Классическая
литература
Китая
МОСКВА
2016


金瓶梅


цзинь, пин,
МЭЙ,
или
ЦВЕТЫ сливы в
золотой
ВАЗЕ
роман,
иллюстрированный 200 гравюрами из дворца китайских императоров
Том четвертый Книга вторая
МОСКВА ИВ РАН 2016


ББК 84(0)4(5Кит) Ц55
Рукопись подготовлена к публикации при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 15-04-16508
Составитель и ответственный редактор А.И. Кобзев Перевод В.С. Манухина при участии А.И. Кобзева и В.С. Таскина Стихи в переводах
О.М. Городецкой, А.И. Кобзева, Н.А. Орловой, Г.Б. Ярославцева Научная подготовка текста, сверка с оригиналом и редакция перевода А.И. Кобзева
Примечания А.И. Кобзева и Б.Л. Рифтина В приложениях статья П.Д. Хэнэна в переводе А.Д. Дикарева, статьи В.С. Манухина и Б.Л. Рифтина Оформление художников А.В. Гончаренко и В.Г. Никифоровой Картины в прорисовке Л.Ю. Лазуткиной, иероглифические подписи в каллиграфии Ма Цзинчэна
Ц55 Ц зинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе: Ро¬
ман. В 4-х т.: Пер. с кит. / Пер. В.С. Манухин и др.; Сост. и отв. ред. А.И. Кобзев; Прим. А.И. Кобзева и Б.Л. Рифтина. “ Москва: Институт востоковедения РАН, 2016. — Том 4. Книга 2. - 616 С.: ил. - ISBN 978-5-89282-698-3 (в пер.)
«Цзинь, Пин, Мэй» — самый ранний (XVI в.) авторский и наиболее оригинальный роман классической китайской литературы, впервые целиком и без купюр издаваемый на русском языке. Академический перевод его самой полной версии учитывает новейшие достижения синологии, позволяющие глубже понять чрезвычайно сложное содержание (от всеохватного бытописания до изложения глубоких научных, философских и религиозных идей) и весьма изощренную форму (сочетание прозы, стихов и научно-мировоззренческих эссе), загадочное происхождение (до сих пор не установлены автор и изначальный смысл названия, автограф отсутствует) и трудную (со многими утратами и запретами) историческую судьбу романа. Самостоятельное художественное и научное значение имеют попарно сопровождающие каждую главу иллюстрации из снабженного оригинальными подписями собрания «Двухсот прекрасных картин из драгоценностей Цинского дворца» (1660—1680). Первые три тома увидели свет в 1994 г. в Иркутске ( ISBN 5-86149-004-Х).
ISBN 978-5-89282-698-3
© Кобзев А.И., составление, 2016


金瓶梅


Чэнь Цзинцзи срывает цветы удовольствия. Ли Цзяоэр, похитив серебро, возвращается в «Прекрасную весну».


Стихи гласят:
Как придет в упадок обитель,
так бегут из нее монахи.
Рухнет мост — и на людном тракте сразу путники поредеют.
В бедном доме нерасторопна
малочисленная прислуга.
Вновь повышен в чинах чиновник,
а народ все живет в униженье.
Если нет глубины в водоеме,
там не станет водиться рыба;
Там, где ветви растут не густо,
не совьет гнезда себе птица.
В отношенье людей друг к другу и тепло бывает, и холод.
Те исполнены дум высоких,
эти низость души являют.
В этом восьмистишии говорится о том, что по-разному складываются взаимоотношения людей да и разные бывают люди, о чем приходится только глубоко сожалеть.
В первую седмицу со дня кончины Симэнь Цина настоятель У из монастыря Нефритового Владыки совершил на дому заупокойную службу и освятил трапезу, но не о том пойдет речь.
Во вторую седмицу шестнадцать иноков из обители Воздаяния вознесли молитву духам воды и суши. Жертвенная снедь была доставлена от свата Цяо. Присутствовали помимо Ин Боцзюэ и дру¬
7


гие побратимы: Се Сида, Хуа Цзыю, Чжу Жинянь, Сунь Тяньхуа, Чан Шицзе и Бай Лайцян.
— Прошло две седмицы, как не стало нашего почтенного господина, — начал Боцзюэ. — А мы были его ближайшими друзьями. Бывало пили, ели у него, изо рта, что называется, вырывали. И покрывал, и ссужал он нас — всем ублажал. И вот его не стало. Так неужто прикинемся, будто знать не знаем, ведать не ведаем! Что ж, выходит, передний грязью брызнул, так задние уж и глаза зажмурили, да? Да он нас за это перед самим загробным судиею не простит. Я так полагаю. Пусть каждый из нас внесет по одному цяню серебра. С семерых выйдет, стало быть, семь цяней. Ведь общие- то жертвы обойдутся дешевле. За цянь шесть фэней купим пять чашек рису, фруктов и цветы, цянь на жертвенных животных уйдет, полтора — на жбан вина, полцяня — на погребальную бумагу, благовония и свечи. Два цяня придется отдать за свиток и надпись. Ее мы закажем господину Шую. Цянь два фэня заплатим хоругвеносцу. И не забывайте, траурные повязки ведь получим — фэней по семь за штуку. Глядишь, на юбку или жилетку сгодятся. А потом, нас так не отпустят — всех накормят. А там похороны — на поминках наедимся. Если за столом не зевать, жене с детьми дня два-три сладостей покупать не придется. Ну как, ловко я придумал?
— Верно говоришь, брат! — воскликнули хором побратимы и, достав серебрю, передали Ину.
Ин Боцзюэ приготовил жертвенные предметы, купил свиток, а похвальное слово об усопшем заказал составить проживавшему за городскими воротами сюцаю Шую.
Сюцай Шуй отлично знал, кто такие не только Ин Боцзюэ и вся компания шалопаев, но и сам Симэнь Цин, а потому не преминул приправить славословие изрядной порцией острой издевки.
Когда свиток был готов, перед гробом Симэня поставили жертвенный стол и развернули свиток. Ближайших друзей покойного принимал облаченный в траур Чэнь Цзинцзи. Первым воскурил благовония Ин Боцзюэ, за ним последовали остальные. Неискушенные в грамоте, они не представляли себе содержания слова и после возлияний принялись его читать во всеуслышание.
А оно гласило:
«В третий день под двадцать седьмым знаком гэн-инь, второй луны под двадцать пятым знаком моу-цзы, первого года под тридцать пятым знаком моу-сюй при правлении под девизом Двойной Гармонии мы, Ин Боцзюэ, Се Сида, Хуа Цзыю, Чжу Жинянь, Сунь Тяньхуа, Чан Шицзе и Бай Лайцян, с благоговением
8


приносим жертвенное вино и мясо, дабы почтить Его Величества гвардии начальника покойного Симэня, и перед прахом его воздаем ему славу.
Усопший, ты отличался упорством и прямотою, характером был тверд и непреклонен. Ты не робел перед слабым, не покорялся сильному. Ты не переставал очищать ближних и помогать жаждущим. Одних ублажал каплею воды, других — маковой росинкой. С осанкой горделивой и тугой мошной, ты, снадобьями подкрепленный, приходил в неистовое возбуждение и верх одерживал в любовных схватках. Среди шеренг парчовых юбок подвизался и кладовые лона постоянно посещал. Вшей подцепил, но выскребать их и не думал, а гнидами обсыпался — и начесаться был не в силах1.
Мы, ничтожные, обязанные милости твоей, были всегда подручными тебе в подчресельных делах, когда ты ночи проводил под ивами в домах веселья, когда, отдавшись буйной страсти, с гордо поднятой головой, вел упорные бои и жаркие сраженья. Что ж сталось вдруг с тобой?! Недуг тебя скосил. Ты ноги протянул. Нас, отпрысков, точно подбитых голубков, оставил на произвол судьбы. Нам не на кого больше положиться. Не любоваться больше нам цветами в дымке, не подходить к роскошным воротам и красным стенам особняка, где обитают красотки-чаровницы. Не пировать уж с ними, яшмы изваянъя не ласкать, не мчаться на конях туда, где аромат струится и тепло. Ты бросил нас, связал нам руки, оставил без гроша. И голову повесил каждый. Мы ныне пресное вино в жертву приносим. Тебе, душа, протягиваем кубок. Внемли же зову, к нам явись и насладись дарами!»
После принесения жертв к ним вышел Чэнь Цзинцзи, поклонившись, пригласил их в крытую галерею, где было устроено угощение.
Когда о смерти Симэня узнала хозяйка «Прекрасной весны», у нее тотчас же родился план. Приготовив жертвы, она направила в паланкинах Ли Гуйцин и Ли Гуйцзе, чтобы те сожгли жертвенные деньги и выразили соболезнование.
Юэнян не вышла. Певиц принимали Ли Цзяоэр и Мэн Юйлоу. — Мамаша вот что велела тебе передать, — шептали певицы на ухо Ли Цзяоэр. — Мы певицы, а раз хозяин умер, незачем тебе в одиночестве сидеть. Всякому пиру, как говорится, конец приходит. Мамаша наказывала, чтобы вещи свои ты незаметно передала Ли Мину. У нас они будут в сохранности. А ты дурочкой-то не будь! Как в гостях ни хорошо, а дома все лучше. Рано или поздно тебе все равно с этим домом расставаться.
Совет этот крепко запал в душу Ли Цзяоэр.
9


В тот же день Ван Шестая, жена Хань Даого, одетая в траур, тоже прибыла в паланкине почтить покойного. Она сожгла бумажные деньги, расставила перед гробом жертвы, но никто к ней не выходил.
Ван Цзина, надобно сказать, рассчитали еще в первую седмицу, а другие слуги не решались доложить о прибытии Ван Шестой.
Только ничего не подозревавший Лайань направился в покои Юэнян.
— Тетушка Хань прибыла с соболезнованиями, — докладывал он хозяйке. — Вас ждет, матушка. Дядюшка У велел вам сказать.
У Юэнян так и закипела от зла.
— Убирайся отсюда, рабское твое отродье! — заругалась она. — Тетушка Хань, тетушка Дрянь! Только ее соболезнований тут не хватало! Что ты, проклятый, эту сукину дочь не знаешь?! Она семьи разрушает, шлюха, отца с сыном ссорит, негодяйка, мужа с женой разлучает...
Лайань едва нащупал дверь и поспешил к гробу Симэня.
— Матушке доложил? — спросил его шурин У Старший.
Лайань что-то бормотал. После долгих расспросов он, наконец,
признался, как его отчитала хозяйка.
Шурин поспешно направился к сестре.
— Сестра! — обратился он к Юэнян. — Как ты так могла?! Зачем грубить! Есть плохие люди, но нет плохих обрядов. Помни, сколько наших денег в руках у ее мужа. К чему же ты так с ней обходишься? Нельзя так! Ты же свое достоинство теряешь. Если сама выходить не желаешь, других пошли. А так разве можно! Хочешь, чтобы тебя осуждали?
Юэнян на это ничего не ответила. Немного погодя Ван Шестую приняла Мэн Юйлоу. Они сели неподалеку от гроба. Ван Шестой было неловко, и после чашки чаю она откланялась.
Да,
Пожалуй, всей Янцзы вода Не смоет краски от стыда.
Ли Гуйцзе, Ли Гуйцин и У Иньэр, сидевшие в хозяйкиных покоях, слышали, как Юэнян на все лады поносила жену Хань Даого. А когда рубят сучок, целое дерево страдает. Не по себе им стало и, не дождавшись заката, они начали откланиваться.
— Погостите! — удерживала их Юэнян. — Вечером с приказчиками кукольное представление посмотрели бы. А домой и завтра успеете.
10


После долгих уговоров Гуйцзе и Иньэр остались, а Гуйцин отправилась домой.
К вечеру монахи разошлись. Собралось более двадцати человек. Помимо соседей, приказчиков и счетоводов были тут сват Цяо, шурин У Старший и У Второй, свояк Шэнь, Хуа Цзыю, ИнБо- цзюэ, Се Сида и Чан Шицзе. Они-то и позвали кукольников. Под навесом были накрыты столы. Разыгрывали пьесу «Убитая собака помогает вразумить мужа», в которой персонажами выступали братья Сунь Жун и Сунь Хуа2.
Гостьи расположились в помещении сбоку от гроба, откуда смотрели представление из-за ширм и спущенных занавесей.
За столом гостям прислуживали оставленные на ночь Ли Мин и У Хуэй. Немного погодя все приглашенные были в сборе. После принесения жертв под навесом зажгли свечи. Гости заняли свои места за столами. Грянула музыка и началось кукольное представление, которое окончилось только в третью ночную стражу.
Со смертью Симэня, надобно сказать, не проходило и дня, чтобы Чэнь Цзинцзи не заигрывал с Пань Цзиньлянь. То они строили глазки прямо перед гробом усопшего, то шутили за занавеской. Так случилось и на этот раз. Когда гости стали расходиться, женщины удалились в хозяйкины покои, а слуги принялись убирать посуду, Цзиньлянь бросилась к Цзинцзи и ипнула его за руку.
— Сынок! — говорила она. — ынче матушка даст тебе то, чего ты так желаешь. Пойдем к тебе, пока твоя жена в дальних покоях.
Обрадованный Цзинцзи бросился отпирать дверь. Цзиньлянь во тьме незаметно проследовала за ним. Ни слова не говоря, она разделась и навзничь возлегла на кан. Как утка с селезнем резвясь, она с Цзинцзи затеяла порочную игру.
Два года продолжались их свиданья, однажды наступил миг долгожданного слиянья. Тянулись годы ожиданья, пришли однажды согласие и лад. Она колышет талией, как ива, гибкой; он неистово орудует нефритовым пестом. И слышны заверенья в глубокой любви, раздаются клятвы верности вечной. Она щебечет иволгой, он целеустремленней мотылька. Игру прелестница ведет на тысячу ладов. Неистовствует дождь, стыдится тучка. Какие
Как по велению Неба, они
Без страха предались любви. Игру дождя и тучи
продлили схваткой жгучей.
И


только чары не пускает в ход! Он тихо шепчет: «Милая моя!» Его обняв, она зовет: «Мой ненаглядный!»
Да,
Давно восхищался изяществом ивы,
а ныне поддался пленяющим чарам.
По-прежнему нежный, как прежде красивый, цветок багровеет, объятый пожаром.
Завершив задуманное, Цзиньлянь из опасения быть застигнутой поспешно покинула спальню и направилась в дальние покои.
На другой день, будучи под сладостным впечатлением пережитого накануне, Цзинцзи с раннего утра был уже у спальни Цзиньлянь. Она еще спала. Он наблюдал за нею через щелку в окне. Ее укрывало расшитое багряными облаками одеяло. Напудренные ланиты казались изваянными из яшмы.
— Вот так управительница! — воскликнул Цзинцзи. — До сих пор почивает! Матушка Старшая велела убрать жертвы от Ли Чжи и Хуана Четвертого. Нынче сват Цяо жертвы приносит. Вставай! Я жду ключи.
Цзиньлянь велела Чуньмэй передать Цзинцзи ключи. Он же наказал горничной самой отпереть дверь наверху. Цзиньлянь тем временем высунулась в окно и слилась с Цзинцзи в поцелуе.
Да, сколько досталось ему
Ароматных уст нектара.
Сердца сладостного жара.
Тому свидетельством стихи:
Отчего кукушка жалобно кричит?
Слиты воедино любящих сердца.
Нету ароматней, сладостней ланит.
Страсть в глазах блестящих, ласки без конца.
Пальчики — бамбука нежные ростки,
Разметалась туча шелковых кудрей,
Серьги разлетелись — розы лепестки.
Рот ее кораллов дорогих алей.
На щеках играет утренний восток.
Вспомнишь — и на сердце сладостный восторг!
Чуньмэй отперла дверь, и Цзинцзи пошел посмотреть, как будут переносить жертвы.
12


Лань Цзинълянъ, торгуя красой, устремляется в постель зятя
潘令楚售包轧東ж


Ли Цзяоэр, похитив деньги, возвращается в «Прекрасную весну»
丰着免疵妙歸属唤


Немного погодя почтить покойного явился сват Цяо. С ним прибыли его жена и многочисленная родня. После принесения жертв перед гробом, свата Цяо угощали во временной постройке, где за столом рядом с ним сидели оба шурина и приказчик Гань. Их услаждали пением Ли Мин и У Ху эй.
В тот же день с соболезнованиями прибыла Чжэн Айюэ. Юэнян велела Юйлоу дать певице траурную юбку и поясную повязку, после того как та почтила усопшего сожжением бумажных денег. Айюэ приняли вместе с другими гостьями в дальних покоях.
— Чего же это вы мне-то ни слова не сказали? — увидев Ли Гуйцзе и У Иньэр, обратилась к ним Айюэ. — Хороши подружки! Я бы давно пришла. — Певица заметила Юэнян с младенцем и продолжала: — У вас, матушка, и горе и радость в одно и то же время. Прискорбно, что так безвременно скончался батюшка. Но вы обрели наследника-кормильца, и он будет вам утешением.
Юэнян дала певицам траурные одежды и оставила их до вечера.
Третьего дня во второй луне, когда вышла вторая седмица после кончины Симэня, панихиду служили шестнадцать монахов из монастыря Нефритового Владыки во главе с настоятелем У. Ее заказал тысяцкий Хэ. Вместе с ним в принесении жертв участвовали дворцовые смотрители Сюэ и Лю, столичный воевода Чжоу, комендант Цзин, командующий Чжан, квартальный Юнь и еще несколько военных чинов.
Юэнян попросила свата Цяо, брата У Старшего и Ин Боцзюэ принять чиновных особ. Их угощали во временной постройке, где им пели Ли Мин и У Хуэй, но говорить об этом подробно нет необходимости.
К вечеру, когда монахи отслужили панихиду по усопшему, Юэнян распорядилась, чтобы дщицу и портрет Ли Пинъэр вынесли и предали огню, а сундуки и корзины с ее добром перенесли в дальние покои. Туда же, в услужение Юэнян, перешли Жуй и Инчунь. Сючунь отдали Ли Цзяоэр. А покои Ли Пинъэр заперли.
Да,
Не успели просохнуть и балки,
расписные, резные порталы,
Л уже не увидишь у залы
восхищенных гостей карнавала.
Тому свидетельством стихи:
Потоки бурлят под горой, где был счастлив Сян-ван. Земная любовь — обоюдной тоски пелена.
15


Луне не известно, что жизнь — только самообман.
Над белой стеной, как и прежде, сияет она.
Изо дня в день суетился Ли Мин в доме Симэня, делая вид, будто помогает домашним. В действительности же он украдкой подговаривал Ли Цзяоэр, пока она не передала ему похищенные ценности, которые он отнес в «Прекрасную весну». Потом Ли Мин опять по два, а то и по три дня не уходил из дома Симэня. Только Юэнян оставалась в неведении, и никто не решался сказать о происходящем в доме, так как брат ее, У Второй, давно водил шашни с Ли Цзяоэр.
Девятого числа правили заупокойную службу по случаю третьей седмицы, на которой присутствовала и У Юэнян. В четвертую седмицу панихиды не было. Двенадцатого рыли могилу3 в присутствии Чэнь Цзинцзи, а рано утром двадцатого состоялся вынос. Несли много жертвенных предметов и денег, но провожающих было все же не так густо, как на похоронах Ли Пинъэр.
Вынос совершал настоятель монастыря Воздаяния. Он восседал в высоко поднятом паланкине, откуда провозгласил славословие, в котором обозрел жизнь Симэнь Цина от начала до конца. Славословие гласило:
«С глубоким уважением произносим мы имя усопшего, Его Величества гвардии начальника Симэня.
Жизнь человека, по нашему скромному мнению, длится, как вспышка молнии — всего лишь мгновенье. Только камень вечен — не горит в огне. Опавший цветок не вернется обратно на ветку, как вспять не течет вода к роднику. Ты жил в хоромах расписных и узорных дворцах, но жизнь истекла, и угас, как свеча на ветру. Высокие чины и званья — все пройдет, как сон, когда час роковой наступит. Золото и дорогой нефрит — лишь прах, горестей и бед начало. Румяна и наряды — тщетные затеи мирской суеты. Не длиться весь век наслаждениям, а тьма так тяжка и горька. Будешь однажды обласкан на ложе, и у желтых истоков твой навеки сокроется след4. К чему самомненье и чванство пустое, когда тленные кости засыплют сырою землею. Твои сады и необозримые поля расхватают дети, от тысяч сундуков парчи и шелков после смерти не найдешь и нитки. Развеется жизнь, точно огонь на ветру, и ни старых, ни малых — не сыщешь никого. Поток размывает горы громаду, много ль героев остается в живых! Да, горько и тяжко это сознавать! Твое дыханье в ветер обратилось, а тело твое возвращается в землю. Кто дух испустит, тому обратно жизни не вдохнешь.
И несть числа перерожденьям!»
16


Стихи гласят:
Смерть не сравнится ни с какой кручиной.
Всяк борется со смертью пред кончиной.
Вода с огнем всегда в борьбе суровой,
Преследуют везде один другого.
Кружат над нами демоны и духи.
Покуда живы — слепы мы и глухи,
И ни за что нам не узнать, поверьте,
Куда попасть должны мы после смерти.
Нагие, новорожденным подобны,
Предстанем пред Владыкою загробным.
Настоятель кончил чтение славословия. Чэнь Цзинцзи разбил жертвенный таз5 и двинулся за поставленным на катафалк гробом. Когда траурная процессия вышла за ворота, улица огласилась громкими рыданиями близких и домочадцев.
У Юэнян следовала за гробом в паланкине. В паланкинах же сопровождали покойного и остальные женщины.
За Южными воротами города, в пяти ли от него, где находилось семейное кладбище Симэней, Чэнь Цзинцзи вручил квартальному Юню кусок шелка и попросил торжественно освятить дщицу души усопшего. Геомант Сюй ведал погребением. После того, как родные и близкие засыпали гроб землею, на могильном кургане расставили жертвы. В прощальной церемонии, увы, участвовало всего лишь несколько человек. Были тут шурин У Старший, сват Цяо, тысяцкий Хэ, свояки Шэнь и Хань да человек пять-шесть приказчиков.
Настоятель У оставил двенадцать послушников для возвращения дщицы усопшего, которую торжественно, в присутствии всей родни, установили в зале. После того как геомант окропил помещение, родственники разошлись по домам. Юэнян же с остальными женами остались у дщицы покойного мужа.
После первой уборки могилы6 отпустили выделенных из управы солдат.
В пятую седмицу Юэнян пригласила двенадцать монахинь во главе с настоятельницей Сюэ, матерью Ван и старшей наставницей отслужить панихиду и сопроводить душу новопреставленного на небо. Рядом с Юэнян были жена У Старшего и жена У Шуньчэня.
Надобно сказать, что еще во время похорон Симэня, у его могилы, Ли Гуйцзе и Ли Гуйцин долго шептались с Ли Цзяоэр.
— Мамаша вот что велела тебе передать, — говорили ей певицы. — Весу у тебя тут нет, драгоценностями ты не владеешь. Значит и незачем в этом доме оставаться. Тем более, у тебя нет ребен¬
17


ка, а потому нечего траур блюсти. Мамаша советует тебе устроить скандал и уйти. Вчера у нас был Ин Боцзюэ. Говорит, богач Чжан Второй с Большой улицы готов пятьсот лянов серебра выложить и взять тебя второй женой. Собирается хозяйкой дома сделать. Перед тобой открываются новые возможности. А тут так и будешь прозябать до самой смерти. Мы, певицы, должны без сожаления расставаться со старым и стремиться к новому, искать местечко потеплее да повыгоднее. Так что смотри, не упусти случай!
Ли Цзяоэр крепко запомнила, что ей сказали, а когда тлеет, то достаточно небольшого ветерка, чтобы вспыхнул пожар.
И вот после пятой седмицы Цзиньлянь обратилась к Сюээ.
— После похорон, — говорила Цзиньлянь, — Ли Цзяоэр на кладбище в беседке с шурином У Вторым любезничала. АЧуньмэй своими собственными глазами видала, как она за ширмой узелок припасла, потом Ли Мину передала, а тот его отнес к себе в вертеп.
Слухи дошли до Юэнян. Отчитав брата, она отправила его в лавку и запретила наведываться на женскую половину дома, а привратнику Пинъаню было запрещено пускать Ли Мина. Стыд Ли Цзяоэр сменился на гнев. Она только никак не находила повода. Но вот однажды, когда Юэнян угощала невестку У Старшую, она пригласила Мэн Юйлоу, но обошла Ли Цзяоэр. Тут-то разгневанная Цзяоэр и обрушилась с руганью на хозяйку. Она ударяла по столу, на котором стояла дщица Симэня, громко рыдала и кричала, а среди ночи, в третью стражу, собиралась было повеситься. Когда служанка доложила Юэнян, та испугалась и решила посоветоваться с невесткой. После совета пригласили хозяйку «Прекрасной весны», чтобы вернуть Ли Цзяоэр на ее прежнее место.
Мамаша из опасения, что Ли Цзяоэр не отдадут ее наряды и украшения, начала торговаться.
— Натерпелась тут у вас моя дочка! — воскликнула старуха. — А где возмещение?! Как легко вы хотите от нее отделаться! Несколько десятков лянов серебра вы дать обязаны, хотя бы от стыда.
Шурин У Старший, будучи лицом чиновным, не решился настаивать на своем и после долгих переговоров велел Юэнян отдать Ли Цзяоэр все, что у нее было: одежды и украшения, утварь, сундуки и кровать. На том и порешили. Правда, как того ни хотелось Ли Цзяоэр, горничных Юаньсяо и Сючунь с ней не отпустили. Тут решительно уперлась У Юэнян.
— Что, хочешь честных девушек обратить в продажных девок, да? — воскликнула Юэнян, чем сразу заставила хозяйку «Прекрасной весны» прикусить язык.
18


Старуха, расплывшись в улыбке, откланялась. Ли Цзяоэр отбыла в паланкине.
Да, дорогой читатель! Певички из домов веселья тем только и живут, что торгуют чарами и прелестями. Утром у них щеголь Чжан, под вечер гуляка Ли. В ворота к ним входит почтенный отец семейства, с заднего крыльца они впускают его сына. Бросают старого поклонника и заводят нового, от денег разгораются глаза, — такова уж их натура. Пока певица живет в доме веселья, она заманивает и хватает всякого, каждому курит фимиам и льстит, желая во что бы то ни стало выйти замуж. Тут она готова переродиться и следовать стезею добра. Однако, как бы ни почитал и ни любил ее муж, ему все равно не завоевать навсегда ее привязанности, ибо непостоянство в самой ее природе. Она либо и при живом муже будет искать запретных услад, либо с его смертью учинит скандал и покинет дом. Так что рано или поздно она вернется в прежний котел.
Да,
Змея вползет в нору и там
все извиваться норовит;
Из клетки вырвется своей
и тотчас птица улетит.
Тому свидетельством стихи:
Увы, недолгий век цвести
тебе, красавица-цветок.
Ночь настает — и новый гость
войти желает в твой чертог.
Прелестница, твой гибкий стан влечет любителей услад,
Уж многим довелось познать
губ увлажненных аромат.
Такой пленительною ты
и миловидной рождена,
Но лицемерием, увы,
душа твоя поражена.
Тебя хоть замуж позови,
хоть добродетелью мани, —
Все будешь с грустью вспоминать в пороке прожитые дни.
Отпустив Ли Цзяоэр, Юэнян громко разрыдалась. Окружаю щие успокаивали хозяйку.
19


— Не расстраивайтесь, сестра, не надо! — говорила Цзинь- лянь. — Как волка ни корми, он все в лес глядит. Шлюхой была, шлюхой и осталась. К прежнему своему ремеслу вернулась. Зря вы, сестрица, тужите.
Не успела Юэнян успокоиться, как вошел Пинъань.
— Соляной инспектор его превосходительство Цай пожаловали, — доложил он, — В зале ожидают. Я уведомил о кончине батюшки двадцать первого дня в первой луне. Они спросили о дщице. Я ответил, что дщица установлена в зале в дальних покоях. Они изъявили желание почтить покойного батюшку.
— Зятюшке скажи, пусть он примет, — распорядилась Юэнян.
Немного погодя появился облаченный в траур Чэнь Цзинцзи и
поклонился гостю. Когда убрали помещение, инспектора Цая пригласили в дальние покои, где он поклонился перед дщицей покойного. Вышла в глубоком трауре Юэнян и засвидетельствовала свое почтение гостю. Инспектор Цай не стал утруждать ее расспросами.
— Отдыхайте, сударыня, прошу вас, — вежливо предложил он Юэнян вернуться к себе в комнату и обернулся к Чэнь Цзинцзи. — В свое время мне приходилось не раз беспокоить вашего покойного хозяина, — продолжал гость. — И вот, когда истек срок службы, по дороге в столицу я почел за долг выразить мою благодарность. Я не мог себе представить, что его не стало. Каким же недугом страдал ваш почтенный господин, позвольте узнать, су- дарь.
— Мокротной лихорадкой, ваше превосходительство, — отвечал Цзинцзи.
— Прискорбно, очень прискорбно! — воскликнул Цай и вызвал сопровождающего. Тот принес два куска ханчжоуского шелку, пару шерстяных чулок, четыре вяленых окуня и четыре банки засахаренных фруктов. — Эти скромные дары я подношу в знак моего искреннего уважения, — продолжал инспектор и протянул полсотни лянов серебра. — А это долг, взятый как-то у почтенного господина, который и возвращаю в знак нашей неизменной дружбы. Примите, пожалуйста, и уберите это серебро.
— О, вы так обязательны, ваше превосходительство! — проговорил Цзинцзи.
— Ваше превосходительство, — обратилась Юэнян. — Прошу вас, пройдите, пожалуйста, в переднюю залу.
— Благодарю вас, не извольте беспокоиться, — отвечал гость. — Я мог бы и тут выпить чашку чаю.
Слуги подали чай. Цай выпил чашку и, быстро поднявшись, направился к паланкину.
20


Юэнян, конечно, приятно было получить пятьдесят лянов, но в то же время и грустно стало на душе: «Бывало, — подумала она, — разве отпустили бы ни с чем столь знатную особу! Какой прием бы устроили. Пировали бы допоздна. А теперь? Вот они богатства. Смотри на них! А высокого гостя принять некому».
Да,
Кто дружбой богат —
луной насладится и ветром.
Лишь бросит свой взгляд —
увидит и выси, и недра.
Тому свидетельством стихи:
Тихо в доме,
Дверь не скрипнет Этим долгим вешним днем.
Только слезы Бьют ключами,
Лишь подумаю о нем.
Дух весенний Грусть навеет.
Жизни ощущаю крах.
Скорбны думы,
Сердцу больно,
Тени осени в очах.
Итак, Ли Цзяоэр вернулась в «Прекрасную весну». Как только Ин Боцзюэ прослышал эту новость, он не замедлил сообщить Чжану Второму. Тот выложил пять лянов серебра и провел с ней ночь.
Чжан Второй, надобно сказать, был годом моложе Симэнь
Вина. Родился в год зайца и шел его тридцать второй год, а Ли зяоэр — тридцать четвертый7, но мамаша обманула гостя, сказав, что ей всего двадцать восемь, и просила Ин Боцзюэ ее не выдавать. За три сотни лянов Чжан взял ее в дом второй женой. А Чжу Жинянь и Сунь Молчун за компанию с Ваном Третьим стали по-прежнему частыми гостями Ли Гуйцзе из «Прекрасной весны», но не о том пойдет речь.
Боцзюэ, Ли Чжи и Хуан Четвертый заняли пять тысяч лянов серебра у дворцового смотрителя Сюя, такую же сумму выложил Чжан Второй, и они, войдя в сделку с областным управлением в Дунпине, взяли подряд на поставку старинной утвари двору. Не¬
21


сколько дней подряд пировали они в домах веселья, подъезжая на холеных конях с дорогою сбруей.
Воспользовавшись смертью Симэня, Чжан Второй подкупил тысячью лянов члена Высшего Тайного совета Чжэна, императорского родственника. Тот замолвил слово перед главнокомандующим Его Величества гвардии Чжу Мянем, чтобы назначить Чжана на освободившийся пост главного надзирателя судебно-уголовной управы. Чжан Второй купил сад и начал возводить постройки. Дня не проходило, чтобы к нему не заглядывал Боцзюэ. Этот подхалим докладывал обо всем, что происходило в доме Симэня.
— Есть у него пятая жена, — говорил Боцзюэ, — зовут Пань Цзиньлянь. Красавица! Картина! Стихи и оды, песни и романсы — чего она только ни знает! Загадки и шарады разгадывает, в двойную шестерку и шашки играет. И грамоте обучена. А как пишет! На лютне играть мастерица. Ей не больше тридцати. Любую певицу за пояс заткнет.
Сердце забилось у Чжана, и ему захотелось сейчас же овладеть красавицей.
— Уж не бывшая ли это жена торговца лепешками У Чжи? — спросил он.
— Она самая, — подтвердил Боцзюэ. — Потом ее взял Си- мэнь. Лет пять у него прожила. Не знаю, правда, собирается ли она замуж.
— Узнай, будь добр, — попросил Чжан. — Если она не против, дай мне знать. Я ее возьму.
— У меня там среди слуг свой человек поставлен, — говорил Боцзюэ, — зовут его Лайцзюэ. Погоди, я его спрошу. Если только у нее есть такое намерение, я тебе дам знать. Такую, как она, нелегко разыскать. Певица ей в подметки не годится. Сколько, помнится, Симэнь затратил усилий, прежде чем ему удалось ее взять. Как говорится, всякая тварь да имеет своего хозяина. Словом, счастливая из вас выйдет пара, что и говорить! Тем более тебе теперь при твоем-то блеске и могуществе да не насладиться такой красавицей значило бы зря копить все эти богатства и сокровища. Словом, я велю Лайцзюэ выведать ее намерения. Хотя бы только намекнула, тогда я уж пустил бы в ход все свое красноречие и наверняка расшевелил бы ее страсть. Но прежде чем она войдет к тебе в дом и ты получишь полное наслаждение, тебе придется раскошелиться. Расходы выльются в несколько сотен лянов.
Да, дорогой читатель! Ничтожен всякий на свете прихлебатель! Он корыстолюбив и полагается на сильного, льнет к тому, кто богат и всемогущ, чтобы втереться приживалой, льстит как только может своему покровителю, превозносит до небес его заслуга, прослав¬
22


ляет его добродетели, а порою и вводит в расходы. Прихлебатель величает своего хозяина бескорыстным и справедливым, мужем, щедрым, с открытой душой, подхалимствует и угодничает, готов ради него пожертвовать сыном, бросить жену и до чего только не доходит! Однако же стоит только прихлебателю убедиться в крахе своего покровителя, как он тотчас начнет осыпать его насмешками и возводить на него клевету. Прихлебатель будет упрекать покровителя и в том, что тот дом забросил, хозяйство разорил и заветы предков нарушил. Вот-де какой он злодей! А про благодеяния забудет, как будто их никогда и не видал. Симэнь Цин ведь до того был привязан к Ин Боцзюэ, что считал его ближе брата родного — и кормил его, и одевал, и содержал. А чем он отплатил Симэню, пока тот еще теплый лежал!
Да,
Пусть полосатый тигр красив —
нутро не разглядишь до дна;
Любезен с виду человек —
душа же у него темна.
Тому свидетельством стихи:
Не знал покоя побратим,
во всем старался угодить,
И чистоту его души
хотелось с лотосом сравнить.
Симэнь оставил этот мир,
и вот корыстный побратим Тотчас готов просватать вдов
в дома к приятелям своим.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
23


Хань Даого, прикрываясь солидным заступником, крадет серебро.
Тан Лайбао, пренебрегая хозяйскими милостями, пускается в обман.


Зависимость наша от Неба
всевечна и непреложна,
Есть суд, и есть воздаянъе —
уйти от них невозможно!
Кто меры в страстях не знает,
с чужою женой нескромен,
Крадет у своих хозяев —
лукав тот и вероломен.
По смерти слугами предан
всесильный при жизни хозяин.
Такой обречен скитаться,
всегда душой неприкаян.
Чего ж ты, Симэнъ, добился?
Забыв про былое братство,
Негодники да хапуги
расхитят твои богатства.
Итак, Хань Даого и Лайбао получили от Симэня четыре тысячи лянов серебра и отправились в земли Цзяннани закупать товар. Под ветром питались, на воде спали. На ночь останавливались, рассветом пускались в путь. Добравшись до Янчжоу, остановились у Мяо Цина. Прочитал Мяо Цин письмо Симэня и, памятуя о том, что обязан был ему жизнью, всячески стал ублажать прибывших. Он даже купил девицу по имени Чуюнь, которую держал у себя, чтобы послать Симэню в благодарность за оказанную милость1. А Хань Даого с Лайбао целыми днями пировали и развлекались среди цветов под ивами2.
Но вот настали первые дни зимы. Нависли серые холодные тучи, с жалобным криком пролетели гуси. Опали деревья. Унылый пейзаж навевал неодолимую тоску по дому. Заторопились тогда Хань Даого и Лайбао. Пустились в разъезды за холстом, а товар сгружали пока в Янчжоу у Мяо Цина, чтобы, покончив с закупками, двинуться в обратный путь.
25


Хань Даого, надо сказать, еще раньше увлекался певичкой Ван Юйчжи из старинного янчжоуского заведения, а Лайбао позна- комился с Сяохун, младшей сестрой певицы Линь Цайхун. И вот пригласили они однажды певиц, а также соляного купца Ван Хай- фэна и Мяо Цина на Баоинское озеро. Пировали весь день, а когда вернулись в заведение, оказалось, что матушка Ван, хозяйка Ван Юйчжи, собирается справлять свой день рождения. Хань Даого решил тогда устроить по сему случаю в заведении пир и пригласить гостей. Слуге Ху Сю велено было закупить вина с закусками и пригласить заезжих купцов Ван Дунцяо и Цянь Цинчуаня. Оба купца давным-давно пожаловали вместе с Ван Аайфэном, а Ху Сю все не было. Солнце стало клониться к закату, когда он, наконец, заявился.
— Где это ты, голубчик, до сих пор пропадал, а? — набросился на слугу подвыпивший Хань Даого. — Где нализался, а? Так вином и разит! Гости давно пожаловали, а тебя все носит. Погоди, завтра я с тобой рассчитаюсь.
Ху Сю искоса глянул на Ханя и удалился, ворча:
— На меня напускаешься, а жена твоя там, небось, только успевай поворачиваться. Пока ты тут, очертя голову, с певичками шьешься, жену твою дома батюшка в объятиях душит. Вот он тебя и отослал куда подальше. Веселишься, а жена там потей, да еще как! Да тебе хоть бы хны, невдомек, пока пальцем не укажут.
Так говорил он, стоя рядом с хозяйкой заведения, пока та не вывела его во внутренний двор.
— Пьян ты, брат, — уговаривала его мамаша Ван. — Иди-ка проспись.
Но Ху Сю разбушевался пуще прежнего и ни в какую не хотел уходить.
Тем временем разодетый в белую атласную куртку, бархатный халат, валяные сапоги и теплые чулки Хань Даого пировал с гостями. Вдруг до него донеслась злобная брань Ху Сю. Разозленный, он выбежал во двор и пнул Ху Сю ногой.
— Ах ты, негодяй, арестант! — заругался Хань. — Я еще тебе по пяти фэней серебра в день плачу. Сейчас же убирайся! Болван! Думаешь, я другого не найду?!
Но Ху Сю уходить не собирался. Двор опять огласился его криком.
— За что гонишь, а? — вопрошал он. — Или, может, я деньги растратил? Это ты на баб деньги транжиришь, а меня замарать хочешь. Вот приедем домой, все расскажу.
Тут Лайбао стал уговаривать Хань Даого, потом взял за руку и отвел в сторону.
26


— У, сукин сын, — обернулся в сторону слуги Лайбао. — Надо ж было напиться до такой степени!
— Дядя, дорогой ты мой! — обратился к нему Ху Сю. — Не слушай ты его! Откуда он взял, что я напился!? Нет, я ему все выскажу.
Лайбао втащил слугу в помещение и уложил спать.
Да,
Ты будешь пьян, не промочив и глотки,
И очумеешь даже без красотки.
Однако не будем говорить, как Лайбао укладывал Ху Сю.
Хань Даого из опасения, как бы гости не стали над ним посмеиваться, вместе с Лайбао старался им угодить: обносил вином и отпускал шутки. Пир был в разгаре. Сестры Цайхун и Сяохун вместе с Ван Юйчжи игрою, пением и танцами ублажали пирующих. Играли в застольный приказ и отгадывали число пальцев. Пировали вплоть до третьей ночной стражи.
На другой день Хань Даого хотел наказать Ху Сю.
— Что я говорил? — удивился слуга. — Ни слова не помню.
Лайбао с Мяо Цином умиротворили Ханя, но хватит пустословить.
Наконец, товар был закуплен, упакован и перенесен на корабль. Тут неожиданно прихворнула девица Чуюнь, предназначенная в подарок Симэню.
— Как только поправится, я ее с посыльным отправлю, — сказал Мяо Цин4.
Он передал вместе с ответным письмом кое-какие подарки Симэню и проводил обоих гостей, которые и отбыли втроем с Ху Сю. Ван Юйчжи и сестры Линь устроили им на пристани прощальное угощение.
Отчалили они десятого в первой луне, но о дорожных приключениях говорить не будем.
Когда они приблизились к плотине в Линьцзяне, стоявший на носу корабля Хань Даого вдруг заметил соседа Яня Четвертого. Тот стоял на палубе встречного корабля, а прибыл он сюда для встречи чиновного лица. Завидев Хань Даого, Янь поднял руку и крикнул:
— Хань Сицяо! А твой хозяин в первой луне скончался.
Тут корабль прибавил ходу, и они разминулись. Новость эту Хань Даого от Лайбао скрыл и никому не сказал ни слова.
Постигла в то время земли Хэнани и Шаньдуна великая засуха. На тысячи ли горела земля. Поля стояли голые — выжгло даже бурьян. Цены на хлопок и холст сразу резко подскочили. Кусок хол¬
27


ста стоил на целую треть дороже прежнего. Повсюду встречались местные торговцы-барышники, выезжавшие навстречу прибывавшим купцам, у которых и перекупали товар прямо на пристани Линьцин или в ближайших местах.
Хань Даого стал держать совет с Лайбао.
— На корабле у нас, считай, на четыре с лишним тысячи лянов товару, — говорил он. — Цены, видишь, на треть поднялись. Не лучше ли продать половину партии здесь, а? Тогда и на пошлине выгадаем. Ведь и дома продать — то ж на то выйдет. А упустить рынок — потом пожалеешь.
— Ты, брат, конечно, прав, — отвечал Лайбао. — Ну а как бат] прогневаем, что тогда?
Лайбао был не в силах ему противиться, и они продали на тысячу лянов холста.
— Ты, брат, оставайся с Ху Сю на корабле, — распорядился Хань Даого. — Ждите, пока я пошлину уплачу. А тысячу лянов мы с Ван Ханем упакуем и по суше домой доставим. Я перед батюшкой и отчитаюсь.
— Письмо акцизному Цяню не забудь у батюшки попросить, — наказывал Лайбао. — Чтобы пошлину снизил и провоз
.ань Даого и, упаковав вьюки, вме-
И вот однажды обогнули они полукруглую стену и въехали через южные ворота в город Цинхэ. Солнце начало клониться к закату. Тут на дороге повстречался им Чжан Ань, кладбищенский сторож Симэней. Он вез к городским воротам тележку, нагруженную вином, рисом и коробками снеди.
— А, дядя Хань! — воскликнул сторож. — Воротился?
Хань Даого обернулся к одетому в траур Чжан Аню и спросил,
что случилось.
— Батюшка скончались, — отвечал Чжан. — Завтра, девятого дня третьей луны, седьмая седмица исполняется. Вот матушка Старшая распорядилась съестное на кладбище доставить. Заупокойную службу править будут.
— Какое горе! — не раз повторил Хань Даого. — Ив самом деле, прохожего речь, — что надпись на камне. Не зря слух прошел.
Сел Хань Даого на осла, а когда они въехали в город, наступил вечер.
Только взгляните:
всю вину на себя возьму, — заметил Хань.
28


На перекрестках сверкают огни фонарей. Звон колокольный несется из дымки благоуханной храма Девяти Светил. Диск луны, яркий, повис вдали над лесом. Редкие звезды мерцают на небесах. В воинской части — чу! — горнист заиграл. Падают капли — времени счет ведут на башнях они часовых. Туманом со всех сторон укутался город. Во мглу погрузились террасы и башни веселья. Густой пеленою укрыты базары и рынки. У богачей в домах плотно зашторены окна. Под расшитые пологи томно ступают красотки. Свой кабинет покидает ученый.
Добрался Хань Даого до перекрестка, остановился и призадумался. Хотел было направиться к Симэню, да его уже не было в живых и время было позднее.
«Поеду-ка я домой, — рассуждал он, — переночую да с женой посоветуюсь. А к хозяевам и завтра успею».
Так и направились они с Ван Ханем на Львиную. У ворот спешились, отпустили погонщика и постучались. Служанка пошла сказать Ван Шестой.
— Батюшка вернулись, — доложила она.
Ван Шестая встретила мужа. Хань Даого вошел в ворота, поклонился перед изображением Будды и умылся, чтобы стряхнуть дорожную пыль. Вьюки внесли в дом. Ван помогла мужу раздеться, и он сел. Служанка подала чай.
Хань Даого рассказал про поездку.
— Повстречался мне брат Янь Четвертый, — заметил он. — Батюшка, говорит, умер. Только мы в город въезжаем, а нам навстречу сторож Чжан Ань с тележкой. Седьмая, говорит седмица подходит, не зря, выходит, слух прошел. Ведь на здоровье не жаловался. Что с ним случилось?
— Да как гром грянул, так с ним беда стряслась, — отвечала Ван. — От смерти никто не огражден.
Хань Даого развязал вьюк. В нем лежали купленные в Цзяннани одежды, шелка и дорогие украшения. Потом из двух сумок начал вытаскивать узелки один за другим, пока не выложил на кан тысячу лянов ослепительно белого сверкающего серебра в слитках.
— Это я по дороге наторговал, — объяснил он. — И домой поторопился, а то время позднее. Уж завтра утром отнесу. А тут у меня в двух узелках своя сотня лянов. Ну как, не оставлял он тебя своим вниманием?
— Когда жив был, еще туда-сюда, — отвечала Ван. — И ты еще думаешь серебро отдавать?
— Вот я и хотел с тобой посоветоваться. Может, отдать половину? Как ты считаешь?
29


— Ну и простофиля! — не выдержала Ван. — Хоть на этот-то раз дурака не сваляй! Нет его больше, понимаешь ты или нет? Нет у нас теперь никакого хозяина. А кто мы им такие! Родственники, что ли! «Отдать половину»! Чтобы потом неприятности нажить? А где, спросят, остальные? Уж отрубить, так сразу! Упакуем вещи, захватим это серебро и махнем к дочке в столицу. Не выпроводит же нас зятюшка. Он ведь у самого государева наставника на службе.
— Значит, дом бросим? — недоумевал Хань. — Нет, сразу с места не тронешься.
— Какой же ты, брат, несмекалистый! — продолжала свое Ван. — А почему бы тебе брата не позвать? Дай ему несколько лянов, пусть за домом пока присматривает. А от хозяев будут спрашивать, скажет: дочка, мол, их в столицу пригласила. Неужто они такой смелости наберутся — к государеву наставнику поедут? Ну и пожалуют — мы их не испугались.
— Но как же так! — воскликнул Даого. — Он, батюшка, сколько нам добра делал, а мы ему, выходит, изменой отплатим? Разве это порядочно!
— Будешь, говорят, соблюдать порядок, голодный насидишься. Он с твоей женой миловался. Возьмешь серебро — поквитаешься. А когда он умер, так я с благими намерениями жертвы приготовила, пошла почтить покойного. А знаешь, как меня Старшая хозяйка встретила?! Полдня не выходила, неотесанная потаскуха! А как только не обозвала! Я не знала, куда мне деваться. И ждать вроде неудобно, и уйти неловко. Потом уж, наконец-то, Третья вышла, приняла. Но я не осталась. В носилки — и домой. Так что за все мои унижения и мне из этих денег причитается.
После таких доводов жены Хань Даого приумолк. На том они в тот вечер и порешили.
А на другой день еще до рассвета, в пятую стражу, позвали Ханя Второго. Объявив о своем намерении, попросили его постеречь дом и дали не то десять, не то двадцать лянов серебра на расходы. Хань Шулер выразил полную готовность.
— Час вам добрый, брат и невестушка! — приговаривал он. — Поезжайте и будьте спокойны. А с ними я сам управлюсь.
Хань Даого забрал с собою Ван Ханя и обеих служанок. Наняли они две больших телеги, куда нагрузили сундуки и корзины с добром, миновали рано утром западные ворота и отбыли в Восточную столицу.
Да,
Разбита клетка из нефрита —
И феникса уж нет.
30


Ключ золотой дракон похитил И свой запутал след.
Однако не станем говорить, как ехал в столицу Хань Даого. Расскажем про У Юэнян.
На следующий день она взяла Сяогэ и вместе с Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь, падчерицей, кормилицей Жуй и зятем Чэнь Цзинцзи отправилась на кладбище, где принесла жертвы на могиле Симэня.
— А я вчера дядю Ханя повстречал, — объявил Юэнян кладбищенский сторож.
— Он вернулся? — удивилась Юэнян. — Что же мне не доложил? Наверно, сегодня придет.
После возжигания бумажных денег Юэнян оставалась на кладбище недолго.
Она торопилась домой. А по возвращении послала Чэнь Цзинцзи к Хань Даого и велела разузнать, где корабль с товаром.
Цзинцзи постучался в ворота, но ему не открывали. Потом вышел Хань Второй.
— А брата с невесткой племянница моя в столицу вызвала, — заявил он. — Где корабль — понятия не имею.
Когда зять доложил Юэнян, она забеспокоилась и велела Цзинцзи скакать на пристань. Через три дня он добрался до Линь- цина и отыскал корабль, на котором оставался Лайбао.
— Передавал вам брат Хань тысячу лянов? — спросил Лайбао.
— Да он к нам и не показывался, — отвечал Цзинцзи. — Его сторож Чжан Ань видал. На другой день мы на кладбище были, потом меня матушка к нему посылала узнать, но он, оказывается, с женой в столицу уехал. И серебро с собой прихватил. С кончины батюшки седьмая седмица вышла, и матушка беспокоится. На пристань меня направила.
Лайбао ничего ему на это не ответил, а про себя подумал: «Разрази его Небо! И меня обманул. Недоброе задумал. Так вот почему он, оказывается, товар на пристани продавал. Выходит, рядом человек, а душа его за тысячи ли». Когда он узнал о смерти Симэня, то решил пойти той же дорожкой, что и Хань Даого. Завлек он Цзинцзи на пристань, где они гуляли в кабачках и домах веселья с приглашенными певичками. Лайбао между тем тайком прибрал к рукам на восемьсот лянов товару и передал его на хранение на один из постоялых дворов.
Немного погодя уплатили они пошлину, и кораблю было разрешено следовать дальше. В порту Цинхэ они перегрузили товар на телеги и двинулись в город. Холст сложили в восточном флиге¬
31


ле. Шелковая лавка на Львиной к тому времени была уже закрыта. Расположенную напротив дома атласную лавку продали сразу же после распродажи товара, а приказчиков — Гань Чушэня и Цуй Бэня — рассчитали. Теперь оставались только две лавки рядом с
Правой — лекарственных трав и закладная, где управлялись Чэнь зинцзи и приказчик Фу. Надобно сказать, у Лайбао рос пятилет- ний сын — Сэнбао, а у Ван Шестой, жены Хань Даого, была че- тырехлетняя племянница. И жена Лайбао, Хуэйсян, с Ван Шестой в знак особой привязанности устроили помолвку детей, но Юэнян об этом ничего не знала.
Всю вину Лайбао свалил на Хань Даого.
— Он на две тысячи товару продал, — говорил слуга, — а деньги повез домой.
Юэнян не раз посылала Лайбао в столицу справиться, куда девал Хань Даого серебро, но тот отпирался.
— Не поеду я! — заявил он. — Да кто же решится войти к самому государеву наставнику! Будешь правду искать — только греха наживешь. Надо Будду молить, что нас-то в покое оставили. А то пришлось бы в затылке чесать — будто вши завелись.
— Но ведь Чжай свой человек! — продолжала Юэнян. — Мы ж ему сватали. Неужели не войдет в положение?!
— Он в дочке Ханя души не чает, — твердил свое Лайбао. — А она, само собой, мать с отцом поддержит. Не о нас же ей печься. И давайте оставим этот разговор между нами, а то узнают посторонние — неприятностей не оберешься. А с потерей серебра вам придется смириться и лучше о нем больше не поминать.
Юэнян вынуждена была отступить. Она поручила Лайбао собрать торговцев и продать привезенный холст. Цзинцзи должен был назначать цену и получать серебро. Прибыли купцы, но не сторговались и разошлись.
— Ты, зятюшка, в торговле не смыслишь, — говорил, обращаясь к Цзинцзи, Лайбао. — А мне довелось по рекам и озерам поскитаться. Я-то знаю, что это за штука. Лучше продать — потом раскаиваться, чем каяться, а потом торговать. Понял? Надо было уступить. Цену давали подходящую, а ты тетиву до отказа натянул. Так торговля не пойдет. Прости меня, я не собираюсь себя выставлять, но ты еще молод и опыта у тебя нет. И не думай, что я нос сую куда не надо или за кого-то хлопочу. Нет, я просто хочу сбыть партию товара и больше ничего.
Цзинцзи стало не по себе, и он ушел, а Лайбао взял счеты и, не спрашиваясь Юэнян, вернул купцов. Вырученные от продажи две тысячи лянов были переданы Цзинцзи, а тот вручил их Юэнян.
32


Хань Даого, украв деньги, бежит подальше
棘纥圜拐財走竣


Тан Лайбао обманывает хозяйку, пренебрегая ее милостью
濠
來
欺
背
尾


Товар увезли. Юэнян решила наградить Лайбао то ли двадцатью, то ли тридцатью лянами серебра на домашние расходы, но тот, выказав притворное великодушие, отказался.
— Нет, деньги и вам пригодятся, — говорил он. — Когда умирает муж, жена уподобляется стоячей воде. Вам самим сгодятся, а мне зачем? Уберите, я не возьму.
Как-то вечером Лайбао вернулся пьяный и прошел прямо в покои Юэнян.
— Вы еще молоды, сударыня, — опираясь на кан, обратился он к Юэнян. — И остались без мужа с младенцем на руках. Неужели вы не тоскуете в одиночестве?
Юэнян не промолвила ни слова в ответ.
Как-то от дворецкого Чжая из столицы пришло письмо, в котором тот сообщал, что до него дошло известие о кончине Симэнь Цина и что от Хань Даого он узнал о четырех обученных музыке и пению красавицах, коих держал покойный.
«Нельзя ли сообщить о цене за них, — спрашивал в письме Чжай, — дабы я мог расплатиться. Вас же прошу прислать девиц в столицу, где они будут ублажать мою жену».
Прочитав такое послание, Юэнян пришла в замешательство и решила посоветоваться с Лайбао.
Лайбао явился в спальню.
— Чего вы, женщина, понимаете в делах! — Лайбао уже не называл хозяйку, как полагается, матушкой. — Не отдадите — горя наживете. А во всем хозяина, покойника, винить надо. Любил богатствами похвастаться. Пиры, бывало, закатывает, домашних певиц гостям напоказ выводит. Все же о них знали. Та же дочь Ханя, раз она в услужении у хозяйки, небось, и рассказала. Я ведь предупреждал тогда. Так оно и вышло. А откажете, он здешним властям даст знать, из управы с предписанием явятся, силой заберут. Тогда, что называется, и обеими руками отдавай, да будет поздно. Нет, лучше уж сразу уступить. Ну, не всех, а пока двух, скажем, хватит. Думаю, и у него есть совесть.
Юэнян долго колебалась. Отобрать Ланьсян у Мэн Юйлоу, а Чуньмэй у Пань Цзиньлянь было неудобно. Сючунь ухаживала за Сяогэ, и ее тоже нельзя было отпускать. Тогда она обратилась к своим горничным Юйсяо и Инчунь. Те согласились.
Лайбао нанял носилки и повез девушек прямо в столицу в резиденцию государева наставника. Еще по дороге он насладился ими обеими. По прибытии он встретился с Хань Даого и Ван Шестой и рассказал им, как обстоят дела.
— Спасибо тебе, сватушка, — благодарил его Хань Даого. — А то нажил бы неприятности. Впрочем, я их не боюсь. Все равно они не посмели бы меня в столице разыскивать.
35


Чжай Цяню представили красавиц Инчунь и Юйсяо. Им не было и восемнадцати3. Одна играла на цитре, другая — на гитаре. Их отдали в услужение хозяйке, а Лайбао получил два серебряных слитка. Один Лайбао прикарманил, а другой вручил Юэнян да еще припугнул ее.
— Не видать бы вам этого слитка, если б я не поехал, — говорил он. — Поглядели бы вы, какой роскошью наслаждаются там Хань Даого с женой. Свой дом, целая толпа горничных и служанок. Дворецкий Чжай зовет его не иначе, как «сударь». А дочка их, Хань Айцзе, хозяйке служит, так около нее и увивается, ни на шаг не отходит. Отборными яствами питается, а как одета! Письму и счету обучили. В довольстве умнеет человек. А какая она стала высокая да стройная! И собой хороша. Ко мне вышла — точно деревцо нефритовое. Бойкая такая и смышленая. Речистая стала. Меня все дядюшкой звала. Наши горничные при ней будут рукоделием заниматься.
Тронутая Юэнян от души поблагодарила Лайбао и распорядилась, чтобы его накормили и угостили вином. Она хотела было наградить его серебром, но он опять отказался, а кусок атласу для жены Хуэйсян взял, но не о том пойдет речь.
Отправился однажды Лайбао вместе с братом жены Лю Ца- ном на пристань Линьцин. Продали они холст, который хранился на постоялом дворе, и выручили восемьсот лянов серебра. На вырученное Лайбао тайком приобрел за городом, неподалеку от Лю Цана, дом, где открыл лавку. Чуть не каждый день собирались там друзья. Хуэйсян скажет, бывало, Юэнян, будто хочет навестить родителей, а сама в загородный дом. Разоденется, прическу жемчужным ободком украсит — вся в золоте и серебре так и засияет. А то наймет паланкин да к Ван Свинье, матери Ван Шестой, отправится про помолвку напомнить да внучку ее гостинцами побаловать, когда же вернется, переоденется в свое обычное платье и обратно в хозяйский дом. Обманывала она У Юэнян, а та и не догадывалась.
Лайбао возвращался обычно пьяный. Придет, бывало, в покои Юэнян и начинает отпускать шутки, заигрывать. И так не раз и не два. Не будь Юэнян женщиной строгих правил и убеждений, наверняка совратил бы он ее с пути истинного. А ведь служанки и жены слуг докладывали ей, что Хуэйсян с Ван Свиньей породнилась, в золото да серебро наряжается, о себе слишком высоко понимает. Да и Пань Цзиньлянь не один раз предупреждала ее о том же. Только Юэнян не верила разговорам.
Слух дошел до Хуэйсян, и она ругала на кухне всех от мала до велика. А Лайбао заважничал.
36


— Да вам только бы на кане сидеть да языком болтать, — похвалялся он, напыщенный и смотревший на прислугу свысока. — А я реки борозжу. Сколько я товаров привез, сколько серебра добыл. Да без меня вам бы приказчик Хань рты давно заткнул, как волов взнуздал бы да увел в столицу. Вы бы и ахнуть не успели, как бульк — и на дно. А то несут всякую чушь. Слова доброго от вас не услышишь. Только и знают судить да рядить: хозяев, мол, обманул, деньги прикарманил. А обвиняемый-то, как говорится, знать не знает, ведать не ведает. Не зря сказывают: пересудам поверишь, голову потеряешь.
— Чешут языками, шлюхи проклятые! — ругалась его жена Хуэйсян. — Будто мы с мужем за хозяйский счет разбогатели, зазнаемся, насчет свадьбы переговоры ведем. Да я, как бедная монахиня, к сестре своей ходила, кое-что из одежды да украшений в долг выпросила, а они уж клевету возводят: на хозяйские, дескать, деньги справила. Или хотите, чтобы нас из дому выгнали? Да пусть гонят. Уйдем! А вам, воронью, чтобы с голоду подохнуть! Покарает вас Небо! Вот глаза протру и погляжу, как вы, потаскухи, рабские отродья, в Симэневом-то доме удержитесь.
У Юэнян слышала, как ругалась Хуэйсян, как искала повода устроить большой скандал, как грозилась наложить на себя руки. Лайбао же, оставаясь наедине с хозяйкой, забывал приличия. Выведенной из себя Юэнян ничего не оставалось, как предложить им покинуть дом.
Лайбао тогда начал в открытую торговать с шурином холстом и цветными тканями. У них постоянно собирались друзья и торговцы, но не о том пойдет речь.
Да,
Предаст хозяина слуга,
почуяв, что ослабла власть.
Недолго тут живой душе
в тенета дьявола попасть.
Тому свидетельством стихи:
Все видит Небо, Небу все известно,
Живите, люди, в Поднебесной честно.
О люди! Пусть не будет во Вселенной Вовек ни вероломства, ни измены.
Всегда над головою Небо ясно,
Обманывать его небезопасно.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
37


Панъ Цзинълянъ лунной ночью назначает тайное свиданье.
Чэнь Цзинцзи в расписном тереме ублажает красавиц.


Припоминаю первое свиданье:
Был наш приют случайный слишком светел,
Но нас влекло взаимное желанье.
Почти никто проказ и не заметил.
Припомню все — и голова кружится,
Лечу к тебе на радостях, как птица.
Счастливая божественной судьбою —
Навеки неразлучной быть с тобою.
Итак, с тех пор как Пань Цзиньлянь увлекла Чэнь Цзинцзи во флигеле рядом с залой, в которой стоял гроб с Симэнем, их, словно мух на сладкое, так и тянуло друг к дружке. И средь бела дня, и в сумерки обменивались они многозначительными взглядами и улыбками. То встанут, бывало, рядышком и отпускают шутки, смеются, а то сядут, прижмутся и начнут без стеснения возиться. Когда им мешали договориться, они изливали душу в любовных посланиях и незаметно подбрасывали их друг дружке. Так она поверяла свои желания ему, а он — ей.
Шла четвертая луна. Как-то спрятала Цзиньлянь в рукав расшитый серебром платок, а в него завернула бледно-зеленый шелковый с бахромою мешочек. В мешочке лежали душистые травы, лепестки розы, локон волос и веточки сосны и кипариса. На нем она вышила парные строки: «Будь вечнозелен и молод, как кипарис и сосна» и «Красавицы ланиты нежней, чем распустившийся цветок». Предназначался мешочек для Цзинцзи, но того во флигеле не оказалось, и Цзиньлянь бросила его через оконную щелку.
Когда вернулся Цзинцзи, он сразу заметил на полу узелок, в котором обнаружил мешочек с благовониями и лист бумаги с романсом на мотив «Обвилась повилика»:
39


Прими расшитый серебром платок.
Сухой травы пучок пахучий;
Моих волос срезаю завиток,
Храни его — он черен, словно туча.
Шлю ветки кипариса и сосны —
Мы забывать друг друга не должны.
Светильник дал мне душу отвести —
Пишу тебе жемчужинами слез.
Смотри, ночную тьму не упусти,
Жду под кустами чайных роз.
Цзинцзи понял, что она ждет его на тайное свидание в саду под лозами чайных роз, и тотчас же достал отделанный золотом веер из бамбука со следами слез феи реки Сян1, набросал на нем в ответ романс и, сунув в рукав, направился в сад.
В покоях Цзиньлянь оказалась У Юэнян. Ничего не подозревая, Цзинцзи вошел в калитку.
— Ты дома, моя дорогая? — громко спросил он.
Едва заслышав голос Цзинцзи, Цзиньлянь бросилась к двери и, отдернув занавес, сделала знак рукой.
— Кто, думаю, пожаловал, а это ты зятюшка, — воскликнула она и, чтобы рассеять сомнения Юэнян, продолжала. — Жену, говоришь, ищешь? Она только что здесь была. Наверно, у беседки цветы рвет.
Цзинцзи заметил сидевшую у нее в комнате Юэнян и. сунув потихоньку веер в рукав Цзиньлянь, удалился.
— Зачем это зять Чэнь к тебе приходил? — спросила Юэнян.
— Падчерицу ищет, — отвечала Цзиньлянь. — Я ему в саду посмотреть велела.
Так ей удалось обмануть Юэнян. Немного погодя Юэнян пошла к себе, а Цзиньлянь достала из рукава подарок. Когда она развернула, то увидела белый шелковый веер с планками из пятнистого бамбука. На нем был изображен зеленый камыш, среди которого текла речушка. Картину дополнял романс на мотив «Цветок нарцисса»:
Лиловые планки бамбука средь белого шелка, Камыш изумрудный искусною вышит иголкой. Точеный серебряный кант, золотая резьба — Полезна вещица, к тому же совсем не груба.
40


В дни знойного лета поможет навеять прохладу —
Подальше от глаз посторонних держать ее надо.
Чтоб не приглянулась иному воришке она.
Пусть веер тебя овевает, когда ты одна.
Прочитав этот романс, Цзиньлянь с приходом вечера, когда взошла луна, поспешила угостить горничных вином и отпустила. Когда Чуньмэй и Цюцзюй улеглись спать в отдельной комнате на кане, Цзиньлянь полуоткрыла в спальне окно и зажгла высокие светильники. Потом она разобрала постель и, завершив омовение, проследовала в беседку среди чайных роз, где стала ждать условленной встречи с Цзинцзи.
Жена Цзинцзи, надобно сказать, находилась в тот вечер в дальних покоях, куда ее пригласила Юэнян послушать проповедь монахини Ван. Поэтому Цзинцзи поднес горничной Юаньсяо платок и попросил постеречь дом.
— А я к матушке Пятой пойду, — объяснил он. — Меня играть в шашки пригласили. Как придет хозяйка, дай знать, ладно?
Юаньсяо согласилась, и Цзинцзи отправился в сад. Освещаемые луною цветы отбрасывали тени. Приближаясь к шатру чайных роз, он издали увидел, как Цзиньлянь сняла головные украшения и распустила волосы-тучи. На ней были светло-коричневая шелковая кофта и бирюзовая узорная юбка. Ножки ее обтягивали прозрачные шелковые чулки. Когда она вышла из обвитого розами шатра, к ней бросился Цзинцзи и обнял ее.
— Фу, негодный! Как напугал! — вскликнула она. — Хорошо, это я. Со мной можно. Я прощу. А еще кто? Тоже так бы стал? Небось, смелости не хватило бы.
Цзинцзи был навеселе.
— А я знал, что это ты, — засмеялся он. — Ну а если по ошибке и обнял бы Хуннян, ничего страшного не случилось бы.
И они снова заключили друг дружку в объятия, а потом, взявшись за руки, направились к дому.
Свечи и лампы ярко освещали спальню. На столе были расставлены вино и закуски. Они заперли садовую калитку, уселись рядышком и принялись пировать.
— А жена знает, где ты? — спросила Цзиньлянь.
— Она в дальних покоях проповедь слушает, — отвечал Цзинцзи. — Я предупредил Юаньсяо, чтобы крикнула. Сказал, что приглашен в шашки играть.
41


Они долго пировали, шутили и смеялись. Меж ними царило полное согласие.
Как говорят, за чаем сговариваются, а за вином сходятся. Сами того не заметили, как живительный напиток растекся по жилам и на щеках зардели персика алые цветы. Они льнули друг к дружке и сливались в поцелуях. Потом, прикрыв светильник, легли, чтобы отдаться утехам.
Она обняла его, а он шептал: «дорогая!».
Цзиньлянь запела на мотив «Шестая госпожа»:
Ты сорвал одеяла парчовый лоскут,
Как ты ловок в игре, озорник-потаскун!
Белу ножку поднял мне на полном скаку...
Вся измята прическа, пучок на боку.
Цзинцзи, улучив момент, ответил ей романсом на тот же мотив:
Мы сошлися с тобой не на четверть часа.
Сам я молод, а юность творит чудеса.
И твоя расцвела пышным цветом краса.
В нас любовь необъятная, как небеса.
Едва завершили игру тучки и дождя, как услыхали голос Юаньсяо у калитки.
— Матушка вернулась, — предупредила горничная.
Цзинцзи торопливо оделся и вышел.
Да,
Шмель и мотылек вспорхнут на свет И скроются в цветах, запутав след.
Пань Цзиньлянь, надобно сказать, располагала тремя комнатами наверху. В средней приносились жертвы изображению Будды, а в боковых грудами лежали лекарственные травы и благовония.
После того свидания Цзиньлянь и Цзинцзи стали настолько близки, будто их склеили. Не проходило дня, чтобы они не улучали случая побыть вместе. И надо же было тому приключиться! Как- то после утреннего туалета Цзиньлянь поднялась наверх воскурить благовония перед бодхисаттвой Гуаньинь. В это время туда же с ключами пожаловал Цзинцзи, чтобы взять лекарственных трав и благовоний. Они встретились лицом к лицу. Цзиньлянь забыла о
42


бодхисаттве. Рядом никого не было, и они, обнявшись, слились в страстном поцелуе.
— Милая моя, дорогая, — шептал он.
— Душа моя, жизнь моя, — отвечала она. — Давай тут совершим, пока никого нет.
И они, сняв одежды, устроились прямо на скамейке. Точно дикие уточки, порхали и резвились, наслаждаясь близостью. Волшебный корень не стремился вглубь, не нарушая нежного союза.
Тому свидетельством романс на мотив «Цветок нарцисса», в котором упоминаются целебные растения и минералы:
— Дудник^ и пинеллия^,
~4
нашатырь лиловый ...
Зернышком я пальмовым завлеку к алькову.
— Корнем безудержной страсти^ пробьюсь,
Веником перечным^ в глубь устремлюсь,
С семенем пряной гвоздики® сольюсь!..
Конопляный цветок^,
будто в пьяном смятении.
Серебристая ртуть^
бьет фонтаном весенним...
Красной девицы сердце трепещет в томлении...
Там сплелись среди прочей цветной мишуры,
Между жизнью и смертью в слепом вожделении
Два кусочка от цитрусовой кожуры
Не будь случайности, и рассказа не получится.
В то время как они предавались усладам, наверх за чаем поднялась с коробкой в руках Чуньмэй. Застигнув любовников врасплох, оторопевшая горничная, чтобы их не смущать, тотчас же отвернулась и стала торопливо спускаться по лестнице. Цзинцзи в спешке никак не мог отыскать свою одежду. Цзиньлянь же надела юбку и позвала Чуньмэй.
— Сестрица, дорогая! — крикнула она. — Поди сюда. Мне поговорить с тобой надо.
Чуньмэй подошла.
— Сестрица, дорогая моя! — обратилась к ней Цзиньлянь. — Мы — люди свои. И зятюшка — не чужой. Ты теперь все знаешь.
43


Мы любим друг друга и не в силах разлучиться. Только держи это про себя. Чтобы никому ни слова!
— Зачем вы меня предупреждаете, дорогая моя матушка! — отвечала горничная. — Разве я не оправдала вашего доверия за столько лет службы, матушка? Посмею ли я разглашать тайну!
— Если готова сохранить нашу тайну, — продолжала Цзинь - лянь, — то вот зятюшка. Поди и раздели с ним ложе. Тогда я доверюсь тебе. А иначе меня будут грызть сомнения, действительно ли ты сочувствуешь нам.
Чуньмэй от смущения то заливалась краской, то бледнела, как полотно. Ей не оставалось ничего другого, как уступить хозяйке. Она сняла узорную юбку, развязала пояс и покорно возлегла на скамейку. Вот ведь что случается!
Да,
Те две жемчужины всех прочих были чище,
Им не было цены.
Но изуродованы нынче топорищем —
И даже нищим не нужны.
Тому свидетельством романс на мотив «Туфелек алый узор»:
Рядышком жили Теща и зять.
Ложе делили,
Теша себя.
С виду все чинно.
За жабры не взять.
Блуд самочинный —
Кривая стезя!
После того как Цзинцзи овладел Чуньмэй, она взяла чай и удалилась. С тех пор Цзиньлянь еще больше сблизилась со своей горничной. Не раз и не два тайком встречались они с Цзинцзи, но Цюцзюй об этих похождениях понятия не имела. Цзиньлянь же во всем потакала Чуньмэй. В знак особого доверия подносила она горничной и наряды, и головные украшения, и всевозможные безделушки, к которым та была неравнодушна.
В первый день шестой луны пришла весть о кончине старой Пань, матери Цзиньлянь. Юэнян по сему случаю велела купить жертвенных животных и погребальной бумаги, а Цзиньлянь отправила в паланкине за город отдать матери последние почести.


Чэнь Цзинцзи, забавляясь с одной, заполучил двух
陳狄赛弄〖谬隻


Лань Цзинълянъ горяча сердцем и холодна лицом
潘令蒗料я冷面


На другой же день по возвращении, а было это третьего числа, Цзиньлянь встала рано и направилась к Юэнян. С разговорами она засиделась у хозяйки, а потом, не успев добежать, пристроилась прямо у стены во внутреннем дворе.
После смерти Симэня гости, надо сказать, заглядывали в дом редко, и внутренние ворота перед большой залой были всегда заперты. Только Цзиньлянь подняла юбку и присела под гранатом, как ее рулады донеслись до ушей едва пробудившегося Цзинцзи, который жил тут же рядом в восточном флигеле. Цзинцзи подкрался к окну и заглянул во двор, не предполагая, что это она.
— А-а! — протянул он. — Тебе, оказывается, тут приспичило. Юбку-то повыше подыми!
Цзиньлянь тут же опустила юбку и подошла к окну.
— A-а! Это ты? — проговорила она. — Только встаешь, бездельник? Женушка у себя?
— У матушки Старшей, — отвечал Цзинцзи. — Недавно ушла. Мы в третью ночную стражу спать легли. Матушка не отпускала. Слушали «Драгоценный свиток о красном пологе»12. Всю поясницу разломило, пока до конца досидел. А нынче еле-еле встал.
— Будет уж тебе зубы-то заговаривать, разбойник! — обрезала его Цзиньлянь. — Когда ж это ты проповедь слушал, негодник, а? Пока меня не было, тебя сестрица Мэн Третья угощала. Мне ведь доложили.
— Да ты жену спроси, — не унимался Цзинцзи. — Она очевидица. Не был я у матушки Третьей.
С этими словами Цзинцзи встал на кан и просунул в окно свой отвердевший и распрямившийся, как палка, причиндал. Цзиньлянь расхохоталась.
— Чтоб тебе провалиться на этом месте, арестант проклятый! — заругалась она. — Нечего старьем-то трясти! Напугал только. Спрячь сейчас же, а то впущу иглу — запрыгаешь.
— А ты, почтенная, опять не замечаешь его бодрости, а? — Цзинцзи улыбнулся. — Попробуй-ка лучше отправь его куда следует да приголубь от души.
— Ишь ты какой хороший! — продолжала ворчать Цзиньлянь. — Вот разбойник, арестант проклятый!
Она достала зеркальце, поставила на подоконник и, делая вид, будто смотрится в него, занялась совсем другим. Своими алыми губами Цзиньлянь ухватила причиндал Цзинцзи и принялась нежно посасывать. Как только волшебный рог окропился чудесной влагой, грудь молодца переполнили любовные мысли и сладостные чувства.
47


Да,
Красавица любимому в постели Всю ночь играть готова на свирели.
Если бы кто-нибудь увидел в этот момент Цзиньлянь, ему показалось бы, что она склонилась перед зеркальцем поправить прическу или подрумяниться. Ему бы и в голову не пришло, до какого бесстыдства распалила ее пагубная страсть. Она была всецело поглощена тем, что делала, когда послышались приближающиеся шаги. Цзиньлянь поспешно спрятала зеркало и отошла в сторону. Цзинцзи тоже отпрянул от окна. К флигелю подошел Лайань.
— Зятюшка, — обратился он, — вас дядя Фу к обеду приглашает.
— Пусть обедает, — отозвался Цзинцзи. — Я сейчас причешусь и приду.
Лайань удалился.
— Вечером никуда не ходи, — шепнула Цзиньлянь. — Я Чуньмэй за тобой пришлю. Ждать буду. Поговорить надо.
— Слушаюсь и покоряюсь, — последовало в ответ.
Цзиньлянь ушла к себе, а Цзинцзи привел себя в порядок и
направился в лавку, но не о том пойдет речь.
Однажды вечером, — небо было темное, звездное, стояла жара, — Цзиньлянь решила помыться и подрезать ногти на ногах. Она велела Чуньмэй нагреть воды, а сама приготовила постель, выгнала москитов и, опустив полог, зажгла в узорной курильнице благовония.
— Матушка! — крикнула ее Чуньмэй. — Жара стоит. Может, вам недотроги для ногтей нарвать, а? Я схожу.
— Ступай, — отозвалась хозяйка.
— Только за ними надо на большой двор идти, — продолжала горничная. — Сейчас принесу. А вы, матушка, велите Цюцзюй натолочь чесноку.
Цзиньлянь приблизилась к горничной и на ухо, чтобы никто не слыхал, наказала:
— Во флигель зайди, пригласи зятюшку. Пусть ко мне вечером заглянет. Разговор есть.
Чуньмэй удалилась.
Когда Цзиньлянь завершила омовение и подрезала ногти, явилась горничная с недотрогою и приказала Цюцзюй растолочь ее в ступе. Потом хозяйка угостила служанку вином и отпустила в кухню на ночлег. Цзиньлянь накрасила ногти на тонких, как молодой лук, пальчиках и попросила Чуньмэй вынести во внутренний дворик скамейку, прохладную постилку, одеяло и подушку.
48


Приближалась первая ночная стража. В домах богатых затихли голоса, повернулось и спустилось вниз созвездие Нефритовый шнур13. Небесною Рекой разлучены, стоят на берегах Волопас и Ткачиха. Вдруг повеяло ароматом цветов, то тут, то там замерцали светлячки.
Цзиньлянь легла на скамейку и стала обмахиваться веером. Она ждала. Чуньмэй отперла калитку.
Да,
Когда луна в моем окне —
Качнется цветочная тень на стене.
Откроет двери ветерок,
И милый заглянет ко мне на часок.
Цзинцзи, надобно сказать, качнул куст цветов. Это был их условный знак. Цзиньлянь заметила, как заколыхались тени цветов, и тотчас же отозвалась из дворика тихим покашливанием. Цзинцзи распахнул калитку и вошел. Они сели, крепко прижавшись друг к дружке.
— А как дома? — спросила она.
— Жена не приходила, — отвечал он. — Мне Юаньсяо даст знать. А Цюцзюй спит?
— Давно легла.
Они обнялись и тут же, во дворе на скамейке, сняв с себя одежды, отдались утехам. Так велика была их любовь!
Только взгляните:
В порыве любовном друг друга лаская, милуя,
Сплели они руки, уста их слились в поцелуе.
Груди се нежной, как шелк, он игриво касался,
И ножку ее поднимал, и за туфельку брался.
От чар восхитительных плыл пред глазами туман.
Все крепче сжимал он в объятьях нефритовый стан.
Казалось, гвоздичный исходит из уст аромат...
Вот парою феникс и иволга в небе парят.
Давно уже, кажется, дождик из тучки идет.
«Дай слово, мой милый, — твердит зачарованно рот, —
Дай слово, — тут их охватила последняя дрожь, —
Дай саово, любимый, что завтра пораньше придешь!»
Завершив игру дождя и тучки, Цзиньлянь достала пять лянов мелкого серебра и передала Цзинцзи.
49


— Матушка родная ведь у меня скончалась, — пояснила она. — Гроб ей покойный муж в свое время справил. На третий день, когда в гроб клали, хозяйка позволила мне отбыть за город и сожжением жертвенных денег почтить родительницу. А завтра похороны, но хозяйка меня не отпускает. У самих, говорит, по мужу траур, а ты из дому выходить. Вот я и даю тебе пять лянов, поезжай завтра за город, проводи мою матушку. Надо будет могильщикам заплатить. Ты утешишь меня, если пойдешь. Тогда я могу считать, что сама присутствовала при погребении праха матери.
— Не волнуйся! — уверял ее Цзинцзи, принимая серебро. — Когда тебе доверяют поручение, ты обязан его выполнить во что бы то ни стало. Будь покойна, я все сделаю, что ты просишь. Завтра же утром поеду, а по возвращении расскажу во всех подробностях.
И опасаясь, как бы не обнаружила его отсутствия жена, он поторопился уйти, но об этом вечере говорить больше не будем.
На другой день Цзинцзи вернулся к обеду. Цзиньлянь только что встала и занималась утренним туалетом, когда к ней вошел Цзинцзи. Он поднес ей две ветки жасмина, которые сломал за городом в буддийском монастыре Светлого Воплощения.
— Ну как? Предали земле? — спросила Цзиньлянь.
— Ну а как же! — воскликнул Цзинцзи. — Зачем же я ездил?! В последний путь проводил почтенную. Думаешь, пришел бы я к тебе, если б серебро припрятал, а? Осталось у меня два с половиной ляна. Так я их твоей младшей сестрице на расходы отдал. Как же она тебя благодарила! Поклон просила передавать.
Когда Цзинцзи заговорил о погребении, Цзиньлянь проронила слезу.
— Поставь цветы в чашку, — велела она Чуньмэй. — Да угости чаем.
Немного погодя горничная подала две коробки сладостей и четыре тарелочки закусок. После чаю Цзинцзи ушел. С тех пор они сблизились еще больше.
И вот однажды — дело было в седьмой луне — Цзиньлянь еще с утра договорилась с Цзинцзи о свидании.
— Нынче, смотри, никуда не ходи, — говорила она. — Жди, я к тебе приду.
Цзинцзи обещал, но потом его пригласил Цуй Бэнь, и они с компанией отправились за город, где и прогуляли целый день. Вернулся Цзинцзи пьяный, едва добрался до кровати и сразу, забыв обо всем, захрапел. Под вечер к нему незаметно пробралась Цзиньлянь. Цзинцзи лежал навзничь на кровати. Рядом валялись вещи.
50


Как ни старалась она разбудить его, он так и не проснулся. Было ясно, что он где-то пировал. Выведенная из себя, она пощупала у него в рукавах. Оттуда выпала золотая шпилька-лотос с двумя выгравированными строками:
«Топчет конь с золотой уздечкой и цветы на лугах, и пашни.
Гость, пробравшись среди абрикосов, опьянеет в Яшмовой башне»^.
Поднеся шпильку к огню, Цзиньлянь поняла, что принадлежала она Мэн Юйлоу.
«Но как она могла попасть к нему? — спрашивала себя Цзиньлянь. — Должно быть, он и с той встречается. То-то я замечала, придет другой раз, негодник, такой безразличный, вялый... Не ответить, подумает, что я не заходила. Напишу-ка я на стене четверостишие. Потом выпытаю, где он пропадал».
Она взяла кисть и написала на стене:
Я тут долго была, добудиться тебя не смогла.
Зря на облаке дева небесная здесь проплыла.
Жаль, ни встретить ее, ни принять не желает Сян-ван. Натолкнулась любовь на неверность его и обман.
Написала Цзиньлянь и ушла.
Между тем, наконец-то пробудился Цзинцзи. Хмель прошел. Он зажег светильник. «Она должна была ко мне придти, — вспомнил он. — А я напился».
Цзинцзи обернулся к стене и увидал четверостишие. Его, видимо, только что написали, потому что не успела высохнуть тушь. «Она была, — прочитав стихи, заключил он, — и ушла ни с чем». Он никак не мог себе простить, что упустил счастье, которое стучалось в дверь, и горько досадовал. «Сейчас, должно быть, первая ночная стража, — размышлял он. — Жена и горничная Юаньсяо все еще у матушки Старшей. А что если я пойду к ней? Но калитку, наверно, заперли...»
Цзинцзи на всякий случай тряхнул куст цветов. В спальне Цзиньлянь было по-прежнему тихо. Тогда он забрался на причудливый камень и перелез через стену.
Цзиньлянь же, найдя Цзинцзи пьяным, воротилась раздраженная и легла, не раздеваясь. Она и в голове не держала, что он пожалует средь ночи.
Во дворике не было ни души. Решив, что горничные спят, Цзинцзи на цыпочках подкрался к двери. Она оказалась незапер-
51


той, и он потихоньку юркнул в спальню. Луна освещала отвернувшуюся к стене спящую Цзиньлянь.
— Дорогая моя, — тихонько шептал Цзинцзи, но ответа не последовало. — Не сердись! Меня Цуй Бэнь с друзьями за город в Усин зазвал. Целый день стрелы метали, пировали. Ну и опьянел. Прости, что нарушил уговор. Виноват я!
Цзиньлянь не обращала на него никакого внимания. Тогда смущенный Цзинцзи опустился перед ней на колени и стал снова и снова просить прощения.
— Ах ты, арестант проклятый! — ударяя его обратной стороной ладони по лицу, заругалась Цзиньлянь. — Чтоб тебе сгинуть, изменник! Да не шуми — служанок разбудишь. Знаю, завел другую. Я тебе не нужна стала. У кого был, говори!
— Говорю, меня Цуй Бэнь за город затащил, — опять пояснил Цзинцзи. — Выпил, ну и уснул. На свидание опоздал. Не сердись, прошу тебя! Знаю, сердишься, по стихам на стене знаю.
— Ну и хитер, ну и изворотлив, негодник! — продолжала она. — Довольно тебе увиливать. Замолчи, говорю, замолчи лучше. Нечего мне сказки рассказывать и за нос водить. Как ни виляй, от ответа не уйдешь. Значит, говоришь, Цуй Бэнь зазвал? С ним пьянствовал, да? А скажи мне, как к тебе в рукав вот эта шпилька попала, а?
— Да я ее в саду поднял, — говорил Цзинцзи. — Третьего дня нашел.
— Опять будешь голову морочить!? Как это так «в саду поднял», а? Ступай найди еще такую, тогда я тебе поверю. Да эта шпилька Мэн Третьей, конопатой потаскухи. С ее головы. Я точно знаю. Даже имя ее вырезано, а ты обманываешь? Пока меня не было, уж она тебя заманила? С ней, оказывается, путаешься? А еще отпирался. Если бы между вами ничего не было, с какой стати она дала бы тебе шпильку? Ты и обо мне ей, должно быть, все разбалтываешь. То-то вот тут увидала она меня и улыбается. Все из-за тебя, выходит. Так что впредь меж нами все кончено. Пора бобу со стручком расстаться. Вот тебе, любезный, дверь, изволь.
Тут Цзинцзи не выдержал и начал клясться и божиться.
— ЯТЦзинцзи, перед всемогущим духом Восточной горы и духом-хранителем городских стен клянусь, — со слезами обратился он к Цзиньлянь. — Пусть меня смерть унесет, прежде чем тридцать лет стукнет, пусть все мое тело покроется язвами величиной с чашку, три или пять лет изводит желтуха, пусть замучит жажда и не подадут мне ни капли воды, если я хоть раз ее коснулся.
52


— Довольно зубы-то заговаривать! — оборвала его Цзинь - лянь, никак не желавшая ему поверить. — Небось, оскомину набил, разбойник!
Пока продолжались эти обвинения и клятвы, настала глубокая ночь, и им ничего не оставалось, как раздеться и лечь. Выведенная из себя Цзиньлянь повернулась к нему спиной.
— Сестрица! Дорогая! — продолжал уговаривать Цзинцзи, а когда получил от нее вторую пощечину обратной стороной ладони, сразу примолк.
Так и прошла вся ночь. Так и не добился Цзинцзи того, зачем пришел. А когда стало светать, он, чтобы не заметили служанки, опять перелез через стену и удалился восвояси.
Тому свидетельством романс на мотив «Пьяный едва до дому доплелся»:
Всю ночь провели мы в постели одной —
Ко мне повернулась плутовка спиной.
С печальным уделом таким не мирясь,
Я клялся, к затылку ее обратясь,
В любви беспредельной ее уверял.
Вздыхал, но лица так и не увидал.
Не мог я к щекам ароматным прильнуть,
Потрогать пленительно-нежную грудь.
Вот так насмеялась она надо мной —
Лишь гребень я видел се костяной.
Да, читатель, потом Цзиньлянь вернет Цзинцзи эту шпиль-
S. Когда же Мэн Юйлоу выйдет замуж за барича Ли и уедет в шчжоу, Цзинцзи предъявит эту шпильку как доказательство, что Юйлоу доводится ему сестрой. Он так поступит, чтобы исполнить свой темный замысел, но Юйлоу не только не попадется на удочку, а добьется его ареста. Однако хватит об этом.
Да,
Кто дальних трех светил
поймать сумеет тень?
Нет корня у беды —
в любой родится день.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
53


Негодующая Цюи,зюй раскрывает тайную связь.
Чуньмэй, передав послание, устраивает долгожданную встречу.


Увы, в неведенье своем
Симэнъ был попросту смешным,
И слива с персиком весной
смеялись сообща над ним.
Разбойнику лихому он
в своем жилище дал приют Да щедрою его рукой
коварный тигр был вскормлен тут.
Супруги счастливы, пока
их чувства крепнут и растут.
Но алчность и разгул страстей обычно к гибели ведут...
Отметим и еще один
извечный средь людей закон:
Кто в женские покои вхож,
тот обращает дом в притон.
Так вот. Когда стало светать, Чэнь Цзинцзи, как уже говорилось, перелез через стену и удалился. А Пань Цзиньлянь потом раскаивалась.
На другой день, а было это пятнадцатого числа в седьмой луне, У Юэнян отбыла в паланкине за город в монастырь Дицзана к монахине Сюэ, чтобы на панихиде по всем усопшим принести в жертву душе покойного Симэнь Цина деньги и сундуки одежд1. Цзиньлянь и остальные жены проводили хозяйку до ворот. Мэн Юйлоу, Сунь Сюээ и падчерица Симэнь Старшая сразу же удалились к себе. Только Цзиньлянь прошла к возвышающимся перед приемной залой внутренним воротам. Там она наткнулась на торопившегося с узлом Цзинцзи. Он, оказывается, заходил в покои Ли Пинъэр, где наверху хранились взятые в залог вещи.
55


— Я тебе вчера слово сказала, а ты уж и губы надул? — остановила она его. — Через стену полез. Неужели уж меж нами все кончено?
— И ты ж меня упрекаешь?! — удивился Цзинцзи. — Да я всю ночь не спал. Чуть совсем не доконала. Смотри, у меня все лицо избито.
— Чтоб тебе сгинуть, разбойник! — опять набросилась она. — Если у тебя с ней ничего не было, чего ж ты трусишь, а? Неправда, ни с того ни с сего не убежишь.
Цзинцзи достал из рукава лист бумаги. Она развернула его и прочитала романс на мотив «Обвилась повилика»2:
Ни с того ни с сего Ты ругаешь меня.
Унижаешь меня.
Обижаешь меня.
Кулаком, синяком Награждаешь меня!..
Чуть тебе возразишь —
Ты разрывом грозишь.
Так я миролюбив,
Так страшен мне разрыв!
Оправдаться хочу,
Но в испуге молчу.
— Ну, раз ничего не было, — засмеялась Цзиньлянь, — вечером приходи. Потолкуем, разберемся.
— Доконала ты меня, — продолжал он, — за ночь глаз не сомкнул. Дай хоть днем сосну.
— А не придешь, я с тобой рассчитаюсь.
Сказав это, Цзиньлянь направилась к себе, а Цзинцзи пошел с узлом в лавку. Торговал он недолго, потом удалился во флигель и, растянувшись на кровати, погрузился в сон.
Соснув, вечера Цзинцзи ждал с нетерпением. Но наступили сумерки, и все небо заволокло черными тучами. За окном застучали капли дождя.
Да,
Ветер и дождь на дворе неустанно. Капли стекают по листьям банана.
56


— Ну и погода! — ворчал Цзинцзи. — Только дала мне возможность оправдаться, как это пролитье. Вот досада!
Сколько он ни ждал, ливень не утихал. Пробили первую ночную стражу, а со стрех по-прежнему потоками стекала вода. Наконец, Цзинцзи не выдержал и, набросив на себя красный, ализаринового окраса коврик, вышел из флигеля. Жена его с Юаньсяо были у Юэнян, к тому времени вернувшейся домой. Цзинцзи запер флигель, прошел через боковую калитку в сад и под проливным дождем бросился к Цзиньлянь. Та знала, что он непременно придет, поэтому загодя наказала Чуньмэй угостить Цюцзюй вином и укладываться вместе с ней спать в комнате с каном. Калитка оставалась незапертой. Цзинцзи проник во внутренний дворик и очутился в спальне Цзиньлянь.
Зашторенное шелковой занавеской окно было полуоткрыто. В серебряных подсвечниках ярко горели свечи. На столе стояли фрукты, в золотых чарках пенилось вино.
Они сели за стол, тесно прижавшись друг к другу.
— Так как же все-таки к тебе попала эта шпилька, раз, ты говоришь, ничего не имел с Мэн Третьей, а? — спросила она.
— Я ж говорю, в саду подобрал, — отвечал он. — Под чайной розой нашел. Провалиться мне на этом месте, если я неправду говорю.
— Ну если ничего не было, тогда бери шпильку, — заключила она. — Мне твоего не нужно. Только смотри, береги мой мешочек для шпилек и благовоний, слышишь? Потеряешь — ответ держать придется.
Они пили вино и играли в шашки. В первую ночную стражу легли и целых полночи резвились, точно пара фениксов. Цзиньлянь тогда посвятила любовника во все тонкости искусства любви, которое усвоила в свое время у Симэнь Цина.
А теперь расскажем о служанке Цюцзюй. Она, как говорилось, спала в комнате рядом. Вдруг средь ночи до нее донесся из спальни хозяйки мужской голос. Она понятия не имела, кто бы это мог быть. На рассвете, когда запели петухи, Цюцзюй встала справить малую нужду, по тут ей послышался скрип двери. Луна едва пробивалась сквозь тучи, дождь все еще моросил. Цюцзюй припала к щелке в окне. Из хозяйкиной спальни вышел укрытый ковриком человек, очень похожий на зятя Чэня. «Так вот, оказывается, с кем спит моя
57


хозяюшка, — подумала Цюцзюй. — С зятем втихомолку, а перед другими из себя невинную строит».
В тот же день, придя в дальние покои на кухню, Цюцзюй рассказала о виденном Сяоюй, а та передала Чуньмэй, потому что с ней дружила.
— Цюцзюй-то ваша, — говорила ей Сяоюй, — болтает, будто зятюшка нынче ночь провел в спальне твоей хозяйки. Утром, говорит, от нее вышел. Случаем, мол, пользовался — пока жена его с Юаньсяо в дальних покоях ночевали.
Придя к Цзиньлянь, Чуньмэй слово в слово доложила ей об услышанном.
— Вот рабское отродье! — возмущалась Чуньмэй. — Бить ее надо! Ишь язык-то распустила. Под хозяйку подкапывается, со свету сжить хочет — не иначе!
Цзиньлянь тотчас же кликнула Цюцзюй.
— Ей велят каши сварить, так она горшки бить, — набросилась на нее Цзиньлянь. — Вон зад какой отрастила! Прет из тебя — не удержишь. Спина, видать, чешется — давно не били.
Цзиньлянь взяла палку и что есть силы с ожесточением обрушила на служанку десятка три ударов. Цюцзюй кричала, будто ее резали. Спина покрылась шрамами.
— Да разве так бьют, матушка! — вмешалась подошедшая Чуньмэй. — Вы ж ей только зуд утоляете. Раздеть ее донага да слуг позвать. Пусть батогами потолще вытянут раз тридцать. В другой раз, небось, побоится. А это ей — игрушки. Так ее не проймешь. Вон она до чего распоясалась. Думаете, испугается? Раз тебя, рабское отродье, в покои служить взяли, нечего сплетни распускать. Что бы с домом сталось, если бы все стали языками молоть?!
— А что я говорила?! — отозвалась Цюцзюй.
— И ты еще будешь оправдываться, негодяйка, рабское отродье! — воскликнула Цзиньлянь. — Молчи у меня, смутьянка!
Побитая Цюцзюй удалилась на кухню.
Да,
Ударишь веером назойливых москитов,
Л после ими будет кровь твоя испита.
Однажды, а было это в праздник Середины осени3, Цзиньлянь уговорилась с Цзинцзи полюбоваться вечером луной. Они пировали, потом вместе с Чуньмэй играли в облавные шашки.
58


В тот вечер легли поздно и проспали не только рассвет, но и утренний чай. Это не осталось незамеченным. Цюцзюй поспешила в дальние покои, чтобы доложить Юэнян.
Юэнян в то время была занята утренним туалетом. И Цюцзюй, натолкнувшись у дверей на Сяоюй, отвела ее в сторону.
— Знаешь, а зятюшка-то опять у моей хозяйки ночевал, — поведала Цюцзюй. — До сих пор не встали. Я тебе в прошлый раз сказала, а меня потом избили. Теперь своими глазами видала. Истинную правду говорю. Пусть матушка Старшая пойдет и сама убедится.
— Опять ты глаза суешь куда не надо, рабское отродье! — отвечала Сяоюй. — Опять своей хозяйке могилу роешь? Матушка туалетом занята. Так вот сейчас и побежит!
— В чем дело? — спросила из спальни Юэнян.
Сяоюй на этот раз не могла скрыть прихода Цюцзюй.
— Матушка Пятая вас просит зайти, — обманула она хозяйку. — Цюцзюй прислала.
Юэнян причесалась и, едва ступая лотосами-ножками, направилась к покоям Цзиньлянь. Она появилась у дверей спальни так неожиданно, что, заметив ее, Чуньмэй стремглав бросилась докладывать. Цзиньлянь и Цзинцзи все еще нежились в постели. Напуганные приходом Юэнян, они не знали, как быть. Цзиньлянь тотчас же укрыла Цзинцзи парчовым одеялом, велела Чуньмэй поставить на кровать маленький столик и взялась нанизывать жемчужины.
Немного погодя в спальню вошла Юэнян.
— Что это, думаю, тебя до сих пор не видно, — проговорила она, и села. — Чем, думаю, занимается? Оказывается, жемчугом расшиваешь.
Юэнян взяла ободок и стала рассматривать.
— Какая прелесть! — похвалила она. — Посредине цветы сезама, по краям квадратные отверстия, а вокруг пчелы на хризантемах, так одну жемчужину за другой и подбираешь? А получились соединенные сердца. Какая работа! Может, и мне потом такой ободок сделаешь, а?
Убедившись в добром расположении Юэнян, Цзиньлянь немного пришла в себя. Сердце перестало тревожно стучать, и она распорядилась, чтобы Чуньмэй подала чай.
Юэнян выпила чаю и немного погодя пошла к себе.
— Как причешешься, приходи, — пригласила она Цзиньлянь.
59


— Хорошо, — отозвалась та и, проводив Юэнян, помогла Цзинцзи незаметно удалиться из спальни.
Чуньмэй и Цзиньлянь даже пот прошиб.
— Хозяйка никогда ко мне без дела не приходила, — говорила горничной Цзиньлянь. — Что же все-таки заставило ее придти да еще в такой ранний час, а?
— Наверняка не обошлось без негодяйки Цюцзюй, — заметила Чуньмэй.
Вскоре появилась Сяоюй.
— Что я вам скажу, — начала она. — Приходит к нам Цюцзюй и заявляет: зятюшка, говорит, днюет и ночует у нашей хозяйки. Срезала я ее, а она стоит — ни с места. Тут меня матушка спрашивает, в чем, мол, дело. Я, конечно, утаила. Матушка Пятая, отвечаю, с вами поговорить хотела бы. Вот почему она к вам и приходила. Благородный не замечает промахи ничтожного. Все это верно. Только вы, матушка, помните. Остерегаться надо ее, рабского отродья.
Да, дорогой читатель! Хотя Юэнян и не удостоверилась в том, о чем распространялась Цюцзюй, но опасения на сей счет у нее были. Ведь Цзиньлянь была молода и привлекательна. Лишившись мужа, она со временем вполне могла сойти с пути праведного и предаться пороку. А там, глядишь, поползет молва и ославят люди. Не успели, мол, Симэнь Цина похоронить, а жены уж и творят невесть что — всякие приличия забыли. Выходит, и на будущее моего сына, рассуждала Юэнян, вроде бы набрасывается тень. Ведь то, что благоухает дома, на улице засмердит. И вот Юэнян по зову материнской любви запретила падчерице отлучаться из дому. Ей был отдан флигель за внутренними воротами, где до этого жила Ли Цзяоэр. Туда они и перебрались с Цзинцзи, который по очереди с приказчиком Фу ночевал в лавке. Когда же ему нужно было пойти на женскую половину дома за одеждой или лекарственными травами, его всякий раз сопровождал Дайань. На воротах и дверях всюду висели замки. Служанки и жены слуг без надобности за ворота не выпускались. Словом, строгие запреты, введенные Юэнян, воспрепятствовали любовникам Цзиньлянь и Цзинцзи встречаться так же открыто, как прежде.
60


Цюцзюй негодует и раскрывает тайную связь
秋鞠含限澉幽瘠


Чунъмэй, передав послание, устраивает радостную встречу
春聲脊束徽豫會


Да,
Много в жизни причуд,
много делу преград и помех.
Ветер гасит свечу,
всякой тайны кончается век.
Тому свидетельством стихи:
Достичь ли фею на заоблачной вершине?
Незримы Три горы в морской пучине.
Хоромы князя недоступны, словно бездна, —
Подходы Сяо-лана бесполезны*.
Больше месяца не встречались Цзиньлянь с Цзинцзи. Нестерпимо тяжело было Цзиньлянь коротать время одинокой в расписном тереме, холодным казалось ложе под расшитым пологом. Мало-помалу у нее пропала охота пудриться и румяниться, пить и есть. Она заметно осунулась и похудела. Все платья ей стали широки. Страдала она от «глаза», что у «дерева», от «сердца», что ниже «поля»5. Целыми днями ее клонило ко сну, а иногда, подперев ладонями щеки, она надолго погружалась в раздумья.
— Что с вами, матушка? — спросила ее как-то Чунь- мэй. — Пошли бы хозяйку проведали, в дальних покоях посидели. Или по саду прогулялись, развеяли бы тоску. Разве так можно?! Сидите да вздыхаете день-деньской.
— Ты же знаешь, как мы были близки с зятюшкой! — отвечала Цзиньлянь.
Тому подтверждением романс на мотив «Опустился сокол»6:
Мы были едины, как лотос двуглавый7;
Как рыбки, любили резвиться и плавать.
К тебе привязалась я с первой же встречи.
Судьба беспощадна — ей трудно перечить.
О, как это странно и непостижимо —
Меня перестал навещать мой любимый!
Хозяйка навесила всюду запоры,
В саду поселила собачий своры5 Я из-за девчонки, паршивой, коварной,
Цветущие весны теряю бездарно!
63


— Успокойтесь, матушка! — уговаривала ее Чуньмэй. — Даже небо будет падать — четыре великана поддержат8. А ваша беда, матушка, поправима. Дело в том, что матушка Старшая со вчерашнего дня оставила двух монахинь. Нынче вечером проповеди собираются слушать, и ворота запрут рано. Я попробую проникнуть в переднюю половину дома. Скажу, мне, мол, на конюшню только зайти, подушку сеном набить, а сама в лавку к нему. Вы же ему записочку напишите, я передам. И позову его. Что вы на это скажете, матушка?
— Дорогая моя сестрица! — воскликнула Цзиньлянь. — Если ты окажешь такую милость, я никогда не забуду и щедро отблагодарю тебя. Как только оправлюсь, расшитые туфельки тебе сделаю.
— К чему вы так говорите, матушка! Мы ж люди свои. После кончины хозяина куда бы ни занесла вас судьба, я об одном мечтаю — быть всегда с вами, матушка.
— Спасибо тебе за верность.
С этими словами Цзиньлянь взяла осторожно кисть с ручкой из слоновой кости, не спеша стряхнула пыль с разрисованной цветами бумаги и, написав послание, тщательно запечатала его в конверт.
Под вечер, когда Цзиньлянь была у хозяйки, она сделала вид, будто ей нездоровится, и, словно высвободившаяся из кокона золотая цикада, воротилась к себе. Делать ей было нечего. Внутренние ворота по распоряжению Юэнян заперли рано. Служанки и жены слуг были отпущены, а сама хозяйка слушала проповеди буддийских монахинь. Тогда Цзиньлянь и попросила Чуньмэй отнести записку.
— Дорогая сестрица! — наказывала она горничной. — Пригласи его да поскорей.
Вот и романс на мотив «Шестая госпожа из Хэ-си»9 в подтверждение:
Ускорь шаги, Чуньмэй, сестра!
Ведь доброта твоя подобна океану.
Я жажду встречи от заката до утра.
Я нынче ночью ждать устану!
Постель помягче постелю И буду с тем, кого люблю.
— Матушка, погодите немного, — обратилась горничная. — Надо сперва негодяйку Цюцзюй подпоить да запереть на
64


кухне, а потом уж идти. Я возьму корзинку и пойду в конюшню вроде за сеном для подушки, а сама позову его.
Чуньмэй наполнила два больших кубка вином и отправилась к Цюцзюй. Заперев служанку на кухне, горничная захватила с собой послание и вышла в сад.
Тому свидетельством романс на мотив «Опустился сокол»:
Я как будто на конюшню за сенцом,
А сама — к милому другу на крыльцо.
И ему передала условный знак.
Возвращаясь, заперла я всех собак,
На ворота я повесила замок И у ложа притушила огонек.
А затем согрела крепкого вина И Цюцзюй им напоила допьяна.
Как услышу: шелестят в ночи цветы,
Так пойму, что наконец, пришел и ты.
Пусть исполнится хозяйкина мечта —
Заворкуют, словно фениксов чета.
Чуньмэй пробралась в переднюю половину дома и, наполнив корзину сеном, направилась к закладной лавке. Приказчика Фу в лавке не оказалось — в тот вечер он ушел ночевать домой, и Чэнь Цзинцзи был один. Он только что развалился на кане, когда послышался стук в дверь.
— Кто там? — спросил Цзинцзи.
— Это я — родительница твоя в прошлой жизни, — отвечала Чуньмэй. — Я — дух, насылающий пять поветрий10, что развеет любовную тоску.
Цзинцзи открыл дверь.
— А, это ты, барышня! — воскликнул он, узнав горничную, и лицо его засияло улыбкой, — Я один. Заходи и присаживайся.
Чуньмэй вошла в лавку.
— А где же слуги? — спросила она, заметив на столе горевшую свечу.
— Дайань с Пинъанем ночуют в лавке лекарственных трав. А я тут. Один-одинешенек ночи коротаю, от холода дрожу.
— Матушка моя поклон просила передать, — начала Чуньмэй. — Хорош, говорит, друг. Около дома промелькнет и даже к
65


двери не приблизится. Небось, говорит, другую завел. Моя хозяюшка не нужна стала.
— Опомнись! Что ты говоришь! — оборвал ее Цзинцзи. — Да как я мог прийти, когда пошли сплетни, а хозяйка заперла окна и двери?
— Из-за вас у моей матушки все эти дни настроение плохое. Тоска ее изводит. Ни пить, ни есть не хочет. Все из рук валилось. Нынче хозяйка оставляла ее у себя проповеди послушать, так моя матушка немного погодя вернулась. Все о вас думает — совсем истосковалась. Велела вам записку передать, просила навестить ее без промедленья.
Цзинцзи взял у нее конверт и сразу заметил, как тщательно тот был запечатан. Когда он разорвал его, внутри оказался романс на мотив «Обвилася повилика».
Он гласил:
Ланиты — абрикос цветущий —
Поблекли, будто трын-трава.
Весной тоска снедает пуще,
Грущу, кружится голова.
Тень одинокая на ложе Жалка в мерцании свечи.
И я на нищенку похожа —
Состарилась от бед-кручин.
Мне не кому играть на лютне,
От слез и горько, и темно.
Ты горизонта недоступней И дальше Неба самого!
Прочитав романс, Цзинцзи в знак благодарности встал перед Чуньмэй на колени и сложил руки на груди.
— Безмерно тронут! — воскликнул он. — Мне и невдомек, как она тоскует. Я даже не навестил ее. До чего я виноват перед твоей матушкой! Ступай, а я, как приберу, сразу приду.
Цзинцзи достал из шкафа белый шелковый платок, серебряные безделки — зубочистку и прочищалку для ушей и передал их горничной. Потом он усадил ее на кан, обнял и страстно поцеловал, будучи не в силах удержаться от радости.
66


Да,
Коли с Инъин не удалось свиданье.
Рад и с Хуннян он утолить желанье.
Тому подтверждением стихи:
И брови поблекли, и гребень повис,
Шитье опустила невесело вниз...
Уж терем окутал молочный туман...
Любви нашей ради оправдан обман!
Красавица ждет, обратясь на восток,
Изящна, как сливы весенней цветок.
Вглядись! Она сливы весенней нежней.
Какое блаженство увидеться с ней.
Поиграв немного, Чуньмэй забрала корзину с сеном и пошла к себе, чтобы во всех подробностях доложить Цзиньлянь.
— Зятюшку я позвала, — говорила она. — Сейчас придет. До чего ж он обрадовался вашему посланию! Мне низкий поклон отвесил, платок и серебряные безделушки поднес.
— Выйди, погляди, не идет ли, — перебила ее Цзиньлянь. — Да не покусала бы его собака.
— Я ее заперла.
А был тогда, надобно сказать, не то двенадцатый, не то тринадцатый день девятой луны11, и месяц светил ярко.
Чэнь Цзинцзи завернул в лавку лекарственных трав, подозвал Пинъаня и велел ему переночевать в закладной, а сам проторенной дорожкой направился в сад, миновал калитку и, приблизившись к покоям Цзиньлянь, покачал, как было условлено, куст цветов. Чуньмэй уследила за колыханием куста и откликнулась покашливанием. Когда Цзинцзи распахнул дверь и вошел в спальню Цзиньлянь, о его приходе уже было доложено, и Цзиньлянь встретила его у двери с улыбкой на лице.
— А ты хорош! — говорила она. — Проходит мимо и не заглянет.
— Я хотел избежать пересудов, вот и не показывался, — пояснял Цзинцзи, — Вы, оказывается, скучали. Прошу прощения, что не навестил.
67


— Тому свидетельством, — отвечала Цзиньлянь, — романс на мотив «Обернулась четырежды»:
Досужие, гнусные сплетни —
Удар по любви многолетней.
Ты чувства умерил, сынок.
И терем мой стал одинок.
Они сели рядышком. Заперев калитку и поставив корзину с сеном, Чуньмэй накрыла стол и расположилась сбоку, чтобы угощать их вином. Заходили чарки. Цзинцзи льнул к красотке. Потом втроем играли в шашки. Когда вино распалило их страсть, прическа-туча у Цзиньлянь ослабла. Она завела обворожительные глаза и достала узелок с принадлежавшими Симэнь Цину снастями для любовных утех. В узелке лежали любострастный наконечник; порошок, вызывающий трепетные звуки у красавиц; серебряная подпруга и бирманский бубенчик. Вблизи свечи Цзиньлянь показала Цзинцзи, как их приспособить. Затем она, сняв все одежды, полулегла в глубокое «кресло хмельного старца»12. Цзинцзи, тоже совершенно обнаженный, расположился в кресле напротив, и они приступили к делу, сообразуясь с двумя дюжинами весенних картинок из альбома, лежавшего перед ними у свечи13.
— Подтолкни-ка зятюшку сзади, — обратилась к горничной Цзиньлянь. — Боюсь, ему требуется пособить.
Чуньмэй не заставила себя долго ждать и принялась его сзади подталкивать. Причиндал Цзинцзи вонзился в лоно Цзиньлянь и начал сновать туда-сюда. Стало так прекрасно, что словами не передашь.
Но расскажем пока о Цюцзюй. Проспав до полуночи, она поднялась, чтобы сходить по малой нужде. Однако кухонная дверь оказалась запертой снаружи. Служанка просунула руку и вынула задвижку.
Полная луна ярко освещала дворик. Цюцзюй прокралась под окно хозяйкиной спальни, осторожно прорвала в оконной бумаге дырочку и заглянула вовнутрь. В спальне от зажженных свечей было светло. Три нагих фигуры, пьяные, предавались утехам. Двое расположились друг против друга в креслах, а Чуньмэй сзади толкала экипаж, и они сливались воедино.
Только поглядите:
68


Одна мужа честь опозорила, другая о своем положении скромной служанки забыла. Он дышал тяжело, учащенно, ревел, как бык под сенью ивы. Она щебетала нежно, как иволга, в цветах порхая. Одна любострастием в кресле себя ублажала. Другой нерушимые клятвы ей на ушко шептал. Одна вдовы покои тихие оборотила в вертеп неистовых утех. Другой со своей тещей буйной оргии ночь посвятил. Она в Симэневом искусстве зятя наставляла. Он, как Хань Шоу, брал краденые ароматы14, дабы любовнице-теще отдать всего себя.
Да,
То, что в свете творится, — во сне не приснится.
Двое связаны вместе всесильной десницей.
Посмотрела их утехи Цюцзюй и про себя подумала: «А еще оправдываются, непорочных из себя строят. Вот уж сама своими собственными глазами видала. Завтра же матушке Старшей доложу. Неужели их опять будут оправдывать? Неужели опять скажут: язык, мол, распускаю?» И вдоволь наглядевшись, она пошла на кухню спать.
А те трое неистовствовали до третьей ночной стражи.
Чуньмэй поднялась еще затемно и направилась на кухню. Обнаружив отпертую дверь, она спросила Цюцзюй.
— И ты спрашиваешь! — удивилась служанка. — Мне терпенья не было, а ты дверь заперла. Кое-как задвижку вытащила.
— Вот негодяйка, рабское отродье! — заругалась Чуньмэй. — А на кухне в ведро сходить не могла, да?
— Не видала я тут никакого ведра.
Пока они ругались, настал рассвет, и Цзинцзи удалился восвояси.
Да,
Расставанье — как с жизнью!
утром келья покинута вдовья.
И опасливой рысью
миновал он ворота злословья.
— Из-за чего вы там на кухне расшумелись? — спросила гор ничную Цзиньлянь.
69


Чуньмэй рассказала, как Цюцзюй отперла ночью дверь. Гнев охватил Цзиньлянь, и она хотела было избить служанку, но та уже успела доложить обо всем увиденном Юэнян.
— Ах ты, разбойница! — обрушилась на служанку Юэнян. — Опять хозяйке могилу рыть, рабское твое отродье?! В прошлый раз явилась, нагородила, будто хозяйка твоя зятя Чэня приютила, будто он у нее днюет и ночует. Меня заставила пойти. А хозяйка как ни в чем не бывало в постели, сидит за столиком, жемчугом шьет. И никакого зятя. Он потом совсем с другого конца появился. Какую ты напраслину на свою хозяйку возводишь, рабское отродье! Ведь он взрослый человек, небось, не какая-нибудь сахарная фигурка, не щепка — его так просто не спрячешь, в щель не заткнешь. Вон какой детина — не хочешь да заметишь. Слухи ты распускаешь, а наружу выйдут, что тогда? Скажут, служанка у них хозяйке могилу роет. А кто краем уха услышит, судить будет. Симэнь Цин, мол, всех ублажал, а как умер, так между женами никакого порядку не стало, кто куда тянет. Так и на моего сына, чего доброго, подозрения падут.
Юэнян хотела избить служанку, но та с испугу бросилась наутек и больше уж не решалась ходить в дальние покои.
Цзиньлянь еще больше осмелела, когда узнала, как обошлась с ее служанкой Юэнян. По сему случаю они с Цзинцзи написали романс на мотив «Туфелек алый узор», в котором выразили свою радость:
Пускай злословят языки И всюду заперты замки,
Но улетучилось унынье И нас не разлучить отныне.
Отсохнут руки у врагов.
Замолкнут бредни дураков,
Любви немеркнущий алмаз Соединил навеки нас.
О связи Цзиньлянь с Цзинцзи прослышала и его жена. Она наедине допросила мужа.
— И ты поверила этой злодейке, рабскому отродью?! — отвечал жене Цзинцзи. — Да я вчера в лавке ночевал. Подумай, мог я попасть в сад или нет? Потом, и ворота туда целые дни на запоре.
70


— Будет тебе языком-то болтать, арестант проклятый! — не унималась жена. — Если же будешь мотаться, как былинка на ветру, а до меня дойдут слухи и матушка станет мне выговаривать, тогда ты мне не нужен. Уходи от меня подобру-поздорову.
— Пересуды есть и будут, — продолжал Цзинцзи. — Но их не станет, когда откажешься их слушать. Я нисколько не удивлюсь, если эта негодяйка, рабское отродье, плохо кончит. Ведь ее наговорам не верит даже матушка.
— Хорошо, если б это были только наговоры.
Кому про молодца известно,
Сколь в нем душонка легковесна?
Кто про его красотку знает, —
Коварная, что замышляет.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
71


г
а
А
*
А
*
□
С
Е
М
I
д
Е
С
Я
т
ч
Е
Т
В
Е
?
Т
А
Я
У Юэнян громко взывает о помощи в обители Лазурных облаков.
Сун Справедливый, движимый чувством высшего долга, освобождает вдову из крепости Свежего ветра.


Вечнозеленою сосной
свой век живет отнюдь не каждый:
Ее рожденье — чудный плод
слиянья Неба и Земли.
К ней, чистой, словно к роднику,
всяк тянется, томимый жаждой;
Грязь мира к ней не пристает, худое — от нее вдали.
Достойных женщин много есть:
та благонравна, та невинна;
Но непорочная вдова —
звучит достойней всех похвал.
Все долголетия хотят,
секрета жаждут жизни длинной.
Тем, кто хотел бы долго жить,
я б доброй славы пожелал
Так вот. Пригласила однажды Юэнян старшего брата и стала держать совет. Она решила исполнить обет, который дала умирающему Симэнь Цину, — совершить паломничество на вершину горы в области Тайань и помолиться божественной Матушке2. У Старший посоветовал сестре припасти благовония и свечи, раскрашенные изображения божеств с конями на цветной бумаге и всяческую жертвенную снедь, а Дайаню с Лайанем, которые должны были сопровождать хозяйку, велел нанять лошадей.
Юэнян разместилась в теплом паланкине. Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь, Сунь Сюээ и падчерице был дан наказ хорошенько присматривать за домом и вместе с кормилицей Жуй и служанками беречь сына Сяогэ.
73


— Пораньше запирайте внутренние ворота, — продолжала она, — и без надобности из дому не отлучайтесь. — Юэнян обернулась к Чэнь Цзинцзи: — А ты в женские покои не ходи. Вместе с приказчиком Фу у ворот сторожи. Я же к концу месяца вернусь.
Пятнадцатого утром Юэнян возожгла жертвенные деньги. Вечером она отвесила поклон перед дщицей покойного Симэня, за трапезным столом простилась с сестрами, передала ключи от дома и кладовых Сяоюй и сделала последние распоряжения.
На другой день рано, в пятую предутреннюю стражу, Юэнян двинулась в путь. Сопровождавшие ее брат и слуги ехали верхами. Домашние вышли проводить за ворота.
Стояла глубокая осень. Дни были короткие и холодные. За день паломники проходили по шестьдесят, а то и по семьдесят ли. С наступлением сумерек останавливались на ночлег в гостиницах или на постоялых дворах, а с утра опять пускались в путь. Всю дорогу над ними висели серые тучи, жалобно кричали в небе улетавшие гуси. Деревья стояли голые, кругом царило уныние. Все навевало на путников непреоборимую тоску и грусть. Вот и стихи, в которых говорится про У Юэнян — как, исполняя данный мужу обет, совершала она это паломничество через далекие горы и заставы:
Она в стремлениях тверда,
И благородна, и горда.
Паломничества дав зарок,
Его исполнит в должный срок.
Однако хватит пустословить. Не станем больше говорить о пути.
Через несколько дней достигли они области Тайань. Перед ними вдали возвышалась Великая гора — Тай3. Действительно, это была первая гора во всей Поднебесной. Основа ее уходила в землю, вершиной своей она касалась самого сердца небес. Расположилась она в пределах земель Ци и Лу4. Грозен и величествен был ее вид!
С наступлением вечера У Старший подыскал гостиницу, где они переночевали, а с раннего утра начали восхождение на Великую гору к монастырю. В этой обители из века в век приносились все полагающиеся жертвы, правители всех династий совершали благодарственные молебны у жертвенников Небу и Земле. Как первый храм почитался монастырь.
Только поглядите:
74


Возвышается храм на Великой Тай-горе. Ее кряжи могучие держат и землю и небо. Досточтимая вершина сия — всех святынь во главе. С балюстрады заоблачной если вглядеться, то предстанет вдали и западный предел — река Мертвящая вода — Жо-шуй5 и восточный — бессмертия приют Пэнлай6. Высший пик, венчаемый причудливой сосной, укрыт густыми облаками или туманом редким. Ввысь устремились башни и террасы. К ним, кажется, солнце само — ворон золотой парит, расправив крылья. Простерлись к небу ярусами хоромы и палаты. Сюда, мнится, луна — яшмовый заяц скачет во всю прыть7. Резные балки, узорные стропила. Отливает голубизною черепица и алеют стрехи. Пестреют фениксами двери, сверкают яркие перегородки, переливаясь будто желтый флер. Свисают узорные парчовые ленты с расшитых рыбами занавесей. Издали взглянешь на изображение святого — и кажется с глазами Шуня, бровями Яо в пляске застыл увенчанный короной с девятью кистями. К божественному лику присмотришься поближе — с плечами Тана и спиною Юя, в порфиру облачен8. Вот дух девяти небес9 с книгою учета душ умерших, увенчан шапкой-лотосом, в шелковый халат одетый. Вот святой мудрец в халате желто-красном, препоясанный поясом из ланьтянъских самоцветов10. Расположилась слева свита украшенных яшмовыми шпильками в туфлях с жемчугом, а справа — другая — несущих с лиловыми шнурами золотую печать. Трепет внушает величественное сооружение! Стража его — три тысячи полководцев в латах золотых верхом. Грозного вида смельчаки стоят строем в обеих галереях. Владыке служат сотни тысяч воинов в кольчугах. Разместились судьи семидесяти двух11 служб под Полынь-горой12. В храме Байцзэ1^ Дух Земли приводит в соответствие двадцать четыре сезона14. Ежедневно божественным проникновением озарен распорядитель Огненного озера — Железноликий страж. Ежегодно являет высокую мудрость хозяин судеб смертных — Полководец Пяти путей16. Пред ними непрестанно воскуряются ароматы. Скакуны несут исполненные киноварью доклады небесным божествам, пред коими всегда обилъе жертв в соответствии с сезоном года. По обычаю, и стар и мал молятся о спасении и счастье. Благоуханная дымка и благовещие облака сгущаются в храме Благополучия и Покоя. У врат истинного Света клубится счастия эфир16.
75


Да,
Тьма паломников в обители Лазурных облаков^.
В мире славят Повелителя На тысячи ладов.
Брат привел Юэнян в храм Духа-хранителя Великой горы. В главном приделе они воскурили благовонные свечи и сотворили молитву перед святыми, в то время как даосский монах читал поминальный текст. Паломники сожгли жертвенные деньги в обеих галереях, и после монастырской трапезы У Старший повел Юэнян на самую вершину горы. Они миновали сорок девять перевалов и, цепляясь за плющи и лианы, продолжали восхождение. Окутанный густыми облаками храм богини, казалось, висел в воздухе. До него было еще добрых четыре десятка ли. Несомые ветром облака, раскаты грома и дождь — все осталось внизу. Путники вышли из храма Духа-хранителя Великой горы в час дракона, а когда достигли вершины, прошел час обезьяны18. Перед ними открылся придел божественной Матушки с наддверною таблицей, на которой значилось имя Сун Цзяна19. На вывеске золотом было начертано: «Обитель Лазурных облаков». Войдя в храм, паломники низко поклонились, потом обратили очи свои к золотому изваянию божественной Матушки. Что это был за лик!
Только поглядите:
На голове пучком высоким вздымается прическа — «девять драконов и летящие фениксы». Облачена в тончайшую порфиру с длинным шлейфом и золотою бахромой. Пояс у нее из ланътянь- ского нефрита. Держит в руке, укрытой узорным рукавом, скипетр нефрита белого. Венчик лотоса — богини лик. Полные жизни глаза оттеняет туча волос. Губы ее — лучшая киноварь. Она бела и держится естественно и просто. Похожа на Мать Владычицу Запада — Сиванму, когда та пировала на Самоцветном озере в горах Куньлунь, или на чаровницу Чанъэ, когда та снизошла из Лунного чертога. Умения не хватит описать бессмертной облик. Нет красок воссоздать величественный лик!
Юэнян отвесила земной поклон божественной Матушке. Рядом, у курильницы, стоял даосский монах. Лет сорока, стройный, с бородкой, свисающей тремя клоками, он сверкал белизною зубов и все время поводил маслеными глазками. На голове у него красо¬
76


валась шапочка со шпилькой, прикрывавшая узел волос, а сам он был облачен в темно-красный халат и обут в сандалии, расшитые узорами в виде облаков.
Монах подошел к Юэнян и прочитал ее молитвенное обращение. В золотой курильнице зажгли благовония и предали огню раскрашенные изображения божеств с конями на цветной бумаге и бумажные слитки золота и серебра, после чего юные послушники убрали жертвенную снедь.
А монах этот, — звали его Ши Боцай, — хотя и считался старшим из учеников настоятеля храма Духа-хранителя Великой горы, был, надобно сказать, человек непутевый. Жадный до денег и падкий на женщин, он не упускал случая обделать темное дельце. А обретался в той местности некто Инь Тяньси, по кличке Злодей, — шурин тамошнего областного правителя Гао Ляня. Инь Тяньси водил компанию таких же бездельников, как и сам. Вооруженные луками и самострелами, с соколами и собаками, они бродили от храма к храму с единственным намерением — присмотреть среди паломников хорошенькую женщину. И никто не решался им слова поперек сказать. Вот монах Ши Боцай тем и занимался, что укрывал у себя насильника, а сам хитростью заманивал приглянувшуюся женщину в келью и отдавал ее на утеху прелюбодею Инь Тяньси. И на сей раз Ши Боцай сразу приметил облаченную в траур Юэнян. Необычные манеры и внешность выдавали в ней либо жену чиновного лица, либо представительницу процветающего дома. Седобородый пожилой господин и двое молодых слуг, неотлучно ее сопровождавшие, тем более укрепили его в таком мнении.
Ши Боцай не преминул приблизиться к паломникам и, кладя земной поклон, благодарил их за пожертвования.
— Досточтимые жертвователи, прошу вас, будьте так добры, проследуйте в келью на чашку чаю, — пригласил он.
— Не извольте беспокоиться! — проговорил У Старший. — Нам пора в обратный путь поспешить.
— Не спешите, успеете спуститься, — уговаривал его Ши Бо- цай.
За разговором они дошли до кельи.
Побеленная келья сверкала чистотой. На почетном месте размещалось расшитое цветами сезама роскошное ложе, над которым опускался желтый парчовый полог. Перед картиной «Дунбинь наслаждается белым пионом»20 стояла курильница с благовониями. По обеим сторонам от картины выделялись крупные парные надписи, исполненные искусным каллиграфом: «Трепещут на свежем ветру рукава — словно аисты в танце» и «С веранды при месяце ярком доносится проповедь священного писанья».
77


— Позвольте узнать, как вас величать? — обращаясь к У Старшему, поинтересовался Ши Боцай.
— Меня зовут У Кай, — отвечал тот. — А это моя младшая сестра, урожденная У. Если бы не обет, который она дала покойному мужу, мы не стали бы вас беспокоить, святой отец.
— Раз вы близкие родственники, прошу вас занять почетные места, — пригласил их монах.
Сам он расположился на месте хозяина и велел послушникам подать чай. А было у него в услужении два послушника. Одного звали Го Шоуцин, что значит Блюститель Чистоты, а другого — Г о Шоули, что значит Блюститель Ритуала. Им было лет по шестнадцати. Приятной наружности, они носили монашеские шапочки из темного атласа с двумя лентами сзади. У каждого торчал стянутый красной бархоткой пучок волос. В темных шелковых рясах, в легких сандалиях и белых чулках, послушники источали аромат. Они подавали посетителям чай и воду, угощали вином и закусками. А ночью ублажали Боцая, утоляли его ненасытную страсть. Числились они в послушниках, а на деле служили наставнику наложни- ками. А кем еще были и сказать нельзя. Словом, с полотенцем не расставались — так в штанах и носили.
Да, дорогой читатель! Ни в коем случае нельзя отдавать дитя свое в буддийский или даосский монастырь с целью пострига и принятия монашеского сана. И пусть крепко это запомнит родитель, если он только любит сына своего или дочь свою. Ибо дочь его, став монахиней буддийскою или даосскою, будет служить негодяю-на- сильнику как продажная девка. Девяти из каждого десятка уготован сей путь.
Тому свидетельством стихи:
В монастырях буддисты Будду чтут, Даосы — чтут Небесного владыку. Растят монахи дивные цветы,
Л помыслы у них совсем иные;
К паломникам с радушием спешат,
Однако все улыбки их притворны. Наставникам вослед ученики Рядятся в шелк и тянутся за чаркой, Обету воздержанъя вопреки Ждут случая, чтоб поиграть с красоткой. Везет родитель милое дитя Наставнику для ублаженья плоти.
78


Немного погодя, Шоуцин и Шоули накрыли в покоях монаха стол, расставили, как полагается, изысканные яства и деликатесы — жаренные в масле пирожки и крендели, заготовленные с весны соленья и всевозможные овощные блюда. На столе царило изобилие. Лучший чай из молодых лепестков, нежных, как воробьиные язычки, заваренный на сладкой воде, подали в белых чашечках из динчжоуского фарфора21. Серебряные чайные ложки напоминали листики абрикоса.
После чая посуду со стола убрали. Появились вино и огромные подносы, на которых стояли большие тарелки с горячими кушаньями. Были тут куры, гуси, рыба, утки и прочие скоромные угощения. Золотом заискрилось вино в оправленных серебром янтарных кубках.
Когда У Юэнян увидела вино, то решила, что пора собираться в путь, и подозвала Дайаня. По ее распоряжению слуга, отвешивая поклон, поднес на красном лакированном подносе кусок полотна и два ляна серебра.
— Мы не можем вас больше беспокоить, отец наставник, — обратился к Боцаю У Старший. — Примите эти скромные подношения как знак нашей искренней благодарности. И не утруждайте себя, пожалуйста, излишними хлопотами. Ведь уже вечереет, и нам пора начинать спуск.
Ши Боцай засуетился и долго благодарил паломников.
— Я — бесталанный инок, — говорил он. — Пребывая под благодатным покровительством милосердной божественной Матушки, надзираю за обителью Лазурных облаков. Живу только милостью паломников, кои приносят сюда со всех четырех сторон света свои пожертвования. Кого же как не вас, почтеннейшие благодетели, мне и принять. За такое скромное угощение я, право, не заслужил столь щедрых даров. Вы ставите меня в неловкое положение: и не принять их было бы с моей стороны неучтиво, а принять — прямо-таки неудобно.
Он продолжал рассыпаться в благодарностях и долго отказывался принять подношения, пока, наконец, не велел послушникам унести их, а сам начал упрашивать У Старшего и Юэнян остаться.
— Побудьте еще немного, прошу вас, — уговаривал он паломников. — Хоть по чарочке-другой пропустите, дабы я мог хотя бы в ничтожной мере отблагодарить вас за великую милость, вами оказанную.
Внимая его настоятельным просьбам, У Старший и Юэнян пришлось сесть за стол.
79


Немного погодя подали разогретые блюда.
— Это вино не годится, — заявил Боцай и обернулся к послушнику. — Ступай-ка откупорь для почтеннейшего господина У жбан лотосовой настойки. Той, что его сиятельство Сюй, областной правитель, на днях прислал.
Вскоре появился послушник с кувшином подогретой настойки.
Ши Боцай наполнил чарку и обеим руками преподнес ее Юэнян, но та отказалась принять.
— Сестра не потребляет вина, — пояснил У.
— Выпейте, милостивая сударыня, хоть немножечко, — упрашивал Ши Боцай. — Ничего с вами страшного не случится. Приятно разогреться после тягот пути, ветра да стужи.
Монах поднес полчарки, и Юэнян взяла.
— Попробуйте-ка, почтеннейший господин У, что за настойка! — продолжал он, протягивая полную чарку У Старшему. — Каков букет!
У Старший отпил глоток сладкого вина и сразу почувствовал необыкновенный густой аромат.
— Да! — протянул он. — Удивительный, прекрасный напиток!
— Не скрою, господин У, это вино было прислано мне самим его сиятельством Сюем, правителем Цинчжоу, — пояснил монах. — Супруга его сиятельства, их дочка и сын из года в год посещают Великую гору. Молебны заказывают и благовония возжигают. У нас с его сиятельством большая дружба. А их барышня и молодой барин пребывают под покровительством заступницы божественной Матушки. Его сиятельство прониклись уважением ко мне, ничтожному иноку, за мою душевную простоту и скромность, за усердие мое в молитве, за чистоту мою и непорочность. Видите ли, в былые годы казна взимала с обеих наших обителей половину налогового бремени. Теперь же — как нам не молиться за нашего милосердного добродетеля, его сиятельство правителя господина Сюя! — ведь благодаря его докладу с нас были полностью сняты налоги. Так что все доходы ныне поступают в наше собственное распоряжение. Вот почему мы можем чтить милосердную божественную Матушку, а остальное тратить на прием паломников, кои стекаются со всех концов света.
Пока они вели разговор, для Дайаня с Лайанем и носильщиков паланкина было устроено отдельное угощение. Им подавали закуски и сладости, огромные блюда мяса на больших подносах и вино. Они наелись до отвалу.
80


Да, дорогой читатель! Ши Боцай ведь спрятал в своем логове Инь Тяньси. Вот он и заманил в келью Юэнян, намереваясь отдать ее на поругание Злодею. Вот отчего он так и старался, так и потчевал паломников.
После нескольких чарок У Старший заметил, что вечереет, и стал откланиваться.
— Вот-ьот зайдет солнце, сударь, — проговорил Ши Боцай. — Поздновато в путь пускаться. Если не побрезгуете кельей ничтожного инока, заночевали бы лучше у меня. А завтра пораньше и в путь двинуться легче будет.
— Но у нас кое-какие вещи на постоялом дворе остались, — заметил У. — Как бы, чего доброго, не польстился кто.
— Насчет этого можете не волноваться, — заверил его, улыбаясь, Ши Боцай. — Пусть только посмеют прикоснуться! Как узнают, что нашего паломника обокрали, не только постоялый двор — всю округу страх проберет. Хозяина сейчас же в областное управление доставят, выпорют как полагается и грабителя прикажут разыскать.
Услышав такие заверения, У Старший остался. Ши Боцай продолжал наполнять большие кубки. У Старший, захмелев, вышел пройтись и полюбоваться храмами. Ши Боцай сделал вид, что опьянел, и тоже вышел по малой нужде. Послушник Шоуцин с вином в руке отпер дверь и выпустил У Старшего наружу.
Юэнян почувствовала усталость и решила лечь. Ши Боцай тем временем запер дверь спальни, а сам сел снаружи кельи. И надо же было тому случиться!
Только Юэнян легла в постель, как до нее донесся шорох. Вдруг из находившейся за кроватью обтянутой бумагой двери в спальню ворвался незнакомец. Это был розовощекий детина, лет тридцати, с бородкой в три клинышка, в темной головной повязке и лиловой парчовой куртке и таких же штанах.
— Меня зовут Инь Тяньси, — проговорил он и заключил Юэнян в объятия. — Я прихожусь шурином правителю Гао. Давно слыхал о вас, сударыня. Знаю, вы супруга знатного солидного лица, наделены прирожденным обаянием и слывете красавицей. Давно я жаждал встречи, горел желанием лицезреть вас, да не выпадало подходящего случая. И вот сбылась моя мечта. Я несказанно счастлив. Не забыть мне этого момента!
Инь Тяньси схватил Юэнян и стал домогаться ее. Как только могла съежилась, насмерть перепуганная, Юэнян.
81


— Как вы можете средь бела дня, в мирное время, ни с того ни с сего хватать жену порядочного человека?! — громко закричала она и хотела было вырваться, чтобы броситься к двери.
Но Инь Тяньси не пускал ее.
— Не кричите, сударыня, умоляю вас! — вставая на колени, запросил насильник. — Прошу вас, войдите в мое положение. Сжальтесь надо мной!
— Помогите! Спасите! — напрягая все силы, еще громче закричала Юэнян.
Ее услышали Дайань с Лайанем и стремглав бросились в задний флигель У Старшего.
— Дядя, скорее! Матушка в келье зовет на помощь.
У Старший, ускорив шаг, побежал к келье. Он толкнулся было в дверь, но не тут-то было. Из кельи послышался громкий голос Юэнян:
— Для чего понадобилось хватать паломницу, да еще в мирное время?!
— Сестра, успокойся! — крикнул ей У Старший. — Я тут.
Он схватил камень и разбил им дверь. Инь Тяньси выпустил из
рук Юэнян и, прыгнув за кровать, испарился как дым.
А в келье Ши Боцая, надобно сказать, за кроватью был устроен особый ход.
— Не опозорил тебя насильник, сестра? — ворвавшись в спальню, расспрашивал ее брат.
— Не успел. Вон там за кроватью скрылся.
У Старший стал разыскивать Ши Боцая. Но монах спрятался. Чтобы как-то заговорить паломников, он выслал к ним своих послушников. Это вывело У Старшего из себя, и он крикнул сопровождающих, а также Дайаня и Лайаня. Слуги разбили вдребезги дверь и окна в келье Ши Боцая, после чего, охраняя укрывшуюся в паланкине Юэнян, покинули обитель Лазурных облаков.
Они пустились в обратный путь с наступлением сумерек и не останавливались целую ночь. Когда же начало светать, они поспешили к подножию горы на постоялый двор, где рассказали, что случилось.
— Не следовало бы вам задевать этого Иня Злодея, — сокрушенно говорил им хозяин. — Ведь он доводится шурином здешнему правителю. Не зря Злодеем прозывается. Вы-то уйдете — и дело с концом, а нам несдобровать. Без погрома на постоялом дворе не отступится.
82


У Юэнян поднимает громкий крик в обители Лазурных облаков
於л艰大瀰碧霞官


Наставник Пуцзин изменяет судьбу в пещере Снежного потока


У Старший наградил хозяина лишним ляном серебра, забрал вещи и, охраняя паланкин с Юэнян, поторопился в обратный путь.
Инь Тяньси кипел от гнева. Собрав два или три десятка бездельников, каждый из которых был вооружен кинжалом либо дубинкой, они начали спуск с Великой горы.
Путники во главе с У Старшим вместо двух остановок делали одну и примерно к четвертой ночной страже достигли горного ущелья. Вдали, сквозь чашу деревьев, едва мерцал свет, когда они подошли поближе, перед ними оказалась горная пещера. В ней пред зажженной свечей сидел старый буддийский монах и читал сутру.
— Мы были в храме на вершине горы, — обратился к наставнику У Старший. — Нас преследовали насильники. Когда мы завершили спуск, настала ночь, и мы сбились с дороги. Позвольте узнать, отец наставник, куда мы попали и как нам добраться домой в Цинхэ?
— Вы на Восточной вершине Великой горы, — отвечал монах. — А пещера эта зовется пещерою Снежного потока. Бедного инока называют Наставником в Медитации из Снежной пещеры, а монашеское мое имя Пуцзин, или Всеуспокаивающий. Лет тридцать я пребываю в этой пещере, погруженный в созерцание. Это судьба привела вас ко мне. Задержитесь тут. Внизу множество волков, тигров и барсов. Завтра пораньше выйдете и прямо большой дорогой доберетесь к себе в Цинхэ.
— А если будут преследовать? — спросил У Старший.
Старец огляделся вокруг и молвил:
— Не бойтесь! Насильники вернулись с полпути.
Он заметил Юэнян и спросил, как ее зовут.
— Это моя сестра, — отвечал У. — Жена Симэня. Она исполнила данный мужу обет. Вы спасли нам жизнь, отец наставник. Мы никогда не забудем вашего благодеяния и щедро вас отблагодарим.
Они переночевали в пещере.
На другой день в пятую предутреннюю стражу благодарная Юэнян поднесла монаху кусок полотна, но тот отказался.
— Я, бедный инок, желаю одного — просветить сына, тобою рожденного, — сказал он. — Сделаю его учеником своим. Ты согласна?
— У моей сестры единственный сын, — пояснил У. — И мы надеемся, что он продолжит по наследству дело отца. Если б у нее были еще дети, она отдала бы вам, отец наставник, своего сына в ученики.
85


— Но мой сын еще слишком мал, — проговорила Юэнян. — Ему и году нет. Как его отдать?!
— Я его не прошу сейчас, — говорил монах. — Я приду за ним через пятнадцать лет. Только пообещай отдать.
Юэнян не проронила ни слова, а про себя подумала: «Через пятнадцать лет... тогда и решим». Так она дала наставнику молчаливое обещание.
Да, дорогой читатель! И не надо было Юэнян в этот раз давать обещание монаху. Ведь через пятнадцать лет, когда бедствие постигнет Поднебесную, Юэнян возьмет с собою сына Сяогэ и отправится в Хэнань искать пристанища у Юнь Лишоу, но заблудится и повстречает в обители Вечного блаженства монаха-наставника, где тот будет молиться о спасении смертных. Вот тогда-то Сяогэ и примет монашеский постриг, но об этом речь впереди.
На другой день Юэнян простилась с монахом, и они двинулись дальше. К концу дня паломники очутились у подножия горы, преградившей им путь. Она называлась горою Свежего ветра. Сколько опасностей таили ее кручи!
Только поглядите:
Куда ни глянь, всюду горы; кругом опасные утесы. Простерлись ввысь могучие причудливые сосны. Их кроны зелено-голубые повисли, как шатры. Свисают лианы с ветвей вековых деревьев. Разлетаются брызги стремительных водопадов. Волосы мерзнут от стужи. Вздымаются отвесные скалы. Режет глаза ослепительное сиянье. И спящую душу заставит очнуться картина сия. Все время доносятся рев горного потока и стук топоров дровосеков. Мнится, рушатся могучие скалы. Горных птиц слышны печальные крики. Стадами ходят олени. Стаями лисы пробираются через колючки. Прыгают, скачут, средь дикой природы ища пропитанье. То сзади, то спереди раздаются их завыванья. Окинь взором травою покрытые склоны. Нигде не увидишь ни лавок, ни постоялых дворов. Только горные тропы петляют и кружат. А в пропасти грудой лежат мертвецы. Тут только патриархам буддизма предаваться самосовершенствованию или грабителям из засады врасплох нападать.
Итак, называлась она горою Свежего ветра и была на ней сооружена крепость Свежего ветра, в которой обитали три разбойника. Одного, Янь Шуня, прозывали Пятнистым Тигром; другой, Ван Ин, носил прозвище Приземистый Тигр, а третий, Чжэн Тяныноу, прозывался Белоликий Барин. Под их предводительством собра¬
86


лось сотен пять молодцов. Они только тем и занимались, что грабили на дорогах, совершали поджоги и убийства. И никто не решался им перечить.
Когда путники во главе с У Старшим, окружив паланкин с Юэнян, въехали в горы, спускались сумерки, но не видно было ни гостиницы, ни постоялого двора. Страх все больше овладевал ими. Вдруг лошадь У Старшего попала в аркан и, стреноженная, рухнула в пропасть. Тем временем молодцы захватили паланкин с Юэнян и потащили его в горы, а об остальных путниках во главе с У Старшим доложили трем главарям. Немного погодя вихрем выскочил отряд молодцов и, навьючив лошадей, ускакал в горы. У Старшего и остальных повели в крепость.
В крепости главари-разбойники справляли пир. Они угощали шаньдунца Сун Цзяна, по прозванию Благодатный Дождь. Скрываясь от преследования после убийства певички Янь Поси, Сун Цзян попал в крепость, где главари и оставили его погостить на несколько дней.
Сун Цзян заметил траур в прическе Юэнян. На ней было суровое белое платье. Держалась она строго и чинно. Манеры и облик выдавали в ней либо жену человека непростого, либо представительницу богатого дома. Сун Цзян спросил, кто она.
— Почтенный атаман! — выступая вперед и кланяясь, обратилась она к Сун Цзяну. — Я родом У, жена тысяцкого Симэнь Цина. Живу одинокою вдовой. Когда был тяжело болен мой муж, я обреклась совершить паломничество в храм на Великой горе. Сначала нас преследовал Инь Тяньси, потом день и ночь мы спешили домой. Опустился вечер, и мы сбились с пути. Так и попали в ваши владения, почтенный атаман. Не смеем просить наши вещи. Только пощадите нас, не губите. Отпустите. Этим вы осчастливите нас.
Ее трогательная мольба задела Сун Цзяна за живое. Милосердие и жалость заговорили в нем.
— Эта сударыня — супруга моего сослуживца, честного чиновника, — обратился он к Янь Шуню и поклонился. — Помнится, мы видались когда-то. Она совершила паломничество ради мужа. Ее преследовал Инь Тяньси. А сюда она попала нечаянно, не имея намерения нарушать пределы твоих владений, мудрый брат. Перед тобой верная жена. Ради меня, Сун Цзяна, прошу тебя, отпусти ее с миром. Не порочь ее доброго имени, брат.
— А как же я буду жить без жены? — спросил Ван Ин. — Дай ее мне в жены, пока я в крепости.
87


С этими словами Ван Ин приказал молодцам отвезти Юэнян во внутреннюю постройку крепости.
— Я ведь все объяснил вам! — обращаясь к Янь Шуню и Чжэн Тяньшоу, продолжал Сун Цзян. — А брат Ван Ин все-таки не хочет внять моей просьбе.
— Всем хорош наш брат Ван Ин, — заметил Янь Шунь. — Одна у него слабость: стоит ему хорошенькую женщину увидать, как глаза загораются, и он влюбляется по уши.
Сун Цзян вышел из-за стола и вместе с обоими главарями направился в заднюю постройку крепости к Ван Ину.
Ван Ин обнял Юэнян и домогался ее ласк. Тут подоспел Сун Цзян и оттащил Ван Ина.
— Брат! — обратился Сун Цзян к Ван Ину. — Раз ты герой и добрый молодец, то не положено тебе питать слабость к женскому полу. Если ты желаешь жениться, обожди немного. Я, Сун Цзян, сам буду сватом. Хорошую девицу посватаю, слово даю. Будет она тебе и чай заваривать, и воду подавать. Женой, настоящей женой возьмешь. А зачем тебе, спрашивается, эта вдова? Ну зачем?
— А ты, брат, к чему в мои личные дела вмешиваешься? — не унимался Ван Ин. — Для чего мои права ущемляешь, а? Нет, лучше уж уступи ее мне.
— Нехорошо ты поступаешь! — продолжал Сун. — Веришь ты мне, Сун Цзяну, или нет? Говорю, найду тебе подходящую. Ну чем тебя могла прельстить эта побывавшая замужем баба? Ведь над тобой все молодцы с рек и озер22 потешаться будут. На смех подымут. А про Инь Тяньси, насильника, я тебе вот что скажу. Если я не вернусь в горы Лян23, то другое дело. Но если только вернусь, даю слово: я отомщу Инь Тяньси за эту женщину.
Заметьте, дорогой читатель! Впоследствии Сун Цзян вернется на Лян-шань и станет во главе крепости. Инь Тяньси вознамерится отобрать поместье у Чай Хуанчэна. Тогда Сун Цзян пошлет Ли Куя, по прозвищу Черный Вихрь, и тот убьет Инь Тяньси. Событие это потрясет всю область Гаотан, но не о том пойдет речь.
Выслушал Янь Шунь увещания Сун Цзяна и, не спрашивая согласия Ван Ина, приказал позвать паланкинщиков. Юэнян подняли в паланкин.
Поняв, что пришло освобождение, Юэнян с поклоном благодарила Сун Цзяна.
— Вы спасли меня, почтенный атаман! — говорила она. — Жизнью я обязана вашей милости.
88


— Ой, нет! — возразил Сун Цзян. — Не я тут хозяин. Я только гость из Юньчэна24. Ты должна благодарить вот их, трех атаманов.
Юэнян поблагодарила главарей. У Старший, охраняя сестру, покинул горный лагерь. Они объехали гору Свежего ветра и, выбравшись, наконец, на большую дорогу, ведущую к Цинхэ, продолжили путь.
Да,
Разбита клетка из нефрита —
И феникса уж нет.
Ключ золотой дракон похитил И свой запутал след.
Тому свидетельством стихи:
Все в мире существующее зло В сердцах людских убежище нашло. Когда бы из сердец нам зло изгнать, Средь хищных тигров можно устоять.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
89


г
л
А
*
А
»
□
С
Е
М
J>
д
Е
С
if
т
тт
т
А
Я
Юэнян раскрывает прелюбодеяния Цзинълянъ.
Тетушка Сюэ лунной ночью уводит проданную Чунъмэй.


Невесело растить чужую дочь,
А «стреляную птицу» гнать бы прочь!..
Раскроет рот — почтительна она,
Но искренности вовсе лишена.
Ей мнится: в доме нет о ней забот,
Об этом и судачит у ворот.
Пример неблагодарности людской —
Бранить своих кормильцев день-деньской.
Не станем рассказывать, как У Старший, охраняя Юэнян, добирался до дому.
Поведаем о Пань Цзиньлянь. После отбытия Юэнян они с Чэнь Цзинцзи дня не упускали, чтобы не встретиться. Бегал он за ней как петух за курицей. Не расставались они ни в передней половине дома, ни у задних построек.
Но вот однажды насупила Цзиньлянь брови и в талии раздалась. Ходила она понурая. Ее весь день клонило в сон. Не хотелось ни есть, ни пить. Позвала она тогда к себе в спальню Цзинцзи и повела разговор.
— Послушай, что я тебе хочу сказать, — начала Цзиньлянь. — Мне эти дни на белый свет глядеть неохота. И в талии раздалась. А в животе бьется, стучит. Перестала пить и есть. Во всем теле тяжесть какая-то. Когда был жив сам, я мать Сюэ просила. Она мне средство из детского места давала и наговорила воду. Все думала — понесу. Только тогда никаких признаков не появлялось. А вот теперь, когда сам на том свете... Давно ль мы с тобой встречаемся, и уж младенца жди. Помню, меня последний раз в третьей луне месячные беспокоили. Стало быть, ему шесть месяцев. Бывало, я над другими подтрунивала, а теперь и до меня черед дошел. И ты, пожалуйста, не притворяйся, будто знать не знаешь,
91


ведать не ведаешь. Пока нет хозяйки, лучше разыскал бы средство для изгнания плода. Как выкину, мне сразу и полегчает. А то еще, чего доброго, дождусь — сотворю чудо-юдо, придется смерть молить. Людям на глаза будет стыдно показываться.
— У нас в лавке найдутся любые лекарства, — выслушав ее, отвечал Цзинцзи. — Не знаю, правда, которое изгоняет плод. Да и рецепта нет. Но не волнуйся. Что-нибудь придумаем. Доктор Ху с Большой улицы лечит и старых и малых, славится как специалист по женским болезням. Какие только недуги не исцеляет! Он и у нас бывало пользовал. Погоди, я у него попрошу. Примешь — и будет выкидыш.
— Дорогой мой! — взмолилась Цзиньлянь. — Поторопись же! Не теряй времени! Спаси меня!
Цзинцзи завернул три цяня серебра и отправился к доктору Ху. Тот оказался дома и вышел навстречу посетителю. Они обменялись приветствиями. Доктор, узнав в прибывшем зятя почтенного Си- мэня, пригласил Цзинцзи в дом и предложил сесть.
— Давно не видались! — заговорил доктор. — Позвольте узнать, чем могу служить?
— Простите за беспокойство, доктор! У меня к вам просьба, — начал Цзинцзи и выложил три цяня серебра. — Это за лекарство. Я попросил бы у вас, доктор, одну-две дозы лучшего средства, изгоняющего плод. Будьте так добры.
— Я исцеляю взрослых, — пояснял Ху, — являюсь знатоком женских и детских болезней. Лечу недуги внутренние и наружные. Постиг «Тринадцать неизменных рецептов», «Чудодейственные рецепты предельного долголетия», «Священные рецепты с моря»1 и всю фармакопею по разным внутренним болезням2. Словом, нет того, в чем бы я был несведущ. К тому же, считаюсь я специалистом-гинекологом. Лечу женщин как в предродовой период, так и в послеродовой. Ведь у женщины основа — это кровь. Она сосредоточена в печени и растекается в остальные внутренние органы. Направляясь вверх, становится молоком, а вниз — месячными. От соединения семени зачинается зародышевая пневма, завязывается плод. У девицы к четырнадцати годам наступает половое созревание, приходит в полное действие чудесный меридиан Жэнь* и начинаются регулярные менструации. Обычно они происходят раз в три десятидневки. Расстройства в крови и пневме наблюдаются при нарушении равновесия женского и мужского начал — инь и ян. При избытке мужского начала истечения учащаются, при избытке женского начала, напротив, замедляются. Разгоряченная кровь истекает, охлажденная застывает. Обильные и несвоевременные
92


истечения приводят к заболеванию. При обилии холода наблюдается больше белей, а жара — кровей. Когда отсутствует гармония между холодом и теплом, идет сукровица. В общем, когда в крови и пневме гармония и оба начала — инь и ян — уравновешены, жизнетворная кровь, несущая семя, собирается и образует плод. Обследование по пульсу кровеносных и пневмопроводящих сосудов, связанных с сердцем и почками, показывает, что обилие семени означает рождение сына, а преобладание крови — рождение дочери. Таковы уж законы естества! До родов главное — сохранить плод. Если беременная не страдает недугами, нельзя злоупотреблять лекарствами. На десятой луне наступают роды. Тогда нужно особенно тщательно беречь себя. Иначе можно нажить послеродовые болезни. Остерегаться необходимо, очень остерегаться!
— Но я не прошу у вас, доктор, средства, укрепляющего плод, — заговорил, улыбаясь, Цзинцзи. — Мне необходимо в данный момент лекарство, которое изгнало бы его.
— Забота о сохранении жизни — это основа основ всего происходящего меж небом и землей! — воскликнул доктор Ху. — Среди людей девять из десяти просят средств укрепить плод. А вам вдруг для изгнания? Как это так?! Нет, нет! Таковыми не располагаю.
Видя, что Ху противится, Цзинцзи прибавил еще два цяня серебра.
— Пусть вас это не смущает, доктор, — продолжал он. — У каждого своя забота. А женщина, о которой идет речь, уже и раньше переносила страдания, теперь же ей предстоят еще более тяжкие муки. Вот почему она и пожелала выкинуть.
— Ладно, не тужи! — согласился доктор Ху и принял серебро. — Дам тебе дозу напрочь вычищающего снадобья из трубчатых цветков красной астры4. Пусть примет и пройдет пешком расстояние в пять ли. Плод выйдет сам собой.
Тому свидетельством романс на мотив «Луна над Западной рекой»3:
Соломоцвет^ и дендробиум — крабъя клешня^.
Плюс молочайчистотел^, нашатырь, железняк^, Тушка мушинаяволчник^ и мирабилит^,
Ртуть^ разотру и добавлю туда магнетит Зернышко персикатетрапанакс из бумаги^. Мускус^ и «пояс узорный»^, немножечко влаги, Красную астру сварю, и текома пойдет С рисовым уксусомНачисто вытравит плод!
93


Цзинцзи, получив две дозы напрочь вычищающего снадобья из трубчатых цветков красной астры, откланялся. Дома он передал пилюли Цзиньлянь и объяснил все по порядку.
К вечеру Цзиньлянь разогрела и приняла добытую микстуру. Через некоторое время она почувствовала боль в животе и легла на кан. Чуньмэй она не велела отлучаться, просила массажировать ее. И как ни странно, при первом же позыве она выбросила плод. Цюцзюй наказала завернуть его в бумагу и бросить в отхожее место. А на другой день золотарь обнаружил беленького пухленького мальчика. Как говорится, добрая слава под лавкой лежит, а дурная — по дорожке бежит.
Через несколько дней все в доме от мала до велика знали, что Цзиньлянь сошлась с зятем и прижила ребенка.
Но вот настал день, когда вернулась У Юэнян. Паломничество на гору Тай и обратно заняло полмесяца. Юэнян прибыла домой в десятой луне. Ее встречали все домашние. Нагрянула она как снег на голову. Первым делом хозяйка воскурила благовония перед изображениями божеств Неба и Земли, почтила поклонами дщицу усопшего Симэнь Цина, потом поведала Мэн Юйлоу и остальным домашним о своем паломничестве в монастыри на гору Тай. Ее рассказ о пережитом в горной крепости завершился громким плачем, на который сбежались все от мала до велика. К Юэнян вышла кормилица с Сяогэ на руках. Встретились мать и сын. Были сожжены жертвенные деньги и устроен пир, после которого У Старшего проводили домой. А вечером жены угощали прибывшую хозяйку, но не о том пойдет рассказ.
На другой день у Юэнян стало ломить и болеть все тело. Сказывались превратности нелегкого пути, а еще более испуг, который пришлось пережить. Нездоровилось ей дня три.
Служанка Цюцзюй с удовольствием, развесив уши, узнала о шашнях Цзиньлянь с Цзинцзи. Ее так и подмывало рассказать Юэнян: она, мол, ребенка прижила, в отхожее место бросила, а золотарь нашел. Все, мол, в доме видали. А еще хотелось рассказать, как ее, Цюцзюй, обругала и избила Цзиньлянь.
Гнев душил Цюцзюй, но его некому было излить. И вот она опять отправилась к Юэнян. Но у дверей хозяйкиной спальни на нее набросилась Сяоюй.
— Опять ты, сплетница проклятая! — ругалась Сяоюй, награждая ее затрещинами и пощечинами. — Убирайся пока цела, рабское твое отродье! Матушке с дороги нездоровится, в постели
94


лежит. Уходи с глаз долой, негодница! Рассердишь матушку, тебе же хуже будет.
Цюцзюй снесла оскорбления и покорно удалилась. И надо ж было тому случиться! Как-то Цзинцзи пришел за одеждой. Только было Цзиньлянь возлегла с ним в тереме Любования цветами, как Цюцзюй поспешила в дальние покои и позвала Юэнян.
— Матушка! — обратилась она. — Я вам раза два или три докладывала, но вы мне не верили. Пойдемте и посмотрите, чем они в тереме занимаются. А когда вас не было, она с ним ни днем, ни ночью не расставалась. Ребенка прижила. И Чуньмэй с ними заодно. Я зря говорить не буду, матушка.
Юэнян поторопилась к терему, где все еще находились любовники. Но Цзиньлянь держала в клетке под стрехой говорящего попугая.
— Матушка идет! — громко прокричал попугай.
Услышала его находившаяся в то время в спальне Чуньмэй и
тотчас же вышла. Заметив Юэнян, горничная крикнула Цзиньлянь. Первым с узлом из терема показался Цзинцзи.
— Зачем ты, дело не дело, сюда ходишь, а? — остановила его Юэнян. — Или ты, как дитя малое, не помнишь, что тебе говорят?
— Меня покупатель ждет, — отвечал Цзинцзи. — Некому было за одеждой сходить.
— Ведь я ж приказывала! — продолжала хозяйка. — За одеждой слуги должны ходить. Опять ты вдову в спальне навещаешь? И тебе не стыдно?
Ни жив ни мертв пошел уличенный Цзинцзи. Сама Цзиньлянь долго не решалась показываться на глаза Юэнян. Наконец и она спустилась вниз. Ее тоже, как только могла, урезонивала Юэнян.
— Чтобы я больше не видала такого сраму, сестра! — выговаривала она. — Раз мы овдовели, должны вести себя подобающе. Это при муже можно было красоваться дома, выставлять себя на людях. Помни, и у стен есть уши. К чему ты с этим малым связываешься? Сгоришь со стыда, если прознают служанки да пойдут сплетни. Как говорится, безвольный мужчина никчемен, словно обломок, а безвольная женщина мягка, будто лен, и тает, как сахар. Кто ведет себя как полагается, той и приказывать нет надобности. А кто сбился с пути истинного, так той никакие приказания впрок не пойдут. Будь ты твердой и стойкой, какая служанка стала бы судить да рядить? А мне про тебя не один раз говорили. Я все не верила, пока вот собственными глазами не увидала. Раньше я молчала, но теперь скажу. Одумайся, сестра, и возьми себя в руки. Храни
95


верность мужу и береги свою честь. Вот меня дважды захватывали насильники. А как домогались! Не будь у меня стойкости, и домой бы не вернулась.
От стыда Цзиньлянь то краснела, то белела, а сама все твердила, что ничего, мол, такого меж нею и зятем не было.
— Только я в тереме благовония зажгла, — говорила она, — тут зять Чэнь за одеждой пришел. Да я с ним и словом-то не обмолвилась.
Высказав Цзиньлянь все, что было на душе, Юэнян вернулась к себе. А вечером Чэнь Цзинцзи досталось от жены.
— Ах ты, арестантское твое отродье! — ругалась Симэнь Старшая. — Тебя ж, негодника, на месте преступления застали, а ты еще отпираешься, рта не закрываешь. Что вы там в тереме делали, а? Молчишь? Шашни заводишь, а меня бросил? Меня хоть в щель какую заткнуть, чтобы не мешалась. А эта потаскуха мужа у меня отобрала да еще других впутывает, бесстыжая. Кирпич из выгребной ямы — вонючка! Она как лук стрельчатый у южной стены. День ото дня горше. И ты еще рассчитываешь, что я тебя кормить буду?
— Ах ты, потаскуха! — вспылил Цзинцзи. — А не твой ли папаша мое серебро присвоил, а? Ты меня кормить не будешь?!
И выведенный из себя Цзинцзи направился в переднюю половину дома. С тех пор он без особой надобности больше не решался заглядывать на женскую половину. А когда нужно было принести одежду, в терем ходили Дайань или Пинъань. Теперь и обедал
ёзинцзи в лавке. Как проголодается бывало возьмет у приказчика 'у денег и купит на улице отвару да лапши. Так и питался. Как говорят, волки грызутся, а овцам достается. Ворота и двери стали запирать еще раньше, когда солнце светило высоко в небе. Опять нельзя стало встречаться им с Цзиньлянь.
Чэнь Цзинцзи принадлежал в городе дом, в котором в последнее время поселился бывший командующий ополчением Чжан, его дядя со стороны матери. Чжан был смещен и жил на покое. Вот к нему-то и повадился ходить Цзинцзи. Заглядывал он то к завтраку, то к обеду, а Юэнян зятем не интересовалась. С Цзиньлянь же Цзинцзи не встречался около месяца. Одинокой, ей казалось, что день тянется целых три осени, а ночь не короче половины лета. Могла ли она вынести тишину пустой спальни? В ней кипела неуемная страсть. Она жаждала свиданья. Но одно препятствие накладывалось на другое, и они были лишены возможности хотя бы весточкой обменяться. Цзинцзи никак не мог придумать, с чего ему начать.
96


У Юэнян разоблачает блудодейство
务л褒説破奸修


Девица Чунъмэй при расставанье не проронила ни слезинки
春袼姐表奮別汊


И вдруг однажды он заметил проходившую мимо дома тетушку Сюэ. У него сразу блеснула мысль поручить ей передать Цзиньлянь записку с излиянием чувств и разъяснением обстоятельств, мешающих их встрече.
И вот как-то Цзинцзи ушел из дому, будто бы собрать долги, а сам направился прямо к тетушке Сюэ. У ворот привязал осла и, отдернув дверной занавес, спросил:
— Мамаша Сюэ дома?
На кане расположились сын хозяйки, Сюэ Цзи, и с младенцем на руках его жена Цзинь Старшая. Рядом сидели две девицы, которых продавали в служанки.
— Кто там? —отозвалась невестка Цзинь Старшая и вышла к посетителю.
— Это я, — проговорил Цзинцзи. — А мамаша дома?
— Прошу вас, проходите и присаживайтесь, — пригласила невестка.
— Мамаша собирает деньги за головные украшения. Она вам нужна? Я за ней пошлю.
Невестка подала Цзинцзи чаю.
Немного погодя появилась и тетушка Сюэ.
— A-а! Зятюшка пожаловал, — отвешивая поклон, протянула Сюэ. — Каким же ветром вас занесло в наши края?
И она наказала невестке угостить Чэня чаем.
— Только что откушали, — сказала Цзинь Старшая.
— Без дела не пришел бы, мамаша, — начал Цзинцзи. — Видишь ли, у нас с матушкой Пятой давно уж близкие отношения. Но из-за кляузницы Цюцзюй нас разлучили. От меня отвернулась жена и хозяйка. Но я не в силах расстаться с Цзиньлянь. Мы давно не видались. Нам даже весточкой обменяться не дают. Вот я и хотел бы попросить тебя, мамаша. Не передала бы ты ей мое послание? — Цзинцзи достал из рукава лян серебра. — А это тебе на чай сгодится.
— Где этакое видано, чтобы зять с тещей заигрывал, а? — ударяя в ладоши, рассмеялась Сюэ. — Такое редко встретишь. Скажи мне, зятюшка, только правду скажи. Как это тебе все-таки удалось ее заполучить?
— Тише, мамаша, и довольно шутить, — сказал Цзинцзи. — Вот я письмо принес. Передай его при случае ей, ладно?
99


— Кстати я еще и хозяюшку не видала, как она из монастыря воротилась, — беря письмо, заметила Сюэ. — Заодно и к ней, стало быть, загляну.
— А где я ответ получу? — спросил Чэнь.
— В лавку занесу.
Нзинцзи сел на осла и поехал домой, а другой же день тетушка Сюэ забрала свою корзину с искусственными цветами и направилась прямо к дому Симэнь Цина. Первым делом она навестила Юэнян. Посидела немного у нее, потом пошла к Мэн Юйлоу, а уж от нее к Цзиньлянь.
Цзиньлянь тем временем ела кашу. Вид у нее был крайне печальный.
— Матушка, дорогая моя! Ну к чему так грустить и убиваться?! — успокаивала ее Чуньмэй. — Ведь, сказывали, и бессмертная Хэ Сяньгу22 себе мужа заводила. Сплетни, матушка, они всегда ходят. Только нечего к ним прислушиваться. И древние святые жили не без греха, что ж говорить о простых смертных, вроде нас с вами. Хозяин вон умер, а у хозяйки сын на свет появился. Ну так что же? Значит, и ее судить, да? Ей теперь не до наших сердечных дел. Так что успокойся! И небо падать начнет, силачи найдутся — подопрут. А что живому человеку нужно! Наслажденье вкусил, значит, день не зря прожил. — Чуньмэй принесла подогретого вина и налила Цзиньлянь. — Выпейте чарочку тепленького, матушка, развейте тоску. — Тут горничная заметила снаружи у крыльца кобеля с сукой и продолжала. — Вон погляди, всякая тварь к радостям жизни стремится. Так неужто человек должен их отвергать?!
Когда они пили вино, появилась тетушка Сюэ.
— Вы, матушка, вижу, с горничной своей живете не тужите, — отвешивая поклон, заговорила, улыбаясь, старуха. Она посмотрела на пару собак и продолжала. — Счастье в дом стучится. Глядите! Всю тоску как рукой снимут.
И тетушка Сюэ опять поклонилась.
— Совсем пропала! — говорила Цзиньлянь. — Каким ветром тебя занесло, мамаша?
Она предложила гостье присаживаться.
— Я и сама не знаю, чем все время занималась, да только и без дела не сидела, — отвечала Сюэ. — Вон матушка Старшая успела в горной обители помолиться, а я и ее с опозданием навестила. Обиделась она на меня. У матушки Третьей побывала. Взяла она у меня два зимородковых цветка и ободок. Какая же она добрая! Тут же восемь цяней серебра и отвесила. Зато матушка Сюээ еще в восьмой луне две пары шелковых цветов взяла, два цяня серебра
100


должна осталась. До сих пор не отдает. На жизнь, мол, не хватает. Ну и скупа! А вы-то, матушка, что же там не были?
— Плохо себя чувствую эти дни, — пояснила Цзинь - лянь. — Никуда не выхожу.
Чуньмэй налила гостье чарку вина.
— Не успела придти, как вином угощают, — торопливо отвешивая поклон, проговорила Сюэ.
— Это чтоб тебе, мамаша, поскорее младенцем обзавестись, — заметила Цзиньлянь.
— Нет уж, мое время отошло. А вот невестка моя, Цзинь Старшая, недавно опять нас порадовала. Два месяца как родила. А вам, матушка, скучно небось, как не стало батюшки-то?
— Лучше не говори! — отозвалась Цзиньлянь. — Когда был жив сам, все шло как полагается, а теперь все нам одни мученья да страдания. Правду сказать, народу у нас много и языков не меньше. А как родился у Старшей сын, так она будто переродилась. На нас смотрит как на чужих. Мне и так-то нездоровится, а тут еще сплетни поползли. Вот и не хожу туда.
— Все наша Цюцзюй, рабское отродье, натворила! — вставила Чуньмэй. — Каких только небылиц на мою матушку не наговорила. И меня-то впутала. Вот смутьянка!
— Да ведь она ж всего-навсего служанка! — недоумевала Сюэ. — Как у нее наглости хватило так с хозяйкой обходиться, а? Знай сверчок свой шесток. Это еще что за выходки такие!
— Ступай погляди! — обратилась Цзиньлянь к Чуньмэй. — Не подслушивает ли и на этот раз рабское отродье?
— Она на кухне рис выбирает, худая бадья! — отвечала горничная. — Рабское отродье, мешок дырявый! Все из нее наружу вылезает.
— Пока нет посторонних, я вам, матушка, вот что хочу сказать, — начала тетушка Сюэ. — Был у меня вчера зятюшка Чэнь. Так, мол, и так. Она, говорит, негодяйка, языком своим все дело расстроила. Хозяйка его, зятюшку-то, не один раз отчитывала. Ворота и двери на запоре держит, за одеждой и лекарствами ходить не велит. Слуг посылает. Жену его в восточный Флигель переселила, а та даже обед ему в лавку носить перестала. Проголодаюсь, говорит, к дяде Чжану обедать иду. На что ж это похоже! Слугам разрешено ходить, а зятю, выходит, нет доверия. Так с вами, матушка, никак и повидаться-то не может. Вот и попросил меня передать вам письмецо. Просил низко кланяться и не тосковать. Да и чего вам теперь, матушка, бояться, когда помер хозяин? Пора, небось, и о себе подумать. Надо случаем пользоваться, матушка, да себя показать. А то ведь что получается? Иной раз мы благовония зажечь
101


боимся — дым, мол, пойдет. А другой пожар устроит, да ему с рук сойдет.
Тетушка Сюэ достала запечатанное послание Цзинцзи и вручила его Цзиньлянь. Та разорвала конверт, но вместо письма нашла романс на мотив «Туфелек алый узор»:
«Я варварами окружен.
Сгораю в их огне.
Под Голубым мостом^ сражен Волной, лежу на дне.
Молва вольна, как ветра шум —
Предвестница беды,
И, пусть я больше не грешу, —
Не сдуть ее следы.
Чем тайно умирать с тоски,
Открыто жить хочу.
Ведь ветры — злые языки Всегда молотят чушь.
Милостивой государыне сестрице Шестой от Цзинцзи с нижайшим поклоном».
Цзиньлянь прочитала послание и спрятала его в рукав.
— Он ждет ответа, — сказала Сюэ. — Черкнули бы несколько слов, а то не поверит, что передала.
Цзиньлянь велела горничной угостить тетушку Сюэ вином, а сама удалилась в спальню. Наконец, она вынесла белый шелковый платок и золотое кольцо. На платке был написан романс. Он гласил:
Ради тебя
я в страхе жила,
Ради тебя
нарушен обет.
Мне без тебя
и жизнь не мила.
Мне без тебя
счастия нет.
Из-за тебя
румяна в окно Брошу, скорбя:
отвергну совет.
102


Губит меня
холопка давно,
Гибну, любя,
от боли и бед.
Цзиньлянь аккуратно сложила платок и протянула его тетушке Сюэ.
— Передай от меня поклон и пусть крепится, — наказала она. — А к дяде Чжану ходить — только ему надоедать. Нас же будет винить. Скажет, у тестя, мол, торгует, а у меня обедает. По- думает, что у нас уж и накормить нечем. Пусть лучше, как проголодается, возьмет денег в лавке да купит себе. С приказчиком поест. Скажи ему, если он будет дуться и не показываться в доме, то решат, что боится и совесть нечиста.
— Все скажу, — пообещала Сюэ.
Цзиньлянь наградила ее пятью цянями серебра и проводила. Тетушка Сюэ направилась прямо в лавку. Разыскав Цзинцзи, она отвела его в сторону и передала сложенный платок.
— Матушка Пятая не велит вам серчать и дуться, — начала она. — Надо, говорит, в дом заходить. А у дяди Чжана она вам обедать не советует, чтобы не надоедать человеку. — Тут она показала Цзинцзи пять цяней и продолжала. — Это она мне дала. Я ведь от вас ничего не утаиваю. А то как встретитесь после дол- гой-то разлуки, скажет она вам про серебро, — не будешь знать, куда глаза деть.
— Не знаю, как мне тебя благодарить, мамаша, за все твои хлопоты, — проговорил Цзинцзи и отвесил Сюэ низкий поклон.
Тетушка уже пошла к себе, но вскоре вернулась.
— Чуть было не забыла сказать! — воскликнула она. — Де- ло-то какое! Только я от матушки Старшей, стало быть, вышла, посылает она мне вдогонку Сючунь. Хозяйка, говорит, просит зайти. Захожу. Вечером, говорит, приди забери Чуньмэй. Продать решила. Она, говорит, вам сводней служила. Вместе, говорит, со своей хозяйкой любовника ублажала. Вот дело-то какое!
— Тогда оставь ее пока у себя, матушка, — попросил Цзинцзи. — А я на днях к вам зайду, поговорю с ней.
С тем тетушка Сюэ и ушла.
Когда же настал вечер, и на небе взошел месяц, Сюэ и в самом деле явилась в покои Юэнян за Чуньмэй.
— Я ведь тебе за нее тогда шестнадцать лянов серебра заплатила, — без лишних слов заявила Юэнян. — За ту же цену и продаю. — И она обернулась к Сяоюй. — Ступай вели ей собраться.
103


Да проследи, чтобы никаких вещей с собой не брала. Я ее без нарядов продаю.
Тетушка Сюэ проследовала к Цзиньлянь.
— Вот ведь как дело-то обернулось! — начала Сюэ. — Матушка Старшая велела мне сестрицу Чуньмэй забрать. Она, говорит, заодно с вами, дорогая вы моя, зло творила, любовника завела. Заломила прежнюю цену и ни в какую!
Услышала Цзиньлянь, что у нее отбирают горничную Чуньмэй, вытаращила глаза и остолбенела, будучи не в силах слова вымолвить. Глаза ее наполнились слезами.
— Мамаша! — воскликнула она, наконец. — Видишь, какие муки нам без мужа переживать приходится! А давно ль мы его хоронили! И уж отнимают у меня наперсницу. До чего ж она все-таки бессердечная, наша хозяйка! Нет у нее любви к человеку — одна самонадеянность. Вон у Ли Пинъэр сын и полутора лет не прожил — помер. А этот и оспой-то еще не болел. Кто знает, что ему уготовано? А она уж заносится — Небо затмила!
— Разве он оспой не переболел? — спросила Сюэ.
— Какое там! Ему года нет.
— Ас сестрицей Чуньмэй батюшка, говорят, тоже ложе делил? — спросила Сюэ.
— Ложе делил!!! — воскликнула Цзиньлянь. — Да он ее на руках носил, берег пуще глаза. Она бывало слово скажет, а ему десять слышатся. Одно попросит, а он ей десять подносит. Он ее выше хозяйки дома ставил. Та бывало велит слуге десяток палок всыпать, а батюшка в угоду Чуньмэй пятью ограничится.
— Вот оно что! — протянула Сюэ. — Не права, значит, хозяйка. Раз хозяин так выделял и ублажал барышню, надо было разрешить ей взять с собой сундуки и корзины. А то и нарядов не возьми — нагая ступай. Так-то и перед соседями неловко.
— Так она тебе и сказала — пусть наряды оставит? — спрашивала Цзиньлянь.
— Ну да! Велела Сяоюй посмотреть, чтобы никаких нарядов не взяла.
Их разговор услыхала Чуньмэй, но даже слезинки не уронила.
— Ну зачем вы плачете, матушка? — обратилась она к плачущей хозяйке. — Я уйду, а вы потерпите. Не то себе хуже наделаете. Заболеете еще, а ходить будет некому. Я-то, ладно, и без нарядов обойдусь. Исстари повелось: настоящий мужчина не питается подаяньем, настоящая женщина не красуется в приданом.
В это время появилась Сяоюй.
— Матушка Пятая, хотите верьте, хотите нет, — обратилась она к Цзиньлянь. — Хозяйка моя все шиворот-навыворот делает.
104


Ведь сколько лет вам верно служила сестрица Чуньмэй! Вы только хозяйке моей ничего не говорите. Достаньте, матушка, сестрицын сундук да выберите из нарядов что получше, а узел пусть тетушка Сюэ вынесет. У Чуньмэй хоть о вас память будет. Ведь сколько лет под одной крышей прожили!
— Какое у тебя доброе сердце, сестрица дорогая! — заметила Цзиньлянь.
— Никому не дано судьбу предугадать! — отвечала Сяо- юй. — Все мы, как лягушки иль сверчки, на одном клочке земли суетимся. Убьют зайца, и лиса пригорюнится. Всякая живая тварь близкому радеет.
Достали они сундук Чуньмэй. Ей отдали платки, головные цветы из перьев зимородка и шпильки. Цзиньлянь выбрала туфельки и два комплекта одежды из узорной тафты и атласа. Навязали большой узел. От себя лично Цзиньлянь поднесла горничной шпильки, серьги и кольца. Сяоюй вынула из прически пару шпилек и тоже подарила Чуньмэй. А все остальное — серебряные сетки для волос с кистями, кофты и юбки из расшитой цветами золотой парчи — оставили в сундуке, который был перенесен в покои Юэнян.
Чуньмэй поклонилась на прощание своей хозяйке, а Сяоюй со слезами на глазах вышла проводить ее за ворота. Цзиньлянь велела Чуньмэй проститься с Юэнян и остальными хозяйками, но Сяоюй замахала рукой. Чуньмэй, глядя в спину впереди идущей тетушки Сюэ, шествовала к воротам уверенной походкой и даже не повернула головы.
Проводив Чуньмэй за ворота, Сяоюй вернулась доложить Юэнян.
— В одном платье отправилась, — говорила она, — никаких нарядов не дали.
Удалилась к себе в спальню Цзиньлянь. Всегда рядом с ней была горничная. Как близки они были, какие вели задушевные беседы! И вот ее не стало. Без нее покои сразу как-то опустели и осиротели. Цзиньлянь не выдержала и громко зарыдала.
Тому свидетельством стихи:
Единство близких нынче раскололось.
Еще звенит в ушах привычный голос.
С тобою в спальне больше ни души,
Лишь сердце горько сетует в тиши.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
105


Сюээ подговаривает избить Чэнь Цзинцзи.
Старуха Ван с выгодой для себя сватает Цзинълянъ.


Довольство жизнью полным быть не может,
Но щедростью пусть будешь ты приметен.
Умей ценить разумные советы,
Держись вдали от сплетников и сплетен.
Живем, как на подмостках балагана...
Людей коварных избегай упорно.
Сердечной, умной женщине доверясъ,
Боль за улыбкою не прячь притворной.
Итак, загрустила Пань Цзиньлянь, когда отняли у нее Чунь- мэй, но не о том пойдет речь.
Расскажем о Чэнь Цзинцзи. На другой день утром он сделал вид, что отправляется к должникам, а сам верхом поехал прямо к тетушке Сюэ. Она оказалась дома и пригласила гостя. Цзинцзи привязал осла и, войдя в дом, отпил чаю. Чуньмэй находилась во внутренней комнате.
— Чем могу вам служить, зятюшка? — притворяясь непонимающей, спросила хозяйка.
— Да я должников тут объезжал, вот и решил заглянуть, — проговорил Цзинцзи. — Ты ведь, мамаша, у нас вчера горничную взяла. Она еще у тебя?
— Пока у меня, — отвечала Сюэ. — Еще не отправила к новому хозяину.
— Раз она у тебя, я хотел бы ее видеть. Мне с ней надо поговорить.
— Дорогой зятюшка! — не без ехидства начала Сюэ. — А что мне теща твоя вчера наказывала? Ни в коем случае не велела вас пускать. Чтобы у меня, говорит, ни разговоров, ни свиданий не устраивать. Раз, говорит, вместе зло творили, всю грязь наружу вылили, я ее и хочу продать. Так что отправляйтесь-ка, зятюшка, подобру-поздорову пока не поздно, а то она, чего доброго, слугу
107


проведать подошлет. Наябедничает хозяйке, беды не оберешься. Мне тогда к вашим воротам лучше близко не подходить.
Цзинцзи захихикал и достал из рукава лян серебра.
— Вот тебе на чай, мамаша, — сказал он. — Возьми! Потом еще отблагодарю.
У тетушки Сюэ при виде серебра даже зрачки расширились.
— Дорогой мой зятюшка! — говорила она. — У вас самого, небось, с деньгами туговато. Меня вы только отблагодарите, а я вот что попрошу. В конце прошлого года заложила я у вас две пары цветастых подушек. Год выходит, и с процентами с меня, наверно, восемь цяней причитается. Вот вы подушки-то мне бы и вернули, а?
— Это пустяк! — заверил ее Цзинцзи. — Завтра же разыщу и принесу.
Тетушка Сюэ пригласила гостя во внутреннюю комнату, где находилась Чуньмэй, а невестке Цзинь Старшей велела готовить закуски.
— Я пойду сладкого к чаю возьму, — сказала она и пошла купить кувшин вина, мяса, маринованной рыбы и прочей снеди, чтобы угостить Чуньмэй и Цзинцзи.
— А ты хорош, зятюшка! — воскликнула Чуньмэй, завидев Цзинцзи. — Палач! Вот ты кто! Это ты завел нас с матушкой в тупик. Ты опозорил. Из-за тебя нас в доме возненавидели. Ты все наделал!
— Сестрица, дорогая! — уговаривал ее Цзинцзи. — Раз тебя держать перестали, значит и мне недолго оставаться. Рыба стремится, где глубже, а человек — где лучше. Попроси как следует мамашу Сюэ, чтобы за хорошего человека посватала. Мне еще тяжелей! Квашеному луку не видать широко поля. Мне в Восточную столицу к отцу собираться придется. С ним буду совет держать. А как ворочусь, разведусь с женой. Только прежде вытребую сундуки с добром, которые у них на хранение были поставлены.
Едва они успели поговорить, как появилась с покупками тетушка Сюэ и стала накрывать стол.
Чуньмэй и Цзинцзи сели рядом, выпивали и вели беседу. Две чарки за компанию с ними осушила и хозяйка. Так, слово за слово, завели разговор про У Юэнян.
— Какая она жестокая! — сокрушалась Сюэ. — Такую красавицу продает, и даже ни одежонки, ни шпилек, ни колец не смей взять. Неужели не совестно? Хотя бы о чести дома подумала. Как, мол, она новому хозяину покажется. Да еще прежнюю цену заламывает. А возьми вон чистую воду, перелей из чашки в чашку, и то, как ни говори, замутится. До чего ж скупа! Спасибо, Сяоюй
108


пожалела. Дала кое-какие вещи забрать. А то ведь на люди-то не в чем выйти.
Когда они захмелели, тетушка Сюэ велела невестке Цзинь Старшей унести ребенка и оставила их в комнате одних.
Да,
Чисты, прозрачны облака —
И феникс с парой в облаках.
Глубоководная река —
И двое уток на волнах.
Увы, боюсь, мне в полной мере Не описать весны красот.
Открылись к наслажденью двери,
И завязался счастья плод.
После недолгих утех они простились. Нелегко им было расставаться, но тетушка Сюэ, опасаясь, как бы Юэнян не подослала слугу, торопилась выпроводить Цзинцзи. Он сел на осла и поехал домой.
Не прошло и двух дней, как он пожаловал опять. Чуньмэй он поднес два расшитых золотом платка и две пары шаровар, а тетушке Сюэ вернул ее подушки и дал на вино серебра.
Только они с Чуньмэй сели за стол, как заявился посланный хозяйкой Лайань.
— Что ж ты не отдаешь горничную, а? — торопил он Сюэ.
У ворот он заметил привязанного осла и по возвращении наябедничал Юэнян.
— А там, оказывается, и ваш зятюшка обретается, — проболтался он.
Гнев охватил Юэнян. Одного за другим посылала она слуг за свахой Сюэ, пока та не пришла, наконец, к ней.
— Взяла негодницу, рабское отродье, а теперь нынче да завтра? — укоряла ее Юэнян. — Почему ты ее до сих пор держишь, а? Или логово приготовила? Любовника заманиваешь? Денежки на ней нажить решила, да? Не хочешь продавать, верни ее мне сейчас же! Я мамашу Фэн попрошу. И твоей ноги чтобы у меня больше не было!
Выслушала ее обвинения тетушка Сюэ и пустила в ход все свое неистощимое красноречие. На то она и была сваха!
— О Небо, помилуйте! — запричитала она. — Напрасно вы на меня такой поклеп возводите, матушка! Да неужто я буду от себя счастье отгонять, а? Вы же, почтенная моя благодетельница, мне дело поручили. Так неужели я нарочно ее у себя держу? Да я вчера
109


троим, наверно, сватала. Не берут — и все тут. Вы ведь, матушка, прежнюю цену запрашиваете, вам шестнадцать лянов отдай, а я сваха. Где мне такие деньги добыть?
— Слуга доложил, будто у тебя Чэнь с девкой пировал, — продолжала Юэнян.
— Ну и ну! — всплеснув руками, воскликнула Сюэ. — Чего не хватало! Так это ж совсем дело другое. Я еще в конце прошлого года заложила у вас на Львиной две пары подушек. Деньги я вернула, вот зятюшка и привозил мне подушки. Я пригласила было чаю попить, а он отказался. Тороплюсь, говорит, сел на осла и домой. Когда это он у меня пировал?! Ишь какой на язык проворный слу- га-то ваш, матушка! Чего ведь нагородил!
Многословные заверения свахи заставили Юэнян умолкнуть.
— Я одного опасаюсь, — заключила она после долгой паузы, — как бы этот молодой человек не выкинул еще какую-нибудь штуку. С его прытью всего можно ожидать.
— Я ведь, матушка, не трехгодовалый ребенок! — продолжала оправдываться Сюэ. — Что ж я, не понимаю что ли! Могла ли я вас ослушаться, когда вы мне так строго наказали, матушка! Нет, он у меня долго не засиживался, когда подушки привез. Я говорю, даже от чаю отказался. Когда ему было с барышней видеться! Вам бы, матушка, лучше сперва разузнать, как было дело, а потом уж меня обвинять. Если же правду говорить, то я вам должна сообщить. Столичный воевода господин Чжоу намерен ее взять для продления рода, но дает только двенадцать лянов. Может, если согласится на тринадцать, уступить, а? Его сиятельство, скажу я вам, раньше бывали у вас на пирах и видали барышню. Она петь умеет и собой хороша. Вот почему и дает столько. А ведь она не девица. Другие таких денег не выложат.
Тут тетушка Сюэ и Юэнян окончательно договорились о цене.
На другой день утром сваха велела Чуньмэй собраться и принарядиться. Ее высокую прическу-тучу обильно украшали цветы из перьев зимородка и жемчуг. Одета она была в красную атласную кофту и голубую атласную юбку, на ногах красовались изящные туфельки с острыми-преострыми слегка загнутыми кверху носками. К дому начальника Чуньмэй несли в паланкине.
Увидел начальник румяную и нежную, стройную и красивую в изящных туфельках Чуньмэй и, довольный, что она так похорошела, выложил свахе слиток в пятьдесят лянов серебра.
Дома тетушка Сюэ отбила от слитка тринадцать лянов и отнесла их Юэнян.
— А это мне его сиятельство поднесли, — сказала она, показывая на серебро. — А вы, матушка, со мной не поделитесь?
110


Юэнян ничего не оставалось, как отвесить ей пять цяней. В итоге тетушка Сюэ прикарманила от этого сватовства тридцать семь с половиной лянов серебра. Вот так девять свах из десяти и наживают деньги.
Но перейдем к Чэнь Цзинцзи. Как узнал он, что Чуньмэй продана, не по себе ему сталоТТем более раздражало его то, что нельзя было пройти к Цзиньлянь. Юэнян под вечер обходила сама дом с фонарем и крепко-накрепко запирала ворота, а Цзиньлянь она вообще перестала замечать.
И вот однажды, когда хозяйка перед сном заперла внутренние ворота, Цзинцзи буквально рвал и метал, не зная на ком зло сорвать.
— Я в ваш дом зятем вошел, так что нечего меня нахлебником считать! — обрушился он на жену, Симэнь Старшую, обзывая ее шлюхой и потаскухой. — Сколько твой папаша забрал у меня золота и серебра, а? Сколько у вас моих корзин и сундуков с добром стоит?! Ты — моя жена. Вместо того чтобы чтить мужа и поддерживать, ты заявляешь, будто я вас объедаю, за ваш счет ем-пью. Не даром мне ваши хлеба достались!
Выслушивая ругань мужа, Симэнь Старшая только плакала.
Двадцать седьмого дня в одиннадцатой луне справляли рождение Мэн Юйлоу.
Она с самыми добрыми намерениями наказала Чуньхуну отнести в лавку вина, закусок и сладостей, желая угостить Цзинцзи и приказчика Фу, но ее удержала Юэнян.
— Не заслужил он того, негодник! — говорила она. — Нечего за ним ухаживать. Приказчику Фу — пожалуйста, но только не ему!
Юйлоу, однако, не послушалась хозяйки, Чуньхун пошел в лавку и поставил на прилавок большой кувшин вина. Цзинцзи этого показалось мало, и он велел Лайаню попросить еще.
— Не надо больше вина, зятюшка! Хватит и этого, — уговаривал Цзинцзи приказчик Фу. — Я больше пить не буду.
Но Цзинцзи и слышать не хотел. Он настаивал, чтобы Лай- ань шел за вином. Пока они торговались, Лайань вышел, но вскоре вернулся.
— Нет больше вина, — объявил он.
Полупьяный Цзинцзи продолжал свое, но Лайань и с места не сошел. Тогда Цзинцзи протянул ему серебра.
— Вот рабское отродье, разбойник! — заругался он. — Ты не очень гонор-то выказывай! Хозяйка меня терпеть не может и ты, рабское отродье, туда же? Я для тебя тоже никто, да? Ему приказывают, а он ни с места. Я — зять в этом доме! И никого
111


не объедаю! При батюшке такого не позволяли, а тут отвернулись. Замечать перестали, будто меня не существует. Отделаться от меня хотите? Теща слугам верит, а от меня отгораживается. На слугу, рабское отродье, она, видите ли, может положиться, а мне нет доверия. Ну да пусть делает как знает! Потерплю как-нибудь.
— Зятюшка, дорогой! — уговаривал его приказчик Фу. — Зачем так говорить! Кого им привечать, как не зятя! Должно быть, заняты они, а тебе кажется, будто нарочно не дают. Слугу и поругать не грех, но ведь и у стен есть уши. Скажут, вон, мол, зять до чего напился.
— Дружище! — прервал его Чэнь. — Ничего ты не понимаешь! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Теща моя ябедников слушает, а они поклеп на меня возводят. Ей кажется, я со всеми трахаюсь. А меня, что, не затрахали? Допустим, я со всеми бабами в доме переспал, так иди жалобу на меня властям подавай. Только там решат, что я с нею-то и жил, себя же опозорит, больше ничего. Нет, я первым делом с женой разведусь. Потом сам жалобу подам. Да не здешним властям, нет, в столицу Его Величества двору доклад составлю. Сколько они нашего золота и серебра присвоили, сколько сундуков и корзин с добром забрали! А ведь все эти ценности в связи с делом Ян Цзяня считаются награбленными и подлежат конфискации. Или моя теща захотела, чтобы у нее отобрали все дома и лавки, а женщин пустили с казенных торгов? Рыбу ловить я не собираюсь, но воду замутить постараюсь. Если у нее голова на плечах, она должна привечать зятя, как и прежде. Тогда жизнь пойдет своим чередом.
— Ты выпил лишнего, зятюшка! — поняв, как далеко заходит Цзинцзи, заметил Фу. — Ведь Вану все трын-трава, когда во хмелю голова. Перестань! Не надо, не говори!
Цзинцзи уставился на приказчика.
— Ах ты, старый пес! — заругался он. — Выходит, я не дело говорю, разбойник? Я лишнего выпил? Я не твое пью! Какой бы я ни был, я зятем в этот дом вошел. А ты кто такой? Наемник! И ты от меня отделаться решил, да? Но я тебя, старого пса, заставлю угомониться. Что, довольно нагреб деньжат у тестя-то, да? Довольно, я тебя спрашиваю? И пьешь и ешь вдоволь. С ними в один голос запел? И тебе от меня отделаться захотелось? Торговлю в свои руки забрать мечтаешь. Ловчее будет мошну набивать. Погоди! Я и тебя в докладе не забуду. Придется и тебе с судьями познакомиться.
Когда разговор принял такой неприятный оборот, приказчик Фу — а был он человек крайне трусливый — поспешил одеться и незаметно улизнуть домой.
112


Слуга собрал посуду. Пока он относил ее в дальние покои, Цзинцзи растянулся на кане и крепко заснул. На том день и кончился.
А на следующий день рано утром приказчик Фу направился прямо в дальние покои, к Юэнян, которой со слезами на глазах поведал обо всем, что произошло накануне. Он намеревайся уйти из лавки и передать хозяйке счета, но Юэнян стала уговаривать.
— Ступай и торгуй себе спокойно! — говорила она. — А на этого негодяя не обращай внимания. Это же дерьмо вонючее! Его надо дальше обходить. Когда на их дом беда свалилась, он к нам попросился. На время, мол, укрыться. У него, видите ли, какие-то драгоценности — золото да серебро захватили. Ну привезла с собой падчерица корзины и сундуки. Так это ж ее приданое! Отец его в Восточной столице укрылся, а нас от страху трястись заставил, ночи не спать. Ему самому-то лет семнадцать тогда было — еще молоко на губах не обсохло. Сказал бы спасибо тестю-то, что его все эти годы держал, к торговле, ко всякому делу приобщил. Выходит, крылья окрепли у птенца — решил за добро злом отплатить? Глупый малый! Как обидел! Вот бессовестный! Небо ему судья! А ты не беспокойся! Как торговал, так и торгуй. А на него не обращай внимания. Он еще опомнится — самому стыдно будет.
Так Юэнян успокоила приказчика, но не о том пойдет речь.
И надо ж было тому случиться! Как-то в закладной лавке толпился народ. Выкупали вещи. Тут с Сяогэ на руках вошла кормилица Жуй. Она принесла приказчику Фу чайник чаю и поставила его на стол. Сяогэ плакал. Тогда Чэнь Цзинцзи, полушутя-полу - всерьез, при всем народе и говорит:
— Сыночек ты мой милый! Ну, не плачь, успокойся! — Цзинцзи обернулся к собравшимся и продолжал. — А сынок-то весь в меня! Стоило отцу слово сказать, и успокоился.
Покупатели так и остолбенели.
— Зятюшка! — заметила Жуй. — А поумнее ничего не придумали? Ужи младенца зацепили. Погодите, я вот матушке скажу.
Цзинцзи подбежал к кормилице и дал ей пинка.
— Ишь ты, неряха проклятая! — грубо заигрывая, ругался он. — Скажи только, попробуй. Дам под задницу, запоешь!
Жуй унесла Сяогэ в дальние покои и со слезами рассказала Юэнян, какие вещи о младенце говорит при всем народе Цзинцзи.
Не услышь такого Юэнян, все бы шло своим чередом, а тут как причесывалась она у зеркальца, так и застыла на месте, будучи не в силах слова вымолвить. Долго она так сидела, потом вдруг покачнулась и, потеряв сознание, упала на пол.
ИЗ


Только поглядите:
Был нанесен удар яшме с Цзинских гор1. Как жаль законную супругу Симэнь Цина! Подобно нежному цветку, она увяЛа, в зеркальце смотрясь. Старания весну продлить, увы, проп али понапрасну. Поблек ланит румянец. Пион напомнила молочный, упавший на красные перила. Безмолвны розоватые уста. Сравнится с Гуанъ- инь из Южноморъя, что в полном отрешении погружена в медитацию. В садике уютном накануне весенний ветер бушевал. Гнал по земле он порывом сорванный цвет абрикоса.
Испуганная Сяоюй стала скликать домашних. Юэнян подняли и посадили на кан. Сунь Сюээ забралась на кан и принялась отхаживать хозяйку. Долго она отпаивала ее имбирным настоем, пока Юэнян не пришла, наконец, в себя. Но гнев спирал ей дыхание, перехватывал горло. Она только всхлипывала, но не могла говорить.
Жуй рассказала Мэн Юйлоу и Сунь Сюээ, какие шутки насчет младенца позволял себе Цзинцзи.
— Я хотела его по-хорошему усовестить, — продолжала кормилица, — но он наскочил на меня и надавал пинков. Я тоже чуть в обморок не упала.
Когда Юэнян очнулась и все разошлись, Сунь Сюээ осталась присмотреть за хозяйкой.
— Не принимайте близко к сердцу! — успокаивала ее Сюээ. — А то хуже бы не было. Этого негодяя зло берет, оттого что Чунь- мэй продали, а с потаскухой Пань встретиться не дают. Вот он и несет всякий вздор. Но коли вы начали, надо до конца доводить. Падчерица, раз она за ним замужем, — что поле проданное. Мы ей ничем особенно помочь не в силах. Кто лягушек разводит, тому бояться водянки не пристало. Но вот зачем этого негодника в доме держать? Надо будет завтра же заманить его сюда да палками наказать как следует, а потом из дома выгнать. Пусть к себе убирается. А там надо бы мамашу Ван позвать. Пусть она и потаскуху заберет, собачье дерьмо. Смутьянкой пришла, смутьянкой и уйдет. Просватает ее, в доме чище воздух будет. Ее тоже зря держать нечего. Тогда все заботы с плеч.
— А ты, пожалуй, права! — поддержала ее Юэнян.
На том и порешили.
На другой же день после обеда Юэнян собрала человек восемь служанок и жен слуг, дала кому палку, кому валек и велела до поры не показываться, а Лайаню наказала позвать Чэнь Цзинцзи. Пока слуга отвлекал его разговорами, внутренние ворота заперли.
Юэнян приказала зятю опуститься перед ней на колени.
114


Сюээ подговаривает избить Чэнь Цзинцзи
象滅咬打陳氦济


Цзиньлянь утоляет жажду Ван Чао
会蓬稗渴н{#л兒


— Будешь каяться? — допрашивала она.
Однако Цзинцзи не только не встал на колени, но держался непринужденно, как ни в чем не бывало, даже голову приподнял.
Тому свидетельством романс:
Если вспомнить все с начала:
Юэнян не обижала —
То служанка дерзкой стала.
Но Цзини,зи казалось мало —
Тещу оскорбил открыто.
Честь сыновья позабыта.
В доме принят с давних пор,
Л болтает сущий вздор!
«Объяснимся, грубиян! —
Говорит У Юэнян. —
Тестя твоего дома —
Не «Прекрасная весна»
И не ласточек гнездо,
Где бесчинство лишь одно!
Ты покой зачем смутил Той, что батюшка любил?
Должно ей хранить обет!
От тебя — один лишь вред,
И бесчестье, и позор, —
Надо вымести нам сор!
Похотливая вдова!
Уж о ней бежит молва!
Сучка не поднимет хвост —
И кобель не всунет нос.
Уронили честь вы оба —
Нет прощенья вам до гроба!»
Отвечал Цзинцзи ей злобно:
«Заявилась теща-вобла!
Что, без мужика тоскуя,
Усмиришь ты и Чжун Куя?
Любящим расставишь сети.
Как мне быть с предметом этим?
117


Заострен он в полный рост.
Твой не выдержит он пост!
Вы, сестрицы ароматны,
Не поймите нас превратно.
Мою юность пожалев,
Усмири, хозяйка гнев,
С палкой, девки, не шутите —
Бело тело пощадите!»
Юэнян кричит: «Валите!
Что есть силы отлупите!
Гад, насильник, блудодей!
Ты перечить мне не смей!
Зло, как лед,— не в день, не в три Стало глыбой. Не хитри!
Гнев безмерен, нет пощады!
Только вспомни о былом —
Откручу твои снаряды,
Чтобы помер бобылем/»
И тут Юэнян, а вместе с нею Сюээ, жена Лайсина, жена Лай- чжао — Шпилька, Чжунцю, Сяоюй, Сючунь и остальные повалили Цзинцзи и принялись избивать палками и вальками. К ним подошла и Симэнь Старшая, жена Цзинцзи, но не встала на защиту мужа. Тогда Цзинцзи, не зная, как избавиться от женщин, снял штаны и предстал пред ними нагим. Ошеломленные женщины побросали палки и разбежались кто куда.
Негодование и стыд охватили Юэнян.
— Эх ты, ублюдок бесстыжий! — заругалась она.
Цзинцзи промолчал, а про себя подумал: «А ловко я сообразил. Иначе мне живым не выбраться». Он вскочил на ноги, подобрал штаны и убежал в переднюю половину дома. Юэнян велела слуге пойти за ним следом и сказать, чтобы сдавал счета приказчику Фу.
Цзинцзи и сам, конечно, понимал, что тут ему больше делать нечего. Собрав вещи и постель, ни с кем не простившись, он со злостью покинул дом Симэнь Цина и направился прямо к дяде Чжану.
Да,
Только гнев, только милость в веках Никогда не рассыплются в прах.
118


Услыхала Пань Цзиньлянь, что Цзинцзи выгнали из дома, и затосковала, загрустила пуще прежнего.
И вот однажды, помня совет Сюээ, Юэнян велела позвать старуху Ван.
С тех пор как сын старухи, Ван Чао, воротился с купцами с верховьев реки Хуай, она бросила чайную торговлю. Дело в том, что Ван Чао украл у проводника сто лянов серебра, и они зажили по-другому: купили двух ослов, установили жернова да сита и заработала у них мельница.
Как узнала старая Ван, что ее зовут в дом Симэнь Цина, тотчас же приоделась и пошла.
— Давно тебя не видала, сынок, — обратилась к Дайаню старуха, когда они вышли из дому. — У тебя и прическа появилась. Женился?
— Нет еще.
— Кому ж я понадобилась, когда батюшки-то не стало? — спрашивала Ван. — Уж не матушка ли Пятая сыночка ожидает, меня в повивальные бабки просит?
— Есть когда матушке Пятой ребенком обзаводиться! — отвечал слуга. — Ей бы только с зятем путаться! Вот хозяйка и просит тебя, мамаша, продать ее.
— О Небо, помилуйте! — воскликнула старуха. — Подумать только! А я что говорила! Умрет хозяин, эта потаскуха вдовой жить не станет. Собаку ничем не отучишь — все будет дерьмо подбирать. Ишь, какой фортель выкинула! Эта она, стало быть, с мужем хозяйкиной дочки спуталась, да? А его-то как зовут?
— Чэнь Цзинцзи.
— Помню, помню. В прошлом году к батюшке насчет Хэ Девятого просить ходила. Батюшки тогда дома не было. Так эта потаскуха проклятая меня даже к себе не позвала. Ломаной иголки не подала. Служанку крикнула. Та мне чашку слитого чаю вынесла. С тем и ушла. Небось, мечтала два века в богатом доме наслаждаться, ан и ей пришел срок. Вот коварная блудница! Так-то и чужого человека не встречают. А кто, как не я тебя на путь истинный направила, за порядочного человека просватала.
— Тут они с зятем такой скандал устроили, что матушка сознание потеряла, — продолжал Дайань. — Они бы доконали хозяйку. Но зятя уже выгнали. Теперь и до нее черед дошел.
— Ее ведь тогда в паланкине доставляли, — заметила Ван. — Надо будет опять паланкин нанять. Потом у нее, кажется, есть сундуки и корзины с добром. И их надо будет ей вернуть.
— Само собой! — поддержал слуга. — Но об этом вы уж с матушкой говорите.
119


Так с разговором добрались они до ворот дома Симэнь Цина и направились прямо в покои Юэнян.
Ван приветствовала хозяйку поклоном и села. Служанка подала ей чаю.
— Не стала бы тебя беспокоить, мамаша, да дело у меня есть, — начала Юэнян и рассказала про Пань Цзиньлянь. — Как пришла смутьянка, так смутьянкой и уйдет. С кем, говорят, дело начинал, с тем надо и кончать. Попрошу тебя, возьми с собой. Хочешь — сватай, а хочешь — отпусти на все четыре стороны. Пусть сама себе пропитание ищет. С кончиной мужа за столькими в доме не углядишь. Оно, конечно, покойник, не тем будь помянут, столько в нее денег вбухал, что с лихвой хватило бы такую, как она, из серебра отлить. Ну, если просватаешь, деньги мне принеси. Панихиду заказать сгодятся — и то дело.
— Вам, сударыня, эти деньги не в диковинку, ясно, — вставила Ван. — Вам зло изгнать, от греха избавиться, вот главное. Все поняла. Сделаю, как вы прикажете. — Старуха помолчала немного и продолжала. — А ведь нынче как раз и день счастливый. Сегодня и возьму. Да! Вот что. У нее ведь сундуки и корзины с добром были. Ее в паланкине несли. Надо будет паланкин нанять.
— Сундук, ладно, отдам, — согласилась Юэнян. — А паланкина никакого не нужно. И без него обойдется.
— Матушка не в духе нынче, — заметила Сяоюй. — Потому так и говорит. Надо будет нанять, когда до дела дойдет. А то соседи из окон глазеть будут. На смех подымут.
Юэнян промолчала. Служанке Сючунь велено было позвать Цзиньлянь.
Увидев в покоях хозяйки мамашу Ван, Цзиньлянь удивилась и после приветствия села.
— Собирайся-ка да побыстрее! — Без лишних слов сказала ей старуха. — Матушка вон распорядилась взять тебя и нынче же.
— Только мужа схоронили и уж ни с того ни с сего гонят? — недоумевала Цзиньлянь. — В чем, скажите, я провинилась, что дурное сделала?
— Нечего нам голову-то морочить! — одернула ее старуха. — Не притворяйся, будто знать не знаешь и ведать не ведаешь. Змея знает, зачем логово роет. Ты отлично понимаешь, что ты творила, Цзиньлянь, так что довольно тебе дурочкой-то прикидываться. Хватит лукавить. Такое злодейство все равно на лице написано. И прекрати пререкаться. Меня краснобайством не удивишь. Нечего переливать из пустого в порожнее. Как веревочке ни виться, а кончику быть. Первой та решетина загнивает, какая из-под стрехи вылезает. Как за деревом тень, так за человеком слава. Никакая
120


муха не влезет в яйцо, ежели будет оно цело. Для тебя любовник меда слаще. Я ушлю тебя куда подальше.
— Ты бей, да пощечин не давай, — отвечала Цзиньлянь. — К чему придирки, а ругать ругай. Один петух сдохнет, другой запоет. Кто потопает, тот и полопает. Железный обруч — не венец, по доброй воле носить не будешь. Все дары циновкой не прикроешь. Гора с горой не сходится, а человек с человеком столкнется. Яблочко от яблоньки недалеко откатывается. Не гони беззащитную на поруганье, не слушай наветы болтунов. Ведь настоящий мужчина не питается подаяньем, настоящая женщина не красуется в приданом. Кто напраслину возведет, тот лиха хлебнет.
После этих пререканий Юэнян пошла в спальню Цзиньлянь и сама наблюдала за ее сборами. Хозяйка отдала Цзиньлянь два сундука, стол с выдвижными ящиками, четыре комплекта нарядов, несколько шпилек, заколок и браслетов, а также перину и одеяло. Все ее туфельки были положены в сундук. Цюцзюй хозяйка взяла к себе, а покои Цзиньлянь заперла на замок.
Цзиньлянь оделась, простилась с Юэнян и, представ перед дщицей Симэнь Цина, громко зарыдала. Потом она направилась к Мэн Юйлоу. Сколько лет они прожили как сестры, и вот пришел день расставанья. Обе не удержались от слез. Юйлоу тайком от хозяйки подарила Цзиньлянь пару золотых шпилек, ярко-голубую кофту и красную юбку.
— Не придется нам, наверно, свидеться, сестрица, — говорила Юйлоу. — Желаю тебе доброго человека встретить. Да! Всякому пиру конец приходит. Ну, иди! Если просватают, дай знать, ладно? Когда мне уходить придется, может, загляну. Ведь как сестры жили!
Они расстались со слезами. Сяоюй вышла проводить Цзиньлянь за ворота и потихоньку сунула ей пару золотых шпилек.
— Как ты добра ко мне, сестрица, дорогая! — благодарила ее Цзиньлянь.
У ворот ее ждал нанятый старой Ван паланкин. Впереди несли сундуки и стол. Только Юйлоу да Сяоюй вышли проводить Цзиньлянь за ворота.
Они вернулись, когда Цзиньлянь села в паланкин.
Да,
Наша жизнь — сплошные муки, Но из горестей и бед Только смерти и разлуки Безутешней в мире нет!
121


Так вот. Поместила старуха Цзиньлянь во внутреннюю комнату. И спать стала ложиться рядом.
Сын хозяйки, Ван Чао, к тому времени вырос в здоровенного детину и носил мужскую прическу, но ходил пока в холостяках. А спал он в соседней с ними комнате.
На другой же день Цзиньлянь нарядилась как и прежде, подвела брови и, встав у занавески, начала присматриваться к прохожим. От нечего делать она то садилась на кан, то принималась пудриться да румяниться, а то начинала перебирать струны лютни. Когда же старуха уходила из дому, Цзиньлянь играла в домино или шашки с Ван Чао. Хозяйке было не до нее. Она либо муку сеяла, либо корм ослам задавала. А Цзиньлянь, целыми днями не отходившая от Ван Чао, у влекла парня.
Дождется бывало Цзиньлянь, когда старуха уляжется, встанет — будто малую нужду справить, — а сама в соседнюю комнату и прямо на кровать, к Ван Чао под бок. Проснется старуха, прислушается.
— Что это там за скрип? — спрашивает.
— Да это кот мышку под ситом ловит, а она пищит, — отвечает Ван Чао.
— Да! И мукой с отрубями обзаведешься, а душе все равно нет покою, — пробормочет спросонья старуха. — В ночь-полночь будят, грызуны проклятые! Спать не дают.
Немного погодя опять ее кроватный скрип разбудит.
— А это что еще за скрип? — спрашивает.
— Да это кот мышку поймал, — отвечает сын. — В щель под каном залез и наслаждается.
Приложит старая Ван ухо к кану. И верно, кот с мышью возится. Тогда только угомонится старуха. А Цзиньлянь натешится с молодцом, прокрадется и юркнет потихоньку под одеяло.
Вот несколько стихов с двойным смыслом про такую мышку:
Собой невелика она,
Но так зубаста и смела!
И как увертлива, нагла!
Хозяйку мигом провела.
Скребет, шуршит под самым ухом,
Устраивает кутерьму,
Ночами рыщет потаскуха,
Где только совесть, не пойму!
Повсюду роет себе норки И тащит лакомые корки.
122


Когда прослышал однажды Цзинцзи, что Цзиньлянь прогнали и что сватает ее старая Ван, взял он две связки медяков и направился к старухе. Застал ее около ворот, где она собирала ослиный навоз. Цзинцзи подошел к ней и отвесил поклон.
— Чего ты хочешь, сынок? — спросила Ван.
— Пройдемте в дом, там и поговорим, — предложил Цзинцзи.
Ван пригласила посетителя, и они вошли в дом, где Цзинцзи
снял с глаз противопыльную повязку и обратился к хозяйке:
— Позвольте спросить, не вы ли сватаете Пань Шестую, одну из жен почтенного господина Симэня?
— А вы кто ей будете?
— Не скрою, почтеннейшая, я ее брат, а она мне сестра.
Старуха смерила его глазами.
— Какой такой брат! Нет у нее никакого брата. Ты мне голову не морочь! Ты, должно быть, зять Чэнь, не иначе! Летит всякая мошкара на приманку. Только ты ее у меня не получишь.
Цзинцзи улыбнулся, достал из-за пояса две связки медяков и выложил перед старухой.
— Это вам, мамаша, пока, на чай сгодятся, — проговорил он. — Дайте мне на нее хоть взглянуть. Потом я вас щедро награжу.
Завидев деньги, старуха принялась ломаться.
— Нечего о награждениях поминать! — отвечала она. — Матушка хозяйка наказала никого посторонних к ней не пускать. Не сойти мне с этого места. Но если тебе так хочется повидать пташку, пять лянов серебра выкладывай. Еще раз придешь, еще пять потребую. А взять задумаешь, сотню лянов стоить будет, не считая десяти лянов за сватовство. И зря нечего торговаться! А эти твои медяки в реку брось — не колыхнут воды. С ними тут делать нечего!
Понял Цзинцзи, что старуху так не уговоришь, вынул из прически пару увенчанных золотом серебряных шпилек весом в пять цяней, согнул, как у резаного петуха, ноги и опустился перед Ван на колени.
— Примите, матушка, прошу вас! — умолял он. — На днях еще лян донесу. Не обману. Дайте только увидеться. Поговорить надо.
Старуха, наконец, смилостивилась и забрала медяки со шпильками.
— Пройди! — сказала она. — Как поговоришь, выходи. И чтобы у меня не рассиживаться, глазки не строить! А обещанный лян завтра принесешь.
Старуха отдернула занавес, и Цзинцзи вошел во внутреннюю комнату.
123


Цзиньлянь сидела на кане и шила туфельку. Увидев Цзинцзи, она отложила шитье. Они оказались рядом.
— А ты хорош! — начала она с упреков. — Что ты со мной сделал! Нет у меня теперь ни деревни впереди, ни постоялого двора сзади. Заварил кашу, а кто расхлебывать будет? Меня опозорил, ненависть ко мне вызвал, а самого и след простыл? Навестить не придешь. Разогнали нас, баб, одну туда, другую сюда. А все из-за кого!
Она ухватилась за Цзинцзи и зарыдала. Старуха, опасаясь, как бы не услыхали соседи, одернула Цзиньлянь.
— Сестрица! Дорогая! — заговорил Цзинцзи. — Ради тебя я готов себя отдать на растерзание. Из-за меня терпишь напасти и позор. Как же я не хочу навестить тебя?! Да я только вчера узнал от тетушки Сюэ, что Чуньмэй продана столичному воеводе, а тебя у мамаши Ван сватают. Вот и пришел проведать да посоветоваться. Ведь мы любим друг друга. Как же нам быть? Расстаться? Но это невозможно. С Симэнь Старшей я разойдусь, вытребую у них золото и серебрю, сундуки и корзины с добром, которые тогда поставили на хранение. Если же они не пожелают вернуть, в столицу Его Величества двору доклад подам. Тогда хоть обеими руками подноси, да поздно будет. А я под чужим именем паланкин за тобой пришлю, будем жить неразлучно как муж и жена. А почему бы и нет!
— Но мамаша Ван сто лянов требует, — заметила Цзиньлянь. — А у тебя такие деньги найдутся?
— Почему так много? — удивился Цзинцзи.
— А что мне теща твоя сказала! — вставила старуха. — Батюшка, говорит, столько в нее денег вбухал, что ее можно из серебра отлить да еще останется. Сто лянов и ни гроша меньше!
— Я вам, почтеннейшая мамаша, по правде скажу, — не унимался Цзинцзи. — Любим мы друг друга и не можем расстаться. Смилуйтесь, мамаша, прошу вас! Уж скостите половину-то. А пятьдесят или шестьдесят лянов, ладно, как-нибудь достану. Пойду к дяде Чжану, дом заложу и возьму Шестую. Дайте нам счастьем насладиться. А вы, мамаша, заработаете поменьше, только и всего.
— Никаких пятьдесят! — настаивала Ван. — Тебе ее и за восемьдесят не видать. Мне вчера господин Хэ, торговец шелками из Чаочжоу2, семьдесят давал. От почтенного господина Чжана Второго с Большой улицы, — а он у нас теперь судебный надзиратель! — посыльные приходили. Два кулька выложили — восемьдесят лянов. Да не уступила. Так и ушли ни с чем. А что ты, молокосос! Только языком болтать! Думал надуть старуху? Нет, меня не проведешь!
Тут старуха выбежала на улицу и закричала:
124


— Люди добрые! Чей зять решился тещу в жены взять?! К старухе заявился да городит вздор!
Струхнувший Цзинцзи схватил старую Ван и повел в дом.
— Мамаша, не кричите, прошу вас! — опустившись на колени, умолял он. — Будет по-вашему. Сто лянов заплачу. У отца возьму. Только он у меня в столице. Но я завтра поеду.
— Если из-за меня в путь собираешься, с мамашей лучше не спорь, а торопись, — советовала Цзиньлянь. — Опоздаешь — як другому уйду. Не увидимся больше.
— Я лошадь найму, — заверил ее Цзинцзи. — День и ночь скакать буду. Самое большее за полмесяца, а то и за десять дней обернусь.
— Кто раньше сварит, тот первым и съест, — вставила старуха. — Да мне десять лянов смотри не забудь!
— Само собой! — отозвался Цзинцзи. — За оказанную милость щедро награжу, по гроб не забуду.
Цзинцзи откланялся и пошел собирать вещи.
На другой день рано утром он нанял лошадь и отбыл за серебром в Восточную столицу.
Да, в этом пути
Когда вдвоем тебя встречают Дракон зеленый с Тигром белым.
Нельзя сказать, что ожидает, —
Путь к достиженьям или к бедам^.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
125


г
а
А
В
А
В
а
с
Е
М
}>
д
Е
С
5
т
с
Е
д
ь
м
А
Я
Старуху Ван настигает возмездие за алчность.
Начальник местной охраны У, убив невестку, приносит жертву старшему брату.


Будешь на земле творить добро —
счастье небеса тебе пошлют;
Но накличешь на себя беду,
если будешь и упрям и крут.
Мягкий и приветливый с людьми,
жизнь без бед, без тягот проживешь;
Если же не в меру ты зубаст,
так и жди — напорешься на нож.
Только дни осенние придут —
персик с абрикосом облетят,
А сосна и стройный кипарис
и зимой зеленые стоят.
Воздаянье за добро и зло
неизменно ожидает нас;
Не укрыться от него нигде,
не отсрочить и на краткий час.
Так вот. Нанял Чэнь Цзинцзи лошадь, взял у дяди Чжана в попутчики слугу и рано утром отправился в Восточную столицу, но не о том пойдет речь.
Расскажем про У Юэнян. На другой день, после того как взяли Пань Цзиньлянь, она послала за тетушкой Сюэ с намерением продать Цюцзюй.
Когда Чуньхун вышел на большую улицу, ему повстречался Ин Боцзюэ.
— А, Чуньхун! — окликнул его Боцзюэ. — Далеко ли спешишь?
— Мне хозяйка велела позвать матушку Сюэ.
— А зачем же ей сваха понадобилась?
127


— Цюцзюй, служанку матушки Пятой, продает.
— А Пятую почему продала? — расспрашивал Боцзюэ. — Она у старухи Ван пока находится. Сватают ее, говорят. Верно?
— Видите, дело-то какое, — начал слуга. — Она с зятем в близких отношениях была. Узнала хозяйка. Сперва Чуньмэй продала, потом зятя наказала и выгнала. А Матушку Пятую только вчера взяли.
Боцзюэ покачал головой.
— Вон оно что! — протянул Боцзюэ. — С зятем, значит, шашни водила. Кто бы мог подумать! Ну, а тебе, малый, чего там после батюшки-то делать, а? Никакого проку не будет. Ты сам-то как думаешь? К себе на юг вернуться или тут пристроиться?
— Да как вам сказать! — неопределенно говорил Чунь- хун. — С кончиной батюшки хозяйка круто повернула. Лавки по- прикрывала, дома продала. Циньтун с Хуатуном уже ушли. Хозяйке, конечно, со всем разве управиться. Оно и на юг бы поехать, да кто меня в попутчики возьмет. А тут в городе устроиться — никого я не знаю.
— Эх ты, глупыш! — засмеялся Боцзюэ. — Кто вперед не заглядывает, тому никогда прочно на ногах не стоять. Зачем тебе, скажи, по всем этим горам да рекам скитаться, на юг ехать? Кто тебя возьмет? Тебе нечего унывать! Ты песни знаешь, и тут пристроишься. Я тебе протекцию составлю. Порекомендую господину Чжану Второму с Большой улицы. Несметными богатствами владеет. Дом в сто комнат. Он теперь место вашего покойного батюшки занял. В чине тысяцкого, на пост судебного надзирателя назначен. Вашу матушку Второю1 в дом взял, младшей женой сделал. Я тебя к нему провожу, будешь у него служить. Стоит только ему сообщить, что ты южные напевы знаешь, стрела, как говорится, сразу в цель угодит. Сразу при себе оставит, приближенным слугой сделает. Заживешь не то, что теперь. Характер у него добрый, да и сам он молодой совсем. Радушный человек. Словом, широкая натура. К нему попадешь, будешь за счастье считать.
Чуньхун пал ниц и бил челом.
— Доставлю я вам хлопот, батюшка, — говорил он. — Я вас отблагодарю, если вы только поможете мне устроиться к господину Чжану, подарок куплю.
Ин Боцзюэ положил руку на плечо Чуньхуну. *
— Глупый малый! Встань! Кого я только в люди не выводил! И никаких мне подарков не нужно. Где ты на них денег возьмешь.
— Ну, я пойду, — сказал Чуньхун. — А то матушка хватится.
128


— Ладно! Не беспокойся! — заключил Боцзюэ. — Ас господином Чжаном я насчет тебя поговорю. Пошлет он хозяйке визитную карточку с ляном серебра. Серебро принять она не решится, а тебя и так отдаст.
Они разошлись, и Чуньхун направился за тетушкой Сюэ. Та взяла Цюцзюй и продала ее всего за пять лянов, которые вернула Юэнян, но не о том пойдет речь.
А пока вернемся к Ин Боцзюэ. Взял он Чуньхуна, и пошли они к Чжану Второму. Увидал Чжан, что малый недурен собой, южные песни поет, и оставил у себя, а Юэнян послал визитную карточку с ляном серебра и просьбой отдать его вещи.
У Юэнян в то время угощала жену Юнь Лишоу, урожденную Фань2. Юнь Лишоу, получивший по наследству от командующего Юня, своего старшего брата, пост квартального, был назначен теперь помощником начальника левого гарнизона Цинхэ. Прослышав о смерти Симэня, Юнь Лишоу сразу смекнул, что около богатой вдовы Юэнян можно руки погреть, отчего у него слюнки потекли. Не теряя времени, закупили они яств, которые и были доставлены Юэнян на восьми подносах слугами, сопровождающими Фань.
Юэнян растила сына Сяогэ, а у Фань два месяца назад родилась дочка. За пиршественным столом она решила породниться с Юэнян. По обычаю отрезали по куску от полы и стали сватьями. По случаю помолвки Фань поднесла Юэнян пару золотых колец.
Тут вошел Дайань и вручил хозяйке от Чжана Второго визитную карточку с ляном серебра.
— Чуньхун у него служить остается, — сказал он. — Посыльный корзину с его одеждой ждет.
Юэнян неловко было отказать судебному надзирателю. Серебро она тоже не взяла, а корзину велела отдать Чуньхуну.
Ин Боцзюэ еще раньше говорил Чжану Второму:
— Поглядели бы вы Пань Цзиньлянь, Пятую жену Симэнь Цина. Вот красавица и на лютне играть мастерица. А сколько песен и романсов знает! В двойную шестерку и шашки играет. Чему только не обучена! А как пишет! Годами она молода, вот и не сдержалась — с хозяйкой повздорила. Та ее и отдала. Старая Ван ее сватает.
Одного слугу за другим посылал Чжан к свахе.
— Хозяйка требует сто лянов серебра и никак не меньше, — твердила Ван.
Слуги возвращались с серебром и докладывали хозяину:
129


— Восемьдесят давали, но сваха никак не уступает.
— Она с зятем жила, вот ее и не стали в доме держать, — услыхал потом Чжан от нового слуги Чуньхуна и отказался от своего намерения.
— Сыну у меня пятнадцать лет, учением занят, — говорил он Боцзюэ. — К чему мне такую в дом?
— Цзиньлянь-то? — распространялась Ли Цзяоэр. — Да она первого мужа отравила, потом к Симэнь Цину попала, со слугой путалась. А когда у Шестой сын родился, она и мать, и младенца в гроб вогнала.
Чжан после этого и вовсе выбросил из головы свою затею.
Тут наш рассказ раздваивается.
Расскажем пока о Чуньмэй. Купив ее, начальник гарнизона убедился, как она хороша собой и привлекательна, как бойка и сметлива. Сильно этим обрадованный, он выделил Чуньмэй дом из трех помещений, дал молоденькую служанку и провел с только что обретенной красавицей три ночи подряд. Потом он заказал ей два комплекта нарядов, а тетушку Сюэ наградил пятью цянями серебра. Ей была куплена горничная, и Чуньмэй стала младшей женой. Ослепшая на один глаз старшая жена начальника соблюдала длительные посты и проводила все дни в молитвах Будде, так что хозяйства не касалась. Вторая его жена, урожденная Сунь, подарившая ему дочь, жила в восточном флигеле. Чуньмэй же, поселившаяся в западном флигеле, стала любимицей хозяина и получила в свое распоряжение ключи.
Однажды от тетушки Сюэ она узнала, что Пань Цзиньлянь постигла та же участь и сватает ее старая Ван.
Вечером Чуньмэй обратилась к мужу.
— Сколько лет прожила я с ней как дочь с матерью! — говорила она со слезами на глазах. — И никогда, даже в гневе, не повысила она на меня голос. Как к дочери родной относилась. Потом пришлось расстаться. А вот теперь и она из дому ушла. Если б ты взял ее, мы опять бы счастливо зажили вместе. А как она хороша собой. Каких только песен и романсов не знает. Играет на лютне. Она умна, смышлена и бойка. Родилась в год дракона. Ныне ей идет лишь тридцать второй год3. Если ты согласишься взять ее, я готова стать самой младшей женой и уступить ей свое место.
Так ей удалось уговорить мужа. Столичный воевода Чжоу вручил своим приближенным слугам Чжан Шэну и Ли Аню два платка
130


Старуха Ван в погоне за наживой забывает о возмездии
笨婆子貪歎農《


Начальник местной охраны У, убив невестку, приносит жертву старшему брату
武都腹氣竣祭兄


и два цяня серебра и послал их к старой Ван. Цзиньлянь, как они убедились, действительно красавица. Сваха встретила их сообщением, что по требованию хозяйки она уступит Цзиньлянь только за сто лянов. Чжан Шэн и Ли Ань долго торговались со старухой, предлагали восемьдесят лянов, но она ни в какую не соглашалась. Слуги по возвращении доложили хозяину. Тот согласился прибавить пять лянов и отправил слуг с серебром, но старуха, ссылаясь на Юэнян, продолжала упорно стоять на своем.
— Только сто лянов и ни гроша меньше, — твердила Ван. — Ну а мне за сватовство, будет добрая воля, дадите, а нет — не надо. Авось Небо не оставит меня с пустыми руками.
Пришлось Чжан Шэну и Ли Аню снова возвращаться ни с чем домой и доложить хозяину.
На переговоры ушло два дня.
Вечером заплаканная Чуньмэй опять стала просить мужа:
— Уж прибавил бы серебра. Возьми ее, будет мне подруга. Тогда можно и умереть спокойно.
Увидал воевода слезы Чуньмэй и послал вместе с Чжан Шэном и Ли Анем своего старшего управляющего Чжоу Чжуна. Из войлочного мешка они извлекли девяносто лянов и разложили перед старухой, но та заупрямилась пуще прежнего.
— Будь я согласна за девяносто отдать, ее давно бы здесь не было, — говорила Ван. — Судебный надзиратель господин Чжан забрал бы.
Чжоу Чжун был вне себя и велел слугам завернуть серебро.
— Трехлапую жабу не сыщешь, а тут обыкновенная баба, подумаешь, невидаль какая! — говорил он. — Старая потаскуха не ведает, с кем дело имеет. Что ты нам на Чжана-то киваешь? Наш хозяин и связываться-то с тобой не стал бы, если б не молодая жена. Она многократно упрашивала хозяина взять эту женщину в наложницы. И то сказать, с какой это стати выбрасывать такие деньги, на кой она нужна?!
— Нас заставила порог обивать, потаскуха проклятая! — поддержал его Ли Ань. — Больно много на себя берешь! — Он взял за руку Чжоу Чжуна и продолжал. — Пойдемте! Доложим батюшке. Пусть прикажет в острог ее отвести. Пальцы разок зажмут — узнает.
Старая Ван все еще надеялась поживиться за счет Чэнь Цзин- цзи, поэтому молча сносила ругань и угрозы. Слуги с управляющим ушли.
— И за девяносто не уступает, — доложили они хозяину.
133


— Ладно! — согласился воевода. — Завтра сто лянов дадите и доставите в паланкине.
— Батюшка! — обратился к хозяину Чжоу Чжун. — Старухе и ста мало. Она сверх того пять лянов за сватовство требует. Лучше обождать денек-другой. А будет упираться, в управу взять да пальцы в тиски. Поглядим, что она тогда скажет!
Да, дорогой читатель! Не подай такую мысль Чжоу Чжун, у Пань Цзиньлянь, как и у всех на свете, было бы не только место рождения, но и место погребения. А тут лихая судьба настигла ее, и:
Все, что копилось постепенно,
Тут обнаружилось мгновенно.
Тому свидетельством стихи:
Нам не дано судьбу предугадать.
Кто скажет, счастья или горя ждать?
Добро и зло дождутся воздаянъя,
Сокрыты только сроки ожиданья.
А теперь обратимся к другой части рассказа.
Расскажем о том, кого зовут У Сун. После того как Симэнь Цин сослал У Суна в Мэнчжоу, ему там неожиданно посчастливилось. Сын начальника лагеря, Ши Энь, прослышав о могучем У Суне, стал оказывать ему всяческое содействие. Дело в том, что Ши Энь держал в Роще Веселья кабачок, который у него решил силой отобрать некто Цзян по прозвищу Дух Хранитель Врат4. В схватке с насильником Ши Энь получил увечья и рассчитывал на богатыря У Суна. У Сун избил Цзяна, но у того была сестра Юйлань, оказавшаяся замужем за военным комендантом Чжаном. Комендант ложно обвинил У Суна в грабеже, богатыря избили и перевели в крепость Спокойствия и Мира. По дороге туда в местечке под названием Затон Плывущих Облаков У Сун прикончил обоих охранников и обрел свободу. Тогда он убил коменданта Чжана и Цзяна Духа Хранителя Врат вместе со всей его семьей, а сам укрылся у Ши Эня. Ши Энь вручил У Суну для передачи сундук с сотней лянов серебра и направил в крепость Спокойствия и Мира с письмом начальнику крепости Лю Гао, в котором просил относиться к его подателю как можно снисходительнее.
Однако по дороге в крепость У Сун узнал, что император объявил наследника престола и по сему случаю после жертвоприношений Небу даровал всеобщую амнистию8. У Сун повернул домой.
134


В уездной управе Цинхэ он подал бумагу и снова стал начальником местной охраны. Сосед Яо Второй отдал ему сильно повзрослевшую девятнадцатилетнюю Инъэр, и зажили они вместе. Прослышал У Сун, что Симэнь Цина уже нет в живых, а невестку его сватает старая Ван, у которой та пока и проживает, и прежний гнев закипел у него в сердце.
Да,
Он мщенъя алкал, разорвав свои путы.
Напавши на след, не терял ни минуты.
На другой же день У Сун приоделся и направился прямо к старухе. Стоявшая у дверной занавески Цзиньлянь, едва приметив его, опрометью бросилась к себе в комнату. У Сун отдернул занавеску и вошел в дом.
— Мамаша Ван дома? — спросил он.
Старуха просеивала на мельнице муку.
— Кто это там меня, старую, зовет? — поспешно выходя, бормотала она, а увидев У Суна, поклонилась.
— С благополучным возвращением домой, брат У Второй! Давно ли пожаловал? — спросила она.
— Высочайшее помилование получил, только вчера вернулся, — отвечал У Сун. — Задал я вам, мамаша, с домом хлопот. Ладно, в другой раз отблагодарю.
— А ты, брат, здорово возмужал, — продолжала Ван и захихикала. — И усами, и бородой оброс, а ростом-то вымахал! Хорош! И вежливости в чужих краях обучился.
Она предложила гостю присаживаться и подала свежезаварен- ного чаю.
— У меня к вам, мамаша, дело есть, — заговорил У Сун.
— Говори, брат, что у тебя такое.
— Симэнь Цин, мне говорили, умер, а невестку мою к тебе отправили, у тебя проживает. Может, она не думает замуж выходить, тогда другое дело. А если собирается, я бы взял ее. У меня племянница выросла. Посмотреть за ней надо да жениха подыскать. Одна семья — один кошелек. Спорее жить бы стало. Чем мы хуже людей!
Старуха замялась.
— Невестка твоя, верно, пока у меня, — наконец, проговорила она, когда он пообещал щедро ее отблагодарить.
— Обожди, я с ней поговорю, узнаю, что она думает.
135


Цзиньлянь за занавеской услыхала о намерении У Суна, и в ней вновь заговорила прежняя страсть. Тем более за это время У Сун еще больше возмужал, пополнел и стал куда разговорчивее, чем раньше. «Может, назначено мне вернуться в прежний дом, может, судьба нас свела», — подумала она и, не дожидаясь пока позовет старуха, вышла к У Суну и отвесила поклон.
— Раз вы, деверек, пожелали взять меня в дом для присмотра за Инъэр, я с удовольствием пойду, — сказала она. — Выдадим Инъэр замуж и заживем одной семьей.
— Вот тут дело-то какое! — вмешалась Ван. — Хозяйка требует за нее сто лянов серебра, не меньше.
— Отчего так много? — удивился У Сун.
— Столько, говорит, господин Симэнь в нее денег вбухал, что ее из серебра отлить хватило бы.
— Ну ладно! — согласился У Сун. — Раз я невестку в дом беру, можно и сотню выложить. А тебя, мамаша, я как сваху пятью лянами награжу.
Услыхав такое, старая Ван даже обмочилась от радости.
— Как ты, брат, разбираешься что к чему, а! — повторяла она. — Вот что значит повидать озера да реки! Настоящий мужчина!
Цзиньлянь удалилась к себе в комнату, заварила густого с орехами чаю и обеими руками поднесла чашку У Суну.
— Хозяйка меня торопит, — заметила старуха. — К ней ведь наперебой сватаются и все чиновные господа. Только в цене задержка. Кто раньше сварит, тот первым и съест. Для судьбы и дали нипочем — она веревкой привязана. Смотри, не досталась бы кому другому.
— Если желаете меня взять, не медлите, деверек, — поддержала ее Цзиньлянь.
— Я завтра же и принесу серебро, а потом вечером невестку в дом приглашу.
Старой Ван все еще не верилось, что У Сун такие деньги отвалит, но согласие она дала.
На другой день открыл У Сун сундук, достал сто лянов, которые вручил ему Ши Энь для начальника крепости Лю Гао, отсчитал еще пять лянов мелочью и направился к свахе.
Серебро взвесили на безмене и разложили на столе. У старухи в глазах зарябило. Ничего она не сказала, а про себя подумала: «И Чэнь Цзинцзи сто лянов обещал, да жди, когда он из столицы при¬
136


везет. Раз дают, бери. От добра добра не ищут. Он и пять лянов добавил».
Она торопливо убрала серебро, а сама все рассыпалась в благодарностях.
— Вот что значит брат У Второй знает толк! — твердила она. — Жизнь человек понимает и в людях разбирается!
— Ну, мамаша, серебро ты получила, — сказал У Сун, — теперь можно и невесту взять.
— А к чему же, брат, так спешить! — удивилась старуха. — Или потешные огни пускать будут — никак вечера не дождешься, а? Обожди. Вот отдам хозяйке серебро, тогда и возьмешь. Нынче, брат, шапка на тебе блистает, удалой жених счастье предвкушает.
Не терпелось У Суну, на месте не мог сидеть, а старуха, знай себе, подшучивала. Проводив У Суна, она прикинула в уме: «А ведь хозяйка велела мне забрать ее из дому, но никакой цены не назначила. Дам ей лянов двадцать, а остальное заотначу. Говорят, и с нечистой силы выкуп бери, если только ее поймать удастся».
Ван отправилась к Юэнян, где и вручила ей двадцать лянов за Цзиньлянь.
— Кто же ее взял? — спросила Юэнян.
— Бегал заяц по горе, да вернулся к своей норе, — отвечала старуха. — Деверь взял. Из того же котла кормиться будет.
Услыхала это Юэнян и про себя пожалела. Ведь она знала, что встреча кровных врагов до добра не доведет.
— Найдет Цзиньлянь смерть от руки своего деверя, — говорила она Мэн Юйлоу. — Он человека убьет и глазом не моргнет. Нет, от него пощады не жди.
Однако не будем говорить, как сокрушалась Юэнян, а перейдем к старой Ван.
Отдав Юэнян серебро, она после обеда велела Ван Чао перенести к У Суну сундуки и стол Цзиньлянь. У Сун тем временем прибрал комнату. На столе стояли вино, мясные блюда и закуски.
Под вечер старуха привела Цзиньлянь. Та сняла траур, сделала себе высокую прическу и оделась в красное платье. Лицо ее прикрывала вуаль. Женщины вошли в гостиную, где ярко горели свечи. Прямо перед ними на почетном месте стояла дщица покойного У Чжи. Подозрение невольно закралось им в душу. Ощущение было такое, будто кто-то схватил за волосы, на крюк поддел за живое. Тут У Сун наказал Инъэр запереть ворота и заднюю дверь.
137


— Ну, я пошла, брат, — предвидя недоброе, проговорила старуха. — Дом без присмотра оставила.
— Проходи, мамаша, винца выпьем, — пригласил У Сун и велел Инъэр подавать закуски. Вскоре появилось и подогретое вино. У Сун пригласил обеих женщин к столу, сам же безо всяких церемоний знай подливал себе, пока не осушил чарок пять.
— Я выпила достаточно, брат, — проговорила старуха, видя, как лихо опрокидывает чарку за чаркой хозяин. — Отпусти старуху. Я вам мешать не буду.
— Брось, мамаша, ерунду городить! — оборвал ее У Сун. — Мне с тобой еще надо будет поговорить.
Тут он со свистом выхватил из-под полы меч. Был тот длиною в два чи, с толстым ребром и тонким лезвием. Волосы у богатыря встали дыбом, страшные вытаращенные глаза округлились.
— Не волнуйся, старуха! — говорил он, а сам пробовал, хорошо ли наточен меч. — Исстари так повелось: раз появился должник, значит есть и ростовщик. Совершено насилие — ищи насильника. И довольно прикидываться, будто знать не знаешь, ведать не ведаешь. Тыс братом расправилась. Его гибель на твоей совести лежит.
— Ты пьян, брат У, — взмолилась старуха. — А время уже позднее, и мечом играть тут не место.
— Брось ерунду городить, старуха! — оборвал ее У Сун. — Я смерти не боюсь. Погоди, вот потаскуху допрошу, потом с тобой рассчитаюсь. Только пошевелись у меня, старая свинья! Мечом пу- довалым полосну, сука! — Он обернулся к Цзиньлянь. — Говори, потаскуха, как брата погубила! Правду выложишь, пощажу.
— А я тут при чем, деверек? — проговорила Цзиньлянь. — Не в холодном котле бобы трещат. Ваш брат от сердечной боли умер. Я не виновата.
Не успела она договорить, как У Сун с силой вонзил меч в стол, левой рукой схватил ее за волосы, правой уперся в грудь и толкнул ногой стол. С грохотом опрокинулся уставленный блюдами и чарками стол. По полу разлетелись черепки. У Сун без труда приподнял Цзиньлянь, перетащил ее через опрокинутый стол и бросил перед дщицей покойного брата.
Увидала старая Ван, что дела плохи, бросилась было к двери, но дверь оказалась запертой. У Сун тотчас же настиг ее, прижал к полу и связал ей поясом руки и ноги. Она скорчилась, точно обезьяна, подносящая плоды. Как она ни старалась выпутаться, у нее ничего не вышло.
138


— Начальник! — кричала она. — Не сердись на старуху. Это невестка твоя сотворила. Я тут ни при чем.
— Все знаю, собака! — отвечал ей У Сун. — На других не сваливай. Это ты надоумила негодяя Симэнь Цина меня в ссылку загнать. А я взял да вернулся! Симэнь же твой где? Что?! Молчишь? Дай мне потаскуху прикончить, а там и с тобой расправлюсь, свинья старая!
У Сун поднял меч и махнул им дважды перед самым лицом Цзиньлянь.
— Деверек! Пощади меня! — закричала со страху Цзиньлянь. — Дай мне подняться. Все расскажу.
У Сун приподнял ее, сорвал с нее платье и поставил на колени перед дщицей У Чжи.
— Говори, потаскуха, да побыстрей!
У Цзиньлянь со страху, казалось, вот-вот душа расстанется с телом. Она рассказала все, что было: как она угодила шестом по голове Симэню, как взялась шить, чтобы завлечь его; как он ударил У Чжи ногой под самое сердце, как она отпаивала его снадобьями, как старая Ван подговорила их подмешать отравы, как они с Симэнем добились сожжения покойного и как потом она перешла в дом Си- мэня. Все подробнейшим образом выложила Цзиньлянь.
Слушала ее Ван и втихомолку злилась: «Вот дура! Расписала! А как же я, старуха, буду ему зубы заговаривать!»
Тут У Сун одной рукой схватил Цзиньлянь, а другой возлил жертвенное вино и предал огню бумажные деньги.
— Старший брат мой! — воскликнул он. — Твоя душа еще близко. Я, У Второй, вершу нынче месть за тебя.
Поняла Цзиньлянь, что дело плохо, и только хотела закричать, как У Сун зачерпнул из курильницы пригоршню золы и заткнул ей рот. Потом он пригнул ей голову к полу. Цзиньлянь сопротивлялась. У нее сбилась прическа и выпали шпильки. Чтобы она не вырывалась, У Сун пнул под ложечку, а потом встал ей на руки своими тяжелыми сапогами.
— Слыхал, ты уж больно бойкая, потаскуха, а? А ну-ка поглядим.
С этими словами он обнажил ее белую грудь, — не скоро сказка сказывается, скорее дело делается, — занес меч и вонзил в самое сердце. Из раны брызнула алая кровь. Цзиньлянь только успела глазами блеснуть. Ноги ее забились в предсмертных судорогах. Тогда У Сун закусил меч и запустил руки в зияющую рану. Хрустнуло. И вырванное вместе с внутренностями сердце, с которого текла кровь, было положено на жертвенник перед дщицей У
139


Чжи. Последовал еще удар меча, и покатилась отрубленная голова. Весь пол был залит кровью. Стоявшая в стороне Инъэр от страху закрыла лицо руками.
Ну и жесток был в этот момент У Сун, а какой жалкой казалась Цзиньлянь!
Да,
Пока живем — потребностей немало,
А смерть пришла — и все ненужным стало.
Ей шел тридцать второй год.
Только взгляните:
От руки мстителя в расцвете лет погибла. От меча карающего рассталась с жизнью красотка. Семь низших духов-по, ее покинув тело, унеслись в загробные Палаты чащоб и тенет6. Три высших духа-хунь, рассеявшись, вернулись в адский Град непрерывных страданий'. Навсегда закрылись очи-звезды. На голом полу, раскинувшись, в крови застыла. Губы закушены, отливают серебром белые зубы. Поодаль лежит отрубленная голова. И кажется, будто снег ранней весною повалил, сломал и запорошил ивы веточку в убранстве нитей золотых. И мнится, ветер неистовый конца зимы сорвал и растерзал нежнее яшмы сливовый цветок. Куда девались прежние чары и краса! Под кровом чьим найдет пристанище сей ночью ее душа?
В старину еще сложили стихи, в которых оплакивается страшная смерть Цзиньлянь.
Убийц-блудниц судьба непрочна.
Свой век продлить бедняга тщится.
Одежды порваны все в клочья,
Дрожит пред погребальной дщицей.
А деверь жаждет расквитаться За брата, чья скорбит душа.
Ни жизнь с Симэнем, ни богатство Теперь не стоят ни гроша.
Кто утонул в пороков бездне И жил, чужую жизнь круша,
Тот жди грядущего возмездья И судьбоносного ножа.
140


Так У Сун покончил с Цзиньлянь.
— Убивают! — во весь голос закричала старая Ван.
У Сун подбежал к ней и одним ударом отрубил ей голову, а тело оттащил в сторону. Потом он подцепил на меч сердце и внутренности Цзиньлянь и пригвоздил их сзади под стрехой.
Начали отбивать ночные стражи.
— Дядя! Мне страшно! — промолвила Инъэр, все еще остававшаяся в запертой комнате.
— Не бойся, дочка! — успокоил ее У Сун. — Я тебя не трону.
Он бросился к дому старухи, решив покончить и с ее сыном Ван
Чао, но тому не суждено было погибнуть.
Когда Ван Чао услыхал крик матери, ему стало ясно, что это У Сун чинит кровавую расправу. Он толкнулся было в одни ворота, потом в другие, но никто не откликался. Тогда Ван Чао бросился что есть сил на улицу.
— Караул! Караул! — закричал он.
Соседи по обе стороны сразу догадались о случившемся, но никто не решился даже приблизиться к дому У Суна.
У Сун тем временем перепрыгнул через стену и ворвался в дом старой Ван. На столе горел светильник, но не было ни души. Он распахнул старухин сундук, повыбрасывал оттуда всю одежду и под ней обнаружил шпильки, серьги, головные украшения и серебро. Старуха отдала Юэнян только двадцать лянов, остальные же восемьдесят припрятала для себя. У Сун, не долго думая, завязал их в узелок и, размахивая мечом, перемахнул через заднюю стену.
В пятую ночную стражу он миновал городские ворота и направился прямо к Крутому Перекрестку, где и укрылся в доме Чжан Цина8. Там же он сделался странствующим монахом, а потом примкнул к разбойникам с горы Лян9.
Да,
Соседям зла не причиняй, не наноси вреда,
И зубы на тебя точить не станут никогда.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
141


Панъ Цзинълянъ является во сне в доме начальника гарнизона.
У Юэнян щедро одаривает монаха, собирающего доброхотные пожертвования на храм.


Следит за нами постоянно
Небес недреманное око,
Земные божества и духи
весьма неравнодушны к нам.
Придерживает наши страсти законов грозная опека,
И ходят демоны за нами
в загробном царстве по пятам.
И прямоту, и верность, люди,
всегда в сердцах своих лелейте.
Порывы же страстей и гнева
в себе преодолеть умейте.
Кто постоянно неумерен,
тот позабудет дом родимый,
Л кто ведет себя бесчестно,
тот положенье потеряет.
Путь воздержания прославим:
всегда пройти умейте мимо Того, над чем смеются люди,
что отвращенье им внушает.
Итак, У Сун убил Цзиньлянь и старуху Ван, забрал серебро и ушел к разбойникам на гору Лян.
А теперь расскажем о Ван Чао. Выбежал он на улицу и стал звать околоточного. Когда они удостоверились, что дом У Суна заперт спереди и сзади, у старой Ван вскрыт сундук, вещи в беспорядке разбросаны по полу, а серебрю похищено, им стало все ясно: У Сун убил обеих женщин и, забрав серебро, скрылся. Тогда Ван
143


Чао с околоточным взломали ворота. Комната оказалась залитой кровью. На полу лежали два трупа.
Сердце и внутренности Цзиньлянь висели пригвожденные мечом под стрехой. В комнате они нашли и Инъэр, но как ни расспрашивали ее, она только плакала.
Подробное дело о злодейском убийстве вместе с вещественными доказательствами было на другой же день представлено новому уездному правителю во время его утреннего заседания. Уроженец Хэбэя, из уезда Цзаоцян, области Чжэньдин, он, как и его предшественник, носил фамилию Ли, а звали его Чанци. Узнав об убийстве, он вызвал служащего управы и распорядился, чтобы тот в присутствии околоточного, соседей и членов семей пострадавших, Ван Чао и Инъэр, учинил расследование на месте. Как оно показало, У Сун, будучи пьян, в припадке гнева действительно убил урожденную Пань и старую Ван, о чем и было составлено письменное заключение. Местным стражникам и околоточному вменялось в обязанность прикрыть тела убитых землей и выставить охрану. Полиция города начала розыски убийцы. Было расклеено распоряжение, в котором казна объявила награду в пятьдесят лянов серебра тому, кто первым заявит о местонахождении У Суна.
Чжан Шэн и Ли Ань, получив у начальника гарнизона сотню лянов, направились к старухе Ван. Узнав, что Ван и Цзиньлянь убиты У Суном, а власти после расследования обстоятельств производят розыски убийцы, они вернулись домой и доложили хозяину. Потрясенная гибелью Цзиньлянь, Чуньмэй проплакала дня три, ничего не пила и не ела. Обеспокоенный хозяин распорядился позвать к ней бродячих потешников, но и тем не удалось ее развлечь. Он потом не раз посылал Чжан Шэна с Ли Анем узнать, не обнаружен ли У Сун, но не о том пойдет речь.
Перейдем теперь к Чэнь Цзинцзи. Поехал он в столицу за серебром, а сам только и думал, как выкупит Цзиньлянь и станут они мужем и женой. Нежданно-негаданно повстречался ему на полпути спешивший из Восточной столицы домочадец Чэнь Дин.
— Батюшка ваш, дядя, тяжело болен, — сообщил он. — Матушка меня за вами послала. Просит приехать посоветоваться, как дальше жить.
Цзинцзи заторопился. Вместо двух остановок делал одну. И вот добрался он до дома своего дяди Чжан Шиляня. Но дяди уже не было в живых, оставалась только тетка. Отец же его, Чэнь Хун, тоже три дня как скончался, и все домашние облачились в траур.
144


Цзинцзи склонился перед гробом отца, потом земными поклонами почтил мать и тетку.
Перед матерью предстал сильно повзрослевший и возмужавший Цзинцзи. Мать и сын прослезились, а потом стали держать совет.
— Есть у нас и чему порадоваться, и чем опечалиться, — проговорила она.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что на нашу радость по случаю объявления наследника престола обнародована высочайшая амнистия, а горе — неожиданная кончина батюшки. И дяди твоего не стало, а твоя тетка заживет вдовою, и нам неловко оставаться в ее доме. Вот почему я и послала за тобой Чэнь Дина. Нам предстоит отвезти останки батюшки на родину. Не будем же мы хоронить его на чужой стороне1.
Цзинцзи призадумался. «Сколько ж я тут проканителюсь с перевозкой гроба да имущества! — прикидывал он про себя. — Так и Цзиньлянь упущу. Нет, лучше уж заберу сундуки с корзинами да поеду сперва женюсь, а там и гроб перевезти успеем». Подумал и говорит матери:
— Опасно стало на дорогах — разбойников много развелось. Везти гроб вместе с имуществом — сколько подвод! — сразу внимание привлечь. А молодцы попадутся, что тогда? Лучше опоздать, чем впросак попасть. Сперва имущество на двух подводах перевезу, дом в порядок приведу, а потом уж вы, матушка, с Чэнь Дином и домочадцами гроб перевезете. В первой луне нового года в путь отправитесь, в загородном монастыре остановитесь. Там панихиду закажем и земле предадим, как полагается. Ничего, не поздно будет.
Давно не видела мать сына и, поверив его ловким речам, будучи женщиной, сразу передумала. Первым делом нагрузили на две больших подводы сундуки с добром. Для безопасности был вывешен желтый стяг, извещающий, будто везут благовония в храм, и в первый день последней луны Цзинцзи тронулся в путь. Не прошло и десяти дней, как он добрался до Цинхэ.
— Отец скончался, — объявил он дяде Чжану, когда они встретились. — Мать с гробом на днях прибудет. Я пока имущество на двух подводах привез. Надо будет дом прибрать.
— Раз так, мне придется к себе воротиться, — выслушав племянника, проговорил дядя и наказал слугам и домочадцам готовиться к переезду.
Чэнь Цзинцзи обрадовался. «Наконец-то унесет его с глаз долой, — думал он. — Вот когда я возьму Цзиньлянь и заживем мы
145


в свое удовольствие. Отца у меня теперь нет, а мать во мне души не чает. Первым делом порву с негодницей женой, потом на тещу жалобу подам, вещи потребую. Это ведь не как раньше, когда отец в ссыльных числился. Мне теперь никто не посмеет отказать!»
Да,
И той се предполагают люди,
А Небо все по-своему рассудит.
Так намекнул он дяде поторапливаться с переездом, а сам спрятал за пояс сто лянов серебра и еще десяток для свахи в рукав и отправился на Лиловокаменную к старухе Ван.
Цзинцзи был удивлен, когда увидел на улице перед ее домом два засыпанных землей трупа, а над ними скрещенные копья и фонарь. На воротах висело написанное от руки распоряжение, гласившее:
«Уездные власти доводят до всеобщего сведения дело о злодейском убийстве. Убийца У Сун лишил жизни урожденную Панъ и старую Ван. Всякому, кто первым задержит преступника или заявит властям о его местонахождении, будет вручена казенная награда в сумме пятидесяти лянов серебра».
У Цзинцзи глаза на лоб полезли.
Между тем из-под навеса появились двое.
— Ты кто такой? — крикнули они Цзинцзи. — Чего тут читаешь, а? Видишь, небось, убийца не пойман? Кто ты есть?
Они ускорили шаги, чтобы схватить Цзинцзи, но он в испуге бросился наутек. Добежав до кабачка у Каменного моста, он заметил человека в темной куртке и четырехугольной шапке. Они спустились под мост.
— Брат! — обратился встречный к Цзинцзи. — Какой же ты, гляжу, смелый! Стоит себе, распоряжение читает. Для чего тебе, скажи, понадобилось рисковать, а?
Тут Цзинцзи обернулся к спутнику. Это был, оказывается, его закадычный приятель Ян Второй по прозвищу Гуляй Ветер2. Они приветствовали друг друга.
— Давно не видались, брат, — продолжал Ян. — Где пропадал?
Цзинцзи рассказал ему о поездке в столицу и о смерти отца.
— Одна из убитых, Пань, была младшей женой моего тестя, — продолжал он. — Не знал, что она убита. Только из распоряжения понял, в чем дело.
146


— Ее деверь У Сун прикончил, — объяснял Ян. — Он в ссылке был, потом получил помилование, вернулся и учинил расправу, а за что, понятия не имею. Даже старуху Ван не пощадил. У него ведь племянница была, у моего дяди Яо Второго года четыре воспитывалась3. Так У Сун скрылся после расправы-то, дядя взял ее из управы и выдал замуж. А убитые все посреди улицы лежат. Прибавилось заботы охранникам да околоточным! Когда они еще разыщут убийцу!
С этими словами Ян пригласил Цзинцзи в кабачок.
— Зайдем, брат, — говорил он. — Пыль дорожную с тебя смыть полагается.
Тяжело стало на душе у Цзинцзи, как узнал он о кончине Цзиньлянь. Ему и вино в горло не шло. Осушил чарки три, откланялся и, спустившись по лестнице вниз, направился домой. А под вечер, купив связку бумажных денег, Цзинцзи опять пошел на Лиловокаменную, но не к самому дому Ван, а вдаль от него, к Каменному мосту, где стал звать Цзиньлянь:
— Сестрица Шестая! Я, Чэнь Цзинцзи, жертвую тебе эти деньги. Задержался я немного и тебя потерял. Ты была человеком, а стала духом. Да поможет Небо тем, кто разыскивает ненавистника и убийцу твоего У Суна, дабы свершилась месть за тебя. Я пойду тогда к лобному месту и удовлетворюсь только после того, как увижу разрубленного на куски насильника.
Цзинцзи заплакал и предал огню жертвенные деньги. Вернувшись домой, он запер ворота и прилег. Он погрузился в дремоту, когда к нему явилась Цзиньлянь. Она была в суровом платье, обагренном кровью.
— Дорогой мой! — со слезами обратилась она к Цзинцзи. — Какую страшную смерть приняла я! Как я надеялась, что мы встретимся и будем вместе! Но ты не пришел, и жестокий У Сун лишил меня жизни. Меня не хотят принять и в царство Тьмы. Белым днем я блуждаю, не находя пристанища, а темной ночью жажду испить хоть глоток воды4. Благодарю тебя за деньги. Но не пойман еще злодей, и тело мое лежит посреди улицы. Прошу тебя, ради прежней любви, купи гроб и погреби меня, чтобы не оставались и дальше останки мои над землею.
— Дорогая моя! — со слезами отвечал ей Цзинцзи. — Знаю, что следует предать тело земле. Да не узнала бы моя теща, эта бесчеловечная негодница. Она и без того преследует меня, а тут наверняка воспользуется случаем. Дорогая! Пойди-ка ты лучше в дом
147


начальника гарнизона да попроси Чуньмэй. Пусть она похоронит твои останки.
— Я уж пыталась туда проникнуть, — отвечала Цзиньлянь, — но дух хранитель ворот меня не пустил. Путь преградил. Придется еще упрашивать.
Цзинцзи заплакал. Он хотел было привлечь ее к себе, но запах крови заставил его отпрянуть. Цзинцзи пробудился. То был лишь сон. Послышались удары. Пробили третью ночную стражу.
— Вот странно! — воскликнул он. — Я только что как наяву видел Цзиньлянь. Она жаловалась на судьбу, просила похоронить... Но когда же поймают У Суна?! Как мне тяжело!
Да,
Безмерное горе, призыв без ответа.
Проплачешь один в темноте до рассвета.
Однако не станем говорить, как Цзинцзи справлялся насчет У Суна.
Прошло два с лишним месяца, а властям так и не удалось напасть на его след. Стало известно, что он ушел к разбойникам на гору Лян, о чем и доложили стражники и околоточные. Из управы пришел приказ, предписывающий тела убитых с улицы убрать и передать родственникам для погребения. Старуху Ван похоронил сын Ван Чао. Цзиньлянь же брать было некому.
Через два дня на третий Чуньмэй посылала Чжан Шэна с Ли Анем в управу узнать, не поймали ли убийцу, но те всякий раз возвращались ни с чем. Убитые по-прежнему лежали на улице, охраняемые стражей, и никто не решался к ним приблизиться.
Так настал Новый год. В первых числах Чуньмэй увидела сон. Откуда-то из мрака к ней явилась Цзиньлянь. Волосы ее были распущены. Вся она была в крови.
— Сестрица Пан5! — обратилась она к Чуньмэй. — Дорогая ты моя! Какую тяжкую смерть приняла я! Насилу к тебе пробралась. Меня дух хранитель ворот не хотел пропустить, окриками отгонял от дома. Скрылся мой убийца У Сун, а кости мои все еще лежат на улице непогребенные. Их обдувает ветер и омывает дождь, ходят по ним собаки и куры. Некому взять мои останки и предать земле. Нет у меня здесь ни единого близкого. Прошу тебя, если ты еще не забыла прошлое, когда мы жили с тобой, как мать с дочерью, купи мне гроб и похорони меня. Тогда в царстве тьмы я закрыла бы очи и уста свои.
148


Чэнь Цзинцзи во имя прошлого приносит жертву Цзинълянъ
陳氣濟疚舊祭全鼠


Госпожа Пан поручает Чжан Шэну похоронить труп
篇大奴ж爲託藏赓


Цзиньлянь горько зарыдала. Чуньмэй хотела было удержать ее и обо всем расспросить, но Цзиньлянь удалилась. Чуньмэй вздрогнула и проснулась. То был лишь сон. Глаза у нее стали влажны от слез. Недоумение не давало ей покоя.
На другой же день она позвала Чжан Шэна с Ли Анем и велела им узнать в управе насчет убиенных.
Слуги поклонились и удалились исполнять ее наказ. Немного погодя они вернулись и доложили:
— Убийца скрылся. Тела все это время оставались под стражей, но теперь пришел новый приказ. Родственникам велено их взять и похоронить. Старуху взял ее сын, а молодую женщину никто не берет, и она все еще лежит посреди улицы.
— В таком случае у меня к вам будет просьба, — сказала Чуньмэй. — Сделайте мне дело, если это вас не затруднит, а я вас щедро награжу.
Слуги опустились перед ней на колени.
— Зачем вы такие слова говорите, сударыня! — воскликнули они. — Вы замолвили бы за нас словцо перед господином, а большего нам не нужно. Мы для вас готовы в огонь и в воду.
Чуньмэй удалилась в спальню. Она вынесла оттуда десять ля- нов серебра и два куска полотна.
— Ведь эта женщина доводится мне сестрой, — пояснила она. — Была она замужем за Симэнь Цином, потом ушла из дому. И вот ее убил насильник. Вы только уж хозяину-то не говорите. На это серебро купите гроб, возьмите ее останки и предайте земле как полагается где-нибудь за городом в подходящем месте. Я вас щедро одарю.
— Дело несложное, — отвечали слуги. — Мы сейчас же пойдем.
— А что если нам с тобой в управе не разрешат взять останки? — спросил Ли Ань. — Надо, пожалуй, батюшкину визитную карточку показать в управе.
— Зачем нам визитная карточка! — возразил Чжан Шэн. — Скажем, наша госпожа доводится покойнице младшей сестрой, и никто в управе не решится перечить.
Они взяли серебро и зашли в сторожевое помещение.
— Наша молодая госпожа, должно быть, с убитой вместе у Си- мэня жила, — говорил Чжан Шэн Ли Аню. — Дружили, наверно. А то не стала бы о ней так беспокоиться. Как узнала о ее гибели, дня четыре проплакала, не пила, не ела. Батюшка ей и потешников-то звал, но и они не развлекли. А теперь, когда никто не берет
151


убитую, кому как не ей о похоронах позаботиться. Сделаем все, как она просит, когда-нибудь нас перед хозяином поддержит. Глядишь, и над нами звезда счастья взойдет. Батюшка ей во всем потакает, к ее советам прислушивается. Она Старшую хозяйку и Вторую позади оставила.
С серебром они направились в уездную управу и подали письменную просьбу, в которой говорилось, что жена столичного воеводы Чжоу, будучи сестрою убитой женщины, просит отдать ей тело для погребения.
За шесть лянов слуги купили гроб, откопали засыпанное землею тело Цзиньлянь, вложили внутренности и пришили голову. Обрядив покойницу, они поместили ее в гроб как полагается.
— А похороним в обители Вечного блаженства за городом, где попечителем наш хозяин, — говорил Чжан Шэн. — Небось, место найдется. Земле предадим и хозяйке доложим.
Они наняли двух носильщиков. Гроб перенесли в монастырь Вечного блаженства.
— Это сестра младшей супруги вашего покровителя, — сказали они настоятелю. — Надо бы место выбрать для погребения.
Настоятель без промедления определил место за храмом под тополем. Там Цзиньлянь и была погребена. Слуги доложили Чунь- мэй:
— Гроб купили, обрядили и земле предали, сударыня. И вот еще четыре ляна осталось.
Они протянули хозяйке серебро.
— Сколько я вам хлопот задала! — говорила Чуньмэй. — По ляну на домашние расходы себе возьмите, а два ляна отдайте настоятелю Даоцзяню. Пусть сутры почитает, поможет душе усопшей переселиться на Небо.
Она вручила слугам большой кувшин вина, а также свиной и бараний окорока. Слуги, не решаясь принять серебро, опустились перед ней на колени.
— Если бы вы замолвили о нас доброе слово господину, — говорили они. — Мы же ничего особенного не сделали и не смеем брать серебро.
— Я рассержусь, если вы откажетесь от моей награды, — заявила Чуньмэй.
Чжан Шэну и Ли Аню ничего не оставалось, как отвесить земные поклоны.
152


Взяли они серебро и пошли в сторожевую пристройку, где устроили пир, во время которого на все лады расхваливали молодую хозяйку.
На другой день Чжан Шэн понес два ляна настоятелю. Чунь- мэй прибавила еще пять цяней для возжигания жертвенных денег, но не о том пойдет речь.
А пока расскажем о Чэнь Дине. Забрал он всех домочадцев и имущество, поставил на повозку гроб и отправился из столицы в Цинхэ. Для отпевания и погребения хозяина заехали они в монастырь Вечного блаженства, где был установлен гроб.
Как только прослышал Цзинцзи о прибытии матери, о заезде ее в монастырь, где был оставлен гроб, он первым делом занялся разгрузкой багажа, а потом отвесил поклон родительнице.
— Что ж это ты нас не встретил? — спросила сына удивленная Чжан.
— Я себя плохо чувствовал, — оправдался Цзинцзи. — Да и дом не на кого было оставить.
— А дядя Чжан? Где же он? Почему его не видно?
— Дядя, как узнал, что вы приезжаете, поспешил к себе перебраться.
— Уговорил бы его пожить у нас. Чего он так заторопился?
Через некоторое время проведать сестру прибыл отставной комендант Чжан. Они обнялись и заплакали. Накрыли стол. За вином пошли разговоры, но излагать их подробно нет надобности.
На другой день мать вручила Цзинцзи пять лянов серебра, несколько связок жертвенных денег и велела отвезти настоятелю, чтобы тот почитал сутры по покойному.
Цзинцзи ехал верхом, когда на улице повстречались ему приятели — Лу Старший и Ян Старший. Цзинцзи спешился, чтобы приветствовать их.
— Далеко ли путь держишь, брат?
Цзинцзи сказал о смерти отца.
— Гроб за городом в монастыре стоит. Двадцатого числа седьмая седмица выходит, вот мать и велела серебра настоятелю отвезти.
— Не знали, что гроб с телом твоего отца прибыл, — говорили приятели, — а то пришли бы выразить соболезнование. Когда же вынос и погребение?
— Да на этих днях, — отвечал Цзинцзи. — Отпоют, и хоронить будем.
Друзья уже подняли руки в прощальном приветствии и хотели было пойти своей дорогой, но их остановил Цзинцзи.
153


— Скажи-ка, — обратился он к Яну, — а где бывшая жена моего тестя, урожденная Пань, а? Кто взял ее тело?
— Видишь ли, — отвечал Ян, — У Суна поймать так и не удалось. Когда доложили господину правителю, то он с полмесяца назад еще распорядился, чтобы убитых погребли родственники. Старую Ван сын схоронил, а молодая еще дня четыре на улице пролежала. Потом пришли слуги от начальника гарнизона, гроб купили и отнесли за город. Там, в храме Вечного блаженства земле предали.
При упоминании начальника гарнизона Цзинцзи сразу понял, что о Цзиньлянь побеспокоилась Чуньмэй.
— Сколько же тут этих монастырей Вечного блаженства развелось? — спросил он.
— Как сколько?! Всего один. За южными воротами города, где попечителем господин Чжоу Сю.
Цзинцзи в душе сильно обрадовался. Какое совпадение, подумал он. Значит судьбе было так угодно, чтобы и ее в том же монастыре похоронили. Он простился с друзьями и выехал верхом за город. Прибыл он в монастырь Вечного блаженства и, встретившись с настоятелем Даоцзянем, заговорил не о панихиде.
— Не могли бы вы сказать, где здесь могила недавно погребенной молодой женщины из дома столичного воеводы? — спросил он.
— Сестры младшей супруги нашего попечителя? — уточнил настоятель. — За храмом под тополем.
С жертвенными принадлежностями и деньгами Цзинцзи пошел не к гробу отца, а к могиле Цзиньлянь, чтобы почтить покойную и возжечь жертвенные деньги.
— Дорогая моя! — с плачем говорил Цзинцзи. — Твой брат Чэнь Цзинцзи с благоговением возжигает связку денег. Будь покойна, когда тебе хорошо, но станет трудно, воспользуйся деньгами.
Потом он вошел в храм и предстал перед гробом отца. После сжигания денег и принесения жертв он отдал серебро настоятелю и попросил его пригласить двадцатого числа восьмерых монахов для свершения панихиды по случаю исполнения седьмой седмицы. Настоятель взял серебро и устроил трапезу. Цзинцзи вернулся домой и сказал матери.
Двадцатого все прибыли в монастырь на панихиду, потом выбрали благоприятный день для выноса. После погребения в семейном склепе семья вернулась домой. Однако не будем говорить, как потом жили мать и сын.
Расскажем про У Юэнян. Однажды — дело было в первых числах второй луны — погода стояла теплая, и Мэн Юйлоу, Сунь
154


Сюээ, Симэнь Старшая и Сяоюй вышли к воротам поглядеть на мчавшиеся мимо экипажи, всадников и шумные вереницы народа. Тут их внимание привлекла толпа мужчин и женщин, следовавшая за буддийским монахом — огромного роста толстяком. На макушке у него красовалась бронзовая корона с изображениями трех почитаемых будд6. В оранжевой рясе-кашье с нарукавниками на голых предплечьях, он нес притороченными к телу несколько больших древоподобных подсвечников. Босые ноги его по щиколотку утопали в грязи. Себя он называл странствующим монахом, принявшим постриг у алтаря-мандалы на Пятигорье7.
— Прибыл в эти места для сбора подаяний на сооружение обители Будды, — пояснял он.
Вот как в свое время воспели его достоинства современники:
Погруженный в медитацию, он неподвижно сидит. Будды Закон разъясняет и проповедует Священное Писание. Расправлены плечи, страданья подвига отражены во взоре. Он обликом и позой не уступит Будде. Из веры ловко пропитанье извлекает. Порядки обители святой блюдет. Днем посохом стучит и звенит в колокольцы. А ночью темной мечет копье, играет булавой. Пред домом иной раз поклоны отбивает лысою башкой. Когда проголодается, среди улицы орет: «Мир призрачен, жизнь иллюзорна. Никто из живых не избежит могилы! Одни уходят, придут другие. Придут одни, другие уйдут. Но кого и когда ввели в Западный край8Р/>>
Увидев у ворот Юэнян и остальных женщин, монах подошел и приветствовал их.
— О почтеннейшие покровительницы, бодхисаттвы в миру9! — обратился к ним инок. — Живущие в роскошных дворцах и хоромах, вы стали первозванными избранницами схода под деревом с драконьими цветами10. Я, бедный инок, пришедший с Пятигорья. Собираю доброхотные пожертвования на возведение обители Высоких Подвигов Десяти Владык11 и Трех Сокровищ Учения12. Уповаю на бодхисаттв-благодетелей со всех десяти концов света13, кои щедро сеют на ниве добродетели, жертвуют свои сбережения на великие дела, творят добро, за которое воздастся в грядущей жизни. А бедный инок всего лишь странник.
Выслушала Юэнян монаха и кликнула Сяоюй.
— Ступай принеси из спальни монашескую шапку, пару туфель, связку медяков и меру риса, — наказала она.
Юэнян, надобно сказать, всегда охотно привечала послушников Будды — и трапезы устраивала, и на монастыри жертвовала.
155


На досуге с усердием отдавалась шитью монашьих шапок и туфель, чтобы при случае одарить иноков.
Сяоюй вынесла, что просили.
— Кликни наставника и отдай ему, — сказала Юэнян.
— Эй ты, монах! — не без кокетства позвала горничная. — Гляди, сколько тебе всего жертвует госпожа! Чего стоишь, как осел? Поди да в ноги поклонись благодетельнице.
— Ах ты, греховодница паршивая! — заругалась на нее хозяйка. — Ведь это же инок, ученик Будды! Как ты смеешь, вонючка несчастная, поносить его, не имея к тому ни причины, ни повода?! Не будет тебе счастья, негодница, а беду на свою голову накличешь.
— А чего он, матушка, на меня глаза-то пялит, разбойник? — засмеялась Сяоюй. — С головы до ног оглядывает.
Монах обеими руками принял подношения.
— Премного вам благодарен, милосердные бодхисаттвы, за ваши подаяния, — проговорил он, кланяясь.
— Вот невежа, этот лысый болван! — возмутилась Сяоюй. — Нас вон сколько, а он двумя поклонами отделался. Почему мне не поклонился?
— Хватит тебе глупости-то болтать, паршивка! — опять одернула ее Юэнян. — Он же из сыновей Будды и не обязан раскланиваться.
— Матушка! — не унималась горничная. — Если он сын Будды, кто ж тогда дочери Будды?
— Монахини — вот кто.
— Значит, и мать Сюэ, и мать Ван и Старшая наставница, да? Они дочери, а кто ж зятья Будды?
— Будь ты неладна, блудница! — Юэнян не выдержала и рассмеялась. — Дай только волю, язык у тебя так и чешется сказать что-нибудь непристойное.
— Вы, матушка, только и знаете меня ругать, а лысый разбойник с меня глаз не спускает. Вон как зенки таращит!
— Приглянулась ты ему, должно быть, — заметила Юй- лоу. — Он тебя от забот мирских хочет избавить, вот и приглядывается, как бы взять.
— Я бы пошла, только взял бы! — отвечала Сяоюй.
Женщины рассмеялись.
— Болтушка! — проговорила Юэнян. — Над монахами потешиться да над Буддой покощунствовать — это ты умеешь.
Монах поднял голову, на макушке которой возвышались три почитаемых будды, выпрямился и пошел.
156


— Меня одергиваете, матушка, а видали, как он опять в меня глазищами вперился? — спросила горничная.
Вот стихи, говорящие о доброхотном пожертвовании Юэнян:
Живешь вдовою, чтишь писанъе — продлятся дни твои.
Дурные помыслы, соблазны из сердца изгони,
И, как луна на горизонте,
достойно лик склони,
И облакам не дай коснуться, ведь ветрены они.
Так, разговаривая у ворот, женщины заметили тетушку Сюэ. Она подошла к ним с корзинкой искусственных цветов и поклонилась.
— Какими судьбами? — спросила Юэнян. — Пропала, и ни слуху ни духу.
— И сама не знаю, чем занята была, — отвечала Сюэ. — Эти дни у надзирателя господина Чжана Второго с Большой улицы сына женила. Племянницу господина Сюя с северной окраины взял. Мы с тетушкой Вэнь сватали. Вчера, на третий день, такой пир задавали! До того закружилась, что даже к господину столичному воеводе выбраться не пришлось. А его младшая супруга меня звала. Обиделась на меня, наверно.
— Ну, а сейчас далеко ли путь держишь? — поинтересовалась Юэнян.
— По делу к вам, почтеннейшая, — говорила сваха.
— Тогда пройдем в дом, — предложила Юэнян.
Она проводила сваху в свои покои и предложила присаживаться.
— Вы, почтеннейшая сударыня, должно быть, еще не знаете, — начала, выпив чаю, Сюэ. — Ведь ваш сват Чэнь помер. В прошлом году прихватило, и не встал. Сватьюшка ваша сына в столицу вызвала — вашего зятюшку, стало быть, — гроб сюда перевезли и все имущество.
С нового года как воротились. Панихиду отслужили и в родовом склепе похоронили. Если бы вы, почтеннейшая, знали, наверное тоже соболезнование выразили и почтили бы память усопшего. Не так ли?
— Если б ты пришла да сказала, — подтвердила Юэнян. — Откуда я могла знать?! До нас и слухи не дошли. Знаю только, что
157


Пань убита. Деверь ее зарезал. Говорили, вместе со старой Ван похоронили. А что потом было, не слыхала.
— Да, как говорится, есть у человека место рождения, найдется и место погребения, — подхватила Сюэ. — Только если б не тот случай, жила бы она в доме. Распустилась, грязь наружу вылила, вот и пришлось дом покинуть. Попади она ко мне, не убил бы деверь. Впрочем, коль появился должник, значит есть и ростовщик. Без зачинщика не бывает драки. Надо младшей госпоже Чуньмэй спасибо сказать. Как дочь над ней сжалилась, слугам наказала гроб купить и предать ее тело земле. А то кому о ней было позаботиться?! Так и лежала бы под открытым небом. А деверя ведь до сих пор не поймали.
— Чуньмэй-то глядите! — вставила стоявшая сбоку Сюээ. — Давно ль ее начальнику гарнизона продали, а уж как вознеслась! Серебром распоряжается и гроб для этой покупает, и хоронит. И хозяин терпит? Кто ж она такая теперь?
— О! Если б вы видели, как ее обожает хозяин! — воскликнула Сюэ. — Так от нее и не отходит. Она у него одно попросит, он ей десять делает. А до чего похорошела, как женой в дом вошла! До чего бойкая, смышленая. Он ей целый западный флигель отвел, горничную купил. Три ночи подряд с ней провел. Сколько ей головных украшений поднес! Наряды на все времена года у портных заказал. На третий день пир устроил, меня одарил ляном серебра и куском атласа. Старшей жене у него лет пятьдесят да слепая она, все время в постах проводит и от хозяйства отошла. Есть у него, правда, еще Сунь Вторая. Она раньше хозяйство вела. Но у нее дочь, с ней занята. Теперь там Чуньмэй полновластная хозяйка. Все ключи от кладовых и чуланов в ее распоряжении. Хозяин, начальник, к каждому слову ее прислушивается. А вы говорите, откуда у нее серебро!
Выслушав сваху, Юэнян и Сюээ умолкли. Гостья посидела еще немного и стала откланиваться.
— Завтра зайди ко мне, ладно? — наказала Юэнян. — Я пока жертвенную снедь, полотна кусок и бумажных денег приготовлю. А ты проводи уж падчерицу, а? Ей надо свекра почтить.
— А вы сами-то не собираетесь?
— Скажи там, плохо, мол, себя чувствует. Я в другой раз навещу.
— Тогда велите младшей госпоже собраться, — сказала Сюэ. — Пусть меня дожидается. Я после обеда зайду.
158


— А ты куда это спешишь, а? Или опять к столичному воеводе? Небось, не обязательно идти-то.
— Что вы! Сколько обид выслушивать придется. Слуги и так весь порог обили.
— Зачем же зовут? — поинтересовалась Юэнян.
— 1\ак зачем! Чуньмэи, уж должно, на четвертом или пятом месяце, наследника ждет. Хозяин просто сам не свой от радости. Наверно, меня решил отблагодарить.
Сюэ подхватила корзину с цветами и откланялась.
— Ох, уж эти сводни! — воскликнула Сюээ. — Соврут и глазом не моргнут. Только что продали, и уж чуть не на сносях14. Небось, у столичного воеводы не одна она. Так уж он ее и выделил. Вот расписала!
— У него Старшая жена и еще одна, дочь растит, — пояснила Юэнян.
— Ну вот! — продолжала Сюээ. — Я и говорю: только сваха может так сказать. Воды на вершок, а волны саженные.
Кто знает, не скажи этого Сунь Сюээ, может, не свалилась бы беда на ее голову.
Да,
С неба пал крючок на нитке, а потом Накрутился на земле из сплетен ком^.
Тому свидетельством стихи:
Недавно имела хозяина,
Л ныне душа неприкаянна.
Жизнь суетна, все изменения Зависят лишь от провидения.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
159


г
л
А
*
А
*
□
С
Е
М
I
д
Е
С
5
т
д
Е
В
я
т
А
.Я
Вдовы приходят на свежую могилу в день поминовения усопших.
У Юэнян нечаянно попадает в монастырь Вечного блаженства.


В весенней дымке на ветру
парчовые трепещут стяги.
И дни становятся длинней,
и на душе царит покой.
Кувшин отменного вина
прибавит молодцу отваги;
Красавица его пригубит —
да и расстанется с тоской.
Все ветки ив и тополей
весною вновь зазеленели;
Стоят с расцвете абрикосы,
и жерди подпирают их.
Коли мужчина не достиг
поставленной им в жизни цели,
Так пусть он с песнею веселой
идет в селение хмельных.
Итак, на другой же день У Юэнян припасла все, что полагается: трех жертвенных животных, кушанья, бумажные деньги, завернула кусок полотна и велела падчерице собираться.
Симэнь Старшая облачилась в траур и отбыла в паланкине. Тетушка Сюэ с жертвенными дарами шествовала впереди.
Чэнь Цзинцзи они застали у ворот дома. Тетушка велела носильщикам внести жертвы.
— Это откуда? — спросил ее Цзинцзи.
Сюэ поклонилась.
— А ты будто и не знаешь, зятюшка! — воскликнула она. — От тещи пожаловали. Дочку она прислала твоего покойного батюшку почтить.
161


— Теща стебанутая?! Так ее растак! — Цзинцзи грубо выругался. — Вспомнила прошлогодний снег1! На целых полмесяца опоздала. Человек давно в сырой земле лежит, а она с жертвами является.
— Дорогой зятюшка! — заговорила Сюэ. — Теща твоя вдовою живет. Не забудь, она как краб безногий. Ну откуда ей было знать, что гроб сватушки доставили? Если и опоздала, обижаться не нужно.
Пока они вели этот разговор, к воротам приблизился паланкин с Симэнь Старшей.
— А это еще кто? — спросил Цзинцзи.
— Как кто! — не уступала тетушка Сюэ. — Жена твоя пожаловала. Теща плохо себя чувствует. Дочь послала. Ей, во-первых, полагается при муже находиться, а во-вторых — покойного свекра почтить.
— Сейчас же убирайтесь отсюда! — заругался на паланкин- щиков Цзинцзи. — Чтобы ноги этой потаскухи тут не было! Добрые люди тысячами умирают, а этой ничего не делается. Зачем мне блудница?!
— Разве так можно говорить! Раз она замуж вышла, ей за мужем следовать надлежит.
— Мне блудница не нужна! — заявил Цзинцзи и обернулся к паланкинщикам. — Убирайтесь, говорят вам!
Однако паланкинщики продолжали стоять у ворот. Цзинцзи бросился к ним и стал пинать ногами.
— Не уйдете, да? — приговаривал он. — Ждете, пока я вам, голодранцам, ноги переломаю? Сейчас потаскухе все волосы выдеру.
Тут носильщики подняли паланкин и понесли его обратно домой. Тетушка Сюэ решила вызвать Чжан, мать Цзинцзи, но паланкин стал удаляться, и ей ничего не оставалось, как собрать жертвенные принадлежности и пойти рассказать о случившемся Юэнян.
Юэнян чуть было сознания не лишилась от гнева, когда ей доложила тетушка Сюэ.
— Вот арестант бесстыжий! — заругалась она. — Чтоб тебе провалиться! Когда вас по закону преследовать начали, так ты в доме тестя укрылся. Сколько лет тебя поили-кормили! И вот за все доброе злом отплачиваешь? Покойник, не тем будь помянут, зря тогда тебя принял. Тебя как порядочного приютили, а ты вон какие штуки выкидываешь. Мне от ворот поворот?! Да как он смеет со мной, тещей, так обходиться! — Юэнян обернулась к Симэнь
162


Старшей и продолжала. — Дочка! Ты же своими глазами видала. Разве мы с отцом твоим хоть когда-нибудь его обидели?! А ты пока жива ему принадлежишь, умрешь — станешь духом в их доме. Я тоже не могу тебя оставлять. Завтра же переходи к нему в дом. А его не бойся. Не утопит же он тебя в колодце! Как бы ни храбрился, не решится человека губить. Ведь и на него найдется управа.
Однако не станем больше говорить о том вечере.
На другой день Симэнь Старшая, сопровождаемая Дайанем, снова отбыла в паланкине.
Чэнь Цзинцзи дома не оказалось. Он ушел на кладбище насыпать курган над могилой отца. Его мать, урожденная Чжан, как того требовал обряд, приняла невестку.
— Поблагодари от моего имени сватьюшку за присланные жертвы, — наказала она Дайаню. — Да скажи, чтобы она на моего сына не обижалась. Пьяный он был, вот так и получилось. А с ним я еще поговорю.
Она угостила Дайаня, и он, успокоенный, отправился домой.
К вечеру с кладбища воротился Цзинцзи.
— Опять ты заявилась, потаскуха? — заругался он на жену и принялся бить ее ногами. — Чего тебе тут надо? Опять скажешь, вас объедаю, да? А сколько вы сундуков и корзин с моим добром захватили? Вот отчего вы и разжились-то! А еще болтают: зятя, мол, поим-кормим. Добрые люди на тот свет уходят, а тебя, потаскуху, все земля носит.
— Вот бесстыжий арестант! — заругалась в ответ Симэнь Старшая. — Есть ли у тебя совесть, арестантское твое отродье, а? Убили потаскуху, вот тебя и бесит. На мне зло решил срывать, да?
У Цзинцзи волосы встали дыбом от злости. Он что есть сил начал бить жену кулаками. Тут подоспела его мать и стала было уговаривать сына, но он оттолкнул ее в сторону.
— Ишь ты, арестантское отродье! — со слезами на глазах закричала мать. — Налил глаза-то кровью, на мать родную замахиваться!
К вечеру Симэнь Старшую снова пришлось отправить в паланкине домой.
— Убью, потаскуха, если не вернешь мне сундуки с корзинами! — угрожал Цзинцзи.
Напуганная Симэнь Старшая, не решаясь больше ехать к мужу, осталась в отчем доме.
Тому свидетельством стихи:
163


Они друг другу доверяли смело.
Любви, казалось, не было предела!
Но умерла любовь, окрепнуть не успев,
И в памяти лишь ненависть да гнев.
Так Симэнь Старшая и осталась жить в доме отца.
Однажды, дело было в третьей луне, в день поминовения усопших, У Юэнян велела приготовить благовония, свечи и жертвенные деньги. Трех жертвенных животных, вино и закуски уложили в два короба и отправили на загородное кладбище для принесения жертв душе Симэнь Цина.
Сунь Сюээ, Симэнь Старшая и служанки остались домовничать. У Юэнян взяла с собой Мэн Юйлоу и Сяоюй, а также кормилицу Жуй с Сяогэ на руках. Все они отбыли в паланкинах. Приглашение на кладбище получили также брат Юэнян, У Старший, с женой.
Когда они миновали городские ворота, перед ними раскинулось необозримое поле, покрытое ковром благоухающих цветов. Радовали взор обрамленные алым ярко-зеленые купы ив. Непрерывным потоком двигались толпы гуляющих — мужчины и женщины. Нет лучшего времени года, чем весна! Как очаровательна ее красота! Как ласково весеннее солнце, как нежен ветерок! Он ласкает ивовую почку, раскрывает бутон цветка и разносит душистую пыльцу. То веет теплом, то прохладой. И скачут всадники на холеных конях, а дамы выезжают в роскошных паланкинах. Гуляют по ароматным тропам и дорожкам. И даже пыль, что вздымается на дорогах, благоуханна весной. Распускаются тысячи цветов, и тьма трав пускает ростки — эти вестники весны. Весна ликует в цвету, даря нежную ласку и тепло. Чаруют обильно напудренные и подрумяненные цветы только что распустившихся персиков. Завораживают тонкие стройные, колышущиеся на ветру молодые плакучие ивы. Щебечут на сотни голосов золотистые иволги, пробуждая нас от полуденного забытья. Неумолчно кричат пурпурные ласточки, давая нам понять муки любовного томленья. На обогретом щедрым солнцем пруду резвятся желтые гусята, широкую и благоуханную водную гладь бороздят отливающие зеленью утки. А там, за рекой, в чьем-то подернутом зеленоватою дымкой поместье взмывают среди тополей качели. Да, до чего ж в самом деле прекрасна весна! С ее приходом в области или уезде, в селенье или на обыкновенном деревенском базаре — всюду тебя ждут развлеченья.
164


В день поминовения усопших вдовы навещают свежую могилу
滂明辞募婦上鉀溃


В монастыре Вечного блаженства госпожа встречается с прежней хозяйкой
來福务夫人逢故无


Тому свидетельством стихи:
В день поминанья всюду в предместье Жертвенных денег носится дым,
Средь трав ароматных с песнями вместе Слышится смех на любые лады.
То ведро, то дождь — абрикоса цветенье, И иволги в ветках айвы щебетанье,
Под ивой хмельного гуляки сопенье, Нарядных красавиц в игре состязанъе.
Взлетают цветные канаты качелей — Красотки порхать научились как феи!
А теперь вернемся к У Юэнян. Когда они добрались в паланкинах на поле пятой версты, где находилось кладбище, Дайань понес коробы со съестным на кухню. Развели огонь, и повара принялись готовить блюда, но не о том пойдет речь.
Юэнян и Юйлоу, а за ними Сяоюй и кормилица Жуй с Сяогэ на руках проследовали в гостиную, где им подали чай. Ждали прибытия старшей невестки У.
Дайань расставил на жертвенном столе перед могилой Симэнь Цина три жертвенных туши, кушанья и разложил бумажные деньги. Ждали невестку У. Однако им с мужем так и не удалось нанять паланкин, и они прибыли только к полудню на ослах.
— Вы не в паланкине, невестушка? — спросила Юэнян. — Что, не было?
Ее угостили чаем и, переодевшись, они пошли на могилу Си-
шян несла пять благовонных палочек. Одну она передала Юйлоу, другую — кормилице Жуй с Сяогэ, две — брату и невестке. Юэнян воткнула палочку в курильницу для благовоний, склонилась в низком поклоне и, немного отступив, начала:
— Мой старший брат! Ты был человеком при жизни, стал духом после кончины. Ныне, в прекрасный день весенних поминок, твоя верная жена, урожденная У, вместе с сестрицей Мэн Третьей и годовалым сыном Сяогэ, пришла к тебе на могилу возжечь связку жертвенных монет. Спаси и сохрани сына своего и да продлится его жизнь до ста лет, чтобы он мог убирать твою могилу. Мой старший брат! Мы жили с тобой как муж и жена. Как тяжело мне бывает всякий раз, когда я представлю себе твой облик, когда мне послышится твой голос.
мэн] ина.
167


Дайань поджег жертвенные деньги. Юэнян заплакала.
Тому свидетельством романс на мотив «Овечка с горного склона»:
Жгу жертвенные деньги у погоста,
Нетвердой стала моя поступь Были мы мужем с тобой и женой,
Распри не знали вовек ни одной.
Мечтали вместе встретить старость,
На полпути — одна осталась.
С тобой делили мы вначале Все наши радости, печали.
А ныне брошен целый дом,
Дитя оставлено отцом.
Вдове с малюткой на руках С бедой не справиться никак!
На полпути — гроза и ливень,
Без пары утке сиротливо,
Без половины сохнет плод!
Зову тебя, о мой оплот!
Мой благородный старший брат,
Мне не забыть твой вид и взгляд.
Могу ль не пить страданья яд!
В добавление романс на мотив «Чарует каждый шаг»:
Жертвенных денег пепел клубится,
Но милому облику не появиться.
В голос рыдаю: такой молодой,
А сделал красотку свою сиротой.
Связи меж нами нет никакой,
Как же увидеться снова с тобой!
Вперед вышла Юйлоу. Она воткнула благовонную палочку и, низко поклонившись, заплакала.
Тому свидетельством романс на первоначальный мотив:
Непел жертвенных денег ветер унес,
Глаза полны горючих слез.
И я взываю: Люди! Небо!
Ну стая молодость нелепа!
168


Цветы развеял сенокос,
Мне сохнуть до седых волос.
Наследник твой у Старшей есть сестрицы.
Лишь ей вдовством своим гордиться.
А я — бесплодная труха,
Раскрошенная шелуха,
Гнилое мертвое растенье,
Мне не осталось даже тени!
В добавление романс на мотив «Чарует каждый шаг»:
Был полон сил как вешний стебелёк.
Меня покинул ты не в срок,
Удел мой безнадежно мрачен,
Я не живу, а только плачу.
Не будет от тебя вестей,
Как холодна в ночи постель!
После Юйлоу благовонную палочку поставила кормилица Жуй с Сяогэ на руках. Она опустилась на колени и отвесила земные поклоны. За ней воскурил благовония У Старший и его жена. Затем все проследовали в крытую галерею, где был накрыт стол. Юэнян пригласила брата с невесткой занять почетные места. Сама она и Юйлоу сели сбоку, а Сяоюй, кормилица Жуй и Ланьхуа, служанка госпожи У, расположились по обеим сторонам. Подали вино. Однако оставим их пока за трапезой.
Расскажем теперь о столичном воеводе Чжоу Сю, жены которого в тот же день посетили кладбище.
Ночь накануне дня поминовения усопших Чуньмэй провела с хозяином. Притворившись спящей, она вдруг зарыдала и проснулась.
— Что с тобой? Отчего ты плачешь? — обратился к ней встревоженный Чжоу Сю.
— Я видела во сне матушку, — отвечала Чуньмэй. — Она явилась мне вся в слезах. Ведь я, говорит, вырастила тебя. А мне, думаю, не придется принести ей жертвы даже в день Хладной трапезы2, когда поминают усопших. Оттого я и проснулась заплаканная.
— Раз она растила тебя, ты как дочь обязана выразить ей свое почтение, — заметил Чжоу. — А где ее могила?
— За Южными городскими воротами, — пояснила Чуньмэй, — сзади монастыря Вечного блаженства.
— Не волнуйся! — успокоил ее муж. — Я покровитель монастыря Вечного блаженства и всегда заказываю там службы. Завтра
169


мы посетим кладбище. Вели слугам захватить жертвенную снедь. Там ты и принесешь жертвы покойной матушке, сделаешь доброе дело.
Начальник гарнизона приказал слугам приготовить вина, закусок и фруктов, а также жертвенные принадлежности, с тем чтобы поехать на семейное кладбище, возле которого у него было обширное поместье с просторными залами, хоромами и парком. Там-то, в зале Услаждений предков и был устроен жертвенник.
Вместе с воеводой Чжоу на кладбище отбыли в больших паланкинах его старшая жена, Сунь Вторая и Чуньмэй. Каждую из них несли четыре паланкинщика. Процессию сопровождал отряд воинов, которые возгласами разгоняли с дороги зевак.
Между тем, после короткой трапезы с братом и невесткой У Юэнян опасаясь скорого наступления сумерек, велела Дайаню с Лайанем тотчас же собрать съестное и накрыть стол наверху в кабачке. Она решила пойти в раскинувшуюся у Длинной плотины деревню Абрикосов3. Там сверху, из кабачка на холме, было удобнее любоваться весельем праздничной толпы. Туда-то и послала своих слуг Юэнян.
Поскольку у невестки Юэнян не было паланкина, женщины направились в кабачок по цветущему полю, а носильщики с паланкинами следовали за ними. Шествие замыкал У Старший, который вел двух ослов.
На расстоянии трех ли от кладбища они миновали Персиковую харчевню, и вдали, в предместье пяти ли4 им открылась деревня Абрикосов. Всюду на могилах громко веселились знатные баричи и барышни, тут и там мелькали их яркие наряды. А женщины продолжали свой путь, любуясь природой, вдыхая аромат цветущих полей, благо стояло тепло и дул приятный ветерок.
Неожиданно сквозь зелень ясеней показался монастырь.
До чего же изумительное то было творение!
Только поглядите:
Высоко вздымаются центральные врата уединенной буддийской обители — Брахмы3 дворца. Отчетливостью знаков поражает высочайше утвержденная вывеска-доска. Алмазные скипетры держат суровые стражи у входа. Идет служба в пяти громадных храмах. Отливает бирюзою чешуя драконов с черепицы. В обеих галереях — монашеские кельи из цветного кирпича блестят, как черепаший щит. В переднем храме укрощают бурю и молят о дожде, а в заднем возносятся молитвы буддам прошлого и грядущим. Колокольни и звонницы возвышаются тут и там. Скалою высится Башня Священного Канона — Трипитаки. Древко хоруг¬
170


ви достигает благовещих облаков. Пагода как будто вторглась в самые пределы Млечного Пути. Повсюду рыбы деревянные6 развешены и била. Пред ликом Будды горят ярко свечи и лампады. Клубится, вьется из курильниц аромат. Стягам и хоругвям несть числа. Рядом с храмом милосердной Гуанъинь придел Наставника и Патриарха7. Их с драгоценными камнями балдахины слиты воедино. Близ трона Матери демонов8 прибежище всех святых-арха- тов. Постоянно нисходят в этот храм небесные духи хранители веры9. Из года в год прибывает туда Досточтимый Укротитель демона Мары10.
— Что это за обитель? Как она называется? — спросила Юэнян.
— Это обитель Вечного блаженства, — отвечал У Старший. — Здесь молится почтенный Чжоу Сю. Покойный зятюш- ка в свое время пожертвовал на монастырь не один десяток лянов серебра11. Оттого так и сверкает отремонтированный храм Будды.
— Зайдем, поглядим? — обратилась Юэнян к невестке У.
С этими словами они направились в монастырь.
Вскоре их заметил послушник и доложил настоятелю. Тот, обнаружив толпу прибывших, вышел встретить милостивых жертвователей.
Только поглядите на этого настоятеля:
Синевою отливает у него обритая до блеску голова. Ароматами и мускусом он умащен. Горит золотом ряса с иголочки густо-желтого цвета сандала. На ногах сандалии темно-синие, какие найдешь лишь в Фучжоу. Препоясан шелковым шнуром, из пурпурной тесьмы сплетенным, какой купишь разве что в Западном крае12. Весь лоснится от жиру буддийский монах, чей насильника взгляд вожделенный так и ищет красотку в толпе прихожан. Этот лысый детина сладкоречив и услужлив, весь от жажды сгорает совратить молодую вдову. Страстью обуянный, он торопится в скит, чтоб монашку обнять. Снедаемый похотью, он молоденького инока в келье ищет. Он алчет ложе с девою святою разделить, с Чанъэ утехам плотским предаться.
Подойдя к У Старшему и Юэнян, настоятель приветствовал их со сложенными руками, потом велел послушнику открыть храм и пригласил милостивых жертвователей-бодхисаттв насладиться его красотами. После того как молодой монах угостил прибывших чаем, послушник открыл обитель и провел их во главе с Юэнян по обеим галереям. Закончив осмотр, все проследовали в покои настоятеля, где им тотчас же заварили лучшего чаю на сладкой воде и подали в серебряных, искрящихся как снег, чашках, напоминающих слитки.
171


У Старший осведомился о монашеском имени настоятеля.
— Мое имя в монашестве Даоцзянь, — отвечал тот, хихикая. — Я настоятель обители, милостивым покровителем коей является его сиятельство воевода Чжоу. В храме сто десять монахов. Множество странствующих иноков в заднем приделе. Там они погружаются в сидячую медитацию, совершают заказные службы и молятся за своих благодетелей, жертвователей-данапати со всех концов света.
Во внутреннем покое накрыли стол, и настоятель пригласил туда прибывших во главе с Юэнян.
— Прошу меня простить за скромный прием, — говорил он.
— Не извольте беспокоиться, отец настоятель, — отвечала Юэнян и передала через брата пять цяней серебра. — Пусть пойдут всемилостивому Будде на благовония.
Даоцзянь расплылся в улыбке.
— Премного вам благодарен за подношение, милостивая бод- хисаттва, — раскланивался настоятель. — Посидели бы немного. Бедному иноку и попотчевать-то вас нечем.
На столе появились постные блюда и сладости. Настоятель сел сбоку и взял палочки для еды, намереваясь составить компанию Юэнян и ее брату.
Внезапно словно громовые раскаты сотрясли настоятельские покои. Тишину нарушили два ворвавшихся молодца в темном одеянии.
— Отец настоятель! — тяжело дыша, обратились они. — Скорее выходите! Младшая госпожа из дома его сиятельства воеводы пожаловали.
Даоцзянь торопливо накинул рясу, надел на ходу клобук и велел послушнику прибрать пока посуду.
— Будьте так любезны, почтенные бодхисаттвы, — обратился он к сидевшим за столом, — пройдите, пожалуйста, на время в небольшую комнату. Я не задержусь. Только провожу прибывшую госпожу, и мы еще посидим за трапезой.
У Старший стал было откланиваться, но настоятель никак не хотел их отпускать.
Монахи ударили в колокола и гонги, и настоятель побежал за ворота, чтобы встретить знатную особу на достаточном расстоянии от монастыря.
Наконец, на дороге показалась толпа слуг. Они окружали громадный паланкин, как облако, плывущий с востока. Носильщики в промокших насквозь куртках обливались потом.
Настоятель сложил руки на груди и низко поклонился.
172


— Никак не ожидал я, ничтожный инок, — говорил он, — что вы изволите пожаловать к нам, сударыня. Прошу покорнейше простить, что опоздал, не смог встретить по дороге.
— Извините меня за беспокойство, отец настоятель, — отвечала из-за занавески Чуньмэй.
Тем временем слуги уже были за монастырем на могиле Цзинь- лянь, где поставили стол и разложили на нем жертвенную снедь и бумажные деньги.
Наконец-то пожаловала и сама Чуньмэй. Носильщикам она велела миновать храм и нести ее под тополь к могиле Цзиньлянь. Когда Чуньмэй выходила из паланкина, ее с обеих сторон поддерживали слуги. Чуньмэй не спеша приблизилась к могиле и, поставив благовонную палочку, четырежды поклонилась.
— Моя матушка! — начала она. — Сестрица Пан пришла к тебе возжечь связку бумажных денег, чтобы тебе хорошо жилось на небесах. Когда тебе будет трудно, не жалей денег. Если б знала, что ты погибнешь от руки ненавистника, я б сделала все, чтобы и ты вошла в дом начальника. Мы б жили опять вместе. Но я упустила время, и теперь поздно раскаиваться.
Чуньмэй умолкла. Слуги зажгли жертвенные деньги, и она, выйдя вперед, громко зарыдала.
Тому свидетельством романс-плач на мотив «Овечки с горного склона»:
Жертвенные деньги сгорели дотла,
Спеша, вышивку туфелек изорвала.
Зову тебя, матушка, громко рыдаю,
Рыданьем нутро себе все разрываю!
Жила ты как феникс, резвясь день и ночь,
Но злоба людская гнала тебя прочь,
И мститель в ловушку тебя заманил,
Мне в дальних покоях свет белый не мил!
Мы с тобой связаны словно родня,
Как же могу не кручиниться я?
Мечтала, что будем жить вместе с тобой,
Как знать я могла, что короткой такой
Жизнь будет твоя и ужасной кончина!
Пусть Небо увидит, как тяжка кручина!
Путь пройти целиком, не зря говорят,
Доброму трудно. Брачный короток плат.
173


Однако не будем больше говорить, как при жертвоприношении оплакивала бывшую хозяйку Чуньмэй.
Вернемся к У Юэнян. Она все еще сидела в покоях настоятеля, в то время как тот, услыхав о прибытии знатной особы, пошел ее встречать и задержался. Юэнян поинтересовалась, в чем дело.
— У младшей госпожи здесь, за обителью, недавно похоронили сестру, — пояснил послушник. — Вот они в день поминовения и пожаловали убрать могилу и принести жертвы.
— Уж не Чуньмэй ли это? — проговорила Мэн Юйлоу.
— Но откуда у нее взялась сестра? — недоумевала Юэнян и опять обратилась к послушнику. — А как фамилия госпожи?
— До замужества Пан, — отвечал послушник. — Они дали отцу настоятелю около пяти лянов на панихиды по покойной сестре.
— Помнится, сам как-то называл ее барышней Пан, — продолжала Юйлоу. — Должно быть, Чуньмэй и есть.
Пока они говорили, появился настоятель и велел послушнику поскорее приготовить чаю.
Немного погодя перед кельей остановился паланкин. Юэнян и Юйлоу следили за ним из-за занавески. Присмотревшись к выходившей из паланкина, они убедились, что это была Чуньмэй. Она заметно пополнела, особенно в лице, и казалась изваянной из нефрита. Ее прическу обильно украшали жемчуг и бирюза.
Высоко вздымались фениксы-шпильки. На ней была ярко-красная вытканная цветами кофта и нежно-голубая широкая юбка, отделанная золотой тесьмой. Мелодичный звон подвесок сопровождал каждый ее шаг. Как она не походила теперь на прежнюю Чуньмэй!
Только поглядите:
Шпильки-фениксы украшают высокую прическу. Низко свисают заморские жемчужины серег-колец. Позолоченных фениксов пара красуется в пучке. Расшитая красная кофта облегает нефритовые плечи и благоуханную грудь. Золотые лотосы ножек выглядывают из-под бирюзовой узорной юбки. Когда идет, нежный звон подвесок раздается, а сядет, повеет ароматом мускуса и орхидей. Как нежна ее белая шея! Сколько чар таят искусно подведенные тонкие брови в обрамлении золотых цветов! Изысканны ее манеры. Чудесного цветка она прелестней, изяществом способна покорить. Душа нежнее орхидеи. Воспитана иль в тереме высоком, или в уединенных покоях девичьих. Будто яшмовая дева вышла из Лилового чертога13 у Млечного Пути, как небожителъница-фея на грешную землю спустилась из Дворца цветов^.
174


Настоятель отдернул дверную занавеску и пригласил Чуньмэй в приемную. На возвышении стояло одно-единственное гостевое кресло. Когда Чуньмэй села, они обменялись приветствиями. Послушник внес чай.
— Не предполагал я, ничтожный инок, что вы пожалуете нынче для принесения жертв, сударыня, потому и не встретил вас как полагается, — поднося гостье чашку чаю, говорил Даоцзянь. — Прошу покорно меня простить.
— Причинила я вам с панихидами хлопот, отец настоятель, — отвечала Чуньмэй.
— Что вы, сударыня! — говорил без передышки настоятель. — Какие могут быть разговоры! Ведь вы наша благодетельница! Какие деньги вы пожертвовали нам на свершение служб, сударыня! Я звал восемь монахов. Они целый день читали сутры, отправляли службы и панихиду. Панихида окончилась вечером сожжением жертвенных предметов, после чего я послал троих монахов к вам в город с уведомлением.
Чуньмэй выпила чаю, и послушник убрал чашки. А сидевший рядом настоятель все продолжал беседовать с Чуньмэй, оставив гОэнян и остальных сидеть во внутренней комнате. Близился вечер, но Юэнян было неловко выйти. Она стала волноваться и попросила послушника пригласить настоятеля, чтобы попрощаться и двинуться в путь. Однако настоятель никак не хотел их отпускать.
— Я бы хотел вам кое-что сказать, сударыня, — войдя в гостиную, обратился к Чуньмэй настоятель.
— Я вас слушаю, отец настоятель, — отозвалась Чуньмэй.
— Видите ли, сударыня, у меня в келье остановились прихожанки... Они прибыли полюбоваться обителью и никак не полагали, что пожалуете вы, сударыня. Им уже пора отправляться в обратный путь. Хотелось бы знать ваше драгоценное мнение, сударыня.
— Что же вы не пригласили их сюда, отец настоятель? — удивилась Чуньмэй.
Даоцзянь поспешил пригласить Юэнян, но та никак не решалась выйти.
— Уж поздно, отец настоятель, — говорила Юэнян. — Может, обойтись без встречи? Разрешите нам откланяться.
Настоятелю было неловко. Он принял от Юэнян серебро, но не удостоил ее должного приема, а потому продолжал настаивать на своем. У Юэнян, Мэн Юйлоу и жена У Старшего в конце концов не устояли и вышли в гостиную.
— О, оказывается, это вы, мои матушки, и тетушка У Старшая! — едва завидев вошедших, воскликнула Чуньмэй и предло-
175


жила супруге У Старшего сесть в кресло, а сама склонилась перед ней, как ветка под тяжестью цветов.
Госпожа У в свою очередь поклоном приветствовала Чуньмэй и сказала:
— Вы меня ставите в неловкое положение, сударыня! Достойна ли я таких почестей! Теперь ведь совсем не то, что было раньше.
— Зачем вы так говорите, дорогая моя тетушка! — заверила ее Чуньмэй. — Я не из тех, кто пренебрегает старшими. Уважать старших требуют правила приличия.
Отвесив ей низкий поклон, Чуньмэй чинно склонилась перед Юэнян и Юйлоу. Те хотели было ответить ей тем же, но она удержала их.
— Не ожидала вас здесь встретить, матушки, — говорила Чуньмэй после четырех поклонов. — А то б давно пригласила. Поговорили бы.
— Не обижайтесь на меня, сестрица! — заговорила Юэнян. — Так и не навестила я вас, как вошли вы в дом воеводы, не выразила почтения.
— Да кто я есть такая, матушка! — воскликнула Чуньмэй. — Могу ли я на вас обижаться! — Она обернулась в сторону кормилицы Жуй и, увидев у нее на руках Сяогэ, добавила. — А сынок-то как вырос, а?
— Жуй, Сяоюй! Подойдите и поклонитесь сестрице! — распорядилась Юэнян.
Кормилица и горничная, улыбаясь, приблизились к Чуньмэй и отвесили ей полупоклоны.
— И сынок мой свидетельствует вам свое почтение, сестрица, — заметила Юэнян.
Чуньмэй вынула из прически пару серебряных с позолотой шпилек и воткнула их в шапочку Сяогэ.
— Поблагодари тетю за подарок, сынок, — обратилась к малышу Юэнян. — Как ты поклонишься, а?
Жуй с Сяогэ на руках отвесила Чуньмэй поклон, чем доставила Юэнян немалую радость.
— Если б не ваше прибытие в монастырь, сестрица, мы б, наверное, так и не встретились, — заметила Юйлоу.
— Конечно! — подтвердила Чуньмэй. — Я недавно похоронила здесь свою матушку. Сколько лет вместе прожито! А у нее нет ни родных, ни близких. Если не я, так кто ж ее вспомнит, кто сожжет деньги над ее могилой?
— Да, припоминаю, — вставила Юэнян. — Ваша матушка умерла несколько лет тому назад. Разве ее здесь похоронили?
176


— Вы не поняли госпожу Пан, матушка, — сказала Юй- лоу. — Речь идет о сестрице Пань. Ее погребли здесь, за монастырем, благодаря заботам госпожи Пан.
Услыхав о Пань Цзиньлянь, Юэнян не проронила ни слова.
— Кто еще проявит столько милосердия, как вы, сестрица! — воскликнула старшая невестка У. — Вы не забыли прошлое и предали ее земле, а нынче, в день поминовения, прибыли почтить прах ее и возжечь жертвенные деньги.
— Дорогая тетушка! — отвечала на это Чуньмэй. — Я хорошо помню, как она, покойница, ценила меня. А какую тяжкую смерть приняла! Под открытым небом лежала брошенная без погребения. Кому же, как не мне, было о ней позаботиться!
Когда кончился их разговор, настоятель велел послушникам накрыть два больших стола на восемь человек. Появились в изобилии всевозможные весенние яства и овощные блюда, выпеченные на пару пирожки и сладости. Заварили на сладкой воде лучший чай из молодых лепестков, нежных, как воробьиные язычки. После трапезы посуду убрали. Дядю У Старшего угощали отдельно, в другой келье, но не о том пойдет речь.
Первой из-за стола поднялась Мэн Юйлоу. Она решила сходить на могилу Цзиньлянь и сжечь жертвенные деньги. Ведь сколько лет они жили, как сестры!
Убедившись, что Юэнян не собирается делать то же самое, Юйлоу достала пять фэней серебра и попросила послушника купить жертвенных денег.
— Не извольте беспокоиться, сударыня! — предупредил ее настоятель. — У меня найдутся и серебряные и золотые. Я вам дам для сожжения.
Юйлоу передала настоятелю серебро и попросила послушника проводить ее на могилу.
Под тополем возвышался трехфутовый16 могильный холмик желтого песка, на котором зеленели редкие кустики полыни. Юйлоу воткнула благовонную палочку, подожгла жертвенные деньги и отвесила несколько поклонов.
— Не знала я, сестрица, что здесь твоя могила, — говорила она. — Я, Мэн Третья, случайно попала в монастырь и вот сжигаю связку монет у тебя на могиле. Живи на небесах спокойно, а станет трудно, пригодятся деньги.
Юйлоу достала платок и громко зарыдала.
Тому свидетельством романс-плач на мотив «Овечка с горного склона»:
Жертвенные деньги сожжены,
Но капают слез жемчужины.
177


Услышь, сестрица Шестая, зов мой,
Наши жизни связаны нитью одной.
Неразлучны как сестры с тобою мы были,
Без смущенья и гнева меж собой все делили,
Был характер твой сильным, я тебе уступала,
А, не видя тебя, по тебе я скучала.
Мы близки были точно глаза камбалы,
Словно клеем друг с другом соединены,
Но внезапно шквал ветра лишил навсегда Нас общей кровли родного гнезда.
Теперь каждой из нас в одиночку лететь.
Сестрица Шестая, как тяжко смотреть,
Что сегодня тебе, разумной такой,
Лежать здесь в земле, в могиле сырой!
Кормилица Жуй тоже собралась последовать за Юйлоу, но Юэнян, разговаривавшая тем временем с Чуньмэй, хотела запретить ей брать с собой Сяогэ, так как опасалась испугать младенца.
— Не волнуйтесь, матушка, я буду осторожна, — заверила ее Жуй и с Сяогэ на руках отправилась на могилу, где видела, как Юйлоу сжигала жертвенные деньги и оплакивала Цзиньлянь.
Когда они воротились, Чуньмэй и Юэнян попудрились, подрумянились и переменили туалеты. Чуньмэй распорядилась, чтобы ее слуги открыли коробы со съестным. Из них были извлечены всевозможные редкие фрукты, сладости и яства. Особый короб был с пирожными и печеньем. Накрыли два стола. Подали обтянутый холстом кувшин вина, серебряные чарки и палочки слоновой кости.
Чуньмэй пригласила супругу У Старшего, Юэнян и Юйлоу занять почетные места на возвышении. Сама она села за хозяйку, а кормилица, Сяоюй и старшие служанки расположились по обеим сторонам.
Для дяди У Старшего был накрыт особый стол в другой келье.
В самый разгар угощения появились два денщика от воеводы Чжоу. Войдя в гостиную, они опустились перед Чуньмэй на колени.
— Его превосходительство пожаловали в Новое поместье, — докладывали они. — Велели нам пригласить вас, матушка, на представление забавников и скоморохов. Матушка Старшая и матушка Вторая уже в поместье. Пожалуйста, матушка, мы вас ждем.
— Хорошо! Ступайте! — не спеша, чинно ответила Чуньмэй.
178


— Слушаюсь! — крикнули денщики и вышли, но уйти не решались и стали поджидать младшую хозяйку около настоятельских покоев.
Трапеза подходила к концу.
— Не смеем вас задерживать, сестрица, — вставая из-за стола, проговорили госпожа У и Юэнян. — Время позднее, и вам пора готовиться к отбытию. Мы пойдем.
Чуньмэй никак не хотела их отпускать и велела слугам подать большие кубки, чтобы выпить на прощание.
— Мы теперь с вами в разлуке, — говорила она. — Встречи так редки. А раз нам выпал случай повидаться, так не будем забывать друг друга. У меня ведь тоже нет ни родных, ни близких. Я была бы рада нанести вам визит и поздравить вас, когда наступит ваш день рождения, матушка.
— Что вы, дорогая моя сестрица! — говорила Юэнян. — К чему вам утруждать себя? Я как-нибудь соберусь навещу вас, сестрица. — Юэнян осушила кубок и продолжала. — Ну, довольно! Благодарю за угощение! Время позднее, а у невестушки нет паланкина. Нелегко нам будет добираться.
— Вы без паланкина, сударыня? — спросила Чуньмэй. — Возьмите у меня пони, вот и доберетесь.
Госпожа У поблагодарила Чуньмэй, но воспользоваться такой любезностью не решилась.
Они распрощались.
Когда слуги убрали посуду, Чуньмэй пригласила настоятеля и велела слугам достать кусок холста и пять цяней серебра, которые и были вручены настоятелю. Тот поклонами благодарил жертвовательницу и вышел проводить ее за ворота храма.
Попрощались и Чуньмэй с Юэнян.
Чуньмэй проводила к паланкинам Юэнян, Юйлоу и остальных, потом только села сама. Их пути разошлись. Чуньмэй со свитой слуг и денщиками, окриками разгонявшими с дороги зевак, отбыла в Новое поместье.
Да,
Если даже двум листам опавшим Выпадает встреча иногда,
Женщинам, друг друга близко знавшим,
Отчего не встретиться тогда.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
179


г
а
А
*
А
Д
Е
*
Я
Ц
□
С
т
А
Я
Лайван ворует и соблазняет Сюээ.
Сюээ продают с казенных торгов начальнику гарнизона.


Цветут и вянут нежные цветы, цветут и вянут снова;
То рубище скрывает наготу, а то халат парчовый.
Кто знает, век ли проживет богач,
довольный, праздный, сытый?
Всегда ли будет горевать бедняк, невзгодами убитый?
Не всяк из тех на Небо путь найдет, кто ближнему поможет;
Не всяк и в ад, конечно, попадет,
кто ближнего встревожит.
На Небо не ропщи, не уповай — таков совет мой верный.
Ведь равнодушны к смертным Небеса всевечно и безмерно.
Итак, выйдя из монастыря Вечного блаженства, У Юэнян и все остальные, сопровождаемые дядей У Старшим, направились к деревне Абрикосов1. Их путь лежал вдоль обсаженной вековыми деревьями Длинной плотины.
Посланный в деревню Дайань занял второй ярус кабачка на холме, где на столе давно стояли вино и закуски. С холма открывались необозримые просторы и было удобно любоваться праздничным весельем. Наконец-то вдали показались паланкины.
— Что это вы так задержались? — спросил заждавшийся Дайань.
Юэнян рассказала, как они встретились в монастыре с Чуньмэй.
181


Немного погодя все сели за стол. Кубки запенились вином и начался пир.
А внизу сновали туда и сюда роскошные экипажи. Шумела толпа. Грохотали повозки и ржали кони. Лились песни и неслись звуки свирели. Пирующие во главе с Юэнян смотрели сверху на людское море. Народ столпился вокруг арены, где выступал наездник.
В числе зрителей, надобно сказать, был и сын уездного правителя барич Ли Гунби. Было ему за тридцать. Числился он в императорском училище Сынов Отечества студентом высшей ступени2, но заниматься поэзией и историей ленился. Ветреный щеголь и мот, он постоянно вращался в обществе городских певиц, увлекался охотой с соколами и собаками, верховой ездой и играми в мяч, за что ему дали прозвище Шалопай. И вот этот барич, в легком, мягком шелковом халате с отливом, в коричневой шапочке с золотым дном, в расшитых чулках и ярко желтых сапожках, вместе со своим приятелем — приказным Хэ Бувэем пировал в том же кабачке внизу и любовался мастерством наездника. Компанию им составляли десятка два или три верзил, имевших при себе самострелы, охотничьи манки из бамбука, кожаные мячи и деревянные биты.
Выступал наездник Ли Гуй. Он то вскакивал на круп и, расправив плечи, мчался стоя, то ложился поперек седла на живот и вытягивался в струну, то жонглировал копьями, то играл палицами, словом, выделывал всевозможные трюки. Многочисленная толпа мужчин и женщин сопровождала каждый его номер взрывами смеха. Шаньдунский Демон, так прозвали Ли Гуя, был в четырехугольной шапочке, на широком околышке которой сзади сверкали золотые кольца. Его фигуру обтягивали лиловая жокейская рубашка и сверкавший золотом набрюшник. Был он в наколенниках и ярко- желтых кожаных сапогах, отвернутые голенища которых украшали расшитые пестрыми летающими рыбками напущенные чулки.
Вот Ли Гуй сел на серебристогривого коня. В руке сверкало копье на яркокрасном древке, сзади над головой развевались флажки с иероглифом «Приказ». Оказавшись в центре арены, наездник ухватился за седло и, встав на коня во весь рост, начал громко декламировать:
Я славлюсь как наездник бравый, Как камень твёрд и Небу равный. Рука — разящая кувалда —
Раз пну — врагов как не бывало!
182


Я, думаете, мастер хвастать?!
Да подо мной весь мир распластан!
Богатыри земных столиц?
Передо мною пали ниц.
Я — шаолинец*, мастер битв!
Не устрашит лягушек вид,
С щенком побьюсь на кулаках,
А с девой-ивой я лукав...
Я избегаю споров праздных И драк с громилами напрасных.
Приятна лёгкая нажива:
Хватаю и сбегаю живо?
Спасибо, Ли, столичный покровитель,
Меня впустил в свою обитель.
Съесть лука луг и поле чеснока —
Задача для меня легка.
Силен похаватъ с грудничков я!
Бадья вина — друг изголовья.
Заноет зуб — сломаю гада,
Раздует пузо — ткну как надо.
Семь четвертей вина в один присест,
Три меры риса кто без страха съест?
Но не зовут меня к столу.
Ищу объедки на полу.
С рожденья — пёс сторожевой,
Увижу вора — рык и вой —
Схвачу за задницу зубами.
Зачем же шевелить руками?
Не поздоровится попасть Мне на язык иль прямо в пасть.
Как только барич Ли увидел высокую стройную даму, у него само собой забилось сердце и помутился взор. Он никак не мог наглядеться на нее, налюбоваться ее красотой. «Кто, интересно, эта особа? Есть у нее муж или нет?» — так спрашивал про себя барич Ли, потом подозвал побирушку Лоботряса Чжана, состоявшего при нем на побегушках.
— Ступай вот туда на холм, — наказывал потихоньку барич, — да разузнай, чьи такие те три дамы в белом, и мне скажи.
183


— Слушаюсь! — прикрывая рот, отвечал Чжан и вихрем помчался к холму.
Немного погодя он стоял перед баричем.
— Вот оно что! — начал он шептать на ухо. — Это жены Си- мэнь Цина, чей дом напротив управы. Та, что в годах, это невестка У. Другая, среднего роста, старшая госпожа У Юэнян, а высокая и стройная, с рябинками, — госпожа Третья. Зовут ее Мэн Юйлоу. По мужу траур носят.
Барич Ли щедро наградил Лоботряса Чжана, а сам глаз не спускал с Мэн Юйлоу, но не о том пойдет речь.
Насмотревшись на праздничное веселье, У Старший и Юэнян с заходом солнца велели Дайаню собирать короба. Хозяйка и остальные сели в паланкины и двинулись домой.
Сколько встретилось им по пути
Баричей хмельных верхом —
ветер в полах длинных,
Барышень, что льнут тайком к окнам паланкинов.
Тому свидетельством стихи:
Под ивою в тени цветов — примятая трава.
Рой юных дев и молодцов
здесь шумно пировал.
Коль встреча суждена судьбой,
то тыща верст — пустяк,
Л нет — так и сосед с тобой не свидится никак.
Однако не станем говорить, как добирались до дому Юэнян и остальные, а расскажем про Сунь Сюээ и Симэнь Старшую, оставшихся домовничать. Делать после обеда им было нечего, и они вышли к воротам. И тут, как нарочно, послышался перезвон бубенцов. В то время бубенцами позванивали уличные торговцы пудрой, помадой, искусственными цветами и головными украшениями, а также зеркальщики.
— У меня зеркало потускнело, — проговорила Симэнь Старшая и велела Пинъаню позвать мастера.
Подошедший опустил короба.
— Мне бы зеркало отполировать, — сказала ему Симэнь.
184


— Я зеркал не полирую, — отвечал тот. — Могу предложить золотые и серебряные головные украшения и цветы.
Торговец стоял у ворот и пристально, с ног до головы, оглядывал Сюээ.
— Раз не полируешь, иди своей дорогой, — сказала Сюээ. — Чего на меня глаза-то пялишь!
— Госпожа Сунь, госпожа Симэнь! — обратился к ним торговец. — Не узнаете меня?
— Лицо вроде знакомое, а не припомню, — проговорила Симэнь.
— Я у батюшки служил. Лайвана забыли?
— Где же ты столько лет пропадал? — спрашивала Сюээ. — Чего же не показывался? Вот как растолстел!
— Меня ведь тогда, если помните, в родной город Сюйчжоу отправили, — рассказывал Лайван. — Дела мне там не находилось, и я пошел в услужение к одному господину, который отбывал на службу в столицу. Не успели мы добраться до места, как господин мой получил известие о кончине отца и по случаю траура вынужден был воротиться домой6. Я тогда устроился в лавку к здешнему ювелиру Гу, в деле немного поднаторел, стал сам серебряные безделушки да всякие украшения выделывать. Торговля пошла вяло, вот хозяин и отправил меня с коробом на улицу. Вижу: вы, матушки, у ворот стоите, а подойти не решился, если б не позвали. Подумаете, еще, ходит, мол, тут да выглядывает.
— То-то гляжу: лицо знакомое, а никак не узнаю. Ты ж человек свой, чего ж бояться! — заметила Сюээ и продолжала: — Так чем же торгуешь? Зайди-ка во двор, покажи товар.
Лайван внес короб во двор и достал из него коробочки, в которых лежали головные украшения. Серебряные, позолоченные, инкрустированные, они поражали удивительной тонкостью отделки. Только поглядите:
Вот одинокий гусь с веткой камышовой в клюве, а это в зарослях резвятся рыбки. Сверкает слегка крапленый золотом пион работы филигранной. Увенчанная малахитом пламенем горит отполированная шпилька. А вот узорный мяч катает львенок. Дары несет верблюд. Тут головное украшенье — целый чертог — всеми цветами радуги переливается. А там накладка к буклям алеет, словно персиков долина. Кругом рассыпаны цветы. Благополучъя символ — красная бархотка, рядом кисть плодов личжи. Тут и там приколки, броши. Вот лотосовый трон, где, скрестив ноги,
185


восседает Гуанъинъ. А вот на ветке сливы сидит пташка, терпит
стужу. Игру затеяли луань и феникс.
Да, найдется тут
И пояс плетеный с брелками коралла и яшмы зеленой,
И ультрамариновый шарик, на шапку высоко взнесенный.
— Ну, а искусственные цветы из перьев зимородка принес? — спросили женщины, осмотрев безделки.
Лайван достал коробку, в которой лежали всевозможные цветы, отделанные перьями и бусами головные сетки, а также приколки в виде цветов, жучков и бабочек.
Симэнь Старшая выбрала себе две пары цветов для украшения локонов и тут же расплатилась с Лайваном. Сунь Сюээ взяла пару бирюзовых фениксов и пару ярко-зеленых с позолотой рыбок, за которые осталась должна лян и два циня серебра.
— Я с тобой завтра утром расплачусь, — сказала она. — Сейчас хозяйки нет дома. Они с Третьей и малышом отбыли на кладбище. На батюшкиной могиле жертвы приносят.
— О кончине батюшки я еще в прошлом году дома услыхал, — говорил Лайван. — Сказывали, у матушки Старшей сын родился. Должно быть, большой стал.
— Полтора годика сравнялось, — пояснила Сюээ. — Его все от мала до велика лелеют. Как драгоценный перл берегут. Вся надежда на него.
Пока они говорили, во двор вошла жена Лайчжао, Шпилька, и угостила Лайвана чаем. Лайван поблагодарил ее поклоном. Появился Лайчжао, и между ними завязался разговор.
— Завтра приди, — наказывал Лайчжао. — Матушке Старшей надо будет засвидетельствовать почтение.
Лайван поднял короб и удалился.
Под вечер с кладбища воротились в паланкинах Юэнян и остальные. Сюээ, Симэнь Старшая и служанки приветствовали их земными поклонами. Дайаню с коробами съестного пришлось нанимать осла. Он добрался до дому позднее и отпустил носильщиков.
Юэнян рассказала Сюээ и подчерице, как они выстретились в монастыре с Чуньмэй.
— Мы-то ничего не знали, — говорила Юэнян, — а Чуньмэй, оказывается, Пань сзади монастыря похоронила. Жертвенные деньги на ее могиле сжигала. Мы встретились случайно. Но она нас не забыла. Сперва мы разделили постную трапезу с настоятелем, потом Чуньмэй распорядилась накрыть два стола. До полсотни,
186


должно быть, блюд расставили, вина подали. Чего только не было! Мы всего и попробовать не смогли. Потом она обратила внимание на Сяогэ. Пару шпилек ему в шапочку воткнула. И была такая ласковая! А с какой пышностью выезжает! Большой паланкин, огромная свита... Ее теперь не узнаешь: холеная стала, полная...
— А все такая же! — вставила тетушка У. — Прежних хозяек не забыла. Да я и бывало замечала: душевнее она остальных служанок. И рассудительнее. Словом, умом не обделили. И вот, глядите, пришло богатство, улыбнулось счастье.
— Вы, сестрица, у нее не спрашивали? — обратилась к Юэнян Мэн Юйлоу. — А я поинтересовалась. Полгода не прошло, а она ребенка ждет. То-то мужа порадует! Не зря, видать, тетушка Сюэ сватала.
Наступившее молчание прервала Сюээ.
— А мы с падчерицей Лайвана у ворот встретили, — заговорила она. — Он, оказывается, здесь обитает, по улицам с коробом ходит, головными украшениями торгует. Он ведь ювелирному делу обучился. Мы его не сразу узнали, потом разговорились, цветы купили. Он про вас спрашивал, матушка. На могилу, говорим, отбыла.
— Зачем же его отпустили-то? — удивилась Юэнян. — Велели бы меня обождать.
— Мы ему наказали завтра придти, — отвечала Сюээ.
Во время их разговора появилась кормилица Жуй и обратилась к Юэнян.
— Сяогэ в себя не приходит, все бредит. Знобит его, а у самого жар, так и пылает.
Обеспокоенная Юэнян бросилась к кану и, взяв сына на руки, прижала его к себе. На лбу Сяогэ выступил холодные пот, а сам он метался в жару.
— Вот негодница! — заругалась на кормилицу Юэнян. — Это ты его в носилках простудила.
— Я его в одеяльце держала, — отвечала Жуй. — Как следует закутала. Где ему было застудиться!
— Значит, у этой на могиле испугала, — продолжала Юэнян. — Как я тебе наказывала! Не носи ребенка! А ты все свое! Понесло тебя!
— Вот сестрица Сяоюй скажет, — оправдывалась кормилица. — Я только взглянула и назад. Кто его там мог испугать?!
— Замолчи! — оборвала ее хозяйка. — Глаза пялила и ребенка испугала.
Юэнян велела Лайаню сейчас же пригласить старуху Лю.
187


Немного погодя явилась лекарша.
— С испугу это его знобит, — заключила она, когда проверила пульс и ощупала младенца. — От порчи страдает.
Она оставила две красных пилюли и велела принять их с имбирным отваром, а кормилице наказала закутать младенца и положить на теплый кан. Старуху угостили чаем, наградили тремя цянями серебра и попросили зайти на другой день.
Весь дом был поднят на ноги. Беготня и хлопоты не прекращались до самой полуночи, пока у Сяогэ опять не выступил холодный пот, после чего жар, наконец, спал.
Однако вернемся к Лайвану.
На другой день он, как обычно, вышел с коробом и направился к дому Симэнь Цина, где приветствовал Лайчжао.
— Госпожа Сунь цветы у меня взяла, — начал Лай- ван. — Нынче собиралась расплатиться. А потом я хотел бы засвидетельствовать почтение матушке Старшей.
— Лучше в другой раз приходи, — посоветовал Лайчжао. — Вчера младенцу плохо стало, как они с кладбища воротились. Врачей да лекарок звали. Такой был переполох — всю ночь бегали. С утра полегчало немного, но им, пожалуй, сейчас не до тебя.
Тут Юэнян, Юйлоу и Сюээ вышли за ворота проводить старуху Лю и увидали Лайвана. Он пал ниц и отвесил Юэнян и Юйлоу два земных поклона.
— Давно тебя не видно было, — проговорила Юэнян. — Что ж ты нас не навестишь, а?
— Хотел навестить, да неловко было, — отвечал Лайван, рассказав о своем житье-бытье.
— Чего ж неловко! — возразила Юэнян. — Не чужой, небось. А хозяина твоего уж нет в живых. От смутьянки Пань тогда вся беда пошла. Это она, распутница, языком своим злым весь дом перевернула, жену твою невинную до петли довела, а тебя в ссылку отправила. Но и саму ее не пощадило Небо — за ней же вслед ушла.
— Так всегда бывает, матушка! — отвечал Лайван. — Только вы одна, матушка, понимали тогда, кто прав...
— А ну-ка покажи, чем торгуешь, — после некоторого молчания спросила Юэнян. — Может, и я себе чего выберу.
Она отобрала несколько головных украшений и на весах отвесила за них три ляна и два цяня серебра, потом пригласила в дом и наказала Сяоюй поставить гостю кувшин вина и сладостей.
188


Сунь Сюээ тоже старалась на кухне, как могла, и вскоре перед Лайваном очутилось большое блюдо только что разогретого мяса, которое она подала сама. Когда он, сытый и хмельной, поблагодарил ее земными поклонами и направился к воротам, Юэнян с Юй- лоу уже скрылись в задних покоях, и Сюээ оказалась с ним наедине.
— Заходил бы почаще, чего боишься? — говорила она украдкой. — Мне с тобой поговорить нужно. Жена Лайчжао все скажет. А я завтра вечером буду тебя ждать. Вон там в пристройке за воротами у стены.
И они многозначительно подмигнули друг другу.
— А внутренние ворота будут открыты? — спросил он, сразу поняв ее намерение.
— Слушай, что я тебе скажу, — объясняла Сюээ. — Лучше у жены Лайчжао до вечера обожди, потом залезай по лестнице на стену, а я тебя там встречу. Так и увидимся. Мне надо будет тебе кое-что по секрету сказать.
Когда Лайван это услыхал, у него и в самом деле радость отразилась на челе, счастье заиграло на щеках. Простившись с Сюээ, он поднял короб и вышел за ворота.
Да,
Не встретившись с духом — хранителем крова,
И беса не сможешь узреть домового.
Тому свидетельством стихи:
Так, в праздности стояла у ворот,
И вдруг любовник неожиданно идет.
Хотя ему открыться не посмела,
Но взгляды любящих не ведают предела.
Лайван вернулся домой обрадованный, но о том вечере больше рассказывать не будем.
На другой день торговать он не пошел, а пройдя незаметно к дому Симэнь Цина, стал поджидать появления Лайчжао. Когда тот вышел, Лайван встретил его поклоном.
— А, Лайван! — воскликнул привратник. — Сколько лет, сколько зим! Редко ты к нам заглядываешь.
— Делать сегодня нечего, вот и решил: дай, думаю, зайду, — отозвался Лайван. — Госпожа Сунь за цветы должна осталась...
— Раз так, заходи.
189


Лайчжан ввел гостя в дом и предложил присаживаться.
— А где ж хозяйка?
— В задних покоях. На кухне стряпает.
Лайван достал лян серебра и протянул его хозяину.
— Это на кувшин вина и закуски, — говорил он. — Угостить решил тебя, брат, и хозяйку твою.
— Зачем же так много! — заметил Лайчжао и кликнул сына Тегуня.
Тегунь, а ему исполнилось пятнадцать лет и он завязывал волосы, забрал кувшин и пошел за вином. Лайчжао позвал Шпильку. Немного погодя она принесла целую миску горячего рису, большое блюдо вареных на пару горячих закусок и две тарелки овощных салатов.
— Вот и хорошо, Лайван, что пришел! — воскликнула она.
— Гляди, это брат Лайван решил нас угостить, — пояснил Лайчжао, показывая жене серебро. — Кувшин вина купил.
— К чему?! — удивилась она. — Ради чего было тратиться!
Она накрыла на кане стол и пригласила Лайвана присаживаться и наполнить чарки. Первую чарку Лайван протянул Лайчжао, потом налил вторую и с низким поклоном преподнес ее Шпильке.
— Давно мы с вами не видались, — обратился он. — Позвольте мне вас почтить, а что вино слабое, так не взыщите.
— Мы с мужем насчет этого не так уж разборчивы, — проговорила Шпилька. — Так что говори прямо. А от матушки Сунь я кое-что вчера узнала. Прежняя любовь не дает вам обоим покоя. Так вот, стало быть, она просила помочь. И ты, брат, пожалуйста, не притворяйся, будто знать не знаешь, ведать не ведаешь. Как говорится, прежде чем с горы спуститься, бывалым проводником обзаведись. Значит, если вам удастся соединиться и ты от этого будешь кое-что иметь, не вздумай один лакомиться, а и с нами поделись. Нам ведь рисковать из-за вас придется, да еще как рисковать.
Лайван встал на колени.
— Помогите нам, прошу вас! — умолял он. — Никогда не забуду!
Они выпивали и закусывали. Немного погодя Шпилька отправилась к Сюээ. Они условились о вечернем свидании у Лайчжао. Когда стемнеет, запрут внутренние ворота и все в доме отойдут ко сну, он перелезет через стену, чтобы воспользоваться удачными обстоятельствами.
Тому свидетельством стихи:
190


У воздаянъя нет пристрастий,
Оно — как подвиг бодисаттв.
И в жизни корень всех несчастий,
Деяния судьбу вершат.
Лайван вернулся домой и стал с нетерпением ждать вечера. Потом, купив вина, незаметно юркнул к Лайчжао, где они снова просидели за столом вплоть до глубокой темноты. Наконец-то закрыли большие ворота, на внутренние наложили засов, и все в доме улеглись спать. Вокруг не было ни души.
Когда за стеною по условному знаку кашлянула Сюээ, Лайван взобрался по лестнице на стену и, прикрываясь темнотой, прошел по карнизу туда, где ему подставила скамейку Сюээ. Они удалились в западную пристройку, служившую складом конской упряжи, обнялись и отдались любовным утехам. У них, вдовца и вдовы, огнем горела страсть. Лайван был готов к сражению и тотчас же пустил в ход свое несгибаемое копье. Оно энергично двигалось туда-сюда, а когда наслаждение достигло предела, излилось потоками семени.
После поединка Сюээ передала Лайвану узел, в котором были завернуты золотые и серебряные вещи, несколько лянов серебра мелочью и два комплекта атласного платья.
— Завтра вечером приходи, — наказывала она. — Еще кое- что из одежды принесу. А ты пока жилье не стороне подыщи. Тут хорошего ждать нечего. Мне лучше тайком из дому уйти. Подыщем с тобой дом и заживем как муж и жена. А раз ты по ювелирному делу пошел, горевать нам не придется. Проживем как-нибудь.
— У меня есть тетка, мамаша Цюй, — говорил Лайван. — Известная повитуха. А живет она за Восточными воротами, в глухом Рисовом переулке, куда ни одна душа не заглядывает. Вот у нее пока и укроемся, время переждем. А пройдет все тихо, я тебя к себе на родину возьму. Купим земли и жить будем хозяйством.
На том они и порешили.
Лайван простился с Сюээ и, забравшись на стену, вернулся к Лайчжао. Когда начало светать, он вышел незаметно за ворота, а с наступлением сумерек опять приблизился к воротам и спешно проник к Лайчжао. Когда же стемнело, он, как и в прошлый раз, взобрался на стену, чтобы соединиться с Сюээ. Так повторялось не один день. Немало было похищено из дому за эти дни дорогих вещей — золотой и серебряной посуды, шелковых одежд и прочего. Солидный куш перепал и Лайчжао7 с женой, но говорить об этом подробно нет надобности.
191


Настал день, когда у Сяогэ выступила оспа. Немало этим обеспокоенная и удрученная Юэнян легла рано.
Пользуясь случаем, Сунь Сюээ отпустила горничную спать. А горничная у нее, надобно сказать, была новенькая. Звали ее Чжунцю. Прежде она служила Симэнь Старшей, но когда обнаружилась связь Чэнь Цзинцзи с Юаньсяо, горничной Ли Цзяоэр, Юэнян отправила Юаньсяо к падчерице, а в услужении Сюээ отдала Чжунцю. Так вот. Отпустив Чжунцю, Сюээ завернула в узелок шпильки, кольца и другие украшения и спрятала его в шкатулку. Повязав голову платком, она прихватила с собой также одежды и поспешила к Лайчжао, где ее, как было уговорено, ждал готовый к побегу Лайван.
— Вы устраиваете побег, а я, сторож, должен, выходит, перед вами ворота распахнуть? Так, что ли? — спрашивал Лайчжао. — Летите, мол, пташки вольные, да? А хозяйка хватится, так с меня спросит. Что я ей отвечу, а? Нет уж, давайте как-нибудь через крышу перебирайтесь, чтобы следы остались.
— А брат, пожалуй, дело говорит, — согласился Лайван.
В знак благодарности Сюээ поднесла Лайчжао и его жене серебряную чашу, золотую прочищалку для ушей, черную шелковую накидку и желтую шелковую юбку. Когда пробили пятую стражу и луна скрылась в облаках, Лайчжао с женой опять поднесли беглецам большие кубки подогретого вина.
— Это вам для храбрости, в пути легче будет, — говорил Лайчжао.
Лайван и Сюээ взяли благовонные палочки и влезли по лестнице на крышу. Шаг за шагом, хрустя ломавшейся под ногами черепицей, они добрались до карниза. На улице не было видно ни единой души. Только издали едва слышились шаги околоточного. Лайван спрыгнул с крыши, встал под стрехой и помог Сюээ опуститься ему на плечи. Очутившись на улице, они ускорили шаги. На перекрестке их остановил околоточный.
— Далеко ли путь держите? — спросил он.
Перепуганная Сюээ была чуть жива. Лайван же спокойно, не
спеша достал благовонные палочки и потряс ими перед околоточным.
— Мы с женой совершаем паломничество в загородный монастырь Бога Восточной горы, — объяснил он. — Так что пусть вас не удивляет, господин начальник, наше появление на улице в такой ранний час.
— А что у вас в тюках? — не унимался страж.
— Благовонные палочки, свечи и жертвенные изображения божеств на бумаге, — ответил Лайван.
192


Лайван похищает Сунь Сюээ
來私咸游璩礬歧


Сюээ терпит оскорбления в доме начальника гарнизона
礬截受养穸脅身


— Ну, раз вы супруги и совершаете паломничество, это дело доброе. Идите да не задерживайтесь!
Лайван без лишних слов взял под руку Сюээ, и они быстро скрылись из виду.
У городских ворот царила сутолока. Их только что открыли, и народ шумными толпами повалил за город. Беглецам пришлось кружить по улицам и переулкам, прежде чем они добрались до глухого, тихого Рисового переулка, состоявшего всего из нескольких неказистых приземистых домиков, за которыми тянулся наполненный водою огромный ров. Тетушка Цюй еще не встала, и им пришлось долго стучаться, пока она не отперла ворота.
Лайван ввел Сюээ.
— Это моя новая жена, — пояснил он тетке. — У вас, наверно, найдется комната. Дайте нам приютиться на время, пока мы не подыщем себе жилье.
Тут Лайван, а настоящая его фамилия, надо сказать, была Чжэн и до прихода к Симэнь Цину его звали Чжэн Ван, протянул тетке три ляна серебра на дрова и рис. При виде драгоценностей у хозяйки закралось подозрение, но серебро она приняла.
Драгоценности Чжэн Вана и Сюээ не давали покою сыну хозяйки Цюй Тану. Взломал он как-то дверь и, выкрав вещи, отправился кутить. Кончилось тем, что его задержали и завели дело.
О случившемся доложили уездному правителю Ли. Поскольку налицо было хищение, о чем свидетельстовали и доставленные в управу драгоценности, правитель распорядился взять Цюй Тана под стражу. Вместе с ним арестовали Чжэн Вана и Сунь июээ.
Побледневшая с испугу Сюээ переоделась в скромное, тусклых тонов платье и прикрыла лицо кисеей, а кольца и запястья, которые были у нее на руках, отдала прибывшим из управы.
Все трое предстали перед уездными властями. Около управы собрались любопытные.
— Так это же младшая жена Симэнь Цина, — говорил кто-то из толпы. — А тот слуга Лайван. Теперь он зовется Чжэн Ван. Шашни с ней водил. Потом они похитили из дому драгоценности и скрылись. Их обворовал вон тот, Цюй Тан. Из-за него-то они и попались.
Новость эта переходила из уст в уста, от десятка прохожих к сотне, пока о ней не заговорил весь город.
А теперь вернемся к У Юэнян.
На другой же день после бегства Сюээ горничная ее, Чжунцю, обнаружила в покоях разбросанную по полу одежду. Из сундуков
195


исчезли драгоценности, головные украшения и шелка. Горничная доложила хозяйке.
— Ты должна знать, в чем дело, Чжунцю! — заявила встревоженная Юэнян. — Ты же у нее ночуешь.
— Она по вечерам меня отпускала, — поясняла Чжунцю, — а сама потихоньку уходила и долго не возвращалась. А куда ходила, я понятия не имею.
Юэнян допросила Лайчжао.
— Тебя ворота сторожить поставили. Как же ты не знаешь, кто из дому выходил?!
— Ворота, матушка, я всякий раз запирал, — отвечал Лайчжао. — Может, она через крышу перелезла.
Потом, когда обнаружили раздавленную черепицу, Юэнян поняла, что побег был совершен через крышу, но от розысков отказалась, так как не решилась возбуждать дело.
Между тем, правитель Ли учинил допрос и разбирательство. У Цюй Тана после порки были отобраны четыре золотых диадемы, три серебряных головных сетки, пара золотых серег, два серебряных кубка, пять лянов серебра мелочью, два комплекта одежд, платок и шкатулка. У Чжэн Вана были изъяты тридцать лянов серебра, пара золотых чашевидных шпилек, золотая брошь и четыре кольца. Сюээ, как значилось в описи, лишалась золотого головного украшения, пары серебряных браслетов, десятка золотых пуговиц, четырех парных шпилек и узелка мелкого серебра. У мамаши Цюй отобрали три ляна серебра.
Лайван обвинялся в подстрекательстве женщины к побегу из дому, каковой он и устроил с целью прелюбодеяния, а помимо того, как и Цюй Тан, в воровстве, за что оба они, как опасные преступники, подлежали смертной казни, но из милости приговаривались к пяти годам ссылки с конфискацией похищенного имущества. Женщинам в наказание зажимали пальцы тисками. После пытки мамашу Цюй, принимая во внимание ее чистосердечные показания, отпустили на свободу, а Сунь Сюээ как младшую жену Симэнь Цина решили вернуть домой. С этой целью правитель Ли отправил гонца, который вручил Юэнян соответствующее письменное определение.
Юэнян позвала брата У Старшего и держала с ним совет.
— К чему ее брать после всей этой грязной истории! — говорила Юэнян. — Она же нас на весь город ославила, над памятью покойного мужа надругалась.
Гонца наградили и просили уведомить власти об отказе взять беглянку обратно в дом.
196


Правитель распорядился тогда вызвать сваху и продать Сунь Сюээ с казенных торгов.
А пока перенесемся в дом к столичному воеводе Чжоу. Когда Чуньмэй рассказали о бегстве Сунь Сюээ с Лайваном, похищенных вещах, аресте и казенных торгах, она решила купить Сюээ и сделать кухаркой на кухне. Чуньмэй жаждала также наградить Сюээ пощечинами и тем отомстить за прошлое.
— Сюээ мастерица стряпать, — обратилась она к мужу. — Прекрасно варит рис и готовит отвары. А как она заваривает чай! Надо будет ее взять.
Чжоу Сю тотчас же отправил к правителю Чжан Шэна и Ли Аня. Когда те вручили визитную карточку, правитель Ли не мог, конечно, отказать воеводе и уступил Сюээ всего за восемь лянов серебра.
Прибыв к новым хозяевам, Сюээ первым делом засвидетельствовала почтение старшей хозяйке, второй жене начальника, госпоже Сунь, а потом пошла на поклон к Чуньмэй.
Чуньмэй почивала на украшенной золотою резьбой кровати под парчовым пологом. Когда служанки ввели в спальню Сюээ, она только собиралась вставать. Вошедшая узнала Чуньмэй и, как- то невольно съежившись, опустилась перед ней на колени. Когда Сюээ отвесила четыре земных поклона, Чуньмэй смерила ее пристальным взглядом и позвала жену одного из слуг.
— Прислуге не пристало украшать себя! — заявила они и продолжала, — сними с нее украшения и верхнюю одежду. Да отведи на кухню. Пусть очаг разводит и рис варит.
Сюээ оставалось только втихомолку роптать на судьбу. Ведь испокон веков одна и та же доска то в потолок идет, а то ложится в пол. Случается и так: был в закромах уборщиком, а стал смотрителем амбаров.
Пришлось Сюээ, понурив голову, расстаться с украшениями и ярким платьем, раз под начало попала. Унылая и печальная пошла она на кухню.
Тому свидетельством стихи:
В Светлую область пожаловал Будай-хэшан^,
С посохом, грубо обутый по свету гуляя...
Пусть через тьму превращений проложишь свой шаг,
Доля при жизни тебе уготована злая.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
197


г
а
А
*
А
Д
Е
*
Я
Н
□
С
т
□
гг
Е
?
*
А
Я
Мэн Юйлоу выходит замуж по любви за барича Ли.
Барич Ли в гневе избивает Юйцзанъ.


Очень скоро годы летят,
так вся жизнь стремглав промелькнет.
Быстротечна цветенья пора:
чуть настала — и тут же уйдет.
Прокукует кукушка, грустя
на исходе весны, — и молчок!..
Горько плачет в холодной росе
поздней осенью бедный сверчок.
И богатство, и знатность, увы, — язва черная, злая напасть.
Что карьера? Что слава? — Мираж — ничего им не стоит пропасть.
Счастье — это весенний лишь сон,
вечный призрак, дурман, вино!
Небо нам нельзя обмануть —
по заслугам воздаст оно.
Так вот. И Чэнь Цзинцзи узнал однажды, что Лайван вступил в тайную связь с Сунь Сюээ, что, похитив вещи, они бежали, но были задержаны, и Сюээ в конце концов продали с казенных торгов столичному воеводе Чжоу, где ее с утра до вечера ругала и била Чуньмэй. Услыхав эту новость от свахи Сюэ, Цзинцзи решил не упускать случая и послал сваху к Юэнян.
— Чего только не болтает ваш зять Чэнь, матушка! — начала Сюэ. По городу слух пустил, будто жена, — ваша падчерица, стало быть, ему больше не нужна. Тесть, говорит, моего отца обобрал, сундуки и корзины золота, серебра и дорогих вещей присвоил. Я, говорит, жалобу губернатору и ревизору подал. Так, мол, теще и передайте.
199


У Юэнян и без того все дни не знала покоя. То Сюээ с Лайва- ном забот прибавили, то сбежал Лайань, а то умерла жена Лайсина Хуэйсю. Только с похоронами управились, как сваха с новостями пришла. Выслушав тетушку Сюэ, Юэнян остолбенела с испугу, а придя в себя, распорядилась взять паланкин и без промедления отправила падчерицу к мужу. Кровать и мебель Симэнь Старшей вместе со всем ее приданным также отнесли к Чэнь Цзинцзи нанятые Дайанем носильщики.
— Это женино приданое, — заявил Цзинцзи. — Пусть она вернет отцово добро — сундуки и корзины с золотом и серебром, которые мы к ним на хранение ставили.
— Какие сундуки и корзины?! — спрашивала тетушка Сюэ. — Теща твоя говорит, что в свое время, когда был жив тесть, они получили от тебя только кровать, мебель и приданое. Никаких корзин и сундуков не было.
Цзинцзи требовал также служанку Юаньсяо, о чем сваха и Дайань доложили Юэнян, но та ему наотрез отказала.
— Юаньсяо раньше у Ли Цзяоэр служила, — пояснила Юэнян. — У меня за сыном некому присматривать. Я ее к Сяогэ приставлю. Мы Чжунцю падчерице купили, пусть ее и возьмет.
Но Цзинцзи от Чжунцю отказался. Пришлось свахе Сюэ ходить из дома в дом.
Наконец появилась мать Цзинцзи, Чжан, и обратилась к Дай- аню:
— Пойдешь домой, сынок, матушке своей передавай поклон. Ну зачем она так дорожит этой служанкой! Ведь у нее их много. Не понимаю, какой смысл ее у себя держать, когда она у моей невестки служила, а мой сын с ней жил.
Дайань передал мнение Чжан хозяйке. Юэнян нечего было возразить, и она отпустила Юаньсяо, чем доставила Чэнь Цзинцзи немалую радость.
— Ну что! — воскликнул он. — А все-таки по-моему вышло!
Да.
Пусть ты хитрее и коварней бесов многих,
Но вылакаешь то, чем я омою ноги.
Однако оставим их и перенесемся в другое место.
Расскажем пока о сыне правителя уезда бариче Ли. С того дня весеннего поминовения усопших, когда в загородном кабачке в деревне Абрикосов он увидел Юэнян и Мэн Юйлоу, когда узнал от
200


посланного Лоботряса Чжана, кто эти празднично одетые, обворожительные дамы, он сразу влюбился в стройную, высокую, с овальным, как тыквенное семечко, лицом Мэн Юйлоу. Едва заметные редкие белые рябинки придавали ей особое очарование и красоту. Барич Ли, надобно сказать, похоронил жену и давно жил бобылем. Не раз обращался он к свахам, но те никак не могли ему угодить. Наконец-то, увидав Юйлоу, он влюбился, но не знал, с чего начать, и терялся в догадках: намерена ли она снова выходить замуж и даст ли ему согласие. Когда отец его занялся делом Сюээ, барич узнал, что Юйлоу из того же дома Симэнь Цина. Он всеми правдами и неправдами воздействовал на отца и уговорил его вернуть хозяйке дома конфискованные вещи. Однако Юэнян, боясь властей, так и не обратилась за ними в управу. Барич Ли потерял надежду. Вещи в конце концов отошли в казну, а Сюээ продали на торгах. Тогда-то барич Ли и решил обратиться за содействием к приказному Хэ Бувэю, с тем чтобы он послал в дом Симэня казенную сваху Тао.
— Если сосватает, — обещал барич, — от явок в управу освобожу и пять лянов серебра дам в награду.
У обрадованной тетушки Тао словно крылья выросли. Пошла она однажды к дому Симэнь Цина. У ворот стоял Лайчжао.
Сваха приблизилась к нему и, поклонившись, спросила:
— Привратником служишь? Разреши задать тебе, сынок, один вопрос. Это будет дом почтенного господина Симэня?
— А ты откуда будешь? — встретил ее вопросом Лайчжао. — Да, господина Симэня. Только его уже нет в живых. А в чем дело?
— Можно будет тебя побеспокоить, сынок? Поди доложи. Зовут меня тетушка Тао. Из управы я, казенная сваха. По распоряжению младшего господина пришла. У вас, говорит, госпожа замуж собирается. Вот он меня и послал посвататься.
— Да ты, я вижу, старуха, совесть совсем потеряла! — повысил голос Лайчжао. — Мы только год как хозяина похоронили. У нас обе госпожи траур носят и замуж не собираются. Как говорится, ветер да буран — и те вдовий дом обходят. Куда тебя, старую, принесло! Ишь, сватать подоспела! А ну-ка проваливай без оглядки! Не то узнает хозяйка, она тебе задаст!
— Ах, сынок, сынок! — сваха засмеялась. — Как говорится, пал полководец, пал герой, да прискакал вестовой. Меня молодой господин направил, сама бы я не пришла. Так что, будь добр, доложи. От меня ответа ждут: пойдет она замуж или нет.
201


— Ну-у ладно! — протянул Лайчжао. — Как говорится, сам не отказывай, и тебе не откажут. Обожди немного, сейчас схожу. Только у нас ведь две госпожи. Одна с ребенком. Которая же из них замуж-то собирается?
— А та, которую молодой господин видел за городом в день весенних поминок, — пояснила сваха. — С белыми рябинками.
Лайчжао удалился в дальние покои.
— Из управы казенную сваху прислали, — доложил он. — У ворот ждет.
— Но мы же никому ни слова не говорили! — удивилась Юэнян. — Откуда они взяли?
— За городом, говорит, в день весенних поминок госпожу видели, — продолжал привратник. — С белыми, говорит, рябинками на лице.
— Сестрица Мэн, стало быть! — воскликнула хозяйка. — Значит, редька зимой росток дала. Невтерпеж ей? Замуж торопится? Да! Легче, выходит, измерить морскую глубину, нежели душу человеческую постичь!
Юэнян направилась в покои Юйлоу.
— Сестрица Мэн! — обратилась она, присаживаясь. — Хочу тебя спросить. Там, у ворот сваха ждет. Молодой барин, говорит, из управы тебя видел в день весеннего поминовения усопших. Ты будто бы замуж решила выходить. Это верно?
Послушай, дорогой читатель! Не будь случайности, не было бы и рассказа. Ведь, как ведется испокон веков, узы любви несут и он и она, когда им суждено жениться. В тот день за городом Мэн Юйлоу тоже загляделась на барича Ли. Этот ветреный щеголь и мот подходил ей по возрасту и был хорош собой. Привлекал он вдову и тем, что слыл прекрасным наездником, метко стрелял из лука и метал копье. Они обменялись многозначительными взглядами и без слов отлично поняли друг друга. Юйлоу хотелось только узнать, есть у него жена или нет. Она, однако, промолчала, а про себя все думала: «Мужа похоронила, и останусь я одна-одинешенька. У Старшей сын. Вырастет — матери опора. Одна кровь. А я? Как дерево. Свалишься — и тени не останется. Впустую живу — все равно что корзиной воду черпаю». С появлением на свет Сяогэ, — Юйлоу это чувствовала на себе, — и Юэнян стала совсем не та. «Нет, надо наконец решиться, — убеждала себя Юйлоу. — Трудно только первый шаг сделать. Но глупо во вдовах пропадать. Снова нужно искать пристанища. Я не старуха. С какой стати молодые годы терять?!» Именно эти раздумья волновали ее, когда явилась Юэнян
202


и завела разговор о замужестве. Юйлоу радовалась тому, что ей довелось тогда увидаться с баричем, но открыться Юэнян она постеснялась.
— Не слушайте вы, матушка, что болтают досужие языки. Не собираюсь я замуж выходить, — ответила она, а сама так и вспыхнула.
Да,
Прилюдно признаться боялась,
Лишь локонов молча касалась.
— Смотри, сестрица! — продолжала Юэнян. — Это тебя касается. Я в твои личные дела вмешиваться не собираюсь. — Она позвала Лайчжао. — Ступай пригласи сваху.
Привратник провел тетушку Тао в заднюю половину дома. Сваха очутилась в гостиной Юэнян, где прямо перед ней стояла дщица покойного Симэнь Цина. После положенных приветствий сваха села. Служанка Сючунь налила ей чаю.
— С чем пожаловала? — спросила ее Юэнян.
— Покой святой обители без особой надобности, сударыня, не стала бы нарушать, — сказала в ответ сваха. — Имею честь сообщить, что прибыла я по велению молодого барина из управы. У вас, мне сказали, госпожа замуж выходить собирается. Вот и пришла сватать.
— Возможно, и собирается, но откуда стало известно молодому господину? — недоумевала Юэнян. — Ведь мы никому об этом не говорили!
— Молодой барин сказывал, что собственными глазами видел госпожу за городом в день весенних поминок, — пояснила сваха Тао. — Госпожа, говорит, высокая такая и стройная, с овальным, как тыквенное семечко, лицом и редкими едва заметными белыми рябинками.
У хозяйки не осталось больше сомнений: речь шла, конечно, о Мэн Юйлоу, и она повела сваху к ней в гостиную.
Тетушка Тао села. Ей пришлось довольно долго ждать, пока, наконец, появилась разодетая Юйлоу.
— Именно об этой госпоже и говорил молодой барин, — после приветствия промолвила сваха. — Не зря, оказывается, хвалил. Действительно, красавица необыкновенная. Единственная и несравненная в целом свете. Вот будет пара! Наш молодой барин старшей женой сделает. Окинь взором с головы до ног — чарует
203


обаяньем. Брось взгляд — и с головы до пят все в ней влечет и манит.
— Вы шутите, мамаша! — проговорила, улыбаясь, Юй- лоу. — Лучше скажите, сколько молодому господину лет, был ли женат, кто ему прислуживает в покоях, как его зовут, откуда родом, из каких краев? Чиновного ли званья? Да говори как есть, без обману.
— Свят! Свят! — воскликнула Тао. — Я, сударыня, казенная сваха, и меня с другими, пожалуйста, не равняйте. Это они на обмане живут, а я говорю только то, что есть на самом деле. Я сказок не рассказываю. Знаю, его превосходительству уездному правителю за пятьдесят, а молодой барин — его единственный сын. Родился он под знаком лошади и ему тридцать первый год пойдет. Двадцать третьего дня в первой луне на свет появился, в час утренний под пятым знаком земной ветви чэнь1. В императорском училище Сынов отечества состоит студентом высшей ступени, скоро станет цзюйжэнем, а то и цзиньши2. Большой учености человек! Постиг всех философов и поэтов. А какой стрелок и наездник! Словом, чего только не знает! Вот уж года два как жену схоронил. И прислуживает теперь ему всего-навсего одна-единственная служанка, самая что ни на есть обыкновенная. Еще с женой покойной в дом пришла. Так что молодому барину нужна супруга и хозяйка, да где ни искал, подходящую найти не может. Вот потому-то я вас и побеспокоила. Если сосватаю, меня от явок в управу обещали освободить и, само собой, щедро наградить серебром. Если, говорит, за меня пойдет, дом ее от всех повинностей освобожу, ни за поля, ни за родовое кладбище земельный налог платить не будет. А кто обижать посмеет, в управе тисков или палок отведает.
— А дети у него есть? — продолжала расспрашивать Юй- лоу. — Родом откуда? Может, выйдет срок службы и уедет за реки и горы? А у меня вся родня тут. Неужели и мне придется с ним ехать, а?
— Нет у молодого барина ни сынка, ни дочки, — успокаивала ее Тао. — Один-одинехонек. А родом они из уезда Цзаоцян Чжэньдинской области. Это под Северной столицей, на том берегу Хуанхэ. Шестьсот-семьсот ли отсюда, не больше. Обширными землями владеют. Табуны лошадей, а народу работящего и не счесть. В триумфальные ворота верхом въезжают. Они в честь его рода по Высочайшему повелению выстроены3. Сколько блеску! Прохожие в сторону шарахаются. Старшей женой вас, сударыня, сделает, хозяйкой дома. А там, как чиновное звание получит, и вам
204


титулы пожалуют. Знатной дамой станете, в парадные одеяния облачитесь, в благоуханном экипаже будете выезды делать. Поди, плохо!
Выслушала ее Мэн Юйлоу и, готовая хоть тут же дать свое согласие, велела горничной Ланьсян накрыть стол, подать чаю и сладостей.
— Наверно, надоела я вам своими расспросами, — угощая сваху, говорила Юйлоу. — Вы уж на меня не обижайтесь. Свахи ведь обыкновенно такого наговорят. Наобещают горы, а коснешься — нет ничего. Не попасть бы на удочку. Вот чего боишься.
— Дорогая вы моя! — воскликнула Тао. — Не валите всех в одну кучу. Есть люди честные, есть и бессовестные. Верно, бывает дурной человек портит жизнь хорошему. Только я лгать не умею. Говорю что есть. Ближним жизнь устраиваю, доброе дело делаю. Так что, если вы решаетесь, сударыня, то прошу вас, дайте письменное согласие. Я его молодому барину вручу.
Юйлоу достала полосу красного шелку и велела Дайаню отнести в лавку приказчику Фу, чтобы тот написал все четыре числа полной даты ее рождения.
— Тебя в свое время тетушка Сюэ сватала, — вмешалась в разговор Юэнян. — Надо бы ее позвать. Если порядок блюсти, так пусть они вдвоем сватают.
Немного погодя Дайань ввел сваху Сюэ. Она приветствовала товарку поклоном, и они, выйдя вместе из дома Симэня, направились к баричу Ли в управу.
Когда две свахи, — а им палец в рот не клади, — возьмутся за дело, притом одна — хвалит невесту, а другая — жениха, то и Чанъэ из Лунных чертогов просватают, и святую деву с Шаманьей горы за царя Сяна выдадут.
— Значит, ты ее раньше сватала? — спросила по дороге Тао.
— Да, я самая, — отвечала Сюэ.
Сваха Тао перевела разговор на Мэн Юйлоу.
— А чья она родом будет? Ты ее девушкой сватала?
Тогда сваха Сюэ развернула шелк. На нем было начертано следующее:
«Женщина тридцати семи лет от роду. Появилась на свет в полуночный час под первым знаком земной ветви цзы в одиннадцатую луну двадцать седьмого дня».
205


— Не показалась бы жениху такая невеста слишком старой, — заметила Тао. — Ему ведь лишь тридцать первый год. Что тогда делать? На целых шесть лет старше4.
— Давай с уличным гадателем посоветуемся, а? — предложила Сюэ. — Что он скажет. Если их даты не сойдутся, ей возраст убавим. По-моему, тут нет ничего предосудительного.
Они продолжали свой путь, но им не попадался ни один бродячий гадатель.
Наконец, вдали, к югу от дороги, они заметили черную полотняную палатку предсказателя судьбы. У входа висели написанные крупными иероглифами надписи. По одну сторону надпись гласила: «Цзыпин предвещает знатным и худородным, железной кистью предписывает расцвет и увяданье». По другую сторону было написано: «Всякому, кто пожелает узнать судьбу, предсказывает прямо и нелицеприятно».
В палатке стоял стол, за которым сидел старый предсказатель. Свахи поприветствовали его. Он предложил им присаживаться.
— Можно вас побеспокоить, почтенный наставник? — обратилась Сюэ. — Нам хотелось бы узнать судьбу одной женщины. — Сюэ достала из рукава три фэня серебра и продолжала. — Не пренебрегите этой мелочью, наставник. Больше с собой нет, не взяли в дорогу.
— Вас интересует женитьба, — проговорил предсказатель. — Покажите дату рождения.
Сваха Тао протянула шелк с данными Юйлоу.
— Да, женитьба, — пробормотал предсказатель и, прикинув на пальцах, потом на счетах, обратился к свахам. — Так, женщине тридцать семь лет. Появилась на свет в полуночный час цзы в одиннадцатой луне двадцать седьмого дня. Рожденным в месяц первый цзя-цзы, день 28-й синь-мао и час 37-й гэн-цзы носить печать и пояс5. Судьба женщины идет вспять и в настоящее время пребывает под знаками бин-шэнъ. А третий небесный ствол вин находится в соответствии с восьмым небесным стволом синь, это к хорошему — предвестие грядущего могущества и власти. Быть, значит, Старшей женой и знатной дамой. Правда, меж четырех оплотов6 немало звезд-мужей. Поэтому хотя судьбой ей даровано богатство, а с супругом она вкусила счастье и любовь, ей в последние годы было уготовано преодолеть лихие испытания. Случалось такое?
— Она двоих мужей преодолела, — подтвердила Сюэ.
206


— Тогда ей суждено соединиться с рожденным под знаком лошади, — продолжал предсказатель.
— А сын у нее будет? — спросила Сюэ.
— О сыне рано пока говорить. Лишь на сорок первом году жизни у нее появится сын7. Он и будет ей опорой в старости. Жизнь ее отмечена счастьем. Она станет богатой и знатной. Окружит себя невиданной роскошью.
Предсказатель взял кисть и поведал о ее судьбе в восьмистишии:
Вслед за буйным цветеньем придет урожая пора.
Встреча с мужем достойным грядет в окруженье двора Своей статью красотка стройней абрикоса муме —
Третий раз в красном шелке и с бровями в сурьме^.
Взявший за руку деву в палату из яшмы введет.
Она чашу златую, смущенная, в руки возьмет.
Сняв тигриную шкуру, свободную жизнь обретет.
Ее к пику удачи знатный конь вознесет.
— Наставник! — обратилась к предсказателю сваха Сюэ. — Объясните, пожалуйста, что значит «Сняв тигриную шкуру, свободную жизнь обретет. Ее к пику удачи знатный конь вознесет»? Непонятно что-то.
— Тигриная шкура, — разъяснил предсказатель, — это ее прежний муж, рожденный под знаком тигра. Она была любима, но оставалась на положении младшей жены. В грядущем ей идти стезею славы и заслуг. «Знатный конь» относится к ее будущему супругу, рожденному под знаком лошади, при котором над ней засияет звезда знатности. Она насладится роскошью и в согласии с супругом доживет до шестидесяти восьми лет. В последний путь ее проводит сын.
— А ведь жених родился как раз под знаком лошади! — воскликнули свахи. — Только она намного старше его. Может, ничего не выйдет. Нельзя ли будет ей как-нибудь годы поубавить, а?
— В таком случае считайте, что родилась в год четвертый днн- .мао10, — согласился предсказатель. — И будет ей тридцать четыре года.
— А гороскопы подойдут? — спросила Сюэ.
— Огонь с четвертым небесным стволом дин и металл с седьмым небесным стволом гэнЩ Когда огонь касается металла, в плавке рождаются великие вещи. Сходятся, очень даже подойдут.
207


Свахи тут же исправили ей возраст и, отвесив поклоны предсказателю, вышли из палатки.
Барич Ли оказался в управе. Свахи попросили привратника доложить. После длительного ожидания их впустили. Они приветствовали барича земными поклонами.
— А ты кто будешь? — спросил барич сваху Сюэ.
— Тоже сваха, — пояснила Тао и, рассказав, как они получили согласие невесты, продолжала: — Женщина красоты необыкновенной! Только возраст великоват. Поэтому я не рискнула вдаваться в подробности, не получив согласия вашего превосходительства. Хотелось бы знать ваше драгоценное мнение. Вот полная дата ее рождения.
Она протянула баричу полоску шелка.
— «Тридцать четыре года. Появилась на свет в полуночный час цзы в одиннадцатой луне двадцать седьмого дня», — прочитал Ли и заключил: — На два, на три года старше — роли не играет.
— Что значит образование! Какая широта взгляда! — вставила сваха Сюэ. — Говорят, когда жена старше на два года, богатству день ото дня расти, а на три — целые горы его обрести. Невеста, ваше превосходительство, красавица несравненная. А сколько в ней теплоты и нежности! Всех поэтов и философов постигла. А как хозяйство ведет — говорить не приходится.
— Раз есть согласие, значит все идет прекрасно! — воскликнул барич Ли. — Мы виделись, так что смотрины назначать нет необходимости. Теперь надо только велеть астрологу выбрать счастливый день для вручения невесте свадебных подарков, и можно будет устраивать свадьбу.
— Когда прикажете явиться? — спросили свахи.
— Откладывать не будем! — заявил барич. — Приходите завтра, да невесте объявите.
Ли распорядился, чтобы слуги наградили каждую сваху ляном серебра за хлопоты. Свахи вышли из управы довольные, но не о том пойдет речь.
В предвкушении счастья барич Ли едва сдерживал ликование. На радости он позвал посоветоваться приказного Хэ Бувэя. О намерении сына жениться было объявлено отцу — начальнику уезда. Восьмой день в четвертой луне, как определил астролог, подходил для вручения подарков, а пятнадцатый благоприятствовал переезду невесты в дом жениха. Барич выделил серебра и поручил Хэ Бувэю
208


с Лоботрясом Чжаном закупить в подарок невесте свадебного чаю и вина, но рассказывать об этом подробно нет надобности.
Свахи на другой же день отправились в дом Симэнь Цина и поведали Юэнян и Мэн Юйлоу о решении жениха.
Да,
Этот брак предрешили в награду рожденья былые,
Так веками рождают нефриты Поля Голубые
Восьмого числа в четвертой луне в управе уже стояли короба и тюки. Чайный подарок13 невесте состоял из шестнадцати подносов редкостных фруктов и сладостей. В тюках были упакованы золотая шапочка, золотая головная сетка, агатовый пояс, нефритовые подвески и брелоки, золотые и серебряные браслеты и запястья, а также два платья из ярко-красной дворцовой парчи, четыре комплекта расшитых цветами одежд, тридцать лянов серебра, не считая шелков, полотна и холста.
Более двадцати носильщиков под охраной Хэ Бувэя, сопровождаемые свахами, направились к дому Симэнь Цина.
Пятнадцатого числа около управы толпились расторопные молодые люди, из тех кому делать нечего. Им было велено перенести приданое невесты — кровать с пологом, сундуки и корзины драгоценностей, белья и одежд. Присутствовавшая при этом Юэнян отдала все, что только было в покоях у Юйлоу, даже инкрустированную перламутром кровать из спальни Пань Цзиньлянь, потому что принадлежавшая Юйлоу покрытая ярким лаком широкая кровать была в свое время отправлена Симэнем с приданым дочери.
Юйлоу решила взять с собой горничную Ланьсян, а Сяолуань оставить Юэнян для присмотра за сыном.
— Как же я могу отбирать у тебя горничную, — возразила Юэнян. — Для присмотра за Сяогэ хватит Чжунцю, Сючунь и кормилицы.
Юйлоу передала на память в подарок Сяогэ всего лишь пару серебряных кувшинчиков, какие в обиходе у мусульман, все же остальное было вывезено.
К вечеру за невестой прибыл огромный паланкин, который несли четверо носильщиков в сопровождении четырех пар обтянутых красным газом фонарей. Процессию охраняли восемь присланных из управы стражников.
209


Голову Мэн Юйлоу украшали шапка с золотым «мостиком»14, цветы из перьев зимородка, самоцветы и заморский жемчуг. Одета она была в карминовый халат с богатой вышивкой спереди, сзади и на рукавах, перетянутый оправленным в золото агатовым поясом с нефритовыми подвесками, и желтовато-зеленую расшитую пестрым ковром цветов юбку. На прощание она поклонилась сперва дщице покойного Симэня, потом Юэнян.
— Нет у тебя сердца, сестрица Мэн! — обратилась к Юйлоу хозяйка. — На кого ты меня покидаешь! Остаюсь я одна-одине- шенька. С кем время коротать буду?
Они взялись за руки и заплакали.
Все в доме от мала до велика вышли за ворота проводить Юйлоу. Одна сваха несла красное с золотым краплением креповое покрывало, другая шествовала с золотою вазой15. Юэнян из-за траура выйти не могла. Провожать молодую она пригласила свояченицу Мэн Старшую. На ней были ярко-красная узорная накидка и голубая юбка. С жемчугом и бирюзою в прическе, она села в большой паланкин и отправилась в управу.
Всю улицу запрудили толпы любопытных.
— Это третью жену почтенного господина Симэня выдают замуж за сына правителя, — слышался разговор. — Невесту везут — нынче день счастливый.
Были в толпе доброжелатели, нашлись и злопыхатели.
— Вот был человек, почтенный господин Симэнь! — говорили настроенные дружелюбно. — А со смертью одна только Старшая госпожа, как полагается, вдовою живет, сына растит. Да разве ей за всеми в доме усмотреть! Вот она и выдает замуж, кто того пожелает. И правильно делает!
Злорадствующие, со своей стороны, разносили слухи и распускали сплетни.
— Глядите! — кричал кто-то из них, тыча пальцем. — Третья наложница Симэня замуж выходит. Покойник-то все устои попрал, ближних грабил да распутничал, чужих жен совращал. А как ноги протянул, бабы все добро порастащили. Одни выходят замуж, других тайком уводят. Кто с хахалем любезничает, а кто из дому ворует. Как фазана общипали — перьев не найдешь. Да, казалось, от возмездья был далек, как вдруг обрушились роковые удары.
Так злословили недруги.
210


Мэн Юйлоу по любви выходит замуж за барича Ли
東无楼爱旅麥释内


Барич Ли в гневе избивает Юйцзанъ
麥翁内怒扣玉黎充


Свояченица Мэн Старшая проводила сестру к жениху в управу, где молодых ожидала закрытая пологом убранная кровать. После свадебного пира свояченица вернулась домой. Барич Ли подозвал тетушку Сюэ и мамашу Тао и, одарив каждую из них пятью лянами серебра и куском шелка, отпустил домой.
Ночью молодые, став мужем и женою, резвились как рыбы в воде, от счастья порхали словно пара фениксов.
На другой день У Юэнян послала Юйлоу чаю, потому что золовки Ян уже не было в живых. Гостинцы прислали также обе невестки Юйлоу и ее старшая сестра.
Из управы последовало приглашение всей родне невесты пожаловать на третий день после свадьбы.
У ворот управы гости любовались горой разноцветных огней. На пиру выступали казенные музыканты и певицы, актеры разыгрывали представления. На празднование третьего дня16 в большом паланкине прибыла и У Юэнян. Ее прическу обильно украшали жемчуг и бирюза. На ней были подпоясанная позолоченным поясом ярко-красная с длинным рукавом накидка и расшитая пестрым ковром цветов юбка.
Гостьи пировали в дальней зале. К ним вышла и супруга уездного правителя — мать жениха. Юэнян очутилась как будто среди распустившихся букетами ярких цветов. Когда же она, вернувшись домой, проследовала в задний двор, ее сразу окружила мертвая тишина. Никто не вышел ей навстречу. Юэнян вспомнила прошлое, когда был жив Симэнь. Какие веселые были сестры! Как они приветствовали ее и приставали с расспросами всякий раз, когда она возвращалась со званого пира. И сколько их было, сестер! На скамейке не могли усесться. И вот не осталось ни одной. Тяжело стало Юэнян. Она припала к дщице покойного Симэня и громко зарыдала. Ее успокаивала горничная Сяоюй.
Да,
Кто поймет, какие думы
так терзают душу!
Знает только ясный месяц, в окна заглянувший.
Однако не станем больше говорить, как грустила Юэнян. Расскажем о бариче Ли и Мэн Юйлоу. Изо дня в день наслаждались счастьем новобрачные. Словно рыбы в воде, резвились
213


красота и талант. Как может подойти только крышка к кувшину с маслом, так они подошли друг другу. Барич Ли ни на шаг не отходил от Юйлоу. Так и сидел он, как зачарованный, у нее в спальне. И чем дольше он глядел на нее, чем больше любовался ее красотой, тем сильнее и крепче любил ее. Вместе с Юйлоу в дом пришли и смазливые служаночки — обученные музыке и пению восемнадцатилетняя Ланьсян и пятнадцатилетняя Сяолуань17, что также немало обрадовало барича.
Тому подтверждением стихи:
Как не восхититься
красотой отменной Сей жены! Талантом
мужа-молоди,а!
Дождь играет с тучкой
на горе священной,
Любящих согласье
длится без конца.
Барич Ли, надобно сказать, держал в доме служанку по имени Юйцзань, что значит Яшмовая Шпилька. Пришла она вместе с покойной женой и было ей уже лет тридцать. Юйцзань только и знала пудриться да румяниться. На самой макушке у нее жгутом торчал задранный пучок, который она перевязывала обыкновенным платком, а волосы подбирала под обтянутый золоченою фольгой ободок и воображала, что носит волосник. Старые мятые искусственные цветы держались благодаря обилию медных шпилек и навощенных приколок. До самых плеч свисали похожие на дыни серьги. По виду ее вполне можно было принять за ведьму или оборотня. Некогда красную, но ставшую неопределенной расцветки кофту украшал причудливый узор из пятен, напоминающих лунные диски. Стоило немалого труда распознать цвет когда-то зеленой юбки, поскольку он едва пробивался между громадными, как хоромы, заплатами. Юйцзань смахивала на крысу, завернувшуюся в лотосовый лист. Она ходила в засаленных и дырявых аршинного размера плисовых туфлях, которые были раззявисты, как хохочущий Лю Хай18, напоминали пару грузовых джонок и зияли четырьмя глазками застежек. Белила и пудру она накладывала слоями, так что лицо ее в бело-розовых пятнах напоминало восковую тыкву. После шепота она вдруг
214


разражалась громкими тирадами и напускала на себя важный вид. За баричем она ухаживала с превеликим усердием — поила и кормила его, заваривала чай, заводила с ним разговоры, когда следовало бы помолчать, и смеялась, когда к тому не было ни малейшего повода. Такой уж был у нее характер! Так продолжалось вплоть до женитьбы хозяина.
С приходом же в дом Мэн Юйлоу хозяин совсем забыл про Юйцзань. Его будто привязали, словно прилепили к молодой жене. Он не расставался с ней ни днем, ни ночью, и это выводило служанку из себя.
Как-то сидел барич в кабинете за книгами. Юйцзань заварила на кухне лучшего чаю с орехами и, поставив чашку на поднос, направилась в кабинет. Когда она, отдернув занавеску, с улыбкой протянула чай, оказалось, что хозяин отодвинул книги и, облокотившись, спал.
— Батюшка! — позвала его служанка. — Кто еще позаботится о вас, как не я! Глядите, я вам лучшего чаю заварила. А ваша моло- дая-то жена все еще в постели нежится. Что ж ее-то не попросите? Пусть бы она вас чаем-то угостила. — Как Юйцзань ни старалась, барич продолжал дремать и не подавал голоса. Она, наконец, не выдержала. — Так и будешь у меня клянчить, да? Храпит средь бела дня. Иль за ночь больно намаялся? Очнись! Чай остынет.
Барич проснулся и увидел Юйцзань.
— Чтоб тебе провалиться, рабское твое отродье! — заругался он. — Поставь чай и убирайся отсюда!
Юйцзань от смущения вся покраснела, в сердцах поставила на стол чай и пошла к двери.
— Вот невежа! — ворчала она. — А я-то старалась! Дай, думаю, ему утречком пораньше чайку заварю. А он с бранью встречает. Что? Или я тебе дурна стала? Говорят, дурная в доме — клад, а от красивой — один разлад. Выходит, бывало, ты глаза закрывал? Не замечал? Зачем же тогда меня на ночь звал, а? Или тебя не внешность моя интересовала?
Услыхав такое, барич Ли бросился из-за стола за служанкой и что есть силы дал ей сапогом пинка. У ошеломленной Юйцзань налились жилы и вытянулась шея. С тех пор она забросила белила и пудру, перестала заваривать чай и стряпать. При встречах с Юйлоу не звала ее матушкой, а обращалась на «ты». В отсутствие посторонних она бесцеремонно рассаживалась рядом с новой хозяйкой у
215


нее на кровати. Но Юйлоу на ее выходки не обращала внимания. Юйцзань не оставляла в покое и Ланьсян с Сяолуань.
— Сестрица, сестрица! — ворчала она на служанок, когда они оставались наедине. — Какая я вам сестрица! Я вам тетушка. Так меня и зовите! Меня со своей хозяйкой не равняйте! Я на целую голову выше ее. — Юйцзань помолчала и добавила. — Тетушкой зовите здесь, а не при хозяине, поняли? И слушайте мои распоряжения. Трудитесь старательно, с душой! А будете своевольничать, кочергой по спине пройдусь.
После того как Юйцзань убедилась, что хозяин перестал ее замечать, она совсем обленилась: спала до самого обеда, на кухню не показывалась, полы не подметала.
— Вы на Юйцзань не надейтесь, — наказывала своим служанкам Юйлоу. — Вам самим надо будет стряпать да батюшку кормить.
Юйцзань злилась, выходила из себя, старалась вызвать ссоры и перебранки, а когда заглядывала на кухню, либо обрушивалась на Сяолуань, либо поносила Ланьсян.
— Вот рабские отродья! Потаскухи проклятые! — ругалась она. — И крупу не враз рушат — партиями засыпают. Так кто же первой в дом пришел? Кто? Я или она, барыня ваша? Все хозяйство к рукам прибрала. Да с каким рвением! Меня покойница хозяйка никогда не позволяла себе по имени звать, а она? Не успела придти — и я уж ей Юйцзань! Или она думает, я ей подчинюсь?! Ее тут и в помине не было, а я с нашим батюшкой ложе делила. Мы с ним бывало только к обеду пробуждались. Как сахар с медом — друг от дружки не оторвут. Вот какая была любовь! Разлучила она нас, разбила мое счастье. В гостиную вытеснила, постели лишила, на холодной лавке спать заставила. Не насладиться мне больше с батюшкой, не вкусить удовольствия! Тяжко на сердце и пожаловаться некому. У Симэнь Цина третьей по счету жила и звать ее Юйлоу. Я ведь все знаю. Раз ты в дом вошла, должна была как-то и со мной посчитаться, а случись неприязнь какая — стерпеть. А то с каким гонором выступает, как важничает, распоряжается направо и налево. Неужели я должна под твоим началом жить! Или я твоя рабыня! Но ты меня вроде не покупала.
Юйцзань и не предполагала, что Юйлоу все слышала из спальни. Ей стало дурно, у нее тряслись руки, но поведать мужу она не решалась.
216


Стоял как-то жаркий день. И надо ж было тому случиться! Под вечер барич велел Юйцзань согреть ванну воды и принести в спальню. У него было желание принять ванну с Юйлоу.
— Пусть Ланьсян воды нагреет, — посоветовала Юйлоу. — Не надо было ее просить.
— А я как раз хочу, чтобы она, рабское отродье, потрудилась, — не послушался ее хозяин. — Нечего ее баловать!
Юйцзань сразу смекнула. «Это хозяин с новой женой решил купаться, — думала она. — В орхидеевой воде омовение захотел совершить, как рыбы будут резвиться, как птицы взмывать ввысь». Не по себе стало Юйцзань. Она едва втащила ванну в спальню и грохнула ее на пол, потом принялась кипятить воду в котле.
— Вот шлюха-то! — ворчала она. — Таких еще не видывала. Своими причудами меня в могилу сведет. Настоящая проститутка! Каждые три дня ей ванну подавай. Я, бывало, месяцами не мылась, а тоже с хозяином спала и, кажется, своим видом не оскорбляла его божественного взора. Это потаскуха нарочно меня заставляет, доконать задумала.
Юйлоу опять выслушала злое бормотание служанки и не проронила ни слова. Но хозяин пришел в ярость. Раздетый, в одних домашних туфлях, он потянулся за палкой, которая висела над кроватью под самой балкой и хотел было догнать вышедшую из спальни Юйцзань, но его удержала Юйлоу.
— Да пусть ворчит, — уговаривала она барича. — Успокойся! Не стоит связываться. А то выйдешь разгоряченный — чего доброго, простудишься.
Однако хозяин не унимался.
— Я знаю, что делаю! — твердо заявил он. — Бесстыжую проучить надо.
С этими словами он бросился из спальни, схватил Юйцзань за волосы и, пригнув ей голову к полу, начал бить палкой по спине. Градом посыпались удары. Спасибо, рядом оказалась Юйлоу, но и то десятка два ударов ей пришлось отведать. Корчась от боли, Юйцзань упала на колени.
— Сжалься надо мной, батюшка! — умоляла она. — Я тебе все скажу.
— Я слушаю, говори, рабское отродье! — выпалил выведенный из себя хозяин.
217


Речь служанки выразил романс на мотив «Овечки с горного склона»:
Мой господин! Прошу прощенья,
Умерь свой гнев и раздраженье,
Проникнись правдой горьких слов.
Отдал когда-то восемь ляпов,
Чтоб я служила постоянно,
Распоряжалась у котлов.
Тебе я подносила пищу,
Следила, чтобы было чище.
Затем — хозяйка умерла.
Меня возвысил мой родимый,
Женою сделалась любимой,
Вкусила счастья я сполна.
Ждала богатого потомства,
Но стала жертвой вероломства.
Ты клялся: не возьму жену.
И вот уж новая зазноба,
Ко мне — презрение и злоба,
Любовь былая ни к чему.
Звезда судьбы моей угасла.
Как мне не сетовать, несчастной,
Ведь я не ведала греха?!
Но ты рыданий не услышишь.
Не жить нам под одною крышей —
Сыщу другого жениха.
Выслушал ее барич и со злости еще ударил несколько раз палкой.
— Перестань! — уговаривала его Юйлоу. — К чему гневаться, раз она хочет уйти.
Барич призвал из управы подручных и велел сходить за мамашей Тао. Сваха увела Юйцзань из дому и после продажи вручила баричу серебро, но не о том пойдет речь.
218


Да,
Прихлопнешь веером назойливую муху,
Погубит язычок иную стрекотуху.
Тому свидетельством стихи:
Едва затихнет рык звериный —
душою человек воспрянет,
И только карканье воронье
ему лихим предвестьем грянет.
Когда над головою ворон
все каркает, не умолкая,
В душе порывов озлобленъя
немедленно взлетает стая.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
219


г
л
А
В
А
Д
Е
В
if
N
□
С
Т
а
в
т
а
р
А
5
Чэнь Цзинцзи попадает в ловушку в областном центре Янъчжоу.
У Юэнян, подавая жалобу, беспокоит местные власти.


Сменяется лето зимою,
весна — осенними днями;
На западе солнце садится,
к востоку стремятся рекиК Дарует судьба богатство,
и знатность она дарует,
Когда ж она отвернется,
держись и в нужде достойно.
Тебе улыбнется случай —
и тотчас пойдешь ты в гору;
Когда ж высоты достигнешь,
не позабудь оглянуться.
О, где полководцы ныне
и кони где боевые?
Цветы шелестят и травы,
а в шелесте том — стенанья.
Так вот. Избил барич служанку Юйцзань и сейчас же позвал сваху Тао, которая увела ее из дому и продала за восемь лянов серебра. Барич Ли купил потом восемнадцатилетнюю Маньтан и поставил ее на кухню, но не о том пойдет речь.
А пока расскажем о Чэнь Цзинцзи. С приездом Симэнь Старшей у него в доме появилось солидное приданое жены — сундуки и корзины с добром, кровать с пологом и другие вещи, но супруги то и дело затевали ссоры и ругались. Цзинцзи выпрашивал у матери, урожденной Чжан, денег для открытия торговли, но тут, как нарочно, к ней обратился ее брат, командующий ополчением Чжан, решивший добиваться повышения в чине, и она одолжила ему пятьдесят лянов серебра. Тогда пьяный Цзинцзи устроил в доме дяди
221


скандал. Попав под горячую руку племянника, командующий Чжан вынужден был найти другого кредитора, а взятую сумму возвратил сестре. Потрясенная случившимся, мать Цзинцзи занедужила и слегла в постель. Пришлось поить ее снадобьями, приглашать к ней знахарей и врачей. А Цзинцзи все наступал на горло. Мать, наконец, не выдержала и выдала ему двести лянов серебра.
Чэнь Дину было поручено в помещении из трех комнат у ворот дома открыть холщовую лавку. Началась торговля, и Цзинцзи ни на день не расставался с дружками-приятелями — пройдохами Лу Третьим и Яном Старшим. Из лавки доносились то звуки лютни, то стук костяшек. Играли в двойную шестерку и кутили чуть не до утра. Скоро Цзинцзи с компанией прогулял все серебро, которое получил от матери. Когда Чэнь Дин рассказал Чжан, как сорит деньгами ее сын, она решила устранить его из лавки, но Цзинцзи свалил вину на Чэнь Дина, заявив, будто тот спустил серебро на крашение холста. Чэнь Дин с женой были выгнаны из дому и поселились на стороне, а Цзинцзи нанял в приказчики Яна Старшего по имени Гуанъянь и кличке Железный Коготь.
Железный Коготь, завзятый будорага и мошенник, отъявленный враль и проныра, умел без особого труда избавлять ближних от бремени тугой мошны. А выходцем он был из Небывалой области Досужего уезда, Выкраденной волости Бездомного села. Отца у него звали Ян Никудышный, мать происходила из рода Пустопорожних, младший брат прославился под кличкой Гуляй Ветер. В наставники Железного когтя был нанят мудрец Голоштанник из обители Золотой Приколки, расположенной в пещере Трясины на горе Невежества, у которого он и перенял уменье морочить ближних. В жены он взял девицу Непугляну и так застращал ее чудовищными небылицами, что она с перепугу ноги протянула. Железный Коготь был весьма щедр на посулы, но скорее удалось бы изловить тень или поймать ветер, нежели получить с него обещанное. Он разорял ближнего с поразительной быстротой, как будто ему всякий выпадал случай безнадзорно залезть в чужую мошну и грести обеими руками.
Цзинцзи стал опять просить серебра для закупки холста в Линьцине2, снова понадобилось двести лянов и мать, доверяя сыну, выдала ему и еще добавила, так, что всего вышло около пяти сотен. Поспешил тогда Ян Железный Коготь домой, собрал в дорогу вещи, достал перекидной кошель какой побольше, спрятал в него инкрустированные да позолоченные безделушки и немного денег мелочью, прихватил резной с черной сердцевиной лук и, оседлав
222


светлоглазого скакуна-дракона, двинулся вместе с Чэнь Цзинцзи в Линьцин на поиски ходового товара. На третьей версте путники миновали область Небывалую, на пятой Досужее село и наконец добрались до Линьцина. В огромном богатом порту Линьцина царило оживление. Сновали купцы, у причала скопилось множество кораблей, все дороги пристани запрудили повозки и экипажи. В тридцати двух переулках были открыли дома «цветов и ив», приезжих приглашали семьдесят два терема «духовой и струнной музыки». Чэнь Цзинцзи был молод, и Железный Коготь Ян повел его по домам певиц и кабачкам. Целыми ночами предавались они буйным наслаждениям, а днем отсыпались, так что скупать товар им было некогда.
В одном из домов Цзинцзи познакомился с певицей Фэн Цзиньбао. Она была игрива и хороша собой. Словом, всем взяла.
— Сколько же цветущих весен барышне? — спросил Цзинцзи.
— Барышня — моя родная дочка, — отвечала хозяйка. — Ей вот только восемнадцать сравнялось.
У Цзинцзи так и забилось сердце. Дал он хозяйке пять лянов серебра и провел с Цзиньбао не одну ночь подряд. Влюбленный Цзинцзи был не в силах расстаться с красавицей, Железный Коготь начал на все лады уговаривать хозяина взять возлюбленную в жены. Хозяйка запросила полтораста лянов, но потом сторговались за сто. Цзинцзи выложил серебро, и они двинулись в обратный путь. Фэн Цзиньбао всю дорогу несли в паланкине, а Железный Коготь и Цзинцзи сопровождали повозки с товаром. Цзинцзи на радостях торопил лошадей. Только посвистывали кнуты.
Да,
О, влюбленный в красотку из терема Ласточки
Он помчится домой налегке, без гроша.
Его фея Улин ублажает, кружа'*.
Нет счастливей на свете тех фениксов парочки.
Товару Цзинцзи закупил совсем немного, зато привез певичку, на которую потратился изрядно, что явилось для матери тяжелым ударом. Она опять слегла и, увы, вскоре испустила дух. Пришлось Цзинцзи покупать ей гроб. Покойницу обрядили, положили в гроб и отпели. Через седмицу Чжан похоронили на родовом кладбище. Ради покойной сестры командующий ополчением Чжан не стал чинить племяннику никаких препятствий.
223


Покойная Чжан занимала в доме три комнаты. Среднюю, где теперь стояла дщица ее души, Цзинцзи не тронул, а обе других велел прибрать и поселил туда Фэн Цзиньбао. Симэнь Старшая обитала в боковой пристройке. Цзинцзи купил Цзиньбао служанку по имени Чунси. В лавке хозяйничал Ян Железный Коготь, а дома непрестанно шел пир горой — Цзинцзи яствами ублажал Цзиньбао и всякий раз на ночь удалялся к ней, жену же свою, Симэнь Старшую, совсем забыл.
И вот однажды до Цзинцзи дошли слухи, что Мэн Юйлоу стала женой барича, сына уездного правителя Ли, и за нею было дано богатое приданое. Цзинцзи сказали также, что правителя после трех лет службы перевели с повышением в Чжэцзян5 и теперь он занимает пост инспектора в Яньчжоу, куда и отбыл водным путем вместе с сыном и невесткой.
Цзинцзи припомнил, как в свое время он подобрал в саду шпильку Юйлоу. Потом у него, пьяного, шпильку отняла Цзинь- лянь, но позднее вернула. Шпильку эту Цзинцзи хранил до сих пор. У него в уме сразу созрел план. Ведь шпилька может послужить вещественной уликой. Надо немедленно отправиться в Яньчжоу. Шпильку он предъявит Мэн Юйлоу и скажет, что получил от нее в подарок, когда они состояли в близких отношениях. «Ее огромное приданое, — рассуждал далее Цзинцзи, — я объявлю собственностью Ян Цзяня. Скажу, что это те самые сундуки и корзины золота и серебра, которые были поставлены на хранение в дом Симэнь Цина и подлежат конфискации. Инспектор Ли — чин гражданский, власть у него не ахти какая. Стоит его припугнуть как следует — обеими руками мне невестку отдаст. И сыну закажет. Возьму я тогда Юйлоу с собой и будут они вдвоем с Цзиньбао меня ублажать».
Да,
Удайся план коварный — на Луне
им яшмовый бы заяц пойман был,
Л замысел свершись — на Солнце он и ворона б златого изловил
Но плану Цзинцзи не суждено было сбыться. Лучше бы ему оставить затею, ибо на сей раз можно сказать:
Пресек полководец Пяти путей?
выпад его безрассудный, нелепый,
Л душу мятежную удержал,
утихомирил Чжун Куй свирепый
224


Тому свидетельством стихи:
Как не достичь красавицы в Яньчжоу,
Так не постичь сознание чужое.
Хоромы князя недоступны, словно бездна, —
Стремленья Сяо-лана бесполезны^.
Достал как-то Цзинцзи из сундука матери тысячу лянов серебра. Сотню он оставил Фэн Цзиньбао на расходы, опять позвал Чэнь Дина присмотреть за домом и поторговать в лавке, а сам с Железным Когтем и Чэнь Анем прихватил девятьсот лянов и в осенний праздник в восьмой луне пустился в путь.
В Хучжоу они закупили полджонки шелков и, прибыв на пристань Цинцзянпу, поставили джонку у причала, а сами остановились в гостинице у Чэня Второго.
Ночью они зажгли лампу и велели хозяину зарезать кур и ставить вино. Пирушка была в самом разгаре, когда Цзинцзи обратился к Железному Когтю.
— Не забывай за товаром в джонке присматривать, — наказывал Цзинцзи. — Придется тебе тут пока пожить, а мне с Чэнь Анем в Яньчжоу надо будет заглянуть. Сестра у меня туда выдана. Хочу навестить, гостинцы передать. Мы дня за три обернемся. Самое большее на пятый день возвратимся.
— Раз надо, брат, отправляйся и не волнуйся, пожалуйста, — заверял его Ян. — Я готов тебя ждать, а как вернешься, вместе домой поедем.
И Чэнь Цзинцзи, вопреки здравому рассудку, все-таки поехал, прихватив с собою серебра и подарки. И вот они с Чэнь Анем добрались до Яньчжоу. Остановились в буддийском монастыре, где Цзинцзи разузнал, что инспектор Ли месяц как вступил в должность, а корабль с домочадцами прибыл всего дня три тому назад.
Цзинцзи время зря не терял: купил четыре подноса яств, два куска шелку и два жбана вина. Он был и так недурен собой, а тут оделся с иголочки и сопровождаемый Чэнь Анем, несшим подарки, подошел к дому барича.
— Я — родственник новой супруги господина Ли Младшего, — поклонившись, представился он привратнику. — Доложи о прибытии с визитом дяди Мэна Второго.
Привратник не посмел мешкать и тотчас же удалился.
Барич Ли сидел за книгой у себя в кабинете. Когда ему доложили о приезде шурина, он приказал слугам внести подарки, поправил халат и шапку и велел звать.
225


Цзинцзи пригласили в залу, где после взаимных приветствий гость и хозяин сели в подобающие каждому кресла.
— Позвольте спросить, — обратился к гостю барич. — Почему я не имел чести встретить вас, дорогой шурин, во время нашей свадьбы?
— Видите ли, ваш покорный слуга целый год закупал на юге товары, — объяснял Цзинцзи. — Только недавно воротился. Не знал, что вы удостоили мою сестру столь высокой чести, сударь. До сих пор я не исполнил долг родственника, за что прошу прощения. Потому-то я и решил засвидетельствовать почтение и повидать сестру.
— Простите, что я не знал о вашем существовании, — отвечал барич.
После чаю хозяин велел слугам вручить подношения вместе с визитной карточкой и росписью хозяйке дома.
— Доложите матушке, что пожаловал дядя Второй, — наказал барич.
Мэн Юйлоу тем временем сидела у себя в спальне.
— Дядя Мэн Второй пожаловали, — объявил привратник.
— Второй год я не была дома10, — проговорила Юйлоу. — Какой же это дядя Мэн? Может, брат Мэн Жуй? Прошел горы и реки, чтобы меня проведать?
Внесли подарки. На визитной карточке значилось «Родственник Мэн Жуй». Да, это был ее брат. Юйлоу велела звать, а горничную Ланьсян попросила прибрать дальнюю гостиную. Сама она приоделась и, наложив пудру и румяна, стала ждать брата. Муж ввел гостя. Юйлоу присмотрелась из-за занавески. Как ни странно, прибывший оказался вовсе не братом, а зятем Чэнем. «Зачем он приехал? — недоумевала про себя Юйлоу. — Надо выйти. Интересно, что он скажет. Говорят, хоть и не свой, а земляк, хоть и горька вода, да из родного ключа. Не брат — так зятюшка». Она поправила прическу и вышла.
— Не знал я, сестра, что тебя просватали, — обратился Цзинцзи. — Давно не видались.
Только он успел это сказать, как хозяину доложили о новом визите.
— Прими, пожалуйста, шурина, — проговорил он и удалился.
Цзинцзи упал перед Юйлоу на колени. Она ответила поклоном.
— Не церемонься, зятюшка, будь как дома! — проговорила она. — Скажи, каким же это ветром тебя занесло в наши края?
226


После взаимных приветствий она предложила гостю сесть, а Ланьсян велела подать чаю. После чая завязалась непринужденная беседа.
— Как женушка? Жива-здорова? — спросила она.
Цзинцзи рассказал, как он ушел из дому Симэнь Цина, как
требовал свое добро — сундуки и корзины. Юйлоу поведала зятю о встрече с Чуньмэй в монастыре Вечного блаженства, когда та сжигала жертвенные деньги на могиле Цзиньлянь в день весеннего поминовения усопших.
— Пока я оставалась в доме, — продолжала она, — я постоянно внушала хозяйке: раз ты любишь дочь, люби зятя. Зять наш, говорила я, любовниц не заводит, но она больше досужим сплетням верила, вот и прогнала тебя. Значит, ты добро свое требовал? Этого я уж не застала11.
— Правду сказать, я был близок с Цзиньлянь. Это все знали. Но хозяйка негодниц слушала. Прогнала Цзиньлянь, вот она и стала жертвой убийцы У Суна. Живи она дома, никакой У Сун, будь он хоть семи пядей во лбу, не посмел бы ее тронуть. Зол я на нее. За это до глубины души ненавижу. И Цзиньлянь через нее на тот свет пошла. Она ей тоже этого не простит.
— Успокойся, зятюшка! — уговаривала его Юйлоу. — Дело прошлое. Что было, то прошло. Так издревле повелось: узел вражды не затягивать надобно, а развязывать.
Во время их беседы служанки накрыли стол. Появилось вино и блюда весенних яств. Стол ломился от съестного. Юйлоу наполнила кубок и обеими руками поднесла Цзинцзи.
— Выпей, зятюшка, нашего слабого винца, утоли жажду после дальней-то дороги, — потчевала она. — И надо ж было тебе на подарки разоряться.
Цзинцзи принял кубок и поклонился. Потом он поднес ей ответную чарку. Она поблагодарила его, и они заняли свои места. Цзинцзи заметил, как ухаживает за ним Юйлоу, то и дело величая его зятюшкой, но виду не подал. «В чем дело? — гадал он. — Почему эта потаскуха все называет меня зятюшкой, а? Неужели она моих намеков не понимает? Ну погоди. Я к тебе исподволь подберусь, негодница!»
Когда они осушили по три кубка, подали новые угощения. Беседа оживилась и стала более интимной. Вино прибавило Цзинцзи еще больше смелости. Недаром говорится, с вином любовь, как море, глубока; с вином страсть, как небо, велика. Они остались на¬
227


едине, никого посторонних рядом не было, и Цзинцзи попробовал завести откровенный разговор.
— Я так тосковал по тебе, сестрица, как в знойный день тоскуют по прохладе, — начал он. — Искал тебя, как жаждущий ищет студеной воды. А помнишь, как бывало, в доме тестя? То в шашки поиграем, то в домино. И всегда-то вместе, и всегда рядом. Как нитка с иголкой. И кто бы мог подумать, что разлетимся в разные стороны, а? Я — запад, ты — восток.
— Как ты, зятюшка, рассуждаешь! — Юйлоу улыбнулась. — Ведь чистое к чистому стремится, а муть к мути прилипает. Все со временем проясняется.
Цзинцзи засмеялся и, вынув из рукава пакет ароматного чаю возлюбленных12, протянул его Юйлоу.
— Если любишь меня, сестрица, будь так добра, выпей моего ароматного чаю.
С этими словами Чэнь Цзинцзи опустился перед Юйлоу на колени. У Юйлоу краска пошла по лицу. Она вся вспыхнула и швырнула пакет с чаем на пол.
— Ты забыл приличия! — воскликнула она. — Я от чистого сердца кубок вина поднесла, а ты вздумал со мной заигрывать?
Она вышла из-за стола и поспешно удалилась к себе в спальню. Цзинцзи понял, что она не так податлива, как казалась.
— Я ведь тоже с добрыми намерениями приехал, — заговорил Цзинцзи, поднимая чай. — Навестить тебя. Но ты, я вижу, по-другому запела. Думаешь, небось, замуж за молодого инспекторского сына вышла, значит, меня можно побоку? Так что ли? А в доме Симэнь Цина, где ты была Третьей женой, тоже, может скажешь, у нас не было близости, а? — Цзинцзи достал из рукава ту самую серебряную с золотой головкой шпильку и, повертев ею в руке, продолжал. — А это чья штучка? Как бы она попала ко мне, если б меж нами ничего не было, а? На ней, гляди, твое имя вырезано — «Юйлоу». Нет, вы с хозяйкой против меня сговорились. Она восемь моих сундуков тебе в приданое отдала. А в них золото, серебро, драгоценные камни, нефритовые пояса и шелка. Мы их у тестя на хранение ставили, а принадлежат они придворному Ян Цзяню и должны быть переданы в казну. Так что ты мне голову не морочь! А то сообщу куда надо, будешь ответ держать.
Цзинцзи заговорил совсем другим тоном. В руке он держал шпильку с золотой головкой в виде лотоса, которую она когда-то потеряла в саду. «Как она могла очутиться у этого негодяя?!» — не¬
228


доумевала Юйлоу, но, боясь шуму и толков среди прислуги, изобразила улыбку и тотчас же вышла из спальни.
— Зятюшка, дорогой мой! — заговорила она и потянула к себе Цзинцзи. — Зачем сердиться! Я ведь пошутила. — Убедившись, что рядом никого нет, она продолжала в доверительном тоне. — У тебя родилось желание — я тоже не без чувств.
И они, без лишних слов, обнялись и стали целоваться. Цзинцзи устремился языком к ней в уста и, точно удав, поймавший лакомую ласточку, едва касаясь кончика ее языка, стал нежно его ласкать.
— Будешь звать меня «дорогой мой», поверю, что любишь, — шептал он.
— Тише, не услыхали бы.
— А у меня шелков полджонки закуплено, — продолжал он. — У причала в Цинцзянпу. Я вот что хочу тебе предложить. Если согласна, нарядись нынче вечером слугой и выходи из дому. Сядем мы с тобой в джонку и поедем. Заживем как муж и жена. Кто нам помешает? А муж у тебя гражданского звания — неприятностей испугается. Розыск учинять не станет.
— Ну что ж, давай, — согласилась Юйлоу. — Тогда так условимся. Жди меня у дома за стеной. Я отберу золота, серебра, кое- что из одежды, навяжу узел и тебе через стену переброшу. Потом оденусь привратником и выйду из ворот. Сядем в джонку и в путь.
Послушай, дорогой читатель! И в самом деле, раз уж решит красавица, не удержит ее и стена в десять тысяч саженей, а не по душе придется чаровнице, и в объятьях у любовника сердце ее будет от него отделено тысячью горных хребтов. Будь у Юйлоу муж дурак, дело другое. Тогда Цзинцзи, может, и поймал бы рыбку. А то она наслаждалась любовью и счастьем с молодым приятной наружности баричем Ли, которого ожидала блестящая карьера. С какой же стати ей было связывать судьбу с Цзинцзи! Тем более, она с ним ничего не имела и раньше. А он, поклонник лопоухий, было видно, плохо кончит. Душа нараспашку — все бабе выболтал, и сам же ей на удочку попался.
Да,
Ветка душиста, шипы — острый нож.
В душах людских сколько яда найдешь!
На том они и порешили. Цзинцзи осушил еще несколько кубков и вскоре откланялся. Барич Ли проводил гостя за ворота, и Цзинцзи, сопровождаемый Чэнь Анем, удалился.
229


— Где остановился твой брат? — спросил барич Юй- лоу. — Надо будет завтра же нанести ответный визит и чем-то одарить на дорогу.
— Какой он мне брат! — воскликнула Юйлоу. — Это же зять Симэнь Цина. Он приехал увлечь меня и склонить к побегу из дому. Мы с ним уговорились. Нынче в третью ночную стражу он будет ждать меня за стеной у дома. Надо было бы его самого поймать в силки, которые он другим расставляет. Схватить его как вора и тем вырвать зло с корнем. Что ты на это скажешь?
— Будь он проклят, негодяй! — заругался барич. — Да как он смеет, разбойник! Издревле повелось: достойный муж не может все сносить без возмущенья! Оставь его в покое — он и тебя самого в могилу сведет.
Барич Ли вышел от Юйлоу, крикнул своих самых верных и расторопных слуг и, пояснив, в чем дело, приказал быть наготове.
Чэнь Цзинцзи и не подозревал, как обернулось дело. Среди ночи, в третью стражу, он как ни в чем не бывало взял с собой Чэнь Аня и приблизился к дому барича. На его покашливание — их условный знак — за стеной послышался голос Юйлоу. Цзинцзи перекинул ей веревку, к которой сейчас же привязали огромный узел с серебром. А в том узле, надобно сказать, были завернуты две сотни лянов серебра, взятые из казенной кладовой, чтобы обвинить Цзинцзи в краже из казны. Только он успел передать Чэнь Аню узел и велел бежать, как раздался удар колотушки и из темноты с криками «Держи вора!» выскочили пятеро молодцов. Они связали Цзинцзи и Чэнь Аня, о чем доложили инспектору Ли. Тот распорядился бросить задержанных в острог, а утром учинить допрос.
Правителем Яньчжоу, надобно сказать, был в то время Сюй Фэн, происходивший из области Линьтао, в Шэньси. Он выдержал экзамен на степень цзиныни в году сорок седьмом, гэн~аой13, и слыл человеком честным, неподкупным и стойким.
На другой день рано утром Сюй Фэн открыл присутствие. По обеим сторонам рядами стояли служащие управы. Инспектор Ли взошел на свое место и расписался в регистрационной книге. Казначей представил дело о краже и объявил:
— Нынешней ночью в третью стражу двое неизвестных воров, коими, как было выяснено, оказались Чэнь Цзинцзи и Чэнь Ань, взломав замки, проникли в кладовую и выкрали из казны серебра на сумму двести лянов. Они перелезли через стену, но при попытке бежать были схвачены и теперь предстают перед судом вашего превосходительства.
230


Чэнь Цзинцзи попадает в ловушку в областном центре Янъчжоу
政欲漭從陷嚴外廉


У Юэнян скандалит, обращаясь в уездную управу
吳л教大琊拢會康


— Подвести воров! — приказал правитель Сюй.
Охранники приволокли связанных Цзинцзи с Чэнь Анем и
бросили их на пол перед возвышением, на котором восседал областной правитель. Обвиняемые встали на колени. Сюй Фэн обратил внимание на молодого и недурного собою Цзинцзи.
— Откуда он родом? Как проник в казенную кладовую? — вопрошал правитель. — Что заставило тебя ночью обворовывать казну? Выкрасть такую солидную сумму серебра?
Чэнь Цзинцзи только отбивал земные поклоны и молил о пощаде.
— Вору нет пощады! — воскликнул Сюй.
— Не извольте утруждать себя допросом, почтеннейший сударь, — склонившись в поклоне, проговорил находившийся рядом инспектор Ли. — Улики налицо. Совершена кража — дело совершенно ясное. Виновные подлежат наказанию.
Правитель Сюй приказал увести виновных и наказать двадцатью палочными ударами.
— Такую тварь палкой надо учить, — продолжал инспектор. — Иначе он опять пойдет воровать, разбойник.
Прислужники выволокли Цзинцзи с Чэнь Анем и начали избивать дубинками.
— Поймала меня в ловушку потаскуха Мэн, — ругался Цзинцзи. — Ой, больно! Пощадите!
Сюй Фэн был потомственным правителем, поэтому исходившие из уст Цзинцзи проклятия его насторожили.
— Хватит! — приказал он прислужникам после десятка палочных ударов. — Пока посадить под стражу! Допрос завтра возобновим.
— Почтеннейший сударь! — опять обратился инспектор Ли. — Советовал бы вам не затягивать дела. Как говорят, если в упорстве ты тверже железа, то да будет закон для тебя жарче горнила. Оставить его на ночь в покое, разумеется, можно. Но не стал бы он потом изворачиваться, другие показания давать?
— Ничего, — успокоил его Сюй. — Я знаю, что делаю.
Конвоиры отвели Цзинцзи с Чэнь Анем впредь до особого
распоряжения обратно в острог. А Сюй Фэна мучило подозрение. Он позвал самого верного слугу и поведал ему, в чем дело.
— Ступай в острог и выведай у Цзинцзи, что и как заставило его совершить преступление, — наказал правитель. — Потом мне доложишь.
233


Слуга под видом арестованного проник в острог и, устроившись на ночлег на тех же нарах, что и Цзинцзи, спросил, как он попал под стражу.
— Смотрю на тебя, брат, — говорил подосланный, — ты такой еще молодой. Что-то ты на вора совсем не похож. Как это тебя сюда угораздило? Надо же было под суд угодить!
— И не говори! — отозвался Цзинцзи. — Всего сразу и не расскажешь! Я жил зятем в доме Симэнь Цина в уезде Цинхэ. А сын здешнего инспектора Ли женился недавно на Мэн Третьей — бывшей младшей жене моего тестя. У нас же с ней были близкие отношения. В приданое за ней были отданы десять сундуков золота, серебра и драгоценностей, которые в свое время поставил нам на хранение его превосходительство Ян Цзянь. Вот я и прибыл потребовать у нее добро, но оказался обманутым. Меня схватили как вора и под пытками вырвали признание. Должно быть, не видать мне больше ясного неба! Как тяжело!
Подосланный после закрытия присутствия доложил обо всем услышанном Сюй Фэну.
— Ну что! — воскликнул Сюй. — Я же говорил, не зря он просит пощады и упоминает Мэн.
На другой день правитель Сюй открыл заседание. По обе стороны выстроились нижние чины управы. По приказу Сюя в залу ввели Цзинцзи и Чэнь Аня.
Допрос позволил восстановить истину, и Сюй Фэн за отсутствием состава преступления дело закрыл.
— Освободить из-под стражи! — раздался его приказ.
Ничего не подозревавший инспектор Ли продолжал стоять на
своем.
— Почтеннейший сударь! — говорил он правителю. — Как вы можете выпускать вора!
В ответ Сюй Фэн в присутствии нижних чинов сделал инспектору строгий выговор.
— Я тут правлю! — заявил он. — Я Его Величеству служить поставлен и превращать казенное заведение в место расправы с неугодными вам лицами не собираюсь. Я не намерен облыжно обвинить человека в краже. Это ваш сын, господин инспектор, взял в жены наложницу его тестя Симэнь Цина и прибрал к рукам ее богатое приданое — сундуки и корзины золота и серебра, украденного из казны и подлежащего конфискации. За ним-то и приехал в наши края Чэнь Цзинцзи. Вы же сочинили дело о краже казны, замышляли всю вину свалить на его плечи, а меня использовать как
234


пособника в ваших темных делах. Не так ли? Долг лица чиновного детей воспитывать да в люди выводить, а где ж восторжествовать справедливости, поступи я по вашему совету?!
Такой упрек, брошенный правителем прямо в зале в присутствии всего штата сослуживцев, вогнал инспектора Ли в краску. Он опустил голову и пал духом, не смея проронить ни слова. А тем временем Чэнь Цзинцзи и Чэнь Ань были отпущены и очутились на свободе. Наконец, правитель Сюй покинул заседание, и инспектор Ли вернулся домой понурым.
— Батюшка! — обратилась к нему жена. — Вы всегда приходили со службы веселый и радостный, а нынче что-то такой печальный. Что случилось?
— Чего ты, баба, понимаешь! — огрызнулся муж. — Выпестовали мы с тобой сынка непутевого! Досталось мне из-за него сегодня. Правитель Сюй во всеуслышание так меня отчитывал, что я не знаю, как перенес такой позор. Вот отца осрамил!
— Да в чем же дело-то?! — допытывалась озабоченная жена.
Инспектор вызвал сына, а слугам велел прихватить палок потолще.
— Отца опозорил! — кричал он. — Вот взял ты в жены эту особу, а за ней вслед зять ее пожаловал. Ее приданое требовал — корзины и сундуки золота и серебра. Твердит на допросе, что они принадлежали придворному Ян Цзяню — этому коварному преступнику, который привез их на хранение к Симэнь Цину, а они по приговору подлежат конфискации. А ты чего придумал, а? Будто Чэнь в казну залез, серебро из кладовой выкрал. Его как вора судили. Я же абсолютно ничего этого не знал. Вот и пришлось мне при всех сослуживцах выслушивать упреки правителя Сюя. А ведь я считанные дни как сюда на службу явился. Вот какую ты мне услугу оказываешь! Мне такой непутевый сын не нужен!
Инспектор велел слугам бить барича, и удары дубинок градом посыпались на его спину, отчего она покрылась рубцами и кровоточила. Мать стояла рядом и со слезами на глазах умоляла пощадить бедного сына. Плачущая Мэн Юйлоу, притаившись у боковой двери задней залы, тоже прислушивалась к происходящему. После тридцати ударов отец велел слугам увести сына.
— Сейчас же у меня прогони ее из дому! — приказал он. — И пусть убирается куда хочет, хоть выходит еще раз замуж. Только бы нам не наживать с ней неприятностей и сохранить честь.
Но как мог барич расстаться со своей любимой Юйлоу! Он слезно умолял отца и мать:
235


— Я предпочту принять смерть перед вашими очами, батюшка, чем разлучиться с женой.
Отец распорядился скрутить его цепью и запереть в заднюю пристройку, а у дверей поставить стражу, желая, видимо, одного: доконать сына таким заточением.
— Батюшка! — с заплаканными глазами говорила жена. — Всю жизнь ты служишь. Тебе за полсотни перевалило. У тебя только он один — кровинка твоя. Неужели ты хочешь погубить его из-за какой-то бабы?! А в старости, когда выйдешь на покой, кто же тебя поддерживать будет?
— Иначе от него неприятностей не оберешься, — ворчал отец. — Пока он тут, так и будешь из-за него краснеть.
— Если ты против, чтобы он был с нами, — советовала жена, — отправь их к нам на родину, в Чжэньдин, и дело с концом.
Ли Старший послушался совета жены. Барича выпустили и дали три дня сроку. Погрузил он вещи и вместе с Юйлоу отбыл в уезд Цзаоцян, где опять засел за книги.
А теперь вернемся к Цзинцзи и Чэнь Аню. Покинув Яньчжоу, они зашли в монастырь забрать свои пожитки и направились прямо в Цинцзянпу на постоялый двор Чэня Второго, где рассчитывали встретить Яна Железного Когтя.
— Дня три назад он за вами в Яньчжоу ездил, — сказал хозяин. — Под стражу, говорит, они угодили. Собрался и отчалил в джонке с товарами домой.
Не поверил Цзинцзи, пошел к причалу, но джонки не было и в помине.
— Чтоб его громом поразило, негодного! — ругался Цзинцзи. — Не мог дождаться.
Выйдя из-под стражи, Цзинцзи остался без гроша. Пришлось им с Чэнь Анем добираться в чужой джонке, а на пропитание заложить одежду. В пути они шныряли, будто псы бездомные, сновали туда-сюда, как выскользнувшие из невода рыбы, — все искали Железного Когтя, но того и след простыл.
А стояла тогда поздняя осень. Деревья приуныли. Осенний ветер срывал с них последние листья. Веяло холодом.
Вот восьмистишие, посвященное тяготам путника в осеннюю пору:
Тревожно, тревожно!
Кувшинки златые пожухли, мертвы. Листок за листом
упадает с платана седой головы.
236


Навис сизый иней,
пронзает мороз леденящий,
Студеными каплями
сеется дождь моросящий.
Тоскливо, тоскливо
стрекочет сверчок в пожелтевшей траве.
На голую степь
опускается стая гусей на заре.
А в сумерках — тени,
то плачущих ив колыханье,
Гнетущее осени
поздней сырое дыханье.
И вот однажды добрался Цзинцзи до дому. На нем висели лохмотья, а сам он весь почернел. Как увидал его стоявший у ворот Чэнь Дин, так и ахнул.
— А где же джонка с товарами? — спросил он, когда они вошли в дом. Цзинцзи долго не мог перевести дыхание. Наконец-то он рассказал, как его судили в Яньчжоу.
— Правителя Сюя благодарить надо, — заключил Цзинцзи. — Он отпустил. А если б не он, мне, наверно, и живому не выбраться. Так куда девался Ян, чтоб ему ни дна ни покрышки! Куда он с товаром исчез?
Первым делом Цзинцзи направил Чэнь Дина к Железному Когтю.
— А он еще не приезжал, — ответили домашние Яна.
Тогда Цзинцзи сам пошел узнать, но вернулся ни с чем и заволновался не на шутку.
Дома Цзинцзи стал свидетелем непрестанной ругани между Фэн Цзиньбао и Симэнь Старшей, которая началась с самого его отъезда.
— Фэн Цзиньбао все серебро к своей мамаше перетаскала, — жаловалась ему Симэнь. — А вышибала тут целыми днями околачивается. Распоряжается, как у себя дома. Накупит он вина да мяса, и начинаются у них пиры, а я сиди в спальне голодная. Спит Цзиньбао до самого обеда и хозяйство забросила. А мы из-за нее страдай.
Фэн Цзиньбао тоже не осталась в долгу.
— Совсем она обленилась, лежебока, — говорила мужу Цзиньбао. — С полу иголку поднять — за труд считает. Рис из
237


дому ворует — на сладости меняет. Мясо впрок заготовлено, а она его таскает да с горничной Юаньсяо тайком в спальне у себя лакомится.
Цзинцзи поверил Цзиньбао и обрушился на Симэнь Старшую с руганью.
— Потаскуха проклятая! Баба непутевая! Знать, едун на тебя напал. Рис из дому тащит, на сладости выменивает. С девкой-при- слугой украдкой лакомятся.
Цзинцзи избил Юаньсяо, а Симэнь Старшей надавал пинков. В негодовании она бросилась в покои Фэн Цзиньбао.
— Ах ты, шлюха! — обрушилась она на вчерашнюю певичку. — Сама из дому тащит, старой карге своей сплавляет — это, выходит, можно. А про меня мужу ябедничает. Я, видишь ли, рис ворую, мясом объедаюсь. Выходит, грабитель околоточного задержал — с больной головы да на здоровую? Из-за тебя сам меня пинками угощает. Но я с тобой сквитаюсь. Жизнью поплачусь, а сквитаюсь.
— Ах ты, потаскуха! — закричал Цзинцзи. — Сквитаюсь? Да ты мизинца на ее ноге не стоишь!
И надо ж было случиться такому греху! Беда-то, она, вот так и начинается. Цзинцзи схватил Симэнь за волосы и принялся бить кулаком и ногами. Изо рта и носа у нее пошла кровь. Долго она лежала без памяти, пока наконец не пришла в себя. А Цзинцзи ушел на ночь к певичке. Симэнь Старшую душили рыдания. Юаньсяо спала в другой комнате и ничего не слыхала. Бедная Симэнь проплакала до полуночи и повесилась на балке. Было ей двадцать четыре года14.
Рано утром Юаньсяо толкнулась было к ней в спальню, но дверь оказалась заперта. Цзинцзи и Фэн Цзиньбао все еще нежились в постели. Желая вымыть ноги, Цзиньбао велела принести от Симэнь Старшей таз, но и посланная ею Чунси столкнулась с запертой дверью.
— Вот проклятая потаскуха! — продолжал ругаться Цзинцзи. — До сих пор в постели! Пойду дверь выломаю и все волосы у потаскухи выдеру.
Чунси припала к щелке в окне и заглянула в спальню.
— Встала она, — проговорила служанка. — На качелях качается, — и добавила: — Как кукла в балагане на шнурке болтается.
— Батюшки! Беда! — закричала припавшая к окну Юаньсяо. — Матушка над кроватью повесилась!
Тут только Цзинцзи всполошился. Они с Цзиньбао соскочили с постели и бросились в спальню Симэнь. Взломав дверь, Цзинцзи вынул Симэнь из петли, но все попытки вернуть ее к жизни оказа-
238


лись напрасны. Симэнь Старшая давно испустила дух. Так никто и не знал, в котором часу это случилось.
Да,
Кто знает, где теперь
витает дух бесплотный,
В бегущих облаках
или просторах водных.
Как только Чэнь Дин проведал, что случилось, он из боязни быть вовлеченным, поторопился сообщить Юэнян. От него Юэнян услыхала не только о самоубийстве падчерицы, но и о том, что Цзинцзи привел в дом певичку.
Да,
Льдина зла — не в день, не в три Все промерзло изнутри.
Во главе домашних, слуг, их жен и служанок Юэнян отправилась к Цзинцзи. Перед ней лежала повесившаяся. Застывшее тело вытянулось в струну. Юэнян заплакала. Цзинцзи схватили слуги Юэнян и начали нещадно избивать. Его тело было сплошь истыкано шилом. Фэн Цзиньбао спряталась под кроватью, но ее оттуда вытащили и тоже избили до полусмерти. В доме был устроен настоящий погром — валялись выбитые окна и поломанные двери. Кровать с пологом и все приданое Симэнь Старшей перенесли в родительский дом.
По возвращении Юэнян пригласила на совет братьев У Старшего и У Второго.
— Смотри, не упускай случая, сестра, — советовал У Старший. — Тебе надо в суд на него подать, раз он твою падчерицу до петли довел. Иначе он тебя в покое не оставит. Как только ему туго придется, опять к тебе заявится, свои сундуки да корзины требовать будет. Кто далеко не заглядывает, того близкие неприятности поджидают. Нет, тебе, сестра, надо властям жалобу подать, чтобы раз и навсегда его от дома отвадить. Уж зло корчевать, так с корнем.
— А ты, пожалуй, прав, брат, — согласилась Юэнян.
И братья сели писать жалобу.
На другой день У Юэнян отправилась в уездную управу и лично вручила ее правителю. А правителем тогда, надобно сказать, стал недавно назначенный Хо Дали, уроженец уезда Хуанган, из
239


Хугуана15. Он имел ученую степень цзюйжэня и славился своей прямотой и непреклонностью. Когда ему доложили о происшедшем самоубийстве, он по случаю серьезности дела тотчас же открыл присутствие и принял челобитную.
Она гласила:
«Подательница сей челобитной — урожденная У, тридцати четырех лет от роду16, жена покойного тысяцкого Симэнь Цина.
Обвиняю насильника зятя, который обижал и оскорблял меня, вдову, по наущению певицы издевался и избивал жену, чем довел ее до самоубийства.
Прошу покорнейше, сжальтесь надо мною, накажите губителя, дабы я могла спокойно дожить остаток моей жизни.
Мой зять, Чэнь Цзинцзи, замешанный в казенном деле, нашел приют в нашем доме, где и укрывался многие годы. Чуждый сознания долга, он слонялся без дела, пьянствовал и бесчинствовал. Мне из опасения пришлось удалить его из дому. Но Цзинцзи затаил ненависть, которую вымещал на жене, моей дочери, урожденной Симэнь, подвергая ее постоянным побоям, ею терпеливо сносимым. Недавно он привел в дом певицу из Линъцина под именем Фэн Цзиньбао и сделал ее первой женой. Подстрекаемый певицей, он всячески срамил законную жену, мою дочь, жестоко избивал ее и рвал на ней волосы. От его пинков она ходила вся в синяках. Будучи не в силах больше выносить такие издевательства, моя дочь в третью ночную стражу двадцать третьего дня в восьмой луне сего года17 покончила с собой.
Умолчание о случившемся, по скромному моему разумению, придало бы Цзинцзи еще большую самонадеянность и толкнуло бы на новые злые выпады против меня, одинокой вдовы. Тем более, что словесно он уже грозился меня убить, а подобные угрозы нетерпимы, ибо подрывают самые основы справедливости и морали.
Покорнейше прошу Вашу милость взять зятя под стражу и привлечь к ответу, а равно со всей тщательностью расследовать причины самоубийства дочери и наказать виновного по всей строгости закона, дабы сия мера могла послужить предостережением злоумышленникам, успокоила людей добродетельных и смягчила обиды загубленных жертв. Эти помыслы и побудили меня обратиться с жалобою к высокому начальству.
Его превосходительству правителю сего уезда, чья совесть чиста,
как ясное небо, на усмотрение».
240


Восседавший на возвышении правитель Хо прочитал челобитную, потом посмотрел на У Юэнян. Одета она была скромно, в простую шелковую кофту и траурную юбку, но на голове красовалась шапочка жены чиновного лица пятого ранга. Ее отличали сдержанность и строгость, в манерах чувствовались изысканность и добродушие.
Правитель Хо встал и обратился к истице:
— Встаньте, госпожа У. Насколько я могу судить, вы вдова особы чиновного звания. Мне понятны изложенные вами чувства и доводы. Вы можете возвращаться домой, ибо ваше пребывание здесь, сударыня, больше необязательно, но пришлите кого-нибудь из домашних впредь до новых распоряжений. Я же выдам ордер на арест вашего зятя.
Юэнян поклонами поблагодарила правителя и, покинув управу, вернулась в паланкине домой. В управу был послан Лайчжао.
Немного погодя правитель вынес решение. Двое официальных лиц управы получили белую дщицу18 с распоряжением арестовать Чэнь Цзинцзи и певицу Фэн Цзиньбао. Два соседа Цзинцзи и околоточный вызывались в качестве свидетелей.
Цзинцзи суетился с похоронами, когда в связи с жалобой Юэнян ему предъявили ордер на арест. С испугу у него чуть душа с телом не рассталась. Избитая Цзиньбао, у которой болело все тело, лежала в постели. Когда за ней пришли, она была ни жива ни мертва. Цзинцзи решил подкупить полицейских и поставил им угощение с вином, но его связали одной веревкой с Цзиньбао и отвели в управу. Были доставлены также соседи слева и справа Фань Ган19 с Сунь Цзи и околоточный Ван Куань.
С прибытием арестованных правитель Хо незамедлительно открыл присутствие. Лайчжао опустился на колени поодаль от правителя на площадке, арестованные и свидетели стояли на коленях внизу, перед ступенями.
Правитель взглянул в челобитную и обратился к Цзинцзи:
— Ты будешь Чэнь Цзинцзи? А она — Фэн Цзиньбао?
— Да, я Фэн Пзиньбао, — пролепетала певица.
— Ты, малый, ты ведешь себя омерзительно, — продолжал правитель. — По наущению этой певицы ты погубил жену, урожденную Симэнь. Ведь она из-за тебя покончила с собой! Есть у тебя что сказать?
— Ваше превосходительство! — кладя земной поклон, начал Цзинцзи. — Ваша совесть чиста, как ясное небо, прошу вас, вникните в обстоятельства дела. Я ее не губил. И никогда бы не решился губить человека. Мы с приказчиками были в отъезде. Я лишился серебра и вернулся в крайнем раздражении. Велел ей собрать на
241


стол, а у нее накормить мужа оказалось нечем. Ну я и дал пинка два, а она в полночь взяла да руки на себя наложила.
— Раз ты привел в дом певицу, зачем же у жены еду просить? — спрашивал выведенный из себя правитель. — Неубедительные доводы! В челобитной госпожи У прямо сказано: ты забил ее дочь, довел ее до самоубийства. Признаешь себя виновным или нет?
— Враждуем мы с госпожой У, — говорил Цзинцзи. — Вот почему она на меня и клевещет. Ваше превосходительство, прошу вас, разберитесь в деле.
— Ее дочери, а твоей жены уже нет в живых! — закричал разгневанный правитель. — У кого же я спрошу, а?! — Он обратился к подручным. — Уведите!
Цзинцзи получил двадцать больших батогов20, а Фэн Цзинь- бао пальцы зажимали в тиски и тоже подвергли избиению. Потом их бросили в острог.
На другой день тюремному смотрителю Цан Буси было поручено произвести на месте в присутствии секретаря, околоточного и соседей полное обследование тела повесившейся. На шее у нее оставались следы веревки, а на теле были обнаружены синяки — свидетельства безжалостных избиений и пинков Цзинцзи.
Составленное на основе осмотра и свидетельских показаний письменное заключение, гласившее, что погибшая не вынесла издевательства и покончила с собой, было скреплено печатью и передано в управу.
Правитель в негодовании снял халат и всыпал Цзинцзи и Цзиньбао еще по десятку палок. Цзинцзи обвинялся в избиении до смерти жены, за что полагалась казнь через повешение. Цзиньбао приготовилась к наказанию ста палочными ударами и возвращению в казенное заведение. Такой оборот дела напугал Цзинцзи. Из острога он написал Чэнь Дину, прося его продать холщовую лавку и все драгоценности Симэнь Старшей. Чэнь Дин наскреб сотню лянов серебра и тайно вручил их правителю уезда, который той же ночью изменил приговор. Цзинцзи обвинялся теперь только в том, что довел жертву до гибели, и приговаривался к пяти годам ссылки на каторжные работы по перевозке извести.
У Юэнян, стоя на коленях перед управой, не раз взывала к правосудию. Наконец ее позвал правитель.
— У вашей дочери, сударыня, оказались следы веревки на шее, — объяснял он. — Разве я могу наказывать его как убийцу?! Допустимо ли в нашем деле пристрастие! Вы опасаетесь, как бы он не стал беспокоить вас впоследствии, не так ли? Я потребую, чтобы он выдал вам письменное подтверждение отсутствия у него ка-
242


ких-либо денежных или имущественных к вам претензий и прикажу ему близко не подходить к вашему дому.
После этого правитель вызвал Чэнь Цзинцзи.
— На этот раз я избавлю тебя от смерти, — внушал он. — В на- дежде, что ты исправишься и начнешь новую жизнь. И не смей у меня тревожить покой госпожи У! Если же ты попадешь ко мне еще раз, пощады не жди! Так и запомни! А сейчас ступай займись похоронами Симэнь. После погребения мне доложишь, чтобы я мог составить бумагу начальству.
Цзинцзи откупился серебром и был выпущен на свободу. Симэнь положили в гроб. Через семь дней после панихиды состоялся вынос тела. Похоронили ее за городом.
Много утекло серебра за те полмесяца, которые в общей сложности отбыл под стражей Цзинцзи. Не стало певицы Фэн Цзинь- бао. В доме было пусто — хоть шаром покати, да и его заложили. Цзинцзи, которому кое-как удалось жизнь спасти, о теще даже заикаться не решался.
Да,
Беде не нужно лезть через ворота — хозяин дома сам ее накличет.
Когда в разгаре самом ликованье,
тогда беда клюкою в стену тычет.
Тому свидетельством стихи:
Пусть вихрь, внезапно налетевший,
очаг твой может опрокинуть,
Но помни преданных и верных
и не посмей любовь отринуть.
Мост Голубой водою залит,
влюбленным предстоит свиданье^,
Но, словно Шэнь и Шан — двум звездам —
22
не одолеть им расстоянье .
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
243


Ван из Хижины в Абрикосах, движимый чувством долга, помогает горемыке.
Настоятель Жэнъ расплачивается за собственное сребролюбие.


Грядущее провидеть мы не в силах,
И судьбы наши так разнообразны!
Смешенье дней счастливых и унылых...
Манят и быстро губят нас соблазны.
Князь верит правде своего всевластъя,
А путь Небес туманен и неясен.
Все от судьбы — и счастье и несчастье.
Бредем впотьмах, и каждый шаг опасен.
Итак, после самоубийства Симэнь Старшей Чэнь Цзинцзи по прошению У Юэнян был судим и чуть было не поплатился жизнью, а когда вышел из-под стражи, то обнаружил, что певицу Фэн Цзиньбао отправили в заведение, дом заложен, у него не осталось ни денег, ни драгоценностей жены, исчезло и все имущество. Все, что только можно было собрать, Чэнь Дин употребил на подношения и подкуп, и Цзинцзи прогнал его из дому.
Шли дни. Цзинцзи жить стало не на что. Ведь ежели сидеть сиднем да есть, и от целой горы добра ничего не останется. Пришлось ему идти к Яну Железному Когтю разузнавать, куда девались полджонки товаров.
— Ян Старший дома? — спросил он, подойдя к воротам.
А Ян Гуанъянь, прибрав к рукам его товары, успел их распродать и некоторое время скрывался, пока до него не дошел слух, что жена Цзинцзи покончила с собой, а сам он, привлеченный тещей к суду, сидит вот уже полмесяца под стражей. Тогда Ян Железный Коготь тотчас же воротился домой и не показывался на люди. Когда у ворот появился Цзинцзи и спросил о судьбе джонки с товарами, Ян выслал к нему брата Гуляй Ветра.
— Ты же брата торговать заманил, — набросился на Цзинцзи Ян Младший и сгреб его в охапку, требуя брата: — От него
245


до сих пор нет ни слуху ни духу. Ты что, в реке его утопил или на дно пустил, а? Жизнь загубил, а теперь за товаром явился. Что же, по-твоему, дороже — товар или человек?!
Гуляй Ветер, распутный малый, кутила, был коварен и нагл. На руках у него вздулись лиловые жилы, на заросшей груди торчал пук спутанных рыжих волос. Попав в руки этого бесцеремонного и грубого детины, Цзинцзи перетрусил и пытался сбежать. Гуляй Ветер тут же схватил валявшийся острый осколок черепицы, ударил им себе по голове и, окровавленный, бросился за ним вдогонку.
— Мать твою в глаз! — ругался он. — Чего надумал! Серебро ему, видишь ли, выкладывай! Ты у меня тут вонь не распускай, а то по морде угощу.
Цзинцзи, ног под собой не чуя, бросился домой и крепко-накрепко запер ворота, так, что сам Фань Куай не проломит1. Ян, проклиная род Цзинцзи, принялся разбивать ворота увесистыми камнями, сопровождая каждый удар отборной матерщиной. Цзинцзи притаился — ни жив ни мертв. Ему не оставалось ничего другого. Ведь он едва избежал наказания, а пуганый, приснись ему веревка, подумает — змея.
Да,
Боится инея травинка,
а иней — солнечных лучей.
На всякого злодея может
найтись и пострашней злодей.
Немного погодя Цзинцзи продал большой дом, выручил семьдесят лянов серебра и снял маленький домик в глухом переулке. Служанку Чунси он продал, а с оставшейся с ним Юаньсяо делил ложе. Но не прошло и полмесяца, как и этот домишко пришлось покинуть. Переселился он в комнату. Дело рухнуло, и Чэнь Ань от него ушел, а Юаньсяо умерла. Остался Цзинцзи бобыль бобылем, ни стола, ни стула — гол как сокол. Вскоре платить за комнату ему оказалось нечем, и его выселили.
Так очутился Цзинцзи в ночлежке для бродяг. Нищие смотрели на смазливого отпрыска некогда знатной фамилии с жалостью, клали спать на протопленный кан и угощали жареными пирожками, а когда являлись караульные, Цзинцзи сходил за истопника и помогал им бить в колотушку.
Г од подходил к концу. Как-то повалил снег и поднялся сильный ветер. Стоял лютый мороз. Цзинцзи с колотушкой сопровождал
246


ночных караульных по улицам и переулкам. Вьюга не утихала. Он шел по прикрытому снегом льду, втянув голову в плечи, съежившись, весь дрожа от холода. Вот-вот должны были пробить пятую предутреннюю стражу, уже запели первые петухи, когда они наткнулись на лежавшего у стены нищего. Он обессилел и, казалось, отходил. Старший из караульных велел Цзинцзи побыть с ним и согреть охапкой сена. Цзинцзи оставался с нищим целую ночь, а как только воротился в ночлежку, свалился и заснул. Он увидел во сне свое прошлое: наслаждался богатством и роскошью в доме Си- мэнь Цина, предавался любовным усладам и шутил с Пань Цзинь- лянь. Проснулся Цзинцзи со слезами.
— Чего это ты нюни распустил, а? — спросили товарищи.
— А вот послушайте, что я вам расскажу, братцы.
Тому свидетельством романс на мотив «Белая бабочка»:
Разгулялась стужа вьюжная На исходе года,
Землю льдами отутюжила —
Отжила природа.
Грудь и плечи стынут вмиг.
Брошенный, замерзший!
Смерть обходит горемык —
Им бессмертье горше!
Немощь в теле, голод гнёт —
Ни глотка, ни крошки.
На дорогах гололёд —
Бос и без одёжки.
Но всего страшнее смерч —
Пеленою белой Я молю о смерти смерть —
Отдаюсь всем телом.
Первый романс на мотив «Резвится дитя»:
Стражу бьют в ночную стужу,
По постелям весь народ.
Кто позвал меня наружу?
Караул Чжан Чэн несет —
Призывает меня к службе,
Впрочем, мне же повезло:
247


Без его баинов по дружбе Брюхо с голоду б свело!
Романс второй:
Сторож, сжалься, замерзаю... Ах, какой холодный год!
Ты отныне мой хозяин,
Не гони меня в обход.
В колотушку бью покорно, Горемыка и босяк.
Караульный рисом кормит, Помыкая так и сяк.
Романс третий:
Мне бы чай и ужин плотный! Вышло ж все наоборот: Навернул блинов холодных — И теперь болит живот. Третья стража не настала — Фонари зажечь готов. Отпинав меня, отстал он Лишь за сорок медяков.
Романс четвертый:
Петухи на пятой страже, Люди по делам пошли, Поспешал куда-то каждый, Мы же нищего нашли.
Я отогревал беднягу,
Ожил он — и я уснул,
Вдруг очнулся и заплакал, Вспомнив молодость-весну.
Романс пятый:
О чем солены слезы лью? Судьбу поведаю свою.
Служил род Чэней при дворе, Вел торг сухой сосной,
248


Мой дед — инспектор соляной,
Тогда меж четырех морей Был знаменит сей род,
Дружил с вельможами отец —
И вдруг всему пришел конец. Отныне все наоборот:
Их сын — злодей и праздный мот.
Романс шестой:
Почил меня бивавший дед,
И дух отца уже отпет.
Избаловала меня мать.
Привык кутить и пировать И обошел певичек всех,
Мне рок мирволил, как на грех! Когда ж отец в опалу впал —
Взял тесть меж прочих прилипал.
Романс седьмой:
Я зятем жил у Симэнъ Цина.
Средь парков, спален и гостиных Разгулы пиршеств и забав...
Я с тещей спал, мораль поправ. Имел к деньгам семейным доступ — Была уверенною поступь,
Но я в могилу свел жену —
И вот мне мщенье за вину.
Играл на золото, алмазы,
Любил с красотками проказы —
А ныне голый на мели,
Стал нищ, спасаясь от петли.
Романс восьмой:
Я из большого дома — в малый, Оттуда — в смрадные подвалы,
Так голод съел мое жилье.
Мне пищей — крохи да гнилье.
249


Ведь я привык к вину и мясу И вдруг всего лишился сразу —
Мне негде взять собачью кость!
Распродан родовой погост!
Романс девятый:
Для низости — я слишком горд.
Для высоты — не хватит силы.
Мне чужд наемный труд унылый,
И землепашца хлебный горб.
Работа — чушь! В уме лишь плутни:
Мечтал красоток ублажать,
Пресытившись, в парче лежать,
И просыпаться пополудни.
Всем причинил немало бед,
Своей заносчивою ленью,
Когда, бездомный, околею,
Меня жалеть не станет свет.
Романс десятый:
Хозяин с платой приставал,
А у жильца в кармане пусто.
Теперь приют — ему подвал,
Еда — прокисшая капуста.
Колотит что ни день простуда.
Любой заботе буду рад.
Котел и битая посуда —
Вот все, чем нынче я богат!
Жена в могиле от лишений,
Слуг нет, пал конь и продан дом.
Судья все выманил, мошенник —
И вот скитаюсь бобылем.
В харчевнях — подбираю крошки,
Валяюсь ночью под забором.
Осталось только — жить в ночлежке И в колотушку бить с дозором.
Так и жил Чэнь Цзинцзи. Днем просил милостыню, а на ночь укрывался в ночлежке.
250


Ван из Хижины в Абрикосах ради справедливости поддерживает нищего
杏庵義恤貧免


Даосский монах Цзинь совращает младшего послушника
会迷士礬潘少#


Жил-был в Цинхэ почтенный Ван Сюань по прозванию Тинъ- юн — Справедливый в Действиях, которому шел седьмой десяток. Человек состоятельный, набожный и милосердный, он в добрых делах находил высшее удовлетворение. Движимый чувством долга, бескорыстно помогал ближним, славился как щедрый благотворитель, водил широкие знакомства, но особенно усердно поддерживал он горемык и страдальцев. Оба его сына вышли в люди. Старший, Ван Цянь, в чине тысяцкого унаследовал пост заведующего печатью в управлении императорских конюшен. Второй сын, Ван Чжэнь, учился в областном училище. Ван Сюань держал у ворот закладную лавку, в которой управлялся нанятый приказчик. Жил хозяин в полном достатке. На досуге он исцелял недужных или, перебирая жемчужины четок, возносил молитву Будде, то уходил на проповедь в буддийскую обитель — Брахмы дворец2, то, стремясь постичь путь-дао, удалялся в даосскую обитель — самоцветный дворец бессмертных. В заднем саду у Ван Сюаня росли два абрикосовых дерева, потому-то его больше знали под даосским прозванием Отшельник из Хижины в Абрикосах.
Как-то, в даосском халате из разноцветных лоскутов и в шапке с двумя отворотами по бокам, стоял он у ворот своего дома, когда перед ним очутился Чэнь Цзинцзи, павший ниц и начавший отбивать земные поклоны.
— Сынок! — обратился к нему изумленный Ван. — Чей ты будешь? Не разберу никак. Глазами ослаб.
— Не скрою, почтеннейший сударь, — дрожа всем телом, проговорил поднявшись Цзинцзи. — Ваш покорный слуга — сын торговца канифолью Чэнь Хуна.
Ван Сюань погрузился в раздумье.
— Уж не Чэнь Дакуаня ли? — промолвил старик и, оглядев завернутого в лохмотья жалкого нищего, продолжал. — Сынок! Дорогой ты мой! Что же с тобой стряслось, а? А как отец с матерью? Живы - здоровы ?
— Батюшка в Восточной столице скончался, — отвечал Цзинцзи, — матушку тоже похоронил.
— Слыхал, ты у тестя живешь.
— Тесть умер, а теща не захотела меня в доме держать. Потом жену похоронил. Тут на меня жалобу подали, судили. Дом продал, деньги прахом пошли. Теперь вот брожу без дела.
— Где ж ты обитаешь, сынок?
— Всего сразу не расскажешь. Да что скрывать! Вот так вот и живу.
253


— Ай-яй-яй! — воскликнул старик. — Значит, милостыню просишь? А ведь, помнится, как жили! Известная фамилия, солидный дом! Я ведь с твоим отцом дружбу водил. Ты тогда еще маленьким был. С пучком на голове в школу бегал. И до чего же ты дошел! Ой-ой-ой! Ну, а есть кто из родных? Чего ж они тебе не помогут?
— Дядя Чжан жив... Да только я давным-давно к нему не показывался. Неловко...
Ван Сюань пригласил гостя в дом и предложил занять место гостя, а слуге велел накрыть стол. Появились сладости и закуски. Когда Цзинцзи съел все, что ему подали, Ван достал темный холщовый халат на вате, войлочную шапку, пару теплых чулок и туфель и отдал их промерзшему Цзинцзи. Потом хозяин отвесил лян серебра и, прибавив к нему пятьсот медяков, тоже протянул горемыке.
— Вот тебе одеться, — сказал он, — а медяки на расходы. Сними угол. А серебро на торговлю в разнос пусти. Будет чем голод утолить, не придется в ночлежке обретаться. Она тебя к добру не приведет. А как наступит время за жилье платить, приходи. В месяц раз выдавать буду.
Цзинцзи пал ниц и бил челом.
— Все понял, батюшка, — повторял он и благодарил хозяина, потом удалился, забрав с собою серебро и медяки.
Но искать угол Цзинцзи и не подумал, торговать не собирался. Пятьсот медяков пропил в кабачках да в харчевнях, лян серебра разменял на медяки и, бродя по улицам, тоже растранжирил. Когда его схватили как воришку и отвели к околоточному, Цзинцзи пришлось отведать тисков. Выпустили его без гроша в кармане, зато в награду ему достались синяки и шишки.
Через несколько дней ватный халат он проиграл, а теплые чулки выменял на еду и по-прежнему стал просить милостыню.
И вот однажды проходил Цзинцзи мимо дома Ван Сюаня. Отшельник оказался у ворот. Перед ним склонился в земном поклоне все тот же оборванный и промерзший до костей нищий, у которого от поднесенного Ваном осталась только войлочная шапка, а туфли были обуты на босу ногу.
— A-а! Хозяин Чэнь! — воскликнул старец. — Ну как идет торговля? Жилье нашел? Какая плата?
Цзинцзи долго мялся. Наконец, на повторные вопросы промолвил:
— Видите дело-то какое. Опять ни с чем остался.
— Ай-ай-ай! — качал головой Ван. — Нет, так, сынок, жить нельзя. За дело легкое тебе браться нет охоты, а трудное не по пле¬
254


чу. Хоть бы каким немудреным делом занялся, чем подаяния-то выпрашивать, насмешки да попреки выслушивать, доброе имя отцов позорить. Почему ты меня не послушался, а?
И Ван Сюань опять пригласил Цзинцзи в дом, а слуге Аньтуну велел накормить гостя. Когда Цзинцзи наелся досыта, хозяин дал ему штаны, белую холщовую куртку, носки, а также связку медяков и меру риса.
— Вот возьми да займись у меня торговлей, слышишь? — наказывал он. — Продавай хоть уголь или дрова, бобы или тыквенные семечки, все равно тебе хватит на пропитание. Все лучше, чем попрошайничать.
Цзинцзи дал старику слово, взял подношения и удалился.
Несколько дней Цзинцзи заказывал горячие блюда, ел мясо и лапшу, деля трапезы со своими товарищами по ночлежке, пока не остался без гроша. Белую куртку и штаны он проиграл.
В первой луне нового года Цзинцзи, завернувшись в лохмотья, вышел на улицу. Обращаться к старцу Вану ему было неловко, поэтому, добредя до высокой стены его дома, он остановился на солнечной стороне. Ван Сюань бросил в его сторону холодный взгляд и не позвал. Цзинцзи немного помялся, но потом все-таки подошел к благодетелю и, пав ниц, начал отбивать земные поклоны. Он был оборван и нищ, как и прежде.
— Сбился ты с пути, сынок, — заключил Ван. — Время бежит неумолимо, утроба в пище ненасытна. Бездонную пропасть, сколько в нее ни бросай, не засыплешь. Зайди-ка. Что я тебе скажу. Есть одно место. Светлое и вольготное. Там найдешь ты успокоение душе и телу. Только тебе, пожалуй, не захочется туда.
— Сжальтесь надо мной, дядюшка, — стоя на коленях, бормотал со слезами на глазах Цзинцзи. — С удовольствием пойду, куда будет вам угодно, только бы мне обрести пристанище и покой.
— Это будет невдалеке от города, — пояснил Ван. — У пристани в Линьцине стоит обитель преподобного Яня3. Место изобилует рыбой и рисом. Целое скопление кораблей и джонок. А какие доходы! И тишина, раздолье. Настоятелем там даосский монах Жэнь — мой давнишний приятель. У него два-три послушника. Вот я и хочу собрать гостинцы и отдать тебя к нему в послушники. Приобщит он тебя к священному писанию и будешь потом справлять требы.
— Спасибо вам за заботу, дядюшка! Как бы это было хорошо!
— Тогда ступай, а завтра приходи да пораньше, — наказал Ван. — Будет благоприятный день — отведу тебя в обитель.
255


Цзинцзи удалился. Старец тотчас же позвал портных и заказал для Цзинцзи две даосских рясы, монашескую шапку, чулки и туфли, словом полное одеяние.
На другой день явился Цзинцзи. Ван Сюань велел ему совершить в пустой комнате омовение, привести себя в порядок и переодеться. Цзинцзи вышел в монашеской шапке, в куртке и штанах, а поверх на нем блестела темная шелковая ряса. На ногах были сандалии и теплые чулки. Старец приготовил четыре блюда закусок и фруктов, жбан вина, кусок холста, завернул пять лянов серебра и нанял двух носильщиков. Сопровождаемые слугами Аньтуном и Ситуном они выехали за город. Ван Сюань оседлал коня, а для Цзинцзи нанял осла. Путь держали на пристань Линьцина. До обители преподобного Яня было не больше семидесяти ли. Когда они достигли монастыря, уже смеркалось.
Только поглядите:
Вот-вот должно закатиться дневное светило. Землю уж окутывает мрак. Гаснет заря. Ее багряные лучи мерцают в зыби вод. Лишь солнце скрылось, стал стелиться бирюзовый туман. Под сенью тополей зеленых нет-нет да чирикали пташки, в лес торопясь на ночлег. В селении полном алых абрикосов брели в загоны и хлева коровы, овцы.
Да,
Там к берегу реки
причалила рыбачья джонка;
Теленка оседлав,
спешит домой пастух-мальчонка.
Добравшись до пристани, Ван Сюань и его спутники миновали широкую плотину-переправу, потом Большой мост, и их взору открылись стоявшие на причале бесчисленные корабли и джонки.
Пред обителью преподобного Яня Ван спешился и скрылся за воротами. Он очутился среди густых темно-зеленых сосен, в чаще бирюзовых кипарисов. По обе стороны тянулись красные стены, их гребни сближались, образуя проход. Вот он достиг красных дверей храма. Прекрасное это было строение!
Только поглядите:
Высоко вздымались обители врата. За ними возвышались
храма многоярусные приделы. Горела золотом вывеска-надпись.
256


Тут пестрели яркие картины придворных и вельмож из свиты Сына Неба. А вот пятизалъный обширный дворец, в котором глиняных царей драконов двенадцать изваяний красовались4. По обе стороны тянулись нескончаемые галереи. На них искусно вырезаны были тьмы тварей водяных. Хоругви древко воздымалось до Млечного Пути. Главнокомандующего стяг со словом «Полководец» к себе приковывал взгляд. К обители со всех сторон ведут дороги, тропы. Весной и осенью, как полагается, сюда приносят жертвы на алтарь. Идут благодатные дожди и веет приятный ветерок. Здесь жители речных селений молебны служат. Божественная благодать тут пребывает уже тысячелетья. С надеждою взирают на обитель народ и знатные особы, в ней находя душе успокоенье.
Уже у ворот Ван Сюаня заметил инок и поспешил доложить настоятелю. Тот поправил рясу и тотчас же вышел из кельи навстречу паломнику. Ван наказал Цзинцзи и носильщикам с коробами оставаться за воротами обители. Настоятель Жэнь пригласил старца к себе в келью, где на Террасе Пустынника они обменялись приветствиями.
— Давно вы не посещали святую обитель, почтеннейший благодетель, — проговорил Жэнь. — Рад вас видеть.
— Да все дела, — отвечал Ван. — Суета мирская захлестнула. Никак не мог выбраться.
После приветствий Ван занял почетное место гостя, а настоятель сел за хозяина. Молоденький служка подал чай.
— Время позднее, почтеннейший благодетель, — заметил после чаю настоятель. — Заночевали бы.
С этими словами он распорядился привязать лошадь сзади и задать сена. — Если б не особая надобность, не стал бы нарушать покой святой обители, — начал Ван Сюань. — С просьбой я к вам, отец наставник. Не знаю, какова на то будет ваша воля.
— Не извольте сомневаться, почтеннейший благодетель, — заверил его Жэнь. — Готов исполнить любое ваше распоряжение.
— Я насчет сына одного моего старинного друга. Зовут его Чэнь Цзинцзи, двадцати четырех лет. Малый он смышленый и собой недурен. Правда, уж очень бойкий. Мать с отцом умерли рано. Ученье пришлось оставить. А родители его, надо сказать, рода именитого, не простые. Состояние нажили, да в опалу попали. Имущество в казну отошло. И негде ему теперь голову приклонить. Смею надеяться, вы мне не откажете, отец наставник. Ради моей дружбы с его покойным родителем я решил проводить его в вашу святую
257


обитель, где бы он мог стать послушником. Что вы на это скажете, отец настоятель?
— Как я посмею отказать вам, почтеннейший благодетель! — воскликнул Жэнь. — Есть у меня два ученика, но такова уж, должно быть, выпала мне прискорбная доля, оба они глупы и, видно, не будет из них проку, что меня сильно огорчает. А он честный?
— Насчет малого, скажу вам правду, досточтимый наставник, будьте покойны, — заверил Ван. — Правдивый и самостоятельный. Он застенчив и робок, но золотые руки. Учеником останетесь довольны.
— Когда вы намерены его привести?
— Да он у ворот обители дожидается. И подарки скромные при нем. Прошу покорно, примите их, пожалуйста, не побрезгуйте.
— Что же вы мне раныне-то не сказали, почтеннейший благодетель! — всполошился настоятель и обернулся к служке: — Зови!
Носильщики внесли короба. Жэню вручили лист, на котором значилось:
«Кусок грубого шелку, жбан вина, пару свиных ножек, пару
жареных уток, две коробки фруктов и пять ляпов серебра с почтением и низким поклоном подносит ученик Ван Сюанъ».
В знак благодарности настоятель поспешно стал отвешивать поклоны.
— К чему вы так утруждаете себя, почтеннейший благодетель? — говорил он. — Я не заслужил столь щедрых подношений. Вы ставите меня прямо-таки в неловкое положение: мне неудобно принимать, но было бы неучтиво и отказаться.
Тут он обернулся к Чэнь Цзинцзи. Тот стоял в даосской шапке, темной шелковой рясе, сандалиях и белых чулках. Его талию стягивал сплетенный из шелковой тесьмы пояс. У него были выразительные глаза и красивые брови. Алые губы подчеркивали белизну зубов. Лицо казалось напудренным. Цзинцзи вошел и, упав на колени, отвесил настоятелю восемь земных поклонов.
— Сколько тебе лет? — спросил Жэнь.
— Я родился в год лошади5. Мне только что исполнилось двадцать четыре.
Перед настоятелем в самом деле был смышленый и расторопный малый, которому он дал монашенское имя Чэнь Цзунмэй. Дело в том, что старшего ученика звали Цзинь Цзунмин, второго — Сюй Цзуншунь, Чэня поэтому назвали Цзунмэй6. Ван Сю-
258


ань велел внести подарки, и настоятель их принял. Служка зажег фонари. Накрыли стол. Сперва подали рис, потом вино и всевозможные закуски. Стол ломился от яств. Были тут куры и свиные ножки, гуси и утки, рыба, креветки и прочая снедь. Старец пил немного, но настоятель и его ученики по очереди подносили ему чарки. Вскоре Ван отказался от вина и, выйдя из-за стола, направился в отведенную ему опочивальню.
На другой день рано утром служка принес ему таз воды. Едва он успел умыться и причесаться, как настоятель подал чаю, а немного погодя накрыл стол и опять начали угощать вином. Лошадь Вана тоже получила щедрую порцию сена. Наградили и отпустили носильщиков.
Перед отбытием Ван Сюань позвал Цзинцзи.
— Будь прилежен и старайся, — наказывал он. — Изучай священное писание и внимай поучениям отца наставника. А я буду наведываться, одежду к каждому сезону тебе привозить. — Старец обернулся к Жэню и продолжал. — А вы наказывайте его всякий раз, как перестанет слушать ваши наставления. Нерадивого ученика баловать нечего. — Ван отвел Цзинцзи в сторонку и предупредил. — Давай у меня начни новую жизнь, встань на путь праведный. К делу приобщись. А будешь еще куролесить, на меня больше не надейся!
— Даю вам слово, батюшка! — заверил его Цзинцзи.
Ван Сюань простился с настоятелем и, выйдя за ворота, отбыл верхом домой.
Так Чэнь Цзинцзи стал послушником даоса в обители преподобного Яня. Настоятель Жэнь был уже в годах. Тучный мужчина со щетинистой бородой и багровым носом, он был любитель выпить и мастак болтать, обладал зычным и раскатистым голосом. Главное его занятие состояло в приемах да проводах паломников и посетителей. Все же дела обители и большие и малые, он передал своему старшему послушнику Цзинь Цзунмину.
Как раз в то время открылся Его Императорского Величества канал, и два построенных в Линьцине шлюза помогли упорядочить орошение полей. К пристани то и дело прибывали казенные и частные корабли. И всякий почитал за долг посетить обитель преподобного Яня. Тут молились об удаче и счастье, исполняли обеты, интересовались судьбой или просто раздавали милостыню. Одни жертвовали обители серебро и рис, другие — благовония, масло, бумажные деньги и свечи, третьи — сосновые жерди и тростниковые циновки. Так обитель оказалась заваленной излишним товаром.
259


Настоятель Жэнь направил послушников на пристань, где и была открыта лавка. Вся выручка от продажи шла в настоятелеву мошну.
Старший послушник Цзинь Цзунмин, непутевый малый лет тридцати с небольшим, был завзятый пьяница и волокита. Целыми днями пропадал он в теремах певичек или наслаждался с откупленными красотками, а кроме того держал при себе двоих совсем еще юных служек, с которыми делил ложе. Со временем они ему надоели. Он стал приглядываться к Цзинцзи, у которого в обрамлении алых губ сверкали белизною зубы, а розовое лицо казалось напудренным. Бойкий и смышленый Цзинцзи бросал в сторону старшего послушника многозначительные взгляды, и Цзинмин заманил его к себе в спальню.
С вечера Цзинмин пригласил Цзинцзи выпить и угощал до самой полночи, пока тот не опьянел. Они легли на одну кровать, сначала головами в разные стороны, но потом Цзинмин дал понять, что ему неохота нюхать вонючие ноги Цзинцзи, и велел ему лечь на подушку рядом. Лицом к лицу они пролежали недолго. Цзунмин заявил, что у Цзинцзи изо рта дурно пахнет, и заставил его отвернуться. Теперь Цзинцзи своим задом упирался прямо Цзунмину в живот.
Цзинцзи сделал вид, будто спит, а Цзунмин тем временем приготовился к нападению с тылу. Причиндал у него напрягся и выпрямился, как палка. Слегка смазав его сверху слюной, Цзинмин запустил в задние ворота только головку. Чэнь Цзинцзи, надобно сказать, еще в ночлежке приходилось отражать такого рода нападения, которым подвергал его бродяга Хоу Линь, по прозвищу Взмывший к Небу, поэтому он принял вызов, распустил очко, и тот самый предмет незаметно двинулся вперед. Цзинцзи молчал, а про себя думал: «Эта схватка ему дорого обойдется. Больно он легко думает от меня отделаться. Да за кого он меня принимает! Но я ему подстрою! Он у меня полакомится! За все сдеру!» Тут Цзинцзи взял да нарочно вскрикнул. Цзинмин, испугавшись, что их услышит отец настоятель, тут же закрыл ему рот рукой.
— Тише, братец! — просил он. — Не кричи, дорогой, умоляю! Сделаю все, что ты захочешь.
— Раз такое дело, — говорил Цзинцзи, — я промолчу. Но ты должен исполнить три моих желания.
— Дорогой брат! Не три, все десять исполню.
— Раз ты этого хочешь, — начал Цзинцзи, — то, во-первых, не разрешаю тебе больше спать с теми служками. Во-вторых, ты отдашь мне ключи от всех дверей обители, и, в-третьих, не будешь
260


меня удерживать, куда бы я ни пошел. Тогда я позволю тебе то, чего ты домогаешься.
— Об этом не беспокойся! — заверил его Цзунмин. — Будет по-твоему.
Всю ночь до рассвета провели они в единоборстве. Таким делам Чэнь Цзинцзи был обучен еще сызмальства. Чего он только не знал! В ту же ночь они на ложе дали друг другу нерушимую клятву быть вместе. Они нежно шептались и щупались, лизали и сосали. Цзинь Цзунмин был наверху блаженства. А на другой день он и в самом деле передал Цзинцзи все ключи, бросил обоих своих служек и стал ночевать на одной кровати с Цзинцзи. Так день за днем шло время.
Как-то настоятель Жэнь с обоими послушниками отбыл служить молебен, а Цзинцзи оставил сторожить обитель. Хотя старец Ван и заверил настоятеля в честности Цзинцзи, тот все же не мог отделаться от подозрений. Вот он и решил испытать нового послушника.
— Оставайся в обители и смотри в оба! — наказывал ему Жэнь перед отбытием. — Должен сказать, что там сзади в курятнике я держу не кур. Они только по виду куры, а на самом деле фениксы. Когда будет завершен мой монашеский подвиг на земле, они вознесут меня на небо, где я предстану пред ликом самого Нефритового Владыки. А в покоях у меня стоят корчаги с отравой. За провинности я не бью послушников, а даю им этой отравы, и они отходят. Так что смотри как следует. А мы вернемся к полуденной трапезе. Я тебе оставляю сладостей. Закуси, как проголодаешься.
С этими словами настоятель и послушники отбыли. Цзинцзи запер за ними ворота и расхохотался.
— Будто я глупыш несмышленый, не понимаю! — говорил он. — Нет, меня не проведешь! Корчаги с отравой?! Да в них рисовая водка! На кур показывает, а уверяет, будто фениксы, на них в небо воспарит!
Чэнь Цзинцзи выбрал курицу, какая пожирнее, свернул ей шею, общипал и в кипящий котел, потом почерпнул из корчаги кувшин водки и поставил на огонь подогревать. Немного погодя он разодрал курицу руками и, макая в уксус, с чесноком принялся уплетать за обе щеки к великому своему удовольствию. После сытной трапезы он прочитал четверостишие:
Бадейку винца зачерпнул —
И месяц сквозь дымку блеснул.
261


Мясистую курочку съел —
И облачный слой поредел.
Не успел он доесть курицу, как послышался стук в дверь. Воротился настоятель. Цзинцзи наспех собрал посуду и побежал открывать.
— Что с тобой? — спросил раскрасневшегося Чэня настоятель.
Цзинцзи, опустив голову, молчал.
— Что же ты молчишь? — допытывался Жэнь.
— Позвольте вам доложить, отец наставник, — обратился Цзинцзи. — После вашего ухода улетел феникс. Отчего — ума не приложу. Всю обитель обыскал — нет. Я испугался. Отец наставник, думаю, бить будет. За нож было взялся — горло хотел перерезать, да больно будет, хотел повеситься, а вдруг веревка лопнет — упадешь и расшибешься. Решил в колодец броситься, да колодец узкий оказался. Вдруг голова не пролезет — застрянешь еще. Все перебрал. Некуда деваться! Тут вспомнил: отец наставник про отраву в корчагах наказывал. Выпил чашку, выпил другую...
— Ну и как? — осведомился Жэнь
— Да как! До сих пор ни жив ни мертв. Как пьяный хожу.
Выслушали его рассказ наставник и послушники и рассмеялись.
— Да, честный он малый, простодушный! — заключил настоятель и приобрел ему ставленую грамоту монаха.
Отныне Цзинцзи не знал в обители запретов.
Да, так уж повелось, что
Правда — товар неходкий,
хоть как его разложи;
А ложь нарасхват раскупят,
держи хоть три воза лжи.
Чэнь Цзинцзи частенько, набив мошну, наведывался на пристань немного поразвлечься. От побирушки Чэня Третьего он узнал, что после смерти матери Фэн Цзиньбао продали в дом Чжэнов и теперь зовут Чжэн Цзиньбао.
— Она вон в том большом кабаке, — говорил побирушка. — Пошел бы, навестил ее.
У Цзинцзи не охладела прежняя любовь, и он вместе с Чэнем Третьим отправился в кабачок у пристани. Лучше бы ему туда не ходить. Да, раз он пошел, то
262


Любящих сердец
радость не унять.
Им дано судьбой
встретиться опять.
Тому свидетельством стихи:
Нет, не надо жалеть
для любви золотых одеяний.
Молодые года
нам даны для пьянящих свиданий.
Рви повсюду цветы,
украшай ими спальни, беседки...
Ведь увянут они —
обнажатся корявые ветки.
Это питейное заведение принадлежало дому Се и славилось, надо сказать, как первое в Линьцине. В нем насчитывалось более сотни отдельных кабинетов. Окруженный увитыми зеленью балюстрадами, кабачок стоял на горке. Его окна выходили прямо на канал, где царило необыкновенное оживление — то и дело прибывали и отчаливали корабли и джонки. До чего же ладное это было сооружение!
Сверкали на солнце резные карнизы, плыли облака по балкам расписным. Увитые зеленью балюстрады спускались вниз к верандам. Бирюзовые занавески свисали на громадных окнах и дверях. Лились трели рожков и свирелей. Там пировали только дети знати и вельмож. Вздымались кубки, поднимались чары. Певицы с танцовщицами служили у столов. Гостей хмельные взгляды устремлялись к голубому небу или к горам, густо покрытым облаками. Завороженные красотами природы, они громко восторгались. Пред ними расстилалась подернутая дымкой белоснежная гладь вод. У переправы на волнах качалась ряска. Чу! Слышится: закидывают невод рыбаки, на отмели в осоке удильщик ударил веслом. У терема в густой зелени тополя крикнула птица. У ворот к синеватой иве привязан пегий скакун.
Чэнь Третий провел Цзинцзи наверх в терем и усадил в комнате, где стояли черного дерева стол и красные лакированные скамейки. На зов появился молоденький слуга. Он тотчас же вытер со стола, расставил приборы и принялся носить отборные кушанья, вино и фрукты. Потом Чэнь Третий велел ему позвать снизу певичку.
263


Немного погодя скрипнула лестница и наверх поднялась Фэн Цзиньбао с небольшим гонгом в руке. Увидев Цзинцзи, она низко-низко поклонилась. Как говорится, при встрече любовников слезы текут в два ручья.
Да,
Как иволги, нежно они щебетали,
И жемчуга нити с волос упадали.
Цзинцзи привлек Цзиньбао к себе и усадил рядом.
— Куда ж ты исчезла, сестрица? — расспрашивал он. — Как давно не видались!
— Как меня взяли тогда из дому, — утирая слезы, рассказывала певица, — матушка моя с испугу слегла, и вскоре мы ее похоронили. Меня продали мамаше Чжэн Пятой. Опять в певицы попала. В последнее время посетителей стало мало, приходится на пристань ходить, гостей в кабачке ублажать. Как я узнала от Чэня Третьего, что ты в меняльной лавке служишь, захотела повидаться. Никак не ожидала, что здесь увидимся. У меня прямо ноги подкосились.
Цзиньбао заплакала. Цзинцзи достал из рукава платок и стал вытирать ей слезы.
— Ну успокойся, дорогая моя! — уговаривал он певицу. — Я живу хорошо. Когда меня освободили, у меня не оказалось ни гроша в кармане. В обители преподобного Яня нашел прибежище. С тех пор стал монахом. Отец наставник меня ценит, мне доверяет. Я тебя буду навещать почаще. А ты, значит, где же обретаешься?
— От этого моста повернешь на запад, к кабачку Лю Второго. У него больше ста комнат. Со всех концов певиц собрал, все ему принадлежим. А днем на пристань ходим.
Они сели рядышком и начали пировать. Чэнь Третий подал подогретого вина. Цзиньбао взяла лютню, и Цзинцзи осушал чарку под романс на мотив «Ликуют небеса»:
Слезы льются в два потока,
Рукава мокры, как губка.
По три кубка выпить только —
Расставанья терпких кубка.
Разлучили птии, невинных,
Задушили двух поющих.
Звезд за скалами не видно,
Тьма, смолы сосновой гуще,
264


С неба хищно землю черным Облаком-крылом укрыла.
Птицам гибель разлученным.
Петь в разлуке не по силам.
Они захмелели, сняли одежды и отдались любви в спальне рядом. Будучи долгое время лишенным общения с женщиной, Чэнь Цзинцзи как голодный ринулся на Цзиньбао и пускал в ход все силы. Вдоволь насладившись игрою дождя и тучки, он все затягивал поединок.
Только поглядите:
На яшмовых руках без устали вздымался стан. Гибкая, как ива, талия мерно колыхалась, будто на ветру. Глаза огонь метали. Сверкали очи, словно звезды. Капли пота проступили на груди. Он в раж вошел и рвался в бой, готовый выстоять и три и пять сражений. От личика ее шел пудры аромат и туши для бровей. Она на тысячу ладов молила о пощаде. Затягивался поединок. Чудотворец-змей в глубь самую проник. Твердый в намеренье своем он вел борьбу еще довольно долго. Но вот родник прорвался и забил ключом прозрачным. Продажные красотки-орхидеи, подернутые дымкою тумана! Сколько на веку своем выдерживал он поединков с вами! Но такого как нынешний еще не вел он никогда!
Закончив поединок, они оделись. Вечерело. Цзинцзи на прощание дал Цзиньбао лян серебра, а Чэню Третьему за посредничество три сотни медяков.
— Сестрица! — обратился Цзинцзи. — Я буду часто тебя навещать. Тут и будем встречаться. А в случае чего за мной Чэня пошли.
Цзинцзи спустился вниз и наградил хозяина Се Третьего тремя цянями серебра за вино и угощения.
Цзинцзи направился в обитель, Цзиньбао проводила его до моста.
Да,
За серебро прольешь немало слез,
За деньги в воду бросишься в мороз.
Если хотите узнать, что было дальше, приходите в другой раз.
265


г
л.
А
В
А
Д
н
в
н
□
с
т
□
ч
Е
Т
В
Е
?
Т
А
1
Пьяный Лю Второй избивает Чэнь Цзинцзи.
Сюээ становится певицей в кабачке.


На клочке земли у бедняка,
бывает, распускаются цветы.
Свет посылает рекам и горам
луна, едва проглянет с высоты.
Верша свои деянъя на земле,
на Небо уповает человек.
Всегда коварство тайное страшней,
чем явный неприятельский набег,
Богаты межеумок и глупец —
так исстари ведется и везде;
А мудрые мужи, наоборот,
случается, весь век живут в нужде.
Судьбою установлен наперед
срок жизненный для каждого из нас.
Не можем сами мы ни отдалить,
ни хоть чуть-чуть приблизить смертный час.
Итак, после встречи Цзинцзи с Фэн Цзиньбао в кабачке, где их свел Чэнь Третий, в любовниках с прежней силой воспылала страсть. Не проходило и трех дней, чтобы Цзинцзи не виделся с певичкой. Когда ему приходилось задерживаться в обители по делам, Цзиньбао напоминала ему о себе либо какой-нибудь безделкой, либо любовным посланием. Сначала Цзинцзи давал ей по пять цяней или по ляну серебра, немного погодя взял на себя расходы по ее содержанию, а потом стал сам платить и за жилье. В обители он появлялся с румянцем во всю щеку.
— Где это ты пировал? — спрашивал настоятель Жэнь.
— Да с приказчиками в лавке от тоски пропустили по чарочке, — отвечал обычно Цзинцзи.
267


Брат Цзунмин как только мог защищал друга, потому что, говорить не приходится, ночью обойтись без него никак не мог. Так изо дня в день Цзинцзи выгребал из сундуков серебро, ублажал певицу, пока не перетаскал добрую половину накопленного настоятелем Жэнем, а тот даже не хватился.
И надо же было случиться! Попался Чэнь Цзинцзи на глаза Лю Второму, который доводился шурином Чжан Шэну, одному из подручных начальника гарнизона Чжоу, был больше известен под прозвищем Линьцинский Спрут. Он открыл на пристани не одно веселое заведение, искал опору у сильных и попирал слабых, ссужал деньгами частных певиц и выжимал из них все соки, сдирая проценты в тройном против принятого размере. Если же певица задерживала выплату, Спрут исправлял долговое обязательство, прибавлял проценты к займу, заставляя должницу погашать проценты с процентов. Когда Спрут напивался, то начинал буйствовать, но никто не решался ему перечить. Словом, это был злой истязатель певиц и отъявленный надувала их посетителей. Вот ему и попался на глаза белолицый малый Цзинцзи, монашек из обители преподобного Яня, зачастивший в кабачок к Се Третьему, где, как оказалось, он содержал певицу Цзиньбао. Тогда Спрут напился пьяный, выпучил глаза и, подняв могучие с чашку величиной кулаки, направился в кабачок.
— Где Цзиньбао? — заорал он.
— Она наверху, дядя Лю, — отвешивая частые поклоны, говорил напуганный Се Третий. — Во втором номере.
Спрут зашагал по лестнице наверх. Цзинцзи и Цзиньбао тем временем, как ни в чем не бывало, сидели рядышком и весело попивали вино. Дверь была заперта, снаружи ее закрывал занавес.
Лю Второй одним махом сорвал дверную занавеску и заорал во все горло:
— Эй, ты, Цзиньбао! Поди-ка сюда!
Чэнь Цзинцзи с перепугу затаил дыханье.
Лю Спрут двинул ногой в дверь, и она открылась. Навстречу незваному гостю вышла Цзиньбао.
— А, дядя Лю! — воскликнула она. — Я вас слушаю.
— Ты мне три месяца за жилье не платила, потаскуха проклятая! — набросился на нее Лю. — Вот ты, значит, где укрываешься!
— Не волнуйтесь, дядя! — с улыбкой успокаивала его певица. — Идите домой, а деньги я вам с мамашей пришлю.
268


Лю Второй буянит в кабаке
大濟楼劚一一欺潑


Сюээ становится певичкой в злачном заведении


Лю хватил кулаком с такой силой, что она отлетела в сторону и, ударившись головой о край полога, лежала на полу вся в крови.
— Буду я ждать, потаскуха проклятая! — ругался он. — Сейчас же выкладывай деньги!
Тут он заметил Чэнь Цзинцзи, бросился в комнату и ногой опрокинул стол. Зазвенели черепки разбитой посуды.
— Ой! — вскрикнул Цзинцзи. — Кто ты такой будешь? Врывается да еще буянит!
— Еть тебя перееть, монастырский петух! — обрушился на него Лю.
Не долго думая, Спрут схватил Цзинцзи за волосы, пригнул до самого полу и принялся дубасить кулаками да пинать ногами. Посетители повскакали с мест и вытаращили глаза. Хозяин Се Третий сперва не решался вмешиваться — ведь Спрут был пьян, но, видя, как тот нещадно избивает Цзинцзи, поднялся наверх.
— Дядя Лю! — уговаривал он. — Успокойся! Прости его, он не ведал, с кем дело имеет. Прошу тебя, от себя прошу, оставь его в покое. Прости, если не так сказал. Обмолвился он. Пощади!
Но Лю Спрут и слушать не хотел хозяина. Он бил Цзинцзи до тех пор, пока тот не лишился сознания, потом позвал околоточного, велел ему связать певицу с Цзинцзи одной веревкой и посадить под стражу.
— Завтра утром отведите их к его превосходительству! — распорядился он.
Лю Спрут, надобно сказать, получил от начальника гарнизона Чжоу мандат, дающий ему право содействовать полиции в охране речных путей от разбойников и грабителей.
Об аресте Цзинцзи в обители не подозревали. Настоятель Жэнь, правда, не мог не заметить его отсутствия. Цзинцзи не появился после ночного дежурства в лавке.
Между тем, на другой день ранним утром околоточный вместе с подручным из речного дозора, оба верхом, препроводили арестованную пару к начальнику гарнизона, где первым делом вручили список задержанных Чжан Шэну и Ли Аню.
— Вот дядя Лю Второй распорядился арестовать, — пояснили они. — Даос из обители преподобного Яня ссору затеял, его и взяли вместе с певицей Чжэн Цзиньбао.
Палачи принялись вымогать у Цзинцзи серебро.
271


— Мы палачи, нас двенадцать человек. Нас можешь в счет не принимать, но двоих старших обходить не советуем.
— Было у меня с собой серебро, — говорил Цзинцзи. — Но Лю Второй избил меня, а серебро, видать, украли. Всю одежду в клочья разорвал. Где я теперь возьму?! Вот разве серебряная шпилька — все, что осталось. Нате, передайте старшим.
Палачи взяли шпильку и отнесли Чжан Шэну с Ли Анем.
— Нет, говорит, с собой денег, — пояснили они. — Дал шпильку, да и та только сверху серебром покрыта.
— А ну-ка, приведите его сюда! — распорядился Чжан. — Сам допрошу.
Немного погодя подталкиваемый в спину тюремщиками появился Цзинцзи й упал на колени перед Чжан Шэном.
— Который будешь послушник у даоса Жэня, а? — спросил Чжан.
— Т ретий.
— А сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
— Совсем молокосос! Раз монахом стал, должен священные каноны постигать, а ты с певичкой спутался, пиры закатываешь, ссоры да драки устраиваешь. А почему сюда без денег явился, а? Или для тебя его превосходительство господин столичный воевода не указ?! Думаешь шпилькой отделаться? Брось в реку, всплеска не услышишь. Нечего было ее и брать у него. — Чжан Шэн обратился к тюремщикам. — Уведите! А как его превосходительство начнут разбирать дела, доставите первым. Ты, монах, сукин сын, видать, порядочный скряга. Тебе бы по белу свету бродить, у благодетелей подаяния выклянчивать, а как дело, так ты в кусты. На званый пир идешь, и то, небось, рот утереть платок захватываешь. Ну, погоди, под пытками по-другому запоешь. А вы ему тиски-то покрепче зажмите, слышите?
Потом позвали Цзиньбао. Ее сопровождал вышибала, присланный мамашей Чжэн Пятой. Он достал ляна четыре серебра и оделил ими кого нужно.
— Ты, стало быть, певица, — начал, обращаясь к ней, Чжан Шэн. — Идешь туда, где можно поживиться. Да, одежда и питание — в жизни главное. Никакого особого преступления тебе не вменяется. Все будет зависеть от настроения его превосходитель-
272


ства. Явится в дурном настроении — тисков придется отведать, а в добром — отпустит с миром.
— А ты мне цянь серебра на всякий случай прибавь, — вставил стоявший поодаль палач. — Большие пальцы от тисков избавлю.
— Отведи ее подальше! — распорядился Ли Ань. — Его превосходительство вот-вот должны явиться.
Немного погодя изнутри донеслись удары в доску, и начальник гарнизона Чжоу занял свое место. По обеим сторонам от него рядами выстроились младшие чины, тюремщики и палачи. Внушительное это было присутствие!
Только поглядите:
Темно-красным крепом задрапированы стены. Лиловой парчою накрыт и обтянут стол. Фиолетовая вывеска красуется наверху. Нежно-бирюзовые шторы ниспадают со всех сторон. Блюститель порядка справедлив и честен. На камне рукою Государя высечены заповеди в четырех строках. Здесь следуют стезею честности и благоговения. Рядом с «оленьими рогами»* вздымаются два стяга с иероглифом «Указ». В серьезных позах застыли военные и полицейские, величавая торжественность в рядах помощников начальника царит. Могучие палицы держат воины внизу, у ступеней. Тут суд вершится, решается судьба. Из Поднебесной всего один военачальник правит, но зал напоминает чертоги божества.
Не будь случайности, не будет и рассказа. Пусть пройдет тьма лет и веков, а кому суждено, те друг друга найдут, как и суженым рано или поздно настанет время слияния в брачном союзе.
У Чуньмэй еще в восьмой луне прошедшего года родился сын. Маленькому барину уже исполнилось полгода2. Личико у него казалось изваянным из нефрита, а губы так алели, словно их покрыли киноварью. Довольный начальник гарнизона берег сына, как редкую жемчужину, как бесценное сокровище. Немного погодя у него скончалась Старшая жена, и ее место заняла Чуньмэй. Она жила теперь в главных самых обширных покоях дальней половины дома. Для младенца были куплены две кормилицы. Одну звали Юй- тан — Яшмовая Палата, другую — Цзиньгуй — Золотой Сундучок. Молоденькие служаночки ухаживали за новой хозяйкой дома. Одну звали Цуйхуа — Хвойная, другую — Ланьхуа — Орхидея. Неотлучно всюду сопровождали Чуньмэй ее любимые певицы-му¬
273


зыкантши. Одну звали Хайтан — Яблонька, другую — Юэ- гуй — Лунная Корица3. Им было лет по шестнадцати. Второй жене, урожденной Сунь, прислуживала только одна горничная Хэ- хуа, что значит Лилия, но не о том пойдет речь.
Сын Чуньмэй всегда с удовольствием шел на руки к Чжан Шэну, который уносил его из дому и играл с ним. Когда начальник слушал дело, Чжан Шэн обыкновенно стоял где-нибудь поодаль и наблюдал.
В тот день Чжоу Сю занял свое место и объявил об открытии присутствия. В залу ввели задержанных. Первым Чжоу вызвал Чэнь Цзинцзи и певицу Чжэн Цзиньбао. Начальник прочитал докладную и обернулся к Цзинцзи. У того все лицо было в синяках и рубцах.
— Ты же монах, а заводишь певиц, пируешь в кабаках, нарушаешь покой во вверенной мне местности! Как ты посмел преступить монашеский устав?! Как ты ведешь себя!
Чжоу позвал подручных и велел им наказать Цзинцзи двадцатью палочными ударами. Цзинцзи лишали ставленой грамоты монаха и обращали в мирянина. Певицу Цзиньбао приговаривали к пытке тисками и отправляли в казенное заведение, где она должна была служить чиновным особам.
Подручные подошли к Цзинцзи, грубо выпихнули его из залы и стали раздевать. Потом над связанным Цзинцзи взметнулись палки и под команду посыпались удары. И что удивительно! Чжан Шэн в это время с младенцем на руках наблюдал всю картину с террасы присутствия. Когда избиение началось, малыш потянулся ручонками к Цзинцзи. Из опасения, что их заметит начальник, Чжан Шэн поспешил унести ребенка, но тот громко расплакался. Он никак не мог успокоиться и тогда, когда Чжан Шэн протянул его Чуньмэй4.
— Почему он плачет? — спросила она.
— Его превосходительство приговор вынесли, — пояснил Чжан. — Даоса Чэня из обители преподобного Яня избивали, а он потянулся, к нему на руки запросился. Я его унес, а он и давай плакать.
Услыхав фамилию Чэнь, Чуньмэй легкими шажками, приподняв шелковую юбку, удалилась за ширму и, высунувшись из-за нее, стала всматриваться в сторону залы, желая узнать, кого бьют. По
274


голосу и виду наказуемый походил на зятя Чэня. «Но как он мог стать монахом?», — недоумевала она и позвала Чжана.
— Как, ты говоришь, зовут приговоренного? — спросила она
— Он показал, что ему двадцать четыре года, — отвечал Чжан. — В миру звался Чэнь Цзинцзи.
— «Да, это он», — подумала Чуньмэй и велела Чжан Шэну пригласить мужа.
Тем временем заседание закончилось. Певице зажимали пальцы, а на Цзинцзи обрушился десятый удар, когда Чжоу Сю позвала жена.
— Довольно, обождите! — наказал он палачам и направился к Чуньмэй.
— Ты распорядился бить даоса? — спросила она. — А ведь он мой двоюродный брат. Прости его, прошу тебя!
— Что же ты мне раньше не сказала! — воскликнул Чжоу. — Ему уже досталось с десяток ударов. Как же быть?!
— Оставьте их в покое и отпустите! — выйдя к палачам, приказал начальник. — Певицу отправьте в заведение. — Он подошел к Чжан Шэну. — Ступай позови того даоса, — наказал он потихоньку. — Пусть не уходит. Его моя жена хочет видеть.
Чуньмэй и сама только что послала Чжан Шэна за Цзинцзи, веля привести его в заднюю залу. Но тут она задумалась, ничего не сказала, а про себя подумала: «От нарыва пока избавишься, не будет покоя ни душе, ни телу».
— Нет, пусть идет, я его потом как-нибудь позову, — сказала она Чжан Шэну. — А ставленую грамоту при нем оставь.
После десятка палочных ударов Цзинцзи отпустили, и он поторопился в обитель. Между тем настоятелю Жэню уже успели рассказать про Цзинцзи.
— А ваш послушник Чэнь Цзунмэй, слыхали, в какую историю попал? — говорили настоятелю. — В кабачке певицу Чжэн Цзиньбао откупил. Спрута Лю на грех навел. Тот его чуть до смерти не избил. Их с певицей связанных к начальнику гарнизона отвели. За такие его похождения и вас на допрос собираются вызывать. Ставленую грамоту отбирают.
Сильно удрученный таким известием, настоятель Жэнь немало перетрусил, а был он уже в годах да к тому же тучный. Бросился Жэнь что было сил наверх, открыл сундуки, а там пусто. Помутилось у него в голове. Так он и грохнулся на пол. Подбежали
275


послушники, подняли наставника, пригласили врача. Тот прописал лекарства, но Жэнь, так и не приходя в себя, к полуночи, увы, испустил дух. Было ему шестьдесят три года.
На другой день после кончины настоятеля вернулся в обитель Чэнь Цзинцзи.
— И ты решаешься идти в обитель?! — удивились при встрече с ним соседи. — Да ведь из-за тебя именно этой ночью в третью стражу и преставился настоятель.
После услышанного Цзинцзи бросился прочь от обители, точно бездомный пес, будто улизнувшая из сетей рыба, и воротился в уездный город Цинхэ.
Да,
И чжэнскому министру не постичь «оленьи устремленья»,
И Чжуан Чжоу не познать все бабочкины превращенъя^.
Тут наш рассказ раздваивается. Расскажем пока о Чуньмэй. Увидев Цзинцзи, она захотела с ним повидаться, но потом передумала и велела Чжан Шэну его отпустить, а сама пошла в спальню, сняла головные украшения и расшитые одежды и легла в постель. Сжимая руки на груди, она тяжело стонала, отчего всполошился весь дом — от мала до велика.
— Что с вами, матушка? — спрашивала Сунь Вторая. — Вы ведь были в добром здравии.
— Оставьте меня в покое, прошу вас, — проговорила Чуньмэй. После окончания заседания к ней пошел воевода. Он застал ее
в постели. Она тяжело вздыхала.
— Что с тобой? — беря ее за руку, спрашивал муж.
Чуньмэй молчала.
— Может, тебя кто обидел?
Она не проронила ни слова.
— Или тебе неприятно, что я приказал бить твоего брата, а? Она по-прежнему молчала.
Расстроенный воевода вышел из спальни и обрушился на Чжан Шэна с Ли Анем.
— Вы ведь знали, что он двоюродный брат матушки Старшей, — выговаривал Чжоу Сю. — Почему же мне не сказали, а? Вот наказал его, а теперь матушка сама не своя. Я ж распорядился
276


его не откупать. С ним матушка хотела повидаться, а вы? Зачем его отпустили? Ждете, чтобы я вас вразумил, да?
— Я докладывал матушке, — оправдывался Чжан Шэн. — Матушка велела отпустить, я и отпустил.
Он пошел к Чуньмэй и со слезами на глазах обратился:
— Матушка, прошу вас, замолвите за нас слово его превосходительству, а то нас наказать собираются.
Чуньмэй открыла засверкавшие, как звезды, глаза и, подняв очаровательные брови, позвала мужа.
— Я просто себя плохо чувствую, — заявила она. — И они тут вовсе не при чем. А брат у меня непутевый. Даосом заделался. Пусть поскитается. Я еще успею его повидать. Он мне потом покается.
Чжоу оставил Чжана и Ли в покое. Но Чуньмэй продолжала охать и стонать. Тогда Чжоу велел Чжану пригласить врача, чтобы тот проверил пульс.
— Ваша супруга страдает от шести желаний и семи страстей6, — заключил врач. — Кто-то нарушил ее душевный покой.'
Он прописал лекарство, но Чуньмэй не пожелала его принимать. Служанки к ней подходить не решались и попросили хозяина. Чуньмэй пропустила глоток и отставила лекарство. Чжоу вышел из спальни.
— Матушка, примите! — просила ее Юэгуй.
Чуньмэй взяла лекарство и выплеснула его прямо в лицо служанке.
— Ах ты, рабское твое отродье! — заругалась Чуньмэй. — Что ты мне горечь-то подсовываешь! Чем ты меня напоить собираешься, а?
Она велела Юэгуй встать на колени.
— За что матушка поставила Юэгуй на колени? — поинтересовалась Сунь Вторая.
— Она лекарства дала, — пояснила Хайтан, — а матушка сказала, чем, мол, меня поить собираешься, вот и наказала.
— Матушка, вы ведь нынче ничего в рот не брали, — говорила Сунь. — А Юэгуй ничего не знала. Не бейте ее, прошу вас. Простите на сей раз. — Сунь обернулась к Хайтан и продолжала. — А ты ступай на кухню, приготовь матушке отвару.
Чуньмэй отпустила Юэгуй. Хайтан удалилась на кухню и принялась старательно варить из отборного риса отвар, потом приго¬
277


товила четыре блюда легких закусок и на подносе, куда положила палочки слоновой кости, понесла только что снятые с огня горячие кушанья в хозяйкину спальню.
Чуньмэй, отвернувшись к стене, спала. Хайтан не решилась ее тревожить и ждала, пока она не повернется.
— Матушка, я вам отвару принесла, — Сказала она наконец пробудившейся Чуньмэй. — Кушайте, матушка!
Чуньмэй лежала с закрытыми глазами и не промолвила ни слова.
— Не остыл бы отвар, — проговорила Хайтан. — Матушка, привстали бы да покушали.
— Вы ничего не ели, матушка, — говорила стоявшая рядом Сунь Вторая. — Ведь вам полегчало немного. Встали бы да покушали. Себя подкрепили бы немножко.
Чуньмэй не выдержала и, вскочив с постели, велела кормилице подать лампу. Она взяла рисовый отвар, попробовала и бросила чашку на пол. Та разбилась бы вдребезги, если б ее не успела подхватить кормилица, но тут Чуньмэй громко закричала.
— Вот ты твердишь: встань да покушай! — кричала она Сунь. — Сама погляди, что наварила эта негодяйка, рабское отродье! Я, небось, не на сносях. Что это за похлебка! Как зеркало, хоть смотрись! — Она обернулась к Цзиньгуй. — А ну-ка, дай ей, рабскому отродию, четыре пощечины.
Цзиньгуй послушно ударила Хайтан по лицу.
— Что же вы хотите, матушка? — спрашивала Сунь. — Вы же голодны.
— Кушай, говоришь? А я не могу, — отвечала Чуньмэй. — Мне в горло не лезет.
Через некоторое время она позвала Ланьхуа.
— Хочу навару из куриных крыльев, — проговорила Чуньмэй. — Ступай на кухню, скажи потаскухе, рабскому отродию, чтобы руки хорошенько вымыла. Да пусть ростками бамбука как следует приправит. Острого захотелось.
— Вели Сюээ приготовить! — наказала Сунь. — На что у вас аппетит, матушка, то как лекарство исцелит.
Ланьхуа не стала мешкать и удалилась на кухню.
— Матушка тебе наказала приготовить навару из куриных крыльев, — обратилась она к Сюээ. — Давай быстрее! Матушка ждет.
278


В такой навар шли, надобно сказать, только мелко нарубленные пястные кости и цыплячьи грудки. Сюээ прежде чем взяться за дело вымыла руки и почистила ногти. Потом она зарезала двух цыплят, ощипала и, отрезав концы крыльев, изрубила их ножом. Навар был приправлен перцем, луком, тмином, солеными ростками бамбука и маслом с соей. Его разлили в две чашки и поставили на красный лаковый поднос. Когда Ланьхуа принесла его в спальню хозяйки, от него шел пар. Чуньмэй осмотрела его при огне, попробовала и громко заругалась.
— Ступай и скажи этой потаскухе! Что она, рабское отродье, намешала! Преснятина какая-то! Никакого вкусу! Все потчуют да потчуют, а сами только на грех наводят.
Ланьхуа, испугавшись, что хозяйка ее накажет, бросилась на кухню.
— Навар матушке показался чересчур пресным, — сказала она Сюээ. — Как она ругалась!
Сюээ сдержалась и, не сказав ни слова, опять засуетилась у котла. Когда новый навар, в который она прибавила перца и пряностей, был готов, от него шел аппетитный аромат. Ланьхуа понесла его в спальню. Чуньмэй он показался слишком соленым, и она выплеснула его на пол. Ланьхуа чудом отскочила в сторону, а то содержимое чашки опрокинулось бы прямо на нее.
— Иди и скажи рабскому отродью, — закричала Чуньмэй, — чтобы она готовила, что ей велят, а не злилась. Куда это годится! Или она хочет, чтобы я ее вразумила?
Когда Сюээ убедилась, что Чуньмэй никак нельзя потрафить, она проговорила негромко:
— С каких это пор она так зазналась? Житья от нее никакого нет!
Ее сетования Ланьхуа тут же передала Чуньмэй. Не услышь этого Чуньмэй, все бы шло своим чередом, а тут она подняла свои тонкие, как ивовые листки, брови, вытаращила сверкавшие, словно звезды, глаза и застучала от злости белоснежными зубами. Напудренное лицо ее побагровело.
— Сейчас же приведите потаскуху, рабское отродье! — закричала она и послала кормилицу и служанок за Сюээ. Немного погодя они ввели в спальню Сюээ.
Чуньмэй в гневе схватила ее за волосы и сорвала головные украшения.
279


— С каких, говоришь, пор я зазналась? — закричала она. — Да, потаскуха, рабское твое отродье, не в доме Симэнь Цина меня возвысили! Нет! Я тебя купила и поставила служить мне! И не смей у меня гонор выказывать. Я приказала тебе приготовить навару, а не преснятины какой-то! Так ты мне соль живую подаешь?! Да еще служанке заявляешь, с каких, дескать, пор она так зазналась? Житья, мол, от нее нет, загоняла? Какой в тебе прок? Зачем ты мне нужна!
Чуньмэй пригласила мужа, а Сюээ велела вывести и поставить во дворе на колени, потом крикнула Чжан Шэна с Ли Днем и велела им наказать ее тридцатью палками. По обе стороны около Сюээ встали слуги с ярко горящими фонарями. Чжан Шэн и Ли Ань подняли палки. Сюээ воспротивилась, когда ее стали раздевать, как того потребовала Чуньмэй. Хозяин, не желая ее раздражать, стоял молча.
— Наказывать, матушка, наказывайте, но раздевать донага не следует, — уговаривала Чуньмэй стоявшая рядом Сунь Вторая. — Хотите, чтобы она перед всеми слугами раздетой предстала? Да и батюшку в неловкое положение поставите. Будьте снисходительней, матушка, если она и провинилась.
Но Чуньмэй стояла на своем и требовала, чтобы Сюээ сейчас же раздели.
— Я прежде сына прикончу, себе веревку на шею накину, тогда только ее оставлю в покое, а вы можете ставить ее на мое место, — заявила Чуньмэй и упала, ударившись головою об пол, отчего потеряла сознание.
К ней подбежал встревоженный хозяин.
— Ну пусть наказывают так, как ты желаешь, — говорил он, поднимая ее. — Только не надо из себя выходить.
Тут бедную Сюээ бросили на землю, раздели и нанесли три десятка палочных ударов, от которых на теле появились кровоточащие рубцы. Подручные начальника были посланы за тетушкой Сюэ. Ей велели увести Сюээ из дому и продать. Чуньмэй подошла к свахе и стала шептаться.
— Сколько ты за потаскуху возьмешь — твое дело, — говорила она. — Мне больше восьми не нужно. Но продай ее, рабское отродье, только в кабачок певицей, слышишь? Если узнаю, что она не в кабачке, лучше мне на глаза не показывайся!
280


— Я вами живу, дорогая! — воскликнула сваха. — Как посмею нарушить вашу волю!
Она увела Сюээ. Горемыка проплакала до самого рассвета.
— Не плачь! — уговаривала ее сваха. — Не повезло тебе. Судьба соперниц свела. А хозяин к тебе вроде относился неплохо, но вот беда — с ней у вас еще с тех пор вражда началась. Вот она на тебе и выместила. Тут уж хозяин ничем не мог помочь. Ничего не поделаешь — у нее сын. И матушке Сунь Второй потесниться пришлось. Как говорится, пустили мышь в крупу. Да что и говорить! А ты не плачь! Успокойся!
Сюээ утерла слезы и поблагодарила тетушку.
— Одного хочу, — говорила она, — попасть бы в такое место, где сыта буду.
— Она мне строго-настрого наказала, чтобы тебя в кабачок отправить, — поделилась сваха. — Но я мать, и у меня есть сердце. Погоди, я тебя бездетной паре продам или какого мелкого торговца подыщу. Будет тебя кормить.
Сюээ опять стала на все лады благодарить сваху. Прошло дня два. К хозяйке постучалась соседка-торговка мамаша Чжан.
— Кто это у тебя, соседушка, так горько плачет? — спросила она.
— Зайди, соседушка, посиди, — пригласила Сюэ. — Да вот она. Из богатого дома. С хозяйкой не ужилась. У меня пока. Замуж выдаю. Хотелось бы бездетной паре просватать, чтобы ругани потом не было.
— Остановился у меня, соседушка, один шаньдунский торговец ватой, — заговорила Чжан. — Зовут Пань Пятый, тридцати семи лет. Подводы с ватой при нем. Частенько у меня останавливается. На днях у нас разговор зашел. Мать у него старая, за семьдесят, болеет, а жену с полгода как похоронил. Некому хозяйством заниматься. Посватать просил, да подходящей не находится. А она, я гляжу, годами подошла бы. Вот и выдать бы за него.
— Я тебя, дорогая соседушка, обманывать не хочу, — начала Сюэ. — Из богатого дома она. Мастерица. И шьет и вышивает. А как стряпает, говорить не приходится. Сделает навар — пальчики оближешь. Тридцать пять лет ей7. Всего за тридцать лянов отдают. Я бы за приезжего выдала.
— А как насчет приданого? — поинтересовалась Чжан.
281


— Только переодеться есть да украшения кое-какие, а сундуков с корзинами не имеется.
— Ладно, я с ним поговорю. Пусть сам придет посмотрит.
Соседка выпила чаю и ушла, а вечером поговорила с гостем. На
другой день после обеда она привела его на смотрины. Сюээ была молода и хороша собой. Пань Пятый без разговору выложил двадцать пять лянов серебра и дал лян свахе. Она не стала торговаться. Тут же составили брачное свидетельство. Под вечер Сюээ была взята, а на другой день молодые пустились в путь.
Сваха попросила переписать свидетельство и пошла к Чуньмэй.
— В кабачок продала, — вручая восемь лянов, сказала она Чуньмэй.
Пань только ночь провел с Сюээ и на другой же день в пятую предутреннюю стражу, отблагодарив мамашу Чжан, отбыл в Линь- цин.
Шла шестая луна. Дни стояли длинные. Когда лошади добрались до пристани, близился закат. Остановились в кабачке. А насчитывалось их в Линьцине больше сотни. В них содержались привезенные со всех краев певицы. В один такой кабачок и попала Сюээ. Ее ввели в небольшую комнату с каном. На нем сидела женщина лет шестидесяти. На краю кана играла на лютне девица лет восемнадцати, в шелковом платье, напудренная, с напомаженными губами. У нее блестели намасленные волосы, собранные в большой пучок.
Сюээ так и заголосила, поняв, наконец, что Пань Пятый не кто иной, как торговец живым товаром, который для того и купил ее, чтобы сделать певицей. Сюээ дали имя Юйэр — Яшмовая. А девицу звали Цзиньэр — Золотая. Каждое утро она выходила с гонгом на улицу и зазывала в кабачок посетителей, к которым приходили потом певицы. Вот какой промысел ждал Сюээ.
Появился Пань Пятый и, ни слова не говоря, избил Сюээ. Дня два он позволил ей отоспаться, давая ей по две чашки рису в день. Потом заставил учиться играть и петь, а когда у нее не получалось, бил, отчего тело ее стало багровым. Когда она стала преуспевать, он нарядил ее в шелка, разрешил пудриться и напомаживаться. Ее заставили выходить к воротам дарить улыбки, строить глазки и шутить с прохожими.
282


Да,
Благие перемены в ней,
как видно, вовсе неспроста,
Ведь и пион-цветок пышней,
О
лишь на ухоженных кустах0.
Тому свидетельством стихи:
Бежать куда — тупик?! Где сыщется приют?
По северу кружить — и броситься на юг.
Угаснуть где в ночи цветастым облакам?
Сон месяцу вослед уносит к кабакам.
Так Сюээ оказалась в кабачке, но и тут Небо не забыло ее. Однажды начальник Чжоу направил Чжан Шэна закупить несколько десятков даней дрожжей, намереваясь запастись на зиму вином. Лю Спрут, едва узнав о прибытии зятя, сейчас же велел прибрать в кабачке. Наверху, в одном из лучших номеров, на столе стояли закуски и вино, чарки и блюда со свежими фруктами. Вино было припасено лучшее, ждала своего часу живая рыба.
Чжан Шэна пригласили занять почетное место на возвышении. Кабатчик подогревал вино.
— Кого из певиц изволите позвать, дядя Лю? — спросил он Спрута.
— От Вана позови Старшую сестрицу, — перечислял Спрут, — от Чжао — Цзяоэр, а от Паня — Цзиньэр с Юйэр. Пусть они ублажают зятюшку Чжана.
— Слушаюсь! — отозвался кабатчик и спустился вниз.
Немного погодя на лестнице раздался смех. Наверх поднялись
четыре певицы. Разодетые в тонкие яркие шелка, они пестротою нарядов напоминали букет цветов. Они отвесили по четыре низких поклона гостю, грациозно склоняясь, будто ветки под тяжестью цветов. Развевались их расшитые узорами пояса. Они встали в сторонку, и Чжан Шэн вперил в них свой свирепый взор. И что удивительно! Одна из певиц живо напомнила ему Сюээ — кухарку с кухни его господина, которую прогнала его Старшая госпожа. «Но как она могла попасть в певицы?» — подумал он. — «Как она очутилась в этих краях?». Сюээ, вглядевшись, тоже узнала Чжан Шэна, но молчала.
— Откуда вон та певица? — спросил он Спрута.
283


— Не скрою, зятюшка, — отвечал тот. — Это Юйэр и Цзиньэр из дома Паня Пятого. А вон эта — Ван Старшая. Та — Чжао Цзяоэр.
— Ван Старшую я знаю, — проговорил Чжан. — Но мне знакомо лицо Юйэр. — Он подозвал ее и спросил шепотом. — Ты не Сюээ из дома его превосходительства? Как ты сюда попала?
— В двух словах не расскажешь, — проговорила она, и слезы потекли у нее из глаз. — Меня тетушка Сюэ продала сюда обманом за двадцать пять лянов. Тут обучили служить на пирах и принимать гостей.
Чжан Шэн давно заглядывался на красивую Сюээ, а теперь влюбился в нее. Сюээ всячески старалась услужить гостю. Их беседа становилась все интимней и откровенней. Немного погодя они с Цзиньэр взяли лютни и, пока Чжан осушал кубок, спели ему романс на мотив «Четыре слитка золотых»:
Казалось, в любви задолжала ему,
Но пропасть меж нами — любовь ни к чему.
Ланиты в слезах. Как коварное море,
Непреодолимо глубокое горе.
Что ныне осталось от пламенных клятв?!
Лишь гарь пепелища и в воздухе чад.
За что мне, предатель, мучения эти?
Ведь я же люблю всех сильнее на свете!
Певицы умолкли, и взметнулись чарки, заходили кубки. Чжан Шэн, казалось, пировал среди букетов ярких цветов. Незаметно он захмелел. Ведь деньги, женщины и вино — кто перед ними устоит!
Влюбленный Чжан Шэн два вечера оставался у Сюээ. И на ложе она шептала ему клятвы, старалась ублажить как только могла. Они резвились, словно рыбы в воде, так что их услады невозможно описать.
Утром, когда Чжан Шэн умылся и причесался, Лю Спрут загодя велел накрыть стол, желая подкрепить зятя после бурной ночи. На столе его ожидало вино и кушанья в больших блюдах и чашах. После обильной трапезы Чжан Шэн стал собираться в путь. Досыта накормили лошадей, и, нагрузив поклажу, сопровождаемый слугами Чжан Шэн пустился в обратный путь. Сюээ он оставил три ляна серебра.
284


— Смотри за ней, чтобы никто у меня ее не обижал! — наказал он Спруту.
С тех пор всякий раз когда Чжан Шэн приезжал на пристань, он останавливался в кабачке у Сюээ. По нескольку лянов серебра перепадало от него ежемесячно Паню Пятому. Потом Чжан откупил возлюбленную. Сюээ перестала принимать гостей. Лю Спрут, стараясь изо всех сил ублажить зятя, не брал с нее платы за жилье. Обирая других певичек, он стал сам выплачивать откупные за Чжан Шэна, а помимо того снабжал Сюээ пропитанием и дровами.
Тому свидетельством стихи:
Когда мы лукавим,
у сильных идем в поводу,
Не беды нас ищут —
мы сами накличем беду.
Как часто,
коль плотским желаньям в себе потакаешь,
Красотка не дразнит —
ты голову сам потеряешь.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
285


Пинъанъ крадет заложенные драгоценности. Тетушка Сюэ оказывается ловкой заступницей.


Афоризмы гласят:
В дни благоденствия
будь умерен и сдержан;
Страшно, когда разорен ты, судьбою отвержен.
В пору могущества
в меру пользуйся властью;
Силы лишасъ,
ты познаешь обиды, напасти.
Оберегай же
и счастье свое и достаток,
Срок полновластия
вдруг да окажется краток!..
Силы, богатство,
нам кажется, неистощимы,
Но исчезают
быстрее, бесследнее дыма.
Итак, Сунь Сюээ была продана в кабачок певицей, но не о том пойдет речь.
А пока перенесемся в дом Симэнь Цина. После того как покончила с собою Симэнь Старшая и У Юэнян подала на Чэнь Цзинцзи жалобу властям, умер Лайчжао, а его жена, Шпилька, оставшись с сыном Тегунем на руках, была выдана замуж. Привратником теперь стал Лайсин. Сючунь ушла в монастырь и стала послушницей у монахини Ван. Лайсин со смертью Хуэйсю жил вдовцом. Когда кормилица Жуй брала к себе Сяогэ, к ней наведывался Лайсин. Они вдвоем пили вино, которое он приносил, шутили и смеялись,
287


пока не сошлись. Не раз Жуй появлялась в покоях хозяйки румяная. Юэнян, догадываясь в чем дело, сначала обрушивалась на кормилицу с бранью, но ведь сор из избы не выносят. В конце концов хозяйка дала ей набор одежды, четыре шпильки, серебряную заколку с монограммой «Долголетие», чесалку и в благоприятный день выдала замуж за Лайсина. Днем Жуй служила на кухне и присматривала за Сяогэ, а на ночь уходила к мужу.
Настал пятнадцатый день восьмой луны. Юэнян справляла свой день рождения. В гостях у нее были невестки — жены У Старшего и У Второго, а также три монахини.
Пировали в дальней зале, а вечером все перешли в отведенный гостям для ночлега флигель Юйлоу. До второй ночной стражи монахини услаждали хозяйку житиями из «Драгоценных свитков». Чай им должна была заваривать Чжунцю, но когда Юэнян крикнула служанку, никто не явился. Тогда Юэнян самой пришлось пойти в девичью. Там она застала Дайаня и Сяоюй. Они лежали на кане в обнимку и предавались любовным усладам. Едва завидев хозяйку, Дайань с Сяоюй до того растерялись, что не знали куда деваться.
— Ах ты, вонючка проклятая! Где чай, я тебя спрашиваю? Наставницы жития читают, пора чай подавать, а вы тут чем занимаетесь?! — не желая поднимать шум, только и проворчала Юэнян.
— Чжунцю на кухне дежурит. Я ей велела чай заваривать, — опустив голову, проговорила Сяоюй и поспешно вышла.
Дайань, минуя внутренние ворота, тоже улизнул к себе.
Через два дня, когда Юэнян проводила обеих невесток и монахинь, она велела Дайаню перейти жить к Лайсину, а Лайсина перевела в помещение, которое занимал прежний привратник Лайчжао. Дайаню были заказаны две кровати, новая одежда, шапка, туфли и чулки. Сяоюй получила от хозяйки сетку для волос, серебряные и золотые головные украшения, четыре серебряных с позолоченными головками шпильки, серьги, кольца и прочие безделки, а также два набора одежд из узорного шелка и атласа. В благоприятный день ее выдали замуж за Дайаня. Днем она служила в покоях Юэнян, а на ночь перед закрытием внутренних ворот уходила ночевать к Дайаню. Каких только лакомств не таскала мужу Сяоюй. Юэнян знала об этом грешке своей горничной, но виду не подавала. Ведь, как говорится, кто любит, тот не замечает; кого любишь, тот не надоест; где одни едят, а другие глядят, там не жди ни мира, ни покоя; у сварливой хозяйки ропщут служанки.
288


Дайанъ тайком встречается с Сяоюй и женится на ней
fit安免濟玉成路


У Дянъэнь предает и испытывает позор
典典尾負心枕香


А пока расскажем о Пинъане. У него на глазах Юэнян заметно выделила Дайаня — не только одела и обула, но женила и дала отдельное жилье. А двадцатидвухлетний Пинъань, будучи на два года старше Дайаня, жил по-прежнему вместе с остальными слугами, и хозяйка не собиралась его женить.
Однажды Пинъань оказался в закладной лавке и стал свидетелем того, как приказчик Фу принял у посетителя в заклад за тридцать лянов серебра набор золотых головных украшений и позолоченный крючок для занавески, которые тот обещал через месяц выкупить, включая проценты. Приказчик Фу и Дайань, ничего не подозревая, положили драгоценности в шкаф. У Пинъаня глаза разгорелись на золото. Выкрал он драгоценности вместе со шкатулкой и отправился в заведение, где хозяином был У Длинноногий, державший певиц Сюэ Цуньэр — Заботливую и Баньэр — Компанейскую. Две ночи провел с ними Пинъань. Он швырял деньгами, что не ускользнуло от зоркого глаза вышибалы. Доглядев в шкатулке у Пинъаня золото, вышибала сделал вид, будто отправляется за вином и покупками хозяйке, а сам пошел да шепнул сыщику. Задержанного Пинъаня наградили пощечинами и повели под стражу.
И надо же было тому случиться! Как раз в это время по улице верхом на коне проезжал У Дяньэнь. Он был недавно назначен приставом и над головой у него висела дщица-мандат.
— Кого задержал? — спросил он.
— Докладываю! — опустившись на колени, говорил сыщик. — Задержан подозрительный. Ночует у певиц. Имеет при себе золотые дамские украшения.
— Приведи ко мне! — распорядился У Дяньэнь. — Сам допрошу.
Пинъаня доставили в участок. За столом сидел У Дяньэнь. По обеим сторонам выстроились рядами вооруженные подручные. Сыщик ввел связанного Пинъаня, который сразу узнал У Дяньэня. «Да это же наш бывший приказчик, — подумал Пинъань. — Он меня отпустит».
— Меня зовут Пинъань, — обратился он. — Я из дома Си- мэнь Цина.
— Если ты слуга, то зачем ходишь к певицам? — спрашивал У Дяньэнь. — А золото как к тебе попало?
— Матушка Старшая одалживала своей родственнице золотые украшения, — пытался объяснить Пинъань. — Меня за ними
291


послала. Возвращался я поздно. Городские ворота закрыли. Пришлось заночевать у певицы. Тут меня и задержали.
— Не ври, рабское отродье! — заругался У Дяньэнь. — Неужели у твоей хозяйки столько золота и серебра, что она доверяет его какому-то слуге, чтобы тот ночевал с ним у певиц! Украл ты эти украшения! Так и говори! Не то пытать велю.
— Правда, родственнице одалживали, — настаивал слуга. — Меня хозяйка за ними послала. Зачем мне вас обманывать!
У Дяньэнь вышел из себя.
— Вот разбойник, рабское отродье! Видать, без пыток от него правды не добьешься! — закричал пристав и крикнул подручных. — А ну-ка несите тиски! Пытать негодяя!
Пальцы Пинъаня зажали в тиски. Он орал как резаный.
— Батюшка! Пощадите, не надо! — кричал он. — Всю правду скажу.
— Скажешь правду, пощажу!
— Набор золотых головных украшений и позолоченный крючок я в закладной лавке украл, — признался Пинъань.
— Зачем же ты их украл, а?
— Мне двадцать два года, батюшка. Хозяйка обещала мне невесту подыскать, а женила другого слугу, Дайаня. Он же на два года меня моложе. Зло взяло, вот и украл...
— Должно быть, хозяйка с этим Дайанем путалась, вот и поспешила его женить, так что ли? — выпытывал У Дяньэнь. — Не бойся, правду говори! Скажешь, как есть, отпущу.
— Вот этого я не знаю, — промолвил Пинъань.
— Не скажешь, так тисков у меня отведаешь.
Подручные опять приспособили тиски.
— Батюшка! Пощадите! — умолял Пинъань. — Все скажу.
— Ну то-то же! — протянул У Дяньэнь и распорядился повременить с тисками. — Говори и выйдешь на свободу.
— Да, моя хозяйка в самом деле жила со слугой Дайанем, — заявил он. — Дайань хотел жениться на горничной Сяоюй, и хозяйка, ни слова не говоря, одарила горничную нарядами, украшениями и выдала за Дайаня.
Тут У Дяньэнь велел писарю записать показания Пинъаня, а его самого оставить под стражей впредь до ареста и допроса У Юэнян, Дайаня и Сяоюй.
Но перенесемся пока в закладную лавку. Когда приказчик Фу обнаружил пропажу золотых вещей, на нем не было лица. Он стал спрашивать Дайаня.
292


— Но я ничего не знаю, — отвечал тот. — С меня лавки лекарственных трав хватает, а закладная на твоей ответственности.
— Я помню, как положил шкатулку в шкаф, — недоумевал Фу, — куда она могла деться?
Стали разыскивать Пинъаня, но его и след простыл. Приказчик Фу в панике клялся и божился, что ума не может приложить, куда пропали золотые вещи.
— Не нашли еще ваших вещей, — только и отговаривался он, когда в лавке появился владелец. А приходил он не раз. Получая все тот же ответ, владелец поднимал у дверей лавки крик и шум.
— Я им на месяц закладывал, — кричал он. — Я с ними сполна расплатился и проценты вернул, а они не хотят мне вернуть вещи! Мои украшения и крючок стоят семьдесят-восемьдесят лянов серебра, не меньше!
Когда Пинъань не пришел ночевать, приказчику Фу стало ясно, чьих это рук дело. Во все концы были посланы слуги на розыски Пинъаня, но обнаружить его не удалось, а владелец заложенных ценностей опять поднял шум. Приказчик Фу, переговорив с хозяйкой, готов был выплатить полсотни лянов, но тот и слушать не хотел.
— Одни украшения стоят шестьдесят лянов, — говорил он. — Да крючок с камнями и жемчугом — десять лянов. Мне семьдесят лянов причитается.
Приказчик прибавил еще десять лянов, но владелец стоял на своем, и между ними начался спор. Пока они торговались, Юэнян доложили:
— Ваш слуга Пинъань пойман с украденными золотыми украшениями в кабачке у певицы. Он находится под стражей в распоряжении пристава У. Скорее пошлите кого-нибудь опознать вещи.
— У Дяньэнь стал приставом? Это же наш бывший приказчик! — воскликнула Юэнян и пригласила старшего брата на совет.
Без промедления составленная доверенность была передана приказчику Фу, который на другой же день отправился к приставу за драгоценностями. Ведь будь они возвращены своему хозяину, сразу успокоились бы и он, и закладчик, прекратились бы крики и шум у лавки. Приказчик полагал, что У Дяньэнь вспомнит прошлое и отдаст золотые вещи.
— Ах ты, старый пес, рабское отродье! — неожиданно набросился на приказчика У Дяньэнь и приказал подручным схватить его, раздеть и бить.
293


Приказчика Фу раздели и долго держали нагим. Наконец-то пристав смилостивился.
— Мне ваш слуга свидетельствовал, — заявил У Дяньэнь. — Ваша хозяйка, урожденная У, состояла, оказывается, в тайной связи со слугой Дайанем. Я доложил властям. Вот выдам ордер на арест госпожи Симэнь и устрою очную ставку. А ты, старый хрыч, собачья кость, еще смеешь вещи требовать!
У Дяньэнь продолжал ругать приказчика, обзывая рабским отродьем и старым псом, после чего отпустил. Перепуганный Фу бросился домой. Скрывать случившееся он не посмел и обо всем доложил У Юэнян.
Не услышь такого Юэнян, все бы шло своим чередом, а тут воистину:
На восемь частей разлетелись опорные сваи,
И снег заметает, и лед прямо глыбами валит.
Руки-ноги онемели от неожиданности. Да вдобавок владелец вещей опять поднял крик.
— Где мои украшения? — во весь голос ворчал он. — Ни вещей не дают, ни серебра. Только завтраками кормят: нынче принесем да завтра отдадим. Но где же они, где, я вас спрашиваю? Совсем обнаглели!
Приказчик Фу, упрашивая как только мог, старался увести его от дому.
— Ну обождите уж еще денек-другой, — умолял он. — Вернем вам вещи. А нет, хорошую цену дадим.
— Погоди, я главе нашего дома доложу, — проговорил он. — Что он скажет.
С этими словами владелец вещей удалился. Юэнян ходила хмурая. Одна беда за другой свалилась на ее голову.
— Ступай дядю У Старшего пригласи! — наказала она слуге. — Посоветоваться надо.
— Может, тебе сходить да самому попросить У Дяньэня уладить дело, а? — предложила брату Юэнян.
— Похоже, так его не упросишь, — отозвался У Старший. — Взятки ждет.
— А когда его в чин производили, так сам, покойник, за него хлопотал, — не унималась Юэнян. — Помню сотню лянов серебра ему преподнес и расписку не взял. Так-то он, выходит, за добро отплачивает?
294


— Что говорить, сестра! — воскликнул У. — Удивляться не приходится. Доброе забывается. Разве он один такой!
— Брат, будь добр, сделай одолжение! — упрашивала Юэнян. — Подумай, как бы это сунуть ему несколько десятков лянов. Только бы вещи получить да избавиться от неприятностей.
Она угостила брата и проводила до ворот.
И надо ж было случиться! Вот совпадение! Как раз в это время у ворот проходила тетушка Сюэ с корзиной цветов на руке. Она вела с собой девочку-подростка. Юэнян окликнула сваху.
— Далеко ли, тетушка Сюэ, путь держишь? — спрашивала Юэнян. — Что к нам не заглядываете?
— Хорошо вам говорить, матушка, — отозвалась сваха. — А я эти дни совсем закружилась. Как нарочно, то одно то другое. Младшая госпожа сколько раз за мной присылала! А я так и не выбралась.
— Ну, пошла городить! Уж и Младшая госпожа тут как тут появилась!
— Не Младшая она теперь, а хозяйкой дома стала полновластной, — уточнила Сюэ.
— Как же это так? — удивилась Юэнян.
— А вы разве не слыхали, почтеннейшая сударыня? — удивилась сваха. — Счастье ей подвалило, да какое! Сын у нее родился. А хозяйка скончалась. Господин начальник гарнизона ее хозяйкой и сделал. Титулованной дамой стала. Сунь Вторая ей место уступила. Она двух кормилиц завела, четырех горничных купила. Двух любимиц-певиц в покоях держит. Его превосходительство, правда, с ними делит ложе. Стоит ей только наказать кого, палками избивают. И тут уж сам хозяин ничего не может поделать, потому что боится ей не угодить. На днях как-то, не знаю уж из-за чего началось, только досталось от нее госпоже Сюээ. Аж волосы летели! Средь ночи за мной послала, чтобы я ее из дома взяла. За восемь лянов продать велела. У Сунь Второй одна горничная, Хэ- хуа, и осталась, а у нее целых четыре да две кормилицы. И все твердит — мало. Матушка Вторая ни в чем ей не перечит, так около нее и ходит, во всем потрафляет. В прошлый раз сказала: «Тетушка, говорит, нашла бы ты мне молоденькую служанку. А то моя, говорит, ни шить, ни стряпать не умеет. А работы у нее всякой — хоть отбавляй». Вот и нынче. Я еще спала, а Младшая госпожа за мной чуть свет присылала. Да не один раз. Велит прийти без задержки. Требует у меня пару отделанных бирюзою наколок в форме плывущих облаков и брошь с девятью серебряными фениксами. Чтобы в
295


клювах держали нить жемчуга, а внизу ее украшала золотая дщица и с подвесками из сапфиров и рубинов. Пять лянов дала, а как они улетели, и сама не пойму. До сих пор заказ не отнесла. Захожу вот тут к ней, так она меня отчитала! Служанку ей веду.
— Зайди! Надо поглядеть, что за наколки, — пригласила ее Юэнян и проводила в дальние покои.
Сюэ проследовала в гостиную, села и достала из корзины украшения. Они поражали тонкостью отделки. В четыре пальца шириною наколка накрывала всю прическу. Ярко блестело золото, красиво переливалась обильная бирюза. У девяти фениксов в клювах красовалась нить редкостных жемчугов. Изумительная филигранная выделка!
— Эта брошь мне встала в три с половиной ляна серебра, — говорила Сюэ, — а наколка — в полтора. Так что я ни медяка не заработала.
Пока они разговаривали, явился Дайань.
— Опять за украшениями приходил, — доложил он. — Кричал, требовал. До каких, дескать, пор я ждать буду. Если, говорит, завтра не будет вещей, приказчика куда надо доставлю. Там разберут. Дядя Фу расстроился и ушел домой. Тот тоже пошумел и исчез.
— Что случилось, матушка? — поинтересовалась сваха.
Юэнян тяжело вздохнула.
— Видишь ли, дело-то какое! — начала она. — Пинъань украл из закладной лавки золотые головные украшения и позолоченный крючок. С ними скрылся за городом в кабачке. Там его задержал пристав У и посадил под стражу. А теперь владелец вещей нам покою не дает, крик поднимает. Да тут еще пристав решил воспользоваться нашими затруднениями, вещи задерживает, вымогательством занимается. Приказчика Фу избил, денег требует. Как заполучить драгоценности, прямо ума не приложу. Со смертью хозяина все беды свалились. До чего же тяжело сносить все обиды!
Юэнян прослезилась.
— Дорогая вы моя матушка! — обратилась к ней Сюэ. — А почему бы вам не воспользоваться еще одной возможностью? Написали бы Младшей госпоже записочку, а я бы от себя попросила. Пусть его превосходительство пошлет к приставу посыльного. Он ему не то что одни — десяток украшений выдаст.
— Да ведь начальник гарнизона Чжоу — чин военный, — отвечала Юэнян. — Подчинится ли ему пристав?
296


— А вы разве не слыхали, матушка?! — воскликнула Сюэ. — Императорский Двор дал господину Чжоу самые широкие полномочия. Речные пути, довольствие войска и конницы — все теперь в его ведении, борьба с разбойниками и пиратами тоже под его началом.
— Тогда я попрошу тебя, дорогая, будь добра, передай от меня поклон госпоже Пан и просьбу мою выскажи, — обратилась к свахе Юэнян. — Пусть она замолвит господину Чжоу. Как говорится, один проситель двух хозяев не беспокоит. Может, он распорядится, пристав и вернет украшения. Я тебе пять лянов серебра не пожалею.
— Деньги, моя дорогая матушка, дело второстепенное, — сказала Сюэ. — Могу ли я отказать вам, почтеннейшая, видя, до какой степени вы встревожены! Велите написать просьбу! Я даже пить чай не буду. Сейчас же пойду и поговорю с госпожой Пан. Если мне удастся вам помочь, я вам немедленно дам знать, матушка.
Юэнян велела Сяоюй угостить сваху чаем.
— Нет, не буду, — отказалась Сюэ. — Поздно уже. Лучше велите записочку написать, да пойду я. Ведь, знаете, все заботы на мне.
— Знаю, но ты целый день на ногах, — не унималась хозяйка. — Перекуси хоть немножко.
Сяоюй накрыла стол, подала чай и закуски. За компанию с Сюэ села Юэнян. Тетушка Сюэ угостила сладостями девочку-служанку.
— Сколько ей лет? — спросила Юэнян.
— Двенадцать.
Немного погодя Дайань составил письменную просьбу. Сваха, покончив с чаем, спрятала ее в рукав и откланялась. С корзиной цветов на руке она вышла за ворота и, петляя из переулка в переулок, направилась прямо к дому начальника гарнизона.
Чуньмэй еще нежилась в постели, когда к ней вошла горничная Юэгуй.
— Тетушка Сюэ пришла, — доложила она.
Чуньмэй наказала Цуйхуа открыть окна. Яркие лучи солнца залили спальню.
— Вы все еще почиваете, матушка? — проговорила вошедшая к ней сваха и, поставив корзину, отвесила земной поклон.
— Вины за тобой вроде нет, чего же челом-то бить! — говорила Чуньмэй. — А я что-то неважно себя чувствую. Вот и пролежала. Ну, а как наколка и брошь?
297


— Вещи эти затраты немалого труда требуют, — начала Сюэ. — Только вчера вечером от ювелира получила. Собралась к вам, матушка, а вы уж за мной прислали.
Тетушка Сюэ достала украшения. Наколка не вызвала у Чунь- мэй особого восторга. Она убрала драгоценности в коробку и велела Юэгуй положить их на место, а тетушку Сюэ угостила чаем. Сваха крикнула девочку.
— Земной поклон матушке! — приказала сваха.
— А эта еще откуда? — спросила Чуньмэй.
— Матушка Вторая не раз меня просила, — отвечала сваха. — Хэхуа у нее на кухне занята. Надо, говорит, девочку подыскать, рукоделию обучить. Вот и привела. Двенадцать годков, из деревни девчонка. Сойдет, думаю, на худой конец. Такую только шитью и учить, как щенка дрессировать.
— Уж брать, так брать городскую, — заметила Чуньмэй. — Все порасторопнее. А деревенским хоть кол на голове теши. Мне вот тут как-то мамаша Чжан двух деревенских привела — Шэн- цзинь, Золотой Самородок, одиннадцати лет и Хобао, Живое Сокровище, — двенадцати. Ну никуда! И просила-то всего по пять лянов. Мать у ворот серебро ждала. Ладно, говорю, оставь, посмотрю, как служить будут. Пусть, говорю, завтра за деньгами приходит. Служанки их рисом и мясным наваром накормили. И что же? Слышу: на рассвете у них там шум поднялся. В чем дело, спрашиваю. Оказывается, Шэнцзинь всю постель обгадила, а Хобао в штаны напрудила. И смех и грех. Дождалась я мамашу Чжан и велела увести девчонок. А за эту сколько просят?
— Немного, матушка, — сказала Сюэ. — Всего четыре ляна. Отец у нее в солдаты идет.
— Отведи ее в покои матушки Второй, — распорядилась Чуньмэй горничной Хайтан. — А за деньгами пусть завтра придет. — Хозяйка кликнула Юэгуй: — Ступай подогрей большой кувшин. Там должно быть чжэцзянское вино. Да коробку сладостей прихвати. А то тетушка Сюэ скажет: с раннего утра, мол, одним вином потчуют.
— Не стоит мне вина подогревать, сестрица Юэгуй! — проговорила Сюэ. — Мне еще надо с твоей хозяйкой поговорить. И меня уже покормили.
— Кто же это тебя угощал, а? — поинтересовалась Чуньмэй.
— Я ж только что от Старшей госпожи! — воскликнула сваха. — Она меня и угощала. А как она плакала, когда про беду свою рассказывала. Горе-то у нее какое! — И сваха поведала о неприят¬
298


ности, случившейся с Юэнян. — Пинъань, выкрав заложенные головные украшения и позолоченный крючок, скрылся за городом у певицы, был задержан приставом и отведал тисков, а тем временем владелец свои вещи требовал, шум подымал. Матушка Старшая за вещами посылала приказчика Фу, но пристав У приказал его бить, обругал и выгнал. Приказчик чуть живой домой пришел. А ведь пристав У служил когда-то в приказчиках у покойного батюшки Симэня. Он же ему и чин-то выхлопотал. А тот все милости забыл: благодетелей поносит, слугу наказывает, хозяйку грозится под стражу взять, а вещи возвращать и не думает — деньги вымогает. Вот Старшая госпожа и попросила меня низко вам кланяться, матушка. Не мог бы, говорит, его превосходительство войти в ее положение, сжалиться над беззащитной вдовой. Если, конечно, пристав состоит в подчинении его превосходительства. Она очень меня просила поговорить с вами, матушка. Умоляла замолвить слово его превосходительству. Ей только бы заполучить вещи да вернуть владельцу. Она сама хотела прибыть с выражением сердечной вам благодарности, матушка.
— Думаю, ее волнения напрасны, — сказала Чуньмэй. — Как только муж вернется со службы нынче вечером, я с ним поговорю. А она мне написала?
— Просила вручить письменную просьбу, — Сюэ достала из рукава записку.
Чуньмэй пробежала ее глазами и положила на подоконник.
Немного погодя на столе появились разнообразные закуски и рис. Юэгуй поставила огромные серебряные кубки, наполнила один из них до самых краев и поднесла свахе.
— Матушка, дорогая вы моя! — воскликнула Сюэ. — Да мне такой и не осилить!
— Ничего, осилишь! У твоего старика, небось, побольше, да справляешься, — пошутила Чуньмэй. — Ради меня осиль. А то велю Юэгуй, она в тебя силой опрокинет.
— Прежде закусить бы не мешало, — проговорила сваха. — Подкрепиться немножко.
— Чего ж ты меня обманывала, а? — подхватила Чуньмэй. — То говоришь — поела, а теперь выходит — натощак пришла.
— Да я всего-то пару пирожков пропустила, да в какую рань!
— Выпейте, мамаша, кубок, — потчевала Юэгуй. — Потом я вам сладостей подам. А то моя матушка решит, что от меня нет никакого проку и накажет.
299


Тетушке Сюэ ничего другого не оставалось, как осушить кубок, после которого в груди у нее так и запрыгало, словно ей туда резвого олененка посадили. Чуньмэй дала знак Хайтан. Та наполнила большой кубок и поднесла свахе.
— Матушка, дорогая вы моя! — отставляя кубок, взмолилась Сюэ. — Да мне больше ни капли не выпить.
— Вы, мамаша, Юэгуй отказали, не откажите мне, — не унималась Хайтан. — Матушка меня накажет.
Тетушка Сюэ тут же встала из-за стола и упала на колени.
— Ну ладно уж! — смилостивилась Чуньмэй. — Угости-ка мамашу вон теми пирожками. Тогда и вино пойдет.
— Кто еще так позаботится о вас, мамаша, как я! — воскликнула Юэгуй. — А какие я вам пирожки-розочки припасла! С фруктовой начинкой. Кушайте, мамаша!
С этими словами горничная подала целое блюдо нежных пирожков, но тетушка Сюэ отведала только один. А остальные Чуньмэй велела ей захватить с собой.
— Самого угостишь, — добавила хозяйка.
От вина тетушка зарделась и, прикрывая лицо, начала вываливать из блюда в пакет жареное мясо, соленую и копченую гусятину. Потом она завернула пакет в холстину и спрятала узел в рукав. Хайтан все же удалось всеми правдами и неправдами заставить сваху пропустить еще полкубка. Ее потчевали до тех пор, пока она не поперхнулась. Тут только от нее отступили и убрали со стола.
— За ответом завтра приходи, — наказала Чуньмэй. — За девчонку расплачусь.
Чуньмэй послала Хайтан узнать у Сунь Второй, намерена ли она оставить служанку.
— Матушка Вторая берет девочку, — передала, воротившись, Хайтан. — Просила вас заплатить.
Тетушка Сюэ откланялась.
— Мамаша! — окликнула ее перед уходом Чуньмэй. — Только не прикидывайся, будто знать не знаешь, ведать не ведаешь! Наколка мне не нравится. Завтра другие показать принеси.
— Помню, помню, матушка, — отозвалась сваха. — Может, велите проводить? Как бы собака за ногу не схватила.
— У меня собака знает кого кусать — заметила шутя Чуньмэй. — Если и схватит, так отпустит.
Чуньмэй велела Ланьхуа проводить сваху за калитку, однако хватит пустословить.
300


На закате со смотра войск возвращался столичный воевода Чжоу. Он восседал на боевом коне, над которым несли мандат начальника гарнизона и голубое знамя. Его сопровождал отряд воинов, вооруженных скрестившимися секирами. Начальник проследовал в дальнюю залу дома, где служанки помогли ему раздеться, а оттуда в спальню к Чуньмэй и сыну. У него было хорошее настроение. Когда он сел, Юэгуй и Хайтан подали чай. Он рассказал, как прошел смотр.
Немного погодя на столе появились кушанья. После трапезы зажгли огни и подали вино.
— Дома все в порядке? — спросил хозяин.
Чуньмэй подала ему принесенную свахой записку.
— Видишь ли, дело какое, — начала Чуньмэй. — Пинъань, слуга У Юэнян, украл головные украшения, был схвачен приставом и заключен под стражу. Но пристав У не хочет возвращать вещи. Под пытками он принудил Пинъаня оклеветать хозяйку в тайной любовной связи, а теперь вымогает деньги, грозится передать дело уездным властям.
— Так это же дело подлежит разбирательству у меня! — воскликнул Чжоу, прочтя просьбу. — Причем тут уездные власти! Вот негодяй, этот пристав! Завтра же выдам ордер на его арест. Да! У Дяньэнь, кажется, служил у них в приказчиках, возил подношения императорскому наставнику в столицу, оттого и получил чин. Как же он смеет возводить клевету на свою бывшую хозяйку?!
— Вот так получилось! — поддержала мужа Чуньмэй. — Ты уж помоги ей.
На том и закончился вечер.
На другой день У Юэнян было предложено составить жалобу. Начальник гарнизона написал свое решение и вложил в пакет, на котором значилось:
«Ставка начальника Шанъдунского гарнизона в связи с расследованием дела о хищении приказывает доставить в ее распоряжение как похитителя, так и пристава с конфискованными вещами. Выполнение возлагается на предъявителей сего распоряжения Чжан Шэна и Ли Аня».
Получив пакет, Чжан Шэн и Ли Ань направились первым делом к У Юэнян. Она угостила их вином и закусками и одарила каждого на туфли ляном серебра.
Поскольку приказчик Фу все еще не вставал с постели, к У Дяньэню отправился У Второй.
301


Тем временем Пинъань сидел под стражей уже несколько дней, а от хозяйки никто не появлялся. У Дяньэнь позвал писаря и велел ему писать бумагу властям. Но тут прибыли посыльные от начальника гарнизона и предъявили У Дяньэню пакет, на котором красной тушью предписывалось доставить его, пристава, а равно и похитителя с конфискованными вещами. В пакете У Дяньэнь обнаружил жалобу Юэнян и, придя в замешательство, принялся ни с того ни с сего угождать Чжан Шэну и Ли Аню, сунув каждому по два ляна серебра, затем без промедления составил бумагу, переправил в ставку Пинъаня и направился туда сам.
Долго ему пришлось ждать разбирательства. Наконец, начальник Чжоу открыл присутствие. По обеим сторонам от него стояли рядами его подчиненные. Ввели доставленных. Пристав У вручил начальнику бумагу.
— Это дело подлежит рассмотрению здесь! — прочитав ее, заявил Чжоу. — Почему не доложил сразу? Почему не переправил похитителя, а? С какой целью тянул до сих пор? Взятки ждал, да?
— Ваше превосходительство! — заговорил У Дяньэнь. — Я только что составил бумагу с намерением переправить дело вам, ваше превосходительство, но тут ко мне явились с распоряжением...
— Ах ты, сукин сын! — закричал Чжоу. — Да кто ты такой есть! Что у тебя за чин, что за звание! Как ты посмел так бесцеремонно попирать закон и порядок! Как ты дерзнул бросать вызов тем, кто стоит над тобой! Эдиктом Его Императорского Величества Двора мне велено обеспечить покой здешних мест. Я обязан заниматься искоренением разбойников и пиратов на водных путях, а равно надзирать за состоянием войск. Мои обязанности четко определены и тебе известны, но ты все-таки присваиваешь себе чужие прерогативы. Почему ты не известил меня о краже? Ты взял на себя право судить и пытать преступников. Ты возводишь поклепы на невиновных. И все с целью вымогательства и лихоимства.
Выслушав его у ступеней, пристав У Дяньэнь снял чиновничью шапку и принялся бить челом.
— Мне надлежало бы наказать тебя, сукин ты сын, но я прощаю тебя на этот раз, — предупредил Чжоу. — Если же замечу подобное в дальнейшем, разделаюсь по всей строгости закона. Так и попомни!
Вызвали Пинъаня.
-Ну, а ты, рабское отродье, — обратился к нему начальник. — Мало того, что обокрал, да еще и оклеветал хозяйку. А ну как остальные начнут с тебя пример брать, тогда никому и слуг дер¬
302


жать не захочется. — Чжоу кликнул подручных. — Всыпать три десятка больших батогов! А вещи опечатать и вручить владельцу.
Начальник вызвал У Второго. Тот протянул доверенность на получение вещей, которые и были ему возвращены. До дома Си- мэнь Цина У Второго сопровождал с визитной карточкой Чжан Шэн.
Довольная таким оборотом дела Юэнян угостила Чжан Шэна и одарила ляном серебра. Чжан Шэн по возвращении доложил начальнику Чжоу и Чуньмэй, как его приняла Юэнян.
Приставу У Дяньэню этот арест Пинъаня обошелся в кругленькую сумму.
Юэнян возвратила владельцу его головные украшения и позолоченный крючок.
Убедившись, что это те самые заложенные вещи, он ни слова не говоря ушел. А приказчик Фу от расстройства схватил лихорадку и, хотя чем его только ни лечили, дней через семь, увы, испустил дух. После пережитой неприятности Юэнян решила распродать вещи по собственной цене их владельцам и закрыла лавку. Теперь на повседневные расходы у нее осталась только лавка лекарственных трав, где управлялись брат У Второй и Дайань, но не о том пойдет речь.
Однажды У Юэнян послала за тетушкой Сюэ и, когда та явилась, она вручила ей три ляна серебра.
— Я не возьму, — отказывалась сваха, — а то узнает матушка, обидится на меня.
— Я не могу тебя отпустить с пустыми руками, — говорила Юэнян. — Сколько я тебе хлопот доставила! А ты ей не говори.
Юэнян купила четыре блюда закусок, свиную тушу, жбан южного вина и кусок шелку, чтобы отблагодарить Чуньмэй, и попросила тетушку Сюэ сопровождать Дайаня. Слуга, одетый в темное шелковое платье, нес в крашеной золотом шкатулке лист подношений. Они проследовали в дальнюю половину дома. Сюэ провела Дайаня в залу, куда к ним вышла Чуньмэй. На голове у нее красовались золотые шпильки, брошь-феникс и шапка с золотым «мостиком»1. Одета она была в узорную кофту и парчовую юбку. Ей прислуживала целая свита горничных и кормилиц.
Дайань пал ниц и бил челом. Чуньмэй распорядилась накрыть стол, чтобы угостить Дайаня.
— Но что я такого сделала! — говорила она. — Напрасно так беспокоилась твоя матушка. Сколько всего прислала! Ввела я ее в
303


расходы! Господин Чжоу наверняка не решится принять столь щедрые подношения.
— Из-за Пинъаня моей матушке пришлось причинить вам с батюшкой столько хлопот, — говорил Дайань. — Примите, прошу вас, эти скромные знаки признательности. Они вам сгодятся угостить слуг.
— Неудобно как-то, — заметила Чуньмэй.
— Если вы не примите, дорогая моя, на меня тамошняя хозяюшка обидится, — сказала сваха.
Чуньмэй пригласила мужа. Решили принять свиную тушу, вино и закуски, а кусок шелка отправили назад Юэнян. Дайань получил в награду платок и три цяня серебра, носильщикам дали два цяня.
— Как себя чувствует хозяйкин малыш? — спросила Чуньмэй.
— Резвый мальчик и такой игрун! — отвечал Дайань.
— А ты давно стал носить мужскую прическу? Когда вас с Сяоюй поженили?
— В восьмой луне.
— Кланяйся своей матушке и поблагодари за щедрые дары, — наказала Чуньмэй. — Я была бы рада видеть ее у себя в гостях, но господин Чжоу, к сожалению, должен уехать по служебным делам. Я бы хотела в первой луне навестить матушку, в день рождения ее сына.
— Я непременно передам ваше намерение, — заверил ее Дайань. — Матушка будет вас ждать.
На этом Чуньмэй отпустила Дайаня.
— Ты ступай, а мне еще с госпожой поговорить надо, — сказала ему сваха, когда они вышли за ворота.
Дайань со шкатулкой вернулся домой.
— Видите ли, матушка, — обратился он к Юэнян, — господин Чжоу принял только свиную тушу, вино и закуски, а шелк вернул. Госпожа Чуньмэй меня в дальние покои пригласила, чаем и сладостями угощала. Справлялась о здоровье Сяогэ, про дом расспрашивала. Мне платок и три цяня дала, а носильщикам — два. Просила вас отблагодарить, матушка, за щедрые дары. Сперва брать не хотела, потом мы ее с тетушкой Сюэ уговорили. Ей хотелось бы вас пригласить в гости, матушка, но господин Чжоу на днях уезжает по делам. Она собирается вас навестить после Нового года, в первой луне, когда будет рождение Сяогэ. Она пять комнат занимает, разодета в шелка и парчу. Носит шапку с золотым «мостиком». Пополнела и вроде выше ростом стала. Горничные да кормилицы так за ней и ходят.
304


— Что, она действительно ко мне в гости собирается? — переспросила Юэнян.
— Да, так и сказала.
— Тогда надо будет кого-то послать, чтобы ее встретили. А где же тетушка Сюэ?
— Она там осталась, — отвечал слуга. — С хозяйкой у нее разговор.
С тех пор дружба между обоими домами не прекращалась.
Да,
Бывает меж людьми
или тепло, иль холод.
Кто низменен и подл,
кто дум высоких полон.
Тому свидетельством стихи:
Нам по жребию достаются
то ли гибель, то ль прои,ветанье;
Срок земного существованья
не продлить, если весь он прожит.
Человек своего добьется,
если есть у него желанье;
Но когда в мошне его пусто,
и талант ему не поможет.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
305


Чуньмэй прогуливается по саду прежней усадьбы.
Начальник гарнизона посылает Чжан Шэна на поиски Цзинцзи.


Возможно ль, чтоб при тощем кошельке пиры большие часто задавались?
На людное застолье изведешь
вина и снеди давние припасы.
Не до гостей, когда и конь твой пал,
и слуги постепенно разбежались;
В осевший дом веселье не войдет,
смех не звенит у рухнувшей террасы.
Все земли, что в аренду ты забрал,
к землевладельцу отойдут обратно;
Кто золото и жемчуг промотал,
тот и жену свою продаст, пожалуй.
За ссудой обратиться к богачу
в душе уже решившись, вероятно,
Вдруг рта не смеешь от стыда раскрыть:
нет, лезть в долги, конечно, не пристало.
Так вот. Быстро шло время. Словно челноки, проносились дни и месяцы. Настал двадцать первый день первой луны. После совета с начальником гарнизона Чжоу Чуньмэй приготовила жертвенный стол, всевозможные блюда, жбан вина и отослала их У Юэнян с домочадцем Чжоу Жэнем, чтобы почтить третью годовщину смерти Симэнь Цина и день рождения Сяогэ. Юэнян приняла подношения и одарила Чжоу Жэня платком и тремя цянями серебра, а Дайаня послала с приглашением, которое гласило:
«Милостивейшей госпоже Чжоу.
С благоговением и благодарностью приняла Ваши щедрые дары, милостивая государыня, чем тронута до самой глубины души. Устраивая скромное угощение в знак сердечной признательности Вам, я была бы невыразимо счастлива лицезреть Вас в
307


моем бедном доме. С трепетом ожидаю прибытия Вашего высокого экипажа. Примите, умоляю, сие приглашение.
С низким поклоном благородная Симэнъ, урожденная У».
Чуньмэй прочитала приглашение и прибыла на пир только к полудню. В ее прическе, украшенной золотыми шпильками, сверкали жемчуг и бирюза, а в серьгах переливались заморские перлы. На ней был карминовый халат с вышивкой спереди, сзади и на рукавах, украшенный благовещим единорогом-цилинем, на которого почтительно взирают животные всех четырех стран света. Чуть пониже талии свисал пояс-обруч с яшмовыми бляхами в золотой оправе. Из-под халата виднелась изумрудная юбка, затканная множеством разнообразных цветов. Мелодично звенели умеряющие шаг подвески. Обута была Чуньмэй в карминовые шелковые туфельки на толстой белой подошве, вышитые яркими цветами. Четверо носильщиков несли ее в огромном паланкине. Он был обтянут темным атласом и отделан золотом. Вооруженные дубинками воины окриками разгоняли с дороги зевак. Паланкин сопровождали домочадцы и слуги, несшие на носилках корзины с ее нарядами. Поезд замыкали два малых паланкина со служанками.
Для приема гостьи Юэнян пригласила свою невестку У Старшую и двух певичек. Когда ей доложили о прибытии Чуньмэй, она вместе с невесткой проследовала в переднюю залу. Юэнян тоже блистала нарядами, хотя на них и лежала печать траура. Ее голову венчала шапка с пятью «мостиками»1, но золото и бирюза украшали прическу не в таком обилии, как у Чуньмэй. В серьгах у нее сверкали только по две жемчужины. Одета она была в белую шелковую кофту и отделанную золотом нежно-голубую со шлейфом атласную юбку. На ней были бледно-зеленые, цвета яшмы, туфельки на толстой подошве.
Чуньмэй вышла из паланкина, когда он миновал внутренние ворота. Ее тотчас же окружила целая свита горничных и служанок, в сопровождении которых она и проследовала к зале, где, грациозно склонившись, приветствовала хозяйку. Юэнян ответила ей тем же.
— Причинила я вам в тот раз немало хлопот, сестрица, — повторяла Юэнян. — А вы и шелк не приняли. На сей раз вы так щедро меня одарили и прислали жертвенную снедь, за что я вам бесконечно благодарна.
— Что вы, матушка! — воскликнула Чуньмэй. — Мне неловко, что в доме начальника гарнизона не нашлось ничего более достойного, чем такие ничтожные знаки внимания. Я давно собиралась пригласить вас в гости, матушка, но мой муж все время в отъездах.
308


Госпожа Чунъмэй прогуливается у водоема и построек своей прежней усадьбы
春挤姐連苜象叱孩


Ян Гуанъянъ открыто действует как шакал и волк
褚光彦作當W豺狹


— Когда ваш счастливый день, сестрица? — спросила Юэнян. — Я бы хотела навестить вас и поднести подарки.
— Мой день рождения двадцать пятого в четвертой луне.
— Вот тогда я и засвидетельствую вам свое почтение.
Чуньмэй низкими поклонами выразила признательность хозяйке, после чего поклонилась супруге У Старшего. Та пыталась ответить гостье тем же.
— Не утруждайте себя, тетенька, прошу вас! — удержала ее Чуньмэй.
— Что было, то было, — отвечала У Старшая. — Теперь у вас совсем другое положение, сестрица. Иначе я оказалась бы в неловком положении.
Она в конце концов приветствовала гостью полупоклоном. Сели. Юэнян и госпожа У заняли хозяйские места. К ним стали подходить горничные, служанки и кормилица. Чуньмэй заметила Жуй с Сяогэ на руках.
— Сынок! — позвала его Юэнян. — Подойди и почти тетю земным поклоном. Поблагодари тетю, что пожаловала на твой день рождения.
Жуй опустила мальчика на пол.
— Спасибо, тетя! — проговорил Сяогэ, обращаясь к Чуньмэй, и кивнул головой.
— Разве так приветствуют тетю! — возразила Юэнян. — А земной поклон кто за тебя класть будет?
Чуньмэй достала из рукава парчовый платок и золотую брошь с изображением восьми счастливых предзнаменований2, которую приколола на шапочку Сяогэ.
— Опять мы вводим вас в расходы, сестрица, — благодарила гостью хозяйка.
Потом земные поклоны Чуньмэй отвесили Сяоюй и кормилица Жуй. Сяоюй получила золотую шпильку, а Жуй — пару веточек серебряных цветов.
— А вы слыхали, сестрица? — вставила Юэнян. — У Лайси- на жена померла. Я за него кормилицу выдала.
— Вот и хорошо! — воскликнула Чуньмэй. — Она всегда хотела в доме остаться.
Подали чай.
— Прошу вас, сестрица, пройдемте в гостиную, — предложила хозяйка. — Холодновато тут.
Чуньмэй проследовала в гостиную. Перед дщицей Симэнь Цина горели свечи.
На столе стояли жертвенные блюда. Чуньмэй сожгла жертвенные деньги и прослезилась.
311


Их ждал обставленный со всех сторон ширмами столик восьми бессмертных3. Около него в жаровне горел уголь. На белоснежных серебряных подносах подавали чай лучших сортов, а к нему на золотых с резьбою блюдцах изысканные сладости, редкостные изделия из фруктов и лакомые закуски. Перед гостьей и хозяйками лежали палочки слоновой кости.
После того как Юэнян и У Старшая угостили Чуньмэй, ей предложили пройти в спальню переодеться. Чуньмэй сняла халат. Ее служанки, суетившиеся у корзин с туалетами, помогли ей переодеться. К столу Чуньмэй явилась в зеленой с узорами парчовой кофте и расшитой золотом юбке цвета лиловой гвоздики.
Пир продолжался в покоях Юэнян. Опять завязался разговор.
— Как себя чувствует ваш сынок? — немного погодя осведомилась хозяйка. — Что же вы не взяли его с собой? Пусть бы порезвился.
— Я бы взяла, — отвечала Чуньмэй. — Мне хотелось, чтобы он почтил вас, матушка, земным поклоном, но, видите ли какое дело. Муж опасается, как бы он не простудился в такую холодную погоду. А потом мальчик он очень непоседливый. На месте не усидит — будет рваться гулять. А эти дни ему что-то нездоровится. Той дело плачет.
— А за тобой не гоняется?
— Нет, за ним две кормилицы по очереди присматривают.
— Господин Чжоу доволен, небось, — продолжала Юэнян. — В годах уж, а взял тебя и потомством обзавелся. Какое ты ему счастье принесла! А у госпожи Сунь Второй дочке который годик пошел?
— Четыре годика. Ее зовут Юйцзе — Яшмовая сестричка, а моего — Цзиньгэ — Золотой братец.
— Говорили, у господина Чжоу две девицы содержатся...
— Да, две молоденькие музыкантши, лет по шестнадцати, — отвечала Чуньмэй. — И капризные, как дети.
— И частенько к ним господин Чжоу наведывается?
— Да где ему, матушка, на них время выкраивать! Он и дома редко бывает. Все больше в отъездах. Нынче то тут грабеж, то там разбой. Эдиктом Двора на него столько обязанностей возложено! И местность охраняй, и водные пути инспектируй, и разбойников вылавливай, и пеших с конными обучай. Что бы только ни случилось, выезжать приходится. Достается ему!
Сяоюй подала чай.
— Матушка! — обратилась к хозяйке Чуньмэй после чаю. — Не могли бы вы прогуляться со мной по саду, посмотреть насыпную горку, возле которой жила моя госпожа?
312


— Дорогая моя сестрица! Что теперь осталось от прежнего сада и горки! После кончины хозяина некому следить за садом. Все за- пущено и приходит в ветхость. Развалилась каменная горка, засохли деревья. Я в сад и не заглядываю.
— Ничего! — не унималась Чуньмэй. — Я хочу посмотреть, где жила моя матушка.
Как ни отговаривала ее Юэнян, ей все-таки пришлось послать Сяоюй за ключами от сада и грота. Отперли садовую калитку, и Чуньмэй, сопровождаемая Юэнян и госпожой У Старшей, долго гуляла по саду.
Только поглядите:
Осыпались стены, покосились средь дерев террасы. Мох зазеленел на галерее расписной. На тропинках меж цветного камня пробилась нежно изумрудная трава. От горки осталась груда причудливых камней. Куда исчезли величавые утесы! В беседках на прохладных ложах от сырости истлели одеяла, сгнили окна, двери. Паук опутал шелковою нитью расщелину, ведущую в каменный грот. В пруду, где водилась рыба, теперь кишмя кишат лягушки. В беседке Спящих облаков себе ночлег нашли лисицы. Мыши заселили грот Сокровенной весны. Сюда, видно, никто не приходил уже не первый год. Тут, ясно, целый день витают облака.
Оглядела Чуньмэй сад и первым делом пошла к покоям Ли Пинъэр. В тереме наверху валялись поломанные скамейки, стулья и стол. Запертый на замок низ был пуст. Пол зарос бурьяном. В тереме ее бывшей хозяйки, Пань Цзиньлянь, наверху грудой лежали лекарственные травы и благовония, а внизу, в спальне, стояли только два шкафа, кровати не было.
— А куда же девалась матушкина кровать? — спросила гостья у Сяоюй. — Что-то ее не видно.
— Когда выдали замуж матушку Третью, ей и отдали, — пояснила горничная.
Тут к Чуньмэй подошла Юэнян.
— В свое время, — заговорила она, — когда выдавали замуж падчерицу, покойный батюшка отдал ей широкую кровать сестрицы Мэн. Потому-то когда настал черед выдавать ее замуж, мне пришлось отдать ей кровать твоей матушки.
— Мне говорили, — продолжала Чуньмэй, — что после кончины госпожи Симэнь кровать была возвращена вам.
— Из-за нехватки денег, — отвечала Юэнян, — пришлось продать за восемь лянов главе судейского приказа.
313


Чуньмэй кивнула головой, и ее засверкавшие, точно звезды, глаза оросились слезами. Она смолчала, но про себя подумала: «Да, моя матушка умела на своем постоять. Эту кровать она у батюшки выпросила. Как бы я хотела ее приобрести на память о моей хозяйке! Но она досталась другим». Будто нож полоснул по сердцу Чуньмэй.
— А где же кровать с перламутровой отделкой? — спросила она.
— Длинная история! — вздохнула Юэнян. — С кончиной батюшки у нас ведь одни расходы, доходов никаких. А раз дело встало, нет проку держать золото в сундуках. Жить было не на что, и пришлось продать.
— За сколько же продали?
— Всего за тридцать пять лянов.
— Только-то! — воскликнула Чуньмэй. — Жаль, жаль! Помнится, батюшке она встала в шестьдесят. — Если б знала, что вы продаете, я бы сорок лянов заплатила.
— Дорогая моя сестрица! — воскликнула Юэнян. — Так-то вот в жизни и бывает. Если бы знать загодя...
Чуньмэй и Юэнян вздохнули.
Тут за хозяйкой явился слуга Чжоу Жэнь.
— Батюшка просит вас не задерживаться, матушка, — обратился он к хозяйке. — Сынок плачет, вас зовет.
Чуньмэй поспешила в покои, а Юэнян велела Сяоюй запереть сад и тоже проследовала в гостиную. Там за ширмой с павлином и занавесками из лучшего шелка их ждал пиршественный стол, неподалеку от которого стояли певички. Одна держала инкрустированную серебром цитру, а другая — лютню. Юэнян пригласила Чуньмэй занять гостевое кресло на возвышении, но та пожелала разделить почетное место только с тетушкой У Старшей. Юэнян села за хозяйку. Подали вино, закуски, горячие блюда и сладости. Чуньмэй наказала слуге Чжоу Жэню наградить поваров тремя ця- нями серебра. Не описать всего обилия изысканных яств и золотом пенящихся вин!
Взметнулись над столом кубки, заходили чарки. Пир продолжался почти до самого заката, когда от начальника Чжоу прибыли воины с фонарями, чтобы сопровождать Чуньмэй. Но Юэнян никак не хотела отпускать гостью и позвала певиц. После земных поклонов они стали опять услаждать пирующих пением.
— Спойте для госпожи Чжоу что-нибудь получше, — наказала им хозяйка и велела Сяоюй наполнить гостье большой кубок. — Сестрица! Будьте любезны, закажите им что вам по душе, — обратилась Юэнян к гостье, когда перед той поставили кубок. — Пусть они усладят ваш слух, а вы выпейте, сестрица!
314


— Я больше не могу, матушка, — отвечала Чуньмэй. — Наверно, сын по мне соскучился там.
— Соскучился? — удивилась хозяйка. — За ним кормилицы посмотрят. Да и время еще есть. А ты, я знаю, пить можешь.
— А как зовут этих певичек? — спросила Чуньмэй. — Откуда они?
Певички опустились на колени.
— Меня зовут Хань Юйчуань — Нефритовый Браслет, — отвечала одна. — Младшая сестра Хань Цзиньчуань — Золотой Браслет. А ее зовут Чжэн Цзяоэр — Прелестница. Она племянница Чжэн Айсян.
— А вы знаете романс «Охоты нет мне брови подводить»? — спросила гостья.
— Да, матушка, извольте приказать, — отвечала Юйчуань.
— Тогда поднесите госпоже Чжоу вина и спойте, — распорядилась Юэнян.
Сяоюй без промедления наполнила кубок. Певицы заиграли — одна на цитре, другая на лютне — и запели:
Когда любимого забуду?
Развеял ветер листьев груду.
Весну не прожила — уж осень.
Нутро не верит, неги просит.
Сама, мерцая, таю свечкой,
Пишу не пальцами — сердечком.
Пишу не тушью, но слезами.
Законно ль Неба наказанье?!
Чуньмэй осушила кубок, и Юэнян велела Чжэн Цзяоэр еще налить гостье вина.
— И вы, матушка, выпейте со мной, — предложила Чуньмэй.
Перед гостьей и хозяйкой поставили полные кубки. Певицы
запели:
Ведь из-за тебя, мой сокол, я лишилась счастья.
Над стрехой кричит сорока
в слякоть и ненастье.
Только встреч желанных сроки
4
не в сорочьей власти .
Уготованы мне роком
горести-напасти.
315


— Матушка! — обратилась Чуньмэй к хозяйке. — Пусть и тетушка У Старшая осушит кубок.
— Нет, ей столько не выпить, — сказала Юэнян. — А чарочку она за компанию с вами пропустит.
Юэнян велела Сяоюй наполнить невестке маленькую чарку. Певицы запели:
Ведь из-за тебя, мой лебедь, я убита горем.
Помнишь, крыльями на небе
мы сплетались в споре.
Не любить мне, не лелеять, жду кончины вскоре.
Солни,е, слышишь мой молебен, день твой тенью чёрен.
Перед Чуньмэй стояла Сяоюй с большим кубком вина, и гостья велела ей выпить.
— Не выпить ей, — заметила Юэнян.
— Да она три таких кубка осушит, матушка, — говорила Чуньмэй. — Мы с ней бывало не раз пировали.
И Сяоюй поднесли кубок. Певицы запели:
Ведь из-за тебя, мой аист, высохла, поблекла.
Провожаю птичью стаю, расстаюсь навек я.
Не забыть любовных таинств — память не покорна.
Жизнь расплавилась и тает в смертоносном горне.
Жили парой соловьиной, в облаке кружа.
Небо пало слёз лавиной и земля чужа.
Почему, спросишь ты, дорогой читатель, Чуньмэй заказала именно этот романс? Да потому, что никогда не выходил у нее из головы исчезнувший Чэнь Цзинцзи, с которым она мечтала встретиться. А любовь к нему прочно укоренилась в ее сердце. Вот отчего она была так тронута пением и вздыхала. Ей было приятно задушевное исполнение певичек, которые так ухаживали за ней, называя ее
316


матушкой, и старались как только могли ее ублажить. Она подозвала Чжоу Жэня, достала два узелка и велела слуге наградить певиц. Каждая получила два цяня серебра. Девушки положили инструменты и грациозными земными поклонами поблагодарили за награду.
Немного погодя Чуньмэй встала из-за стола. Юэнян не удалось уговорить ее посидеть еще. Чуньмэй откланялась и, сопровождаемая свитой и слугами с фонарями, за воротами села в большой паланкин. В малых носилках расположились горничные и служанки. Четверо слуг с фонарями сзади и спереди освещали путь, воины окриками отгоняли с дороги зевак.
Да,
Отвернется удача — потускнеет и злато.
Повезет — и железо засверкает богато.
Тому свидетельством стихи:
Губки-вишенки лукавы,
Феникс-друг засвиристел,
Эхом песнь подружки-павы,
Ласточка — в былом гнезде.
Итак, после пира в прежнем доме Чуньмэй затосковала по Чэнь Цзинцзи. Она не знала, где он скитается, и целыми днями не вставала с постели. Скверно было у нее на душе.
— Может, с братом повидаться захотела? — догадываясь, в чем дело, спрашивал ее муж. — Соскучилась по нему?
Начальник гарнизона Чжоу позвал Чжан Шэна и Ли Аня.
— Когда еще я приказывал вам разыскивать шурина! — говорил он. — Почему тянете до сих пор?
— Мы, батюшка, везде искали, — отвечали подручные, — но на след не напали. Так и матушке докладывали.
— Даю пять дней сроку, — заявил Чжоу. — Не найдете, наставлю на путь истинный!
С унылыми лицами вышли от хозяина Чжан и Ли. Обшарили они все улицы и переулки, кого только не спрашивали, но не о том пойдет речь.
А теперь расскажем о Чэнь Цзинцзи. После того как ему удалось отделаться от начальника гарнизона, он хотел было воротиться в обитель преподобного Яня, но там ему сказали, что из-за него настоятель Жэнь ушел на тот свет.
— Когда тебя забрали к начальнику гарнизона, — говорили Чэню, — отец наставник решил проверить сундуки. Он так тяжело воспринял исчезновение серебра и драгоценностей, что в полночь
317


преставился. И ты после этого решаешься идти в обитель! Да тебя послушники убьют!
Цзинцзи с перепугу остановился. Показываться на глаза почтенному Вану было тоже неловко. Так и бродил он целыми днями по улицам, а на ночь забирался в ночлежку.
Как-то Цзинцзи стоял на улице. И надо ж было тому случиться! Как раз навстречу ему ехал на осле Ян Железный Коготь. Сверкали серебром седло и сбруя. Сам ездок, в новой креповой шапке, был облачен в белую шелковую куртку, поверх которой красовался подбитый пухом черный атласный халат. На блестящие белые сапоги были напущены цвета алоэ чулки. Его сопровождал слуга.
Цзинцзи сразу узнал Ян Гунъяня. Он выбежал на дорогу и, схватив под уздцы, остановил осла.
— А, брат Ян! — начал Цзинцзи. — Давненько не видались! А ведь дружили, вместе за товаром ездили. Помнишь, как джонку с шелками в Цинцзянпу ставили. Я тогда в Яньчжоу поехал сестру навестить, да в беду попал. Пока меня судили и под стражей держали, ты мои товары украл и был таков. Я к тебе потом по-хорошему приходил, а твой братец, Гуляй Ветер, голову себе черепицей разбил да ко мне в ворота ломился, избить грозился. Довел ты меня до нищенства. Я теперь гол как сокол, а ты живешь в свое удовольствие.
Свысока поглядел Железный Коготь на нищего Цзинцзи и усмехнулся.
— Провались ты пропадом, проклятый! — заругался он. — И надо ж было встретить шелудивого! Да ты ж бродяга! Как ты с голоду не подох, побируха несчастный! Какие тебе шелка?! А ну-ка, отпусти осла! А то плеткой перетяну.
— Разорился я, — продолжал Цзинцзи. — Ты богат. Дай мне хоть немножко серебра на прожитие. А то я тоже знаю, куда мне обратиться.
Тут Ян соскочил с осла и, бросившись к Цзинцзи, хватил его плеткой.
— А ну, угости-ка наглеца! — крикнул он слуге. — Убить мало побируху!
Слуга изо всех сил ударил Цзинцзи, отчего тот отлетел в сторону и рухнул на землю. Тут к нему подскочил Ян и начал отвешивать пинков.
На крик Цзинцзи сбежалась целая толпа. Из нее выступил стоявший в стороне мужчина в высокой черной шапке с платком вокруг шеи. На нем были лиловая куртка, белый холщовый жилет и тростниковые сандалии на босу ногу. Над глубоко запавшими глазами щетками нависали густые брови. Он был широкорот, с багровым цветом лица. На руках у него играли мускулы. Вино распирало его,
318


и он с горящими глазами и поднятыми кулаками подступил прямо к Железному Когтю.
— Разве, брат, можно! — крикнул он. — Он молод и нищ, а ты бьешь его. За что?! Как говорится, кто с улыбкой, тот пощечин не получает. Чем он тебе помешал, что плохого сделал? Если у тебя есть деньги, так помоги ближнему, поделись, а нет, так поезжай своей дорогой. Чего ты к человеку пристал! Как говорится, когда сгущаться начинает мгла, ищут свечу или лучину.
— Он сам ко мне пристал, — отвечал Ян. — Я, говорит, у него полджонки товаров украл. А какой у него может быть товар, когда он голь перекатная!
— А мне кажется, он из состоятельного рода, — продолжал багроволицый. — Раз судьба довела его до такой нищеты, а вас, ваше сиятельство, так вознесла и сделала богачом, то было бы, по-моему, всего справедливее тебе, брат почтенный, как-то поделиться с бедняком, дать немного на расходы, а?
Выслушал его Железный Коготь, достал из рукава платок, в котором был завернут небольшой слиток серебра цяней на четыре-пять, и протянул его Цзинцзи. Потом, махнув рукой незнакомцу, Ян забрался на осла и поспешил удалиться.
Цзинцзи пал ниц перед заступником. Когда же он поднял голову и вгляделся в лицо незнакомца, то оказалось, что это был не кто иной, как его старый друг по ночлежке Хоу Линь. Тот самый Взмывший К Небу Демон, который спал с ним на одной циновке. Теперь Хоу Линь собрал артель человек в пятьдесят и нанялся на работу к настоятелю Сяоюэ — Предутренний Месяц из буддийской обители Неземной чистоты, где возводились храмовые постройки.
— А, брат! — воскликнул он и схватил Цзинцзи за руку. — Хорошо я подоспел, а то не видать бы тебе пол-ляна серебра! Ловко я ему, разбойнику, мозги вправил, а! Вовремя опомнился. Я б его угостил. Ну, пойдем в кабачок да выпьем.
Они зашли в небольшой кабачок, сели за столик и заказали два больших кувшина вина и четыре блюда закусок. Немного погодя половой старательно протер стол и подал закуски. Появились четыре блюда, небольшие блюдца и два больших кувшина свежей расхожей оливковой настойки. Пили не чарками, а большими фарфоровыми чашками.
— Брат, тебе лапши или риса? — спросил Хоу.
— У нас только лучшая лапша и отборный рис, — вставил половой.
— Давай лапши, — отвечал Цзинцзи.
Подали в чашках лапшу. Хоу Линь съел чашку, Цзинцзи обе остальных. Принялись за настойку.
319


— Нынче ты у меня переночуешь, — обратился Хоу Линь к Цзинцзи, — а завтра я тебя провожу в загородный монастырь Неземной чистоты. Мы у настоятеля Сяоюэ работаем, храмовые постройки и кельи возводим. У меня под началом артель в полсотни человек. Тяжелого я тебя делать не заставлю. Несколько корзин земли перенесешь, и вся твоя работа. Четыре фэня серебра в день платит. А я комнату сниму. Будем жить вместе, ладно! И готовить можно будет самим. Я тебе ключи и все хозяйство передам. Все лучше чем в ночлежке с бродягами прозябать да в колотушку бить, правда? И солиднее как-то.
— Лучше и желать не надо! — воскликнул Цзинцзи. — Я был бы тебе очень благодарен. Но надолго ли хватит этой стройки?
— Да всего месяц назад начали, — успокоил его Хоу. — К десятому месяцу вряд ли закончим.
Так за разговором пропускали они чашку за чашкой оливковую настойку, пока не осушили оба кувшина. Половой подал счет на один цянь и три с половиной фэня серебра. Цзинцзи уже хотел было достать только что обретенные пол-ляна, но его удержал Хоу Линь.
— Не дури, брат! — проговорил он. — Неужели я допущу, чтобы ты тратился! У меня есть деньги.
Он достал узелок и отвесил полтора цяня серебра. Хозяин вернул ему полтора фэня сдачи, которые он спрятал в рукав. Потом Хоу Линь обнял Цзинцзи, и они направились домой спать. Оба были навеселе. Как только они легли, Хоу Линь приступил к «охоте за цветком с заднего двора». «Дорогой братец», «милый мой», «муженек мой ненаглядный», «милостивый батюшка» — какими только ласкательными именами не называл его за ночь Цзинцзи!
Когда рассвело, они отправились за город на юг в монастырь, где Хоу Линь и в самом деле снял неподалеку небольшую комнату, которая обогревалась каном, накупил посуды и всего, что было необходимо в хозяйстве.
С утра они ходили на работу. Смазливый белолицый малый лет двадцати пяти сразу бросился всем в глаза. Никто в артели не сомневался, что Хоу Линь нашел себе наложника, и по адресу Цзинцзи посыпались колкости и шутки.
— Эй ты, малый! — крикнул один. — Как тебя зовут?
— Меня? Чэнь Цзинцзи.
— А, Чэнь Цзинцзи — умей ложе трясти!
— Ты же совсем молод! — заметил другой. — По твоим ли силенкам хомут? Чего доброго, раздавит.
— Ишь, голь перекатная! — цыкнул на зубоскалов Хоу Линь и разогнал толпу. — Ну чего вы к нему пристали!
320


Тут он раздал кирки и лопаты, корзины и коромысла. Одни принялись таскать землю, другие — готовить известь, а третьи — забивать сваи.
Жил-был в обители монах Е. Вот ему-то, надобно сказать, и поручил настоятель Сяоюэ кормить рабочую артель. Кривому монаху было уже лет пятьдесят. Ходил он босой, в длинном черном халате, перетянутом плетенным из тесьмы потрепанным поясом. Читать не умел, а молитвы знал хорошо, но славился он гаданием по лицу способом Наставника в Рубище5, за что в артели его прозвали Пророком.
Как-то однажды после работ накормил монах работников, но те не расходились: одни стояли, другие присели на корточки, третьи расположились прямо на земле. Тут к Пророку Е подошел Цзин- цзи и попросил налить чаю. Пророк оглядел его с головы до пят.
— Этот малый у нас новичок, — пояснили повару. — Ты б ему будущее предсказал.
— Да-да! Погадай-ка ему! — поддержал другой. — Чем-то он наложника напоминает.
— Какого наложника?! — подхватил третий. — Двусбруйный он.
Пророк Е велел Цзинцзи подойти поближе, вгляделся в лицо и сказал:
— Нежного цвета лица и женственных манер мужчине надлежит остерегаться. Женоподобный голос и нежный нрав — дурное совпаденье. Когда у старца нежный цвет лица, он испытания себе готовит. Коли юнец с нежным лицом, он на всю жизнь останется и слаб и мягкотел. Страдаешь ты от нежности лица. У тебя никогда не будет недостатка в поклонницах. В восемь лет, восемнадцать и двадцать восемь, как явлено с обеих сторон чела — снизу горной основой, сиречь переносицей, сверху власами, подвержены распаду сами истоки средств существования твоего. В тридцать лет6, смотри, остерегайся, как бы злого духа не занести в клеймения палату — межбровье. В блеске глаз твоих светится талант, таятся в сердце ловкость и удача. Ученую премудрость не постигнув, ты и без нее достойным можешь стать. Твои проделки всем милы, приятны. Пусть даже голову морочишь ты другим, тебе все верят. Не обижайся, но по натуре ты крайне резв и весьма ловок. Поклонницы не раз твои дела поправят. А сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
— И как только сумел ты пережить год позапрошлый! — воскликнул Пророк. — Клеймения палата у тебя очень узка: терять детей и хоронить жену. Нависший вал — желвак под мочкой — темноват: сулит утрату близких, разоренье. Зубы губами не
321


прикрыты: будешь всю жизнь причиною раздоров и вражды. Ноздри твои — словно печные чела: личного богатства не видать. В тот год попал в судебный переплет: не стало дома, дело развалилось. Такое пережил?
— Да, пережил, — подтвердил Цзинцзи.
Пророк Е продолжал:
— И вот чего тебе еще скажу. Твоя горная основа недобрую имеет перемычку. Наставник в Рубище о сем сказал:
«Коли на горной основе видна перемычка, познаешь и дряхлость и раны,
Дело отцов — будто ветер развеет, с семьею расстанешься рано».
В молодые годы суждено тебе потерять добро, которое нажили деды и отец. Как бы велико ни было состоянье, из твоих рук оно уйдет бесследно. У тебя короткий верх лица — от бровей и длинный низ — от носа: много побед, немало поражений. Ты останешься без медяка, но потом опять обзаведешься тугой мошной. Словом, в конце концов сохранить дом и семью тебе будет так же нелегко, как трудно уберечь лед в знойный летний день. А ну-ка пройдись, я посмотрю!
Цзинцзи сделал пару шагов.
— Шагая, держишь голову впереди, — продолжал Е. — Тебе сперва улыбалась удача, но под вечер жизни ждет бедность, нищета. Ступнями землю не печатаешь, стало быть, распродав поля и угодья, уйдешь в другие края. Не унаследовать тебе занятья предков. Грядущее сулит тебе и радость: трех жен тебе иметь. Одну уже пережил, не правда ль?
— Да, пережил, — проговорил Цзинцзи.
— С тремя встречаться предстоит. Лицо твое пунцовым пламенем пылает, как персика цветок. Хотя еще ты с детством не расстался, однако жаждешь лишь вина, да плотских наслаждений, веселья да забав. Но поостерегись! Среди красоток горечи хлебнешь. Когда ж тебе за тридцать перевалит, почуешь, что перестаешь справляться. Гуляй тогда пореже в цветниках и по аллеям ив. Будь осторожнее, смотри!
— А ты, Пророк, все же в гадании ошибся, — заметил один из работников. — Какие у него могут быть три жены, когда он сейчас тут одному женой служит?
Все громко расхохотались.
Тут настоятель Сяоюэ ударил в колотушку, и работники, забрав кирки и лопаты, корзины и коромысла, пошли работать.
322


Так проработал Цзинцзи в монастыре Неземной чистоты около месяца. И вот однажды, примерно в середине третьей луны, Цзинцзи таскал землю. Только он присел на корточки у монастырской стены, чтобы при солнце поискать вшей, как показался всадник на кауром коне с корзинкой цветов на руке. На нем была четырехугольная шапка с золотым кольцом на затылке, темная облегающая тело куртка, лиловый набрюшник. Талию стягивал пояс, на ногах красовались сапоги. Завидев Цзинцзи, всадник тотчас же остановил лошадь и спешился.
— Дядя Чэнь? — поспешно приблизившись и отвесив поклон, громко спросил он. — Где я только не искал вас, дядя Чэнь! А вы вот где.
Ошарашенный Цзинцзи вскочил на ноги и тоже раскланялся.
— Кто ты будешь, брат? — спрашивал он.
— Я — Чжан Шэн, — отвечал всадник. — Доверенный слуга его превосходительства господина Чжоу. Знаете, дядя, как вас тогда отпустили, так наша матушка занемогла и до сих пор сама не своя. Сколько раз мне батюшка наказывал разыскать вас, дядя! Вот не знал, что вы сюда попали! Вот и теперь. Я ведь тут ехал случайно. Не пошли меня матушка в поместье за вот этими пионами, я так бы вас и не увидал. Значит, тому быть. Вот и ко мне пришла удача! Но довольно время терять. Садитесь-ка, дядюшка, на коня. Я вас должен его превосходительству без промедления доставить.
Работники, не смея рта раскрыть, только переглядывались. Чэнь Цзинцзи передал Хоу Линю ключи, сел на лошадь и, крепко прижавшись к Чжан Шэну, помчался в усадьбу начальника гарнизона.
Да,
Так случается, что в юности человеку повезет;
Этой ночью где пристанище
ясный месяи, наш найдет?!
Тому свидетельством стихи:
Средь булыжников прячется белый нефрит,
Слиток золота грязью бывает покрыт,
Из толпы простолюдия знатный выходит.
По ступеням на Небо Девятое всходит.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
323


Цзинцзи устраивается в усадьбе начальника гарнизона.
Тетушка Сюэ хлопочет о браке по расчету.


Семь раз по десять лет
прожить нам суждено,
К чему же день и ночь
заботами терзаться?
Конец земным делам
наступит все равно...
Блеск, роскошь — дым пустой, смешно за ними гнаться.
Богатство ль, нищета ль — все Небом нам дано.
Те празднуют весну,
те осени боятся.
Ты душу распахни,
пей радости вино.
Зачем же унывать
и смерти дожидаться.
Итак, прискакал Чэнь Цзинцзи в усадьбу начальника гарнизо- на и спешился. Чжан Шэн первым делом доложил Чуньмэй. Она распорядилась, чтобы его проводили пока в сторожку, нагрели корыто ароматной воды и вымыли. Кормилице было велено отнести узел одежды, чтобы Цзинцзи переоделся в новое платье. Чжан Шэн помог Цзинцзи раздеться и забросил его старые грязные лохмотья в угол сторожки, потом доложил хозяйке. Пока начальник был занят в присутствии, Чуньмэй пригласила Цзинцзи в заднюю залу. Она явилась в роскошном наряде. Цзинцзи, войдя в залу, почтил ее восемью поклонами. Чуньмэй остановила его, и они, усевшись друг против друга, начали разговор с общих фраз, потом коснулись долгой разлуки и прослезились.
325


Чуньмэй опасалась прихода мужа, а потому, улучив момент, подмигнула Цзинцзи.
— Если хозяин спросит, — тихо проговорила она. — Скажи, что ты мой двоюродный брат по материнской линии, ладно? Я на год старше тебя. Мне двадцать пять, родилась в полдень двадцать пятого дня четвертой луны1.
— Понимаю, — отозвался Цзинцзи.
Немного погодя служанка подала чай.
— А как ты ушел из дому и стал монахом? — спросила за чаем Чуньмэй. — Тебя здесь потом били. Недоразумение вышло. Муж не знал, что ты мой родственник, позже сильно раскаивался. Да я бы и тогда тебя оставила, если б не жила у меня негодница Сюээ. А при ней неудобно было тебя пристроить. Пришлось тебя отпустить. Но как только я отделалась от Сюээ, тут же послала за тобой Чжан Шэна. Где он только тебя ни искал! А ты на работах за городом, оказывается, был. И что тебя заставило лямку тянуть?
— Длинная история! — вздохнул Цзинцзи. — Не скрою, сестрица, после нашей разлуки я ведь на Шестой2 собрался жениться. Поехал в столицу да там с похоронами отца задержался, а когда вернулся, жениться не пришлось — У Сун ее убил. Дошли до меня слухи, что по доброте душевной ты похоронила ее у монастыря Вечного блаженства. Я тоже был у нее на могиле и возжигал жертвенные деньги. Потом умерла мать. С похоронами управился и поехал за товаром, но в пути меня обокрали. Воротился домой. Тут жена скончалась. Теща, потаскуха, на меня подала жалобу, а женино приданое к себе перевезла. Меня судили. Дом пришлось продать. А когда с властями разделался, вышел гол как сокол. Спасибо отцову другу Вану из Хижины в Абрикосах. Он мне помог. Он-то и проводил меня в обитель преподобного Яня. Вот так я и стал монахом. Тут меня один негодяй избил, сюда, к его превосходительству, отвел. Десятком палок угостили. Некуда мне было податься, никто руку помощи не подал — ни друзья, ни близкие. Осталось одно — на работу в монастырь наниматься. Я тебя, сестрица, благодарить должен, что сжалилась надо мной, Чжан Шэна на поиски послала. Эту твою милость в жизнь не забуду и щедро тебя отблагодарю.
Трогательный был его рассказ, и она прослезилась.
Пока шла беседа, присутствие закрылось, и в дальних покоях появился хозяин. Слуги отдернули дверную занавеску. Чэнь Цзинцзи предстал перед Чжоу и склонился в земных поклонах. Хозяин тотчас же ответил ему приветствием.
326


— А, почтенный шурин! — воскликнул он. — Я тогда даже не подозревал о вашем существовании. Может, от меня скрыли подчиненные... Я очень сожалею о случившемся. Не сердитесь на меня, дорогой шурин, пожалуйста, прошу вас!
— Это я виноват перед вами! — заверил его Цзинцзи. — Я был до того неучтив, что не пришел в свое время засвидетельствовать вам свое почтение как родственник, за что прошу покорно меня простить.
Цзинцзи опять стал отвешивать земные поклоны, но его удержал хозяин и пригласил занять почетное место на возвышении. Цзинцзи был достаточно сметлив и, перенеся кресло пониже, сел сбоку. Чжоу Сю занял место хозяина. За компанию с ними к столу присела и Чуньмэй. Подали чай.
— Сколько вам лет, дорогой шурин? — после чаю поинтересовался Чжоу. — Куда вы пропали с тех пор? Почему стали монахом?
— Впустую прожито двадцать четыре года, — отвечал Цзинцзи. — Сестра на год старше меня, родилась в полдень двадцать пятого в четвертой луне. Я лишился родителей, дело пришло в упадок. Потом потерял и жену. Вот и ушел монахом в обитель Яня. Не знал, что моя сестра стала супругой вашего превосходительства, и не нанес вам визита...
— После вашего тогда исчезновения, — продолжал Чжоу, — ваша сестра не находила себе покоя ни днем, ни ночью. Охала и вздыхала вплоть до нынешнего дня. Сколько раз слуг на поиски посылала. И вот наконец-то вы свиделись. Это для нас счастье великое!
Чжоу распорядился накрыть стол и подавать вино.
Немного погодя на столе появилось обилие блюд и кубков. Были тут куры и утки, гуси и свиные ножки, мясо парное и жареное, отвары, рис и сладости. Вино подали в серебряном кувшине. Золотом искрилось оно в яшмовых кубках.
Беседу поддерживал хозяин. Пировали до самого вечера. Когда зажгли фонари, Чжоу Сю велел слуге Чжоу Жэню навести порядок в западном кабинете, где стояла кровать с пологом и было все необходимое. Чуньмэй дала пару тюфяков, одеяло и подушки. В услужение Цзинцзи был послан слуга Сиэр, который отнес в кабинет целый узел шелковых одежд, чтобы Цзинцзи мог переодеться. Столовался Цзинцзи в дальних покоях у Чуньмэй.
327


Да,
Судьба ему явила щедрость вдруг,
Но не было к тому его заслуг.
Быстро летело время, как челноки, сновали дни и луны.
Только поглядите:
Недавно, на закате года
цветеньем сливы любовались,
И вот уже остался в прошлом
чудесный Праздник фонарей.
А вот отяжелели ветви
от сочных, спелых абрикосов.
Еще мгновение — и лотос
так дивно на воде расцвел.
Прожил Цзинцзи в усадьбе начальника гарнизона больше месяца. И вот настал двадцать пятый день четвертой луны — рождение Чуньмэй. У Юэнян купила подарки: по блюду персиков и лапши — символов долголетия, два вареных гуся, четыре свежих курицы, два блюда фруктов, жбан южного вина, которые были отосланы с одетым в черное платье Дайанем.
Чжоу Сю сидел в зале, когда ему доложил привратник. Внесли подарки. Дайань протянул визитную карточку Юэнян и отвесил поклон.
— Как я обязан твоей матушке за хлопоты! — воскликнул Чжоу, пробежав глазами лист подношений. — Стоило ли тратиться?!
Он велел слугам принять подарки, а Дайаня угостить чаем.
— Визитную карточку дяде отнесите, — распорядился хозяин и приказал наградить Дайаня платком и тремя цянями серебра, а носильщика — сотней медяков.
— Передай матушке низкий поклон и благодарность, — заключил он, обращаясь к Дайаню. — Обожди ответ.
Чжоу Сю оделся в парадное платье и отбыл с визитом. Дайань же остался ждать у залы ответа. Через некоторое время из калитки вышел молодой человек в шапке с ребристыми, как черепица, верхом, черном креповом халате, летних туфлях и белых чулках. Передав слуге ответную карточку и наградные, он тотчас же удалился. И вот, что странно! «До чего он похож на зятя Чэня! — сразу мелькнуло в мыслях Дайаня. — Но как он тут очутился?!» Молоденький слуга вручил Дайаню платок и деньги, и тот вышел за
328


ворота. По возвращении он доложил Юэнян. Надпись на карточке гласила: «С низким поклоном и благодарностью от госпожи Чжоу, урожденной Пан».
— А саму сестрицу не видал? — спросила Юэнян.
— Сестрицу не видал, а вот зятя лицезреть привелось.
— Ах ты, арестант! — засмеялась Юэнян. — Ты уж и зятем, оказывается, успел обзавестись? Господин Чжоу немолод. А ты называешь его зятем!
— Я не о нем говорю, матушка, — пояснил Дайань. — Я видел вашего зятюшку Чэня. К моему приходу господин Чжоу сидел в зале. Я вошел, вручил визитную карточку и земно поклонился. Я, говорит мне господин Чжоу, очень признателен твоей матушке за щедрые подношения. Потом приказал угостить меня чаем, а визитную карточку, говорит, передайте дяде. Пусть, говорит, наградит платком и тремя цянями серебра, а носильщика — сотней медяков. Распорядился, облачился и верхом отбыл с визитом. Долго я ждал ответа. Вижу, выходит он из калитки, передает слуге ответ с чаевыми, а сам исчезает. Тут мы с носильщиком и покинули дом господина Чжоу. А ответ вынес он, точно он.
— Вот арестант! Не городи чепуху! — воскликнула Юэнян. — Этот молокосос, небось, милостыню клянчит где-нибудь. А скорее всего замерз или с голоду ноги протянул. Что ему делать у начальника гарнизона! И потом господину Чжоу хорошо известно, что это за скотина. Его и близко-то не подпустят.
— Давайте поспорим, матушка! — не унимался Дайань. — Я ж его своими глазами видел. Это он, я уверен. Его-то я узнаю, пройди он хоть огни и воды.
— А одет он в чем? — спросила Юэнян.
— В новой шапке с ребристым верхом. Золотая шпилька торчит. В темном креповом халате, летних туфлях и чистых носках. Холеный такой, упитанный.
— Нет, нет! Не верю! — стояла на своем хозяйка.
Однако не будем больше говорить об этом.
А пока расскажем о Чэнь Цзинцзи. Когда он вошел в покои Чуньмэй, она сидела у зеркала и подводила свои очаровательные брови. Цзинцзи показал ей визитную карточку Юэнян.
— Почему она прислала тебе подарки? — спросил он.
Чуньмэй рассказала ему, как они случайно встретились в день
поминовения усопших за городом в монастыре Вечного блаженства, как потом слуга Пинъань выкрал из закладной лавки драгоценности, был задержан приставом У и под пытками дал показания о
329


прелюбодеянии У Юэнян, как тетушка Сюэ просила заступиться за Юэнян, и начальник гарнизона прекратил дело.
— Потом в знак благодарности прислала мне подарки, — продолжала Чуньмэй. — А в первой луне я была у нее на дне рождения Сяогэ. Так вот и знаемся до сих пор. Она обещала прибыть ко мне на день рождения.
Цзинцзи слушал ее и морщил брови.
— Нет, сестрица, у тебя никакого самолюбия! — заключил он. — Неужели ты забыла, как она, потаскуха, всех сестер из дому поразгоняла! Из-за нее и Шестая на тот свет пошла. Нет, я дал слово ни в жизнь с ней не встречаться. А ты за нее хлопочешь?! Ну и пусть У Дяньэнь вынуждает Пинъаня заявлять о прелюбодеянии. Пусть бы ее, потаскуху, на веревке в суд притащили, пусть бы посрамили, нам-то какое до этого дело! Если б она не путалась с Дайанем, с какой бы ей стати выдавать за него Сяоюй, а? Нет, будь я тут, ни за что бы не дал тебе за нее хлопотать. Враг она нам с тобой, а ты с ней знаешься, дружбу водишь.
Выслушала его Чуньмэй и примолкла.
— Дело прошлое, — проговорила она наконец. — А у меня сердце доброе. Я зла не помню.
— В наше время за добро злом отплачивают, — заметил Цзин- цзи.
— Раз она подарки прислала, нельзя же ее без ответа оставить, — заявила Чуньмэй. — Она приглашение ждать будет.
— Порви ты с этой потаскухой! — настаивал Цзинцзи. — Только не хватало приглашение посылать!
— Не приглашать неудобно! Нет, приглашение я пошлю. А придет она или нет, дело ее. Если прибудет, ты ей на глаза не показывайся. У себя в кабинете побудь. А больше я ее звать не буду.
Недовольный Цзинцзи молча удалился в кабинет, написал приглашение, и Чуньмэй отправила его со слугой Чжоу И.
Разодетую Юэнян сопровождал малый паланкин, в котором несли кормилицу Жуй с сыном Сяогэ. Провожал хозяйку Дайань. Навстречу гостье вышли Чуньмэй и Сунь Вторая, которые проводили ее в дальнюю залу, где после взаимных приветствий гостья и хозяйки заняли свои места. Немного погодя с Сяогэ на руках появилась Жуй и отвесила земные поклоны. Цзинцзи отсиживался у себя в кабинете.
Хозяйки угостили гостью чаем, после которого начался пир. Пели приглашенные певицы — Хань Юйчуань и Чжэн Цзяоэр, но говорить об этом подробно нет надобности.
330


Дайаня угощали в переднем флигеле. Он заметил молоденького слугу. Тот вынес из дальних покоев поднос с отваром, рисом и сладостями и направился прямо к калитке, за которой располагался западный кабинет.
— Это ты кому? — спросил Дайань.
— Дяде.
— А как его зовут?
— Дядя Чэнь.
Дайань потихоньку последовал за слугой к кабинету. Мальчик отдернул дверную занавеску и исчез в помещении, а Дайань подкрался под окно и заглянул внутрь. На кровати лежал зять Чэнь. Когда слуга принес еду, Цзинцзи вскочил с постели и сел за стол. Дайань незаметно проскользнул через калитку и вернулся во флигель.
Когда стало темнеть и зажгли огни, Дайань сопроводил паланкин Юэнян домой, а по возвращении подробным образом рассказал хозяйке обо всем увиденном.
— А зять Чэнь точно у нее проживает, — сообщил он.
После этой встречи Чуньмэй, послушавшись Цзинцзи, перестала поддерживать отношения с Юэнян.
Да,
Так преграду меж ними воздвиг
этот неблагодарный юнец.
Только вспомнишь — обида и гнев, —
давней дружбы бесславный конец.
С тех пор Цзинцзи вступил в тайную связь с Чуньмэй, о чем никто в доме не подозревал. В отсутствие мужа Чуньмэй приглашала к себе Цзинцзи, и они обедали или пировали у нее в спальне, а на досуге играли в шашки, шутили, смеялись и чего только себе не позволяли. Когда же хозяин был дома, Чуньмэй наказывала служанке или слуге отнести ему кушанья в кабинет. Частенько средь бела дня Чуньмэй подолгу засиживалась в кабинете у Цзинцзи. Их все больше и больше влекло друг к дружке, но говорить об этом подробно нет надобности.
Как-то начальник гарнизона во главе конного отряда отправился в инспекторскую поездку. Настала пятая луна и праздник лета. Чуньмэй велела накрыть стол вблизи от западного кабинета в беседке среди цветов. С Чуньмэй пировали Сунь Вторая и Чэнь Цзинцзи. Они пили крепкое с добавлением реальгара3 вино, лакомились завернутыми в тростниковые листья пирожками-цзунцза-
331


ми4 и весело проводили время. Горничные и служанки ухаживали за ними с обеих сторон стола. Какое прекрасное это было пиршество в цветах!
Только поглядите:
В горшках зеленеют ивовые ветки, в вазах алеют гранаты. Свисают креветочные усы — хрустально прозрачные занавески, павлинами пестреет ширма из перламутра. Аир пронзает нефрит. Красавицы, улыбками даря, в багряных кубках, как заря, поднимают вино. Клиновидные пирожки грудятся на злате. Прислужницы высоко, словно на подставках, держат яшмовые тарелки. Ели вареные деликатесы, угощались свежими плодами. В прическах красовались амулеты — тигрята из полыни5. Плечи и руки переплетали разноцветные ленты. Справляли в каждом доме праздник лета, повсюду шли веселые пиры. Гуляют все, и целый мир во хмелю. Кувшин вина помогает коротать досуг и возбуждает веселье. Сколько мелодичного звона раздается от яшмовых подвесок на платьях красоток! Как тихо колышется белый шелк вееров у чаровниц в нежных руках!
Услаждали пирующих по приказанию Чуньмэй певицы Хай- тан и Юэгуй. Когда солнце стало склоняться к западу, а после небольшого дождичка повеяло прохладой, Чуньмэй подняла большой золотой кубок-лотос и предложила выпить. Вино уже обошло несколько кругов, и захмелевшая Сунь Вторая удалилась к себе в спальню, оставив Чуньмэй наедине с Цзинцзи в беседке среди цветов. Они продолжали провозглашать один тост за другим и играли на пальцах. Через некоторое время служанка внесла обтянутый газом фонарь. Кормилицы Цзиньгуй и Юйтан унесли Цзиньгэ, которому было пора спать.
После проигрыша Цзинцзи, не осушив штрафного кубка, удалился к себе в кабинет. Чуньмэй послала за ним Хайтан, но он не появлялся. Тогда она наказала Юэгуй:
— Если не пойдет, притащи. А то десяток пощечин у меня заработаешь.
Когда Юэгуй вошла в кабинет, Цзинцзи уже успел лечь поперек кровати навзничь и громко храпел. Как она ни старалась, ей так и не удавалось его добудиться.
— Вас матушка приглашает, — повторяла она. — Пойдемте, а то мне из-за вас попадет.
Наконец Цзинцзи что-то пробурчал себе под нос.
— Ну и попадет, а мне-то что! — проговорил он. — Я пьян, с меня хватит.
332


Притворные брат и сестра тайно скрепляют вторичный союз
低荠姝暗艚家膠


Истинные супруги открыто проводят брачную ночь
真
夫
婦
明
花
燭


Юэгуй потянула его к себе.
— Я вас доведу, дядя, — толкая Цзинцзи, говорила она. — У меня силенки хватит — не из слабого десятка!
От толчков в голове у того прояснилось. Однако он, уже прикидываясь совсем пьяным, будто в шутку заключил Юэгуй в свои объятия и, благо было темно, поцеловал.
— Его зовут по-хорошему, — повышенным голосом заговорила служанка, — а он себе вон что позволяет! Не совестно ли!
— Дитя мое! — обратился к ней Цзинцзи. — Если ты не против, то зачем к совести взывать!
Он еще раз поцеловал Юэгуй, и они пошли к беседке.
— Мне приказано вас привести, дядя, не то от матушки достанется, — говорила Юэгуй.
Чуньмэй велела Хайтан наполнить большие кубки и села с Цзинцзи играть в шашки, а кто проигрывал, тот обязан был осушать кубок. Пока они играли одну партию за другой, зевавшие служанки удалились на покой. Остались только Хайтан и Юэгуй, которых Чуньмэй послала за чаем, и они с Цзинцзи остались в беседке одни. Пояс с подвесками ослаб и обнажился ее стан — нефритовое изваяние. Алые уста источали нежнейшее благоуханье.
Да,
Сколько тенистых террас
освещали косые лучи!
Фениксов пара неслась
в круговерти любовных пучин.
Тому свидетельством стихи:
В беседке меж цветов они полны истомы, блестят как светлячки росинки на виске.
Не заноси часов в глубинные хоромы, попробуй, отличи клюв соловья в цветке.
Они как раз предавались любовным усладам, когда Хайтан внесла чай.
335


— Матушка, вас к Цзиньгэ просят, — сказала служанка. — Мальчик проснулся. Плачет, вас зовет.
Чуньмэй с Цзинцзи осушила еще два больших кубка, потом прополоскала рот чаем и удалилась в дальние покои. Служанка стала убирать посуду, а Сиэр, поддерживая Цзинцзи, повел его в кабинет на покой, но не о том пойдет речь.
Однажды Его Императорским Величеством был издан эдикт, согласно которому начальнику гарнизона Чжоу с пешими и конными войсками приказывалось присоединиться к частям правителя Цзичжоуской области Чжан Шуе и вместе отправиться в карательный поход на гору Лян с целью истребить разбойников во главе с Сун Цзяном6.
— Береги сына! — наказывал начальник Чуньмэй перед самым отбытием. — Да позови сваху. Надо будет брату твоему найти подходящую пару. А я его имя на всякий случай в воинскую часть внесу. Если все пойдет удачно и мы вернемся с победой, государь император не оставит нас своими милостями. И ему, смотришь, чин какой перепадет. И тебе будет лестно и приятно.
Чуньмэй в знак согласия кивнула головой. Дня через два или три вещи были собраны, и воевода Чжоу во главе пехоты и конницы отправился в поход. Взял он с собой только Чжоу Жэня, а Чжан Шэну с Ли Анем поручил присматривать за домом, но не о том пойдет речь.
Однажды Чуньмэй позвала тетушку Сюэ.
— Вот дело-то какое, — начала хозяйка. — Батюшка перед отъездом просил меня позаботиться о женитьбе моего брата. Нашла бы ты ему подходящую пару, девушку лет шестнадцати или семнадцати. Только чтобы собой хороша была, умна и расторопна. А то у него нрав сама знаешь какой!
— Как не знать! — воскликнула сваха. — Лучше не говорите, дорогая! Он и первой-то своей недоволен был.
— Смотри, не угодишь, пощечин у меня заработаешь! — предупредила Чуньмэй. — Ведь она ко мне в дом невесткой войдет. Дело нешуточное!
Чуньмэй велела служанке угостить сваху чаем. Тут к ним вошел сам Чэнь Цзинцзи и сел за стол.
— А, это вы, зятюшка Чэнь! — воскликнула сваха и поклонилась. — Давненько не видались. Где пропадали, почтеннейший? А вам счастье улыбается. Матушка только что распорядилась вам не¬
336


весту подыскать. Чем же вы, почтенный сударь, благодарить меня будете?
У Цзинцзи вытянулось лицо. Он не проронил ни слова.
— Иль у тебя язык отнялся, зятюшка, — продолжала сваха.
— Да не называй ты его зятем! — вставила Чуньмэй. — Что было, то прошло. Он — дядя Чэнь, так его и зови!
— Виновата, матушка! — спохватилась сваха. — Опять проклятый язык не так повернулся. Больше не буду. Стану тебя звать дядюшкой.
Цзинцзи не выдержал и, прикрывая полный рот, засмеялся.
— Вот это другое дело! — глотая еду, говорил он. — По душе, приятно слышать.
Тетушка Сюэ вошла в раж и в шутку шлепнула Цзинцзи.
— Вот старый бродяга! — засмеялась она. — Ему, видишь ли, по душе. Не льсти уж! Чай, я не зазноба твоя!
Тут рассмеялась и Чуньмэй.
Немного погодя Юэгуй подала чай и закуски. После чаю сваха забрала свою корзину и стала откланиваться.
— Уж я для вас постараюсь, матушка, ног жалеть не стану, — проговорила она. — Как только найду хорошую девицу из порядочной семьи, приду скажу.
— Насчет подарков, нарядов, украшений и всего, что полагается, пусть не волнуется, — заметила Чуньмэй. — Только бы из хорошего дома была да собой недурна. Как присмотришь, приходи.
— Хорошо, матушка! — заверила ее сваха. — Мне бы только вам угодить, матушка!
Через некоторое время Цзинцзи закончил обед и удалился к себе, а тетушка Сюэ все еще мешкала с уходом.
— Когда же это он к вам пожаловал, матушка, — спросила она, едва Цзинцзи скрылся за дверью.
Чуньмэй рассказала свахе, как Цзинцзи сделался монахом, и продолжала:
— Долго я его разыскивала. Двоюродным братом объявить пришлось.
— Умно придумали! Предвидели, матушка, что впереди-то будет, — похвалила ее сваха. — Говорят, к вам на день рождения бывшая ваша хозяйка визит нанесла.
337


— Сперва она прислала мне подарки, потом я отправила слугу с приглашением, — пояснила Чуньмэй. — Целый день у меня провела.
— Занята я была тогда, — говорила сокрушенно тетушка Сюэ. — Тут одной молодухе свадебный обряд устраивала — постель для новобрачных убирала. Весь день прохлопотала, а рвалась поздравить вас, матушка. И дядя Чэнь с ней видался?
— Что ты! Он ее видеть не может! Из-за приглашения мне целую сцену устроил. Упрекал, что с ней знаюсь, что хлопочу за нее. Нет, говорит, у тебя никакого самолюбия. Пусть У Дяньэнь слугу пытает, тебе-то что за дело. А ее надо к суду привлечь. Что ты, говорит, о ней беспокоишься, забыла, как она с нами обращалась?
— Его тоже, конечно, можно понять, — заметила сваха. — Но с другой стороны, нельзя же столько времени злобу таить.
— Раз я приняла от нее подарки, значит, уже не могла отказать ей в приглашении. Пусть ее мучит совесть, а я неучтивой прослыть не собираюсь.
— Доброй вы души человек, матушка! — воскликнула сваха. — Потому-то вы и счастливы в жизни.
Тут сваха подхватила свою корзину с украшениями и, откланявшись, ушла.
Дня через два она явилась к Чуньмэй.
— Вот у тысяцкого Чжу есть молоденькая дочка, — сказала сваха. — Пятнадцати лет. Пара подходящая. Правда, мать умерла, сиротка она.
— Нет, слишком молода, — отвечала Чуньмэй.
Тогда тетушка Сюэ заговорила о второй дочери Ин Боцзюэ, двадцати двух лет от роду7. Но и от нее отказалась Чуньмэй под тем предлогом, что самого Ин Боцзюэ уже не было в живых, а выдавать ее будет дядя, и за ней никакого приданого не получишь. Так обе девицы получили отказ.
Прошло еще несколько дней, и тетушка Сюэ принесла цветы. Она достала из рукава визитную карточку от родителей невесты. На ярко-красном атласе было написано: «Старшая дочь владельца атласной лавки именитого горожанина Гэ, двадцати лет от роду. Появилась на свет в год под знаком курицы, пятнадцатого дня одиннадцатой луны в полуночный час под первым знаком цзы»8.
— Ее зовут Цуйпин — Зимородковая Ширма, — пояснила сваха. — Девица — картинка. Стройная и ростом взяла. Овальное лицо. Изысканные манеры, нежна и обходительна. Умна и расто¬
338


ропна. А какая рукодельница, и говорить не приходится. Живет с отцом и матерью, а у них десятки тысяч связок монет. Целое состояние. Атласная лавка на Большой улице. В Сучжоу, Ханчжоу и Нанкин по торговым делам ездят. Прекрасная семья. Лучше и не сыскать. Кровать с пологом, корзины и сундуки приданого — все в Нанкине заказывали.
— Если так, я согласна, — решила Чуньмэй и велела свахе отнести письменное согласие родителям невесты, что та незамедлительно и исполнила.
Да,
Если хочешь залучить
красотку из светлицы, —
Лучше свахи красный лист
9
поможет пожениться .
Тому свидетельством стихи:
Там в небесных чертогах тончайшие ткутся шелка.
Свяжут нитью блестящею суженых издалека.
Как на небе Ткачиху нашел Волопас,
На земле ум и нежность слились в добрый час.
Так сваха Сюэ стала посредницей между двумя домами. Узнав, что жених из дома начальника гарнизона, богатый горожанин Гэ проникся желанием с ним породниться и послал со своей стороны сваху Чжан, которая занялась сватовством вместе с тетушкой Сюэ.
Чуньмэй уже приготовила подарки — два короба чая, яства, сладкие пирожки и фрукты к чаю. На смотрины и сговор попросила поехать Сунь Вторую. Та отбыла в дом Гэ в паланкине и вернулась с кольцами.
— Да, девушка действительно хороша собой! — говорила она Чуньмэй. — Пара будет отличная. Она нежна как цветок. И семья вполне порядочная.
Чуньмэй позаботилась о выборе благоприятного дня для отправки свадебных даров — шестнадцати подносов отваров, плодов и сладостей к чаю, двух коробок головных украшений, двух — жемчуга и бирюзы, четырех ящиков с вином и пары бараньих туш. Невесте были преподнесены также волосник, полный набор золотых и серебряных головных украшений, шпильки, кольца, а помимо того креповый и атласный халаты, наряды на все времена года, цветное
339


полотно, холст и двадцать лянов серебра, о чем говорить подробно нет надобности. Астролог установил для переезда невесты восьмой день в шестой луне.
— А у невесты будет своя служанка? — спросила Чуньмэй у свахи.
— Кровать с пологом, туалетный столик, крапленые золотом сундуки — все имеется, вот только служанки никак нет, — отвечала Сюэ.
— Тогда надо купить девочку лет тринадцати или четырнадцати, — наказывала Чуньмэй. — В спальне прислуживать. И ночное ведро вынести, и воды утром подать. Без прислуги неудобно.
— В двух домах девочек продают, — заметила Сюэ. — Я завтра же приведу.
На другой день сваха Сюэ и в самом деле привела к Чуньмэй девочку.
— Ей тринадцать лет, матушка, — говорила Сюэ. — До этого она у подрядчика Хуана Четвертого служила. Но Хуан Четвертый растратил казенные деньги и вместе с Ли Третьим был посажен в тюрьму. С ними и Лайбао попал. Под стражей больше года. Все имущество спустили, дом продали. Ли Третий в заточении умер. Тогда его сына, Ли Хо, посадили. А Сэнбао, сын Лайбао, скитается по чужим краям, погонщиком стал.
— Лайбао, говоришь? — переспросила Чуньмэй.
— Он теперь называет себя Тан Бао.
— Значит она у Хуан Четвертого служила, — проговорила Чуньмэй. — Сколько же за нее просят?
— Деньги им нужны, в казну долг вносить, — говорила сваха. — Всего четыре с половиной ляна просят.
— Ишь чего захотели! — воскликнула Чуньмэй. — За три с половиной возьму.
Было отвешено три с половиной ляна белоснежного казенного серебра и свахе передали купчую. Девочке дали имя Цзиньцянь, однако хватит пустословить.
Вот и настал восьмой день шестой луны. Голову Чуньмэй венчала украшенная жемчугами и бирюзою парадная фениксова шапка. Карминовый халат, богато расшитый вплоть до рукавов, дополнял нежно-голубой нефритовый в золотой оправе пояс. Ее огромный паланкин несли четверо носильщиков. Сопровождаемый барабанщиками и слугами с фонарями поезд двигался к дому Гэ за невестой.
340


Чэнь Цзинцзи восседал на статном белом коне. Отливали серебром седло и сбруя. Одетые в черное воины окриками разгоняли с дороги зевак. Цзинцзи был в шапке ученого, в темном с круглым воротником атласном халате и в черных сапогах на белой подошве. Шапку его украшали две воткнутых ветви золотых цветов.
Да,
Было сухо, безотрадно —
Благодатный дождик вдруг,
Л в чужом краю внезапно Повстречался старый друг.
Уж невесту окружали Мириады грез ночных:
Его имя на скрижалях Государя золотых
Стоит человеку помыться и переодеться, как он становится совсем другим.
У ворот дома начальника гарнизона Чжоу из паланкина вышла молодая, скрытая под ярко-красным карминовым покрывалом. Неся свадебную вазу, наполненную безделушками и зерном, она вошла в ворота. Астролог ввел ее в ярко декорированную залу, откуда после положенных при встрече церемоний она проследовала в спальню новобрачных. Чуньмэй усадила молодых на край ложа под пологом и покинула спальню. Когда на постель были брошены деньги и раскрашенные плоды, астролога с наградными отпустили домой. Разошлись и барабанщики.
Посидев немного на краю ложа рядом с Гэ Цуйпин, Цзинцзи верхом, сопровождаемый слугами с фонарями, отправился к тестю с благодарственным визитом. Вернулся сильно выпившим.
А вечером насладились счастьем новобрачные, забавляясь игрою дождя и тучки.
Да,
Не раз увлажнен благовонной росою был персика алый цветок, И иву изящную с кроной густою согнул удалой ветерок.
341


Тому свидетельством стихи:
Прелестницу игривую
У озера под ивою
Раз повстречаешь невзначай —
Забудешь всю свою печаль.
Едва подует ветерок —
И Ае-цзы спрячется в тени Качнется ивовый листок —
Красотка юная манит.
В ту ночь Цзинцзи и Цуйпин отдались любви. Слились на брачном ложе красавица и талант будто пара неразлучных уточек, словно пара фениксов, и резвились как рыбы в воде.
На третий день после свадьбы Чуньмэй распорядилась по-праздничному ярко убрать дальнюю залу и накрыть пиршественные столы. На встречу съехались родные и близкие жениха и невесты. Пирующих услаждали музыкой и пением, но говорить об этом подробно нет надобности.
Каждый день Чуньмэй приглашала к себе на обед молодую чету. Чуньмэй и Цуйпин целые дни проводили вместе, величая друг дружку невесткой и золовушкой, и никто в доме — ни служанки с кормилицами, ни жены слуг не смели им перечить.
Чуньмэй, надобно сказать, отдала молодым трехкомнатный западный флигель, где и разместилась их спальня, сверкавшая чистотою, точно снежный грот. На дверях были опущены занавески, на окнах свисали шторы. К флигелю примыкал западный кабинет, где занимался Цзинцзи. Там тоже стояли тахта, столики, лежали старинные книги. Через руки Цзинцзи проходила вся переписка начальника Чжоу: не только письма, поздравления и визитные карточки, но также распоряжения и донесения с мест. Одни подлежали регистрации, на другие ставилась казенная печать, поэтому в кабинете имелись кисти, тушь, бумага и все необходимое. Все полки были до отказу уставлены отдельными книгами и сериями томов.
Чуньмэй то и дело заходила туда и подолгу болтала с Цзинцзи, а тайком и не раз они позволяли себе и большее.
342


Да,
Утром — пировал в долине золотистой^,
Ночью — целовал прозрачный локоток.
Жизни наслажденья — как родник игристый,
Жизнь — иссякнет мигом, как один глоток^.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
343


г
к
А
В
А
Д
н
в
JT
и
□
с
т
□
в
□
с
J>
м
А
Я
Чэнь Цзинцзи открывает кабачок в Аиньцине.
Хань Айизе встречает любовника в бирюзовом тереме.


Если на душе твоей покой,
так уютно и на жестком ложе.
Сильный человек и волевой
слышит аромат от кочерыжки.
Искренняя к ближнему любовь —
вот что в жизни нам всего дороже;
Меру в чувствах надо похвалить, осуждая всякие излишкиК Если богатеет человек,
разоряя своего соседа,
Воротила сыщется иной —
преградит дорогу душегубу.
Ныне ты вознесся высоко,
у тебя победа за победой,
В будущем грозит тебе удар —
ты кулак судьбы познаешь грубый.
И вот однажды начальник гарнизона Чжоу и правитель Цзи- нани2 Чжан Шуе во главе пеших и конных войск, отправившись в карательный поход на Ляншань, покарали тридцать шесть главарей под водительством Сун Цзяна. Десять с лишним тысяч разбойников были принуждены сдаться, и на земле снова воцарились мир и покой. О победе доложили Его Величеству. Высочайшим указом Чжан Шуе возводился в чин цензора и назначался страшим комиссаром Шаньдуна. Начальник гарнизона Чжоу Сю был назначен командующим пехотой и конницей Цзинани, в чьи обязанности входили инспекции водных путей и борьба с разбойниками и пиратами. Остальные отличившиеся в походе начальники, им подчинявшиеся, получили повышение на один ранг. Поскольку имя Цзин- цзи тоже значилось в списке личного состава, он был удостоен чина войскового советника с месячным пайком в два даня3 риса. Теперь к великому своему удовольствию он как лицо чиновное мог носить парадную шапку и пояс.
345


Чжоу Сю с императорским эдиктом во главе пехоты и конницы возвращался домой к середине десятой луны, о чем заблаговременно дали знать Чуньмэй.
До глубины души обрадованная Чуньмэй послала Чэнь Цзин- цзи и Чжан Шэна с Ли Анем за город встретить хозяина. В зале готовился в его честь пир. Ждали приезда военачальников. Невозможно было перечесть всех прибывавших с поздравлениями и подношениями.
Чжоу Сю спешился и направился в заднюю залу, где его встретили положенными поклонами Чуньмэй и Сунь Вторая. Потом хозяина приветствовала молодая чета — Чэнь Цзинцзи и Гэ Цуйпин. Цзинцзи облачился в парадное платье — перепоясанный роговым поясом ярко-красный с круглым воротом халат и чиновничью шапку. На ногах у него были черные сапоги. Цуйпин понравилась хозяину, и он одарил ее набором нарядов, десятью лянами серебра и головными украшениями, но не о том пойдет речь.
Вечером Чуньмэй и Чжоу Сю пировали в спальне. Речь невольно коснулась и домашних дел.
— А я и брата женила, — говорила Чуньмэй. — Ввел он нас в немалые расходы.
— Что ты говоришь! — воскликнул муж. — Он же не чужой человек — брат твой. А раз мы его приютили, значит должны были ему пару подыскать да о будущем его позаботиться. Нет, на это денег жалеть не следует.
— А ты и о его карьере позаботился, — проговорила она. — О большем он и не мечтал.
— Указом Его Величества мне на этих днях надлежит занять пост в Цзинани, — пояснил Чжоу. — А тебе придется пока остаться, за домом присмотреть. Надо будет выделить твоему брату денег. Пусть приказчика наймет и откроет какую-нибудь торговлю. Раз в три или пять дней будет ходить счета проверять, а прибылей хватит им на прожитье.
— Лучшего нельзя и придумать! — поддержала его Чуньмэй.
Этой ночью муж и жена предались любви, о чем нельзя вдаваться в подробности.
Чжоу Сю пробыл дома дней десять. В начале одиннадцатой луны он собрался в Цзинань, взяв с собой Чжан Шэна и Ли Аня, а Чжоу Жэню и Чжоу И поручил смотреть за домом. Чэнь Цзинцзи проводил их до загородного монастыря Вечного блаженства.
Однажды Чуньмэй держала с Цзинцзи совет.
— Видишь ли дело-то какое, — говорила она. — Муж советовал заняться тебе в низовье реки торговлей. Нанял бы ты приказчика, а прибыль вам на жизнь годилась.
346


Такое предложение сильно обрадовало Цзинцзи. Шел он как- то по улице да присматривался, кого бы нанять в приказчики. И надо же такому быть! Попался ему старый друг Лу Бинъи, которого он звал брат Лу Второй.
— А, брат! — протянул Лу. — Что-то давно я тебя не видал!
Цзинцзи рассказал ему, как похоронил жену, попал под суд и
как Ян Гуанъянь украл у него полджонки товаров.
— Он меня нищим по миру пустил, — продолжал Цзинцзи. — На счастье сестру выдали замуж за начальника гарнизона, а потом и меня женили. Я теперь ношу шапку и пояс чиновного лица — войсковым советником стал. Торговлей решил заняться, да никак приказчика не найду.
— Значит это тебя Железный коготь обокрал? — переспросил Лу Бинъи. — А он кабачок в Линьцине открыл. На паях с Се Третьим. Деньгами ворочает, ссуды дает. Все тамошние певицы у него в долгах. Огромные барыши огребает. Одет с иголочки, ест чего только пожелает. На осле разъезжает. Раз в три или пять дней заявляется. Счета проверит и барыши в карман положит. На прежних друзей никакого внимания! А брат у него игорный дом открыл. Псарню держит, петушиные бои устраивает, и никто им не смеет перечить.
— Я его в прошлом году как-то встретил, — говорил Цзинцзи. — Отвернулся от меня. Чуть не избил. Хорошо друг подоспел. Ненавижу я его до мозга костей.
Тут он повел Лу Бинъи в ближайший кабачок. Они поднялись наверх, заняли столик, а когда подали вино и закуски, стали держать совет.
— Как бы мне с ним разделаться, а? — начал Цзинцзи. — Отплатить ему за все прошлое...
— Как говорится, благороден не тот, кто ненавидит слабого, муж не тот, кто не помнит зла, — изрек Лу. — Я с ним поговорю как следует, а то он пока гроб не увидит, слезы не польются. Я ему по-хорошему предложу, но он мое предложение безусловно отвергнет. И тебе, брат, никакого дела начинать не придется. Тебе надо будет только подать на него жалобу, к суду его привлечь. Пусть вернет тебе украденное. Отберешь у него по суду кабачок, добавишь капиталу и войдешь с Се Третьим в пай. Я буду с братом Се на пристани трудиться, а тебе, брат, придется раз в три или пять дней наведываться, счета проверять. По сотне с лишним лянов в месяц получать будешь. Это я тебе ручаюсь. А где ты еще такие барыши выколотишь?!
Да, дорогой читатель! Не посоветуй тогда Лу Бинъи, не погибли бы люди не своей смертью. Какой страшный конец ждал Чэнь
347


Взинцзи! И другой погиб невинно. Плохо они кончили, как Ли уньсяо4, живший в эпоху Пяти династий, или Пэн Юэ5, как о нем читаем в «Истории Ханей».
Да,
Беда назначена судьбой,
И не при чем тут мы с тобой.
— А ты, брат, дело говоришь! — выслушав его и поклонившись, воскликнул Цзинцзи. — Я только с зятем и сестрой посоветуюсь. Если нам удастся, то я поставлю тебя приказчиком. Вместе с братом Се делом займешься.
Они допили вино и, спустившись вниз, расплатились с хозяином.
— Смотри, никому не слова! — предупредил друга Цзинцзи. — Награда за мной.
— Понимаю, — отвечал Лу Бинъи.
На этом они расстались.
Дома Цзинцзи изложил задуманное Чуньмэй.
— Но как решать без хозяина? — спрашивала Чуньмэй.
— Не волнуйтесь! — вмешался в разговор стоявший рядом старый слуга Чжоу Чжун. — Пусть дядя составит жалобу, укажет, сколько было похищено серебра и товаров. Приложите к жалобе визитную карточку батюшки, а я подам пакет уголовным надзирателям в управу. Привлекут они Яна к суду, порку устроят. Все серебро выложит, будьте покойны.
Довольный Цзинцзи составил жалобу, запечатал ее в пакет вместе с визитной карточкой начальника Чжоу и передал Чжоу Чжуну.
Когда Чжоу Чжун подошел к управе, там уже началось слушание дела, и оба надзирателя были на своих местах.
— От его превосходительства командующего господина Чжоу посыльный с письмом, — объявил привратник.
Тысяцкий Хэ и его помощник Чжан Второй велели впустить Чжу Чжуна. После расспросов о повышении хозяина и назначении на новый пост они распечатали пакет, где нашли визитную карточку и жалобу. Желая угодить командующему, они тотчас же подписали ордер на арест Ян Гуанъяня из Хэся6, куда и были немедленно посланы полицейские, а Чжоу Чжуну вручили свои визитные карточки.
348


— Передай низкий поклон твоему батюшке и матушке, — наказали они. — Мы сообщим вам, как только будет возвращено украденное серебро.
Чжоу Чжун рассказал Чуньмэй о встрече с надзирателями и передал их визитные карточки.
— Об аресте тут же распорядились, — добавил он. — Как только будет серебро, с посыльными сообщат.
Цзинцзи взял визитные карточки. На одной было написано «С низким поклоном Ваш ученик Хэ Юншоу», а на другой — «С низким поклоном Ваш ученик Чжан Маодэ». Цзинцзи остался доволен таким оборотом дела. Не прошло и двух дней как полицейские вернулись из Хэся с арестованными Ян Гуанъянем и его братом Яном Вторым Гуляй Ветер. В управе на основе жалобы Чэнь Цзинцзи им учинили допрос, а после порки держали несколько дней в заключении. Арестованные вернули три с половиной сотни лянов серебра и сто бочек вина. Кроме того имущество кабачка было оценено в полсотни лянов. Но в жалобе Цзинцзи указывалась сумма в девятьсот лянов серебра, недоставало еще три с половиной сотни. Дом Яна был продан за полсотни лянов, пустили с молотка все его имущество. Так Цзинцзи оказался владельцем кабачка и компаньоном Толстяка Се. Чуньмэй дала ему пятьсот лянов, после чего капитал его составил тысячу лянов серебра. Ли Бинъи стал приказчиком.
После ремонта кабачок стал неузнаваем. Все сверкало свежим лаком, всеми цветами переливалась роспись. Блестели перила, на балках играли блики. Красовались чистотою аккуратно накрытые столики.
Настал день открытия кабачка. Барабанный бой и музыка неслись к самым небесам, стройно пели флейты и свирели. Отовсюду собрались заезжие и торговые гости. На сей случай созвали со всех концов певиц. Цзинцзи принес в жертву свинью и возжег жертвенные деньги.
Как говорится,
Откупорили жбан,
И на версты вокруг Ароматы хмельные разлиты.
Лишь за чарку вина
Небожитель отдаст
Все свои жемчуга и нефриты,
349


Л сановник с себя Снимет все соболя,
Вынет золото царская свита.
Цзинцзи поднялся наверх. Кругом в окна кабачка струился яркий свет. Блестели зеленью перила. Со всех сторон открывался вид на далекие гряды покрытых облаками гор. На горизонте сливалась с небом водная гладь. Прямо на востоке устремлялась ввысь окутанная синеватою дымкой похожая на раковину громада горы Тай. Прямо на западе за плотной стеной голубоватой мглы скрывался престольный град. На севере и тут и там ярусами высились красные терема. На юге протянулась белой шелковой лентой полноводная река Хуай7. Вверху и внизу насчитывалось более сотни отдельных комнат. И тут и там гостей ублажали музыкой, танцами и песнями. Не описать всех яств, от которых ломились столы, и вин, которые лились рекой.
Да, сколько там
Исполнили танцев и песен,
поскольку в ночной карнавал Веер с цветами персика
прохладу им навевал.
С середины первой луны, когда на пристани в Линьцине Чэнь Цзинцзи открыл кабачок, он приносил ему за день от тридцати до пятидесяти лянов серебра. Всеми делами заправлял Толстяк Се и приказчик Ли Бинъи. Дня через три-четыре в Хэся для подведения счетов наведывался ждении молодого слуги
Се готовили ему комнату наверху — стелили постель и накрывали стол. Аккуратно убранная, она походила на снежный грот. На столе стояли закуски и вино. Чтобы Цзинцзи не было скучно, звали самых красивых певичек. Чэнь Третий служил виночерпием.
И вот однажды, а дело было в прекрасную пору третьей луны года, светило яркое солнце, благоухали цветы и травы, бирюзовой стеной росли по берегам нежные ясени и ивы, а благоухающие персики и абрикосы алели как парча, Чэнь Цзинцзи стоял наверху, облокотившись на зеленые перила, и любовался чудными картинами природы. Какое же царило ликованье!
Тому свидетельством стихи:
В дымке парчовые стяги Ветер змеит.
Цзинцзи. Он прибывал верхом в сопрово- Цзяна. И всякий раз Лу Бинъи и Толстяк
350


Мир вокруг на земле,
И длиннее все дни.
Молодцу отваги прибавит вино,
Девицы печаль развеет оно.
Плакучих ив и тополей Ветви ниже склонились.
Близ абрикосовой рощи Древко флажка покосилось.
Коль не достигнута цель В юдолях земных,
С песней веселой ступай В селенье хмельных.
Глядел Цзинцзи сверху в окно и заметил, как к берегу причалили две джонки, груженые сундуками, корзинами и домашней утварью. Человек пять после разгрузки вместе со всем скарбом направились прямо к нему в кабачок и заняли пустовавшую комнату. На джонке оставались две женщины. Одна средних лет, высокая, со смуглым лицом, а другая еще молодая, лет двадцати с небольшим, казалась миловидной и холеной. Лицо ее было подпудрено и нарумянено. Когда и они последовали в кабачок, Цзинцзи спросил у Се:
— Что это за люди? Почему занимаю помещение без спросу?
— Эти женщины прибыли из Восточной столицы навестить родственника, — пояснил Се. — Но не нашли его и остались под открытым небом. Они просились к соседу Фаню. Им дня на два, на три остановиться. Я только что хотел с вами посоветоваться, сударь, а вы сами подошли.
Цзинцзи готов был выйти из себя, но тут молодая женщина, робея и смущаясь, выступила вперед и отвесила Цзинцзи глубокий поклон.
— Не гневайтесь, сударь, прошу вас! — обратилась она. — Ваш управляющий нисколько не виноват. Это мы набрались смелости. Но нам некуда деваться, поверьте, сударь. Вот и дерзнули зайти к вам, не спросясь. Будьте так добры, простите, пожалуйста. Мы долго не задержимся. Какие-нибудь дня три-четыре. А за жилье вы не беспокойтесь, мы уплатим все, что полагается.
Убедившись, что женщина бойка на язык, Цзинцзи глаз с нее не спускал. Она тоже украдкой поглядывала на Цзинцзи. Их взгляды встретились, и они не в силах были подавить душевное волнение. Цзинцзи молчал, но, оглядев женщину с головы до ног, про себя подумал: «А ведь я с ней где-то встречался. Что-то знакомое...»
Высокая средних лет женщина тоже уставилась на Цзинцзи.
351


— Вы, сударь, случайно не зятюшка Чэнь из дома господина Симэня? — спросила она наконец.
Цзинцзи был поражен.
— А ты откуда меня знаешь? — спросил он.
— Не скрою, зятюшка, я жена бывшего вашего приказчика Хань Даого, — проговорила женщина средних лет. — А это моя дочь Айцзе.
— Но вы жили в столице, — недоумевал Цзинцзи. — Как же попали сюда? А где у тебя сам?
— Он в джонке остался, вещи сторожит.
Цзинцзи наказал виночерпию сейчас же пригласить Хань Даого. Немного погодя вошел Хань и поклонился хозяину. Время посеребрило ему виски и бороду.
— Государев наставник Цай, главнокомандующие Тун, Чжу и Гао, правый министр Ли и дворцовый смотритель Ли бы осуждены выходцем из университета Чэнь Дуном8 в докладе на высочайшее имя, — объяснил Хань Даого. — Доклад одобрил прокурор, и государь указом повелел арестовать всех шестерых. Их дело разбирала судебная коллегия трех управлений, и по приговору их отправили в места пагубных миазмов9 на пожизненную ссылку. А начальника ведомства обрядов Цай Ю, сына государева наставника, предали казни и конфисковали все имущество. Вот мы втроем и решили спасаться бегством. Думали у моего младшего брата в Цинхэ пока укрыться, а он дом продал и куда-то исчез. Тогда нам пришлось нанять джонки. Так мы и добрались сюда. Мы счастливы, как никогда, что встретили вас, зятюшка. А вы, зятюшка, все у господина Симэня живете?
Цзинцзи рассказал о себе и продолжал;
— Так что и я у него больше не живу. Я вошел зятем в дом начальника гарнизона Чжоу. Чином обзавелся — войсковым советником стал. А для прожития кабачок на пристани открыл. Вот двоих приказчиков нанял. Раз уж нам с вами довелось встретить** ся, оставайтесь у меня, устраивайтесь поудобнее и живите, сколько хотите.
Ван Шестая и Хань Даого в знак благодарности поклонились Цзинцзи, потом перенесли из джонок в кабачок остававшуюся там домашнюю утварь. Зуд нетерпения одолевал Цзинцзи, и он послал слугу Цзяна с Чэнем Третьим помочь им поскорее перебраться.
— Не волнуйтесь, зятюшка, — упрашивала Ван Шестая. — Прибавили мы вам хлопот.
И прибывшие, и хозяин были очень довольны.
352


Чэнь Цзинцзи сталкивается в Линьцине со старым знакомым
陳狄赛窳清淹省爽


Хань Айцзе встречает любовника в публичном доме
韓复媒翠翁是皆郎


— Мы ведь с вами — одна семья! — воскликнул Цзинцзи в ответ. — К чему же нам считаться!
Близился закат, шел предвечерний час10, и Цзинцзи надо было торопиться домой.
— Давай-ка угости их чаем и сладостями, — распорядился он приказчику и, оседлав лошадь, в сопровождении слуги пустился в путь.
Всю ночь у Цзинцзи учащенно билось сердце. Всем его существом овладела Хань Айце.
Прошел день, другой. А на третий день рано утром Цзинцзи вырядился в парадное платье и в сопровождении слуги Цзяна поспешил в кабачок посмотреть, как там идут дела.
Хань Даого послал полового пригласить Цзинцзи на чашку чаю. Цзинцзи и сам намеревался навестить новых постояльцев, но тут к нему явился половой. Цзинцзи не заставил себя ждать.
Навстречу хозяину вышла Хань Айцзе. Она улыбалась и была очаровательна.
— Прошу вас, сударь, присаживайтесь, — проговорила она, кланяясь.
Цзинцзи проследовал в комнату и сел. К нему присоединились Ван Шестая и Хань Даого. Немного погодя подали чай. Завязался разговор, вспоминали прошлое. Цзинцзи не мог оторваться от Хань Айцзе. Она тоже смотрела на него широко открытыми, сверкающими как звезды глазами с поволокой. Из взгляды становились все более многозначительными.
Тому свидетельством стихи:
Остроносые туфли из крепа до чего же изящны!
Ароматно тело, томленье в глазах блестящих.
Нежнее нефрита красотки высокая грудь,
Волнует, чарует, глаз не отвестъ, не вздохнуть.
Хань Даого немного погодя спустился вниз.
— Как много весен встретили вы, сударь? ■— спросила Айцзе.
— Впустую прожито двадцать шесть лет, — отвечал он. — А вы, барышня?
— Нас с вами свел случай, сударь! — воскликнула Айцзе. — И мне двадцать шесть11. Мы с вами в доме батюшки встречались. И вот на счастье опять оказались рядом. Да, кому суждено, те свидятся, будь и за тысячи ли.
355


Когда разговор их стал более интимным, Ван Шестая будто бы по делу тоже последовала за мужем, оставив их одних. Игривыми речами Айцзе совсем заворожила Цзинцзи. Он, с юных лет познавший женщин, сразу, конечно, понял, к чему она клонит, и сел, обернувшись в ее сторону. Поскольку Хань Айзце, как и ее матери, еще во время переезда из столицы не раз приходилось идти давно проторенной дорожкой, а в бытность свою наложницей дворецкого Чжая в имении императорского наставника Цай Цзина чему ее только не научили — сочинениям всех философов, стихам и романсам, песням и одам, а потому, сразу уловив отклик на свои ухаживания и убедившись, что в комнате нет посторонних, она подсела к нему вплотную и, прильнув к его плечу, залепетала игриво и притворно.
— Дайте мне посмотреть вашу золотую шпильку, сударь, — проговорила она.
Только было Цзинцзи протянул руку, как Айцзе положила свою руку ему на голову и, вынув из прически шпильку, встала перед ним.
— Пройдемте наверх. Мне вам надо кое-что сказать, — проговорила она и стала удаляться.
Цзинзци, разумеется, последовал за ней.
Да,
Будь ты коварнее демона, но
Пить воду, где ноги я мыла, тебе суждено.
Цзинцзи поднялся за ней наверх.
— Что ты хотела сказать мне, барышня? — спросил он.
— Нас связывают давние узы любви, — говорила Айцзе. — И ты, пожалуйста, не притворяйся. С тобой хочу разделить ложе, порхать как птица.
— Но нас могут увидеть, — возразил было Цзинцзи. — Как же быть?
Айцзе пустила в ход все свои чары и, заключив Цзинцзи в объятья, тонкими и нежными как нефрит пальчиками начала отстегивать ему пояс. В них огнем пылала неуемная страсть, и Айцзе, сняв с себя одежды, опустилась на ложе. Они слились в любви.
Да,
В пылу сладострастья опасенъя исчезли, развеялся страх,
356


Дождь с тучкой играет, любовь под пологом время проводит в пирах.
— И которая же ты будешь в семье? — спросил он.
— Я родилась в праздник лета12, — отвечала она. — Меня зовут Пятая, а по имени Айцзе.
Немного погодя они завершили игру и, прильнув друг к дружке, сели рядышком. Она поведала ему о своих житейских невзгодах.
— Когда мы покинули столицу и не нашли родню, нам жить стало нечем. Если у тебя найдется пять лянов, будь добр, одолжи отцу. Я долго не задержу. Верну с процентами.
— Что за разговор! — воскликнул Цзинцзи. — Раз просишь ты, я дам пять лянов.
Получив согласие, Айцзе вернула ему золотую шпильку. Они еще посидели рядом. Из боязни пересудов Цзинцзи выпил чашку чаю, а от обеда в обществе Айцзе отказался.
— Нет, дела у меня есть, — сказал он. — А на расходы я тебе дам серебра.
— А я вина приготовлю, — говорила она. — Только не отказывайтесь, сударь. Вечерком посидим.
Цзинцзи пообедал в кабачке и вышел пройтись. На улице ему повстречался Цзинь Цзунмин, монах из обители преподобного Яня, и начал кланяться. Цзинцзи рассказал ему о себе.
— Не знал я, брат, что ты в доме начальника гарнизона живешь, — проговорил Цзунмин. — И женился, кабачок открыл. Прости, что не пришел поздравить. Завтра же пришлю с послушником чаю. А выберешь время, прошу, в обитель заглядывай.
Монах пошел своей дорогой, а Цзинцзи воротился в кабачок.
— А вас почтеннейший Хань приглашал, — обратился к нему Ли Бинъи. — Только что половой опять приходил. И нас обоих звали. Больше никого не будет.
Цзинцзи и Лу Бинъи направились к Ханям, где был уже накрыт стол. Стояли всевозможные закуски: рыба, мясо и овощные блюда.
Цзинцзи занял высокое место гостя, Хань Даого сел за хозяина. По обеим сторонам разместились Лу Бинъи и Толстяк Се. Ван Шестая и Айцзе пристроились поодаль. Половой внес подогретое вино. Когда оно обошло несколько кругов, приказчики, смекнув, к чему идет дело, встали из-за стола.
— Вы, сударь, оставайтесь, — обратились они к Цзинцзи, — а мы вниз пойдем, делом займемся.
357


Цзинцзи много пить не мог. И на сей раз, после ухода приказчиков, осушив с Ханями несколько кубков подряд, он почувствовал, как голову туманит хмель.
— Вы, сударь, нынче, конечно, домой не поедете, — сказала Айцзе.
— Да, поздно уж, не доберешься, — согласился он. — Завтра успею.
Немного погодя Ван Шестая и Хань Даого спустились вниз. Цзинцзи достал из рукава пять лянов серебра и вручил Айцзе. Она отнесла серебро матери, и они продолжали пировать вдвоем. В обществе ярко разодетой красавицы он пил до позднего вечера. Потом Айцзе сняла с себя наряды и предложила Цзинцзи остаться у нее. Чем он только не клялся ей на ложе, какие только заверения в любви не давал под узорным пологом! А она щебетала без умолку как иволга, словно ласточка. Как они только не наслаждались! Всего и не описать. В бытность свою наложницей дворецкого Чжай Цяня, живя в усадьбе государева наставника Цая, Айцзе приходилось служить и почтенной госпоже-хозяйке. При ней-то она и обучилась музыке и пению, чтению и письму. Узнав обо всем этом от Айцзе, Цзинцзи едва сдерживал восторг. Ведь Айцзе так напоминала ему Цзиньлянь. По душе пришлась она Цзинцзи, и он наслаждался ею целую ночь. Наконец, они заснули.
Проснулся Цзинцзи поздно, к обеду. Ван Шестая загодя напекла ему для подкрепления сил мясных пирожков. Он пропустил также насколько чарок подогретого вина, а немного погодя его пригласили приказчики, тоже устроившие ему угощение.
Цзинцзи умылся, причесался и оделся. После трапезы у приказчиков он еще раз заглянул на прощание к Айцзе. Она никак не хотела его отпускать и плакала.
— Дня через три-четыре я к тебе приеду, — уговаривал ее Цзинцзи. — Не сердись на меня.
ИУ оседлав лошадь, сопровождаемый молодым слугою, он отбыл домой в город.
— Смотри у меня, про Ханей ни слова! — наказывал он по дороге слуге Цзяну.
— Понимаю, — отозвался тот. — Не извольте беспокоиться.
Дома Цзинцзи сослался на дела.
— Пока со счетами провозился и не заметил, как завечерело. Ехать было поздно, вот и пришлось заночевать.
Он передал Чуньмэй тридцать лянов чистой выручки и направился к жене.
— Где же это ты ночевал, сударь? — ворчала Цуйпин. — Небось, под ивами в цветах с красоткой развлекался, а?А меня бросил.
358


Спи, мол, в пустой спальне одна-одинешенька, да? Меня, небось, и не вспомнил.
Цуйпин дней семь или восемь не отпускала Цзинцзи в кабачок, а за выручкой был послан слуга Цзян.
Айцзе страдала в разлуке. Хань Даого наказал жене подыскать дочери нового поклонника или торгового гостя какого к себе зазвать, чаем угостить, вина поставить. На такие дела Хань Даого был большой мастер. Ведь за счет жены ел, пил и богател. А Ван Шестой хотя и было лет сорок пять13, как говорится, полвека прожила, а кокетства она все еще не теряла. А тут и дочка подросла, мать сменила. Так что промысел не только не заглох, но даже расцвел пуще прежнего. Ведь человеку без чина, без звания и пути-то другого нет. Одно в жизни остается: пустить в расход жену, тем и зарабатывать. Бывало это называлось «завести негласную певичку», а теперь говорят: «частное гнездышко».
Цзинцзи не появлялся, и Чэнь Третий стал ей сватать торгового гостя господина Хэ. Было этому хучжоускому купцу уже за пятьдесят, ворочал он тысячами лянов серебра, торгуя шелками и парчой. Его-то и подговорил Чэнь Третий пригласить Айцзе, но сердце Айцзе было отдано Цзинцзи. Она всякий раз отказывала ему, ссылаясь на плохое самочувствие.
Хань Даого выходил из себя. А купец Хэ тем временем обратил внимание на высокую, с овальным как тыквенное семечко смуглым лицом Ван Шестую, на ее подведенные брови, удлиненные накладные букли, а особенно на ярко красные губы и сверкавшие как звезды смазливые глаза. Она показалась ему женщиной весьма кокетливой и игривой. Он выложил лян серебра, выпил у них вина и остался на ночь с Ван Шестой. Хань Даого удалился спать в другое помещение. Айцзе так и не показалась купцу.
С тех пор дня через три наведывался торговец к Ван Шестой, а выходил от нее веселый и разгоряченный, будто его на горячие угли сажали. Немало денег выудил у него Хань Даого.
Больше десяти дней не появлялся Чэнь Цзинцзи14. Айцзе тосковала. Каждый день, ей казалось, тянулся целых три осени, каждая ночь — не меньше пол-лета. Она страдала от «глаза» у «дерева», от «сердца», что пониже «поля»15. Наконец, она послала в город вышибалу. Подошел он к дому начальника Чжоу и стал ждать. Через некоторое время показался слуга Цзян.
— Что с господином? — спросил его потихоньку вышибала. — Почему он к нам не заглядывает?
— Нездоровится ему, — отвечал Цзян. — Никуда из дому не отлучается.
359


Вышибала доложил Айцзе. После совета с Ван Шестой они купили пару свиных ножек, пару жареных уток, две свежих рыбы и коробку печенья. Айцзе у себя в тереме растерла тушь и, разложив украшенную цветами бумагу, написала письмо. Короб с подарками и письмо были переданы вышибале.
— Постарайся повидаться с самим господином Чэнем, — наказывала Айцзе. — Ему в руки передай да ответа дождись.
Вышибала спрятал за пазуху послание и с подарками отправился в город. Не будем говорить, как он туда добирался.
Перед домом начальника Чжоу он присел у придорожной каменной террасы и стал ждать. Из дому вышел слуга Цзян.
— Опять пришел? — удивился он, заметив вышибалу. — Тебе кого?
Вышибала поклонился слуге и отвел его в сторонку.
— Мне самого господина Чэня надо повидать, — заговорил он. — Я подарки принес и дело есть. Я тут обожду, а ты иди доложи.
Слуга удалился. Немного погодя из дому с беспечным видом, покачиваясь, вышел Цзинцзи. Время стояло жаркое — пятая луна, и Цзинцзи был в креповом легком халате и шапке с ребристыми краями, украшенной золотой шпилькой. На ногах у него были летние туфли и светлые чулки.
— Как ваше драгоценное здоровье, сударь? — низко кланяясь, спросил вышибала. — А меня к вам Айцзе послала. Просила письмо передать и подарки.
— Как себя чувствует барышня? — беря письмо, спросил Цзинцзи.
— Она грустит, сударь, — говорил вышибала. — Вы так давно ее не навещали. Просила вам низко кланяться. Как скоро вы собираетесь навестить нас, сударь?
Цзинцзи распечатал конверт и стал читать.
«Возлюбленному моему господину Чэню с нижайшим поклоном от ничтожной наложницы Ханъ Айцзе.
Милостивый Государь!
С того самого момента, как я перестала лицезреть Вас, моим сердцем овладела неизбывная тоска. Душа моя терзается постоянною думой о Вас. Вы удостоили меня обещанием встречи, и, к двери прислонясь, я застыла на месте, пристально вглядываясь вдаль. Но Вы не снизошли до моей убогой хижины. Я посылала справиться о Вас, но человек вернулся ни с чем. Дошел до меня
360


слух, будто Вы недомогаете, чем я сильно опечалена и не нахожу утешения. Я терзаюсь наяву и во сне, что нет у меня крыльев, на которых я прилетела бы к Вашим стопам. У Вас же, сударь, рядом очаровательная любящая супруга. Разве Вы хотя бы вспомните обо мне, наложнице! Меня Вы выплюнули словно косточку плода. К сему прилагаю короб со съестным, весьма скромным, к чаю. Надеюсь, Вы примите скромные знаки внимания, а равно и искреннее пожелание скорейшего выздоровления. О своей любви в подробности вдаваться не стану.
PS Посылаю мешочек для благовоний из узорной парчи с изображением пары неразлучных уток и прядь волос как выражение моих сердечных чувств.
Ваша ничтожная наложница Айцзе с поклоном посылает в середине лета двадцатого дня».
Цзинцзи прочитал письмо и рассмотрел мешочек с прядью ее волос. На нем выделялись пара уточек-неразлучниц и надпись: «Его милости возлюбленному господину Чэню». Цзинцзи сложил письмо и вместе с мешочком спрятал в рукав.
Около их дома находился кабачок. Туда он и велел слуге Цзяну проводить посыльного от Айцзе.
— Угости его вином, — наказал Цзинцзи. — А я пока ответ напишу. Подношения ко мне в спальню отнесешь. Если матушка спросит, скажи: приказчик Се, мол, из кабачка прислал.
Слуга незамедлительно понес в дом подношения, а Цзинцзи проследовал к себе в кабинет, где тайком написал ответ и запечатал в пакет вместе с пятью лянами серебра. Потом он направился в кабачок.
— Тебя угостили? — спросил он посыльного.
— Благодарю вас, сударь, за доброе вино, — отозвался вышибала. — Я сыт и мне пора в путь.
Цзинцзи вручил ему пакет с ответом и серебром.
— Поблагодари от моего имени барышню Айцзе, — наказал он. — А пять лянов серебра ей на расходы сгодятся. Дня через три я и сам ее навещу.
Вышибала спрятал пакет и стал спускаться вниз. Цзинцзи проводил его за дверь кабачка.
Когда Цзинцзи вошел в спальню, Гэ Цуйпин встретила его вопросом:
— Кто это тебе прислал?
361


— Толстяк Се, приказчик, узнал, что мне нездоровится, гостинцы собрал.
Цуйпин поверила мужу, и они решили утку, рыбу и свиные ножки отнести в задние покои Чуньмэй, для чего к хозяйке с подносом была послана служанка Цзиньцянь.
У Чуньмэй тоже не возникло никаких подозрений, когда ей сказали, что это из кабачка от приказчика, но не о том пойдет речь.
А пока расскажем о вышибале. Воротился он на пристань вечером и тут же вручил пакет Хань Айцзе. Она при свете лампы распечатала его и принялась читать.
Ответ гласил:
«Моей любимой Хань Пятой
с поклоном отвечает Цзини,зи.
Милостивая Государыня!
Вы удостоили меня посланием и щедрыми дарами, за что выражаю Вам мою сердечную благодарность. Я постоянно помню о тех усладах, той пылкой любви, которую Вы мне подарили. Памятуя о нашем уговоре, я жаждал свидания с Вами, но из-за неожиданного недомогания моего пришлось Вас разочаровать в Ваших ожиданиях. Мне доставили огромное удовольствие любезно присланные Вами яства и искусно вышитый мешочек, за что я Вам бесконечно благодарен и признателен. Дня через два-три обо всем поговорим с глазу на глаз.
РБДабы как-то выразить мое почтение, шлю пять ляпов серебра и набивной платок. Искренне надеюсь, что он придется Вам по душе.
С поклоном Цзинцзи».
Айцзе прочла письмо, потом стала разглядывать платок. На нем было написано четверостишие. Оно гласило:
Сучжоуский мягок платок с прихотливым узором,
Надпись изящна на нем кисти четкой и скорой,
Хань Пятой с горячей любовью его шлю в подарок —
Пусть фениксов пары союз будет долог и жарок.
После чтения стихов Айцзе отдала пять лянов серебра Ван Шестой. И мать, и дочь с нескрываемой радостью стали ждать приезда Цзинцзи, но не о том пойдет речь.
362


Лишь гость дорогой душе никогда не претит,
Лишь друг сердечный душу всегда веселит.
Тому свидетельством стихи:
Сердечные думы свои у окна поверяла бумаге.
На ней, ароматной, лебедя путь в облаках был высок.
Вижу — нежная ручка твоя кистью взмахнула в отваге,
Но крик сокровенный души запечатлен между строк.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой
раз.
363


Пьяный Лю Второй обрушивается с бранью на Ван Шестую.
Разгневанный Чжан Шэн убивает Чэнь Цзинцзи.


Изречения гласят:
Все огорченъя наши, все волненья —
От неуменья перенестъ лишенъя.
При пораженъе не теряй терпенья,
Глядишь — и низойдет к тебе прозренье.
Наставит слово Будды нас в морали,
Конфуций держит от вражды подале.
Желает каждый жизни бестревожной,
Но век прожить беспечно — невозможно.
Так прошло еще два дня, а на третий приходилось рождение Чэнь Цзинцзи. Чуньмэй в его честь устроила пир в дальней зале. Веселились всем домом целый день.
*— Давно я на пристань не заглядывал, — сказал он на следу- ющее утро Чуньмэй. — Делать мне сегодня нечего, надо съездить в кабачок. И счета пора подвести, и от жары отдохнуть. Я скоро вернусь.
— Возьми паланкин, — посоветовала Чуньмэй. — Легче будет добираться.
Чуньмэй велела двоим солдатам нести паланкин, а слуге Цзяну сопроводить Цзинцзи в кабачок на пристань, однако не станем говорить, как они туда добирались.
Было уже за полдень, когда Цзинцзи вышел из паланкина и проследовал в кабачок. Его встретили приветствиями оба приказчика.
— Как ваше драгоценное здоровье, сударь? Полегчало немного? — спрашивали они Цзинцзи.
— Благодарю вас за заботу, — отвечал он, все мысли которого были заняты Айцзе.
Цзинцзи присел ненадолго и встал.
365


— Счета пока приготовьте, я приду и проверю, — наказал он и направился во внутрь кабачка, где его встретил вышибала и доложил Ван Шестой.
Хань Айцзе, облокотившись на перила, сверху всматривалась вдаль и кистью выводила стихи, чтобы отогнать душевную тоску, когда ей сказали о прибытии Цзинцзи. Она тотчас же, приподняв подол юбки, засеменила своими лотосами-ножками и торопливо спустилась из терема вниз. При встрече с Цзинцзи она и ее мать расплылись в улыбке.
— Дорогой сударь! — воскликнули обе. — Редкий вы у нас гость. Каким ветром вас принесло, какими судьбами!
Цзинцзи приветствовал их поклонами. Они вошли в комнату и сели. Немного погодя Ван Шестая заварила чаю.
— Прошу вас, сударь, пройдемте ко мне в спальню наверх, — пригласила его после чаю Айцзе.
Цзинцзи поднялся в терем. Они резвились, как рыбки, обретшие воду. Казалось, их прилепили друг к дружке, лаком склеили. В задушевной беседе они только и говорили о нежной любви и крепких узах, их связывающих.
Айцзе достала из письменного столика разрисованный цветами лист бумаги и показала его Цзинцзи.
— Это я писала здесь, в тереме, пока ждала тебя, чтобы отогнать тоску, — пояснила она. — Тревожит одно: не оскорбили бы они твой слух.
Цзинцзи принялся читать. Вот какие стихи написала Айцзе:
Весна
Золотою форзии,ией сад пробуждён.
Только я неумыта и прячусь от света.
Ты ушел, моей нежности нету ответа. Изнываю в ночи и стыжусь себя днём.
Лето
Я с заоблачной башни гляжу вникуда. Ароматные розы пред нею коврами...
Я перила до блеска натру рукавами... Теплый ветер... И только в душе — холода.
366


Осень
Лотосы вымерзли, вымок весь дом:
Ложе — слезами, крылечко — дождем. Сумрак не кончится, тянется сутками. Бросил любимый и жутко мне.
Зима
Назло холодам зацвела слива-мэй, Изводит меня и горда и жеманна.
Я ставни закрою — пусть станет темней, А зеркало брошу в сугроб. Не желанна!
Нзинцзи прочитал стихи и долго ими громко восторгался, емного погодя наверх с подносом поднялась Ван Шестая. Она отодвинула в сторону зеркало и расставила на туалетном столике вино и закуски. Цзинцзи и Айцзе сели рядышком. Айцзе наполнила кубок и обеим руками поднесла Цзинцзи.
— Вы так давно у нас не были, сударь, — говорила она, низко кланяясь. — А я постоянно думала о вас, посылала узнать. Вы были так любезны и помогли нам деньгами, за что мы всей семьей бесконечно вам благодарны.
— Мне нездоровилось, — объяснял он, беря кубок и отвечая поклоном. — Оттого и не смог явиться в назначенный срок. Не обижайся на меня, сестрица. А по случаю встречи и я хочу поднести тебе чарку вина.
Айцзе осушила чарку, и они опять сели рядом. Пир продолжался. Вскоре к ним присоединились Хань Даого и Ван Шестая. Правда, после нескольких чарок, ссылаясь на дела, они удалились вниз, оставив молодых наедине. Те продолжали пировать и за разговорами о долгой разлуке захмелели.
1\огда в них пламенем разгорелась страсть, они, как и раньше, отдались безмерным усладам любви. Потом, одевшись и приведя себя в порядок, снова сели за стол. После нескольких чарок у них помутилось в глазах и опять вспыхнуло желание. Молодой любовник настрадался дома. Отдав сердце Айцзе, он давно избегал встреч с женою, а тут вдруг свиделся с возлюбленной, и страстное вожделение, понятно, не давало ему покоя.
Да,
Кого в жизни и смерти связала любовь,
Как пятьсот лет назад, стали счастливы внов*Л
367


Цзинцзи был прямо-таки заворожен красавицей Айцзе и через некоторое время опять разделил с нею ложе. Тут он почувствовал во всем теле такую истому, побороть которую оказался не в силах. Отказавшись от обеда, он повалился в постель и заснул.
И надо же было случиться беде!
В кабачок неожиданно пожаловал торговец шелками Хэ. Его угощала внизу Ван Шестая. Пока Хань Даого ходил за съестным и фруктами, купец наслаждался с его женой. Потом к ним за стол сел и Хань Даого.
Близился вечер, когда в кабачок ворвался в дым пьяный Лю Второй по прозвищу Спрут. Рубашка на нем была расстегнута и виднелась багровая грудь.
— Где тут этот заезжий болван Хэ? — заорал он, потрясая кулаками. — Подать его сюда! Я его сейчас угощу.
Приказчики всполошились. Боясь, что он разбудит спавшего наверху Цзинцзи, они поспешно оставили счета и радушно поклонились Спруту.
— К нам никакой Хэ не приходил, брат Лю, — говорили они.
Но Спрут их и слушать не хотел, а прошагал прямо в комнату
Хань Даого, сорвал дверную занавеску и увидел купца Хэ, пирующего с Ван Шестой. Зло охватило Спрута.
— Ах, разбойники, сучьи дети! — набросился он на купца. — Стебал я мать вашу! Обыскался. Вот ты где, оказывается! В моем кабачке двумя красотками завладел. Сколько ночей переспал, а где деньги? Два месяца за жилье не платишь, а еще бабу заводишь?
— Не сердись на меня, брат, — успокаивал его купец Хэ, поспешно вставая из-за стола. — Я сейчас уйду.
— Уйдешь, говоришь, ебарь собачий! — заорал Спрут и одним ударом засветил ему под глазом фонарь.
Купец бросился наутек. Тогда Спрут ногой опрокинул пиршественный стол. Зазвенела осколками рухнувшая на пол посуда.
— Откуда тебя принесло, негодяй? — закричала на него Ван Шестая. — Врывается в женские покои и учиняет погром. Чтоб тебе сгинуть на этом самом месте, разбойник! Я ведь тоже не робкого десятка!
Спрут Лю пнул Ван Шестую ногой, и она упала навзничь.
— Да ебал я мать твою, шлюха! —ругался Спрут. — А ты кто такая есть — без роду, без племени! Тайное логово тут устроила. А кто за тебя у его превосходительства разрешение брать будет, кто, я тебя спрашиваю? И чтоб я дал тебе у меня в кабачке богатых обирать, да? Не выйдет! Убирайся отсюда! Не то кулаков у меня отведаешь.
368


Пьяный Лю Второй избивает Ван Шестую
劂一1晬£六兒


Чжан Шэн подслушивает Чэнь Цзинцзи
張
赓
藕
魏
陳
狄


— Да откуда тебя, негодяя, сюда принесло? — не унималась Ван. — Я близких лишилась, а ты смеешь оскорблять меня, женщину? Погубить решил, да?
Ван упала на пол и залилась слезами.
— Я тебе все кишки выпущу шлюха! — ругался Спрут. — Ишь расшумелась. Его превосходительства, должно быть, не знаешь.
На шум в кабачок сбежались соседи и прохожие. Собралась целая толпа, плотным кольцом окружившая Спрута и Ван Шестую.
— Госпожа Хань, — обратился один из стоявших в стороне, — вы тут недавно. Должно быть, не знаете, что перед вами Лю Второй по прозвищу Спрут. А доводится он шурином Чжан Шэну, доверенному его превосходительства господина начальника гарнизона. Он мастер избивать певичек, первый разоритель заезжих гостей. Уступи ему, а то горя не оберешься. Тут ни один не смеет ему перечить.
— Небось, найдется и на него управа, — проговорила Ван. — С какой стати спускать негодяю!
Рассвирепевшего Спрута и так и эдак уговаривали приказчики Лу Бинъи и Толстяк Се, пока он, наконец, не ушел из кабачка. А Чэнь Цзинцзи спал тем временем в тереме. Когда до него снизу донесся грохот и шум, он вскочил с постели. Вечерело.
— Что там за крики? — спросил он у Хань Даого, но того не было видно.
Тут по лестнице вбежала вся всклоченная и растерзанная Ван Шестая.
— Дело-то какое! — начала она. — Заявился негодяй, разыскивает какого-то посетителя и ни с того ни с сего набрасывается на меня с пинками. Шурин, говорят, Чжан Шэна, Спрут по кличке. Я его отругала — ушел. Сколько посуды перебил! — говорила она с причитаниями и слезами.
Цзинцзи позвал приказчиков спросить в чем дело. Оба они стояли перед ним, поглядывая друг на друга исподлобья.
— Это шурин Чжан Шэна приходил, — сказал, наконец, более разговорчивый Лу Бинъи. — Господина Хэ искал. Два месяца, говорит, за жилье ему не платили. И за ночлег требовал. А когда узнал, что господин Хэ в комнате пирует, сорвал занавес и полез с кулаками. Гость с испугу убежал. Тогда он на госпожу Хань набросился, ногами стал пинать. Шум поднял такой, что народ с улицы сбежался.
Было уже поздно вмешиваться, и Цзинцзи наказал приказчикам выпроводить посторонних.
371


— А где Лю Второй? — спросил он.
— Уговорили его кое-как — ушел, — отвечали те.
Цзинцзи запомнил случившееся.
— А вы, — он обратился к Ван Шестой и Айцзе, — будьте спокойны. Раз я тут, вам бояться нечего. И живите, как жили. А я знаю, как его утихомирить.
Приказчики вручили Цзинцзи прибыль и проводили к лошади. Он отбыл верхом в сопровождении слуги.
Когда они въехали в город, было уже совсем темно. Вернулся Цзинцзи злой, передал серебро Чуньмэй и удалился к себе в спальню. Как прошла ночь, рассказывать не будем.
На другой день Цзинцзи так и подмывало рассказать о случившемся Чуньмэй. Однако, поразмыслив, он решил повременить. «Надо будет уличить Чжан Шэна, — говорил он себе. — Тогда я и попрошу сестрицу пожаловаться на него мужу. Следует с ним разделаться. Чтобы я еще терпел его издевательства! Посмеет ли он тогда на меня вину свалить! Его же обвинять будут».
Да,
Ты мести страшись, если сам был жесток,
И планов далеких в час счастья не строй.
Зря ищешь — сотрешь сто чугунных сапог,
Успех своенравен — придет сам собой.
Приехал как-то Цзинцзи на пристань в кабачок, повидался с Ван Шестой и Айцзе.
— Перепугались тогда, а? — спросил он их и, обратившись к Лу Бинъи, продолжал. — Больше Лю Второй не показывался?
— С тех пор не появлялся, — отвечал приказчик.
— А господин Хэ? — расспрашивал Цзинцзи у Айцзе. — Тоже не заглядывал?
Цзинцзи пообедал, подвел счета и поднялся наверх к Айцзе. После задушевной беседы и любовных услад Цзинцзи вышел от Айцзе и позвал виночерпия Чэня Третьего.
— Видишь ли дело-то какое, — начал Цзинцзи. — Может, ты что-нибудь знаешь про Чжан Шэна или Лю Второго? Надо бы под них подкопаться.
Чэню Третьему никак не следовало бы говорить, но он все-таки рассказал Цзинцзи: и как Чжан Шэн откупил Сюээ, которая стала в кабачке певицей, после того как ее продала Чуньмэй, и какие высокие проценты берет Лю Спрут, ссужая частных певичек, чем и
372


тот и другой подрывают престиж его превосходительства начальника гарнизона Чжоу. Цзинцзи запомнил сказанное.
Наградив Айцзе двумя или тремя лянами серебра и захватив чистую выручку, он верхом отбыл домой, однако довольно вдаваться в мелочи.
Долгое время Цзинцзи вынашивал свой замысел. А ведь роковая встреча рано иль поздно должна произойти. Вот так и настигает человека беда.
Неожиданно до имперского двора в Восточную столицу стали доходить крайне тревожные вести. Сперва докладывали о нарушении границ Империи полчищами пехоты и конницы чжурчжэней Цзинь2, потом о чинимых ими грабежах уже в Центральных землях Китая. Охваченный смятением Сын Неба Хуэй-цзун созвал совет высших сановников, на котором решено было отправить к чжурчжэням посла для переговоров о мире. Императорский двор изъявил готовность выплачивать северному соседу ежегодную дань золотом, серебром и узорной парчою стоимостью в несколько миллионов лянов. На престол был возведен наследник, принявший имя Цинь-цзун3, а следующий год4 был провозглашен первым годом Мира и Благополучия. Хуэй-цзун же назвал себя Великим Даосским Владыкою и удалился во Дворец Драконовой Добродетели5. Двор назначил Ли Гана начальником военного ведомства, вменив ему в обязанности расстановку всех боевых сил Империи. Чжун Шидао стал главнокомандующим и нес ответственность за военные действия как внутри, так и за пределами Империи.
Однажды в областную управу в Цзинани пришел высочайший указ, согласно которому Чжоу Сю назначался на пост командующего десятью тысячами пехоты и конницы Шаньдуна. Его ставка переводилась в областной центр Дунчан, где он обязан был, соединившись с войсками старшего комиссара Чжан Шуе, остановить нашествие чжурчжэней и защитить рубежи Отечества. Чжоу Сю заседал в Цзинаньской управе, когда ему доложили о высочайшем указе.
— Ваше превосходительство! — обратился к Чжоу посыльный. — Извольте выслушать высочайшую волю.
Чжоу без промедления встал на колени у стола и велел одному из своих приближенных огласить императорский эдикт.
Он гласил примерно следующее:
373


«Государь, волею Неба наследовавший престол, полагает нижеследующее:
Мы знаем, что чины штатские несут Отчизне порядок, чины военные даруют Отечеству покой. Три древнейших владыки6 правили, полагаясь на обряды и музыку. Пять древнейших правителей7 устрояли Поднебесную, карая супостатов. Они угождали покорным и боролись с мятежниками. Ведь есть люди мудрые и глупые. Мы приняли по наследству священный и нерушимый престол Наших августейших предков.
Император-родитель уступил Нам трон, и ко всякому деянию Мы приступаем с благоговейным трепетом. Шуню приходилось бороться с четырьмя злодеями, Тану — карать вождей племени мяо8. Так ведется испокон веков: без борьбы невозможно одолеть врагов, без военной мощи нельзя обрести покоя. Войско — это клыки и когти Отечества. Оружие утверждает и охраняет рубежи Отчизны.
Ныне бедствие угрожает Поднебесной. Нарушают порядок псы-мятежники. Орды киданей Ляо совершают набеги с запада, полчища конницы чжурчжэней Цзинь вторгаются с юга. Мы глубоко опечалены страданиями народа.
Цзинаньский командующий Чжоу Сю — закаленный в боях талантливый военачальник, не раз свершавший поразительные подвиги на полях сражений с врагами и проявивший стойкость в обороне наших рубежей. Он служит образцом верности и мужества, превосходным полководцем и стратегом. Назначенный командующим пехоты Шаньдуна, он несет ответственность за охрану безопасности Империи с четырех направлений. Ему приказано совместно с войсками старшего комиссара Шаньдуна Чжан Шуе двинуть пехоту и конницу на защиту заставы Гаоян9, где, поступив в распоряжение главнокомандующего Чжун Шидао, отрезать и разбить по частям вражьи полчища, избавить от угрозы осквернения жертвенники духам земли Отечества и очистить воздух Отчизны от зловонного духа разбойников.
Внемлите зову, мужи способные и даровитые! Послужите на благо и спасение Родины. Ведь ринуться навстречу опасности и не щадя сил своих поддержать правителя — вот в чем долг верноподданного сына Отечества. Чтить за добродетели, награждать по заслугам, воодушевлять на подвиги — вот в чем суть Великого Уложения Двора. Да явит каждый всю верность и преданность свою, дабы быть единодушным с Нами. Быть по сему!
Таков Наш указ от первого года правления Мира и Благополучия10 девятого, осеннего, месяца... дня»
374


Чжоу Сю выслушал указ, отпустил посыльного и позвал своих доверенных Чжан Шэня с Ли Днем. Им поручено было упаковать шелка и утварь и на подводах переправить домой. За год службы в Цзинани у Чжоу Сю, надобно сказать, скопилась огромная сумма золота и серебра.
— Все передадите по описи, — наказывал доверенным Чжоу, когда драгоценности были тщательно уложены в сундуки. — Да будьте осторожны, ночью дом караульте. А мне надо будет с комиссаром Чжаном отдать приказ войскам, и на днях я заеду в Цинхэ.
Доверенные слуги с драгоценным грузом пустились в путь. Как они добирались до дому, говорить не станем. Наконец, они прибыли с подводами в Цинхэ и вручили драгоценности хозяйке, а ночами установили караул, но не о том пойдет речь.
А пока расскажем о Чэнь Цзинцзи. Когда вернулся Чжан Шэн и со дня на день ждали назначенного командующим Чжоу, Цзинцзи загорелся желанием поведать Чуньмэй о том, что долго таил в себе. Вот тогда-то, рассуждал он, мы и выведем Чжан Шэна на чистую воду.
Как-то Гэ Цуйпин отбыла навестить родителей, и Цзинцзи оставался в кабинете один. С утра к нему незаметно проникла Чуньмэй. Служанок не было, и они, раздевшись, отдались любви. Проходивший тем временем с колотушкой Чжан Шэн завернул в калитку. Когда он очутился у кабинета, ему послышался женский голос и смех. Чжан Шэн убрал колотушку, подкрался под окно и прислушался. Там он обнаружил Чуньмэй в объятиях Цзинцзи.
— Вот проклятый Чжан Шэн! — жаловался Цзинцзи. — Как же он меня притесняет. Сам ведь меня разыскал, оа это я ему благодарен. А потом в присутствии слуг унижает. Вот тут. Узнал, что я на пристани кабачок завел, так шурина своего, Лю Спрута, подослал, а тот, прикрываясь именем зятя, мужа твоего, певичек заводит, ссуды им дает. Сам Сюээ откупил, а тебе, сестрица, ни слова не говорит. Он шурина Спрута подговорил, а тот ко мне в кабачок ворвался. Всех посетителей разогнал. Я все терпел, не решался тебе сказать. А теперь решил посоветоваться. Ведь скоро зять приедет. Надо, думаю, загодя предупредить, а то так распояшется, что кабачок придется закрывать.
— Да как он смеет, паршивец! — воскликнула Чуньмэй. — Я же продала негодницу Сюээ. Как он смеет ее содержать!
— Он попирает не только меня, — продолжал Цзинцзи, — но выказывает непочтение и тебе, сестрица.
— Погоди, приедет хозяин, он с ним, негодяем, сам разделается, — заключила Чуньмэй.
375


Как говорится, раз и у стен есть уши, так почему же лазутчику не таиться под окном. Пока они с негодованием осуждали Чжан Шэна, он стоял под окном. Узнав весь их план до мельчайших подробностей, он промолчал, а про себя подумал: «Пусть мне капкан расставляют, я с ними раньше расправлюсь». Бросил он колотушку и направился в сторожку за кинжалом. Не так рассказ спорится, как скоро дело делается. Поточил он о камень кинжал и бросился прямо в кабинет.
Однако не суждено было Чуньмэй погибнуть от руки Чжан Шэна. Видать, само Небо послало ей служанку Ланьхуа.
— Матушка! — вбежав встревоженная в кабинет, заговорила она. — Цзиньгэ в судорогах бьется. Пойдемте скорее.
Перепуганная Чуньмэй устремилась в дальние покои.
Только она исчезла из кабинета, как туда с поднятым кинжалом ворвался Чжан Шэн. Не найдя Чуньмэй, он очутился перед лежащим под одеялом Цзинцзи.
— Ай-я! — воскликнул он, завидев Чжана. — Ты зачем пожаловал?
— Убить тебя! — отвечал рассвирепевший Чжан. — Чего ты наговаривал этой потаскухе, а? Меня погубить задумал? Я ж тебя разыскивал, а ты все забыл, мне яму роешь? Так ты, значит, за добро платишь? Верно говорится, спаси подлеца — он тебя проглотит. Ни с места! Моего кинжала отведай сначала. Ровно через год в этот самый день по тебе поминки будут править.
Цзинцзи лежал совершенно нагой. Спрятаться ему было некуда, и он зарылся было в одеяло, но Чжан Шэн сорвал его и, откинув в сторону, вонзил Цзинцзи в бок кинжал. Брызнула кровь. Цзинцзи забился в предсмертных судорогах. Тогда убийца нанес ему еще удар в грудь. Цзинцзи испустил дух. Чжан схватил его за волосы и отрезал голову.
Да,
Пока живем — потребностей немало,
Л смерть пришла — и все ненужным стало.
Бедный Цзинцзи! Погиб он насильственной смертью, не достигнув и двадцати семи годов11. А Чжан Шэн с поднятым кинжалом обежал кровать, но и там Чуньмэй не было видно. Тогда он крупными шагами направился в дальнюю залу. У внутренних ворот ему повстречался Ли Ань с колокольцем в руке. Он совершал сторожевой обход. Бежавший с кинжалом Чжан Шэн казался свирепее злого духа.
— Ты куда? — спросил его Ли Ань.
376


Чжан Шэн, не проронив ни слова, продолжал свой путь. Когда Ли Ань хотел удержать его, Чжан замахнулся кинжалом.
— Мне смелости не занимать! — говорил Ли Ань. — У меня дядя — знаменитый Шаньдунский Демон Ли Гуй12.
Тут он выбросил вперед правую ногу. Раздался глухой удар, и кинжал выпал из руки убийцы. Чжан заметался. Слуги схватились драться. Ли Ань прижал Чжан Шэна ногой к земле, быстро расстегнул пояс и связал им убийцу. Крики донеслись до дальней залы.
— Я Чжан Шэна связал, — доложил Ли Ань. — Он хотел с кинжалом ворваться в дальние покои.
Чуньмэй только что удалось привести в чувство Цзиньгэ, когда ей доложил слуга. От испуга она сделалась белой, как полотно, и побежала в кабинет, где застала убитого Цзинцзи. На полу стояли лужи крови. Чуньмэй не удержалась и громко зарыдала.
Послали сообщить жене Гэ Цуйпин. Она приехала от родителей без промедления, увидала мужа и в слезах, потеряв сознание, рухнула на пол. Чуньмэй помогла ей подняться и уговорами привела в себя. Тело убитого было вынесено из кабинета. Чуньмэй распорядилась купить гроб. Цзинцзи обрядили и положили в него. А Чжан Шэна бросили в острог впредь до распоряжения командующего Чжоу, которого ждали со дня на день.
Вскоре положение в стране обострилось. Гонец доставил депешу. Командующему предписывалось срочно отдать приказ войскам. Комиссар Чжан уже ждал его в Дунчане, где должны были соединиться их войска. Чжоу Сю заехал домой. Чуньмэй рассказала мужу об убийстве Цзинцзи, а Ли Ань, выложив перед хозяином кинжал и опустившись на колени, доложил, как было дело.
Чжоу Сю был вне себя от гнева. Заняв место в присутствии, он приказал ввести убийцу и без допроса велел пяти палачам дать Чжан Шэну сотню палок. Чжан Шэн не выдержал наказания и протянул ноги. На пристань был тотчас отправлен гонец с ордером на арест Лю Второго. Когда его схватили, Сунь Сюээ решила, что и ей несдобровать, удалилась в спальню и наложила на себя руки. Чжоу Сю приказал наказать Спрута тоже сотней палок, чего тот не вынес и умер. Весть о конце Чжан Шэна и Лю Спрута потрясла уездный центр Цинхэ, всколыхнула всю пристань Линьцин.
Да,
Обманывали Небо, зло на земле творили,
И Небеса их злодеянья теперь вознаградили.
Тому свидетельством стихи:
377


На свете не прожить коварством да обманом, Кругом свой дух являют Небеса нам.
Когда бы силы свыше злодеев не карали,
Они бы на земле других людей сжирали.
Так командующий Чжоу забил насмерть обоих насильников, и жители вздохнули спокойно. Ли Аню было приказано вернуть кабачок на пристани прежнему хозяину, а вложенное в него серебро привезти домой. Хозяин наказал Чуньмэй справить по Цзинцзи седмицу и, выбрав благоприятный день, предать тело земле в загородном монастыре Вечного блаженства. Ли Аня с Чжоу И оставили присматривать за домом, а Чжоу Чжуна с Чжоу Жэнем командующий взял с собой денщиками.
Вечером Чуньмэй и Сунь Вторая устроили в честь мужа прощальный пир.
— Вы уезжаете, господин наш, — обратились они к мужу и не смогли сдержать слез. — Кто знает, как долго мы не встретимся снова. Будьте осторожны на поле битвы. Дикари жестоки. С врагами шутить нельзя.
— Раз вы остаетесь дома, — отвечал Чжоу Сю, — будьте спокойны и умерьте свои чувства. Берегите сына, а обо мне не тревожьтесь. Мне оказана высокая честь Его Величеством, и я обязан самоотверженно служить Отечеств ^ танусь в живых или голову
сложу на поле брани — на то воля
Чжоу переночевал дома, а на другой день поспешил к пешим и конным войскам, ожидавшим его в пригороде. Его взору предстали четко выстроенные войска.
Только поглядите:
Вьются по ветру ленты стягов и знамен. Звучат разукрашенные барабаны и медные литавры. Над головами воинов сверкают, словно осенний иней, трезубцы и пятизубые вилы. Белоснежные копья и медные пики пляшут в небе, словно благовещие снежинки. Щитоносцы с узорными щитами и лучники — вот рати авангард. Огнестрельные орудия и на колесницах пушки, тяжелые секиры и сабли замыкают строй. В седле сам главный полководец — яростный, как тигр южных гор. И каждый воин полон решимости ринуться в бой. Всадники, точно драконы северных морей, способны и готовы на подвиг бранный. Копья и пики в их руках стремительны, как бурное теченье вод. И в самом деле они, будто вихрь, неуловимы.
Однако не станем говорить, что было в пути.
378


И вот однажды командующий Чжоу, встав под голубой штандарт с иероглифом «Указ», повел войска в город. Когда вестовой доложил о прибытии Чжоу Сю, комиссар Чжан Шуе с областным правителем Дунпина Да Тяньдао выехали его встретить и, сопроводив в присутствие, после положенных приветствий держали военный совет. Донесения шли тревожные и срочные, поэтому на другой же день они двинули войска на защиту заставы, но не о том пойдет речь.
А пока расскажем о Хань Айцзе. Когда до нее дошли слухи об убийстве Чэнь Цзинцзи, она плакала дни и ночи напролет, перестала пить и есть, хотела одного — тотчас же отправиться в город и оплакивать убиенного Цзинцзи, а потом можно и умереть спокойно. Мать с отцом и все, кто был рядом, отговаривали ее, но она и слушать не желала. Пришлось Хань Даого посылать в город вышибалу. Цзинцзи, как оказалось, похоронили за городом у монастыря Вечного блаженства. Когда вышибала доложил об этом по возвращении, Айцзе решила непременно побывать на могиле Цзинцзи и возжечь жертвенные деньги. Она опять дала волю слезам. Ведь они были так близки. Родители ничего не могли поделать и, дав согласие, наняли дочери паланкин.
В монастыре Айцзе обратилась к настоятелю. Тот позвал послушника и велел проводить к свежей могиле за храмом. Выйдя из паланкина, Айцзе проследовала до могилы. Там она с поклонами предала огню жертвенные деньги и заголосила:
— Мой милый! Дорогой мой! Мечтала я с тобой прожить до старости в любви и согласии. Но так случилось, что тебя не стало вдругL
Айцзе громко разрыдалась и, лишившись сознания, упала, ударившись головою о землю. Перепуганные Хань Даого и Ван Шестая поспешно бросились к дочери, стараясь привести ее в себя и поднять, но она не подавала никаких признаков жизни. Родители испугались еще больше.
Это был третий день после похорон. Чуньмэй и вдова Гэ Цуй- пин тоже прибыли на могилу в отдельных сопровождаемых слугами паланкинах. Они привезли с собой жертвенных животных и бумажные деньги. У могилы их взору предстала молодая особа. Она лежала в обмороке и около нее хлопотали мужчина и женщина средних лет.
— Кто вы будете? — спросила удивленная Чуньмэй.
Мужчина и женщина отвесили подошедшим поклоны и рассказали, в чем дело.
— А это наша дочка Айцзе, — заключил Хань Даого.
379


Имя Айцзе напомнило Чуньмэй дом Симэнь Цина, где они когда-то встречались. Узнала она и Ван Шестую. Хань Даого рассказал, как они вынуждены были покинуть дом государева наставника Цая и выехать из Восточной столицы.
— А дочка моя с господином Чэнем близка была, — продолжал он. — Как узнала, что с ним беда случилась, могилу захотела посетить, жертвы принести, а тут вот с ней обморок приключился.
Они долго еще отхаживали Айцзе. Потом у нее появилась пена на устах и она пришла в себя. Плакать она была уже не в силах и только всхлипывала, а когда поднялась с земли, приблизилась к Чуньмэй и Цуйпин.
— Мы были близки, хотя и не состояли в браке, — грациозно склонившись в поклоне, говорила Айцзе. — Он давал мне клятвы любви и верности до гроба. И я надеялась, что мы будем жить до смерти в любви и согласии. Но, видно, так было угодно Небу. Его не стало, и я брошена одна-одинешенька. Он ведь подарил мне сучжоуский шелковый платок с любовными стихами. Я знала, что у него есть жена и была согласна служить ему для услаждения. Может, вы сомневаетесь?
Айцзе достала из рукава платок и показала Чуньмэй и Цуйпин. На платке они прочитали четверостишие:
Сучжоуский мягок платок с прихотливым узором,
Надпись изящна на нем кисти четкой и скорой,
Хань Пятой с горячей любовью его шлю в подарок —
Пусть фениксов пары союз будет долог и жарок.
— А я подарила ему маленький парчовый мешочек для благовоний, — продолжала Айцзе. — Он носил его на поясе. На мешочке пара неразлучных уточек и с обеих сторон двуглавые лотосы, а у каждого лепестка вышит иероглиф. Вся надпись гласит: «Его милости возлюбленному господину Чэню».
— Почему же я не видала этого мешочка? — спросила Чуньмэй у Цуйпин.
— Он носил его на жилете, — подтвердила Цуйпин. — Я ему в гроб положила.
После принесения жертв на могиле Чуньмэй с Цуйпин пригласили Айцзе и Ван Шестую в монастырь, где, испив чаю, все сели за трапезу.
Близился закат. Родители стали торопить дочь, но она не спешила.
380


— Не хочу я идти к отцу с матерью, — опустившись на колени перед Чуньмэй и Цуйпин, со слезами говорила Айцзе. — Мне хотелось бы остаться с вами, сестрица, чтобы вместе нам блюсти траур по мужу. Ведь и я удостоилась его милости. Я была его наложницей и желаю умереть рядом с его дщицей.
Цуйпин не проронила ни слова.
— Но ты еще совсем молода, сестрица! — отвечала ей Чуньмэй. — А жизнь вдовья нелегка. Смотри, не упустить бы лучшую пору.
— Что вы, матушка! — возразила Айцзе. — Да пусть мне грозят глаза выколоть или нос отрезать, я все равно ему верной останусь. Я поклялась замуж не выходить. — Айцзе обернулась к родителям и продолжала. — А вы, батюшка и матушка, поезжайте домой. Я с госпожой и сестрицей останусь.
У Ван Шестой на глаза навернулись слезы.
— А мы-то надеялись на тебя, — с плачем говорила она. — Думали, ухаживать за нами в старости будешь. Едва мы спасли тебя из пасти тигра, как ты бросаешь нас.
— Не пойду с вами, — только и промолвила Айцзе. — А заставите, смерть на себя накличу.
Убедившись в твердом намерении дочери, Хань Даого и Ван Шестая громко зарыдали. Со слезами они простились с Айцзе и отбыли на пристань в Линьцин к себе в кабачок. А Хань Айцзе вместе с Чуньмэй и Цуйпин отправилась к ним в паланкине. Ван Шестая всю дорогу тяжко вздыхала, будучи не в силах смириться с мыслью, что их покинула дочь. Мать то и дело давала волю слезам. Вечерело. Хань Даого поспешил нанять двух лошадей, и они пустились в путь.
Да,
Сердце разрывается от боли,
долог путь, а конь нетороплив.
Словно ряска на воде проточной,
путник нынче здесь, а завтра там.
Месяц поднялся по небосклону,
у ворот столичных осветив Тех, кого разлука истерзала,
кто печалью истомился сам.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
381


г
а
А
*
А
С
о
т
А
*
Хань Айцзе находит родителей в Хучжоу. Наставник Пуцзин молится о спасении душ всех обиженных.


Афоризмы гласят:
Чтобы славным стать героем, одного желанья мало:
Этот человек талантлив,
а другой, увы, бездарен.
Преградит дорогу тигру
зверь не менее свирепый,
И страшатся даже змеи
ядовитой сколопендры.
Чжугэ Ляном семикратно
был пленен Мэн Хо когда-тоК Дважды туго приходилось
Гуанъ Юю от Люй Мэна^.
Не терял Ли Ань рассудка,
он разумным оказался:
Побороть сумел соблазны,
избежал беды великой.
Итак, Хань Даого и Ван Шестая вернулись на пристань в кабачок Се. Но лишившись дочери, они лишились и доходов, оказавшись перед угрозой полного разорения. Тогда послали они Чэня Третьего за купцом Хэ. Теперь, когда не стало Лю Спрута и бояться было некого, купец как и раньше зачастил к Ван Шестой.
— Раз ваша дочка Айцзе решила блюсти траур и не собирается возвращаться домой, — обратился как-то купец Хэ к Ханю, — тогда давайте так договоримся. Я распродам товары, получу деньги и возьму вас обоих к себе в Хучжоу. Вы согласны? Чем тут в нужде-то жить...
383


— Вы так добры, сударь! — воскликнул Хань Даого. — Лучшего и желать не приходится.
И вот однажды, распродав товар и получив деньги, купец нанял джонку и вместе с Ханем и Ван Шестой отправился в Хучжоу.
А Хань Айцзе тем временем оставалась вместе с Гэ Цуйпин. Обе они пребывали в трауре, близко сошлись и звали друг дружку сестрами. Целыми днями просиживали они в покоях у Чуньмэй. Цзиньгэ к тому времени исполнилось шесть лет3, а Юйцзе, дочке Сунь Второй, уже пошел десятый4. Делать молодым женщинам было нечего, вот они и забавлялись с детьми.
С гибелью Чэнь Цзинцзи и отбытием в поход командующего Чуньмэй продолжала вкушать редкие яства и рядиться в шелка и парчу. В прическе у нее, как и раньше, переливался жемчуг, блестели золото и серебро. Все было бы хорошо, если бы не длинные ночи, которые ей приходилось коротать в одиночестве, когда вожделение так и жгло ей сердце. Тут-то она и обратила внимание на Ли Аня. Был он недурен собой, а после расправы с Чжан Шэном караулил вокруг дома с большим старанием.
Настали зимние дни. Ночевал как-то Ли Ань у себя в сторожке. Вдруг слышит стук в заднюю дверь.
— Кто там? — тут же спросил он.
— Открой-ка, — послышалось в ответ.
Ли Ань торопливо отпер дверь. В сторожку промелькнула фигура. Только при свете он узнал кормилицу Цзиньгуй.
— А, это ты! — протянул Ли Ань. — Что тебя привело в такой поздний час?
— Не от себя пришла, — говорила Цзиньгуй. — Матушка прислала.
— Зачем же я матушке понадобился?
— Какой ты несообразительный! — засмеялась кормилица. — Хочет знать, спишь ты или все еще бодрствуешь. Наказала вот кое-что тебе передать. — Тут она положила перед ним узел, который принесла за спиной и продолжала. — Это тебе одеться и кое-что женское, для твоей матушки. Досталось, говорит, тебе, когда батюшкино добро-то вез. Ты ведь матушке жизнь спас, а не то расправился бы с ней насильник Чжан Шэн.
Кормилица оставила узел и удалилась, но вскоре вернулась.
— Да, самое главное-то чуть было не забыла, — проговорила она и, вручив Ли Аню слиток в полсотни лянов, поспешно ушла.
Ли Ань переночевал в сторожке, а рано утром отнес узел домой и передал матери.
384


— Это у тебя откуда? — спросила она.
Ли Ань рассказал, как было дело.
— Не к добру это, сынок, — заключила мать. — Сперва Чжан Шэн провинился — до смерти забили, теперь она тебя вещами одаривает. Что бы это могло значить, а? Мне ведь за шестьдесят. После смерти отца на тебя вся моя надежда. Случись с тобой беда, на кого мне, старухе, положиться? Не ходи больше туда.
— А пришлет за мной, что буду говорить?
— Я за тебя отвечу. Простудился, скажу, лихорадку подхватил.
— Не пойду, а ну как хозяин на меня разгневается?
— Поезжай-ка ты в Шаньдун к дяде Ли Гую, — посоветовала мать. — У него и поживи пока, а там приедешь, увидишь, как дело обернется.
Будучи послушным сыном, Ли Ань последовал совету матери. Собрал он вещи и отправился в Цинчжоу к своему дяде Ли Гую по прозванию Шаньдунский Демон.
Вскоре Чуньмэй обнаружила исчезновение Ли Аня. Много раз посылала она за ним слуг. Мать все ссылалась на болезнь сына, но когда посыльный настоятельно пожелал увидеть Ли Аня, мать призналась, что он выехал в родные края за деньгами. Чуньмэй затаила на Ли Аня обиду, но не о том пойдет речь.
Быстро летело время, как челноки проносились дни и месяцы. Миновала зима, и наступили солнечные дни. Давно уж стояло под Дунчаном двенадцатитысячное войско Чжоу. И вот в первых числах первой луны отправил он с Чжоу Чжуном домой письмо, а в нем распоряжение, чтобы Чуньмэй и Сунь Вторая вместе с Цзинь- гэ и Юйцзе, слугами и домочадцами переезжали к нему в Дунпин. Дома он приказал оставить Чжоу Чжуна, а за восточным поместьем просил приглядеть своего младшего брата Чжоу Сюаня, который, надобно сказать, и жил в поместье. Так Чжоу Чжун остался дома, а к Чжоу Сюаню в поместье переехали Гэ Цуйпин и Хань Айцзе. Чжоу Жэнь с отрядом солдат сопровождал отбывающих в Дунпин. Не ради личной славы и почестей покидали они родной край. Кто знал тогда, что большинству из них не суждено будет увидеть его вновь!
Вот панегирик, как раз воспевающий полководческий гений командующего Чжоу, который в лихую годину мечтал уничтожить варваров и избавить Отчизну от полчищ насильников.
385


Только поглядите:
С четырех сторон, как осиный рой, налетели разбойники. Пляшут сигнальных факелов огни, бушующее пламя обагрило небеса. Едва вырвется гнев из груди полководца — и начисто развеет скотскую вонь, с лица Поднебесной варвары сгинут, как ветром их сдует. Он давно уж о личном забыл, отдаваясь служе- нъю Отчизне. Отечеству он посвящает себя, не щадя живота. Копье золотое, затмившее Солнце, — наградой ему за сраженье. Его подвиги первого места достойны в палате Единорога-цили- ня\ Неистовый ветер осенний встречает его за заставою Диких гусей6. Он в латах железных закованный дремлет под хладной луною. В ратных трудах на неутомимом скакуне, потеющем кровью7, он двадцать лет жизни провел. Истомил его стук колесниц монотонный, и виски — словно снег. Обозревает Сын Неба всевидящим оком земли Китая, простирающиеся за десятки тысяч ли. Не раз полководца заслуги государь поощрял хвалебною грамотой. Украшает ее печать золотая, с небесный Ковш величиной8. Поражений не знает, он грозен, солиден, высок!
И вот однажды добрались жены с детьми и служанки с домочадцами, сопровождаемые Чжоу Жэнем, в областной центр Дун- пин. Сильно обрадовался их благополучному прибытию командующий. Поселились они рядом с ним в задних пристройках. Чжоу Жэнь доложил хозяину о том, что господин Чжоу Сюань согласился присматривать за восточным поместьем, а в доме остался его, Чжоу Жэня, отец Чжоу Чжун.
— А где же Ли Ань? — спросил Чжоу Сю.
— И ты еще справляешься об этом негодяе! — воскликнула Чуньмэй. — Я-то его от души поблагодарить решила, одеждой наградила и матери его кое-что собрала. От Чжан Шэна, думаю, человек спас. А он во время ночного караула в дальнюю залу проник. Видит, лежит на столе узелок с полусотней лянов серебра. Их деверь от продажи зерна выручил, из поместья привез. Стащил негодяй серебро и был таков. Сколько раз я слуг за ним посылала. То говорили болеет, а потом оказалась, к себе в Цинчжоу скрылся.
— А ведь я ему доверял! — проговорил Чжоу Сю. — Вот значит чем он отплатил за добро. Ну ладно, он от меня все равно не уйдет.
Про Хань Айцзе Чуньмэй промолчала.
Прошло несколько дней. Командующий Чжоу был все время занят решением стратегических задач. Всеми помыслами своими
386


ревностно служил он государю и Отечеству. Ему даже поесть времени не оставалось, не говоря уж про интимные радости, до которых у него давным-давно не доходил черед. Видя такую его занятость, Чуньмэй стала засматриваться на Чжоу И, второго сына Чжоу Чжуна. Девятнадцатилетний малый, он был хорош собой. Ему она и начала строить глазки, мало-помалу завлекла парня, и они тайно сблизились. И утром и вечером можно было застать их вдвоем у нее в спальне. Они и выпивали, и развлекались шашками. Только хозяин ничего не подозревал.
Однажды северный сосед Китая — император чжурчжэней Цзинь — уничтожил киданей Ляо9. Тем временем на престол в Восточной столице был возведен Цинь-цзун. Тогда чжурчжэнь- ский император собрал несметное войско варваров и, разбив его на два направления, вторгся в пределы Срединной равнины, дабы посеять смуту в стране. Стотысячное войско чжурчжэньской пехоты и конницы, возглавляемое главнокомандующим Няньмохэ, двигалось в направлении Тайюани, в Шаньси, и Цзинсина, чтобы оттуда нанести удар по Восточной столице. Войско же помощника главнокомандующего Валиба должно было напасть на заставу Гаоян из Таньчжоу. Не устояли перед их натиском пограничные части. В замешательстве начальник военного ведомства Ли Ган и главнокомандующий Империи Чжун Шидао звездной ночью рассылали срочные приказы и депеши-молнии командующим войсками в Шаньдуне и Шаньси, Хэнани и Хэбэе, Гуандуне и Шэньси. Им предписывалось занять важнейшие стратегические позиции и, не уступая ни пяди родной земли, биться до последней капли крови. В Шэньси войсками Яньчжоуского и Суйчжоуского направлений командовал Лю Яньцин, в Гуандуне войска Фэньчжоуского и Цзянчжоуского направлений вел Ван Бин, в Хэбэе войсками Вэй- чжоуского и Бочжоуского направлений командовал Ван Хуань, в Хэнани войска Чжанчжоуского и Вэйчжоуского направлений вел Синь Синцзун, в Шаньси войсками Цзэчжоуского и Лучжоуского направлений командовал Ян Вэйчжун, а в Шаньдуне войска Цин- чжоуского и Яньчжоуского направлений вел Чжоу Сю.
Когда командующему Чжоу вручили депешу-молнию о появлении крупного соединения чжурчжэней, он без промедления приказал своим закованным в латы, вооруженным пехотинцам и конникам строиться колоннами. Несколькими путями повел командующий войска навстречу противнику. Когда его головные части
387


достигли заставы Гаоян, туда уже успели пробиться полчища Вали- ба. В бою войско Чжоу Сю понесло неисчислимые жертвы.
Было начало пятой луны. Страшный ураган поднимал тучи песка, который застилал воинам глаза. Чжоу Сю продолжал вести воинов вперед, но тут на них напала конница Валиба. Они оказались отрезанными. Шальная стрела внезапно пронзила горло полководцу. Чжоу Сю замертво пал с коня. Налетели было чжурчжэни, стремясь железными крюками и проволокой захватить командующего, но тут подоспели командиры и воины и отбили павшего военачальника. Его подняли на коня и увезли в ставку. Многие были ранены в жестоком бою. И как прискорбно, что погиб командующий Чжоу. Было ему сорок семь лет10.
Да,
Так империя потеряла
выдающегося полководца,
Но в сражении кровь бездарных
вместе с кровью мудрейших льется.
Предки наши, будучи не в состоянии сдержать печаль, сложили такие трогательные стихи:
Не предвидит воин в сраженье,
быть победе иль пораженью;
То ль война, то ль мир наступает — провиденье одно решает,
Не дожил до триумфа воин,
пал, — он памяти нашей достоин.
Мы скорбим, а речные воды
мчатся мимо долгие годы.
А вот романс о нем на мотив «Турачьи небеса»11:
Он был твердыней оборонной Отчизны и опорой твердой,
Мечтал в порыве благородном Рассеять вражеские орды.
Борьбу за родину считал он Своею кровною борьбою,
388


Знал тайны «Сокровенных планов»^,
Тигровый знак^ носил с собою.
Несметны варварские орды,
Их даже не окинуть глазом,
А наше войско непокорно Невежд напыщенных приказам...
На поле битвы пало знамя —
То полководец умирает,
Но гнева праведного пламя В его душе навек пылает.
Как только комиссар Чжан Шуе узнал о гибели в бою командующего Чжоу, он отдал приказ бить отступление. После выяснения числа убитых и раненых войска были отведены на оборонительные рубежи под Дунчан. Той же ночью комиссар доложил о положении императорскому двору, но не о том пойдет речь.
Воины доставили тело убитого командующего в Дунчанскую ставку. Все домочадцы от мала до велика во главе с Чуньмэй, сотрясая громкими воплями небо, присутствовали при положении во гроб останков хозяина. Они возвратили в ставку мандаты и печати командующего, а потом Чуньмэй и Чжоу Жэнь перевезли гроб для погребения в Цинхэ, но не о том пойдет речь.
Тут наш рассказ делится. Расскажем пока о Гэ Цуйпин и Хань Айцзе. После отъезда Чуньмэй они, продолжая хранить верность покойному мужу, жили скромно: пили жидкий чай и довольствовались постной пищей.
Прошла весна и наступило лето. Обновилась природа. Дни стояли длинные, и молодые женщины, утомившись за рукоделием, на досуге не спеша вышли в сад. Близ западного кабинета вокруг беседки пышно распустились букеты цветов, щебетали иволги и шептались ласточки. Ликующая природа ранила сердце. У Гэ Цуйпин родилось желание излить душу, а Хань Айцзе, охваченная тоскою по возлюбленному Чэнь Цзинцзи, была настроена меланхолично, и все, что она видела вокруг себя, только усиливало ее скорбь и печаль. Ведь уста глаголют то, что волнует сердце, а изливают волнение в песнях или стихах.
Первой начала декламировать Цуйпин:
На рассвете в тихом дворике цветы,
В доме комнаты просторны и чисты.
389


Серебрит мне ширму трепетный восход,
Мерно иволга на ясене поет.
Ей вторила Айцзе:
Отцвела моя весна, в разгаре лето.
Пополудни вышла в сад полуодета.
Наряжаться лишь на кладбище теперь,
Только духам открывать глухую дверь.
Цуйпин продолжала:
С удовольствием смотрюсь я в зеркала,
Брови тонкие изящно подвела,
Но куда мне легкой поступью идти —
Лишь гранат увядший встанет на пути.
Айцзе декламировала дальше:
Почему судьба скупа и так сурова?!
Пред кем покрасоваться мне в обновах?
Перед кем мне обнажить свою красу?
Яшму белую в могилу унесу.
Цуйпин продолжала:
Статный вяз меж лебеды и мотыльков Семена ронял горстями медяков,
Вместе с ивою кудрявой молодой Спал, листами зеленя ее ладонь.
Айцзе заключила:
Как туман, как сон-дурман растаял ты.
Не достичь сердцам небесной высоты.
Не поднять нам к светоносам головы,
Мы навеки две поблекшие вдовы.
Излив думы в стихах, Цуйпин и Айцзе не удержались и заплакали. Вошедший к ним Чжоу Сюань, младший брат Чжоу Сю, стал их уговаривать:
— Не надо так убиваться, сестрицы! Бодритесь! Мне последнее время снится нехороший сон. Вижу знамя, поломанное древко, а на нем висит лук. Не знаю, к чему такой сон.
390


— Может, на границе с его превосходительством что неладное... — заметила Айцзе.
Пока они строили догадки, к ним вбежал, запыхавшись, одетый в траур Чжоу Жэнь и сообщил о случившейся беде.
— Вот какое несчастье! Седьмого дня в пятой луне на пограничной заставе в бою пал наш хозяин. Хозяйки с прислугой привезли останки убитого.
Чжоу второпях распорядился прибрать в передней зале, где был установлен гроб и расставлены жертвы. Рыданиями огласился дом. Плакали все — от мала до велика. Справляли поминальные седмицы. Для отпевания покойного приглашали буддийских и даосских монахов. Цзиньгэ и Юйцзе, одетые в холщовые платья, блюли глубокий траур.
Проститься с покойным приходило много народу. Потом в благоприятный день были устроены похороны. Тело Чжоу Сю погребли на родовом кладбище, но говорить об этом нет надобности.
А пока расскажем о Чжоу Сюане, младшем брате командующего. Выступая от имени шестилетнего племянника Цзиньгэ, он обратился с письменным прошением ко Двору. В нем он испрашивал у Императора почтить память павшего полководца и жаловать его сына чином по наследству. Государь передал прошение военному ведомству, ответ коего гласил:
«Покойный Чжоу Сю, командующий пехотой и конницей, отдал жизнь, защищая Отчизну, пал смертью храбрых на службе государевой. За преданность и отвагу он заслуживает высоких наград. Посланцу Его Величества поручается свершить поминальный обряд с жертвоприношением и возвести посмертно в чин главнокомандующего. Его сын, как полагается, будет находиться на особом обеспечении казны, а по достижении совершеннолетия получит должность по наследству».
Чуньмэй продолжала жить в довольстве, и неуемная страсть в ней разгорелась пуще прежнего. То и дело оставляла она у себя в спальне Чжоу И, ни на шаг не отпуская от себя. Целые дни проводили они вместе. Безмерные плотские наслаждения довели Чуньмэй до истощающей лихорадки и чахотки. Она потеряла аппетит, принимала всевозможные лекарства, но жизненные силы покидали ее. Она высохла, как щепка, однако похоть не давала ей покоя.
И вот однажды, когда прошел день ее рождения и настал шестой месяц, период летней жары14, Чуньмэй с утра отдалась усладам в постели с Чжоу И. Но после истечения семени, из носа и
391


рта вышло холодное дыханье, излилась в избытке телесная влага и стекла через нижнее устье. Так испустила она дух, распластавшись на Чжоу И. Год смерти был двадцать девятым в ее жизни15.
Убедившись, что Чуньмэй мертва, Чжоу И, не чуя своих рук и ног, достал у нее из сундука золото, серебро и драгоценности и, прихватив с собой сколько мог, скрылся. Горничные и кормилицы не решились скрывать пропажи и доложили Чжоу Сюаню. Тот распорядился впредь до обнаружения похитителя задержать его отца Чжоу Чжуна. И что странно! Чжоу И укрылся не где-нибудь, а у своей тетки, откуда его, связанного, и привели. Выяснив обстоятельства смерти хозяйки, Чжоу Сюань решил их скрыть, чтобы, как говорится, сор из избы не выносить и не вредить будущей карьере Цзиньгэ. Чжоу И ввели в залу и без допроса выпороли четырьмя десятками больших батогов. Он не выдержал и протянул ноги.
Цзиньгэ был отдан на воспитание Сунь Второй. Чуньмэй похоронили на родовом кладбище Чжоу рядом с мужем. Кормилиц и горничных Хайтан и Юэгуй выдали замуж. Только Гэ Цуйпин и Хань Айцзе, как их ни уговаривали, не хотели покидать дома.
И вот однажды орды чжурчжэней заняли Восточную столицу Бяньлян16. Отрекшийся от престола император-отец и правящий государь Мира и Благополучия, плененные, были увезены на север. Срединная равнина17 оказалась без правителя. Кругом царили беспорядки и смута. Повсюду шли бои и сражения. Жители искали спасения в бегстве. Простые люди обливались слезами, терпя невообразимые муки.
А несметные полчища варваров тем временем докатились до рубежей Шаньдуна. Мужья теряли жен, а жены — мужей. Стенали демоны, и плакали боги. Отец не мог позаботиться о сыне, а сын — помочь отцу. Гэ Цуйпин взяли к себе родители, а Хань Айцзе идти было некуда. Пришлось ей собрать кое-какие пожитки и, одевшись в скромное дорожное платье, покинуть уездный центр Цинхэ. Она направилась к пристани Линьцин в кабачок Се Третьего, где думала найти своих родителей.
Кабачок оказался закрыт. Даже хозяин и тот бежал. Случайно повстречалась она с Чэнем Третьем.
— А твои родители еще в прошлом году отбыли в Хучжоу, — сказал он. — Их господин Хэ с собой увез.
И Айцзе отправилась в Хучжоу. По дороге она играла на лунной цитре18 и пела. Ее мучили голод и жажда. На ночь останавливалась, а с рассветом снова пускалась в путь. Бежала, будто бездомная собака, торопилась, как ускользнувшая из сети рыба. Но
392


как тяжело и мучительно было ей передвигаться в изогнутых кверху крошечных туфельках!
Через несколько дней Айцзе добралась до Сюйчжоу. Вечерело, когда она очутилась в одинокой заброшенной деревне. Зашла в дом. На кане толкла рис старуха. Шел ей восьмой десяток. Белые, как лунь, виски. На макушке торчал пучок. Айцзе приблизилась к старухе и поклонилась.
— Я из Цинхэ, — проговорила она. — На севере все разорено войной. Я иду в Хучжоу. Там у меня родители. Темнеет уж, нельзя ли мне у вас переночевать, бабушка? А рано утром я уйду. За ночлег заплачу, не беспокойтесь.
Старуха оглядела Айцзе. Не похожа она была на простолюдинок. Ее манеры отличались изысканностью, а по внешности угадывалось, что она не из простых.
Только поглядите:
Сбилась на бок немного волос ее черная туча. Должно быть, в былые дни она в богатом доме жила. Очертание ее бровей напоминало контуры далеких гор. Когда-то, видно, знатностью, богатством наслаждалась, но нынче ночью она бредет во мгле. А месяц едва пробивается сквозь туч густую пелену. Толстым слоем пыли покрылся нежного пиона цветок.
— Раз пришли переночевать, барышня, прошу, присаживайтесь на кан, — пригласила хозяйка. — А я пока ужин варить буду. Землекопы с реки ужинать придут.
Старуха подложила дров и через некоторое время сняла с огня
?елый котел круто сваренной каши из петушьего проса с бобами. Ьтом она нарезала два больших блюда овощного салата и только успела посолить кушанья, как на пороге показались очищавшие русло реки землекопы в фартуках и коротких до колен штанах. Волосы у них были всклочены, а босые ноги покрыты слоем ила и песка.
— Бабуся! — крикнули они, ставя коромысла, мотыги и лопаты. — Ужин готов?
— Готов, готов! — отозвалась хозяйка. — Идите ешьте! Землекопы разобрали еду и, пристроившись кто где, принялись ужинать. Одному среди них, с багровым лицом и выцветшими волосами, было лет тридцать пять.
— А это что у тебя, бабуся, за гостья такая на кане восседает, а? — спросил он хозяйку.
— Барышня родом из Цинхэ, — поясняла старуха. — Отца с матерью идет в Хучжоу искать. Время позднее, переночевать попросилась.
393


— Как тебя зовут, барышня? — спросил багроволицый.
— Моя фамилия Хань, — отвечала Айцзе. — А отца зовут Хань Даого.
— Да ты никак моя племянница Хань Айцзе? — подойдя к ней поближе, воскликнул землекоп.
— А вы, похоже, мой дядя — Хань Второй, — проговорила Айцзе.
Дядя и племянница обнялись и дали волю слезам.
— А где ж у тебя отец с матерью? — выспрашивал Хань. — Ты ж в столице жила. Как сюда попала?
Айцзе рассказала дяде все по порядку и продолжала:
— Я последнее время в доме начальника гарнизона жила, потом муж умер. До сих пор ему верность храню. А родители с господином Хэ уехали в Хучжоу. Вот я их и разыскиваю. Время военное. Кто проводит! Так одна и бреду. Песнями кормлюсь. Никак не думала вас тут встретить, дядя.
— А мне с отъездом вашим жить стало нечем, — рассказывал в свою очередь Хань Второй. — Продал я дом, а сам вот на реку работать нанялся. Русло мы очищаем, землю носилками носим. Так чашку рису и зарабатываю. Тогда я с тобой пойду. Вместе будем твоих родителей искать.
— Значит, вы меня не оставите, дядя? — обрадовалась Айцзе. — Мне лучшего и не придумать!
Дядя наложил блюдце каши и племяннице. Она попробовала. Каша была грубая и не лезла в горло.
Айцзе съела половину и отставила блюдце. Не будем рассказывать, как прошла та ночь. На другой день на рассвете землекопы ушли на работу, а Хань Второй расплатился с хозяйкой и увел с собой Айцзе. Им предстоял долгий путь.
Айцзе, надобно сказать, стала за эти годы изнеженной и хрупкой. У нее были крохотные ножки, да к тому же она несла с собой кое-какие мелкие вещицы — гребни, шпильки и прочее, которые в пути продавала себе на пропитание. Добравшись до Хуайани, они наняли джонку и долго петляли по рекам, пока не достигли Хучжоу.
Там они нашли дом купца Хэ. Настала долгожданная встреча дочери с отцом и матерью. Сам купец, как оказалось, к тому времени умер. Жены у него не было, и Ван Шестая сделалась полновластной хозяйкой, которой приходилось растить шестилетнюю дочку купца. Он оставил после себя рисовое поле площадью в несколько сот му19. Не прошло и года, как не стало Хань Даого.
394


А Ван Шестая ведь и раньше была близка с деверем, потому и приняла его в дом. Так и стали они жить рисовым полем.
Сынки хучжоуских богатеев сразу обратили внимание на умную и красивую Хань Айцзе. Ее сватали многие из них. Дядя Хань не раз уговаривал племянницу дать согласие, но Айцзе обрила волосы и, отвратив взор от мирского, ушла в монахини. Исполняя обет никогда больше не выходить замуж, она и скончалась в монастыре. Было ей тогда тридцать два года.
Да.
Целомудренно тело
не в подземных пределах,
Сей страдалицы дух
в небе звездном потух.
Впоследствии Ван Шестая и Хань Второй стали жить как жена и муж. Кормило их рисовое поле, которое досталось им от купца Хэ, но не о том речь.
Между тем пехота и конница чжурчжэней пробилась в Дунчан и вот-вот должна была ворваться в Цинхэ. Облеченные властью лица в чинах высоких и низких спасались бегством. Ни днем, ни ночью не отпирались городские ворота. Народ был обращен в бегство. Бежали и стар и млад.
Только поглядите:
Окуталась мглою земля со всех концов. Затмилось облаками пыли солнце. В смертельной схватке сцепились вепри и змеи, сразились в поединках драконы и тигры. В городских предместьях всюду развевались белые стяги и алели знамена. Наполнился воздух стенаниями и плачем. В каждом доме трепетали со страху. Несметной саранчой налетели вражьи орды — варваров полчища. Как заросли густые бамбука, стояли короткие мечи и длинные копья. Куда ни глянь, везде лежали тела убитых и вдоль и поперек. Валялись обломки сабель и мечей после резни жестокой и кровавой. Детей спасая, родители их крепче прижимали к сердцу. Хозяева держали на запоре все двери и ворота. Из каждых десяти домов по девять пустовало. Где была деревушка, где город — становилось все труднее отличить. Разбежались жители во все концы. Куда исчезли музыка, обряды, ритуал!
395


Да, сколько
Плакало женщин, гаремных девиц.
В бегстве не видно ни званий, ни лиц.
В то время У Юэнян, оставаясь в доме Симэнь Цина, стала очевидицей приближения чужеземных орд. Жители запирали дома и спасались бегством. Юэнян тоже пришлось захватить с собой кое- какое золото, жемчуг и драгоценности и, заперев дом, вместе с братом У Вторым (У Старшего уже не было в живых), Дайанем, Сяоюй и пятнадцатилетним сыном Сяогэ20 направиться ради спасения в Цзинань к Юнь Лишоу. У него она прежде всего надеялась укрыться от вражьего нашествия, а кроме того договориться о женитьбе сына.
Всюду на дорогах они встречали толпы охваченных смятением беженцев. Ими владел страх. Бедная У Юэнян в обыкновенном дорожном платье вместе с домочадцами и братом влилась в людской поток и, очутившись за городскими воротами, продолжала продвигаться дальше. В поле на перекрестке дорог им повстречался буддийский монах в лиловой рясе и плетеных сандалиях. Он опирался на отделанный девятью кольцами посох. За плечами он нес холщовый мешок со священными сутрами. Монах крупными шагами зашагал навстречу Юэнян и поклонился.
— Куда путь держишь, женщина из рода У? — спросил он громким голосом. — Пришла отдать мне ученика?
Юэнян с испугу побелела, как полотно.
— О каком ученике вы говорите, отец наставник? — удивленная, спросила она.
— Разве не знаешь, не ведаешь?! А помнишь, что случилось десять лет назад на восточной вершине горы Тай? Преследуемая Инь Тяньси, ты нашла тогда ночлег у меня в горной пещере. Я и есть тот самый монах из Снежной пещеры, чье имя в монашестве Пуцзин. Ты пообещала мне тогда сына в ученики, а теперь не желаешь?
— Вы оставили мир суеты, отец наставник, и должны бы войти в наше положение, — вступил в разговор У Второй. — Видите, какое тяжкое время мы переживаем! Все ищут спасение в бегстве. А у нее единственный сын, которому надлежит впоследствии убирать могилы родителей. Может ли она отдать его в монахи?!
— Значит, ты не согласен? — спросил монах.
— Не будем больше вести пустые разговоры, отец наставник, — заключил У Второй. — Того и гляди чужеземцы нагрянут,
396


а вы нас задерживаете. Время торопит, не знаешь, доживешь ли до вечера.
— Раз не отдаете, тогда пойдемте со мной в обитель, — предложил монах. — Заночуете, а утром пораньше выйдете. Поздно уж в дорогу пускаться. А войска, не беспокойтесь, сюда не дойдут.
— В какую обитель? — спросила Юэнян.
— А вон в ту, что у дороги, — указал он пальцем и повел путников.
Они оказались у монастыря Вечного блаженства. Юэнян узнала обитель, в которой ей довелось как-то побывать. На этот раз настоятель и добрая половина братии покинули монастырь. В нем оставалось лишь несколько иноков — приверженцев учения чань, которые, поджав ноги, неподвижно сидели в зале для медитаций в заднем приделе храма.
Перед Буддою горел огромный глазурный светильник. Из курильницы струился фимиам. День клонился к закату.
Только поглядите:
У развилки дорог светильник ярко горит. Аромат вьется дымкой и раздается колокола звон из храма Девяти светил21. Ясного месяца диск висит в небесах. Редкие звезды мерцают на чистом небосклоне. В воинском полку — чу! — на расписном рожке играет горнист. На башнях часовых в клепсидрах считают мерно время падающие капли. Туман окутал все кругом. Во мглу погружены веселья терема и террасы. Густою пеленой укрыты рынки и базары. У богачей в домах зашторенные плотно окна. Под пологи расшитые красавицы идут. Свой кабинет ученый покидает.
У Юэнян, а вместе с нею брат, Дайань, Сяоюй и Сяогэ остались ночевать в монастырских кельях. Их узнали послушники и накормили беженцев. Наставник Пуцзин сел, поджав скрещенные ноги подошвами вверх, на лежанку в зале для медитаций и, ударяя в деревянную рыбу, творил молитвы. Юэнян с Сяогэ и Сяоюй легли на кровать. Отдельно расположились дядя У и Дайань.
Сильно уставшие путники вскорости крепко заснули. Только Сяоюй не брал сон. Она встала и, приоткрыв дверь кельи, вышла. Ее внимание привлек погруженный в молитву наставник Пуцзин. Пошла третья ночная стража, а он все молился.
Потянуло с запада холодным ветром, луна над самым горизонтом подернулась густою мглой. Затихли людские голоса и тишина опустилась над очагами. Померк, едва мерцал большой светильник перед изваянием Будды. От глубокого сострадания сжималось
397


сердце наставника Пуцзина при виде чужеземного нашествия, невообразимых бедствий народа и неисчислимых жертв на полях сражений в Поднебесной. И явилось у него желание свершить великое благодеяние. В молитве, обращенной к Будде, он творил заклинания из «Канона о пресечении возмездий»22, ходатайствовал перед Досточтимым Владыкою об устроении неприкаянных душ, молился о прекращении меж людьми вековой вражды и о всех до сих пор пребывающих в преисподней, дабы пали преграды и даровано им было перерождение.
Когда монах Пуцзин сто десять раз повторил псалмы о спасении, подул со свистом зимний ветер, пробирал леденящий холод, и явились десятками внять слову наставника искалеченные и обезображенные. Шли обгоревшие с обугленными черепами, с лицами в грязи и вздыбленными волосами, с переломанными или отрубленными руками. У одних были выпущены кишки или вырваны сердца, у других — отрублены ноги или головы, третьи были закованы в колодки или выделялись рубцами от петли на шее. Двумя рядами встали они перед монахом.
— Смертные! Когда же прекратится меж вами взаимная вражда? Когда вы перестанете мстить друг другу? — обратившись к ним, вопрошал наставник в медитации. — Так внемлите же слову моему, и пусть каждый из вас после прозрения вернется на землю в перерождении.
Псалом-гатха гласит:
Ни с ближним, ни с дальним, с нуждой, без нужды, —
Я увещеваю: не нужно вражды.
Однажды озлобясъ, накликаешь бед,
А их не избыть и за тысячу лет.
Кто местью снедаем, кто с камнем в руке, —
Себя тот погубит, как снег в кипятке.
Кто местью снедаем, злу злом отвечает, —
Как волк, скорпиона когда-то встречает.
Охваченных злобой, ослепших сердец Я видел не раз безотрадный конец.
Враждуя, поверьте, не снесть головы.
Но вижу теперь я: в раскаянье вы.
Враждебность стихает, как пламени шум,
Прозрения свет озаряет ваш ум.
398


С глубокою верой во славу Ученья
Молюсь я за грешных, снискать им прощенье.
Пусть больше не будет ни злобы, ни мщенъя,
Да будет даровано перерожденье.
Войдите же в круговращение жизни,
Вражду позабыв на полуночной тризне.
Искалеченные поклонились наставнику в знак благодарности и удалились. Подсматривавшая Сяоюй не нашла в толпе ни одного знакомого.
Немного погодя к наставнику вошел рослый мужчина — человек солидный, внушительной наружности. Он был в полном боевом облачении со стрелой, пронзившей ему сверху грудь.
— Командующий Чжоу Сю, — представился он. — Пал на поле брани с чужеземцами. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет Шэнь Шоушанем, вторым сыном Шэнь Цзина.
Не успел он договорить, как явился холеный мужчина в белых одеяниях.
— Богатый горожанин Симэнь Цин их уездного центра Цин- хэ, — назвался он. — Умер от кровоистечения. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет Шэнь Юэ, вторым сыном богатого горожанина Шэнь Туна23.
Сяоюй узнала в нем своего хозяина, но охваченная страхом, не решилась открыть рта.
За Симэнем вошел окровавленный с отрубленной головой, которую он нес в руках.
— Чэнь Цзинцзи, убитый Чжан Шэном, — отрекомендовался он. — Помолитесь за меня и походатайствуйте, отец наставник, прошу вас. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном в роду Вана.
Вслед за ним явилась женщина. Она тоже несла голову в руках. Вся грудь у нее была залита кровью.
— Я — урожденная Пань, жена У Чжи, младшая жена Симэнь Цина, — сказала она. — Была убита насильником У Суном. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью в роду Ли.
За нею вошел низкорослый человек со смуглым лицом.
— У Чжи, — представился он. — Отравлен женою Пань по наущению старухи Ван. Прошу вашего ходатайства, наставник.
399


Направляюсь в Сюйчжоу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном деревенского жителя Фаня.
После него вошла еще одна женщина, с желтым лицом и впалыми щеками. Она истекала кровью.
— Я — урожденная Ли, жена Хуа Цзысюя, младшая жена Симэнь Цина, — представилась она. — Умерла от обильного истечения кровей. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью квартального Юаня.
Потом появился мужчина.
— Хуа Цзысюй, — сказал он. — Был доведен до смерти женою. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном тысяцкого Чжэна.
Вошла женщина, шея у которой была затянута ножными бинтами.
— Я — урожденная Сун, жена слуги Лайвана из дома Симэнь Цина, — заявила она. — Покончила с собой, повесившись. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью в роду Чжу.
Вслед за ней появилась другая женщина — бледная и похудевшая.
— Пан Чуньмэй, жена командующего Чжоу, — представилась она. — Умерла от истощения плотскими усладами. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью семейства Кун.
Вошел раздетый волосатый мужчина, весь исполосованный до крови.
— Чжан Шэн, — сказал он. — Запорот до смерти. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном бедняка Гао с улицы Великого процветания.
За ним последовала женщина с веревкой на шее.
— Сунь Сюээ, младшая жена Симэнь Цина, — назвалась она. — Повесилась. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в предместье Восточной столицы, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью бедняка Яо.
Потом явилась тоже женщина, еще совсем молодая. Шея у нее была обмотана ножными бинтами.
— Симэнь Старшая, дочь Симэнь Цина, жена Чэнь Цзин- цзи, — представилась она. — Повесилась. Прошу вашего хода¬
400


тайства, наставник. Направляюсь в предместье Восточной столицы, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью сыщика Чжун Гуя.
Вошел малый.
— Чжоу И, — сказал он. — Запорот. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в предместье Восточной столицы, чтобы в перерождении явиться на свет Гао Лючжу, сыном Гао.
Проговорил он и тотчас же исчез.
Сяоюй со страху дрожала всем телом. «Значит, монах разговаривал с душами умерших?» — прошептала она и поспешила к постели, чтобы поведать о виденном хозяйке, но та крепко спала.
Однако Юэнян не уклонилась от задуманного. Вместе с братом и остальными домашними, имея при себе сотню заморских жемчужин и осыпанный драгоценными камнями браслет, она продолжала держать путь в Цзинань, где намеревалась пережить тревожное время у свата Юнь Лишоу и женить сына Сяогэ. В дороге беженцы страдали от голода и жажды. Останавливались на ночь, а с зарею снова пускались в путь.
В Цзинани им повстречался старик.
— Где будет дом советника Юня? — спросили они.
— А вон там, — старец указал пальцем. — Две с чем-нибудь ли отсюда будет крепость Линби. Она построена на берегу реки, а с другой стороны ее прикрывают горы. Там для защиты города стоит наготове тысяча пеших и конных воинов, а комендантом ее и служит войсковой советник Юнь.
Когда путники достигли крепости и представились, их впустили в ворота. Узнав о прибытии У Юэнян с намерением женить сына, советник Юнь Лишоу принял гостей как родных. Хозяин и приехавшие обменялись положенными приветствиями.
Юнь Лишоу, надобно сказать, не так давно похоронил жену и потому попросил сходить за соседкой Ван, чтобы та составила Юэнян компанию. Женщин угощали в дальней зале. Пиршественный стол ломился от яств. У Второго с Дайанем принимали отдельно.
После разговора о тяготах военного времени Юэнян завела речь о женитьбе детей и поднесла Юнь Лишоу в качестве чайного подарка сотню жемчужин и драгоценный браслет. Хозяин подарки принял, но насчет женитьбы упорно молчал. Вечером он велел соседке Ван остаться на ночь, чтобы не было скучно гостье. Соседка постаралась разговорить Юэнян, желая выведать ее планы и намерения.
— Хотя Юнь Лишоу — лицо военное, но человек он образованный и благородный, — говорила Ван. — После помолвки ва¬
401


ших детей он никогда не забывал вас, сударыня. А тут у него внезапно скончалась супруга и живет он один-одинешенек. Конечно, служить в глухой горной крепости не ахти как интересно, но зато на боевом коне он командует войском, а, спешившись, правит здешним населением. Судьбы окрестного люда в своих руках держит. Если вы его не отвергаете, сударыня, он с удовольствием разделил бы с вами радости супружеской жизни. Вы бы одним выстрелом двух зайцев убили! И сынок ваш породнился бы с ними, как заключили когда-то союз царства Цинь и Цзинь24. А с наступлением мирных дней успел бы и домой воротиться.
Пораженная ее речами, Юэнян побелела, как полотно, и была не в состоянии вымолвить слово. Соседка Ван доложила о своем разговоре хозяину.
На другой день вечером Юнь Лишоу опять устроил в дальней зале пир и пригласил на него Юэнян. Она охотно откликнулась на приглашение, так как думала, что разговор пойдет о женитьбе детей. Но когда она села за стол, хозяин обратился к ней с такими словами:
— Не глядите, что вы в горной крепости, сестрица. В моем подчинении, да будет вам известно, находится целое войско. Золота, серебра и всяких драгоценностей у меня предостаточно. В одежде я тоже не нуждаюсь, и состояние у меня имеется. Нет вот только в доме хозяйки. Давно вы у меня из головы не выходите, сударыня. Желал вас, как жаждет путник глотка воды, как в жару мечтают о прохладе. И вдруг вы сами являетесь ко мне, чтобы женить детей. Кажется, Небо ниспослало мне такое счастье. Давайте же одним выстрелом убьем двух зайцев! Станем и мы с вами мужем и женой. Весело жить будем. И что нам может помешать!
Гнев охватил Юэнян от таких слов Юнь Лишоу.
— Никогда я не думала, Юнь Лишоу, что у тебя за приятной наружностью скрывается звериное нутро! — воскликнула она. — Ведь мой покойный муж никогда с тобой дурно не обходился. Как же ты позволяешь себе грубить со мной, по-скотски!
Юнь Лишоу захихикал и, подойдя к Юэнян, обнял ее.
— Сударыня! — умоляющим голосом заговорил он. — Жили бы там у себя, к чему вам понадобилось приезжать сюда! Как исстари ведется: кто с товаром входит в дом, у того и торговля бьет ключом. Не знаю, что со мной. Только увидал я вас, и отняли вы у меня и душу и сердце. Сам не свой. Нечего тянуть, давайте свадьбу играть.
Он принес вина и хотел выпить с Юэнян.
402


— Пойди позови брата, — велела Юэнян. — Мне надо с ним переговорить.
— Какого брата! — Лишоу засмеялся. — Я их обоих с Дай- анем прикончил. — И он крикнул подручных. — Покажите суда- рыне.
Те в одно мгновенье поднесли к зажженному светильнику окровавленные головы У Второго и Дайаня. Юэнян побелела от ужаса и без памяти упала на пол. Ее поднял подбежавший Юнь Лишоу.
— Не бойтесь, сударыня! — успокаивал он ее. — Вашего брата больше нет в живых. А вы станете моей женой. Я — военачальник, вашу честь не запятнаю.
«Разбойник загубил брата и слугу, — размышляла Юэнян. — Он, чего доброго, и меня прикончит, если противиться буду». И Юэнян с деланной улыбкой сказала:
— Я согласна стать вашей женой, но с условием.
— Каким? — спросил он. — Говори!
— Давай сперва соединим узами брака наших детей, а потом свою свадьбу сыграем.
— Согласен! — воскликнул Лишоу и велел позвать барышню Юнь и Сяогэ.
Их поставили рядом и велели выпить свадебный кубок вина. Так соединив свои сердца узами брака, они стали мужем и женой. После этого Юнь Лишоу схватил Юэнян и потащил было на постель, но Юэнян решительно воспротивилась его грубым домогательствам.
— Ах ты, негодница! — заорал он, выйдя из себя. — Меня обманывать, да? Думаешь, если твой сын женат на моей дочери, так я не решусь с ним разделаться, а?
Он достал меч и, подлетев к Сяогэ, одним взмахом отсек ему голову. На несколько шагов вокруг брызнула кровь.
Да,
Лишь над головою блеснул острый меч,
Как вырвалась кровь из груди, будто смерч.
Увидев обезглавленный труп сына Сяогэ, Юэнян всплеснула руками, пронзительно закричала... и проснулась. На счастье, то был только сон. После пережитого кошмара вся она покрылась потом.
— Вот странно, вот странно! — повторяла она.
— Отчего вы плачете, матушка, что с вами? — спрашивала разбуженная ее криком лежавшая рядом с ней Сяоюй.
403


— Мне приснился дурной страшный сон, — проговорила Юэнян и рассказала его служанке.
— А мне, матушка, что-то не спалось, — поведала в свою очередь Сяоюй. — Приоткрыла я потихоньку дверь и подсмотрела монаха. Он же, оказывается, целую ночь с душами умерших разговаривал. Приходили к нему покойный батюшка, матушка Пятая, матушка Шестая, зять Чэнь, начальник Чжоу, Сунь Сюээ, жена Лайвана и госпожа Симэнь. Сама только что видала. Поговорил с ними монах, и они исчезли.
— Ведь многие из них тут рядом, за монастырем, похоронены, — пояснила Юэнян. — Как им не приходить! Это все больше казненные да самоубийцы. Только наступит ночь, и улягутся люди, так они из могил и выходят.
На этом их разговор и кончился.
Пробили последнюю ночную стражу. Запели петухи. У Юэнян умылась и причесалась, а потом проследовала в залу для медитации, где она сотворила молитву и воскурила благовония перед изваянием Будды.
— Урожденная У! — громко позвал ее монах Пуцзин, остававшийся в медитативной позе. — Ну как? Озарило тебя нынче прозрение?
Юэнян опустилась на колени и отвесила наставнику земной поклон.
— Досточтимый наставник! — обратилась она к монаху. — Разве могла я, ваша ученица из рода У, простая смертная, увидеть в вас, отец наставник, досточтимого будду?! Сон этой ночи дал мне прозрение.
— Тогда не ходи туда, куда путь держала, — сказал монах. — Ибо там ждет тебя то, что видала. Ни один из вас пятерых не уцелеет в живых. А сыну твоему на роду написано было встретиться со мной. Потому что семена добра посеяла ты в дни жизни прошедшие. Не посей ты их, тебе грозило бы неминуемое расставание с сыном свдим. Твой покойный супруг Симэнь Цин творил зло, отвергал добро. В это дитя воплотился он и в перерождении явился на свет у тебя. Он развеял бы в прах состояние твое и уничтожил дело твое, а умер бы обезглавленный, но я пришел спасти его. Я беру его себе в ученики. Как говорится, уйдет в монахи один, а девять предков вознесутся на небо. Тогда и грехи твоего мужа будут ему отпущены. Если ты сомневаешься, иди за мной. Я тебе сейчас покажу.
404


Хань Айцзе в пути встречает Даогуя Второго
轉裘粗胳邋А搞氣


Наставник Пуцзин с помощью иллюзии уводит Сяогэ
香錚蹿§衷奢—兒


Пуцзин быстрыми шагами направился в келью, где все еще спал Сяогэ. Монах слегка коснулся своим посохом головы Сяогэ, тот повернулся, и Юэнян увидела лежащего в постели Симэнь Цина. Шея у него была закована в тяжелую колодку, а тело опутано цепями. Монах опять коснулся спящего своим посохом, и перед Юэнян снова лежал Сяогэ. Юэнян громко зарыдала. Стало быть, Сяогэ и есть Симэнь Цин в перерождении, поняла она.
Через некоторое время Сяогэ пробудился. К нему подошла мать.
— Ты последуешь за отцом наставником и станешь монахом, — сказала она сыну.
Перед изображением Будды монах Пуцзин совершил над Сяогэ обряд пострижения. Сяогэ принес монашеский обет и получил о себе пророчество. Бедная Юэнян обняла сына и опять разрыдалась. Тяжело ей было смириться с уходом Сяогэ. Ведь отнимали у нее родного сына, которого она растила и лелеяла до пятнадцати лет. Рушились ее надежды — она теряла наследника и продолжателя рода. Дядя У Второй, Сяоюй и Дайань были тоже не в силах подавить овладевшую ими скорбь.
Так монах Пуцзин взял к себе Сяогэ и дал ему монашеское имя Минъу, то есть Просветленный. Перед уходом Пуцзин наказывал Юэнян:
— А вам советую вернуться домой. Ведь не пройдет и десяти дней, как отступит чужеземное войско, разделится страна на Север и на Юг и Срединная равнина вновь обретет императора. Утихнет брань, и воцарится мир. Так что возвращайтесь домой и живите спокойно.
— В который же год и день дано будет вновь свидеться матери с сыном после обращения его в монахи? — спросила Юэнян.
Она еще раз обняла сына и громко зарыдала.
— Не оплакивай сына, женщина! — проговорил монах. — Гляди! Вон явился вам другой почтенный инок.
Юэнян и ее спутники повернули головы, а монах Пуцзин тем временем обратился в порыв ветра, и, взяв с собою ученика, исчез.
Да,
Так, смертных трижды посетив, вознесся он мгновенно, Незримый на Восточный пик
горы Тайшанъ священной.
407


Однако оставим Пуцзина и обращенного им в монахи Сяогэ.
Расскажем про У Юэнян, ее брата У Второго и остальных беженцев. Не прожили они в монастыре Вечного блаженства и десяти дней, как чжурчжэньское царство Цзинь и в самом деле возвестило о воцарении в Восточной столице Чжан Банчана, которого величало императором. Были также объявлены имена тех, кто назначался на высшие гражданские и военные посты в стране. Плененных императоров Хуэй-цзуна и Цинь-цзуна отправили на север.
Князь Кан, оседлав статую коня, переправился через реку Янцзы25 и взошел на престол в Цзянькане26. Его провозгласили императором Гао-цзуном. Цзун Цзэ был пожалован пост верховного главнокомандующего.
Пришло освобождение и на земли Шаньдуна и Хэбэя. В Поднебесной воцарился мир, и народ вернулся к повседневному мирному труду. Воротилась и У Юэнян со своими спутниками. Когда они отперли ворота и двери дома, то все — имущество, вещи и утварь — оказались на своем месте.
Впоследствии наследником Симэнь Цина стал Дайань. Юэнян дала ему имя Симэнь Ань, а в народе его величали господин Симэнь Младший. Он и ухаживал за хозяйкой в старости. В семьдесят лет У Юэнян тихо скончалась. Таково было воздаяние за ее добрые дела и молитвы.
Тому свидетельством стихи:
Книга эта может принести
разочарованье, отрезвленъе.
Стало непреложным, как закон,
вечное людей коловращенье.
Необуздан был Симэнь в страстях —
не продлил он собственного рода.
И Цзини,зи беспутный сам себя
к гибели привел в младые годы.
Юэнян, Юйлоу много лет
праведно на свете жили.
А судьба Пинъэр или Чуньмэй? —
Рано их излишества сгубили.
Злою карой взыскана Цзинълянъ,
что жила неправедно, лукаво.
Странно ль, что из уст в уста идет
много лет о ней дурная слава?!
408


ПРИМЕЧАНИЯ
ГЛАВА ВОСЬМИДЕСЯТАЯ
1 	Вши и гниды — видимо, намек на Ин Боцзюэ и компанию нахлебников, которым так потакал Симэнь Цин.
^ «Убитая собака помогает вразумить мужа» (полное название: «Госпожа Ян убивает собаку, чтобы образумить мужа») — анонимная драма, возможно, принадлежащая кисти Сяо Дэнсяна (XIII—XIV вв.), или более позднего автора Сюй Чжэня. Главные персонажи — купец Сунь Жун и несправедливо третируемый им его младший брат Сунь Хуа, реабилитироваться которому помогает жена Сунь Жуна, госпожа Ян, выдающая для этого собачий труп за человечий.
5 В предыдущей главе геомант предписал рыть могилу позднее, шестнадцатого числа. Все остальные указанные им сроки выдержаны.
4 Желтые истоки — образ загробного мира.
По обряду жертвенный таз разбивает перед выносом сын покойного, в роли которого, как и на похоронах Пинъэр, выступает зять Чэнь Цзинцзи.
^ Первая уборка и поправка могилы новопреставленного совершалась, согласно обычаю, на третий день после погребения.
7 Ли Цзяоэр, видимо, родилась в год второй, или и-чоу, под знаком быка, то есть в 1085 г., и, как это явствует из гл. 49, в 17 день 4 луны.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
* Упоминание о девице Чуюнь в тексте «Цы-хуа» отсутствует. Заимствовано из других вариантов (см. приложение к т. IV, часть 1).
^ Среди цветов под ивами — то есть в публичных домах.
3 Согласно гл. 67 в начале зимы Хань Даого с Лайбао еще были в Цинхэ и в конце первого зимнего месяца только отбыли на юг.
4 Упоминание о Чуюнь и реплика Мяо Цина в тексте «Цы-хуа» также отсутствует. Заимствованы из других вариантов.
^ Служанке Ли Пинъэр, Инчунь, в гл. 13 (1114 г.) шел 17-й лунный год, следовательно гл. 81 (начало 1118 г.) приходится на ее 21-й лунный год, в течение которого ей исполняется полных 20 лет, и значит никак не может быть меньше
19-и.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
1 	Так говорят о пятнистом бамбуке (ср. прим. 6 к гл. 33, т. 2, с. 494), на котором, согласно преданию, остались следы слез овдовевшей жены Шуня, ставшей впоследствии феей реки Сян, что протекает в провинции Хунань.
409


^ Дудник, или дягиль китайский, — растение семейства зонтичных (Angelica chinensis Diels., Umbelliferae). В лекарственных целях, в частности при гинекологических недугах и заболеваниях крови, используется его корень.
^ Пинеллия — Pinellia temana Breit., Агасеае. В медицине, в частности в гастроэнтерологии, используются очищенные клубни растения.
4 Нашатырь лиловый — здесь буквально: лилово-красная каменная соль (цзы-хун ши-янь), одно из традиционных названий природного хлорида натрия (NaCl), который вырабатывается из каменной соли — галита. Служит для приготовления пищевых приправ, применяется в китайской медицине, в частности при простудах и в гастроэнтерологии, в качестве лекарственного аналога нашатыря, то есть хлорида аммония (NH4C1).
Пальмовое зернышко — семена пальмы Areca catenhu L. Применяются как глистогонное, а также при прочих инфекционных повреждениях желудочно-кишечного тракта.
^ Корень безудержной страсти (лан-дан гэнь) — видимо, метафора пениса, так как растения или медицинского препарата с таким названием найти не удалось.
^ Перечный веник (би-ма) — очевидно, семенная метелка растения семейства перечных Piper longum L. (кит.: би-ба), применяется при лечении желудочно-кишечного тракта, вытянутой формой напоминает эрегированный пенис.
® Семя гвоздики (му дин-сян) — здесь игра слов: в китайской медицине используются два препарата из пряного гвоздичного дерева, то есть евгении гвоздиколистной (Eugenia caryophyllata Trunb.), — приготовляемый из бутонов, который принято называть «гун дин-сян», буквально: «гвоздика-самец», и из семян «му дин-сян», буквально: «гвоздика-самка». Оба этих препарата являются биостимуляторами.
9 Конопляный цветок (да-ма хуа) — имеется в виду растение Cannabis sativa L., Могасеае. В медицине применяются семена. Правда в большом количестве они имеют своеобразный эффект — способны вызывать поллюцию.
^ Ртуть, буквально: жидкое серебро (шуй-инь) — священное янское вещество, одно из составляющих киновари (см. прим. 1 к гл. 53), играло важную роль в даосской алхимии. В медицине применялось в качестве наружного противоядия. Здесь же, как и в гл. 79 (см. прим. 6), создает образ истекающего семени.
^ Цитрусовая кожура (чэнь-пи) — кожица плодов мандарина или апельсина, препарат, применяемый в китайской медицине, в частности при лечении заболеваний дыхательных путей.
^ «Драгоценный свиток о красном пологе» («Хун-ло бао-цзюань») — буддийское сочинение в жанре бао-цзюань, известное также под названием «Драгоценный свиток об освобождении девы» («То-нян бао-цзюань») и по своему сюжету подобное ранее упомянутому аналогичному произведению о праведной Хуан.
^ Нефритовый шнур (или Хрустальный шнур — юй-шэн) — две звезды к северу от Большой Медведицы, см. прим. 15 к гл. 27 (т. 2, с. 484).
14 	Яшмовая башня (юй-лоу) — намек на хозяйку шпильки Мэн Юйлоу.
410


ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
1 Седьмой лунный месяц в старом Китае считался месяцем голодных духов умерших, начиная с пятнадцатого числа этого месяца и до тридцатого полагалось посещать могилы умерших предков и родных и приносить туда еду, деньги и всевозможные вещи, сделанные из бумаги, например, одежду, коляски и многое другое, необходимое якобы душе покойного в загробной жизни.
2 «Обвилася повилика» («Цзи шэн цао») — буквально: «трава-паразит». Романс на этот мотив встречался ранее в главах 8 и 82. Здесь же в его названии иероглиф «цао» («трава»), видимо ошибочно, заменен на «яо» («лекарство»).
^ Праздник Середины осени связан со сбором урожая и справляется в центральный, пятнадцатый день восьмой луны (по китайскому календарю осенний сезон охватывает 7-й, 8-йи9-й месяцы).
^ Данное стихотворение, цитирующее Цуй Цзяо, воспроизводит приведенное ранее, в гл. 69 (см. прим. 19, 20), с разницей всего лишь в два начальных иероглифа, к тому же аналогичных по смыслу.
5 То есть от любовной тоски. Здесь использован широко распространенный в Китае ребус — прием разложения знаков на составные значимые части: элементы «дерево» и «глаз» образуют иероглиф, означающий «взаимность», а «поле» и «сердце» — «думу, тоску», что в сочетании становится обозначением любовного томления.
^ «Опустился сокол» («Ин-эр ло») — возможно, вместо иероглифа «ин» в названии должен стоять «янь» и имеется в виду северная мелодия четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) «Опустился дикий гусь» («Янь-эр ло»), присутствовавшая в главах 55 и 72 в паре с «Победоносной песенкой».
2 	Двуглавый лотос — см. прим. 5 к гл. 60 (т. 3, с. 531).
® Здесь, видимо, содержится намек на древнекитайский миф, согласно которому дух вод Гунгун разрушил гору, служившую опорой небу, а богиня Нюй- ва, убив гигантскую черепаху, отрубила ей лапы, чтобы подпереть ими небо.
9 «Шестая госпожа из Хэ-си» — мелодия, вероятно, идентична «Шестой госпоже» из глав 21 и 82. Хэ-си — топоним, обычно обозначающий земли к западу от Хуан-хэ, но здесь, согласно комментарию современного специалиста из КНР Чжу Миньминя, — территорию, прилегающую к Великому каналу в районе современного уезда Ляочэн провинции Шаньдун.
^ «Дух, насылающий пять поветрий, что развеет любовную тоску» — цитата из драмы Ван Шифу «Западный флигель». Имеется в виду дух, управляющий пятью видами эпидемий среди людей.
^ В оригинале здесь снова повторяется 15-й день восьмой луны, который был еще до разлуки. Исправлено по более поздним вариантам романа.
^ Кресло хмельного старца — глубокое кресло с покатой спинкой и изголовьем, напоминающее шезлонг и предназначенное для отдыха сидя и полулежа.
^ Этот альбом некогда принадлежал Ли Пинъэр (см. гл. 13).
^ Хань Шоу — знаменитый красавец III в. Состоя в помощниках у придворного, оказался предметом увлечения его дочери и тайно с ней сблизился, за что она одаривала Хань Шоу редкими благовониями, которые крала у отца. Когда тайна раскрылась, сановник выдал дочь за Хань Шоу.
411


ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
* Этот поэтический эпиграф, посвященный прославлению женских добродетелей по конфуцианским понятиям и одновременно отражающий даосскую тему искусства продления жизни, обращен к У Юэнян, моральная стойкость которой все время сравнивается с вечнозеленой сосной, хотя последняя прямо не называется, а обозначается при помощи иносказательных формулировок.
2 На самом деле обет этот был дан на случай выздоровления Симэня (см. гл. 79). И паломничество в данном случае связывается не только с умершим, но и с новорожденным, что точно соответствует главной роли божественной Матушки как покровительницы детей (подробно см. ниже прим. 17). Не случайно и то, что участь ребенка Симэня решается на обратном пути из храма.
Область Тайань — ныне одноименный уезд провинции Шаньдун, где расположена знаменитая гора Тайшань, на вершину которой и отправляется в паломничество У Юэнян.
3 Великая гора Тай (или Тайшань) — гора в провинции Шаньдун, одна из главных священных вершин Китая, где находились многочисленные храмы. У подножья горы был построен огромный храм Владыки Восточного пика — высшего судьи душ умерших, напоминавший запретный императорский город в Пекине. От этого храма начиналась длинная лестница, ведущая к самой вершине горы. Восхождение на гору занимало обычно несколько дней. На горе было множество храмов, посвященных богине-чадоподательнице Цзысунь-няннян, богине Запада Сиванму и прочим, в основном даосским, божествам. Храмы эти привлекали всегда массу паломников.
4 Земли Ци и Лу — архаизированное обозначение Шаньдуна. В эпоху Чунь-цю (VIII—V вв. до н. э.) так назывались два расположенных на этой территории удельных княжества, бывших колыбелью китайской цивилизации.
3 	Мертвящая вода (Жо-шуй) — река в провинции Ганьсу, символизирующая западные окраины китайской ойкумены. Согласно мифологическим представлениям, запечатленным в «Каноне гор и морей» («Шань-хай цзин», IV—I вв. до н. э.), она окружает Олимп китайских богов, центр западного рая — волшебную гору Куньлунь.
^ Пэнлай — см. прим. 12 к гл. 15 (т. 1, с. 441).
7 Золотой ворон и яшмовый заяц — см. прим. 3 к гл. 46.
® Глаза Шуня, брови Яо, плечи Тана, спина Юя — см. прим. 52 — 55 к
гл. 71.
^ Девять небес — см. прим, к гл. 16 к гл. 37.
^ Пояс из ланьтянъских самоцветов — см. прим. 20 к гл. 39.
^ Семьдесят два — одно из кардинальных чисел китайской нумерологии, при разложении на множители обнаруживающее в своей основе главные числовые символы инь и ян — 2 и 3 (72 = 23 х З2) и, таким образом, выражающее идею количественной полноты любого множества явлений. Соответственно под «72 службами» подразумеваются «все службы» данного уровня (ср. прим. 27 к гл. 79).
*2 Полынь-гора (Хао-ли-шань) — южное предгорье Тайшань, местопребывание душ почивших, отсюда образ кладбища или загробного мира.
412


^ Байцзэ — фантастический рогатый лев с головой дракона, наделенный человеческой речью и сверхъестественными знаниями, сумевший этим поразить самого первого императора Хуан-ди (см. также прим. 7 к гл. 43).
^ Двадцать четыре сезона — см. прим. 12 к гл. 64.
15 Полководец Пяти путей (или воевода Пяти дорог — у-дао цзян- цзюнь) — божество, управляющее жизнью и смертью, в даосской мифологии; генерал из свиты десяти правителей ада в буддизме и злой дух, покровитель разбойников в народной религии. Пять путей — святость, отвага, справедливость (долг), мудрость и человеколюбие (гуманность) или в буддийской интерпретации направления реинкарнации (гати), превращающие в обитателя ада, голодного духа (пре- та), животное, человека или небесное существо. См. прим. 13 к гл. 2 (т. 1, с. 426) и 1 к гл. 27 (т. 2, с. 483).
16 Ритмическое описание монастыря содержится в 120-главом издании «Речных заводей», гл. 24. Некоторые детали исправлены В.С. Манухиным по тексту эпопеи.
^ Обитель эта, расположенная на самой вершине горы, была посвящена богине Бися-юаньцзюнь — Изначальной государыне лазурных облаков (или лазоревой зари), полный титул которой — Восточного пика Великой горы небесная фея яшмовая дева государыня лазурных облаков (Дунъюэ-Тайшань-тяньсянь-юй- нюй-бися-юаньцзюнь) и которая более кратко именуется также Матушкой Великой горы (Тайшань-няннян), а в данном тексте просто — Матушкой (Няннян). Согласно основной мифологической версии, она считается дочерью бога Великой горы, на которой соответственно особенно расцвел ее культ, прослеживающийся там с эпохи Хань (III в. до н. э. — II в. н. э.). Богиня — чадоподательница и покровительница детей (но также и лисица). В храме по бокам ее трона обычно располагаются изображения помощниц: Матушки, приносящей детей (Цзы- сунь-няннян) и Матушки божественного зрения (Яньгуан-няннян). В ее окружении присутствуют еще шесть богинь, патронирующих разные периоды детства и его особенности.
^ Час дракона — с 7 до 9 утра, час обезьяны — с 3 до 3 дня.
^ Сун Цзян — появляющийся ниже в данной главе благородный повстанец, герой «Речных заводей».
2® «Дунбинъ наслаждается белым пионом» — речь, видимо, идет о картине-аллегории. Под именем Дунбинь можно подразумевать даоса Люй Дунбиня (см. прим. 1/ к гл. 63), который наслаждается цветком, а можно — Янь Дунбиня, мага эпохи Сун, который своим оккультным искусством увлек певицу по имени Белый Пион.
^ Динчжоуский фарфор (дин-цы) — особая марка и способ обжига фарфора в период Сун, производившегося в округе Динчжоу (территория современной провинции Хэбэй).
22 Героями (или молодцами) с озер и рек в Китае называли благородных разбойников, иногда повстанцев.
23 Горы Лян (Лян-шань) расположены в той же провинции Шаньдун, где живут герои романа. В этих горах, в озерных плавнях, находился стан повстанцев во главе с Сун Цзяном — реальным историческим персонажем. Борьба Сун Цзя- на и его молодцов с правительственными чиновниками и войсками описывается в эпопее Ши Найаня «Речные заводи» (русский перевод — т. I, II, М., 1959; Рига,
1992).
413


24 Юнъчэн — уезд провинции Шаньдун.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
* «Тринадцать неизменных рецептов», или точнее «Тринадцать видов неизменных рецептов», — трактат медика XVI в. Чжу Жихуэя. Об этом произведении, а также «Чудодейственных рецептах предельного долголетия» и «Священных рецептах с моря» см. прим. 30, 32, 33 к гл. 61.
2 Разные внутренние болезни — один из 13 разделов традиционной китайской медицины, выделенных при династии Юань (XIII—XIV вв.). Уже к XIV в. данной тематике были посвящены более 20 специализированных собраний рецептов (цза-чжэн-фан).
^ Чудесный меридиан Жэнъ (Жэнь-май) — один из основных энергопроводящих путей (или акупунктурных линий) в человеческом организме, начинающийся в области половых органов и заканчивающийся около глаз. Он связан со всеми иньскими меридианами, и нарушения его деятельности выражаются, в частности, в гинекологических заболеваниях, связанных с бесплодием, выкидышем и влагалищными кровотечениями.
4 	Цветы красной астры (хун-хуа) — трубчатые цветки растения семейства сложноцветных (Compositae), или астр, — Carchamus tinctorius L., или же семейства касатиковых (Iridaceae) — шафрана (Crocus sativus L.), противопоказанные при беременности как способные нанести вред плоду стимуляцией маточного кровотечения.
^ «Луна над Западной рекой»— музыкальная пьеса эпохи Тан (VII—X вв.), название которой произошло от стихотворения Ли Бо.
^ Соломоцвет (ню-си) — корень и листья соломоцвета двузубого (Acharanthes bidentata В1.), являющегося биостимулятором, активизатором пло- доотделения и менструального кровотечения. Уже древнейшие в Китае фармацевтические трактаты отмечали абортивное действие соломоцвета. Аналогичным свойством, в той или иной мере, обладают и нижеследующие компоненты.
7 Дендробиум — крабъя клешня — в оригинале использован один термин «клешня краба» (се-чжао), который может быть понят в прямом смысле, поскольку эта конечность ракообразного животного считается китайскими медиками обладающей кровоотворяющим и абортивным действием, но может и означать растение — плоскостебельчатый дендробиум, которому соответствуют виды Dendrobium nobile Lind. (Д. благородный) и D. linawianum Reich, и у которого в китайской фармации используется стебель. Поэтому в переводе отражены оба варианта трактовки текста, возможно заложенные в него самим автором.
® Молочай (гань-суй) — используемые в китайской медицине клубни растения семейства молочаевых (Euphorbiaceae) — Euphorbia kamsui Liou. (см. также прим. 41 [1] к гл. 61).
^ Чистотел (да-цзи) — корень растения семейства молочаевых — молочая пекинского (E. pekinsia Rupr.) или другого растения того же семейства — Knoxia corimbosa Willd.
^ Железняк (чжэ-ши) — природный красный железняк — гематит, то есть окись железа (Fe304).
414


^ Тушка мушиная (бань-мао) — одно из названий лекарственного препарата из тельца насекомого рода Mylabris (М. phalerata Pall., М. cichorii L.).
^ Волчник (юань-хуа) — см. прим. 41 [2] к гл. 61.
^ Мирабилит, или глауберова соль (ман-сяо), — природный кристаллогидрат натрия (Na2S04 х Н20), также применялся как лекарственный препарат.
^ Ртуть (шуй-инь) — в китайской медицине употребляется наружно как противоядие и паразитицид (см. также прим. 6 к гл. 79).
^ Магнетит (дин-цы) — применяемый, в частности, в качестве биостимулятора природный магнетит, то есть минерал, являющийся сложным окислом с включением железа.
16 Зернышко персика (тао-жэнь) — вылущенные ядра персиковых косточек, согласно китайской медицине, улучшают кровообращение и кишечную деятельность.
^ Тетрапанакс из бумаги (тун-цао) — лекарственный препарат из ствола тетрапанакса бумажного (Tetrapanax papyeferum К. Koch.).
Мускус (шэ-сян) — применяется в китайской медицине как биостимулятор и активизатор кровообращения, а также как абортивное и противозачаточное средство.
^ Узорный пояс (вэнь-дай) — неизвестное название, возможно имеется в виду препарат «вэнь-гуань» (буквально: «узорная шапка») — из ветвей растения Xanthoceras sorbifolia Bunge.
^ Текома (лин-хуа, точнее лин-сяо хуа) — применяемый в китайской медицине препарат из цветов кампсиса китайского (Campsis chinesis), или текомы крупноцветковой (Tecoma grandiflora).
^ Китайские фармацевты в приготовлении лекарств активно использовали несколько видов уксуса: винный, хлебный, финиковый и рисовый. Последний считался наиболее крепким.
^ Хэ Сянъгу — единственная женщина среди широко почитаемых восьми бессмертных (см. прим. 1 к гл. 55, т. 3, с. 521). Согласно преданию, она жила при династии Тан на рубеже VII и VIII вв. и дала обет безбрачия.
^ Голубой мост (или Синий мост — Лань-цяо) — подробно см. прим. 2 КГЛ. 38 (т. 2, С. 499).
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
^ Яшма с Цзинских гор (Цзин-шань юй) — яшма, добывавшаяся в древности в горах царства Чу. Здесь — метафора совершенного человека-сокровища.
^ Чаочжоу — город в современной провинции Гуандун.
^ Финальное стихотворение (в оригинале — двустишие) повторяет окончание гл. 26 (см. прим. 13).
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
* Ваша матушка Вторая — имеется в виду Ли Цзяоэр.
415


2 	В оригинале гл. 78 жена Юнь Лишоу названа урожденной Су (см. прим. 15 к гл. 78).
^ Действие гл. 87 приходится на конец 1118 г., соответственно это конец 31 года жизни Цзиньлянь и возраст назван от зачатья.
4 В Китае с древних пор весьма почитались духи — стражи ворот, в качестве которых были обожествлены два полководца VII в. Предание рассказывает, что танскому императору Тай-цзуну как-то нездоровилось и послышалось, что за дверьми спальни кто-то швыряет кирпичи, громыхает черепицей, что воют призраки и бесы... Государь испугался и рассказал об этом сановникам. Полководец Цинь Шубао выступил вперед и доложил: «Ваш подданный всю жизнь рубил врагов так легко, словно разрезал ножом тыквы. Убитых мною врагов — как муравьев в куче. Неужели я испугаюсь каких-то призраков и бесов? Разрешите мне и полководцу Ху Цзиндэ в полном вооружении стоять у ваших дверей в карауле». Тай-цзун согласился. Следующая ночь и в самом деле прошла спокойно. Император обрадовался, приказал живописцам нарисовать обоих полководцев и на каждую створку двери повесить по портрету. С тех пор и вошло в обычай вешать на дверях и воротах лубочные раскрашенные изображения грозных духов ворот и дверей — мэнь-шэней.
^ Действие гл. 87 приходится на конец 1118 г., канун провозглашения нового девиза правления Всеобщей Гармонии (Сюань-хэ, 1119—1125). Объявление же наследника престола, по данным романа (см. гл. 70), произошло на третий год Сюань-хэ, в 1121 г. Насколько эта датировка справедлива, установить не удалось, но интересно, что для последующих глав будет вообще характерна странная передвижка датировок на три года.
^ Палаты чащоб и тенет (Сэнь-ло-дянь) — обиталище загробного владыки Яньло, куда первоначально попадают души усопших.
7 Град непрерывных страданий (У-цзянь-чэн) — последнее из восьми отделений буддийского ада, в котором испытываются беспрестанные муки (avid). В редакции Чжан Чжупо указано другое адское место — Г рад безвременной гибели, или Град невинно убиенных (Ван-сы-чэн), в котором, согласно даосским представлениям, пребывали души всех умерших неестественной смертью (см. также прим. 46 к гл. 74).
® Чжан Цин — разбойник, который вместе со своей женой заманивал упитанных людей, убивал, разделывал и торговал их мясом. В романе «Речные заводи» он прячет У Суна, после того, как тот убивает не только свою невестку, отравившую брата, но и ее любовника Симэнь Цина.
^ Гора Лян (Лян-шань, или Лян-шань-бо) — гора в провинции Шаньдун, округ Дунпин, где располагался лагерь разбойников — героев романа «Речные заводи» (см. прим. 23 к гл. 84).
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
* В старом Китае хоронить умерших полагалось на родовом кладбище или на принадлежащем семье участке земли. Если человек умирал далеко от дома, то его тело в массивном и чрезвычайно плотном деревянном гробу везли в родные места и там хоронили. Г робы обычно делались настолько герметичными, что они долгое время могли стоять не зарытыми в землю.
416


2 	В оригинале: Ян Второй по прозвищу Железный Коготь. Однако в дальнейшем Железным Когтем назван Ян Старший, а Гуляй Ветром — его младший брат, в соответствии с чем и внесено исправление.
^ По данным гл. 10, Яо Второй взял на воспитание У Инъэр 15.08.1113 г., следовательно, она прожила у него не четыре, а более пяти лет, пока ее не забрал вернувшийся в конце 1118 г. из ссылки У Сун.
^ По китайским поверьям, души самоубийц или умерших насильственной смертью становятся голодными бесприютными духами — гуй. Все боятся их мести (см. также прим. 61 к гл. 74).
^ Цзиньлянь называет Чуньмэй по фамилии, так как она стала знатной
дамой.
^ Три будды — Амитабха, Шакьямуни и Авалокитешвара-Гуаньинь (см. также прим. 11 к гл. 8).
2 Пятигоръе — одна из священных гор, расположенная в провинции Шаньси, на которой стоит множество буддийских монастырей различных школ и направлений.
® Западный край (или рай) — см. прим. 50 к гл. 39, прим. 28 к гл. 57.
^ Бодхисаттвы в миру — то есть обретшие полную святость, но оставшиеся в миру для спасения всех живых тварей святые.
^ Согласно буддийской мифологии, в огромном тысячекилометровом парке цветущих деревьев пройдут три схода миллиардных масс адептов, которых будет просвещать восседающий под деревом бодхи с драконьими цветами будда будущего Майтрея, после чего участники собрания обратятся в архатов (см. также прим. 8 к гл. 68). В своем комплиментном обращении монах причисляет увиденных им женщин к участникам первого такого схода, то есть к избранным людям первой категории.
^ Десять Владык — правители десяти областей загробного мира в мифологии китайского буддизма.
^2 Три сокровища — 1) религиозные изображения и атрибуты как образ Будды; 2) книги и письмена как воплощение закона; 3) материальные ценности как средства существования сангхи (монашеской общины), синтетическим проявлением которых выступает буддийский храм.
^ Десять концов света — восемь стран и полустран света, зенит и надир.
^ Реплика Сюээ, вероятно, обусловлена тем, что Чуньмэй находится в доме начальника гарнизона не более трех месяцев (хотя хронология глав несколько путана). Следовательно, четырех-пятимесячная беременность — результат ее взаимоотношений с Чэнь Цзинцзи.
^ Смысл этого двустишия в том, что часто из пустяков вырастают ссорящие людей пересуды.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
* День поминовения усопших — цин-мин цзе (буквально: праздник чистого света) входил в число основных календарных праздников и справлялся в первый день одноименного периода цин-мин («ясные дни» — первая половина 3-го
417


лунного месяца), т.е. 4/5/6 апреля, ныне в КНР отмечается 5 апреля как день памяти павших героев.
2 Вспомнила прошлогодний снег — в оригинале буквально: «Шестнадцатого января наклеивает духов-хранителей врат». Смысл данной фразы — в заведомом опоздании, поскольку изображения этих духов принято было приклеивать у дверей перед Новым годом.
^ День Хладной трапезы, или праздник Холодной пищи (хань-ши), — см. прим. 5 к гл. 59.
^ В стихотворении известного поэта Ду Му (803—852 гг.) топоним «деревня Абрикосов» (или «селение Цветов абрикоса» вблизи Нанкина) был использован как обозначение места, где есть винная лавка, после чего он приобрел в литературе соответствующий нарицательный смысл пункта, связанного с винопитием. Ассоциация со стихотворением Ду Му подчеркнута тем, что оно называется «В праздник поминовения усопших» («Цин-мин»), а события настоящей и начала следующей главы, где содержатся упоминания о деревне Абрикосов, разворачиваются именно в это время, что даже специально отражено в подзаголовке гл. 89.
^ Предместье «трех ли» (сань ли) и предместье «пяти ли» (у ли) — см. прим. 1 к гл. 34 (т. 2, с. 495).
8 Брахма, или «Будды отец», — см. прим. 49 к гл. 39 (т. 2, с. 504) и прим. 18 к гл. 51 (т. 3, с. 513).
7 Деревянная рыба — колотушка с изображением рыбы, употребляемая во время службы.
8 Наставник и Патриарх — Бодхидхарма (ум. в 528 г.), основатель школы чань-буддизма в Китае, прибывший туда из южной Индии в 520 г.
^ Мать демонов (Hariti) — буддийское божество, некогда бывшее женщиной-дьяволицей в столице индийского государства Магадха, городе Раджагри- ха, поклявшейся сожрать всех местных чад. Переродившись в ведьму-ракшаси, она родила 500 детей и поедала по одному в день. Согласно другой версии, она родительница 500 демонов. Так или иначе, в итоге она покорилась Будде, став покровительницей детей и непременным персонажем буддийских женских монастырей (см. также прим. 25 к гл. 2).
Духи хранители веры (или закона, дхармы) — божества, защищающие мир и людей от демонов и злых сил, в частности локапалы, «четыре великих небесных царя», охраняющие страны света: Дхритараштра — восток, Вирудхака — юг, Вирупакша — запад, Вайшравана — север.
^ Досточтимый Укротитель демона Мары — то есть Будда. Мара — злой дух, владыка бесов, персонифицирующий погибель, искушал Будду и был им побежден.
12 См. гл. 57.
^ Западный край — здесь: Индия.
Лиловый чертог (Цзы-фу) — местопребывание даосских бессмертных, ближайшая сфера при вознесении на небо (см. также прим. 31 к гл. 65).
^ Дворец, цветов (Жуй-гун), или Цветочно-жемчужный дворец, — небесное обиталище даосских бессмертных в области Высшей Чистоты, а также метафорическое обозначение даосского монастыря.
418


16
В оригинале говорится о высоте в три чи.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТАЯ
^ См. прим. 4 к гл. 89.
^ Императорское училище Сынов Отечества (Гоцзыцзянь) — привилегированное высшее учебное заведение, своего рода государственный университет, в котором студенты готовились к экзаменам на вторую ученую степень цзюйжэнь («выдвинувшийся человек»; см. прим. 12 к гл. 7, т. 1, с. 431). Поступить в него имели право особо отличившиеся обладатели первой ученой степени сюцай («прекрасный талант»), сыновья заслуженных чиновников и те, кто был способен внести достаточно высокую плату. Студенты государственного училища проходили три степени — «внешнюю» (низшую), «внутреннюю» (среднюю) и «высшую» (см. также прим. 9 к гл. 21, т. 2, с. 479).
^ Указанные в оригинале Южная и Северная столицы (Нанкин и Пекин) — анахронизм, отражающий ситуацию эпохи Мин, а не Сун.
^ Расположенный в провинции Хэбэй монастырь Шаолинь славился как колыбель высокоразвитой школы боевого искусства.
^ В оригинале использован образ Чжантайской ивы (см. прим. 1 к гл. 24, Т. 2, С. 480).
6 По китайским обычаям, чиновник после смерти отца должен был испросить отпуск и вернуться домой на весь срок траура (максимально — до трех лет), только после этого он мог снова отправиться к месту службы.
7 Здесь в оригинале Лайчжао назван Лючжао.
® Светлая область — территория округа Нинбо провинции Чжэцзян, где в начале X в. при династии Лян (907—923 гг.) прославился странствующий монах Чантин-цзы по прозвищу Монах-с-холщовой-торбой-за-плечами (Бу- дай-хэшан). Согласно описаниям он имел грубую внешность: сморщенный лоб и отвисший живот, был косноязычен, бродил с нищенским мешком за плечами и спал, где придется. Образ этого чаньского юродивого, иногда отождествляемый с воплощением бодхисаттвы Майтреи, обрел большую популярность в иконографии дальневосточного буддизма, особенно много его изображений в храмах и монастырях Ханчжоу.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ
* Сваха указывает на то, что барич Ли родился в начале года седьмого, или гэн-у, что под знаком лошади, то есть 1090 г. Судя по косвенным указаниям глав 89 и 90 действие гл. 91 должно приходиться на середину 1119 г., в котором баричу Ли исполнилось 29 полных лет, идет 30-й год по лунному календарю и 31- ый от зачатья. Однако при свадьбе, смерти и прочих важнейших событиях жизни человека, как правило, принят официальный подсчет возраста по лунному календарю. Для Ли, таким образом, 31-ым лунным годом должен быть 1120. Возможность датировать гл. 91-ую 1120-ым годом подтверждается указанием на возраст Мэн Юйлоу (см. прим. 4) и упоминаниями о текущих событиях в гл. 92, действие которой приходится на 1122 г.
419


2 Цзюйжэнъ — вторая ученая степень (см. прим. 2 к гл. 90). Цзинь- ши — высшая ученая степень (см. прим. 6 к гл. 14, т. 1, с. 439).
3 В старом Китае нередко в честь какого-либо отличившегося человека (главным образом своим добродетельным поведением) посреди города или просто на дорогах у въезда в его родное селение ставились деревянные триумфальные ворота с надписью наверху. В особых случаях они «жаловались» специальным императорским указом.
4 Барич Ли младше Юйлоу, родившейся в конце 1084 г., на пять лет и два месяца. Если свадьба происходит в середине 1119 г., то Юйлоу полных 34 года, должно исполниться 33, идет 36-ой год по лунному календарю и 36 от зачатья, если же в середине 1120 г., то ей полных 33 и это ее 37-ой лунный год (ср. прим. 1). Приведенная здесь дата рождения Юйлоу разнится с названной в гл. 46 сдвигом на более ранний час: с третьего двухчасья инь (3:00 — 3:00) на первое цзы (23:00 - 1:00).
Печать и пояс — атрибуты чиновного лица.
6 Четыре оплота (сы-цюань) — так гадатели называют год, месяц, день и час рождения.
7 Описанное выше, в гл. 46, гадание на символах-гуа о судьбе Мэн Юйлоу в целом совпадает с данным, в частности, вполне сбылось предсказание о ее третьем муже — ученом-сюцае, однако в вопросе о ребенке результаты принципиально разошлись: ранее гадалка предрекала рождение дочери, а здесь гадатель говорит о сыне.
® В оригинале говорится о «фениксовом пруде» (фэн-чи), что является образным обозначением Запретного города, местопребывания императора.
^ В оригинале дословно «третий раз в алом шелке», то есть содержится намек на то, что этот брак Мэн Юйлоу уже третий.
^ Год четвертый дин-мао — соответствует 1087 г.
^ Согласно соотнесению десяти небесных стволов по пяти первоэлементам, определяющий год рождения невесты знак «дин», или четвертый, соответствует стихии огня, а определяющий год рождения жениха знак «гэн», или седьмой, — стихии металла (см. подробнее прим. 10 к гл. 29, т. 2, с. 486_487).
^ Поля Голубые — имеется в виду богатый самоцветами уезд Ланьтянь (см. прим. 20 к гл. 39, т. 2, с. 301).
^ Чайный подарок (ча-бин, буквально: чай и блины) — преподносимые женихом чай и сладости, которые семья невесты пересылала своим родственникам и друзьям.
^ Шапка с «мостиком» (лян-гуань) — народный головной убор чиновника. Давший ему название основной конструктивный элемент «мостик» первоначально (до эпохи Хань включительно) представлял собой полоску легкой газовой ткани, натянутую на каркас и, подобно округлому или угловатому мосту, проходящую спереди назад над узлом волос на макушке, который оставался открытым по бокам. Количество таких полос знаменовало социальный статус носителя этого головного убора. Впоследствии он развился в цельную шапку, закрытую со всех сторон и снабженную околышем, но разделяющие его продольные борозды «мостики» сохранили свою знаковую функцию социального выделения и дифференциации по рангам. В данном случае речь идет или о каком-то варианте шапочки чиновника, которую может водрузить на себя его жена для пущей важности, или о названной
420


так по аналогии особо пышной модели украшения женской прически — сетки для узла или пучка волос.
^ В старину на невесту, когда ее везли к жениху, накидывали покрывало. Выезд невесты или новоселье сопровождались перенесением так называемой драгоценной вазы, в которую клали драгоценности и зерно.
^ Празднование третьего дня после свадьбы — см. прим, к 2 гл. 35 (т. 2, с. 496).
^ Возрасты служанок не соответствуют тем, что были названы в гл. 7: Ланьсян — 15 лет, а Сяолуань — 12. С тех пор прошло шесть лет (гл. 7 — 1113 г.; гл. 91 — 1119 г.), возможно, такой синхронный перепад в числах объясняется различными отсчетами: полных и неполных лет, от появления на свет и от зачатья.
Лю Хай — см. прим. 7 к гл. 15 (т. 1, с. 440).
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ВТОРАЯ
1 	В Китае все крупные реки текут с запада на восток, к Тихому океану.
^ Линьцин — город на северо-западе провинции Шаньдун, стоящий на Великом (Императорском) канале — Юньхэ и благодаря своей важной географической позиции в торгово-транспортной коммуникации называемый «ключевым соединением Севера и Юга».
3 Терем Ласточки (Янь-цзы-лоу) — терем, выстроенный танским министром Чжан Цзяньфэном (VIII в.) для его любимой жены Гуань Паньпань в уезде Туншань провинции Цзянсу. После смерти мужа Гуань Паньпань не вступала больше в брак и более десяти лет одиноко прожила в этом тереме, который таким образом стал символом верной супружеской любви. Соответствующий образ лег в основу стихотворения Бо Цзюйи «Терем Ласточки».
4 Фея Улин — согласно легенде одна из двух фей с реки Улин, что однажды повстречались Жуань Чао и Лю Чэню (см. прим. 13 к гл. XLIX, т. 3, с. 510).
^ Правитель Ли Чанци правил в Цинхэ начиная с 1118 г., поскольку в гл. 77, действие которой приходится на конец 1117 г., еще правит его предшественник — приятель Симэня Ли Датянь, а Ли Чанци впервые упоминается в качестве нового правителя в гл. 88, то есть в конце 1118 г. Следовательно, трехлетний период его службы в Цинхэ должен был окончиться к 1121 г., когда его и перевели в Чжэцзян. Таким образом, описываемые события также происходят не ранее, чем в 1121.
^ По преданию, на Луне живет яшмовый заяц, который толчет в ступе снадобье бессмертия, а Солнце — это золотой ворон, летящий днем по небу, а на ночь опускающийся отдыхать на дерево Фусан (см. также прим. 3 к гл. 46, т. 3,
с. 505).
^ Полководец Пяти путей (или воевода Пяти дорог) — см. прим. 13 к гл. 2 (т. 1, с. 426), 1 к гл. 27 (т. 2, с. 483) и 15 к гл. 84.
® Чжун Куй — повелитель бесов в китайской народной мифологии. Подробнее см. прим. 30 к гл. 65.
^ Все четверостишие является третьей вариацией на одну и ту же тему разлуки, сходным образом поэтически запечатленную в главах 69 (см. прим. 22) и 83
421


(см. прим. 4). Там две последние строки полностью совпадают, будучи цитатой из стихотворения «Посвящаю усланной служанке» танского поэта Цуй Цзяо. Здесь последний стих отличается тремя последними иероглифами. Яньчжоу — округ в провинции Чжэцзян, а строчка о «человеческом сердце, которое труднодоступно, как камень в пучине», встречается в полном тексте «Речных заводей» («Шуй-ху цюань-чжуань»).
^ По словам Юйлоу, уже второй год (или два года), как ее не было в Цинхэ, следовательно, действие происходит не ранее 1122 или даже в 1123 г., что находится в явном противоречии с указаниями последующих 94-ой и 96-ой глав (ср., например, прим, к 2 гл. 94).
^ Здесь слова Мэн Юйлоу относят события начала 91-ой главы ко времени после ее женитьбы на бариче Ли или, возможно, даже после отъезда, хотя сватовство ее описывается лишь во второй части той же главы.
^ По-видимому, имеется в виду плиточный чай, своей формой изображающий фигуры мужчины и женщины в интимной позе и призванный вызывать соответствующие любовные ассоциации.
^ Ближайший ко времени действия романа год под сорок седьмым циклическим знаком гэн-сюй приходится на 1070 г., то есть или Сюй Фэн получил высшую ученую степень очень давно, более чем за полвека до описываемых событий и, следовательно, находится в весьма почтенном возрасте, или в тексте очередная хронологическая ошибка.
^ Возраст Симэнь Старшей упоминался в гл. 7, посвященной событиям 1113 г., в канун ее свадьбы, и тогда она была названа 14-летней. Действие же гл. 92 можно отнести как к 1119 (если основываться на хронологических указаниях в главах 90, 93, 94 и 96), так и к 1122—1123 гг. (см. прим. 10, а также 1 и 4 к гл. 91, прим. 3 к гл. 93 и прим. 11 к 99), в первом случае Симэнь Старшей должно быть 20 лет, во втором — 23 или 24 (видимо, по лунному календарю). Таким образом, по данным о ее возрасте действие должно происходить в 1123 г., когда Симэнь Цину было бы полных 37 лет и шел 6-й год после его смерти.
^ Уезд Хуанган — на востоке центральной провинции Хубэй. Хугу- ан — образованная при династии Юань, то есть позднее описываемых событий, обширная провинция, охватывавшая территорию «двух Ху» — Хубэй и Хунани, а также Гуанси и Гуйчжоу (см. также прим. 14 к гл. 64).
^ Возраст Юэнян соответствует 1121-му г., если он назван по лунному календарю, или 1122-му, если в исчислении полных лет от рождения.
^ В датировках событий происходит сбой приблизительно на 2 месяца. Как сказано выше, Цзинцзи отправился в Яньчжоу в Праздник середины осени, то есть в 13 день 8-й луны, возвращался он уже в конце осени — в поздней 9-й луне. Исходя из этого домашние скандалы по возвращении и самоубийство Симэнь Старшей должны быть датированы 10-й луной, а не 8-ой, как сказано в тексте оригинала.
Белая дщица — судебная повестка, ордер на задержание или арест.
^ Фамилия левого соседа Фань соответствует редакции Чжан Чжупо, в издании же «Цы-хуа» 1935 г. стоит фамилия Ман.
^ Большие батоги — большие, сравнительно с малыми батогами, палки для телесного наказания осужденного в официальной экзекуции; см. прим. 3 к гл. 26 (т. 2, с. 482).
422


Голубой мост — см. прим. 2 к гл. 38 (т. 2, с. 499).
22 В глубокой древности у мифического царя Гаосина было два сына, которые постоянно враждовали между собой. В конце концов Небесный царь повелел им поселиться на двух звездах — Шан и Шэнь, первая из которых расположена на восточной стороне неба, а вторая — на западной. С тех пор выражение «звезды Шан и Шэнь» стало означать удаленность друг от друга, невозможность встречи.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ТРЕТЬЯ
1 Фанъ Куай (?—189 г. до н. э.) — выдающийся полководец, соратник, земляк и свойственник первого императора династии Хань, отличался большим личным мужеством и не останавливался ни перед какими препятствиями (подробнее см. прим. 16 к гл. 69).
2 О Брахме см. прим. 6 к гл. 89, а также 49 к гл. 39 (т. 2, с. 304) и 18 к гл. 31 (т. 3, с. 313).
^ Преподобный Янь (Янь-гун) — благое божество водной стихии, успокаивающее волны. Был канонизирован при первом императоре династии Мин, Тай-цзу (1368—1398 гг.). См. также прим, к гл. 27.
4 Царь драконов (лун-ван) — особо крупный дракон, повелитель своих более мелких собратьев. Его образ сложился под влиянием принесенного буддистами в Китай образа нагараджи — царя змей-нагов. Царей драконов насчитывалось четыре (соответственно странам света), восемь или десять (согласно буддийским источникам). Приведенное здесь число 12 (и-ши-эр) — либо фантазия автора, либо простая ошибка. Определенным подтверждением последнего предположения может служить издание «Цы-хуа» 1933 г., в котором переставлены цифры 10 и 2, в результате чего текст допускает более «правильное» прочтение: «один за другим десять изваяний» (и-эр ши-цзунь).
5 Если судить по указаниям 94-ой и 96-ой глав, действие гл. 93 приходится на начало 1120 г., в котором Цзинцзи действительно 24 года (ср. упоминание его возраста в момент женитьбы в гл. 3 — 1113 г., где ему 17 лет). Если судить по указаниям гл. 92 — на начало 1123-го (или даже 1124-го), в таком случае ему должно быть 27~28. Однако в обоих случаях дата рождения никак не может приходиться на год лошади (1090 или 1102), ибо тогда в момент женитьбы на Симэнь Старшей ему шел 24-ый или 12-ый год, а нынешний год — это или 1113—1114-й, или 1123—1126-й. В зависимости от того, по какому отсчету назывался возраст героя, дата его рождения должна приходиться на промежуток 1096—1098 гг., расположенных под знаками крысы, быка и тигра.
^ Первый иероглиф имени (цзун — «род»), как было принято в Китае для братьев, — общий, второй же у каждого свой и означает: у старшего — «разумный» (мин), у младшего — «послушный» (шунь), а у Чэня — «прекрасный» (мэй).
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЕРТАЯ
«Оленьи рога» — амулет военных, якобы хранящий от врагов.
423


2 Указание на полугодовалый возраст сына Чуньмэй вновь возвращает нас к первой половине 1120 г., поскольку известно, что та попала в дом воеводы Чжоу в И луне 1118 г. и практически сразу же оказалась беременна. Соответственно сын у нее родился в 8 луне 1119 г. Таким образом хронология 92-ой и 94-ой глав находятся в противоречии, ибо, если судить по 94-ой, события 92-ой следует относить к 1119 г., то есть на три года раньше, чем там указано (ср. прим, к гл. 92).
^ Лунная Кории,а — имя, связанное с мифологическим образом коричного дерева, произрастающего на Луне.
4 Этот эпизод с «удивительным» поведением ребенка построен на том, что он является сыном Чэнь Цзинцзи (ср. прим, к гл. LXXXVIII). На тоже намекает и описанная выше замечательная красота ребенка.
Повторено двустишие из гл. 77.
6 	Шесть желаний и семь страстей (лю-юй ци-цин) — основные чувственные реакции (чувства жизни и смерти, слух и зренье, вкус и обонянье) и эмоции (радость, гнев, грусть, забота, огорченье, страх, испуг). Согласно китайской медицине, они способны как патогенные факторы нанести ущерб и внутренним органам, и пневменно-кровяной системе, и психике (см. также прим. 11 к гл. 61, Т. 3,с. 334).
2 Опять явный анахронизм. Согласно тексту гл. 9, излагающей события 1113 г., Сюээ было тогда около двадцати, а с тех пор прошло лишь 7 или 10 лет.
® Повторено двустишие из гл. 63.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЯТАЯ
* Шапка с золотым «мостиком» — см. прим. 14 к гл. 91.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ
^ Шапка с пятью «мостиками» (у-лян-гуань) — согласно китайскому специалисту Ван Вэйлину, ошибочное написание «шапки с золотым „мостиком"» (см. прим. 14 к гл. 91). Возможно, однако, она символизирует пятый чиновный ранг, которым обладал Симэнь.
2 Восемь счастливых предзнаменований (ба-цзи-сян) на подошвах Будды, или разновидности семи образов (ци-сян), — это колесо закона, раковина, зонт, балдахин (или флаг), лотос, кувшин, рыба, мистический бесконечный узел. Эти изображения из дерева или из глины ставят на алтарях в буддийских храмах, кроме того, их используют в орнаментальном украшении различных предметов.
^ Столик восьми бессмертных — см. прим. 5 к гл. 32 (т. 2, с. 493—494).
4 Сороки в традиционном Китае считались вестницами счастья, способными соединять любящих. Именно они протягивают мост через Небесную Реку (Млечный Путь) для двух влюбленных звезд Волопаса (Альтаир) и Ткачихи (Вега), встречающихся лишь раз в год в седьмой день седьмой луны.
^ Наставник в Рубище, или Наставник в пеньковом платье, — известный физиогномист Чэнь Тунань; см. прим. 9 к гл. 29 (т. 2, с. 486).
424


^ Пророк Е делает предостережения относительно того возраста, когда Цзинцзи уже не будет в живых.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ
* Указание на возраст Чуньмэй не вполне согласуется с изначальным: в гл. 10 ее называют ровесницей Инчунь, которой, как сказано в гл. 13, идет семнадцатый год (время действия гл. 13 приходится на 1114 г.); далее, в гл. 29, приходящейся на 1116 г., Чуньмэй названа восемнадцатилетней. На основе этих двух дат, год ее рождения определяется как 1098 (если же за основу взять лишь данные гл. 29, имея в виду, что речь идет о возрасте по лунному календарю, то как 1099). Меж тем как Цзинцзи было 17 лет уже в 1113 г. (гл. 3). Таким образом, не Чуньмэй, а Цзинцзи должен быть старше на год (или два). И в гл. 97 — в 1121 г. — Чуньмэй должно исполниться 23 (22) и идти 24-ый (23-ий) год. Указанные же 23 лет могут быть справедливы, если учесть трехлетнюю сдвижку в хронологии романа и принять текущий год за 1124-ый (см. гл. 92—100 и прим, к ним), но тогда ей вскоре должно исполниться полных 26 (или 23), а Цзинцзи должно быть не 24, а 26 и вскоре исполниться 27.
^ То есть на Пань Шестой — Цзиньлянь.
^ Реальгар — см. прим. 2 к гл. 73.
4 Цзуни,зы — см. прим. 9 к гл. 16 (т. 1, с. 442).
^ Тигренок из полыни — амулет, оберег от нечисти.
^ О Сун Цзяне см. прим. 19 к гл. 84.
^ Вторая дочь Ин Боцзюэ в гл. 67 (конец 10 луны 1117 г.) называлась тринадцатилетней. Нынешнее ее 22-летие возможно только в том случае, если она родилась в 11 — 12 луне 1103 г. и в гл. 67 называются ее полные года, хотя ей вскоре уже должно исполниться 14 и идет 13-ый лунный год ее жизни, а в гл. 97 назван ее лунный год и действие отнесено не к 1121, а к 1124 г., что подтверждают и лета Гэ Цуйпин (см. прим. 1).
® Опять датировка, не согласующаяся с общей хронологией романа: Си- мэнь умер в году тридцать пятом, или моу-сюй (1118), чему недавно отмечали трехлетнюю годовщину (см. гл. 96), следовательно, идет год тридцать восьмой, или синь-чоу (1121). Знак же курицы приходился на года: десятый, или гуй-ю (1093), — тогда невесте 28 полных лет; двадцать второй, или и-ю (1105), — тогда ей 16. Двадцатый год по лунному календарю ей может быть, согласно двойной хронологии, если данный год считать 1124-ым (ср. хронологию гл. 92—100).
^ Образ красного листа, как посредника, связующего влюбленных, восходит к историческому эпизоду IX в., когда императорская наложница Хань написала стихотворное послание и пустила по Великому каналу, а оно было подобрано сановником Юй Ю, который ответил ей тем же. Потом они поженились, т. е. свахой стал красный листок.
^ Скрижаль государя золотая — список выдержавших экзамены на высшую ученую степень цзиныни.
^ О даосском патриархе Ле-цзы, предполагаемом авторе одноименного классического трактата древнекитайской философии и персонаже даосских притч, см. прим. 17 к гл. 62 (т. 3, с. 539).
425


^ Долина золотистая (или ущелье золотое — цзинь-гу) — ставшее нарицательным название усадьбы знаменитого богача Ши Чуна (249—300), прославившегося своим пристрастием к показной роскоши. См. прим. 11 к гл. 10 (т. 1, с. 433), 20 К ГЛ. 27 (т. 2, с. 483) и 8 к гл. 58 (т. 3, с. 529).
^ Данное четверостишие приведено в романе третий раз, ранее встречаясь в главах 27 (т. 2, с. 131 — так же в завершении главы и в ином переводе) и 58 (т. 3, С. 326).
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ
1 Третья и четвертая строки этого вводного стихотворения представляют собой трансформацию двух последних стихов из четверостишия, завершающего ГЛ. 72.
^ Цзинань — главный город провинции Шаньдун.
^ Дань — мера объема немногим более ста литров, или один большой куль риса.
^ Ли Цунъсяо — ранее упоминавшийся в гл. 1 (т. 1, с. 423, прим. 44) храбрец и богатырь Ань Цзинсы (?—894), прославившийся тем, что голыми руками убил тигра, похищавшего овец. Об этом узнал вождь окраинного тюркского государства Шато в составе Танской империи — Ли Кэюн (856—908), известный своим участием в подавлении знаменитого восстания Хуан Чао. Он взял Ань Цзинсы к себе в качестве приемного сына, пожаловав ему августейшую фамилию Ли, которую в свою очередь получил его отец от танского И-цзуна (Ли Цуй, правил: 860 — 874). Впоследствии Ли Цуньсяо был оклеветан и убит другим приемным сыном Ли Кэюна — Ли Цуньсинем (см. «Синь Тан шу» — «Новая история Тан»). История подвига Ли Цуньсяо описана в драме XIII—XIV вв. Чэнь Ижэня (?) «Цуньсяо убивает тигра у заставы Яньмэньгуань». В гл. 98 «Цзинь, Пин, Мэй» ошибочно сказано, что Ли Цуньсяо жил в период Пяти династий, видимо в связи с тем, что он оказался «приемным братом» Ли Цуньсюя — основателя династии Поздняя Тан (923—936), Чжуан-цзуна (885—926), и его биографию описал Оуян Сю (1007—1072) в «У-дай ши-цзи» («Исторические записки о Пяти династиях»).
Пэн Юэ по прозвищу Чжун (ум. в 196 г. до н. э.) — главарь шайки, возвысившийся в смутные времена крушения Цинь и воцарения Хань, в 202 г. до н. э. достигший положения владетельного князя (лянского вана), но впоследствии начавший интриговать и, подобно Ли Цуньсяо, подвергшийся жестокой казни, уничтожению рода и упразднению княжества, что описал в его биографии Сыма Цянь («Ши-цзи», ГЛ. 90, Т. VIII, М., 2002, С. 94-98).
6 Нижнеречъе (хэ-ся) — вообще, нижнее течение реки Хуанхэ, проходящее по центру провинции Шаньдун. Но здесь, видимо имеется в виду противоположная от Цинхэ северная, более равнинная, сторона ее русла.
^ Вероятно, ошибка в оригинале, т. к. южнее Линьцина в провинции Шаньдун протекает река Хуан (Хуанхэ), а менее значительная Хуайхэ далека от этих мест.
® Чэнь Дун по прозвищу Шаоян (1086—1127) обвинил шесть сановников Хуэй-цзуна в седьмом году под девизом Сюань-хэ, т. е. в 1125 г. (в 1126 г. Цай Цзин скончался). Имена сановников названы не вполне верно, так, например,
426


обвинен был не Гао Цю, умерший своей смертью на покое от болезни в 1126 г., а Ван Фу, который вовсе не был арестован в 1115 г., как сказано в гл. 17 романа; не правый министр Ли, а Лян Шичэн, ни разу в романе не упоминавшийся.
^ Места пагубных миазмов — окраинные территории, места ссылок, насыщенные влагой и ядовитыми испарениями, где свирепствует малярия и др. болезни.
^ Предвечерний час под девятым знаком шэнъ — время от 15 до 17.
^ Опять, частый для последних глав романа случай анахронизма: Айцзе, родившаяся в год лошади (1102 г.), что подтверждено и гл. 37 (см. прим. 1, т. 2, с. 497), никак не может быть ровесницей Цзинцзи, ибо ей в 1116 г. (гл. 37) шел 15-ый год, а Цзинцзи уже в 1113 г. (гл. 3) — 17-ый. То есть Цзинцзи должен быть старше Айцзе на пять лет, и если ему 26, то ей — 21, но ежели действие приходится на 1126 г., то Айцзе идет 25-ый, а не 26-й и Цзинцзи идет 30-й.
^ Праздник лета (дуань-у), или праздник лодок-драконов, — 5 день 5 месяца (см. прим. 4 к гл. 51, т. 3, с. 512).
^ Ван Шестая, родившаяся в 17-ый день 4-ой луны 1089 года под знаком змеи, была на год младше Цзиньлянь и на три — Симэнь Цина (см. прим. 5 к гл. 37, т. 2, с. 498), таким образом в 1126 году ей должно быть полных 37 лет и идет ее 38-й год по лунному календарю, поэтому указание на ее 45-летний возраст кажется странным.
^ Выше сказано, что первая встреча Цзинцзи с Айцзе произошла в третьей луне, повторная — через три дня после первой, Цзинцзи провел в Линьцине одну ночь и с тех пор прошло немногим более десяти дней, однако действие конца главы сдвинуто вперед на два месяца.
^ «Глаз», что у «дерева», «сердце», что ниже «поля» — см. прим. 5 к
гл. 83.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТАЯ
* В этом двустишии сила любви выражена идеей ее возникновения в предшествующем существовании, которое историзированно мыслящие китайцы соотносили с периодом в пятьсот лет. Историософскую теорию пятисотлетней цикличности выдвинул Мэн-цзы (IV в. до н. э.), а разработал Сыма Цянь (II—I вв. до н. э.), назвавший этот период «великим изменением».
2 Государство чжурчжэней Цзинь — см. прим. И к гл. 64. Исторические события в романе предстают в обратном порядке, соответственно относя действие гл. 98 к 1126 г., а гл. 99 — к 1125 г., ибо в действительности вначале произошло нападение чжурчжэней на Сун и Тун Гуань встал во главе объединенных войск империи, но затем бежал и был казнен в числе «шестерых разбойников» (событие, в результате которого семья Хань Даого оказалась в Линьцине — см. прим. 8 к гл. 98).
3 Император Цинъ-цзун — см. прим. 32 к гл. 70. Вступил на престол в конце 1125 г. — седьмого года Сюань-хэ.
^ В оригинале: «седьмой год под девизом Сюань-хэ», что исторически неверно, так как эра Мира и Благополучия (Цзин-кан, 1126 — нач. 1127) была провозглашена по окончании семилетия Сюань-хэ.
427


5 Драконовой — то есть императорской.
^ Три древнейших владыки — в китайском мифологии и традиционной историографии приводятся различные списки первых легендарных правителей, культурных героев, например: Владыка неба, Владыка земли, Владыка людей или Фу-си, Шэнь-нун, Хуан-ди.
7 	Пять древнейших правителей — это либо мифологические небесные государи, соотнесенные с четырьмя сторонами света и центром, либо полумифо- логические идеальные правители в нескольких различающихся наборах, например: Яо, Шунь, Юй, Чэн Тан, Вэнь-ван.
® Четыре злодея — мифические персонажи, вожди племен, или главы родов, которых, согласно преданию, Шунь выслал на окраины империи по четырем сторонам света. В разных древнекитайских источниках («Шу-цзин», гл. 2; «Цзо-чжуань», Вэнь, 18 г.; «Ши-цзи», гл. 1 и др.) этот эпизод биографии древнего правителя представлен как одна или две истории, связанные соответственно с двумя наборами «злодеев», которые могут взаимно идентифицироваться: Гун- гун, Хуаньдоу, вождь племен сань-мяо (буквально: трех мяо), Гунь или Цюнци (Странный), Хуньдунь (Беспорядочный), Таоте (Жадина), Таоу (Упрямец). Позднее Чэн Тан (нач. II тыс. до н. э.) также усмирял варварские племена мяо, жившие на юго-западе страны.
9 Гаоян — уезд и город в провинции Хэбэй у озера Гаоян.
^ То есть 9 луна 1126 г. Из текста следует, что Цинь-цзун издал этот указ, когда войска Цзинь уже почти вплотную подошли к столице Сунской империи, за месяц до ее осады, которая в романе случается лишь спустя год (см. гл. 100). Таким образом назначение Чжоу Сю вернее было бы отнести либо не к 9-й, а к 1-й луне, либо к 9-й луне, но не 1-го года Цзин-кан, а 7-го Сюань-хэ (которые, кстати, в романе ошибочно идентифицированы — см. прим. 4) и, соответственно, не к Цинь-цзуну, а к Хуэй-цзуну.
^ Возраст Цзинцзи не соответствует хронологии романа: если речь идет о числе его годов по лунному календарю, то не наступивший 27-й год его жизни — это или 1128 (при рождении в 1102 г., как сказано в гл. 93), или 1123 (при рождении в 1097, что следует из гл. 3); если же речь идет о полных годах, то 27 ему должно исполниться либо в 1129, либо в 1124. Исходя из данного набора лет, гибель Цзинцзи можно датировать концом 1127, 1122, 1128 и 1123, но никак не 1123, что соответствует историческим событиям, описанным в гл. 99.
^ Ли Туй — Шаньдунский Демон — знаменитый силач, цирковой жокей (см. гл. 90).
ГЛАВА СОТАЯ
* Знаменитый полководец III в. Чжугэ Лян семь раз брал в плен князя южных инородцев Мэн Хо и семь раз отпускал его в надежде, что тот сам поймет, насколько китайское войско сильнее его собственного, перестанет сопротивляться и покорится Чжугэ Ляну. Эпизод этот подробно описан в исторической эпопее Ло Гуаньчжуна «Троецарствие» (XIV в.).
2 Полководец царства У по имени Люй Мэн (III в.) дважды окружал знаменитого полководца царства Шу бесстрашного Гуань Юя, что также описано в романе «Троецарствие».
428


^ Судя по формулировке: «фан нянь лю суй» («сравнялся годами с шестилетием», или «перешел годами через шестилетие»), речь идет о полных шести годах жизни Цзиньгэ, исчисляемых от рождения. Поскольку он родился в восьмой луне 1119 г., следовательно, начало 100-ой главы приходится на конец 1125 г. (ср. прим. И к гл. 99).
^ Сообщение о возрасте Юйцзе переведено в соответствии с указаниями гл. 96 (начало 1121 г.), где ей четыре года, когда Цзиньгэ уже год от рождения и шел второй, а по лунному календарю — даже третий (первый — 1119 г., см. гл. 94). Таким образом, Юйцзе не должна быть старше своего брата более чем на три года. Поэтому двузначное выражение «чжан нянь ши суй» считаем нужным переводить как «достигла в годах десятилетия», а не «достигла в годах десяти лет».
^ Палата Единорогащилиня — была сооружена при ханьском императоре У-ди (правил: 141 — 87 гг. до н. э.) по случаю якобы изловления им этого благо- вещего животного, которое своим изображением на ней и дало ей имя. В дальнейшем она стала своеобразным пантеоном, где помещались портреты выдающихся деятелей.
^ Застава Диких гусей — важный оборонительный пункт на горном перевале в северо-западной части уезда Дайсянь провинции Шаньси. Через него пришлось бежать на север упоминаемому далее императору Цинь-цзуну (1125— 1127 гг.), спасаясь от наступавших на Кайфэн чжурчжэней.
7 Скакун, потеющий кровью, — согласно древнекитайским преданиям, отраженным в «Исторических записках» («Ши-цзи», гл. 24 и 123) и «Истории ранней Хань» («Хань-шу», гл. 6), в конце II века до н. э. китайцы совершили завоевательный поход на запад, в Среднюю Азию, в царство Давань (Фергану), где обнаружили эту породу особо ценных лошадей, пробегающих в день тысячу ли. Считалось, что они происходят от «небесных коней». В дальнейшем этот образ стал символом боевой доблести и ратных заслуг.
® Ковш — одно из 28 зодиакальных созвездий, см. прим. 17 к гл. 31 (т. 2, С. 492).
9 Действие хронологически направлено вспять, ибо государство Ляо пало в 1125 г., а о вступлении на трон Цинь-цзуна, произшедшем в том же году, уже сообщалось в предыдущей главе.
Согласно сказанному Бессмертным У в гл. 29, Чжоу Сю, супруг Чунь- мэй, погибнет в конце третьего девятилетия последней. Если дату ее рождения относить к 1098 г., то это должно было случиться не позднее 25 дня четвертой луны 1125 г., если к 1099 —1126 г. (см. прим. 1 к гл. 97). Возможно, 5-ая луна названа ошибочно, вместо 2-ой или 3-ей, тем более, что речь о наступлении лета, т.е. 4-го месяца, идет позже (ср. прим. 14).
^ «Турачьи небеса» («Чжэ-гу тянь») — с X в. существуют две мелодии с таким названием, обе на основе стихов «люй» или «ши». Одна — южная, шестая в тонике гун (сянъ-люй-гун), должна исполняться в качестве вступительной арии «инь-цзы», однако после XIV в. часто стала использоваться для эпилогов музыкальных драм. Другая — северная, вторая в тонике шан (да-ши-дяо), исполняется в циклах или в качестве малых песенок «сяо-лин». В главах 6, 38 и 72 эта мелодия упоминалась под названием «Куропатка» и, вероятно, имелась в виду «сяо-лин» на северную мелодию, а здесь, вероятно, южная в качестве эпилога. Ту- рачи — птицы семейства фазановых.
429


*2 «Сокровенные планы» («Инь-фу») — видимо, знаменитый даосский трактат «Инь-фу цзин» («Канон тайных знаков / сокровенных свидетельств»), автором заключительной части и первым комментатором которого считается легендарный полководец и мудрец Цзян-тай-гун (XII/XI в. до н. э.).
^ Тигровый знак — то же, что тигровый мандат (см. прим. 22 к гл. 70), воинский символ — известный с середины I тысячелетия до н. э. медный верительный знак, изображающий тигра и состоящий из двух частей, одна из которых вручалась государем полководцу.
^ День рождения Чуньмэй приходится на 25-ый день 4-ой луны, т.е. до гибели мужа, если, конечно, она произошла в 5-ой луне (ср. прим. 10).
^ В китайском тексте говорится, что шел двадцать девятый лунный год жизни Чуньмэй. Поскольку он пришелся на 1126 г., ее рождение следует отнести к 1098 (год под знаком тигра, тем же, что и Симэня, умершего по аналогичной причине). Хотя этот год, в который погиб и Чжоу Сю, должен быть годом ее 27-летия, то есть 28-ым по лунному календарю (ср. прим. 10).
^ Бянълян — Кайфэн, см. прим. 39 к гл. 71. Цзиньские войска окружили столицу в 11-ой луне 1126 г. В первый месяц по лунному календарю 1127 г. Ху- эй-цзун и Цинь-цзун были пленены и обращены в подданных, а в третьем месяце — отправлены на север.
17 Срединная равнина — одно из самоназваний Китая.
Лунная цитра — четырехструнный инструмент с круглым или восьмигранным корпусом.
^ Стому — приблизительно 6,15 га.
2® Названный здесь пятнадцатилетний возраст Сяогэ — одно из самых загадочных искажений внутренней хронологии романа. Согласно всем приведенным историческим фактам описываемые события должны происходить в начале 1127 г., а следовательно, сыну Симэня не может быть больше 9—10 лет. Однако указание на его 15 лет сделано и далее в этой главе, а также повторено в редакции Чжан Чжупо. Определенную рационализацию такого возраста юного героя предает сюжетный ход, связанный с его женитьбой, хотя для Китая вполне приемлемы и очень ранние браки. Но, очевидно, главнейшая мотивировка этой возрастной аномалии — пророчество буддийского монаха Пуцзина в гл. 84 о приеме только что родившегося младенца Сяогэ к себе в ученики через 15 лет (данное число там названо трижды). Повторно появляющийся в гл. 100 (см. ниже) монах напоминает о своих словах, но самое поразительное, что при этом он совершенно правильно указывает на десятилетний, а не пятнадцатилетний разрыв между двумя встречами. Объяснить подобное расхождение на соседних страницах, явно не вызванное простой небрежностью или погрешностью, можно только особым символическим характером чисел в китайской культуре.
2* Девять светил — Солнце, Луна и семь звезд Большой Медведицы.
22 Заклинания из «Канона о пресечении возмездий» (Цзе-юанъ-цзин чжоу) — видимо, связаны с тем же текстом, который упоминался в гл. 59 и был там переведен как «Заклятья, отводящие злых духов» (Цзе-юань чжоу). Хотя в обоих аналогичных контекстах речь идет о буддийских культовых действиях, приведенные названия являются краткими формами заглавий двух даосских произведений, входящих в «Дао цзан»: «Сокровенный канон сказанного Высочайшим носителем дао о пресечении возмездий и освобождении от бренности» (Тай-шан
430


дао-цзюнь шо цзе-юань ба-ду мяо-цзин) и «Канон сказанного Высочайшим о полном и высшем пресечении возмездий» (Тай-шан шо тун-чжэнь гао-хуан цзе-юань цзин).
^ Позже перерождением Симэнь Цина объявляется Сяогэ. Подобное «двойное» перерождение представляется странным.
24 В эпоху Чуньцю (VIII—V вв. до н. э.) правящие роды соседних царств Цинь и Цзинь традиционно заключали между собой браки, отчего сочетание их названий стало матримониальным символом.
^ По преданию, девятый сын императора Хуэй-цзуна, князь Кан, будучи больным, будто бы переплыл на глиняном коне реку Янцзы, после чего сразу выздоровел.
2^ Цзянъкан — нынешний Нанкин.
431


А.И. КОБЗЕВ
Загадки «Цзинь пин мэй>И
«Цзинь пин мэй» («Цветы сливы в золотой вазе»), или «Цзинь, Пин, Мэй» («Цзинь[лянь], Пинъ[эр], [Чунь]мэй»), — наиболее оригинальный, загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, вероятно, первый полностью созданный в XVI в. одним автором, скрывшимся под нераскрытым до сих пор псевдонимом Ланьлинский Насмешник (Ланьлин Сяо- сяо-шэн), и потому более трехсот лет носящий дополнительное или альтернативное название «Ди-и ци-шу» — «Первая удивительная книга».
Видимо, первые на русском языке и вполне адекватные характеристики «Цзинь пин мэй» были даны в начале XX в. в «Большой энциклопедии» под ред. С.Н. Южакова: «Роман — “История одного богатого сластолюбца”, может скорее назваться вымышленной биографией, чем романом, и если б его можно было перевести, он представил бы энциклопедию жизни в Срединном царстве. Автор ее был, вероятно, выдающийся гений: тонкость и последовательность в описании характеров, верное описание различнейших общественных кружков и событий, поразительное и неистощимое остроумие, иногда в полном смысле слова захватывающая поэзия и задушевность; но при этом сочинение это отличается (что и затрудняет перевод этого произведения на европейские языки), вместе со многими длиннотами, истинной страстью рисовать всю грязь в неприкрашенном виде без стеснений и обиняков» [Большая энциклопедия,
т. 10, СПб., 1903, с. 790)], — ив книге В. Грубе (1855—1908) «Духовная культура Китая», где сказано, что это — написанный «китайским Рабле» «натуралистический нравоучительный роман, заслуживающий большого внимания как культурно-исторический документ. При мастерском изображении, полном остроумия, юмора и фривольности, доходящей до самого наглого цинизма, книга верно и откровенно изображает испорченное до мозга костей общество» [Грубе, 1912, с. 76]. Аналогичную общую характеристику дал знаменитый китайский писатель и ученый^Динь Юйтан (1895 — 1976) во впервые опубликованной в Нью-Йорке в 1935 г. и в 2010 г. переведенной на русский язык книге «Моя страна и мой народ»: «Так, хотя роман “Цветы сливы в золотой вазе” на 4/5 состоит из
^ Исследование осуществлено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 09-04-00179а.
432


эротики, это один из лучших социальных романов. В нем беспощадно и вместе с тем талантливо очерчены портреты обычных людей, а также изображены уродливые лики шэныпи и местных богатеев, рассказывается о положении женщины в китайском обществе во времена династии Мин» [Линь Юйтан, 2010, с. 254].
Состоящий из 100 глав и порядка миллиона иероглифов эро- тико-бытописующий роман посвящен событиям, связанным с сюжетом другого великого романа, «Шуй-ху чжуань» «Предание о речных заводях»/«Речные заводи») (XIV в.) [Ши Найань, т. 1, 2, 1955], случившимся с 9 сотнями персонажей в 1112 — 1127 гг., в эпоху Сун (X—XIII вв.), ознаменованную расцветом традиционной китайской культуры. Этот период китайской истории Н.И. Конрад (1891 — 1970) квалифицировал как Ренессанс, несмотря на то, что в эту же эпоху государственные устои рушились под натиском варваров чжурчжэней (в соответствующем топониме нюй-чжэнъ первый иероглиф нюй релевантно тематике и заглавию романа имеет значение — «женщина»). Именно ими была основана династия Цзинь — Золотая (очевидная аллюзия — «Цзинь пин мэй»), в 1127 г. приведшая к гибели Северную Сун. Роман же был написан в конце эпохи Мин (1368—1644), когда эта культура дошла до предела в своем развитии и вновь находилась на пороге крушения под напором потомков чжурчжэней — завоевателей из Маньчжурии, что в целом обусловило характерное для «Цзинь пин мэй» органическое соединение черт классицизма и декаданса.
Несмотря на то, что в этот период творили такие экстравагантные мыслители и писатели, как Ван Гэнь (1483 — 1541), Хэ Синьинь (1517-1579), Сюй Вэй (1521-1593), Ли Чжи (1527-1602), которых публично называли безумцами и развратниками, и царило максимальное интеллектуальное разнообразие, даже некоторые высоколобые поклонники «Цзинь пин мэй», старые китайские эрудиты, столкнувшиеся в начале XVII в. с неопубликованной рукописью романа, отказывали ему в напечатании, прятали под спуд (Шэнь Дэфу, 1578—1642) или даже предлагали его сжечь (Дун Цичан, 1555 — 1636), считая абсолютно неприличным. Официально «Цзинь пин мэй» был включен в список запрещенных книг при следующей маньчжурской династии Цин (1644—1911), о чем гласили регулярно выпускавшиеся специальные указы (1687, 1701, 1709, 1714,1724,1725,1736 гг. и др.). В 1869 г. генерал-губернатор провинции Цзянсу запретил публикацию не только самого романа, но и его продолжений. До сих пор доступ к его полному тексту в КНР затруднен.
433


Хотя всем современным китайцам известно сочетание из трех иероглифов, образующих название «Цзинь пин мэй», мало кто из них держал в руках само это произведение, а не его переделку или адаптацию. При этом к настоящему времени вокруг «Цзинь пин мэй» в рамках специальной научной дисциплины «цзинь сюэ» («учение о “Цзинь [пин мэй]”») выстроился могучий арсенал исследовательской и справочной литературы, издаваемой поразительными для этого жанра тиражами, доходящими до десятков и даже сотни тысяч экземпляров [см., например: Цзинь пин мэй цзыляо хуйбянь, 1985/1986]. Достаточно сказать, что ему посвящены уже несколько специальных словарей [Бай Вэй-го, 1991/2000; Ши Чан-юй, Инь Гун-хун, 1988; Цзинь пин мэй цыдянъ, 1988; Цзинь пин мэй цзяныиан цыдянъ, 1989; Цзинь пин мэй цзянъшан цы- дянь, 1990; Цзинь пин мэй цзяныиан цыдянъ, 2008]. Однако доступ к полному, некупированному тексту романа в КНР ограничен не только для широких кругов читателей, но и для многих специалистов.
До сих пор не найден автограф «Цзинь пин мэй». В этих условиях выявление аутентичного текста романа осложнено наличием по крайней мере трех типов его первоначальных изданий, которые различаются между собой широким спектром расхождений в амплитуде от собственно текстуальных до наличия или отсутствия предисловий, примечаний, иллюстраций и различия в указании авторства и названиях всего произведения и его глав.
Более чем за три века до М.А. Булгакова, заметившего устами своего героя, что «рукописи не горят», Ли Чжи в 1590 г. написал осужденную на аутодафе, но сохранившуюся «Книгу для сожжения» («Фэнь шу»), а другой известный литератор, Юань Чжундао (1570—1623), в 1614 г. выразил подобную мысль в связи с «Цзинь пин мэй»: «Если книгу сжечь, все равно от нее что-то останется» [Цзинь, Пин, Мэй, т. 1, 1994, с. 48; то же: Воскресенский, 2006, с. 448]. Тем не менее авторская рукопись романа, как будто, не сохранилась, зато на сегодняшний день специалисты располагают образцами полутора десятков его различных изданий, увидевших свет в период между 1617 г. и концом XVII в. При этом достоверно известно на основании свидетельств современников и данных текстологической реконструкции, что общее число изданий в указанный промежуток времени было значительно большим, хотя и установленная цифра выглядит весьма внушительно, если учесть объем текста и его характер, вызывавший даже у некоторых по¬
434


клонников книги стремление к ограничению ее распространения, а у противников — к запрету и истреблению.
Произведение № 1 китайской «непристойной литературы», в противоположность, скажем, «Девичьей игрушке» И. Баркова, циркулировало в печатном виде. На сегодняшний день неизвестны его рукописи, более древние, чем типографские издания. Апогей подобного положения вещей — отдельная публикация купюр, известная, например, как приложение к шанхайскому изданию 1935 г. Прочтенные в виде самостоятельного текста, эти примерно 20 тысяч иероглифов (что по объему больше Конфуциева «Лунь-юя») напоминают экспериментальную прозу какого-нибудь эротического авангардиста.
В комплексе общекультурных причин, обусловивших такое положение дел, действовал и экономический фактор. Стоимость рукописи «Цзинь пин мэй» могла на порядок превосходить цену дома и слуги, и в первых же свидетельствах о появлении таковой в начале XVII в. содержится указание на чрезвычайную выгодность ее напечатания.
По-видимому, первое (не сохранившееся) печатное издание книги было выпущено в 1610/1611 г. в Сучжоу, о чем сообщил один из первых читателей и рецензентов романа — Шэнь Дэфу в «Вань-ли е-хо бянь» («Добытое в миру [в период] Вань- ли», букв.: «Сочинение о своевольных приобретениях [в период] Вань-ли [1573 — 1619]») [Цзинъ, Пин, Мэй, т. 1, 1994, с. 50; то же: Воскресенский, 2006, с. 449]. Там же он отметил отсутствие в оригинале, переписанном у Юань Чжундао, 53—57 глав, которые, однако, появились в печатном издании со следами другого («поддельного») авторства и «уского» (сучжоуского) диалекта. Специалисты признают, что данная часть романа, в особенности гл. 53—54, дошла до нашего времени со значительными интерполяциями. После исследований Нагасава Кикуя (1948) и Сунь Кайди (1957), считавшего автором «Цзинь пин мэй» сановника и литератора Ли Кайсяня (1502—1568), сохранившиеся 15 изданий XVII в., включая одну рукописную копию, принято делить на три группы, первая из которых содержит самую раннюю и пространную версию романа, а вторая и третья — более позднюю, сокращенную и тщательнее отредактированную.
Первую группу составляют три издания, относящиеся к категории «цы-хуа» — «повествование со стихами [под музыку] / романсами». Древнейшее из них, почти полное в 10 цз. и 20 книгах, датируемое 1617/1618 г., было обнаружено в провинции Шаньси в
435


1931 /1932 г. и приобретено Пекинской библиотекой. В 1933 г. его фотолитографическая перепечатка с восполнением трехстраничной утраты из гл. 52 и приложением 200 иллюстраций из другого издания была осуществлена от имени «Общества по изданию древней фривольной литературы» (Гу и сяошо канъсин хуй) для подписчиков в количестве 100/120 экз. В Пекине в 1957 г. она была повторена двухтысячным тиражом, а третий раз так же факсимильно и малотиражно воспроизведена в 1989 г., продолжая оставаться одним из раритетов спецхранов КНР. В наборном варианте с купюрами непристойных пассажей этот текст лег в основу большинства современных изданий, а его оригинал после вызванного войной перемещения в США был возвращен на Тайвань в 1975 г.
В данном издании основному тексту предшествуют три предисловия, два поэтических эпиграфа, состоящих из восьми и четырех цы (стихотворений/романсов), и оглавление [Цветы сливы...,
1977; то же, 1986; то же, 1993; то же, 1998; Цзинь..., 1994]. В заголовках первого цикла стихов и оглавления к названию романа прибавлено определение синь-кэ — «новоизданный», свидетельствующее о существовании более раннего издания. Первое предисловие (сюй), отсутствующее во всех других изданиях и подписанное псевдонимом Синъ-синъ-цзы (Весельчак, Веселый философ), сообщает, что «предание/жизнеописание» (чжуанъ) «Цзинь пин мэй» создал Ланьлин Сяо-сяо-шэн (Ланьлинский Насмешник, Смеющийся студент из Ланьлина). Некоторые специалисты считают оба псевдонима относящимися к одному и тому же лицу. Ланьлин — совр. уезд Исянь пров. Шаньдун, что соответствует широкому использованию в романе шаньдунского диалекта, на котором, согласно Лу Синю, написаны все его диалоги. В.С. Манухин [Манухин, 1979; то же: Цзинь..., т. 1, 1994, с. 34—35] предпочел видеть в этом топониме символический смысл — «хмельное вольномыслие», «веселое бражничество», поскольку Ланьлин, как Бургундия или Шампань, ассоциируется с пристрастием его обитателей к выпивке. При подобном подходе вслед за Д.Т. Роем [Roy, 1981; The Plum... Vol. 1,1993, p. XXIX] можно предположить и намек на самого известного в Китае ланьлинца — правившего этим городом и похороненного там философа Сюнь-цзы (313/290—238/215 до н. э.), прославившегося тезисом о злой природе человека (художественно продемонстрированным в «Цзинь пин мэй» описанием всех видов порочности) и в конце жизни объявившего себя сумасшедшим. Псевдонимом Насмешник (Сяо-сяо-шэн) подписан также текст к гравюре № 22 из позднеминского, синхронного «Цзинь пин мэй»,
436


эротического альбома «Хуа-ин цзинь-чжэнь» («Изящные схватки в цветочном лагере»), который был переведен и опубликован Р. ван Гуликом в 1951 г.
Второе предисловие — «Заключение/колофон» (ба) подписано псевдонимом Нянь-гун (Двадцати[штриховый], Князь Двадцатки), возможно, скрывающим под собой Юань Хундао (1568 — 1610), который в «Шан-чжэн» («Правила застолья», букв.: «Правление кубками») определил роман как «неканоническую классику» (и-дянь). В нем автор «предания/жизнеописания» назван «крупным деятелем» (цзюй-гун) периода Цзя-цзин (1522 — 1566), что совпадает с характеристикой «великий знаменитый муж» (да мин-ши) в «Вань-ли е-хо бянь» («Добытое в миру [в период] Вань-ли») Шэнь Дэфу.
Третье предисловие (сюй) подписано псевдонимом Нун-чжу- кэ (Гость, Играющий жемчужиной) из Дун-у (Восточного У, т. е. Сучжоу), предположительно принадлежащим Фэн Мэнлуну (1574—1646), и датировано «последним зимним месяцем [года] дин-сы [периода] Вань-ли», продолжавшимся с 28.12.1617 по 26.01.1618.
Остальные издания первой группы, находящиеся в Японии, производны от первого и сохранились в неполном виде. Следующая публикация этого наиболее близкого к оригиналу текста появилась только через триста лет — в 1933 г. А в трехвековой промежуток доминировала другая, значительно отличающаяся от этого текста версия. Она представлена второй, наиболее многочисленной группой изданий, обобщенно датируемой самым концом правления династии Мин — периодом Чун-чжэнь (1628—1644). Для этих изданий характерно: членение на 20 цзюаней и присутствие в заглавии самоопределения «новоизданное» (синъ-кэ); приложение «роскошных иллюстраций» (сю-сян) и «критических примечаний» (пи-пин); минимализация напевных рифмованных текстов и шань- дунских диалектизмов для большей, по мнению Чжэн Чжэньдо (1898—1958), понятности жителям южного Китая; сокращение бытовых описаний, драматических диалогов и авторских обращений; большая упорядоченность в названиях глав и сюжетных линиях, а также иные пролог и зачин. В прологе обобщенно говорится о любви, а не о роли женщин в судьбах древних полководцев конца III в. до н.э. Лю Бана и Сян Юя, а в зачине повествование начинается не с пересказа истории персонажа другого романа, У Суна, изложенной в гл. 23—27 полной (120-главной) версии «Шуй- ху чжуань», а с рассказа о самом главном герое Симэнь Цине и
437


связанных с ним эпизодах, присутствующих в гл. 10—11 варианта «Цы-хуа».
Предположительно редактором этой сокращенной версии был Ли Юй (1610/1611 —1679/1680), что подтверждается его псевдонимом Хуй-дао-жэнь (Человек Возвратного Пути), стоящим под стихотворением/романсом (цы), заключающим вводный том из 101 иллюстрации (по одной к 99 главам и две к последней) в 20-томном издании «Синь-кэ сю-сян пи-пин Цзинь пин мэй» («Новоизданный роскошно иллюстрированный с критическими примечаниями “Цзинь пин мэй”»), хранящемся в Столичной библиотеке Пекина, а также прямым указанием на «авторство господина Ли Ливэна», т.е. Ли Юя, в изданиях третьей группы. Из семи старопечатных изданий, хранящихся в Фонде китайских ксилографов Института востоковедения РАН, два (1695) указывают авторство Ли Ливэна (Каталог, 1973, № 2098, 2099).
Наиболее известное издание второй группы — 36-томное с 200 иллюстрациями (по две к каждой главе) из коллекции Ма Ляня, хранящееся в библиотеке Пекинского университета. С ним Чжэн Чжэньдо сопоставил первые 33 главы новонайденного «Цы- хуа» и опубликовал полученные текстологические результаты в Шанхае в 1935 — 1936. Они воспроизведены в тайбэйском издании «Цзинь пин мэй цы-хуа» (1960). Продолжение этого труда Чжэн Чжэньдо погибло в японской бомбардировке 1937 г. В 1989 г. издательством Пекинского университета был выпущен факсимильный репринт экземпляра Ма Ляня, который поступил в закрытую продажу, но, во-первых, по неимоверной цене, примерно равной 150 долларам США, что тогда составляло несколько средних месячных зарплат, и, во-вторых, только для профильных специалистов, т.е. литературоведов и филологов, с ученым званием не ниже профессорского. В том же году шаньдунским издательством «Ци- Лу шу-шэ» («Ци-Луское книжное общество») этот текст был опубликован наборным способом.
Третью группу составляют издания, основанные на краткой версии второй группы в редакции и с обширными примечаниями, комментариями и дюжиной вводных статей (всего более 100 тыс. иероглифов) Чжан Чжупо (Чжан Даошэнь, 1670—1698), усматривавшего в романе сложную символическую конструкцию, отражающую буддийскую концепцию страданий (ку, санскр. дукха) в мире иллюзорных (хуанъ, санскр. майя) превращений (хуа) и конфуцианскую концепцию противостоящей этому сыновней почтительности (сяо). В последнюю четверть XX в. оригинальное
438


комментаторское творчество и незаурядная личность Чжан Чжупо стали предметом подробных исследований как китайских [Цзинь... 1985/1986; У Гань, 1987], так и западных ученых [Roy, 1977; Plaks, 1986], что, в частности, стимулировала находка в 1984 г. его жизнеописания, созданного в 1721 г. его младшим братом — Чжан Даоюанем [см. русский перевод Д.Н. Воскресенского вместе с двумя его же вводными статьями к «Цзинь пин мэй»: Цзинь, Пин, Мэй, т. 2, 1994, с. 467—473; Воскресенский, 2006; английский перевод части статей, включая самую большую о «методе чтения» (ду-фа) романа: Roy, 1977; Chang Chu-p'o..., 1990). Первое подобное издание, в котором роман назван «Первой удивительной книгой» («Ди-и ци-шу») и нет деления на цзюани, увидело свет в 1695 г., что, в частности, следует из предисловия (рус. пер. Д.Н. Воскресенского) [см.: Цзинь, Пин, Мэй, т. 1, 1994], подписанного Се И из Кабинета Болотного журавля (Гао-хэ-тан), идентифицируемым с Чжан Чао (1650 — ок. 1703).
Там же автором романа назван известный сановник и литератор Ван Шичжэнь (Ван Фэнчжоу, 1526—1590), т.е. подтверждено предположение, впервые высказанное Сун Цифэном в 70-е гг. XVII в. в «Бай-шо» («Мелкие рассказы») и считавшееся раскрывшим намек Шэнь Дэфу на «великого знаменитого мужа». Отсюда пошла пользовавшаяся доверием до начала XX в. легенда о том, что Ван Шичжэнь создал эту книгу с конкретной целью высмеять или/и даже убить (натурально напитав ее страницы ядом) погубителя своего отца Ван Юя (1507 — 1560; в предисловии Б.Л. Риф- тина 1977 г., включенном во все русскоязычные издания, неточно транскрибировано его имя — Ван Шу) — то ли крупного сановника Янь Шифаня (1513 — 1565), якобы выведенного в образе Си- мэнь Цина, сына всесильного вельможи Янь Суна (1480—1565), прототипа Цай Цзина, то ли знаменитого литератора и ученого Тан Шуньчжи (1507 — 1560). Этой легендой обусловлена и традиционная датировка написания романа 60-ми гг. XVI в. Еще в 1932 г. «Цзинь пин мэй» издавался с обозначением на титуле в качестве автора «ученого-конфуцианца [эпохи] Мин, господина Ван Фэнчжоу» [Ван Фэнчжоу, 1932], хотя в 1931 г. работавший над его биографией знаменитый историк и писатель У Хань (Чэньбо JS {Й, 1909—1969) убедительно обосновал крайнюю сомнительность данной атрибуции [Цзинь пин мэй цзыляо сюй бянъ, 1990, с. 41 — 57], прежде всего потому что он был уроженцем провинции Цзянсу и вряд ли стал бы писать на неродном шаньдунском диалекте (У хуа). С этой аргументацией в 1933 г. полностью со¬
439


гласился Чжэн Чжэньдо в статье «Тань Цзинь пин мэй цы-хуа» («Обсуждение “Цзинь пин мэй цы-хуа”») [там же, с. 89], и уже в предисловии к публикации «подлинного оригинала» (чжэнъ- бэнъ) романа в 1935 г. известный издатель Чжао Тяокуан (1892—1953), воспроизводя традиционную версию авторства,^ то же время обильно цитировал указанную статью Го Юаньсиня iff (Чжэн Чжэньдо) с доказательствами неверности данной версии [Чжэнъ~бэнъ Цзинь пин мэй, 1935,1936, вводная часть, с. 15 —16].
Там же Чжэн Чжэньдо показал, что упомянутый «Древний оригинал “Цзинь пин мэй”» с «Предисловием» (юанъ~сюй) 1864 г. Цзян Дунгэня И. и «Исследованием» (као-чжэн) 1794 г. Ван
Таня (по мнению Чжэн Чжэньдо, поддельным) [Ван Фэн-чжоу, 1932] представляет собою переиздание опубликованного типографским способом в «Кабинете Сохранения сокровищ» («Цунь-бао- чжай» ifzE^n) в 1913/1916 «Снабженного иллюстрациями подлинного оригинала Цзинь пин мэй» («Хуй-ту чжэнь-бэнь Цзинь пин мэй»), который в свою очередь является видоизмененным, сокращенным и дополненным вариантом редакции Чжан Чжупо [Цзинь пин мэй цзыляо сюй бянъ, 1990, с. 84—85]. В противоположность другому весьма сокращенному (почти в десять раз, до ста тысяч иероглифов) изданию «Синь-кэ Цзинь пин мэй цянь-хоу бу» («Заново напечатанный приблизительно полный Цзинь пин мэй», 1816 г.), сохранившему все непристойные места, издание «Кабинета Сохранения сокровищ» полностью лишено таковых, но несмотря на это подверглось запрету, а хозяин «Кабинета» скончался в тюрьме. Возможно, столетие назад действовал тот же фактор, что и в наши дни: для властей неприемлемы в первую очередь не откровенные сцены, а описания всепронизывающей и еще более откровенной коррупции, порождающие опасные для них ассоциации [Higgins А., 2011].
Два издания, подобных редакции Чжан Чжупо, с указанием авторства Ли Юя были воспроизведены в сянганском (гонконгском) 8-томнике в 1975 г. Переиздание 20-томника с аналогичной атрибуцией авторства, выпущенного «Кабинетом Здешнего присутствия» («Цзай-цы-тан»), вышло в Тайбэе в 1981 г. Выпущенное «Печатней Главной резиденции» («Бэнь я цан бань») 36-томное издание этого типа с 200 иллюстрациями было переиздано в 1987 г. «Ци-Луским книжным обществом» наборным способом и с сокращениями.
В целом, по мнению одних специалистов (например, Оно Си- нобу: Ono Shinobu, 1963, рус. пер.: Цзинь, Пин, Мэй, т. 3. Ир¬
440


кутск, 1994, с. 474—488), краткая версия — продукт переработки пространной, по мнению других [например: Напап, 1962; Wrenn, 1967], — обе порознь производны от утраченного оригинала. В найденном в 1979 г. заключении/колофоне Се Чжаочжэ/Чжао- чжи [см. пер. Д.Н. Воскресенского: Цзинь, Пин, Мэй, т. 2. Иркутск, 1994, с. 473—475; Воскресенский, 2006] сообщается, возможно, о таком манускрипте, состоящем из нескольких миллионов слов в 20 цзюанях.
С самого начала в публикациях краткой версии существенную роль стали играть специально отмечаемые в заглавиях иллюстрации, по одной или по две соотносимые с каждой главой и разнесенные по тексту или сведенные в отдельный том. В первом же современном издании «Цы-хуа» (1933) к древнейшему тексту был присоединен самый ранний, созданный в конце эпохи Мин и присутствующий в изданиях второй группы набор из 200 высокохудожественных графических иллюстраций, около четверти которых — откровенно эротического характера. Эти иллюстрации были полностью воспроизведены в Германии (пер. на нем. яз. Ф. Куна с коммент. Б.Л. Рифтина) [см.: Kin Ping Meh..., 1988] и во Франции (пер. на фр. яз. А. Леви) [см.: Flem en Fiole d'Or..., 1985] и частично — в русском издании (пер. В.С. Манухина) [Цветы сливы..., т. 1, 2, 1977/1986/1993]. Их кратко описал Го Вэйцюй в 1962 г.
[48, с. 78] и подробно Б.Л. Рифтин в 1988 [83]. На 19 гравюрах (к ГЛ. 1, 2, 4, 7, 22, 30, 31, 35, 37, 38, 41, 44, 46, 47, 48, 59, 64,
82, 83) запечатлены имена пяти художников-граверов из хуйчжо- уской (синьаньской) школы книжной иллюстрации, сложившейся во второй половине XVI в. в уезде Шэсянь округа Хуйчжоу провинции Аньхуй: Хуан Цзыли AL (Хуан Цзяньчжун lit Ф; гл. 2, 4, 35) и Хуан Жуяо ШШШ (31, 48) из знаменитого рода мастеров-иллюстраторов Хуан, Лю Цисянь MJB 7*G (гл. 7, 22, 46, 47, 59, 64, 83), Лю Инцзу ЭДЙШ (гл. 1; по Чжэн Чжэньдо, возможно, это тот же Лю Цисянь) и Хун Голян (30, 37, 38,
41, 44, 82).
Самый художественно изощренный, изначально, по-видимому, многоцветный и столь же эротически откровенный набор из 200 иллюстраций, предположительно был создан сучжоуским художником Гу Цзяньлуном (1606 — 1687?) в период работы при
дворе в 1660—1680 гг. для императора Шэн-цзу (Кан-си, правл. 1662—1722) [25, с. 33—34]. Этот набор, помеченный печатью императора Гао-цзуна (Цянь-лун, правл. 1735 — 1796) и хранившийся при цинском дворе до конца империи, а затем утраченный, получил
441


известность под названием Цин гун чжэнъ бао би мэй хуа if SSSItffll («Двести прекрасных картин из драгоценностей Цин- ского дворца»). Ныне его полный комплект сохранился в черно-белой фотолитографической копии нач. XX в. и был воспроизведен в издании «Цзинь пин мэй» 1935 г. под редакцией Ши Чжэцуня (1905—2003) [14], а также частично, с купюрами эротических изображений, — в специальном издании «Цин гун чжэнь бао би мэй хуа» в КНР (Тайюань, 1993). Российскому читателю большая часть этих иллюстраций (126 к 63 главам) без каких-либо изъятий, но в графической прорисовке доступна в незаконченном (отсюда неполнота комплекта) издании романа 1994 г., а небольшая сугубо эротическая их подборка в максимально близком к оригиналу виде сопровождает публикацию двух (51 и 52) его полных глав (впервые без цензурных купюр) в тематическом сборнике «Китайский эрос» [см.: Китайский эрос, 1993].
Приблизительно за четыре века своего существования роман «Цзинь пин мэй» был издан в Китае не менее сорока раз. К этому можно добавить список переводов на десяток с лишним иностранных языков, первым из которых был маньчжурский ( «Jin Ping Mei bithe», 1708) [см. пер. на рус. яз. Д.Н. Воскресенского китайского предисловия, подписанного псевдонимом Гу-гу: Цзинь, Пин, Мэй, т. 1, 1994, с. 53—56; Воскресенский, 2006], осуществленный, по преданию, принцем крови, одним из братьев императора Шэн-цзу (Кан-си). Он стал шедевром маньчжурской литературы и послужил основой для монгольского перевода. С китайского первоисточника роман был переведен на японский, вьетнамский и малайский языки. Версия «Цы-хуа» почти полностью была впервые переведена на японский Оно Синобу и Тида Куити и издана в Токио в 1959—1960 гг., после чего несколько раз переиздавалась в трех и десяти томах [см., например: Кимпэбай..., 1973—1975]. Ее полный японский перевод в 4-х томах осуществил также Окамото Рюдзо и издал в Токио в 1971 г. [см. переиздание: Кимпэбай и,зэнъяку, 1979].
Первым на Западе стал перевод с первого на Востоке и вообще в мире — маньчжурского перевода, осуществленный классиком маньчжуристики Г.К. фон дер Габеленцем (Н.С. von der Gabelentz, 1807 — 1874). Законченный в 1862 г., он не был опубликован, зато недавно увидело свет специальное исследование о нем крупнейшего современного знатока маньчжурской литературы М. Гимма [Gimm, 2005]. Первое западное издание появилось через полвека после труда Габеленца — уже во французском
442


переводе с китайского оригинала [Soulie de Morant, 1912], весьма сокращенном и приглаженном, ставшем, однако, основой для целого ряда других западных переводов, в частности англоязычных: The Adventures..., 1927; The Harem..., [S.d.]; The Love Pagoda..., 1968. Также усеченный почти наполовину перевод с издания 1695 г. вышел из-под пера блестящего немецкого переводчика Ф. Куна (1884—1961) в Лейпциге в 1930 г. Он оказался настолько удачным, что и сам многократно переиздавался, и был переведен на английский, французский, голландский, итальянский, шведский, финский, чешский языки, а английский перевод Б. Миэла с предисловием А. Уэйли (1939) и французский Ж.-П. Поре с предисловием П. Лавиня (1949) также неоднократно переиздавались. На немецком языке появился и первый полный перевод романа с издания периода Чун-чжэнь, начальные два тома которого братья Отто и Артур Кибат опубликовали в Готе в 1928 и 1932 гг. С приходом фашистского режима издание прервалось и в виде 6-томника (с отдельным томом примечаний) увидело свет уже в Швейцарии (Цюрих, 1967 — 1983). Значительно меньший по объему, но в два раза больший, чем у Ф. Куна, почти полный английский перевод (с обсценными пассажами на латыни) в 4-х томах выпустил в Лондоне в 1939 г. Ф.К.К. Эджертон, пользовавшийся консультациями знаменитого писателя Лао Шэ, в 1924 — 1930 гг. преподававшего китайский язык в Лондонском университете. В нью-йоркском переиздании 1972 г. скрытые латынью вольности были освещены по-английски с помощью Дж.М. Франклина. А в 2008 г. этот перевод, основанный на версии Чжан Чжупо, параллельно с купированным оригиналом увидел свет в 5-и томах в Пекине в престижной серии «Библиотека китайской классики» («Да Чжун-хуа вэнь- ку»). Проект публикации первого английского перевода «Цы-хуа» с комментариями осуществил в Принстонском университете американский синолог Д.Т. Рой (1933 г.р.), за 20 лет выпустивший все пять томов (1993, 2001, 2006, 2011, 2013), а ранее исследовавший комментарии Чжан Чжупо и представивший на посвященную «Цзинь пин мэй» конференцию в Индианском университете (США, Блумингтон, 12.05.1983) доклад с доводами в пользу принадлежности авторства романа знаменитому драматургу Тан Сянь-
цзу (1550-1616).
В России, по свидетельству Б.Л. Рифтина, в 1950-е гг. к переводу романа приступил Г.О. Монзелер (1900—1959), но вскоре скончался. Тогда же им занялся В.С. Манухин (1926—1974), в 1969 Г. завершивший первый на Западе почти полный перевод вер¬
443


сии «Цы-хуа» объемом около 100 а.л., но также не увидевший его при жизни напечатанным. Этот труд в 2-х томах с предисловием и комментариями Б.Л. Рифтина, а также при участии Л.П. Сычева, пробившись сквозь цензурные рогатки Главлита и китаеведческо- го подотдела ЦК КПСС, вдвое сокращенный, с купированными фрагментами, наполовину в пересказе издательского редактора С.В. Хохловой увидел свет лишь через три года после смерти переводчика, в 1977 г., а затем в том же оскопленном виде переиздавался в 1986, 1993 (однотомником) и в 1998 г. К этому следует добавить, что перу Б.Л. Рифтина принадлежит и более развернутое послесловие к прекрасному немецкому изданию 1988 г. перевода «Цзинь пин мэй» Ф. Куном, в котором впервые в западной литературе представлен ценный анализ весьма информативной и выразительной, восходящей к одному из старейших изданий романа, серии из двухсот иллюстраций. Русский текст этих «Кратких заметок об иллюстрациях к “Цзинь, Пин, Мэй”» с четырьмя гравюрами мы впервые опубликовали в 2013 г. [см.: Архив российской китаистики. Т. II, 2013, С. 127-136].
После пилотной публикации двух восстановленных и доработанных глав «Цы-хуа» [см.: Китайский эрос, 1993] также под редакцией А.И. Кобзева было начато полное издание перевода В.С. Манухина с восполнением оставленных им лакун и академическим приложением подробных примечаний, комментариев и исследовательских работ отечественных и зарубежных авторов. Однако работа над изданием была прервана на третьем томе, охватив примерно три пятых текста, что, в частности, было связано со смертью одного из участников этого проекта — В.С. Таскина (1917 — 1995). В результате пальма первенства в публикации на европейских языках полного перевода «Цы-хуа» перешла к прекрасному французскому двухтомнику в переводе А. Леви [Fleur еп Fiole d’Or..., 1985] с предисловием Р. Этьембля в серии мировой классики «Bibliotheque de la Pleiade», открывающейся Библией и Кораном.
«Цзинь пин мэй» — мировой шедевр самого высокого разряда, книга, которую можно поставить в один ряд с поэмами Гомера, «Божественной комедией», «Гаргантюа и Пантагрюэлем», пьесами Шекспира, «Дон Кихотом». В жанровом аспекте китайское произведение также способно конкурировать с каждым из указанных шедевров Запада, поскольку сочетает в себе качества романа, поэмы и драмы. Собственно говоря, жанровая квалификация «Цзинь пин мэй» как романа достаточно условна. Это синтетическая форма
444


высочайшей степени сложности, которая при самой простой дифференциации представляет собой строго организованное сочетание более тысячи поэтических текстов, образующих свою собственную иерархию по категориям и степеням регулярности, переходя на пределе в ритмическую прозу, драматических диалогов, задающих архитектонику отдельных глав и сопровождаемых необходимыми ремарками, и прозы (в максимальной амплитуде от бытописания до пересказа буддийских канонов и научных трактатов).
Лишенный, с одной стороны, психологизма классического западного романа, а с другой — морализаторского пуризма классического восточного романа, объективистско-описательный, «бихе- виористичный» стиль «Цзинь пин мэй» создает парадоксальное ощущение модернизма, ибо гармонирует в этом с новейшими анти- эйдетическими, сенсуализирующими тенденциями, возобладавшими на Западе после коммуникационной революции второй половины XX в. Используя современную лексику, можно назвать «Цзинь пин мэй» первой «мыльной оперой» в 100 серий, т. е. глав — «хуй» (в полном соответствии с жанром сериала слово это буквально означает «повторные действия»). Большинство приводимых в «Цзинь пин мэй» стихотворений предназначены для исполнения под музыку, их сопровождают ссылки на соответствующие мелодии. Более того, указание на песенный жанр цы содержится в самом названии «Цзинь пин мэй цы-хуа». Этот многослойный текст одновременно способен играть роль научного справочника практически по любым социально-экономическим и культурно-бытовым аспектам жизни китайского общества эпох Сун и Мин, т.е. всей первой половины 2-го тысячелетия н. э.
Подобное сочетание несочетаемого точнее всего было бы определить как энциклопедию китайской жизни в Средние века. Тут «энциклопедичность» — элемент научной дефиниции в сравнении с поэтической гиперболой аналогичной аттестации «романа в стихах» А.С. Пушкина. На основе разнообразнейших фактических данных, содержащихся в «Цзинь пин мэй», можно написать целую серию исторических диссертаций. А поражающие западного читателя бесконечные подробности описания блюд, одеяний, интерьеров и т. п. ассоциируются не только со справочно-энциклопедической литературой, но и со сценарными ремарками, порождая странное ощущение, что это произведение самим богом предназначено для экранизации и подготовлено к воплощению в телевизионном сериале еще до изобретения телевидения и даже кинематографа.
445


Как бы предуведомляя своим появлением о «конце прекрасной эпохи» Мин, «Цзинь пин мэй» явился первым в Китае авторским романом, т.е. представил собой первый вполне оригинальный образец высшей формы литературного творчества, мистическим образом совпавший по времени появления на свет с произведениями таких апостолов новоевропейской литературы, как Шекспир и Сервантес. И так же как с этими славными именами, с ним связана проблема авторства. С одной стороны, его безымянного автора называют «знаменитым мужем» (мин ши) своего времени и «почтенным ученым», или «старым конфуцианцем» (лао жу), и среди его возможных создателей фигурируют крупнейшие литераторы Китая XVI—XVII вв., а с другой стороны, высказывается и прямо противоположное мнение о безвестном авторе, представителе низов общества, и в качестве претендента на авторство называется простолюдин, слепой сказитель Лю Шоу (Лю Девятый). Список кандидатов на эту роль ныне уже охватывает около четырех десятков имен. В нем значатся такие известные персоны, как Ван Шичжэнь, Ли Юй, Ли Чжи, Сюй Вэй, Ли Кайсянь, Тан Сяньцзу, Шэнь Дэфу, Цзя Саньцзинь (1543 — 1592), Ту Лун (1542 — 1605), Фэн Мэнлун, Се Чжэнь (1495 — 1575), Ли Сяньфан (1510—1594), Ван Даокунь (1525 — 1593), Чжао Наньсин (1550 — 1628) и др. При этом некоторые специалисты (Пань Кайпэй, 1954; Сюй Шофан, 1984) утверждают, что «Цзинь пин мэй» не оригинальное творение одного гения, а продукт коллективного творчества — конгломерат разнородных текстов, исполнявшихся под музыкальный аккомпанемент бродячими чтецами и в дальнейшем обработанный просвещенными литераторами.
Как это нередко бывает в китайской литературе, не единственно и название романа. Он известен под заглавиями «Первая удивительная книга», «Четвертая из четырех великих удивительных книг», «Один из восьми литературных шедевров», «Зерцало многоженства» и др. Но, разумеется, его главное имя — таинственно-многозначное «Цзинь пин мэй», даже экзотически дешифруемое как каламбур, построенный на иероглифической омонимии: «Ныне критикую Мэй [Гочжэня, 1542 — 1605]». В самом тексте романа можно усмотреть некоторые лексические основания для трактовки этого названия как аббревиатуры имен трех его героинь — Цзиньлянь, Пинъэр и Чуньмэй. Например, в завершающем весь текст стихотворении Пинъэр и Чуньмэй обозначены биномом Пин-Мэй.
446


Данная интерпретация заглавия «Цзинь пин мэй» была изложена еще в 1614 г. Юань Чжундао на основании прочтения половины неопубликованной рукописи. Такая же точка зрения отражена в предисловии Нун-чжу-кэ, согласно которому эти три героини выделены заглавием как олицетворения порока, греха и разврата. Однако в подобной мотивировке смущает неэксклюзивность их выделения, порождающая простой вопрос: почему именно им отведена такая роль? Ведь носителями указанных качеств переполнены страницы «Цзинь пин мэй». И даже в минимальном наборе таковых, представленном в упомянутом завершающем роман стихотворном резюме, фигурируют еще главный герой Симэнь Цин и его зять Чэнь Цзинцзи. Элиминация Симэнь Цина из названия «Цзинь пин мэй» напоминает усекновение Д'Артаньяна в названии «Три мушкетера». Определенную компенсацию можно видеть в любопытном предположении А. Леви (1985), что жаргонное значение «пенис», присущее иероглифу «хуа» из бинома «Цы- хуа», превращает включающее его в себя полное название романа во вполне соответствующий сюжету образ, рисующий похождения мужского уда, наподобие «Носа» Н.В. Гоголя или «Садов Приа- па» А.И. Васинского. Но более интересен другой вопрос: почему прямого заглавного поименования удостоились лишь особы женского пола? Продолжив проведенную аналогию, можно заключить, что ситуация тут такова, как если бы «Три мушкетера» назывались «Миледи, королева и мадам Бонасье». Для объяснения отмеченной странности затенения главного героя и даже всего мужского пола нужно будет признать, что выведенные на первый план имена имеют более чем просто номинативную семантику, обобщенно указывая на женское начало инь как универсальный источник деструкции. Далее следует предположить, что перворазрядная значимость имен Цзиньлянь, Пинъэр и Чуньмэй обусловлена особым смыслом самих составляющих их иероглифов, обнаруживающих ту же триаду категорий — «порок», «грех», «разврат», о которой писал Гость, Играющий жемчужиной.
Пань Цзиньлянь — самый значимый и сложный женский образ в романе, в словарных и исследовательских описаниях его персонажей стоящий на втором [Ши Чанъюй, Инь Гунхун, 1988, с. 19—41; Гао Юэфэн, 1988, с. 27—41; Цзинь пин мэй цзянъшан цыдянь, 1989, с. 12—21; Цзинь пин мэй цзяньшан цыдянъ, 1990, с. 138—139; Цзинь пин мэй цзяньшан цыдянъ, 2008, с. 513—518] или даже первом месте [Мэн Чао, 1985, с. 1—6; Хоу Вэньюн, 2010, с. 15—43] и ныне продолжающий свои литературные реин¬
447


карнации, например, в пьесе Вэй Минлуня «Пань Цзиньлянь», поставленной в 1986 г. [см.: Ю.А. Кузнецова, 2011, с. 410—411]. Ее имя — прозрачная реминисценция исторического анекдота о происхождении обычая бинтовать женские ножки. Правитель династии Ци — Дун-хунь-хоу (правл. 498—501) приказал устлать землю изготовленными из золота лепестками лотосов, чтобы на них танцевала его конкубина Пань-фэй. При этом он восторженно восклицал: «Каждый ее шаг рождает лотос». Отсюда пошло выражение «золотой лотос» (цзинь лянь) как обозначение забинтованной женской ножки. Последняя в традиционном Китае считалась одним из наиболее привлекательных сексуальных объектов. Прямое значение имени Пинъэр — «пузырек», «бутылочка» — совершенно явно связано с ктеической символикой и неизбежной греховодно- стью этого «сосуда» зла, наделенного отверстием, ведущим в ад. Наконец, в биноме Чунь-мэй иероглиф чунь («весна») — один из главных терминов, определяющих всю эротическую сферу со всеми ее непристойностями, а мэй («слива», «абрикос муме») — символ как романтического зарождения чувственности — цветущая весной слива, так и откровенной сексуальности, проституции вкупе с ее позорным завершением — «цветущими» шанкрами сифилиса.
Таким образом, три полных женских имени способны символически передать идею чрезвычайной половой распущенности, ставшей смертным грехом. Однако кажется, что иероглифическая триада цзинь, пин, мэй призвана обозначить не три разновидности или стороны одного порока, а три различных порока, т.е. корыстолюбие, пьянство и сластолюбие. Определенным подтверждением этому может служить использование в качестве поэтического эпиграфа к «Цзинь пин мэй» «четырех романсов (цы) о пристрастиях»: «Пьянство», «Похоть», «Алчность», «Спесь».
Появление тут четвертого элемента — видимо, прежде всего формальный результат привлечения четверичной стихотворной структуры. Впрочем, с содержательной точки зрения последний «романс» по аналогии с тезисом «Гордыня — мать всех грехов» можно считать структурным элементом более высокого порядка, т. е. своеобразным обобщением, тем более что он озаглавлен иероглифом ци, имеющим самый общий психосоматический и даже космологический смысл — «пневма», а потому способным здесь выражать не только отдельный порок спесивости или гневливости, который, согласно даосскому классику Чжуан-цзы (IV в. до н. э.), «запутывает сердца», но и универсальную духовно-нравственную дефективность. Именно это имел в виду Ван Янмин (1472—1529),
448


крупнейший философ эпохи Мин, создатель интеллектуальных предпосылок появления «Цзинь пин мэй», когда утверждал, что «преступлениям гордыни несть числа».
В связи с затронутым формальным аспектом стоит заметить, что «Цзинь пин мэй» входит в «четверку великих удивительных книг» (сы-да иц-илу), т.е. самых выдающихся романов в истории традиционной китайской литературы. Остальные три — «Описание трех царств»/«Троецарствие» («Сань-го чжи») [Ло Гуаньчжун, 1954], «Предание о речных заводях»/«Речные заводи» («Шуй-ху чжуань») [Ши Найань, 1955] и «Записки о путешествии на запад»/«Путешествие на запад» («Си-ю цзи») [У Чэнъэнь, 1959]. Впоследствии к ним был присоединен «Сон в красном тереме» («Хун-лоу мэн») [Цао Сюэцинь, 1958]. Кроме безусловной ценностно-содержательной обоснованности создания подобного объединения в нем присутствует и явный формализующий момент, столь характерный для китайского менталитета и его нумерологической методологии (сян илу чжи сюэ).
Во-первых, на самой поверхности лежит тот факт, что приведенные в транскрипции оригинальные названия всех пяти «удивительных книг» состоят из трех иероглифов, обнаруживая хорошо известную текстологическую и общеметодологическую структуру «троиц и пятериц» (санъ-у). Здесь все троичные сочетания иероглифов подчинены формуле 2 + 1, отраженной в транскрипциях названий посредством дефиса. Иначе говоря, два первых знака образуют одну смысловую единицу, а последний — другую. Это формальное наблюдение позволяет предположить, что принятая в русском переводе трактовка названия романа как словосочетания по указанной формуле 2 + 1 («Цзинь-пин мэй» = «[Цветы] сливы [в] золотой вазе», где «золотая ваза» = цзинь пин = 2, а «[цветы] сливы» = мэй = \) своим утверждением обязана клиширующей аналогии с названиями остальных шедевров китайской литературы, вместе с ним стандартно сокращаемых до биномов «Сань го», «Шуй ху», «Си ю», «Цзинь пин», «Хун лоу» и укладывающихся в пятичленную схему. Причем самая близкая и продуктивная аналогия тут носит ретроспективный характер, относясь к заглавию позднее написанного «Сна в красном тереме».
Во-вторых, уложенные в пятеричную матрицу классические китайские романы уже на новом, более высоком уровне приводят к идее «пяти элементов» (у-син), которые, очевидно, могут быть с ними поэлементно соотнесены. В принципе любой пяти- или четырехчленный комплекс в традиционной китайской культуре
449


эксплицитно или имплицитно соотносится с методологемой пяти элементов, которая может быть редуцирована до четверицы с подразумеваемым центральным членом, вроде «четырех стран света» (сы-фан.). В заглавиях всех пяти «удивительных книг» на первом месте стоят иероглифы, непосредственно обозначающие какой-то из пяти элементов или его стандартный коррелят. В наиболее удобной пространственной схематизации романы можно расположить следующим образом: «Описание трех царств» / «Троецар- ствие» — на востоке (число 3 соответствует дереву и востоку), «Сон в красном тереме» — на юге (красный цвет — атрибут огня и юга), «Предание о речных заводях»/«Речные заводи», начинающиеся знаком «вода», — естественно, на севере, а «Цзинь пин мэй» с исходным знаком «металл/золото» — на западе. Еще более естественным кажется соотнесение с западом «Записок о путешествии на запад»/«Путешествия на запад», что создает проблему дублирования, допускающую, однако, общее решение благодаря тому, что методологема пяти элементов имеет шестичленный модус, в одном из вариантов которого происходит удвоение какого-то элемента.
С исторической точки зрения можно предположить, что «Цзинь пин мэй», соотносясь сразу с тремя элементами — металлом, водой и деревом, представлялся как синтез всех трех хронологически предшествовавших ему «удивительных книг», которые коррелируют именно с этими элементами (о другой, но отнюдь не противоречащей интерпретации подобной трехместности «Цзинь пин мэй» в системе у-син говорится далее). В свете данной гипотезы кажется вполне закономерным появление следующей «удивительной книги» с заглавием «Сон в красном тереме», соотносящим ее с незанятой позицией на юге.
Позиционное дублирование «Цзинь пин мэй» и «Записок о путешествии на запад»/«Путешествия на запад» свидетельствует о том, что в их именах и символах закодирована особая близость и вместе с тем противоположность, поскольку последняя предполагает сопоставимость и, следовательно, однородность явлений. Именно в этих романах из рассматриваемой пятерицы одинаковое количество основных звеньев архитектоники — по сто глав в каждом. Главные герои «Путешествия на запад», как и персонажи «Цзинь пин мэй», скоординированы с пятью элементами. Здесь эта связь более чем прозрачна, поскольку определена самой пятеричностью компании героев-путешественников (включая, разумеется, коня). Идейную подоснову обоих произведений составляет определенное
450


осмысление буддизма. В физическом плане отношение к нему в «Записках о путешествии на запад»/«Путешествии на запад» выражено как движение его героев во главе с буддийским монахом Сюань-цзаном в Индию, т.е. на родину этого учения. Причем центральной фигурой романа является волшебная обезьяна Сунь У кун, обладатель чудесного жезла. Исходный толчок кульминационной сюжетной интриге в «Цзинь пин мэй», напротив, задан противоположным движением с запада на восток, т. е. приходом из Индии буддийского монаха, который передал главному герою Симэнь Цину чудодейственное эротическое снадобье (афродизиак), словно в обратной метафорической перспективе превратившее его фаллос в могучий жезл Сунь Укуна и в конечном счете приведшее его к гибели. В первом романе детородный уд, превратившийся в волшебную палочку при перемещении в страну чудес (Индию), спасителен; во втором, наоборот, волшебная палочка из страны чудес, превратившись в детородный уд, губительна.
Сама говорящая фамилия Симэнь — в буквальном переводе «Западные Ворота» — указывает на сторону света, с которой подул ветер, завертевший колесо фабульных коловращений. В свою очередь, определение в романе места действия, получившего западный импульс «через Западные Ворота», именно как «востока» подчеркнуто его основными топонимами: общим — Шаньдун (провинция) и частным — Дунпин (область), в состав которых непосредственно входит иероглиф дун («восток») и которые, собственно, обозначают восточную территорию Китая. Аналогичным образом перемещение с запада на восток отражено в отмеченной символике пяти элементов, каждый из которых имеет свою стандартную пространственную локализацию: дерево—восток, огонь—юг, металл-запад, вода—север, почва—центр. Соответственно в порядке иероглифов и,зинъ—пин—мэй, составляющих заглавие романа и представляющих элементы: металл—воду—дерево, закодировано указание на движение с запада на восток, минуя север.
Все содержание «Цзинь пин мэй» — развернутая иллюстрация неразрывной связи Эроса с Танатосом. Символична и легенда о происхождении романа как орудия кровной мести. Попутно это предание по-своему объясняет и отсутствие до сих пор исходной рукописи. В соответствии с этой трагической символикой погибла и рукопись Чжан Чжэньдо и до сих пор полностью не издан подвижнический труд В.С. Манухина, пророчески заметившего в посмертной публикации, что «над “Цзинь пин мэй” столетиями висело проклятие» [Манухин, 1979, с. 124; Цзинь, Пин, Мэй, т. 1,
451


1994, с. 29]. Незавершенным (дошедшим до начала главы 36) осталось и «полное собрание» блестящих графических иллюстраций к нему Цао Ханьмэя (Чжан Мэйюй, 1902 — 1975), впервые опубликованных в Шанхае в 1934—1942 г. и ныне неоднократно переизданных (Цао Ханьмэй. Цзинь пин мэй цюанъ ту, 2002; Цао Ханьмэй. Цзинь пин мэй хуа и,зи, 2003).
О самой ранней попытке продолжить «Цзинь пин мэй» оставил свидетельство опять-таки Шэнь Дэфу, отметивший существование в начале XVII в. еще одной книги того же «знаменитого мужа» и с теми же героями под структурно аналогичным и столь же многосмысловым названием «Юй цзяо ли», или «Юй, Цзяо, Ли» («Пленительная, [как] нефрит, слива», или “[Мэн] Юй[лоу, Ли] Цзяо[эр], Ли [Пинъэр]»), которая, однако, быстро исчезла и до нашего времени не сохранилась (существует иной, более поздний и неоднократно переводившийся на Западе роман со сходным заглавием, отличающимся последним иероглифом-омонимом: «Юй цзяо ли», или «Юй цзяо Ли» — «Пленительная, [как] нефрит, груша», или «[Бай Хунъ]юй вовлекает в любовь [Лу Мэн]ли»). Зато уже в 1661 г. появилось произведение Дин Яокана (1599—1669) с прозрачным названием «Сюй Цзинь пин мэй» («Продолженный Цзинь пин мэй», 64 главы). В 1665 г. оно было запрещено, а автор посажен в тюрьму на 4 месяца. Позднее анонимными литераторами из него были составлены еще два продолжения: «Гэ-лянь хуа-ин» («Тени цветов за занавеской», 48 глав, кон. XVII в., нем. и фр. пер. Ф. Куна, 1956, 1962) с предисловием вероятного составителя под псевдонимом Сы-цяо цзюй-ши (Отшельник/мирянин/упаса- ка Четырех мостов), удалившего политически опасные параллели между борьбой чжурчжэней Цзинь с ханьцами Суп и маньчжуров Цин с ханьцами Мин, и «Цзинь-у мэн» («Сон в золотом доме», 60 глав, 1912), также явно намекающий на «Сон в красном тереме» и обработанный неким Мэн Бишэном/ Мэн-би-шэном (букв.: Мастером записи снов), который, сличив два предыдущих текста, сократил религиозные пассажи о воздаянии. Все три романа с точно маркированными купюрами непристойных мест были изданы в 2-х томах в Цзинане в 1988 г. Известный японский писатель Такидза- ва Бакин (1767 — 1848) переделал роман в историю о своих соотечественниках под названием «Новый (букв.: заново составленный) “Цзинь пин мэй”» («Синхэн Кимпэбай»).
452


источники
Ван Фэнчжоу. Гу бэнь Цзинь пин мэй (Древний текст «Цзинь пин мэй») / Ред. Лан Мань. Шанхай, 1932.
Гао-хэ-тан пи-пин Ди-и ци-шу Цзинь пин мэй (Критически прокомментированная Первая удивительная книга «Цзинь пин мэй» из Кабинета Болотного журавля). Цзинань, 1987.
Дин Яокан. Цзинь пин мэй сюй шу сань чжун (Три продолжения «Цзинь пин мэй»). Т. 1, 2. Цзинань, 1988.
Кимпэбай (Цзинь пин мэй) / Пер. Оно Синобу, Тида Куити. Кн. 1-10. Токио, 1973-1975.
Кимпэбай цзэнъяку (Полный перевод «Цзинь пин мэй») / Пер. Окамото Рюдзо. Т. 1—4. Токио, 1979.
Китайская любовная лирика. Стихи из запретного романа XVI в. «Цветы сливы в золотой вазе», или «Цзинь, Пин, Мэй» / Пер. О.М. Городецкая. СПб.—М., 2000.
Лян-чжун Чжупо пин-дянь хэ-кань Тянь-ся ди-и ци-шу Цзинь пин мэй (Совместное издание двух версий Первой удивительной книги в Поднебесной «Цзинь пин мэй» с критическим комментарием [Чжан] Чжупо). Т. 1-8. Сянган, 1975.
Мин Вань-ли бэнь Цзинь пин мэй цы-хуа («Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами, изданный в [период] Вань-ли [эпохи] Мин).
Т. 1-5. Токио, 1963.
Мин Вань-ли дин-сы кэ-бэнь Цзинь пин мэй цы-хуа («Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами, изданный в [год] дин-сы [1617/1618] [периода] Вань-ли [эпохи] Мин). Коробки 1, 2. Кн. 1 — 20. Тайбэй, 1979.
Синь-кэ сю-сян пи-пин Цзинь пин мэй (Новоизданный с прекрасными иллюстрациями и критическими замечаниями «Цзинь пин мэй»). Пекин, 1989; Цзинань, 1989.
Хуан ши нюй бао цзюань (Драгоценный свиток о праведной Хуан). Из романа «Цзинь, Пин, Мэй» («Цветы сливы в золотой вазе») / Пер. О.М. Городецкая // Восток (Oriens). 2002. № 2.
Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй / Пер. В.С. Манухина. Т. 1, 2. М., 1977; то же. Т. 1, 2. М., 1986; то же. М., 1993; то же. Т. 1,2. М., 1998.
Цзинь пин мэй цы-хуа («Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами) / Ред. Ши Чжэцунь. Т. 1 — 5. Шанхай, 1935. Т. 1, 2. Шанхай, 1947.
Цзинь пин мэй цы-хуа («Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами) / Ред. ШэньЯгун. Т. 1—6. Шанхай, 1935.
Цзинь пин мэй цы-хуа («Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами) / Ред. Вэй Цзыюнь. Т. 1 —6. Тайбэй, 1981.
453


Цзинь пин мэй цы-хуа («Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами). Пекин, 1989.
Цзинь пин мэй цы-хуа («Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами) / Ред. Мэй Цзе, коммент. Чэнь Чжао, Хуан Линь. Т. 1—4. Сянган,
1992.
Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе / Пер. В.С. Манухина и др., сост. А.И. Кобзев. Т. 1—3. Иркутск, 1994.
Цюань бэнь Цзинь пин мэй цы-хуа (Полный текст «Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами). Т. 1 —6. Сянган, 1982.
Чжэнь бэнь Цзинь пин мэй (Подлинный текст «Цзинь пин мэй») / Предисл. [Чжао] Тяокуан. Шанхай, 1935; 2-е изд., 1936.
Chin P’ing Mei. The Adventurous History of Hsi Men and his Six Wives. With an Introduction by A. Waley / Tr. by B. Miall. L., 1939.
DjinPingMeh, Schlebenbliiten in goldener Vase / Ubertr. von O. und A. Kibat. Band 1—6. Zurich, 1967 — 1983.
Femmes derriere un voile / Tr. par. F. Kuhn. P., 1962.
Fleur en Fiole d'Or (Jin Ping Mei cihua) / Tr. par. A. Levy. Vol. 1, 2. P., 1985.
Kin Ping Meh oder Die abentenerliche Geschichte von Hsi Men und seinen sechs Frauen / Ubertr. von F.Kuhn. Band 1, 2. Leipzig, Weimar, 1988.
Soufade Morant ]. Lotus-d'Or. P., 1912.
The Adventures of Hsi Men Ching. [N.Y.?], 1927.
The Golden Lotus / Tr. by C. Egerton. Vol. I—IV. L., 1939; L., 1972; vol. I-V. Beijing, 2008.
The Harem of Hsi Men. N.Y., [S.d.].
The Love Pagoda, the Amorous Adventures of Hsi Men and His Six Wives. Nort Hollywood, 1968.
The Plum in the Golden Vase, or Chin P'ing Mei / Tr. by D.T. Roy. Vol. 1, 2, 3, 4, 5. Princeton (N.J.), 1993, 2001, 2006, 2011, 2013.
Ting Yao-k'ang. Blumenschatten hinter dem Vorhang / Verdent. von F. Kuhn. Freiburg im Breisgeu, 1956.
ЛИТЕРАТУРА
Бай Вэйго. Цзинь пин мэй цыдянь (Словарь «Цзинь пин мэй»). Пекин, 1-е изд. 1991, 3-е изд. 2000.
Большая энциклопедия / Под ред. С.Н. Южакова. Т. 10. СПб., 1903, С. 790.
454


Воскресенский Д.Н. Литературный мир средневекового Китая. М.,
2006, с. 433-475.
Воскресенский Д.Н. Буддийская идея в китайской художественной прозе. Религиозный аспект романа XVII в. «Тень цветка за занавесом» // Китай: история, культура, историография. М., 1977, с. 222-246.
Воскресенский Д.Н. То же // он же. Литературный мир средневекового Китая. М., 2006, с. 228—248.
Воскресенский Д.Н. Социальное бытие и буддийская концепция воздаяния в китайской прозе / / Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1977, с. 121 — 131.
Воскресенский Д.Н. Мир китайского средневековья ([рец. на:] Цве- ты сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй) // Иностранная литература. 1978, № 10, с. 259—260.
Воскресенский Д.Н. Ланьлинский насмешник и его роман «Цзинь, Пин, Мэй» // Исторический лексикон. XIV—XVI вв. Т. 1. М., 2001, с. 724-727.
Воскресенский Д.Н. Ланьлин Сяосяошэн / / Духовная культура Китая: энциклопедия. Т. 3: Литература. Язык и письменность. М., 2008, с. 320.
Вэй Цз-юнъ. Цзинь пин мэй цы-хуа чжу-ши (Комментарий и толкования к «Цзинь пин мэй» в повествовании со стихами). Кн. 1, 2 [Б.м.],
1987.
Гао Юэфэн. Цзинь пин мэй жэньу ишу лунь (О персонажах и литературном мастерстве «Цзинь пин мэй»). Цзинань, 1988.
Го Вэйцюй. Бань хуа ши люэ (Очерк истории гравюры). Пекин,
1962.
Городецкая О.М. Хронология и анахронизмы романа «Цзинь, Пин, Мэй» // Двадцать шестая научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 1995, с. 323—339.
Городецкая О.М. Персонажи романа «Цзинь, Пин, Мэй» // Двадцать седьмая научная конференция «Общество и государство в Китае».
М., 1996, С. 211-213.
Городецкая О.М. Поэзия и музыка в романе Цзинь пин мэй // Тридцать первая научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2001, с. 216 - 236.
Грубе В. Духовная культура Китая. СПб., 1912, с. 76.
Е Гуйтун, Лю Чжунгуан, Янъ Цзэниланъ и др. «Цзинь пин мэй» цзочжэ чжи ми (Загадка автора “Цзинь пин мэй”). Нинся [Иньчунь],
1988.
455


Зайцев В.В. [рец. на:] Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй // Вестник МГУ. Сер. 13. Востоковедение. 1979. № 2, с. 71 — 74.
Китайский эрос / Сост. А.И. Кобзев. М., 1993, с. 435—498.
Кобзев А.И. Самая загадочная энциклопедия китайской жизни («Цзинь пин мэй») // Двадцать шестая научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 1995, с. 314 — 322.
Кобзев А.И. Удивительная судьба «Первой удивительной книги» китайской литературы // Восток (Oriens). 2008, № 1, с. 32—45.
Кобзев А.И. Цзинь пин мэй // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 3: Литература, язык и письменность. М., 2008, с. 501-510.
Кобзев А.И. Иллюстрации к «Первой удивительной книге» китайской литературы // Сороковая научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2010, с. 371—382.
Кобзев А.И. Чунь хуа / / Духовная культура Китая: энциклопедия.
Т. 6. М., 2010, с. 846-851.
Кобзев А.И. Загадки «Цзинь пин мэй» // Китай и окрестности: мифология, фольклор, литература. К 75-летию академика Б.Л. Рифтина.
М., 2010, с. 457-478.
Кузнецова Ю.А. Экспериментальный театр в Китае в первой половине 1980-х гг. // Сорок первая научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2011, с. 406—412.
Кузнецова Ю.А. Переосмысление традиционных женских образов в китайской драме XX века: Пань Цзиньлянь в драмах Оуян Юйцяня и Вэй Минлуня // Сорок вторая научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2012. Т. XLII, ч. 2, с. 355—362.
Ло Гуанъчжун. Троецарствие. Т. 1, 2 / Пер. В.А. Панасюка. М.,
1954.
Лю Хуй. Цзинь пин мэй чэн-шу юй бань-бэнь яньцзю (Исследование создания и публикаций «Цзинь пин мэй»). Шэньян, 1986.
Манухын В.С. Некоторые композиционные особенности романа «Цзинь, Пин, Мэй» // Архив российской китаистики / Сост А.И. Кобзев. Т. II. М., 2013, С. 107-126.
Манухин В.С. Об авторе романа «Цзинь Пин Мэй» // Проблемы восточной филологии. М., 1979, С. 122 — 130.
Манухин В.С. То же // Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе / Пер. В.С. Манухин и др., сост. А.И. Кобзев. Т. 1. Иркутск, 1994, с. 26-35.
Манухин В.С. Приемы изображения человека в романе «Цзинь, Пин, Мэй» / / Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1977, с. 106—113.
456


Манухин В.С. Роман «Цзинь, Пин, Мэй» и борьба с биографическим направлением в китайской критике / / Научные доклады высшей школы. Филологическая наука. 1961. № 2 (14), с. 116 — 128.
Мин цзя цзеду «Цзинь пин мэй» (Знаменитые специалисты расшифровывают «Цзинь пин мэй») / Сост. Шэн Юань, Бэй Ин. Цзинань,
1998.
Мэн Чао. Цзинь пин мэй жэньу лунь (Суждения о персонажах «Цзинь пин мэй»). Пекин, 1985.
Мэн Чжаолянъ. Цзинь пин мэй ши-цы цзеси (Анализ стихов «Цзинь пин мэй»). Чанчунь, 1991.
Рифтин Б.Л. Краткие заметки об иллюстрациях к «Цзинь, Пин, Мэй» // Архив российской китаистики / Сост А.И. Кобзев. Т. II. М.,
2013, с. 127-136.
Рифтин Б.Л. Ланьлинский Насмешник и его роман «Цзинь, Пин, Мэй» // Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй / Пер. В.С. Манухина. Т. 1. М., 1977, с. 3-21.
Рифтин Б.Л. То же // Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе / Пер. В.С. Манухин и др., сост. А.И. Кобзев. Т. 1. Иркутск, 1994, С. 7-26.
У Ганъ. Чжан Чжупо юй Цзинь пин мэй (Чжан Чжупо и «Цзинь пин мэй»). Тяньцзинь, 1987.
У Чэнъэнъ. Путешествие на запад. Т. 1—4 / Пер. А.П. Рогачева. М., 1959.
Хоу Вэнъюн. Мэйю шэнь ды соцзай: сыфан юэду «Цзинь пин мэй» (Бездуховное место: личностное прочтение «Цзинь пин мэй»). Пекин, 2010.
Хуан ши нюй бао цзюань ( «Драгоценный свиток о праведной Хуан»). Из романа «Цзинь, Пин, Мэй» («Цветы сливы в золотой вазе») / Пер. О.М. Городецкой // Восток (Oriens). 2002, № 2, с. 145 — 158.
Цай Голян. Цзинь пин мэй шэхуй фэнсу (Общественные нравы согласно «Цзинь пин мэй»). Тяньцзинь, 2002;
Цао Сюэи,инъ. Сон в красном тереме. Т. 1, 2 / Пер. В.А. Панасю- ка. М., 1958.
Цао Ханъмэй. Цзинь пин мэй цюань ту (Все иллюстрации к «Цзинь пин мэй»). Кн. 1—5. Ханчжоу, 2002.
Цао Ханъмэй. Цзинь пин мэй хуа цзи (Собрание иллюстраций к «Цзинь пин мэй»). Кн. 1, 2. Шанхай, 2003.
Цзинь пин мэй лунь цзи (Сборник статей о «Цзинь пин мэй») / Сост. Сюй Шофан, Лю Хуй. Пекин, 1986.
Цзинь пин мэй нюйсин шицзе (Женский мир «Цзинь пин мэй») / Сост. Ван Жумэй и др. Чанчунь, 1994.
457


Цзинь пин мэй цзыляо сюй бянь (1919—1949) (Продолжение собрания материалов о «Цзинь пин мэй»: 1919—1949) / Сост. Чжоу Цзюньтао. Пекин, 1990.
Цзинь пин мэй цзыляо хуйбянь (Сборник материалов о «Цзинь пин мэй») / Сост. Хоу Чжунъи, Ван Жумэй. Пекин, 1-е изд. 1985, 2-е изд. 1986.
Цзинь пин мэй цзыляо хуйбянь (Собрание материалов о «Цзинь пин мэй») / Сост. Хуан Линь. Пекин, 1987.
Цзинь пин мэй цзяньшан цыдянь (Словарь для ценителей «Цзинь пин мэй») / Гл. ред.-сост. Ши Чанъюй. Пекин, 1989.
Цзинь пин мэй цзяньшан цыдянь (Словарь для ценителей «Цзинь пин мэй»). Шанхай, 1990.
Цзинь пин мэй цзяньшан цыдянь (Словарь для ценителей «Цзинь пин мэй») / Сост. Хуан Линь, Чжан Бин, Ян Бинь. Шанхай, 2008.
Цзинь пин мэй цыдянь (Словарь «Цзинь пин мэй») / Гл. ред.- сост. Ван Лици. Чанчунь, 1988.
Цзинь пин мэй чжи ми (Загадки «Цзинь пин мэй») / Сост. Лю Хуй, Ян Ян. Пекин, 1989.
Цзинь пин мэй яньцзю цзи (Сборник исследований «Цзинь пин мэй») / Сост. Ду Вэймо, Лю Хуй. Цзинань, 1988.
Ши Найанъ. Речные заводи / Пер. А.П. Рогачева: Т. 1, 2. М.,
1955.
Ши Чанъюй, Инъ Гунхун. «Цзинь пин мэй» жэньу пу (Каталог персонажей «Цзинь пин мэй»). Нанкин, 1988.
Я о Линси. Пин вай чжи янь (Искусные слова о «Цзинь пин мэй»). Тяньцзинь, 1989.
Carlitz К. Puns and Puzzles in the Chin P'ing Mei, a Look at Chapter XXVII // T'ong Pao. Vol. LXVII. Livr. 3-5 (1981), p. 216-239.
Carlitz K. The Rhetoric of Chin P'ing Mei. Bloomington, 1986.
Chang Chu-p'o on How to Read the Chin P'ing Mei (The Plum in the Golden Vase) / Intr., tr. by D.T. Roy // How to Read the Chinese Novel /Ed. by D.L. Rolston. Princeton (N.Y.), 1990, p. 196—243.
Cullen C. Patients and Healers in Late Imperial China: Evidence from Jinpingmei / / History of Science. Vol. 31, pt. 2 (1993), p. 99—150.
Cimm M. Hans Conon von der Gabelentz und die Ubersetzung des chinesischen Romans Jin Ping Mei. Wiesbaden, 2005.
Hsia C.T. Chin P'ing Mei // The Classic Chinese Novel: A Critical Introduction. N.Y., 1968, p. 165—202.
Hanan P.D. Sources of the Chin P'ing Mei / / Asia major. X, 1 (1963), p. 23-67.
458


HananP.D. The Text of the Chin P'ing Mei // Asia major. IX, 1 (1962), p. 1—57.
Higgins A. Chinese Leaders’ Pursuit of Money and Morality Collide over Bawdy Classic Novel // The Washington Post. 16.04.2011.
Leung A.K. Sexualite et sociabilite dans Le Jin Ping Mei, roman erotique chinois de la fin de XVIe siecle / / Informations sur les sciences sociales.
T. 23, № 4-5 (1984).
Levy A. Pour une clarification de quelques aspects de la problematique du Jin Ping Mei // T'ung Pao. Vol. LXVI. Livr. 4-5 (1980), p. 183-198.
Levy A. De l’erotisme dans la civilization chinoise / / Le Palais du printemps. Peintures erotiques de Chine. P., 2006, p. 11—52.
Martinson P.V. The Chin P'ing Mei as Wisdom Literature: A Methodological Essay // Ming Studies. Minneapolis, 1977, № 5,p. 44—56.
Ono Shinobu. Chin Ping Mei: A Critical Study // Acta Asiatica. Tokyo, 1963, № 5, p. 76—89 (рус. пер.: Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе. Т. 3, с. 474—488).
Plaks АХ. The Chongzhen Commentary on the Jin Ping Mei: Gems amidst Dross // Chinese Literature, Essays, Articles, Reviews. Vol. 8. № 1-2 (1986), p. 19 — 30.
Rif tin B. Uber die chinesische Buchgraphik und die Illustrationen zum ‘Djin Ping Meh’ / / Kin Ping Meh / Ubertr. von F. Kuhn. Leipzig, Weimar, 1988. Bd 2, S. 507-522.
Roy D.T. Chang Chu-p'o's Commentary on the Chin P'ing Mei / / Chinese Narrative: Critical and Theoretical Essays. Princeton (N.J.), 1977, p. 115-123.
Roy D.T. A Confucian Interpretation of the Chin P'ing Mei / / Чжунъ- ян яньцзююань гоцзи ханьсюэ хуйи луньвэнь цзи (Материалы международного синологического конгресса). Тайбэй, 1980, р. 39—61.
Wei Minglun, Yu Shiao-ling. Pan Jinlian: The Story of One Woman and Four Men — A New Sichuan Opera / / Asian Theatre Journal, Vol. 10, № 1 (Spring), 1993, p. 1—48.
Wrenn J. Textual Method in Chinese with Illustrative Examples / / Tsing Hua Journal of Chinese Studies. Vol. VI, № 1—2 (1967), p. 150—199.
459


Обзор персонажей
1. В романе всего 898 персонажей и 899-й — Львенок-Снежок — кот Цзиньлянь, погубивший Гуаньгэ.
1.2. Из 898 794 ОДИНОЧНЫХ (или 88,4%) И 104 групповых
(или 11,6%), типа: актеры-кукольники; 16 или 110 монахов монастыря Вечного Блаженства; странствующие иноки и паломники; чжурчжэни и прочие варвары; разбойники с горы Лян; купцы Гуандунские, Янчжоуские и пр.; нищие из ночлежки; носильщики паланкинов; охранники; 200 солдат ополчения при Чжан Кае и т. д.
1.3. Среди одиночных персонажей 566 мужчин (т.е. 71,3%) и 228 женщин (28,7%).
Среди групповых: 83 мужские сообщества (79,9%), 10 — женские (9,6%) и 11 — смешанные (10,5%).
1.4. Таким образом, общее процентное соотношение 73 и 27.
2. В романе встречаются 127 фамилий.
2.1. Из них наиболее часто употребимы: ВАН — 51 человек из 34 семей (около 6,5% от всех одиночных персонажей); ЧЖАН — 27 человек из 24 семей и ЛИ — 26 человек из 16 семей (примерно по 3,3%).
2.2. Более десяти человек носят фамилии:
I. ЛЮ — 19 человек из 15 семей, ХАНЬ — 19 из 9 семей, ЧЭНЬ — 19 из 12 семей (по 2,4%);
II. У — 16 персонажей из 8 семей, но один из персонажей (племянники У Юэнян) — групповой, ХЭ — 16 человек из 9 семей, ЧЖАО — 16 из 10 семей (по 2%);
III. ЧЖ(у/ - 15 из 8, ЧЖЭН — 15 из 7 семей (по 1,9%);
IV. СЮИ — 13 человек из 13 семей, ХУАН — 13 из 11
(1,6%);
V. ЯН — 11 человек из 6 семей (1,4%).
2.3. Бол^£ 1% одиночных персонажей носят фамилии:
I. ЦАИ — 9 человек из 5 семей (1,1%);
II. СУНЬ — 8 человек из 7 семей, СЮЭ — 8 из 5, ФАНЬ — 8 из 6, ЦЯО — 8 из 2 семей (1%).
2.4. 236 человек (30% от одиночных и 26% от общего числа персонажей) носят фамилии, встречающиеся в романе более 1 раза, но менее 1%. Среди них следующие фамилии^
I. Девять фамилий по 7 человек: БАИ, ГАО, ИНЬ, ЛУ, ПАНЬ, ЧЖУ, ШЭНЬ — представители различных семей, семеро
460


по фамилии ХУ А принадлежат 2 семьям, по фамилии ИН — 1 семье (Ин Боцзюэ);
II. Пять по 6 человек: ЛИНЬ, СУН, СЯ, ФЭН — предста¬
вители различных семей, шестеро по фамилии Симэнь принадлежат 1 семье (Симэнь Цина); ы
III. Шесть по 5 человек: ВЭНЬ, ХУ, ЦЯНЬ, ЮИ — представители различных семей, из пятерых по фамилии ДУН четверо принадлежат одной семье, причем один из персонажей (певички казенного дома Дун) — групповой, МЯО — все из 1 семьи;
IV. Семь по 4 человека: ДИН, ДУ, ДУАНЬ, ЛЯН, МЭН, СЕ и ЦЗЯН — представители различных семей.
V. Семнадцать по ^ человека: ГО, Е, ЖЭНЬ, ЛО, МА, СЯО, ТУН, ЦЗЯ, ЧАИ, ЧЖУН, ШАН, ШИ, АНЬ — представители различных семей и У, ЮНЬ,ЯНЬ,ЯО — одцрй семьи.
VI. Двадцать четыре по 2 человека: БАО, ВЭИ, КУН, НЕ* ПАН, ТАО, ТЯНЬ, ФАН, ФУ, ХОУ, ЦЗИНЬ, ЦУИ, ЧАН — представители различных семей, АЦЬ, БЭНЬ, ГЭ, ЛАНЬ, СЯН, ТАН, ЦЗИН, ЦЗЭН, ЦЮИ, ШАО и
ОЭ — одной семьи.
2.5. 40 фамилий носит лишь по 1 персонажу, это:
БУ, ВЭН, ГАНЬ, ГОУ, ГУ, ГУАНЬ, ГУН>еДА, ДДЦ, ДИ, ДОУ, ДЭН, ДЯО, ЖУАНЬ, И, ЛИН, лэи, люи, ни, НЮ, СЫ, СЮН, СЮНЬ, ТАНЬ, ХАО, ХО* ХУН, ЦАН, UAQ, ЦЗИ, ЦЗО, ЦЗУН, ЦИ, ЦИНЬ, ЧЖАИ, ЧЖОУ, чэ, ШУИ, Ю И юивэнь.
2.6. Самые большие семейные кланы насчитывают по 7 человек (имеются в виду члены семьи, носящие одну фамилию). Среди них сородичи Ин Боцзюэ, У Юэнян, супруга Чуньмэй коммандующе- го гарнизоном Чжоу Сю и любовницы Симэня певички из «Звезд радости» Чжэн Айюэ. По 6 человек насчитывают кланы предков и сородичей Ван Шестой, Симэнь Цина, певички дома Ханей, родственники мужа Пинъэр Хуа Цзысюя, торгового партнера и свата Симэня богача Цяо Хуна и зятя Чэня Цзинцзи.
2.7. В романе указываются лишь имена или прозвища без фамилий 103 одиночных персонажей из которых: 33 мужчин (5 монахов, а остальные — слуги) и 70 женщин, причем не только горничные, жены слуг и монастырские послушницы, но и вообще жены большинства персонажей.
2.8. 81 персонаж безымянен и называется по соотношению к прочим, в основном это родственники и слуги поименованных пер¬
461


сонажей, посыльные и наемные работники. Из них 54 — мужчины и 27 — женщины.
3. 	Социальный состав романа следующий:
3.1. Более всего слуг мужчин — 122 позиции, включая групповые, т.е. 13,6% всех персонажей.
3.2. Вельможи и высшие чиновники — 110 позиций (12,2%).
3.3. Средние и мелкие чиновники — 104; торговцы — 104 (по 11,6%).
3.4. Грамотеи и ученые — 95 (10,6%).
3.5. Старшие жены — 63 (7%).
3.6. Певички — 58 (6,5%).
3.7. Певцы, актеры — 48 (5,3%).
3.8. Горничные, служанки — 40 (4,5%).
3.9. Бездельники, прихлебатели (мужчины) — 38 (4,2%).
3.10. Монахи мужчины — 34 (3,8%).
3.11. Казенные служащие, солдаты, охранники — 27 (3%).
3.12. Наемные неквалифицированные работники — 21, среди которых 20 мужчин и 1 женщина (всего 2,3%).
3.13. Свахи, сводни — 20 (2,2%).
3.14. Жены слуг — 19; новорожденные младенцы — 19, из которых 7 мальчиков и 12 девочек (всего по 2,1%).
3.15. Разбойники, повстанцы — 18 (2%).
3.16. Сутенеры — 16 (1,8%).
3.17. Младшие жены — 15 (1,7%).
3.18. Ремесленники — 14 (1,6%).
3.19. Евнухи — 13 (1,4%).
3.20. Врачи — 12; гадальщики, астрологи — 12 (по 1,3%).
3.21. Варвары иноземцы — 11 (1,2%).
3.22. Нищие — 9; монахини — 9 (по 1%).
3.23. Крестьянки — 8 (0,9%).
3.24. Императоры — 7 (0,8%).
3.25. Студенты — 6; крестьяне — 6; жены простолюдинов — 6 (по 0,7%).
3.26. Кормилицы — 5 (0,6%).
3.27. Императорские жены — 2 (0,2%).
3.28. Многие персонажи совмещают или по ходу романа переходят из одного социального состояния к другому, например:
I. Бэнь Дичуань — бездельник, слуга, торговец, актер;
462


II. Сунь Сюээ выступает как горничная, младшая жена, певичка;
III. Хань Даого — торговец, слуга, мелкий чиновник, сутенер, бездельник;
IV. Чэнь Цзинцзи — торговец, нищий, бездельник-прихлебатель, монах и мелкий военный чиновник и т.п.
4. В романе 12 мужчин-гомосексуалистов, из которых 2 — любовники Симэнь Цина: ЧЖАН СУН МЛАДШИЙ — 26 глав. ВАН ЦЗИН — 21 глава.
5. Жен и любовниц Симэнь Цина — 21. Пань Цзинь- лянь — 91 глава. У Юэнян — 81 глава. Ли Пинъэр — 71 глава. Мэн Юйлоу — 71 глава. Пан Чуньмэй — 67 глав. Сунь Сю§э — 67 глав. Ли Цзяоэр — 64^лавы. ИНЧУНЬ — 47 глав. ЮИСЯО —42 главы. ЛИ ГУИЦЗЕ — 40 глав. ЧЖАН ЧЕТВЕРТАЯ — 40 глав. ВАЦ ШЕСТАЯ — 25 глав. ЛАН£>- СЯН —25 глав. ЧЖЭН АИЮЭ —17 глав. СУН ХУЭИ- ЛЯНЬ — 13 глав. Е ПЯТАЯ — 7 глав. ЧЭНЬ — 7 глав. Госпожа Линь — 7 глав. ХУЭЙЮАНЬ — 3 главы. ЧЖО ДЮЭР — 3 главы. ЧЖАН СИЧУНЬ — 1 глава.
6. Встречаемость всех 899 персонажей в романе неравомерна.
6.1. 404 (примерно 45%) упоминаются лишь в одной главе.
6.2. 152 (примерно 17%) упоминаются в двух главах.
6.3. 74 (примерно 8,2%) упоминаются в трех главах.
6.4. 45 (примерно 5%) — в четырех главах.
6.5. 30 (примерно 3,4%) — в пяти главах.
6.6. 74 (25+19+9+9+12, примерно 8,2%) упоминаются в
шести-десяти главах.
6.7. 58 (14+6+7+3+10+3+5+6+2+2, примерно 6,5%) — в одиннадцати-двадцати главах.
6.8. 16 (8+0+5+2+1, примерно 1,8%) — в двадцать одной — двадцати пяти главах.
6.9. 15 (примерно 1,7%) — в двадцати шести — тридцати трех главах.
6.10. 18 (примерно 2%) — в тридцати четырех — пятидесяти главах.
6.11. Таким образом 778, или 86,6%, персонажей встречаются не более, чем в V10 текста; 836, или 93%, персонажей встречаются не более, чем в ^/5 текста; 852, или 95%, — не более, чем в
463


V4; 867, или 96,5%, — не более, чем в1 /3 и 885, или 98,6%, персонажей встречаются или упоминаются менее чем в половине текста романа.
7. 	На протяжении романа более других действуют и упоминаются следующие персонажи:
7.1. Симэнь Цин — 98 глав.
7.2. Пань Цзиньлянь — 91 глава.
7.3. У Юэнян — 81 глава.
7.4. Дайань (слуга, а затем наследник Симэнь Цина) — 80 глав.
7.5. Чэнь Цзинцзи — 74 главы.
7.6. Ли Пинъэр и Мэн Юйлоу — 71 глава.
7.7. Пан Чуньмэй и Сунь Сюээ — 67 глав.
7.8. Ли Цзяоэр — 64 главы.
7.9. Ин Боцзюэ — 62 главы.
7.10. Симэнь Старшая (дочь Симэнь Цина) — 58 глав.
7.11. Сяоюй (младшая горничная Юэнян, затем жена Дай- аня) — 54 главы.
464


ХРОНОЛОГИЯ РОЖДЕНИЙ ПЕРСОНАЖЕЙ
ДАТЫ
ПЕРСОНАЖИ
ГЛАВЫ
1058 г. — год собаки.
тетушка Фэн
14
1083 г. — год свиньи, 11 луна, 15 день.
госпожа Линь
69
1084 г. — год цзя-цзы (1-й), 11 луна, 27 день, час инь (3—5 утра); либо И луна цзя-цзы (Тая в 60-ричном цикле), 27 день синь-мао (28-ой), час у (7-й) — 11 — 1 дня1.
Мэн Юйлоу
46; 91
1085 г. — год быка.
У Сун
1
1085 г. — год быка, 4 луна, 17 день.
Ли Цзяоэр
26; 49; 50; 80
1086 г. — год бин-инь (3-й), 7 луна синь-ю (58-ая), 28 день жэнъ-у (19-ый), час бин-и,зы (13-й), — 11 — 1 ночи; либо 7 луна моу-ьиэнь (45-ая), час бин-чэнъ (53-й) — 7—9 утра2.
Симэнь Цин
29; 39; 79
1087 г. — год зайца.
Чжан Четвертая
67
1087 г. — год зайца.
Е Пятая
78
1187 г. — год зайца, 1 луна, 27 день.
Цзян Чжушань
17
1187 г. — год зайца.
Чжан Маодэ
80
1088 г. — год моу-чэнь (5-й), 1 луна, 8 день^.
Пань Цзиньлянь
39; 46
1088 г. — моу-чэнь (5-ый), 8 луна, 15 день, час и,зы (1-ый) — 11 — 1 ночи.
У Юэнян
39; 46
1089 г. — год змеи, 4 луна, 17 день.
Ван Шестая
37; 50
1090 г. — год лошади.
Сун Хуэйлянь
22
1090 г. — год лошади, 1 луна, 23 день, час чэнь (5-ый) — 7 — 9 утра.
Ли Гунби
91
1091 г. — год синь-вэй (9-ый) под девизом Юань-ю, 1 луна гэн-инъ (27-ая), 15 день синь-мао (28-ой), час илэнь (9-й) — 3—5 дня; либо час жэнъ-у (19-й) — 11-1 дня4.
Ли Пинъэр
39; 46; 61; 62; 65; 66
1098 г. — год тигра, 4 луна, 25 день.
Пан Чуньмэй
96; 97; 100
1098 г.5
Инчунь
10; 13
1097 г. — год быка;
либо 1102 г. — год лошади, 5 луна, 25 день6.
Чэнь Цзинцзи
3; 93; 97-99
1098 г. — год тигра (вероятно).
Пинъань
95
465


1100 г. — год дракона (вероятно).
Дайань
95
1100 г. — год дракона; либо 1099 г. — год зайца.
Симэнь Старшая
7; 92
1102 г. — год лошади, 5 луна, 5день.
Хань Айцзе
37
1103 г. — год барана, И или 12 луна (вероятно).
Ин Вторая
67; 97
1105 г. — курицы, 11 луна, 15 день.
Гэ Цуйпин
97
ПРИМЕЧАНИЯ
^ Циклический знак месяца рождения Мэн Юйлоу, данный в гл. 91 (цзя-цзы, т.е. 1-й), не согласуется со знаками месяцев рождений других персонажей, однако согласуется, скорее случайно, со знаком месяца действия гл. 62 — моу-сюй (35-го), т.е. 9-го в 1117 г.
В главах 46 и 91 различно назван час рождения Мэн Юйлоу: в гл. 46 — час инъ (3-й), т.е. 3~5 утра; в гл. 91 — час у (7-й), т.е. полдень (11 —1 дня).
^ В гл. 29 месяц рождения Симэнь Цина обозначен 58-м циклическим знаком синъ-ю, что сомнительно, поскольку 7 луне должен соответствовать знак шэнъ (9-й в 12-ричном цикле), а в гл. 79 — более подходящим 45-м знаком моу-шэнъ. Однако оба они не соотносятся ни с циклическими знаками месяцев рождений других персонажей, ни с указаниями месяцев в описании текущих событий романа.
В гл. 29 час рождения Симэнь Цина обозначен как бин-и,зы (13-й), т.е. полночь (11—1 ночи), в гл. 39 — просто как полночный час, а в гл. 79 — как бнн- чэнъ (53-й), т.е. 7—9 утра.
^ В гл. 12 год рождения Пань Цзиньлянь ошибочно обозначен знаком гэн- чэнъ (17-м), соответствующим 1100 г., а месяц указан как гэн-инъ (27-й), который не соотносится ни с циклическими знаками месяцев рождений других персонажей, ни с указаниями месяцев в описании текущих событий романа. Там же днем рождения назван и-хай (12-й), а часом — цзи-чоу (26-й), соответствующий 1—3 часам ночи.
^ Знак месяца рождения Ли Пинъэр, обозначенный в гл. 61 как гэн-инъ (17-й), не соотносится ни с циклическими знаками месяцев рождений других персонажей, ни с указаниями месяцев в описании текущих событий романа.
В гл. 29 час рождения Ли Пинъэр определен знаком шэнъ (9-м), то есть с 3 до 5 дня, в противоречие всем прочим указаниям на полдень (главы 46, 62, 65, 66) или соответствующий полудню 19-ый час жэнъ-у (гл. 61).
^ Год рождения служанки Ли Пинъэр, Инчунь, определен, исходя из того, что она, как сказано в гл. 10, является ровесницей Чуньмэй и в гл. 13 (1114 г.) ей идет 17-й год.
^ Определение года рождения Цзинцзи как года лошади (1102) в конце романа не реально, учитывая его женитьбу в 1113 г. (гл. 7).
466


Хронология событий
гл.
ДАТЫ*
СОБЫТИЯ РОМАНА, ВОЗРАСТЫ ГЕРОЕВ
АНАХРОНИЗМЫ
1
1096-1097
1102-1103
1105-1106
Цзиньлянь 9 лет, продана полководцу Вану.
Цзиньлянь 13 лет, смерть полководца Вана;
Цзиньлянь перепродана богачу Чжану.
Цзиньлянь 18 лет, смерть Юйлянь, совращение Цзиньлянь Чжаном, выдача замуж за У Чжи.
У Инъэр в это время более 16 лет (возможно, 61).
10
01.1109 или
Наложница Ли Пинъэр расстается
Расставание датирова¬
1111
с письмоводителем Ляном.
но неверно2.
1
1111
Хуа Цзысюй женится на Ли Пинъэр; У Сун, избив Тун Гуаня, прячется у Чай Цзиня.
3,
10.1110 или
Умерла жена Симэня Чэнь.
Согласно гл. 3, Чэнь
10
1112
умерла в 1110 г.;
1
11.1112
Цзиньлянь 23 весен^, У Суну 28; он убил тигра, стал начальником стражи, поселился у брата.
Не стерпев домогательств Цзиньлянь, он уходит.
согласно гл. 10 — в 1112 г.
2
11.1112
Правитель Ли посылает У Суна в Восточную столицу, куда тот отбывает.
Согласно указаниям гл. 9, У Сун отбыл только в 3—4-й луне
12.1112
03.1113
У Чжи по совету брата торгует меньше.
Первая случайная встреча Цзиньлянь и Симэня.
1113 г.
3
03.1113
Цзиньлянь 25 лет, Симэню 27, начало их романа; Чэнь Цзинцзи 17 лет.
4
03-04.1113
19.04.1113
Встречи Цзиньлянь и Симэня в чайной.
Ван прогоняет Юньгэ, ищущего у нее Симэня.
* В датах сначала указываются день и месяц (если таковые приведены) по лунному (точнее: традиционному лунно-солнечному) календарю (инъ-ян. ли), а затем год — по григорианскому.
467


5
20.04.1113
29(26).04
30(27).04
У Чжи застает любовников в чайной.
Отравленный У Чжи умирает. Симэнь направляется к следователю Хэ.
Согласно гл. 9, У Чжи умер 29-го; согласно гл. 8 — 26-го.
6
30(27).04
01.03(28.04)
03.03.1113
Симэнь подкупает Хэ, положение во гроб У Чжи.
У Чжи кремирован.
Праздник дуанъ-у, 2 месяца с первой встречи любовников.
7
03-03.1113 сер. 03.1113
24.03.1113
02.06.1113
Умерла Чжо Дюэр — третья жена Симэня.
Симэню 28-й год по лунному календарю4, Мэн Юйлоу — 30-й; сватовство Юйлоу. Циньтуну 15 лет, дочери Симэня 14, Ланьсян 15, Сяолуань 12.
Свадебные подарки Мэн Юйлоу. Симэнь взял Мэн третьей женой, свадьба.
8
12.06.1113
28.07.1113
06.08.1113
Свадьба Симэнь Старшей и Чэнь Цзинцзи.
27-летие Симэня.
100 дней со смерти У Чжи, сжигание дщицы.
9
07.08.1113
10.08.1113.
Симэнь берет Цзиньлянь в жены; Сюээ 20 лет.
Третий день свадьбы, благосклонность Юэнян.
нач. 08.1113
У Сун возвращается в Цинхэ, ему является брат,
У Сун подает жалобу, убивает Ли Доносчика.
Согласно гл. 2, У Сун отбыл в 11-й луне 1112, а не в 3—4-й луне
1113 г.
10
08.1113
15.08.1113
8-я луна 3-го года Чжэн-хэ. Арест У Суна и суд.
Ссылка У Суна. Инъэр он отдает на воспитание Яо Второму. Ин- чунь и Чуньмэй 16-й год.
11
до 07.1114. 06-07.1114.
Ссора Цзиньлянь с Сюээ, Симэнь бьет Сюээ.
Связь Симэня с Гуйцзе.
468


12
кон. 07.1114
27.07.1114
28.07.1114
29.07.1114
30.07.1114
01.08.1114
08.1114
Симэнь полмесяца живет у Гуйцзе. Цзиньлянь 26 лет, Циньтуну 16, их краткий роман.
Симэнь вернулся домой, выгнал Циньтуна, избил Цзиньлянь, затем простил.
28 лет Симэню, визит Гуйцзе, обида Цзиньлянь.
Симэнь уходит к Гуйцзе, ее обида на Цзиньлянь.
Симэнь отрезает прядь волос у Цзиньлянь.
Симэнь приносит прядь Гуйцзе и остается у нее.
Симэнь у Гуйцзе, Цзиньлянь больна, старуха Лю дает лекарства и зовет гадателя.
При гадании слепого шарлатана:
1. дата рождения Цзиньлянь отнесена к году гэн-чэнь, (17-му), т.е. 1100, вместо лю- у-чэнъ (5-го) — 1088;
2. текущий год назван и,зя-чэнь (41-й), т. е. 1124, вместо цзя-у (31-й) -1114.
13
14.06.1114
3 дня лета 1114
09.09.1114
10.09.1114
День рождения Иньэр; Симэнь, зайдя к Хуа, впервые видит Пинъ- эр и влюбляется.
Благодарная Пинъэр приглашает Симэня, Хуа Цзысюй и Симэнь угощают друг друга.
Праздник осени. Симэню 28 лет, Пинъэр 23, Цзиньлянь и Юэнян 26, Инчунь и Чуньмэй 17. Пир у Хуа Цзысюя, Симэнь вступает в связь с Пинъэр, Инчунь подглядывает.
Цзиньлянь раскрывает их связь, Симэнь, придя от Пинъэр, улещает Цзиньлянь, дает ей эротический альбом.
14
09-10.1114
нач. 11.1114
30.11.1114
12.1114
09.01.1115.
Арест Цзысюя, Пинъэр передает Симэню добро, тот хлопочет об освобождении, покупает дом Хуа. Хуа переселяется и заболевает.
Хуа умирает в 24 года.
Похороны и панихида по Хуа Цзысюю.
Посещение Пинъэр в день рождения Цзиньлянь; тетушке Фэн 56 лет.
15
15.01.1115.
Пир в праздник фонарей, игра в мяч.
469


16
кон. 01.1115
08.02.1115
нач. 03.1115
09.03.1115
08.04.1115
05.05.1115
15.05.1115
Симэнь навещает Пинъэр.
Начало строительства дома для Пинъэр.
Симэнь с Пинъэр договариваются о женитьбе.
100 дней со дня смерти Хуа Цзысюя.
2 месяца строительства.
Праздник начала лета дуанъ-у. Сжигание дщицы Хуа, день рождения Боцзюэ.
17
20.05.1115
День рождения Чжоу Сю; свидание Симэня с Пинъэр, уговор 24.05 прислать свадебные подарки, а 04.06 приехать за невестой; Чэнь Хун, попав в беду, отсылает Цзин- цзи с женой к Симэню, тот шлет
Ареста сановников Ван Фу и Ян Цзяня в 1115 не было. Ван Фу, правда, осудили, но десять лет спустя вместе с Цай Цзином (см. гл. 98).
24.05 — нач. 06.1115 сер. 06.1115
слуг хлопотать в столицу.
Пинъэр тщетно ждет и зовет жениха.
Пинъэр слегла, зовет врача Цзян Чжушаня. Пинъэр 24 года, Чжу- шаню 29 лет*.
Пинъэр говорит, что прошло 8 мес. со смерти Цзысюя, хотя по
18.06.1115
Свадьба Чжушаня с Пинъэр.
датам выходит менее 7 (ср. гл. 14).
18
06 — нач.
07.1115 сер. 07.1115
20.07.1115
кон. 07.1115
Лайбао и Лайван улаживают дела в столице.
Симэнь узнает о женитьбе Пинъэр. Цзинцзи впервые видит Цзинь- лянь.
Конец стройки, приемы, дружба Цзиньлянь с Цзинцзи; охлаждение между Симэнем и Юэнян.
19
02.08.1115
Симэнь отбыл на день рождения Ся Луней; жены в новом саду пируют, Цзинцзи заигрывает с Цзиньлянь;
вечером Симэнь подговаривает бездельников учинить погром в лавке Чжушаня.
470


до 15.08.1115
15.08.1115
20.08.1115
21.08.1115
22.08.1115
23.08.1115
Около двух месяцев женитьбы Чжушаня на Пинъэр, та его более не подпускает к себе; Лу Змея В Траве и Чжан Шэн бьют и разоряют Чжушаня, Пинъэр прогоняет его, тоскуя по Симэню.
День рождения Юэнян. Пинъэр шлет подарки; Симэнь соглашается принять ее в дом.
Пинъэр переезжает в дом Симэня. Пинъэр представлена хозяйке Юэнян как шестая жена.
На третий день — торжества; гости разошлись, но Симэнь не идет к Пинъэр, в полночь она вешается, однако ее отхаживают.
Вечером Симэнь собирается избить Пинъэр, но она улещает его.
20
23.08.1115
(ночь)
24.08.1115
25.08.1115 осень 1115
24.11.1115
Утехи помирившихся любовников.
Пинъэр отдает в переделку золотую сетку — атрибут знатной дамы, женщины подшучивают над ней; пишут приглашения на свадебный пир; жена Лайвана больна. Свадебный пир.
Слуга Пинъэр Тяньфу в доме Симэня получил имя Циньтун; Симэнь нанял Ли Мина обучать Юй- сяо, Ланьсян, Чуньмэй и Инчунь музыке; открыл ломбард.
Цзинцзи успешно ведает хозяйством и торговлей.
Симэнь с друзьями пирует у Чан Шицзе, после чего они заходят к Гуйцзе; обнаружив у нее посетителя, Симэнь устраивает погром.
21
24.11.1115
25.11.1115
26.11.1115
Симэнь случайно слышит, как Юэнян молится о благосклонности мужа и обретении потомства, супруги мирятся и проводят ночь в любви.
Жены устраивают пир в честь примирения.
Приготовления ко дню рождения Юйлоу. Боцзюэ уводит Симэня к Ли Гуйцзе. После возвращения
471


с женами играет на пальцах, в домино и т.д.
22
27.11.1115
Родственницы поздравляют Юй-
Родившейся в год ло¬
лоу с днем рождения.
шади (1190) и на 2 года
после
Умерла жена Лайвана, и он женил-
позже Цзиньлянь, ко¬
24.08.1115
ся на 24-летней Хуэйлянь, которая
торая, согласно гл. 12,
родилась в год лошади и на 2 года
родилась в 1088 г.,
младше Цзиньлянь.
Хуэйлянь в 1115 г.
сер. 11.1115
Лайван отбыл в Ханчжоу за дара-
должно быть полных
ми для Цая.
25 лет, а не 24 года.
27.11.115
Симэнь приближает Хуэйлянь,
Цзиньлянь узнает.
08.12.1115
Похороны помощника областного правителя Шана; Ли Мин пристает к Чуньмэй, за что ему отказано
от дома.
23
01.01.1116
Новогодние празднества.
04.01.1116
Симэнь и Юэнян в гостях, Цзиньлянь и Пинъэр играют в шашки, Хуэйлянь варит свиную голову.
05-08.01.1116
Юэнян, Цзяоэр, Юйлоу, Цзинь-
08-09.01.1116
лянь по очереди устраивают приемы; день рождения Цзиньлянь.
10.01.1116
Прием у Пинъэр; Симэнь в промерзшем гроте Весны встречается с Хуэйлянь, Цзиньлянь подслушивает злословия Хуэйлянь по ее
адресу.
11.01.1116
Хуэйлянь лебезит перед Цзинь¬
лянь.
24
15.01.1116
Праздник фонарей, Цзинцзи за¬
Старая Фэн продает
игрывает то с Цзиньлянь, то с
служанку, родившуюся
Хуэйлянь; тетушка Фэн продает служанок; воры залезли к магометанину Ханю.
в год быка (1085,1097, 1109), указывая, что ей 17 лет (должно быть
16.01.1116
Симэнь принимает коменданта Цзина; Хуэйсян бранится с Хуэй¬
19).
лянь.
23
03.03.1116
День Поминовения усопших; Симэнь с друзьями пирует за городом, жены качаются на качелях; вернулся Лайван из Ханчжоу.
04.03.1116
Лайван, рассчитавшись с таможней, принес домой товары, одарил Сюээ, узнал о шашнях жены и устроил скандал.
472


25
сер. 03.1116
25.03.1116
26.03.1116
Лайван сошелся с Сюээ, ругается и грозит.
Цзиньлянь доносят, она сообщает Симэню, тот бьет Сюээ; Хуэйлянь защищает мужа.
Симэнь решает направить Лайвана в столицу.
26
27.03.1116
28.03.1116
1-я пол. 04.1116
18.04.1116
19 или
20.04.1116
Симэнь отменяет поездку Лайвана, дает ему денег открыть самостоятельную торговлю.
Имитация грабежа, Лайван арестован; Лайбао и У Дяньэнь едут в столицу.
Лайван около полумесяца в управе; Хуэйлянь и Цзиньлянь интригуют; Лайван сослан в Сюйчжоу, Хуэйлянь узнает о ссылке, пытается повеситься;
Цзиньлянь сеет вражду между Хуэйлянь и Сюээ.
День рождения Ли Цзяоэр, гости; Хуэйлянь с Сюээ скандалят, Хуэйлянь вешается и умирает в 25 лет.
Сун Жэнь мешает кремации дочери.
Возраст Хуэйлянь уменьшен, как и в гл. 22. Ей полных 25 или 26 лет и 27-й, а не 25-й год (суй) по лунному календарю, как сказано в тексте.
27
19 или
20.04.1116
05.1116
28.05.1116
01.06.1116
Возвращаются посыльные из столицы; Симэнь велит арестовать Сун Жэня, избитый, он умирает. Полмесяца подготовки подарков Цай Цзина.
Лайбао и У Дяньэнь везут подарки
к 15.06.1116.
Период Летней жары; Пинъэр на последнем месяце беременности; Симэнь развлекается в саду с Цзиньлянь, бросая в лоно сливы, она после услад теряет туфельку.
28
01.06.1116
(вечер)
02.06.1116
Ночные услады Цзиньлянь и Симэня.
Цзиньлянь ищет туфельку, ее находит у Тегуня Цзинцзи; Симэнь избивает 10-летнего Тегуня.
473


29
03.06.1116
04.06.1116
1-я пол. 06.1116
Цзиньлянь и Симэнь узнают о ругани Шпильки.
Привратником вместо Лайчжао стал Пинъань.
Бессмертный У гада¬
ет Симэню и домашним; Симэнь и Цзиньлянь развлекаются в ванной.
Симэню 29 лет, скоро 30; Чунь- мэй 186.
30
в тот же день
1-я пол. 06.1116
21(23).06.1116 22(24).06.1116 23(25).06.1116
Симэнь решает купить поместье близ кладбища;
Ли Цзяоэр покупает служанку Ся- хуа у матушки Пань.
Лайбао и У Дяньэнь подносят дары Цай Цзину и получают чины для себя и своего хозяина.
В доме Симэня пируют, любуясь лотосами; в год бин-шэнъ (33-й), в 6-ю луну 21(23)-го дня, в час шэнъ (3—3 дня) родился Гуаньгэ.
О рождении узнали близкие, куплена кормилица Жуй лет 30; из столицы вернулись слуги; Симэнь получил чин.
Омовение младенца; поздравления от знакомых.
1. День рождения Гуаньгэ в гл. 30 — 21.06, в гл. 39 — 23.07, в ГЛ. 41 И 39 — 23.06. С другими данными романа лучше соотносится датировка 41 и 59 глав, представляющаяся более верной.
2. Год рождения Гуаньгэ ошибочно назван 4-м Сюань-хэ (1122), хотя он является 6-м Чжэн-хэ (1116).
31
24(26).06. 1116
кон. 06.1116
02.07.1116
07.1116
21(23).07.1116
22(24).07.1116
Симэнь посылает свои документы в управу, зовет портных готовить одежды, субсидирует Дяньэня; геомант Сюй определяет час (чэнь 7—9 утра) и день (02.07) вступления в службу.
Симэню дан в услужение Шутун, куплен Цитун.
Вступление в должность.
Симэнь служит, взаимные дары с чиновниками.
Месяц с рождения Гуаньгэ; гости; Юйсяо шутит с Шутуном, Цинь- тун прячет кувшин; Симэнь провожает архивариуса Хуа, покупает дом у Цяо.
Прием в доме Симэня. Сценка-фарс про Ван Бо.
474


32
22(24).07.1116 23(23).07.1116
24(26).07.1116 25(27).07.1116
Вечер после приема евнухов. Прием 4-х уездных начальников; Гуйцзе стала приемной дочерью Юэнян.
Прием друзей; Цзиньлянь пугает Гуаньгэ.
Лекарство тетушки Лю помогает Гуаньгэ.
33
26(27).07.1116
нач. 08.1116
15.08.1116
16.08.1116
17.08.1116 07-08.1116
19.08.1116
Симэнь закупил шелк, решил нанять 30-летнего Ханя Даого в приказчики и открыть лавку.
Хань и Лайбао открыли лавку шелковой пряжи в бывшем доме Хуа Цзысюя на Львиной улице. День рождения Юэнян (28 лет). Цзиньлянь, спрятав ключ, велит Цзинцзи петь; жены идут осмотреть дом, купленный у Цяо, там Юэнян падает, ночью у нее выкидыш.
Юэнян делится несчастьем только с Юйлоу.
Хань Даого, работая у Симэня, важничает, Хань Второй развлекается с его женой Ван Шестой. Группа юнцов, связав любовников, оттащила их в управу; Хань Даого напуган.
34
19.08.1116
20.08.1116
21.08.1116
Хань ищет помощи у Симэня, Ван отпустили.
На суде отпустили Ханя Второго, осудили юнцов; родственники юнцов подносят серебро Боцзюэ. Боцзюэ через Шутуна хлопочет за юнцов; Шутун угостил Пинъэр и слуг, забыв Пинъаня; он ублажает Симэня, Пинъань подглядывает; день рождения матушки Пань; Цзиньлянь узнает от Пинъаня о педерастии Симэня.
Симэня зовут провожать начальника крепости Синьпин Сюя на завтра, т.е. 22.08, но в гл. 35 они проходят на день позже указанного — 23.08.
33
22.08.1116
Юнцов отпустили; Шутун узнает о ябедничестве Пинъаня; свадьба У Шуньчэня и Чжэн Третьей.
23.08.1116
Симэнь на проводах начальника крепости Сюя; Шутун жалуется на Пинъаня; назойливый Бай Лайцян напрашивается на
В гл. 34 проводы были назначены на день раньше.
475


24.08.1116
угощение; Симэнь наказывает Пинъаня и заодно Хуатуна.
Хань Даого в благодарность подносит угощения, Симэнь пирует с друзьями, Шутун, нарядившись барышней, поет; жены пируют у У Старшей по поводу третьего дня свадьбы У Шуньчэня; плачет Гуаньгэ и Симэнь посылает Дай- аня за Пинъэр; Дайань, провожая Пинъэр, забирает два фонаря, всем остальным женам оставляя один.
36
25.08.1116
7(8) августа
25.08.1116
кон. 08.1116
Симэнь едет встречать нового цензора Цзэна.
Чжай просит в письме'7 подыскать наложницу.
Симэнь получает его письмо и зовет свах.
Симэнь принимает Цай Юня и Ань Чэня, гости очарованы Шуту- ном; Симэнь ссужает Цая.
37
нач. 09.1116
10.09.1116 сер. 09.1116
18.09.1116
Сводня Шэн сватает для Чжая родившуюся в год лошади (1102) Хань Айцзе, которой 15 лет по лунному календарю; Ван Шестой 29; несколько дней приготовлений к отъезду невесты.
Айцзе отбывает в столицу.
Ван Шестая тоскует; Симэнь вступает с ней в связь; покупает для нее служанку Цзиньэр.
Сводня Фэн забыла поручение Юэнян.
Возраст Ван Шестой, родившейся в 1089 г., увеличен на год или это назван лунный год ее зачатья®.
38
18.09.1116
19.09.1116
20.09.1116
кон. 09
10.1116
01.11.1116
Боцзюэ договаривается с Симэнем о подряде для Ли и Хуана; Симэнь навещает Ван Шестую, где сталкивается с Ханем Вторым.
Симэнь наказывает Ханя Второго в управе.
Ли и Хуану дает 15000 лянов под 5% в месяц.
Хань Даого возвращается из столицы, привозит Симэню от Чжая в подарок коня; Симэнь дарит другого коня Ся Лунси.
Родилась Цяо Чжанцзе^.
В тексте сказано, что прошло два месяца
476


сер. 10(11).1116
Ся Лунси угощает Симэня; Цзиньлянь снежной ночью одиноко играет на лютне.
от событий 9-й луны, однако конец главы датирован серединой 10-й луны, видимо, ошибочно вместо 11-й.
39
тот же вечер 12.1116
08.01.1117
09.01.1117
Симэнь по совету Пинъэр остается ночевать у Цзиньлянь, но в мыслях у него Ван Шестая.
Симэнь купил чете Ханей дом; готовит подарки в столицу; инок монастыря Нефритового владыки приносит дары, назначают молебен. День рождения Цзиньлянь, но Симэнь постится перед молебном; Дайань готовит прием в обители. Торжественный молебен, наречение младенца даосским именем У Инъюань; у Цзиньлянь гости по случаю рождения, читают проповедь о Пятом Патриархе, но она тщетно ждет Симэня.
В тексте молитвы:
1. наступивший год назван 3-м Сюань-хэ (1121), хотя он является 7-м Чжэн-хэ (1117);
2. дата рождения Гуаньгэ — 23.07 вместо 23.06.
40
09.01.1117
10.01.1117
11.01.1117
Ночью Юэнян поведала о выкидыше монахине Ван, и та обещает ей добыть у Сюэ снадобья.
Симэнь, вернувшись из монастыря, едет на прием к ученому Шану; женам приглашение от Цяо на 12.01, ответное на 14.01; Цзиньлянь оделась служанкой, увлекла Симэня, выпросила платье. Портной Чжао шьет женам платья на прием.
41
12.01.1117
13.01.1117
Чуньмэй, ублажая Симэня, выпрашивает наряды; жены в гостях у Цяо устроили помолвку Гуаньгэ с Цяо Чжанцзе, Симэнь недоволен. Цзиньлянь бьет Цюцзюй, пугая Гуаньгэ; Цяо шлет подарки Пинъэр и отказ прийти 14.01.
42
13.01.1117
Симэнь шлет сваху Фэн с приглашениями Цяо на 13. Иньэр стала
477


42
14.01.1117
приемной дочерью Пинъэр. Прием знатных дам; Симэнь едет с друзьями и певичками в дом на Львиную улицу любоваться фонарями, зовет Ван Шестую, забавляется с ней там; Тегунь подглядывает.
43
14.01.1117
15.01.1117
Ночью Симэнь вернулся домой, пошел к Юйлоу. Обряд поклонения Сыну Неба; Ли и Хуан часть денег вернули и 4 золотых браслета в качестве процентов, один пропал; день рождения Пинъэр (26 лет), приходит в гости семья Цяо, вместе с Цяо Пятой — императорской родственницей; приказчики и Цзинцзи пьют и сочиняют стихи.
44
15.01.1117
Вечером гости разошлись; Сяхуа, украв браслет, пытается бежать, но поймана, ее бьют; Гуйцзе увещевает 16-летнюю Сяхуа.
45
16.01.1117
Симэнь берет в заклад экран с гонгами, пирует с друзьями; по просьбе Гуйцзе оставляет Сяхуа; жены уходят в гости к У Старшей.
46
16.01.1117
17.01.1117
Жены пируют у У Старшей, Симэнь дома; Юйсяо, Ланьсян, Чуньмэй, Инчунь у жены Бэнь Дичуаня, Сяоюй угощает Дайаня. Симэнь на службе, Юэнян, Юйлоу, Пинъэр гадает деревенская гадалка на черепахе и гуа; Юэнян 30-й год, Юйлоу 34-й, Пинъэр 27-й.
47
08-09.1116
КОН. 09— 10.1116
Бродячий монах предупреждает Мяо Тяньсю о скорой смерти; Мяо застает наложницу Дяо в саду со слугой Мяо Цином; Хуан Мэй зовет его в столицу. Мяо Тяньсю с Мяо Цином и Аньтуном едут в столицу; Мяо Цин с двумя гребцами убивают
478


сер. 10.1116 кон. 12.1116
01.1117
14.01.1117 15-16.01.1117
17.01.1117
17-19.01.1117
19.01.1117
20.01.1117 кон. 01.1117
нач. 02.1117
16.02.1117
хозяина и топят Аньтуна, но того спасает рыбак.
Монахи монастыря Милосердия выловили труп Мяо Тяньсю и предали земле .
Аньтун встречает гребцов-убийц, подает жалобу.
Ди Сэбинь, обнаружив захоронение Мяо Тяньсю, арестовывает монахов как убийц неизвестного^. Ся Лунси хватает гребцов, те указывают на Мяо.
Мяо Цина предупреждают; он прячется и просит маклера Юэ о помощи через Ван Шестую.
Юэ подносит Ван серебро, она зовет Симэня, он требует все состояние Мяо Цина, тот согласен.
Мяо срочно распродает товары. Мяо делает подношение Симэню. Мяо Цин уезжает в Янчжоу. Симэнь и Ся Лунси обвиняют одних гребцов, Ху, правитель округа, выносит им смертный приговор. Аньтун пробирается в столицу к Хуан Мэю.
Хуан шлет с Аньтуном письмо цензору Цзэну.
48
02.1117
КОН. 02 — нач. 03.1117
03.03.1117
06.03.1117
Сосед Юэ построил террасу; Ван Шестая покупает новую служанку, наряд, строят флигель; Ся Лунси устраивает сына в военное училище; Симэнь на кладбище строит галерею.
Аньтун едет с письмом к цензору Цзэну. Цензор велит доследовать дело, Аньтун узнает в захороненном монахами трупе хозяина, монахов после 2-х месяцев ареста отпускают; Цзэн посылает гонца в Янчжоу схватить Мяо Цина.
День Поминовения усопших, Симэнь зовет гостей.
Прием на кладбищенской усадьбе Симэня; Ся Лунси, получив обвинительный доклад цензора, в испуге побежал к Симэню; Гуаньгэ напуган на кладбище, старая Лю дает лекарства.
479


07.03.1117
12.03.1117
сер. 03 — кон. 03.1117
Ся Шоу и Лайбао поехали хлопотать в столицу с дарами и просьбой к дворецкому Чжаю.
Вышел доклад о реформах Цай Цзина, сулящий Симэню барыши; посланцы отправились обратно. Лайбао, Ся Шоу, вернувшись, успокоили хозяев.
49
кон. 03—
1-я пол. 04.1117
16.04.1117
17.04.1117
Ся Лунси благодарит Симэня за помощь.
Цензор Цзэн, выступивший против реформ Цая, обвинен и сослан; Симэнь торгует мукой.
Местные чины встречают соляного инспектора Цай Юня, цензора Суна; оба пируют у Симэня, тот договаривается с Цаем о помощи в закупке соли; Цай остается на ночь с Дун Цзяоэр.
День рождения Ли Цзяоэр и Ван Шестой; на обратном пути, проводив Цая, в обители Вечного блаженства Симэнь встречает индийского монаха, который дает ему афродизиаки — пилюли и мазь.
50
17.04.1117
У Ли Цзяоэр гости, пришли монахини; Ван зовет Симэня на свой день рождения, он пробует на ней снадобья монаха, Циньтун подглядывает; Дайань и Циньтун идут к певичкам; Симэнь, вернувшись, продолжает осваивать афродизиаки на Пинъэр, хотя у той болезненные истечения и она предупреждает о возможном для нее летальном исходе от таких игр; монахини тайком дают Юэнян снадобья для зачатия сына.
51
18.04.1117
19.04.1117
Цзиньлянь чернит Пинъэр в глазах Юэнян, дочь Симэня рассказывает об этом Пинъэр, та плачет; Гуйцзе из-за Ван Цая попадает в беду и просит Симэня помочь, тот направляет Лайбао в столицу; Ван Шестая шлет с Лайбао дочери подарок.
Лайбао уезжает; Симэнь ночует
480


51
20.04.1117
у Цзиньлянь.
Хань Даого и Цуй Бэнь едут в Янчжоу; Ань Чэнь и Хуан Тайюй посещают Симэня; жены слушают «Алмазную сутру»; когда Симэнь пирует у Ся, ему приносят дары от Суна; Цзинцзи с Шутуном ходил к певичкам, за что его бранит жена, Цзиньлянь и Пинъэр примиряют их и просят Цзинцзи купить всем троим платки.
52
20.04.1117
(вечер)
21.04.1117
(день гэн-
сюй — 47-й)
22.04.1117
Симэнь склоняет Цзиньлянь к анальному сексу, ссылаясь на Шу- туна, за что та просит юбку. Цирюльник Чжоу стрижет и массирует Симэня; с Ином и Се они обсуждают арест Чжу и Суня по делу Ван Пая; подрядчики шлют угощения; Юэнян узнает у Цзиньлянь, что день жэнъ-цзы (49-й) будет 23.04; цирюльник начинает стричь Гуаньгэ, но тот от страха кричит; Гуйцзе поет под насмешки Ина; возжелав, Симэнь уводит Гуйцзе, Ин врывается.
Симэнь на пиру у евнуха Лю; жены пируют; пока Цзиньлянь одна ловит бабочек, Цзинцзи с ней заигрывает; Пинъэр просит Цзиньлянь последить за Гуаньгэ, но Цзинцзи увлекает ее в грот, кот Цзиньлянь пугает Гуаньгэ, на его плач прибегает Юйлоу, и Цзиньлянь выбегает, прервав ласки.
53
22.04.1117 (I)
Гуаньгэ успокоился, Юэнян заботится о нем.
День 22.04 в тексте глав 52 и 53 повторен
22.04 (И)
Юэнян, утром навестив Пинъэр, слышит беседу Цзиньлянь с Юйлоу о том, как она унижает себя и, не имея своего сына, подлизывается к чужому; вернувшись к себе, Юэнян любовно разглядывает свои снадобья для зачатья мужского потомства; у евнуха Лю Симэнь пирует с Анем и Хуаном; Цзинцзи и Цзиньлянь впервые предаются любви на галерее; Симэнь вечером идет к Юэнян, но та велит ему уходить и прийти завтра, поэтому он направляется к Цзиньлянь,
дважды, притом оба раза Симэнь с утра едет к евнуху Лю, а события, развивающиеся тем временем у него дома, различны.
481


23.04.1117
(день жэнь-
цзы — 49-й)
24.04.1117
25.04.1117
которая от Цзинцзи еще в любовной влаге, Симэнь не догадывается. Юэнян молится и принимает снадобья; Симэнь под напором Боцзюэ вновь дает подрядчикам 50(3 лянов; Симэнь принимает снадобье монаха, а Юэнян — монахинь, они предаются любви и зачинают Сяогэ; вечер Симэнь проводит у Цзиньлянь.
У Гуаньгэ приступ, Ши Нагреватель черепах над ним ворожит, Цянь Слюнявый жжет жертвенные деньги, хлопочет старая Лю, их советы различны; Цзиньлянь опять встречается с Цзинцзи. Симэнь в монастыре жертвует духу Земли во спасение чада; Боцзюэ готовит угощение.
54
25.04.1117
26.04.1117
Боцзюэ принимает друзей в загородном поместье, играет с присевшей по малой нужде Цзиньчуань; Пинъэр больна, врач Жэнь дает ей лекарство.
Наутро Пинъэр полегчало.
55
01- 	02.06.1117
02- 	03.06.1117
12.06.1117
14.06.1117
15.06.1117
16.06.1117
17-23.06.1117
23-24.06.1117
кон. 06—нач.
07.1117
1-я ПОЛ. 07.1117
С вариациями повторен эпизод с врачом Жэнем;
Симэнь срочно готовится к поездке в столицу.
Отбывает, торопясь к дню рождения Цай Цзина.
Симэнь уже недалеко от столицы. Симэнь прибыл, его принял Чжай. В день рождения Цай Цзин принимает Симэня первым и согласен считать его приемным сыном; после обеда Симэнь вновь у Цая. Симэнь находит в столице Мяо Цина и слушает его чудесных певцов, коих тот обещает подарить. Приемы у вельмож.
Симэнь срочно собирается и едет домой.
Мяо Цин через 3 дня узнает о его отъезде и вдогонку шлет двух певцов.
Цзиньлянь, оставшись без мужа, забавляется с Цзинцзи.
Симэнь вернулся, приветствует домашних, отчет о торговле прини-
В гл. 54 Жэнь посещал больную вечером 25.04, здесь же — днем и, судя по дальнейшим событиям, не ранее рубежа 5-го и 6-го месяцев.
482


55
сер. 07.1117
мает у Цзинцзи, Шицзе просит в долг денег; Симэня зовут на пиры местные чины.
Певцы Мяо прибыли в распоряжение Симэня; Цзиньлянь в восторге от их пения и красоты.
56
20-е дни
07.111712
Симэнь дает Чан Шицзе денег на новый дом;
Ин рекомендует Симэню Шуя в секретари.
57
27.07.1117
Симэнь жертвует на обитель Вечного блаженства по просьбе настоятеля Даоцзяня и на печатанье «Сутры заклинаний-дхарани» по просьбе Сюэ.
58
27.07.1117
28.07.1117
29.07.1117
30.07.1117
После пира с друзьями Симэнь ночует у Сюээ.
День рождения Симэня. Ху Сю прибыл с известием о возвращении Хань Даого с товаром; Ин рекомендует Ганя в приказчики Симэню; гости; сюцай Вэнь поступил служить к Симэню. Цзиньлянь бьет пса и Цюцзюй, кричит на мать; Гуаньгэ от шума все хуже; Пинъэр плачет.
Ху Сю и Шутун едут с дарами к акцизному Цяню, чтобы тот снизил таможенную пошлину; Гань Чушэн принят в приказчики в атласную лавку;
Симэнь пирует в соседнем доме, ночью у Юйлоу.
Симэнь пирует у Чжоу Сю; Юйлоу и Цзиньлянь зовут зеркальщика чистить зеркала и, поверив жалобам, одаривают его снедью.
59
30.07.1117
01.08.1117
02.08.1117 02-13.08.1117
Прибыл Хань с товаром.
Симэнь впервые навещает певичку Айюэ.
День рождения Ся Луней. Надрессированный кот Цзиньлянь кинулся на одетого в красное Гуаньгэ; Гуаньгэ в судорогах, прижигания старой Лю не помогают; Симэнь в ярости убивает кота. Заклинания духов, продувание носа бесполезны.
483


59
14.08.1117
15.08.1117
сер. 08.1117
22.08.1117
23.08.1117
24.08.1117
25.08.1117
27.08.1117
Печатание сутр окончено.
Цзинцзи и Дичуань едут на Тай- шань жертвовать сутры монастырю; 29-летие Юэнян не справляли.
Цяо шлет детского врача Бао, но все тщетно.
Пинъэр является мертвый Хуа Цзысюй.
В год дин-ю (34-и) правления Чжэн-хэ, в 8-ю луну 23-го дня под знаком жэнь-цзы (49-м), в час обезьяны — ьиэнъ (3~5 дня) умер Гу- аньгэ, прожив год и два месяца; ге- омант Сюй определяет день похорон. Ся Лунси выражает соболезнование. Знакомые несут, шлют соболезнования и жертвы; монахиня Сюэ пытается утешить Пинъэр притчей из «Сутры заклинаний-дхарани»; ритуалы 5 дня.
В полдень у (11—13) дня бин-чэнъ (53-й) похороны Гуаньгэ.
60
28.08 - нач. 09.1117
04.09.1117
Все разошлись; Пзиньлянь рада смерти Гуаньгэ; Сюээ купила служанку Цуйэр; у Пинъэр вновь открылось маточное кровотечение; врач не помог; ей вновь явился Хуа Цзысюй и угрожал; с юга пришли подводы с шелком.
Пир по случаю открытия атласной лавки.
61
04.09.1117
05.09.1117
06.09.1117
09.09.1117
10.09.1117
Вечером Хань Даого решил позвать Симэня.
Хань приглашает и готовится к приему Симэня.
Симэнь в гостях у Ханя и Ван Шестой; на пиру поет певица Шэнь Вторая от маклера Юэ; Ван и Симэнь предаются любви, Ху Сю подглядывает; вечером Симэнь идет к Пинъэр, но та, будучи больна, отправляет его к Цзиньлянь.
Осенний праздник двух девяток; жены пируют, поет Шэнь Вторая; к Симэню пришел купивший дом Чан с благодарственными подношениями; у Пинъэр сильные кровотечения. Пинъэр посещают доктора Жэнь и Ху, но от их лекарств наступает ухудшение; Цяо рекомендует врача Хэ, Хань Даого — Чжао Каверзника, чьи диагностика и советы анекдотичны; Симэнь ищет Бессмертного У, но тот отбыл в горы Удан, тогда обращается к прорицателю Хуану,
484


61
и тот предсказывает скорую смерть Пинъэр; горе Симэня.
62
11-14.09.1117
13.09.1117
16.09.1117
17.09.1117
Пинъэр больше не встает, ей часто является Хуа.
Пинъэр делится с Симэнем своими волнениями, рассказывает о привидении Хуа Цзысюя; в ее комнате развешивают отгоняющие духов амулеты из храма Нефритового владыки, но Хуа не исчезает.
Пинъэр, одаривая всех на прощание, просит мать Ван читать после ее смерти «Сутру об очищении от крови»; Симэнь закупает за 320 лянов особые доски для гроба; даос Пань молится и свершает жертвоприношения, но Пинъэр повинна перед Небом и светильники ее судьбы потухли, даос, предсказав смерть на рассвете, уходит, не приняв вознаграждений; последний разговор Симэня с Пинъэр в ночь перед смертью.
В год дин-ю (34-й) правления Чжэн-хэ, в 9-ю луну под знаком моу- сюй (35-м), в 17-й день под знаком оин-изы (13-м), в час чоу (1— 3 ночи) Пинъэр стала испускать дух, а при втором ударе часа инь (3.25— 3.48 ночи) скончалась; готовят саван и траурные одежды; зовут родственников и художника; Симэнь с горя ни ест, ни пьет, Ин его убеждает не убиваться.
Неясно определение лунного периода (юэ- лин) знаком моу-сюй (35-м), который не согласуется с другими циклическими знаками, определяющими связанные с этой датой дни в гл. 63^.
63
7.09.1117
18.09.1117
19.09.1117
22.09.1117
23.09.1117
Художник Хань пишет портрет усопшей; предпогребальные хлопоты; Симэнь ночует у одра.
Иньэр почтила усопшую; приглашения на завтра.
Заупокойная служба и жертвы 3-го дня.
В год дин-ю (34-й), 7-й в правление Чжэн-хэ, в 9-ю луну, начинающуюся днем под знаком гэн-ьиэнъ (57— м), в 22-й день под знаком синъ-сы (18-м), в конце 1-й траурной седмицы буддийская и даосская службы по Пинъэр.
Прибыла Айюэ; вечерняя трапеза, ночные бдения у гроба 7-го дня; актеры поют из «Нефритового браслета»,
485


24.09.1117
служанки шутят над Юйсяо, тезкой героини; Симэнь плачет, Цзиньлянь злословит.
На рассвете гости разошлись.
64
24.09.1117
25.09.1117
Приказчики пируют и злословят о хозяине, упрекая Симэня в неискренности и скрытой алчности’ Цзиньлянь застает Юйсяо с Шуту- ном и требует под угрозой разоблачения от Юйсяо доносить обо всем происходящем; Шутун, прихватив серебро, бежит на родину, его не настигают; опять гости.
В год дин-ю (34-й), 7-й в правление Чжэн-хэ, в 9-ю луну, начинающуюся днем под знаком гэн-шэнъ (57-м), в 25-й день под знаком цзя-ьиэнъ (21-м) сослуживцы приносят жертвы.
65
28.09.1117
29.09.1117
29.09.1117
30.09.1117
01.10.1117
08.10.1117 09-10.10.1117
11.10.1117
12.10.1117
13.10.1117
14.10.1117
Панихиду 2-й седмицы служат даосские монахи.
13-й день после смерти, отслужена полная панихида по случаю окончания 2-й седмицы.
Умер Ян Цзянь .
Прием для знати; евнух Хуан пришел с просьбой от цензора Суна об устройстве Симэнем приема Посла Его Величества Лу Хуана в сер. 10-й луны в связи с решением о воздвижении горы Гэньюэ.
Начало 3-й седмицы, буддийские службы; в день дин-ю (34-й) с началом 4-й седмицы ламаистские службы, устройство усыпальницы. Подготовка к погребению, угощение соседей.
Актеры дали прощальное представление.
В день синъ~чоу (38-й), в час чэнъ (7—9 утра) на катафалк подняли гроб; пышные похороны.
Симэнь приблизил Жуй.
Первая уборка могилы, трапеза на кладбище;
Цзиньлянь заметила изменения в поведении Жуй.
Посол от Суна доложил о встрече Лу Хуана; Симэнь просит настоятеля У перенести службу 5-й седмицы с 16.10 на 20.10 и пригласить истинно- сущего Хуана; Ся Лунси взял в младшие жены дочь Бэнь Дичуаня Чжанцзе.
В тексте, видимо, ошибочно, указан 3-й день от кончины.
486


15.10.1117
16.10.1117
17.10.1117
18.10.1117
Симэнь начал подготовку к приему Лу Хуана.
Сун шлет гонцов проверить, как идет подготовка.
Прием высших представителей знати у Симэня.
Пир друзей, Симэнь тоскует о Пинъэр.
66
18.10.1117
19.10.1117
20.10.1117
Симэнь обсуждает с Ханем торговые дела.
Сооружение алтаря для панихиды. Истинносущий Хуан свершает погребальный обряд 5-й седмицы по Пинъэр; Чжай оповещает Симэня о его грядущем повышении в чине; после молебна богатая трапеза для всех участвовавших.
67
21.10.1117
22.10.1117
24.10.1117
28(26).10.1117
Плотники ломают алтарь; Симэнь отдыхает, любуясь снегом; справляется о барышах от лавок, цирюльник Чжоу его стрижет и массирует; сюцай Вэнь составил ответное письмо Чжаю; Хуан Четвертый, вернув часть долга, просит Симэня за попавших в тюрьму тестя и шурина; Айюэ шлет гостинцы; Симэнь, Ин, Вэнь пируют и играют в кости; ночь Симэнь проводит у Жуй, ей 31-й год. Посыльный Чжая забрал ответное письмо.
Хань Даого, Цуй Бэнь, Лайбао, Жунхай, Ху Сю отбыли в Янчжоу за товаром с письмом к Мяо.
Дело Хуана улажено; шлют подарки Цяо ко дню рождения дочки; Симэню во сне явилась Пинъэр в той одежде, в которой ее положили в гроб; его разбудила Цзиньлянь, и они стали резвиться; их прервал приход Ина с вестью о рождении сына и с просьбой одолжить денег; сюцай Вэнь отбыл к секретарю Ся Луней Ни Пэну, где доложил о грядущем назначении Ся в столицу, а Симэня на его место; жертвы от монахов и родных, сжигание денег.
В тексте сказано: прошло 2 дня, но в гл. 75 день рождения сына Ин Боцзюэ датирован 28.10, к тому же речь идет о сжигании перед дщицей жертвенных денег, видимо, по случаю 6-й седмицы и об отправке подарков Цяо к 01.11.
487


68
28(26).10.1117
После жертв Симэнь ночует у Цзиньлянь.
29(27).10.1117
Хуан прибыл с тестем выразить благодарность.
01.11.1117
Юэнян у Цяо на дне рождения дочки; тайком от Ван прибыла мать Сюэ; Цзиньлянь просит у нее
снадобья для родов; вечером читает «Сутру об очищении от крови», «Алмазную сутру» и прочее.
12.11.1117
Юэнян, наградив Сюэ, велит ей прийти 05.11.
05.11.1117
Конец У-й седмицы, службы до полуночи.
06.11.1117
Мать Ван в ярости на Сюэ, ее не позвавшую; Ань Чэнь рисует картину разрухи империи; Хуан
устраивает угощение в доме мамаши Чжэн; Айюэ советует Симэню познакомиться с госпожой Линь,
чтобы проучить Ван Цая и Гуйцзе.
07.11.1117
Симэнь шлет Дайаня к свахе Вэнь, чтобы та помогла вступить в контакт с госпожой Линь.
69
07.11.1117
Дайань приводит сваху Вэнь, и та расписывает Симэню госпожу Линь, затем Линь расписывает Симэня и договаривается о встрече
послезавтра.
08.11.1117
Симэнь извещен о дне, а пока ночует у Цзяоэр.
09.11.1117
День рождения Се Сида; вечером
День датирован дваж¬
Симэнь у Линь.
ды: ошибочно как 19.11
08(10).11.1117
Симэнь велит составить список
и верно как 09.11. Хотя
прихлебателей Ван Цая, вычер¬
арест бездельников был
кнув певиц и своих приятелей Суня
на следующий день по¬
и Чжу, остальных велит арестовать.
сле посещения Симэнем
09(11).И.1117
Бездельников в управе бьют для
Линь, далее в разговоре
острастки, они шантажируют Вана,
Боцзюэ датирует его
но его защищает Симэнь; Боцзюэ
08.09, после чего все
в восторге от такого оборота дела.
события сдвигаются на 2 дня.
488


70
09.11.1117
10.11.1117
11.11.1117
12.11.1117
15.11.1117
23.11.1117
24.11.1117
(18 декабря)
25.11.1117 (19 декабря)
26.11.1117
Официальное известие об изменениях в чинах; Ван Цай приглашает Симэня на 11.11.1117. Вечером пришел указ надзирателям прибыть в столицу к празднику Дун-чжи^.
Ся Лунси и Симэнь готовятся к поездке.
Надзиратели отправились в путь. День рождения госпожи Линь^.
17 декабря, за 5 дней до Дун-чжи доехали, остановились у секретаря Цуя, родича Ся Лунси.
Посещение Чжая, тот недоволен, что Симэнь не сохранил от Ся Лунси тайну о повышении.
Хэ И, дядя нового подчиненного Симэня, устроил ему прием во дворце; Хэ Юншоу представился. 20 декабря 1117 г. аудиенция у Чжу Мяня.
71
тот же день
Хэ Юншоу устраивает пир для
Согласно гл. 71, Дун-
(20 декабря)
Симэня, решает купить дом Ся
чжи должно приходить¬
07(26).11.1117
Лунси в Цинхэ; оставляет ночевать Симэня, которому во сне является Пинъэр, показывает свой новый дом и предаются с ним любви.
ся не на 28, а на 09.11, таким образом, происходит сбой на 19 дней назад и 26 превращает¬
08.11.1117
Торжественный выезд императора,
ся в 07, оставаясь 20-м
(21 декабря)
церемонии предпраздничного дня; Симэнь и Хэ Юншоу посещают храм Первого министра; Симэнь в доме командующего Юаня узнает приснившийся дом; Чжай шлет подарки; Ван Цзин навещает Айцзе, ночь Симэнь проводит с Ван Цзи- ном.
декабря.
09.11.1117
22 декабря, Дун-чжи, высочайшая аудиенция.
В экземпляре «Цы- хуа» следующий год
10.11.1117
Симэнь и Хэ оформляют свидетельства на чины.
ошибочно назван 1-м Сюань-хэ (1119), в эк¬
23-24.11.1117
Симэнь и Хэ Юншоу отбывают в Цинхэ.
земпляре Чжан Чжу- по — безошибочно 1-м
11.1117
Из-за урагана остановились в ветхом монастыре.
Вновь отправились в путь.
Чун-хэ (1118).
489


72
11.1117
24.11.1117
25.11.1117
25(26).11.1117
26.11.1117
Цзиньлянь и Чуньмэй конфликтуют с Жуй.
Симэнь возвратился домой.
Симэнь шлет поздравления Линь с прошедшим днем рождения, принимает гостей, ночью вкушает особые услады с Цзиньлянь, она пьет его мочу.
Пир в управе по случаю вступления в должность Симэня и Хэ Юншоу, Ань Чэнь просит устроить 27.11 прием для Цая Девятого на общие деньги; пир у госпожи Линь, Ван Цай стал приемным сыном Симэня, опять бурная ночь с Цзиньлянь. Ань прислал серебро, вино и цветы для пира; Боцзюэ зовет 28.11 на день рождения сына.
Боцзюэ подтверждает, что Симэнь отбыл 12.11, и вместе с Цзиньлянь говорит, якобы он отсутствовал всего полмесяца, хотя лишь один путь до столицы займет столько. За два дня до того говорилось, что они вступят в должность 18-го. Хотя это 3-й день от возвращения Симэня (от 24.11), Ань не считает прием 27-го завтрашним, назначая на завтра лишь вручение денег на пир, это и дальнейшие события опять дают сбой на день назад.
73
26.11.1117
Опять поздравления от сановников; гости на дне рождения Юйлоу; мать Сюэ принесла Цзиньлянь средство для зачатья; романс «Помню, как играла на свирели» воскрешает в Симэне тоску по Ли, Цзиньлянь ругается; Сюэ читает проповедь о Наставнике Пяти Заповедей; жены играют, Юй поет «Жалобы в теченье пяти страж»; Цзиньлянь бьет Цюцзюй за съеденный апельсин; с Симэнем использует шелковую ленту вместо подпруги.
74
27.11.1117
Утром, ублажая Симэня, Цзиньлянь выпрашивает шубу Пинъэр; Жуй жалуется на Цзиньлянь; Ван Шестая шлет с Шэнь Второй подарки Юйлоу в день рождения; Симэню приглянулась жена Бэнь Дичуа- ня; Симэнь принимает Цая, прочих знатных гостей; женщины не довольны, что Симэнь ночует у Цзиньлянь, вместо того, чтобы идти к Юйлоу; Сюэ читает «Драгоценный свиток о праведной Хуан», поет Гуйцзе, затем Шэнь, опередив Юй.
490


75
27.11.1117
28.11.1117
29.11.1117
30.11.1117
76
30.11.1117
01.12.1117
02.02.1117
Симэнь на самом деле пошел ночевать к Жуй.
Симэнь дарит Суну понравившийся ему золотой треножник; комендант Цзин просит Симэня похлопотать перед Суном о своем повышении; тот провожает Цая; Юйсяо сообщает Цзиньлянь о вчерашнем недовольстве ею жен; жены пируют на дне рождения сына Боцзюэ; Чуньмэй и матушка Пань пируют у Инчунь и Жуй, поет Юй, зовут петь Шэнь, та не идет, Чуньмэй ее со скандалом прогоняет; барышня Юй жалуется, что Шэнь ее вытесняет; Цзиньлянь по случаю дня жэнъ-и,зы (49-го) зовет Симэня, но Юэнян отправляет его к Мэн, которой плохо, он ей дает лекарство и ласкает.
Цзиньлянь скандалит с Юэнян из- за того, что пропущен благоприятный для зачатья день жэнь-цзы; Симэнь в управе; Юэнян больна, Симэнь зовет врача, ночует у нее. Готовится прием губернатора; прибыл врач Жэнь.
Жэнь обследует Юэнян, дает лекарство Юйлоу; Юйлоу замиряет Юэнян с Цзиньлянь; Симэнь хлопочет о повышении Цзин Чжуна и У Кая; прием губернатора Хоу, затем пир друзей; Цяо просит Симэня выхлопотать для него чин; Юэнян, наказав Симэню не ходить ни к Жуй, ни к Цзиньлянь, посылает его к Цзяоэр.
Симэнь вершит жертвы духам неба и земли за спасение от урагана на пути из столицы^; Цуй Бэнь, закупив товар, выехал обратно^®; Цяо получает чин и благодарит; Симэнь ублажает Цзиньлянь и обиженную из-за Шэнь Чуньмэй. Юэнян на дне рождения жены Ся Лунси; Симэнь провожает Хоу; старая Ван пришла по просьбе Хэ Девятого, у которого арестован брат.
Возраст Жуй увеличен на год^®.
Нарушается прослеживаемая уже полгода координация дней со знаками 60-рич- ного цикла, так как наступающее 29.11 соответствует 25-му знаку моу-цзы, а 49-й жэнъ-цзы был месяц назад 23.10 и должен наступить через месяц
23.12.
491


03.12.1117
Симэнь распорядился отпустить Хэ Десятого, а вместо него арестовать
монаха; затем разбирает в управе дело о прелюбодеянии тещи-вдо-
вы и зятя, приговор — повешенье, служанке за донос — тиски; прием знатных гостей; ночь с Жуй.
04.12.1117
11ир друзей; Юнь Лишоу наследо-
вал чин.
03.12.1117
Бэнь отпрашивается с семьей Ся проводить дочь в столицу; Симэнь пирует у Юнь; жены, найдя плачущего Хуатуна, узнают о педерастических наклонностях сюцая Вэня; Симэнь, опросив слугу, узнает и то, что Вэнь про все дела сообщал Ся.
06.12.1117
Вэнь изгнан; Ьэнь отбыл в столицу.
77
06.12.1117
Симэнь дает в долг денег ученому Шану; Ань просит устроить 09.12 прием начальнику Высшей кассационной палаты Чжао; очередь Цзинь-
лянь вести хозяйство, слуги сетуют
на ее строгость.
07.12.1117
Симэнь с Хэ осматривает бывший дом Ся; принимает благодарность Хэ Девятого; пирует в лавке с У Вторым, торгующим вместо Бэня; едет к Айюэ; ясно, что Айюэ — лю¬
08.12.1117
бовница Ван Цая.
Новоселье Хэ Юншоу; Ин устроил
слугой Лайю, ему 20 лет, жене 19; в 73 лет умерла золовка Ян.
09.12.1117
Прием начальника; Дайань навещает жену Бэня. Жены отбыли на цере¬
монии 3-го дня кончины Ян; Симэнь шлет Дайаня договориться о свида¬
нии с женой Бэня, навещает ее, тетка Хань это видит.
10.12.1117
Хань доносит Цзиньлянь; Цзинцзи
спит в лавке.
13.12.1117
Jbo устраивает угощение.
16.12.1117
Дяо рассылает подарки.
_1уй по пути домой, заглянув к Мяо,
нач. 12.1117
узнал о купленной для Симэня девице Чуюнь 16-и лет.
Цуй прибыл за акцизом, когда Симэнь был у Бэнь; Симэнь в нетерпе¬
2- я пол.
12.1117
нии жаждет Чуюнь.
492


кон. 12.1117
После уплаты акциза доставили шелка; У Кай и Цзин Чжун получили повышение; У благодарит.
78
кон. 12.1117
24.12.1117
26.12.1117
27.12.1117
30.12.1117
01.01.1118 02.01.1118
03.01.1118
04.01.1118 06(03).01
07.01.1118
08.01.1118
Подарки, вступления в должность, прочая суета.
Перед праздником опечатали управу; пир в честь У Кая; из столицы прибыли домашние Хэ.
100-й день со смерти Пинъэр, поминки.
Рассылаются новогодние подарки. Канун праздника, домочадцы поздравляют хозяев.
1-й день 1-го года под девизом Чун- хэ, визиты.
Визиты, пиры; жена Бэня, приняв Симэня, ночь проводит с Дайанем, ей 32-й год; Бэнь, вставший после простуды, едет обратно из столицы^. Жена Бэня шлет сласти Юэнян; гостит У Кай; Дайань сообщает, что завтра Ван Цай отбывает в столицу и госпожа Линь ждет Симэня 06.01. Юнь зовет служителей управы на пир.
Юэнян посещает жену Юншоу; Си- мэнь у Линь; вечером ему не здоро- вится, Сюээ массирует его.
Боцзюэ просит платье для жены, чтобы с женами Симэня ехать к Юню; Симэнь затейливо отдыхает у Жуй; Юэнян договаривается с тоже беременной женой Юня, что если родятся мальчик и девочка, то их обручат и тому свидетельница жена Ина.
День рождения Цзиньлянь (30 лет); она ругает при слугах жену Бэня; гости; Пань, прибыв в паланкине, тщетно просит дочь за него заплатить, в итоге платит Юйлоу, Чуньмэй утешает старуху; Жуй, Инчунь и Чуньмэй потчуют бабушку Пань; Цюцзюй подглядывает за утехами Симэня с Цзиньлянь, Чуньмэй застает ее, но не выдает.
Хотя в тексте действие перетекает изо дня в день, одно число (03.01) пропущено.
493


09.01.1118
10.01.1118
11.01.1118
12.01.1118
Гостьи у Цзиньлянь; Симэнь на пиру у Хэ.
Пишут приглашения на пир 12.01, не написали бабушке Пань, и мнительная Цзиньлянь выгоняет ее; вернулся Бэнь Дичуань; Ли Чжи уговаривает Симэня взять подряд в 20000 лянов на поставки предметов старины для парка на горе Гэньюэ. Симэнь, желая отвадить конкурентов от подряда, шлет Ли, Чуньхуна, Лайцзюэ с письмом к Суну.
Прием в Праздник фонарей; Симэнь возжелал 18-летнюю жену Хэ Юн- шоу, но удовлетворился Хуэйюань.
79
12.01.1118
13.01.1118
14.01.1118
15.01.1118 16-17.01.1118
После праздника Симэнь заночевал у Юэнян.
День рождения Хуа Старшего, Симэнь проснулся больным и к нему не поехал; приглашение от Ван Шестой; Симэнь пирует в лавке, заворачивает к Ван; ночью без сил вернулся к Цзиньлянь, чтобы его возбудить, она сунула ему в рот 3 пилюли монаха, хотя тот запрещал принимать больше 1, долгое совокупление закончилось для Симэня кровью. Симэнь не смог встать; Юэнян выясняет, что муж вчера был у Ван Шестой; и узнает про связь с госпожой Линь; Симэнь еще готов звать чиновников на завтрашний пир; но Юэнян пресекает приготовления; больного посещают друзья, врачи Жэнь и Ху дают лекарства; однако у него весь день не спадает эрекция, чем ночью воспользовалась Цзиньлянь, едва не убив мужа.
Юншоу прислал врача Лю.
После снадобья Лю вскрылась опухоль мошонки и потекла кровь, а на головке выскочил шанкр; старая Лю пляшет по-шамански; Бессмертный У гадает всеми способами, толкует сон Юэнян и предсказывает смерть Симэня; Юэнян и Юйлоу молятся и дают зароки духам и богам.
494


18.01.1118
Симэнь прощается с женами и дает
последний наказ; оставляет деловые
распоряжения Цзинцзи.
19-20.01.1118
21.01.1118
Юэнян все еще тщетно надеется.
В 5-ю ночную стражу (3—5 утра) предсмертный жар; в час чэнъ (7—9 утра) умер- его 33-й год по лунному календарю , тогда же у Юэнян родился Сяогэ.
23.01.1118
11анихида 3 дня, положение во гроб; купанье младенца; Ли Чжи, Чунь- хун, Лайцзюэ вернулись от Суна; узнав о смерти Симэня, Ли подговорил скрыть подряд, но Чуньхун доносит о том У Старшему; Ли Чжи,
Хуан держат совет с Ином.
24.01.1118
Подрядчики, почтив покойного, обманули Юэнян и У Старшего, вер-
нув им только часть денег и заключили договор с Чжаном Вторым.
80
27.01.1118
Панихида по окончании 1-й седмицы.
01.02.1118
Панихида 2-й седмицы, побратимы приносят жертвы, сюцай Шуй
пишет ироническую эпитафию на 3-й день под 27-м знаком гэн-мнь, 2-й луны под 25-м знаком ж>у-цзы, 1-го года под 35-м знаком моу-сюй при правлении Чун-хэ; певички Ли подговаривают Цзяоэр вернуться в «Прекрасную весну»; Ван Шестая пришла почтить память, но Юэнян не выходит и приняла Юйлоу; гости; Цзинцзи резвится с Цзиньлянь.
02.02.1118
Любовники опять вместе; прибыли Цяо и Айюэ.
03.02.1118
Настоятель У служит панихиду.
1-я пол.
Цзяоэр вступила в связь с У Вто¬
02.1118
рым, передает Ли Мину ценности,
готовясь вернуться домой.
09.02.1118
Панихида 3-й седмицы.
12.02.1118
Рытье могилы.
20.02.1118
30-й день от кончины, вынос тела.
22.02.1118
3-й день после похорон, первая убор¬
ка могилы.
495


25.02.1118
КОН. 02 — нач. 03.1118
Монахини служат по завершении 5-й седмицы.
Благодаря Цзиньлянь Юэнян узнает о шашнях У Второго с Цзяоэр и тайных действиях Ли Мина,
Ли Мину отказано от дома; Цзяоэр находит для скандала предлог, инсценирует самоубийство, и Юэнян вынуждена отпустить ее со всем добром; соляной инспектор Цай почтил покойного; Чжан Второй выкупает Ли Цзяоэр и делает ее второй женой, Чжану 32-й год, Цзяоэр 34-й2^; Ван Цай с нахлебниками вернулся к Ли Гуйцзе; Чжан купил себе пост надзирателя помощника Юншоу; подрядчики взяли деньги у него и у евнуха Сюя; Боцзюэ подговаривает Чжана купить Цзиньлянь.
81
осень — нач. зимы 1117
10.01.1118
02.1118
08.03.1118
09.03.1118
10-е числа
03.1118
2-я ПОЛ. 03—
04.1118
Хань Даого и Лайбао развлекаются у Мяо Цина. Хань закупает товары и развлекается с певичкой. С товарами они двинулись обратно. Хань, узнав о смерти Симэня, скрывает это от остальных, продает в пути холст на 1000 лянов. Корабль прибыл, Хань, прихватив 1000 лянов, отправился в Цинхэ, якобы оплатить акциз; дома с женой решили бежать с серебром к дочери.
7 седмиц после кончины Симэня; Ван Шестая с мужем и слугами отбыли в столицу; Юэнян на кладбище узнает о прибытии Ханя и, не найдя его, шлет Цзинцзи на пристань. Цзинцзи находит корабль, Лайбао, узнав о случившемся, также утаивает товар на 800 лянов.
Распродав товар, закрыли и продали шелковую и атласную лавки; рассчитали приказчиков, кроме Фу; Лайбао бесцеремонно заигрывает с Юэнян;
Согласно гл. 67, Хань отбыл на юг уже зимой.
Сказано, что Инчунь и Юйсяо не более 18 лет, тогда как Инчунь, ровеснице Чуньмэй, уже в 1114 г. шел 17-й (гл.13), а в 1116 было полных 18 (гл. 29), т.е. ей 20 лет.
496


Чжай в письме просит прислать слу- жанок-певиц; Лайбао отвозит Ин- чунь и Юйсяо; он изгнан.
82
04-03.1118
30.05.111824
01.06.1118
02.06.1118
03.06.1118 06-07.1118
14.07.1118
Любовные игры Цзинцзи, Цзинь - лянь и Чуньмэй.
Умерла матушка Пань.
Цзиньлянь узнает о смерти матери. Цзиньлянь прощается с матерью на 3-й день.
Цзинцзи застал присевшую по нужде Цзиньлянь.
Положение во гроб матушки Пань; так как Юэнян не отпускает Цзиньлянь, та просит Цзинцзи вместо нее съездить и отдать последние почести.
Цзиньлянь нашла у Цзинцзи шпильку Юйлоу.
83
13.07.1118
16.07.1118
13.08.1118
16.08.1118
12-13.09.1118
Юэнян устроила панихиду по мужу в монастыре Дицзана; любовники мирятся и предаются любви, Цзиньлянь вернула Цзинцзи шпильку Юйлоу.
Цюцзюй утром увидала утехи хозяйки и сказала Сяоюй, та передала Чуньмэй и Цюцзюй избили. Середина осени; любовное трио развлекается.
Цюцзюй ябедничает; Юэнян пошла к Цзиньлянь, Цзинцзи спрятался; Юэнян ужесточила порядки.
Около месяца любовники не виделись; Чуньмэй устроила встречу, заперев Цюцзюй, но та узнала, донесла Юэнян; Юэнян лишь обругала служанку.
В экземпляре «Цы-хуа» спустя месяц вновь повторена дата 15.08.
84
15.09.1118
16.09.1118 кон. 09.1118
Юэнян собирается с У Старшим на Тайшань.
Юэнян отбыла со старшим братом и слугами.
Юэнян молится в монастыре; ее домогается Инь Тяньси; путники бегут, попадают в Снежную пещеру к монаху Пуцзину, который просит через 15 лет отдать ему Сяогэ; путники попадают к разбойникам,
497


один из них хочет взять Юэнян в жены; атаман Сун Цзян спасает и отпускает ее.
85
кон. 09.1118
нач. 10.1118 10.1118
11.1118
Любовники встречаются ежедневно; Цзиньлянь с помощью добытого Цзинцзи средства выкинула 6-ме- сячного сына; его обнаружил золотарь.
Юэнян, вернувшись из паломничества, приболела.
Цюцзюй стремится рассказать о грехах хозяйки; зовет Юэнян поймать любовников, но попугай их предупредил; Юэнян отчитывает обоих; месяц им нет возможности встречаться; Цзинцзи вне дома.
Цзинцзи передает через сваху Сюэ письмо; Сюэ навещает вдов и передает Цзиньлянь письмо; Юэнян велит ей увести и продать Чуньмэй.
86
11.1118
27.11.1118
28.11.1118 12.1118
Цзинцзи у Сюэ с Чуньмэй; ее купил Чжоу Сю.
День рождения Юйлоу; она шлет угощение зятю, и он, пьяный, хорохорится и ругается с Фу.
Приказчик Фу жалуется Юэнян. Цзинцзи на людях называет Сяогэ сынком; потрясенная Юэнян велит служанкам избить Цзинцзи; он ушел жить к дяде Чжану; Юэнян велит старой Ван продать Цзиньлянь, Ван уводит ее; Цзиньлянь развлекается с Ван Чао; Цзинцзи навещает ее, хочет выкупить, но Ван требует 100 ля- нов; он едет в столицу за деньгами.
87
12-я луна (судя по предыдущим главам) или 10-я (судя по последующим) 1118 (судя по хронологии событий) или 1119 (судя по указаниям на 32 г. Цзинь- лянь)
Боцзюэ подговорил Чуньхуна перейти к Чжану; Сяогэ и дочь Юня помолвлены; Чжан хотел купить Цзиньлянь, но Цзяоэр отговорила; Чуньмэй, любимица Чжоу, просит купить бывшую хозяйку, Ван не уступает цену; У Сун вернулся по амнистии, выкупил Цзиньлянь и убил вместе с Ван, взяв назад деньги, ушел к разбойникам; Ван Чао спасся.
Инъэр 19 лет, что не совпадает с данными гл. 1. Сбои в чередовании месяцев, противоречия в указаниях на текущий год.
498


88
Видимо, 10.1118
Власти тщетно ищут убийцу; Чунь-
В гл. 86 Цзинцзи уез¬
мэй в горе.
жал на 2 месяца позже.
сер. 10.1118
Цзинцзи по дороге узнает о болезни
Дата смерти дана ниже и
отца.
не согласуется с описан¬
видимо,
Умер Чэнь Хун.
ным кратким пребыва¬
02.11.1118
нием Цзинцзи в столице.
видимо, после
Цзинцзи прибыл после 3-х дней со
Здесь убийство отнесе¬
04.11.1118
смерти.
но к 10-й луне. Неод¬
видимо,
01.12.1118
Цзинцзи с имуществом выехал в
нозначно определяются
Цинхэ.
года, на которые прихо¬
сер. 12.1118
Прибыл в Цинхэ, узнал о гибели Цзиньлянь; во сне она его тщетно
дится действие главы.
просит похоронить.
кон. 12.1118,
Убийца не найден; Ван Чао похоро-
более 2-х
нил мать.
месяцев после убийства
видимо,
Родичи с гробом Чэня выехали в
01.01.1119
Цинхэ.
видимо, нам.
01.1119
Цзиньлянь, явившись во сне Чунь-
мэй, просит похоронить себя; слуги хоронят Цзиньлянь в монастыре Вечного блаженства.
сер. 01.1119
Прибыли домочадцы Чэнь Хуна с гробом; на могиле Цзиньлянь Цзин¬
цзи жжет деньги.
видимо,
20.01.1119
7 седмиц, панихида в монастыре.
кон. 01.1119
Погребение Чэнь Хуна в семейном
склепе.
нач. 02.1119
Юэнян подает милостыню бродячему монаху; сваха Сюэ рассказывает вдовам о смерти Чэнь Хуна и беременности Чуньмэй.
89
после
Симэнь Старшая дважды ездит поч¬
Неоднозначно опреде¬
05.02.1119,
тить свекра, но Цзинцзи оба раза ее
ляется год, на который
полмесяца,
прогоняет из дома.
приходится действие
как Чэнь Хун погребен
03.03.1119
Жены Симэня, побывав на кладбище, зашли в монастырь Вечного блаженства и встретили Чуньмэй; Юйлоу идет на могилу Цзиньлянь.
главы.
90
03.03.1119
В деревне Абрикосов Юйлоу видит
Неоднозначно опреде¬
(судя по возра¬
Ли Гунби, к дому Симэня подошел
ляется год, на который
сту Сяогэ, кото¬
Лайван, его увидали Сюээ и Симэнь
приходится действие
рому 1,5 года)
Старшая; Сяогэ заболел.
главы.
499


90
04.03.1119
05.03.1119, хотя по возрасту Те- гуня — 1120 несколько дней подряд
Старая Лю дала лекарство; Лайван посетил бывших хозяек; условился с Сюээ о встрече.
Лайван через Лайчжао прокрался к Сюээ, и она передала ему серебро и украшения.
Любовники готовятся к побегу.
Пока у Сяогэ оспа, условившись с Лайчжао, любовники бегут; бегство и пропажа вещей обнаружены; они поселились у тетки Цюй; Цюй Тан крадет украшения, арестованы все четверо; Юэнян отказалась взять назад Сюээ, и ее продали с казенных торгов Чжоу Сю.
Teiymo в гл. 28 (1116) 10 лет, следовательно, 15-й год его жизни должен быть не ранее 1120 г.
91
после 04.1119 (судя по гл. 92) или 1120 (см. ниже)
кон. 03.1119
(судя по главам 89 и 90) или 1120 (судя по возрастам Юйлоу и Ли Гунби)25
08.04.1119 или 1120
13.04.1119 или 1120
16.04.1119 или 1120
17.04.1119 или 1120
06.1119 или 1120
Цзинцзи вытребовал у Юэнян приданное его жены и горничную Юаньсяо; дочь Симэня переехала в дом к мужу; Цзинцзи требует назад имущество ЯнЦзяня (см. гл. 17Y,
Ли Гунби шлет к Юйлоу сваху Тао: Юйлоу рада предложению; Ли 31 год, Юйлоу 37-й;
свахи Тао и Сюэ идут за советом к гадателю и исправляют возраст Юйлоу; Ли счастлив.
Свадебный чайный подарок невесте.
Неоднозначно определяется год, на который приходится действие главы.
Свадьба Гунби и Юйлоу, Юэнян тоскует.
Юйлоу шлет подарки Юэнян.
Третий день свадьбы; Юйцзань недовольна.
Барич Ли, рассердившись, продал Юйцзань.
Ланьсян 18, Сяолуань 15 лет, что не совпадает с гл. 1 (1113), где первой 15, а второй 12.
92
тогда же
2-я пол. 1119 (судя по главам 90 и 91) или 1-я пол. 1122 (судя по дальнейшим событиям) 1121“
Ли, продав Юйцзань, купил Мань- тан 18 лет.
Цзинцзи, взяв денег у матери, открыл лавку, но прогулял все; взяв еще, в Линьцине вместо товара купил Цзиньбао; мать Цзинцзи умерла.
Правитель Ли с семьей отбыл в Янь-
Неоднозначно определяются года, на которые приходится действие главы.
15.08.im 1122 или 1123Уг
08-09.1119, 1122 или 1123
чжоу.
Цзинцзи отправляется в Яньчжоу с целью шантажировать Юйлоу, забрать деньги и ее.
Цзинцзи, оставив приятеля Яна с товаром, посещает Юйлоу, показывает ее шпильку и зовет бежать,
500


кон. 09 08(10)
23.0^1122 или кон. 08-09.1121
или 11222^
прихватив сокровища; Юйлоу с мужем договаривается проучить Цзинцзи; его хватают как вора, но правитель Сюй его отпустил, пристыдив инспектора Ли.
Ян увез товар один, и Цзинцзи едет домой нищим, без лодки и без денег. Вернувшись, Цзинцзи ругает и бьет жену.
Симэнь Старшая повесилась в 24 г.
Юэнян 34 г.; подает жалобу на Цзинцзи за смерть падчерицы; Цзинцзи полмесяца под арестом; откупаясь от суда, он разоряется.
Происходит сбой на 2 месяца: в конце 9-й луны Цзинцзи только отбыл из Яньчжоу, а события после его возвращения датируются О-й луной.
93
зима, 1122 (судя
по гл. 92), 1119
(судя по главам
90 и 91)
01-06.1123 (судя по гл. 92), 1120 или 1125-
1126 г. (судя по возрасту Цзинцзи)30
Цзинцзи тщетно пытается вернуть свое добро от Яна; продал Чунси и дом, снял домик; через полмесяца переселился в комнатенку, Чэнь Ань ушел, Юаньсяо умерла; деньги иссякли, и из комнаты его выгнали; попал в ночлежку и стал нищим; Ван Сюань, пожалев сына старого друга, дал ему серебра, чтоб начать торговлю, и на жилье; Цзинцзи вскоре все истратил; Ван вторично дает одежду, медяки, но опять зря.
Цзинцзи бродяжничает; Ван Сюань его отвозит в монастырь в Линьцине; Цзинцзи 24 г.; в монастыре старший послушник вступает с ним в сексуальную связь, за что дает все ключи и неограниченную волю; Цзинцзи нашел в Линьцине Цзиньбао.
Неоднозначно определяются года, на которые приходится действие главы.
Указания на год лошади (1102) как год рождения Цзинцзи не соотносятся с предыдущими событиями романа.
94
08.1119
06.1120 (судя по возрасту ЦзИНЬГЭ ,
90, 91
и возрасту Цзинцзи, согласованному с началом романа), 1123 (судя по гл. 92)
У Чуньмэй родился сын Цзиньгэ; старшая жена Чжоу Сю умерла, и ею место заняла Чуньмэй.
Лю Спрут хватает Цзинцзи и Цзиньбао; выманив деньги, тащит их к Чжоу Сю, где Чэня узнает Чуньмэй; желая его приютить, прежде избавляется от Сюээ;
Сюээ продана сутенеру Паню; встретив ее в Линьцине, прежде влюбленный в нее Чжан Шэн выкупает ее себе в любовницы.
Неоднозначно определяются года, на которые приходится действие главы.
Сюээ 35 лет, что не согласуется с ее 20-лет- ним возрастом в 1119 г. (см. гл. 9).
95
после 09.1119
(или 1122)
ДО 08.1120 (или 1123)
Умер Лайчжао, Шпилька выдана замуж; Сючунь ушла в монастырь; умерла Хуэйсю, Лайсин стал привратником, женился на Жуй.
Неоднозначно определяются года, на которые приходится действие главы.
501


95
15.08.1120 (или 1123)
2-я пол. 08.1120 (или 1123)
кон. осени 1120
или 1123
День рождения Юэнян; Дайань с Сяоюн.
Сяоюй выдана замуж за 20-летнего Дайаня;
Пиньаню 22 года .
Пинъань крадет заложенные драгоценности, У Дяньэнь шантажирует Юэнян; Чуньмэй помогает бывшей хозяйке, Дяньэнь получает нагоняй от начальника Чжоу; приказчик Фу умирает; закладная лавка закрывается.
96
21.01.112133
2-я пол. 1120 — нам. 1121 02.1121
сер. 02 — сер. 03.1121
сер. 03.1121
3-я годовщина смерти Симэня, у Сяогэ день рождения; Чуньмэй вспоминает прошлое; Чжоу Юйцзе 4 г. Цзинцзи скитается.
Цзинцзи встретил своего бывшего приказчика Яна, но вместо возврата долга тот избил его; Хоу Линь заступился за него.
Цзинцзи с группой бродяг работает в монастыре Неземной Чистоты; ему 24 г.
Чжан Шэн нашел Цзинцзи.
Текущий год определяется как более ранний, чем тот, на который приходится действие гл. 92.
97
сер. 03.1121 (или 1124)
25.04.1121 (или 1124)
05.05.1121 (или 1124)
кон. 05 — нач. 06.1124 (судя по возрастам невест)
08.06.1121 (или 1124)
10.06.1121 (или
1124)
06.07.1121 (или 1124) и далее
Чжан Шэн доставляет Цзинцзи к Чуньмэй; Цзинцзи 24 г., Чуньмэй
День рождения Чуньмэй33, ее посещает Юэнян; Дайань видит в доме Цзинцзи.
Праздник лета; Чжоу Сю в отъезде, и Чуньмэй развлекается с Цзинцзи. Цзинцзи ищут невесту; младшей дочериИн Боцзюэ 22 г., Гэ Цуйпин 20 лет36.
Свадьба Цуйпин с Цзинцзи.
Церемонии 3-го дня свадьбы.
Чуньмэй мирволит к юной чете, развлекается с Цзинцзи.
Возрасты Цзинцзи и Чуньмэй не согласуются с указанными ранее.
Неоднозначно определяется год, на который приходится действие главы.
98
112437
сер. 10.1124 нач. 11.1124
Чжоу Сю отправился в карательный поход на гору Лян и добыл для Цзинцзи чин.
Вернулся Чжоу Сю и выделил Цзинцзи деньги на торговлю.
Чжоу отбыл на повышение в Цзинань.
Неоднозначно определяются года, на которые приходится действие главы; не согласована последовательность событий глав 98 и 99.
502


98
11-12.1124
сер. 01.1125 1125
03.112639
на 3-й день по прибытии на следующий день
следующие 7—8 дней
через 10 дней,
20.03.1126
21-22.03.1126
Цзинцзи организует арест и конфискацию имущества Яна и становится вместо него компаньоном Се Третьего в Линьцине.
Открыт кабачок Цзинцзи и Се Т ретьего.
Арест Цай Цзина^®; семья Хань Даого бежит из столицы.
Хани прибыли в Линьцинский кабачок, встреча Цзинцзи с Хань Айцзе. Цзинцзи и Айцзе сошлись в любви.
Цзинцзи вернулся домой, Цуйпин обижена.
Цуйпин не отпускает Цзинцзи из дому; Ван Шестая сошлась с купцом Хэ.
Айцзе посылает Цзинцзи письмо и гостинцы.
Цзинцзи шлет Айцзе стихи на платочке.
Цзинцзи и Айцзе по 26 лет, а Ван Шестой 4540.
Хотя сказано, что после отъезда Цзинцзи из Линьцина в 3-й луне прошло более 10 дней, уже наступила 5-я луна.
99
23.03
День рождения Цзинцзи.
Неоднозначно опреде¬
26.03.1126
Цзинцзи навещает Айцзе, купец
ляются года, на которые
(судя по
Хэ — Ван Шестую; Лю Спрут, шу¬
приходится действие
гл. 98) или 1123
рин Чжан Шэна, избил Хэ и устро¬
главы; не согласована
(судя по
гл. 99) 27.03
позднее
112341
ил погром.
Цзинцзи, вернувшись, хочет мстить Чжану.
Цзинцзи, вновь навестив Айцзе, делится желанием мести с Чэнем Третьим.
Цзинь напало на Сун, Сун платит дань.
последовательность событий глав 98 и 99.
12.1125 (7 г.
Сюань-хэ)
На престол взошел Цинь-цзун.
Сказано, что 7 г. Сюань- хэ стал 1 г. Цзин-кан,
9.1126 (1 г.
Указ Цинь-цзуна о назначении
в действительности он
Цзин-кан) или
Чжоу Сю главнокомандующим в
был следующим. Ука¬
1125 (7 г. Сюань-
Шаньдуне; Чжоу из Цзинани едет
зание на возраст Цзин¬
хэ)42
домой.
цзи противоречит всем
кон. 1125 или
Чжан Шэн убил 26-летнего Цзин¬
возможным датировкам
1126 (если соотносить с гл. 98)
цзи; Чжоу приказал казнить Чжан Шэна и Лю Спрута; Чжоу ушел в поход; Айцзе, узнав о смерти Цзинцзи, пришла на могилу и осталась жить в трауре вместе с Гэ Цуйпин.
данной главы.4^
503


100
кон.112544
зима 1125 или 1124
01.1126 или 1125
(судя по дальнейшему)
[1125]
07.05.1126
25.04.1126
06.1126
[11.1126]48
15.12.1126J48
;03.1127]48^
зима 1126—1127
1126
должен быть
1133
зима 1126 — весна 1127
в дальнейшем должен быть
1157
Хань с женой и купцом Хэ уезжают в Хучжоу, Айцзе и Цуйпин живут как сестры; Чжоу Цзиньгэ 6 лет, Юйцзе 10-й год.
Чуньмэй хочет завлечь Ли Аня, тот бежит.
Жены и дети Чжоу едут к нему в Дунпин; Чуньмэй развлекается с 19-летним Чжоу И.
Под натиском Цзинь пало государство Ляо; на трон вступил Цинь- цзун, война Сун с Цзинь.
В бою погиб 47-летний Чжоу Сю. День рождения Чуньмэй48.
Умерла Чуньмэй на 29-м г.; запорот насмерть Чжоу И.
Чжурчжэни окружили столицу. Чжурчжэни взяли столицу.
Пленных императоров Сун увезли на север.
Айцзе по дороге в Хучжоу встречает Ханя Второго; купец Ху умер.
Умер Хань Даого, Ван зажила с деверем.
Хань Айцзе ушла в монастырь и скончалась в 32 г.
Всеобщее смятение и бегство. Юэнян с домочадцами прячутся в монастыре Вечного блаженства, где встречают монаха Пуцзина; тот беседует с умершими, Юэнян видит вещий сон; Сяогэ отдан Пуцзину; Юэнян вернулась домой; через 10 дней пленные императоры отправлены на север, воцарился император Цзинь, на юге — князь Кан.
Дайань стал Симэнь Анем и наследником.
Юэнян скончалась в 70 лет.
Исторически более ранние события в романе следуют за более поздними.
Вероятнее 2—3 луна4-\
Должен быть 28-й г47.
События хронологически возвращаются в 1126 г.
Сяогэ назван 15-летним, хотя 1127 — это его 10-й г. по лунному календарю.
504


ПРИМЕЧАНИЯ
* В гл. 1 сказано, что в момент женитьбы У Чжи на Цзиньлянь его дочери У Инъэр уже было более 16 лет, что не согласуется с ее возрастом в гл. 87 (1118 г.) — 19 лет. Исходя из этого, в 1106 г. ей должно быть не 16, а 6.
2 В гл. 10 (1113 г.) сказано, что Ли Куй вырезал семью письмоводителя Ляна, у которого Ли Пинъэр была наложницей, в 3-м году Чжэн-хэ (1113 г.), однако там же говорится, что Хуа Цзысюй женился на ней 2 года тому назад, то есть в 1111 г. Вероятно, в текст вкралась ошибка: Ли Пинъэр рассталась с письмоводителем Ляном либо в 1-м году Чжэн-хэ (1111 г.), либо в 3-м предыдущего правления Да-гуан (1109 г.). В переводе Д. Роя принят первый вариант исправления анахронизма (т. 1, с. 200).
^ Цзиньлянь прожито 23 именно весен, а не полных лет.
4 При официальном исчислении возраста по лунному календарю в старом Китае первым годом жизни считается тот, в который человек появился на свет, а вторым — следующий, даже если он наступал на другой день после рождения.
^ В гл. 17 Ли Пинъэр называет свой возраст в полных годах — 24, а Цзян Чжушань по лунному календарю — 29. Таким образом, он старше ее на 4 года.
6 Если указанное 18-летие Чуньмэй сопоставить с ее и Инчунь 17-ле- тием в гл. 13 (1114 г.), то получается, что ранее речь шла о лунных годах, а тут — о полных. Тогда они родились в 1098 г. Однако при согласовании с гл. 97 и 100 и с датами, предопределенными в гл. 29 Бессмертным У, год рождения Чуньмэй удобнее относить к 1099 г. и, соответственно, ее 18-летний возраст считать указанным по лунному календарю.
2 В тексте сказано, что письмо было составлено первого дня одного из 24 солярных периодов (или сезонов) года — «установления осени», который по григорианскому календарю соответствует интервалу от 7(8) до 22(23) августа, а по лунному — его датировка колеблется в пределах 7-го месяца.
® Подсчет лет от зачатья — стандартный китайский способ, которому соответствуют два смысла иероглифа «шэн» — «быть зачатым» и «родиться».
9 О дате рождения дочери Цяо говорится в главах 41 и 67.
Об этом говорится в гл. 48.
^ Об этом говорится в гл. 48.
12 В гл. 36 сказано, что действие происходит дней через 10—12 после возвращения Симэня из столицы и приходится на сезон «установление осени» (см. примеч. 7).
^ В календарных датах использованы бинарные знаки из циклического набора 60 «небесных стволов и земных ветвей» (тянъ-ганъ ди-чжи), параллельно маркирующие счет лет в периодах правления и дней в месяцах. Согласно А. Леви (т. 2, с. 1326, примеч. 6 к с. 322), день бмн-цзы луны моу-сюй соответствует 17-му числу в предыдущем году бин-шэнъ (33-м), что позволяет предполагать ошибку в указании месяца — 9-го вместо 10-го и датировать событие по григорианскому календарю не 24-м октября 1117 г., а 23-м ноября 1116 г. Возможно, нестыковка в датах связана с наличием в 1116 г. вставного (эмболисмического — жунъ-юэ) месяца. На период действия романа таковых приходится 6: между 4-й и 3-й лунами
1113 г., 1-й и 2-й 1116 г., 9-й и 10-й 1118, 3-й и 6-й 1121, 3-й и 4-й 1124 г., 11-й и
12-й 1126 г.
505


^ Об этом говорится в гл. 66. Названа исторически неверная дата, так как Сановник Ян Цзянь реально умер в 1121 г. и не от мук заточения, а обычной естественной смертью.
^ Праздник Дун-чжи, или Зимнего солнцестояния, — первый день первого одноименного сезона, по григорианскому календарю приходится на 22 декабря, а по лунному его датировка колеблется в пределах 11 луны.
^ Об этом говорилось в гл. 69.
^ Согласно гл. 70, праздник Дун-чжи должен приходиться на 28-й день И луны.
В гл. 67 справедливо сказано, что Жуй идет 31-й год по лунному календарю. Здесь же сказано, что 32-й, хотя новый год еще не наступил. Однако Жуй можно считать вступившей в 32 год, если отправной точкой года считать не лунный 1-й месяц, но солнечный период Дун-чжи и 11-й месяц, который стандартно находится под первым циклическим знаком цзя.
^ Зарок об этом жертвоприношении Симэнь давал в гл. 72.
2® Об этом говорится в гл. 77.
2* Об этом говорится чуть ниже в той же главе.
22 1118 г. — 33-й лунный год в жизни Симэня, исходя из этого и называется его возраст, хотя от рождения до смерти он полностью прожил лишь 31 год.
^ Ли Цзяоэр, родившейся в 17-й день 4-й луны 1085 г. через полтора месяца должно исполниться полных 33 года, и 1118 г. — это 34-й лунный год ее жизни.
2^ Начиная с гл. 82 отсутствуют непосредственные указания на текущий год, однако последовательность смены месяцев заставляет предполагать, что продолжается 1-й год Чун-хэ, то есть 1118, который подойдет к концу в гл. 88.
Барич Ли родился в начале года гэн-у (7-го) под знаком лошади, то есть в 1090 г., а Юйлоу — в конце 1084 г. Судя по косвенным указаниям глав 89 и 90, действие гл. 91 должно приходиться на середину 1119 г., в котором баричу Ли исполнилось 29 полных лет, идет 30-й год по лунному календарю и 31-й от зачатья, а Юйлоу — полных 34 года, должно исполниться 35, идет 36-й год по лунному календарю и 36 от зачатья. При свадьбе, смерти и прочих важнейших событиях жизни человека, как правило, принят официальный подсчет возраста по лунному календарю, а 31-м лунным годом для Ли и 37-м для Юйлоу является 1120.
26 Правитель Ли Чанци правил в Цинхэ начиная с 1118 г., так как в гл. 77 (конец 1117 г.) еще правит предыдущий, приятель Симэня Ли Датянь. Первое же упоминание о Чанци появляется в гл. 88 (конец 1118 г.). В гл. 92 сказано, что после 3-х лет службы в Цинхэ (если с начала 1118 г., то 1118—1120 гг.; если с середины или конца, то 1118—1121 гг.) его перевели в Чжэцзян, следовательно, он служит там с начала, середины или конца 1121 г.
2^ Судя по последовательности событий глав 90—91, продолжается 1119г., в котором Сяогэ шел второй год от рождения (см. гл. 90). Судя же по данным о переводе правителя Ли, идет или 1122 (если его перевели в начале 1121 г.), или 1123 (если его перевели в конце), ибо Юйлоу в разговоре с Цзинцзи говорит, что она уже в Яньчжоу то ли второй год, то ли два года (из китайского оригинала это не ясно).
28 Возраст Симэнь Старшей ранее упоминался в гл. 7 (1113 г.), где ей было 14 лет. Если в обоих случаях названы лунные года, то она родилась в 1100 г., если полные года от рождения, то в 1099 г., тогда и сейчас идет 1123 г. Если в гл. 7 говорится о полных, а в гл. 92 о лунных, то она родилась в 1099 и идет 1122. (Предположение, что в гл. 7 речь идет о лунных, а в 92 о полных — маловероятно).
506


^ Судя по возрасту Юэнян, идет или 1122 г., если он назван в исчислении полных лет, или 1121, если по лунному календарю.
^ Судя по указанному 24-летнему возрасту Цзинцзи, при сопоставлении его с названными в гл. 3 (1113 г.) 17-ю годами, начался 1120 г., а судя по указанному году лошади (1102 г.) в качестве даты его рождения, начался 1123 или 1126 г. (в зависимости от того, по какому принципу назван возраст). Однако, будучи рожденным в год лошади, вряд ли он мог в 1113 г. жениться на дочери Симэня (см. гл. 8).
^ Чуньмэй была продана Чжоу Сю в 11-й луне 1118 г. (см. гл. 86) и вскоре оказалась беременной (или уже была таковой при продаже). Следовательно, Цзиньгэ не мог родиться позднее 1119 г. Здесь же этот год назван прошлым.
^ Возраста Дайаня и Пинъаня лучше соответствуют более ранней датировке гл. 93, поскольку в противном случае в начале романа Дайаню должно было едва исполниться 10 лет, что, судя по его обязанностям, кажется сомнительным.
^ Отнесение действия данной главы к 1121 г. задано 3-й годовщиной смерти Симэнь Цина.
^ Поскольку вторично год спустя Цзинцзи вновь назван 24-летним, следует считать, что в гл. 93, условно 1120 г., его возраст назван по лунному календарю, а здесь, условно в 1121 г. — от рождения. Таким образом, год рождения Цзинцзи определяется как 1097 под знаком быка.
Если идет 1124 г., то Чуньмэй исполнилось 23 или 26 лет; если 1121, то ей должно быть 22 или 23 года (см. примеч. 6). Датировку 1124-м г. поддерживают данные гл. 92, а 1121-м — гл. 96 и общая последовательность событий.
^ Вторая дочь Ин Боцзюэ в гл. 67 (конец 10-й луны 1117 г.) называлась тринадцатилетней. Нынешнее ее 22-летие возможно только в том случае, если она родилась в 11—12-й луне 1103 г. и в гл. 67 называются ее полные года, хотя ей вскоре уже должно исполниться 14 и идет 13-й лунный год ее жизни, а в гл. 97 назван ее лунный год и действие отнесено не к 1121, а к 1124 г., что подтверждают и лета Гэ Цуйпин. Знак курицы, под которым та родилась, приходился на год м-ю (22-й), или 1103. Таким образом, двадцатый год жизни Гэ Цуйпин по лунному календарю тоже соответствует 1124 г. (ср. хронологию гл. 92—100), несмотря на то, что недавно отмечали трехлетнюю годовщину смерти Симэнь Цина (см. гл. 96), т.е. должен идти год синъ-чоу (38-й), соответствующий 1121.
37 Более поздняя датировка поддерживается реальными историческими событиями.
Цай Цзин в числе «шести разбойников», погубивших страну, был арестован в 7-м г. Сюань-хэ, т.е. 1123.
^ События должны датироваться 1126 г., поскольку происходят после ареста Цай Цзина, хотя, согласно гл. 99, идет лишь 1123 г.
Айцзе, родившаяся в год лошади (1102) и которой в гл. 37 (1116 г., см. примеч. 1) шел 13-й год, 26-го года по лунному календарю достигнет в 1127 г., а Цзинцзи, которому уже в гл. 3 (1113 г.) шел 17-й, должен быть старше ее на пять лет, и его 26-й год приходился на 1122 г. Ван Шестая, родившаяся в 17-й день 4-й луны 1089 г. под знаком змеи, бывшая на год младше Цзиньлянь и на три Симэня (см. примеч. 3 к гл. 37 и гл. 49), должна была в 1126 г. достичь полных 37 лет, и это ее 38-й лунный год, а не 45-й.
^ Датировка с возвращением на год назад дается исходя из описываемых реальных исторических событий (ср. примеч. 39).
То есть 9-я луна 1126 г. Из текста следует, что Цинь-цзун издал указ о назначении Чжоу Сю, когда войска Цзинь уже почти вплотную подошли к сто¬
507


лице Сунской империи, за месяц до ее осады, которая в романе случается лишь спустя год (см. гл. 100). Таким образом, назначение Чжоу Сю вернее было бы отнести либо не к 9-й, а 1-й луне, либо к 9-й, но не 1-го года Цзин-кан, а 7-го Сюань-хэ (которые, кстати, в романе ошибочно идентифицированы — см. графу «Анахронизмы») и соответственно не к Цинь-цзуну, а к Хуэй-цзуну.
^ Возраст Цзинцзи не соответствует хронологии романа: если речь идет о числе его годов по лунному календарю, то не наступивший 27-й год его жизни — это или 1128 г. (при рождении в 1102, как сказано в гл. 93), или 1123 (при рождении в 1097, что следует из гл. 3); если же речь идет о полных годах, то 27 ему должно исполниться либо в 1129, либо в 1124. Исходя из данного набора лет, гибель Цзинцзи можно датировать концом 1127, 1122, 1128 и 1123, но никак не 1123, что соответствует описываемым историческим событиям (ср. примеч.
40-42).
^ Судя по дальнейшим событиям, а именно падению Ляо, опять воцарению Цинь-цзуна и нападению Цзинь, действие вновь возвращается вспять и наступающий год уже в который раз оказывается 1125-м.
^ Лето, 4-я луна и день рождения Чуньмэй (25.04) наступают после сообщения о смерти Чжоу Сю.
^ Исходя из предсказанной Бессмертным У Чуньмэй смерти ее мужа в конце третьего ее девятилетия, Чуньмэй должно исполниться 27 лет. Если это пришлось на 1126 г., значит, она родилась в 1099 г. (ср. примеч. 6).
^ Указание на 29-й год по лунному календарю как возраст смерти Чуньмэй вновь относит ее рождение к 1098 г., хотя это должен быть ее 28-й год, поскольку в текущем 1126 г. умер и Чжоу Сю (ср. примеч. 6, 46).
Даты даны на основе исторических фактов, а не текста романа.
508


Указатель персонажей
АЙАЙ — см. ЧЖУ АЙ АЙ.
АЙСЯН — см. ЧЖЭН АЙСЯН.
АЙЦЗЕ - см. ХАНЬ АЙЦЗЕ.
АЙЮЭ - см. ЧЖЭН АЙЮЭ.
АКТЕРЫ-КУКОЛЬНИКИ - гл.гл.: 65; 70.
АКТЕР-ПОДРУЧНЫИ — в сценке-фарсе про Ван Бо — гл.гл.: 31; 32. АКТЕР-ПОСЫЛЬНЫИ — в сценке-фарсе про Ван Бо — гл.гл.: 31; 32. АКТЕР-РАСПОРЯДИТЕЛЬ — в сценке-фарсе про Ван Бо — гл.гл.: 31; 32. АКТЕР-СЛУГА — в сценке-фарсе про Ван Бо — гл.гл.: 31; 32. АКТЕР-СЮЦАИ — в сценке-фарсе про Ван Бо— гл.гл.: 31; 32.
АКТЕРЫ — гл.гл.: 15; 19; 20; 31; 32; 48; 55; 58; 60; 65; 77.
АКТЕРЫ ИМПЕРАТОРСКОГО РОДСТВЕННИКА ВАНА - труппа из 20 актеров — гл.гл.: 40—43; 78; 79.
АКТЕРЫ КАЗЕННЫЕ — уездные - гл.гл.: 65; 66; 91.
АКТЕРЫ СУЧЖОУСКОЙ ТРУППЫ — см.: ГОУ ЦЗЫСЯО; ХУ ЦАО; ЧЖОУ ШУНЬ; ЮАНЬ ЯНЬ.
АКТЕРЫ ХАЙЯНЬСКОЙ ТРУППЫ - гл.гл.: 49; 63; 64; 72; 74; 75; 76 — см. также СЮЙ ШУНЬ; СЮНЬ ЦЗЫСЯО; ЧЖАН МЭЙ.
АНЬ ИМПЕРАТОРСКАЯ ФАВОРИТКА - см. ЛЮ ГОСУДАРЫНЯ.
АНЬ ДУНЬ — брат Ань Чэня — первый министр при императоре Чжэ-цзуне (правл. 1085-1100) — гл. 37.
АНЬ ЧЭНЬ = АКАДЕМИК АНЬ = АНЬ ФЭНШАНЬ = ФЕНИКСО-
ВАЯ ГОРА — сановник обладатель степени цзиньши, начальник Ведомства работ, Управляющий перевозками императорского леса, Управляющий водными путями; родом из Ханчжоу, гомосексуалист — гл.гл.: 36; 37; 49; 51—53; 65; 66; 68; 70; 72-75; 77.
АНЬ ЧЭНЯ ПОСЫЛЬНЫЙ — гл.гл.: 51; 72.
АНЬТУН — слуга тетки Ян — гл.гл.: 7; 77.
АНЬТУН — второй слуга Мяо Тяньсю — гл.гл.: 47—49.
АНЬТУН — слуга Ван Сюаня. — гл. 93.
АРХИВАРИУС УЕЗДНЫЙ — см. ХУА ХЭЛУ; ЖЭНЬ ТИНГУЙ.
БАИ — владелец кабачка в столице — гл. 30.
БАИ ЛАИЦЯН — 9-й друг-побратим Симэнь Цина — десятый в «братстве десяти» — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10; 11; 14; 16; 20; 26; 32; 35; 54; 63; 76; 80.
509


БАИ ЛЫСЫЙ = БАИ МАГОМЕТАНИН — бездельник-прилипала; игрок в мяч — гл.гл. 15; 68; 69.
БАИ ПЯТЫЙ = БАИ ТОЛСТОСУМ — торговец, сват Фэна Второго — напарника Сунь Цина, тестя Хуана Четвертого, известный по всему Хэси укрыватель насильников и грабителей — гл. 67.
БАИ ЧЕТВЕРТЫЙ = БАИ ПЛУТ — служащий ювелирной лавки знакомый Хань Даого — гл. 33.
БАИ ШИЧЖУН — правый советник Хуэй-цзуна — гл. 70.
БАИ ЮИЛЯНЬ — ЯШМОВАЯ ЛИЛИЯ — с 16 лет служанка богача Чжана, напарница Цзиньлянь, умершая — гл. 1.
БАО — детский врач, придворный медик — гл. 59.
БАО — певичка из кабачка на Львиной улице — гл.гл.: 9; 10.
БАО ДЯДЯ - см. ТАН ЛАЙБАО.
БАОГУАН - см. ХУАН БАОГУАН.
БЕЗДЕЛЬНИКИ УЕЗДА ГАОТАН — с Инь Тяньси — гл. 84.
БЕЗДЕЛЬНИКИ УЕЗДА ЦИНХЭ (безымянные) — гл. 7.
БОЦЗЮЭ - см. ИН БОЦЗЮЭ.
БУ ЧЖИДАО — 6-й друг-побратим Симэнь Цина — седьмой в «братстве десяти», покойный — гл.гл. 1 (на иллюстрации); 8; 10.
БЭНЬ ДИЧУАНЬ = БЭНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ = ПРИКАЗЧИК БЭНЬ -
слуга гаремного смотрителя, посредник у старьевщика, музыкант, гомосексуалист, приказчик Симэнь Цина, 6-й друг-побратим (занял место Хуа Цзысюя) — седьмой в «братстве десяти» — гл.гл.: 16—18; 20; 23; 26; 27; 30-32; 34; 35; 37; 40-43; 45-51; 58-60; 62-65; 70-72; 76-79.
БЭНЬ ТЕТУШКА = БЭНЬ ДИЧУАНЯ ЖЕНА - см. Е ПЯТАЯ.
БЭНЬ ЧЖАНЪЭР = БЭНЬ ЧЖАНЦЗЕ = ЖУИЮНЬ — дочь Бэнь Ди- чуаня; младшая жена Ся Лунси — гл.гл.: 24 (14 лет); 26; 46; 65 (выдана замуж); 76; 77.
ВАЛИБ — помощник главнокомандующего государства Цзинь — гл. 100.
ВАН — хозяин семейства певичек в Линьцине — гл. 94.
ВАН — торговец платками в Платочном переулке за городом — гл. 51.
ВАН АНЬШИ — министр при предшествующих императорах — гл.78.
ВАН БИН — командующий войсками в Гуандуне в войне с Цзинь — гл. 100.
ВАН БОЖУ — хозяин постоялого двора в Янчжоу — гл. 51.
ВАН БОЯНЬ = ВАН ШАОХУА — правый советник губернатора Шаньдуна — гл.гл.: 65; 77.
ВАН ВЭИ — советник императора Хуэй-цзуна — гл. 70.
ВАН ГУМ — певица, сестра слуги Ван Сяна — гл. 78.
510


ВАН ДУНЦЯО — заезжий купец в Янчжоу, видимо, родственник Ван Сыфэна, Ван Хайфэна и Ван Цзиюня — гл. 81.
ВАН Е — главнокомандующий 800-тысячной стражей — гл. 70.
ВАН ИЗ БИНЬЧЖОУ — Ли Пинъэр в предыдущем рождении — гл. 62.
ВАН ИЗ ВОСТОЧНОЙ СТОЛИЦЫ — Чэнь Цзинцзи в новом рождении — гл. 100.
ВАН ИЗ ЦЗИНАНИ — соседка Юнь Лишоу — гл. 100.
ВАН ИЗ ЧЖЭНЧЖОУ — отец Симэня Гуаньгэ в следующем рождении— ГЛ. 59.
ВАНА ИЗ ЧЖЭНЧЖОУ СЫН — Симэнь Гуаньгэ в следующем рождении, тысяцкий — гл. 59.
ВАН ИМПЕРАТОРСКИЙ РОДСТВЕННИК — домовладелец У Чжи и Цзиньлянь, живущий на Лиловокаменной улице в Цинхэ — гл.гл.: 1; 14;
40-43; 45; 51; 52; 58; 59; 68; 78; 79.
ВАНА ИМПЕРАТОРСКОГО РОДСТВЕННИКА СУПРУГА = ТЕТЯ ВАН - гл. 45.
ВАНОВ ИМПЕРАТОРСКОЙ РОДНИ СЛУГА - гл. 59.
ВАН ИН = ПРИЗЕМИСТЫЙ ТИГР — разбойник из крепости Свежего ветра — гл. 84.
ВАН КУАНЬ — околоточный — гл. 92.
ВАН ЛУАНЬ — хозяин кабачка на Львиной улице — гл.гл.: 9; 10.
ВАН ЛЯНЬ — домочадец Ван Фу — гл. 18.
ВАН МАМАША — хозяйка веселого дома в Янчжоу — гл. 81.
ВАН МАМАША = ВАН СТАРУХА — сваха и сводня, хозяйка чайной — гл. гл.: 1-10; 15; 68; 76; 86~88; 100.
ВАН МОНАХИНЯ = НАСТАВНИЦА ВАН = МАТЬ ВАН - буддийская монахиня из монастыря Гуаньинь — гл.гл.: 20; 21; 33; 39; 40; 50—53; 57-59; 62; 63; 65; 68; 73; 80; 82; 88; 95.
ВАН МЯСНИК — брат Ван Шестой — гл.гл.: 33; 37.
ВАН ПОЛКОВОДЕЦ — первый хозяин Цзиньлянь, живет на Большой улице, умерший муж госпожи Линь — гл.гл.: 1; 31; 42; 46; 51; 69; 72; 74; 77; 78.
ВАН СВИНЬЯ — мать Ван Шестой — гл. 81.
ВАН СТАРШАЯ — певичка в Линьцине — гл. 94.
ВАН СЫФЭН — торговец солью из Янчжоу, брат Ван Цзиюня и, видимо, родственник Ван Хайфэна и Ван Дунцяо — гл.гл.: 25; 27; 30.
ВАН СЮАНЬ = ПОЧТЕННЫЙ ВАН = СТАРЕЦ ВАН = ТИНЪ- ЮН = СПРАВЕДЛИВЫЙ В ДЕЙСТВИЯХ = ОТШЕЛЬНИК ИЗ ХИЖИНЫ В АБРИКОСАХ — на седьмом десятке лет, прежде служил
511


на посту заведующего печатью в управлении императорских конюшен, держатель закладной лавки, знакомый Чэнь Хуна — гл.гл.: 93; 96; 97.
ВАН СЮ АНЯ ПРИКАЗЧИК — приказчик в закладной лавке — гл. 93. ВАН СЮАНЯ СЛУГА - см. АНЬТУН; СИТУН.
ВАН СЯН — юный слуга, брат певицы Ван Гуй — гл.гл.: 60; 61; 77; 78.
ВАН ФУ — глава Военного ведомства при Хуэй-цзуне, один из «шести разбойников», факты жизни которого в романе спутаны — гл.гл.: 17; 18; 70; 98.
ВАН ХАИФЭН — Янчжоуский торговец солью, видимо, родственник Ван Сыфэна, Ван Дунцяо и Ван Цзиюня — гл. 81.
ВАН ХАНЬ — слуга Хань Даого — гл. 81.
ВАН ХУАНЬ — командующий войсками в Хэбэе в войне с Цзинь — гл. 100.
ВАН ЦАЙ = ВАН ТРЕТИЙ = САНЬЦЮАНЬ = СЯОСЮАНЬ = вероятно, ЧЖОУ СЯОЭР — сын полководца Вана и госпожи Линь — гл.гл.: 32 (Чжоу Сяоэр); 42; 51; 52; 58; 68-70; 72; 74; 76—80.
ВАН ЦАЯ ЖЕНА - см. ХУАН ГОСПОЖА.
ВАН ЦАЯ МАТЬ - см. ЛИНЬ ГОСПОЖА.
ВАН ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР — продает служанку — гл. 24.
ВАН ЦЗИН — брат Ван Шестой, слуга и любовник Симэнь Цина — гл.гл.: 49; 58-61; 63; 65-72; 74-80.
ВАН ЦЗИНЧУН — предок полководца Вана, князь Бяньский, наместник в Тайюань, покойный — гл.гл.: 69; 78.
ВАН ЦЗИНЬЦИН = ГОСУДАРЕВ ЗЯТЬ — зять Хуэй-цзуна - гл. 70.
ВАН ЦЗИЮНЬ — торговец солью из Янчжоу, брат Ван Сыфэна и, видимо, родственник Ван Хайфэна и Ван Дунцяо — гл. 27.
ВАН ЦЗУДАО — начальник ведомства чинов при Хуэй-цзуне — гл. 70.
ВАН ЦИН — предводитель повстанцев в Хуайси — гл. 1.
ВАН ЦЯНЬ = ВАН СТАРШИН — старший сын Ван Сюаня, тысяцкий, наследственный заведующий печатью в управлении императорских конюшен —
гл. 93.
ВАН ЧАО — сын старухи Ван — гл.гл: 2; 86—88.
ВАН ЧЖУ — певец-актер — гл.гл.: 46; 48.
ВАН ЧЖЭНЬ = ВАН ВТОРОЙ — второй сын Ван Сюаня, учащийся областного училища — гл. 93.
ВАН ШЕСТАЯ = ТЕТУШКА ХАНЬ — жена Ханя Даого, любовница Ханя Второго, Симэнь Цина и Хэ Гуаньэра, мать Хань Айцзе, родившаяся в 17-й день 4-й луны в год змеи, т.е. в 1089 г. — гл.гл.: 33 (29 лет — должно быть 28); 34; 37-39; 42; 47-51; 59; 61; 71; 72; 74-76; 78-81; 98 (45 лет — анахронизм); 99; 100.
512


ВАН ШЕСТОЙ ПЛЕМЯННИЦА — 4-хлетняя невеста 5-летнего Тан Сэн- бао — гл. 81.
ВАН ШИЦИ — правитель округа Цинчжоу в Шаньдуне — гл.гл.: 49; 65.
ВАН Ю — комендант столичного гарнизона — гл. 70.
ВАН ЮИ — посыльный Цай Цзина и дворецкого Чжая — гл.: 66; 67.
ВАН ЮИЧЖИ — певичка из Янчжоуского заведения, возлюбленная Хань Даого — гл. 81.
ВАРВАРЫ - гл.гл.: 17; 20; 100.
ВАРВАРЫ СЕВЕРНЫЕ - гл.гл.: 17; 25; 70.
ВЕЧНОГО БЛАЖЕНСТВА БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ МОНАХИ И ПОСЛУШНИКИ - гл.гл.: 49; 57; 65 (16 высших монахов); 67; 88 (8 монахов); 89 (молодой послушник; 110 монахов; странствующие иноки); 99 (послушник); 100.
ВЕЧНОГО БЛАЖЕНСТВА БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ - см. ДАОЦЗЯНЬ.
ВОЗДАЯНИЯ ЗА МИЛОСТИ БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ МОНАХИ — гл.гл.: 6 (2 и 4 монаха); 8 (6 монахов); 16 (12); 59 (8 иноков); 63 (12 и 16); 67; 80(16).
ВОЗДАЯНИЯ ЗА МИЛОСТИ БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ - см. ХУАН ИГУМЕН.
ВОЗДАЯНИЯ ЗА МИЛОСТИ СТОЛИЧНОГО БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ МОНАХ - гл. 47.
ВОРЫ — обокравшие чету магометан Хань — гл. 24.
ВСЕОБЩЕГО СПАСЕНИЯ БУДДИЙСКОЙ ОБИТЕЛИ МОНАХ - гл. 76.
ВТОРАЯ ГОСПОЖА - см. СУНЬ ВТОРАЯ.
ВТОРАЯ МАТУШКА (ГОСПОЖА) - см. ЛИ ЦЗЯОЭР.
ВЭЙ ЦУН — носильщик паланкинов у Симэнь Цина — гл. 34.
ВЭИ ЧЭНСЮНЬ — тысяцкий в столице — гл. 70.
ВЭН ВОСЬМОЙ — гребец-пират, утопивший Мяо Тяньсю — гл.гл.: 47; 48.
ВЭНЬ КУЙСЮАНЬ (СТРЕМЯЩИЙСЯ ВВЕРХ) = СЮЦАЙ ВЭНЬ = ВЭНЬ БИГУ (ПОНУЖДАЕМЫЙ ДРЕВНОСТЬЮ) = ВЭНЬ ЖИ- СИНЬ (ЕЖЕДНЕВНО ОБНОВЛЯЮЩИЙСЯ) - однокашник сюцая Ни Пэна, секретарь Симэнь Цина, около 40 лет, гомосексуалист — гл.гл.: 56; 58; 59 — 69; 72 — 74; 76; 77.
ВЭНЬ СИ — Яньчжоуский военный комендант, командующий пехотой и конницей — гл. 77.
ВЭНЬ ТАН — сын свахи Вэнь — гл.гл.: 68; 69.
ВЭНЬ ТАНА ЖЕНА - гл. 68.
513


ВЭНЬ ТЕТУШКА - сваха - гл.гл.: 3; 8; 68-70; 72; 78; 88.
ВЭНЬ ТЕТУШКИ (СВАХИ) СОСЕД - лавочник - гл. 68.
ВЭНЬ ТЕТУШКИ (СВАХИ) СОСЕДКА - гл. 68.
ВЭНЬ ТЕТУШКА — жена сюцая Вэня — гл.гл.: 58; 76; 77.
ВЭНЬ ЧЭНЬ — сослуживец Симэня — гл. 64.
ГАДАЛКА НА ЧЕРЕПАХЕ = ДЕРЕВЕНСКАЯ СТАРУХА-ГАДАЛКА — гл. 46.
ГАНЬ ЛАЙСИН - см. ИНЬ ЛАЙСИН.
ГАНЬ ЧУШЭНЬ (ВЫСКОЧКА) = ГАНЬ ЖУНЬ (ГЛАДКИЙ) = ПРИКАЗЧИК ГАНЬ — приятель Ин Боцзюэ, приказчик Симэнь Цина, лет 40 - гл.гл.: 58-61; 63-65; 67; 76-81.
ГАНЬ ЧУШЭНЯ ЖЕНА - 72; 74; 78.
ГАО БЕДНЯК — из Восточной столицы, с улицы Великого процветания; отец Чжан Шэна в перерождении — гл. 100.
ГАО БЕДНЯКА СЫН — Чжан Шэн в перерождении — гл. 100.
ГАО АНЬ — дворецкий-секретарь у сына Цай Цзина, академика Цая — гл.18.
ГАО ИЗ ПРЕДМЕСТЬЯ ВОСТОЧНОЙ СТОЛИЦЫ - отец Гао Лю-
чжу — гл. 100.
ГАО ЛЮЧЖУ — Чжоу И в перерождении, сын Гао из предместья Восточной столицы — гл. 100.
ГАО ЛЯНЬ — правитель области Гаотан (Тайшань) — гл. 84.
ГАО ЦЮ — высший сановник, главнокомандующий лейб-гвардии Хуэй-цзуна, Пестун Государев — гл.гл.: 1; 30; 70; 98.
ГАО-ЦЗУН - см. ЧЖАО ГАО-ЦЗУН.
ГЕОМАНТ (возможно, СЮЙ (см.)); ГЕОМАНТЫ - гл.гл.: 6; 14; 16; 49; 58.
ГО ШОУЦИН - БЛЮСТИТЕЛЬ ЧИСТОТЫ - послушник из обители Лазоревых облаков, гомосексуалист, наложник старшего монаха Ши Бо- цая — гл. 84.
ГО ШОУЛИ — БЛЮСТИТЕЛЬ РИТУАЛА — послушник из обители Лазоревых облаков, гомосексуалист, наложник старшего монаха Ши Бо- цая — гл. 84.
ГО ЯОШИ — полководец киданей, затем чжурчжэней в походе на Китай — гл.17.
ГОСУДАРЕВ ЗЯТЬ — см. ВАН ЦЗИНЬЦИН.
ГОУ ЦЗЫСЯО — актер на ролях главных героев из сучжоуской труппы — гл. 36.
ГРОБОВЩИКИ - гл. 62.
514


ГУ ЮВЕЛИР - гл.гл.: 17; 27; 77; 90.
ГУ ЮВЕЛИРА АРТЕЛЬ МАСТЕРОВ - гл.27; 37.
ГУАНДУНСКИЕ КУПЦЫ - гл. 16.
ГУАНЬ ШИКУАНЬ — из группы юнцов, уличивших Ван Шестую и Ханя Второго в прелюбодеянии — гл.гл.: 33; 34.
ГУАНЬГЭ - см. СИМЭНЬ ГУАНЬГЭ.
ГУАНЬИНЬ МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬНИЦА - см. ВАН МОНАХИНЯ.
ГУАНЬИНЬ МОНАСТЫРЯ МОНАХИНИ - гл. 21; 67; 80; 93.
ГУАНЬИНЬ МОНАСТЫРЯ СТАРШАЯ НАСТАВНИЦА - гл.гл.: 33; 39; 43; 46; 39; 63; 68; 73; 78; 80; 88; 93.
ГУЙЦЗЕ - см. ЛИ ГУЙЦЗЕ.
ГУЙЦИН — см. ЛИ ГУЙЦИН.
ГУН ГУН — левый губернатор Шаньдуна — гл. 63.
ГЭ — именитый горожанин, владелец атласной лавки, отец Гэ Цуйпин — гл.гл.: 97; 100.
ГЭ ЦУЙПИН — старшая дочь владельца атласной лавки именитого горожанина Гэ, родившаяся в 13-й день 11-й луны года курицы, т.е. в 1103 г. — гл.гл.: 97 (20 лет); 98-100.
ДА ТЯНЬДАО — областной правитель Дунпина после Ху Шивэя — гл. 99.
ДАЙАНЬ = СИМЭНЬ АНЬ = СИМЭНЬ МЛАДШИЙ - доверенный слуга Симэня, муж Сяоюй, официальный наследник Симэнь Цина, родившийся в 1100 г. - гл.гл.: 3; 6-21; 23; 24; 26; 28; 30-39; 41-33; 57 — 72; 74-79; 83-87; 89-91; 95 (20 лет); 96; 97; 100.
ДАН ФУ — впавший в немилость начальник военного ведомства — гл. 17.
ДАОЦЗЯНЬ = НАСТОЯТЕЛЬ МОНАСТЫРЯ ВЕЧНОГО БЛАЖЕНСТВА — выходец из Индии, буддийский монах, настоятель в обители Чжоу Сю - гл.гл.: 49 (75 лет); 57; 65; 88; 89; 99; 100.
ДАОЧЖЭНЬ - СМ. У ЦЗУНСИ.
ДЕРЕВЕНСКАЯ ЖЕНЩИНА = МАТЬ ХОБАО и ШЭНЬЦЗИНЬ - гл. 95.
ДЕРЕВЕНСКАЯ СТАРУХА — принявшая на ночлег Хань Айцзе — гл. 100.
ДИ СЭБИНЬ = ДИ БАЛАМУТ = ДИ СЫСЮ — помощник уездного начальника Янгу, правитель уезда Янгу — гл.гл.: 48; 49; 65.
ДИН ПОЧТЕННЫЙ — богатый торговец шелками из Ханчжоу — гл.гл.: 20; 21.
ДИН ШУАНЦЯО = ДИН ВТОРОЙ — второй сын Почтенного Дина, торговец шелками из Ханчжоу (южанин-дикарь), любовник Ли Гуйцзе — гл.гл.: 20; 21.
515


ДИН — отставной уездный чиновник, предшественник У Кая на посту тысяцкого — гл. 78.
ДИН ЮЖАНИН — из провинции Юньнань — гл. 34.
ДИЦЗАНА МОНАСТЫРЯ МОНАХИНИ - гл. 67.
ДИЦЗАНА МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬНИЦА - см. СЮЭ МОНАХИНЯ.
ДИЧУАНЬ - см. БЭНЬ ДИЧУАНЬ.
ДОУ ЦЗЯНЬ — начальник столичного гарнизона полиции, инспектор императорского города — гл. 70.
ДРАГОЦЕННЫХ ДАРОВ ЛАМАИСТСКОГО МОНАСТЫРЯ 16 МОНАХОВ - гл. 63.
ДРАГОЦЕННЫХ ДАРОВ МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ - см. ЧЖАО ЛАМА.
ДУ = ИН ВТОРАЯ = ТЕТУШКА ИН = ИН БОЦЗЮЭ ЖЕНА - урожденная Ду. — гл.гл.: 22; 35; 42; 43; 60; 67; 72—75; 78.
ДУ ВТОРАЯ — жена Ина Старшего — гл. 75.
ДУ ТРЕТИЙ — младший брат Ду Второго, «двоюродный брат» Ин Бо- цзюэ — гл.гл.: 60; 76.
ДУ ЦЗЫЧУНЬ = ДУ ЮНЬЕ — бывший секретарь государственной канцелярии, каллиграф с Северной окраины; знакомый сюцая Вэня — гл. 63.
ДУАНЬ МАТУШКА = ТЕТУШКА ДУАНЬ - соседка госпожи Линь, сторожиха задних ворот, товарка тетушки Вэнь — гл. 69.
ДУАНЬ ПРАВЕДНАЯ ФАВОРИТКА - см. МА ГОСУДАРЫНЯ.
ДУАНЬ СВОЯК — видимо, брат Дуань Старшей — гл.гл.: 63; 80.
ДУАНЬ СТАРШАЯ = ЦУЙ ГОСПОЖА - жена Цуй Бэня, племянница жены богача Цяо — гл.гл.: 41—43; 46; 48; 63; 74; 78—80.
ДУАНЬ ЦЗИНЬША — прилипала — гл. 15.
ДУН КАЗЕННОГО ДОМА ДЕВИЦЫ — певички со Второй аллеи в Цин- хэ — гл. 15.
ДУН ЦЗИНЬЭР = ДУН КОШЕЧКА = ДУН МАОЭР - певица из казенного дома Дун со Второй аллеи, находящаяся на содержании у Чжана Мао- дэ — гл.гл.: 32; 68.
ДУН ЦЗЯОЭР = ФЕЯ РОЗ — певица из казенного дома Дун со Второй аллеи - гл.гл.: 15; 16; 42-44; 48; 49; 54; 58; 59;77 (Жун Цзяоэр).
ДУН ШЭН — письмоводитель Ван Фу — гл.гл.: 17; 18.
ДУН ЮИСЯНЬ — певица из казенного дома Дун со Второй аллеи — гл. 20.
ДУНПИНА ОБЛАСТНОЙ ПРАВИТЕЛЬ - см. ХУ ШИВЭЙ; ДА ТЯНЬДАО.
516


ДЭН ПОВИТУХА — повивальная бабка, принимающая сына Ин Боцзюэ — гл.гл.: 67; 68.
ДЮЭР - СМ. ЧЖО ДЮЭР.
ДЯНЬЭНЬ — СМ. У дяньэнь.
ДЯО СЕДЬМАЯ — наложница Мяо Тяньсю из Гуанлина в Янчжоу — гл. 47.
Е ПРОРОК — монах из буддийской обители Неземной чистоты, физио- мант — гл. 96.
Е ПЯТАЯ - БЭНЬ ТЕТУШКА = БЭНЬ ДИЧУАНЯ ЖЕНА — жена приказчика и любовница Симэнь Цина, родившаяся в год зайца, т.е. в 1087 г. — гл.гл.: 24; 26; 46; 65; 74; 77; 78 (идет 32-ой год).
Е ЦЯНЬ = Е ЧЖАО — правитель округа Цайчжоу в Шаньдуне — гл.гл: 49; 65; 77.
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО - см. ЧЖАО ХУЭЙ-ЦЗУН; ЧЖАО ЦИНЬ- ЦЗУН.
ЖЕЛТОГО ДРАКОНА БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ - гл. 71.
ЖИНАНЬ — см. ЧЖУ ЖИНАНЬ.
ЖИСИНЬ - СМ. ЛИ мин.
ЖОКЕИ = НАЕЗДНИКИ - гл. 65.
ЖУАНЬ ТРЕТИЙ — юный возлюбленный барышни Чэнь, умерший в час свидания — гл.гл.: 34; 51.
ЖУАНЯ ТРЕТЬЕГО ВОЗЛЮБЛЕННАЯ - см. ЧЭНЬ БАРЫШНЯ.
ЖУИ — см. ЧЖАН ЧЕТВЕРТАЯ.
ЖУЙЮНЬ — см. БЭНЬ ЧЖАНЪЭР.
о
ЖУНХАИ — слуга Симэнь Цина в поездках за товаром с Цуй Бэнем — гл.гл.: 60; 61; 67; 77.
ЖУН ЦЗЯОЭР, возможно, = ДУН ЦЗЯОЭР — певичка с Большой улицы — гл. 77.
ЖУНЫ - СМ. ВАРВАРЫ СЕВЕРНЫЕ.
ЖЭНЬ МОНАХ — настоятель даосского монастыря Преподобного Яня — гл.гл.: 93; 94 (умер, 63 года); 96.
ЖЭНЯ МОНАХА ПРИСЛУЖНИК - гл. 93.
ЖЭНЬ ТИНГУЙ = ЖЭНЬ ЛЯНГУЙ = УЕЗДНЫЙ АРХИВАРИУС — уездный архивариус в Цинхэ после Хуа Хэлу — гл.гл.: 32; 65; видимо, 79.
ЖЭНЬ ХОУСИ = ЛЕКАРЬ ЖЭНЬ — врач — гл.гл.: 54; 55; 58; 60; 61; 63; 67; 75; 76; 78; 79.
ЖЭНЯ ХОУСИ СЛУГА — гл. 58.
517


ЗАБАВНИКИ = ЗАТЕЙНИКИ = КЛОУНЫ = СКОМОРОХИ = ШУТЫ - гл.гл.: 15; 20; 48; 49; 58; 60; 74; 76; 78.
ЗЕРКАЛЬЩИК-гл. 90.
ЗЕРКАЛЬЩИК-СТАРИК — гл.гл.: 58; 59.
ЗЕРКАЛЬЩИКА-СТАРИКА ЖЕНА-СТАРУХА - сводня, 55 лет- гл. 58.
ЗЕРКАЛЬЩИКА-СТАРИКА СЫН-ВОР - гл. 58.
ЗОЛОТАРЬ — ассенизатор в доме Симэня — гл. 85.
И МЯНЬЦЫ — сосед Симэня — гл. 26.
ИН БАО — домочадец Ин Боцзюэ — гл.гл.: 22; 34; 43; 67; 68; 72; 73; 76 — 78.
ИН БОГАЧ — торговец тафтой, отец Ин Боцзюэ — гл. 10.
ИН БОЦЗЮЭ = ИН ПОБИРУШКА = ИН ВТОРОЙ = НАНЬПО = БРАТ ИН = ДЯДЯ ИН — разорившийся сын торговца тафтой, прихлебатель, игрок и посредник, 1-ый друг-побратим Симэнь Цина — второй в «братстве десяти» — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10—16; 18—26; 30—35; 38-40; 42; 43; 45; 46; 48; 50-69; 72-80; 87; 97 (умер).
ИН БОЦЗЮЭ ЖЕНА = ИН ВТОРАЯ - см. ДУ.
ИН БОЦЗЮЭ СЫН — сын Ин Боцзюэ от младшей жены Чуньхуа — гл.гл.: 67 (родился предположительно 26.10.1117); 72; 75.
ИН ВТОРАЯ — младшая дочь Ин Боцзюэ, родившаяся, вероятно, в 1103 г. — 67 (13 лет); 97 (22 года — анахронизм).
ИН СТАРШАЯ — старшая дочь Ин Боцзюэ — гл.гл.: 22; 67.
ИН СТАРШИЙ — торговец шелком с Восточной улицы, старший брат Ин Боцзюэ — гл.гл.: 34; 67; 75; 97.
ИНА СТАРШЕГО ЖЕНА - см. ДУ ВТОРАЯ.
ИН-ЦЗУН - см. ЧЖАО ИН-ЦЗУН.
ИНЧУНЬ — старшая горничная Ли Пинъэр, домашняя певица в доме Симэнь Цина, любовница Симэнь Цина, после его смерти певица в Восточной столице у дворецкого Чжая, ровесница Чуньмэй, видимо 1098 г.р. — гл.гл.: 10; 13 (17 лет); 14-24; 29-31; 33—35; 38; 41-46; 48; 50-54; 57-59; 61-63; 65; 67; 72; 74; 75; 77; 78; 80; 81 (17 лет — анахронизм).
ИНЧУНЬ — второй послушник из храма Нефритового владыки — гл.гл.: 39; 77.
ИНЪЭР —см.УИНЪЭР.
ИНЬ ДАЛЯН — цензор Чжэцзяна — гл. 70.
ИНЬ ЛАЙСИН = ГАНЬ ЛАЙСИН = ЛАЙСИН - старый слуга дома Симэней, родом из Ганьчжоу — гл.гл.: 10; 14; 15; 19; 21—27; 31; 33—35; 40; 42; 43; 48; 49; 52; 63; 65-68; 72; 75; 76; 78; 79; 91; 95; 96.
ИНЬ НЯНЪЭР — старшая дочь слуги Инь Лайсина — гл. 78.
518


ИНЬ ТЯНЬСИ = ИНЬ ЗЛОДЕИ — шурин правителя области Гаотан Гао Ляня — гл.гл.: 84; 100.
ИНЬ ЦЗИН — правый советник Хуэй-цзуна — гл. 70.
ИНЬ ЧЖИ — тюремный архивариус в уезде Цинхэ, родом из Сяои в Шаньси, милосердный и честный — гл. 26.
ИНЬ ЧЭНЪЭР — грудная младшая дочка слуги Инь Лайсина, вскормленная Чжан Четвертой — гл. 78.
ИНЬЭР - см. У ИНЬЭР.
ИСТОПНИЦА ГЛАВНАЯ — гл. 23.
ИЦЮАНЬ - см. ЦАЙ Ю.
КАБАЧКА НА ЛЬВИНОЙ СЛУГИ И ПОСЕТИТЕЛИ - гл. 9.
КАН КНЯЗЬ - см. ЧЖАО ГАО-ЦЗУН.
КАРАУЛЬНЫЕ - гл.гл.: 14; 63 (три смены); 63; 93.
КАРАУЛЬНЫЙ СТАРШИЙ - см. ЧЖАН КАРАУЛЬНЫЙ. КОНВОИРЫ — из служащих управы — гл.гл.: 10 (двое); 19 (двое); 26; 27; 47; 92.
КОНЮХИ - гл. 63.
КОРМИЛИЦА (в доме Симэнь Цина) — см. ЧЖАН ЧЕТВЕРТАЯ. КОРОБЕЙНИКИ - гл.гл.: 13; 42.
КОТ ЦЗИНЬЛЯНЬ - см. ЛЬВЕНОК-СНЕЖОК.
КУКОЛЬНИКИ - СМ. АКТЕРЫ-КУКОЛЬНИКИ.
КУН СЕМЕЙСТВА ДОЧЬ — Чуньмэй в следующем перерождении — гл. 100. КУН ТЕТУШКА - сваха от Цяо — гл.гл.: 41-43; 39.
КУПЦЫ — гл.гл.: 37; 46; 49; 69; 81; 92.
КУПЦЫ ГУАНДУНСКИЕ - гл. 16.
КУПЦЫ СЫЧУАНЬСКИЕ — гл. 16.
КУПЕЦ ИЗ УСИ — торговец рисом — гл. 77.
КУПЦЫ ХУАЙСКИЕ = ХУАЙСКИЙ ГОСТЬ - взял в дело Ван Чао - гл.гл.: 2; 76; 86.
КУПЦЫ ХАНЧЖОУСКИЕ - гл. 21.
КУПЦЫ ХУЧЖОУСКИЕ - гл.гл.: 34; 98; 99; 100.
КУПЦЫ ЯНЧЖОУСКИЕ - знакомые Мяо Цина - гл. 47.
КУПЦЫ ЯНЧЖОУСКИЕ СОЛЯНЫЕ - компаньоны Ван Сыфэна — гл.гл.: 27 (10 человек); 30 (10 человек); 81.
ЛАИ АНЬ — слуга Симэнь Цина — гл.гл.: 13; 24; 26—30; 34; 35; 40—42; 44-46; 48; 52; 58; 59; 61-63; 67; 69; 72-80; 82; 84; 86; 89; 90; 91.
ЛАЙАНЬ — слуга Симэнь Цина — гл. 20.
519


ЛАИАНЬ — слуга Хуана Четвертого — гл. 68.
ЛАЙБАО - см. ТАН ЛАЙБАО.
ЛАЙБАО ЖЕНА - см. ХУЭЙСЯН.
ЛАЙБАО СЫН - см. ТАН СЭНБАО.
ЛАЙВАН — см. ЧЖЭН ВАН.
ЛАЙВАНА ЖЕНА - см. СУН ХУЭЙЛЯНЬ.
ЛАЙВАНА ЖЕНА - см. ЧЖЭН ВАНА ПЕРВАЯ ЖЕНА.
ЛАИДИН — слуга в доме У Старшего — гл.гл.: 45; 46.
ЛАИ ДИН — слуга Хуана Четвертого — гл. 68.
ЛАИДИН — слуга Хуа Старшего — гл. 79.
ЛАЙСИН - см. ИНЬ ЛАЙСИН.
ЛАЙСИНА ЖЕНА — см. ХУЭЙСЮ; ЧЖАН ЧЕТВЕРТАЯ.
ЛАЙСИНА ДОЧЬ - см. ИНЬ НЯНЪЭР.
ЛАЙСИНА ДОЧЬ ГРУДНАЯ - см. ИНЬ ЧЭНЪЭР.
ЛАИЦЗЮЭ = ЛАИЮ — приятель Ин Бао, слуга Симэнь Цина, бывший слуга советника Сюя из Яньчжоу и домашних полководца Вана, 20 лет — гл.гл.: 77 — 80.
ЛАЙЦЗЮЭ ЖЕНА = ЛАЙЮ ЖЕНА — см. ХУЭЙЮАНЬ.
ЛАЙ ЧЖАО — слуга-привратник и сторож Симэнь Цина — гл.гл.: 11; гл. 16-18; 28; 29; 42; 76; 77; 79; 90—92; 95 (умер).
ЛАЙЧЖАО ЖЕНА - см. ХУЭЙЦИН.
ЛАЙЧЖАО СЫН - см. ТЕГУНЬ.
ЛАМ ЭЙ — мальчик-слуга в семействе певиц У из «Веселой весны» — гл.гл.: 45; 68.
ЛАНЦЮАНЬ - см. ШАН ЛАНЦЮАНЬ.
ЛАНЬ ГОСПОЖА = ХЭ ГОСПОЖА — племянница дворцового смотрителя Ланя, жена Хэ Юншоу, не более 20 лет, предмет последней нереализованной срасти Симэнь Цина — гл.гл.: 78; 79.
ЛАНЬСЯН — старшая горничная Мэн Юйлоу, домашняя певица в доме Симэнь Цина и его любовница — гл.гл.: 7 (15 лет); 10; 11; 19—22; 24; 29—31; 41-43; 46; 48; 58; 61; 63; 73-75; 78; 81; 91 (18 лет - анахронизм); 92.
ЛАНЬХУА = ОРХИДЕЯ — служанка супруги У Кая, госпожи У Старшей — гл. 89.
ЛАНЬХУА = ОРХИДЕЯ — служанка Пан Чуньмэй — гл.гл.: 94—97; 99; 100.
ЛАНЬ ЦУНСИ = ЛАНЬ ПРИДВОРНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ — дядя жены Хэ Юншоу, живущий в Восточной столице — гл.гл.: 70; 78.
520


ЛИ — дочь в семействе Ли из Восточной столицы, Цзиньлянь в следующем рождении — гл. 100.
ЛИ = ГОСПОЖА МЯО — больная жена Мяо Тяньсю — гл. 47.
ЛИ = ГОСПОЖА СИМЭНЬ — мать отца Симэнь Цина, покойная — гл. 39.
ЛИ АНЬ — доверенный слуга Чжоу Сю, племянник Ли Гуя — 87; 88; 90, 94-100.
ЛИ АНЯ МАТЬ — более 60 лет — гл. 100.
ЛИ АНЯ ОТЕЦ — брат Ли Гуя, покойный — гл. 100.
ЛИ БАНЪЯНЬ = ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО ЛИ — помощник
начальника судебной коллегии трех управлений; возможно, покровитель Ли Гуя — гл.гл.: 18; 70; 71; возможно, 90.
ЛИ БАНЪЯНЯ ПРИВРАТНИК — стражник — гл. 18.
ЛИ ВАИЧУАНЬ = ЛИ ДОНОСЧИК — местный посыльный, по ошибке убитый У Суном — гл.гл.: 9 (убит); 10; 13.
ЛИ ГАН — начальник военного ведомства при Цинь-цзуне — гл.гл.: 99; 100.
ЛИ ГУИ = ЛИ ШАНЬДУНСКИИ ДЕМОН — наездник, жокей-циркач, дядя Ли Аня — гл. гл.: 90; 99; 100.
ЛИ ГУЙЦЗЕ = КОРИЧНАЯ СЕСТРИЦА - певичка, племянница Ли Цзяоэр, любовница Симэнь Цина, приемная дочь У Юэнян — гл.гл.: 11; 12;
14-16; 19-21; 26; 31; 32; 39; 40; 42—46; 48; 31-33; 38; 39; 61; 63 — 66; 68-70; 72; 74-80.
ЛИ ГУЙЦЗЕ СЛУЖАНКА - гл.гл.: 15; 69.
ЛИ ГУЙЦИН — певица, сестра Гуйцзе, родившаяся в 10-й день 3-й луны — гл. гл.: 11; 12; 15; 19-21; 32; 44; 45; 51; 52; 75; 80.
ЛИ ГУНБИ = ЛИ БАРИЧ = ЛИ ШАЛОПАЙ = ЛИ МЛАДШИЙ —
сын Ли Чанци, студент высшей ступени императорского училища Сынов Отечества, третий муж Мэн Юйлоу, родившийся в 23-й день 1-й луны года лошади, т.е. в 1090 г. — гл.гл.: 82; 90—92.
ЛИ ГУНБИ ЖЕНА — первая, покойная — гл. 91; затем см. МЭН ЮИЛОУ.
ЛИ ДАТЯНЬ = ЛИ ГУНЦЗИ = ЛИ СОВЕТНИК = УЕЗДНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ — правитель уезда Цинхэ — гл. гл.: 1; 2; 9; 10; 26; 27; 31; 32; 34-36; 48; 49; 51; 56; 57; 65; 68; 69; 76; 77.
ЛИ КАРЛИК прохожий ГЛ. 65.
ЛИ КУИ = ЧЕРНЫЙ ВИХРЬ — персонаж «Речных заводей», повстанец — гл.гл.: 10; 84.
ЛИ МИН = ЛИ ЖИСИНЬ — певец, брат Ли Цзяоэр, дающий уроки музыки домашним певицам Симэнь Цина и евнуха Лю — гл.гл.: 20—22; 31; 32; 39; 42; 43; 46; 48; 49; 52; 54; 58; 60; 63-66; 68; 69; 72 —74; 76; 77-80.
521


ЛИ ПИНЪЭР = ВАЗОЧКА = ГОСПОЖА/МАТУШКА ШЕСТАЯ = ПИНЪЭР — вторая жена письмоводителя тайного совета Ляна, жена Хуа Цзысюя, жена лекаря Чжуншаня, шестая жена Симэнь Цина, родившаяся в 15-й день 1-й луны года синь-вэй под знаком барана, т.е. в 1091 г.; в предыдущей жизни — мужчина в семействе Ванов из Биньчжоу, в следующей — дочь квартального Юня — гл.гл.: 10; 13—46; 48—62 (умерла); 63—69; 71—80; 83; 85; 96; 100.
ЛИ ПИНЪЭР НЯНЬКА - см. ФЭН ТЕТУШКА.
ЛИ ПРАВЫЙ МИНИСТР — ошибочное имя одного из «шести разбойников» — гл. 98.
ЛИ ТРЕТЬЯ — хозяйка «Прекрасной весны», бывшая певичка, мать или тетка Ли Гуйцзе и Ли Гуйцин, мать, сестра или тетка Ли Цзяоэр, родившаяся в
24-й день 4-й луны — гл.гл.: 11; 12; 15; 20; 21; 26; 31; 32; 44; 45; 49; 51; 52; 63; 69; 72; 74; 80.
ЛИ ТРЕТЬЕЙ ДОМА ПРИВРАТНИК — гл. 74.
ЛИ ХО — сын Ли Чжи — гл. 97.
ЛИ ЦЗИНЬ — домочадец, слуга Ли Чжи — гл.гл.: 45; 52.
ЛИ ЦЗЯОЭР = ЛИ ПРЕЛЕСТНИЦА = ГОСПОЖА/МАТУШКА
ВТОРАЯ — певица семейства Ли из «Прекрасной весны», дочь или младшая сестра или племянница мамаши Ли Третьей, вторая жена Симэнь Цина, любовница У Второго, вторая жена Чжана Второго, родившаяся в 17-й день 4-й луны года и-чоу под знаком быка, т.е. в 1085 г. — гл.гл.: 2; 3; 9—12; 14-16; 18-21; 23-27; 29; 30-35; 37; 39-46; 48-53; 55-59; 61-63; 65; 67-69; 72-80; 83, 87; 90; 91.
ЛИ ЧАНЦИ = ПРАВИТЕЛЬ ЛИ = ИНСПЕКТОР ЛИ — новый уездный правитель Цинхэ после Ли Датяня, уроженец Хэбэя из уезда Цзаоцян области Чжэньдин, инспектор в Чжэцзяне, отец Ли Гунби — гл.гл.: 88; 90—92.
ЛИ ЧАНЦИ ЖЕНА — мать Ли Гунби — гл.гл.: 91; 92.
ЛИ ЧЖИ = ЛИ ТРЕТИЙ — торговец пельменями, подрядчик, берущий у Симэнь Цина деньги под проценты — гл.гл.: 2; 38; 42; 43; 45; 46; 51—53; 56; 59; 60; 63; 67; 68; 76; 78—80; 97 (умер).
ЛИ ЧЖУНЪЮ — посыльный Чжай Цяня — гл. 30.
ЛИ ЯНЬ = ЛИ ПРИДВОРНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ — придворный смотритель в столице, один из «шести разбойников» — гл.гл.: 55; 70; 98.
ЛИН ЮНЬИ — правитель округа Яньчжоу в Шаньдуне — гл.гл.: 49; 65.
ЛИНЬ ГОСПОЖА = ГОСПОЖА ВАН — вдова полководца Вана, мать Вана Третьего, бывшая хозяйка девочки Цзиньлянь, родившаяся в 15-й день 11-й луны года свиньи, т.е. в 1083 г. — гл.гл.: 1; 68; 69; 72; 77—79.
ЛИНЬ ГОСПОЖИ МАМКА - гл. 72.
ЛИНЬ ГОСПОЖИ ГОРНИЧНАЯ - см. ФУЖУН.
522


ЛИНЬ ГОСПОЖИ СОСЕДИ — ГЛ. 69.
ЛИНЬ ЛИНСУ = ЛИНЬ ИСТИННОСУЩИЙ = ЛИНЬ ПРЕОСВЯЩЕНСТВО — знаменитый даос, подвизавшийся при дворе Хуэй-цзуна в качестве составителя биостимулирующих снадобий — гл.гл.: 67; 70; 72.
ЛИНЬ СЯОХУН — певичка из Янчжоу, возлюбленная Тан Лайбао — гл. 81. ЛИНЬ ЦАИХУН — старшая сестра Линь Сяохун — гл. 81.
ЛИНЬ ЦАНФЭН = ЛИНЬ ЧЭНСЮНЬ — тысяцкий, судебный надзиратель в Хуайцине — гл.гл.: 69; 70.
ЛИНЬ ШУ — начальник ведомства работ в Восточной столице, Пестун Наследника престола — гл. 70.
ЛИЦЕДЕИ — гл.гл.: 17; 31; 35; 64; 70; 76.
ЛО БАСУРМАН — игрок в мяч — гл. 15.
ЛО ВАНЬСЯН = ЛО ПОЧТЕННЫЙ — сослуживец Симэнь Цина — гл.гл.: 68; 69.
ЛО ЦУНЬЭР — певичка на откупе у Сяна Пятого — гл. 35.
ЛОТОСА БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ МОНАХИНИ — гл.гл.: 67;
68 (8 монахинь).
ЛОТОСА БУДДИЙСКОГО МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬНИЦА - см. СЮЭ МОНАХИНЯ.
ЛУ БИНЪИ = БРАТ ЛУ ВТОРОЙ = ЛУ СТАРШИЙ = ЛУ ТРЕТИЙ
(в оригинале, видимо, ошибки, так как это явно одно лицо) — приятель Чэнь Цзинцзи, его приказчик в кабачке в Линьцине — гл.гл.: 88; 92; 98; 99.
ЛУ ДЛИННОНОГИЙ — хозяин веселого дома — гл. 50.
ЛУ САЙЭР — певичка в доме Лу Длинноногого, 17 лет — гл. 50.
ЛУ ХУ — писец Ян Цзяня — гл.гл.: 17; 18.
ЛУ ХУА = ЛУ ЗМЕЯ В ТРАВЕ — вышибала, мошенник и лоботряс — гл. 19. ЛУ ЦЗИНЬЭР — певичка в доме Лу Длинноногого, 17 лет — гл. 50. ЛЬВЕНОК-СНЕЖОК — белый кот Цзиньлянь, до смерти напугавший Гуань- гэ — гл.гл.: 51; 59.
сэ о
ЛЭИ ЦИЮАНЬ = ДЭИ ДИНГУ — военный инспектор Шаньдуна, инспектор государственных перевозок — гл.гл.: 65; 67; 77.
ЛЮ = СЕ СИДА ЖЕНА — гл. 60.
ЛЮ АСТРОЛОГ — слепец-гадальщик, муж старухи Лю — гл.гл.: 12; 13.
ЛЮ Б АО — молодой повар Симэнь Цина — гл. 68.
ЛЮ ГАО — начальник крепости Спокойствия и Мира в Мэнчжоу — гл. 87.
ЛЮ ГОСУДАРЫНЯ = ИМПЕРАТОРСКАЯ ФАВОРИТКА АНЬ— фаворитка Хуэй-цзуна — гл.гл.: 70; 78.
523


ЛЮ ЕВНУХ = ЛЮ СМОТРИТЕЛЬ ГОНЧАРЕН = ЛЮ ДВОРЦОВЫЙ (ГАРЕМНЫЙ) СМОТРИТЕЛЬ = ЛЮ ЕГО ПРЕВОСХОДИ-
ТЕЛЬСТВО — сановник-евнух, ушедший на покой и живущий в Цинхэ на Восточной улице, квартировладелец доктора Ху — гл.гл.: 17; 31; 32; 34; 33; 48; 31-34; 37; 38; 61; 63 — 63; 73; 73-77; 80.
ЛЮ ЕВНУХА ПОСЫЛЬНЫЙ — гл. 77.
ЛЮ ИЗ ХУАИАНИ — однокашник Сун Паня — гл. 74.
ЛЮ СОВЕТНИК — из северного вассального государства Сися — гл. 38.
ЛЮ СОТНИК — брат евнуха Лю, живущий на северной окраине близ Уксусных ворот; Ли Мин учит его детей музыке — гл.гл.: 21; 34.
ЛЮ СПРУТ = ЛЮ ВТОРОЙ = ЛИНЬЦИНСКИЙ СПРУТ-шурин Чжан Шэна, хозяин кабачка в Линьцине, сутенер — гл.гл.: 93; 94; 97; 99 (убит); 100.
ЛЮ СПРУТА КАБАТЧИК — гл. 94.
ЛЮ СТАРУХА (ТЕТУШКА) — жена астролога Лю, знахарка, гадалка — гл.гл.: 12; 32; 33; 48; 53; 58; 59; 75; 79; 90.
ЛЮ ТАТУИРОВАННЫЕ РУКИ — торговец съестным — гл. 2.
ЛЮ ТРЕТИЙ — слуга сотника Лю — гл. 34.
ЛЮ ХУЭЙСЯН = ЛАЙБАО ЖЕНА — гл.гл.: 24; 26; 32; 43; 77; 78; 81.
ЛЮ ЦАН — брат Лю Хуэйсян — гл. 81.
ЛЮ ЦЗЮЙЧЖАЙ — врач, знакомый Хэ Юншоу, уроженец Фэньчжоу провинции Шаньси, около 50 лет — гл. 79.
ЛЮ ШЭН — начальник стражи Ян Цзяня — гл.гл.: 17; 18.
ЛЮ ЭКЗАМЕНАТОР УЕЗДНЫЙ - гл.гл.: 47; 52; 63; 74; 75; 79.
ЛЮ ЯНЬЦИН — в Шэньси командующий войсками против Цзинь — гл. 100.
ЛЮИ САИЭР — певица — гл. 79.
ЛЯН ИНДУН — главный следователь в Восточной столице — гл. 70.
ЛЯН ПИСЬМОВОДИТЕЛЬ — письмоводитель Тайного совета в Дамине (Пекин), первый муж Пинъэр, зять государева наставника Цай Цзина — гл.гл.: 10; 20.
ЛЯНА ПИСЬМОВОДИТЕЛЯ ЖЕНА - гл. 10.
ЛЯНА ПИСЬМОВОДИТЕЛЯ ВТОРАЯ ЖЕНА - см. ЛИ ПИНЪЭР.
ЛЯН ДО — казенный певец — гл. 65.
ЛЯН ШИЧЭН — высший сановник, один из «шести разбойников», чье имя в романе подменено — гл.гл.: 70; 98.
ЛЯО — варвары и войска — гл.гл.: 17; 64; 99; 100.
МА — соседка Ин Боцзюэ — гл. 75.
524


МА ГОСУДАРЫНЯ = ДУАНЬ ПРАВЕДНАЯ ФАВОРИТКА = МАТУШКА ГОСУДАРЫНЯ — фаворитка Хуэй-цзуна — гл. 70.
МА ЧЖЭНЬ — казенный певец — гл. 65.
МАКЛЕР — см. ЮЭ ТРЕТИЙ.
МАЛЕНЬКИЙ ЯО — см. ХАНЬ ДАОГО.
МАЛЫЙ ВИХРЬ — см. ЧАЙ ЦЗИНЬ.
МАНЬТАН — кухонная служанка Ли Гунби, 18 лет — гл. 92.
МАОДЭ — см. ЧЖАН МАОДЭ.
МАСТЕРА — строители, отдельщики, садоводы и т.д. — гл.гл.: 16 —18; 33; 35; 36; 48.
МИЛОСЕРДИЯ МОНАСТЫРЯ МОНАХИ — гл. 48.
МИНЪУ - см. СИМЭНЬ СЯОГЭ.
МОЛОДАЯ ГОСПОЖА — см. СИМЭНЬ СТАРШАЯ.
МОЛОДУХИ С ДЕТЬМИ — зеваки-прохожие — гл. 65.
МОНАХ — странствующий, принявший постриг у алтаря на Пятигорье — гл. 88.
МОНАХ ЧУЖЕЗЕМНЫЙ ИНДИИСКИИ — давший Симэнь Цину снадобье-афродизиак — гл.гл.: 49—53; 69; 78; 79.
МОНАХИ - гл.гл.: 7 (20 монахов); 8; 12; 15; 25—27; 35; 39; 46; 49-53; 57; 62; 63; 65-67; 71; 79; 80; 84; 88; 90; 100.
МОНАХИ СЮЭ МОНАХИНИ ЛЮБОВНИКИ — в период вдовства — гл. 57.
МОНАХИНИ С МАТЕРЬЮ ВАН - см. ГУАНЬИНЬ МОНАСТЫРЯ МОНАХИНИ.
МОНАХИНИ - гл.гл.: 12; 51; 57; 67; 80 (12 монахинь); 88.
МУЗЫКАНТЫ — гл.гл.: 19; 45 (шестеро); 46; 48; 49 (2 оркестра); 58; 60 (12 музыкантов); 65; 70 (в столице); 76.
МЭН ВТОРАЯ НЕВЕСТКА = МЭН ВТОРОГО ЖЕНА — жена второго брата Мэн Юйлоу, купца Мэн Жуя — гл.гл.: 7; 72; 74; 91.
МЭН ЖУЙ = МЭН ВТОРОЙ - КУПЕЦ МЭН — брат Мэн Юйлоу — гл.гл.: 65 — 67 (26 лет — неувязка); 92.
МЭН СТАРШАЯ НЕВЕСТКА = МЭН СТАРШЕГО ЖЕНА-жена старшего брата Мэн Юйлоу — гл.гл.: 7; 74; 91.
МЭН СТАРШАЯ СВОЯЧЕНИЦА = СВОЯЧЕНИЦА ГОСПОЖА ХАНЬ — старшая сестра Мэн Юйлоу — гл.гл.: 7; 48; 63; 72; 74; 78; 91.
МЭН ЧАНЛИН — придворный евнух-смотритель — гл. 70.
МЭН ЮЙЛОУ = ЯШМОВАЯ БАШЕНКА = МЭН ТРЕТЬЯ = ГО - СПОЖА/МАТУШКА ТРЕТЬЯ = ЮЙЛОУ — третья дочь в семей¬
525


стве Мэн, старшая жена покойного Ян Цзусина, третья жена Симэнь Цина, старшая жена Ли Гунби, родившаяся в 27-й день 11-й луны года цзя-цзы под знаком крысы, то есть в 1084 г. —гл.гл.: 7 (30 лет); 8—16; 18—27; 29-31; 33-33; 37; 39-46; 48-33; 33; 36-39; 61-63; 63; 67-69; 72-91 (37 лет); 92; 93; 96; 100.
МЯО — дочь МЯО ТЯНЬСЮ — гл. 47.
МЯО СЮ — слуга Мяо Цина — гл.гл.: 33; 36.
МЯО ТЯНЬСЮ — именитый горожанин Гуанлина, южного города области Янчжоу, знаток древней поэзии и этикета — гл.гл.: 47; 48.
МЯО ТЯНЬСЮ ЖЕНА - см. ЛИ.
МЯО ТЯНЬСЮ НАЛОЖНИЦА — см. ДЯО СЕДЬМАЯ.
МЯО ТЯНЬСЮ СЛУГА — СМ. АНЬТУН.
МЯОФЭН — послушница — гл.гл.: 50; 51; 73; 74.
МЯО ЦИН = МЯО СЯОХУ — слуга-домочадец Мяо Тяньсю, утопивший хозяина; богач, именитый горожанин Янчжоу — гл.гл.: 47—49; 51; 55; 56;
67; 77; 81.
МЯО ЦИНА БОГАЧА ДВОЕ ПЕВЦОВ — подарены Симэнь Цину; затем, в публикуемой версии — отправлены в подарок Цай Цзину; в других — один из них ЧУНЬХУН (см.), другой — ЧУНЬЯНЬ (см.) — гл.гл.: 55; 56.
МЯОЦЮИ — послушница — гл.гл.: 50; 51; 73; 74.
МЯО ШИ — слуга Мяо Цина — гл.гл.: 55; 56.
НАНЬМОХЭ — главнокомандующий стотысячного войска чжурчжэньской пехоты и конницы — гл. 100.
НАНЬСЮАНЬ — см. ЧЖОУ СЮ.
НАНЬЦЗЯН — см. ЦЗИН ЧЖУН.
НЕ ЮЭ = ЦИН НЕ ЮЭ — цинец, т.е. родом из округа Цинчжоу провинции Шаньдун, один из бездельников — гл.гл.: 15; 32; 68; 69.
НЕ ЛЯНХУ — однокашник ученого Шана, учившийся в военной академии; кандидат в секретари к Симэнь Цину после изгнания сюцая Вэня — гл.77.
НЕЗЕМНОЙ ЧИСТОТЫ БУДДИЙСКОЙ ОБИТЕЛИ НАСТОЯТЕЛЬ - см. СЯОЮЭ.
НЕФРИТОВОГО ВЛАДЫКИ ДАОССКОГО МОНАСТЫРЯ МАЛЬЧИКИ-ПОСЛУШНИКИ, МОНАХИ, ИНОКИ, ПРИСЛУЖНИКИ — гл.гл.: 39 (все); 53; 65 (16 иноков); 66 (двое мастеровых и послушник); 67; 78 (12 монахов); 80 (16 монахов).
НЕФРИТОВОГО ВЛАДЫКИ ДАОССКОГО МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ — см. У ЦЗУНСИ.
НЕФРИТОВОГО ВЛАДЫКИ ДАОССКОГО МОНАСТЫРЯ ПСАЛОМЩИК — гл. 39.
526


НИ ПЭН = СЮЦАЙ НИ = ШИЮАНЬ = НИ ГУЙЯНЬ — домашний учитель Ся Лунси, обучающий его сына и состоящий на службе в областном училище Цинхэ; знакомый сюцая Вэня, рекомендовавший того в секретари к Симэнь Цину— гл.гл.: 51; 56; 58; 60; 63; 67; 76.
НИЩИЕ — гл.гл.: 7; 15; 68; 82; 83; 93; 95; 96; 100.
НИЩИЙ — замерзший до полусмерти — гл. 93.
НОСИЛЬЩИКИ — безымянные, в том числе вольнонаемные — гл.гл.: 7 (один); 15; 17; 19 (шестеро); 31 (паланкинов певиц, именитых гостей — по четверо); 42 (паланкинов певиц); 44 (паланкинов); 48 (снеди — наемные, паланкинов); 49 (те же, что в гл. 48); 51 (паланкинов); 53 (даров); 55 (даров Симэнь Цина в столицу); 64 (жертвенных даров от придворных смотрителей Лю и Сюэ); 65 (жертвенных даров от монастыря Нефритового владыки, 64 носильщика катафалка, 4 — паланкина настоятеля У); 66 (снеди); 70 (16 — паланкина Чжу Мяня); 71 (один); 72 (Симэнь Цина, Ли Мина — один); 74 (певицы Шэнь); 75; 76 (паланкина губернатора Хоу — четверо); 77; 78 (паланкина, нанятого матушкой Пань, — двое, по 6 фэней); 84 (паланкина У Юэнян); 88 (двое); 89 (паланкинов Симэнь Старшей, У Юэнян, Мэн Юйлоу, Чуньмэй); 90 (паланкина Симэнь Старшей, У Юэнян, Мэн Юйлоу); 91 (с приданным Симэнь Старшей; с подарками от барича Ли — более 20); 93 (двое); 95; 96 (паланкина Чуньмэй — четверо); 97( один от У Юэнян, паланкина Чуньмэй — четверо).
НЮ — певичка из кабачка на Львиной улице — гл.гл.: 9; 10.
НЯНЪЭР - СМ. ИНЬ НЯНЪЭР.
ОБЛАСТНОЙ ПРАВИТЕЛЬ — см. ЧЭНЬ ВЭНЬЧЖАО и ХУ ШИ-
вэнь.
ОКОЛОТОЧНЫЕ — участковые полицейские, безымянные — гл.гл.: 9; 10 (арестовавший У Суна); 19 (арестовавший Цзя Чжушаня); 27 (кремирующий Сун Хуэйлянь); 35 (все околоточные Цинхэ); 42; 48; 64 (все околоточные Цинхэ); 68 (сосед тетушки Вэнь); 69; 88 (зарегистрировавший убийство Цзиньлянь и старухи Ван, все околоточные Цинхэ); 90 (чуть не задержавший Сунь Сюээ и Чжэн Вана); 92; 93 (схвативший Цзинцзи); 94 (в Линьцине).
ОКОЛОТОЧНЫЙ — см. СЯО ЧЭНЬ.
ОХРАННИКИ — гл.гл.: 1 (Цинхэ); 7 (20 солдат охраны из управы Цинхэ); 10 (из управы Цинхэ — при аресте У Суна); 14 (Цинхэ); 26 (из управы Цинхэ — при аресте Лайвана); 31 (охрана Ся Лунси); 37 (Цинхэ); 55 (столичные; охранники Симэнь Цина); 65 (Шаньдун); 66 (6 солдат Цинхэ); 70 (охрана дворца, охранники Чжу Мяня); 71 (Цинхэ); 72 (Цинхэ); 77 (Цинхэ); 87 (Цинхэ); 88 (Цинхэ); 91 (8 охранников); 92 (вЯньчжоу).
ПАН СЮАНЬ — из числа родственников, домашних, писцов, секретарей Ван Фу или Ян Цзяня — гл. 17.
ПАН ЧУНЬМЭЙ = ЧУНЬМЭЙ — служанка, проданная свахой Сюэ в дом Симэнь Цина для У Юэнян, горничная и наперсница Пань Цзиньлянь, до¬
527


машняя певица в доме Симэнь Цина, его и Чэнь Цзинцзи любовница, младшая и старшая жена Чжоу Сю, мать Чжоу Цзиньгэ, любовница Чжоу Аня, родившаяся в 2-й день 4-й луны, видимо, 1098 г., в следующем рождении — дочь семейства Кун из Восточной столицы — гл.гл.: 7; 9 — 14; 18—25 27-29 (18 лет); 30; 31; 33—35; 38—43; 46; 48~53; 33; 58; 60-64; 72 — 92; 94—97 (25 — 26? лет — анахронизм); 98—100 (умерла, 29 лет).
ПАНЬДАОС-гл. 62.
ПАНЬ ПЯТЫЙ — торговец живым товаром, хозяин Сунь Сюээ, 37 лет — гл. 94.
ПАНЬ СТАРШАЯ = ПАНЬ МАТУШКА/Б АБУШКА/ТЕТУШКА - мать Цзиньлянь — гл.гл.: 1; 6; 14; 22; 23; 30—35; 39; 40; 48; 57; 58; 62—64; 73-75; 78; 82 (умерла).
ПАНЬ СТАРШИН — портной, живший за Южными воротами города, покойный отец Цзиньлянь — гл.гл.: 1; 3; 78.
ПАНЬ ЦЗИ — сослуживец Симэнь Цина— гл. 64.
ПАНЬ ЦЗИНЬЛЯНЬ = ЗОЛОТАЯ ЛИЛИЯ = ПАНЬ ШЕСТАЯ = МАТУШКА/ГОСПОЖА ПЯТАЯ — шестая дочь портного Паня, воспитанница-певичка в доме полководца Вана, служанка-певичка и любовница богача Чжана, вторая жена У Чжи, пятая жена Симэнь Цина, любовница Циньтуна, Чэнь Цзинцзи, Ван Чао, родившаяся в 9-й день 1-й луны года моу-чэнь под знаком дракона, т.е. в 1108 г., в следующем рождении — дочь в роду Ли из Восточной столицы — гл.гл.: 1 — 16; 18—35; 37 — 46; 48—65; 67 — 69; 72—87 (умерла в 32 года, а должно быть 31); 88 — 93; 96—98; 100.
ПАНЬ ЦЗИНЬЛЯНЬ КОТ - см. ЛЬВЕНОК-СНЕЖОК.
ПАНЬ ЦЗИНЬЛЯНЬ МЛАДШАЯ СЕСТРЕНКА - гл.гл.: 78; 82.
ПАНЬ ЦЗИНЬЭР — певичка Паня Пятого — гл.94.
ПАНЬ ЮЙЭР — см. СУНЬ СЮЭЭ.
ПЕВИЦЫ — безымянные — гл.гл.: 16; 17 (четверо); 19 (четверо); 30; 35; 38; 45; 47 (из Янчжоу); 51; 52; 61; 62; 65; 68 (трое с Хань Сяочоу); 69; 74; 78 (четверо).
ПЕВИЦЫ УЧЕНОГО ШАНА - две — гл. 41.
ПЕВЦЫ — безымянные — гл.гл.: 53 (в доме евнуха Лю); 55; 60; 64 (трое с Ли Мином); 65 (шестеро); 70 (в столице).
ПЕВЦЫ ЕВНУХА ХЭ И — в Восточной столице — гл. 71.
ПЕВЦЫ ЧЖУ МЯНЯ — в Восточной столице — гл. 70.
ПЕЧАТНИКИ - гл.гл.: 57; 58.
ПЕЧНИК - гл. 72.
ПЛАКАЛЬЩИКИ — пятеро на похоронах Ли Пинъэр — гл. 65.
ПИНЪАНЬ — слуга, привратник-сторож Симэнь Цина, родившийся, видимо, в 1098 г. — гл.гл.: 7; 12-14; 16; 18-20; 23; 24; 26; 29-31; 33-36; 42; 43;
528


46-52; 58; 59; 61; 63—65; 67~69; 72; 73; 75 — 80; 83; 85; 90; 95 (22 года); 97.
ПИНЪЭР — см. ЛИ ПИНЪЭР.
ПИРОТЕХНИКИ - ГЛ.ГЛ.: 41; 78.
ПИСАРИ — в правлении и управе Цинхэ, безымянные — гл.гл.: 1; 9; 31; 37; 78; 95.
ПОВАРА — гл.гл.: 8; 18; 31; 35; 36; 41-43; 47-49; 51-53; 55; 61; 63 (двое); 64—66; 68; 70 — 73 (шестеро и 2 помощника); 74; 76; 89; 96.
ПРАВИТЕЛЬ ОКРУГА ДУНПИН - см. ЧЭНЬ ВЭНЬЧЖАО; ХУ ШИ- ВЭНЬ.
ПРАВИТЕЛЬ УЕЗДА ЦИНХЭ - см. ЛИ ДАТЯНЬ; ЛИ ЧАНЦИ. ПРОХОЖИЕ — разные — гл.гл.: 15; 65.
ПУЦЗИН — Наставник в Созерцании/Медитации из Снежной пещеры на Восточной вершине Великой горы (Тайшань), чье монашеское имя Пуцзин означает Всеуспокаивающий, наказавший Юэнян отдать сына к себе в ученики — гл.гл.: 75; 84; 100.
ПЯТАЯ ГОСПОЖА — см. ПАНЬ ЦЗИНЬЛЯНЬ.
РАЗБОЙНИКИ — гл.гл.: 1; 17; 30; 35; 42; 47; 48; 52; 61; 66; 68; 70; 77; 83; 84; 87; 88; 94-100.
РЫБАК — подобравший Аньтуна, слугу Мяо Тяньсю — гл. 47.
САЙЭР —см.ЛУСАЙЭР.
САЙЭР - см. ЛЮЙ САЙЭР.
СВЯЩЕННОГО ЛОТОСА МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬНИЦА - см. СЮЭ МОНАХИНЯ.
СЕ СИДА = СЕ НЕПОРОЧНЫЙ = СЕ ЦЗЫЧУНЬ — сын тысяцкого в Цинхэ, наследовавший титул, прихлебатель у певиц, игрок в мяч, 2-ой друг-побратим Симэнь Цина — третий в «братстве десяти», родившийся в 9/ 19-й день 11-й луны — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10—13; 15; 16; 18 — 21; 26; 30-32; 35; 39; 40; 42; 45; 46; 48; 52—54; 57; 59-63; 65; 66; 69; 76; 78-80.
СЕ СИДА ЖЕНА — см. ЛЮ.
СЕ ТРЕТИЙ = СЕ ТОЛСТЯК — хозяин кабачка в Линьцине на паях с Яном Железным Когтем, затем с Чэнь Цзинцзи — гл.гл.: 93; 94; 98—100.
СЕ ТРЕТЬЕГО ВЫШИБАЛА — в кабачке - гл.гл.: 98; 99.
СЕ ТРЕТЬЕГО КАБАЧКА СОСЕДИ — гл. 99 СЕ ТРЕТЬЕГО СЛУГА-МАЛЬЧИК - в кабачке - гл.гл.: 93; 94.
СЕ ТЫСЯЦКИЙ — из Цинхэ покойный отец Се Сида — гл. 11.
529


СЕ ЭНЬ — младший тысяцкий, служивший в войсках, затем помощником судебного надзирателя, в преклонных годах смещенный с поста и уволенный — гл. 70.
СЕКРЕТАРЬ УЕЗДА ЦИНХЭ — см. СЯ ГУНЦЗИ.
СИМЭНЬ АНЬ = СИМЭНЬ МЛАДШИЙ - см. ДАЙАНЬ.
СИМЭНЬ ГУАНЬГЭ = У ИНЪЮАНЬ - сын Симэнь Цина и Ли Пинъэр, родившийся в 23-й день 6-й луны года бин-шэнь, т.е. в 1116 г., умерший в 23-й день 8-й луны года дин-ю, т.е. в 1117 г., в следующем рождении — сын семейства Ван из Чжэнчжоу, ставший тысяцким — гл.гл.: 27 (беременность Ли Пинъэр); 29 (в гадании Бессмертного У); 30 (рождение); 31—33; 33; 38—46; 48; 50—55; 37—39 (умер в 1 год и 2 месяца); 60—62; 67.
СИМЭНЬ СЯОГЭ = МИНЪУ ПРОСВЕТЛЕННЫЙ — сын Симэнь Цина и У Юэнян; монах на горе Тайшань, послушник Пуцзина — гл.гл.: 64 (зачатие); 79 (рождение); 80; 81; 83—87; 89; 90 (полтора года); 91; 93; 96 (3 года); 97; 100 (15 лет — анахронизм).
СИМЭНЬ СТАРШАЯ = БАРЫШНЯ СИМЭНЬ = МОЛОДАЯ ГОСПОЖА — первая дочь Симэнь Цина от умершей первой жены Чэнь, жена Чэнь Цзинцзи, в следующем рождении — дочь сыщика Чжун Гуя из предместья Восточной столицы — гл.гл.: 2—4; 7 (14 лет); 8; 12; 17—26; 29; 30; 35; 39; 41; 45; 46; 48; 50-53; 55; 58; 59; 61; 63; 65; 68; 69; 72; 73; 75; 78; 80—86; 88—92 (умерла в 24 года); 93; 95—98; 100.
СИМЭНЬ СТАРШИЙ — покойный отец Симэнь Цина — гл.гл.: 2; 25; 39. СИМЭНЬ ЦЗИНЛЯН — покойный дед Симэнь Цина — гл. 39.
СИМЭНЬ ЦИН = СИМЭНЬ = СИМЭНЬ СТАРШИЙ = СЫЦЮ-
АНЬ — единственный сын умерших богатых торговцев, помощник судебного надзирателя, старший судебный надзиратель, тысяцкий, приемный сын Цай Цзина, родившийся в 28-й день 7-й луны года бин-инь под знаком тигра, т.е. в 1086 г., в следующем рождении — Шэнь Юэ, второй сын богатого горожанина Шэнь Туна из Восточной столицы — гл.гл.: 2—79 (умер); 80—96; 98-100.
СИМЭНЬ ЦИНА БАБКА — см. ЛИ.
СИМЭНЬ ЦИНА СОСЕДИ — гл.гл.: 17; 30; 31; 53; 60; 63; 65; 66; 76; 79; 85; 86.
СИТУН — слуга Ван Сюаня — гл. 93.
СИЧУНЬ — см. ЧЖАН СИЧУНЬ.
СИЭР — слуга Чэнь Цзинцзи в доме Чжоу Сю — гл. 97.
СЛЕДОВАТЕЛЬ — см. ХЭ ДЕВЯТЫЙ.
СОЛДАТЫ — гл.гл.: 1 (двое при У Суне); 4; 7—9; 31 (12 — в услужении Симэнь Цина); 35 (четверо); 37 (2); 40; 41 (двое); 42; 43 (4); 45 (четверо); 46—47 (двое); 51; 54; 58 (двое); 63 (четверо); 65; 66 (четверо); 68—72; 75—80; 89 (при Чуньмэй); 99 (двое при Чуньмэй); 100 (на войне с Цзинь).
530


СТАРЦЫ — зеваки прохожие — гл. 65.
СТАРШАЯ - см. У ЮЭНЯН.
СУ ГОСПОЖА - см. ФАНЬ ГОСПОЖА.
СУН ДЭ — персонаж из дел управы Цинхэ — гл. 76.
СУН ДЭ ЖЕНА — покойная, персонаж из дел управы Цинхэ — гл. 76.
СУН ДЭ ЖЕНА ВТОРАЯ - см. ЧЖОУ.
СУН ДЭ ЗЯТЬ — персонаж из дел управы Цинхэ, которого ждет повешенье за сожительство с тещей — гл. 76.
СУН ДЭ СЛУЖАНКА — персонаж из дел управы Цинхэ, донесшая на хозяйку и зятя — гл. 76.
СУН ДЭ СОСЕДИ — гл.76.
СУН ЖЭНЬ — гробовщик, отецХуэйлянь — гл.гл.: 22; 26; 27.
СУН ПАНЬ = СУН ЦЯОНЯНЬ = СУН СИЛЯНЬ = СУНЪЮАНЬ = РОДНИК В СОСНАХ = СУН ГУНЦЗУ - цензор в провинции Шэньси, шурин академика Цай Ю, уроженец Наньчана провинции Цзянси, цензор Шаньдуна вместо Цзэн Сяосюя — гл.гл.: 49; 51; 52; 57; 64—67; 70; 72; 74-79.
СУН ПАНЯ ДВОЕ ГОНЦОВ - гл.гл.: 51; 65.
СУН ПАНЯ ПОСЫЛЬНЫЙ - гл. 74.
СУН ПАНЯ СЕКРЕТАРЬ - гл. 76.
СУН ПАНЯ СЛУГА - гл. 51.
СУН ТУИ — придворный смотритель в столице — гл. 70.
СУН ХУЭЙЛЯНЬ = СУН ЦЗИНЬЛЯНЬ = ЛАЙВАНА ЖЕНА - дочь гробовщика Сун Жэня, служанка судьи Цая, жена повара Цзян Цуна, любовница Лайвана, после убийства повара — вторая жена слуги Симэнь Цина Лайвана, любовница Симэнь Цина, родившаяся в год лошади, т.е. 1090 г., в следующем перерождении — дочь в роду Чжу из Восточной столицы — гл.гл.: 22 (24 года, а должно быть 25); 23—26 (умерла в 25 лет, а должно быть в 26); 27-29; 67; 72; 78; 79; 100.
СУН ЦЗЯН = СУН СПРАВЕДЛИВЫЙ = СУН БЛАГОДАТНЫЙ ДОЖДЬ — предводитель повстанцев в Шаньдуне — гл.гл.: 1; 84; 97; 98.
СУНЪЮАНЬ — см. СУН ПАНЬ.
СУНЬ ВТОРАЯ — вторая жена Чжоу Сю, мать Юйцзе — гл.гл.: 87—90; 94-100.
СУНЬ ВТОРОЙ ДЕРЕВЕНСКАЯ СЛУЖАНКА - приведенная тетушкой Сюэ за 4 ляна, 12 лет — гл. 95.
СУНЬ ВТОРОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ СЛУЖАНКИ ОТЕЦ - идущий в солдаты — гл. 95.
531


СУНЬ ВЭНЬСЯН — младший шурин Хуана Четвертого, сын Сунь Цина — гл.гл.: 67; 68; 77.
СУНЬ ЖУН — полицеймейстер обоих гарнизонов сыскной полиции — гл. 70. СУНЬ КРИВОШЕИ — покойный муж золовки Ян — гл. 7.
СУНЬ СЮЭЭ — служанка покойной жены Симэня, четвертая жена Симэнь Цина, любовница Чжэн Вана, кухонная служанка Чуньмэй, певица в доме Паня, любовница Чжан Шэна, в следующем рождении — дочь бедняка Яо из предместья Восточной столицы — гл.гл.: 9 (20 лет); 10 — 12; 14—16; 19-21; 23-27; 29; 30; 33; 39-43; 43; 46; 48-33; 56—63; 65; 67; 69; 72—80; 83 — 86; 88—91; 94 (35 лет — анахронизм); 95; 99 (умерла); 100.
СУНЬ ТЯНЬХУА = СУНЬ МОЛЧУН = СТАРИК СУНЬ - прихлебатель у певиц, сводник, 4-ый друг-побратим Симэнь Цина — пятый в «братстве десяти», более 50 лет — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10—13; 15; 16; 20; 25; 26; 32; 35; 42; 51; 52; 54; 63; 68; 69; 72; 76; 79; 80.
СУНЬ ТЯНЬХУА ЖЕНА = СУНЬ СТАРШАЯ — гл. 52.
СУНЬ ЦЗИ — сосед Чэня Цзинцзи — гл. 92.
СУНЬ ЦИН — тесть Хуана Четвертого — гл. 67.
СЫ ФЭНЪИ — из тысяцких, помогавших в перевозках для горы Гэньюэ — гл. 70.
СЫН НЕБА — см. ЧЖАО ХУЭЙ-ЦЗУН, ЧЖАО ЦИНЬ-ЦЗУН и др. императоры.
СЫЦЮАНЬ — СМ. СИМЭНЬ ЦИН.
СЫЩИКИ - гл. 69.
СЭНБАО - см. ТАН СЭНБАО.
СЮИ — областной правитель Цинчжоу — гл. 84.
сз
СЮИ ГЕОМАНТ — казенный геомант, служитель управы — гл.гл.: 31; 48; 59; 62; 63; 65; 76; 79; 80.
СЮИ НАНЬСИ — начальник крепости Синьпин — гл.гл.: 34; 35.
СЮЙ ПОРТНОЙ - ГЛ. 51.
СЮЙ ПОЧТЕННЫЙ = СЮЙ ПРИДВОРНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ = СЮЙ СКВАЛЫГА = СЮЙ САНОВНИК — домовладелец Суня Кривошея с женой Ян, живущий на улице Дражайшей половины на Северной окраине в Цинхэ, сосед Ся Лунси, родственник евнуха Лю — гл.гл.: 7; 22;
42; 45; 57; 64; 67; 70; 88.
СЮЯ ПРИДВОРНОГО СМОТРИТЕЛЯ ПЛЕМЯННИЦА = ЧЖАНА ВТОРОГО СЫНА ЖЕНА - гл. 88.
СЮИ СУН — правитель округа Дунчан в Шаньдуне — гл.гл.: 49; 65; 77. СЮИ СЯН — из тысяцких, помогавших в перевозках для горы Г эньюэ — гл. 70. СЮЙ ТРЕТИЙ — торговец пирожками с финиками — гл. 2.
532


СЮЙ ФЭН — правитель Яньчжоу, родом из области Линьтао в Шэньси, цзиныни, честный, неподкупный и стойкий, бывший хозяин Лайю = Лай- цзюэ — гл.гл.: 78; 92.
СЮИ ФЭНСЯН — сослуживец Симэнь Цина — гл. 64.
СЮИ ЦЗУНШУНЬ — второй послушник монаха Жэня — гл. 93.
СЮИ ЧЕТВЕРТЫЙ — лавочник, живущий к востоку от городских ворот, должник Симэнь Цина — гл.гл.: 31—33; 79.
СЮИ ШУНЬ — актер хайяньской труппы — гл.гл.: 74; 73.
СЮН ВАН — муж Жуй, забранный в солдаты и поэтому продавший жену — гл.гл.: 30; 75; 78.
СЮННУ ВАРВАРЫ — ГЛ.17
СЮНЬ ЦЗЫСЯО — актер хайяньской трупы — гл.гл.: 74; 75.
СЮЧУНЬ — младшая горничная Ли Пинъэр, послушница монастыря Гуань- инь - гл.гл: 10; 13; 14; 16; 17; 19; 20; 21; 23; 24; 27; 30; 31; 33; 34; 36; 38; 39; 41; 46; 58; 59; 61-63; 65; 67; 72; 75; 78; 80; 81; 85; 86; 91; 95.
СЮЭ БАНЬЭР — певичка в доме У Длинноногого — гл. 95.
СЮЭ МОНАХИНЯ = СЮЭ НАСТОЯТЕЛЬНИЦА - настоятельница монастыря Священного Лотоса, монастыря Дицзана, вдова, сводня, более
50 лет — гл.гл.: 34; 40; 50—53; 57~59; 62-65; 68; 73-75; 78; 80; 83; 85; 88; 95.
СЮЭ МОНАХИНИ МУЖ - покойный - ГЛ. 57.
СЮЭ ПРИДВОРНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ = ЕВНУХ СЮЭ — гл.гл.: 31; 32; 34; 35; 48; 57; 58; 63-65; 73; 75; 76; 78; 80.
СЮЭ СМОТРИТЕЛЯ ПОСЫЛЬНЫЙ — ГЛ. 31.
СЮЭ СЯНЬЧЖУН — чиновник управы — гл. 70.
СЮЭ ТЕТУШКА — сваха, торговка головными украшениями — гл.гл.: 3; 7; 30; 36; 40; 68; 85—89; 91; 94; 95; 97.
СЮЭ ТЕТУШКИ ВНУК — младенец, сын Сюэ Цзи и Цзинь — гл.гл.: 85; 86.
СЮЭ ТЕТУШКИ ДВЕ ДЕВИЦЫ — две служанки для продажи — гл. 85. СЮЭ ЦЗИ — сын свахи Сюэ — гл. 85.
СЮЭ ЦУНЬЭР — певичка в доме У Длинноногого — гл. 95.
СЮЭЭ — СМ. СУНЬ сюээ.
СЯ = МАТЬ СИМЭНЬ ЦИНА - гл. 39.
СЯ ГУНЦЗИ = УЕЗДНЫЙ СЕКРЕТАРЬ — секретарь правления уезда Цинхэ — гл.гл.: 10; 32; 65; 92.
СЯ ГУНЦЗИ — тюремный смотритель — гл. 65.
533


СЯ ЛУНСИ = СЯ ЯНЬЛИН — старший судебный надзиратель уезда Цин- хэ, начальник императорского эскорта, родившийся во 2-й день 8-й луны —
гл.гл.: 12; 17; 19; 26; 30; 31; 34-36; 38; 43; 47—49; 51; 52; 58—66; 68-72; 76-78.
СЯ ЛУНСИ ЖЕНА — родившаяся во 2-й день 12-й луны — гл.гл.: 40; 42; 48; 68; 72; 76.
СЯ ЛУНСИ СЛУГИ, ПОСЫЛЬНЫЕ, ДОМОЧАДЦЫ — гл.гл.: 35; 42; 60; 68; 76; 77.
СЯ ЛУНСИ ЖЕНЫ СЛУЖАНКИ - гл. 42.
СЯ ЛУНСИ СОПРОВОЖДАЮЩИЕ СОЛДАТЫ - гл. 42.
СЯ ЧЭНЪЭНЬ — сын Ся Лунси, студент военного училища — гл.гл.: 48 (18 лет); 77.
СЯ ШОУ — подручный Ся Лунси — гл.гл.: 35; 48; 49; 51; 70.
СЯН ИМПЕРАТОРСКИЙ РОДСТВЕННИК — покойный — гл. 35.
СЯН ПЯТЫЙ — обнищавший сын императорского родственника Сяна — гл. 35. СЯНЬЮНЬ ПЛЕМЕНА - гл. 17.
СЯОГЭ - см. СИМЭНЬ СЯОГЭ.
СЯОЛУАНЬ — младшая горничная Мэн Юйлоу — гл.гл.: 7 (12 лет); 10; 11; 22; 24; 26; 46; 72; 78; 91 (15 лет — анахронизм); 92.
СЯО МОУ ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ — тесть Цая Четвертого, сват Цай Цзи- на — гл. 35.
СЯО ПРИНЦЕССА = СЯО МОУ ДОБРОДЕТЕЛЬНОГО ДОЧЬ - молодая жена Цая Четвертого — гл. 35.
СЯОСЮЙ - СМ. цзэн сяосюй.
СЯОТАН - СМ. ШАН ЛАНЦЮАНЬ.
СЯОХУН - см. ЛИНЬ СЯОХУН.
СЯО ЧЭНЬ — околоточный, полицейский четвертого околотка первого участка — гл.гл.: 33; 34.
о
СЯОЮИ — младшая горничная У Юэнян (куплена в 1113 г. за 3 лянов), лю~ бовница, затем жена Дайаня — наследника Симэнь Цина, т.е. госпожа Си-
мэнь - гл.гл.: 9-12; 14; 18-27; 30-33; 35; 39; 41; 43; 44; 46; 50-53; 55; 58; 61—63; 67; 68; 72—75; 78; 79; 83-86; 88-91; 95—97; 100.
СЯОЮЭ — настоятель буддийской обители Неземной чистоты — гл. 96.
СЯХУА — служанка Ли Цзяоэр, купленная у матушки Пань за 7 лянов, воровка — гл.гл.: 30 (15 лет); 44; 45.
ТАЙ ГОРЫ ДУХА-ХРАНИТЕЛЯ ДАОССКИЕ МОНАХИ - гл. 84. ТАЙЮЙ — см. ХУАН БАОГУАН.
ТАН ЛАЙБ АО = ТАН БАО = ЛАЙ БАО = ЛАЙБАО - доверенный слуга Симэнь Цина, получивший чин стражника в отряде князя Юньского
534


и занимающийся поставками соли по лицензии — гл.гл.: 9; 10; 12; 14; 17; 18; 25-27; 30; 31; 33—38; 42; 43; 48—52; 59-63; 65-67; 77-79; 81; 97.
ТАН СЭНБАО = СЫН ЛАЙБАО = СЭНБАО - гл.гл.: 78; 81 (5 лет); 97. ТАНЦОРЫ И ТАНЦОВЩИЦЫ - гл.гл.: 30; 76.
ТАОХУА — служанка Чжан Айюэ — гл.гл.: 59; 68; 77.
ТАНЬ ЦЗИ — цензор, командующий на границе с Цзинь — гл. 64.
ТАО — казенная сваха в уездной управе — гл.гл.: 91; 92.
ТАО СНОХАЧ — сожительствующий с тремя снохами — гл. 33.
ТЕГУНЬ = СЫНЛАЙЧЖАО = СЫН ШПИЛЬКИ - гл.гл.: 24; 27 (10 лет); 28; 29; 42; 78; 90 (15 лет — анахронизм); 95.
ТРЕТЬЯ ГОСПОЖА (МАТУШКА) - МЭН ЮЙЛОУ.
ТУН ГУАНЬ = ТУН ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ - член Тайного военного совета при Хуэй-цзуне, удостоенный титула князя — гл.гл.: 1; 30; 34; 35; 64; 70; 98 (сослан).
ТУН ПРАВИТЕЛЬ — помощник окружного правителя округа Дунчан — гл. 67.
ТУН ТЯНЬИНЬ — племянник главнокомандующего Туна, инспектор гвардии, правитель Столичного округа — гл.гл.: 35; 70.
ТЮРКИ — ГЛ. 17.
ТЯНЬСИ — слуга Хуа Цзысюя — гл.гл: 13; 14.
ТЯНЬФУ = ЦИНЬТУН — слуга Хуа Цзысюя и Ли Пинъэр, слуга Симэнь Цина, переименованный им в Циньтуна — гл.гл.: 10; 13; 14; 19; 20; 30; 31; 35; 37; 40-44; 46-55; 59; 61-63; 67-69; 72; 73; 75-79; 87.
ТЯНЬ ХУ — предводитель повстанцев в Хэбэе — гл. 1.
ТЯНЬ ЦЗЮГАО — из тысяцких, помогавших в перевозках для горы Гэньюэ — гл. 70.
ТЯНЬЦЮАНЬ - СМ. ХЭ ЮНШОУ.
У ВТОРАЯ = МЛАДШАЯ НЕВЕСТКА У — жена младшего брата У Юэнян — гл.гл.: 31; 35; 46; 48; 63; 78; 95.
У ВТОРОЙ — младший брат У Юэнян, любовник Ли Цзяоэр — гл.гл.: 12; 20; 31; 32; 46; 48; 60; 63; 65; 66; 76-80; 92; 95; 100.
У ДЛИННОНОГИЙ — хозяин веселого дома — гл. 95.
У ДЯНЬЭНЬ = ПРИКАЗЧИК У = ПРИСТАВ У - уездный гадатель, поручитель за местных чиновников, бравших ссуды, 3-ий друг-побратим Симэнь Цина — четвертый в «братстве десяти», помощник станционного смотрителя уезда Цинхэ, назначенный приставом — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10; 11; 16; 17; 20; 25-27; 30; 31; 33; 54; 95; 97.
У ИНЪЭР — дочь У Чжи — гл.гл.: 1 (16 лет в момент поселения У Чжи у богача Чжана); 2—6; 8—10; 87 (19 лет — анхронизм); 88.
535


У ИНЪЮАНЬ — см. СИМЭНЬ ГУАНЬГЭ.
У ИНЬЭР = СЕРЕБРЯНАЯ — певица из «Веселой весны» с Крайней аллеи, любовница Хуа Цзысюя, приемная дочь Ли Пинъэр, родившаяся в 14-й день 6-й луны - гл.гл.: И; 13; 13; 16; 18; 20; 31; 32; 39; 40; 42—46; 48; 34; 58-66; 68; 76-80.
У КАЙ - У СТАРШИЙ = У ТЫСЯЦКИЙ - старший брат У Юэнян — гл.гл: 12; 14; 20; 31; 32; 34; 35; 39; 40; 46; 48; 51; 57-61; 63; 64; 65-68; 72; 73; 76-80; 84; 85; 89; 90; 92; 95; 100 (умер).
У КАЯ СЛУГА — см. ЛАЙДИН.
У ПЛЕМЯННИКИ — дети братьев У, племянники У Юэнян — гл. 63.
У СТАРШЕГО ЖЕНА = НЕВЕСТКА У СТАРШАЯ = ГОСПОЖА У СТАРШАЯ — старшая невестка У Юэнян — гл.гл: 12; 14; 19; 21—24; 31-33; 35; 39-48; 50-52; 58; 59; 62; 63; 68; 72—76; 78—80; 89; 90; 95; 96.
У СТАРШАЯ СВОЯЧЕНИЦА = СВОЯЧЕНИЦА У СТАРШАЯ — старшая сестра У Юэнян; вероятно, жена свояка Шэня — гл.гл.: 31; 48; 63; 78; 79.
У СУН = У ВТОРОЙ — богатырь, брат У Чжи, старший охранник уезда Цин- хэ, разбойник с горы Лян — гл.гл.: 1; 2; 5; 8 —10; 15; 25; 87; 88; 92; 97; 100.
У СУНА КАЗЕННЫЙ СЛУГА-СОЛДАТ — гл.гл.: 1; 2; 8; 9.
У СЮНЬ — управляющий водными путями Империи — гл. 70.
У ТАН — сослуживец Симэнь Цина — гл. 64.
У ТЫСЯЦКИИ — начальник левого гарнизона Цинхэ, отец У Юэнян — гл.гл.: 2; 3; 7.
У ХУЭЙ — брат У Иньэр, актер-певец «Веселой весны» — гл.гл.: 16; 20; 31; 32; 39; 42; 45; 46; 48; 49; 54; 58; 60; 63; 65; 66; 68; 72; 76; 78; 80.
У ЦЗУНСИ = НАСТОЯТЕЛЬ У = У ПРАВОВЕРНЫЙ = У ДАО- ЧЖЭНЬ = НЕФРИТОВОГО ИМПЕРАТОРА МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ - гл.гл.: 14; 35; 39; 40; 59; 60; 62; 63; 65 —67; 76 —78; 80.
У ЧЕТВЕРТАЯ — хозяйка «Веселой весны» с Крайней аллеи, мамаша У Иньэр — гл. 13.
У ЧЖИ = У СТАРШИН — торговец лепешками, старший брат У Суна, первый муж Пань Цзиньлянь, в следующем рождении — сын деревенского жителя Фаня из Сюйчжоу — гл.гл.: 1—6; 8—10; 15; 25; 79; 80; 87; 100.
У ЧЖИ СОСЕДИ — на Лиловокаменной улице — гл.гл.: Г, 2; 4—6; 8 —10; 87; 88.
У ШИ = БЕССМЕРТНЫЙ У = ХРАНЯЩИЙ ИСТИНУ — даос предсказатель и физиогном, родом из Чжэцзяна — гл.гл.: 29; 30; 61; 79.
У ШУНЬЧЭНЬ - сын У Кая — гл.гл.: 27; 35; 43; 63.
У ШУНЬЧЭНЯ ЖЕНА - см. ЧЖЭН ТРЕТЬЯ.
536


У ЮЭНЯН = ЛУННАЯ ДЕВА = СТАРШАЯ = ГОСПОЖА СИ-
МЭНЬ — дочь начальника левого гарнизона Цинхэ тысяцкого У, старшая жена Симэнь Цина, родившаяся в 15-й день 8-й луны года моу-чэнь под знаком дракона, т.е. в 1088 г., и умершая в 70 лет — гл.гл.: 2 (25 лет); 3; 7; 9-27; 29-33; 35-37; 39-46; 48-53; 55-59; 61-65; 67-69; 72-93; 95-97; 100.
УЕЗДНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ - см. ЛИ ДАТЯНЬ; ЛИ ЧАНЦИ. УЕЗДНЫЙ СЕКРЕТАРЬ - см. СЯ ГУНЦЗИ.
ФАН ЛА — предводитель повстанцев в Цзяннани — гл. 1.
ФАН ЧЖЭНЬ — ученый из Палаты церемоний — гл. 64.
ФАНЬ — в Сюйчжоу отец У Чжи, в перерождении деревенский житель — гл. 100.
ФАНЬ — сын деревенского жителя, У Чжи в следующем рождении — гл. 100. ФАНЬ — хозяин семейства певиц — гл.гл.: 68; 79.
ФАНЬ ГАН — сосед Цзинцзи — гл. 92.
ФАНЬ ГОСПОЖА = ГОСПОЖА ЮНЬ = ГОСПОЖА СУ - жена Юнь Лишоу (фамилия ее называется по-разному: Су в гл. 78 и Фань в гл. 87) и мать его дочери — гл.гл.: 78; 87; 100.
ФАНЯ СЕМЕЙСТВА ПЕВИЦА — гл. 79.
ФАНЬ СОСЕД — живущий рядом с кабачком Се Третьего — гл. 98.
ФАНЬ СЮНЬ = ТЫСЯЦКИЙ ФАНЬ — из Цинхэ — гл.гл.: 31; 58; 64; 76; 78.
ФОКУСНИКИ - гл. 19.
ФУ ВТОРОЙ = ПРИКАЗЧИК ФУ = ФУ ЦЗЫСИНЬ = ФУ ОБНОВИТЕЛЬ = ФУ МИН — приказчик в лавке лекарственных трав Симэнь Цина - гл.гл.: 7-9; 12; 16; 20; 23; 26; 32—34;’ 43; 44; 46; 48; 50; 51; 58; 60; 63-65; 76-79; 81-86; 91; 95 (умер).
ФУ ПРИКАЗЧИКА ЖЕНА = ТЕТУШКА ФУ - гл.гл.: 72; 74; 78. ФУЖУН — молоденькая горничная госпожи Линь — гл.гл.: 69; 72.
ФУ ТЯНЬЦЗЕ — из тысяцких, помогавших в перевозках для горы Гэнь- юэ — гл. 70.
ФЭН ВТОРОЙ — торговый напарник Сунь Цина, тестя Хуана Четвертого — гл. 67.
ФЭН ДОМА ВЫШИБАЛА — любовник Фэн Цзиньбао — гл. 92.
ФЭН ДОМА ХОЗЯЙКА — хозяйка веселого дома, мать Фэн Цзиньбао — гл.гл.: 92; 93 (умерла).
ФЭН ТЕТУШКА/МАТУШКА — нянька Ли Пинъэр, сваха, родившаяся в год собаки, т.е. 1058 г. — гл.гл.: 10; 13; 14 (56 лет); 15—20; 24; 30; 36—38; 42; 43-45; 47; 48; 50; 59; 60; 62; 68; 79; 86.
537


ФЭН ТЕТУШКОЙ ПРОДАВАЕМАЯ СЛУЖАНКА — для Ли Цзяоэр куплена за 5 лянов, 13 лет — гл. 24.
ФЭН ТЕТУШКОЙ ПРОДАВАЕМАЯ СЛУЖАНКА — из дома церемониймейстера Вана, жена сбежавшего слуги, 17 лет, родившаяся в год быка (анахронизм), ценою в 10 лянов — гл. 24.
ФЭН ХУАИ — сын Фэна Второго, гуляка, умирает — гл. 67.
ФЭН ЦЗИНЬБАО = ЧЖЭН ЦЗИНЬБАО — певичка, любовница Цзин- цзи из дома Фэн, проданная в дом Чжэн — гл.гл.: 79; 92—94.
ФЭН ТИНГУ — левый советник губернатора Шаньдуна — гл.гл.: 63; 77. ФЭНШАНЬ — см. АНЬ ЧЭНЬ.
сз
ХАИТАН = ЯБЛОНЬКА — певичка музыканта при Чуньмэй, 16 лет — гл.гл.: 94-97; 100.
ХАНЬ АИЦЗЕ = ХАНЬ ПЯТАЯ — дочь Ван Шестой и Хань Даого, младшая жена дворецкого Чжая, родившаяся в 15-й день 5-й луны года лошади, т.е. в 1102 г., возлюбленная Чэнь Цзинцзи — гл.гл.: 37; 38; 71; 81; 98 — 100.
ХАНЬ БАНЦИ — правитель округа Сюйчжоу в Шаньдуне — гл.гл.: 49; 65; 77.
ХАНЬ БИ — казенный певец, брат девиц Хань — гл. 65.
ХАНЬ ВТОРОЙ = ХАНЬ ШУЛЕР — младший брат Хань Даого, любовник Ван Шестой — гл.гл.: 33—35; 38; 81; 98; 100.
ХАНЬ ВЭНЬГУАН — экзаменационный инспектор Шаньдуна — гл. 65. ХАНЬ ГОСПОЖА - см. МЭН СТАРШАЯ СВОЯЧЕНИЦА.
ХАНЬ ДАОГО = МАЛЕНЬКИЙ ЯО = ХАНЬ ВЕРТЛЯВЫЙ = ХАНЬ
СИЦЯО — сын разорившегося Ханя Лысого, знакомый Ин Боцзюэ, стражник у князя Юньского, муж Ван Шестой, приказчик в шелковой лавке Симэнь Цина — гл.гл.: 33—35 (около 30 лет); 37—39; 42; 46—51; 55; 56; 58-61; 63-67; 71; 74-81; 98-100.
ХАНЬ ДАОГО ЖЕНА = ХАНЬ ТЕТУШКА — см. ВАН ШЕСТАЯ. ХАНЬ ДАОГО ПЛЕМЯННИК — гл. 61.
ХАНЬ ДАОГО ПЛЕМЯННИКА ЖЕНА — гл. 61.
ХАНЬ ДАОГО СОСЕДИ — гл.гл.: 33; 34; 39; 48.
ХАНЬ ЛЫСЫЙ — отец Хань Даого — гл. 33.
ХАНЬ ЛЮЙ — левый советник, советник Ведомства финансов, родственник Цай Цзина — гл.гл.: 48; 49; 70.
ХАНЬ МАГОМЕТАНИН — помощник смотрителя казенных конюшен — гл. гл.: 24; 46.
ХАНЯ МАГОМЕТАНИНА ЖЕНА = ХАНЬ ТЕТУШКА — соседка Бэнь Дичуаня, приходящая прислуга в доме Симэнь Цина — гл.гл.: 24; 46; 72; 74; 77; 78.
538


ХАНЬ МИНЧУАНЬ — неизвестный персонаж; возможно, певичка из дома Ханей — гл. 58.
ХАНЬ СВОЯК — муж старшей сестры Мэн Юйлоу — гл.гл.: 59; 60; 63; 65; 67; 76; 78; 80.
ХАНЬ СВОЯЧЕНИЦА - см. МЭН СТАРШАЯ СВОЯЧЕНИЦА.
ХАНЬ СЯОЧОУ — певичка из дома Ханей, племянница Хань Цзиньчуань — гл. 68.
ХАНЬ СЯОЮЙ — сын магометанина Ханя и тетушки Хань — гл. 77.
ХАНЬ ХУДОЖНИК — автор посмертного портрета Ли Пинъэр — гл.гл.: 62; 63; 79.
ХАНЬ ЦЗИНЬЧУАНЬ = ЯШМОВАЯ ПЕВИЦА — певичка из дома Ханей - гл.гл.: 15; 16; 20; 32; 48; 49; 54; 65; 66; 68; 96.
ХАНЬ ЦЗО — певец — гл.гл.: 72; 73.
ХАНЬ ЦЗУНЖЭНЬ — секретарь Ян Цзяня — гл.гл.: 17; 18.
ХАНЬ ЮИЧУАНЬ — певичка из дома Ханей, сестра Цзиньчуань — гл.гл.: 32; 42—44; 65; 96; 97.
ХАО СЯНЬ — из группы юнцов, уличивших Ван Шестую и Ханя Второго в прелюбодеянии — гл.гл.: 33; 34.
ХОБАО = ЖИВОЕ СОКРОВИЩЕ — 12-летняя деревенская девочка, продававшаяся в служанки, но не купленная из-за того, что обмочилась — гл. 95.
ХО ДАЛИ — новый уездный правитель после обоих Ли — гл. 92.
ХОУ МЭН = ХОУ ШИЦЮАНЬ — военный губернатор Шаньдуна, церемониймейстер двора Его Величества — гл.гл.: 27; 30; 65; 67; 70; 71; 74—76; 78.
ХОУ ЛИНЬ = ХОУ ВЗМЫВШИЙ К НЕБУ — бродяга из ночлежки, любовник Чэнь Цзинцзи, строитель в буддийском монастыре — гл.гл.: 93; 96.
ХУ ПОЧТЕННЫЙ = ДОКТОР ХУ = ХУ ПУСТОМЕЛЯ = ЛЕЙБ-МЕДИК ХУ — местный врач, живущий на Большой улице — гл.гл.: 10; 14; 17; 61; 79; 85.
ХУ ПОЧТЕННОГО СЛУЖАНКА — служанка местного врача, толстуха — гл. 10.
ХУ СЮ — подручный Хань Даого — гл.гл.: 58; 61; 67.
ХУ ЦАО — актер на ролях второстепенных героев из Сучжоу — гл. 36.
ХУ ЧЕТВЕРТЫЙ — родственник Ян Цзяня, Чэнь Хуна и Симэнь Цина — гл. 18.
ХУ ШИВЭНЬ — правитель округа Дунпин после Чэнь Вэньчжао, приятель Симэня - гл.гл.: 42; 47-49; 51; 53; 57; 62; 63; 65; 69; 75 —78.
ХУА — отец Хуа Цзысюя, свекор Ли Пинъэр, умер — гл.гл.: 10; 14.
ХУА ГОСПОЖА — см. ЛИ ПИНЪЭР.
539


ХУА ЕВНУХ = ХУА СТАРШИЙ = ПРИДВОРНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ
ХУА — Великий смотритель (тайцзянь), дядя Хуа Цзысюя, бывший правителем уезда Гуаннань, умер — гл.гл.: 10; 11; 14; 20; 62.
ХУА ХЭЛУ = УЕЗДНЫЙ АРХИВАРИУС - архивариус уезда Цинхэ - гл.гл.: 9; 10; 17; 31 (проводы в связи с переводом в другой округ); 79 (видимо, ошибочно).
ХУА ЦЗЫГУАН = ХУА ТРЕТИЙ - младший брат Хуа Цзысюя - гл.гл.: 14; 16.
ХУА ЦЗЫГУАНА (ТРЕТЬЕГО) ЖЕНА - гл. 14.
ХУА ЦЗЫСЮИ = ХУА ВТОРОЙ — племянник евнуха Хуа, второй муж Ли Пинъэр, 6-ой друг-побратим Симэнь Цина (занял место Бу Чжи- дао) — седьмой в «братстве десяти», в следующем рождении сын тысяцкого Чжэна из Восточной столицы — гл.гл.: 10; 11; 13; 14 (умер); 15 —18; 32; 39; 60; 62; 67; 79; 100.
ХУА ЦЗЫХУА = ХУА ЧЕТВЕРТЫЙ — младший брат Хуа Цзысюя — гл.гл.: 14; 16.
ХУА ЦЗЫХУА (ЧЕТВЕРТОГО) ЖЕНА - гл. 14.
ХУА ЦЗЫЮ = ХУА СТАРШИЙ = ХУА ТЫСЯЦКИЙ — старший брат Хуа Цзысюя - гл.гл.: 14; 16; 18; 20; 32; 34; 39; 40; 48; 37; 59-63; 65-67; 76-80.
ХУА ЦЗЫЮ (СТАРШЕГО) ЖЕНА — гл.гл.: 14; 16; 48; 61-63; 65; 68; 78.
ХУА ЦЗЫЮ (СТАРШЕГО) СЛУГА - см. ЛАЙДИН.
ХУАН АНЬ — цензор, командующий на границе с Цзинь — гл. 64.
ХУАН БАОГУАН = СМОТРИТЕЛЬ ГОНЧАРЕН ХУАН = ХУАН ТАЙЮЙ = УМИРОТВОРИТЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ — евнух, придворный смотритель, сослуживец евнуха Лю — гл.гл.: 51—53; 57; 65; 68; 72; 74; 75.
ХУАН ГОСПОЖА — племянница Хуана Шестого, жена Ван Цая, 19 лет — гл.гл.: 51; 68; 69; 78; 79.
ХУАН ИГУМЕН — наставник монастыря Воздаяния — гл.гл.: 63; 80.
ХУАН ИСТИННОСУЩИЙ - СМ. ХУАН ЮАНЬБО.
ХУАН МЭИ = СУДЬЯ ХУАН — двоюродный брат Мяо Тяньсю, цзюйжэнь, судья в столичном округе — гл.гл.: 47; 48.
ХУАН МЭЯ ПОСЫЛЬНЫЙ - ГЛ. 47.
ХУАН НИН — слуга домочадец Хуана Четвертого — гл.гл.: 52; 68.
ХУАН ПРОРИЦАТЕЛЬ - гл. 61.
ХУАН ТАЙЮЙ - см. ХУАН БАОГУАН.
540


ХУАН ЦЗИНЧЭНЬ — Главнокомандующий Дворцовой стражей и Командующий Императорскими сухопутными войсками и флотилией, начальник караула тринадцати столичных ворот — гл. 70.
ХУАН ЦЗЯ — правитель округа Дэнчжоу в Шаньдуне — гл.гл.: 49; 65.
ХУАН ЧЕТВЕРТЫЙ — подрядчик — гл.гл.: 38; 42; 43; 45; 46; 51-53; 56; 59; 60; 63; 67; 68; 76~80; 97.
ХУАН ШЕСТОЙ — главнокомандующий из Восточной столицы, посол Его Величества — гл.гл.: 51; 65; 67~69; 78.
ХУАНА ЧЕТВЕРТОГО ЖЕНА - гл.гл.: 67; 72.
ХУАНА ЧЕТВЕРТОГО СЛУГА - см. ЛАЙАНЬ; ЛАЙДИН; ХУАН НИН.
ХУАНА ЧЕТВЕРТОГО СЫН — гл.гл.: 67.
ХУАНА ЧЕТВЕРТОГО ТЕСТЬ - см. СУНЬ ЦИН.
ХУАНА ШЕСТОГО ПЛЕМЯННИЦА — см. ХУАН ГОСПОЖА.
ХУАН ЮАНЬБО = ИСТИННОСУЩИЙ ХУАН - один из высших духовных чинов даосизма в правление Хуэй-цзуна — гл.гл.: 65; 66.
ХУАН ЮИ — начальник стражи Ван Фу — гл.гл.: 17; 18.
ХУАТУН — слуга Симэнь Цина — гл.гл.: 15; 16; 19; 20; 22; 24; 26; 29; 31; 34; 35; 37; 41; 43; 45; 46; 48; 50; 52; 55; 56; 58; 63; 64; 67—69; 75-78; 87.
ХУН ЧЕТВЕРТАЯ — певичка - гл.гл.: 58; 61; 66; 76 — 79.
ХУЭЙЛЯНЬ - СМ. СУН ХУЭЙЛЯНЬ.
ХУЭЙСЯН - СМ. ЛЮ ХУЭЙСЯН.
ХУЭИСЮ = ЖЕНА ЛАИСИНА — первая жена слуги Инь Лайсина — гл.гл.: 32; 34; 35; 37; 39; 41; 43; 77; 78; 86; 91 (умерла); 95; 96.
ХУЭЙ-ЦЗУН - СМ. ЧЖАО ХУЭЙ-ЦЗУН.
ХУЭЙ-ЦЗУНА ПРИДВОРНЫЙ ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР - см.ХОУ МЭН.
ХУЭЙЦИН = ШПИЛЬКА = ЖЕНА ЛАЙЧЖАО — жена привратника Лайчжао — гл.гл.: И; 26; 28; 29; 32; 42; 77; 78; 79; 86; 90; 95.
ХУЭЙЮАНЬ = ЖЕНА ЛАЙЮ = ЖЕНА ЛАЙЦЗЮЭ-жена нового слуги Лайцзюэ, 19 лет, любовница Симэнь Цина — гл.гл.: 77—79.
ХЭ — торговец шелками из Чаочжоу — гл. 86.
ХЭ БУВЭИ — приказный, приятель барича Ли — гл. 90; 91.
ХЭ ВРАЧЕВАТЕЛЬ — гл. 61.
ХЭ ГУАНЬЭР — хучжоуский купец торговец шелком, любовник Ван Шестой — гл.гл.: 33; 34; 98 — 100.
ХЭ ГУАНЬЭРА ДОЧЬ - 6 лет - гл. 100.
541


ХЭ ДЕВЯТЫЙ = СЛЕДОВАТЕЛЬ ХЭ — гл.гл.: 5; 6; 9; 10; 26; 48; 63; 63; 76; 77; 86.
ХЭ ДЕСЯТЫЙ — брат Хэ Девятого — гл. 76.
ХЭ ДЕВЯТОГО (СЛЕДОВАТЕЛЯ) ПОДРУЧНЫЕ — гл.гл.: 6; 63.
ХЭ И — старший дворцовый евнух-смотритель при государыне Ма — гл.гл.: 70-73; 77.
ХЭ И ПОСЫЛЬНЫЙ — ГЛ. 70.
ХЭ И СЛУГИ — ГЛ. 71.
ХЭ ЛЯНЬФЭН — хучжоуский купец торговец шелком, брат Хэ Гуань- эра — гл. 34.
ХЭХУА = ЛИЛИЯ — служанка второй жены Чжоу Сю — гл.гл.: 94; 93.
ХЭ ЦЗИНЬ = ТЫСЯЦКИИ ХЭ — судебный надзиратель в Цинхэ до Си- мэнь Цина, начальник крепости в Синьпине, старший тысяцкий по уголовным делам в округе Хуайань — гл.гл.: 17; 18; 26; 28—30.
ХЭ ЦЗИНЬЧАНЬ — певица, из четвертого переулка — гл. 34.
ХЭ ЦИГАО — левый помощник левого губернатора Шаньдуна — гл. 63.
ХЭ ЦИСЮАНЬ = ХЭ ЧУНЬЮАНЬ — сын врачевателя Хэ, известный медик — гл.гл.: 61; 79.
ХЭ ЦИНЬ — сын Хэ Девятого, следователь — гл. 77.
ХЭ ЮНФУ — второй племянник И — гл. 71.
ХЭ ЮНШОУ = ХЭ ТЯНЬЦЮАНЬ — племянник старшего дворцового ев- нуха-смотрителя Хэ И, младший тысяцкий, помощник старшего судебного надзирателя Симэнь Цина — гл.гл.: 70—73; 73 — 80; 98.
ХЭ ЮНШОУ СЛУГА — гл.гл.: 73; 77; 79.
ХЭ ЮНШОУ ЖЕНА - см. ЛАНЬ ГОСПОЖА.
ЦАЙ ДЕВЯТЫЙ — см. ЦАЙ ШАОТАН.
ЦАЙ ИЗ ЯНЧЖОУ — Симэнь Гуаньгэ в предыдущем рождении — гл. 39.
ЦАИ ПЯТЫЙ — Цай Тао (?), командующий, сын Цай Цзина — гл. 34.
ЦАИ СУДЬЯ — бывший хозяин Сун Хуэйлянь — гл.гл.: 22; 24—26.
ЦАИ ЦЗИН — сановник Хуэй-цзуна, государев наставник, член Государ- ственной канцелярии — гл.гл.: 1; 10; 14; 17; 18; 22; 25—27; 30; 34—37; 48; 49; 51; 55; 56; 60; 64; 66; 68—72; 76; 81; 98; 99.
ЦАЙ ЦЗИНА ПРИВРАТНИК — стражник — гл.гл.: 18; 30.
ЦАЙ ЦЗИНА ПРИВРАТНИК НОВЫЙ — гл. 30.
ЦАЙ ЦЗИНА СЛУГА — мальчик — гл. 30.
ЦАИ ЧЕТВЕРТЫЙ — Цай Тяо, письмоводитель, сын Цай Цзина — гл.гл.: 34, 35, 37.
ЦАЯ ЧЕТВЕРТОГО ЖЕНА — см. СЯО ПРИНЦЕССА.
542


ЦАЙ ШАОТАН = ЦАЙ ДЕВЯТЫЙ = ЦАЙ СЮ — правитель Девяти- речья, сын Цай Цзина — гл.гл.: 72—75.
ЦАИ Ю = АКАДЕМИК ЦАИ — академик Палаты счастья и согласия, левый советник, начальник ведомства обрядов, надзиратель при дворце Величайшего единства, сын Цай Цзина — гл.гл.: 18; 34; 49; 70; 98 (казнен).
ЦАЙ ЮНЬ = ЦАЙ ЛАУРЕАТ = ИЦЮАНЬ = ЕДИНЫЙ ИСТОЧНИК — фиктивный сын Цай Цзина, глава императорской библиотеки, соляной инспектор области Хуай, гомосексуалист — гл.гл.: 36; 37; 48—51; 54; 80.
ЦАЙ ПОВИТУХА - гл.гл.: 30; 79.
ЦАЙХУН - см. ЛИНЬ ЦАЙХУН.
ЦАН БУС И — тюремный смотритель — гл. 92.
ЦАО ХЭ — обвинитель перед двором Цай Юня и Сун Паня — гл. 49.
ЦЕНЗОР ПРОВИНЦИИ ШАНЬДУН — см. ЦЗЭН СЯОСЮЙ; СУН ПАНЬ.
ЦЗИ КАНЬ — правый помощник правого губернатора Шаньдуна — гл. 65.
ЦЗИН ЧЖУН = ЦЗИН НАНЬЦЗЯН — тысяцкий, военный комендант, инспектор пехоты и конницы Шаньдуна из Цзичжоу, квартальный надзиратель левого гарнизона Цинхэ, помощник военных советников, командующий юго-восточного гарнизона, инспектор речных путей, уроженец расположенного в Загорье Таньчжоу — гл.гл.: 17; 24; 26; 31; 34; 41; 48; 49; 58; 64; 65; 73; 75 (32 года); 76-80.
ЦЗИН ЧЖУНА ДОЧЬ — 5 месяцев, хотят сватать с Гуаньгэ — гл. 41.
ЦЗИН ЧЖУНА ЖЕНА — гл.гл.: 40; 42; 78; 79.
ЦЗИН ЧЖУНА МАТЬ — гл. 42.
ЦЗИН ЧЖУНА СВАТ — посланный для сватовства с Гуаньгэ — гл. 41.
ЦЗИНЦЗИ — СМ. ЧЭНЬ цзинцзи.
ЦЗИНЬ ГОСУДАРСТВА ПОСОЛ — гл. 64.
ЦЗИНЬБАО — см. ФЭН ЦЗИНЬБАО.
ЦЗИНЬГУЙ = ЗОЛОТОЙ СУНДУЧОК = КОРМИЛИЦА кормилица Чжоу Цзиньгэ — гл.гл.: 94; 97; 100.
ЦЗИНЬГЭ - СМ. ЧЖОУ цзиньгэ.
ЦЗИНЬЛЯНЬ - СМ. ПАНЬ цзиньлянь.
ЦЗИНЬЛЯНЬ - СМ. СУН ХУЭЙЛЯНЬ.
ЦЗИНЬ СТАРШАЯ — невестка свахи Сюэ — гл.гл.: 85; 86.
ЦЗИНЬЦАИ — слуга Ван Шестой — гл.гл.: 74; 79.
ЦЗИНЬ ЦЗУНМИН — первый послушник монаха Жэня; любовник Чэнь Цзинцзи — гл.гл.: 93; 94; 98.
543


ЦЗИНЬЦЯНЬ — служанка Гэ Цуйпин из дома Хуана Четвертого — гл.гл.: 97; 98.
ЦЗИНЬЧУАНЬ - см. ХАНЬ ЦЗИНЬЧУАНЬ.
ЦЗИНЬЭР — служанка Ван Шестой — гл.гл.: 37; 38; 47; 51; 59; 81. ЦЗИНЬЭР - см. ДУН ЦЗИНЬЭР.
ЦЗИНЬЭР - см. ЛУ ЦЗИНЬЭР.
ЦЗИНЬЭР - СМ. ПАНЬ ЦЗИНЬЭР.
ЦЗО ШУНЬ - певец - гл.гл.: 42; 72; 74.
ЦЗУНБАО - см. ЯН ЦЗУНБАО.
ЦЗУН ЦЗЭ — главнокомандующий Южной Сун — гл. 100.
ЦЗУНМИН - см. ЦЗИНЬ ЦЗУНМИН.
ЦЗУНМЭЙ - СМ. ЧЭНЬ цзинцзи.
ЦЗУНШУНЬ - СМ. СЮЙ ЦЗУНШУНЬ.
ЦЗЫСЮЙ - СМ. ХУА цзысюй.
ЦЗЭН БУ — столичный цензор, отец Цзэн Сяосюя — гл. 48.
ЦЗЭН СЯОСЮЙ = АКАДЕМИК ЦЗЭН = ЦЗЭН ШАОТИН - вы-
ездной цензор в Шаньдуне из ревизионной палаты при областном управлении в Дунчане, сын столичного цензора Цзэн Бу, двумя годами ранее ставший цзиньши, исключительно честный и прямой — 35; 36; 47—49; 51.
ЦЗЮЙСЮАНЬ — см. ЧЖАН КАЙ.
ЦЗЮЙЧЖУН - СМ. ЧЖЭН ЦЗЮЙЧЖУН.
ЦЗЯ ЖЭНЬЦИН — сосед Симэнь Цина — гл. 26.
ЦЗЯ ЛЯН — из числа родственников, домашних, писцов, секретарей Ван Фу и Ян Цзяна — гл. 17.
ЦЗЯ СЯН — придворный смотритель в столице — гл. 70.
ЦЗЯН — молодой новый слуга Цзинцзи — гл.гл.: 98; 99.
ЦЗЯН = ДУХ ХРАНИТЕЛЬ ВРАТ - из Мэнчжоу — гл. 87.
ЦЗЯН ЧЖУШАНЬ = ЦЗЯ ВЭНЬХУЭЙ - лекарь с Большой улицы, третий муж Пинъэр, 29 лет, родившийся в час зайца 27-го дня 1-й луны — гл.гл.: 17-19.
ЦЗЯН ЧЖУШАНЯ ЖЕНА - см. ЛИ ПИНЪЭР.
ЦЗЯН ЧЖУШАНЯ СОСЕД - гл. 19.
ЦЗЯН ЧЖУШАНЯ СОСЕДА ЖЕНА - гл. 19.
ЦЗЯН ЦУН — повар, исполнявший заказы Симэня, первый муж Сун Хуэй- лянь — гл.гл.: 22; 25; 26.
ЦЗЯН ЦУНА ЖЕНА - см. СУН ХУЭЙЛЯНЬ.
ЦЗЯН ЦУНА НАПАРНИК - его же убийца — гл. 22.
544


ЦЗЯН ЧЖУШАНЯ ПЕРВАЯ ЖЕНА — покойная — гл. 17.
ЦЗЯН ЮЙЛАНЬ = ЦЗЯНА ХРАНИТЕЛЯ ВРАТ СЕСТРА = ЧЖА- НА ВОЕННОГО КОМЕНДАНТА ЖЕНА — гл. 87.
ЦЗЯОЭР — см. ДУН ЦЗЯОЭР.
ЦЗЯОЭР — см. ЛИ ЦЗЯОЭР.
ЦЗЯОЭР — СМ. ЧЖАО ЦЗЯОЭР.
ЦЗЯОЭР — СМ. ЧЖЭН ЦЗЯОЭР.
ЦИ СЯН — певичка из дома Ци, возлюбленная Ван Цая — гл.гл.: 51; 52; 58; 66; 68; 76.
ЦИН НЕ ЮЭ - СМ. НЕ ЮЭ.
ЦИНЬТУН — слуга Мэн Юйлоу, 16 лет, садовый сторож Симэнь Цина, любовник Пань Цзиньлянь, изгнанный — гл.гл.: 7; 11; 12.
ЦИНЬТУН — СМ. ТЯНЬФУ.
ЦИТУН — слуга, купленный Симэнь Цином — гл. 20.
ЦИТУН — слуга 14 лет, сопровождающий Симэнь Цина при выездах — гл.гл.: 31; 35; 37—39; 42; 45; 48; 49; 58; 62; 63; 72; 75 — 79.
ЦИНЬ-ЦЗУН - СМ. ЧЖАО ЦИНЬ-ЦЗУН.
ЦИНЬ ЮИЧЖИ — содержанка Ван Цая, певичка — гл.гл.: 68; 69; 74; 77; 79.
ЦУИ БЭНЬ = СВОЯК ЦУНЬ — племянник свата Цяо, приказчик Симэнь Цина, муж Дуань Старшей — гл.гл.: 43; 48—51; 48 — 60; 63 — 67; 76—82.
ЦУЙ БЭНЯ ЖЕНА - см. ДУАНЬ СТАРШАЯ.
ЦУЙПИН — см. ГЭ ЦУЙПИН.
ЦУЙ СВАТЬЮШКА - см. ЦЯО ХУНА СЕСТРА.
ЦУИХУА = ХВОЙНАЯ — молоденькая служанка Чуньмэй — гл.гл.: 94; 95; 97; 100.
ЦУИ ШОУЮИ = СЕКРЕТАРЬ ЦУИ — столичный высокопоставленный родич Ся Лунси — гл.гл.: 69—71.
ЦУИЭР — служанка Сунь Сюээ, проданная мамкой Фэн за 5 лянов, 13 лет — гл. 60.
ЦЮИ ПОВИТУХА — тетка Чжэн Вана — гл. 90.
ЦЮИ ТАН — сын повитухи Цюй — гл. 90.
ЦЮЦЗЮИ — кухонная служанка Пань Цзиньлянь, купленная за 6 лянов —
гл.гл.: 9-12; 23; 27-30; 33; 39-41; 55; 58; 60; 62; 72; 73; 75; 76; 78; 79; 82; 83; 85-87.
ЦЯНЬ ЛУНЪЕ = АКЦИЗНЫЙ ЦЯНЬ — начальник Шаньдунской таможни - гл.гл.: 58-60; 67; 68; 72; 74; 75; 77; 81.
ЦЯНЬ ЛАО — тюремный надзиратель — гл.гл.: 10; 26.
545


ЦЯНЬ СЛЮНЯВЫЙ — возжигатель жертвенных денег — гл. 53.
ЦЯНЬ СЫЧЭН — помощник уездного правителя Цинхэ — гл.гл.: 32; 34; 65.
ЦЯНЬ ЦИНЧУАНЬ — заезжий купец в Янчжоу — гл. 81.
ЦЯО ИМПЕРАТОРСКИЙ РОДСТВЕННИК - гл.гл.: 14; 15; 19; 69.
ЦЯО ПЯТАЯ — из императорской родни, около 70 лет — гл.гл.: 41—43; 45.
ЦЯО ТУН — домочадец свата Цяо — гл.гл.: 40; 41; 43; 61; 67; 76; 80.
ЦЯО ТУНА ЖЕНА — гл.гл: 43; 80.
ЦЯО ХУН = БОГАЧ ЦЯО = СВАТ ЦЯО — богатый сосед и торговый компаньон Симэнь Цина, отец нареченной Симэнь Гуаньгэ, родственник Цяо из императорской родни — гл.гл.: 22; 23; 25—27; 31—33; 37; 40 — 43; 45—49; 51; 53; 58-63; 65-68; 72; 75—80.
ЦЯО ХУНА ЖЕНА — см. ЧЖЭН.
ЦЯО ХУНА МАТЬ — гл.гл.: 59; 78-80.
ЦЯО ХУНА МЛАДШАЯ ЖЕНА - мать Цяо Чжанцзе — гл.гл.: 41; 42.
ЦЯО ХУНА СЕСТРА = ЦУЙ СВАТЬЮШКА = МАТЬ СВОЯКА ЦУЯ — мать Цуй Бэня, сестра Цяо Хуна — гл.гл.: 41; 42; 63; 78—80.
ЦЯО ХУНА СЛУГИ — гл.гл.: 41-43.
ЦЯО ЧЖАНЦЗЕ — дочь Цяо Хуна от младшей жены, родившаяся в 11-й луне 1116 г., нареченная Симэнь Гуаньгэ — гл.гл.: 41—43; 47; 59; 63; 67; 68.
ЦЯО ЮНЬГЭ — Юньский сынок — лоточник из округа Юнь — гл.гл.: 2; 4 (16лет); 5; 9; 10.
ЦЯО ЮНЬГЭ ОТЕЦ — больной — гл.гл.: 4; 9.
ЧАЙ ХУАНЧЭН — персонаж «Речных заводей» — гл. 84.
ЧАИ ЦЗИНЬ = МАЛЫЙ ВИХРЬ — потомок императора династии Поздней Чжоу (951—960) Чай Ши-цзуна, собиравший героев Поднебесной — гл. 1.
ЧАЙ ШИ-ЦЗУН — император династии Поздней Чжоу, правивший в 955-959 гг.-гл. 1.
ЧАН ШИЦЗЕ — 8-ой друг-побратим Симэнь Цина — девятый в «братстве десяти» — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10—12; 14; 16; 20; 21; 26; 32; 34—57; 59-61; 63; 66; 76; 78—80.
ЧАН ШИЦЗЕ ЖЕНА — гл.гл.: 56; 60; 61.
ЧАНА ШИЦЗЕ ЖЕНЫ БРАТ— гл. 61.
ЧАН ЮИ — полицейский — гл. 70.
ЧЕТВЕРТАЯ ГОСПОЖА/МАТУШКА — см. СУНЬ СЮЭЭ.
ЧЖАЙ ЦЯНЬ = ЧЖАЙ ЮНЬФЭН = СВАТ ЧЖАЙ — дворецкий-секретарь Цай Цзина — гл.гл.: 18; 27; 30; 36-38; 48; 49; 51; 55; 62; 66-72; 76; 81; 98.
ЧЖАЙ ЦЯНЯ ГОНЕЦ — гл.гл.: 36; 66; 67; 71.
546


ЧЖАИ СЧЕТОВОД — при печатниках — гл. 58.
ЧЖАН — вдова советника Чэня — гл.гл.: 34; 62.
ЧЖАН = ЧЭНЬ ХУНА ЖЕНА = ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ МАТЬ - сестра Чжан Цзюйсюаня — гл.гл.: 88; 89; 91; 92 (умерла); 93; 97.
ЧЖАН АНЬ — кладбищенский сторож Симэней — гл.гл.: 30; 35; 81.
ЧЖАН БАНЧАН — начальник Ведомства церемоний, коронованный императором Цзинь в Восточной столице — гл.гл.: 70; 100.
ЧЖАН БОГАЧ — хозяин Пань Цзиньлянь, более 60 лет — гл.гл.: 1; 3.
ЧЖАНА БОГАЧА ЖЕНА - см. ЮЙ.
ЧЖАНА БОГАЧА СЛУГИ — гл. 1.
ЧЖАНА БОГАЧА СОСЕДКА - гл. 1.
ЧЖАН ВОЕННЫЙ КОМЕНДАНТ МЭНЧЖОУ - муж Юйлань, убитый У Суном — гл. 87.
ЧЖАН ВТОРОЙ = ЧЖАН ДОТОШНЫЙ — из бумажной лавки, знакомый Хань Даого — гл. 33.
ЧЖАН ГЭ — военный губернатор Чжэцзяна — гл. 70.
ЧЖАН ДА — неопределенный военачальник или повстанец — гл. 17.
ЧЖАН КАЙ = ЧЖАН ЦЗЮЙСЮАНЬ = ЧЖАН КОМАНДУЮЩИЙ = ЧЖАН ВТОРОЙ = СВАТ ЧЖАН - командующий ополчением Цинхэ, брат матери Чэнь Цзинцзи — гл.гл.: 12; 17; 31; 34; 48; 49; 63 — 65; 69; 73; 76; 78-80; 85-88; 92; 93.
ЧЖАН КАЯ (СВАТА) СУПРУГА - гл.гл.: 42; 48; 78-80.
ЧЖАН КАЯ (СВАТА) МАТЬ — гл.гл.: 40; 48; 78.
ЧЖАН КАЯ (КОМАНДУЮЩЕГО) СЛУГИ, ПОСЫЛЬНЫЕ - гл. 49.
ЧЖАН КАЯ (КОМАНДУЮЩЕГО) 200 СОЛДАТ ОПОЛЧЕНИЯ - гл. 65.
ЧЖАН КАРАУЛЬНЫЙ - гл. 93.
ЧЖАН ЛУН — старший над судебными надзирателями империи — гл. 71.
ЧЖАН МАОДЭ = ЧЖАН ВТОРОЙ = ЧЖАН МЛАДШИЙ = ПОЧТЕННЫЙ ЧЖАН — племянник Чжана богача, содержавший Дун Мао- эр, с Большой улицы в пае с Ли Чжи, второй муж Ли Цзяоэр, годом моложе Симэнь Цина, родился в год зайца, после Симэня назначен главным надзирателем судебно-уголовной управы, помощником Хэ Юншоу — гл.гл.: 32; 68;
69; 78-80; 86-88; 98.
ЧЖАНА МАОДЭ (ВТОРОГО) СЫН — женат на племяннице смотрителя Сюя — 87 (15 лет); 88.
ЧЖАНА МАОДЭ (ВТОРОГО) СЫНА ЖЕНА — см. СЮЯ ПРИДВОРНОГО СМОТРИТЕЛЯ ПЛЕМЯННИЦА.
и
ЧЖАН МЭИ — актер хайяньской труппы — гл.гл.: 74; 75.
547


ЧЖАН СВАХА — гл.гл.: 94; 95; 97.
ЧЖАН СИЧУНЬ — певичка, любовница Симэнь Цина — гл. 3.
ЧЖАН СУН МЛАДШИМ = ШУТУН — казенный слуга из управы для Симэнь Цина, 18 лет, красив, уроженец уезда Чаншу в Сучжоу, певец южных песен и романсов, грамотный, каллиграф, любовник и секретарь Симэнь
Цина - гл.гл.: 31; 34—36; 39; 40; 43; 45 —58; 61; 63; 64; 67; 72.
ЧЖАН СЯНЬ = ЧЖАН ЛОБОТРЯС = СЯО ЧЖАН = ЧЖАН МЛАДШИМ — игрок в мяч, побирушка, бездельник — гл.гл.: 15; 51; 68; 69; 90; 91.
ЧЖАН ТОЛСТЯК - прохожий - гл. 65.
ЧЖАНЦЗЕ - см. ЦЯО ЧЖАНЦЗЕ.
ЧЖАН ЦИН — персонаж «Речных заводей», торговец человечьим мясом — ГЛ. 87.
ЧЖАН ЧЕТВЕРТАЯ = ЖУИ - ЖЕЛАННАЯ = КОРМИЛИЦА - солдатка, потерявшая ребенка и купленная в кормилицы к Гуаньгэ за 6 лянов, любовница Симэня, кормившая дочь Лайсина и ставшая его женой, нянька Сяогэ, родившаяся в год зайца, т.е. 1087 г.— гл.гл.: 30—34; 40; 41, 43—45; 48; 50; 52-54; 57; 59; 61; 62; 65; 67 (31 год); 68; 72; 74-81; 84-86; 89-91; 95-97.
ЧЖАН ЧЕТВЕРТЫЙ - родич Мэн Юйлоу — гл. 7.
ЧЖАН ЧУАНЬ — носильщик паланкинов у Симэнь Цина — гл. 34.
ЧЖАН ШИЛЯНЬ — муж тетки Чэнь Цзинцзи, сестры Чэнь Хуна, из Восточной столицы — гл.гл.: 17; 88 (умер).
ЧЖАН ШИЛЯНЯ ЖЕНА — см. ЧЭНЬ ХУНА СЕСТРА.
ЧЖАН ШУЕ — правитель округа Цзинань в Шаньдуне, цензор, старший комиссар Шаньдуна, правитель Цзичжоуской области — гл.гл.: 49; 65; 77; 97-100.
ЧЖАН ШЭН = ЗАГНАННАЯ КРЫСА — вышибала, мошенник-лоботряс, по рекомендации Симэнь Цина приближенный начальника гарнизона Чжоу Сю, служащий судебного управления, в следующем рождении сын бедняка Гао с улицы Великого процветания в Восточной столице — гл.гл.: 19; 87; 88; 90; 94-99 (забит); 100.
ЧЖАНЪЭР=ЧЖАНЦЗЕ - см. БЭНЬ ЧЖАНЪЭР.
ЧЖАО ВДОВА = ЧЖАО ТЕТУШКА — с южной окраины, продающая поместье, у которой прежде жила Цзиньэр (служанка Ван Шестой) — гл.гл.: 30; 37.
ЧЖАО ГАО-ЦЗУН = ЧЖАО ГОУ = КНЯЗЬ КАН — младший, девятый, сын Хуэй-цзуна, основатель династии Южной Сун — гл.гл.: 70; 100.
ЧЖАО ИН-ЦЗУН — император династии Сун, правивший под девизом Чжи- пин (1064-1067) - гл.73.
548


ЧЖАО ЛАМА = ДРАГОЦЕННЫХ ДАРОВ МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ — гл. 65.
ЧЖАО ЛУНГАН = КАВЕРЗНИК — медик, специалист по женским болезням, обитающий за Восточными воротами, в Первом переулке, у храма Второго отрока (Эрлана), у моста Трех поворотов, у Четвертого колодца, сын врача округа Жуфу — гл. 61.
ЧЖАО ЛУНГАНА ДЕД — старший медик в Коллегии врачей Его Величества — гл. 61.
ЧЖАО ЛУНГАНА ОТЕЦ — знаменитый врач округа Жуфу — гл. 61.
ЧЖАО НЭ = ЗАИКА — судебный инспектор Шаньдуна — гл.гл.: 65; 77.
ЧЖАО ПОРТНОЙ - гл.гл.: 31; 37; 40; 41; 62.
ЧЖАО ТИН — правитель Чжэцзяна, Ханчжоу, начальник Высшей кассационной палаты — гл. 77.
ЧЖАО ХУНДАО — секретарь Ян Цзяня — гл.гл.: 17; 18.
ЧЖАО ХУЭЙ-ЦЗУН = СЫН НЕБА = ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО - сунский император, правивший в 1100 — 1125 гг. — гл. гл.: 1; 14; 17; 18; 30; 36; 43; 47-49; 54, 55; 57; 61-66; 67; 68; 70-72; 74; 77; 78; 95; 97-99.
ЧЖАО ХУЭЙ-ЦЗУН А ПРИДВОРНЫЙ ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР - см. ХОУМЭН.
ЧЖАО ЦИНЬ-ЦЗУН — старший сын и престолонаследник Хуэй-цзуна — гл. гл.: 70; 99; 100.
ЧЖАО ЦЗЯОЭР — певичка дома Чжао — гл. 94.
ЧЖАО ЧЖЭНЬ-ЦЗУН — сунский император, правивший в 997 — 1022 гг. — гл. 63.
ЧЖАО ЮЛАНЬ — из тысяцких, помогавших в перевозках для горы Гэньюэ — гл. 70.
ЧЖИЮНЬ — настоятель монастыря Первого министра — гл. 70.
ЧЖО ДЮЭР = ЧЖО ПОТЕРЯННАЯ — третья жена Симэнь Цина, бывшая певичка — гл.гл.: 2; 3; 7 (умерла).
ЧЖОУ — вторая жена Сун Дэ, сожительствовавшая с зятем, персонаж из дел управы Цинхэ — гл. 76.
ЧЖОУ ВТОРОЙ — приятель Жуаня — гл. 34.
ЧЖОУ ЖЭНЬ — домочадец, денщик Чжоу Сю, первый сын Чжоу Чжуна — гл.гл.: 96 — 100.
ЧЖОУ И — домочадец Чжоу Сю, второй сын Чжоу Чжуна, любовник Чуньмэй, в следующем рождении Гао Лючжу, сын Гао из предместья Восточной столицы — гл.гл.: 97 — 100 (запорот, 19 лет).
ЧЖОУ ПРИДВОРНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ - В Цинхэ - гл.гл.: 56; 57.
549


ЧЖОУ СЮ = ЧЖОУ НАНЬСЮАНЬ — столичный воевода, командующий уездным гарнизоном, инспектор водных путей, командующий пехотой и конницей Цзинани, в следующем рождении Шэнь Шоушань, второй сын Шэнь Цзина из Восточной столицы — гл.гл.: 8; 12; 14; 17; 29; 31; 34; 42; 43; 43; 47-49; 38; 39; 61; 64; 63; 69; 70; 72; 73; 73 — 80; 86-91; 94-100 (7-го дня
3-й луны погиб в бою).
ЧЖОУ ВОЕВОДЫ СУПРУГА СТАРШАЯ — ослепшая на один глаз — гл.гл.: 40; 42; 78; 79; 87 — 90; 94 (умерла); затем см. ПАН ЧУНЬМЭИ.
ЧЖОУ СЮ ВТОРАЯ ЖЕНА - см. СУНЬ ВТОРАЯ.
ЧЖОУ СЮ СЛУГИ, ПОСЫЛЬНЫЕ, СОЛДАТЫ, ОХРАНА - гл.гл.: 42; 38; 63; 89; 98; 99.
ЧЖОУ СЮАНЬ — младший брат Чжоу Сю — гл. 100.
ЧЖОУ СЯОЭР - вероятно = ВАН ЦАЙ (см.) - ГЛ. 32.
ЧЖОУ ЦАИ — казенный певец — гл. 63.
ЧЖОУ ЦЗИНЬГЭ - ЗОЛОТОЙ БРАТЕЦ —сын Чуньмэй формально от Чжоу Сю, реально от Чэнь Цзинцзи, рожденный в 8-й луне 1119 г. — гл.гл.: 94—96; 99; 100 (6 лет).
ЧЖОУ ЦИРЮЛЬНИК - и массажист - гл.гл.: 32; 67.
ЧЖОУ ЦЕНЗОР — в детстве У Юэнян сосед, имевший сад с качелями — гл. 23.
ЧЖОУ ЦЕНЗОРА ДОЧЬ = БАРЫШНЯ ЧЖОУ - дефлорированная на качелях — гл. 23.
ЧЖОУ ЧЖУН — старший управляющий, домочадец Чжоу Сю, отец Чжоу Жэня и Чжоу И — гл.гл.: 87; 98; 99; 100.
ЧЖОУ ШУНЬ — актер на ролях главных героинь из Сучжоу — гл. 36.
ЧЖОУ ЮЙЦЗЕ - ЯШМОВАЯ СЕСТРИЧКА — дочь Чжоу Сю от второй жены Сунь — гл.гл.: 87; 96 (4 года); 100 (10 лет).
ЧЖУ — дочь семейства Чжу, в следующем рождении Сун Хуэйлянь — гл. 100. ЧЖУ АИАИ = ЛЮБИМИЦА — певица, дочь Чжу Косматого — гл. 11.
ЧЖУ ЖИНАНЬ = РЯБОЙ ЧЖУ — 7-ой друг-побратим Симэнь Цина, восьмой в «братстве десяти» — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10 — 12; 13; 13; 16; 20; 26; 31; 32; 42; 51; 52; 54; 63; 68; 69; 72; 76; 77; 79; 80.
ЧЖУ КОСМАТЫЙ — отец певицы Чжу Айай, сосед певиц Ли — гл.гл.: 11; 51.
ЧЖУ МЯНЬ — главнокомандующий дворцовой гвардией — гл.гл.: 2; 8; 30; 34; 51; 65; 69-72; 80; 98.
ЧЖУ ЦЕНЗОР = ЧЖУ ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР = ЧЖУ ТЫСЯЦКИЙ — тысяцкий, сосед Цяо Хуна — гл.гл.: 41; 63; 75; 97.
ЧЖУ ЦЕНЗОРА (ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕРА) ЖЕНА — гл.гл.: 41-43; 48; 63; 97 (умерла).
550


ЧЖУ ЦЕНЗОРА (ТЫСЯЦКОГО) ДОЧЬ — несостоявшаяся невеста Чэнь Цзинцзи, 15 лет — гл. 97.
ЧЖУН ГУМ — сыщик из предместья Восточной столицы, отец Симэнь Старшей в следующем рождении — гл. 100.
ЧЖУН ГУЯ ДОЧЬ — Симэнь Старшая в следующем рождении — гл. 100.
ЧЖУН ШИДАО — живший в 1051 — 1126 гг., главнокомандующий войсками Сун в войне с Цзинь — гл.гл.: 99; 100.
ЧЖУНЦЮ — служанка в доме Симэнь Цина, горничная Симэнь Старшей, затем Сюээ — гл.гл.: 51; 78; 86; 90; 91; 95.
ЧЖУРЧЖЭНИ - гл.гл.: 17; 23; 48; 64; 70; 71; 99; 100.
ЧЖУШАНЬ — СМ. ЦЗЯН ЧЖУШАНЬ.
ЧЖЭН = БОГАЧА ЦЯО ЖЕНА - СВАШЕНЬКА ЦЯО = ГОСПОЖА ЦЯО - гл.гл.: 22; 31; 35; 40-48; 59; 62; 63; 65; 67; 72; 80.
ЧЖЭН АЙСЯН = БОГИНЯ МИЛОСЕРДИЯ — певица из «Звезд радости» — гл.гл.: 13; 14; 16; 32; 58; 59; 68; 74; 77; 96.
ЧЖЭН АИЮЭ — певица из «Звезд радости», младшая сестра Чжэн Айсян, любовница Симэнь Цина и Вана Третьего — гл.гл.: 32; 58 —61; 63 — 68; 74; 76-80.
ЧЖЭН АЙЮЭ СЛУЖАНКА — см. ТАОХУА.
ЧЖЭН ВАН = ЛАЙВАН — доверенный слуга Симэня, муж Сун Хуэйлянь, любовник Сунь Сюээ — гл.гл.: 9; 10; 14; 17; 18; 20; 22 — 27; 29; 77; 90; 91; 100.
ЧЖЭН ВАНА ПЕРВАЯ ЖЕНА - гл.гл.: 20 (больна); 22 (умерла).
ЧЖЭН ВАНА ВТОРАЯ ЖЕНА - см. СУН ХУЭЙЛЯНЬ.
ЧЖЭН МАМАША — хозяйка веселого дома «Звезды радости» — гл.гл.: 59; 60; 68; 77; 79.
ЧЖЭН ПЯТАЯ = МАМАША ЧЖЭН — хозяйка семейства певичек в Линь- цине, в том числе Фэн (Чжэн) Цзиньбао — гл.гл.: 93; 94.
ЧЖЭН ПЯТОЙ СЕМЕЙСТВА ВЫШИБАЛА - гл. 94.
ЧЖЭН ТРЕТЬЯ — жена У Шуньчэня, племянница жены богача Цяо — гл.гл.: 27; 35; 41-43; 46; 48; 59; 63; 78 —80.
ЧЖЭН ТЯНЬШОУ - БЕЛОЛИКИЙ БАРИН - разбойник из крепости Свежего ветра — гл. 84.
ЧЖЭН ФЭН — брат Чжэн Айсян, певец из «Звезд радости» — гл.гл.: 16; 42; 48; 58-60; 63; 65 — 68; 76; 78.
ЧЖЭН ЦЗИ — кухонная служанка Симэнь Цина — гл. 63.
ЧЖЭН ЦЗИНЬ — певец из «Звезд радости» — гл. 74.
ЧЖЭН ЦЗИНЬБАО - см. ФЭН ЦЗИНЬБАО.
551


ЧЖЭН ЦЗЮЙЧЖУН — советник, глава Высшего Военного совета, родственник Хуэй-цзуна, предок Хуа Цзысюя в его новом перерождении — гл.гл.: 70; 80; 100.
ЧЖЭН ЦЗЮЙЧЖУНА (ТЫСЯЦКОГО) СЫН - Хуа Цзысюй В следующем рождении — гл. 100.
ЧЖЭН ЦЗЯОЭР — певичка, племянница Чжэн Айсян — гл.гл.: 96; 97.
ЧЖЭН ЧУНЬ — певец семейства Чжэн, брат Чжэн Фэна — гл.гл.: 60; 63; 63; 67; 68; 72; 78.
ЧЖЭНЬ-ЦЗУН - СМ. ЧЖАО ЧЖЭНЬ-ЦЗУН.
ЧИНОВНИКИ ВОЕННЫЕ УЕЗДА ЦИНХЭ - гл.гл.; 17; 31; 39; 74; 76; 78; 80.
ЧИНОВНИКИ ГОСУДАРСТВА — гражданские и военные — гл.гл.: 17; 49;
99.
ЧИНОВНИКИ НИЗШИЕ УЕЗДА ЦИНХЭ — гл.гл.: 10; 78; 94. ЧИНОВНИКИ НИЗШИЕ УПРАВЫ В ЯНЬЧЖОУ - гл. 92. ЧИНОВНИКИ ОБЛАСТИ ДУНПИН - гл. 49.
ЧИНОВНИКИ СТОЛИЧНЫЕ — штатские и военные — гл.гл.: 31; 39; 71. ЧИНОВНИКИ ТЮРЕМНЫЕ В ЦИНХЭ — гл. 26.
ЧИНОВНИКИ УЕЗДА ЦИНХЭ — гл.гл.: 1; 2; 7; 11; 13; 26; 31; 76; 78; 87;
100.
ЧИНОВНИКИ УПРАВЫ В ЦИНХЭ - гл.гл.: 26; 33; 39; 49; 76. ЧИНОВНИКИ ШАНЬДУНА — штатские и военные — гл.гл.: 49; 77. ЧИНОВНИКИ ШТАТСКИЕ УЕЗДА ЦИНХЭ — гл.гл.: 39; 49; 74; 76 ЧУНСИ — служанка Фэн Цзиньбао в доме Чэнь Цзинцзи — гл.гл.: 92; 93. ЧУНЬМЭЙ - СМ. ПАН ЧУНЬМЭЙ.
ЧУНЬСЯН — служанка Хань Даого и Ван Шестой, купленная за 16 лянов — гл.гл.: 48; 51; 59; 81.
ЧУНЬХУА — младшая жена Ин Боцзюэ, мать его сына — гл.гл.: 67; 75.
ЧУНЬХУН — слуга, певец-южанин в доме Симэнь Цина, поступивший, видимо, от Мяо Цина — гл.гл.: 55—56 (без имени); 58; 59; 61; 63; 67; 70; 72; 74-76; 78; 79; 86; 87.
ЧУНЬЯНЬ — певец от Мяо Цина, умерший — гл.гл.: 55—56.
ЧУЮНЬ — девица из Янчжоу, предназначенная Мяо Цином в подарок Симэнь Цину — гл.гл.: 77; 81.
ЧЭ ДАНЬ — из группы юнцов, уличивших Ван Шестую и Ханя Второго в прелюбодеянии — гл.гл.: 33; 34.
ЧЭНЪЭР - СМ. ИНЬ ЧЭНЪЭР.
552


ЧЭНЬ — покойная первая жена Симэнь Цина, мать Симэнь Старшей — гл.гл.: 2; 3; 7; 9; 39; 39; 69.
ЧЭНЬ АНЬ — домочадец в доме Чэнь Цзинцзи — гл.гл.: 92; 93.
ЧЭНЬ БАРЫШНЯ — дочь советника Чэня, любовница Жуаня Третьего — гл.гл.: 34; 51.
ЧЭНЬ БАРЫШНИ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ - см. ЖУАНЬ ТРЕТИЙ.
ЧЭНЬ ВТОРОЙ — хозяин постоялого двора в Цинцзянпу — гл. 92.
ЧЭНЬ ВЭНЬЧЖАО = НАЧАЛЬНИК ЧЭНЬ = ОБЛАСТНОЙ ПРАВИТЕЛЬ — правитель области Дунпин — гл.гл.: 10; 25; 34; 40.
ЧЭНЬ ВЭНЬЧЖАО ЖЕНА — гл. 40.
ЧЭНЬ ДИН — домочадец Чэнь Хуна — гл.гл.: 88; 92; 93.
ЧЭНЬ ДИНА ЖЕНА - гл. 92.
ЧЭНЬ ДУН — выходец из университета, осудивший «шестерых разбойников» — гл. 98.
ЧЭНЬ ИНСПЕКТОР СОЛЯНОЙ — покойный дед Чэнь Цзинцзи — гл. 93.
ЧЭНЬ ЛЯОВЭН — прокурор, отец Чэнь Чжэнхуэя — гл. 65.
ЧЭНЬ ПОЧТЕННЫЙ = ЧЭНЬ ТЫСЯЦКИЙ — С Большой улицы — ГЛ. гл.: 9; 62.
ЧЭНЬ СОВЕТНИК — из Цинхэ, служивший цензором в Чэнду, покойный, отец барышни Чэнь и почтенного Чэня — гл.гл.: 34: 51; 62.
ЧЭНЬ СОВЕТНИК — из Императорской Библиотеки, отец Чэня Хуайского, из Ханчжоу — гл. 21.
ЧЭНЬ СЫЧЖЭН = ЧЕТЫРЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ - правый губернатор Шаньдуна — гл.гл.: 65; 77.
ЧЭНЬ ТРЕТИЙ — побирушка, виночерпий в кабачке у Цзинцзи — гл.гл.: 93; 94; 98-100.
ЧЭНЬ ТРЕТИЙ — гребец-пират, утопивший Мяо Тяньсю — гл.гл.: 47; 48.
ЧЭНЬ ХУАИСКИИ = СТУДЕНТ ЧЭНЬ — студент императорского училища Сынов Отечества, сын Советника Чэня, купец, земляк и приятель Дин Шуанцяо — гл. 21.
ЧЭНЬ ХУН = СВАТ ЧЭНЬ = ЧЭНЬ ДАКУАНЬ - торговец государственной сосной, родственник Ян Цзяня, отец Чэнь Цзинцзи — гл.гл.: 3; 8; 10; 14; 17; 18; 20; 86~88 (умер); 93.
ЧЭНЬ ХУНА ЖЕНА — см. ЧЖАН.
ЧЭНЬ ХУНА СЕСТРА = ТЕТКА ЦЗИНЦЗИ = ЧЖАН ШИЛЯНЯ ЖЕНА - гл.гл.: 17; 88.
ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ = ЦЗИНЦЗИ = ЗЯТЬ ЧЭНЬ = ПОСЛУШНИК ЧЭНЬ ЦЗУНМЭИ — родом из Восточной столицы, муж Симэнь Старшей, затем Гэ Цуйпин, любовник Пань Цзиньлянь и Пан Чуньмэй, Фэн Цзиньбао
553


и Хань Айцзе, сын знатных родителей, затем бездельник и бродяга, гомосексуалист, любовник Хоу Линя и Цзинь Цзунмина, даос, владелец кабачка, удостоенный чина войскового советника, родившийся в 25-й день 5-й луны года лошади (анахронизм, как и в других указаниях его возраста), в следующем рождении сын в роду Вана из Восточную столицы — гл.гл.: 3 (17 лет);
7; 8; 17-31; 33-36; 39; 40; 42-44; 46; 48; 49; 51-53; 55; 57-68; 72; 73; 75—93 (24 года); 94—97 (24 года - 25?); 98 (26 лет); 99 (умер, до 27 лет); 100.
ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ ЖЕНА - см. СИМЭНЬ СТАРШАЯ; ГЭ ЦУЙПИН. ЧЭНЬ ЦЗУНШАНЬ — начальник столичной полиции — гл. 70.
ЧЭНЬ ЧЖЭНХУЭИ = ПЕДАНТ — сын Чэнь Ляовэна, помощник инспектора просвещения, учитель сюцая Вэня, уроженец уездного центра Цзюаньчэн в Хэнани, в 1112 г. восемнадцати лет от роду стал цзиньши — гл.гл.: 65 (24-й год); 77.
ШАН ЛАНЦЮАНЬ = УЧЕНЫЙ ШАН = ШАН СЯОТАН-сын помощника областного правителя Дунпина, цзюйжэнь (экзаменовался вместе со смотрителем Хуаном), несостоявшийся второй муж Мэн Юйлоу, живущий на Большой улице в Цинхэ, потомственный помощник правителя области Дун-
пин - гл.гл.: 7; 32; 34; 40; 62; 63; 65; 77; 79.
ШАН ЛАНЦЮАНЯ УЧЕНОГО ЖЕНА - гл.гл.: 40-43; 48; 63.
ШАН ТРЕТИЙ — игрок в мяч — гл.гл.: 68; 69.
ШАН ЛЮТ АН — помощник правителя области Дунпин, отец ученого Шана — гл.гл.: 7; 22 (умер); 62; 65.
ШАН ЛЮТАНА ЖЕНА - покойная - гл. 62.
ШАНЬДУНСКИЙ ДЕМОН - см. ЛИ ГУЙ.
ШАОТАН - см. ЦАЙ ШАОТАН.
ШАОТИН — см. ЦЗЭН ШАОТИН.
ШАО ФЭН — певец — гл. 72.
ШАО ЦЯНЬ - певец - гл.гл.: 72; 73.
ШАТУН - см. ВАН ЦАЙ.
ШЕСТАЯ — см. ПАНЬ ЦЗИНЬЛЯНЬ.
ШЕСТАЯ ГОСПОЖА/МАТУШКА — см. ЛИ ПИНЪЭР.
ШИ БОЦАЙ — монах обители Лазурных облаков на горе Тайшань — гл. 84. ШИ ГАДАТЕЛЬ = ШИ НАГРЕВАТЕЛЬ ЧЕРЕПАХ — гл. 53.
ШИЦЗЕ - см. ЧАН ШИЦЗЕ.
ШИ ЭНЬ — сын начальника лагеря Мэнчжоу, покровитель У Суна — гл. 87. ШОУЮЙ — СМ. ЦУЙ ШОУЮЙ.
ШПИЛЬКА — СМ. ХУЭЙЦИН.
ШУЙ СЮЦАЙ — приятель Ин Боцзюэ, предлагаемый в наем к Симэнь Цину, студент с 30-летним стажем — гл.гл.: 56; 57; 80.
554


ШУТУН — СМ. ЧЖАН СУН-МЛАДШИЙ.
ШЭНЦЗИНЬ = ЗОЛОТОЙ САМОРОДОК — 11-летняя деревенская девочка, продававшаяся в служанки, но не купленная из-за того, что обделалась — гл. 95.
ШЭНЬ ВТОРАЯ = БАРЫШНЯ ШЭНЬ — певичка из дома маклера Юэ — гл.гл.: 61 (21 год); 74—76; 79.
ШЭНЬ ДИН — слуга свояка Шэня — гл. 68.
ШЭНЬ СВОЯК — видимо, муж сестры Юэнян — свояченицы У Старшей — гл.гл.: 20; 32; 48; 59; 60; 63; 65; 66; 68; 76; 80.
ШЭНЬ СВОЯЧЕНИЦА - см. У СТАРШАЯ СВОЯЧЕНИЦА.
ШЭНЬ ТУН — богатый горожанин из Восточной столицы, отец Шэнь Юэ — Симэнь Цина в следующем рождении — гл. 100.
ШЭНЬ ЦЗИН — отец Шэнь Шоушаня — Чжоу Сю в следующем рождении — гл. 100.
ШЭНЬ ШОУШАН — второй сын Шэнь Цзина — Чжоу Сю в следующем рождении — гл. 100.
ШЭНЬ ЮЭ — второй сын богатого горожанина Шэнь Туна — Симэнь Цин в следующем рождении — гл. 100.
Ю ШОУ — из группы юнцов, уличивших Ван Шестую и Ханя Второго в прелюбодеянии — гл.гл.: 33; 34.
ЮАНЬ КОМАНДУЮЩИЙ = ЮАНЬ КВАРТАЛЬНЫЙ - отец Ли Пинъэр в следующем ее рождении — гл.гл.: 62; 71; 100.
ЮАНЬ — дочь в доме командующего — Ли Пинъэр в следующем рождении — гл.гл.: 62; 71; 100.
ЮАНЬ ЯНЬ — актер на ролях второстепенных героинь из Сучжоу — гл. 36.
ЮАНЬСЯО — горничная Ли Цзяоэр, любовница Чэнь Цзинцзи, горничная Симэнь Старшей — гл.гл.: 10; 11; 24; 74; 78; 80; 82; 83; 90—93 (умерла).
ЮЖАНИН — содержавший Чжэн Айюэ — гл.гл.: 32; 68.
ЮЙ = ЧЖАНА БОГАЧА ЖЕНА - хозяйка Цзиньлянь — гл. 1.
ЮЙ БАРЫШНЯ - певица - гл.гл.: 23; 32; 39; 45; 46; 51; 58; 61; 73-76; 78.
ЮЙВЭНЬ ПРОКУРОР = ЮЙВЭНЬ СЮЙЧЖУН — прокурор Военного ведомства, обвинивший командующего придворной гвардией Яна — гл.гл.: 17; 18.
ЮЙЛАНЬ - см. ЦЗЯН ЮЙЛАНЬ.
ЮЙЛОУ - см. МЭН ЮЙЛОУ.
ЮЙ СЮЦАЙ — учитель Цзиньлянь в детстве — гл. 78.
ЮЙСЯНЬ - СМ. ДУН юйсянь.
ЮЙСЯО — старшая горничная У Юэнян, домашняя певица в доме Симэнь Цина, любовница Шутуна и Симэнь Цина, после его смерти певица в Восточной столице у дворецкого Чжая — гл.гл.: 9—11; 14; 18; 20—26; 30—32;
555


35; 37; 39-46; 48; 51—53; 58; 61; 63; 64; 67; 68; 73-76; 78; 79; 81 (менее
18 лет).
ЮИТАН = ЯШМОВАЯ ПАЛАТА — кормилица Чжоу Цзиньгэ — гл.гл.: 94; 97; 100.
ЮИЦЗАНЬ = ЯШМОВАЯ ШПИЛЬКА — служанка барича Ли от его покойной жены, наложница барича Ли, лет 30 — гл.гл.: 91; 92.
ЮЙЦЗЕ — СМ. ЧЖОУ ЮЙЧЖИ.
ЮЙЧЖИ - см. ВАН ЮЙЧЖИ.
ЮЙЧЖИ - СМ. ЦИНЬ ЮЙЧЖИ.
ЮЙЧУАНЬ - СМ. ХАНЬ ЮЙЧУАНЬ.
ЮЙ ЧУНЬ = ЮЙ КУАНЬ - прилипала - гл.гл.: 15; 68; 69.
с?
ЮИ ШЭНЬ — начальник Военного ведомства; покровитель Юнь Лишоу — гл.гл.: 48; 70; 76.
ЮЙЭР - СМ. СУНЬ сюээ.
ЮН ДИН — слуга Ван Цая — гл.гл.: 69; 70.
ЮНШОУ - СМ. ХЭ ЮНШОУ.
ЮНЬГЭ - СМ. цяо юньгэ.
ЮНЬЕ — СМ. ДУ ЦЗЫЧУНЬ.
ЮНЬ ЛИШОУ = ЮНЬ ВТОРОЙ = ПРИКАЗЧИК ЮНЬ = КВАРТАЛЬНЫЙ юнь — младший брат помощника воеводы Юня, 5-ый друг-побратим Симэнь Цина — шестой в «братстве десяти», наследный помощник командира правого гарнизона в уезде Цинхэ — гл.гл.: 1 (на иллюстрации); 10; 11; 16; 20; 26; 32; 43; 46; 48; 76-78, 80; 84; 87;100
ЮНЬ ЛИШОУ ЖЕНА — см. ФАНЬ ГОСПОЖА.
ЮНЬ ЛИШОУ ДОЧЬ — новорожденная, сватаемая с Симэнь Сяогэ — гл.гл.: 87; 100.
ЮНЬ ПОМОЩНИК ВОЕВОДЫ — старший брат Юнь Лишоу — гл.гл.: 11; 20; 43; 76 (умер); 87.
ЮНЬФЭН - СМ. ЧЖАЙ ЦЯНЬ.
ЮНЬСКИЙ КНЯЗЬ - в Шаньдуне - гл.гл.: 30; 33; 67.
ЮЭ ТРЕТИЙ = ЮЭ МАКЛЕР — сосед Ханя Даого, знакомый Мяо Цина — гл.гл.: 16; 47.
ЮЭ ТЕТУШКА — жена маклера Юэ — гл.гл.: 47; 51.
ЮЭ ХАНЬ = ПОМОЩНИК УЕЗДНОГО ПРАВИТЕЛЯ - гл.гл.: 10; 14; 34.
ЮЭГУИ = ЛУННАЯ КОРИЦА — певица при Чуньмэй, 16 лет — гл.гл.: 94— 97; 100.
ЮЭНЯН - СМ. У ЮЭНЯН.
556


ЯН ВТОРОЙ = ГУЛЯЙ ВЕТЕР — приятель Чэнь Цзинцзи, племянник Яо Второго, сын Яна Никудышного, младший брат Ян Гуанъяна, хозяин игорного дома, псарни, устраивающий петушиные бои — гл.гл.: 88; 92; 93; 96; 98.
ЯН ВЭИЧЖУН — командующий войсками Шаньси в войне против Цзинь — гл. 100.
ЯН ГУАНЪЯНЬ = ЯН СТАРШИЙ = ЖЕЛЕЗНЫЙ КОГОТЬ - сын Яна Никудышного, приятель Чэнь Цзинцзи, временный хозяин кабачка на паях с Се Третьим — гл.гл.: 88; 92; 93; 96; 98.
ЯН ЗОЛОВКА = ТЕТУШКА ЯН — тетка Ян Цзунси и Ян Цзунбао, родственница Мэн Юйлоу по ее первому мужу, живущая на северной окраине — гл.гл.: 7; 21; 22; 31—33; 39; 40; 48; 30-32; 38; 39; 63; 73; 74; 77 (умерла); 78.
ЯН ЗОЛОВКИ МУЖ — СМ. СУНЬ КРИВОШЕЙ.
ЯН ЗОЛОВКИ СЛУГА - СМ. АНЬТУН.
ЯН НИКУДЫШНЫЙ - отец Ян Гуанъяня — гл. 92.
ЯН ТИНПЭИ — из тысяцких, помогавших в перевозках для горы Гэньюэ — гл. 70.
ЯН ЦЗУНСИ — торговец холстом, первый покойный муж Мэн Юйлоу — гл. 7.
ЯН ЦЗУНСИ СОСЕДИ — ГЛ. 7.
ЯН ЦЗУНБАО — младший брат Ян Цзунси, племянник Чжана Четвертого, около 10 лет — гл.гл.: 7, 74; 77.
ЯН ЦЗЯНЬ = ЯН ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО - главнокомандующий 800-тысячной придворной гвардией при Хуэй-цзуне, родственник Чэнь Хуна — гл.гл.: 1; 3; 7; 10; 14; 17; 18; 30; 66 (умер — анахронизм); 86; 92.
и
ЯН ШИ = ЯН ГУИШАНЬ — уроженец уезда Хуннун в провинции Шэньси, цзиныни, сановник Высшей кассационной палаты, правитель Кайфэнского управления, подопечный Цай Цзина — гл.гл.: 14; 70.
ЯН ШЭН = УПРАВИТЕЛЬ ЯН — родственник и управляющий главнокомандующего Ян Цзяня — гл.гл.: 17; 18.
ЯНЬ ПОСИ — певичка, убитая Сун Цзяном — гл. 84.
ЯНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ — сосед Симэнь Цина и Хань Даого — гл. 81.
ЯНЬ ШУНЬ = ПЯТНИСТЫЙ ТИГР — разбойник из крепости Свежего ветра — гл. 84.
ЯНЯ ПРЕПОДОБНОГО МОНАСТЫРЯ НАСТОЯТЕЛЬ - см. ЖЭНЬ МОНАХ.
ЯНЯ ПРЕПОДОБНОГО МОНАСТЫРЯ СОСЕДИ - гл. 94.
ЯО БЕДНЯК — из предместья Восточной столицы, отец Сунь Сюээ в следующем рождении — гл. 100.
ЯО БЕДНЯКА ДОЧЬ — Сунь Сюээ в следующем рождении — гл. 100.
ЯО ВТОРОЙ — сосед У Чжи на Лиливокаменной, воспитывавший У Инъэр в отсутствие У Суна, дядя Янов Старшего и Второго — гл.гл.: 10; 87; 88.
557


Указатель исторических и легендарных лиц, мифологических и религиозных образов
АЛТАРЯ ДУХИ-НАДЗИРАТЕЛИ — гл. 39.
AM ИДА-БУДДА = АМИТОФО = АМИТАБХА — популярное божество буддийского пантеона, которое имело множество ипостасей и названий: Будда Западного мира Высшей Радости, Будда Беспредельного долголетия, Беспредельного света и Непрестанного сияния — гл.гл.: 12; 3 9; 37; 74.
АНЬ ЛУШ АНЬ — полководец VII в., тюрок-ху по происхождению — гл. 37.
АОЦАО — см. БИ АОЦАО.
АРХАТ(Ы) = СВЯТЫЕ ИЗ ТАШАСАВАНЫ (300 АРХАТОВ) — буддийские святые, освободившиеся от бесконечной цепи перерождений —
гл.гл.: 2; 47; 33; 37; 73.
БАЙЦЗЭ — фантастический рогатый лев — гл. 84.
БАНЬ ГУ — жил в 32 ~92 гг. н.э.; составитель «Истории Хань» — гл. 36.
БАО ПОЧТЕННЫЙ — имя в названии напева — гл. 21.
Б АО ЧЖИШУЙ — персонаж драмы «Записки о нефритовом браслете» — гл. 63.
БАО ШУЯ — друг знаменитого государственного деятеля и мыслителя Гуань Чжуна (Гуань-цзы), жил в VII в. до н.э. — гл. 36.
БЕЛАЯ ЗМЕЯ — по преданию, эта змея была сыном божественного Белого императора, которому поклонялись государи династии Цинь — гл. 1.
БЕЛЫЙ ЖУРАВЛЬ — гл. 39.
БЕЛЫЙ ТИГР — символ запада — гл.гл.: 12; 26; 62; 79.
БЕССМЕРТИЯ ДУХ — гл. 39.
БИ АОЦАО — сексуальный герой, персонаж повести «Жизнеописание господина Удовлетворителя желаний» — гл. 37.
БИН ЦЗИ — сановник, прославившийся жаждой познаний, которых искал всюду, даже вопрошая вола; жил в I в. до н.э. — гл. 72.
БЛАГОДАТНЫХ УГОЛКОВ ДУХИ - гл. 39.
БОДХИДХАРМА — кит. Путидамо (440—328/336), основатель школы чань-буддизма — гл. 89.
БОДХИСАТТВА МИЛОСЕРДИЯ - см. ГУАНЬИНЬ.
БОДХИСАТТВЫ — буддийские святые, достигшие нирваны и статуса будды, но самоотверженно вернувшиеся в бренный мир ради спасения всех живущих — гл.гл.: 50; 57; 59; 62; 69; 74; 90; см. также ГУАНЬИНЬ; ДИ- ЦЗАН; кроме того в качестве почтительного обращения к госпожам.
БОРОВ - см. ЧЖУ БАЦЗЕ.
558


БО ЦЗЮЙИ — Бо Лэтянь (772 —846), знаменитый поэт эпохи Тан — гл. 74.
БРАХМА = ФАНЬ-ВАН — бог-демиург; «отец Будды» — гл.гл.: 39; 51.
БРАХМЫ СЫН - см. БУДДА.
БРОДЯЩИМ ДНЕМ ДУХ = ЖИЮШЭНЬ — дух зла в китайских народных верованиях — гл. 39.
БУДАЙ-ХЭШАН = МОНАХ-С-ХОЛЩОВОЙ-ТОРБОЙ-ЗА-ПЛЕ-
ЧАМИ — буддийское божество радости и благополучия, идентифицируемое с чаньским странствующим монахом начала X в. Чантин-цзы (Цицы) — гл. 90.
БУДДА =ГАУТАМА ШАКЬЯМУНИ = ПАТРИАРХ = СЫН БРАХМЫ — гл.гл.: 8; 12; 14; 24; 26; 32; 35; 39; 40; 43; 45; 46; 49 -53; 57-59; 61 -63; 65; 67; 73 -76; 79; 91; 82; 84; 88; 89; 93; 99; 100.
БУДДА БУДУЩЕГО — см. МАЙТРЕЯ.
БУДДА СВЕТА — см. ВАЙРОЧАНА.
БУДДЫ = ТЫСЯЧА БУДД = СОНМ БУДД — гл.гл.: 8; 20; 34; 51; 57; 73; 74; 89.
БЯНЬ ЦЯО = ЛУСКИЙ БЯНЬ = ЛУ БЯНЬ = БЯНЬЦЮЭ — знаменитый лекарь VI—IV вв. до н.э., отождествляемый с мифическим божеством врачевания, наделенным птичьим клювом и крыльями летучей мыши и помогавшим императору-первопредку Хуан-ди — гл.гл.: 17; 61.
БЯНЬ ЧЖУАН — знаменитый силач древности (VIII —V вв. до н.э.), победивший в схватке сразу двух тигров, с ним сравнивается У Сун — гл. 1.
ВАЙРОЧАНА БУДДА = БУДДА СВЕТА - гл. 31.
ВАН БО — поэт Ван Цзыань (630/648—673/676), один из «Четырех корифеев начала [эпохи] Тан» (Чу-Тан сы-цзе) — гл. 31.
ВАН БОГАЧ — принял к себе в дом Драгоценную Деву и ее сына Пятого Патриарха — гл. 39.
ВАНА БОГАЧА ЖЕНА — умерла по прибытии Драгоценной Девы — гл. 39.
ВАН ВЭИ — Ван Моцзе (699/701—759/761), выдающийся поэт, художник и ученый со степенью цзиныни — гл. 39.
ВАН ДАО — сановник IV в. — гл. 41.
ВАН ЖИИН — персонаж драмы «Ван Жиин оставляет туфельку в новогоднюю ночь» — гл. 43.
ВАН ЖУН — Ван Цзюньчун (234—303), увлеченный даосизмом аристократ, поэт и мыслитель из содружества «Семи мудрецов из бамбуковой рощи» (Чжу-линь ци-сянь) — гл. 1.
ВАН ИНОК — см. НАСТАВНИК ПРОСВЕТЛЕНИЯ.
ВАН МАН — ханьский сановник-реформатор (45 до н.э. — 23 н.э.), основавший собственную династию Синь (9—25) — гл. 70.
559


ВАН СИЧЖИ — Ван Ишао (303/321—361/379), каллиграф, литератор и теоретик искусства — гл. 49.
ВАН СЯН — образец сыновней почтительности; жил в IV в. — гл. 23.
ВАН ЦЗЫЮ = ВАН ХУЭИЧЖИ — сын знаменитого каллиграфа и художника Ван Сичжи; жил в IV в. — гл. 1.
ВАН ШУХЭ — Ван Си (210—283), знаменитый врач, аристократ и глава императорской коллегии медиков, автор первого трактата по пульсовой диагностике — гл. 61.
ВАНЬ-ХУЭЙ СТАРЕЦ = ВОРОТИВШИЙСЯ [ИЗ ДАЛЕКА В] 10000
ЛИ — буддийский патриарх VII в., основатель монастыря Вечного Блаженства, якобы творивший чудеса — гл. 37.
ВАНЬ-ХУЭЯ СТАРШИЙ БРАТ - гл. 37.
ВАНЬ-ХУЭЯ МАТЬ — гл. 57.
ВЕЛИКИЙ И ВСЕОБЪЕМЛЮЩИЙ ДУХ — гл. 39.
ВЕЛИКОЙ ВОСТОЧНОЙ ГОРЫ НЕБУ РАВНЫЙ БОЖЕСТВЕННО ПРЕМУДРЫЙ ГОСУДАРЬ - гл.гл.: 39; 82.
ВЕЛИКОИ ТЬМЫ ВЛАДЫЧИЦА — божественная владычица силы инь — гл. 66.
ВЕРШИН ДУХИ - гл. 39.
ВЕРЫ ДУХ-ХРАНИТЕЛЬ — гл. 62.
ВЕСНЫ ДУХ = ВЕСНЫ БОГ = ВОСТОКА ПРАВИТЕЛЬ = ДУН-
ЦЗЮНЬ — антропоморфное солярное божество, повелевающее жизнью — гл.гл.: 66; 67; 78.
ВОДНОГО ЦАРСТВА ДУХИ = ДУХИ ВОДЫ = ВОДОЕМОВ ДУХИ = ШУЙЦЗИН-ЦЗЫ - гл.гл.: 8; 15; 39; 63; 80.
ВОД ВЛАДЫКА - см. ЯНЬ ПРЕПОДОБНЫЙ.
ВОДЯНОГО ДРАКОНА ПОСЛАНЕЦ - гл. 39.
ВОЕННЫЙ СОВЕТНИК - см. ЧЖАН ДВАДЦАТЫЙ.
ВОЛОПАС — звезда Вега, возлюбленный Ткачихи — гл.гл.: 37; 49; 58; 72-74; 78; 82; 96; 97.
ВОСЕМЬ БЕССМЕРТНЫХ — даосские святые: Чжунли Цюань, Ли Тегуай, Люй Дунбинь, Цао Гоцзю, Хань Сянцзы, Чжан Голао, богиня Хэ Сяньгу и юродивый Лань Цайхэ, в фольклоре иногда становящийся феей цветов — гл.
гл.: 32; 42; 55; 60; 74; 75; 78; 96.
ВОСТОЧНОГО АДА ДУХИ = ВОСТОЧНОГО ПИКА ДУХИ-
гл.гл.: 66; 82.
ВОСЬМИ СТРАН СВЕТА ДУХИ — гл.гл.: 39; 53.
ВРАТ ДУХ-ХРАНИТЕЛЬ = МЭНЬ-ШЭНЬ - гл.гл.: 31; 87; 88. ВРЕДОНОСЫ - гл. 53.
560


ВТОРОЙ ПАТРИАРХ = ХУЭЙКЭ — гл. 57.
ВЭИ ГАО — персонаж драмы «Записки о нефритовом браслете» — гл. 63. ВЭНЬ ВЕЛИКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ ИСТИННОЙ ВЕРЫ — даосское охранительное божество — гл. 39.
ВЭНЬ = ВЭНЬ-ВАН = ЦАРЬ ПРОСВЕЩЕННЫЙ — император XII/ XI в. до н.э., отец У-вана и основатель династии Чжоу, считающийся одним из создателей «Книги перемен» — гл.гл.: 71; 73; 99.
ВЭНЬ = ВЭНЬ ЦЗАО — герой драмы Гуань Ханьцина (? — ок. 1306) «Нефритовый зеркальный столик Вэнь Тайчжэня» — гл. 73.
ВЫСОКИЙ БЕССМЕРТНЫЙ - гл. 39.
ГАНДХАРВЫ ДУХИ = ГАНЬЛО АРОМАТНОЙ ГОРЫ ДУХИ — музыканты Индры, божества экстаза — гл. 33.
ГАНЬ ЛО — с 12 лет состоял на официальной службе в империи Цинь — гл. 46. ГАНЬ ЦЗЯН — мастер-кузнец периода Чунь-цю, изготовитель чудесных мечей — гл. 1.
ГАО-ЦЗУ - ХАНЬСКИЙ ГАО-ЦЗУ = ЛЮ ЦЗИ = ЛЮ БАН — император (правл. 206—196 до н.э.), основатель династии Хань — гл.гл.: 1; 39; 71.
ГАО-ЦЗУ = ЛЮ ЧЖИЮАНЬ — основатель династии Поздняя Хань (сер. Хв.)-гл. 64.
ГАО-ЦЗУН — император династии Тан — гл. 39.
ГАУТАМА ШАКЬЯМУНИ — см. БУДДА.
ГОЛОДНЫЙ ДУХ = ИЗРЫГАЮЩИЙ ПЛАМЯ = ЯНЬ-КОУ - гл.гл.: 46; 68.
ГОР ДУХИ = ГОР СРЕДИННЫХ ДУХИ — гл.гл.: 39; 33; 66.
ГОРОДСКИХ СТЕН ДУХ-ПОКРОВИТЕЛЬ = ЧЭНХУАН - гл.гл.: 39; 53; 66; 82.
ГОРЯЩИЙ ДРАКОН = ДРАКОН ОГНЯ = ХО-ЛУН - дракон ИЗ свиты пове\ителя жары и бога огня Чжужуна — гл. 27.
ГОСУДАРЫНЯ-ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА ДЕТЕЙ = ЦЗЫСУНЬ-НЯН-
НЯН — богиня-чадоподательница, ассоциировавшаяся с Гуаньинь — гл.гл.:
29; 39.
ГРОМА ДУХ-гл. 39.
ГРОМОВЕРЖЕЦ = ЦЗИНГАН = ВАДЖРАПАНИ = СТРАЖ БУД-
ДИИСКОИ ВЕРЫ — дух-стражник, охраняющий храм веры, вооруженный ваджрой, символизирующей пучок молний — гл.гл.: 35; 75; 89.
ГУАН-У-ДИ — император, восстановивший власть династии Хань; правил Восточной Хань в 25 —57 гг. — гл. 71.
561


ГУАНЬ ВЕЛИКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ ИСТИННОЙ ВЕРЫ — даосское охранительное божество — гл. 39.
ГУАНЬ-ЦЗЫ = ГУАНЬ ЧЖУН — политико-экономический реформатор; жил в VII в. до н.э. — гл. 56.
ГУАНЬ ЮЙ = СВЯТОЙ ГУАНЬ = ГУАНЬ-ДИ = КНЯЗЬ ГУАНЬ —
знаменитый полководец эпохи Троецарствия, позднее обожествленный —
гл.гл.: 24; 57; 69; 78; 100.
ГУАНЬИНЬ = ГУАНЬШИИНЬ БОДХИСАТТВА ЗАПАДНОГО РАЯ = ВЕЛИКОСКОРБЯЩАЯ = БОГИНЯ МИЛОСЕРДИЯ = БОДХИСАТТВА МИЛОСЕРДИЯ АВАЛОКИТЕШВАРА — гл.гл.; 7; 13; 20; 24; 28; 39; 50; 51; 53; 55; 59; 61; 62; 74; 78; 82; 86; 89; 90.
ГУНСУНЬХУН — советник ханьского императора У-ди (И в. до н.э.) — гл. 41. ДАНЬСИ — СМ. ЧЖУ ДАНЬСИ.
ДАОЦЗЫ — см. У ДАОЦЗЫ.
ДАЦЗИ = ДЕВЯТИХВОСТАЯ ЛИСИЦА — возлюбленная последнего императора династии Инь; с ней сравнивается Цзиньлянь — гл.гл.: 4; 26; 29;
75.
ДВА ДЕМОНА —ЗАГРОБНЫХ ПОСЛА —см. ДОБРЫЙ ОТРОК ЗАГРОБНЫЙ ПОСЛАНЕЦ и ЯКША.
ДВА ПРЕДВОДИТЕЛЯ ВОЛШЕБНОГО ТИГРА = ШЭНЬ ЮЙ и Ю ЛЭЙ — гл. 66.
ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ СОЗВЕЗДИЙ ДУХИ — духи этих созвездий, почитаемые в человеческом образе, считались учениками даосского патриарха Тунтянь-цзяочжу — Проникающего в тайны небес Учителя веры — гл. 39.
ДЕВЯТЬ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИХ СВЕТОНОСНЫМИ ЛУЧАМИ КОВША И ОГНЕМ ПАДАЮЩИХ ЗВЕЗД — гл. 39.
ДЕВЯТИ ЗВЕЗД ДЕВЯТЬ САНОВНИКОВ — божества девяти особо почитаемых звезд в средней части неба — гл. 39.
ДЕВЯТИ НЕБЕС ВЫСОКИЙ БАГРЯНО-НЕБЕСНЫЙ ДУХ-ПОСЛА- НЕЦ - гл. 39.
ДЕВЯТИ НЕБЕС ВЫСОКИЙ ЯШМОВО-НЕБЕСНЫЙ ГРОМОВОЙ ПРЕДОК — даосское божество — гл. 39.
ДЕВЯТИ НЕБЕС ДУХИ — даосские божества — гл.гл.: 39; 53; 84.
ДЕВЯТИ НЕБЕС ПЕРВЫЙ ГРОМОВЕРЖЕЦ — даосское божество — гл. 39.
ДЕВЯТИ ПОДЗЕМНЫХ БЕЗДН ПРАВИТЕЛИ — гл. 66. ДЕВЯТИФЕНИКСОВЫЙ СОКРУШИТЕЛЬ-ДУХ, ВЕЛИКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ — даосское охранительное божество — гл. 39.
562


ДЕМОНОВ МАТЬ — буддийское божество, первоначально богиня зла, породившая пятьсот демонов, но потом покорившаяся Будде и ставшая монахиней — гл.гл.: 2; 89.
ДЕМОНОВ ПОВЕЛИТЕЛЬ — см. МАРА.
ДЕМОНЫ — гл.гл.: 17; 18; 46 (рыжеволосый демон); 50; 53; 57; 62; 65 (9 демонов); 66; 69.
ДЕМОНЫ СМЕРТИ = ДЕМОНЫ НЕПОСТОЯНСТВА = УЧАН- ГУЙ — гл.гл.: 56; 74; 80; 88.
ДЕСЯТИ ДВОРЦОВ ПРЕИСПОДНЕЙ КНЯЗЬЯ = ДЕСЯТЬ ВЛАДЫК — согласно мифологическим представлениям, в подземной преисподней на разных уровнях расположены десять дворцов с князьями — гл.гл.: 66; 88.
ДЕСЯТИ ПОЛЮСОВ ДУХИ — даосские божества — гл. 39.
10000 НЕБЕС ВСЕВЫШНИЙ ГОСУДАРЬ — даосское божество — гл. 39.
ДЖЕТАВАНА — сад в Шравасти, где проповедовал Будда — гл. 57.
ДИЦЗАН — буддийское божество, бодхисаттва, охранитель буддийских законов — гл.гл.: 26; 34; 40; 51; 83.
ДНЯ ТЕКУЩЕГО ДУХ-ПОЛКОВОДЕЦ — гл. 62.
ДОБРЫЕ ДУХИ — гл.гл.: 59; 79.
ДОБРЫЙ ОТРОК ЗАГРОБНЫЙ ПОСЛАНЕЦ - гл. 74.
ДОМ ОБЕРЕГАЮЩИЕ ШЕСТЬ ДУХОВ - гл. 62.
ДОУ ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ НЕБЕСНЫЙ - даосское божество - гл. 39.
ДРАГОЦЕННАЯ ДЕВА — буддийская святая, непорочная мать Пятого Патриарха — гл. 39.
ДРАГОЦЕННОЙ ДЕВЫ СТАРШИЙ БРАТ — гл. 39.
ДРАГОЦЕННОЙ ДЕВЫ ТЕТУШКА - гл. 39.
о
ДУ ЖУХУЭИ — ближайший сподвижник императора династии Тан (618 —907) Тай-цзуна (правл. 626 —649) — гл. 71.
ДУ ФУ — Ду Цзымэй (712—770), один из крупнейших поэтов — гл.гл.: 57; 74; 77.
ДУАНЬЮАНЬ-ГУН — один из четырех старцев-отшельников, призванных императрицей Люй, чтобы сопровождать ее сына и не дать возможности Лю Бану лишить его прав наследования — гл. 1.
ДУН ЧЖО — всемогущий сановник III в., фактически захвативший власть в стране — гл.гл.: 56; 57; 70.
ДУНБИНЬ — см. ЛЮЙ ДУНБИНЬ; ЯНЬ ДУНБИНЬ.
ДУХИ — см. по принадлежности; ВСЕ ДУХИ — гл. 64.
ДЭН ВЕЛИКИИ ГОСУДАРЬ НЕБЕСНЫЙ — даосское божество — гл. 39.
563


ДЭН ТУН — богач II в. до н.э. — гл.гл.: 3; 36; 79.
ЖАБА ЛУННАЯ — божество луны, жаба-чань, толкущая в ступе эликсир бессмертия и до превращения бывшая женой стрелка И — гл.гл.: 62; 71 — см. также ЧАНЪЭ.
ЖЕЛЕЗНОЛИКИЙ - см. ПЯТЫЙ ПАТРИАРХ.
ЖЕЛЕЗНОЛИКИЙ СТРАЖ-РАСПОРЯДИТЕЛЬ ОГНЕННОГО ОЗЕРА — гл. 84.
ЖЕРТВЕННИКОВ НАДЗИРАТЕЛИ - ПОСЛАНЦЫ С ДЕВЯТИ НЕБЕС — даосские божества — гл. 39.
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЙ ВОЗГЛАВИТЕЛЬ-ДУХ - даосское божество — гл. 39.
ЖУАНЬ ЧАО — живший при Поздней/Восточной Хань герой легенды: с другом Лю Чэнем в горах они повстречали двух дев, поведших их в грот и накормивших кунжутом, а когда вернулись домой, их внуки уже стали стариками — гл.гл.: 37; 49; 64.
ЗАОБЛАЧНЫХ ДВОРЦОВ ПРЕМУДРЫЕ - даосские божества — гл. 39.
ЗЕЛЕНЫЙ ДРАКОН = ВОСТОКА СТРАЖ — гл.гл.: 1; 26; 39; 62; 66.
ЗЕМЛИ ДУХИ (ДУХ) = БОГ ТУДИ — гл.гл.: 8; 39; 33; 34; 61; 63; 65; 66; 79; 80; 84; 99 — см. также ХУАН-ЛАО.
ЗЕМЛЯ - гл.гл.: 39; 53; 57; 59; 68; 72; 74; 76; 78; 84; 85.
ЗЛА ГОНИТЕЛЬ ВЕЛИКИЙ ДУХ-ПОЛКОВОДЕЦ — даосское божество — гл. 39.
ЗЛЫЕ ДУХИ _ гл.гл.: 12; 15; 40; 48; 51; 53; 59; 62; 79; 87; 88; 99.
ЗОЛОТОЙ ДРАКОН - гл.гл.: 64; 69.
ЗОЛОТОГО ДРАКОНА ПОСЛАНЕЦ - гл. 39.
ЗОЛОТОЙ ВОРОН = СОЛНЕЧНЫЙ ВОРОН - солярный символ в древнекитайской мифологии — гл.гл.: 18; 46; 84; 92.
ЗОЛОТОЙ ОТРОК - гл.гл.: 39; 66.
И-ИНЬ — первый министр при императоре династии Шан, Тайцзя — гл.71.
ИМА = ДУХ ПУТЕШЕСТВИЙ - гл. 29.
ИМПЕРАТОРСКИЙ ЦЕНЗОР - см. ЯН ПЯТЫЙ.
ИНДРА — верховный бог-громовержец индуизма — гл. 79.
ИНЪИН — СМ. цюй инъин.
ИСТИННЫЙ ВОИН = ЧЕРНЫЙ ВОИН —символ севера - гл.гл.: 61; 62.
ИСТОЧНИКОВ ДУХИ, КЛЮЧЕЙ И РОДНИКОВ — ГЛ. 39.
564


КАШЬЯПА МАТАНГА — первый проповедник буддизма в Китае в I в. — гл. 57.
КОНФУЦИИ — Кун-цзы (552/551—479 до н.э.), основоположник китайской философии — гл.гл.: 15; 35; 53; 55 —58; 60; 62; 68; 71; 72; 99.
КРАСНАЯ ПТИЦА = ЮГА СТРАЖ - символ юга — гл.гл.: 53; 62; 66.
ЛАО-ЦЗЫ = НАСТАВНИК = СОКРОВЕННЫЙ ОСНОВОПОЛОЖНИК — обожествленный полулегендарный родоначальник даосизма (VI—IV вв. до н.э.), которому приписывается авторство «Дао-дэ-цзина» — гл.гл.: 39; 49; 65; 66; 71.
ЛЕ-ЦЗЫ — Ле Юйкоу (IV в. до н.э.), один из полулегендарных основателей даосизма — гл.гл.: 62; 71; 97.
ЛИ БО — Ли Тай-бо (701—762/763), великий поэт и знаменитый бражник — гл. 64.
ЛИ-ВАН = ЛИ ЮИ — ХОУ-ЧЖУ — последний правитель династии Южная Тан, правил в 961 —975 гг. — гл. 71.
ЛИ КРАСАВИЦА — возлюбленная Ханьского императора У-ди — гл. 16.
ЛИЛОУ — мифический персонаж, один из помощников императора-первопред- ка Хуан-ди — гл. 39.
ЛИ НЕБЕСНЫЙ ЦАРЬ = ЛИ ТЯНЬВАН - ЛИ ЦЗИН — первый министр небес, хранитель небесных врат — гл.гл.: 2; 27; 53; 65; 66; 78; 84.
ЛИ ПИНЪЭР ПОКОЙНОЙ ДУХ - ростом в 1 чжан - гл.гл.: 62; 63; 65; 66.
ЛИ ХЭ — поэт-мифолог (789/791-816/817) - гл. 11.
ЛИ ЦУНЬСЯО — приемный сын императора Тан, живший в Хв., прославившийся убийством тигра, похищавшего овец, и впоследствии казненный — гл.гл.: 1; 98.
ЛОФУ ГОРЫ ДЕВА — мифическая красавица — гл.гл.: 7; 20; 43; 72; 75; 77; 78.
ЛУ БАНЬ — Гуншу Бань (VII—IV вв. до н.э.), легендарный плотник, обожествленный как покровитель плотников и строителей — гл. 66.
ЛУ БЯНЬ — см. БЯНЬ ЦЯО.
ЛУ ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ НЕБЕСНЫЙ = ЛУ ФЭН - даосское божество — гл. 39; 66.
ЛУЛИ УЧИТЕЛЬ — один из четырех старцев-отшельников, призванный императрицей Люй сопровождать ее сына и не дать возможности Лю Бану лишить его прав наследования — гл. 1.
ЛУННЫЙ ДЕД (СТАРЕЦ) — божество бракосочетания — гл.гл.: 2; 12.
ЛУ ПАТРИАРХ ХУЭЙНЭН - см. ШЕСТОЙ ПАТРИАРХ.
ЛУ СЮИ — живший в III в. образец сыновней почтительности — гл. 73.
565


ЛУ ЦЗЯ — сановник, литератор, философ, историк и искусный переговорщик (216—172 до н.э.) — гл.гл.: 2; 4.
ЛУШАНЬ - см. АНЬ ЛУШАНЬ.
ЛЮ ВЕЛИКИЙ НЕБЕСНЫЙ ГОСУДАРЬ = ЛЮ ХОУ - гл. 66.
ЛЮ БАН - см. ГАО-ЦЗУ.
ЛЮ ЛИН — Лю Болунь (221/225—280/300), поэт-бражник, один из «Семи мудрецов из Бамбуковой рощи» — гл. 11.
ЛЮ СУ = ЛЮ ЧУН = ШИ-ЦЗУ — живший в 895 —954 гг., основатель династии Северная Хань — гл. 71.
ЛЮСЯ ХУЭИ — Чжань Хо (VII в. до н.э.), достойный сановник из княжества Лу, образец выдержки и стойкости — гл.гл.: 8 (косвенно, без упоминания имени); 69.
ЛЮ ХАИ — бог монет — гл.гл.: 15; 91.
ЛЮ ЦЗУНЪЮАНЬ — Лю Цзыхоу (773—819), выдающийся писатель, философ и государственный деятель, один из «Восьми великих мастеров [эпох] Тан и Сун» (Тан-Сун ба да-цзя) — гл. 77.
ЛЮЦУИ — певичка, спасенная монахом Юэмином — гл. 15.
ЛЮ ЧАН — последний правитель государства Южная Хань, правил в 958-971 гг.-гл. 71.
ЛЮ ЧЖАНТАЙ = ЧЖАНТАЙСКАЯ ИВА — возлюбленная поэта VIII в. Хань Хуна (И) из танской новеллы Сюй Яоцзо «Жизнеописание госпожи Лю» («Лю-ши чжуань») — гл.гл.: 24; 73.
ЛЮ ЧЖАНЬ — исторический персонаж, живший в 391 —440 гг., чье имя стало нарицательным как безжалостного убийцы собственных дочерей — гл.гл.: 39;
73.
ЛЮ ЧЖИЮАНЬ - см. ГАО-ЦЗУ.
ЛЮ ЧЭНЬ — живший при Поздней/Восточной Хань герой легенды: с другом Жуань Чао в горах они повстречали двух дев, поведших их в грот и накормивших кунжутом, а когда вернулись домой, их внуки уже стали стариками — гл.
гл.: 37; 49; 64.
ЛЮ ЮЙСИ = ЛЮ ПОЧТЕННЫЙ = ЛЮ-ЛАН - знаменитый поэт (772-842)-гл.гл.: 6; 74; 78.
ЛЮИ ДУНБИНЬ — один из восьми бессмертных — гл.гл.: 65; 84; см. также ВОСЕМЬ БЕССМЕРТНЫХ.
о
ЛЮИ МЭН — полководец царства У (III в.), герой «Троецарствия» — гл. 100.
ЛЮИ МЭНЧЖЭН — живший в 946—1011 гг., герой пьесы Ван Шифу «Люй Мэнчжэн в пургу ночует в разрушенной пещере» — гл. 1.
ЛЮЙ ЧЖИ = ЛЮЙ ИМПЕРАТРИЦА = ЛЮЙ-ХОУ — супруга ханьского императора Гао-цзу — гл.гл.: 1; 37.
566


ЛЮЙ ЧЖУ — прославленная красавица, любимая жена богача Ши Чуна — гл. 78.
ЛЯНСКИЙ ГОСУДАРЬ — см. У-ДИ.
ЛЯН-ВАН - см. СЯО-ВАН.
ЛЯН ХУН — живший в I в. н.э. герой популярной легенды, который взял в жены некрасивую, но умную односельчанку Мэн Гуан — гл. 71.
ЛЯН ШАНЬБО — герой лирической легенды — гл. 43.
МА ВЕЛИКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ ИСТИННОЙ ВЕРЫ - даосское охранительное божество — гл. 39.
МАГУ ФЕЯ — даосская богиня — гл.гл.: 2; 33; 37; 63; 67; 73.
МАЙТРЕЯ = МИЛЕФО = БУДДА БУДУЩЕГО - гл.гл.: 65; 88; 89.
МАО ЯНЬШОУ — художник середины I в. до н. э. — гл. 59.
МАРА = МО-ВАН = ТЯНЬ-МО = ВЛАДЫКА ДЕМОНОВ — владыка верхнего, шестого неба «мира желаний» (юй-цзе), который искушал Будду, сидевшего под деревом бодхи, насылая на него свое звероподобное воинство и подсовывая соблазнительных дочерей — гл.гл.: 53; 55; 65; 79; 89.
МАТУШКА БОЖЕСТВЕННАЯ ГОРЫ ТАЙ = ТАЙШАНЬ-НЯН-
НЯН — богиня чадоподательница, ассоциировавшаяся с Гуаньинь — гл.гл.: 79; 84.
МЕСТНОСТИ ДУХИ-ХРАНИТЕЛИ - гл.гл.: 62; 66.
МЕЧЕНОСЕЦ — даосское божество — гл. 39.
МИ ЮАНЬЧЖАН = МИ ФЭИ — жил в 1051—1107 гг. художник и каллиграф — гл. 69.
и
МИФЭИ — дочь императора Фу-си — гл. 78.
МО Е — жена Гань Цзяна, мастера-кузнеца периода Чунь-цю, изготовителя чудесных мечей — гл. 1.
МОЛИТВЫ ВКУШАЮЩИЙ ДУХ - даосское божество - гл. 39.
и w
МОРЕЙ ДУХ = ХАИ-ШЭНЬ — вредоносное человекообразное суще- ство — гл.гл.: 39; 44; 73.
МУ-ГУН — дух первоэлемента дерева — гл. 15.
МЭН ГУАН — жившая в I в. н.э. чрезвычайно некрасивая, но умная и прекрасно готовившая женщина, ставшая женой Лян Хуна и персонажем популярного предания — гл. 71.
МЭН ХАОЖАНЬ — выдающийся поэт-пейзажист (689—740), ставший персонажем популярной драмы XIV в. «Мэн Хаожань идет по снегу за цветами сливы-мэй»— гл. 20.
МЭН ХО — князь южных инородцев в эпоху Троецарствия — гл. 100.
МЭН-ЦЗЫ — философ, один из родоначальников конфуцианства (IV —III вв. до н.э.) — гл.гл.: 15; 56; 60; 64; 70.
567


о
МЭН ЦЗЯН = МЭН ЦЗЯННЮИ — персонаж древнего предания, образец верной жены — гл.гл.: 1; 15.
МЭН ЧАН — второй и последний правитель династии Поздней Шу (Хоу Шу, 933—965), правивший в 934—965 гг., разбитый и уничтоженный сунским Тай-цзу — гл. 71.
МЭНЧАНА ПРАВИТЕЛЬ = МЭНЧАНСКИЙ ГОСПОДИН = МЭН- ЧАН-ЦЗЮНЬ — могущественный князь (ум. в 279 г. до н.э.), прославленный хлебосол и покровитель воинов — гл.гл.: 1; 10; 73.
НАСТАВНИК ПЯТИ ЗАПОВЕДЕЙ - ЦЗИНЬ (ЦЗИНЬШАНЬ) ВЕРУЮЩИЙ В БУДДУ = СТАРШИЙ НАСТАВНИК - персонаж буддийской проповеди, чаньский монах XI в. — гл. 73.
НАСТАВНИК ПРОСВЕТЛЕНИЯ = ИНОК ВАН —персонаж буддийской проповеди, чаньский монах XI в. — гл. 73.
НЕБА ДУХИ — гл.гл.: 43; 52; 54; 66; 79.
НЕБА СЫН — император (внеперсонально; кроме того см. ХУЭЙ-ЦЗУН) — гл.гл.: 12; 15; 43; 47; 48; 55; 70; 93.
НЕБЕСНОГО ВОИНСТВА ГЕРОИ-ПОЛКОВОДЦЫ — даосские божества — гл. 39.
НЕБЕСНЫЙ ВЛАДЫКА - см. ЛИ НЕБЕСНЫЙ ЦАРЬ.
НЕБЕСНЫЙ ВОЕВОДА - см. ТЯНЬПЭН.
НЕБЕСНЫХ ДУХОВ ВОЕВОДА — даосское божество — гл. 39.
НЕБО - гл.гл.: 1; 5-10; 12; 17; 20; 21; 25-27; 30~33; 35; 37 ~39; 41; 43: 46-49; 51-59; 61-66; 68; 70-74; 76; 78; 79; 81; 83-91; 93; 94; 96; 97; 99; 100.
НЕФРИТОВОЙ ИСТИНЫ ПАТРИАРХ — гл. 70.
НЕФРИТОВЫЙ ГОСУДАРЬ = ЯШМОВЫЙ ВЛАДЫКА = ПАТРИАРХ — верховное божество, объект общегосударственного культа —
гл.гл.: 2; 12; 14; 27; 39; 62; 63; 65 -67; 71; 78 ; 80; 93.
НЕФРИТОВЫЙ ДРАКОН — гл.гл.: 21; 78.
НИСШЕДШИХ СВЯТЫХ ДУХ НАДЗИРАТЕЛЬ - даосское божество — гл. 39.
ОБИТЕЛЕЙ БЕССМЕРТНЫХ ДУХИ — даосские божества —гл. 39.
ОБЛАЧЕННЫЕ В КРАСНОЕ ДУХИ = ХУН-И-ШЭНЬ — божества, символизирующие юг и лето — гл. 53.
ОБЛАЧЕННЫЕ В КРАСНОЕ, ЖЕЛТОЕ И БЕЛОЕ = ХУАН-СУ-
ЧЖУ-И — даосские божества-охранители (у Д. Роя: Принцесса Желтой Чистоты и Страж в Красном одеянии) — гл. 39.
ОБОРОТНИ = ЛИСЫ - гл.гл.: 14; 17; 18; 48; 53; 65; 66; 75; 76; 91. ОГНЕННОГО ПРИКАЗА ОТРОКИ — даосские божества — гл. 39.
568


ОГНЯ ВЛАДЫКА = ЧИ-ДИ = КРАСНЫЙ ИМПЕРАТОР — мифический владыка юга, здесь — герой романса — гл. 27.
ОДЕТЫЙ В РУБИЩЕ — см. ЧЭНЬ ТУНАНЬ.
ОЗЕР ДУХИ-гл. 39.
ОПАСНОГО ПУТИ ДУХ = ПРЕИСПОДНЕЙ ДУХ = СЯНЬ-ДАО-
ШЭНЬ — охраняющий душу умершего от злых сил на пути к могиле — гл. гл.: 4; 63.
ОЧАГА БОГ-ХРАНИТЕЛЬ — см. ЦЗАО-ВАН.
ПАН-ГУН = ПАН ЦЗЯНЬ — живший в III в. и неожиданно разбогатевший сирота, ставший символом благородства — гл. 36.
ПАН ЮНЬ = ОТШЕЛЬНИК ПАН — поэт IX в., добровольно утопивший свои сокровища и ставший буддистом-мирянином — гл. 31.
ПАНЬ АНЬ = ПАНЬ ЮЭ — знаменитый китайский поэт III в., прославившийся своей красотой — гл.гл.: 2; 3; 77.
ПЕСТУН НЕЛИЦЕПРИЯТНЫЙ ВСЕСИЛЬНЫЙ ВОЕНАЧАЛЬНИК = УВЭЙ-ТАЙБАО КАН-ЮАНЬШУАЙ - маршал Кан, даосское божество, один из хранителей Восточной горы Дун-юэ — гл. 39.
ПЛАКАЛЬЩИК ДУХ — гл. 63.
ПОВЕЛИТЕЛЬ ЖАРЫ = ЧЖУ-ЖУН — бог огня, юга и лета — гл. 27.
ПОГРЕБАЛЬНЫХ ВРАТ ПОСЛАНЕЦ = ДУХ УТРАТЫ = САН - МЭНЬ — зловещий дух — гл.гл.: 61; 79.
ПОЛКОВОДЕЦ ПЯТИ ПУТЕЙ — божество, управляющее жизнью и смертью, военачальник при божестве Восточной горы Дун-юэ, бог — покровитель разбойников — гл.гл.: 2; 13; 27; 48; 33; 79; 84; 92.
ПРАВЕДНОГО ПУТИ ДУХ - гл. 33.
ПРЕИСПОДНЕЙ И ПОДЗЕМНЫХ ЦАРСТВ ЧИНЫ - гл. 39.
ПРИКАЗОВ И УПРАВ ЧИНЫ - гл. 39.
ПУРПУРНО-НЕБЕСНЫЙ ГЛУБОЧАЙШИЙ ВЫСОКИЙ ВЛАДЫКА — даосское божество — гл. 39.
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ДУХ = КАИ-ЛУ-ШЭНЬ — охраняющий душу умершего от злых сил на пути к могиле — гл. 65.
« и
ПЭИ ДУ = ЦЗИНЬСКИИ КНЯЗЬ — государственный деятель эпохи Тан, живший в 765 —839 гг. — гл.гл.: 65; 76.
ПЭН-ЦЗУ — мифический сподвижник Яо, небывалый долгожитель, предтеча макробиотики и эротологии — гл. 46.
ПЭН ЮЭ — описанный Сыма Цянем («Ши-цзи», гл. 90), главарь шайки, возвысившийся в смутные времена крушения Цинь и воцарения Хань, в 202 г. до н.э. достигший положения владетельного князя (лянского вана), но в 196 г. до н.э. жестоко казненный — гл. 98.
569


ПЯТИ ГОР ВЛАДЫКА - гл.гл.: 60; 66.
ПЯТИ СТРАН СВЕТА ЗАОБЛАЧНЫЕ ДУХИ — гл. 39.
ПЯТЫЙ ПАТРИАРХ = ЖЕЛЕЗНОЛИКИИ — наставник буддийской веры, сын Драгоценной девы — гл. 39.
ПЯТЬ ДЕМОНОВ РАЗРУШЕНЬЯ - гл.гл.: 29; 61; 63.
ПЯТЬ ПОВЕТРИЙ НАСЫЛАЮЩИЙ ДУХ - гл. 83.
ПЯТЬ СТАРЕЙШИХ (ВЕРХОВНЫХ ГОСУДАРЕЙ) — гл.гл.: 39; (63);
65.
ПЯТЬ СТАРЦЕВ = ПЯТЬ НАСТАВНИКОВ — пять духов пяти стихий: СИВАНМУ, МУ-ГУН, ШУЙЦЗИН-ЦЗЫ, ЧИЦЗИН-ЦЗЫ, ХУАН- ЛАО - гл.гл.: 15; 39; 78.
РЕК ДУХИ - гл.гл.: 39; 66; 68.
САНМЭНЬ - см. ПОГРЕБАЛЬНЫХ ВРАТ ПОСЛАНЕЦ.
СЕ АНЬ — крупный сановник IV в. — гл. 49.
СЕ ДАОФА — отец Наставника просветления в следующем рождении — гл. 73. СЕ САНЬ = СЕ ТРЕТИЙ — в названии мотива — гл.гл.: 43; 74.
СЕВЕРНОГО КОВША ДУХИ — семь звезд Большой Медведицы — гл.гл.: 21; 79.
СЕВЕРНОГО ПОЛЮСА ЛАЗУРНО-НЕБЕСНЫЙ ГОСУДАРЬ- даосское божество — гл. 39.
СЕВЕРНОЙ МЕДВЕДИЦЫ ОГНЕННЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ - гл.гл.: 39; 53.
СЕМЬ БРАТЬЕВ — в названии мотива — гл. 72.
СЕМЬ ГЛАВНЫХ СУДЕЙ ЗЕМНЫХ - даосские божества - гл. 39.
СЕМЬ ПРАВЕДНИКОВ = СЕМЬ ИСТИННОСУЩИХ = СЕМЬ СВЯТЫХ — набор даосских святых, может быть различным — гл.гл.: 15; 42; 65;
66.
72 СЛУЖБ СУДЬИ - гл. 84.
75 ГЛАВНЫХ СУДЕЙ ПОДЗЕМНОГО ЦАРСТВА — гл. 39.
СЕЧЖИ — мифическое животное, похоже на льва и на собаку, с одним большим рогом — гл. 49.
СИВАНМУ = МАТУШКА ВЛАДЫЧИЦА ЗАПАДА — Хозяйка Запада в даосской мифологии и хранительница эротологических тайн — гл.гл.: 2; 15;
49; 57; 84.
СИМЭНЯ ГУАНЬГЭ ПОКОЙНОГО ДУХ — ростом в 3 чжана - гл. 59.
СИ ШИ = ИГУАН = ВОСТОЧНЫЙ СВЕТ — легендарная красавица V в. до н. э. — гл.гл.: 4; 6; 12; 37; 54; 55; 59; 64.
СИНЬЮАНЬ ПИН — астролог и политик II в. до н. э. — гл. 65.
570


СТАРЕЦ ИЗ ДУАНЪЮАНЬ = ЛИ ГАО (1180-1251) — известный врач и автор медицинских трактатов — гл. 61.
СТАРШИН НАСТАВНИК — в проповеди о Наставнике Пяти заповедей (XI в.) — гл. 73.
120 ВСЕМОГУЩИХ ЗАСТУПНИКА - гл. 39.
СТРАЖИ БУДДЫ - ГЛ. 8 — см. также ГРОМОВЕРЖЕЦ.
СУ ДУНПО = СУ ШИ — выдающийся поэт, ученый со званием цзиныни и государственный деятель (1036—1101) — гл.гл.: 8; 57; 59; 73.
СУ ЛАОЦЮАНЬ — Су Сюнь (1009—1066), известный литератор, блестящий стилист и ученый-конфуцианец, отец Су Ши — гл. 73.
СУ КРОШКА = СУ СЯОСЯО (СУ СЯОЦИН) — известная гетера, ставшая литературным персонажем с эпохи Южной Сун (1127—1279) — гл. 37.
СУИ ХЭ — сановник и острослов конца III — начала II в. до н.э. — гл.гл.: 2; 4.
СУН ХУН — образец супружеской верности — гл. 71.
СУН ЦЗИН = СУН ЧЖУН — комментатор древней классики II в. н. э. — гл. 72.
СУН ЮЙ — красавец-поэт III в. до н.э., описавший свидание Сян-вана с феей на горе Ушань — гл.гл.: 13; 55; 59; 69.
СУНЬ БЕССМЕРТНЫЙ — персонаж из анекдота — гл. 12.
СУНЬ ЖУН — герой спектакля, брат Сунь Хуа — гл. 80.
СУНЬ ХУА — герой спектакля, брат Сунь Жуна — гл. 80.
СУНЬ-ЦЗЫ — полководец и основоположник философской школы военного искусства (VI —V вв. до н. э.) — гл. 3.
СЫМА СЯНЧЖУ — Сыма Чжанцин (179—117 до н.э.), поэт, литератор и государственный деятель, увлекший молодую вдову Чжо Вэньцзюнь —
гл.гл.: 3; 14; 41; 69; 72.
СЫМА ЦЯНЬ — основоположник исторической науки (135—86/87 до н.э.), автор «Исторических записок» («Ши-цзи) — гл. 54, примеч. 8.
СЮАНЬ ЗВЕЗДЫ ДУХ — дух одной из звезд Большой Медведицы — гл. 78.
СЮАНЬ-ВАН — Чжоуский правитель (827—812 до н. э.) — гл. 78.
СЮАНЬ-ХУАН = ТАИНСТВЕННЫЙ ИМПЕРАТОР — даосское божество — гл. 66.
СЮАНЬЦЗАН — ТРИПИТАКА-МОНАХ - Чэнь Хуэй (600/602- 664), буддийский наставник, совершивший паломничество в Индию за священной литературой, которую потом в большом количестве перевел на китайский язык, герой «Путешествия на Запад» — гл.гл.: 15; 71.
СЮИ ЖУ = СЮИ ЧЖИ — исторический персонаж эпохи Восточной Хань (25 —220), образец соблюдения правил этикета и норм ритуала — гл. 31.
571


СЮЙ ФЭЙЦЮН — бессмертная фея, одна из прислужниц Хозяйки Запада Сиванму — гл. 57.
СЮИ ЦЗЫПИН — астролог XIII в., основатель гадания по 8 знакам — гл. гл.: 12; 29; 61; 91.
СЮИ Ю — описанный в «Чжуан-цзы» легендарный отшельник и мудрец III тыс. до н.э., которому император Яо безуспешно предлагал свой трон — гл. 4.
СЮЭ КРАСОТКА = СЮЭ ЦЮНЦЮН — героиня литературных произведений (как минимум с XI в.), описывающих ее любовный союз с молодым ученым Цуй Хуайбао (отождествляемым с поэтом Цуй Хао, 704 — 754), возникший на празднике Цин-мин (Чистого света, 4—6 апреля) в 754 г. — гл. 37, примем. 13 (неточно: Сюй Цинцюн).
СЮЭ ЦЗИ — знаменитый каллиграф и художник (630/648—680/713) — гл. 71.
СЯН РЕКИ ФЕЯ — вдова Шуня — гл. 82.
СЯН-ВАН = КНЯЗЬ СЯН = ЧУСКИЙ КНЯЗЬ — возлюбленный феи горы Ушань — гл.гл.: 1—3; И; 16; 23; 29; 38; 65; 80; 82; 91.
СЯН ЮИ = СЯН ЦЗИ — 232—202 до н.э., один из военачальников, сокрушивших династию Цинь (246—207 до н. э.), боровшийся затем за власть с Лю Баном, провозгласивший себя гегемоном западной части царства Чу и погибший в этой борьбе — гл.гл.: 1; 39.
СЯО-ВАН = КНЯЗЬ ЛЯНСКИЙ = ЛЯН-ВАН = ЛЮ У — правитель удельного княжества Лян во II в. до н.э. — гл. 53.
СЯОМАНЬ — танцовщица, воспетая Бо Цзюйи — гл. 49.
СЯО ХЭ — верный соратник основателя Ханьской империи Гао-цзу — гл. 71.
СЯХУАН-ГУН — один из четырех старцев-отшельников, призванный императрицей Люй, чтобы сопровождать ее сына и не дать возможности Лю Бану лишить его прав наследования — гл. 1.
ТАЙБО ЗВЕЗДЫ ДУХ - гл. 39.
ТАЙН ДУХ = БЕЗДОННОЙ СИНИ ВЛАДЫКА - помощник Нефритового императора — гл.гл.: 39; 66.
ТАИ-ЦЗУН — первый император династии Тан — гл. 71.
ТАИЦЗЯ — император династии Шан — гл. 71.
ТАШАСАВАНЫ СВЯТЫЕ — см. АРХАТЫ.
ТАЙШАНЬ ДУХ-ПОКРОВИТЕЛЬ (ПОВЕЛИТЕЛЬ) — гл.гл.: 6; 84.
ТАН — см. ЧЭНТАН.
ТАО ЮАНЬМИН — Тао Цянь (365-427), великий поэт, автор утопии «Персиковый источник» — гл.гл.: 49; 59; 64; 68; 76.
ТВОРЕЦ ВСЕВЫШНИЙ = ВСЕМОГУЩИЙ = СОЗДАТЕЛЬ = ПРИРОДА— ГЛ.ГЛ.: 39; 79.
572


ТИГР-ОБОРОТЕНЬ — убитый У Суном — гл.гл.: 1.
ТКАЧИХА — звезда Альтаир, дочь Небесного государя Юй-ди, возлюбленная звезды Волопаса — Веги — гл.гл.: 37; 49; 37; 58; 72 — 74; 78; 82; 96; 97.
ТРЕХ МИРОВ (НЕБЕС) ВЕРХОВНЫЕ ГОСУДАРИ (ВЛАДЫКИ) - гл.гл.: 39; 66.
ТРЕХ НЕБЕС ПРЕСТОЛА ОПОРА - ВЕЛИКИЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ — даосское божество — гл. 39.
ТРЕХ ЧИСТЫХ МИРОВ ДУХИ = ТРИ ПРЕЧИСТЫХ: ВЛАДЫКА ЦАРСТВА НЕФРИТОВОЙ ЧИСТОТЫ, ВЛАДЫКА ЦАРСТВА ВЫСШЕЙ ЧИСТОТЫ, ВЛАДЫКА ЦАРСТВА ВЕЛИКОЙ ЧИСТОТЫ — Изначальный небесный повелитель Нефритовой Чистоты, Вершащий дао государь духовных драгоценностей Высшей Чистоты и Наивысший старый государь Великой Чистоты — правители небесных эмпиреев, высшей обители бессмертных, которым соответствуют три неба, то есть эмпи- рейные области: Нефритовой Чистоты, Высшей Чистоты и Великой Чистоты — гл.гл.: 39; 66.
ТРИ БУДДЫ = АМИДА, ШАКЬЯМУНИ, ГУАНЬИНЬ = ТРИ ТЕЛА БУДДЫ- гл.гл.: 8; 88.
ТРИ ДУХА — даосские божества — гл. 39.
ТРИ ДУХА — СУДЬИ НЕБЕСНЫХ — даосские божества — гл. 39.
ТРИДЦАТЬ ВТОРОЙ ПАТРИАРХ ЗАПАДА — буддийский наставник Хунжэнь (602 —675), считающийся пятым патриархом школы чань — гл. 39.
35 БУДД — гл. 68.
ТУАНЬ ГУ — коварный полководец конца VII в. до н.э., враждовавший с первым министром Чжао Дунем и ставший персонажем известной пьесы XIII в. «Сирота из рода Чжао» — гл.гл.: 59; 70.
ТЯНЬПЭН НЕБЕСНЫЙ ВОЕВОДА — звездный дух — гл. 66.
ТЯНЬСЯН КРОШКА — известная певичка-проститутка, которая сначала вышла замуж, а потом после смерти мужа обратилась в даосскую веру и отправилась на гору Тайшань — гл. 78.
У ВЕЛИКИЙ НЕБЕСНЫЙ ГОСУДАРЬ = У БЭНЬ - гл. 66.
У ДАОЦЗЫ — выдающийся художник (685? —758/792?) — гл. 59; 65.
У-ДИ = ЛЯНСКИЙ У-ДИ = ЛЯНСКИЙ ГОСУДАРЬ — Сяо Янь (464- 549), военачальник, литератор, государственный деятель и основатель династии Лян (правл. 502—549) — гл.гл.: 8; 57; 65.
У-ДИ = ХАНЬСКИЙ У-ДИ = ИМПЕРАТОР ХАНЬ - выдающийся правитель эпохи Ранней/Западной Хань, правил в 141 —87 гг. до н.э.— гл.гл.: 16; 39; 43; 53.
У = У-ВАН — император древности; основатель династии Чжоу (XII/XI — III вв. до н.э.) — гл. 71.
573


УЛИН РЕКИ ФЕЯ — одна из двух фей, что повстречали Жуань Чао и Лю Чэня — гл.гл.: 37; 49; 64; 92.
УТИН-ЦЗЫ = СЮН ЦЗУНЛИ (1409—1482) — известный потомственный врач, автор многих медицинских произведений — гл. 61.
У ЦЗЭТЯНЬ — танская государыня, прославившаяся ненасытной чувственностью даже когда ей уже перевалило за 70; правила в 684 — 704 гг. — гл. 37.
УЧАЩИХСЯ ПРЕМУДРАЯ МАТЕРЬ-ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА —
даосское божество — гл. 39.
УЧЭН-ВАН — см. ЦЗЯН ШАН.
УШАНЬ ГОРЫ ФЕЯ = ФЕЯ ГОРЫ ШАМАНОВ = УШАНЬСКАЯ ДЕВА — возлюбленная Сян-вана — гл.гл.: 1; 2; 13; 16; 23; 29; 38; 49; 61; 68; 77; 78; 82; 91.
ФАН СЮАНЬЛИН — ближайший сподвижник танского императора Тай-цзу- на (правл. 626—649) — гл. 71.
ФАНЬ ГУАЙ — выдающийся полководец III—II вв. до н. э. — гл.гл.: 12; 17; 69; 93.
ФАНЬ ДАНЬ — бедствовавший чиновник середины II в., которому такую судь- • бу предсказал физиогномист; у Д. Роя — Фань Жань (112—183), предпочитавший нищету продажности — гл. 46.
ФАНЬ ЦЗЭН — советник Сян Юя, живший в 273—204 гг. до н.э. — гл. 1.
ФАНЬ ШИ — сановник Поздней/Восточной Хань (23—220), друг Чжан Шао; пример верной дружбы — гл. 33, примеч. 22 (неточно: Фан Ши и Чжан Хао).
ФУ-СИ — древнейший император и мифический культурный герой — гл. 99.
ФУ ШЭН — легендарный старец III —II вв. до н.э., якобы восстановивший «Шу-цзин» — гл. 72.
ФЭНДУ АДА ДУХИ — ГЛ. 66.
ФЭНЪИ — фея ветра — гл. 24.
ФЭНШЭ — даосский святой — гл. 2.
ХАНЬ-ДИ - см. У-ДИ ХАНЬСКИЙ.
ХАНЬ ИМПЕРАТОР = ХАНЬ ВАН — см. ГАО-ЦЗУ.
ХАНЬ СИНЬ — полководец времен Цинь и Хань — гл.гл.: 1; 7.
ХАНЬ СИЦЗАИ — живший в 902—970 гг., государственный деятель, литератор, художник и ученый со степенью цзиньши — гл. 76.
ХАНЬ СЯНЦЗЫ — племянник Хань Юя, ставший отшельником и одним из восьми бессмертных; покровитель музыкантов — гл.гл.: 32; 38 — см. также
ВОСЕМЬ БЕССМЕРТНЫХ.
ХАНЬ ХУН = ХАНЬ И — поэт VIII в., возлюбленный Лю Чжантай из тайской новеллы Сюй Яоцзо «Лю-ши чжуань» — гл. 24.
574


ХАНЬ ШОУ — знаменитый красавец III в. — гл. 83.
ХАНЬ ЮЙ = ХАНЬ ВЭНЬГУН — Хань Чанли (768-824), выдающийся государственный деятель, литератор и философ, предтеча неоконфуцианства, здесь — герой романса — гл.гл.: 64; 77.
ХУ ЦЗЭН - поэт IX в. - гл. 1.
ХАНЬ НАЛОЖНИЦА = ХАНЬ-ФЭИ — императорская наложница IX в., персонаж юаньской драмы Бай По «Плывущий красный лист» («Лю хун-е») — гл.гл.: 61; 97.
ХУАН-ДИ = ЖЕЛТЫЙ ИМПЕРАТОР = СЮАНЬЮАНЬ — мифический император-первопредок — гл.гл.: 10; 61; 68; 72; 99.
ХУАН-ЛАО = ЖЕЛТЫЙ СТАРЕЦ — дух земли — гл. 13.
ХУАН ПРАВЕДНАЯ = ЧЖАН ЦЗЮНЬДА = РЕДКОСТНЫЙ ТАЛАНТ — персонаж «Драгоценного свитка» — гл.гл.: 74; 73.
ХУАН ПРАВЕДНОЙ ДОЧЬ МЛАДШАЯ - гл. 74.
ХУАН ПРАВЕДНОЙ ДОЧЬ СТАРШАЯ — гл. 74.
ХУАН ПРАВЕДНОЙ ОТЕЦ — богач из Цаочжоу — гл. 74.
ХУАН ПРАВЕДНОЙ СЫН — гл. 74.
ХУАН ТИНЦЗЯНЬ — поэт (1043 -1103) — гл. 37.
ХУАНЬ ВЕЛИКИЙ НЕБЕСНЫЙ ГОСУДАРЬ - ХУАНЬ КАЙ - гл. 66.
ХУНЛЯНЬ = АЛАЯ ЛИЛИЯ — младенец, подобранный послушником Цинъи — гл. 73.
ХУННЯН — служанка из «Западного флигеля» — гл.гл.: 8; 33; 33; 60; 68; 71; 74; 78; 82; 83.
ХУНФУ = КРАСНАЯ МУХОГОНКА — красавица, героиня танской новеллы «Жизнеописание человека с курчавой бородой», а также драмы Чжан Фэнъи (1527—1613) «Записки о Хунфу»; согласно преданию, некогда была служанкой сановника Ян Су (конец VI в.) — гл. 55.
ХУЭЙНЭН — СМ. ШЕСТОЙ ПАТРИАРХ.
ХЭ СЯНЬГУ — одна из восьми бессмертных — гл. 85 — см. также ВОСЕМЬ БЕССМЕРТНЫХ.
ХЭ ЧЖИЧЖАН - поэт (659-744) - гл. 57.
ЦАНЦЗЕ — мифический изобретатель китайской письменности — гл. 27.
ЦАИ ЯНЬ — поэтесса II —III вв. — гл.гл.: 27; 77.
ЦАО ЖЭНЬ — муж младшей дочери Праведной Хуан — гл. 74.
ЦАО ШЭНЬ — верный соратник основателя Ханьской империи Гао-цзу — гл. 71.
ЦЗАО-ВАН — бог-хранитель очага — гл.гл.: 27; 39.
575


ЦЗЕГУ СТАРЕЦ = ЧЖАН ЮАНЬСУ - лекарь эпохи Цзинь (1115 -1234), известный созданием многих новых рецептов — гл. 61.
ЦЗИНГАН - см. ГРОМОВЕРЖЕЦ.
ЦЗИН-НЯН = ДЕВИЦА ЦЗИН — героиня любовной истории в легендарной биографии сунского императора Тай-цзу (X в.) — гл. 65 (см. примем. 38)
ЦЗИНЬ (ЦЗИНЬШАНЬ) ВЕРУЮЩИЙ В БУДДУ —см. НАСТАВНИК ПЯТИ ЗАПОВЕДЕЙ.
ЦЗИНЬСКИЙ КНЯЗЬ — СМ. ПЭЙ ДУ.
ЦЗИНЬ ЦАРЕВИЧ — сын чжоуского царя Лин-вана (VI в. до н.э.), искусный флейтист, ставший, согласно легенде, даосом-небожителем — гл. 16.
ЦЗЫПИН - СМ. сюй цзыпин.
ЦЗЫ ЧАНЬ - ЧЖЭНСКИЙ МИНИСТР — реформатор VI В. ДО Н.э. — гл.гл.: 77; 94.
ЦЗЫ-Я = ЦЗЯН ЦЗЫ-Я — с 70 лет был на службе у Вэнь-вана — гл. 46.
ЦЗЯН ШАН = ПОБЕДОНОСНЫЙ КНЯЗЬ = УЧЭН-ВАН (титул)- стратег VII в. — гл. 3.
ЦИ НАЛОЖНИЦА — возлюбленная Лю Бана — гл. 1.
ЦИЛИ ЦЗИ — один из четырех старцев-отшельников, призванных императрицей Люй, чтобы сопровождать ее сына и не дать возможности Лю Бану лишить его прав наследования — гл. 1.
ЦИЛИНЬ — мифический единорог — гл.гл.: 7; 10; 30.
ЦИНЪИ ПОСЛУШНИК — послушник при Наставнике Пяти заповедей — гл. 73.
ЦИНЬ ШИХУАН = ШИХУН-ДИ — император, основатель династии Цинь (221—207 до н. э.) — гл.гл: 1; 60; 61.
ЦУЙ ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ НЕБЕСНЫЙ — даосское божество — гл. 39.
ЦУЙ МОЛОДЕЦ = ЦУЙ-ЛАН - танский поэт Цуй Хао (704-754), прославившийся своими любовными стихами о «женских покоях», или молодой ученый Цуй Хуайбао — герой литературных произведений (как минимум с XI в.), описывающих его любовный союз с Сюэ Цюнцюн, возникший на празднике Цин-мин (Чистого света, 4—6 апреля) в 754 г. — гл. 37.
ЦЗЕГУ СТАРЕЦ = ЦЗЕГУ-ЛАО = ЧЖАН ЮАНЬСУ - врач, живший в XII или XIII в.-гл. 61.
ЦЮЙ ИНЪИН — героиня «Западного флигеля», возлюбленная студента Чжана — гл.гл.: 13; 28; 37; 60; 61; 68; 71; 74; 75; 78; 83.
ЦЮЙ ЮАНЬ — первый поэт в истории Китая (ок. 340—277 до н.э.) — гл.гл.: 16; 51; 54; 55.
ЦЯНЬ-ВАН — один из правителей государства У-Юэ (907—978); здесь, вероятно, Цянь Чу (правл. 948—978) — гл. 71.
576


ЦЯО СЕСТРЫ — известные красавицы эпохи Троецарствия — гл. 27.
ЧАНЪЭ — богиня луны, в прошлом жена стрелка И, превратившаяся в жа- бу-чань, толкущую в ступе эликсир бессмертия — гл.гл.: 2; 4; 7; 20; 28; 43; 33; 57-39; 62; 71; 72; 75; 78; 84; 89; 91.
ЧАШЕНОСЕЦ — даосское божество — гл. 39.
ЧЕРНЫЙ ВОИН - СМ. ИСТИННЫЙ ВОИН.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПАТРИАРХ — буддийский наставник школы чань Даосинь (580-651) —гл. 39.
ЧЕТЫРЕ МОГУЩЕСТВЕННЫХ НЕБЕСНЫХ ДУХА - даосские божества — гл. 39.
ЧЕТЫРЕ НЕБЕСНЫХ СУДЬИ = ЧЕТЫРЕ СВЯТЫХ = ЧЕТЫРЕ МИНИСТРА = ЧЕТЫРЕ ВЛАДЫКИ — божества, покровители времен года и стран света — гл.гл.: 39; 66; 78; 89.
ЧЖАНОВ ЧЕТА — родители Праведной Хуан в ее перерождении — гл. 74. ЧЖАН БОГАЧ — персонаж из сутры — гл. 39.
ЧЖАНА БОГАЧА ВОСЕМЬ ЖЕН - гл. 39.
ЧЖАН ДВАДЦАТЫЙ = ВОЕННЫЙ СОВЕТНИК — персонаж из стихотворения Ду Фу — гл. 74.
ЧЖАН ЛЯН — советник Лю Бана — гл.гл.: 1; 7.
ЧЖАН НЕБЕСНЫЙ НАСТАВНИК = ЧЖАН ДАОЛИН - Чжан Лин
(I—II вв.), основатель даосской школы «небесных наставников» (тянь- ши) — гл.гл: 65; 66.
ЧЖАН СТУДЕНТ = ЧЖАН ЦЗЮЙЖУНЬ - герой «Западного флигеля» - гл.гл.: 2; 13; 35; 37; 61; 68; 74; 75.
ЧЖАН ЦЗЮНЬДА = РЕДКОСТНЫЙ ТАЛАНТ - Праведная Хуан в новом рождении — гл.74.
ЧЖАН ШАО — сановник Поздней/Восточной Хань (25—220), друг Фань Ши; пример верной дружбы — гл. 55, примеч. 22 (неточно: Фан Ши и Чжан Хао) - гл. 55.
ЧЖАНТАЙСКАЯ ИВА - см. ЛЮ ЧЖАНТАЙ.
ЧЖАО ВЕЛИКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ ИСТИННОЙ ВЕРЫ — даосское охранительное божество — гл. 39.
ЧЖАО ГАО — главный евнух Цинь Шихуана, отличавшийся коварством и интриганством, в 207 г. до н.э. казненный — гл. 70.
ЧЖАО ДУНЬ — министр, погубленный Туань Гу — гл. 59.
ЧЖАО ЖУИ = ЦАРЕВИЧ ЖУИ — сын Лю Бана и наложницы Ци — гл. 1. ЧЖАО КНЯЗЬ ЖУСКИЙ = ХОЗЯИН ДЕДА ВРАЧА ЧЖАО - гл. 61. ЧЖАО ЛИНФАН — мясник, муж Праведной Хуан— гл. 74.
ЧЖАО ТАЙ-ЦЗУ = ЧЖАО ДАЛАН = ЧЖАО СТАРШИЙ = КУАНЪ-
ИНЬ — император, основатель династии Сун (правл. 960—976) — гл. гл.: 17; 65; 71; 78.
577


ЧЖАО ФЭИЯНЬ = ЛЕТЯЩАЯ ЛАСТОЧКА — знаменитая красавица и возлюбленная ханьского императора Чэн-ди (33—7 до н.э.), ставшая императрицей — гл. 33.
ЧЖАО ШИСЮН — живший в VI—VIIbb., герой легенды, который повстречал девицу на горе Лофу, пировал с ней, а когда пробудился, она исчезла — гл. 72.
ЧЖИ РАЗБОЙНИК — персонаж «Чжуан-цзы» — гл. 14.
ЧЖО ВЭНЬЦЗЮНЬ — молодая вдова, бежавшая с поэтом Сыма Сянчжу (II в. до н.э.) - гл.гл.: 3; 14; 37; 41; 73; 77.
ЧЖО ВАНСУНЬ — отец Чжо Вэньцзюнь — гл. 41.
ЧЖОУ = ИНЬСКИЙ ТИРАН = ЧЖОУ СИНЬ — последний император Инь (XII/XI в. до н.э.) - гл. 4.
ЧЖУАН-ЦЗЫ = ЧЖУАН ЧЖОУ — выдающийся философ из царства Чу, основоположник даосизма (ок. 369 — ок. 286 до н. э.) — гл.гл.: 31; 61; 65; 72; 77; 94.
ЧЖУАН ЯНЬ — царь, отец Гуаньинь — гл. 51.
ЧЖУ БАЦЗЕ — Кабан, персонаж «Путешествия на Запад» — гл.гл.: 73; 76.
ЧЖУ ДАНЬСИ = ЧЖУ ЧЖЭНЬХЭН — знаменитый врач (1281-1385) —
гл. 61.
ЧЖУ ЖИХУЭЙ — медик XVI в. — гл.гл.: 61; 85.
ЧЖУ ИНТАЙ — героиня любовной легенды — гл. 43.
ЧЖУГЭ ЛЯН — полководец, герой «Троецарствия» (181—234) — гл. 100.
ЧЖУН КУЙ — ученый муж, ставший устрашающего вида загробным судьей и покровителем провалившихся на экзаменах — гл.гл.: 15; 27; 65; 79; 86; 92.
ЧЖЭНСКИЙ МИНИСТР — СМ. ЦЗЫ ЧАНЬ.
ЧЖЭН ЭНЬ — влиятельное лицо при сунском императоре Тай-цзу (Хв.) —гл. 39.
ЧЖЭНЬ ФАВОРИТКА = ЧЖЭНЬ НАЛОЖНИЦА — славившаяся красотой наложница, ставшая потом императрицей, в царствование лянского императора Ши-цзуна (X в.) — гл.гл.: 26; 76.
ЧЭНТАН — древний император, полулегендарный основатель династии Шан/ Инь (XVII/XV-XII/XI вв. до н. э.) — гл.гл.: 71; 84; 99.
ЧЭНЬ = ЧЭНЬФАНЬ — областной правитель в эпоху Поздней Хань — гл. 31.
ЧЭНЬ БОГАЧ — герой пьесы «Хань Сянцзы провожает богача Чэня на пир бессмертных» — гл. 58.
ЧЭНЬ ЛИНЬ — персонаж популярной драмы — гл. 31.
ЧЭНЬ ТУАНЬ = ОДЕТЫЙ В РУБИЩЕ — даосский философ (895 -989), в фольклоре выступающий как нумеролог, геомант и физиогном — гл. 29 (в примеч. 9 неточно: Чэнь Тунань).
ЧЭНЬ ХОУЧЖУ = ЧЭНЬ ГОСУДАРЬ В ЦЗИНЬЛИНЕ - последний правитель государства Чэнь (правл. 583 —589) — гл. 71.
578


ШАКЬЯМУНИ = ГАУТАМА — см. БУДДА-
ШАН-ДИ — верховный небесный правитель — гл.гл.: 30; 39.
ШАНЬЦАЙ ОТРОК = УДАЧЛИВЫЙ В СОКРОВИЩАХ - ученик Будды — гл. 7.
ШАО ЦАНЬ — драматург XV в. — гл. 36.
ШАО ЯОФУ = ШАО ЮН — ученый и философ, жил в 1011—1077 гг. — гл. 79.
ШЕСТИ НЕБЕСНЫХ ЧЕРТОГОВ ВЫСОКИЙ НЕОБЪЯТНЫЙ ГОСУДАРЬ — даосское божество — гл. 39.
ШЕСТОЙ ПАТРИАРХ ЧАНЬ = ПАТРИАРХ ЛУ = ХУЭЙНЭН - патриарх чань-буддизма, основоположник его ортодоксальной южной ветви, имевший мирскую фамилию Лу (638—713) — гл. 31.
ШИ ХУ = КАМЕННЫЙ ТИГР = ШИ ЦЗИЛУН — император династии Поздняя Чжао (IV в. н. э.) — гл. 37.
ШИКУАН — легендарный музыкант древности из царства Цзинь; всеслыша- щий страж даосских храмов — гл. 39 (неточно: Шихуан).
ШИ-ЦЗУ — СМ. ЛЮ СУ.
ШИ ЧУН — живший в 249—300 гг., крупный чиновник, неслыханно разбогатевший на заморской торговле — гл.гл.: 10; 13; 41; 43; 46; 38; 78; 79.
ШОУСИНЬ — божество долголетия — гл. 32.
ШУАН ЦЗЯНЬ — молодой ученый, вступивший в любовную связь с гетерой Су Сяосяо (Су Сяоцин), — литературный герой, известный с эпохи Южной Сун (1127-1279)-гл. 37.
ШУНЬ — идеальный император мифический древности — гл.гл.: 41; 71; 84; 99.
ШЭНЬАО ПЕС — собака Туань Гу, надрессированная на убийство Чжао Дуня — гл. 39.
ШЭНЬ ЖЭНЬ = ШЭНЬ ИЦЗИ — фаворит ханьской императрицы Люй- хоу — гл. 37.
ШЭНЬ-НУН — мифический император-первопредок и культурный герой, покровитель сельского хозяйства и медицины — гл. 99.
ШЭНЬ МИЛЛИОНЩИК = ШЭНЬ ЧЖУНЖУН — знаменитый богач XIV в. — гл.гл.:33; 72.
ШЭНЬ ЦЗОЧЖЭ — имевший степень цзиньши ученый и литератор XII в. — гл.гл.: 51; 72.
ШЭНЬ ЮЙ — см. ДВА ПРЕДВОДИТЕЛЯ ВОЛШЕБНОГО ТИГРА.
ШЭНЬ ЮЭ — государственный деятель, ученый-энциклопедист, литератор и поэт (441 —513) — гл.гл.: 73; 77.
ЭРЛАН = ВТОРОЙ ОТРОК — божество народного пантеона — гл. 61.
Ю ЛЭЙ — СМ. ДВА ПРЕДВОДИТЕЛЯ ВОЛШЕБНОГО ТИГРА.
ЮАНЬМИН — см. ТАО ЮАНЬМИН.
579


ЮЖНОГО ПОЛЮСА ГОСУДАРЬ — даосское божество — гл. 39.
ЮИ — идеальный император мифической древности — гл.гл.: 71; 84; 99.
ЮЙ = ВЕРХОВНЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ ЮЙ В ЦИНЬ - персонаж
словесной игры — гл. 60.
ЮИ = ЮИ ЦЗИ — возлюбленная Сян Юя — гл.гл.: 1; 21.
ЮИ Ю — сановник IX в., персонаж юаньской драмы Бай По «Плывущий красный лист» («Лю хун-е») — гл.гл.: 61; 97.
ЮЙСЯО — героиня драмы Цао Цзи (1280—1345) или Ян Жоушэна (XV—XVI вв.) «Записки о нефритовом браслете» — гл.гл.: 41; 63.
ЮЙСЯО МАМАША — героиня драмы «Записки о нефритовом браслете» — гл. 63.
ЮПИТЕР = ТАИСУИ = ТАИБО — астральное божество — гл.гл.: 9; 30; 39; 79.
ЮЭМИН — буддийский монах, спасший певичку Люцуй, литературный персонаж — гл. 15.
ЯКША — посланец ада и царя Яньло — гл.гл.: 59; 74.
ЯН ГУЙФЭЙ — Ян Юйхуань (719—756), знаменитая красавица, наложница танского императора Сюань-цзуна (правл. 712 — 756) и героиня поэмы Бо Цзюйи «Вечная печаль» — гл.гл.: 21; 27; 28; 37; 55; 61.
ЯН ПЯТЫЙ = ИМПЕРАТОРСКИЙ ЦЕНЗОР — из стихотворения Ду Фу — гл.гл.: 74, 75.
ЯН СЮН — Ян Цзыюнь (53 до н. э. — 18 н. э.), философ, литератор, филолог, автор «Книги Великой тайны» («Тай-сюань цзин») — гл.гл.: 53; 57.
ЯНЬ ДУНБИНЬ — маг эпохи Сун, увлекший певицу Белый Пион — гл. 84, примеч. 20.
ЯНЬ ПРЕПОДОБНЫЙ — благое божество водной стихии, канонизированное при первом императоре эпохи Мин Тай-цзу (правл. 1368—1398) — гл.гл.: 27; 93; 94; 96-98.
ЯНЬ ХУЭИ — Янь Юань (521 —490/481 до н.э.) — один из любимых учеников Конфуция — гл.гл.: 4; 46.
ЯНЬЛО = ЯНЬ-ВАН = ВЛАДЫКА АДА — Яма, князь тьмы, владыка загробного мира — гл.гл.: 2; 15; 57; 62; 74; 79.
ЯНЬШОУ - см. МАО ЯНЬШОУ.
ЯО — идеальный император мифической древности — гл.гл.: 33; 71; 84; 99.
ЯСНОНЕБЕСНЫЙ ВЕЛИКИЙ ДУХ УПРАВИТЕЛЬ ПРИ ПАЛАТЕ ГОСУДАРЯ — даосское божество — гл. 39.
ЯШМОВАЯ ДЕВА — даосское божество — гл.гл.: 21; 39; 66; 89.
ЯШМОВЫЙ ЗАЯЦ — лунный символ — гл.гл.: 46; 84; 92.
ЯШМОВЫХ ДЕВ ВЛАДЫЧИЦА — даосское божество — гл. 39.
580


Указатель упоминаемых и цитируемых авторов и произведений
Знаменитые философы и классические трактаты
1. Бань Гу (32—92) — знаменитый историограф, ученый-энциклопедист и литератор, составитель «Истории Хань» = «Книги [об эпохе] Хань» («Хань- щу») — гл.гл.: 36; 98.
2. «Весны в осени господина Люя» («Люй-ши чунь-цю») — энциклопедический философский сборник сер. III в. до н.э., в котором отражены взгляды конфуцианства, даосизма, школы инь-ян, моизма, легизма и некоторых др. философских школ — гл. 42.
3. «Весны и осени» («Чунь-цю») — погодичная хроника древнекитайского царства Лу, охватывающая события с 722 по 48/479 г. до н.э., автором либо редактором которой традиционно считается Конфуций (см.) — гл.гл.: 48; 71.
4. Гуань-цзы = Гуань Чжун — знаменитый философ и политический деятель VII в. до н.э., проведший реформы в экономике и управлении царства Ци - гл. 36.
3. 	«Записки о благопристойности» = «Обрядник» = «Книга ритуалов» («Ли-цзи») — классический текст, датируемый IV—I вв. до н.э., наряду с «Книгой песен» (см.), «Книгой [исторических] преданий» (см.), «Книгой перемен» (см.) и летописью «Весны и осени» (см.) входил в состав конфуцианского «Пятиканония» («У-цзин») — основу китайской учености — гл.гл.: 46 (гл. 19 «Юэ-цзи» — «Записки о музыке»); 47; 71.
6. «Канон гор и морей» («Шань-хай цзин») — анонимный трактат кон. III — нач. II в. до н.э. — гл. 84.
7. «Канон сыновней почтительности» («Сяо-цзин») — классическая конфуцианская книга, входящая в неоконфуцианское «Тринадцатиканоние» («Ши- сань-цзин») — гл. 62.
8. «Книга [исторических] преданий» = «Канон писаний» («Шу-цзин»), или «Чтимая книга» («Шан-шу»), — сборник записей, преданий, сказаний, мифов, их историзованных версий и т.п., материал охватывает период примерно с XXIV—VIII вв. до н.э., составление и обработка его традиционно приписывается Конфуцию (см.) — гл.гл.: 48; 71; 72; 99.
9. «Книга перемен» = «Канон перемен» («И-цзин»), или «Чжоуские всеохватные перемены» («Чжоу-и»), — наиболее авторитетное и оригинальное произведение канонической философской литературы, специфическую основу которого составляют 64 особых графических символа — гексаграммы (гуа), состоящие из шести черт двух видов — цельной и прерванной, являющиеся, в свою очередь, знаками универсальных мироустроительных сил инь и ян — гл.гл.: 39; 43; 46; 33; 38; 39; 61; 68; 71; 73; 79.
10. «Книга песен» = «Канон поэзии» («Ши-цзин») — самое раннее поэтическое собрание китайской древности — предисловие 1; послесловие (песни царства Чжэн и Вэй); гл.гл.: 27 (I, IV,4); 33 («Песни царства Бинь»); 60 («Большое предисловие»); 69 (I, IV,4); 71; 76 (III, 111,1,1); 78 (I, IV,4); 99.
581


11. Конфуций (552/551—479 до н.э.) — первый китайский философ, личность которого исторически достоверна, создатель конфуцианства; «Лунь- юй» = «Изречения» = «Суждения и беседы» = «Теоретические речи» — сборник высказываний Конфуция, его учеников и др. лиц — предисловие 1 (цитата из гл. III); послесловие; 35; 53 (гл. II, § 22); 71 (гл. VIII, § 14); 72 (гл. ХШ, § 11).
12. Лао-цзы — буквально: Старец-мудрец или Старое дитя (VI—IV в. до н.э.), полулегендарный персонаж, предполагаемый родоначальник даосизма, которому приписывается одноименный трактат «Лао-цзы», или «Канон Пути и благодати» («Дао-дэ цзин»), ставший основополагающим текстом для даосской философии и религии, эротологии и медицины. В религиозном даосизме и народных верованиях Лао-цзы был деифицирован и представлен как высшее божество, имевшее различные ипостаси в разные времена и в разных местах, в частности тождественное Будде. Одно из оккультных воплощений Лао-цзы — хранитель алхимических и медико-эротологических тайн — гл.гл.: 65; 66; 70 (§ 73); 71.
13. Мэн-цзы (ок. 372—289 до н.э.) —знаменитый философ, второй по значимости и влиянию последователь Конфуция (см.), автор одноименного трактата «Мэн-цзы» («[Трактат] Учителя Мэна») —гл.гл.: 15; 60; 64 (гл. «Тэн Вэнь-гун»: III А, разд. 4); 70 (гл. «Гунсунь Чоу»: II Б, разд. 1); 99 (примеч. 1).
14. Сыма Цянь (145/135—87/86 до н.э.) — первый китайский историограф, ученый-энциклопедист и литератор, автор «Исторических записок» = «Записок историка» («Ши-цзи») — гл.гл.: 44; 55; 56; 65; 72; 73; 94.
15. «Хуайнань-цзы» («[Трактат] Учителя из Хуайнани» = «Философы из Хуайнани») — энциклопедический даосский трактат II в. до н.э. — гл.гл.: 8; 72.
16. «Четверокнижие» («Сы-шу») — набор классических конфуцианских книг, сформированный неоконфуцианцами в эпоху Сун (960 — 1279) в дополнение к ассимилированному древними конфуцианцами «Пятиканонию» («У-цзин»). В состав «Четверокнижия» входят: «Да-сюэ» («Великое учение»), «Чжун-юн» («Срединное и неизменное»), «Лунь-юй» («Суждения и беседы», см.), «Мэн- цзы» («[Трактат] Учителя Мэна», см.) — гл. 60.
17. Чжуан-цзы = Чжуан Чжоу (IV—III вв. до н.э.) — выдающийся философ, один из основоположников даосизма, автор основной части одноименного трактата «Чжуан-цзы» («[Трактат] Учителя Чжуана») — гл.гл.: 14; 51 (гл. XXIII «Гэнсан Чу»); 61; 65; 72; 74; 76.
18. «Чуские строфы» («Чу-цы») — свод произведений поэтической традиции царства Чу, ядро которого составляют стихи первого в истории Китая поэта Цюй Юаня (348/340-278/277 до н.э.) — гл.гл.: 30; 55.
19. Ян Сюн (53 до н.э. — 18 н.э.) — выдающийся философ, ученый-энциклопедист, литератор и сановник с титулом да-фу, автор «Канона Великой тайны» («Тай-сюань-цзин»), подражающего «И-цзину», и «Образцовых речений» («Фа-янь»), подражающих «Лунь-юю» — гл.гл.: 53; 56.
Знаменитые врачи и медицинские трактаты
1. 	Ван Шухэ (210—285) — глава императорской Коллегии медиков эпохи Западной Цзинь (265—316), крупный специалист по пульсовой диагностике, автор трактата «Канон пульса» («Май-цзин»), повествующего о 24 его видах — гл. 61.
582


2. «Главное из принадлежащего Даньси» («Даньси цзуань-яо») — составленная Лу Хэ (XV в.) и опубликованная в 1484 г. антология из трудов известного врача Чжу Чжэньхэна (Чжу Даньси, 1281 — 1385), чьим именем также названа книга «Профессиональные тайны Даньси», или «Сердцевинные методы Даньси» («Даньси синь-фа»; у В.С. Манухина: «Средства для обуздания сердца почтенного Даньсийца»), составленная и изданная его учениками, а затем исправленная и дополненная Чэн Юнем в переиздании 1481 г. В ней отражена теория Чжу Чжэньхэна, согласно которой светлое, теплое начало ян в человеческом организме обычно присутствует в избытке, а темного, влажного инь — недостаточно — гл. 61.
3. «Канон о внутреннем Желтого императора (Хуан-ди)» («Хуан-ди нэй-цзин») — древнейший и авторитетнейший медико-философский трактат, составленный неизвестным автором в IV—II вв. до н.э. и обобщавший богатый опыт предшествующей медицинской традиции. «Исконные/простые вопросы Хуан-ди» («Хуан-ди су-вэнь») — первая ее общетеоретическая часть — гл. 61.
4. «Канон трудностей» («Нань-цзин») — один из основополагающих трактатов китайской медицины, был создан на рубеже III—II вв. до н.э. неизвестным автором под псевдонимом Цинь Юэжэнь. Представляет собой собрание вопросов и ответов по наиболее трудным проблемам «Канона о внутреннем» (см.) — гл. 61.
5. «Книга исцеления» («Хо-жэнь шу») — краткое наименование известного медицинского трактата Чжу Гуна (XI—XII вв.), опубликованного в 1118 г.
6. «Ода о свойствах лекарств» = «Трактат о свойствах лекарств» («Яо-син фу») — краткое фармакологическое произведение, созданное неизвестным автором XII—XIII вв. в поэтической форме для лучшего усвоения на начальном этапе медицинского образования — гл. 61.
7. «Полное собрание древнего и современного медицинского наследия» («Гу-цзинь и-тун да-цюань») Сюй Чуньфу — сборник рецептов, изданный в 1556 Г. — ГЛ. 54.
8. «Рецепты сильнодействующих составов» («Ци-сяо лян-фан») — фармакопея Дун Су (XV в.), отредактированная Фан Сянем (XV в.) и изданная в 1470 г. В романе она объединена с основополагающей фармакопеей «царя лекарств» Сунь Сымяо (581—682) «Рецепты [ценою] в тысячу золотых» («Цянь-цзинь фан») под общим названием «Рецепты сильнодействующих составов ценою в тысячу золотых» («Цянь-цзинь ци-сяо лян-фан») — гл. 61.
9. Почтенный старец из Дунъюани (Ли Гао, 1180 — 1251) —известный медик, автор «Трактата о селезенке и желудке» («Пи-вэй лунь»), «Трактата о различении внутренних и внешних поражений» («Нэй-вай шан бянь-хо лунь»), «Открытия медицины» («И-сюэ фа-мин»), основоположник школы «укрепления желудка и селезенки», учившей, что все болезни возникают от внутреннего повреждения этих органов — гл. 61.
10. «[Священные] рецепты с моря» («Хай-шан фан»; у В.С. Манухина: «Лучшие способы лечения центров жизнедеятельности») — популярное медицинское произведение в семисложных стихах, традиционно приписываемое Сунь Сымяо, но, видимо, возникшее не раньше X в. — гл.гл.: 61; 85.
И. «Тайны пульса старца Цзегу» («Цзегу-лао май-цзюэ») — комментарий известного лекаря эпохи Цзинь (1115 — 1234) Чжан Юаньсу к анонимному стихотворному трактату по пульсовой диагностике — гл. 61.
583


12. «Тринадцать рецептов с вариациями» («Цзя-цзянь ши-сань фан»;
у В.С. Манухина: «Тринадцать рецептов регулирования жизнедеятельно¬
сти») — произведение врача Чжу Жихуя (XVI в.) — гл.гл.: 61 (неточно: «Тринадцать неизменных рецептов»); 85.
13. «Чудодейственные рецепты предельного долголетия» («Шоу-юй шэнь-фан»; у В.С. Манухина: «Чудодейственные рецепты достижения долголетия») — макробиотическое произведение Чжу Чуаня (1378—1448) — гл.гл.: 61; 85.
Даосские каноны
1. «Вырезанное на нефрите чудесное предписание для Волшебного тигра» («Шэнь-ху юй-чжа») — возможно, имеется в виду «Нефритовый канон Волшебного тигра» («Шэнь-ху юй-цзин»), входящий в состав крупнейшего собрания даосской литературы «Сокровищницу Пути-дао» («Дао-цзан») — гл. 66.
2. «Драгоценный реестр о возрождении душ на небесах» («Шэн-тянь бао- лу») — возможно, имеется в виду «Канон о возрождении душ на небесах», в полном наименовании: «Канон о возрождении душ на небесах и достижении Пути-дао, изъявленный Высокочтимый правителем Первого Начала» («Юань-ши тянь-цзун шо шэн-тянь дэ-дао цзин»), входящий в «Сокровищницу Пути-дао» («Дао-цзан») — гл. 66.
3. «Заклятья, отводящие злых духов» (Цзе-юань чжоу), или «Канон о пресечении возмездий» («Цзе-юань-цзин»), — хотя в обоих случаях речь идет о буддийских культовых действиях, приведенные названия являются краткими формами заглавий двух даосских произведений, входящих в «Дао-цзан»: «Сокровенный канон сказанного Высочайшим носителем Пути-дао о пресечении возмездий и освобождении от бренности» («Тай-шан дао-цзюнь шо цзе-юань ба-ду мяо-цзин») и «Канон сказанного Высочайшим о полном и высшем пресечении возмездий» («Тай-шан шо тун-чжэнь гао-хуан цзе-юань цзин») — гл.гл.: 59; 100.
4. «Канон Дракона» («Лун-цзин») — видимо, особое геомантическое сочинение — гл. 29.
5. «Канон избавления от вражды» («Цзе-юань цзин»; у В.С. Манухина: «О спасении обиженных чад») — сокращенное наименование, соотносимое с тремя произведениями в «Сокровищнице Пути-дао» («Дао-цзан»), самое раннее из которых восходит к эпохе Тан (618—907) — гл.гл.: 62, 100.
6. «Канон нефритовых строк о рождении духа в девяти небесах подлинного естества духовного богатства, проникающего в сокровенное» («Дун-сюань лин- бао цзы-жань цзю-тянь шэн-шэнь юй-чжан цзин») — даосское произведение о духовном преобразовании после смерти, фигурирующее в романе под различными сокращенными названиями: «Нефритовые строки о рождении духа» («Шэн- шэнь юй-чжан»), «Драгоценный образец рождения духа в девяти переворотах» («Цзю-чжуань шэн-шэнь бао-фань»), «Канон о рождении духа в девяти небесах» («Цзю-тянь шэн-шэнь цзин»), «Строки о рождении духа» («Шэн-шэнь чжан») в контекстах, связанных с похоронами — гл.гл.: 59; 65; 66.
7. «Канон о пяти кормильцах» («У-чу цзин») — сокращенное название даосского произведения «Канон о пяти кормильцах в изъяснении Лао-цзы» («Лао-цзы шо у-чу цзин»), комментарий на который, составленный в эпоху Тан (618—907), входит в «Сокровищницу Пути-дао» («Дао-цзан») — гл. 66.
584


8. «Канонические реестры из Великой пещеры небесного царства Высшей Чистоты» («Шан-цин да-тун цзин-лу») — основополагающее произведение одного из направлений даосизма — школы Высшей чистоты (или школы Маошань), сформировавшегося во второй половине IV в. Традиционно считается, что данный трактат, состоящий из 31 «свитка», был составлен даосом Ян Си в 364 г., а позднее значительно дополнен — гл 66.
9. «Книга Нефритового ларца» («Юй-ся цзи») — астрологическое сочинение, приписываемое даосскому наставнику — праведнику Сюю и включенное в «Сокровищницу Пути-дао» («Дао-цзан») в 1108 г., однако приобретшее настоящий вид в середине XV в. — гл. 39.
10. Лао-цзы — предполагаемый автор «Лао-цзы», или «Канона Пути и благодати» («Дао-дэ цзин») — гл.гл.: 63; 66; 70 (§ 73); 71.
И. «Физиогномика Одетого в рубище», или «Физиогномика Наставника в пеньковом платье» («Ма-и сян-фа»), — самое популярное среди гадателей-фи- зиогномов сочинение, впервые появившееся в X—XI вв., а затем под таким же названием созданное Бао Личжи в XV в. — гл.гл.: 29; 96.
12. «Хуайнань-цзы» («[Трактат] Учителя из Хуайнани» = «Философы из Хуайнани») — энциклопедический даосский трактат II в. до н.э. — гл.гл.: 8; 72.
13. Чжуан-цзы (Чжуан Чжоу, IV-III вв. до н.э.) — основной автор «Чжуан-цзы» («[Трактат] Учителя Чжуана») — гл.гл.: 14; 31 (гл. XXIII «Гэн- сан Чу»); 61; 63; 72; 74; 76.
Буддийские каноны
1. «Алмазная сутра» («Цзинь-ган цзин»), на санскрите — «Ваджраччхе- дика-праджня-парамита-сутра» («Сутра о запредельной премудрости, отсекающей заблуждения алмазным скипетром») — одна из основополагающих сутр буддизма махаяны («большой колесницы») — гл.гл.: 40; 31; 68; 74.
2. «Драгоценные свитки» (бао-цзюань) — жанр песенно-повествовательного сказа фольклорного происхождения и назидательного содержания, в котором буддийские, даосские, конфуцианские идеи сочетаются с народными верованиями и прозаическое повествование перемежается с поющимися стихотворными отрывками — гл.гл.: 40; 95.
3. «Драгоценный свиток о красном пологе» («Хун-ло бао-цзюань») — буддийское сочинение в жанре «драгоценных свитков» (см.), известное также под названием «Драгоценный свиток об освобождении девы» («То-нян бао-цзюань») и по своему сюжету близкое «Драгоценному свитку о праведной Хуан» (см.) — гл. 82.
4. «[Драгоценный] свиток о праведной Хуан» («Хуан-ши нюй цзю- ань») — своеобразное произведение китайского буддизма в жанре «драгоценных свитков» (см.) — гл.гл.: 74; 75.
5. «Драгоценный свиток о чаньском Наставнике Пяти Заповедей» («У- цзе чань-ши бао-цзюань») — песенно-повествовательное произведение в жанре «драгоценных свитков» (см.) — гл. 73.
6. «Канон Исцелителя» («Яо-ши цзин») — «Сутра Будды-врачевателя (Яо-ши)», попавшая в Китай в эпоху Шести династий (222—589) и триж¬
585


ды переведенная в период между 617 и 707 гг., в частности Сюаньцзаном в 650 г. — гл. 62.
7. «Канон об очищении от крови» («Сюэ-пань цзин») — написанное в Китае популярное буддийское произведение, опубликованное в эпоху Тан (618—907) и широко распространившееся в народе, но как апокрифическое не включенное в китайскую «Трипитаку» (см.). Обычно читалось на панихидах по женщинам, умершим от гинекологических заболеваний — гл.гл.: 62; 67; 68.
8. «Лотосовая сутра» = «Канон Цветка Учения» (буквально: «Сутра лотоса чудесного закона», кит.: «Мяо-фа лянь-хуа цзин», санскр. «Саддхарама-пун- дарика-сутра») — одна из наиболее ранних и популярных сутр махаяны, написанная в Индии анонимным автором в I — нач. II в. и претендующая на полное и окончательное изложение учения Будды. Занимает центральное место в буддизме махаяны Китая и Японии — гл.гл.: 8; 51; 63, 100.
9. «Покаяние Лянского государя» («Лян-ван чань») — краткое наименование апокрифической литании, которую якобы сочинил покровительствовавший буддизму лянский император У-ди (правл. 502—549) в память о покойной императрице после того, как она стала пугать его во сне, являясь ему, по преданию, то змеей, то драконом — гл. 8.
10. «Просветляющая сутра тридцати пяти будд» («Сань-ши-у фо мин- цзин»), более точное наименование которой «Покаянный молитвослов тридцати пяти будд» («Сань-ши-у фо мин ли-чань-вэнь»), была переведена Букуном в эпоху Тан (618—907) и вошла в состав китайской «Трипитаки» (см.) — гл. 68.
11. «Сурангама - сутра» («Лэн-янь цзин») — один из тантрических тайных канонов, переведенный Парамити в 705 г. и отсутствующий в оригинале — гл.
гл.: 59; 62.
12. «Сутра Гуаньинь в белом облачении» («Бай-и Гуань-инь цзин») — сутра, содержащая описания священных жестов-мудр (инь-синь) и заклинаний-дха- рани (толони). Бодхисаттва Гуаньинь (санскр. Авалокитешвара) почиталась в Китае в женской ипостаси и считалась богиней-чадоподательницей, к ней обычно обращались с молитвой женщины в надежде родить ребенка — гл. 53.
13. «Сутра заклинаний-дхарани» (санскр.: «Дхарани-питака»; кит.: «Толо цзин») — собрание магических формул и молитвенных призывов, предназначенных для индивидуального употребления буддистом, стремящимся к утверждению во благе и отречении от зла — гл.гл.: 57; 58; 59.
14. «Сутра сердца премудрости просветленной» («Ми-до синь-цзин», санскр.: «Праджня-парамита-хридая-сутра», сокр.: «Сутра сердца») — весьма краткая и популярная сутра махаяны, особенно почитаемая школой чань — гл. 62.
15. «Сутра цветочной гирлянды» (кит.: «Хуа-янь цзин», санскр.: «Ава- тамсака-сутра») — основополагающий текст одной из ведущих буддийских школ Китая хуаянь — гл. 68.
16. «Толкование Алмазной сутры» («Цзинь-ган кэ-и») — буддийское сочинение, представляющее собой пересказ основных положений буддизма с пояснениями для непосвященных — гл. 40.
17. «Трипитака» («Сань-цзан» — «Три корзины/сокровищницы» или «Да цзан цзин» — «Великая сокровищница канонов») — обширный свод основных текстов китайского буддизма — гл.гл.: 39; 50; 71.
586


Поэты, драматурги и светская литература
1. Бай По (XIII—XIV вв.). «Плывущий красный лист» («Лю-хун-е») — юаньская драма, основанная на сюжете, ранее легшем в основу новеллы «Записки о плывущем красном [листе]» («Лю-хун цзи») Чжан Ши (XI в.) и восходящем к историческому эпизоду IX в., когда императорская наложница Хань написала на опавшем красном листе стихотворное послание и пустила его по Великому каналу подобравшему его сановнику Юй Ю, который ответил ей тем же. Потом они поженились, т.е. красный листок стал им свахой — гл.гл.: 61 (цикл «Беседка Осеннего благоухания» [«Цю-сян тин»] из этой драмы); 68; 87.
2. Бо Цзюйи (772 — 846) — великий танский поэт. Сяомань — воспетая им танцовщица — гл. 49. Стихотворение «Опьянев, гуляю [в усадьбе] Ровный источник» — гл. 55. Поэма «Лютня» («Пипа», 815 г.) — в романе цитируются ее заключительные строки — гл. 74; «Терем Ласточки» — гл. 92.
3. Ван Бо (648—675) — знаменитый поэт, в четырнадцать лет получивший высшую ученую степень цзиньши и сочинивший стихи «Беседка Тэнского князя» («Тэн-ван гэ») — гл. 31.
4. Ван Гу — поэт IX—X вв., стихотворения которого «Чжужун с юга пришел и бичует дракона огня, сверкают языки пламени, докрасна раскалено небо» заимствованы 8 строк: «Повелитель бьет горящего дракона...» — гл. 27.
5. «Ван Жиин оставляет туфельку в новогоднюю ночь» («Ван Жи-ин юань е лю се цзи») — неизвестная драма — гл. 43.
6. Ван Жун (234—305) — знаменитый поэт и мыслитель, входивший в содружество «Семь мудрецов из Бамбуковой рощи» — гл. 1.
7. Ван Шифу (ок. 1250 — ок. 1307) — юаньский драматург. «Записки о западном флигеле» («Си-сянцзи») — знаменитая 20-актная пьеса в музыкальном жанре «цза-цзюй» («смешанные представления») на сюжет новеллы Юань Чжэ- ня (779—831) «Повесть об Инъин», которую официальное конфуцианское литературоведение относило к разряду безнравственных — гл.гл.: 2; 8; 13; 21; 28; 33; 35; 37; 40; 42,60; 61; 68; 71; 74 (сцена «Приглашение в Восточный павильон»); 75; 78; 82; 83. «Люй Мэнчжэн в пургу ночует в разрушенной пещере» — Люй Мэнчжэн (946 — 1011), согласно тексту официального жизнеописания, в юности вместе со своей матерью, которую невзлюбил отец, был изгнан из родного дома и ютился в заброшенной пещере, но впоследствии сдал экзамены в столице и получил высокий пост — гл. 1.
8. Го Сюнь (1475 — 1542). «Благозвучные песни-юэфу», или «Собрание музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)» («Юн-си юэ-фу»), — антологии сунских песен, собранная и изданная в эпоху Мин, в период Счастья и Покоя (Цзя-цзин, 1522 —1568) — гл.гл.: 20; 27; 30-32; 61; 68; 73; 74; 78.
9. Гуань Ханьцин (ок. 1210 — ок. 1280/1298) — юаньский драматург, крупнейший и плодовитейший мастер жанра «цза-цзюй». «Нефритовый зеркальный столик Вэнь Тайчжэня» — в песенном цикле романа упомянут Вэнь Цзяо (IV в. н.э.), которому посвящена эта драма. Во фразе песни «Два зеркальца с Вэнем сложила в одно» (буквально: «Соединила зеркало с молодцем Вэнем» — «Хэ-шан Вэнь-лан цзин») содержится намек на обычай, по которому муж и жена в разлуке сохраняют половинки зеркала. Соединить их — означает встретиться после разлуки — гл. 73.
587


10. Гуань Ханьцин, Цзя Чжунмин (XIII в.), Шэнь Цай (XV в.; см.) — предполагаемые авторы классической драмы в жанре «цза-цзюй» «Пэй Цзинь- ский князь возвращает пояс» («Пэй Цзинь-гун хуань-дай цзи»), полное название которой: «В храме Духа гор Пэй Ду возвращает пояс», краткое — «Записки о возвращении пояса» («Хуань-дай цзи»). В давшей ей наименование центральной сцене главный герой, будущий ученый-цзиньши и высокопоставленный чиновник, крупный государственный деятель эпохи Тан — Пэй Ду (765 — 839), получивший титул Цзиньского князя (Цзинь-гун), спасает свою будущую жену и собственную жизнь, возвращая девушке забытый ею драгоценный яшмовый пояс — гл.гл.: 65; 76.
11. Ду Му (803 — 852) — поэт, из его стихотворения «В праздник поминовения усопших» («Цин-мин») заимствован топоним «деревня Абрикосов» (или «селение Цветов абрикоса» вблизи Нанкина), приобретший в литературе нарицательный смысл пункта, связанного с винопитием — гл. 89.
12. Ду Фу — великий танский поэт (712 — 770) — гл.гл.: 57; 74 (цитируются с искажением одного знака две строки стихотворения «Провожаю военного советника Чжана Двадцатого, направляющегося в область Шу по представлению императорского цензора Яна Пятого»); 76; 77.
13. «Жизнеописание господина Удовлетворителя желаний», или «Повесть о Жуй» («Жуи-цзюнь чжуань»), — анонимное эротическое произведение середины XVI в., повествующее о развратной танской императрице У Цзэтянь (правл. 684 — 705) — предисловие 1; гл. 37.
14. «Жизнеописание человека с курчавой бородой» — анонимная новелла эпохи Тан, главная героиня которой —красавица Хунфу (буквально: Красная мухогонка) — гл. 55.
15. «Красный халат Лю Чжиюаня» («Лю Чжиюань хун-пао цзи») — южная пьеса XII в., герой которой, как и многих других пьес, Лю Чжиюань (895 — 948) в период раздробленности при Пяти династиях (907—960) основал эфемерную династию Позднюю Хань (Хоу-Хань, 947 — 950) и под именем Гао- цзу правил в 947—948 гг. — гл. 64.
16. Ли Бо (701-762) — великий поэт и знаменитый бражник — гл. гл.: 39; 64.
17. Ли Хэ (789-816) — танский поэт. «Будем пить!» — стихотворение цитируется в романе с небольшими отклонениями — гл. 11.
18. Ло Гуаньчжун (ок. 1330 — ок. 1400) — прозаик и драматург, в критике XV—XVI вв. обычно называвшийся автором-составителем «Речных заводей» (см. Ши Найань) — предисловие 1; «Троецарствие» («Сань-го янь-и») — историческая эпопея, изображающая междоусобную борьбу периода падения династии Хань (III в.) - гл.гл.: 24; 27; 56; 57; 69; 70; 78; 100.
19. Лу Миньбао — неизвестный автор. «Думы о любви» («Хуай-чунь
я-цзи», буквально: «Изящное собрание весенних томлений») — сборник
XV в. — предисловие 1.
20. Лу Цзинхуй — неизвестный автор. «Новые рассказы под оправленной лампой» («Цзянь-дэн синь-хуа») — авторство этого сборника долгое время оставалось спорным. Теперь установлено, что его автором был Цюй Ю (1341—1427) — предисловие 1.
588


21. Лу Цзиньчжи (XIV—XV вв.) — драматург, вероятный автор пьесы «Хань Сянцзы провожает богача Чэня на пир бессмертных» («Хань Сянцзы ду Чэнь Баньцзе шэн-сянь хуй»), краткое название которой «Хань Сянцзы вступает в сонм бессмертных» («Хань Сянцзы шэн-сянь цзи»), а полное — «Чэнь Баньцзе, прозрев, достигает Пэнлая. Хань Сянцзы ведет его на пир бессмертных» («Чэнь Баньцзе дэ-у дао Пэн-лай. Хань Сянцзы инь-ду шэн-сянь хуй»). Хань Сянцзы — племянник Хань Юя, ставший отшельником и одним из восьми бессмертных; покровитель музыкантов — гл.гл.: 32; 38.
22. Люй Чжиань (XIV в.). «Грущу, как жизнь, плывущая во сне, проходит» («Тань фу-шэн ю-жу и-мэн-ли») — цикл печальных романсов об уходе из мира, входит в 14-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984 — 987)». Этот северный цикл «сань-тао» седьмой категории в тонике шан (линъ-чжун-ьиан, или шан-дяо) имел исходное название «Плач о мире» («Тань-ши»). «Плач» («тань», в переводе В.С. Манухина: «грущу») — особый жанр лирической песни, входящий в общее понятие «юэ-фу». «Тань фу-шэн ю-жу и-мэн-ли» — первая строка начального мотива. «Жизнь плывущая» (фу-шэн) — популярный буддийский образ эфемерной суетной жизни, постоянно меняющейся и неуловимой, как воды реки — гл. 31.
23. «Повествование о Западных Ханях» («Си-Хань цзи-хуа») — цикл сказов о падении династии Цинь и начале эпохи Хань (на рубеже III и II вв. до н. э.), рассказываемый в течение многих дней. Сохраняется в репертуаре народных сказителей с XI—XII вв. В романе упоминается эпизод с рассказом о Хун- мэньском пире («Хунмэнь хуй») — гл. 39.
24. «Столичные ведомости» («Ди-бао») — официальное ежедневное издание, типа газеты, выходившее в Китае начиная с VIII в. — гл.гл.: 17; 48; 70; 77.
23. Су Лаоцюань (Су Сюнь, 1009 — 1063) — ученый и литератор, отец Су Ши - ГЛ.73.
26. Су Ши (Су Дунпо, 1036 — 1101) — поэт, ученый, государственный деятель и каллиграф — гл.гл.: 8; 37; 39; 73; 76.
27. Сун Юй — знаменитый поэт III в. до н.э., описал свидание Сян-вана с феейнагореУшань — гл.гл.: 1; 13; 16; 29; 38; 65; 68. «Ветер» — поэма — гл. 59. «Ода о высях» (буквально: «Ода о высокой [горе] Тан») — гл.гл.: 55; 69.
28. Сыма Сянчжу (179? — 117? до н.э.) — государственный деятель и литератор, поэт, увлекший молодую вдову Чжо Вэньцзюнь — гл.гл.: 3; 14; 41; 69;
72; 73.
29. «Тан Бохэн приходит к счастью через горе» («Тан Бохэн инь-хоу дэ- фу») — анонимная драма (си-вэнь) эпохи Сун или Юань. В романе из нее заимствован южный цикл боевых напевов «го-цюй» «Огня Владыка во вселенной торжествует», или «Владыка Юга властно сияет в небесах» («Чи-ди дан-цюань яо тай-сюй»), который герой исполняет вместе с супругой, отдыхая летней порой — гл. 27.
30. Тан Сяньцзу (1550 — 1616) — поэт и драматург, крупнейший представитель жанра чуань-ци («повествование о чудесном») и один из предполагаемых авторов «Цзинь пин мэй». «Сон о Южной ветви» («Нань-кэ мэн») — пьеса на утопический сюжет средневековой китайской литературы о микроскопическом государстве в дупле дерева, которое наяву оказалось муравейником — гл. 61.
31. Тао Гу (903 — 970) — ученый и литератор — гл. 76.
589


32. Tao Юаньмин (Tao Цянь, 363—427) — великий поэт, прославившийся любовью к хризантемам, автор «Поэмы о хризантемах» — гл. 49. «Персиковый источник» («Тао-юань») — утопический образ земли обетованной — гл. гл.: 59; 64; 68; 76.
33. «Убитая собака помогает вразумить мужа» («Ша-гоу цюань-фу ху- вэнь») — анонимная драма XIII—XVI вв. в жанре «чуань-ци»; краткое название «Записки об убитой собаке» («Ша-гоу цзи»), полное — «Госпожа Ян убивает собаку, чтобы образумить мужа»; возможно, принадлежит кисти Сяо Дэнся- на (XIII—XIV вв.) или более позднего автора Сюй Чжэня. Главные персонажи — купец Сунь Жун и несправедливо третируемый им его младший брат Сунь Хуа, реабилитироваться которому помогает жена Сунь Жуна, госпожа Ян, выдающая для этого собачий труп за человечий — гл. 80.
34. У Чэнъэнь (ок. 1500 — ок. 1580) — автор фантастической эпопеи «Путешествие на Запад» («Си-ю цзи») — гл.гл.: 15; 73; 76
35. Хань Юй (Хань Чанли, 768 — 824) — философ и литератор, предтеча неоконфуцианства и решительный противник даосизма с буддизмом — гл.гл.: 64;
77.
36. Хуан Тинцзянь (1045 —1105) — поэт эпохи Сун — гл. 57.
37. Хэ Чжичжан (659 — 744) — поэт эпохи Тан — гл. 57.
38. Цай Янь (Цай Вэньцзи, 172? — 220?) — поэтесса, автор «Песни скорби», или «Скорбных строк» («Бэй-фэнь ши»). Благодаря стойкости в трагических обстоятельствах многолетнего плена, в том числе у варваров сюнну, ставшая образцом душевной чистоты — гл.гл.: 27; 77.
39. Цао Мэнсю (XV в.). «В воздух поднялись узорно вышитые фонари» («Цзинь сю-хуа дэн бань-кун тяо») — популярный северный цикл «сань-тао» праздничных романсов «дэн-цы», составленный в эпоху Мин и традиционно исполняемый в честь праздника «юань-сяо» (фонарей, 15-й день 1-й луны). Входит в 11-ю часть «Юн-си юэ-фу» и под названием «Юань-сяо» в антологию пьес поэтико-драматического жанра «сань-цюй» «Цы-линь чжэ/чжай-янь» («Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]»), собранной Чжан Лу в 1525 г. Цикл состоит из 7 напевов седьмой категории в тонике гун (хуан-чжун- гун) и музыкально идентичен циклу гл. 46 «Золотая чара. Пьянею под сенью цветов» — гл. 78.
40. Цяо Цзи (1280 — 1345). «Любовный союз Вэй Гао и Юйсяо в двух жизнях» («Вэй Гао Юйсяо-нюй лян-ши инь-лу») — драма, входящая в сборник «Шестьдесят типов мелодий» («Лю-ши-чжун цюй»), в том «Записки о нефритовом браслете» («Юй-хуань цзи»), посвященный этому популярному сюжету, восходящему к танской новелле «Юйсяо чжуань» («Жизнеописание Юйсяо») и воплощенному в более поздней пьесе Ян Шэнжоу (см.) — гл.гл.: 41 и 58 — заимствован цикл романсов «Бой перепелов» («Доу ань-чунь»); 63.
41. Цзи Цзюньсян (XIII в.). «Сирота из рода Чжао» («Чжао-ши гу- эр») — знаменитая пьеса, основанная на историческом сюжете 607 г. до н.э. из «Предания Цзо» («Цзо-чжуань») и широко известная в Европе благодаря переделке Вольтером в философскую драму «Китайский сирота» (1755 г.) — гл. 59.
42. Цзин Ганьчэнь (ок. 1220 — 1281) — поэт. «В камышовой обители уток чудо-лотоса лопнул бутон» («Юань-ян пу лянь-кай») — северный цикл «сань- тао» седьмой категории в тонике гун (хуан-члсун-гун), составленный в эпоху Мин
590


и входящий в 1-ю часть «Юн-си юэ-фу» с исходным названием, повторяющим первую строку: «Юань-ян пу лянь-кай бин ди-чжан» (буквально: «В утиных камышах лотос раскрылся и вырос его стебелек»), и в «Цы-линь чжэ/чжай-янь» с исходным названием «Женские чувства» («Гуй-цин»). Состоит из 12 мотивов, разделенных на три группы, из которых третья является повторением первой или второй — гл. 73.
43. Цуй Хао (704 — 734) — танский поэт, прославившийся своими любовными стихами о «женских покоях» — гл.гл.: 37; 39.
44. Цуй Цзяо (стал сюцаем между 806 и 820 гг.) — автор стихотворения «Посвящаю усланной служанке», из которого процитированы две строки — гл. 69.
43. «Цуньсяо убивает тигра у заставы Яньмэнь-гуань» — драма XIII—XIV вв. — гл. 1.
46. Цю Цзюнь (1421 — 1493) — предполагаемый автор новеллы «О любви», или «Прекрасной повести о страстных чувствах» («Чжун-цин ли- цзи»), — предисловие 1.
47. Цюй Юань — первый поэт в истории Китая (ок. 340 — 277 до н.э.) — предисловие 1 (поэма «Скорбь изгнанника»); гл.гл.: 16; 30; 31; 34; 33 (стихотворение «Отец-рыбак» из сборника «Чуские строфы»).
48. Чжан Миншань (XIV в.). «Цветы в Лоянском парке», точнее «Цветок Лояна» («Ло-ян хуа»), — цикл, созданный в эпоху Юань и под названием «Воспевание жизни» («Юн-ши») входящий в «Цы-линь чжэ/чжай-янь». Он состоит из северных и южных мелодий третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун). «Ло-ян хуа» — первая строка первой мелодии цикла «Ликуют небеса» — гл. 63.
49. Чжан Фэнъи (1327 — 1613). «Записки о Красной мухогонке» («Хун- фу цзи») — драма, героиня которой некогда была служанкой сановника Ян Су (конец VI в.). Однажды к Ян Су явился Ли Цзин, впоследствии, в эпоху Тан, ставший видным государственным деятелем. Среди женщин в доме Ян Су была удивительная красавица, которая глаз не могла оторвать от Ли Цзина. Она держала в руках красную мухогонку (хун-фу). Когда Ли Цзин ночью собрался в обратный путь, красавица выбежала к нему и сказала: «Я — певица Хунфу, Красная мухононка из дома Яна, я хочу бежать вместе с вами». Ли Цзин согласился и увез ее с собой — гл. 33.
50. Чжао Би (XV в.) — автор «Убогого подражания» («Сяо-пинь цзи») — созданного в 1428 г. собрания повестей, подражающих стилю Цай Ю (1341 — 1427) — предисловие 1.
51. Чжо Вэньцзюнь (II в. до н.э.) — жена поэта Сыма Сянжу (см.), автор поэмы «Плач по сединам» — гл.гл.: 73; 77.
52. Чжоу Ли (XV в.) — автор утраченного сборника из 27 повестей в пяти цзюанях «Чистые беседы при свечах» («Бин-чжу цин-тань») — предисловие 1.
53. Чжу Юдунь (1379 — 1439) — драматург и внук основателя династии Мин Чжу Юаньчжана (правл. 1368 — 1399), создавший в 1432 г. драму «Мэн Хаожань идет по снегу за цветами сливы-мэй» («Мэн Хао-жань та-сюэ сюнь- мэй») — гл. 20.
54. Чэнь Дашэн. «Вдруг по сердцу пришлась» («Доу-дэ шан синь лай»), или «Женский гнев» («Гуй-ну»), — южный цикл «сань-тао» романсов (цы), третьих в тонике гун (чжун-люй-гун). Был создан в эпоху Мин и входит в свод
591


«Южные романсы девяти дворцов» (Нань цзю-гун цы»). В этом цикле женщина, глядя на луну, вспоминает о позабывшем ее возлюбленном — гл. 59.
55. «Чэнь Линь с коробом помады и белил» («Чэнь Линь бао чжуан-хэ цза-цзи»; сокращенно: «Бао чжуан-хэ» — «Обхватив туалетный ларец») — анонимная пьеса XIII—XIV вв., рассказывающая о сунском государе Чжэнь-цзуне (правл. 997 — 1022) и двух его наложницах: Ли и Лю. Когда у красавицы Ли должен был родиться ребенок, хитрая и коварная Лю подкупила повитуху и велела ей подменить младенца ободранной дохлой кошкой. Новорожденного же велено было немедля утопить. Но служанка, которой было поручено избавиться от младенца, пожалела его и, встретив верного сановника государя евнуха Чэнь Линя, рассказала ему о хитром замысле Лю. Чэнь Линь взялся вынести младенца из дворца в коробе с помадой и белилами. Так был спасен наследник, будущий император Жэнь-цзун (правл. 1022 — 1063). Сюжет этот впоследствии был обработан и Ши Юйкунем (XIX в.) в романе «Трое храбрых, пятеро справедливых». В «Цзинь пин мэй» упомянута ария из этой пьесы «Хоть я и не сановник в пурпуре, а правлю красавицами из шести дворцов» («Суй бу-ши ба-вэй чжун цзы шоу-чэнь, гуань- лин-дэ лю-гун-чжун цзинь чай-нюй») — гл. 31.
56. Шао Цань (XV в.) — автор драмы в жанре «чуань-ци» «Мешочек с благовониями» («Сян-нан цзи»). В романе описано исполнение песенных циклов из этой пьесы: «Представленный государю» («Чао-юань гэ»), который также называется по первой строке «Хуа-бянь лю-бянь» (буквально: «Около цветов, около ив») и «Заалели персики Пэнлая» («Хун-жу сянь тао») — цикл из второй сцены — гл. 36.
57. Ши Найань (ок. 1296/1300 — ок. 1370) — чиновник, ученый со степенью цзиныии и литератор, признанный автором героической эпопеи «Речные заводи» («Шуй-ху чжуань»), повествующей о подвигах повстанцев XII в. во главе с Сун Цзяном — предисловие 1; гл.гл.: 84; 87.
58. Шэнь Цай (XV в.) — предполагаемый автор «Записок о возвращении пояса» («Хуань-дай цзи») и драмы в жанре «чуань-ци» «Времена года» («Сы-цзи цзи»), состоящей из четырех самостоятельных актов (цзин), соответствующих временам года. Героями актов выступают: весеннего — поэт Ду Фу (712 — 770), летнего — каллиграф Се Ань (320—385), осеннего — поэт Су Ши (1036 —1101), зимнего — ученый и литератор Тао Гу (903—970). В романе упомянута сцена из зимнего акта «Ночной пир Хань Сицзая, или Счастливая встреча на почтовой станции» («Хань Сицзай е-янь. Ю-тин цзя-юй»). Хань Си- цзай (902—970) — государственный деятель, литератор и художник, имевший степень цзиныии — гл. 76.
59. Шэнь Цзочжэ (XII в.) — литератор и ученый со степенью цзиныии. Пань Цзиньлянь дважды цитирует его афоризм из сборника 1174 г. «Юй-цзянь» («Содержательные заметки»): «Великий муж не замечает промахов, допущенных ничтожным» — гл.гл.: 51; 72.
60. Юань Хундао по прозвищу Двадцатиштриховый (Нянь-гун) (1568 — 1610) — литератор, автор «Послесловия к “Цзинь пин мэй”» и полемических заметок «Правила для бражников» (1607 г.) — предисловие 2.
61. Юань Чжэнь (779—831) — поэт и прозаик, автор «Повести об Инъ- ин», или «Жизнеописания Инъин» («Инъин чжуань»), рассказывающего о любви бедного студента Чжана и дочери министра Инъин, — предисловие 1; гл.гл.: 13;
28; 37; 61.
592


62. «Юйху цзи» («Записки о Юйху») — написанное на разговорном языке анонимное произведение XV—XVI вв., известное под полным названием «Записки о том, как Чжан Юйху заночевал в даосском женском монастыре» («Чжан Юйху су нюй-чжэнь гуань цзи») и повествующее об эпизоде из жизни поэта Чжан Сяосяна (1132 — 1169) — предисловие 1.
63. «Юэмин хэ-шан ду Люцуй» («Буддийский монах Юэмин спасает Лю- цуй») — простонародная повесть, излагающая популярный сюжет о духовном спасении буддийским монахом Юэмином певички Люцуй — гл. 13.
64. Ян Шэнжоу (XV—XVI вв.) — предполагаемый автор известной пьесы «Записки о нефритовом браслете» («Юй-хуань цзи»), в которой описывается история любви танского полководца В эй Гао и дочери содержательницы веселого дома девицы Юйсяо — гл.гл.: 36; 63.
65. Яо Маолян (XV в.) — автор драмы в жанре «чуань-ци» «Двое верных» («Шуан-чжун цзи») — гл. 74.
593


Указатель напевов, песенных циклов и музыкальных драм
1. «Алеет персик» («Сяо-тао хун») — известно три мелодии с этим названием. Одна из них — южная мелодия, первая в тонике шан (юэ-дяо — «высокий/звонкий/ юэский лад»), состоящая из 8 строк со следующим распределением иероглифов: 7,7,8,5,6,7,6,6; используется для исполнения южных боевых напевов го-цюй. Вторая — южная мелодия, первая в тонике гун (чжэн-гун — «правильный [тон] гун» — «скорбный и мужественный»), состоящая из 6 строк с распределением иероглифов: 6,6,7,7,7,7; используется так же. Третья, вероятно имеющаяся в виду здесь, — северная мелодия юэ-дяо, состоящая из 8 строк: 7,5,7,3,7,4,4,5 иероглифов, применима как для исполнения отдельных малых песенок сяо-лин (буквально: «малые предписания»), так и внутри циклов. В тексте романа стандартное количество иероглифов в строках не соблюдено: их 7, 3, 4, 6, 6, 8, 10, 9 — гл. 41.
2. «Ароматный пояс», вернее «Узорный пояс» («Сян-ло дай»), — не установленная пьеса или иное литературное произведение — гл. 67.
3. «Атлас и парча», точнее «Десять лоскутов парчи» («Ши-дуань цзинь-эр»), — цикл из десяти малых напевов (сяо-цюй) и малых песенок (сяо- лин) — гл. 44.
4. «Бамбуковая роща» («Цу юй-линь») — точнее «Сбор в императорском лесу» (как у А. Леви, т. 2, с. 33) или «Сбор дворцовой гвардии» (как у Д. Роя, т. 3, с 271), напев идентифицировать не удалось — гл. 52.
5. «Белая бабочка» («Фэнь-де») — как южная, так и северная мелодии, третьи в тонике гун (чжун-люй-гун). Южная — на основе уставных стихов люй или цы с чередованием двух типов строк, используемая в качестве вступительной арии инъ-цзы. Северная, видимо имеющаяся в виду здесь, также служит зачином в циклах чжун-люй, однако она должна состоять из 8 строк, 4,7,7,3,3,4,4,7 иероглифов, а не из 12 строк, 7,4,7,6,3,4,6,6,6,7,6,8 иероглифов, как в тексте романа — гл.гл.: 68; 93.
6. «Белые снега» («Бай-сюэ») — древняя классическая мелодия, парная «Солнечным веснам», считавшаяся трудноисполнимой. Позднее ее название стало носителем образа классической изысканности в музыке и литературе — гл. 55.
7. «Беседка Осеннего благоухания» («Цю-сян тин»), или «В беседке осеннего благоухания» («Цю-сян тин-шан»), — северный цикл первой категории в тонике гун (чжэн-гун), состоящий из 18 песен с равным количеством строк и иероглифов в них: 5,5,7,7,5. Он входит во вторую часть собранной Го Сюнем (1475—1542) антологии сунских песен «Юн-си юэ-фу» («Собрание музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)»), изданной в период Счастья и Покоя (Цзя-цзин, 1522—1568) и в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]» («Цы-линь чжэ/чжай-янь»), собранный Чжан Лу в 1525 г. Первой мелодией этого цикла является присутствующая в других главах романа «Высится статно парадный дворец», или «Прямого, честного люблю». Происходит этот цикл из юаньской драмы Бай По «Плывущий красный лист» («Лю-хун-е»), основанной на сюжете, восходящем к историческому эпизоду IX в., когда императорская наложница Хань написала на опавшем красном
594


листе стихотворное послание и пустила его по Великому каналу подобравшему его сановнику Юй Ю, который ответил ей тем же. Потом они поженились, т.е. красный листок стал им свахой. Использование юаньского цикла в романе, действие которого происходит в эпоху Сун, является очередным анахронизмом — гл. 61.
8. «Беспечные, веселимся» («Сяо-яо лэ») — северная мелодия, седьмая в тонике шан (линь-чжун-шан, или шан-дяо — лад «тоскливый и обиженный»). Согласно канону, она присутствует в цикле «Помню, как играла на свирели» — гл. 73.
«Бессмертный — украшенье вод» — см. «Цветок нарцисса».
9. «Благозвучные песни-юэ-фу» — альтернативный перевод названия антологии «Собрание музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)» («Юн-си юэ-фу») — примеч. 12, 14 к гл. 68.
10. «Благоуханьем полон двор» («Мань-тин фан»), или «Инеем наполнен двор» («Мань-тин шуан»), — известны три мелодии с таким названием: южная типа чжун-люй-гун на основе уставного стиха люй или цы, используемая в качестве вступительной арии инь-узы; южная типа чжэн-гун и, вероятно, имеющаяся в виду здесь, северная типа чжун-люй-гун на основе стиха уы, в котором разброс длины сток начальной половины не велик, использовалась она или как один из куплетов цикла, или как отдельная малая песенка (сяо-лин) — гл. 20.
11. «Бой перепелов» («Доу ань-чунь») — название соответствует двум северным мелодиям: третьей в тонике гун (чжун-люй-гун), используемой посредине соответствующих циклов, и первой в тонике шан (юэ-дяо), используемой в начале циклов. В романе дважды исполняется цикл, начинающийся «Боем перепелов» типа юэ-дяо, и оба раза по зачину дается название всему циклу. Цикл гл. 41 заимствован из драмы Цао Цзи (1280—1343) «Любовный союз Вэй Гао и Юйсяо в двух жизнях», в экземпляре «Цы-хуа» вместо иероглифа «ань» ошибочно стоит иероглиф «цзи», в экземпляре Чжан Чжупо этот эпизод отсутствует — гл.гл.: 41;
38.
12. «Буреют тропинки, алеют дорожки» («Цзы-мо хун-цзин») — анонимный южный цикл сань-тао (театральная ария), состоящий из нескольких мелодий в одной тональности, в данном случае — пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун), входящий в 16-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)», а также в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]» под названием «Женские чувства в четыре сезона года» («Сы-цзи гуй-цин»). Цикл состоит из 9 напевов: «Стан, словно стройный цветок» (начинающийся строкой «Цзы-мо хун-цзин»), «Песенка Восточного Оу», «В саду царит весна», «Песенка Восточного Оу», «Дождь под платанами» («У-тун юй») — в романе заменен на «Деревья-платаны», опять «Песенка Восточного Оу», «Река омывает песок», «Песенка Восточного Оу», Заключительная ария. За исключением одного названия, состав цикла полностью выдержан в романе — гл. 61.
13. «В воздух поднялись узорно вышитые фонари» («Цзинь сю-хуа дэн бань-кун тяо») — популярный северный цикл сань-тао праздничных романсов дэн-уы, традиционно исполняемый в честь праздника фонарей (юань-сяо) в 13-й день 1-й луны. Входит в 11-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ- фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)» и в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]» (под названием «Юань-сяо»). Цикл состоит из 7 напевов седьмой категории в тонике гун (хуан-чжун-гун — «богатой,
595


благородной, проникновенной») и музыкально идентичен циклу гл. 46 «Золотая чара. Пьянею под сенью цветов». Первый романс («Пьянею под сенью цветов») здесь должен состоять из 3 строк (7; 6; 6; 4; 6 иероглифов), и первая его строка должна соответствовать названию всего цикла («Цзинь сю-хуа дэн...»); второй — «Порхают иволги счастливые»; третий — «Вышли рядом»; четвертый — «Ветер подул над землею»; пятый — «Четыре барича»; шестой — «Цветок нарцисса»; седьмой — Заключительная ария. Составлен этот цикл был в эпоху Мин Цао Мэнсюем. Таким образом, его использование в романе, действие которого происходит в эпоху Сун, является очередным анахронизмом — гл. 78.
14. 	«В камышовой обители уток чудо-лотоса лопнул бутон» («Юань-ян пу лянь-кай») — северный цикл санъ-тао седьмой категории в тонике гун (ху- ан-чжун-гун), входящий в 1-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)» с исходным названием, повторяющим первую строку: «Юань-ян пу лянь-кай бин ди-чжан» (буквально: «В утиных камышах лотос раскрылся и вырос его стебелек»), и в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]» с исходным названием «Женские чувства» («Гуй-цин»). Состоит из 12 мотивов, разделенных на три группы: первая включает «Пьянею под сенью цветов» (см. «Золотая чара»), «Подведенные брови», «Порхают иволги счастливые», опять «Подведенные брови»; вторая — «Вышли рядом», не присутствующий в романе «Божественный эскорт» («Шэнь чжан-эр»), «Ветер подул над землею», опять «Божественный эскорт»; третья является повторением первой или второй. Составлен этот цикл был в эпоху Мин Тан Ифаном, и использование его в романе, действие которого происходит в эпоху Сун, является очередным анахронизмом — гл. 73.
13. «В саду царит весна», буквально: «Сад полон весны» («Мань-юань чунь») — южная мелодия пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун), согласно канону она входит в цикл «Буреют тропинки, алеют дорожки» — гл. 61.
16. «В трех ведомствах обители умерших» («Сань гуй-тай») — напев из северного цикла юэ-дяо «Бой перепелов» — гл. 41.
17. «Ван Жиин оставляет туфельку в новогоднюю ночь» («Ван Жи-ин юань-е лю-се цзи») — неизвестная драма — гл. 43.
18. «Варваров я усмирил и с докладом стою у Ворот Золотых» («Цзинь-мэнь сянь-ба пин-ху бяо») — песенный цикл, повествующий о северных варварах — гл. 74.
19. «Вдовец идет на могилу» — песня-плач, говорящая о вдовце, который видит дома туфельки покойной жены и думает: «туфли здесь, а той, что их носила, уж нет», что усугубляет его печаль — гл. 63.
20. «Вдруг по сердцу пришлась» («Доу-дэ шан синь лай») — южный цикл санъ-тао романсов (цы), третьих в тонике гун (чжун-люй-гун). Входит в свод «Южные романсы девяти дворцов» («Нань цзю-гун цы») и был создан Чэнь Дашэном под названием «Женский гнев» («Гуй-ну»). Состоит он из романсов: «Радость близко» («Хао ши цзинь»), начинающийся строкой в 5 иероглифов, давшей название всему циклу; «Извилистый запутанный путь» («Цзинь чань дао»); единственно присутствующий в романе — «Ликуют небеса»; «Древняя повозка» («Гу лунь-тай») и Заключительная ария. В этом цикле женщина, глядя на луну, вспоминает о позабывшем ее возлюбленном — гл. 39.
21. «Великое спокойствие» («Тай-пин лин») —типовая северная мелодия, принадлежащая к четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо — «быстрый
596


и бодрый» лад). В романе, в точности согласуясь с каноном, она состоит из 6 строк (7; 7; 7; 7; 6; 7 иероглифов) и. будучи частью цикла шуан-дяо, следует за мелодией «Куплю доброго вина». Несмотря на название, мелодия эта — героическая и ритм ее стремителен. Исполняется под аккомпанемент зурны (co-на, древний духовой инструмент, считающийся предшественником гобоя) или малого деревянного рожка (хай-ди). Помимо исполнения в цикле она также применима для малых песенок (сяо-лин) — гл. 72.
22. «Весенняя песнь», точнее «Песня начала весны» («И-чунь лин»), — особый классический музыкальный жанр лин. Сочетание «и-чунь» — девиз встречи первого дня четвертого солярного цикла «становления весны» (ли- чунъ, по григорианскому календарю соответствует 4-му февраля) — гл. 61.
23. «Веслом плеснули по реке» («Чуань бо чжао») — должна быть северной мелодией шуан-дяо, она дважды присутствует в исполняемом в романе цикле шуан-дяо, начинающемся мелодией «Вешние воды» — гл.гл.: 42; 72.
24. «Ветер восточный как будто крепчает, радость уже недалеко» («Дун- фэн ляо-цяо хао-ши цзинь») — романс (цы), первый в цикле и дающий название всему циклу. В числе прочих мелодий, встречающихся здесь лишь однажды, в него входит мотив «Туфелек алый узор», многократно упоминаемый в романе — гл. 46.
23. «Ветер над рекою», буквально «Вся река Янцзы [объята] ветром» («И-цзян фэн») — южная, куньшаньская мелодия (кунъ-и,ян), то есть происходящая из появившейся в эпоху Мин в Куныиани провинции Цзянсу классической оперы кунь-и,юй. Присутствие этой мелодии в романе, действие которого отнесено к более раннему периоду Сун, является очередным его анахронизмом. «И-цзян фэн» — пятая мелодия в тонике гун (нанъ-люй-гун), согласно канону, который не выдерживается в романе, она должна состоять из 9 строк (3;5;5;3;4;5;5;5;6 иероглифов) и начинаться строкой «Отправился один господин» («И-гуань цянь»), так как ее пели в конном губернаторском эскорте, регулярно отправлявшемся с инспекцией в Цзяннань. Также в романе это лирический любовный романс, который исполняет одна барышня, аккомпанируя себе на лютне (пи-па)’, согласно же нормативам, это — военная мелодия, которую должен петь большой хор конников, подчеркивая голосом свою мощь, под аккомпанемент зурны (co-на), гонгов (ло) и барабанов (гу) — гл. 46.
26. «Ветер подул над землею» («Гуа-ди фэн») — седьмая мелодия в тонике гун (хуан-чжун-гун), она может быть как северной, так и южной. Однако в данном случае имеется в виду северная мелодия, исполняющаяся внутри цикла категории хуан-чжун-гун «Пьянею под сенью цветов» (см. «Золотая чара»). Согласно канону, который не выдерживается в романе, она должна состоять из 11 строк (7;4;7;4;4;4;3;3;4;5;4 иероглифов) и исполняться в сопровождении не струнных — лютни (пи-па) и цитры (чжэн), а духовых — малого деревянного рожка (хай-ди) или флейты (дм) — гл. 46.
27. «Ветка цветов», вернее «[Мотив категории] нань-люй “Ветка цветов”» («Нань-люй “И-чжи хуа”») — цикл мелодий, пятых в тонике гун (нанъ-люй- гун) — гл. 63.
28. «Вешние воды» («Синь-шуй лин») — под этим названием существуют как северная, так и южная мелодии, обе принадлежат к четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо). В романе использована более популярная северная мелодия, ею, как и должно, начинаются циклы шуан-дяо. Согласно канону, она должна состоять из 6 строк (7; 7; 3; 3; 4; 3 иероглифов), однако он выдержан толь¬
597


ко в гл. 55; в гл. 42 и 72 ему соответствует лишь количество строк, но не число иероглифов в них (в гл. 74 дана лишь первая строка напева, состоящая из 7 иероглифов) — гл.гл.: 42; 55; 72; 74.
29. «Вздымается все выше» («Цзе-цзе гао») — альтернативное название для нескольких северных и южных мелодий, которая из них имеется в виду в романе определить трудно — гл.гл.: 27; 77.
30. «Властитель эликсира бессмертия» («Шэн-яо ван») — напев из северного цикла юэ~дяо «Бой перепелов» — гл. 41.
31. «Воды реки» («Цзян-эр шуй») —малая песенка (сяо-лин.), в гл. 44 она входит в цикл «Десятиактные узоры» (см. «Атлас и парча»), а в гл. 75 выступает как отдельная четырехкуплетная песня, с более длинными куплетами, нежели в указанном цикле (в гл. 38 мотив приведен не полностью) — гл.гл.: 38; 44; 75.
32. «Волною принесло» («Лан-ли лай ша») — вероятно, северная мелодия, исполняется в цикле седьмой категории в тонике шан (линъ-чжун-шан, или шан-дяо) — гл. 73.
33. «Восемь мелодий Ганьчжоу» («Ба-шэн Ганьчжоу») — под этим названием существуют две южные и одна северная мелодии шестой категории в тонике гун (сянъ-люй-гун). Одна южная — на основе стихов цы, используемая в качестве вступительной арии инъ-и,зы, вторая, на основе цы другого размера — для исполнения южных боевых напевов го-и,юй; северная, вероятно, подразумевающаяся в романе, на основе как стихов люй, так и цы, должна исполняться в циклах. В романе дважды упоминуты циклы с использованием этой мелодии, но сам текст песнопений не приведен — гл.гл.: 32; 46.
34. «Всех пугает летняя жара», буквально: «Все люди страшатся летнего солнца» («Жэнь цзе-вэй ся-жи») — песенный цикл, входящий в 4-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)». Его исходное название: «Все люди страшатся летнего усиления солнца» («Жэнь цзе-вэй ся-жи чжан») — гл. 30.
35. «Встреча мудрых гостей» («Цзи сянь-бинь») — под этим названием существуют две южные и одна северная мелодии, все они седьмые в тонике шан (линъ-чжун-шан, или шан-дяо). Южные на основе уставных стихов ирг\ в первом случае состоит из 59 иероглифов и используется в качестве вступительной арии инъ~и,зы, во втором — из 8 строк (7; 5; 7; 7; 4; 7; 3; 6 иероглифов) и используется при исполнении циклов. Северная, исполняемая в романе, на основе уставного стиха люй или чаще — цы из 10 строк (8; 5; 7; 7; 8; 8; 9; 7; 5; 5 иероглифов), однако эта норма не соблюдена ни в одной из глав, лишь некоторое к ней приближение можно наблюдать в тексте песни из гл. 73. В романе, согласно канону, «Цзи сянь- бинь» используется при исполнении песенных циклов в качестве начального мотива, например, в цикле гл. 73 «Помню, как играла на свирели» — гл.гл.: 52; 58; 73.
36. «Встречали барабанным боем», или «Роскошное я-гу (праздничное театральное представление)» («Да я-гу»), — восточная песня царства У (у- юй) — гл. 77.
37. «Высится статно парадный дворец», или «[Мотив категории] чжэн- гун “Преисполненный стати”» («Чжэн-гун “Дуань-чжэн хао”»), —северная мелодия, начальная в цикле первой категории в тонике гун (чжэн-гун). Согласно канону, она должна состоять из 5 строк (3; 3; 7; 7; 5 иероглифов), в романе соблюдается лишь краткость двух первых строк — гл.гл.: 70; 71.
598


38. «Вышли рядом» («Чу дуй-цзы») — мелодия в северном цикле седьмой категории в тонике гун (хуан-чжун-гун) — гл. 46.
39. «Глиняная чаша» («Ва-пэнь») — не идентифицированный песенный цикл — гл. 73.
40. «Гордость рыбака» («Юй-цзя ао») — под таким названием существуют как северная, так и южная мелодии третьей категории в тонике гун (чжун- люй-гун), более популярной из них является южная. Она может быть на основе уставного стиха люй с равновеликими строками или с чередованием двух типов строк используема в качестве вступительной арии инъ-цзы, а также на основе стиха цы используема для исполнения южных боевых напевов го-и,юй — гл. 49.
«Гребец» — см. «Веслом плеснули по реке».
41. «Грущу, как жизнь плывущая во сне проходит» («Тань фу-шэн ю-жу и-мэн-ли») — цикл печальных романсов об уходе из мира, входит в 14-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юней, 984—987)». Это северный цикл санъ-тао седьмой категории в тонике шан (линъ-чжун-шан, или шан-дяо), он был сочинен Люй Чжианем (XIV в.) с исходным названием «Плачь о мире» («Тань-ши»). «Плачь» («тань», или, согласно переводу В.С. Манухина: «грущу») — особый жанр лирической песни, входящий в общее понятие «юэ-фу». Цикл состоит из 10 мелодий: первая и вторая — встречающиеся в романе «Встреча мудрых гостей» и «Беспечные, веселимся», третья, четвертая и пятая — неизвестные «Лист платана» («У е-эр»), «Задний дворик» («Хоу тин-эр»), «Пара гусей» («Шуан янь-эр»); шестая — опять известная по роману «Терзает ревность»; седьмая, восьмая и девятая — повторение мотива «Терзает ревность» (обозначается иероглифом «ю» — «опять», в переводе В.С. Манухина: «на тот же мотив»); десятая — Заключительная ария. «Тань фу-шэн ю-жу и-мэн-ли» является первой строкой начального мотива «Встреча мудрых гостей». «Жизнь плывущая» (фу-шэн) — популярный буддийский образ эфемерной суетной жизни, постоянно меняющейся и неуловимой, как воды реки — гл. 31.
42. «Гуси летят над песками» («Янь го ша») — это название является составным из названий первой и второй мелодий цикла «Огня Владыка во вселенной торжествует» (см. последний) — гл. 27.
43. «Да продлится радость свадебного дня» — ария из «Тринадцати напевов» («Ши-сань цян. Си юй цзи жи») — неустановленная мелодия — гл. 16.
44. «“Две головки” — южный напев» («Лян тоу — нань дяо») — неустановленная мелодия — гл. 6.
43. «Деревья-платаны» («У-тун шу») — имеется в виду классическая южная мелодия пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун) «Дождь под платанами», в романе она использована в цикле той же категории «Буреют тропинки, алеют дорожки» — гл. 61.
46. 	«Жалобы в теченье пяти страж» («Нао у-гэн») — начиная с сунско- го времени и до XX в. в Китае были широко распространены песни, в которых описывалась грусть в разлуке, причем каждый куплет или часть песни как бы соответствовали одной из пяти ночных страж. Нередко в таких песнях описывается человек, которому во сне является любимая или любимый, они счастливы, но наступает утро, герой просыпается — вокруг пустота. Считается, что такие грустные песни зародились в эпоху Сун среди солдат, несших охранную службу по ночам
599


и изливавших в них тоску по семье и дому. Здесь в этот цикл входят северные мелодии, однако различной тональности (см. «Золотые письмена» и «На заднем дворике цветок») — гл. 73.
47. «Живительная влага» («Тянь-шуй лин») — должна быть северной песенкой лин четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) — гл. 72.
48. «Заалели персики Пэнлая» («Хун-жу сянь тао») — цикл из второй сцены пьесы драматурга XV в. Шао Цаня «Мешочек с благовониями» — гл. 36.
49. Заключительная ария («Вэй-шэн») — часть северных и все южные циклы заканчиваются заключительной арией в несколько строк, обычно равной длины. В романе этот принцип выдержан лишь 4 из 16 раз: в гл. 27 в северном цикле первой категории в тонике гун (чжэн-гун) «Островок прохлады» «заключительная ария» состоит из 3 строк по 7 иероглифов в каждой; в гл. 41 в северном цикле первой категории в тонике шан (юэ-дяо), начинающемся мелодией «Боем перепелов», — из 3 неравных строк; в гл. 43 в цикле восточных песен царства У (у-юй) «Роскошный пир луною освещен. С платана свисают златые канаты качелей» — из 3 строк (6; 7; 7 иероглифов); в гл. 44 в цикле «Атлас и парча» — из 4 неравных строк; в гл. 46 в северном цикле седьмой категории в тонике гун (хуан- чжун-гун) «Золотая чара. Пьянею под сенью цветов» — из 4 неравных строк и в цикле «Ветер восточный как будто крепчает, радость уже недалеко» — из 3 строк по 7 иероглифов и одной четырехсложной; в гл. 49 после мелодии «С горы спустился тигр» — из 3 строк по 7 иероглифов в каждой; в гл. 52 в цикле «Три террасы в Ичжоу» — из двух по 7 и двух по 5 иероглифов и в цикле «Там, за перилами, цветы и радость» — заключительная ария на самостоятельный северный мотив первой категории в тонике гун (чжэн-гун) «Миром и покоем упоен»; в гл. 61 в южном цикле пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун) «Буреют тропинки, алеют дорожки» — из двух по 3 и двух по 7 иероглифов; в гл. 70 в северном цикле первой категории в тонике гун (чжэн-гун) «Высится статно парадный дворец» — из 13 неравных строк; в гл. 71 в том же цикле — из 25 неравных строк; в гл. 73 в северном цикле седьмой категории в тонике шан (линъ-чжун-шан, или шан-дяо) «Помню, как играла на свирели» — заключительная ария на самостоятельный мотив «Волною принесло» и, вероятно, в северном цикле «Жалобы в течение пяти страж» — из 3 строк по 7 иероглифов в каждой; в гл. 74 в сцене «Приглашение в Восточный павильон» из драмы Ван Шифу «Западный флигель» — из 3 разновеликих строк; в гл. 77 из цикла «Синяя куртка» — из 3 строк (7; 7; 8 иероглифов).
50. «Заросшие горы» («Цуй-шань люй») — уставные тональные стихи люй — гл. 42.
51. «Застряла в решетке южная ветка» («Со нань-чжи») — особо популярный в эпоху Мин типовой южный малый напев (сяо~цюй), четвертый в тонике шан (шуан-дяо), канонически использующийся при исполнении коротких арий из 9 строк (3;3;7;5;5;3;3;3;3 иероглифов), в романе, как обычно, этот канон не соблюден — гл.гл.: 44; 61; 75.
52. «Застывшая завязь» («Дай гу до») — должна быть северной мелодией первой категории в тонике гун (чжэн-гун) — гл. 71.
53. «Зелен абрикос» («Цин син-эр») — неустановленная мелодия цюй —
гл. 54.
54. «Золотая чара. Пьянею под сенью цветов», вернее «[Мотив категории] хуан-чжун “Пьянею под сенью цветов”» («Хуан-чжун “Цзуй хуа
600


инь”») — первая мелодия в северном цикле седьмой категории в тонике гун (хуан- чжун-гун). Таковой она является и в романе, однако, согласно канону, который здесь не выдержан, должна состоять из 8 строк (7;7;5;4;6;3;3;7 иероглифов), или в укороченном варианте из 3 строк (7; 6; 6; 4; 6 иероглифов). Цикл состоит из 7 напевов и музыкально идентичен циклу «В воздух поднялись узорно вышитые фонари». Первый романс — «Пьянею под сенью цветов»; второй — «Порхают иволги счастливые»; третий — «Вышли рядом»; четвертый — «Ветер подул над землею»; пятый — «Четыре барича»; шестой — «Цветок нарцисса»; седьмой — Заключительная ария. В романе четвертый и пятый поменяны местами — гл. 46.
33. «Золотые письмена», точнее «Канон Золотых письмен» («Цзинь- цзы цзин»), также называющийся «Просматривая “Золотой канон”», — северная мелодия пятой категории в тонике гун (нанъ-люй~гун), канонически состоит из 7 строк (3; 5; 7; 1; 3; 3; 3 иероглифов), однако в романе этот канон не соблюден. Используется она или в качестве малой песенки сяо-лин (как в гл. 39), или в циклах (как в гл. 44 и 73). «Канон Золотых письмен», или «Золотой канон», — общее название для религиозных, обычно буддийских, произведений — гл.гл.: 39; 44;
73.
36. «Ивовый листочек» («Лю е-эр») — неустановленная мелодия —
ГЛ. 73.
37. «Иволги желтый птенец» («Хуан ин-эр») — под этим названием существуют северная и южная мелодии. Северная используется в цикле гл. 32, южная в качестве малой песенки (сяо-лин) — в гл. 56 с почти полным соблюдением канона: 9 строк (5; 6; 7 [в романе — 8]; 4; 4; 7; 3; 4; 5 иероглифов) — гл.гл.: 52; 56.
58. «Играю со сливы цветком» («Нун мэй-хуа») — трехкуплетная северная ария третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун) — гл.гл.: 68; 73.
59. «История о том, как снегопад задержал Хань Вэньгуна на заставе Ланьгуань» («Хань Вэньгун сюэ юн Лань-гуань гу-ши») — неизвестный цикл даосских напевов (дао-и,ин) — музыкально-поэтическая форма, сложившаяся на основе даосских поучительных притч и повествований, бытовавших в виде песнопений, исполняется в сопровождении бамбукового барабанчика с натянутой рыбьей кожей (юн-гу). Речь идет о Хань Юе (768—824) — философе и литераторе, предтече неоконфуцианства в Китае, резко выступавшем против буддизма и даосизма. Указанное произведение, по-видимому, связано с эпизодом его ссылки за антибуддийский доклад императору «О кости Будды» — гл. 64.
«Как весной ликует зимняя столица» — см. «Сквозь прорехи зимнего пейзажа повсюду проступает весна».
60. «Как к чарке пристрастился Ли Бо» («Ли Бо хао-тань бэй») — неустановленная музыкальная пьеса. Великий китайский поэт Ли Бо (701—762) славился своим пристрастием к вину. Возможно, здесь имеется в виду знаменитая история о том, как Ли Бо в пьяном виде написал ответ, устрашивший правителя соседнего царства Бохай, который прислал китайскому государю письмо на своем языке, не понятном никому при дворе. Ли Бо, не выдержавший экзамены (он не пожелал дать взятку), не только прочел его, но и написал суровый ответ — гл. 64.
61. «Катится расшитый мяч» («Гунь сю-цю») — северная мелодия первой категории в тонике гун (чжэн-гун). В романе, согласно канону, она исполняется в циклах категории чжэн-гун чередуясь с мелодией «Поразительный сюцай». В «Нотах Великих достижений “Девяти дворцов”» («“Цзю-гун” да-чэн пу»)
601


указано: эта мелодия должна состоять из 11 строк (3;3;7;7;3;3;7;7;7;7;4 иероглифов), что не выдерживается в романе: в общей сложности в двух главах она используется семь раз и всегда с разным количеством и разной длиной строк — гл.гл.: 70; 71.
62. «Коробейник» («Хоу лан-эр») — песенно-повествовательный жанр эпох Сун и Юань, берущий свое начало в распространенных в народе припевках мелких торговцев, продающих свой товар — гл. 32.
63. «Красавица Юй» («Юй мэй-жэнь») — существуют как северная, так и южная мелодии под этим названием: северная — первой категории в тонике гун (чжэн-гун)’, южная, более популярная, часто используемая в качестве вступительной арии (инъ-цзы), — пятой категории в тонике гун (нань-люй-гун). Юй (Юй Цзи) — возлюбленная гегемона Западного Чу — Сян Юя — гл. 21.
64. «Красная ряса», точнее «[Мелодия категории] нанъ-люй “Красная ряса”» («Нань-люй “Хун на-ао”»), —южная мелодия пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун), должна состоять из 8 строк (6; 6; 7; 7; 6; 6; 11; 6 иероглифов) — гл. 60.
63. «Красный халат Лю Чжиюаня» («Лю Чжиюань хун-пао цзи») — южная пьеса XII в. Лю Чжиюань (895—948) в период раздробленности Пяти династий (907—960) основал эфемерную династию Позднюю Хань (Хоу-Хань, 947—950) и под именем Гао-цзу правил в 947—948 гг. Его образ запечатлен во многих пьесах — гл. 64.
66. «Креповое черное платье» («Цзао ло пао») — должна быть южной мелодией третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун) — гл.гл.: 49; 74.
67. «Крошка Тяньсян возносит полуночную молитву Всевышнему» («Сяо Тяньсян бань-е чао-юань цзи») — пьеса, впервые опубликованная в годы Сю- ань-дэ (Всеобщая Благодать, 1426—1435). В основе ее сюжета лежит история известной певички-проститутки Крошки Тяньсян — Небесный Аромат — гл. 78.
68. «Куплю доброго вина» («Гу мэй-цзю») — типовая северная мелодия, принадлежащая к четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо). В романе, согласуясь с каноном, состоит из 5 строк (6 [канонически — 5]; 5; 7; 6 [канонически — 4]; 5 иероглифов) и, будучи частью цикла шуан-дяо, предшествует мелодии «Великое спокойствие». Мелодия эта — героическая, и ритм ее стремителен. Исполняется под аккомпанемент зурны (со-на) или малого деревянного рожка (хай-ди). Помимо исполнения в цикле она также применима для арий (санъ-цюй) в форме малых песенок (сяо-лин) — гл. 72.
«Куропатка» — см. «Турачьи небеса».
«Куртка красная» — см. «Красная ряса».
69. «Лечу на облаке» («Чжу юнь фэй») — южная мелодия третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун) применима как для исполнения отдельных арий (санъ-цюй) в форме малых песенок (сяо-лин), так и в музыкальных циклах, а начиная с эпохи Мин — в качестве народного малого напева (сяо-цюй). Согласно канону, который приблизительно выдержан только в гл. 11, она должна состоять из 10 (в гл. 11 — 11) строк: 4; 7; 5; 5; 1; 5; 4 (в гл. 11 — 3); 4; 5; 7 иероглифов (в гл. 11 в конце добавлена еще одна семисложная строка) — гл.гл.: 11; 44 (дважды).
«Ликует Цзяннань (Южноречье)» («Си Цзяннань») — см. «Усмирили Южноречье» (гл. 42).
602


70. «Ликуют небеса» («Пу-тянь лэ») — под этим названием существует как северная, так и южная мелодии. Северная — третья в тонике гун (чжун- люй-гун), состоит из 11 строк (3; 3; 4; 4; 3; 3; 7; 7; 4; 4; 4 иероглифов), исполняется в цикле или в качестве малой песенки (сяо-лин). Южная, первая в тонике гун (чжэн-гун), состоит из двух частей: «Большая “Ликуют небеса”» («Да “Пу-тянь лэ”») — состоит из 9 строк (6;6; 7; 7; 7; 7; 7; 7;8 иероглифов), исполняется как боевой напев го-и,юй и «Малая “Ликуют небеса”» («Сяо “Пу-тянь лэ”») — состоит из 9 строк (6; 6; 7; 7; 1; 4; 5; 4; 4 иероглифов), впервые была создана в эпоху Мин Лян Чэньюем для исполнения в циклах. В романе, вероятно, используется северная мелодия, в гл. 93 она наиболее приближена к канону: 11 строк (3; 3; 4; 4; 3; 3; 7; 6; 4; 4; 4 иероглифов) — гл.гл.: 31; 65; 93.
71. «Лиловый цветок» («Цзы хуа-эр сюй») — должна быть северной мелодией первой категории в тонике шан (юэ-дяо). Сюй — особый музыкальный жанр, в буквальном переводе означает «прелюдия, вступление», однако из этого не следует, что данная мелодия используется лишь в начале циклов или драм — гл. 41.
72. «Листья пальмы золотой» («Цзинь-цзяо е») — должна быть северной мелодией первой категории в тонике шан (юэ-дяо) — гл. 41.
73. «Лишь красотку увидал в смущеньи» («И цзянь цзяо сю») — неустановленная мелодия — гл. 68.
«Ломаю ветку корицы» — см. «Срываю ветку корицы».
74. «Луна, над узорным павильоном» («Цзинь-тан юэ») — неустановленный напев, используется при исполнении сцен из пьесы драматурга XV в. Шао Цаня «Мешочек с благовониями» (см. также «Заалели персики Пэн- лая») — гл. 36.
75. «Луна над Западной рекой» («Си-цзян юэ») — музыкальная пьеса эпохи Тан (618—907), название которой произошло от стихотворения Ли Бо — гл.гл.: 10; 18; 85.
76. «Милого браню» («Ма юй-лан») — восточная песня царства У (у- юй) — гл.гл.: 43; 77.
77. «Миром и покоем упоен» («Цзуй тай-пин») — под этим названием существуют северная и южная мелодии первой категории в тонике гун (чжэн-гун). Южная, также называемая «Музыка покоя» («Шэн-пин юэ»), исполняется как боевой напев го-и,юй. Северная, используемая в романе, исполняется в цикле, но также может быть и отдельной малой песенкой (сяо-лин) — гл.гл.: 52; 71.
78. «Многая лета» («Цянь цю суй») — неустановленная мелодия —
гл. 46.
79. «На заднем дворике цветок» («Хоу-тин хуа») — северная мелодия шестой категории в тонике гун (сянъ-люй-гун), канонически состоит из 7 строк (5;5;5;5;3;4;5 иероглифов), однако в романе этот канон не соблюден. Используется или в качестве малой песенки (сяо-лин), или, как в романе, в музыкальном цикле — гл. 73.
80. «На иве золото колышется» («Лю яо цзинь») — южная мелодия шестой категории в тонике гун (сянъ-люй-гун), переходящей в четвертую категорию в тонике шан (шуан-дяо), она должна состоять из 13 строк (4; 4; 5; 5; 5; 4; 5; 4; 4; 4; 4; 4; 4 иероглифов), однако этот канон в романе не выдержан — гл. 45.
603


81. «Напали полчища разбойников», или «Тьма солдат-бунтовщиков», буквально: «Пять тысяч мятежных солдат» («Бань-вань цзэй-бин»), — цикл из 16 арий на тему «Западного флигеля», в котором Хуннян (главная исполнительница) уговаривает студента Чжана отправиться на банкет. Этот цикл входит в 7-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн -си, 984—987)» — гл.гл.: 61; 68.
82. «Настало тепло, и небо прояснилось», или «Гармоничный пейзаж после дождя» («Цзи-цзин жун-хэ»), — анонимный цикл, входящий в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]» и именующийся также «Весенний пейзаж» («Чунь-цзин»). Состоит из 10 чередующихся друг с другом северных и южных мотивов, четыре из которых являются составными (дай- го-цюп): «“Опустился дикий гусь” и “Победоносная песня”», «“Парные узоры” (“Де-цзы цзинь”) и “Пьянит восточный ветерок”», «“Веслом плеснули по реке” и “Семь братьев”», «“Настойка на лепестках сливы” и “Ликует Южноречье”». Начальная мелодия этого цикла — северная, четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) — носит название «Цветы на парче» («Цзинь шан хуа»), и первая ее строка соответствует названию всего цикла — гл.гл.: 15; 78.
83. «Настойка на лепестках сливы» («Мэй-хуа цзю») — должна быть северной мелодией четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) — гл.гл.: 42; 72.
84. «Нефритовая иволга-красотка» («Юй цзян-ин») — неустановленная мелодия — гл. 74.
85. «Ниспослали одеянье царское — халат драконов» («Сян-хуан лун- гунь») — неустановленная мелодия — гл. 53.
86. «Ночной крик ворона» («У е ти»)— восточная песня царства У (у- юй) — гл.гл.: 43; 77.
87. «Ночь темна, глубока», буквально: «Ночные стражи глубоки и спокойны» («Гэн-шэнь цзин-цяо»), — южный цикл малых песенок (сяо-лин), входящий в 15-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)» под названием «Любовные чувства» («Фэн- цин») и в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]» под названием «Прекрасные чувства» («Ли-цин») и с авторством минского Чжан Шаньфу. Цикл, как и в романе, состоит из 4 куплетов на один южный мотив шестой категории в тонике гун (сянъ-люй-гун) — гл. 74.
88. «О как прекрасно!» («Юэ нэнь хао») — неустановленная мелодия — гл. 46.
89. «Обвилася повилика», буквально: «Трава-паразит» («Цзи шэн цао»), — романс цы на северную мелодию шестой категории в тонике гун (сянъ- люй-гун), в «Нотах Великих достижений “Девяти дворцов”» указано, что он должен состоять из 7 строк (3; 3; 7; 7; 7; 7; 7 иероглифов), что не выдерживается в романе: во всех трех случаях количество и длины строк в нем различны, и лишь в гл. 83 соответствуют канону первые четыре строки. В романе эта мелодия всегда выступает как отдельная малая песенка (сяо-лин), хотя по канону она может присутствовать и в циклах соответствующей категории. В гл. 83 в названии романса иероглиф «цао» («трава»), видимо ошибочно, заменен на «яо» («лекарство») — гл.гл: 8; 82; 83.
90. «Обернулась четырежды», или «Четырехкратная смена зачина» («Сы хуань тоу»), — неустановленный романс цы — гл. 83.
604


91. «Обращенный к Сыну Неба» («Чао тянь-цзы») — северный мотив третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун). Применим, как в романе, для арий (санъ-цюй) в форме малых песенок (сяо-лин), а кроме того для исполнения в циклах категорий чжун-люй-гун и чжэн-гун, в театральных представлениях и интермедиях — гл.гл.: 12;15.
92. «Овечка с горного склона» («Шань-по ян») — мотив, постоянно встречающийся в старинных драмах, на него поются различные арии. Он может быть северным третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун) или южным седьмой категории в тонике шан (линь-чжун-шан, или шан-дяо). В романе лишь в гл. 44 он исполняется в цикле, в остальных же главах — в качестве арии (санъ- цюй) в форме малой песенки (сяо-лин) или как малый романс (сяо-и,ы) — гл.гл.: 1;
8; 33; 44; 30; 39; 61; 74; 75; 89; 91.
93. «Огня Владыка во вселенной торжествует», или «Владыка Юга властно сияет в небесах» («Чи-ди дан-цюань яо тай-сюй»), — южный цикл боевых напевов го-цюм в тональности чжэн-гун (первая в тонике гун), входит во 2-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юней, 984—987)» и под именем «Наслаждаясь прохладой» («Ha-лян») в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]». Происходит этот цикл из анонимной драмы (си-вэнъ) эпохи Сун или Юань «Тан Бохэн приходит к счастью через горе» («Тан Бохэн инь-хоу дэ-фу»), где герой исполняет его вместе с супругой, отдыхая летней порой. Состоит он из пяти мелодий: «Песня летящих гусей» («Янь-го шэн»); «Ветром очищен песок золотой» («Фэн тао ша»); повторение предыдущего (цянь-цян); «Всплеск весла» («И цо чжао»); «Мелодия четвертой луны» («Ю-инь»). Название цикла повторяет первую строку «Песни летящих гусей». Словом «вселенная» здесь переведен даосский и неоконфуциан- ский термин «тай-сюй» («великая пустота»), обозначающий первозданное состояние мироздания — гл. 27.
94. «“Опустился дикий гусь” и “Победная песня”» («“Янь-эр ло” дай “Дэ-шэн лин”») — типовая составная (дай-го-и,юй) северная мелодия, принадлежащая к четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо), используется, как в романе, в циклах соответствующей категории или в качестве арии (санъ-и,юй) в форме малой песенки (сяо-лин). Согласно канону, первая ее часть состоит из 4 строк по 5 иероглифов, вторая — из 8 строк (5;5;5;5;2;5;2;5 иероглифов), в романе ближе к канону мелодия из гл. 72. Исполнение может сопровождаться аккомпанементом на зурне или малом деревянном рожке (хай-ди) — гл.гл.: 55; 72.
95. «Опустился сокол» («Ин-эр ло») — неустановленная мелодия, возможно, вместо иероглифа «ин» в названии должен стоять «янь» и имеется в виду мелодия «Опустился дикий гусь» (см.) — гл. 83.
96. «Осень над Чуской рекой» («Чу-цзян цю») — неустановленная мелодия — гл. 74.
97. «Островок прохлады» («Сяо Лянчжоу») — популярная северная мелодия эпохи Сун первой категории в тонике гун (чжэн-гун) на основе уставного стиха люй, иное название — «Лянчжоуская песенка» («Лянчжоу лин»); буквальный смысл входящего в оба названия топонима — округа Лянчжоу: область, или островок, прохлады. Используется в качестве малой песенки (сяо-лин) или в циклах соответствующей категории — гл. 54.
605


98. «Островок прохлады», или «Лянчжоуская прелюдия» («Лян- чжоу сюй»), — возможно, то же, что и «Островок прохлады» («Сяо Лян- чжоу») — гл. 27.
99. «Остановив коня, внимаю» («Чжу-ма тин») — под этим названием существуют как северная, так и южная мелодии: южная — третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун); наиболее популярная и использованная в романе — северная четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо). В «Нотах Великих достижений “Девяти дворцов”» указано, что канон должен состоять из 8 строк (4; 7;4; 7; 7; 7;3; 7 иероглифов), он полностью выдержан в гл. 55, а в двух других главах — с большими отклонениями — гл.гл.: 55; 67; 79.
100. «Отшельник у реки» («Линь-цзян сянь») — под этим названием существуют как северная, так и южная мелодии: северная шестой категории в тонике гун (сянъ-люй-гун) и наиболее популярная южная вступительная ария (инъ-цзы) пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун) — гл. 74.
101. «Охоты нет мне брови подводить» («Лань хуа мэй») — изящная южная мелодия пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун)] согласно канону, она состоит из 5 строк (7; 7; 7; 5; 7 иероглифов), в романе же — из 6 строк по 7 и одной, заключительной строки в 8 иероглифов. Использоваться она должна в циклах соответствующей категории или, как в романе, в качестве арии (санъ-цюй) в форме малой песенки (сяо-лин). Сопровождаться же должна игрой не на цитре (чжэн) и лютне (пи-па), как в романе, а на флейте (ди) — гл. 96.
102. «Парные строфы», буквально: «аллитерация и рифма» («шуан-шэн де-юнь») — поэтический термин, раскрывающий принцип построения стиха в данной песне — гл. 52.
103. «Пахнет ветка корицы» («Гуй-чжи сян») — под этим названием существуют северная и южная мелодии, обе шестой категории в тонике гун (сянъ- люй-гун), более популярная — южная, она бывает двух типов с разным распределением слогов в песне, в одном случае исполняется как боевой напев го-и,юй, в другом — как вступительная ария инъ-цзы — гл. 44.
«Перепелка» — см. «Турачьи небеса».
104. «Песенка Восточного Оу» («Дун-Оу лин») — восточная песня царства У (у-юй), особый классический музыкальный жанр лин\ область Восточного Оу примерно соответствует области Вэньчжоу провинции Чжэцзян — гл.гл.: 43;
61; 77.
105. «Песни молодости» («Цин гэ-эр») — судя по присутствию в цикле «Помню, как играла на свирели», это северная мелодия седьмой категории в тонике шан (линъ-чжун-шан, или шан-дяо) — гл. 73.
106. «Плешивый малый» («Ту сы-эр») — судя по присутствию в цикле «Бой перепелов», это северная мелодия первой категории в тонике шан (юэ- дяо) — гл. 41.
107. «По осоке иду» («Та ша син») — неустановленная мелодия — гл. 18.
«Победная песня» — см. «“Опустился дикий гусь” и “Победная песня”».
108. «Повесила портрет» («Гуа чжэнь-эр») — поющаяся в последнюю луну южная музыкальная пьеса, состоящая из четырехсот с лишним строф, появившаяся в конце XVI в. и более известная под названием «Повисшая ветвь» («Гуа чжи-эр») — гл.гл.: 74; 75.
606


109. «Под ивами повеял тихий ветерок» («Лю-ди фэн-вэй») — северный цикл санъ-тао из 11 мелодий четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо), составленный Лю Байтином и входящий в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]» под названием «Женские чувства» («Гуй- цин») — гл. 67.
110. «Подведенные брови» («Хуа мэй сюй») — южная мелодия в жанре сюй седьмой категории в тонике гун (хуан-чжун-гун), однако она может использоваться и в северных циклах. Песня должна состоять из 7 строк (5; 7; 9; 7; 7; 7; 6 иероглифов) — гл.гл.: 36; 43; 44; 46.
111. «Подковы золотые, регалия с тигровой головой» («Ма-ти цзинь чжу цзю ху-тоу-пай») — цикл, входящий в 18-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)», альтернативное название — «Слава и знатность» («Жун-гуй»). Состоит из четырехкратного исполнения северной мелодии четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) «Цветок нарцисса». Регалия с тигровой головой — древний, восходящий к середине I тыс. до н.э., изготовлявшийся из драгоценных материалов — нефрита, бронзы, золота — верительный знак, символ военной власти — гл. 32.
112. «Помню, как играла на свирели» («И чуй сяо») — северный цикл из 10 романсов седьмой категории в тонике шан (линъ-чжун-шан, или шан-дяо), среди которых, согласно канону, «Беспечные, веселимся», «Встреча мудрых гостей», «Терзает ревность» и др. — гл. 73.
ИЗ. «Помню чары твои» («Нянь ну-цзяо») — под этим названием существуют одна южная и две северных мелодии второй категории в тонике шан (да- ши-дяо), южная традиционно исполняется как вступительная ария инь-и,зы, одна из северных используется в качестве части цикла, другая, называемая еще «Стосложной песенкой» («Бай-цзы лин»), — как малая песенка (сяо-лин) — гл. 21.
114. «Поразительный сюцай» («Тан сю-цай») — северная мелодия первой категории в тонике гун (чжэн-гун). В романе, согласно канону, она исполняется в циклах категории чжэн-гун, чередуясь с мелодией «Катится расшитый мяч» — гл.
гл.: 70; 71.
113. «Порхают иволги счастливые» («Си цянь-ин») — под этим названием существует два мотива: южный, категории чжэн-гун (первой в тонике гун) и северный, более популярный, той же категории. Этот последний и использован в романе в цикле «Золотая чара. Пьянею под сенью цветов», где, согласно канону, стоит вторым. Это подвижная мелодия, исполняемая не в сопровождении струнных — лютни (пи-па) и цитры (чжэн), как в романе, а духовых — малого деревянного рожка (хай-ди) или флейты (дм). Песня обычно состоит из 8 строк (4;7;2;4;7;3;4;4 иероглифов), но в романе это не выдержано — гл. 46.
116. «Почтенный Бао» («Бао лао-эр») — неустановленная мелодия. Почтенный Бао — сунское название одного из традиционных театральных персонажей — гл. 21.
117. «Празднуем вечер седьмого дня» («Цин ци-си») — северный романс седьмой категории в тонике шан (динъ-чжун-шан, или шан-дяо), поющийся на мотив «Встреча мудрых гостей». Имеется в виду тот единственный вечер седьмого дня седьмой луны, когда встречаются две «влюбленные» звезды Волопас (Вега) и Ткачиха (Альтаир) — гл. 38.
607


118. «Представленный государю» («Чао-юань гэ») — цикл из пьесы драматурга XV в. Шао Цаня «Мешочек с благовониями» («Сян-цзи»), который традиционно называется по первой строке «Хуа-бянь лю-бянь» (буквально: «Около цветов, около ив») — гл. 36.
119. «Пробуждается Се Сань» («Се Сань син») — восточная песня царства У (у-юй). Се Сань, или Се Третий, — персонаж из пьесы Ван Шифу «Записки о Западном флигеле», неоднократно цитируемой в «Цзинь пин мэй» — гл.
гл.: 43; 74.
«Преисполненный стати» — см. «Высится статно парадный дворец».
120. «Прямого, честного люблю» («Дуань-чжэн хао») — существуют две северные мелодии с таким названием, одна из них — использованная в цикле гл. 71 мелодия первой категории в тонике гун (чжэн-гун, см. «Высится статно парадный дворец»); вторая, вероятно использованная здесь — шестой категории в тонике гун (сянъ-люй-гун), применявшаяся для малых песенок (сяо-лин) или театральных интермедий (се-цзы) — гл. 21.
«Пьянею под сенью цветов» («Цзуй хуа-инь») — см. «Золотая чара».
121. «Пьянит восточный ветерок» («Чэнь-цзуй дун-фэн»)—должна быть мелодией четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) — гл. 4.
122. «Пьяный едва до дому доплелся» («Цзуй фу гуй») — неизвестный романс (цы) — гл. 82.
123. «Пять жертвоприношений» («У гун-ян») — неустановленная мелодия — гл.гл.: 31; 74.
124. «Резвится дитя» («Яо хай-эр») — неустановленная мелодия; судя по присутствию в гл. 93 в цикле, начинающемся романсом «Белая бабочка», возможно, это — северная мелодия, третья в тонике гун (чжун-люй-гун) — гл.гл.: 24;
39; 44; 93.
123. «Река омывает песок» («Хуань си ша») — под этим названием существуют две южные мелодии пятой категории в тонике гун (нанъ~люй~гун): боевой напев (го-цюй) и вступительная ария (инъ-цзы), в романе, вероятно, используется го-цюй, согласно канону, будучи частью цикла «Буреют тропинки, алеют дорожки» — гл. 61.
126. «Ропщу у Ло-реки» («Ло-цзян юань») — народная мелодия, состоящая из четырех куплетов, также может быть южной мелодией пятой категории в тонике гун (нань-люй-гун) — гл. 61.
127. «Роскошная оранжевая слива» («Цзинь чэн-мэй») — неустановленная мелодия — гл. 33.
128. «Роскошный пир луною освещен. С платана свисают златые канаты качелей» («Фань-хуа мань-юэ кай. Цзинь-со гуа у-тун») — цикл восточных песен царства У (у-юй), входит в «Словарь песен царства У» («У-юй цуй-я») — гл. 43.
129. «С горы спустился тигр» («Ся шань ху») — неустановленная мелодия — гл. 49.
130. «Сбылись мечты, мы возликуем» («Си-дэ гун-мин вань-суй») — величальный свадебный цикл, под исходным названием «Си-дэ гун-мин суй» входит в 16-ю часть «Собрания музыкальных произведений (юэ-фу) периода Мира и Согласия (Юн-си, 984—987)» и в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]». В нем 4 мелодии первой категории в тонике шан (юэ-
608


дяо): «Пара тростниковых органчиков-шэн» («Хэ-шэн»), «Шуточная песенка», «Речитатив» («Дао-хэ»), «Резвится мальчуган» («Яо сы-эр») — гл. 20.
131. «Семь братьев» («Ци ди-сюн», или «Седьмой брат» — «Ди-ци сюн»; в гл. 42 в цикле «Вешние воды» фигурирует мотив «Седьмой брат», буквально: «Седьмой старший брат»; в гл. 72 в том же цикле, безусловно, идентичный — «Семь братьев», буквально: «Семь младших и старших братьев»; такое разночтение могло быть вызвано перестановкой и легким видоизменением иероглифа «ди») — должна быть северной мелодией четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) — гл.гл.: 42; 72.
132. «Сижу за рукоделием во флигеле» («Чжэнь сянь сян») — восточная песня царства У (у-юй) — гл. 43.
133. «Синяя куртка» («Цин на-ао») — неустановленный музыкальный цикл — гл. 77.
134. «Сквозь прорехи зимнего пейзажа повсюду проступает весна» («Дун-цзин фэн-ду чунь») — неустановленный цикл — гл. 21.
133. «Сколько гордыни» («Цяо пай-эр») — должна быть северной мелодией четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо) — гл. 72.
136. «Сложив крылья, соединились вместе» («Би-и чэн лянь-ли») — неустановленная мелодия — гл. 73.
137. «Сниму холщовую рубашку» («То бу-шань») — северная мелодия первой категории в тонике гун (чжэн-гун) — гл. 71.
138. «Собираем чайный лист» («Цай-ча гэ») — восточная песня царства У (у-юй). Гэ — в данном случае особый вид рифмованных стихов, читаемых нараспев — гл.гл.: 43; 77.
139. «Солнечные весны» («Ян-чунь»), или «Солнечной весною белый снег» («Ян-чунь бай-сюэ»), — древняя мелодия для арфы (и,инъ), уже в эпоху Хань (206 до н.э. — 220 н.э.) считавшаяся классической и трудноисполнимой, по выражению известного поэта Сун Юя (III в. до н.э.), «доступной лишь нескольким десяткам людей во всей стране». Позднее ее название стало носителем образа классической изысканности в музыке и литературе — гл. 33.
140. «Спутался шелк» («Мянь да сюй») — неустановленная мелодия — гл. 8.
141. «Срывает ветер сливовый цвет» («Ло-мэй фэн») — неустановленная мелодия — гл. 12.
142. «Срываю ветку корицы» («Чжэ-гуй лин»), альтернативные названия: «Мелодия Лунного дворца» («Чань-гун цюй») и «Вступление к “Небесному аромату”» («“Тянь-сян” инь»), — северная мелодия четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо), канонически должна состоять из 10 строк (6; 4; 4; 4; 4; 4; 7; 7; 4; 4 иероглифов) и исполняться в сопровождении зурны (со-на), малого деревянного рожка (хай-ди) или флейты (ди). Используется в качестве арии (санъ-цюй) в форме малой песенки (сяо-лин) или как один из куплетов цикла. В романе в основном соблюдается чередование четырехсложных и семисложных строк, со значительным преобладанием четырехсложных, но всего во всех случаях их больше десяти - гл.гл.: 19; 35; 52; 72.
609


143. «Стан, словно стройный цветок» («Чай-яо и чжи хуа») — южная вступительная ария инъ-и,зы пятой категории в тонике гун (нанъ-люй-гун), согласно канону входит в цикл «Буреют тропинки, алеют дорожки» — гл. 61.
144. «Там, за перилами, цветы и радость», точнее «Перила, заросшие пыльником» («Хуа-яо лань»), — судя по заключительной арии цикла «Миром и покоем упоен», это северный цикл первой категории в тонике гун (чжэн-гун) — гл. 32.
«Теплом повеяло цветущею весной» — см. «Настало тепло, и небо прояснилось».
143. «Терзает ревность», буквально: «Тыква-горлянка с уксусом» («Цу ху-лу»), — северная мелодия седьмой категории в тонике шан (линъ-чжун-шан, или шан-дяо), может включать разное количество иероглифов, используется как в качестве песенки (сяо-лин), так и при исполнении циклов. Например, согласно канону, она присутствует в цикле «Помню, как играла на свирели» — гл. 73.
146. «Тетерева» («Ляо-чунь») — идентифицировать напев не удалось — гл. 77.
147. «Три террасы в Ичжоу» («Ичжоу сань-тай лин») — неустановленная песенка (лин) — гл. 52.
148. «Тринадцать напевов» («Ши-сань цян») — неустановленный музыкальный цикл — гл.гл.: 16; 31.
149. «Тронута милостью царской» («Гань хуан-энь») — восточная песня царства У (у-юй) — гл.гл.: 43; 77.
150. «Турачьи небеса» («Чжэ-гу тянь») — с XX в. существуют две мелодии с таким названием, обе на основе стихов люй или ши. Одна — южная, шестая в тонике гун (сянъ-люй-гун), должна исполняться в качестве вступительной арии инъ-цзы, однако после XIV в. часто стала использоваться для эпилогов музыкальных драм. Другая — северная, вторая в тонике шан (да-ши-дяо), исполняется в циклах или в качестве малых песенок (сяо-лин). В ранних главах романа, вероятно, имеется в виду сяо-лин на северную мелодию, а в гл.100, возможно, южная в качестве эпилога. Турачи — птицы семейства фазановых — гл.гл.: 6; 38; 72; 100.
151. «Туфелек алый узор» («Хун-сю се») — романс (цы) или малая песенка (сяо-лин) неустановленной тональности — гл.гл.: 44; 46; 82; 83; 85.
«Тьма солдат-бунтовщиков» — см. «Напали полчища разбойников».
152. «У туалетного столика» («Пан чжуан-тай») — южный боевой напев (го-цюй) шестой категории в тонике гун (сянь-люй-гун), иначе называется «У зеркала» («Аинь-цзин сюй»). В «Нотах Великих достижений “Девяти дворцов”» указано, что он должен состоять из 9 строк (3; 7; 6; 6; 6; 6; 3; 3; 7 иероглифов), канон этот в романе не выдерживается — гл. 44.
153. «Указ» («И-фэн-шу») — в древности царский вердикт, в эпоху Мин — судебное распоряжение. Таково же название одной из стандартных южных мелодий шестой категории в тонике гун ($:янъ-люй-гун), также именуемой «Прощание на осенней реке» («Цю-цзян сун-бе»). В «Нотах Великих достижений “Девяти дворцов”» указано, что он должен состоять из 9 строк (5; 6; 5; 6; 7; 7; 3; 3; 7 иероглифов), канон этот в романе выдержан почти полностью, лишь вторая строка вместо 6 содержит 7 иероглифов — гл. 74.
154. «Усмирили Южноречье» («Шоу Цзяннань») — северная мелодия четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо), канонически она должна состоять
610


из 5 строк (7; 7; 7; 4; 7 иероглифов) и быть заключительной арией (вэй-шэн) в цикле шуан-дяо. В романе она действительно завершает цикл и состоит из 5 строк, но количество иероглифов в них не соответствует эталону. В гл. 42 в том же цикле «Вешние воды» фигурирует мотив «Ликует Южноречье», безусловно, идентичный данному. Хотя содержание их различно, оба они начинаются междометием «эх!» («я») — гл.гл.: 42; 72.
155. «Цветок нарцисса», или «Бессмертный — украшенье вод» («Шуй- сянь-цзы»), — под этим названием существуют две типовых северных мелодии. Одна — четвертой категории во второй тонике шан (шуан-дяо), должна состоять из 8 строк (7; 7; 7; 5; 6; 3; 3; 4 иероглифов), использоваться в качестве арии (санъ- цюй) в форме малой песенки (сяо-лин) или как один из куплетов цикла категории шуан-дяо. Другая — седьмой категории в первой тонике гун (хуан-чжун-гун), должна состоять из 9 строк (3; 7;4;4;5; 7; 7; 7;5 иероглифов), использоваться в цикле категории хуан-чжун-гун вслед за мелодией «Четыре барича». Обе они присутствуют в романе: первая — в гл. 21 и гл. 54 в качестве малой арии, в гл. 32 в цикле «Подковы золотые, регалия с тигровой головой» и в гл. 72 в цикле категории шуан-дяо «Вешние воды», каноническое количество строк выдержано только в гл. 82, однако и там количество слогов в них произвольное; вторая — в гл. 46 в цикле категории хуан-чжун-гун «Пьянею под сенью цветов» (см. «Золотая чара»), где она стоит через мелодию после «Четырех баричей», выдерживая лишь каноническое количество строк, но не слогов. Принятый перевод достаточно условен, поскольку сочетание «шуй-сянь-цзы», с одной стороны, может пониматься сугубо терминологически как обозначение конкретной мелодии, а с другой стороны — содержит в себе достаточно богатый семантический ряд, включающий понятия и образы: «нарцисс», «бессмертный», «владыка вод, водяной», «дети водяного (пе- вички-гейши, живущие на джонках на озере Сиху)». Отсюда — использованный в гл. 21 альтернативный перевод «Бессмертный — украшенье вод» — гл.гл.: 21;
32; 46; 54; 72; 82.
156. «Цветут гранаты», или «Южные цветы граната» («Нань ши-лю хуа»), — неустановленный музыкальный цикл — гл. 21.
157. «Цветы в Лоянском парке», точнее «Цветок Лояна» («Лоян хуа»), — цикл, созданный в эпоху Юань Чжан Миншанем, и под названием «Воспевание жизни» («Юн-ши») входящий в «Лес стихов, “достигших прелести” [поэзии Цюй Юаня и Сун Юя]». Он состоит из северных и южных мелодий третьей категории в тонике гун (чжун-люй-гун). «Лоян хуа» — первая строка первой мелодии цикла «Ликуют небеса» — гл. 65.
158. «Чайной розы аромат» («Ча-ми сян») — неустановленная мелодия цюй — гл. 54.
159. «Чарует каждый шаг» («Бу-бу цзяо») — под этим названием существуют как северная, так и южная мелодии. Южная — боевой напев (го- цюй) шестой категории в тонике гун, переходящей в четвертую категорию в тонике шан (сянъ-люй-гун жу шуан-дяо). Северная — малая песенка (сяо-лин) четвертой категории в тонике шан (шуан-дяо), которая также используется и в циклах — гл. 89.
160. «Четыре барича» («Сы мэнь-цзы») — северная мелодия седьмой категории в тонике гун (хуан-чжун-гун), исполняемая в цикле хуан-чжун «Пьянею под сенью цветов» (см. «Золотая чара») — гл. 46.
611


161. «Четыре слитка золотых» («Сы-куай цзинь») — неустановленный романс (цы) — гл. 94.
162. «Четыре сна и восемь опустошенностей» («Сы-мэн ба-кун») — название этого романса формально обусловлено четырехкратным повторением в его тексте иероглифа «мэн» («сон», «сновидение») и восьмикратным — «кун» («опустошенность») — гл. 61.
163. «Чистая река» («Цин цзян инь») — северная малая песенка (сяо-лин.) четвертой категории в тонике тан (шуан-дяо), которая так же используется и в циклах той же категории — гл. 60.
164. «Шестая госпожа» («Лю нян-цзы») — неустановленная мелодия — гл.гл.: 21; 82.
163. «Шестая госпожа из Хэси» («Хэси лю нян-цзы») — неустановленная мелодия, вероятно, идентичная «Шестой госпоже». Хэси — топоним, обычно обозначающий земли к западу от Хуанхэ, но здесь, согласно комментарию современного специалиста из КНР Чжу Миньминя, — территорию, прилегающую к Великому каналу в районе современного уезда Ляочэн провинции Шаньдун — гл. 83.
166. «Шуточная песенка» («Дяо-сяо лин») — северная мелодия первой категории в тонике шан (юэ-дяо) — гл. 41.
167. «Южная ветка» («Нань-чжи») — неустановленная мелодия, возможно, имеется в виду популярный мотив «Застряла в решетке южная ветка» — гл. 32.
168. «Юнец конопатый» («Ма лан-эр») — неустановленная мелодия — гл. 21.
169. «Янтарная кошечка» («Ху-по мао-эр») — неустановленная мелодия — гл. 52.
170. «Яшмовый ненюфар» («Юй фу-жун») — популярная в эпохи Мин и Цин южная мелодия первой категории в тонике гун. (чжэн-гун). В «Нотах Великих достижений “Девяти дворцов”» указано, что эта мелодия должна состоять из 8 строк: 5; 5; 9; 7; 7; 3 (в романе — 7); 5 (в романе — 3 или 4); 10 иероглифов, что в романе выдерживается с некоторыми отклонениями (гл. 35 — 5,5,9,7,7,7,3, 10; гл. 49 - 5,5,9,7,7,3,4,10) - гл.гл.: 35; 49.
171. «Яшмовые ветки сплелись» («Юй цзяо чжи») — неустановленная мелодия — гл. 73.


Содержание
Глава восьмидесятая 6
Глава восемьдесят первая 24
Глава восемьдесят вторая 38
Глава восемьдесят третья 54
Глава восемьдесят четвертая 12
Глава восемьдесят пятая 90
Глава восемьдесят шестая 106
Глава восемьдесят седьмая 126
Глава восемьдесят восьмая 142
Глава восемьдесят девятая 160
Глава девяностая 190
Глава девяносто первая 198
Глава девяносто вторая 220
Глава девяносто третья 244
Глава девяносто четвертая 266
Глава девяносто пятая 286
Глава девяносто шестая 306
Глава девяносто седьмая 324
Глава девяносто восьмая 344
Глава девяносто девятая 364
Глава сотая 382
Примечания 409
Приложения 432
А.И. Кобзев
Загадки «Цзинь пин мэй» 432
613


Обзор персонажей 460
Хронология рождений персонажей 465
Хронология событий 467
Указатель персонажей 509
Указатель исторических и легендарных лиц,
мифологических и религиозных образов 558
Указатель упоминаемых и цитируемых авторов и произведений 581
Указатель напевов, песенных циклов и музыкальных драм . . .594
614


615


Научное издание
ЦЗИНЬ, ПИН, МЭЙ,
или ы
ЦВЕТЫ СЛИВЫ В ЗОЛОТОЙ ВАЗЕ
Том 4 Книга 2
В книге использованы иллюстрирующие роман китайские картины конца XVII в. в прорисовке художницы Л.Ю. Лазуткиной с подписями в каллиграфии Ма Цзинчэна
Редактор А.И. Кобзев Корректор Н.А. Орлова
Оформление А.В. Гончаренко и В.Г. Никифоровой Верстка О.Н. Морозовой
Подписано к печати 07.09.2016. Формат 84 х 108 У32 Гарнитура AcademyC. Печать офсетная Уел. печ. л. 32,3. Уч.-изд. л. 42.4 Заказ № 1708. Тираж 300 экз.
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук 107031, Москва, ГСП, ул. Рождественка, 12
Отпечатано в ППП «Типография «Наука» 121099, Москва Г~99, Шубинский пер., 6