средств оплачивать деньгами наемный труд и часто не имели собственного живого и мертвого инвентаря или имели его в недостаточном количестве, то оплата аренды отлилась в формы отработок и испольщины. Таким образом оказывалось, что помещичья земля обрабатывалась крестьянским инвентарем, причем отработки являлись с хозяйственной точки зрения не чем иным, как старой барщиной, а испольщина — аренда из половины или вообще какой-нибудь доли продукта — была типичной крепостной формой оброчного держания земли. В результате крепостническое хозяйство являлось основной чертой тех экономических отношений, какие сложились в России последних трех десятилетий XIX и в начале XX веков в русской деревне. По тем статистическим данным, какие имеются в распоряжении исследователей, русское сельское хозяйство было лишь наполовину капиталистическим, а на половину крепостническим**. Это очень тяжело отражалось на положении сельскохозяйственного труда. Установлено, что при отработочной и испольной аренде труд фактически оплачивался, по крайней мере, вдвое ниже, чем при найме на сельские работы за деньги.
Но формальная отмена крепостного права все же поставила на очередь вопрос о капиталистическом развитии России. И в 70-х годах XIX в. министр финансов Рейтерн, типичный либеральный бюрократ эпохи Александра II, задался целью разрешить этот вопрос практически. Его программа была широко задумана. Он хотел развить железнодорожное строительство в России, понимая, что железные
* Каутский [К]. Аграрный вопрос [1899; рус. пер. 1900].
**Дл. Ильин [Ленин В. И]. Развитие капитализма в России.

648
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
дороги являются сильнейшими проводниками капитализма. Затем он имел в виду протекционизм — сравнительно умеренный, не крайний. Далее, Рейтерн поставил себе задачей скопить золотой фонд, который послужил бы основой отмены бумажной валюты и введения свободного размена кредитных билетов на золото.
Для всех этих целей, особенно для железнодорожного строительства, требовались большие капиталы, в значительной степени и иностранные. Отсюда пошло широкое развитие внешних займов, займы эти большею частью были весьма невыгодны для России и русской казны: они оплачивались высоким процентом, реализация их стоила дорого вследствие высокой оплаты банкиров-посредников, наконец, займы были срочные и даже часто краткосрочные и заключались с гарантией правительства. Такая же гарантия и субсидии были отличительными чертами устройства и железнодорожных обществ, основывавшихся русскими капиталистами*. Многие дороги оказались при этом дутыми, бездоходными, даже убыточными предприятиями. Горячка железнодорожного строительства и вообще первые шаги в развитии русского промышленного капитализма, как это было всегда и везде, сопровождались крайней спекуляцией, ажиотажем, хищничеством. Понятно, что наиболее страдающей стороной от этих непременных свойств грубо-хищнического капитализма являлись трудящиеся. Русские рабочие 70-х годов эксплуатировались до чрезвычайности: не было и признаков ни рабочей организации, ни фабричного законодательства, рабочий день отличался чрезвычайной продолжительностью, заработная плата была крайне низкой. Недаром же именно к 70-м годам относится начало нового рабочего движения в России — первые стачки фабричных рабочих нового типа, первые движения русского фабричного пролетариата. И в области индустрии, таким образом, крайнее угнетение труда напоминало полу- крепостнические условия труда в сельском хозяйстве. Несомненно, что эти сельскохозяйственные условия влияли также и в области индустрии, порождали или поддерживали и здесь отсталые хищнические формы.
При всем том эпоха Рейтерна, если бы она не была прервана дворянской реакцией, послужила бы исходным пунктом развития рус¬
*Мигулин[П. П.]. Русский государственный кредит [т. 1-2,3 (в. 1-5), Харьков,
1899-1907].

Очерк истории труда в России
649
ского промышленного капитализма. Но как раз этот реакционный перерыв и случился.
Как ни половинчаты были реформы, они все же порывали со старыми дворянскими традициями и грозили гибелью дворянскому государственному порядку и самодержавию. Поэтому реакционные круги русского дворянства решили найти внешнюю поддержку русскому самодержавию путем образования на Балканском полуострове новых славянских государств, построенных также на принципе самодержавия. Это и было сознательной целью русско-турецкой войны 1877-78 годов*. И хотя эта цель не была достигнута, потому что балканские славяне — сербы и болгары перешли к буржуазно-конституционным порядкам, но русско-турецкая война разрушила финансовые и экономические планы Рейтерна, истощила весь скопленный им золотой запас и тем уничтожила возможность введения золотой валюты, и, следовательно, решительного перехода к капитализму. На время Россия была «подморожена», как об этом тогда и потом мечтал один из самых талантливых русских реакционных писателей Константин Леонтьев.
XVI. 80-е и 90-е ГОДЫ XIX века
И ПЕРВОЕ ПЯТИЛЕТИЕ XX века
Сельское хозяйство России оставалось наполовину крепостным вплоть до революции 1905 года. Наполовину крепостным оставался, следовательно, и крестьянский труд. Тем не менее и процесс развития капитализма даже в сельскохозяйственном производстве давал себя знать, и бедственное положение крестьянства влияло в свою очередь. В результате оказывалась сильная пролетаризация крестьянства.
Если считать население России (без Финляндии и Польши) по переписи 1897 г. в 130 миллионов человек, то окажется, что 22 миллиона или 17% были тогда уже пролетаризованы. Из этих 22 миллионов 10 миллионов приходилось на фабричный пролетариат с семьями и до ЗУ2 миллионов составляли рабочие, занятые в сельском хозяй-
* Такое происхождение войны 1877-78 гг. превосходно выяснено М. Н. По¬
кровским в его «Русской истории» и в «Истории России XIX в.», изд. бр. Гранат.

650
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
стве*. Остальное приходилось на транспортных и ремесленных рабочих, прислугу и проч.
Параллельно процессу пролетаризации — отрыва от земли и от формально-самостоятельного сельского хозяйства — шло социальное, классовое расслоение внутри крестьянства. Крестьянином в собственном, классовом (экономическом), а не сословном (юридическом) смысле этого слова называется тот, кто занимается земледелием на собственной земле и обрабатывает ее сам, без наемных рабочих, с помощью только своей собственной семьи. Это и есть типичный крестьянин-середняк. По данным той же переписи 1897 г., если их критически обработать, оказывается, что 64% всего населения — свыше 83 миллионов — составляли именно такие крестьяне. Но к крестьянскому сословию принадлежало тогда 80% всего населения, т. е. 104 миллиона человек. Значит, свыше 20 миллионов перешли уже в деревенскую бедноту, полупролетариат, или в зажиточную буржуазию. Распределялись они между обеими этими группами приблизительно поровну.
Пролетаризации и классовому расчленению крестьянства содействовали в конце XIX в. и в начале XX в. процессы и явления, характерные для сельскохозяйственного развития России того времени.
Тяжелое положение крестьянства обостряло в нем чувство земельного голода. Отсюда произошли крестьянские аграрные волнения, стихийное стремление крестьян к переселению и жажда приобретения земли.
Правительство России того времени, которое становилось все более смешанным — дворянско-буржуазным по своей социальной природе, противодействовало всем тенденциям крестьянства. Крестьянские волнения усмирялись вооруженной рукой. Переселению противопоставлялись полицейские меры: боялись вздорожания рабочих рук в деревне. Всячески стремились сохранить возможно больше земли в дворянских руках.
Но все было напрасно, и пришлось поневоле пойти на уступки. Первой из них было некоторое облегчение податного бремени. В начале 80-х годов отменена была подушная подать и заменена позе¬
* Перепись населения Российской] империи 1897 г., вып. 8; данные здесь цифры критически обработаны Лосицким в его статье в «Современном Мире» [J1осицкий А Надел и выкуп. К характеристике раскрепощения крестьянства // Современный мир. 1911, № 3].

Очерк истории труда в России
651
мельным налогом, падавшим уже не на одно крестьянство, а затем последовали сокращения выкупных платежей. Несмотря на это, крестьянский бюджет улучшился очень мало: дефицитность продолжала составлять его характерную черту*.
Второй уступкой явилась организация крестьянского переселения за Урал. Сначала переселялись по несколько десятков тысяч человек в год, потом переселенческая волна достигла 200-300 тысяч ежегодно**. При всем том переселение не только не оказалось в силах утолить земельный голод, но не могло покрыть и ежегодный прирост населения в местностях, откуда шли переселенцы.
Наконец, по плану министра финансов Бунге учрежден был крестьянский земельный банк313. Без сомнения, Бунге желал учреждением крестьянского банка несколько ослабить земельную нужду крестьянства и тем укрепить существовавший государственный строй. Но объективные условия оказались могущественней субъективных заданий.
Прежде всего банк выдавал отдельным, единоличным покупщикам земли через его посредство несравненно бблыпие ссуды, чем крестьянским обществам и товариществам, совершавшим покупки коллективно. Поэтому главная масса земли переходила к единоличным покупщикам, более зажиточным.
Затем выдавались ссуды не в полном размере стоимости имения или земли, покупаемой через банк, а сначала лишь в размере 75% этой суммы, и только потом в размере 90%. Остальное приходилось занимать за колоссальные проценты у частных ростовщиков, т. е. у тех же деревенских кулаков, в руки которых и переходила большая часть земель, покупавшихся товариществами и даже отчасти крестьянскими обществами.
К тому же приводили высокие ежегодные платежи процентов и погашения: они доходили до 7% в год.
Таким образом, результат совершенно не соответствовал заданию: крестьянский банк не облегчил малоземелья, а увеличил классовое расслоение крестьянства, обогатив землей сельскую зажиточную буржуазию.
* Щербит [Ф. А]. Крестьянские бюджеты [Воронеж, 1900].
“Колонизация Сибири [в связи с общим переселенческим вопросом. СПб., 1900], офиц. издание.

652
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Такова была та сторона деятельности крестьянского земельного банка, которая обращена была к крестьянству. Другая ее сторона обращена была к дворянству и ярко свидетельствовала, что учреждение возникло в условиях самодержавного режима, фактически действовало в дворянских интересах. Крестьянский банк увеличил цены на землю в несколько раз, содействовал развитию земельной спекуляции и помог дворянству выгодно ликвидировать значительную часть своих земельных богатств. Помогло ему и то, что под конец, перед революцией 1905 г., крестьянскому банку разрешено было покупать за свой счет крупные имения и перепродавать их крестьянам по частям. Прямо и непосредственно интересам дворянства служил учрежденный одновременно с крестьянским банком дворянский земельный банк, оказавшийся, однако, также не в силах сохранить в прежних размерах, тем более развить дворянское землевладение и в свою очередь способствовавший ликвидации значительной его части на условиях, выгодных для дворянства. Так, несмотря на все меры, хозяйственное положение крестьянства не улучшилось в конце XIX и в начале XX века. Положение крестьянского труда оставалось по- прежнему тяжелым. В результате — сильнейшее аграрное движение 1903 года и времени первой революции 1905-1907 годов.
80-е и 90-е годы XIX в. и первое пятилетие XX века были эпохой, когда осуществлена была — на этот раз более удачно — новая, вторая по счету, попытка развития промышленного капитализма в России, связанная с именем Витте.
Основу всей промышленной политики Витте составлял усиленнопокровительственный таможенный тариф, установленный в 1891 г. предшественником Витте Вышнеградским. Этот тариф был развит и закончен Витте в 1892 г. и оградил ряд русских фабричных предприятий от иностранной конкуренции. Надо, впрочем, заметить, что нередко слишком высокие тарифные ставки задерживали развитие индустриальной техники, давая возможность сохраняться отсталым предприятиям. Кроме того, в отдельных случаях, напр[имер], по отношению к сахароварению, оказывалось усиленное покровительство устарелым дворянским предприятиям, которые без такой поддержки неминуемо погибли бы.
Оградив промышленность от внешней конкуренции, необходимо было гарантировать ей новые хорошие пути сообщения, непременное условие широкого сбыта товаров. То же диктовалось и уело-

Очерк истории труда в России
653
виями сельскохозяйственного рынка, заставлявшими облегчить вывоз русского хлеба главным образом через южные, черноморские порты. Отсюда произошла усиленная постройка железнодорожных линий. Было проведено до 231/2 тысяч верст новых железных дорог. Вместе с тем введен был новый общий железнодорожный тариф, уничтоживший конкуренцию между различными железными дорогами, удешевивший провоз товаров и облегчивший положение производственных районов, лежавших вдали от портов и вообще мест сбыта.
Третьим необходимым условием развития промышленного капитализма было упорядочение денежной системы, замена бумажной валюты золотою, свободный размен на золото кредитных билетов, неразменных уже с половины XIX столетия: только в таком случае возможен был прочный кредит и выгодный внешний обмен и устранялись потери от постоянного колебания рубля, курс которого часто менялся не только вследствие политических и экономических влияний, но и от воздействия спекуляции. Для введения золотой валюты составлен был золотой фонд, установлен новый золотой рубль, по весу равный двум третям старого. Формально это не была девальвация, понижение денежной единицы, так как основной денежной единицей в России считался серебряный, а не золотой рубль, но реально девальвация все-таки была произведена, так как действительность определила закон и давно заменила серебряный рубль золотым. Наконец, приняты были меры к развитию промышленного, технического и коммерческого образования: основаны были такие высшие учебные заведения, как Петербургский Политехнический институт и ему подобные в других городах, коммерческие училища, технические и торговые школы и классы.
В результате оказалось, что производство чугуна в России за изучаемое время утроилось, производство стальных и железных изделий увеличилось также втрое; количество добываемого угля возросло на 78%, добывание нефти увеличилось в 10 раз. Сильно содействовало этим успехам то обстоятельство, что промышленность и не в одной только России переживала тогда подъем.
Но это же обстоятельство вызвало усиленную борьбу русских рабочих за улучшение условий труда, — началось и оживилось стачечное движение, пока под чисто экономическими лозунгами.

654
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Напряженная экономическая борьба помогла рабочим в отдельных случаях несколько улучшить свое положение, создать отдельные просветы в непроглядной раньше тьме грубо-хищнической эксплуатации. Эта же борьба заставила правительство сделать первые опыты фабричного законодательства. Сюда относятся законы об учреждении и деятельности фабричной инспекции, законы 1882 г. о работе малолетних, 1885 г. о воспрещении ночной работы подросткам и женщинам на прядильных и ткацких фабриках, 1897 г. о продолжительности рабочего времени и 1903 г. об учреждении старост на фабриках и заводах.
Все эти законы, сами по себе очень узкие, нимало не отражавшие интересов и потребностей труда, имевшие в виду лишь внешне успокоить рабочих кажущейся уступкой, на деле не имели совершенно никакого значения. Не вдаваясь в подробности, следует, напр[имер], отметить, что по закону 1897 г. установлена была норма продолжительности рабочего дня в 11 */2 часов, сама по себе непомерно большая314. Однако, и эта нормировка теряла всякое значение вследствие введения сверхурочных работ, тем более, что максимальная продолжительность их оставалась неопределенной*. Любопытен также тот процесс перерождения, который произошел с институтом фабричной инспекции. Институт этот был вызван к жизни тою же борьбой рабочих за свои интересы, приведшею к изданию первого из фабричных законов, выше перечисленных, — закона 1882 г. о нормировке труда малолетних. Раз издан был первый фабричный закон, необходимо было следить за его исполнением. Отсюда и вышла фабричная инспекция. Но очень скоро оказалось, что фабричная инспекция на деле не орган надзора за фабрикантами в деле исполнения ими постановлений фабричного законодательства, а полицейский орган, призванный предотвращать стачки и уведомлять полицию о начинающихся рабочих волнениях. В 1903 г. предполагалось даже прямо передать фабричную инспекцию из ведомства м[инистерст]ва финансов в ведение м[инистерст]ва внутренних] дел, т. е. открыто признать фабричных инспекторов полицейскими чиновниками. На это, однако, не решились, но сущность дела была та же.
*М. Г. Лунц. Сборник статей [Из истории фабричного законодательства, фа¬
бричной инспекции и рабочего движения в России] (М., 1909), стр. 20.

Очерк истории труда в России
655
Жизнь, интересы рабочих при развивавшемся капитализме требовали появления профессиональных рабочих организаций. Правительство и класс предпринимателей не могли и не хотели допустить существования этих боевых экономических пролетарских организаций. И вот, вместо них придуман был в 1903 г. институт рабочих старост, обязанных официально представлять рабочие интересы и заявлять о них. По-видимому, думали этим предотвратить стачки и даже, кажется, предполагалось сделать фактически ответственными старост за возникновение стачек. Конечно, этот суррогат не помог беде: он не удовлетворил ни рабочих, ни власть и вообще очень плохо привился к жизни и ненадолго удержался.
Те огромные перемены, которые, как мы видели, произошли в положении труда в России со времени отмены крепостного права, сказались и на положении интеллигентского труда, и на идеологии и психологии демократической по составу и настроению интеллигенции. Капитализм сильнейшим образом расслоил интеллигенцию, бросил ее верхи, экономически более обеспеченные, в объятия буржуазии, а низы заставил искать выхода из создавшегося положения наряду с массами трудящихся. Сначала, пока промышленный капитализм в России находился в пеленках, интеллигенция шла под знаменем народничества. Социалистически настроенная, сознающая, что и ее материальные интересы, и чувство собственного достоинства, не допускающее пользоваться жалкими подачками буржуазии и услуживать ей, влекут к социализму и массам физического труда, демократическая интеллигенция с легкой руки Герцена, кающегося дворянина, нашедшего в крестьянстве олицетворение социальной правды, усмотрела в крестьянской земельной общине и кустарной артели зародыши социализма и «пошла в народ» открывать ему глаза на его социалистическую природу. Это, однако, оказалось не столь легким в силу инертности и буржуазных тенденций самого крестьянства и вследствие противодействия полицейской власти государства. Тогда мирная пропаганда «Земли и Воли», которой посвящали себя и пропагандисты-лавристы, последователи Лаврова, и бунтари-бакунисты, сторонники Бакунина, превратилась в террор «Народной Воли», руководимый Желябовым. Параллельно этому совершался идеологический перелом, появились разрушительные, отрицательные теории, — базаровщина, типичным представителем которой был Писарев, возводивший разрушение в принцип, и баку¬

656
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
низм, самым ярким выразителем которого на практике стал Нечаев. Капитализм в его первоначальных зародышах вызвал рабочих на путь социалистической самоорганизации, и отсюда вышел Северный союз русских рабочих во главе с Халтуриным и Обнорским. Наконец, 80-е и особенно 90-е годы создали русский марксизм во главе с Плехановым. Марксисты, вышедшие из пропагандистских кружков 80-х и 90-х годов, помогли рабочим массам в их стачечной борьбе, внесли в нее организованность и сознательность. Но в большинстве своем марксистская интеллигенция, увлеченная успехами экономической борьбы в период промышленного подъема, отдалась чистому экономизму, и социал-демократической партии, основанной в 1898 г., а потом группе «Искра» пришлось вести упорную борьбу с «экономизмом» во имя завоевания власти и ниспровержения старого государственного порядка, буржуазно-дворянского самодержавия.
Борьба эта и наступление первой революции были облегчены тем кризисом, который постиг русское народное хозяйство к началу XX в. и был обострен войной с Японией.
Периодичность, свойственная капиталистическому хозяйству вследствие присущей ему анархии, несогласованности производства с потреблением, сказалась и у нас: вслед за подъемом, благоприятной конъюнктурой наступил неизбежный при капитализме экономический кризис. Рабочие стали терять все свои немногие экономические приобретения и убедились на практике, что с одной экономикой, без завоевания власти, нельзя обеспечить себе прочных и действительных достижений.
Кризису в области промышленного капитализма и рабочего сознания соответствовали крестьянские волнения, обострение аграрного вопроса. А главное, сам капитализм запутался в собственных противоречиях. Он пролетаризировал значительную часть крестьянства, социально расслоил крестьянскую массу, создал множество пауперов-бедняков, лишил — рука об руку со старой государственностью и ее устарелой финансовой системой — массу населения ее покупательной способности и тем бросил русскую внешнюю политику в уродливо империалистические авантюры, в поиски новых рынков на Дальнем Востоке. К тому же думали, что война с Японией, легкая и победоносная, отвлечет внимание от внутренних язв и успокоит ре¬

Очерк истории труда в России
657
волюционное движение. Но война оказалась не легкой и не победоносной и вместо того, чтобы распутать положение, только окончательно его запутала и обострила.
В результате всего этого сочетания общественных сил получилась революция 1905-1907 годов.
XVII. В ЭПОХУ МЕЖДУ ДВУМЯ РЕВОЛЮЦИЯМИ
Первая революция, в 1905 году, не увенчалась успехом. Правящие классы сумели разделить трудящиеся массы. И прежде всего на время притихло крестьянство.
Для его успокоения приняты были особые меры. Усилено было переселение, составлен фонд в 81/., миллионов десятин казенной и удельной земли и передан крестьянскому банку для перепродажи крестьянам, отменены выкупные платежи. Так как в то же время уменьшена была под влиянием аграрного движения арендная плата за землю и повышена заработная плата сельскохозяйственным рабочим, то крестьянство в значительной мере успокоилось. Рабочие были разбиты по частям, так как отдельные слои рабочего класса выступали разрозненно, не одновременно вследствие различной степени их сознательности и организованности*315.
Правящие классы озаботились упрочением своей победы над трудящейся демократией России. И здесь на помощь им должна была прежде всего придти новая аграрная политика, проводниками которой были Столыпин и Кривошеин316.
В основу этой политики положена была мысль об организации в России зажиточного, «крепкого», проникнутого собственническими инстинктами крестьянства, которое могло бы служить надежной опорой социального и политического консерватизма — буржуазнокапиталистического строя и самодержавной монархии, слегка прикрытой думской мнимой конституционностью.
Для осуществления этой цели издан бьи указ 9 ноября 1906 г., превратившийся после утверждения его государственной думой и государственным советом в закон 14 июня 1910 г., и Положение о землеустройстве.
*Это выяснено в статье Вл. Ильина и журнале «Мысль» за 1910 год.

658
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Уничтожение чересполосицы, разрушение общины, введение хуторского и отрубного хозяйства — вот основные тенденции этих законодательных мер. Несомненно, ими насаждалось в значительной степени зажиточное крестьянство и в то же время пролетаризировался крестьянский полупролетариат. Оба слоя крестьянства — верхний и нижний — росли таким образом за счет крестьянина-середняка, социальное расслоение деревни пошло усиленным и ускоренным темпом*. Этим создавались предпосылки для окончательной ликвидации крепостнического сельского хозяйства в России и для успехов аграрного капитализма.
В то же время наступил новый период промышленного подъема. Характерно, однако, что подъем этот далеко уступал по своей высоте подъему 90-х годов. Железнодорожное строительство свелось в десятилетие между 1905 и 1914 гг. только к 1б'/2 тысячам верст новых дорог, средний годовой прирост выплавки чугуна составлял в это время лишь 972, тогда как в 90-х годах он доходил до 22%; прирост добычи угля равнялся за 1905-14 гг. только 37%, тогда как в 90-ые годы он доходил до 78%, нефти в 1901 г. было добыто 706 млн пудов, а в 1913 г. только 559 млн пудов’*. Было ясно, что политический строй окончательно перестал соответствовать экономическому содержанию общественной жизни, откуда и произошла задержка в самом темпе хозяйственного развития. Русский капитализм одной своей чертой — необыкновенным распространением крупных по своим размерам предприятий — как будто указывал на широту размаха, на высокую степень развития: в Бельгии количество предприятий с числом рабочих не менее 500 составляло 28% всего числа предприятий, а в России 53%; процент предприятий с 1000 и более рабочими был в России не менее, чем в Германии***. Надо, однако, заметить, что значительная часть крупнейших русских заводов были казенными, т. е. государственно-капиталистическими, что они большей частью работали в убыток, т. е. капиталистически-неправильно, нецеле-
*См. Рожков. Аграрный вопрос и землеустройство — в «Современном] Мире» 1915 г., март.
** Кафенгауз [Л. Б.]. Подъем или кризис? «Современный] Мир» за 1914 г.,
апрель.
*** См. статьи Туган-Барановского и Мигулина в газ. «Речь» за 1909 г., №№ 305
и 319.

Очерк истории труда в России
659
сообразно, так что эта черта — большой процент крупных предприятий — требует поправки.
Но помимо того, целый ряд признаков указывал на отсталость русского капитализма в промышленности, как он сложился между двумя революциями.
Прежде всего он далеко не обслуживал внутреннего рынка: вычислено, что только 25% всей потребности России в продуктах индустрии покрывались собственным производством, 75% давались заграничной промышленностью, так что Россия на три четверти была иностранной колонией.
Особенно ярким и показательным признаком отсталости русского капитализма явилось то, что производство средств производства было в России ничтожно, — почти все в этой области вывозилось из- за границы. Даже тогда, когда делались опыты выработки средств производства в России, обыкновенно легкие части машин изготовлялись за границей и привозились в готовом виде в Россию, а у нас производились лишь тяжелые их части, перевозка которых стоила бы слишком дорого.
Затем русская индустрия отличалась весьма значительной технической отсталостью, чему способствовал и русский уродливо-покровительственный таможенный тариф.
Наконец, — и это не менее важно, как признак отсталости, — положение труда рабочих в русской обрабатывающей промышленности совершенно не соответствовало тем его условиям, какие сложились в передовых капиталистических странах. Дело здесь не только в низкой оплате труда в России, но в его неорганизованности. Правда, революция 1905 г. дала формальную уступку: профессиональные рабочие союзы были признаны законными. Но реальных результатов это почти совершенно не имело: во-первых, признаны были законом только местные союзы, объединения же в национальном масштабе не допускались; во-вторых, на практике деятельность местных союзов была сведена на нет административными преследованиями, запретами и закрытием. Таким образом, практически профессиональные союзы в период между двумя революциями не являлись активной общественной силой не только в качестве боевой классовой экономической организации пролетариата, какой они должны быть в эпоху капитализма, но даже и в качестве простых обществ взаимопомощи.

660
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖКОВ
Экономически русский рабочий класс оставался неорганизованным. В таком недовершенном, некультурном виде вошел русский аграрный и промышленный капитализм в период войны и переживаемой великой революции. Этот период — уже не история, а современность. Он выходит поэтому из пределов нашего исследования. Ограничимся только одним самым общим замечанием, органически, неразрывно связанным со всем предшествующим изложением: совершенно ясно, что, как показывает история труда в России, интересы трудящихся могут быть защищены и обеспечены только в связи с той грандиозной, мировой задачей, которая сейчас стоит на очереди, — с задачей завоевания социализма. Вне этого нет прочного обеспечения частичных достижений трудящихся, не говоря уже о завоевании нормального положения труда в целом.

КОММЕНТАРИИ

Комментарии
663
История, мораль и политика
Впервые опубликовано: Правда. 1904. № 1. С. 170-185. Печатается по:
Рожков Н. Исторические и социологические очерки: сб. ст. М.: Издание
И. К. Шамова, 1906. С. 1-19.
1 Берсень-Беклемишев Иван Никитич (?-1525) — сын боярский, дипломат, член великокняжеской думы при Иване III и Василии III. Выступал против усиления единовластия великого князя, казнен.
2 Перечисляются знаменитые эпизоды биографии Наполеона I, в которых он проявил личную храбрость: сражение при Арколе (1796) во время Итальянской компании, посещение чумного госпиталя во время Египетского похода (1798-1799), встреча с посланными против него войсками маршала М. Нея после бегства с Эльбы (1815).
3 Де Богарне Жозефина (Joséphine de Beauharnais) (1763-1814) — первая жена Наполеона I, который развелся с ней в 1809 г. из-за бездетности брака.
4 Последний довод (лат).
5 Мария-Луиза Австрийская (1791-1847) — дочь императора Священной Римской империи Франца II, вторая жена Наполеона I.
6 Лат (Lannes) Жан (1769-1809) — маршал Франции, один из самых выдающихся наполеоновских маршалов. Получил смертельное ранение в сражении с австрийцами при Эсслинге (22 мая 1809 г.).
Научное миросозерцание и история
Впервые опубликовано: Научное слово. 1903. № 1. С. 105-112. Печатается по: Рожков Н. Исторические и социологические очерки: сб. ст. М.: Издание И. К. Шамова, 1906. С. 20-28.
Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке и его влияние на социально-политический строй того времени
Впервые опубликовано: Мир Божий. 1900. № 12. Печатается по: Рожков Н. Исторические и социологические очерки: сб. ст. М.: Издание И. К. Шамова, 1906. С. 47-80.
7 Штаммлер (Stammler) Рудольф (1856-1938) — немецкий теоретик права,
неокантианец. В книге «Хозяйство и право с точки зрения материалиста-

664
ческою понимания истории» (1896, рус. пер.: 1899) с позиций «юридического мировоззрения» подверг критике марксизм, отождествлявшийся им с экономическим детерминизмом. Утверждал, что право первично по отношению к экономике и государству, если не во временном и причинном, то во всяком случае в логическом плане.
8 Перечислены иностранцы, посетившие Россию во второй половине XVI в. и оставившие воспоминания: английский посол Томас Рандольф (1568-1569), датский дипломат Якоб Ульфельд (1578-1579), посланник английской королевы Джильс Флетчер (1588-1589).
9 Св. Зосима и Савватий — основатели Соловецкого монастыря (XV в.). Инок Кириллова монастыря св. Александр Ошевенский основал в 60-е гг. XV в. Александро-Ошевенский монастырь (на территории современной Архангельской области) и стал его первым игуменом.
10 Ср. в Толковом словаре В. Даля: «посопное село» — платящее подати или оброк не деньгами, а хлебом.
11 Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн дважды посетил Россию в период княжения Василия III (1505-1533). Его «Записки о московитских делах» («Rerum Moscovitiarum Commentarii», 1549) фактически открыли для Европы Россию и являются ценнейшим историческим источником. Итальянский дворянин Александр Гваньини участвовал в Ливонской войне на стороне Речи Посполитой. В сочинении «Описание всей страны, подчиненной царю Московии...» (1581) привел данные о природе, государственном строе России, религии, военном искусстве, торговле, нравах и обычаях населения. Использовал сочинения С. Герберштейна как источник, дополнив его новыми сведениями.
12 Итальянский иезуит и дипломат, посол папы римского Григория XII Антонио Поссевино посетил Россию в 1581-1582 гг. как посредник в мирных переговорах между Россией и Речью Посполитой.
13 Ковалевский Максим Максимович (1851-1916) — русский социолог, историк и политический деятель, оказавший значительное влияние на Н. А. Рожкова. Отстаивал идею тесной взаимосвязи между экономическими, социальными и политическими явлениями, особое внимание уделял биосоциальному фактору — росту населения. По мнению исследователя, на разных этапах исторической эволюции главенствующее значение приобретали различные общественные феномены. Фундаментальный труд Ковалевского «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства» в трех томах, написанный в эмиграции,

Комментарии
665
увидел свет в 1898-1903 гг. Ср.: «В действительности никогда не существовало <...> свободных для занятия земель, так как пустоши признавались издавна собственностью племен и родов, сельских общин и заменивших их со временем поместий, откуда между прочим возникло и запрещение допускать чужеродцев к поселению иначе, как под условием усыновления их племенем или родом, запрещение занимать земли в пределах общины без согласия всех и каждого из ее членов, “соседей” или “вицинов”, а также правило, в силу которого никем не занятые участки признавались принадлежащими феодальному собственнику» (Ковалевский М. М. Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства. М„ 1898. T. 1. С. 12).
14 Ключевский Василий Осипович (1841-1911) — русский историк Рожков ссылается на его докторскую диссертацию «Боярская дума Древней Руси» (1882).
15 Соловьев Сергей Михайлович (1820-1879) — русский историк, автор фундаментальной «Истории России с древнейших времен».
16 Павлов-Сильванский Николай Павлович (1869-1908) — русский историк В отличие от большинства других дореволюционных историков, предполагал наличие в истории России феодального периода, однотипного с западноевропейским феодализмом.
17 Царь Алексей Михайлович (1645-1676), при котором в 1649 г. было принято Соборное уложение — новый главный закон Российского государства.
Психология характера и социология
Публиковалось отдельными статьями в журнале «Образование»: «Этические и эстетические характеры» (1900. № 10. С. 1-24); «Этический индивидуалист (по поводу книги “Дневники Лассаля”)» (1901. № 7-8. С. 115-124); «Индивидуалистические и эгоистические характеры» (1902. № 11. С. 56—68). Печатается по: Рожков Н. Исторические и социологические очерки: сб. ст. М.: Издание И. К. Шамова, 1906. С. 165-259.
18 Бокль (Buckle) Генри Томас (1821-1862) — английский историк и социолог-позитивист, автор фундаментальной «Истории цивилизации в Англии». Утверждал, что к истории следует применять методы естествознания. По его мнению, климат, пища и почва определяют физическое и умственное развитие нации. История человечества, по Боклю, является историей борьбы между просвещением и обскурантизмом, насилием и

666
свободой. Труд Бокля приобрел большую популярность среди русской интеллигенции.
19 Спенсер (Spencer) Герберт (1820-1903) — английский философ- позитивист и социолог. Центральной в его творчестве была идея эволюции, под которой он понимал переход от неопределенной, бессвязной однородности к определенной, связной разнородности. Спенсер показал, что эволюция есть неотъемлемая черта всего окружающего нас мира и наблюдается во всех областях природы, в науке, искусстве, религии и философии. Многочисленные работы Спенсера в последней трети XIX в. пользовались огромной популярностью и издавались большими тиражами во всех странах мира, в том числе и в России.
20 Конт (Comte) Огюст (1798-1857) — французский философ, социолог, основатель учения позитивизма (положительной науки). Ввел в употребление термин «социология», обозначающий научную дисциплину, изучающую общество как целостную систему, основанную на выявлении взаимосвязи ее частей и закономерностей развития. Позитивизм Конта провозглашал приоритет фактов опыта в научном познании.
21 Кареев Николай Иванович (1850-1931) — русский историк, философ и социолог, представитель позитивизма, автор популярных учебников по истории. Лакамб (Lacombe) Поль (1833-1919) — французский историк- позитивист, стремился превратить историю в точную науку. Лампрехт (Lamprecht) Карл (1856-1915) — немецкий историк позитивистского направления, автор многотомной «Истории Германии».
22 Бурдо (Bourdeau) Жан (1848-1928) — французский философ, публицист, переводчик. Специалист в области классической и новой немецкой философии. Интересовался социальными и политическими проблемами, написал немало книг и статей по этой тематике.
23 Милль (Mill) Джон Стюарт (1806-1873) — английский философ- позитивист, экономист и общественный деятель. В труде «Система логики силлогистической и индуктивной» (1843) поставил своей целью создание «методологии нравственных наук» и попытался доказать, что законы общественной жизни столь же постоянны, как и законы природы.
24 Боден (Bodin) Жан (1529 или 1530-1596) — французский политик, философ, экономист, правовед. Многими исследователями считается основателем науки о политике благодаря разработанной им теории государственного суверенитета. Является также одним из первых теоретиков истории как науки.

Комментарии
667
25 Риттер (Ritter) Карл (1779-1859) — немецкий географ. Считается сторонником географического поссибилизма (адаптации человеческого общества к природным условиям). Идеи Риттера во многом определили развитие географической мысли в XIX — начале XX в.
26 Имеется в виду Александр фон Гумбольдт (Humboldt) (1769-1859) — немецкий ученый-энциклопедист, естествоиспытатель и путешественник, младший брат Вильгельма фон Гумбольдта.
27 Кузен (Cousin) Виктор (1792-1867) — французский философ, деятель образования и историк. Разработал оригинальную философскую систему, которой дал наименование эклектизма, а его критики — спиритуализма.
28 Мечников Лев Ильич (1838-1888) — российский социолог. Упоминаемая Рожковым работа «Цивилизация и великие исторические реки» первоначально была опубликована на французском языке (1889), а в 1897 г. появился ее русский перевод. Роль природной среды Мечников видел в том, чтобы научить людей солидарности и взаимопомощи, поначалу силой страха и принуждения (речные цивилизации), затем на основе выгоды (морские цивилизации) и, наконец, на основе свободного выбора (глобальная океаническая цивилизация).
29 См. комм. 15.
30 Монтескье (Montesquieu) Шарль Луи (1689-1755) — французский правовед и философ, деятель Просвещения. Одним из первых осмыслил роль географического фактора в развитии цивилизации.
31 Карлейль (Carlyle) Томас (1795-1881) — английский писатель, историк и философ. Лучшее историческое сочинение Карлейля — «История Французской революции» (1839) — эпическая картина гибели разлагающейся французской аристократии, не сумевшей для своего спасения провести необходимые реформы.
32 Устрялов Николай Герасимович (1805-1870) — русский историк консервативного направления, автор многочисленных учебников по русской истории в период царствования Николая I (1825-1855). Предложил деление русской истории на древнюю и новую (без выделения «средней») с реформами Петра I в качестве водораздела.
33 Шильдер Николай Карлович (1842-1902) — историк консервативного направления и военный деятель. Автор биографий императоров Павла I,

668
Александра I и Николая I, содержащих огромное количество ценной фактической информации.
34 Савиньи (Savigny) Фридрих Карл (1779-1861) — немецкий правовед и историк, основатель исторической школы права. С точки зрения данной школы, право — не произвольный продукт законодательства, а следствие духовного и исторического опыта народа, поэтому не может быть изменено только с помощью законодательства, но должно реформироваться постепенно и «органически».
35 Вормс (Worms) Рене (1862-1926) — французский социолог и крупный организатор социологической науки. Упоминаемая книга «Организм и общество» вышла в 1893 г., в ней автор проводил аналогию между обществом и организмом, подчеркивая вместе с тем и различия между ними.
36 Стронин Александр Иванович (1827-1889) — русский социолог и общественный деятель. Свою систему социальной философии изложил в четырех книгах: «История и метод», «Политика как наука», «История общественности» и «Теория личности». Исследовал социальную структуру и законы функционирования общества, создал оригинальную органическую теорию его развития. Предпринял попытку прямого перенесения методов и норм естественных наук в историческое исследование, за что подвергся критике со стороны Н. К Михайловского.
37 Антецедент — букв, предшествующее. На языке философов XIX в., особенно у логиков кантовской школы в их учении о суждениях, заключениях и доказательствах, антецедент означает отчасти логическое подлежащее в его отношении к сказуемому, отчасти причину в отношении к следствию. Антецедентом называются вообще предшествовавшие события, поскольку они помогают уяснению настоящего.
38 Виноградов Павел Гаврилович (1854-1925) — русский и английский историк-медиевист. Среди наиболее известных трудов Виноградова — «Вилланство в Англии» (1892) и «Рост манора» (1905), посвященные становлению английского феодализма. По мнению П. Н. Милюкова, с Виноградова начиналось «новое направление» в изучении истории в Московском университете, основные особенности которого заключались в сосредоточении внимания на учреждениях и быте, широком привлечении архивного материала (Милюков П. Н. Воспоминания (1859-1917). T. 1. М., 1990. С. 147).
39 Фюстелъ де Куланж (Fustel de Coulanges) Нюма Дени (1830-1889) — французский историк В своих работах доказывал, что европейское об¬

Комментарии
669
щество зиждется на фундаменте, заложенном в античное время, а влияние германцев сильно преувеличено. Одна из наиболее значительных работ — «Гражданская община античного мира» (1864, рус. пер.: 1867), в которой автор осуществил сравнительное исследование греческого и римского общества.
40 Милюков Павел Николаевич (1859-1943) — русский историк и политический деятель, лидер конституционно-демократической партии. Ученик В. О. Ключевского. Автор исследования по хозяйству России при Петре I (магистерская диссертация «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII века и реформы Петра Великого», 1892), в котором достаточно критически оценил деятельность царя-преобразователя. Главный исторический труд Милюкова — «Очерки по истории русской культуры», который дополнялся и перерабатывался им в течение нескольких десятилетий.
41 Каутский (Kautsky) Карл (1854-1938) — немецкий философ-марксист, один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии и II Интернационала, центрист.
42 Струве Петр Бернгардович (1870-1944) — русский экономист, социолог, философ, общественный деятель. В 90-е гг. XIX в. был ведущим теоретиком «легального марксизма», позже проделал эволюцию в направлении либерализма, а после 1917 г. — консерватизма.
43 Бельтов (герой романа А. И. Герцена «Кто виноват?») — псевдоним находившегося в эмиграции Георгия Валентиновича Плеханова (1856— 1918) — теоретика и пропагандиста марксизма в России, одного из основателей российского социал-демократического движения.
44 Гумтович (Gumplovicz) Людвиг (1838-1909) — польско-австрийский социолог, представитель социал-дарвинизма в социологии. Опираясь на учение Ч. Дарвина, считал конфликт универсальным фактором социальной жизни, называя его единственной формой взаимоотношения человеческих групп, ведущих борьбу за существование. Один из основоположников теории происхождения государства в результате завоевания. Основные работы: «Раса и государство» (1875), «Расовая борьба» (1883), «Система социологии» (1887), «История теорий государства» (1905).
45 Тэн (Taine) Ипполит Адольф (1828-1893) — французский философ, эстетик, писатель, историк Исходя из позитивизма О. Конта, считал своей задачей нейтральный анализ, избегающий нравственных и идеологических оценок Оказал большое влияние на русскую науку. В. О. Ключевский

670
в специальном курсе «Методология русской истории» отмечал подход Тэна к вопросу о формировании истории как науки и развивал в том же направлении собственный подход (см.: Ключевский В. О. Методология русской истории // Соч.: в 9 т. Т. 6. М., 1989. С. 81-84).
46 Уорд (Word) Лестер Франк (1841-1913) — американский социолог, «отец социологии» в США, основоположник психологического эволюционизма, первый президент Американского социологического общества. Начинал научную деятельность как геолог, был одним из основателей палеоботаники. В основе социологических воззрений лежат идеи Конта и Спенсера. В трудах «Динамическая социология» (1883) и «Психические факторы цивилизации» (рус. пер.: 1897) проводил идею «социального ме- лиоризма» — науки об улучшении и усовершенствовании социального строя. Первичной социальной силой Уорд называл желания, объединяющие в себе природное и социальное. Действуя в соответствии с ними, человек изменяет условия своего существования и самого себя.
47 Лебон (Le Bon) Гюстав (1841-1931) — французский публицист, социальный психолог, социолог. Придя к выводу о телеологическом характере истории и механическом действии ее законов, утверждал, что каждый народ обладает душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, а его нравственные и интеллектуальные признаки есть синтез прошлого опыта. Один из первых авторов доктрины «омассовления общества», был убежден, что цивилизация была продуктом деятельности элиты, обладающей критическим умом. Последовательный противник социализма, предсказывал гибельность воцарения социалистических порядков.
48 Гиддингс (Giddings) Франклин Генри (1855-1931) — американский социолог. В основной работе «Основания социологии» утверждал, что общественная эволюция — результат и физических и психических причин, тесно взаимодействующих, а социология должна объединять объективное (подчиняющееся законам природы) и субъективное (результат сознательной деятельности людей) истолкование общества.
49 Вейзенгрюн Пауль — австрийский писатель и общественный деятель. В работах «Законы развития человечества» (1888) и «Разные способы понимания истории» (1890) указывал на необходимость дополнения экономического материализма интеллектуальным. Автор книги «Конец марксизма», изданной в России (Кременчуг, 1900; СПб., 1901); кризис марксизма обосновывал соображениями о шаткости трудовой теории стоимости.

Комментарии
671
50 Фуллъе (Fouillée) Альфред (1838-1912) — французский философ. В своей эклектической метафизике при помощи «метода примирения» пытался объединить различные философские направления. Сторонник органической школы в социологии, автор работ по психологии народов.
51 Кидд (Kidd) Бенджамин (1858-1917) — английский экономист и социолог, в своем труде «Социальная эволюция» (1894) рассматривал вопросы социального прогнозирования. Два русских перевода книги вышли в 1897 г.
52 Тард (Tarde) Жан Габриэль (1813-1904) — французский социолог и экономист. По мнению Тарда, основой развития общества выступает социально-коммуникационная деятельность индивидов в форме подражания (имитации). Другим ключевым понятием в объяснении развития общества, по Тарду, является «изобретение» (или «нововведение»), оно рассматривается как процесс адаптации к изменяющимся условиям окружающей среды. Деятельность немногих новаторов и изобретенные ими новшества являются, в трактовке Тарда, основным двигателем социальной эволюции, способствуя развитию общества. В России конца XIX — начала XX в. идеи Тарда пользовались большой популярностью, многие его книги были переведены на русский язык сразу же после их публикации во Франции. Современные ученые также признают важность вклада Тарда в развитие социологической науки.
53 Герье Владимир Иванович (1837-1919) — русский историк Одним из первых в России приступил к разработке истории Нового времени, в частности эпохи Великой французской революции; противопоставлял революционному опыту Франции путь преобразований «сверху», свойственный России. Тэну посвящены работы Герье: «Ипполит Тэн как историк Франции» (Вестник Европы. 1878. Кн. 4, 5,9 и 12); «Метод Тэна» (Там же. 1889- Кн. 9); «Ипполит Тэн и его значение в исторической науке» (Там же. 1890. Кн. 1 -2); «Ипполит Тэн в истории якобинцев» (Там же. 1894- Кн. 9-12); «Демократический цезаризм во Франции» (Там же. 1895. Кн. 6-7).
54 Данная статья И. Иванова появилась в апрельском (№ 4) номере журнала «Русское богатство» за 1891 г.
55 Тит Ливий (Titus Livius) (59 до н. э. — 17 н. э.) — один из самых известных древнеримских историков, автор «Истории от основания города». Сочинение И. Тэна «Тит Ливий. Критическое исследование» было опубликовано в России в 1885 г. с примечаниями и очерком научной деятельности Тэна В. И. Герье (2-е изд. — 1900).

672
56 Маколей (Macaulay) Томас Баббингтон (1800-1859) — английский либеральный историк, публицист и государственный деятель. Рассматривал историю как неуклонное восхождение по пути прогресса, а революции и гражданские войны — как случайности, возникшие вследствие ошибок и заблуждений (преодоление которых и составляет драму истории).
57 Валишевский (Waliszewski) Казимир Феликсович (1849-1935) — польский и французский историк, писатель и публицист, автор многочисленных работ по русской истории, традиционно воспринимаемых в России как беллетристика, а не серьезные исторические исследования, хотя при их написании автор опирался на архивные источники. По мнению Д. А. Гутнова, «отечественной историографии еще предстоит заменить традиционно снисходительное и высокомерное отношение к работам К Валишевско- го непредвзятым анализом его заслуг и упущений как историка, архивиста, популяризатора русской истории на Западе и беллетриста. Будущим историографам только предстоит дать ответ, были ли научные взгляды Валишевского продиктованы свойствами тех документальных материалов, которые он использовал в своей работе, приверженностью тем или иным философским доктринам, влиянием западной историографии, знанием (а, может, незнанием) им некоторых отделов русской исторической литературы или своим “польским” взглядом на прошлое России» (ГутновД. А Казимир Валишевский и русская историческая наука // Мир истории. 2002. № 3. Режим доступа: http://www.historia.ru/2002/03/valish.htm).
58 Шахов Александр Александрович (1850-1877) — историк мировой литературы. Упоминаемые Н. А. Рожковым лекции на Высших женских курсах — «Гете и его время» — были изданы после смерти автора и затем неоднократно переиздавались.
59 Статья «Евгений Онегин и его предки» была впервые прочитана В. О. Ключевским на заседании Общества любителей русской словесности 1 февраля 1887 г. Впервые опубликована в журнале «Русская мысль» (1887. № 2).
60 В настоящее время под этологией понимается наука о поведении животных, занимающаяся главным образом анализом генетически обусловленных (наследственных, инстинктивных) компонентов поведения и проблемами его эволюции. Термин был введен в биологию в 1859 г. французским зоологом И. Жоффруа Сент-Илером.
61 Вэн (Bain) Александр (1818-1903) — английский психолог, представитель ассоциативной психологии. Стремился возможно теснее связать психические процессы с телесной организацией. Своим учением о пробах и ошибках как принципе организации поведения оказал влияние

Комментарии
673
на Ч. Дарвина. Проблеме характера посвящена работа Бэна, которая так и называется «Об изучении характера» (1861, рус. пер.: 1866); он делил характеры на три типа: интеллектуальные, эмоциональные и волевые (или энергичные).
62 Пере (Перэ) (Perret) Бернар (1836-1903) — французский психолог, один из основателей и классиков детской возрастной психологии.
63 Полан (Polan) Фредерик (1856-1931) — французский психолог. Специалист в области исследования когнитивных процессов, прежде всего мышления, речи, памяти. Занимался проблемами аффектов. Предложил деление на четыре группы характеров: происходящие от различного сочетания духовных ассоциаций; происходящие от различных качеств духа и его наклонностей; определяемые социальными тенденциями и определяемые жизненными тенденциями.
64 Рибо (Ribot) Теодюль Арман (1839-1916) — французский психолог, родоначальник опытного направления во французской психологии. Делил все характеры сначала на две категории — пассивные, или сенситивные, и активные, и к этим двум положительным группам прибавлял еще третью — апатичные; эти три группы видоизменялись под влиянием интеллектуального фактора, образуя три класса: смиренные, созерцательные и эмоциональные.
65 Кейра (Queyrat) Фредерик (1858-?) — французский детский психолог, педагог. Предложил собственную весьма сложную классификацию характеров, которые делились им на четыре группы по три вида в каждой.
66 Лесгафт Петр Францевич (1837-1909) — русский педагог, анатом и врач; основоположник научной системы физического образования и врачебно-педагогического контроля в физической культуре, один из создателей теоретической анатомии.
67 Дриль Дмитрий Андреевич (1846-1910) — русский криминалист, автор работ по вопросам трудовой помощи и защиты малолетних.
68 Викторов Петр — психолог и врач, автор первого в России учения о личности, характере и темпераменте (Викторов П. Учение о личности как нервно-психическом организме. Вып. 1. М., 1887). Полагал, что темперамент представляет собой врожденную первичную реакцию личности, в то время как характер есть проявление вторичной, приобретенной с опытом реакции. Между первичной реакцией, образующей «первичную индивидуальность», и вторичной реакцией, или «вторичной индивиду¬

674
альностью», возникает антагонизм: образующаяся с жизненным опытом вторая реакция тормозит проявление врожденной реакции.
69 Рескин (Ruskin) Джон (1819-1900) — английский писатель, искусствовед, общественный деятель. Оказал большое влияние на развитие искусствознания и эстетики второй половины XIX — начала XX в.
70 Следует отметить, что здесь Н. А. Рожков делает распространенную ошибку: во времена Дон-Кихота рыцарство еще не было далеким прошлым, и последние странствующие рыцари скитались по дорогам Испании всего около 50 лет назад.
71 Вундт (Wundt) Вильгельм (1832-1920) — немецкий психолог, физиолог, философ, языковед, «отец научной психологии», один из ведущих представителей классической психологии сознания. Создатель первой в мире психологической лаборатории, ставшей международным экспериментальным центром.
72 Писарев Дмитрий Иванович (1840-1868) — русский литературный критик радикального направления; дал положительную оценку образу Базарова в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети».
73 Тассо (Tasso) Торквато (1544-1595) — один из крупнейших итальянских поэтов XVI в., автор знаменитой поэмы «Освобожденный Иерусалим».
74 Оссиан (Ossian) — легендарный кельтский бард III в., от лица которого написаны поэмы шотландского поэта Джеймса Макферсона (Macpherson, 1736-1796) и его подражателей.
75 Стихотворение А. С. Пушкина «Эхо» (1831):
Ревет ли зверь в лесу глухом,
Трубит ли рог, гремит ли гром,
Поет ли дева за холмом —
На всякий звук
Свой отклик в воздухе пустом Родишь ты вдруг.
Ты внемлешь грохоту громов,
И гласу бури и валов,
И крику сельских пастухов —
И шлешь ответ;
Тебе ж нет отзыва... Таков И ты, поэт!

Комментарии
675
76 Спиноза (Spinoza) Бенедикт, или Барух д’Эспиноза (1632-1677) — известный голландский философ, один из крупнейших рационалистов XVII в. В своем творчестве осуществил синтез научных идей эпохи Возрождения с греческой, стоической, неоплатонической и схоластической философией. Главной сферой его интересов была философская антропология, исследование человека, его отношения к обществу и мирозданию в целом. Пытался распространить «коперникианскую революцию» на сферы метафизики, психологии, этики и политики.
77 Сенкевич (Sienkiewicz) Генрик (1846-1916) — польский писатель. В психологическом романе «Без догмата» (1889-1890), высоко ценимом Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким и другими русскими писателями, вывел тип декадента-аристократа. В романе «Quo vadis» («Камо грядеши», 1894-1896) изобразил гонения на первых христиан в эпоху императора Нерона.
78 Гай Петроний Арбитр (Gaius Petronius Arbiter) (?-66 н. э.) — не только герой романа Г. Сенкевича, но и реальное историческое лицо, известный римский писатель. При дворе Нерона был назван «арбитром изящества». Опутанный дворцовыми интригами, покончил с собой.
79 Вергилий (Vergilius) Марон Публий (70-19 до н. э.) — римский поэт. В сборнике «Буколики» («Пастушеские песни») пытался уйти от политических бурь в идиллический мир пастушеской жизни. В поэме «Энеида» разработал сюжет странствий и войн троянца Энея, пытаясь создать римскую мифологическую параллель к «Илиаде» и «Одиссее».
80 Феокрит (III в. до н. э.) — греческий поэт, создатель жанра буколик, или идиллий, — произведений, посвященных сельской жизни, пастушеских стихотворений.
81 Имеется в виду картина Рафаэля «Святая Цецилия», написанная в 1514 г., которая ныне находится в Болонской пинакотеке.
82 Следовательно (лат).
83 Сенека (Seneca) Луций Анней (ок 4 до н. э. — 65 н. а) — римский политический деятель, философ и писатель. Сочетал стоицизм с элементами других учений, утверждал идеальный образ мудреца, преодолевшего людские страсти, духовно независимого и своим примером учащего людей самосовершенствованию.
84 Пиррон (Pyrrhon) из Элиды (ок 360 — ок. 270 до н. э.) — древнегреческий философ, основатель скептицизма (пирронизма).

676
85 Лассаль (Lassalle) Фердинанд (1825-1864) — известный немецкий философ, юрист, экономисти политический деятель (социал-демократического направления). Организатор и руководитель Всеобщего германского рабочего союза (1863-1875), главной задачей которого считал мирную политическую борьбу за введение всеобщего избирательного права.
86 В буквальном переводе с немецкого — «избирательное сродство»; обычно переводится как «родственные натуры». Название романа (1809) немецкого поэта, ученого и мыслителя Иоганна Вольфганга Гёте. Иносказательно повествует о взаимном тяготении друг к другу людей одного склада, мировоззрения, культуры.
87 «Клавиго» —трагедия Гёте (1774).
88 Лессинг (Lessing) Готхольд Эфраим (1729-1781) — немецкий драматург, теоретик искусства и литературный критик-просветитель. Основоположник немецкой классической литературы. Автор драматической поэмы «Натан Мудрый» (1779), направленной против церковной реакции и религиозной нетерпимости, в защиту гуманности и общечеловеческого равенства.
89 Вишнд (Wieland) Кристоф Мартин (1733-1813) — немецкий писатель, автор религиозно-дидактических поэм. Его «Агатон» (1766) — первый в Германии образец просветительского «романа воспитания». Лучшее произведение — фантастическая поэма «Оберон» (1780).
90 Ауэрбах (Auerbach) Бертольд (1812-1882) — немецкий писатель. Первые романы посвящены жизни евреев, объединены под названием «Гетто». В 1837 г. опубликовал роман «Спиноза». В «Шварцвальдских деревенских рассказах» (1843-1854) создал яркие картины народного быта.
91 Гейгер (Geiger) Авраам (1810-1874) — раввин, ученый в области иудаи- стики, один из вождей реформизма в иудаизме. Полагал, что надо уничтожить в иудаизме все следы национальной обособленности, отделяющей евреев от других народов, а иудаизм, как воплощение наиболее возвышенной религиозной идеи, сделать частью европейской культуры.
92 Берне (Börne) Людвиг (1786-1837) — немецкий публицист, вождь «Молодой Германии». Июльская революция 1830 г. побудила Берне уехать в Париж. Письма из Парижа, составившие впоследствии два тома его сочинений, принесли автору европейскую известность. Они представляли собой беспощадную критику отсталого политического строя Германии и порожденного им общественного застоя. Письма проникнуты страстной любовью к родине и свободе.

Комментарии
677
93 «Варенька Олесова» впервые была напечатана в журнале «Северный вестник» (1898. № 3-5) с подзаголовком «Рассказ», но его часто называют повестью.
94 Перечисляются второстепенные (за исключением А. Дюма) французские романисты XIX в. Имя Понсона де Террайля (1829-1871), например, сделалось синонимом претенциозной бездарности: этот автор многотомных «Похождений Рокамболя» писал так небрежно, что герои, убитые у него в первых томах, без малейшего объяснения появлялись живыми в последующих.
95 Лавальер (Labaume le Blanc de Lavallière) Луиза-Франсуаза (1644-1710) — герцогиня, фаворитка французского короля Людовика XIV.
96 Ибсен (Ibsen) Генрик Иоганн (1828-1906) — норвежский писатель, один из самых выдающихся драматургов XIX — начала XX в. Психологические драмы «Гедда Габлер», «Дикая утка», «Росмерегольм» и др. — анализ современного человека, неспособного ни мириться со старыми устоями жизни, ни создать новые.
97 Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич (1853-1920) — российский литературовед и лингвист. В работах о русской литературе XIX в. исследовал проблемы теории и психологии творчества; персонажи литературы рассматривал как «общественно-психологические типы», характерные для того или иного исторического периода.
98 Мережковский Дмитрий Сергеевич (1866-1941) — русский писатель и литературный критик, видный представитель русского декаданса. Как литературный критик трактовал творчество писателей в религиозноидеалистическом духе («Толстой и Достоевский». Т. 1-2, 1901-1902; «Гоголь и чорт», 1906, и др.).
99 Нил Сорский (в миру Николай Майков) (ок. 1433-1508) — основатель и глава нестяжательства в России. Развивал идеи нравственного самосовершенствования и аскетизма. Противник церковного землевладения, выступал за реформу монастырей на началах скитской жизни и личного труда монахов.
100 Речь Петра I перед Полтавской битвой, по-видимому, является апокрифом (об этом см.-.Душенко К Цитаты из русской истории. М., 2005. С. 244-245).
101 Нетюев Иван Иванович (1693-1773) — русский государственный деятель, автор записок «Жизнь Ивана Ивановича Неплюева, им самим описанная» (1893).

678
102 Согласно легенде, Дербент был основан Александром Македонским. Петр I овладел Дербентом в ходе Персидского (Каспийского) похода 1722-1723 гг.
103 Перечисляются иностранцы, оставившие воспоминания о преобразовательской деятельности Петра I. Корб (Korb) Иоанн Георг — секретарь австрийского посла в России. Пробыл в Москве с 29 апреля по 23 июля 1699 г. Свои впечатления изложил в «Дневнике путешествия в Московию», где описал, в частности, расправу над стрельцами. Юль (Juel) Юст (1664— 1715) — датский морской офицер, дипломат. Был в России в качестве посланника в 1709-1711 гг. Вел дневник, на основе которого позже были составлены «Записки». Фокеродт (Vockerodt) Иоганн-Готгильф — секретарь прусского посольства в России в 30-е гг. XVIII в., автор «Рассуждений о перемене, совершившейся в России в царствование Петра Великого» (1737) — записки о положении России в начале XVIII в., составленной по поручению прусского кронпринца (будущего короля Фридриха II) для Вольтера, задумавшего в то время написать историю Петра Великого.
104 Высказывание Петра I: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом», получило большую известность благодаря В. О. Ключевскому (сославшемуся на запись А. И. Остер- мана), но многие современные исследователи считают его апокрифическим (об этом см.-.Душенко К. Цитаты из русской истории. Справочник. М., 2005. С. 249)- Остерман Андрей Иванович (Герман Иоганн Фридрих) (1686-1747) — государственный деятель и дипломат. Сын лютеранского пастора. Фактически руководил внешней политикой России при Анне Иоанновне (1693-1740), выдвинулся на первую роль в государстве в регентство Анны Леопольдовны (1740-1741). После дворцового переворота 1741 г., возведшего на престол Елизавету Петровну (1709-1761 /62), был отправлен в ссылку, где и умер.
Происхождение самодержавия в России
Впервые опубликовано: Рожков Н. А. Происхождение самодержавия в России. М.: Тов-во тип. А. И. Мамонтова, 1906. Печатается по второму, исправленному изданию: Рожков Н. А Происхождение самодержавия в России. Пг.: Издание О. Богдановой, 1923.
105 Коркунов Николай Михайлович (1853-1904) — русский ученый, юрист. Специалист в области государственного и международного права. Являлся сторонником идеи правового государства, стремился применить ее к условиям России.

Комментарии
679
шЕллинек (Jellinek) Георг (1851-1911) — немецкий государствовед, представитель юридического позитивизма. По его мнению, государство следует изучать как особое общественное образование и как правовое явление. Соответственно его учение делится на «социальное» и «правовое», каждому из которых присущ особый метод. Определял государство как целевое единство индивидов, наделенное качествами юридического субъекта, обладающее волей и являющееся носителем прав. Выдвинул концепцию самоограничения государства изданными им нормами.
107 Ср. современный перевод: «В год 6477. Сказал Святослав матери своей и боярам своим: “Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае, ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли — золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха, и воск, и мед, и рабы”» (Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева. СПб., 1999. С. 169).
108 Ср.: «Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас архонты (князья) выходят со всеми россами из Киева и отправляются в полюдия, что именуются “кружением”, а именно — в Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севернее и прочих славян, которые являются пактиотами (данниками) росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киев. Потом... взяв свои моноксилы (корабли и), они оснащают (их) и отправляются в Романию (Византию)» (из сочинения Константина Багрянородного «Об управлении империей». Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М., 1999- С. 98). Константин VII Багрянородный (905-959) — византийский император с 913 г. из Македонской династии (до 945 правил номинально). Снискал славу как покровитель ученых, инициатор и организатор изданий компилятивных сборников типа энциклопедий. Написал несколько сочинений («О фемах», «Об управлении империей» и др.), являющихся ценными источниками по истории Византии.
109 Тезис о «добывающей промышленности» (охота, рыболовство, пчеловодство) как основе хозяйства Древней Руси является одним из центральных для Н. А Рожкова. Здесь он в целом следовал за В. О. Ключевским, но, в отличие от последнего, придавал значительно меньшее значение торговле и указывал на «чисто натуральный характер» народного хозяйства. Таким образом, широко распространенный в западноевропейской литературе тезис о господстве натурального хозяйства в период средневековья был

680
конкретизирован применительно к русской истории. См. об этом: Свердлов М. Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII-XX вв. СПб., 1996. С. 159,170.
110 Неволин Константин Алексеевич (1806-1855) — русский историк Автор трудов по истории российского гражданского права, местного управления в XVI-XVII вв., города. Капитальное исследование «История российских гражданских законов» (1851) по полноте и богатству материала, старательности подбора отдельных фактов и осторожности выводов считалось в свое время образцом научной работы.
111 Текст Русской Правды на основании четырех списков разных редакций, изд. Н. Калачова. М., 1847 (и несколько последующих изданий). Н. В. Калачов разбил текст Русской Правды на статьи, расположил эти статьи в произвольном порядке, группируя их по юридическим признакам.
112 Профессором Новороссийского университета (Одесса) Ф. И. Леонтови- чем во второй половине 60-х — 70-х гг. XIX в. была разработана теория задружного быта Древней Руси. Он определял задругу как семейную общину, имеющую тенденцию к переходу в сельскую общину, и признавал род фикцией.
1,3 Ср.: «Поляне же жили в те времена отдельно и управлялись своими родами; ибо и до той братии... были уже поляне, и жили они все своими родами на своих местах, и каждый управлялся самостоятельно. И были три брата: один по имени Кий, другой — Щек, и третий — Хорив, а сестра их — Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей» (Повесть временных лет. Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева. СПб., 1999. С. 145).
114 Ср.: «На следующий день призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили оружие свое, и щиты, и золото и присягали Игорь и люди его — сколько было язычников между русскими. А христиан русских приводили к присяге в церкви святого Ильи, что стоит над Ручьем в конце Пасынчей беседы...» (Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева. СПб., 1999. С. 163).
115 Ср.: «...Сказала дружина Игорю: “Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам”. И послушал их Игорь — пошел к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его»

Комментарии
681
(Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева. СПб., 1999. С. 163).
116 Ср.: «Те же (волхвы) сказали: “Говорят нам боги: не можешь нам сделать ничего!”. Он же (Янь) сказал им: “Лгут вам боги ваши”. Они же ответили: “Суждено нам предстать перед Святославом, а ты не можешь ничего нам сделать”. Янь же повелел бить их и выдергивать им бороды. Когда их били и выдирали расщепом бороды, спросил их Янь: “Что же вам молвят боги?”. Они же ответили: “Предстать нам перед Святославом”. И повелел Янь вложить рубли в уста им и привязать их к мачте и пустил их перед собою в ладье, а сам пошел за ними. Остановились на устье Шексны, и сказал им Янь: “Что же вам теперь боги молвят?”. Они же сказали: “Так нам боги молвят: не быть нам живым от тебя”. И сказал им Янь: “Вот это- то они вам правду поведали”... И сказал Янь гребцам: “У кого из вас кто из родни убит ими?”. Они же ответили: “У меня мать, у того сестра, у другого дочь”. Он же сказал им: “Мстите за своих”. Они же, схватив, убили их и повесили на дубе: так отмщение получили они от Бога по справедливости!» (Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева. СПб., 1999- С. 214). Янь Вышатич был посадником великого князя Святослава Ярославича (1073-1076).
117 Игорь Ольгович вступил на великокняжеский киевский престол в 1146 г.
118 Детские, мечники, гриди, отроки и пр. — разряды младших дружинников, выполнявшие различные административные функции.
119 Ср.: «Вложил Бог в сердце князьям русским, Святополку и Владимиру, и собрались на совет в Долобске. И сел Святополк с дружиною своею, а Владимир со своею дружиною в одном шатре. И стала совещаться дружина Святополкова и говорить, что “не годится ныне, весной, идти: погубим смердов и пашню их”. И сказал Владимир: “Дивно мне, дружина, что лошадей жалеете, которыми пашут, а почему не подумаете о том, что вот начнет пахать смерд, и, приехав, половчанин застрелит его стрелою, а лошадь его заберет, а в село его приехав, захватит жену его и детей его, и все его имущество? Лошадь вам жаль, а самого не жаль ли?”. И ничего не смогла ответить дружина Святополка. И сказал Святополк: “Вот я готов уже”. И встал Святополк, и сказал ему Владимир: “Это ты, брат, великое добро сотворишь земле Русской”» (Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева. СПб., 1999. С. 256).
120 В «Обзоре русской истории» Рожков проводил аналогии не только между Древней Русью и Древней Грецией, Древним Римом и древними германцами, но также и средневековыми ганзейскими и итальянскими

682
городами (Рожков Н. Обзор русской истории. Ч. 2. Вып. 2: Удельная Русь. СПб., 1905. С. 161, 168). Позже он соотносил общественный строй Руси Х-ХП вв. с Египтом IV тыс. до н. а, Шумеро-Аккадским царством и Вавилонией 2800-2500 гг. до н. а, Древней Грецией III — первой половины II тыс. до н. а, Индией 1000 г. — конца III в. до н. э. и др. (Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении: Основы социальной динамики. Т. 2. Пг., 1923).
121 «Акты Западной России», «Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссиею» — публикация документов, охватывающая период с 1340 по 1699 г. (т. 1-5. СПб., 1846-1853). Том 1-й охватывает 1340-1506 гг., 2-й — 1506-1544 гг., 3-й — 1544-1587 гг., 4-й — 1588-1632 гг., 5-й — 1633-1699 гг. «Акты» содержат главным образом материалы по политической истории Украины, Белоруссии, Литвы. Они раскрывают взаимоотношения Великого княжества Литовского и Польши с Россией, Молдавией, Крымским ханством, Ливонским орденом.
122 Великий князь московский Василий II Васильевич Темный (1425-1462).
123 «Акты Археографической экспедиции», «Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедициею императорской Академии наук» — серия документов по истории России, изданная Археографической комиссией (т. 1-4. СПб., 1836-1838). 1-й том охватывает 1294-1598 гг., 2-й — 1598-1613 гг., 3-й — 1613-1645 гг., 4-й — 1645-1700 гг. В «Актах» помещено большое количество источников по социально-экономической истории, а также по политической, военной и церковной истории.
124 Кром (Кремль) — центральная часть Пскова.
125 «Собрание государственных грамот и договоров» — издание документов по русской истории архива Министерства иностранных дел, предпринятое Комиссией печатания государственных грамот и договоров. Опубликовано 5 частей (ч. 1-4. М., 1813-1828; ч. 5. М., 1894), включающих 1037 документов. В 1-й — 4-й частях преобладают материалы по внутренней истории с XIII в. по 1696 г.; 5-я часть включает документы по дипломатической истории страны за XIV-XVI вв. (отдельные документы такого типа вошли и в 1-ю — 4-ю части).
126 «Акты исторические», «Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссиею» — серия документов по истории России, изданная Археографической комиссией (т. 1-5. СПб., 1841-1843):

Комментарии
683
т. 1-й охватывает 1334-1598 гг., 2-й — 1598-1613 гг., 3-й — 1б13— 1645 гг., 4-й— 1645-1676 гг., 5-й — 1676-1700 гг. Содержат ценные источники по социально-экономической, политической, дипломатической и военной истории, а также по истории русской церкви.
127 Имеются в виду Акты XIII—XVII вв., представленные в Разрядный приказ после отмены местничества. (Изд. А. Юшков. М., 1898).
128 Впоследствии Н. А. Рожков скорректировал свои взгляды, охарактеризовав период Х-ХП вв. как «феодальную революцию», а период XIII — начала XIV в. — как время господства феодализма на Руси. Однако, как отмечает М. Б. Свердлов, «за этой новой формой скрывалось старое содержание» (Свердлов М. Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII-XX вв. СПб., 1996. С. 170; см. также предисловие в данном издании).
129 Имеется в виду старицкий удельный князь Андрей Иванович, сын Ивана III.
130 Берестейская земля — историческая область в среднем течении Западного Буга (территория современной Брестской области Белоруссии).
131 «Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции». 21 тг. СПб. (тт. 1-2); М. (тг. 3-21), 1869-1921.
132 Магдебургское право (jus theutonicum magdeburgense) — городское право немецкого города Магдебурга. Сложилось в XIII в. из разных источников, носило универсальный характер, т. е. трактовало различные виды правоотношений: деятельность городской власти, суда, его компетенцию и порядок судопроизводства, вопросы земельной собственности «в пределах города», нарушения владения, захвата движимого имущества, устанавливало наказания за различные виды преступлений и т. д. Особое место занимали нормы, регулировавшие торговлю и ремесла, деятельность цехов и купеческих гильдий, порядок налогообложения. Магдебургское право предоставляло городу право на самоуправление и собственный суд, право земельной собственности и освобождение от большей части феодальных повинностей. Оно было воспринято (рецепировано) многими городами Центральной Европы.
133 Александр Казимирович (1460-1506) — великий князь литовский с 1492 г., король польский с 1501 г.
134 Жмудь — русское и польское название одного из литовских племен (жемайтов).

684
135 Чвнслер (Chancellor) Ричард (?—1556) — английский мореплаватель. В 1553 г. командовал одним из трех кораблей экспедиции, отправленной английской торговой компанией на поиски Северо-восточного прохода; обогнул с севера Скандинавский и Кольский полуострова и достиг устья Северной Двины. Был принят в Москве Иваном IV; в марте 1554 г., получив грамоту на право свободной торговли с Московским государством, покинул Москву. Отчет Ченслера обработал его спутник Климент Адамс. В 1555 г. Ченслер вторично побывал в Москве, на обратном пути погиб во время шторма.
136 Дженкинсон (Jenkinson) Энтони (?-1б11) — английский купец и дипломат. В 1557-1572 гг. четыре раза посетил Русское государство. Составил описания путешествий — важный источник по истории взаимоотношений России с Англией.
137 Бюхер (Bücher) Карл (1847-1930) — немецкий экономист, историк народного хозяйства и статистик, представитель «новой (молодой) исторической школы» в политической экономии. В главном труде «Возникновение народного хозяйства» (1893) предложил трехступенчатую схему развития хозяйства («домашнее хозяйство», «городское хозяйство», «народное хозяйство»), в основу которой положил «длину пути» продукта от производителя к потребителю.
138 Стоглав — сборник решений церковного собора 1551 г. Состоит из 100 глав. Содержит постановления о структуре церкви, церковноправовые нормы внутренней жизни русского духовенства, разъяснения о соотношении норм государственного, судебного, уголовного права с церковным правом.
139 Имеется в виду царь Василий Шуйский (1606-1610).
140 Вопрос о времени возникновения приказного строя продолжает вызывать споры. Сложность в решении этого вопроса вызвана неоднозначностью самого термина «приказ», который может означать как учреждение, так и распоряжение. Поскольку лишь с середины XVI в. мы сталкиваемся с источниками, неоспоримо свидетельствующими о функционировании целого ряда приказов, отечественная историография склонилась к мысли о том, что приказы зарождаются в конце XV в., а в систему складываются в середине XVI в., при Иване IV (см., например: Зимин А. А. О складывании приказной системы на Руси // Доклады и сообщения Института истории Академии наук. Вып. 3- М., 1954. С. 164-176; Леонтьев А. К. Образование приказной системы управления в Русском государстве: Из истории создания централизованного государственного аппарата в конце XV — первой половине XVI века.

Комментарии
685
М., 1961; Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства XVI-XVII веков // Преподавание истории в школе. 2008. № 10).
141 «Древняя российская вивлиофика» — первое крупное издание письменных источников по истории России, предпринятое выдающимся русским просветителем Н. И. Новиковым в 1773-1775 гг. в 10 частях для ознакомления с историей родины широких слоев русского общества. В 1788-1791 гг. вышло улучшенное 2-е издание «Вивлиофики» в 20 частях (которое и использовал Н. А. Рожков). Данное издание — важный этап в развитии русской археографии и источниковедения, оно не утратило научного значения до нашего времени.
142 Во второй половине XVI в. в России были два дьяка Щелкалова — братья Андрей Яковлевич (ум. ок. 1598) и Василий Яковлевич (ум. ок. 1611), которые в разное время возглавляли Разрядную избу и многие другие правительственные учреждения.
143 Филарет (в миру Федор Никитич Романов) (ок. 1554/1555-1633) — патриарх Московский и всея Руси в 1608-1610 гг. и с 1619 г. Отец царя Михаила Федоровича. Боярин (1587), приближенный царя Федора Ивановича, при Борисе Годунове с 1600 г. — в опале, пострижен в монахи. Возвращен в Москву Лжедмитрием I, митрополит Ростовский (1605). В 1608-1610 гг. в Тушинском лагере Лжедмитрием II возведен в патриархи. В 1610 г. возглавлял «великое посольство» к Сигизмунду III под Смоленск, до 1619 г. — в польском плену. По возвращении в Москву — фактический соправитель страны.
144 «Русская историческая библиотека» — серия сборников документальных источников и литературных памятников, издававшаяся Археографической комиссией в 1872-1927 гг. Включала главным образом источники периода XIV-XVII вв. В 39 томах опубликованы акты, относящиеся к внутренней и внешней политике России, «Дела Тайного приказа» (тт. 21, 22, 23, 38), документы из церковных и монастырских архивов (тг. 5,12,14, 25, 37), часть «Литовской Метрики» (тт. 20, 27, 30, 33), писцовые книги, фрагменты летописей, повести и сказания о Смутном времени (т. 13), соч. А. М. Курбского (т. 31), Аввакума (т. 39). Это одна из наиболее крупных серий документальных публикаций в русской археографии.
145 «Дворцовые разряды» — издание текстов разрядных книг в 4-х тг. (СПб., 1850-1853), содержащих записи за 1612-1700 гг., перед которыми помещен отрывок из «Повести» с описанием освобождения Москвы от поляков в 1612 г., приписываемой И. М. Катыреву-Ростовскому. Содержат ценные сведения по истории государственного управления, местничества, военной истории России.

686
146 Котошихин (Кошихин) Григорий Карпович был подьячим Посольского приказа. В 1664 г. бежал из России в Польшу, позже перебрался в Швецию, где по просьбе шведов составил описание быта, нравов и политического устройства России, являющееся ценным историческим источником (общепринятое название: «О России в царствование Алексея Михайловича»). В 1667 г. Котошихин был обвинен в убийстве своего домохозяина и казнен.
147 Романов — ныне г. Тутаев Ярославской области.
148 Селитебная земля — земля, удобная для поселения (В. И. Даль).
149 Укрепление Царев-Алексеев было основано в 1647 г. на р. Оскол и названо в честь вступившего на престол в 1645 г. царя Алексея Михайловича. В 1655 г. укрепление переименовано в Новый Оскол (ныне город в Белгородской области).
150 Село Доброе Городище, которое получило название по местному урочищу, было основано в конце XVI в. на территории современной Липецкой области. В 1647 г. здесь была сооружена деревянная крепость, вошедшая в состав Белгородской защитной черты. Селение стало называться городом Добрый. В XVIII в. вновь преобразовано в село.
151 Поляновский мир завершил Смоленскую войну между Россией и Речью Посполитой (1632-1634).
152 Ордин-Нащокин Афанасий Лаврентьевич (1606—1680) — русский государственный и военный деятель, дипломат. Подписал Андрусовское перемирие с Речью Посполитой (1666), автор Новоторгового устава (1667). Будучи высокообразованным человеком, выделялся среди придворных живым умом, ораторским талантом, эрудицией. Оставил глубокий след во многих областях жизни России.
155 В примечании Н. А. Рожков ссылается на следующие работы: Макарий (в миру Михаил Петрович Булгаков). История русской церкви. СПб., 1857-1883- Т. 1-12\ Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1880— 1911. Т. 1-2; Знаменский И В. Руководство к русской церковной истории. Казань, изд. 1870, 1876, 1880, 1886, 1888; Дьяконов М. А Власть московских государей. Очерки из истории политических идей Древней Руси до конца Х1Д века. СПб., 1889; Павлов А С. Теория восточного папизма в новейшей русской литературе канонического права // Православное обозрение. 1879\ Павлов А С. Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. Одесса, 1871; Хрущев И. Исследование о со¬

Комментарии
687
чинениях Иосифа Санина преподобного игумена Волоцкого. СПб., 1868; ЖмакинВ. И. Митрополит Даниил и его сочинения. М., \Ъ&\\ Архангельский А. С. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев: Их литературные труды и идеи в Древней Руси. Историко-литературный очерк Ч. 1. СПб., 1882; Гиббенет Н. Историческое исследование дела патриарха Никона. Ч. 1-2. СПб., 1882-1884. Также, по-видимому, имеется в виду работа: Шпаков А. Я. Государство и церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве от Флорентийской унии до учреждения патриаршества: Княжение Василия Васильевича Темного. Киев, 1904. Ч. I.
154 Кормчая книга (греч. Номоканон) — принятый из Византии русской церковью сборник правил церкви и государственных узаконений по церковным вопросам. Рукописи Кормчей книги сохранились в нескольких редакциях.
155 Н. А. Рожков преувеличивает зависимость церкви от светской власти в Древней и Московской Руси. Тот же митрополит Киприан, упоминаемый Рожковым, остро конфликтовал с Дмитрием Донским и действовал весьма самостоятельно, а Митяй, несмотря на огромное расположение к нему князя Дмитрия, не смог получить епископский сан из-за сопротивления враждебного к нему высшего русского духовенства.
156 Социнианство — одно из направлений в рамках антитринитаризма (течений в христианстве, не принимающих один из основных христианских догматов — догмат Троицы; другое название — унитарии). Основано в Швейцарии в XVI в. Лелием (Лелио) Социном (1525-1562) и его племянником Фаустом Социном (1539-1604).
157 Николай IВеликий — папа римский с 858 по 867 г. Самый значительный понтифик эпохи Каролингов, твердый сторонник примата церковной власти над светской. Большой натяжкой является сравнение его с Иосифом Волоцким, который выступил с обоснованием тезиса о божественном происхождении царской власти (см. об этом: Скрынников Р. Г. Крест и корона: Церковь и государство на Руси IX—XVII вв. СПб., 2000).
158 Патриарх Гермоген действительно поддерживал царя Василия Шуйского, но называть этого прямого и несговорчивого пастыря «слепым орудием» царя ошибочно.
159 «Константинов дар» — подложная грамота, составленная в папской канцелярии, по-видимому, в середине VIII в. для обоснования притязаний пап на светскую власть. Согласно ей, в IV в. римский император Константин якобы передал папе Сильвестру I верховную власть над западной частью

688
Римской империи. Подложность грамоты была доказана в XV в. итальянским гуманистом Л. Валла.
160 «Валаамская беседа» («Месяца сентября в 11 день пренесение мощей преподобных отец наших Сергия и Германа, Валамскаго монастыря на- чалников... Беседа и видение преподобных отец наших, игуменов Сергия и Германа, Валамскаго монастыря началников...») — памятник русской публицистики XVI в. «Беседа» посвящена вопросу о церковном и монастырском землевладении. Неизвестный автор обращается к царю с призывом изменить систему, при которой «непогребенные мертвецы», т. е. монахи, вмешиваются в светские дела. По его мнению, главе государства, «самодержцу», не следует делить власть с духовенством. «Беседа» написана в жанре беседы-поучения, которое вложено в уста основателей Валаамского монастыря Сергия и Германа. Датировка произведения вызывает споры, но большинство исследователей склоняются к середине XVI в. «Беседа» получила широкое распространение в рукописной традиции.
161 Мефодий Патарский (Олимпийский) (?—312) — христианский богослов, автор сочинений против Оригена, нравственных поучений и толкований Священного Писания.
162 Лев VIПремудрый (Философ) — византийский император в 870-912 гг. Из многочисленных богословских, учительных, философских, мистических и астрологических сочинений Льва VI особый интерес вызывали приписывавшиеся ему предсказания о будущих императорах, патриархах и исторических судьбах Византии — им Лев VI был обязан наименованием «Премудрый», он представлялся магом и волшебником, с его именем связан ряд легенд и сказаний.
163 Библейский пророк Даниил подростком (в 607 г. до н. э.) попал вместе с соплеменниками в вавилонский плен после завоевания Иерусалима вавилонским царем Навуходоносором. В Вавилоне он получил халдейское образование и был призван на службу при дворе. Согласно Библии, Даниил обладал даром понимать и толковать сны, чем и прославился при дворе Навуходоносора, а после падения Вавилона — при дворе персидских царей. Даниил считается автором включенной в Ветхий Завет «Книги пророка Даниила», в которой содержатся пророчества о «конце времен». Эта тема получила развитие во многих памятниках византийской и русской литературы, авторы которых, примеряя пророчества Даниила к реальным историческим событиям, вслед за канонической книгой раскрывали эсхатологические перспективы мировой истории как череды «погибельных» земных царств, на смену которым должно придти вечное Небесное Царство.

Комментарии
689
164 Наиболее полное воплощение обе легенды нашли в «Сказании о князьях владимирских» — литературно-публицистическом памятнике XVI в., использовавшемся в политической борьбе за укрепление авторитета великокняжеской, а затем царской власти.
165 Филофей (первая половина XVI в.) — монах Псковского Елеазарова монастыря, писатель-публицист, автор посланий. Биографических сведений о нем не сохранилось. Наиболее обоснованно Филофею приписываются послания псковскому дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюрю Мунехину: Послание по случаю морового поветрия, Послание на противящихся божьей воле и Послание на звездочетцев. Наибольший резонанс получило последнее из этих посланий (1523 или 1524), в котором Филофей опровергает взгляды немецкого врача и астролога Николая Булева, утверждавшего, что первенство в христианском мире принадлежит католическому Риму. В качестве аргумента против латинской пропаганды Филофей выдвинул мысль о переходе функции опоры христианства к Русскому государству, поскольку ни первый Рим, ни второй Рим — Царьград — не способны играть эту роль. Имя Филофея встречается в ряде списков сочинений, именуемых в некоторых случаях посланиями к великим князьям Василию III Ивановичу и Ивану Васильевичу. В этих сочинениях использованы мотивы «Послания на звездочетцев» Филофея (в том числе идея «Москва — третий Рим») и более подробно говорится об ответственности правителя Русского государства за благосостояние церкви.
166 Пересветов Иван Семенович (XVI в.) — писатель и публицист. Выходец из Западной (Литовской) Руси, профессиональный «воинник». Приехал в Москву в конце 30-х гг XVI в. для организации мастерской по производству щитов, но в обстановке боярских раздоров не смог этого сделать. Автор нескольких публицистических произведений. В «Большой челобитной» (конец 40-х гг. XVI в.) Пересветов выступил как решительный защитник сильной царской власти и противник самоуправства «вельмож». В «Сказании о царе Константине» назвал главной причиной гибели Византии при последнем императоре Константине XI «ленивых богатых», которые установили неправый суд подорвали мощь государства. В «Сказании о Магомете султане» положительно отозвался о порядках в Османской империи, где султан смог установить в своем царстве «правду» и справедливый суд. Возможно, труды Ивана Пере- светова повлияли на мировоззрение и сочинения Ивана Грозного.
167 «Повесть некоего боголюбивого мужа» написана в форме аллегории. В ней действует некий «благоверный, боголюбивый и милостивый царь». Художественные образы повести использовались при оценках реальных участников исторических событий.

690
168 В оценке опричнины Рожков в целом следует за С. Ф. Платоновым: опричнина была направлена против оппозиционной аристократии и нанесла ей ощутимый удар. Вопрос о смысле опричнины продолжает вызывать споры среди историков.
169 Перечисляются важные источники по царствованиям Федора Иоанновича и Бориса Годунова: редакция «Хронографа» 1617 г. (заканчивается подробным описанием Смуты); «Временник Ивана Тимофеева» (автор — дьяк, активный участник событий Смуты); «Сказание» Авраамия Пали- цына (автор — священнослужитель, также участник событий); «Краткое известие о Московии в начале.XVII в.» голландского купца Исаака Массы, жившего в Москве в 1601-1609 и 1612-1634 гг.; «О государстве русском» английского дипломата Дж. Флетчера, посетившего Россию в 1588— 1589 гг.; «Дневник происшествий московских и посольства в Москву пана Николая Олесницкого, каштеляна малогского, и пана Александра Корвина Гонсевского, старосты велюнского, секретаря его королевского величества. Писанный в 1606 году в Москве».
170 Клешнин Андрей (Лупп) Петрович — дядька царя Федора Ивановича, пожалованный в думные дворяне в 1585 г. и в окольничие в 1586 г. В 1591 г. вместе с князем Василием Шуйским был назначен для расследования смерти царевича Дмитрия в Угличе. Вывод этой комиссии о несчастном случае, послужил, вероятно, поводом к изображению Клешнина единомышленником и советником Бориса, обязанным ему своим возвышением. Более вероятно, однако, что Клешнин попал в Думу вследствие близости к царю Федору. С воцарением Бориса он постригся в иноки и в 1599 г. скончался.
171 «Иное сказание» — литературный публицистический памятник, составлен неизвестным автором в 20-х гг. XVII в. как реакция на «Сказание» Авраамия Палицына (отсюда название). События конца XVI — начала XVII в., о которых подробно говорится у Палицына (например, об осаде Троице-Сергиева монастыря), излагаются в «Ином сказании» короче; напротив, о других, особенно связанных с восстанием И. И. Болотникова, рассказывается подробнее.
172 «Новая повесть о преславном Российском царстве» — публицистическое произведение, возникшее в декабре 1610 — январе 1611 г. в захваченной польскими интервентами Москве. Автор неизвестен. Содержит патриотический призыв к восстанию против интервентов, прославляет героическую оборону Смоленска, разоблачает предателей, связавших свою политическую деятельность с оккупантами (боярин М. Г. Салтыков, гость Ф. Андронов). Призыв облечен в религиозную форму защиты православной веры.

Комментарии
691
173 Имеется в виду Петр Федорович Басманов (1568-1606) — воевода, сын и внук известных деятелей опричнины. При Борисе Годунове сделал блестящую карьеру. После смерти Бориса назначен Федором Борисовичем вторым воеводой царских войск под Кромами, где перешел на сторону самозванца и в дальнейшем был одним из его ближайших сподвижников. Был убит вместе с Лжедмитрием I.
174 Так называемая «Повесть 1606 г.» («Повесть како отомсти всевидящее око Христос Борису Годунову») дошла до нас в составе «Иного сказания» (см. комм. 171). «Повесть» развенчивала Лжедмитрия I и возвеличивала нового царя Василия Шуйского.
175 В современной исторической литературе существование ограничительной записи, взятой с Михаила Романова, как правило, отрицается. См. например: Морозова Л. Е. Михаил Федорович // Вопросы истории. 1992. № 1.
Основные законы развития общественных явлений (Краткий очерк социологии)
Впервые опубликовано отдельной брошюрой: Рожков Н. А Основные законы развития общественных явлений (Краткий очерк социологии). М., 1907. Печатается по данному изданию.
176 Неточность: Финляндия не была самостоятельным государством до конца 1917 г.
177 В начале XX в. при характеристике быта древних германцев историки ориентировались почти исключительно на произведения древнеримских писателей (Цезарь, Тацит и др.), которые рисовали германцев как очень отсталый народ. Археологические раскопки XX в. помогли существенно скорректировать эту картину и, в частности, показали огромную роль земледелия в жизни германцев, что сегодня является общепризнанным фактом.
178 Классические бенефиции стали распространяться во Франкском государстве со времени бенефициальной реформы майордома (фактического правителя страны) Карла Мартелла (в 30-х гг. VIII в.). По этой реформе земельные дарения, предоставлявшиеся ранее магнатам и дружинникам в безусловную собственность, заменялись пожалованиями в пожизненное пользование в качестве бенефициев, преимущественно за военную службу, что оформляло поземельные отношения внутри складывавшегося класса землевладельцев. В числе причин бенефициальной реформы часто называется угроза арабского завоевания.

692
179 Губернская реформа Петра I начала реализовываться в 1708 г., когда территория страны была разделена на 9 губерний.
180 Смысл существования (<фр.).
181 Эта характеристика находится в разительном противоречии с современными представлениями о западноевропейском средневековом обществе. См. например: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.
182 Археологические исследования показали, что отдельные участки земли у древних германцев были постоянно окружены земляными и каменными валами, т. е., по-видимому, принадлежали самостоятельным хозяевам и наследовались отдельными семьями на протяжении ряда поколений.
183 Лядинное хозяйство, иначе огневое или подсечное хозяйство — одна из примитивных форм обработки земли в лесных и редконаселенных странах: лес выжигался, вычищался мотыгами и засевался в течение 5-6 лет рожью, ячменем и пр.
184 «Житьи люди» занимали в новгородском обществе промежуточное положение между боярством и купечеством: они являлись сравнительно крупными землевладельцами и вместе с тем активно занимались торговлей.
185 Имеется в виду Джозеф Чемберлен (Chamberlain) (1836-1914) — государственный деятель Великобритании. В начале политической карьеры примыкал к радикальному крылу Либеральной партии. Выступление Чемберлена в 1886 г. против проекта предоставления автономии Ирландии (билля о гомруле) привело к расколу Либеральной партии и выделению из нее влиятельной группы так называемых либерал-юнионистов во главе с Чемберленом, позднее сомкнувшейся с консерваторами. В период англо-бурской войны 1899-1902 гг. Чемберлен — один из главных вдохновителей и организаторов британской экспансионистской политики.
186 Гладстон (Gladstone) Уильям Юарт (1809-1898) — государственный деятель Великобритании. В 1868 г. избран лидером Либеральной партии. В 1868-1874,1880-1885,1886,1892-1894 гг. премьер-министр; его правительство провело реформу начального образования, легализовало профсоюзы, ввело тайное голосование на выборах и др. Проводил экспансионистскую внешнюю политику.
187 Начало стихотворения А. С. Пушкина «Стансы» (1826), представляющее собой обращение поэта к Николаю I и выражающее надежду, что тот будет достойным продолжателем Петра I. Следует отметить, что оптимизм

Комментарии
693
Пушкина по поводу Николая I, как и исторический оптимизм Н. А. Рожкова, не оправдались.
Основы научной философии
Впервые опубликовано отдельной брошюрой: Рожков Н. А Основы научной философии. СПб., 1911. Печатается по данному изданию.
188 Христианский богослов Аврелий Августин (Блаженный Августин) (354- 430) написал свое самое знаменитое сочинение «О Граде Божьем» (так оно обычно переводится на русский язык) под впечатлением от взятия Рима готами во главе с Аларихом в 410 г. и стремился ответить на обвинение христиан в гибели Римской империи. Очень характерно также, что Рожков начинает свой очерк с Августина, как бы «отрезая» всю античную философскую мысль (являвшуюся, несомненно, фундаментом европейской философии).
189 Кедворт (Cudworth) Ральф (1617-1688) — английский философ. Принадлежал к числу английских платоников, праву и морали приписывал божественное происхождение и полагал, что мораль, таким образом обоснованная, изначально заложена в человеческом разуме, а не является результатом соглашения. «Трактат о вечной и неизменной морали» (1731) был направлен против пуританского кальвинизма, теологии Р. Декарта и попыток Т. Гоббса редуцировать мораль к повиновению гражданской власти, так что называть Кедворта картезианцем не вполне правомерно.
190 Mop (More) Генри (1614-1687) — английский богослов и философ. Согласно его учению, вездесущность Бога должна приниматься как пространственная, а бесконечное пространство — как нематериальная субстанция, как всераспространенный в мире природный дух. Это учение оказалось значимым для истории философии благодаря своему влиянию на определение И. Ньютоном пространства как sensorium commune («чувствилище») Божества.
191 Вместе с тем нельзя забывать, что скептицизм Юма противостоял не только метафизике, но и атеизму французских философов.
192 Ламетри (Lamettrie, La Mettrie) Жюльен Офреде (1709-1751) — французский философ-материалист. Первым во Франции дал последовательное изложение системы механистического материализма. Согласно Ламетри, существует лишь единая материальная субстанция; присущие ей способности ощущать и мыслить обнаруживаются в «организованных телах»;

694
состояние тела всецело обусловливает состояние души через посредство чувственных восприятий. Человеческий организм он рассматривал как самостоятельно заводящуюся машину, подобную часовому механизму. В своих последних работах подошел к идеям эволюции, высказывая мысли о единстве происхождения растительного и животного мира, о постепенном совершенствовании материи и животного царства.
193 Гельвеций (Helvétius) Клод Адриан (1715-1771) — французский философ- материалист. Утверждал, что мир материален, бесконечен во времени и пространстве, находится в постоянном движении, что мышление и ощущение — свойства материи. Считал сознание и страсти человека главной движущей силой общественного развития. Сторонник учения о решающей роли среды в формировании личности. Подверг резкой критике идеи существования бога, сотворения мира, бессмертия души, абсолютизировал значение законов механики, сводя мышление к его чувственной основе. Основные сочинения: «Об уме» (1758), «О человеке» (1773).
194 Гольбах (Holbach) Поль Анри Тири (немецкое имя Пауль Генрих Дитрих) (1723-1789) — философ-материалист. По происхождению немецкий барон, однако бблыдую часть жизни провел во Франции. Был крупнейшим систематизатором мировоззрения французских материалистов XVIII в. Утверждал первичность и несотворимость материального мира, природы, существующей независимо от человеческого сознания, бесконечной во времени и пространстве. Материю понимал как совокупность всех существующих тел, движение считал неотъемлемым свойством материи, но все его формы сводил к механическому перемещению.
195 Даламбер (Д’Аламбер, d’Alembert) Жан Лерон (1717-1783) — философ, математик, один из представителей французского Просвещения. Соратник Дидро, редактировал математический отдел «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел».
196 Оуэн (Owen) Роберт (1771-1858) — английский утопический социалист и промышленник, один из первых социальных реформаторов XIX в. Предпринял ряд неудачных попыток организации коммунистических колоний в Великобритании и США.
197 Сен-Симон (Saint-Simon) Клод Анри (1760-1825) — французский социалист-утопист. Отказался от графского титула, дворянства и богатства. В своих трудах обосновывал неизбежность мирного перехода от капитализма к «индустриализму» (социализму). Взгляды Сен-Симона и его последователей оказали существенное влияние, с одной стороны, на

Комментарии
695
К. Маркса, а, с другой — на основателя позитивизма и «отца социологии» О. Конта (ученика Сен-Симона).
198 Фурье (Fourier) Шарль (1772-1837) — французский утопический социалист. Подверг резкой критике современный ему общественный строй и разработал проект нового гармоничного общества, в котором должны раскрыться все человеческие способности.
199 «Манифест коммунистической партии» (нем. «Das Manifest der Kommunistischen Partei») впервые издан 21 февраля 1848 г.
200 Имеется в виду статья Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (1886).
201 «Анти-Дюринг» — книга Ф. Энгельса «Переворот в науке, произведенный г. Евгением Дюрингом» (1878). Дюринг (Dyurinh) Евгений (1833-1921) — немецкий профессор механики, философ и экономист. Предпринял попытку построить собственную систему «философии действительности», которая, по его словам, утверждала новый способ мышления.
202 Ламарк (Lamarck) Жан Батист Пьер Антуан де Моне (1744-1829) — французский естествоиспытатель, создатель первой целостной эволюционной теории. В основе ламаркизма лежит представление о градации — внутреннем «стремлении к совершенствованию», присущем всему живому; действием этого фактора эволюции определяется развитие живой природы, постепенное, но неуклонное усложнение организации живых существ — от простейших до самых совершенных. Результат градации — одновременное существование в природе организмов разной степени сложности, как бы образующих иерархическую лестницу существ.
203 Чаадаев Петр Яковлевич (1794-1856) — известный русский философ, общественный деятель, писатель, публицист. Рожков имеет в виду публикацию Чаадаевым в журнале «Телескоп» в 1836 г. знаменитого «Философического письма», в котором автор подверг резкой критике исторический опыт России и ее настоящее, а также крайне пессимистически отозвался о ее будущем. Споры вокруг «Философического письма» способствовали формированию русской философии истории.
204 Неточная цитата К С. Аксакова. Ср.: «Государству — неограниченное право действия и закона, Земле — полное право мнения и слова» (в «Кратком историческом очерке Земских соборов», опубл. 1861); «Правительству — право действия и, следовательно, закона, народу — право мнения и, следовательно, слова» (в «Записке о внутреннем состоянии России», 1855, опубл. в 1881).

696
205 Хомяков Алексей Степанович (1804-1860) — русский философ, поэт, публицист, один из основоположников славянофильства. В центре его воззрений — учение о «соборности» (цельности), характеризующей природу не только христианской церкви, но также человека, общества, процессов познания и творчества. В дальнейшем это учение стало одной из основ концепций всеединства и личности в русской религиозной философии.
206 Станкевич Николай Владимирович (1813-1840) — русский общественный деятель, философ, поэт. В философии видел средство познания истины и совершенствования , жизни — единственного дела, достойного нравственного человека. Основной задачей русской интеллигенции считал пропаганду просветительских идей, гуманизма. Был человеком разносторонне образованным и обладавшим даром «открывать чужие таланты».
207 Прудон (Proudhon) Пьер Жозеф (1809-1865) — французский философ и политический деятель, теоретик анархизма.
208 Бакунин Михаил Александрович (1814-1876) — русский революционер, один из основателей и теоретиков анархизма. История, по Бакунину, — эволюционный процесс, развитие человечества от «царства животности» к «царству свободы». Атрибутами низшей ступени являются религия и государство. Человек отличается от животного только мышлением, которое вызывает к жизни религию. Государство, олицетворяющее тиранию, эксплуатацию, опирается на фикцию бога. Будущее общество — строй ничем не ограниченной свободы, независимости человека от всякой власти, полного развития всех его способностей.
209 Грановский Тимофей Николаевич (1813-1855) — русский историк- медиевист, профессор Московского университета, родоначальник изучения всеобщей истории в России. Блестящий оратор, поборник просвещения, либерал-западник.
210 Троицкий Матвей Михайлович (1835-1899) — русский психолог и философ-позитивист. Профессор Московского университета (с 1875). Инициатор издания журнала «Вопросы философии и психологии». В своих философских и психологических воззрениях находился под влиянием английского эмпиризма (Ф. Бэкон, Дж. Локк, Дж. Милль), критиковал философию И. Канта, Г. Гегеля и др. Подчеркивая значение для психологии экспериментального метода, осуществил некоторые опытные исследования.

Комментарии
697
211 Сеченов Иван Михайлович (1829-1905) — русский физиолог, основоположник отечественной физиологической школы и естественнонаучного направления в психологии.
212 Писарев Дмитрий Иванович (1840-1868) — русский публицист и литературный критик радикального направления. Был сторонником естественнонаучного материализма, боролся против идеализма и религии, которую считал тормозом общественного развития.
213 Михайловский Николай Константинович (1842-1904) — русский публицист, социолог, один из теоретиков народничества, литературный критик. Разрабатывал идею о свободном выборе «идеала», которая философски обосновывала возможность произвольно изменить общественное развитие в избранном «передовой интеллигенцией» направлении. Наиболее полное выражение эта идея получила в «субъективном методе социологии», объявлявшем отдельную личность исходным пунктом исторического исследования и высшим мерилом общественного прогресса.
214 Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900) — русский религиозный философ, поэт, публицист и критик. Сын историка С. М. Соловьева. Отверг материализм и предпринял одну из наиболее значительных в истории русского идеализма попыток объединить в «великом синтезе» христианский платонизм, немецкий классический идеализм (главным образом Ф. В. Шеллинга) и научный эмпиризм.
215 Проблемы идеализма. Сборник статей. М.: Изд. Моек, психологического общества, 1902. Сборник, в котором участвовали ведущие представители русского идеализма того времени (в том числе бывшие материалисты и марксисты), вызвал оживленную общественную полемику.
мДе Фриз (De Vries) Хуго (1848-1935) — голландский ботаник и генетик При изучении изменчивости энотеры (растения из семейства кипрейных) ученый пришел к выводу, что вид может внезапно распасться на несколько новых видов. Этот феномен Де Фриз назвал мутацией.
217 Гольдштейн Михаил Юльевич (1853-1905) — российский ученый (в области физической химии), педагог, общественный деятель и публицист. Выступал в «Научном обозрении», «Мире Божьем» и других изданиях с научно-популяризаторскими статьями, имевшими успех у читателей.
218 Леман (Lehmann) Отто (1855-1922)—немецкий физик-экспериментатор. Автор работ по физике кристаллов, молекулярной физике, микроскопии. Открыл жидкие кристаллы.

698
219 Гофмейстер (Hofmeister) Франц (1850-1922) — немецкий биохимик и фармаколог. Исследовал строение белков, коллагенов. Пять раз выдвигался на Нобелевскую премию за «исследование промежуточного обмена, кристаллизацию протеинов».
220 В 1828 г. немецкий ученый Фридрих Велер (1800-1882) синтезировал из обычных «лабораторных» химикатов мочевину — органическое вещество, которое содержится в почках и моче животных. Таким образом, Велер впервые синтезировал из неорганического вещества органическое соединение и тем самым нанес удар по виталистическому учению о «жизненной силе». Однако синтез мочевины долгое время оставался единичным фактом. Окончательное падение учения о «жизненной силе» в химии произошло только в 60-х гг. XIX в. благодаря синтезам французского химика Пьера Бертло (1827-1907). Последний, в частности, получил аналоги природных жиров и таким образом доказал возможность их синтеза.
221 Этот прогноз оправдался. Более того, в 2008 г. ученым из Института Крейга Вентера (США) удалось синтезировать полностью искусственную ДНК.
222 Авенариус (Avenarius) Рихард (1843-1896) — швейцарский философ, один из основоположников эмпириокритицизма. Центральное понятие его философии — опыт, с помощью которого он стремился снять вопрос о первичности материи или сознания. Объективной истине противопоставлял ценность познания и мышления по «принципу наименьшей траты сил». Подвергся резкой критике в работе В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1909).
223 Мах (Mach) Эрнст (1838-1916) — австрийский физики философ, один из основателей эмпириокритицизма. Представлениям об абсолютном пространстве, времени, движении, силе и т. п. противопоставил релятивистское понимание этих категорий, которые, по его мнению, субъективны по своему происхождению. Подвергся резкой критике в работе В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1909). Совокупность философских воззрений Маха обозначается термином «махизм», но этот термин имеет и более широкое значение — как направление в философии и методологии науки, разработанное в начале XX в. в работах Э. Маха, Р. Авенариуса и их учеников, а также некоторых других философов.
224 Шуппе (Schuppe) Вильгельм (1836-1913) — немецкий философ, представитель имманентной философии. В качестве конечного, неразложимого элемента (основания философии) признавал опытно устанавливаемое Я,

Комментарии
699
содержание сознания которого и есть «действительность» (познаваемая реальность); дополнил эту концепцию постулированием всеобщего сознания, сообщающего «действительности» объективный характер. С резкой критикой Шуппе как «реакционера в философии» выступил В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм» (1909).
225 По-видимому, высказывание принадлежит немецкому физику Отто Винеру (1862-1927), проводившему научные исследования в области оптики. В 1890 г. он выполнил опыт со стоячими световыми волнами, получивший его имя.
226 Перечислены крупные экспериментальные психологи начала XX в. Джеймс (James) Уильям (1842-1910) — американский философ-идеалист и психолог, один из основателей прагматизма. Ланге Николай Николаевич (1858-1921) — русский психолог, один из основоположников отечественной экспериментальной психологии. Занимался проблемами восприятия, внимания, памяти, мышления на основе понимания двигательных реакций как первичных по отношению к собственно психическим процессам. Джеймс и Ланге независимо друг от друга выдвинули теорию эмоций («теория Джеймса-Ланге»), согласно которой возникновение эмоций обусловлено вызываемыми внешними воздействиями изменениями как в произвольной двигательной сфере, так и в сфере непроизвольных актов сердечной, сосудистой, секреторной деятельности. Совокупность ощущений, связанных с этими изменениями, и есть эмоциональное переживание (Джеймс: «Мы печальны потому, что плачем; боимся потому, что дрожим, радуемся потому, что смеемся») — об этом и пишет Н. А. Рожков. Мюнстерберг (Münsterberg) Гуго (1863-1916) — немецкий психолог и философ. Ученик В. Вундта. Под влиянием И. Г. Фихте и неокантианства развил учение о ценностях. Был одним из основателей прикладной психологии; автор первых работ по определению профессиональной пригодности. О Рибо см. комм. 64.
227 Гельмгольц (Helmholtz) Герман Людвиг Фердинанд фон (1821-1894) — немецкий физик, физиолог и психолог. Автор трудов в области физиологии, посвященных изучению нервной и мышечной систем. Гельмгольцу принадлежат также основополагающие работы в области физиологии зрения, он разработал учение о цветовом зрении. Сконструировал ряд измерительных приборов (офтальмоскоп, маятник Гельмгольца и др), а также разработал количественные методы физиологических исследований.
228 Богданов (Малиновский) Александр Александрович (1873-1928) — экономист, философ, политический деятель (социал-демократ), ученый- естествоиспытатель. В философии эволюционировал от стихийного мате¬

700
риализма через последовательное увлечение энергетизмом В. Ф. Оствальда и махизмом («эмпириомонизм») к тектологии, под которой понимал новую науку, объединяющую в себе организационные методы всех наук (по некоторым оценкам, предвосхитив появление кибернетики).
229 Базаров (Руднев) Владимир Александрович (1874-1939) — русский философ, экономист и политический деятель (социал-демократ). В своих философских сочинениях выступил как сторонник махизма.
230 Луначарский Анатолий Васильевич (1875-1933) — русский политический и государственный деятель, философ, критик, публицист. В 1917- 1929 гг. — нарком просвещения. В начале XX в. увлекся философией Р. Авенариуса, что нашло отражение в его философских взглядах и эстетических воззрениях дореволюционного периода; проповедовал также идеи богостроительства, считал своей задачей обоснование новой пролетарской религии без Бога.
231 Юшкевич Павел Соломонович (1873-1945) — русский философ и политический деятель (социал-демократ). Развиваемое им учение получило название эмпириосимволизм. Познание, по Юшкевичу, заключается в накоплении эмпириосимволов — от простейших, связанных с единичными ощущениями, ко все более высокой степени символизации. Высшими эмпириосимволами являются «законы природы», которые есть только «предельная система символов, к которой стремится наше сознание».
232 Оствальд (Ostwald) Вильгельм Фридрих (1853-1932) — немецкий физико-химик и философ. Основные научные работы посвящены развитию теории электролитической диссоциации. В философии считал единственной реальностью энергию, рассматривал материю как форму проявления энергии.
233 Владимир Ильин — псевдоним В. И. Ленина (Ульянова), под которым была опубликована его работа «Материализм и эмпириокритицизм».
234 Фихте-старший — Иоганн Готлиб Фихте (1762-1814). Философией занимался и его сын Иммануил Герман Фихте (1796-1879), но его вклад в философию оценивается значительно скромнее, поэтому, когда говорят просто Фихте, обычно имеют в виду Иоганна Готлиба.
235 Ср. впечатления от «Материализма и эмпириокритицизма» другого политика (социал-демократа) и философа-махиста И. В. Вольского (Валентинова), с которым В. И. Ленин разошелся на почве философских разногласий еще в 1904 г.: «Это речь изуверского, застойного, реакционного кон¬

Комментарии
701
серватора, это глагол “великого дракона” Ницше: все, что есть ценность, уже блестит на мне. Все ценности уже созданы, и это я представляю все сотворенные ценности. Впрочем, здесь не великий дракон Ницше, а просто наш, русский, XVII века, протопоп Аввакум...» {Валентинов Н. Недорисованный портрет / Сост. Н. Канищева, О. Лежнева. М., 1993. С. 222).
236 Пуанкаре (Poincaré) Жюль Анри (1854-1912) — выдающийся французский математик и философ. Согласно его философским воззрениям, основные положения любой научной теории не являются ни синтетическими истинами a priori (как, например, для И. Канта), ни моделями (отражением) объективной реальности (как, например, для многих материалистов), они есть соглашения, единственным абсолютным условием которых является непротиворечивость. Выбор тех или иных положений из множества возможных произволен, если отвлечься от практики их применения. Но произвольность выбора ограничена потребностью нашей мысли в максимальной простоте теорий и необходимостью успешного их использования. В границах этих требований заключена известная свобода выбора. Эта философская доктрина получила впоследствии название конвенционализма.
237 Больцман (Boltzmann) Людвиг (1844-1906) — австрийский физик, один из основоположников статистической физики и физической кинетики. Был убежденным сторонником молекулярной теории, выступал против махизма и энергетизма.
238 Столетов Александр Григорьевич (1839-1896) — русский физик Основные исследования посвящены проблемам электричества и магнетизма. Вел большую научно-организаторскую и педагогическую работу, автор историко-научных очерков, способствовавших популяризации физических знаний.
239 Устаревшее название урана.
240 Таблица не воспроизводится ввиду ее общедоступности в настоящее время.
241 Морозов Николай Александрович (1854-1946) — русский революционный и общественный деятель, ученый, писатель. В конце 70-х — начале 80-х гг. XIX в. — революционер-народник, в 1882-1905 гг. — в заключении, позже занимался в основном научной работой. Им созданы труды в различных областях астрономии, космогонии, физики, химии, биологии, математики, геофизики и метеорологии, воздухоплавания, истории, философии, политической экономии, языкознания. Вклад

702
Морозова в эти науки далеко не всегда оценивается однозначно (он, в частности, является одним из предшественников печально знаменитой «Новой хронологии»). Однако его работа «Периодические системы строения вещества. Теория возникновения современных химических элементов» (М., 1907), на которую ссылается Н. А. Рожков, заслужила одобрение Д. И. Менделеева, и по его представлению за этот труд Морозову была присвоена без защиты диссертации ученая степень доктора наук. И. В. Курчатов отмечал, что «современная физика полностью подтвердила утверждение о сложном строении атомов и взаимопрев- ращаемости всех химических элементов, разработанное в свое время Н. А. Морозовым в монографии “Периодические системы строения вещества”» (см.: Волъфкович С. И. Николай Морозов — ученый и революционер // Химия и жизнь. 1975. № 10).
242 Лаплас (Laplace) Пьер Симон (1749-1827) — французский астроном, математик и физик. Космогоническая гипотеза об образовании Солнечной системы из вращающейся и сжимающейся газовой туманности высказана П. Лапласом в 1796 г. в популярной книге «Изложение системы мира» (т. 1-2).
243 Спектральный анализ по оптическим спектрам атомов был предложен в 1859 г. немецкими учеными Г. Кирхгофом и Р. Бунзеном. В 1861 г. Кирхгоф доказал на основе этого открытия присутствие в хромосфере Солнца ряда элементов, положив начало астрофизике.
244 В 1868 г. английский астроном и пионер применения спектроскопа в астрономии У. Хаггинс обнаружил в составе спектра газовых туманностей особые спектральные линии. Хаггинс предположил, что эти линии принадлежат еще неизвестному химическому элементу, и дал ему имя «небу- лий» (отлат. nebula — туман, туманность). Однако в 1927 г. американский астрофизик А. Боуэн определил, что обычные кислород и водород в ионизированном состоянии в определенных условиях космоса, недостижимых на Земле, могут обнаруживать именно такие спектральные линии.
245 Морозов Н. Д. И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего. М, 1908.103 с.
246 Явление естественной радиоактивности было открыто в 1896 г. французским физиком Антуаном Анри Беккерелем и сразу стало предметом активного изучения. М. Склодовская-Кюри и ее муж П. Кюри, исследуя радиоактивность, в 1898 г. выделили два новых вещества — полоний и радий. Сам термин «радиоактивность» также предложен М. Склодов- ской-Кюри.

Комментарии
703
247 Рамзай (Ramsay) Уильям (1852-1916) — английский химик и физик. Резерфорд (Rutherford) Эрнест (1871-1937) — английский физик, заложивший основы учения о радиоактивности и строении атома; первый осуществил искусственное превращение элементов.
248 Фарадей (Faraday) Майкл (1791-1867) — английский физик, химик и физико-химик, основоположник учения об электромагнитном поле. Максвелл (Maxwell) Джеймс Клерк (1831-1879) — английский физик, создатель классической электродинамики, один из основателей статистической физики.
249 Герц (Hertz) Генрих Рудольф (1857-1894) — немецкий физик, один из основателей электродинамики.
250 Крукс (Crookes) Уильям (1832-1919) — английский физик и химик. С помощью спектрального анализа открыл элемент таллий (1861) и выделил его в чистом виде (1862), а в 1895 г. впервые в лабораторных условиях выявил гелий. Несмотря на несомненные научные заслуги, Крукс являлся убежденным сторонником спиритуализма.
251 Лаланд (Lalande) Жозеф Жером Франсуа (1732-1807) — французский астроном, определил положение свыше 47 тыс. звезд. Наполеон Бонапарт часто посещал обсерваторию и слушал там Лаланда. «Кант принимает гипотезу бога», — будто бы сказал ему как-то Бонапарт. «Сир, — возразил ему астроном, — мне в моих занятиях никогда не случалось нуждаться в этой гипотезе». Однако другие источники приписывают этот ответ Лапласу.
252 Эта формула часто воспроизводится в литературе как «готтентотская мораль» (готтентоты — народ в Южной Африке, у которого один миссионер в XIX в. якобы обнаружил такие нравственные устои).
253 Метерлинк (Maeterlinck) Морис (1862-1949) — бельгийский поэт, драматург и философ. Писал на французском языке. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1911 г. Автор философской пьесы-притчи «Синяя птица», посвященной вечному поиску человеком символа счастья и познания бытия — Синей птицы.
254 Лойо (Guyau) Жан Мари (1854-1888) — французский философ-позитивист, сторонник утилитаризма. Основные работы посвящены эстетике, морали и религии. Искусство, по Гюйо, есть одновременно и результат избытка жизненных сил, и деятельность, требующая напряженного труда («Искусство с точки зрения социологии», 1889, рус. пер.: 1891). Рассма¬

704
тривая духовные явления с точки зрения пользы для биологического функционирования, Гюйо характеризовал нравственность как необходимость, обеспечивающую равновесие жизненных сил. Общество будущего рисовалось Гюйо в виде гармонической солидарности умов, воли и эмоций.
255 Мирбо (Mirbeau) Октав (1848 или 1850-1917) — французский писатель. Испытал влияние анархических идей и эстетики декадентства. Стремлением к правдивости отмечены первая книга новелл «Письма из моей хижины» (1886), романы «Голгофа», антиклерикальные романы «Аббат Жюль» и «Себастьен Рок». Однако реализм этих романов ослаблен натуралистическими подробностями, обращением к сфере душевной патологии. В центре пьесы «Дурные пастыри» — борьба рабочих против фабрикантов. Лучшая пьеса «Дела есть дела» продолжает линию его социальной драматургии. Последние сочинения — книга путевых очерков «Автомобиль 628-Е8» и пьеса «Очаг», где сатирически изображена буржуазная филантропия.
256Дункан (Duncan) Айседора (1878-1927) — американская танцовщица. Одна из первых современных танцовщиц, противопоставившая классической школе балета свободный пластический танец.
257 Гай (Gay) Мария (1879-1943) — испанская певица (меццо-сопрано).
258 Идею телесного воскрешения мертвых впервые высказал русский религиозный мыслитель и один из основоположников русского космизма Николай Федорович Федоров (1829-1903). С помощью научных центров он предполагал в будущем собирать рассеянные молекулы и атомы, чтобы «сложить их в тела отцов».
259 Ассоциативная психология (ассоцианизм) — направление в психологии, сторонники которого исходили из представления, что последовательность идей, возникающих в сознании, отражает порядок внешних воздействий на организм, и поскольку взаимодействие организма с физическим миром совершается по законам механики, то и связи идей возникают по этим же законам. Вершиной классического ассоцианизма считаются взгляды английского мыслителя Джеймса Милля (1773-1836). Он свел всю психологическую жизнь к ощущениям, представлениям и ассоциациям идей, которые, изменяясь бесчисленными способами, группируясь, составляют механизм человеческого духа. Однако уже его сын Джон Стюарт Милль во многом отступил от классического ассоцианизма и, в частности, ввел в ассоциативную психологию «Я» в качестве субъекта сознания. Во всех его уточнениях фактически содержится при-

Комментарии
705
знание несостоятельности ассоциативной психологии как научной системы, в которой оказались неразрешимыми такие проблемы, как духовное развитие человека, источники психической активности и поведения, личность. К моменту написания Н. А. Рожковым комментируемой работы ассоцианизм уже подвергся всесторонней аргументированной критике и утратил прежние господствующие позиции.
Великая французская и русская революции
Впервые опубликовано в харьковском журнале «Мысль» (1919- № 11.
Май. С. 397-403). Печатается по данному изданию.
260 Рейтерн Михаил Христофорович (1820-1890) — русский государственный деятель. На посту министра финансов (1862-1878) осуществил ряд финансовых реформ. Выступал за форсированное создание железных дорог и современной кредитной системы, развитие новых отраслей тяжелой промышленности.
261 Витте Сергей Юльевич (1849-1915) — русский государственный деятель. На посту министра финансов (1892-1903) проводил политику форсированного экономического развития, осуществляя необходимые реформы и создавая условия для привлечения иностранного капитала. В 1905 г. подписал Портсмутский мир с Японией, настоял на подписании Николаем II Манифеста 17 октября. С октября 1905 по апрель 1906 г. возглавлял Совет министров.
262 Ролан (Roland) де Ла Платьер Жан Мари (1734-1793) — деятель Великой французской революции, жирондист. В жирондистских правительствах занимал пост министра внутренних дел (март-июнь 1792, август 1792 — январь 1793). После падения жирондистов (июнь 1793) бежал в Нормандию, где, узнав о казни жены, покончил с собой.
263 Бриссо (Brissot) Жак Пьер (1754-1793) — деятель Великой французской революции, лидер жирондистов. Приобрел известность в конце 70-х — начале 80-х гг. XVIII в. историко-философскими сочинениями, в которых выступал как ученик Ж Ж Руссо. В первый период революции, играя видную роль в Якобинском клубе, выступал против абсолютизма. В 1791 г. высказался за установление республики. После свержения монархии (1792) и прихода к власти жирондистов требовал прекращения революции. После переворота 31 мая — 2 июня 1793 г. бежал в провинцию, но вскоре был арестован и по приговору Революционного трибунала казнен.

706
264 Робеспьер Максимильен Мари Изидор де (1758-1794) — деятель Великой французской революции, фактический руководитель страны в период якобинской диктатуры (1793-1794). Казнен в ходе термидорианского переворота 28 июля 1794 г.
265 Дантон (Danton) Жорж Жак (1759-1794) — деятель Великой французской революции, один из лидеров якобинцев. В критические дни наступления войск австро-прусских интервентов на Париж проявил огромную энергию, инициативу и решимость, призвав народ на защиту революционного отечества. Выступал за компромисс между якобинцами и жирондистами, ограничение революционного террора (его сторонники получили наименование «снисходительных»), 2 апреля 1794 г. Дантон и его друзья были преданы суду Революционного трибунала и через несколько дней казнены.
266 Марат (Marat) Жан Поль (1743-1793) — деятель Великой французской революции, сторонник крайне радикальных действий и неограниченного революционного террора. Убит Шарлоттой Корде — сторонницей жирондистов.
267 Гебер Жак Рене (в настоящее время принято написание Эбер) и Шомет, Пьер Гаспар — лидеры левого крыла якобинцев, выступавшие за углубление террора и политику дехристианизации (насильственного упразднения католического культа во Франции). Казнены в период якобинской диктатуры.
268 Вандея — французский департамент, ставший в годы Великой французской революции очагом наиболее крупного контрреволюционного восстания крестьян и ремесленников, проходившего под роялистскими и религиозными лозунгами. Слово «Вандея» стало нарицательным, обозначает массовое контрреволюционное движение. За вандейскими повстанцами, использовавшими преимущественно партизанскую тактику, также закрепилось наименование «шуаны».
269 Дюмурье (Dumouriez) Шарль Франсуа дю Перье (1739-1823) — французский генерал и политический деятель. Во время Великой французской революции вступил в Якобинский клуб, примкнув к жирондистам. В августе 1792 г. был назначен командующим армией, которая затем одержала победу при Вальми и отбила первый натиск войск австро-прусской коалиции. В марте 1793 г., потерпев поражение при Нервиндене, вступил в секретные переговоры с австрийским командованием о совместном походе на Париж для разгона Конвента и восстановления монархии. Не получив поддержки в войсках, в апреле 1793 г. бежал к австрийцам.

Комментарии
707
270 Сторонники Эбера (эбертисты) в марте 1794 г. только угрожали восстанием против Комитета общественного спасения (руководящего органа якобинской диктатуры), имея целью очищение его от умеренных, но не встретили поддержки Парижской Коммуны и революционных секций.
271 Континентальная блокада — система экономических и политических мероприятий, проводившихся в 1806-1814 гг. наполеоновской Францией по отношению к своему главному противнику — Великобритании. Была объявлена 21 ноября 1806 г. Берлинским декретом Наполеона I, который запрещал вести торговые, почтовые и др. сношения с Британскими островами; блокада распространялась на все подвластные Франции, зависимые от нее или союзные ей страны.
272 Кольбер (Colbert) Жан Батист (1619-1683) — французский государственный деятель. Почти целиком сосредоточил в своих руках руководство внутренней политикой Франции, добивался увеличения государственных доходов в первую очередь за счет активного торгового баланса: путем создания мануфактур, поощрения промышленности, увеличения вывоза промышленных изделий и ввоза сырья, сокращения ввоза готовых изделий иностранного производства.
тБабеф (Babeuf) Гракх (наст, имя Франсуа Ноэль) (1760-1797) — французский революционный коммунист-утопист, руководитель движения «во имя равенства» в 1795-1796 гг. В результате предательства одного из участников движения все его руководители были арестованы, Бабеф по приговору суда казнен.
274 П. Н. Милюков и М. И. Терещенко во Временном правительстве в 1917 г. последовательно занимали должность министра иностранных дел.
275 Речь идет о так называемом Корниловском мятеже (август 1917). Роль А. Ф. Керенского в этих событиях до сих пор вызывает споры историков.
276 Выражение из Библии; в переносном смысле — “очень древний”.
Очерк истории труда в России
Впервые опубликован отдельной брошюрой: Рожков Н. Очерк истории
труда в России. М.; Л.: Книга, 1924. Печатается по данному изданию.
277 Авторство императора Маврикия оспаривается, поэтому часто в качестве автора данного произведения фигурирует «Псевдо-Маврикий».

708
278 Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 — после 562) — византийский историк и писатель. Родился в Кесарии (Палестина). В 527 г. был назначен советником полководца Велисария, а впоследствии стал членом его штаба. Сопровождал его в ряде походов. Автор трех трудов, которые являются важнейшими источниками по эпохе императора Юстиниана I (527-565). Описал войны Византийской империи со славянами на Балканах.
279 Ср.: «Они [русы] не имеют ни недвижимого имущества, ни городов [или селений], ни пашен; единственный промысел их — торговля соболями, беличьим и другими мехами, которые и продают они желающим; плату же, получаемую деньгами, завязывают накрепко в пояса свои» (Гаркави А Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и руссах. СПб., 1870. С. 268). Ибн Даст (Ибн Даста) — арабоязычный ученый-энциклопедист второй половины IX — начала X в. Ибн Руста, по происхождению перс (имя Ибн Даста — ошибка перевода).
280 Как следует из данного утверждения (и всего предшествующего изложения), Н. А. Рожков и после революции остался убежденным сторонником концепции, согласно которой «добывающая промышленность» (промысловая деятельность) составляла основу экономики восточных славян. В начале 30-х гг. XX в. Б. Д Греков, комплексно привлекая материалы письменных источников и археологических исследований, доказал, что такой основой являлось земледелие при вторичном значении скотоводства и промыслов (см.: Греков Б. Д. Рабство и феодализм в Древней Руси // Известия Государственной Академии Истории материальной культуры. Вып. 86. М., Л., 1934). С этого времени данная точка зрения является господствующей в историографии.
281 Эта фраза приписывается галицко-волынскому князю Роману Мстисла- вичу (ум. 1205 г.).
282 См. комм. 183.
283 Швеглер (Schwegler) Альберт (1819-1857) — немецкий историк, гегельянец. В «Римской истории» он разбивает предания на две категории: саги, с исторической основой, и мифы — с идеологической. Последние по своему характеру большей частью принадлежат к этиологическим (причинным) мифам, т. е. вымышлены для того, чтобы объяснить причину сделавшегося непонятным явления. Разновидностью этиологического мифа является миф этимологический, выдуманный для объяснения сделавшегося непонятным названия.
284 Бараба, или Барабинская степь, — обширная низменность в Западной Сибири между Иртышем и Обью. Речь идет, видимо, о работе местного

Комментарии
709
краеведа Е. С. Филимонова, с которой Н. А. Рожков мог познакомиться в сибирской ссылке.
285 Ходаковский (Доленга-Ходаковский) — литературное имя известного литовско-польского историка Адама Чарноцкого (1784-1825). Был первым, кто указал на важность изучения и описания городищ России и славянских земель, собрал по этой теме большой фактический материал.
ш Иоахим из Фиоре (Иоахим Флорский; Joachim Floris) (наст, имя — Джоаккино да Фьоре) (1132-1202)— итальянский монах, мыслитель философско-мистического направления.
287 Микула Селянинович — пахарь-богатырь в русских былинах. В одной из былин Микула посрамляет князя Вольгу (Волху) с его дружиной, которые на конях не могут угнаться за его плугом, не могут вытащить оставленный им в земле сошник (острый наконечник сохи) и т. д. Прототипом Воль- ги, по-видимому, был не Олег Вещий (или не только Олег), а полоцкий князь Всеслав Полоцкий (XI в.), который еще в «Слове о полку Игореве» характеризуется как князь-чародей. В другом былинном сюжете великан Святогор не может приподнять с земли сумку, которую носит Микула, поскольку в ней находится «вся тягость земная», которая под силу только мирному, трудолюбивому пахарю.
288 Пекулий — в Риме имущество, выделенное для пользования членам семьи и зависимым людям. В пекулий могли входить мастерские, торговые лавки, участки земли вместе с инвентарем. Начиная со II в. до н. э. пекулий, преимущественно мелкий, могли получать даже рабы.
289 Феодосий Печерский (ок 1036-1074) — древнерусский церковнополитический деятель, игумен Киево-Печерского монастыря (с 1062), один из его основателей и руководителей постройки; святой (канонизирован в 1102).
290 Сильвестр (?—1123) — древнерусский писатель, игумен Михайловского Выдубицкого монастыря, близкий к Владимиру Мономаху, с 1118 г. епископ Переяславля (южного). Один из составителей «Повести временных лет».
291 Нестор — древнерусский писатель конца XI — начала XII в., монах Киево-Печерского монастыря. Автор житий князей Бориса и Глеба, Феодосия Печерского. Традиционно считается одним из авторов «Повести временных лет».

710
292 «Феодализм в древней Руси» Н. П. Павлова-Сильванского вышел в свет в 1907 г.
293 Четьи Минеи — свод древнерусских оригинальных и переводных памятников, главным образом житийных и риторических, церковноучительного и исторического характера, состоящий из 12 книг-миней. Четьи Минеи были задуманы митрополитом Макарием (1542-1563) как своеобразный многотомный сборник «всех книг четьих», «чтомых» на Руси (но преимущественно «святых», предназначавшихся для «душеполезного» чтения); их состав был подобран и утвержден церковью и должен был регламентировать годовой «круг чтения» на каждый день. Созданию Четий Миней предшествовала огромная составительская и редакторская работа; она была не только связана с отбором материала и распределением его по томам и внутри каждого тома по дням месяца, но и заключалась в сплошной и весьма существенной переработке всего пестрого материала, включенного в Четьи Минеи, с тем чтобы изложение было выдержано в едином торжественном и велеречивом стиле. Как правило, включение памятника в Четьи Минеи приводило к созданию его новой редакции. Этот процесс особенно ярко прослеживается на примере житий (см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Ч. 2. Л., 1989).
294 Стефан Махрищский (?—1406) — монах, основатель и игумен названного в честь него монастыря на берегу речки Махрища вблизи Троице- Сергиевого монастыря. Один из деятелей XIV в., сродни Сергию Радонежскому, но при этом выступал как его единомышленник, а не ученик.
295 Магистерии — усадебные мастерские в Раннее Средневековье в Западной Европе.
296 Владимир Андреевич Храбрый (1353-1410) — удельный князь серпухов- ский и боровский, двоюродный брат Дмитрия Донского, полководец.
297 Следует читать: «...освящала частную земельную собственность княжеской власти».
298 Палея историческая — излагает библейскую историю от Сотворения мира до времени царя Давида. В рукописных списках именуется «Книга бытиа небеси и земли». Источниками Исторической палеи помимо Библии являются апокрифы, Великий канон Андрея Критского, слова Иоанна Златоуста и Григория Богослова. Русский текст Исторической палеи воспроизводит средне-болгарский перевод с греческого, выполненный в первой половине XIII в.

Комментарии
711
299 Пролог — древнерусский житийный сборник, ведущий свое происхождение от византийских месяцесловов. Пролог имеет календарный характер: жития святых расположены в нем в соответствии с днями их церковной памяти; на каждый день года обыкновенно приходится несколько житий и памятей святых. Проложные жития отличаются исключительной краткостью и сухостью изложения. Пролог был переведен в Киевской Руси как необходимое пособие при богослужении, но уже в домонгольское время пополнился множеством помещенных в него с назидательной целью рассказов и поучений, благодаря чему превратился в своеобразную православную энциклопедию. В Древней Руси Пролог пользовался широкой популярностью и сделался со временем любимой книгой для чтения.
300 Память и Похвала князю Владимиру — похвальное слово князю Владимиру Святославичу (980-1015). Дошло до нас в переделанном виде и сравнительно поздних списках. Полное заглавие памятника, одинаковое во всех списках: «Память и похвала князю русскому Володимиру, како крестися Володимир и дети своя крести и всю землю Рускую от конца и до конца, и како крестися баба Володимерова Олга преже Володимира. Списано Иаковом мнихом». По наиболее вероятному предположению, первоначальную основу «Памяти» составляет историческое похвальное слово князю Владимиру, написанное во второй половине XI в. неким монахом Иаковом.
301 Шестодневы — произведения, комментирующие библейский рассказ о сотворении мира за шесть дней. В славянской книжности известно несколько переводных Шестодневов. Они были созданы знаменитыми церковными писателями на рубеже поздней античности и раннего средневековья и представляют собой синтез выработанного античностью знания о мире и христианского вероучения. Самым значительным из известных в южнославянских странах и на Руси был упоминаемый Н. А. Рожковым Шестоднев Иоанна экзарха Болгарского (вторая половина IX в. — первая треть X в.), одно из ранних произведений славянской литературы.
302 «Христианская топография» Козьмы Индикоплова — перевод космографического сочинения византийского автора VI в. Козьмы Индикоплова, распространенный в древнерусской письменности. Традиция закрепила за автором славу путешественника в Индию (отсюда — прозвище Инди- коплов). Основная тема «Христианской топографии» — описание строения Вселенной. Сочинение содержит сведения (в основном фантастические) о звездах, морях, реках, птицах, животных, о первых днях творения и т. п. Труд Козьмы привлекал читателя не только своими сведениями об

712
истории и устройстве окружающего мира, но и тем, что его списки были великолепно иллюстрированы.
303 Эклога — сокращенная выборка из свода законов императора Юстиниана 1. Создана в эпоху правления императора Льва III Исавра в первой половине VIII в. Эклога оказала сильное влияние на «Закон судный лю- дем» князя Владимира I, а через него — на «Русскую правду» (см.: Тихомировы. Н. Русская Правда. М., 1941. С. 53).
304 Прохирон, составленный в 879 г. по приказу византийского императора Василия I, являлся скорее руководством для судей, а не официальным сводом законов. Оказал значительное воздействие на древнерусское законодательство, к нему восходят не менее тридцати статей Соборного уложения 1649 г.
305 См. комм. 154.
306 Башкин Матвей — сектант XVI в., служилый человек. Увлеченный словами аптекаря из Литвы, в 1553 г. высказал духовнику, что признает священными только Евангелие и Деяния Апостолов, не придает значения церкви и обрядам, по долгу христианской любви отрицает холопство и пр. У него оказалось много единомышленников, особенно в монастырях за Волгой. Собор 1553-1554 гг. признал взгляды Башкина и его единомышленников «латинской ересью» и сослал их в заточенье. Феодосий Косой — последователь ереси Башкина, но более радикальный по своим взглядам. Бежал в Литву, где распространял свое учение.
307 Фра Беато Анжелико (собств. имя Гвидо ди Пьетро) (1400-1455) — итальянский художник эпохи Раннего Возрождения, доминиканский монах.
308 Азбуковники — памятники древнерусской лексикографии. Старшие из словарей, выполненных по типу азбуковников, относятся ко времени не ранее второй половины XVI в. В это время среди книжников Московской Руси возникло своего рода движение по составлению азбуковников ради сохранения представленной в рукописном наследии словесности древности, iß азбуковниках видели орудие повышения культуры чтения книг и работы над ними. Создание азбуковников, таким образом, — органический этап в ходе развития русского словарного дела. Вместе с тем, как показал М. П. Алексеев, составление словарных «сокровищниц» было в XVI-XVII вв. характерно для лексикографии многих европейских стран (см.: Алексеев М. П. Словари иностранных языков в русском азбуковнике XVII в. Л., 1968).

Комментарии
713
309 «Пчела» — переводной сборник изречений и кратких исторических анекдотов, распространенный в древнерусской книжности. Являлась не только сводом этических рекомендаций, но и расширяла исторический кругозор читателя.
310 Речь идет о реформе управления государственными крестьянами, осуществленной в период правления Николая I графом Павлом Дмитриевичем Киселевым (1788-1872).
311 В 1740 г. очень влиятельный на тот момент кабинет-министр А. П. Волынский потребовал, чтобы поэт В. К Тредиаковский написал стихи для шутовской свадьбы в Ледяном доме. Недовольный реакцией Тредиаков- ского на это поручение, Волынский избил его и приказал высечь. (Элоквенция — устаревшее наименование красноречия.)
312 Эта точка зрения представлена и в современных исследованиях (см., например: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.). СПб., 2003. T. 1. С. 394 и далее).
313 Крестьянский банк был учрежден в 1882 г.
314 Следует, впрочем, отметить, что в России было больше, чем в странах Запада, праздничных дней; к тому же многие предприниматели были вынуждены отпускать своих рабочих в деревню во время наиболее напряженных сельскохозяйственных работ. Эти потери рабочего времени предприниматели компенсировали за счет увеличения продолжительности рабочего дня.
315 Речь идет о статье В. И. Ленина «О статистике стачек в России» (напечатана в декабре 1910 г. и январе 1911 г. в журнале «Мысль», №№ 1 и 2, подпись «В. Ильин»).
316 Кривошеин Александр Васильевич (1837-1921) — российский государственный деятель, один из ближайших сподвижников П. А. Столыпина в деле проведения аграрной реформы.

Библиография
Рожков Н. А Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке. М, 1899.
Рожков Н. А. Город и деревня в русской истории (Краткий очерк экономической истории России). СПб., 1902.
Рожков Н. А. Обзор русской истории с социологической точки зрения. Ч. 1. Киевская Русь (с VI до кон. XII в.). СПб., 1903. Ч. 2. Удельная Русь (XIII—XIV, XV и первая половина XVI в.). Вып. 1. СПб., 1905. Ч. 2. Удельная Русь. Вып. 2. М., 1905.
Рожков Н. А. Исторические и социологические очерки. Сб. статей. Ч. I-II. М, 1906.
Рожков Н. А. Происхождение самодержавия в России. М., 1906.
Рожков Н. А Основные законы развития общественных явлений (Краткий очерк социологии). М., 1907.
Рожков Н. А Основы научной философии. СПб., 1911.
Рожков Н. А Русская история в сравнительно-историческом освещении (Основы социальной динамики). Т. 1-12. Пг., 1918-1926.
Рожков Н. А Смысл и красота жизни (Этюд из практической философии). Пг., 1923.
Рожков Н. А Очерк истории труда в России. Л., 1924.

Указатель имен
Аввакум (Петров), протопоп — 490, 685,701
Август, римский император — 393, 447
Августин Аврелий, св. — 500-501,693 Авенариус Р. - 534, 535, 538-541, 555, 698,700 Аверкиев — 349 Агранов Я. С — 36 Адамс К — 250,684 Адашев А — 394 Айвазовский И. К. — 563 Аксаков К С — 695 Аладьин — 368 Аларих — 693
Александр I, российский император - 66,121,446,483,643,668 Александр II, российский император — 5,647
Александр Казимирович, вел. кн. лит.
и король Польши — 242-243,683 Александр Македонский — 210,429, 622,678
Александр Ошевенский, св. — 92,664 Александров — 308 Алексеев В. П. — 407 Алексеев М. П. — 712 Алексей (Бяконт Е. Ф.), митр. — 383 Алексей Михайлович, русский царь — 112,297, 390,406,409-410,414, 419,625,665,686 Алексей Петрович, царевич — 210 Андреев — 311 Андреев В. — 236 Андреев Л. — 561 Андреева М. — 329 Андрей Иванович, кн. Старицкий — 235,683
Андрей Критский — 710 Андрей подскарбий — 244 Андронов Ф. — 403,405,690 Анелька (лит,) — 157 Аничков Е. В. — 619 Анна Иоанновна, российская императрица — 678 Анна Леопольдовна, регентша — 678 Антоний, митр. — 389 Апраксин — 640 Апрятка В. — 348 Апушкин — 353 Артизов А Н. — 37 Архангельский А С. — 687 Арцыбашев А. — 295 Ауэрбах Б. — 169,676 Афанасьев — 312
Афимья, жена Дмитрия Федоровича — 237
БабефГ. — 571,707 Бабоедовы — 356 Багалей Д. И. — 640 Бажаев В. Г. — 640 Базаров (Руднев) В. А. — 537,700 Базаров Евгений (лит.) — 144-149, 674
Байрон Дж. — 168 Бакунин М. А — 522,655,696 Бакшиев — 377 Бальмонт К Д. — 562 Бартов — 366 Баршаль — 167 Барятинский, кн. — 316 Басманов П. Ф. — 399,691 Батюшков — 264

716
Баум Я. Д. — 14 Бахрушин С В. — 594, 599 Башкин М. — 620,712 Безухов Пьер (лит.) — 491 Беккер — 1б7 Беккерель А. — 547,702 Беклин А. — 563 Белинский В. Г. — 522 Беловодова Софья (лит.) — 152 Белох Ю. — 47 Бельский Б. — 399 Бельтов — см. Плеханов Г. В.
Беляев П. — 76
Бенковский (лит.) — 184,190-192 Берестов А. — 417 Беркли Дж - 504-506, 509, 526 Берне Л. — 170,676 Берсень-Беклемишев И. Н. — 58, 391, 400,663
Бертло П. - 533,698 Бетси Тверская (лит.) — 202 Бетховен Л. Ван — 154, 205 Бисмарк 0.-492, 550 Бланкеннагель — 640 Боборыкин Р. — 325 Бобринский — 642 Богатков — ЗЮ Богданов — 305
Богданов (Малиновский) А. А. — 20, 537-540,555,699 Боголюбов В. —638 Богословский М. М. — 6-7 Боккаччо Дж. — 150 Бокль Г. — 5,116,665-666 Болотников И. И. — 402,630,690 Больцман Л. — 542,701 Бомарше П. — 560 Бонн Л. — 563
Борецкая — см. Марфа Борецкая Борзецов — 370
Борис Владимирович, кн., св. — 709 Борис Годунов, русский царь — 395, 398-400,410,414,685,690-691 Борисова! А. — 21 Борняков Г. — 417 Бородатый С. — 233-234 Борхерт, знакомый Лассаля — 164 Борятинский Ф. — 340 Боттичелли С. — 562 Боуэн А. — 702 Боян — 612
Брак, асессор (лит.) — 194 Бриссо Ж. — 568,705 Брунегильда — 488 Брюллов КП. — 563 Брюсов В. Я. — 562 Буагобе Ф. — 182 Булатов — 417-418 Булев Н. — 689 Бунге H. X. - 651 Бунзен Р. — 546,702 Бурбоны — 419 БурдоЖ-118,123 Бурцев — 364 Бутурлин - 375 Быстрянский В. А. — 35 Бэкон Ф. - 491, 506-508,696 Бэн А. — 137,672 Бюхер К — 254,684
Важенин — 359 Вайнштейн С. Л. — 22 Валишевский К — 135,672 Валла Л. — 688 Валуа — 419 Ван Эйк Ян — 562 Вараксин — 373 Варварин В. — 370 Варлаам, архиеп. — 398

Указатель имен
717
Варлаам, митр. — 383 Варлаам, старец — 398 Василий I, император Византии —
712
Василий II Васильевич Темный, вел. кн. Московский — 224, 271, 393,
682,687
Василий III, великий князь московский-234, 237, 287, 383, 391,393, 689
Василий Буслаевич (был.) — 490,619 Василий Шуйский, кн., затем русский царь - 262, 389, 399-403,410, 663-664,684,687,691 Василий, посадник Святополка — 218 Васнецов В. М. — 563 Вахромеев И. — 293 Вейзенгрюн П. — 128,670 Велер Ф. - 533,698 Велисарий — 708 Вельяминов — 331 Вельяминовы — 403 Венецианов А. Г. — 563 Вентер К. — 698
Вера (из романа «Обрыв») (лит.) — 151-152
Вергилий — 154,675
Вердеревский — 375
Вернер К. - 640
Вешняков М. — 370
Викторов П. — 137,673
Виланд К — 169,676
Винер О. — 536,699
Виниций Марк (лит.) — 155-156
Виноградов П. Г. — 124, 593,668
Виппер Р. Ю. — 47
Витте С. Ю. - 568,652,705
Владимир I, св., вел. кн. Киевский —
58,69,218-219, 221,393,488, 613-614,616,681
Владимир II Мономах, вел. кн. киевский - 217, 219, 221,488, 587,709 Владимир Андреевич, кн. — 597,710 Владимир Мстиславич, кн. — 220 Владимирский-Буданов М. Ф. — 219, 224-225
Владислав, королевич, затем король Речи Посполитой — 262,403-405 Власьев — 321, 399,401 Воейков — 350 Войтинский В. С. — 22 Волков — 316, 364 Волконский Г. К, кн. — 308, 364 Волобуев О. В. — 8,19, 37, 50 Волосатова — 347 Волохов Марк (лит.) — 151,153 Волынский А. П. -636 Волынской П. И. — 313 Волынцев (лит.) — 159 Вольга (Волх) (был.) — 587-588,619, 709
Вольский (Валентинов) Н. В. — 700 Вольтер — 150,678 Вольфкович С. И. — 702 Вормс Р. — 123,668 Воробьев — 640 Воронцов — 400 Воротынские — 401 Воротынский — 368 Вронский (лит.) — 67,173-182,184, 186,202-205 Врубель М. А. — 563 Всеволод Мстиславич, кн. — 381 Всеслав Полоцкий, кн. — 217,709 Вундт В. — 142,674,699 Вышнеградский И. А. — 652
Габлер Г. (лит.) - 193-196,677 Габорио Э. — 182

718
Гавренев И.- 302, 309, 330, 341 Гагарин, кн. — 373 Гай М. - 563 Галилей Г. — 430, 503 Гальперин Л. Е. — 624 Гамлет (лит.) — 143,168,197-201, 207-208
Гаркави А. Я. — 580-581,708 Гваньини А. — 97, 255,664 Гвоздев Е. — 330-331 Ге H. Н. - 563
Гегель Г. - 122, 514-516, 520-521, 529, 564,696
Гейгер А — 169,676 Гейне Г. — 168-169 Гельвеций К. — 510-511,694 Гельмгольц Г. фон — 537, 540-542,
547,699
Генрих IV, король Франции — 449 Герберштейн С. — 97,255-256,608, 664
Герман, игумен — 392,688 Германов — 310
Гермоген, патриарх — 389,405,687 Геродот — 429 Герц Г- 547,703
Герцен А И. - 521-522, 564,640,655, 669
Герье В. И.- 133-134,671 Гесиод — 586
Гете И. — 135,168,491,672,676 Гетц Л. — 6
Гиббенет Е- 381,687 Гидцингс Ф. — 128-129,670 Гильденштерн (лит.) — 197 Гильст Клара (лит.) — 154 Гладстон У. — 492,692 Глеб Владимирович, кн., св. — 709 Глебович — 367 Глинка М. И. — 430
Голенищев, воевода — 349 Голенищев И. — 346 Голенищев П. — 346 Голенищев С. — 346 Голицын И., кн. — 352 Голицыны — 399,401 Головачев — 349 Головей X. — 326 Головин — 334 Голохвастов — 640 Голубинский Е. Е. — 381-382,614— 616,618,686
Гольбах П.-510-511,694 Гольдштейн М. Ю. — 532,697 Гомер — 150,154 Гонсевский А — 690 Гончаров И. А — 150,162 Горацио (лит.) — 198-200 Горчаков — 373
Горький М. (Пешков А М.) — 5, 22,67, 179,190, 561,675 Готье Ю. В.- 256,258, 265,625 Гофман (Гоффман) Э. — 154 Гофмейстер Ф. — 533,698 Градовский А Д. — 219, 292 Грамотин — 403 Гранат, бр. — 640-641,646,649 Грановский T. Н. — 522, 564,696 Грез Ж. Б.-563 Греков Б. Д. — 708 Григорий XII, папа римский — 664 Григорий Богослов — 591,710 Григорьев П. — 313 Грингмут И. А — 10 Грушевский М. С. — 221-222 Гумбольдт фон А — 119,667 Гумбольдт фон В. — 667 Гумплович Л. — 127,132,669 Гурлянд И. Я. - 297-298, 365 Гуссэ А. — 182

Указатель имен
719
Гюго В. — 560 Пойо Ж. — 560,703-704
Д’Аламбер (Даламбер) Ж. — 511,694 Давид Ж. Л.-563 Давид, царь (библ.) — 563 Давьщов — 640 Даев - 339 Даль В. И. - 664,686 Дан Ф. И. - 22,27, 36 Даниил, митр. — 381,383 Даниил, пророк (библ) — 392,688 Данилов М. — 322,325,409 Данте А. — 154 Дантон Ж. — 568,706 Дарвин 4.- 122,519,673 Дауге П. Г. — 11 Де Фриз X,-529,697 Декарт Р. - 491,503-505,509,514, 526,693
Де-ла-Гарде — 640 Делакруа Э. — 563 Деледал — 376 Демулин — 363 Десницкий — 32 Джеймс У. — 536,699 Дженкинсон А. — 250,256,684 Джотто ди Бондоне — 562 Дзержинский Ф. Э. — 38 Дигби — 336 Дидро Д.-694 Дионисий, иконописец — 621 Дионисий, митр. — 389 Дмитриев А. А. — 256,
Дмитриев Ф. М. — 230, 276, 281, 345
Дмитрий, царевич — 690 Дмитрий Донской, вел. кн. московский— 383,687,710
Дмитрий Иванович, уд. кн. дмитровский - 233
Дмитрий Федорович — 237 Добрыня — 218,613 Довнар-Запольский М. В. — 239, 242, 244-245,624 Долгорукий Т. — 325 Дон-Кихот (лит.) — 139-144,146, 151,674
Доротея (лит.) — 140 Досифей (Немчинов) — 255 Достоевский Ф. М. — 145-146,149, 152,677
Дриль Д. А. — 137,673 Дружинин В. — 392 Дружинин, подьячий — 339 Дружинин, убийца — 358 Дубровин Н. Ф. — 633 Дубровинский И. Ф. — 14,16 Дульцинея (лит.) — 139,141 Дункан А. — 563,704 Дурасов — 37 6 Дурбенев Меншик— 261 Дуров А. - 330 Душенко К — 677-678 Дымовский — 358
Дьяконов М. А — 265,283-284,290,292, 294-295,381,388,392,611,686 Дэвис (лит.) — 154,156 Дюма А. — 182,677 Дюмурье Ш. - 570, 572,706 Дюран К — 563 Дюринг Е. — 518,695 Дюркгейм Э. — 40
Евпатий Коловрат (был.) — 619 Евпраксия, кн. (был.) — 619 Екатерина I, российская императрица — 210

720
Екатерина II, российская императрица - 446,632-638 Елизавета I, королева Англии — 633 Елизавета Петровна, российская императрица — 678 Елизавета Сергеевна (Полканова) (лит.) - 184,190-192 Елизаров Ф. — 293 Ельчанинов — 265 Еремиев В. — 349 Ермолаев К. М. — 22 Есман — 367 Ефрем казанский — 389
Желобицкий — 377 Желябов А. И. — 655 Желябужский — 368 Жеребцов — 317 Жеребятичев — 340 Жмакин В. И. — 381,687 Жозефина Богарне — 65-66 Жоффруа Сент-Илер И. — 672
Забелин И. Е. — 625
Заблоцкий-Десятовский А. П. — 641
Заболоцкий-Бражников Т. В. — 232
Заборовский С. — 302, 309, 341
Завадовский — 638
Загоскин — 332
Законно П. — 182
Замысловская Е. К. — 31
Заозерский А. И. — 369,625
Зарин — 417
Звонарев Б. Н. — 161
Зибер Н. И. - 5
Зимин А. А. — 684
Зиновьев Г. Е. — 38
Злешень — 367
Злобин — 355
Знаменский П. В. — 381,686 Золотарев — 371 Золя Э. — 560, 564 Зосима, митр. — 664 Зосима, св. — 92, 227 Зосима, старец (лит.) — 145 Зубарев — 417 Зюзин Ф. — 294
Иаков мних — 616,711 Ибн Даста — см. Ибн Руст Ибн Руст — 580,708 Ибсен Г. 193,430,677 Иван (Иоанн) IV Грозный, русский царь- 58,69-70,108,112,237, 284-286,367-368,389,393-396, 398,400,410,414,419,623,684,689 Иван I Калита, великий князь московский — 108
Иван III, великий князь московский — 228,233-234,236, 267, 281,383, 393-394,607,663,683 Иван Антонович (лит.) — 186 Иван Васильевич, вел. кн. рязанский — 234
Иван Иванович, вел. кн. рязанский — 233
Иванов (нач. XVI в.) — 235 Иванов И. - 133, 671 Иванов П. И. — 604 Иванов Трифон — 335 Иванов, тамож гол. — 376 Ивашка Владыца (Владыка) — 224 Ивашка Ядкович — 245 Игнатий, патриарх — 389 Игнатьев — 359
Игорь Ольгович, вел. кн. киевский — 217,680

Указатель имен
721
Игорь Старый, вел. кн. киевский — 215,219, 581,618,680 Измайлов — 368 Измайлов И. И. — 237 Изяслав Мстиславич, кн. — 616 Иисус Христос — 206, 562 Ильин В. — см. Ленин (Ульянов) В. И. Иоанн Златоуст — 710 Иоанн, экзарх Болгарский — 617,711 Иоасаф, митр. — 383 Иоахим из Фиоре (Флорский) — 586, 709
Иов, патриарх — 389 Иона, митрополит — 383 Иосиф Волоцкий, св. — 381, 388-389,
622,687
Иосиф Солтан, митр. — 384 Ипполит Сергеевич (Полканов) (лит.) - 180-184,191,192 Исаков А. — 295 Исидор новгородский — 389 Исидор, друг Лассаля — 166 Ишеев - 333
Казимир ГУ, вел. кн. литовский, король Польши — 224,239, 242, 244 Калачов (Калачев) Н. В. — 214, 583, 680
Калита — см. Иван I Калита Кальвин Ж. — 490 Камаевский — 367 Канищева Н. — 701 Кант И. - 60,72,491, 512-514, 518, 522, 524,535,696,701,703 Каптерев Н. Ф. — 390 Караваджо М. — 562 Каразин — 640
Карамазов Алеша (лит.) — 144-149 Карамазов Д. (лит.) — 146,149
Карамазов Ф. П. (лит.) — 149
Караманов — 354
Карамзин H. М. — 444, 580
Карандуш-Свиньин — 235
Караулов Г. — 330
Каренин А. А., муж Анны (лит.) —
174,178,197, 201-208 Каренина Анна (лит.) — 67,144, 173-176,178, 202-206 Карл XII, шведский король — 126 Карл Мартелл — 691 Карлейль Т. — 122,666 Карогодовский — 353 Карпов Д. — 367 Карщиков — 309 Катырев-Ростовский И. М. — 685 Каутский К — 127,647,669 Кафенгауз Л. Б. — 658 Квашнин А. — 332 Кедворт Р. — 504, 508,693 Кейра Ф. — 137,673 Керенский А. Ф. — 572,707 Кидд Б.- 130-131,671 Кий- 215, 581,584,613 Киприан, митр. — 383,687 Киприан, строитель монастыря — 594 Кирилл, митр. — 389 Кирсанов Аркадий (лит.) — 145 Кирсанов Митя (лит.) — 145 Кирсанов Н. П. (лит.) — 145 Кирсанов П. П. (лит.) — 147 Кирхгоф Г. — 546,702 Киселев П. Д. — 635,641,713 Клешнин А. П. — 398,690 Клингер М. — 563 Клинок Ю. — 365 Клобуков А. — 295 Клюкин — 349
Ключевский В. О. — 6,7, 39,110, 135,213, 220, 223,227-228,238,

722
255,272-273,391,394, 396,408, 585,589,591,594,599,601,610, 6l6-6l7,628-629,665,669-670, 672,678-679 Кобяков — 237 Ковалев — 322
Ковалевский М. М. — 41,106,664-665 Когем В. — 311 Кожа — 237 Козлов (лит.) — 153 Козловский Я. — 329 Кознышев (лит.) — 149 Козьма Индикоплов — 617,711 Коковинский — 326 Колобов — 353 Колоколов — 565 Колтовский — 374 Колычев И. И. — 235 Кольбер Ж-571,707 Комарев — 358 Кондаков Н. — 213 Коновалов (лит.) — 67,179 Константин I, римский император —
390,687
Константин (IX) Мономах, византийский император — 393 Константин VII Багрянородный, византийский император — 213, 679
Конт О. - 40,116,122,128,424,519, 666,669,670,695 Коперник Н. — 430 Коптев — 353
Копыта Григорьев сын — 235 Корб И. - 210,678 Корде Ш. - 569,706 Коркунов Н.М.-211,678 Корнель П. — 491 Корнилов Л. Г. — 572 Коробочка (лит.) — 186-187,190
Корреджо А. — 562 Корсак А. К — 617,628-629 Корсаковы — 325 Корченков — 358 Костюрин — 308 Котельников — 378 Котошихин (Кошихин) Г. К. — 290, 293,303,406,686 Кофанов — 373 Крамской И. Н. — 563 Кривошеин А. В. — 657,713 Кривцов С. С. — 30 Кротов — 379 Кротошевский — 367 Крукс У.- 547,703 Крупская Н. К— 35 Кудрявцев А. Е. — 31 Кузен В. — 119,133,667 Кузовлев Г. — 371 Куинджи А. И. — 563 Куракины — 401 Курбе Г. - 563
Курбский А. М., кн. — 389,394-395, 685
Курицын Аф. — 235 Кушелев — 359 Кюри П. - 546,702
Лавальер Л.-Ф. — 188,677
Лавров П. Л. — 5,655
Лакомб П. - 117,128-129,132,666
Лаланд Ж — 548,703
Ламарк Ж — 519,695
Ламетри Ж — 510,693
Лампрехт К. — 117,128,593,666
Ланге H. Н. — 536,699
Ланн Ж — 66,663
Лаплас П. — 545,702
Лаппо И. И. - 240,594

Указатель имен
723
Лаппо-Данилевский А. С. — 272, 289— 290, 334, 337
Ларионов Г. — 302, 309, 341, 361 Ларионова И. Л. — 22 Лассаль Фердинанд — 5,161-171,193, 209-210,663,676 Лассаль Фредерика — 171 Латкин В. — 407-408 Латышев А Г. — 37 Лачинов — 376 Лаэрт (лит.) — 200-201 Ле Гофф Ж.-692 Лебон Г.-128-129 Лебрен Ш. - 562
Лев (VI) Премудрый, византийский император — 392-393,688 Лев III Исавр, византийский император-712 Левашев — 640 Левашов — 359-361 Левашова — 355 ЛевборгЭ. (лит.) — 194-196 Левин К (лит.) — 144-149 Левитан И. И. — 563 Левко Боговитинович — 244 Легасов Ю. — 371 Лежнев (лит.) — 157-158 Лежнева О. — 701
Лейбниц Г. - 491,504-505, 511, 514, 526, 564
Леман О. — 532,697 Ленин (Ульянов) В. И. — 13-14,16, 19-20,34-35, 37-39, 539-540, 645,657,698-700,713 Леонардо да Винчи — 430, 562 Леонтович Ф. И. — 214, 239, 241-243, 245-246,680 Леонтьев А К — 684 Леонтьев К Н. — 649 Лермонтов М. Ю. — 561
Лесгафт П. Ф. — 31,137,673 Лессинг Г. — 168-169,676 Лехов — 360-361 Лехчанов — 347
Лжедмитрий I (Отрепьев Г.) — 389, 399-401,410,414,685 Лжедмитрий II («Тушинский вор») — 402-403,685 Либер М. И.-27 Ливий Тит — 133-134,673 Лидия Ивановна (лит.) — 205 Лисейцев Д. В. — 685 Лисовский — 405 Литавор Хребътович — 244 Лихарев — 353 Лихачев Д. С — 679-681 Лихачев Ф., дьяк — 319 Лихоревы — 349
Локк Дж - 508-510, 512, 565,696 Ломакин — 312 Ломоносов М. В. — 637 Лонгинов М. Н. — 638 Лоррен К — 562 Лосицкий А Е. — 646,650 Лошаков — 332 Луи Граммон (лит.) 182 Луначарский А В. — 30, 537, 555,700, 702
Лунц М. Г. — 564
Лыбедь — 215, 584-55,613,680
Лыков, кн. — 326
Львов А М., кн. — 361, 368
Львов А Ф., кн. — 318
Львов В., кн. — 377
Львов У. — 295
Любавский М. К - 240-241, 246-247 Любименко И. И. — 624 Людовик XIV, король Франции — 59, 210,677
Людовик XV, король Франции — 450

724
Людовик XVI, король Франции — 570
Людовик XVIII, король Франции — 65
Лют Свенельдич — 581
Лютер М. — 490
Ляпунов П. — 402,405
Ляхов А. — 643
Маврикий, император Византии — 579, 582,707
Макарий (Булгаков М. IL), митр., историк — 686
Макарий, митр. — 381, 383,710 Макиавелли Н. — 491 Маколей Т. — 133-134,674 Максвелл Дж — 547,703 Малаховская — 356 Малинин В. — 394,622 Малиновский И. А. — 219-221 Малк Любечанин — 613 .
Малуша — 613 Мальцев — 640 Малявин Ф. А. — 563 Мане Э. — 563 Манилов (лит.) — 190 Марат Ж.-П.-569,706 Марий Гай — 490
Мария, вдова нижегородского князя —
236
Мария-Луиза Австрийская — 66,663 Маркевич А. И. — 406 Марков — 313
Маркс К - 20, 35,127, 210, 517, 523, 527-528,643,695
Мартов (Цедербаум) Л. — 19, 25,27 Мартынов А. — 19 Марфа Борецкая — 490 Марфинька (лит.) — 150-152 Марцелло (лит.) — 200 Маслов П. П. — 24
Масса И. — 398,690 Матвеев М. — 373 Матвеев, писец — 37 6 Мах Э.- 535, 538, 540-542 Мейер Д. — 589 Мейер Эд. — 47 Мейссонье Э. — 563 Мельникова Е. А. — 679 Менделеев Д. И. - 542-543, 545-546, 702
Мендельсон Я. — 154 Менжинская В. Р. — 29 Менжинский В. Р. — 29 Менцель А. фон — 563 Меншиков А. Д. — 490 Мережковский Д. С. — 202,677 Метерлинк М. — 558,561,703 Мефодий Патарский — 392,688 Мечников Л. И. — 119,667 Мешковский-Гольденберг И. П. — 16 Мещерский, кн. — 374-375 Мигулин П. П. — 648,658 Миклашевский — 640 Микула Селянинович (был.) — 587, 589,619,709 Микулин — 400 Милле Ж-Ф.- 563 Миллер В. — 587,619 Милль Дж С. - 118,128,136-137, 519, 666,696,704 Милль Джеймс — 704 Милославский И. Д. — 379 Мильтон Дж — 491 Милюков П. Н. - 125-126, 280, 290, 293,334,337, 572,597,626,643, 668-669,707 Милютин Н. А. — 645 Минин К — 405 Мирбо О. — 561,704 Миронов Б. Н. — 713

Указатель имен
725
Митя Ремейкович — 245 Митяй, нареченный митр. — 383,687 Михаил Федорович, русский царь — 330, 389,405-407,410,414,685, 691
Михайлов, стрелец — 347 Михайлов, художник (лит.) — 175 Михайловский Н. К. — 5, 524,668,697 Мицкевич С. И. — 11 Молчанов — 400,403 Мольер Ж.-Б.- 169,490-491 Монтескье Ш. — 120,667 Мопассан Гй де — 5бГ Мор Г.- 504,508
Морозов Н. А. - 544-546,701-702 Морозова Л. Е. — 691 Морткины, кн. — 331 Мосальский — 399,401 Мосальский П., кн. — 340 Москотиньев-Плещеев — 374 Моцарт В. — 154 Мстислав Изяславич, кн. — 220 Мстислав Ростиславович, кн. — 220 Мстислав (Тмутараканский), кн. — 219 Мстиславский — 398 Мунехин (Мисюрь Мунехин) М. Г. — 393,689 Муравьев — 640 Муффель (лит.) — 157 Мюнстерберг Г. — 536,699
Навуходоносор — 393,688 Нагие — 399 Нагой Ф. — 294
Наполеон I, император Франции — 65-67,134,170, 548, 571,663,703, 707
Насимович А. — 9
Наталья (Ласунская) (лит.) — 159
Наташа (из романа «Обрыв»)
(лит.) — 152 Невельский — 374 Неверов — 313
Неволин К А. - 214, 261,589,680 Невский В. И. — 48 Ней М. — 65,663 Некрасов Н. А. — 31-32 Нелединский — 361 Нелидовы — 333 Немиров — 319 Немиря — 244 Неплюев — 209,677 Нерон, римский император — 155, 675
Нестеров М. В. — 563 Нестор-591,614,709 Нечаев П. — 295 Нечаев С. Г. — 656
Никитский А. И. - 223-225, 382,601, 605
Николай I Великий, римский папа —
389.687
Николай I, российский император — 667-668,692-693,713 Николай II, российский император — 5,705
Никон, денщик (лит.) — 185 Никон, патриарх - 381,389-390,490, 687
Нил Сорский — 208, 381,392, 394,
621.677.687 Ницше Ф. — 559,701 Новалис — 154 Новгородов И. — 295 Новиков Н. И. - 637-638,685 Новицкий И. П. — 241 Ногин — 375
Ногин В. П. - 14,16 Ноздрев (лит.) —186

726
Ной (библ.) — 393 Нордстон, графиня (лит.) — 175 Ньютон И. — 421,693
Облонский Стива (Степан Аркадьевич) (лит.) — 144-145,147 Обнорский В. П. — 656 Овдокимов Степан — 263, 265 Овсянико-Куликовский Д. Н. — 201 Овчинников — 356 Огарев Н. П. — 522 Оглоблин H. Н. — 296 Ографена, вел. кн. — 237 Одинцова (лит.) — 145-146 Одоевский М. И., кн. — 371 Окороков — 356
Олег Вещий, великий кн. киевский — 215,218, 587,619,709 Олег Святославич, кн. — 218 Олег, кн. древлянский — 581 Олесницкий Н. — 690 Олесова Варенька (лит.) — 179-184, 190-192,677 Олковы — 366 Олтуфьев — 243
Ольга, св., великая княгиня киевская — 219, 581,584,711 Олябьев — 370 Онегин Ев. (лит.) — 135,672 Ордин-Нащокин А. Л. — 368,686 Ориген — 688 Осовский — 643 Оссиан (миф., лит.) — 150,674 Оствальд В. — 538, 541,700 Остерман А. И. — 210,678 Остикович Г. С. — 241 Отрепьев Г. — см. Лжедмитрий I Оуэн Р. — 517,694 Офелия (лит.) — 199-200
Павел I, российский император — 635-636,638,667 Павлов А. С. — 381,686 Павлов-Сильванский Н. П. — 110-111, 231,592, 598,628-629,665,710 Палицын А. — 398,690 Пандалевский (лит.) — 154 Панин — 353 Панковский — 350 Патрикеев В. (Вассиан) —381,394, 621, 686
Патрикеев И. —394 Патрикеевы — 400 Патрикий (Патрикей) Наримунто- вич — 224,226 Пахомий — 593 Пашков И. — 402 Пере Б. - 137,673 Пересветов И. В. — 395,689 Перетяткович Г. И. — 262 Перов В. Г. - 563 Перун (миф.) — 216, 590,680 Пестриков — 340 Петелин — 293
Петр I Великий, российский император - 120,135, 209-210,290, 445-446,466,483-484,491,623, 630-631,636,667,669,677-678, 692
Петр, митр. — 383 Петрицкий (лит.) — 176 Петрищев — 359 Петров Михаил — 261 Петроний (Гай Петроний Арбитр) — 154-158,675 Петух (лит.) — 187 Пивов — 368
Пигасов (лит.) — 155,157 Пимен, митр. — 383 Пинкевич А. П. — 30, 32

Указатель имен
727
Пиррон — 157,675 Писарев - 373
Писарев Д. И. - 5,145, 523,655,674, 694
Платонов С Ф. — 256, 292-295, 369, 396,400,403-404,410,690 Плеханов Г. В. - 20,127, 578,656,669 Плешкин — 243
Плошовский Леон (лит.) — 154-158, 193
Плюшкин (лит.) — 190 Погожев — 361 Подивников — 237 Пожарский Д. М., кн. — 326,405 Поздеев - 332 Поздеев Марк — 263-265 Покровский М. Н. 15,47,401,405, 578, 580-581,584,633,646,649 Полан Ф. — 137,673 Полгер У. — 359 Поленов В. Д. — 563 Полина Карповна (из романа «Обрыв») (лит.) — 153 Полоний (лит.) — 195,200 Полторацкий — 640 Помпей Шей — 447 Попов Н. А. — 290 Посошков И. Т. — 490 Поссевино А — 101,664 Потивин — 311 Претич — 216 Прозоровские, кн. — 331 Прокопий Кесарийский — 579,708 Прокофьев Жюк — 235 Протопопова О. В. — 6 Прудон П. - 522,696 Прус (лит.) — 393 Пуанкаре А. — 542,701 Пугачев Е. И. — 633 Пуссен Н. — 562
Пушкин А С — 368, 561, 574,692
Пущин — 308
Пшибрам — 532
Пыпин А Н. — 623
Пятой Г. — 371
Рабле Ф. — 491 Радищев АН. — 637-638 Разварин — 355 Разин С. — 630 Разумовский Д. В. — 618 Райский Б. П. (лит.) — 150-153,155, 157
Рамзай У.- 547,703 Рандольф Т. — 88,664 Расин Ж. — 491 Рафаэль С. — 205,562,675 Редедя — 219 Редриков - 313 Резерфорд Э. - 547,703 Резников — 334
Рейтерн М. X. — 658,644,648-649, 705
Рембрандт ван Рейн — 562 Репин И. Е. — 563 Репнин, кн. — 356,358 Рескин Дж — 138,674 Ретвих Н. П. — 352 Ржевские — 333 РибоТ. — 137,536,673,699 Риттер К — 119,667 Робеспьер М. - 568, 570-571,706 Родивонов — 339 Рожанский — 405
Рожков Н. А - 5-26, 28-50,594,605, 609,624-625,658,663-665,672, 674,677,679,681-683,685,687, 690-692,699,702,705,707-709, 711,714

728
Рожкова 3. П. — 17, 27
Рожкова М. К — 34
Розенкранц (лит.) -198
Рокамболь (лит.) — 677
Ролан Ж.- 568,705
Роман Мстиславич — 708
Романовы — 399,401,403
Ромодановские — 329
Ростовцев М. И. — 47
Ростопчин — 640
Рубенс П.-П. — 562
Рублев Андрей — 621
Рудин (лит.) - 154-159,193
Румянцев — 640
Руссо Ж-Ж — 511, 517, 524,705
Рюрик, кн. новгородский — 218, 393
Ряполовский, кн. — 394
Савва Вишерский, св. — 227 Савватий, св. — 92,664 Савельев — 355 Савиньи Ф. — 122,668 Сади-Коко (лит.) — 182 Садко (был.) — 490,619 Салтыков М. Г. — 401,403-405,690 Салтыковы — 403 Самарин — 640,645 Самборский — 640 Самодур — 346 Самоквасов Д. Я. — 213, 585 Санин И. — см. Иосиф Волоцкий Санчо-Панса (лит.) — 139-141 Сапега Я. — 405 Саранцын — 320 Свенельд 216,680 Свердлов М. Б. — 680,683 Светешников — 373, 379 Свифт Дж. —491
Свияжский (лит.) — 145,149 Святогор (был.) — 709 Святополк II Изяславич — 587,681 Святослав Игоревич, вел. кн. киевский-213, 581,584,613,679 Святослав Ярославич, вел. кн. киевский — 215, 217,681 Северов И. — 310 Сегантини Дж. — 563 Седунов А. В. — 38 Селеховский — 374 Семевский В. И. — 632,634,643 Семен (Симеон) Гордый, вел. кн. московский — 276 Семенов — 640 Семенов В. — 621 Сенека — 157,675 Сенкевич Г. — 154,162,193,675 Сен-Симон К. - 517,519,694-695 Сенька Полозович — 244 Сервантес М. де — 139,142,149,162 Сергеев - 359 Сергеевич В. И. — 238 Сергий Радонежский — 593,710 Сергий, игумен — 392,688 Середонин С. М. — 255-256, 292,624 Сережка из «Мальвы» (лит.) — 179 Серпуховский (лит.) — 176 Сеченов И. М. — 523,697 Сеченый — 354
Сигизмунд III, король Речи Посполи- той-403-405,685 Сильвестр, член «Избранной рады» — 394
Сильвестр I, папа римский — 687 Сильвестр, выдубицкий игумен — 591, 709
Симон, митр. — 383 Симонов Н. — 34 Сицкий А. Ю. — 261

Указатель имен
729
Сицкий Ю. А. — 325-326, 367-368 Скворцов-Степанов И. И. — 11 Склодовская-Кюри М. — 546,702 Скобелев М. И. — 24 Скопин-Шуйский М. В. — 403 Скрынников Р. Г. — 687 Скуратов М. — 396 Смолянкин — 357 Сновидов — 321 Снятыньский (лит.) — 155-157 Собакевич (лит.) — 187,190 Собакин — 373 Соболев — 100 Соболевский А. И. — 621 Соковнин — 325, 354,640 Соколова. —9-Ю, 12 Соловьев В. С - 367-368, 525,697 Соловьев С М. - 110,119,219,608, 665,697
Солон — 465,476 Софья Палеолог — 393 Социн Л. — 687 Социн Ф. — 687
Спенсер Г. - 5,40,116,123, 519,666, 670
Спесивцев — 320
Спиноза Б. - 153,491,564,504-505, 514, 526,675-676 Сталин (Джугашвили) И. В. — 39 Станкевич Н. В. — 521,696 Степанов, целовальник — 351 Степанов H. H. — 13 Стефан Баторий, король Речи Поспо- литой - 241, 367, 368 Стефан Махрищский — 593,710 Столетов А. Г. — 542,701 Столыпин П. А. — 657,713 Сторожев В. Н. - 294, 301, 3328, 330- 331,339,408-409 Стрешнев — 373, 379
Стрешнев В. И. 347
Стрешнев Ф. С. — 310
Строев — 325
Стронин А. И. — 123
Струве П. Б. - 127,162,634,639,669
Стюарты — 419
Судимантов М. — 234
Суконников — 370
Сулешов, кн. — 325
Сумбулов — 402
Сунбулов (Сунбул) Ф. И. — 233, 237 Суриков В. И. — 563 Сутупов — 399 Сытина У. — 332
Тавлош — 367
Тайлер Уот — 627
Тараканов — 323
Таранов А. В. — 16
ТардЖ.-40,130-132,671
Тарута — 360-361
Тассо Т- 150,674
Татев — 399
Тацит — 463,691
Телицын Б. — 371
Теодорович И. А. — 14
Терешкин А. — 346
Терещенко М. И. — 572,707
Террайль Понсон де — 677
Тесман Йорган (лит.) — 195
Тесман Юлиана (лит.) — 194-195
Тигеллин (лит.) — 159
Тимонов — 350
Тимофеев И. — 398-399,690
Титов Кушников — 640
Тихомиров М. Н. — 712
Тициан В. — 562
Толбугин — 359
Толбузин — 265

730
Толстой И. — 213
Толстой Л. Е - 67,138,144,149,162, 173,197, 201-202,430,491,561, 675,677
Тороканов С. — 347 Точисский П. Л. — 5 Тредьяковский (Тредиаков- ский) В. К. — 636,713 Троекуров, кн. — 339 Троицкий М. М. — 522,696 Трофимов — 417 Трубецкие — 403 Трубецкой, кн. — 305 Туган-Барановский М. И. — 625,631, 644,658
Туллий Сервий — 476 Тургенев И. С - 143,149,162, 564, 674
Тширнер, учитель Лассаля — 165
Тыртова — 359
Тэн Е - 669-671
Тюдоры — 419
Тютюкин С В. — 19
Удинцев В. — 632 Ульфельд Я. — 88,101,664 Ундольский В. М. — 256 Унковский А. М. — 645 Уншлихт И. С. — 39 Уорд Л. — 40,128-131,670 Урмаметев Василий — 265 Урусов, кн. - 329, 333 Устрялов Н. Г. — 120,667
Фарадей М. - 547,703 Федко (Федор) — 244 Федор Васильевич — 236
Федор Иванович (Иоаннович), рус- ‘ ский царь — 398,685,690 Федотов П. А. — 563 Федотов-Чеховский А. — 230,234— 235, 330, 332
Фейербах Л. - 20,516-518, 522-523, 527-528
Феодосий Косой — 490,620,712 Феодосий Печерский, св. — 590,614, 709
Феокрит — 154,675 Феоктист тверской — 387 Филарет (Романов Ф. Е), патриарх — 298, 387, 389,403,685 Филимонов Е. С. — 585,709 Филипп (Колычев Ф. С.), митр. — 389 Филипп, царь Македонии — 429 Филофей — 393-394,622,689 Фихте Иммануил Герман — 700 Фихте Иоганн Готлиб — 514, 540,699, 700
Флетчер Дж. — 88,101,250, 256, 398, 624,664,690 Фокеродт И. — 210,678 Фомин — 100, 320 Фомины — 332 Фортюнэ-дю-Буогобэй — см. Буагобе Ф.
Фра Беато Анжелико — 712 Франс А. — 561
Франц II, император Священной Римской империи — 663 Франциск Ассизский — 453,621 Фредегонда — 488 Фрибе — 640
Фридрих II Великий, король Пруссии — 445,678 Фролов — 349 Фрум — 364
ФулльеА.- 129-132,137,671

Указатель имен
731
Фурье Ш. — 517, 529,695 Фустов — 312
Фюстель де Куланж Н. — 125,668
Хаггинс У. — 702 Халтурин С. Н. — 656 Хатунский — 340 Хвостов М. М. — 47 Хилков, кн. — 325 Хлодвиг, король франков — 488 Хлопов В. — 261 Хованская М., кн. — 325 Ходаковский (Доленга- Ходаковский) — 585,709 Холмский, кн. — 394 Хомяков А. С. — 521,696 Хорив - 215, 581, 584-585,613,680 Хотяинов — 308 Хризотемида (лит.) — 156 Хрипков — 355 Хрущев И. — 381,687 Хрущов — 640,642,686
Цандер — 167 Цезарь Гай Юлий — 691 Церетели И. Г. — 22,24 Цецилия, св. — 154,675
Чаадаев — 642 Чаадаев П. Я. — 520-521,695 Чарноцкий А. — см. Ходаковский Чегл оковы — 333 Челкаш (лит.) — 67,179 Чемберлен Дж. — 492,692 Чемоданов — 316 Ченслер Р. — 250,684
Черкасский (Черкасский), кн. 322, 399,401
Черкасский (Черкаский) Д. М., кн. — 322
Черкасский И. Б., кн. — 361 Черкасский Я. К, кн. — 361 Чернобаев А. А. — 37-38 Чернышевский Н. Г. — 523 Чехов А. ГГ — 561,675 Чечулин Н. Д. — 624 Чириков П. — 320, 351,359, 371 Чистой Н. — 370 Чихачев — 351
Чичерин Б. Н. - 274, 282, 286, 302, 375, 589
Чичиков П. И. (лит.) — 185-192,452 Чулковы — 330 Чупахин — 358
Чурила Пленкович (был.) — 490
Шаванн П. де — 563 Шаляпин Ф. И. — 563 Шамов И. К. - 663,665 Шанцер В. Л. — 12 Шапилов А. — 376 Шарден Ж.-Б. С.-563 Шахматов А. А. — 622 Шахов А. А. — 135,672 Шаховской, кн. — 264, 372 Швеглер А. — 584,708 Шекспиру.- 198, 205,491 Шелехов — 640
Шеллинг Ф. - 515, 520-521, 564,697
Шепелев — 358
Шереметев Ф. И. — 368
Шетилов — 377
Шеховцев — 377
Шиллер Ф. — 491
Шильдер Н. К - 120-121,667

732
Шимко И. И. - 387 Шифф, знакомый Лассаля — 164 Шишкин, крестьянин — 100 Шишкин, рудознатец — 366 Шишкин И. И. — 563 Шишкина М. — 366 Шляков-Чешский, кн. — 325 Шокуровы — 265 Шокуров — 265 ШометП.- 569-570,706 Шпаков А. Я. — 381,687 Штаммлер Р. — 81,127 Штук Ф. фон — 563 Шуберт Ф. — 154 Шуйские — 398,400 Шуйский, кн. — 355 Шуппе В.- 535,698-699 Щек - 215,581, 584-585,613,680 Щелкалов А. Я. — 685 Щелкалов В. Я. — 293,685 Щелкаловы — 399 Щепкина Е. Н. - 262, 264,266 Щербацкая Кита (лит.) — 176 Щербацкий (лит.) — 145 Щербина Ф.А.— 651
Эбер Ж.-707 Эвника (лит.) — 156 Эльвстед Тея (лит.) — 195-196 Эльснер, биограф Наполеона 1 — 170 Энгельман И. — 230 Энгельс Ф. - 20,127, 517-519, 523, 527-528,695 Эней (миф.) — 675
Юдин Б. — 305 Юль Ю. — 210,678 Юм Д. — 60, 565
Юстиниан I, император Византии — 708,712
Юшкевич П. С. — 537,700 Юшков А. - 233-237, 277, 282,297, 683
Юшков П. — 330
Ягайло, вел. кн. лит. — 385 Яковкин И. И. — 589 Яковлев Д. — 343 Яковлев Серка сын Лысцев — 235 Ян (Янь) Вышатач — 217,681 Янсон Ю. Э. — 646 Ярополк Святославич, вел. кн. киевский — 218-219
Ярослав Владимирович Мудрый, вел.
кн. киевский — 217,614 Ярослав, кн. (в Пскове) — 225 Ясинский М. Н. — 239, 245 Яхонтов В. И. — 22 Яшвин (лит.) — 176
Bluntschli (Блюнчли И.) — 246 Dopsch — 593 Flach-593
Inama-Sternegg (Инама-Штернег) — 259
Jellinek (Еллинек Г.) — 211 Lamprecht — см. Лампрехт Sée - 593

Список сокращений
грам. — грамоты кол. — коллегия об. — оборот отказы. — отказная пал. — палата писц. — писцовые прик. — приказной св. — свиток сп. — список ст. — стол стар. — старый у. - уезд эк. — экономия

Содержание
Николай Александрович Рожков
Волобуев О. В. 5
Н. А. РОЖКОВ. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ 51
История, мораль и политика 53
Научное миросозерцание и история 72
Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке и его влияние
на социально-политический строй того времени 81
Психология характера и социология 116
Происхождение самодержавия в России 211
Основные законы развития общественных явлений
(Краткий очерк социологии) 420
Основы научной философии 498
Великая французская и русская революции 567
Очерк истории труда в России 577
КОММЕНТАРИИ 661
Библиография 714
Указатель имен 715
Список сокращений 733

Научное издание
Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века
Рожков Николай Александрович Избранные труды
Ведущий редактор Е. А Качанова Редактор Я. В. Пучкова Художественный редактор А К. Сорокин Художественное оформление М. В. Минина Компьютерная верстка А Ю. Титова Технический редактор Ж М. Ветрова Корректор Я. Б. Стахеева
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 28.12.2009. Формат 60x90 7,6. Печать офсетная. Усл.-печ. л. 46,0.
Тираж 1000 экз. Заказ 2128
Издательство «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН) 117393, Москва, ул. Профсоюзная, д. 82.
Тел.: 334-81-87 (дирекция), 334-82-42 (отдел реализации)
Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «ИПК «Ульяновский Дом печати». 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14