Автор: Баранчук В.В.
Теги: охотничье хозяйство рыбное хозяйство рыболовный спорт рыболовство альманах рыболов-спортсмен
Год: 1986
Текст
РЫБОЛОВ-СПОРТСМЕН
ИЗДАЕТСЯ С 1950 ГОДА
АЛЬМАНАХ
ФИСЗ МОСКВА
«ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ
1986
ББК 47,2
Р 93
Редколлегия:
В. Баранчук
Л. Ерлыкин
Т. Ляховецкая
Е. Огнев
А. Онегов
(«У рыбацкого костра»)
О. Соболев
(«Мастерство рыболова»)
Я. Стикутс
В. Тендряков
И. Федотенков
(«Рыб®лов-библиофил»)
Н. Фетинов
(«С удочкой и рюкзаком»,
«Новички на водоеме»)
Рыболов-спортсмен: Альманах. Вып. 46/Редкол.
Р 93 В. В. Баранчук и др. — М.: Физкультура и спорт, 1986. —
128 с., ил.
Очередной выпуск альманаха содержит рассказы и очерки о
рыбной ловле, статьи рыболовов-практиков и журналистов об акту-
альных проблемах, опыте мастеров и новинках рыболовного спорта.
Для широкого круга любителей рыбной ловли.
4002020000-014
Г 009(01)—86
107-86
ББК 47.2
639.2
© Издательство «Физкультура и спорт», 1986 г.
Анатолий Онегов
ПЕСКАРИ
У рыбацкого костра
Рис. А. Семенова
Когда наступает тихий, спокойный вечер
и старая память посещает меня, я сажусь за
письменный стол, включаю не очень сильную
лампу и бережно достаю с полки вот эту
небольшую книжечку с юным рыболовом на
обложке. Я аккуратно переворачиваю стра-
ницы и всегда останавливаюсь вот здесь, где
рассказывается о пескарях... И негромко
читаю:
«Когда зной июльского полдня загонит
всю «порядочную» рыбу ь густые рощи
рдестов, откуда никакими силами не выма-
нить желанной добычи, неплохо направиться
на песчаную отмель, скинуть прилипшую к
телу рубашку, засучить повыше штаны и,
подставив загорелую спину жгучим лучам
солнца, забрести по колени в воду... Комлем
удилища следует старательно поковырять
дно, пока мутные струйки не понесутся по
течению вниз, туда, где золотистый песок по-
степенно смыкается с темнеющей глубиной...
Недолго заставят себя ждать брусковатые
черноспинные пескари. Вот те, что похраб-
рее, подошли вплотную и тычутся в пальцы
ног... Но уж слишком мелки! А крупные там,
подальше... Прекрасная все-таки рыба пес-
карь: бесхитростная, простая, истинный друг
рыбацкой юности!..»
Я откладываю в сторону книгу и, честное
слово, вижу сейчас песчаную отмель своего
деревенского детства. Я слышу шорохи стре-
коз в густом полуденном зное, вижу пестрое
деревенское стадо, спустившееся к реке на
отдых... Вот я босой стою в теплой июльской
воде, и из-под моих ног течение уносит куда-
то струйки песка...
Все это было когда-то там, давно, в
детстве, на Оке. Были облупившиеся носы,
выжженные солнцем до льняной желтизны
волосы, была краюха хлеба на целый день,
вода родников и, конечно, была удочка...
Гибкое ореховое удилище, волосяная лес-
ка, которую мы плели сами, выдергивая из
конского хвоста волоски подлинней, круг-
ленький поплавок из пробки и где-то чудом
раздобытый крючок. А там уже были и ерши,
4
и плотвички, и, конечно, пескари, почти такие
же, как в этой книге, которая лежит сейчас на
моем столе.
Эту книгу подарил мне —- подарил с
добрыми, светлыми словами — чудесный
человек, Михаил Александрович Заборский...
Я перечитываю сейчас его коротенькие рас-
сказы о пескарях и вспоминаю, как обещал
приехать к нему куда-то под Ржев, на какую-
то очень чистую и очень тихую речушку, в
которой и водились эти самые пескари.
Эту речушку он отыскал специально для
меня. Он писал мне, звал к себе, но я так и не
собрался — просто не получилось тогда
вырваться, убежать, скрыться от города и
встретиться с песчаной отмелью, шорохами
стрекоз и струйками песка, которые течение
будет обязательно уносить куда-то из-под
моих босых ног...
Эх, пескари-пескари... Почему именно вас
вспоминаю я так часто, когда заходит разго-
вор о прошлом?.. Пескари Оки, пескари
Москвы-реки, пескари Протвы и той самой
речушки под Ржевом, на берегу которой ждал
меня все лето чудесный человек.
Пескари Оки отошли в прошлое вместе с
босоногим детством, оставив в моей памяти
навсегда шорохи стрекоз, зной июльского
полдня и поющие под ногами пески окских
перекатов.
Пескари Москвы-реки были чуть позже, и
я встретился с ними почти взрослым челове-
ком... Это было на перекате под Тучковом.
Была осень — было то самое время, когда
москворецкие клены разгорались красками
осенней меди. Эти тихо горящие клены-фа-
келы террасами спускались к самой воде и,
встретив наконец быструю воду переката,
будто терялись перед ней от неожиданности.
Вода в Москве-реке уже была холодной, и
забираться в воду босиком не хотелось. Я сто-
ял у самой воды и трепетно, как в детстве,
следил за поплавком, уносящимся вместе с
течением.
Вода в осенней реке была прозрачной-про-
зрачной, и я видел в этой воде больших тем-
носпинных пескарей. Они тесными стайками
старались прижаться к песчаному дну, но
течение упрямо сносило стайку в сторону.
Исчезала увлеченная струей одна стайка, и
почти тут же на ее месте появлялась другая.
Казалось, пескари устремлялись сюда, к пес-
чаной отмели,’ навстречу течению, только для
того, чтобы самим этим стремлением утвер-
дить что-то очень важное для себя. Они
упорно шли навстречу течению, как по обету,
отступали, не выдержав напора струи, и снова
шли только сюда.
О том, что сейчас, осенью, на этом речном
перекате, расцвеченном огнем осенних кленов,
пескари собирались именно в каком-то поры-
ве, что сейчас их вел сюда вовсе не плотский
интерес, догадывался я еще и потому, что ни
одна из рыбок не желала обращать внимания
на мотыля, нацепленного кисточкой на мой
крючок.
Я снова перезабрасывал удочку, снова
возвращал мотыля, груз и поплавок к началу
струи, снова течение тянуло кисточку моты-
ля по
карей
Даже
перед
тут же раздраженно отходила в сторону...
самому дну, и снова ни один из пес-
не обращал внимания на приманку,
больше — если мотыль оказывался
самым пескариным носом, то рыбка
Анатолий Онегов. Пескари
Что делали они здесь, на перекате,
осенью, эти чудесно-загадочные рыбки?.. А я
прощался со своей юностью. И эта моя
юность почему-то подарила мне на память о
У рыбацкого костра
себе именно осенние, прозрачно-холодные
струи чистейшей воды и желтые с красным
зачарованные клены над быстрой водой...
Говорят, что иногда детство все-таки
возвращается... Честное слово, такое было
со мной. Было в начале августа на берегу реки
Протвы, чуть выше Серпухова. Здесь тоже
был перекат, песчаный, быстрый и тоже были
пескари. И на этот раз эти пескари, как в
детстве, отчаянно кидались к .несущемуся по
течению кусочку червя, насаженному на
крючок.
Вверху, над самой головой, палило жаркое,
еще не успевшее забыть июльский зной солн-
це, над самой водой носились стрекозы.,
ниже по течению нет-нет да и выплескивался
не то небольшой жерешок, не то подъязок, и
теплые струи летней воды мягко омывали
мои ноги. И мне было легко и просто, как
тогда, когда для своих детских удочек мы
вили волосяные лески и мастерили пробочные
поплавки.
А потом здесь же, на самом берегу,
ошпаренные до красноты летним солнцем,
мы разводили небольшой костерик-тепличку
и варили на жарко горящих сухих ивовых
палочках чудесную уху из пескарей. У нас
даже не было с собой настоящего котелка, мы
варили уху в большой жестяной банке, к
которой на скорую руку прикрутили прово-
лочную ручку... А потом мы вдыхали аромат
этой желто-золотистой горячей жидкости и
бредили, как мальчишки, кругосветными пу-
тешествиями.
А пескари снова стояли на перекате,
стояли ровными, плотными рядами, колон-
нами. Я хорошо видел, как кусочек червя,
насаженный на крючок, приближался к этим
боевым рядам и как один из бойцов выры-
вался вперед из строя и на мгновение замирал,
ударив насадку.
Это, честное слово, был настоящий бой.
И каждый из нас стоял под своими знаме-
нами. Мое знамя в тот день было голубым-
голубым, как романтическое небо над быст-
рокрылыми бригантинами — ко мне воз-
вращалось мое детство. А отважные пескари
сражались за свой перекат, за право вот этих
зеленовато-прозрачных, как изумруд, струй и
дальше петь свои песни на песчаных перекатах
реки Протвы.
И пескари победили. Я сложил свое оружие
и отступил, преклоняясь перед мужественным
упорством защитников переката. Но мое
голубое знамя осталось и оставалось со мной
еще очень долго — ведь после того переката,
б
после тех пескарей, вернувшихся вдруг из
детства, я действительно решился на самые
невероятные путешествия.
Говорят, что любые знамена выцветают
на солнце или линяют от частых дождей.
Наверное, так в конце концов случилось и со
мной... Но того самого переката на Протве
уже не было. Теперь некогда чистейший
перекат стал обычным бродом, разъезжен-
ным машинами и тракторами. И разыскивать
тех, прежних пескарей среди размешанного
колесами и гусеницами песка я не стал. Да и
пескари, видимо, тут стали другими, а может
быть, их уже и не осталось здесь — может
быть, они, устав бороться за свой перекат с
колесами и гусеницами, покинули поле боя
побежденными, но не сдавшимися...
Не нашел я пескарей и на том москворец-
ком перекате около Тучкова, где были осенние
клены и прозрачные струи успевшей остыть
воды... К этому времени вверху на реке
устроили водохранилище, и река, не принимая
больше очистительной бури весенного по-
ловодья, стала зарастать травой. Перекат
был на том же самом месте, в осеннем огне
стояли и клены, но сам перекат стал тише, и
голос его воды потерялся среди зеленых лох-
мотьев водорослей. Среди этих водорослей,
возможно, и держались еще какие-нибудь
пескари, но разыскивать их я не стал — это,
наверное, тоже были уже другие рыбы. Да и
как им не стать другими, когда не стало
прежней бури течения...
Эх, пескари-пескари! Ну где же вы, мои
милые, добрые спутники, где ты, мое детст-
во, которое так хотелось встретить хотя бы
еще раз?.. Эх, пескари-пескари!
А вы ведь действительно были в той
речушке, под Ржевом, откуда шли и шли ко
мне добрые, внимательные письма Михаила
Александровича... И я уже был там, под
Ржевом, и вместе со своим светлым провод-
ником шел росной тропкой к песчаному
перекату...
Это будет необыкновенный перекат, спря-
танный от постороннего глаза мягко зеленею-
щим ивняком.'Мы будем осторожно раздви-
гать этот ивовый частокол, под ногами, в
упругом песке, будут похрустывать осколки
раковин, вынесенных сюда весенней водой.
Это будут старые, поседевшие мелом домики-
створки перловиц и беззубок.
А потом мы увидим воду. Еще несколько
шагов, и легкая волна переката преданно
выплеснется к твоим ногам. Здравствуйте,
быстрые, чистые и честные струи! Я встану
на колени перед этой незамутненной водой,
рожденной родниками, и осторожно возьму в
пригоршню эту воду. Здравствуй, родниковая
свежесть и родниковая чистота русской
земли!
А потом будет солнце. Конец удилища,
опущенный в воду, поднимет легкую муть, и
эти струйки поднятого со дна песка устре-
мятся вниз по течению. Это будет сигналом
пескарям. И вот они уже рядом и легонько
пощипывают твои босые ноги.
Ах, какой это будет день, в золоте и голу-
бизне березового июля!., а потом, распа-
ренные, разморенные на полуденном солнце,
поднимемся мы от воды в соседнюю рощицу
и, осторожно опустившись на землю рядом с
белоснежными ромашками и рубиновым кле-
вером, прямо тут же, около себя, в траве
будем собирать крупные, горячие от летнего
солнечного дня ягоды земляники. Ах, какой
это будет день!..
Домой мы вернемся поздно, когда вечер-
ний туман поднимется от реки и станет
переливаться через ивовые кусты на луг.
И мы пойдем по луговой тропке, пойдем
вместе с туманом к деревне и явимся пред
светлые очи хозяйки дома туманорожден-
ными витязями.
А потом и прожитый день, и туманный
вечер отступят немного назад, отступят от
самоварного блеска и редкого звона чайной
посуды, отступят и останутся за окном, за
белыми занавесками...
А ночью ко мне снова явятся пескари,
«упругие, верткие, с висячими, как у запо-
рожцев, усами» и обязательно золотоглазые,
как в этой чудесной книжке, подаренной мне
добрым человеком...
Увы, тот мой чудный день под Ржевом на
сказочной реке так и не родился. Мой стар-
ший друг без меня сторожил все те туманные
зори, которые мы должны были встречать
вместе... Я так и не увидел этих зорь. Я
только слышал о них потом от него, я только
догадывался, что они должны были быть
именно такими, какими рисовало их мне мое
воображение.
Нет, мы обязательно поедем туда, поедем
на следующее лето. И обязательно будут и
июль, и горячие от июля красные ягоды
земляники... Но следующего лета на реке у
него уже не было.
Эх, пескари-пескари. Они так и не дожда-
лись нас обоих.
На другое лето, помня о наших пескарях,
помня данное друг другу слово, я долго
бродил по самым разным "речкам с удочкой в
руках. Но наших пескарей так и не нашел
И уже под осень на небольшой подмосков-
ной речушке разглядел среди быстрых струй
светлый пятачок песка.
Мне показалось, что здесь, возле песка, все
время происходит какое-то движение. Нет,
это не было движение воды. Нет, я не мог
ошибиться — это были точно такие же рыбки,
какие встретились мне в раннем детстве и оста-
лись со мной на всю жизнь. Их было много.
Их, наверное, можно было ловить. Но я отло-
жил удочку и присел у самой воды.
Пескари настойчивыми стайками сопро-
тивлялись течению. Течение сносило одну
стайку за другой, но на их месте появлялись
все новые и новые... Чем-то это упрямое
стремление рыбок навстречу потоку напо-
минало мне перекат на Москве-реке, где
когда-то я расставался со своей юностью.
Да, и теперь тоже была осень, только не
было около воды осенних кленов — рядом от
самого берега широко и вольно стелилось
хлебное поле. Хлеб уже убрали, и вместо
неприступной стены зрелой ржи по полю ос-
тавалась теперь торчать лишь щетина побе-
левшей стерни.
Домой я возвращался поздно вечером.
Удочку я так и не достал из чехла. Пескарей я
так и не ловил. Они остались там, в реке,
остались и дальше бороться с течением за
свой песчаный пятачок. Они остались другому
человеку, который, может быть, пойдет сле-
дом за мной и у которого еще только-только
начинается босоногое детство...
И вот я дома за письменным столом. И,
как очень дорогую память, держу в руках эту
небольшую книжечку, открытую сейчас на
десятой странице:
«Существует два вида пескарей: черныш и
синец. Первый крупнее, темнее по окраске и
более боек. Второй светлее, прозрачнее и чаще
всего мелок до жалости. И вообще-то пескарь
невелик. Ничтожество! Правда, слышал я,
что много лет назад в Москве-реке был
пойман пескарь, вызвавший среди столичных
рыболовов целый переполох. Гигант — он
вывесил четыреста граммов и своим весом
вошел в историю...»
А войдем ли в историю мы, влюбленные в
свое белобрысое вольное детство, влюблен-
ные в ту землю, которая одарила нас своим
ласковым солнцем, чистым небом, легкими
облаками и быстрыми струями родниковых
рек?..
Анатолий Онегов. Пескари
7
У рыбацкого костра
Владимир Курьянов
АРТЕМОВЫ
СЕКРЕТЫ
Рис. А. Семенова
Горбатый Артем слыл в рыбалке корифе-
ем. Где бы он ни удил, весть о нем непонят-
ным образом мигом разносилась по реке.
«Артем в протоке ловит! — вздыхая, судачи-
ли меж собой рыболовы. — Надо было там
сегодня рыбачить!» Неудачники ордой сни-
мались с насиженных якорей, вытаскивали из
воды скрученные проволокой чугунные желе-
зяки, ржавые тяжеленные шестерни, а то и
просто авоську, набитую булыжниками, и,
как тараканы на съестное, мчались к Артему,
надеясь полакомиться хотя бы крохами от
основательного улова. Особенно часто
осаждали Артема наезжавшие городские
рыболовы, обкладывали его, и тут уж прощай
безмятежная любезная рыбалка. Дед бра-
нился, ершился, а потом перестал рыбачить
по субботам и воскресеньям. «Рыба не ло-
шадь! — стал поговаривать старик. — И ей по
выходным передышка нужна!»
Само собою разумеется, что все рыбаки
восхищались стариком, завидовали его нюху
на рыбу. Говаривали, что он ее под водой зрит
и окостенелой горбатой наружностью при-
манивает. Исключительные завистники и злю-
ки — свет не без таких — и кто в рыбалке
“ничего не разумел ехидничали, болтали, что
старичок, мол, втихаря браконьерствует, а
донки и всякие удочки таскает для отвода
глаз.
Особенно упорно злобствовал верзила
Буряков. Вот он-то как раз не гнушался
побаловаться сетью, а разложенными для
близиру на корме катера кружками попрос-
ту мозолил глаза. Сеть спрячет, укроет в
тайнике на берегу и возвращается домой,
скаля зубы всем рыбнадзорам. Попробуй
прицепись! Вот они, красные пенопластовые
кружки, а вот и судаки, законно пойманные.
«Чхал я на рыбнадзоров!» — во хмелю
бахвалился Буряков. — Они пущай следят, как
по весне смывает с полей удобрение в реку и
рыба околевает... Для меня рыба — про-
корм! А раз прокорм, попробуй меня поймай!
Нет, ты поймай! Подловишь — взыскивай!..
Чхал я на штраф...» Вся деревня знала —
8
судаки Бурякову не прокорм, а бесшабашная
деньга и многоградусная выпивка. Но при
встрече с рыбнадзором огромный Буряков
превращался в добродушного любителя рыб-
ной ловли: все-таки не хотелось платить
штраф. Взор у него в моменты встреч с
представителями рыбной власти становился
таким елейным, что казалось — к липкому
взгляду на лету могли приклеиться мухи.
Дед Артем однажды все-таки заставил
прикусить Бурякова его ядовитый язык —
вытянул из омута сверхъестественнейшего
карпа. Карп был до того велик, что не
проходил в дыру обшарпанного, всегда ви-
севшего на поручнях деревенской приста-
ни, никого не разу не спасшего спасатель-
ного круга. Вот эта была рыба! Всем толь-
ко оставалось растерянно пощупать глаза-
ми безмерную неправдоподобность хвос-
татого гиганта. В рыбацких воспомина-
ниях сохранился тот карп вчерашним не-
сбывшимся сном-мечтой. Крепко зауди-
ли Артемов омут, целый год там рыба
вообще не водилась, лишь потом Петька
Кукин сочинил, что он чуть было не поймал
второго такого карпа. Но «чуть-чуть», всем
рыбакам известно, не в счет. Кто же поверит
мальчишке? Мало ли чего они, сорванцы, не
напридумывают, глядя прямо на вас честней-
шими глазами!
Только Артем не засомневался в Петьки-
ном рассказе. Когда над Петькой насмеха-
лись, спрашивали, не утащил ли его карп на
дно, и тот покрывался буро-малиновой крас-
кой, одним большим пятном до ушей скры-
вающим бесчисленные веснушки, Артем очень
убежденно, серьезно заступался за мальчиш-
ку: «И чего ржете?! Есть там десятипудовый
карп!.. Да не у каждого возьмет! Что он
заподлинно там, я сам наблюдал!» А у Арте-
ма был авторитет. Попробуй не согласись
с таким докой по части рыбалки!
— Дед Артем! Как же ты сам-то ловишь,
что у тебя рыба будто заговоренная? —
спрашивали его.
— Как ловлю? — как бы не расслышав,
переспрашивал старик. — Ас таком... Рыба
чует, кто ее ловит... Я возьму одну-две и до
дома. Вы же, окаянные, с утра до вечера
шакалите... Какая же безмозглая тварь в
ваши мешки полезет?!
Рыбачил Артем обычно с самого раннего ут-
ра, часа по два, не больше. Зато еще солнце
хорошенько не накалится, а горбатый дед по-
парадному величаво подваливает на старой
разбитой плоскодонке к причалу. «Вась, Ва-
сек! — кричал он матросу, отчего-то всегда
заспанному. — Помоги достать мелочь. Гос-
тинчик старухе!» Дожидающиеся катера со-
бирались толпой, знали — сейчас появится
что-нибудь диковинное для нынешнего, иску-
шенного осетрово-семужными яствами об-
жорливого времени: то ли это будет длинный,
вытянутый, как торпеда, судак, то ли брон-
зовый, похожий на музейный канделябр, с
растопыренными плавниками широкоплечий
язь. Этакую рыбу, как говорится, к ремню
подвяжи — она дорогу подметает. Очухав-
шийся от спячки Вась-Васек двумя руками хва-
тал рыбу за голову, просовывал большие
пальцы под жаберные крышки и, когда она
начинала лупить хвостом по деревянным
доскам причала, будто заколачивая гвозди,
довольный, как-то сластолюбиво ахал:
— Вот выкидывает фортели! Вот какие
фортели! Ах, лапочка-вертихвосточка! —
фамильярно обращался он к рыбе, как к
какой-нибудь заблудившейся смазливой де-
вахе, брошенной или позабытой кем-то из
городских гуляк на деревенской пристани. —
Щас мы лапочку угомоним!
Напыщенный Артем, поднимая из лодки
ведро с рыбой помельче, словно и не просил
только что матроса о помощи, начинал
ворчать:
— Не лапь! Помягше...
Пораженный невиданностью зрелища ка-
кой-нибудь простак в синтетической шляпе,
из помятых интеллигентов-дачников, спра-
шивал из толпы:
— Простите, на что вы ее поймали?!
— На банан! — невозмутимо отвечал
Артем. — На что еще тута, в деревне, рыбу
ловить прикажете?
Дед с помощью Васьки взваливал рыбину
на горб. Походя, кричал матросу, вытирав-
шему испачканные слизью руки о брезентовые
штаны, от нее давно слюдянисто-окаме-
нелые:
— Лодку отгони!
Шатаясь под рыбой, шаркая, Артем
скромно удалялся в деревню.
. — Виртуоз! — восхищался им Васька и все
глядел на желто-серую пыль, вздымавшуюся
на подъеме к деревне, и болтающийся над
пыльным облаком большой хвост.
Конечно, не всегда Артему перепадали
такие уловы. Случались ему зорьки, после
которых он причаливал к пристани молча, что
означало — среди трофеев не оказалось
примечательной особи, но всегда Артем был с
гостинцем старухе, очень метко рыбачил, да-
же в самую неуловистую пору. Часа за два он
натягивал столько, сколько другому, сутка-
ми непролазно высиживающему на реке,
снилось разве что в счастливом сне. Многие
рыболовы норовили выведать Артемовы
секреты. Но дед о рыбалке не распростра-
нялся; молча послушает, снисходительно по-
кивает, соглашается со всеми: мол, правда,
что рыбы мало стало; любит бродить рыба
по невесть каким путям-дорожкам; прикорм-
ка в рыбалке здорово важна; и чтобы крючок
попрочнее, «покрепше», а леска потоньше, но
Владимир Курьянов. Артемовы секреты
9
У рыбацкого костра
понадежнее. Со всеми старик единодушно
соглашался, о своих ушлых рыбацких ухват-
ках — глухой молчок. Некоторые рыболовы
пытались подмазаться к Артему — кто с
байками о ловле, кто с бутылкой для разго-
ворчивости, — а он знай о чепуховине всякой
мелет. Не подобрать отмычки к потаенной
удачливости.
Рыболовы на лодках исподтишка следили
за дедом, но ничего особенного не находили.
Ловит как все — донку зашвырнет недалече и
сидит как истукан, пока парочки хороших
рыбех не схватит. Посидит, посидит, свернет
донки, удочку достанет и тут же, как в сказке,
тянет из-под кормы леща. Половит на удочку,
потом вдруг ее отложит, донки по другой
борт забросит... И пошла будто из пулемета
по снастям рыба, тащит одну за одной. Не
иначе, действительно старый горбун видит,
как рыба хороводит! Сидит, на удочки уста-
вится, священнодействует, шепчет, пришеп-
тывает, перешептывает. Самый всамделиш-
ний колдун!
Петька Кукин, каждодневно таскавший с
причала пескарей, завидовал, наблюдая, как с
шиком подваливал Артем к пристани. Дед
сидел в лодке по-особому, вполуразвалку,
боком, вытянув правую ногу, упирался ею в
сиденье, а левую поджимал под себя. За
бортом в воде туго натягивал веревку боль-
шой садок. Чуть поднимаясь, показываясь на
мгновение, он отсвечивал серебристым блес-
ком.
Однажды утром, как только старик со-
вершил свою великолепную, несравненную
церемонию выхода на берег, все мальчишки
сбежались, сгрудились поглазеть на вылов-
ленное богатство.
— Мелочь! — невозмутимо и презри-
тельно изрек Артем. В садке лежали крупные
подлещики. Все мальчишеские уловы, сразу
прикинул Петька, не перетянули бы и одного
самого малого подлещика.
Артем потоптался около мальчишек.
— Знатный был бы живец! — нетороп-
ливым взглядом оценил Артем подвешен-
ных на куканах пескарей. — На жареху у вас?
— У кого как! — отозвался Петька. Его
связка была, правда, подлиннее, чем у других,
из нее топорщились даже два окунька. Не-
брежным тоном, подражая Артему, Петька
добавил:
— Мелочовка!
Старик улыбнулся:
— Что ж с лодки не рыбачишь? Наловил
бы!..
10
— Прохудилась лодочка. Рассохлась
вконец!
— А батя чего ж не починит?
— A-а!.. К уборочной готовится.
— Запарка! — скучным голосом подтвер-
дил Артем. — В деревне летом раздолье
только пионерам и пенсионерам. Ну и дач-
никам... — Посмотрев на Петьку с тощими
пескарями, Артем о чем-то задумался. —
А если тебя, пострела, завтра с собой прихва-
тить?.. Погребешь... А?
Петька Кукин онемел: «Рыбачить с самим
Артемом!»
— Не продрыхнешь рыбалку-то?.. — ух-
мыльнулся дед.
— Да я... я... — Ликующий Петька бла-
женными глазами вытаращился на стари-
ка. — Не просплю!... В лепешку! — И все еще
не веря в удачу, посеменил за Артемом*
забегая, заглядывая в морщинистое лицо,
пугаясь, что дед одумается.
Утро выдалось плотнотуманным. Туман
пышным зябким облаком примкнул к черной
бездонной воде — весла прячутся в нем,
отзвуки весельных шлепков сразу рвутся, за-
глохнув в немой пелене. Старик всматривал-
ся куда-то в непонятное, белое, направлял:
— Правее держи!.. Приваду под Марфи-
ном поставил. Лещ уж сбежался, поди!
— Ты, деда, меня б кликнул... Я бы
помог...
— Невпроворот таких помощников! —
Артем перед рыбалкой был всегда не в духе,
до тех пор, пока не окажется в воде первый
крючок. — Разнюхать бы, как старый рыба-
чит, чтобы опосля рыб нахапать!.. Спод-
ручники!
Петька обиделся. Артем разгадал маль-
чишескую думку. Поэтому из-за вполне заслу-
женного упрека Артема Петьке стало обиднее,
чем поделом схватить тумака. Петька надул-
ся, сильнее ударил веслами, огрызнулся:
— Подумаешь!.. А то будто никто не
ловит!
— Вправо правь!.. Гресть научись, куда
крутишь!.. «Ло-ви-ит!» — передразнил ста-
рик мальчишку и замолчал.
Туман быстро лысел, над водой высте-
лил ась прозрачная, чистая полоса, и лишь
вверху скручивались, перепутавшись, его ред-
кие седые космы.
— Поспешай!.. Клев прокукарекаем... —
Артем загорячился. — Ишь, рыба разгули-
вает!
Петька не видел ни одного всплеска.
Зримее гляделись убегающие за корму пузы-
рящиеся завихрения. Большая воронка отска-
кивала от лопастей, вскипала, кружась, сни-
зывала в гирлянду светящиеся в темной воде
круги, которые исчезали, не успев сомкнуться
с новыми, их догоняющими. Чудилось, что не
лодка движется вперед от весел, а сама река
толкает ее шуршащими по смоляным бортам,
черными прозрачными струями. В обвола-
кивающих струях пропадала протяженность
времени, исчезали река, узкая лодка, ворчли-
вый Артем. Взор, притянутый к уплывавшей
реке, искал в бархатных пластах новые и
новые скатывающиеся хрусталики брызг.
— Эй!.. Ты чего?! Оглох что ли!.. На нос
перебирайся! Сам буду править.
Петька, очухавшись от водяного наваж-
дения, переполз вперед. Лодка, перевесив-
шись, занырнула в воду до крайних досок.
— Может, на корму перелезть?
— Тама сиди!.. Дотащимся! — Артем,
полуразвернувшись, налег, кряхтя, на вес-
ла. — Чурку в речке выглядывай!
— Какую чурку?
— Буек... — ворчливо пояснил Артем. —
Деревяшка заместо буйка, где привада.
Артем завозил прикорм заблаговременно,
с вечера, чтобы кто-нибудь не уследил, куда
он его опустит. Использовал старик не пе-
нопластовый буек-кругляш, которым обычно
рыболовы обозначают место лова, а маски-
ровал под него любой найденный на берегу
сухой чурбачок. «Скрытный дедок!.. — не-
приязненно подумал Петька. — Сквалыга!»
Скоро Артем притабанил веслами, и ры-
бацкая плоскодонка, споткнувшись, как жи-
вая, застопорила ход. Мальчик нигде не обна-
ружил ловко утаенный, сработанный под
корягу рыбацкий буек.
— Груз опускай... — не своим, с отдыш-
кой голосом шепнул Артем.
Петька, не раздумывая долго, ух-
ватился за носовой якорь (вместо них
Артем применял набитые песком отслужив-
шие газовые баллоны с наглухо закрученной
пробкой) и бросил его.
— У-у! — застонал Артем. — Сгинула
рыба!
Петька не хотел с размаху кидать баллон,
но тот выскользнул из скрюченных пальцев и с
раскатистым в речной тиши грохотом ударил
по воде.
— У!.. Сподручник! — повторял Ар-
тем. — Пескарей тебе удить!
Мальчишка после промашки сразу поза-
был о стариковском скупердяйстве, безмолст-
вовал. Дед, не брякнув, не стукнув, ювелир-
но опустил другой якорь — лишь шелестя
шмыгнула смоленая, глянцевая веревка.
— Туда же! — вздохнул дед. — Карпа
чуть не поймал! — Артем, подтягивая, вы-
брал конец веревки. — Шелупонщик! —. про-
бухтел он.
Наконец все успокоилось, стихло. Вода
прозрачно-темная, как бутылочное стекло, не
волнуется всплесками, даже уклейка не рез-
вится, не теребит крошек на поверхности...
Благодатны предрассветные мгновения! Ро-
зовеют берега. Гладь и тишина. Артем молча
поразглядывал реку, стараясь не шуметь, не
спеша вытащил донки. Мальчик прицепил-
ся к ним глазами.
Снасти у деда оказались самыми обыч-
ными — по паре крючков и свинцовое,
тусклое, в царапинах продолговатое грузило.
«Вот и хваленые секреты Г — удивленно
размышлял Петька. — На такие донки вся
деревня ловит! Леска грубая, крючки даже не-
кованые». Но когда Артем крепил к крючку
комок круто варенной каши, приминал, пре-
вращая его в шарик, Петька углядел, что
крючки подвязаны к леске поводками из
тонких капроновых веревок, подкрашенных,
как и леска, в чайный цвет.
— Деда! Почему у тебя поводки из вере-
вок?
— А молол, что другие, мол, ловят!..
Постигай! — Старик улыбнулся. — Лещ-
то кашу сосет... Напорется он на жест-
кую, как проволока, леску и побрезгует
приманочкой!.. А я ему мягонькую веревочку
подсовываю... Спросонья-то лещ не заметит
и засосет наживочку, засосет... Хи-хи... Пос-
тигай, пока я не помер!
Артем очень живописно перекрестился,
сочно переплюнул через плечо, недалеко за-
швырнул донку.
— Сак достань! — сказал Петьке. Отпра-
вил следом вторую донку, чуть правее за
первой. «Забросить не успел, а уже сак ему
подавай!» Петька вытащил за палку из-под
сидений большой сачок и примостил его
поверх борта.
Долгожданный лещ не шел. Артем ждал
рыбу, переминая, стряхивая с сухих пальцев
остатки пищи.' Петька заскучал. Он погля-
дывал на понурое, похожее на брошенную
избу лицо старика. Только серые глаза Ар-
тема, как зашторенные окошки, тускло свети-
лись на бескровном, потрескавшемся лице.
Без показного ухарства старик показался
Петьке страшно уродливым. В молчаливой
Владимир Курьянов. Артемовы секреты
11
У рыбацкого костра
тишине реки он действительно походил на
замшелого колдуна, стылым взглядом при-
тягивающего поживу. Но вот морщины деда
обозначились отчетливее, острее, и тут ожило
лицо, напряглось, разнеслась кровь по блед-
ным щекам, вспыхнули ярко глаза, старик
подсек и рванул леску. От неожиданности
Петька зажмурился и, распахнув глаза, уви-
дел Артема, проворно накручивающего леску
на локоть согнутой руки. Он выбирал леску
сосредоточенно, будто выполнял привычную
работу, и только сверкающие торжеством,
глаза и раскрасневшееся дряхлое лицо пока-
зывали, что старик испытывает радость.
Петька же, быстро привстав с сиденья, окунул *
в воду сачок. Вытащив леща, дед заставил
его глотнуть утреннего воздуха, и рыба без
намека на борьбу, как обрезок толстой доски,
очутилась рядом с лодкой. Петька взметнул
сачок вверх, лещ слегка саданул хвостом по
ободу и, вздернутый в воздух, оказался в
лодке.
— Хвалю! — похвалил Артем. — Эдак
мне без тебя не совладать, — польстил маль-
чишке.
От удовольствия и похвалы Петька, если
бы был воздушным шаром, обязательно
взлетел бы.
Старик, сунув большой палец лещу в круг-
лый рот, другим надавил на цевье крючка,
освобождая его. Лещ тут же воскрес, пнул
хвостом бадейку, отчего та зазвенела, как
от удара молотка.
— Ах, поганец! — Артем прижал леща
к доскам. — Еще звонарь нашелся!.. То один
рыбу пужает, то другой... Я тебя, поганца,
угомоню! — Он отправил леща в ячеистый
садок.
Рыба в воде застучала снизу по борту,
не желая смириться с необходительным
обращением со своей деликатной рыбьей
особой.
— Кхе... — удовлетворенно прикашлянул
Артем. — Ишь, лещачью фисгармонию
устроила... — Взглянул на конопатого Петь-
ку, улыбающегося во весь рот. — Не таких
артистов видывали, помнится...
Старик, ощутив еще один толчок, не успел
продолжить, потянул леску от второй донки.
Снасть натянулась, что-то тяжеленное, будто
тонущее, поволокло ко дну запас лески.
Дед округлил глаза:
— Ну, Петька!
Петька подскочил как ужаленный. Через
мгновение старик самообреченно заахал, не
успевая задержать убегающую леску.
12
— Давай, деда!.. Давай, миленький!
— Та-ащу! — стервенел Артем. — Ах,
дылда попалась!
— Давай!! — позабыв обо всем, кричал
мальчишка.
— Тащу!.. — вторил Артем. — Тпру!..
Стой, зараза!
Петька, приноровившись, тоже впился
пальцами в леску, и они вдвоем умудрились-
таки подтащить рыбину. При виде ее Петь-
кина душонка заметалась, как будто кто-то
выворачивал ее, маленькую и азартную,
наизнанку.
Огромный, в четверть лодки, лещ, из
тех рыб, какими, бывало, цохвалялся старик
на пристани, появился из глубины и словно
не замечал, что его подтягивают к лодке.
Петька видел, как пошевеливается его широ-
кий хвостовой плавник, которым он нехотя
огребал воду. Мальчик оставил леску Артему
и схватился за сачок, подлаживая обруч под
лещачью голову. Артем вытащил леску.
И тут уж восстал, пробудился от спячки
лещище! Пристегнутая к толстой леске огром-
ная рыба необъезженной лошадью бросилась
к лодке, будто собираясь протаранить ее и
пустить ко дну. Секунда — раздался глухой,
тугой удар, и лещ соскочил с привязи.
— А-а-а!! — ошалело заголосил Петь-
ка. — А-а!! — Размахнувшись, саданул сач-
ком по воде, словно этим можно. было за-
держать, остановить улепетывавшую скаку-
ном рыбу. — А-а-а!..
— Чего ор...р...решь?! — пристукивая
зубами, выговорил Артем. — Рыбы не ви-
дал? !.. Чего горланить?! Много лещей-то! —
Артем успокаивал заодно и себя. — Лещ
как лещ! Навалом лещей...
— Такого теперь не поймаем!.. — всхлип-
нул Петька.
— Ну вот, заморосил носом... Чего о
рыбе плакаться?.. На то и рыбаки, чтоб
рыба с крючка удирала и хвост нам показы-
вала... Она стрекача, а мы ее ловить сызнова!
— Давай, деда! Давай скорее забрасы-
вай!..
— Тепереча ты по свою сторону донку
перекидывай, а я садком поорудую... На
прежнем месте ловить нечего — отдохнуть
ему надобно. Распугали уж!
— Лучше на старое место! — почти взмо-
лился Петька. Он, бедолага, надеялся, что
упущенный лещ ждет там, где был схвачен. —
На новом месте прикормки нету... — заканю-
чил он. — Что я там поймаю?..
Морщины у Артема разгладились:
— С чего взял, что у меня привады и
тама нету?
— Как?! Там тоже прикормка опущена?
— Не прикормка, а привада... Прикорм —
когда рыба кормится, а она у меня всего-
навсего жмых понюхивает, взять не могет!
— Ты, деда, приваду в нескольких местах
опускаешь?
Ага! — засмеялся довольный Артем. —
А ужу посередке. На стоячей воде славно так
рыбачить!
До Петьки дошло, каким способом Артем
видит и выколдовывает свою рыбу.
— Ты не проболтайся! — предупредил
дед. — А то шакалы прознают — изведут
рыбу! А так-то мы с тобой еще парочку хоро-
ших лешаков возьмем — и до дома...
Петька не сразу сообразил, что стал еди-
ноличным обладателем Артемовой рыбацкой
тайны.
— Помалкивай только, — повторил Ар-
тем. — Не проболтайся!
— Ни за что!.. Что я, балбес? — Петька
быстренько перебрасывал донки.
Артем почти успокоился за сохранность
секрета. Про себя подумывал, зачем раскрыл
его. Может, чтобы приободрить парнишку
после осечки с лещом? Чем Петька его, стари-
ка, пронял-то, разжалобил? Артем мельком
посмотрел на мальчика, а тот, притаившись,
следил за донками. «Ишь, конопатый!..
Малец, малец, а рыбачок из него сладится...
Ишь, свисток! Как он заголосил, когда лещ
сошел!»
Владимир Курьянов. Артемовы секреты
13
У рыбацкого костра
С помощью Артема Петька выволок-таки
четырех прилично упитанных полулещей.
— Полно! — сказал вдруг Артем.
— Деда, рано еще!..
Артем был непреклонен:
— Рыбка счет любит, а то другим разом
ничего не поймаем... Тяни груза, и так при-
позднились...
Они проехали на лодке, подняли со дна
приваду. При виде ее Петька оторопел: оказа-
лось, привада лежала в завязанных чулках,
изношенных Артемовой старухой.
— Как несет! — подсунул дед мокрый
клейкий чулок под Петькину носопырку. —
Лещ чует, а полакомиться не могет. Эх! —
Он как будто сам наелся вкусного жмыха. —
Прет подсолнухом-то!
Когда возвращались к пристани, Петька
Кукин гордо сидел за веслами, а Артем раз-
думчиво, как бы не замечая мальчишкиного
пижонского достоинства, говорил:
— С лещаками надобно повременить. Пу-
щай успокоятся!.. На судака, что ль, переклю-
читься? Недурно, если судачок пощекочет
нервишки...
— Деда, меня возьмешь?.. — обеспокоен-
ный рыбацкой будущностью, спросил Петь-
ка. С него моментально сдуло опрометчивое
высокомерие.
Артем посопел, размышляя:
— К вечеру пескариков добудь для жив-
ца... Я приваду поставлю... Куды ж без тебя
теперь!..
— Приваду на судака! — одурел парниш-
ка от очередного небывалого рыбацкого сек-
рета. — Судак же не чует жмыха! — Петька
раскрыл рот и позабыл захлопнуть.
— А ты лобешником пошевели!
Петькин выпуклый лоб запестрел склад-
ками, но все равно там, внутри, ничего не
шевельнулось.
— Ты телик глядишь?
Петька кивнул.
— Ну и покумекай!
Петька явно недокумекивал. «Телеви-
зор» — сетка такая браконьерская! — озабо-
ченно задумался мальчик. — Неужели?!»
— Мыслишки у тебя короткие... Куды ж
тебе с дедом тягаться! — чмокнув языком,
самодовольно сказал Артем. — Ладно,
увидишь!
На этот раз, причаливая, дед Артем не
прокричал ничего заздравного Ваське.
— Не густо сегодня! — оскорбленный
стариковским невниманием, проронил мат-
рос.
14
— Погода, язви ее, не баловала! — не-
охотно промолвил Артем. — Рыба, как ты,
заспанная. Я и то только одну осаднил,
остальных Петька начикал...
Петька непроницаемо молчал, вы'свер-
кивая.зазнайством. Все-таки не выдержал:
— Такого вот леща... — Он развел ла-
дони.
— Цыц! — рассерчал Артем и зашептал
Петьке в оттопыренное пунцовое ухо. —
Фасон держи! Стоящий рыбак издалека видит
рыбу и, если она размером не вышла, не
вытаскивает. — На людях Артем забыл
козырнуть показной выдержкой и очень гром-
ко добавил: — Поглядим, чегой-то другие
нарыбачут!.. На, Петюха, ключ, — еще разок
проигнорировал Артем матроса. — Лодку
отгони. Я пойду потихоньку. Да про пескарей
не запамятуй...
К вечеру Артем вызывающе требователь-
но стукнул о крыльцо кукинской избы. Дер-
жал в руках он «дырульный бачок», как он
сам называл свой гнутый алюминиевый садок
под живца с насверленными в крышке дыр-
ками. Из банной шайки они переложили в
садок с три десятка пескарей, и Артем тут же
прогнал Петьку в дом под тем предлогом,
что мамка будет браниться и назавтра не
отпустит, а сам суетливо заспешил.
Дома Петька включил телевизор. Глядя
на экран, представлял себе там, за экраном,
полосатых судаков. Судаки почему-то гнуса-
вили Артемовым вязким голосом: «Лобеш-
ником, лобешником пошевели...» Ничего
кроме судаков не вообразив, расстроенный
Петька улегся спать. Сразу, как на воде,
закачало. Так, известно, бывает после рыб-
ной ловли с лодки. Когда с причала пескарей
таскал, никогда перед сном не качало, только
поплавки перед закрытыми глазами прыгали.
Ранехонько Петька дожидался Артема на
причале. Старик не появлялся, и Петька
пошел к лодкам. Увидел под кормовым
сиденьем металлический садок и решил загля-
нуть в него — оценить свежесть живца.
— Деда, кто-то наших живцов стырил!..
Совсем мало осталось! — залопотал Петька,
едва завидев деда.
— Это они еще вчерась окочурились... Я
выбросил.
— Половина пескарей сдохла!.. Не может
быть!
— И чего заладил?.. Веслами лучше дер-
гай! — сказал, оглядываясь, Артем. Как всег-
да перед рыбалкой, он был раздражен.
Поплыли по течению в другую от вчераш-
ней сторону. Грести недолго, может, потому
запоздал дед. Петька знал, что на сбегающем
с берега откосе, у плеса, любили кормиться
судаки. Частенько зимой, по перволедью,
сюда высыпали блеснить судаков деревенские
мужики и наезжающие городские. Они выхва-
тывали из лунок в полосатых тельняшках
красавцев, которые тут же от мороза дере-
венели, становились как заиндевелые поле-
на — хоть топи* ими печку! Летом у плеса
ловили судака на кружки, но из деревенских
они были только у Артема и еще у двоих
рыбаков. Да и те рыбачили на кружки от
случая к случаю.
Незаметно, не утруждаясь, Петька до-
костылял на веслах до плеса. Артем, сидя на
корме, подготавливал кружки к лову. Он
продевал поводок в рот пескарю, пропускал
под жаберной крышкой и закреплял за жабра-
ми. Крючки цветочком-пестиком выгляды-
вали из пескариных унылых ртов. «Почему-то
у пескарей из всех рыб самые постные физио-
номии, — думал Петька. — Может, потому,
что любят прозрачную воду, а ее осталось
очень мало? А может, потому, что их самих
щуки и судаки любят!»
— Вот!.. Постигай! — показал Артем
живца. — Пескарь будет живой. У судаков
от такого пескарика слюнки текут! Плавать
будет бочком, как подраненный, а в самом
деле живехонек! Это не то, когда пескаря за
спину калечат!
Кружки у Артема потертые, с облупив-
шейся краской — повидали на веку не одного
судака... Опущенные в воду кучкой, они рас-
сыпались, забелели, как расставленные на
плоском столе тарелки.
— Деда! Что ж у тебя за привада? —
Петьку всю дорогу подмывало спросить об
этом, но он крепился, чтобы не быть надоед-
ливым.
— Как в телике! — Артем почесал под-
бородок, и сморщенное лицо преобразилось
в пройдошливую мину. — Око видит, да зуб
неймет!
— Чего неймет?
— А что кажут!.. К примеру, судаку пес-
каря!
— Сожрет судак того пескаря, — не раз-
думывая ответил Петька, — только косточки
захрустят!
— Эка, — Артем ткнул коротким паль-
цем в направлении опрокинутого, отливаю-
щего красным цветом, кружка. —Клюнуло!
Подгребай!
Петька на веслах ринулся к перевертке.
Подъехав, они увидели, что кружок вращает-
ся юлой.
— Пущай заглотит! — небрежно махнул
Артем. — Нету дурашливее рыбалки, чем
судака кружками брать! Только что — от-
дых!.. Тепереча пора! — Он подхватил с
кормы кружок. — Знамо зацепило! В полтора
кило! Хорош разбойник!
Артем опустил судака в лодку.
— ...И вот думай: что, ежели посадить
пескарей в банку, тряпкой ее замотать и на
веревке в воду опустить. Схрумкает ли судак
того пескаря? — Дед с помощью зевника с
трудом выдернул тройник из зубастой судачь-
ей пасти. — Или будет на пескаря облизы-
ваться? Рыба-то любопытная, точно ворона!
— Так ты пескарей в банке на дно опуска-
ешь?! Хитрющий! Судака обвести! Ну и ну!
— Эка! — Дед посадил пескаря на крю-
чок, и кружок отправился погулять, попла-
вать. — Я еще и не то ведаю...
— Ну! А еще что?! — От любопытства
Петька подобрался.
— Что хочешь!.. Вот рыба, известное
дело, с позвонком.
— Ну!
— И чего ты с утра сегодня нукаешь, как
кобылу погоняешь! Ну да ну! Вот реши задач-
ку немудреную: зачем, скажем, судаку позво-
ночник нужен?
Петька чуть задумался:
— Ха! Чтоб плавать!
— А тебе самому?
— Мне? Чтоб прямо ходить!
Артем загоготал.
— Чтобы башка в штаны не провали-
лась! — пояснил дед. — Говорил же, шеве-
лить в рыбалке лобешником надо!
Петька сначала обиделся, а потом прыс-
нул вслед за беззлобно похохатывающим
стариком.
— Смотри! Еще перевертка!
Трех судаков добыли наши рыбаки. Пора
и к дому двигать. Банку с пескарями подняли
со дна, отпустили рыбешек из телика в отчую
стихию. Вдалеке заслышался негромкий пере-
ливчатый звук, будто нежно урчал обсмета-
нившийся кот. Скоро урчание превратилось
в бурчание, заклокотало, и стало ясно, что
с дальнего залива плеса приближается катер.
— Вот у кого голова впрямь в портках! —
вымолвил Артем. Катер вел - Буряков, а
на корме сидел Женька, недруг Петьки Куки-
на. Буряков прошелся кругалем, сбавил обо-
роты, запустил зыркающий взгляд в лодку
Артема.
Владимир Курьянов. Артемовы секреты
15
У рыбацкого костра
— Всего-то! — фыркнул Буряков-стар-
ший. — Мы дюжину взяли! До чертовой
одного не хватило! — похваляясь, благодуш-
но улыбнулся он.
— И катился бы с этой дюжиной к тому,
до которого не хватило!
— Эх, горбуша, горбуша... — негневно
обозвал скрюченного деда Буряков. — Все
злобствуешь? Не убивайся, рыбки на всех
хватит!
— У меня спина горбатая, — вскипел
дед, — а у тебя душа сухим горбылем!.. Им
рыбки хватит?! — Он указал на Петьку и
Женьку.
— Им синтетической изобретут — не
пропадут! — сказал Буряков. — Я беру мень-
ше, чем травят химией... Надобно жевать,
пока она есть! — Буряков принципиально
громко врубил двигатель. — Бывайте... ры-
бачки! — прокричал он. И это его «рыбачки»
прозвучало с едкой издевкой.
— Рыбачкам привет! — помахал с кормы
и Женька.
— Катись, катись! — крикнул, огрызаясь,
Петька. — Обжоры!
— Ты-то куда встреваешь?! — Артем про-
водил длинным насупленным взглядом ка-
тер. — Садись за весла...
Они поплыли молча, не заговаривая.
Широкая река, во вчерашнем утреннем тумане
казавшаяся таинственной и безбрежной, за-
узил ась и обмелела. Виделась она такой
потому, что засияло, зажглось солнце, блики
прыгали по ряби, блистали, не позволяли
вовсю распахнуть глаза, и от этого невысокие
берега выглядели заезженными ухабами в
распутицу. Течение цепляло, тормозило
плоскодонку. «Буряковский движок бы!» —
про себя подумал мальчик. Петьке щипало
ладони, они горели, и непременно через какой-
нибудь час заволдырят водяные мозоли...
Странно, почему вчера он не заработал их —
ведь весла были мокрыми... Но Петька как-то
быстро выкинул из головы мысли о мозолях,
видя под ногами лежащих на дне лодки плот-
ных, тугих судаков. «Сколько же они пескарей
наглотались, пока такими вымахали! —
думал Петька. — Пацаны обалдеют, животы
от зависти распухнут!.. Женька, небось, тоже
хвастать будет! А разве он с папашей своим
судаков взяли мозговитой хитростью, как
Артем?! Женька вроде довеска: для рыбнад-
зора с отцом плавает!»
Дед Артем покачивался в такт лодке,
чтобы мальчонке легче было грести. Размыш-
лялось деду не спеша, неповоротливы стари-
ковские думы: «Бестолочь Буряков! Вскормы-
ша своего к сетям приучает!.. A-а, что Буря-
ков?.. Жирно жить хочет!.. Несчастная река!
Такой ли была она, когда сам он таскал песка-
рей вроде Петьки. Несчастная, несчастная
река! Как над ней только не куражились!
Сколько же мощи природной было накопле-
но, чтобы вытерпеть измывательства! Вот и
берега совсем задавили реку, задушили...
Глуп человек: рыбу изничтожит, потом опять
разводит. Химией сам себе подгадит, потом,
засучив рукава, чистить берется. И так без
конца, бездумно, как вода течет. Самый боль-
шой и мудрый секрет, наверное, в том, чтобы
не давить из природы последних соков...
Доход-расход! Тьфу! И что это за экономия
такая, от которой природе один убыток?..
Эх, речка, речка! Все течет и течет... Сожрет
в тебе всю живность человек... Выпьет тебя
до капельки...»
— Расскажи мальчишкам о моих улов-
ках! — вдруг громко сказал Артем.
Петька опешил:
— Нам же ничего не останется. Всю рыбу
выловят!
— Больше, чем те, которые одинакового
покроя с Буряковым, не выловят! — И старик
отвернулся от Петьки.
Лодка приблизилась к пристани.
— Подчаливай! — внезапно весело закри-
чал старик, пряча от Петьки влажные гла-
за. — Эй, Вась-Васек!.. Помоги старухе гос-
тинчик выволочь!.. Обновились вот с Петь-
кой!
— Э-э! Вот Буряков сегодня обновился
так обновился! — Матрос попытался на-
солить деду за вчерашнее к нему отноше-
ние. — Десяток судаков сбагрил с катера
городским!
— Фасон держи, Петька! — прошипел
Артем глухим, дребезжащим голосом. — Вы-
ламывай фасон!.. И-хи-хи! — противно за-
смеялся он. — Голова у нас на месте сидит,
сам знаешь, мы ж с браконьерами не меримся
хвостами.
Он выкарабкался на причал. Посмотрел
молча на Петьку и отвел свой воспаленный
взгляд к другому берегу. Текла, мчалась река.
Солнце прикасалось лучами к воде и рождало
радужные огненные блики...
Вечером того же дня разразилась страш-
ная гроза, по реке ударил сплошной ливень,
словно сама природа гасила полуденный водя-
ной пожар, поила, наполняла живыми силами
реку, очищала ее от нескончаемой челове-
ческой вины.
16
Борис Петров
СОСЕДУШКИ
Рис. А. Семенова
— А у нас — соседи, — с видом заговор-
щицы и, как показалось Антипину, чуть испу-
ганно прошептала жена, вышедшая встре-
чать его у самой воды, когда он приплыл
на стан после утренней ловли. И почувство-
вал, как ей нетерпелось, чтобы он скорее
вернулся, дабы сообщить ему эту новость.
— Сам вижу, — буркнул он, не глядя в
ту сторону. — Подержи лодку.
Наташа старательно-неловко ухватилась
за протянутое весло, он с усилием поднялся,
стараясь не потерять устойчивости на мягко
колышущемся, словно требуха, дне надувной
лодки, перешагнул через борт на сырой травя-
нистый берег, выложил на землю удочки,
банку с червями, сумку с запасными лесками.
Проделал все сосредоточенно и, только когда
поднял из воды садок с уловом (в нем бурно
и шумно затрепыхались серебристые сорожки
и зеленые окуни, обильно разбрасывая вокруг
брызги по-утреннему прохладной озерной
воды), довольно улыбнулся: *
— Ясно? И такие два карася попались —
настоящие лапти, честное слово.
Наташа тоже радовалась рыбацкой удаче
мужа. Она была милая жена: его радости
светло отражались в ее душе, его тревоги
пасмурной тенью ложились на ее настроение.
Они жили в семье согласно. Лично ей, напри-
мер, эти сорожки и окуни, даже караси-лапти
были совсем не нужны — продуктов набрали
вдоволь и к ухе особенной страсти не питала.
Но удачная ловля на утренней зорьке — ра-
дость мужа, и ее тоже.
Правда, радости настоящей все-таки не
было на душе ни у него, ни у нее. Чуть не
вплотную с их синим парусиновым домиком,
в каких-нибудь двадцати шагах, стоял запы-
ленный тяжелый мотоцикл с коляской, и
рядом провисала хребтиной криво натянутая
маленькая полинялая палатка. Около нее
прямо на росистой траве сидела рыхлая жен-
щина в вязаной кофте блекло-свекольного
цвета и белой косынке. Не обращая внимания
на Антипиных, она ожесточенно скребла
ногтями толстые икры вытянутых по земле
босых ног. Как будто места вокруг не хвати-
ло, обязательно надо остановиться рядом...
Вся исчесалась, а сидит босая, словно до нее
не доходит, что пока солнце не припекло —
самые комары.
— Трое, — снова торопливо прошептала
Наташа. — Сам уехал рыбачить на резино-
вой лодке, а сын спит. Я в палатке слышу —
подъехали на мотоцикле, остановились ря-
дом. Сын говорит: «А наше место занято».
Я думала, они дальше поедут, сижу тихонько.
Потом выглянула, а он уже лодку накачивает,
все молча. И уплыл. А они сами палатку
растянули.
— Оно и видно, — пробормотал Анти-
пин. — Мы что теперь, так и будем шепотом
Борис Петров. Соседушки
17
У рыбацкого костра
жить? — И сердито, громче проговорил: —
Не обращай внимания.
Но как не обращать, если люди живут
рядом? Легко сказать... Все это было очень
досадно. Приехали в такую даль, вдохнули
простора и воли, доверившись всей душой
наслаждению долгожданного отпуска, и
вдруг — на тебе. Да еще с претензиями: наше
место! И устроились рядом — демонстратив-
но, что ли? Десять километров вокруг озе-
ра — берега им не хватило. А как счастливо
пролетели первые сутки...
Анатолий Степанович Антипин, сорока-
двухлетний сотрудник одного из проектных
институтов, и его жена Наташа обычно про-
водили отпуск на природе. Он — инженер-
строитель, руководил группой. Среднего
роста, из породы неполнеющих людей — у
таких если вдруг и выпучивается брюшко,
то как-то несуразно, неуместным довеском
к тонким ногам и худощавому лицу. Рыжева-
тый, а может, просто блондинистый, серо-
глазый, ресницы сивые. Когда-то был вес-
нушчат, а теперь цвет лица невыразителен,
щеки слегка впалые, с резкими складками,
с заметной жесткой игрой желваков, когда
Анатолию Степановичу приходится что-
нибудь свое отстаивать в разных служебных
ситуациях. Глядя на него, думаешь: то ли
человек сохраняет спортивный вид, то ли
старый язвенник. Инженер Антипин хоро-
ший, работник деловой, на службе ему бол-
тать с мужиками, зубоскалить с женщинами
или слоняться по коридорам некогда —
постоянно под угрозой цейтнота. Таких, не-
смотря на их жилистый склад (наверное, за
деловитость и обязательность), в возрасте
около пятидесяти любят выбирать в среде
сослуживцев неожиданные инфаркты. Но
Анатолий Степанович уверен, что ему-то
это не грозит.
Дело в том, что под безупречно-официаль-
ной сорочкой, привычно повязанным галсту-
ком и корректным деловым костюмом, а то
еще и шикарными темными очками (его внеш-
ний вид — забота Наташи) таится не гасну-
щая с детских лет и несколько архаичная
теперь на фоне служебных и вообще город-
ских забот страсть к рыбалке. Антипин
пронес это сокровенное через суматошные
студенческие годы, обильные различными
соблазнами, через суету служебных обязан-
ностей, общественных нагрузок, дружеских
шуток, творческих порывов и карьерных
18
поползновений. Увлечение рыбной ловлей
составляло для него как бы вторую жизнь,
глубоко личную, одухотворенную и много-
цветную, существовавшую наравне со слу-
жебно-производственной, но самостоятельно
от нее. Ни о каких курортах и путевках Анато-
лий Степанович и слышать не хотел — всякая
перспектива организованного отдыха приво-
дила его в содрогание. Дачи у них не было,
потому что выходные Антипин проводил на
рыбалке. С зимы начинал мечтать о двух-
трех неделях, проведенных на берегу в палат-
ке. Известно, что получить отпуск спокойно,
без нервотрепки и неуверенности до послед-
него дня (все сложено к отъезду, а приказ
начальник почему-то еще не подписал!) у нас
почти невозможно. Эти последние дни были
обычно самыми мучительными и опасными
для Анатолия Степановича, на грани срывов.
К черту все! Господи, как они ему все надоели!
Как он надсадился от городской сутолоки,
надоевшей бестолковой болтовни, дурацких
вопросов, на которые никому не нужны отве-
ты, преувеличенной заинтересованности,
фальшивого сочувствия — от всех этих издер-
жек многолюдства. Хотелось отдохнуть от
людей, пожить самим собой хоть неделю-
другую — простыми «карасиными» радо-
стями.
Сугубо городскую Натали он довольно
легко приучил, а потом и приохотил к лет-
ним поездкам на природу. Она была умница,
его Наташка, а главное — они любили друг
друга, и ему всегда было ее жаль, когда он
где-то наслаждался блаженством жизни на
берегу, а она просиживала скучный выходной
в городской квартире. У них росла дочь
Ириша, школьница, но уж этой-то дома по
воскресеньям никогда не увидишь. Наталья
набирала на всю поездку книг и журналов и
почитывала в тенечке, водрузив почти на
нос пижонский пластиковый козырек, кото-
рый придавал ей озорной мальчишеский вид.
Хорошо было им вдвоем где-нибудь на уют-
ном заливе Красноярского моря, окруженном
солнечным березовым редколесьем, столько
разных цветов распускалось для них вокруг,
так мелодично свистели им иволги! Особенно
весело проходили те несколько поездок, когда
они жили все втроем, со звонкоголосой Ири-
шей, бывало, не заскучаешь. Но чаще она
проводила лето в пионерском лагере, а теперь
вот в трудовом для старшеклассников. Ната-
ша, конечно, скучала по дочери, Анатолий
Степанович не подавал виду и убеждал жену,
что нельзя растить Иришу домашней, пусть
учится жить с людьми. И была еще все-таки
тайная прелесть в их уединенном существо-
вании на берегу. Так редко теперь приходи-
лось им жить вдвоем, друг для друга, и никого
вокруг...
Рыболовом Антипин был культурным.
Выписывал рыбацкий журнал, следил за но-
выми брошюрами. Удилища у него были
стеклопластиковые, не очень дорогие, но
оборудованные им собственноручно пропуск-
ными кольцами, удобными катушечками,
ухватистыми рукоятями. И рыбы ловил,
как правило, больше прочих массовых «мага-
зинных» рыбачков. От них отличался он еще
старинными — от отца — привычками.
Например, просто не представлял, как можно
удить на городской набережной, как можно
всей душой отдаваться созерцанию поплавка
на глазах у посторонних людей... Ты сидишь,
а они стоят за спиной и смотрят... Да еще
обсуждать начнут или советовать: «Слышь,
мужик!..» Или: «Дяденька, а вы какую рыбу
ловите?» Поэтому обычно Антипин не жалел
ни машины, ни времени на дорогу, лишь бы
получить желанное уединение, покой, радость
чистую и незамутненную.
Нынешним летом они решили съездить
на степное озеро Ашпан, о котором он уже
давно слыхал. Много лет Анатолий Степа-
нович не видел настоящей степи, и теперь
это могло стать той новизной впечатлений,
которая обостряет чувство жизни. Как и
триста пятьдесят километров от Красноярска
не слишком благоустроенной дороги, причем
надо было перевалить небольшой таежный
кряж, дальний отрог Саяна. Нет, народу там
много быть не должно. Часто не наездишься,
а в отпуск — почему бы нет!
С горы им распахнулся захватывающий
дух степной простор. Но это была степь не
привычная по общим представлениям, а ени-
сейская, хакасская. Земля уходила вдаль как
бы всколыхнутая, причем холмы были не
округлыми, но вздыбившимися горбами с
пологими спинами на одну сторону и круты-
ми обрывами, исчерченными слоистыми
обнажениями красных известняков, на дру-
гую. «Как застывшие океанские волны», —
вспоминалось Антипину вычитанное сравне-
ние. Кое-где за гребнями вершин прятались
от ветров березовые колочки. Холмы были
разноцветно раскрашены большими площадя-
ми, как на ватманах градостроительных пла-
нов. Где бледно-желтеющей акварелью хле-
бов, где сиреневой гуашью пахоты, линяло-
зеленым тоном скошенной люцерны. Все поле
разлиновано резкими косыми тенями от стоя-
щих там и здесь ометов. Пыльно-серыми
казались от полынка и ковыля покоробленные
косогорами сухие овечьи пастбища. Всхолм-
ленный простор уходил в далекую-далекую
перспективу и где-то там растворялся в степ-
ном мареве. А по необъятному синему паст-
бищу неба разбрелись отары курчавых облач-
ков-барашков.
— Какие они все белые и одинаковые! —
воскликнула Наташа. — Как инкубаторские
цыплята.
Под холмом, с которого они, словно пер-
вооткрыватели, обозревали новые владения
внизу, у самого его подножия, лежало боль-
шое синее озеро, отороченное по берегу узкой
сочно-зеленой лентой камышей. Лишь вправо
далеко виднелась единственная крохотная
рыбацкая палатка. Господи, простор-то ка-
кой, воля!
Они осторожно спустились с горы почти
по целине, плохо заметным автомобильным
следом, и выбрали для стана первое попавше-
еся удобное место. Там выступал в воду не
заросший камышом мысок, к которому легко
было причалить на резиновой лодке и не
замочить ног. Неподалеку оказался сочащий-
ся из-под горы ключик, прозрачнейшая и
холодная, как роса, водица струилась в зате-
ненной ложбине, наполненной зудящим запа-
хом крапивы. Выкинув из машины на траву
вещи, Антипин прихватил топорик и съездил
за гору в ближайший лесок (километров пять
до него оказалось) — привез хворосту. Для
практических нужд хватило бы и примуса,
но что за стан без костра? Костер был необ-
ходим для полноты поэтического состояния.
В сумерках после ужина они сидели под
пологом палатки, как птахи под застрехой,
прижавшись друг к другу плечами, и молчали.
Антипин слушал мирный плеск жирующей
в травах рыбы и млел от истомы предвкуше-
ния. А Наташа ни о чем не думала — зачем
еще думать, когда можно просто сидеть лет-
ними сумерками, прижавшись к плечу мужа!
Она и так была счастлива.
На рассвете он выбрался из палатки;
стараясь не стучать, не шуршать, уложил в
лодку удочки, прикорм, садок и оттолкнулся
от вязкого берега. Вот она, долгожданная,
вымечтанная рыбацкая зорька, рассветная
тишь и сырая зябкая дрожь, удивительная
парная озерная вода (даже серебристые со-
рожки, когда он снимал их с крючка, были
Борис Петров. Соседушки
19
У рыбацкого кос тра
теплыми в ладони), слегка дымящая гладь
заводи в траве, чутко торчащий кончик по-
плавка, который в полном безмолвии вдруг
начинал вздрагивать и пританцовывать, когда
подошедшая на прикорм сытая сорожка при-
нималась поддавать носом катышек хлеба,
прежде чем верно прихватить крючок. Ради
разнообразия Антипин размотал еще одну
удочку и насадил сизого червяка, добытого в
черной тяжелой земле у воды. Вскоре второй
поплавок решительно юркнул в глубину.
«Окунь», — сказал себе Анатолий Степано-
вич и не ошибся. На крючке бойко дергался
приличный, с темными полосками травяной
красноперый экземпляр. Антипин весь отдал-
ся оживленному клеву, ни о чем не думал,
ни о чем не вспоминал, просто радовался ут-
ренней радостью. «Боги не засчитывают лю-
дям в срок жизни время, проведенное на
рыбалке», — вспомнилась с улыбкой какая-то
древняя мудрость, вырезанная из журнальной
заметки. За камышами глухо пророкотал
мотоцикл, но Анатолий Степанович не обра-
тил на него внимания. Хорошо... И в довер-
шение всего, когда клев уже затухал и он
собирался заканчивать ловлю, оба поплавка
почти одновременно молча двинулись по
глади и стали расходиться в разные стороны.
Антипин схватил удочки обеими руками,
неловко отвалившись, подсек и... Это было
настоящее счастье борьбы с крупной добычей,
и надо было остановить устремившихся в
заросли рыбин, повернуть их, справиться и
подвести одну за другой к лодке. Караси ока-
зались тяжелые и плотные, как литые, в твер-
дой серой чешуе, с кургузыми, словно обтре-
панными хвостами. Какие караси! Они одни
могли составить рыбацкое .счастье всей
зорьки.
И вдруг эти неожиданные соседи. «Наше
место...» Поляна как поляна, мысок как все,
никаких признаков чужого стана они не за-
метили — ни кострища, ни остатков дров.
Да хоть бы и было! Он, во всяком случае, не
остановился бы так близко от чужого жилья.
Странные люди. Должна же быть, в конце
концов, какая-то деликатность. Он задумчиво
подвигал желваками на скулах. Вообще-то,
попадаются обормоты. «А чо? Рядом веселее
будет!» Как будто кому нужно их веселье.
Но что теперь поделаешь? Так хорошо обору-
довал стан, снова все грузить, дрова... Нет,
переезд невозможен. Да и неудобно — что те
подумают? Просто сделать вид, что ничего
20
не случилось. Вы сами по себе, мы — сами.
Мало ли у них соседей в подъезде, он не всех
и знает, иногда на всякий случай здоровается,
не очень уверенно чувствуя, свои жильцы это
или какие заблудшие.
Но делать вид, будто рядом на берегу
никого нет, была только роль, которую все
время приходилось вести, затрачивая нарочи-
тые усилия. И Анатолий Степанович и Ната-
ша постоянно ощущали как бы присутствие
в своей квартире посторонних и украдкой,
исподволь за ними наблюдали. Судя по всему,
и те, другая сторона, приняли аналогичную
тактику.
Баба эта, с рыхло колышущимся животом
и луковкой носа меж оплывших щек, отвра-
щала Антипина самим своим внешним видом,
она являла как бы готовый типаж на роль
базарной торговки. Он вообще терпеть не
мог жирных — как только себя носят! Да
еще жалуется, что вся больная... Одета не-
суразно для рыбацкой жизни: теплая кофта
поверх заношенного, некогда цветастого
платья, белый платок на голове и голые бо-
сые ноги — все наоборот, словно комарья
для нее не существовало. То ли дело его
Натка! На ней темно-синие спортивные брю-
ки, подчеркивающие стройность и женствен-
ную гибкость, малиновые кеды, резинка пла-
стикового козырька желто-яичного цвета
схватывает густые, коротко остриженные
темные волосы. Его Натали красива — смуг-
лое худощавое лицо с большим ртом и круп-
ными, почти мужскими губами, тонкие кисти
рук. Нет, его Натаха — просто чудо. А та —
настоящая халда, развязная и вредная.
— Сыночек ты мой! — с преувеличенной
любвеобильностью запела она, когда отрок
на четвереньках задом выпятился из палатки
на свет божий. — Выспался мой роднень-
кий! Да как мы поспали-то хорошо, как по-
спали-то всласть, даже глазыньки у нас
опухли, щеченьку-то отлежал! — Она против-
но лебезила перед своим очумевшим от сна
и палаточной духоты оболтусом. («Конечно,
оболтус! Приехал на такое озеро и не думает
удочку в руки взять, лишь бы выдрыхнуться.
Да я в его годы!..») — И норки-то у нас
,сопельками заклало, проковыряй, проковы-
ряй, а то и дыхать нечем моему ладненько-
му!.. — И вдруг совершенно другим, спокой-
но-насмешливым, голосом: — Смотри резьбу
не сорви! — Но тут же снова запела гобо-
ем: — Ну вот, ну и вотыньки, сопаточку мы
прочистили, гляделочки мы кулачками про-
драли, потянись, потянись, мой миленький,
вот та-ак, с хрустиком, всласть-то, всласть...
Скоро наш папка приедет, карасиков приве-
зет, такую сварим ушицу, что мой маленький
пальчики оближет. Пойдем, сынок, пойдем
по бережку, щепочек насбираем, корешочков
всяких. Отец приедет, а у нас и костер гото-
вый.
— Бу-бу-бу, ищо чево? У нас примус, —
недовольно промолвил сынок.
— Пойдем, пойдем, сыночек, разомнем-
ся, аппетитик нагуляем. Мамка, покойница,
еще жива была, все говаривала: «Ранняя птич-
ка носик утирает, а поздняя глазки проди-
рает».
Ничего себе — птички! «Покойница жива
была», — усмехнулся Антипин. — Ботало
коровье... Ну и ботало! Как можно так, не
затворяя рта, молоть и молоть без устали
чепуху? Сам Анатолий Степанович вырабо-
тал манеру разговора краткую и деловитую,
по телефону — ни единого лишнего слова:
«Привет, старик. Постановление номер 37
дробь 12 о застройке...» На работе особенно
не разговоришься. А эта... Вообще-то, у
каждого человека голова никогда не бывает
совершенно пустой — все время в ней мель-
тешат какие-то обрывки фраз, мимолетные
оценки, несвязные словечки, как, скажем,
если бы в стакане с водой взболтать осадок —
и весь мусор начнет крутиться вперемешку,
что-то на миг всплывает, что-то мелькает и
тонет. А она всю чепуху, весь словесный
мусор без умолку и без связей проговаривает
вслух! Настоящая пытка пустословием...
«Мамка, седни двадцать шестое, ага?» —
«Двадцать шестое, двадцать шестое, сыноч-
ка! А завтра двадцать седьмое, а послезавтра
двадцать восьмое будет, потом двадцать
девятое... (Господи, неужели так и не остано-
вится до конца месяца?! Нет, кажется, запну-
лась.) Как время-то бежит! Не успеешь огля-
нуться... Покойница жива была, иной раз
скажет...» (Ха! Покойница жива была... Все
равно что сказать: «Труп еще живой». Вдоба-
вок она постоянно выворачивала слова. Как
Антипову казалось, со смаком коверкала их,
словно втайне ощущала, что это злит соседа,
нарочно говорила «два штуки», «какой собака
умный», «вся исскреблася».)
Наташа все же относилась к соседям спо-
койнее. Ей, правда, и в городе люди не так
досаждали. Особенно никто нужен не был,
хватало заинтересованных разговоров с до-
черью, обмена мнениями о всяких событиях
с мужем, ну, иногда еще немного поболтает
на работе, на несколько минут задержится с
Борис Петров. Соседушки
21
У рыбацкого костра
соседкой у подъезда, но болтушкой ее никак
нельзя назвать. И когда уезжала в отпуск, она
с удовольствием отдыхала, отдаваясь в ос-
новном чтению. Но живые люди, поселив-
шиеся рядом, Наташу даже, интересовали,
женское любопытство, хоть скрытно, впи-
тывало отрывки различных сведений о сосе-
дях. «А их сына зовут Андреем, он в девя-
тый класс перешел, Ирише ровесник, —
таинственно сообщала она мужу новейшие
данные. — У них дача есть. Она' сказала:
«Карасей дома продадим...» «Ишь, торговка!
Ее и по всей выходке видать. Уже продает.
Сперва поймай!» — подумал Антипин.
Часа через два за камышами послышался
плеск весел, и к мыску пристала такая же
резиновая лодка, как у Антипина, только
постарее видом. Приплыл «сам». Мужик
черный, цыганистый, худой, лицо жесткое,
небритое. Баба, не умолкая ни на секунду,
тоже встретила его у воды и тоже придержала
лодку за весло. Он выгрузился, молча сунув ей
удочку. Она молола и молола, в том числе,
кажется, что-то и про Антипиных: «Началь-
ник, много о себе думают». Но «сам» никак не
отреагировал, буркнул единственно:
— Вари уху. В два заклада.
Потом, не говоря ни слова и никого не
зовя в помощники, быстро переставил ко-
лышки растяжек, придав палатке строгую,
правильную форму, забрался в нее и, видимо,
заснул. Антипин мысленно даже поблаго-
дарил его. Ему, как строителю, был неприя-
тен уродливый вид их криво, словно чулок,
натянутого домика. Импортная палатка Ан-
типиных благодаря тенту над крышей не
нагревалась солнечными лучами. Анатолий
Степанович лежал в тени и лениво листал
Наташин журнал. «Как он только может
спать сейчас в своей душегубке?» — подумал с
недоумением о соседе. В раскрытую дверку
заглянула Наташа, поманила и сообщила
таинственно:
— А он полсадка рыбы привез. (Антипин
неопределенно пожал плечами.) Одни караси,
больше, чем твои!
— Что?!
— Правда-правда. Она их чистит.
Анатолий Степанович как бы нехотя вы-
брался наружу, окинул ширь озера, косо
взглянул в сторону соседей. Баба на корточ-
ках рыхлой квашней сидела у воды, рядом по
траве были рассыпаны толстые, латунно
поблескивающие рыбины. Они еще иногда
лениво взыгрывали упругими хвостами, от-
чего вся куча шевелилась. Ах, черт! Кило-
граммов семь будет. За одно утро?! Вот черт!
Странно, почему у этого столько карасей?
И никакой другой рыбы. В чем дело? Анти-
пин издали, стараясь не подавать виду, вни-
мательно рассмотрел удочки соседа-цыгана.
Оснастка показалась ему грубой. Толстые
лески, поплавок-пробка. • Правда, все само-
дельное, но... Нет, слишком грубо. Приве-
редливый карась на такие снасти и клевать не
должен. Не должен... Вот они. Какой улов!
Перед вечером Анатолий Степанович
вновь выехал на озеро. Солнце уже утихоми-
рилось и не палило, ветер улегся, было тепло,
над озером плыли парные запахи нагретых
водорослей, немного отдавало душистым бо-
лотом. Над степью, смягчая краски, спуска-
лись сизые сумерки, с косогоров тянуло
сухим, теплым духом жестких трав. Только
соседские караси не давали покоя — утренние
окуньки и сорожки казались теперь детской
забавой. Подойти и поговорить, вызнать
хитрости Антипину и в голову не приходило.
Он сам не простачок в рыбалке, надо только
как следует подумать и самому найти реше-
ние. К тому же сосед вел себя как-то стран-
но, почти не появлялся на глаза. Карась рыба
с причудами — это исходный пункт в цепи
рассуждений. Цель — найти, что ему сегод-
ня надо. Значит, так, утром он ловил вполво-
ды, и брали на червя одни окуни. Надо попро-
бовать положить насадку на дно, чтобы
гусиное перо лежало на глади. О, тогда оно
сумеет передать легчайшие прикосновения
рыбы!
Но вечером со дна и окуни перестали
брать, и караси не трогали. Тишина царила
вокруг. Вся розовая заводь вокруг лодки была
усеяна черноватыми жучками-водомерками:
крупными водомерами, поменьше и совсем
крохотными водомерчиками. Во время заката
они легко сновали, легко, словно на коньках,
отталкивались длинными ломаными ходуля-
ми, а к сумеркам сгрудились плотными ста-
дами и отдыхали от трудов праведных — всю
воду на сегодня перемеряли.
Вдруг со стороны стана донесся истош-
ный крик:
— Па-апка-а! Где трум-брум-тук?! — во-
пило соседское чадо. Через несколько секунд
снова: — Па-апка-а! Где трум-брум-тук?!
Последнего слова Антипин разобрать не
мог, хотя тот старался прокричать его по
слогам.
— Па-апка-а! Ска-жи-где-трум-брум-ту-
ук! — снова и снова во всю ширь озера орал
соседский обормот.
22
Черт бы его побрал! Неужели он совсем
бесчувственный! Как можно так бессовестно
реветь в святой вечерней тишине?! Что за
люди, никаких сдерживающих центров... Весь
мир умиляется, а он безо всякого понятия
ревет бугаем... Вокруг лежала чуткая озерная
гладь, еще дальше — умиротворенные зака-
том безбрежные степи, но на душе у Антипи-
на не было умиротворенности — только
раздражение, стесненность и досада. И вся
безграничность мира, оказывается, ничего не
стоила всего лишь из-за одного нескладного
соседства.
Вечер почти померк, клева не было, но
ехать на стан не хотелось. Антипин дому-
чился в лодке до полной темноты, даже тело
затекло от неподвижного неудобного сидения.
Однажды поплавок слегка пошевельнулся,
чуть сместился в сторону, не думая идти
вглубь. Рыба явно не проявляла настоящей
активности. Антипин осторожно взял удили-
ще в руку, подержал и снова тихо положил на
борт. Но когда он решил наконец собираться
домой и потянул удочку, леска вдруг упер-
лась, ожила и стала с пузырчатым шипени-
ем резать воду. Он и сообразить ничего не
успел, как крупная рыбина метнулась в за-
росли, глухо запутав снасть. Пришлось тя-
нуть напропалую — леска беспомощно
дзынькнула. Этого еще не хватало! Один и
тот ушел. «Почему все-таки они у меня не
клюют, почему? Леску придется поставить
потолще, как у того, это тебе не окуньки и
сорожки, — думал Анатолий Степанович,
вяло плюхая веслами по тихой воде. — И ка-
кая-то странная рыба — попалась и стоит,
ничем себя не выдает. Ну, дела!»
Наташа снова встретила его на берегу,
помогла выгрузиться.
— Ты чего так долго? Ну и как?
— А, все сиденье отсидел. Одного пой-
мал, и тот крючок оборвал. Чего этот лен-
тягузый тут орал?
— А он опять полный садок... — Наташа
понимала, как больно услышать ее ответ
мужу. В рыбалке она, разумеется, ничего не
смыслила, хотя знакомым при случае уверен-
но рассказывала: «А мы в прошлый выход-
ной сорожняка наловили». Теперь же это
становилось, в конце концов, делом их фа-
мильного престижа — надо было доказать
этим!
— Толя, — с выражением крайнего нетер-
пения прошептала она. — Знаешь, они чаю не
пьют! — Это прозвучало в ее устах так,
словно она узнала, например, что в том,
чужом, племени не знают соли или что у
каждого из них по семь пальцев на руке. —
Сам приехал, холодной рыбы поел, все молча,
и забрались спать. Только сказал: «Разбуди в
четыре». И все молчит. Черногорец какой-
то». Она перед ним сеет и веет. Все-таки
вульгарная, правда? А перед ним лебезит, с
парнем сюсюкает.
— Видимо, у них такое внутреннее рас-
пределение обязанностей, — пошутил Анти-
пин. — Семейка...
Даже у костра вечером посидеть не хоте-
лось. Антипин с Наташей тоже спрятались
в свою палатку и молчали, прижавшись друг к
другу. Посреди степи, у берега, смутно вид-
нелись в сумерках две палатки. А внутри
притаились две семьи. Палатка особое жилье:
снаружи не видно, что происходит в ней,
изнутри не видно мира вокруг, и в то же время
ее тонкие стенки совершенно прозрачны для
звуков; слышишь и легкий лепет листвы над
головой, и шелест трав, и сонные всплески
рыбы в сумерках, словно лежишь под откры-
тым небом и только прикрыл глаза. Анти-
пин слушал, как в тишине снаружи непрерыв-
ным гулом зудит набившееся под тент ко-
марье, будто неподалеку гудит паяльная лам-
па, но у них, в темноте палатки, ни одного
комарика, уютно, даже душновато. «Какая
душная темнота», — невидимо улыбнулась
она. Антипин чувствовал плечом ее теплую
кожу. И в этот момент рядом за тонкой
парусиной кто-то с таким рыком всхрапнул,
словно над ухом завели мотоцикл. Наташа
испуганно отпрянула. У Анатолия Степа-
новича опять жестко заходили желваки на
скулах. Чтоб вам провалиться, паразитам
проклятым!
На рассвете поднялся ветер. Обычно он
просыпался в степи часам к девяти, постепен-
но набирал силу и дул, дул весь день. К тому
времени рыбалка уже заканчивалась, зато
ветер раздувал комаров. Он гнал облака,
морщил озерную синеву, придавая густоту
цвету, волновал редкие степные травы, кло-
нил камыши. К закату он укладывался на
отдых. А тут вдруг расшумелся сразу на вос-
ходе. Вода покрылась острой рябью, зыбь
звонко плескалась в борта лодки. Поплавки
плясали на волне, то и дело ныряли. Чтобы
заметить осторожную поклевку, речи быть не
могло. Чайки визгливо раскричались над
окиян-морем синим. Надежды опять рухнули.
Антипин безучастно сидел в лодке. Можно
было ехать к берегу, но что там делать-то
Борис Петров. Соседушки
23
У рыбацкого костра
весь день! Сосед тоже не возвращался. Не-
ужели и сегодня ловит?.. А что, пожалуй, его
пробочные поплавки при такой волне гораздо
вернее. И лески у «черногорца» не грубые, а
как раз какие нужно по здешним условиям...
Завидуете, товарищ Антипин, стыдно! А надо
просто перенять опыт. Нет, дело, конечно, не в
рыбацкой зависти, во всяком случае, не толь-
ко в ней. Навязались же, уроды, на наши
головы! Да, он тут не новичок, хорошо знает
свое дело... Ветер, ветер — рыбалки быть не
может, надо сматываться.
Но он все не уезжал, надеялся. А клева не
было, и вместо желанной отрады душу за-
полняла всякая чепуха, настырно лезли в
голову мысли о соседях, об этой зловредной
бабе. «Ну, если только она... Я ей тогда
отвечу, я ей выдам! — Антипин живо в лицах
вдруг представил их возможную стычку — ее
вылазку и свой достойный отпор. — Нет,
милая, извините! Мы тут уже вторую неделю.
Ха-ха-ха! Надо было вкопать столб «Запрет-
ная зона»! Помещики у нас,-милая, давно
ликвидированы. Как класс...» Тьфу, черт! Да
зачем мне о ней думать? Еще не хватало!»
Антипин гнал прочь неприятные мысли и
образы, старался сосредоточиться на рыбал-
ке, на хорошем, но никак не получалось.
Ветер, ветер — какая тут рыбалка... У него
нередко так бывало: выдумывал сам себе
неприятную ситуацию или разговор и ожесто-
ченно проговаривал его про себя — в лицах, с
выражением, с эмоциональным накалом.
Конечно, его собственные реплики были всег-
да холодно-убийственны, как разящий кли-
нок, но все же... зачем ему все это? К чему
лишний раз переживать конфликтные ситуа-
ции, к тому же выдуманные?.. Но оно как-то
само получалось. Вот он едет на своем «Моск-
виче», все у него в порядке, едет уверенно,
грамотно, ничего не нарушает, даже прокля-
тый знак «40 км» соблюдает! А впереди, он
знает, будет пост ГАИ. И невольно уже
представляется воочию картина: инспектор
выходит на полотно шоссе, делает жезлом
отмашку встать у обочины. Подходит козы-
ряет. «Почему у вас, товарищ водитель?..» А
я ему отвечаю: «Да потому, товарищ лейте-
нант, что...» А он... А я... В душе уже почти ки-
пит, температура 98 градусов*. Вот он, пост
ГАИ... Инспектор спокойно сидит на лавочке у
своей будки, рассеянно скользит взглядом по
антипинскому «Москвичу»... «Ф-у-у, и чего
это ради я сам себе нагнетаю раздражение? За-
чем мне эти выдуманные гаишники? Старый
болван! Как будто не хватает в жизни реаль-
24
ных неприятностей и стычек! Вот и сейчас об
этих соседях... Зачем мне думать о них на ры-
балке?! Господи, разве за этим ехал сюда сот-
ни верст?» Антипин рассеянно глянул на тол-
чею чаек над озером, скользнул взглядом по
своей заводи. Белый гусиный поплавок торч-
ком, как карандаш, стоял в воде и слегка раз-
махивал на волне красным острием. Анатолий
Степанович машинально дернул удилище, на
леске затрепыхался небольшой окунь. Опять
пучеглазик. Нет, сегодня рыбалки уже не
будет — всю испортил ветер. Антипин снял
колючего окунишку с крючка и с размаху
забросил подальше в камыши.
У стана пришлось причаливать и выгру-
жаться на неудобном, топком месте — мысок
заняли соседи. Эта толстозадая халда со
своим обормотом вздумали рыбачить! Вы-
брали место и времечко! Прямо с берега
забросили удочки в кромку камыша и броси-
ли хлыст на воду, а сами босые топтались в
грязи. Ничего глупее нельзя было придумать.
— Толя, а они карася поймали, — по сек-
рету сообщила Натаха.
— Кто? — не поверил Анатолий.
— Она с сыном. Здоровенного...
— Какого карася? — Я пол-утра проси-
дел... Ветер все испортил.
— Правда-правда, я сама видела. Такая
противная. Парень говорит: «А вдруг нельма
попадется?»
— Какая еще нельма, господи? Идиоты...
Нельма — редкая речная рыба.
— А я сначала не поняла. Она ему гово-
рит: «Тише, а то услышит — он ведь началь-
ник какой-то, интеллигент в шляпе».
— Ха-ха-ха! Вот дуреха! В шляпе... Прав-
да, в шляпе, которая ей ровесница. — Анти-
пин больше не хотел шептаться, говорил
полным голосом. — До чего же глупая баба!
Пусть слушает.
— Она говорит, что легковые машины все
жулики покупают. Государственные списы-
вают и по себе разбирают...
— Идиотка.
— «Отец приедет, а мы уже с ухой!» А па-
рень: «Дров-то нету». — «Наберем!» А па-
рень: «Не хватит — у них возьмем».
— Что?! Я им покажу «у них». Пусть
попробуют! — У Анатолия Степановича
привычно заиграли желваки. — Хозяева
нашлись! — Ему теперь даже хотелось, чтобы
эти попробовали, хотя бы дотронулись до
одной его хворостины, он им тогда!..
Но баба никаких агрессивных действий
себе не позволяла. Конечно, она слыхала его
громкие реплики и оценила их решительный
тощ но виду не подавала, только молола и
молола беспрестанно всякую невыносимую
чепуху.
— Мамка, глянь, повело, повело!! — во-
пил обормот.
— Чо ревешь? Тяни! Ха-ха-ха! Два налима
прошло мимо, два язя — оглянуться нельзя!
Самый жирный ушел, гладкий, сало с плав-
ников так и капает. Не то что этот черт
плешивый. А молодой еще. Ничо, щас другого
зарыбачим. Где банка с бикарасиком? Давай
другова насадим. Ну-ка, плюнь, как папка
всегда. А эта красотка на стульчике посижи-
вает, книжечку почитывает. Ха-ха-ха! Они с
книжками-то своими на берегу с голоду
окочурятся. То-то худобины оба, как воблы.
Караси в озере воду на себе носят... Покойни-
ца жива была, все так говорила: рыба, мол,
аж воду на себе носит. А он рыбачить не
умеет. Подумаешь, шляпу напялил, чучела
плешивая.
Разумеется, стыдно ему обращать вни-
мание на вздорную бабу. «Красотка на стуль-
чике», разумеется, его Натка; почему-то
складной стульчик, на котором Наташка чита-
ет в тени, особенно раздражает это помело.
А «плешивая чучела», стало быть, он сам.
Анатолий Степанович на секунду как бы
увидел себя со стороны. Да, сухощав, лицо
грубовато высечено, поблескивают стальные
зубы; редкие, выгоревшие до белесости соло-
менно-рыжеватые волосы просто приглажи-
вает ладонью на лоб, не заводя никакой при-
чески. Он все-таки казался себе подобранным,
в некотором роде спортсменом в зрелых годах.
«Плешивый... Дура ты злонамеренная! — Он
усмехнулся про себя. — Ия, умный, интелли-
гентный человек, обращаю внимание на ее
ядовитый треп! Стыдно, Анатолий Степа-
нович. Ну, вытащила глупая баба карася —
дикая случайность, сегодня звезды сложились
против меня. И какой-то бикарасик... Чего
она еще там городила?»
Не зная, чем заняться, Антипин, чтобы не
выдавать своего интереса, взял топорик и
начал рубить хворост на короткие палочки,
повернувшись лицом к халде с парнем. «Чего
она там снова вопит? Кажется, еще карася
выволокли. У самого берега, прямо у нас под
носом, словно нарочно старается. Впрочем,
я тоже старался».
— Сыночек, вон отец наш шлепает, давай
палатку разорять, скоро поедем.
Борис Петров. Сосеоушки
25
«Убираются? — Антипин сперва не пове-
рил такому счастью. — Впрочем, они же
приехали только на выходные! Конечно, не из
Красноярска, откуда-нибудь ближе. А сегод-
ня? Да, сегодня воскресенье».
Те укладывались и увязывались, а Анти-
пины в сторонке стояли и откровенно-тор-
жествующе наблюдали. Поле сражения оста-
лось за ними.
«Черногорец» все делал споро, привычно
и, как всегда, молча. Только редкими, отры-
вистыми командами управлял всей работой.
Анатолий Степанович еще раз опытным гла-
зом оценил его рыбацкий профессионализм:
ничего лишнего, все уместно, все уложено
ловко и компактно, словно и не было тут
только что лагеря на три человека. Деловой,
злодей... И халда все время в работе, некогда
лишнего слова проронить или косо взгля-
нуть в сторону «победителей». И отроку дос-
талось занятие — что-то старательно увя-
зывал, придавив коленом и отвесив нижнюю
губу. Раз, было, она начала какую-то тираду
по обыкновению с покойницы, которая все
еще была жива, но «сам» лишь коротко
рыкнул:
— Не базлай!
Сразу язык прикусила.
Все сложено, увязано, отрок втиснулся в
люльку, забитую багажом, халда взгромоз-
дилась на заднее сиденье — мотоцикл так и
присел натужно. «Черногорец» по-хозяйски
обошел опустевшее становище, все осмотрел.
У мотоцикла стояла только пол-литровая
банка, в которой он привез насадку. Она давно
торчала на виду, и Антипин удивился,' почему
тот ее не прибирает. Мужик поднял банку и
спокойно направился к Антипиным. С каж-
дым его шагом Анатолий Степанович внут-
ренне сжимался, как пружина... Тот, как
будто не замечая Наташи, протянул Анти-
пину банку.
— Насадку надо? А то осталось.
От неожиданности Анатолий Степанович
раза два хлебнул нижней губой, не мог
выговорить.
— У меня есть — черви. Полно на бе-
регу.
«Черногорец» угольно-жгучим взором из-
под бровей глянул в глаза Антипину, щеки
заросли цыганской щетиной — бармалей! А
на лице — удивление.
— Черви?! Не берет сейчас на червя.
Первый раз тут? Спросил бы.
— А это что? — растерянно показал на
банку Антипин.
— Козявка Бикарйсик называем. Бери, не
пожалеешь.
— Спасибо. Большое спасибо... дорогой!
А я думал... — Анатолий Степанович неопре-
деленно перебирал пальцами пустоту. — Что
же вы вчера — и без чаю... Взяли бы у нас
дров! — Он испытывал ужасную неловкость,
бормотал совсем растерянно.
— А, не пью. Примус вон — уху варить.
— А я думал...
«Черногорец» вдруг усмехнулся. Вовсе
не злодейски, как можно было ожидать от
сурового его облика, даже дружелюбно, слов-
но начал что-то понимать.
— Что, бабы, поди? — весело покачал
головой. — Ежели на них обращать... Пропа-
дешь. Вставай на мои колья, там подальше. —
Махнул рукой в сторону камышей. — Ну,
будь...
И пошел к сдержанно рокочущему, про-
гревающемуся мотоциклу. Уверенно уселся в
седло, клацнула врубленная скорость, мото-
цикл сытно взревел и грузно тронулся.
К закату вновь на озеро Ашпан снизошла
тишина. Румяные лучи окрасили потемнев-
шую заводь. Пряно пахло теплой водой,
сырой зеленью. Вокруг смачно чмокали,
будто взасос целовались жирующие караси.
В садке, привязанном к уключине, они так
солидно толкались в ячеистые стенки, что от
увесистых тычков лодка вздрагивала, как
лошадь. На козявку рыбины брали уверенно,
хотя поклевки были непривычные — пробка
вдруг оживала и начинала плавно уходить в
сторону... «Черт возьми! А ведь у него и не
было никакого комплекса, и не думал вовсе о
нас! Две семьи — два мира, ну и что? Они чаю
не пьют!.. С марсианами встретились... Он
рыбачил себе, а я двое суток провел на войне,
извелся. С кем воевал-то? Ну, правда, баба
вздорная, и отрок этот их еще дурковат, но
ты-то где был, умник? Из ничего — подо-
зрительность, вражда, злоба... Отдохнул,
называется. Звереешь, Анатолий Степанович,
на своей сумасшедшей работе, дичаешь, раз
от людей начал уставать. А бикарасик
этот — чудо. Давно такого клева судьба не
дарила! И все — крупняк. Да, запомню я
нынешний денек...»
Борис Петров. Соседушки
27
У рыбацкого костра
Петр Дмитриев
МЕРТВОЕ
ОЗЕРО
Рис. А. Семенова
Это давно вошло в приятную привычку,
стало своеобразным ритуалом: едва схлынут
вешние воды, как садится Егор Лукич за стол
и одно, за другим пишет несколько писем
подряд. Описывает, как прошло половодье,
что собой представляет нынешняя весна,
каким предвидится лето... В своих прогнозах
он редко ошибается, а предсказывая холода и
дожди, живописует так, что это выглядит не
только безобидным. Здесь чувствуется своя
прелесть! Получив такие письма-пригла-
шения, в течение всего лета наезжают к
Лукичу — ив одиночку, и семьями, с удоч-
ками и корзинами, с палатками и спальными
мешками, на несколько дней, на недели...
А Павел Савельич, полковник в отставке, тот,
как правило, поселяется до поздней осени.
Человек в годах, он какими-то неуловимыми
чертами напоминает старику погибших в
войну сыновей: добротой и отзывчивостью
одного, какими-то внешними чертами дру-
гого, а третьего — всем, вместе взятым.
Среди веселого, разношерстного люда
хорошо живется Егору Лукичу. Одних свозит
на рыбалку, другим укажет грибные или
ягодные места, порадуется вместе трофеям, а
то и подтрунит над незадачливыми, посме-
ется незлобно с почетной высоты своего
преклонного возраста. Ради этого стоит тер-
пеливо переносить нудные зимы, бороться с
хворями и одиночеством. А уж дотянет до
лета — живи и радуйся на здоровье! Лето
дарит блага немалые: с одной стороны вни-
мание и уважение беспокойного сословия
любителей природы, а с другой — неиссякае-
мую щедрость самой природы. Одно озеро
чего стоит! Этот непревзойденный лекарь
исподволь, но настойчиво и последовательно
врачует его хворости, вылезшие за зиму нару-
жу, а солнышко довершает доброе дело, ласко-
во одаривает светом и теплом.
Но в эту весну Егор Лукич никому не
написал. Зиму перенес, грех жаловаться, снос-
но, а весна подкосила. И не болезнь подсте-
регла — в этом ничего бы неожиданного,
как-никак восьмой десяток доживает человек.
Беда случилась непоправимая, и подкра-
лась с такой стороны, откуда и не предвиде-
лась. Всю весну пытался написать об этом —
не хватило сил и мужества. Вся его привычная
жизнь вдруг пошла кувырком. Не смог на-
писать и, выходит, обманул старик Лукич, не
предупредил хороших людей. Вот и теперь
лежат листки бумаги — садись, пиши. Белеют
на столе, как укор совести... Может быть, еще
не поздно?
Лукич садится за стол, пододвигает к себе
ручку со старым, ржавым пером, чернильни-
цу-невыливайку ставит напротив — еще от сы-
новей осталась, довоенная. Сынов сколько уж
лет нет, а она все еще цела... Но и на этот раз
письмо не удалось. Все испортила проклятая
муха, невесть когда забившаяся в чернильни-
цу. Теперь, добытая оттуда, упала на бумагу,
расползлась жирной кляксой. Старик досад-
ливо сгреб листок, скомкал, бросил к печке.
Нестерпимо потянуло на воздух. Разогнув
одеревеневшую спину, вышел, с порога глянул
на озеро, и ноги сами собой понесли к берегу.
Шел и жадно вглядывался в привычную синь,
не верил в случившееся.
Солнце скатилось за лес, занималась тихая
вечерняя заря.
Озеро походило на огромное стеклянное
поле. Иллюзия была полной: чайки, устало
пролетавшие вблизи, не закружились в поис-
ках рыбешки, молча пересекли залив.
Страшная остеклен ел ость. Жуткая ти-
шина...
Трясущимися руками Егор Лукич отвязал
лодку, оттолкнулся. Заплескалась вода, за-
гомонил потревоженный сухой тростник под
берегом. Слушая эти милые сердцу звуки,
старик несколько успокоился, происшедшее
показалось дурным сном. Опустил весла,
жадно слушает тишину, долго сидит не
шелохнувшись. И все ниже, ниже никнет его
голова.
Нигде не ударит жерех, не взыграет щука,
не засеребрит малек.
...К нему приехали, не дождавшись тра-
диционного приглашения. У дома останови-
лись запыленные «Жигули», из машины вы-
шли трое. Среди них Егор Лукич сразу выде-
лил коренастую фигуру Павла Савельевича,
сердце счастливо зашлось в радости. Забыл о
беде, заспешил навстречу, беззубо улыбаясь,
вдруг почувствовав прилив новых сил, как в
былые времена. Даже ноги, казалось ему,
стали легче, спина распрямилась, и грудь
молодцевато выгнулась сама собой. Но это
только ему так поблазилось... От Павла Са-
28
вельевича не ускользнуло, как сильно сдал
егерь, как жалка его улыбка, как вяло шаркают
по тропке его ноги. Прижав к себе тщедуш-
ное тело старика, полковник вдруг почувст-
вовал подступивший к горлу ком, еле вы-
давил:
— Лукич... Дорогой мой человек, жив?!
И потом, уже несколько успокоившись и
стараясь на замечать очевидные неблаго-
приятные перемены в старике, продолжил:
— Ждал, ждал приглашения, да так и не
дождался, решил навестить. Жив, слава те-
бе!.. Ну, теперь развернемся, Лукич!
Эти добрые слова привели в замешатель-
ство Егора Лукича. Пряча глаза, пригласил в
дом. Беседа не клеилась, как раньше бывало.
Павел Савельевич видел — с неохотой что-то
говорит егерь с ним, недуг какой-то грызет
его, будто не так и встрече рад. Спросить пока
о причине не решался, подумал — просто
нездоровье у старика...
Улеглись рано — приехавшие боялись
проспать утренний клев, — но еще долго
потешались над каким-то своим товарищем,
что предпочел преферанс отдыху вдали от
шума городского. А для Егора Лукича и этот
их разговор был пыткой. Вот встать сейчас и
выложить все начистоту — ведь никуда от
этого не деться все равно.
Но он только тяжко вздохнул.
— Ты, старина, явно нездоров, — подсел к
нему Павел. — Или кто обидел? — спросил
участливо.
Неожиданно для себя Лукич всхлипнул,
закашлялся, подавляя проявленную слабость,
но опять ничего не смог сказать. И Павел
Савельевич, огорченно вздохнув, отошел к
своей кровати, завозился, устраиваясь.
— Ты вот что, Лукич, — донесся его
голос. — Не ходи завтра с нами, отлежись.
А мы не долго. На уху поймаем и придем.
Отведаешь ушицы, рюмочку пропустишь —
смотришь оклемаешься. А потом... Потом
со мной поедешь в город — врачу показаться
надо.
...Всю ночь Егор Лукич беспокойно воро-
чался, душили кошмары. Не др сна, да и
отлежался за зиму. Только радоваться бы
теперь теплу на улице, милым забавам ры-
бацким, добрым и хорошим людям. А ра-
дости нет. Забывшись в коротком беспокой-
ном сне, будто наяву засел за письмо Павлу
Савельевичу, макнул ручку в чернильницу и...
вытащил на конце пера судака. Рыба, зады-
хаясь в чернилах, разевает пасть, хрипит и
брызжет ядовитой жидкостью...
Петр Дмитриев. Мертвое озеро
29
Рыбаки ушли тихо, чтоб не потревожить
старика. Поймут ли они сами, что делать на
озере больше нечего? Хорошо, догадались бы
сами, чтоб не объяснять ничего...
Не выдержал, отвязал лодку, поехал на
поиски. Ласково светило солнце, ветерок не
шелохнет — стеклянная тишина. Как и пред-
полагал, рыболовы расположились у шаг-
нувшего в воду ивняка. Поплавки замерли на
воде, а компания, раздевшись, загорала на
берегу, изредка приглядывая за удочками.
Егор Лукич причалил тут же, не беспокоясь,
что отпугнет рыбу. Уловил недоуменный
взгляд Павла, — дескать, что с тобой, старый
рыбак, не ты ли учил соблюдать тишину на
рыбалке?
Они ни о чем не догадывались!
— Клева нет, — не то утверждая, не то
вопрошая, произнес Лукич.
— Как в колодце...
— Как в мертвый сезон...
Словно с закрытыми глазами бросаясь в
омут, егерь выдохнул:
— Не сезон мертвый. Озеро стало мерт-
вым. ..
Рыболовы непонимающе переглянулись.
— Да, да! Мертвое... Нет тут больше
рыбы.
И, присев рядом, поведал печальную ис-
торию озера.
— Помнишь, Савельич, вон там, за мыс-
ком, стройка была? За лесом не видать.
Закончилась. Завод химический, как тебе это
нравится? Дело нужное, никто не спорит, но
зачем же на самом берегу? А коль уж об
этом не додумались вовремя, так отстойники
надо было сделать, и в первую очередь, а уж
потом завод. Слышал, есть такие очищающие
устройства — после воду хоть пей... Не поду-
мали, угробили озеро. Все по принципу —
после нас хоть потоп. — И умолк, отвернул-
ся, заморгал покрасневшими глазами. —
Местами метровые залежи гиблой рыбы на
дне, веришь ли... Страшно подумать. Не-
ужели никто за это не ответит? Пожалуй,
никто. Бесхозное оно, озеро-то, вроде как
никому и не нужное, вот как... А ведь скоро
хватятся, ой скоро! Хватимся, да поздно, не
вернуть ничего.
— Дрянь дело, — проговорил один из
рыбаков. — Выходит, делать тут нечего.
Зазря съездили.
— Зазря... Не это главное, — сказал
второй. А что сейчас главное, никто и не знал.
С озера легко дунул ветерок, и все вдруг
почувствовали какой-то запах. Чем пахло —
30
не поймешь: то ли гнилью, то ли йодом с
карболкой... Чайка неторопливо пролетела
над заливом, покружилась немного, но так и
не села на воду, улетела куда-то...
Вечером рыбаки засобирались домой, ви-
новато прятали глаза от Лукича. Милые
люди, чего вы виноватитесь? Поезжайте
туда, где чисто, где может человек отдох-
нуть от трудов праведных, ведь живому —
жиьое.
Павел Савельевич, оставшись наедине со
стариком, долго и безуспешно уговаривал его
ехать с ними в город — подлечиться. Старик
был угрюм и непреклонен.
— Я свое отжил, Павел. Спасибо, что не
забыл старика, проведал. Кроме тебя, никого
ведь нету... А врачи мне уже не помогут. Толь-
ко и жил тем, что ждал лета, ждал вас, люби-
телей... Теперь никто не приедет. Да и не к
кому будет. Поезжай, и последняя к тебе
просьба: найди управу на губителей. Ведь это
злодейство — такую красоту изничтожать.
Ты человек видный, с тобой должны счи-
таться. Ты добьешься. Если не здесь, так хоть
в другом месте учтут. А наше озеро... Может,
еще и оживет, если срочно меры принять.
Мне, однако, этого уже не увидеть.
Так и не уговорил Павел Савельевич
старика покинуть хотя бы на время свой
уголок.
— Если уж такая красота гибнет, то что в
сравнении с нею моя жизнь? Поезжайте...
Егор Лукич еще долго стоял, сгорбив-
шись, у своего теперь уже никому не нужно-
го домика, не нужного даже хозяину. Другой,
в другом месте ждет его дом, вечный, и так
зажился на этом свете. Озеро, возможно, еще
оживет, спасут его. Не могут не спасти. Ведь
это граничит с преступлением — превратить в
огромную яму нечистот Озеро. Чтоб человек
и зверь обходили его, птица облетала. Не
помнит Лукич на своем веку, чтобы еще когда
вот так бездумно человек губил природу,
пусть даже из самых благих намерений.
Из жизни уходить не жаль, тем более
не жаль, что пожил, слава богу и людям,
достаточно. Оно, Озеро, самой природой
созданное навеки, уже умерло, а он, простой
смертный, все еще живет, и никакой пользы,
никакой радости в этом никому нет теперь.
Юрий Бриль
ВОЗ
КРАСНОЙ РЫБЫ
Рис. В. Мочалова.
Просигналила машина. Тишков прильнул
к окну: у подъезда дежурил «уазик». Не
очень-то верилось, что заедут, поэтому жене
ничего не говорил, но рюкзак тайком на
всякий случай собрал.
— Куда? — вскинулась жена.
— С рыбинспекцией браконьеров ловить.
Что делают, паразиты!
— А тебе какая печаль? Ты-то сам? Жить
надоело? Не пущу! — и загородила дорогу.
Вообще-то Тишков работал в страхагент-
стве, и ловить браконьеров ему как-то не
приходилось, а вот встретил в пивном баре
Васюту, и тот подбил.
Снова просигналили.
— Я обещал. Неудобно.
— Кому?
— Васюте.
— Кто такой?
Так сразу Тишков не мог бы объяснить
кто, хотя знал его, кажется, сто лет. Ну, не
Васюту конкретно, а похожих на него. Есть
люди, которые умеют жить толково и со
вкусом. Таких непременно встретишь в па-
рилках городских бань, со знанием дела они
крутят вентили, к которым и подступиться-то
страшно, рассуждают о дубовых и березовых
вениках. Без них не обходится никакая очередь
за пивом. И здесь они на виду — суетятся,
устанавливают порядок. И балагурят. Уж
страсть как любят побалагурить! Они имеют
здоровый цвет лица, не страдают бессонницей
и не болеют, а если и болеют, то только за
«Спартак». С этим конкретным Васютой
Тишкова познакомил дядя жены двоюродного
брата в биллиардной парка культуры и отды-
ха. Тишков смутно помнил, что Васюта вроде
шоферит в какой-то геологической экспеди-
ции.
Сидевший рядом с Васютой мужчина, не
поворачивая туловища, протянул руку для
знакомства, медленно, как открывают же-
лезные ворота, повернул голову.
— Инспектор Клыков Владим Иваныч.
Владим Иванычу было, видимо, сорок с
небольшим. Лицо как бы обветренное штор-
мами, рябоватое. Глаза посажены глубоко, но
когда смотрит на вас, такое впечатление, что
они любопытно высовываются на рачьих
ножках. Глаза не голубые и не карие, а, как
какой-нибудь уральский самоцвет, в пестрых
прожилках. Инспектор понравился Тишкову.
Приятно быть накоротке с таким мужествен-
ным человеком. По совести говоря, надоело
глотать бумажную пыль, а от клиентов,
которые даже несчастье стремились оправ-
дать деньгами, тошнило. И вот нежданно-не-
гаданно глоток свежего воздуха, настоящий
человек.
Васюта ухватил двумя толстыми пальца-
ми рычажок ручного газа, словно бы схватил
за нос нашкодившего пацана, давнул на
педали, машина надсадно взревела, будто
сморкаясь железным своим организмом. По-
ехали.
Ехали не скучали, потому что Васюта всю
дорогу рассказывал байки.
— Это когда я еще мариманом был...
Пришли мы как-то в японский город-порт
Киото. Встади в очередь, ждем на рейде,
когда разрешат причалить и начнут наши
доски разгружать. Некоторые, и я в том
числе, в город намылились. Кто по киотским
магазинам — женам мохеру, детишкам же-
вательной резинки приобресть, а мы со стар-
мехом в ресторан. Спросили самый дешевый.
С этими японскими йенами всегда в обрез.
Заказали индейку — приносят. Мясо как мясо.
Жирок, косточки, в зубах застревает. Зака-
зали сакэ, чтоб мясо запивать. Приносят.
Сакэ как сакэ. В голову даже ударило, что,
прямо скажу, не всегда характерно для япон-
ских спиртных напитков. Жуем, запиваем.
Словом, не особенно яркий, но все-таки
праздник живота. Попросили счет — прино-
сят. Такой ерундовский, что мы даже расте-
рялись. Стармех малость лопотал по-японски.
Говорит официанту: самуяки тамуяки, дес-
кать, мариман кияки кимано. То есть пре-
много благодарны за сытный обед, однако
для советского моряка стыдно платить
такой мизер, поэтому позвольте от всего
сердца и в знак развивающихся торговых
отношений между нашими странами... сует
ему, значит, трешку, по-ихнему три тысячи
йен. А японец сложил маленькие ручки на
груди, кланяется и благодарит: прошу миль-
пар дону, русский геноссе, но чаевых в нашем
ресторане не принят. А дешевые кушанья у
нас потому, что сделаны они все — и индей-
ка, и соус к ней, и водка-сакэ — из сои на
особый патентованный рецепт... С тех пор я
Юрий Бриль. Воз красной рыбы
31
соей сильно заинтересовался. Съездил как-
то в Ленинский район — там сои много
выращивают. Ребята, говорю, дайте сои.
Нужно для экспериментов. Дали мешок. На-
жарил. Жена хрустит, короеды хрустят. Ни-
чего больше не просят: ни мяса, ни картофе-
ля. Неделя прошла — хрустят. Думаю:
«А что, если им сварить макарон?» Сварил.
Так макароны для них стали как лакомство.
Владим Иваныч поворачивал голову, ух-
мылялся: во заливает!
За Васютиным трепом не заметили, как
проехали город. У стеклянной будки ГАИ
остановились. Подставив желтую спинку за-
ходящему солнцу, грелся милицейский «ра-
фик». Лениво вращался синий мигающий
глаз, а в такт его вращению из машины вы-
плескивалась рок-опера, чистый голосок каю-
щейся Магдалины. Привалившись к крылу,
стоял молоденький усатый сержант, пришле-
пывая фасонно собранным в гармошку сапо-
гом. Тишков с иронией подумал, что, может,
опять мода на сапоги вернется.
Клыков неуклюже выбрался из кабины,
пошел здороваться.
— Что он как лом проглотил? — удивил-
ся походке инспектора Тишков.
— Производственная травма, — пояснил
Васюта.
— Это как?
— Встретился на узкой дорожке с бра-
коньерами, те его и угостили дробью в
поясницу. Полгода в неврологическом лежал,
только вышел.
— Значит, бывают случаи...
— Случаи везде бывают. Недавно еду по
проспекту, и вдруг бах! — штукатурка от
стены отвалилась. Как мина взорвалась. Что
характерно, в двух шагах от меня.
— Застраховаться надо бы, — пошутил
Тишков, а сам подумал о жене: переживает
ведь, а он — хлоп дверью, «утром буду». Не
надо было так.
Клыков уселся в машину, тронули.
— Как милиция? — спросил Васюта.
— Что мне милиция? Этот вот Никитин,
ему все неймется. В прошлом году у Мишкина
неводок конфисковал и акт на два хвоста
выписал.
— Инспектор имеет такое право? — уди-
вился Тишков.
— Инспектор, — солидно сказал Владим
Иваныч, — имеет право выписать акт хоть
самому министру МВД.
Была глухая ночь, когда въезжали в Оси-
новку. Улицы пустынны, но в каждом доме
свет. Васюта вел машину, не особенно шумя
мотором, выключив фары. Громко в насто-
роженной тишине шуршал под колесами гра-
вий. У одного из домов остановились. Здесь у
Клыкова жила сестра. «В самом осином
гнезде», — грустно посмеялся он. Часа два
У рыбацкого костра
32
решили переждать у сестры, пока браконье-
ры забрасывают невода, раскидывают сети.
Стукнули в глухую, обитую мешковиной
дверь. Открыла женщина с грубоватым, как у
брата, лицом. Приобняла Клыкова.
— Оклемался? Ну, слава богу! — Увидев,
что он не один, опустила руки. — Не сидит-
ся дома, не можешь без приключений!
Вышел навстречу дедок, седой как лунь, в
бабьем переднике, обсыпанном мукой.
— А мы как раз пельмени затеяли.
Из-за занавески стрельнула глазами и
спряталась в другой комнате девочка.
Вскоре все сидели за столом, и Васюта
рассказывал очередную байку.
— Слушай, Володька, — встрял дедок, —
а вправду говорят, что речку перегородят
железной сеткой? Перегородят — и никакой
кеты, никаких браконьеров. Всю рыбу будут
вычерпывать и самолетами в завод отправ-
лять’
— Кишка тонка! Надо десять заводов,
чтобы справиться с таким количеством рыбы.
Тишкову показалось, что В ладим Иваныч
не очень заинтересован в том, чтобы разом
выбить из-под браконьеров почву. Да ведь
можно и его понять. Не станет браконьеров,
чем прикажете ему заниматься?
— Раньше, бывало, самый никудышный
неводок закинешь — сотня, а сейчас4... два-три
хвоста, ну, когда десяток!
— Человека готовы убить из-за этой
проклятой рыбы, — сказала сестра. — Луч-
ше бы ее совсем не было.
Все с сочувствием посмотрели на Владим
Иваныча.
— И не будет, — успокоил дедок. — На
самолет — ив завод.
Тишков бывал на рыбоводном заводе —
посылали в командировку. Как раз в путину
подгадал. Интересно. На-деревянном мостке
стояли парни. Один ловко подхватывал
кетину сачком, другой, в перчатках, крепко
держал ее, а третий бил деревянной коло-
тушкой по лобастой голове, оглушал. Потом
за дело принимались девчата. Нежными паль-
чиками выгребали из раздутого рыбьего брю-
ха горстки живых рубиновых икринок, осто-
рожно укладывали в рамки.
Угощали малосольной икрой щедро, но
страховались плохо. Смеялись: а зачем? Мес-
то у них счастливое. Сколько помнили, никто
не болел, не горел, не умирал. И ведь точно,
все как на подбор здоровяки. Лица — кровь с
молоком. Потому что при икре, при красной
рыбе.
Тишков посмотрел на Владим Иваныча.
Тот, хотя и отлежал полгода в неврологи-
ческом, лицо такое же — кровь с молоком.
Перевел взгляд на его сестру, деда, Васюту —
мелькнуло в голове: нет уж, наверное, не сою
едят.
— До тех пор, пока существует' красная
рыба, до тех пор и браконьеры не переве-
дутся, — доверительно сообщил Клыков. —
Красная рыба — это ведь не жратва и не
деньги, а значительнее того. Вообще, что
такое жизнь? — Все притихли, перестали
жевать. — Жизнь, я вам скажу, это воз
красной рыбы, и каждый старается урвать с
него сколько может. Такая, порой жестокая,
но действительно существующая, правда
открывается мною. Для меня, если хотите,
красная рыба — символ чего-то такого...
— Скоро одни символы и останутся, ими
и будем питаться, — надоедал дедок.
Тишкову стало жаль красную рыбу. Из
какого далека плывет? А длй чего? Для того,
чтобы оставить потомство и умереть. Закон
природы. Оставить потомство удается одной
из ста, а умереть всем. Сколько врагов! В Ти-
хом океане, в Японском море — хитроумный
японец с неводом, по Амуру, по многочис-
ленным его притокам — мы да китайцы со
своими крючками и сетками. И вот ведь пат-
риотизм! Преодолеет тысячи километров, но
непременно вернется в родную речушку, ключ
родной, где когда-то сама вывелась из икри-
нок. Ее враги не только люди — те же рыбы,
птицы, зверье.
Неделя, как шла кета. Город будоражи-
ло. «Идет, идет», — повторялось на все лады.
Кетовый сладчайший дух царил в загородных
автобусах, исходя от выпуклых, взмокрев-
ших низом рюкзаков. И ужё у ларьков, в
изобилии торгующих таежным пивом, кто-
либо из бичеватых на вид, бывалых мужичков
доставал из кармана завернутый в масляно-
пожелтевшую газетку кусок рыбы нанешнего
посола, отрывал шматок товарищу и всем,
кто пожелает. Браконьеры тачали снасти.
Рыбнадзор совместо с милицией и порознь
устраивал грандиозные рейды. По берегам
воровато сновали закупщики, платили по
пятерке, по восемь за штуку причалившим на
минуту — чтобы только разменять рыбу на
деньги — отчаянным головам.
Жена Тишкова тоже подумывала; как бы
засолить несколько штук на зиму, собира-
лась съездить в Бычиху к матери — там с
рыбой проще. Но Тишков отсоветовал: по-
дождем, может, госторговля выбросит.
Юрий Бриль. Воз красной рыбы
33
Выехали в Два ночи. Тишков плохо пред-
гавлял куда. Смертельно хотелось спать. Не
оезжая до моста, свернули с дороги. Нехотя
олзла под колеса кочкастая, покрытая бурой
равой земля. Серой стеной вздымался таль-
ик. «Уазик» мотало, как шлюпку в жесто-
ай шторм. Еще раз качнуло, встали. В ти-
гане прорезалось журчание реки.
Открыв дверцу, Тишков чуть не ступил в
эду. Подернутая мелкой рябью река посвер-
1вала кроваво-красными бликами: на другом
грегу горел костер. Оттуда доносились при-
1ушенные голоса. Но вот языки пламени
эиникли к земле, спрятались. Видимо, в
)стер плеснули водой. И голоса стихли,
/дто и их притушили.
— Накроем, никуда не денутся, — обна-
жил В ладим Иваныч.
Погнали к мосту. Километров пять до
;го, не больше. Пролетели над сонной,
блескивающей серебром рекой, глухо про-
юпали под колесами доски моста. Газанули
) берегу, чудом не врубившись в кусты,
>уто вывернули к воде. Никого. Дымятся
ли наспех залитого костра, валяется бутыл-
. из-под бормотухи.
— Эй, вы! — потрясая кулаком в темноту,
•икнул Клыков, — немедленно выходите!
— Ху-ху не хо-хо? — послышался на это
двусмысленный ответ. Орали с другого
рега, то есть оттуда, где они только что
1ЛИ.
— Все ясно, у этих сволочуг лодка — пе-
плыли.
Васюта бегал вдоль берега, пробовал
погом воду.
— Гребите сюда, а то хуже будет!
— Тебе надо, ты и греби! Нам и здесь
рошо!
— Давай, ребята, заводи «казанку», —
рочито громко скомандовал Клыков.
В машину — и снова к мосту. От моста
берегу к тому месту, где только что орали
аконьеры.. И снова никого.
— Клыык!!! — доносилось с другого
>ега. — Заводи «казанку», плыви к нам! —
всплеск — словно рыба хвостом, нырнула в
iy пустая бутылка.
Попробовали потихоньку, не включая
э, подкравшись, застать врасплох. Не полу-
юсь. Похоже, это все браконьеров только
авляло. Похоже, они издевались.
— Клыык!! — дурным голосом орал за-
гала. Остальные подхватывали: — Плыви
ам, у нас ба-лык!
И всякое в такой же степени остроумное.
Настроение упало. Тишков иначе себе
представлял борьбу с браконьерством.
— Гоняемся, как кошка за своим хвос-
том, — сказал он, но Клыков проигнориро-
вал робкую попытку покончить бесславную
погоню.
Остановились, когда сильно тряхнуло на
кочке и Клыков крепко боднул стекло. Сидели
в темноте, скорбно молчали, и вдруг ушиб-
ленный инспектор горько рассмеялся:
— Как же я сразу не допер?! Вот куда надо
было ехать!
Поехали куда надо было, километров за
двадцать. Подкатили к высокой железнодо-
рожной насыпи, как раз к тому месту, где ее
дырявила арка. Насыпь отрезала реку с
несколькими удобными для ловли красной
рыбы тонями. Из арки, позвенькивая, выте-
кал ручей.
— Пусть покуда ловят, — рассудил Клы-
ков, — а мы малость покемарим. — И тут же,
запрокинул голову, всхрапнул.
Тишков, тоскуя о расслабленном покое и
уютном тепле супружеской постели, прива-
лился к жесткому сиденью, расстегнул немно-
го молнию на куртке, поднял воротник,
уткнулся в устроенное таким образом обог-
реваемое собственным дыханием гнездо.
Тотчас занялось сонной истомой, деревянно
занемело тело.
— Ав прошлом году, пожалуй, как раз в
эту пору мы с генералом Афиногеновым
ходили на дикого кабана.
«Красиво живет, — подумал о Васюте
Тишков. — А может, треплется, черт его
разберет!»
—...я и генерал — с нами были еще два
полковника в папахах залезли в дубы.
Дубы, я те доложу, в три обхвата, а под ними
желудей — прорва! Генерал говорит: в двад-
цать три тридцать — можете засечь время —
сюда прибудет стадо кабанчиков. Стрелять не
торопитесь — пусть немного потрескают
желудей. Первый выстрел будет мой. Им я
свалю секача, то есть ихнего предводителя,
потому что, если его не... он все стадо...
Что «все стадо», Тишков не слышал —
окунулся в дрему, но в ту же минуту, а может
только показалось, что в ту, раздалось: «та-
та-та-та». Сначала тихо и не очень настойчи-
во, потом громче и назойливее зататакал
мотоцикл.
— Ага, первая ласточка! .— Инспектор
Клыкрв нашупал полевую сумку, в которой
хранились акты, — на месте ли?
Васюта достал из-под сиденья конфиско-
ванный у браконьера-пожарника фонарь, по-
бежал с ним к арке, прильнул к стене,
затаился. Тишков неуверенно подался за ним,
встал рядом.
Мотоцикл, треща на всю округу, въехал в
трубу арки. Васюта врубил фонарь — не-
щадный свет залил каменные своды, сглот-
нул хилый лучик «ижонка». Треск мотора,
словно бы захлебнувшись в этом свете, перей-
дя на смущенный чих, замолк.
— Брось драндулет! — скомандовал Ва-
сюта. Видимо, общение с генералом не было
напрасным. Голос четкий, с уверенной коман-
дирской нахрапистостью.
Браконьеры — их было двое — встали с
мотоцикла, который завалился набок, хлюп-
нул фарой и перекинутым через багажник
мешком в ручей.
Тишков подошел, вернее, заставил себя
подойти к браконьерам. Оба на голову выше.
Стоят по щиколотку в воде, таращат ослеп-
ленные глаза. У одного руки парализованно
опущены, другой перебирает лямку соскольз-
нувшего с плеча рюкзака.
— Идите к машине! Да прихватите свои
мешки! Никто их за вас таскать не будет!
Браконьеры повиновались.
Клыков уже разложил на капоте «уазика»
свою походную конторку. Светился наподо-
бие настольной лампадки крохотный фонарик,
пачка актов под рукой.
— Фамилия?.. Имя, отчество?., Где. ра-
ботаешь?.. Сколько штук?.. Из них йкря-
нок?..
Юрий Бриль. Воз красной рыбы
Едва закончили с первыми двумя, под-
катил еще один. С ним все в точности повто-
рилось. Глох мотор, браконьер волок свой
мешок, вталкивал в машину, отвечал на
вопросы Владим Иваныча, заполнявшего акт,
и пылил налегке в сторону Осиновки. За этим
еще два. И еще, и еще. Подъезжали, не давали
передышки. Васюта командовал, Клыков
строчил акты, браконьеры загружали машину
красной рыбой и икрой. Соз давал ось впечатле-
ние слаженной, без спешки и суеты, работы, в
которой браконьеры были заинтересованы
ничуть не меньше инспекции. Никто не пре-
пирался и не отлынивал. Один только по-
просил:
— Рюкзак бы отдали. Вчера только купил.
— Не положено. Это орудие лова счи-
тается.
— Всю жизнь ловили, а теперь.,.
— Теперь в столовой покупайте.
— Купишь без блата, как же...
Только Тишков не особенно четко пред-
ставлял, что, собственно, ой должен делать.
В какой-то момент показалось — путается
под ногами.
Наехали разом шесть или семь челрвек с
мешками. Тишкову жутковато стало: их-то
всего трое. Но этим парням не пришло в
голову заниматься арифметикой. Вообще
браконьеры вели себя на удивление одина-
ково. Только двое выделились. Один драпа-
нул, бросив В ручей рюкзак и мопед. Другой
же, ослепленный светом, не растерялдилаДт
дал газу. Васюта цапнул его з^и'чскзак, нс
35
«Урал» оказался мощнее Васюты. Скакнул на
заднем колесе, рисковым виражом крутнулся
возле «уазика» и был таков. Васюта успел
разглядеть номер, но В ладим Иваныч не стал
записывать — он уважал сильных против-
ников.
Рассвело. С появлением первых солнеч-
ных лучей браконьеры'иссякли. Набитый так,
что бугрилась брезентовая крыша, туго по-
скрипывая рессорами, «уазик» плавно катил
по дороге. Тишков полагал: все, отстреля-
лись, едут домой. Оказалось, нет, решили
проверить две тони поближе к Осиновке.
Тишков увидел мотоцикл издалека. Шел
по тропке, а тот рулил навстречу. Мог бы свер-
нуть, но не сворачивал почему-то. Тишков
обернулся — один. Клыков в машине. Васю-
ты нет... Подкатывает ближе, ближе, ско-
рость убавляет, остановился. И Тишков оста-
новился. Смотрел на сидевшего за рулем
мужичка, мучительно соображал, что такое
сказать. Васютовское «брось драндулет»
вроде не подходило. Может, следовало ска-
зать, «едьте своей дорогой» — и дело с кон-
цом, но Тишков вдруг увидел, что мужичок
плюгавенький, а на заднем сиденье — сЬвсем
еще пацан. Почему бы не «оприходовать»?..
Вот случай доказать, что и он не лыком
шит, не балластом его возили, а с пользой
для дела. Губы у мужичка дрожали. Жалкий
уж чересчур, и рюкзачишко, что болтался за
спиной у паренька, почти пустой — два хво-
ста, не больше. «Отпустить?» Сзади затре-
щали ветки, — кто-то продирался сквозь
густые заросли тальника. Васюта.'
— Ну, как улов? — выдавил из себя Тиш-
ков. При других обстоятельствах этот вопрос
мог сойти и за приветствие.
Мужичок запричитал:
— Эх, да что там! Мерзли всю ночь. Не
спали. Намаялись, одним словом, ох намая-
лись!.. А поймали... Почти ничего и не
поймали, одна морока, говорить смешно.
— Все вы так, — примирительно сказал
Тишков, — а в итоге что? Природа оскуде-
вает. Каждый понемногу взял — и уж ничего
не остается. — Ему стало весело. Вот ведь как
получается: человек он скромный и незамет-
ный вроде, а может решение принять, от
которого...
— Сынок только в институт поступил,
в общежитии будет жить. Думаю, засолим
две кетинки, возьмет с собой. Есть когда
захочется, достанет из форточки, себе отре-
36
жег, товарища угостит. В общежитии не
сладко...
— Да ладно тебе, батя, — застыдился
отцовскогд унижения паренек.
Не сладко в общежитии — это Тишков
знал. Два года жил, когда в техникуме учил-
ся. Столовские жидкие щи, котлетки наполо-
вину с хлебом... безденежье. «Эх, надо бы
отпустить, ни перед кем он не обязан отчи-
тываться». Но вынырнул из кустов запыхав-
шийся Васюта, взял инициативу в свои руки.
Ярко вставало над тайгой солнце, рас-
цветал щедрый на краски сентябрьский день.
Дорогу обступили лимонно-желтые березы,
охристые, с раскидистыми, как у пальмы,
розетками манчжурские орехи, багровыми
всполохами взбегал к самым верхушкам де-
ревьев виноградник. Ехали едва-едва. Можно
было разглядеть висящие кое-где черные, с
холодным сизым налетом грозди ягод.
— Остановиться бы да набрать, — поду-
мал вслух о ягодах Тишков. В прошлом году
они с женой сварили немного варенья из ди-
кого винограда. Аромат умопомрачитель-
ный. Правда, косточки. Но косточки можно
выплевывать, не проблема.
Клыков посмотрел на часы, а Васюта
сплюнул, окурок в окно. Тишков догадался —
не до этого. Но проехали метров пятьдесят,
Клыков кивнул.
— Тормози.
Тишков подумал — остановились, чтобы
собрать ягоды. Нет, инспектор потопал к
«Жигулям», притулившимся у кустов боя-
рышника.
— Что, ребята, не заводится?! — весело
крикнул он вышедшим ему навстречу двум
толстячкам в джинсах.
— Все о’кей! — замахали те руками.
Однако Клыков неспешной своей глиняной
походкой подошел к чужой машине, по-хозяй-
ски сунул руку в переднее окно, дернул тросик
и резким движением вскрыл капот. Глубоко,
по самую подмышку сунул в недра двигателя
руку и, как какой-нибудь иллюзионист, вы-
дернул ее оттуда с кетиной, снова сунул и
снова кетина.
— Во класс! — восхитился Васюта, когда
оприходовали новое поступление и распроща-
лись с браконьерами.
— Не надо оваций, — скромно сказал
Клыков. — Это моя профессия. Смотрю,
мухи над мотором вьются. Думаю, не зря.
Проехали еще немного, он сказал:
— Видите? — Ветка сломана. Это услов-
ный знак. Полундра означает, инспекция.
Все предупреждены. Пора сматываться.
Развернулись, покатили назад, другой,
более короткой дорогой.
С километр не доезжая Осиновки, Тишков
вдруг вцепился в плечо Клыкову: смотрите,
смотрите!
На открытой поляне у реки стояла бо’рса,
рядом на газетке изжелта-белой горкой искри-
лась соль, в тенечке под ильмами черным
жестокрылым жучком поблескивала «Волга».
Кто-то весело покрикивал: «Ниже, Николай
Саныч, ниже давай, а то опять мимо тазика!»
— Хватит на сегодня, — устало вздохнул
Владим Иваныч, — все равно уже рыбу скла-
дывать некуда.
Действительно, сами \едва умещались,
куда там еще с бочкой!
Въезжая в Осиновку, видели, тут и там
группами стоят мужики, о чем-то хмуро
переговариваются, с нескрываемой враждеб-
ностью поглядывают на них.
— Жалко этих, отца и сына, — сказал
Тишков.
— Жалко, — согласился Клыков. — Од-
нако акт использовали.
Завстоловой на месте не оказалось, Клы-
ков и Васюта пошли ее искать, а Тишков
остался скучать и нервничать в машине. Удив-
лялся себе, зачем это ему было нужно: всю
ночь не спать, мерзнуть! Да ведь и риск не-
маленький!.. Дробью в поясницу — не
очень-то приятное угощение. А денек хоро-
ший налаживается, совсем летний. Аленку
можно было подкинуть матери и поехать с
женой в лес. У него чутье на ягоды и грибы —
никогда пустым не возвращался. Кваску бы-
с собой взяли. Жена молодец, по своему осо-
бенному рецепту с хреном настаивает. Креп-
кий, приятно так в нос шибает.
Наконец в сопровождении Клыкова и Ва-
сюты показалась завстоловой. Не идет, а
плывет, золотыми зубами посверкивает. На-
кидку ей еще из горностая — и точно Зыкина.
Долго брякала связкой ключей, открывая
склад.
Васюта принялся таскать мешки, Тишков
же сделал вид, что сил у него никаких нет,
спит.
— Умаялся, ну отдыхай, не буду тебя
тревожить.
Стукали гирьки весов, что-то бубнил
Клыков, а толстуха завстоловой смеялась.
Тишкову был неприятен этот смех: можно
подумать, щекочут ее там в четйре руки.
Делая одну ходку за другой, Васюта
быстро разгрузил машину, потом исчез на-
долго. Вернулся уже с Клыковым. Сели в
кабину, закурили. Под ногами у Тишкова
оставалось еще четыре мешка, на которые
Васюта по какой-то причине внимания не
обратил. Тишков хотел было сказать об этих
мешках, но не сказал, все еще делал вид, что
спит.
Шел по улице Пушкина, впереди женщина
идет, руками машет. Вдруг чирк — часики
на асфальт. Тишков поднял часики, посмотрел
время, послушал — тик-так. Отдать-нет? За-
гадал, если лицо плохое, торгашеское, — нет.
Если доброе, простое, — отдать. Догнал —
оабуля. Отдать. А она вдруг как припустит
от него. Вернее, это ему показалось, что от
него. На самом деле за автобусом. Успела.
Вскочила на подножку, двери захлопнулись,
автобус уехал. А он остался с часиками. При-
нес домой, показал жене, сказал, что нашел.
Но зачем они ему? У жены — золотые, у
самого — электронные.
— Ого, уже одиннадцать, — делая вид,
что проснулся, сказал Тишков. — Пора когти
рвать.
— Не суетись, — радушно улыбаясь, ска-
зал Владим Иваныч, — к сестре заедем, по-
едим, отдохнем чуток.
Сестра двигалась еле-еле, прямо на ходу
спала. *Н о дедок оказался шустрым, уже успел
сгонять за водкой. Выпили сначала без заку-
ски — не терпелось, за удачное возвращение.
Ко второй стопке подоспела малосольная
икра в деревянной плошке, к третьей — жа-
реный лосось. Рыба вроде бы суховатой
получилась, трудновато глоталась, но икра
шла легче.
— Не будет рыбы, я вам точно говорю,
не будет, — ловко обрабатывая острыми,
мышиными зубами косточку, сказал дедок.
— Не будет, — печально согласился Вла-
дим Иваныч.
— А Коляня молодец. — Васюта похло-
пал Тишкова по плечу. — Двоих амбалов
за шиворот и к машине, не дрогнул!
Похвалу Тишков, конечно, заслужил. Вы-
держал испытайие, особенно труса не празд-
новал. Было несколько острых моментов, но
переборол себя, заставил... Однако такая
похвала не радовала. Во-первых, потому,
что Васюта опять перепутал его имя. Какой
же он Коляня?! Во-вторых, «амбалов» было
жаль. Надо было отпустить. Подумафп>,
два хвоста! Ну что за браконьеры! Другие
бочками солят, а с них как с гуся вода.
37
Юрий Бриль. Боз красной рыбы
В дйерь стукнули.
— У нас все дома, — сказал Клыков.
Сестра вышла из комнаты, быстро и
плотно прикрыв за собой дверь. Некоторое
время слышалось торопливое шептание и
всхлипывание, потом хлопнула входная
дверь. Появилась сестра и сказала.
— Думала кто, а это Леонтьева.
— Что ей надо?
— Пррсит, чтоб мы акты порвали.
Это ж вы ее мужика с сыном прижучили.
Парень в институт только поступил, так она
боится, как бы не прознали да не выгнали.
— Ну так что? — Глаза у Владим Ива-
ныча любопытно высунулись на своих рачьих
ножках.
— Может, вам, говорит, ковры нужны,
так я пожалуйста.
— Нам нужны ковры? — пожал плечами
Клыков.
— Нет, нам ковры не нужны, — сказала
сестра. — Когда были нужны, просила —
оставь. Не оставила. Говорила, все по пред-
приятиям, по предприятиям.
— А парня жалко, — сказал дедок. —
Он хороший, здоровкается со мной всегда,
один во всем поселке.
— По блату поступил. Они все по блату
поступали: и старший, и девка ихняя.
— Не ври, мамка. Сашка отличник, —
сказала девочка, высунувшись из дальней
комнаты.
— Тебя забыли спросить! А ну брысь!
— Не нужны нам ковры, — заключил
Клыков. — Ковры — дерьмо. У меня вообще
один свернутый лежит под кроватью... Так
и скажи, про’ковер заикнешься — за взятку
привлечем,
Тишков догадался, что говорят о тех
самых, которых он прижучил. С души камень
свалился: что их жалеть? Торгаши, так им
и надо.
Клыков откинулся на спинку стула,
всхрапнул. Васюта зарядил новую историю,
на этот раз о том, как он с группой ответ-
ственных товарищей посещал животновод-
ческий комплекс. Особенно подробно он оста-
новился на цехе воспроизводства. Подстав-
лял толстые пальцы к вискам, делая рога.
Мычал и наливал кровью глаза — в самом
деле было в нем что-то основательно бычье.
Сестра подхохатывала на низких нотках, а
Тишков сидел как на иголках — рассчитывать
на скорый отъезд не приходилось. Углядев
висевшее над чисельником расписание автобу-
сов, он нацелился на двухчасовой рейс.
— У меня жена — не дай бог! Звонит
уже, наверное, по больницам, разыскивает.
— Ты, Коляня, женился, что ли? Вот
дуралей!.. И молчит.
Тишков женился шесть лет назад, Аленке
уже четыре, но ничего этого не стал объяс-
нять Васюте. Что пьяному? В одно ухо влета-
ет, в другое вылетает.
Выпили на посошок. Тишков решительно
встал из-за стола. В сенях топтался, ища свой
пустоватый рюкзачишко.
— Да' вот он, — подсказал ему Васюта,
вышедший проводить его к двери.
— Это мой? — Тишков неуверенно взялся
за лямки своего, но отнюдь не пустоватого
рюкзака.
— Икорка засолена, а рыбку ты сам. Соли
не жалей. Она, рыба, сама возьмет соль
сколько ей необходимо. Ну пока, топай. Оста-
новка около школы. Выйдешь из ворот' и
направо. Недалеко.
«Хорошо, что икра, — подумал Тишков,
вернее, не подумал, а так, шевельнулось в
голове. — Аленка — в чем душа держится, а
вот поест... Да ведь и заслужил, полагается,
наверное».
— Чуть не забыл, — остановил его в две-
рях Васюта, — так я к тебе за краской на-
гряну?
Тишков понял, что Васюта его путает с
кем-то, однако кивнул на прощание, что
могло означать: лады, нагрянь как-нибудь.
Когда они еще встретятся, да и встретятся ли
вообще?
Автобус уже стоял на остановке, флегма-
тично подгазовывая на холостых оборотах.
Тишков прибавил шагу. Выйдя на открытое
перед школой пространство, увидел за углом
находящийся как бы в засаде милицейский
«рафик». Сердце упало. Вылезший из кабины
молоденький сержант удачливо ухмыльнулся
в усы.
— Что, на автобус опоздал? Обидно,
правда?
Тишков жалостливо улыбнулся: да вроде
нет, вот он автобус.
Сержант кивнул шоферу. Заскрежетали
расхлябанные дверцы, автобус медленно по-
катил от остановки.
— Ну, показывай, что у тебя в рюкзаке...
Костя, у нас есть еще чистые акты?
— Найдется для этого орелика, не волнуй-
ся. — Из «рафика» вылез еще один милицио-
нер с полевой сумкой на боку, такой же, как
у инспектора Клыкова Владим Иваныча.
38
Юрий Виськин
ТРУБА
Рис. Б. Люкина
Ее не было видно только весной, когда
вода в Иртыше поднималась чуть ли не до
самого парапета набережной. Но и весной
возле трубы вода превращалась из мутно-
зеленой в коричневую и далеко тянулась вдоль
берега широкой темной полосой. Постепенно
уровень воды в реке падал, а коричневая поло-
са изо дня в день становилась черней, масля-
нистей. Когда показывался верх оголовка
трубы, вода становилась совсем черной. Но
черной она была не всегда, а лишь большую
часть суток, потому что в те годы мясоком-
бинат спускал в реку не только мазутные
отходы, но и кровяные и еще какие-то,
тинисто-зелёные.
Летом около трубы всегда толпилось
множество рыболовов, некоторые в резино-
вых болотных сапогах до бедер, а большин-
ство босиком, в трусах или в брюках с зака-
танными штанинами. Они стояли по колено
в воде длинным неровным рядом, то и дело
взмахивая удилищами. Рыбы возле трубы
было множество, ловилась она хорошо, ее
надергивали по полному полиэтиленовому
мешку или полному бидону. Ловились в ос-
новном чебаки. Но изредка кто-нибудь выво-
лакивал на берег язя — большого, по-поро-
сячьй толстого, красноперого. И тогда вокруг
счастливца собиралась целая толпа, и долго
еще рыболовы обсуждали событие, вспоминая
подобные случаи и глядя на стоящий на гряз-
ном, промазученном песке бидон, из которого
торчал широкий хвост. Я тоже мечтал пой-
мать язя, но так и не поймал ни разу.
Мы, мальчишки, тоже подолгу торчали
возле трубы, в ее жарких мазутно-керосино-
вых испарениях, по колено в черной, как
гуталин, и почти горячей воде, таская чеба-
ков, а потом, нарыбачившись до одури, до
головной боли, с воспаленными от солнца
глазами оттирали песком ноги, заляпанные
пятнами крепко въевшегося в кожу мазута.
Но песок не брал, и приходилось идти домой
и отмывать ноги керосином или ацетоном,
выслушивая нотацию родителей, которые
ненавидели трубу, кляли ее на чем свет стоит,
и не только ее, но и мясокомбинат, распро-
странявший зловоние на весь район.
Для нас же труба составляла часть жизни,
без нее было бы скучно. Хоть и песок возле
нее грязный, и набережная в мазуте там, где
весной стояла вода, хоть и чебаки насквозь
пропахли керосином, все равно тянуло к тру-
бе. Пусть не порыбачить, просто посидеть,
посмотреть, как ловят другие, как проходят
по фарватеру, минуя белые и красные бакены,
речные суда, как кружат над водой крупные,
с коричневыми крыльями чайки-мартины.
Однажды к набережной подкатила легко-
вая машина и остановилась напротив лест-
ницы, спускавшейся к воде как раз в том
месте, где находилась труба. Из машины
вышел полный, солидный человек в светлом
костюме, при галстуке. Он прошагал по
асфальту и остановился у барьера. Снял
шляпу, протер носовым платком лысину.
Было жарко. Человек стоял и смотрел вниз,
туда, где возле трубы вдруг забегали, завол-
новались, закричали рыболовы:
— Пацаны, кровь пошла! Клев будет!
Вытекающий из трубы поток окрасился
в бордовый цвет грязноватого оттенка. Мы
с Витькой Петровым сидели на ступеньке
лестницы. Он толкнул мейя в бок:
— Смотри! Видишь, мужик в шляпе?
— Вижу, — сказал я. — Ну и что?
— Это директор мясокомбината!
— Иди ты, — отмахнулся я.
— Честно! — хлопнул себя в грудь Вить-
ка. — Мне отец говорил. Отец-то знает, он
с ним знаком. Мы на машине ехали, а этот
мужик шел, и отец показал на него. Во-он;
говорит, хозяин вашей трубы.
Я с любопытством посмотрел на этого
человека. Ничто не выдавало в нем хозяина
трубы. На трубу он смотрел мрачно и у барье-
ра стоял недолго. Повернулся и пошел. Пид-
жак плотно обтягивал его массивную спину.
Я услышал, как хлопнула дверца, и взвыл
мотор легковушки. Это было лет за семь до
того, как снесли мясокомбинат, оставив толь-
ко колбасный цех; до того, как текущий из
трубы поток уменьшился раз в десять, превра-
тившись в грязный ручей. Что надо было
директору на набережной? Что хотел он
увидеть? О чем подумал тогда?
Многие воспоминания связаны с трубой.
Я сам ее порой ненавидел и, когда зимой бро-
дил по набережной и смотрел на далеко про-
тянувшуюся вдоль берега полосу незамер-
зающей воды, густо парящей, такой же чер-
ной, как и летом, думал: «Все, ноги моей
Юрий Виськин. Труба
39
здесь больше не будет». Слишком отталки-
вающим было зимой это зрелище: оледенев-
шие камни, грязь по кромке воды, какое-то
полуистлевшее мокрое тряпье на кусках ржа-
вой проволоки. Но наступало лето, и снова
я торчал по колено в горячей воде в ряду
рыболовов. Для меня это было развлечением.
Рыбу я не ел, мать ворчала, когда я в очеред-
ной раз приносил чебаков в мешочке. Она
чистила их, варила. Все ели, кроме меня.
Мы с мальчишками соревновались, кто
больше поймает. Один раз я поймал больше
всех, больше второго призера в два раза.
Было особым шиком, не выходя из воды,
выдернуть десяток чебаков на одну и ту же
насадку. Или взять чебака с первого заброса,
а то еще. из десяти забросов не сделать ни
одного холостого.
В доме по соседству жил белобрысый
паренек Генка Соткин, мой ровесник. Я пом-
ню, как напряженно, сосредоточенно, усерд-
но выводил он на берег чебака, резко выбра-
сывал на песок, боясь упустить, складывал
аккуратно один к одному в мешочек. Он вел
себя как добытчик, и если мы, порыбачив часа
три-четыре, начинали дурачиться, носиться
по берегу, кидать в реку камни, кто дальше,
то Генка продолжал ловить. Мы смеялись
над ним: «Кончай! Всю не выловишь!» Он
не отвечал и ловил до самой невыносимой
жары, когда возле трубы оставалось человек
пять — самых стойких.
Как-то днем мы купались в реке намного
выше трубы, где вода была чистой. Нас было
четверо. Мы решили пройтись до магазина
у сто тридцатой школы. Очень редко мы
бывали в этом магазине, у нас на площадке
был свой, гораздо крупней. Возле входа в
магазин стоял Генка Соткин. Удочку он при-
слонил к стене, а у его ног, на каменной, сту-
пеньке крыльца, лежал полиэтиленовый ме-
шок с чебаками. Возле мешка — блюдце, пол-
ное рыбешек. Мы издали увидели, как подо-
шла к нему старушка, спросила что-то, он от-
ветил. Она взяла блюдце, вывалила в сумку
рыбу, порылась в кошельке и отдала Генке
деньги. Он быстро спрятал их в карман брюк,
наклонился к мешку, чтобы наполнить блюд-
це. Мы все поняли и захохотали, заорали:
— Торгаш! Деляга! Ой, ха-ха! Бизнесмен!!
Генка вскинул на нас взгляд, смотрел не-
подвижно, рука его так и зависла над меш-
ком. Я подумал, что сейчас он примет эту
шутку, улыбнется. Но лицо его вдруг искриви-
лось. Не плаксиво, нет. И не злобно, а с
какой-то болью, будто в его босую ногу
вошел осколок бутылочного стекла. Схватив
мешок, он стал выхватывать чебаков и с
силой, с ожесточением швырять в нас.
И прежде, чем мы смолкли и удивленно за-
стыли, штук пять чебаков попало в нас и
столько же пролетело мимо. А он швырял и
швырял. С выкриками, восклицаниями, и
те люди, которые шли по улице, смотрели
недоуменно. Чебаки пролетали над моим
ухом, отскакивали от рук моих товарищей,
мокро шлепались на асфальт. Один чебак
попал мне в лоб. Я рванулся вперед. Генка
швырнул в нас мешок с оставшейся рцбой,
схватил удочку и помчался так, что и при
желании мы не смогли бы его догнать. На
берег мы вернулись молча. Потом решили
подловить Генку. Но в тот же день от паца-
нов из его дома узнали, что мать у него
лежит в больнице, а отец пьет. Оказалось,
что рыбалка не для всех лишь развлечение.
Я так и не понял, была ли она развлече-
нием для Ивана Иосифовича. Наверное, была.
Иван Иосифович жил в нашем доме на
втором этаже. Он жил совершенно один в
однокомнатной квартире, и мы ничего о нем
не знали, кроме того, что он на .пенсии и
что многие, соседи недолюбливают его, —
быть может, потому, что вечерами он не
рассиживал на скамейке возле подъезда или
в беседке и никогда не играл с мужиками ни
в домино, ни в карты. С нами, мальчиш-
ками, он иногда заговаривал. В основном о
рыбалке. Мы говорили с ним нехотя, отво-
рачиваясь со скучным видом. Он задавал
несколько вопросов и шел своей дорогой в
магазин или домой, шел медленно, чуть
сгорбясь, остроносый, в очках. Лицо у него
было доброе, но мы этого не замечали. Он
любил рыбалку, но его никогда не видели
возле трубы, никогда он не стоял в общем
ряду, а ловил в стороне, намного ниже по
течению, где не было ни души. Ловил он
не заходя в воду, прямо с берега, на мели,
где нам было по пояс. Удилище у него было
длинное, бамбуковое, трехколенное. Ловил он
не на донку, как мы, а с поплавком и почему-
то всегда на тесто, хотя ловить на тесто в
то время не стал бы даже ничего не смыс-
лящий в рыбалке человек. Ловить тогда сле-
довало только на опарыша, цепляя его на
крючок сразу по нескольку штук. Ни на что
другое в той теплой воде рыба не брала, а
если и брала, то очень редко. Даже на крас-
ного болотного червя ловилась плохо. А он
ловил на тесто, и у него, конечно, не клевало.
Мы несколько раз наблюдали за ним, посмеи-
Юрий Виськин. Трубр
41
ваясь и удивляясь: сколько у человека тер-
пения? Стоит на берегу в стоптанных башма-
ках, в брюках с пузырями на коленях, в пид-
жаке (даже в самую жару!), в кепочке, держит
двумя руками свое наидлиннейшее удилище
и смотрит поверх очков на пробковый попла-
вок, медленно плывущий по течению, то и
дело ныряющий, словно от поклевки, а на
самом деле оттого, что грузило волочилось
по дну и цеплялось за камни. Я ни разу не
видел, чтобы он поймал хоть одного чебака.
И никогда никто не видел возле него на берегу
полиэтиленового мешка с рыбой. Всегда
пустой, он выглядывал из кармана его пид-
жака. И мне было смешно и досадно, что
человек, обладающий таким прекрасным,
таким длинным у дилишем, ничего не может
поймать. Если бы у меня было таксе уди-
лище! Я обязательно вытащил бы язя. Но
мне приходилось ловить удочкой из тальни-
кового ствола с меня ростом. О бамбуковой
и мечтать не приходилось — мать не радовало
мое увлечение рыбалкой.
Дни в то лето шли быстро, с самого
раннего утра и до позднего вечера они были
заполнены событиями. Как-то раз я спускал-
ся вниз по лестнице и увидел Ивана Иосифо-
вича. Приоткрыв дверь, он стоял на пороге
своей квартиры, в лыжных брюках, домаш-
ней рубахе и в шлепанцах на босу ногу. Я
поздоровался. Он ответил кивком и сказал:
— Саша, зайди ко мне на минутку.
Я сказал; что меня зовут Сергей.
— A-а... Да, да, — виновато сказал он и
улыбнулся, блеснув очками. — Я тебя все
время путаю с Сашей из того подъезда. За-
ходи, не стесняйся. Я тебе что-то покажу.
Я несколько мгновений стоял и смотрел
на него недоверчиво. Он осунулся, показался
мне бледней обычного, морщин на его лице
стало как будто больше. Только тут я поду-
мал, что не видел его целые две недели и
совсем забыл и о нем и о его удилище. И
вспомнил, как видел недавно Таньку, девчон-
ку, жившую на одной с ним лестничной пло-
щадке, звонившую к нему с набитой продук-
тами сеткой, когда я галопом, через три сту-
пеньки, несся вниз по лестнице.
Мне не хотелось заходить к нему, что-то
пугало меня. Но он так приветливо распахнул
дверь, что я непроизвольно вошел.
В квартире пахло лекарствами.
— Проходи, — пригласил он меня в ком-
нату. — Только тс-с... — Он приложил палец
к губам. — Не топай сильно, а то спугнешь.
Я вошел в комнату и остановился пора-
женный. В комнате было полно синиц. Как
они очутились тут? Их было десятка полтора,
не меньше. Они прыгали по полу, по столу,
перелетали с дивана на шкаф. Форточка была
открыта, и когда я вошел, несколько синиц
выпорхнуло в нее. Окно квартиры выходило
на задний двор, где густо росли высокие
тополя. Одна синица осталась сидеть на раме
окна, и тут же к ней подсела еще одна.
— Они у меня ручные, — сказал с улыб-
кой Иван Иосифович. — Вот смотри.
Он, как волшебник, вытянул руку с гор-
стью пшена, и тут же с люстры сорвалась
синица, часто махая крыльями, зависла над
ладонью, поворачиваясь в воздухе, и села на
большой палец Ивана Иосифовича. Опасливо
осмотревшись, принялась деловито клевать
пшено. Те синицы, которые прыгали по полу
и по сголу, тоже клевали.
От удивления я открыл рот. А Иван Иоси-
фович косился на меня весело, потом сказал:
— Та-ак, довольно, — легко встряхнул
ладонью, и синица спорхнула на пол. — А вот
это, Сергей, оч-чень любопытная.синичка, —
указал он на ту, что сидела на гардине. —
Сейчас она сядет мне на руку.
Странное это было зрелище. Я запомнил
его на всю жизнь.
— Та-ак, друзья. На сегодня хватит, —
сказал наконец Иван Иосифович и плавно
взмахнул руками. Синицы, как по команде,
поднялись в воздух, закружили по комнате и
одна за другой стали вылетать в форточку.
Очень быстро в комнате не осталось ни одной
птицы.
— Присаживайся, Сергей. Сейчас попьем
чаю. — Иван Иосифович пошел йа кухню.
Я робко сел на диван рядом с тумбочкой,
уставленной флакончиками и баночками.
Иван Иосифович поил меня чаем и рас-
спрашивал о рыбалке. Понемногу я осмелел
и стал выкладывать все. И о том, сколько
наловил чебаков в последний раз, и о том,
как недавно один мужик вытащил язя кило-
грамма на три. Я болтал и осматривал ком-
нату. В ней было два шкафа, полных книг.
На столе стояла пишущая машинка с вложен-
ным листом. Я спосил:
— А это у вас зачем?
— Это так, — махнул он рукой, — чтобы
время занять. — И спросил: — А вы не про-
бовали еще где-нибудь ловить? Или только
у трубы пропадаете?
Я рассказал, как мы ходили к железно-
дорожному мосту ловить на мальков окуней
и там, в одном из уголков глубоко врезавше-
42
гося в сушу залива, нашли молодого мартина.
Еще не выросший до размеров взрослой пти-
цы, величиной с голубя, он сидел, весь пере-
мазанный в черное, нахохлившись, как воро-
бей, возле тальникового куста, на песке в
жирных черных полосах мазута, который
сплошным поясом толсто тянулся по бровке
застоялой, зеленой от водорослей воды. Как
попал мартиненок в мазут? Увидев нас, он
встрепенулся, взмахнул крыльями, но взле-
ложась пластом. Течение подхватило его, и
он быстро скрылся за поворотом.
Иван Иосифович слушал нахмуренно.
— Мда-а, — проговорил он. — Штука.
Встал, прошелся по комнате, сказал:
— Труба — это, Сережа, очень нехоро-
шая штука. Очень! Мне хотелось бы в этом
хоть немного помочь. Вон, — кивнул он на
стол, где была пишущая машинка, — рабо-
таю над статьей. Трубу надо убрать.
теть не смог и поскакал, неловко подпрыги-
вая, словно прихрамывая, волоча широко
распластанные крылья по грязному песку,
крича отрывисто, гневно и вместе с тем над-
рывно и жалко. Мы поймали его. Он хлопал
крыльями, вырывался, кричал, клевал наши
руки. Мы вынесли его к чистой воде, где было
быстрое течение, принялись отмывать, но
мазут крепко въелся в перья, свалял их. «Ке-
росинчику бы сейчас», — сказал кто-то из нас.
Мартиненок кричал и бился. Мы так и не
смогли отмыть его — ни песком, ни водой.
Он вырвался из наших рук, теперь тоже пере-
пачканных в мазуте, забил крыльями, ринул-
ся в воду. И так, хлопая крыльями по воде,
пытался взлететь, то приподнимаясь, то
— Зачем? — удивился я. — Возле нее
всегда хорошо ловится...
Он остро посмотрел на меня сквозь очки
и спросил:
— А долго ли будет ловиться?
Я опустил глаза. Допил чай и сказал тихо,
почти шепотом:
— Ну, я пойду.
— Подожди, — сказал Иван Иосифо-
вич. — У меня для тебя кое-что есть.
Он достал откуда-то деревянную коробку,
положил на стол, открыл. Там было столько
всего! Крючки, блесны, мотки лески, грузила.
Иван Иосифович щедро одарил меня. Завора-
чивая в пакетик снасти, от которых у меня
загорелись глаза, он сказал:
Юрий Васькин, Труба
43
— Блесны тоже пригодятся. Придет вре-
мя — попробуешь. А вот этот крючок, —
он показал на средней величины серебряный
крючок, — возьми просто так, на память,
не для рыбалки.
Я взял крючок и приколол его к рубашке
изнутри.
— Вот так вот, — сказал он задумчиво.
Потом поднял взгляд на стену, где висели
фотографии. Он долго смотрел, и я не понял,
на какую именно фотографию. Быть молСет,
на ту, где еще молодым он стоял на берегу
реки с каким-то пацаном. В руках у них были
удочки, а под ногами рюкзаки. Иван Иосифо-
вич опустил глаза и о чем-то думал. Мне по-
казалось, что он хочет что-то сказать, и уви-
дел тень, пробежавшую по его лицу от внезап-
ной боли. Он что-то вспоминал, и я подумал,
что вот сейчас он заговорит, и даже показа-
лось, что он словно приподнялся на стуле,
напрягся, чтобы резко повернуться ко мне и
начать рассказывать. Но он ничего не сказал.
Посидел некоторое время, обмякнув, словно
отдыхая после трудного усилия. Потянулся
к тумбочке с лекарствами, накапал из флакон-
чика в чайную ложку, выпил, поморщившись.
— Не обращай внимания, — махнул
рукой.
В форточке пискнула синица, затрепетала
крыльями, села на раму. Я посмотрел в окно.
На перилах балкона, тенькая и подпрыгивая,
сидело еще несколько синиц.
— А почему вы всегда с берега ловите? —
спросил я вдруг, сам не зная зачем. — Ведь
мелко и не клюет...
— Ревматизм, — сказал он коротко. —
И потом, разве главное, чтоб клевало? — Он
юкосился на меня с улыбкой.
— А что главное? — удивился я. — С ва-
лим удилищем можно было бы ловить ой-ей!
Иван Иосифович рассмеялся, потом
югонько хлопнул меня по плечу и сказал ве-
село:
— Пойдем! — и встал.
В коридоре он взял стоящее в углу сложен-
юе и туго перевязанное бечевкой удилище,
амечательное, длинное! И протянул его мне:
— Бери. Подарок.
Мне стало не по себе. И одновременно
тчего-то стало страшно.
— Не надо, — сказал я сдавленно. — Я
е могу взять, не надо.
— Бери, бери, — с мягкой улыбкой, но
астойчиво сказал он и сунул удилище мне в
уки. — Это тебе на язя. А мне... Мне оно
эльше не понадобится. — Он развел руками,
все продолжая улыбаться. — Решил покон-
чить с рыбалкой. Все равно не клюет. Верно?
Ну, выше нос!
Я ушел от него с тревожным чувством.
И подарок не радовал меня.
Через две недели Иван Иосифович умер.
Я узнал об этом, когда пришел из школы.
Утром соседка, мать той самой Таньки, кото-
рая покупала ему продукты, долго звонила
в дверь. Потом пришлось вызвать милицию.
Помню, я сразу ушел на набережную,
спустился по бетонному откосу к воде, сел
на камень и долго сидел, глядя на воду черную
у берега, на рыболовов, взмахивающих удили-
щами. Пусто было на душе, нехорошо. На
соседний камень села синица, пискнула. Я
смотрел на нее и вспоминал: «А вот это,
Сергей, оч-чень любопытная синичка».
Из трубы все шел и шел, бурля и пенясь,
мощный поток грязной воды. Дегтярно иск-
рясь на солнце, с рябью от ветра, он стреми-
тельно вваливался в реку, смешиваясь с
чистой водой, пожирая ее лиственно-зеленый
цвет, такой глубокий, такой чистый в эти
первые дни сентября...
Теперь, спустя много лет, я живу совсем
в другом конце города. Но всякий раз, когда
попадаю в район, где прошло мое детство, я
прихожу на набережную и спускаюсь к трубе.
Из нее теперь вытекает тонкий грязный
ручеек. Пусто теперь в этом месте, ни одного
человека с удочкой. А если и придет кто-ни-
будь, то за целый день поймает две-три
рыбешки, а то и ни одной.
Я подолгу стою на пустом берегу, смотрю
на гладь реки, над которой не увидишь теперь
мартинов, вспоминаю те годы, думаю и
пытаюсь понять, отчего же все так измени-
лось. Отчего омертвела река?
Вспоминаю Ивана Иосифовича, его синиц
и того перемазанного в мазуте мартиненка,
вспоминаю о статье, которую Иван Иосифо-
вич не успел написать. И его вопрос, обращен-
ный как будто ко мне, но заданный неизвестно
кому: «А долго ли будет ловиться?»
Сергей Марков
У НАС
НА ВОЛГЕ
Рис. А. Левицкого
— Сы-но-ок! Роса давно уже выпала.
Быстренько вставай и умывайся. Только не
шуми, все спят еще. Слышишь меня?
— У-гу.
— Давай по-армейски.
— У-гу.
Перед рассветом ровное, широкое дыха-
ние сосен, влажных лопухов, некошеной
травы замирает, словно в последний раз до
самых глубин вдохнув теплого ночного воз-
духа. Становится так тихо, что если вслу-
шаться, то покажется, будто вообще ничего
нет. Раз, два... и боязно произнести «три».
А может быть, и самого тебя нет?
— Так не годится... — снова папин ше-
пот. — Полчаса уже прошло, а ты все хра-
повицкого задаешь. Старшина бы давно уже
влепил тебе два наряда вне очереди. Темно
было, когда ты прибежал после казаков-раз-
бойников. Ну что, спать будешь? Решай
скорее...
— С тобой иду, — бормочу я чужим,
хриплым голосом, не открывая глаз, — сейчас
встану... — и молю про себя, чтобы две мину-
точки он дал еще поспать.
— Ладно, спи, разведчик. Только уж боль-
ше не просись на зорьку.
Какое счастье все-таки лежать под теплым
одеялом! Все в доме и вокруг держит еще тот
последний ночной вдох. Раз, два, три... Вода в
умывальнике ледяная. Ломит зубы, изо рта
падают тяжелые помориновые капли и рас-
плываются на росистых лопухах. Папа нали-
вает мне большую чашку душистого чая,
делает бутерброд с колбасой...
Через десять минут мы шагаем в ногу по
песчаной лесной дороге. Постукивают свин-
цовые грузила об удилища спиннингов, пу-
таются друг с дружкой снасти удочек. У па-
пы в свободной руке капроновый чулок с
муравьями, у меня — консервная банка для
червей. Одеты мы одинаково: кирзовые са-
поги, широкие синие брюки... Только ростом
папа в два раза выше и у него борода.
Солнца еще не видно. Мы выходим к
шоссе и останавливаемся на обочине, любу-
ясь, как до самого горизонта по асфальту
стелются облака лазурного тумана. Папа
глубоко вдыхает, я стараюсь вдохнуть еще
глубже.
— Ну как, — спрашивает, — не жалеешь,
что проснулся?
— Не жалею, — отвечаю я.
Червей мы копаем на нашем старом
месте, между тремя березами. Сонные, блек-
ло-розовые, они покорно вытягиваются из
жирной земляной черноты. По топи, по
бурым полусгнившим доскам мы пробираем-
ся сквозь ивняк на берег Чертова болота —
мелкого, заросшего осокой залива Большой
Волги. У нас две лодки; чтобы удобнее было
бросать спиннинги, мы попросили у соседа
дяди Толи запасную плоскодонку. Я с грохо-
том роняю ржавую цепь на нос лодки, и
кажется — проснется вся река. Папа недо-
вольно качает головой, но тишина не отсту-
пает. Лишь перешептываются камыши и по
студеной воде скользит колючая рябь.
— Наперегонки? — Он ловко всаживает
весла в пазы уключин.
— Согласен! — кричу я и первым же
гребком обдаю себя с ног до головы.
Мы встаем на якорь в небольшой заводи.
Отдышавшись, я разматываю удочки, наса-
живаю на крючки червяков, пронзая, как учил
папа, тугое колечко, поплевываю — тьфу,
тьфу, ловись, рыбка большая и маленькая, —
и забрасываю поближе к траве. Папа не при-
знает магазинных поплавков и ловит на
гусиные перья. Мне больше нравятся пласт-
массовые. Я напряженно слежу за ними. Две
робкие поклевки — и вытаскиваю длинную
кудрявую водоросль. Кругленький, с корот-
кими сильными лапками паучок отвлекает
внимание. Он пытается выбраться из круга,
образованного на воде леской; ткнувшись
носом, поворачивает в обратную сторону,
разгоняется, рассекая головой воду, снова
налетает на леску. Я приподнимаю удилище,
и крупная светлая капля хлопает паучка по
коричневой спинке. Он замирает на мгнове-
ние и, очумев, быстро уносится в камыши.
С берега прилетает чайка и кружит, кружит.
Убедившись, что лодка совсем рядом с гнез-
дом, кричит гневно, потом жалобно, умоляю-
ще. Не сматывая удочек, я вытаскиваю якорь
и отгребаю ближе к Волге, в Никитин пролив.
Там намного глубже, якорного каната едва
хватает. Поплавки приходится поднять по-
выше.
Сосед дядя Толя рассказывал, что пролив
этот назвали в память инспектора рыбнадзо-
Сергей Марков. У нас на Волге
45
ра Никитина, которого много лет назад бра-
коньеры здесь утопили. Дядя Толя ненавидел
браконьеров, и, когда он начинал говорить о
них, мама уводила меня в дом. Однажды я
спросил дядю Толю, кто же такие браконье-
ры? Он с недоброй усмешкой ответил, что те,
которые не уважают закон.
«Но и сетями ловить не по закону». «Ко-
нечно, — ласково смотрел дядя Толя на свои
длинные сети, сушившиеся перед домом. —
Но это не браконьерство. Если законы ува-
жать». — «Как это?» — не понимал я. «Вы-
растешь — поймешь».
Тому, что про дядю Толю рассказыва-
ли — глухой старик Шувалов утверждал даже,
что «он и порешил рыбнадзора», — я не
верил. Я каждое утро видел, с какой любовью
кормит дядя Толя голубей, чистит свою голу-
бятню. Ребят он угощал лучшей в селе мос-
ковской грушовкой и белым наливом, не-
смотря на скандалы, которые закатывала тетя
Нюра. Рассказать ему можно было все,
советы его были верными, и давал их дядя
Толя серьезно, как взрослым.
...Клев начинается, когда солнце уже до-
вольно высоко над синей полоской леса.
Первым вытаскиваю небольшого крепкого
ершика. Без него невозможна уха. Через
несколько секунд — хорошую, с отцовскую
ладонь, плотву, потом серебряного подле-
щика, опять плотвицу, красноперку. Лучше
всего клюет окунь: стукнет по червяку носом
несколько раз, примеряясь, и уходит поплавок
вертикально ко дну; тащишь, удилище выги-
бается, леска гудит под его упругой окуневой
тяжестью, как басовая струна... Но окуней я
ловил много и на удочку и на спиннинг. Щуку
бы взять! В июле попался щуренок; шуму
наделал, воду вокруг лодки взбурил, хлопнул-
ся о борт и ушел. Рассказал отцу. Он выругал
за то, что не воспользовался подсачком.
Становится жарко, и клев кончается.
С полчаса еще сонно гляжу на поплавки, на
стрекоз, садящихся на кончики удилищ, на
золотисто-розовые кувшинки. Жужжат мухи,
далеко на шоссе глухо урчат машины. Глаза
начинают слипаться...
— Сынище! Подкрепиться не желаешь?
—: Люблю повеселиться, особенно по-
жрать! — кричу я, поспешно сматывая
удочки.
Слюнки текут при виде разложенных
на газете влажных, еще по-утреннему холод-
ных помидоров, небольших темных огурцов,
в колючих пупырышках, куска вареной теля-
тины, густо посыпанного солью. Лодка папи-
на уже кишит рыбой: десяток плотвиц, не-
сколько подлещиков, окуней, две красавицы
щуки.
— Ничего, сын, я чувствую, что ты се-
годня возьмешь хорошую щучку, — доволь-
но улыбается папа, разрезая яблоко. — Серд-
це мне подсказывает.
— Да ладно тебе, пап...
Потом мы лежим в лиловой осоке на ост-
рове, читаем вслух «королеву Марго», купа-
емся, загораем, отгоняя навязчивых слепней.
Папа засыпает и громко, протяжно хра-
пит. Я смотрю на проползающие в сторону
Калинина баржи с песком, на облака, на
обтянутую солнцем песчаную отмель.
На Чертовом заиграла рыба, посвежело.
— Пап, а в армии разрешается храпеть?
— У-гу.
— Вставай, вечерний жор проспишь.
Па-ап!
— Сколько же я спал?
— Часа три.
— Вот это да! Храпеть, говоришь? Нет, в
армии нет, Я никогда не храплю. ,
— А что ты делаешь? Мух отгоняешь?
— Не издевайся над отцом. За дело. Давай
теперь спиннинг покидаем. Выгребаем на
середину и пускам лодки по течению. Тебе обя-
зательно повезет. Грести бесшумно. Дистан-
ция пятьдесят метров.
Лодку тихо тянет по течению. Проверяю
заводи и небольшие, чистые от водорослей
пятачки. Катушка с американской леской,
которую подарил папа, работает мягко, без-
звучно. Спиннинг у меня одноручный, но
бросаю обеими руками. Хорошо бросаю,
метко. Вон блестит пятачок, от которого пер-
пендикулярно к ходу лодки тянется узенькая
дорожка. P-раз. «Байкал» с грузилом точно
ложится в середину пятачка. Терпение. Вон
там, у охотничьего шалаша из высохших
сосенок... Нет? Ей же хуже. А здесь-то
наверняка заглотит. Р-раз — коряга.
— Па-ап! — кричу. — Что-то не очень!
— Надо работать! — весело отвечает он.
У него дела идут, несмотря на обыкновенную
леску и старый спиннинг. — Повезет, обещаю
тебе!
Сперва кажется, что это опять коряга...
Леска провисает, я хочу быстро намотать ее,
присматриваю уже другую цель, вдруг резко
дергает, ведет влево, к берегу... Щука! Боль-
шой и указательный пальцы соскальзывают с
ручки катушки, метров пять лески возвра-
46
щается в воду, затем становится легко, и я
решаю, что сорвалась, но тут же снова чувст-
вую тяжесть. Леска выглядит ненадежной.
Как только натягивается, останавливаюсь —
боюсь обрыва. После нескольких сильных
рывков, когда удилище сгибается в дугу и
лодку словно подталкивает кто-то сзади,
убеждаюсь в прочности лески, смелей сокра-
щаю расстояние, уперевшись левой ногой в
борт. Настоящая огромная щука! А вдруг
сом? Нет, откуда в Чертовом болоте- сом?
Подтягиваю и подтягиваю ее к лодке. Остает-
ся метров восемь; щука вылетает, изогнув-
шись, плашмя хлопается... Только бы не в.
траву!
— Сынище, что тащишь?! — кричит папа.
— Н-ничего! — стиснув зубы, отвечаю
я. — М-мелочь.
— Однако шумно...
Щука вырывает у меня метра три лески и
заходит в темный блин водорослей. Чтобы не
дать ей запутаться в них, изо всех сил
работаю правой рукой — десять, двадцать
сантиметров, полметра, метр, два... Все рав-
но я принесу тебя домой! Ты не такая уж
большая, как казалось. Но все-таки ужасно
сильная. И откуда в тебе столько? Главное,
подтянуть тебя к лодке. .На этот раз уж я не
растеряюсь — сачок удобно лежит поперек
скамьи. Нет, я не сразу покажу тебя папе.
Положу в мешок, под плотву и окуней, а на
берегу сразу накрою крапивой или лопухами.
И дома не покажу, спрячу до утра в колодец.
А утром... здорово будет утром! Проснусь
попозже, выйду из дома, соберу клубнику в
кружку и... отдам сестре — ешь, скажу на
здоровье; представляю, как она на меня
посмотрит! И мама... А я неторопливо подой-
ду к колодцу, насвистывая, достану тебя и
небрежно так брошу на стол... Но куда же ты
опять тянешь? Может, ты бешеная?
Я уже устал с тобой... Выходи по-хорошему!
Щука снова вылетает из воды и яростно
хлещет хвостом, брызги достают до лодки.
Мне удается вытащить ее из водорослей. Вода
кипит. Ну поддайся, ну что тебе стоит! Я ведь
не взрослый рыбак, как папа, ты ведь первая у
меня! Ну, миленькая, ну, пожалуйста, ну я
тебя очень прошу... Я напишу о тебе сочине-
ние «Как я провел лето»! Ну хочешь, я не буду
тебя есть? Почему щука не может жить в
аквариуме? Запросто! Ну куда ты опять тя-
нешь?!
Глубина возле лодки небольшая, щука
хочет зарыться в ил, застрять между кор-
нями и корягами. Я изо всех сил противлюсь,
Сергей Марков. У нас на Волге
47
но ей все-таки удается лечь на дно, во что-то
упереться. Господи, всего три шага! Может
быть, самому прыгнуть и вытащить ее? Нет,
рыбаки так не делают. Я чуть отпускаю леску,
а щука поднимается. Я резко рву удилище в
сторону, она снова выпрыгивает из «оды и
падает в нескольких сантиметрах от моей
ноги, можно схватить ее! Ах, черт, пошла под
лодку! Сколько раз это случалось у папы!
Снова отпустить немного, совсем чуть-чуть,
чтобы она вернулась. Так, все правильно.
Врешь, не уйдешь! Устала, чувствую, что вы-
мотал я тебя... Ха-ха! Еще немного... Вот ты
какая! Красавица! Огромная, блестящая. Она
дергает вправо, и спиннинг чуть не вылета-
ет из рук. Наматываю еще полметра, ставлю
на тормоз, быстро наклоняюсь за сачком...
Треск, виз^, что-то лопается, ударяется о
борт — у самой воды я успеваю все-таки
поймать катушку.
Вытягиваю леску руками — на стальном
тройничке зеленеет пушистая травка. Щука
ушла. Кладу катушку с запутанной седой
бородой на корму, смотрю на воду, на
камыш.
Солнечная дорожка исчезает, утягивая за
собой солнце. Темнеет. Кусаются комары,
должно быть, больно — я не замечаю. Ста-
новится прохладно. Где-то рядом слышится
всплеск весел. Поворачиваться не хочу. Уста-
ло и спокойно распутываю бороду, но леска
еще больше запутывается. «Заграничная,
называется, — равнодушно думаю я. —
Провалилась бы вся эта заграница со своей
леской!»
— Что невеселый-то, сосед? — слышу за
спиной сиплый тенорок дяди Толи. — Слу-
чилось чего?
Его длинная синяя плоскодонка подплы-
вает ближе. Я вижу на дне груду сетей с
запутавшейся сухой осокой и блестками
рыбьей чешуи. Дядя Толя поднимает весла,
ловко свертывает небольшую самокрутку,
склеивает ее слюной и неторопливо прикури-
вает. Огонек освещает его острый, высту-
пающий вперед подбородок, похожий на ис-
пачканный в цементе носок кирзового сапога.
Перебитый длинный нос готов, кажется, под-
хватить самокрутку, если беззубый рот вдруг
ее выронит. Маленьких, близко посажен-
ных глаз не видно. Они всегда как-то оста-
ются в тени даже в солнечный полдень.
Бывают глаза, которые не запомнишь. Вме-
сто глаз что-то неопределенно-расплывчатое*
ненужное лицу. В глазах дяди Толи помню
лишь блеск. Он-то и заставлял нас, мальчи-
48
шек, отворачиваться, вселяя какую-то неяс-
ную холодную тревогу.
— A-а, борода выросла! — смеется он
сухим, отрывистым смехом. — Не беда.
Лодочка как служит?
— Хорошо, спасибо, —.бубню я себе под
нос, чувствую, что леска запуГЙйась оконча-
тельно и остается лишь выбросить ее подаль-
ше в камыши.
— Давай-ка подсоблю, — ухватывает он
клубок лески и двумя пальцами перекиды-
вает себе в лодку.
— А вообще, — начинает дядя Толя не
глядя взбивать клубок ладонями, словно по-
душку, — никогда не серчай. Мало ли что в
жизни приключается... На то ты и мужик,
чтоб распутать...
Он не распутывает, а хлопает, подкиды-
вает и разбрасывает леску по всей своей лодке.
Потом берет у меня спиннинг и быстро-быст-
ро вращает катушку. Кажется, он не сможет
намотать и несколько метров — одни узлы
и петли, но меньше и меньше остается лески
на дне глубокой плоскодонки. Наконец свин-
цовое грузило тыкается в верхнее кольцо
удилища; дядя Толя спокойно ставит катуш-
ку на тормоз, цепляет за нее тройник и
протягивает спиннинг, хитро мне подми-
гивая.
— Ну как?
— Отлично!
— А поймал-то много?
— Не, мелочь.
— Ты смотри, подлещичка-то ничего.
И окушки и плотвинька. Папка-то много
взял?
— Много.
— Он у тебя рыбак, — с уважением
щелкает дядя Толя языком. — Но ты все-таки
невеселый, сосед. Или замерз?
— Щуку я упустил.
— Да ну?! И хорошую?
— Очень хорошую.
— Жалко. Небось, мамку с сестричкой
хотел угостить? Это они вчерась под вечер
приехали? Мой Рыжий чуть не задохнулся
лаючи.
— Они.
— В городе рыбки-то свежей не больно.
Тем более сынок взял. Надо бы щучкой их
угостить из Волги. У меня тоже, бывало,
запутается, запутается...
Чувствую, он что-то взвешивает в уме.
Трогает рукой кончик своего странного носа,
подвигается ближе к краю сиденья, и светлые
струи с весел стекают ему на сапоги. Свер-
тывает новую самокрутку. Прикуривает.
— Знаешь, — решившись, говорит сип-
ло. — Жене моей брехать не будешь?
— Нет, а что?
— И папке своему не рассказывай. —- Дядя
Толя наклоняется и вытаскивает жирную
щуку. — Эвона какая! — Он высоко под-
нимает рыбину над лодкой. Бока и живот ее
серебрятся в первом лунном свете, холодно
синеет длинный стальной нос. Она уже не
дышит — дядя Толя переломил ей хребет. —
Не меньше твоей?
— Больше, намного больше... — затаив
дыхание, отвечаю я.
— Ну и бери на здоровье. — Щука глухо
хлопается о дно моей лодки. — Ты поймал—и
точка! Тоже пацаном был, знаю. Не сер-
чай. — Дядя Толя прощается глазами со своей
добычей. — На то ты и мужик. Не кисни, как
молоко. А лодочку с папкой покрепче за-
мкните!
Светлая его плоскодонка растворяется в
темноте берега.
...Мы идем с папой через лес, через пес-
чаный карьер. Он хвалит мня, берет в руки
мою рогатульку и рассматривает щуку со всех
сторон, вспоминает свою первую в жизни
большую рыбину. Я молчу, уткнувшись гла-
зами в пегую тропинку, и благодарю солнце
за то, что оно уже зашло.
На сеновале я долго лежу с открытыми
глазами, слушая сосновую ночь, облизываю
пересохшие губы, клянусь признаться
утром...
. Как-то в сумерках — только пригнали ко-
ров — к дому соседей подъезжает синий ми-
лицейский газик с решетчатыми окнами. Тетя
Нюра рыдает и проклинает мужа на все село.
Дядя Толя выходит из дома спокойным. Вы-
сокий рыжеусый милиционер что-то тихо
говорит ему и чуть подталкивает в спину.
Родители поспешно уводят детей. Мы с папой
стоим возле скамейки за штабелями дров.
Перед тем как подняться по лесенке в кузов,
дядя Толя оглядывается на голубятню, на
окна своего дома. Я жду, что он посмотрит на
меня, но он не смотрит.
— Пойдем, сынок,— говорит папа и берет
меня за руку.
Я смотрю на растворяющиеся в пыли
красные фонари газика, и глаза мои тонут в
слезах. Я чувствую себя предателем. Я чувст-
вую себя виноватым во всем.
Сергей Марков. У нас на ВолЪе
49
Вячеслав Шанин
ДЕЛА
РЫБОЛОВНЫЕ
У рыбацкого костра
Рис. А. Семенова
ВЕСЕЛЫЙ ПАРЕНЬ ФЕДЬКА
Пацаном я пытался разводить раков в
наших городских прудах. Их было всего три
да две воронки от немецких бомб. Они были
такие глубокие, что на них мы делали даже
нырял ки.
За войну фашисты сбросили на наш го-
родишко всего две бомбы. Одна из них угоди-
ла в огород. По вечерам мальчишки собира-
ли картошку, разбросанную взрывом далеко
в стороны. Хозяин видел это, но только улы-
бался. Он был философом, этот старичок, не
верил, что война продлится долго, и радо-
вался, что остался жив. А его большой пяти-
стенный дом взрывной волной раскидало по
бревнышкам.
Обе воронки быстро заполнились водой, и
летом нам не надо было бегать на озеро за два
километра. Кто-то запустил туда карасей, и
они быстро расплодились. Мы ловили их
удочками, сачками, но от этого рыбы не
убывало. А вот с раками ничего не вышло.
Иные подыхали сразу, другие начинали бе-
леть брюшками позднее. Зиму не пережил ни
один. Об этом я мог судить точно, так как
помнил, в какой пруд сколько раков запускал.
Живых днем их заметить очень трудно. А бе-
лые брюшки дохлых раков видны даже на
большой глубине.
На нашем озере, куда я запустил несколь-
ко самок с икрой и десяток самцов, они тоже
не прижились. В ту пору меня это очень
удивляло. Раков я считал самыми неприхот-
ливыми существами. Ведь они, живущие в
воде, могут обходиться без нее несколько
дней!
Как-то в отпуске, гостя у матери, я
встретил своего школьного дружка, веселого
пацана, с которым на пару и порыбачили
вдоволь и раков половили достаточно. Прав-
да, теперь уже «пацан» имеет двух сыновей-
школьников, жену-учительницу, удостовере-
ние водителя первого класса и небольшую
лысинку. Вот как времечко-то летит!
Но о том, что имеем, сказано было
наспех, больше вспоминали прошлое. Так вот,
приятель мне и сказал, что на Вартовском
озере раков теперь нет. А ведь носили мы их
оттуда сотнями, облазив за день множество
нор, перевернув каждый камешек. Оказыва-
ется, какой-то дурак, а может, прохвост
разобрал плотину на ручье, что вытекал из
озера. И оно обмелело. Раки пропали.
И хоть было у меня еще несколько дней в
запасе, на Вартовское озеро я не пошел. А
ведь мог бы порыбачить неплохо! Рыбы там,
говорят, меньше не стало. Да и чудесные
зеленые островки вряд ли утратили былую
красоту. Но не тянуло туда теперь.
Как же это — Вартовское озеро и без
раков?!
Бывало, стоишь с удочкой по колено в
воде, садок с рыбой у ног. Смотришь, из
глубины этакой каракатицей рак выползает —
к рыбе, что в садке, крадется. Жутко и инте-
ресно. Если не шевелиться, подползет к самой
сетке, начнет клешней окуньков за хвосты
хватать.
И напугать они тоже могут. Помню,
первый раз в ночном был. Пошел от костра,
чтобы воды набрать. Только с берега ступил,
под ногами будто кто-то в ладошки захло-
пал. ^уть «мама» не закричал. Оказывается,
раки на самую мель выползли — вот они и
задали от меня деру.
Нет, что ни говори, а скучно на речках,
озерах без усатых раков. Уж больно они в
наших краях ни на кого не похожи!
Сотрудничал в нашей молодежной газете
полковник в отставке. Бондарев, кажется,
фамилия. Знал он в области почти каждую
рыбную речку, каждое озеро. Писал о разных
интересных случаях. Неплохо у него это по-
лучалось. И править его заметки почти не
приходилось.
Однажды принес он в редакцию карту-схе-
му, на которой были указаны все речки и
озера области, где водятся раки. В ближай-
шую субботу мы поместили ее на четвертой
полосе. Мне тогда не до раков было — пол-
редакции в отпуске, только поворачивайся.
И приятель мой — инженер промкомбина-
та — об этом знал. Но факт этот его интере-
совал мало.
Заходит он ко мне утром в субботу и сразу
же с порога:
— Раков с пивом любишь?
— Не знаю, — признался честно. — Ни-
когда не пробовал.
50
— А ловить их приходилось?
— Когда-то был крупным специалис-
том, — говорю не без гордости (знал я немало
людей, которые ни за какие коврижки в рачью
нору не сунули бы руку. Кстати, рачьи клешни
не очень страшны, а вот острые пилки у голо-
вы — штука неприятная).
— Так вот, — говорит Аркадий, — мои
идеи и пиво, твои раки. По рукам?
— Черт с тобой, по рукам, — вздыхаю я.
Знаю, что от него не отвяжешься. Недопи-
санную статью откладываю в сторону.
Знакомимся с картой-схемой, что напеча-
тана в нашей газете. Есть, оказывается, под
самым городом, в двадцати километрах все-
го, речка Загарка. В ней раки водятся. Если
карте верить. А не верить нельзя — наш пяти-
десятилетний «юнкор» газету еще ни разу не
подводил...
До места мы доехали на попутке. От
шоссе до речки километр-полтора. Там же
деревня, тоже Загарка. Вела к ней дорога,
хорошая, укатанная, неравно дождем помы-
тая. Но я свернул на тропинку, набитую на
скошенном клеверище. Не люблю ходить
пешком по дорогам! А вот хорошая тропа —
милое дело. Знай шагай. За мною, позвякивая
пивными бутылками, топал Аркадий.
Недалеко от тропы паслось стадо коров.
Пастух, завидев нас, поднялся с земли. По-
дошли, поздоровались. Интересовали нас,
конечно, раки.
— Этого добра у нас хватает, — сразу
обнадежил пастух. Было ему лет под шестьде-
сят. Может, больше. Морщинистое лицо, се-
дые брови, а глаза совсем ребячьи. Такие
лица нередки в наших северных краях. От
взрослости в глазах только веселая хитрин-
ка. С такими людьми пустомелить риско-
ванно.
Мы угостили старика сигаретой (с троицы
ему седьмой десяток, оказывается, пошел) и
присели рядом с ним на вкусно пахнущий
клеверный подрост.
— Рыбы в речке не скажу — не густо, —
говорил нам новый знакомый. — А раков
тьма. На Загарке этой капиталист на старые
деньги миллионы бы зарабатывал. По пята-
ку, скажем, за штуку и то сколько бы зарабо-
тал! У нас вон мальчишки голопузые за час
раков ведрами налавливают. Пивом-то сейчас
многие балуются. А с чем пьют? Был я на-
медни в вашем баре пивном. Снаружи шик, а
внутри пшик. Сушками закусывают. Ну а кто
с таранькой придет, тому за хвостик кружку
поставят да еще «спасибо» скажут. Не-не, не
умеют у нас выгоду иметь й людям удобства
делать. ’
— А вот сам бы, отец, этим и занялся, —
подсказал Аркадий.
— Еще позориться, — возразил отец. — У
нас, загарских, этим сроду не занимались.
К речке мы шли быстро, в отличном
настроении. Расположились немного ниже
деревни. Загарка понравилась нам: чистая,
с высокими берегами, она кудрявилась ивня-
ком и зарослями можжевельника. Хватало
здесь и сушняка для костра.
Аркадий, не теряя времени, занялся сбо-
ром дров. Бутылки с пивом поставили у бе-
режка в воду. Я тоже спешил. Шарить по
норам вечером, когда вылетят на охоту
комары, не очень-то приятно.
Вячеслав Шанин. Дела рыболовные
51
Сразу у берега было по пояс. Я провел
рукой по крутой стенке, скрытой водой, и
почувствовал знакомое волнение: вся она
была в норах. Точно ласточки-береговушки
здесь жили.
— Аркадий! — закричал я. — Ставь коте-
лок на огонь. Будут тебе сейчас раки!
Приятель повеселел еще больше, бегом
спустился с котелком к воде. Однако не так
просто оказалось изловить загарских раков.
Таких глубоких нор встречать не приходи-
лось. Я даже лицо в воду опускал, нахле-
бался прилично, засовывая руку по самое
плечо, но до конца нор достать не удалось.
Но тут из-за кустов вынырнули два маль-
чугана, босоногие, оба в солдатских пи-
лотках.
— Как это у вас раков ловят? — забыв о
самолюбии, спросил я.
— А вы не так делаете, — сказал тот, что
постарше, чернявый и, видимо, очень бой-
кий. — Я вам сейчас покажу.
. Он исчез за кустами, а минут через пять
появился снова с большой двуручной корзи-
ной. Плетенку он отдал мне, а Аркадию
посоветовал топать ногами по берегу, да
посильнее.
— Они сами в корзину заскочут, — заве-
рили мальчишки.
Надо отдать должное: Аркадий старался
вовсю. Видно, здорово ему хотелось пива с
раками! Он неистовствовал надо мной с рез-
востью молодого бегемота. Берег содрогался
от его прыжков. Даже дохлый рак не усидел
бы в норе. Однако корзина после его темпе-
раментной пляски оставалась пустой. В дру-
гом месте («Вот где раков-то», — уверяли
мальчишки) после нового аттракциона резуль-
тат оказался тем же. Мы пали духом. Наши
пацаны конфузились все больше и ничего не
могли ни понять, ни объяснить.
Между тем вечерело. Невдалеке с томным
мычанием прошли к деревне коровы. От
околицы доносились призывные голоса жен-
щин, встречавших стадо.
Я стал коченеть в воде. Шерстяные
плавки что-то плохо грели. А с Аркадия пот
катил градом. Меня совсем загрызли комары.
К приятелю подлетать они не рисковали.
Выкинув на берег корзину, я вылез из
речки. Даже у костра долго не мог согреться.
Мальчишки стояли в сторонке и о чем-то
шептались. Аркадий смотрел на них волком.
Полупустой котелок на огне свирепо клоко-
тал, требуя жертв. Но что мы ему могли
предложить? Двух этих маленьких плутов?
52 -
— Дяди, — мальчишка помладше несмело
приблизился к нам.
— Вы подождите еще немного, мы вам
что-то принесем.
Аркадий сплюнул и угрюмо отвернулся. Я
молча кивнул головой.
Пацаны бегом пустились к деревне. Даже
пилотки поснимали — так торопились.
— Теперь они к нам на версту не подой-
дут, — наконец проговорил приятель. Я со-
гласился с ним. Но ребятишки вернулись.
И не с пустыми руками. Они принесли сетки—
рачницы, которые опускают на дно с какой-
нибудь живностью или тухлятиной. Рак же
санитар, тот же налим, — все на дне подби-
рает. Затем парнишки убежали к болотине и
принесли несколько лягушек. Сами устано-
вили рачницы.
В нас снова затеплилась надежда. Маль-
чишки уселись у костра и стали рассказывать,
сколько в их Загарке раков.
— Начиная от деревни и до самой Шуи их
полно, — говорил старший, — а выше нет —
там мелко.
Через два часа, когда стемнело, мы прове-
рили рачницы. Они оказались пустыми.
В полночь мы допили последнюю бутылку
пива, закусывая сушками, которые каким-то
образом оказались в рюкзаке Аркадия. Три
лучшие рачницы мальчишки оставили нам и,
тихо попрощавшись, исчезли в темноте. За-
снули мы перед рассветом. Проспали долго.
Попив чаю, направились в деревню, чтобы
вернуть мальчишкам раколовки, которые ока-
зались ненужными.
Тропинка, выбитая и отшлифованная до
блеска, бежала вдоль самой речки. На одном
из обрывчиков я приостановился и глянул на
воду. У берега дна не было видно, но на самой
середине желтела отмель. Но не она заинтере-
совала меня. Не поверив своим глазам, я
начал быстро раздеваться. Аркадий с сонным
недоумением смотрел на меня. Я прыгнул в
воду и уже через минуту выбросил на берег с
десяток дохлых раков. Это они светились
брюшками на песчаной отмели. Мне ли было
не знать этот белый траурный цвет!
Около деревни мы повстречались с двумя
колхозниками. Судя по замасленным спецов-
кам, это были механизаторы. Мы показали
им тушки раков и спросили, что, по их
мнению, это может значить. Один из них,
высокий, с лицом равнодушным и помятым,
безразлично пожал плечами. Другой заинте-
ресовался, потрогав раков, даже понюхал, а
затцм обратился к товарищу:
— А ведь это, наверное, Федькина работа!
Слышь, Вань, а?
Тот снова пожал плечами.
— Три дня назад тракторист наш, Федька
Абросимов, — рассказывал нам заинтересо-
вавшийся, — удобрение через реку перевозил
да опрокинул тележку в воду. Три тонны
рыбам на закуску. Выпивши крепко был.
Точно, его работа. С чего бы иначе ракам
дохнуть? Их ведь здесь погибель была. Федь-
ка наш парень, веселый, заводной. На спор,
говорит, давай мост с ходу проскочу. А мос-
тишка у нас совсем старый. Вот и проскочил!
Где-то через месяц я был в этом колхозе
уже с командировочным удостоверением. Мне
надо было написать о новой завклубом, слав-
ной дивчине, на пустом месте сумевшей соз-
дать отличную агитбригаду. Случайно я поз-
накомился с Федей Абросимовым. Он оказался
красивым и модным парнем. В колхозе, я
понял, Федю любили за веселый нрав и
широту души. Был он баловнем, и это чувст-
вовалось сразу. Федя не знал, что я из газеты,
были мы сверстниками, и он не очень меня
стеснялся.
— Как это у тебя с удобрениями так
неладно вышло? — спросил я.
Федя, смеясь, объяснил:
— В посевную хорошо поработали. Как
положено, премия. Мне деньги — тьфу. Не в
них счастье. Сразу ящик вина, с мужиков
закуска. Только вино уговорили, бригадир:
«Удобрение, Федя, надо за реку перебросить».
Мне что, всегда пожалуйста. Ну а на мосту
загремел.
— Небось, высчитали за удобрение?
— Обошлось, списали... — рассмеялся
Федя. — Этого добра у нас хватает.
— Раки вот теперь у вас в Загарке пере-
дохли, — говорю. — Не жалко?
Федя, видно, снова хотел засмеяться, но
передумал, наморщил чистый лоб.
— Видишь, — бойко заговорил потом
он, — в наш меркантильный век, в эпоху ниги-
листических тенденций стоит ли жалеть о
каких-то пресмыкающих?..
И он заржал. Видно, крепко привилась ему
эта зазубренная тарабарщина.
Он и в самом деле оказался веселым
парнем, этот Федька. Вот только жаль, что
выпороть хорошенько нельзя было этого
весельчака.
ОДНАЖДЫ У ПЕРЕКАТА
В ту пору спиннинг еще только входил в
моду. Первым из жителей нашей маленькой
станции рыболовную новинку приобрел путе-
вой обходчик Шаров.
Опробовал свое приобретение Шаров при
большом скоплении мелюзги и мальчишек
постарше на нашей гавани — глубоком реч-
ном заливе, делившем станцию почти по-
полам. После того как Шаров оставил две
свои единственные блесны на телеграфных
проводах, свисавших к самой воде, мы,
мальчишки, тайно возликовали. Дело в том,
что каждый из нас уже давно носил в груди
мечту о приобретении новинки, но наши
желания в те годы редко совпадали с возмож-
ностями. Всякий раз, когда вставала дилем-
ма — спиннинг или штаны, родители отда-
вали предпочтение последним.
Таким образом, неудачный дебют Шарова
в какой-то мере помогал нам легче мириться с
несовершенством наших снастей, а обладате-
лям новых рубашек и брюк даже поговари-
вать об их превосходстве.
Щук мы тогда ловили очень простым
способом. К длинному березовому удилищу
привязывали толстую жилку или шнур с
небольшим грузилом и якорьком на конце.
Живцами нам служили обычно вьюны, чер-
ные и верткие, похожие на маленьких змей.
Их мы ловили сачками в воронках.
Щуки почему-то предпочитали именно их,
а не ярких, красивых подъязков и плотвиц.
Мы ходили по берегу нашей реки, про-
таскивали живцов вдоль травянистых мест.
При поклевке, как правило, сначала появлялся
бурун и только затем следовал рывок. После
этого полагалось некоторое время ждать,
пока щука не заглотит вьюна, наколотого
якорьком за головку.
Хорошо запомнился один случай. Травя-
нистый небольшой заливчик находился совсем
рядом с дорогой. Уверен, приглядывался к
нему не один я. Но каждый раз, когда мы
ватагой выходили на рыбалку, обязательно
пробегали мимо, спеша занять уже проверен-
ные места. Такими считались те; что начи-
нались у переката.
В тот день конкуренты отсутствовали, и я
решил наконец проверить этот заливчик. Уже
первый заброс оказался удачным. Мощный
бурун появился недалеко от травянистого
мыска, а затем последовал сильный рывок.
У меня был насажён очень длинный вьюн,
поэтому следовало ждать подольше. Я даже
Вячеслав Шанин. Дела рыболовные
53
У рыбацкого костра
присел на камень, чтобы заставить себя быть
более сдержанным и терпеливым. И в это
время сзади послышались легкие шаги. По?
вернувшись, увидел толстого дачника в пи-
жаме и белых тапочках.
— Как дела, пацан? — спросил толстяк,
усаживаясь рядом со мной на траву.
— Да так, — ответил я, боясь спугнуть
удачу и не переставая следить за леской.
Дачник, близоруко щурясь, глядел на
воду, вероятно силясь обнаружить мой по-
плавок.
В это время толстая жилка, лежавшая
кольцом на зеленых ленточках травы, стала
выпрямляться, а затем натянулась струной.
Сделав сильный, но не резкий рывок, я
выбросил к?ногам изумленного дачника круп-
ную щуку.
Но больше всего запомнился, конечно,
другой день. Рыбачили мы тогда с ^итькой
Богачевым. Был он щупленьким и болезнен-
ным пацаном, самым маленьким в нашем
классе. Это обстоятельство больше всего
озадачивало его мать, женщину очень круп-
ную и сильную. Тем более что и отец Витьки,
погибший в первые дни войны, был, говорят,
человеком богатырского сложения.
Всякий раз, стоя в очереди за хлебом,
вдова завистливо качала головой, когда виде-
ла сверстников Вити. Как правило, они были
выше его на целую голову и шире в плечах.
Соседки с явным удовольствием выслушива-
ли ее сетовЕания и охотно сочувствовали.
Правда, моральные издержки находили
свое материальное восполнение. До четыр-
надцати лет Витьку возили по детским биле-
там. Это было единственное, но существенное
утешение для вдовы, тетки довольно скупо-
ватой.
Как сейчас помню ту рыбалку. Перекат
шумел тихо и монотонно. Кстати, его голос
был слышен почему-то только в пасмурную
погоду.
Моросящий дождь прибивал к земле гус-
той запах бузины и роз, что росли на холме,
круто взметнувшемся над рекой. Сквозь их
темно-зеленые заросли проглядывали разно-
цветные кресты, смутно белели стены не-
большой часовенки. На другом берегу, сразу
за небольшим островком, напоминающим
пирогу, зеленела осиновая роща.
Мокрые и продрогшие, мы уже собира-
лись идти домой. Но в это время голос
товарища, решившего попытать счастья на
прощание, известил о том, что ему наконец
улыбнулась удача. Я поспешил к Богачеву,
54
поняв, что он нуждается в помощи. Так оно и
оказалось.
Толстое, длинное удилище согнулось ду-
гой, жилка кругами резала воду. На секунду из
воды показалась огромная зубастая пасть. Ее
можно было смело принять за крокодилью,
если бы таковые водились в нашей северной
реке.
До сих пор я не могу понять, как щуплень-
кий Витька смог вытащить эту громадину
на берег. Щука сорвалась у самой воды и сна-
чала лежала неподвижно, видимо оценивая
наши силы. Опережая ее, мы бросились на
рыбину почти одновременно. Но тут же отле-
тели в стороны, ошарашенные мощными
ударами хвоста. Мы снова устремились в
атаку, пытаясь ухватить щуку поперек туло-
вища, так как ни на миг не забывали о
зубастой пасти.
Вероятно поверив в свое превосходство,
чудовище не спешило к воде, а лишь отбива-
лось от нас ударами хвоста и толстой черной
головой.
В один из моментов мне все же удалось
ухватить щуку и прижать. В метре ot меня
поднимался и снова падал, скользя по мокрой
глине, отважный маленький Витька. Он испу-
ганно-радостно смеялся и что-то кричал. В ка-
кую-то секунду мне представилось, как гор-
дый и счастливый Богачев идет по нашей
единственной улице со своей необычной до-
бычей. А я плетусь сзади с засохшим и почер-
невшим щуренком на ивовом прутике.
И в тот же миг мои руки разжались.
Больше того, я незаметно подтолкнул щуку к
воде. Она не замедлила воспользоваться
этим. Думается теперь, что щука разгадала во
мне союзника еще тогда, когда я с видимой
решительностью бросился на нее впервые.
Босые ноги скользили по глине, и мне
никак не удавалось подняться. А Богачев уже
барахтался в реке, пытаясь даже здесь удер-
жать свою добычу. Но это было, конечно,
наивно.
Он поднялся из воды, маленький, мокрый,
перемазанный в глине, и глазами полными
горя и слез посмотрел на меня. До сих пор мне
не забыть этот взгляд.
...С Богачевым мы встретились случайно
лёт десять спустя — на вокзале небольшого
городка. Он сильно изменился в лице, но
кажется не подрос с тех пор. Во всяком случае,
не стал выглядеть внушительнее.
Виктор работал теперь мастером на круп-
ном заводе, о чем с гордостью сообщил в
первую минуту встречи. Богачев куда-то спе-
шил, но я затащил его в ресторан и устроил
славную пирушку за свой счет.
Мне хотелось в какой-то мере искупить
свою вину за ту маленькую подлость, кото-
рую совершил в далеком детстве. Я хотел
уже спросить, помнит ли он тот день, но Бога-
чев опередил меня.
— Как же, конечно, не забыл, — сразу
откликнулся я.
— Ты, наверное, еще никого так крепко не
обнимал, как ту щуку, — рассмеялся Виктор.
Я ничего не ответил ему тогда. А что я
мог ответить? Я просто предложил выпить за
нашу встречу. Богачев охотно поддержал
меня. Маленький Богачев, который, кажется,
так и остался идеалистом.
НЕОБЫКНОВЕННАЯ РЫБА ХАРИУС
,. Первого своего хариуса я поймал в три-
надцать лет. С тех пор утекло много воды, но
мне отлично помнится тот счастливый не-
настный день.
Мой товарищ и одноклассник Коля Шилов
пригласил на рыбалку в деревню, где жил его
дед. До нее от районного центра было больше
двадцати километров, и целый день у нас
ушел на дорогу. К вечеру мы дошли до
небольшой деревушки, расположенной между
двумя лесистыми холмами. Справа и слева от
них блестели озера.
Дед был не во внука. Николай крепкий,
плечистый. А дедушка Павел был маленький,
узкоплечий. И поэтому я очень удивился,
когда узнал, что дед — первый охотник в кол-
хозе «Авангард». Были на его счету и убитые
медведи.
Дедушка Павел встретил нас приветливо.
А затем сразу огорчил.
— Не повезло вам, братки, — сказал
он. — Кончается ведро-то, завтра задожжит.
Вечер был солнечный, теплый, на небе ни
облачка, поэтому я не поверил словам ста-
рика. Усомнился и Колька.
— Мудрит что-то дедо, — сказал он,
когда мы устроились на сеновале. — Только
погода установилась, а он «задожжит»...
Встанем пораньше и пойдем на Черное озеро.
Там и червей не надо. На кузнечика будем
ловить. Плотва там, знаешь, какая!
Долго не спалось. Да и где тут заснешь
после таких рассказов! Не скоро перестал
крутиться и товарищ.
Меня разбудила крупная капля воды. Она
упала прямо на лоб. Было темно, однако я
понял, что ночь уже прошла. Сильно пахло
сеном и луговой травой. Внизу, прямо под
нами, громко ссорились куры. Как-то вино-
вато и тихо прокричал петух. Все это были
необычные звуки, ночевать на сеновале мне не
приходилось. Я лежал и сонно думал: что же
еще поражало слух? Догадавшись, тут же
вскочил и начал тормошить сопевшего Нико-
лая. Он понял все быстрее меня. «Дождь!» —
первое, что произнес он.
На драночную крышу словно сыпали из
пригоршни мелкую дробь. Теперь, когда стих
куриный гомон, я отчетливо различил эти
тихие, наводящие непонятную тоску звуки.
— А дедо-то прав оказался, — сказал
Колька. — Этот дождь надолго. Смотри, как
воду пузырит. Да и ветра нет.
Первый день мы провели за шашками.
К вечеру онй порядком надоели и мне и
Кольке. Только дедушка Павел был неуто-
мим, предлагая нам партию за партией.
На другой день картина за окном почти не
изменилась, если не считать, что по улице уже
бежали не ручьи, а настоящие потоки. С утра
ушел к зернохранилищу дед. Он работал
сторожем и теперь боялся, что не воры, а
вода унесет колхозное добро.
Вслед за ним исчез мой дружок. Вскоре он
вернулся в избу вместе с пареньком, одетым в
длинный, до половиц, плащ. Мальчишка был
выше нас, явно старше по годам, но вел он
себя несмело, — видно, смущался нас, го-
родских. Переговоры пришлось вести Кольке.
— Хочет взять тебя на рыбалку, — ска-
зал товарищ. — Ловить красавок. Это он так
хариусов называет. У него уже и черви есть.
Парнишка кивнул головой. Он по-преж-
нему продолжал стоять у порога. С его
длинного плаща на цветастый половик уже
успела набежать круглая лужа. /
— Да ты плащ-то в сенях оставь, — рас-
порядился Николай. \
Бабушка Вера была в гостях в городе, а
деду было приказано строго следить за по-]
рядком в избе. Об этом, вероятно, и вспом-
нил мой дружок, увидев набежавшую лужу.
Веня покраснел и, зацепив ногой за порог,
вывалился в сени. Через минуту он вернулся в
избу, причесанный, в опрятном свитере и
солдатских галифе. Сапоги он тоже оставил в
коридоре. Пока Николай собирал мне еду (сам
он считал, что рыбачить в такой дождь могут
только чокнутые), Веня осмотрел мои снасти.
Он решительно забраковал и леску и крючок.
— На красавку это не годится, — сказал
Веня. — Сразу оборвет. Я тебе свою удочку
дам. У меня есть запасная.
56
К речке Белой мы вышли в подлень. По-
прежнему моросил дождь, на небе не было
видно ни единого светлого пятнышка. Речка
пробегала между густыми зарослями ольхи.
Прибрежные раскисшие кусты полоскали свои
ветви в мутной воде. Иногда сильной струе
удавалось сорвать лист, который сразу скры-
вался в длинных водоворотах. Трудно было
поверить, что в этом мутном потоке водится
что-нибудь живое. Но Веня разубедил меня.
— Для красавки это самая подходящая
погода, — объяснил он. — Осторожнее ее
рыбы нет, а сейчас она ничего не боится. В
омутах не лови. Там, кроме горькух да пес-
карей, ничего нет. На одном месте долго не
стой. Раз бросил, другой — и айда дальше.
Красавка, где есть, сразу возьмет.
Мы поделили червей и разошлись в разные
стороны. Непромокаемый плащ уже давно,
промок, и я пробирался через кусты, не
обращая внимания на потоки воды, которые
скатывались на меня с мокрых веток.
Выбрав открытое место, я забросил удоч-
ку. Большой пробочный поплавок закрутился
в пенистой воронке, а затем, выбравшись из
нее, понесся по протоке. И вдруг исчез. Опе-
шив (даже теперь, спустя много лет, я теря-
юсь при стремительных хариусовых поклев-
ках), потянул удочку с некоторым опозда-
нием. Рука ощутила сильнейший рывок, и вот
уже поплавок, пулей промчавшись около уха,
точно сосновая шишка, повис на верхушке
ольхи.
— Венька! Ве-е-ень-ка! — закричал я,
стараясь перекрыть шум потока и дождя.
Еще не разобравшись, я начинал догады-
ваться, что стал свидетелем и соучастником
чего-то значительного. Веня вынырнул из-под
мокрых кустов, точно поджидал, когда я
позову его. Всем своим видом он давал
понять, что не очень доволен моей несамо-
стоятельностью. Выслушав торопливый рас-
сказ, Веня аккуратно вошел в воду и забро-
сил удочку. И снова последовала мгновенная
поклевка. Через несколько секунд он выволок
на песчаную косу крупную серебристую ры-
бину. Оставив нераспутанной леску, я начал
рассматривать Венькину добычу. По форме
тела смахивала рыбина на голавля, только
чешуя у нее была темнее, не такая яркая. И го-
лова немного уже. В общем, ничего осо-
бенного.
— Веня, — спросил я, — а почему ты
называешь хариуса красавкой?
Мой новый товарищ поднял с травы за-
тихшую рыбину и двумя пальцами развернул
плавник. И тогда произошло чудо: я увидел
рыбу, которую никогда не встречал до сих
пор. Громадный плавник был похож на яркий
веер, который я видел недавно в цветном
французском кино. А еще он походил на
развернутое крыло вальдшнепа, которого
считают самой красивой птицей в наших
северных краях...
С тех пор прошло много времени, и я уже
не помню, сколько диковинных рыб поймал в
тот дождливый день. Но именно с того дня
стал понимать, почему в этом мире есть
просто рыболовы, а есть еще и харьюзятники.
ЛАМБУШКА
От озера, где я рыбачил, до лесовозной
дороги было километра три. Решив сокра-
тить путь, свернул с тропинки и зашагал по
сухому болоту, поросшему небольшими со-
сенками. По моему расчету, на дорогу я
должен был выйти минут через пятнадцать-
двадцать, Но прошло полчаса и больше, а
зимника все не было. Я взял правее и, пола-
гаясь только на интуицию, зашагал дальше.
Ориентироваться было невозможно — серые
тучи сплошной пеленой закрыли вечернее
солнце. Примерно черёз полчаса убедился, что
заплутал окончательно. Меня охватило то
неприятное, жуткое чувство, которое, веро-
ятно, испытывает каждый человек, заблудив-
шийся в незнакомом лесу, да еще вечером.
Решив собраться с мыслями, я присел
на высокий пенек и закурил. Рассеянно огля-
дываясь по сторонам, неожиданно увидел
поблескивающую среди редкого сосняка по-
лоску воды. «Уж не то ли озеро, на котором я
рыбачил?» — подумалось мне. Взвалив на
плечи рюкзак, быстро зашагал к воде. Но я
ошибся. Это была ламбушка — очень ма-
ленькое лесное озерко, каких в Карелии ты-
сячи. С самолета они кажутся крохотными
голубыми глазками. Даже в сильные ветры
ламбушки остаются невозмутимыми.
Озерце казалось безжизненным. Но не-
ожиданно гулко и упруго всплеснулась вода у
противоположного берега. Ламбушка ожила и
задрожала. Через минуту серебристым вее-
ром взметнулась мелкая рыбешка, а затем
послышалось характерное чмоканье. «Жирует
окунь», — понял я, поспешно разматывая
удочку.
Ламбушка снова была безжизненной и
невозмутимой. Волна от большого пробоч-
ного поплавка докатилась до противополож-
ного берега. Ждать пришлось совсем недолго.
Вячеслав Шанин. Дела рыболовные
57
Поплавок неожиданно и едва заметно дрогнул
и начал медленно-медленно погружаться в
воду. Так могла клевать только крупная рыба.
Сделав осторожную подсечку, я потянул удоч-
ку на себя. Но не тут-то было. Тонкая жилка
резанула воду и заходила кругами. Там, за
темной толщей воды, скрывалась сильная
рыба. Вскоре ее сопротивление ослабло. А
через минуту, утопив ногой краешек боло-
тистого берега, вытащил из воды большого
окуня. Полюбовавшись красавцем, подарен-
ным мне безымянной ламбушкой, я закинул
удочку снова. Поклевка, точно такая же,
последовала незамедлительно. И вскоре у
моховой кочки тяжело ворочался и вздыхал
такой же горбач, почти полукилограммового
веса. Все неприятности были забыты.
Через полчаса, когда в рюкзаке уже лежа-
ло с десяток крупных окуней, я расположился
на ночлег недалеко от ламбушки, под густой
приземистой елью. Вскоре заполыхал костер.
Отведав отменной ухи, я прилег на плащ,
разостланный на еловых лапах. Было удиви-
тельно хорошо. Пахло мхом, свежей рыбой,
дымком и чем-то неведомым, но восхити-
тельным. В ногах, словно молодой петушок,
прыгал и резвился веселый костер.
Глядя на небо сквозь еловые ветви, я за-
метил звездочку. Затем еще и еще одну. Лег-
кий ветерок разогнал тучи, и небо снова про-
яснилось. Значит, завтра будет солнце и мож-
но без труда выбраться на зимник. «Надо бу-
дет запомнить дорогу к моей ламбушке», —
подумал я, засыпая безмятежным сном.
СОВЕРШЕННО БЕСКОРЫСТНО
Как-то я пожаловался, что мне не везет на
рыбалке. Один из приятелей попросил пока-
зать мои снасти.
— Все ясно, — сказал он после беглого
осмотра. — Требуется небольшая операция.
Приятель поменял груз и подвязал допол-
нительный крючок.
— Теперь лови на здоровье, — пожелал
он. — Все сиги твоими будут.
— И ты доверился этому халтурщику! —
изумился мой другой знакомый. — Да на эту
снасть только бычков ловить...
Он пошарил в карманах, извлек оттуда
гирьку, затем оборвал крючок и привязал
мормыЩку.
— Теперь другое дело, — сказал он в
заключение. — Будешь с рыбой — не забывай
меня.
58
Третий знакомый, увидев мою снасть, не
сказал ни слова. Он решительно забрал удочку
и долго ее созерцал. Затем принялся за
работу. Вместо гирьки он подвязал гайку и
заменил мормышку на крючок, по своим
размерам чуть уступающий тому, что быва-
ют на вешалках.
— Вот так, — только и произнес этот
добряк.
— Какой осел сделал тебе такую снасть?—
вежливо поинтересовался мой другой зна-
комый. Я назвал имя «осла», слава о рыбац-
ких подвигах которого уже давно катится по
всему Беломорскому побережью. Но моего
приятеля это нисколько не смутило.
— Твой Семен — консерватор, — сказал
знакомый. — Он живет прошлым, не чувствуя
дыхания времени. Сейчас, мой друг, не та
эпоха, не тот сиг.
Он поменял крючок, груз и заодно леску.
— Не надо цветов, не надо слов благодар-
ности, — скромно произнес знакомый. — Все
это я сделал совершенно бескорыстно.
Уже на автобусной остановке я встретил
еще одного приятеля.
— На рыбалку? — поинтересовался он,
впиваясь глазами в мою снасть.
— На рыбалку, — шепотом сказал я,
предчувствуя недоброе.
— С такой удочкой? — Знакомый забрал
ее у меня, а затем согнул. Удилище саморти-
зировало. Приятель страшно удивился и стал
сгибать через колено. Удилище треснуло.
— Вот видишь, — удовлетворенно сказал
он, вручая мне обломки. — А ты собирался
ловить на такую дрянь. А если бы схватила
нельма?!
И он посоветовал мне использовать для
удилища бенгальский бамбук.
— Можно и японский! — уже из автобу-
са крикнул он.
...На днях я решил приобрести спиннинг
для летней рыбалки. Каким-то образом все
знакомые быстро узнали об этом. Их реко-
мендации стали поступать задолго до того,
как я собрался идти в магазин. Хорошенько
подумав, я изменил план. Куплю-ка я лучше
аквариум.
Георгий Корольков
КРАСКИ
И ЗВУКИ
ПЛЕСК
Ранние волны, несущие на серебристых
гребнях прохладный утренний ветер, сурово и
настойчиво накатываются на прибрежные
камни и, обняв их, словно пытаясь расшеве-
лить и сдвинуть, слабеют и, обессиленные,
сползают в озеро.
Камни стары. Настолько, что обросли
мхом, и его длинные локоны развеваются в
воде. Лысые макушки камней поблескивают в
ласковых, еще нежарких лучах, напоминая
головы великанов, вышедших из озера обоз-
реть надводный простор и готовых в любую
минуту снова уйти в свое подводное царство.
Заброс получился дальний. Но я вижу, как,
переваливаясь с волны на волну, дежурит по-
плавок. У ног плещут волны. Их однообраз-
ный шелест успокаивает и порой отвлекает от
наблюдений за поплавком. Вот он был и вдруг
исчез!..
Выхваченная из воды рыба блещет, слов-
но оторванная от озера волна. Снятая с
крючка густера трепещет в руке и, даже
пущенная в садок, не хочет мириться со своим
положением.
Мельком глянув вдоль берега, замечаю,
что отблески волн не успевают откатиться и
какой-то миг дрожат меж камней. Стал
следить за набегающими волнами. Оказалось,
что плещут крупные уклейки, то ли играя с
волнами, то ли совершая таинство продолже-
ния жизни.
Озеро живет не только в красках, но и в
звуках. И даже всплески не похожи один на
другой.
ПАУТИНКА
Стараясь не тревожить склонившуюся над
заводью тишину, неторопливо отталкиваю от
берега лодку. Вдруг замечаю тонкую паутин-
ку, натянутую от лодки к берегу, и крохот-
ную точку... Паучок! Он зазевался на корме и
отчалил вместе со мной. Я отпускаю весла и
жду, пока паучок достигнет кустов.
Размотав леску, цепляю на крючок червя,
забрасываю и жду...
Вот поплавок вздрагивает, потревожив
воду, и исчезает, словно не он, мирно лежа-
щий на воде, как оброненная ветром трос-
тинка, приковывал к себе внимание.
Подсечка удалась. Что-то тяжелое, еще
невидимое упирается, вздрагивает на другом
конце лески и передает дрожь удилищу. Едва
показав из воды голову и словно намерева-
ясь лечь на поверхность и сдаться, подлещик
на миг замирает, но всплеск — и только
волны...
Теперь главное — не спешить, не волно-
ваться, выждать и снова подводить его к
берегу. Но тут новый всплеск, куда более
сильный, поднимает мириады брызг, разле-
тающихся крошечными звездами, словно
солнце упало в реку, и в следующий миг, не
давая опомниться, из воды вырывается боль-
шая птица, держа в лапах моего подлещика.
Скопа! Часто махая крыльями, она пы-
тается улететь с добычей, но крючок прочно
держит леща. До звона натянута леска. С уси-
лием сжимая удилище, надеясь на чудо,
дергаю и, не успев почувствовать обрыва
лески, падаю в воду.
Мокрый и злой, торопливо залезаю в
лодку и невзначай замечаю паутинку, протя-
нувшуюся от берега к лодке.
И сразу проходит злость, и спокойно
становится на душе оттого, что тонкая па-
утинка, связывающая меня с паучком, при-
брежной черемухой, соловьями, крепче рыбо-
ловной лески.
ВСТРЕЧАЯ УТРО
Туман, уцепившись за хрупкую осоку и
безмолвные берега, безмятежно распластал-
ся на воде. Ничто не шелохнется, нигде не
зашуршит. Все вокруг в ожидании утра.
Озеро ждет рассвета, чтобы отразить
прибрежную иву и камыш, камыш — чтобы
поклониться воде и качнуться от прикосно-
вения невесомой камышевки. Птица камы-
шевка тоже ждет рассвета, чтобы своей
песней оживить пустынные заросли, на миг
смолкнуть и, перепорхнув в соседний остро-
вок камыша, оправдать свое имя.
Жду утра и я. Жду пробуждения озера,
жду отражения камыша, песню камышевки,
жду, когда вздрогнет и потревожит гладь
воды поплавок... Жду! Потому что новый
день, как новый снег, как новые цветы, как
новая жизнь, вселяет новые надежды.
Георгий Корольков. Краски и звуки
59
У рыбацкого костра
И вот проснувшийся раньше всех ветер,
тронув за край серый занавес тумана, медлен-
но открывает вначале прибрежную осоку, за
нею — неразбуженную озерную ширь и,
совсем неожиданно, еще неясные очертания
белого лебедя.
Как все озарилось! Словно взошло солнце.
Лебедь становится солнцем на любой воде и
делает прекрасным даже самый непригляд-
ный водоем.
Встречая утро, он долго не охорашивает-
ся. И так хорош! Слегка поправит крылья,
пуховой шалью лежащие над спиной, и плы-
вет по разбуженному гомоном чаек озеру,
нежно прикасаясь к поверхности клювом:
целует воду в благодарность за подаренную
ему красоту.
Фонтаны брызг, поднятые неторопли-
выми, но сильными взмахами крыльев, скры-
вают лебедя. Едва различаю, как, привстав на
цыпочки, устремляется он ввысь, то ли вслед
за уходящим туманом, то ли на поиски
созвездия Лебедь, растаявшего с первыми
проблесками зари.
ОЖИДАНИЕ
Я прихожу к реке вечером, устав от
хлопот, устав от городских звуков, устав
немного от себя самого. Я прихожу на бедэег
со своими неудачами, огорчениями и радос-
тями, прихожу с удочкой и надеждой.
Река обидчива и, если пришел лишь за
рыбой, сгоряча подбросит тебе несколько
плотвиц, окуней, подлещиков, но лишит ра-
дости общения, чувства единства с водою,
берегами, дальним лесом. Эти лишения
страшнее безрыбья. А если вернешься домой с
ощущением тихого равновесия и спокойствия
в душе, значит, обиды нет.
Солнце коснулось предзакатными лучами
вершин елей, и они зарумянились. На даль-
ний берег пришел вечер. Пришел тихо и не-
заметно, так же незаметно, как течет вода и
течет время. И все взаимосвязано в этом
течении. Остановилась река — тревога! Не
остановилось ли время?
Черемухи, даже засыпая, глядятся в воду.
Уже коснулась тень белизны цветов, но они
по-прежнему нежны и светлы. Прибрежные
заросли красивы вдвойне. Вторую красу дает
им река. И нас манят зеркала, фотографии,
гладь воды. Да и как иначе себя увидеть!
И меня река неудержимо влечет к себе.
Отражениями, берегами, водой и рыбой. Чем
больше — пока не знаю.
Даугава не всегда открытая и откровен-
ная, как и люди, живущие рядом с нею. Не
всегда даже ей удается оставаться собой,
потому что это зависит не только от нее.
Но всегда я улавливаю в ее характере черты,
присущие только ей.
Ее характер — в плеске щук и голавлей, в
мрачной глубокой затаенности сомов, в нелег-
кой судьбе угрей, обреченных на далекое,
долгое путешествие... Черты ее характера
в плывущей над водой стайке уток, в волную-
щем шелесте лебединых крыл, в гомоне
гусиных косяков.
Она тяжело уступает зиме, не раз срывая
некрепкий осенний лед и снова вырываясь к
свету. И среди зимы, когда прочно станет
ледяной мост, она нет-нет да и проверит его
надежность, дав длинную гулкую трещину,
выплеснув у берегов студеные струи и обра-
зовав на льду широкие лужи — разливы.
И сейчас, освободившись из долгого ле-
дяного плена, обретя относительную свободу,
Даугава несет воды в Балтику, творя огром-
ные дела, вселяя тревоги и надежды, огорчая
и радуя, повинуясь и бунтуя, живя нелегкой
жизнью большой реки, помогая живущим
рядом с ней в воде и на берегах.
Колокольчик несмело подал сигнал,
вздрогнул сторожок, но тут же замер. Рыба
потревожила насадку, но не взяла. Напря-
женно жду, что поклевка повторится более
уверенно, но сторожок недвижим.
Вытаскивать пустую донку неприятно, но
время от времени приходится проверять, цела
ли насадка/Так и есть — крючок гол. Наса-
живаю новый шарик из сыра, снова забра-
сываю и настораживаю снасть.
Я сижу на одиноком камне, жду поклевки
крупного голавля и, доверившись чуткому
колокольчику, наблюдаю за утками, чайками,
волнами и берегами. Ловля на донку тем и
замечательна, что не отнимает все твое вни-
мание, позволяет взглянуть вокруг, пораз-
мышлять.
Сегодня рыба редко тревожит сторожок,
и колокольчик, мирно покачиваясь, не нару-
шает прибрежной тишины. Может быть,
погода рыбе не по нраву. Рыба капризна на
погоду. А погода в Прибалтике не балует
ни рыбу, ни человека.
Обдавая затаившимся где-то в Скандина-.
вии холодом, нередко наведывается весной
тугой северный ветер, напоминая о недалеко
ушедшей зиме, грозя ночными заморозками и
поздним снегом. Часто северо-запад гонит
волны против течения, швыряя брызги и пену
60
на прибрежные камни. Запад приносит затяж-
ные, нудные дожди, разрушая все рыбацкие
планы. Эти непутевые ветры то налетают
шквалом, то вдруг затихают, опомнившись.
Они то мечутся над рекой, то натыкаются на
крутой берег, то, отпрянув, бегут дрожащей
судорожной рябью.
Рыба не любит промозглых ветров. Го-
лавль не берет даже лакомый для него сыр, не
откликается на заброс ни лещ, ни плотва.
Только поклонник непогоды и стужи налим в
такую пору может позариться на рыбку или
крупного червя-выползка, да и то ночью...
Такие дни не похожи на весну, словно в
яркое, цветущее время наведалась по какому-
то недоразумению хмурая поздняя осень.
К счастью, ветры не дуют долго в одном
направлении. Холодные и сырые сменяются
теплыми добрыми ветрами юга и востока.
Они если и приносят дождь, то грозовой,
веселый и недолгий.
Погоду, как большую рыбу, как все более
или менее стоящее в жизни, надо ждать.
После долгого' ожидания и редкие поклевки
доставляют радость. Но не всегда и погода
приносит клев. И если в тихий, теплый вечер
не клюет рыба, невольно ищешь причины.
И наверняка заметишь, как резко пошла на
убыль вода. Она отступает от берега, обна-
жая недавно скрываемые ею прибрежные
камни и коряги. Вода уходит! Это пугает тебя
и, наверное, пугает рыбу, заставляет ее тре-
вожно уходить вглубь.
Ты понимаешь, что это всего лишь про-
делки электростанции, но как объяснишь
рыбе? Ты видишь, х как дрожат на отмели
зазевавшиеся мальки, как торопливо пируют
на мокром песке чайки и вороны...
Гидроэлектростанции... Какое широкое,
прочное слово! Сами ГЭС еще шире, еще
неприступнее. И если б они только меняли
уровень воды... Плотины без рыбоходов ста-
новятся непреодолимой преградой на пути
идущей в реки молоди угря и мясорубкой для
уходящих в Атлантику на нерест взрослых
угрей.
Я понимаю и осознаю, что человечество
не в силах повернуть вспять, даже притор-
мозить. Людям* необходима электроэнергия,
и я пишу эти строки не при свечах. Но рыбе
электричество ни к чему, ей нужны свобод-
ные реки, на крайний случай — рыбоходы.
Но никакие оправдания не дадут права
жить со спокойной совестью, когда несет
течение разрубленных лопастями турбин рыб,
когда сохнет икра, лишенная влаги при сбросе
воды, когда объедаются мальками вороны,
когда видишь полноводную, сильную реку,
обиженную, если не оскорбленную, челове-
ком...
Чего я жду? Как и все рыболовы, боль-
шую рыбу. И вера в удачу и в то, что рыба в
Даугаве, невзирая ни на что, есть, не покидает
меня.
Я представляю, как необычно громко
взорвется колокольчик, затрещит от рывка
катушка. Сторожок сорвется с лески и отле-
тит на отмель. Я схвачу удочку и, сделав
подсечку, буду быстро наматывать леску.
Будут дрожать руки, будет громко стучать в
висках... Голавль, почувствовав опасность,
заходит из стороны в сторону, то даст слаби-
ну, то резко рванет вглубь, то выпрыгнет из
_воды. Чего он только не будет вытворять! Но
я непременно одержу над ним победу.
Что будет дальше? Возможно, проведя
ладонью по его широкой спине, полюбовав-
шись на кольчугу крупной чешуи, я отпущу его
в воду... Не знаю, что будет дальше...
А пока я жду, потому что ничего другого
не остается. Ведь и жизнь наша не что иное,
как неустанный труд и ожидание его резуль-
татов. Труд рук, души и сердца. Ожидание
удачи и счастья.
Петр Дмитриев
МАНИТ ПРОСТОР
Едва иссякнут белые снега
И в рост пойдет трава под солнцем мая,
Как зову сердца с радостью внимая,
Пущусь без промедления в бега.
Манит меня неведомый простор —
И с рюкзаком, набитым под завязку,
Согнувшись в три погибели, как в сказку
Уйду туда, где ширь и синь озер.
— В такую даль! В своем ли ты уме?... —
В который раз жена всплеснет руками.
Ей не понять, чем хуже щука в Каме
Того ерша, что где-то в Колыме...
Георгий Корольков. Краски и звуки
61
У рыбацкого костра
Павел Маракулин
НА ТОМ БЕРЕГУ.
(Заццски спиннингиста)
ГОЛАВЛЬ НА ПРИВЯЗИ
Заметил такуюх взаимосвязь: как только
вечером с лугов из-за Цепелевской старицы
пройдет через брод большое совхозное стадо,
помычат коровы, иная попьет из реки, иная
постоит, наслаждась холодком песчаного пе-
реката, все они оставят в воде тысячи ово-
дов... И тут сразу приходят голавли на обиль-
ный для них корм. То и дело бьют хвостами
большие головастые рыбы, с плавниками,
подобными гвоздикам!
Особенно выделялся один голавль, я его
мысленно назвал Лобаном. Он был еще более
ярок и разноцветен, чем все остальные, пото-
чу что был велик и устрашающе лобаст.
Сколько я ни пытался его поймать, каких
изобретательных приманок ни предлагал —
все впустую! Голавль был гурманом и питал-
ся только оводом: на блесны мои даже не
глядел, хотя одна из них была копия майского
жука!
Мысленно я попрощался уже с красивой и
крупной рыбиной, как вдруг однажды увидел
рано утром, что около голавлей стала гулять
цапля. Прилетит с пруда, войдет в воду и
рядом с голавлями ходит. Я стал думать:
«Почему?!» Стал наблюдать за ней. Цапля в
отличие от голавлей охотилась только за
уклейками.
Стоит на одной ноге, будто дремлет,
потом, как фехтовальщик шпагой, своим
длинным, острым клювом делает мгновен-
ный укол в воду, и вот уже серебристая
рыбешка блестит на солнце, схваченная по-
перек узенького тела. Разгадка пришла сама
собой. На оводов и мошек, смываемых те-
чением переката с коровьих ног и боков, при-
ходит вслед за голавлями вся рыбья мелочь.
Что получше, покрупнее, схватывают голав-
ли, а комары, мухи, мошкара, личинки до-
стаются уклейкам.
И вместо голавлиных блесен, сделанных
из самоварной меди, я вырезал из консерв-
ной жестянки копеечной величины лепесток,
раскрасил под сине-зеленого овода, чтобы он,
62
вращаясь на струе, барахтался и взмахивал
крылышками.
Скоро голавль попался. Только на радос-
тях я дал ему много свободы (боялся, что
такая громадина оборвет тонкую силоновую
леску), и он ушел в коряги, под кусты ивняка,
и там действительно оборвал крючок. Я сде-
лал еще блесну под овода, и на нее в считан-
ные дни попалась мне вся голавлиная стая,
охотившаяся рядом с цаплей на коровьем
броде. Шесть голавлей я поймал. Но что это
были за голавли? Только по триста, четыре-
ста, пятьсот граммов весили они, тогда как
великан Лобан один тянул (на вид) добрых
три-четыре килограмма!
Надоумило меня как-то швырнуть блесну
в то место, где оборвался и ушел от меня
Лобан — под кусты. Так, на всякий случай.
Боясь зацепов, повел ее быстро и поверху.
Огромный белый бок сверкнул в воде, блесна
моментально исчезла в пасти Лобана. Он
снова, как и в первый раз, развернулся и ушел
под коряги. И опять лопнула леска.
На другой день, ожесточившись от неве-
зения, я поставил крепчайшую леску, способ-
ную выдрать с корнем любой куст, поднять со
дна пудовую корягу: ноль восемь диамет-
ром — канат!
И все повторилось. Я повел блесну повер-
ху с небольшими подергиваниями, голавль
схватил ее и ушел на дно. Потом поднялся
вверх, и я увидел, что леска моя замоталась за
ветку и голавль привязан к ней, как лошадь за
узду. Я поставил катушку на тормоз, воткнул
спиннинг комлем глубоко в песок, натянул до
отказа жилку, разделся. Сначала пошел по
перекату вброд, потом поплыл, держась
одной рукой за леску. У самого берега, под
кустами, смог снова встать на ноги, подошел
к Лобану вплотную. Протянул руку, быстро
схватил его пальцами под растопыренные
жабры, другой рукой взялся за осклизлую
ветку, обломил ее, а затем вместе с рыбиной
вынес на берег.
То, что я увидел, могло потрясти даже
видевшего виды спиннингиста. Оказывается,
Лобан всю неделю уже и так сидел на привязи.
Первый и последующий обрывы произошли
потому, что леска каждый раз заматывалась
за ершистый, зацепистый сук-ветку. Голавль
стоял около злосчастной ветки и охотился
только в тех пределах, которые предостав-
лял ему оборванный кусок лески. И теперь,
возможно умирая от голода, хватал любую
блесну, какую я ему предлагал, хотя на воле
был сверхосторожен.
УДАР ХВОСТА
В доме душно, и с некоторых пор я сплю
на чердаке. Пришлось приспособить под
постель ворох сухого мха, надерганного в лесу
для всяких домашних нужд. Этим жестким
мхом (местное название — деряба) у нас моют
кринки из-под молока, орудуя им как превос-
ходной мочалкой. Зимой дерябой заполняют
пространство между двойными рамами: мох
впитывает влагу, сохраняет тепло и живо-
писно красив. Матрац, набитый дерябой,
пружинит, как микропористая резина. Ко
всему этому деряба пахнет лесом, как белые
грибы.
На мох я настилаю слой ржаной соломы, а
в изголовье бросаю охапку свежего сена. Сено
пахнет земляникой, солома — ржаным по-
лем, мох источает обворожительный аромат
сосновых лесов. Над постелью натягиваю
полог-палатку.
Трудно подняться утром с такой постели,
когда руки и ноги болят от вчерашней рубки
дров, а ладони стерты до мозолей рукояткой
косы-горбуши. Но будильник заливается, под-
прыгивает, зовет на рыбалку. Обуваюсь в
резиновые сапоги, пристегиваю их за ушки
разогнутых голенищ к брючному ремню,, на-
деваю куртку, на куртку — плащ. Все от росы.
Продеваю руки в лямки рюкзака. Бряцаю
кованым кольцом ограды, на ходу пью из
термоса чай: надо спешить. В руке — можже-
веловый спиннинг.
В душе радость от предстоящей встречи с
родной рекой Великой. Луговая и речная
сырость продирает ознобом, заставляет втя-
нуть живот, напрячь мускулы, словно перед
прыжком в холодную воду. Хочется тихо
засмеяться от щекочущих капель (упали за
воротник с ивового куста).
Любимые места на реке — о них можно
написать поэму! Когда мне тяжело и на душе
скверно, то очень помогает, если, закрыв
глаза, я мысленно пройду со спиннингом,
начиная от моста, по всем заветным щучьим
ямам, проверю все отбойные струи, острова
щучьей травы, все старицы, места бывших
мельниц и коровьих бродов.
Нет спору — увлекательна ловля жереха
на спиннинг. Что-то от охоты есть в этой
ловле. Надо скрытно подойти, далеко и точно
метнуть из-за укрытия блесну, как выстре-
лить. Интересна и сложна охота со спиннин-
гом на голавля в мощных околоплотинных
струях.
И все-таки (не по хорошу мил, а по мшиу
Рис. Б. Люкина
хорош) наиболее дорогой для меня трофей —
щука! Только на первый взгляд она может
показаться неинтересной! На самом деле не
менее красива она, чем судак и язь, чем окунь
и жерех. Больше могу сказать: если, к приме-
ру, голавли-одногодки все одинаковы, как
новые гривенники, то щука нет! Есть щуки
голубые, зеленые, золотистые, тускло-гра-
фитные. Узкие и длинные сменяются корот-
кими и толстыми донными щуками. Отли-
вающая сталью пятнистость их сродни окрас-
ке тайменя, которого не зря называют крас-
ной щукой. А какая еще, кроме тайменя, рыба
так дорого продает свою жизнь, как щука?
Спиннингисты знают: когда щука сядет на
тройник после подсечки, она словно бы на-
показ выставляет всю свою дьявольскую
изворотливость: лавируя в траве и кустах,
крутится колесом, делает высокие свечки,
выкидываясь из воды, трясет открытой
пастью, стараясь освободиться от зацепа. Все
это относится к большим щукам, хотя иногда
и килограммовая щучка может доставить
любителю отменное удовольствие своими
акробатическими прыжками.
Живучесть щук, их скрытая сила к жизни
потрясает. Как-то я принес с реки щуку,
скинул рюкзак, поставил в угол спиннинг, а ее
сунул на широкое эмалированное блюдо в
кухонный шкаф рядом с горкой деревенской
посуды. Пока я ходил в огород за луком и
картошкой (мы ждали гостей), полосатая
Павел М аракулин. На том берегу
63
У рыбацкого костра
пружина развернулась и резко ударила хвос-
том по стопке посуды. Застекленная дверца
шкафа отворилась, посуда полетела на пол.
Разбились два тонких стакана, тарелка и наша
фамильная драгоценность — всё в мелких тре-
щинках старое чайное блюдце кузнецовского
фарфора с выписанной на нем сценой охоты,
так умилявшей меня в детстве.
Правда, и возмездие не заставило себя
ждать: через час разбойница показывала
хвост из кастрюли с кипящей ухой.
ЖИВОЕ БРЕВНО
Трижды менял я блесну. Красно-медную
сменил на посеребренную, а когда поставил
желто-золотистый «Байкальчик», чуть боль-
ше ногтя, ро с пышным оперением из алой
шерсти, последовала хватка. Попался щуре-
нок величиной с карандаш.
Тогда я разделся, сложил всю амуницию в
рюкзак, повесил его за плечи и так, по пояс в
воде, пошел вдоль километровой песчаной
косы, швыряя блесну как можно дальше, под
обрывистый противоположный берег, с кото-
рого упали в реку подмытые половодьем де-
ревья. В древесных завалах стояла вся хищная
рыба, но не брала. Не спеша, я брел и кидал,
брел и кидал, размахивая спиннингом. Брос-
ков двести сделал — пусто!
Вот уже песчаная коса идет на убыль,
сужается. И тут — поклевка! И надо же, до-
садный сход! Тогда, чтобы подальше, под
самые нависшие над рекой кусты, кинуть
блесну, я стал шарить ногой по дну в надежде
найти упор (дно стало покатым) и увидел
вдруг перед собой бревно. И только дотро-
нулся ступней до осклизлой его поверхности,
как ощутил толчок и полетел в воду!
Мгновенно вскочив, я увидел, что от меня
уходит огромная щука, которая так явственно
представилась мне бревном и обманула меня...
Живое бревно вильнуло лопастью хвоста и
исчезло в глубине между затонувших берез и
осин.
НА ПЕРЕКАТЕ
Самые изощренные хищники попадаются,
как правило, на пустяках: громадного орла
поймали в туннеле теплотрассы, матерый
волк угодил в яму для силосования. И вот
сейчас мне хочется поведать еще об одном, на
сей раз речном, хищнике — жерехе! Впрочем,
названий у него много: конь, шереспер,
белизна...
В узкой горловине реки еще с весны
затонули свалившиеся с берега кусты. Ивняк
стащило половодьем на перекат. На этой
захламленной стрежи стояли мириады маль-
ков, а где мелось, там и хищник. В коряжнике
таилась щука, стаями гонялся за верховой
рыбешкой окунь, в сумерках охотился судак,
был крупный голавль, но все это вместе
взятое меркло перед тем, что выделывал на
перекате жерех. Словно хвастаясь своим по-
луметровым телом, он выкидывался из воды,
с треском глуша рыбью мелочь мощным
хвостом. И такой шум от него стоял по реке,
точно взрывали динамит!
Не я один — более опытные спиннингис-
ты пытались поймать этого красавца, и никто
не знает, сколько самых заветных блесен
осталось в корягах и кустах переката: и тур-
бинные «Девоны», и утяжеленные «Свинки»,
и узкие «Трехгранки», и юркие «Унивёрсал-
ки». Но жерех был неуловим, как волк, на
которого охотится вся округа.
В первую неделю летнего отпуска я «поса-
дил» на роковом перекате все свои блесны.
И уже не жажда добычи, а месть закипала во
мне, когда я думал, сколько крошечных
голайликов, язиков, плотвичек и уклеек еже-
годно погибает под беспощадным хвостом
этого истребителя рыб. Ворвавшись в стаю
рыбешек и умопомрачительно ударив, хищ-
ник делал круг-воронку и подбирал оглу-
шенных.
Блесны у меня кончились, но жажда
мщения не угасла. Однажды, перебирая охот-
ничьи припасы, я нашел круглую свинцовую
пулю. Взял молоточек и выковал из мягкого
свинца подобие вытянутой капли. Затем ра-
зогрел паяльник и впаял в эту пулю-каплю два
проволочных ушка. Одно — для лески,
другое — для тройника. Так, фантазируя и
посмеиваясь над собственной выдумкой, я
замаскировал тройник рыжими перышками
из крыла вальдшнепа и подцепил его завой-
ным кольцом к широкому концу свинчатки, а
пулю оклеил станиолевой фольгой. Получи-
лось нечто покожее на игрушку для новогод-
ней елки.
И знаете, вечером, на реке, жерех взял эту
нелепицу с первого заброса. Я еле выволок на
песок серебристого, темнохвостого гиганта:
желудок его, как чулок гривенниками, был
набит маленькими рыбками.
64
Эдуард Якубовский
БРАКОНЬЕРЫ
— Ну и сосед нам попался, — покачал
головой Виктор Матвеевич. — Просто оско-
лок прошлого. Или еще проще — браконьер.
Правда, Андрей Григорьевич?
Я промолчал. Что уж тут говорить, и так
все ясно. А старичок сделал вид, что не
слышал замечания, и продолжал рассказ:
— Всей деревней собирались. На завоз-
ных — так у нас большие лодки звали, теперь
таких и не делают — с неделю на носу
решетки крепили, смолье и бересту собирали.
А когда4 выдавалась безлунная ночь, — а в
такую ночь рыба спит, — то выезжали.
— И били, били эту спящую рыбу, — не
выдержал я.
— Знамо, били. Острожки делал наш
кузнец знатные, зубья — на пол аршина. Сосед
мой, Митрий, вечная ему память, бывало,
ведет лодку — вода не шелохнется. Горит
смолье, свет по реке, а я щитком отгородил-
ся, чтобы в глаза не слепило, и гляжу в воду.
Прицелился и раз — рыба в лодке.
— Так всю и выбили...
— Не-а, так не выбьешь, — покачал
головой старик. — Знамо, мелочь никогда не
углядишь, только большую. Да и та разве вся
попадается? Только кбюю узришь. А река вон
какая...
Мы, не сговариваясь, посмотрели на реку.
Она текла спокойно. Не плескалась рыба, не
квакали обычные в таких местах лягушки.
— М-да, — снова заговорил старик, —
А то, бывало, соседа не услышишь. Днем
шереспер бьет — мелочь глушит, ночью сом
из омута вывернет да как даст! Бывало,' сеть к
берегу подводишь — оттуда сазан через
бечевку сигае^ ну что твой снаряд...
— Вот и йыгребли всю рыбу, — не выдер-
жал Виктор Матвеевич.
— Не-а, так не выгребешь. — Старик
встал и подбросил в костер дровишек. —
Капрона не было. Меряя по-нынешнему,
более пятидесяти метров не поставишь. Что
ею возьмешь? На пироги брали, да и только.
Сеть-то пятипалка, в очко кулак влезет. Разве
всю рыбу такой выгребешь?
Занятный старик. Появился из темноты,
подошел к костру — не гнать же человека! Да
еще и знающего стариннейшее правило —
подошел не с голыми руками, а с охапкой
сучьев. Тоже рыболов — с удочкой, рюкза-
ком. Посидел с нами и вот на тебе — ударился
в воспоминания.
— Косили, бывало, сено — лето, жара.
Разденемся, шнур перемета в зубы и на тот
берег. Доплыл, выплюнул конец с грузом и
обратно. И освежился, и доброе дело сделал.
К вечеру волоком тащим — через крючок по
лещу сидит. А уха лещовая ой как сытна и
полезна! Ведь день литовкой помахать — это
вам не шутка. Да и охотки на еду в жару нет.
А вечером по холодку ушицы, лучше даже
холодненькой, она желтенькая от жира. По-
том запеченный в лопушках лещ на второе, да
и на утро остается. Летом же скот не резали,
мяса нё было, о тушенке и не знали. Рыбой
одной жили и работали.
— Жили и прожились. Через всю реку за-
водили! Какой рыбе это понравилось бы?
И кончили ее, браконьеры несчастные.
— Чего там кончили? Лежали переметы
на дне — нравилась наживка рыбе, она
глотала. Разве так всю ее выгребешь?
— Да на реку бы, дед, посмотрел! Совести
у вас не было. Острогой били, лучили, сетью
гребли, переметы ставили. До чего реку
довели! Двое нас весь вечер просидели, а хоть
одну поклевку видели?
Старик пошевелил палкой в костре, огонь
вспыхнул ярко и осветил наши лица.
— Не-а, не в этом дело. Сетью али
бреднем рыбу не вычерпаешь. Река большая.
Рыбы много, всю не вычерпаешь. А вот когда
реку отравили, никакой рыбы не стало. Ни
леща, ни ерша. Химкомбинат построили?! —
уже почти кричал старик. — Очистные сдела-
ли лишь через два года, да и то пока только
первую очередь. А два года все шло в реку.
И сейчас, как прорвет накопители, все сюда
же. Неделю назад вода оранжевая была.
Где это видано, чтобы оранжевая?!.
Мы собрали удочки и пошли, к машине.
Да, если уж о химкомбинате погйла речь...
Интересно, откуда этот старик? Сам по себе
или из общества охраны природы? А может,
из общества охотников и рыболовов? Учитель
на пенсии?
Шофер хлопнул дверцей; и мы поехали. Без
дороги, прямо на зарево огней. Огней родного
химкомбината, где главным инженером и
начальником лаборатории очистных соору-
жений работали мы с Виктором Матвеевичем.
Эдуард Якубовский. Браконьеры
3-495
65
А рыбацкого костра
ЫБ
Михаил Шатов
ЗЛОЙ РОК
Рис. Ю. Аратовского
В злой рок я не верю. Не было его,
нет и не может быть. Кроме как на под-
ледной рыбалке. В этой сфере надо мной
фатально определилась роль трагической
личности с элементами юмора, который,
как известно, означает смех сквозь горькие
слезы.
Сначала роковая судьба явилась мне
под видом благосклонной фортуны. На
первой же рыбалке, не успел опустить в лунку
мормышку, — засек. Не окунька, даже не
окуня, а окунищу рекордных габаритов!
Никакими деликатесами я его не прельщал,
сакраментальных заклинаний не нашептывал.
Вокруг меня сидели прославленные асы
подледного лова, в крайнем случае —за-
служенные мастера. Их он миновал, на меня,
зеленого вышел. Не исключаю, что, возмож-
но, поджидал. И сразу прочно сел на
мормышечный крючок. Я всем существом
ощутил его незаурядную мощь. Сесть сел,
а вытащить его, расшибись я в лепешку,
никак не могу: уперся он снизу горбом
в край лунки, застрял. Вижу в отверстии
окуневое рыло, даже попробовал рукой
ухватить — намочил рукав, а его лишь кон-
цами пальцев по губам погладил. Пред-
ставляете? Сердце екает, в коленках дро-
жание, вот-вот в руках у меня затрепыхается
феноменальная удача. Но пока что она у
входа в ледяную горловину, а я вокруг
нее танцую и ахаю. На суматоху приятели
сбежались, болеют, сопереживают. Васька
Буслаев, характером под стать своему
былинному тезке, взялся пешней расширять
лунку, того гляди по окуню долбанет.
— Вася, —говорю проникновенным го-
лосом, — обожди, я его, сердешного, назад
пропихну, пусть на привязи походит, пока
ты лунку раздолбишь.
Пропихнул! Себе на горькое горе,
друзьям на злорадную потеху. Васька
в былинном рвении ухитрился пересечь
где-то жилку, и «сердешный» прытко утянул
обрубленный кончик в хладную глубину.
3*
С этого кошмарного случая началась
для меня на подледной рыбалке бесконеч-
ная цепь чрезвычайных происшествий, или,
как теперь сокращенно говорят, чепе. На
работе все идет чин-чинарем, дома —полный
ажур, в других каких местах опять-таки
нормально и кругло. На рыбалке —ни с кем
ничего, со мной непременно чепе. При
этом судьба сплошь и рядом имеет вполне
реальные очертания. Одна только Васькина
Шельма перепортила мне море крови, не
меньше. Спрашивается, зачем ему на ры-
балке собака? Рыбу к лунке подгонять?
Берет каждый раз, и почти каждый раз
мне от нее какая-нибудь грандиозная па-
кость. Недавний случай. Выудил я плюга-
венького ершика, каких и другие ловили-
таскали. К тем полное равнодушие, словно
нет их. К моему сразу же повышенное
внимание. Я отогреваю пальцы, ершишка
на льду акробатикой занимается, — возмож-
но, тоже греется. Шельме забава. То од-
ной лапой прижмет, то другой. А то в пасть
схватит и подкинет. Только собрался отце-
пить свой уникальный трофей, мышкующая
псина угадала сама на мормышку засечься.
Я было к ней —она от меня наутек. Воло-
кет с космической скоростью удочку в
сувенирном исполнении, приобретенную в
«Спорттоварах». От удочки снежная пыль
фонтанами во все стороны. Ситуация?
С милой собачкой мы больше часа в
догонялки игрались. Присядет, проклятая,
лапочками ротик потеребит, я нагнусь схва-
тить удочку—она дерги понеслась! Пытался
наступить на удочку. Оборву, думаю, либо
жилку, либо Шельмину губу к чертовой
матери. Ребята на наш фигурный спринт
в покатуху, Васька веселей всех. Потом
он сжалился. Как я понял, не надо мной —
над Шельмой. Так ведь она и к нему
без доверия. Насилу-насилу уговорил ее
и каким-то хирургическим приемом освобо-
дил мормышку. Думаете, мне поднес?
Поднес... сердечный комплимент в изыс-
канных выражениях.
Шельме обязан я и тем, что был опре-
делен в раззявы. Это примерно то же,
что разиня, только эмоционально покрепче.
А главной виновнице чуть ли не благо-
дарность перед строем за проявленные
инициативу и находчивость. Хотя Шельмина
инициатива на этот раз обернулась не толь-
ко против меня.
67
Михаил Шатов. Злой рок
У рыбацкого костра
Дело было так. В середине дня мы
собрались перекусить. Я беру рюкзак, где
все, что полагается. Рюкзак показался мне
подозрительным. Хвать — нет колбасы!
Всей коляски. Полукопченой. Специально
припасенной загодя — полукопченую не
купишь в любой день в первом попавшемся
магазине. Сперва невдомек: неужто забыл?
Не могло этого быть. Помню, сам ее на
донышко мешка укладывал. Ребята косятся
на меня, ворчат. Я в смущении. Вдруг
Васька Буслаев панически вздымает руки:
«Мать честная!» — и подхватывается, как
шилом его кто поддел. Оглянулись мы:
Шельма в приличном отдалении лежит на
животике, в передних лапах полукопченую
держит. Откусит кусочек и жует сладо-
страстно. Васька к ней осторожно под-
ходит, ласково с ней говорит — не тут-то было!
Шельма подхватывает колбаску, отбегает
подальше и, оглянувшись на хозяина, опять
принимается закусывать. А мы... Что мы?!
Пожевали подмерзшего хлебушка, почерты-
хались. Так ведь не Шельма, не ее хо-
зяин — я во всем оказался виноватым.
На мне зло срывали. И, как я уже упо-
мянул, нарекли...
Конечно, не одна Шельма определяет
мою роковую судьбу. На последней рыбалке
Васьки не было, не было и Шельмы.
А чепе было. Такое чепе, что чуть не
завершилось моей трагической преждевре-
менной смертью.
День выдался на редкость бесплодный.
Издырявили мы лед на огромном про-
странстве, устали, а ни ерша, ни шиша.
Перекусили, перекурили, на последний за-
ход пошли. Я выбрал место у поворота,
ребята подались вверх. На облюбованном
мною плацдарме кто-то уже пытал счастье.
Расчистил я готовую лунку, нацепил мотыля,
погрузил в окошечко. Сам растянулся по-
пластунски на льду. Склонил голову над
лункой, разглядываю, что в глубине деется.
Ничего не деется интересного: дно слегка
проглядывает, слабое течение по дну мусор
кой-какой волокет, две-три травинки вих-
ляются. На самом краю видимости стайка
подросших мальков вибрирует. Ладно, ду-
маю, черт с ними, хотя бы они развлекли-
позабавили. Пытаюсь мормышку к ним
подвести — не слушается, течением ее ку-
да-то в сторону уносит. Иной раз совсем
близко подведу к стайке — нет, не ин-
тересуются красненьким червячком. Долго
и безуспешно'занимался я их искушением,
хотел уже плюнуть в лунку с досады.
И тут на оперативный простор выходит
тройка очень даже приличных окуньков.
Я — соблазнять! Я — фокусничать! Ноль
внимания. Окуньки курсируют туда-сюда, мо-
тылем брезгуют. Один шустрый ущипнул
было червячка, тут же и бросил. Другой
подошел — та же картина. Заговор! Драз-
нят, поганцы! Мотыля истрепали, а засечь
ни малой надежды не подали. Когда же
я вознамерился встать, сменить наживу,
с ужасом обнаружил, что встать не могу:
примерз ко льду. Примерз на широкой
площади от локтей до колен со всей
основательностью. Вода из лунки коварно
просочилась под меня, мороз сковал водицу
и мое ватное одеяние. Ситуация, в общем,
такова: могу вертеть головой и шеей,
могу двигать руками туда-сюда, но только
до локтей. Могу еще подрыгать ногами,
опять-таки до коленных суставов. Имею
также небольшой люфт тела внутри тело-
грейки и брюк. В остальном недвижимо
припаян ко льду и беспомощен, как пара-
литик. Кому-то, может быть, повод для
гы-гы-гы, а мне — кричи «караул» , «спа-
сайте». Еще вопрос: услышат ли? Напарни-
ки мои далеконько. И опять — потехи им
на всю дальнейшую оставшуюся жизнь.
Видно, я и впрямь на примете у ковар-
ной судьбы.
Анализом происшествия занимался я
уже потом, а тогда в самом деле возо-
пил, стыдно признаться, истошным голосом:
«Ребята! Выручайте! Примерз!» К счастью,
они не тугоухие, услышали. Однако не за-
торопились. Пока-пока дождался их.
Как освободили? Что тут рассказывать!
Ясное дело, надрывались. От хохота. Отди-
рали, можно сказать, с мясом. Даже пешни
в ход пошли. Хорош я был, когда наконец
смог подняться. К счастью, уже стемнело.
Надо было торопиться домой.
Вот теперь думаю: ехать мне на ры-
балку в следующий раз? Ведь поеду,
наверное. Не усижу дома. От судьбы не
спрячешься.
68
Дмитрий Дурасов
МОЙ дядя
РЫБОЛОВ!
Рис. А. Семенова
Мой дядя, который долго жил на бе-
регу Рыбинского моря, замечательный и
знаменитый рыболов. Об этом знают все
в городе, а если бы не знали, то дядя
обязательно рассказал бы. У моего дяди
два любимых слова: «обловился» и «ушица».
Он так и говорит: «В прошлые выходные
я прямо обловился, а потом ушицу такую
сварганил, что ложка в миске стояла...
А чуток остыла на ветерке ушица, так
сразу в заливное превратилась — хоть
ножом режь ее... Обловился я тогда знатно!»
У моего дяди есть свой собственный
небольшой железный ящик на берегу на-
шего озера. В ящике дядя хранит лодоч-
ный мотор, снасти и спальные принадлеж-
ности — ведь иногда он спит прямо в
ящике. Сколько раз я заставал его там
спящим! Снаружи вроде ничего примеча-
тельного: ящик как ящик — железный, слег-
ка ржавый, лежит себе на берегу и уже
в землю врос одним боком. А из ящика
доносится равномерный и гулкий храп —
это в ящике в плаще, кепке и болотных
сапогах спит притомившийся от рыбалки
дядя.
Есть у дяди автомобиль «Запорожец»,
который дядя долгое время стремился
переделать своими руками в амфибию, что-
бы, никуда не вылезая и излишне не
суетясь, ловить рыбу прямо из кабины.
Но у него, к сожалению, ничего не вышло.
Целый год дядя герметизировал свой «За-
порожец», заливал эпоксидным клеем все
щели и дыры, подвешивал к дверцам
длинные брезентовые мешки-гондолы, на-
бивал их шариками от пинг-понга для пла-
вучести, заставлял меня обегать два наших
спортмагазина, в которых были в продаже
эти шарики, а теперь уже, наверное, ни-
когда не будут, и в конце концов съехал
на своей амфибии прямо в озеро.
Пока «Запорожец» ехал по мелководью,
все шло хорошо, но потом дело пошло
хуже, потому что гондолы порвались, все
шарики из них вырвались наружу, а ма-
шина пошла ко дну. Мой дядя всплыл
как поплавок и, фыркая, заплавал среди
тысяч шариков, которые потом вылавливали
пацаны. Амфибию тоже удалось вытащить
на берег, и мой дядя долго вымачивал ее
в керосине, пока она опять не превра-
тилась в зелененький ладный «Запорожец».
Иногда дядя берет меня с собой на
рыбалку. Аккуратно уложив в машину снасти,
мешок с резиновой надувной лодкой, мотор,
трехспальную палатку, две-три запасные ка-
нистры с бензином и рюкзак с провизией,
а также ящичек с навозными червями и
кульки с' крупой, дядя приглашает меня
занять свободное место в салоне. Я, ра-
достный и счастливый, втискиваюсь между
грузом. Дяда кладет мне на живот забы-
тые впопыхах мелочи: закопченный, по-
мятый в дальних походах ведерный коте-
лок, запасное колесо, топор, термос, ко-
лышки для палатки, и мы трогаемся.
Выезжаем мы всегда рано, а приезжа-
ем на озеро поздно, потому что с тех
пор, как мой дядя пытался переделать
автомобиль в амфибию, сухопутные дороги
невзлюбили «Запорожец» и теперь все
время ставят ему палки в колеса, то есть
норовят подсунуть гвоздь. Обычно мы про-
калываем всего две шины, но в этот раз
прокололи все пять, включая запаску.
Причем два раза мы прокалывали колесо
коваными гвоздями шестнадцатого века,
как определили потом сотрудники город-
ского краеведческого музея. Откуда было
взяться на гладкой, как лед, бетонной по-
лосе скоростной трассы двум гвоздям
шестнадцатого века, до сих пор остается
загадкой, но они взялись, исправно проды-
рявили шины, и только из-за них мы про-
пустили добычливый вечерний клев.
Я, честно говоря, сильно расстроился,
а дядя совсем нет, хотя и сам не раз
говорил мне, что не так уж много вы-
дается человеку в жизни вечерних зорек,
чтобы можно было пренебречь хотя бы
одной.
Пока я разбивал палатку, дядя быстро
извлек из машины мешок с крупой, развел
костер и принялся варить кашу. Когда каша
была готова, дядя отнес ее в кусты, уку-
тал ватником и придавил сверху камнем.
Я думал, что мы сейчас съедим эту вкус-
Дмитрий Дурасов. Мой дядя рыболов
69
ную кашу, потому что уже давно сильно
проголодался, но дядя сказал, что вся каша
пойдет у нас на приманку для рыбы и
чтобы я о ней и думать не смел.
После этого дядя со вздохом развязал
тугой узелок с провизией и аккуратно, по
порядку разложил на сухом пеньке крутые
яйца, розовые колечки колбасы, кусок
вареного мяса, соленые огурчики, охапку
зеленого лука, плавленые сырки «Дружба»,
жареную утиную тушку и банку болгарско-
го винегрета с горошком. Опять тяжело
вздохнув и рассеянно посмотрев вокруг,
дядя достал из кармана плоскую фляжечку
и набулькал что-то в крышку. Выцедив со-
держимое, дядя поморщился, еще раз обвел
взглядом близкую озерную гладь и набро-
сился на еду.
Плотно поужинав, дядя прилег на туго
надутый резиновый матрасик и, задумчиво
глядя в рдеющие угли костра, стал рас-
сказывать про рыбалку на Рыбинском море.
Он рассказывал мне о страшных штор-
мах и свирепых грозах с чудовищными
молниями, которые часто бушуют и свер-
кают на «Рыбинке». О таинственных тор-
фяных плавучих островах, которые вечно
мотаются по морю, о том, как однажды
прямо у его борта всплыла, как подводная
лодка, огромная, вся в тине и ракушках
щука и так посмотрела на дядю, что он
сразу смотал удочки и быстро уплыл в
город, а потом целых три выходных не
ездил на рыбалку.
Ковыряя в зубах спичкой, дядя расска-
зывал о том, как готовить особенную,
царскую ушицу. Для этого, оказывается,
надо отваривать сначала обыкновенного
цыпленка, потом цыпленка выкинуть и в
этом бульоне хорошенько проварить завер-
нутых в марлю непотрошеных ершей, а уж
потом только класть крупную рыбу.
Дядя говорил, что такой ушицы можно
съесть целое ведро, а вдвоем — три
ведра и еще будет хотеться и что он
однажды прямо за волосы оттаскивал от
этой ухи одного знакомого столичного
профессора, потому что тот мог объесться
и умереть. Долго дядя рассказывал про
всякие замечательные случаи и любопыт-
ные рыболовные хитрости. Так долго рас-
сказывал, что потом мы напрочь проспали
великолепный утренний клев.
Вот какой рыболов мой дядя!
Виктор Харченко
РАССЕКРЕТИЛ
Рис. А. Левицкого
В первозимье особенно окунь брал.
Бывало, не успеешь снасть забросить —
вот он, лапоть, на крючке! Упирается
жабрами и колючками об лед, не хочет
морозного воздуха хлебнуть. До последнего
рвет леску, выбрасывает предательскую
блесну из пасти. Все дело в блесне.
Удачная блесна — будешь с уловом. А нет,
так сиди у лунки, как бухгалтер с автобазы
Аристарх Платонович, и гляди на соседей,
что из проруби рыбу таскают. И каких
только блесен не делали! И клопиком,
и жучком, и ромбиком, и утюжком, и сер-
дечком. Опять же материал разный. От
нержавеющей стали до мельхиора и самых
драгоценных металлов.
Епифанов сам хвастал, что у него блес-
ны из обручального кольца. В доказатель-
ство легонько подстукивал ногем свою
блесну. И тут раздавался золотой звон.
Впрочем, может быть, Епифанов себе цену
набивал. Рыболовы народ хитрый. Они ка-
кого хочешь тебе звону подпустят. Ну а
рыба? Окуни хватали епифановскую блесну
как заведенные. Видно, их тоже Епифанов
своим золотым звоном дурачил. Не везло
только Аристарху Платоновичу. Бывало,
сидит завернувшись в новый овчинный
тулуп, а рядом на льду две-три рыбешки,
скорчившись, лежат. Вот и весь улов.
Аристарх Платонович — начинающий
рыболов. Ему врачи от заболевания сердца
прописали это занятие. Однако какое уж
тут здоровье, если весь выходной сидишь
и нервничаешь, завидуешь удаче соседей!
Врачи явно что-то не договаривали. Если
уж прописывать такое средство, как рыбалка,
так надо в кабинете уловистую блесну
дарить. Можно и не золотую, подешевле.
Но чтобы рыба клевала...
А то что получается? Епифанов — прос-
той токарь, а на реке — главнее бухгал-
тера... Уже от одного этого сердце за-
болит.
Виктор Харченко. Рассекретил
71
У рыбацкого костра
— Арифмометр не взял, Платоныч?
Чтобы рыбу считать? — спрашивали шутники.
А другой и вовсе отвернется. Начнет
буром лихорадочно лед дырявить, чтобы
поскорее снасть забросить. Будто это не
лунка, а окошко в кассу. У кассы такой
лихорадки Аристарх Платонович не видел,
как у этих лунок. Но там он хозяин. Чуть
что, эти шоферы, токари и слесари к нему
бегут—проверяют правильность начислен-
ной зарплаты. А здесь, на льду, Аристарха
Платоновича как бы совсем не уважали.
И своими рыбацкими секретами не дели-
лись.
Вот Епифанов таскает и таскает. Рыбы у
него навалено—пол-ящика. И рукавиц не
снимает. Говорят, у него на золотой блесне
так хитро крючок припаян, что рыба сама
снимается на льду. Не надо и рук морозить.
Сбросил рыбу —и снова опустил блесну в
лунку. Почти полуавтомат получается. Ну,
Епифанов тот и на токарном станке такое
выдумает, что бухгалтерия за голову бе-
рется—где найти средства для оплаты
рацпредложения. А тут без бухгалтерии
обходится. Знай дергает!
«Подойдешь ко мне, Епифанов, со сво-
ими изобретениями!» —думал про себя
бухгалтер, снимая с крючка тощего ершика,
чудом зацепившегося за его блесну, куплен-
ную в магазине «Культтовары». Но вот за-
тихло Оживление на льду. Один за другим
рыболовы вынимают снасти. А блесны-то
оторваны! То ли бревно какое плавало
подо льдом, то ли коряга-топляк! Вот и Епи-
фанов потерял свою золотую. Не помогло
даже его умение. Изобретатели беспомощны
перед бревном или корягой. «Это как фи-
нансовый параграф, — думает про себя
Аристарх Платонович. — Подойдет такой
незаметно для других, и закончились вып-
латы за рацпредложения и сверхурочные».
— Ой, что такое! — вскрикнул Аристарх
Платонович. Его руку словно тяжестью ско-
вало. Видно, коряга подплыла к снасти
бухгалтера. Но леска рыболова-новичка вы-
держала. Еще бы! Приобрел он ее в том же
магазине, причем выбирал самую толстую...,
Аристарх Платонович потянул изо всех
сил —на крючке билась громадная рыбина.
Будто удав, хлестала длинны^ хвостом подо
льдом. Понятно, такую добйчу выуживали
сообща. Это был налим. Голова у него —с
бревно! Пришлось лед рубить, лунку расши-
рять. А как вытащили —бог ты мой! —бле-
сны-самоделки в пасти. Епифановские торча-
ли, будто золотые клыки.
— Мои! —кричит Епифанов, побледнев.
— А это наши! — обрадовались другие.
Но Аристарх Платонович время не стал
терять. Ловко начал вынимать драгоценные
блесны из пасти налима. А когда закончил
операцию, сказал:
— Баста! Рыба ваша —за помощь! Без
вас я налима не вытащил бы! А блесны
мои —законный улов!
И пошел себе. Только полы овчинного
тулупа замелькали. Быстро шел. Видно,
поправил свое здоровье на рыбалке.
На следующий день, конечно, отдал ры-
бацкие самоделки. Как раз зарплата была.
Ребята заходили в бухгалтерию о нарядах
узнать, премиях и сверхурочных. Заодно и
блеснами интересовались. Понятно, Арис-
тарх Платонович изучил свой улов с бухгал-
терской дотошностью. Ему не жаль было
расставаться с блеснами. Однако с каждым
владельцем поговорил. Из какого металла,
как крючок в блесне залит, почему одна
блесна блестит, а другая подмигивает...
Короче говоря, рассекретил всех посел-
ковых рыболовов. У него самого теперь
такой набор блесен, что в пору музе^ рыбо-
ловного искусства открывать.
72
Ш//Ш
В. Данилов
ЩЕДРЫЙ
ПЛЕС
С удочкой и рюкзаком
На Сёбле, внешне скромной северной речке,
впадающей в Рыбинское море и скрытой от посто-
ронних глаз густыми заболоченными лесами, я уже
рыбачил много лет назад. Тогда была иная пора.
Природа, помнится, уже начинала освобождаться
от цепких зимних оков; на деревьях, деловито
покрикивая, вили гнезда грачи, а скворцы самозаб-
венно оглашали окрестности звонкими, радост-
ными трелями...
Наш автобус въехал в деревню Беняково утром,
когда уже совсем рассвело. Погода для середины
февраля была суровой: двадцатисемиградусный
мороз при северном ветре. Но поскольку наш брат,
рыболов-зимник, стосковался в том году по настоя-
щей зиме, погодные перегрузки не пугали, а наобо-
рот, придавали бодрости.
Многие наши рыболовы разбрелись по избам в
поисках ночлега, а мы, группа в пять человек, видя,
что в деревне уже припарковалось с десяток боль-
ших и малых автобусов, направили стопы в сосед-
нюю деревню — Приворот. Перешли реку. Остано-
вились в просторной добротной избе. Хозяйка,
добродушная, приветливая женщина, назвалась
Валентиной Алексеевной. Оставили в избе рюкзаки
и, прихватив коловороты, спустились к реке.
Сразу же у деревни Сёбла образует широкйй
плес. Тут, очевидно, много всякой подводной
растительности, а значит, постоянно держится
рыба. И действительно, при спуске к реке (а мы
вышли на» лед часов в десять утра) можно было
различить и посреди плеса, и вблизи берегов чер-
неющие группы рыболовов.
Подошли к ближайшей группе, что облюбовала
место почти посреди плеса. Тут глубина была метра
два с половиной. Увидели, как то у одного, то у
другого рыбачка трепыхались на льду пойманные
плотвички и окуньки. Они, на взгляд, не превыша-
ли граммов ста пятидесяти. Что ж, и это неплохо.
Тут можно и посидеть. Хотя в таком скоплении
находиться по меньшей мере неудобно, тесно, не
говоря уже о моральной стороне. Ведь сидят, как
говорится, ящик на ящике. Того и гляди можно
заехать удильником в глаз соседу или самому ока-
заться забагренным. Я осмотрелся. Река текла за
деревню, так сказать, за ее зады, и там, в низовье,
почти никого из удильщиков не было. Очевидно,
основное рыбье стадо паслось на плесе и выше его,
где тоже было много ловчего люду.
Отойдя шагов на сто от большой группы
рыболовов, я просверлил три лунки поперек тече-
ния, метрах в тридцати от берега. Попробовал
ловить в первой лунке. Тут глубина — метр с
небольшим. Сразу же клюнул ершик, потом другой.
Значит, здесь делать нечего. Опустил мормышку во
вторую лунку, где было немного глубже. С ходу
попался окунь граммов на сто, а затем стали
наперебой хватать мормышку окуньки-недомерки.
Пришлось оставить и эту лунку. На третьей лунке
мне повезло больше. Здесь на мою самодельную
мормышку-малютку с желтым, красным и черным
кембриком попались пяток приличных плотвичек, а
затем так же, как и в первой лунке, подвалил косяк
вечно голодного подъершика. Пришлось срочно
менять место, искать рыбу попривлекательней.
Пройдя примерно до середины русла, где совсем не
было рыболовов, я просверлил две лунки по
течению с интервалом в пять метров. Здесь также
было неглубоко, метра полтора, и течение проявля-
лось едва заметным смещением лески к краю лунки.
Поиграв мормышкой у дна, я стал медленно вести
ее вверх, слегка подергивая и периодически приоста-
навливая. На третьей остановке грубо рванул
мормышку окунь и оказался на льду. Затем стали
набрасываться на мормышку и плотвички, и окуни.
Они шли вперемешку, и это меня и радовало и
удивляло одновременно. Ведь обычно, как правило,
клюет или окунь, или плотва, или густера с подле-
щиком, или уклейка. И редко бывает вот такой
приятный беспорядок. Я ловил и радовался своей
удаче, Друзья находились в поле зрения: Михаил —
метрах в ста под крутым берегом (там, по его
мнению, должна была стоять крупная плотва),
Александр — между большой группой рыболовов и
мной. За Михаилом понаблюдать не удалось —
все-таки далековато. Александр же потаскивал
плотвиц и окуней, насаживая на крючок то мотыля,
то чернобыльника. Иногда он ловил и без насадки,
на пустую мормышку. Я знал, что его удочка осна-
щена леской 0,12 мм и мормышкой средней вели-
чины. Не гнушался он и блеснением.
Пока я осматривался, со стороны деревни
Беняково подошла группа парней со шнековыми
ледобурами и обосновалась почти рядом со мной.
Они много и озорно сверлили толстый северный
лед, а затем опустили буры по рукояти в запасные
лунки. Может быть, такой способ предохранения
бура от обледенения и хорош — не мне судить, но
если он мешает соседу, отпугивая рыбу, им не
следует пользоваться. Парни, которым я высказал
свое мнение об их действиях, отреагировали по-
разному. Те, что были поближе, извлекли колово-
роты из лунок, а те, что были подальше, оставили
мои слова без внимания. Как бы то ни было,
клевать у меня перестало, пришлось сматывать
удочку и искать новое место.
Взглянул на часы: было около двух пополудни.
Куда ни кинешь взгляд, всюду по заснеженному
ледовому полю чернеют и большие и малые
группы, и одиночные фигурки любителей подлед-
ного ужения. И нет места, куда бы не хотелось
пойти и попытать удачу. Однако надо уметь вовре-
мя ограничить свои желания. Я подумал, что рыба
не могла далеко уйти от этого места, и, пройдя
метров двадцать вверх по течению, немного ближе
к левому берегу, присел у старой, недавно кем-то
74
покинутой лунки. Здесь, по-видимому, сидел заяд-
лый курильщик: у лунки много было окурков и пеп-
ла. Тут же в изобилии валялись скованные морозом
мелкие ерши и окуньки, алели рассыпанные небреж-
ной рукой личинки крупного мотыля. Первый же
попавшийся в этой лунке окунь позабавил: изо рта у
него торчал хвост небольшой уклейки. Потом стали
попадаться и плотвицы, и окуни, и ерши. Часа в
четыре попался дкунь в четверть килограмма с
черной мормышкой в губе. Очевидно, незадачливый
рыболов слишком сильно подсек полосатого. Хотя
клев в этой лунке и был ровным, я решил
переменить место: не смог подавить в себе отвра-
щения к куче окурков, пепла и брошенной рыбешки
(кстати, попадающуюся мелочь я всегда отпускаю
в ту же лунку, в которой ловлю, и это не отпугивает
рыбу).
Прошел еще метров десять вверх по реке. От
большого скопища рыболовов осталось человек
семь. Очевидно, участок был сильно засвечен, и
рыба ушла в другое место. Во вновь пробуренной
лунке сначала не клевало совсем, и я было вспом-
нил пословицу: не все коту масленица. Однако
внутренний голос мне подсказывал: рыба здесь
есть. О том, что рыба здесь должна быть, говорили
следующие показатели: глубина примерно два мет-
ра, отсутствие течения и рыбьей мелочи. Мои пред-
положения вскоре оправдались. Одна за другой
попались три красноперки, а затем, как и до этого,
начали поклевывать то плотвички, то окунькй. И в
основном рыба хватала мормышку в полуметре от
дна. Но вот что меня заинтересовало и позабавило
одновременно: при интенсивной и безостановочной
вертикальной проводке-тряске мормышки рыба
клевала, но неохотно, на остановки мормышки не
реагировала совсем. При медленной же проводке
снизу вверх с затяжными остановками мормышки
эффект был другим. На каждой второй или третьей
основке мормышки следовала уверенная поклевка.
При кратких же остановках поклевок не отмеча-
лось. Так, по-видимому, проявлялся основной фак-
тор глухозимья, связанный с кислородной недоста-
точностью и малоподвижным образом жизни под-
водных обитателей. И это при ловле на искусствен-
ные насадки! Казалось бы, при затяжных останов-
ках мормышки (до семи секунд) рыба должна
разглядеть насадку и, обнаружив обман, отойти в
сторону. Но красно-желто-черный неподвижный
«червячок» (кембрики) на цевье моей мормышки
явно вызывал любопытство рыбы, и она если не
сразу, то спустя некоторое время становилась
жертвой своего любопытства.
Спокойно, по-деловому применяя метод верти-
кальной проводки с затяжными остановками
мормышки, я таскал одну за другой отливающих
серебром плотвиц и красноперок. Окуней тут
почему-то не было. Мой успех не остался незаме-
ченным. За спиной, а также справа и слева стали
присаживаться на ящики и ведра рыболовы. Одни
просто наблюдали за мной, другие спешно проби-
вали лунки в надежде на легкую добычу. За спиной
кто-то хриплым голосом говорил:
— Он, наверно, ловит на опарыша... Вчера один
вот так же хапал... (словечко «хапать» — синоним
«ловить» — здесь в ходу).
Затем говоривший предстал передо мной и,
изнемогая от любопытства, вопросил:
— На опарыша ловишь?
— Нет, на кембрики, — отвечал я.
— А покажь...
Я показал мормышку. Рыбак, тучный мужчина
лет за пятьдесят, страдающий одышкой, посопел-
посопел, ругнул беззлобно, для облегчения души,
белый свет и подался восвояси. Постепенно возле
меня образовалась солидная колония. То здесь, то
там вскидывались вверх руки с короткими удиль-
никами... Подошел Александр, просверлил лунку
рядом, слева от меня, начал уверенно таскать
окуней и плотву. У него дело шло отменно, порой
лучше, чем у меня. И это радовало...
В половине пятого я неожиданно для себя
утопил в лунке черпак. Пришлось снова менять
место. Я решил пройти к крутому берегу с бросаю-
щимся в глаза желто-бурым песчаным обнаже-
нием. Здесь, на мой взгляд, должен быть омуток.
Пробурил контрольную лунку. Так и есть: глу-
бина — метра два с половиной. Я присел на ведерко,
достал удочку с более прочной леской и опустил в
лунку среднюю мормышку с коронкой из красной
меди и разноцветными кембриками. Течения не
ощущалось. Поиграв мормышкой в придонном
слое, начал медленно, с затяжными остановками,
поднимать ее выше, выше... Вдруг мормышка как
бы сама остановилась. Я осторожно подсек и
почувствовал сопротивление крупной рыбы. Она то
усиленно тянула в глубину, то, отдыхая, замирала.
Наконец ее силы иссякли... Это был красавец язь
граммов на семьсот. Его упругое зело с пурпур-
ными плавниками яростно барахталось в снегу.
Поблизости никого не было, не с кем- было
поделиться нечаянной радостью... Я вновь опустил
мормышку в лунку, и снова клюнула крупная
рыбина, но несколько поменьше первой. И на этот
раз был язь с пол килограмма. «Спасибо, Сёблуш-
ка!» — мысленно поблагодарил я реку.
Снова мормышка пошла ко дну. В руках я
почувствовал легкую дрожь. Это от напряжения.
Надо расслабиться, успокоиться... Минут пять
отдыхал, делая короткие пробежки вдоль берега.
Теперь руки не дрожали. Но и поклевок не было.
Подобные ситуации отмечались мной неодно-
кратно. Так бывает, когда поблизости находится
крупная рыба, которая не решается взять насадку с
ходу и не дает подойти мелочи... Необходима
выдержка. Оп! Как будто клюнуло — мормышка
слегка подпрыгнула вверх. Подсек и тут же получил
ответный удар-рывок, от которого переломился
шестик. Перехватив левой рукой упруго натянутую
леску, я попытался как-то самортизировать рывки
сильной рыбы. Но как только я немного ослабил
натяжку, рыбина неудержимо ринулась в глубину, и
леска не выдержала... Теперь уж мои руки дрожали
по-настоящему. Я поднялся с ведерка, осмотрелся.
По-прежнему вблизи ни души. Колония рыболовов,
оседлавшая плес, заметно поредела. Ч»о ж, пора и
мне заканчивать ужение. Ведь скоро начнет смер-
В. Данилов. Щедрый плес
75
каться. Вон и Михаил снялся со своего места... Ах,
язь, язь (а я не сомневался, что оборвал мою леску
матерый язь),и надо было тебе угодить под занавес!
В перспективе теперь беспокойная ночь и сны с
тучными крутолобыми рыбинами, натянутыми до
звона и обрывающимися лесками и ухмыляющи-
мися физиономиями знакомых рыбачков...
Ночь, однако, вопреки ожиданиям, прошла на
редкость спокойно. Я спал на диване в глубинной
северной деревушке, и сны мои, как в юности, были
полны радостных надежд, дорогих лиц, калейдос-
копически меняющихся, милых для сердца картин
природы...
Как только рассвело, мы вновь пошли на плес.
И снова нам сопутствовал успех. Правда, язи мне
больше не.попадались. Возможно, причиной тому
было резкое потепление (за ночь выпало много
снегу, и он продолжал идти с небольшими переры-
вами до полудня, до самого нашего отъезда). А мо-
жет быть, язям вздумалось вдруг погулять и они
ушли. Куда? Кто знает...
И такой . бывает рыбацкая тропа
Чтобы выйти на просторы
Кижмозера...
сначала нужно пробраться по этой
лесной речке (Пинежский район
Архангельской области)
ФотоВ. Петухова
С удочкой и рюкзаком
76
В. Сорокажердьев
ДНИ и ночи
КАРОЗЕРА
Хариус, как известно, рыба своенравная. Иног-
да клюет без стеснения и обмана на любую на-
живку. А чаще проявляет твердость характера —
что-то выпрашивает у рыболова, а что именно —
понять невозможно. В озерах и реках он не прочь
захватить полноту власти, но хорошо уживается с
сигами и форелью.
Карозеро, расположенное в глубине Кольской
тундры в системе реки Вороньи, — идеальное
сообщество хариуса и сига. На Карозере я бывал не
раз. Расскажу об одном из походов.
Стояла вторая половина августа, во всех отно-
шениях благодатное время для любителя дальних
странствий: комар и мошка уже идут на убыль,
кругом полно ягод и грибов, сравнительно тепло,
хотя по ночам иногда и выпадает иней. Мы вчетве-
ром, плененные красотой тундровых далей, спус-
тились к Карозеру, протянувшемуся на многие
километры. Мы вышли к саамскому становищу
(два жилых дома, сарай, баня), где и заночевали,
пользуясь гостеприимством хозяев-оленеводов,
Вечером, когда ветер стих, рыба заиграла у самого
берега. И саамский мальчик Вадик дал нам, взрос-
лым, и нашим сыновьям, его одногодкам, урок
ловли: в течение нескольких минут вытащил двух
превосходных хариусов. Ловил он на опарыша, и
наши ребята тут же занялись его поисками.
С утра, погрузившись в лодки, поплыли на
другой берег. Там завернули за мыс и причалили.
С подветренной стороны усиленно рала рыба. Я с
сыном пошел берегом. Снасть пришлось сменить на
тонкую, сиговую: леска 0,15 миллиметра, чуткий
поплавок, мормышка-«капелька». Насадка — опа-
рыш. Поклевки следовали одйЬ за другой. Сиги,
хариусы граммов по 200, 300, 400... Примерно через
десяток поклевок шла рыба покрупнее: до кило-
грамма и выше. Она, как правило, доставляла
неприятности. Первая рыбина сломала крючок,
вторая разогнула его, третья сошла у берега в
камнях. Сожалели, что не взяли сачок. А на грубую
снасть рыба не реагировала. Не брала и красного
червя. Рыбу можно было различить: сиг демонст-
рировал хвост, а хариус высовывал спинной плав-
ник. Сиг играл спокойно, хариус же вел себя
вызывающе, агрессивно: нередко выпрыгивал из
воды за комаром и с изумительным проворством
схватывал крылатую живность на лету.
К вечеру достигли конца западной губы и зано-
чевали в устье безымянного многоводного ручья,
впадающего в Карозеро. Погода испортилась. За-
моросил дождь, упал туман. Поход по ручью
особого удовлетворения не принес. Подступиться к
воде мешали ивняковые джунгли, напитанные ноч-
ным дождем. Вымокли основательно. Хорошие
экземпляры не попадались. Хариус клевал в основ-
ном на перекатах.
Сверяясь по карте, к вечеру следующего дня
перебрались в восточный угол озера, к истоку реки
Карайок, вытекающей из Карозера. Здесь раски-
нули бивак между огромных скальных обломков, в
сухом, безветренном месте. Утром разделились:
Володя Чурюмов с сыном Андреем пошли в
низовья реки, а я со своим сыном начал ловить
почти от истока, с первого плеса. Снасть я поста-
вил грубую: леска 0,35 миллиметра, зеленого цвета,
крючок № 10, грузило-картечина, красный червь.
Рассчитывал, что может взять крупная рыба, что в
конце концов и случилось.
Спускаясь к реке, обозревая ее более чем кило-
метровый участок, почему-то сразу определил
место нашей первой удачи — подходящий плес.
Поплавок проплыл метров десять и утонул. Тяну
вполне приличного хариуса, потом второго. У сына
трехметровое удилище, но и он, вижу, выволаки-
вает черныша (так выглядит хариус) свыше полу-
килограмма. Чувствуется, река богатая, необлов-
ленная.
Беру спиннинг, пытаюсь достать недоступные
для удочки уголки плеса. Опять же на струе со
второго заброса поклевка. Рыба на блесне, но у
берега сходит. Еще одна бежит за .блесной, однако
брать металлическую рыбку не решается. На удоч-
ку хорошо берет форель, правда, скромных раз-
меров.
Вскоре у нас уже приличный улов, килограммов
шесть. Наши спутники довольные сидят у очень
симпатичного плеса.
— Старик, — говорит Володя. — Оборвал
лучшую свою мормышку. Кажется, хариус.
У его ног груда рыбы, среди которой несколько
«полешек» граммов по 600—800. Прежде чем до-
браться до воды, Володя вынес не одну охапку бе-
резового валежника. Крупную рыбу тут вывести
очень трудно. По соседству места нет, и я поднялся
выше, на перекат. Быстрая струя подхватывает
поплавок, удочку то и дело приходится перезакиды-
вать. Однако терпение — залог удачи. Машу удили-
щем без устали. Вот поплавка нет. Зацепился за
камни? «Подвергай все сомнению», — подсказы-
вает внутренний голос. В воздух взлетает подсечен-
ный хариус. А вот и форель. Еще одна, еще... Че-
тыре форели кряду. Опять поклевка. Но леска не
выбирается. Удилище в дугу. Отпустить? Нет, буду
потом жалеть. Участок очень сложный для выва-
живания. Надеясь на крепость снасти, тащу напро-
лом. «Телескоп» ломается. Эх, мой пластмассовый
друг, не подводивший меня еще ни разу! Трясу его
обломками, пытаюсь освободиться от опутавшей
меня лески. Но что это?.. Обломок удилища ползет
с берега к воде. Значит, схватка продолжается!
Рыба у берега под кустами. Позволяю ей выбрать-
ся из этого гиблого места на простор и выважи-
ваю за леску туда, где берег ниже и чище, тащу
рыбу волоком. И тут замечаю, что это не хариус, а
кумжа. Сообща торжествуем, взвешиваем: 1,2 ки-
В. Сорокажердьев. Дни ц ночи Карозера
77
Знакомство с Сихотэ-Алиньским заповедником
начинается еще в море, когда судно, плывущее из
Владивостока на север Приморья, заходит в бухту
Терней
Побережье Японского моря в этих местах
удивительно живописно. Каменные ворота —
«произведение искусства», созданное силами природы
водой и ветром жарой и холодом
Побережье Японского моря зимой
Эта речка, ~ впадающая в море, — единственная
в крае, чья пойма от горных истоков до устья
находится в заповедных границах
Прибрежное озеро, издавна называемое
Благодатным, — наверное, потому, что водится в нем
много рыбы
Леденящие струи стремительно обтекают камни
и скалы, до самой воды свисают плети кустов, а на
дне проглядывается каждый камешек. Такова
заповедная река Серебрянка. Сюда приходят на
нерест дальневосточные лососи
На развороте фото Г. Шаульского
С удочкой и рюкзаком
лограмма. Вечером пьем чай с бутербродами из ку-
мужьей икры.
На следующий день на этом же Володином
плесе ловим хариуса. Он играет на двух струях.
Одна уходит на середину плеса, вторая — к нашему
берегу, прямо под нависшие над водой кусты. Пой-
мав с десяток некрупных рыбин, скисаем. Больше не
клюет, хотя хариус интенсивно играет. Красного
червя он не желает, отказывается и от опарыша. Не
берет и искусственную мушку с утяжеленным по-
плавком. Видимо, пугается. Оставив метра три
лески, прицепляю мушку, сделанную на предыду-
щей рыбалке из бороды товарища. Спрятавшись в
кустах, вожу приманку по струе.; Хватают коро-
тышки. Но вот чувству^ удар и тяжесть. Пытаюсь
поднять, но хариус уходит, разогнув лапку двой-
ничка.
Мы огибаем озеро и раскидываем палатку там,
где из него вытекает река Винтявр. Удивительные
по красоте места! На озере множество островов,
поросших густым березняком, кругом скальные
нагромождения. Когда-то здесь на славу поработал
ледник. Полно грибов: красноголовики, волнушки,
чернушки, на высоких песчаных местах находим
белые. Из черники и брусники варим компот.
Стоит ветреная, но солнечная погода. Бывает
на севере такая благодатная пора, когда природа во
власти осени, но еще не рассталась с летом. На
озере утром и вечером берут сиги. Одного из них,
килограммового, вываживаю на «дробинку». Ид-
ти к берегу не хочется, зову товарища. Володя
подплывает на лодке. Сиг уходит то под лодку, то в
сторону. Наглотавшись воздуху, он по-прежнему
остается сильным, ускользающим. Товарищ пыта-
ется взять за жабры, что получается не сразу. Уже в
лодке сиг делает последние прыжки и срывается с
крючка. Попался он на гусеницу, которую я подо-
брал, продираясь через приозерные заросли. Опа-
рышей нет, пробуем ловить на кусочки сала и
грибных червей, которых быстро смывает тече-
нием. Возвращаюсь к традиционной насадке —
подживляю мормышку миниатюрным земляным
червяком.
На озере редкие всплески. Ветер к вечеру стих, и
над озером стоит тончайшая тишина. Так и кажет-
ся: чиркни кто на том берегу спичкой — услышишь.
Володя в высоких сапогах шастает по мелководью
со спиннингом, поднимая на всю округу шум,
особенно когда выволакивает щуку. Меня интере-
сует иная рыба, не расстаюсь со своей тонкой
снастью. Вот близко всплескивает сиг. Замираю, не
перебрасываю. Уверен, должен он заметить'моего
червячка. Увидел! Поплавок стремительно тонет.
Опять борьба. Приглядев у берега между камней
небольшую заводь, тактично предлагаю сигу войти
туда. Рыба освобождается, точнее, разгибает крю-
чок мормышки и отчаянно барахтается в каменной
ловушке. Бросаюсь на нее всем телом, прижимаю к
камню. Красивая рыбалка!..
Быстро темнеет. У костра обсуждаем завтраш-
ний маршрут. Сигов и хариусов поджариваем
по-саамски у огня на прутьях. Из щуки готовим
шашлык. Находим, что вчерашние подсолен-
80
ные хариусы вкуснее, чем сегодняшние свежие.
С компотом из брусники переборщили: получился
густой, терпкий. Разбавляем кипятком. Ужин очень
изысканный.
С рассветом на реке глухо, хариус, видимо, ушел
в озеро. Останавливаемся у безымянного озерка,
связанного с речкой ручейком. С подветренной
стороны на границе ряби и спокойной воды кор-
мится очень крупная рыба. Лежим на ягеле и гада-
ем, кто это. Кумжа? Нет, у той всплеск энергичный,
взрывной, у этой же — замедленный. Сначала
появляется плавник, потом — часть хвоста.
Наши снасти рыба отвергает. Володя попадает
на один всплеск прямо, как мы говорим, на морду,
отменным червяком. Нет... Уж кумжа, та как пить
дать заграбастала бы насадку. Наконец я выплы-
ваю на лодке, но — ни в какую! Конечно же это он
дразнит нас — неподкупный и неподступный сиг,
который чем больше, тем несговорчивее. Мы про-
щаемся с ним и предупреждаем, что вернемся сюда
по весне, по майскому льду, под незакатное солнце.
Уж тогда он капитулирует как миленький.
На Карозере и в его окрестностях дивная приро-
да с хорошими ягодами и грибами, коих мы насуши-
ли целую гору, пока погода позволяла. Там пре-
красные пески и березовые леса, отличные рыбные
речки и ручьи. Есть где порыбачить, что половить.
Там отзывчивые люди, которые в худую погоду
приютят и накормят. На реке Карайок, впадающей
в Воронью, можно провести все лето, и это время
будет лучшей частью жизни рыболова. Пусть
ломаются крючки и удилища, рвутся лески и ус-
кользает рыба. Пусть! Ведь это во сто крат инте-
реснее, нежели рыба, лежащая в рюкзаке...
Ю. Сегеневич
ПОСЛЕ ДОЖДИЧКА
В ЧЕТВЕРГ
Рис. А. Семенова
— Порыбачить собрались? — Знакомый егерь
вместе с нами добирался узкоколейкой из райцентра
в Шпалорез. В битком набитом вагончике он
разглядел нас еще в дверях и на правах старого
знакомого завел речь.
— Вода, однако, в верховьях малая, светлая.
Дождей-то уж с месяц как не было. Егерь помолчал,
устраиваясь в нашем заставленном рюкзаками углу,
и неожиданно Закончил: — Боюсь, не вовремя
выбрались. Бродить в верховьях — одно удоволь-
ствие, да только рыбалка никудышная...
— Что так? — спросил Олег.
— Не берет, окаянная. Стоит в ямах, по
перекатам бегает, а брать не берет. Неделю назад
спускался из-под Фишта к Черкеске, так с грехом
пополам на уху наловил.
С егерем мы были знакомы давно. Всегда не-
ожиданно и в самых глухих местах имел он обык-
новение появляться у нашего бивака. Неслышно
выступал из-за деревьев, с неизменным рюкзач-
ком и ружьем за плечами, справлялся, как идут
дела, изредка, случалось, и ночевал вместе с нами.
Рыболов он, конечно, был отменный.
Олег спросил, на что пробовал ловить егерь, и
потекла-побежала у них неспешная беседа. В вагоне
было душновато и тряско. Мы с Романом время от
времени выбирались в тамбур вагона глотнуть
свежего воздуха, а заодно и поглазеть с подножки
на дикие места, какими неторопливо подвигался,
следуя извивам шумевшей внизу Пшехи, наш игру-
шечный работяга-поезд. Возвращались назад, и
егерь живо рассказывал то о зверье, какого в округе
было немало, то о грибных и ягодных угодьях —
ими знамениты были местные заброшенные вы-
рубки.
Добрались до Шпалореза мы уже затемно.
Громадные, поросшие лесом увалы, за которыми
скрывалась Пшеха, окончательно растворились в
густой темени безлунного неба. Егерь на прощание
сказал:
— До Аутли, мой совет, ловить не пытайтесь.
Идите Черкеской — в верховьях одни и будете.
Похоже, егерь знал, что говорил. На следующий
день, чуть развиднелось, мы двинулись вверх по
Пшехе и через час-другой оставили за собой не одну
группу рыболовов, орудовавших у реки непривыч-
но длинными удилищами. Пробирались мы тропой,
пробитой по склону ущелья высоко над рекой, и
отсюда могли только догадываться, клюет ли у
мужичков, невозмутимо попыхивавших сигаретами
у кромки воды. Похоже, дела у них складывались
неважно — длиннющие хлысты из орешины уныло
и неподвижно склонялись к воде, а все то время, что
мы обходили рыболовов стороной, ни один из них
не подсек, не перебросил наживки.
К полудню тропа нас изрядно вымотала. Вверх
мы ползли едва не утыкаясь носом в землю, а когда
достигли пика, стали упираться на спусках и руками
и ногами, чтобы не покатиться, не ровен час, под
откос. Еще хуже приходилось на участках, где
тропа огибала безлесные, поросшие одной крапи-
вой да лопухами лобастые склоны. Крошево каме-
нистой сухой почвы под ногами было так же нена-
дежно, как и попытки придержаться за ломкие
стебли.
Конечно, нам следовало передохнуть. Но как
это сделаешь на тропе, то и дело норовящей
сбросить тебя вниз? В поисках воды и удобного для
привала места мы спускались то в одну балочку, то
в другую. Всюду сушь, запустение. Одни пауки
сновали по опутанным паутиной кустарникам да
нежились на валунах зеленоватые ящерицы.
Спуститься к реке нам все-таки пришлось, хотя
и сделали мы это не по своей воле. Тропа завела нас
в густой лиственный лес. Шум реки, пробивавшей
себе дорогу в каньоне, несколько поутих, и тем
более неожиданным оказался для слуха лай собаки,
донесшийся снизу, из теснины. Олег, тот даже
споткнулся от неожиданности — собака, Здесь,
откуда бы ей взяться?
Подобравшись к краю обрыва, мы посмотрели
вниз. Сотней метров ниже в нагромождении скал у
реки двое рыболовов тревожно озирались вокруг.
Лай собаки, вероятно, и их озадачил. Рыболовы
ощупывали взглядами склон, пытаясь, должно
быть, определить, что же вызвало у собаки такое
возбуждение.
Тем временем один из рыболовов, положив
удочку наземь, шагнул в огромному валуну и
скрылся за ним, чтобы тут же появиться, но уже с
ружьем в руках. Теперь-то молчать было нельзя.
Мы подали голос, оставили на тропе рюкзаки и,
отыскав лаз, спустились к рёке. Только тут и раз-
глядели собаку. Отчаянно вертя хвостом и озорно
поблескивая живыми глазами, рыжеватая двор-
нягд — что-то было в ней от охотника — всем своим
видом выказывала нам свое расположение. О рыбо-
ловах этого сказать было нельзя. Тот, что постар-
ше, никак не реагировал на наше появление. Другой
осторожно пристроил удилище среди камней и
тдлько после этого обернулся.
— Хорош у вас охотник, — сделал заход Роман,
но ответа не дождался, потому что выступивший
сзади Олег довольно бесцеремонно отодвинул в
сторону и самого Романа, и рыболова. Только он и
углядел поклевку на удочке, лежавшей среди
камней.
Теперь, с гибкой орешиной в руках, Олег был в
своей стихии.
— Убери свое хозяйство, — бросил он рыболову
постарше, а когда тот послушно отступил, подвел
леску к противоположному краю ямы. Длинная
орешина позволила ему это сделать.
— Поводок крепкий? — спросил Олег.
— Ноль два, — ответил хозяин удочки.
Ю. Сегеневич. Посие дождичка в четверг
81
С удочкой и рюкзаком
Кончик удилища подрагивал, как бывает, когда
форель покусывает наживку, но Олег все выжидал и
рванул удилище только после того, как кончик
орешины, кивнув, едва не ушел под воду. Подсек он
удачно, но форели из толщи воды не вырвал. Леска-
восьмерка забегала в зеленоватой глубине ямы.
Рыба сопротивлялась, метнулась в нижний конец
ямы, но Олег не позволил ей там задержаться,
снова вернул форель на прежнее место. Отступая
назад, он неторопливо вываживал форель на мелко-
водье и мягко вырвал ее из воды лишь после того,
как уперся спиной в стену утеса. Хороша была
рыбина — гибкая, стремительных форм, красиво
помеченная по бокам красными и темно-синими
пятнами.
— А теперь давайте знакомиться, — прервал
наше любование Олег, великодушно позволив
хозяину удилища освободить форель от крючка.
Рыболовы оказались людьми приветливыми, ра-
душными. Мы с Романом сгоняли на тропу за
котелком и снедью^ рыболовы выделили для обще-
го стола пяток форелей, и спустя час все мы
кружком сидели у костра, переговариваясь в ожида-
нии ухи.
Рыболовы, как выяснилось, прошли Аутлю и
Пшеху сверху донизу, но похвалиться уловом не
могли. Лишь на Пшехе, спускаясь, как сейчас, к
ямам и заторам, рыболовы и взяли десятка три
форелей. Та, что выловил Олег, оказалась самой
крупной.
Рассказ рыболова укрепил нас в решении дви-
нуться по Черкеске. Эта река требовала к себе более
серьезного отношения: тут нужны были и солидная
экипировка и запас провианта дней на пять, не
меньше. И тем и другим мы располагали, а потому
и окончательно определились со своим маршрутом.
Заваленная гигантскими валунами и стиснутая
отвесными стенами ущелья река проходима здесь
лишь на отдельных участках, а водопады и мощные
каменные завалы делают рыбалку на Пшехе заня-
тием почти бесполезным. Иное дело Пшехашха с ее
богатыми форелью притоками. Хоть и обрывалась
тропа сразу за развилкой, для бывалого рыболова
отыскать проходы по ней не составляло труда.
Когда же вода в реке была невысока, как сейчас, то
одного дневного перехода, даже с рыбалкой, впол-
не хватало, чтобы засветло добраться до Аутли.
Весь следующий день шли мы вверх по Пше-
хашхе, намереваясь заночевать у второй развил-
ки. Еще у тропы скинули кроссовки, заменив их
болотными высокими сапогами, и брели теперь
краешком реки, пересекая время от времени ее по
перекатам. По-прежнему ярко светило солнце.
В бликах отраженных от воды лучей ущелье мер-
цало рассеянным светом, в неуловимых переливах
которого двигались, казалось, и валуны, высту-
павшие из реки, и деревья, клонившие свои ветви к
воде.
За Зеленым водопадом, каскадами обрушивав-
шимся из поднебесья, Пшехашха посуровела. Сте-
ны ущелья сдвинулись, река побежала быстрее —
надвигался знаменитый завал, много лет назад
наглухо перегородивший реку. Гигантская осыпь —
82
след того грандиозного обвала — и теперь про-
изводила впечатление. Хоть и поросла плешина на
склоне мелким кустарником, а границы у леса от-
воевывала непрестанно, сбрасывая время от вре-
мени в речку могучие пихты. Обломки стволов
наглухо засели между многометровыми валунами,
застрявшими в горловине Пшехашхи. По ним мы и
пробирались над клокочущей рекой, передавая
рюкзаки из рук в руки и надежно страхуя друг друга.
Уже перед самой Аутлей забросили удочки.
У излучины реки стремительный поток гасил свою
скорость, ударяясь о замшелые бока извилистой
теснины. По выходе из нее река вымыла в мягкой
почве многометровой глубины ямину, вода в кото-
рой чуть приметно струилась. Здесь легко было
подобраться к реке, хоронясь за окружающими яму
валунами, и не было случая, чтобы уходили мы
отсюда с пустыми руками. А однажды...
Тогда, помнится, Олег первым забросил снасть.
Он сразу же и подсек, но вскинул в воздух только
обрывок лески. Ворча на себя, Олег уселся чуть в
стороне наставлять новый поводок, а Роман, чтобы
избежать обрыва, забросил наживку повыше. Мы с
Олегом только и посмеялись, когда Роман на том
же месте потерял поводок. Очередь была за мной, и
я забросил удочку. Конечно, и Роман и Олег не
сводили с меня глаз. Новичкам, это точно, везет.
Я подсек форель, не сорвав поводка, и ясно почув-
ствовал, как метнулась рыба под камень. Но выр-
вать следующим рывком форель из воды так и не
смог.
— Зацепил? — мирно спросил Олег.
— Не знаю, — честно ответил я, потому что
удочка, хоть и с трудом, но подавалась.
— Сейчас вытащишь корягу, — подал голос
Роман и замолчал.
То, что появилось из воды, любого, уверен,
заставило бы замолчать. Отступая от берега, я
выводил к поверхности воды какой-то странный
клубок, и тут Роман с Олегом не усидели на месте.
Оба их поводка с форелями выволок я на берег.
Билась форель и на моем крючке. Чем не рыбачья
небылица!..
...На этот раз, однако, не было и поклевки. Не
было ее и до середины следующего дня. Переноче-
вав у Аутли, мы поднимались теперь по Черкеске,
проверяя каждую ямку и убеждаясь, что преду-
преждение егеря не было пустым звуком. Поначалу
в азарте, завидя многообещающее местечко, каж-
дый старался заскочить вперед. Форель, если нам
удавалось незаметно подобраться к ямке, серой
тенью ходила по дну, неторопливо подвигаясь от
камня к камню. Но стоило наживке коснуться
поверхности воды, как яма мгновенно пустела, и
нам оставалось только наблюдать, как влекомая
течением наживка сиротливо перемещалась по дну.
Теперь мы чувствовали, что ушли далеко от
жилья. На песчаных отмелях все чаще попадались
кабаньи следы, а у одного из ручьев, где мы долго и
безуспешно пытались обнаружить червей, бросился
в глаза свежий отпечаток когтистой медвежьей
лапы. Чувствовали мы и высоту. В висках сереб-
ряными молоточками стучал пульс, и не хватало
воздуха отдышаться, когда карнизами по стене
ущелья пробирались мы мимо каменных завалов.
Первым поймал форель Роман. И поймал он ее
не в яме, а на перекате, где солнце, отражаясь от во-
ды, слепило и жгло глаза. А когда во второй полови-
не дня мы втянулись в теснину, поймал довольно
крупную форель и Олег. Настроение у всех припод-
нялось, но ненадолго. Я несколько раз сорвал пово-
док, прежде чем выдернул из-под камня небольшую
форель. Бурчали под нос Олег и Роман, то и дело
ремонтируя снасти. Все рисковали, проводя на-
живку в потоке воды, а грузило, как ни старались
придать мы ему обтекаемую форму, то и дело
застревало меж камней.
К концу дня, словом, похвастаться было нечем.
Три форели поймал Олег, две — Роман, одну нес на
самодельном кукане я. Надо было останавливать-
ся. Хотя поросшие пихтой вершины эффектно
выделялись на фоне аквамариновой густоты неба,
знали мы, что здесь, у реки, стемнеет быстро,
задолго до того, как потеряет свои яркие краски
небо. Место для бивака всегда выбирал Олег. Он
забраковал один медвежий угол, другой. То не было
рядом дров, то слишком близко подступала вода, и
когда наконец мы наскочили на площадку, распо-
ложенную двумя-тремя метрами выше воды, в
ущелье уж собирался белесый туман. Потянуло
промозглым холодком, исчезли словно по команде
надоедавшие весь день осы.
Тот, кто бродил в кавказских речках, знает, как
важно разбить хороший лагерь в ущелье. До сих пор
нам везло. В Щпалорезе мы ночевали на сеновале,
за Пшехой остановились в охотничьем балагане, а у
Аутли воспользовались добротным шалашом, ос-
тавленным рыболовами. Теперь нам предстояло
свить себе гнездо в тесном ущелье, а дело это хло-
потное, непростое.
У нас уже сложился свой порядок в обустрой-
стве бивака. Олег, набрав хворосту, тут же занялся
костром. Мы пошарили рядом и подбросили ему
Ю. Сегеневич. После ОожОичка в четверг
83
С удочкой и рюкзаком
сушняка покрупнее, а когда над площадкой потя-
нулся вверх сизый дымок, перебрались с Романом к
речке — разобрать затор из бревен. Вернулись,
таща на плечах по хорошему обломку. Олег уже
соорудил у костра рогульки, навесил на них котел-
ки и, выпалывая мелкий кустарник, выравнивал
под пихтой место для ночлега. С дровишками дело
обстояло неважно. Быстро темнело, когда мы
приволокли от реки очередную партию сохранив-
ших еще дневное тепло обломков. Олег, успевший
застелить землю папоротником, а поверх его
еловыми лапами, поглядел на нас, усмехнулся:
— Этого пороха на час только и хватит. Свалил
бы уж сушину...
Вот когда нам стало жарко. Поочередно ору-
дуя топорами и ножовкой, мы с Романом запари-
лись, прежде чем на три четверти подпилили в
обхват толщиной высохшую бучину. Грохнулась
она поперек ущелья удачно, расколовшись на кучу
обломков, которые мы уже в потемках сволокли к
лагерю. Олег к тому времени приготовил уху,
соорудил под пихтой навес, расстелил и закрепил
полог. Теперь можно было подумать и о себе —
умыться, переодеться...
Зато костер после ужина мы запалили славный.
Не то чтобы он полыхал на все ущелье, нет.
Придавленный сверху мощными бревнами, костер
света давал немного, но теплом обдавал, как
хорошая печь. И запас бревен у нас оставался из-
рядный; штабелем уложенные дрова укрывали нас
сбоку от тянувшего по ущелью потока холодного
воздуха. Расстелив спальники, мы даже не забра-
лись в них, а улеглись поверху.
Проснулись от энергичного оклика Олега.
Ущелье гудело, трещало, ворочалось. Шквал ветра
рванул полог, сорвав часть его с каркаса, и полот-
нище, как парус, громыхало над головой, создавая
полную иллюзию громовых ударов.
— Гроза! — радостно крикнул Олег. Подско-
чили и мы помочь ему перебросить под полог
оставленные с вечера на площадке вещи. И вовремя,
потому что вслед за очередной вспышкой молнии
полоснул тяжелый, холодный дождь. Мы только и
успели побросать вещи в укрытие, привалить к
костру пару бревен да закрепить хлеставший на
ветру край полотнища.
Не стоит рассказывать, как провели мы эту бес-
сонную ночь. Несколько угомонившись к утру,
дождь продолжал полоскать нас до полудня сле-
дующего дня, но то, что привело нас в оторопь, мы
разглядели, едва в неверном свете занимающегося
дня смутно проступили очертания Черкески. Чер-
кеска ли, впрочем, то была? Еще вчера на метр
выступавшие из воды валуны скрылись под мощ-
ным потоком грязи. Вот когда припомнились
истории, которыми делились с нами попавшие в
беду рыболовы. Неделю, случалось, не могли они
вырваться из плена вышедшей из берегов реки, а
каково приходилось тем, кто неосмотрительно рас-
полагался на ночлег у самой воды!
Мы оказались в лучшем положении. Стих
дождь, мы снова запалили костер, обсушились,
приготовили еду. Роман у кромки воды воткнул в
землю палку. Теперь, наблюдая за ней, нам оста-
валось только ждать, как скоро река начнет отсту-
пать. В разводьях облаков проглянуло солнцу
струйки пара потянулись вверх от лоснящихся
сыростью утесов. В горах всегда так. Несколько
часов назад все мы пребывали в сквернейшем
настроении, а появилось солнце — проснулся и
интерес к жизни.
— Какой же сегодня день? — заинтересовался
Олег. Я был уверен, что он рассчитывает время на
обратный путь — день до Чугурсанки — это с
рыбалкой, еще день подъема под Фишт, а там по
альпийским лугам нам предстояло еще добраться
до грунтовой дороги, которой местный леспромхоз
вывозил лес в Апшеронск.
— Среда, — ответил Роман, — и ни дня в запасе.
Не поспеем в субботу к дороге, два дня будем ждать.
— Успеем, — уверенно ответил Олег. — Да еще
порыбачим на славу. — Он оглядел наши недо-
уменные лица и широко улыбнулся: — Ведь после
дождичка в четверг исполняются все обещания!
Занятно, на он оказался прав. Утром Черкеска
вернулась в свои берега, и только мутные воды
напоминали о разразившейся грозе. По-прежнему
ярко светило солнце, любопытные трясогузки со-
провождали нас от камнепада к камнепаду, по-
прежнему рой ос, слетавшихся на сладковатый за-
пах форели, застилал глаза. Все было как прежде, и
все-таки все было не так. Форель брала!
За первым же поворотом в свежем нагромож-
дении топляка Олег подсек довольно крупную
рыбину. Вслед за ним почти одновременно выхва-
тили на перекате по форели и мы с Романом.
Теперь никто не забегал вперед, стараясь первым
обловить многообещающую ямку. Форель вышла
на перекаты, где, должно быть, было больше
кислорода, и в мутноватой воде брала, не раздумы-
вая. Рука автоматически подсекала, стоило ощу-
тить знакомый хваткий рывок.
Нет, это не было истреблением. Мы проска-
кивали немалые участки реки, так и не ощутив
поклевки, теряли в камнях крючки и поводки,
черпали в сапоги воду и вымокали до нитки, оскаль-
зываясь на покрытых плесенью камнях. Но теперь
игра стоила свеч. Три завала одолели мы на пути к
Чугурсанке, и все это время куканы тяжелели,
пополняясь выловленной форелью. А потом клев
кончился. И мы не огорчились этому. Все-таки мы
не были заготовителями, спешившими воспользо-.
ваться удачцым часом. Нам повезло, но под вечер,
соорудив коптилку и расположив на тоненьких
веточках форель, мы радовались не богатому улову,
а тому, что покидали речку, испытав знакомые
каждому рыболову чувства азарта и удовлетво-
рения.
Последнюю ночь у реки не спали — следили за
коптилкой, сбивая пламя и приглядывая за мед-
ленно золотившейся рыбой. Прислушивались к
шуму реки, неясным вздохам леса. И провожали
взглядами искры метеоритов, чертивших глубокое,
•бездонное небо. Было немножко грустно, но так,
наверное, и бывает всегда при расставании с чем-то
дорогим, трогательно-наивным, чистым...
84
85
О. Соболев
УДОБНО,
ТЕПЛО,
КРАСИВО
Мастерство рыболова
Когда рыболов говорит, что он просту-
дился на зимней рыбалке, никто не удивля-
ется. А ведь это парадокс! Человек едет из
города на водоем за здоровьем, а возвра-
щается больной. Почему? Я уверен, причина
одна: неумение правильно подобрать
одежду—в соответствии с погодными усло-
виями и обстоятельствами, с которыми
приходится сталкиваться на рыбалке.
На первый взгляд все вроде бы просто:
зимой надо одеваться потеплее. И действи-
тельно, рыболов надевает теплое нижнее
белье, ватные брюки, толстый свитер, вален-
ки с галошами, полушубок, шапку-ушанку,
шерстяной шарф, меховые рукавицы, а
сверху всего —непромокаемый и непроду-
ваемый плащ. Чемодан или ящик —за спину,
коловорот—в руки...
Но на водоем путь неблизкий. В автобусе,
в метро, в электричке вы изнываете от
жары и с нетерпением ждете конца этих
мучений. И вот приехали! Вы спешите выйти
на воздух, глубоко, с наслаждением дышите,
распахнули полушубок —хорошо! И не за-
метили, что получили первый удар.
До места ловли надо еще дойти. Зачас-
тую приходится преодолевать большие
расстояния, идти по заснеженному льду,
спешить, чтобы не прозевать утренний клев
и чтобы другие не успели занять верное
местечко. Пока достигли цели, снова
взмокли. А ведь еще предстоит сверлить
лунки! Жарко —долой плащ вместе с полу-
шубком, и шапка мешает—все время лезет
на глаза. Долой и ее! Лунки просверлены,
снасти настроены, вроде все готово, можно
ловить.
Но как холодно, как замерзла спина!
Второй удар. Скорей к полушубку, шапке!
Оделись, побегали вокруг лунок. Согрелись.
Хорошо, только пить хочется. Далеко ходить
не надо, вода рядом, вот она, в лунке.
Зачерпнули ладошкой, напились. Третий
удар.
86
Может быть, я немного утрирую, но
образ рыболова, которого я нарисовал, соби-
рательный. В конце концов, чтобы просту-
диться, достаточно одного из этих трех
ударов.
Особенно часто простужается на рыбал-
ке молодежь. Мне иногда приходится трени-
ровать молодежные команды, и я заметил:
у юношей прямо-таки патологическая непри-
язнь к теплой одежде. Похоже, мальчишки
стесняются надевать наши рыбацкие дос-
пехи. Сколько раз я наблюдал такую картину:
стоит добрый молодец у лунки в джинсах в
обтяжку, в легком пальтишке или легкой
модной куртке, в резиновых сапогах, кото-
рые, судя по их размеру, надеты на тонкие
носки. Стоит, бедняга, переминается с ноги
на ногу... Один вид такого горе-рыболова
вызывает зябкую дрожь у окружающих.
Можно понять парня или девушку, не
желающих даже на рыбалку напяливать на
себя невесть что, лишь бы было тепло.
Мы же не всегда отдаем себе отчет в том,
насколько важна, особенно для молодых,
эстетическая сторона любого занятия, в том
числе и рыбной ловли. Ведь не случайно ры-
болов, одетый чуть ли не в бабушкин салоп,
стал объектом насмешек и неисчерпаемым
источником вдохновения для карикату-
ристов.
Как же одеваться зимой, чтобы было теп-
ло, легко, удобно и красиво? Давайте пос-
мотрим, как одеты спортсмены. На соревно-
ваниях они выступают в ярких комбинезонах
из непромокаемой ткани на поролоне, искус-
ственном меху или синтетической вате. Эти
красивые, теплые и легкие вещи демонст-
рируются в Доме моделей спортивной
одежды как «костюмы для тренеров и судей
по зимним видам спорта». Правда, выпуска-
ют их малыми партиями, и поэтому они пока
редки. Однако рыболовы-любители могут
перенять у спортсменов тип одежды, кото-
рой те пользуются на тренировках (рис. 1).
Начнем с обычного тренировочного кос-
тюма, так называемого олимпийского. Вязка
его достаточно плотная, шерсть мягкая и не
кусается, быстро вбирает и отдает влагу.
На костюм надевают стеганые ватные брюки
(желательно на шерстяном ватине) с под-
шитым к ним корсажем для защиты пояс-
ницы от холода и ветра. Брюки должны
плотно облегать фигуру, не пузыриться и не
уродовать внешний вид рыболова. Ватные
брюки лучше носить без ремня, на широ-
ких помочах (подтяжках). Стирать . такие
брюки не рекомендуется: вата собьется в
комки и греть уже не будет. Чтобы избежать
стирки, надо стараться не пачкать брюки
рыбьей слизью и пользоваться для вытира-
ния рук небольшим полотенцем, которое
крепится к ноге.
Меховые брюки для ловли в средней
полосе мало пригодны: они тяжелы, ограни-
чивают движения, да и слишком жарко в
них.
Необходим рыболову свитер плотной
вязки, с высоким воротом. Очень хорошо
также иметь овчинный полушубок. Он удоб-
ный, теплый, а в последние годы стал даже
модным, хотя, прямо скажем, смотрится не
совсем спортивно. Полушубок должен быть
немного выше колен, свободен в плечах
и груди, рукава почти целиком закрывают
большие пальцы рук; в случае необходи-
мости рукава всегда можно подвернуть.
Сейчас в продаже есть различные мо-
дели зимних курток на искусственном меху.
Они красивы, элегантны, но в смысле тепла
не выдерживают конкуренции не только с
полушубком, но и с обыкновенной телогрей-
кой и к тому же не гармонируют с ватными
брюками. Куртка хороша только для ловли
по последнему льду, когда тепло и вместо
ватных брюк можно надеть лыжные.
Вместо полушубка можно порекомендо-
вать телогрейку или бушлат, но в наше время
эта одежда выглядит архаично, поэтому
спортсмены поверх ватных брюк и телогрей-
ки надевают тонкий синтетический спортив-
ный костюм «ветровку».
На случай сильного ветра, дождя или
мокрого снега надо держать в запасе про-
резиненный плащ. Надевать его лучше
наизнанку—прорезиненной стороной нару-
жу, тогда влага будет стекать с плаща.
Рыболов должен учитывать, что ему
предстоит пробыть на льду не менее 6—8 ча-
сов, причем в первые часы при поисках
рыбы придется сверлить много лунок. На
этом этапе одежда должна быть макси-
мально легкой и не очень теплой. В дальней-
шем, когда рыба найдена и остановлена
прикормкой в определенных лунках, рыбо-
лов должен двигаться меньше, и тут, чтобы
не переохладиться, следует надеть, к при-
меру, свитер и туго перепоясать полушубок
ремнем. Если рыболов отправился в новый
поиск, расход тепла надо регулировать,
надевая и снимая ремень, а если и потре-
буется—то и свитер.
Как вы уже поняли, я не приветствую
тех рыболовов, которые впадают в край-
ность: придя на водоем, сразу же снимают
полушубок и, поплевав на руки, приступают
к работе. Найдя рыбу, они порой так увлека-
Рис. 1. Вот так одеваются
рыболовы-спортсмены
О. Соболев. Удобно, тепло, красиво
87
ются ловлей, что, только основательно
продрогнув, вспоминают о снятом полу-
шубке.
Традиционная обувь для зимней ловли-
валенки — постепенно вытесняется, так как
не дает гарантии, что ноги останутся сухими,
когда под снегом появится вода или ледяная
каша. К тому же фабричные валенки плохо
греют, часто оказываются жесткими, трудно
разнашиваются, а при высыхании сильно
садятся. Поэтому многие рыболовы перешли
на резиновые сапоги. Они должны быть на
два-три номера больше, чтобы можно было
положить в них войлочные стельки, а на
ноги надевают одну или две пары шерстяных
носок, а поверх них —меховые. Шерстяные
носки лучше надевать на голую ногу. Перед
выездом на рыбалку ноги следует вымыть
холодной водой и крепко растереть шерс-
тяной тряпкой. Верх сапога затягивают
ремешком или полоской резины, как пока-
зано на рис. 1, тогда в них не попадет лед
и снег при ловле с колена.
У нас выпускают так называемые поляр-
ные резиновые сапоги с прослойкой из
губчатой резины, но они бесформенны, очень
Мастерство рыболова
Рис. 2. Рыболов с «реквизитом»:
/ — коробка; 2 — полотенце; 3 — наколенник; 4 — шнурок,
5 — сумка для рыбы; 6 — черпак
тяжелы и к тому же редко бывают в продаже.
Очень удобные зимние резиновые сапоги
для охотников и рыболовов делает финская
фирма «Нокия». Снаружи они покрыты тон-
ким слоем резины, а внутри выстелены
мягким войлоком. Голенища застегиваются
ремешками, на каблуках сделан паз для
лыжных креплений.
Чуткость рук —обязательное условие
успеха на рыбалке. В любой мороз нужно
сохранить контакт со снастью. Поэтому
надо привыкать ловить без варежек, а тем
более перчаток с обрезанными концами
пальцев: тепла от них немного, при интен-
сивной ловле они быстро намокают.
Рукавицы должны свободно спадать с
рук при легком потряхивании кистями;
чтобы они не падали в снег, их скрепляют
между собой длинной тесьмой, которую
вешают на шею, под воротник. Лучше, если
рукавицы имеют коническую форму, тогда
их удобно надевать и стряхивать с руки.
Одеваться надо не только по погоде,
но и с учетом специфики ловли. Например,
при ловле на блесну рыболов много дви-
гается — делает большие переходы с одного
места на другое в поисках стоянки хищных
рыб, да и на одном месте, как правило,
долго не задерживается. Поэтому он оде-
вается довольно легко, у него все:
одежда, инвентарь —приспособлено для
быстрого передвижения.
Другое дело поплавочник. Обычно он
долго сидит на подкормленном месте, ожи-
дая подхода рыбы, и лишь изредка пере-
ходит от одних лунок к другим, просвер-
ленным поблизости, в 20—30 м. Вот почему
он одевается потеплее. А любитель ловли
на мормышку выбирает что-то среднее
между тем и другим.
На рис. 2 показан так называемый на-
весной спортинвентарь, который поможет
вам сделать рыбалку более удобной.
Сумку для рыбы, как вы видите, вешают на
левом боку через плечо или крепят к поясу;
мотыльницу крепят резинками на бедре
левой ноги, а во время ловли, чтобы не
замерз мотыль, ее прикрывают полой полу-
шубка. Запасную насадку и прикормку
хранят в отдельной коробке, которую дер-
жат в просторном кармане, пристегнутом
к внутренней стороне полушубка слева на
груди, или в плотном мешочке из брезента,
висящем на шее.
88
Л. Ерлыкин
ХИМИЧЕСКАЯ ОБРАБОТКА
МЕТАЛЛИЧЕСКИХ
ПРИМАНОК
НАНЕСЕНИЕ РИСУНКОВ
Потускневшие от времени приманки с
рисунками, нанесенными механическим пу-
тем, нельзя качественно отполировать, если
на них нанесены какие-либо покрытия (се-
ребряные, никелированные и т. п.). Такая
приманка со временем изменяет свой
первоначальный вид (в худшую сторону),и
требует повторного покрытия, что не всегда
можно сделать, так как ее поверхность
рельефна. Действительно, при насечке
рисунка образуются выпуклости, на которых
при полировке теряется покрытие (рис. 1).
При химических методах получения рисунков
этого не происходит.
Процесс химического нанесения рисунка
прост. Тщательно подготовленную поверх-
ность (полированную и обезжиренную)
полностью покрывают'защитным покрытием
и затем снимают его в тех местах, где
будет рисунок. Затем деталь (приманку)
протравливают специальными составами на
нужную глубину и после промывки защитное
покрытие удаляют. Рисунок готов.
Для меди и ее сплавов существует боль-
шое количество ’всевозможных растворов.
Некоторые из них содержат кислоты, неко-
торые же —бескислотные. Последние в
основном на основе хлорного железа,
безопасны в обращении.
Растворы для травления меди:
1. Азотная кислота—1000 мл; серная
кислота — 1000 мл; соляная кислота — 20 мл;
сажа —3,5 г. Температура раствора —
15—25°С; время обработки— 0,5—3 мин.
2. Серная кислота—100 г/л*; азотная
кислота —20 г/л. Температура раствора —
60°С; время обработки — 5—30 мин.
* В одном литре воды растворяют столько
граммов химикатов, сколько указано в рецепте
раствора.
3. Азотная кислота—1000 мл; хлорис-
тый натрий —20 г; сажа —20 г. Температура
раствора — 15—25°С; время обработки —
0,5—3 мин.
4. Азотная кислота—1000 мл. Темпера-
тура раствора—15—25°С; время обработ-
ки —1—5 мин.
5. Хлорное железо —0,75 объемных
частей (о.ч.); вода —2 о. ч. Температура
раствора — 25—30°С; время обработки —
около 1 ч.
Растворы для травления латуни:
1. Серная кислота—100 мл/л. Темпе-
ратура раствора—15—25°С; время обра-
ботки— 20—60 мин.
2. Двойная хлористая цинково-аммо-
нийная соль —400 г/л. Температура раст-
вора — 65°С; время обработки — 20—40 мин.
После травления медные и латунные
детали тщательно промывают теплой
водой и пассивируют (если они не будут
покрываться другими металлами или окра-
шиваться химически) в 5%-ном растворе
калиевого хромпика в течение 20 мин при
температуре 15—25°С.
Сталь иногда также приходится обраба-
тывать методом травления. Основные раст-
воры для травления:
1. Серная кислота—100 мл/л. Темпе-
ратура раствора —50—70°С; время обра-
ботки—1—3 ч.
2. Едкий натр —80 г/л; марганцово-
кислый калий —4 г/л. Температура раст-
вора—90°С; время обработки —1—3 ч.
После травления деталь тщательно
промывают и пассивируют в одном из
растворов: 1. Хромовый ангидрид (5%-ный
раствор), температура—75°С. 2. Насыщен-
ный раствор калиевого хромпика, темпера-
тура—60°С. 3. Мыльный раствор, темпера-
тура—100°С. Время обработки в этих
растворах — 20—30 мин.
Для травления алюминия и его сплавов
применяют щелочные и кислотные раст-
воры. Приведу некоторые из них:
1. Едкий натр—100—150 г/л. Темпера-
тура раствора —40—45°С; время обра-
ботки—20—40 мин.
2. Едкий натр—100—150 г/л; хлорис-
тый натрий —30—40 г/л. Температура
раствора — 80°С; время обработки — 15—30
мин.
3. Едкий натр —50—60 г/л; фтористый
натрий —40—45 г/л. Температура раст-
Л. Ерлыкин. Химическая обработка металлических приманок
89
вора — 90°С; время обработки — 20—40 мин.
4. Серная кислота —30 мл/л; фторис-
тый аммоний —30 г/л. Температура раст-
вора — 18—25°С; время обработки —
3—10 мин.
5. Азотная кислота —100 мл; фтористый
натрий (5%-ный раствор) —100 мл.
Температура раствора—18—25°С; время
обработки— 3—10 мин.
Деталь после травления промывают и
Все воскообразные составы рассчитаны
на рабочую температуру травящего раст-
вора, не превышающую 60—70°С. Более
термоустойчивыми являются защитные
покрытия на основе асфальтовых, битумных
и пековых лаков. Их применяют при
рабочей температуре травящих растворов
до 85°С.
Обычно асфальтовый, битумный, асфаль-
то-битумный и пековый лаки разжижаются
Мастерство рыболова
соответствующим образом обрабатывают
(красят, оксидируют, анодируют и т. п.).
Защитные покрытия должны быть устой-
чивыми к действию травящих растворов
при соответствующих рабочих темпера-
турах.
Элементарными защитными покрытиями
служат смеси скипидара с различными
воскообразными веществами: воском, стеа-
рином, церезином и т. д. (например, воск —
10—20%, скипидар — 90—80%).
Приготовляют состав следующим обра-
зом. В расплавленный на малом огне воск
(обращаться осторожно!) вливают скипидар
и тщательно размешивают. Состав наносят
на поверхность металла в горячем виде
мягкой кистью (тампоном).
В состав вводят любую спиртораствори-
мую краску темного цвета (синюю, черную
и т.п.) из расчета 0,5 г краски на 100 г
состава.
Применяют и более сложные составы,
например:
Парафин —70%; воск пчелиный —10%;
канифоль —10%; пековый лак (кузбасс-
лак) —10%.
Все компоненты расплавляют на малом
огне и тщательно перемешивают. Состав
наносят на поверхность в горячем виде.
скипидаром из расчета 40—60% скипидара
на 40—60% лака. Разжиженный лак нано-
сят на поверхность металла в холодном
состоянии. Время высыхания (до нанесения
рисунка) не должно превышать 12—16 с;
в противном случае защитное покрытие
пересыхает.
Большинство перхлорвиниловых красок,
лаков и эмалей могут служить прекрасными
защитными покрытиями, рассчитанными на
температуру 80—100°С. Более высокими
рабочими температурами (120—140°С) обла-
дают масляно-битумные эмали и лаки,
асфальтово-масляные лаки и бакелитовые
лаки (сушатся до 12 ч).
С успехом применяют в качестве защит-
ных покрытий различные грунтовки, напри-
мер:
1. Фенолформальдегидные, темпера-
тура—до 110°С. 2. Мочевиноформальде-
гидные, температура —до 120°С. 3. Масля-
но-битумные эмали грунтовочные, темпера-
тура—до 200°С.
И, наконец, наиболее кислостойким за-
щитным покрытием является состав,
применяемый в промышленности. Он состо-
ит из 100 весовых частей (в.ч.) клея —88
(88Н) и 100 в.ч. фарфоровой муки, или
талька, или окиси хрома, или каолина.
90
Состав перед употреблением разжижают
смесью бензина Б-70 и этилацетата, взятых
в отношении 1 : 2. Время высыхания сос-
тава—8—10 ч. Рабочая температура —
120—130°С.
Рисунки на поверхности приманки могут
быть самыми разнообразными. Все зависит
от того, должны ли они напоминать каких-
либо водных обитателей или же являются
плодом фантазии.
1. Всю поверхность приманки с обеих
сторон смазывают защитным покрытием,
которое выбирают таким образом, чтобы оно
соответствовало температуре и агрессив-
ности рабочего раствора.
На высохшее защитное покрытие острым
инструментом (шабером, штихелем или кон-
чиком острого ножа) наносят рисунок,
соскабливая защитное покрытие. Затем заго-
товку помещают в рабочий раствор, в кото-
На блесну-рыбку обычно наносят рису-
нок чешуи, жаберных крышек, глаз, плавни-
ков и т. п. (рис. 2, а). На мормышках и мелких
блеснах рисунок состоит из контуров хитино-
вых покрытий, члеников, глаз и т. п. (рис. 2, б).
Рисунки чешуи на поверхности металли-
ческих колеблющихся блесен бывают самы-
ми разнообразными — от элементарных
(рис. 3, а) до почти фантазийных (рис. 3, б).
На вращающихся блеснах рисунок наносят
реже (рис. 3, в), так как при вращении они
кажутся как бы покрытыми мелкой чешуей.
Жаберные крышки, как правило, рисуют
в виде косой линии, утолщенной к одному
концу (рис. 4, а), под разным наклоном.
Рисунки жаберных крышек делают и оваль-
ной формы (рис. 4, б).
Глаза должны быть крупными, броса-
ющимися в глаза, ярко окрашенными после
травления. Для блесны среднего размера
(40—60 мм) нормальный диаметр глаз
8—10 мм (рис. 4, в).
Фантазийные рисунки выполнены в абст-
рактной манере. Например, на поверхность
приманки наносят разнообразные пятна,
штрихи и т. п. (рис. 5). Здесь открывается
широкое поле деятельности для творчества.
Рассмотрим методы нанесения рисунков
на приманки.
ром рисунок травится до нужной глубины.
После промывки, если за травлением не
следуют какие-либо другие операции, защит-
ное покрытие удаляют, и процесс обработки
считается законченным.
Этот метод плох тем, что качество выт-
равленного рисунка зависит от того,
насколько изготовитель овладел навыками
гравирования.
2. Наиболее простым считается метод
нанесения рисунка через трафарет. Его изго-
товление-процесс довольно трудоемкий,
но он по плечу любому рыболову-спортсмену.
Для этого достаточно на любой эластичной
пленке вырезать детали рисунка. Пленка не
должна повреждаться (разрушаться) раство-
рителем. Прочные трафареты многократного
использования делаются из капроновой,
нейлоновой, фторопластовой или лавсановой
пленки.
Иногда поступают так. Натянув пленку на
ровный деревянный брусок, разогретой про-
сечкой прожигают в пленке отверстия,'по
форме повгоряющие контуры самой про-
сечки. Расположение и количество отверс-
тий зависят от размеров блесны и характера
задуманного рисунка.
Есть и другой способ изготовления тра-
фарета, так называемый способ шелкогра-
Л. Ерлыкин. Химическая обработка металлических приманок
91
фии. Небольшой кусок прозрачной капроно-
вой или нейлоновой ткани (можно использо-
вать женские капроновые чулки) обезжири-
вают в содовом растворе и ровно натяги-
вают на рамку или небольшие пяльцы.
В затемненном помещении готовят спе-
циальную эмульсию для покрытия. Желатин
фотографический (8 г) заливают 50 мл теплой
воды и выдерживают 2—4 ч. Затем в водяной
бане при температуре 40°С желатин распус-
Мастерство рыболова
кают до образования однородного сиропо-
образного состава.
Отдельно в 50 мл воды растворяют 4 г
двухромовокислого аммония и полученный
раствор вливают в желатиновый сироп. Все
тщательно размешивают и в состав добав-
ляют 15—20 капель 25%-ного аммиака и
10 мл этилового спирта.
Полученный светочувствительный состав
(эмульсия) отстаивают в полной темноте в
течение 24 ч и затем осторожно, без осадка,
сливают.
Светочувствительный состав наносят на
натянутую на рамку ткань в затемненном по-
мещении. Кладут два слоя состава широкой
мягкой кистью: один —вдоль одного ряда
ниток ткани, второй —вдоль другого, т. е.
перпендикулярно к первому. Время высыха-
ния первого слоя 10—15 мин, второго— не
менее 12 ч. Оба слоя сушат в темном поме-
щении, где нет пыли.
Оставшаяся эмульсия может храниться
до 10 дней и используется для создания
других трафаретов.
Воспроизведение рисунка на ткани,
покрытой светочувствительной эмульсией,
производят с копии, изготовленной на кальке
тушью. Надо помнить, что те участки рисун-
ка на кальке, которые залиты тушью, будут
на трафарете открытыми, а на самой при-
манке—закрытыми, следовательно, не будут
протравлены.
Копию рисунка на кальке плотно прижи-
мают стеклом к ткани, покрытой светочув-
ствительной эмульсией.' Сторона кальки, на
которой нанесен рисунок, должна быть обра-
щена к эмульсии.
Подготовленную таким образом систему
в течение 20—40 мин освещают (экспони-
руют) со стороны стекла и кальки двумя
200-ваттными лампами, расположенными
вертикально над рамкой на расстоянии
40—50 см. При этом ткань с эмульсией снизу
должна быть плотно прижата к светонепро-
ницаемой поверхности.
Экспонированную ткань с эмульсией
прямо на рамке переносят в теплую воду, где
она проявляется. При этом с тех мест, где
ткань не была освещена (под тушью), эмуль-
сия сходит, обнажая ткань. На освещенных
местах эмульсия плотно и крепко держится
на ткани.
Проявленный рисунок задубливают в
специальном растворе:
Квасцы хромовые —20 г/л; двухромово-
кислый калий —50 г/л; спирт этиловый —
20 мл/л.
Вода раствора для задубливания должна
быть дистилированной. Можно использовать
v конденсат из бытовых холодильников, снего-
вую или дождевую воду.
Рамка с натянутым материалом должна
находиться в дубящем растворе 2—3 мин,
затем ее промывают холодной водой и
опускают на 1—2 с в 1%-ный раствор метил-
виолента (сухие фиолетовые чернила). После
обработки полученный трафарет сохнет не
менее 1 ч.
Процесс нанесения защитного покрытия
(рисунка) с помощью трафаретов предельно
прост. Заготовку приманки (блесны) плотно,
без складок обтягивают трафаретом. Рези-
новым шпателем или жесткой кистью с ко-
ротким ворсом сверху трафарета наносят
(продавливают) защитное покрытие и трафа-
рет осторожно удаляют. На поверхности
металлической заготовки приманки остается
четкий рисунок защитного покрытия.
Трафарет отмывают от защитного покры-
тия, и он снова готов к работе.
При нанесении рисунков с помощью
трафаретов используют упомянутые выше
битумные, пековые, асфальтовые, асфальто-
92
битумные и другие лаки. Они легко удаля-
ются с трафарета керосином, скипидаром и
другими подобными растворителями. При-
чем сам трафарет ими совершенно не
повреждается.
3. Относительно сложный фотографи-
ческий метод применяют при необходимости
сделать однотипные по рисунку приманки.
Заключается он в следующем. На поверх-
ность заготовки наносят светочувствитель-
ную эмульсию, экспонируют рисунок, эмуль-
сию проявляют и соответствующим образом
обрабатывают. Обработанная эмульсия де-
лается кислотоупорной. Рисунок травят в
специальных растворах.
Первый раствор состоит из шеллака
(150 г/л) и 25%-ного аммиака (250 мл/л).
Шеллак заливают аммиаком и доливают
водой. Все тщательно взбалтывают и ос-
тавляют на 5—6 ч до полного омыления
шеллака. Омыленный шеллак помещают в
водяную баню температурой 70—80°С и
держат до полного растворения шеллака.
Раствор отстаивают 10—12 ч и фильтруют.
Второй раствор готовят в затемненном
помещении. Он состоит из 100 г/л дву-
хромовокислого аммония, 220 мл/л этило-
вого спирта и 90 мл/л 25%-ного аммиака.
В теплой воде растворяют двухромовокис-
лый аммоний. Раствор охлаждают и в него
вводят аммиак и спирт.
Перед нанесением на приманку (в затем-
ненном помещении) смешивают 5 о.ч. пер-
вого раствора и 1 о.ч. второго. Все тщатель-
но перемешивают. Раствор наносят на
подготовленную (зачищенную и обезжи-
ренную) металлическую поверхность заго-
товки. Время высыхания раствора 1—2 ч.
После экспонирования рисунок проявляют
в спирте-денатурате с добавлением 0,02%
анилинового спирторастворимого краси-
теля темного цвета и помещают заготовку
в закрепитель, в состав которого входят:
Спирт этиловый —250 мл; канифоль —
25 г; краситель —анилиновый —0,5 г;
25%-ный аммиак —8 г.
Время закрепления 2—5 мин. После
закрепления заготовку сушат и травят в
одном из рабочих растворов.
Другой раствор состоит из 140 г/л
поливинилового спирта и 15 мл/л двухро-
мовокислого калия (20%-ный раствор).
Нужное количество поливинилового
спирта растворяют в соответствующем коли-
честве теплой воды, в результате чего быстро
образуется сиропообразная жидкость.
В затемненном помещении в нее добавляют
раствор двухромовокислого калия и все
тщательно перемешивают. Проявителем
после экспонирования служит водный раст-
вор анилинового красителя (0,2—0,3 г на
литр воды). Полученный рисунок после про-
явления прокаливают при температуре
200—250°С в течение 3—5 мин.
Эмульсии по обоим рецептам экспони-
руют в следующем порядке. При контакт-
ном печатании (негативом служит пленка с
рисунком) время экспонирования при двух
лампах по 200 Вт, расположенных в 40—50 см
от заготовки, занимает 20—40 мин. При
печати с помощью фотоувеличителя в зави-
симости от мощности электролампы и
масштаба увеличения время экспонирова-
ния может возрасти до 2 ч. Точное время
определяют экспериментальным путем.
Эмульсию на основе поливинилового
спирта удаляют 10—20%-ным раствором
едкого натра (калия), но с алюминия эмуль-
сию удаляют механическим путем.
Образовавшиеся в процессе травления
углубления при необходимости затирают
обычными масляными или какими-либо
другими красками. Делается это так. Поверх-
ность с рельефом протирают тампоном, сма-
занным краской. Краска высыхает. Последу-
ющая операция заключается в протирании
поверхности тампоном, смоченным раство-
рителем. В результате этой операции
краска смывается с выступающих участков
поверхности и остается в углублениях.
В другом случае в углубления рельефа
краску наносят химическим путем. Для этого
покрытие после травления с приманки не
снимают. После тщательной промывки при-
манку переносят в один из растворов для
химического окрашивания. С окрашенной
заготовки удаляют защитное покрытие, и
приманка готова. В этом случае защитное
покрытие лучше делать из кислотоупорных
лаков (асфальтового, битумного, пекового
и т. п.). Лаки после заключительных операций
легко удаляются скипидаром, керосином
и т. п., при этом химически окрашенные
участки рисунка остаются нетронутыми. Но
нельзя пользоваться для удаления защитного
покрытия различными щелочами, так как при
этом может быть повреждена краска или
цвет ее изменится на нежелательный.
Л. Ерлыкин. Химическая обработка металлических приманок
93
Мастерство рыболова
Очень эффектный вид имеют приманки,
у которых углубления покрыты каким-либо
другим металлом, контрастно выделя-
ющимся на общем фоне (например, медная
или латунная полированная и пассированная
приманка с углублениями, покрытыми сереб-
ром или никелем). Для этого достаточно
протравленную заготовку с защитным покры-
тием после тщательной промывки поместить
в раствор для серебрения или никелиро-
вания.
И, наконец, еще один вариант оформле-
ния рисунка на поверхности приманки.
Заготовку с защитным покрытием не травят
а окрашивают химическим путем в нужный
цвет.
Надо отметить, что различных комбина-
ций травления рельефа и окрашивания
может быть очень много и некоторые из них
заслуживают внимания. Здесь также необ-
ходимо творчество изготовителя.
ХИМИЧЕСКОЕ ОКРАШИВАНИЕ
Химическое окрашивание металличес-
ких поверхностей искусственных рыболов-
ных приманок можно считать шагом к их
качественному совершенствованию путем
копирования живых рыб и других водных
жителей. Например, если на посеребренную
блесну -нанести темно-синие поперечные
полосы, то блесна становится похожей на
окунька.
В последнее время некоторые рыболо-
вы-зимники начали разрисовывать свои
мормышки и зимние блесенки химическим
способом, имитируя хитиновый покров жуч-
ков, колечки членистых обитателей водоема
и т. п. Уловистость таких приманок всегда
выше обычных. К тому же они обладают
антикоррозийными свойствами и поэтому
долго не теряют свой блеск. Если же принять
во внимание, что мелкие приманки можно
раскрасить в натуральные цвета водных оби-
тателей только химическим путем, то станет
ясно, как важно все, о чем будет говориться
ниже.
Для получения на поверхности медных
и латунных деталей синевато-черных тонов
применяют так называемый процесс оксиди-
рования. Обработанную деталь (полирован-
ную и обезжиренную) промывают горячей
водой и помещают в один из растворов,
приведенных в таблице.
Таблица
Рецепты растворов для обработки
медных и латунных деталей
Компоненты 1 2 3 4
Едкий натр, г/л Селитра натриевая, 600- 650 550- 600 700- 800 600- 700
г/л 100 200 — 200- 250 120- 150
Нитрит натрия, г/л — 150- 200 50- 70 40- 50
Хлористый калий, г/л Температура раствора, — — — 8-10
°C Время обработки, 138- 142 135— 145 140- 145 138— 142
мин До 120 15- 40 15- 60 До 120
Окрашенную деталь промывают после-
довательно в теплой воде, в 1—2%-ном
растворе хромового ангидрида, в холодной
воде и, наконец, помещают в 1—2%-ный
раствор хозяйственного мыла на 20—30 мин
(температура 70—80° С). Готовую деталь
сушат. Если она будет долгое время хра-
ниться без употребления, ее смазывают
любым нейтральным машинным маслом.
Есть еще один (низкотемпературный)
способ окрашивания деталей в черный
цвет. Подготовленную поверхность дека-
пируют (снимают окислы) в 15—20%-ном
растворе серной кислоты и помещают в
раствор:
Едкий натр —50—60 г/л; персульфит ка?
лия —14—16 г/л. Температура раствора —
60—65° С; время обработки — 5—8 мин.
Как только с поверхности обрабатывае-
мой детали начнет выделяться газ, процесс
окрашивания прекращают. Покрытие по-
лучается черным, глянцевым.
Процесс оксидирования латуни протекает
чри комнатной температуре. Подготовлен-
ную деталь сначала помещают на 15—20 с
ио вспомогательный раствор:
Двухромовокислый калий — 70—80 г/л;
серная кислота — 20—25 мл/л. Температура
раствора — 15—25° С.
После такой обработки деталь промы-
вают холодной водой, декапируют в 5%-ном
растворе серной кислоты (5—10 с), вновь
94
промывают холодной водой и помещают в
раствор для оксидирования:
Аммиак (25%) —100—800 г/л; углеки-
слая медь (свежеосажденная) —40—200
г/л. Температура раствора —15—25°С,
время обработки — 25—30 мин.
Покрытие получается синевато-черным,
глянцевым.
Для получения свежеосажденной углеки-
слой меди растворяют отдельно 2,5 в. ч.
сернокислой меди и 1 в. ч. кальцинированной
соды (или 1,5 в. ч. двууглекислой соды).
В раствор сернокислой меди понемногу
вливают раствор соды, до тех пор, пока
цвет первого раствора из синего не станет
прозрачным. Осажденную на дне углекислую
медь тщательно промывают и сушат.
Кроме оксидирования есть и другие
рецепты для окраски меди и латуни в раз-
личные «рыбьи» цвета. Медь можно окрасить
в зеленый цвет после обработки в следую-
щем растворе:
Азотнокислая медь —200 г/л; аммиак
(25%) —300 г/л; хлористый аммоний —
400 г/л; ацетат натрия —400 г/л. Темпера-
тура раствора — 15—25° С.
Время, затраченное на обработку детали
(здесь и далее), мы будем определять ви-
зуально в каждом отдельном случае, пре-
кращая процесс при получении нужного
цвета.
После обработки окрашенных деталей их
промывают в холодной воде и сушат.
Медь и латунь в коричневый цвет окра-
шивают в растворе следующего состава:
Хлористый калий —45 г/л; сернокислый
никель —20 г/л; сернокислая медь —
100 г/л. Температура раствора —
90-100°С.
Латунь в голубой цвет окрашивают в
растворе:
Ацетат свинца —15—30 г/л; тиосульфат
натрия —60 г/л; уксусная кислота —30 г/л.
Температура раствора — 80°С.
Латунь в зеленый цвет окрашивают в
растворе:
Двойная никель-аммонийная серноки-
слая соль —60 г/л; тиосульфат натрия —
60 г/л. Температура раствора — 70—75°С.
Меднозакисные цветные пленки дают
такой набор цветов, который трудно изобра-
зить с помощью обычных красок. Единст-
венный недостаток этих пленок —относи-
тельно слабая устойчивость к истиранию,
но она все же значительнее, чем при ок-
рашивании обычными красками (масля-
ными, нитро и др.).
Применяемые химикаты недефицитны, а
сам процесс прост и доступен каждому
рыболову.
Раствор, в котором ведется окраши-
вание, состоит из следующих химикатов:
Сернокислая медь —60 г/л; сахар
(рафинад) —90 г/л; едкий натр —45 г/л.
Температура раствора 15—25°С.
Сначала растворяют сернокислую медь
в 1/4 части воды, затем в полученный раствор
добавляют сахар. Отдельно в 1/4 части воды
растворяют едкий натр. К раствору едкого
натра небольшими порциями (при переме-
шивании) добавляют первый раствор. После
полного смешения обоих растворов до-
бавляют оставшуюся воду.
Подготовленную медную или латунную
деталь декапируют в течение 1 мин в
15—20%-ном растворе серной кислоты,
промывают и завешивают в раствор для
окрашивания. Порядок завески следующий.
Из красной меди (желательно марок МОЦ,
МТ) делают дополнительный электрод в виде
полоски или стержня. К детали и дополни-
тельному электроду подключают батарейку
карманного фонаря или другой источник
постоянного тока напряжением 4—6 В,
но не от выпрямителя! Плюс батарейки
подключают на дополнительный электрод,
минус — к детали.
Строго соблюдая очередность, в рабо-
чий раствор сначала опускают медный
электрод, а затем постепенно— деталь.
Через 5—10 с батарейку отключают, и
процесс окрашивания идет самостоятельно.
В течение 2—25 мин деталь окрашивается
в следующие цвета (по порядку их появле-
ния): коричневый, фиолетовый, синий, голу-
бой, светло-зеленый, желтый, оранжевый,
красно-лиловый, зеленовато-синий, зеленый,
розово-красный. Деталь можно вынуть из
раствора, чтобы проверить окраску, и снова
опустить —процесс будет продолжаться.
Если деталь оставить в растворе на
длительное время, процесс окраски будет
повторяться циклически много раз, т. е.
опять в том же порядке снова будут по-
являться все цвета.
Для получения более контрастных рас-
цветок необходимо добавить в рабочий
раствор 20 г/л углекислого натрия. Как
Л. Ерлыкин. Химическая обработка металлических приманок
95
Мастерство рыболова
только деталь приобретет нужный вам цвет,
ее вынимают из раствора, промывают, сушат
и покрывают бесцветным лаком. Если по
каким-либо причинам потребуется снять
цветную меднозакисную пленку, ее удаляют
с помощью тампона, смоченного нашатыр-
ным спиртом (аммиаком).
Алюминий и его сплавы, как и медь (и
ее сплавы), подвергаются оксидированию,
причем получаемые при этом цвета могут
быть от желтого до коричневого.
Растворы для оксидирования алюминия
и его сплавов:
1. Кальцинированная сода —40—50 г/л;
хромовокислый натрий —10—15 г/л; едкий
натр —2—2,5 г/л. Температура раствора —
80—100°С; время обработки — 3—20 мин.
После промывки деталь опускают на 10—
15 с в 20%-ный раствор хромового анги-
дрида.
2. Хромовый ангидрид— 3—3,5 г/л;
фторсиликат натрия —3—3,5 г/л. Темпера-
тура раствора —15—25°С; время обра-
ботки— 8т10 мин.
3. Ортофосфорная кислота — 40—50 г/л;
кислый фтористый калий —3—5 г/л; хро-
мовый ангидрид —5—7 г/л. Температура
раствора — 15—25°С; время обработ-
ки—5—7 мин.
4. Двухромовокислый натрий —200 г/л;
фтористоводородная кислота —1—2 мл/л.
Температура раствора —15—25°С; время
обработки — 6—10 мин.
При использовании последнего рецепта
на поверхности алюминиевой детали полу-
чают красивый радужный цвет с темной
дымкой.
Возможно и так называемое хроматное
оксидирование алюминия и его сплавов с
внутренним источником электрического
тока. Алюминиевую деталь надежно соеди-
няют проводником с угольным электродом
(угольный стержень от батарейки карман-
ного фонаря, батарейки «Сатурн» и т. п.).
Оба электрода, соединенные проводником,
погружают в раствор следующего состава:
Азотная кислота —200 мл/л; хромпик
(калиевый) —50 г/л. Температура раст-
вора— 15—25°С; время обработки —
2—10 мин.
Для окрашивания алюминиевых прима-
нок в другие цвета можно воспользоваться
следующим способом. Поверхность покры-
вают каким-либо металлом (например,
никелем, серебром), который окрашивается
химическим путем в нужный цвет.
Известно, что алюминий легче всего по-
крыть цинком, который можно окрасить в
плотный черный и темно-зеленый цвет.
В черный устойчивый цвет алюминий
окрашивают следующим порядком. После
цинкатной обработки деталь помещают в
раствор:
Сернокислая медь —160—220 г/л,
Рис. 6
хлорноватокислый калий —80 г/л. Темпе-
ратура раствора —30—40°С; время обра-
ботки—5—10 мин.
Покрытый цинком алюминий окраши-
вают в желто-зеленый цвет с помощью
следующего раствора:
Хромпик (калиевый) — 200 г/л; серная
кислота —5 г/л. Температура раствора —
15—25°С; время обработки —1—2 мин.
Широкую гамму цветов можно получить
методом анодирования алюминия с по-
мощью электрического тока.
Процесс анодирования, как правило,
предполагает применение постоянного тока,
но в последнее время разработан метод
анодирования беременным током, который
приемлем для домашних условий. Вся аппа-
ратура представляет собой трансформатор
(рис. 6), на выходе которого должно быть
12—15 В, амперметр со шкалой 3—5 А и
реостат R =30—100 Ом для регулирования
тока.
Две детали (или две группы деталей)
подготавливают и завешивают в ванну
(банку, миску и т. п.) для анодирования.
Ванна должна быть стеклянной, фарфоровой
или эмалированной. Все детали надежно
соединяют алюминиевой проволокой.
Электролитом служит 15—20%-ный раствор
96
серной кислоты или раствор бисульфата
натрия (кристаллического) концентрации
250—400 г/л. Плотность тока (показания
амперметра) должна быть 1,2—2А на каж-
дый квадратный дециметр площади детали
(А/дм2); напряжение — 10—12 В. Время
анодирования— 30—35 мин, температура
электролита — не выше 25°С.
Для дюралюминия плотность тока долж-
на быть порядка 2—3 А/дм2; напряжение —
12—15 В. Время анодирования — около
25 мин, температура электролита — 20°С.
Пленна, получаемая после анодирования,
бесцветная, толщиной несколько микрон,
с большим количеством мелких пор. Окон-
чательными процессами при анодировании
являются окрашивание и закрытие пор.
Окраску производят с помощью анилиновых
красок для шерсти (продаются в хозяйст-
венных магазинах). Концентрация краски в
воде — 1%, цвет — по выбору. Краску
растворяют в воде, фильтруют, нагревают
до температуры 70—80°С, деталь выдержи-
вают в ней 2—3 мин.
Наиболее эффективным цветом являет-
ся окраска анодированного алюминия под
золото. Под желтое золото анодирован-
ный алюминий можно окрасить раствором:
Кислотный оранжевый краситель 2Ж —
0,1 г/л; кислотный желтый краситель 3—
0,1 г/л; кислотный черный краситель М —
0,1 г/л. Температура раствора — 17—20°С;
время окрашивания — 5—7 мин.
Имеется низкотемпературный рецепт,
в результате которого удается получить
рисунок на стали, отличающийся устойчи-
вым синевато-черным цветом и большой
степенью сопротивления истиранию. Состав:
Гипосульфит натрия — 80 г/л; хлорис-
тый аммоний — 60 г/л; ортофосфорная
кислота — 5 мл/л; азотная кислота — 2 мл/л.
Температура раствора — 18—25°С; время
обработки — 40—60 мин.
Деталь после оксидирования обрабаты-
вают в течение 5—15 мин в 15%-ном
растворе калиевого хромпика при темпе-
ратуре 60—70°С, сушат и протирают ней-
тральным машинным маслом.
Кроме черного сталь окрашивают в
голубой и синие цвета, причем есть ре-
цепты низкотемпературные и с повышен-
ной температурой.
В голубой цвет сталь можно окрасить
с помощью следующих рецептов:
4—495-
1. Хлорное железо — 30 г/л; азотно-
кислая ртуть — 30 г/л; соляная кислота —
30 г/л; спирт этиловый — 120 г/л. Темпе-
ратура раствора — 20—5°С; время обра-
ботки — до 12 ч.
2. Гидросернистокислый натрий —
120 г/л; уксуснокислый свинец — 30 г/л.
Температура раствора — 90—100°С; время
обработки — 20—30 мин.
В синий цвет сталь окрашивают тем же
раствором, которым окрашивалась латунь
в голубой цвет. Технология окраски та же.
Серебро — основное покрытие многих
рыболовных приманок. К сожалению, се-
ребряное покрытие можно раскрашивать
химически только в серые, черные
и черно-синие цвета.
Одним из наиболее распространенных
способов нанесения серого и черного цве-
тов является использование препарата сер-
ная печень. Ее получают путем сплавления
в течение 15—20 мин 1 в. ч.
серы и 2 в. ч. поташа.
Серную печень растворяют в воде из
расчета 20—30 г/л и подогревают до тем-
пературы 60—70°С. Деталь в этом раство-
ре обрабатывают в течение 1—3 мин.
Раствор серной печени наносят на при-
манку обыкновенной кисточкой. При этом
приманку желательно нагреть до темпера-
туры 50—70°С.
Серебряное покрытие черно-синего
цвета получают в растворе сульфида калия
концентрацией 5—10 г/л при температуре
50—60°С.
Олово окрашивают в темно-серый цвет
следующим раствором:
Азотнокислый висмут — 5 г/л; азотная
кислота — 50 мл/л; виннокаменная кислота —
80 г/л. Температура раствора — 18—25°С;
время обработки — 0,3—0,5 мин.
Никель хорошо окрашивается в черный
цвет раствором, состоящим из следующих
компонентов:
Персульфат аммония — 200 г/л; серно-
кислый натрий — 100 г/л; сернокислое
железо — 9 г/л; роданистый аммоний —
6 г/л. Температура раствора — 20—25°С;
время обработки — 1—2 мин.
Окраску производят тонкой кисточкой.
При этом необходимо, чтобы поверхность
приманки была хорошо обезжирена. В про-
тивном случае раствор не будет ложиться
на поверхность.
97
Л. Ерлыкин. Химическая обработка металлических приманок
Мастерство рыболова
Е. Огнев, почетный член
Всероссийского общества охотников
и рыболовов
ПРОМЫСЛОВЫЕ СНАСТИ
В ЛЮБИТЕЛЬСКОМ
РЫБОЛОВСТВЕ
Листая страницы новых правил любитель-
ского рыболовства, в числе разрешенных к
применению снастей невольно обращаешь вни-
мание на рыболовные сети, бредни, вентери
и даже неводы весьма приличных размеров.
Запрещенные повсеместно для использования
в любительском рыболовстве в недавнем прош-
лом, они оказались теперь в арсенале рыбо-
ловов и заняли свое место в общем ряду
снастей.
В самом деле, мы свыклись с тем, что
если речь идет о любительском рыболовстве,
то и снасти должны быть соответствующие:
удочки, спиннинги, жерлицы, кружки, а тут вдруг
к ним прибавились подъемники промысловых
размеров, длинные переметы и подпуски, сети
и неводы. Как это совместить с понятием
любительства?
Припоминается случай не столь уж большой
давности. Как-то в одном озере, оставшемся
практически безрыбным, рыболовы-любители по-
ставили сети, применили бредни. Им удалось
поймать десятка три толстобоких карасей. Еще
раз попробовали ловить теми же средствами.
Сеть работала не очень исправно — путалась,
скручивалась в густых зарослях и оказывалась
чаще пустой, чем с уловом. Да и с бреднем
пришлось повозиться. Уж больно захламленным
было озеро! Какие-то колья, торчащие на дне,
железная арматура, куски бетона, полусгнив-
шие бревна. Все* это не позволяло свободно
протянуть бредень. Но там, где это удавалось,
стало как-то чище. Рыба ловилась исправно, —
по-видимому, выходила на выгул из подводных
трущоб на расчищенные места.
Кто-то закинул удочку с опарышем на крючке,
и сразу поклевка. Редко, но как раз в расчи-
щенных местах клевал карась. Водоем стал
представлять определенный интерес для уже-
ния. Одно смущало любителей — промысловые
снасти. Ведь с их помощью, главным образом
бреднем, удалось улучшить среду обитания
рыбы. А как быть дальше? Продолжать исполь-
зовать запрещенную снасть, чтобы водоем не
зарос окончательно? Но как согласовать это
с правилами рыболовства, которые не разре-
шали применять бредни рыболовам-любителям?
Обратились в инспекцию рыбоохраны. Там
объяснили, что озерцо это считается безымянным
и не числится даже в общем фонде. Конечно,
и паспорта на него не оказалось. После не-
большого раздумья приняли простое и фор-
мально правильное решение: подтвердили за-
прет применять бредни, а рыболовов, явившихся
как бы с повинной, штрафовать не стали.
Года через три озеро заросло пуще прежнего,
и рыболовы вообще перестали его посещать.
Аналогичных примеров можно привести немало.
Вступившие в действие с 1 января 1984 г.
правила любительского рыболовства, несомнен-
но, крупное событие на пути организованности
и упорядочения любительского рыболовства,
имеющее далеко идущие последствия. Анализи-
руя их, приходишь к выводу, что органы рыбо-
охраны подошли к этому важному делу не
по шаблону. Работники ряда бассейновых управ-
лений рыбоохраны пришли к твердому убежде-
нию, что настало время более гибко решать
вопросы рационального использования рыбных
ресурсов малых водоемов (преимущественно
озер), и настояли на том, чтобы разрешить
использовать промысловые снасти в любитель-
ском рыболовстве. Разумеется, далеко не везде,
да, по-видимому, этого и не требовалось, но
арсенал промысловых орудий, разрешенных для
любителей, и регионы их распространения ока-
зались достаточно широкими.
Думается, что взятое направление является
правильным. Несомненно, будут возражения:
как так, любительское рыболовство — и вдруг
промысловые снасти!
Вспоминаются прошлые дискуссии: быть или
не быть промысловым снастям для любителей
в некоторых озерах Псковской и Новгородской
областей? В конечном счете такой лов был
«освистан» критиками, и промысловые снасти
в этих областях были запрещены. Прошел с
того времени добрый десяток лет. Может быть,
строгие меры обогатили новгородские и псков-
ские водоемы? Ничуть не бывало! Улучшений
не последовало, и они не предвидятся в обо-
зримом будущем.
Теперь немного о причинах разрешения
или запрещения промысловых орудий рыболов-
ства для любителей. Каких-либо строгих обосно-
ваний не дал ни один научно-исследовательский
институт рыбного хозяйства. Исследования о
влиянии любительского рыболовства на запасы
рыбных ресурсов в водоемах страны не ве-
лись, не считая отдельных попыток ученых
Москвы и Сибири, выполнявших эту работу
разобщенно. Результаты оказались весьма отно-
сительными и содержали скорее полурекомёнда-
ции, а не законченные выводы. Поэтому доста-
точно обоснованно сказать «да» или «нет» о
применении промысловых снастей любителями
так никто и не смог. Зато об этом с
полной определенностью высказались пред-
ставители рыбоохраны, хотя не имели в
своем распоряжении никакой научно-исследо-
вательской базы и основывались только на
личных наблюдениях инспекторов и малочис-
ленного коллектива ихтиологов. Дело в том, что
рыбодобывающие организации не проявляли
интереса к использованию огромного числа
98
малых водоемов (главным образом озер). Сама
жизнь подсказывала возможность освоения таких
водоемов способами любительского рыболов-
ства.
В Новгородской и Псковской областях при-
няты правила, которые разрешают рыболовам-
любителям применять промысловые снасти.
Разрешены бредни длиной не более 10 м
(Новгородская область) и до 25 м (Псков-
ская область) с ячеей в обоих случаях не
менее 18 мм. Разрешен лов одной ставной
одностенной сетью, двумя мережами, тремя
вентерями и вершами на одного человека.
Ловить рыбу такими снастями могут только
члены общества на определенных водоемах и не
иначе как по разрешениям инспекций рыбоохраны.
Применение промысловых снастей в этих облас-
тях разрешено лишь на водоемах в малона-
селенных и труднодоступных районах.
В Псковской области для любительского лова
промысловыми снастями выделено 176 водо-
емов, а в Новгородской области — 140. Облав-
ливать эти водоемы традиционными снастями
и способами малопродуктивно, а оставлять там
рыбу до конца жизненного цикла бесхозяйст-
венно. Значит, для того чтобы ловить рыбу на
рациональной основе с учетом ее воспроизвод-
ства, нужны соответствующие снасти, т. е. про-
мысловые.
При современных транспортных средствах
значительно приблизилась к крупным промыш-
ленным центрам Карельская АССР — поистине
озерный край. Нельзя рассчитывать на то, что
водоемы Страны тысячи озер могут быть с
пользой обловлены удочками, спиннингами и
другими общепринятыми любительскими снастя-
ми. Надо, чтобы и в этом регионе рыба вы-
лавливалась в таких пределах, которые обеспе-
чивали бы ее естественное воспроизводство,
а рыбопродуктивность росла и носила стабиль-
ный характер. Вот почему правила любитель-
ского рыболовства Карелии также разрешают
применение промысловых снастей для люби-
телей.
К примеру, в водоемах общего пользования
применяются одностенные ставные сети, пере-
меты не более чем на 50 крючков, мережи,
верши, «морды». На применение промысловых
снастей не требуется разрешения органов ры-
боохраны, однако правила предусматривают
условия и режим пользования этими снас-
тями.
Из правил любительского рыболовства Ка-
рельской АССР видно, что за республиканским
обществом охотников и рыболовов и за спор-
тивным обществом «Динамо» закреплено 26 во-
доемов, за «Севрыбниипроектом» для проведе-
ния научно-исследовательских работ — 27 озер
и за рыбоводно-акклиматизационной станцией —
8 озер. Конечно же на всех этих водоемах
любительское рыболовство запрещено.
Возьмем Якутию с ее необозримой сетью
озер. В них много ценных сиговых видов рыб.
В притоках Лены обитает привычная нам реч-
ная рыба. Но не в почете здесь ни щука,
ни плотва, ни окунь. Даже ездовая собака с
полным равнодушием отвергнет плотву или щуку.
А вот если ей предложить муксуна или, на-
пример, чира, то собачьему восторгу нет пре-
дела. В тундровых озерах обитает знаменитый
якутский карась, достигающий 4 кг. Но о ры-
бохозяйственном освоении таких водоемов сред-
ствами рыбной промышленности нечего и думать.
Правилами любительского рыболовства Якут-
ской АССР членам общества рыболовов раз-
решается применение плавных и ставных се-
тей, бредней, а на изолированных карасевых
озерах — неводов длиной до 100 м. На этих же
озерах круглый год разрешен лов сетями,
причем принадлежность к обществу рыболовов-
любителей для этих водоемов не обязательна.
За Уральским хребтом берут начало бес-
крайние земли Сибири, где сосредоточены бо-
гатейшие водные ресурсы. Байкал, Обь, Иртыш,
Лена, Енисей, их многочисленные притоки, зна-
менитые Барабинские озера, жемчужина Ал-
тайского края Телецкое озеро всегда были
притягательными для рыболовов. Только Бара-
бинская система насчитывает 1500 озер общей
площадью 400 тыс. гектаров.
Рыболовство для народов Крайнего Севера
всегда оставалось традиционным занятием и
служило постоянным источником питания. По-
этому населению районов Крайнего Севера
предоставлено право лова рыбы промысловыми
снастями: сетями (плавными и ставными), вен-
терями, фитилями. В Красноярском крае и в
Тувинской АССР на всех водоемах разрешено
применение таких ловушек, как «морды», а чле-
нам общества еще и вентеря.
Применение промысловых снастей в люби-
тельском рыболовстве в целом весьма поло-
жительное явление. Оно говорит в пользу того,
что во многих регионах страны развивается
тенденция рационального использования малых
водоемов в интересах населения для пополнения
пищевого баланса.
Новые правила еще окажут свое положитель-
ное воздействие на развитие любительского
рыболовства. С их помощью более эффективно
и на рациональной основе будут осваиваться
водоемы нашей страны. Но правила правилами.
Создаются они прежде всего для людей, и то,
как мы их будем выполнять, зависит от нас
самих — от рыболовов и обществ, их объеди-
няющих. В частности, промысловые снасти в
любительском рыболовстве, разрешенные пра-
вилами, должны использоваться только в до-
пустимом режиме. Любые отклонения неминуемо
приведут к истощению рыбных ресурсов.
Е. Огнев. Промысловые снасти в любительском рыболовстве
99
Ю. Новиков
ЛОВЛЯ
ХАРИУСА
Мастерство рыболова
У нас в Хакассии (реки
Енисей, Абакан, Туба и их при-
токи) хариуса ловят на мушку,
в проводку и донкой. Выбор
снасти зависит от времени года
и местных условий: скорости
течения, глубины, вида реки
(таежная, горная). Конечно, ран-
ней весной и поздней осенью,
в предзимье, на мушку ловить
нет смысла — насекомых-то
нет! Поэтому на мушку ловят
летом по светлой воде, а на
мокрую мушку — даже в пред-
зимье (октябрь, ноябрь).
Самый распространенный
способ ловли весной и осенью —
проволочный. В это же время
ловят и на донку.
Ловля на мушку под стать
ловле нахлыстом, но несколько
от нее отлична. Здесь, во-пер-
вых, нужно длинное, упругое,
желательно цельное удилище
(при нахлысте длинное удилище
не обязательно). Только таким
удилищем можно, послать мушку
на длину лески, которая на 30—
35 см короче удилища.
Мушку лучше всего посылать
в нужное место по струе во-
ды; тогда хариус не видит ма-
хающего удилищем рыболова.
Приманка может быть различ-
ной расцветки, но особенно
уловиста мушка цвета рыжего
таракана, т. е. светло-коричне-
во-буро-красная. Для этого впол-
не подходят перья красного
петуха, расположенные между
крылом и хвостом: там они
длинные и тонкие. Крючок тоже
имеет немаловажное значение.
В большинстве случаев мушку
вяжут на крючке № 4.
Первое условие успешной
рыбалки — маскировка. Если
одежда рыболова отливает все-
ми цветами радуги, если он
ведет себя на водоеме шумно,
делает резкие движения, то,
конечно, поклевки хариуса ему
не видать. Нужно незаметно
подойти к хорошему месту, сде-
лать бесшумный заброс и умело
провести мушку. Только тогда
можно рассчитывать на поклев-
ку, а первая рыба, как правило,
оказывается и самой крупной.
При маскировке и соблюде-
нии тишины можно с одного
места поймать до десятка ха-
риусов. Другие же рыбы насто-
раживаются и не берут насадку,
а если берут, то осторожно,
мгновенно ее выплевывают или
стараются стянуть за самый
кончик. Если же первый хариус
сойдет с крючка, то следующей
поклевки можно ждать беско-
нечно долго. В этом случае луч-
ше сразу сменить место и вер-
нуться сюда не ранее чем через
3—4 часа.
При ловле в проводку основ-
ное и главное условие — опре-
делить нужную длину лески. Если
она мала, то наживка проплы-
вет высоко над дном, что на-
стораживает хариуса. Если же
наживка волочится по дну, то
это тоже вызывает подозрение
у рыбы, так как грузило стучит
по камням.
Спуск лески регулируют пе-
редвижным поплавком из твер-
дого пенопласта или пробки
длиной 35—40 мм диаметром
25—30 мм. Желательно нижнюю
часть поплавка покрасить в бе-
лый цвет, а верхнюю — в оран-
жевый или другой хорошо види-
мый, но не очень яркий цвет.
Удилище желательно иметь зе-
леного цвета. • Леску выдержи-
вают в кипящей заварке чая не
менее 5 часов, что делает ее
почти незаметной и эластичной.
Грузило от крючка (мормышки)
должно быть в 20—25 см. Оно
притапливает поплавок до по-
ловины и даже чуть-чуть больше.
Наживку перемещают у самого
дна и при поклевке сразу же
делают короткую подсечку. Что-
бы успеть вовремя сделать под-
сечку, надо всегда держать
леску натянутой.
Теперь нам надо выбрать
место ловли. Выбрать хорошее
место — это уже половина ус-
пеха,. правда, при соблюдении
всех других условий. Уловистым
местом можно считать слив реч-
ки с завихрением на расши-
рении, под порогом, на среднем
по силе течении, за поваленным
или затопленным деревом (кус-
том) при прозрачной воде. Вид
этих мест, прозрачность воды
в них настраивают на прекрас-
ную рыбалку. Возникает уверен-
ность хорошего лова. Но найти
подходящее место не просто.
Ловля хариуса — это движение,
постоянное перемещение, скра-
дывание.
Однако не каждый рыболов
решится на дальние переходы,
не каждый будет продираться
сквозь густые заросли таежной
речки от места к месту за
одним-двумя хариусами. И все
же прелесть таежных и горных
речек, их прозрачные струи, их
необузданность и своеобразие
надолго привораживают к себе
поклонников. После таких похо-
дов на ловлю другой рыбы уже
не тянет — не те ощущения,
не те красоты.
Неужели кто-нибудь поедет
за 200 км на рыбалку за ель-
цом? Вряд ли. А вот за хариу-
сом едут. Ловят немного, а про-
ходят по 30—40 км пешком
по таежным тропам. Да, сила
притяжения такой рыбалки под
стать туризму. Ловлю хариуса
можно назвать охотой. Привер-
женцев такой охоты все больше
и больше, однако надо знать
сроки ловли. Во время нереста
весной, а осенью во время хода
рыбы на зимовальные места
ловля ее запрещена. При усло-
вии соблюдения этих сроков
желаю вам успёха. Больше
практики — весомее улов.
100
Ю. Королев
РЫБАЛКУ
МОЖНО ПРОДОЛЖИТЬ
Иной раз спросишь знакомого рыболова:
— Что рано-то с рыбалки вернулся? Не кле-
вало?
— Клевало хорошо! Да насадка кончилась, —
услышишь в ответ.
Что ж, такое и со мной не раз случалось. Только
я домой из-за этого не возвращался: находил червей
на берегу водоема. А найти их, в этом я удостове-
рился, можно практически везде. Вот я и хочу
поделиться опытом, где и как их добывать.
Лучше всего искать их в кочкарнике. Между
кочками всегда сыро, солнечный свет туда не про-
никает. Осока старится, бурыми рядами ложится
меж кочек и преет. Если в этой прели покопаться,
то всегда найдешь червей.
На лесном омуте я обычно ищу место, где у
самой воды растет ольха. Под ее опавшей листвой
во влажной земле всегда водятся черви. И под пре-
лой осокой, и под ольховыми листьями черви
короткие, круглые и упругие, с синеватым отли-
вом. Рыба на них берет хорошо.
Труднее выйти из положения, если вдруг ока-
жешься без насадки на песчаном берегу, покрытом
чахлыми стебельками скудной растительности. Пе-
сок сухой, и червей в нем не накопаешь. Но отчаи-
ваться не надо, выход есть. Местами вода под-
ступает к самому берегу, волны в непогоду вымы-
вают из-под берега песок, и дернины козырьками
свисают в воду. Песок под дерниной всегда влаж-
ный, и в нем водятся бледно-розовые черви.
Ну а как быть на заболоченном водоеме?
Зыбкий берег, покрытый мохом, качается под
ногами, кое-где растут чахлые сосны. Копнешь
здесь, копнешь там — всюду вода. Я в таком
случае внимательно осматриваю береговую линию.
Не растет ли где березка или ивняк? Там, где они
растут, берег обычно выше, мха нет, а земля всегда
сырая. В этой сырой земле, в самом верхнем слое,
водятся коротенькие, толстенькие червячки с круп-
ным бледным кольцом посередине. На большой
крючок таких червей насаживают по два, а то и
по три.
Многим рыболовам известно водное остроко-.
нечное растение под названием куга (в иных местах
его называют еще трестой). В одиночку оно не
растет, а возвышается обычно над водою плотной
темно-зеленой стеной. Когда лето перевалит за
половину, на конце куги появляется развесистое
соцветие. Так вот, в отцветших и выброшенных
волнами на берег стеблях куги можно набрать чер-
вей сколько угодно. Между влажными желтоваты-
ми стеблями водятся крупные красные черви,
кстати очень живучие, а если копнуть под пучком
куги землю, то можно найти и белых червей.
Я уж не говорю о том, что червей можно
добыть под валяющимися на берегу бревнами или
досками и в одонье стога. Но вот то, что их много
водится под окорклым коровьим навозом (под ло-
шадиным тоже), об этом, наверное, стоит сказать.
Если недалеко от речки или озера есть вспахан-
ное поле, вы всегда наберете червей, — стоит
только приподнять крайние земляные пласты, ко-
торые оказались перевернутыми прямо на траву.
Так что, как видите, совершенно не обязательно
покидать водоем из-за того, что кончились червя.
Новички на водоеме
102
В. Баранчук
ОТ ОСЕНИ
ДО ОСЕНИ
Рис. Г. Линде
В разное время приводили меня рыбацкие тропы
в далекие и близкие края. Мне посчастливилось
ловить рыбу разных видов и размеров, рыбу
разную по повадкам и вкусам. Накопилось много
впечатлений, которые послужили основой для
этих зарисовок. Хочу познакомить читателей со
своим годом рыболова.
РАДУГА НА СНЕГУ
В.автобус, идущий от Клина на Радченко, еле
втиснулись. Еще бы! Жуткий ажиотаж: на Шо-
шинском плесе Московского моря у Безбородов-
ского моста окунь валом пошел. Знамо дело, сере-
дина ноября, перволедье!
На плес выходим с рассветом, сторожко, через
каждый шаг пробуя пешней крепость гулкого
молодого льда. Рыболовы разбредаются по много-
численным заливчикам. Мы с приятелем Анатоли-
ем тоже облюбовали один такой заливчик. Уют-
нейшее место: вокруг — лес камыша, будто вырос-
шего прямо из льда; камыш загораживает нас от
низового ветра. На мелких местах сквозь темное
ледяное стекло видны каждый камешек на песчаном
дне, каждая коряжка, травинка. Но сейчас окуня
здесь нет — он стоит там, где поглубже, и снег,
запорошивший лед, скрывает хищника от наших
глаз. Вот интересный уголок: несколько торчащих
из льда почерневших от долгого стояния в воде
корявых и коротких стволов берез. Их затопило при
заполнении водохранилища. Глубина здесь около
полутора метров, лед покрыт уже успевшим сле-
жаться снежком.
Первую лунку пробиваю прямо возле ствола.
Теперь надо чуток подождать, пока соберутся поло-
сатые хищники. Через минуту-другую опускаю
Мормышку-дробинку с колечком мотыля на крюч-
ке. Веду приманку резкими толчками, проверяя все
слои воды. Вдруг где-то вполводы сильно согну-
лся кивок — типичная окуневая хватка. Подсечка —
и на белом снегу затрепыхался, переливаясь всеми
цветами радуги, мой первый трофей. На плотных
боках окуня проступают голубовато-зеленые поло-
сы, алым цветом горят плавники и хвост.
Теперь скорее опустить мормышку, даже если
на ее крючке не осталось насадки, иначе стая может
уйти. Нет, она еще здесь. Опять тугой нажим — и '
на льду, обволакиваясь снежной пудрой, запрыгал
второй окунь.
Десяток рыб лежит на снегу. Клев кончился.
Надо искать дальше. А что там у приятеля? Он
блеснилыцик, его добыча редка, зато весома. Ана-
толий облавливал уже десятую лунку, когда нако-
нец ощутил удар по хлыстику удочки. После под-
сечки на леске упористо заходил крупный окунище.
Из лунки вывернулось эдакое разноцветное, чу-
довище, заглотившее целиком блесенку. Еле вы-
тащил ее приятель из зубастой пасти хищника.
Конечно, время потерял и второй поклевки в этой
лунке уже не дождался — ушли окуни-хитрецы, не
любят они стоять без дела на одном месте.
Совратил меня Анатолий своей охотой, достал
и я удочку с блесной. Блесенка у меня с виду обык*
новенная: четырехсантиметровая, узкая, похожая
на ивовый лепесток, посеребренная. Но все дело в
крючке: он соединяется с блесной цепочкой из не-
больших по диаметру заводных колечек из тонкой
стальной проволоки. На крючке — красные нитки.
При подергивании или падении блесны гирлянда из
колечек плавно покачивается, а когда приманка ос-
танавливается, крючок-хвостик еще некоторое вре-
мя слабо трепещет. Это, наверное, напоминает
окуню мелкую рыбешку, которая, устав от погони,
на секунду замерла. Я заметил, что хватки хищни-
ков следуют именно в момент остановки блесны.^
— Иди быстрее сюда! — кричит вдруг прия-.
тель. »
Я подхожу, он показывает на лед, который не
покрыт снегом. Мы видим через этот лед дно, а над |
ним парят бесчисленные стаи мелочи. Рядом же, г
если внимательно приглядеться и немного подо-
ждать, можно увидеть тени крупных окуней. Время |
от времени они молнией врезаются в стаю мелких
рыбешек, и те бисером рассыпаются в стороны.
— Опускай блесну! Но только не здесь, а там, /
где снег, — говорит Анатолий. — На большую'
стаю окуней напали, торопись!
...Хорошая у меня все-таки блесенка! До дна
еще не успела дойти, а уже схватил ее окунь...
— Да не в блесне дело. Место редкостное нам
попалось, — говорит мой приятель, тоже вытаски-
вая полосатого горбача. — Сейчас сюда, где
мелочь, окуни со всего плеса сбежались.
«Может быть, и сбежались, да только знатная у
меня все-таки блесенка», — думаю я, вытягивая
. второго окуня. V
МАТЕРЫЙ ПОШЕЛ!
Однажды под Новый год выдалась у меня
свободная неделька. А тут письмо от тетки: «При-
езжай, соскучилась я. Погостишь маленько, рыбку ?
половишь да и Новый год у нас справишь». И на §
следующий день я уже шагал по тихой улочке ©
маленького подмосковного городка Озеры. По
дороге заглянул к давнишнему приятелю. $
— Здорово! Приехал, значит. В аккурат угадал — о
матерый уже пошел! Е
Чтобы понять смысл этих слов, их магическое
действие на рыбацкую душу, надо пройти не один
километр, утопая по пояс в снегу, пробурить не §
один десяток лунок и хоть раз ощутить на леске- §
паутинке живую упористую тяжесть матерого.
...Тетушка встает ранехонько; когда я надеваю oq
103
Новички на водоеме
рыбацкие доспехи, на столе уже тихо посвистывает
самовар, а на плите аппетитно шкворчит яичница с
салом.
— За Спиридоновский поворот ступай — оттуда
нынче рыбу несут, — говорит мне тетка, когда,
проглатывая на ходу последний кусок, я выбегаю из
избы.
Известное дело — за поворот, а куда же еще?
Там глубокий затон, зимняя штаб-квартира мате-
рого. Он слишком солиден, чтобы вертеться на
течении, как его мелкие собратья.
Добрых пять километров топать до этого
затона на Оке. Пока шел, так разогрелся, что хоть
полушубок скидывай. Однако не больно-то ски-
нешь: морозец что надо! Но ничего, зато матерый
лучше всего берет как раз в такой холод. У лунок
пришедших раньше меня рыбачков уже лежат
первые трофеи.
Новичку покажи эту рыбу издалека, и он, ни-
сколько не сомневаясь, скажет: судак. И только
когда подойдет поближе да разглядит ее, с преве-
ликим удивлением воскликнет: «Да это ж ерш!»
Верно, ерш. Но какой! Длина его доходит частень-
ко до двадцати сантиметров, вес — до двухсот пя-
тидесяти граммов. Ну а вид у этого разбойника,
когда вытащишь его, ощетинившегося всеми свои-
ми колючками, из лунки, такой угрожающий, что
более точного названия, чем матерый, и не приду-
маешь.
Глубина в затоне — три-четыре метра, течения
почти нет. Но мормышку я ставлю все равно самую
тяжелую — крупную желтую «овсинку» и насажи-
ваю целый пучок мотылей — матерый не соблаз-
нится мелкой приманкой. Кстати, недаром самые
крупные экземпляры обычно бывают у тех рыбо-
ловов, которые ловят на червя. (Есть среди мест-
ных удильщиков предусмотрительные люди, запа-
сающие эту насадку осенью).
Вы, конечно, знаете, как клюет рядовой ершиш-
ка? Мелко и занудливо теребит и еле-еле сгибает
кивок. Поклевки этого настолько характерны, что
их узнаешь из тысячи других. Ну а когда узнаешь,
только одно и скажешь: «Пожаловал, колючий,
теперь меняй место — замучает». Действитель-
но, кому нужен заморыш величиной с мизинец!..
Матерый — это совсем другое. Его поклевка
властная, крепкая: кивок сгибается резко, как при
хватке крупного окуня.
...Работаю мормышкой у самого дна, но зна-
комой поклевки нет. Меняю ритм игры, перехожу
на другую лунку — результат тот же. А соседи мои
потаскивают да потаскивают... Что ж, придется
идти к ним за ответом на традиционный вопрос:
что ему сегодня нужно?
— Ты как играешь мормышкой, быстро? Вот
тут и промашка. Сегодня матерый берет только на
стоячую. А Михаил Егорыч вон вообще поплавоч-
ной ловит — еще лучше.
Ладно. Поиграв мормышкой, кладу удочку на
лед. Кивок застыл. Леска в момент покрывается ле-
дяной оболочкой, каждую минуту выгребаю лед из
лунки — одно мучение рыбачить в такой мороз! Но
что это? Потолстевшая от намерзшего льда леска
вдруг неуклюже зашевелилась и потащила вниз
кивок. Вот она, поклевка! Туго идет матерый, рас-
топырил в воде плавники-паруса, тормозит ими что
есть силы. С трудом вырываю его из лунки.
...Не знаю, может быть, мне просто кажется, но
такую красивую рыбу не встретишь нигде. На
нежно-голубом теле просвечивают желто-зеленые
полосы, снежно-белое брюхо серебрится по краям,
плавники коричневатые с темными крапинками-
звездочками, а глаза... глаза ярко-синие с золотым
ободком.
СЛУЧАЙНОСТЬ ИЛИ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ?..
Завьюжило еще с ночи, когда мы сидели на
вокзале станции Большая Волга, дожидаясь утра.
В февральскую метель на открытом месте долго не
высидишь, поэтому утром, когда пришли на Мос-
ковское море, решили укрыться где-нибудь недале-
ко от дамбы — там потише. Остановились у полу-
104
круглой стены, которую какой-то предусмотри-
тельный рыбачок соорудил из снежных плит. За
такой защитой любая пурга не страшна — полней-
ший уют, а главное, места как раз на двоих хватает.
Глубинд солидная — семь метров, рядом, знаем
по памяти, — русло Волги. Попали, стало быть, на
свал — самое рыбное место, любит она здесь
ходить, промышлять приносимый течением корм.
Да и вода здесь посвежее, чем в местах без течения.
У нас по две лунки: в одной удочка с мормыш-
кой, в другой — поплавочная с крючком. На крю-
чок своей удочки Валентин решил нацепить ма-
хонький катышек сдобренного ароматным подсол-
нечным маслом теста. Я скептически улыбаюсь:
виданное ли дело —зимой ловить на тесто, сейчас
рыбе животную насадку подавай...
Приятно сидеть рядышком с задушевным прия-
телем у лунок, неспешно вести рыбацкий разговор.
Но не до разговоров — поплавок удочки Валентина
вдруг задрожал и всплыл. Подсечка — подлещик
граммов на двести.
— Берет, значит, на тесто! — радуется Вален-
тин.
— Случайность. Просто оказался рядом, вот и
схватил, — говорю я.
А приятель снова насаживает тесто — и опять
подлещик.
— Случайность, — говорю я.
— А ты тоже насади тесто и поймешь, случай-
ность это или нет.
Бог троицу любит. Когда Валентин вытянул
третьего, полукилограммового, подлещика, толс-
тоспинного и бронзового, я не выдержал и тоже
насадил на крючок одной из удочек катышек теста.
И сразу начались поклевки. Мормышку же с моты-
лем на крючке так никто не тронул, хотя она и
стояла в полуметре от крючка с тестом.
Но поймать нам удалось всего по пять рыб, как
клев резко оборвался. И тут я вспомнил, что по
осени лещ иногда всем другим приманкам предпо-
читает странный бутерброд: на цевье крючка
три-четыре мотыля, а на жало — катышек теста
или манной каши. Так и сделали теперь. И вот что
удивительно: на тех удочках, где было насажено
тесто без мотыля, поклевок не было вообще, а на
«бутерброд» клевало то и дело.
— Ну а на мотыля одного так и не брало в тот
день? — спросит меня читатель.
В том-то весь и фокус — тоже стало брать! Но
только в самом конце дня, под вечер, когда на
«бутерброд» поклевки прекратились и мы решили,
что подлещик ушел.
«Чем объяснить эти причуды в клеве подлещи-
ка?» — ломали мы головы по дороге домой. И по-
няли: наверное, тем, что в тот день погода
несколько раз ломалась — пурга сменилась за-
тишьем, а оно — ветром, который успел три раза
сменить свое направление. Ну а так как рыба чутко
и мгновенно реагирует на все перемены, то и меню
ей требовалось каждый раз иное.
— А ты говоришь — случайность, — сказал мне
приятель на прощание. — Нет, брат, закономер-
ность!
ДВА СЧАСТЛИВЫХ ДНЯ
Мартовским утречком спускаемся с высокою
холма на лед незнакомой реки. Весь месяц говорили
мы только о ней, готовились к встрече с надеж-
дой.
Сить — одна из многочисленных рек, питающих
Рыбинское море. Сюда на свежую воду стремят-
ся по весне из моря громадные стаи леща, плот-
вы, окуня. За ними идут язи, судаки, щуки. Два
счастливых дня нам предстояло рыбачить там, где
Сить замедляла свой бег, впадая в море.
Оживленно шумит рыбацкая братия, готовясь к
предстоящему бою.
— Гляди-ка, морская! Верных полкило будет! —
уже восклицает какой-то счастливец, разглядывая
первый трофей. Плотва, пришедшая с моря, скорее
похожа на язя: толстая в спине, серебристые круг-
лые бока подернуты светлой бронзой, плавники
оранжевые.
...Вот и на моей удочке резко согнулся кивок.
Подсек и сразу почувствовал упругие толчки силь-
ной рыбы. В лунке показывается крупный окунь.
С самого первого льда не было у меня, пожалуй,
такой удачи. А на второй удочке в это время кивок
выпрямляется — плотва. Но странное дело: у
меня плотвы больше чем на сто граммов не было.
А потом и такая перестала брать.
Вспомнились традиционные разговоры о
рыбьих тропах. Сидел-то я на ровном участке реки.
Рыба проходила такие места надолго не задержи-
ваясь, поэтому и поклевки у меня были эпизодичес-
кими. А вот у тех, кто рыбачил на яме, русле или на
их бровках, клевало хоть и редко, но весь день.
Рыба, видно, отстаивалась, отдыхала здесь во
время многодневного хода.
Потом выяснилось и другое: на следующий день
такие места обычно оказывались пустыми. Причи-
на здесь, по-моему, одна: пресс на рыбу со стороны
удильщиков. Ее тут интенсивно вылавливают весь
день, распугивают. У оставшейся рыбы срабаты-
вает инстинкт самосохранения, и ее испуг переда-
ется подошедшим новым стаям.
Заветную яму мы, конечно, на следующий день
нашли. Но рыба поклевала на ней лишь часок с
самого утра. Ушла? Нет, просто закапризничала —
ломалась погода.
...Еще накануне мы заметили, как споро шло
дело у двух явно местных, краснолицых от ежеднев-
ных бдений на морозце рыбачков. Они стабильно
потягивали плотву и окуня. И что интересно:
снимут рыбу с крючка — и тут же опускают мор-
мышку в лунку. «Эге, значит, ловят без насад-
ки», — усмотрели мы с приятелем.
Рыбачки открыли свой секрет: ловят на мор-
мышку с бисером на крючке. Мы с приятелем
перерыли свои заветные коробочки и, к великой
радости, отыскали в них несколько черных и темно-
зеленых бисеринок. Надели их на крючки мормы-
шек — пошла ловля. Только пришлось долго искать
свою игру приманкой. Рыбу соблазнял быстрый, с
мелкими скачками подъем мормышки* Порой она
хватала приманку на метр от дна и выше. А еще
В. Баранчук. От осени до осени
105
лучше брала, когда на крючок подсаживали колеч-
ком мелкого мотыля или репейника.
Сказали мы об этом краснолицым, предложили
им мотыля и репейника. Отказались: «У нас своя
привада имеется». Один достал из кармана полу-
шубка маленький пузырек, окунул в него мор-
мышку и опустил в лунку. И тут же вытянул
здоровенную плотвищу, потом сразу другую,
третью. Понюхали мы пузырек, и пахнуло на нас
весною. Отчего? Да оттого, что в пузыречке том
было... укропное масло. Вот такие премудрые
бывают рыбачки и такие изысканные вкусы нынче у
-рыбы.
Новички на водоеме
В СИНИХ АПРЕЛЬСКИХ СУМЕРКАХ
К середине рыбацкой недели нам уже порядком
надоела здешняя рыба: окуни, ерши, плотва. Хо-
телось иных ощущений.
— Посидите вечерком с карелами — они ловят
добрую рыбу. Может, и вам повезет, посоветовал
егерь, в избенке которого мы жили, коротая отпуск.
Мы видели их на Святозере каждый вечер:
человек пять местных рыболовов устраивались на
одном и том же месте, как только начинало
заходить апрельское солнце.
Первое, что поразило нас, когда подошли к ним,
так это мощь снастей: леска — 0,6-0,7 миллиметра,
солидное грузило, а в 40—50 сантиметрах от него,
на конце лески, большой тройник. Нет, они не были
браконьерами-багрильщиками, рыбу ловили чест-
ным способом, и она заглатывала этот тройник,
крючки которого были замаскированы полоской
плотвиного или окуневого мяса. Рыба эта была
налимом и, судя по их словам, огромным — по-
падались гиганты до десяти килограммов.
Каждый вечер усатый разбойник сбрасывал с
себя дневную дремоту и начинал охотиться за
окунями, ершами, плотвой, обосновавшимися на
ночлег меж камней луды. Ну а местные удильщики
охотились за налимом. Время от времени — при-
мерно как при отвесном блеснении — они подерги-
вали приманку у самого дна, мягко постукивали по
нему или плавно и невысоко приподнимали и снова
опускали наживку.
Говорили, это соблазняет хищника и он хватает
приманку. Может быть... Но в тот вечер два часа
мы просидели с рыболовами, а добычи у них так и
не увидели. Однако это не помешало нам на следую-
щий вечер попробовать свои силы.
У нас нашлись крупные узкие посеребренные
судаковые блесны с впаянным одинарным крюч-
ком. На него мы решили насаживать за головку
мелкого ерша, которого можно было поймать в
любой лунке. Чтобы не мешать местным рыболо-
вам, днем мы стали искать свою, новую луду.
Целый день бурили толстый лед, пока у одного
дальнего острова не обнаружили нашу луду. Среди
ровного «стола» 8—10-метровой глубины шло
широкой полосой возвышение. Глубина на нем
колебалась от 4 до 6 метров. Одним концом эта
каменная гряда упиралась в мыс острова, другим
уходила к мысу залива ближнего берега. Судя по
всему, она была подводным продолжением остро-
ва. Бывая потом на других озерах Карелии, я убе-
дился, что чаще всего луды легче отыскать именно у
островов, заливов. Найти же каменную гряду на
широком, без островов плесе незнакомого водое-
ма — дело очень трудное. Тут, наверное, надо
ориентироваться на местных рыболовов.
Первый удар по блесне я почувствовал у
«камня» — так я назвал про себя лунку, в которой
блесна ударялась внизу о что-то твердое, и я ощу-
щал, а не слышал, еле уловимое позвякивание
металла. Глубина в этой лунке могла вдруг умень-
шиться почти на метр — это, как я догадался, блесна
попадала на вершину большого камня. Потом
требовалось не один раз поддернуть приманку,
чтобы она соскользнула с камня на дно. Вот во
время такого соскальзывания, когда блесна дошла
до дна, я плавно поднял ее, и вдруг что-то крепко
дернуло удильник и мертвым тяжелым грузом
зависло на леске.
...Я до сих пор не могу забыть загадочно-черное
пятно лунки на залитом жемчужным светом луны
льду, свистящее трение лески, режущей мои паль-
цы; я до сих пор помню каждое слово моих друзей,
сгорающих от нетерпения увидеть неведомую до-
бычу. До сих пор холодок пробегает по коже, когда
я вспоминаю, как голой рукой лез в темную ледя-
ную пасть лунки и там нащупывал скользкую
здоровенную голову рыбы. Она дергалась и упорно
не давала подлезть под жабры. До сих пор я не
пойму, почему хищный налим не тяпнул меня за
пальцы щетками своих острых зубов.
В моем налиме было около четырех килограм-
мов. Он казался аспидно-черным, будто покрытым
лаком. Хищник по-змеиному ползал и лениво разе-
вал широкую пасть. А мы стояли и любовались им,
восхищались им: не каждый раз в синих апрель-
ских сумерках вам может так сказочно повезти!
НА БЛИЖНЕЙ РЕЧКЕ
Лесные речки... Сколько их, безымянных, тихо
струится по заросшим ольхой глубоким оврагам!
Частенько мы обходим их стороной, стремимся к
большой воде, убежденные, что только там ждет
нас увлекательная рыбалка. И порой даже не по-
дозреваем, что рыбацкое счастье притаилось совсем
рядом — здесь, в темных омутках ближней речки.
Так давайте же, читатель, остановимся на ее берегу.
Может быть, нам повезет, и мы прикоснемся к
тайнам, скрытым в тихих всплесках на перекатах и
плесах, в загадочных кругах на воде под нависшими
кустами.
Мы возьмем с собой легкую удочку, коробочку с
мотылем, а по дороге, в ручье, наберем еще и ли-
чинок ручейника — эти насадки сейчас, в мае, самые
соблазнительные для рыбы. Охоту свою мы начнем
с ямки, что образовалась после переката. Если
осторожно подойти к берегу, еще издали можно
заметить, как в голубовато-зеленой воде серебрис-
тыми молниями снуют веселые стайки плотвы,
подъязков и голавликов.
106
Наша снасть налажена заранее: тонкая — диа-
метром 0,15 миллиметра — леска, небольшой
пенопластовый поплавок, держащий одну дробин-
ку, крючок — № 3, 5 с длинным цевьем. Насадку
будем опускать к самому дну.
И вот уже белый кончик поплавка заскользил по
темной воде. В конце проводки что-то вдруг
задержало его бег, резко потянуло под воду. Вы
подсекаете и чувствуете на леске сильные рывки
попавшейся рыбы. Глубина небольшая, рыба видит
вас и упорно не хочет идти к берегу. Только не надо
вытаскивать ее на воздух; лучше осторожно, не
давая слабины, вывести добычу по воде. И вот на
влажном песке ворочается подъязок — первый дар
ближней речки.
И снова бежит по струе белая головка поплавка.
Но поклевок нет — попавший на крючок подъязок
поднял такой Переполох, что вся солидная рыба на
время скрылась в тени спасительных кустов. Оста-
лась одна мелочь, она теребит поплавок, стаскивает
насадку с крючка. Что ж, пройдем чуть ниже по
течению и поищем хорошую рыбу на плесе.
Здесь ровная глубина, слабое течение. По
всплескам видно — рыба стоит у травы, что вытя-
нулась широкой полосой вдоль противополож-
ного берега. Достать до нее трудно, приходится
удлинять снасть, чтобы пустить насадку по границе
чистой воды и водорослей.
...Уже поднимается солнце. Вам, наверное, не
надо напоминать, что ловить надо только против
солнца, иначе ваша тень отпугнет рыбу. Поплавок
то и дело попадает в солнечные блики, рассыпан-
ные по темной воде, и тогда его белая головка сли-
вается с размытым по воде серебром, и вы никак не
можете определить, рыба ли потопила поплавок
или солнце затеяло с вами веселую игру.
Но что это? Поплавок давно уже должен
выплыть на не освещенный солнцем участок, где
его хорошо заметно, однако его нет. Это поклевка!
Вы резко подсекаете, и через секунду из воды выле-
тает серебристая плотва.
Пора идти дальше, туда, где под густыми
кронами нависших кустов и деревьев в черно-зеле-
ной глубине омута прячутся окуни. Этих хитрецов
можно соблазнить мормышкой. Давайте снимем
поплавок и поставим на кончик удочки кивок, а
вместо крючка и грузила привяжем мормышку —
«уралку». На ее крючок насадим самого крупного
ручейника. Теперь, прячась за кустами, осторожно
опустим приманку поближе к затопленному стволу
старой ивы. Мормышка юркнула в тихий водово-
ротик и исчезла в загадочных подводных джунглях.
И тут же кивок сгибается — это полосатый разбой-
ник схватил насадку с ходу. Он гнет кончик удили-
ща, старается уйти в коряги. Вы с трудом, дуть не
оборвав леску, выводите горбача на берег.
Громкие удары по воде слышны на, ближнем
перекате... Сторожко подберитесь к этому месту, и
перед вами предстанет редкая картина — бой
жереха. Его высокий плавник как ножом режет
гладь воды. Развернувшись, хищник ринулся к
стайке уклеек. Удар за ударом мощного хвоста —
и, словно лягушата, выпрыгивают из воды ошале-
лые уклейки, которых подхватывает коварный
хищник.
«Сейчас бы спиннинг!..» Первая невольная
В. Баранчук. От осени до осени
107
Новички на водоеме
мысль тут же сменяется другой: «Зачем лишать
речку «царь-рыбы»? Ведь сегодня день и так был
щедрым... Пусть же остаются в водах такой речки
тайны, к которым снова сможете прикоснуться
следующей весной...
НЕ НАДО СПЕШИТЬ
...Раннее июньское утро. Наша лодка разреза-
ет сине-серебристую гладь Истринского водохрани-
лища. Я гребу, а отец готовит снасти, раскладыва-
ет веревки от грузов-якорей. Плывем медленно, в
рыбалке отец не любит торопиться:
— Лучше час-другой потратить на выбор места,
чем возиться весь день с мелочью.
А рыбачки вокруг явно рассуждают иначе. Вот
мимо нас промчался парень в «олимпийке». Можно
подумать, что мы на соревнованиях по гребле, а не
на рыбалке.
— Заметь, — говорит мне отец, глядя на пар-
ня. — Сейчас проплывет еще немного, бухнет якоря
где попало и будет ждать неизвестно чего.
Отец никогда не ошибается: «спринтер», про-
ехав еще метров триста, действительно заякорил
лодку и, когда мы проплывали мимо него, уже раз-
матывал удочки. Отец тут один случай вспомнил.
— Как-то по осени плыву утречком на свое
место. И так же, как этот парень нас с тобой, обго-
няет меня дед. Ну, проплыл этот дед пару сотен
метров и остановился. И через минуту вижу я такую
картину: дед мой свечкой вылетает из лодки и во
всей рыбацкой амуниции плюхается в воду. В ок-
тябре, сам понимаешь, даже если ты одет в свитер и
брезентовый плащ, в воде холодновато. Так что
стоящие рядом с дедом рыболовы тут же смекнули,
что он отнюдь не хотел кураться, и изо всех сил
рванули к нему. Когда я подъехал, его уже втащили
в лодку. Оказалось, дед так спешил скорее встать на
место, что, когда опускал груз в воду, не заметил в
суете, как веревка опутала ему ноги. Вот и получи-
лось, что дед сам себя закинул в воду. А все от чего?
От спешки. Боясь потерять лишнюю минуту, дед не
разложил как следует веревки, а просто привязал их
к грузам и кинул комом в лодку.
Так, за разговорами, прибыли мы с отцом на
место. Но не скоро дело делается. Теперь самый
важный момент, от которого зависит успех рыбал-
ки: надо нащупать бровку — подводную границу
между мелью и глубиной. Именно здесь, по словам
отца, держится крупная рыба.
Я очень медленно гребу, а отец глубомером
прощупывает дно. На поиски уходит по меньшей
мере час, и рыболовы вокруг уже начинают посмеи-
ваться над нашими манипуляциями:
— Эй, рыбачки! Чего потеряли-то? Давно ло-
вить надо, а вы все дно щупаете...
Но вот отец наконец засек нужное место. На
середине плеса он отыскал русло затопленной
речки. Лодку поставили перед ним на четырехмет-
ровой глубине, а поплавки будем забрасывать в то
место, где дно понижается до шести метров.
Бросаем прикормку. Это особая смесь,
секрет которой знает только отец. Все составные
108
части ее он готовит дома и лишь на рыбалке
смешивает их, чтобы не пропал аромат, так
привлекающий рыбу.
И вот полосатые кончики наших поплавков
застыли на масляной водной глади. Ждем час,
несколько раз меняем насадку на свежую — лещ
ведь большой привереда! Поклевок нет. Соседи
смеются, у них в садках уже плавает мелкая, но все-
таки рыба. Я на миг пасую и предлагаю отцу
поменять место — половить хоть мелочь. Но отец
спокойно ждет, и в меня вселяется его уверенность в
успехе. Я вспоминаю, что так бывает всегда: мы
очень долго ждем визита рыбы к нашему лакомст-
ву, и она все-таки приходит и вознаграждает наше
терпение богатым уловом.
Проходит еще несколько тягучих минут.
И вдруг — вот она, первая поклевка! Лещ выдав-
ливает поплавок из воды, потом утягивает его,
снова выдавливает и вдруг резко плашмя кладет на
воду. Мысленно отсчитываю три секунды — так
полагается, так учил отец — и подсекаю. На том
конце лески заходило что-то очень упругое и силь-
ное. Леска натягивается как струна — вот-вот лоп-
нет. Потихоньку, предупреждая все возможные
маневры хитрого леща, вывожу его на поверхность.
Он глотает воздух и ложится на бок. Теперь, я
знаю, он не будет сопротивляться и даст себя
спокойно подвести к лодке. Дело все в том, что
сейчас он как бы в анабиозе после порции схвачен-
ного им кислорода.
Как красив мой трофей, расцвеченный утренним
солнцем! Его серебристая чешуя подернута золо-
том, спина — шоколадная. Взвешиваю добычу в
руке: граммов пятьсот. Очень неплохо для начала!
Отец, мне кажется, даже немного завидует: первая
поклевка у меня, обычно же бывает наоборот.
Кладу рыбу в садок, побыстрей насаживаю на
крючок шарик манной каши, сдобренной подсолнеч-
ным маслом, и забрасываю удочку в то же место.
И начался тут великий рыбацкий праздник. Лещ
бойко клевал на обеих наших удочках. И к вечеру в
садке бурлили два десятка толстоспинных, широко-
боких рыбин.
— Ну, как улов? — задает нам свой традицион-
ный вопрос знакомый вахтер на базе, которому мы
сдаем лодку. Показываем ему рыбу. Он с минуту
молчит, а потом говорит отцу: — Опять на свое
заветное место плавал, Василич?
— Известное дело, — говорит отец и осторож-
но укладывает в рюкзак шуршащий от живой рыбы
полиэтиленовый пакет.
...В электричке рыболовы говорили:
— Сегодня на Истре совсем плохо было. Ме-
лочь замучила.
Может быть... Но только не у нас с отцом.
Потому что мой отец не любит спешить на ры-
балке.
НА ЯМЕ
Темнота южной июльской ночи резко отступа-
ет. Свет оранжевого солнечного диска, выползаю-
щего над противоположным берегом, пробуждает
Ахтубу. Еще совсем немного, и начнет жировать
сазан. Насаживаем на крючки донок мясо ракушек
и спиннинговым удилищем с катушкой посылаем
приманку на бровку закоряженной ямы. Теперь —
ждать сазаньей поклевки.
Эта крайне осторожная, капризная рыба в
основном кормилась и брала только по краю ямы,
изредка в самой пучине. Яма была настолько далеко
от берега, что не один раз попусту забросишь
приманку, прежде чем изловчишься и попадешь в
нужное место. И часто причина неудачи крылась в
каких-то двух-трех метрах, которых недоставало
при забросе до ямы или ее бровки. И тогда можно
было сидеть хоть весь день и не увидеть сазаньей
поклевки.
• Но даже удачное попадание не означает, что
будешь с рыбой — надо еще изучить часы жировки
сазана. На Ахтубе в июле он брал активнее всего
утром до полуденной жары и после обеда, за два
часа до заката. Ночью поклевки его случались редко
и только на мели.
Ловили мы сазана в основном на мясо самых
что ни на есть в реке крупных ракушек — они
прочнее держались на крючке, меньше поддавались
нападкам другой рыбы. Любил сазан и червя,
выползка, раковые шейки, но эти насадки мгно-
венно обгладывали лещ и густера, зачастую опе-
режая сазана.
Снасть, конечно, нужна самая прочная, но
вместе с тем и маневренная, чтобы легче выважи-
вать эту сильную рыбу: жесткое и крепкое спиннин-
говое удилище, вместительная катушка с леской
диаметром 0,4—0,6 миллиметра и поводками тако-
го же диаметра, оснащенными коваными крючками
№ 8—10 с длинным цевьем.
Сачок должен быть с широким горлом и обя-
зательно на длинной, до двух метров, ручке, иначе
осторожный сазан в него не пойдет. Надо позабо-
титься и о крепости сачка. Обычный, продающий-
ся в магазинах, не подходит: проволока, на которую
натянута его сетка, просто сгибается от тяжести
рыбы.
Кстати, не обязательно ставить тяжелое гру-
зило. Вполне годится грузило средней величины, но
зато оснащенное с одного конца двойничком из
медной проволоки диаметром 1—1,5 миллиметра.
При падении на дно этот двойничок вонзается в
грунт и хорошо держит снасть на любом течении.
При подсечке он легко разгибается, и грузило
свободно отрывается от дна. Ну а более или менее
крупный сазан или другая солидная рыба просто
сами поднимают такое грузило. Преимущество
этого грузила еще и в том, что в отличие от
тяжелого его намного легче забрасывать.
...Солнце совсем выплыло из-за горизонта,
когда раздался треск тормоза на катушке моего
спиннинга. Он стоял вдалеке от других снастей, и
пока я подбежал к нему, рыба уже засеклась и
крепко гнула удилище. Вдруг леска резко ослабла, а
затем вытянулась струной вдоль берега — корон-
ный маневр хитрого сазана. Подсекаю — сильная,
тяжелая рыба тормозит ход катушки.
— Ставь опять катушку на тормоз, иначе
порвет леску, — советует товарищ и бежит ко мне с
сачком. — Не давай слабины!
Я держу спиннинг и не знаю, что делать дальше.
А рыба все сматывает леску, будто тормоз ей не
помеха. Но вот в какой-то момент она останав-
ливается, и я потихоньку, подлаживаясь под нее,
начинаю наматывать леску.
Рыба идет медленно, делая бешеные рывки. Вот
уже на мели темным золотом сверкнул ее широкий
бок. Теперь главное — взять добычу сачком. Юра
пытается помочь, но тщетно: обрызгивая его с ног
до головы, сазан каждый раз ловко увертывается от
сетки.
И все-таки рыба устает. Рывков все меньше, и
наконец сазан дает себя вывести на самую мель.
Товарищ бросается на рыбу и руками выкидывает
ее на берег. Только теперь, когда долгая борьба по-
зади, замечаем, как дрожат у обоих руки и колени,
как бешено колотится сердце. А огромная рыбина
тяжело ворочается, поднимая хвостом фонтанчики
песка, раскрывая пасть, глотая воздух. Что ж,
сегодня наша взяла!
НА ПУСТОЙ КРЮЧОК
Ветер подул наконец с моря — должна быть
добрая рыбалка. Теперь дело за снастями. А это
штука хитрая, недаром называется самодуром.
Надо так заморочить рыбе голову, чтобы она,
попав на крючок, не поняла, чем же ее соблазнили.
И действительно, чем? Ведь крючки на ставке само-
дура (двухметровый отрезок лески диаметром
0,2 миллиметра с десятью крючками на коротких
поводках и тяжелым удлиненным грузилом на
конце) — пустые. Нет на них аппетитной наживки,
просто на лопаточках белых луженых крючков
(№ 7—8 с очень длинным цевьем) натянуты три
миллиметровых отрезка кембрика красного, черно-
го и белого цвета.
Скорее всего, такие крючки напоминают рыбе
мальков или рачков. Но лишь в том случае, если
рыболов сумеет заставить работать безжизненные
крючки.
...Мои соседи по шлюпке — люди бывалые, они
умеют это делать и понемногу учат меня. Но
вначале надо найти место. Сейчас, в августе, идет
ставрида. В районе Адлера много хороших мест, а
все же лучше всего ловить ее на банках и впадинах.
Я гребу, время от времени табаню веслами в
нужном месте, и мои напарнику закидывают
снасть. Они мерно покачивают концы своих мощ-
ных трехметровых спиннинговых удилищ или ко-
ротко подергивают их — это основные приемы,
оживляющие крючки на ставке самодура. Если
подтянуть снасть к шлюпке, увидишь в прозрачно-
голубой воде, как крючки, заманчиво поблескивая,
прыгают вверх-вниз, словно кузнечики.
Поклевки начались на банке перед впадиной в
районе порта. К этому времени и я забросил снасть
и сам ощутил, что такое поклевка на самодур. Чаще
всего это не удары или подергивания, а решитель-
ные потягивания, заставляющие сгибаться даже
самый жесткий спиннинг.
В. Баранчук. От осени до осени
109
Я подсекаю и быстро подматываю снасть.
Когда ставка приближается к борту шлюпки, мои
соседи восклицают в один голос: «Хек!» Три ко-
ричневые, очень мягкие и нежные на ощупь пятнад-
цатисантиметровые рыбки трепыхаются на дне
лодки. Вот уж никогда не думал, что сам поймаю
рыбу, которую видел только замороженной в
магазине.
— Повезло тебе, уха из хека отменная! Быстрей
опускай ставку снова: хек — рыба стайная, сейчас
опять возьмешь.
И я взял еще с десяток этих симпатичных рыбок.
Хотел было сделать очередной заброс, но тут услы-
шал:
— Ставрида пошла, наконец-то нащупали!
Нас, оказывается, потихоньку снесло к впадине.
Здесь, по словам моих напарников, чаще всего
держится ставрида. Бросаем якорь. Сняв катушку с
тормоза, опускаю снасть. Грузило долго идет до
дна — глубина метров тридцать-сорок. Поклевок у
дна нет.
— Поднимай вполводы, — советует сосед, уже
успевший отыскать уловистый слой. — Внима-
тельней следи за снастью, когда ее опускаешь; ры-
бы может схватить на ходу — так ее и нащупаешь.
Грузило булькнуло в воду, увлекая за собой
леску. Она легко соскальзывает с барабана катушки
и вдруг, примерно в десяти-пятнадцати метрах от
поверхности воды, свободный ход моей снасти
замедлился, и тут же стало раскачиваться удили-
ще. А через несколько секунд какая-то неведомая
сила мощно согнула спиннинг так, что конец его
зарылся в воду.
— Чуть подожди. Видать, у тебя сразу на все
крючки садится ставрида. Подсекай не резко и тяни
плавней, а то сойдет половина улова.
Все выполнил, как примерный ученик, и вот уже
в морской голубизне засеребрилась живая гирлянда.
Такое бывает у новичков нечасто: на девяти из
десяти крючков трепыхается ставрида. Брускова-
тые, упитанные, с дымчато-синими спинами рыбы
раскрывают свои зубастые хищные пасти, изо всех
сил стараясь освободиться от крючков. Но крючок
на самодуре забористый, с него не очень-то соско-
чишь.
У СТАРЫХ СВАЙ
В погожие светлые дни октября мы часто при-
езжаем на Истринское водохранилище. Есть здрсь
заветное место — мост через небольшую речку,
впадающую в водохранилище. У его. старых свай
собирается по осени много окуней, которых привле-
кают верховки, стоящие тут плотными стаями.
Мормышка плавно опускается на темно-желтое
песчаное дно у покрытого побуревшей зеленью
большого камня. Стайка шустрых верховок тут же
налетает на нее, сразу две-три проказницы теребят
за концы мотылей. И вдруг рыбешки рассыпаются
серебром кто куда, а мормышку заслоняют темнее
спины окуней. Еще мгновение, и рука ощущает
знакомый стук по короткому удильнику — полоса-
тый хищник схватил приманку. Почин есть!
С пятиметровой высоты моста трудно послать
мормышку опять в то же место — у жамня. Она
попадает на чистую воду, здесь окунь вряд ли
возьмет, и я провожу приманку поперек течения,
стараясь играть ею у самого дна. Осторожно и
медленно двигаюсь по мосту и подвожу мормышку
к подводной канавке. В ее темноте не видно никакой
жизни. Но я знаю: окунь любит затаиваться в таких
ложбинках. Играю мормышкой на границе светлой
и темной воды. Проходят минуты — поклевок нет.
Может быть, просто подержать приманку у дна —
пусть повисит неподвижно?..
Мормышка серебряной каплей застыла у самого
песка. Опять проходят минуты... И вдруг... из
непроглядной темноты канавки сторожко, чуть
нТевеля алыми плавниками, выплывают окуни. Они
окружают мормышку, но ни один из них не подхо-
дит к ней близко — пристреливаются. Начинаю
еле-еле шевелить приманку, постепенно поднимая
ее. Но опять никакой реакции. Остается одно:
работать мормышкой как можно активнее. И вот
уже она затряслась, то поднимаясь, то опускаясь. Не
знаю, как у окуней, а у меня в глазах зарябило от ее
неистовой пляски. И когда такое занятие начинает
мне уже порядком надоедать, один из окуней не
выдерживает и бьет по мормышке, а через секунду
на леске трепещет сине-зеленый слиток, распушив-
ший во все стороны свои плавники-колючки.
...А потом надолго замирает жизнь на дне реч-
ки. Лишь вездесущие верховки да мелкие ерши-
ки-пестрячки снуют возле мормышки, нахально
снимая с ее крючка мотылей.
Приятель же мой, однако, надежды на клев не
теряет. Он берет у меня удочку и через минуту
ловко вылавливает верховку.
— Надоел окуню твой мотыль, на малька
ловить надо, — говорит он и, подправив рыбку на
крючке, чтобы прочней сидела, опускает в воду.
Верховка неуклюже плавает, переваливаясь с
боку на бок от непомерной для нее тяжести мор-
мышки. Товарки шарахаются от нее в сторону.
А окуни поступают иначе: неизвестно откуда по-
явившись, сразу два крупных хищника бросаются
к рыбешке, и она исчезает в пасти самого быстрого.
Однако вскоре и этот нам маневр уже не
помогал — забастовали хитрые окуни, упорно не
хотят брать. И снова выручила смекалка Юры. Он
привязал к своей удочке блесну — легкую, сереб-
ристую. На крючок ее насадил пяток мотылей.
Живой рыбкой юркнула блесна в воду, броси-
лась вначале вбок, затем в другую сторону — так и
шла зигзагами до самого дна. А там, у дна, вдруг
померк ее блеск. Что такое? Да это окунь погасил ее
блеск в своей пасти! Вот, значит,, что тебе нужно,
полосатый! Блесну.
— Да не блесну ему нужно, а просто каждый раз
этот хитрец хочет что-нибудь новое, — сказал мой
приятель, когда окунь снова перестал брать, и при-
вязал мормышку.
И что вы думаете? Опять поклевка! Выходит,
прав был Юра: очень хитрый окунь живет у свай
этого моста...
110
Я. Киселев
ЛЕНИВЫЙ ЛИНЬ
Памяш
Я, Е- Киселева
В конце февраля 1985 года скоропостижно
скончался Яков Емельянович Киселев — журна-
лист по профессии, рыболов по призванию.
Несколько лет Я. Е. Киселев был членом
редколлегии альманаха «Рыболов-спортсмен» и
регулярно публиковал на его страницах свои
статьи о рыбалке. Рыболовы-любители хорошо
знают Якова Емельяновича как автора ряда
книг, посвященных рыбной ловле: «Донное уже-
ние пресноводной рыбы» (М., «Пищевая про-
мышленность», 1969), «Ужение рыбы на мормыш-
ку» (М., ФиС, 1974), «На море с удочкой»
(М., ФиС, 1977), «На дальнем плесе» (М.,
Воениздаг, 1977). Кроме того, издательство
«Пищевая промышленность» выпустило книгу
«Рыболовные любительские снасти», редактором
которой а также автором некоторых статей
был Я. Е. Киселев.
Яков Емельянович многие годы вел постоян-
ные наблюдения за жизнью и повадками оби-
тателей водоемов, записывал наблюдения опыт-
ных рыболовов, изучал труды по ихтиологии/
консультировался с видными учеными-биологами.
Результатом этой работы стала его последняя
книга «Рыбы наших вод», выпущенная в конце
1984 года в издательстве «Мысль» и мгновенно
ставшая библиографической редкостью.
[Писатель Владимир Солоухин в статье, опуб-
ликованной в газете «Советский спорт» 11 нояб-
ря 1984 года, так отозвался об этой книге:
«Я внимательно и с интересом прочитал эту
книгу и, поскольку в душе своей не отказываю
а принадлежности к художественной литературе
ни «Запискам об уженье рыбы», ни «Запискам
ружейного охотника Оренбургской губернии»
С. Т. Аксакова, хотя бы из увлекательности этих
книг, то не вижу оснований отказывать в том же
книге Я. Е. Киселева. По языку, манере изло-
жения эта книга, на мой взгляд, скорее отно-
сится к научно-художественной литератуое. нежели
г- научно-популярной».
Предлагаем читателям фрагмент из книги
<-Рыоы наших вод», посвященный ловле линя.
Рис. А. Семенова
На течении он не водится. Любит тихие,
заросшие мягкой растительностью илистые зали-
вы, старицы, особенно озера и пруды, встре-
чается и в водохранилищах. Здесь на стволах
растений он собирает разную живность, копается
в иле. Его пища — мотыль, мелкие моллюски
(битиния, горошница, катушка), реже ракушковые
и ветвистоусые рачки, личинки мошкары, поденок,
а также нежные части молодой растительности:
лилии, рдеста, водяного мха, лютика, элодеи.
А вот среди тростника и камыша его можно
встретить лишь весной, когда их побеги молодые
и нежные. Кормится линь только в теплое время
года. Света избегает, поэтому в открытой части
водоема его увидишь редко, он заглядывает
сюда только ночью или в густых вечерних
сумерках.
Мы с Антоном Антоновичем ловили эту
рыбу в заводях Ялмы, протекающей по Мещере,
с берега, а затем отправились в деревню Фрол,
на рыболовную базу, чтобы взять лодки. Благо-
даря этому наши возможности возросли, а
вместе с ними — и уловы. Длину рабочей части
лески определяли очень точно: необходимо,
чтобы насадка слегка касалась дна. Если ее
чуть увеличить, насадка провалится в ил и линю
трудно заметить ее. Если же насадка повиснет
над дном, то не исключено, что линь не захочет
за ней подняться. Поэтому некоторые удильщики
применяют оснастку, у которой грузило закрепле-
но на конце лески. Если слой ила не< очень
толстый, это позволяет класть насадку так,
чтобы она лишь касалась его или немного
проваливалась.
Клюет линь нехотя, медленно, насадку загла-
тывает долго — порой несколько минут, поэтому
о обычно ловят на три-четыре удочки. Вот описа-
9 ние его поклевки. «Клевала какая-то странная
рыба. Поплавок качался, осторожно ерзал то
вправо, то влево, дрожал, но не тонул. Он
стал наискось, чуть окунулся и снова выныр-
нул... Поплавок быстро пошел в сторону, оста-
новился, выпрямился и начал медленно то-
нуть... Неведомая рыба туго и медленно водила
леску по кругам. Солнечный свет упал на воду
сквозь заросли ветел, и я увидел под водой
бронзовый блеск: это изгибалась и пятилась
в глубину пойманная рыба. Мы вытащили ее
только через несколько минут. Это оказался
громадный ленивый линь со смуглой золотой
чешуей и черными плавниками. Он лежал в
мокрой траве и медленно шевелил толстым
112
хвостом»*. Конечно, в других водоемах линь
клюет несколько иначе.
В двух местах мы привадили линя и стали
удить успешнее. Приваду клали в мешочек из
мелкоячеистой сетки. И эта и другие наши
рыбалки показали, что без привады или при-
кормки поймать линя почти невозможно. Не
удивительно, что любителей удить его мало, да
и удачным ужение бывает редко. Сказывается,
видимо, и то, что у линя много корма, притом
такого и в таких местах, где другая рыба,
кроме карася и сазана, достать его не может.
Только перед нерестом да вскоре после него
он клюет хорошо, а все остальное время его
можно поймать лишь случайно, во время уже-
ния карася. Когда он копается в иле, к по
верхности воды поднимаются пузыри газа —
он и-то и выдают его.
Мы старались забрасывать насадку как можно
ближе к растениям. Ловили и в небольших
«окнах». Незадолго до отъезда Антон Антонович
не пожалел часа, чтобы старой косой и граблями
расчистить площадку в понравившейся ему
заводи. Затем он принес несколько ведер
песку и посыпал им площадку. Ловил лишь
на этом месте, переходить на другое не согла]
шалея.
Один удильщик из нашей компании сделал
по-другому. Заливчик, где он расположился
сильно зарос ряской. Она мешала не только
опускать наса ,ку, но и вываживать линей. Так
вот, он срезал три прута длиной по 2 м,
диаметром 2—3 см и связал их треугольником.
Расчистив от ряски участок там, где собирался
ловить, он положил этот треугольник на воду.
Зная привередливость линя, мы привезли
на Ялму навозных и земляных червей, мотыля,
опарыша, ручейника и несколько, видов каши.
На что он лучше клевал? Одному из нас ка
залось, что это бабка — личинка поденки,
другому — веснянка, третьему... Говорят так:
ловля этой рыбы нехитрое занятие, а вот уга-
дать, что ему СфГодня нравитей,* дело трудное.
Я. Киселев. Ленивый линь
ИЗ
Рыболов-библиоф ил
К тому же он очень чувствителен к понижению
температуры воды — перестает кормиться за-
долго до его наступления.
У линя есть неприятная для удильщиков по-
вадка: после подсечки он, в особенности круп-
ный, головой «втыкается» в ил. Тогда кажется,
что добыча сошла, а крючок за что-то зацепился.
Линь в таком положении может стоять довольно
долго. Как быть? У него прочные губы, и вы-
тягивать можно без опаски, если, конечно, леска
и крючок надежны. Однако ведь ни линь, ни
снасть не могут дать гарантии. Так что же
делать — тянуть или ждать, когда линю надоест
стоять вверх хвостом, спрашивает себя рыбо-
лов, а найти ответа не успевает — рвется
леска. Другая не менее неприятная повадка
линя: после подсечки, особенно если ловят на
мелком месте, линь бросается в траву, чтобы
запутать за нее леску. И хотя так стараются
делать и другие рыбы, но линю это, наверно,
удается лучше.
А как «выглядит» линь? Спина у него окра-
шена в темно-зеленый цвет, а бока — в олив-
ково-зеленый с золотым блеском, плавники —
темно-фиолетовые, округлой формы и мягкие.
Однако окраска зависит от цвета воды. Если
она чистая, то цвет линя желтее; если же тем-
ная, то и линь темнее. Тело его покрыто
настолько мелкой и плотно сидящей чешуей,
что ее трудно рассмотреть. Глаза — маленькие,
ярко-красные. Рот тоже маленький, в его углах
можно увидеть по крохотному усику. Длиной
Линь бывает до 60 см, а весом — до 7,5 кг.
Растет медленно, а живет, видимо, долго. Рас-
пространен, за исключением бассейна Север-
ного Ледовитого океана, в водоемах европей-
ской части страны, а в азиатской — по средне-
му течению Енисея и Оби.
Линя можно выращивать в прудовых хозяй-
ствах. Растет и размножается он здесь нор-
мально, правда, медленнее карпа. Живет вместе
с карпом, благодаря чему улучшается использо-
вание кормовой базы пруда. При этом урожай
карпа не снижается, а доход от пруда повы-
шается. Так линя выращивают в нескольких
хозяйствах Украины. В этом, собственно, и за-
ключается его хозяйственное значение: в сети
промысловиков он попадается лишь случайно.
Рыболовы давно подметили, что в прудах
линю нравятся места, обильно заросшие мяг-
кой растительностью. Хотя он и любит, чтобы
вода была теплой, но, когда ее температура
поднимается до 20°С, он впадает в состояние
сонливости. Некоторые удильщики считают, что
на зиму линь зарывается в ил. Это не так.
Обычно он залегает в яму.
Линь очень нетребователен к содержанию
кислорода в воде: выживает даже в том слу-
чае, если его всего 0,5 см3/л. Он водится
в таких илистых и заросших местах, где, кроме
него, мало какая рыба выживает. Встречается
в заморных водоемах.
Он индивидуалист: живет в одиночку и лишь
на зимовку собирается в небольшие стайки.
Даже на нерестилище приходит небольшой
группкой: самка и два-три самца. Различить их
легко: брюшные плавники у самцов значительно
больше, чем у самок. К тому же эти плавники
имеют толстый второй луч. В мокрой траве,
положенной в ведро, а еще лучше в корзину,
линь не засыпает довольно долго, его можно
привезти живым даже с дальней рыбалки.
Созревает линь на третьем-четвертом году
жизни. Нерест начинается поздно и тянется
долго — с июня по июль. Икру мечет там же,
где живет, в густых зарослях растительности.
Он заходит сюда не один раз, а несколько,
с большими интервалами во времени. Кладка
икры очень интересна: икринки ровно лежат
одна за другой вертикально, вдоль стеблей
растительности. Любовь линя к надежно стоящим
растениям приводит к тому, что он откладывает
икру даже на только что вбитые колья. Не-
рестится так же, как делает все в своей жиз-
ни, — тихо и незаметно, хотя самка откладывает
до 400 000 икринок.
Врагов у линя мало. Главные хищники —
щука, окунь и судак — недолюбливают линя.
Так, по крайней мере, считают многие удиль-
щики. Почему же его мало? Видимо, потому,
что большую часть его икры поедают другие
рыбы.
Л. П. Сабанеев писал, что «без всякого
сомнения, название «линь» дано этой рыбе
вследствие характеристической особенности...
пойманный линь немедленно покрывается боль-
шими черными пятнами. Это происходит от того,
что он весь покрыт толстым слоем чрезвычайно
густой и прозрачной слизи, которая на воздухе
твердеет, темнеет, а затем отваливается кусками,
оставляя на этих местах большие желтые пятна».
Однако некоторые удильщики говорят, что на-
звание этой рыбы произошло от слова «лень»,
так как считают ее очень ленивой и непо-
воротливой. Это подтверждает внешний вид линя.
Тело у него толстое и короткое, хвост будто
обрублен, что создает впечатление - жирного и
неповоротливого существа. Конечно, это лишь
кажущиеся черты его «характера» — в своей
обстановке он довольно ловок и энергичен.
Так, о его умении искать корм в тине, среди
густой растительности, в русском народе даже
сложили пословицу: «Ходи как линь по дну,
и воды не замути». И все же кличка «лени-
вый» пристала к нему довольно прочно. Одна
из украинских пословиц гласит: «Кому що,
а линькам — Л1ньки». Линьки — уменьшитель-
ная форма слова «линь», а «Л1ньки» в переводе
на русский язык — «лень». На Урале и в не-
которых других местах линя называют ленем.
Можно привести и еще одно соображение:
«линяет» не только линь, но и некоторые дру-
гие рыбы.
Таким образом, замечание Л. П. Сабанеева
о происхождении названия линя отнюдь не бес-
спорно.
114
В. Филимонов
ПРИЗНАНИЕ
В ЛЮБВИ
Рис. А. Семенова
Ловить рыбу удочкой так приятно, что и выразить не
могу...
А. П. Чехов
Человеку с удочкой; рыбалке, природе по-
священо великое множество строк — в стихах
и поэмах, рассказах и романах, письмах и
мемуарах, очерках и статьях. Писатели и живо-
писцы, артисты и военные, ученые и космонав-
ты, люди ушедших эпох и наши современники
преданно признаются в благородной страсти,
владевшей или владеющей их сердцами.
Рыбалка, рыболовство, кажется, существова-
ли всегда. «В археологических памятниках, —
читаем в БСЭ, — развитие рыболовства отчет-
ливо прослеживается уже со времени верхнего
палеолита (находки примитивных костяных крюч-
ков, гарпунов и др.)» Палеолит — это древний
каменный век, это детство человечества. Но
уже десять тысяч лет назад удильщики пользо-
вались вполне сносными костяными крючками
и поплавками из бересты и сосновой коры.
Во времена фараона в Египте изображения рыб
и процесс их обработки наносили на папирус
и стены. Аристотель описал в «Истории жи-
вотных» свыше ста видов обитателей вод. Еще
в античную эпоху греки широко вели в Черном
море промысел хамсы. Об азовском осетре
писал с восхищением географ древности Стра-
бон. Краснорыбица была предметом оживленной
купли-продажи в Византии и Риме.
На монетах разных времен и народов мы
видим стилизованные изображения рыб. С ув-
лечением собирает сведения о монетной ге-
ральдике доцент из Краснодара Клим Михайло-
вич Арасланов. Есть у него кое-что и по
нашей теме. На тетрадрахме, отчеканенной из
серебра в Сиракузах за пять веков до нашей
эры, — четыре рыбины. Их силуэты — на
древних монетах Литвы. На польских монетах —
щука. На монетах городов-крепостей Тамани и
Тавриды — осетр.
Побудительным мотивом для охоты на зверя,
сбора дикого меда, ловли рыбы была у чело-
века забота о своем желудке. Но только ли?..
Неужто не сверкал огонек азарта в глазах
пращура, мастерски выудившего ловкую, сильную
рыбину? Он, надо думать, как-то пытался выра-
зить свое восхищение речной (озерной, мор-
ской) охотой. А еще человеку исстари свойст-
венно испытывать восторг от созерцания мали-
новой воды на восходе светила и багряной —
на его закате...
Поэтическое слово о рыбалке родилось давно.
И строка о ней празднична, звонка и упруга,
как туго натянутая рыбой леска, режущая воду.
Японский поэт Тиё (жил в эпоху позднего
средневековья) написал стихи о рыболове,
которого застиг на речке глубокий вечер:
Удочки в волнах
Чуть коснулась на бегу
Полная луна.
Всего три строки в его произведении, но
перед нами картина, исполненная поэзии.
Давайте вместе с вами, читатель, составим
символическую библиотеку книг о рыбалке и о
людях, ею одержимых, а также о тех, кто
населяет голубые этажи бесчисленных россий-
ских прудов и ставков, озер и речек. Что мы
поставим на первую полку в первый ряд?
Конечно же труды Сабанеева. Леонид Пав-
лович Сабанеев (1844—1898) — крупный зоолог,
тонкий знаток ихтиофауны России, пытливый
натуралист. И блестящий пропагандист люби-
тельского рыболовства. Его книги о биологии,
жизни и способах лова обитателей наших водо-
емов стали классикой особой ветви спортивной
литературы. Авторитет метра среди любителей-
рыболовов незыблем. Аргумент «это я читал у
Сабанеева!» считается неопровержимым и спо-
собен решить самый ожесточенный спор у ры-
бацкого костра.
Леонид Павлович был редактором (также
издателем) сборников «Природа», журнала «При-
рода и охота», «Журнала охоты» и «Охотничьей
газеты*. Многое сделал он для того, чтобы
знания о родной фауне и флоре распространи-
лись среди читающей публики как можно шире.
Энциклопедические познания самого Сабанеева
счастливо соединились с живым, образным
языком его главного литературного труда «Рыбы
России».
О Сабанееве слышали и читали все, а вот
о Болотове — немногие. Между тем без тру-
дов Андрея Тимофеевича Болотова (1738—1833)
в историческом разделе нашей библиотеки зиял
бы провал. Естествоиспытатель, ученый, писа-
тель прожил долгую жизнь. Он был современ-
ником Пугачева и Радищева, современником
Пушкина и Гоголя. Поражают его любознатель-
ность, предприимчивость, круг научных интере-
сов. Болотов свой и для лесоводов, и для
ботаников, и для агрономов (вывел немало
ценных плодовых сортов). А для нас с вами
важно, что он основатель отечественной школы
культурного рыбного хозяйства. Два века назад
в России стал выходить издаваемый им
(с участием Н. И. Новикова) журнал «Эконо-
мический магазин». Здесь Болотов опубликовал
около семидесяти статей и заметок о жизни
и повадках, разведении и промысле рыб. Их
заголовки, как правило, просты, бесхитростны:
В. Филимонов. Признание в любви
115
Рыболов-библиоф ил
«Нечто о карасях», «Нечто о налимах», «О сде-
лании, чтобы рыба не пахла тиною и чтобы по
сварению крепче была телом». Подробнее о
Болотове можно прочитать в десятом номере
журнала «Рыбоводство и рыболовство» за
1981 год.
Поставим мы на книжную полку, читатель,
и монографии академика Льва Семеновича
Берга (1876—1950) — главы советской ихтиоло-
гической школы. Его пытливый ум также иссле-
довал самые разные области знаний. Был Берг
физиком, географом, климатологом, почвоведом.
Опубликовал свыше 700 научных работ. Одна
из главных — капитальный труд «Рыбы пресных
вод СССР и сопредельных стран». Эта работа
принесла академику звание лауреата Государ-
ственной премии СССР. Хорошо известна в
научном мире и его монография «Система рыб
ныне живущих и ископаемых». Именем академика
Берга названы вулкан и мыс, ледник и пик
на Памире.
В научный раздел нашей библиотеки поставим
также книги, авторы которых известные исследо-
ватели отечественной ихтиофауны: С. П. Кра-
шенинников и П. С. Паллас, И. И. Лепехин и
К. Ф. Кесслер, В. К. Солдатов и Н. М. Кни-
пович, А. Н. Северцов и И. Ф. Правдин,
П. Г. Черкасов и И. Н. Комаров.
А кто откроет раздел художественный?
Несомненно, Сергей Тимофеевич Аксаков
(1791-1859).
Книги этого замечательного писателя читаемы,
любимы. Особенно роман-хроника «Детские годы
Багрова-внука». Что формирует духовный мир,
впечатлительную душу его юного героя? По крайней
мере, четыре могучие силы: любовь матери,
чтение книг, сказки крепостной женщины Пала-
геи и русская природа.
А инструментом познания природы стала
рыбная ловля.
«Уженье просто свело меня с ума, — при-
знается герой этого автобиографического произ-
ведения. — Я ни о чем другом не мог ни
думать, ни говорить...» Изначальное впечатление
от рыбалки С. Т. Аксаков описывает в следую-
щих словах: «Я весь дрожал, как в лихорадке,
и совершенно не помнил себя от радости».
Мальчику было четыре года. Каким же поистине
светлым потрясением в его жизни стал празд-
ник первого свидания с удочкой! Этой любви
он уже не изменит. Запомнит навсегда и одарит
благодарным писательским словом речку своего
детства Дёму — «величавую, полноводную, не
широкую, не слишком быструю».
Аксаков написал на склоне лет литератур-
но-документальные «Записки об уженье» и «За-
писки ружейного охотника Оренбургской губер-
нии». В жанре, дотоле незнаемом русской
литературой, не только раскрыл суть и прелесть
эмоционально насыщенных человеческих боле-
ний, но и воспел родные леса, степи, воды.
«Я затеял написать книжку, — сообщал он перед
этим Гоголю, — об уженье не только в тех-
116
ническом отношении, но в отношении к при-
роде вообще; страстный рыбак у меня так же
страстно любит и красоты природы...» Верные
пейзажи России и живое чувство, водившее
пером их автора, высоко ценили Чехов, Горь-
кий, Паустовский.
В «Жизни Клима Самгина» один из героев
Горького — большевик Степан Кутузов — бро-
сает такую многозначительную реплику:
«— Вы, Самгин, рыбу удить любите? Вы
прочитайте Аксакова «Об уженье рыбы» — за-
разитесь!»
И мы тоже отсылаем читателя к этой по-
этической энциклопедии рыбной ловли и русской
природы. Благородством и мудростью красиво
прожитой жизни веет от аксаковских страниц.
Веет от них и светлой грустью от невозмож-
ности вновь испытать с полным накалом чувства
давно откипевших дней... Заключительные строки
«Записок» стали апофеозом рыбалки. Они за-
ставляют вспомнить о Гоголе — так живо-
писна и точна во всех деталях картина:
«Каждый из них (рыболовов-любителей. —
В. Ф.), достигнув старости, находит отраду в
воспоминании того живого чувства, которое
одушевляло его в молодости, когда с удочкой
в руке, забывая и сон и усталость, страстно
предавался он своей любимой охоте... И я помню
его как давний, сладкий и не совсем ясный
сон, помню знойные полдни, берег, заросший
высокими душистыми травами и цветами, тень
ольхи, дрожащую на воде, глубокий омут реки,
молодого рыбака, прильнувшего к наклоненному
над водой древесному пню, с повисшими вниз
волосами, неподвижно устремившего очарован-
ные глаза в темно-синюю, но ясную глубь...
И как замирало сердце юноши, как -стеснялось
дыханье...»
Прелесть «тихой охоты» — и в возможнос-
ти вкусить на природе ароматную, настоянную
на дыме костра, запахе листьев и трав, речном
воздухе уху по-рыбацки. Уху не обошла внима-
нием пушкинская муза. Описывая в письме к
Соболевскому 9 ноября 1826 года путь от
Москвы до Новгорода, поэт восторженно рас-
крывает «гастрономическую» сторону путешест-
вия. На первой станции после Валдая
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь, посинели,
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок.
Пушкинское определение «уха по сердцу» —
прекрасно! Согласитесь, это нечто иное, нежели
холодное и пресное понятие «рыбный суп».
Хорошая уха сродни поэзии.
Для обличения жадности и первородного
вещизма поэт написал «Сказку о рыбаке и
рыбке».
Коль мы коснулись сказки и вымысла, упо-
мянем о божестве рыбаков (также и морехо-
дов) античной Греции Главке. Его представляли
в виде получеловека-полурыбы. Согласно мифу,
Главк мог предвидеть будущее и открывать его
людям. То же самое пытались сделать в сред-
ние века астрологи. Они обращали взоры к
Зодиаку, к горящим в чудовищных безднах
космоса скоплениям солнц, среди которых есть
созвездия Рыб и Рака...
Литература, искусство, наука, другие области
творческого труда многим обязаны, если вду-
маться, пруду, да речке, да нехитрой снасти,
скрученной (ссученной) из конского волоса.
«Я думаю, — размышлял Антон Павлович Че-
хов, — что многие произведения русской лите-
ратуры задуманы за рыбной ловлей». В письме
Н. А. Лейкину он же писал: «В голове кишат
темы, как рыба в плесе».
Рыбная ловля подарила ему сюжеты рас-
сказов, ныне известных каждому со школьной
скамьи. Какие характеры и ситуации развернул
Антон Павлович на этом материале! Инсцени-
ровка рассказа «Налим» с огромным успехом
идет и на скромной клубной сцене в деревне,
и на сцене городского Дворца культуры. Зал
хохочет, наблюдая, как вытаскивали из пруда
налима и чем это кончилось. Сюжет незатейли-
вого действия писатель не выдумал. Брат
А. П. Чехова Михаил писал в 1885 году:
«Я отлично помню, как плотники в Бабкине
ставили купальню и как во время работы на-
ткнулись в воде на налима». Назовем также
рассказы «Злоумышленник», «Рыбья любовь»,
«Дочь Альбиона», «На мельнице».
Рыбалка принесла нечто волнующе-радостное
в жизнь писателя, столь бедную житейскими
удовольствиями и столь полную трудами. Читая
письма Чехова родным и друзьям, полные
зримых подробностей, примет эпохи и быта,
по-чеховски доверчивые, обнаженные и как бы
освещенные его улыбкой, погружаясь с по-
мощью этой машины времени в мир его забот
и хлопот, видишь, как много значила для него
рыбная ловля. Чеховы снимали на лето дачу.
Отрабатывая «каторжный урок» литератора (оп-
ределение Горького. — В. Ф.), Антон Павлович
радовался как ребенок, если дача обещала
прелести ужения. В письме А. Н. Плещееву
с восторгом, окрашенным в шутливый тон, при-
знается: «Поймать судака —это выше и слаже
любви!» О переписке Чехова, в которой затра-
гивается тема рыбалки, можно прочитать под-
робнее в опубликованной в 40-м выпуске аль-
манаха «Рыболов-спортсмен» статье профессора
В. Д. Пельта.
Приключения на речке... Рассказывая о них,
рыболов-любитель иногда не прочь прихвастнуть.
Особенно, если перед ним легковерные слу-
шатели. Говорят даже, что у многих удильщиков
на левой руке, выше локтевого сгиба, мозоль
набита. Да, водится за некоторыми такая сла-
бость. Но большинство меру знает.
Меры не знал гоголевский Ноздрев. Откроем
четвертую главу «Мертвых душ», найдем место,
где он показывает свое хозяйство гостям.
«Пошли смотреть пруд, в котором, по словам
Ноздрева, водилась рыба такой величины, что
два человека с трудом вытаскивали штуку...»
Не очень-то верится, верно?
Мы не знаем, был ли Ноздрев привержен-
цем рыбной ловли. Скорее всего, нет: с таким
экспансивным характером и пяти минут на
берегу не высидишь. Но как раз из-за таких,
как он, хвастунов и фантазеров кочует по земле
легенда о Рыболове — Великом Врале. «Многие
считают, — констатирует Джером К. Джером в
повести «Трое в лодке (не считая собаки)»,—
что от хорошего рыболова требуется только
умение легко, не краснея, врать». Вот так!
Знаменитый английский юморист посвящает
целую главу искусству... нет, не рыбной ловли.
Искусству рассказа о ней. Нехорошо отзывает-
ся Джером о своих согражданах, способных
не моргнув глазом сказать, что они-де лавлива-
ли пескарей длиною «в три фута от головы
до хвоста». Метровые экземпляры!
Но вернемся к поэтам.
Уснули рыбаки у сонных огоньков,
Ветрило бледное не шевельнет ни складкой,
Порой тяжелый карп плеснет у тростников,
Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.
Величав размер стиха, торжественна инто-
нация. Таким слогом пристало писать о стран-
ствиях Одиссея, роге Роланда, богах с Олимпа.
И о карпе. Фету веришь: есть карпы, которые
такой размер заслужили.
Есть заслуженные сомы.
Шел на выползка сомище, если только ночь темна.
Он его усами сыщет: хватанет, шельмец, со дна.
Только ты держись за комель, а иначе —черта с два...
Так азартно и энергично пишет о змее-
горыныче наших речных вод современник, ста-
рейший природолюб поэт Герман Абрамов. Он
автор сборников «Высокая вода», ^«Наветрен-
ная сторона», «Листья, волны, облака». Поэт-
сомятник с гордостью называет себя «покорным
рабом рыбачьей страсти».
Впрочем, истинный любитель горд не только
(и не столько) весом пойманной рыбы, но и
количеством хвостов, плавающих в его садке.
Иной несколько раз за зорьйу поднимет садок
из воды и пересчитает улов, старательно шевеля
губами, как бы проверяя, не лишился ли он
навыков устного счета. «Даже крохотный налим-
чик-«веретешка», пойманный в далеком дет-
стве, — утверждает Ефим Пермитин, — не забы-
вается на всю жизнь».
Многих чарует зимняя, подледная рыбалка.
В межсезонье, пока не ударил мороз, не сковал
реки, у бедолаги-любителя томится душа. И вот
пришел белый воевода! За окном хоровод
В. Филимонов. Признание в любви
117
снежинок. Морозный воздух врывается в фор-
точку... В эту пору готовишься к рыбной ловле
как-то особенно любовно, тщательно, истово.
Собираешься как на праздник. «Кто зимой не
ловит, не поймет, как нас манит прорубь чер-
ноокая» (Виктор Боков). Заметки о зимней
рыбалке — они называются «Григоровы остро-
ва» — написал Владимир Солоухин.
Мы назвали уже много имен,- немало про-
изведений. Необозримо книжное море по теме,
которая нас интересует. Есть в этом море свои
Рыболов-библиоф ил
глубины и банки, бухты и заливы, места посе-
щаемые и безлюдные. Обо всем не расскажешь.
Но как не вспомнить о сатирических сказках
М. Е. Салтыкова-Щедрина на «рыбьи» темы?
Они сыграли свою роль, причем заметную, в
истории русской революционно-демократической
мысли.
В 1883 году писатель создает «Премудрого
пескаря». И хотя злободневность сказки давно
утеряна (Щедрин обличал в ней современную
ему буржуазно-либеральную интеллигенцию),
образ хитромудрого пескаря жив. К нему мы
прибегаем и по сей день, когда хотим дать
лаконичную характеристику человеку трусливому,
обывателю, забившемуся в свою нору. В 1884
году Щедрин пишет сказки «Карась-идеалист»
и «Вяленая вобла». В первой высмеивает пре-
краснодушную наивность (карась, встретив щуку,
спрашивает у нее, знает ли она, что такое
добродетель). Во второй сказке сатирик поте-
шается над буржуазными либералами.
«Как это хорошо, — говорит у него вяленая
вобла, —что со мною эту процедуру (вычистили
внутренности и выветрили мозги. — В. Ф.) про-
делали! Теперь у меня ни лишних мыслей, ни
лишних чувств, ни лишней совести — ничего у
меня не будет!»
Как видим, рыба нередко попадает в весьма
двусмысленное положение. А какие передряги
случаются с нашим братом-любителем!
Поэт А. В. Кольцов написал в 1839 году
знаменитый «Хуторок», ставший народной пес-
ней. Многие помнят ее в исполнении С. Я. Ле-
мешева. И вы, конечно, помните эти строчки
о любителе, который «поздно рыбу ловил», а
на ночевку приплыл в хуторок. И приплыл он
не просто так, не к кому-нибудь, а к молодой
вдове. Но она отправила умельца снова на
реку. Да куда там! Вдова и глазом моргнуть
не успела, как
За столом, с рыбаком
Уж гуляет купец...
А в окошко глядит
Удалой молодец.
Чем закончилась эта история, вы тоже пом-
ните.
Рыболов по своей природе — существо неуны-
вающее. Много ли надо ему для полного
счастья! Он счастлив уже тем, что вырвался
к реке —на зеркальный лед или лужистый бере-
жок, под колючий снежный ветродуй, горячее
солнышко или теплый дождик. Счастлив, если
может разложить костерок под звездным не-
бом. А у костра, как принято, — задушевная
беседа, песня ли... «Люблю под шорох волн
рыбацкие песни», — признается в стихах юный
Бунин. Все это долго помнится. «Бывало, я
летом рыбей ловил, а нынче и блоху поймать
некогда», — шутливо, но и с грустью о былом
писал Максим Горький с Капри в мае 1913
года А. В. Амфитеатрову.
О снасти вообще можно говорить беско-
нечно.
«У завзятых рыболовов, — писал Антон Пав-
лович Чехов А. С. Суворину, — есть примета:
чем дешевле и хуже снасти, тем лучше ловит-
ся рыба. Я обыкновенно покупаю сырой ма-
териал и уже из него сам делаю то, что
нужно». В письме брату Ивану он просит:
«Привези возможно больше всяких крючков,
очень больших, средних и очень малых...»
У советского поэта Асара Эппеля есть шуточ-
ная поэма «Кто о чем». Герои этого необыч-
ного произведения — различные предметы ры-
бацкой снасти. Леске, например, дается здесь
такая изящная характеристика:
Леска —
Это прочерк блеска,
Протянувшийся от всплеска
Шевельнувшейся воды
До удилища уды.
Все частй удочки в поэме одушевлены. Они
способны думать, радоваться, грустить. Думает
поплавок:
Я — плавучий островок,
Я — зыбучий поплавок,
118
Бывший пробкой от напитка.
Сквозь меня продета нитка. ।
Снизу дернут — окунаюсь.
Сверху дернут — вверх лечу.
Я издерган, но, признаюсь, —
Лезть в бутылку не хочу!
Многократно описан в литературе сам про-
цесс рыбной ловли, ее технология. «Первое и
самое приятное дело,— учит польский писатель
Ежи Путрамент в рассказе «Мертвые столицы», —
это установить, где же притаилась рыба». Легко
сказать! «Рыбу легче жарить, чём искать», —
объясняет в стихотворении «Рыбак» Роберт
Рождественский. Наконец удочка закинута. На-
чинается таинство слежения за поплавком.
«Смотреть на поплавок, — утверждает М. М. Приш-
вин,—не значит созерцать природу... Это слож-
ное действие, подобное прицелу из винтовки».
Можно однако, долго целиться —и не выстре-
лить. Даже Аксаков разводит руками: «Нередко
клев ее (рыбы) бывает так прихотлив, что при-
водит в недоумение опытного рыболова».
Что же делать? Ждать!
«Люблю сидеть над озером часами», — ме-
ланхолично признается И. Северянин. У Паус-
товского дела лучше. Он ликует:
«Вот поплавок вздрогнул, пустил круги, потом
наклонился и медленно поплыл в сторону.
Окунь. Я подсек. Удилище согнулось в дугу,
и леска со свистом разрезала воду. Тяжелая
и сильная рыба бросилась... под берег. Я начал
выводить ее на чистую воду...»
О эти упоительные мгновения единоборства!
Александр Грин, мечтатель из Вятки, архи-
тектор сказочных городов Лисса и Зурбагана,
к рыбакам относился более чем иронично.
И это при всем том, что сам он был, по его
же словам, «запойным удильщиком». Впрочем,
истинный любитель нередко подтрунивает над
своей страстью. Грин в рассказе «Ива» сделал
это так:
«Усидчивые рыболовы, скорчившись, как кал-
мык в седле, гипнотически приникали взглядом
к таинственному волнению поплавка, а внизу,
на глубине приманки, прожорливые, поседелые
в боях рыбы осторожно откусывали ту половину
червяка, где не колол их рыло крючок».
Чаще других в литературных произведениях
упоминается щука. Достаточно вспомнить басни
Крылова. Герой карело-финского эпоса «Кале-
валы» кузнец Илмаринен вылавливает с помощью
орла в черных водах речки Туони гигантскую
щуку — настоящую водяную собаку. Вот бы пой-
мать такую!.. Но для этого надо стать, навер-
ное, кузнецом Илмариненом. И еще ладо
знать, где обитает утконосая хищница. Это знает
поэт Вадим Шефнер:
Во тьму, на дно речного омута,
Где щука старая живет,
Засасывает листьев золото
Задумчивый водоворот.
Эпически описывает охоту на щук И. А. Бу-
нин. У М. М. Пришвина в цикле экологических
эссе «Весна» есть новелла «Щучий бой».
У него же в «Кащеевой цепи» — притча о рыбаке,
вытащившем щуку.
Многие неравнодушны к карпу. Вспомним
Фета. Поэт-романтик Э. Багрицкий написал
«Романс карпу». Да что там романс — настоя-
щую оду!
Закованный в бронзу с боков,
Он плыл в темноте колеи,
Мигая в лесах тростников
Копейками чешуи.
Зеленый огонь на щеке,
Обвислы косые усы,
Зрачок в золотом ободке
Вращается, как на оси.
Образ, достойный кисти старых фламандских
мастеров.
Опоэтизирован лещ! Ныне совсем уже забы-
тый С. Надсон писал стихи, полные безысходной
грусти. Однажды муза нашептала поэту такие
томные строки:
...В затоне, где, к волне
Склоняясь, поник жасмин, свой цвет в нее роняя,
Плеснулся сонный лещ и скрылся в глубине.
Одно из действующих лиц «Сказок» Д. Н. Ма-
мина-Сибиряка—Ерш Ершович.
Чехов в рассказе «Рыбье дело» дает нашим
героям шутливые характеристики. Тут уж совсем
другая стилистика, нежели у Фета и Надсона.
Голавль —это «рыбий интеллигент», поскольку он
«галантен, ловок, красив и имеет большой лоб».
А вот налим «тяжел, неповоротлив и флегмати-
чен, как театральный кассир». Не повезло линю.
Под чеховским пером он выглядит совсем
несимпатичным: «ленивая, слюнявая и вялая
рыба».
А что можно сказать о такой прозаической
рыбешке, как хамса? Думаете, что-нибудь убийст-
венно-саркастическое? Ошибаетесь. Бунин так
написал о море и о хамсе:
Летом в море легкая вода,
Белые сухие паруса.
Иглами стальными в невода
Сыплется под баркою хамса.
. Такие стихи хочется петъ. Они музыкальны и
энергичны.
Впрочем, и прозаики порой находят неповто-
римые краски, живописуя ужение, людей, ему
преданных, и разномастное водяное племя.
Писатель Бабель, автор цикла рассказов о Кон-
армии, создал в присущей ему манере такой
портрет рыбака: «Толстые его руки были влажны,
покрыты рыбьей чешуей и воняли холодными
прекрасными мирами».
За «прекрасные миры» — спасибо!
В. Филимонов. Признание в любви
119
гыоилов-ииилииф ил
. Давно подмечено: рыболов-любитель отлича-
ется от других людей тем, что он на одну мечту
богаче, чем они.
«Мы удим,— пишет в рассказе «Бобришный
угор» писатель Василий Белов, — а это значит,
мы уже как бы и не мы, мы растворились,
сравнялись с вечной природой, произошло то
самое слияние с рекой, с кустами и травой, с
небом, ветром и птицами, когда забываешь са-
мого себя. Наверное, в этом и есть главная
тайная прелесть уженья и охоты».
Слияние с природой? Так оно и есть!
Грустный и нежный рассказ о страсти к рыбной
ловле, которая оказалась сильнее страха
смерти, написал Мопассан. Рассказ называется
«Два друга». Приятели-парижане, часовщик Мо-
риссо и галантерейщик Соваж, во время войны с
пруссаками выбрались из осажденного города
половить любимых рыбешек — пескарей. Клев был
отменным. «Солнце обдавало их спины ласковым
теплом; они уже ничего не слышали, ни о чем
не думали, весь мир перестал для них сущест-
вовать—они удили». Их взял в плен немецкий
патруль. И две удочки уплыли вниз по течению...
Несмотря на посулы и угрозы прусского офицера,
друзья-рыболовы не выдали пароль и были рас-
стреляны.
Столь же драматично и социально такое ха-
рактерное повествование, как «Старик и море»
Э. Хемингуэя.
Рыбалке все возрасты покорны... Люди всех
профессий. Среди заядлых удильщиков, к при-
меру, множество работников кино, театра, эстра-
ды. Сын Зевса Аполлон, покровитель искусств,
отложил свой лук и кифару, взял в руки удочку!..
«Я рыбачил почти всюду, куда ездил» — это
говорит известный советский кинорежиссер
Сергей Бондарчук, родом из рыбацкого городка
Ейскачна Азовском море. А вот «признание в
любви» киноартиста Николая Крючкова; «Лет
шести взял я впервые в руки удочку и с тех
пор всю свою жизнь не расстаюсь с ней даже
на съемках...» В интервью еженедельнику «Неде-
ля» артист упомянул и о такой детали: «Знаете,
когда клюет, даже курить забываю!» Завзятый
рыболов —Людмила Зыкина. «С детства люблю
рыбачить», — признается в одном из газетных
интервью композитор Людмила Лядова.
Никогда не расставался с этюдником и удоч-
кой певец русской природы художник К. А. Ко-
ровин. Он снимал дачу на реке Нерли на Вла-
димирщине и считал проведенные здесь дни
счастливейшими в жизни. Константин Алексеевич
приохотил к уженью приехавшего к нему
в гости Ф. И. Шаляпина. «Я, брат, теперь и петь
брошу, — с улыбкой заявил певец, — буду только
рыбу ловить... Ведь, это черт знает какое
удовольствие!» Известен этюд В. А. Серова
«Разговор о рыбной ловле и прочем», посвя-
щенный Коровину.
Многих художников не миновала чаша сия.
В Государственной Третьяковской галерее можно
увидеть картину В. Г. Перова «Рыболов» (1871 г.).
120
В неудобной позе —чуть присев и подавшись
вперед, руки в колени упираются — стоит на бе-
регу стареющий человек в сапогах, в кафтане,
круглые очки на скуластом лице, заросшем седой
щетиной. Боится шевельнуться: не спугнуть бы
рыбу! Перед ним удочки. Поплавка не видно, он за
рамкой картины, но и так ясно: клюет! Или вот-вот
клюнет. Художник изобразил нашего брата в
самый драматичный момент рыбалки. Тщательно
выписаны и жбан на берегу, и нехитрая снедь,
и тряпка в руке (вытирать пальцы, ладони: они
всегда мокрые). Эти бытовые детали оттеняют
неординарность минуты.
Добрую улыбку вызывает картина И. М. Пря-
нишникова «Охота пуще неволи» (1882 г.).
И вот наконец пришла пора определенно вы-
сказать в этих заметках мысль, к которой мы
подходили уже с разных сторон: человек с удоч-
кой учится любить Родину, любит ее.
Не слишком ли категорично сказано?
Так ли?.. Допустимо ли проводить прямую
параллель между высоким гражданским поня-
тием — патриотизм — и способом организации
досуга? Нет, не слишком. Да,’ допустимо. Очень
точно подметил Константин Паустовский: «Лю-
бовь к родной стране невозможна без любви к
ее природе. Поэтому все, что приближает нас
к природе и роднит с ней, в том числе и рыбная
ловля, — патриотично в самом широком смысле
этого слова».
Постижение Родины каждым из нас начина-
ется с постижения мест, где стоит отчий дом,
с поля за околицей, с речки босоногого детства.
Родина начинается с улыбки матери, а также с
улыбки природы. И что с того, если она, эта
улыбка природы, бывает скупой, как, скажем,
на нашем Севере, или целомудренно-сдержанной
как в средней полосе? Все равно греет она
теплом материнской ласки. Мила природа не
оттого, что богата, а оттого, что нашенская, своя.
«Не вините меня, — писал в прошлом веке
Д. В. Григорович в романе «Рыбаки», — если бе-
рега Оки, ее окрестности и маленькие речки,
в нее впадающие, кажутся мне краше и живопис-
нее других берегов...»
И в классической поэзии заметно выделяется
эта мощная, солирующая тема. Приедешь на пруд
или речку, размотаешь удочки, глянешь вокруг
себя —и под слитный шум древесной листвы,
камыша и волн оживают в памяти бессмертные
строфы Тютчева, Есенина, Блока. Ну кто еще
может сказать о раннем летнем утре лучше,
чем И. С. Никитин:
Звезды меркнут и гаснут. В огне облака.
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
От зари алый свет разливается.
Предоставляем читателю возможность и
самому вспомнить положенные на музыку русской
речи состояния, образы и приметы родной при-
роды.
Сколько добрых чувств, душевных озарений
пробудила она в сердцах миллионов наших со-
граждан, взамен не требуя ничего! Природа
воспитывает гражданина, бойца. Если, конечно,
ты глядишь на нее зрячими глазами... Известный
советский писатель Виктор Астафьев вспоминает
в книге «Посох памяти» (ее издал в 1980 году
«Современник») о той довоенной поре, когда
ему шел пятнадцатый год и он попал на Маков-
ское озеро —в трех километрах от берега Ени-
сея. Рыбачил, да и жил, на плотике с выложен-
ным на нем очагом из камней. Картины сибирской
природы, увиденные изнутри, навылет ранили
впечатлительную душу подростка. Чего стоил один
восход солнца!.. «Не было в моей жизни потом, —
замечает писатель, — таких сладостных, таких чи-
стых слез, от которых истаивала душа и хотелось
любить все и быть добрым ко всем и ко всему».
И как знать, не было б этих чистых слез в юности,
не сумело бы, пожалуй, его перо в зрелости явить
нам во всей полноте в «Царь-рыбе» жестоко-
беспощадный, зловещий, социально опасный тип
браконьера. Не было б, наверное, тех по-аста-
фьевски пронзительных страниц, прочитав кото-
рые понимаешь: защищая природу, писатель за-
щищает Родину.
Немудреная снасть удочка. А сколько эмо-
ций—от легкого, радостного возбуждения до
экстаза, восторга — испытывает человек, когда
она в руках! Рыбалка — верный способ снять
стрессовое состояние, нервное напряжение,
разрядиться. Цитирую очерк «Нерль» современ-
ного публициста Юрия Лощица: «Время, прове-
денное у воды, вымывает из наших мыслей мно-
жество всяких наносов: недоверие к окружаю-
щим, неверие в свои силы, раздраженность,
суетливость, угрюмство, зависть — словом, все,
что угнетает душу, делает ее чахлой и малопод-
вижной».
Еще замечено: каждый удильщик —сам себе
Эйнштейн. Тот же Ю. Лощиц уверяет даже, что
рыболову слышно, как течет время. А главное
переживание человека с удочкой —как раз пе-
реживание тока времени. И хотя проверить это
утверждение трудно (на рыбалку едут отнюдь
не ради анализа своих чувств!), что-то в этом
есть. А вот то, что рыбная ловля дисциплинирует
человека, — бесспорно! Надо вовремя про-
снуться, к сроку собраться. За окном ливень или
пурга, но ведь договорились с приятелем поехать
непременно, подвести нельзя... Надо терпеливо
ждать клева. Не клюет? Не малодушничать, не
хандрить! Поделиться с товарищем чаем из тер-
моса, краюхой хлеба, последнюю сигарету
разломить пополам. Если ловишь в компании,
добыча делится поровну на всех.
Неписаный кодекс чести рыболова.
Удочка к тому же лекарь поневоле. Лириче-
ский герой одного из стихотворений Николая
Старшинова находит в рыбной ловле сильно-
действующее лекарство. Обходится без визита к
врачу, рецепта, успокоительных капель. Свалились
на него нешуточные невзгоды. Но:
Нельзя ж убиваться, нельзя
Размазывать трудности эти...
Зато я какого язя
Сегодня поймал на рассвете:
Иду — по земле волочу.
И три красноперки впридачу?!
И снова до слез хохочу,
И снова до хохота плачу.
«Уженье, как и другие охоты, бывает и про-
стою склонностью и даже сильною страстью»,—
сказал С. Т. Аксаков. Страсть вызывает уважение.
Жены истинных рыболовов не ропщут, когда их
мужья в ночь под субботу или воскресенье кол-
дуют над кухонной плитой, готовя «верную» при-
ваду, а под утро на цыпочках выходят из квар-
тир, прижав к сердцу удочки. Известно: влюб-
ленному мил даже зонтик любимой, цвет ее
сумочки и шорох ее платья. А в ушах рыболова
приглушенный шум «Жигуленка» у подъезда дома
в условный час на рассвете звучит как ворко-
ванье горлинки.
Паустовскому принадлежат удивительные
слова о том, что «удильщик сродни сказочникам
и мечтателям». В этом определении никакого
лишку нет. Рыбная ловля романтична, загадочна,
непостоянна, она порождена натурой, природой и
пронизана ею. И сильное пристрастие наклады-
вает отпечаток на характер и сокровенные струны
души человека. Посмотрите-ка на тех, кто прово-
дит долгие летние вечера (да и все выходные и
праздники напролет) за игрой в домино. Кучкуясь
в душных дворах, играют до одури, до исступле-
ния, с треском делая «рыбу» за «рыбой». Сальные
реплики записных остряков. Примитивные пере-
живания. Все эмоции заглушены, кроме одной:
стыдно остаться «козлом». Эти люди часто и не
подозревают, что обкрадывают свой же досуг,
калечат душу, лишая ее праздника общения с
природой. Может быть, домоуправлениям и
ЖЭКам пора начать движение под девизом
«Каждый квартиросъемщик — мечтатель и ска-
зочник»?
Эти строки пишутся на Кубани. Богат Красно-
дарский край не только пшеничными и рисо-
выми нивами, виноградниками и садами, но и
реками, прудами, лиманами. А береговая линия
Черного и Азовского морей протянулась на
многие сотни километров. Есть где отдохнуть,
побродить с удочкой. Есть много мест, где
хочется шапку снять перед величием и л^ощью
природы или замереть перед ее беззащит-
ностью... А вот книжек о ней что-то маловато.
Не жалуют писатели своим вниманием родную
природу. Мало кто относится к ней с таким же
ревнивым чувством, с каким Григорович относил-
ся к окским берегам. Между тем читатель —
и не только местный —ждет рассказа о Кубан-
ском крае, яркого, взволнованного рассказа,
достойного строк, написанных о крае Мещерском.
В. Филимонов. Признание в любви
121
Рыболов-библиоф ил
В долгу поэзия. Приходится говорить о тради-
циях Тютчева, Заболоцкого и Рубцова как о
традициях, ждущих продолжения. Разве проигра-
ют стихи, будучи скроенными из того драгоцен-
ного материала, который идет на закаты и вос-
ходы, леса и реки, шум дождя, всплески рыб и
который часто называют обезличенными словами
«окружающая среда»? И надо ли сдерживать
творческую экспрессию, стесняться прослыть
простодушным, когда вольно дышится в родной
сторонке и «только синь сосет глаза»?
Есенин не стеснялся. В его стихах о при-
роде — а он ее одухотворял, очеловечивал —
пульсирует народное, фольклорное начало.
Народное слово — еще одна грань нашей
темы.
Посиделки в старой деревне. Потрескивает
лучина, освещая девушек за рукоделием, рядком
на лавке. Горит без копоти, источая сухой бере-
зовый дух. Шевелятся тени. Одна девушка поет:
Я сегодня рыбу ела,
В рыбе сердце видела.
За кого замуж захотела
Маменька не выдала.
Хорошо поет! Отвечает вторая, не отрывая
глаз от шитья: s
У мня милый рыбу ловит,
Семушку из морюшка.
Напишу ему письмо
С великого горюшка.
Вступает третья — с лукавым блеском в глазах:
— Ой, милочка моя,
Где ты подмочилася?
— На сиговой на тоне
Неводить училася.
Славно поют девушки. Придет новое время —
будут новые песни. И уже не в хате с лучиной, а в
сельском клубе грянет со сцены задорная ча-
стушка:
Хорошо рыбу ловить
Новыми ловушками.
Хорошо парня любить,
Только не с подружками.
Взять ли золотую россыпь пословиц и пого-
ворок. «Несущие конструкции» многих из них —
рыба и рак да наш брат —охотник за речной
живностью. В каждой такой народной сен-
тенции заключена мудрость (или просто здравый
смысл), просвечивает сквозь словесную ткань
улыбка, усмешка. Лучше маленькая рыбка, чем
большой таракан; не учи рыбу плавать (о ма-
стере своего дела); горе лишь рака красит;
рыбак рыбака видит издалека. Еще говорят:
та же щука, да под хреном (то же самое, но в
ином виде). HV и так далее. Фразеологизмы!..
Не перечесть иносказаний, выросших на той
же почве. Вот первые из тех, что припомнились:
ни рыба ни мясо; метать икру; забросить удочку;
биться как рыба об лед; когда рак свистнет;
показать, где раки зимуют. У В. Г. Короленко
в «Сне Макара»: «Широко отворив двери, он
поддал бедняге сзади такого леща...» У А. П. Чехо-
ва в «Морозе»: «Шубенка, на мне, извините,
паршивая, на рыбьем меху».
Из народной сказки о Емеле-дурачке перешло
в наш речевой обиход выражение «по щучьему
велению». Автор афоризма «в мутной воде легче
рыбку ловить» — греческий баснописец Эзоп.
Метафорическое богатство русской речи зна-
чительно обогатили басни Крылова. С младых
ногтей мы слышим такие популярные его рече-
ния, как «демьянова уха» и «щуку бросили в реку».
Язык наш, несомненно, обеднел бы, лишись он
вдруг пласта этой лексики. Крылатые слова,
фразеологизмы, пословицы (и не только о рыбе и
рыбалке) похожи на веселые резные наличники
деревенских окон: те радуют слух, эти —глаз.
Комплектование нашей символической библи-
отеки подходит к концу. Особый ее раздел со-
ставят труды научно-исследовательских институтов
рыбного хозяйства, монографии по ихтиологии,
различные справочники-определители, например
академический «Рыбы СССР», выпущенный изда-
тельством «Мысль». В нашей стране издаются
научно-технические журналы «Вопросы ихтиоло-
гии» и «Рыбное хозяйство». Более двадцати лет
выходит массово-производственный и рыболовно-
спортивный журнал «Рыбоводство и рыболов-
ство»*. Целую полку библиотеки занимают ком-
плекты альманаха «Рыболов-спортсмен». Миллио-
ны людей приобщались к увлекательному отдыху
на природе, следуя советам газет «Советский
спорт» (раздел «Голубой стадион»), «Сельская
жизнь» («На реке, на озере»), «Лесная про-
мышленность» («Уголок рыболова»). И в центре,
и на местах сходят с Типографских машин все-
возможные пособия, для любителя. Они исчезают
с прилавка со скоростью «Трех мушкетеров».
О целом ряде книг по нашей теме, вполне
достойных внимания, сказали мы здесь очень
бегло, о других и вовсе ничего. «Нельзя объять
необъятного», — учил Козьма Прутков. Но уже и
так видно, сколь значителен литературный улов
любителя, сколь сказочно богата рыбацкая библи-
отека.
И можно лишь пожелать другу-читателю
почаще снимать книги с ее полок.
*С января 1985 г. на его основе стали.выходить
журналы «Рыбоводство» и «Рыболов».
122
И. Федотенков
И. Н. КОМАРОВ—
ПИСАТЕЛЬ-РЫБОЛОВ
Рис. А. Семенова
В развитие и пропаганду
любительского рыболовства в
России внес весомый вклад
известный писатель-рыболов
Иван Николаевич Комаров. Его
современники, знатоки рыбной
ловли, ставили имя И. Н. Кома-
рова в один ряд с именами
Л. П. Сабанеева и П. Г. Черка-
сова. И по праву.
Иван Николаевич начал ры-
бачить с детства на Оке, в род-
ном Белоомуте (близ г. Горь-
кого), и эту страсть и увлечение
пронес через всю трудовую
жизнь. Личное знакомство с
Сабанеевым, Черкасовым, Ку-
ниловым и другими известными
рыболовами того времени во
многом предопределило его
дальнейшую судьбу. Он начинает
вести систематические наблю-
дения за повадками рыб, ис-
пытывает различные способы
ловли в реках и озерах и своими
знаниями щедро делится со
всеми поклонниками ужения.
Наиболее активный и плодо-
творный период деятельности
И. Н. Комарова пришелся на то
время, когда он в начале нынеш-
него века переехал в Москву,
где устроился конторским слу-
жащим. Он стал постоянным со-
трудником первого в России
ежемесячного рыболовного
журнала «Вестник русского со-
юза рыболовов-удильщиков»,
редактором которого был
П. Г. Черкасов. Затем его статьи
регулярно печатались в журнале
«Рыболов и охотник», созданном
и редактируемом другим извест-
ным рыболовом Ф. П. Кунило-
вым, в журнале «Друг рыболова»,
в художественно-иллюстратив-
ном журнале «Семья охотников»,
наряду с охотой широко осве-
щавшего и рыболовство, в жур-
нале «Рыболов-любитель» и др.
Первые две книги И. Н. Кома-
рова вышли в 1906 году —«Ру-
ководство к ужению рыбы» и
«Ужение рыбы». В 1913 году
обе книги были значительно до-
полнены новыми материалами и
переизданы. В предисловии к
этим трудам пояснялось, что они
предназначены прежде всего
начинающим рыболовам. Появ-
ление книг Комарова, уже
широко известного автора
многочисленных журнальных
статей, было встречено общест-
венностью с одобрением. Ре-
цензенты отмечали, что они на-
писаны с большим знанием дела,
простым и ясным языком, «до-
ступным для понимания и вос-
приятия премудростей и тон-
костей ужений», и вполне могут
служить наставлением для
многих рыболовов.
Книга «Руководство к ужению
рыбы» состоит из двух разде-
лов—ужения мирных рыб и
хищных рыб. Сначала рыболов
знакомится с ужением ерша,
пескаря, плотвы и постепенно
переходит к изучению ловли
других рыб, таких, как лещ, йзь,
голавль. Получив практику и при-
обретя необходимый опыт,
удильщик может осваивать охо-
ту на сазана —рыбу сильную и
осторожную. В книге подробно
рассказывается о ловле хищных
рыб на живца и искусственные
приманки. Автор особо останав-
ливается на оснастке и характе-
ристике удочек, предназначен-
ных для ловли отдельных видов
рыб.
Вторая книга —«Ужение ры-
бы» — с подзаголовком «Сбор-
ник руководительных статей и
рассказов» посвящена в основ-
ном ловле различных рыб по
сезонам. Например: «Весеннее
ужение налимов», «Ужение ка-
расей», «Зимняя ловля окуней на
блесну», «Ловля щук на жерлицы»
и т. д. Каждая глава —это об-
стоятельный рассказ о том, какой
снастью ловить, на какую насадку,
в какую пору года.
Отдельная глава посвящена
ужению в проводку — одному из
самых активных, поэтому удиль-
щику рекомендуется «основа-
тельно и рационально применять
на практике этот в высшей сте-
пени остроумный и увлекатель-
ный метод ужения». «Ловля в
проводку, — говорится далее, —
пользуется всеми правами граж-
данства среди московских лю-
бителей ужения». Поучительны
советы, как выбрать прово-
лочное удилище и правильно его
оснастить, как ловить с лодки и в
чем преимущество этого спо-
соба, как выбрать насадку и т. п.
Автор рассказывает о несом-
ненном преимуществе катушки,
о необходимости ее даже при
ловле на поплавочную удочку.
«Помимо главного своего на-
значения — утомлять пойманную
рыбу, не позволяя ей оборвать
лесу или порвать себе губу, —
говорится в книге, — катушка
дает... возможность моменталь-
но укорачивать и удлинять по
желанию лесу, а при поимке
добычи вдали от берега, при
коротком сравнительно удилище,
она исключает необходимость
перехватывать лесу руками».
Видное место в трудах
И. Н. Комарова занимают статьи
о спиннинге и технике ловли
этой снастью. Известно, что пер-
вым русским читателям расска-
зал о спиннинге П. Г. Черкасов в
созданном им журнале «Вестник
русского союза рыболовов-
удильщиков». Ко времени выхода
в свет книг И. Н. Комарова
уже был накоплен определенный
опыт ловли этой снастью. Его
умело и грамотно обобщил и
изложил Иван Николаевич в
своих книгах. Наряду с расска-
зом о технике заброса приманок
и описанием спиннинговых кату-
шек приведены характеристики
различных блесен, снасточек,
деврнов, искусственных рыбок.
Описание спиннинговой снасти и
способов ловли ею хищных рыб
было выполнено для того вре-
мени на достаточно высоком
уровне. Многие рыболовы учи-
лись по книгам Ивана Николае-
вича этому увлекательному
спорту.
И. Федотенков. И. Н. Комаров — писатель-рыболов
123
Рыболов-библиоф ил
Уместно рассказать об одном
эксперименте, который про-
вел И. Н. Комаров. Через журнал
«Рыболов и охотник», издавав-
шийся в Вятке, он обратился к
спиннингистам с предложением
общими усилиями изучить, по-
чему щуки «идут за блесной, про-
вожая приманку до берега, и, не
сделав хватки, круто поворачи-
вают и уходят в глубину». И вот
спустя два года известный спин-
нингист В. Клавикордов, обоб-
щив поступившие материалы,
приходит к интересным выводам:
«При частом употреблении одних
и тех же образцов на одном и
том же месте хищники к ним
приглядываются и перестают
ими интересоваться». В подоб-
ных случаях спиннингисту надо
менять блесны, например широ-
кие на узкие, серебряные на
желтые или ярко окрашенные,
большие на маленькие. При этом
следует также учитывать состоя-
ние погоды (солнечная или
пасмурная), прозрачность воды.
Далее Клавикордов поясняет, что
для хищника приманки какого-то
определенного цвета могут быть
особенно привлекательными.
Этими советами стали пользо-
ваться многие спиннингисты, и их
уловы заметно увеличились.
Среди литературных трудов
И. Н. Комарова надо также от-
метить прейскурант рыболовных
принадлежностей, написанный
для торговой фирмы С. Малинов-
ского, торгующей специальными
рыболовными принадлежностя-
ми в Москве. Этот прейскурант
на 1914 год отличался от всех
других подобных изданий тем,
что кроме описания самих
снастей в нем приводилось крат-
кое изложение основных спо-
собов ужения: спиннингом, на-
хлыстом, поплавочной удочкой,
донкой, на жерлицу и кружки.
Рыболовы могли пользоваться
прейскурантом и как кратким по-
собием по любительскому рыбо-
ловству.
Много внимания Иван Нико-
лаевич уделял совершенство-
ванию любительских снастей.
Выше уже говорилось о том, что
он был сторонником и пропаган-
дистом бегучей снасти, т. е. уди-
лища с пропускными кольцами
и катушкой, и ее неоспоримых
124
преимуществах перед глухой
оснасткой. В его книгах и статьях
о снастях любого назначения
всесторонне рассказывалось о
последних изобретениях и ори-
гинальных способах ужения, при-
меняемых в разных районах
России. Иван Николаевич на-
стоятельно советовал рыболо-
вам собственноручно изготов-
лять принадлежности к своим
снастям, чтобы сделать их порта-
тивными и удобными, широко
использовать и применять
практические рекомендации
П. Г. Черкасова, усовершенст-
вования которого были известны
не только среди рыболовов
России, но и за границей. Перед
первой мировой войной он заве-
довал мастерской по изготовле-
нию и ремонту рыболовных сна-
стей при торговой фирме С. Ма-
линовского и впервые в России
организовал производство мно-
гих принадлежностей, которые
прежде ввозились из-за границы.
Выступая против применения
примитивных снастей, Иван Ни-
колаевич верил в творческие
способности рыболовов России
и эту веру выразил такими сло-
вами: «Масса более или менее
остроумных способов ужения
была изобретена русскими
рыболовами, и много способов
заграничных они приспособили к
местным условиям, видоизме-
няя, упрощая и совершенствуя
составные части своих любитель-
ских снастей».
Среди рыболовов всегда
были настоящие мастера своего
дела, о которых Иван Николае-
вич говорил так: «В настоящее
время немало найдется среди
русских любителей уженья таких
специалистов по отдельным
способам ловли, что с ними,
пожалуй, не легко будет конку-
рировать и английским спорт-
сменам...»
Московское кооперативное
товарищество рыболовов-
удильщиков и рыбоводов
(МКТРУиР) в 1925 году пред-
ложило И. Н. Комарову написать
книгу «Рыбак сам себе мастер»,
но в связи с болезнью он не смог
осуществить эту работу.
В своих книгах и статьях
И. Н. Комаров не раз высказы-
вался о том, как сберечь рыбные
запасы во внутренних водоемах
страны от алчных промышленни-
ков, которые ради наживы порою
бессмысленно и с остервенени-
ем истребляли рыбу. Он резко
осуждал их за то, что, вытащив
невод на берег, они никогда не
потрудятся выбросить обратно в
воду малоценную рыбу и мелочь.
Опустошив водоемы от крупной
рыбы, промышленники принима-
лись за малька. «Оставаясь в
реке, — пишет И. Н. Комаров, —
эти крошки при быстроте роста
рыб, присущей им от природы, в
каких-нибудь три-четыре года
достигли бы веса от 2 до 5
фунтов, смотря по роду рыбы,
и, конечно, не миновали бы в
конце концов снастей рыбака,
но только принесли бы ловцу
более выгоды, а потребителю —
более питания за столом». Гибель
рыбы вызывали и промышлен-
ные предприятия, отравляющие
воду ядовитыми отбросами.
Такое положение объяснялось
отсутствием законов, направ-
ленных на охрану рыбных бо-
гатств во внутренних водоемах.
«Единственною мерою, мо-
гущей приостановить оконча-
тельное истребление у нас
рыбы, — писал И. Н. Комаров, —
явился бы закон, категорически
воспрещающий ловлю рыбы вся-
кого рода. промысловыми сна-,
стями в период времени с
1 апреля по 1 июня, а также
ловлю частыми сетями...» Как
актуальны эти мысли и рекомен-
дации! Сколько заботы в них о
сохранении рыбных запасов
от полного истощения!
Авторитет Ивана Николаеви-
ча Комарова среди рыболовной
общественности был исключи-
тельно велик. К его слову внима-
тельно прислушивались, с его
мнением считались. Рыболовы
называли его «любимым учите-
лем и другом». Московские
рыболовы Г. Антонов и Ф. Ля-
лин, вятский писатель-рыболов
Ф. Кунилов и другие отмечали
исключительную отзывчивость
Ивана Николаевича к просьбам
коллег по увлечению, да и сам он
всегда искал товарищеского
общения с рыболовами.
Как большой знаток и практик
любительского рыболовства,
И. Н. Комаров был избран дей-
ствительным членом «Русского
союза рыболовов-любителей»,
почетным членом Вятского круж-
ка рыболовов-любителей, членом
«Московского товарищества
рыболовов-удильщиков и рыбо-
водов», созданного в 1922 году.
Все это является прямым под-
тверждением того, как высоко
ценились его заслуги в распро-
странении и развитии любитель-
ского рыболовства в России.
Превосходные книги и со-
держательные статьи, написан-
ные талантливым пером И. Н. Ко-
марова, явились значительным
вкладом в рыболовную литера-
туру России. И в наше время
рыболовы-любители находят в
его книгах немало полезных све-
дений по практике ужения раз-
личных рыб и советов по изго-
товлению совершенных в техни-
ческом отношении снастей.
Чтение этих книг расширяет
кругозор и современного ры-
болова.
И. Комаров
УЖЕНИЕ ЛЕЩЕЙ
Предлагаемая статья взята из
книги «Руководство к ужению
рыбы», изданной в 1913 г. Начи-
нающие рыболовы могут вос-
пользоваться советами автора,
как выбрать места ловли с берега,
как удить на поплавочную удочку
с лодки, какие применять насадки
и как приваживать рыбу при-
кормкой к избранному месту. При
этом следует иметь в виду, что в
то время еще сравнительно редко
применялся способ ловли лещей
донкой, поэтому о ней мало го-
ворится в публикуемой статье.
Лещ, как рыба промысловая,
известен всем без исключения, тем
более что резко отличается от всех
прочих рыб своим сплюснутым
телом, напоминающим широкую
доску. Спинной плавник леща, уз-
кий и высоко выдающийся над
спиной, имеет сероватый оттенок,
равно как и\ хвост. Грудные и
парные плавнйки леща значитель-
но темнее у крупных экземпляров,
даже почтй черные.
У молодых лещей (1—11/2 фун-
та*), называемых подлещиками,
чешуя имеет серебристый отлив,
но чем крупнее рыба, тем более
чешуя ее переходит в золотистый
и даже бронзовый оттенок. Обык-
новенная величина леща от 6 до
* Фунт —409,51 г.
10 вершков** и вес от 3 до 10 фун-
тов, но местами встречаются осо-
би свыше аршина*** в длину, ве-
сящие до 20 фунтов и даже круп-
нее.
Лещ встречается во всех почти
водах средней и южной России, в
реках, речках, озерах и проточ-
ных прудах. Он не выносит лишь
горных, весьма быстрых речек, а
равно и северных, холодных рек
и озер.
Из начинающих рыболовов
успешно удить леща могут только
люди терпеливые и настойчивые,
так как рыба эта необыкновенно
пуглива и осторожна: не выносит
шума, разговоров и требует от
охотника напряженного внима-
ния, самых тонких, малозаметных
снастей и правильно поддержи-
ваемой прикормки.
Места для уженья необходимо
избирать глубокие, с глинистым
или иловато-каменистым, обяза-
тельно неровным дном и тихим
течением. Если ужение предпола-
гается производить с берега, то
необходимо, чтобы наибольшая
глубина была по возможности не
далеко от последнего; хотя и при
ловле с лодки несравненно выгод-
нее становиться около берега,
привязывая лодку к кустам, камы-
шу или к заранее вбитым в дно
двум кольям. Исключение бывает
** Вершок — 4,4 см.
*** Аршин — 71,1 см.
необходимо делать при ловле в
озерах и прудах с очень отлоги-
ми берегами, когда волей-нево-
лей приходится ловить с лодки,
более или менее далеко от берега,
становясь на приколах. Колья
отвозятся в лодке на избранное
место, где их крепко вбивают в
дно обухом колуна с таким рас-
четом, чтобы было удобно при-
вязывать лодку за нос и корму.
При этом необходимо руковод-
ствоваться положением солнца,
помещая колья так, чтобы лодка с
сидящим охотником не бросала
тени по направлению к забрасы-
ваемым удочкам.
Избранное место для ужения
ли с лодки или с берега, в реке,
озере или пруду, одинаково необ-
ходимо запривадить, для чего
охотник должен в продолжение
3—5 дней до начала ловли бросать
в облюбованное им место при-
кормку, состоящую из навозных
червей, каких-либо распаренных
зерен, хлеба и т. п. Из чего бы ни
состояла привада, необходимо
помнить, что она вовсе не служит
для пресыщения рыбы, а потому и
расходовать ее нужно с толком,
дабы не перекормить леща, а
лишь раззадорить его аппетит. По
той же причине следует упот-
реблять прикормку значительно
менее вкусную и привлекатель-
ную, чем насадка.
Прикормка бросается всегда в
те часы дня, в которые рыболов
намеревается производить уже-
нье, а если предполагают удить
леща по утренним и вечерним
зорям, т. е. два раза в сутки, то
необходимо иметь не менее двух
заприваженных мест и на одно из
них бросать прикормку рано ут-
ром, а на другое — вечером, ча-
сов в 6 или в 12 часов ночи (если
предполагают удить на заре).
И. Комаров. Ужение лещей
125
Лещ начинает брать на удочку
в конце апреля, как только, реки
войдут в берега или на прудах
растает лед. Проголодавшись в
течение зимней спячки, он хорошо
берет до икромета, затем во время
метания икры клев на несколько
дней слабеет, после чего лещ, вы-
метав икру, клюет особенно жад-
но, так что это время (май —
июнь) следует признать лучшим
для его ужения.
С июля и до половины авгус-
та лещ ловится очень неважно, и
то лишь в местностях, где его
много, на самых лучших прива-
дах. Улучшение клева замечается
лишь в конце августа, когда водя-
ные растения перед увяданием
достаточно огрубеют и вместе с
тем уменьшится, количество водя-
ных насекомых и их личинок, при-
чем ужение это при благоприят-
ной погоде продолжается иногда
до 15 октября, после чего лещ
собирается стаями и залегает в
самых глубоких ямах, где уже
окончательно перестает брать до
следующего сезона.
Наилучший тип лещовой удоч-
ки мало отличается от описанно-
го для ужения язей, но необходи-
мо обратить внимание на боль-
шую элегантность и тонкость
снастей. Удилище следует пред-
почесть темного цвета (как менее
заметное), длиною 5—7 аршин,
леску смоленую, шелковую, зеле-
новатого или коричневатого цве-
та, из самых трнких номеров.
Поплавок я рекомендую упот-
реблять самоогружающийся
(т. е. с грузом внутри) и притом
настолько малой величины, на-
сколько позволяет зрение, тя-
жесть лески и течение (если оно
имеется), ибо в описываемых удоч-
ках назначение поплавка заклю-
чается только в том, чтобы пока-
зывать поклевку, отнюдь не пред-
ставляя своей плавучестью со-
противления забирающей насадку
рыбе. Для этой же цели и грузило
употребляется скользящее, про-
долговатое, причем расстояние
между грузилом и поплавком пре-
вышает глубину вершка на 3—4,
что дает возможность поплавку
быть на поверхности воды и сто-
ять вертикально благодаря за-
ключающемуся в нем самом грузу.
Поводок пристегивается длин-
ный, до 1/2 аршина, из тонкой
отборной жилки (или двух, связан-
ных вместе), окрашенной в корич-
невый цвет. Крючки можно ре-
комендовать пеннэлевские, «снэк
идеал», а также бронзированные
плоские и «лимерик», причем раз-
мер их употребляется в зависи-
мости от величины насадки.
Самой распространенной на-
садкой для леща служат навоз-
ные черви, которых нанизывают
на крючок № 5—7 в количестве от
5 до 15 штук, прокалывая каждого
червя поперек около головы и
посреди туловища так, чтобы по-
лучился шевелящийся во всех на-
правлениях комок со скрытым в
нем крючком, жало которого пря-
чется в одном из червей. Затем
хорошей насадкой служат: мякиш
черного хлеба, пареный горох,
овес, бобы, пшеница, пшеничное
тесто, облупленные клешни и
хвосты раков, опарыши и мо-
тыль.
Начинающему рыболову со-
ветую во избежание потери вре-
мени навести справки, на какую
насадку в данной местности ловят
леща другие рыболовы, и ставить
одну удочку на рекомендованную
насадку, а остальные две — на
разные из вышеуказанных наса-
док.
Ловить более чем на три удоч-
ки не следует; при этом необхо-
димо, чтобы хотя одна удочка
всегда была закинута на навозных
червей, а на остальных насадки
можно ежедневно менять до тех
пор, пока будет найдена наиболее
отвечающая вкусам леща. Заки-
дывать удочки как при ловле с
берега, так и с лодки необходимо
подальше от себя, аршин на 10—
15, располагая удилища веером и
наблюдая, чтобы насадки находи-
лись именно на том месте, куда
бросалась прикормка, которую,
следовательно, приходиться раз-
брасывать на таком же от себя
расстоянии, причем если при-
кормка легка или заброске ее на
требуемое место мешает встреч-
ный ветер, то можно смешивать
ее с рыхлой глиной или землей.
Клюет лещ очень осторожно и
при обыкновенных удочках всегда
почти кладет поплавок, так как
бывает принужден поднять со дна
грузило. На удочках же рекомен-
дуемой оснастки поклевка леща
передается всегда исчезновением
поплавка, причем рыба, не встре-
чая сопротивления ни в грузиле,
ни в миниатюрном поплавке,
редко выплевывает насадку и всег-
да почти делается добычей охот-
ника. В момент исчезновения по-
плавка подсекать не следует, луч-
ше выдержать несколько мгно-
вений и затем уже слегка подсечь и
вываживать рыбу.
Подсеченный лещ, даже очень
крупный, оказывает сравнительно
ничтожное сопротивление, бес-
толково поворачиваясь и накло-
няясь то на один, то на другой
бок, а затем всплывает на поверх-
ность и лежит на воде, как доска.
Приходит в себя он обыкновенно
уже в подсачке и начинает доволь-
но энергично протестовать, так
что его во избежание шума (осо-
бенно при ловле с лодки) необхо-
димо поскорее засадить в сетку
или корзину и опустить сажалку
совсем под воду, чтобы он не
плескался.
На донную удочку ловить ле-
ща следует только в крайности,
когда ужение производится ночью
или на яме, слишком далеко от-
стоящей от берега. Лещ берет на
донную очень неверно, часто по-
клевка его не обнаруживается зво-
ном бубенчика, и надлежащий
момент для подсечки можно уга-
дать только после долгой прак-
тики. Во всяком случае, следует
выжидать потяжки, т. е. натяже-
ния провисшей лески, и в это
время подсекать довольно резко.
При ловле на донную в качестве
насадки чаще всего употребляется
выползок (не очень крупный), ра-
ковая шейка и куча навозных чер-
вей.
Специального ужения леща в
проводку, собственно говоря, поч-
ти не существует, но при ужении
этим способом другой рыбы, на-
пример язя и плотвы, он довольно
часто попадается, особенно мел-
кий подлещик, при ловле на червя
и мотыля.
Об особенностях леща, в кули-
нарном отношении распростра-
няться не буду, так как рыба эта
слишком хорошо известна.
Подготовил публикацию
И. Федотенков
И. Комаров. Ужение лещей
127
Содержание
У рыбацкого костра
Анатолий Онегов. Пескари .... 4
Владимир Курьянов. Артемовы секре-
ты .................................... 8
Борис Петров. Соседушки .... 17
Петр Дмитриев. Мертвое озеро . . 28
Юрий Бриль. Воз красной рыбы . . '31
Юрий Виськин. Труба.............. 39
Сергей Марков. У нас на Волге . . 45
Вячеслав Шанин. Дела рыболовные 50
Георгий Корольков. Краски и звуки . 59
Петр Дмитриев. Манит простор . . 61
Павел Маракулин. На том берегу 62
Эдуард Якубовский. Браконьеры ... 65
Улыбка на крючке
Михаил Шатов. Злой рок .... 67
Дмитрий Дурасов. Мой дядя рыбо-
лов! ................................. 69
Виктор Харченко. Рассекретил ... 71
С удочкой и рюкзаком
В. Данилов. Щедрый плес............... 74
В. Сорокажердьев. Дни и ночи Кар-
озера ............................... 77
Ю. Сегеневич. После дождичка в чет-
верг ................................. 81
Мастерство рыболова
О. Соболев. Удобно, тепло красиво 86
Л. Ерлыкин. Химическая обработка ме-
таллических приманок.................. 89
Е. Огнев. Промысловые снасти в лю-
бительском рыболовстве................ 98
Ю. Новиков. Ловля хариуса .... 100
Новички на водоеме
Ю. Королев. Рыбалку можно продол-
жить ................................ Ю2
В. Баранчук. От осени до осени . . 103
Рыболов-библиофил
Памяти Я. Е. Киселева.................112
Я. Киселев. Ленивый линь............—
В. Филимонов. Признание в любви 115
И. Федотенков. И. Н. Комаров — писа-
тель-рыболов .........................123
И. Комаров. Ужение лещей............. 125
Рыболов-спортсмен
Альманах, вып. 46
Составители:
Анатолий Сергеевич Онегов
Иван Александрович Федотенков
Николай Петрович Фетинов
Заведующий редакцией Э. П. Киян
Редактор Ю. Л. Китаев
Художник А В. Семенов
Художественный редактор Ю. В. Архангельский
Технический редактор О. А Куликова
Корректор 3. Г. Самылкина
ИБ № 2153
Сдано в набор 04.06.85. Подписано к печати 26.12.85.
А 14674. Формат 70X90/ 16. Бумага офс. Гарнитуры
Таймс, Акцидент гротеск. Офсетная печать. Усл. п. л.
9,36. Усл. кр.-отт. 29,84. Уч.-изд. л. 14,07. Тираж
250 000 экз. Издат. № 7738. Зак. 495. Цена 1 р. 20 к.'
Ордена «Знак Почета» издательство «Физкульту-
ра и спорт» Государственного комитета СССР по
делам' издательств, полиграфии и книжной торговли.
101421, ГСП, Москва, К-6, Каляевская ул., 27.
Ярославский полиграфкомбинат Союзполиграфпрома
при Государственном комитете СССР по делам
издательств, полиграфии и книжной торговли.
150014, Ярославль, ул. Свободы, 97.