От восхода до заката Не уймется молот мой — И в декабрьские морозы, И в полдневный летний зной.
Все шумит станок прилежный, Песнь усталостью звенит, И тяжелою истомой
Каждый мускул мой налит.
День победы, день расплаты, Верю, знаю — он придет!
И за эти капли пота Сколько крови враг прольет?
Станет наша жизнь светлее, Будет ржавый меч забыт, Молот мой, стучи сильнее! „Завтра“ нам принадлежит!
1910 г.
С. Олендер


День-денской я жду тревоги, Я готов рвануться в бой! Рабья жизнь смеется, брызжет Ядовитою слюной.
В сердце входит яд сомненья, Но силен надежды свет!
Ты крепись, мужайся, сердце, Слышен жаркий шаг побед.
1912 г.
С. Олендер


В запущенном парке сижу молчаливо, Сражен тишиной.
И ранняя осень Цветет на деревьях Чахоткой золотой.
Я будущим грежу, Но слышится пушек Смертельный напев, Исходят деревья Слезой золотою, От горести оцепенев.
Я грежу —
В кровавом побоище братья Врагам разнесут черепа, Но старых дубов Золотые слезинки
Глотает тропа.
5


Я грежу —
Громовые плуги грохочут В глухих небесах, Но плачут дубы Золотыми слезами, И слезы горят на ветвях.
1914 г.
С. Олендер


ИЗ ЛЕНИНИАДЫ
1
Колеблет ветер траурное знамя, В окнах крепом окантован Ленинский портрет.
И входит скорбь в сердца Морозными шагами И клонит головы, как бред.
Где поступь бури
Всем камням знакома, Где каждая стена — О Коминтерне весть, Печали черный знак Колышется над нами: Вождя умершего ждут здесь. Колеблет ветер траурное знамя, И крепом боль по улицам шуршит, И день серебряный
7


Слегка повел бровями, И захромал сутулый инвалид...
2
Не пурга, не ветра кружили, Не валила с ног завируха. Телеграфа вспухшие жилы Разрывали, кромсали ухо. Провода гудят, Провода говорят: „Скончался Ленин В шесть пятьдесят Двадцать первого января!“ Скорбь в лачугах на вахте стыла, Обволакивая тишиной.
Скорбь торжественно распустила Черный парус над всей страной. В каждом доме Большое горе.
Мертвый Ленин В каждом взоре.
3
Ну, кто из людей может этим похвастать? Чья мысль озаряла надеждой подвалы? Кто вызвал улыбку на блеклые лица Ограбленных, смятых нуждой небывалой? Кто нес в своем сердце все бури столетий, Итоги всех битв, поражений итоги? Кто волю мильонов — голодную волю — Как факел пронес, открывая дороги?
8


Ну, кто из людей может этим похвастать? Чей радостный шаг в поколеньях живет? Кто вел так уверенно массы к победе Толкая в могилу гнет?
4
Пять леденящих дней прошло, А толпы все идут, А толпы все не тают.
Пять дней бессонницей Страна поражена, И слезы на ресницах замерзают. Кто в эти дни беды Сомкнет глаза?
Пять леденящих дней прошло, А толпы все идут по ледяным накатам. Трясясь от всхлипа, старая земля Сиротский шаг целует виновато.
Одета саваном Растоптанная ночь, Сереет небо опухолью гнойной, Как вехи огненные, Мечутся костры, И с ночью борются, И ей в лицо плюют, Огнем плюют в лицо, Как твари недостойной.
Пять леденящих дней... А толпы все идут, идут, Заиндевелые шагают люди.
9


Подножки ставь, зима!
Свисти пургой!
Живого Ленина
Всю жизнь мы помнить будем, А мертвый
Кажет путь застывшею рукой.
...Вот и порог.
И сразу замер гул,
И сердцу стало на мгновенье тесно —
Гроб. Неподвижный караул.
И где-то за колоннами вдали Невидимый рыдающий оркестр. Люстры, как черные гроздья печали, висели. И ряды, ряды без конца!
Ноги волочились еле-еле,
И вторили траурным звукам оркестра Сердца!
Вот желтое лицо, застывшее в дремоте.
Не вспыхнет больше речь, Пронзавшая века;
Как знак борьбы,
Как властный знак победы —
В кулак зажата правая рука.
Пять леденящих дней...
А толпы все идут.
Морозной сединой Заиндевели толпы. Подножки ставь, зима! Свисти пургой!
Живой—он вел вперед К сверкающим победам,
10


И мертвый —
Кажет путь недвижною рукой!
5
Последнее „прощай“ — В последнем долгом взоре. Слеза туманит глаз, Но веки заперты. Живой — он для борьбы Свои шеренги строил, И с ложа смертного — Тесней крепит ряды. Здесь ты увидишь всех — И негра, и индуса. Вот старый партизан — Его трясет всего, Вот молодая мать, Над гробом выпрямляясь, Как знамя, пронесла Ребенка своего.
И слез ты не ищи,
Здесь все молчат, как камни, Но эту скорбь Ты в сердце сбереги. И ты поймешь тогда. Что по ступеням мерзлым Звучат упорством И отвагою шаги!
6
Две длинных стрелки, черных два клинка Четвертый час за горло ухватили.
11


Надежды нет, и рана глубока, И сердце бьется тише, обессилев.
Последнее мгновенье с Ильичом. Ползут секунды — за одной другая... Замри же, стрелка черная, кривая! Ворона времени, не трепещи крылом!
А сердце ждет — оно в недоуменьи: Раздастся ль бой часов, Как грозный зов!
И словно в миг предсмертного томленья, Вдруг встрепенулись пауки часов...
Все глуше всхлип шагов, И леденеет слово, И  пастью темною зияет мавзолей. Примерзла тишина К стенам Кремля седого, И солнце лижет снег, Как бронзовый олень.
Пятиминутное томительно молчанье. Лишь молоты сердец Умолкнуть не могли, И страны мира, Затаив дыханье, Тянулись к нам Со всех концов земли
Когда четыре ровно прозвенело, Его внесли бесшумно в мавзолей,
12


В тиши внесли безжизненное тело Того, кто жег огнем своих речей,
И сумерки вставали над толпою, Боль подползала к горлу холодком.
Кто — подавился крупною слезою, Кто — вдруг упал, как дуб под топором.
Казалось, солнце кровью наливалось, Последними лучами тучу жгло...
Когда ж его осилила усталость, Оно израненным орлом легло...
Четыре часа...
7
Любимый товарищ скончался в пути, Звезда золотая упала.
Но если от боли тебе не уйти,— Ни слез, ни печали, ни жалоб!
В веках пронесем его облик родной,— Пусть смерть свою тризну справляет, Но зов его светлый звучит, как живой, В сердцах миллионов пылает.
Не первая гибель, не первый урон, Но помним о нем неуклонно, И красное знамя, что выронил он,— Его донесут миллионы.
13


В гуденьи приводов и в темени шахт Посевом взойдет его слово. Откроется нам победителей шлях, Пути нам не надо другого.
Любимый товарищ скончался в пути, Звезда золотая упала.
Но если от боли тебе не уйти,—
Ни слез, ни печали, ни жалоб!
8
Дни пролетят.
Года пройдут, как лава,
И переплавят лом цепей в станки, Заменят флейты рог борьбы кровавой, Из горла флейт польются родники.
И брызнет молот щедро и огнисто Заискрившейся радостью работ.
А меч пойдёт на свалку, ненавистный, И ржавыми слезами изойдет.
И встанет род, вскормленный не по-волчьи, Он двинется к мирам, сияющим вдали, И, как вола, в плуг счастия людского Стихию запряжет и ей прикажет Расчесывать скалистый чуб земли.
Дни пролетят.
Года пройдут, как лава, Уйдут из жизни горе и печаль.
В даль отойдет и путь борьбы кровавой, Но сквозь года и сквозь столетья будет Мерцать звездою имя Ильича.
14


9
Воют горем истомленные сирены, Над пространствами Глухая боль плывет, И дрожат от плача стены заводские, И печаль сердца на части рвет. Кто залечит их зияющие раны?
Это — здесь горела Ленина мечта, И была с машиной неустанно Этой гордой мысли простота. На работу не нужда гнала бичами, Не будила грозно нищета.
В каждой мышце
В лад с тяжелыми ремнями Трепетала Ленина мечта. И на стеблях муки Радость подымалась, И надежда расцветала каждый день,— Что отхлынет эта тяжкая усталость, Серп, как бритва, горло перервет нужде. В бой зовем мы наших братьев зарубежных, И колонны станут шире и сильней.
И пробьет в далеких странах час мятежный, С Лениным в Париж придем, в Бомбей!
А сирены издают глухие стоны, До краев они печалью налиты.
И разносится их возглас раскаленный И зовет к свершенью ленинской мечты.
1924 г.
С. Олендер


Снова площадь захлебнулась Громом песен и шагами, Снова город расцветает Гордым трепетом знамен. В этот час бреду я молча Закоулками, садами, Я на кладбище шагаю, Тихой грустью осенен.
Речи не произнесу я, Грозных клятв давать не буду, Мир услышал перекличку Взбунтовавшихся рабов.
У станков, в сырых лачугах — Празднуют сегодня всюду Десять лет страны рабочей, Мертвых чествуют борцов.
16


Истлевающие братья, Братья, павшие в сраженьях, Капли вашей крови яркой Спелым колосом взошли. Как мне хочется вернуть вам Снова сердце, слух и зренье, Чтобы радоваться с нами, С нами вместе вы могли.
Снова площадь захлебнулась Громом песен и шагами, Снова город расцветает Гордым трепетом знамен. В этот час бреду я молча Закоулками, садами, Я на кладбище шагаю, Тихой грустью осенен.
Знаю, скорбь протянет к горлу Снова лапу ледяную, Хлынет боль струей морозной, Стану я от скорби сед, Но как легкий ветер вешний, Каждый холм я поцелую И промолвлю нежно: „Братья! Братья, десять лет побед!“
1927 г.
С. Олендер


У НАС В СОЮЗЕ МАЙ
У нас в Союзе май.
Здесь сутки круглые клокочет труд- Взрыхляем мы густую целину. Дни торопливые бегут, бегут. Земля, веселой зеленью блистай! Он близок — день, когда мы превратим В одну ударную бригаду Всю страну.
У нас в Союзе — май, И радость майская гудит в груди. От Днепростроя юного До старого Ташкента Несется клич по городам страны: — Рабочих рук!
Рабочие нужны!
Нетерпелива пятилетка, ей Так хочется свой путь
18


He в пять пройти, в четыре! Еще ступень.
Еще одна ступень!
Размах страны Становится все шире, И сочным колосом Восходит новый день.
А нетерпенье нам диктует — В три! Растет наш край.
У нас в стране, У нас в Союзе — май.
У нас в Союзе — май.
Село с селом
И город с городом Вступили в состязанье: Кто к финишу Быстрее всех придет, Кто знамя первенства займет В соревнованьи!
На круг мы ставим Руки миллионов, И твердо знаем мы: Наш план неоспорим. Мир проиграет нам пари. Грядущее стучится в нашу дверь И просится:
— Я мерзну, отвори.
Европа чахнет, Заживо гниет.
Европа — боль, свинец,
19


Тяжелый счет потерь! Веселый май цветет.
У нас в Союзе — май, И радость вешняя в груди гудит. Взгляни — берется за ружье За краем край, Свинцом швыряется Разбуженный Мадрид.
От Колорадо и до рурских шахт, От Бейрута до Сингапура Один, один призыв Гремит в ушах:
— Рабочая нужна нам диктатура! Твердят одно и Яффа, и Шанхай — Грозится Октябрем всемирный май
1931 г.
С. Олендер


Так много радости и гордости так много,—
Велик размах страны,
Победен шаг страны!
Жизнь новая стоит у нашего порога, — И светом радостным пути озарены!
Пусть прошлое скорбит,
Пусть воет в исступленьи,
Над ним — могильный мрак, глухая тишина... Субботы больше нет, нет больше воскресенья, Двух мерзостных голов неделя лишена!
Их не оплакивал никто; их словно шквалом
Во мрак забвения умчало навсегда.
Ведь каждый день теперь есть праздник небывалый,
И с каждым праздником
Живей восторг труда.


По всей стране гремит строительства громада, Названья дней давно мы отдали на слом, У нас ведь каждый час
Ударная бригада
На фронте трудовом.
Занозы прошлого мы с мясом вырываем, Чтоб наша жизнь быстрей свершала оборот, Есть чем гордиться нам, —
И светозарным маем
Восходит коммунизм и все пышней цветет.
1930 г.
Д. Бродский


Я горд. Я — сын страны, Шагнувшей чрез громады Бездонных пропастей, Сквозь мглу веков слепых. Я — гордый сын страны, Сломившей все преграды, Покос победы Вяжущей в снопы.
Я — гордый сын страны, Где матери детей Баюкают „Интернационалом“, Рассказывают им в тиши ночей О Перекопе и о мужестве людей, О мужестве их небывалом.
Я — гордый сын страны, Веселой и растущей,
23


Где крепко держит Пролетарий власть свою, Я — гордый сын страны, Плуг из меча кующей, В плоть облекающей Мечты свои в бою.
1926 г.
С. Олендер


ИЗ ПОЭМЫ „ШУМНЫЕ КОЛОСЬЯ“
Мохом зарос этот дом и притих, Наискось крыша присела.
Здесь, на опилках, На досках сырых Детство мое пролетело.
Как я завидовал
Летней порой
Птицам и травам зеленым, Жадно глядел я
В окно мастерской, Как на небо — заключенный.
Кто-то о Марксе Мне рассказал И о дороге отваги, Здесь о заводах-гигантах узнал — Не для меня эти блага!
25


Понял тогда,
На кого я тружусь:
Пот мой и кровь моя — сытым!
Молот твердил мне: — Разбей эту гнусь, Бей и взрывай динамитом!
Старенький домик, Навек ты притих, Век доживая свой трудный. Здесь же, у стен отсыревших твоих, Вырос завод многотрубный.
Крышей дырявою набок припав, Никнет лачуга слепая.
Видишь —
Вонзается, словно бурав, В небо труба заводская-
Точно спросонок, Зевая, встают И выпрямляются люки. Груз, точно ястреб цыпленка, несут Кранов огромные руки.
Шеи шкивов
Обвивают ремни
В мерном кипеньи и в дрожи, Жадно сбивают болванки огни — И на железное ложе...
26


Кружится фрез (О, азарт быстроты!) Яростными кругами, Режет железа крутые листы Злыми стальными зубами.
Мечутся гордых машин голоса. И, как товарищ по цеху, Ленин Приятельски щурит глаза В искорках теплого смеха.
Старенький дом, Ты остался один, Ты приготовил нас к бою. В шумном гиганте Руками машин Социализм я строю.
1929 г.
С. Олендер


Всю жизнь мой отец грузил корабли, Он рожью грузил корабли и пшеницей, Он мчался по трапам, в поту и пыли, И в трюмы сползали мешки вереницей.
А мать засевала слезами поля,
Иссохшее поле степной Украины, Вверялась егове, пощады моля, И шила суму для себя и для сына.
Но я на двенадцатом встал за станок.
Шло черствое детство.
Все мысли — о хлебе!
Я в детских ручонках сжимал молоток, Я понял: борьба — это путь мой и жребий!
Давно мой отец на кладбище лежит. Надгробье о нем говорит горделиво:
28


„Здесь Мотл, сын Залмана, труженик, спит, Примерный еврей и благочестивый".
Но в камне надгробном ни слова о том, Что сытым он отдал последние силы: Отец наполнял эти трюмы зерном, А сам, голодая, добрел до могилы!
Поля засевала слезинками мать, Отец мой грузил корабли до кончины, А мы, мы косу против рабства точили. Густые покосы дано нам снимать!
1929 г.
С. Олендер


НА ЕВРЕЙСКИХ ПОЛЯХ
Глинисты, голы Холодные дали, И не найти Деревца, ручейка. Ветры горячие Пыль оседлали, Пыль у дорожных столбов глубока.
Ты обводила Взором смущенным Травы сухие И впадины ям, И тосковала по плугу, как жены По мускулистым Тоскуют мужьям.
Ныне — шуршащее Мягкое просо, Светлой пшеницы
30


Сияет покров, И поцелуем серебряным косы Валят широкое войско снопов.
Знайте, друзья. Все пути вам открыты — Радости вашей Голос высок.
Годы заплатят
За каждый добытый, Потом и кровью Омытый кусок.
1931 г.
С. Олендер


Городок мой седенький на кручах Запорожья, Рыжие папахи глиняных лачуг!
Я тебя развалиной оставил в бездорожьи! Родина унылая изменилась вдруг.
Купол облупившийся забытого собора Ржавым оком смотрит прямо на закат. Не поют на улице забулдыги хором, И прикрыл промоины каменный накат.
Словно мать над зыбкою, нагибались ивы, Над крутым обрывом косы распустив, Над днепровской долей рыдали сиротливо, Слезы их зеленые катились под обрыв.
Здесь Махно разгуливал, Деникин и Петлюра. О сынах загубленных спроси у фонарей!
Огненными ножницами эти банды хмуро Выстригали волны соломенных кудрей.
32


Курицей зарезанной валялся мост над кручей Выгрыз горло черное укус пороховой... А теперь уперся он, огромный и могучий, В глубину днепровскую бетонною ногой.
Рельсовые нити—в зубах болтов бессонных, Берег наряжается в жесткий воротник.
Марганцем груженные проносятся вагоны, День и ночь разносится паровозный крик.
Городок мой седенький на кручах Запорожья, Рыжие папахи глиняных лачуг!
Я тебя развалиной оставил в бездорожьи, Родина унылая изменилась вдруг.
1930 г.
С. Олендер


Можно ль сгибаться под бременем грусти, Можно ль шагать одиноким путем?
В этой стране разве сердце допустит, Чтобы печаль подкопалась кротом?
К цели идешь не один, а колонной;
Братскими узами труд обовьет!
Взором и голосом многих мильонов — Слышишь, мечта твоя громко поет!
Рабского прошлого ржавые пятна
Смыты давно серебристой росой.
Каждый товарищ — простой и понятный — В стройке, в бою он шагает с тобой.
Можно ль бродить, изгибаясь от грусти, Можно ль шагать одиноким путем?
В нашей стране разве сердце допустит, Чтобы печаль подкопалась кротом?
1930 г.
С. Олендер


ЗАВИСТЬ
Дети шагают ритмично и четко, Стук каблуков отдается в ушах. Даже солнце с улыбкою кроткой Смотрит на верный ребяческий шаг.
В пальцах у каждого, ветром колеблем, Лозунгом ярким затеплен флажок, — Это горит над устойчивым стеблем, Кровью пульсирует красный цветок.
С детства они понимают прекрасно: Жить — значит строить, бороться, шагать, Вихри грядущего им не опасны, И не свернут они в сторону, вспять.
Рядом с детьми я шагаю в молчаньи,
С ними шагаю по той же земле, В памяти вспыхнуло воспоминанье Искрой внезапной в холодной золе:
3* 35


Я в порыжелой отцовской шапчонке И в материнских галошах иду,— Это на фабрику двинул мальчонка Руки свои продавать за еду.
Потом промыто лицо и слезами, Ноют суставы, и ломит плечо, Ночь у станка закрывала глаза мне, Утро меня подымало лучом.
Звали снега на коньках покататься, Май разражался веселым дождем, Но от станка мне нельзя оторваться, — Дымными стенами я окружен.
Дети шагают ритмично и четко, Стук каблуков отдается в ушах, Даже и солнце с улыбкою кроткой Смотрит на верный ребяческий шаг.
Я поправляю широкое кепи.
Я позавидовал детям в пути: Мне угрожали метели и цепи, — Им же весь мир суждено обрести!
1929 г.
С. Олендер


Чуть брежжит день, Я к берегу шагаю, Задумчив мой Неторопливый шаг. Потом лежу, А солнце, обнимая, Меня оденет Бронзой не спеша.
Костяк мой
Новой кожей обрастает, — Слышу я.
Я благодарен.
Родина простая!
Ведь ты заботишься о том, Чтобы густая Так молодо Шумела кровь моя!
37


Да, мне принадлежит Одна шестая света С ее большой
Заботой трудовой. И сок своих трудов Я пью из чаши этой.
Мой пот зерном упал На землю эту И колосом восходит Предо мной.
За всходами полей Внимательно слежу я, Забрались ли в тайгу Со свистом поезда? Лучится ль Днепрострой, Снопами искр бушуя, Иль где-нибудь в горах Открыта вновь руда?
Тугая тетива Твой мозг, Литые мышцы! Дыханье Некогда перехватить опять,  - Двойную тяжесть Ты нести стремишься!
Под этим грузом Радостно шагать.
Давно ль, давно ль Была заражена Коростою разрухи
38


Вся страна?
Давно ли годы Первой пятилетки Соединял ты Трепетным узлом? Мечтанья тех, Кто чах в тюремной клетке, Горят над нами Огненным столбом!
Моя — одна шестая света, Знаю —
С ее большой Заботой трудовой. И сок трудов своих Я пью из чаши этой, И радостно
К победе я шагаю,— Открытая дорога Предо мной!
1931 г.
С. Олендер


днепрострой
(Отрывки из поэмы)
1
Бродит мгла полночная днепровскими излуками, В серебре чешуйчатом
Затоны и плеса...
Монотонным шумом мельниц убаюкан, Дремлет старый Днепр, уставясь в небеса.
По-над берегами, темные, понурые,
Лепятся хатенки, —
Нищенский уют...
Провода поют в просторах, как бандуры, Песнь о Днепрострое триумфальную поют.
Чудится Днепру: созвездья запропали, Шахтами окрестные зияют пустыри;
По-над берегами,
40


В потаенной дали, Ниткою жемчужин протянулись фонари.
Вырублены плавни, всюду пышит пламя, Где бугры теснились, мчатся поезда... Много труб высоких с черными чубами, Плуги — без волов — Ползут по бороздам...
Глядючи в простор, повитый мглою серой, Вдоль по скалам сгорбленным шагают инженеры. Вот — один из них, Склоняясь над рекой, Тычет в дали озабоченной рукой. *
„Здесь взойти заводам, светлым и просторным, Здесь путям возникнуть, Рядом — городам;
Старый Днепр взнуздаем: Гей, к станкам и горнам! Становись на пост, упорен и упрям!“
2
Скалы... Скалы... Скалы...
Сгорбленные, ржавые,
По Днепру сторожевой раскинулись заставой: Крепко-накрепко им заповедала стеречь Престарелый Днепр Прославленная Сечь...
Скалы... Скалы... Скалы...
В пене по колено


Век за веком держат караул бессменный, В кругозор уставили мертвые зрачки; Бьется Днепр, зажат в гранитные тиски.
От ветров и ливней Выгорели скалы... На горбатых спинах — Клочковатый мох... Век за веком гложут их Воды одичалые, Но не свергнуть водам тяжкое ярмо...
Миллионы тел погребены средь рифов... Миллионы тел — в подводной западне... Кости запорожцев, Половцев и скифов
Стонут, голосят, ворочаясь на дне...
Век за веком буйствует Угрюмая стихия... Кипятком клокочет, Завывает и ревет...
Скалы, как вороны, хохлятся, глухие, Одиноко высясь над пустыней вод.
Кудлы развевая в бешеном круженьи, По ветру волна Несется за волной, С гулом расшибается О ржавые каменья, Пылью обдает, колючей, ледяной.
Голосят пороги: „Берегись, плывущий!
42


Мы заставой встали, И вперед — нельзя!.." Волны атакуют... Волны — в мыльной гуще, Прут, как ошалелые, Берегам грозя...
Днепр оскалил зубы, — О победе бредни В гневном исступленьи Он швырнул вперед... Будет эта ярость Яростью последней: Воющую глотку Днепрострой заткнет.
3
Звезды вечерние по-над плесами Затеплились, Мигая на ветру;
Фонарное сияние полосами Багряными
Струится по Днепру.
В туманной мгле, Как спящие тюлени, Блестят, выглядывая из воды, - С плечами в плесени» С грудями в пене — Гранитных скал угрюмые гряды
В гуденьи, в лязге, В грохоте и в гаме
43


Два берега — С утра и до утра... Натуживая спину месяцами, Лишь уголок добыли у Днепра. До капли воду
Помпы заглотали, И перемычка поднялась, горда... По грунту гулкому В степные дали
Летят за поездами поезда.
В дыму, в пыли, Упорны, неустанны, Грохочут перфораторы кругом... Камнями экскаваторы и краны Откармливает Шлойме День за днем...
Лишь год в разлуке С городком унылым Протек, — и что за радость ощутил он: Упрямый, дни и ночи напряжен, Здесь
Добывает он — в соревнованьи — Ударника торжественное званье, Здесь
В активиста вырастает он...
Здесь он почувствовал, Что труд ретивый — Еще не все, Что инициативу
Ударничество порождать должно;
44


Что дерзновенье с волей заодно Мужает в нем;
Что молот коллектива Его судьбу прекрасную кует. Что тысячами нитей сокровенных В сегодня будущее вплетено...
И вновь
Тревога ширится в сиренах, Дорожное грохочет полотно, За взрывом взрыв Глушит плеса и поймы, Седые скалы — В корчах агоний, И в дымном сумраке Провидит Шлойме Далекой гидростанции огни. Пройдут лишения, Пройдут невзгоды, И — где трясина За годами годы
Дремала, да могильников гряда, — Там сотнями Раскинутся заводы, Десятками возникнут города...
Там, где раскачивал Простор туманный Репье сухое, Жесткие бурьяны, — Из края в край Колосья зашумят, Цветочный разольется аромат...
45


Ликует Шлойме:
Взорам просияли
Грядущего распахнутые дали...
Он, что во тьме
Когда-то дни влачил
Рабом презренным, немощен и хил,--
Сегодня, полный юношеских сил, Строптивую природу неуклонно Берет в тиски, Диктует ей законы...
Конец приходит
Стари матерой...
Бетонной цитаделью Днепрострой Взойдет,
В лазурь плечищи упирая, Чтоб
Электрическая кровь густая
Бежала в жилах Жизни молодой!
4
Окончена смена, работали ночь...
Истома струится в плечах...
К железной кровати
усталость влечет, Но нужно в кружки поспешить.
Там разоблачают
надменное „я“,
46


Там учатся ненависти и любви,
Вникая в великую книгу борьбы, Что писана
кровью людской-
И там постигают, что длится борьба
И что победить мы должны,— Что мы победим, что залогом того —
Мильонная поступь
рабочих колонн, Что цель перед нами сквозь гущу годов
Сияет — светла и ясна.
И чувствует Шлойме ясней и ясней,
Что близится будущее;
что вдвойне
Надо спешить, чтобы жатвой взошло
Прекрасное завтра в стране.
Но мало спешить;
но лежит еще долг
На каждом, кто честен, кто верен; и он
47


С великою радостью взял на себя
Частицу ответственности той.
Умчался ведь год, и довольно теперь
В потемках томиться — и вот
В ряды комсомола (торжественный день!) Ударник Шлойме вступил.
Вздымается гордо бык за быком,—
В лазури гранитная встала гряда,—
А здесь человечья воля в металл Партией превращена.
6
И понял Шлойме, Что пора приспела, Когда за все Вдвойне ответит он, — Но шаг его
Вперед направлен смело И в поступь миллионную вплетен.


Он чувствует, Что спаян кровью с теми, Кто с ним шагает В трудовом строю, Что по вселенной Пламенное семя: Победа каждая В родном краю!
И с каждым часом Нарастает рвенье, Осмысленнее Стало дерзновенье, Слепая ненависть Исчезла в нем: За шагом шаг В грядущее ведом Громадой класса Шлойме неуклонно. Всегда он рвется В первые колонны, Всегда, всегда Он действовать готов. Он устает тогда, Когда уздою слов Его сдержать Пытаются нежданно;
В его речах
Нет мутного тумана: Они ясны, Остры и горячи И в душу Проникают, как лучи.
49


Он зачастую Рвется вон из кожи, Коль хладнокровье Должно соблюсти: Как может быть Он холодней и строже, Коль сердцу Не сидится взаперти, Коль рвется За историей в погоню?.. Он видит: Прошлое в бессильи клонит Седую голову;
В его ушах Гремит грядущего Поспешный шаг.
Билетом он
На радость без предела И на заботы без конца почтен... Шестою мира Нынче овладел он, Всем миром Завтра Овладеет он!
Неистовым воем сирена Закатывается нежданно... От края до края Дичают днепровские мили: Мгновенье, — И в оцепененьи Подъемные краны;
50


Мгновенье, — составы, Как вкопанные, застыли...
В пустынной дали Колокольный трезвон монотонный, — Уже перфораторами Расковыряно, иссверлено Гранитное дно, И уже наготове патроны...
На штурм поспешает
Шлойме с бригадой своею;
Качаются ящики Траурные на боках, И, кажется, смерть, Морозным дыханием вея, Бок-о-бок следы Отпечатывает на песках.
Воротятся ли?
Достаточно искры одной, Достаточно искры С песчинку величиной, Чтоб кровью и мозгом Обрызгало скалы. Но сердце печалью Тревожить бойцам не пристало, И шаг молодой по каменьям звенит, И слышен призывный гудок в котловане, И колокол, как ошалелый, горланит: „Готово! — Ни шагу вперед!“ Днепровские воды раздумье берет, Угрюмей и строже прибрежный гранит.
4* 51


Еще по Днепру
Серебристые блестки играют, Полдневная высь
Хрустально чиста и ясна.
Внезапно удар,—
И просторы от края до края Пурпурово-дымная застилает стена.
И эхом захлебываются
Далекие дали,
И берег победно
Каждым камнем гудит,
И Днепр извивается, в сердце ужален, И жалобный стон Подавляет в груди.
8
Как пестрые гробы, Уложены в ряд
Моторные лодки на пляже, — По горло в воде, Как трибуны, стоят Вдоль берега новые ряжи.
Быки за быками
Стоят поперек
Днепровских зыбей, — и на мили, Где гордым редутом Вздымался порог, Там груды обломков застыли...
52


С утра до утра Над водами гремит Крутых экскаваторов стая, Настойчиво
В тысячелетний гранит Стальные зубищи вонзая...
В полуночной мгле, По-над бездной Днепра, Мерещится мост исполином...
Он тысячелетнюю гордость попрал, Он сладил
С упрямством старинным...
От края до края В полуночной мгле Захлебываются насосы, За гомоном гомон Бежит по земле, Раскатистый, разноголосый...
На шею Днепра
Уж наброшен аркан, Постами обставлен кругом он,— Воздушный, За краном проносится кран Над водами
С дерзостным громом.
Как пестрые гробы, Уложены в ряд Моторные лодки на пляже, — По горло в воде,
53


Как трибуны, стоят
Вдоль берега новые ряжи...
9
Всю ночь грохотал ураган,
Всю ночь
Завывала река, — Могущественнейший кран С высочайшего
Сброшен быка.
Во мгле предрассветной,
Седой
Составы ползут в тупики, До рассвета — быки Ледяной обросли бородой.
10
Всю ночь грохотал взбаламученный Днепр,
Всю ночь
голосил и стонал, Шпунты стальные
рвал из пазов,
Валами грозил
небесам.
Всю ночь
исступленный
метался Днепр,
Пену отхаркивая в небеса,—
54


И вдруг перегрызла где-то вода Каменную узду.
Шпунты вырвала из пазов.
Каменный прорвала заслон,
И торжествующие* валы
В ложе старое понеслись.
11
Состав за составом, за краном кран Поспешно
бросает котлован:
Днепровские воды вослед бегут,— И там, где только что бился труд За каждый клочок, за каждую пядь,— Враждебных валов свирепая рать Под торжествующий гул ветров
На ложе гранитном простерлась вновь.


12
Над рекой гарцует
Вереница эстакад,—
Вновь бегут от берега к берегу вагоны.
Молоты и пилы
Сотнями цикад День и ночь звенят По берегам неугомонно.
Люди там расчесывают Каменный колтун, Чтоб на грунте ни следа От старого Днепра;
Лезут на быки С утра и до утра, Каждый полон рвенья, Каждый весел, юн...
Берега завалены Тоннами бетона, На путях — составы Завывают исступленно; Будто бы прожектором, Луной озарено
Вновь — из края в край — Распахнутое дно.
Справа, Слева, Сверху, Снизу — Радостные краны
56


Вдоль по берегам Грохочут неустанно,— Кажется, днепровские Просторы чередой Мчатся, тяжко скованы Железною уздой.
Сиротлив, безмолвен, В боязливой дрожи Гордый Днепр — На ветхом, На замшенном ложе... И далеким далям Берега передают: „Сломлена стихия! Победитель — труд!“
13
Где-то
Созвездья полночные встали, Тьма развернулась, Как черное знамя.
Маком серебряным Полнятся дали Под немигающими фонарями.
Каждый прожектор Лучистой дугою Щупает воду От края до края:
Будто бы Чьей-то
57


Прилежной рукою В Днепр золотые Вколочены сваи.
Зорит прожектор Просторы ночные... Кольями пляшут В воде отраженья... Кажется, Черные мили речные На золотые Разбиты сажени.
Ночи
Давно уже Тут отменили; Круглые сутки В труде напряженном Тысячи рук
На днепровские мили Тут надевают Седло из бетона.
Вертятся краны Средь гула и гама, Средь нарастающих Грохотов слитных, Баки бетона Проносят упрямо Их хобота
Для быков ненасытных.
Крепнет жужжанье Машины бурильной,
58


Гулкие взрывы Готовятся скалам;
Корчась
От жгучих укусов, Бессильно Камни взлетают Во мглу Над обвалом.
Злобно сшибая Подпоры стальные, Рвется вулкан Из днепровских глубин, Но не смущаются Руки тугие: Снова закован В сталь исполин.
Люди взнуздали Враждебный хаос, Он подчиняется Воле сейчас.
Воды седые Встают, колыхаясь, Воды ложатся, В борьбе утомясь...
14
Любознательными гостями Шахта каждая осаждена,-- Любознательными гостями Генераторный полон зал...
59


Кран портальный с громовым гулом На плече проносит крутом Исполинский, отливающий Полированной сталью вал.
Бороденку щипля в раздумьи И покусывая усы, Взад-вперед шагает по залу Инженер Василий Шпагат: Изо всех генераторов тока Ждет страна уж давным-давно... Ждет страна,— но покуда всего лишь К пуску первый готов агрегат.
Должен техникой одолжаться У врагов у заклятых Союз... Как смонтированы агрегаты,— Что сегодня покажет нам? Поручиться ль можно за то, что Сразу все, как по маслу, пойдет? Поручиться ль можно за то, что Нет прорух злонамеренных там?
В первый раз такие турбины Человеком сотворены, В первый раз...
И в сердце Шпагата
С каждым мигом тревога растет.
С каждым мигом думы в сознаньи Все настойчивей, Все острей: Что сегодня покажет?
ьо


Удастся ль
Двинуть эту махину в ход?
Группы американских монтеров Поспешают по этажам, — Взоры строги, Челюсти сжаты...
Тишина наступила кругом.
И осматривают моторы Кропотливо,
В последний раз, И обмениваются порою Легким жестом или кивком...
Суетятся корреспонденты
С фотокамерами
На боку;
Вдоль по залу молчанье глухое Распласталось
Из края в край...
Вот в последний раз папиросой Затянулся старший монтер, — И по залу,
Как гром, прокатилось
Заключительное: „Олрайт!1“
И пронзительней сердце заныло У Шпагата:
Сейчас, сейчас!
Взоры застило пламенной мглою, И трезвон
1 Хорошо! (англ.).
61


Поднялся в ушах...
С места сдвинется ль эта махина, Побежит ли По проводам Первый ток, О котором грезят Безграничные дали в ночах?!
Миг настал.
Регулятор повернут. Загремела по трубам вода, И тихонько зевнул генератор, И по залу — Легкий дымок.
И по щекам рабочих Пламя розовое разлилось: Многомесячный труд окончен,— И триумфом Горит итог.
И по залу Гремя прокатилось Торжествующее „ура!“ Голубями взлетели шапки Над десятком тысяч голов. И, гордясь, С инженером старшим Шлойме чествуют заодно, И в глазах У обоих слезы, Улыбаются оба светло!
1930 г.
Д. Бродский


СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
От восхода до заката. Перевод С. Олендера 3 День-денской я жду тревоги. Перевод
С. Олендера 4
В запущенном парке. Перевод С. Олендера 5
Из Лениниады. Перевод С. Олендера 7
Снова площадь захлебнулась. Перевод С. Олендера 16
У нас в Союзе май. Перевод С. Олендера 18
Так много радости. Перевод Д. Бродского 21
Я горд. Я — сын страны. Перевод С. Олендера 23
Из поэмы „Шумные колосья“. Перевод
С. Олендера 25
Всю жизнь мой отец грузил корабли. Перевод О Олендера . 28
На еврейских полях. Перевод О. Олендера 30
Городок мой седенький. Перевод С. Олендера 32
Можно ль сгибаться под бременем грусти.
Перевод С. Олендера 34
Зависть. Перевод С. Олендера 35
Чуть брежжит день. Перевод С. Олендера 37
Днепрострой (Отрывки из поэмы). Перевод Д. Бродского 40


Редактор Г, Шенгели Технический редактор Л. Шишкова Корректор Л. Петрова Переплет худ. Н. Жукова
Сдано в производство 2/Х-35 г. Подписано в печать 3/XII-35 г. Формат бумаги 72 Х  110 1/32 2 печ. л. 48 000 зн. в печ. л , авт. л. 3,5. Заказ из-ва 930. Заказ тип. 2355. Ин. Х-60. Тираж 3000. Уполномоченной Главлита Б-13106. Отпечатано на бумаге Красновишерского бумкомбината им Менжинского Шк. ФЗУ Огиза треста „Полиграф- книга“ Москва, Колпачный, 13.
Цена 1 р. 20 к. Переплет 30 к.