Текст
                    ДОМИНИК гиио
люди
И СОБАКИ

ДОМИНИК ГИЙО ЛЮДИ И < ОЬ -I- Книга французского исследователя посвящена взаимоотношениям челове- ка и собаки. По мнению автора, собака — животное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изы- скания в области дисциплин сугубо гуманитарных. Автор проблематизирует целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой раз- умеющимися: особенности эволюционного происхождения вида, стратегии одомашнивания и / или самостоятельная адаптация собаки к условиям жизни в одной нише с человеком и т. д. По мнению ученого, именно Canis familiaris с «экологической» точки зрения является для нас самым близким существом. Книга получила в 2009 году Гран-при Морон, награду, присуждаемую «фран- цузскому автору за труд или произведение, способствующее продвижению свежих этических идей». Доминик Гийо — социолог, антрополог, специалист по истории науки, директор исследовательского центра Жака Берка в Рабате.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
DOMINIQUE GUILLO DES CHIENS DES HUMAINS Paris Editions Le Pommier 2011
ДОМИНИК гийо люди СОБАКИ Новое Литературное Обозрение 2017
УДК 636.7 ББК 46.73 Г46 Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского института Cet ouvrage abeneficie du soutien des Programmes d'aide a la publication de 1'Institut frangaise Редактор серии И. Калинин Гийо, Д. Г46 Люди и собаки / Доминик Гийо; пер. с франц. Т. Пятни- цыной. — М.: Новое литературное обозрение, 2017. — 328 с. (Серия «Интеллектуальная история»). ISBN 978-5-4448-0695-1 Книга французского исследователя посвящена взаимоотно- шениям человека и собаки. По мнению автора, собака — жи- вотное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изыскания в обла- сти дисциплин сугубо гуманитарных. Автор проблематизиру- ет целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой разумеющимися: особенности эволюционного про- исхождения вида, стратегии одомашнивания и/или самостоя- тельная адаптация собаки к условиям жизни в одной нише с человеком и т.д. По мнению ученого, именно Canis familiaris с «экологической» точки зрения является для нас самым близ- ким существом. Книга получила в 2009 году Гран-при Морон, награду, присуждаемую «французскому автору за труд или про- изведение, способствующее продвижению свежих этических идей». Доминик Гийо — социолог, антрополог, специалист по истории науки, директор исследовательского центра Жака Бер- ка в Рабате. УДК 636.7 На обложке: Аньоло Бронзино. Портрет ББК 46.73 женщины в красном. Фрагмент. 1533. Штеделевский художественный институт © Stadel Museum - ARTOTHEK Original edition «Des Chiens et des humains» © Editions Le Pommier - Paris, 2009 © T. Пятницына, пер. с французского, 2017 © ООО «Новое литературное обозрение», 2017
Содержание ПРЕДИСЛОВИЕ...................................9 ВВЕДЕНИЕ......................................13 Загадочное увлечение..........................17 Собачьи пакости...............................19 Не более чем собаки: тезис о собаке-иллюзии...23 Философия: пропасть между человеком и животным ... 26 Гуманитарные науки: природа и культура...... .28 Этология: призрак антропоморфизма.............29 Связь, древняя как мир........................31 Неужели они настолько умны, чтобы нас одурачить? ... 33 Открыты новые горизонты ..................... 37 ГЛАВА 1 ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? Эволюционное происхождение собак.............41 Между человеком и волком......................41 Древнее самого человека.......................42 Животное вечное и вездесущее..................43 Одомашнивание собаки..........................46 Кто же кого приручил?.........................54 Модель собаки-мусорщика.......................59 Самое близкое человеку животное...............62 Многофакторный процесс........................64 ’ ГЛАВА 2 КТО ОНИ ТАКИЕ? Биологические аспекты одомашнивания собак....69 Мягкий отбор..................................72 Мозаичная эволюция............................74 Синдром Парка Юрского периода.................80 Популяционный подход..........................83 Между собаками и волками: реальные границы вида .... Canis familiar is...........................86 5
ГЛАВА 3 ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ И ЗРИТЕЛЬНЫЙ ОБМАН Подвижная система связанных популяций........93 Создание собачьих пород в XIX веке: между расовой теорией и евгеникой......................98 Генетическая и генеалогическая необоснованность. разделения собак на породы................104 Собаки породистые и дворняги..............106 Прежняя и нынешняя селекция: образы заводчика и собаковода-любителя.....................108 Последствия теории пород для собачьей популяции ... 112 Природный артефакт, домашний дикарь.......115 Славные породистые собаки.................117 Порода: еще одна собачья стратегия для использования антропогенной ниши?.....119 ГЛАВА 4 КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? Мадлен и собака.............................121 Получение и обработка информации..........123 Зрение....................................126 Слух......................................132 Принять «точку обоняния» собаки...........134 Заключение................................138 ГЛАВА 5 ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? Собачья психология и антропоморфизм.......140 Эффект «умного Ганса».....................141 Прекрасные иллюзии?.......................142 Бихевиоризм, этология и разум.............145 Возможности эвристического антропоморфизма..149 Каково же быть собакой? Антропоморфизм и эгоморфизм............................155 Функциональный антропоморфизм.............157 В поисках собачьего разума................161 ГЛАВА 6 СОБАЧИЙ СКЛАД УМА Физический мир собаки.......................163 Объекты.....................................166 6
Они суеверны................................168 Разум, ты ли это?...........................170 Desperate housedogs?........................174 ГЛАВА 7 КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК Собака Павлова — не то, чем кажется........178 Два социума.................................183 Волк ли волк другому волку?.................185 Люпоморфизм и неотения: собака — это юный волк?.... 188 Бебиморфизм: собака — это ребенок?..........192 Упразднение стаи............................195 Значение иерархии в каждом из двух социумов.198 Скорее вольнонаемные, чем верноподданные....203 ГЛАВА 8 МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? КАК ЛЮДИ И СОБАКИ ОБЩАЮТСЯ МЕЖДУ СОБОЙ Что значит «гав»?...........................207 Что же происходит на самом деле: несемантическая коммуникация................................212 Зрительная коммуникация.....................218 < Собаки — совсем не дураки: pointing.........221 Звуковая коммуникация: лай..................226 Они лают, потому что мы разговариваем?......228 Понимают ли они слова?......................230 Язык для разговора с собакой: doggerel ............... 233 Как разговаривать с собакой: рациональный подход... 234 ГЛАВА 9 АГРЕССИЯ У СОБАК Все дело в точке зрения.....................241 Типы агрессии у собак.......................244 Не слишком строгие правила поведения........249 Проблема опасных собак......................254 ГЛАВА 10 КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА Амбивалентность чувств .....................259 7
Эмпатия по отношению к животному: разлад с людьми?.....................................263 Собака-компаньон: эмоциональное замещение?....264 Эмпатия и человеческая природа................266 «Обращаться как...» или «принимать за...».....269 Иногда мы предпочитаем людям собак............270 Отношения с животным: гибкие обязательства....272 Бесконечный туннель...........................274 Связь с незапамятных времен...................278 Любовь к зверю, отказ от человека?............280 Допустимое непонимание........................285 Разговор с животным...........................290 ГЛАВА 11 СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА: АНТРОПОКАНИННЫЕ СООБЩЕСТВА Нам близки только те, кто похожи на нас?..296 Социальная связь как взаимная адаптация...299 Антропоканинное общество..................302 Разнообразие антропоканинных культур......303 Отказаться от противопоставления природы и культуры.................................308 ЛИТЕРАТУРА..................................311
Предисловие В основании этой книги лежит твердая уверенность автора в том, что собака для человека—животное совершенно особенное. Начать с того, что у меня самого есть собака и поэтому для того, чтобы в процес- се повествования оставаться объективным и беспри- страстным, стараясь избежать сентиментальности, вос- торгов и пустых похвал, мне приходилось соблюдать особую осторожность. Сам факт присутствия рядом с тобой верного четвероногого друга внушает умиление и восхищение, так что всегда есть опасность, что собака начнет интересовать тебя скорее как хозяина, чем как ученого или философа. Однако результаты исследования превзошли все мои ожидания. Действительно, собака для человека— жи- вотное уникальное, и ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о нас самих, чем все научные изыскания в области дисциплин более «гуманитарных». Именно поэтому книга посвящена собаке. Разумеется, рядом с нами обитает множество других животных: вспомнить хотя бы о кошках или, к примеру, о золотых 9
ПРЕДИСЛОВИЕ рыбках — представителей этих двух видов можно встре- тить во французских домах гораздо чаще, чем собак. Речь пойдет о собаке потому, что собака всегда и везде была рядом с человеком, в любом человеческом обще- стве; она помогала человеку во всех его делах, ну, или почти во всех. Это вовсе не означает, что компания кош- ки для нас менее комфортна или же что кошка пред- ставляет для нас меньший интерес. Я ни в коей мере не хотел бы возобновлять или подогревать «конфликт культур» (Негап, 1988) между любителями кошек и со- бак. Просто кошки начали радовать нас своим присут- ствием и повсюду совать свой любопытный нос в наших домах сравнительно недавно; они связаны с нами на протяжении лишь нескольких культурно-исторических периодов; каких-то особых биологических механизмов адаптации к условиям совместного обитания с чело- веком у них не появилось; а по сравнению с собаками свойственные им функции и виды деятельности в на- ших домах гораздо менее разнообразны. Цели этой работы никак не связаны со стремлением вызвать любовь к собаке — и уж тем более неприязнь к ней! Не входили в наши планы и попытки собак за- щищать или отстаивать их права. Что ни говори, это было бы слишком самонадеянно. У нас еще будет воз- можность убедиться, что в этом отношении собаки не слишком нуждаются в помощи: они прекрасно умеют находить к нам подход. Работа преследовала прежде всего научные цели, а именно определение круга вопро- сов, проблематика которых выходит далеко за пределы простого знания нравов и психологии лучшего друга человека, — хотя и этого было бы уже немало. Таким образом, книга может восприниматься на трех уровнях. Прежде всего, она будет интересна тем, кто хотел бы пополнить свои знания о собаках: об их происхождении, психологии, особенностях восприятия окружающего мира и способах взаимодействия с нами. Откуда они 10
ПРЕДИСЛОВИЕ появились? Как они представляют нас? Понимают ли они наш язык? Каким они видят мир — черно-белым или цветным? Как объяснить их агрессивность? Кроме того, книга адресована людям, стремящимся понять природу той мистической связи, которая возни- кает между человеком и его домашним животным-ком- паньоном. Собака здесь может выступить в роли офици- ального представителя, выражающего — хотя она и не умеет разговаривать— мнение всех животных, с кото- рыми у хозяев домашних питомцев складываются отно- шения, странные и непонятные всем тем, у кого в доме животных нет. Нормально ли это— разговаривать со своей собакой? Правомерно ли полагать, что в эмоцио- нальном плане собака заменяет нам ребенка, супруга или покойного друга? Можно ли воспринимать любовь к собаке как отказ от любви к людям? И, наконец, в этой работе затрагиваются некоторые вопросы, традиционные для гуманитарных наук. Изу- чение собаки размывает границы между культурой и природой, доселе казавшиеся незыблемыми. Эти жи- вотные обладают выраженной индивидуальностью — пусть даже и отличной от нашей, — и отношения, возни- кающие между нами и собаками, действительно можно назвать социальными. Изучение способов взаимодей- ствия с собаками указывает нам путь, позволяющий по- новому взглянуть внутрь нас самих и выявить скрытые в глубинах нашей психологии черты, ответственные за социабильность, определяющие возможности общения или причины взаимного непонимания с существами, настолько не похожими на нас. Для решения подобного рода задач нужно было со- брать весь имеющийся на сегодняшний день— ис- ключительно обширный — материал. Одна из послед- них обобщающих работ, посвященных собакам, «Dog: Behaviour, Evolution, and Cognition» («Собака: поведе- ние, эволюция, когнитивные способности»), написан- ная Адамом Миклоши (Miklosi, 2007), стала для меня п
ПРЕДИСЛОВИЕ настоящим кладезем подробной информации, каса- ющейся гипотез и дебатов в области этологии собак, а приведенная в работе библиография, которая пред- ставляет исчерпывающий перечень научных статей по данной тематике, значительно упростила поиск необхо- димого материала. Читатель, желающий углубить свои знания в области эволюции собак и их поведенческих реакций, с большой для себя пользой может обратиться к этой замечательной книге. Кроме того, можно пореко- мендовать еще одну книгу, пусть не настолько полную и академически точную, но, тем не менее, очень увлека- тельную и в чем-то даже революционную. Речь идет о ра- боте Стефана Будянски, «The Truth about Dogs» («Правда о собаках») (Budiansky, 2002), которая была мне особенно полезна в том, что касается вопросов одомашнивания собак и способов общения с ними. Я хотел бы поблагодарить Софи Банкар, Жан-Мишеля Беснье, Катрин Корню, Алис Довернь, Себастьяна Ган до- на, Жиля Авара, Пьера Меркле, Сильви Мезюр, Паскаля Северака и Марьон Викар за их конструктивные и ис- ключительно ценные для меня замечания к первому ва- рианту текста. Я не стану благодарить мою собаку Вегу: это было бы слишком бестактным по отношению к лю- дям... а в силу причин, которые, я надеюсь, станут оче- видными по прочтении этих страниц, и вовсе непонят- ным для собаки способом выражения благодарности.
Введение То удивительное очарование, которым облада- ют в глазах некоторых людей их четвероно- гие друзья, не может не показаться непости- жимой тайной тем, кто особой нежности к собакам не испытывает. И даже счастливые владельцы од- ного из представителей Canis familiaris вынуждены признаться, что зачастую они сами становятся сви- детелями зрелища неожиданного, чтобы не сказать странного. Множество собак — в том числе и моя, не буду этого скрывать— целыми днями томно возле- жат на диване. Будто утомленный праздностью ко- роль, ваш пес лишь тяжело вздохнет, если вы посме- ете его побеспокоить. Они получают еду, не прилагая для этого ни малейших усилий, настойчиво требу- ют, чтобы их вывели на прогулку, облаивают ваших друзей, когда те имеют нахальство появиться у ваше- го порога: причем все эти бесчинства творятся с та- ким невозмутимым видом, что ответ на вопрос, кто, собственно, в доме хозяин, уже не кажется столь уж очевидным. Рассерженные владельцы собак тут же сдаются, увидев, как их умоляют о пощаде — голова опущена, взгляд... собственно, он и называется у нас взглядом побитой собаки. С собаками разговарива- ют, перед ними извиняются, случайно наступив им на лапу. Их хоронят: есть кладбища,— как, напри- мер, в Аньере, — предназначенные специально для наших верных четвероногих друзей. Об умерших со- баках плачут, и скорбь по ним сопоставима со скор- бью от потери близкого человека. 13
ВВЕДЕНИЕ В последние десятилетия в развитых странах эксцен- тричность владельцев собак достигла, кажется, наивыс- шего уровня. Некоторые собаки теперь имеют собствен- ный гардероб и украшения, их шерсть подстрижена и причесана особым образом, они носят банты и лен- ты подобно наряженным пуделям, служившим некогда живыми игрушками для почтенных дам. Множество телевизионных передач, посвященных животным-ком- паньонам, или телетренинги типа «Мой пес мной ко- мандует. Что делать?» лишь подтверждают очевидный факт: большинство собак сегодня окружены такой неж- ностью и заботой, какими их хозяева не удостаивают даже самых близких своих родственников. Это явление выходит далеко за пределы Франции. По всей Европе собаки, наряду со своими хозяевами и хо- зяйками, представляют аналогичное зрелище, при- чем уже не первое десятилетие. То же самое происходит и в других странах мира. Приведу лишь один пример. Совсем недавно в Новой Зеландии настоящим бестсел- лером стал диск, выпущенный специально для собак, с музыкой, предназначенной лишь для собачьих — а не человеческих—ушей. Однако пальма первенства в этой области принадлежит, несомненно, Соединенным Шта- там: не менее 75 миллионов собак, живущих на данный момент в домах американцев, становятся объектом неж- ной заботы и почитания, граничащего с культом. Этот факт подтверждается феноменальным зрительским успехом собак-героев телевизионных и кинофильмов — Рин Тин Тина, Лесси1 и прочих Бетховенов. Можно ли считать этот феномен отличительной чертой Запада? Принимая во внимание значитель- ную разницу в отношении к природе и животным в различных культурах, логично было бы допустить, что так оно и есть. В разные времена сакральными I У Лесси и Рин Тин Тина есть собственные звезды, которые в числе 2ооо прочих украшают знаменитую Walk of Fame, Аллею звезд в Голливуде. 14
ВВЕДЕНИЕ и табуированными считались самые разнообразные животные. Взять хотя бы корову, свинью или кошку, ко- торая, к слову сказать, еще совсем недавно воспринима- лась во французских деревнях как животное недоброе и даже зловредное. Преодолевая культурные границы, увлечение домашними животными вообще и собака- ми в частности получило и чисто географическое рас- пространение. Так, в Японии с недавнего времени оно достигло невиданных размахов. С начала 2000-х годов эта страна переживает настоящий pet-boom: по данным Pet Food Association*, сейчас в Японии насчитывается порядка 11 миллионов домашних животных, и их ко- личество ежегодно увеличивается на 2,4%, в то время как прирост населения составляет не более 0,1% в год. Начиная с 2003 года количество домашних питомцев на островах архипелага превышает численность детей младше 15 лет. Японцы, которые по соображениям су- губо материального порядка не могут позволить себе держать в доме собаку, имеют возможность без особо- го труда... взять ее в аренду. Так, например, Puppy The World, один из 115 пунктов аренды собак, открытых на сегодняшний день в Токио, предлагает арендовать чет- вероногого друга всего за 12 евро в час. Особым спросом пользуются собаки небольших размеров — пудели или чихуа-хуа. Еще больше в этом плане удивляет Китай, охвачен- ный сегодня той же страстью. Конечно, эта страна и сей- час остается мировым лидером в потреблении собачье- го мяса: его можно купить в супермаркетах, встретить в меню многочисленных ресторанов приготовленным по самым разнообразным рецептам. Особенно это яв- ление характерно для юга и северо-востока страны, то есть регионов проживания китайцев корейского про- исхождения. Крометого, вплоть до 1995 года содержание собак в Пекине было запрещено вовсе. Таким образом, * Ассоциация производителей кормов для домашних живот- ных. (Прим, пер.) 15
ВВЕДЕНИЕ можно говорить о том, что в Китае увлечение домаш- ними питомцами начало распространяться совсем не- давно, но при этом уже успело достичь значительно- го размаха. А в последние годы в китайской столице произошел буквально взрыв численности собак-ком- паньонов— чаще всего это, безусловно, пекинесы, но есть и пинчеры, и карликовые шнауцеры, и небольшие пудели. Несмотря на то что владельцы собак вынуж- дены платить налог — хотя размеры его из года в год уменьшаются,— сегодня в городском Комитете обще- ственной безопасности зарегистрировано порядка 700 ООО собак. А если к ним прибавить еще и неучтенных, получится более миллиона собак, живущих сегодня в Пекине. Как и следовало ожидать, распространение подобного увлечения сопровождается изменениями в отношении к домашним животным: появляются об- щества по их защите; рынок лекарственных средств, питания, предметов ухода и аксессуаров для собак пе- реживает головокружительный рост. Вместе с тем по- требление собачьего мяса, по-видимому, имеет тенден- цию к уменьшению. Подобные изменения происходят сейчас и в некото- рых странах Магриба, несмотря на то что многие века собака пользовалась здесь дурной репутацией. Напри- мер, в Марокко в среде зажиточного среднего класса крупных городов все чаще можно увидеть собак-компа- ньонов, окруженных нежной заботой любящих хозяек. Как правило, это собаки небольшого размера, такие как йоркшир. Одним словом, все указывает на то, что самые раз- личные— во многих отношениях— общества, во вся- ком случае в экономически развитых или активно раз- вивающихся странах, буквально захвачены страстным увлечением животными-компаньонами вообще и соба- ками в частности. 16
ВВЕДЕНИЕ Загадочное увлечение Увлечение домашними животными покажется еще бо- лее странным явлением, если задуматься о революци- онных изменениях в культуре, которые сопровождали экономический подъем и индустриализацию, начав- шиеся в XIX веке. Вызывает удивление сам факт, что в обществе холодного рационализма и индивидуализ- ма, практически равнодушном к страданиям других людей, в обществе, одержимом идеей автоматизации и механизации всего и вся, жаждущем скорейшего без- жалостного покорения природы невзирая на возмож- ные последствия, — так вот, в этом же самом обществе нежная забота о живых созданиях, не принадлежащих к человеческому роду, становится чрезвычайно распро- страненным явлением. Как объяснить, что люди инду- стриального века, склонные считать, что окружающий мир бездушен и полон разочарований, что он лишен тех ярких красок, которые когда-то радовали глаз и вы- зывали воодушевление, — именно эти люди с готовно- стью адресуют свои самые сокровенные чувства, мыс- ли и стремления обычным животным, выстраивают с ними сложные отношения, эмоционально весьма на- сыщенные и исполненные смысла? Можно сказать, что животные-компаньоны, и прежде всего собаки, достигли невероятного успеха. Начиная с XIX века развитие гигиены, механизация работ, пре- жде выполняемых домашними животными, вдобавок к растущему беспокойству относительно проявлений жестокости в обращении со скотом, привели к ощутимо- му сокращению количества домашних животных всех видов и мастей, которые доселе переполняли публич- ное пространство, и в особенности улицы городов, где буквально на каждом шагу прохожий натыкался на ка- кое-либо животное — или на его труп. Публичные зре- лища с использованием зверей стали подчиняться все более и более строгим правилам, места для забоя скота
ВВЕДЕНИЕ были вынесены на окраины. Автомобили понемногу заменяли как лошадей, так и собак, которые вплоть до XX века использовались в Париже не только для пере- возки грузов, но и даже в качестве такси. Бродячие жи- вотные сделались объектом преследования со стороны служб санитарного контроля. Как же собаки и некото- рые другие виды, к примеру кошки, отреагировали на эти настойчивые попытки человека вытеснить их за пределы публичного пространства? Они попросту об- ратили эту тенденцию себе на пользу и ринулись заво- евывать пространство личное, человеческий дом, куда еще век назад путь им был практически заказан. По идее, индустриальное общество с присущими ему стро- гими гигиеническими нормами должно было прило- жить максимум усилий к тому, чтобы отогнать живот- ное подальше от человека. Как бы не так! Приходится констатировать, что в конечном счете собака попросту воспользовалась этим случаем для того, чтобы сбли- зиться с человеком сильнее прежнего. Объясняется ли подобный успех теми многочислен- ными функциями, которые Canis familiaris исполняет на службе у человека? Собака-поводырь, собака-пастух, полицейская собака-ищейка, натасканная на взрыв- чатку и наркотики, сторожевая собака, охотничья со- бака и т.д. С помощью лучшего своего друга человек привык решать неисчислимое количество практиче- ских задач. Однако одной лишь пользой, которую со- бака приносит человеку, вряд ли можно объяснить тот факт, что в современном мире она занимает совершенно особое место. Собаки-труженики представляют лишь очень незначительную часть от общей массы собак, жи- вущих рядом с человеком. Кроме того, при ближайшем рассмотрении этого феномена становится очевидным, что современное увлечение собаками — явление слож- ное и загадочное и не может объясняться исключи- тельно соображениями выгоды. Даже рискуя влиться в общий хор противников собак, приходится признать, 18
ВВЕДЕНИЕ что содержание наших четвероногих друзей обходится нынче очень дорого, причем не только для их владель- цев, но и для человеческого сообщества в целом. Собачьи пакости Наиболее очевидной проблемой, связанной с нашими верными друзьями, безусловно можно назвать травмы, вызванные укусами собак. В последние годы собаки стали кусать нас чаще, чем прежде, и в большинстве индустриальных стран собачьи укусы уже превращают- ся в серьезную медицинскую проблему. Применяемый в специальной литературе термин «эпидемия» лишний раз подчеркивает тот угрожающий размах, который, по мнению санитарных властей многих стран, прини- мает это явление. В Соединенных Штатах, по данным исследований, проведенных Centers for Disease Control and Prevention (Центрами по контролю и профилакти- ке заболеваний США), не менее 4,7 миллиона человек ежегодно, то есть 2% населения, страдают от укусов со- бак. В 368 000 случаев нанесенные собаками травмы настолько серьезны, что пострадавшие обращаются в службу скорой помощи, и чуть более трети из этого числа не удается спасти. Иными словами, каждый год один из пятидесяти американцев рискует погибнуть от укусов собаки. Французы подвергаются не меньшему риску: по данным медицинской статистики, каждый год двое из ста жителей Франции обращаются к вра- чу в связи с укусом собаки. В реальности же число по- страдавших может быть еще выше, поскольку зачастую жертвами нападений становятся сами владельцы собак или члены их семей и далеко не все из них считают рану достаточно опасной, чтобы обращаться за медицинской помощью. Еще одна показательная цифра: во Франции от 0,5 до 1% всех случаев, требующих экстренного меди- цинского вмешательства, связано с укусами собак. 19
ВВЕДЕНИЕ Помимо физических и психологических травм, вы- званных укусами, пострадавшие несут и значительные финансовые потери. По данным Центров по контро- лю и профилактике заболеваний, в 1990-х годах в США лечение последствий укусов стоило ни много ни мало 164 миллиона долларов ежегодно. Институт страховой информации подтверждает, что в последние несколько лет жертвы нападений собак тратили на лечение мил- лиард долларов ежегодно, при этом потери страховых компаний за счет выплат компенсаций составляли чуть более 300 миллионов долларов в год. Менее травмоопасным, но отнюдь не менее затрат- ным представляется другое явление, связанное с со- баками, которое сегодня становится настоящей голов- ной болью для муниципалитетов больших и малых городов в развитых странах. Речь идет, разумеется, о собачьих экскрементах. Кроме выраженного недо- вольства значительной части горожан — кто из нас не слышал проклятий возмущенных прохожих в адрес владельцев собак: взгляд прикован к колесу детской коляски или подошве ботинка, испачканным соба- чьими экскрементами,— эта проблема связана еще и со значительными финансовыми затратами. В ра- боте, посвященной собакам, Стефан Будянски приво- дит несколько образных сравнений, дающих нагляд- ное представление о масштабе проблемы. Каждый год, пишет он, на улицах американских городов ока- зывается порядка 2 миллионов тонн собачьего поме- та. Можно представить, в какую сумму обходится сбор и утилизация такого количества экскрементов, если учесть, что, например, ежегодное производство алю- миния в Соединенных Штатах составляет 3 миллио- натонн, ахлопка — 4миллиона. Крометого, ежегодно в американских городах на асфальт и газоны парков выливается не менее 15 миллиардов литров собачьей мочи, то есть ровно столько же, сколько за год про- изводится вина в самих Соединенных Штатах, если 20
ВВЕДЕНИЕ прибавить к ним еще и Францию, и Италию с Испани- ей (Budiansky, 2002, р. 8—9). Не менее остро эта проблема стоит и в других стра- нах. Париж, до недавнего времени оснащенный знаме- нитыми мотокроттами, ныне практически забытыми, уже долгие годы пытается бороться с этим неприят- ным продуктом собачьей жизнедеятельности. По дан- ным мэрии, 147 000 собак, зарегистрированных во фран- цузской столице, ежедневно оставляют на мостовых 12 тонн экскрементов, утилизация которых обходится казнев 11 миллионов евро в год, что составляет 1,5% все- го городского бюджета. Не говоря уж о том, что ежегодно в Париже происходит порядка 650 несчастных случаев с прохожими, поскользнувшимися на собачьем помете. Короче говоря, наши верные друзья щедро одаривают нас не только лаской, но, увы, и органикой. Таким образом, массовое распространение собак в городах осложняет общую гигиеническую ситуацию и вызывает обеспокоенность санитарных властей практически всех стран. По данным Будянски, собаки могут служить переносчиками не менее шестидесяти пяти заболеваний, передающихся человеку, таких как бешенство, туберкулез, гистоплазмоз и разного рода лихорадки. В развивающихся странах эта проблема сто- ит настолько остро, что вынуждает власти принимать строгие ограничительные меры. Не так давно в Пеки- не была объявлена политика «одной собаки»: в доме разрешено держать только одного четвероногого дру- га, рост которого не должен превышать 35 см. При этом для исполнения этого решения зачастую применяются радикальные и крайне жесткие меры: в течение лета 2006 года в провинции Юньнань власти уничтожили 50 000 бродячих собак. Вполне ощутимые проблемы собаки создают и непосредственно для своих хозяев. Речь идет пре- жде всего о цене: покупка собачьего корма и оплата услуг ветеринара составляют значительную и весьма 21
ВВЕДЕНИЕ распространенную статью расхода. Во Франции в нача- ле 1990-х эта часть семейного бюджета превышала расхо- ды на транспорт и составляла около 2000 франков в год. С тех пор эта сумма только растет. Другой пример — Кве- бек, где 78% владельцев собак в течение 2005 года хотя бы один раз обратились к ветеринару, в то время как число обратившихся за медицинской консультацией в том же году составило 76% от всего населения стар- ше 12-летнего возраста. Подсчитано, что последние не- сколько лет американские собаки за год съедают такое же количество пищи, что и все население большого Лос-Анджелеса, на общую сумму, приближающуюся к 5 миллиардам долларов. При этом следует отметить, что собачий корм стоит отнюдь не дешево! С грустью приходится признать: во французских супермаркетах цена корма для собак нередко превышает цену на недо- рогое мясо, предназначенное для людей. В сфере медицинских услуг складывается аналогич- ная ситуация: владельцы домашних животных вообще и собак в частности проявляют все большую готовность оплачивать, невзирая на цены, лечение или облегчение страданий своих верных друзей. В 2006 году в Соеди- ненных Штатах было истрачено 10 миллиардов долла- ров на оплату ветеринарной помощи и еще столько же на медикаменты. Сфера ветеринарных товаров и услуг процветает, и идеологи этого бизнеса используют лю- бые возможности для его расширения, играя на нежных чувствах хозяев к своим любимцам и даже на их угры- зениях совести: не только химиотерапия, офтальмоло- гия, хирургия или лечение артроза у собак переживают настоящий взлет, но и собачья гомеопатия и иглотера- пия развиваются параллельно с теми же направления- ми традиционной «человеческой» медицины. В послед- ние годы получил широкое распространение новый метод, уже успевший превратиться в полноценную ве- теринарную специальность, а именно так называемая «поведенческая» терапия, направленная на коррекцию 22
ВВЕДЕНИЕ психических и реляционных нарушений у собак. Я во- все не собираюсь отрицать, что подобная терапия спо- собна помочь животным, моя цель состоит в том, что- бы подчеркнуть социологический факт: люди готовы платить все больше и больше, чтобы обеспечить своей собаке благополучное существование. К этому и без того длинному списку неприятностей, доставляемых нам собаками, можно было бы добавить и те, с которыми сами владельцы собак сталкиваются практически ежедневно: собачьи экскременты и моча в доме, отрыжка, погрызенные ботинки, разорванные книги и журналы, испорченная мебель, отвратитель- ный запах, разбросанный по всему дому корм, какая- то гадость, в которой на прогулке извалялась ваша со- бака, собачья шерсть на полу, демонстрация агрессии, беспричинный лай и т.д. Добавим к этому вопрос: что делать с собакой, отправляясь в поездку, особенно за границу? Короче говоря, люди, которые терпеть не могут собак, имеют все основания с интонацией не то удрученной, не то укоризненной напоминать вам всякий раз, когда ваш верный Титус или преданная Риа к ним прибли- зится: «Это животное грязное, оно роется в мусорных баках, оно стоит дорого и не приносит ничего, кроме неприятностей и хлопот. Держать в доме собаку— без- умие!» При этом сам владелец собаки должен считать, что легко отделался, если дело не дойдет до моральных сентенций вроде: «Надо же, какая забота о животном, когда столько людей умирает от голода...» Не более чем собаки: тезис о собаке- ; иллюзии Как же объяснить повальное увлечение живот- ными-компаньонами вообще и собаками в частно- сти? Одно из объяснений этого феномена, наиболее 23
ВВЕДЕНИЕ распространенное среди людей, к собакам равнодуш- ных или питающих к ним неприязнь, состоит в том, что страсть к животным-компаньонам представляет собой не что иное, как иллюзорную антропоморфическую1 проекцию, следствие эмоционального и коммуникатив- ного дефицита, которые имеют место в современном обществе. Иными словами, в компании собак, равно как и кошек, канареек или черепах, мы ищем общения, пусть случайного и суррогатного, чтобы заполнить пу- стоту от нехватки прочных и продолжительных отно- шений с близкими людьми: детьми, родителями, супру- гами, друзьями и т.д. Подобное объяснение, которое для простоты можно назвать тезисом о собаке-иллюзии, достойно деталь- ного рассмотрения хотя бы потому, что в основе своей оно содержит три базовых представления о животном, которые до недавних пор господствовали в философии, а также в гуманитарных и естественных науках. Речь идет о следующих идеях, против которых будет направ- лена вся аргументация в этой работе: Тезис о собаке-иллюзии, прежде всего, предполагает, что животное следует рассматривать лишь в качестве объекта, своего рода вещи, то есть существа, лишенного какой бы то ни было субъектности. Действительно, если животное в какой-то мере представляет собой субъект, то отношения, которые мы с ним выстраиваем, не могут быть целиком и полностью иллюзорными. Они хотя бы отчасти должны быть реальными, даже если мы и оши- баемся относительно каких-то частностей. I Это слово довольно часто будет встречаться на страницах этой книги. Здесь оно означает стремление приписывать существам, не принадлежащим к человеческому роду, пси- хологические черты, присущие человеку. Следует отличать антропоморфизм от антропоцентризма, обозначающего представления о человеке как о существе внеприродном, об- ладающем свойствами, которые позволяют ему возвышаться над другими существами или располагаться в центре миро- вого сообщества живых существ. 24
ВВЕДЕНИЕ Следующая идея состоит в том, что объяснение фено- мену привязанности человека к собаке следует искать исключительно в рамках психики собственно человече- ской, в нашем неудержимом стремлении приписывать некие психические качества всем и вся — не только жи- вотным, но и растениям, а также божествам, духам, оби- тающим в священных горах, предметам-фетишам, об- лакам и т.д. Если это действительно так и человек всего лишь проецирует свои чувства на самые разнообразные существа, а сами эти чувства иллюзорны — следует за- ключить, что качества, присущие животному, на кото- ром человек останавливает свой выбор, не оказывают или почти не оказывают никакого влияния на его от- ношение к этому животному. Соответственно, собака низводится до уровня одного из множества других пас- сивных реципиентов навязчивых человеческих устрем- лений. С этой точки зрения, собака не может обладать какими-либо особыми качествами, благодаря которым она могла бы стоять особняком среди других живых су- ществ и отличалась бы в глазах человека от пихты, ко- ровы или даже кошки. Что же касается самой собаки, то в ней также нет ничего или почти ничего, что каким-то особенным образом связывало бы ее с человеком, с его наклонностями, вкусами или социальными навыками. И наконец, в соответствии с этим тезисом, прочная социальная связь между человеком и собакой — не более чем забавный эпизод человеческой истории, явление во многом случайное, вызванное к жизни и получившее развитие исключительно в современном индустриаль- ном обществе. И если это иллюзия, порожденная де- фицитом общения, ставшим характерной чертой со- временного общества, нет никаких причин полагать, что подобная связь может иметь глубокие исторические корни или сколько-нибудь широкое распространение в других культурах. Короче говоря, согласно тезису о собаке-иллюзии, со- бака— это животное, лишенное какой бы то ни было 25
ВВЕДЕНИЕ субъектности, всего лишь одно среди множества дру- гих, и его изучение не может представлять для нас осо- бого интереса*, близкие отношения этого животного с человеком — явление скорее анекдотическое, из ряда вон выходящее, связанное исключительно с новейшим периодом истории человека. Отсюда неизбежно следу- ет вывод о том, что существуют гораздо более показа- тельные, поучительные и необходимые объекты для исследования, чем собака. Философия: пропасть между человеком и животным Если не углубляться в сложные исторические коллизии и выражаться простым языком, то можно сказать, что за некоторым исключением подобное представление о животном очень долго занимало господствующие по- зиции в философии. Во всяком случае, начиная с Декар- та философия в целом была пронизана идеей о глубо- кой и непреодолимой пропасти, отделяющей человека от других живых существ. Признавалось, конечно, что тело животного функционирует согласно тем же биоло- гическим принципам, что и тело человека. С этой точки зрения человек отличается отживотного лишь сложно- стью строения и организации своего тела, во многом сходного с телом животного. К этому положению меж- ду тем добавляли, что качества человека и животных, определяемые материальной основой, имеют несколько существенных различий. Перечень различий варьиру- ется у разных философов и в разные времена, однако базируется всегда на одном и том же принципе, а именно отсутствии у животных неких качеств, присущих чело- веку: одни называют отсутствие свободы воли, другие сознания, а еще мышления, языка, психических состо- яний, веры, желаний, намерений и т.д. Из всего этого многообразия аргументов вытекает приблизительно 26
ВВЕДЕНИЕ следующее: психологически ограниченное, управляе- мое лишь инстинктами, не владеющее сложными мыс- лительными способностями, лишенное языка живот- ное не обладает качествами, позволяющими признать в нем полноправный субъект. Самое большее, с чем еще можно согласиться, — так это со способностью живот- ного испытывать ощущения. Подобное представление о живых существах и разуме определяет наше восприятие животных, характер на- ших с ними взаимоотношений, а также тот спектр прав, которые мы себе приписываем в отношении животных. То есть, если животное устроено именно так, оно долж- но быть классифицировано как вещь. Оно есть предмет. Оно покидает мир субъектов и становится простым объектом. В таком случае приписываемые животному эмоции и психические проявления — не более чем ил- люзия, продукт стремления человека повсюду отыски- вать наличие разума, подобного его собственному. Вымышленный диалог, приведенный в сочинении одного из учеников Декарта, наилучшим образом ил- люстрирует подобные воззрения. —Итак, вы не должны преподносить мне как данность эмоции, которые вы заметили у зверя, — ни радость, которую вы при- писываете собаке, когда вы ее ласкаете, ни гнев, ни какие-ли- бо другие чувства, что вы присваиваете ей в других случаях. Поскольку все это неосязаемо и никак не воспринимается нашими органами чувств. — Но я не думаю, что собака могла бы потянуться за предло- женным ей куском хлеба и в то же время отвергнуть протяну- тый ей камень, если бы не имела на сей счет определенных знаний. — Вам не стоило употреблять это слово— «отвергать», пра- вильнее было бы сказать «не двигалась по направлению к камню». Ведь вы не думаете, что кусок железа притягивает- ся к магниту и не движется к протянутому булыжнику, потому что обладает какими-либо знаниями? 27
ВВЕДЕНИЕ — Но что вы скажете относительно визга, который издает со- бака, когда ее бьют? Не свидетельствует ли он о том, что она, как минимум, испытывает боль? — Нет, мсье. Когда касаются определенных деталей органа, он издает гораздо более громкие звуки, чем собака, если ее бьют, однако это не означает, что органу больно. Жак Роо, Беседы о философии, 1674 (Jacques Rohault, Entretiens sur la philosophic, 1674) в кн. Jean-Luc Renck, Veronique Servais, 2002, p. 268— 269 Гуманитарные науки: природа и культура Похожее представление о мире животных господствова- ло и в гуманитарных науках. По мнению большинства антропологов, социологов и психологов, разум животно- го настолько отличается от разума человека, что изуче- ние первого не может дать ключ к пониманию природы и законов функционирования второго. В соответствии с этим мнением животное механически управляется из- нутри, полностью подчиняясь своим инстинктам, ко- торые передаются потомству и сохраняются с течением времени посредством механизмов биологической на- следственности. Человек же, напротив, целиком зависит от внешних институтов, функционирующих и переда- ющихся из поколения в поколение благодаря культур- ной преемственности, которая, в свою очередь, может быть реализована в основном при помощи созданного им совершенного языка. Зверь-афазик с одной стороны и тонкий словоохотливый разум— с другой, природа против культуры, врожденное против приобретенного: таким образом, царство живых существ совершенно не- проницаемыми границами разделяется на два разных мира. По большому счету, животное низводится до уров- ня вещи, одной из многих других вещей, становясь пред- метом обстановки в человеческом интерьере. 28
ВВЕДЕНИЕ В соответствии с этой позицией привязанность к со- баке-компаньону вполне логично объясняется тези- сом о собаке-иллюзии. Все то, что мы якобы видим в глазах собаки, — по сути, не более чем нарцисси- ческое отражение нашего собственного разума. При- писываемые ей человеческие качества продиктованы нашим одиночеством. На самом же деле за взглядом собаки не кроется ничего, что можно было бы считать более или менее осмысленным и с чем мы могли бы вступать в контакт. Этология: призрак антропоморфизма Настолько ли отличаются от вышеизложенных пред- ставления о животном, которыми оперирует научная дисциплина, целиком посвященная изучению пове- дения этого самого животного, а именно этология? В действительности вплоть до недавнего времени и эта дисциплина находилась под властью достаточно ме- ханистического восприятия животного, хотя причи- ны такого восприятия были здесь несколько другими. Скажем только, что пугающим призраком, стоящим на пути научных исследований в этологии, был именно антропоморфизм. После нескольких неудачных экспе- риментов, в особенности одного, проведенного в начале века с лошадью по кличке Ганс, которая — и многие уче- ные в это действительно поверили — якобы умела счи- тать, большая часть этологов видит в антропоморфизме ошибочный способ интерпретации, к которому охотно прибегает человеческий разум, лишь только речь захо- дит о понимании поведения животного. В итоге в этой научной дисциплине сформировался образ отношений человек/животное, во многом схожий с тем, что преобла- дает в философии и гуманитарных науках, хотя эта тема и занимает периферийное положение в предметной об- ласти этологии. По мнению этологов, человек зачастую 29
ВВЕДЕНИЕ глубоко заблуждается относительно взаимоотношений, которые складываются у него с животными. Помимо прочего этология добавляет дополнитель- ный элемент, который дискредитирует интересую- щую нас тему и относится не к животным вообще, а к особой категории животных, для которых собака может служить своего рода символом: животным до- машним. Классическая этология давно исключила домашнее животное из сферы своих интересов, рас- сматривая его как животное «гуманизированное», другими словами «денатурализованное», слишком отдалившееся от своей природной сущности, от того феномена, что представлял бы собой зверь, живи он вдали от человека. Подведем итог краткому обзору, который должен был в общих чертах обозначить точки зрения, долгое время царившие в мире науки и, шире, человеческого познания в том, что касается отношения к животным вообще и к домашним животным в частности: низве- денные философией и гуманитарными науками до уровня вещи, не представляющие научного интереса для большей части этологов, домашние животные ста- новятся жертвой двойного забвения. С одной стороны, не будучи творением рук человеческих, они нисколько не интересуют философов, социологов, антропологов и психологов, которые давно уже выстроили непреодо- лимые границы между миром человека и миром живот- ных. С другой стороны, рассматриваемые в качестве существ излишне гуманизированных, они обделены и вниманием ученых-этологов, цель которых состоит в том, чтобы при интерпретации поведения животных отсечь черты, предположительно обусловленные кон- тактами с человеком. Слишком очеловеченные для одних и недостаточ- но — для других, и в том и в другом случае вывод напра- шивается сам собой: наши отношения с животными не более чем иллюзия, и поэтому они вряд ли заслуживают 30
ВВЕДЕНИЕ особого внимания. Человек должен жить «настоящей» жизнью и в эмоциональном, и в социальном плане: так, чтобы чувства его были нацелены на объекты, кото- рым «положено» их получать, то есть на других людей; жизнью, где «нет места заблуждениям», жизнью, для которой «он создан». Оставаясь в плену своих иллю- зий, человек испытывает чувства искаженные, заме- щенные и лишенные истинного содержания, чувства, искусственно направленные на ничего не значащий предмет, будь то предмет одушевленный или нет. Связь, древняя как мир И все-таки уже при первом приближении становится очевидной зыбкость аргументов такого объяснения на- ших взаимоотношений с животными вообще и с соба- ками в частности. Начать с того, что эмоциональную близость с собаками нельзя считать феноменом, при- сущим только лишь современному индустриальному обществу. Известный тому пример— один из многих других — поэт лорд Байрон: безутешно скорбящий по- сле смерти своего ньюфаундленда, он без тени сомне- ния пишет эпитафию на могилу собаки: Здесь погребены останки того, кто обладал красотой без тщеславия, силой без наглости, храбростью без жестокости и всеми добродетелями человека без его пороков. Эта похвала могла бы стать ничего не значащей лестью, будь она над прахом человека, но она — справедливая дань памяти Ботсвена, собаки...* 31
ВВЕДЕНИЕ Погружаясь в глубь веков, пересекая страны и моря, мы всегда и всюду находим собаку. Одним из наиболее ярких примеров может служить тот факт, что у племен североамериканских индейцев единственным одомаш- ненным животным, существовавшим в тесном контакте с человеком, была собака. До прихода европейцев индей- цы не занимались скотоводством, не разводили лоша- дей и не ездили верхом, а мясо добывали охотой. Однако многие племена уже тогда держали собак (Delage, 2005). Не менее удивительными представляются археологи- ческие находки скульптур собак, относящиеся к древ- нейшим в мире человеческим сообществам, таким как доколумбовы цивилизации Южной Америки или пер- вобытные племена в Европе. Существование подобных артефактов свидетельствует об исключительно древ- ней природе эмоциональной связи, которая связывает некоторых представителей нашего вида с этим живот- ным. Историческая глубина осознания этой связи на- ходит свое отражение в мифологии: первым, кто узнал Одиссея, вернувшегося с Троянской войны, был его пес Аргус. Иными словами,— и мы еще не раз сможем в этом убедиться, — не будет преувеличением сказать, что вза- имодействие человека с собакой — это действительно трансисторический и транскультурный феномен. Canis familiaris можно найти практически во всех человече- ских обществах начиная с доисторических времен. Вряд ли какое-либо другое животное могло бы похвастаться тем же. Не следует ли из этого, что собака для нас жи- вотное совершенно особое, во многих отношениях отли- чающееся ото всех прочих? Антропология настаивает на глубоких различиях между человеческими сообще- ствами, особо подчеркивая, что общие для всех культур- ных и исторических формаций феномены встречаются крайне редко. Тем более странно— и это лучше всего * Впервые — сб. «Подражания и переводы», 1809. (Прим, пер.) 32
ВВЕДЕНИЕ подтверждается созданной ею же глубокой пропастью между человеком и животным, — что и по сей день эта наука ничуть не заинтересовалась природой той непо- нятной связи, которая объединяет Homo sapiens sapiens с собакой. В конечном счете, настолько ли абсурдны по- пытки увидеть в этом явлении отличительную черту любого человеческого общества, во всяком случае не- кую его особенность, приоткрывающую важные, хотя и скрытые аспекты нашей природы? Почему бы не рас- сматривать присутствие собаки рядом с человеком как общий для всех культур феномен, настолько же уни- версальный, насколько универсальными признаны та- кие их качества, как, например, социальное расслоение, разделение труда или запрет на инцест? И уж во вся- ком случае, приведенные здесь аргументы опроверга- ют большую часть положений, на которых базируется тезис о собаке-иллюзии. Неужели они настолько умны, чтобы нас одурачить? Есть и другие обстоятельства, способные поставить под сомнение тезис о собаке-иллюзии. Если принять этот тезис за точку отсчета, то необычайную популярность, которой пользуется среди людей собака, пришлось бы объяснять не какими-то особыми качествами нашего четвероногого друга, а исключительно нашим же соб- ственным безудержным стремлением проецировать свои мысли и чувства на самые разнообразные вещи. Но почему в подобном случае у человека не возникает желания приласкать камень, водоросли, ястреба, паука, акулу или змею — так, как он ласкает собаку? Почему он не разговаривает с ними так же, как с собакой? Вероят- но, потому, что между человеком и Canis familiaris про- исходит нечто особенное, то, что связано с природой самой собаки, а не только лишь с нашим стремлением 33
ВВЕДЕНИЕ приписывать чувства и разумное поведение всему, что нас окружает. Можно было бы возразить, что немалое количе- ство людей испытывает симпатию к паукам-птицее- дам или питонам. Действительно, в так называемых первобытных обществах, равно как и в обществах со- временных— особенно с развитием идей Нового вре- мени, — не так уж редко люди адресуют свои чувства растениям, горам или морю. Точно так же человек мо- жет разговаривать со своим компьютером, сердиться на него, ругать его за то, что тот «никогда не работает», иногда даже плакать, когда он вдруг сломается. Мы можем заплакать, если разбивается вещь, принадле- жащая близкому человеку. Но подобное поведение все-таки отличается от наших взаимоотношений с собакой. Вещи, принадлежащие близким людям, или предметы, воспринимаемые нами в качестве их олицетворения, на самом деле, в отличие от собаки, представляют собой своего рода вместилища для наших чувств, адресованных этим людям — отсут- ствующим здесь и сейчас или навсегда нас покинувшим. Анимистические воззрения, как правило, близко связа- ны с культами предков или верой в метемпсихоз. Когда же разговаривают с собакой, обращаются именно к ней. И когда оплакивают собаку, скорбят именно по ней, а не по человеку, образ которого проецируют на эту соба- ку. Точно так же можно предположить, что слова, бро- шенные компьютеру, по природе своей отличны от тех, что мы адресуем собаке, хотя бы потому, что мы знаем о существовании инженеров и программистов, которые трудились над созданием этой машины, употребляя при этом человеческий язык, и что машина эта заду- мана специально для того, чтобы мы ею пользовались. И даже если мы всего этого не осознаем в тот момент, когда начинаем разговаривать с компьютером, сам факт обладания подобной информацией, по идее, должен в какой-то степени определять нашу манеру общения 34
ВВЕДЕНИЕ с этим предметом. Если отдельные люди способны за- плакать по поводу сломавшегося компьютера или раз- битого автомобиля, то, вероятнее всего, в данный кон- кретный момент ими движет досада, а не печаль: они расстроены потерей принадлежащей им вещи, а вовсе не тем, что испытывают сочувствие к ее страданиям. Одним словом, повреждение вещи вызывает у нас эго- истическое чувство собственности, а не альтруистиче- ское чувство сострадания. Конечно, представленная здесь картина выглядит несколько упрощенно, поэтому хотелось бы оговорить некоторые нюансы. Несомненно, отдельные люди ис- пытывают смешанные чувства, в которых сострадание неотделимо отчувства собственности. Мореплаватели- одиночки, например, настолько отождествляют себя со своей лодкой, что, когда говорят о ней, у собеседника мо- жет возникнуть ощущение особых отношений, личных и антропоморфических, существующих между капита- ном и его кораблем. Разумеется, чаще всего речь идет об особых случаях, связанных с необычными обстоя- тельствами или особенным складом мышления. И все- таки нельзя исключить, что со временем те или иные механизмы достигнут такой степени совершенства, что смогут вызывать у человека чувство эмпатии, дей- ствительно направленное на них самих и очень близ- кое к тому, что мы испытываем по отношению к людям или животным1. Однако— и это важный момент— сама по себе возможность существования таких машин никоим образом не ставит под сомнение приведенную здесь аргументацию, направленную против модели соба- ки-иллюзии, а не собаки-машины или, в более общем I Идея, обыгранная в особенно волнующих и пронзительных сценах таких фильмов, как «Бегущий по лезвию» («Blade Run- ner»), «Чужой» («Alien») или «Искусственный разум» («Arti- ficial Intelligence»). Возможно, уже сейчас можно говорить о возникновении подобного чувства в отношении Тамагочи, представляющих собой своего рода «собак-роботов». 35
ВВЕДЕНИЕ плане, животного-машины. Защитники гипотезы о субъектности животного часто выстраивают свою аргументацию отталкиваясь именно от второй модели. В этом случае доказательство того, что живое существо является субъектом, сводится для них к обозначению свойств, отличающих его от артефактов, созданных руками человека. Какое бы широкое распростране- ние ни получила эта стратегия, она представляется неоправданно затратной и неповоротливой. К тому же часто бьет мимо цели. Она не только полностью сконцентрирована на доказательствах невозможно- сти существования каких бы то ни было социальных взаимоотношений с машиной, но и не признает ника- ких других аргументов в пользу наличия у животного субъектности, кроме перечня черт, отличающих его от машины, то есть качеств, присущих животному и от- сутствующих у механических артефактов. Множества интерпретационных ограничений и труднодоказуе- мых положений легко можно было бы избежать, про- сто сосредоточившись на объекте изучения— в дан- ном случае собаке — и на его качествах, отказавшись от сравнения этого объекта с машиной, априори рас- сматриваемой в качестве контрмодели. Одним словом, для того чтобы доказать, что собака обладает некими формами субъектности, не обязательно демонстри- ровать, насколько она отличается от машины, полно- стью таких качеств лишенной. В конце концов, тезис о машине-иллюзии ничуть не более убедителен, чем тезис о собаке-иллюзии. Таким образом, фундаментальная ошибка гипоте- зы о собаке-иллюзии кроется вовсе не в сопоставлении животного с машиной, которым часто оперируют за- щитники теории о субъектности животных. Все гораздо проще: основное заблуждение напрямую связано с тем фактом, что данная теория опирается на представле- ние о животном как о существе, лишенном какой бы то ни было субъектности и представляющем собой лишь 36
ВВЕДЕНИЕ своего рода экран для наших иллюзорных проекций. Подобное предубеждение не дает ответа на вопрос о том, почему именно это животное или эта машина, а не ка- кие-либо другие привлекают внимание значительной части людей. И самое главное, по какой такой причине из всего множества живых существ именно собака об- ладает для нас притягательностью настолько неизмен- ной, что данный факт можно считать транскультурным и трансисторическим феноменом? Открыты новые горизонты В последние несколько лет завеса, скрывающая эту тай- ну, начала приоткрываться. Недавние открытия этоло- гии, части гуманитарных наук и философии, связан- ные с развитием эволюционной биологии, позволили по-новому взглянуть на проблему и дать весьма убеди- тельные, хотя и неожиданные ответы на многие вопро- сы, касающиеся взаимоотношений человека и собаки. В частности, недавние исследования, предпринятые в области таких научных дисциплин, как когнистиви- стика, философия сознания, неодарвиновская этоло- гия и антропология, все дальше и дальше отступаю- щая от догмы строгого противопоставления природы и культуры, значительно изменили модели, объясня- ющие социальное поведение животных, и заметно обо- гатили фактические знания в этой сфере. Кроме того, развитие нескольких научных центров, особенно цен- тра, которым руководит психолог и приматолог Майкл Томаселло в Институте Макса Планка в Лейпциге, и ис- следовательской группы этолога Адама Миклоши в бу- дапештском Университете Этвеша, позволяет говорить о появлении самостоятельного раздела этологии — это- логии собак. Вплоть до недавнего времени единственными специа- листами, занимающимися изучением поведения собак 37
ВВЕДЕНИЕ и их взаимоотношений с человеком, оставались ветери- нары. Сегодня их усилия и их узкопрактические знания в области психологии собак находят применение в но- вом междисциплинарном научном направлении. Они уже пожинают первые плоды такого сотрудничества и могут предложить своим четвероногим пациентам и их владельцам новые возможности для решения воз- никающих проблем. С другой стороны, междисципли- нарные исследования в этой сфере, которую гумани- тарные науки и философия зачастую не воспринимают всерьез, становятся исключительно плодотворными для каждой из дисциплин, готовых признать право- мерность такого подхода. Мы сможем убедиться, что междисциплинарный подход к проблеме разбивает вдребезги многие казавшиеся несокрушимыми догмы, в особенности идею о непреодолимости границ между человеком и животным. И еще один момент, на котором хотелось бы оста- новиться, прежде чем перейти собственно к резуль- татам недавних исследований и следующим за ними выводам: вероятно, некоторые читатели сочтут, что отстраненный научный1 взгляд на предмет исследо- ваний, нейтральный и холодный, не позволяет от- разить с абсолютной точностью все оттенки и истин- ную силу той особой связи, которая существует между ними и их собакой. Возможно, в чем-то они правы. Не рискуем ли мы разрушить удивительное очарование I Речь идет, прежде всего, о таких науках, как этология, ветери- нарные дисциплины, изучающие поведение, эволюционная биология и гуманитарные науки. Современные исследова- ния, касающиеся собак, предпринимаемые в рамках этих научных дисциплин, базируются в основном на фактоло- гических наблюдениях. Они не имеют никакого отношения к тому, что называется «экспериментальные исследования животных», при которых используются иные методы и пре- следуются иные цели, направленные на изучение некоторых физиологических механизмов или биохимических реакций в организме животного, а не собственно его поведения. 38
ВВЕДЕНИЕ этой связи в попытках объяснить ее с научной точки зрения и тем самым не лишаем ли себя возможности постичь ее суть? Однако мы сможем убедиться в том, что наука откроет перед нами целый мир, подчас не- ожиданный и обескураживающий, понимание кото- рого способно еще сильнее сблизить нас с собакой: оно позволит нам признать свои ошибки в трактовке ее поведения, порожденные нашими антропоцентри- ческими наклонностями, первыми жертвами которых становятся сами собаки. Мы сможем понять, что нуж- но уважать собаку такой, какая она есть, а не такой, какой мы хотели бы ее видеть. Прежде всего, было бы ошибкой полагать, что науч- ная точность в этой области означает холодный объ- ективный взгляд и строгое соблюдение дистанции по отношению к животному. Несостоятельность науч- ных моделей бихевиористского типа наглядно демон- стрирует, что подобный подход приводит к серьезным ошибкам интерпретации. Дело в том, что, как ни па- радоксально, для понимания собак необходимо при- знать существование эмоциональной связи между ними и нами, чтобы тем или иным образом учитывать это при проведении исследований. Одним словом, необхо- димо признать существование одной из форм субъект- ности у животного, изучение которой требует методов и моделей, присущих скорее гуманитарным наукам, чем естественным. И все же, есть ли у любителей собак основания по- лагать, что их четвероногий друг имеет разум, схожий с нашим, что они могут добиться полного взаимопони- мания с собакой, что она дословно понимает все, что ей говорят, что она обладает сложной психологической ор- ганизацией и способна испытывать в высшей степени «человеческие» чувства, такие как ревность или мсти- тельность? Мы увидим, что на самом деле отношения человек/собака амбивалентны и часто осложнены недо- пониманием и разного рода недоразумениями. Но разве 39
ВВЕДЕНИЕ не то же самое можно сказать о любых отношениях, во всяком случае отношениях между людьми во всей их сложности и полноте?
Глава 1 Откуда они пришли? Эволюционное происхождение собак Быть может, поклонники кошек, настоящих сопер- ниц собак-компаньонов, будут удивлены — или же увидят для себя еще один повод отдать должное всем известной независимости своих любимиц, — но на протяжении истории человеческого рода присутствие кошки в наших домах— это не более чем забавный эпизод по сравнению с присутствием собаки. Конечно, кошка в доме — явление вполне привычное, и она вы- зывает у своих хозяев самые пылкие чувства. Тем не менее этот маленький оппортунист обосновался в на- ших домах почти случайно, не слишком прочно и от- носительно недавно по сравнению с собакой. И в этом нет ничего унизительного, тем более для такого бла- городного и гордого животного, как кошка, поскольку в том, что касается близости к человеку, ни одно из жи- вых существ не сможет соперничать с Canis familiaris. С момента появления человека ни один биологический вид не был связан с нами настолько тесно и безогово- рочно, как собака1. I Если, конечно, не принимать во внимание такие микроскопические виды, как, например, разного рода бактерии. 41
ГЛАВА 1 Между человеком и волком Эволюционное происхождение собак вплоть до недав- него времени было предметом оживленных дискуссий. На сегодняшний день установлено, что собаки выде- лились из популяций псовых, похожих на современ- ных волков. Эти популяции, будучи общими предками и собак, и волков, разделились на две большие ветви: с одной стороны оказались те, которые привели к появ- лению нашего верного друга, Canis familiaris; с другой — предки его дикого кузена, волка. Подобное разделение произошло благодаря контактам животных с челове- ком. Собаки отделились от волков в результате про- цесса доместикации, или одомашнивания, которому эволюционная биология дает следующее определение: механизм «адаптации популяций животных к человеку и условиям жизни в неволе посредством генетических изменений» (Price, 1984, цит. по: Miklosi, 2007, р. 95). Та- ким образом, собака представляет собой не просто вид прирученный, то есть дикий вид, лишь адаптирован- ный к потребностям человека вследствие дрессировки и привыкания и не претерпевший при этом каких-ли- бо значительных генетических изменений. Напротив, этот вид приобрел новые биологические характеристи- ки, обусловленные его контактом с человеком. Иными словами, адаптация к человеку изменила саму природу собаки. Таким образом, эволюция собаки не может рас- сматриваться вне зависимости от эволюции человека. Современной науке известно множество фактов, подтверждающих эту теорию. Во-первых, ископаемые останки собаки и географически, и хронологически в значительной степени связаны с волной расселе- ния человека, которая, зародившись в Африке, впо- следствии захлестнула Европу, Азию, а затем и Амери- ку. Во-вторых, в отличие от волка, вида плотоядного, собака, подобно человеку, всеядна, то есть речь идет об адаптации этого животного к пищевым ресурсам, 42
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? которые человек потребляет сам и предоставляет соба- ке. Еще одна деталь, может быть еще более показатель- ная, свидетельствует о существовании не только фи- зической, но и некой духовной связи между человеком и собакой: самые древние из найденных на сегодняш- ний день ископаемых останков собаки в большинстве случаев были захоронены человеком намеренно. Более того, с ископаемыми останками предка собаки, у кото- рых наблюдаются первые признаки отличия от волка, связаны находки следов погребальных ритуалов, по- священных... собакам (Morey, 2006). Справедливости ради нужно сказать о существовании многочисленных свидетельств гораздо более бесцеремонного отношения древнего человека к собаке: зачастую собаки служили человеку не чем иным, как источником пищи. И тем не менее погребальный обряд остается данью уважения, которое человек редко демонстрировал по отношению к какому-либо другому животному. Животные, в том числе домашние, нечасто удостаиваются собственных могил. И собака здесь явное исключение. В антрополо- гии появление традиции закапывать мертвых обычно считают одним из признаков зарождения человеческого рода. И если это действительно так, следует признать, что наши примитивные предки испытывали настоя- щую духовную привязанность к своим четвероногим друзьям. Древнее самого человека Еще более удивительным представляется тот факт, что процесс доместикации дикого предка собаки, вполне возможно, начался даже раньше, чем появился наш соб- ственный вид, Homo sapiens sapiens1. Вне всякого сомне- ния, этот процесс зародился в недрах популяций тех I Хотя для многих специалистов этот вопрос по-прежнему остается спорным. 43
ГЛАВА 1 древних, похожих на волков псовых, которые вступали в непосредственный контакт с популяциями гоминидов, существенно отличавшихся от современного человека. Разумеется, время появления собаки, то есть период, в течение которого произошло разделение популяций общих для собаки и волка предков на две расходящиеся ветви, установить довольно сложно. Точнее, сам процесс эволюции, последовательный и длительный, предпо- лагает скорее установление некоего продолжительного временного интервала, нежели сколько-нибудь опреде- ленного момента. Равно как и одомашнивание не может быть сведено к какой-то конкретной дате. Никакого рез- кого скачка эволюции, в результате которого внезапно могла появиться собака, не было. Доместикация — это процесс непрерывных, практически незаметных изме- нений, вначале невидимых для человеческого глаза, ко- торые без резких рывков и переломов происходили в те- чение относительно длительного периода. В настоящее время используются два основных метода определения временного периода и различных этапов процесса до- местикации. Первый метод, основанный на археологи- ческих данных, базируется на датировке ископаемых останков псовых, у которых имеются явные отличия от волков. Наиболее древние из этих останков указы- вают на время, когда со всей очевидностью процесс до- местикации был уже запущен. Второй метод оперирует данными молекулярной биологии и основывается на сравнении фрагментов ДНК, в особенности митохон- дриальных, выделенных из различных ископаемых останков. Результаты, полученные при помощи этих двух методов, значительно разнятся между собой, по- этому в среде специалистов споры по этому вопросу не угасают. Если принимать в расчет и те и другие дан- ные, то временной интервал, в течение которого про- цесс доместикации начался и достиг наибольшего раз- маха, можно определить с достаточно большой долей вероятности. 44
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? С одной стороны, археологические данные довольно точно позволяют установить верхнюю временную гра- ницу этого процесса. Согласно выводам археологии, доместикация предка собаки началась не позднее чем 14 000 лет назад — именно к этому времени относятся локализованные на Ближнем и Среднем Востоке наи- более древние из найденных на сегодняшний день ис- копаемых останков псовых, имеющих явные признаки отличия от волков, в частности относительно корот- кую челюсть и суженный зубной аппарат. Разумеется, сам процесс доместикации должен был начаться на- много раньше. Как подчеркивают многие специалисты, сколь-нибудь заметные морфологические изменения могли проявиться только в конце длительного периода, в течение которого происходили поведенческие изме- нения, не оставившие практически никаких прямых материальных свидетельств: постепенная трансфор- мация поведения, даже значительная, могла никак не отражаться на строении тела животных. С другой стороны, результаты исследований метода- ми молекулярной биологии указывают на гораздо бо- лее раннее время начала процесса доместикации. Выво- ды, полученные разными авторами, сильно варьируют, что объясняется прежде всего погрешностью исходных данных, необходимых для калибровки «молекулярных часов», позволяющих ученым углубиться в далекое про- шлое и вычислить время начала дивергенции между видами. Проблемы исходных данных касаются в основ- ном генетической природы различий между собаками и волками, а также времени начала разделения общей для собак и волков линии на две самостоятельные вет- ви, с одной стороны, и тех же качеств, отличающих со- бак от койотов, — с другой. Так или иначе, результаты исследований, полученные методами молекулярной биологии, отсылают нас к довольно древнему периоду естественной истории, причем некоторые из них указы- вают на то, что рассматриваемые процессы происходи- ли около 140 000 лет назад или даже ранее. 45
ГЛАВА 1 Впрочем, последние несколько лет ученые, похоже, сошлись во мнении, что процесс доместикации, в ре- зультате которого появилась собака, начался прибли- зительно 50 000 лет назад. И даже если это случилось немного раньше или немного позднее, речь идет о го- раздо более древнем периоде, чем 14 000 лет назад, — то есть датировке, подтверждаемой ископаемыми остан- ками. Вероятно, этот процесс начался одновременно в нескольких местах, скорее всего в Азии. Потомки не- многочисленных популяций одомашненных живот- ных параллельно с миграцией человека со временем расселились по всему миру и смешались между собой. Предки собак сопровождали человека практически по- всюду, вплоть до островов и самых отдаленных уголков континентальной суши. Что удивительно, за редким исключением, практически все человеческие сообще- ства, близкие и далекие, жившие в самых разнообраз- ных условиях, имели контакты с собакой. И наоборот, почти всегда и везде собаки жили в непосредственной близости от человека. И только на финальной стадии процесса доместикации, приблизительно 3000 лет на- зад, вероятно началось разделение собак на различные породы. Животное вечное и вездесущее Мало того, что приведенные выше даты подтверждают всю историческую глубину нашей связи с собакой, они указывают на факт и вовсе поразительный: гоминиды, начавшие одомашнивать собаку и жившие приблизи- тельно 50 000 лет назад, находились на исключительно примитивном уровне развития. Они были очень далеки от привычных нашему воображению первобытных ско- товодов, строивших свои хижины рядом с загонами для скота. Не были они похожи даже на компанию увешан- ных бусами охотников-собирателей или любителей 46
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? наскальной живописи, которая так высоко ценится в современном научпопе, посвященном доисторической эпохе. На самом деле гоминиды, первыми приручившие некоторых представителей семейства псовых, во всяком случае большинство из них, существенно отличались от современного человека не только в культурном плане, но и чисто генетически. Род, к которому принадлежали древние гоминиды, объединял многочисленные виды. Лишь небольшая часть популяций тогдашних гоми- нидов нашла свое продолжение в единственном виде, существующем по сей день, — Homo sapiens sapiens, все прочие вымерли приблизительно 30 000 лет назад. Ко- нечно, они уже использовали огонь и умели делать про- стейшие каменные орудия, но при этом еще не владели сложной членораздельной речью, а у многих из древних гоминидов и вовсе мозг отличался от нашего на чисто биологическом уровне. И их технология, и их культура находились в зачаточном состоянии. Тот факт, что взаимоотношения человека и собаки имеют исключительно древнюю историю, а также прак- тически повсеместное распространение этого вида при- дают собаке статус совершенно уникального животно- го. Сравнение с другими представителями животного мира может служить ярким тому подтверждением. На- чать с того, что собака— первое одомашненное живот- ное. И несомненно, она единственная жила рядом не только с Homo sapiens sapiens, но и с другими видами го- минидов. Одомашнивание собаки произошло гораздо раньше, чем получили развитие процессы, которые, как принято считать, имели определяющее значение в ко- ренном переломе взаимоотношений человека и приро- ды: земледелие появилось не ранее чем 9000 лет назад на Ближнем Востоке; прошло еще не менее 1000 лет, прежде чем человек научился разводить коз, овец и свиней. Что же касается кошки, она изначально не вступала в по- стоянный контакт с человеком нигде, кроме Древнего Египта, откуда распространилась лишь в некоторые 47
ГЛАВА 1 регионы планеты, и то без каких бы то ни было значи- тельных генетических изменений. С переходом челове- ка к оседлому образу жизни и появлением постоянных деревень, количество которых резко увеличивается приблизительно 7000 лет назад, происходит настоящий взрыв численности собачьих популяций во всем мире. Все дело в том, что собаки и до этого жили рядом с чело- веком: именно с них начался процесс одомашнивания животных. В общем, можно сказать без преувеличения, что покорение человеком живой природы, принявшее поистине гигантские масштабы в течение последних нескольких веков, началось именно с собаки. Еще один примечательный факт: собака приспосаб- ливается к выполнению задач, подчас очень разно- образных, вокруг которых организована жизнь различ- ных человеческих сообществ. Другие одомашненные виды, такие как овцы, быки или, например, зерновые культуры, имеют гораздо более узкое назначение и удов- летворяют меньшее число потребностей; кроме того, они присутствуют только в определенных сообществах человека — животноводческих или же земледельческих. Собака, напротив, может найти себе место практически в любой человеческой группе. В обществах охотников- кочевников она служит загонщиком дичи. В обществах оседлых земледельцев она помогает охранять в полях урожай или защищать деревни от нападений. Если ос- новным видом хозяйства служит скотоводство, собака выполняет роль надсмотрщика над стадом, надо ска- зать, роль довольно двусмысленную, поскольку в этом случае животное помогает человеку эксплуатировать других животных. Мрачная ирония истории: анало- гичным образом собака помогает человеку порабощать самого человека— так, на Антильских островах люди разводили собак, названных испанскими ищейками, которых использовали для поиска беглых рабов и ус- мирения остальных. Собаки могли быть оружием в вой- нах. Они участвовали в сражениях, нанося противнику 48
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? укусы, несли мины, которые взрывались на месте или под намеченной целью. Так, во время Второй мировой войны в советской армии несли службу собаки, натре- нированные бросаться под немецкие танки. В войне 1914— 1918 годов собаки также принимали участие: они служили санитарами и помогали раненым. По боль- шому счету, можно вспомнить немало военных кон- фликтов, в которых люди использовали собак, причем зачастую как с одной, так и с другой из противоборству- ющих сторон. В некоторых человеческих сообществах собаки шли на мясо и шкуры. Они могут быть и ком- паньонами, и просто украшением. В конце концов, они уничтожают остатки пищи человека и прочие отходы. Так что всех тех занятий, которые человек к XX веку успел найти для собак, попросту не перечесть. Во многих отношениях собака представляет собой гибкий многофункциональный инструмент, что-то вроде швейцарского ножа, оказавшийся исключитель- но полезным для человеческого рода. Единственное от- личие этого инструмента от других, не менее распро- страненных инструментов и культурных достижений, таких, например, как обтесанный камень, огонь, одежда и жилище, состоит в том, что собака представляет собой живое существо. Но настолько ли это отличие принци- пиально? В конечном счете, не превратилась ли собака в процессе одомашнивания и впрямь в самый настоя- щий инструмент, подобно тому как камень после обта- чивания превращается в острый наконечник стрелы? Справедливости ради нужно заметить, что в первобыт- ных человеческих сообществах использование живых существ как материала для преобразования в инстру- мент приводило к более эффективным результатам, чем использование материалов инертных. В общем-то, если задуматься, для того чтобы выковать с нуля лю- бой мало-мальски сложный инструмент, необходимо обладать довольно серьезным мастерством и техниче- ским оснащением, чего у наших первобытных или даже 49
ГЛАВА 1 неолитических предков быть не могло. Успешно реали- зованное одомашнивание в этом плане представляется гораздо более простым и быстрым делом, поскольку не требует изготовления «инструмента» как такового. До- статочно просто изменить и подчинить себе несколько исходных качеств животного, а потом найти им полез- ное применение. С этой точки зрения собака являет со- бой пример блестяще реализованного проекта. Сравнение домашнего животного с инструментом мо- жет служить подтверждением— во всяком случае на первый взгляд— весьма распространенного мнения относительно механизма одомашнивания или, в более широком плане, постепенного подчинения природы человеком. Согласно этому мнению, домашние живот- ные появились в результате осознанных действий чело- века, который руководствовался чисто утилитарными мотивами: мы сформировали собаку, козу или барана умышленно, так же как изобрели мост, велосипед или компьютер. Насколько же применима к собаке версия о преднамеренной, или, говоря иначе, технологической, доместикации? Один удивительный эксперимент, про- водимый в течение последних десятилетий, вполне ве- роятно, может это подтвердить. Одомашнивание собаки Научно-исследовательский институт в Новосибирске, конец 1950-х годов. Советский генетик Дмитрий Беляев и его команда приступают к работе над амбициозной научной программой. Объектом изучения служит сере- бристо-черная лисица. Ученые располагают достаточ- ным количеством экспериментальных животных, по- скольку в этом регионе лисиц разводят на зверофермах. Эксперимент заключается в селекционном отборе, при котором для воспроизведения из каждого поколения выбирают наиболее приручаемых животных, иными 5°
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? словами, тех, которые демонстрируют наименьшую агрессию и не боятся людей. Цель эксперимента состо- ит в том, чтобы, наблюдая за несколькими поколения- ми искусственно выведенных животных, пролить свет на механизмы процесса одомашнивания диких видов, происходившего в далеком прошлом, и выяснить веро- ятность того, что селекционный отбор мог быть одним । из таких механизмов. Беляев выдвинул гипотезу, со- гласно которой одомашнивание осуществлялось чело- 1 веком постепенно, посредством селекции, то есть путем отбора из каждого поколения наиболее ласковых и по- ' слушных зверей. Результаты эксперимента были поистине захваты- вающими. Всего лишь через сорок поколений у селек- ционных лисиц появились совершенно новые черты, напоминавшие... собачьи: лисы проявляли признаки привязанности к человеку, виляли хвостом, повизгива- ли, когда люди к ним приближались, лизали им руки. Их хвосты загнулись, уши повисли. Многие животные изменили окрас: из серебристых они стали черно-белы- ми. Репродуктивный цикл у некоторых самок сократил- ся, подобно собакам они приобрели способность произ- водить на свет потомство два раза в год. Короче говоря, лисицы каждого следующего поколения становились все более похожими на лучшего друга человека1 (Belyaev, 1979; Trut, 1999). Оставим в стороне жаркие дебаты, развернувшиеся в научной литературе по поводу интерпретации ре- зультатов этого эксперимента. Остановимся на весьма распространенной теории, которая часто использует его результаты в качестве аргумента в свою пользу. Как я уже говорил, описанные опыты, на первый взгляд, подтверждают предположение о том, что одомашнива- ние собаки, как и других видов животных, подчинялось некоему плану и преследовало сугубо утилитарные I Заметим, что у лисиц со временем проявлялись и явные отличия от собак. 51
ГЛАВА 1 цели1. Общественные науки довольно часто трактуют процесс одомашнивания именно таким образом, счи- тая его результатом осознанного или технологического действия; подобный подход можно встретить и по сей день даже в работах биологов и этологов. Любопытно, с именно такой интерпретацией процес- са одомашнивания связана широко употребительная в западной культуре еще со времен Древней Греции ана- логия между домашним животным и рабом. Аристотель, например, прибегал к этому сравнению с целью оправ- дать рабство. Конечно, эта же аналогия используется в качестве аргумента и в прямо противоположных суж- дениях. Сегодня защитники прав животных, такие как Питер Сингер или Гэри Фрэнсион, используют сравне- ние домашнего животного с рабом в обратном смысле, с негативной оценкой, осуждая некоторые аспекты одо- машнивания и призывая к освобождению животных. Какой бы смысл в этическом или политическом пла- не ни вкладывался в эту метафору, сторонников и тех и других, откровенно противоположных взглядов объ- единяет одно и то же представление о взаимоотношени- ях человека и животного. Одних эти отношения раду- ют или просто устраивают, других— огорчают, но все они сходятся во мнении, что на протяжении истории человеческого рода отношения человека к животному строились на принципах порабощения и сознательного присвоения и преследовали чисто утилитарные цели. Здесь, как и прежде, исходной точкой отсчета является теория намеренной и технологической доместикации. По большому счету, во всех этих рассуждениях чело- век представляется этаким Прометеем или доктором Франкенштейном, стремящимся перестроить природу I Следует оговориться, что сам Беляев скорее придерживался гипотезы неосознанной и непреднамеренной селекции. Я так подробно описываю здесь его опыты, поскольку на них охотно ссылаются сторонники теории о намеренном одомашнивании собаки. 52
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? по своему усмотрению. Из чего следует, что домашние животные вообще и собаки в частности — это существа видоизмененные, лишенные своей природной сущно- сти, целенаправленно созданные руками человека. Описанный тезис ярко окрашен антропоцентризмом, поскольку базируется на не лишенном высокомерия представлении о человеке как о существе, которое бла- годаря своему разуму и способности контролировать ситуацию возвышается над живой природой. Он до- вольно широко распространен и, тем не менее, не слиш- ком убедителен. Прежде всего напомним, что разделе- ние популяций общих для собак и волков предков на две линии стало возможным благодаря их контактам с гоминидами, чей технологический уровень и соци- альная организация свидетельствуют о чрезвычай- но примитивном интеллекте, во всяком случае, когда речь идет об их рациональности и способности пла- нировать. Трудно представить, что существа, которые жили на временных стоянках и отправлялись добывать пропитание будучи вооруженными лишь несколькими камнями или заточенными палками, к тому же не вла- деющие членораздельной речью, были способны спла- нировать столь сложное дело. Сегодня эта задача может казаться нам простой и вполне выполнимой. Однако со- вершенно очевидно, что древние гоминиды не могли об- ладать нашими знаниями по биологии, необходимыми для ее решения, нашим складом ума, представлениями о времени, природе, о жизни вообще, не могли видеть конечной цели этого эксперимента. Кроме того, каким бы терпеливым и последователь- ным экспериментатором ни был человек, у него не могла не появиться весьма веская причина вовсе отказаться от этой затеи — хотя бы потому, что древние техноло- гии были далеки от современных. Согласно не чуж- дой антропоцентризма теории намеренной домести- кации, процесс этот представляется исключительно трудоемким. Последние 100 000 лет на земле обитают 53
ГЛАВА 1 приблизительно 4000 видов млекопитающих и 10 000 видов птиц. Из них человек по-настоящему одомашнил лишь несколько десятков’. И нельзя сказать, чтобы та- кие попытки не предпринимались. К примеру, извест- но, что египтяне пытались одомашнить, правда без- успешно, ибиса, гиену, антилопу и газель. Конечно, были случаи и удачного одомашнивания, оставляющие человеку надежду на успех, благодаря ко- торой он продолжает упорствовать в этом деле. Однако тот факт, что примеров успешного одомашнивания со- всем немного, свидетельствует в пользу иной интерпре- тации этого процесса, прямо противоположной тезису о намеренной доместикации. Если процесс одомашни- вания обусловлен не волей человека, может быть, для того, чтобы разобраться в этом вопросе, стоит просто- напросто обратиться к самому животному. Иными сло- вами, поскольку мотивы и намерения первобытного человека и тем более древних гоминидов, живших в кон- такте с предком собаки, были слишком примитивны, чтобы служить толчком к одомашниванию, возможно, этот процесс объясняется действиями самих животных, их «эволюционной стратегией», выражаясь языком со- временной биологии. Кто же кого приручил? На первый взгляд такой неожиданный поворот в сто- рону противоположную тезису о намеренном одомаш- нивании может показаться наивным и малоубедитель- ным. Можно ли говорить о стратегии, когда речь идет о животном, не будет ли это самой что ни на есть оче- видной формой антропоморфизма? Разумеется, живот- ные еще меньше способны на то, чтобы спланировать I Если не принимать в расчет последние годы, в течение которых их количество значительно увеличилось благодаря достижениям агрономии и генетики. 54
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? и выстроить свои отношения с человеком, чем упомяну- тые выше гоминиды. На самом деле современная эволю- ционная биология вкладывает иной смысл в понятие «стратегия», что позволяет объяснить одомашнивание как процесс, в котором животным отводится централь- ное место, не приписывая им ни сознательных намере- ний, ни особого умысла. В современной биологии это понятие служит лишь обозначением физических или поведенческих характеристик группы особей одного вида. Оно не предполагает какого-либо сознательного расчета со стороны особи, обладающей данными каче- ствами: эти свойства определены генами, в большей или меньшей степени. Понятие «стратегия» означает биологический выбор— например, темное оперение птиц или агрессивность зверя по сравнению со светлым оперением других птиц или мирным поведением дру- гих зверей того же вида— в игре, где выигрышем слу- жит количество потомков. Некоторые стратегии в плане выживания и воспроизведения оказываются эффек- тивнее других. Особи, обладающие нужными каче- ствами, имеют в среднем больше потомков, чем прочие. В итоге гены, отвечающие за выигрышные стратегии, со сменой поколений все больше и больше распростра- няются в популяции. Рассмотрим одну из стратегий на примере популя- ции бабочек, обитающих в окружении растений с пре- имущественно темной листвой. В этой ситуации стра- тегия «темных крыльев» будет эффективнее стратегии «белых крыльев», поскольку особям с белыми крылья- ми труднее скрыться от хищников. Если в данной по- пуляции в результате мутации проявится ген, опре- деляющий более светлый цвет крыльев, он быстро исчезнет, поскольку имеющие его особи, по всей веро- ятности, оставят меньше потомков, чем другие бабочки этой популяции. И наоборот, ген, определяющий цвет крыльев, приближенный к цвету окружающей среды, распространится в популяции в течение нескольких 55
ГЛАВА 1 поколений, и, по всей вероятности, носящие его особи дадут больше потомства, чем другие. Таков принцип действия естественного отбора в понимании Дарвина и современных неодарвинистов. Отбор основан на раз- ной эффективности воспроизведения носителей раз- личных стратегий, занимающих определенную эколо- гическую нишу в рамках одной и той же популяции. Процесс приводит к адаптивному отбору морфологи- ческих и поведенческих качеств в пределах биологиче- ской популяции без какого-либо намерения, умысла или плана. Использование подобной эволюционной модели при- менительно к доместикации позволило некоторым биологам и антропологам пересмотреть свои взгляды на природу этого процесса. Взглянув на процесс одо- машнивания с точки зрения интересов животных или растений, ученые задались вопросом, каким образом «приобретение» некоторых качеств, адаптированных к человеку, могло стать для них эффективной эволю- ционной стратегией, открывающей перед биологиче- ским видом неисчерпаемый источник ресурсов: все то, что мог предложить человек, использующий эти виды животных и растений или употребляющий их в пищу. Следуя подобной логике, антрополог Дэвид Риндос предложил оригинальное объяснение доместикации некоторых растений. Принято считать, что на заре исто- рии особо сообразительные представители человече- ского рода, желая увеличить урожайность растений, со- бранных в окружающей их среде, начали пересаживать их на специально предназначенные для этого поля. По мнению ученого, изначально у человека не было наме- рений выращивать эти растения, все происходило не- сколько иначе. Гораздо более вероятно, что сами дикие растения некоторым образом спровоцировали свое по- степенное окультуривание, рассеивая семена среди от- ходов вокруг стоянок первобытных охотников-собира- телей, которые впоследствии стали находить простое 5б
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? и доступное пропитание в непосредственной близости от своих жилищ. Одним словом, стремление к увеличе- нию урожайности вовсе не было основополагающим принципом окультуривания растений — во всяком слу- чае на заре человеческого рода, в самом начале процесса одомашнивания диких видов, — оно пришло уже пост- фактум (Rindos, 1984). Аналогичной точки зрения придерживается Бу- дянски в отношении собак. Он утверждает, что пред- ки собак эволюционировали заметнее других живых существ, следуя стратегии, использующей некоторые наши слабости. По его мнению, будучи настоящими приматами, привязанными к своему потомству, кото- рое требует нашей заботы довольно длительное вре- мя, мы склонны испытывать нежность и сострадание к беззащитным малышам на толстых лапах, которые смотрят на нас большими круглыми глазами и жалоб- но пищат— именно так и выглядят маленькие щенки. Приобретя настолько выразительные черты, собаки на- учились в некотором роде нами манипулировать, чтобы снискать наше расположение. И мы все еще думаем, что сами их выбрали и переделали под свои фантазии и по- требности? Как бы не так, мы попались в собственные сети! Подобно дальнему родственнику, жаждущему на- следства богатой незамужней тетушки, собаки, не навя- зывая нам своего присутствия, имели время тщательно подготовиться к визиту и нарядились так, чтобы нам понравиться. Доказательством успешности этой стра- тегии может служить тот факт, что сегодня в мире на- считывается не более 100—150 тысяч волков, тогда как собак— приблизительно 400 миллионов (Coppinger et Coppinger, 2001). И если чью-то нелегкую жизнь мы все еще называем «собачьей» — не стоит ли с научной точ- ностью и безо всякой склонности к антропоморфиз- му определить то, что собой представляет «приятная» жизнь для собак. Учитывая полномочия, которыми се- годня обладают четвероногие друзья человека в наших 57
ГЛАВА 1 домах, и принимая во внимание многочисленные не- приятности, связанные с их присутствием, можно кон- статировать, что иногда они чувствуют себя там насто- ящими хозяевами. А уже после этого можно задаваться вопросом, кто же кого приручил на самом деле: мы со- бак или они нас. А может быть, это просто игра слов? Возможно, ут- верждение, что собака изменилась таким образом, что- бы стать более привлекательной для человека,— не более чем остроумная метафора того, что человек сам изменил собаку согласно своим требованиям? Но раз- ве и то и другое определение не объясняет в равной сте- пени эволюцию, произошедшую с собакой в ответ на потребности человека? В конечном счете, оба этих оче- видным образом противоположных тезиса могут пред- ставлять собой всего лишь два способа взглянуть на один и тот же феномен под разным углом зрения; ины- ми словами— очередную вариацию на тему стакана, который наполовину пуст или наполовину полон. На самом же деле между этими двумя подходами су- ществуют коренные различия. «Интенционалистская» точка зрения по определению предполагает, что толч- ком к началу процесса доместикации послужила созна- тельная воля человека. Поэтому вовсе не обязательно искать те механизмы этого процесса, которые не приме- нялись бы человеком сознательно. Кроме того, согласно данному подходу все изменения, произошедшие с соба- кой в ходе эволюции, следует рассматривать как приоб- ретенные в ответ на нужды человека— во всяком слу- чае именно так их должен воспринимать сам человек. При этом отвергаются любые намеки на то, что новые качества могли быть нейтральными или даже негатив- ными для нашего вида и в то же время полезными для самого одомашненного вида. И наконец, это означает, что человек с самого начала обладал сознательными намерениями, складом ума, когнитивными способно- стями и техническими навыками, необходимыми для 58
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? того, чтобы спланировать и успешно осуществить по- добный проект, что, как и было сказано выше, весьма маловероятно. И наоборот, подход, основанный на неодарвинист- ской теории эволюции, позволяет выявить массу все- возможных факторов, интенциональных или неинтен- циональных, способных иначе истолковать процесс одомашнивания. Речь идет о подходе, который можно назвать «экологическим» — в научном, а не политиче- ском смысле этого слова, — суть которого состоит в сле- дующем: человек создал новую экологическую нишу, представляющую собой совокупность материальных и нематериальных качеств, свойственных определен- ным типам человеческого общества,— отходы жизне- деятельности, жилища, огонь, лесные вырубки, поля, а кроме того, верования, например, в священность не- которых животных, или в лечебные качества некото- рых растений, или в существование духов зверей и т.д.; эта ниша, называемая биологами «антропогенной», как и любая другая новая ниша, впоследствии колонизиру- ется оппортунистическими видами, которые в процессе дальнейшей эволюции видоизменяются и расходятся с изначальными видами — с волками, в случае собаки. Иными словами, ниша не была создана для собаки: она сама создала собаку. С этой точки зрения, задача биоло- гов состоит в поисках механизмов, интенциональных или нет, при помощи которых под действием факторов, свойственных антропогенной нише, произошла моди- фикация некоторых диких видов. Каковы же эти меха- низмы в случае с собакой? Модель собаки-мусорщика Один из наиболее известных ответов на этот вопрос от- носительно недавно предложил биолог Раймонд Коп- пингер. Исследуя экологическую среду и поведение 59
ГЛАВА 1 собак в самых разных местах обитания, Коппингер за- метил, что в Южной Америке, Африке и Азии много- численные популяции бродячих собак в деревнях пита- ются отбросами, оставленными человеком. Коппингер вынужден был констатировать, что с экологической точки зрения эти деревенские псы, которые ведут себя подобно настоящим мусорщикам, исключительно хо- рошо адаптированы к окружающей среде. Они не про- являют страха или чрезмерной агрессии по отноше- нию к человеку1, подозревая опасность, они держатся на некотором расстоянии, далеко при этом не убегая, вы- прашивают еду, иногда вполне успешно. В отбросах, ис- пражнениях и деревенских мусорных баках они находят для себя почти неисчерпаемый источник средств суще- ствования. И самое интересное, добавляет Коппингер, что сельское население, живущее в непосредственном контакте с собаками, в подавляющем большинстве слу- чаев относится к этим собакам с неприязнью, во всяком случае, это следует из бесед автора с деревенскими жи- телями. Так, например, в одной из деревень Занзибара лишь несколько человек полагали, что собаки в неко- торых случаях могут быть полезны, например, для ох- раны или истребления вредных животных, тогда как подавляющее большинство жителей заявили, что ис- пытывают к ним отвращение: Мы относимся к ним как к крысам: это животное вездесущее, оно — потенциальный переносчик болезней, мусорщик, ино- гда вор, часть собачьей популяции время от времени нужно уничтожать. Раймонд и Лора Коппингер, цит. по: Budiansky, 2002, р. 25. Похоже, в этих деревняхнепредпринималосьникаких попыток приручить собак или как-то их использовать. I Сегодня бродячие псы кусают людей гораздо реже, чем собаки-компаньоны. 6о
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? Их рассматривали в качестве животных практически бесполезных, годных разве что на то, чтобы избавлять человека от отходов или как-то их перерабатывать. Од- ним словом, такое отношение к собакам мало напоми- нает о Лесси или магазине Puppy the World в Токио. Они просто есть, они составляют часть пейзажа, и все, это воспринимается как данность; и их терпят. По мнению Коппингера, эти деревенские псы наво- дят на мысль о механизме, приведшем к появлению Canis familiaris путем длительного естественного отбо- ра, то есть ненамеренной селекции. С течением времени между популяциями собак и людей могло установить- ся шаткое равновесие. В самом начале этого процесса предки собак должны были преодолеть некий порогче- ловеческой толерантности, то есть эволюционировать таким образом, чтобы их внешность и поведение, в то время еще схожие с волчьими, перестали людей пугать. И вот однажды этот порог был преодолен, и перед чет- вероногими колонистами открылся новый, почти не- исчерпаемый источник ресурсов, причем без особого вмешательства самого человека. Впоследствии процесс доместикации смог уже развиваться сам собой. Каж- дый раз, когда в популяции предков собак появлялось генетическое изменение, определяющее лучшую при- способленность к жизни рядом с человеком, оно рас- пространялось в течение нескольких поколений без сознательного участия человека, а только лишь пото- му, что, имея больший доступ к пищевым ресурсам по сравнению со своими соплеменниками, собаки, носи- тели этих мутаций, оставляли после себя больше по- томков. Согласно Коппингеру, процесс одомашнива- ния не подчинялся никакой собственно человеческой логике. Он происходил непроизвольно и неосознан- но, тихо и неторопливо, путем постепенного превра- щения свирепых хищников, крайне недоверчивых по отношению к людям, в осторожных мусорщиков-при- способленцев: собак. 6i
ГЛАВА 1 Самое близкое человеку животное Чтобы наглядно продемонстрировать, каким образом могли проходить самые первые этапы процесса нена- меренной доместикации, рискнем представить вымыш- ленную эволюционную ситуацию на примере одного из современных видов: чайки. В портовых французских городах, таких как Марсель, в течение последних де- сятилетий чайки размножились в невероятном коли- честве после того, как начали использовать не только природные пищевые ресурсы, но и бытовые отходы че- ловека, которыми изобилуют городские свалки. И даже местным властям, располагающим всеми современ- ными средствами, несоизмеримыми, со всех точек зре- ния, с возможностями доисторического человека, стоит огромного труда держать под контролем численность популяций этих птиц, которая продолжает расти. По- пытаемся представить, что через тысячи лет может на- чаться процесс незаметной селекции, в результате чего появятся чайки, которые покажутся нам милыми. Они перестанут нас бояться и даже станут демонстрировать нам свою привязанность, громко кричать при прибли- жении к дому постороннего, а может быть, даже, почему бы и нет, вилять хвостом... И все это произойдет вовсе не потому, что мы старались изменить этих птиц в со- ответствии с нашими желаниями путем селекционно- го разведения, а просто потому, что с самого начала мы согласились терпеть этих мусорщиков рядом с собой. Можно ли в таком случае говорить о том, что мы созна- тельно их одомашнили? Конечно, это всего лишь вымысел: мы слишком лю- бим собак, и чайкам пришлось бы проявить чудеса изо- бретательности, чтобы занять место наших ласковых четвероногих друзей. Воскресные рыбаки могут это под- твердить: встречаясь глазами с холодным стальным взглядом чайки, вспомнишь скорее о «Птицах» Хич- кока... Однако, насколько бы невероятной ни казалась 62
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? описанная ситуация, она наводит на мысль: кто знает, что могло бы произойти, если бы, как, например, в самом начале фильма «Завоевание планеты обезьян» — одно- го из фильмов, снятого по мотивам романа «Планета обезьян», — все собаки вдруг исчезли? И можно ли быть настолько уверенными, что мы выбрали бы себе в то- варищи именно обезьян? Разве не нашлось бы других - кандидатов, особенно среди животных-«мусорщиков», и деревенских и городских, более экипированных для того, чтобы втираться к нам в доверие хотя бы потому, что они и так уже занимают антропогенную нишу? Под- . черкнем еще раз: для процесса доместикации гораздо большее значение имеет способность живого существа проникнуть в эту нишу, чем воля или желание самого человека. Несмотря на всю свою привлекательность, сценарий «Завоевания планеты обезьян» так или иначе основан на антропоцентрическом предубеждении, что самыми «близкими» нам животными оказались бы более все- го на нас похожие непосредственные наши генеалоги- ческие родственники: шимпанзе и гориллы. Конечно, с точки зрения генеалогии это утверждение бесспорно. Однако бывает и так, что отношения между разными видами развиваются по типу семейных отношений: по- рой люди, с которыми нас не связывает никакое род- ство, — наши друзья — гораздо ближе нам с точки зре- ния поведения, взаимных симпатий или образа жизни, чем наши кровные родственники. Можно сказать, что одно из главных достижений дарвинизма и неодарви- низма— это экологический подход к процессу адапта- ции и отказ от традиционного скалярного представле- ния об иерархии живых существ, на вершине которой располагается человек, чуть ниже — обезьяны, за ними другие млекопитающие, рептилии и т.д. Сам факт оби- тания в одной и той же экологической нише приводит к эволюционной конвергенции и коадаптации меж- ду видами, которые таким образом сближаются один 63
ГЛАВА 1 с другим, особенно в поведенческом плане, даже если с точки зрения генеалогии имеют между собой мало об- щего. И если говорить об экологической близости, а не о генеалогическом родстве, то можно утверждать со всей определенностью, что самым «близким» для человека и самым адаптированным к человеческому обществу животным является собака. Именно этим обстоятель- ством объясняется тот факт, в чем еще не раз мы сможем убедиться, что во многих отношениях мы лучше пони- маем друг друга с собаками, чем с обезьянами. Многофакторный процесс Интерпретация Коппингера, так же как и предположе- ния Будянски, представляют огромный интерес с точки зрения отказа от представления о собаке как о пассив- ном участнике сознательно реализованного человеком проекта по преобразованию дикого животного в домаш- нее. Обе эти теории заслуживают пристального вни- мания. И все-таки это не более чем гипотезы— в чис- ле многих других, касающихся одомашнивания собак; и некоторые ученые обращают внимание на несколь- ко свойственных этим гипотезам вполне очевидных недочетов. Прежде всего, собаки не могли бы выполнять роль мусорщиков, если бы человек не жил в относительном достатке, во всяком случае таком, чтобы в большом ко- личестве оставлять за собой остатки пищи. Вряд ли жизнь гоминидов, имевших первые контакты с пред- ками собак, была настолько роскошной. Впрочем, мно- гие виды гоминидов вымерли еще до появления совре- менного человека. То есть версия о собаке-мусорщике может относиться к более позднему периоду процесса одомашнивания, когда человек уже овладел достаточ- ными ресурсами, чтобы развиваться демографически и географически распространиться. Кроме того, эта 64
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? гипотеза не дает объяснения факту, по поводу кото- рого сегодня мнение большинства ученых совпадает: одомашнивание собак произошло лишь в некоторых ограниченных регионах, после чего потомки этих не- скольких первоначальных популяций «протособак» распространились в самых разнообразных человече- ских сообществах. Этот неоспоримый факт свидетель- ствует о том, что механизм, предложенный Коппин- гером, не мог функционировать в многочисленных сообществах гоминидов и на протяжении длительного периода времени: общие предки собак и волков не пе- решли эволюционный Рубикон, открывавший перед ними двери антропогенной ниши, несмотря на то что они уже жили в контакте с человеком. Это означает, что, по всей вероятности, толчком к началу процесса доме- стикации послужили иные механизмы, не учтенные в модели Коппингера. Есть и другие предполагаемые модели процесса, при- ведшего к появлению собак, таких, какими мы знаем их сейчас. Миклоши приводит четыре (Miklosi, 2007, р. 96— 97). Первая модель опирается на интенциональный фак- тор (Clutton-Brock, 1984). Древние предки современного человека могли регулярно подбирать волчат — точнее, детенышей предков волков и современных собак,— приручать их и оставлять у себя наиболее послушных и податливых. Такая селекция со временем смогла бы привести к образованию нового вида животных, отли- чавшихся от волков. Однако по уже упомянутым при- чинам эта гипотеза не может быть применена к самому начальному этапу доместикации: первобытные люди, вне всякого сомнения, попросту не были в состоянии спланировать настолько сложный проект; к тому же тот факт, что одомашнивание произошло лишь в не- скольких регионах, и в этом случае остается загадкой. Как подчеркивает Миклоши, описанный процесс мо- жет рассматриваться только применительно к поздним 65
ГЛАВА 1 фазам одомашнивания, когда селекционным путем че- ловек начал выводить различные породы собак, пред- назначенные для выполнения вполне определенных функций, которые соответствовали тем или иным ви- дам человеческой деятельности, таким, например, как война, охота или охрана. Второе объяснение базируется на принципе «группо- вого отбора» в том смысле, который вкладывает в это понятие современная эволюционная биология. Какими бы ни были причины, толкнувшие группы первобыт- ных людей пойти на контакт с предками современных собак, в результате эти общины смогли извлечь боль- шую пользу из природных ресурсов, чем другие. Впо- следствии более успешные группы во время периодов с более жесткими условиями жизни вытеснили все про- чие (Schleidt et Shalter, 2003). Третья модель основана на тезисе: увеличение много- образия собак, наблюдаемое с момента их появления, происходило параллельно с культурным и технологи- ческим развитием человеческого общества. По мнению сторонников этой гипотезы, предки собак изначаль- но были связаны с примитивной и однообразной дея- тельностью человека: вполне возможно, они просто-на- просто служили ему источником пищи. В это же время взаимодействие человека с собаками начинает прини- мать ритуализированный характер (Morey, 2006). Чис- ленность и селективное многообразие собак постепенно увеличивается по мере того, как усложняется и приоб- ретает все большее разнообразие деятельность человека и растут его потребности. Благодаря разделению труда и культурной дифференциации, эти процессы, начиная с доисторических времен, непрерывно развиваются и по сей день (Morey et Aaris-Sorensen, 2002). Подобно первой, эта модель способна пролить свет на историю отноше- ний между человеком и собакой и объяснить их древнюю природу, однако и она оставляет без внимания причины и пусковые механизмы процесса доместикации. 66
ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ? И, наконец, четвертая модель предлагает совершенно неожиданный поворот сюжета. Некоторые биологи вы- двинули весьма замысловатую гипотезу, согласно кото- рой в паре человек—собака собака явилась не единствен- ным результатом адаптационных изменений, а лишь одним из двух действующих лиц процесса коэволюции. В процессе эволюционного взаимодействия между дву- мя видами произошли их взаимные адаптивные транс- формации: каждый из видов приобрел свойства, явив- шиеся результатом уступки некоторых необходимых функций другому. Сторонники этой теории, так же как и трех предыдущих, поддерживают представление о том, что собаки приобрели качества, отличающие их от вол- ков, именно в результате сосуществования с человеком; однако здесь ученые идут на более смелый шаг, добав- ляя, что и человек под влиянием взаимодействия с соба- кой мог селективным путем приобрести некоторые чер- ты, отличающие его от предков-гоминидов. Некоторые исследователи, например, полагают, что в сообществе людей и собак собаки благодаря тонкому обонянию, во много раз превосходящему человеческое, специализи- ровались на решении определенных задач, состоящих в том, чтобы брать след и находить дорогу. В свою оче- редь, переложив эти функции на собак, человек осво- бождался от такого рода деятельности и, тем самым, от необходимости адаптировать к ней органы чувств, глав- ным образом органы обоняния. При этом строение ли- цевой части головы — в особенности носа и рта — могло беспрепятственно эволюционировать в другом направ- лении, а именно в том, которое привело к появлению аппарата, позволяющего производить более сложные звуки. Одним словом, пусть собаки и не умеют говорить, они поспособствовали тому, чтобы этому научились мы. Гипотеза коэволюции, представленная во множестве ва- риантов (Paxton, 2000; Schleidt et Shalter, 2003), вызывает оживленные споры в современной науке1. К какому бы I Подробнее о дебатах см. в работе Бекоффа (Bekoff, 2000). 67
ГЛАВА 1 выводу ни пришли ученые относительно предложен- ной теории, отметим как минимум одно ее несомненное достоинство: она настаивает, пусть даже и в весьма ори- гинальной форме, на том факте, что собака в процессе своей эволюции вовсе не обязательно играла роль пас- сивного участника. В конце концов, очень может быть, что некоторыми своими качествами мы обязаны именно собакам. Неожиданное заключение, явно звучащее дис- сонансом с нашим привычным нарциссизмом: какая-то часть человеческой натуры явилась результатом адапта- ции к собакам. Различные трактовки и гипотезы— и описанные выше четыре модели, и модель, предложенная Коппин- гером, — как подчеркивает Миклоши, вовсе не противо- речат друг другу: каждая из них, вполне возможно, опи- сывает один из аспектов или один из этапов сложного и многофакторного процесса, изучение которого в со- временной науке и сейчас еще далеко от завершения.
Глава 2 Кто они такие? Глядя на шимпанзе или горилл, мы замечаем вол- нующее сходство между большими обезьянами и человеком. Попробуем взглянуть на причины этого волнения немного со стороны: не подтверждает ли оно дистанцию, разделяющую нас и наших кузенов? Не вызвано ли оно тем, что мы замечаем человеческие черты в животном, которое мы непроизвольно воспри- нимаем как существо принципиально иное? Конечно, обезьяны — близкие родственники человека, но все же они достаточно от нас удалены, чтобы вызывать у нас потребность упорно искать «недостающее звено» между ними и нами. Дистанция, отделяющая человека от других живот- ных, — это одна из отличительных особенностей наше- го вида. Чтобы продемонстрировать всю уникальность положения человека в мире живых существ, достаточно вспомнить, насколько оно отличается от положения со- баки. Собаки могут иметь жизнеспособное потомство с волками. Представим на мгновение, насколько пошат- нулось бы наше представление о нас самих и о мире жи- вотных, если бы такое стало возможным между нами и шимпанзе или между нами и выжившими неандер- тальцами... Какое место заняли бы эти гибридные по- томки в человеческом обществе? Не дав шансов на выживание другим гоминидам, эво- люция оставила пустоту между животными и челове- ком. И эта пустота, несомненно, играет определенную 69
ГЛАВА 2 роль в нашем восприятии животного мира, где виды выступают для нас подобием замкнутых систем, разде- ленных между собой четкими границами. Такую кон- цепцию видов, которую можно назвать «эссенциалист- ской» или же Парком Юрского периода—чуть позже мы поймем почему, — современная наука считает глубоко ошибочной. Этот подход не позволяет понять природу, очертания и эволюцию зоологической группы, кото- рую представляют собой собаки. Чтобы понять, кто же они такие в биологическом смысле, мы должны отка- заться от подобного представления о животном мире, которое противоречит современной концепции видов и эволюции, получившей сегодня широкое признание в естественных науках. Эта глава адресована прежде всего тем, кого интере- суют механизмы эволюции собак, биологические ха- рактеристики этого вида и, в более общем плане, теория эволюции и дарвинизм. Пусть остальные читатели про- стят меня за несколько сложный научный стиль изло- жения этой главы, касающейся в основном естественно- научных вопросов. Они могут безо всякого ущерба для себя и риска упустить что-либо особо значимое оставить без внимания эту главу и сразу перейти к следующей, посвященной породам собак и причинам их появле- ния в XIX веке под влиянием пагубных идеологиче- ских течений. Биологические аспекты одомашнивания собак Постепенное становление вида Canis familiaris в процес- се одомашнивания, о котором мы говорили в предыду- щей главе, сопровождалось важными анатомическими, физиологическими и поведенческими трансформаци- ями. Речь идет об изменениях, в результате которых собака приобрела черты, заметно отличающие ее от 70
КТО ОНИ ТАКИЕ? волков, как в физическом, так и в поведенческом пла- не, особенно с точки зрения ее отношений с человеком. Прежде чем приступить к подробному рассмотрению этих различий, нужно обозначить биологические ме- ханизмы, задействованные в процессе эволюции, при- ведшей к образованию разнообразных фенотипов со- бак, которые мы можем наблюдать сегодня1. Особенно стоит задержаться на причинах, масштабе и значении изменений, произошедших в процессе одомашнивания. При кажущейся простоте эти вопросы достаточно сложны. И чтобы на них ответить, нам предстоит се- рьезно пересмотреть достаточно распространенное представление об эволюции и генетике в их наиболее популярной трактовке. На самом деле эволюция зача- стую представляется в виде процесса, происходяще- го путем простого отбора признаков— таких, напри- мер, как карие глаза, пониженная агрессия, висячие уши и т.д., — напрямую определяемых ответственным за него геном. Сам ген представляет собой определен- ную часть ДНК, носителями которой выступают особи данного вида. К этой модели обычно добавляют, что биологические популяции постоянно пополняются новыми признаками, которые появляются вследствие генетических изменений: гены, ответственные за эти признаки, возникают случайно, в результате мутаций. Мутации, оказавшиеся полезными, со временем рас- пространяются в популяции по мере того, как их обла- датели оставляют после себя в каждом поколении все I В биологии термин «фенотип» означает совокупность различимых морфологических, физиологических и поведенческих характеристик — от органов и тканей до клеток и молекул, — присущих организму любого уровня. Фенотип формируется на протяжении всей жизни индивида в результате проявления его «генотипа», то есть совокупности генов или, точнее, аллелей — вариантов признака, определяемого каждым геном, —с одной стороны, и взаимодействия этого организма с окружающей его средой — с другой. 71
ГЛАВА 2 больше и больше потомков по сравнению с сородичами. В итоге носителями новых генов становится основная часть особей этой популяции. В конце концов один вид, например собаки, отделился бы от другого, например волков, став обладателем признаков, каждый из кото- рых определяется одним из генов, отобранных по при- чине принесенной им выгоды. Однако современные научные исследования в обла- сти биологии и эволюции представляют совершенно другую картину, во всяком случае гораздо более слож- ную. Собак это касается, вероятно, даже в большей сте- пени, чем всех прочих видов. Описанная модель пред- ставляется слишком упрощенной, чтобы с ее помощью можно было объяснить биологические изменения, про- изошедшие с собаками в процессе эволюции. Мягкий отбор Первый недостаток приведенной модели состоит в том, что она связывает все приобретенные признаки с выго- дой, которую они приносят их обладателям. Маловероят- но, что каждое из свойственных собакам качеств обязано своим происхождением исключительно пользе, приобре- таемой его носителями в условиях обитания в антропо- генной нише. Дело в том, что отбор, которому подверглись предки собак на первых этапах своей эволюции, пред- ставлял собой селекцию особого типа, при которой новые признаки могли сохраняться в популяции и без видимой от них выгоды. Вот что говорит об этом Миклоши: Начало одомашнивания собак можно сравнить с колонизаци- ей острова. Предки собак, избравшие для себя антропогенную нишу, которая предлагала новые, ранее неиспользуемые ре- сурсы, смогли воспользоваться уменьшением внутри- и меж- видовой конкуренции. AdAmMikl6si, 2007, р. 118 72
КТО ОНИ ТАКИЕ? Этот процесс привел к «мягкому отбору» (relaxed selection), который повлек за собой одновременно увели- чение численности популяции, многообразие феноти- пов и появление черт не всегда адаптивного характера. Приобретенные черты возникают и сохраняются в по- пуляции не по причине каких-то особенных утилитар- ных качеств, а только потому, что они перестают быть помехой для выживания, значимой в рамках прежней экологической ниши. Конечно, добавляет Миклоши, очень может быть, что вслед за этим собаки могли подвергнуться и более стро- гому — «направленному» — отбору, обусловленному их более тесными контактами с человеком. Вначале он мог быть по большей части ненамеренным, впоследствии — отчасти намеренным, если говорить об исторической эпохе, когда начали формироваться различные поро- ды собак. Так, например, археологические исследова- ния позволили установить, что римлянам и китайцам удалось путем селекции вывести собак с короткими лапами. И все-таки даже для этих этапов эволюционной исто- рии собак модель эволюции путем отбора полезных или выгодных в репродуктивном плане генных мутаций не слишком подходит, поскольку наталкивается на непре- одолимое препятствие. Генные мутации, способные от- разиться в фенотипе, появляются в природе регулярно, но относительно редко. За истекшее с момента начала одомашнивания время не могло произойти такого ко- личества генных мутаций, которое обеспечило бы до- статочную для естественного отбора гамму вариаций и значительный кумулятивный эффект. И уж тем более этот механизм не мог быть задействован в процессе со- знательной селекции собак и выведении различных пород, начатом относительно недавно. Короче говоря, большая часть свойственных соба- кам качеств, особенно такие, как короткая по срав- нению с волчьей морда, проявление лояльности или 73
ГЛАВА 2 покорности по отношению к человеку, виляние хвостом, разнообразие размеров и пропорций, многочисленные вариации масти— от короткошерстного черно-бело- го пятнистого далматинца до золотистого ретривера с относительно длинной шерстью золотистого или кре- мового окраса, — не может рассматриваться в прямой связи с действием какого-либо гена. Для этого гены, от- вечающие за каждое из этих качеств, должны были бы появиться естественным путем в результате мутаций и впоследствии распространиться в популяции бла- годаря репродуктивному преимуществу, которое они обеспечивали его носителям. В таком случае как же объяснить эволюционный путь собаки? Какими биологическими трансформациями сопровождалось одомашнивание и какое участие в этих переменах принимали гены? Мозаичная эволюция Первое объяснение отсылает нас обратно, к общим предкам волков и собак. Часть генов, ответственных за качества современных собак, возможно уже присутство- вала в этих древних популяциях. Исходные популяции, о которых нам известно не слишком много, вероятно были носителями гораздо большего фенотипического и генотипического разнообразия, чем популяции со- временных волков. Напомним, что сегодня общая чис- ленность волков в мире составляет приблизительно 100000—150000 особей, что, несомненно, отражает лишь мизерную долю всего того природного многообразия, которое было представлено в популяциях их предков. Вполне возможно, древние волки обладали признака- ми, сохранившимися у собак, но исчезнувшими у со- временных волков. Начать с того, что некоторые фенотипические чер- ты, присущие собакам, вероятнее всего определяются 74
КТО ОНИ ТАКИЕ? рецессивными генами — точнее, аллелями, — которые были неблагоприятными для их диких носителей — общих предков и отделившейся от них линии волков, но при этом могли утрачивать эти свойства в условиях антропогенной ниши. Остановимся подробнее на зна- чении терминов. В общем случае у каждого биологи- ческого вида ген, отвечающий за какое-либо качество, представлен множеством аллелей, то есть множеством возможных вариантов. Рассмотрим пример гена, от- ветственного за цвет глаз мушки дрозофилы. У каж- дой мушки есть аллели этого гена, соответствующие определенному цвету глаз: красному, бурому или бело- му. У дрозофил, как и у других видов, в том числе и из класса млекопитающих, аллели, определяющие какой- либо признак, представлены парами. Некоторые алле- ли, называемые рецессивными, должны обязательно присутствовать в двух экземплярах, чтобы определя- емые ими свойства — например, бурый цвет глаз или генетическое заболевание— проявились в фенотипе индивида. И наоборот, доминантные аллели находят отражение в фенотипическом признаке даже при на- личии в паре только одного из них. Таким образом, рецессивный аллель, ответственный за какой-либо признак — например, голубые глаза или какая-либо наследственная болезнь,— может присут- ствовать в организме индивида, но при этом никак себя не проявлять. Вот почему в некоторых случаях неблаго- приятные рецессивные аллели, вызывающие болезни или даже смерть, могут незаметно распространяться в биологической популяции без каких бы то ни было значительных внешних проявлений. Конечно, эти ал- лели быстро исчезают, когда оказываются парными в генотипе одного индивида, поскольку проявление не- благоприятного признака уменьшает шансы этого ин- дивида на выживание и размножение. То есть у таких аллелей практически нет возможности прочно и массо- во отразиться в фенотипе особей популяции. И тем не 75
ГЛАВА 2 менее рецессивные аллели могут сохраняться и переда- ваться из поколения в поколение посредством особей — носителей только одного аллеля из пары. Эти индиви- ды не испытывают их негативного влияния и могут передать рецессивные аллели своему потомству. Поэтому весьма возможно, что такие рецессивные аллели могли присутствовать и у собак, и у современ- ных волков, и у их общих предков. Однако определяе- мые ими признаки регулярно проявлялись в фенотипе только у собак лишь потому, что экологические условия среды обитания собак были другими, главным образом менее суровыми по сравнению с условиями обитания волков и их предков. Под натиском более жесткого от- бора волки— или их предки— носители пары алле- лей, определяющих, например, маленький размер тела, быстро отсеивались. Для собак же этот признак оказы- вался не таким губительным, и отбор для них был не настолько беспощадным. Таким образом, признак мог проявляться в фенотипе без каких бы то ни было не- гативных последствий для животного, а иногда даже давать ему преимущество, если оказывался, как, на- пример, маленький размер тела, привлекательным для некоторых людей. В результате мягкого отбора, ориентированного на ус- ловия антропогенной ниши, некоторые из этих призна- ков смогли проявиться в фенотипе индивидов и весьма значительно изменить морфологический, физиологи- ческий и этологический профиль собачьей популяции. Действием подобного механизма, возможно, объясня- ется разница между средним размером собак и совре- менных волков, которая составляет приблизительно 20— 40% в пользу последних. Именно так собаки могли постепенно отделиться от волков, не претерпев при этом каких бы то ни было значительных изменений генов, точнее, аллелей, имеющихся и у того, и у другого вида. Второе объяснение касается еще одного биоло- гического механизма, который также мог привести 76
КТО ОНИ ТАКИЕ? к разнообразию черт, появившихся у собак в процессе одомашнивания. Чаще всего фенотипический признак определяется и контролируется не одним геном, а не- сколькими. Это свойство, которое биологи называют полигенией, означает, что отбор признака, дающего ин- дивиду преимущества в плане выживания и воспроиз- водства, влечет за собой отбор связанных с ним аллелей, если этот признак полигеничен. Такие аллели могут быть связаны с другими фенотипическими чертами1, не обязательно полезными. Иными словами, некоторые фенотипические признаки могут быть отобраны не по причине их непосредственной выгоды, а только пото- му, что ответственные за них гены связаны с другими, полезными для индивида качествами. Описанный механизм отбора дает объяснение не- которым наблюдаемым у собак фенотипическим кор- реляциям, которые иначе остались бы непонятными. Так, например, длина морды, по-видимому, коррели- рует с распределением ганглионарных клеток сетчатки или же, как у некоторых пород, цвет шерсти связан с по- ведением — однотонные кокер-спаниели оказываются более агрессивными по сравнению со своими пестры- ми собратьями. Подобные корреляции часто вызывают страшную путаницу в интерпретации, поскольку по большей части сложно определить, какая из двух черт появилась в результате отбора, а какая явилась след- ствием первой. Третий механизм также способен объяснить доволь- но значительную часть специфических особенностей фенотипа собак. Дело в том, что многие из этих особен- ностей обязаны своим происхождением не столько ге- нам, отвечающим за каждый из признаков, сколько тем, которые контролируют индивидуальное развитие орга- низма от оплодотворенной яйцеклетки до его взросло- го состояния. Индивидуальное развитие, особенно эм- бриональное, — это исключительно сложный процесс, I Это явление называют плейотропией. 77
ГЛАВА 2 темп и порядок которого регулируются множеством программ, заложенных в специальных генах. Единич- ная мутация одного из этих генов может привести к зна- чительным последствиям для фенотипа взрослого ор- ганизма. Так, например, мутация гена, отвечающего за продолжительность роста, отразится на размерах и соотношении частей тела взрослого индивида или на строении его черепа. Многие биологи считают, что мно- гообразие окраса и пропорций тела собак объясняется рекомбинацией или мутацией этих генов, которые, не будучи связанными напрямую с данными фенотипи- ческими признаками, запускают программу активации и последовательности действия генов, непосредственно за них отвечающих. Описанный механизм вполне мог стать основой значительной части признаков, разде- ливших собак и волков. Наконец, условия самой антропогенной ниши, в ко- торой развиваются собаки, также оказывают огромное влияние на формирование свойственных этому виду черт. Действительно, степень фенотипического прояв- ления какой-либо аллели— это результат взаимодей- ствия организма с окружающей средой. Таким образом, в зависимости от среды, в которой индивид родился и вырос, одна и та же аллель может сформировать замет- но различающиеся морфологические, физиологиче- ские и поведенческие признаки. Весьма убедительным тому доказательством может служить пример феноти- пического проявления действия аллели, отвечающей за выработку гормонов и нейромедиаторов, которые влияют на степень агрессивности. Так, две собаки, об- ладающие одинаковым генетическим багажом, могут отличаться совершенно разным уровнем агрессии в за- висимости от условий— главным образом социаль- ных, — в которых они выросли. Условия окружающей среды оказывают такое замет- ное влияние на фенотипические проявления генотипа у собак во многом потому, что одной из приобретенных 78
КТО ОНИ ТАКИЕ? ими в процессе эволюции черт стала именно значи- тельная пластичность индивидуального развития, которая ведет к большому разнообразию личных черт, касающихся как физических характеристик, так и тем- перамента. Одним словом, морфологические, физиоло- гические и, самое главное, поведенческие особенности собак во многом зависят от условий их жизни, и в го- раздо меньшей степени, во всяком случае, не настолько строго и безоговорочно, каку других видов, эти качества определяются их генами. Многие биологи в данной свя- зи полагают, что такая фенотипическая пластичность давала собакам преимущество в антропогенной нише, поскольку позволяла им индивидуально приспосабли- ваться к самым разнообразным требованиям разных людей и культур. Все эти биологические механизмы— проявление рецессивных признаков, перестающих быть неблаго- приятными в рамках антропогенной ниши, полиге- ния и плейотропия, рекомбинация или мутация генов, участвующих в процессе индивидуального развития, разнообразие условий окружающей среды, в которой развивается индивид, пластичность индивидуального развития — свидетельствуют о сложности отношений между генами и их фенотипическим выражением. Все это позволяет говорить о том, что специфические мор- фологические, физиологические или поведенческие качества собак, отсутствующие у волков, вовсе не обя- зательно связаны с появлением соответствующих им генов, напрямую отобранных эволюцией в силу каких- то особых преимуществ, которые они предоставляли их обладателям. Конечно, появление собак — это и в са- мом деле результат эволюционного отбора и адапта- ции к антропогенной нише, вот только биологические механизмы, лежащие в его основе, намного сложнее, чем это предполагает модель мутации/селекции гена, непосредственно определяющего признак. По этим же причинам модели гетерохронии и неотении, согласно 79
ГЛАВА 2 которым собаки— это те же волки, только блокиро- ванные на ювенальной стадии развития, также пред- ставляются не слишком убедительными и во многом спорными. Действительно, даже если некоторые чер- ты и сближают собак с молодыми волками1, все прочие с ними никак не связаны. По большому счету эволюция собак может служить примером явления, которое биологи называют «мо- заичной эволюцией» (West-Eberhard, 2003). Очевидно, многофакторный характер этого процесса позволяет говорить о том, насколько сложны контуры зоологи- ческой группы, которую представляют собой собаки, и, в особенности, границы, отделяющие эту группу от волков, а также ставит под сомнение привычные пред- ставления о биологическом виде как таковом. Чтобы понять, кто же такие собаки, для начала нуж- но уточнить, какие качества характеризуют их как вид и отличают этих животных от других представителей семейства псовых. Синдром Парка Юрского периода Наше привычное представление о биологическом виде любого животного основано на предубеждении, кото- рое можно было бы назвать синдромом Парка Юрского периода. Одноименный фильм, полный неожиданных поворотов и зрительных эффектов, основан на научном вымысле: хитроумным ученым удалось извлечь почти неповрежденный фрагмент ДНК динозавра из кома- ра, хранившегося миллионы лет в окаменевшей капле древесной смолы. Этот фрагмент позволил одному из исследователей, даже не подозревавшему о пагубных последствиях своего эксперимента, воссоздать экоси- стему динозавров, многие из которых вскоре оказались I В главе 7 я еще вернусь к этим теориям, довольно широко распространенным в литературе, посвященной собакам. 8о
КТО ОНИ ТАКИЕ? не слишком дружелюбными. Сценарий фильма по- строен на следующей идее: имея всего лишь одну мо- лекулу ДНК, можно восстановить целый вид, посколь- ку эта молекула содержит информацию, достаточную для реконструкции одного из представителей этого вида — милого травоядного бронтозавра или свирепо- го тираннозавра. Исследования в области антропологии и когнитив- ных наук подтверждают, что, когда мы говорим о био- логическом виде, то есть птицах, млекопитающих, мошках, баобабах, собаках и т.д., мы применяем под- ход, который для простоты можно назвать «эссенциа- листской парадигмой». Этот подход во многом отражает идею, лежащую в основе сюжета фильма. Именно так мы обычно воспринимаем биологический вид— как совокупность особей с общими признаками, количе- ство которых превышает те, что могли бы объединить каждого представителя этого вида с какими-либо дру- гими живыми существами. Отличительные признаки вида рассматриваются в качестве морфологического, физиологического и поведенческого типа, который мы представляем себе, когда думаем о животном вообще, будь то кошка, человек или собака. Проще говоря, вид для нас сводится к некоему образу, картинке, которую мы могли бы нарисовать, если захотели бы отобразить общие для всех животных этого вида черты. При таком понимании вида каждый индивид — моя собака, вы, я, комар — предстает как отдельное вопло- щение такого типа, выступающего в качестве истин- ной сущности, или, если можно так выразиться, глу- бинной природы всех существ этого вида. Именно эту общую сущность или природу имеют в виду, когда го- ворят о собаке вообще— например, в предложении типа «собака — это домашнее животное», или о челове- ке вообще, или о комаре. Эссенциалистская парадигма подразумевает, что любые различия между особями одного вида являются случайными отклонениями от 8i
ГЛАВА 2 типа, то есть от сущности вида. Живая природа пред- ставляется огромным набором типов, четко разгра- ниченных между собой. В рамках данной концепции свойственные каждому виду признаки, такие как, на- пример, развитый мозг человека, в этом плане отлича- ют представителей данного вида от всех других живых существ и создают между видами границы, самой не- преодолимой из которых становится невозможность совместного размножения представителей разных видов. В массовом сознании современного западного обще- ства ДНК — во всяком случае, в том виде, как она пред- ставляется широкой публике в СМИ или популярных телесериалах,— отводится роль внутреннего управ- ления типом, отражающим каждый вид. Эта молеку- ла рассматривается в качестве носителя кодированной информации, позволяющей реконструировать данный тип. Отсюда следует, что такой фантастический проект, как Парк Юрского периода, может стать вполне реаль- ным. Точнее сказать, для осуществления этого проекта необходимо решить чисто технические задачи: чтобы восстановить вид, достаточно воссоздать одну особь из молекулы ее ДНК. Стоит только освоить эту техноло- гию, как мы сможем возродить всех давно исчезнувших животных и погрузиться в мир нетронутой природы, существовавшей миллионы лет назад. Эссенциалистская концепция видов в союзе с эво- люционными убеждениями позволяет заключить, что новые, все более сложные типы появились в результате дивергенции исходного прототипа: тип «волк» и тип «собака» появились из одного предкового, разделив- шегося на два новых видовых типа. Точно так же и по- роды собак могли образоваться путем происходившей в разные времена селекции отдельных типов. Однажды появившись на свет, эти типы собак — в данном случае «породы»— закрепились, несмотря на случавшуюся время от времени гибридизацию. 82
КТО ОНИ ТАКИЕ? Несмотря на весьма широкое распространение, по- добные представления о видах, наследственности и эво- люции очень далеки от тех, которых придерживается современная биология. В действительности описанная концепция отвергает наследие Дарвина, игнорируя наиболее глубокие и оригинальные его идеи— зача- стую также не признаваемые широкой публикой, — ко- , торые на самом деле способны разрушить предлага- емые ею представления о живой природе и становлении видов. Эссенциалистская концепция приводит к ошиб- кам не только в области нашего восприятия собак и от- дельных пород. Она влечет за собой более серьезные заблуждения в том, что касается селекционной работы собачьих клубов, о чем мы более подробно поговорим в следующей главе. Однако прежде всего разберемся в вопросе, какую же концепцию видов и эволюции развивают современные биологи и как на этом фоне будет выглядеть собака. Популяционный подход Современная концепция биологического вида и эво- люции базируется на понятии популяции (Мауг, 2001), которой в естественных науках дается следующее опре- деление: популяция— это совокупность особей, обла- дающих физиологическими способностями к размно- жению и возможностями для его реализации, которая обитает на одной территории или занимает одну эко- логическую нишу. Две особи одного вида могут при- надлежать к разным популяциям, если они разделены непреодолимыми для них границами, например гео- графическими барьерами, такими как горы или мор- ской пролив. Разумеется, популяционный подход не отрицает наличия множества общих черт у особей, ко- торые и в разговорном языке объединены одним ви- довым названием, идет ли речь о человеке, собаке или 83
ГЛАВА 2 кошке. Однако эти черты не воспринимаются больше в качестве конструктивных элементов каркаса некое- го абстрактного типа, вокруг которого выстраиваются особи данного вида, занимая свое место в эволюцион- ном ряду. В рамках популяционного подхода эволюция рассматривается как трансформация конкретных по- пуляций, существующих в природе, а не отдельных ви- дов, представленных абстрактными типами. Состав популяции, то есть набор различных харак- теристик входящих в нее особей, меняется в процессе эволюции при помощи различных механизмов, таких как миграция, географическое расчленение популяции на разные субпопуляции, каждая из которых начинает развиваться самостоятельно, мутации, и, конечно, есте- ственный отбор. Как я уже подчеркивал выше, основой естественного отбора является дифференциация вос- производства между особями одной популяции, имею- щими небольшие отличия по каким-либо параметрам, которые дают их обладателям репродуктивные преиму- щества. Сама популяция регулярно пополняется новы- ми признаками, появившимися в результате генети- ческих мутаций и рекомбинаций, прошедших сквозь фильтр естественного отбора. Этот подход (или «популяционная парадигма») от- личается от эссенциалистской парадигмы (называемой также «типологической теорией»)— концепции вида в духе Парка Юрского периода, о которой мы говорили выше — по четырем ключевым позициям. Прежде всего, популяционный подход отводит ведущую роль в эволю- ционном процессе экологическим параметрам, то есть конкретному биологическому и физическому окруже- нию популяции, тогда как при типологическом под- ходе нет никакой необходимости принимать их в рас- чет, поскольку эволюция рассматривается как процесс усложнения типов. Кроме того, при популяционном подходе различия между особями одной популяции становятся необходимым условием для естественного 84
КТО ОНИ ТАКИЕ? отбора, тогда как эссенциалистская парадигма видит В них лишь отклонения от нормального «типа». Третье отличие заключается в том, что в рамках популяцион- ной парадигмы субъектом эволюции становятся груп- пы совершенно конкретных особей, а не абстрактные типы. И наконец, если при типологическом подходе ге- неалогическое древо, отражающее эволюционный путь любого живого организма, представляет собой дерево с расходящимися ветвями— типами,— которые ни- когда или же почти никогда не объединяются вновь, то в рамках популяционной парадигмы оно выглядит иначе: это скорее сплошные заросли, образованные гу- сто переплетенными побегами из индивидуальных ге- неалогических связей. Популяционная парадигма полностью меняет пред- ставления об эволюционном становлении всего живого. Для наглядности вернемся к Парку Юрского периода. Популяционный подход отрицает возможность рекон- струкции мира динозавров из одной молекулы ДНК. Дело в том, что для создания группы индивидов, кото- рую можно было бы считать биологическим видом, не- достаточно лишь вырастить несколько образцов, сле- дуя заложенной в этой молекуле программе: необходимо воссоздать целую популяцию особей, различающихся между собой, а также конкретные экологические усло- вия окружающей среды. При несоблюдении всех этих требований ни в каком Парке Юрского периода дино- завры, не важно, одна это особь или группа, не имеющие жизнеспособного потомства, вероятнее всего недораз- витые и дефективные, лишенные возможности разви- ваться в контакте со своими соплеменниками и, в более общем плане, собственной экологической ниши, жить попросту не смогут. Одним словом, биологический вид не сводится к типу как к некой сущности, заложенной в уникальном генетическом коде: необходимым услови- ем существования и сохранения видаявляется наличие генетического разнообразия и соответствующей этому 85
ГЛАВА 2 виду конкретной экологической ниши. Вот почему су- ществует предел численности, ниже которого вид обре- чен на вымирание, как, например, по всей видимости, это происходит сейчас с гепардом. Демографическая деградация ведет к потере генетического разнообразия, необходимого для сохранения конкретных популяций, составляющих этот вид. Именно такому направлению следует современная эволюционная биология. В еще большей степени попу- ляционный подход правомерен, когда речь идет о соба- ке. Совершенно очевидно, что в случае собаки средства эссенциалистской парадигмы неприменимы, поскольку границы зоологической группы Canis familiaris, и внеш- ние (отделяющие ее от других видов), и внутренние (меж- ду различными породами), еще более сложны, расплыв- чаты и проницаемы, чем у многих других видов. Между собаками и волками: реальные границы вида Canis familiaris Внешние границы группы, сформированной собаками, имеютряд выраженных особенностей. Между собаками и волками нет демаркационной линии настолько чет- кой и контрастов настолько очевидных, какие можно наблюдать, например, между человеком и шимпанзе. Почему это так? Прежде всего, по-видимому, у собак нет свойственных только им морфологических признаков, иными слова- ми, черт, характерных для всех собак и отличающих их от группы современных волков. Во многом это объ- ясняется исключительным разнообразием собак, кото- рое само по себе доказывает полную несостоятельность попыток определения типа, характеризующего собак и отличающего их от типов других видов. Среди всех животных, и диких и домашних, собака, несомненно, демонстрирует наибольшую гамму вариаций. Впрочем, 86
КТО ОНИ ТАКИЕ? может ли это обстоятельство быть случайным для вида наиболее близкого к человеку, который на протяжении всей своей истории отличался исключительной куль- турной изменчивостью? Касается ли удивительное мно- гообразие собак только их окраса, размера и формы? Между чихуа-хуа, которая весит от 0,5 до 2 кг, и сенбер- наром весом более 100 кг разница колоссальная. То же самое можно сказать и о приплюснутой морде боксера в сравнении с длинной мордой борзой и о коротких ла- пах бассета в сравнении с длинноногим немецким до- гом. Как можно описать собаку человеку, который ни- когда ее не видел? Да и возможно ли это вообще? В этом смысле собаку также можно считать уникальным жи- вотным в мире живых существ: то, что представляет собой собака, трудно поддается описанию. Только по- пуляционный подход к изучению вида, учитывающий индивидуальные особенности составляющих его пред- ставителей, позволит приблизиться к пониманию яв- ления, обозначенного этим словом. Конечно, любую случайно взятую собаку легко можно отличить от любого случайно же взятого волка. У всех собак по отдельности, включая тех, которые больше других похожи на волков, таких, например, как немец- кие овчарки или хаски, есть свойственные им черты, которые отличают их от диких кузенов. Но это вовсе не означает, что существует общий для всех собак набор качеств — иначе говоря, «тип», — имеющийся у собак и отсутствующий у всех волков, и наоборот. Дело в том, что разных собак от волков совсем не обязательно от- личают одни и те же качества. На самом деле некоторые морфологические отличия между этими двумя группа- ми животных, такие, например, как висячие уши или стоящий торчком хвост, состоят в отсутствии этих при- знаков у всех волков и их наличии у некоторой части собак. Иначе говоря, с точки зрения морфологии этих зоологических групп между волками и собаками не су- ществует непреодолимой пропасти. 87
ГЛАВА 2 Что же касается физиологии и поведения, то здесь действительно можно говорить о явных различиях между этими двумя видами, таких, например, как пе- риодичность течки (два раза в год у собак и один — у волчиц) или лояльное отношение к человеку. Но, как мы уже убедились, между этими признаками и ответ- ственными за них генами далеко не всегда есть про- стые и однозначные связи. Вообще же механизмы эволюции, приведшей к появлению собаки, гораздо сложнее, и генетический разрыв между этими двумя группами не такой значительный, как это могло бы показаться в связи с фенотипическими различиями между ними. Возможность гибридизации между соба- ками и волками подтверждает их генетическую бли- зость как нельзя лучше. Все эти факты ведут к неожиданному заключению: если придерживаться концепции, основанной на пред- ставлении о биологическом виде как о хранилище сход- ных признаков, накрепко спаянных с генами, с одной стороны, и о репродуктивном критерии, то есть способ- ности к взаимному скрещиванию,— с другой, почти не останется причин считать собак и волков разными видами. Впрочем, именно к такому выводу и пришли некоторые ученые систематики, главным образом се- вероамериканские: точнее сказать, они относят собак к подвиду волков и называют его Canis lupus familiaris. В то же время другие исследователи, акцентируя внима- ние на важности популяционных аспектов в современ- ной эволюционной биологии, полагают, что характери- стика вида должна включать экологические критерии, особенно если речь идет о собаке. Не оспаривая того факта, что между собаками и волками есть значитель- ное сходство по многим позициям, в частности гене- тическим, они указывают на критерий, который четко отделяет одних от других: эти животные адаптированы к совершенно разным экологическим нишам. Действи- тельно, в адаптации собак к антропогенной нише так 88
КТО ОНИ ТАКИЕ? или иначе проявляются все уровни интеграции орга- низма, начиная с генов и заканчивая фенотипически- ми чертами, обусловленными главным образом усло- виями окружающей среды (см.: Соррпщег et Соррпщег, 2001; Miklosi, 2007, р. 75). Возможно, второе утверждение выглядит более убе- дительным. Как бы то ни было, заметим, что оба этих - определения звучат вполне научно. В этой связи важ- но уточнить, что же имеют в виду, употребляя термин «вид» в отношении собак. Несмотря на все теоретиче- ские разногласия среди сторонников двух подходов , к определению вида, в одном вопросе мнение ученых совпадает: можно соглашаться или нет с тем, что со- баки и волки принадлежат к разным видам, но нельзя рассматривать их в качестве двух типов, разделенных между собой по ряду совершенно определенных морфо- логических, физиологических и поведенческих качеств, свойственных всем индивидам каждой из этих групп и заложенных в их генотипах. Таким образом, не стоит заблуждаться относительно положения собаки в той систематике животных, что представлена в научной литературе. В последние годы результаты исследований генотипов разных видов жи- вотных, считающихся близкими родственниками луч- шего друга человека, несколько пошатнули положение собаки в системе животного мира. В систематике собаку как биологический вид (Canis familiaris), чаще всего от- носят к роду волков — Canis — наряду с семью другими, дикими видами: серый волк (Canis lupus), рыжий волк (Canis rufus), койот (Canis latrans), обыкновенный шакал (Canis aureus), эфиопский, или сыменский, шакал (Canis simensis), чепрачный шакал (Canis mesomelas) и полоса- тый шакал (Canis adustus). Сегодня некоторые система- тики прибавляют к роду Canis еще два вида: красный волк (Cuon alpinus) и гиеновидная (или гиеновая) собака (Lycaon pictus)— и называют всю группу видов «похо- жими на волков псовыми» (Wayne, 1993). 89
ГЛАВА 2 Эта классификация по сей день вызывает споры и по- стоянно уточняется. Результаты исследований варьиру- ются в зависимости от применяемых методов датиров- ки, которые, в свою очередь, продолжают развиваться и совершенствоваться параллельно с достижениями в области молекулярной биологии. Кроме того, в чем мы только что убедились, выводы ученых во многом зависят от самого подхода к понятию биологического вида. Впрочем, в том, что касается собаки, расхождения во мнениях минимальны. На сегодняшний день уста- новлено, что самый близкий кузен Canis familiaris — это волк. Кроме того, не вызывает сомнений, что среди всех видов рода Canis ближайшим к общей предковой линии волков и собак является койот, по мнению некоторых ученых, быть может, вместе с сыменским шакалом: все эти три линии разделились приблизительно миллион лет назад. Важно понять истинный смысл такой классифика- ции. Как уже было сказано, расхождение признаков, благодаря которым выделились три разные линии, мо- жет быть исключительно тонким и сложным, а его при- рода и степень проявления различаться от вида к виду. Поэтому собаки ближе к волкам, чем к койотам, а кой- оты ближе к собакам, чем к гиеновидным собакам, не- смотря на то что все они с точки зрения систематики относятся к одному и тому же роду. Дело в том, что ос- новной причиной объединения таких разных групп в один род послужил генеалогический критерий. Инди- виды и группы индивидов объединяются между собой в соответствии с их происхождением от ближайших об- щих предков. Собаки объединены с волками, посколь- ку группа их общих предков менее древняя, чем группа предков, общая для собак, волков и койотов. Или, если говорить в более общем плане, все эти виды отнесены к одному роду— Canis— потому, что у составляющих эти виды особей общая предковая группа моложе, чем 90
КТО ОНИ ТАКИЕ? все остальные группы, объединяющие их с каким-либо другим видом живых существ1. Поскольку в основу этой классификации положен ге- неалогический принцип, графически она обычно при- нимает форму дерева с расходящимися ветвями. Точки разветвления указывают на время разделения предко- вых линий на производные. Таким образом, система- тика рода Canis может выглядеть приблизительно так, Рисунок 1. Генеалогическое древо видов рода Canis (схема составлена по книге Миклоши (Miklosi, 2007, р. 72)) Именно в этом состоит истинный смысл системати- ческого положения вида, которое приводится в совре- менных научных исследованиях. По большому счету, оно указывает нам на то, что границы, разделяющие собаку и его ближайшего кузена — волка, гораздо более извилистые, расплывчатые и часто менее заметные, чем границы между другими видами животного мира. Изу- чение такого вида, как Canis familiaris, заставляет нас I Подробнее об этих аспектах систематики и эволюции см. в кн. Докинза (Dawkins, 2004). 91
ГЛАВА 2 пересмотреть наше стихийно сложившееся эссенциа- листское представление о мире живой природы и о его эволюции. И с этой точки зрения собака также может многому нас научить, может быть даже большему, чем фантастические динозавры Парка Юрского периода.
Глава 3 Что такое породы собак? Мифы, реальность и зрительный обман Мир собак обычно делят на две большие части: породистые собаки и дворняги. На первый взгляд, подобное деление не создает особых проблем. Каждый, кто интересуется собаками, легко отличит лабрадора от немецкой овчарки или пуделя. Но что на самом деле скрывается за этими названия- ми, которые мы обычно употребляем, чтобы отличить одних собак от других? Здесь, как и прежде, наше не- осознанное эссенциалистское восприятие живой при- роды — наш Парк Юрского периода1 — готово сыграть с нами злую шутку: мы охотно видим в породах собак разные сущности, типы, четко отделенные один от дру- гого. Откройте практически любую книгу о собаках: вы найдете там именно такую концепцию пород. Вот что, к примеру, будет написано о веймарской легавой в лю- бой из таких книг: это короткошерстная собака бежево- серебристого окраса, высотой от 57 до 70 см, спокойная и уравновешенная, прекрасный охотник на пернатую дичь, хороший охранник, иногда может быть подверже- на стрессам, спинка носа прямая, переход от лба к морде слабо выражен и т.д. Это как раз то, что можно назвать «типом»: совокупность морфологических, физиологи- ческих и поведенческих характеристик, образующих I См. предыдущую главу. 93
ГЛАВА 3 уникальное сочетание, свойственное этой породе и от- личающее ее от других пород. Такие типы или, если хотите, сущности могли бы успешно пережить любые времена без отклонений от стандартных характери- стик. Эти островки стабильности в бушующем океане помесей и дворняг могли бы из поколения в поколение сохранять потомственные родословные линии, проис- хождение которых, часто очень благородное, может ухо- дить корнями в глубокую древность. Несмотря на самое широкое распространение, подоб- ное представление о разнообразии собак не имеет ниче- го общего с биологией этих животных; истоки его следу- ет искать в человеческой истории последних двух веков. Почему же это так? Подвижная система связанных популяций Начать с того, что эссенциалистское видение внутрен- него дробления собачьей популяции ничуть не лучше, чем подобные же представления о том, что именно от- деляет собаку от других видов рода Canis. Как мы уже доказали в предыдущей главе, при таком подходе не- возможно понять ни отличий собаки от близких ей ви- дов, в особенности от волка, ни существующей между ними связи. Если говорить конкретнее, несостоятель- ность эссенциалистского представления о породах под- тверждается известными фактами из истории собачьих популяций. С самого момента своего появления они практически неизменно находились во взаимодействии друг с другом, со временем все более и более сближаясь. Некоторые из них могли оставаться изолированными от других в течение более или менее продолжительных периодов времени в соответствии с разделением челове- ческих популяций, рядом с которыми они обитали. Так происходило, например, с американской и азиатской 94
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... популяциями собак, разделенными Беринговым про- ливом. Однако они никогда не оставались в полной изо- ляции достаточно долго, чтобы образовать подвид: все всегда заканчивалось новым смешением, когда, следуя превратностям судьбы своих хозяев, собаки мигрирова- ли по свету, переселившись, например, в Новый Свет вместе с европейскими колонистами. С самого начала собаки образовывали своего рода мировую метапопуляцию, которую можно было бы сравнить с обширной системой озер, соединенных ка- налами. Некоторые из них могли ненадолго оставать- ся замкнутыми, но затем всегда вновь образовывались протоки, вливаясь в общее пространство, объединяю- щее все без разбору ресурсы, разделенные на какой-то конкретный период времени. Для еще большей нагляд- ности можно представить популяции собак в виде по- бегов, которые постоянно ветвятся, но неизменно сли- ваются вновь, образуя новые ветви. Такое непрерывное смешение не допускает возникновения отдельных ти- пов, способных привести к появлению никогда не скре- щивающихся параллельных линий. Разумеется, нет смысла отрицать существование от- дельных групп собак, довольно четко различающихся между собой в плане внешнего облика, темперамента или наклонностей. Вполне очевидно, что такие груп- пы есть. К примеру, лабрадора по внешнему виду можно с первого взгляда отличить от французского бульдога или чихуа-хуа. Точно так же не вызывает сомнений тот факт, что у некоторых собак есть довольно специфиче- ские наклонности, явно отличающие их от собратьев и, вполне возможно, связанные с лежащими в их основе ге- нетическими механизмами, — практические наблюде- ния это со всей очевидностью подтверждают. Например, опыты по скрещиванию бордер-колли и ньюфаундлен- дов говорят о том, что природный пастуший инстинкт первых и неуемная страсть к купанию вторых осно- ваны на генетических механизмах, в работе которых 95
ГЛАВА 3 задействована как минимум дюжина генов (Ostrander, цит. по: Budiansky, 2002, р. 47). Другой показательный пример касается опытов биолога Раймонда Коппин- гера, который пытался воспитать из ретриверов, как правило используемых для подноски дичи с воды, па- стушьих собак и наоборот. Опыт потерпел неудачу: и те и другие собаки оказались малопригодными для вы- полнения новых задач. Таким образом, не вызывает сомнений, что некоторые способности собак, принад- лежащих к одной и той же породе, имеют под собой ге- нетическую основу. И тем не менее вышесказанное еще не доказывает, что отдельные породы собак действительно существуют. На самом деле утверждать обратное означало бы совершать ту же ошибку, что и называть американца «азиатом», если его черты лица напоминают лицажителей Южной Азии, или мексиканца, похожего надоколумбийское на- селение Америки, «индейцем», полагая, что эти линии и типы четко отделены один от другого. Если строго придерживаться популяционного, генетического и ге- неалогического подхода, подобные определения теряют всякий смысл, поскольку в подавляющем большинстве случаев у тех, кого называют «индейцами» или «афро- американцами», есть как минимум несколько предков и, соответственно, несколько генов, ведущих свое про- исхождение напрямую от линии «европейцев». И, как показывает моделирование в области генетики популя- ций, достаточно лишь самого малого количества общих предков или несколько смешанных браков, чтобы две популяции генетически слились одна с другой. Чтобы наглядно продемонстрировать этот феномен, представим две человеческие популяции, долгое время жившие в изоляции одна от другой и вновь оказавшие- ся на одной территории. Назовем их популяция А и по- пуляция Б. Допустим, что между представителями этих популяций был заключен всего один смешанный брак. Предположим, дети, родившиеся в этом браке, выросли 9б
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... и прожили всю свою жизнь в популяции А, там же же- нились и оставили после себя потомков, причем после того, единственного случая смешанных браков меж- ду популяциями больше не было. Обе популяции про- должали существовать независимо, оставаясь строго изолированными одна от другой, тем более если их представители явно отличались внешне и были при- верженцами разных культур. Однако, несмотря нажест- кое разделение, некоторые гены из популяции Б с тече- нием времени смогут распространиться в популяции А. Они будут рассеиваться по популяции А, передаваясь через потомков детей, родившихся в том, единствен- ном, смешанном браке, о котором все давно уже забы- ли. А если эти гены дают какое-либо репродуктивное преимущество, они даже могут стать доминирующими в популяции А. На самом деле феномен генетического смешения от- личается еще большими масштабами и скоростью, чем это представлено в рамках такой, упрощенной моде- ли. Дело в том, что, если две популяции, некогда разде- ленные географическими барьерами, вновь вступают в контакт, очень маловероятно, что число смешанных союзов ограничивается единицами, особенно в случае достаточно длительного сосуществования и значитель- ной численности населения в каждой из них. Описанная модель позволяет понять, почему на- селение, называемое «афроамериканским», вопреки, казалось бы, очевидному сходству с «африканским» населением — если этим определением обозначать со- вершенно определенную и гомогенную группу жителей Африки, — генетически в среднем гораздо ближе к так называемым «белым» американцам или «кавказцам»1. Короче говоря, наличие некоторого внешнего сход- ства у представителей какой-либо группы еще не I Подробнее об этом см. в книге Кавалли-Сфорцы (Cavalli-Sfor- za, 1996), а также в работе Докинза (Dawkins, 2004, р. 44—55), где приведены весьма показательные примеры и замечания. 97
ГЛАВА 3 означает, что они принадлежат к особому типу, отлич- ному от других типов в генетическом плане и образую- щему отдельную генеалогическую линию. То же самое относится и к случаям, когда представители разных популяций внешне кажутся непохожими друг на друга. Я не случайно провожу аналогии между человечески- ми популяциями и собачьими: на то есть отдельные, совершенно особые причины. Дело в том, что деление собак на породы вызвано не только нашими когнитив- ными эссенциалистскими наклонностями, его проис- хождение вовсе не так невинно, как то, что лежит в ос- нове систематизации, которую мы применяем к другим биологическим видам — пчелам, растениям или пти- цам; оно началось совсем недавно и напрямую связано с трагической историей человечества. Создание собачьих пород в XIX веке: между расовой теорией и евгеникой Одни только термины, употребляемые в отношении ти- пов собак, — «порода», «селекция», «чистота», «помесь», «линия», «наследование» — сами по себе указывают на происхождение собачьих пород. На самом деле большую часть современных пород начали выводить во второй половине XIX века основатели собачьих клубов, пере- живавших в это время свой звездный час. В основном эти люди составляли часть социальной, экономической и интеллектуальной элиты западных стран, в то время охваченных страстью к стремительно развивавшимся наукам: биологии и агрономии. Естественно-научные дисциплины переживали головокружительный взлет, и начиная с конца XVIII века их представители при- обретали все больший социальный и политический вес. Новые научные представления о живой природе и наследственности влились в кильватер естественной истории и усилиями некоторых антропологов, таких 98
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... как Жюльен-Жозеф Вирей или Поль Брока, расшири- лись до учений о человеческих «расах». Эти убеждения непосредственно связаны с концеп- цией вида или «расы» как морфологического и пове- денческого типа, подчиненного принципу корреляции и наследования признаков. В соответствии с этим прин- ципом форма некоторых частей тела живого существа строго указывала на наличие ряда других признаков, касающихся не только прочих частей тела этого инди- вида, но и его наклонностей, способностей и предрас- положенностей. Грубое и бездумное применение таких принципов в отношении человека привело к появле- нию настоящей псевдонауки, непосредственно связан- ной с научной средой и стараниями некоторых ученых получившей достаточно широкое распространение. Она послужила почвой для многочисленных идеоло- гических дискурсов, ярко окрашенных расизмом и дис- криминацией и касающихся так называемых «рас» или «типов» человека. Следуя той же логике, признавали существование «индикаторных признаков», таких как лицевой угол или цвет кожи, которые могли указывать на то, что ин- дивид обладает рядом специфических органических и психологических качеств, формирующих некий тип. Этот тип служил характеристикой той или иной «расы» или же социальной группы, например прирожденных преступников. Так, в последней трети XIX века ита- льянский криминолог Чезаре Ломброзо даже описал признаки «человека криминального» как определен- ного типа людей. Затем была выстроена иерархия ти- пов, вершину которой занимали те, кто, как принято было считать, относились к высшим классам запад- ного общества. Новообращенные эволюционисты по- лагали, что «низшие расы» располагаются посередине линейного генеалогического древа человеческого рода, занимая промежуточную ступень между обезьянами и другими «расами». 99
ГЛАВА 3 В сочетании с грубо истолкованными и использован- ными применительно к наследственности принципами детерминизма эти концепции послужили точкой опоры учения, названного евгеникой, основоположником ко- торого был двоюродный брат Дарвина, Фрэнсис Гальтон. Зародившись в Англии в середине XIX века, оно быстро распространилось и получило всеобщее признание в за- падных странах. Защитники этого учения провозглаша- ли, что отныне политика должна быть подчинена науке о наследственности и состоять в том, чтобы препятство- вать воспроизводству человеческих типов, оцененных как низшие, и поддерживать органико-психологические типы, считающиеся нормальными. Такая стратегия должна была позволить среднему типу населения, по- степенно совершенствуясь и приближаясь к чистоте иде- ального типа, вернуться к древним благородным типам. Именно на это учение ссылались нацисты в XX веке. Оно же дало толчок политике стерилизации людей, которые якобы являлись носителями ущербных признаков или считались низшими в некоторых штатах США и скан- динавских странах вплоть до 70-х годов прошлого века. Касающиеся и людей, и животных без разбору, за- нятые бесконечной игрой перекрестными ссылка- ми, дискурсы вокруг наследственности и рас оказали прямое влияние на отношение к собакам и на мане- ру обращения с ними. Резкий рост численности клу- бов собаководства демонстрирует странную параллель с распространением этих идей. Клубы возникают прак- тически повсюду в западных странах начиная с 60-х годов XIX века и очень быстро объединяются в феде- рации международного масштаба1 какраз в то же самое I Они берут свое начало в Англии, с образованием Клуба собаководства (Kennel Club) в 1873 году; затем появляется Центральное общество собаководов (Societd centrale canine) во Франции (1882), Национальная кинологическая ассоциа- ция (Ente Nazionale della Cinofilia Italiana) в Италии (1882), Аме- риканский клуб собаководства (American Kennel Club) (1883) ЮО
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... время, когда расовые идеи получают наибольшее раз- витие и самое широкое распространение. Заявленные клубами цели, свойственные их членам представления о живой природе и о биологических видах, сама их тер- минология очень точно вписываются в рамки этих уче- ний, которые в данном конкретном случае были при- менены в отношении собак. Первая цель кинологических клубов и обществ со- стояла в инвентаризации «пород» собак, которые рассматривались в качестве изначально чистых ти- пов, узнаваемых по экстерьерным признакам— мор- фологии, цвету шерсти и т.п., — подвергавшихся бес- контрольному скрещиванию на протяжении долгого времени, в результате чего они перемешались между собой. Вторая цель напрямую следовала из первой: со- хранять, а в случае необходимости и восстанавливать зарегистрированные породы при помощи направлен- ного разведения, которое позволило бы— по мнению заводчиков — поддерживать породу в рамках принятых стандартов или же вернуть ей прежнюю чистоту крови. Опираясь на концепцию наследственности, упомяну- тую выше, заводчики полагали, что для поддержания или, более того, улучшения типа допустимо скрещива- ние собак только внутри породы — имбридинг, собак же с признаками отклонения от принятой нормы следова- ло к размножению не допускать. Необходимо было со- ставить личные карточки и точные родословные на по- родистых собак: во Франции эта информация и сейчас заносится в LOF (Книгу французских родословных)*. и Объединенный кинологический клуб (United Kennel Club) (1898) в Соединенных Штатах. В 1911 году создана очень вли- ятельная организация, Международная кинологическая фе- дерация (Federation cynologique internationale), объединившая немецкие, австрийские, бельгийские, французские и гол- ландские кинологические общества. * «Livre des originesfran9ais», или LOF, —национальный реестр породистых собак, созданный в 1885 году по инициативе Центрального общества собаководов Франции. В 1957 году Ю1
ГЛАВА 3 И наконец, третьей задачей клубов было проследить историческое происхождение и родственные связи за- регистрированных пород, подобно тому как это дела- ли многочисленные антропологи с так называемыми «расами» человека. Именно так и возникли породы: из литературы, выпускаемой клубами или отдельными людьми, которые вдохновлялись соответствующими идеями, с неизменными ссылками на богатую родослов- ную любимой породы, как правило уходящую корнями в глубокую древность, так сказать, в первородную колы- бель, с пространными рассуждениями, принимавшими вид научной полемики. Чтобы еще нагляднее продемонстрировать всю глу- бину связи системы представлений о собаках с евге- никой и расовой теорией, приведем в пример одного из наиболее известных деятелей в мире клубов со- баководства: Леона Фрэдли Уитни, автора многочис- ленных справочных изданий, касающихся как собак вообще, так и отдельных пород в частности. На него охотно ссылаются в работах, посвященных дрессиров- ке собак и селекционному отбору при разведении по- род, а некоторые из его книг и сегодня есть в свободном доступе. Однако, как подчеркивает Будянски, Уитни не ограничивался собаками, оперируя понятиями рас и наследственности: он также был яростным защитни- ком евгеники и стерилизации людей, в пользу которой он выступил в одной из своих работ, опубликованной в 1934 году, — The Case for Sterilization*. Эта книга име- ла широкий международный резонанс. Гитлер даже направил в адрес ее автора благодарственное письмо за разработку этой темы. В ответ Уитни с одобрением документ был внесен в Список учета родословных (Registre des Livres Genealogiques) Министерства сельского хозяйства, стал называться Livre Genealogique (Книга родословных) и был признан официальным реестром породистых собак Франции. {Прим, пер.) «Аргументы в пользу стерилизации» (англ.). (Прим, пер.) 102
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... отозвался о действиях Гитлера как дальновидного пра- вителя, когда тот приводил в жизнь политику стери- лизации умственно отсталых и душевнобольных (под- робнее об этом можно прочитать в работе Будянски (Budiansky, 2002, р. 34— 35)). Разумеется, из этого вовсе не следует, что учредители и члены кинологических клубов все поголовно были сторонниками евгеники, расистами и страстными по- клонниками тоталитаризма, — речь совсем не об этом. Важно также подчеркнуть, что было бы совершенно бес- почвенно и необъективно осуждать все нынешние клу- бы собаководства на основании истории их происхож- дения — равно как и самих породистых собак, которые здесь совсем уже ни при чем! Понятно, что в данном слу- чае мы говорим о клубах в совершенно ином контексте. Идеологическая кузница, в которой ковался этот обще- ственный институт, не имеет ничего общего ни с целя- ми нынешних людей, так или иначе с ним связанных (от времени существования первых клубов их отделяет вековая дистанция), ни с тем, какой смысл они вклады- вают в свою деятельность. Точно также можно говорить о том, что нет ничего зазорного в занятиях футболом, регби или теннисом в рамках спортивных ассоциаций: при этом не обязательно подписываться под идеологи- ей, изложенной выше, хотя эти ассоциации, тоже по- явившиеся в конце XIX века, были тесно связаны с по- добными понятиями и предубеждениями. Я всего лишь хотел подчеркнуть, что идея о суще- ствовании совершенно разных пород, представляю- щих собой определенные типы, чистоту которых не- обходимо сохранять при помощи внутрипородной ' репродуктивной селекции, — так вот, эта идея возник- ла совсем недавно по сравнению с древней историей наших взаимоотношений с собакой, распространив- шихся едва ли не на весь мир. Эта идея представ- ляется нам совершенно очевидной и естественной, хотя на самом деле, если обратиться к историческим юз
ГЛАВА 3 и антропологическим данным, легко заметить, что она довольно странная. Особенно если принять во внима- ние то обстоятельство, что она имеет идеологическую подоплеку и исходит из ложных представлений о био- логическом виде и наследственности. Все это вместе взятое не могло не обернуться для породистых собак последствиями весьма неприятными, в чем далее мы сможем убедиться. Генетическая и генеалогическая необоснованность разделения собак на породы Остается один важный вопрос, касающийся происхож- дения пород, зарегистрированных сегодня в клубах собаководства. Если концепции пород и наследствен- ности, на которые они опирались, глубоко ошибочны с точки зрения биологии, какими же критериями руко- водствовались учредители клубов и их последователи для инвентаризации и идентификации того, что они обозначали термином «порода»? Почему они решили, что существуют немецкие овчарки, легавые, сенберна- ры или кокеры? Само собой разумеется, отбор мало напоминал селек- цию методами жесткой стандартизации: часто он был продиктован фантазией, верой или вкусами любите- лей собак. Заводчики руководствовались — да и сейчас руководствуются— критериями, основанными лишь на внешнем виде собак: они искали сходство с собака- ми, изображенными на картинах, в древних скульпту- рах или описанными в сохранившихся литературных источниках. Иногда учитывали особые способности собак— например, пастушьи навыки у разного рода овчарок,— их географическое распространение или же предполагаемое место происхождения, как в случае веймарской легавой. 104
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... Таким образом, можно уверенно говорить о том, что современная классификация пород, зарегистрирован- ных в мире на сегодняшний день, появилась совсем недавно и не имеет под собой никаких научных основа- ний. Поэтому не стоит удивляться тому, что новейшие исследования в области молекулярной генетики спо- собны начисто разгромить эти категории. Оказалось, что по степени сходства ДНК всех собак можно разде- лить на четыре группы, в каждую из которых попадают породы, весьма различающиеся между собой с точки зрения не только морфологии, но и поведенческих осо- бенностей, притом что и то и другое охотно продолжают считать их отличительными качествами. Так, напри- мер, в одну группу попали бордер-колли и бассет-хаунд, тогда как длинношерстный колли, считавшийся, как это следует уже из названия, близким первому, оказал- ся в другой группе. Бельгийская овчарка попала в одну группу с борзой, а вовсе не с немецкой овчаркой, несмо- тря на то что эти две породы обладают сходными каче- ствами и в морфологическом, и в поведенческом плане (подробнее об этом см. в работе Parker et Ostrander, 2005). Такие исследования доказывают, что, составляя бла- городные родословные для своих любимых пород, ки- нологические клубы выдают желаемое за действитель- ность. Как мы уже успели убедиться, на протяжении всей своей истории отдельные популяции собак никог- да не оставались в такой длительной и непреодолимой изоляции друг от друга, чтобы сформировать отдель- ные линии. И знаменитые фараоновы собаки, и поден- ко ибиценко, они же ивисские борзые, изображения которых эксперты-кинологи узнают в древнеегипет- ских гравюрах и скульптурах, на самом деле представ- ляют собой популяции, воссозданные не так давно из других популяций собак (Parker et alii, 2004). Мексикан- ские ксолоитцкуинтли*, которых одни считают очень древней породой, связанной с китайскими собаками, * Они же мексиканские голые собаки. {Прим, пер.) Ю5
ГЛАВА 3 другие — native american dogs* — одомашненными в от- дельных регионах Северной Америки и произошедши- ми от местных волков, не так давно сильно разочарова- ли своих поклонников. Анализ их митохондриальных ДНК показал, что с североамериканскими волками они связаны не больше, чем с любыми другими, и генети- чески эти собаки ближе скорее к волкам из Западной Сибири и Румынии. Да и с китайскими собаками, счи- тавшимися ихродственниками, особой близости у них также не обнаружилось (Vila et alii, 1999). То же самое касается динго, диких австралийских собак, которых иногда считают отдельным видом. На самом деле они не отличаются каким-то особым генетическим своео- бразием: вне всякого сомнения, появились в Австра- лии достаточно недавно, немногим более 10 000 лет на- зад, уже после того, как первобытные популяции собак были в значительной степени перемешаны между собой (Budiansky, 2002, р. 32—33). Короче говоря, с научной точки зрения группы собак, именуемые «породами», — это просто-напросто потом- ки собак, намеренно отобранных для разведения, по- тому что некоторые люди полтора века назад решили, полагаясь на внешнюю схожесть и ложные теории, что собаки эти принадлежат к одному и тому же типу, по- явившемуся достаточно давно и пережившему века. Собаки породистые и дворняги Исходя из того, что сложившиеся представления о по- родах глубоко ошибочны, можно сделать еще один важ- ный вывод: первоначальные популяции собак, со- бранных в группы для создания современных пород, были не более чистокровными — если это определение вообще имеет смысл— и не менее гибридными, чем те, которых с тех пор считают беспородными, то есть * Исконно американские собаки (англ.). (Прим, пер.) Юб
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... состоящими из метисов и дворняг. Одним словом, со- временные породистые собаки — это потомки дворняг, понравившихся каким-то конкретным людям — неким Бюварам и Пекюшё* от клубов собаководства, — и эти собаки сегодня нравятся некоторым из нас еще больше. Повторим, что это вовсе не означает отсутствия раз- личий между собаками или наличия корреляций, на- пример между внешним видом собак какой-либо породы и некоторыми их качествами, такими как агрессив- ность, пристрастие к пернатой дичи или способность к взаимодействию во время охоты1. Эти различия и кор- реляции на самом деле объясняются тем, что собаки испокон веков были объектом непрерывной повторя- ющейся селекции. Начиная с Античности и Средних веков люди хотели получить собаку, отвечающую их эстетическим или утилитарным требованиям: соба- ки должны были уметь пасти стада или загонять ка- кую-либо дичь. Поэтому в XIX веке любителям собак, решившим составить опись «пород», стали иногда по- падаться экземпляры, которые просто-напросто обла- дали некоторыми из этих коррелирующих признаков и могли передать их потомству. Справедливости ради заметим, что для некоторых пород условием получе- ния родословной было не только соответствие физи- ческих характеристик необходимым требованиям, но и наличие определенных рабочих качеств — например, бордер-колли должны были показать свои пастушьи навыки. В этом плане можно с научной точностью ут- верждать, что собаки, объединенные соответствующим наименованием породы, обладают некоторыми особы- ми способностями, вполне возможно основанными на физиологических механизмах, управляемых генами. * Бювар и Пекюше — главные герои сатирического романа Гус- тава Флобера. Роман высмеивает обывательский дилетан- тизм в науке. {Прим, пер.) If: Последнее качество подробно описано в книге Миклоши (Miklosi, 2007, р. 36). 107
ГЛАВА 3 Однако было бы ошибкой заключить, что эти способ- ности свидетельствуют о существовании различных предковых типов, иными словами, что собаки, отнесен- ные к одной породе, в целом имеют больше общих генов друг с другом, чем с другими собаками, и представляют древнюю потомственную линию, четко отделенную от других. Короче говоря, наружность обманчива: собачья шуба — это еще не собака, так же как способность к охо- те — это еще не порода. Последняя приведенная выше характеристика окон- чательно стирает демаркационные линии между поро- дами: собаки обладают большой пластичностью раз- вития. Их индивидуальность, способности, поведение и, отчасти, морфологические черты способны варьиро- вать в значительной степени даже в рамках одного ге- нотипа, в зависимости от условий, в которых они живут и развиваются. Поэтому некоторые индивидуальные черты могут заметно различаться у собак, отнесенных к одной породе — делая их похожими на представите- лей другой породы, — просто потому, что живут они со- всем в других условиях. Прежняя и нынешняя селекция: образы заводчика и собаковода-любителя И все-таки неужели по прошествии тысяч лет, в тече- ние которых собаки служили объектом отбора— ино- гда сознательного, иногда нет,— который и привел к их видимому многообразию, не могло сохраниться ни одной изолированной собачьей популяции, века- ми остававшейся в стороне от других линий благода- ря человеку и многократно повторяемой селекции? Конечно, большая часть пород не имеет под собой ре- альной биологической основы, и все-таки, может быть, вопреки всему какой-то одной из них удалось пережить века, отгородившись от других собачьих популяций ю8
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... репродуктивными барьерами, созданными человеком? Чтобы лучше понять, почему вероятность развития та- кого сценария очень мала, нужно уловить разницу меж- ду селекцией, происходившей практически по всему миру вплоть до XIX века, и тем, во что она превратилась после, благодаря усилиям клубов собаководства, кото- рые опирались на появившиеся как раз в это время те- ории о расах и породах. Прежде всего, как показывают исследования в обла- сти молекулярной биологии и исторические данные, селекция, объектом которой служили собаки в дале- ком прошлом, например в Древнем Риме или в эпоху \ Средневековья, не могла состоять в репродукции, огра- ниченной рамками закрытой популяции, она всегда ' содержала какую-то долю гибридизации. Это происхо- । дило по многим причинам. Начать с того, что, если бы даже римляне или средневековые сеньоры, занимав- шиеся собаководством, и захотели удержать под стро- гим контролем популяцию животных, у них бы ничего не получилось. Чтобы такая затея увенчалась успехом, необходимо было создать обширную административ- ную сеть, достаточно развитую и влиятельную, чтобы систематически вести учет данных о каждой собаке, ее происхождении и потомстве, то есть осуществлять деятельность, которая стала возможна лишь к кон- цу XIX века, и то лишь в отношении человека. Далее, было необходимо, чтобы эта работа продолжалась не- прерывно вплоть до наших дней, пережив крах ци- вилизаций и глубокие культурные трансформации человеческого общества. И наконец, доподлинно из- вестно, что в те времена селекция собак проводилась по большей части небрежно. Она основывалась в ос- новном на чисто эмпирических методах, поскольку тогда еще не была движима идеей породы как единого морфологического и поведенческого типа, четко отде- ленного от других. Как известно, эта идея появилась только в XIX веке. Ю9
ГЛАВА 3 Все прежние классификации собак отличает одно общее качество: они основывались не на перечне характерных для группы признаков, а— как, на- пример, классификация Плиния— на критерии функциональности (сторожевые собаки, пастушьи со- баки, боевые собаки и т.д.), игнорируя морфологию. До XIX века направленная селекция преследовала не слишком определенные цели, руководствуясь од- ним или несколькими критериями, эстетическими или функциональными, например наличием охот- ничьих качеств. То есть, если принимать во внима- ние только один критерий— или ограниченное их количество,— можно прекрасно использовать для репродукции множество собак всех видов и мастей. Например, если цель состоит в том, чтобы получить хорошую собаку для охоты, для разведения подойдут кандидаты с достаточно широким спектром морфо- логических характеристик, В случае необходимости вполне допускалось скрещивание с производителя- ми из совершенно другой предковой линии, если они славились какхорошие охотники. Подобная практика была весьма широко распространена среди заводчи- ков собак того времени. Чтобы подчеркнуть особенности восприятия собак и отношения к ним, появившиеся в XIX веке вместе с концепцией собачьей породы, противопоставим для сравнения две фигуры, умышленно, для большей на- глядности, утрируя их качества: с одной стороны, это будет заводчик, с другой— собаковод-любитель. Разу- меется, эти образы не обозначают две конкретные груп- пы людей, поскольку относятся к разным историческим эпохам. К тому же цели и представления нынешних собаководов, особенно охотников, могут соответство- вать и тому и другому образу. И тем не менее противопо- ставление этих фигур позволит подчеркнуть перемены, произошедшие с собаками к настоящему моменту. Дей- ствительно, мотивы и методы селекции, проводимой по
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... заводчиками и любителями породистых собак, совер- шенно различны. Цель заводчика в рамкахтого образа, который я здесь представляю, состоит в том, чтобы получить группу особей со сходными характеристиками, отвечающими его потребностям. Это может быть, например, способ- ность пасти стадо или успешно охотиться на норных животных, мягкий нрав, верность, масть, которая ему нравится, или пропорции тела, которые он считает гар- моничными. Подобная цель не предполагает никакого запрета на скрещивание собак из разных генеалогиче- ских линий, другими словами, она абстрагируется от понятия родства. Для достижения своих целей завод- чик может время от времени прибегать к гибридизации популяций. В скотоводстве, например, такая практика действительно в течение долгого времени была распро- странена. Таким образом владельцы скота пытались избежать пагубных последствий близкородственного скрещивания. Собаковод-любитель стремится к обратному: он тре- бует, чтобы к размножению допускались только соба- ки, принадлежащие к совершенно определенной, за- регистрированной линии. Поскольку его цель состоит в том, чтобы получить и увековечить тип, который, по его мнению, представляют его собаки, достичь ее он мо- жет, только скрещивая собак строго внутри популяции, границы которой он сам же и очертил. Самой главной характеристикой собак, пригодных для воспроизвод- ства типа, свойственного данной породе, он считает их генеалогическое происхождение. Так, например, щенка, рожденного от веймарской легавой с заверенной родо- словной и собаки, не имеющей соответствующей реги- страции в LOF, никогда не признают породистым, даже если его незарегистрированный родитель полностью отвечает требованиям экстерьера веймарской легавой. Для любителя породистых собак именно их про- исхождение становится отправной точкой, то есть ш
ГЛАВА 3 селекция из средства превращается в самоцель. Цель се- лекции — сама селекция; порода легитимируется и об- ретает славу «исконной» уже самим фактом своего су- ществования, берущим начало, как полагают, от самых «истоков». Иными словами, цель собаковода-любителя не относительная, каку заводчика, то есть отвечающая потребностям и вкусам человека и воспринимаемая им именно так: она абсолютная, поскольку ее принцип ле- жит в ней самой. Порода становится целью, которая до- стигается посредством сохранения породы. Идеал, ко- торым движим любитель породистых собак,— идеал чистоты и постоянства, а вовсе не пользы; это идеал сохранения благородной сущности от угрозы быть за- пятнанной, а не стремление к удовлетворению потреб- ностей. В таком ракурсе эта идея выглядит особенно странно, и ее сходство с евгеникой и расовой теорией прошлого века проявляется со всей остротой. С той только разницей, разумеется, что применялась она в от- ношении собак, а не людей1. Последствия теории пород для собачьей популяции Ложная биологическая концепция, на которой была основана теория пород, оказалась чревата для собак весьма неприятными последствиями. Практика вос- производства строго в пределах одной группы, сформи- рованной очень ограниченным количеством собак и их потомков — и даже с дополнительными ограничениями I Стоит добавить, что зачастую деятелями из мира киноло- гических клубов движут не столько научные и абстрактные, сколько более прозаические мотивы: продажа породистых собак— это очень прибыльный бизнес, огромный капита- лооборот которого позволяет говорить о мировом рынке по- родистых собак (подробнее об этом можно прочитать в работе Будянски (Budiansky, 2002, р. 222— 223)). Однако и эти мотивы никак не отменяют описанных выше. 112
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... внутри этих ограничений, поскольку в каждом поко- лении потомство, не соответствующее стандарту по- роды или являющееся носителем генетических поро- ков, таких как дисплазия бедра1, и вовсе не допускалось к размножению, — привела к фрагментации мировой собачьей популяции на микропопуляции, замкнутые каждая сама на себе и изолированные одна от другой. Таким образом, огромная система сообщающихся мо- рей, формирующая генетический собачий пул со вре- мен появления этого вида, была осушена, и движение генов, со сменой поколений мало-помалу дрейфовав- ших с одного края земли на другой, было перекрыто. В чем же состоит суть проблемы с точки зрения био- логии? Такая практика представляет опасность для вида, поскольку приводит к образованию изолирован- ных популяций, генетическое разнообразие которых по определению существенно сокращается по сравне- нию с исходной глобальной популяцией, от которой они произошли. Она несет прямую угрозу и для самих сформированных таким образом популяций. Не стоит обманываться на предмет аналогий с естественными эволюционными процессами: подобная практика се- лекционного отбора не имеет ничего общего с таким механизмом эволюции, как естественный отбор в попу- ляции, оказавшейся изолированной в силу естествен- ных экологических причин, процессом, который, разу- меется, вовсе не обязательно приводит к негативным последствиям для данной популяции. Почему это так? Прежде всего потому, что селек- ция внутри пород направлена как раз на уменьшение вариаций в пределах популяции. Согласно логике I По этому поводу можно было бы много чего добавить. Генетические принципы, на которых основана нынешняя кампания против дисплазии бедра у собак, истолкованы слишком грубо и даже ошибочно. Эта кампания может дать негативных результатов не меньше, если не больше, чем позитивных, по причине полигении и, в частности, плейотропии, с которыми связана эта патология. 1Т3
ГЛАВА 3 разведения, следует все больше приближаться к типу, представляющему породу, и отсеивать тех ее предста- вителей, которые от этого типа удалены. Итак, с одной стороны, на сегодняшний день известно, что поддержа- ние определенного уровня генетического разнообразия и смешения генов является важным условием сохра- нения биологических популяций. С другой стороны, практика скрещивания генетически достаточно близ- ких особей— как это неизбежно происходит с собака- ми всех пород начиная с XIX века, поскольку их скре- щивают между собой в пределах одной ограниченной группы, — приводит к резкому росту числа гомозигот, то есть индивидов-носителей двух одинаковых аллелей одного гена. Таким образом, значительно возрастает количество патологий, определяемых генетическим ко- дом рецессивных аллелей1, которые начинают все чаще проявляться в фенотипе. Очень многие болезни, рас- пространенные среди некоторых современных пород собак, такие как глухота у далматинцев или дегенера- ция сетчатки у кокер-спаниелей и ирландских сеттеров, как полагают, обязаны своим происхождением именно таким генам (подробнее об этом можно узнать, напри- мер, из книги Будянски (Budiansky, 2002, р. 216)). Другая известная практика — выставки породистых собак — также приводит к негативным последствиям, поскольку собаки, получившие высокую оценку, впо- следствии вносят больший вклад в генетический состав породы. Собаки-чемпионы считаются приближением к идеальной норме, очень высоко ценятся в качестве производителей и поэтому оставляют больше потом- ков, чем другие собаки той же породы. Однако эти чем- пионы наряду с ценными качествами, так же как и все остальные собаки, могут быть носителями генетиче- ских дефектов, как явных, так и внешне незаметных. Титул чемпионаувеличиваетриск их распространения I Эти понятия и механизмы разобраны в главе 2. П4
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... в популяции в течение следующих поколений1. И, на- конец, из-за возможных проявлений полигении и мно- гочисленных скрытых корреляций между генами2 се- лекция одного признака может привести к появлению коррелирующих с ним патологий. Судя по всему, именно практика разведения поро- дистых собак собаководами-любителями— иными - словами, большей частью кинологических клубов — привела к пагубным для собак последствиям, которые с течением времени только усугубляются. Каковы бы ни были идеи, сопровождающие подобную практику сейчас, факт остается фактом: основанные наложных представлениях о наследственности, по большей части берущие свое начало в XIX веке, порой они напоминают идеи чародеев-недоучек, первыми жертвами которых становятся собаки. Природный артефакт, домашний дикарь И все же стоит ли так уж категорически осуждать прак- тику разведения породистых собак исходя из ее со- мнительного происхождения и биологических по- следствий? Стоит ли, по примеру некоторых наиболее рьяных защитников прав животных, объявлять клу- бы собаководства фабрикой монстров, которая посред- ством селекционных манипуляций творит насилие над собаками и наперекор природе искусственно создает живых существ? По горькой иронии подобный тип критики вмеша- тельства человека в репродукцию собак, как это часто бывает, приводит в точности к обратному результату, то есть к заключению, против которого он и был наце- лен. На самом деле выступления, якобы направленные I Эти аспекты описаны, например, в работе Будянски (Budi- ansky, 2002, р. 22l). 2 См. главу 2. и5
ГЛАВА 3 в защиту животных, часто пропитаны идеей о том, что человек своими действиями заставил живое отклонить- ся от своего «естественного» пути. Такие рассуждения поднимают две основные темы, звучащие в духе идей, которыми изначально вдохновлялись клубы собако- водства: культ идеала «чистоты» (подразумевается, что чистота обусловлена самой природой и нарушена дей- ствиями человека) и антропоцентризм, который поме- щает человека вне мира природы и представляет его единственным существом, способным на природу воз- действовать. Пусть даже на сей раз эти темы поднимают для того, чтобы кого-то в чем-то обвинить или за что- то осудить. Подобные рассуждения рисуют образ собаки или, если брать шире, образы животного и эволюции на- столько же далекие от науки, как и те, что существу- ют в рамках дискурсов, привычных для клубов собако- водства. Дело в том, что дикая собака, бродячая собака и дворняга «естественны» не больше— как, впрочем, и не меньше, — чем породистые собаки. На это есть как минимум две причины. Прежде всего, это объясняется тем, что с точки зрения биологии такого понятия, как породы, представляемые в качестве изолированных один от другого генеалогических типов, не существует в принципе. Затем, и это самое главное, потому, что из- менение собачьей популяции под влиянием человека составляет часть природы собаки. Идея создания об- раза собаки, избавленной от какого бы то ни было че- ловеческого влияния на всех уровнях своей биологиче- ской организации, сталабы неосуществимой не только с эмпирической точки зрения: она противоречила бы самой себе. Таков еще один важный урок, который может пре- поднести нам собака. В то самое время, когда риторика вокруг всего «природного» пользуется таким успехом в западных странах, собака, сама природа которой со- стоит в эволюции, обусловленной ее взаимодействием пб
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... с человеком, заставляет нас отказаться от ряда сте- рильных теоретических предубеждений. Она способ- на разрушить границы, охотно возводимые не только в сознании широкой публики и в средствах массовой информации, но и в мире науки— между человеком и остальными живыми существами, между искусствен- ным и природным или же между домашним и диким. Дело в том, что собака— существо настолько же есте- ственное, насколько и искусственное, ее природа заклю- чается в изменении под действием человека, она имеет все признаки того, что обычно называют «артефактом» или «искусственным творением». Она настолько же ди- кая, насколько домашняя: рядом с человеком она обре- тает свою привычную экологическую нишу, то есть ту среду, которая в отношении других животных называ- лась бы их «естественным состоянием». Славные породистые собаки Возвращаясь к сомнительным дискурсам XIX века, я во- все не собираюсь опорочить разом все клубы собаковод- ства или те породы, которые они разводят: представи- тели этих пород, как правило, оказываются милыми, симпатичными и прекрасными во всех отношениях со- баками. Я всего лишь хочу напомнить о двух важных выводах, сделанных ранее. Первый касается недавнего происхождения пород и их биологической необосно- ванности, второй— негативных последствий пород- ной селекции. Означают ли эти факты необходимость отказаться от разведения породистых собак, как того требуют не- которые защитники прав животных, иными словами, прекратить направленный репродуктивный отбор со- бак, имеющих общую родословную? Разумеется, породы вовсе не такие древние, как хочется думать их поклон- никам, их происхождение не отличается ни чистотой, П7
ГЛАВА 3 ни благородством. Не существует и особых типов, свой- ственных породе, и всегда сохраняется риск близкород- ственного скрещивания. Но достаточно ли эти аргумен- ты убедительны для любителей собак? Конечно же нет. Любой хозяин породистой собаки всегда будет считать своего пса самым ласковым и красивым, даже если узна- ет, что тот не является воплощением характерного типа породы и не принадлежит к древнему и благородному роду. Вполне возможно, такое известие будет способно породить восторженных адептов идеи о том, что поро- дистые собаки ничуть не лучше других, что они такие же полукровки, как и обычные дворняги. Но не станем ли мы горько сожалеть, если окружающий нас пейзаж лишится любимых всеми собак— золотистых ретри- веров, йоркширов, английских сеттеров, бретонских эпаньолей, жесткошерстных такс, пойнтеров и пинче- ров? Стоит ли лишний раз напоминать, что можно го- рячо любить ту или иную породу, не будучи при этом сторонником расизма или евгеники. По большому счету, если подвести итог, не касаясь при этом моральной стороны довольно сложного и ще- котливого вопроса о вмешательстве человека в репро- дуктивные процессы животных, останется всего лишь один аргумент против разведения породистых собак при помощи репродуктивной селекции: пагубные биологические последствия близкородственного скре- щивания и уменьшение генетического разнообразия собачьей популяции. Но и эта проблема может стать преодолимой. Для борьбы с негативными последстви- ями клубным собаководам достаточно будет отказаться от своих идеалов чистоты, от соответствующих биоло- гических мифов и последовать примеру некоторых жи- вотноводов, которые регулярно подпитывают генетиче- ский фонд своего поголовья путем скрещивания скота с животными другой породы или разновидности. Для этого нужно будет признать необходимость скрещива- ния некоторых «чистопородных» собак с похожими на п8
ЧТО ТАКОЕ ПОРОДЫ СОБАК? МИФЫ, РЕАЛЬНОСТЬ... них дворнягами или собаками той же породы, только с другого конца света. Только так можно сохранить всех этих прекрасных собак, не подвергая их риску наслед- ственных заболеваний, количество которых растет с каждым годом. Одним словом, дворняги — это осно- ва сохранения пород! Порода: еще одна собачья стратегия для использования антропогенной ниши? Приведем последний аргумент в доказательство ан- тропоцентричности и ущербности самой идеи о том, что, создавая породы собак, человек уродует творе- ния природы в угоду своему тщеславию. Попробуем взглянуть на проблему с точки зрения собаки, как мы это уже делали в главе 1. В конечном счете, не может ли быть эволюция последних двух веков результатом типичной стратегии самой собаки, которую она при- меняла с самого своего появления? Действительно, с позиции собаки все эти разговоры вокруг пород, все соответствующие вымыслы и предубеждения, а также их последствия для собачьей популяции немало спо- собствовали необычайному росту интереса к собакам- компаньонам, который мы наблюдаем сегодня. При ближайшем рассмотрении такая эволюция вполне мо- жет оказаться еще одним проявлением необычайного экологического успеха эволюционной стратегии собак. Адаптация к антропогенной нише в сочетании с необы- чайной фенотипической пластичностью позволяет со- баке приноровиться к любым человеческим прихотям и подстроиться под любые культурные изменения че- ловеческого общества. С эволюционной точки зрения развитие пород может рассматриваться как потрясаю- ще успешное использование лучшим другом человека разнообразия наших вкусов в вопросе сосуществования П9
ГЛАВА 3 с животным, — а заодно и нашей непреодолимой когни- тивной склонности к эссенциалистскому восприятию и типологизации живых существ. Предложив все свое многообразие, собаки смогли удовлетворить самые сме- лые наши ожидания. Способно ли разоблачение несостоятельности эссен- циалистской парадигмы и представлений о породах разрушить шарм и уменьшить привлекательность по- родистых собак в глазах бесчисленного количества их поклонников? Едва ли. Мы склонны их любить и, даже зная об этой своей слабости, ничего не хотим менять. Более того, мы можем их любить так же, как любим ма- гию или искусство тромплея— все то, что позволяет нам с удовольствием поддаться иллюзии. При этом мы прекрасно осознаем, что в основе волшебства лежат хит- рые уловки фокусника, но именно это знание в данном случае дает нам возможность контролировать вероят- ные негативные последствия.
Глава 4 Как собаки воспринимают мир? Мадлен* и собака Чтобы попытаться понять собаку, вспомним исто- рию одного маленького печенья, рассказанную Прустом: Но когда от далекого прошлого ничего уже не осталось, когда живые существа перемерли, а вещи разрушились, только за- пах и вкус, более хрупкие, но зато более живучие, более невеще- ственные, более стойкие, более надежные, долго еще, подобно душам умерших, напоминают о себе, надеются, ждут, и они, эти еле ощутимые крохотки, среди развалин несут на себе, не сгиба- ясь, огромное здание воспоминанья. И как только я вновь ощу- тил вкус размоченного в липовом чаю бисквита, которым меня угощала тетя [...], в то же мгновенье старый серый дом фасадом на улицу, куда выходили окна тетиной комнаты, пристроился, • как декорация, к флигельку окнами в сад, выстроенному за до- мом для моих родителей [...]. А стоило появиться дому—и я уже видел городок, каким он был утром, днем, вечером, в любую по- году, площадь, куда меня водили перед завтраком, улицы, по которым я ходил, далекие прогулки в ясную погоду**. Марсель Пруст. «По направлению к Свану» * Madelein (фр.) — сорт популярного во Франции бисквитного печенья. (Прим, пер.) ** Перевод с французского Н.М. Любимова. (Прим, пер.) 121
ГЛАВА 4 На эту историю собачий разум — во всяком случае, если бы он был настолько же «каницентричен», на- сколько антропоцентричен наш— мог бы отреагиро- вать приблизительно так: он решил бы, что главный герой испытывает непонятные ощущения, а все его чув- ства странным образом смещены. Дело в том, что эта история годится лишь для читателя, который в своих отношениях с миром опирается на зрение. Для такого существа, как собака, которое рассчитывает больше на обоняние, запахи и вкусы— это ощущения не менее вещественные и не более хрупкие, чем зрительные об- разы. Они не таятся за кромкой сознания, неспособные воскрешать воспоминания, скрытые в самых глубоких уголках памяти. Вероятнее всего, они служат собаке ис- точником прямой информации о мире, которая сразу воспринимается сознанием. Что же касается нас, мы — существа целиком и полно- стью зависящие от зрения. И наши сны, и наши воспо- минания хранятся в сознании в форме зрительных об- разов. Если человек теряет рассудок, говорят, что у него видения. Как и Пруст, мы думаем, что память о про- шлом возвращается, когда наше воображение рисует нам образы: улицу, площадь, лица, погоду, свет. Запахи и вкусы, как и вкус печенья Пруста, — для нас ощуще- ния примитивные, неосознанные, скрытые; именно поэтому они способны только связывать нас с образа- ми подобно зондам, ныряющим в темные глубины на- шего разума, куда мы давным-давно не заглядывали. Но при этом они остаются всего лишь проводниками в пространство, где хранятся картины, из которых и со- тканы наши настоящие воспоминания. Чтобы текст Пруста произвел впечатление на соба- ку, его, несомненно, нужно было бы написать иначе, поменяв местами смыслы. Наверное, можно было бы сказать примерно так: когда все сущее разрушилось, когда исчезло всё живое, остается видение, как душа нетронутых вещей, как скрытое в глубинах ощущение, 122
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? бессознательное и примитивное, которое в темных углах сознания ждет случайной встречи, чтобы вызвать на поверхность разума всю палитру запахов. Ирония ситуации заключается в том, что даже само это слово, палитра, со всей очевидностью обращено к визуаль- ным ощущениям — как это ни прискорбно для живот- ных. Для собаки этот необычный и волнующий опыт не был бы связан со вкусом или запахом, скорее именно зрительное восприятие и есть для нее то более «прими- тивное» чувство, которое может послужить проводни- ком в глубь тех воспоминаний, что хранятся в сознании в форме запахов. В отличие от героя Пруста, который долго и рассеянно смотрит на печенье, не навевающее никаких воспоминаний, пока он не попробует его на вкус, прустовская собака должна была бы по привыч- ке есть печенье, даже не глядя на него. И вот однажды, случайно увидев одно из них, она вдруг вспомнила бы целый мир запахов: может быть, запахи человека, со- баки, привычного маршрута, кошки... К сожалению, запас слов, обозначающих запахи, у нас слишком бед- ный и тусклый, чтобы описать бесконечное множество оттенков— или, скорее, «отдушек»,— составляющих эту сторону мира. Конечно, не стоит приписывать этой вымышлен- ной истории больший смысл, чем она несет на самом деле, чтобы, прибегая к подобного рода сравнениям, не попасться в сети собственной фантазии. Кроме того, очень может быть, что собака полагается на свое зрение в большей степени, чем мы на свое обоняние: последнее подтверждается, кроме всего прочего, важностью зри- тельных сигналов для ее коммуникации с человеком1. Этот пример потребовался мне просто потому, что он наглядно демонстрирует всю глубину нашего заблужде- ния, когда мы полагаем, что собака воспринимает фи- зический мир точно так же, как и мы. Слишком часто мы принимаем реальность, данную нам в ощущении, I См. главу 8. 123
ГЛАВА 4 за саму реальность. И это приводит ко множеству недо- разумений и к недопониманию не только между самими людьми, но и между человеком и животными, живущи- ми рядом с нами. Дело в том, что реальность представ- ляется им совсем иначе. Способы общения, к которым мы прибегаем при первых контактах друг с другом— «ритуалы знаком- ства», — со всей очевидностью, хотя и не так изысканно, как проза Пруста, демонстрируют глубокие различия в восприятии мира между нашими двумя видами. Эти ритуалы тесно связаны с преобладающими органами чувств у собак и людей и в действительности подчиня- ются совершенно разным правилам. Несомненно, для собаки было бы верхом неприличия пристально посмо- треть в глаза другой собаке, встреченной на улице, как это сделали бы мы при знакомстве с другим человеком. Точно так же и нам едва ли придет в голову подобно со- бакам обнюхивать друг другу зад при встрече. В этом смысле сравнение с собакой способно на кон- трасте подчеркнуть особенности нашего восприятия мира и то, как они могут влиять на наше взаимодействие с другими живыми существами. Здесь, как и в предыду- щих главах, только уже на других основаниях, будет по- лезно взглянуть на проблему с точки зрения — вернее будет сказать, «с точки обоняния» — собаки, чтобы по- пытаться ответить на вопрос, какими путями и в каких формах информация о мире поступает в ее сознание. После того как физиолог и пионер этологии Якоб фон Икскюль изобразил комнату1 вместе с разнообразной мебелью так, как она, по его мнению, должна была бы восприниматься собакой, ученые смогли хоть немного проникнуть в разум лучшего друга человека. Послед- ние несколько лет этой проблематике были посвящены многие исследования в области физиологии, этологии I Заметим, что попытка передать мир восприятия собаки при помощи визуальной интерпретации образов здесь, как и прежде, носит оттенок антропоцентризма. 124
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? и когнитивных наук, достигшие значительных резуль- татов, хотя многое и по-прежнему еще остается неяс- ным. Конечно, мы не способны видеть точно так же, как видит собака, —что невозможно в принципе, поскольку человек может увидеть разве что способ, посредством которого он мог бы увидеть то, как видит собака, — но сейчас мы, по крайней мере, имеем представление о раз- личиях между их восприятием мира и нашим. Получение и обработка информации Чтобы оценить разницу в восприятии окружающего мира между нашими видами, важно не ограничиваться лишь сопоставлением степени развития органов чувств. Дело в том, что мир восприятия живых существ зависит не только от количества данных, получаемых рецеп- торами тех или иных органов чувств, — в значительно большей степени он определяется способами сортиров- ки информации и способностью ее анализировать. Во- преки распространенным представлениям, восприятие не сводится к ощущениям, поступающим в специально отведенные отделы организма — сетчатку, например, — после чего они в чистом виде пассивно регистрируются мозгом: скорее этот процесс сродни анализу информа- ции компьютерной программой, предназначенной для выполнения определенных функций. Короче говоря, восприятие — это сложный активный процесс анализа и обработки данных, которые живое существо получает из окружающей среды. Отсюда вытекает заключение, чрезвычайно важное для понимания мира восприятия животных. Хороший нюх, такой, как у собаки, не просто позволяет животно- му лучше или глубже чувствовать мир, он предполага- ет отличное от нашего восприятие мира и иной склад ума. Другими словами, собаки— это не просто люди с более чувствительным носом. Их обоняние не только 125
ГЛАВА 4 более тонкое и мощное, чем у человека. Собаки владеют иными способами анализировать запахи, и поэтому их обоняние качественно отличается от нашего. Из-за разницы в способах восприятия между нами и животными мы никогда не сможем почувствовать мир в точности таким, каким он представляется представи- телям других видов. С другой стороны, само осознание этой разницы, с поправкой на нашу склонность к антро- поцентризму, позволяет дистанцироваться от нашего собственного восприятия вещей. Сравнительный ана- лиз органов чувств собаки, включая мозг, их возможно- стей и особенностей функционирования, в сравнении с аналогичными органами человека, дает возможность разработать достоверную схему контуров того миро- восприятия, в котором живет собака. Одним словом, такие исследования не позволят ощущать окружающее как собака, видеть как она видит, чувствовать как она чувствует, — это по определению невозможно. И тем не менее они могут значительно расширить наши знания в этом вопросе и позволить нам приблизиться к пони- манию мира собаки. Зрение Поскольку из всех органов чувств зрение для нас имеет наибольшую ценность, мы склонны отдавать приори- тет именно визуальным элементам нашего поля ощу- щений. При этом часто мы забываем, что это правило вовсе не обязательно распространяется на все живые существа. С этой точки зрения, как шутливо заметил Будянски, порой мы ведем себя с собаками подобно ан- глосаксонским туристам, которые полагают, что весь мир говорит по-английски. Мир глазами собаки выгля- дит иначе, чем наш, даже если и тот и другой сталкива- ются с одной и той же реальностью и зачастую по мно- гим позициям пересекаются между собой. И это вполне 126
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? закономерно, учитывая нашу общую принадлежность к классу млекопитающих и, может быть, вдобавок еще и адаптацию собак к антропогенной нише. Каковы же тогда основные отличительные черты зрительного вос- приятия у собак? Органы зрения должны отвечать определенным, за- частую противоречивым, функциональным требова- ниям. Например, хорошее ночное зрение требует боль- шой чувствительности клеток сетчатки к свету, которая, в свою очередь, ведет к ухудшению зрения в условиях интенсивного освещения (и необходимости вырабаты- вать защитные механизмы от такого феномена, как ос- лепление). Так что характеристики зрительной системы чаще всего определяются конкретными условиями су- ществования каждого вида, связанными, главным об- разом, с особенностями его образажизни — в частности, ночной или дневной активностью. В этом плане соба- ки могут рассматриваться как неспециализированный вид (Miller et Murphy, 1995), то есть такой, который пред- ставляют живые существа, снабженные универсальной зрительной системой, способной успешно функциони- ровать в достаточно разнообразных ситуациях. Прежде всего, поле зрения собаки значительно шире, чем у человека,— около 250° против 180°. Это связано с тем, что глаза собаки расположены не в одной плоско- сти, как у нас, а обычно слегка смещены в стороны от фронтального положения. Поэтому собаки охватывают зрением более широкую панораму, чем мы. Но такое рас- положение глаз имеет и свои недостатки: зарасширение общего поля зрения собакам приходится жертвовать шириной области перекрытия полей обоих глаз, кото- рая варьирует от породы к породе, но все равно оказы- вается значительно уже, чем у человека, и составляет от 30 до 60° против 140° у нас. Именно область перекрытия полей зрения обоих глаз позволяет видеть мир в трех измерениях. Таким образом, зона, в которой собака вос- принимает объем, более узкая, чем у нас. 127
ГЛАВА 4 Острота зрения у собак также в три-четыре раза хуже, чем у человека. Это означает, что собаке для идентифи- кации объекта необходимо приблизиться к нему при- близительно на 6 м, в то время как нам будет достаточ- но двадцати двух. Можно сказать, что бессмысленно ждать от собак адекватной реакции на слишком удален- ные от них небольшие объекты. Однако в центральной зоне сетчатки глаза у них наблюдается довольно значи- тельное скопление колбочек — клеток, определяющих остроту зрения, — которое обеспечивает собакам очень хорошее зрение в узкой полосе горизонтального плана. Такая особенность, общая для собак и волков, может быть связана с преимуществом, которое она предостав- ляет хищникам, преследующим добычу: им необходи- мо с достаточной точностью определять расстояние до своей жертвы. Глаз собаки обладает меньшей способностью к ак- комодации, чем глаз человека, у которого она на удив- ление высока. Так, собаки не смогут четко разглядеть объект, расположенный ближе 40 см от глаз — это рас- стояние варьирует от 33 до 50 см в зависимости от инди- видуальных особенностей собак, — тогда как человек может с достаточной четкостью видеть объект в 7—10 см от глаз (Miller et Murphy, 1995). Это одна из причин того, что собака скорее обнюхает очень близкий объект, чем станет его рассматривать. Поэтому бесполезно подсовы- вать собаке ничем не пахнущий предмет под самый нос: она не сможет его зрительно идентифицировать; кроме того, ей помешает морда, которая у большинства пород закрывает нижнюю часть поля зрения. Что же касается ночного зрения, то у собак оно, так же как и у волков, развито значительно лучше нашего. На рассвете или на закате, в час между волком и собакой* и еще больше ночью собаки видят гораздо острее, чем * «Между волком и собакой»— латинское идиоматическое выражение, обозначающее сумерки, то есть время, когда трудно отличить собаку от волка. (Прим, пер.) 128
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? мы. Эта чувствительность к самому слабому свету объ- ясняется наличием у них— так же как и у кошек или лошадей — слоя особых клеток, tapetum lucidum, распо- ложенных за сетчаткой, которые подобно настоящему зеркалу отражают и направляют на сетчатку даже са- мые слабые лучи света. В условиях крайне слабой ос- вещенности эта система позволяет легче улавливать фотоны и таким образом различать объекты. Возможно, речь идет о механизме, доставшемся псовым в наслед- ство от ночного образа жизни первых млекопитающих и прошедшем эволюционный отбор благодаря хищни- ческой специализации недавних предков собак: если темнота позволяет спрятаться жертве, она и хищнику дает возможность найти свою добычу. С хищничеством, несомненно, связана и еще одна особенность собачьего зрения: глаза собаки очень чув- ствительны к движению, вероятно, больше, чем наши. Действительно, хищник должен быть способен издале- ка распознать потенциальную жертву еще до того, как та успеет его заметить. Поскольку жертвами хищни- ка являются животные, то есть существа, по определе- нию подвижные, для успешной охоты хищнику важ- но уметь улавливать их движения. Несмотря на то что в этом вопросе и по сей день остается много неясного, можно считать установленным, что собаки способны опознавать движущийся объект, находящийся от них на расстоянии 800 или 900 м. При этом, если речь идет о неподвижных объектах, способность собак их визу- ально различать падает до 500— 600 м. Кроме того, глаз собаки отличается от нашего луч- шим временным разрешением. Световой раздражитель продолжает действовать на сетчатку некоторое, пусть и очень короткое время. На протяжении времени дей- ствия одного раздражителя сетчатка остается слепой и не воспринимает другие световые сигналы. Так что, если два одинаковых, но разновременных световыхраз- дражителя, например две вспышки, разделены очень 129
ГЛАВА 4 коротким промежутком времени, мы увидим их как один световой сигнал. Этим феноменом объясняется наше восприятие фильма как непрерывного действия, тогда как на самом деле он создан из последовательных кадров. Вероятно, собакам достаточно меньшего про- межутка между двумя вспышками, чем нам, чтобы вос- принимать их как два разных сигнала. Поэтому, вполне возможно, собаки видят на экране телевизора совсем не то, что мы: действие, воспринимаемое собакой, можно сравнить с тем, что видели бы мы, если бы смотрели диафильм с очень быстро сменяющимися слайдами. И наконец, мир, представленный взгляду собаки, окрашен совсем в другие цвета, чем наш. Долгое время бытовало мнение, в том числе и научное, что собаки видят мир черно-белым. Однако, если задуматься, нет никаких причин считать, что эти животные, которые, хотя и различают цвета не так хорошо, как мы, непре- менно должны видеть все окружающее только в оттен- ках серого. В конце концов, есть много и других возмож- ных цветов. Вполне вероятно, что такое представление о зрительном восприятии мира животными связано с распространением фотографии и кино, которые приу- чили нас к черно-белым картинкам. Мы видим в черно- белых кадрах первые, немного неловкие, хотя и очень милые попытки получить точные изображения вещей. Возможно, эти картинки и навели нас на мысль, что су- щества, наделенные менее совершенной и более меха- нистической зрительной системой, чем наша, должны видеть мир в этих двух тонах. Однако результаты недавних исследований заста- вили пересмотреть эту гипотезу. Цветовое восприятие определяется колбочками, расположенными в сетчат- ке. Содержание этих клеток в сетчатке собак несколько ниже, чем у человека: 3% против 5%. Изучение их биохи- мического состава указывает на то, что у собак дихрома- тическое зрение, то есть зрение, основанное на двух ис- ходных цветах, в отличие от нашего трихроматического. 13°
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? Поэтому, если за систему отсчета принять наше цвето- восприятие1, палитра цветов, которые видит собака, бу- дет менее разнообразной и состоящей из полутонов двух оттенков. Проще говоря, собачья палитра несомненно цветная, а не черно-белая, хотя она, конечно, значитель- но беднее цветами, чем наша. Если быть точным, волны, .^лина которых находится в диапазоне от фиолетового до голубовато-фиолетового цвета спектра, собака, ско- рее всего, воспринимает как один синеватый цвет; раз- личимые для нашего глаза желто-зеленый, желто-крас- ный и оранжевый цвета у собаки, вероятно, сольются в единый желтоватый; а волны, находящиеся вне это- го частотного диапазона, глаз собаки будет восприни- мать как белый или оттенки серого. Точно так же, как подтверждают некоторые исследования, собака плохо различает зеленовато-голубой и серый или желто-зе- леный, желтый, оранжевый и красный цвета между со- бой. Поэтому собаки-поводыри заслуживают глубокого уважения уже за то, что умеют справляться с нашими светофорами... Конечно, они полагаются скорее нарас- подожение светового сигнала, чем на его цвет. Не стоит удивляться и тому, что ваша собака будет слегка раздо- садована, когда ей не удастся с первого раза отыскать на зеленой лужайке брошенную ей пластиковую мор- ковку. Ей придется здорово потрудиться, чтобы найти игрушку и принести ее обратно. И это произойдет не потому, что собака плохо видит или недостаточно ста- рается. Просто контраст этих двух цветов очевиден для нас, но не для нее. Однако не стоит делать поспешные выводы о том, что дихроматическое зрение собак, которое может показать- ся человеку слишком скудным и тусклым, непременно I Еще раз подчеркнем, что цвета — это лишь способ воспринимать реальность, а не сама реальность. Поэтому составить представление о том, как другой вид воспринимает цвета, можно только путем сравнения с изначально выбранным эталоном: нашей собственной системой цветов. 131
ГЛАВА 4 означает недостаток и даже ущербность. В частности, подобный тип зрения гораздо более эффективен про- тив мимикрирующих животных, чем многоцветное зре- ние человека. Он позволяет легче распознать маски- ровку и не попасться на уловки имитаторов, тогда как обладателей многоцветного зрения в этом плане обма- нуть гораздо проще. Для хищников умение разобла- чить хитрости потенциальной жертвы имеет большое значение. Слух Слух участвует в выполнении самых разнообразных функций у всех наземных позвоночных и, в особенно- сти, у млекопитающих. Например, он играет главную роль в коммуникации, поскольку позволяет прини- мать сигналы от соплеменников. Животным некото- рых видов он помогает узнавать друг друга, в частности опознавать членов семьи среди прочих себе подобных. Вероятно, изначально слух выполнял более простую функцию и служил лишь для локации возможных ис- точников звука, например жертвы или хищника. Од- нако для решения этой задачи слуховой аппарат дол- жен был преодолевать довольно сложные акустические проблемы, такие, например, как эхо, способное заметно помешать восприятию и анализу звуковых волн. Кро- ме того, он должен быть приспособлен для идентифи- кации звуков и определения их направления, а также быть восприимчивым к звукам некоторых частот, наи- более значимых при том или ином образе жизни. Как и у человека, слуховой аппарат собаки достаточно совершенен для того, чтобы противостоять феномену эха. Это достигается, в частности, при помощи механиз- мов мозга, способных идентифицировать и отсеивать звуковые повторы, неизменно происходящие в течение нескольких миллисекунд после первого проявления 132
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? звука. Как и у человека, у собаки способность отфиль- тровывать эхо появляется лишь через несколько меся- цев после рождения. От образа жизни своих хищных предков собака унаследовала совершенную систему ло- кации звука, которая, тем не менее, развита несколько хуже, чем у человека. И все-таки она позволяет обнару- жить животное, скрытое от взгляда или недоступное для обоняния. Высокая акустическая способность к ло- кации повышает шансы хищника засечь потенциаль- ную жертву, притаившуюся в таком месте, где малейшее движение производит шум, который может выдать ее присутствие: например, шелест листьев. Хищному образу жизни своих предков, а точнее, свя- занным с ним экологическим требованиям собака обя- зана и еще одной своей способностью, а именно рас- познавать звуки гораздо более высоких частот, чем это можем сделать мы. Будянски приводит такой пример: чтобы воспроизвести более высокую ноту, чем человек может услышать, нужно было бы добавить к роялю еще двадцать восемь клавиш справа; в случае же собаки речь шла бы уже о сорока восьми клавишах. Такая способ- ность позволяет собаке воспринимать самую широкую гамму звуков; она может услышать даже писк, издава- емый мелкими животными, например грызунами, ко- торые обычно производят звуки очень высоких частот. Вероятно, эта особенность имеет адаптивное происхож- дение, это своего рода реликтовый след образа жизни общих предков собак и волков, который к современным собакам уже не имеет отношения. Собачий слух— это не только наследие предков. В равной мере он связан и с адаптацией к антропоген- ной нише. Еще в 30-х годах прошлого века ученые вы- явили способность собак очень тонко улавливать звуки, издаваемые человеком. Конечно, это еще не означает, что они понимают слова так же, как их понимаем мы1. Просто собаки способны различать слова, которые мы I Мы рассмотрим этот сложный и очень важный вопрос в главе 8. 133
ГЛАВА 4 произносим. Опыты показывают, что они ориентиру- ются в основном на начало слов или звуков. Однако присутствие экспериментатора, его неосознанные же- сты, расстояние до него и возможность его видеть, равно как и контекст, в котором слова произносятся, имеют при проведении таких опытов принципиальное зна- чение. От этих условий во многом зависят успехи собак в данной области. Некоторые собаки с трудом распозна- ют голосовые команды, записанные на магнитофон, но на те же команды, только произнесенные живым голо- сом человека, которого они при этом видят, реагируют вполне адекватно (Fukuzawa et alii, 2005). На самом деле собаки часто используют одновременно несколько орга- нов чувств и учитывают много различных параметров, чтобы распознать сигналы, посланные человеком, даже если мы в этот момент думаем, что обращаемся только к некоторым из них— к слуху, например, в случае го- лосовой команды. Принять «точку обоняния» собаки Остается еще один, несомненно, самый сложный и во многих отношениях самый тонкий орган чувств со- баки— обоняние, которое заключается в том, чтобы уловить в воздухе даже самые слабые концентрации молекул. Для решения этой задачи орган обоняния должен активно собирать, а не просто пассивно при- нимать запахи. Принюхиваясь, животное может повы- сить не только объем анализируемого воздуха, но, что еще важнее, концентрацию молекул в носовой полости, благодаря чему увеличивается количество контактов химических веществ с обонятельными рецепторами. Поэтому привычка принюхиваться — это важный эле- мент поведения собаки, который строго регулируется, что подтверждается частотой ее дыхания: принюхи- ваясь, собака втягивает воздух в определенном ритме. 134
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? В отличие от слуха и зрения обоняние собаки опре- деляется действием нескольких различных сенсорных систем. В первую очередь это обонятельные рецепто- ры, расположенные в носовой полости. Они состоят из клеток, способных уловить слабые концентрации мо- лекул. К рецепторам через ноздри поступают химиче- ские вещества — при этом слизистая оболочка полости носа способствует лучшемуудержанию молекул. Другой системой служит вомероназальный орган, связанный с носовой полостью и имеющий собственный слой ре- цепторов, которые ориентированы на восприятие ви- доспецифических химических сигналов— главным образом феромонов, молекул, сообщающих о половом состоянии индивида. И наконец, это тройничный нерв, который иннервирует лицевую часть головы и играет важную роль в обонянии, хотя эта его функция и по сей день еще довольно плохо изучена. Площадь ткани, выстланной обонятельными рецеп- торами, у собак очень велика. Так, у немецкой овчар- ки она составляет от 150 до 170 см2, тогда как у нашего вида — всего лишь 5 см2. Число обонятельных нейронов у собаки превышает аналогичное значение человека в 20— 50 раз. Еще важнее, что это различие определя- ется не только количеством, но и качеством, поскольку орган обоняния собак располагает большим количе- ством рецепторов, чувствительных к конкретным моле- кулам, чем у нас, поэтому собаки более восприимчивы к этим химическим элементам. Кроме того, они облада- ют значительным количеством рецепторов тех типов, которых у нас нет. Эти рецепторы ориентированы на определенные молекулы. Иными словами, существует множество запахов, которые собаки чувствуют, а мы нет, хотя вполне вероятна и обратная ситуация: к некото- рым запахам мы более чувствительны, чем они. Такие анатомические и нейрофизиологические особенности собак обеспечивают им исключительно острое обоняние. Особенно по сравнению с нашим. 135
ГЛАВА 4 Опытным путем установлено, что собаки в состоянии определить некоторые молекулы, концентрация кото- рых в воздухе в 10 000, а иногда и в 100 000 раз меньше, чем та, которая была бы под силу человеческому носу (Walker et alii, 2006). Благодаря этому свойству обоняния собаки облада- ют исключительной способностью распознавать запа- хи, хотя в этом вопросе и сейчас еще остается много неясного, в частности в том, что касается тех способов, к которым они прибегают для их идентификации. Дело в том, что распознавание запахов— процесс гораздо более сложный, чем это может показаться на первый взгляд. Его можно разделить на две различные опера- ции. Первая состоит в категоризации, то есть в том, что- бы отнести запах, уловленный в момент £, к какому-либо классу запахов, уже знакомых собаке: например, запах самки, готовой к спариванию, или запах наркотиков для собаки на таможне. Вторая операция заключается в сопоставлении пар (matching), другими словами уста- новлении факта, что два запаха, уловленные в разное время, идентичны. Именно этим и заняты собаки, ког- да идут по следу, принюхиваясь к запахам, которые со- провождают каждый шаг любого живого существа, или к каплям крови, оставленным раненым животным. Собаки проявляют удивительные способности в вы- полнении обеих операций. Опыт, проведенный норвеж- скими и шведскими учеными, наглядно демонстриру- ет всю тонкость и сложность решаемых собакой задач, когда она идет по следу. Вдохновленные одной из скан- динавских саг XIII века, ученые решили реконструиро- вать описанные события. Согласно легенде, двум нор- вежским беглецам удалось уйти от погони, обманув собак преследовавших их шведов следующим образом: они переставили подошвы своих башмаков задом на- перед. Найдя следы беглецов, собаки поддались на об- ман и привели преследователей обратно в лагерь, где до этого и содержались пленники. В ходе эксперимента 136
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? ученые установили, что эта история несправедлива по отношению к собакам. Участвующие в опыте собаки не попались на уловку экспериментаторов и без всякого колебания направились прямо по следу, оставленному людьми, нисколько не задумываясь о направлении от- печатков их обуви. Похоже, собаки творят чудеса— во всяком случае, с точки зрения любого существа, полага- ющегося на зрение и видимые следы. Сравнивая интен- сивность запаха, они выстраивают последовательную цепочку его проявлений. Поскольку запахи со временем испаряются, собаки определяют направление движе- ния путем сравнения концентраций молекул, которые содержатся в воздухе и составляют запах1. Все это гово- рит о том, что поля головного мозга и нейроны, ответ- ственные за обоняние, способны выполнять исключи- тельно тонкие комплексные операции. Преследование по запаху требуетрешения именно таких задач, которые оказываются значительно сложнее, чем это обычно себе представляют. Само собойразумеется, запах играет важнейшуюроль в социальной жизни собак, в их общении друг с другом и особенно с противоположным полом. Организм со- баки выделяет множество секретов— вместе с мочой, при помощи особых желез, расположенных на морде, в вагине, вокруг анального отверстия, — издающих спе- цифические запахи, предназначенные для идентифи- кации пола и репродуктивного состояния индивида. Кроме того, запах в определенной степени позволяет собакам распознавать своих соплеменников и, в более узком плане, некоторых своих родственников на про- тяжении какого-то времени. Вероятно, молодые собаки и их матери способны узнавать друг друга даже через два года после того, как их разлучили. Однако собаки I Эта гипотеза, объясняющая уникальные обонятельные способности собак, так же как и точные механизмы, лежащие в их основе, и сейчас еще служит предметом оживленных дискуссий среди ученых (Miklosi, 2007, р. 152). 137
ГЛАВА 4 одного помета, разделенные в детстве, во взрослой жиз- ни уже не помнят своих братьев и сестер (Неррег, 1994). Можно предположить, что запах для собаки играет та- кую же важную роль и в процессе общения с человеком. Весьма вероятно, что, с точки зрения собак, их взаимо- отношения с нами разыгрываются в регистре запахов, по большей части недоступных нашему пониманию. Однако мы еще очень мало знаем о том, как собаки вос- принимают и используют наши запахи. Обонятельные способности собак открывают перед человеком самый широкий спектр их возможного при- менения. Собаки оказываются очень эффективными в поисках взрывчатки и наркотиков: процент их неудач в этой области на данный момент явно ниже аналогич- ного показателя самых совершенных роботов, создан- ных для определения запахов, — 5 против 10. Натре- нированные собаки способны различить близнецов и взять след человека. Вполне возможно — хотя этот факт научно пока не доказан, — собаки могут выявить диабет или меланому по запаху (подробнее об этом мож- но прочесть в работе Миклоши (Miklosi, 2007, р. 146)). Заключение Учитывая различия в восприятии физического мира, существующие между человеком и собакой уже на орга- ническом уровне, нужно признать, что для понимания собаки нам стоило бы попытаться абстрагироваться от собственного видения и взглянуть на мир с позиции нашего верного друга. Только так можно понять пове- дение собак и их реакции в ответ на наши действия. Такой подход был бы полезен не только тем, у кого есть собаки, — он необходим и ученым. Некоторые опыты, проведенные с собаками в недалеком прошлом, при- вели к ошибочным заключениям только лишь пото- му, что они подразумевали идентичность восприятия 138
КАК СОБАКИ ВОСПРИНИМАЮТ МИР? у человека и собаки. Они не учитывали, например, упо- мянутый выше факт, что зрение у собак менее острое, чем у нас, и поэтому бессмысленно проверять реакцию собак на некоторые зрительные сигналы— для нас вполне различимые,— если расстояние до них слиш- ком велико, чтобы собака смогла их воспринимать. Не нужно думать, что визуальный образ какой-либо вещи, например увиденной на экране телевизора, у собак яв- ляется ее точной копией или же в точности совпадает с нашим видением этой же вещи. Для собаки маленький экран телевизора стал бы гораздо интереснее и «реали- стичнее» даже с размытым изображением, если бы из- давал запахи. Одним словом, собаки не замечают мно- жества вещей, которые нам бросаются в глаза; но и мы не замечаем множества запахов, которые бросаются им в нос. Не только мир восприятия собаки отличается от нашего; в более общем плане у собак совершенно дру- гая психология и иной склад ума. И сейчас мы в этом убедимся.
Глава 5 Есть ли у собак разум? Собачья психология и антропоморфизм Что происходит у собаки в голове? Есть ли у собак мысли или даже то, что можно назвать разумом? Этот вопрос многим наверняка может показаться нелепым, особенно тем, у кого уже есть верный четве- роногий друг. В повседневной жизни мы без конца при- писываем им некие намерения — хотеть есть, решить спать на диване или стараться защитить свою террито- рию — и ожидания — полагать, что сейчас он пойдет гу- лять, верить, что на дереве сидит кошка. Мы наделяем собак и более сложными чувствами, такими, например, как гордость: мы считаем, что собака демонстрирует благородство своей породы и поэтому имеет гордели- вую осанку и смотрит на всех свысока. Если, вернув- шись домой, хозяин щенка вдруг обнаружит, что его бо- тинки разодраны в клочья, а ножки стола погрызены, он решит, что щенок сделал это из мести за его долгое отсутствие. Точность такой интерпретации поведения собаки не вызывает у нас сомнения. Мы полагаем, что подобные объяснения вполне соответствуют нашим взаимоотношениям с собакой. Однако уже начиная с Декарта естествоиспытатели и философы в подавляющем большинстве выража- ли глубокое недоверие к такого рода интерпретациям, чтобы не сказать— твердое их отрицание. Вплоть до 140
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? недавнего прошлого в этом плане существовала воз- веденная стараниями и тех и других непреодолимая граница между человеком и животным. Проще говоря, по их мнению, в общественном сознании царило глубо- кое заблуждение насчет животных, поскольку только человек обладает разумом, во всяком случае разумом сложным. Какими мотивами было продиктовано твердое стрем- ление ученых отказаться от идей, весьма распростра- ненных среди людей, живших в контакте с животными? Какое место во всей этой истории отводилось собаке? Оставим на время философию и сосредоточимся на дис- циплине, которая с конца XIX века была посвящена изучению психологии животных: этологии (в широком смысле этого термина). Эффект «умного Ганса» В сентябре 1904 года в Берлине была собрана комиссия, состоящая из выдающихся специалистов в разных об- ластях знания. Перед комиссией стояла весьма любо- пытная задача: она должна была дать научную оценку достижений одной лошади по имени Ганс, которую, по мнению тех, кто бывал на ее публичных выступлени- ях, ее владелец, аристократ Вильгельм фон Остин, на- учил выполнять арифметические операции. Действи- тельно, конь, прозванный «умным Гансом», регулярно давал правильные ответы на математические вопросы, которые ему задавал хозяин. Ответы он отстукивал ко- пытом. Что это —жульничество, телепатия или лошадь действительно знает арифметику? История Ганса вы- звала так много шума, что император Вильгельм II лич- но уполномочил комиссию проэкзаменовать лошадь. Результаты экспертизы не подтвердили ни одну из этих гипотез. Вильгельм фон Остин был абсолютно честен, и его лошадь действительно давала правильные ответы. 141
ГЛАВА 5 Версию о телепатии члены комиссии также отвергли: лошадь вообще переставала считать, если ей завязыва- ли глаза. На самом же деле Ганс не умел считать: более глубокое изучение его «знания» арифметики показало, что в действительности он реагировал на незаметные и неосознанные движения того, кто задавал ему вопро- сы. То есть Ганс не производил расчеты так, как это де- лал бы человек, формулируя и решая поставленную перед ним задачу. Во время дрессировки он учился не считать, как полагал его владелец, а связывать удары копытом со стереотипными движениями тела челове- ка. Задавший вопрос человек совершал неосознанные движения в тот момент, когда количество ударов совпа- дало с ожидаемым числом. В итоге все выглядело так, будто конь считает, хотя в его голове происходило со- всем другое. История лошади надолго закрепилась в этологии как этакий жупел, постоянно угрожающий любому ученому, который решится посвятить себя исследованиям в об- ласти психологии животных. Многочисленные учеб- ники и научные работы, ссылаясь на эффект «умного Ганса» (clever Hans effect), подчеркивают риск и вероят- ность ошибок при интерпретации сходных действий животного и человека, которые те и другие предприни- мают для решения однотипных задач. Они предосте- регают от того, чтобы приписывать животным нали- чие субъективных состояний, рассуждений и мыслей, которые в аналогичных обстоятельствах могут быть свойственны только человеку. По этой же причине это- логия строго придерживается принципа, изложенного несколькими годами ранее «дела Ганса» и служившего основополагающей догмой этой дисциплины: канона Моргана. Правило в 1894 году сформулировал психолог Конви Ллойд Морган после долгих наблюдений за по- ведением своего пса Тони, в частности его привычкой открывать дверь в сад. Морган утверждал, что его псу удалось добиться желаемого не потому, что он понял 142
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? принцип действия ручки двери. Он добился результата простым методом проб и ошибок, не предполагающим ни постановки цели, ни последующих выводов. Пес ме- ханически ассоциировал действие — нажим на ручку — и его следствие, доставляющее ему удовольствие, — до- ступ в сад. Отсюда вытекает канон Моргана: Ни в коем случае нельзя интерпретировать действие живот- ного как проявление какой-либо высшей психологической функции, если его можно объяснить наличием способности, занимающей более низкую ступень эволюционного и психо- логического развития. С. Lloyd Morgan, 1903, р. 59 Иными словами, в том, что касается поведения жи- вотного, всегда нужно искать и использовать объясне- ние, основанное на максимально простых психологиче- ских свойствах. Прежде чем необдуманно приписывать мысли и сложные психологические состояния живот- ному, как это происходило с Гансом до заключения экс- пертной комиссии, нужно посмотреть, не объясняется ли оно действием более примитивных психологиче- ских механизмов, таких, например, как врожденное поведение или механически выработанный условный рефлекс. Принцип Моргана послужил ответом на безудержные антропоморфические фантазии относительно психоло- гии животных, весьма распространенные в то время. По сути, была предпринята попытка обезопасить науку от непреодолимого стремления человека найти в каж- дом живом существе — и даже в неодушевленном пред- мете— желания и психологические состояния, сход- ные с его собственными. На самом деле многие наши объяснения и предположения, касающиеся поведения собак, в общем-то представляют собой не что иное, как проявление все того же эффекта «умного Ганса». Вот лишь несколько примеров. 43
ГЛАВА 5 Прекрасные иллюзии? Когда собака адекватно реагирует на наши слова, мы обычно полагаем, что она понимает их смысл, и не слишком часто задаемся вопросом, так ли это на самом деле. Однако в некоторых ситуациях мы можем заме- тить, что собака воспринимает фразы совсем не так, как мы думаем. Приведу одну забавную историю из своего опыта. Когда я слышал, как к дому подъезжает машина жены, часто я машинально произносил, глядя на соба- ку: «Алиса приехала». Собака тут же с радостью и воз- буждением направлялась к двери. Значит ли это, что она понимала смысл слов и связывала возвращение хозяйки с этой фразой, заранее радуясь предстоящей встрече? Однажды я произнес эту же фразу в то время, когда собака находилась рядом с женой. И она отреаги- ровала точно так же: отошла от своей хозяйки и напра- вилась к двери, виляя хвостом... То есть между нами по- стоянно возникало недоразумение. И тем не менее, по сути, данное поведение было для собаки эффективным действием в привычных обстоятельствах. Точно так же мы можем заблуждаться относительно некоторых признаков нашего собственного поведения, которые собака замечает и интерпретирует в качестве сигнала к определенному действию. Один из таких за- бавных примеров приводит в своих дневниках Колетт*: С тех самых пор, какя решила посвятить себя литературе, то есть на протяжении последних тридцати лет, пять дней в не- делю после полудня я отправлялась к себе в кабинет. При этом моего маленького терьера-брабансона волновало только одно: пойдем мы гулять или нет. Всякий раз, закончив работу, еще до того, как я отодвигала кресло, закрывала тетрадь и со- общала, что готова идти, обернувшись, я видела, что терьер уже проснулся, вскочил на ноги и собрался на прогулку. Он * Сидони-Габриэль Колетт— популярная французская писа- тельница первой половины XX века. (Прим, пер.) 144
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? не мог знать заранее, в котором часу я освобожусь, — время всегда было разным,— мои пальто, шляпа, перчатки или обувь здесь тоже были ни при чем. «Телепатия...» — думала я до тех пор, пока не догадалась исключать одно за другим свои привычные действия, чтобы сбить собаку с толку Ока- залось, что сигналом для моего пса был один неприметный жест, которому он полностью доверял: момент, когда я закру- чиваю колпачок на своей авторучке. Сидони-Габриэль Колетт. «Из моего окна» Исследования последних лет в области этологии со- бак со всей очевидностью доказывают, насколько мы можем ошибаться относительно смысла и причин тех или иных действий собак— из-за нашей склонности к самообману и антропоморфизму в интерпретации со- бачьего поведения. Возьмем для примера поведение со- баки по отношению к своим щенкам. Если щенка изо- лировать от его матери, братьев и сестер, он жалобно скулит, подавая специфический сигнал тревоги. Реак- ция его матери в этом случае стереотипна: она бежит к нему, берет в зубы, несет обратно и кладет возле себя. Тот, кто хоть раз был свидетелем этого зрелища, не мо- жет не увидеть в поведении собаки стремления защи- тить своих щенков, продиктованного нежной заботой о потомстве, которое для нее состоит из единственных во всем мире горячо любимых живых существ. При виде такой трогательной картины у нас неволь- но возникает ассоциация с чувством глубокой привя- занности матери к своему новорожденному ребенку. Группа студентов Раймонда Коппингера провела экс- перимент, результаты которого заставляют усомниться в правильности подобной интерпретации и отказаться от попыток сравнивать в данной ситуации поведение собаки с поведением человека. Исследователи записа- ли на магнитофон сигнал тревоги щенка и дали по- слушать запись недавно ощенившейся собаке. Собака отреагировала в точности так, как если бы услышала 145
ГЛАВА 5 крики одного из своих щенков: она вскочила, побежала к магнитофону, схватила его и положила возле себя на коврик (Budiansky, 2002, р. 149). Одним словом, насколько бы ни было похоже поведение человека и собаки в сход- ных обстоятельствах, это еще не означает, что оно про- диктовано одними и теми же чувствами и психически- ми состояниями: то, что происходит в голове у собаки, в любом случае сильно отличается от того, что проис- ходит в голове у человека. То же касается и сложных эмоций, которые мы склонны приписывать собаке: ревности, верности или чувства вины. Каждый хозяин собаки хотя бы раз пе- режил такую ситуацию: вернувшись домой, он видит свою собаку боязливо выходящей емунавстречу — го- лова опущена, вид виноватый. С опаской он проходит в комнату и наблюдает невеселую картину: повсюду валяются клочки одежды, ботинки разодраны, мусор- ное ведро перевернуто, все его содержимое разбросано по полу. Очень трудно в этом случае объяснить при- стыженный вид собаки иначе, чем демонстрацией чув- ства вины (Lorenz, 1954), иными словами осознанием факта, что некие правила нарушены, и боязнью неми- нуемого наказания. Однако умозаключение, типич- ное для человека, вряд ли соответствует складу ума собаки. Этолог Франс де Вааль на основании опытов с хаски утверждает, что собаки демонстрируют те же признаки осознания вины и в том случае, когда сам хозяин приводит комнату в беспорядок (De Waal, 1996). Представление о том, что правила, установленные ав- торитетным лицом и требующие неукоснительного соблюдения, были нарушены,— то есть базовое со- ставляющее чувства вины, — просто-напросто отсут- ствует в арсенале собаки. Более того, вполне вероят- но, что поведение собаки объясняется гораздо проще: она уловила связь между беспорядком в доме и недо- вольством хозяина, даже если этот беспорядок он сам и устроил. То есть реакция собаки не имеет никакого 146
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? отношения к осознанию того, что она проявила неува- жение к правилам. Вероятно, аналогичным образом мы заблуждаемся и относительно других форм поведения собак, которое мы трактуем, например, как демонстрацию ревности по отношению к другим собакам и другим людям, или желание отомстить, или проявление «усердия», то есть осознанное стремление к успеху в игре и дрессировке. Весьмасомнительно, что в основе перечисленных форм поведения собак лежат те же самые психологические механизмы, что и у человека в аналогичных ситуациях (Miklosi, 2007, р. 199). Ошибки интерпретации часто проявляются и в на- ших собственных действиях, когда мы невольно подкре- пляем нежелательное поведение собак, которое хотели бы пресечь, например несвоевременный лай. И ветери- нары, и дрессировщики в один голос утверждают, что бессмысленно проявлять раздражение по отношению к собаке или даже наказывать ее, когда она лает. Видя такую реакцию человека, многие собаки воспринима- ют лай как действие, способное привлечь внимание хо- зяина или хозяйки. А поскольку для собаки нет ниче- го более ценного, наказание может не иметь никакого эффекта устрашения. В главе 7 мы еще остановимся на это!^ подробнее. Здесь, как и ранее, мы сталкиваемся с тем же фактом, что, применяя к собакам собственную когнитивную схему «наказание / соблюдение правил», которая имеет значение только в контексте человече- ского складаума, мы глубоко ошибаемся относительно реального смысла их поведения. Бихевиоризм, этология и разум Наше неутомимое стремление интерпретировать лю- бое поведение собаки согласно тем же схемам, что мы используем в собственной повседневной жизни, 147
ГЛАВА 5 распространяется и на других животных, хотя наибо- лее ярко оно проявляется именно в отношении самых близких человеку существ — Canis familiaris. Становит- ся понятно, почему такая строго научная дисциплина, как психология животных — или этология, в широком смысле слова, — с самого начала решительно отвергла общепринятые представления о поведении животных и почему канон Моргана стал ее основополагающим принципом. Вплоть до недавнего прошлого этология рассматривала антропоморфизм как в высшей степе- ни ошибочный подход, который следовало выявлять и искоренять. Столь категоричный отказ от укоренившегося в об- щественном сознании стихийного антропоморфизма неизбежно привел к научным дискуссиям относитель- но наличия у животных разума как такового. Возведен- ный в ранг догмы, подобный подход не мог не привести к серьезным негативным последствиям. Не вдаваясь в подробности этой запутанной истории (Rencket Servais, 2002), скажем только, что принцип полного отказа от ан- тропоморфизма привел научные исследования к разво- роту в сторону объективизма, то есть направления, при котором наличие субъектности у животного сводится к минимуму, а то и вовсе полностью отрицается. Речь идет, в первую очередь, о бихевиоризме как пер- вой заметной парадигме в психологии животных. Бихе- виоризм провозглашает отказ от любых определений, касающихся ментальности, таких как разум, представ- ления, ожидания, намерения, желания, разумность, расчет, чувства, субъективные состояния и т.д., рас- сматривая их в качестве абстракций, не поддающихся наблюдению. Это научное течение предполагает, что любое исследование должно опираться исключительно на те данные, которые можно непосредственно видеть и осязать, иными словами, данные, представляющие со- бой физическое описание движений животного. Кроме того, это течение тесно переплелось с представлением 148
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? о том, что поведение животного объясняется не его вну- тренней предрасположенностью, обусловленной врож- денными инстинктами, а приобретенными условными рефлексами, выработанными в процессе обучения под действием внешних повторяемых стимулов. Эта идея получила широкое распространение в начале прошло- го века благодаря работам видного ученого, Ивана Пав- лова, на которого в дальнейшем охотно ссылались бихе- виористы1. С тех пор у них в лабораториях собаки стали самыми распространенными животными. Неудивительно, что бихевиоризм довольно быстро столкнулся с серьезными эмпирическими трудностя- ми. Многочисленные опыты показывали, что услов- ные рефлексы слишком часто отступали под натиском инстинктов, что уже само по себе доказывало всю силу и инертность именно инстинктивного поведения жи- вотных. Например, некоторые бихевиористы попыта- лись выработать у енота-полоскуна условный рефлекс бросать монетки в копилку. Каждый раз, когда монетка из его лап падала в щель, он получал награду. Однако экспериментаторов ждало разочарование: награда для этих животных ничего не значила. Они вовсе не соби- рались делать то, что от них требовалось, даже несмо- тря на многократное повторение награды за каждую монетку, упавшую в копилку. Еноты продолжали тереть монеты в лапах и складывать их возле себя, настолько силен у них был инстинкт к полосканию и собиратель- ству (Budiansky, 2002, р. 127). Дисциплина, впоследствии названная этологией в частности благодаря работам Николаса Тинбергена и Конрада Лоренца, окончательно сформировалась во второй трети XX века. Становление этой науки связано именно с критикой бихевиористской схемы условно- го рефлекса. Новая наука настаивала на том, что уче- ному необходимо покинуть лабораторию — любимое место бихевиориста, в котором он привык проводить I Заметим, что сам Павлов бихевиористов не слишком жаловал. 49
ГЛАВА 5 свои опыты, — и заняться наблюдением за поведением животных в такой обстановке, где мог бы проявиться его истинный смысл. Единственно возможным вари- антом такой обстановки для каждого вида служит его естественное природное окружение. Однако, подобно бихевиористам, представители дисциплины, которую сегодня часто называют «классической» этологией, на- отрез отказывались признавать существование психи- ческих состояний у животных и полностью поддержи- вали канон Моргана. Так что антропоморфизм этаким пугающим призраком по-прежнему витал над головами ученых, которые всеми возможными способами стара- лись от него уберечься. Одним словом, они предпочи- тали недооценивать разум животного, чем оценивать его объективно, но с нарушением правил. Только в последнее десятилетие, с развитием пове- денческой экологии, когнитивных наук и эволюцион- ной теории игр, оковы «антиментальности» в этоло- гии немного ослабли, хотя и по сей день этот принцип большинство этологов широко применяют на практике. Так в этологии была открыта новая область исследова- ний, посвященная изучению когнитивных возможно- стей животных1. Работы Дональда Гриффина (Griffin, 1992) способствовали тому, что одно из важнейших на- правлений современной этологии, называемое «когни- тивной этологией», поддержало идею о существовании у животного настоящей психологической жизни, вклю- чающей такие сложные мыслительные процессы, как осознание самого себя и понимание причинно-след- ственных связей в поведениия. Еще более значительные изменения претерпело отношение к антропоморфизму, вокруг которого последние несколько лет ведутся жар- 1 Наиболее подробно этатема рассматривается в работах Жака Воклера (Vauclair, 1995). 2 Амбициозная программа Гриффина все еще нуждается в наполнении фактическими данными, достаточно достовер- ными, чтобы убедить научное сообщество (Renck et Servais, 2002, chapitre 11). 150
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? кие дебаты. Многие ученые утверждают, что категори- ческое неприятие и полный отказ от любого предпо- ложения о существовании ментальности у животных могут привести к таким же досадным ошибкам, как и те, что были допущены при антропоморфическом подходе к интерпретации их поведения. Многочисленные за- блуждения бихевиористов на этот счет служат ярким тому подтверждением1. Возможности эвристического антропоморфизма Мы не станем вдаваться в подробности научных спо- ров вокруг настолько сложной темы, тем более что они не предполагают никаких однозначных и простых от- ветов. И все-таки будет полезно сформулировать не- сколько замечаний по поводу ключевой проблемы это- логии— замечаний, которые позволили бы понять, почему абсолютный и безоговорочный отказ от любого проявления антропоморфизма в итоге приводит к ис- кажениям в понимании поведения животных. Не вызы- вает никакого сомнения, что было бы глупо и безосно- вательно приписывать животному человеческие мысли или чувства. И тем не менее жесткое соблюдение канона Моргана при интерпретации поведения животного не- избежно влечет за собой непомерные эпистемологиче- ские издержки. Чтобы избежать крайностей и ничего не упустить, придется просеять теории и факты сквозь мелкое сито. Начнем с того, что уже при первом рассмотрении дру- гих научных дисциплин сразу бросается в глаза, что I Дебаты по такому важному вопросу, как отношение к антро- поморфизму, подробно рассматриваются в работе Воклера (Vauclair, 1995), а также в книге Ренка и Серве (Renck et Servais, 2002, chapitre 11), где этой теме посвящена отдельная глава, в которой дан обзор приводимой аргументации. 151
ГЛАВА 5 здесь найдется не так уж много гипотез, к доказатель- ной базе которых предъявляются настолько жесткие требования. Например, в гуманитарных науках ги- потеза рационального поведения как один из основ- ных принципов рассматривается не в качестве реали- стичного прогноза, подкрепленного эмпирическими данными, а как нормативный принцип, иногда назы- ваемый «принципом доверия». В экономических дис- циплинах он служит основой для решения конкрет- ных задач, результаты которых, в свою очередь, можно проверить эмпирическим путем. Благодаря эпистемо- логическому подходу, состоящему, согласно формуле экономиста Милтона Фридмана, в том, чтобы посту- пать так, как «если бы» человек был рациональным, были сформулированы такие, например, модели, как «дилемма заключенного». Выявленные экономистами закономерности нашли свое отражение в моделях эво- люционной теории игр (Maynard Smith, 1982) и стали с успехом применяться для изучения эволюции пове- дения животных. Используя гипотезу рационального поведения живых существ пусть только в качестве мето- дологического или эвристического подхода1, а не прак- тически подтвержденной теории, ученым удалось полу- чить убедительное объяснение таким эволюционным достижениям, как разделение на два пола или страте- гии кооперации между животными. Такой же подход можно применить и к антропоморфическим гипоте- зам в этологии — хотя бы на предварительном этапе их рассмотрения. Далее заметим, что у всех моделей, использующих концепцию ментальности в отношении поведения жи- вотных, есть одно ценное качество, свойственное далеко не всем научным парадигмам: будучи точно сформули- рованными и проверенными, они опровержимы, в том смысле, какой вкладывал в это понятие эпистемолог I Эти модели рассматривают рациональность поведения жи- вотных как результат естественного отбора. 152
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? Карл Поппер1. Рассмотрим еще раз пример с собакой и ее щенком. Ученый выдвигает гипотезу о том, что со- бака, услышав сигнал тревоги своего щенка, бросается к нему, потому что ею движет материнское стремление защитить существо, которое она идентифицирует как совершенно особенное, отличное от всех других живых существ: одного из своих малышей. Если эта гипотеза верна, это означает, что собака останется равнодушной к зову щенка, записанному на магнитофон. Однако мы видели, что это не так. То есть эксперимент позволяет опровергнуть выдвинутую гипотезу, ради которой он был поставлен. Короче говоря, благодаря опытам, про- водимым для проверки той или иной гипотезы — даже если они ее опровергают — более того, по мере того, как они ее опровергают, — эти гипотезы обогащают наши эмпирические знания в этой области. Опыт с магнито- фоном, например, позволил значительно глубже про- никнуть в психологию собак, подчеркнув ее отличие от нашей собственной. Такое качество, как потенци- альная опровержимость — свойственное всем научным экспликативным моделям и доказывающее их, —долж- но заставить нас с меньшим подозрением и недоверием взглянуть на модели, которые гипотетически подразу- мевают наличие психической жизни у животного. Кроме того, постоянное использование столь пуга- ющих терминов, как само слово «антропоморфизм», превратило их в настоящую лексическую страшилку, объединившую без разбору все упоминания менталь- ности в психологии животного, от самых осторожных до наиболее смелых. Это обстоятельство только доба- вило тумана в состояние вопроса и без того непросто- го. В общем-то, если задуматься, антропоморфизм как I «Опровержимыми» или «фальсифицируемыми» моделями или суждениями по методологии Поппера называют те, кото- рые можно эмпирически опровергнуть. Например, утвержде- ние типа «Все обезьяны белые» потенциально опровержимо, поскольку может быть признано недействительным, если найдется обезьяна другого цвета. 153
ГЛАВА 5 таковой в научном плане не представляет собой ника- кой проблемы. Априори ничто не запрещает строить гипотезу, объясняющую поведение животных теми же психологическими механизмами, что и поведение че- ловека. Просто, как и все научные гипотезы, она долж- на быть достоверно доказана. На самом деле подобные гипотезы часто не выдерживают критического подхо- да. Здесь важно подчеркнуть, что не сама по себе ана- логия с психологией человека, лежащая в основе такой гипотезы, должна заставить исследователя отбросить приводимые аргументы, атолько лишь несоответствие этих аргументов фактическим данным. Иными словами, проблема явления, называемого антропоморфизмом, состоит не в том, что к животным применяются интерпретационные модели, взятые из психологии человека, а в том, что они применяются не- обоснованно и без эмпирического подтверждения. С боль- шой долей вероятности можно говорить о том, что су- ществуют некоторые психологические механизмы, которые у человека и животного действительно иден- тичны. В этом плане критика антропоморфизма, в том виде, в котором она широко распространена в этологии, порой звучит несколько двусмысленно, поскольку на- стаивает на том — или, во всяком случае, дает понять, — что использование заимствованных из психологии че- ловека концептов применительно к животному по сути своей неправомерно. При этом она игнорирует тот факт, что априори они ничуть не хуже и не лучше, чем все про- чие концепты или модели. И наконец, заметим, что упрямый отказ от любых проявлений антропоморфизма, по иронии, с неизбеж- ностью приводит к обратному результату. Если пере- фразировать известную формулу, хотя и несколько устаревшую, можно сказать, что небольшая неприязнь к антропоморфизму удаляет от него, а большая нена- висть— приближает. И в самом деле, если априори рас- сматривать животное в качестве машины, лишенной 154
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? какой бы то ни было субъективности, то не будет ли это означать то же самое, что давать животному определе- ние путем сравнения его с человеком, только на этот раз не отождествляя, а противопоставляя одного другому? В более общем плане разве отождествление животно- го с лишенной субъективности машиной — это апри- ори не продукт культуры современного западного об- щества, который с научной точки зрения заслуживает не большего доверия, чем очеловечивание животного?1 Почему априори более «осмотрительно» сопоставлять психологию животного с механической моделью, чем с моделью человека? В конечном итоге решающую роль в этом вопросе должны играть только факты. По боль- шому счету, радикальное разделение человека и живот- ного, к которому приводит столь решительный отказ от антропоморфизма, — это, вполне вероятно, один из пережитков представлений о природе, отвергаемых со- временной биологией еще начиная с Дарвина. Это все та же антропоцентрическая идея2 о человеке как о Венце Творения, который благодаря сложности своей органи- зации и способности мыслить находится на вершине пирамиды живых существ и отделен от животных не- преодолимой границей. Антропоморфизм подобен вращающемуся кругу, ко- торый затягивает к центру всех, кто пытается слишком быстро с него соскочить. Означает ли это, что, будучи существами человеческого рода, пленниками нашего собственного представления об окружающей действи- тельности, ограниченными определенными условия- ми жизни, мы не можем испытать «каково это— быть животным», если перефразировать название известной I В этом плане представляют большой интерес работы антро- полога Филиппа Дескола, посвященные истории развития в современном западном обществе идеи о непреодолимой границе между природой и культурой. 2 Разница между понятиями «антропоморфизм» и «антропо- центризм» объясняется в сноске 2 во введении к этой книге. 155
ГЛАВА 5 и очень обсуждаемой статьи философа Томаса Наге- ля* (Nagel, 1974)? При всей сложности и важности этого, на первый взгляд простого вопроса, несомненно пред- ставляющего большой интерес для философа1, нужно заметить, что для естествоиспытателя он звучит иначе. Ученый, в какой бы области знаний — естественно- научной или гуманитарной — он ни работал, не ставит перед собой задачу воссоздать чувства самого животно- го в их первозданном виде. Этолог, как и психолог, не стремится к тому, чтобы дать нам самим почувствовать то, что чувствует другое существо, например страх, го- лод или способностьк двухцветному зрению: несомнен- но, это было бы напрасной тратой времени. Цель уче- ных состоит совсем в другом: построить модель, которая в доступном виде, тем или иным образом, представляла бы эмпирически установленные факты. То есть перед ними не стоит задача выяснить, удалось или нет из- бежать влияния антропоморфизма, как и всех других «морфизмов» или «центризмов», таких как этноцен- тризм, социоцентризм или сексоцентризм (имея в виду склонность принимать за точку отсчета собственную гендерную принадлежность), которые также способны исказить наше восприятие действительности. Скорее они должны его контролировать и перестраивать вы- двигаемые антропоморфические гипотезы таким об- разом, чтобы их можно было проверить научными ме- тодами и использовать для расширения наших знаний об эмпирической реальности. В этом смысле, как часто подчеркивают современные этологи, изучающие когни- тивные способности животных, антропоморфические предпосылки имеют полное право на существование * Статья Томаса Нагеля, о которой идетречь, называлась «What is it like to be a bat?» — «Каково быть летучей мышью?» {англ,). {Прим, пер.) I Четкое и детальное рассмотрение этой проблемы с позиций философии, а также философских вопросов, касающихся мышления животного, можно найти в работе Пруста (Proust, 1997). 156
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? в качестве эвристического процесса, открывающего новое поле для исследования. Иными словами, антро- поморфизм— это инструмент, заслуживающий вни- мания в той мере, в какой он позволяет получить эм- пирические результаты. Каково же быть собакой? Антропоморфизм и эгоморфизм По поводу этого ключевого вопроса заметим, что про- никнуть в разум животного действительно очень слож- но, однако и проникнуть в разум другого человека не- многим проще. Эти проблемы носят общий характер и, по определению, имеют больше сходства между собой, чем кажется. В самом деле, нам не менее сложно предста- вить, «каково быть» Людовиком XIV или Зиданом. Не- смотря на все наше воображение, очень трудно действи- тельно поставить себя на место другого человеческого существа. То же самое касается и животного. Сложности, связанные с попытками проникнуть в разум животного, несомненно имеют свои особенности, но тем не менее не настолько специфические, как это кажется на пер- вый взгляд, и могут рассматриваться как особый слу- чай более общей проблемы — доступа к разуму любого другого существа, будь то человек или животное. В этом свете антропоморфизм выступает в качестве частного случая общего явления, свойственного человеческой природе, которое можно было бы назвать «эгоморфизм» и заложниками которого все мы являемся. Не имея пря- мого доступа к разуму другого и возможности испытать его чувства изнутри, мы можем только проецировать на него собственные представления о мире и свой при- вычный образ мысли1. I В этом смысле антропоморфизм, этноморфизм или даже этноцентризм, сексоцентризм и социоцентризм могут рассматриваться какчастные проявления или составляющие эгоморфизма. 157
ГЛАВА 5 Разумеется, никто не отрицает ни глубоких специ- фических отличий разума человека от разума живот- ного— особенно если речь идет обо всем, что связано с языком, — ни того факта, что в целом нам значительно проще понять мысли и чувства другого человека, чем мысли и чувства животного. Я всего лишь хочу подчерк- нуть, что, преувеличивая проблему антропоморфизма, имеют в виду, что те сложности, которые возникают, когда мы пытаемся понять чужой разум, касаются ис- ключительно разума животного, тогда как в действи- тельности мы сталкиваемся с одними и теми же труд- ностями при попытках проникнуть в разум любого существа: и животного, и другого человека. Основная сложность для ученого состоит не только в том, чтобы, как полагают противники антропоморфизма, выйти за пределы нашей человеческой природы. Вероятнее все- го, проблема еще глубже: необходимо выйти за пределы нашей индивидуальности. Сосредоточив все свое вни- мание лишь на первой проблеме, мы, в который уже раз, совершенно необоснованно выстраиваем непреодоли- мую границу между человеком и животным. Подобное положение вещей приводит к еще одному ошибочному выводу: почему-то принято считать, что между разными видами животных существует больше общих психологических черт, чем между любым из этих видов и человеком. Полагая, что существует некий «Раз- ум животного»? с одной стороны, и «Разум человека» — с другой, мы игнорируем исключительное разнообра- зие психологии самих животных, тогда как некоторые виды по многим аспектам своего разума гораздо ближе к нам, чем к другим живым существам. На самом деле нельзя отрицать тот факт, что в некотором отношении разум собаки имеет гораздо больше сходства с разумом человека, чем, например, клеща или устрицы— если в случае устрицы вообще можно говорить о разуме. Если задаться целью провести границу в мире живой приро- ды согласно сходству психологических черт у разных 158
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? видов, она не будет пролегать между человеком и осталь- ными животными. То есть проблема разума в живой природе не может рассматриваться по принципу деле- ния всех живых существ на две большие части: «Чело- век» и «Животные»; скорее речь идет о многочислен- ных линиях раздела, которые от вида к виду могут быть четкими или едва заметными и зависят от того, какие аспекты выдвигаются на первый план. Функциональный антропоморфизм Есть и еще одна, более веская и глубокая причина для того, чтобы признать правомерным использование ан- тропоморфических концептов в психологии животно- го. В некоторых случаях их можно применять не только в качестве аналогов или эвристических метафор, а на- прямую, в их буквальном значении и в полном соот- ветствии с общей программой классической этологии, сформулированной Тинбергеном. Он выделил четыре основные задачи этолога в изучении поведения живот- ного: изучение причин поведения, его функций, изме- нений в процессе индивидуального развития и эво- люционных трансформаций. В данном случае для нас важно понять разницу между причинами поведения, то есть лежащими в его основе физическими и психо- логическими механизмами, и его функциями, а именно производимым эффектом, дающим преимущество при естественном отборе. Разделение этих понятий позво- лит создать прочный научный фундамент и полностью легализовать использование одной из форм антропо- морфизма: функциональный антропоморфизм. Объ- ясним почему. Живые существа разных видов, включая и наш соб- ственный вид, иногда сталкиваются с похожими эво- люционными проблемами и вынуждены принимать идентичные решения. Тогда их поведение выполняет 159
ГЛАВА 5 одну и ту же функцию, то есть направлено на достиже- ние аналогичного результата. Речь идет прежде всего о проблемах, связанных с социальной жизнью инди- видов. Например, существует определенный тип по- ведения, такой как демонстрация жестов примирения, которое нацелено на снижение уровня фрустрации по- сле агрессивного взаимодействия. Если такое поведе- ние наблюдается у совершенно разных в социальном плане видов, его можно рассматривать как выполнение одной и той же функции, прошедшей естественный от- бор в обоих случаях (De Waal, 1989). То есть поведение у разных видов— например, обезьян или собак— мо- жет выполнять ту же функцию, что и у людей: в дан- ном случае функцию примирения и успокоения после конфликта. Важно отметить, что идентичность функ- ций еще не означает идентичности лежащих в их основе органических и психологических механизмов, иными словами причин поведения, которые могут очень силь- но различаться от вида к виду. С этой точки зрения неважно, о каких именно пси- хических и органических механизмах идет речь: рев- ность, например, может рассматриваться как функция, обусловленная действием самых разнообразных пси- хологических механизмов у разных видов; то же самое можно сказать о функции вскармливания, которая в жи- вотном мире выполняется при помощи различных ор- ганических систем. Например, собака проявляет рев- ность, когда видит, как ее хозяин гладит другого пса: она мчится к нему со всех ног с громким лаем и требует к себе внимания. Или же, если в отсутствие хозяина собака погрызла мебель в доме, она демонстрирует признание своей вины. И в том, и в другом случае поведение собаки в функциональном плане может рассматриваться как аналогичное проявлениям чувств человека, обозначен- ных словами «ревность» и «чувство вины». Правомер- ность такой аналогии связана с идентичностью достига- емого эффекта в определенных социальных ситуациях. 160
ЕСТЬ ЛИ У СОБАК РАЗУМ? В случае демонстрации чувства вины это желание задо- брить и вызвать к себе жалость. Однако в выполнении этих функций у наших двух видов задействованы со- вершенно разные нейрофизиологические и психологи- ческие механизмы. Вспомним хотя бы пример с поведе- нием собак, проявлявших чувство вины за беспорядок, который устраивал сам хозяин. Что же касается ревно- сти, с уверенностью можно утверждать, что у человека это чувство связано с приобретенным, а никак не врож- денным и инстинктивным компонентом поведения. С этой точки зрения заимствованные из психоло- гии человека концепты— концепты антропоморфи- ческие— уже не только участвуют в моделировании и создании эвристических образов и, уж тем более, не представляют собой иллюзий: они указывают на впол- не реальный общий признак, приобретенный в процес- се эволюции, который в функциональном плане иден- тичен у человека и некоторых животных. Заметим, что при изучении собак использование «функционального антропоморфизма» еще более уместно и даже необходи- мо, поскольку в процессе эволюции, проходившей в тес- ном контакте с человеком, собаки вполне естественным образом адаптировали свое поведение к функциям, осо- бенно социальным и эмоциональным, свойственным нашему виду. Так, некоторые специалисты в области этологии собак говорят о существовании функциональ- ного подобия между отношениями типа «родитель— ребенок» и «хозяин— собака» (Topal et alii, 1998; Miklosi, 2007, p. 15 et chapitre 8). В поисках собачьего разума Остается добавить, что функция поведения значитель- но проще поддается изучению, чем лежащие в ее осно- ве внутренние психологические механизмы, которые требуют гораздо более тонкого подхода. Дело в том, что 161
ГЛАВА 5 определение функции основано на внешних данных — последствиях поведения в контексте адаптаций, про- шедших эволюционный отбор, — поэтому они по самой своей природе более очевидны, чем скрытые механизмы разума. Кроме того, когда мы задумываемся о разуме животного, вряд ли при этом нас больше всего волнует именно адаптивная функция его поведения, даже если речь идет об анализе на высоком научном уровне. Для простых смертных гораздо любопытнее было бы узнать, что на уме у другого существа и каковы его намерения. Именно это, вне всяких сомнений, и вызывает у нас наи- больший интерес: мы хотим знать, что у собаки «в голо- ве» и как она воспринимает окружающий мир, понимать ее психологию и настроение, ее образ мыслей, особенно когда он кажется нам неожиданным и странным. Как уже было сказано, в последние годы в этой обла- сти некоторые этологи постепенно отказываются от аб- солютного неприятия любых проявлений антропомор- физма и начинают использовать термины, связанные с субъективными психическими состояниями у живот- ного,— представления, намерения, желания, уверен- ность, чувства и т.д. — хотя бы в качестве предположе- ния и под строгим научным контролем. Новый подход нашел применение в изучении когнитивных способно- стей животных. Вместе с тем с новой силой вспыхнул интерес к собакам, которые, будучи животными домаш- ними, прежде рассматривались в этологии как слиш- ком «гуманизированные» и недостаточно «дикие» и по- этому не заслуживающие особого внимания. В течение последних десятилетий фундаментальные программы исследования когнитивных способностей собак значи- тельно обогатили наши знания об этих животных. И тем не менее в этой области, по мнению самих специали- стов, остается еще очень много неизученного, настолько мир собаки отличается от нашего — во многих отноше- ниях. И в последующих главах мы поговорим об этом подробнее.
Глава 6 Собачий склад ума Собаки обладают субъектностью. У них есть раз- ум. Но каким образом их разум представляет себе окружающий мир? Подчиняется ли он тем же принципам, что и разум человека? Если мы наблю- даем какое-либо явление — например, когда идет дождь или кто-нибудь поднимает руку на собрании, — мы не- пременно видим связь происходящего с причинами, следствиями или намерениями. Имеет ли реальность собаки такую же архитектуру, построенную по тем же принципам и основанную на тех же интерпретативных подходах? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим четыре аспекта склада ума собаки: ее отношение к физическо- му миру, к объектам, к причинности — иными словами, способность понимать взаимосвязь событий— и, на- конец, отношение к разуму других, особенно к разуму других собак и человека. Физический мир собаки Если говорить о «разуме» собаки, то он, как и у боль- шинства животных, в первую очередь должен решать две основные задачи: определять положение живот- ного в пространстве и отслеживать его передвижение. Чтобы ориентироваться в пространстве, нужны точ- ки отсчета, к которым можно привязать информацию, 163
ГЛАВА 6 полученную органами чувств из окружающей среды. Эта операция позволяет оценить расположение вещей и расстояние до них. В точности то же самое делает физик, когда определяет реперную точку, принима- емую за начало координат, относительно которой от- считываются координаты других точек пространства. В качестве начала координат всем имеющимся в рас- поряжении живых существ реперным точкам собака, похоже, предпочитает собственное тело. Хотя иногда она ориентируется еще и на пару объектов из окружа- ющей среды, между которыми устанавливает прямую связь. В этом плане способ собаки ориентироваться в пространстве можно назвать скорее эгоцентричным, чем аллоцентричным. Кроме того, собаки унаследовали от своих хищных предков способность преследовать добычу, ориентиру- ясь не только по запаху, но и по объектам, замеченным по дороге и позволяющим засечь цель. Ориентиры мо- гут быть связаны с целью напрямую— как кроличья нора, например, — или опосредованно, как, скажем, де- рево, мимо которого пробегала жертва, перед тем как скрылась. Во втором случае несколько ориентиров поз- воляют сопоставить расстояния между целью, ориенти- рами и самой собакой. Иногда подобные вычисления могут быть довольно сложными. Насколько развита у собак способность собирать и об- рабатывать такого рода информацию, можно проде- монстрировать на следующем примере. Группаученых провела эксперимент, в ходе которого собакам предла- галось найти лакомство, спрятанное на поле площадью 3 гектара. На заросшем кустарником поле было лишь несколько объектов, способных служить ориентирами. С одной и той же точки на краю поля собак на повод- ке подводили к одному из пунктов, где было спрята- но лакомство, и возвращали обратно к исходной точке. Потом подводили к следующему пункту и снова воз- вращали на старт. Наконец собак спускали с поводка 164
СОБАЧИЙ СКЛАД УМА и наблюдали, какой маршрут они выберут для поиска лакомства. Большая часть собак сразу направлялась к ближайшему пункту, а от него — к следующему, не возвращаясь к месту старта. Этот результат мог бы показаться не слишком впечат- ляющим, если бы речь шла о человеке. Однако решение такого рода задач предполагает анализ очень сложной информации: пока собак подводили на поводке к тай- никам с лакомством, они должны были собрать про- странственную информацию и рассчитать оптималь- ный маршрут для достижения цели — найти угощение. Кроме того, исследователи наблюдали, что от первого пункта до второго собаки двигались не по прямой ли- нии. На самом деле их маршрут слегка отклонялся в сто- рону точки старта. Такая стратегия также способствует оптимизации поисков: собака укорачивает расстояние до цели по сравнению с маршрутом, который она уже проходила в сопровождении инструктора, однако, от- клоняясь от прямой линии, она увеличивает шансы пересечься со вторым маршрутом, который ей уже не- много знаком (Chapuis et Varlet, 1987). Собаки способны решать и другие комплексные про- странственные задачи, такие, например, как выбор обходного пути до цели. Если собаке показать, что за плотной широкой ширмой, выполняющей роль барье- ра, спрятано угощение, чаще всего она обойдет ее по са- мому короткому пути, даже если контуры такого барье- ра будут сложными и извилистыми. Однако для поиска одного, самого важного маршрута— пути домой — со- баке необходимо хранить пространственную информа- цию в своей памяти. Опыты по изучению этого аспекта пространственной ориентации собак показали, что во- преки распространенному мнению они не могут най- ти дорогу к дому, если раньше никогда этим путем не проходили. < 165
ГЛАВА 6 Объекты Разного рода физические объекты, естественные или искусственные, играют главную роль в окружающем мире человека. В нашей повседневной жизни они вы- полняют множество самых разных функций. Можно го- ворить об эстетической, символической или же о чисто утилитарной функции предметов — так, антропологи постоянно подчеркивают важность орудий труда в че- ловеческой культуре. В мире собаки физические объек- ты находят гораздо более ограниченное и стереотипное применение. Отчасти это объясняется анатомическими различиями между нами и собаками, а следовательно, и глубокой разницей в отношении к вещам: в отличие от собаку нас есть руки. Рука дает возможность ощущать объект при помощи осязания, чувства, которое имеет очень большое значение в нашем отношении к пред- метам. Собака же не может предмет «потрогать». Ощу- щения собак, связанные с тактильным восприятием, значительно беднее, и, соответственно, их отношение к предметам намного проще и однообразнее, чем у нас. Во всяком случае, они относятся к вещам совсем иначе. Собака не может прикоснуться к предмету, подержать в руке или что-то из него сделать, поэтому он представ- ляет для нее интерес лишь постольку, поскольку его можно взять в зубы, чтобы съесть или поиграть. Однако научные наблюдения свидетельствуют о том, что собаки могут обрабатывать большой объем разно- образной информации о физических объектах и решать задачи, предполагающие сложную мыслительную дея- тельность. Во всяком случае, она не сводится к простой фиксации ощущений и механической реакции, лишен- ной избирательности и не требующей расчета. Особен- но наглядно это демонстрируют опыты с собаками, пре- следующими цель— например, лакомство, — которая находится вне поля их восприятия. Собака продолжа- ет искать объект, осознавая причинно-следственные 166
СОБАЧИЙ СКЛАД УМА связи в отношении объекта и руководствуясь пред- ставлениями о нем. То есть она оперирует данными, полученными в результате сложных мыслительных операций, даже когда для нее объект физически уже отсутствует. Так, например, известно, что собаки, так же как и волки, продолжают преследовать добычу, ког- да она скрывается из поля зрения. Они рассчитывают место, где она может находиться, с учетом начальной траектории ее движения. Или же если эксперимента- тор, показав предмет собаке, положит его на некото- ром расстоянии за плотную ширму, собакауспешно его найдет. В этом опыте обонятельный сигнал, на кото- рый могла бы ориентироваться собака, отсутствует. По- этому можно заключить, что ее поведение продиктова- но не прямой информацией, поступившей от органов чувств, а мыслительным представлением, которое обес- печивает сохранение в уме идентичного образа объек- та (Gagnon et Dore, 1992). Нетрудно догадаться, что для хищника, который преследует ускользающую добычу, такая способность была исключительно важна и могла успешно пройти естественный отбор. По-видимому, собаки способны решать и более слож- ные задачи, предполагающие комплексные мыслитель- ные операции. Часто, хотя и не всегда им удавалось до- биться успеха в следующем эксперименте. На глазах у собаки исследователь помещал в ящик целевой объ- ект — мячик или лакомство. После этого ящик передви- гали позади двух или трех плотных экранов, так что он показывался то с одной, то с другой стороны. Пока ящик находился за одним из экранов, экспериментатор выни- мал из него объект без ведома собаки, и на финише тот оказывался пустым. Чтобы понять, что объект остался за экраном, нужно произвести сложную мыслительную работу и сделать правильный вывод исходя из непря- мой информации об объекте — его отсутствия в ящике. И, по словам авторов эксперимента, довольно большая часть собак, участвовавших в опыте, с успехом прошла 167
ГЛАВА 6 испытание, направившись прямо к экрану, за которым был спрятан целевой объект (Gagnon et Dore, 1993). Они суеверны Способность собак делать выводы и простейшие умо- заключения заставляют задуматься о том, каким об- разом они обрабатывают более сложную информа- цию, в особенности такую, которая касается не только определенных событий и положения вещей, но и связи между ними. Другими словами, могут ли они понимать причинно-следственные связи подобно тому, как это де- лаем мы? Способны ли они осознавать существование неких скрытых сил, которые связывают предшеству- ющие и последующие события, видеть причину того или иного явления? Проведенные эксперименты дока- зывают, что это не так: мысль о том, что явления окру- жающего мира определяются действием опосредующих сил, видимо, не свойственна разуму собаки. Вероятно, то же касается и их собственных действий. Они не рас- сматривают их в качестве средства для осуществления намерений. Это вовсе не означает, что они не способныустановить связь между событиями, совсем наоборот: они, можно сказать, самые настоящие специалисты в этом вопро- се. Собаки способны связать предшествующие события с их последствиями, антецедент с консеквентом. При- мер с колпачком ручки Колетт доказывает это со всей очевидностью. Собаки улавливают малейшие знаки, предвещающие события, которых они ждут или опаса- ются. Они без устали выискивают связи между явлени- ями, которые их окружают,— они замечают знаки, оз- начающие скорую прогулку, еду или наказание; за этим забором живет такая-то собака; и т.д. Как настоящие знатоки своего дела, среди бесконечного множества дан- ных они замечают и выбирают именно те, на которые 168
СОБАЧИЙ СКЛАД УМА можно с наибольшей уверенностью опираться, пред- сказывая дальнейшие события — наши машинальные жесты, подчас незаметные для нас самих, наши инто- нации и привычные движения. То есть не будет преуве- личением сказать, что собаки одержимы знаками: они, совсем как суеверные люди, повсюду с удовольствием замечают и собирают символы и знаковые события; по- добно статистикам, они с азартом регистрируют все кор- реляции, которые могут представлять для них интерес. Но эта неудержимая страсть, заставляющая собак заме- чать соответствия и связи между предшествующими со- бытиями и их последствиями, не вписывается в когни- тивную схему установления причинно-следственных связей, свойственную человеку. Для этого необходимо понимание причин и скрытых механизмов, объясня- ющих возникновение таких связей. Философ и при- матолог Майкл Томаселло, занимавшийся в том числе и изучением собак, говорит об этом так: Вероятно, понимание всего этого— особенность человече- ского рода. Для человека именно тяжесть камня «заставляет» бревно рас- колоться; желание найти пищу «заставляет» индивида загля- нуть под бревно. Важно понять, что в обоих случаях разные антецеденты приводят к одинаковым результатам, как только вступает в действие одна и та же опосредующая сила. Главное в том, что определяющим элементом здесь выступает не сама природа антецедента (как, например, в случае ассоциативно- го обучения), а лежащие в его основе факторы причинности или намерения. Поэтому к одним и тем же результатам могут приводить самые разные предшествующие события. Michael Tomasello, 2004, р. 26—27 169
ГЛАВА 6 Разум, ты ли это? Приведенное в цитате упоминание «желания» и «на- мерения» в качестве действующей «силы» наводит на мысль, что представления живого существа о причин- ности тесно связаны с его восприятием другого суще- ства и его разума. Действительно, если пониманию животного, в частности собаки, недоступны такие ка- тегории, как причина и следствие, могут ли они уви- деть в других способность производить какие-либо действия, то есть воспринимать другое существо в ка- честве субъекта, обладающего силой для достижения целей и имеющего намерения? Иными словами, на- полнен ли мир собаки, подобно нашему, разумными существами с собственными желаниями, убеждени- ями, чувствами, настроением? Понимает ли она, что у них есть свои стратегии поведения, что они хотят раз- гадать наши мысли или изменить наше мнение, обма- нуть или помочь, думают о том, что мы думаем о том, что они думают о тех или иных вещах, и т.д.? Сами мы постоянно ссылаемся на намерения или настроения не только других людей, но и животных, а многие из нас даже обращаются к тайным сущностям — высшим силам, богам, духам предметов и т.д. Воспринимает ли собака мир так же? Видит ли она в других собаках или их хозяевах разум, индивидуальность и источник на- мерений? Есть ли в ее багаже нечто подобное нашей теории разума*, то есть представление о разуме друго- го, своего рода набор психологических инструментов, при помощи которого она может интерпретировать по- ведение окружающих исходя из ситуации, учитывая их желания и убеждения? * Теория разума (фр. theorie de 1’esprit), или модель психиче- ского состояния, — термин, обозначающий способность ин- дивида воспринимать как свои собственные переживания (чувства, убеждения, намерения и т.д.), так и переживания других. {Прим, пер.) 170
СОБАЧИЙ СКЛАД УМА Возможно, многие читатели будут разочарованы — или даже категорически со мной не согласны, — ноя вы- нужден констатировать, что ученые больше склоняют- ся к отрицательному ответу на этот вопрос1 2. Вероятнее всего, собаки не воспринимают окружающих в качестве субъектов, наделенных разумом, иными словами, не видят в них источник некой силы, преследующей опре- деленные цели, которые придают смысл их действиям или объясняют ответную реакцию. Конечно, у собак есть собственные намерения: выражение типа «Соба- ка преследует кролика, потому что хочет его поймать» вовсе не будет антропоморфической метафорой. Мы уже говорили, что у собак есть чувства, представления, насыщенная психологическая жизнь. Далее мы смо- жем убедиться, насколько тонко и сложно организована их социальная жизнь. Этому вопросу будет посвящена следующая глава. Они различают между собой людей > и других собак, знают их положение в иерархии, беспре- станно улаживают отношения. Короче говоря, ваша со- бака вас узнаёт, она знает, кто вы есть, знает ваши инди- видуальные особенности, она проживает вместе с вами одну общую жизнь с ее тысячами маленьких ритуалов, известных только вам двоим. С учетом вышесказанного можно заключить, что у со- баки есть разум, больше того, у нее сложная и интен- сивная психологическая жизнь. Иными словами, у нее есть мысли, в широком смысле, и они индивидуальны. Просто у собак нет мыслей по поводу мыслей, ни своих, ни чужих®. У них нет убеждений по поводу своих убеждений, выраженных в форме убеждений. У собак нет мнения относительно своих желаний, они ничего не думают I Хотя в отношении собак он по-прежнему остается спорным. Подробнее об этом см. в работе Миклоши (Miklosi, 2007, р. 182). 2 Эта проблема с недавнего времени вызывает жаркие споры среди философов, которые занимаются вопросами разума и мышления. Так, в известной статье Дональда Дэвидсона приведены такие аргументы: «Чтобы во что-то верить, нужно знать концепцию этой веры. Чтобы знать концепцию, нужно 171
ГЛАВА 6 о своих чувствах, равно как и о чувствах других. Про- сто-напросто, в отличие от людей, в их репертуаре нет таких понятий, как разум, мысли, убеждения или на- мерения. Они считывают сигналы этого мира иначе. Здесь кроется основное различие между нами и собака- ми: нужно иметь разум, чтобы их понять; для нас мир наполнен разумом, для них это слово лишено смысла, мир разума для них пуст. Конечно, когда собака гонится за котом, она имеет представление о своей жертве; за мгновения она долж- на точно рассчитать свои действия исходя из ожиданий, траектории движения жертвы и своего прежнего опыта погони за котами. В этом смысле собака действитель- но думает, что кот убегает, а сама она хочет его догнать. И в зависимости от исхода собака испытает удоволь- ствие или чувство неудовлетворенности... Но у нее не будет никаких мыслей по поводу всей этой ситуации. Например, она не сможет вдруг заподозрить, что могла ошибиться, случайно приняв за настоящего кота ис- кусственную приманку, сделанную человеком. Она не задумывается о том, что котхол^т убежать. Для нее он просто убегает, и все. Собаку не может раздражать по- ведение других, поскольку это чувство предполагает, что другое существо рассматривается в качестве субъек- та, способного изменить свое поведение, если того захо- чет. Если собака проявляет агрессивность, это вовсе не значит, что она по своему желанию может успокоиться, иметь свое мнение по поводу существа, которое спрово- цировало ее на агрессию, осознавать необходимость это мнение изменить или же остаться при своем. Она может чего-то хотеть, но не в состоянии оценить возможность осуществления своего желания. Она может подумать, что кот забрался на дерево, но, если, например, он ис- чезнет из поля зрения, собака не сможет усомниться владеть языком» (Davidson, 1991, р. 71). Подробнее об этих де- батах и приводимой аргументации можно прочитать в работе Пруста (Proust, 1997). 172
СОБАЧИЙ СКЛАД УМА в своем мнении и предположить, что ошиблась. Она ви- дит животных на экране телевизора и идентифицирует их, но, когда замечает, что у них нет запаха, или же когда те исчезнут с экрана, она никогда не подумает, что «за- блуждалась». И дело здесь вовсе не в том, что она всегда уверена в своем мнении. Просто-напросто оценивать свое первое впечатление от увиденного на экране как ^«верное» или «ошибочное» означало бы иметь мысли по поводу мыслей. Кроме того, чтобы иметь мнение относительно соб- ственных мыслей, нужно осознавать свой разум. Соба- ка же не только не видит в окружающих живых суще- ствах индивидов со своими намерениями, она и саму себя не воспринимает в качестве субъекта, имеющего собственное мнение и желания. Это чисто человече- ская манера восприятия мира, поскольку само опреде- ление «заблуждения» предполагает наше отношение к представлению о реальных вещах, то есть выражение мыслей относительно мыслей. По похожим причинам собака не может испытывать чувство вины, даже если и проявляет поведение, которое, как мы видели, в функ- циональном и адаптивном плане действительно явля- ется демонстрацией виновности. Весьма сомнительно, что собака осознает саму себя подобно тому, как это де- лаем мы. Наше самосознание находится в той области, где объекты и мысли равнозначны и сама мысль ста- новится объектом. Короче говоря, даже если бы собаки умели разгова- ривать, вряд ли бы мы стали понимать их лучше, чем сейчас. Сами же они были бы очень удивлены нашей не- померной страстью к разного рода спорам и сплетням, от серьезных дискуссий до пустой болтовни. Собаки сочли бы эти разговоры странными и бессмысленны- ми, хотя в нашей социальной жизни они играют такую важную роль. И вряд ли кто-либо из наших любимцев согласился бы платить психоаналитику... если толь- ко не ради того, чтобы доставить удовольствие своему 173
ГЛАВА 6 хозяину или же самому неплохо провести время растя- нувшись на кушетке. Desperate housedogs?* Возможно, некоторым читателям подобное откровение придется не по душе и они придут к выводу, что наука только на то и способна, что разрушать их привычные представления о мире, уничтожая все то, что им так нравилось в собаке, что придавало их взаимоотноше- ниям с четвероногим другом столько теплоты и неж- ности. Возможно, они будут разочарованы, узнав, что их собаки не видят в них людей, наделенных разумом, что они глубоко ошибались, когда считали таким выра- зительным взгляд своего верного друга. И тем не менее вряд ли эта новость способна изменить наше мнение о собаке или наше к ней отношение. Сама природа че- ловека и его культурные традиции настолько сильны, что никакие разумные доводы не могут противостоять нашей склонности видеть в собаке существо, облада- ющее теорией разума. И самое главное: могут ли эти научные заключения в полной мере убедить нас в том, что мы заблуждались, ошибочно трактуя процессы, ко- торые «на самом деле» происходят в голове у собаки? Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Не будет ли подобная реакция на выводы науки несправедли- вой по отношению к животному? Не означает ли она очередное проявление чистой воды антропоморфизма? В конце концов, вопрос о разумности другого существа может быть настолько важен только для тех, кто одер- жим идеей знать, что у другого «на уме». Для всех прочих * Desperate housedogs (англ,) можно перевести как «Отчаянные домособаки» — игра слов, указывающая на популярный те- лесериал «Отчаянные домохозяйки» (Desperate housewives), сюжет которого строится на том, что за фасадами тихого и внешне благополучного американского городка скрывается множество тайн. (Прим, пер.) 174
СОБАЧИЙ СКЛАД УМА этот вопрос вообще не имеет смысла. И если именно в этом знании и состоит основное стремление человека, нас, несомненно, должна радовать возможность при- близиться к пониманию разума, настолько отличному от нашего. Для нас это редкая удача, поскольку одной из особенностей нашей собственной психикиявляется неудержимое стремление познать другие формы разум- ного существования... В конечном счете эти открытия могут многое сказать не только об окружающих нас существах, но и о нас са- мих. Они дают возможность понять, что в нашем мире существуют и другие формы бытия, другая жизнь, не менее богатая в социальном и эмоциональном плане, чем наша, жизнь, которая течет вне зоны действия на- ших идей. Сожаление о том, что собака не имеет мыс- । лей по поводу мыслей, равноценно попытке восприни- мать отсутствие представлений о разуме не иначе как недостаток, упущение или свидетельство исконной неполноценности. На самом деле это качество пред- ставляет собой не более чем — а можно сказать, что и прежде всего, — иное субъектное отношение к миру, отличное от нашего собственного. Суть наших недав- них открытий состоит именно в том, что они позволя- ют сделать вывод о существовании совершенно дру- гих способов восприятия вещей и окружающих живых существ. А еще точнее, что существует целая гамма невидимых человеческому глазу взаимоотношений, чувств и мыслей, которые переживают не только дру- гие существа вокруг нас, но и мы сами. Они существу- ют незаметно, скрытые от сознания нашей неуемной страстью к поискам интенционально ориентирован- ного разума. Наука вовсе не обязательно должна нас разочаровывать, доказывая, что окружающий мир за- селен существами, наделенными разумом, не похожим на наш. В некотором смысле это знание только добав- ляет миру очарования, открывая для нас совсем иные способы быть. 175
ГЛАВА 6 Изучение собак дает нам возможность со всей очевид- ностью понять, насколько представления о разуме за- владели человеческим воображением. Конечно, такой образ жизни сам по себе весьма привлекателен и добав- ляет ей разнообразия. Кроме того, он дает адаптивные преимущества. Но кто сказал, что жизнь собаки все- го этого лишена? Во всяком случае, эти животные уме- ют очаровывать своей удивительной непохожестью на нас. По словам Стефана Будянски, и человек, и собака представляют собой исключительно социальные виды; только нас интересует то, о чем другие думают^ а собак — то, что они делают. Все это еще раз доказывает, что изучение собак спо- собно не только обогатить наши знания об этих живот- ных, во многих отношениях столь близких человеку; оно может представлять интерес с точки зрения антро- пологии и психологии самого человека. Прежде всего, оно дает нам возможность проникнуть в действитель- но иной мир, имеющий гораздо больше отличий от на- шего, чем можно себе представить, изучая различные собственно человеческие культуры. Изучение собаки открывает новые неожиданные подходы к проблеме, относящейся скорее к компетенции социологии: каким образом можно смоделировать взаимодействие и режи- мы коммуникации, если речь идет об общении между индивидами, владеющими представлениями о разуме, и теми, у кого подобных представлений нет? Кроме того, оно привлекает внимание к глубинным пластам нашей ментальности, доступ к которым перекрыт из-за неосознанной интенциональности восприятия и наше- го сложного языка. Стоило бы попытаться извлечь эти пласты на поверхность и присмотреться к ним повни- мательнее. И, наконец, изучение собак могло бы способ- ствовать пониманию психической и социальной жизни некоторых категорий людей. Речь идет о людях, кото- рые по каким-либо параметрам (ну, скажем, возраст- ным — если речь идет о младенцах) не подпадают под 176
СОБАЧИЙ СКЛАД УМА определение человека как существа, владеющего язы- ком, сознанием и разумом. Отгородившись от осталь- ного Мироздания непреодолимыми границами и про- должая приписывать интенциональность всему и вся. мы не сможем понять психологию таких людей. Изуче- ние природных пластов психики человека, а не только ее гуманитарной составляющей способно значительно обогатить наши знания о нас самих.
Глава 7 Как они воспринимают нас? Социальная жизнь собак Собака Павлова — не то, чем кажется Собака была невольным героем, а зачастую и жерт- вой лабораторных опытов по изучению условных рефлексов, которые в начале XX века проводил русский ученый Иван Павлов вместе со своими учени- ками. Вслед за русскими учеными идею механической обусловленности поведения животных подхватили аме- риканские бихевиористы. Объединенные под условным названием «собака Павлова», эти исследования полу- чили широкое общественное признание во многом бла- годаря литературным антиутопиям, подобным роману «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли. Изначально Павлов занимался изучением физиологии слюноотде- ления. Однажды он заметил, что у собак эта функция начинает работать еще до получения пищи. Ученый сделал вывод о существовании психологического ком- понента, запускающего функцию слюноотделения. Он начал изучать реакцию собак на различные раздражите- ли — свист, свет, звук и т.д., — каждый раз сопровождая их пищей, которую собаки получали от экспериментато- ра. В итоге после многократного повторения опыта у со- бак автоматически появлялась слюна уже в момент сиг- нала. У нее вырабатывался рефлекс: с течением времени 178
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК «условный» раздражитель — включение лампочки или звонок — замещал «безусловный» — пищу. Когда собака воспринимала сигнал, который у нее ассоциировался с едой, она демонстрировала поведение, обычно связан- ное с получением пищи. Так, например, она могла на- чать лизать или кусать лампу. На первый взгляд этот опыт полностью соответству- ет картине, которую мы рисуем в собственном вообра- жении, представляя себе научный эксперимент. Лабо- ратория, где сама обстановка, как полагают, способна оградить взгляд ученого от любых внешних воздей- ствий. Бесстрастные и невозмутимые эксперимента- торы, облаченные в белые халаты и напоминающие врачей из «Заводного апельсина». Животное, реакции которого методично регистрируют и оценивают коли- чественными методами. Ничто не должно его взволно- вать или повлиять на его поведение. В конечном итоге полученные результаты позволяют сделать абсолютно объективные выводы. И тем не менее... Такая, казалось бы, стерильная об- становка сделала ученых слепыми к одному важному элементу поведения собаки, который они не могли за- метить именно в силу своего предвзятого к ней отноше- ния. На самом деле опыты привели к ошибочным за- ключениям, поскольку не учитывали главный элемент жизни собаки: силу, связывающую ее с себе подобными и, еще больше, с близкими ей людьми. Поэтому в кор- не неверно представлять ее в виде своего рода кальку- лятора, который проявляет интерес к своему хозяину только потому, что тот ее кормит. Конечно, собака очень любит поесть. И все-таки она может быть кем угодно, только не... циником. На самом деле естественный от- бор создал ее такой, что для нее нет ничего более важ- ного в этом мире, чем социальные отношения, особенно отношения с человеком. Ошибка бихевиористов, не увидевших в поведе- нии собак социальной компоненты, стала очевидной 179
ГЛАВА 7 благодаря многочисленным исследованиям, предпри- нятым в начале 70-х годов прошлого века. Воссоздавая опыты Павлова, этологи заметили (Jenkins et alii, 1978), что на первых этапах обучения собаки демонстрирова- ли широкую гамму поведенческих реакций, которые всегда содержали элементы, относящиеся к сфере со- циальных отношений: игровые позы, виляние хво- стом, лай, мимика... Собаки вели себя в точности так, как и в привычных для себя ситуациях, когда они вы- прашивали у человека еду. Иными словами, собака вос- принимала происходящее в контексте социальных вза- имоотношений с человеком, а не просто через желудок. Подобная интерпретация больше соответствует моти- вации животного, которое адаптировано к антропоген- ной нише и поэтому как нельзя лучше приспособлено для жизни в обществе. В данном случае неприменима предложенная бихевиористами схема, согласно которой собака представляет собой своего рода машину, движи- мую желанием получить вознаграждение и обученную должным образом реагировать на условные раздражи- тели. Для собаки условный сигнал — лампочка или звонок— служит прежде всего социальным раздражи- телем, означающим предстоящее взаимодействие с че- ловеком, а не только получение пищи. Тот факт, что бихевиористы остались слепы к этой очевидной поведенческой особенности собак, позволя- ет понять, почему они оказались не в состоянии объ- яснить причину оглушительного провала некоторых своих экспериментов. Миклоши раскрывает истинные механизмы поведения собак на примере одного из таких опытов, многие из которых наносили животному физи- ческие и психические травмы (Miklosi, 2007, р. 4). Опыт, часто имевший пагубные последствия для животного1, состоял в том, что собаку помещали в закрытый бокс I Напомним, что причинение страдания животному в про- цессе опытов никак не противоречило общей концепции бихевиоризма. i8o
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК и подвергали ее ударам электрического тока. После это- го собаке несколько раз демонстрировали возможность выйти из бокса и таким образом избежать разряда. Все опыты приводили к одному и тому же результату: соба- ка не двигалась с места, раз за разом получая все новые удары тока. Результаты этого эксперимента привели ученых в замешательство, поскольку, по их мнению, ре- акция животного определяется условным рефлексом, выработанным в процессе обучения посредством воз- действия внешних раздражителей. Концепция бихе- виоризма трактовала ожидаемую реакцию собаки од- нозначно: желая получить вознаграждение— будь то лакомство или уменьшение боли,— она должна сбе- жать. Неправильное поведение собаки, следуя подобной логике, можно было объяснить, только сделав следую- щий шаг: у собаки просто не хватает сообразительности связать одно с другим, она не способна правильно оце- нить ситуацию. Часто подобное объяснение этих уче- ных вполне удовлетворяло. Однако современные представления о социальном поведении собак позволяют трактовать результаты опытов иначе. И дело здесь вовсе не в ограниченных когнитивных способностях собак или ее необъясни- мо противоестественном поведении. Вероятнее все- го, так же как и ранее, собака интерпретировала си- туацию в контексте социальных взаимоотношений с человеком, а не просто факта физического контакта с объектом, причиняющим боль. В действительности в ситуации, когда доминирующий пес атакует свое- го более слабого собрата, у того есть единственный шанс не получить последний укус, который может стать фатальным: оставаться неподвижным, всеми силами демонстрируя покорность. Можно предполо- жить, что собака связывала причиняемую ей боль с действием сотрудников лаборатории, которых она признавала доминирующими. Заметим, что страте- гия собаки была вовсе не настолько «звериной», как 181
ГЛАВА 7 полагали экспериментаторы, и вполне могла бы ока- заться успешной, если бы собаке удалось вызвать у уче- ных чувство сострадания. Но собаки не могли знать, что имеют дело с бихевиористами, то есть людьми рав- нодушными, способными удостоить подопытное жи- вотное разве что холодным взглядом. Короче говоря, подвергая своих собак испытаниям и свято веря в объективность и непогрешимость науч- ного подхода, павловцы и бихевиористы просто не заме- чали, что оказывались втянуты в социальные и эмоцио- нальные отношения с собаками. Надежды, возлагаемые на полное отстранение от животного, не оправдались: выводы, сделанные по результатам опытов, были ис- кажены. Так кто же из этой пары — животное и экспе- риментатор — больше был похож на «собаку Павлова», а кто был истинным автором опыта? Описанные опыты служат примером ошибок, к кото- рым могут привести научные подходы, предлагающие рассматривать животное как машину, которой управ- ляют одни лишь условные рефлексы. Поведение такой машины можно изучать в лабораториях, разбирая ее на части, подобно тому как разбирают в мастерских меха- нические устройства. Ошибки экспериментов со всей очевидностью доказывают, что главный недостаток по- добного рода подходов кроется вовсе не в том, что они выдвигают слишком осторожные гипотезы или предъ- являют слишком строгие требования к постановке опы- тов. Тот факт, что такие опыты дают довольно скудные результаты, также не будет определяющим. Концепция бихевиоризма по сути своей неприменима к собаке, ко- торую нельзя рассматривать как вещь, лишенную субъ- ектности. На самом деле собака представляет собой ак- тивный субъект, для которого социальные отношения имеют наивысшую ценность. 182
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК Два социума Ошибочные опыты бихевиористов доказывают, что со- бака — животное социальное. Но какова природа этой социальности? Как ведет себя собака с теми, с кем ее связывают социальные отношения? Социальная жизнь собаки имеет важную особенность, отличающую этих животных от других представите- лей животного мира. В период своего индивидуального развития она переживает два процесса социализации. Первый происходит в результате контактов с матерью, братьями и сестрами, а также с другими соплеменника- ми. Это внутривидовая социализация, во многом уна- следованная от общих с волками предков или, в более широком плане, от древних псовых, которые уже в те времена имели развитую социальную организацию. Второй, а именно установление отношений с челове- ком, появился в результате эволюции, происходившей на протяжении последних десятков тысяч лет в процес- се адаптации к антропогенной нише. В итоге жизнь собаки протекает как бы в двух ми- рах, то есть так, как если бы сама собака одновременно принадлежала к двум разным социумам. Речь идет об обществах с абсолютно различной социальной органи- зацией, представленных двумя разными типами жи- вых существ: о собачьей стае и о человеческом обществе. Конечно, у многих собак, например у диких, бродячих или бездомных деревенских псов, на протяжении всей жизни нет хозяев. У них нет опыта существования бок о бок с человеком. Однако и эти собаки, по всей види- мости, сохраняют способность к социализации, хотя в данном случае она происходит значительно сложнее. Некоторые социальные навыки подрастающие щенки приобретают в определенные сензитивные периоды1 I Проще говоря, это определенные строго ограниченные периоды жизни индивида, в течение которых у животного вырабатываются поведенческие схемы, необходимые для 183
ГЛАВА 7 индивидуального развития. Если этого не произо- шло, наверстать упущенное бывает довольно трудно. Современные исследования подтверждают еще более удивительный факт: вполне вероятно, что, имея воз- можность выбора, собаки с большей охотой присоеди- няются к группе людей, чем к собачьей стае (Miklosi, 2007, р. 165,210—212). Осталось только определить основные черты соци- альной жизни собак, обусловленные этой особенностью их психологии. Поскольку долгое время этологии собак как таковой не существовало, специалисты в области поведения животных применяли к собакам схемы со- циальной организации волков. Возможность подобно- го подхода к интерпретации поведения лучшего друга человека объясняли морфологической и эволюционной близостью этих двух видов. Поэтому довольно часто представления о собаке сводились к образу приручен- ного волка, который должен был унаследовать от своих диких предков звериные черты. Согласно этой логике, сущность волка прячется в темных глубинах сознания собаки, скрытая под благородной вуалью дрессуры, но при этом всегда остается готовой вновь вырваться на- ружу. Однако если подобное сравнение и может быть оправданно и в чем-то даже правомерно с научной точки зрения, то применять его на практике следует с очень большой осторожностью. Нужно признать, что вплоть до недавнего времени подобный подход часто приводил к неточной или ошибочной интерпретации поведения нормального развития и дальнейшей жизни. В частности, это происходит в процессе взаимодействия с матерью или братьями и сестрами. Если момент упущен, в дальнейшем животное с трудом усваивает нужные навыки, несмотря на интенсивную дрессировку. Так, например, умение контроли- ровать силу укуса вырабатывается у щенков во время взаимо- действия с матерью. Если щенка отнять от матери до того, как она отучит его кусаться, повзрослев, он может начать кусать людей, поскольку в юном возрасте не научился сдерживать силу укуса. 184
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК собак. Дело в том, что он не учитывал два обстоятель- ства, своего рода два подводных камня, стоящие на пути сравнительного анализа поведения животных. Волк ли волк другому волку? Первое препятствие заключается в недостаточной из- ученности вида, принятого за точку отсчета,— волка. По словам специалистов, в наших знаниях о социаль- ном поведении волков до сих пор остается много белых пятен. Начиная со Средних веков волк был главным устра- шающим персонажем западноевропейских мифов. Об- раз «злого серого волка» пугал и завораживал одно- временно. Позже он стал излюбленным объектом для журналистских очерков и популярной литературы, по- священной животным сообществам. Популяризация волков во многом способствовала тому, что несколь- ко десятилетий назад были проведены специальные исследования их поведения. В результате в нашем со- знании прочно укоренилось распространенное пред- ставление о социальной организации волчьей стаи. Со- гласно этому представлению, стая подчиняется строгой линейной иерархии, на вершине которой находится до- минантный самец1,— всем известный как альфа-са- мец, — обладающий безраздельной властью. Ему безо- говорочно подчиняются все члены стаи до тех пор, пока какой-либо другой самец его не свергнет и не займет его место. Данная модель предполагает монопольное пра- во альфа-самцов на репродукцию, которое позволяет их генам распространяться. В результате гены, способ- ствовавшие доминированию, из поколения в поколение I Образ альфа-самца имел такой успех в средствах массовой информации, что вскоре этот термин стал использоваться в популярной психологии и маркетинге применительно к человеку. 185
ГЛАВА 7 сохраняются в популяции волков. Эту модель, которую можно было бы назвать «политической», поскольку она базируется на принципе доминирования, в упрощен- ном или даже преображенном популяризованном виде стали применять и к собакам. При этом собак еще дол- го воспринимали как волков, ставших добродушными благодаря контактам с человеком. В начале 90-х годов описанная схема подверглась се- рьезной критике. В классическом варианте политиче- ская модель предполагает, что все волки стремятся к до- минированию, поскольку другой возможности передать свои гены потомкам у них просто нет. Следовательно, подчиненные самцы только и ждут удобного случая, чтобы свергнуть вожака, занять его место и тем самым обеспечить себя потомством. Однако полевые исследо- вания показали, что все волки в стае, как правило, при- надлежат к одной семье (Gese et Meeh, 1991). Генетически они близки между собой, и в этом плане их интересы совпадают в большей степени, чем в случае, если бы между ними не было родственных связей. Проще гово- ря, с точки зрения распространения генов для самца X помощь другому самцу или, во всяком случае, сотрудни- чество с ним, вполне возможно, стали бы выигрышной стратегией, поскольку с большой долей вероятности их генотипы во многом совпадают. С другой стороны, мо- лодые волки в возрасте от одного до трех лет часто по- кидают стаю. Оба этих обстоятельства свидетельствуют о том, что борьба за власть — это лишь одна из возмож- ных стратегий обеспечения себя потомством. В противовес первой была предложена другая схема взаимодействия между волками, с которой сегодня со- гласно большинство зоологов: семейная модель1 (Meeh, I Заметим, что замена «политической» модели моделью «семей- ной» стала возможной далеко не случайно. Это обстоятель- ство красноречиво свидетельствует об историко-культурных переменах, произошедших в западном обществе, которые, в свою очередь, не могли не отразиться на точке зрения ученых относительно организации животных сообществ. i86
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК 1999; Packard, 2003). Новая модель сохраняет принцип доминирования, однако она учитывает полевые на- блюдения, доказавшие, что доминирование касается не только самца, называемого «вожаком» или «произво- дителем», но и самки. Эта схема позволяет учесть весь- ма частотный обмен знаками внимания и взаимные уступки, которые обеспечивают относительное мир- ное — большую часть времени — сосуществование вол- ков в стае. То есть доминирование основано не только на насилии и терроре. В противном случае стая пред- ставляла бы собой пороховую бочку. Она была бы средо- точием взаимоисключающих интересов, таящим в себе постоянную угрозу гражданской войны. Доминирова- ние в волчьей стае подобно тому, которым пользуются родители по отношению к детям: младшие члены се- мьи постоянно испытывают своих родителей на предел дозволенного, проявляя демонстративно агрессивное поведение. По большому счету, волчья стая напомина- ет скорее большую семью, чем общество, основанное на отношениях силы. Конечно, воспитательные меры в этой семье бывают порой очень строгими, иногда даже насильственными. И тем не менее ее динамика базиру- ется скорее на обучении и смене ролей по мере того, как члены стаи подрастают, чем на конкуренции, продик- тованной жаждой власти. Можно сказать, что наши знания о социальной жиз- ни волков в последние годы обогатились и изменились одновременно. Однако сами специалисты признают, что в этой области остается еще очень много неясно- го. Слишком поспешные заключения— в частности, относительно роли альфа-самцов — были сделаны по результатам наблюдений за волками в неволе. Эти жи- вотные оказались недостаточно социализированны- ми, поскольку не имели полноценных контактов с со- племенниками. В неволе у них вырабатывалось более агрессивное поведение, чем у диких собратьев. Разни- ца между поведением диких волков и волков в неволе 187
ГЛАВА 7 наводит на мысль о наличии общего и исключитель- но важного свойства волков и собак: индивидуальной пластичности развития поведенческих реакций. Со- общество животных не может быть представлено в виде застывшего образа, где для каждого члена группы раз и навсегда определена стереотипная роль, продикто- ванная его врожденными инстинктами. В действитель- ности и волки, и собаки обладают исключительным разнообразием темпераментов и форм поведения. Это разнообразие неизбежно влечет за собой и разнообра- зие социальных отношений. Поэтому социальная ор- ганизация волков предполагает гораздо больше воз- можных вариантов, чем то представляется в рамках упрощенных моделей. Из этого следует, что, с учетом недостаточной изу- ченности социальной жизни и потенциальной вариа- бельности организационной структуры стаи, волки не могут служить объектом для построения точной и уни- версальной модели, достаточной для того, чтобы досто- верно описать социальную жизнь собак. Люпоморфизм и неотения: собака — это юный волк? Второе препятствие, с которым сталкивается ученый, если при изучении социальной жизни собак он всеце- ло полагается на аналогию с волком, состоит в следую- щем: генетическая близость между этими двумя видами еще не означает идентичности социального поведения. Вплоть до недавнего времени большинство ученых при интерпретации социального поведения собаки напря- мую применяли модель волчьей стаи. Ученые считали правомерным использование подобных аналогий, хотя по отношению к другим видам подобные подходы были бы недопустимы. И тому есть вполне разумное объяс- нение. Как мы могли убедиться, долгое время большая 188
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК часть этологов рассматривала домашних животных как существа, дикая сущность которых была искажена стараниями человека. Считалось, что истинная приро- да этих видов оказалась скрыта под покровом качеств, приобретенных в результате одомашнивания. В этом плане собака не могла избежать сравнения со своим ди- ким родственником и представлялась скорее волком, лишенным природных свойств, чем животным прин- ципиально иным — по самой своей природе. Этологи- ческие характеристики этих двух видов рассматрива- лись как изначально сходные. Различия видели лишь в некоторых проявлениях поведенческих реакций. Сформулированная на основе этих представлений на- учная гипотеза, условно называемая люпоморфизмом, состояла в следующем: различия в поведении волков и собак как генетически близких видов обусловлены в основном влиянием окружающей среды, в которой те и другие развиваются. Подобная концепция предполагает и другой вариант образа домашнего животного вообще и собаки в частно- сти, достаточно широко распространенный как среди ветеринаров и зоотехников, так и в научно-популярной среде. Речь идет о таком понятии, как неотения. Соглас- но неотенической модели, анатомические, физиологиче- ские и поведенческие черты домашних животных могли стать результатом замедлившегося, искаженного или остановленного развития дикого вида. Одним словом, собаки представляются задержавшимися в детском воз- расте волками, то есть животными, сохранившими на всю жизнь черты, свойственные волчатам, но исчеза- ющие по мере их взросления. С этой точки зрения одо- машнивание, уже не в первый раз, рассматривается как отклонение от естественного пути развития, который в природе должен был привести к становлению дикой сущности вида: волка. В случае собаки ее естественное развитие застопорилось или отклонилось от нормы уси- лиями человека. Причиной подобных сдвигов могли 189
ГЛАВА 7 стать постепенные генетические изменения, возникшие в результате одомашнивания, или же сама среда, создан- ная человеком, которая оказывала влияние на организм в процессе его индивидуального развития. Неудивительно, что во времена, когда собака все бо- лее и более очевидным образом становилась членом человеческой семьи, во многих отношениях напоми- ная ребенка, такая модель вызывала симпатии в глазах широкой публики. На самом деле в этом представлении о собаке сплетаются воедино сразу две проекции, диа- метрально противоположные и исключительно значи- мые для современного западного общества. Первая — это образ ребенка, кроткого и невинного, и при этом зависимого и нуждающегося в твердой руке взрослого человека; вторая— представление о диком животном, способном к агрессии, но вместе с тем чистом и свобод- ном от пороков, свойственных человеческому роду. Со- четая в себе оба этих образа, собака нейтрализует не- гативные аспекты каждого из них: будучи животным, она избавлена от всякого рода дефектов, порожденных человеческой цивилизацией; навсегда оставаясь ребен- ком, она не подвержена вспышкам необузданной агрес- сивности, насилия и жестокости, свойственных дикой природе зверя. В итоге собака предстает в виде этакой химеры, наделенной чертами как инфантильного зверя, так и дикого ребенка. Она превращается в своего рода воплощение наших попыток рационально обосновать то положение, которое современный человек занимает в природе. По большому счету, здесь, как и в предыду- щей главе, мы видим все тот же антропоцентрический взгляд на одомашнивание, только выраженный в фор- ме детско-родительских отношений. Человек предста- ет здесь не хозяином порабощенной природы, а своего родауполномоченным, способным от ее имени взять на себя ответственность за ее же детей. Нашла ли неотеническая модель подтверждение в со- временной науке? Действительно ли собака — это волк, 190
4 КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК развитие которого замедлилось и остановилось, не до- стигнув завершающих фаз? Несмотря на довольно ши- рокое распространение, подобная интерпретация во многом противоречит современным данным. Сравни- тельное исследование более чем семидесяти поведен- ческих реакций, наблюдавшихся в течение индиви- дуального развития представителей обоих видов, не подтвердило предположений, что у собак они появля- ются позже или сохраняются дольше, чем аналогичные реакции волков того же возраста. Мало того что соба- ки демонстрируют значительную изменчивость пове- дения в зависимости от породы, само количество раз- нообразных форм поведения у собак даже больше, чем у волков (Miklosi, 2007, р. 127). С учетом приведенных доводов можно сделать вы- вод, что сопоставление социальной жизни собак и вол- ков требует большой осторожности. Конечно, эти виды близки между собой, они разделились на самостоятель- ные ветви сравнительно недавно. Поэтому весьма веро- ятно, что некоторые аспекты их социального поведения действительно похожи, а многие различия объясняются окружающей обстановкой, в которой развиваются осо- би того и другого вида. С другой стороны, как мы толь- ко что видели, у люпоморфизма есть свои ограничения. Кроме того, экспериментальные данные подтверждают, что волки, выращенные в тех же условиях, что и собаки, ведут себя все-таки иначе (Ibid., р. 16). Не стоит забывать, что собаки появились в результате адаптации к антро- погенной нише, созданной и занимаемой человеком, то есть существом, в жизни которого социальное поведение играет главную роль и в значительной степени отли- чается от поведения других живых существ. Таким об- разом, можно предположить, что адаптация к человеку привела к серии постепенных изменений в социальном поведении предков собак. Параллельно с этим изменя- лись и биологические механизмы, лежащие в его основе. В то же время волков подобные перемены не коснулись. 191
ГЛАВА 7 Бебиморфизм: собака — это ребенок? Представление собаки в образе так и не повзрослевшего животного, в сочетании с положением, которое собака- компаньон занимает в современной семье, совершенно естественно привело к еще одной модели социальной жизни Canis familiaris. На этот раз собаку сравнивают не только с молодым волком, но и с маленьким ребен- ком. Отсюда и название — бебиморфизм. Приверженцы этой гипотезы ссылаются на то, что по многим параме- трам социальный мир собаки сравним с миром ребен- ка одного-двух лет. По их мнению, взаимоотношения собак и их хозяев в эмоциональном и дидактическом плане аналогичны тем, которые связывают родителей и детей. То есть собака испытывает сыновние чувства к своему хозяину, который, в свою очередь, чувствует ответственность за ее воспитание. Действительно, владельцы собак-компаньонов, гово- ря о своих питомцах, очень часто используют выраже- ния, которые лексически и тематически аналогичны тем, что используются в отношении детей. Хозяева со- бак признают, что все их разговоры с другими собачни- ками о способах дрессировки своих питомцев неизмен- но заканчиваются фразой типа: «Ну, чисто как дети!» При всем разнообразии теоретических и практических подходов к дрессировке, использования более строгих или мягких приемов — все они вполне укладываются в понятие «воспитание», применяемое по отношению к детям. Можно добавить, что психическая жизнь и ма- леньких детей, и собак описывается в одной и той же манере с использованием одних и тех же понятий1 — упоминаются их радости и горести, чувства удовлет- ворения и досады, их этические представления, во- ображение и т.д. Что же касается самой собаки, то ее когнитивные способности и социальные наклонности I Подробнее о формах представления психической жизни детей и собак см. в работе Расмуссена и Раецки (Rasmussen et Rajecki, 1995). 192
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК вполне могут быть адаптированы к требованиям чело- века и удовлетворять его ожиданиям, напоминая те же качества маленького ребенка. Эта модель, несомненно, весьма привлекательна. Прежде всего, она позволяет объяснить соответствие многих особенностей социального поведения собак и их наклонностей той роли, которая отводится в со- временной семье лучшему другу человека. Кроме того, она позволила ученым выдвинуть оригинальную ги- потезу о происхождении некоторых морфологиче- ских и поведенческих характеристик, отличающих собак от волков. Действительно, отдельные качества собак — большие глаза, более округлые, чем у волка; смиренные позы (во всяком случае, воспринимаемые человеком именно так); взгляд «побитой собаки»; го- товность к игре; бурное выражение радости и т.д.— вполне могли появиться в предковых популяциях и выдержать естественный отбор просто потому, что такие собаки больше, чем прочие, напоминали людям собственных детей. Одним словом, те предки собак, которые были самыми игривыми и обладали более «детскими» манерами, чем их собратья, получали воз- можность завоевать у людей большее расположение. Их шанс на выживание и размножение повышался. Впоследствии эти качества распространились в со- бачьих популяциях и сохранились, передаваясь из поколения в поколение. Однако, как и предыдущая модель, бебиморфизм имеет свои ограничения. Конечно, учитывая умствен- ные способности собак, с одной стороны, и выигрыш- ную стратегию, позволяющую получить поддержку человека,— с другой, можно предположить, что эво- люция собаки пошла именно по такому пути. Приобре- тение внешних признаков и форм поведения, характер- ных для ребенка, вполне могло давать преимущества в естественном отборе. Однако гипотеза бебиморфизма сталкивается с серьезными затруднениями. Назовем три наиболее значимых. 193
ГЛАВА 7 Во-первых, большое количество современных собак, таких как бродячие или бездомные деревенские псы, не имеют тесных контактов с человеком и не живут в се- мье. Несомненно, наранних этапах эволюции все было именно так. Бродячие собаки, а не животные-компа- ньоны составляли в собачьей популяции подавляю- щее большинство. Во-вторых, поведение родителей по отношению к собственным детям, равно как и статус самих детей в семье, отличается высокой степенью ва- риабельности, если говорить о разных временах и куль- турах. Современный тип семьи, все внимание которой направлено на ребенка, по свидетельствам историков появился относительно недавно. Третья, и самая глав- ная, трудность заключается в том, что некоторое сход- ство социального поведения собак и детей — например, попытки разжалобить взрослого, игривость, желание пошалить в отсутствие старших и т.д. — касается исклю- чительно его функциональных характеристик. Оно не затрагивает психологических процессов, лежащих в ос- нове подобного поведения: когнитивные способности и видение мира у собак и детей различаются. Конечно, в семье собаки прекрасно справляются с той ролью, ко- торая в современном индустриальном обществе обычно отводится ребенку. Но это еще не означает, что такое по- ведение служит основным принципом их социальной жизни. Свойственная собаке пластичность позволяет ей выработать любую манеру поведения, соответствующую той роли, которую приготовил для нее человек. Короче говоря, социальное поведение собаки действи- тельно имеет общие черты с поведением молодых вол- ков и маленьких детей. Но оно не сводится ни к тому, ни к другому типу. Обе модели сталкиваются с непреодоли- мыми препятствиями, если их понимать слишком бук- вально и применять безоговорочно. Современные спе- циалисты в области этологии ставят перед собой задачу воссоздать полный диапазон социального поведения собак, не опираясь при этом на модели, заимствованные 194
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК у родственных собаке видов. Таким образом, постепенно начинает вырисовываться довольно точная картина со- циальной жизни собак, включающая и сходства, и раз- личия с соседними видами, несмотря на то что в этом вопросе и сейчас еще остается много неясного. Упразднение стаи Социальность волков строится на стайном принципе. Очень может быть, что сама организация стаи у этого вида продиктована требованиями образа жизни кол- лективных хищников. Действительно, коллективная охота предполагает строго отрегулированное взаимо- действие между отдельными индивидами. Чтобы пой- мать жертву, иногда по размерам превосходящую самих хищников, волкам необходимо четко координировать свои действия. Каждый из них должен выполнять опре- деленную функцию в строгом соответствии со своим положением в иерархии. В свою очередь, жизнь в стае диктует свои требования, и живущие в стае волки обя- заны соблюдать довольно жесткие правила поведения. Социальный порядок стаи организован таким образом, что чересчур агрессивные конфликты могут дорого обойтись его участникам, а рецидивы стать фатальны- ми. Стычки чреваты ранениями, которые уменьшают шансы конфликтующих сторон на выживание и вос- производство. При подобном способе коллективной организации естественный отбор способствовал раз- витию острого чувства социальной иерархии со всеми сопутствующими поведенческими характеристиками. Волк использует весь имеющийся у него арсенал средств для демонстрации доминирования или подчинения в зависимости от ситуации и положения в стае1. I Это качество остается неизменным, какая бы модель ни ис- пользовалась для интерпретации выражений доминирова- ния и подчинения — политическая или семейная. 195
ГЛАВА 7 Однако чувство иерархии определяется не только инстинктом или врожденными психологическими особенностями конкретного волка, которым всецело подчинено его социальное поведение до тех пор, пока в один прекрасный день он вдруг не решит перейти в статус доминанта, если был подчиненным, или от- казаться от власти, будучи доминантом. На самом деле социальная структура стаи подвижна, она не заложена в волчьих головах от рождения. Иерархия представляет собой результат постоянного взаимодействия между ин- дивидами, многочисленных персональных контактов и беспрестанных проверок текущего состояния взаи- моотношений. Члены стаи проверяют и подтверждают свой статус и статус других волков посредством особых ритуалов. Требования к социальной организации, свойствен- ной образу жизни коллективных хищников, у собак вы- ражены гораздо мягче, чем в волчьей стае. Основная причина состоит в том, что в отличие от волков, добыва- ющих пищу охотой, собаки получают доступ к ресурсам благодаря своему общению с человеком. Такой способ пропитания не требует строго регламентированного взаимодействия с соплеменниками. Собаки избавлены от давления естественного отбора, который привел вол- ков к социальной организации по стайному принципу, со всеми вытекающими условностями иерархии. В но- вой экологической нише отпала необходимость жить сплоченными группами, где от каждого члена требуется тонкое умение улаживать конфликты и стабилизиро- вать иерархические отношения. Конечно, у некоторых собак, в особенности у тех, что специализируются на псовой охоте, развиты формы социального поведения, подобные тем, которые можно наблюдать в волчьей стае. Однако в отличие от своих диких кузенов с их врожден- ной способностью поддерживать иерархию собаки при- обрели это качество гораздо позднее. Во всяком случае, это произошло уже после эволюционного разделения 196
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК собак и волков на две самостоятельные ветви. В данном случае способность собак к коллективному взаимодей- ствию развивалась искусственно путем направленной селекции, производимой человеком. Кроме того, эта способность может проявиться в случае долгого про- живания в тесном контакте с другими собаками или же быть развита при помощи специальной дрессировки. Наблюдения за дикими и бродячими собаками под- тверждают, что в этом смысле они сильно отличаются от волков. Собаки чрезвычайно редко демонстрируют навыки коллективной охоты. Обычно они охотятся в одиночку на мелких животных или же, если есть та- кая возможность, в поисках пищи предпочитают рыть- ся в мусоре, оставленном человеком1. Кроме того, собаки обладают гораздо меньшим набором средств для вы- ражения эмоций, чем волки. В особенности это касает- ся мимики. Оскал собак не настолько широк, как у их диких кузенов, висячие уши у некоторых пород мало- подвижны. Все эти качества говорят о том, что собаки гораздо меньше, чем волки, подчинены правилам со- циальной жизни. Взаимодействие волков между собой регулируется строгими законами стаи, поэтому уме- ние четко и недвусмысленно выражать свои намере- ния и настроение, равно как и распознавать аналогич- ные выражения других членов группы, имеет для них огромное значение. Еще одним свидетельством ослабления правил со- циального поведения у собак по сравнению с волками служит тот факт, что ощенившиеся собаки в одиночку заботятся о своем потомстве. Еще до рождения щенков кобели теряют всякий интерес к будущим матерям сво- их детей. Причем это касается не только домашних, но I Этот факт, в частности, подтверждает одно из исследований, в котором участвовали пудели и волки, выращенные в одних и тех же условиях. В отличие от волков пудели оказались совершенно неспособными к коллективной охоте, и добыча определенного размера оказалась им просто не под силу (Zimen, cite in Budiansky, 2002, p. 61). 197
ГЛАВА 7 и бродячих собак. У волков же репродуктивная пара вместе со своими малышами составляет основную ячейку стаи. Разумеется, тот факт, что кобели не прини- мают участия в заботе о потомстве, приводит к значи- тельным потерям в плане воспроизводства: смертность среди щенков диких и бродячих собак исключительно высока. Однако эти потери успешно компенсируются заботой человека о своей собаке и об ее щенках. Кроме того, антропогенная ниша предоставляет такое изоби- лие ресурсов, что высокая смертность молодняка уже на протяжении тысячелетий никак не сказывается на численности собачьей популяции в целом. Подводя итоги, можно сказать, что адаптация к ан- тропогенной нише привела собак к упразднению мно- гих форм поведения, характерных для высокооргани- зованной социальной жизни волчьей стаи. Собаки не живут сплоченными группами и, в отличие от своих диких кузенов, в повседневной жизни не нуждаются в тонком умении внимательно наблюдать за другими и вовремя гасить конфликты. Следовательно, социаль- ная жизнь собак не требует постоянного и неукосни- тельного соблюдения законов иерархии, характерного для волков. Поэтому собаки и ведут себя более агрес- сивно по отношению друг к другу, а их конфликты го- раздо быстрее перерастают в драки. При этом собачьи драки, хотя и случаются реже, чем у волков, могут за- ходить слишком далеко и заканчиваться серьезными ранениями. Значение иерархии в каждом из двух социумов Тем не менее было бы ошибкой заключить, что соци- альная жизнь собак менее насыщенна, чем у волков, или же что собаки хуже, чем волки, чувствуют иерар- хию и различия между членами группы. На самом деле 198
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК активность социальной жизни не связана напрямую с законами иерархии. Граждане республики ведут ни- чуть не менее разнообразную и яркую социальную жизнь, чем подданные монархии с ее патернализмом и жесткой системой соподчинения. И пусть в первом случае основную часть населения составляют мелкие собственники, живущие относительно вольно и азарт- но вступающие в конкуренцию друг с другом, настро- енные командовать, но способные и подчиняться, а во втором— законопослушные верноподданные, с врож- денным чувством этикета, который они соблюдают неукоснительно. Насыщенность социальной жизни не слишком зависит от общественного уклада, просто кон- кретные социальные взаимодействия носят разный характер. Самое главное, и те и другие могут ощущать одинаковую потребность в установлении социальной иерархии, только реализуют они эту потребность по- своему. Собаки чрезвычайно внимательно относятся к знакам доминирования и подчинения, хотя, несо- мненно, менее охотно уступают другому, чем волки. Не будет преувеличением сказать, что отслеживание по- добных знаков представляет собой один из главных предметов интереса в собачьей жизни, этакий излюб- ленный сюжет, вокруг которого собака выстраивает свое взаимодействие с окружающими. Весьма вероятно, что подобная одержимость собак знаками доминирования и подчинения во многом об- условлена требованиями антропогенной ниши. Здесь способность коллективных охотников к установлению иерархии попала на плодородную почву и расцвел а буй- ным цветом, однако в отличие от волков получила раз- витие в ином направлении. Социальное поведение со- бак распространилось на их взаимоотношения с другим видом, чрезвычайно высокосоциализированным, для которого иерархические отношения играли исключи- тельно важную роль: с человеком. В процессе эволюции, в результате конвергенции многие формы социального 199
ГЛАВА 7 поведения собак адаптировались к человеку и приоб- рели антропоморфный характер. Так, между собакой и человеком постепенно установились сложные и глу- бокие социальные связи, во многом основанные на до- минировании. Сыграл свою роль и естественный отбор: собаки, обладающие нужными формами социального поведения, смогли еще сильнее приблизиться к челове- ку или даже влиться в его сообщества, получив неогра- ниченный доступ к ресурсам, которые предоставляла данная экологическая ниша. С точки зрения собак, они принадлежат одновремен- но к двум социумам — или, скорее, к одному смешан- ному— к обществу своих соплеменников, с одной сто- роны, и к обществу людей— с другой. В зависимости от конкретных обстоятельств обе идентичности могут быть выражены в большей или меньшей степени. Изу- чение этапов социализации щенков позволило отве- тить на многие вопросы, касающиеся формирования столь необычного в мире живой природы социального поведения, а также его биологических основ. Социали- зация собаки в общество соплеменников происходит в юном возрасте, в процессе взаимодействия с матерью, братьями и сестрами одного помета, как правило до- статочно многочисленного. Что же касается формиро- вания аналогичных навыков в отношениичеловека, то здесь речь идет о поэтапном процессе социализации, каждый период которого довольно строго определен. Для развития необходимых форм социального поведе- ния в человеческом обществе щенки должны получить опыт общения с человеком в течение ограниченного сензитивного периода1, а именно в промежутке между I Заметим, что со времени написания работы Скотта и Фул- лера, завоевавшей широкое признание во всем мире, мне- ние ученых во многом изменилось. Современные этологи не настолько категоричны в определении этого сензитив- ного периода. Они допускают, что его сроки могут варьи- ровать, а феномен импринтинга рассматривают как слож- ный многофакторный процесс. Кроме того, данный аспект 200
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК третьей и двенадцатой неделями жизни (Scott et Fuller, 1965). Если в течение этого периода щенок был полно- стью изолирован от человека, то, став взрослым, он не сможет воспринимать последнего как полноправного члена собственного социума и не будет заинтересован в том, чтобы развивать с ним социальные отношения и вступать в психологическое взаимодействие. При этом для успешной социализации щенка в человеческом обществе совершенно не обязательно, чтобы в сензи- тивный период его контакты с человеком были тесны- ми и длительными. От человека не требуется каких-то особых намеренных и продуманных действий: вполне возможно, будет достаточно время от времени показы- ваться щенку на глаза — заниматься с ним по несколь- ко минут в день или даже просто в течение нескольких дней, проходя мимо, останавливать на нем взгляд. Все это наводит на мысль о существовании особых гене- тических механизмов, лежащих в основе привязанно- сти собаки к человеку, что подтверждается, в частности, сравнительным изучением развития щенков и волчат. Так, даже выращенные человеком волчата, став взрос- лыми, предпочтут ему общество своих соплеменников, тогда как собаки на всю жизнь сохраняют привязан- ность к хозяину (Gacsi et alii, 2005). Иными словами, для собаки человек представляет собой совершенно особое существо, с которым она выстраивает специфические отношения социального характера. В период развития собака переживает два парал- лельных процесса социализации, вливаясь в смешан- ное сообщество, состоящее из существ, которых Canis familiaris делит на две различные категории. Наш чет- вероногий друг очень четко различает человека вообще и собаку вообще. Было бы неправильно считать, что социализации Скотт и Фуллер изучали на собаках одной по- роды — бигль. С учетом значительной изменчивости этого вида животных весьма вероятно, что описанный сензитив- ный период у других пород может быть иным. 201
ГЛАВА 7 собака принимает человека за другую собаку или же, наоборот, другую собаку за человека. Два процесса со- циализации, которые сопровождают взросление щенка, существуют независимо один от другого. Тот факт, что собаки, прошедшие оба этих процесса, предпочитают общество человека обществу других собак, подтвержда- ет, что они не путают между собой социальных партне- ров, которых относят к разным категориям. Социальная жизнь собак основана на иерархии, зна- ках, подтверждающих статус, и действиях, направ- ленных на то, чтобы существующее положение вещей сохранить или же поколебать. Поэтому сам стиль соци- альной жизни собаки непосредственно влияет на то, ка- ким образом она воспринимает другое существо, с кото- рым вступает во взаимодействие. На самом деле именно способ восприятия другого существа определяет спо- собность собак узнавать тех, с кем она взаимодейству- ет. Для поддержания системы иерархии в течение дли- тельного времени необходимо, чтобы доминирующие и подчиненные особи идентифицировали и распозна- вали друг друга в контексте иерархического положения. Собаки обладают развитой способностью распознавать окружающих и хранить память о прежних взаимодей- ствиях с учетом особого статуса, присвоенного каждому из партнеров. До сих пор до конца не ясно, как именно собака узнает знакомых людей. Вполне возможно, за- пах играет здесь не последнюю роль. Как бы то ни было, способность распознавать окружающих имеет огром- ное значение для формирования социальной группы, к которой собака себя относит, и повседневной жизни этой группы. Собака считает себя членом ограничен- ной ячейки, состоящей не из людей и собак вообще, а из конкретных людей и собак или же из тех и других одно- временно1. Каждый член этой ячейки имеет в глазах со- I По-видимому, социальный мир собаки допускает присут- ствие и других существ, например кошек, которых она также может идентифицировать при условии, что успела развить 202
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК баки совершенно определенный иерархический статус. В зависимости от образа жизни собаки состав и струк- тура элементарной ячейки ее социального мира могут в значительной степени варьировать. Ближайшее со- циальное окружение уличных бродячих собак, живу- щих более или менее сплоченными группами, собак охотничьей своры, собак-поводырей, пастушьих собак или животных-компаньонов, ставших членами семьи, будет различаться по характеру связей, которые могут быть как довольно тесными, так и факультативными. В любом случае окружение составляет социальный мир собаки, в пределах которого она шаг за шагом выстра- ивает персональные иерархические отношения, пред- ставляющие для нее наивысший интерес в жизни. Скорее вольнонаемные, чем верноподданные Мы убедились в том, что иерархические отношения в социальном мире собаки отличаются от строгой сис- темы соподчинения, свойственной волчьей стае. На са- мом деле адаптация к антропогенной нише имела два важных последствия. Во-первых, у собак отпала острая необходимость в кооперации и урегулировании кон- фликтов. Во-вторых, благодаря доступу к неограничен- ным ресурсам давление естественного отбора в популя- ции уменьшилось. Ослабление селективного прессинга привело к увеличению разнообразия форм поведения и появлению новых черт, отличавших собаку от вол- ка, подобно тому как это происходило с морфологиче- скими и физиологическими признаками. То есть со- бачья популяция не только обрела гораздо большее по сравнению с волками разнообразие в чисто анатомиче- ском плане (если не считать признаков, обусловленных необходимые навыки в пределах сензитивного периода (Mikl6si, 2007, р. 207). 203
ГЛАВА 7 влиянием сходных экологическихусловий), изменения коснулись и социального поведения собак. На фоне сте- реотипного и строго определенного для каждого эта- па развития поведения волков реакции собак в сход- ных обстоятельствах выглядят куда более хаотичными и непредсказуемыми. Для наглядности вернемся к сравнительному иссле- дованию волков и пуделей, упомянутом в примечании на с. 197. Напомню, что и те и другие были выращены в одних и тех же условиях, однако волки вели себя более организованно, чем собаки. Они не останавливались на полпути и всегда стремились достичь цели в решении поставленной задачи, например преследовании добы- чи. Они меньше отвлекались и, в отличие от собак, не были склонны к игре. Пудели вели себя иначе. Так, на- пример, они лаяли, и их лай не всегда был увязан с кон- текстом выполняемой задачи. Часто собаки лаяли безо всякой цели, просто ради удовольствия. Лай сам по себе служил им своего рода наградой (Zimen, cite in Budiansky, 2002, p. 61). Нечто подобное происходит с поведением собак и в сфере социальной иерархии. Поведение и ожида- ния собак в этой области подчинены не таким жестким типовым схемам, как у волков. Собаки далеко не всегда проявляют себя как терпеливые дипломаты или по- литики, они не выглядят настоящими специалиста- ми в области человеческой и собачьей психологии. Ко- нечно, социальные взаимоотношения занимают в их жизни центральное место. Однако и в этом плане они ведут себя скорее как любители: пусть страстно увле- ченные процессом, но все-таки слишком непостоянные и азартные, несколько рассеянные и склонные к пере- падам настроения. Разумеется, они стараются не упу- стить случая, чтобы подняться в социальной иерархии на ступень выше, часто и охотно проверяют текущее со- стояние отношений. Однако они подходят к этому во- просу далеко не так серьезно, строго и тщательно, как 204
КАК ОНИ ВОСПРИНИМАЮТ НАС? СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СОБАК волки, которые вынуждены сохранять жесткий кон- троль над собой и всегда быть готовыми принять един- ственно верноерешение. Поэтому роль и статус каждого члена группы в социальном окружении собак, будь то человек или другая собака, вовсе не вписаны в некую табель о рангах, они не настолько жестко и необрати- мо определены, как у волков. Вот почему собаки могут иногда быть более непредсказуемыми и опасными, чем их дикие кузены. Представленная картина социального поведения со- бак останется неполной, если не подчеркнуть, уже в ко- торый раз, исключительную пластичность их индиви- дуального развития. В зависимости от среды, в которой они родились и выросли, собаки могут выработать са- мые разнообразные формы социального поведения и властных отношений или же просто-напросто склон- ность поступать тем или иным образом. Можно пред- положить, что многое в этой сфере зависит от инди- видуальных генетических различий или конкретной породы. Очевидно, что поведение собак в большей сте- пени, чем у волков, определяется их индивидуальными качествами. Они вовсе не демократы и с готовностью выясняют отношения при помощи силы. Они более своенравны, чем волки, и могут быть подвержены при- ступам жажды власти, хотя по большей части довольно быстро успокаиваются. Собака поддерживает теплые дружеские отношения с человеком и в то же время может неожиданно взбунтоваться и вообразить себя вождем маленького, но гордого племени, который в принци- пе готов уступить перед лицом силы, но способен и на полный захват власти, внезапно превратившись в на- стоящего папашу Убю*. * Папаша Убю — персонаж цикла гротескно-комических пьес Альфреда Жарри (1873-1907), французского писателя и драма- турга, признанного предшественником абсурдизма. Король Убю — собирательный образ, объединивший в себе самые от- вратительные качества человека. Его поступки безобразны и 205
ГЛАВА 7 Короче говоря, отношения, связывающие собаку с окружающими, особенно с человеком, отличаются до- вольно значительным разнообразием. Во всяком слу- чае, они гораздо сложнее, чем можно предположить, если представить себе образ животного, слепо подчи- ненного стереотипным схемам поведения. В рамках это- го образа, вне зависимости от обстоятельств, поведени- ем собаки должен управлять коллективный разум стаи, предполагающий однообразную социальную жизнь по раз и навсегда установленным законам. На самом же деле социальное поведение собаки ломает распростра- ненное представление об этом животном — ио живот- ном вообще— как о существе, лишенном индивиду- альности, которое следует типичным для своего вида поведенческим схемам, общим для всех его представи- телей. Собаки отличаются индивидуальными особен- ностями поведения, открывающими широкую гамму возможностей для установления самых разнообразных связей с человеком. Весьма вероятно, что именно благо- даря этому качеству собачьей психологии им всегда уда- валось наладить отношения с нами. Собаки прекрасно умеют адаптироваться в любом человеческом обществе, вне зависимости от конкретного социального уклада, сложившегося в этом обществе. нелогичны. Это дорвавшийся до власти домашний тиран, со временем превратившийся в настоящего монстра. Имя Убю стало во Франции нарицательным. (Прим, пер.)
Глава 8 Может быть, они просто не умеют говорить? Как люди и собаки общаются между собой Вспомним историю Вавилонской башни: люди не могли понять друг друга, потому что принадле- жали к разным культурам и разговаривали на раз- ных языках. Что же тогда говорить о нашем общении с животными? Разве само предположение о возможно- сти такого общения не противоречит здравому смыс- лу? Между сигналами, которыми обмениваются живот- ные между собой, и нашей речью существует громадная разница. Сами люди иногда с большим трудом пони- мают друг друга, хотя и принадлежат к одному виду. В таком случае возможно ли в принципе наше обще- ние с животными? Заметим, что в повседневной жиз- ни нас, как правило, мало беспокоит дистанция меж- ду нами и животными. При общении с животным мы не ведем себя так, как если бы имели дело с иностран- цами. Мы не предпринимаем никаких усилий, чтобы выучить «язык» того или иного биологического вида. Отправляясь в зоопарк, мы не считаем нужным оты- скать какой-нибудь разговорник для перевода с фран- цузского на язык шимпанзе и обратно и не покупаем человеческо-собачий и собако-человеческий словари, когда заводим дома щенка. Конечно, многие владельцы 207
ГЛАВА 8 собак часто спрашивают ветеринаров, почему их чет- вероногий друг ведет себя так, а не иначе. Как правило, их интересует, каким образом можно изменить неже- лательное поведение собаки, например отучить ее ла- ять по любому поводу. Однако чаще всего даже эти хо- зяева, хотя и выглядят несколько озадаченными, мало напоминают потерявшихся туристов или антрополо- гов. Они чувствуют себя гораздо лучше, чем путеше- ственники или ученые, которые заблудились в самой глуши какой-нибудь экзотической страны и пребыва- ют в полном смятении, потому что местные жители их не понимают. Удивительно, что при всех различиях между нами и животными мы крайне редко испытываем похожее чувство. Возможно, все дело в том, что необходимость во взаимопонимании с животными для нас не настоль- ко важна, что ожидания, связанные с такого рода ком- муникацией, гораздо менее значимы для нас, чем в тех случаях, когда речь идет о необходимости выстраивать отношения с другими людьми. Впрочем, для данного яв- ления можно найти и другое объяснение. Многие вла- дельцы собак говорят о том, что они со своим питомцем понимают друг друга с полуслова. Поэтому им не нужно изучать язык своего четвероногого друга, подобно тому как другие люди изучают английский или язык глухо- немых. В чем же состоит феномен нашего общения с жи- вотным вообще и собакой в частности? А может быть, взаимопонимание с собакой —это не более чем фикция, иллюзия человеческого разума, который, полагая, что общается с понимающим его существом, на самом деле разговаривает с пустотой? Что значит «гав»? Чтобы ответить на этот вопрос, для начала стоит за- думаться о природе общения животных между собой. 208
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? Не вдаваясь в подробности, скажем, что на этот счет су- ществует две основных гипотезы. Первая, которую можно назвать пессимистической, состоит в том, что жесты, выражения глаз животных и издаваемые ими звуки не могут быть средством ком- муникации, поскольку они слишком грубы и прими- тивны для передачи полноценной информации дру- гому индивиду, способному ее понять. Сторонники этой гипотезы считают, что животные таким способом просто выражают свое эмоциональное состояние, без какой-либо конкретной цели. Конечно, эти действия могут вызвать реакцию со стороны других животных. Например, когда лев обозначает свое присутствие ры- чанием, это не может остаться без внимания. Да, живот- ные способны передавать своим соплеменникам некие неопределенные сигналы. Однако все эти элементар- ные жесты и звуки не могут служить инструментом для целенаправленного сообщения мало-мальски точной информации. Иными словами, сигналы животных не могут представлять собой язык как средство коммуни- кации, единственным обладателем которого является человек. В этом смысле подобные действия животных более всего напоминают нашу жестикуляцию или не- внятное бормотание, которое не имеет никакого опре- деленного значения. Наше собственное стремление вос- принимать крики птиц, лай собак или жесты обезьян как способы общения животных между собой в этом случае не более чем очередная антропоморфическая иллюзия. Поэтому и наше общение с собакой на самом деле всего лишь монолог, который животное просто-на- просто игнорирует. Второй гипотезы, которую можно было бы назвать оптимистической, придерживаются некоторые ученые, а также большинство хозяев собак. Стоит особо под- черкнуть, что это же мнение поддерживает и собако- водческий бизнес, который искусно играет на чувствах потенциальных клиентов и их симпатии к любимому 209
ГЛАВА 8 животному. Эта гипотеза, в отличие от предыдущей, отстаивает представление о том, что у животных су- ществует самый настоящий язык, который они ис- пользуют для общения между собой. Сторонники этой гипотезы признают, что язык животных несколько от- личается от человеческого, зачастую он более примити- вен, чем наш, хотя в ряде случаев может оказаться даже более гибким, если речь идет, например, о языке запа- хов. Так, например, животные некоторых видов могут выделять особые вещества, называемые феромонами, издающие едвауловимый запах, который для их сопле- менников означает половую принадлежность и репро- дуктивное состояние конкретного индивида. В рамках предложенной теории различия между языком живот- ных и человеческой речью состоят лишь в степени раз- вития этого способа коммуникации, а не в самой приро- де системы общения. Считается, что телодвижения или голосовые сигналы животных, подобно словам нашего языка, имеют определенное значение. Семантический характер коммуникации животных сторонники этой идеи подтверждают тем фактом, что язык животных, так же как и язык человека, состоит из набора сигналов, которые служат для передачи определенной информа- ции от передающего к принимающему. Короче говоря, концепция языка и коммуникации, лежащая в основе этой гипотезы, предполагает их семантический и ин- формационный характер. Действительно, информацию можно передавать при помощи абсолютно произвольных символов. Напри- мер, совершенно необязательно обозначать собаку сло- вом «собака» и произносить это слово при помощи опре- деленных звуков. Точно так же можно обозначить ее словом dog или же любым другим сочетанием символов, которые придут в голову. Применяя ту же схему по от- ношению к животным, сторонники семантической ги- потезы полагают, что издаваемые животными звуки идентичны нашим словам. Так, например, крик птиц, 2Ю
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? поднимающих тревогу при виде хищника, жалобное мяуканье кота, когда он испытывает боль, или лай со- баки, услышавшей, что кто-то звонит в дверь, наделе- ны тем же смыслом, что и наши слова, произнесенные в аналогичных ситуациях. Произвольные сигналы животных имеютопределен- ное значение в нашем языке, и задача науки — это зна- чение определить. Приведенные в примерах сигналы животных можно было бы перевести на наш язык как: «Тревога!», «Мне больно!» и «Кто там?». То есть язык, которым, по мнению сторонников этой гипотезы, об- ладают животные, служит для них средством обмена информацией. Существование этого средства продик- товано самим образом жизни видов, живущих группа- ми, для которых язык превращается в биологический инструмент, предназначенный для такого обмена. Достаточно долгое время информационно-семанти- ческую концепцию коммуникации животных в той или иной степени поддерживали некоторые этологи. Они пытались расшифровать звуки, издаваемые животны- ми, и определить их значение, разделяя крики птиц по модуляции и тембру голоса, лай собак по типам или пес- ни китов по мелодиям. Если следовать подобной логике, то в принципе можно создать своего рода словарь для перевода языка животных на человеческий язык. Нуж- но только найти соответствие наших фраз, например «Внимание, опасность!», определенным знакам живот- ных. Такими знаками могут служить, например, специ- альные голосовые сигналы, характерные для многих видов птиц, или особые движения тела, которые можно наблюдать у живущих косяками рыб. И если это дей- ствительно так, то принципиальной разницы между общением человека с животным и общением двоих лю- дей, говорящих на разных языках, просто нет. В этом случае проблема состоит только в том, чтобы перевести символы, которые использует каждая из сторон, с одно- го языка на другой и обратно. 211
ГЛАВА 8 Что же происходит на самом деле: несемантическая коммуникация Современные исследования в области коммуникации животных вообще и собак в частности говорят о том, что каждая из приведенных гипотез отчасти верна и отча- сти ошибочна. С одной стороны, результаты изучения очень многих видов животных подтверждают существо- вание у них сложной и исключительно тонкой системы коммуникации. Действительно, в животном мире одни особи способны целенаправленно передавать сигналы, предназначенные другим. Эти сигналы достаточно точ- ны, чтобы выполнять некоторые коммуникативные функции. В этом смысле можно говорить о том, что жи- вотные действительно общаются между собой, а значит, существует возможность коммуникации одних видов с другими, в том числе и с человеком. То есть с этой точ- ки зрения «пессимисты» не правы. Однако в данном случае ошибаются и «оптимисты». Информационно-семантическая модель сталкивается с серьезными проблемами, на которые в последние де- сятилетия обратили внимание специалисты в области этологии коммуникации. Ученые отмечаьЗт, что некото- рые положения данной модели не находят объяснения с точки зрения эволюционной теории. Прежде всего, оптимистическая модель предполага- ет, что коммуникация между животными появилась в природе и получила свое развитие в силу того, что обмен информацией был полезен в принципе. Однако его потенциальная польза—что, кстати, также требует доказательства— еще не объясняет, почему это каче- ство настолько широко распространилось в мире жи- вой природы. Дело в том, что для сохранения и распро- странения нового признака недостаточно одной только выгоды, которую этот признак приносит в принципе, или же того, насколько он полезен отдельному виду или какой-либо конкретной группе животных. Необ- ходимо, чтобы этот признак прошел сквозь фильтр 212
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? естественного отбора. И чтобы пережить это суровое испытание, он должен давать некое преимущество свое- му носителю, то есть конкретному индивиду1 (Мауг, 2001, р. 126—128). Если говорить о коммуникации, то приоб- ретение этой способности должно давать преимущество обоим участникам процесса— и передающему, и при- нимающему информацию. В противном случае признак не сможетраспространиться в популяции, передаваясь из поколения в поколение, поскольку его носители не будут иметь больше потомков, чем остальные особи, — мало того, существует вероятность, что они оставят по- сле себя даже меньше потомства, чем другие. На самом же деле в животном мире персональная вы- года участников процесса коммуникации далеко не так очевидна, особенно если речь идет об индивиде, пере- дающем информацию. Остановимся на двух принци- пиальных моментах. Для успешной коммуникации прежде всего необходимо, чтобы реципиент понял пе- реданную информацию, без чего передающий будет попросту зря тратить силы. Но как могла возникнуть эта способность понимать? Представим, что у одного из индивидов проявилась способность передавать некую семантическую информацию в популяции, где до этого момента никто и никогда не использовал подобный спо- соб коммуникации. Каким же образом потенциальные реципиенты смогутуловить информационное содержа- ние сообщения, смысл сигналов, закодированных на неком языке? Вторым спорным моментом может слу- жить тот факт, что многие формы коммуникационного поведения, наблюдаемые в природе, не дают передаю- щему никакого преимущества и даже представляют для него потенциальную опасность. Так, например, способ- ность животных криком предупреждать соплеменников I Некоторые ученые считают, что для распространения при- знака в популяции одной только пользы для конкретного 4 индивида недостаточно: важно, чтобы этот признак давал преимущество соответствующему гену (Dawkins, 1976). 213
ГЛАВА 8 о приближающемся хищнике должна была быстро ис- чезнуть из популяции, поскольку, обнаруживая свое положение в пространстве, передающий информацию индивид рискует первым подвергнуться нападению. Кричащая птица привлекает внимание хищника к себе, и поэтому ее собственные шансы выжить и оставить потомство значительно сокращаются. Таким образом, остановив свой выбор на информационно-семантиче- ской модели, мы не получаем ответа на вопрос, каким образом способность к коммуникации смогла распро- страниться и сохраниться в животном мире. Не дает она объяснения и тому факту, что эта способность получила развитие лишь у некоторых видов, да и то в неравной степени. В то же самое время у других видов она выра- жена гораздо меньше. Информационно-семантическая модель сталки- вается с еще одним непреодолимым препятстви- ем. Наблюдения зоологов за наземными животными свидетельствуют о том, что сигналы, передаваемые по- следними,— лай собак, вой волков или карканье во- рон— используются в самых разных экологических контекстах. По крайней мере, их назначение гораздо более разнообразно, нежели в том случае, если бы меж- ду этими сигналами и их смыслом существовала такая же прямая связь, как в языке человека1. Короче говоря, если бы кому-то пришло в голову составить собачье-че- ловеческий или воронье-человеческий словарь, он не сумел бы перевести на наш язык выражения «гав-гав» или «кар-кар». Таким образом, информационно-семантическая модель не позволяет дать коммуникации животных убедительного объяснения. Лай собаки на незнаком- ца очень отличается от наших возгласов: «Берегись!» или «Кто там?». Точно так же и слово «привет», произ- несенное попугаем, по сути своей имеет мало общего I Даже если принять во внимание важность контекста в нашем языке, слова для нас имеют гораздо более узкое значение. 214
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? с тем же «приветом», прозвучавшим из уст человека. Крики, мимика, телодвижения или запахи животных, имеющие социальное назначение, не содержат кодов, которые в нашем языке используются для передачи информации. И все-таки, если и оптимисты, и пессимисты оши- баются, что же на самом деле представляет собой ком- муникация животных? Можно ли полагать, что это не просто беспорядочный набор звуков, что сигналы жи- вотных имеют смысл, если каждая конкретная демон- страция— будь то крик, или собачий лай— не наде- лена определенным значением? На самом деле ключ к этой загадке кроется в естественном отборе. Даже если между лаем собаки и какой-либо нашей фразой, имею- щей определенное семантическое значение, нет соот- ветствия, он, тем не менее, выполняет функцию комму- никации. Просто эта функция осуществляется иначе, она не содержит закодированной информации, кото- рую адресат должен расшифровать. На самом деле ком- муникация животных тесно связана с биологической функцией, направленной на увеличение шансов на вы- живание и размножение для индивида, передающего сигнал. Короче говоря, лающая собака ничего не хочет сказать: она совершает действия, которые, в конечном счете, с биологической точки зрения полезны для нее, как для индивида, передающего сигнал. Или, во всяком случае, они полезны для генов, лежащих в основе этих действий. Таким образом, именно совершаемые дей- ствия дают индивиду преимущества в естественном от- боре. Точно так же и каркающая ворона не говорит ниче- го, что можно было бы перевести на французский язык. Карканье вороны, точнее говоря, производимый этим карканьем эффект — особенно тот, который влияет на поведение других ворон, — дает репродуктивное пре- имущество генам, ответственным за карканье, и спо- собствует сохранению и распространению этих генов в популяции (подробнее об этом см. в работе Докинза 215
ГЛАВА 8 (Dawkins, 1976)). То же самое относится и к собаке. Когда караульный пес лает на постороннего и оскаливается, показывая зубы, это вовсе не значит, что он хочет ска- зать незнакомцу «Стой!» или «Сейчас укушу!»: просто в данных конкретных обстоятельствах пес совершает действия, направленные против незваного гостя. В про- цессе эволюции, в результате подобных действий, гены, лежащие в их основе, получили в собачьей популяции репродуктивное преимущество. В этом смысле лай не имеет семантического значения: в данном случае он выполняет функцию устрашения, потому что в подоб- ной ситуации именно устрашение оказалось средством наиболее эффективным для предотвращения угрозы. Разница с предыдущей моделью огромна. Прежде все- го, несемантическая и неинформационная концепция коммуникации животных не предполагает никаких ограничений на использование одних и тех же сигналов, будь то звуки, телодвижения или запахи, в самых раз- ных обстоятельствах и для достижения самых разных целей. Единственное требование состоит в том, что- бы демонстрация приводила к позитивному результа- ту в плане естественного отбора. Из этого следует, что упомянутые сигналы должны быть объяснимы с точки зрения естественного отбора. Поэтому перед учеными, работающими в этой области, прежде всего стоит зада- ча реконструировать эволюционные механизмы, зача- стую скрытые и довольно сложные, которые могли при- вести к возникновению той или иной демонстрации, успешно прошедшей естественный отбор. Это позво- лило бы понять назначение сигналов животных — кри- ка или позы, — то есть определить функцию, которую они выполняют. И, наконец, в рамках данной модели снимается вопрос об эволюционной инициализации коммуникативного сигнала. В данном случае для того, чтобы сообщение принесло пользу передающему его индивиду, нет необходимости в том, чтобы адресат по- нял его смысл, то есть, по сути, выучил незнакомый 2i6
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? язык. Вполне достаточно и того, что сообщение имеет для реципиента последствия, которые, в свою очередь, благоприятны для передающего индивида или же для его генов. Короче говоря, сообщения, которыми обмениваются животные, больше похожи на наши возгласы «Ай!» или «Ух ты!», чем на слова нашего обычного языка. Когда собака лает, она не собирается передавать никакую ин- формацию. В данном случае результат важнее содержа- ния. Будянски говорит об этом так: Собаки напоминают скорее Макиавелли, чем Уэбстера*; их способ коммуникации больше похож на Кабуки, чем на Шекспира. Stephen Budiansky, 2002, р. 81 Одна из карикатур Гэри Ларсона, которую вспоми- нает Будянски, наилучшим образом отражает разницу между собачьим способом коммуникации и человече- ским языком. По улице прогуливается ученый. На го- лове у него шлем с проводами и лампочками. Подпись к рисунку гласит: «Благодаря своему новому дешифра- тору профессор Шварцман стал первым человеком на земле, способным понять, что на самом деле говорят собаки, когда лают». Рядом с профессором мы видим четырех собак: одна бежит за автомобилем, другая гуля- ет в саду за забором, третья сидит рядом с домом и еще одна переходит дорогу. У каждой из пасти вырываются возгласы, которые после расшифровки выглядят так: «Эй!», «Эй! Эй! Эй! Эй! Эй! Эй! Эй Эй!», «Э-ге-гей!», «Эй! Эй! Эй!». Сигналы, которыми обмениваются животные, —это не беспорядочные движения или бессмысленный набор * Джон Уэбстер (1578—1634) — английский драматург, совре- менник Шекспира, автор пьес, относящихся к жанру «кро- вавой трагедии», сюжеты которых изобилуют сценами на- силия, преступлений, жестоких убийств. (Прим, пер.) 217
ГЛАВА 8 звуков, хотя они далеки и от семантического языка, пе- редающего информацию в четко организованном виде. И тем не менее мы имеем дело с самой настоящей комму- никацией, только совершенно другого типа, чем наша собственная. По словам специалистов, существует очень ограни- ченный круг вопросов, касающийся способов комму- никации между собаками, на которые современная наука может ответить со всей уверенностью. Многие прежние утверждения и интерпретации, основанные на представлениях о линейной иерархии и доминиро- вании в мире собак, сегодня нуждаются в пересмотре. Особенно это касается функционального назначения лая или меток мочи, которые собаки, в основном кобе- ли, оставляют повсюду. И уж совершенно очевидно, что дальнейшее изучение коммуникации между человеком и собакой крайне необходимо хотя бы с чисто практи- ческой точки зрения. Зрительная коммуникация Исследования в области зрительной коммуникации между собакой и человеком переживают сегодня не- обычайный взлет. Толчком к развитию этого направ- ления послужили последние достижения этологов, из- учающих поведение собак, в особенности работы Адама Миклоши и его группы, а также исследования Майкла Томаселло в области сравнительной психологии. Прежде всего, проведенные эксперименты доказы- вают, что собаки используют визуальные сигналы для привлечения внимания человека и чаще всего стано- вятся инициаторами такого взаимодействия. При этом они применяют средства, характерные скорее для само- го человека, — они заглядывают ему в глаза, останавли- вают на нем пристальный взгляд. Люди часто исполь- зуют те же способы, желая привлечь внимание другого 218
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? человека. Ученые провели такой эксперимент. В отсут- ствие хозяина собаке показывали лакомство и тут же на глазах у собаки убирали его на недосягаемую для нее высоту. После этого в комнату входил хозяин соба- ки. В подавляющем большинстве случаев участвующие в эксперименте собаки сразу старались встретиться гла- зами с хозяином, переводя взгляд с него на место, куда было спрятано лакомство, и обратно. Другой эксперимент доказывает, что в случаях, когда собака сталкивается с трудностями в решении привыч- ной для нее задачи, она способна взглядом попросить своего хозяина о помощи. Опыт состоял в следующем. Ученые привязали лакомство к веревке и поместили его в небольшую клетку, продев веревку сквозь прутья. Собаку научили доставать лакомство, вытягивая его за веревку. Затем ей предложили решить ту же задачу, только на этот раз веревку привязали не к лакомству, а к прутьям клетки. В результате собака не могла до- стать угощение. Опыт многократно повторяли с уча- стием разных собак. Когда тот же эксперимент проводи- ли в присутствии владельцев собак, после нескольких неудач животные прекращали дальнейшие попытки достать лакомство, останавливались и пристально смотрели в глаза своим хозяевам, настойчиво прося о помощи. Если же в эксперименте участвовали волки, выращенные в неволе и приученные к человеку, в от- личие от собак они никогда не пытались обратиться за помощью к своему хозяину (Miklosi et alii, 2003). Помимо того, что собаки пытаются взглядом при- влечь наше внимание, они, в отличие от большинства других животных, способны определить объект, на ко- торый оно направлено. Точнее, они замечают признаки, указывающие на предмет, привлекший наше внима- ние, и то, насколько он нас занимает в данный момент. При этом они ориентируются на направление взгляда, замечают, насколько широко открыты глаза, обраща- ют внимание на поворот или наклон головы, а также 219
ГЛАВА 8 на положение тела (Gacsi et alii, 2004). Как показывают наблюдения, когда человек бросает собаке какой-ни- будь предмет, чаще всего она бежит в ту сторону, куда направлен его взгляд. И угощение собака скорее будет выпрашивать у того, кто стоит к ней лицом, чем у чело- века, который смотрит в другую сторону. Собака гораз- до охотнее выполняет команды, когда их отдают, глядя прямо на нее. Замечено, что собаки значительно реже подчиняются знакомым командам, если их произносят, глядя не на нее, а на какой-либо объект, расположенный в другой стороне (Viranyi et alii, 2004). Еще одна способность собак позволяет им вступать в более сложное и тонкое коммуникационное взаимо- действие с человеком, хотя результаты опытов, под- тверждающих эту способность, не всегда трактуются од- нозначно. Некоторые собаки — напомним, что этот вид отличается исключительным разнообразием,— веро- ятно, способны учитывать чужой опыт и использовать его в ситуациях, с которыми сталкиваются они сами. Чтобы это доказать, ученые поставили эксперимент, из- начально разработанный для изучения аналогичных способностей у обезьян. Собак помещали в условия, при которых они могли достичь цели— в данном случае, найти лакомство, — опираясь на наблюдения за своими соплеменниками, уже владеющими нужной информа- цией. Опыт состоял в следующем. Участвующей в экс- перименте собаке давали возможность понаблюдать за поведением двух других собак. До начала опыта одной из собак, выполняющих роль статистов, показывали место, где было спрятано угощение. Затем на глазах у испытуемого животного обоим статистам предлага- ли найти спрятанное угощение. При этом первая собака сразу направлялась к тайнику, другой же приходилось действовать наугад. После этого испытуемой собаке предстояло решить ту же задачу в отсутствие статистов. В большинстве случаев испытуемые быстро находи- ли тайник, указанный той собакой-статистом, которая 220
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? представлялась им более сообразительной, то есть со- бакой, которая, по их мнению, владела важной инфор- мацией. Опыт подтверждает, что, принимая решение, собака способна учитывать информацию, полученную от другого существа (Cooper et alii, 2003). Лонгитюдные исследования* по изучению комму- никативных способностей собак подтверждают, что в процессе взаимодействия с человеком они постепен- но подстраиваются под его требования, то есть могут согласовывать свое поведение и способы общения со знаниями и навыками, которыми этот человек обла- дает (Topal et alii, 2006). И все-таки, как бы нам того ни хотелось, результаты подобных исследований еще не означают, что собаки понимают психическое состоя- ние другого существа, иными словами, осознают на- личие у него разума или субъектности. В главе 6 мы уже говорили о том, что большинство ученых сходятся во мнении относительно восприятия собаками чужого разума. На самом деле собаки, вероятнее всего, замеча- ют не психическое состояние людей— или других со- бак,— а малозаметные для нас признаки этих психи- ческих состояний или же признаки, указывающие на информацию, которой мы владеем1. Собаки — совсем не дураки: pointing** Собаки обладают и еще одной удивительной способно- стью, которая может показаться нам невероятной для * Научный метод, основанный на изучении одних и тех же ис- пытуемых на протяжении длительного времени, в течение которого их значимые характеристики могут измениться. {Прим, пер.) I Больше того, опыты доказывают, что в некоторых обстоя- тельствах собаки не способны учитывать информацию, ко- торой располагают другие (Viranyi et alii, 2006). * * В данном контексте pointing (англ.)—указание направления. (Прим, пер.) 221
ГЛАВА 8 животного. Они крайне чувствительны к визуальным сигналам, которыми люди обмениваются между собой, особенно к тем, что мы используем для обозначения направления к удаленному объекту. Эту способность специалисты в области когнитивных наук называют pointing. Люди настолько давно и часто применяют та- кие сигналы, что собаки в процессе своего эволюци- онного развития научились их расшифровывать и ис- пользовать в своих целях для получения информации об окружающей среде. В последние годы этой теме были посвящены многие научные исследования1. Все они подтверждают, что собаки пристально следят за на- шими позами и с легкостью улавливают наши направ- ленные жесты. Один из опытов со всей очевидностью доказывает, насколько развит у собак этот поразитель- ный навык. Эксперимент заключался в следующем. В комнату, где уже находился человек, впускали собаку. Человек без помощи рук, только лишь глазами или поворотом головы указывал собаке место, где было спрятано ла- комство. В большинстве случаев испытуемые собаки прямиком направлялись к тайнику с угощением. Заме- тим, что аналогичные опыты с волками, биологически наиболее близким к собаке видом, не увенчались успе- хом. Но, что еще более удивительно, этот же опыт, про- веденный с шимпанзе, самым близким родственником человека, также потерпел неудачу. Надо сказать, собаки особенно внимательно относятся к жесту, существовав- шему в любой культуре и во все времена, особому движе- нию, которое можно рассматривать как универсальный способ обозначения цели, свойственный Homo sapiens: это жест указательным пальцем. То есть, в отличие от подавляющего большинства животных, собаку нельзя уподобить дураку из китайской пословицы, которую I Результаты исследований подробно рассмотрены в следу- ющих работах: Hare et alii, 1998; Hare et Tomasello, 1999; Soproni et alii, 2002. 222
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? упоминает Конфуций*: когда собаке на что-то указыва- ют, она смотрит не на палец, а на саму вещь. Вероятно, при интерпретации движений частей тела человека— головы, рук и ног— собака следует обще- му правилу: она видит в них указатели, определяющие направление и дальность, то есть воспринимает их как своего рода локационные средства. Поэтому можно ука- зать собаке направление не только поворотом головы или взмахом руки, но и движением ноги. Как показыва- ют исследования в области сравнительной психологии, в этом своем качестве собака подобна ребенку в возрасте 18 месяцев (Lakatos et alii, в печати). Опыты по изучению pointing с недавних пор вызы- вают жаркие споры среди специалистов. Суть вопроса состоит в следующем: можно ли считать способность собак улавливать наши направленные жесты действи- тельнореферентной^ иными словами, понимают ли они на самом деле, что жест имеет «отношение» к опреде- ленному объекту. То есть подобно ли это умение соба- ки аналогичной способности, свойственной взросло- му человеку и ребенку старше полутора лет? Или же, наоборот, стоит согласиться с тем, что внимание соба- ки привлекает сам объект и никакой связи между ним и указывающим на него жестом она не видит? Проще говоря, является ли жест признаком наличия объекта с точки зрения собаки? В таком случае эту способность собак можно было бы считать зачатком образного мыш- ления, которое в данном случае выражается в умении соотносить знак с удаленным объектом, связывать одно с другим определенным отношением подобно тому, как это делает человек. Согласно второй гипотезе, мы име- ем дело с простым приобретенным навыком, который заключается в механической реакции на определен- ное движение человека. То есть собака просто-напро- сто научилась в ответ на некий жест поворачиваться * Пословица звучит примерно так: «Когда мудрец указывает на луну, дурак смотрит на палец». (Прим, пер.) 223
ГЛАВА 8 в указанном направлении. Затем она, каждый раз не- предумышленно, фиксирует взгляд на предмете, кото- рый способен ее заинтересовать. Если вторая гипотеза верна, то в этой способности собак нет ничего удиви- тельного или исключительного. Многие домашние жи- вотные, например козы, или участвовавшие в сибир- ских экспериментах прирученные лисицы располагают подобными когнитивными возможностями. Чтобы поставить точку в этом споре, ученые предло- жили провести один эксперимент. Они предположили, что выявить истинный характер pointing можно, если жест, адресованный животному, будет очень быстрым. То есть в момент, когда испытуемому животному пред- стоит предпринять ответные действия, оно уже не смо- жет видеть жест, указывающий направление. Гипотеза, на которой был основан эксперимент, состояла в следу- ющем. В данной ситуации те животные, которые в прин- ципе не способны понять, что жест имеет отношение к удаленному предмету, вряд ли направятся в нужную сторону. В тот момент, когда они начнут реагировать, на- правляющего жеста уже не будет. И наоборот, животные, которые обладают способностью, имеющей признаки референтностщ двинутся по направлению жеста, по- скольку для них он будет символизировать присутствие объекта. В конечном итоге из всех домашних животных, включая уже упомянутых сибирских лисиц, только со- баки успешно прошли испытание. Все остальные не смогли выбрать нужное направление к объекту, ука- занное коротким жестом, поскольку действие pointing прекращалось еще до того, как испытуемые животные начинали ответное движение (Miklosi, 2007, р. 183—184). Опыт подтверждает предположение, что собаки дей- ствительно могут обладать референтной способностью, связанной с жестами человека. В поисках доказательств этой гипотезы ученые про- вели с собаками другой эксперимент, изначально за- думанный для изучения шимпанзе. Идея заключалась 224
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? в том, чтобы проверить, могут ли животные уловить смысл взгляда экспериментатора, или же они способны заметить только его направление. Когда человек смо- трит внутрь объекта— в данном случае миски — или поверх него, направление взгляда с точки зрения фи- зиологии практически не меняется. Собакам показыва- ли две миски, расположенные на некотором от них рас- стоянии. В одной из мисок была еда, другая оставалась пустой. Испытуемым собакам предлагали выбрать одну из двух мисок. Чтобы указать собаке направление к це- левому объекту — миске с едой, — экспериментатор смо- трел либо внутрь миски, либо поверх нее. Опыт строился на гипотезе, состоящей в том, что животное, неспособ- ное отличить взгляд, просто направленный на предмет, от того, который имеет «отношение» к еде, не сможет понять указание человека. Это животное механически соотносит направление взгляда с предметом и не свя- зывает его с наличием в миске еды. Если же, по предпо- ложению ученых, способность животного референтна, то есть оно замечает связь между взглядом и целевым объектом — угощением, — животное направится толь- ко к миске, внутрь которой смотрит экспериментатор. На взгляд, направленный поверх миски, животное не отреагирует, поскольку такой взгляд не будет для него связан с наличием в миске еды. Результаты опытов пре- взошли все ожидания ученых. В отличие от шимпанзе собаки, так же как и дети, легко находили нужную ми- ску, то есть ту, внутрь которой смотрел экспериментатор (Soproni et alii, 2001). Откуда же берутся эти поразительные способности, благодаря которым собаки, по определению, стано- вятся еще ближе к человеку, а во многих отношениях превосходят даже шимпанзе? Еще более удивитель- ным представляется тот факт, что собаки не использу- ют pointing в общении между собой. Маловероятно, что эти навыки вырабатываются в процессе дрессировки. Даже щенки в возрасте двух месяцев, имевшие очень 225
ГЛАВА 8 ограниченные контакты с человеком, проявляют спо- собности к pointing, улавливая жесты, которые мы ис- пользуем для передачи пространственной информации (Hare et alii, 2002). Заметим, что движения руки, к ко- торым собака относится с особым вниманием, играют исключительно важную роль в человеческой деятель- ности и в общении людей между собой. А если добавить, что pointing связан с одним из нескольких указательных жестов, общих для большей части — если не для всех — культур человеческого общества, то наиболее вероят- ной причиной появления у собак такой способности следует признать их адаптацию к антропогенной нише. Очевидно, что способность собак распознавать жесты, как приобретенная в процессе эволюции адаптация, лишний раз доказывает их исключительную близость к человеку. Звуковая коммуникация: лай В целом собаки владеют тем же вокальным репертуа- ром, что и волки. Однако используют они его все-таки иначе. Собаки гораздо меньше воют, чем волки, но при этом производят намного больше шума из-за выражен- ной склонности к лаю. Все владельцы собак со мной согласятся: собаки готовы лаять по малейшему поводу и в самых разных ситуациях. Склонность собак к лаю и разнообразие условий, побуждающих их лаять, наве- ли некоторых ученых на мысль, что подобный тип вока- лизации не несет какой-либо особой функциональной нагрузки. Они решили, что речь идет о неспецифиче- ском признаке, лишенном особых адаптивных качеств. Такой признак мог появиться в результате ослабления действия естественного отбора в условиях антропоген- ной ниши, подобно тому как появилось разнообразие окраса, которое мы можем наблюдать у современных со- бак. То есть лай как признак, не приносящий очевидной 226
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? пользы его носителю, мог развиться у собак просто по- тому, что в антропогенной нише селективный прессинг понизился. Поэтому стали появляться признаки, кото- рые ранее отсеивались более жестким естественным от- бором в условиях той экологической ниши, в которую были вписаны предки собак и современных волков. Однако современные исследования позволили до- бавить этой картине ряд уточняющих деталей. Ученые отметили, что, несмотря на отсутствие какого-либо определенного функционального назначения, собачий лай отличается ярко выраженным акустическим разно- образием. Собаки издают звуки большего частотного диапазона, чем волки. Их репертуар гораздо более раз- нообразен с точки зрения музыкальной гармонии. Лай может звучать как какофония, а может быть достаточно мелодичным. Разнообразие звуков навело ученых на мысль, что лай может представлять собой отражение внутренних состояний собаки. Иными словами, лай служит средством внутривидовой и межвидовой комму- никации, выражая психологическое состояние — тре- вогу, страх, покорность,— которое собака в данный момент испытывает. Это предположение подтверждает- ся некоторыми исследованиями акустических параме- тров лая. Установлено, что частотный диапазон звуков, составляющих лай, во многом зависит от конкретных условий: например, оставленные в одиночестве собаки, лающие без видимого повода, издают более высокие звуки, чем собаки, застигнутые врасплох внезапным шумом (Yin, 2002). Наблюдения подтверждают, что лай можно рассма- тривать как один из видов весьма распространенной среди животных акустической коммуникации. Этого же мнения, в частности, придерживается этолог Юд- жин Мортон, предложивший разделить все звуки жи- вотных на две большие категории. К одной он относит громкие и низкие, зачастую диссонирующие звуки, на- пример урчание и рычание. К другой — более высокие, 227
ГЛАВА 8 гармоничные и четкие, такие как протяжные стонущие звуки, визг или тявканье. Мортон добавляет, что у мно- гих видов млекопитающих и птиц два типа вокализа- ции соответствуют двум категориям внутренних состо- яний. Первый обычно относится к агрессивным или агонистическим (связанным с соперничеством) состо- яниям; второй чаще всего представляет собой сигна- лы примирения, дружелюбия или покорности (Morton, 1977). И очень может быть, что собачий лай во всем своем многообразии подчиняется таким же правилам, общим для многих видов животных. Они лают, потому что мы разговариваем? Некоторые ученые, подчеркивая важность экологиче- ского аспекта в эволюции собак, настаивают на том, что склонность собак к лаю не может быть чисто случайным признаком, не выполняющим никаких определенных функций. Они считают, что лай на самом деле стал ре- зультатом адаптации собак к человеческим способам ком- муникации, среди которых голос имеет наиважнейшее значение. Ученые исходят из того, что собаки эволюцио- нировали в антропогенной нише, поэтому лай мог стать для них средством коммуникации с человеком. На самом деле дикие собаки лают гораздо меньше, чем домашние, то есть те, которые постоянно живут бок о бок с человеком. Если это действительно так и лай служит для собак средством коммуникации с человеком, люди как мини- мум должны понимать значение посылаемых им голосо- вых сигналов. В противном случае лай не будет выпол- нять свои основные функции. Результаты некоторых недавних исследований стали в этом плане довольно поучительными. Ученые записали на магнитофон лай венгерских муди, находящихся в самых разных ситуа- циях. После этого записи дали прослушать трем раз- личным группам людей: хозяевам собак этой породы, 228
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? хозяевам собак других пород и людям, у которых ни- когда не было собаки. Испытуемые должны были по лаю определить внутреннее состояние собаки — напри- мер, радость или агрессию — и соотнести прослушан- ную запись с обстоятельствами, при которых она была сделана: при нападении другой собаки, во время игры, когда пес остался дома один и т.д. Результаты опроса всех трех групп были практически одинаковыми. Вне зависимости от того, есть у человека собака или нет, держит ли он муди или другую собаку, ответы опраши- ваемых людей в основном совпадали. В большинстве случаев люди отвечали правильно: многие сумели по лаю понять эмоциональное состояние собаки и назвать условия, в которых она находилась в момент записи (Pongracz et alii, 2005). Все это говорит о том, что человеку достаточно минимального опыта общения с собаками, чтобы понять значение их лая. Даже шестилетние дети оказались в состоянии соотнести прослушанный лай с одной из двух предложенных категорий общего эмо- ционального состояния собаки: агрессивна она или на- пугана. Удивительно и то, что слепые от рождения люди продемонстрировали те же способности распознавать лай, что и все остальные (Molnar et alii, 2006). Получается, что, сами того не осознавая, мы умеем расшифровывать этологическое значение лая собак. Конечно, маловероятно, что эта способность появилась у нас в результате специфических адаптаций к собакам, хотя, вполне возможно, она могла усилиться по причине экологической близости нашего вида к Canis familiaris. И все же гораздо более убедительным представляется другое объяснение. Голосовая невербальная коммуни- кация человека, как и у многих видов млекопитающих и птиц в целом, вписывается в мотивационную схему правила Мортона. Если оставить в стороне сугубо линг- вистические аспекты1, то во всем, что касается голосовой I Во всяком случае, за рамками речевой деятельности и всего того, что связано с языком. 229
ГЛАВА 8 коммуникации между собой, человек подчиняется той же коммуникационной схеме, что и значительная часть животного мира: определенная частота и гармония из- даваемых звуков у нас, как и у многих млекопитающих и птиц, соответствует определенной категории мотива- ций. Эта же схема позволяет нам понимать внутреннее эмоциональное состояние животных. То есть мы унасле- довали от наших далеких предков качество, которое, не- сомненно, могло помочь им выжить в условиях враждеб- ной окружающей среды. Конечно, язык позволил нам открыть совершенно иной мир, сама логика которого увела нас далеко в сторону от принципов коммуника- ции млекопитающих и птиц. И все-таки мы сохранили и другой язык, объединяющий нас с животными. И сам этот факт уже в который раз доказывает, насколько де- структивными и бесплодными выглядят все попытки соорудить непреодолимые границы между человеком и животным, между природой и культурой. В конце концов, если говорить о невербальной комму- никации, то человек в этом плане представляет собой всего лишь млекопитающее с очень развитыми голо- совыми данными. Поэтому с точки зрения адаптации к человеку вполне вероятно, что собаки подверглись естественному отбору, направленному на развитие лая. Сами того не осознавая, люди могли отдавать предпо- чтение тем собакам, настроение и психологическое со- стояние которых они хорошо понимали, даже услышав их издалека. То есть человек выбирал собак, которые лаяли громче и выразительнее других. Понимают ли они слова? Очень может быть, что по сходным причинам в процес- се эволюции собаки развили способность осмыслен- но реагировать на голосовые сигналы человека. Дей- ствительно, во взаимоотношениях с собакой человек 230
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? часто обращается к этой ее способности. Именно голо- совые команды чаще всего используют дрессировщики и обычные владельцы собак, чтобы добиться от своих четвероногих друзей желаемого поведения. Эти живот- ные настолько восприимчивы к звукам, которые мы произносим, что многие хозяева собак убеждены, что их любимцы, так же как и люди, слово в слово понимают все, что им говорят. Так ли это на самом деле? Недавние исследования в области когнитивной это- логии начали приоткрывать завесу над этой тайной. В частности, ученые задались вопросом, улавливают ли собаки смысл произнесенных человеком звуков. Ины- ми словами, связывают ли они звучание слова с пред- метом, который оно обозначает. Эксперименты многое прояснили. Начать с того, что на самом деле нет ниче- го невозможного в том, чтобы научить собаку прино- сить названный предмет. Однако, если несколько ус- ложнить задачу, ситуация меняется. Поведение собак подтверждает, что они не могут с достаточной уверен- ностью и точностью связать определенный набор зву- ков — соответствующий слову — с конкретной вещью. Так, например, если предмет, который собака должна принести, положить рядом с двумя другими, ее попыт- ки не всегда будут успешными. В этом случае процент неудач не позволяет с уверенностью говорить о том, что выбор собаки не был случайным. В более общем плане можно сказать, что собаки по- разному реагируют на два типа команд. Они вполне успешно выполняют команды, связанные с изменением положения тела, — всем известное трио «Сидеть!», «Сто- ять!», «Лежать!», к которому можно добавить команду «К ноге!». Они прекрасно реагируют на эти слова даже в том случае, когда не могут видеть человека, произ- носящего команды. Так, если человек подает команду из-за ширмы, то есть собаки могут только слышать его голос, но его самого не видят, в большинстве случаев они успешно справляются с заданием. В то же время 231
ГЛАВА 8 команды, требующие ответных действий по отноше- нию к определенной цели, вероятно, вызывают у собак большие затруднения. Например, для того, чтобы вы- полнить команду «Принеси ключи!», собаке недостаточ- но просто слышать своего хозяина, она должна его ви- деть. Отсюда можно заключить, что собаки полагаются не только на звуки, которые мы произносим, но и на те неосознанные движения, которыми мы сопровождаем слова. В этом смысле произнесенные нами звуки состав- ляют лишь часть признаков, на которые ориентируется собака, чтобы понять посланные человеком сигналы. И тем не менее разница между собачьим восприяти- ем слов и нашим собственным не так уж и огромна, как это может показаться на первый взгляд. На самом деле движения тела играют важную роль в интерпретации голосовых сигналов и для самого человека. Конечно, мы способны понять произнесенные слова вне зависи- мости от положения тела говорящего. Это характерная особенность нашего вида. И все-таки общение с соба- ками напоминает нам о том, насколько важную роль играют жесты и движения тела в процессе языкового обмена информацией между людьми. Важность этого аспекта человеческой коммуникации не раз подчерки- вали известные социологи, такие как Ирвин Гофман, которые, среди прочего, достаточно плотно занимались и этологией. Современные исследования в области того, как со- баки воспринимают нашу речь, позволили вплотную подойти к рассмотрению двух принципиально важ- ных вопросов. Возникает ли у собак понимание новых слов спонтанно, в процессе взаимодействия с челове- ком, если сам человек не прикладывает к этому целена- правленных усилий? Или же, что гораздо сложнее, они учат новые слова, наблюдая за вербальным взаимодей- ствием людей между собой? Первый вариант широко обсуждается и вызывает много сомнений среди ученых, хотя вполне возможно, что собаки обладают и такой 232
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? способностью. Второе предположение на сегодняшний день представляется доказанным. И все-таки весьма вероятно, что и здесь собаки полагаются не только на произнесенные человеком звуки, но и на визуальные сигналы. Например, когда человек, произнося то или иное слово, смотрит на соответствующий объект, собака способна связать одно с другим (McKinley et Young, 2003). Язык для разговора с собакой: doggerel Учитывая восприимчивость собаки к произносимым нами звукам, а также неудержимое стремление челове- ка говорить, нет ничего странного в том, что люди ча- сто и охотно разговаривают с собаками. Гораздо более удивительным с точки зрения антропологии представ- ляется тот факт, что в паре человек—собака не только собака адаптировалась к подобной межвидовой ком- муникации. На самом деле адаптация была взаимной. Очень часто, обращаясь к собаке, люди используют осо- бую, вполне типичную манеру речи. Наблюдая за тем, как мы разговариваем с собаками, специалисты при- шли к выводу, что в большинстве случаев мы прибегаем к манере близкой той, что мы используем и в общении с детьми. Такую лингвистическую тональность ученые назвали doggerel*, имея в виду, что при подобной мане- ре люди строят свою речь из простых и коротких фраз, используя минимум слов. Сами же слова при этом про- износят более высоким голосом, с акцентированной артикуляцией, широко растягивая звуки. Содержание фраз часто касается настроения, при этом люди охотно меняются ролями с существом, к которому обращаются, и начинают говорить тонким голосом будто бы от его имени (Hirsch-Pasek et Treiman, 1982), например: «Хочу кушать!» или «Мне нравится!». * В английском слово doggerel означает стихи низкого качества с плохой рифмой и невыдержанным размером. {Прим, пер.) 233
ГЛАВА 8 Однако вполне возможно, что подобная манера об- ращения к собаке характерна только для тех случаев, когда она выступает в роли животного, компаньона. Здесь важно напомнить о том, что отношения челове- ка со своим четвероногим другом могут принимать са- мые разнообразные формы. В полной мере это касается и способов коммуникации, которые зависят как от осо- бенностей развития и поведения самой собаки, так и от места, которое отводится Canis familiaris в той или иной культуре. Как бы то ни было, по-видимому, существуют некоторые транскультурные инварианты в манере об- ращения человека к собаке, вспомнить хотя бы такой акустический феномен, как свист, которым подзывают собаку (McConnell, 1990). Как разговаривать с собакой: рациональный подход Все вышеизложенные факты говорят о том, что между человеком и собакой существует самая настоящая ком- муникация, в полном смысле этого слова. Эти факты служат лучшим доказательством необоснованности весьма распространенного в среде гуманитарных наук и философии представления о том, что истинная ком- муникация между человеком и животным невозможна по определению. Из этого утверждения следует, что дей- ствие, которое мы принимаем за общение с животным, по сути не более чем иллюзия, порожденная нашим не- преодолимым стремлением проецировать собственные чувства на неодушевленные предметы и приписывать несуществующие качества пассивным существам, ли- шенным разума. Иными словами, обращаясь к собаке, мы разговариваем с пустотой. Однако разговаривать с собакой — совсем не одно и то же, что разговаривать с камнем, деревом или даже с коровой. Никакие реакции и ответные сигналы любого другого живого существа 234
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? не могут по информационной насыщенности и эмоцио- нальному богатству сравниться для человека с его об- щением с собакой. Почему это так? Прежде всего, пото- му, что эволюция собак происходила в антропогенной нише. Под влиянием эволюционных сил, свойствен- ных этой нише, собаки приобрели коммуникативные способности, приближающие их к человеку. Наши кон- такты становились все более плотными и сложными. Способы общения собак с человеком совершенствова- лись и развивались в разных направлениях. Так, соба- ки научились распознавать сигналы человека, включая и те, которые для нашего глаза почти незаметны, как, например, сопровождающие нашу речь неосознанные движения тела. Можно ли в связи с этим сказать, что естественный отбор превратил собаку в существо, способное нас об- мануть, создал для нас своего рода коммуникационную приманку? Или же что склонность разговаривать с со- бакой следует считать по меньшей мере странной, а то и вовсе патологической? Спорный характер подобной интерпретации становится очевидным, если продол- жить логическую цепочку рассуждений. Так, например, согласно той же логике следовало бы заключить, что компьютер нас обманывает, когда просит ввести логин и пароль. Поскольку создавший программу инженер — так же как и естественный отбор в случае с собакой — написал программу, адаптированную к нашим комму- никационным наклонностям: нам задают вопрос, мы с готовностью на него отвечаем1. То же самое можно было бы сказать и относитель- но общения собственно человеческого. Действительно, коммуникативные способности человека можно рас- сматривать как результат эволюционного развития и естественного отбора, обусловленного требованиями I По поводу аргументов относительно естественного отбора, заблуждений и ошибок интерпретаций можно обратиться к работе философа Дэниела Деннета (Dennett, 1987, chapitre 8). 235
ГЛАВА 8 экологической среды, в которой обитали наши далекие предки. Следуя тем же логическим путем, мы пришли бы к тому, что разнообразные способы коммуникации Homo sapiens представляют собой не более чем приман- ку, при помощи которой нас стремятся обмануть другие представители нашего вида— в тот момент, когда мы вступаем с ними в коммуникативное взаимодействие. Конечно, вышесказанное вовсе не означает, что ком- муникация в паре человек—собака идентична комму- никации между людьми. Использование языка уже само по себе означает существование колоссальных разли- чий. Нельзя с уверенностью утверждать и того, что пред- ставления самого человека о характере его общения с животными точны— или же что они напрочь лише- ны ошибок и антропоморфических проекций. Как мы уже имели возможность убедиться, большинство людей склонно приписывать животным человеческие черты, особенно в том, что касается их мыслей или способно- сти понимать наш язык, которыми они не обладают или обладают лишь в очень малой степени. Однако ут- верждение, что, разговаривая с собакой, мы становим- ся жертвой собственных иллюзий, также было бы не- верным. Оно вновь отсылало бы нас к представлениям о том, что в нашем отношении к животному существует некая дисфункция, в когнитивном плане— если го- ворить об антропоморфизме — или психосоциальном, то есть нарушении, порожденном одиночеством чело- века в современном обществе. Иными словами, если следовать той же логике, получается, что, вступая в ком- муникативное взаимодействие с животным, мы сами себя обманываем, создавая для себя иллюзорный круг общения. Чтобы опровергнуть это утверждение, нач- нем с того, что антропоморфизм далеко не всегда при- водит к ошибочным интерпретациям. Он позволяет делать верные предположения касательно смысла тех или иных форм поведения животных, в особенности со- бак, хотя бы в силу того, что их эволюция происходила 236
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? в непосредственной близости от человека. Кроме того, подобное утверждение заключает в себе искаженное представление о нашем собственном восприятии друго- го существа: если для человеческого разума коммуника- ция с животным невозможна, стоит усомниться и в том, насколько реально наше общение с другими людьми1. На самом же деле в повседневной жизни человек и со- бака настолько хорошо приспособились друг к другу, что прекрасно общаются между собой, пусть даже это общение принимает самые разнообразные формы в зависимости от культурных традиций того или ино- го общества. Во всяком случае, сферы коммуникаци- онных возможностей человека и собаки в достаточной степени пересекаются, чтобы удовлетворить их взаим- ные потребности и дать развитие ярким и сложным взаимоотношениям. Нередко можно столкнуться с весьма распростра- ненным мнением о том, что человек, который разгова- ривает со своей собакой, представляет собой зрелище по меньшей мере странное, чтобы не сказать патологи- ческое. Хотя, в сущности, почему подобное поведение должно настолько нас удивлять? Поставим вопрос ина- че. Как следует вести себя с собакой и на каком языке нужно с ней разговаривать, чтобы наше взаимодействие с домашним животным было признано нормальным? Разумно ли будет, подобно бихевиористам, держать себя по отношению к животному с холодной отстраненно- стью, полагая, что только соблюдение дистанции даст возможность оставаться объективным и станет га- рантом рационального поведения? Мы уже убедились в том, что такая позиция была бы неразумной. В ре- зультате мы получим картину еще более иллюзорную, чем все антропоморфические вымыслы вместе взятые, поскольку подобная точка зрения полностью лишает человека возможности разглядеть истинные мотивы I Этот исключительно важный аспект взаимоотношений че- ловека и собаки мы подробно рассмотрим в главах 10 и 11. 237
ГЛАВА 8 поведения животного. И по этим, и по другим причи- нам, названным выше, — в особенности тем, что каса- ются эволюции собак, — для человека будет разумнее всего, обращаясь к собаке, разговаривать с ней на своем языке и использовать привычные человеческие жесты. Более того, любая другая позиция в отношении этого животного будет нерациональной. Собаки эволюцион- но адаптированы к нашим способам коммуникации: поиск какого-то особого языка, специально предназна- ченного для общения с ними, станет лишь пустой тра- той времени и не даст никаких сколь-нибудь полезных результатов. Конечно, значительная часть наших слов, обращен- ных к собаке, просто-напросто до нее не доходит и рас- творяется в воздухе. И, вне всякого сомнения, большин- ство владельцев собак заблуждается относительно того, в какой степени их верный четвероногий друг действи- тельно их понимает. Однако вполне очевидно, что сиг- налы, которые люди обычно используют в общении между собой, позволяют собаке оценивать ситуацию в целом. При этом совершенно не обязательно прикла- дывать дополнительные усилия для поиска какой-то особой манеры обращения к собаке. С собакой можно говорить обычным языком, на котором мы разговари- ваем в повседневной жизни1. В сущности, обращаясь к собаке, мы используем наш стандартный набор инструментов — те же коммуника- ционные сигналы межличностного взаимодействия, — который не требует никакой дополнительной доводки. Просто мы находим ему иное применение и в нужный момент имеем возможность убедиться в том, что он пре- красно функционирует в новом качестве. Мы же можем, I Добавим, что в действительности человек никогда не обраща- ется к собаке в точности так, как он разговаривает с другими людьми, что подтверждается использованием особой манеры речи — doggerel. Таким образом, можно говорить о том, что в этом плане мы и сами адаптируемся к собаке. 238
МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ПРОСТО НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ? например, починить внезапно сломавшуюся радиоан- тенну подвернувшейся под руку вилкой. Или подложить свернутую вчетверо газету под ножку шкафа, чтобы он не шатался. Конечно, можно было бы смастерить насто- ящую антенну или выточить другую ножку, в точности такую же, как все остальные. Вот только сама эта затея могла бы растянуться на дни, недели и месяцы. И кто скажет, что подобное решение будет более рациональ- ным? Разве применение подручных средств в этом слу- чае выглядит странным? Или иллюзорным? Более того, использование нашего языка для общения с собакой представляется, по сути, еще более разумным, чем уме- ние использовать свернутую газету для починки шкафа, поскольку собака способна сама адаптироваться к тому инструменту— языку,— которым человек пользуется при общении с ней, чего нельзя сказать про шкаф. По большому счету, нет ничего странного в том, что- бы разговаривать с собакой. Во всяком случае, это не выглядит настолько противоестественно, как многие полагают. Напротив, было бы гораздо более странным и неразумным не говорить с ней вовсе или говорить не так, как с людьми. Самое слабое место гипотезы об иллюзорности наше- го общения с животными состоит в том, что она призна- ет истинным лишь один способ коммуникации — тот, что строится на основе языка, — при этом давая понять, что все остальные не более чем фантазия. Однако эта гипотеза умалчивает о том, что мы сами владеем це- лой гаммой скрытых коммуникативных средств, ко- торые позволяют нам воспринимать сигналы других существ. Мы научились взаимодействовать даже с ма- шинами. Конечно, не все существа в окружающем нас мире обладают способностью к коммуникации, доста- точной для того, чтобы взаимодействовать с нами. Но именно у собак эта способность, вне всякого сомнения, получила наибольшее развитие — хотя бы в силу усло- вий их эволюции. Задача науки состоит в том, чтобы 239
ГЛАВА 8 реконструировать способы коммуникации между че- ловеком и собакой с учетом специфических возможно- стей каждого из видов. Само существование у наших двух видов способности к взаимодействию друг с другом лишний раз подчеркивает необходимость отказаться от убеждения в том, что существует некая непреодолимая граница, отделяющая человека от животных вообще и от собаки в частности. Мы общаемся с собаками — и это факт. У нас много общего. Вместе с ними мы выра- ботали одну из форм здравого смысла, по большей части основанную на тех, зачастую незаметных, жестах или позах, которые, как и мы сами, тонут в океане слов, на- столько для нас привычном и естественном, что ни на что другое мы просто не обращаем внимания. И снова, уже в который раз, собака помогает обнаружить некие особенности, скрытые в глубинах нашей собственной природы и выполняющие крайне значимую роль в соб- ственно человеческом общении. Мы не одни в этом мире! И это хорошая новость. Удо- вольствие, которое человек получает от общения с жи- вотными, реально; это вовсе не иллюзия и не обман. Другая новость может прозвучать не столь оптимистич- но, правда только для тех из нас, кто хотел бы видеть в собаках существ себе подобных, кто предпочел бы думать, что наши четвероногие друзья отличаются от нас самих лишь в самой незначительной степени. К их разочарованию, лучший друг человека мыслит иначе, чем мы, он далеко не всегда понимает наши сигналы, особенно те, что представляют интерес для лингвисти- ки. Во всяком случае, он не понимает точного смысла наших слов, из-за чего между нами могут возникать не- доразумения, ошибки или даже конфликты. Однако те же проблемы взаимопонимания часто обнаруживаются и при общении человека с себе подобными. Не стоит пе- реоценивать наши коммуникативные способности. От- ношения между людьми далеко не всегда бывают абсо- лютно гладкими и прозрачными для каждой из сторон. 240
Глава 9 Агрессия у собак В последние годы средства массовой информации с пугающей регулярностью сообщают о трагеди- ях, связанных с нападением собак на маленьких детей. Иногда травмы, нанесенные собаками, быва- ют очень серьезными. Причем в ряде случаев собаки ведут себя вполне мирно— вплоть до самого момента агрессии. Подобные происшествия вызывают ожесто- ченные дебаты, обычно связанные с вопросом о той по- тенциальной опасности, которую представляют те или иные породы. Как правило, дебаты эти заканчиваются одним и тем же, а именно требованием ужесточить за- конодательство, связанное с содержанием собак «опас- ных» пород или таких, «которые могут представлять опасность». Речь идет о законах от 6 января 1999 года и от 20 июня 2008 года*: к первой категории относят * Французские законы, регламентирующие действия в отноше- нии собак, представляющих опасность. Первый— Закон об опасных и бродячих животных и о защите животных — запре- щает ввоз, разведение и продажу собак опасных пород (питбу- лей и японских мастифов), а также налагает ряд обязательств на владельцев собак других пород, признанных потенциально опасными. Второй — Закон об усилении мер по предотвраще- нию угрозы нападений и защите граждан от опасных собак. Закон предполагает выдачу специальных удостоверений, под- тверждающих право на содержание сторожевой собаки, пред- ч1' писывает сообщать властям обо всех случаях покусов людей । собаками, обязывает владельцев собак тех пород, которые при- ! знаны потенциально опасными, периодически проводить ат- тестацию собаки на адекватность поведения. {Прим, пер?) 241
ГЛАВА 9 питбулей, ко второй— американских стаффордшир- ских терьеров и ротвейлеров. Нападения собак стали явлением настолько распространенным, что санитар- ные власти развитых стран говорят сегодня о настоя- щей эпидемии собачьих укусов. Таким образом, собачья агрессия представляет на сегодняшний день одну из главных, если не самую главную проблему, связанную с совместным существованием человека и собаки. На самом деле за определением «агрессивное пове- дение» скрывается гораздо более сложный феномен, чем это может показаться на первый взгляд. Подробное рассмотрение агрессии может стать весьма полезным в рамках нашего исследования, поскольку это явле- ние само по себе демонстрирует, насколько сложны и многогранны социальные взаимоотношения между нашими двумя видами. Чтобы понять причины агрес- сии у собак, необходимо взглянуть на это явление со стороны, увидеть происходящее не только с позиции человека, но и с точки зрения собаки. И ответы здесь кроются далеко за рамками простой альтернативы между врожденным и приобретенным. Агрессивное поведение собак подчиняется гораздо более сложной логике, его нельзя объяснить только плохими генами, свойственными определенной породе, или же непра- вильным воспитанием. Все дело в точке зрения С точки зрения человека здесь все предельно ясно. Ни форма, ни содержание агрессивного поведения собак не вызывают у нас никаких сомнений. Мы видим в прояв- лении собачьей агрессии жестокие действия, направ- ленные против нас и, как правило, сопровождающиеся укусами. На первый взгляд все именно так и выглядит. От животного-компаньона мы ожидаем прежде всего дружелюбия. Поэтому проявления противоположного 242
АГРЕССИЯ У СОБАК поведения мы рассматриваем как отклонение от нор- мы или аномально развитые патологические наклон- ности, во всяком случае если приступы агрессии не были ответной реакцией на угрозу или насилие со сто- роны человека. Называя собаку «агрессивной», имеют в виду, что это отличительная черта ее характера, ко- торая осложняет ее социальную жизнь в человеческом обществе. Тех собак, которые не рычат и не кусаются, называют «нормальными» или «уравновешенными». С такими собаками у нас складываются теплые и дру- жеские отношения. Однако с точки зрения собаки все выглядит далеко не так просто. Формы поведения, которые мы объединя- ем выражением «собачья агрессия», могут значительно различаться между собой. Эти различия очевидны для этологов и ветеринаров, специализирующихся на изуче- нии поведения собак (Pageat, 1998; Ezvan, 2003; Bdata, 2004). Вышесказанное вовсе не означает, что люди ошиба- ются, называя вещи своими именами. Цель этой главы состоит не в том, чтобы установить меру ответственно- сти каждой из сторон, защитить собак или обвинить их. Я собираюсь говорить не об этом. Мне хотелось бы подойти к агрессии как к одной из форм социального поведения собаки и постараться объяснить ее с научной точки зрения. Я не собираюсь давать советы по поводу того, как правильно или неправильно вести себя в от- ношении Canis familiaris в этом вопросе. Здесь мы ни- чуть не более «не правы», чем сами собаки. Так же как и они, мы классифицируем явления по их значимости и, как картинки из журнала, вырезаем из реальности те факты, которые производят на нас наибольшее впе- чатление. Укус собаки представляет для человека доста- точно травмирующий и запоминающийся опыт, чтобы отнести его к отдельной и совершенно определенной категории неприятностей. Короче говоря, нападая на человека, собака может ру- ководствоваться самыми разными мотивами. С точки 243
ГЛАВА 9 зрения собак, их укусы, как и вообще проявления силы по отношению к человеку, могут быть вызваны различ- ными обстоятельствами. Мы же, в свою очередь, всегда видим лишь разъяренное животное, которое хочет вон- зить в нас свои страшные клыки. Типы агрессии у собак Собаки кусаются по разным причинам. Было много по- пыток классифицировать агрессивное поведение собак в зависимости от его значения. И хотя далеко не все эти классификации имели под собой четкую научную ос- нову, многие из них нашли практическое применение. Как подчеркивает Миклоши, некоторые из таких клас- сификаций заслуживают внимания хотя бы потому, что способны дать полезный совет людям, чьи собаки проявляют чрезмерную агрессию. И все-таки этология должна опираться на классификацию, построенную на точной теоретической базе. Кроме того, такая класси- фикация должна быть интегрирована в исследователь- ское поле, связанное с более широкой проблематикой, и включать в себя вопросы эволюции агрессивного по- ведения в животном мире в целом, во всем его многооб- разии. Ведь с точки зрения эволюции, агрессивное по- ведение нельзя рассматривать только как проявление патологии. Конечно, чрезмерная агрессия может носить аномальный характер, о каком бы виде животных ни шла речь. Однако очевидно, что настолько распростра- ненная в животном мире форма поведения должна вы- полнять какие-то адаптивные функции. Заметим, что в этом вопросе ученые практически достигли консен- суса: роль агрессивности у социальных видов живот- ных, таких, например, как волки, состоит в том, что она «позволяет перераспределять между членами группы важные, но ограниченные ресурсы» (Miklosi, 2007, р. 171), в особенности пищевые. 244
АГРЕССИЯ У СОБАК Взглянув на проблему под таким углом зрения, уче- ные сошлись во мнении, что агрессивность представ- ляет собой один из компонентов обычного набора пове- денческих форм, которым располагают собаки и волки. Однако существование у животного потенциальной способности к агрессии вовсе не означает, что по ма- лейшему поводу оно пускает в ход оружие и кидается на своего оппонента, невзирая на возможные послед- ствия атаки. На самом деле у видов, которым свойствен- ны сложные социальные отношения, агрессивное по- ведение может быть выражено рядом последовательных реакций, усиливающихся по мере увеличения угрозы. В ожесточенные схватки эти животные вступают лишь в самых крайних случаях, на последнем этапе цепочки действий, обозначающих противостояние. Существование градации сигналов — например, сна- чала рычание, затем оскал— позволяет противобор- ствующим сторонам оценить как силы соперника, так и ту степень решимости, с которой каждая из сторон го- това идти на конфликт. Благодаря этому значительная часть стычек заканчивается подчинением или бегством одного из соперников, что позволяет животным избе- жать жестоких силовых столкновений. Организованное таким образом агрессивное поведение животных одно- го вида дает им возможность минимизировать потери, поскольку неконтролируемая агрессия без предвари- тельных предупреждающих сигналов может привести к многочисленным и тяжелым ранениям. Эволюционный подход к классификации агрессив- ного поведения у собак и волков позволил выделить три категории подобного поведения: по типу ресурсов, за которые идет борьба. К первой категории относит- ся агрессия, связанная с борьбой за территорию и на- правленная против чужих, то есть особей, не входящих в состав группы. Вторая— объединяет формы агрес- сивного поведения, направленного на получение до- ступа к материальным ресурсам, в основном пищевым. 245
ГЛАВА 9 И, наконец, третья связана с положением в социальной иерархии (Miklosi, 2007, р. 172). Были предложены и дру- гие этологические классификации. Некоторые из них основаны, например, на степени физического прояв- ления агрессии. Следует подчеркнуть, что вне зависи- мости от выбранной классификации этологи рассма- тривают агрессию собак под особым углом. Они видят в ней результат эволюционных адаптаций социального поведения, характерного для видов со сложной соци- альной организацией. Существуют и другие типы агрессии, которые не впи- сываются в рамки борьбы за ресурсы. Этологи подчер- кивают необходимость рассматривать их отдельно. Речь идет о двух формах агрессивного поведения, каждая из которых связана с укусами: хищничество и игровая агрессия. С точки зрения собаки, эти формы агрессии отличаются от предыдущих, поскольку они не подчи- няются логике социального соперничества за облада- ние ресурсом. В первом случае — хищничества — речь идет не о том, чтобы завладеть ресурсом, на который претендует другой индивид; хищник стремится завла- деть самим индивидом, относящимся к другому виду. То есть в данном случае мы имеем дело не с конкуренцией за обладание объектом, а с прямым уничтожением этого объекта — другого существа. Во втором случае взаимо- действие разворачивается в игровом поле. Но какой бы ни была игра, она может переходить в жестокое столк- новение и заканчиваться укусами, если собака возбуж- дена настолько, что не способна себя контролировать. С точки зрения этологии все описанные проявления агрессии являются нормой, если они составляют часть общего арсенала поведенческих реакций, свойствен- ных конкретному виду. Отклонением от нормы может стать чрезмерно развитая склонность к агрессии, то есть слишком быстрый переход к финальной стадии (уку- сам) агрессивного поведения, связанного с конкурент- ной борьбой или игрой. Кроме того, аномалией может 246
АГРЕССИЯ У СОБАК стать внезапное пробуждение склонности к хищниче- ству, направленному против человека, которая у собак обычно развита очень слабо. Вероятность проявления последнего варианта достаточно мала. Несмотря на всю сложность феномена агрессии у со- бак, с точки зрения человека все эти формы агрессив- ного поведения представляют собой явления одного порядка. Дело в том, что для нас все проявления соба- чьей агрессии всегда заканчиваются одинаково: собака на нас нападает и иногда кусает. Поэтому довольно ча- сто мы ошибаемся в интерпретации логики ее поведе- ния в таких ситуациях. На самом деле довольно сложно оставаться объективным и реагировать как-то иначе, когда на тебя нападают. С учетом нашего восприятия агрессии и свойственного человеку понимания этого явления, подобная реакция на акт насилия представ- ляется вполне естественной. Мы с готовностью объеди- няем все формы собачьей агрессии в одну категорию, считая их расстройством сознания или проявлением патологической несдержанности. Я хотел бы еще раз напомнить, что сказанное выше вовсе не означает, что люди не правы в своей оценке агрессивности собак или ответственны за это явление. Такая постановка вопроса увела бы нас в сторону от выбранного направления ис- следований1. Мне хотелось бы только подчеркнуть, что, коль скоро живем бок о бок с собаками, мы не должны забывать о том, что наше видение ситуации не всегда совпадает с тем, как ту же ситуацию воспринимают они. Например, мы не разделяем агрессию, связанную с хищ- ническим поведением собаки типа питбуля, с укусами, I К сожалению, слишком часто в дискуссиях на эту тему возни- кает путаница из-затого, что участникам не удается четко от- делить научные вопросы от вопросов на тему «Что делать?»: как правильно себя вести и что необходимо сделать— с со- бакой или с человеком,— чтобы ликвидировать собачью агрессию. Разумеется, подобные вопросы вполне законны. ,i Просто они находятся в ином поле, нормативном, которое не должно смешиваться с полем научным. 247
ГЛАВА 9 нанесенными собакой, желавшей продемонстрировать свой статус доминанта. То есть и в том, и в другом случае собаки кусались, однако они следовали разной логике и руководствовались разными мотивами. Если мы хо- тим научиться пресекать подобное поведение собак, мы должны учитывать его причины и смысл. Только так можно выработать такую стратегию воспитания и дрес- сировки, которая дала бы результаты, соответствующие нашим ожиданиям. Различия в том, как воспринимают одну и ту же си- туацию человек и собака, несомненно, становятся наи- более острой проблемой в случаях, когда собака вы- ступает в роли животного-компаньона. Дело в том, что собака, живущая в семье, находится в тесном контакте и постоянном взаимодействии с человеком. Поэтому и вероятность конфликтов возрастает. Как раз в этом и кроется одна из причин эпидемии покусов, от кото- рых чаще всего страдают именно члены той семьи, в ко- торой держат собаку (Guy et alii, 2001). Вполне возможно, эта эпидемия связана еще и с тем, что многие владельцы собак пытаются воспитывать своего любимца и строить с ним взаимоотношения, применяя те же модели, которые обычно используют в отношении людей— ребенка или друга. Учитывая пластичность индивидуального поведенческого разви- тия Canis familiaris, эти отношения вполне могут стро- иться без конфликтов и столкновений. Однако нельзя исключать и того, что подспудно в них могут накапли- ваться случаи взаимного недопонимания1— или на- растать напряжение, связанное с отношениями доми- нирования. Человек может и не подозревать о том, что в его отношениях с собственной собакой назревает кон- фликт, пока в один прекрасный день вдруг не столк- нется с агрессивным поведением с ее стороны, которое I Тема недоразумений, неизбежно возникающих во взаимоот- ношениях между двумя видами, будет подробно рассмотрена в следующей главе. 248
АГРЕССИЯ У СОБАК в конечном счете будет вызвано взаимным непонима- нием и неправильной оценкой ситуации. Собаки не всегда способны адекватно интерпретировать сигналы, посланные человеком. Причиной агрессивных реакций собак, в частности по отношению к детям, могут стать именно ошибки в интерпретации. В этом и состоит ос- новная сложность коммуникации между двумя вида- ми: сигналы и агонистическое поведение одного вида вовсе не обязательно адекватно воспринимаются дру- гим; взаимные ожидания человека и собаки не всегда оправдываются. Вполне вероятно, что рост числа нападений, сопро- вождающихся укусами, в ряде случаев связан и с гене- тическими особенностями некоторых популяций собак, таких как питбули или американские стаффордшир- ские терьеры. Вероятно, к той же группе можно отнести кокер- или спрингер-спаниелей. Как бы то ни было, специалисты, изучающие агрес- сивное поведение собак, говорят о том, что на сегодняш- ний день не располагают достаточным количеством точных и неопровержимых фактов, чтобы сделать од- нозначные выводы о причинах эпидемии укусов. Рост числа нападений собак на человека может быть вызван множеством факторов, природа которых до конца не ясна. Пока рано говорить и о том, что существует био- логический и психологический профиль собак, потен- циально опасных для человека, или перечень ситуаций, способных спровоцировать их на агрессию. Не слишком строгие правила поведения Наши отношения с собаками осложняются тем, что на самом деле агрессивное поведение Canis familiaris не всегда соответствует описанной выше классификаци- онной схеме. Часто оно может быть еще более сложным. Эволюционные изменения коснулись как физических 249
ГЛАВА 9 характеристик собак, так и особенностей их поведения: у собак может быть нарушена очередность поведенче- ских реакций, которая у их диких родственников опре- делена довольно строго. Поведение волков подчиняет- ся суровым законам, одно неизменно следует за другим (Coppinger et Coppinger, 2001). В равной мере это относит- ся и к агрессивному поведению. Например, агрессия, связанная с хищничеством, у волков состоит из четко определенной последовательности действий— опре- деление цели, фокусировка взгляда, травля, преследо- вание, бросок, захват и смертельный укус. Те же самые действия можно наблюдать и у собак. Однако, в отличие от волков, аналогичные формы поведения у собак суще- ствуют более или менее независимо и не обязательно следуют одна за другой. Некоторые из этих форм могут проявляться в ослабленном виде, некоторые, наоборот, получить гипертрофированное развитие. Однако поч- ти никогда хищнические формы поведения не прояв- ляются во всей совокупности у какой-либо породы или конкретной собаки. Сравнительное изучение последовательности агрес- сивных действий собак различных пород показало, что, например, хаунды* не фокусируют взгляд и не стремят- ся загнать жертву и, в то же время, способны на смер- тельную хватку. Пойнтеры, напротив, не проявляют выраженной склонности нанести жертве последний укус. Они не загоняют дичь, им достаточно только ее обнаружить. Авторы этих экспериментов изучали так- же последовательность агрессивных действий другого типа и получили похожие результаты. На этот раз ис- следования касались не хищничества, а проявлений агрессии в сфере социальных отношений. Полная по- следовательность действий животного в этом случае выглядит так: собака глухо рычит, фиксирует непо- движный взгляд, вытягивается в стойке, показывает * Охотничьи собаки, относящиеся к группе гончих. {Прим, пер.) 250
АГРЕССИЯ У СОБАК оскал, приподнимается на лапах, стараясь стать выше соперника, вступает в контактную борьбу и затем кусает, контролируя силу укуса. Среди всех исследованных по- род только сибирские хаски демонстрировали полную цепочку действий. Конечно, рычали собаки всех пород, участвовавших в эксперименте, однако некоторые фор- мы поведения у этих собак отсутствовали: в арсенале бельгийских овчарок или лабрадоров нет направлен- ного на соперника неподвижного взгляда, французские бульдоги ограничиваются лишь рычанием и напряжен- ной стойкой (Goodwin et alii, 1997). Агрессивное поведение волков представляет собой хорошо организованную цепь последовательных дей- ствий. У собак эта цепь в основном разорвана. Вполне возможно, это связано с тем, что собаки в гораздо мень- шей степени, чем волки, подчиняются строгим законам стаи, о чем мы подробно говорили в главе 7. Упраздне- ние стаи привело к уменьшению давления естественно- го отбора в плане соблюдения ритуалов агрессии. Кро- ме того, разрыв последовательности демонстративных действий связан с адаптацией к антропогенной нише. Каждое действие в этой цепочке приобрело большую ав- тономию, что добавило поведению гибкости и увеличи- ло его адаптационный потенциал. Поэтому в отличие от порядка действий, строго обязательного для каждого волка, от раз и навсегда установленного закона, своего рода волчьего Кодекса, высеченного на каменных скри- жалях, поведенческие схемы собак могут различаться и сочетать в себе самые разнообразные элементы. Здесь, как и ранее, заметим, что способности и склонности собак во многом зависят от окружающей обстановки, в которой животное растет и развивается. Именно это их качество позволяет человеку, используя дрессировку или селекцию, вырастить собак, способных исполнять те роли, которые мы им отводим. Однако разрыв цепочки действий повлек за собой ряд значительных последствий, что только подтверждает 251
ГЛАВА 9 всю сложность феномена, называемого собачьей агрес- сией. Нарушение установленного порядка привело к тому, что упомянутые выше разные типы агрессии — например, связанные с хищничеством или борьбой за иерархический статус, — которые строго разграничены у волков, у собак гораздо менее четко обозначены и хуже различимы. Главным следствием данного обстоятель- ства стало то, что формы агрессивного поведения, от- носящиеся к разным типам, у собак могут смешиваться между собой, а цепочка действий укорачиваться. В ре- зультате обучения и опыта, приобретенного в процессе индивидуального развития, собаки могут исключать некоторые звенья из цепи агрессивного поведения, ти- пичного для той или иной ситуации, а сами ситуации путать между собой. Так, например, пристальный взгляд характерен и для хищнического поведения, и для борьбы за иерархию. Собака может неправильно оценить ситуацию и на- чать вести себя как хищник, то есть последовательно демонстрировать действия, которые должны закон- читься смертельным укусом. В этом случае агрессия собаки может быть направлена против себе подобных или даже человека. То есть разрыв связи в цепочке дей- ствий, характерных для каждого типа агрессии, ино- гда приводит к замещению одной формы поведения, соответствующей ситуации, на другую, неадекватную. Так, борьба за иерархию может обернуться хищниче- ством, не предполагающим ни предупредительных мер, не заявленных требований. При этом оно может быть направлено против другой собаки или против чело- века, в то время как в нормальных ситуациях хищни- ческое поведение нацелено на животных другого вида и предназначено для добывания пищи. Нападения со- бак, совершенные безо всякого предупреждения, или их агрессия против хозяина могут быть результатом неправильно восстановленной последовательности действий и замещения одного типа реакции другим. 252
АГРЕССИЯ У СОБАК В процессе индивидуального психологического разви- тия собаки, по мере приобретения ею нового опыта и но- вых навыков, в ее сознании могут произойти подобные замещения типовых схем поведения. Вот почему при помощи некоторых методов дрес- сировки можно вырастить собак, представляющих большую опасность, чем волки или бродячие псы, ко- торые, к слову, гораздо реже кусают человека, чем со- баки-компаньоны. По этой же причине разные собаки могут по-разному интерпретировать одни и те же си- туации. Точно так же будут различаться их реакции на действие конкретного человека. То есть поведение собак, в том числе и их склонность к агрессии, может значительно варьировать в зависимости от индивиду- альных качеств конкретного животного и особенностей, связанных с породой. Чрезвычайно трудно разработать универсальные правила воспитания, позволяющие вырастить собаку, абсолютно не склонную к агрессии. Такие правила не- возможно построить только лишь на основании клас- сификаций агрессии, которые сводятся к обозначению различных типов агрессивного поведения, предпола- гая, что они четко различаются между собой и одина- ковы для всех собак1. На самом же деле этологические I Результаты сравнительного изучения поведения волков и со- бак ставят под сомнение некоторые весьмараспространенные советы по дрессировке, которые основаны на представлении об отношениях доминирования у волков. На сегодняшний день нет никаких научных доказательств эффективности некоторых рекомендованных методов дрессировки, таких, например, как: «Нужно решить, где у собаки будет место, и не спать с ней в одной комнате», «Нельзя позволять собаке пер- вой выходить из дома или идти по улице впереди хозяина», «Нужно кормить собаку после того, как поел хозяин, чтобы она не почувствовала себя доминантом» (Miklosi, 2007, р. 176— 177). Что касается последнего совета, заметим, что исследо- вания кокер-спаниелей не выявили никакого повышения агрессивности у собак, которых в семье кормили первыми (Podberscek et Serpell, 1997). 253
ГЛАВА 9 исследования рисуют иную картину, составленную из многочисленных, тесно взаимосвязанных компонен- тов, среди которых индивидуальные особенности соба- ки играют ведущую роль. Условия жизни каждой соба- ки, история ее взаимоотношений с матерью, братьями и сестрами, характер взаимодействия с человеком, ее жизненный опыт, а также генетические особенности — все это вместе взятое имеет решающее значение в про- цессе формирования ее характера и темперамента. Эти качества крайне индивидуальны и могут весьма суще- ственно различаться от собаки к собаке. Проблема опасных собак В средствах массовой информации регулярно поднима- ется вопрос об агрессивности собак и о причинах такой агрессии. В предыдущих главах мы уже говорили о раз- личиях между породами и о той роли, которую играют в формировании поведения собаки ее генетические ха- рактеристики и окружающая среда. Добавим к этому на- учные открытия в области изучения собачьей агрессии. Но даже если объединить воедино все эти знания, мы не получим однозначного ответа на вопрос, что же ле- жит в основе агрессивного поведения собак. Все споры на эту тему часто сводятся к двум противоположным точкам зрения. Первая состоит в том, что не существует собак опасных от рождения: все дело в плохой дресси- ровке. Вторая, напротив, приписывает все агрессивные наклонности собаки генетическим особенностям кон- кретной породы, которые никакой дрессировкой уже не исправить. В действительности же в каждом из этих суждений есть своя доля правды. С одной стороны, очевидно, что собачья агрессия отчасти определяется генами. Дело в том, что агрессия является одним из компонентов обычного набора со- циальных форм поведения, свойственных этому виду 254
АГРЕССИЯ У СОБАК животных, в частности если речь идет о поведении, свя- занном с доминированием. Весьма вероятно и то, что гипертрофированная агрессивность может быть осо- бенностью некоторых пород собак, например питбулей. Селекция таких пород была направлена на повышение хищнических наклонностей и бойцовских качеств. С другой стороны, как мы уже говорили, участие ге- нов в формировании поведения вовсе не означает, что дрессировка не оказывает на него никакого влияния. Применительно к собакам можно говорить как раз об обратном, учитывая пластичность индивидуального развития этих животных, а также относительную авто- номность отдельных звеньев в цепи их поведенческих реакций. Условия, в которых собака развивается, также имеют огромное значение и отражаются на формиро- вании ее психики. И все-таки подавить агрессивность у одних собак гораздо труднее, чем у других, а у собак некоторых пород обуздать ее полностью, по-видимому, и вовсе невозможно. На самом деле потенциальная опасность той или иной породы представляет собой феномен, обуслов- ленный множеством факторов, разобраться в которых довольно сложно. Не стоит делать слишком поспеш- ные выводы исходя лишь из фактов, представленных в СМИ. Необходимо со всей возможной строгостью изу- чить доступные статистические данные, прежде чем прийти к какому-либо заключению. По данным стати- стики, в 90-х годах в Соединенных Штатах в половине случаев гибели людей от нападения собак смертель- ные ранения были нанесены питбулями и ротвейле- рами. Однако хаски и маламуты также занимают верх- ние строчки этого страшного рейтинга: чуть меньшее количество нападений со смертельным исходом было совершено с участием собак именно этих пород. В том же списке мы найдем немецкого дога и даже, как это ни удивительно, сенбернара (Budiansky, 2002, р. 183). А если подсчитать не только смертельные случаи, но и просто 255
ГЛАВА 9 проявления агрессии собак по отношению к людям, список пород расширится еще сильнее. Так, одна ав- стралийская ветеринарная клиника, ведущая учет всех собак, которых их владельцы считали слишком агрес- сивными, предоставила следующие данные по поро- дам: бультерьеры (16%), немецкие овчарки (15%), пасту- шьи собаки (9%), терьеры (9%), лабрадоры (8%), пудели (6%), кокер- спаниели (6%) и ротвейлеры (5%) (Budiansky, 2002, р. 185). И тем не менее подобная статистика не позволяет классифицировать породы по степени их потенци- альной опасности. Начать с того, что процентное соот- ношение названных пород в общей популяции собак разных стран будет различным. Например, в англосак- сонских странах и во Франции лабрадоры встречаются значительно чаще, чем ротвейлеры. Поэтому данные австралийской клиники о том, что лабрадоры прояв- ляют агрессию чаще, чем ротвейлеры, еще не означают, что они более агрессивны и опасны. Кроме того, существуют различия и между владель- цами собак, предпочитающими ту или иную породу. Они отводят своим собакам разные роли и воспитыва- ют их по-разному. Проще говоря, любители пуделей по своим социологическим и психологическим характери- стикам в среднем будут отличаться от любителей питбу- лей. Это не может не отразиться на методах воспитания, которые те и другие применяют к своим собакам, а, со- ответственно, и на поведении собак этих пород. Ины- ми словами, человек, который хочет завести грозную бойцовскую или сторожевую собаку, никогда не возь- мет в дом чихуа-хуа или пуделя. Поэтому у одних пород агрессивность будет выражена в большей степени, чем у других, поскольку она подкрепляется намеренно при помощи специальных методов дрессировки. Заметим, что и сами собранные данные об агрессив- ности собак далеко не всегда объективны. Во многом они зависят от того, каким образом люди оценивают 256
АГРЕССИЯ У СОБАК поведение своего четвероногого друга. Если, напри- мер, эти данные основаны на анкетировании владель- цев собак или же, как в случае австралийской клиники, на жалобах хозяев, обеспокоенных поведением своих любимцев, результаты таких опросов, очевидно, будут субъективными. Действительно, критерии оценки сте- пени агрессивности собаки у разных людей будут также различаться. Можно предположить, что люди, которые хотят видеть в своей собаке ласковое и миролюбивое су- щество, любую другую форму поведения могут оценить как агрессивную, если она не соответствует их ожида- ниям. И, наоборот, любители пород, признанных опас- ными, сочтут то же самое поведение собаки недостаточ- но агрессивным. Поскольку люди, относящиеся к этим двум категориям, как правило, не держат собак одних и тех же пород, они могут оценить поведение только своей собаки, руководствуясь при этом собственными представлениями об агрессивности. Все это вместе взя- тое не дает возможности определить, насколько одни породы собак более агрессивны, чем другие. И, наконец, различия в морфологических характери- стиках пород также приводят к систематической ошиб- ке в интерпретации статистических данных (Ezvan, 2003, р. 65): при равной степени агрессивности ротвей- лер способен нанести гораздо более опасные ранения, чем чихуа-хуа, просто потому, что он обладает несравни- мо более мощными челюстями и мускулатурой. Учиты- вая огромное морфологическое разнообразие собак — особенно в том, что касается мускулатуры и размера морды, — необходимо различать понятия агрессивно- сти и опасности: менее агрессивные собаки могут пред- ставлять большую опасность. Несмотря на всю сложность интерпретации сравни- тельных данных, касающихся агрессивности собак раз- ных пород, на сегодняшний день ученые согласились признать некоторые породы, в частности питбулей, представляющими в среднем большую опасность, чем 257
ГЛАВА 9 другие. При этом они руководствуются тем, что повы- шенная потенциальная опасность той или иной поро- ды связана и с генетическими механизмами, и с морфо- логией этих собак. И все-таки важно подчеркнуть, что агрессивными и опасными могут быть собаки любой породы, даже если агрессия у некоторых пород более заметна или же проявляется чаще, чем у других. Каково бы ни было влияние генов или наследственности, в ко- нечном счете важнейшая роль в формировании психо- логии собаки принадлежит среде, в которой она растет и развивается, при этом характер ее взаимоотношений с человеком имеет решающее значение. С учетом всех изложенных выше причин, можно сде- лать вывод о том, что агрессию у собак нельзя рассма- тривать автономно. Изучение агрессивного поведения собак необходимо проводить в рамках исследований всего комплекса социальных взаимоотношений, свя- зывающих человека и Canis familiaris. Нельзя добиться результата, сосредоточив все свое внимание лишь на самих собаках, их генах, рычании, челюстях или укусах.
Глава 10 Как мы воспринимаем их? Точка зрения человека Амбивалентность чувств Cave canem («Берегись собаки»): мозаичная надпись у входа в один из домов в Помпеях. Предупреж- дение сопровождалось изображением свирепого цепного пса. Удивительно, но таблички с аналогичным предупреждением «Осторожно, собака» сегодня можно встретить на воротах многих французских домов. Эти таблички невольно служат самым красноречивым под- тверждением противоречивости чувств, которые чело- век испытывает к собаке. Противоречие кроется уже в самом предупреждении. Казалось бы, надпись прямо нас предостерегает: «Будьте осторожны!», иными слова- ми, опасайтесь собаки, она может вас покусать, если вы войдете без приглашения. Но та же самая надпись мо- жет означать буквально следующее: постарайтесь не по- тревожить или причинить неудобства собаке, которая живет в этом доме. Опасность и угроза с одной стороны, внимание и нежная забота — с другой: в большей части человеческих культур собаки одновременно вызывают у людей чувства прямо противоположные. Они испо- кон веков живут бок о бок с человеком, они адаптирова- лись к антропогенной нише. И при этом человек прак- тически всегда и везде смотрит на них со смешанным 259
ГЛАВА 10 чувством, за которым угадывается это неразрешимое противоречие. С одной стороны, намногихязыкахмира словом «пес» можно человека оскорбить или унизить. Ветхий Завет изобилует сценами, где собаки предстают в самом что ни на есть негативном свете: собаки лижут кровь, вы- текающую из ран царя Ахава; Давид «как собаку» убил Голиафа. На древнееврейском языке словом kelev («со- бака») называли проституток или лжепророков. С дру- гой стороны, в самых разных культурах каким-то кон- кретным разновидностям собак отводилось в высшей степени почетное место, идет ли речь о собаке-друге — статусе, имеющем по меньшей мере античные корни, — или о сторожевых, охотничьих и боевых псах. Мы уже говорили о том, что собакам отдавали высшие почести еще в доисторические времена, что подтверждается на- ходками фигурок, изображающих собаку. Ту же амбивалентность в отношении к собакам мож- но найти в Древней Греции, где слово кидп («собака») использовалось в уничижительном смысле, в качестве ругательства. Тем же словом называли философов-ки- ников. Мы видим устрашающую фигуру пса Кербера о трех головах, который стережет врата в Аид. Но в то же самое время собака могла служить символом верно- сти: пес Аргус был единственным, кто узнал Одиссея, вернувшегося из многолетнего плавания. По легенде, чтобы вновь привлечь к себе внимание толпы, Алкиви- ад отрубил хвост своей очень дорогой и редкой собаке, и о нем заговорили. Во Франции любят собак. Но если одна часть насе- ления их просто обожает, то другая, и весьма значи- тельная часть, как в городах, так и в деревнях, и по сей день относится к ним с презрением, отвращением или страхом. Говорили мы и о том, что в развитых странах бурную реакцию общественности вызывают проблема собачьих экскрементов на улицах и участившиеся слу- чаи нападений собак на людей. 260
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА Нельзя сказать, что всех людей в человеческом обще- стве можно разделить на две категории по принципу отношения к собакам: одни собак любят, другие их не- навидят или игнорируют. Противоположные чувства в разной степени уживаются в душе каждого отдель- ного человека, включая и тех из нас, кто испытывает к этим животным безраздельную любовь. По резуль- татам социологических исследований можно говорить о том, что отношение людей к животным представляет собой «устойчивый парадокс» (Andrew Rowan, цит. по: Arluke et Sanders, 1996, р. 4). Приведем лишь несколько примеров из подобного рода социологических опросов. Американская студентка медицинского колледжа при- зналась, что ей очень нравятся занятия по биологии, на которых препарируют собак. При этом она сказа- ла, что никогда не позволила бы вскрывать своего соб- ственного четвероногого друга. Одна женщина готова была убить «как животное» свою собаку, которую, по ее собственному признанию, она всегда обожала, после того, как та укусила ее сестру. Охотничью собаку могут от всей души расхваливать за то, что она хорошо взяла след, но, если вдруг она его потеряет, ее тут же начина- ют ругать последними словами (Arluke et Sanders, 1996, р. 4—5). Собаки-компаньоны часто становятся жерт- вами насилия со стороны своих хозяев, которые, по их словам, обожают своих собак и испытывают к ним глу- бокую привязанность. Более забавно, но не менее выразительно выглядит то же противоречивое отношение к собакам со сторо- ны философов, которые неизменно всеми возможными способами возводили непреодолимый барьер между жи- вотным и человеком. Сам Декарт во время вынужденной ссылки коротал дни со своим псом, которому дал весьма яркое имя, не имеющее ничего общего с «животным-ма- шиной»: Мсье Грат (Renck et Servais, 2002, р. 30). Огюст Конт решительно отделил Человечество от всех других групп живых существ и поместил его на вершине своей 261
ГЛАВА 10 философской системы. В системе Конта Человечество объединяет всех существ, и живых и мертвых, которые способствуют духовному развитию общества. В соответ- ствии с таким определением Конт безо всякого колеба- ния исключил из понятия «Человечество» некоторых людей, однако включил туда некоторых... собак, кото- рые, по его мнению, существенно помогли людям и тем самым внесли свой вклад в движение Человечества к по- зитивной стадии развития1. Означает ли такая противоречивость чувств и пове- дения, что амбивалентность является отличительной чертой, характеризующей отношение человека к жи- вотным вообще и к самому близкому из них— к соба- ке — в частности? Что, если взглянуть на проблему под другим углом? Трудно не обратить внимания на то об- стоятельство, что всем социальным связям человека в той или иной степени свойственна двойственность чувств. Амбивалентность кроется в самой человеческой натуре, это вовсе не специфическая особенность наше- го отношения к животным. Вопрос можно поставить и противоположным образом: а не является ли амби- валентность наших чувств по отношению к животному сигналом того, что человеку пришлось здорово поста- раться, чтобы убедить себя в том, что эти существа — во всяком случае, некоторые из них — не имеют с нами ничего общего. Не вдаваясь в детали, заметим только, что эпите- ты, которыми человек награждает собаку, и те чувства, которые он к ней испытывает, пугающе близки к тем, что характерны для его взаимоотношений с себе по- добными. Данные антропологии говорят сами за себя: во многих культурах арсенал языковых средств, ис- пользуемых в отношении Canis familiaris, во многом близок тому, который человек применяет, чтобы дать I Я хотел бы поблагодарить Бруно Карзанти, который при- влек мое внимание к данному аспекту мировоззрения Огюста Конта. 2б2
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА определение тем или иным человеческим существам — или выразить свое к ним отношение. Собаку называют «рабом», «трудягой», «изгоем», «бродягой», — но и «дру- гом», и «малышом» ее называют тоже и ведут себя с ней соответственно. Эмпатия по отношению к животному: разлад с людьми? Схожесть эмоций, которые мы испытываем по отноше- нию к животным и к собственным соплеменникам, во многом объясняет, почему тема животного настолько часто возникает в рассуждениях о природе человека — и наоборот. Когда речь заходит об установлении границ между разными категориями людей внутри человече- ского рода, на выручку часто приходит образ живот- ного. Так, например, расистская риторика сравнивает с животными отдельные категории людей, называемые «низшими расами». И наоборот, когда говорят о харак- тере животного и манере обращения с ним, неизбежно упоминают качества, составляющие сущность челове- ческой природы. Бесконечная, ставшая почти универсальной игра пе- рекрестными ссылками между животным началом в че- ловеке и человеческим — в животном стала основанием для создания одной гипотезы, которая, применительно к современному обществу, пытается объяснить приро- ду свойственной нам манеры воспринимать животных. Гипотеза эта выдвигаетряд аргументов для объяснения причин, по которым в наши дни значительная часть людей, особенно в развитых странах, испытывает чув- ство эмпатии по отношению к животным вообще и к со- бакам в частности. Особое внимание исследователей привлекают два современных феномена: лавинообраз- ный рост числа животных-компаньонов и обострение чувства сострадания по отношению к животным. По 263
ГЛАВА 10 мнению сторонников данной теории, оба этих явления, по сути, представляют собой оборотную сторону стрем- ления человека — вне зависимости от степени осознан- ности этого стремления — отстраниться от остальных людей или, во всяком случае, от какой-то конкретной группы людей. Иными словами, отношение человека к животным — всего лишь пена на поверхности его от- ношений с людьми, а точнее, следствие разлада этих отношений. Животное-компаньон — не более чем пал- лиативное средство от одиночества и эмоциональной пустоты, возникших в результате кардинальных, едва ли не на уровне мутации, изменений в современном об- ществе. Что же касается обостренной чувствительности по отношению к страданиям животных, то в рамках этой гипотезы оно представляется симптомом другого явления, а именно постепенной девальвации мораль- ных ценностей и уменьшения значимости человече- ской личности. При этом все чувства человека пере- направляются на животное, которое представляется образцом «чистоты» и «невинности». То есть гипертро- фированная любовь к животному объясняется обесце- ниванием личности в современном обществе. Рассмотрим по очереди каждое из предложенных объ- яснений этих явлений, а также лежащие в их основе от- ношения человек—животное. Собака-компаньон: эмоциональное замещение? Мне представляется вполне очевидным, что поваль- ное увлечение животными-компаньонами, захлестнув- шее развитые страны, с большой долей вероятности может быть связано с изменениями в индустриальном обществе, повлиявшими на социабильность челове- ка. В современном обществе отношения между людь- ми во многом определяются городским образом жизни, 264
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА который приводит к своего рода обезличиванию кон- кретного человека и не может не сказываться на его способах общения с другими людьми. Рушатся семей- ные связи, они становятся менее продолжительными, а кроме того, зачастую неоднозначными и ограничи- ваются довольно узким спектром: как правило, ядро семьи составляет пара с детьми. В то же время увели- чивается количество одиноких людей и неполных се- мей. Бесспорно, такие трансформации в обществе не могли не повлиять на отношение человека к животным и, прежде всего, на ту роль, которая отводится в семье животному-компаньону. Однако с социологической точки зрения вопрос со- стоит именно в том, каким образом эти два феномена связаны между собой. Одно дело признать, что между ними существует определенная связь, и совсем другое — полагать, что собака при этом выступает в качестве сво- его рода эмоционального протеза или, даже более того, в роли иллюзорного отвлекающего средства, транкви- лизатора на лапах, позволяющего пережить психологи- чески сложную ситуацию одиночества. На самом деле подобная трактовка представляет собой букет весьма спорных идей. Прежде всего, «подмена чувств» предполагает, что жи- вотных-компаньонов вообще и собак в частности чаще всего заводят одинокие люди, ощущающие недостаток общения. И наоборот, там, где люди ведут яркую соци- альную жизнь и обладают широким кругом общения, мы должны встретить гораздо меньше собак и кошек, по- скольку социально активные люди значительно меньше нуждаются в животных-компаньонах. Следовательно, если предположить, что собаки служат человеку в каче- стве своего рода заменителя нормального человеческого общения, то людям, чьи психологические потребности в этом плане удовлетворены, нет никакой необходимо- сти заводить дома животное. Однако подобное предпо- ложение не подтверждается эмпирическими данными. 265
ГЛАВА 10 Во многих семьях собак и кошек заводят вовсе не из-за отсутствия детей, а как раз наоборот, чтобы составить де- тям компанию. Люди, живущие в браке, имеющие детей, родителей и друзей, широкий круг общения на работе и отдыхе, часто испытывают к домашнему животному, с которым их связывают долгие и тесные отношения, самые нежные чувства. И наоборот, человек, по натуре замкнутый и нелюдимый может не проявлять никакой особой расположенности к животным. Таким образом, наблюдения подтверждают, что от- ношения человека с животным служат скорее допол- нением к его социабильности, чем компенсацией, вос- полняющей недостаток общения с людьми. Или же эти виды отношений существуют параллельно, никак не мешая друг другу. Общение с животным не заменяет человеку его отношений с партнером по браку, другом или ребенком, оно их дополняет. Более того, отношения с животным сами по себе представляют для человека весьма существенную ценность. Удивительно, но неко- торые люди, нисколько не страдающие от одиночества и вполне способные удовлетворить свою потребность в коммуникации с другими людьми, могут испытывать нехватку общения с животным-компаньоном. Как бы то ни было, потребность человека в животном опреде- ленно объясняется иными мотивами, нежели простым стремлением компенсировать прорехи в социальной жизни. Эмпатия и человеческая природа Второй недостаток гипотезы об эмоциональном заме- щении состоит в том, что она основана на следующем тезисе: полноценные социальные отношения возмож- ны только между людьми. Исходя из этой посылки, все прочие связи человека следует считать неистинными, а то и вовсе патологическими. Нет смысла отрицать, что 266
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА в некоторых случаях установление социальных связей с существами, не принадлежащими к виду Homo sapiens, и в самом деле может быть проявлением патологии. Од- нако, по большому счету, разве нельзя сказать то же са- мое и о некоторых отношениях с представителями на- шего собственного вида? С научной точки зрения было бы не слишком оправданно безо всяких оговорок рас- пространять подобное утверждение на все сферы чело- веческого опыта. Что же на самом деле имеют в виду, когда говорят, что чувство эмпатии по самой своей природе должно быть направлено на других людей? Если речь идет о куль- турных основаниях эмпатии, то ее содержание и на- правленность могут варьировать в зависимости от при- надлежности к тому или иному обществу. В этом плане можно говорить о том, что способность испытывать чув- ство эмпатии является неотъемлемой чертой каждого человека как носителя определенных культурных тра- диций. Если же, наоборот, предположить, что это каче- ство имеет под собой некую природную основу и служит отличительной особенностью нашего вида, сам собой напрашивается следующий вывод: способность чело- века сопереживать другому существу была приобрете- на в результате естественного отбора. Представим, что в процессе эволюции человек научился с особой тепло- той относиться, например, к существам с большими круглыми глазами, издающим тонкие жалобные зву- ки. Если содержание и направленность приобретенной в ходе эволюции способности именно таковы, мы ничуть не ошибаемся, когда умиляемся при виде щенка, пусть даже причина, по которой это качество прошло эво- люционный отбор, изначально была несколько иной. Способность к эмпатии, связанная с заботой о ново- рожденных детях, вполне могла увеличивать шансы наших далеких предков на выживание, поскольку да- вала им репродуктивное преимущество. Каковы бы ни были причины такого эволюционного приобретения, 267
ГЛАВА 10 человек оказался способным испытывать аналогичные чувства ко всем существам похожего типа. Мы на самом деле относимся с особой теплотой и умилением ко всем малышам — и человеческим, и звериным. Не стоит ис- ключать и того, что способность испытывать эмпатию по отношению к животному могла возникнуть не слу- чайно. Это качество обеспечивало возможность эмоцио- нального взаимодействия с животными, что, несомнен- но, давало нашим предкам селективное преимущество в суровых условиях окружающей среды. Поэтому спо- собность к сопереживанию другому существу вполне могла стать таким же видоспецифическим качеством человека, как и многие другие. Как бы то ни было, утверждать, что мы сами себя об- манываем, умиляясь при виде щенка, в сущности оз- начает то же самое, что спорить относительно вкусов. В конце концов, эмпатия по отношению к животному ничуть не более ошибочна, чем любовь к хорошему вину или бретонским омарам. Мы любим то, что мы любим. Было бы странно полагать, что, предпочитая те или иные блюда, мы совершаем ошибку только потому, что изначально таких блюд не существовало. Или же что наше удовольствие от еды не является истинным, по- скольку наши гастрономические предпочтения не со- ответствуют вкусам древнего человека1. I Здесь можно было бы еще раз обратиться к аргументам, при- веденным в работе Дэниела Деннета, которую я уже упоминал (Dennett, 1987, chapitre 8). Я вовсе не настаиваю на том, что спо- собность испытывать чувство эмпатии —* это «природное» качество человека. Это довольно щекотливый вопрос, свя- занный со значительными сложностями, на которые часто не обращают внимания теоретики в области естественных наук. Я всего лишь хочу подчеркнуть, что идея о том, что че- ловеческая эмпатия может быть направлена исключительно на других людей, противоречит моделям, которые предлага- ют и культурализм, и натурализм. 268
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА г «Обращаться как...» или «принимать за...» Третий недостаток гипотезы об эмоциональном замеще- нии заключается в том, что на самом деле она объединя- ет три различные позиции по отношению к животному. Однако для того, чтобы понять феномен привязанно- сти человека к собаке, необходимо четко различать их между собой. В первом случае человек использует в сво- их взаимоотношениях с собакой такие формы социаль- ного поведения, которые у наших двух видов похожи; во втором — человек ведет себя с собакой как с человеком. И наконец, третья позиция состоит в том, что человек принимает собаку за человека. В первом случае мы не смешиваем два вида — человека и собаку; мы просто ис- пользуем в рамках тех социальных взаимоотношений, которые выстраиваем с собакой, похожие инструменты взаимодействия. При этом прекрасно осознаем суще- ствование глубоких различий между человеком и со- бакой. Во втором случае человек также понимает, что имеет дело с животным, однако в некоторых ситуациях начинает воспринимать свою собаку в контексте соб- ственно человеческих взаимоотношений. Третий тип поведения, которое с первого взгляда можно оценить как пограничное или «аномальное», основан на вере чело- века в том, что собака, по сути, ничем не отличается от человека. Иными словами, хозяин собаки полагает, что его пес способен, например, получать зарплату, владеть домом, иметь политические убеждения, диплом, нуж- даться в операции по удалению аппендикса, быть фа- натом футбольной команды, говорить на латыни и т.д. Заметим, что общепринятые трактовки взаимоот- ношений человека с животным-компаньоном, весьма распространенные, в частности, в среде гуманитарных наук, искусственно создают непреодолимую пропасть между человеком и животным, при этом нимало ни за- ботясь о том, чтобы разграничить между собой три обо- значенные выше позиции. В процессе объяснения они 269
ГЛАВА 10 с готовностью перескакивают с одного на другое, зача- стую путая две первые позиции с третьей. Например, во Франции, когда речь заходит об отношении хозяина к своей собаке, довольно часто можно услышать фразу из популярного скетча: «Его пес— это тот еще тип»*. Однако сама по себе такая фраза еще ничего не значит. Здесь мы имеем дело как раз с двойным контекстом. Бо- лее того, очень многие люди, чтобы не сказать большин- ство людей, действительно думают о собаках именно как «о ком-то». Но при этом они вовсе не обязательно видят в собаке человека. Вести себя с собакой каке человеком и принимать ее за человека — совсем не одно и то же. Таким образом, если все три позиции по отношению к животному рассматривать по отдельности, получит- ся, что в привязанности человека к животному-компа- ньону нет ничего аномального. Если не путать один вид живых существ с другим, уподобляя животное че- ловеку, между нами возможны разные варианты «нор- мальных» взаимоотношений. Заметим, что первые два описанных выше типа распространены гораздо шире, чем третий. Поэтому объяснение феномена привязан- ности человека к животному следует искать за рамками простого сравнения собаки с суррогатом, дающим вре- менный выход человеческим эмоциям. Иногда мы предпочитаем людям собак Еще один минус тезиса об эмоциональном замещении состоит в том, что он отрицает любую вероятность того, * «Mon chien, e’est quelqu’un» (фр.) — скетч популярного фран- цузского комика, актера, мастера разговорного жанра Раймо- на Девоса. Это забавный монолог хозяина собаки, который неожиданно для себя поменялся местами со своим псом — начал лаять, бегать за мячиком, — в то время как его пес стал заниматься «человеческими» делами: ходить в магазин, разговаривать с соседями, спорить со своим хозяином и т.д. (Прим, пер.) <270
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА что человек может предпочесть компанию животного- компаньона обществу других людей, во всяком случае некоторых из них. На самом деле такое явление рас- пространено гораздо шире, чем это может показать- ся на первый взгляд. Нет ничего необычного в том, что социальная жизнь многих людей не ограничива- ется общением с себе подобными. Часто они отдают предпочтение эмоциональным связям с другими су- ществами, прежде всего с животными-компаньонами. Нет никаких оснований отрицать, что в ряде обстоя- тельств животное способно удовлетворить потребно- сти человека в общении. Более того, зачастую никто, кроме членов семьи или близких друзей, не способен сделать это лучше, чем животное-компаньон. И уж во всяком случае в социальном плане животное-компа- ньон выполняет гораздо более важные функции, чем функции простого паллиативного средства, облегча- ющего чувство одиночества от отсутствия общения с другими людьми. На самом деле некоторые люди предпочитают про- водить время с животными вовсе не потому, что испы- тывают трудности в общении или установлении взаи- моотношений с другими людьми. Просто они полагают, что с четвероногим другом они могут провести время с большей для себя пользой. В некоторых случаях вза- имоотношения с животным для них более комфортны или причиняют меньше неудобств, чем общение с дру- гими людьми. Значит ли это, что такие люди страдают какой-то психологической или социальной дисфункци- ей? Нельзя исключать и такой вероятности, хотя ответ далеко не столь очевиден. И тем не менее, какими бы ни были причины этого феномена, тезис об эмоциональ- ном замещении не дает ему убедительного объяснения. Он не позволяет понять, почему человек предпочитает общество животных не только тогда, когда не имеет воз- можности строить социальные отношения с себе подоб- ными, но и в ряде других случаев. 271
ГЛАВА 10 А что, если перевернуть тезис об эмоциональном за- мещении с ног на голову? Что, если попытаться увидеть в отношении человека к собаке не суррогат настоящих чувств, а истинную теплоту и глубокую привязанность к другому существу? В конце концов, таким ли уж аб- сурдным будет предположение, что животные-компа- ньоны вообще и собаки в частности, — которые, обре- тя в современной человеческой семье совершенно иной статус, значительно изменились психологически, став более дружелюбными, по крайней мере, внешне, — спо- собны расширить границы социального мира челове- ка, а не наоборот? Конечно, подобное предположение заслуживает более подробного рассмотрения и уточне- ния с привлечением строгих научных данных. В любом случае у него есть одно бесспорное достоинство: оно об- ращает наше внимание на существование особой связи между человеком и животным. Несомненно, стоило бы задуматься о природе этой связи, которая в некоторых социальных и культурных условиях может быть для че- ловека даже более предпочтительной, нежели его связи с другими людьми, по крайней мере в тех случаях, когда он не испытывает выраженной потребности расширять или углублять свои взаимоотношения с окружающими. Отношения с животным: гибкие обязательства Приведем еще несколько замечаний по этому поводу. Прежде всего, отношения с животным имеют для нас определенные преимущества по сравнению с отно- шениями с другими людьми. Так, например, в случае с животным значительно упрощаются ритуалы сбли- жения и уменьшается риск быть отвергнутым. Люди могут уклониться или отказаться от взаимоотношений, тогда как животное гораздо охотнее идет на контакт. Иными словами, чтобы вступить во взаимоотношения 272
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА с животным, от человека требуется значительно мень- ше усилий. Точно так же человек может довольно легко приостановить взаимодействие с животным, и это ни- как не отразится на их дальнейших отношениях, чего не скажешь об отношениях с другими людьми. В слу- чае с животным от нас не требуется большого умения «подать себя», то есть нам не нужно прилагать каких-то особых усилий для того, чтобы создать собственный образ, который должен понравиться новому знакомому. Во взаимоотношениях с животным человек чувствует себя гораздо свободнее хотя бы потому, что сфера взаи- мопонимания здесь значительно уже, а обоюдно приня- тые нормы поведения значительно менее строгие, чем при общении между людьми. Проще говоря, находясь в одной комнате с животным, человек может позволить себе полностью расслабиться, чего он никогда не допу- стит в присутствии других людей. Иными словами, наши взаимоотношения с жи- вотным имеют особое качество: в своей привязанно- сти к животному человек получает возможность вы- строить полноценные и аутентичные эмоциональные и социальные взаимоотношения с другим существом, отличные от тех, что его связывают с людьми. Живот- ное-компаньон позволяет человеку вести настоящую социальную жизнь, во многих отношениях, вероятно, несколько менее сложную и эмоционально насыщен- ную — хотя и в этом можно усомниться, — однако куда менее рискованную и более предсказуемую, к тому же не требующую таких усилий, а то и жертв, как соци- альная жизнь в окружении людей. Сказанное особенно актуально для современного общества, построенное на индивидуализме и приоритете договорных отношений в микросоциальной коммуникации. Подобные отноше- ния между людьми не являются строго обязывающими и могут разрушиться в любой момент. То есть в общении с животным — среди прочего — нас привлекает именно то, что четвероногий компаньон способен обеспечить 273
ГЛАВА 10 человеку социальную жизнь, основанную на гибких или изменяемых обязательствах. И речь идет вовсе не об ил- люзорных, обманчивых или противоестественных вза- имоотношениях. Просто отношения эти менее напря- женные, построенные скорее на полуобязательствах, при которых одного из участников взаимодействия, а именно животное, без всякого особого риска можно временно «выключить», а затем вновь «оживить» в ста- тусе партнера по социальной коммуникации. Разумеется, это правило справедливо не для всех людей: некоторые из нас не получают достаточного удовлетворения от общения с животными. Кроме того, правило касается и не всех животных — а только живот- ных-компаньонов. Однако специфика отношений чело- века и животного позволяет понять, почему по дости- жении некоторого порога взаимоотношений с другими людьми человек может предпочесть им взаимодействие и эмоциональную связь с животным. Поэтому можно говорить о том, что кроме общения с людьми у челове- ка существуют и другие возможности для реализации социабильности, разнообразные и необычные, подчас скрытые за густой завесой слов. Они гораздо более ре- альны, чем это предполагает идея об эмоциональном замещении. Такие способы общения способны украсить и оживить эмоциональную жизнь человека, сделав ее более насыщенной и яркой. Бесконечный туннель Еще один недостаток гипотезы об эмоциональном за- мещении заключается в том, что ее основные положе- ния при желании можно применить к любым социаль- ным связям человека, включая и те, которые он строит с другими людьми. Это весьма удобная позиция. Она все объясняет и не приводит при этом никаких существен- ных доказательств. На самом деле гипотеза основана 274
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА на том, что причины возникновения эмоциональной связи между человеком и животным следует искать не в самой этой связи, а вне ее, в той сотканной из взаимо- действий и ожиданий человеческой среде, где есть место только для других людей. Основное положение гипоте- зы гласит, что животное-компаньон служит человеку «заменителем» ребенка или друга, которых у него нет. Если взглянуть на это утверждение повнимательнее, можно заметить, что у него есть весьма своеобразные характеристики. Начать с того, что гипотеза может най- ти свое эпистемологическое подтверждение лишь вне поля, связанного с проблемой отношений между чело- веком и животным. Она и не предполагает изучения этих отношений, полностью сосредоточившись на тех причинах, по которым они возникли. Сами же отноше- ния между человеком и животным здесь как бы и вовсе ни при чем — важно лишь то, что лежит в их основе. Опасность подобного приема состоит в том, что его можно легко обернуть против исходной точки зрения, до бесконечности приводя все новые и новые аргумен- ты. Тем, кто полагает, что собака служит для человека эмоциональным заменителем друга или ребенка, мы вправе возразить, пользуясь тем же приемом, что и друг, и ребенок вполне могут быть точно такими же «эмоци- ональными заменителями» каких-то других отноше- ний и что нужны они только для того, чтобы облегчить страдания от нехватки того, что нам действительно не- обходимо. Отношения с другом или ребенком могут, например, заменить для человека отношения с роди- телями, которые он утратил с возрастом. Почему бы не пойти еще дальше и не предположить, что отношения с родителями сами по себе служат эмоциональным за- менителем для удовлетворения других потребностей, нарциссических, например. В конце концов, можно за- даться вопросом, вспоминая одно из высказываний * г Колюш — известный французский комик, актер и сценарист (1944—1986). (Прим, пер.)
ГЛАВА 10 Колюша*: «Разве люди заводят детей не потому, что не могут позволить себе собаку?» И почему бы не приме- нить ту же формулу не только привязанности человека к животному, но и ко всем отношениям между людьми? Почему не предположить, например, что друзья служат бездетному холостяку эмоциональными заменителя- ми или иллюзорными проекциями чувств, нужными лишь для того, чтобы облегчить его страдания от отсут- ствия семьи? Так ли уж редко нам приходится слышать, что некоторые пары продолжают жить вместе, только «чтобы не остаться в одиночестве»? Короче говоря, ос- новная проблема такой системы доказательств состо- ит в том, что она сосредоточена не столько на создании убедительного объяснения, сколько на его замещении или переносе. Подобный перенос можно продолжать до бесконечности; один заменитель скрывает другой, тот — следующий и т.д. Затевая эту игру в домино, — такая метафора для лю- бой подобного рода гипотезы мне представляется впол- не уместной,— я вовсе не собирался доказывать, что собака действительно выступает для человека в роли заменителя каких-то других отношений: здесь чаще все- го называют дружеские и детско-родительские отноше- ния. С другой стороны, я вовсе не претендовал ни на то, чтобы окончательно разоблачить описанную выше ло- гику как безосновательную, ни на то, чтобы предложить сторонникам гипотезы эмоционального замещения какой-то другой, более продуктивный метод. Очевид- но, что этот путь ведет в тупик или, скорее, в бесконеч- ный туннель. Здесь важно другое. Непредвзятый взгляд на подобную систему доказательств позволяет понять одну простую истину: для того чтобы действительно разобраться в причинах той привязанности, которую человек испытывает по отношению к животному, нужно не перемещать аргументы с одного объекта на другой, а пересмотреть сами основы аргументации. Необходимо отказаться от базового предубеждения, которое служит 276
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА в рамках этой логики чем-то вроде отправной точки, а именно от безоговорочного признания тех или иных потребностей человека «настоящими», «естественны- ми» или «нормальными». Когда речь идет о животном- компаньоне, в роли таких потребностей, как правило, выступает общение с ребенком или другом. Ограничиваясь этими двумя опциями, мы, конечно, упрощаем себе задачу, оставляя за скобками всю осталь- ную цепочку возможных сравнений. Однако и эта по- зиция сталкивается с непреодолимыми трудностями. Прежде всего, легко заметить, что она основана на пред- ставлениях, a priori признанных культурной констан- той. Такой подход сам по себе никак нельзя назвать объ- ективным, поскольку он строится на предубеждении, способном исказить полученные в результате выводы: потому что о степени реальности или иллюзорности со- циальных связей мы судим исходя из их соответствия некоему образцу, принятому за норму. С этой точки зре- ния, социальная жизнь человека считается нормаль- ной, если включает в себя семью, состоящую из отца, матери и нескольких детей, а кроме того, достаточно широкий круг родственников, группу друзей, коллег по работе, с которыми выстраивается своя собственная система отношений, общественную деятельность и т.д. Собака при этом занимает место недостающих звеньев, заполняя пробелы между реальной жизнью человека и тем идеальным образом, который будет соответство- вать описанной схеме. А нехватка социальных связей тем отчетливее ощутима, чем больше она касается цен- тра данной модели: семейной группы, сконцентриро- ванной на детях. Можно ли рассматривать подобный тип социальной жизни как «естественный» или «нормальный» — со все- ми вытекающими последствиями для прочих типов? Гуманитарные науки этого не подтверждают, подчерки- вая сложность человеческой социабильности и разно- образие связанных с ней поведенческих норм. Конечно, 277
ГЛАВА 10 никто не запрещает выдвигать подобные гипотезы. Но они не должны быть признаны истинными a priori: лю- бая гипотеза требует теоретического подтверждения и доказательств, полученных эмпирическим путем. Со- бранные на сегодняшний день данные, относящиеся к самым разным дисциплинам и касающиеся как че- ловека, так и животного, заставляют усомниться в обо- снованности выдвинутой гипотезы. Связь с незапамятных времен Гипотеза об эмоциональном замещении сталкивает- ся и еще с одним, не менее серьезным препятствием, связанным с историческими и эволюционными аспек- тами взаимоотношений человека и собаки. Мы доста- точно подробно рассматривали эти вопросы в первых главах книги. Дело в том, что гипотеза не принимает во внимание одного немаловажного обстоятельства: того, что связь между человеком и животным, и особен- но между человеком и собакой, уходит корнями в глу- бокую древность. Феномен присутствия рядом с нами собаки, в частности собаки-компаньона, имеет гораздо более продолжительную историю, чем это предполага- ет тезис об эмоциональном замещении. Наши два вида были тесно связаны между собой на протяжении всего пути своего исторического развития. Попробуем взглянуть на достаточно распространен- ное представление об эмоциональной связи с живот- ным как о сравнительно недавнем изобретении с дру- гой стороны. Что, если все как раз наоборот и мысль о том, что животное представляет собой своего рода вещь, лишенную всякой субъектности,— это относи- тельно новая идея, появившаяся на свет уже в совре- менном западном обществе. То есть, по сути, сам этот феномен можно расценивать как некую историческую особенность, существовавшую далеко не всегда. Иными 278
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА словами, нынешнее увлечение животными-компаньо- нами нужно рассматривать в качестве одной из модифи- каций социальных взаимоотношений, которые, при- нимая самые разнообразные формы, существовали испокон веков и объединяли человека с некоторыми видами животных. Итак, эмоциональная связь с живот- ным вовсе не изобретение современного человека и не явление, возникшее внезапно, это всего лишь одно из проявлений древней как мир связи. Подводя итог, добавим, что собаки, равно как и дру- гие животные-компаньоны, волне могут выступать не столько в роли неких эрзац-партнеров, призванных вос- полнить недостаток социальных и эмоциональных свя- зей с другими людьми, а как раз наоборот, чем-то вроде бонуса, дополнительной возможности, способной сде- лать эти отношения богаче. Многочисленные иссле- дования доказывают, что в современных западных странах люди в среднем более благосклонно относятся к окружающим, у которых есть собака, а прохожий с со- бакой вызывает у них большее доверие, чем все про- чие. Что тем более справедливо в отношении людей с ограниченными возможностями. Как подчеркивают социологи, животные-компаньоны могут в этом плане играть роль своего рода катализатора, способного по- высить эффективность социальных взаимодействий. Приведенные факты никак не согласуются с тезисом о том, что животное-компаньон служит человеку все- го лишь эмоциональным заменителем (подробнее об этих и других фактах можно прочитать в следующих работах— Mader et alii, 1989; Arluke et Sanders, 1996; Wells, 2004). Итак, есть ли смысл с прежней настойчивостью про- должать рассматривать связь между человеком и соба- кой лишь в качестве заменителя, призванного запол- нить пробелы в человеческих взаимоотношениях? Или все-таки стоит признать, что этот феномен имеет под со- бой иные основания? Разумеется, с точки зрения общей 279
ГЛАВА 10 социологии связь с животным для нас, вероятнее всего, менее значима, чем взаимоотношения с себе подобны- ми. Она не настолько сложна и насыщенна, как наши связи с другими людьми. С другой стороны, все это еще не означает, что отношения, связывающие нас с живот- ным,— не более чем пустой вымысел или фантом. На самом деле мы вовсе не стоим перед жестким выбором: либо социабильность, реализованная в форме «насто- ящих» взаимоотношений, единственных, достойных своего названия —то есть тех, которые мы выстраиваем с другими людьми, — либо отсутствие социабильности, скрытое под вуалью иллюзорной эмоциональной связи с существами другого вида. Следует признать, что связь человека с животным представляет собой иную фор- му социальных отношений, имеющую свои собствен- ные очертания и свойства. Наша задача состоит именно в том, чтобы определить контуры этой связи, а не пы- таться силой притянуть ее к одному из двух противопо- ложных полюсов. Любовь к зверю, отказ от человека? Рассмотрим вторую версию о причинах появления эм- патии по отношению к животному. Согласно этой ги- потезе, подобная форма эмпатии возникла у человека вследствие тех нарушений, которые привычная нам система человеческих взаимоотношений претерпела в современном обществе. Суть гипотезы состоит в том, что человек испытывает привязанность кживотному не из-за недостатка взаимоотношений с другими людьми, какутверждают сторонники предыдущей гипотезы, но по причине добровольного отказа от таких взаимоот- ношений. Согласно этой второй идее, — назовем ее для простоты «гипотезой мизантропии»,— подобная от- страненность человека от окружающих берет свое нача- ло в глубинах современного индустриального общества. 280
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА Она вызвана весьма существенными трансформация- ми, произошедшими в обществе, среди которых можно назвать развитие индивидуализма, распад традици- онного круга общения, дегуманизацию труда, стано- вящегося все более и более механизированным и все менее разнообразным. Все это вызывает у человека эко- номическую и социальную неудовлетворенность, — как результат несоответствия между ожиданиями и теми средствами, которыми он располагает для того, чтобы эти ожидания реализовать. Человек как бы отгоражи- вается от других людей. Подобное отчуждение может найти выражение и в том, что люди становятся все бо- лее восприимчивыми по отношению к животным, а за- щитники прав животных приобретают в обществе все больший политический вес. Несомненно, в ряде случаев подчеркнуто трепетное отношение к животному представляет собой оборотную сторону пренебрежения или даже ненависти ко всему человеческому роду или к некоторым категориям людей. Чувства, которые испытывали нацисты к животным во- обще и к собакам в частности, могут служить наиболее ярким тому подтверждением. Высшие чины нацистской партии, в том числе и Гитлер, были вегетарианцами. В 1933 году Геринг заявил, что «отправит в концентра- ционные лагеря всех, кто думает, что можно вести себя с животными ненадлежащим образом [...] и продолжать их мучить». Так же как Гитлер, Гиммлер резко осуж- дал пристрастие к охоте, считая это занятие «обыкно- венным убийством невинных существ». Геббельс за- являл: «Я начал презирать людей до самой глубины моей души [...]. Столько грязи... Столько коварства... По большому счету, настоящим другом может быть толь- ко собака. Чем больше я узнаю человеческий род, тем больше привязываюсь к моему Бенно [псу]» (цит. по: Arluke et Sanders, 1996, chapitre 6). Крайне правые дви- жения традиционно с особым вниманием относились к правам животных. Трудно усомниться в том, на что 281
ГЛАВА 10 ориентирована данная позиция: нам предлагают при- дать животным некую особую ценность с тем, чтобы окончательно обесценить человека, и в особенности те или иные конкретные категории людей, чтобы поста- вить крест на гуманистическом универсализме во всех его возможных проявлениях. В речах некоторых наиболее рьяных и радикальных современных защитников «дела животных» также до- вольно часто можно услышать антигуманистические мотивы. Только теперь эти выступления имеют более выраженную политическую направленность, зачастую откровенно расистского толка, и изобилуют самой раз- нообразной и подчас довольно странной аргумента- цией. За повышенным вниманием к животным здесь скрывается презрение ко всему человеческому роду. По- добные «защитники» прав животных ставят под сомне- ние ценность не только отдельных категорий людей, но и человека как такового. В их антимодернистских выступлениях без труда можно уловить разочарование в человеке или даже отвращение к нему как к биологи- ческому виду— и ностальгию по утраченной чистоте, оскверненной влиянием «тлетворной» цивилизации. Как правило, такие настроения сопровождаются от- кровенно враждебным отношением к науке. По иронии судьбы, авторов подобных безапелляци- онных экстремистских высказываний можно считать первыми жертвами антропоцентризма: они видят в жи- вотном именно те добродетели, которые, по определе- нию, имеют привлекательность только в глазах самого человека,— невинность, бескорыстие, бережное от- ношение к природе. По сравнению с жестокими и без- нравственными людьми животное для них предстает бесхитростным, нежно любящим существом, лишен- ным всех человеческих пороков... — после чего обычно следует парад самых безудержных антропоморфиче- ских проекций. В представлениях современных «за- щитников» животных о природе человек царит надо 282
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА всем остальным мирозданием. Они щедро наделяют его качествами, которые обеспечивают превосходство над животными: властью, предполагающей ответствен- ность, от которой он, к сожалению, постоянно пытается ускользнуть. Они призывают человека вспомнить о сво- их обязанностях, неизменно представляя его в образе хозяина, то есть в образе, не лишенном самолюбования, густо замешенного на самом отъявленном антропоцен- тризме. Дай волю таким «защитникам», и они объяви- ли бы животных существами более человечными, чем сам человек, больше похожими на людей, чем на творе- ния природы. На самом деле все эти рассуждения име- ют мало отношения к животным, поскольку речь в них идет скорее о человеке. По большому счету, любовь к жи- вотному в данном случае — всего лишь оборотная сто- рона неприязни к человеческому роду. О том, что между любовью кживотным и недоверием или равнодушием к людям действительно может суще- ствовать некоторая связь, свидетельствуют и другие черты современного общества. Так, например, прояв- ления жестокости по отношению к животным1 неред- ко вызывают больший общественный резонанс, чем несчастья, произошедшие с людьми. В 80-х годах зна- чительная часть всех писем, поступивших в американ- ский конгресс, была посвящена заботе о благополучии животных. Эта тема волновала граждан США гораздо сильнее, чем все другие (Arluke et Sanders, 1996, р. I). Приведенные факты говорят сами за себя. И тем не менее — и это важно отметить — они не могут служить доказательством того, что причины и смысл привя- занности человека к животному следует искать исклю- чительно в его неприязни к другим людям. Как я уже I Во всяком случае, некоторые из них: чаще всего протесты * защитников животных довольно избирательны. Так, гораз- 1 до большее негодование вызывают опыты над животными, * если речь идет об обезьянах, собаках или кошках, тогда как эксперименты над крысами или птицами волнуют защит- J ников животных значительно меньше. 283
ГЛАВА 10 подчеркивал выше, любовь к животному далеко не всег- да служит заменой любви к людям — как бы того ни хотелось сторонникам гипотезы мизантропии. При- вязанность к животному может иметь подобное проис- хождение, но эта зависимость вовсе не является строго обязательной. Г ипотеза не учитывает того факта — или попросту упускает его из виду, —что отношения между человеком и животным нельзя рассматривать только лишь в качестве отражения, отзвука отношений между людьми. Разумеется, во многом они согласуются с чело- веческими отношениями: в зависимости от культурных традиций отношение к животным также может менять- ся. Однако это еще не значит, что две эти системы отно- шений напрямую соотносятся между собой. Отношения, связывающие человека и животное, осо- бенно такое близкое нам животное, как собака, имеют свои собственные характеристики: структуру, насы- щенность, историю. В предыдущих главах мы говори- ли о том, что наши взаимоотношения с другими жи- выми существами, в частности с собаками, во многом определяются теми качествами, которые свойственны этим животным и не позволяют считать их пассивными объектами взаимодействия. Кроме того, сами характе- ристики этих животных в процессе эволюции изменя- лись, подстраиваясь под требования и ожидания че- ловека. И если принимать в расчет давнюю историю, эволюционную обусловленность и степень насыщен- ности наших взаимоотношений с собаками, то считать их обычной иллюзией было бы чистой воды глупостью. Такой же, как склонность видеть человеконенавистника в каждом, кто признает субъектность животного и ис- пытывает к нему эмоциональную привязанность1. I Заметим, что, по данным антропологических и социоло- гических исследований, большинство людей не способно относиться к животным абсолютно отстраненно, включая и довольно специфические ситуации, не предполагающие никаких проявлений субъективности, например на ското- бойнях и животноводческих предприятиях. Подробно эта 284
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА Несостоятельность гипотезы мизантропии — равно как и гипотезы об иллюзорности наших взаимоотно- шений с животным— становится еще более очевид- ной, если задуматься о предпочтениях человека в пла- не выбора животного-компаньона. Почему предметом нашего выбора прежде всего стали собака и кошка, а не какое-нибудь другое животное? Если мы говорим о со- баке, то ее успех никак нельзя объяснить исторической или культурной случайностью. Он зависел от собствен- ных качеств самой собаки и их соответствия предпо- чтениям человека, которые складывались на протяже- нии всей истории человеческого рода. Таким образом, если основы взаимоотношений человека с животным вообще и с собакой в частности именно таковы, то с на- учной точки зрения гораздо более плодотворно будет рассматривать их как одну из форм социального взаи- модействия — в буквальном смысле слова. С этой точки зрения подход к взаимоотношениям между человеком и животным как к свидетельству социальной неадек- ватности или психологической аномалии выглядит совершенно необоснованным. Одним словом, как под- черкивают некоторые антропологи и социологи, наша социальная жизнь по существу не ограничивается сфе- рой взаимоотношений между людьми1. Допустимое непонимание Я много раз говорил о том, что мы склонны приписы- вать собакам мысли, мотивы и намерения, которые зачастую им не свойственны. Можно привести мас- су примеров такого рода. Как я неоднократно упоми- нал, многие владельцы собак искренне считают, что точка зрения изложена в работах Биалле и Порше (Vialles, 1987; Porcher, 2003). Кроме того, в данном плане особого внима- ния заслуживает недавняя работа Катрин Реми (Remy, 2009). I В следующей главе мы поговорим на эту тему более подробно. 285
ГЛАВА 10 их любимец дословно понимает все, что они ему гово- рят. Они уверены, что он обладает теорией разума. Из- за этого между нами и нашими животными-компаньо- нами часто возникают недоразумения, которые могут неожиданно проявиться в виде странного и, с нашей точки зрения, непредсказуемого поведения животного. Речь идет, в частности, о внезапных вспышках агрессии у собак, которых до сего момента их хозяева считали спокойными и послушными. В предыдущей главе мы говорили о том, что собаки воспринимают агрессию не так, как мы. Они могут истолковать наше поведение совершенно иначе, неожиданно для нас увидев в нем те или иные формы, предполагающие агрессивную от- ветную реакцию, в то время как мы вкладываем в свои поступки совсем другой смысл. Приведем один пример. Если собаке время от времени позволяют забираться на диван или кровать, она может увидеть в этом демонстрацию подчинения со стороны своего хозяина. С точки зрения самого хозяина разре- шение немного поваляться на диване— не более чем небольшая награда за хорошее поведение и послуша- ние или же просто-напросто дружеский жест в сторону близкого ему существа. Между хозяином и его собакой возникает недоразумение, которое может длиться до- статочно долго без каких бы то ни было последствий для сложившейся между ними системы отношений. Однако при некоторых обстоятельствах простое недо- разумение может перерасти в реакции, в той или иной степени связанные с агрессией. Например, если однаж- ды псу строгим тоном прикажут убраться с дивана или кровати, в ответ он может зарычать или даже начать ве- сти себя еще более агрессивно. Налицо недоразумение и связанное с ним взаимное недопонимание, которое, тем не менее, может иметь неприятные последствия для обеих сторон. Ведь, с точки зрения хозяина, у него есть все основания полагать, что «на самом деле его собака более агрессивная и менее дружелюбная, чем он думал». 286
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА В действительности же, отыскав самое простое объяс- нение и списав все на психологические особенности своей собаки, он оказывается весьма далек от истины, поскольку настоящие причины ее поведения следует искать в ином регистре, а именно в той сфере, где вы- страиваются отношения доминирования. Подобная ошибка интерпретации неизбежно влечет за собой сле- дующее недоразумение, поскольку собака, в свою оче- редь, не сможет понять реакцию хозяина на свое пове- дение — она будет ожидать от него действий, связанных с отношениями доминирования. Короче говоря, все указывает на то, что наши взаи- моотношения с собакой по большей части основаны на взаимном недопонимании, способном в один прекрас- ный день привести к конфликтной ситуации. Причем даже и после этого недопонимание останется. И все же стоит ли делать вывод, как это порой и про- исходит, что отношения человека с животным не име- ют ничего общего с отношениями людей между собой? Можно ли на этом основании заключить, что их нельзя рассматривать как социальные отношения с участием двух заинтересованных сторон? Попробуем и на сей раз сформулировать этот же тезис несколько иначе. При ближайшем рассмотрении можно заметить, что недо- разумения во взаимоотношениях возникают как раз из-за существующей между человеком и животным близости. Или же что разница в отношениях человек— человек и человек—животное состоит лишь в степени понимания между участниками взаимодействия, а не в самой природе этих отношений. На самом деле и в от- ношениях между людьми постоянно присутствует не- допонимание, хотя и в меньшей степени. Когда два че- ловека соглашаются на некое взаимное действие, их интерпретации одной и той же ситуации никогда не будут полностью совпадать. В действительности даже прочные и продолжительные социальные отношения вовсе не означают, что между действующими лицами 287
ГЛАВА 10 никогда и ни при каких условиях не может возникнуть недопонимание. Это было бы слишком жесткое требо- вание, которое практически невозможно удовлетворить. Такие отношения предполагают только, что недопони- мание не должно превышать некоего порога, величина которого ситуативна и зависит от действующих лиц. Достаточно того, что оба участника взаимодействия не замечают возникшего недопонимания и их интерпре- тации контекста и поведения партнера не противоре- чат друг другу. Если рассматривать взаимоотношения людей меж- ду собой и их взаимоотношения с животными под та- ким углом зрения, разница между ними перестанет вы- глядеть настолько явной. Конечно, порой мы можем ошибаться относительно мотивов поведения собак или присущих им способов интерпретации конкретных си- туаций. Но с практической точки зрения возникающие недоразумения, как правило, не превышают допусти- мого порога и никак не препятствуют развитию между нами и нашими собаками сложных и насыщенных взаи- моотношений. Скажу больше: для того чтобы между дву- мя индивидами или двумя видами установились яркие и прочные социальные взаимоотношения, они вовсе не обязательно должны безоговорочно понимать друг дру- га. Нет необходимости в том, чтобы их интерпретации ситуаций были идентичны: достаточно того, чтобы они были совместимы между собой и могли приспособиться одна к другой. Иными словами, интерпретации ситуа- ций и поведения обоих участников взаимодействия не должны слишком часто приводить к недоразумениям, которые нельзя было бы достаточно быстро разрешить. В процессе эволюции собаки адаптировались к человеку настолько, что многие формы их поведения и их умение интерпретировать различные ситуации достигли высо- кого уровня совместимости с нашими. Подобный взгляд на недопонимание как на конструк- тивный элемент социальных взаимодействий нельзя 288
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА уместить в несколько строк, отведенных здесь описа- нию данной проблемы. Настолько важный вопрос, не- сомненно, достоин более детального рассмотрения1. В частности, в подтверждение сказанному стоило бы добавить, что сам факт недопонимания между двумя существами уже означает наличие между ними свое- го рода договоренности. Иными словами, отношения между двумя участниками взаимодействия строятся на взаимном согласии, требующем активного участия обеих сторон, пусть даже согласие это и основано на недопонимании. С этой точки зрения действия обоих участников и свойственные им способы интерпрети- ровать общую ситуацию можно рассматривать как по- тенциально совместимые, поскольку они нацелены на достижение состояния, в котором индивиды «ладили» бы между собой. Подобный взгляд на интересующий нас феномен предполагает существование такой обла- сти, в которой два разных восприятия одной и той же ситуации, присущие двум участникам взаимодействия, перекрываются. То есть свойственные им способы ин- терпретации данной конкретной ситуации и способ- ность понять мотивацию партнера в какой-то степени пересекаются в некоем общем коммуникативном про- странстве. Причем абсолютно неважно, о каких имен- но участниках взаимодействия идет речь: описанная схема в равной мере справедлива и для людей, и для животных. С другой стороны, как подчеркивает философ Вин- сиан Деспре, недоразумение обладает особой силой, поскольку в некоторых обстоятельствах способствует проявлению у индивида качеств, отсутствие которых в начале взаимодействия становится причиной непони- мания. Опираясь на работы детского психиатра Дэни- ела Стерна, социологов Арнольда Арлюка и Клинтона Сандерса, Деспре говорит об этом так: I Некоторых аспектов этой проблемы мы чуть более подробно коснемся в следующей главе. 289
ГЛАВА 10 Недоразумение, возникающее, когда родители (или хозяин собаки) приписывают ребенку или животному компетенции, которыми в данный момент они еще не обладают, однако уже близки к их приобретению, способствует реализации этих компетенций. Vinciane Despret, 2004, р. 71 Разумеется, возможности для приобретения компе- тенций имеют свои ограничения, какими бы ни были ожидания или способности участников взаимодей- ствия. Одним словом, вряд ли ваш пес перестанет трак- товать ваше поведение как демонстрацию иерархиче- ского статуса только потому, что вы видите в нем друга. Но в некоторых случаях возникшее недоразумение мо- жет сыграть роль катализатора. Я привел здесь лишь несколько коротких замечаний по поводу недоразумений, возникающих между челове- ком и животным. Но даже они позволяют понять, что более глубокое изучение этого феномена способно без- мерно обогатить теоретические знания, касающиеся отношений, связывающих нас с животными. Важность этого феномена в последние годы неоднократно под- черкивают многие ученые. Кроме того, само наличие недоразумений в наших отношениях с собаками можно рассматривать скорее как свидетельство близости, чем как существование кардинальных различий между тем, каким образом мы строим отношения друг с другом, и тем, что связывает нас с существами другого вида. Разговор с животным Осталось рассмотреть еще один важный аспект наших взаимоотношений с животными, в котором, по край- ней мере на первый взгляд, можно увидеть подтверж- дение тезиса об иллюзорности этих отношений. Чаще всего мы разговариваем с собакой точно так же, как 290
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА с человеком, и это обстоятельство дает основание по- лагать, что сама наша связь с животным не более чем фальсифицированная копия взаимоотношений с дру- гими людьми. Можно выделить два типа вербальных обращений к животному, относящиеся к разным ситуа- циям. Первый объединяет короткие фразы—например, команды, — которые произносят с целью получить от животного соответствующую ответную реакцию. Вто- рой— это речь, часто намного более длинная и слож- ная, которую, собственно, и представляет собой разго- вор с собакой. Второй тип особенно интересен, поскольку, разгова- ривая с собакой, человек, как правило, не ждет от нее ни полного понимания, ни какой-либо определенной реакции, хотя некоторые люди искренне верят, что животное способно уловить смысл обращенных к ней слов. В рамках такого типа общения с собакой можно, в свою очередь, выделить две разные манеры, соответ- ствующие двум возможным ситуациям: в первом случае собака выступает единственным слушателем, во вто- ром — с собакой разговаривают в присутствии другого человека. Если абстрагироваться от самого животного и не принимать во внимание всю глубину той связи, которая нас объединяет, казалось бы, вывод напраши- вается сам собой: в обеих ситуациях человек самым оче- видным образом ведет себя странно и неразумно. В пер- вом случае собаке отводится роль пускового механизма для монолога человека. Она становится чем-то вроде предлога для того, чтобы у человека не возникало ощу- щения, что он говорит с пустотой. Собака здесь служит всего лишь поводом для его самовыражения. Во втором случае собака выступает в роли дополнительного звена в цепочке общения людей между собой: от нее рикоше- том отскакивают слова, в действительности обращен- ные к другому человеку. Однако при ближайшем рассмотрении подобная интерпретация, как и многие рассмотренные выше, 291
ГЛАВА 10 представляется довольно грубой и малоубедительной. Прежде всего, для человека такое поведение становит- ся возможным только тогда, когда он видит в собаке существо, обладающее одной из форм субъектности, пусть даже субъектность эта присутствует у животного в минимальной степени или проявляется лишь время от времени. Без этого собака не смогла бы выполнять задачу пускового механизма или катализатора. Кроме того, собака никогда не остается инертной, если с ней разговаривают: она всегда проявляет довольно бурную реакцию, открывающую широкие перспективы для дальнейшего взаимодействия. Реакция собаки пред- полагает самую настоящую коммуникацию, которая выходит далеко за рамки простого присутствия во вре- мя монолога, исполняемого человеком, — или же роли не наделенного собственной волей посредника при раз- говоре людей между собой. Давно замечено, что у чело- века нет какой-то особой манеры обращения к живот- ному. Социологи подчеркивают, что в той же манере люди часто разговаривают с маленькими детьми или, в более общем плане, с людьми, которые по какой-ли- бо причине не могут изъясняться при помощи слов. Во время такого взаимодействия человек обычно начинает говорить затого, к кому обращается, или, можно сказать, вместо него, если считает собеседника лишенным воз- можности выразить свои мысли посредством связной речи1. Возможно, к тому же регистру относятся слова, адресованные людям, которые не могут или не должны их услышать, — например, произнесенные вполголоса ругательства или тихий шепот, обращенный к спящему человеку. Одним словом, описанная манера характерна не только для наших разговоров с животными. Подобная манера общения с животными лиш- ний раз подчеркивает, что между нами не существует I В этом плане особенно интересны исследования speaking for dogs, приведенные в работе Арлюка и Сандерса (Arluke et Sanders, 1996, chapitre 3). 292
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА непреодолимых границ. Кроме того, она выявляет ис- ключительно важное качество языковой коммуника- ции человека, которое в случаях вербального обмена между самими людьми проявляется гораздо менее ярко, чем во время нашего общения с животными. Длинные и сложные монологи, адресованные животным, — в осо- бенности те, которые не предполагают ни определен- ной ответной реакции, ни полного понимания с его стороны, — покажутся гораздо менее странными, если вспомнить, что довольно часто точно таким же обра- зом мы разговариваем с другими людьми. Принятые трактовки не учитывают, что зачастую, разговаривая с другими людьми, мы сами являемся адресатами соб- ственного сообщения или, по крайней мере, его заин- тересованными слушателями. Степень проявленности этого качества во многом зависит от конкретных усло- вий. Чаще всего именно эту особенность имеют в виду, когда вспоминают кого-то, кто «слушает только сам себя». То же самое ощущение возникает при виде че- ловека, который разговаривает «для самоуспокоения», погрузившись в собственные мысли и чувства, явно на- слаждаясь самим процессом разговора. В подобных слу- чаях обращение адресовано вовсе не собеседнику или не только ему одному. Очевидный адресат служит для говорящего человека в каком-то смысле лишь предло- гом для разговора с самим собой. Можно предположить, что при общении с животными проявляется то же самое качество, но только с еще большей остротой. Во время разговора с животным усиливается ощущение, что го- ворящий обращается к самому себе, выступая в роли как собеседника, так и слушателя. В это время второй участник беседы, будь то человек или животное, при- сутствуя рядом, находится как бы в постоянном режиме ожидания. Так что здесь, как и прежде, речь идет скорее не о принципиальной разнице между нашим общени- ем с животными и другими людьми, а лишь о степени проявления одних и тех же качеств в разных ситуациях. 293
ГЛАВА 10 Таким образом, мы в очередной раз мы убеждаемся в том, что изучение животных представляет особенный интерес в контексте исследований, направленных на изучение самого человека. В данном случае оно при- влекает наше внимание к важной составляющей линг- вистического взаимодействия между людьми, которую часто не принимают в расчет. Изучение общения чело- века с животными способно опровергнуть распростра- ненные представления о коммуникации как о простой передаче сообщений от передающего к принимающему, в корне меняя саму схему, на которой основана данная парадигма. Оно заставляет задуматься о том, что раз- говор с другим человеком служит нам не только средст- вом передачи сообщения собеседнику: в равной мере он может быть— явным или скрытым— инструмен- том для разговора с самим собой, способом внутренне- го самовыражения. Таким образом, вполне возможно, что сообщение, посланное одним человеком другому во время беседы, проходитне две, атри инстанции. Кроме передающей и принимающей стороны в действие всту- пает третий, не слишком заметный участник: отправи- тель сообщения сам становится его первым слушателем и получателем. На самом деле большая часть аргументов, приведен- ных в этой главе, подтверждает, что качества, на кото- рые принято ссылаться для того, чтобы подчеркнуть отличительные особенности взаимодействия человека с животным,— амбивалентность чувств, гибкие обя- зательства, часто возникающие недоразумения, об- щение в стиле монолога— в разной степени находят свое отражение и в общении людей между собой. До- бавив к этому доводы, изложенные в предыдущих гла- вах, мы получим следующий вывод: между человеком и животным возможно существование самых настоя- щих социальных связей. Иными словами, есть все ос- нования говорить о том, что во взаимоотношениях че- ловека и животного участвуют два активных партнера. 294
КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ ИХ? ТОЧКА ЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА Представление о том, что такие отношения построены на взаимодействии между субъектом с одной стороны и вещью — с другой, кажется малоубедительным. При- знание данного факта дает основание предположить существование обществ смешанного типа, то есть са- мых настоящих социумов, членами которых являют- ся представители двух разных видов: человек и собака.
Глава 11 Смешанная социальная группа: антропоканинные сообщества Нам близки только те, кто похожи на нас? Водном небольшом отрывке философ Эммануэль Левинас так говорит о бродячем псе, которого он встретил, находясь в нацистском плену: ..мы звали его Бобби — экзотическим именем, какое и поло- жено любимой собаке. Он появлялся на утренних поверках и ожидал нашего возвращения, весело прыгая и лая. Для него— это неоспоримо! — мы были людьми. Пес, узнавший переодетого Одиссея по его возвращении домой— был ли он родствен нашему? Нет, нет! Там была Итака, была роди- на. Здесь — бездомность. Последний кантианец нацистской Германии, не имевший разума, необходимого, чтобы придать универсальность максимам своих порывов, наш пес был по- томком псов Египта. И его дружеский лай— его животная вера — зародился в молчании его предков с берегов Нила*. Emmanuel Levinas, 1976, р. 233— 235 * Перевод с фр. Г.П. Вдовиной. Отрывок из русского издания книги: Левинас Э. Избранное: Трудная свобода. М.: РОСС- ПЭН, 2004. С. 455. (Прим, пер.) 296
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... На фоне тяжелых воспоминаний о человеческой тра- гедии, пережитой узниками нацистских лагерей, в этом фрагменте автор описывает трогательный эпизод из жизни пленных. Бездомный пес предстает здесь в обра- зе гораздо более необычном и глубоком, чем во многих других текстах, посвященных взаимной привязанно- сти между животным и человеком. Особую значимость этому псу придают вовсе не человеческие качества, ко- торые часто приписывают собакам. Наоборот, Левинас напоминает нам о различиях между человеком и его лучшим другом, которого он представляет здесь как су- щество, полностью подчиненное своим неосознанным стремлениям. Собака— это друг в силу веры, накреп- ко связанной с инстинктами. Несомненно, пес важен здесь не сам по себе, он служит скорее символом. Образ бездомного пса ярко подчеркивает всю глубину мораль- ного падения нацистской Германии, где последним кан- тианцем можно признать только собаку. И все-таки, несмотря на дистанцию, которая, по мне- нию Левинаса, разделяет нас с животным, философ замечает в собаке одно очень важное качество: «Для него — это неоспоримо! — мы были людьми». Оттал- киваясь от данного наблюдения, попробуем зайти чуть дальше, может быть, даже дальше, чем это было бы допустимо с точки зрения самого Эммануэля Ле- винаса. Можно сказать, что одна эта фраза открыва- ет один из важнейших аспектов наших отношений с животными: совсем не обязательно — а иногда даже и недостаточно — быть человеком, чтобы признавать людьми всех представителей нашего вида и относить- ся к ним как к людям. Некоторые люди этого не дела- ют; но это делают некоторые собаки. Важность этого аргумента состоит еще и в том, что в полемике отно- сительно самой возможности существования истин- ных социальных связей между человеком и животным он позволяет отказаться от традиционной риториче- ской стратегии. Чаще всего подобного рода полемика 297
ГЛАВА 1 1 строится вокруг вопроса о близости животного к чело- веку. Причем обе дискутирующих стороны молчаливо соглашаются с тем, что вероятность формирования социальных связей тем выше, чем в большей степени подобны между собой разум и поведение потенциаль- ных участников взаимодействия— в данном случае человека и животного. Таким образом, по мнению как сторонников, так и противников гипотезы существо- вания антропо-зоологических социальных связей, су- щественные различия между участниками взаимо- действия служат аргументом в пользу того, что такие связи маловероятны. Если же принимать во внимание аргумент, основан- ный на приведенном выше наблюдении Левинаса, то в ряде случаев достаточно сложные и насыщенные социальные отношения могут развиваться вполне успешно, невзирая ни на какие различия. Иными сло- вами, между человеком и существом другого биологи- ческого вида вполне могут возникать самые настоя- щие социальные связи. Для этого будет достаточно, чтобы животное приспособилось к нашим требовани- ям — и наоборот. И вовсе не обязательно, чтобы жи- вотные были идентичны человеку или же чтобы наши взаимные требования совпадали. Например, тот факт, что собака «видит в нас человека», обнаруживает в ней качество, благодаря которому установление между нами тесной взаимосвязи уже становится возможным. Конечно, подобного рода связь будет отличаться от тех, что обычно складываются между двумя людь- ми, однако она никоим образом не сводится к субъек- тно-объектным отношениям, где в качестве субъекта выступает человек, а в качестве объекта — животное. Короче говоря, человек может устанавливать вполне аутентичные социальные отношения не только с себе подобными, но и с другими, не похожими на него су- ществами. В этом плане я позволю себе настаивать на том, что главным условием существования социальной 298
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... связи является не идентичностьучастников взаимодей- ствия, а их способность приспосабливаться к взаимным ожиданиям и поведению друг друга. Социальная связь как взаимная адаптация Если взглянуть на выявленные в предыдущих главах отличительные качества собак с точки зрения адапта- ции к требованиям человека, а также учесть высокораз- витую способность обоих наших видов приспосабл ивать- ся к взаимным ожиданиям, становится очевидным, что взаимоотношения между человеком и собакой можно рас- сматривать как истинные и насыщенные социальные связи. Напомним некоторые особенности собаки, позво- лившие ей стать лучшим другом человека: ее практиче- ски повсеместное распространение и длительное сосу- ществование наших видов; адаптация к антропогенной нише, благодаря которой собака приобрела когнитив- ные и поведенческие характеристики, функционально идентичные или адекватные аналогичным качествам человека; наличие вторичной социализации; чувство со- циальной иерархии, которое предопределяет готовность подчиняться и способность модифицировать отношения доминирования; активная стратегия в процессе одомаш- нивания; пластичность индивидуального развития, поз- волившая приспособить физические и психологические качества представителей этого вида к многочисленным требованиям разнообразных человеческих сообществ; коммуникация с человеком; совместимость интерпрета- ций ситуации при возникающем недопонимании; нетре- бовательность к обязательствам по отношению к себе; способность вызывать к себе амбивалентные чувства; способность удовлетворять склонность человекаразгова- ривать ссамим собой или другим человеком посредством слов, обращенных к животному. 299
ГЛАВА 11 К этому и без того длинному списку можно добавить феномен онтогенетической ритуализации, в общих чертах описанный Майклом Томаселло. Суть понятия состоит в том, что в процессе невербального взаимо- действия между двумя индивидами вырабатываются особые социальные механизмы, приобретающие риту- ал изированный характер. Поначалу случайные движе- ния двух индивидов, направленные на удовлетворение взаимных ожиданий, постепенно согласуются в стро- гую последовательность действий. Когда маленькие дети просятся наруки, большинство из них делает так — они поднимают руки и протягивают их в сторону взрослого. Можно предположить, что они усваивают этот жест следующим образом. Поначалу они делают попытки вскараб- каться на взрослого человека и поднимают руки — взрослые быстро улавливают желание ребенка и берут его на руки, не дожидаясь продолжения. Таким образом происходит риту- ализация желания ребенка забраться на руки, а сам ритуал приобретает коммуникативный характер. Michael Tomasello, 2004, р. 34 То есть в процессе онтогенетической ритуализации определенные движения становятся коммуникативны- ми сигналами, способными запустить последователь- ность стереотипных взаимодействий. Этот механизм нашел самое широкое применение во взаимоотношениях человек—собака, отчасти в силу адаптационной приспособленности Canis familiaris к антропогенной нише, отчасти потому, что и сам че- ловек имеет выраженную склонность к такого рода ри- туализации и требует того же от существ, с которыми вступает во взаимодействие. Хотя, по словам специа- листов, многое в этом вопросе еще остается неясным, недавние исследования подтверждают масштабность распространения ритуальных последовательностей в сфере взаимодействия между человеком и собакой. ЗОО
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... Особенно это характерно для особой и исключительно важной области взаимоотношений: игры. Очень часто в процессе игровых взаимодействий между человеком и собакой постепенно формируется множество сигна- лов и стереотипных последовательностей. Некоторые из них, возможно, имеют отчасти генетическую осно- ву, как, например, так называемый «игровой реверанс» (play bow), поза, при которой собака припадает на пе- редние лапы и приподнимает заднюю часть тулови- ща; другие, менее специфические, приобретают значе- ние определенного сигнала в процессе специфических взаимодействий, характерных для конкретной пары человек—собака1. При помощи бесчисленных жестов, звуков и запахов между человеком и собакой устанавливаются особые ритуалы, повторяемые день за днем и понятные только им. Эти ритуалы связывают между собой два существа, обладающие выраженной индивидуальностью и вос- принимающие друг друга именно в этом качестве, не- смотря на принадлежность к разным биологическим видам. В процессе общения человек и собака постепен- но приспосабливаются друг к другу, и такие маленькие ритуалы, единожды сложившись, впоследствии регу- лируют их поведение и служат надежной основой для дальнейшего взаимодействия, сохраняя стабильность взаимоотношений. I Тема игры заслуживает гораздо более детального рассмотре- ния, чем это было возможно в рамках этой книги, настолько важное место занимает игра во взаимоотношениях человека и собаки. По сравнению с другими животными и тот и дру- гой вид проявляют особую склонность к игре. Относительно игровых взаимоотношений между человеком и собакой со- ветую обратиться к работам этологов Роберта Митчелла и Николаса Томпсона (Mitchell et Thompson, 1986, 1991, 1993), а также недавним этнометодологическим исследованиям со- циолога Дэвида Гуда (Goode, 2007). 301
ГЛАВА 11 Антропоканинное общество Читая изложенное выше описание взаимоотношений между человеком и собакой, можно заметить, что оно в точности повторяет некоторые формулировки, игра- ющие центральную роль в том определении понятия «социальная связь», которое приводится во множестве учебников по социологии и антропологии. Разница со- стоит только в том, что во всех этих учебниках опреде- ление социальной связи может быть применимо только к человеку: животное автоматически исключается из рассмотрения хотя бы в силу того, что за основу здесь принимаются аксиомы вроде «Между природой и куль- турой существует непреодолимая граница» или «Жи- вотное не владеет языком». Я вовсе не собираюсь от- рицать, что благодаря языку между социабильностью человек— человек и социабильностью человек— живот- ное существуют колоссальные различия. Однако эти различия еще не означают, что связь человек— живот- ное нельзя рассматривать как истинную социальную связь. Если отказаться признать за ней это свойство, следует и из человеческой социабильности исключить все феномены, которые могут находить свое отражение в наших взаимоотношениях с животными вообще и с со- бакой в частности. Так, например, придется признать, что механизм онтогенетической ритуализации, харак- терный для отношений маленьких детей с родителями, не несет никакой социальной нагрузки. Такой подход будет явно непродуктивным, поскольку накладывает дополнительные — и необязательные — ограничения. Разумеется, попытки ограничиться противополож- ными заявлениями типа «Культура и природа едины», «Животное — это субъект» или «Человек формирует со- дружество с животным» были бы столь же непродук- тивными и бессмысленными. Подобные формулы вы- глядят пустыми и бесполезными, если вы всякий раз не станете подробнейшим образом объяснять смысл 302
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... содержащихся в них понятий и приводить в защиту ва- ших утверждений убедительные эмпирические и теоре- тические аргументы. Одна из интереснейших исследо- вательских задач состоит именно в том, чтобы с научной точностью описать природу сходства и различия, а так- же границы зоны пересечения двух типов социабильно- сти, двухразныхтипов взаимоотношений, участниками которых мы становимся: отношений с другими людьми, с одной стороны, и с животными— с другой. Картина, открывшаяся перед нашими глазами в предыдущих гла- вах, призывает отказаться от предубеждений и признать за взаимоотношениями между человеком и некоторыми животными статус социальных связей. Отказ от такого признания не только не позволит понять эти отноше- ния во всей их сложности и полноте, но скроет от нашего внимания некоторые немаловажные аспекты социаль- ной жизни самого человека, касающиеся его взаимоот- ношений с другими людьми. Исходя из всех приведенных выше аргументов, мож- но говорить о том, что в одном пространстве с челове- ческими обществами существуют в буквальном смысле истинные смешанные общества, сформированные одно- временно и людьми, и собаками, которые можно назвать антропоканинными1. С этой точки зрения собаку нельзя рассматривать лишь в качестве объекта, своего рода пред- мета обстановки в человеческом обществе. Она получает статус полноправного члена объединенного сообщества, составленного двумя биологическими видами. Разнообразие антропоканинных культур Ко всем характеристикам наших взаимоотношений с собакой, позволяющим признать за ними статус I Их можно было бы назвать и как-то иначе. Это не столь важ- но. Здесь важен лишь смысл понятия, обусловленный такого рода неологизмом. 303
ГЛАВА 1Г социальных, можно добавить еще одно качество, кото- рое мы считаем особенно важным, когда говорим о со- циальных связях человека. Речь идет о том, что при помощи механизмов онтогенетической ритуализации в каждом из смешанных обществ, составленных двумя видами, формируется своя, свойственная только этому обществу, настоящая культура. На самом деле ритуалы, характерные для разных антропоканинных обществ, отвечают склонностям, ожиданиям и схемам поведения, которые не являются частью арсенала врожденных по- веденческих реакций a priori не только у людей, но и у со- бак. Такие схемы формируются в процессе социальных взаимодействий и могут распространяться в обществе при помощи механизмов приобщения к определенной культуре — в широком смысле слова. Таким образом, можно говорить, например, о суще- ствовании культуры, свойственной собакам и людям, принадлежащим к французскому антропоканинному обществу, или даже целого множества культур, если при- нять во внимание классовые различия1. Эта культура будет существенно отличаться от культур деревенских антропоканинных обществ, скажем, в Андах или в Эк- ваториальной Африке. Так, отношения между членами французской семьи и их собакой, в которых животному отводится роль компаньона, подчиняются принципи- ально иной схеме, чем, например, отношения жителей глухих деревень к «деревенским псам», описанным Коп- пингером. Соответственно, жесты, чувства, вокализа- ция и навыки, как людей, так и собак, равно как и сте- реотипные схемы, регулирующие их взаимоотношения, в этих культурах также не могут быть идентичными. I Провести границы между различными культурами в пре- делах антропоканинного общества довольно сложно. Этот вопрос, несомненно, заслуживает более детального рассмо- трения хотя бы потому, что критерии, применяемые для определения различий в человеческом обществе,— нацио- нальность, социальные классы и т.д, — могут быть не всегда уместны в отношении общества антропоканинного. 304
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... Можно пойти еще дальше и подобно тому, как это де- лают антропологи в отношении человеческих обществ, допустить существование типичного представителя той или иной антропоканинной культуры— точнее, типичной пары человек—собака. Такой усредненный образ мог бы стать своего рода моделью, объединяю- щей наиболее характерные формы поведения и навыки, свойственные каждой конкретной социальной группе, сформированной представителями двух видов. Попытки взглянуть на отношения человек—живот- ное именно под таким углом зрения позволяют выя- вить феномены, которые при любом другом подходе выглядят гораздо менее четко очерченными. Если огра- ничиться классическими методами, применяемыми в социальных науках, предметом рассмотрения станет только гуманитарная составляющая этих отношений. Специфические культурные особенности взаимоотно- шений человек—собака будут освящены лишь с одной стороны — со стороны человека. Можно утверждать, на- пример, что в японском городе люди относятся к собаке иначе и ведут себя с ней иначе, чем, скажем, в африкан- ской деревне. Однако это всего лишь часть общей кар- тины, что подтверждается, в частности, отношением переехавших в Европу африканцев к европейским со- бакам-компаньонам. Вопреки ожиданиям, у этих людей, которые прежде не знали никаких других собак, кроме бесхозных деревенских псов, вызывает удивление не только отношение европейцев к своим собакам, которое и впрямь достаточно сильно отличается от того, что они могли наблюдать у себя на родине. С не меньшим удив- лением они замечают, что в Европе психология самих собак значительно отличается от психологии извест- ных им деревенских псов. Здесь собаки заметно приспо- собились к той роли, которая им отводится в европей- ских семьях, — к роли животного-компаньона. На самом деле собаки имеют разный статус, ведут разный образ жизни, подчиняются различным схемам 305
ГЛАВА 11 межвидового взаимодействия в зависимости от того, идет ли речь о полубродячих деревенских псах, охотни- чьих собаках, собаках из приюта или домашних любим- цах, гордо взирающих на своиххозяев с высоты дивана. Их психологические характеристики также будут раз- личаться. Материальный мир, психологическая и со- циальная жизнь голодного и пугливого деревенского пса, живущего на помойке, имеют мало общего с жизнью ухоженного пуделя, окруженного нежной заботой всех членов семьи. Разумеется, взгляд на мир у этих двух со- бак не может быть одинаковым. Конечно, процессы, приводящие к формированию культуры антропоканинного общества, гораздо менее симметричны, чем те, что формируют человеческую культуру, то есть культуру общества, образованного представителями одного вида1. Действительно, тот факт, что разным обществам свойственны различные ритуалы взаимодействия и каждому из них— свой ти- пичный образ собаки, по большей части обусловлен культурными различиями между людьми. Однако не исключено, что типичный образ собаки, во многом за- висящий от той роли, которая ей отводится в обществе, в свою очередь оказывает влияние и на человеческую психологию. Так, например, вполне возможно, что по- вальное увлечение животными-компаньонами приве- ло к изменению не только психологии нашего верно- го друга; оно могло в значительной степени изменить нашу собственную психологию и свойственную нам социабильность. Конечно, необходимы более глубокие исследования, чтобы в этом вопросе можно было все- рьез претендовать на сколько-нибудь обоснованные I Справедливости ради заметим, что и в формировании куль- туры человеческого общества также наблюдается дисбаланс влияния. Культура сама по себе становится результатом не- равных взаимодействий: явление господства одних инди- видов над другими приводит к тому, что люди, обладающие большей властью, вносят больший вклад в формирование социальных норм. 306
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... выводы. Однако предположение о том, что сосущество- вание с собакой-компаньоном способно, при прочих равных, повлиять на некоторые аспекты наших отно- шений с другими людьми, выглядит вполне правдопо- добным. Присутствие собаки может, к примеру, укре- пить эти отношения, поскольку собака в данном случае будет выполнять функцию социального катализатора, или же, напротив, ослабить— если она до известной степени будет восполнять потребность человека в эмо- циональных контактах с другими людьми. Несомнен- но, сосуществование с собакой отражается на наших жестах, позах и манере держаться с другими людьми. Оно оказывает влияние на формирование моральных ценностей человека — в частности, его этических уста- новок в отношении животных, которые, в свою очередь, находят отражение и в его отношении к людям. Продолжая использовать терминологию обществен- ных наук применительно к смешанным сообществам, сформированным людьми и собаками, добавим, что культурная изменчивость таких антропоканинных об- ществ имеет свои пределы. Культурные различия меж- ду разными обществами находятся в диапазоне, огра- ниченном психологическими возможностями собак и людей, а также их способностями приспосабливать- ся друг к другу. И тем не менее диапазон изменчивости остается исключительно широким, что во многом объ- ясняется выраженной пластичностью индивидуально- го развития и поведения как собак, так и людей, а также разнообразием человеческих культур. Рискнем пойти чуть дальше и предположить, что даже в пределах одного антропоканинного сообщества суще- ствует социальное расслоение. С того момента, как мы признали существование истиной социальной связи между человеком и его лучшим другом, подобное пред- положение уже не выглядит настолько абсурдным. На самом деле даже в рамках французского антропоканин- ного общества будут наблюдаться различия в ритуалах 307
ГЛАВА 1 1 взаимодействия или, коль скоро мы приняли это опре- деление, культуре, свойственной различным социаль- ным классам. Так, культура сельских охотников и их со- бак будет значительно отличаться от культуры других классов того же общества, например городских соци- альных групп, живущих в квартирах вместе со своими четвероногими друзьями. В этом смысле есть основания говорить о разделении антропоканинного общества на группы, которые можно было бы назвать трансвидовы- ми социальными классами. И, наконец, антропоканинные общества имеют соб- ственную историю, в которой были свои переломные моменты, такие как диверсификация собачьих разно- видностей под влиянием селекции, начало которой было положено еще в Античности, бурный рост горо- дов или бурный рост интереса к собакам-компаньонам, ставший причиной повышения социальной значимо- сти очень многих собак. Отказаться от противопоставления природы и культуры Истинная цель изложенных выше замечаний состоит лишь в том, чтобы наметить путь, заслуживающий бо- лее пристального внимания. Дальнейшее уточнение и проработка выдвинутых предположений может поз- волить сформулировать гипотезы, пригодные для эм- пирической проверки. В последней главе я попытался в достаточно вольной манере развить взгляды, изло- женные ранее на страницах этой книги. Я не ставил пе- ред собой цели дать точные ответы на многие из тех во- просов, которые и по сей день остаются открытыми: для меня было важно показать, что некоторые весьма рас- пространенные предубеждения на самом деле основа- ны на довольно шатком фундаменте и малоубедитель- ных доказательствах. Противопоставление природы 308
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... и культуры, непреодолимая пропасть между человеком и животным, социальные связи как прерогатива че- ловека— все эти идеи перекрывают доступ к целому миру непознанных феноменов, способных расширить наши знания не только о животном и об отношениях, нас с ним связывающих, но и о самом человеке и его социабильности. Подобного рода предубеждения долгое время господ- ствовали в социологической и антропологической сре- де во многом благодаря глобальному разделению сфер интересов между двумя группами научных дисциплин: природа всегда оставалась в компетенции естествен- ных наук, культура— общественных. Это размежева- ние сопровождалось отсутствием взаимного интереса — с оттенком недоверия. Любые взаимодействия между общественными и естественными науками чаще все- го заканчивались непримиримой полемикой, вызван- ной непониманием как с одной, так и с другой стороны. Вместо того чтобы на основе по-настоящему научных дискуссий организовать междисциплинарное сотруд- ничество, они вступали в противоборство. Так, обще- ственные науки решительно отказались принимать взгляды социобиологии, которая, по выражению од- ного из ее основателей, Эдварда О. Уилсона, предлага- ла «поглотить их путем фагоцитоза» (Wilson, 1975). Со своей стороны, приверженцы неодарвинистских теорий культуры— в частности, социобиология и эволюцион- ная психология—подвергли жесткой критике все то, что они называли «стандартной моделью социальных наук» (см., например, работу Пинкера (Pinker, 2002)), которая, по их мнению, представляла человека пассивным про- дуктом окружающей его культурной среды, полностью ответственной за его формирование. Одни с карика- турным преувеличением пытались всю культуру све- сти к генам, другие— отказывались признать за био- логией право внести свой вклад в понимание культуры и общества. В итоге на авансцене науки остались одни 309
ГЛАВА 11 разногласия, отягощенные идеологией и взаимными нападками, которые только подогревали споры и пре- пятствовали междисциплинарному сотрудничеству. Однако стоит нам только вникнуть в детали иссле- дований, проводимых в рамках современной эволюци- онной биологии, и мысль о том, что поведение любого живого существа полностью подчинено генам, уходит на задний план. Эволюция собак служит наиболее яр- ким тому подтверждением. С другой стороны, с научной точки зрения совершенно непродуктивно a priori при- знавать за абсолютную истину утверждение, что куль- тура представляет собой феномен, никак не связанный с природой, — феномен, который можно рассматривать лишь применительно к человеку. Короче говоря, иссле- довательское поле, находящееся на стыке биологиче- ской, социальной и культурной проблематики, объеди- няет исключительно сложный круг вопросов, которые требуют тонкой теоретической проработки— по мно- жеству аспектов одновременно. Междисциплинарный подход заставляет отказаться от безоговорочного при- знания гипотезы о тотальном разделении природы и культуры (Descola, 2005) и рассматривать ее в качестве всего лишь одной из множества возможных гипотез. Тем более что все недостатки и научная непродуктив- ность этой гипотезы становятся очевидными уже при первом приближении, если рассматривать ее примени- тельно к собаке и ее взаимоотношениям с человеком. В течение последних нескольких лет стараниями не- которых социологов и антропологов, в особенности Филиппа Дескола (Descola, 2005), Бруно Латура, Мише- ля Каллона (Callon, 1986) и нескольких специалистов в области этнометодологии (Goode, 2007), незыблемость границ между природой и культурой была поставлена под сомнение. В числе ученых, со своей стороны под- державших эту же точку зрения, можно назвать Дана Спербера и его работы в области когнитивной антро- пологии (Sperber, 1996). Стоит отметить, что в среде ЗЮ
СМЕШАННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА... общественных наук существует, хотя, может быть, и не привлекая к себе особого внимания, множество клас- сических теоретических моделей, которые не исключа- ют, во всяком случае a priori, что животные могут быть вовлечены в истинные социальные взаимодействия. В рамках таких моделей допускается возможность вос- приятия животных в качестве активных участников — конечно, совершенно особого типа, требующего отдель- ного определения,— социальных взаимоотношений. Речь идет о весьмаразнообразных моделях, предложен- ных такими научными направлениями, как понима- ющая социология1, этнометодология, символический интеракционизм2, прагматическая социология, теория рационального выбора, теория игр, методологический индивидуализм, а также натуралистическими теори- ями, представленными во множестве вариантов. Ко- нечно, нельзя не учитывать глубоких различий между всеми этими моделями. Однако в данном случае для нас важно другое: само существование подобных моде- лей подтверждает, что идея о возможности установле- ния социальной связи человек—животное не является чем-то из ряда вон выходящим, это всего лишь точка зрения, которая никак не противоречит множеству уже опробованных теорий. Между тем с такой точкой зре- ния совершенно несовместимы культуралистические и радикальные конструктивистские теории. Они не до- пускают, что животное можно рассматривать в качестве субъекта или активного действующего лица: в рамках I Макс Вебер упоминает о возможности участия животных в социальных взаимодействиях уже на первых страницах сво- ей работы «Экономика и общество» (Weber, 1971, р. 43—45). 2 Социология Эрвинга Гофмана во многом опирается на это- логию. Возможности применения схем интеракционизма к отношениям человек—животное приводятся в очень выра- зительной статье Альбера Пьетте (Piette, 2002) и подтверж- даются проводимыми в настоящее время исследованиями Марион Викар, основанными на кропотливом анализе фак- тических данных. ЗИ
ГЛАВА 1 1 таких теорий животное становится всего лишь одним из элементов человеческой культуры или «социаль- ной конструкцией». Кроме того, с признанием за жи- вотным права считаться полноценным участником социальных взаимодействий никак не согласуются те- ории, построенные на основании тезиса о том, что толь- ко наличие языка придает собственно человеческим феноменам неделимую целостность, которая не может быть сопоставима с феноменами, наблюдаемыми у жи- вотных. И, наконец, полностью отвергают возможность такого признания модели, подразумевающие, что обя- зательным атрибутом социального субъекта является рефлексивное сознание. По большому счету, мысль о том, что такое животное, как собака, а также отношения, связывающие нас с этим животным, могут стать объектом изучения, включен- ным в исследовательское поле социальных наук, уже не представляется настолько дерзкой и крамольной, как это могло показаться на первый взгляд. Напротив, на- учные дивиденды, которые может принести эта идея, значительно превышают возможные риски. Она всего лишь позволяет задуматься о том, что социальные на- уки могут рассматриваться не только как науки гумани- тарные, поскольку при определенных условиях в сферу их компетенции может быть интегрировано животное, выступающее в данном случае в качестве активного действующего лица. При этом совершенно не обязатель- но ограничиваться упрощенными схемами, вроде тех, что предлагают нам социобиологи. Именно междисци- плинарный подход дает возможность разным научным дисциплинам объединить свои усилия и попытаться уловить суть процессов и явлений, связывающих в этом мире биологическое с социальным и культурным. Изучение собаки преподносит нам еще один важный урок: лучший друг человека способен стать лучшим другом наук о человеке.
Литература Издания на французском языке Baratay Eric, Et 1’homme crea 1’animal, Paris, Odile Jacob, 2003. Beata Claude, La Psychologic du chien, Paris, Odile Jacob, 2004 (reed. 2008). Cavalli-Sforza Luigi Luca, Genes, peuples et langues, Paris, Odile Ja- cob, 1996. Davidson Donald, «Animaux rationnels», Paradoxes de Firrationalite, Combas, L’Eclat, 1991, p. 63—75. Delort Robert, Les Animaux ont une histoire, Paris, Le Seuil, 1984. Descola Philippe, Par-dela nature et culture, Paris, Gallimard, 2005. Despret Vinciane, Hans, le cheval qui savait compter, Paris, Les Empe- cheurs de penser en rond, 2004. Ezvan Olivier, Idees revues en ethologie canine, tomes 1 et 2, Maisons- Alfort, Editions du Point Veterinaire, 2002 et 2003. Fontenay Elisabeth de, Le Silence des betes: la philosophic a Fepreuve de Fanimalite, Paris, Fayard, 1998. Lestel Dominique, Les Origines animales de la culture, Paris, Flamma- rion, 2001 (reed. 2003). Levinas Emmanuel, «Nom d’un chien ou le droit naturel», Difficile liberte, Paris, Albin Michel, 1976 (reed. 2006), p. 231—235. Pageat Patrick, Pathologic du comportement du chien, Maisons-Alfort, Editions du Point Veterinaire, 1998. Porcher Jocelyne, La mort n’est pas notre metier, La Tour dAigues, Edi- tions de lAube, 2003. Proust Joelle, Comment Fesprit vient aux betes: essai sur la representa- tion, Paris, Gallimard, 1997. Кёту Catherine, Des betes et des tueurs: une ethnographic de la mise a mort des animaux, Paris, Economica, a paraitre. Renckjean-Luc, Servais Veronique, L’Ethologie: histoire naturelle du comportement, Paris, Le Seuil, 2002. Sperber Dan, La Contagion des idees, Paris, Odile Jacob, 1996. 313
ЛИТЕРАТУРА Tomasello Michael, Aux origines de la cognition humaine, Paris, Retz, 2004. Uexkulljakob von, Mondes animaux et monde humain, Paris, Denoel, 1965 (reed. Paris, Pocket, 2004). Vauclair Jacques, L’Intelligence de 1’animal, Paris, Le Seuil, 1995. Vialles Noelie, Le Sang et la chair: les abattoirs du pays de 1’Adour, Paris, Editions de la Maison des sciences de 1’homme, 1987 (rded. 1995). Weber Max, Economic et societe, volume 1, Paris, Pion, 1971 (reed. Paris, Pocket, 1995). Издания на английском языке Arluke Arnold, Sanders Clinton, Regarding Animals, Philadephie, Tem- ple University Press, 1996. Budiansky Stephen, The Truth about Dogs, Londres, Orion Books, 2002. Clutton-Brockjuliet, «Dog», in Mason Ian L. (ed.), Evolution of Domes- ticated Animals, Londres, Longman, 1984. Coppinger Raymond, Coppinger Lorna, Dogs. A New Understanding of Canine Origin, Behavior, and Evolution, University of Chicago Press, 2001. Dawkins Richard, The Selfish Gene, Oxford University Press, 1976; trad, fr.: Le Gene egoiste, Paris, Odile Jacob, 2003. Dawkins Richard, The Ancestor’s Tale, Boston, Houghton Mifflin, 2004. Dennett Daniel C., The Intentional Stance, Cambridge, the M.LT. Press, 1987 ; trad, fr.: La Strategic de I’interprete, Paris, Gallimard, 1990. De Waal Frans, Good Natured: The Origins of Right and Wrong in Hu- mans and Other Animals, Cambridge, Harvard University Press, 1996; trad, fr.: Le Bon Singe: les bases naturelles de la morale, Paris, Bayard, 1997. De Waal Frans, Peacemaking Among Primates, Cambridge, Harvard University Press, 1989; trad, fr.: De la reconciliation chez les pri- mates, Paris, Flammarion, 2002. Goode David, Playing with My Dog Katie: An Ethnomethodological Study of Dog-Human Interaction, Lafayette, Purdue University Press, 2007. ЗЦ
ЛИТЕРАТУРА Griffin Donald R., Animal Minds, University of Chicago Press, 1992 (reed. 2001). Lorenz Konrad, Man Meets Dog, Boston, Houghton Mifflin, 1954 (reed. London, New-York, Routledge, 2002). Maynard Smithjohn, Evolution and the Theory of Games, Cambridge University Press, 1982. Mayr Ernst, What Evolution Is, New York, Basic Books, 2001. Miklosi Adam, Dog: Behaviour, Evolution, and Cognition, Oxford Uni- versity Press, 2007. Mitchell R. W., Thompson N. S., «Deception in play between dogs and people », in Mitchell Robert W., Thompson Nicholas S. (ed.), Decep- tion: Perspectives on Human and Nonhuman Deceit, Albany, State University of New York Press, 1986. Morgan Conwy Lloyd, Introduction to Comparative Psychology, Lon- dres, W. Scott, 1903 (reed. 2006). PackardJaneM., «Wolfbehaviour: reproductive, social and intelligent», in Meeh L. David, Boitani Luigi (ed.), Wolves: Behavior, Ecology and Conservation, University of Chicago Press, 2003, p. 35—65. Pinker Steven, The Blank Slate, New York, Viking, 2002. Rindos David, The Origins of Agriculture: An Evolutionary Perspec- tive, Orlando, Academic Press, 1984. Sanders Clinton, Under standing Dogs, Philadelphie, Temple Univer- sity Press, 1999. Scott John Paul, Fuller John L., Genetics and the Social Behaviour of the Dog, University of Chicago Press, 1965. Serpelljames, In the Company of Animals, Cambridge University Press, 1996. Serpelljames (ed.), The Domestic Dog, Cambridge University Press, 1995. Sharp Henry S., «Comparative ethnology of the wolf and Chipewyan», in Hall Roberta L., Sharp Henry S. (ed.), Wolf and Man: Evolution in Parallel, New York, Academic Press, 1978, p. 55—79. Sober Elliott, Wilson David S., Unto Others: The Evolution and Psychol- ogy of Unselfish Behavior, Cambridge, Harvard University Press, 1998. West-Eberhard Mary Jane, Developmental Plasticity and Evolution, Oxford University Press, 2003. 315
ЛИТЕРАТУРА Wilson Edward О., Sociobiology: The New Synthesis, Cambridge, Belknap Press of Harvard University Press, 1975 (re£d. 2000); trad, fr.: La Sociobiologie, Monaco, Le Rocher, 1987. Статьи на французском языке Callon М., «Elements pour une sociologie de la traduction: la domestica- tion des coquilles Saint-Jacques et des marins-pecheurs dans la baie de Saint-Brieuc», L’Annee sociologique,1986, vol. 36, p. 169—208. Delage D., «Vos chiens ont plus d’esprit que les notres: histoire des chiens dans la rencontre des Fran^ais et des Amerindiens», Les Cahiers des dix, 2005, n° 59, p. 179—215. Giard A., «Chacun cherche son chien», Marie Claire, novembre 2005, p. 110—114. Heran F., «Comme chiens et chats: structures et genese d’un conflit culturel», Ethnologic fran^aise, 1988, vol. 18, n° 4, p. 325—337. Herpin N., Grimier G., Verger D., «Les Fran^ais et leurs animauxfami- liers: des depenses en forte hausse», Economieet statistique, 1991, n° 241, p. 53—63. Piette A., «Entre 1’homme et le chien: pour une ethnographic du fait socio-animal», Socio-anthropologie, 2002, n° 11, Attirances: http:// socio-anthropologie.revues.org/documentl41.html Статьи на английском языке Bekoff М., «Paxton’s panorama: naturalizing the bonds between people and dog», Anthrozoos, 2000, vol. 13, n° 1, p. 11—12. Belyaev D. K., «Destabilizing selection as a factor in domestication», Journal of Heredity, 1979, n° 70, p. 301-—308. Chapuis N., Varlet C., «Short cuts by dogs in natural surroundings», Quaterly Journal of Experimental Psychology, 1987, vol. 39, n° 1, p. 49—64. Cooper J. J. et alii, «Clever hounds: social cognition in the domestic dog (Canis familiaris)», Applied Animal Behaviour Science, 2003, vol. 81, n° 3, p. 229—244. 316
ЛИТЕРАТУРА Fukuzawa М., Mills D. S., Cooper J. J., «More than just a word: non- semantic command variables affect obedience in the domestic dog (Canis familiaris)», Applied Animal Behaviour Science, 2005, n° 91, p. 129—141. Gacsi M. et alii, «Are readers of our face readers of our minds? Dogs (Canis familiaris) show situation-dependent recognition ofhuman’s attention», Animal Cognition, 2004, vol. 7, n° 3, p. 144—153. Gacsi, M. et alii, «Species-specific differences and similarities in the behavior of hand raised dog and wolf pups in social situations with humans», Developmental Psychobiology, 2005, vol. 47, p. Ill—122. Gagnon S., Dore F. Y., «Search behavior in various breeds of adult dogs (Canis familiaris): object permanence and olfactory cues», Journal of Comparative Psychology, 1992, n° 106, p. 58—68. Gagnon S., Dore F. Y., «Search behavior of dogs (Canis familiaris) in invisible displacement problems», Animal Learning and Behavior, 1993, n°21,p. 246—254. Gaunet F., «How do guide dogs ofblind owners and pet dogs of sighted owners (Canis familiaris) ask their owners for food?», Animal Cog- nition, 2008, vol. 11, n° 3, p. 475—483. GeseE. M.,MechL. D., «The dispersal of wolves (Canis lupus) in North- eastern Minnesota, 1969—1989», Canadianjournal ofZoology, 1991, n°69, p. 2946—2955. Goodwin D., Bradshaw J. W. S., Wickens S. M., «Paedomorphosis affects agonistic visual signals of domestic dogs», Animal Behaviour, 1997, vol. 53, n° 2, p. 297—304. Guy N. C. et alii, «Risk factor for dog bites to owners in a general vet- erinary caseload», Applied Animal Behaviour Science, 2001, vol. 74, n° 1, p. 29—42. Hare B., Call J., Tomasello M., «Communication of food location be- tween human and dog (Canis familiaris)», Evolution of Communi- cation, 1998, n° 2, p. 137—159. Hare B., Tomasello M., «Domestic dogs (Canis familiaris) use human and conspecific social cues to locate hidden food», Journal of Com- parative Psychology, 1999, n° 113, p. 1—5. Hare B. et alii, «The domestication of social cognition in dogs», Science, 2002, n° 298, p. 1636—1639. 317
ЛИТЕРАТУРА Hepper Р. G., «Long-term retention ofkinship recognition established during infancy in the domestic dog», Behavioral Processes, 1994, n° 33, p. 3—14. Hirsch-Pasek K., Treiman R., «Doggerel: motherese in a new context», Journal of Child Language, 1982, n° 9, p. 229—237. Ittyerah M., Gaunet F., «The response of guide dogs and pet dogs (Canis familiaris) to cues of human referential communication (pointing and gaze)», Animal Cognition, online Springerlink, septembre 2008. Jenkins h. M., Barrera F.J., Ireland C., Woodside B., «Signal centred ac- tion patterns of dogs in appetitive classical conditioning», Laerning and Motivation, 1978, n° 9, p. 272—296. Lakatos G. et alii, «А comparative approach to dog’s (Canis familiaris) and human infant’s understanding ofvarious forms of pointing ges- tures», Animal Cognition, a paraitre. Mader B., Hart L. A., Bergin B., «Social acknowledgements for children with disabilities: effects of service dogs», Child Development, 1989, vol. 60, n° 6, p. 1529—1534. McConnell P. B., «Acoustic structure and receiver response in domestic dogs (Canis familiaris)», Animal Behaviour, 1990, n° 39, p. 897—904. McKinley S., Young R. J., «The efficacy of the model-rival method when compared with operant conditioning for training domestic dog to perform a retrievel-selection task», Applied Animal Behaviour Sci- ence, 2003, vol. 81, n° 4, p. 357—365. Meeh L. D., «Alpha status, dominance, and division of labor in wolf packs», Canadian Journal of Zoology, 1999, n° 77, p. 1196—1203. Miklosi A. et alii, «А Simple reason for a big difference: wolves do not look back at humans, but dogs do», Current Biology, 2003, vol. 13, n° 9, p. 763—766. Miller P. E., Murphy C. G., «Vision in dogs», Journal of the American Veterinary Medical Association, 1995, n° 207, p. 1623—1634. Mitchell R. W., Thompson N. S., «Projects, routines, and enticements in dog-human play», Perspectives in Ethology, 1991, n° 9, p. 189—216. Mitchell R. W., Thompson N. S., «Familiarity and the rarity of decep- tion: two theories and their relevance to play between dogs (Canis familiaris) and humans (Homo sapiens)», Journal of Comparative Psychology, 1993, vol. 107, n° 3, p. 291—300. 318
ЛИТЕРАТУРА Molnar Cs et alii, «Can humans discriminate dogs individually by acoustic parameters of barks», Behavioral Processes, 2006, n° 73, p. 76—83. Morey D. F., «Burying key evidence: the social bond between dogs and people », Journal of Archaeological Science, 2006, vol. 33, n° 2, p. 158—175. Morey D. F., Aaris-Sorensen K., «Paleoeskimo dogs of the Eastern Arc- tic», Arctic, 2002, n° 55, p. 44—56. Morton E. S., «On the occurrence and signifiance of motivation-struc- tural rules in some bird and mammal sounds», American Naturalist, 1977, n° 111, p. 855—869. Nagel T., «What is it like to be a bat ?», Philosophical Review, 1974, n° 83, p. 435—450. Parker h. G., Ostrander E. A., «Canine genomics and genetics: running with the Pack», PLoS Genetics, 2005, vol. 1, n° 5, p. 507—513. Parker H. G. et alii, «Genetic structure of the purebred domestic dog», Science, 2004, vol. 304, n° 5674, p. 1160—1164. Paxton D. W., «А case for a naturalistic perspective», Anthrozods, 2000, n°13,p. 5—8. Podberscek A., SerpellJ., «Environmental influences on the expression of aggressive behaviour in English cocker spaniels», Applied Animal Behaviour Science, 1997, n° 52, p. 215—227. Pongracz, P. et alii, «Human listeners are able to classify dog (Canis familiaris) barks recorded in different situations», Journal of Com- parative Psychology, 2005, vol. 119, n° 2, p. 136—144. Price E. O., «Behavioral aspects of animal domestication», Quaterly Review of Biology, 1984, vol. 59, n° 1, p. 2—32. RasmussenJ. L., Rajecki D. W., «Differences and similarities in human’s perceptions of the thinking and feeling of a dog and a boy», Society and Animals, 1995, n° 3, p. 117—137. Schleidt W. M., Shalter M. D., «Co-evolution of humans and canids», Evolution and Cognition, 2003, vol. 9, n° 1, p. 57—72. Soproni K. et alii, «Comprehension of human communicative signs in pet dogs», Journal of Comparative Psychology, 2001, n° 115, p. 122—126. 319
ЛИТЕРАТУРА Soproni К. et alii, «Dog’s (Canis familiaris) responsiveness to human pointing gestures», Journal of Comparative Psychology, 2002, n° 116, p. 27—34. TopalJ. et alii, «Attachment behavior in dogs (Canis familiaris): anew application of Ainsworth’s (1969) strange situation test», Journal of Comparative Psychology, 1998, vol. 112, n° 3, p. 219-229. TopalJ. et alii, «Mindreading in a dog: an adaptation of a primate “men- tal attribution” study», International Journal of Psychology and Psychological Therapy, 2006, vol. 6, n° 3, p. 365—379. Trut L. N., «Early canid domestication: the farm-fox experiment», American Scientist, 1999, vol. 87, n° 2, p. 160—168. VilaC. et alii, «Mitochondrial DNAphylogeography and population his- tory of the grey wolf Canis Lupus», Molecular Ecology, 1999, vol. 8, n°12,p. 2089—2ЮЗ. Viranyi Zs et alii, «Dogs can recognize the focus of attention in humans», Behavioural Processes, 2004, n° 66, p. 161—172. Viranyi Zs et alii, «А nonverbal test of knowledge attribution: a com- parative study on dogs and children», Animal Cognition, 2006, vol. 9, n° 1, p. 13—26. Walker D. B. et alii, «Naturalistic quantification of canine olfactory sen- sitivity», Applied Animal Behaviour Science, 2006, vol. 97, n° 2—4, p. 242—254. Wayne R. K., «Molecular evolution of the dog family», Trends in Genet- ics, 1993, vol. 9, n° 6, p. 218—224. Wells D. L., «The facilitation of social interactions by domestic dogs», Anthrozoos, 2004, vol. 17, n° 4, p. 340—352. Yin S., «Anew perspective on barking in dogs (Canis familiaris)», Journal of Comparative Psychology, 2002, vol. 116, n° 2, p. 189—193. Интернет-ресурсы Dogs Bite Law, Statistics about dog bites in the uSA and elsewhere: http://www.dogbitelaw.com/ Enquete de laFACCO/SOFRES sur la population animale: http://www. facco.fr/resultats.htm Papiers de Chine, Les chiens ont envahi la capitale, 12 fevrier 2008 : http://papiersdechine.ch/site/article.php?id=1641
Доминик Гийо ЛЮДИ И СОБАКИ Редактор В. Михайлин Дизайнер Д. Черногаев Корректор М. Смирнова Верстка Л. Ланцова Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953000 — книги, брошюры ООО РЕДАКЦИЯ ЖУРНАЛА «НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ» Адрес редакции: 123104, Москва, Тверской бульвар, 13, стр. 1 тел./факс: (495) 229-91-03 e-mail: real@nlo.magazine.ru сайт: www.nlobooks.ru Формат 60 *90 V16. Бумага офсетная № 1. Офсетная печать. Печ. л. 20,5. Тираж 1500. Заказ № К-1408. Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия» 428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, 13