/
Автор: Давидсон А.Б.
Теги: история всемирная история воспоминания событий интервью жизнеописание трухановский английская история правители
ISBN: 5-02-008843-9
Год: 2002
Текст
В мире j
английской J
истории Г
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
АССОЦИАЦИЯ БРИТАНСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES
INSTITUTE OF UNIVERSAL HISTORY
ASSOCIATION FOR BRITISH STUDIES
Russia
тш ana
Britain
Volume 3
In the world
of English
history
To the memory of academician
V. G. TRUKHANOVSKY
8
MOSCOW
NAUKA
2002
Россия
Британия
Выпуск 3
В мире
английской
истории
Памяти академика
В. Г. ТРУХАНОВСКОГО
в
МОСКВА
«НАУКА»
2002
УДК 93/94
ББК 63.3(0)
Р76
Издание осуществлено при финансовой поддержке
Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ)
проект № 02-01-16193д
Серия основана в 1997 году
Ответственный редактор
А.Б. Давидсон
Редакционная коллегия:
МЛ. Айзенштат, Е.А. Доброва (ответственный секретарь),
Н.Г. Думова, Г.С. Остапенко, Е.Ю. Полякова, Л.Ф. Туполева
Рецензенты:
кандидат политических наук Ал.А. Громыко,
кандидат исторических наук А.С. Намазова
Россия и Британия. Вып. 3. В мире английской истории. Памя-
ти академика В.Г. Трухановского / Отв. ред. А.Б. Давидсон; Ин-т
всеобщей истории. - М.: Наука, 2002. - 409 с.
ISBN 5-02-008843-9
Инициатором создания серии “Россия и Британия” и ответственным редакто-
ром первых двух выпусков был видный российский историк академик В.Г. Труха-
новский, скончавшийся в 2000 г. Выпуск третий посвящен его памяти. Читателю
предоставляется возможность познакомиться с Владимиром Григорьевичем, про-
читав его последнее подробное интервью, воспоминания его вдовы Н.Г. Думовой,
коллег и учеников. Издание содержит работы российских ученых по различным
сюжетам английской истории и статьи об известных представителях Великобрита-
нии, чья жизнь, деятельность и взгляды оказали влияние на развитие событий в
этой стране, - Д. Свифте, И. Бентаме, королеве Виктории, У. Черчилле и др.
В сборник включены также архивные материалы о первых дипломатических кон-
тактах Ирландии с Советской Россией, обзор дневников И.М. Майского.
Для широкого круга читателей, интересующихся историей.
ТП-2003-1-М 270
ISBN 5-02-008843-9 © Российская академия наук и
издательство “Наука”, серия
“Россия и Британия” (разработка,
оформление), 1997 (год основания), 2002
ПРЕДИСЛОВИЕ
В течение многих лет советская историко-международная наука и
англоведение были неотделимы от научной деятельности выдающегося
историка Владимира Григорьевича Трухановского.
Он был необычайно активен, издавал множество книг, статей и
брошюр, редактировал коллективные труды, учебники и учебные посо-
бия. Каждый специалист-международник учился по трехтомнику
“История международных отношений”, изданному под редакцией и при
активном авторском участии В.Г. Трухановского.
Блистательные лекции в Институте международных отношений и
Высшей дипломатической школе органически дополняли облик учено-
го и профессора-преподавателя. Он был прекрасно образован, являлся
историком-профессионалом в высшем смысле этого слова.
Но помимо истории международных отношений и дипломатии
В.Г. Трухановский пронес через всю свою жизнь любовь и преданность
британской истории. Без него не обходилось большинство трудов и
учебных пособий по истории Великобритании. Подавляющее большин-
ство советских англоведов не только считали себя учениками В.Г. Тру-
хановского, но и принадлежали к его школе.
Однако многочисленные работы по английской истории послужили
некоей прелюдией к тому, что стало его главным увлечением. В конце
60-х годов он обратился к биографическому жанру, который был мало
распространен в советской историографии и не очень поощряем
тогдашними идеологами и издательствами, особенно, когда речь шла
о биографиях деятелей Запада - представителей другого лагеря и чуж-
дого мира. Поэтому любые книги, в которых эти деятели представали
обычными людьми, со своими радостями и страстями, с достоинствами
и недостатками, встречали косые взгляды тех, кто определял идеологи-
ческую линию советской историографии.
В.Г. Трухановский начал с Уинстона Черчилля - фигуры яркой и во
многом спорной. Он пытался понять внутренний мир идеолога анти-
коммунизма, его эволюцию и противоречия. Хотя акцент в книге сде-
лан на осуждение политической позиции Черчилля, все же автору уда-
лось показать своего героя живым человеком, талантливой, сильной
личностью.
Следующим историческим деятелем, привлекшим внимание
В.Г. Трухановского, стал Антони Иден - близкий сподвижник Черчил-
ля. Его портрет нарисован на фоне сложных коллизий дипломатиче-
ской истории середины XX в.
5
Автор идет дальше. Он издает книгу - почти бестселлер - о наци-
ональном герое Англии Горацио Нельсоне, о его победных морских
сражениях и его возлюбленной - Эмме Гамильтон. Романтическая лю-
бовь этих легендарных персонажей британского истеблишмента стала
темой многочисленных произведений в разных государствах мира.
Благодаря В.Г. Трухановскому их история получила и “российский ва-
риант”.
И, наконец, он создает свою лучшую, на мой взгляд, книгу - био-
графию британского премьера XIX в. Бенджамина Дизраэли, лорда
Биконсфилда - загадочной и влиятельной фигуры британской по-
литики.
Автор показал нам английскую историю в лицах, как бы пропус-
тив ее через портреты выдающихся деятелей XVIII, XIX и XX сто-
летий.
На протяжении многих лет имя В.Г. Трухановского ассоциирова-
лось для всех советских историков с журналом “Вопросы истории”, ко-
торый он возглавлял в течение 27 лет. В те годы журнал стал всесоюз-
ной трибуной, где исследования методологических и конкретно-истори-
ческих проблем дополняли друг друга.
Разумеется, журнал функционировал в свою эпоху, со всеми ее осо-
бенностями - жесткой цензурой и контролем, с определенными лимита-
ми и ограничениями для авторов. Нам не следует наводить глянец на со-
бытия тех лет и идеализировать их, подходить к ним с мерками сегод-
няшнего дня. Но несомненно, что в ту сложную и противоречивую,
а порой и весьма драматическую эпоху журнал выполнял свою функ-
цию общесоюзного координирующего органа. Во всяком случае, следу-
ет отметить, что в трудные брежневские времена журнал не устраивал
идеологических проработок и гонений.
Со времени своей ответственной работы в Министерстве ино-
странных дел В.Г. Трухановский любил и понимал законы и правила
дипломатии; видимо, именно эта деятельность привила ему чувство
ответственности и государственного подхода ко многим событиям и
явлениям.
В течение долгих лет я многократно встречался с Владимиром Гри-
горьевичем, мы сотрудничали в Москве, ездили по стране и в другие го-
сударства. Общение с ним было всегда интересным и приятным. Он был
человеком порядочным и отзывчивым, неизменно оставался доброжела-
тельным и спокойным, сам обладал чувством юмора и ценил его в других.
На долю историков, живших и творивших в те времена, выпала
сложная жизнь. Они работали с увлечением и ощущали свою ответст-
венность перед обществом и исторической наукой. Для многих из них
принятие кардинальных перемен, произошедших в стране в конце 80-х -
начале 90-х годов и полностью изменивших ее облик, оказалось непро-
стым делом.
Владимир Григорьевич полностью отдался научной работе, он на-
ходил наибольшую радость в науке и в общении со своими близкими,
для которых он был воплощением добра, порядочности и человеко-
любия.
6
Мне доставляло удовольствие и радость продолжать время от вре-
мени беседовать с ним, обсуждать то, что волновало историков и всех
граждан страны.
Выдающийся историк и прекрасный человек, В.Г. Трухановский ос-
тается в нашей памяти, демонстрируя преемственность российской ис-
торической науки, ее эволюцию, успехи и достижения, недостатки и ог-
раничения.
Мы должны помнить и изучать наше наследие, включая его в пол-
ную драматизма историю XX столетия. В ряду крупных личностей ис-
ториков ушедшего века достойное место принадлежит академику Вла-
димиру Григорьевичу Трухановскому.
Его памяти и посвящен этот сборник.
академик Л.О. Чубаръян
ШТРИХИ К АВТОПОРТРЕТУ
ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ
Публикуемая ниже беседа с академиком В.Г. Трухановским была напечата-
на в год его 80-летия в журнале “Новая и новейшая история” (1994, № 6).
Это интервью оказалось последним в жизни Владимира Григорьевича. Редкол-
легия серийного издания “Россия и Британия” благодарит редакцию журнала за
предоставленную возможность воспроизвести этот материал на страницах на-
шего сборника, посвященного памяти выдающегося ученого.
- Первый вопрос традиционный: откуда Вы родом? Расскажите
о своем детстве, семье, предках.
- Родился в Белоруссии, в соответствии с горькими реалиями сего-
дняшнего дня - за границей. Деревня моего детства - Ботвиновка - рас-
полагалась в той части Могилевской губернии, которая граничит со
Смоленщиной, поэтому родным языком большинства моих односель-
чан был русский.
Деревенские жители вопросами генеалогии интересовались мало,
да и бурные годы, на которые пришлось мое детство, не стимулирова-
ли такого интереса. Знаю только историю моего деда Трухановского,
как рассказывал ее отец. После усмирения польского восстания
1863-1864 гг. через Белоруссию из Польши шли обозы с повстанцами и
их семьями, осужденными на высылку в Сибирь. Один такой обоз оста-
новился на ночевку в имении Смольяны, принадлежавшем помещику
Энгельгардту. Наутро обнаружилось, что мальчик лет шести-восьми
остался без родителей - они умерли в пути или на ночлеге. Один следо-
вать с обозом он не мог, и его приютили в имении. Вырос дед среди
дворни, был ночным сторожем в Смольянах, женился на местной де-
вушке, народил много детей и среди них сына Григория Ипполитовича.
Просвещенное семейство Энгельгардтов стремилось внедрять в своем
имении последние достижения сельскохозяйственной науки. В Смолья-
нах была открыта сельская школа с агрономическим уклоном. Отец ее
окончил, и знания, полученные за четыре года учебы, позволили ему в
дальнейшем работать агрономическим старостой, а затем - до конца
жизни - агрономом-практиком. Скончался он в декабре 1944 г. в возрас-
те 66 лет. Сказались тяжелая жизнь в условиях немецко-фашистской
оккупации и неоднократные допросы в гестапо: кто-то донес, что его
сын - “комиссар”.
Мать мою, Анну Николаевну, родом из крестьян, война застигла в
Ленинграде; на протяжении блокады она жила у моей сестры Зои и
умерла в феврале 1942 г. от голода, обретя последний приют на Писка-
ревском кладбище.
8
Из деревенской жизни больше всего запомнились мои домашние
обязанности. Одна была ненавистная - пасти корову Буланку. Сон на
заре самый сладкий, а мать уже расталкивает, пора выгонять корову.
Белорусские летние зори холодные, роса крупная, как горох. Босые но-
ги от мокрой травы коченеют, и можно согреться, только ступив в теп-
лую коровью лужицу.
Другая обязанность приятная - пилить и колоть дрова для печки; до
сих пор с удовольствием занимаюсь этой работой на даче. Любил удить
рыбу, ловить раков, кататься по озеру на лодке-плоскодонке, которую
сам сколотил под отцовским руководством.
По условиям работы мой отец, а вместе с ним и семья, переезжал из
деревни в деревню, и я вынужден был переходить из одной школы в
другую. Никаких книг у нас в семье не было, тем более детских. Читать
что-то помимо учебников я начал только в ремесленном училище. Пер-
вой книгой был журнал “Всемирный следопыт”, очень мне нравился.
Я выпросил у отца деньги и подписался на журнал.
Отец мечтал дать мне хорошее образование и потому после окон-
чания ремесленного училища послал работать и учиться в Ленинград,
где меня приютила его дальняя родня.
-Ленинград, вероятно, поразил Вас? После сельской жизни и вдруг
большой город?
- Поразил - не то слово. Я очутился в другом мире. Счастлив был
своим первым жильем. Сейчас много говорят о кошмаре коммуналок.
С моими теперешними представлениями и привычками я бы, наверное,
в том же духе мог отозваться о моей ленинградской квартире. Но тогда
мне моя клетушка - переделанная под жилье ванная комната, предста-
влялась дворцом, а городская кровать после жесткой деревенской лав-
ки - царским ложем.
Удивительным казалось все: и величественные здания, и транспорт
на улицах, и огромный завод. Но главное - люди. И родственники, у ко-
торых я жил, и рабочие из механического цеха, где я работал в три сме-
ны, были обычными ленинградцами, простыми и скромными людьми,
но насколько же выше меня в интеллектуальном отношении они стоя-
ли. Даже язык у них был совсем другой.
Я быстро понял, что смогу подняться до их уровня, только если бу-
ду учиться, и с головой ушел в книги: брал их в библиотеках, у знако-
мых, кое-что покупал в букинистических лавочках на Литейном.
Очень скоро испортил чтением глаза, с тех пор у меня сильная близо-
рукость.
Отдельное воспоминание - завод “Электроприбор”. До сих пор по-
мню свой рабочий номер - 5748; я вешал его на табельную доску в про-
ходной. Работать в механическом цеху было интересно: станки все но-
вые, заграничные, с виду очень красивые. Особенно мне нравились их
звучные названия - “Цинциннати”, например.
Среди рабочих было много молодежи. В обеденный перерыв за де-
сять минут съедали чечевичную кашу - почему-то она мне запомни-
лась - и еще 20 минут веселились в заводском скверике, заросшем бурь-
яном. Одежда у всех была плохонькая, но никого это особенно не забо-
9
В.Г. Трухановский. 1935 г.
тило. С уважением относились к старым опытным рабочим, мастерам
своего дела, обучавшим нас ремеслу и рабочей этике.
-А что определило выбор Вами вуза?
- Я со времен мстиславльской семилетки полюбил уроки истории.
Хорошая была там учительница, она не только заметила мой интерес к
предмету, но и поощряла его. Как я был горд, когда она поручила мне
перед всей школой сделать доклад по истории Белоруссии в связи с де-
сятилетием образования БССР. Помню, как слушатели изнемогали от
жары, учительница волновалась и ежеминутно смотрела на часы, а я го-
ворил, говорил и никак не мог остановиться.
Хоть я и выучился потом на слесаря и работать на заводе мне нра-
вилось, ни техника, ни естественные науки меня не привлекали. А с при-
ездом в Ленинград, в город, где каждый камень дышит историей, всякие
колебания в выборе профессии отпали сами собой. Поступив в инсти-
10
тут*, я стал читать исключительно историческую литературу и даже на-
чал составлять собственную библиотечку. Денег, правда, было мало,
зато книги тогда были дешевые. Самообразование для меня на всех эта-
пах играло большую роль, чем официальные занятия. Наиболее силь-
ным впечатлением за все годы учебы остались лекции академика
Е.В. Тарле в Высшей дипломатической школе.
- Чем же запомнились Вам эти лекции?
- Тарле говорил о событиях прошлого так, как будто перед его гла-
зами в красках стояла живая картина происходившего, и он лишь опи-
сывал то, что видел. И об исторических деятелях Евгений Викторович
рассказывал как о хороших знакомых. В его изображении они предста-
вали живыми людьми с различными характерами, способностями и
складом мышления. Этому подходу я старался следовать в дальнейшем,
когда работал над серией своих биографических книг.
Помню такой эпизод. В лекции по внешней политике России XIX в.
Тарле рассказывал об участии российского канцлера А.М. Горчакова в
Берлинском конгрессе 1878 г. Он относился к канцлеру с симпатией и
охарактеризовал его так: “Горчаков был очень умным человеком, что
не часто встречалось среди русских дипломатов”.
Сразу после лекции было созвано заседание парткома ВДШ. Вско-
ре распространился слух, что группа активистов отправила наркому
В.М. Молотову письмо с жалобой на поведение Тарле, в недопустимых
выражениях отзывавшегося о русском народе. В следующие два дня
лекции Тарле оказались отмененными под благовидными предлогами,
однако на третий день он вновь продолжил чтение своего курса. Расска-
зывали, что пришел ответ от Молотова: “Не мешайте Тарле работать!”
Вспоминаются лекции и другого популярного в ВДШ профессора
члена-корреспондента АН СССР Евгения Александровича Коровина,
который читал международное право. Читал в буквальном смысле ар-
тистически. На его лекции приходили, чтобы получить не только зна-
ния, но и удовольствие. Суть предмета постигалась как бы сама собой
при помощи увлекательного повествования с обильными примерами из
практики международного права. Мастерские приемы Коровина я ста-
рался держать в памяти, когда сам выступал в качестве лектора.
- Создается впечатление, что второй вуз имел для вашей даль-
нейшей жизни большее значение, чем первый.
- Совершенно верно. Два года учебы в ВДШ дали мне очень многое
в плане конкретных профессиональных знаний, значительного расши-
рения эрудиции и общего интеллектуального роста.
К работе в Высшей дипломатической школе были привлечены наи-
более квалифицированные специалисты - профессора и преподаватели
иностранных языков. Наша группа по изучению английского языка со-
стояла всего из трех человек и занималась ежедневно по нескольку ча-
сов, не считая обширных домашних заданий. Я хорошо освоил чтение и
перевод политической литературы, газет. В этой сфере мне моего зна-
* В.Г. Трухановский учился на рабфаке, с красным дипломом окончил Ленинград-
ский педагогический институт, а затем Высшую дипломатическую школу в Москве. - Ред.
11
ния языка хватало. Однако достаточный навык устной речи пришел
лишь годы спустя. Не слишком оттачивалось и произношение, хотя мой
английский всегда хорошо понимали.
Справляться с домашними заданиями по языку, да и по другим пред-
метам было трудно, особенно в первый год. Жили мы в общежитии на
углу Кузнецкого моста и Лубянки, в здании, перед которым стоял па-
мятник Воровскому. Десять-двенадцать человек размещалось в огром-
ной комнате под самым куполом крыши. Было, конечно, очень шумно.
В памяти запечатлелась повседневная картина: на кровати, по-турецки
скрестив ноги, сидит слушатель-китаист и в полный голос зубрит китай-
ские глаголы, а соседи весьма оживленно реагируют на их не всегда
приличное русское звучание.
На следующий год неперспективных слушателей из нашего набора
отчислили. Тем же, кто подавал надежды, улучшили бытовые условия.
Я оказался в комнате на четверых, и заниматься по вечерам стало лег-
че. Второй год в Высшей дипломатической школе запомнился как са-
мый плодотворный за все время моей учебы.
Последние дни в ВДШ пришлись на июнь 1941 г. Политическая ат-
мосфера была сильно наэлектризована: опасность войны ощущалась
осязаемо. И все же в душе теплилась надежда - вдруг еще как-либо
обойдется без войны. У меня с каждым днем эта надежда таяла. Мы
пользовались материалами ТАСС из зарубежной печати, а они оставля-
ли самое тревожное впечатление.
По утрам мы шли из общежития в ВДШ на Большой Козловский
переулок, по Большому Комсомольскому переулку и по Кировской
улице. И вдруг я стал замечать, что окна в полуподвалах заделывают
массивными деревянными щитами, обтянутыми листовым железом.
Это было дыхание войны - срочно готовились бомбоубежища. Вскоре
на Кузнецком мосту мы увидели закрашенную белой краской кромку
тротуаров. Стало ясно, что это на случай затемнения.
Выступление Молотова с сообщением о начале войны я слушал по
уличному репродуктору у гостиницы “Метрополь”. Привычная жизнь
оборвалась, все думали об одном: что же теперь будет? Помню, как ве-
чером 22 июня в общежитии говорили о том, что рассчитывать на под-
держку Англии, а следовательно, и США нельзя, ведь переговоры о со-
юзе с Англией и Францией летом 1939 г. оказались сорванными. Гада-
ли, с какой миссией прибыл в мае 1941 г. в Англию Рудольф Гесс - пред-
ставитель Гитлера, и договорится ли он с англичанами. Угнетала мысль
о нашем одиночестве перед лицом страшного врага.
А назавтра в шесть утра радио передало заявление У. Черчилля:
“Мы поможем России и русскому народу всем, чем только сможем.
Опасность для России - это опасность для нас и для Америки”. Мы слу-
шали его слова в нашей комнате в общежитии и восприняли их с огром-
ным духовным облегчением.
В самом начале июля в маленьком клубе Наркомата иностранных
дел, который помещался на втором этаже в том же здании, что и обще-
житие, проходила запись в народное ополчение. Записались все выпуск-
ники ВДШ и большинство сотрудников НКИД. Наркомат обезлюдел.
12
И тогда начался выборочный
отзыв из ополчения и в даль-
нейшем даже с фронта.
Я уже получил извещение
о том, когда мне надлежит
явиться в одну из московских
школ для перехода на казар-
менное положение, но отпра-
виться туда не успел: был ото-
зван в распоряжение НКИД.
Несколько моих товарищей по
ВДШ погибли в ополчении; их
имена значатся на мемориаль-
ной доске в здании Дипломати-
ческой академии на Большом
Козловском.
В НКИД я получил назна-
чение во “вторую Европу” -
так и поныне называют мидов-
цы Второй европейский отдел,
ведавший Англией. Меня оп- В.Г. Трухановский - сотрудник
ределили туда еще до оконча- советского консульства в Иране. 1942 г.
ния ВДШ, там я проходил пра-
ктику, оттуда через четыре
месяца был послан на работу в Иран, где приходилось иметь дело с
английскими представителями, а в 1943 г. вновь вернулся во “вторую
Европу”.
- Принесла ли дипломатическая служба пользу Вам как историку?
- Работа в МИД была отличной школой. Система международных
отношений - это своего рода театр, и мне довелось увидеть изнутри то,
что скрывалось за закрытым занавесом, а иногда даже и за кулисами.
Неоценимое значение для меня как англоведа имела возможность
наблюдать многие процессы вблизи: как делается внешняя политика
Англии, как строятся ее отношения с разными странами, как действуют
ее государственные руководители.
Мне часто приходилось встречаться с английскими представителя-
ми. Сначала в Иране, где я столкнулся с “живой Англией” в лице ее кон-
сульских работников, военных, бизнесменов и сотрудников спецслужб.
Самое сильное впечатление на меня произвел британский военный
представитель в порту Бендер-Шахпур. Я был поражен видом этого
майора в лишенной минимального комфорта обстановке, при отсутст-
вии всякой санитарии и при большой служебной загруженности: в эле-
гантном мундире с иголочки, со стеком в руке, и при нем две собаки
с длинной белоснежной шерстью. Они выглядели еще более ухоженны-
ми, чем их хозяин.
Впоследствии, работая во Втором европейском отделе наркомата,
а затем Министерства иностранных дел, я вплотную познакомился с ан-
глийскими дипломатами, наблюдал вблизи представителей правящих
13
кругов, приезжавших в нашу страну. Забавно, однако, что на земле
“Туманного Альбиона” мне удалось в первый раз побывать лишь после
ухода из МИД в качестве туриста.
Опыт работы в МИД помог мне избавиться от той фетишизации
архивного документа, которая присуща иногда исследователям. Через
мои руки прошло множество дипломатических документов - и наших, и
зарубежных, некоторые из них я сам составлял. Впоследствии все они
отложились в архивные фонды. Однако далеко не каждый документ от-
ражает правду, а тем более всю правду. Поэтому своим ученикам я
обычно советую: не подменяйте цитированием архивных источников
исследовательский анализ.
Меня часто спрашивают: как вы, редактируя журнал “Вопросы ис-
тории” и одновременно заведуя кафедрой в Московском государствен-
ном институте международных отношений (МГИМО), умудрялись при
этом так много писать? И здесь я обязан мидовской закалке. Ответст-
венные документы приходилось писать срочно, в любое время дня
и поздно ночью, не ожидая вдохновения и не всегда в подходящей об-
становке.
Выработалась и своя система: сначала составляю подробный план,
размечаю количество страниц и срок написания и стараюсь строго его
выдерживать. Весьма пригодился также для экономии времени необхо-
димый при составлении дипломатического документа навык точной
и емкой формулировки.
Особой требовательностью и придирчивостью к формулировкам
отличался Вышинский, бывший до 1949 г. заместителем Молотова,
а затем сменивший последнего на посту министра иностранных дел.
- Вы долго работали с А.Я. Вышинским. Ваши впечатления о нем?
- Биография Вышинского известна. Находиться под его началом
было очень трудно. Личностью он был весьма неприятной, но работал
много и старательно.
Режим работы в МИД тогда полностью копировал кремлевский.
Покончишь с делами в два часа ночи, к половине третьего доберешься
до дому, и тут же телефонный звонок. Ехидный голос Вышинского:
“Вы уже устали? А могли бы Вы приехать на пару часиков, чтобы за-
кончить с таким-то вопросом. Машина за Вами уже ушла”.
Сам он отличался большой выносливостью и любил подчеркивать
это. Как-то в конце 40-х годов - ему было тогда далеко за 60 - его по-
мощник в поздний ночной час предложил прервать работу, посколь-
ку Вышинский лишь недавно перенес операцию по удалению аппенди-
цита. “Не говорите ерунды, - оборвал его Вышинский. - Я вполне здо-
ров. Вот вы можете переплыть Дунай? А я еще месяц назад его пере-
плывал”.
У Вышинского была такая манера: свои выступления - на Гене-
ральной ассамблее ООН, например, - он поручал писать четырем ра-
ботникам сразу. Каждый готовил свой вариант. Когда написанное при-
носили, он неизменно раскритиковывал все четыре текста в пух и прах,
при этом не стеснялся в выражениях. На моих глазах Вышинский
швырнул профессору В.М. Хвостову - будущему академику, работав-
14
шему тогда в МИД, - подготовленный им документ со словами: “Забе-
рите ваше профессорское г...!” Всех четверых заставлял переделывать
свои варианты и после переделки говорил: “Теперь лучше. Но пока это
еще не годится. Идите и доведите материал до готовности”.
Изучив привычки Вышинского, мы обычно делали так: в третий
раз приносили ему тот текст, который был им забракован с первого за-
хода. “Вот видите, вы же умеете работать, когда захотите, - говорил
он. - На этот раз получилось”.
Брал наши тексты и писал свой собственный, совершенно отлич-
ный от них вариант. Однажды, в редкую для Вышинского минуту бла-
годушия, мы спросили, зачем нужны наши усилия, если все равно свои
выступления он пишет сам. “Как вы не понимаете, это очень важно, -
ответил он. - Я отталкиваюсь от ваших тезисов, они будят мою мысль”.
Вышинский страшно боялся Сталина. Ездил к нему на доклад по
четвергам и уже загодя, в ожидании этой встречи, приходил в дурное на-
строение. Чем ближе к четвергу, тем мрачнее и раздражительнее он
становился. Мне казалось, что, уезжая на аудиенцию к Сталину, он ни-
когда не был уверен, что вернется с нее обратно. А в пятницу, когда все
уже было позади, позволял себе на пару дней расслабиться. Опытные
люди знали, что именно в эти дни следовало докладывать ему наиболее
сложные дела и обращаться с просьбами по личным вопросам.
В раздражении Вышинский мог сказать своим подчиненным все,
что угодно. Я слышал, как он обещал одному сотруднику бубновый туз
на спину. Мне он однажды пригрозил: “Я вас в лагерную пыль сотру”.
Вина моя заключалась в том, что я показал одной английской делега-
ции - кстати, в полном соответствии с утвержденной свыше програм-
мой визита - Институт нейрохирургии Н.Н. Бурденко. Почему-то это
донельзя рассердило Вышинского. Правда, на моей памяти ни одна из
его угроз не была приведена в исполнение.
- Вы и ваши коллеги боялись этих угроз?
- Конечно, боялись. Но это отнюдь не значит, что мы работали в
МИД из-под палки. Чувствовали огромную ответственность, огромный
интерес к своему делу. Не променяли бы его ни на какое другое.
Мы гордились своей работой, своей страной.
- Вы участник конференции в Сан-Франциско, на которой была
учреждена Организация Объединенных Наций. Чем Вам запомнилось
это событие?
- Прежде всего вспоминается настроение того времени - пожалуй,
такого чувства общего подъема, окрыленности, как весной 1945 г., не
довелось испытать никогда. Наши войска двигались по территории вра-
га, со дня на день ждали взятия Берлина.
То, что меня включили в многочисленную делегацию, готовившую-
ся к отлету на конференцию, добавляло радости: еще бы - стать участ-
ником исторического события такого масштаба! Хотелось, конечно,
и увидеть своими глазами Америку. Вдруг, за неделю до отлета - пе-
чальная весть: умер президент США Франклин Рузвельт. Из членов
“Большой тройки” он был самым активным поборником создания
ООН - хотел, видимо, достичь того, что не удалось его предшественни-
75
ку Вудро Вильсону, ведь созданная последним после первой мировой
войны Лига наций оказалась неприемлемой для США. Думали, что кон-
ференцию отменят. Но все сроки остались в силе, и вскоре с московско-
го Центрального аэродрома, помещавшегося на Ходынском поле, на
месте теперешнего Аэровокзала, поднялись в воздух семь военно-
транспортных самолетов во главе с “Летающей крепостью” с минист-
ром иностранных дел Молотовым на борту. Летели через Казань, Но-
восибирск, Якутск, на Аляску только днем, по ночам летчики отдыха-
ли. Спустя шесть суток прибыли в Сан-Франциско.
Когда нас из аэропорта на машинах доставили в первоклассный
отель “Сан-Фрэнсис”, его огромный холл был до отказа забит жителя-
ми, а главное жительницами города. Они хотели своими глазами посмо-
треть на “этих легендарных русских”. Толпа в светлой пестрой одежде
(здесь, в отличие от холодной Москвы, уже было лето в полном разга-
ре) расступилась, и мы шли по узкому проходу к лифтам в тяжелых дра-
повых пальто и велюровых шляпах - точь-в-точь, как показывают рус-
ских в комедийных западных фильмах. Чувствовали себя при этом, на-
до сказать, весьма неловко.
Вообще отношение к нам рядовых американцев - самое сильное
мое впечатление от Сан-Франциско. По двое, по трое члены делегации
посещали многочисленные собрания жителей города. Когда после
встреченных вежливыми аплодисментами голливудских звезд на сцену
приглашали нас, зал разражался восторженными овациями. На русских
обрушивался шквал дружеских приветствий. Мы смущенно перемина-
лись на сцене под лучами прожекторов, не представляя, как себя дер-
жать. Но это не имело никакого значения. Приветствовали не нас - нас
никто не знал. Приветствовали великую Россию, которую знали все.
По-своему выражал симпатии к нашей стране персонал кафе само-
обслуживания, где часто обедали рядовые члены делегации. При нашем
появлении в дверях слышался возглас: “Рашнз каминг! - Русские
идут!” - и девушки на раздаче накладывали в наши тарелки чуть ли не
тройные порции. О проявлениях подобных чувств к России можно рас-
сказывать долго.
Открытие конференции состоялось в здании мемориального Опер-
ного театра - оно было выстроено в память погибших в первой миро-
вой войне. Теперь, в век телевидения и бурных международных конта-
ктов, такие форумы не в диковинку. Тогда же зрелище разноименной,
разноязычной толпы поражало. В ее восторженно-приподнятом на-
строении, во взаимном радостном дружелюбии как бы светился отблеск
Победы.
Вступительную речь произнес новый президент США Гарри Тру-
мэн. Чувствовалось, что он весьма неравнодушен к вниманию аудито-
рии. Когда стихли аплодисменты после его речи, Трумэн призывно за-
улыбался, глядя в зал, и слушатели вновь захлопали. Так повторялось
три раза. Наконец, государственный секретарь США Эдуард Стеттини-
ус, наблюдавший за происходящим из-за кулис, не стерпел: четким сол-
датским шагом он прошел через всю авансцену к трибуне, взял прези-
дента под руку и увел со сцены под особенно бурные аплодисменты.
16
Многочисленные комитеты, комиссии работали над согласованием
текста Устава ООН, проект которого был подготовлен заранее, в про-
цессе многолетних переговоров. Кроме работы в качестве помощника,
а затем заместителя генерального секретаря делегации, я участвовал в
заседаниях Комитета по международной опеке, где решался вопрос о
будущем колониальных территорий.
На заседаниях комитета мне в течение двух месяцев пришлось близ-
ко наблюдать английского министра по делам колоний лорда Крэнбор-
на. Это был представитель высшей британской аристократии, выходец
из рода лордов Сесилей - последние были заметными действующими
персонажами английской истории на протяжении ряда веков. В его по-
ведении своеобразно сочетались прирожденный аристократизм и под-
черкнутая скромность. Крэнборн с большим искусством отстаивал по-
зицию английского правительства, сформулированную Черчиллем в
его знаменитой фразе: “Я стал первым министром короля не для того,
чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи”.
Лорд Крэнборн действовал совместно с представителями доминио-
нов, из которых наиболее активным был министр иностранных дел
Австралии Герберт Эватт. Темпераментный оратор, он с азартом всту-
пал в дискуссию по любому вопросу. В конце конференции Эватту еди-
ногласно вынесли признательность за энергичное и умелое отстаивание
прав средних и малых народов в отношениях с великими державами.
В вопросе о судьбе колоний у англичан сохранялись серьезные рас-
хождения с американцами, заинтересованными в получении новых воз-
можностей на территории Британской империи. В итоге дипломатиче-
ской борьбы конференция приняла формулу, близкую к предложенной
СССР: система опеки ООН должна вести подопечные территории “в
направлении к самоуправлению и независимости”.
Торжественным событием стало подписание Устава ООН. Кроме
подписывавших документ делегатов, для участия в процедуре пригла-
шались пятеро из числа советников делегации. Я был одним из советни-
ков, приглашенных от советской стороны. От имени Советского Сою-
за Устав подписал наш посол в США А.А. Громыко (Молотов, как и ряд
других министров иностранных дел, улетел из Сан-Франциско раньше,
после согласования основного вопроса - проблем безопасности).
- Вероятно, еще больший след оставило в Вашей памяти участие
в открывшейся в следующем месяце Потсдамской конференции?
- Это было, несомненно, наиболее важное событие в моей мидов-
ской жизни. Когда мой непосредственный начальник, заведующий Вто-
рым европейским отделом К.В. Новиков сказал мне по возвращении из
США: “Ну, теперь собирайтесь на Берлинскую встречу”, - я решил, что
он меня просто разыгрывает. Не мог поверить. Тогда Кирилл Василье-
вич вынул из сейфа список нашей делегации, показал мне мою фами-
лию: “Смотрите, утверждено инстанцией” (такая формулировка была
принята в МИД). На первой странице документа в левом верхнем углу
синим карандашом редкими буквами было написано “Сталин”.
Из Москвы нас доставите ~в Германию по воздуху - на “дугласах”.
С летного поля на военных легковых машинах быстро перевезли в Ба-
2 Россия и Британия Вып 3
17
бельсберг - пригород, где располагались виллы немецкой знати, писа-
телей, актеров, художников. Игра случая сохранила эти виллы в цело-
сти и сохранности, когда советские войска штурмовали Берлин и вокруг
бушевал смерч стали и огня. Каждая делегация имела в Бабельсберге
свой обширный сектор, где она размещалась и постоянно находилась
все время вне официальных заседаний.
Нас поместили в виллу вдвоем с еще одним сотрудником МИД, он
занял первый, я - второй этаж. Когда через много лет я посмотрел
фильм “Семнадцать мгновений весны”, то решил, что именно на нашей
вилле снимались кадры загородного жилья Штирлица.
Война пощадила и замок Цецилиенхоф - резиденцию германских
кронпринцев, где проходили заседания конференции. Как только ее ра-
бота началась, сразу же обнаружились некоторые черты характера
главных участников Берлинской встречи. Эти черты находили отраже-
ние даже в том, как члены “Большой тройки” приезжали на заседания.
В первый же рабочий день наше внимание неожиданно привлек
шум, рев моторов и грохот выхлопов, похожий на стрельбу. Грохот на-
растал, и вскоре ко входу в левое крыло проследовал внушительный
кортеж - мотоциклы со снятыми глушителями, грузовики с автоматчи-
ками, черные машины с охранниками как внутри, так и гроздьями ви-
севшими на подножках. Затем следовал автомобиль с Трумэном, после
которого все повторялось в обратном порядке и завершалось мотоцик-
листами.
Черчилль подъезжал спокойнее: были и мотоциклисты, и грузовик
с автоматчиками, и машины со специальной охраной, но все это без из-
лишнего шума и грохота.
Сталин подъезжал с обратной стороны здания. Между кромкой во-
ды озера и стеной здания замка по дорожке из гравия почти бесшумно
проезжали три черные большие легковые машины. Из средней выхо-
дил Сталин в сопровождении некоторых членов делегации и входил в
дверь, выводившую в сравнительно небольшой, вытянутый прямо-
угольником холл - там собирались все наши сотрудники, которые
должны были присутствовать в зале заседаний. В центре холла находи-
лась тумбочка и на ней черный телефон, рядом стоял генерал-полков-
ник. Сталин спрашивал у него: “Ну как, союзники прибыли?” - Гене-
рал отвечал: “Прибыли”. Еще через минуту-две сообщал: “Направля-
ются в зал заседаний. Можно проходить”. Наши товарищи двигались к
двери и почти всегда оказывались в зале одновременно с американца-
ми и англичанами. До сих пор не понимаю, как достигалась такая син-
хронность.
Когда закрывалась дверь за нашим последним сотрудником, гене-
рал, чуть выждав, снимал трубку телефона и произносил одну и ту же
неизменную фразу: “Лаврентий Павлович, докладывает генерал-пол-
ковник Круглов. Прибыли. Все в порядке. Началось заседание”. Мы,
т.е. средний персонал, были убеждены, что это действовал прямой про-
вод с Москвой. Здесь, в Германии, никто Берию не видел. Правда, в по-
следние годы появились утверждения, что Берия жил в Бабельсберге на
вилле Сталина.
18
В период Потсдамской конференции. 1945 г.
В зале заседаний за круглым столом размещались 15 человек,
по пять от каждой страны. Глава делегации сидел в кресле, остальные
на стульях. С советской стороны за столом обычно сидел А.А. Громы-
ко рядом с американской делегацией, затем переводчик В.Н. Павлов,
далее И.В. Сталин, В.М. Молотов и, наконец, А.Я. Вышинский, справа
от него была английская делегация. Трумэна сопровождал Дж. Бирнс,
не так давно сменивший на посту государственного секретаря своего
предшественника - Стеттиниуса. С Черчиллем сидели министр ино-
странных дел А. Иден и лидер лейбористской партии К. Эттли. Неболь-
шое число советников и других сотрудников занимали второй ряд стуль-
ев за своими делегатами.
В нашей делегации во втором ряду сидели посол в Англии Ф.Т. Гу-
сев, помощники Молотова и Вышинского, заведующие основными от-
делами МИД, генеральный секретарь делегации Новиков, а также со-
ветники, менявшиеся в зависимости от рассматриваемых вопросов.
Мое место было рядом с Новиковым. Иногда во время заседания
приходилось несколько раз выходить из зала в комнаты, где размещал-
ся технический аппарат делегации: по ходу дискуссии требовалось пред-
ставить дополнительные документы и справки или нужно было органи-
зовать срочный перевод распространяемых на конференции материа-
лов, их перепечатку и т.п.
На первом пленарном заседании со мной случился курьез. Я вошел
в зал заседаний через несколько минут после того, как все расселись.
Прямо передо мной оказалось кресло Сталина, он сидел ко мне спиной.
19
И вдруг я увидел большой круглый просвет в его волосах. А ведь мы все
тогда привыкли к парадным портретам, где он был изображен с густой
блестящей шевелюрой. Лысина у Сталина! Это было для меня просто
шоком.
От изумления я застыл, как вкопанный, и вид, наверное, имел неле-
пейший. Сидевший напротив Трумэн заметил мою растерянную физио-
номию и начал весело меня разглядывать, стараясь понять, что же про-
исходит с этим русским. Бдительный Новиков резко дернул меня за ру-
кав и усадил на место. Но Трумэн тот смешной инцидент запомнил и
всякий раз, видя меня в зале, улыбался как старому знакомому.
На конференции обсуждалось множество вопросов: будущее Гер-
мании, обустройство послевоенной Европы, какой будет Польша, ее
границы и многое другое. Казалось, что всем трем участникам конфе-
ренции присуще стремление к компромиссу. Однако вскоре обнару-
жилось, что это далеко не так: ветры “холодной войны” были уже не за
горами.
Члены “Большой тройки” по-разному вели себя за столом перего-
воров. Трумэн был в хорошем настроении, озирался по сторонам, рас-
сматривал окружающих и, казалось, не особо вникал в суть споров. За-
то его помощники были начеку и усердно отстаивали интересы США.
В это время позиция американцев ужесточилась, они чувствовали проч-
ность своего положения и старались максимально ее использовать.
Черчилль был раздражен, заметно нервничал. Очень многослов-
ный, он говорил, упершись тяжелым взглядом в стол перед собой. При-
чина его состояния была ясна: создатель антигитлеровской коалиции,
ее лидер, Черчилль с 1943 г. утратил свою ведущую роль в “Большой
тройке”. Соотношение сил изменилось. Теперь лидировали США, вто-
рое место занял Советский Союз. Вопреки прогнозам союзников он
пришел к финишу не обескровленным, а напротив, набравшим небыва-
лую военную мощь. В Потсдаме среди западных генералов ходили та-
кие разговоры: “Русским нужны только ботинки, чтобы достичь Ла-
Манша, и только приказ, чтобы дойти до Бискайского залива”.
Угроза применения силы с советской стороны ни разу не прозвуча-
ла на конференции, но в поведении Сталина чувствовалось, что он рас-
сматривает военную мощь СССР как важный козырь в переговорах.
В качестве второго козыря он использовал обещание вступить в войну
с Японией (на чем настаивали американцы, стремясь спасти жизни сво-
их солдат). Сталин держался спокойно, уверенно. Раскуривал “Герцего-
вину Флор”, пачка которой всегда лежала перед ним на столе, и внима-
тельно слушал все выступления, пристально глядя на оратора. Когда
оппоненты возражали ему (чаще всего это был Черчилль, темпера-
ментно провозглашавший: “Нет, мы никак не можем принять это рус-
ское предложение!”), Сталин индифферентно замечал: “Ну, что ж, нам
не к спеху; подождем, пока вы будете готовы”.
Однажды удалось как будто достигнуть договоренности по острому
вопросу, и Черчилль взялся сформулировать ее к завтрашнему дню на
бумаге, чтобы утвердить затем соответствующий официальный доку-
мент. Утром он читает свой текст и спрашивает: “Утверждаем?” Ста-
20
лин просит прочесть еще раз, помедленнее. Английский премьер чита-
ет снова. Пауза. “Так мы договаривались вчера, - волнуется Чер-
чилль, - и сейчас можно это утвердить”. “На слух хорошо, - отвечает
неторопливо Сталин, - но надо вчитаться. Давайте распечатаем доку-
мент, раздадим делегациям и затем вернемся к этому вопросу”.
К этому вопросу уже никогда не вернулись: Черчилль понял, что
Сталин передумал.
- Но ведь Черчилль присутствовал на конференции не до конца?
- Да, он вынужден был покинуть ее в связи с результатом парла-
ментских выборов. Это был случай, когда все мировые лидеры оказа-
лись неспособными сделать правильный прогноз об исходе избиратель-
ной кампании в Англии. Выборы проходили 5 июля 1945 г., но объявле-
ние результатов было отложено на три недели, чтобы учесть голоса сол-
дат, находившихся за пределами Англии. Участники Потсдамской кон-
ференции согласились сделать перерыв после девятого пленарного засе-
дания, чтобы Черчилль мог присутствовать 26 июля в Лондоне при объ-
явлении результатов голосования. Он обещал вернуться через 48 часов.
Желая Черчиллю счастливого пути, Сталин спросил, что он думает
об исходе выборов. “Победят консерваторы”, - ответил тот с абсолют-
ной уверенностью. “А что думает об этом господин Эттли?” - спросил
Сталин. Лидер лейбористов сказал, что и он не сомневается в успехе
консервативной партии, но уверен в увеличении числа лейбористских
депутатов в палате общин. Трумэн и Сталин были согласны с этим про-
гнозом - это было видно по их поведению. Так думали и все члены
английской делегации: личный врач Черчилля лорд Моран, уезжая вме-
сте с ним в Лондон, оставил в Потсдаме все свои вещи, чтобы не таскать
их туда и обратно.
Известно, что Черчилль распорядился устроить в своей лондонской
квартире обед для избранного круга в честь победы на выборах. Одна-
ко консерваторы потерпели сокрушительное поражение. Гости тем не
менее пришли, и хозяин, раненный в самое сердце неожиданным фиа-
ско, не смог скрыть перед ними слез обиды и огорчения.
Главой английской делегации на конференцию возвратился из Лон-
дона Эттли - не зря Черчилль брал его с собой в Потсдам. Идена сме-
нил Эрнст Бевин, новый министр иностранных дел, в прошлом видный
профсоюзный деятель.
- Изменилась ли обстановка на конференции после замены руко-
водства английской делегации?
- Да, и очень заметно. Сама личность Черчилля — яркая, экспан-
сивная, оригинальная - вносила особый колорит в официальную проце-
дуру заседаний. Если раньше английский премьер-министр совершенно
затмевал своего министра иностранных дел, то теперь ситуация измени-
лась. Эттли по большей части молчал, но был весьма сосредоточен и
принимал участие в консультациях со своими коллегами по всем проб-
лемам. Ораторствовал же главным образом Бевин, который, в отличие
от Идена, рвался в бой. Хотя Черчилль рекомендовал сохранить Идена
в составе делегации для преемственности, новые лидеры не вняли его
совету.
21
Важнейшая же перемена, как ни парадоксально, проявилась в том,
что лейбористы сразу же показали себя гораздо более несговорчивыми
партнерами, чем их предшественники. Особенно усердствовал по этой
части Бевин, недаром в Англии его стали именовать “лучшим консерва-
тивным министром иностранных дел”. Вскоре обнаружилось, что неко-
торые намечавшиеся при Черчилле и Идене договоренности не будут
санкционированы лейбористами.
Что касается американцев, то я сначала думал, что причина переме-
ны в их поведении после смерти Рузвельта кроется в новой расстановке
сил на мировой арене: не было уже общего врага, борьба против кото-
рого требовала сплочения, и на передний план выдвинулись собствен-
ные интересы стран-союзниц, противоречившие друг другу. Однако по-
ведение англичан за столом переговоров выявило, как мне кажется, и
другую причину. Ни Трумэн, ни Эттли, ни их окружение не имели опы-
та союзнического взаимодействия, не испытывали того “чувства локтя”
с русскими, которое, несмотря ни на что, было присуще и покойному
Рузвельту, и ниспроверженному Черчиллю. Эпоха великого антигитле-
ровского союза кончилась.
- Историки и публицисты неоднократно обыгрывали эпизод, ко-
гда Трумэн сообщил Сталину об изобретении атомного оружия. До-
велось Вам быть свидетелем этого разговора?
- Это очень интересный эпизод. На протяжении ряда лет вначале
англичане, а затем американцы в условиях предельной секретности, не
жалея сил и средств, работали над изготовлением атомной бомбы.
В день прибытия в Потсдам Трумэн получил сообщение о том, что ис-
пытание бомбы прошло успешно, а 21 июля специальный курьер доста-
вил подробный доклад о взрыве. Доклад показали Черчиллю, и он при-
шел в неописуемый восторг. Условились, что 24 июля сразу после засе-
дания Трумэн сообщит о произведенном взрыве Сталину.
Это был первый акт политического использования атомного ору-
жия против Советского Союза. Но связанные с ним расчеты западных
союзников не оправдались.
Разговор Трумэна со Сталиным происходил в присутствии двух де-
сятков людей. Впоследствии я встречал минимум шесть неточных вари-
антов описания этого разговора. Из-под пера известного нашего журна-
листа-международника вышла такая версия: Трумэн взял Сталина под
руку, увлек его на воздух и, прогуливаясь под дубами, окружавшими за-
мок, сообщил об атомной бомбе. Этот рассказ, опубликованный в газе-
те с многомиллионным тиражом, - абсурд. Подобные прогулки совер-
шенно исключались порядком, существовавшим на конференции.
Я хорошо помню, как происходил разговор. По окончании заседа-
ния Трумэн поднялся и направился к Сталину; видя это, тот тоже сделал
пару шагов навстречу. Переводчик Павлов, как обычно, в ту же мину-
ту оказался у локтя Сталина. Президент тихо произнес несколько слов.
Их не было слышно; потом уже от Павлова я узнал, что именно гово-
рил Трумэн. Он сказал, что хочет сообщить Сталину о создании и
успешном испытании принципиально нового, огромной мощности
оружия.
22
Помню, как Черчилль и Иден, стараясь не обнаружить своего инте-
реса, наблюдали за реакцией Сталина. Именно по их настороженности
я понял, что речь между Трумэном и Сталиным идет о чем-то крайне
важном. Сталин молча выслушал президента, кивнул головой и напра-
вился к выходу. Американцы и англичане казались растерянными.
Иден в мемуарах рассказывает: союзники ожидали, что сообщение
о бомбе произведет на русских сильнейшее впечатление, что они тут же
попросят открыть им ее секрет и будут готовы пойти на многое, лишь
бы его заполучить. Видя реакцию Сталина, английские лидеры решили:
тот не понял, о чем идет речь. Он ограничился, по словам Идена, кив-
ком головы и кратким “спасибо”.
Описание Идена вернее многих других, но и в нем имеются две не-
точности. Во-первых, Сталин, конечно, сразу же понял суть дела: он не
только знал о бомбе от советских ученых и из данных разведки, но в
СССР уже несколько лет упорно и успешно работали над созданием
атомного оружия.
А во-вторых, ознакомившись с мемуарами Идена, я специально вы-
яснял у Павлова - слово “спасибо” не было сказано. И думаю, умыш-
ленно: Сталин понимал, что союзники хотят использовать бомбу для
нажима на Советский Союз. За что же тут было благодарить? Неточ-
ность у Идена вполне понятна: английский джентльмен не мог допус-
тить, что кивок головы собеседника не сопровождался обычными в та-
ком случае словами благодарности.
Разнобой в описании одного и того же эпизода на Потсдамской кон-
ференции еще раз подтверждает известную аксиому: наличие большо-
го числа свидетелей отнюдь не способствует установлению истины, но
приводит лишь к множественности версий одного и того же события,
усложняя работу исследователей.
- Ваш уход из МИД был добровольным или вынужденным шагом?
- Не только вынужденным, но и совершенно неожиданным для ме-
ня. Работа шла успешно, я был целиком в нее погружен, не представлял
другой жизни. Мне присвоили ранг советника первого класса, я заведо-
вал одним из важных оперативных отделов министерства. Но когда в
марте 1953 г. министром иностранных дел вновь стал Молотов, нахо-
дившийся в последние годы жизни Сталина в полуопале, последовало
увольнение из МИД ряда руководящих сотрудников. Я оказался одним
из них.
Мы с товарищами по несчастью не раз ломали голову над причиной
нашего увольнения, но так и не пришли к определенному выводу. Ни-
какой мотивировки не содержал и официальный документ о моем от-
числении из министерства. Именно это было самым обидным. Сейчас я
думаю, что дело заключалось либо в собственной антипатии Молотова
к уволенным сотрудникам, либо во влиянии его ближайших помощ-
ников.
Уход из МИД оказался для меня на первых порах тяжелым ударом.
Но оправдалась старая русская пословица: “Нет худа без добра”. Полу-
чилось, что Молотов сотворил для меня великое благо: уйдя целиком
в науку, я начал новую жизнь, и она оказалась для меня счастливой.
23
- За 40 лет Вами написано и издано два десятка книг. Как проте-
кала работа над ними, что Вы думаете о них сегодня?
- После МИД жизнь академического института на первых порах ка-
залась пресной. В ней не хватало того драматизма, напряжения, кото-
рое дает прямое соприкосновение с большой политикой. Я остался один
на один с письменным столом и всю энергию стал вкладывать в свои
книги. В них нашли отражение мои мысли, раздумья, отношение к жиз-
ни и людям. Именно работа над ними в конце концов и запомнилась
больше всего из этого пласта жизни.
Далеко не все мои книги выдержали испытание временем. Но есть
такие, которые живут еще и сейчас. Первой крупной работой стала “Но-
вейшая история Англии”. В 1958 г. еще не изобрели прокрустова ложа в
виде ограничений на объем монографий, и на 39 листах я сказал все, что
хотел. Тогда я впервые попытался сделать книгу читаемой за счет живо-
го языка, использования психологических оценок, объяснения ряда со-
бытий, наряду с прочим, особенностями человеческой натуры.
Из трех томов, посвященных внешней политике Англии в новейшее
время, наиболее основательным мне представляется второй том. Он
был издан у нас на английском языке и успешно продавался в Лондоне
на Чаринг-кросс.
Порадовал меня и читательский успех “Адмирала Нельсона”:
в 1990 г. книга вышла в свет в объединенной Германии; в том же году,
к моему удивлению, она 30-тысячным тиражом была издана на армян-
ском языке в Ереване - после землетрясения, после Карабаха...
По-своему дорога мне монография “Английское ядерное оружие”
(она переведена на четыре языка). Это память о моей работе в составе
Пагуошского комитета, где я встречался с крупнейшими учеными ми-
ра. Беседы с такими прославленными физиками, как Р. Пайерлс,
Б. Фелд, Дж. Кистяковский, М.А. Марков и другие, вдохновили меня
на эту работу.
Своей главной книгой я считаю политическую биографию Черчил-
ля. Я взялся за ее написание, потому что пришел к убеждению: без изу-
чения жизни и деятельности этой выдающейся личности нельзя понять
историю Англии конца XIX-XX в. К тому же хотелось попробовать се-
бя в наиболее интересном для меня жанре - биографическом, хотя я и
не знал еще тогда высказывания другого моего будущего героя - Бенд-
жамина Дизраэли: “Не читайте книг по истории, ничего не читайте,
кроме биографий, ибо в них показана реальная жизнь, без каких-либо
теорий”.
Случилось так, что договорные сроки подпирали, и я решился на
необычный шаг - отдиктовать книгу прямо на машинку. Получивший-
ся в результате такой работы текст после основательной редактуры
стал основой первого издания.
Больше я никогда ничего не диктовал. Это требует очень большой
подготовительной работы, и сам процесс диктовки для меня лично
огромная нагрузка на нервную систему.
Книга нашла читателя и за пределами сообщества историков. Не
скрою, мне было очень приятно, когда ее попросил у меня мой коллега
24
по Пагуошскому движению академик В.А. Энгельгардт (видимо, пото-
мок той семьи, у которой служил ночным сторожем мой дед).
Не менее приятно было и увидеть, как выглядит “Черчилль” из би-
блиотеки академического санатория “Узкое”. Черный томик оказался
зачитанным настолько, что листы начали рассыпаться и библиотекарю
пришлось переплести его кустарным способом. В обмен на новый эк-
земпляр мне презентовали этого “инвалида”, и с тех пор я храню его как
сувенир.
Книга выдержала много изданий (последнее в Москве в 1989 г.) на
русском и других языках. Она широко издавалась и за границей. Не так
давно мой ученик-китаец Ши Цзинсюй привез мне “Черчилля”, выпу-
щенного в Пекине.
Первое издание 1968 г. готовилось в разгар идеологической борь-
бы, в эпоху “холодной войны”, когда Черчилль считался у нас “врагом
№ 1”. Естественно, это сказалось на книге, и не только под воздействи-
ем официальных установок, но и в связи с авторской позицией. Помню,
как я был удивлен, услышав мнение одного коллеги-историка: “Да, Вы
разоблачаете Черчилля, но, прочтя книгу, приходишь к мысли, что как
личность он Вам симпатичен”.
Действительно, личность Черчилля обладает магнетизмом, кото-
рый не мог не повлиять даже на предубежденного автора. От издания к
изданию текст дорабатывался с учетом появлявшихся новых материа-
лов. Постепенно снимались наслоения “холодной войны”, авторский
подход становился менее пристрастным.
А сейчас происходит странная вещь: моя книга значительно благо-
желательнее к национальному герою Великобритании, чем ряд моно-
графий и статей, недавно увидевших свет на его родине. Газета “Таймс”
в начале 1993 г. в передовой статье под заголовком “Другой Черчилль”
писала: “В истории ничто не является неизбежным, за исключением то-
го, что история должна быть переписана”.
Этот тезис вполне подошел бы в качестве девиза для продукции
тех, кто активизировался в последние годы в английской исторической
науке и кого именуют “ревизионистами”. Они объединились в оппози-
цию против традиционной либеральной историографии, которая гово-
рит о прошлых триумфах Британии, о превосходстве ее государствен-
ных учреждений и национальных лидеров. “Ревизионисты” пересматри-
вают трактовку и оценку важнейших событий и фигур английской ис-
тории, начиная от Генриха VIII и кончая Невиллем Чемберленом и
Уинстоном Черчиллем.
Черчиллю особенно достается. То его обвиняют, что, выступая
против гитлеровской Германии, он плясал под дудку определенных кру-
гов, оказавших крупную финансовую поддержку будущему премьеру в
трудное для него время. Некоторые авторы, напротив, договариваются
до того, что изображают Черчилля... немецким агентом.
В первые дни 1993 г. в Англии, а затем в Германии и во Франции
развернулась горячая дискуссия вокруг вышедшей тогда книги англий-
ского историка-ревизиониста Дж. Чармли “Черчилль. Конец славы”.
Автор трудился над своей обширной монографией 15 лет, и она выгля-
25
дит солидным изданием. В работе содержатся некоторые неизвестные
ранее материалы, например о противоречиях и разногласиях в прави-
тельстве и верхушке консервативной партии. Однако главная новация
книги - общий вывод: если бы Великобритания заключила в 1940 г. мир
с Гитлером (а он будто бы готов был пойти на это), то ее судьба, да и
судьба всей Европы сложилась бы более благоприятно.
Вспомним слова Владимира Набокова: “Есть острая забава в том,
чтобы, оглядываясь на прошлое, спрашивать себя, что было бы, если
бы...” “Забавы” Чармли не подкрепляются ни общеизвестными факта-
ми, ни какими-либо новыми документами. Та же газета “Таймс”, между
прочим, замечала в этой связи: “Если бы Британия заключила мир в
1941 г.... Германия господствовала бы над миром от Британии до Укра-
ины”. Опять если бы... И все же не наивно ли со стороны серьезного ис-
торика предполагать, что, добившись господства над всей остальной
Европой, Германия затем не поставила бы и Англию на колени? Что же
касается благоприятной судьбы Европы под владычеством Гитлера, то
об этом лучше судить европейцам, испытавшим на себе прелести фаши-
стской оккупации.
Однако я ушел в сторону от вопроса. Возвращаясь к своим книгам,
скажу в заключение: я благодарен судьбе за то, что она подарила мне
возможность заниматься творческой работой. Ни один другой вид дея-
тельности, по крайней мере из тех, что мне знакомы, не дает такой пи-
щи уму и воображению.
- Что дала Вам как ученому и человеку работа в журнале “Вопро-
сы истории”?
- Очень много. Принципиальным приобретением стало прежде все-
го чрезвычайное расширение и углубление моих профессиональных
знаний. Два высших учебных заведения, интенсивное самообразование
дали в свое время немало, но они не сделали меня историком широкого
профиля. Я был сосредоточен исключительно на областях, в которых
специализировался. Для редактора главного исторического журнала
этого было, конечно, мало.
Я начал с того, что провел серию встреч с ведущими историками,
активно действовавшими в то время. Беседы с ними позволили соста-
вить представление о тех сферах науки, которые требовали первооче-
редного внимания журнала. Я до сих пор благодарен моим советчикам:
они указали мне основные ориентиры в необъятном историографиче-
ском море, помогли наметить стратегическую перспективу работы
журнала, превращенную затем на заседаниях редколлегии в конкрет-
ный долгосрочный план.
В каждодневной работе редакции приходилось сталкиваться с са-
мыми разнообразными, часто неожиданными темами, и я волей-нево-
лей должен был постигать их, составлять по ним свое мнение. Таким
образом, журнал превратился для меня в специфическую “школу
по усовершенствованию”, обучение в которой растянулось на чет-
верть века.
Работа в “Вопросах истории” много дала мне и для моих собствен-
ных исследований. Она показала мне, как важно для историка не замы-
26
каться в узких хронологических пределах, и я обратился в своих книгах
к XIX в.
Подготовка каждого номера к печати - кропотливый и нелегкий
труд. Со всеми материалами я знакомился заранее, узнавал мнения не-
посредственно работавших над ними сотрудников отделов. Это были в
основном квалифицированные и преданные делу люди. Они сами обла-
дали основательными знаниями, а в необходимых случаях советовались
со специалистами со стороны. Существенную научную поддержку ока-
зывали главному редактору его заместители, компетентные и опытные
специалисты - Г.Н. Голиков, очень помогший мне на самом ответствен-
ном, начальном этапе работы, Д.К. Шелестов, Л.К. Шкаренков,
Е.И. Тряпицын. Особенно ценным сотрудником на протяжении многих
лет оставался мой заместитель И.В. Созин, человек обширнейших зна-
ний во всех областях истории, поистине влюбленный в журнал.
Большую роль в работе “Вопросов истории” играла редколлегия.
За время моего редакторства ее состав менялся несколько раз, но, к со-
жалению, в выборе ее членов я был не волен. При согласовании ред-
коллегии в Бюро Отделения истории АН СССР мне еще удавалось
отстаивать свои предложения, но в Отделе науки ЦК с мнением главно-
го редактора считались мало, не раз отводили мои кандидатуры и впи-
сывали другие, иногда навязывая весьма для меня нежелательные.
И все же заседания редколлегии, регулярно проводившиеся раз в месяц,
я вспоминаю с теплым чувством. В ее состав входили в большинстве
своем высококвалифицированные специалисты, каждый имел свою
точку зрения, и развертывавшаяся на заседаниях научная дискуссия ча-
сто приносила мне как историку большую пользу, пополняла мой науч-
ный багаж. Я пытался учесть все мнения, выделить самое важное и на
этом основании сформулировать приемлемое для всех решение; здесь,
кстати, мидовский опыт тоже очень пригодился.
Ценность научных дискуссий на редколлегии ощущал не только я.
Ограничусь лишь одним примером. Как-то я сказал члену редколлегии,
весьма занятому на повседневной основной работе, что он может про-
пускать отдельные заседания, сообщая нам свои замечания в письмен-
ном виде. В ответ я услышал: “А мне очень интересно. На редколлегии
я узнаю для себя много полезного и нового”.
Иногда решение редколлегии не совпадало с моей позицией. Если
оно было отрицательным, материал старались доработать, исправить в
соответствии со сделанными замечаниями. Но случалось, что и это не
помогало и статья забраковывалась окончательно. В таких случаях бы-
вало досадно, но принцип коллегиальности все же соблюдался. Гораздо
неприятнее было получать запрет на ту или иную публикацию извне.
Нередко оказывалось так, что я не имел возможности напечатать
ценный в научном отношении или просто интересный материал, о чем
сожалел тогда и сожалею сейчас. Расскажу лишь о двух случаях, по-
скольку они связаны с известными людьми.
Однажды писатель Константин Симонов предложил нам свою ста-
тью-размышление о начальном этапе Великой Отечественной войны,
критическое осмысление которого тогда только-только начиналось.
27
На заседание редколлегии Симонов пришел с собственной стенографи-
сткой, тщательно записывавшей все суждения. Члены редколлегии вы-
сказали много различных соображений, и хотя часть их представлялась
мне справедливой, все же количество перешло в качество. Симонов ни
с кем не спорил, держался очень спокойно. После обсуждения он встал,
отошел от стола заседаний и несколько минут молчал, глядя в окно. По-
том сказал: “Спасибо. Я буду думать”.
Этот интересный материал в редакцию уже не вернулся.
Второй случай связан с талантливым, оригинально мыслящим исто-
риком Львом Николаевичем Гумилевым, работавшим над теорией эт-
носов. Неоднократно предлагавшиеся им статьи для нашего журнала
несколько раз после обсуждения одобрялись редколлегией, но так и не
были тогда напечатаны. И вновь не по научным соображениям. Доступ
работ Гумилева к читателю - кстати, не только нашего журнала - бло-
кировали влиятельные в академических кругах лица, видевшие в нем
конкурента по исследовательской проблематике.
Лев Николаевич не раз бывал в редакции, мы с ним много и инте-
ресно беседовали, я прочел, по-видимому, все его книги. Однако опуб-
ликовать хотя бы одну работу Гумилева в журнале не смог, так как по-
лучил строгий запрет со стороны академического и цековского руко-
водства. Преодолеть это препятствие мне оказалось не под силу.
Опубликовать свою работу стремится каждый историк, поэтому
портфель редакции всегда оставался туго набитым. Но вот такие мате-
риалы, которые представляли бы собой новый шаг в науке, были ред-
костью. Ощущался дефицит и в статьях, где ставились острые пробле-
мы, выдвигались оригинальные, пусть и спорные, идеи. Нужно иметь в
виду, что журнал читали от корки до корки специально назначенные
для такой работы сотрудники трех отделов ЦК - науки, агитации и
пропаганды, а также международного отдела по их профилю. Не все-
гда эти “читчики” были достаточно грамотны и доброжелательны.
Они усиленно стремились найти какие-либо огрехи политического или
методологического характера - ведь в этом и состояла их работа. Если
они что-нибудь находили, то связывались с Отделением истории АН
СССР и поручали последнему заняться этим вопросом. В наиболее вы-
игрышных, по их мнению, случаях отдел готовил записку на имя секре-
тарей ЦК, сигнализируя об обнаруженном в журнале “ЧП”. Наверху
принималось решение: провести беседу с редактором и предупредить.
Само собой подразумевалось, что в случае повторения подобных ве-
щей последует более радикальное решение. Недавно в журнале “Исто-
рический архив” были опубликованы документы, из которых видно,
что именно по такому сигналу двух сотрудников ЦК был осуществ-
лен разгром “Вопросов истории” при А.М. Панкратовой и Э.Н. Бурд-
жалове.
Эти административные методы обеспечения идеологической дисци-
плины резко отрицательно сказывались на инициативе и творческой де-
ятельности редакции. Журнал делали живые люди; иной раз, бывало,
что, обжегшись на молоке, мы дули на воду. Теперь, задним числом, все
это видится яснее, чем раньше.
28
Однако в целом, вспоминая о работе в “Вопросах истории”, я испы-
тываю удовлетворение. Хочу надеяться, что журнал принес определен-
ную пользу на том этапе науки.
Думаю также, что за долгие годы в редакции мне удалось освоить
трудную науку общения с людьми, и считаю это своим важным приоб-
ретением. Те, кто занимается творчеством (все равно - научным ли, ли-
тературным или художественным), всегда ранимы. Придя в журнал,
я понял, что взаимоотношения редакции с авторским коллективом - это
большое искусство и ему нужно учиться. Может быть, не всегда это
удавалось, но я стремился относиться с уважением к чужому мнению.
Пытался до конца понять позицию автора и, если она меня в чем-то не
устраивала, предлагал решить вопрос компромиссом.
Аппарат редакции с небольшими изменениями сохранялся более
четверти века. Почти со всеми сотрудниками у меня установились доб-
рые, а с некоторыми - по-настоящему дружественные отношения. Бы-
ли, конечно, и сложности, и острые проблемы, конфликты, но не о них
сейчас речь. За 27 лет я привык к журналу, сроднился с ним. Мысленно
даже отождествлял себя с “Вопросами истории”. Но годы берут свое,
и приходится отдавать себе в этом отчет. Согласно английской тради-
ции, нужно уметь уходить вовремя. Я рад, что у меня хватило сил и ра-
зума это сделать.
Больно было мне отрываться от “Вопросов истории”, но я сразу же
засел за новую книгу - “Бенджамин Дизраэли, или История одной неве-
роятной карьеры”, и напряженная работа над ней помогла залечить ра-
ну расставания с журналом. Потом появились новые заботы: Институт
всеобщей истории, Ассоциация англоведов. К тому же мне повезло -
дожил до “полного академика”. Ведь скольких моих коллег - член-кор-
ров судьба лишила этой возможности.
- Вы были избраны в члены-корреспонденты АН СССР в 1964 г.,
а академиком стали лишь в 1992 г. Чем объясняется такой временной
разрыв?
- Наверное, имелись и объективные факторы, но прямо скажу, что
главная причина - субъективного свойства. Впрочем, когда перевалива-
ет за 80, не хочется вспоминать о враждебности, злобе, интригах, с ко-
торыми приходилось сталкиваться на жизненном пути. Лучше помнить
о добром и светлом, что было в прошлом. К примеру, я всегда с благо-
дарностью смотрю на висящую в моем кабинете фотографию прези-
дента Академии наук М.В. Келдыша. Когда в 1968 г. в результате дале-
ких от науки распрей я подал заявление об уходе из “Вопросов исто-
рии”, Келдыш вызвал меня к себе. Состоялся долгий разговор, в итоге
которого я остался в журнале.
В памяти запечатлелось стремление президента самому вникнуть в
ситуацию, разобраться в ней, не перекладывая дело на помощников.
Вскоре по совокупности причин руководство Бюро Отделения истории
АН СССР было заменено. Однако в беседе президента со мной речь
шла главным образом не о моем заявлении. Келдыш глубоко интересо-
вался состоянием исторической науки, ее проблемами. Он вообще при-
давал существенное значение гуманитарным отраслям знания.
29
Мстислав Всеволодович запомнился мне не только как большой
ученый, но и как сильная и своеобразная личность, человек с государ-
ственным складом мышления. Он любил науку и с брезгливостью отно-
сился к тем, кто видел в ней средство для достижения собственных ко-
рыстных целей,
Горько, что так рано Келдыш ушел из жизни. Думаю, его вспоми-
нают добром и другие ученые из моего, тоже уходящего уже поколения.
- Что бы Вы хотели сказать от имени этого поколения тем, кто
идет ему на смену?
- Трудно ответить на такой вопрос в двух словах. Но попробую.
Мое пожелание сводится к следующему: в любой ситуации сохранять
достоинство - человеческое, национальное и профессиональное.
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
ОБ АКАДЕМИКЕ В.Г. ТРУХАНОВСКОМ
А.Б. Давидсон
МАСТЕР
БИОГРАФИЧЕСКОГО ЖАНРА
Хорошо написанная биография
так же редка, как и хорошо прожитая жизнь.
Томас Карлейль
Биографическим жанром Владимир Григорьевич увлекся в первой
половине 60-х, вскоре после того, как был назначен редактором
“Вопросов истории”. Он возглавлял ведущий советский исторический
журнал 27 лет - с 1960 по 1987 г. Это была нелегкая работа, а ведь од-
новременно он писал “Новейшую историю Англии” и ряд других трудов
о международных отношениях и истории Великобритании. И все же те-
перь память о нем, наверно, еще больше связана с книгами об Уинсто-
не Черчилле и Антони Идене, Горацио Нельсоне, Бенджамине Дизраэ-
ли. Они переиздавались (книга о Черчилле - четырежды). Их переводи-
ли на другие языки. Их читают и сейчас.
К сожалению, своих взглядов на биографический жанр Владимир
Григорьевич не опубликовал, хотя и сформулировал их на XIII Между-
народном конгрессе исторических наук в Москве в 1970 г. Он возглав-
лял на нем секцию, посвященную роли биографий в исторической нау-
ке1. Текст его выступления, увы, не сохранился.
Сейчас на прилавках книжных магазинов видишь такое изобилие
биографий - артистов, писателей, политиков, дипломатов, что глаза
разбегаются. Биографический жанр получил в нашей стране призна-
ние. Признан он и как одно из направлений исторической науки. Это
вроде бы бесспорно. Но всегда ли так было? Я не видел пока исследо-
ваний о том, как шло развитие этого направления. Но если кто-нибудь
возьмется за решение этой задачи, ему не миновать будет книг В.Г. Тру-
хановского.
Мое поколение, клонящееся сейчас к закату, в годы учебы почти не
знало исторических биографий. Потребность в них мы, сев на студенче-
скую скамью вскоре после окончания Великой Отечественной войны,
явно ощущали. Но Костомарова не переиздавали, Андре Моруа не пе-
реводили, а своих по-настоящему заслуживающих внимания историче-
ских биографий почти не было.
31
Много лет назад в рецензии на одну из книг Владимира Григорьеви-
ча я писал: «Книги В.Г. Трухановского - “Иден”, “Черчилль” и “Нель-
сон” - заставляют снова задуматься о судьбе биографического жанра в
нашей исторической науке. Разговор о нем, как известно, не раз подни-
мал еще А.С. Пушкин. В “Путешествии в Арзрум” он с горечью отме-
чал, что “замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе сле-
дов”, а в рецензии на один из биографических словарей бросил истори-
кам немало тяжких упреков. А в наши дни - таким ли уж почетом окру-
жен биографический жанр? Многие ли наши ведущие историки отдают
ему свой труд и талант? Не хотелось бы думать, что тут проявляется не-
который снобизм - мол, это все-таки не подлинная наука, а что-то для
настоящего историка второстепенное, как, к сожалению, говорят ино-
гда, с явным оттенком пренебрежения - “научпоп”. Скорее всего, на-
верно, останавливает трудность научно-популярного и научно-художе-
ственного биографического жанра. Карлейль писал, что хорошо напи-
санная биография - такая же редкость, как хорошо прожитая жизнь.
Андре Моруа поправил его, добавив, что “первое встречается куда ре-
же, чем второе”»2.
Без книг В.Г. Трухановского трудно представить становление био-
графического жанра в советской исторической науке и сложности на
этом пути. Не случайно ведь на том московском конгрессе историче-
ских наук о биографиях делали доклады канадец и немец - советских
докладов не было. И не случайно из всех генералов советской истори-
ческой науки в этом жанре выступил тогда только один - Владимир
Григорьевич.
“Нас интересуют не люди, а идеология”
Так было сказано в 1931 г. на объединенном заседании Института
истории и Общества историков-марксистов при Ленинградском отделе-
нии Коммунистической академии. Такой репликой один из основных
докладчиков, М.М. Цвибак, перебил выступление Сигизмунда Натано-
вича Валка3. Если это была лишь реплика на совещании историков,
пусть даже очень ответственном, стоит ли это вспоминать через 70 лет?
Может быть, и не стоило бы, если бы она не отражала дух, господство-
вавший потом десятилетиями.
В течение многих лет выпуск книг-биографий оставался - не знаю
уж, как правильнее сказать, - монополией или привилегией серии
“Жизнь замечательных людей” издательства “Молодая гвардия”. Но
разве редакторы этой серии решали, кто “замечательный”, а кто нет?
Решали на Старой площади, в идеологических отделах Центрального
комитета ВКП(б), а впоследствии КПСС. Да и те немногочисленные
биографии, которые выходили вне этой серии, тоже контролировались
“сверху”: нужна ли советскому читателю книга о том или ином челове-
ке, а если и “нужна”, то какой стороной повернуть его облик.
Критерием зачастую была “прогрессивность”. Только те историче-
ские личности, которые удостаивались оценки прогрессивный, допуска-
лись к включению в издательские планы. Причем и само понятие про-
грессивности менялось в соответствии с изменениями общей политиче-
32
ской и идеологической конъюнктуры. Так, вплоть до середины 50-х го-
дов Мохандаса Ганди, Джавахарлала Неру, Кваме Нкруму следовало
считать буржуазными националистами и издание их биографий пред-
ставлялось делом сомнительным. А с середины 50-х их стали называть
вождями национально-освободительного движения, тут уж они бес-
спорно причислялись к “замечательным”.
Судить о биографическом жанре самые широкие слои населения
Советского Союза могли по “Краткой биографии И.В. Сталина”.
Ее приходилось читать в принудительном порядке, она была обязатель-
на для изучения в сети партийно-политического образования, которая
охватывала все организации и учреждения нашего бескрайнего госу-
дарства.
Что же до тех исторических личностей, которые не укладывались в
понятие прогрессивные, то путь к изданию их биографий был, как прави-
ло, закрыт. Исключения из этого правила крайне редки. Самое запоми-
нающееся исключение - “Наполеон” Е.В. Тарле. Но у этой книги судьба
особая. Существует версия, что Сталин, утвердившись у власти, поощрял
идею о роли великой личности в политике и что это помогло Алексею
Толстому в издании большими тиражами его “Петра Первого”, а Сергею
Эйзенштейну - в выпуске первой серии фильма об Иване Грозном.
А о появлении “Наполеона” историк-англовед Николай Александ-
рович Ерофеев рассказывал мне, что идея принадлежала Карлу Радеку.
Это он подсказал вернувшемуся из ссылки Тарле, что такая книга не
только не вызовет гнева у “хозяина”, а, наоборот, будет приветство-
ваться. Ерофеев в 30-е годы работал вместе с Радеком в “Известиях”,
там он и слышал об этом.
Все ограничения касались не только биографий “буржуазных” по-
литиков и государственных деятелей. И даже не только биографиче-
ского жанра в целом. Они распространялись на все, что на Западе име-
нуют “человеческим фактором”. Не поощрялось ведь и издание мемуа-
ров. До ликвидации издательства “Academia” выходили воспоминания
артистов, потом, с конца 30-х годов, и они почти исчезли. Изданными
вскоре после войны мемуарами кораблестроителя академика
А.Н. Крылова зачитывались не только из-за того, что они прекрасно
написаны, но и потому, что мемуары вообще были редкостью, особен-
но мемуары наших современников.
Сталинская политика запретов продолжалась и при Н.С. Хрущеве,
а потом - что вполне закономерно - ударила и по нему самому. Вопрос
о мемуарах Хрущева обсуждался на заседании Политбюро ЦК КПСС.
Докладывал Ю.В. Андропов, глава КГБ. И 3 марта 1968 г. было приня-
то решение: “Андропову усилить наблюдение за этой работой и при-
нять меры к изъятию материалов. А через некоторое время, может
быть, следует вызвать т. Хрущева в ЦК КПСС и предложить ему пре-
кратить эту работу”. Как известно, воспоминания Хрущева появились
сперва за рубежом, а в нашей стране - лишь в конце 80-х годов, когда
приоткрылись те архивы, что были прежде за семью печатями.
Досталось и полководцу Великой Отечественной войны маршалу
Г.К. Жукову. На том же заседании Политбюро речь шла и о его воспо-
3 Россия и Британия Вып 3
33
минаниях. И другой маршал, член Политбюро А.А. Гречко, сказал
о своем предшественнике на посту министра обороны: “О мемуарах
Жукова мы сейчас пишем свое заключение. Там много ненужного и
вредного”. Л.И. Брежнев обобщил: “У нас появилось за последнее вре-
мя много мемуарной литературы... Почему у нас стало так свободно с
этим вопросом?”4 Правда, это не помешало самому Брежневу потом
опубликовать свои воспоминания, но все мы знаем им цену.
Что же касается руководства исторической наукой, то и тут биогра-
фический жанр был не в чести. Поощрялись коллективные моногра-
фии, прежде всего на темы, связанные с историей революционных и на-
ционально-освободительных движений, критикой капитализма и его
идеологии и утверждением приоритета нашей страны в прогрессе чело-
вечества. А биографии трудно написать коллективом, должен быть ка-
кой-то единый стиль, единая манера письма, не говоря уже о едином
подходе.
Вот та атмосфера, в которой В.Г. Трухановский решился взяться за
биографический жанр. Спустя три десятилетия он говорил как о чем-то
обыденном и простом: “...хотелось попробовать себя в наиболее инте-
ресном для меня жанре - биографическом”5.
Но все было совсем не так просто. От слова “хотелось” до осущест-
вления замысла стояли высокие и мощные преграды, которые предсто-
яло пробить.
Challenge
В первую очередь В.Г. Трухановский был англоведом. И я не раз
слышал от него английское слово “challenge”. В русском языке, пожа-
луй, нет вполне точного синонима, буквальный перевод - вызов. Под-
разумевается прежде всего вызов на соревнование, состязание. Это сло-
во распространено в Великобритании неизмеримо шире, чем в России
слово “вызов”.
Книги Владимира Григорьевича, во всяком случае первые - о Чер-
чилле и Идене, - это, несомненно, challenge. И настроениям “верхов”,
и традиции, существовавшей тогда в среде самих историков. Да, пожа-
луй, и его собственным прежним взглядам, на которые не могли не по-
влиять идеи классовой борьбы и нетерпимости к “растленному” Западу.
Ведь о ком он захотел писать? Как раз о тех, кто никак не мог счи-
таться “замечательными”. Больше того, о тех, кого считали лютыми
врагами советского режима. Ну, добро бы еще стал готовить о них па-
сквили, памфлеты. Нет, принялся изучать и писать их биографии. А как
смотрели тогда на Черчилля? Из одной энциклопедии в другую, из од-
ного справочника в другой переходило: типичный империалист, ярый
враг социализма и Советского Союза.
Даже в “Дипломатическом словаре”, где, уже исходя из самого на-
звания, формулировки должны бы быть дипломатичными, говорилось
так: «Закоренелая вражда к стране социализма - основная линия, кото-
рая проходит через всю его политическую жизнь. Еще в 1919-21, зани-
мая пост военного министра, Ч. возглавил “крестовый поход” против
большевиков. Он играл решающую роль в организации интервенции и
34
широкой поддержки российской контрреволюции... Он применял про-
тив Советской России все средства - военные, политические, экономи-
ческие, окружил ее кольцом блокады... Во время второй мировой вой-
ны Черчилль “двурушничал”, хотел создать “барьер” против Советско-
го Союза». “Послевоенная позиция Ч., позиция поджигателя третьей
мировой войны”6.
Из всех государственных деятелей Запада, да и всего мира, никому
советская пропаганда не создала такого образа врага, как Черчиллю.
Именно после речи, которую он произнес 5 марта 1946 г. в Фултоне в
присутствии президента Трумэна, его объявили главным зачинщиком
“холодной войны” и поджигателем новой, третьей мировой бойни. Так
что с оценкой Черчилля считалось все ясно. Зачем еще подробности о
его жизни? По законам советской пропаганды ничего общечеловече-
ского у врага разглядывать не надо - это может лишь ослабить нена-
висть к нему.
Как же писать книгу о нем! А затем и об Идене, его преемнике, во
всем следовавшем ему?
Правда, Владимир Григорьевич начал готовить книгу о Черчилле,
когда тот уже удалился от дел. Но образ его в пропаганде сохранялся.
Впоследствии Трухановский говорил: «Первое издание 1968 г. гото-
вилось в разгар идеологической борьбы, в эпоху “холодной войны”, ко-
гда Черчилль считался у нас “врагом № 1”. Естественно, это сказалось
на книге, и не только под воздействием официальных установок, но и в
связи с авторской позицией. Помню, как я был удивлен, услышав мне-
ние одного коллеги-историка: “Да, Вы разоблачаете Черчилля, но, про-
чтя книгу, приходишь к мысли, что как личность он Вам симпатичен”.
Действительно, личность Черчилля обладает магнетизмом, который не
мог не повлиять даже на предубежденного автора»7.
Разумеется, Владимир Григорьевич отдал дань принятому тогда
мнению. Из 12 глав его книги о Черчилле 2 названы: “Великий ненави-
стник Советской России” и «Знаменосец “холодной войны”». Но ведь
это и правда. Черчилль действительно ненавидел советский режим, так
что тут автор не погрешил против истины.
Работая над образом Черчилля, Владимир Григорьевич старался уз-
нать и учесть мнения многих очевидцев событий. Одно из свиде-
тельств - сохранившаяся в его личном архиве переписка с Александром
Вертом (Владимир Григорьевич, исходя из российского происхождения
этого известного журналиста, называл его Александром Александро-
вичем). Приведу только одно место из письма Верта от 22 июня 1968 г.:
«Насчет Черчилля - у меня особое мнение: фигура он, конечно,
скорее одиозная - интервенция, 2-й фронт, Фультон и, еще хуже, его
выступления в Лландудно в 48 г. в пользу превентивной войны. Но, с
другой стороны, его роль в 1940 г. была крайне положительной. Если
бы он не заменил Чемберлена, то я не исключаю возможности “похаб-
ного” мира с Гитлером. Хотя народ в Англии держался хорошо, на “вер-
хах” было больше пораженчества, чем обычно думают. Возьмите, на-
пример, герцога Виндзорского (б. Эдуарда VIII); мог бы Вам кое-что
о нем рассказать. Были, кроме того, в Англии мюнхенцы, кандидаты в
35
английские Петэны и Давали и пр. Если бы не Черчилль, то они бы, не-
сомненно, подняли голову. Пораженчество было и у некоторых “ле-
вых”; помню редактора Нью Стэтсмена Кинфлей Мартина. Когда я уд-
рал из Франции и прибыл в Лондон 22 июня 1940 г., он меня приветст-
вовал словами: “Стоило Вам удирать из Франции? Все равно Гитлер
прибудет в Лондон через 2 недели! ”» [правописание Верта я сохранил. -
Авт.],
Трухановский шаг за шагом переосмысливал образ Черчилля. «От
издания к изданию текст дорабатывался с учетом появлявшихся новых
материалов. Постепенно снимались наслоения “холодной войны”, ав-
торский подход становился менее пристрастным»8. Так читатели в на-
шей стране впервые получили представление о жизни одного из самых
крупных государственных деятелей XX столетия.
На пути Трухановского стояли не только препятствия, созданные
нашей отечественной пропагандой. О Черчилле вообще судить трудно.
Его жизнь была долгой. Он перешагнул в десятый десяток. Когда ему
было около 70-ти, одна лондонская компания кинохроники создала
группу кинооператоров, которой было поручено снять документаль-
ный фильм о похоронах Черчилля. Трое из них умерли, не дождавшись
его похорон9.
Ни один государственный деятель XX столетия не продержался на
сцене мировой политики так долго. Членом британского парламента
Черчилль пробыл, с небольшим перерывом, 65 лет. Он активно участ-
вовал буквально во всех мировых событиях XX столетия вплоть до сво-
ей окончательной отставки с поста премьер-министра Великобритании
в 1955 г.
“Ни об одном современном политическом деятеле не написано
столько книг и статей”10. Не только в библиотеках, но и в книжных ма-
газинах англоязычных стран есть особый отдел - “черчиллиана”.
И в этой литературе - бесконечное число свидетельств, оценок и мне-
ний, прямо противоположных друг другу. Все это Владимиру Григорье-
вичу приходилось преодолевать.
Конечно, когда судишь о книгах, подготовленных в 60-70-е годы и
даже несколько позднее, приходится учитывать цензуру, самоцензуру и,
еще важнее, общие представления, бытовавшие в нашем сознании.
В.Г. Трухановский все же сумел показать своих героев и как государст-
венных деятелей, и как людей - в личной жизни, в быту, в отношениях
с семьей и друзьями. Больше же всего он рисует портреты своих героев
на фоне британской и мировой истории. Убеждаешься, насколько тес-
но их взлеты и падения были связаны с переменами в мире, как зависи-
мы от этих перемен их судьбы.
Читателю становится вполне очевидной подоплека бесславного
ухода Идена с политической арены в самом, казалось бы, расцвете сил,
когда ему не было еще 60-ти, после всего лишь 21 месяца, проведенно-
го в долгожданном кресле главы английского правительства. Вырос-
ший и воспитанный в пору могущества Британской империи, над кото-
рой “никогда не заходит солнце”, он, как и Черчилль, стремился не до-
пустить мысли, что дожил до ее заката и распада. Потому-то, став пре-
36
мьером, он действовал, сообразуясь с уже уходящей реальностью, а не с
новой, неотвратимо надвигавшейся, и в результате привел страну к од-
ному из позорных унижений в 1956 г., во время Суэцкого кризиса.
Да и сам Черчилль. Ему, громогласно заявившему: “Я не для того
стал первым министром Его Величества, чтобы председательствовать
при роспуске Британской империи”, - все-таки пришлось выступить
в этой самой роли.
И тайное и явное в сплетении судеб этих людей с мировыми собы-
тиями становится очевидней, когда читаешь книги Владимира Григорь-
евича.
Последняя книга
Две последние книги Трухановский писал в обстановке, которая
уже не противодействовала биографическому жанру. Плотина была
прорвана. Но все же исчезли далеко не все табу. К тому же в кругу про-
фессиональных историков не до конца выветрилось высокомерное от-
ношение к этому жанру, как более подходящему для публициста и писа-
теля, а не для уважаемого ученого.
Главное же, на смену одним помехам нередко приходили другие.
В начале 90-х годов тиражи книг падали. Издавать их становилось все
труднее уже по финансовым причинам. И если первые книги Труханов-
ского печатались десятками тысяч экземпляров, переиздавались, пере-
водились на другие языки, то издание последней встретилось с больши-
ми трудностями. Когда же она все-таки вышла, то тираж составил все-
го 3 тыс. экземпляров. А она-то, мне кажется, как раз лучшая. Лебеди-
ная песнь автора. Об этой работе Владимира Григорьевича хотелось бы
поговорить подробнее.
Черчилль и Иден и до книг Трухановского были уже широко из-
вестны в нашей стране. Адмирал Нельсон тоже - хотя бы по фильму
“Леди Гамильтон”. Бенджамин Дизраэли куда менее знаком. Для боль-
шинства читателей знания о нем - это лишь несколько фраз в учебни-
ках по истории: что был такой империалист, объявивший английскую
королеву императрицей Индии.
А человек он интересный. Поражает разносторонность его способ-
ностей. Политик, чрезвычайно практичный в своих действиях (именно
он ввел в английский язык выражение “практическая политика”).
Блестящий оратор. Автор многих романов, которые вошли в историю
английской литературы. Некоторые из них переводились и в России.
Дизраэли, считал В.Г. Трухановский, открыл для Англии жанр полити-
ческого романа: писал романы даже тогда, когда, уходя с поста пре-
мьер-министра, ожидал нового прихода к власти. Незадолго до смерти
он окончил роман “Эндемион” и сразу же принялся за следующий, на-
звав его “Фальконет”.
Своей работой о лорде Бентинке “Дизраэли продемонстрировал
значение биографий для понимания исторического процесса. Если он и
не был основоположником жанра политической биографии (этот воп-
рос требует дополнительного изучения), то, бесспорно, внес заметный
вклад в литературу этого жанра”11.
37
Но в историю Дизраэли вошел прежде всего, конечно, как политик.
Политическую карьеру он делал разными способами. Далеко не все они
безупречны - и на пути к парламенту, и за почти 40 лет работы в нем,
и за два срока премьерства. Обстоятельный рассказ обо всем этом рас-
крывает не только приемы, которые использовал Бенджамин Дизраэ-
ли, и не только механизмы британской политической машины того вре-
мени. Он подтверждает и более общую мысль, что карьера политика -
зачастую - была делом не чистым. Как не перепачкаться, если пыта-
ешься залезть на вершину шеста, который, по словам самого же Дизра-
эли, обильно смазан чем-то очень скользким? В известном анекдоте
отец говорит сыну: “Ты знаешь, что получается с такими маленькими
лгунами, как ты? Они потом идут в политику”.
Но Трухановский, пожалуй впервые в отечественной литературе,
отдал дань и тому позитивному, что Дизраэли внес в развитие своей
страны. Он выступал против сурового обращения с чартистами, а в
дальнейшем активно содействовал проведению избирательной рефор-
мы 1867 г., приведшей к большей демократизации британской общест-
венной жизни. “Дизраэли принимает смелое и мудрое решение бросить
тактику проволочек”12. “Его заслуги в проведении реформы признают-
ся бесспорными сегодня, так их расценивали и в 1867 г.”13. А в 1868 г.,
когда Дизраэли стал премьер-министром, “был проведен закон о борь-
бе с коррупцией во время выборов в палату общин. Это была первая и
довольно результативная попытка бороться с подкупом во время выбо-
ров - широко распространенным и общепризнанным, цинично практи-
куемым злом, о котором так много писали периодическая печать, поли-
тическая и художественная литература. Принималось законодательство
об улучшении работы общественных школ, железных дорог, юридиче-
ской системы Шотландии. Правительство провело закон, который мо-
жет считаться первой мерой в области национализации: почтовому ве-
домству было разрешено купить телеграфные компании, находившиеся
в частном владении. Была назначена королевская комиссия по пересмо-
тру законодательства о санитарном состоянии страны”14.
И в целом «Дизраэли - и это делает ему честь - понимал лучше
многих значение “человеческого фактора” и поэтому выступал за про-
ведение регулируемых социальных реформ с целью поддержания соци-
ального мира»15.
Читая эту книгу, яснее понимаешь - и это ее важный научный вы-
вод, - почему Великобритания тогда, да и потом, вплоть до наших дней,
избежала тех революционных потрясений, которые заливали кровью
большинство стран Европы.
На широком историческом полотне читатель видит образ не толь-
ко прагматичного и циничного политика, но и образованного человека.
Его отец, которого ценили Байрон и Вальтер Скотт, собрал библиоте-
ку в 25 тыс. томов - даже в наше время это редкость. Будущему поли-
тику и писателю она заменила и законченное среднее образование
и университет. В старости он говорил, что больше всего любит деревья
и книги. “Дизраэли очень любил книгу, по-настоящему любил, из нее он
черпал мудрость и знание жизни как для литературной, так и государст-
38
венной деятельности”16. Это отличает его от многих политиков про-
шлого и настоящего, которые успевали читать только газеты, да, мо-
жет быть, ничего другого и не хотели. Так что к Дизраэли никак нель-
зя отнести характеристику, которую дал политикам саркастический
Бернард Шоу, - они ничего не знают, но уверены, что знают все.
Трухановский отдал дань и мужеству Дизраэли - не только полити-
ческому, но и личному. Он не останавливался перед тем, чтобы вызы-
вать противников на дуэль.
Книга помогает понять психологический облик викторианской
Англии. Автор отмечает, что “особенности духовного развития англий-
ского общества в XIX в. породили в викторианский век особые лицеме-
рие и ханжество, ставшие надолго отличительной чертой английской
государственной политической и общественной жизни”17. Но приведен-
ный в книге богатейший материал о жизни Англии тех времен подводит
читателя к мысли, что это была лишь одна черта и что ее надо обяза-
тельно видеть в сочетании с рядом других.
К сожалению, у нас с давних времен стереотипом викторианства
считалось высокомерие, лицемерие, чванство. Такой образ вошел даже
в лучшие произведения литературы. Анна Ахматова писала о временах
своего детства:
А с Запада несло викторианским чванством...
Но викторианская эпоха - это не только чванство. Это время сыг-
рало важнейшую роль в становлении тех черт, за которые нельзя не
уважать английских рабочих, чиновников, бизнесменов: четкость и обя-
зательность, чувство долга, этика деловых отношений. Обо всем этом
книга дает яркое представление.
Лицемерие? Возможно, парламентские режимы нуждаются в нем
больше, чем авторитарные и тоталитарные: эти действуют дубинкой.
К тому же благодаря более либеральным порядкам англичане могли
открыто обсуждать и обличать худые черты своей страны. Поэтому яз-
вы Великобритании становились очевидными всему миру.
Чванство? Только ли в Англии оно проявлялось. Разве меньше его
было в Германии после победы во франко-прусской войне? У кайзера
Вильгельма II высокомерие и чванливость были, кажется, главными
чертами характера. А наш император Николай I говорил: “Меня совер-
шенно не интересует, что скажут обо мне французы; плевать я на это
хотел”18. Николай II незадолго до своего свержения холодно и чопорно
бросил в лицо французскому послу Морису Палеологу: “Вы мне гово-
рите, господин посол, что я должен заслужить доверие моего народа.
Не следует ли скорее народу заслужить мое доверие?”19. А слова Алек-
сандра III, что, когда русский царь рыбу удит, Европа может подож-
дать? У профессиональных патриотов такие высказывания вызывали
приступ гордости.
Трухановский привел слова А.И. Герцена: “Англичанин не имеет
особой любви к иностранцам; еще меньше к изгнанникам, которых счи-
тает бедняками, а этого порока он не прощает, но за право убежища он
держится; безнаказанно касаться его не позволяет, так точно, как ка-
39
саться до права митингов, до свободы книгопечатания”20. Так что, хотя
и не было у англичан пылкой любви к иностранцам (у каких народов
она так уж сильна?), но ведь эмигранты из многих стран, в том числе и
из России, как и сам Герцен, предпочитали почему-то именно Англию.
И викторианская Англия стала тогда единственной европейской
страной, где инородец, больше того, еврей, мог взойти на вершину вла-
сти. Во время выборов в парламент Дизраэли слышал выкрики: “Шей-
лок”, - и все же его выбирали. Трухановский назвал свою книгу “... Ис-
тория одной невероятной карьеры”. В викторианской Англии карьера
Дизраэли, при всей своей невероятности, все же состоялась.
Один из разделов книги назван “Русофобия в Англии”. Автор счи-
тал эту тему очень важной и писал: “К сожалению, нельзя сказать, что
русофобия принадлежит прошлому”21. Он скрупулезно рассматривает
развитие английской русофобии в XIX в. Приводит мнения современ-
ных английских историков. И справедливо утверждает: “Сегодня ряд
историков-международников считают проблему русофобии в Англии
безусловно актуальной и поэтому занимаются ее исследованием”22.
Это неизбежно наводит на мысль, что должна изучаться и другая
сторона - англофобия в России. Кажется, никто у нас еще не анализи-
ровал отечественной англофобии. Этой темы коснулся Н.А. Ерофеев в
книге “Туманный Альбион”. Но специально, кажется, у нас никогда не
рассматривались истоки и тенденции отечественной англофобии, такой
распространенной во второй половине XIX в. Антибританскими выпа-
дами пестрели газеты и журналы самых, казалось бы, разных направле-
ний. В Англии были в ходу антирусские стихи и песни. В России: “вое-
вода Пальмерстон”, “англичанка гадит”.
Для взаимопонимания с другими странами и народами, наверно, не-
достаточно изучать только чужие предрассудки. А.И. Солженицыну
принадлежит гневная статья “Чем грозит Америке плохое понимание
России”23. Ну, а чем грозит нам плохое понимание Америки и других
стран? Разумеется, в книге об Англии для автора важна была одна сто-
рона проблемы. Но она приводит к мысли и о другой стороне.
Долгое время отечественные историки старались обходить молча-
нием личную жизнь тех, о ком они писали. Е.В. Тарле в своем “Наполе-
оне” отказался уделить сколько-либо значительное внимание этой те-
ме. Он ограничился несколькими фразами в начале книги, в первой гла-
ве, прямо так и сказав: “Чтобы уже покончить с этим вопросом и боль-
ше к нему не возвращаться”. Почему? Сам Тарле объяснил это так:
“Никто вообще из женщин, с которыми на своем веку интимно сбли-
жался Наполеон, никогда сколько-нибудь заметного влияния на него не
только не имел, но и не домогался”24.
Никто... Никогда... Даже сколько-нибудь... Такая категоричность
редко бывает верной. И как поверить, что эта сфера жизни, столь важ-
ная почти для каждого, была у кого-то наглухо отрезана от всех осталь-
ных! Бывает такое? И разве влияют на нас только те, чье влияние мы
сознаем сами? Но даже если поверить, что так оно и было и что дейст-
вительно никто из женщин влияния на Наполеона не оказал, разве не
характеризует его личность уже то, каких женщин он выбирал? Так что
40
“покончить с этим вопросом и больше к нему не возвращаться” - не
лучший метод исследования.
“Женщины играли в общественной и политической жизни Дизраэ-
ли очень важную роль”, - писал В.Г. Трухановский. Он привел рассуж-
дения из романа Дизраэли “Генриетта Темпл”: “Женщина-друг, друже-
ски относящаяся к вам, умная и преданная, является достоянием более
ценным, чем парки и дворцы. И без такой музы очень немногие мужчи-
ны могут преуспеть в жизни и ни один из них не может быть полностью
доволен жизнью”. И констатировал: “Нет сомнений, что это взгляды
самого Дизраэли, причем он их исповедовал и в последние годы жиз-
ни”25. Очевидно, с этим солидарен и автор: он посвятил эту книгу, как и
книгу об адмирале Нельсоне, своей жене, Наталье Георгиевне Думо-
вой.
Владимир Григорьевич любил цитировать яркие мысли тех, о ком
писал. Но не менее интересны мысли самого автора. Они рассыпаны по
книгам как бы вскользь. Не буду их приводить - читатели их увидят и
оценят сами, даже если с какими-то и не согласятся. Это мысли истори-
ка, политика, литератора, дипломата. И, важнее всего, просто челове-
ка, который готов поделиться с читателями своим жизненным опытом
и делает это без крикливости, не выпячивая себя. Его книги заставляют
читателя задуматься не только над судьбой его героев, а намного ши-
ре - над тем, что происходит вокруг нас. За страницами видишь челове-
ка, разговоривающего с читателем напрямую, как бы поднимаясь над
событиями, о которых идет речь. Яркость его книгам придает и иронич-
ный, саркастический ум автора, парадоксальность его мышления и уме-
ние видеть парадоксальность характеров и событий.
Его мысли о биографическом жанре
Эта моя статья о Владимире Григорьевиче готовилась после его
кончины для журнала “Новая и новейшая история”. Тогда я и написал,
что о взглядах В.Г. Трухановского на биографический жанр мы можем
судить по его книгам о тех или иных исторических личностях, но что
все-таки этих взглядов он, увы, нигде не сформулировал. И что, если он
и сделал это, возглавляя на XIII Международном конгрессе историков
секцию, посвященную роли биографии в исторической науке, то текст
его выступления не сохранился.
Но потом, разбирая бумаги Владимира Григорьевича, Наталья Ге-
оргиевна все же нашла его давние рассуждения о биографическом жан-
ре. Это ответы на вопросы журнала “Молодая гвардия”. Текст не от-
шлифован и впоследствии не был опубликован. Тем не менее взгляды
Владимира Григорьевича тут сформулированы, хотя и кратко. Поэтому
мне показалось, что стоит привести этот текст целиком. Вот он:
« - Почему Вы обратились к биографическому жанру?
- Жанр жизнеописаний выдающихся людей - политических и госу-
дарственных деятелей, революционеров, отдавших жизнь во имя луч-
шего будущего своего народа, крупных полководцев, а также ученых,
представителей культуры и искусства - весьма популярен среди как со-
ветских, так и зарубежных читателей. Свидетельство тому - заслужен-
41
ное внимание читателей, например, к многотомной серии “Жизнь заме-
чательных людей”. Вне этой серии также появляются книги-биогра-
фии, привлекающие к себе активное внимание. Тиражи этих книг дос-
таточно велики, и тем не менее на лучшие из них всегда очереди в биб-
лиотеках. За рубежом, во многих странах, наблюдается изобилие книг
такого рода.
Почему я обратился к этому жанру? На протяжении значительно-
го периода времени я написал ряд исследований по истории Англии и
международных отношений в традиционной монографической манере.
В процессе этой работы я столкнулся с рядом деятелей, сыгравших
важную роль в истории Англии. Постепенно меня все более и более
интересовало, что это за люди, каковы их характеры, каков их внут-
ренний мир.
Общие исторические работы ответ на эти вопросы не дают или да-
ют очень краткий. Известно положение, что историю делают люди. Вот
у меня и появилось желание более пристально всмотреться в тех людей,
которые оставили наиболее заметный след в истории. Оказывается, что
“замечательные люди”, как и все остальные, полны противоречий, об-
ладают различными характерами, часто вступают в противоречие со
здравым смыслом и логикой, одержимы эмоциями, различными убежде-
ниями и предубеждениями. Разумеется, [исторические события] опреде-
ляются, прежде всего, объективно складывающимися условиями, соот-
ношением политических и классовых сил и многими иными аналогичны-
ми объективными факторами. Однако характер того или иного деятеля
накладывает отпечаток на его поведение, определяет в значительной
мере его поступки, следовательно политику страны. Именно поэтому
разные люди в одинаковой ситуации поступают по-разному.
“Замечательные люди” подвержены “обратной связи”. Не только
они влияют на события, но ход истории воздействует на их взгляды, убе-
ждения, поступки. С годами увеличивается жизненный опыт, накаплива-
ется информация, и в результате люди меняются. Так история формиру-
ет, делает людей. Это сложный и трудный для выявления и исследования
процесс, но он сопровождает любого деятеля на его жизненном пути.
То, что все люди разные, - истина старая. Она относится в полной
мере и к “замечательным”. Поразительно, как много наряду с людьми
большого таланта, ясной цели, твердости убеждений, силой воли (среди
тех, кого случай, судьба, стечение обстоятельств вознесли на высокие
должности и посты и дали им власть) людей серых, посредственных, не
обладающих ни значительным умом, ни характером. Они ведь тоже
действуют и оставляют свой след. Правда, великие времена в истории
стран и народов обычно выдвигают и великих лидеров. А в “нормаль-
ное” спокойное время вполне может преуспеть и посредственность.
Читатели, как правило, любят книги на исторические темы. Это ес-
тественно. Им хочется знать, что было с их народом и страной на про-
тяжении многих веков, как жили их предки. Любовь к истории порож-
дается любовью к своей родине и народу, и в то же время знание фак-
тов истории усиливает любовь к родине, укрепляет благородное чувст-
во патриотизма. Отсюда и естественная тяга у читателя узнать не толь-
42
ко важнейшие исторические события, проследить закономерности раз-
вития страны, но и познакомиться с людьми, которые играли видную
роль в прошлом народа, понять, что это были за люди, каковы были
их характеры, психология, их реакция на события. В поисках ответа на
эти вопросы читатель и обращается к историческим биографиям.
Знакомясь с ними, читатель встречается с более конкретной, жи-
вой, выпуклой историей. Такие работы, если они сделаны на достаточ-
но высоком научном и литературном уровне, оказывают сильное эмо-
циональное воздействие на читателя. И, как следствие, знание им исто-
рии становится более ярким и прочным.
Биографический жанр - это не только сильное средство вооруже-
ния широких кругов нашего общества историческими знаниями, но и
способ закрепления этих знаний.
- Всякая ли биографическая книга несет ту полезную нагрузку,
о которой вы говорите?
- Это зависит от качества конкретной книги. Талантливая, с бле-
ском и эрудицией написанная книга отвечает этим целям и пользуется
популярностью у читателя. Книга, не имеющая этих качеств, приносит
мало пользы.
Хорошие биографические работы долговечны. Проходят годы, де-
сятилетия, а читатель, уже новое поколение читателей, все равно с до-
брым чувством пробегает их страницы. Ярким примером такой книги
является “Наполеон” Е.В. Тарле, крупного советского историка.
У читателя есть сильное врожденное стремление к истине, ему хо-
чется докопаться до правды, узнать, как все было в действительности.
Он надеется, что книги биографического жанра отвечают этим его же-
ланиям. Автору исторических биографий следует пойти до конца на-
встречу этим законным желаниям читателя.
- А как вы себе это мыслите на деле?
- Конечно, автор не может знать все, до мельчайшего факта, из
жизни своего героя. Однако он может и должен с помощью строго на-
учных методов исследования воссоздать эпоху и реальную, действи-
тельную жизнь того или иного деятеля. Его индивидуальность - черты
характера, психологический и физический облик, мироощущение, эти-
ческие и моральные принципы и т.п. - также должны раскрываться в
строгом соответствии с научно установленными фактами. В тех же слу-
чаях, а их следует свести до минимума, когда для выяснения некоторых
штрихов характера или объяснения поступков персонажа отсутствуют
прямые свидетельства, автор оказывается вынужденным восполнять их
отсутствие суждениями, основывающимися на всей совокупности пря-
мых и косвенных данных. При этом свобода домысла и игры воображе-
ния строго ограничиваются тем, что сказали бы абсолютно достовер-
ные факты».
В архиве В.Г. Трухановского сохранилось немало писем от его чи-
тателей. Люди самого разного возраста, образовательного уровня, про-
фессиональной принадлежности благодарили Владимира Григорьевича
за его талант, “за прекрасные, мудрые книги”. Во многих письмах, по-
мимо благодарности, содержатся и размышления читателей об истории
43
и о том, как надо писать исторические книги: “Наступило время доку-
ментальной исторической прозы”; “Ваши книги помогают нам лучше
понять проблемы истории”; “Для нас эти книги являются ценным пер-
воисточником”. Один из его читателей, “потомственный моряк, всю
жизнь прослуживший на Балтике”, назвал книгу об адмирале Нельсоне
одним из лучших произведений о моряках: “Замечательно в книге опи-
саны морские сражения, стратегические замыслы и решения, тактика
боя, психология людей - все это Вы показали наглядно, как будто сами
участвовали в этих баталиях”. Писатель Лазарь Карелин отмечал, что
Владимир Григорьевич соединял в себе два таланта - историка и проза-
ика. «Тут дело не в стиле - и историки бывают прекрасными стилиста-
ми, тут даже дело не в живости изложения... Тут дело именно в догадке
“про душу героя”, каковая догадка - удел писателя».
За свои биографические произведения В.Г. Трухановский в 1977 г.
был принят в Союз писателей СССР.
Немного воспоминаний
Хотелось бы немного рассказать о встречах с Владимиром Гри-
горьевичем. Начать с сентября 1953-го, когда Владимир Григорьевич,
только что перейдя из МИД в Институт истории, участвовал в прием-
ных экзаменах в аспирантуру. И как его чувство юмора скрашивало эту
процедуру, очень нервозную для нас - поступающих. Или вспомнить,
например, как он руководил методсоветом общества “Знание” по меж-
дународной тематике. Собирались мы в Политехническом музее.
Это 1960 год - “Год Африки”, когда 17 африканских стран провозгла-
сили себя независимыми государствами. Африкой тогда были полны
страницы газет и журналов, радио- и телепередачи. А поскольку серь-
езных знаний об Африке было тогда совсем мало, проходили бесконеч-
ные грубые ошибки и неточности. Мы с Сергеем Васильевичем Датли-
ным, первым московским журналистом, который всерьез стал изучать
Африку, завели об этом разговор на методсовете. Владимир Григорье-
вич сразу же предложил нам подготовить большой обзор таких огрехов.
Как только мы его сделали, он был не только распечатан на ротаприн-
те для всех членов методсовета, но его по указанию Трухановского ра-
зослали для ознакомления и в редакции ряда газет и журналов.
Ближе познакомиться с Владимиром Григорьевичем я смог в нача-
ле 80-х, когда случайно встретился с ним и Натальей Георгиевной в са-
натории “Узкое” и стал затем бывать в их доме, в Старопименовском
переулке, близ Пушкинской площади, как раз напротив особнячка, где
жил когда-то автор дореволюционных учебников по истории Д.И. Ило-
вайский (этот особнячок и его хозяин описаны Мариной Цветаевой в
мемуарном очерке “У Старого Пимена”).
Кончив работу над английским изданием своей книги о Сесиле Род-
се, я думал, за что же теперь взяться. Может быть, решиться написать
о Киплинге?
Будучи в гостях у Трухановских, подумал: с кем же посоветовать-
ся, как не с Владимиром Григорьевичем? Но он меня упредил. Вдруг
спросил:
44
- Вот вышла моя книга об адмирале Нельсоне. Как Вы думаете,
о ком из англичан стоило бы еще написать?
Я был уверен, что он уже сделал выбор. Но что ему все-таки любо-
пытны и мнения других. Под его испытующим взглядом, почти не заду-
мываясь, назвал Дизраэли:
- Уж очень у нашего читателя искаженное о нем представление.
Как будто хуже его никого и не было.
Владимир Григорьевич улыбнулся:
- Вот я как раз о нем и думаю.
И заговорил о том, что в этой незаурядной личности кажется ему
особенно интересным. Так что вопрос, наверно, для него уже был ре-
шен. Но у меня все же осталось чувство, будто и я как-то участвовал в
выборе темы. И потому эта книга мне особенно дорога.
Беседы с Владимиром Григорьевичем всегда были интересны, мы
обсуждали самые разные темы, но с конца 80-х все более ощутимым
для меня становилось желание моего собеседника уйти в разговоре от
современных, болезненных для него тем в воспоминания о ленинград-
ской юности, о дипломатической работе военного времени. Может
быть, потому что чувствовал: я немного по-иному, чем он, восприни-
маю происходящие в стране события. Но эти различия никак не сказы-
вались на наших добрых взаимоотношениях. Я дважды баллотировался
в члены-корреспонденты, и оба раза кандидатуру мою выдвигал он.
Владимир Григорьевич был радушным хозяином, в его доме мне
было всегда тепло, так же, кажется, как и другим людям, которых при-
ходилось встречать у него в гостях.
В последние годы ему нравилось немножко пококетничать своим
возрастом. “Вы знаете, сколько мне лет? - спрашивал он. - По сравне-
нию со мной Вы - мальчишка!” Мне было в ту пору под семьдесят...
После избрания Владимира Григорьевича в академики для меня
раскрылась новая сторона его личности. Это избрание абсолютно ни-
как не повлияло на манеру его поведения, общения с людьми. Так бы-
вает далеко не всегда.
Над его гробом я сказал: “Не стало хорошего человека...”
1 Вильсон А. Биография как источник. М., 1970; Хубач В. Биография и ав-
тобиография: проблема источника и изложения. М., 1970.
2 См.: Новая и новейшая история. 1984. № 1.
3 Зайдель Г., Цвибак М. Классовый враг на историческом фронте: Докла-
ды Г. Зайделя и М. Цвибака о Тарле и Платонове и их школах и прения на объ-
единенном заседании Института истории при ЛОКА и Ленинградского отделе-
ния историков-марксистов. М.; Л., 1931. С. 159.
4 Цит. по: Пихоя Р.Г. Чехословакия, 1968 год. Взгляд из Москвы: По доку-
ментам ЦК КПСС Ц Новая и новейшая история. 1994. № 6. С. 8.
5 См.: Новая и новейшая история. 1994. № 6. С. 86.
6 Дипломатический словарь. М., 1950. Т. II. С. 935-936.
7 Новая и новейшая история. 1994. № 6. С. 86.
8 Там же.
9 Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. 4-е изд., доп. М., 1989. С. 440.
45
10 Там же. С. 444.
11 Трухановский В.Г. Бенджамин Дизраэли, или История одной невероят-
ной карьеры. М., 1993. С. 225.
12 Там же. С. 279.
13 Там же. С. 280-281.
14 Там же. С. 284-286.
15 Там же. С. 298.
16 Там же. С. 193.
17 Там же. С. 201.
18 Там же. С. 220.
19 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 430.
20 Трухановский В.Г. Бенджамин Дизраэли... С. 199.
21 Там же. С. 210.
22 Там же. С. 211.
23 Солженицын А.И. Чем грозит Америке плохое понимание России // Рус-
ское Возрождение. 1980. № 10.
24 Тарле Е. Наполеон. М., 1957. С. 33.
25 Трухановский В.Г. Бенджамин Дизраэли... С. 299.
В.И. Попов
КАКИМ Я ЕГО ЗНАЛ
Мне довелось знать Владимира Григорьевича на протяжении поч-
ти 50 лет. Сначала это было просто знакомство, и я бы сказал, нерав-
ные отношения между опытным дипломатом, зрелым ученым и моло-
дым человеком, только что вступившим на путь дипломатии и научной
работы.
Дипломатическая деятельность
Я много слышал о дипломатической деятельности Трухановского.
О его работе в Иране мне рассказывал впоследствии заместитель мини-
стра иностранных дел А.А. Смирнов, который во время Великой Оте-
чественной войны являлся нашим послом в этой стране. Владимир Гри-
горьевич в конце 1941 г. был назначен консулом в Ахваз, а затем стал
нашим генеральным консулом в Керманшахе. Иран представлял собой
в то время важный для нашей страны и сложный в дипломатическом
плане регион, поскольку там пересекались сферы интересов СССР и
Англии. Работа была напряженная, хорошая школа для начинающего
дипломата. Смирнов с похвалой отзывался о способностях молодого
консула, его четкости и чувстве ответственности.
Другие дипломаты, работавшие на английском направлении, рас-
сказывали о деятельности В.Г. Трухановского в Москве, во Втором ев-
ропейском отделе МИД, куда он был отозван из Ирана в 1943 г. Если
учесть, что именно этот отдел ведал отношениями с Англией - одним из
наших главных союзников в борьбе с гитлеровской Германией, то ста-
нет ясно, что это было серьезным повышением по службе. Впоследст-
46
вии Трухановский был назначен заместителем заведующего этим отде-
лом, а затем заведующим Отделом по делам ООН. Уже в то время,
в 1943 г. Советский Союз приступил к разработке конкретного проек-
та будущего мира и нашей роли в нем. Владимир Григорьевич принимал
участие во встречах министров иностранных дел антигитлеровской ко-
алиции, в конференциях в Сан-Франциско (1945) и в том же году в Пот-
сдаме. Он любил рассказывать об этом незабываемом периоде своей
жизни. Слушать его было всегда интересно.
Заслуги В.Г. Трухановского в годы войны были высоко оценены
нашим государством. Указом Президиума Верховного Совета СССР за
успешное выполнение заданий правительства он был удостоен ордена
Трудового Красного Знамени. Коллеги отзывались о Трухановском с
уважением как об отличном работнике, который умел в любых обсто-
ятельствах обеспечить решение поставленной перед ним задачи. Осо-
бенно тесно он, по рассказам, ни с кем не сближался, но со всеми под-
держивал ровные, корректные отношения.
Несмотря на огромную занятость по службе в министерстве, Влади-
мир Григорьевич находил время (удивительно, как это ему удавалось)
заниматься научными исследованиями. В те годы это было необычно
для действующего дипломата. Видимо, уже тогда в нем проявилась тяга
к научному творчеству. Результатом его работы стала защищенная в
1947 г. в Высшей дипломатической школе кандидатская диссертация на
тему “Позиция Англии по вопросу о России на Парижской мирной кон-
ференции 1919 г.”. Это была трудная для исследования тема. Как из-
вестно, Россия, которая внесла огромный вклад в победу союзников над
Германией, не была даже приглашена на конференцию. Но именно от-
ношения с Россией, планы интервенции против нее оказались в центре
работы конференции и принятых ею решений. Недаром за неделю до
официального открытия заседаний руководители западных стран нача-
ли обсуждать планы борьбы против советской страны. Трухановскому
удалось пролить свет на закулисную историю конференции. Его работа
заняла свое место среди исследований этой проблемы видными совет-
скими учеными - Б.Е. Штейном, Н.Л. Рубинштейном и др.
В том же 1947 г. я поступил учиться в Высшую дипломатическую
школу и выбрал направлением своей будущей работы Англию.
В 1950 г. защитил диссертацию на тему “Советско-английские отноше-
ния 1927-1929 гг.” Владимир Григорьевич был моим оппонентом и с тех
пор всегда оставался для меня одним из главнейших авторитетов в на-
шей общей профессии - англоведении.
Руководитель кафедры и главный редактор журнала
Как обычно, аспиранты присутствуют на защите других диссертан-
тов, чтобы “набраться опыта”, послушать, как выступают маститые оп-
поненты, и приноровиться, как им самим лучше отвечать на своей за-
щите. К сожалению, некоторые официальные оппоненты отделыва-
лись общими замечаниями. У присутствовавших на защите даже возни-
кали сомнения, а читали ли оппоненты диссертации. Но уже письмен-
ный отзыв на мою работу Владимира Григорьевича (как и профессора
47
Б.Е. Штейна) показал, что оппонент очень внимательно ознакомился с
диссертацией. Он высказал сомнения в некоторых ее положениях и убе-
дительно аргументировал свою точку зрения. Другой оппонент не сов-
сем согласился с его замечаниями. Разгорелась дискуссия. Слушая вы-
ступления В.Г. Трухановского тогда, а также на других защитах, на на-
учных конференциях, семинарах и симпозиумах, я всегда поражался ло-
гике его доводов, умению дискутировать и убеждать аудиторию, стилю
его докладов и выступлений - интеллигентному, уважительному в адрес
партнеров по обсуждению - и вместе с тем его принципиальности.
Случилось так, что после окончания Высшей дипломатической
школы я был направлен не во “вторую Европу”. А так как заболел
профессор Б.Е. Штейн, мне было предложено временно заменить его и
читать в ВДШ курс внешней политики СССР. Большую помощь в
подготовке лекций оказал мне своими советами и замечаниями Влади-
мир Григорьевич. Впоследствии он привлек меня и к чтению лекций
в МГИМО (возглавив к тому времени кафедру истории международных
отношений в этом институте).
Он стал приглашать меня на заседания кафедры, и я мог познако-
миться с его стилем руководства научными сотрудниками. Некоторые
профессора и доценты были знатоками своего дела. Люди с характе-
ром, они умели отстаивать свои убеждения. Ими нельзя было “командо-
вать”, но только убеждать доводами, более аргументированными, чем
те, которые они приводили. В.Г. Трухановский никогда не прерывал
выступлений, давал возможность каждому высказать свою точку зре-
ния и очень умело развивал дискуссию, вовлекая в нее других членов
кафедры.
Как я мог заметить, некоторые профессора отличались излишним
самомнением, и ладить с ними было нелегко, так как свою точку зре-
ния они считали “истиной в последней инстанции”. Имелись у него и за-
вистники, и недоброжелатели. Мне вспоминается такой случай.
В.Г. Трухановский опубликовал книгу о внешней политике Англии.
Один из профессоров кафедры, встретив меня в МИД, спросил, читал
ли я последнюю книгу заведующего. Я ответил утвердительно. Тогда
он сказал мне:
- Вот и хорошо, давай вместе напишем на нее отрицательную ре-
цензию. Она того заслуживает.
Я ответил ему:
- Так как книга вышла относительно давно, то на нее уже опубли-
ковано несколько рецензий. Ты читал их?
- Нет.
- Ну, так прочитай. Одну из них написал я и оценил книгу как очень
интересную и полезную.
Больше, как я знаю, этот профессор уже ни к кому из кафедралов
не обращался, ни одной отрицательной рецензии на книгу Владимира
Григорьевича не появилось.
Быть руководителем - это прежде всего уметь работать с коллек-
тивом. Обычно считают (в том числе за границей), что дипломаты -
плохие руководители. И это не вина, а беда их. До тех пор, пока дипло-
48
С Ю.А. Поляковым. Берлин, 1964 г.
С Л.Е. Кертманом и А.О. Чубарьяном. Уфа, декабрь 1966 г.
4 Россия и Британия Вып. 3
мат не становится руководителем отдела, заместителем руководителя,
посланником, ему попросту некем руководить, в его распоряжении в
лучшем случае могут быть один-два сотрудника. Трухановский, работая
в Иране и в отделе МИД, имел опыт руководства людьми, находящи-
мися на ответственных должностях. Патриарх американской диплома-
тии Джордж Ф. Кеннан писал, что способность руководить другими по-
является только тогда, когда руководитель научится руководить собой,
а И.-В. Гёте говорил, что человек живет только тогда, когда он пользу-
ется расположением других. Я беседовал со многими дипломатами и
учеными, которые хорошо знали Владимира Григорьевича, и все отме-
чали его внимательность к людям, тактичное отношение к коллегам,
уважение к нему коллектива. Его отличало влечение к умным, талант-
ливым людям и новым идеям. Это не значит, что он их все разделял.
Он обращал на них внимание, но всегда подвергал их своему собствен-
ному анализу.
Я время от времени публиковал статьи в журнале “Вопросы исто-
рии”, которым он руководил на протяжении 27 лет, что само по себе
было огромным достижением, тем более что журнал при нем стал наи-
более читаемым и уважаемым интеллигенцией историческим журна-
лом страны. Я видел, с каким пиететом относился к нему аппарат редак-
ции. Из встреч с английскими и американскими учеными я понял, что
они очень внимательно (те, кто знал русский язык) следили за материа-
лами, публикуемыми в журнале, и имя Трухановского им было хорошо
известно, а его труды пользовались большим уважением.
С конца 50-х - начала 60-х годов у меня установились с ним очень
тесные, я бы сказал, дружественные отношения. Впоследствии мы ста-
ли часто встречаться, в том числе семьями.
О стиле научных работ В.Г. Трухановского
За исключением немногих выдающихся историков - наших совре-
менников - Е.В. Тарле, А.З. Манфреда, А.С. Ерусалимского,
В.М. Хвостова, Н.Н. Молчанова, Ю.С. Борисова и некоторых других -
большинство писали скучные, сухие работы, до крайности идеологизи-
рованные (до 90-х годов и я был в этой второй категории). Даже авто-
рам “Истории дипломатии” их рецензенты и редакторы советовали
полностью исключить фамилии тех или других советских послов, уча-
стников переговоров под тем предлогом, что их роль не следует пре-
увеличивать. Они повторяли лишь то, что предписывалось Централь-
ным комитетом партии, и утверждали, что успехами нашей диплома-
тии мы обязаны партии, ее руководителям. Мне довелось присутство-
вать при разборе отдельных глав, очень хорошо написанных А.М. Не-
кричем. Редактор ставил ему в вину упоминание имен нескольких со-
ветских послов*.
* Это было время, когда я, будучи ректором Дипломатической академии, распоря-
дился выставить у входа портретную галерею наиболее выдающихся советских послов.
Посетив Академию, один из руководящих работников МИД сказал мне: “А вот это лиш-
нее. Снимите и замените портретами членов Политбюро”.
50
К чести Владимира Григорьевича, ему удавалось писать (и изда-
вать!) интересные книги еще до “перестройки”, готовить работы “для
читателя”. Его книги возрождали традиции русской дореволюционной
школы Ключевского, Соловьева. Они содержали огромный фактиче-
ский материал, были насыщены интересными мыслями и хорошо на-
писаны. В них действовали живые люди, поступки которых были
психологически мотивированы. Именно поэтому его работы быстро
раскупались, часто переиздавались в СССР и во многих зарубежных
странах.
В 1958 г. увидела свет монография В.Г. Трухановского “Новейшая
история Англии”, объемом почти в 40 печатных листов и тиражом
25 тыс. экземпляров. Книга охватывала период от окончания первой
мировой войны до всеобщих выборов в Англии в 1951 г., когда лейбо-
ристы потерпели поражение и к власти вновь возвратились консервато-
ры. Это была первая в стране книга по истории Англии этого периода.
Она сразу привлекла внимание нашей научной общественности и была
поставлена на защиту в качестве докторской диссертации. В том же
1958 г. за эту монографию автору была присуждена ученая степень
доктора исторических наук.
Четыре года спустя я получил новую книгу Владимира Григорьеви-
ча “Внешняя политика Англии (1918-1939)” с авторской надписью: “Ви-
ктору Ивановичу. На добрую память”.
Выпуск этих двух книг закрыл пробел, который существовал в на-
шей стране по истории современной Англии. Научные труды В.Г. Тру-
хановского, опубликованные в 50-80-е годы, продолжают оставаться
классикой нашего англоведения.
Биографии великих людей Англии
“Мавр сделал свое дело”, и теперь Владимир Григорьевич мог обра-
титься к тем историческим темам, которые всегда его притягивали.
Всю жизнь его привлекали великие исторические лидеры - политики,
дипломаты, военные. И он обратился к биографии одного из величай-
ших политических деятелей Англии. До сих пор в большинстве британ-
ских обзоров влиятельности и популярности английских премьер-мини-
стров первое место отводится Уинстону Черчиллю, человеку блестя-
щих способностей и выдающихся дарований. Эта фигура была необык-
новенно интересна автору и в политическом, и в человеческом плане.
В разговоре он часто поминал Черчилля, рассказывал истории из его
жизни, цитировал его остроумные высказывания.
Работу о Черчилле В.Г. Трухановский считал своей главной книгой.
Она выдержала испытание временем: последнее издание вышло в
1989 г. - больше, чем через 20 лет после первого. К автору часто обра-
щались с просьбами подарить или дать почитать эту книгу. Его радова-
ли такие просьбы, тем более что исходили они, как он рассказывал, от
людей самых разных профессий, разного интеллектуального уровня.
Помню рассказ Владимира Григорьевича о том, как ему было приятно,
встретив в санатории известного академика-физика, узнать, что тот
привез с собой на отдых его книгу о Черчилле.
57
Мне кажется, что создать лучшую, чем написанная Трухановским,
работу о великом англичанине едва ли удастся кому-либо из наших со-
отечественников.
Надо ли подробно говорить об этой книге? Огромное число читате-
лей нашей страны с ней знакомо. А тем, кто ее еще не знает, можно по-
советовать прочитать ее как можно быстрее, и вы непременно получи-
те огромное удовольствие.
Перу Трухановского принадлежат и биографические книги о мини-
стре иностранных дел, впоследствии премьере правительства Великоб-
ритании Антони Идене - самом красивом и элегантном политике XX в.,
а также о национальном герое английского народа адмирале Горацио
Нельсоне. В декабре 1984 г., находясь в отпуске в Москве, мы с женой
получили эту книгу с трогательной надписью: “Дорогим друзьям Ната-
лии Александровне и Виктору Ивановичу Поповым от глубоко призна-
тельного автора. В. Трухановский”. Выражая нам признательность,
Владимир Григорьевич, видимо, имел в виду свою недавнюю команди-
ровку в Лондон, где мы с ним провели уик-энд в загородной резиденции
советского посла (этот пост мне довелось занимать в то время). Выход-
ные дни на природе пролетели тогда очень быстро, заполненные инте-
ресными дружескими беседами.
Получив книгу “Судьба адмирала: триумф и трагедия”, мы сразу же
бросились ее читать. Книга поразила нас как содержанием, так и пре-
красным литературным языком. С особым интересом прочитал я стра-
ницы, посвященные пребыванию Нельсона на Мальте, где мне некото-
рое время пришлось быть послом по совместительству.
Подвел итог своему исследованию автор такими словами: “В миро-
вой исторической литературе считается общепризнанным, что в сра-
жении у Трафальгара, которое Нельсон выиграл и в котором он погиб,
решилась в пользу Англии длившаяся два столетия борьба за господ-
ство на море между Англией и Францией. Она оказала огромное влия-
ние на международные отношения на следующие сто, а может быть,
и больше лет... Отсюда следует то важное место, которое принадле-
жит Нельсону и его личному вкладу в решение вековечного спора”.
Это был и ответ на вопрос о том, почему из всех английских полковод-
цев Владимир Григорьевич избрал для своего исследования именно Го-
рацио Нельсона.
Иногда говорят, что писатели с возрастом “исписываются”, произ-
ведения их становятся менее интересными, а труды ученых - менее зна-
чимыми. Так ли это? Книга “Бенджамин Дизраэли, или История одной
невероятной карьеры” была написана В.Г. Трухановским на склоне лет,
и, на мой взгляд, это одна из его лучших книг.
Почему из всех английских премьеров (а их было больше 70) он вы-
брал именно Дизраэли? Мне вспоминается разговор с членом кабинета
М. Тэтчер Питером Рисом. Я спросил его:
- Почему Ваша страна, богатая способными и умными политиками,
впервые в Европе решила избрать премьером женщину?
- А Вы не задавали себе вопрос, - сказал он, - почему в середине
прошлого века избрали премьером Бенджамина Дизраэли? Кем он
52
был? Богатым человеком? Выдающейся личностью? Ничего подобно-
го. Человеком без внушительного социального прошлого, небогатым,
да к тому же еще и евреем. Но для Англии все это имело второстепен-
ное значение. Главное, англичане увидели в нем волевого, умного, ре-
шительного деятеля и не ошиблись, так же, как не ошиблись позднее в
Тэтчер. Дизраэли вывел страну из грозящего ей кризиса.
Рассказ об извилистом, противоречивом жизненном пути Дизраэли
развертывается на широком, богатом событиями и личностями истори-
ческом фоне. Когда читаешь книгу, и в голову не приходит, что автор
никогда раньше не занимался этим периодом. Он ведет повествование с
подлинным профессионализмом, демонстрируя обширные знания и глу-
бину анализа исторического материала.
Биография Дизраэли не только очень интересна, но и полезна для
изучения. До занятия поста английского премьера он уже имел солид-
ный литературный опыт. Его первый роман “Вивиан Грей” вышел в
свет, когда Дизраэли было всего 22 года, а затем он выпускал романы
через каждые 3-4 года. В этих романах Дизраэли мог свободнее, от име-
ни литературных героев излагать собственные мысли, в том числе и о
внешней политике. В.Г. Трухановский прекрасно использовал эти мыс-
ли в своей книге.
Вот что, в частности, выделил Владимир Григорьевич из сказанно-
го героем Дизраэли: “Постигать внешнюю политику просто чтением
книг нельзя... Книжные черви не становятся министрами иностранных
дел. Вы должны узнать великих актеров, действующих на высокой сце-
не... Ничто не может заменить личного знакомства с деятелями, кото-
рые контролируют внешнюю политику” (стр. 156).
О русофобии
Для российских читателей очень важным является раздел книги,
который посвящен появлению и развитию в Англии русофобии. В вос-
приятии В.Г. Трухановского это была далеко не отвлеченная проблема.
Его всегда волновало положение России в окружающем мире, причем
критерий был у него очень высокий - международный статус Советско-
го Союза в 1945 г. Недобросовестные действия в отношении России,
ущемление ее интересов, принижение ее роли задевали Владимира Гри-
горьевича за живое не только в современной жизни, но и в далекой ис-
тории. Это целиком относится и к англо-российским отношениям. Да,
между двумя странами были противоречия в таких районах, как Сред-
няя Азия, Кавказ, Иран, Турция, но кто несет большую ответственность
за их разжигание? Свое мнение на этот счет Трухановский подтвержда-
ет выводом американского историка Глисона: в XIX в. “политика Вели-
кобритании была в основном более провоцирующей, чем политика Рос-
сии. Расширялась не русская, а британская сфера влияния”.
И второе. В.Г. Трухановский убедительно показывает, что государ-
ственные деятели двух стран понимали - в критические моменты исто-
рии им надо действовать вместе. Россия приносила в XIX, как и в
XX столетии огромные жертвы на алтарь общей победы. “Не было бы
Бородино, не было бы Ватерлоо, - замечает автор, - но вклад России в
53
общую победу не получает у союзников справедливой оценки. Так бы-
ло в победе антинаполеоновской коалиции, так дважды случалось
и позднее” (стр. 213).Сегодня мысль о том, что Запад должен видеть
в России не врага, а партнера, что ему следует встать на путь сближения
и сотрудничества с ней, звучит особенно актуально.
О беседах с Владимиром Григорьевичем
В 1957-1958 гг. мне довелось быть в Оксфорде, слушать многих
профессоров, выступать самому с лекциями и участвовать в семинарах.
Владимира Григорьевича особенно заинтересовали мои рассказы о лек-
ционном курсе, посвященном Октябрьской революции, который читал
профессор Катков, внук известного славянофила М.Н. Каткова.
Лектор приводил значительное число цитат из речей и выступле-
ний В.И. Ленина. Во всех них упор делался на фактор времени. Ленин
очень точно указывал, когда - не раньше, но и не позже конца октября
(по старому стилю) - следует начать восстание. Катков задавался воп-
росом: почему так точно, до дней, нужно было определять время и да-
же часы вооруженного выступления? Ведь ни одна революция таким
узким отрезком времени себя не ограничивала. И отвечал: в октябре
1917 г. произошла не революция, а заговор. Революция - это действие
народа, а большевики, которых даже плохо знали в России, осуществи-
ли заговор. Для любого заговора важно очень точно (вплоть до минут)
выбрать время, и Ленин сделал это удачно.
Владимир Григорьевич спросил меня, а как реагировала аудитория
на эти доводы.
- Очень положительно, - сказал я.
Его это огорчило. Он не только не признавал версии о заговоре,
но считал, что и сам Катков в действительности сознает ее неправомер-
ность, что он намеренно смешивает понятия стихийности и неизбежно-
сти революции.
- Это очень хитрая теория, - сказал Трухановский, - и нам надо
обратить на нее внимание, тем более, как сказали вы, - студенты в нее
верят.
Я рассказал ему о лекциях Дж.Ф. Кеннана и своих беседах с этим из-
вестным американским дипломатом. Сказал, что лекции его собирают
огромное число студентов из самых различных колледжей. Его аргумен-
ты о необходимости ядерного разоружения действительно интересны
для англичан, ведь и они сами в большинстве своем занимают такую же
позицию. Кеннан выступил и в поддержку плана Рапацкого о безъядер-
ной Европе. Я сказал Владимиру Григорьевичу, что в этих условиях ре-
шил принять приглашение американского дипломата посетить его дома,
хотя в те времена это было несколько рискованно. Ведь Кеннан, назна-
ченный в марте 1952 г. послом США в СССР, в октябре того же года был
объявлен персоной нон грата и с шумом выслан из нашей страны.
Беседуя с Кеннаном у него дома, мы обсуждали книги американ-
ских авторов об СССР и советских о США. Вопроса о дипломатическом
скандале 1952 г. мы практически не касались. Он сказал лишь, что
ссылка советских газет на какие-то его антисоветские заявления в мае
54
1945 г. являются чистой фальсификацией, а само решение советского
правительства было для него неожиданным: ему даже не разрешили
вернуться в Москву (он находился в тот момент в Германии), чтобы за-
брать семью.
Владимир Григорьевич неодобрительно относился к объявлению
Кеннана персоной нон грата, тем более со ссылкой (на самом деле лож-
ной) на его высказывания в адрес советского народа 9 мая 1945 г.
(тогда он был советником посольства США в Москве).
- Если мы верили этим высказываниям, то зачем давали агреман
(согласие на его назначение. - Авт.), чтобы через несколько месяцев
удалить его из Москвы? - спросил он.
Иногда в разговоре с Владимиром Григорьевичем мы касались сю-
жетов наших будущих книг, особенно когда я, как и он, увлекся биогра-
фическим жанром. Говорили о Маргарет Тэтчер - я тогда писал ее по-
литическую биографию. К “железной леди” Трухановский относился
резко критически, хотя признавал ее деловые качества и считал, что
при первом же контакте с Горбачевым она обошла его по всем статьям.
Мне казалось, что моему собеседнику претят часто встречавшиеся
в прессе и политической литературе сопоставления и сближения Тэтчер
с Черчиллем. Он считал, что Черчиллю в современной английской ис-
тории нет равных.
А вот к “кэмбриджской пятерке” (один из ее членов тоже стал ге-
роем моей книги) отношение у Владимира Григорьевича было совсем
другое. Он высоко ценил этих людей, работавших на советскую развед-
ку бескорыстно, ради идеи, и с большим сочувствием говорил об их сло-
манных судьбах.
К своим героям, как мне представлялось, Владимир Григорьевич
относился тоже по-разному. К Идену, по-моему, был довольно равноду-
шен, Нельсону симпатизировал. Черчилль его восхищал, но в тоже вре-
мя возмущал своей враждебной России позицией в годы интервенции
и “холодной войны”. И вместе с тем великий англичанин безусловно им-
понировал ему мощным интеллектом, а также смелостью и оригиналь-
ностью.
А Дизраэли? Молодой наглец автору его биографии едва ли нра-
вился. Однако к старому мудрому политику отношение его, я полагаю,
было другим. Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, он в определен-
ной мере - в смысле самоощущения человека, который подводит жиз-
ненные итоги, - ассоциировал себя со своим героем.
В 90-е годы в наших беседах возникла новая тема. Известно, что в
это время ученые, в том числе историки, получили в свое распоряжение
ряд документов, ранее им недоступных, и стали пересматривать некото-
рые трактовки нашего прошлого. Процесс этот сам по себе закономер-
ный. Любого честного исследователя новые документы заставляют
тщательно, без спешки проанализировать их, сопоставить с ранее опуб-
ликованными материалами, определить их весомость. С учетом содер-
жащихся в них новых данных еще раз проверить свою концепцию и пе-
ресмотреть ее, если вновь обнаруженные документы докажут необхо-
димость этого.
55
К сожалению, наряду с таким вполне естественным процессом,
в последние годы обнаружилась и другая тенденция: некоторые исто-
рики и журналисты в угоду “новому времени”, а иногда, чтобы просто
заявить о себе, сказав “новое” слово, бросились в крайности, объявляя
белое черным, а черное белым. Так, некто Резун (Суворов) выдвинул
совершенно бездоказательную концепцию о подготовке Советским
Союзом в 1941 г. нападения на Германию (но последняя, дескать, реши-
ла “опередить” его). Другой автор - Славинский - в своих работах о
Японии заявил о незаконной оккупации Советским Союзом Куриль-
ских островов и необходимости их передачи Японии. Книги Славинско-
го вызвали бурю возмущения советских японоведов. Впоследствии поя-
вились сообщения о том, что издание этих книг субсидировалось япон-
скими спонсорами.
Для В.Г. Трухановского “старая” точка зрения никогда не была
догмой, истиной в последней инстанции, но и новые подходы не воспри-
нимались им автоматически как синоним “правильного”, “хорошего”,
как “открытие правды”. Он тщательно анализировал новые докумен-
ты, которые давали основания для переоценки тех или других истори-
ческих событий, для определения ошибочности прежних наших пред-
ставлений о них. Его огромная эрудиция, прекрасное знание историче-
ских фактов и исторических деятелей, знакомство как с русскими, так
и с иностранными авторами, собственный опыт позволяли ему всесто-
ронне оценить старую точку зрения и принять другую или наоборот.
Свидетельством изменения его позиции по конкретным проблемам
служит, например, авторская работа над переизданиями книги “Уин-
стон Черчилль”. Однако к политическим спекуляциям, к фальшивкам,
состряпанным под прикрытием вывески “новый подход”, Труханов-
ский был непримирим.
В 1992 г. при Институте всеобщей истории РАН был создан
“Английский клуб”. Его президентом единогласно был избран Влади-
мир Григорьевич. На одном из заседаний клуба мне довелось присутст-
вовать и выступать в качестве содокладчика. Наиболее интересным,
выслушанным с огромным вниманием был доклад президента клуба.
При оценке того или иного явления, говорил он, исследователь обязан
учитывать весь комплекс имеющихся в его распоряжении данных.
Нельзя вырывать отдельные факты из общего хода событий, нельзя
строить все доказательство на одном примере и замалчивать другие (ча-
сто более важные). Это было выступление большого ученого, порядоч-
ного человека, патриота своей страны. Он не мог равнодушно отно-
ситься к тому, как умаляется роль нашей страны в разгроме фашизма.
Союз двух ученых
В книге об Уинстоне Черчилле один из английских ученых заметил,
что в жизни ему везло во многих отношениях, но больше всего повезло
с женитьбой. Сэр Уинстон высоко ценил ум и такт своей супруги Кле-
ментины (Клемми, как называл ее муж).
Джузеппе Мадзини, основатель “Молодой Италии”, герой объеди-
нения страны, заметил, что мужчина и женщина - это две ноты, без ко-
56
торых струны человеческой души не дают правильного аккорда.
Эти слова, на мой взгляд, вполне применимы и к отношениям между
Владимиром Григорьевичем и его супругой Натальей Георгиевной
Думовой.
Мне приятно было, что я стал первым, кого он познакомил со сво-
ей будущей женой, задолго до того, как началась их совместная жизнь.
Знаю об этом с его собственных слов, и для меня это был знак друже-
ского доверия. Приятно было и приходить в их гостеприимный дом, где
благодаря хозяину всегда было интересно. Оба историки, они жили еди-
ной духовной жизнью. Владимир Григорьевич интересовался литерату-
рой и живописью, одно время фотографией; Наталья Георгиевна напи-
сала очень интересную книгу о меценатах, усилиями которых были со-
хранены бесценные художественные произведения. В 1989 г. они опуб-
ликовали совместную научно-популярную книгу “Черчилль и Милюков
против Советской России”. Это была интересная по материалу работа,
к тому же живо и занимательно написанная. Несмотря на свой большой
тираж, книга сразу же разошлась, и уже спустя несколько недель ее бы-
ло трудно приобрести.
* * *
Спрашиваю себя, за что люди уважали Владимира Григорьевича
прежде всего? Я бы ответил так: они ценили его как выдающегося
ученого, уважали его за исключительный талант. Им импонировало
глубокое понимание Трухановским исторических процессов, умение
выделить главное в истории и отмести все второстепенное, несущест-
венное.
Изучая труды В.Г. Трухановского, его коллеги, аспиранты и студен-
ты отмечали ясность мысли, логику в его рассуждениях, большую убе-
дительность в доказательстве выдвигаемых положений и прекрасный,
свободный от формализма стиль. Исторические персонажи в его книгах
представали живыми и потому легко запоминались, читатели в них
верили.
Как руководитель он умел находить общий язык с подчиненными.
Владимир Григорьевич был достаточно требователен и вместе с тем че-
ловечен, не перекладывал ответственность на других и в случае необхо-
димости принимал решение, а с ним и ответственность за него. Людям,
которые хотели работать, было приятно иметь с ним дело.
Это был в высшей степени порядочный и честный человек - чест-
ный в науке, честный в личной жизни, человек, умеющий держать свое
слово.
Как человека его уважали за то, что он, в отличие от многих,
думал прежде всего не о себе, не о своей карьере, а о порученном ему де-
ле, о науке. Он был лишен чувства зависти, которое в наши дни, к сожа-
лению, стало распространенным не только среди политиков, но и среди
ученых. Владимир Григорьевич искренне радовался успехам других.
Выдающийся ученый, патриарх российского англоведения, мастер
слова, достойный во всех отношениях человек - таким я знал Владими-
ра Григорьевича Трухановского.
57
И.В, Созин
БОЛЕЕ ЧЕТВЕРТИ ВЕКА
ВО ГЛАВЕ ЖУРНАЛА “ВОПРОСЫ ИСТОРИИ”
Владимир Григорьевич Трухановский проработал главным редак-
тором журнала “Вопросы истории” 27 лет, побив тем самым рекорд
пребывания в этой должности всех предшествующих главных редакто-
ров в несколько раз. Мне привелось наблюдать более 20 лет, как он
трудился на столь важном в нашей исторической науке посту. За все эти
годы я не видел, чтобы он терял присутствие духа, хотя жизнь подбра-
сывала нередко весьма сложные ситуации, связанные с обстановкой в
стране в целом и в науке в частности.
Пришел Владимир Григорьевич в редакцию в 1960 г. То было вре-
мя, когда журнал переживал серьезные трудности, начавшиеся после
погрома, учиненного партийными инстанциями еще за три года до это-
го. Главной причиной этих внутриредакционных перетрясок было по-
становление ЦК КПСС о журнале “Вопросы истории” от 9 марта
1957 г. Дело в том, что тогдашнее руководство журнала (А.М. Панкра-
това и Э.Н. Бурджалов) стало активно развертывать критику многих
положений советской историографии, особенно в той ее части, которая
касалась освещения событий 1917 г. и оценки деятельности Сталина в
то время. Начавшаяся в общественной жизни СССР “оттепель” явно на-
пугала тогдашнее партийное руководство. Ведь отменить решение XX
съезда КПСС об осуждении культа личности было невозможно, и оста-
валось только всемерно усилить партийный контроль над обществен-
ными науками и прежде всего над тем, как излагается история советско-
го общества. Чтобы обозначить такой поворот в идейной жизни, ЦК
КПСС прибег к репрессивным мерам в отношении научного историче-
ского журнала. Не помогло даже то, что главный редактор Анна Ми-
хайловна Панкратова являлась членом ЦК КПСС. Этот погром стоил
ей жизни.
Длительное время партийные инстанции не могли сосватать на ос-
вободившийся пост кого-либо из авторитетных историков. Занимать
явно “провальное” кресло никто из них не соглашался. Выбор же чело-
века не из академической среды (профессор МГУ С.Ф. Найда) оказался
неудачным. Лучшие работники редакции были разогнаны уже в первые
месяцы после постановления ЦК по журналу. Новый состав редакции
очень скоро начал конфликтовать с назначенным главным редактором.
Все это не могло не отразиться на содержании журнала. В этой ситуа-
ции С.Ф. Найде не оставалось ничего иного, как оставить свой пост.
Журнал снова остался без руководителя.
Надо было обладать немалой отвагой, чтобы дать согласие перей-
ти со сравнительно спокойной должности заместителя директора Ин-
ститута истории АН СССР, которую Трухановский тогда занимал, на
весьма опасное место главного редактора все еще остававшегося опаль-
ным журнала.
58
К тому времени Владимир Григорьевич имел уже немалый жизнен-
ный опыт: пребывание на дипломатической службе научило его разум-
ной осторожности и дальновидности в принятии решений, а работа в го-
ловном академическом научном учреждении свела вплотную с самыми
известными профессиональными историками. Все это пригодилось ему
при формировании новой редколлегии журнала и в установлении нор-
мальных деловых отношений с редакционным коллективом.
На первой же встрече с работниками редакции он призвал нас к со-
вместному, дружному выправлению ситуации в журнале, заявив, что не
собирается повторять с сотрудниками редакции сделанное в
1957-1958 гг. Относительно конфликта своего предшественника с кол-
лективом Владимир Григорьевич полушутя и полусерьезно сказал нам:
- Если вы смогли опрокинуть генерала (военный в отставке, Найда
имел такой чин. - Авт.), то что же ожидает меня?
Лишь очень немногие из работников редакции ушли из нее (совер-
шенно добровольно), и с несколько обновленным коллективом Труха-
новский взялся за восстановление статуса журнала в качестве ведущего
органа исторической науки в стране.
Как главный редактор он не склонен был к рывкам, пожарным ме-
рам, осторожно и умело направлял редакционную деятельность. Очень
скоро мы почувствовали твердую руку опытного администратора и
большого ученого.
Были выработаны долгосрочные планы публикаций, постепенно
изменен профиль журнала с учетом нужд преподавателей истории в
школах и вузах и распространения исторических знаний. Планомерная
реорганизация редакционного аппарата создала возможности для более
углубленной специализации научных редакторов, что способствовало
повышению научного уровня журнала и более тесному сотрудничеству
с его авторским коллективом.
Все это Трухановскому приходилось делать в трудных условиях
усиливавшегося партийного контроля. Были, конечно, при этом и вся-
кого рода курьезы. Так, по указанию партийных инстанций редакция
вынуждена была после XXII съезда КПСС составить план публикаций
на 20 лет вперед! При обсуждении этого документа на редколлегии
один из ее членов подал реплику: “В этом плане не записаны только да-
ты смерти каждого из нас”.
Много внимания Владимир Григорьевич уделял улучшению мате-
риального положения сотрудников редакции. Он не жалел сил на то,
чтобы убедить издательство “Правда”, в штатах которого состояла ре-
дакция, регулярно выделять для ее сотрудников, кто в этом нуждался,
жилплощадь. Ему удалось также добиться награждения ряда работни-
ков редакции орденами и медалями.
Главный редактор был требователен, но всегда корректен. Я не по-
мню, чтобы даже в самых крайних случаях он в разговорах с сослужив-
цами кого-то обругал или просто повысил голос. В 1964 г. я был при-
глашен для научной и преподавательской работы в Московский универ-
ситет им. М.В. Ломоносова и поэтому оставил редакцию. До последне-
го дня Владимир Григорьевич не верил в то, что Созин уйдет из редак-
59
ции: “Я поверю в это только тогда, когда, прийдя в редакцию, смогу
убедиться, что Иван Васильевич с нынешнего дня в редакции не рабо-
тает и поэтому на службу не пришел”. Возвратился я в редакцию через
шесть лет по его настоятельной просьбе в качестве ответственного се-
кретаря.
За эти годы журнал приобрел новый облик: в нем печатались те-
перь не только научные статьи, но и документальные очерки, предна-
значенные широкому читателю. Тираж журнала возрос почти вдвое,
что свидетельствовало о восстановлении им престижа ведущего среди
других периодических изданий по истории. Можно сказать, что благо-
даря умелому руководству Трухановского журнал выстоял в конкурен-
ции с другими историческими органами печати, столь неудачно начав-
шейся для него еще в 1957 г., когда они были созданы.
Все, что характеризовало обстановку в редакции конца 50-х годов,
ушло в прошлое. Был отлажен механизм подготовки рукописей к пе-
чати, упрочились связи с научными учреждениями и вузами, т.е. с те-
ми историками, которые составляли цвет отечественной историче-
ской науки.
Важную роль Владимир Григорьевич придавал организации друж-
ной работы редколлегии, в которую входили, как правило, видные уче-
ные. Он тщательно готовился к ее заседаниям, прочитывая все без ис-
ключения рукописи, представляемые на ее обсуждение отделами редак-
ции, и записывал основные замечания членов редколлегии.
Журнал выходил без опозданий, четко работали все отделы редак-
ции. Проводились регулярно читательские конференции. Ежемесячно
заседала редколлегия. Совершенствовалось научное содержание жур-
нала. На его страницах печаталось все большее число научных статей.
Во всем этом чувствовалась направляющая рука главного редактора.
Налаживанию работы помогали навыки, приобретенные Труханов-
ским на дипломатическом поприще. При возникновении споров по об-
суждаемым материалам он умело и твердо отстаивал свою позицию, и
в большинстве случаев члены редколлегии соглашались с его мнением.
За первые семь лет работы в журнале у Трухановского сменилось
три заместителя (Г.Н. Голиков, Д.К. Шелестов, Л.К. Шкаренков). Слу-
чилось это отнюдь не по вине главного редактора, так как он хорошо
срабатывался с каждым из них, а уход их из редакции вызывался их лич-
ными причинами. Мне довелось работать с первыми двумя из назван-
ных лиц. Следующими заместителями главного редактора были
Е.И. Тряпицын и А.Г. Кузьмин, который в 1975 г. после защиты док-
торской диссертации перешел на преподавательскую работу.
Владимир Григорьевич тогда уговорил меня хотя бы временно, до
подыскания нового заместителя исполнять эти обязанности. А через
год он добился утверждения меня, не имевшего в то время ученой сте-
пени, в этой должности (в которой я состою и по сей день). Почти 12 лет
длился наш рабочий тандем. Я благодарен Владимиру Григорьевичу за
высокую оценку моего скромного труда, выразившуюся, в частности, в
представлении меня к государственной награде (в 1981 г. мне был вру-
чен орден Дружбы народов).
60
Работать под руководством Трухановского было непросто. Это был
человек требовательный не только к себе, но и к подчиненным. В рам-
ках служебных полномочий он предоставлял полную свободу действий,
что развивало инициативу как мою, так и всех остальных сотрудников
редакции. Он не являлся сторонником строгих дисциплинарных мер, за-
то вызов в его кабинет на личную беседу запоминался надолго. Все ма-
териалы Владимир Григорьевич читал не только в машинописи, но и в
верстке, и работникам редакции иногда приходилось краснеть, знако-
мясь с пометками главного редактора на полях или с его язвительными
подчас резолюциями.
В общении с людьми Владимир Григорьевич был мягок, снисходи-
телен, но не потакал тем, кто по каким-либо причинам не исполнял сво-
их служебных обязанностей или относился к делу спустя рукава.
Мы были всегда в курсе дел своего главного редактора, а он хоро-
шо знал о наших заботах и трудностях. Когда его постигло большое го-
ре (внезапно скончался совсем еще молодой его сын Гриша, успешно
начавший научную деятельность в Институте США и Канады), мы ста-
рались морально поддержать Владимира Григорьевича своим искрен-
ним сочувствием, смягчить боль невосполнимой утраты.
Прошло несколько месяцев, и такое же горе обрушилось на мою
голову: в Западной группе войск в ГДР во время боевых учений был
смертельно ранен мой старший сын Митя. Узнав об этом, Трухановский
вопреки своему обыкновению (не ходить по кабинетам сотрудников ре-
дакции) пришел ко мне. Закрыв за собою дверь, с полными слез глаза-
ми посмотрел в мои заплаканные глаза. Никогда я этого не забуду, хо-
тя мы не сказали друг другу ни слова.
Параллельно с руководством редакцией Владимир Григорьевич ин-
тенсивно работал как ученый. Годы, когда он был главным редактором
журнала, стали временем расцвета его научной деятельности. Одна за
другой выходили в свет его книги об Уинстоне Черчилле, Антони Иде-
не, адмирале Нельсоне. Еще будучи главным редактором журнала, он
начал готовить книгу о Бенджамине Дизраэли. Через биографии этих
выдающихся деятелей Англии XVIII-XX вв. Трухановский фактически
осветил всю историю Великобритании за 200 лет. Благодаря его писа-
тельскому дару эти книги становились доступными широкому читате-
лю и не раз переиздавались.
Владимир Григорьевич вел большую работу во Всемирной федера-
ции научных работников, советской Ассоциации содействия ООН и Па-
гуошском комитете. Его рассказы о зарубежных поездках, о междуна-
родных конференциях вызывали у нас живейший интерес, способствуя
лучшему пониманию обстановки в мире. Он настойчиво стремился к ук-
реплению связей отечественных историков с их зарубежными коллега-
ми. Одним из плодов этих усилий стал одновременный выход в свет в
1977 г. номера журнала “Вопросы истории”, состоявшего из статей
польских историков, и номера журнала “Кварталышк хисторычны”, со-
стоявшего из работ наших историков. Эти номера журналов вызвали
значительный интерес научной общественности двух стран. В польском
номере была напечатана и статья Трухановского.
61
На церемонии награждения журнала “Вопросы истории”
Орденом Трудового Красного Знамени. 1976 г.
В середине 70-х годов по инициативе Владимира Григорьевича ре-
дакция журнала начала подготовку к полувековому его юбилею, прихо-
дившемуся на 1976 г. Представление журнала к награждению неожи-
данно для редакции натолкнулось на сопротивление начальника Отде-
ла кадров АН СССР Г.А. Цыпкина, который сослался на то, что Ака-
демии не выделено на этот счет никаких орденских знаков. В конечном
итоге вопрос решался на заседании Политбюро ЦК КПСС.
Как нам стало позднее известно, на этом заседании в представле-
ние о награждении журнала была внесена существенная поправка: по
предложению Л.И. Брежнева было решено наградить журнал не орде-
ном Дружбы народов, а орденом Трудового Красного Знамени за за-
слуги в развитии исторической науки. Соответствующий указ вскоре
последовал.
В один из летних дней в редакции раздался телефонный звонок из
ЦК КПСС с сообщением о награждении журнала. Сотрудники редак-
ции находились в этот момент на очередном заседании руководимо-
го мною теоретического семинара. Секретарь редакции прошептала
мне на ухо о полученном известии. Я подошел к Владимиру Григорье-
вичу и также потихоньку сообщил ему эту новость. Он тут же громко
объявил:
- Если Созин не шутит, наш журнал наградили орденом Трудового
Красного Знамени.
Все присутствующие шумно выражали свою радость. В тот же день
фельдъегерь доставил в редакцию ксерокопию Указа Президиума Вер-
ховного Совета СССР.
62
Через несколько месяцев в торжественной обстановке к знамени
журнала, древко которого по праву держал в своих руках наш главный
редактор, была под бурную овацию зала прикреплена эта заслуженная
коллективом высокая награда.
Середина 70-х годов действительно стала своего рода вершиной
тех успехов, которые позволяли журналу занимать положение веду-
щего печатного органа нашей исторической науки. В достижении этой
вершины огромная заслуга Трухановского как главного редактора.
Он гордился тем, что в условиях все нараставшего давления партий-
ных инстанций удалось сохранить научный облик журнала. Он всей
душой болел за случавшиеся порой редакционные промахи, неудачи,
работу в журнале считал главным делом и в годовых отчетах о своей
научной деятельности в качестве члена-корреспондента АН СССР
всегда на первое место ставил выпуск очередного годового комплек-
та журнала.
Между тем именно с середины 70-х годов все более возрастал на-
тиск партийных инстанций на журнал в плане подчинения его содержа-
ния сугубо пропагандистским целям тогдашнего руководства КПСС.
Нажим со стороны власти был настолько силен, что его трудно было
выносить даже человеку с такими далекими от диссидентства взгляда-
ми, как Владимир Григорьевич. Усиление идеологического контроля
выражалось не только в замечаниях партийных инстанций по поводу
отдельных опубликованных в журнале материалов или формулировок
в них, но и в практике введения в состав редколлегии ответственных ра-
ботников Отдела науки ЦК КПСС.
Регулярными стали вызовы главного редактора на Старую пло-
щадь (в Отдел науки или Отдел пропаганды), где проводились разного
рода совещания в целях идеологической накачки, или “на ковер” для
оказания ничем не прикрытого нажима. Владимир Григорьевич возвра-
щался в редакцию с этих “проработок” каким-то сникшим и расстроен-
ным, обычно советовался с сотрудниками редакции о том, как отреаги-
ровать на полученные в партийных инстанциях замечания, сделать это
с меньшим ущербом для научного реноме журнала. Владимир Григорь-
евич часто находил самый неожиданный выход из создавшейся ситуа-
ции. Я никак не могу согласиться с теми, кто пытался в ту пору за гла-
за обвинять Трухановского в излишней уступчивости.
Хуже было тогда, когда партийные инстанции настаивали на ис-
ключении ряда историков из числа авторов журнала. Каждый раз Вла-
димир Григорьевич мрачнел, внося в список запретных лиц новую фа-
милию. С начала 70-х годов в нем фигурировали известные историки -
П.В. Волобуев, А.Я. Гуревич, К.Н. Тарновский и др.
Все это происходило под флагом укрепления идеологической дис-
циплины и борьбы за идейную чистоту и партийность исследований ис-
ториков. Все чаще отделы ЦК КПСС стали давать прямые указания о
непременной публикации тех или иных материалов. Одним из первых
заданий такого рода стало поручение напечатать статью о Брежневе в
связи с его 70-летием. Попытки редакции найти автора такой статьи
среди более или менее известных историков результата не дали. Приш-
63
лось поручить написание ее недавно “сосланному” в редакцию из аппа-
рата ЦК КПСС в качестве второго заместителя главного редактора
А.И. Титову. Публикации такого рода юбилейных материалов (напри-
мер, о 60-летии Октябрьской революции и т.п.) становились регу-
лярным делом. А с начала 80-х годов журналу было предписано печа-
тать официальные партийные документы, прежде всего материалы
пленумов ЦК КПСС, связанных с избранием генеральных секретарей
ЦК КПСС.
Все это не могло не сказаться как на научном уровне журнала, так
и на его тираже, который стал неуклонно падать. Это очень огорчало
Трухановского, и он начал все чаще задумываться над тем, стоит ли ос-
таваться во главе журнала, который из научного мог трансформиро-
ваться в конце концов в пропагандистский. Ему, известному ученому,
опытнейшему редактору, явно не хотелось превратиться в простого ис-
полнителя поступавших сверху указаний. Такое положение угнетало
Владимира Григорьевича. Настроение его все чаще становилось сум-
рачным, хотя внешне он оставался спокойным и не подавал вида, что
создавшаяся ситуация его никак не устраивает.
В 1984 г. в журнале была опубликована статья Е.А. Амбарцумова
“Анализ В.И. Лениным причин кризиса 1921 г. и путей выхода из него”,
в которой ставился вопрос об общественно-политических кризисах при
социализме. Она была рекомендована редакции членом редколлегии
А.С. Черняевым (заместителем заведующего Международным отделом
ЦК КПСС). Неожиданно для нас изложение статьи было опубликовано
во многих странах тогдашней социалистической системы, где эта статья
была воспринята как показатель некоего поворота в идеологической
жизни СССР. Советские послы запросили по этому поводу разъяснений
от партийных и правительственных органов.
В отсутствие Трухановского, находившегося в отпуске, мне как
представителю журнала на совещании руководящих работников печати
в Отделе пропаганды ЦК КПСС пришлось выслушать отповедь секре-
таря ЦК КПСС М.В. Зимянина по поводу содержания статьи Амбарцу-
мова. Мое сообщение об этом чрезвычайно взволновало Владимира
Григорьевича, возвратившегося в Москву.
В “Коммунисте” был опубликован разгромный материал по поводу
статьи Амбарцумова за подписью заместителя главного редактора жур-
нала Е.И. Бугаева. Под мощным давлением сверху было проведено рас-
ширенное заседание редколлегии “Вопросов истории” с целью вырабо-
тать (для последующей публикации) решение, осуждающее содержание
злополучной статьи. Члены редколлегии, которые в свое время утвер-
дили ее к печати, теперь дружно отказались от своего прежнего мнения.
Черняев на заседание редколлегии не пришел. Спустя некоторое
время он прислал Трухановскому письмо, в котором подтвердил свое
прежнее мнение о статье Амбарцумова. “Тем не менее получается, что
я подвел редакцию”, - писал Черняев и извещал, что в связи с этим счи-
тает себя обязанным выйти из состава редколлегии (хотя, по его сло-
вам, почти 20-летнее сотрудничество в журнале было для него “очень
дорого и полезно”).
64
Вся эта история произвела на Владимира Григорьевича настолько
гнетущее впечатление, что он впервые в разговоре со мной сказал о же-
лании уйти со своего поста.
Размышляя о том, с чем можно сравнить работу главного редакто-
ра исторического журнала в условиях всеохватывающего идеологиче-
ского контроля, я пришел к выводу, что она напоминает действия сапе-
ра, занимающегося разминированием неизвестного ему минного поля,
и сказал об этом, выступая на редакционном чествовании Трухановско-
го в связи с его 70-летием.
Владимир Григорьевич очень остро чувствовал эту опасность.
Именно поэтому, подписывая очередной номер журнала в печать на вы-
ход в свет, неизменно спрашивал сотрудников редакции: “На чем мы
здесь можем подорваться?”
Почти четверть века ему удавалось обходить такую опасность. Ши-
роко известный исследователь, он быстро превратился в научного реда-
ктора высочайшей квалификации и весь свой огромный опыт отдал де-
лу, главным итогом которого стало сохранение, несмотря ни на что, на-
учного облика журнала “Вопросы истории”.
Из-за физического недомогания мне не пришлось провожать в пос-
ледний путь Владимира Григорьевича Трухановского, с которым тесно
связаны многие годы совместной работы в журнале. Так пусть же этот
рассказ о его деятельности как главного редактора журнала “Вопросы
истории” послужит скромной данью его светлой памяти.
В.Н. Павленко
НАШ ГЛАВНЫЙ
В один из октябрьских дней 1968 г. мне позвонили из редакции жур-
нала “Вопросы истории” и попросили срочно приехать на Малый Пу-
тинковский переулок для встречи с главным редактором. Я уже не-
сколько раз бывал в этом здании, примыкавшем к кинотеатру “Россия”,
с высоченными потолками и крутой лестницей. В редакции наметилась
вакансия, и я оказался одним из кандидатов на освободившееся место,
несколько раз приезжал в журнал, чтобы получить рукопись для реда-
ктирования или сдать готовую на литправку. Сделанное оценили поло-
жительно, одна из статей даже успела попасть в очередной номер.
Согласен был принять меня в отдел отечественной истории его заведу-
ющий Константин Иванович Седов, не возражал и заместитель главно-
го редактора Евгений Иванович Тряпицын. Окончательное решение
должен был принять главный редактор - Владимир Григорьевич Труха-
новский. Я и приехал в редакцию для встречи и беседы с главным, впер-
вые увидел его и познакомился.
Из-за стола вышел плотный мужчина в хорошем темно-сером кос-
тюме, в очках, поздоровался и пригласил к беседе. Вопросы задавались
5 Россия и Британия Вып 3
65
разные, и один из первых такой: «Читают ли “Вопросы истории” в
Главном архивном управлении?» (я там работал). Да, журнал пользо-
вался в библиотеке спросом, его читали, знали, особенно интересова-
лись им сотрудники отделов использования документов и научно-изда-
тельского. Мне как секретарю коллегии главка приходилось готовить
справки о публикации в журнале документов, использовании авторами
архивных фондов. Ответ удовлетворил главного. Затем он спросил, чи-
тал ли я публикуемые в журнале исторические очерки (тогда это был
новый для “Вопросов истории” жанр). Да, читал, ответил я и тут же по-
просил автора очерка об У. Черчилле разъяснить какой-то случай из
биографии знаменитого британца. Владимир Григорьевич улыбнулся -
он понял, что я тем самым хочу подтвердить свои слова. Однако отве-
чал охотно, рассказывая о таких деталях, которые не вошли в публи-
кацию.
Я запомнил, как главный редактор держал себя, как вел беседу.
Прежде всего - доброжелательно и корректно, вопросы задавал спо-
койно, сначала глядя в сторону, а в конце фразы - внимательно прямо
в глаза собеседника, как бы оценивая реакцию и правдивость ответа.
Эту манеру вести разговор я наблюдал не раз, присутствуя при беседах
Владимира Григорьевича с авторами журнала.
Уже при первой встрече с главным редактором я услышал его час-
то повторяющийся тезис, напоминание сотрудникам журнала: «Вы ра-
ботаете в “Вопросах истории”! Помните об авторитете журнала». Этим
и объясняется то, с каким вниманием он беседовал с кандидатами на от-
крывающиеся в журнале вакансии, как подбирал новых работников,
оценивал не только их деловые качества, эрудицию, но и характер,
способность вписаться в сложившийся и четко работающий коллектив.
Проблемами отечественной истории занимались К.И. Седов и Су-
санна Андреевна Пустовойт, специалистом по зарубежной истории был
Александр Соломонович Гроссман, научно-популярные сюжеты вели
Анатолий Яковлевич Шевеленко и Нина Константиновна Стрелкова.
За чистоту русского языка, корректуру, правку отвечала литредакция,
которую возглавляла Рита Александровна Бурлакова. Секретариатом
ведала Марина Яковлевна Ралко. В машбюро трудились Зинаида Ва-
сильевна Дубровинская, Валентина Васильевна Питомцева. Почти все
они работали в журнале и до прихода Владимира Григорьевича на пост
главного редактора в 1960 г.
Редакция - живой организм. Бывало, что по каким-то своим причи-
нам сотрудники покидали ее, в основном переходили на преподаватель-
скую работу, в научные учреждения. Главный редактор никогда никого
не удерживал в журнале. Подбирал же новых сотрудников, все взвеши-
вая, раздумывая. Так, за годы моей работы в журнале вернулся Иван
Васильевич Созин, пришли Вадим Николаевич Виноградов, Рувим Еха-
нанович Кантор, Генриетта Владимировна Пронина, Владимир Василь-
евич Поликарпов. Некоторые из них продолжают работать в журнале
и поныне. Это лишь подтверждает, что главный почти не ошибался, ко-
гда выбор делал сам. Приходили в журнал сотрудники и по жесткой ре-
комендации из “руководящих” структур. А коллектив их не принимал,
66
и им приходилось уходить. Во всех таких случаях (на моей памяти их
было несколько) мнение главного редактора и мнение коллектива сов-
падали.
Для Владимира Григорьевича сформировать представление о сот-
руднике не представляло особого труда, поскольку результаты работы
каждого обязательно попадали на стол главного редактора. Он или чи-
тал всю поступающую почту, или ему ее докладывали, а затем переда-
вали для чтения заинтересовавшие его материалы. Главный читал ста-
тьи, делал пометки, приглашал заведующего отделом или редактора
для беседы, советовал, как лучше доработать материал, с кем прокон-
сультироваться. Затем он читал весь представленный на обсуждение
редколлегии блок, еще раз проходился карандашом по тексту, далее -
верстка и, наконец, чтение отдельных материалов уже на стадии свер-
ки. Главный редактор следил за тем, как учитываются замечания чле-
нов редколлегии, его собственные пожелания и строго выговаривал, ес-
ли об этом забывали.
Часто напоминал Владимир Григорьевич о бережном отношении к
авторскому тексту. Как тут не вспомнить бытующую среди редакторов
шутку о ремесленнической сути их труда: телеграфный столб - это хо-
рошо отредактированная сосна. Однажды один из наших редакторов
так “обстругал” рецензию провинциального доктора наук, что тот отка-
зался подписывать гранки, вернул их и присовокупил злое и ироничное
письмо, где писал, что у каждого автора свой стиль, так сказать, свое
лицо, из его же рецензии сделали место, на котором он обычно сидит.
Владимир Григорьевич отнесся к письму очень серьезно: текст рецен-
зии восстановили и напечатали почти в первозданном виде, а главный
настоятельно просил и научных редакторов, и литературную редакцию
сделать из этого случая необходимые выводы. Авторитет В.Г. Труха-
новского в коллективе был высок, именно на нем основывалась редак-
ционная дисциплина, и мы стремились по возможности точно выпол-
нять указания главного.
Впрочем, в журнал нередко поступали статьи, написанные таким
наукообразным, заумным языком, что трудно было понять, что же хо-
тел сказать автор. При чтении их нельзя было не вспомнить слова
А.П. Чехова: “Хочут они свою ученость показать”. В подобных случа-
ях Владимир Григорьевич просил так поработать над рукописью, что-
бы статья стала ясна “и доценту из Новозыбкова”. Этот призыв главно-
го редактора мы слышали неоднократно и старались ему следовать.
И не было в этих словах какого-то столичного высокомерия. Наоборот,
Владимир Григорьевич просил тем самым уважительно относиться к
многочисленной армии вузовских и школьных преподавателей, пом-
нить, что именно они - основные читатели и подписчики журнала.
И вот однажды в редакцию действительно, как говорят, “самотеком”
пришла статья из Новозыбкова - городка на западной окраине Брян-
ской области - от преподавателя местного вуза. Владимира Григорьеви-
ча не только позабавило, но и порадовало такое совпадение: наш сим-
волический читатель как бы обрел плоть и кровь. Статья оказалась
пригодной и была напечатана в “Вопросах истории”.
67
“Самотек” занимал значительную часть редакционного портфеля.
Остальные материалы были заказными, и лучшие из них заказывались
главным редактором. Основную задачу он видел в том, чтобы подни-
мать важные, значимые для развития науки проблемы. Владимир Гри-
горьевич договаривался с известными учеными о подготовке статей по
таким проблемам или поручал это сделать сотрудникам журнала. Вме-
сте с тем, участвуя в различных научных форумах, слушая доклады,
знакомясь с тезисами выступлений, он обращал наше внимание на мо-
лодых, перспективных исследователей из провинциальных вузов, реко-
мендовал привлекать их к сотрудничеству в журнале, открывая им путь
в большую науку. Вообще главным было установлено правило, чтобы
не менее трети журнальной площади занимали материалы из провин-
ции, из местных вузов, архивов, музеев.
Для “доцентов из Новозыбкова” главный редактор значительно
расширил информационный блок в журнале. Здесь печаталась не толь-
ко информация о конференциях, симпозиумах, посвященных обсужде-
нию проблем исторической науки, которые проходили в Москве, столи-
цах союзных и автономных республик, областных и краевых центрах,
но также сообщения о научной жизни исторических факультетов раз-
личных вузов. Публиковали мы содержание вышедших номеров отече-
ственных и зарубежных исторических журналов, вузовских сборников
научных работ, трудов кафедр истории и многое другое.
На всех читательских конференциях в адрес редакции звучали бла-
годарственные слова за публикацию подобных материалов. На таких
конференциях в полной мере осознавался смысл постоянного напоми-
нания Владимира Григорьевича: «Вы работаете в “Вопросах истории”».
И сознание этого придавало нам силы. Может быть, в наши дни это зву-
чит пафосно, но суть дела от этого не меняется. Мы любили свой жур-
нал, и для нас было важно, что во главе его стоит известный ученый,
общественный деятель, пользующийся большим авторитетом среди
наших авторов и читателей.
Каждый месяц выпуск сигнального экземпляра очередного номера
был для нас всех радостным событием. А главный редактор, прежде
чем подписать его “на выход в свет”, задавал традиционный вопрос:
“Здесь все в порядке?” “Все в порядке”, - отвечал заместитель главно-
го редактора Иван Васильевич Созин или ответственный секретарь
(я работал в этой должности с 1984 по 1988 г.). Опечатки или ошибки
появлялись чрезвычайно редко. Это была школа В.Г. Трухановского.
Думаю, что и журнал занимал важное место в научной и обществен-
ной жизни самого Владимира Григорьевича. Здесь он мог реализовы-
вать собственные научные идеи, следить за тенденциями развития исто-
рической науки, налаживать контакты с учеными всей страны и других
государств. Мне казалось, что он не мыслит себя без журнала.
Каждый год по нескольку раз Владимир Григорьевич выезжал за
границу, бывал в США, Канаде, Африке, Бразилии, Австралии, Новой
Зеландии (он являлся президентом Общества дружбы СССР с этой
страной). Возвратившись из-за рубежа, он обязательно рассказывал
нам о своей поездке. Весь коллектив собирался в большой редакцион-
68
В Австралии. 1970 г.
ной комнате и внимал рассказу главного о встречах с учеными, полити-
ческими и общественными деятелями, о культуре, обычаях страны,
природе, архитектуре, о разных забавных случаях. Помню его рассказы
о красивейшей бухте на Кипре, где, согласно мифу, из морской пены ро-
дилась Афродита, об экзотических островах Фиджи, о Либерии, где в
жуткую жару у него пропал чемодан со всеми вещами. И о многом, мно-
гом другом. Рассказывал увлеченно, образно, с шутками. Мы видели
мир глазами Владимира Григорьевича, ведь сами поехать в те годы ни-
куда не могли.
В редакции выступали и многие известные, интересные люди -
историки, экономисты, журналисты, искусствоведы, музейные работ-
ники. Чаще всего это были наши авторы, некоторых из них приглашал
главный редактор.
За почти два десятилетия работы в журнале мне, как и моим колле-
гам, приходилось встретиться в редакции, наверное, с тысячью людей,
прежде всего авторов. Среди них были не только историки, но и участ-
ники Октябрьской революции и гражданской войны, бывшие наркомы
69
и министры, руководители крупнейших предприятий, партийные работ-
ники высокого ранга, маршалы, генералы, адмиралы и т.д. Имена мно-
гих навсегда остались в отечественной истории. Это были люди высо-
кого интеллекта, воли, энергии, долга, часто сложной, даже трагиче-
ской судьбы - элита страны. К этой элите можно отнести и нашего
главного редактора.
Владимир Григорьевич Трухановский был нестандартный человек.
Особенно предметно выявлялось это, например, во время заседаний
редколлегии “Вопросов истории”, когда главный редактор демонстри-
ровал свой кругозор, культуру, остроту мышления, умение принимать
оригинальные решения. И поражавшее нас искусство достигать, каза-
лось бы, недостижимых компромиссов.
Состав этого коллегиального органа был достаточно пестрым. За
одним столом сидели не только авторитетные в научных кругах люди,
известные историки, но и чиновники от науки или просто чиновники.
Насколько мне известно, состав редколлегии предлагал главный редак-
тор, но “инстанция” (особенно в последнее десятилетие) обязательно
заменяла подавляющую часть намеченных им лиц на других, ей угод-
ных. Отсюда и значительный по удельному весу “агрессивно-ортодок-
сальный” блок в составе редколлегии, и нежелание пропустить на стра-
ницы журнала новую, свежую мысль (если же это когда-то удавалось,
то каждая “вольность” имела последствия - вызов в отделы ЦК, “накач-
ки”). Мне кажется, Владимира Григорьевича больше всего раздражал в
некоторых членах редколлегии догматизм как научное кредо этих лю-
дей (хотя он старался этого не показывать). У него самого была своя
позиция по каждому вопросу, и он всегда мог ее обосновать и убеди-
тельно аргументировать.
Мне запомнилось необыкновенно теплое, можно сказать сыновнее,
отношение Владимира Григорьевича к члену редколлегии “Вопросов
истории” Сергею Даниловичу Сказкину. И не только потому, что тот
был академиком, известным ученым (к другим академикам наш глав-
ный относился по-другому). Мне кажется, его подкупала преданность
Сказкина науке, его чувство ответственности в исполнении обязанно-
стей члена редколлегии, уважение к журналу. Сергей Данилович, не-
смотря на свой весьма преклонный возраст, преодолевал все пролеты
нашей крутой высокой лестницы, чтобы присутствовать на заседаниях
редколлегии, принять участие в обсуждении материалов. Владимир
Григорьевич всегда встречал академика, провожал к его традиционно-
му месту, с особым пиететом обращался к нему на заседаниях, даже -
хорошо это запомнил - помогал надеть пальто перед уходом из редак-
ции. Академик смущался, никак не мог попасть в рукав, а Владимир
Григорьевич терпеливо держал пальто. Мне кажется, что многие в ре-
дакции с такой же сердечностью и уважительностью относились к са-
мому Владимиру Григорьевичу.
С главным редакция не только добросовестно трудилась, но и с
удовольствием отдыхала. Бывали дни, когда весь коллектив в полном
составе усаживался за праздничный стол. Между сотрудниками журна-
ла, как и в любом другом коллективе, существовали разные отношения,
70
бывали конфликты, напряжения и т.д. Но наши застолья всегда прохо-
дили дружно и весело, в почти семейной атмосфере. И в этом была (на-
ряду с другими факторами) большая заслуга нашего главного - вокруг
него объединялись все.
Традиционно мы отмечали Новый год, День защитника Отечества,
Международный женский день и, конечно, День Победы. Накануне
9 мая выбирался денек поспокойнее, когда в рабочем графике есть не-
большая пауза. Все согласовывалось с Владимиром Григорьевичем.
Мне не раз приходилось участвовать в организации праздничного вече-
ра, и он всегда напутствовал: “Постарайтесь потеплее!”
Помню, отмечалось 30-летие Победы. Ветераны пришли с боевы-
ми орденами. Выпили за победу, помянули погибших. Я попросил каж-
дого из ветеранов вспомнить о первом и последнем дне войны, расска-
зать о своих боевых наградах. Сколько интересных историй услышали
мы от каждого из наших ветеранов - артиллериста, сапера, связиста,
разведчика в тот вечер. Увы, никто из коллег не напомнил мне, что в
числе орденов главного редактора, хотя он и не был в армии, имеется
высокая правительственная награда за выполнение заданий правитель-
ства в годы войны - Орден Трудового Красного Знамени. И тогда Вла-
димир Григорьевич сам как-то даже застенчиво сказал: “А у меня тоже
есть награда за войну”. Мы просили его подробнее рассказать о своей
работе в военные годы, но главный отшутился и произнес очеред-
ной тост.
В тот вечер мы слушали военные песни и дарили каждому фронто-
вику набор пластинок. Когда торжество закончилось, Владимир Гри-
горьевич попросил меня: “А Вы можете и мне такой же купить, я запла-
чу”. Мне стало ужасно неловко за свой промах, и на следующий день в
кабинете главного лежали грампластинки с лучшими песнями минув-
шей войны. Как-то я спросил у Владимира Григорьевича: “Слушаете?”.
“Да, - ответил он, - нечасто, но слушаем. У нас дома любят эти песни”.
Ко всякому торжеству (а кроме праздников, мы еще отмечали юби-
леи) коллектив, в основном его женская часть, готовился заранее. Рас-
пределяли, кому что купить, а главное, какие домашние блюда появят-
ся на столе. И почти каждый раз среди них было любимое лакомство
Владимира Григорьевича - сало. Его покупала на рынке у Киевского
вокзала Р.А. Бурлакова. В этом продукте она знала толк, поскольку
имела украинские корни. Сало покупалось нежное, розовое, тающее во
рту. Его тонко резали и раскладывали по блюдам. Самое красивое ста-
вилось перед главным редактором. И начинался “пир души”. Владимир
Григорьевич после каждого тоста обязательно закусывал ломтиком са-
ла. Впрочем, он и другие домашние яства обожал - пироги, пирожки.
А какой всеобщий восторг вызвала запеченная Ритой Александровной
огромная баранья нога... Как умело поддерживал Владимир Григорье-
вич настроение за столом. Он произносил тосты, и делал это поистине
изящно, он шутил, рассказывал анекдоты, расточал комплименты на-
шим дамам.
...Подходил к концу один из вечеров. Владимир Григорьевич танце-
вал с красой нашей литредакции Галей Архиповой (Галиной Алексеев-
77
ной, конечно), а я с Люсей из машбюро. И вот, оказавшись у стены с вы-
ключателем, я нажал “для интима” одну из кнопок, половина ламп по-
гасла. Танец продолжался, а когда он закончился, главный посмотрел
на меня насмешливо и негромко сказал: “Эх, молодо-зелено! Зачем вам
этот полумрак? Женщину нужно видеть. На нее нужно смотреть во все
глаза!” Сам Владимир Григорьевич умел смотреть, на мой взгляд, даже
немного дерзко. Хотя никаких амуров он в редакции не заводил, но все-
гда рассматривал наших симпатичных женщин пристально, с интересом
и, видимо, с удовольствием. Прекрасный пол воспринимал его взгляд
как должное и тоже, по-моему, получая большое удовольствие от тако-
го внимания. Дамы не смущались, они чувствовали себя женщинами,
которыми любуется мужчина с какой-то особой харизмой, к его прихо-
ду оживлялись и прихорашивались, даже старались обратить на себя
внимание.
Владимир Григорьевич замечал все - новую деталь туалета, укра-
шение, сумочку и т.д. Любая обновка наших сотрудниц должна была
быть представлена главному. А происходило это так. “Дама в обновке”
как бы невзначай заходила в приемную и спрашивала у секретаря Иры
Гавриловой: “А главный когда будет?” Накануне определенного време-
ни вновь появлялась в секретариате по какому-либо придуманному де-
лу. Был такой случай. Новое платье одной из сотрудниц заслужило вни-
мание главного, но уж очень пристальное. Дама даже смутилась и спро-
сила: “Что-либо не так?” - “Да, - ответил Владимир Григорьевич, -
у вас птички лапками кверху”. Действительно, тьма пташек была рас-
сыпана по всему полю платья, но на рукавах портниха так раскроила
ткань, что птахи оказались вниз головками. Много шуток было после
этого эпизода.
Владимир Григорьевич предпочитал консервативные тенденции в
моде. Наши дамы с улыбкой вспоминали, как в свое время он выражал
неудовольствие, если они приходили на работу в брюках.
Хочу рассказать об одном случае, отражающем своеобразие хара-
ктера Владимира Григорьевича. Как главный редактор журнала, вы-
ходившего в издательстве “Правда”, он пользовался правом вызова ма-
шины с автобазы издательства. Однажды его в качестве крупнейшего
в стране англоведа пригласили на дипломатическую встречу к тогдаш-
нему министру иностранных дел А.А. Громыко. Это был обед для
очень узкого круга лиц (вместе с приглашением было прислано даже
меню обеда) в честь высокопоставленного гостя из Англии. Как обыч-
но, на определенный час была заказана машина из издательства. Вла-
димир Григорьевич вышел точно в назначенное время, но машины на
месте не оказалось. Она так и не появилась из-за какой-то поломки, но
никому в издательском гараже не пришло в голову сообщить об этом.
Наш главный пытался поймать такси, но безуспешно. Время было упу-
щено, и на прием к Громыко он так и не попал. Ситуация усугублялась
тем, что в подобных случаях место каждого гостя за столом отмечает-
ся именной карточкой, и дипломатический протокол неукоснительно
требует от приглашенных заранее предупреждать в случае отсутствия
или задержки.
72
Владимир Григорьевич очень расстроился. Очень. Как повел бы
себя в таких обстоятельствах любой другой человек? Устроил бы скан-
дал, стал жаловаться куда-то наверх? Наш главный принял другое ре-
шение: он написал в издательство письмо, в котором в связи с выше-
описанным инцидентом отказывался от транспортных услуг “Правды”.
Почти год он не пользовался служебной машиной. Для того времени
(а для нынешнего тем более) это был совершенно необычный посту-
пок. И хотя отсутствие машины создавало для работы редакции много
неудобств, мы все были солидарны с главным редактором, видя в его
поступке проявление всегда присущего ему чувства собственного дос-
тоинства. Приходилось наблюдать, как он спокойно, без шума умеет
поставить человека на место. Например, однажды во время разговора
с перешедшим на высокие тона хамоватым автором Владимир Гри-
горьевич, не ответив ни слова, просто вышел из своего кабинета и был
таков.
В нем было немало необычного. Он был нам интересен. Вызывали
интерес его высказывания, его оценки, связанные с журналом замыслы.
И это вносило особую ноту в нашу работу под его началом.
Он оставил свой пост, я уволился из редакции. Долгое время затем
мы не встречались. Увидеть его вновь мне довелось лишь на его похо-
ронах. Сусанна Андреевна Пустовойт, стоя у его гроба, напомнила, как
во время Божественной литургии Святого Иоанна Златоуста каждый
мирянин просит Всевышнего дать ему христианские кончины его жиз-
ни “безболезненны, непостыдны, мирны”. Такая кончина была дана на-
шему главному. Через два месяца точно так же покинула этот мир и Су-
санна Андреевна.
Хоронили Владимира Григорьевича в понедельник, 13 марта 2000 г.
на небольшом кладбище подмосковной Николиной Горы. На холме,
под сенью берез раскинулся этот погост. Над заснеженными могила-
ми - тишина, покой, лишь синицы перекликались, прыгая с ветки на
ветку. От вынутого из могильной ямы песка остро пахло грибной сыро-
стью, как в осеннем лесу. Припомнилось, что Владимир Григорьевич
очень любил тихую грибную охоту. В зените, на западе ярко светило
солнце, как привет с дальней Могилевщины, его родины.
Вспоминая нашего главного, Марина Яковлевна Ралко рассказала
как-то старинную притчу о трех строителях. Каждому из них был задан
вопрос: “Что ты делаешь?” “Я обтесываю камни. У меня большая се-
мья, ее нужно кормить”, - сказал первый. “Я рою землю, хочу зарабо-
тать на собственный дом”, - ответил другой. “Я строю Руанский
собор!” - с гордостью ответил третий, возивший камни к котловану.
Вот и у нас, всех работников “Вопросов истории”, было осознание того,
что мы - участники важного, ответственного, нужного для науки дела,
что мы работаем в общесоюзном журнале, строим вместе с Владими-
ром Григорьевичем свой “Руанский собор”.
Те почти 30 лет, в течение которых В.Г. Трухановский руководил
“Вопросами истории”, составляют особую эпоху в истории журнала - со
своими традициями, легендами, со своим ароматом. Чем дальше она от
нас уходит, тем больше хочется о ней вспоминать.
73
Н.К. Капитонова
УЧИТЕЛЬ
С Владимиром Григорьевичем я познакомилась в годы учебы в
МГИМО. В то время он заведовал кафедрой истории международных
отношений и внешней политики СССР. Мы слушали его лекции по ис-
тории международных отношений, запоминавшиеся как по объему по-
даваемой информации, так и по глубине ее анализа. При этом его лек-
ции походили на увлекательное повествование, они не изобиловали
разными байками, как это порой делали другие лекторы, чтобы при-
влечь внимание аудитории, но в процессе изложения материала он по-
зволял себе шутить в своей типично английской, ироничной манере,
и это всегда было к месту и производило впечатление на нас, студен-
тов, способствуя росту его популярности. Делать на его лекциях до-
машнее задание по языку было трудно, и не потому, что лектор зорко
следил за тем, чтобы его тщательно конспектировали - на это он во-
обще не обращал внимания, - а просто потому, что было интересно,
хотелось слушать, шла ли речь о каком-то конкретном событии меж-
дународных отношений или о роли в нем Великобритании. Мы знали,
что В.Г. Трухановский - крупный ученый-международник, один из ро-
доначальников и ведущий специалист советского англоведения (по его
книгам учились и продолжают учиться студенты МГИМО), и относи-
лись к нему, даже с поправкой на студенческие возраст и невежество,
с пиететом.
К великому сожалению, читаемого Владимиром Григорьевичем
спецкурса по истории и внешней политике Великобритании я не по-
сещала, так как в студенческие годы специализировалась по США,
а Великобританией стала заниматься в аспирантуре, под руководством
В.Г. (многие так называли его за глаза, а некоторые из близкого окру-
жения - и в глаза). Лишь много позже, уже после защиты кандидатской
диссертации, когда мне поручили читать новейшую британскую исто-
рию в МГИМО, он для облегчения этой трудной задачи передал мне
свои лекции по британской историографии, прочитанные им когда-то в
Дипломатической академии. Вот тогда я в полной мере смогла оценить,
насколько интересным был его спецкурс по Великобритании, и пожа-
лела, что мне не довелось его прослушать. О ведущих британских исто-
рических деятелях он рассказывал как о живых персонажах, своих зна-
комых, с определенной долей иронии, уважением и стремлением понять
их действия, их отношение к тем историческим событиям, участниками
которых волею судьбы они оказались.
На кафедре истории международных отношений и внешней поли-
тики СССР, которой заведовал Владимир Григорьевич, всегда кипели
страсти, а заседания являлись для нас, аспирантов, настоящей школой
злословия - ведущие профессора постоянно обменивались словесными
пикировками, научные дискуссии были жаркими, в атмосфере ощуща-
лись грозовые разряды. Присутствовавшие на этих театральных пред-
74
ставлениях молодые преподаватели и аспиранты исполняли роль мол-
чаливой массовки и с удовольствием наблюдали, как профессура раз-
минала мускулы, обмениваясь ударами. Надо ли добавлять, что явка на
заседаниях, за редким исключением, была полной. В.Г., по крайней ме-
ре внешне, всегда оставался невозмутим, шутил и стремился соблюдать
нейтралитет. Теперь понимаю, как нелегко это ему давалось, так как
порой приходилось работать с людьми, которые были ему глубоко не-
приятны. Как-то он рассказал мне, что один известный кафедральный
профессор настрочил на него настоящий донос в вышестоящие инстан-
ции, обвинив в работе на британскую разведку. Этот донос Владимиру
Григорьевичу показали, после чего ему пришлось еще много лет рабо-
тать с этим человеком в одном коллективе. Однажды на заседании в
пылу дискуссии в В.Г. даже запустили книгой. Ловко увернувшись от
этого броска, он по обыкновению отреагировал шуткой. Позже, уже
после его ухода из института, когда в итоге целой череды реорганиза-
ций кафедру истории международных отношений и внешней политики
разделили, а нас разбросали по разным коллективам, без этого бурно-
го водоворота страстей, к которому за долгие годы мы уже успели при-
выкнуть как к своего рода наркотику, жизнь порой казалась совсем
пресной.
Работать под руководством Владимира Григорьевича было одно
удовольствие. Он никогда не давил на тебя своим авторитетом, не гово-
рил, какие должны быть получены результаты в ходе исследования.
С помощью подробного плана работы он лишь задавал направление по-
иска и обозначал, на что в первую очередь надо обратить внимание.
После глубокого погружения в тему, изучения литературы, работы с
архивами выводы приходили сами собой. Вот по ним-то В.Г. потом и
проходил опытной рукой мастера, отшлифовывая формулировки. Не-
обходимо отметить, что Владимир Григорьевич обладал одним очень
ценным для ученого качеством - научной интуицией. Его оценки и
предположения впоследствии, по мере открытия британских архивов,
получали документальное подтверждение. Не могу назвать ни одного
сделанного им гипотетического вывода относительно стратегии и
внешней политики Великобритании, который был бы со временем оп-
ровергнут.
Наши встречи проходили в редакции журнала “Вопросы истории”
или же у Владимира Григорьевича дома. В редакции, куда я изредка на-
ведывалась с отчетами о проделанной работе, царила какая-то, на пер-
вый взгляд, очень домашняя, спокойная атмосфера. В.Г. всегда был об-
ложен рукописями, от работы с которыми его часто отрывали посети-
тели. При этом никогда не видела его раздраженным.
Домашний кабинет Владимира Григорьевича полностью соответст-
вовал моему представлению о том, каким должен быть кабинет насто-
ящего ученого. Большой письменный стол, удобный для работы, вме-
стительные кресла, сидя в которых было комфортно вести беседу.
За стеклянными дверцами книжных шкафов - много фотографий,
портреты героев книг Владимира Григорьевича. Наши встречи сопро-
вождались неизменным чаем, которым радушно угощала его супруга
75
Наталья Георгиевна, и обсуждением происходивших в стране событий,
воспринимавшихся нами, к счастью, одинаково.
Производила впечатление обширная библиотека, которая не уме-
щалась в кабинете и занимала все пространство холла. Надо сказать,
что книгами Владимир Григорьевич всегда щедро делился, что, в част-
ности, значительно облегчило мне подготовку спецкурса по истории
Великобритании. В то время достать британскую историческую лите-
ратуру, не говоря уже о биографической и мемуарной, было достаточ-
но сложно, поэтому те книги, которые В.Г. давал мне читать (среди них
мемуары британского премьера Гарольда Вильсона, бывшего министра
обороны Ф. Пима, труды одного из ведущих современных британских
историков Мартина Гилберта о второй мировой войне и Черчилле),
очень много для меня значили. С огромным удовольствием прочитала
официальную биографию У. Черчилля (написанную Гилбертом много
позже, чем это сделал В.Г.), где жизнь этого выдающегося британского
деятеля описана чуть ли не по дням.
О Черчилле, с которым ему довелось встречаться в ходе Потсдам-
ской конференции, Владимир Григорьевич всегда говорил с большим
интересом и симпатией, что совершенно естественно. Исследователи,
занимавшиеся этой противоречивой, обладавшей своеобразным магне-
тизмом личностью, неизбежно подпадали под обаяние выдающегося
английского лидера. О Черчилле написано и продолжает создаваться
огромное число книг, в крупных британских книжных магазинах вы
обязательно найдете целый стеллаж, отведенный “черчиллиане”. Радо-
стно сознавать, что в этом ряду есть имя и нашего крупнейшего иссле-
дователя, одного из родоначальников биографического жанра у нас в
стране.
В последние годы жизнь Владимира Григорьевича удивительным
образом пересеклась с жизнью его героя. Подобно Черчиллю на скло-
не лет он полюбил Лазурный берег Франции. Там он забывал о своих
болезнях и вновь становился бодрым. Мне кажется, что, прогуливаясь
по Английской набережной Ниццы и любуясь морем, В.Г. не мог не
вспоминать Черчилля, который также любил посещать этот красивей-
ший уголок Франции, куда он, по выражению другого выдающегося
британского деятеля, приезжал “подзарядить батарейки”.
Владимир Григорьевич всегда очень тепло вспоминал Белоруссию,
откуда был родом. Мне кажется, что и относился он ко мне с такой те-
плотой отчасти потому, что мы были соотечественниками. Для меня от-
ношения с ним значили очень много, особенно после смерти отца. Я все-
гда знала, что могу обратиться к нему за советом, и этот совет будет
мудрым и правильным. Часто мне хотелось поделиться с ним тем, что
происходило в моей жизни.
Сегодня мне бесконечно жаль, что, встречаясь с Владимиром Гри-
горьевичем, я не задала ему многих вопросов о тех событиях мирового
масштаба, участником которых он являлся, например о конференции в
Сан-Франциско по учреждению Организации Объединенных Наций
или же о Потсдамской конференции. По молодости нас вообще мало
что интересует, мы заняты в основном своими делами и вечно куда-то
76
спешим. С годами приходит интерес к отдельным историческим персо-
нажам, подробностям и деталям тех или иных событий, о чем могут рас-
сказать лишь их участники. Но, как правило, бывает уже слишком позд-
но. Так, в последние годы, когда Владимир Григорьевич уже не очень
хорошо себя чувствовал, мне не хотелось утомлять его излишними рас-
спросами.
Замечательно, что к 80-летию Владимира Григорьевича в 1994 г.
журнал “Новая и новейшая история” опубликовал интервью юбиляра,
в котором он поделился своими интересными наблюдениями и о Сан-
Франциско, и о Потсдаме, а также о Черчилле, Трумэне, Сталине и
других деятелях, с которыми ему пришлось сталкиваться на различ-
ных международных встречах. Чего стоит хотя бы воспоминание о
том, как происходил разговор Трумэна со Сталиным, в ходе которого
последнему было сообщено о создании в США ядерного оружия. В ме-
муарах Черчилля, Идена, в работах советских журналистов-междуна-
родников приводятся по этому поводу совершенно разные, порой про-
тиворечащие друг другу детали. В этом свете свидетельство Владими-
ра Григорьевича, непосредственно наблюдавшего и хорошо запом-
нившего данное эпохальное событие, представляется чрезвычайно
важным.
В последние годы виделись мы редко, в основном общаясь по те-
лефону. Институтская жизнь Владимира Григорьевича не очень инте-
ресовала, лишь изредка он спрашивал об отдельных людях, с кем до-
велось работать. Любопытно, что ради сохранения нервной системы и
здоровья он в буквальном смысле выполнял заветы профессора Пре-
ображенского из “Собачьего сердца”, прекратив чтение газет (и про-
смотр телевизионных новостей), и призывал меня последовать его
примеру. Не могу не признать мудрость этого шага, благотворное воз-
действие которого в полной мере ощущалось мною лишь во время от-
пуска.
Зная, что Владимир Григорьевич всегда радовался моим успехам,
незадолго до защиты докторской диссертации весной 2000 г. я отпра-
вила ему свой автореферат как подтверждение того, что затрачен-
ные им на меня когда-то время и усилия не были напрасными и что он
может не стыдиться за свою не самую прилежную ученицу. Влади-
мир Григорьевич еще не совсем оправился от перенесенной болезни,
и мне хотелось в меру сил поднять ему настроение. Звонок Натальи
Георгиевны с сообщением, что он захотел дать отзыв на мою рабо-
ту, оказался для меня неожиданным. Этот отзыв я бережно храню сре-
ди бумаг, носящих пометки моего Учителя - мудрого и светлого чело-
века.
77
Л.Ф,Туполева
ПРЕЗИДЕНТ АССОЦИАЦИИ
БРИТАНСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ (1992-2000)
Последнее десятилетие в жизни Владимира Григорьевича Труха-
новского - выдающегося ученого-англоведа было связано с Ассоциаци-
ей британских исследований, созданной 11 марта 1992 г. К этому време-
ни Владимир Григорьевич достиг вершин своих творческих успехов -
были опубликованы книги о Черчилле, Нельсоне, Идене, сделавшие ав-
тора популярным не только в России, но и за рубежом, написана моно-
графия “Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карье-
ры”, которая увидела свет позднее, в 1994 г., и в январе 1995 г. была удо-
стоена премии Академии наук - им. Н.И. Кареева.
Владимир Григорьевич продолжил традиции “русской школы”, ко-
торую прославили такие имена в области изучения специальных проб-
лем британской истории, как П.Г. Виноградов, М.М. Ковалевский,
А.Н. Савин, Ф.А. Ротштейн и др. Созданная им галерея исторических
портретов известных английских деятелей утвердила в “русской школе”
жанр исторического портрета.
Когда наступил 1991 год, отмеченный бурными событиями в нашей
стране, заметно было брожение во всех слоях общества, создавались
новые общественные организации, которые получали статус юридиче-
ского лица и свободу действовать самостоятельно.
По инициативе специалистов в области изучения истории Великоб-
ритании, работающих в Институте всеобщей истории РАН, при под-
держке директора института ныне академика А.О. Чубарьяна в конце
1991 г. развернулась подготовительная работа по созданию новой об-
щественной открытой организации - Ассоциации британских исследо-
ваний (Английский клуб). Владимир Григорьевич активно включился в
эту работу, имея за плечами большой опыт дипломатической и препо-
давательской деятельности, руководства журналом “Вопросы истории”
и снискав огромный авторитет среди ученых и интересующихся истори-
ей и культурой Великобритании.
Идея создания ассоциации привлекала внимание как в России, так и
в Великобритании. Об этом свидетельствовала состоявшаяся 11 марта
1992 г. учредительная конференция, на которой присутствовали около
100 ученых. Были представлены Институты РАН, вузы Москвы,
Санкт-Петербурга, Калуги, Орла, Брянска, Костромы, Владимира,
Волгограда, Нижнего Новгорода, Саратова, Перми, Киева, Запорожья,
Одессы, Кутаиси, Тюмени, Уфы, Иркутска, а также архивы и МИД РФ.
От Российской Государственной библиотеки выступили и поддер-
жали создание ассоциации заместитель директора О.Р. Бородин, от Го-
сударственной публичной исторической библиотеки - директор
М.Д. Афанасьев, информационное агентство “Интерпресс” представ-
лял Н.А. Баратов, менеджмент - Центр Государственной академии уп-
равления - С.С. Худяков, Школу бизнеса Московского государственно-
78
го института международных отношений - А.Б. Мануковский, между-
народный фонд “Реформа” - С.А. Колмаков, АО “Метрофил” -
А.Ю. Резник, Л.М. Русецкий, ТОО “Электротехнолог ЭНИМС” -
Н.М. Подогина, фирму “ЭДАС” - С.А. Котов, АО “ТИТАН” - С.Г. Бе-
лимов, филиал крупнейшей британской корпорации “Родити Интер-
нешнл корпорейтед ЛТД” - менеджер В.С. Бургете.
С приветствием на учредительной конференции ассоциации высту-
пили: А.О. Чубарьян, президент Международного конгресса историче-
ских наук Т. Баркер, от Британо-советской торговой палаты - П. Гоулд,
Д. Кроуч (Сассекский университет), Чрезвычайный и полномочный по-
сол СССР в Великобритании в 1980-1986 гг. В.И. Попов.
В.Г. Трухановский выступил с докладом о задачах ассоциации. Он
подчеркнул, что необходимы серьезные исследования по истории Бри-
тании, создание научных и научно-популярных книг, что возможно при
серьезной поддержке бизнеса, важно также развитие международных
контактов ученых, общение с английскими коллегами.
В докладе на учредительной конференции Владимир Григорьевич
дал глубокий анализ состояния современного англоведения в России и
исторической науки в Великобритании. По докладу развернулась ожив-
ленная дискуссия. Выступили: И.Н. Ундасынов (Институт сравнитель-
ной политологии и проблем рабочего движения РАН), С.А. Соловьев
(Московский государственный университет), С.С. Худяков и др. Состоя-
лось голосование. В.Г. Трухановский единодушно был избран президен-
том ассоциации. Вице-президентами стали Л.Ф. Туполева (ИВИ РАН),
С.А. Соловьев (МГУ). Ассоциация получила права юридического лица.
Уже 25 марта 1992 г. в гостях у Английского клуба побывали
Дж. Харгривс (Университет Абердина), который выступил по теме
“Распад Британской империи”, и С. Уайт (Университет Глазго), сделав-
ший доклад о миссии британских тред-юнионов в России в 1920 г. Ожи-
вленная дискуссия развернулась по докладу Н. Холдена (Университет
Манчестера) на тему “Манчестерская школа менеджмента. Страницы
истории и современность”. Л.Б. Станюкович - заведующая отделом
фондов по всеобщей истории Государственной Публичной историче-
ской библиотеки, подготовила выставку новейших трудов зарубежных
и российских авторов по проблемам бизнеса.
Весной 1992 г. англоведы - члены ассоциации приняли участие в ра-
боте конференции “История английского парламента ХШ-ХХ вв.”, ко-
торую провела группа “Власть и политическая культура”, возглавляе-
мая Е.В. Гутновой.
В.Г. Трухановский с большим мастерством проводил встречи с анг-
лийскими учеными. В июне и октябре 1992 г. принял участие в работе
ассоциации Р. Роджер (Лестерский университет), представивший на об-
суждение темы “Особенности экономического развития Великобрита-
нии в XIX в.” и “Средневековые города и города периода расцвета капи-
тализма в Великобритании” с показом диапозитивов. 18 июля члены ас-
социации заслушали доклад К. Мидлмасса (Сассекский университет)
“Эволюция британской системы власти”. Известный российский восто-
ковед Г.Л. Бондаревский на двух заседаниях рассказывал о своих поезд-
79
ках в Лондон, о встречах в Школе экономических исследований, в ре-
дакции газеты “Гардиан,” с бизнесменами в Сити и т.д.
Стараниями ученого секретаря ассоциации М.П. Айзенштат на ос-
нове докладов был подготовлен сборник статей “Из истории европей-
ского парламентаризма. Великобритания”, который вышел в 1995 г.
Вместе с М.В. Винокуровой М.П. Айзенштат подготовила первый но-
мер “Бюллетеня” ассоциации, увидевший свет в 1993 г. В нем был опуб-
ликован полный текст доклада В.Г. Трухановского на учредительной
конференции.
Важной для ассоциации была поддержка со стороны коллектива
Государственной Исторической библиотеки. В Красном зале нового
здания 25 декабря 1992 г. на собрании ассоциации с докладом “О меж-
дународных связях Исторической библиотеки” выступил директор
ГПИБ М.Д. Афанасьев. Заведующая отделом фондов по всеобщей ис-
тории Л.Б. Станюкович подготовила выставку новых поступлений по
истории Англии и Ирландии. Д.А. Модель сделала сообщение “О раз-
витии англоведения в последние годы”. С большим вниманием Влади-
мир Григорьевич отнесся к замыслу нового издания книги А.Н. Байко-
вой “Библиография Великобритании и Ирландии”, который обсуждал-
ся в ассоциации.
Первая годовщина основания ассоциации была отмечена 11 марта
1993 г. научной сессией “Россия и Великобритания: культурно-истори-
ческое взаимодействие. XVI-XX вв.” На ней выступили А.В. Голубев,
А.В. Невежин (ИРИ РАН), Т.Н. Гелла (Орловский педагогический ин-
ститут), Е.Г. Блосфельд (Волгоградский университет), В.М. Карев
и другие ученые ИВИ РАН. Большой интерес вызвали докла-
ды В.Д. Есакова (ИРИ РАН) и Е.С. Левиной “Н.И. Вавилов и ученые
Англии”, С.Г. Долговой и Т.А. Лаптевой (Российский Государственный
архив древних актов РФ) “Россия и Англия в XVI-XVIII вв. Обзор доку-
ментов РГАДА”. В своем выступлении В.Г. Трухановский дал высокую
оценку докладам, охарактеризовав конференцию как теоретическую.
Среди гостей конференции находился директор Британского сове-
та Марк Эванс, который выступил с приветствием.
В июле 1994 г. историческая общественность отметила 80-летие
В.Г. Трухановского. В ассоциации собрались друзья и коллеги, чтобы
поздравить юбиляра. Необычайно тепло и искренне прозвучало высту-
пление С.А. Соловьева.
Ассоциация британских исследований приняла активное участие в
международном коллоквиуме “Россия и Британия: политические и
культурные связи XVI-XX вв.”, проведенном 6 октября 1994 г. в ИВИ
РАН Британским советом в связи с визитом в Россию королевы Елиза-
веты II. Организатором конференции была А.С. Намазова (ИВИ РАН).
А.О. Чубарьян и М. Эванс приветствовали ученых. В своих докла-
дах ведущие англоведы России и известные историки Великобритании
поставили проблемы взаимовлияния и взаимодействия двух культур, на-
чиная с XVI в. (доклады О.В. Дмитриевой, В.М. Карева, Л.Ф. Туполе-
вой). Е.Ю. Полякова рассмотрела контакты между ирландцами и рус-
скими в XVIII-XIX вв. Вопросов дипломатических отношений между
80
двумя странами в 1823-1827 гг. коснулся Н.Н. Яковлев. Известный уче-
ный Б. Эмерсон (Оксфордский и Гарвардский университеты) рассмот-
рела дипломатические отношения между Великобританией и Россией
во второй половине XIX в. Крупный британский исследователь
Д. Дилкс (Университет Гулля) остановил свое внимание на проблеме
“Черчилль и Сталин”. Большое впечатление на присутствующих произ-
вел доклад В.Г. Трухановского “Черчилль и его современные критики”,
в котором анализ новейшей английской историографии был дополнен
личными воспоминаниями автора. В.И. Попов посвятил свое выступле-
ние связям между двумя нашими странами в период царствования коро-
левы Елизаветы II. Д. Сондерс (Ньюкаслский университет) коснулся ря-
да острых проблем по теме “Британия и русская революция”.
Государственный официальный визит королевы Великобритании
Елизаветы II 17-20 октября 1994 г., явившийся первым в истории взаи-
моотношений двух стран посещением России британским монархом,
сыграл большую роль в укреплении связей между двумя странами. Бы-
ла разработана программа культурных мероприятий Британским сове-
том, министерствами иностранных дел и по делам Содружества. Прези-
дент ассоциации В.Г. Трухановский был приглашен 10 октября на от-
крытие выставки, развернутой по случаю визита королевы Великобри-
тании в фойе Малого театра.
В 1997 г. вышел в свет первый выпуск сборника статей “Британия
и Россия”, который явился результатом деятельности Ассоциации бри-
танских исследований и совместного труда российских и британских
ученых, отражением плодотворного двустороннего общения. Во введе-
нии к этому изданию ответственный редактор В.Г. Трухановский писал:
“Появление на свет ассоциации англоведов - это знамение нашего вре-
мени, реальное проявление процессов, происходящих в исторической
науке в последнее время”. В этом издании прозвучали обращения к чи-
тателям А.О. Чубарьяна, а от английской стороны - Т. Баркера.
В книге “Британия и Россия” статьи сгруппированы по трем разде-
лам: “Из истории английского парламента”, “Внешняя и колониальная
политика Великобритании” и “Политика и культура”. 13 статей написа-
ны российскими историками, политологами, филологами: О.А. Рже-
шевским, С.Б. Воронцовой, Н.А. Поповой, А.Л. Семеновым, Е.В. Жа-
риновым, Г.С. Остапенко, С.П. Перегудовым, Л.В. Поздеевой,
М.П. Айзенштат, О.В. Дмитриевой, Е.Ю. Поляковой, Л.Ф. Туполевой,
Т.А. Филипповой.
Восемь статей представили британские профессора: Д. Рейнольдс
(Кембриджский университет), Дж. Харгривс (Абердинский универси-
тет), Дж. Дарвин (Оксфордский университет), Дж. Кент, Р. Холланд
(оба - Лондонский университет), Р. Хайд (Университет Восточной Анг-
лии), Б. Эмерсон (Оксфордский и Гарвардский университеты).
Последней работой, в которой В.Г. Трухановский принимал уча-
стие, стала книга, посвященная памяти известного российского англове-
да Н.А. Ерофеева (1907-1996). Когда Ассоциация британских исследо-
ваний 18 апреля 1997 г. отмечала 90-летие Н.А. Ерофеева, Владимир
Григорьевич горячо поддержал идею издания сборника воспоминаний
6 Россия и Британия Вып 3
81
о Н.А. Ерофееве, а также статей на темы, которые разрабатывались им
по истории Великобритании XVIII-XIX вв. В 2000 г. издательство “На-
ука” опубликовало этот сборник во втором выпуске “Россия и Брита-
ния”. Под редакцией В.Г. Трухановского...
В памяти своих коллег Владимир Григорьевич останется блестя-
щим ученым и необыкновенно обаятельным человеком.
Н.Г. Думова
О МОЕМ МУЖЕ
Издавна у Владимира Григорьевича была “вредная привычка”: чи-
тая книгу, он любил подчеркивать привлекшие его внимание строки.
Бывало, я укоряла его за это, а теперь радуюсь возможности находить
в его книгах то, что ему было интересно и важно. Так вот, в “Максимах”
Ларошфуко он подчеркнул, среди прочих, такую мысль: “Уметь быть
старым - это искусство, которым владеют лишь немногие”. На мой
взгляд, Владимир Григорьевич как раз и был одним из этих немногих.
Он сумел вовремя осознать свой переход в новую возрастную катего-
рию и с достоинством его осуществить. О последних годах жизни мужа
я и хочу рассказать.
Хорошо запомнился декабрь 1986 г. в подмосковном санатории
“Русское поле”. На зимний отдых мы уезжали каждый год под Москву
или на Рижское взморье. Старались побольше гулять - дома двигаться
приходилось мало. Гуляли в любую погоду. Мне нравилось греть руку в
руке мужа, забравшись к нему в карман. Руки у него были благородной
формы, сильные, с никогда не увлажнявшимися ладонями, с теплым,
приятным по ощущению рукопожатием. Руки могут многое сказать о
человеке...
Почему-то повелось так, что именно на прогулках, а не дома, в че-
тырех стенах, нам лучше было вести важные для нас разговоры, обсу-
ждать творческие замыслы, семейные и рабочие проблемы. Тогда, в
“Русском поле”, гуляя по проложенной в лесу дороге, мы подолгу обсу-
ждали вопрос о его уходе из редакции журнала “Вопросы истории”.
Владимир Григорьевич хотел хорошо обдумать этот шаг. Человек по
натуре легко ранимый и в высокой степени импульсивный, он сознавал,
что эти качества способствовали иногда не вполне выверенным, спон-
танным поступкам. В обстановке покоя, отключения от бурного мос-
ковского ритма легче было сосредоточиться и определиться.
За плечами оставались 27 лет в должности главного редактора
“Вопросов истории”. За эти годы редакция стала для него своим домом,
журнал - родным детищем. Владимир Григорьевич не бросил его даже
в начале 1980-х, когда из-за сильнейшего давления со “Старой площа-
ди” руководить им было очень тяжело. И теперь отказаться от люби-
мой работы, интересной и престижной, от привычного образа жизни,
82
расстаться с коллективом было непросто, тем более по собственной во-
ле - ведь никто публично не подвергал редакцию критике, не ставил во-
прос о замене редактора. Но Владимир Григорьевич пришел к выводу,
что та эпоха, которую он считал своей, кончилась. Наступило время
других людей. Он сам принял решение и никогда об этом не пожалел.
Как только стало известно, что Владимир Григорьевич уходит из
журнала (с 15 июля 1987 г. - со дня своего 73-летия), тогдашний дирек-
тор Института всеобщей истории Зинаида Владимировна Удальцова
пригласила его на должность советника дирекции, главного научного
сотрудника. Он отказался и попросил оформить его на полставки. Ос-
тавался в этом статусе до конца, несмотря на то, что новый директор
института Александр Оганович Чубарьян не раз предлагал ему перейти
на полную ставку.
- Я выбрал свободу, - шутил он.
Свобода, правда, была относительной: едва покинув редакторский
кабинет, Владимир Григорьевич тут же принялся за новую книгу, кото-
рой суждено было стать для него последней, - биографию Бенджамина
Дизраэли.
Снова биографический жанр... Мне кажется, приверженность к не-
му определялась во многом эмоциональностью натуры Владимира Гри-
горьевича. Ему было интересно заниматься не массовыми событиями
или общими процессами (хотя он был большой мастер обобщений),
а отдельным человеком, яркой индивидуальностью. Проживать вместе
со своим героем его особенную, неповторимую жизнь на фоне истории
его народа, его страны и человечества в целом. Мне кажется также, что
ему нравилось ставить себя на место своего героя, вникать в его психо-
логию, угадывать логику его поступков. Что-то в этом было сродни ак-
терской профессии: радость от возможности нескольких перевоплоще-
ний на протяжении одной собственной жизни.
Когда именно появилась мысль обратиться к фигуре Дизраэли, я не
помню. Но вспоминаю, как этот замысел обсуждался в беседах с Апол-
лоном Борисовичем Давидсоном (с которым муж общался в последние
годы больше, чем с другими коллегами-историками). Начав подробно
знакомиться с жизнью своего будущего героя, с его окружением, изучая
политические и моральные нравы викторианской эпохи, Владимир Гри-
горьевич сразу увлекся и писал своего Дизраэли с большим творческим
подъемом.
К моменту расставания с журналом материал для книги был уже со-
бран. Оставалось взяться за перо.
Работа шла по привычному графику. С утра Владимир Григорьевич
садился за письменный стол и не вставал с места, пока не выполнял ус-
тановленную для себя норму - пять-шесть страниц, а в удачные дни и
больше. Писал от руки (пишущей машинкой никогда не пользовался),
на хорошей бумаге; писал почти сразу набело, исправлений потом вно-
сил мало, тем более не переписывал целыми кусками.
Заканчивая работу часа через четыре, Владимир Григорьевич ни-
когда не оставлял за собой раскрытых книг, выписок, карточек и т.п.
На чисто убранном письменном столе лежали лишь две аккуратно сло-
83
женные пачки бумаги (в одной исписанные страницы, в другой - чис-
тые), несколько шариковых ручек и большой белый лист картона с
подробным планом глав и их частей. Там было отмечено, сколько стра-
ниц будет в каждой части, в какие числа она должна быть начата и за-
кончена. Детальнейшим образом были размечены источники по каждо-
му разделу, с указанием соответствующих страниц в книгах, ксероксах
и выписках. Этот план выполнялся скрупулезно.
Во время работы над книгой Владимир Григорьевич всячески стре-
мился абстрагироваться от всего постороннего, почти не следил за но-
востями (к которым обычно относился с большим вниманием), не читал
прессы, вообще ничего не связанного с его темой, старался как можно
меньше разговаривать по телефону. Просил отвечать, что его нет дома,
даже очень поздним вечером.
- Но ведь неудобно, - возражала я. - Что подумают, где ты можешь
находиться в такое время?
- Да пусть думают, что хотят, - говорил он. - Друзья плохо не поду-
мают, а недруги все равно оговорят.
Он вообще не любил сам брать трубку, когда звонил телефон. А ес-
ли брал, произносил: “Аллё-о” каким-то глухим недовольным голосом.
Высокого тембра, немного скрипучий, его голос в минуты волнения,
гнева, во время публичных выступлений приобретал звучность и даже
металлические нотки. А каким оживленным, словно улыбающимся бы-
вал этот голос, когда на заре наших отношений звонил телефон и в
трубке звучало весело:
- Здрассьте, начальство!..
Работая над Дизраэли, Владимир Григорьевич по вечерам просмат-
ривал материалы к книге и делал разметку на следующий день. Пос-
кольку он, как правило, спал после обеда, то по вечерам засиживался
иногда до глубокой ночи. Как сейчас вижу его фигуру в домашнем ха-
лате (спортивных костюмов и пижам он не любил), уютно расположив-
шуюся в большом кресле и высвеченную лучом настенной лампы в су-
меречном пространстве кабинета. Он не был ни совой, ни жаворонком;
работать с полной отдачей ему удавалось и в утреннее, и в ночное вре-
мя. Может быть, сказалась мидовская закалка сталинских лет, когда
приходилось бодрствовать по ночам, готовя ответственные материалы.
За завтраком я обычно спрашивала мужа, что сегодня ожидает его
героя. Так было при написании всех его биографических книг. А нача-
лось еще с “Черчилля”. Владимир Григорьевич надиктовывал тогда бу-
дущую книгу машинистке и в перерывах между диктовкой, редакцией и
кафедрой в МГИМО (которой он в то время заведовал) умудрялся при-
езжать на свидания со мной в парк ЦДСА, чтобы подышать воздухом.
Мы гуляли там по часу-полтора, и он, озорно блестя глазами, с азартом
и огоньком рассказывал о характере Черчилля и перипетиях его судьбы.
Потом, когда я читала и по его просьбе редактировала машинопись,
текст на бумаге казался мне намного суше и бледнее устной версии,
и было досадно, что померкли юмор и обаяние живого рассказа.
Конечно, автор стремился сделать рукопись “проходимой”. В те го-
ды это было непросто. Ведь даже спустя десяток лет, выпуская книгу об
84
адмирале Нельсоне, издательство “Молодая гвардия” отказалось вклю-
чить ее в серию “Жизнь замечательных людей”. А здесь речь шла о та-
ком персонаже, как Черчилль. Внутренний цензор у Владимира Гри-
горьевича был очень силен; здесь, видимо, также давала себя знать
школа МИД.
- Ты уж слишком суров к Черчиллю, - сказала я как-то. - Все-таки
симпатичный был старик.
- А откуда ты это знаешь? - с хитрым видом спросил он.
- Да из твоей же книги.
- То-то! - засмеялся он, сверкнув взглядом.
Естественно, при написании “Дизраэли” через столько лет Влади-
мир Григорьевич был уже не таким азартным и легко зажигающимся,
но его рассказы за утренним кофе о “Диззи” (шутливое прозвище, ка-
ким он обычно в разговоре называл героя книги) были неизменно инте-
ресными и, по-моему, в чем-то помогали ему “настроить мозги” на
предстоящую работу.
Помню, как интересно он говорил об эпатажности в политике, ко-
торой широко пользовался молодой Дизраэли, приводил неожиданные
примеры подобной тактики деятелей других стран и предрекал, что
роль политического эпатажа в современном мире будет расти. Через
какое-то время возник Жириновский. Я была удивлена, как скоро под-
твердилась правильность предсказания мужа, но настаивала, что между
Дизраэли и Жириновским не может быть никакого сравнения.
- Ну почему же, - неспешно возразил Владимир Григорьевич. - Кое
в чем наш либерал-демократ намно-ого перещеголял Диззи.
И, выдержав интригующую паузу, разъяснил:
- В наглости.
* * *
Последняя книга была написана за год. Автор вложил в нее много
(мне кажется, больше, чем в предшествующие свои произведения) соб-
ственных размышлений о жизни, о человеческой натуре, о ходе исто-
рии. Особенно волновала его на склоне лет проблема, которую он обо-
значил в заголовке одной из глав словами Джона Стюарта Милля: “Ду-
ша убывает”, - проблема моральной деградации человека и общества.
К сожалению, книга “Бенджамин Дизраэли или История одной не-
вероятной карьеры”, которую Владимир Григорьевич создавал с таким
увлечением и самоотдачей, принесла ему немало огорчений. Конечно,
он был избалован: все предыдущие работы издавались, что называется,
“с колес”, большими тиражами, без всяких усилий с его стороны, пере-
водились за рубежом и в республиках Советского Союза (иногда даже
без ведома автора).
И на этот раз, приступая к работе над биографией Дизраэли, Вла-
димир Григорьевич заключил договор с издательством “Мысль”. Но ко-
гда книга была готова, ситуация изменилась: издательство переориен-
тировалось на крупные коммерческие проекты и литература иного ро-
да его уже не интересовала. А возможно, действовали и другие факто-
ры. Во всяком случае, добрые знакомые из числа сотрудников “Мысли”
85
советовали пойти к их начальству и “договориться”. Владимир Григорь-
евич этого не умел. Плохо умел и просить, и кланяться.
В результате книга зависла. Ее собралось выпускать какое-то но-
вое издательство, но пока шел процесс редактирования, оно само пре-
кратило существование. “Бенджамин Дизраэли...” увидел свет лишь
в 1993 г., через пять лет после завершения работы автором. Книгу изда-
ла “Наука” (спасибо ей!) тиражом 3 тыс. экземпляров. После 70, 90
и 100-тысячных тиражей предыдущих его произведений биографиче-
ского жанра такая цифра показалась мизерной.
Вообще вся история с публикацией Дизраэли безусловно травмиро-
вала Владимира Григорьевича. Он не привык и не желал писать в кор-
зину и потому отказался от работы над следующей книгой - о Берлин-
ском конгрессе 1876 г., хотя весь материал для нее собрал и в разгово-
рах со мной делился очень интересными мыслями и о самом конгрессе,
и о роли в нем русской дипломатии, и о последствиях его для истории
Европы.
Занимался он и темой “холодной войны”. В последние годы написал
ряд статей и рецензий, несколькими из них дорожил. Особенно выделял
рецензии на книги английского историка Робина Эдмондса “Большая
тройка” (о военном союзе СССР, Англии и США) и академика Г.Н. Се-
востьянова “Европейский кризис и позиция США. 1938-1939”.
В этих работах Владимир Григорьевич высказал некоторые важ-
ные для него идеи, связанные с тенденциями развития международных
отношений. Он удивительно умел прогнозировать это развитие. Очень
часто можно было убедиться в справедливости его гипотез, высказан-
ных в частных разговорах, в связи с событиями в мире или по поводу
чьих-либо умозаключений, опубликованных в прессе.
- Примитивно, - говорил он, читая или слушая по радио недально-
видных, по его мнению, аналитиков. В произношении некоторых слов у
него слышался едва-едва заметный белорусский акцент: “примити-у-но”,
“за-у-тра”...
Помню, как историк-международник В.Я. Сиполс, получивший воз-
можность детально изучить материалы английских архивов по внешней
политике Великобритании военного и послевоенного времени, откры-
тые спустя десятки лет, по приезде из Лондона сказал мужу примерно
следующее: “Ознакомившись с документами, я удивился, насколько вы
были правы в ваших выводах и предположениях, хотя и не имели в свое
время доступа к этим источникам”.
Сам Владимир Григорьевич считал, что данные ему от природы
способности с наибольшей пользой могли бы реализоваться в работе
над стратегическими прогнозами в области международных отноше-
ний. Мне представляется также, что, не стань он ученым, из него полу-
чился бы блестящий адвокат в суде присяжных, где красноречие защит-
ника играет важную роль, или юрист-международник, занимающийся
урегулированием межгосударственных споров.
Неизвестно, однако, удалось ли бы Владимиру Григорьевичу в
этих сферах достичь тех же высот, какие он завоевал в исторической
науке. В 1992 г. он стал академиком Российской Академии наук. К то-
56
му времени с момента его избрания в члены-корреспонденты
(в 1964 г.) прошло 28 лет. Причина такой задержки, как часто случа-
ется, далеко отстояла от научных соображений. Было ли ему больно
от этого? Безусловно. Самолюбие его очень страдало. Жалел ли он о
миновавших его в связи с этим карьерных продвижениях? Нет. Могут
сказать, что был “зелен виноград”. Наверное, и это имело значение.
Но главное было в ином: столкнувшись в полном объеме в конце 60-х
годов с тогдашней внутриотделенческой кухней, истинной сущности
которой до тех пор не представлял, Владимир Григорьевич потерял
вкус к борьбе за место наверху. “Круг интересов сужается, - писал он
мне в августе 1969 г. - Академия наук, занимавшая многое в мыслях
(карьера, продвижение, зарекомендовать себя на работе и т.п.) теперь
отошла на задний план и надолго, если не насовсем... Какое-то удиви-
тельное спокойствие на этот счет. Значит, заявление было правильно
и своевременно”.
Речь идет о заявлении об уходе из журнала, поданном им тогда в ре-
зультате громкого конфликта с руководством Отделения истории
(вскоре выяснилось, однако, что оно не принято президентом Академии
наук М.В. Келдышем). Хотя решение об отставке было импульсивным,
оно ознаменовало собой некий рубеж в сознании Владимира Григорье-
вича, в его психологии. Со времен МИД в нем оставалось многое от го-
сударственного чиновника. Теперь же эта часть его существа начала
понемногу трансформироваться. Он совершенно отрешился от актив-
ной суеты, в которую погружены все, кто делает карьеру, и отказ от
карьерного марафона, - может быть, неожиданно для него самого -
пришелся ему по душе.
Обновился даже облик. Отпущенная летом 1969 г. борода сильно
изменила наружность Владимира Григорьевича, сделала ее интелли-
гентско-профессорской (я называла его тогда “пан профессор” по ана-
логии с бородатым персонажем из телевизионного кабачка “Тринад-
цать стульев”). Борода, вернее сказать бородка, очень шла к лицу и са-
мому ему нравилась.
А осенью того же года он совершил совсем уж поворотный в его
судьбе поступок: ушел из семьи, в которой прожил 17 лет, вместе с
16-летним сыном Гришей. Ушел, обрекая себя на персональное дело,
на тяжелейший трехлетний бракоразводный процесс, б»есконечные пар-
тийные разбирательства. Был готов к тому, что придется уйти из жур-
нала, с кафедры МГИМО, может быть, даже расстаться с Москвой.
Почему-то он собирался в таком случае уехать в Гомель, и мы обсужда-
ли это как реальную перспективу совместной жизни.
Все эти события в значительной степени изменили его, сделали че-
ловеком с другой системой ценностей, другими жизненными интереса-
ми. Автономность позиции редактора журнала, возможность ощущать
пульс исторической науки и реализовать собственный творческий по-
тенциал вполне его устраивала, и другого поста он не желал.
А стать “полным академиком” Владимиру Григорьевичу хотелось.
Но, зная, что против него идет активная работа, он редко участвовал
в выборах, а после введения для избрания возрастного ценза в 70 лет
87
внутренне смирился с тем, что эта цель для него недостижима. В душе
перекипело.
Когда возрастные запреты были сняты и в связи с изменениями в
составе Отделения истории для него открылись новые возможности,
острота желания победы заметно притупилась.
- Будет удача или нет, в нашей жизни мало что изменится, - ска-
зал он мне накануне выборов 1992 г. - Я спокойно отнесусь к любому
исходу.
Может быть, огорчение в случае провала было бы острее, чем он
предполагал. Но той бурной радости, которую Владимир Григорьевич
испытал, когда стал членом-корреспондентом, или если бы был избран
в академики хотя бы лет на десять раньше, - той радости не было. Хо-
тя он, конечно, очень был доволен, что, по его словам, “достиг заверше-
ния пути”, что справедливость в конце концов восторжествовала, и чув-
ствовал большую благодарность к коллегам, которые его поддержали.
Во все годы, начиная с прихода Владимира Григорьевича в Инсти-
тут всеобщей истории и до самого конца, он ощущал неизменное внима-
ние и уважение к себе со стороны дирекции, А.О. Чубарьяна (их связы-
вали давние добрые отношения) и тех сотрудников, с которыми нахо-
дился в постоянном контакте, - Г.С. Остапенко, Л.Ф. Туполевой и дру-
гих его коллег. Спасибо им за это.
В 1992 г. в Институте всеобщей истории была создана Ассоциация
британских исследований. Владимир Григорьевич стал ее президентом,
и в первые годы ее существования, когда велась активная работа (а он
чувствовал в себе еще достаточно сил), эта деятельность приносила ему
удовлетворение и обеспечивала непосредственную связь с научным ми-
ром. Своим преемником на посту руководителя ассоциации он хотел ви-
деть А.Б. Давидсона.
* * *
В середине девяностых состояние здоровья Владимира Григорьеви-
ча ухудшилось. Резко усилился тремор (дрожание рук). Трудно стало
писать, в присутствии чужих людей за столом временами не удавалось
справляться с дрожавшими руками. Наш круг общения и прежде был
очень ограничен после постигшей нас в 1981 г. трагедии - скоропостиж-
ной кончины от тромба Гриши, сына Владимира Григорьевича. Теперь
же этот круг сократился до минимума.
Начались сосудистые кризы, приводившие к нечленораздельности
речи. Правда, поначалу продолжались они недолго: через час-полтора
речь восстанавливалась. Потом стали продолжительнее. Приезжавшие
бригады скорой помощи часто предлагали госпитализацию; Владимир
Григорьевич всегда отказывался (на моей памяти он только один раз
лежал в больнице - в связи с операцией).
И все же однажды врачи, угрожая мне летальным исходом, в полу-
бессознательном состоянии увезли его в Кунцевскую больницу. В тот
же день, придя в себя, он позвонил домой с сестринского поста и задал
единственный вопрос:
- Зачем ты меня сюда отдала?!
88
В.Г. Трухановский. 1973 г.
В голосе мужа звучала такая горькая обида, что во мне душа пере-
вернулась. Через два дня по моей настоятельной просьбе, под подписку
его отпустили домой.
К великому счастью, нам удалось найти замечательного врача. Еле-
на Арамовна Хачатурян, заведующая отделением неврологии одной из
московских больниц, постоянно наблюдала Владимира Григорьевича
на дому и очень эффективно помогала нам самим при помощи лекарств
в большинстве случаев предупреждать и нейтрализовать приступы.
Владимир Григорьевич полностью доверял ей; для него это было очень
важно.
89
Благодаря Елене Арамовне мужу удавалось справляться со своим
основным недугом - нарушением мозгового кровообращения и с сер-
дечными заболеваниями до последнего дня. Причиной его смерти стал
разрыв брюшной аорты, который невозможно предотвратить ничем,
кроме профилактической операции. Однако в таком возрасте подоб-
ные операции не производятся.
В связи с внезапностью сосудистых приступов врачи запретили
Владимиру Григорьевичу выходить на улицу одному. Нежелательно
было и дома надолго оставаться в одиночестве. Я ушла на пенсию. Пра-
ктически все время мы стали проводить вместе. История наших отно-
шений вышла на новый виток.
* * *
Поначалу, когда больше значила разница в возрасте (ко дню наше-
го знакомства в апреле 1963 г. ему было 48 лет, мне - 29), наши взгля-
ды и вкусы сильно расходились. Мы были очень разные по воспитанию,
жизненному опыту, по положению, кругу общения, наконец, просто по
поколениям. Тогда никому из нас и в голову не приходило, что наши
жизни соединятся в одну, тем более что оба были несвободны (хотя и не
счастливы в браке), у обоих были дети.
Прошло немало лет, прежде чем у нас появился общий дом. За эти
годы мы значительно приблизились друг к другу (конечно, его влияние
на меня было сильнее, чем мое на него), а оставшиеся различия воспри-
нимали как данность. Незадолго до того как мы поженились, Владимир
Григорьевич писал мне о нашей будущей жизни: “Надо, чтобы было те-
пло, уютно друг с другом и нигде не жало, т.е. взаимно уважать склон-
ности, привычки, манеру поведения друг друга...”
Мы часто в последние годы разговаривали между собой о том, что
именно на старости лет (когда люди оказываются, как космонавты,
один на один в замкнутом пространстве) особенно важно, чтобы “нигде
не жало”, чтобы постоянное присутствие живущего рядом человека не
утомляло, не раздражало, а было всегда желанным и приятным.
С первого дня знакомства мне было удивительно легко и просто ря-
дом с Владимиром Григорьевичем, как никогда ни с одним человеком.
Не нужно было искать тем для беседы, стараться произвести впечатле-
ние. Так весело было разговаривать, общаться, проводить вместе вре-
мя. Хотя я знаю, что многие чувствовали себя с ним скованно, напря-
женно (по этой причине не все мои друзья смогли стать его друзьями).
Владимир Григорьевич всегда оставался довольно закрытым челове-
ком и близко сходился с людьми лишь в очень редких случаях. Тем
больше я ценила глубину и разносторонность сложившихся с течением
времени отношений между нами, того общения, которое наполняло
мою жизнь смыслом и было для меня важнее всех других занятий, впе-
чатлений и отношений. Теперь, когда моего мужа нет со мной, я ощу-
щаю это еще острее.
В последние годы мы особенно сроднились душой. В процитирован-
ном выше письме Владимир Григорьевич писал: “Я люблю покой и ма-
ленькую психологическую свободу дома. Покой и ты должна будешь
90
любить с годами”. Как всегда, он оказался прав: мало-помалу его при-
вычки, образ жизни стали моими, наш домашний покой был отраден
нам обоим. Возрастная разница между нами постепенно сглаживалась.
Даже внешне, чем Владимир Григорьевич был очень доволен (а мне та-
кое его отношение помогло безболезненно пережить тяжелый для ка-
ждой женщины процесс старения).
“Боюсь, что тебе очень скучно будет со мной, - писал мне когда-то
Владимир Григорьевич в другом письме. - Я совсем не компанейский
парень, люблю сидеть, а еще лучше лежать дома, читать и размышлять
... Я слишком необщителен, не люблю общество и шум”. Он и в самом
деле не был “компанейским парнем”, чуждался светских развлечений
(хотя в свое время поощрял мои походы в театр, на выставки и т.д. с до-
черью или с подругами). Но с ним самим скучно не было никогда.
Какая уж тут скука - ум, талант, своеобразие личности. Необыч-
ный жизненный путь, так непохожий на однотипно-интеллигентские
биографии людей моего поколения и окружения. Его рассказы о собы-
тиях, свидетелем которых он являлся, о зарубежных впечатлениях за-
хватывали воображение и создавали для слушателей то, что он сам на-
зывал “эффектом присутствия”. Он так умел построить рассказ, что со-
беседник видел живую картину, ощущал атмосферу, запах, вкус описы-
ваемых им явлений и предметов. Память у него до последних дней бы-
ла блестящая.
И еще: во Владимире Григорьевиче чувствовался сильный творче-
ский импульс, он был заразителен и воспринят мной (пусть на своем
уровне), позволив приобщиться к иной сфере интересов. Главным сти-
мулом для меня в работе было доказать ему - именно ему! - мою твор-
ческую и научную состоятельность, хотя для него самого это было со-
вершенно все равно. А может быть, и нет...
Теперь уже не спросишь. А сколько вопросов еще хотелось бы за-
дать, как важно было бы узнать его отношение к тому, что я о нем на-
писала.
Меня поражала его находчивость. Вот лишь два забавных примера.
Отдыхая однажды в белорусской деревне Луково, мы жили в доме заве-
дующей сельской почтой. Как-то она чуть не плача пожаловалась, что
к утру должна представить годовой отчет о своей работе.
- Месяц уже промаялась, да ничего не выходит.
- А ну-ка, Вера, - скомандовал Владимир Григорьевич, - берите бу-
магу и ручку и записывайте.
И он с ходу продиктовал доклад с подробным анализом работы
сельской почты, лишь изредка уточняя отдельные детали у нашей хо-
зяйки. Ей оставалось только вставить соответствующие цифры - коли-
чество поступающей на почту прессы, корреспонденции, число жителей
в селе и т.п. Через неделю Вера явилась домой сияющая: начальство
признало ее доклад лучшим в области. Она так и не смогла поверить,
что ее постоялец никогда никакого отношения к почтовому ведомству
не имел.
В крымском санатории “Нижняя Ореанда” работала энтузиастка-
библиотекарша. Она измучила Владимира Григорьевича каждодневны-
91
ми просьбами выступить перед персоналом с рассказом о своем “лите-
ратурном творчестве” (в библиотеке имелось несколько его биографи-
ческих книг). Наконец, он был вынужден согласиться. Собрался пол-
ный зал женщин - врачей, медсестер, санитарок. У меня душа ушла
в пятки: они просто заснут, слушая повествование о государственных
мужах Альбиона!
Но Владимир Григорьевич, к моему удивлению, ничуть не расте-
рялся. Проникновенно, с актерскими паузами он поведал о том, как
должна себя вести супруга политического деятеля (со слов Клементины
Черчилль), как пламенно любили друг друга адмирал Нельсон и Эмма
Гамильтон. Зал слушал, затаив дыхание. А закончил он так:
- Антони Иден был самым красивым, самым элегантным полити-
ческим деятелем в мире. Однако именно его бросила жена. Почему?
Вот загадка века.
Хорошо, что срок наших путевок кончался на следующий день. За-
чарованные слушательницы не давали мне прохода: не решаясь - из
уважения - обратиться к мужу, они требовали от меня подробностей се-
мейной драмы Иденов.
Нелегко мужчине в течение тридцати семи лет оставаться интерес-
ным и неожиданным для женщины, тем более тогда, когда все события
переживаются вместе, а все внешние впечатления общие. Но моему му-
жу это удавалось. Удивительным образом отношения с ним так и не
стали никогда рутинными, не подернулись пленкой привычности, обы-
денности.
Обычно, уходя на пенсию, человек интеллектуально мельчает, по-
гружается в бытовую будничность. А Владимир Григорьевич, наобо-
рот, приподнимался над ней. Он не был обывателем. Не раз в последнее
время я слышала от людей в применении к нему слово “мудрый”.
* * *
И в более ранние годы сосредоточенность на собственных размыш-
лениях, на своем внутреннем мире обеспечивала Владимиру Григорье-
вичу полную самодостаточность. Не требовались никакие “хобби”.
Он ничего не коллекционировал, давно забросил шахматы, не играл ни
в словесные, ни в карточные игры. Когда-то я агитировала его в поль-
зу преферанса, доказывая, что это хорошая гимнастика для ума. Он на-
отрез отказался поучиться, заметив при этом:
- Для ума нужна пища, а не гимнастика.
Владимир Григорьевич не занимался спортом (тут мы были вполне
родственные души), болельщиком тоже не являлся. В бане не парился,
охоты не признавал. Зато с удовольствием ходил по грибы, очень лю-
бил рыбную ловлю и иногда рассказывал о своих рыбацких удачах в
детстве и в молодые годы. Однако это увлечение продолжалось только
до начала 70-х. На моей памяти он занимался рыбалкой во время отпу-
сков, проводимых в деревне. Причем подчас вовлекал и меня, не имев-
шую никакого опыта в этом деле.
В последний раз мы с ним удили рыбу в маленькой речке под Муро-
мом. Просидели довольно долго, ничего не поймали. Собрались уже
92
уходить, как вдруг я с визгом вытащила большущего окуня. В свете это-
го нежданного триумфа Владимир Григорьевич был расстроен своим
нулевым результатом как ребенок...
Вообще, несмотря на солидную внешность, ум и жизненный опыт,
в нем оставалось нечто мальчишеское. Не то чтобы он был из тех,
о ком говорят “молод душой”. Но зачастую в его реакциях, в глазах, вы-
ражении лица трогательно проглядывало что-то от деревенского паца-
нёнка - интерес, удивление, радостное восприятие, обида...
Мне легко было представить его ребенком, особенно после того
как мы съездили в 1974 г. на родину мужа, в деревню Ботвиновка. С на-
ми была его сестра, Зоя Григорьевна. Всю жизнь она оставалась для не-
го преданным другом и вместе со своей семьей неизменно приходила на
помощь брату в трудные моменты.
Мы побывали в их доме - обычной крестьянской избе. Там жили
чужие люди (родных уже никого не осталось), но убогая нищенская об-
становка не изменилась с 20-х годов. Владимир Григорьевич указал мне
на узкую деревянную лавку:
- Вот здесь я спал.
На проселочной дороге в толстенном слое мягкой, как пух, серой
пыли копошились голые ребятишки.
- Я тоже так любил, - заметил он. - Как будто в теплой воде во-
зишься.
Муж показал мне лес (“гай”), куда ходил с матерью по грибы; реч-
ку, возле которой ловил в детстве раков - “щупаньем” (забираясь рукой
в норки) или “на лягушку” - и где поймал однажды “аж триста штук”.
А возле какого-то закоулка сказал:
- Тут меня мальчишки побили. Не помню, за что, но больно было.
Дразнили меня: “Тпру, Белый!”
Таким возгласом его отец останавливал, возвращаясь домой, своего
коня.
* * *
После поездки в Ботвиновку мне стало понятнее мировоззрение
мужа. Владимир Григорьевич на всю жизнь остался благодарен совет-
ской власти за то, что мальчишке из глухой деревни она обеспечила
возможность стать дипломатом, ученым, академиком. Своей позиции
никогда не менял, не пытался подстраиваться к модным в обществе на-
строениям, как это делали многие процветавшие в СССР персоны вы-
сокого ранга, которые умудрялись даже бежать впереди паровоза (к та-
ковым метаморфозам, как и к телеаттракционам вроде сожжения парт-
билета, он относился с брезгливостью).
Владимир Григорьевич давно понимал, что СССР остро нуждается
в реформах, его огорчало и тревожило “загнивание с головы” на изле-
те брежневского правления, но была надежда на энергичный и разум-
ный курс будущих преемников власти.
- Требуются ум и воля, - часто говорил он тогда.
Однако горбачевская перестройка - с точки зрения мужа, амбици-
озно-болтливая, непродуманная, безответственная - глубоко разочаро-
93
вала его с первых шагов, с антиалкогольной кампании, ставшей, по его
мнению, символом профессионального убожества власти. Он приоста-
новил свое членство в КПСС, считая, что руководство партии ведет
страну к катастрофе.
Владимир Григорьевич был по мировоззрению государственником;
как личную трагедию он воспринял разрушение Ельциным и иже с ним
Советского Союза (очень сердился, когда говорили “распад СССР”).
В частности, никак не мог примириться с тем, что его родина - Белорус-
сия - оказалась за границей. Кстати говоря, перспективу ликвидации со-
юзного государства он предсказывал почти с первых шагов Горбачева,
так же как и превращение слова “демократия” в бранное, разгул крими-
налитета и сращивание его с властью.
Очень близко к сердцу Владимир Григорьевич принимал унижен-
ную роль России в современном мире. Неудивительно: звездным часом
в его биографии был 1945 год - год победы, когда он был свидетелем
триумфа СССР и участником международных форумов, подтвердивших
и закрепивших значение этого триумфа. В разного рода международ-
ных организациях он талантливо и эффективно (говорю это со слов
многих его коллег) отстаивал интересы своей страны.
Особенно волновала его демографическая ситуация в России.
В прессе он искал сведения по этому поводу, делал для себя какие-то
расчеты и говорил о симптомах грядущего исчезновения нации. Неред-
ко с горечью говорил и о том, что не знает в истории другого примера,
когда бы страна, ее население без войны, без стихийных и прочих ката-
клизмов подверглись такому обнищанию и унижению.
При этом современные коммунисты, высказывающие схожие кри-
тические постулаты, не вызывали у Владимира Григорьевича никакой
симпатии. Он считал их политиканами, которых по-настоящему забо-
тит исключительно собственный комфорт и принадлежность к власт-
ной элите. Впрочем, так же расценивал и других депутатов. Вообще к
результатам выборов относился с большим сомнением и еще до распро-
странения у нас черных выборных технологий часто повторял фразу из-
вестного американского сенатора (не помню фамилии): “Дайте мне
миллион долларов, и я проведу в президенты рыжего пса против апо-
стола Павла”. Сам он в голосовании почти никогда не участвовал.
Несмотря на то что Владимир Григорьевич охотно признавал поль-
зу для общества ряда произошедших в стране перемен, тем не менее со-
вокупность отрицательных факторов в его оценке перспектив развития
России как государства намного перевешивала. Прогнозы его были
мрачные. В результате мироощущение мужа в широком плане было
очень пессимистическим (как у многих людей его поколения со схожим
менталитетом и жизненным опытом).
Вместе с тем в своем узком микромире мы жили вполне благопо-
лучно во всех отношениях, и сам Владимир Григорьевич в среде родных
и близких друзей называл себя счастливым человеком. Как мне груст-
но, что на склоне жизни чувство всегда желанного для него покоя и гар-
монии было отравлено внутренним разладом со временем и болью за
будущее России.
94
* * *
Владимир Григорьевич принадлежал к тем, по чьему мнению культ
“золотого тельца” противоречит русскому национальному характеру.
Сам он в своих вкусах, потребностях был достаточно скромен, непритя-
зателен.
“... Вспоминал, как ты меня кормила последний раз картошкой и
грибами, - писал он мне из заграничной командировки. - Очень просто
и много вкусней, чем здесь и во многих других местах. Наши потребно-
сти с тобой очень невелики. Совсем немного надо”.
Вместе с тем он считал необходимым иметь всегда в собственном
распоряжении суммы, независимые от семейного бюджета. На эти це-
ли оставлял определенную долю от своих финансовых поступлений.
Тратил он далеко не все, поэтому когда в годы перестройки несколько
раз проводилась денежная реформа, иногда в карманах его костюмов
или в ящиках письменного стола обнаруживались вышедшие из упот-
ребления купюры. Я нахожу их до сих пор.
И еще о деньгах. Однажды мы шли по улице. Вдруг к Владимиру
Григорьевичу, назвав его по имени-отчеству, обратился молодой чело-
век. Я отошла за покупкой к ближайшему киоску, а когда повернулась
к ним лицом, увидела, как муж вынул крупную купюру и отдал ее моло-
дому человеку. Тот сразу ушел. Кто это был, Владимир Григорьевич не
мог вспомнить.
- А деньги? - удивилась я.
- Да он попросил в долг.
Конечно, этот неузнанный должник никогда не объявился. Бывали
и другие случаи подобного рода.
Когда была готова наконец кооперативная квартира, в которой мы
начали свою совместную жизнь, Владимир Григорьевич сказал мне, ка-
ким он хочет видеть наш дом:
- Чем проще, тем лучше. Без выпендрёжа (так он называл все, что
делалось не для удобства, а напоказ).
Из мебели Владимира Григорьевича интересовали только письмен-
ный стол и книжные шкафы. Учитывая финансовые трудности в связи
со взносом в кооператив и обустройством квартиры с нуля, он всерьез
предложил соорудить самодельные стеллажи для книг из кирпичей
и досок и был очень удивлен, что я не поддержала эту идею.
Потом уже, когда наша ситуация улучшилась, я как-то пригляде-
ла маленький столик в комиссионном магазине. Услышав об этом,
он сказал:
- Никакого антиквариата! У меня на него аллергия.
Самую просторную комнату в нашей квартире Владимир Григорь-
евич сделал своим кабинетом; отдыхая в санаториях, он всегда хотел
жить в больших номерах. Но это объяснялось не амбициозностью,
а тем, что ему было трудно находиться в тесных помещениях.
Из заграничных командировок Владимир Григорьевич привозил,
конечно, какие-то носильные вещи, но получал удовлетворение только
от покупки книг, канцпринадлежностей, транзисторов (он любил слу-
95
шать радио, особенно Би-би-си), бумажных салфеток, кукурузных
хлопьев для завтрака и всякого рода напитков. Помню, как однажды,
встречая его в Шереметьеве, увидела, что он сгибается от тяжести,
неся свой чемодан.
- Ну и накупился мужик барахла, - сказал про него кто-то рядом. -
Дотащить не может.
Оказалось, что чемодан был набит жестяными банками с кока-ко-
лой (она ему тогда нравилась).
А вот другой, очень памятный мне случай. Владимир Григорьевич
прилетел из Новой Зеландии (он немало лет был председателем Обще-
ства дружбы с этой страной) с большущей коробкой в руке, как от ог-
ромной куклы. Пока мы добирались из Шереметьева, он не раскрыл
мне тайну коробки. А дома оказалось, что в ней находятся срезанные
живые орхидеи. Там было не меньше десяти разных сортов. До того
дня я орхидей еще никогда не видела. Эти экзотические цветы разной
окраски и оттенков больше месяца оставались живыми и радовали
глаз...
Покупать себе одежду и особенно мерить ее в магазине Владимир
Григорьевич не любил, предпочитал, чтобы я делала такие покупки без
него. Собираясь выйти из дома, сам себе одежду и обувь не выбирал, да-
же плохо знал, где что висит и лежит. Любил куртки, но не обращал
внимания ни на их фасон, ни на цвет - только на количество карманов.
Равнодушен был и к моей одежде. Когда я спрашивала его мнение
о какой-либо вещи, он всегда отвечал одно и то же: “Вполне годится”.
Однако если я не предупреждала его, что на мне надето что-то новое,
он, как правило, моих обновок не замечал. Зато часто обращал внима-
ние на одежду других женщин, делал им комплименты, а иногда и весь-
ма обескураживающие замечания.
В нем полностью отсутствовала практическая жилка. На уровне
бытовых проблем Владимир Григорьевич был часто беспомощен,
а иногда и наивен, он их просто боялся (с возрастом это особенно уси-
лилось). Ненавидел, когда в его присутствии в доме производились ка-
кие-либо починки или ремонтные работы. Пока муж ездил в команди-
ровки, квартира ремонтировалась по частям, но когда мы стали поки-
дать ее только вместе, и это сделалось невозможным. На все мои насто-
яния он неизменно отвечал:
- Только после моей смерти.
Однажды произошла большая протечка сверху и пришлось все же
за четыре дня сделать ремонт мест общего пользования. Владимир Гри-
горьевич тогда разгневался не на шутку.
По другим поводам в бытовую сторону нашей жизни он предпочи-
тал не вмешиваться. Никогда не вникал в мои текущие расходы, в до-
машние мелочи (не мелочный был человек).
Раньше я совершенно не интересовалась домашним хозяйством.
Готовить научилась для него, для него же старалась стать хорошей хо-
зяйкой нашего дома. Муж снисходительно относился к моим недостат-
кам и промахам в этом качестве (как и вообще во всем) и постоянно
предлагал “упрощать” быт.
96
Григорий Ипполитович
Трухановский. 1934 г.
С матерью Анной Николаевной.
1937 г.
Володя Трухановский в школе
(2-й справа в 1-м ряду). 1926 г.
Владимир Григорьевич Трухановский (2-й слева)
с членами английской парламентской делегации.Средняя Азия, 1945 г.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.М. Шверник вручает
В.Г. Трухановскому его первый орден - Трудового Красного Знамени. 1946 г.
На службе в Министерстве иностранных дел. Конец 40-х - начало 50-х годов
С сыновьями Гришей (слева) и Володей. 1955 г.
В.Г. Трухановский (2-й слева) с группой советских историков - участников
XII Международного конгресса историков в Вене (1965 г.)
(3-я слева - З.В. Удальцова, 1-й справа - Л.В. Черепнин)
С Генеральным секретарем ООН Куртом Вальдхаймом. 1975 г.
С премьер-министром Индии Индирой Ганди
и президентом Пагуошского движения Дороти Ходжкин. 1977 г.
С сыном Гришей
в пансионате
под Псковом.
1970 г.
С женой
Н.Г. Думовой.
1972 г.
На даче
в день 70-летия.
15 июля 1984 г.
С В.Л. Яниным
и
Н.Я. Троицким.
15 июля 1984 г.
В.Г. Трухановский. 1997 г.
Те же обязанности, которые он брал на себя, Владимир Григорье-
вич умел выполнять незаметно, без шума. Пока был здоров, он косил
траву на даче, колол дрова, топил печь, покупал некоторые продукты.
Любил ходить вместе со мной на рынок. Обожал делать всякие запасы;
закупленные им лампочки, спички и мыло (у него была слабость к хо-
рошему мылу) не иссякли до сих пор. Чего только не хранилось в за-
крытых частях его многочисленных книжных шкафов (я называла их
закромами)! Зато когда возникала надобность в каком-либо бытовом
предмете, лекарстве, канцпринадлежности, у него это, как правило,
оказывалось, и он с удовольствием констатировал: “В Греции все есть”.
В первые годы перестройки в поселке Расторгуево, где была наша
прежняя дача, по воскресеньям действовала небольшая вещевая ярмар-
ка. Владимиру Григорьевичу нравилось пройтись по рядам, приценить-
ся к инструментам, сельхозинвентарю (покупал он только какие-то ме-
лочи). Однажды купил за 3 рубля совершенно невозможную джинсовую
кепку и, несмотря на мои протесты, надевал ее, когда шел на ярмарку.
Вид был настолько колоритный, что, когда он в этой кепке спрашивал
у продавцов, почем товар, они отмахивались:
- Дорого, дедушка, дорого!
Его это очень забавляло.
* * *
Подкупали в нем глубоко-глубоко скрываемые внутри стеснитель-
ность, неуверенность в себе. Неожиданно и приятно было обнаружить
подобные черты в состоявшемся, успешном человеке.
Когда-то очень давно мы приехали на пару дней в Ленинград. В пер-
вый же вечер отправились в необыкновенно популярный тогда Боль-
шой Драматический театр. Там существовала традиция - несмотря на
аншлаг, продавать перед спектаклем билеты командированным. Влади-
мир Григорьевич, предъявив свое редакторское удостоверение, полу-
чил билеты. Спектакль нам очень понравился, и на следующий день я
предложила снова пойти в БДТ, уже на другую пьесу.
- Неудобно соваться второй раз, когда столько желающих, - возра-
зил Владимир Григорьевич. - Скажут, вот нахал!
Я была уверена, что удастся купить билеты с рук. Но, увы! Нам не
повезло. Он порывался уйти. Как сейчас, вижу его расстроенное, напря-
женное лицо. Я вспоминаю об этом с чувством вины, но тогда мне так
хотелось попасть в театр...
Понимая, как ему трудно пересилить себя, я взяла его удостовере-
ние и просунула в окошко.
- Вы ведь вчера были у нас? - спросил администратор. - Как прият-
но, что вам понравился наш театр.
И с улыбкой протянул два билета.
Владимир Григорьевич шутил, что по характеру он - “помесь Об-
ломова со Штольцем”. Действительно, Обломовым он бывал дома: ле-
нился в обнимку с “четвероногим другом” - диваном, любил повторять
изобретенный Черчиллем рецепт долголетия: никогда не стоять, если
можно сидеть, и не сидеть, когда можно лежать. Всегда норовил отло-
7 Россия и Британия Вып 3
97
жить неприятные или сложные дела (у него была для этого специаль-
ная формула “при случае”). Черты Штольца проявлялись в работе,
в творчестве - большое трудолюбие, самодисциплина и редкая органи-
зованность. Был очень точен в рабочих делах, в представлении рукопи-
сей, отзывов и т.п. Страшно не любил опаздывать ни на транспорт, ни
на работу, ни на свидания, ни даже в гости. Наши близкие друзья, весе-
лая, озорная пара, смеялись по этому поводу:
- Трухановские приходят, как поезд.
Но вообще штольцевской педантичности, занудности в нем не было.
Особый разговор об отношении мужа к своему архиву. Все личные
документы, как и материалы для написания очередной книги, содержа-
лись в идеальном порядке. Фотографии (кроме тех, что для документов,
и наших семейных, находившихся в моем ведении) хранились в виде не-
разобранной груды. Рукописей, кроме последней книги, Владимир Гри-
горьевич не оставил. Переписку сохранял очень выборочно. Это выяс-
нилось уже после его кончины, поскольку при жизни он никого к своим
бумагам не допускал.
Многочисленные адреса и телеграммы, присылавшиеся к его юби-
леям, я еще давно попросила отдать мне на сохранение. Он был дово-
лен, что не придется отводить под них место в кабинете, и даже никогда
потом не спросил, где они находятся.
Вообще представление о какой-либо значимости своей персоны для
современников, а тем более для потомства, свойственное обычно лю-
дям его положения, у Владимира Григорьевича полностью отсутствова-
ло. Помню, как искренне он был удивлен, когда узнал, что на истфаке
Ярославского университета защищен диплом, посвященный его науч-
ному творчеству.
Он нередко повторял: “Я не герой”, бывал осторожен, опаслив.
И вместе с тем способен (по его выражению, “когда подопрёт”) на ре-
шительные, смелые действия.
На всем протяжении наших отношений Владимир Григорьевич вел
себя по-мужски безупречно. С самого начала, появляясь со мной на ули-
це, в общественных местах, никогда не оглядывался украдкой по сторо-
нам, не прятался, хотя твердо знал, что в случае осложнений в семье по-
следуют серьезнейшие неприятности разного свойства. Тем не менее
сам, без всякого внешнего повода, еще в 1967 г. сказал дома, что не мо-
жет там оставаться, но ждал с уходом (в очень трудной обстановке) два
года, пока подрастут сыновья-близнецы.
По натуре своей Владимир Григорьевич был на редкость домаш-
ний человек. За прожитые с ним вместе годы я это глубоко прочувст-
вовала (его слово, он говорил обычно: мало понимать, нужно прочув-
ствовать). Уйти в никуда из собственного дома ему было намного труд-
ней, чем подавляющему большинству тех, кто решается на подобный
шаг. Поэтому я думаю, что изначальная причина заключалась отнюдь
не только во мне.
В совместной жизни с мужем было легко. Он никогда не попрекал
окружающих совершенными ошибками или глупостями, не делал заме-
чаний, не читал морали. Всегда желал, чтобы его по возможности оста-
95
В санатории “Узкое”. 1989 г.
вляли в покое, и так же сам относился к другим. Однако если чего-ни-
будь всерьез не хотел или, наоборот, хотел, то заставить его переме-
нить мнение было невозможно. Не выносил, чтобы на него давили.
На мой взгляд, наиболее сложным в его характере было отношение
ко всякого рода экстремальным ситуациям (к примеру, большие непри-
ятности, травмирующие известия, запутанность, неясность положения и
т.п.). “Я всегда был очень впечатлительным, эмоциональным, - писал
он. - Это хорошо для жизни, делает ее более радостной, но, как все в
этом мире, имеет отрицательную сторону: делает трудности бытия, его
неудачные аспекты более тяжелыми для человека”.
Экстремальные ситуации всегда вызывали у Владимира Григорье-
вича сильное раздражение, а если случались неожиданно (он ненавидел
неожиданности), то его реакция была совершенно непредсказуема.
Мог вспылить, накричать, даже если причина раздражения находилась
вовне и никак не была связана с семейной сферой. В такие моменты
спорить, доказывать что-то было бесполезно, следовало молча уйти в
другую комнату (именно так поступал он сам, если стиль разговора его
не устраивал). Через какое-то время Владимир Григорьевич остывал и
возобновлял нормальное общение, не выясняя отношений, не оправды-
ваясь (того и другого терпеть не мог). Всегда действовал в соответствии
с английской поговоркой, которую любил повторять: “Never explain,
never complain” (Никогда не объясняйся, никогда не жалуйся).
Наверняка и в моем характере были сложности для него, хотя он со
мной эту тему никогда не обсуждал. Но еще задолго до появления у нас
общего дома мы научились принимать друг друга такими, как есть, не
99
пытаясь исправлять и совершенствовать. Скорее даже он и без меня это
умел, а я у него научилась. Поэтому конфликты между нами бывали
крайне редко.
Нам так трудно далось наше счастье, столько на пути к нему было
преград, переживаний, что мы оба берегли его как только могли. И оно
осталось с нами до конца.
* * *
Общеизвестно, что с возрастом у людей портится характер. Мой
муж и здесь оказался человеком нестандартным: годы сделали его мяг-
че, терпимее. Исчезли внешние раздражители (кроме политических но-
востей), снялось напряжение официальных контактов, не стало необхо-
димости принимать ответственные решения. Безусловно, это пошло на
пользу нервной системе Владимира Григорьевича, его здоровью.
Однако самым благотворным в этом смысле фактором стали наши
поездки во Францию на Лазурный берег. Оказавшись в первый раз в
Ницце, мы обнаружили, что легендарный местный климат необыкно-
венно целителен для Владимира Григорьевича. Он чувствовал себя там
намного лучше, сосудистые кризы прекращались, дрожание рук умень-
шалось, давление стабилизировалось, появлялись энергия и бодрость.
Обстоятельства, на наше счастье, сложились так, что мы смогли прово-
дить в Ницце по два (а то и больше) месяца в году.
Ехать в дальние края в возрасте и состоянии здоровья Владимира
Григорьевича было, конечно, немалым риском. Каждый раз мы обра-
щались за советом к врачу Елене Арамовне. И она мужественно брала
ответственность на себя, благословляя своего пациента на поездку:
слишком уж очевиден был положительный результат по возвращении.
К счастью, за все наши посещения Ниццы с мужем не произошло
ничего неприятного. Любопытно, что при каждой очередной поездке у
меня была сильнейшая внутренняя уверенность - все будет хорошо (хо-
тя вообще похвастаться особо развитой интуицией не могу). А вот в по-
следний раз - осенью 1999 г., - несмотря на отсутствие каких-либо ЧП,
я так же остро почувствовала: больше мы сюда не приедем. Но пред-
чувствия, что помешает приехать смерть, не было.
Обычно за три-четыре дня до вылета из Москвы Владимиром Гри-
горьевичем овладевала “предотъездная лихорадка”: он начинал беспо-
коиться, не забудем ли мы чего-нибудь, не опоздаем ли на самолет, не
случится ли нечто непредвиденное и т.п. Даже успокоительные лекар-
ства не помогали. На мои уговоры ни о чем не тревожиться он отвечал
извиняющимся тоном (который вообще не был ему свойствен):
- Ты же знаешь, я человек очень мнительный. Как только взлетим,
успокоюсь.
Само путешествие в Ниццу было сравнительно легким: зал VIP в
Шереметьеве, прямой рейс - 3,5 часа (Владимир Григорьевич прекрас-
но переносил самолет), и уже через полчаса после приземления мы ока-
зывались на месте.
Жизнь в Ницце коренным образом отличалась от прежних пребы-
ваний мужа за границей. На протяжении 60-80-х годов Владимир Гри-
100
горьевич очень часто бывал в зарубежных командировках, он участво-
вал в работе многих международных организаций. Хорошее знание
языка и полемический талант выгодно отличали его от большинства
людей его поколения и положения, которые могли общаться с ино-
странцами только через переводчика и оказывались довольно неуклю-
жи при необходимости вести политическую или научную дискуссию.
Он объездил (вернее облетал) полмира, но все эти вояжи были целиком
заполнены выступлениями, деловыми встречами и диспутами. Коман-
дировки требовали большого нервного напряжения и, хотя нередко
оказывались для Владимира Григорьевича интересными и запоминаю-
щимися, но физически сильно его изматывали. А Лазурный берег, с его
теплой, ласковой погодой (в жаркие летние месяцы мы там не бывали),
с его целебным морским воздухом, да плюс к тому полная свобода дава-
ли возможность просто райского отдыха.
В первые приезды в Ниццу мы нередко совершали однодневные
экскурсии по Лазурному берегу. Побывали в Канне, Ментоне, Монако.
Помню, как, возвращаясь из Монте-Карло, мы обсуждали происхожде-
ние княжеского рода Гримальди, ведущего начало от средневековых
пиратов. Они захватили власть над Монако, истребив семью его преж-
них владетелей, которые доверчиво открыли убийцам ворота своей
крепости. Этот факт зафиксирован в истории княжества, однако потом-
ки захватчиков стали не только легитимными, но и обожаемыми насе-
лением правителями.
В связи с этим Владимир Григорьевич говорил о гипнотическом
воздействии власти на массы и о том, что признание историей тех или
иных властителей великими не согласуется с понятиями о добре и зле.
О проблемах “власть и народ”, “власть и творческая элита” он много
размышлял в последние годы.
Квартира, где мы жили в Ницце, располагалась в центральной час-
ти города, прямо на прекрасной набережной Promenade des Anglais.
Обычно всю первую половину дня, до обеда, мы гуляли по набережной
или сидели в парках. Поначалу проходили (с отдыхом на скамейках над
морем) довольно значительное расстояние. С каждым годом оно понем-
ногу сокращалось - силы Владимира Григорьевича убывали.
Во время прогулок мы вели долгие разговоры. Мне не терпелось
поделиться впечатлениями об увиденном по телевизору (который он во
Франции почти не смотрел), о прочитанном во французских журналах.
Может быть, мои сообщения и не были особенно интересны мужу, но
он умел слушать и даже если не поддерживал разговор, никогда не воз-
никало ощущения, что витает мыслями где-то далеко.
Сам он в последние годы рассказывал мне главным образом о про-
шлом. Чаще всего о детстве, о ленинградской юности, о работе в
МИД - в Иране и в Москве. Говорят, что в старости обычно лучше по-
мнится первая половина жизни. Во всяком случае, Владимиру Григорь-
евичу явно приятно было вспоминать именно то время. Удивительно,
что на память ему стали часто приходить давно забытые персидские
слова, и он то и дело вставлял их в разговор. О некоторых эпизодах про-
шлого я слышала по нескольку раз. Однако рассказы Владимира Гри-
101
горьевича никогда не были нудными, тягомотными (как подчас случа-
ется у пожилых воспоминателей).
Мне запомнились рассказы о том, как отец, Григорий Ипполито-
вич, редко бывавший дома (мотался по округе по своим агрономиче-
ским делам), нанял в помощь матери для сельскохозяйственных работ
молодого парня, как мать полюбила его и уехала с ним в Ленинград.
Как отец остался с 11-летним Володей и его 4-летней сестрой Зоей, как
привел в дом мачеху.
Как Володю отдали учиться в школу-семилетку в Мстиславль и уст-
роили на квартиру (в семью бывшего военнопленного австрийца),
а квартира была - одна комната в землянке, вырытой в откосе оврага.
Как он ходил из Мстиславля домой, в деревню - 25 верст пешком. Как
никак не мог постичь предметы, связанные с точными науками, и как в
последние недели в седьмом классе перестал посещать эти уроки (чув-
ствовал, что это закончится скандалом, но ничего не мог с собой поде-
лать). Как ему не дали документа об окончании семилетки, как он при-
шел домой, рассказал отцу, а тот молча выслушал, повернулся и мрач-
ный зашагал в поле.
Как после учебы в ремесленном училище в Кричеве он уехал в Ле-
нинград и поступил на завод, как на заводе (не в милиции) ему выписа-
ли паспорт; когда на вопрос о национальности он ответил “белорус”,
его подняли на смех: “Какой там белорус, не выпендривайся! Напи-
шем - русский”. Так и остались: брат русский, а сестра белоруска. Ка-
кие замечательные были там ребята-комсомольцы и как за одним из
них он потянулся на учебу на рабфак, а затем в институт.
Как, получив высшее образование, он читал лекции в Медицинском
институте и как студентки-медички каждый раз провожали его апло-
дисментами. Как ему это нравилось и как не хотелось уезжать на учебу
в Высшую дипломатическую школу, куда его направили по разнарядке.
Как нелегко было привыкнуть к Москве и какой неприглядной она ка-
залась после Ленинграда.
Как в Иране английский дипломат подарил ему подробнейшую кар-
ту этой страны со множеством нанесенных на нее сведений, как эту не-
обыкновенную карту увидел наш резидент и попросил отдать ему,
а Владимир Григорьевич отказался (по наивности не представляя, чем
это грозит) и как тот стал его врагом. Как его вызвали в Москву и там
он узнал: из Ирана пришла “телега” от “ближних соседей” с сообщени-
ем о том, что Трухановский - английский шпион. Как его спасло только
то, что одновременно он был назван персидским шпионом (а такое соче-
тание исключалось ввиду конфликтных отношений между Ираном и
Англией), и как после долгой беседы с заместителем наркома иностран-
ных дел его отправили с повышением в другой иранский город. Как во
время Тегеранской конференции его близкого приятеля Владимира Ни-
колаевича Павлова, переводчика Сталина, на банкете официант с ног до
головы облил подтаявшим мороженым и как тот, ни на секунду не зап-
нувшись и даже не изменившись в лице, продолжал переводить.
Как после возвращения Владимира Григорьевича из Ирана в Моск-
ву он временно замещал заведующего английским отделом и должен
102
был по требованию министра Вышинского представить ему список со-
трудников на премию. В первый раз список был возвращен с резолюци-
ей Вышинского “подработать”, во второй раз министр вызвал его к се-
бе и стал кричать: “Не умеете работать! Выгоню к ...матери!” И когда
он с опрокинутым лицом вышел из кабинета, помощник министра шеп-
нул ему: “А вы включите в список такую-то”. Оказалось, что эта сот-
рудница отдела - любовница Вышинского и что все, кроме него, об
этом знают. Когда он в третий раз принес Вышинскому список с нуж-
ной фамилией, тот отреагировал своей коронной фразой: “Вот видите,
можете работать, когда захотите”.
Владимир Григорьевич рассказывал, в какие передряги он попадал,
когда возил ответственную английскую делегацию (“что ни морда, все
лорды”) по таким “аристократическим” местам, как Сибирь и Средняя
Азия. Как его хотели послать на Крымскую конференцию, но заведую-
щий и заместитель заведующего отделом разъезжались по командиров-
кам и настояли на том, чтобы оставить его “на хозяйстве”, и как было
обидно, что из-за случайного стечения обстоятельств он не стал свиде-
телем исторического события. Как трудно было в полную силу рабо-
тать по ночам, особенно писать, как, чтобы не слипались глаза, он ста-
рался жевать печенье или вафли и начал тогда толстеть.
Как он был счастлив и горд, когда в важнейшую правительствен-
ную ноту, пройдя без единой поправки все инстанции вплоть до Стали-
на, был включен целый большой кусок написанного им текста. Как
мечтал поехать послом в Лондон, как был назначен заведующим мини-
стерским отделом ООН, как носил дипломатическую форму, соответст-
вовавшую по рангу генеральской. Как тяжело было в первые годы по-
сле увольнения из МИД проходить мимо его старого здания на Кузнец-
ком мосту...
Перечитала рассказы Владимира Григорьевича в своем изложении,
и так мне стало жалко, что не осталось их в записи на кассету, что не
слышно его живого голоса, интонаций, словечек. Совсем другое впе-
чатление...
С тех пор как он ушел из журнала, коллеги и близкие не раз скло-
няли его к работе над мемуарами, но Владимир Григорьевич отвечал:
- Кому это нужно? Теперь другое время.
В связи с 80-летием его краткие воспоминания в форме интервью
были опубликованы в журнале “Новая и новейшая история”. Он остал-
ся доволен этим материалом, но продолжить и расширить его не захо-
тел. И лишь незадолго до смерти написал несколько страниц о детстве,
о школе - то, о чем в сжатом виде уже рассказал в интервью. Писать
становилось все труднее, очень дрожали руки. Собирался диктовать на
магнитофон, но уже не успел.
Свои наброски воспоминаний Владимир Григорьевич озаглавил
“Нет худа без добра”. И начал их так: «Сегодня, когда я разменял 86-й
год жизни, я не только понимаю, что это очень большой отрезок вре-
мени для существования одного человека, но и вижу, что худо и добро в
этой жизни чередовалось неизменно с некоей закономерностью. С та-
кой же регулярностью очередное “добро”, то есть положительный для
103
меня жизненный этап всегда был более “добрым”, чем предшествовав-
шее ему время. Я считаю себя self made man, то есть человеком, кото-
рый создал себя сам, без какой-либо помощи со стороны, если не иметь
в виду условия жизни, существовавшие в то время в стране. Но ведь они
существовали для всех».
Он утверждал, что огромную роль в судьбе человека играет случай.
В связи с этим часто в разговорах с молодыми собеседниками желал им
“не поскользнуться на арбузной корке”. И хотя самому Владимиру Гри-
горьевичу, по собственному признанию, избежать подобных ситуаций
не удалось, в конечном итоге это оборачивалось на пользу. В жизни
ему, как он считал, во многом везло. Говорил, что одно из таких везе-
ний - возможность на старости лет подолгу жить в Ницце.
Ницца - совершенно особенный город. Это понимаешь вполне, ко-
гда живешь там в течение более или менее продолжительного срока.
Помню однажды мы, выйдя из дома, увидели улицы в праздничном уб-
ранстве. Спросили у торговки фруктами, по какому это случаю. “Oh, -
воскликнула она весело. - Nice - c’est toujours la fete!” (Ницца - это все-
гда праздник). Владимир Григорьевич часто вспоминал эти слова.
Я глубоко убеждена, что “ниццкие каникулы” продлили ему жизнь.
* * *
Вернемся, однако, к беседам на прогулках по Promenade des Anglais.
Бывали у нас и споры на темы из области политики, истории, культуры,
а также по поводу анормальных и паранормальных явлений, к которым
Владимир Григорьевич относился крайне скептически, как и ко всяко-
го рода приметам и суевериям. Подобные споры со мной (кроме поли-
тических) он вел в снисходительной манере, отвечал на мои эмоцио-
нальные попытки его переубедить спокойно, немногословно. Но иногда
вдруг бросал такие едкие, ироничные и парадоксальные реплики, что я,
даже оставаясь при своем мнении, все же чувствовала себя в дураках.
Конечно, победить его на полемическом поле для меня было абсолют-
но невозможно, но думаю, что нелегкую задачу это представляло и для
Других.
Впрочем, споры в Ницце были вполне “джентльменскими”. Они не
шли ни в какое сравнение с теми бурными схватками, которые происхо-
дили между нами в первые годы наших отношений. Когда, например,
я рассказывала ему, что 11 раз смотрела Уланову в “Ромео и Джульет-
те”, а он говорил, что ему больше нравится хор Пятницкого.
Или я произносила строки Ахматовой, Мандельштама, а он с ехид-
цей замечал: “Это теперь такая мода”. Что не помешало ему привезти
мне из-за границы - без всякой моей просьбы - не любимого им Ман-
дельштама (это было тогда небезопасно), и я была ужасно тронута и об-
радована, а он удивлялся моему восторгу.
Основным камнем преткновения была политика. Я задиристо напа-
дала на него с шестидесятнических позиций, а он непоколебимо хранил
верность душевному настрою военных лет. Доходило до нешуточных
ссор. Признаюсь, инициатива этих в общем-то бессмысленных препира-
тельств исходила всегда от меня.
104
Вместе с тем нужно сказать, что при всем несогласии с ним я не мог-
ла не уважать его искреннюю, настоящую убежденность, в корне отли-
чающуюся от верноподданнической позы. А главное - нас так безог-
лядно, так всепоглощающе тянуло друг к другу...
Однажды после особенно яростной политической перепалки я ска-
зала ему:
- Ну что делать? Ты такой, и с этим надо смириться. Ведь любят же
воров, разбойников.
Он спросил с металлом в голосе:
- А тебе не приходит в голову, что я могу обидеться?
Но, глядя на мою огорченную физиономию, сменил гнев на ми-
лость и с тех пор, когда страсти в подобных спорах накалялись, всегда
говорил:
- Давай не будем продолжать эту тему.
А бывало, что добавлял с усмешкой, сверкнув глазом:
- Что уж взять с разбойника!
На ласковые слова, на похвалы Владимир Григорьевич был скуп.
Высказывался всерьез на тему собственных чувств только в некоторых
письмах. А с глазу на глаз свое отношение давал понять шутливыми
прозвищами, интонацией, взглядом. Но если уж - очень редко - говорил
что-нибудь, то всегда это было коротко, не банально и запоминалось
надолго. Иногда на всю жизнь.
Ему нравилось надо мной подшучивать - необидно, но подчас очень
смешно: над моим пристрастием к детективам, к сладкому, над верой в
экстрасенсов, над интересом к тому, что пишут о всяческих знаменито-
стях (называл меня “светским информбюро”). При этом почти никогда
не острил на мой счет на людях.
Излюбленной темой для шуток неизменно оставалась моя полнота.
Усмотрев в Ницце среди гуляющих по набережной какую-нибудь тол-
стенную даму (конечно, туристку, француженки излишним весом не
страдают), муж с намеком толкал меня локтем в бок, поднимал брови,
делал круглые изумленные глаза и тихонько гудел:
-У-у-у!
При этом вид у него был такой потешный, что не рассмеяться бы-
ло просто невозможно.
Случались дни, когда Владимиру Григорьевичу совсем не хотелось
разговаривать. Но и молчать мне с ним всегда было хорошо. Возни-
кала какая-то особая атмосфера: чувствовалось, что он размышляет
о чем-то важном, несиюминутном. В такой атмосфере мне тоже
необыкновенно ясно думалось, особенно раньше, когда я работала,
писала книги. В его отсутствие редко думалось столь же плодо-
творно.
Часами Владимир Григорьевич мог, не произнося ни слова, созер-
цать окружающую природу. В Ницце особенно любил следить за беско-
нечной сменой оттенков в резко отличающейся по цвету прибрежной
полосе моря (отсюда Лазурный берег). Или наблюдать, как где-то вда-
ли зарождается волна, наращивает гребень, превращается в мощный
вал, а потом фейерверком взрывается на берегу.
105
Живя в Ницце, Владимир Григорьевич был, как обычно, консерва-
тивен в своих привычках. Придерживался четко установленного распо-
рядка дня, не менял прогулочных маршрутов. За прессой мы ходили
в один и тот же киоск, покупки делали в одних и тех же магазинах. В еде
у мужа тоже были постоянные вкусы: рыба во всех видах, грибы (на
рынке в Ницце продаются роскошные белые, все - без малейшего на-
мека на червивость), мороженое, дыня. За обедом он обычно выпивал
бокал “кровавой Мэри” (немного водки и томатный сок) с пикантными
французскими добавками.
В первый свой приезд в Ниццу мы случайно забрели в датский рес-
торанчик “Маленькая сирена” со свежайшей лососиной и сельдью, при-
возимой из Скандинавии, и с тех пор неизменно отправлялись туда раз
или два в неделю (в остальные дни обедали дома). Владелица “Сирены”,
крепкая молодая датчанка, с удовольствием беседовала с Владимиром
Григорьевичем (все разговоры в Ницце он вел по-английски, француз-
ского не знал). В дни наших посещений она сохраняла незанятым облю-
бованный нами столик не на виду у посторонних глаз. Специально для
Владимира Григорьевича поручала повару готовить не включенный в
меню вкуснейший датский суп из пяти сортов рыбы со сливками, после
того как он однажды упомянул, что французские рыбные супы ему не
по вкусу.
Вообще те немногие люди, с которыми мы в Ницце хоть как-то об-
щались (консьерж, уборщица, киоскер, продавцы в магазинах) относи-
лись к Владимиру Григорьевичу очень уважительно, с симпатией, ста-
рались оказать какую-либо услугу. С ним часто заговаривали незнако-
мые люди (иногда иностранцы, иногда эмигранты или туристы из Рос-
сии). Интересно, что такое внимание к нему со стороны характерно бы-
ло именно для последних лет его жизни.
Самым памятным для него из случайных знакомств стала встреча с
преуспевающим французским бизнесменом среднего возраста. В ходе
долгого и интересного разговора француз сказал: “Если бы не Сталин,
не русские, мы все здесь сейчас ползали бы под немецким сапогом”.
Владимиру Григорьевичу отрадно было слышать эти слова. Он их мно-
гократно потом повторял, радуясь, что кто-то в Европе еще помнит, ка-
кой великий подвиг совершен нашим народом.
Был и такой случай. Однажды в парке к мужу на скамейку подсела
молодая пара; девушка держала в руках большой букет роз. Они как-то
разговорились и, уходя, француженка подарила ему розу и поцеловала
на прощанье. Смутившись от неожиданности, он пробормотал: - Why?
И она ответила:
- Because you аге a handsome man. (Почему? - Потому что вы - кра-
сивый мужчина.)
Действительно, годы не только не обезобразили облик Владимира
Григорьевича, но даже в чем-то украсили. Ему повезло и внешне соста-
риться достойно: он похудел, постройнел, а в глазах высветилось выра-
жение доброты и мудрости. В Ницце у него был прекрасный, с легким
загаром, цвет лица. Недавно я нашла у Льва Толстого такое определе-
ние: “свежая старость”. Мне кажется, оно очень подходило.
106
Правда, суть обаяния Владимира Григорьевича, на мой взгляд, не
зависела от внешности. Она ощущалась в общении, в разговоре. Он не
отличался светским лоском, который бывает присущ дипломатам, мог
сказать что-либо не слишком тактичное (он называл это “брякнуть”).
Однако большую привлекательность ему придавала, по-моему, непо-
средственная, нестандартная манера поведения в сочетании с очень
своеобразным чувством юмора.
Интересно, что это чувство юмора особенно проявлялось в разго-
воре с иностранцами на английском языке. Владимир Григорьевич вла-
дел им свободно, с идиоматическими нюансами, однако произношение
было весьма неважное. Причем у него не возникало никаких комплек-
сов по этому поводу, он просто не давал себе труда подражать англича-
нам в их манере произношения (хотя манеру выражения мысли усвоил
прекрасно). Когда я удивлялась такому пренебрежению к орфоэпии,
муж отвечал:
- Они меня понимают? Понимают. Что еще нужно?
Иностранцы действительно понимали его очень хорошо. Многим
из коллег-историков и из тех, с кем Владимир Григорьевич сотрудничал
в международных общественных организациях, было интересно с ним
общаться. Нередко они симпатизировали ему, несмотря на его резкий
стиль в полемике. (“Теперь моя манера не в моде, - говорил он в пос-
леднее время. - Теперь наши все норовят покаяться да подлизаться”.)
Среди историков особой взаимной симпатией Владимир Григорье-
вич был связан с двумя англичанами - официальным биографом Чер-
чилля, получившим титул “сэра”, Мартином Гилбертом и исследовате-
лем истории второй мировой войны Робином Эдмондсом. Среди обще-
ственников-международников наиболее дружеские отношения поддер-
живал с известным венгерским ученым-экономистом Михаем Шимаи.
Узнав о кончине Владимира Григорьевича, М. Гилберт прислал мне
письмо, проникнутое неподдельной сердечностью и теплотой. Он пи-
сал, что дружба с мужем много значила для него, что, несмотря на все
то, что разделяло их в мыслях и расстоянии, между ними установилась
подлинная связь.
Привожу полный текст письма сэра Мартина: “Dear Natalya, I was
very shocked to learn yesterday (from Professor Chubaryan) that dear Vladimir
had died. Please accept my most sincere condolences. His friendship meant a
great deal to me, and visiting you both in your flat in Moscow was a very spe-
cial experience for me. I felt that we had established a real link across many
divides of thought and distance.
Dear friend, it must have been a very difficult time for you. I only hope that
you have many fine memories to sustain you, and that all that Vladimir accom-
plished over so many years can be a source of pride and comfort to you.
With affectionate regards as ever. Martin”
В 1970 г. в Москве проходил XIII Международный конгресс истори-
ков. Владимир Григорьевич руководил на нем секцией исторических
биографий. Эта секция привлекла наибольший интерес участников кон-
гресса. Однако условия ее работы были ужасные: в поднимающуюся
амфитеатром аудиторию в высотном здании МГУ набилась масса наро-
707
Ницца. 1997 г.
С женой Н.Г. Думовой. Ницца, 1998 г.
ду, дышать было нечем, выступления иностранцев на русский язык не
переводились, времени на обсуждение докладов не предусмотрели. Как
считал Владимир Григорьевич, все это было организовано специально.
Боялись, что прозвучат слишком вольные высказывания. Он был очень
раздосадован, но старался не показывать вида.
Когда Владимир Григорьевич поднялся, чтобы выступить с заклю-
чительным словом, в аудитории, раздраженной духотой и отсутствием
перевода, не прекращался глухой шум. Но уже через минуту установи-
лась полная тишина. Он говорил по-английски, а в начале и в конце по-
русски. Его оригинальная и очень интересная по мысли речь была к то-
му же веселой, ироничной и сопровождалась остро выразительной ми-
микой и жестикуляцией, столь непривычной для официальных спичей.
После этой речи люди расходились с заседания с ощущением радо-
стного события. Я была тому свидетельницей. Хорошо сформулировал
тогдашнее впечатление историк Вадим Корецкий:
- Было душно и скучно, - рассказывал он друзьям. - А потом вы-
ступил Трухановский и сделал праздник.
Это было впервые, когда я слышала выступление Владимира Гри-
горьевича на публике. Такое у меня было восторженное чувство, такая
гордость за него...
Уже после смерти мужа Марина Яковлевна Ралко (его бессменная
соратница по журналу, к которой он относился с дружеской симпатией
и полнейшим доверием) вспоминала, что в 1971 г. в редакцию прислали
из-за границы письмо Владимиру Григорьевичу как одному из двенад-
цати “лучших умов мира” (так запечатлелось в ее памяти).
И вот, разбирая архив мужа, я нашла это письмо из Техасского
университета (США) с приглашением на трехдневный симпозиум
“двенадцати всемирно известных ученых”, “выдающихся представите-
лей интеллектуального мира разных стран... для проницательного и
критического анализа проблем, которые возникнут через тридцать
или пятьдесят лет”. Тема симпозиума - состояние человечества к кон-
цу XX столетия. Его участники, которым предлагался очень высокий
гонорар, должны были обсудить основные проблемы в области поли-
тики, социальной системы, духовного развития, “чтобы человечество
могло вступить в 2000 год, обладая жизнеспособным социальным уст-
ройством”.
Это была большая честь, но, к сожалению, Владимир Григорьевич
был лишен возможности принять приглашение, так как, находясь тогда
на стадии развода, являлся невыездным.
И в последние годы зарубежные историки, журналисты проявляли
к нему немалый интерес, приглашали для участия в телевизионных пе-
редачах, совместных документальных телефильмах. Один из них, из-
вестный американский журналист Стюарт Лури, приезжал даже в Ниц-
цу по поручению CNN специально для встречи с Владимиром Григорь-
евичем. Но он от всех этих предложений отказывался. Как отказался
в свое время (в конце 60-х или начале 70-х) от выступлений в модной
и престижной тогда телевизионной “9-й студии” Валентина Зорина, ку-
да приглашались виднейшие международники страны.
109
Вспоминается такой случай. Кажется, в 1986 г. произошла смена ру-
ководства в советском отделении Всемирной федерации Ассоциаций
содействия ООН (WFUNA) - организации, в которой Владимир Гри-
горьевич на протяжении многих лет играл одну из главных ролей. Спу-
стя год очередная конференция WFUNA состоялась в Москве. Он не
пошел на эту конференцию. Но его бывшие иностранные коллеги по
президиуму WFUNA заявили, что непременно желают с ним встретить-
ся. Более того, они попросили пригласить их в гости. Я была в ужасе.
Конечно, у нас в доме бывали иностранцы. Но здесь десяток важных за-
падных персон, в том числе два миллионера из США и Канады! Как мы
будем принимать их в своей вполне скромной квартире, чем кормить та-
ких искушенных гостей?
Муж, напротив, был очень спокоен:
- Подумаешь, событие! Они хотят посмотреть, как я живу, - мило-
сти просим. Чем богаты, тем и рады...
Когда гости явились, выяснилось, что единственной целью их при-
хода было продемонстрировать Владимиру Григорьевичу свое внима-
ние и уважение, показать, что помнят и скучают без него. Какой это
был веселый, теплый вечер, какие забавные истории они рассказывали
о своих баталиях с ним, о его полемических победах и ораторских эска-
падах! Владимир Григорьевич был глубоко тронут этой встречей.
Очень многое он почерпнул для себя, участвуя в работе другой ме-
ждународной организации - Пагуошского движения ученых за мир.
Полтора десятка лет Владимир Григорьевич оставался членом Испол-
кома этого движения, встречался на заседаниях с крупнейшими учены-
ми мира, участвовал в интереснейших обсуждениях и дискуссиях. Каж-
дый раз, возвращаясь из пагуошских командировок, он, что называется,
взахлеб рассказывал о рассматривавшихся там проблемах, о спорах на
официальных заседаниях и о дружеских неформальных встречах в сво-
бодное время, а главное, о людях, с которыми общался. Непосредствен-
ные контакты с корифеями ядерной физики очень помогли Владимиру
Григорьевичу в работе над книгой “Английское ядерное оружие”.
Участником Пагуошских встреч был известный ученый, академик-
биохимик Владимир Александрович Энгельгардт. Оказалось, что он -
по всей вероятности, потомок помещичьего семейства, владевшего
имением Смольяны на Могилевщине. В этом имении дед Трухановский
был дворовым рабочим, а отец окончил организованную хозяевами
Смольян 4-классную агрономическую школу для крестьянских детей.
Рассказывая мне о беседе с Энгельгардтом, о его просьбе подарить ему
“Уинстона Черчилля”, Владимир Григорьевич заметил, как бы между
прочим:
- Отцу было бы любопытно...
Сказал и улыбнулся. Была у него такая затаенная улыбка -
ее можно было угадать только по смешинке в глазах и легкому изгибу
угла губ.
Владимир Григорьевич был одним из трех советских членов Испол-
кома Пагуошского движения. С двумя другими - академиками Моисеем
Александровичем Марковым (физик) и Олегом Александровичем Ре-
110
С С.П. Капицей на Пагуошской конференции. Варна, 1978 г.
утовым (химик) - его связывали самые добрые отношения. Оба были
видными фигурами в своих областях науки, но особым даром красноре-
чия не обладали. Поэтому в сложных ситуациях обычно выдвигали на
передний план Владимира Григорьевича. Видя, как он справляется с оп-
понентами, они испытывали большое уважение к его полемическому
искусству (о чем мне сами говорили). Особенно их поражала парадок-
сальность его аргументации.
- Он может любой факт так вывернуть, что они только рты разе-
вают, - рассказывал как-то, смеясь, Реутов.
Зато засланные в Пагуош “комиссары” - кагэбэшник и цекист явно
недолюбливали мужа, а у него они вызывали постоянное раздражение
своей авторитарностью, бестактностью и портящими дело вмешатель-
ствами.
Вообще номенклатура относилась к Владимиру Григорьевичу (по
крайней мере, на моей памяти) весьма сдержанно. Видимо, смущала его
неординарность, а также “неблаговидные” поступки: рассорился с на-
чальством, со скандалом развелся. В довершение всего женился на ев-
рейке. Кстати говоря, после этого стали усиленно распускаться слухи,
что Трухановский и сам еврей, скрывающий свою национальность.
Мне сказали об этом друзья в обществе “Знание”, где мы оба вели
общественную работу. Муж в то время был в отъезде, и я с возмущени-
ем поделилась услышанным с Гришей.
- “А ну их всех. Полыхаев”, - сказал тогда Гриша, стараясь утешить
меня с помощью “Золотого теленка”. - Думаете, это для отца неожи-
данность? Да он точно знал, что будут чесать языки. Только плевать
хотел.
111
Гриша Трухановский (1953-1981)
Гриша был высокий, красивый. Он очень любил отца. По-доброму
относился ко мне и братски покровительствовал моей дочери (намного
его моложе). Мы помнили Гришу всегда, но говорили о нем не часто -
больно было.
* * *
В Ницце мы вдвоем встречали 1999 год, в феврале наблюдали зна-
менитый тамошний карнавал. Как обычно, к концу нашего пребывания
за границей Владимир Григорьевич заскучал по Москве. Уехать насов-
сем из России он бы не смог. Никогда.
Вернулись мы в Москву в начале марта. К этому времени был
готов дом близ подмосковной деревни Палицы (недалеко от Звени-
города), построенный для себя и для нас дочерью Ольгой и зятем
Рафом.
С самого начала Ольга была принята Владимиром Григорьевичем-
с полной взаимностью - как родная дочь. Не прилагая никаких видимых
стараний, он сумел стать очень близким ей человеком. С большой теп-
лотой и уважением относился и к зятю.
Когда сразу же по возвращении из Франции обсуждалась перспек-
тива уехать в Палицы на свежий воздух, Владимир Григорьевич воспри-
нял это без большого энтузиазма. Наша прежняя дача в Расторгуеве
была летней (мужу всегда было необходимо летом жить за городом,
в Москве ему трудно дышалось), и он привык проводить там только три
месяца в году. Однако согласился отправиться в Палицы на три-четыре
дня, чтобы оглядеться. Но когда 20 марта мы приехали туда, возвра-
112
щаться в город он уже не захотел и прожил там до конца (за исключе-
нием поездки в Ниццу в октябре-ноябре 1999 г. и нескольких недель,
проведенных в связи с болезнью в Москве зимой 2000 г.).
Загородный дом стал последней привязанностью Владимира Гри-
горьевича. Его радовали и городской комфорт, и особенно обширный
участок с прудом, со множеством берез, елями, соснами и могучим “тол-
стовским” дубом.
- Здесь даже красивее, чем в моей родной Белоруссии, - говорил он.
Он чувствовал себя в гармонии с природой и очень гармонично вос-
принимался на ее фоне.
Возможность для нас абсолютного уединения на своей половине
дома сочеталась с приятным для Владимира Григорьевича общением -
когда ему хотелось общаться - с нашей молодежью и прежде все-
го с внуком Григорием, который был назван в память его любимо-
го сына.
Родившийся в 1991 г. мальчик занял особое место в сердце Влади-
мира Григорьевича. Сызмальства Гошу часто привозили в нашу
московскую квартиру на субботу и воскресенье. Мы гуляли иногда
втроем в саду “Эрмитаж”, а дома они уединялись в кабинете и вели
долгие беседы на разные темы (“Дедушка такой шутливый”, - гово-
рил Гоша). Любили устраивать там “пиры”, сидя в креслах друг против
друга и лакомясь сладкими напитками и всякими вкусностями, кото-
рые Владимир Григорьевич держал в своих “закромах” специально
для внука.
В Палицах у них появились новые общие интересы. Забавно было
наблюдать, как, сидя вдвоем на скамейке под дубом, они рассматривали
и обсуждали какие-то шишки, желуди, жучков, гусениц и т.п. Владимир
Григорьевич многое знал и помнил о природе еще с детских деревен-
ских времен.
Летом Гоша с утра находил проклюнувшиеся на участке белые гри-
бы, втыкал возле них прутья и потом торжественно вел Владимира Гри-
горьевича обозреть эти находки, заботливо подставляя ему для опоры
свое плечо. Вместе они решали, какой гриб сорвать, а какой оставить
дорасти “до кондиции”. Когда Гоша заканчивал очередной рисунок, он
прежде всего бежал показать листок Владимиру Григорьевичу - маль-
чику важна была его оценка.
...Сейчас, когда мы остаемся с внуком вдвоем, он непременно заво-
дит разговор о Владимире Григорьевиче, вспоминает его привычки,
слова. Недавно сказал мне: “Без дедушки стало не так интересно”.
В последний год у мужа ухудшилось зрение, поэтому читал он мало.
Перечитывал “Войну и мир” (в который уже раз на моей памяти!) и
опять обнаруживал что-то для себя новое. Вообще любил перечиты-
вать. В конце 90-х это были, как помнится, Байрон, “Сага о Форсайтах”
Голсуорси, Сомерсет Моэм, исторические романы Фейхтвангера,
“Иосиф и его братья” Т. Манна, Генрик Сенкевич, Жорж Сименон (ко-
торого ценил не как автора детективов, а как знатока человеческой
психологии), Андре Моруа, “Живые и мертвые” К. Симонова, “Волоко-
ламское шоссе” А. Бека.
8 Россия и Британия Вып 3
ИЗ
С Гошей. 1999 г.
Особенно часто перечитывал Библию, которую прекрасно знал.
Любил ссылаться на библейскую мудрость в разговоре. Не уставал пе-
речитывать Омара Хайяма, цитировал его наизусть. Одной из излюб-
ленных цитат были также строки Шота Руставели:
Из кувшина может вытечь
Только то, что было в нем.
114
Кроме книг по специальности, Владимир Григорьевич читал произ-
ведения античных историков и философов, Коран, издания по исламу
и буддизму. Всегда питал слабость к энциклопедиям, справочникам,
словарям, которых у него было не счесть. Он имел обыкновение читать
их подряд, особенно тома энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
Нравилось ему подолгу рассматривать многочисленные художест-
венные альбомы из нашей домашней библиотеки. Среди любимых ху-
дожников можно назвать, пожалуй, Брюллова, Венецианова, Левитана,
Серова, Тициана, Джорджоне, Рафаэля, Рембрандта, Рубенса, Ренуара,
Дега. Все, что было после импрессионизма, он не воспринимал. За гра-
ницей всегда находил время для художественных музеев и обычно при-
возил открытки-репродукции особенно запомнившихся картин. Их ско-
пилось великое множество...
Телевизор смотрел мало. Только старые советские фильмы, глав-
ным образом довоенных и военных лет. По многу раз, благо в конце
90-х их без конца крутили по разным каналам. Когда я удивлялась, как
можно столько раз смотреть один и тот же фильм, он отвечал:
- Я не слежу за сюжетом, мне просто нравится вспоминать жизнь,
детали, характерные приметы. Ведь это моя молодость...
Но, пожалуй, одним из самых любимых был фильм про молодость
Руси - “Александр Невский” Сергея Эйзенштейна. И еще “Семеро сме-
лых” с Тамарой Макаровой - ее (в юном возрасте) он считал самой кра-
сивой актрисой советского кино. Может быть, потому, что видел ее
вблизи на одном из первых просмотров этого фильма в Ленинграде,
был покорен сияющими зелеными глазами и даже приревновал к Сер-
гею Герасимову, “по-хозяйски” обнимавшему ее за плечи. Нравилась
ему и Любовь Орлова, а из современных “звезд” выделял Наталью Гун-
дареву.
С удовольствием много раз смотрел лучшие комедии Александро-
ва, Пырьева, Гайдая, Рязанова, Данелии. Очень ему нравились “Бело-
русский вокзал” (особенно песня Окуджавы “Но нам на всех нужна од-
на победа... мы за ценой не постоим”) и “Семнадцать мгновений весны”.
Владимиру Григорьевичу казалось, что в период Потсдамской конфе-
ренции он жил в том самом особняке в Бабельсберге, который в филь-
ме фигурирует как дом Штирлица. Поэтому связанные с этим домом
кадры он смотрел с особым чувством. Но уже после смерти мужа из те-
лефильма, посвященного 25-летию “Мгновений”, я узнала, что “мемо-
риальный” особняк снимали вовсе не в Бабельсберге, а в одном из рай-
онов Берлина - Панкове. Представляю, как мы вместе посмеялись бы
по этому поводу...
Владимир Григорьевич любил, когда по телевизору показывали
старую советскую эстраду - Шульженко, Утесова, Райкина, Миронову
и Менакера. Очень любил советские песни, особенно песни военных
лет. Терпеть не мог современного шоу-бизнеса.
15 июля 1999 г. мы отмечали в Палицах 85-летие Владимира Гри-
горьевича. Гостей было совсем немного: его сын Владимир с женой,
близкие родственники, несколько друзей. Так он захотел, потому что с
предубеждением относился к официальным торжествам - и к чествова-
115
В день 85-летия. 15 июля 1999 г.
ниям, и к погребениям (особенно после похорон Гриши). Ему претили
казенщина и фальшь, досужее любопытство, часто сопровождающие
подобные мероприятия.
Когда мужу исполнилось 60, мы по его желанию сбежали из
Москвы в пансионат на Куршскую косу, в Литву, и там в ресторанчике
в Ниде вдвоем чудесно отметили его юбилей. 70-летие справляли в два
приема: один день на даче, с близкими друзьями и родными, второй раз
116
в ресторане с сотрудниками редакции “Вопросов истории”. От офици-
ального юбилейного заседания Владимир Григорьевич отказался, и
свыше шести десятков поздравительных адресов, а также множество
телеграмм от различных учреждений и организаций были доставлены
тогда в редакцию журнала.
Восьмидесятый юбилей: мы вдвоем в любимой им Женеве (где он
прежде часто бывал в командировках), в ресторане “La Perle du Lac”
на берегу Женевского озера, круизы по которому так ему нравились.
Владимир Григорьевич любил подобные праздники тет-а-тет, а для ме-
ня они были как подарок: муж бывал обычно в ударе, замечательно
острил и даже старался за мной ухаживать, чего вообще-то совершенно
не умел.
Только вдвоем мы праздновали всегда и годовщину нашего знаком-
ства - 18 апреля. Расскажу в связи с этим об очень дорогом для меня
воспоминании. Когда мы увиделись в тот день через год после первой
встречи, я была уверена, что он забыл эту дату, и не хотела сама напо-
минать. Но не выдержала и, уже прощаясь, все же напомнила. Тогда он
раскрыл свой портфель и смущенно вынул маленький букетик ярко-си-
них цветочков (так я и не знаю их названия). Не отдал сразу, потому
что, наверное, тоже стеснялся показаться сентиментальным.
Непостижимой мистикой было для меня то, что сороковины после
смерти Владимира Григорьевича пришлись на 18 апреля и подруга в тот
день принесла мне точно такой же букетик, абсолютно не подозревая,
что он для меня означает. Я восприняла это как весточку из другого
мира... А муж при жизни, конечно, поиронизировал бы над таким тол-
кованием.
Возвращаюсь снова в 1999 г. Восемьдесят пятый день рождения
удался на славу. Владимир Григорьевич сидел, как всегда, во главе сто-
ла. По натуре он был радушным хозяином, любил угощать гостей ред-
кими напитками, которых в его “закромах” водилось множество. Свои-
ми тостами, репликами, всем своим поведением умел создавать празд-
ничную, непринужденную атмосферу. Особенно в первое десятилетие
нашей совместной жизни, до Гришиной кончины, когда в доме бывало
много гостей. А каким потрясающим тамадой он был на свадьбе Ольги
и Рафа! И на своем последнем торжестве оставался по-прежнему жи-
вым, пикантно-остроумным, прекрасно выглядел.
Муж моей сестры, один из создателей известного “капустническо-
го” ансамбля архитекторов “Кохинор”, написал к этому дню очень
смешную “пьесу” из нашей жизни в Палицах и читал ее за столом.
В числе действующих лиц и исполнителей там фигурировал “Владимир
Григорьевич, городничий в отставке - артист академических театров
г-н Сквозник-Трухановский”. В пародийных образах других литератур-
ных героев в пьесе действовали и все прочие члены нашего семейства,
включая Гошу. Декламировал автор свое творение мастерски.
Владимир Григорьевич смеялся до слез; он говорил потом, что это
был один из самых веселых дней рождения.
Порадовало (совсем уж незадолго до кончины) успешное заверше-
ние докторской диссертации - по его выражению, “выход на финишную
117
прямую” - любимой ученицы Наташи (Натальи Кирилловны) Капито-
новой. Продиктованный мне отзыв на ее автореферат был последним
текстом, над которым он работал. “Мне радостно, что отечественное
англоведение живет и развивается на новом этапе истории нашей нау-
ки”, - такими словами заканчивается отзыв.
Зимой 2000 г. я заметила, что муж все больше старался отгородить-
ся от внешнего мира, не читал газет, только слушал новости по радио.
Реакция на огорчавшие его события в стране изменилась: раньше он
сердился, возмущался, а в последнее время просто становился печаль-
ным-печальным...
В тот год Владимир Григорьевич стал чаще думать о смерти, хотя
внутренне (мне казалось) был уверен (как и я), что несколько лет еще
есть впереди. Во всяком случае, охотно строил планы на ближайшие го-
ды. Но вместе с тем не раз заговаривал о том, как его следует проводить
в последний путь, и многократно просил меня и ближайших родных не-
укоснительно это выполнить. Еще раньше он написал - от руки, на соб-
ственном именном бланке:
“Завещание
Я, Трухановский Владимир Григорьевич, находясь в здравом уме и
твердой памяти, настоящим завещаю моим родным и близким в случае
моей смерти, независимо от того, когда и при каких обстоятельствах
она произойдет, точно и без каких-либо отступлений осуществить сле-
дующее:
Похороны мои должны быть только семейным делом. Это значит,
что гроб снаряжается дома или в морге и не выставляется ни в каком из
учреждений, где я работал к моменту кончины или работал ранее. При-
сутствуют только те, кто бывал в нашем доме.
Гражданская панихида не проводится. Официальные организации и
их представители не принимают участия в похоронах”.
Пользуясь случаем, прошу извинения у тех коллег и учеников мужа,
которые желали бы, но не получили возможности проститься с ним, по-
клониться его гробу. Не исполнить его воли я не могла.
Муж строго наказывал мне после его смерти никого в истори-
ческих высших сферах ни о чем не просить, ни в коем случае не уни-
жаться.
- Все эти увековечения памяти нужны только вдовам ради их тще-
славия, - говорил он. - Покойникам уже ничего не нужно.
Убежденный атеист, Владимир Григорьевич в загробную жизнь
души не верил. Он уважал в людях истинную веру, но глубоко прези-
рал бывших партработников, позирующих на телеэкране со свечками
в руках.
Самой по себе смерти Владимир Григорьевич не страшился, однако
не скрывал, что боится связанных с ней страданий. Мы договорились
раз и навсегда, что в больницу я его не отдам ни при каких обстоятель-
ствах.
- Помни, я хочу умереть на своей постели, - говорил он.
Большим утешением в моем горе служит то, что он скончался до-
ма, в своем кресле, и даже не успел понять, что умирает.
118
Весной в Палицах. 1999 г.
В последнюю зиму Владимир Григорьевич выбрал и место, где хо-
тел быть похороненным. На повороте к Палицам с шоссе, ведущего из
Москвы в Звенигород, на живописном пригорке располагается тихое
Никологорское кладбище с маленькой белой часовенкой. Могила му-
жа - на возвышенности, посреди пяти больших берез. А внизу, вокруг
поля с перелесками - среднерусская ширь, которая всегда была мила
сердцу Владимира Григорьевича.
Мне кажется символичным, что он не смог перешагнуть порог
XXI столетия. Новый век был не для него...
Конечно, я понимаю, что мой рассказ о муже далеко небеспристра-
стен. Но как могло быть иначе? Ведь я говорю о бесконечно дорогом
мне человеке, который сделал мою жизнь счастливой.
Когда-то он писал мне удивительные письма. Я вновь и вновь пере-
читываю строки, написанные крупным, тогда еще твердым, очень муж-
ским почерком.
«Думал ли, скучал ли? К сожалению, больше, намного больше, чем
хотел бы. Первые дни Нью-Йорка завертелся и думал хотя и много, но
как-то спокойно. А потом начало тянуть душу все больше и больше...
С большим трудом удавалось, и то крайне ненадолго, заставить себя по-
119
думать о выступлении, а затем опять ты... Я научился думать о тебе и
следить за прениями одновременно. Запись идет как на магнитофонную
ленту с двумя дорожками... Ты часто спрашиваешь: “Не разлюбишь?
Никогда?” Ну вот тебе и ответ: официальный, в письменном виде.
Не могу я жить без тебя, не могу уезжать от тебя даже ненадолго».
Привожу эти слова, потому что горжусь ими. Благодарю судьбу за
то, что я имела честь быть женой Владимира Григорьевича Труханов-
ского, а главное - любимой им женщиной.
* * *
10 марта 2000 г. был чудесный день, ясный, солнечный. После зав-
трака мы, как всегда, вышли на прогулку. По дороге встретили соседа,
постояли с ним, поговорили. Владимир Григорьевич шутил, улыбался.
Когда возвращались домой, захотелось задержаться у своего забора, пе-
ред калиткой. Впереди расстилалась снежная поляна с березовой рощей
вдали. Воздух был уже почти весенний, небо голубое-голубое, и солнце
светило сквозь тонкую паутину облаков.
- Благодать, - сказал Владимир Григорьевич. - Скоро уже все нач-
нет распускаться.
Он был такой румяный, веселый. Совсем не старик.
- Я тебя люблю, - сказала я от полноты чувств.
- Какая новость! - усмехнулся он и поцеловал меня в нос.
Через час его не стало...
ИССЛЕДОВАНИЯ ПО НОВОЙ
И НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ
А.Б. Давидсон
НОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ БЫВШЕЙ МЕТРОПОЛИИ
С БЫВШИМИ КОЛОНИЯМИ
Опыт крупнейшей империи
Ты топчешь прах империи - смотри!
Байрон
Кто знает, какое название присвоят будущие историки XX столе-
тию? Нашему столетию, потому что все мы - его дети.
XVIII век окрестили веком Просвещения. XX, вполне вероятно, на-
зовут веком распада империй. Ведь распались все империи нового и но-
вейшего времени: от Австро-Венгерской, Германской, Османской до
Итальянской, Британской, Французской, Испанской, Португальской.
В отношении Российской империи идут нескончаемые споры: распалась
ли она в 1917 г. и был ли Советский Союз империей. Но, скорее всего,
бесспорно,что жители постсоветских территорий после 1991 г. прошли
и еще сейчас проходят во многом те же испытания - от экономических
до психологических, - что и население других распавшихся империй.
Опыт распада империй и последствий этого распада еще долго будет ос-
таваться предметом пристального внимания политиков и ученых.
Опыт Британской империи особенно важен. Не только из-за того,
что это была самая обширная империя в истории человечества. Но и
потому, что она не развалилась полностью, как это произошло, на-
пример, с Австро-Венгерской или Османской. Ее место заняло Содру-
жество.
Распад Британской империи вызвал когда-то даже злорадство. Шла
“холодная война”. Сколько было издано в СССР книг и статей под на-
званием “Кризис Британской империи”, а затем - “Распад Британской
империи”. Но даже у союзников Великобритании по НАТО не очень-то
проявлялось сочувствие к Лондону. Уж больно долго, столетиями, мо-
гущество Британской империи, даже сами ее размеры мозолили глаза
ее соперникам.
Так что о причинах ее распада говорено много. Неизмеримо мень-
ше - о том, какие же внутренние связи этой империи удалось сохранить
в процессе распада и даже после того, как он свершился. А этот-то опыт
сейчас особенно интересен. Даже практически - для связей внутри СНГ.
121
От империи к Содружеству
А что с империей?
{последние слова английского
короля Георга V, на смертном
одре, 1936 г.)
Англия готовилась к деколонизации основательней, чем какая-ли-
бо другая империя, хотя Уинстон Черчилль и заявил публично 10 ноя-
бря 1942 г., что он не собирается председательствовать при роспуске
империи. Предварительная подготовка проявилась в изменении хара-
ктера Британского содружества. До конца 1940-х годов в него вместе
с Соединенным Королевством Великобритании и Северной Ирландии
входили так называемые белые доминионы: Канада, Австралия, Но-
вая Зеландия, Ирландия и Южно-Африканский Союз (ныне - Южно-
Африканская Республика). Но с провозглашением независимости Ин-
дией, Пакистаном и Цейлоном (ныне - Шри-Ланка) и вхождением их в
Содружество оно перестало быть “белым”. Оно превратилось в Сод-
ружество уже без слова “Британское”. Иногда его теперь называют
просто “Группа 54-х”, потому что в него входят 54 государства: 3 евро-
пейских, 13 американских, 19 африканских, 8 азиатских и 11 тихооке-
анских.
Что объединяет эти 54 государства? Генеральный секретарь Содру-
жества Эмека Аньяоку считает, что “похожая структура и система цен-
трального и местного управления и законодательства”, “сходная струк-
тура и организация коммерции и практика бизнеса”, “общий рабочий
язык”, “тождественность принципов и фундаментальных политических
ценностей”1.
Государственные связи подкрепляются деловыми, общественными
и культурными. В 1997 г. был создан Форум делового Содружества -
для улучшения связей в бизнесе. Осуществляется сотрудничество в сфе-
ре науки и техники, печати, радио и телевидения, в подготовке ученых
и повышении их квалификации, в подготовке военных кадров. Все это
спонсируется специально созданными фондами и большим числом не-
правительственных организаций. Представители Содружества участву-
ют в качестве наблюдателей на выборах в государствах-членах. В рам-
ках Содружества проводятся культурные мероприятия и спортивные
соревнования2.
Конечно, идею, будто у государств Содружества существует сход-
ная система управления и законодательства, как и многие другие утвер-
ждения, нельзя принимать без, мягко говоря, корректировки. В сколь-
ких государствах Содружества за последние десятилетия происходили
военные перевороты и устанавливались диктаторские режимы! А вой-
на между членами Содружества, например между Индией и Пакиста-
ном! А нынешняя взрывоопасная обстановка в Зимбабве - стране, где в
1991 г. был принят основополагающий документ Содружества: Харрар-
ская декларация! На улицах английских городов то и дело происходят
шумные “беспорядки на расовой почве” - стычки между англичанами и
иммигрантами из других стран Содружества. Статью об одном из таких
122
бурных столкновений весьма уважаемая московская газета даже оза-
главила: “Британское совражество наций”3.
Но, памятуя все это, нельзя не признать и другого. Пусть Содруже-
ство и не столь эффективно, как иногда утверждают его апологеты, но
из него никто не рвется. В 1995 г. к Содружеству присоединился Мозам-
бик, который никогда не был британским владением. В 1961 г. Южно-
Африканскому Союзу пришлось уйти из Содружества под угрозой из-
гнания из-за политики апартеида (апартхейда). Эта страна вновь стала
членом Содружества лишь в 1994 г., после ликвидации режима апарте-
ида. Под угрозой исключения из Содружества - за грубые нарушения
гражданских прав - оказался в середине 90-х годов и военный режим
Нигерии, причем инициатива предупреждения об изгнании исходила не
от Великобритании, а от представителя другой африканской страны -
президента ЮАР Нельсона Манделы.
В марте 2002 г. главы государств Содружества решили приостано-
вить на год членство Зимбабве - в качестве острастки правительству
Роберта Мугабе за его недемократические действия.
Предсказывали распад Британской империи многие, с давних вре-
мен - и всерьез и, как тогда казалось, вполне шутливо.
В пьесе Бернарда Шоу “Простачок с Нежданных островов”, напи-
санной в 1934 г., речь шла о времени, когда Великобритания уже рвет-
ся из империи, но остальные страны не хотят ее отпускать. Действую-
щие лица пьесы читают газетные заголовки: “Распад Британской импе-
рии”, “Англия выходит из состава Британской империи”. И происходит
такой диалог, обмен свежими новостями:
- Англия восстала за независимость... - Даунинг-стрит высказался
за честный, тесный маленький островок... - Назад к елизаветинской
Англии и к черту империю... - Ирландия не может позволить Англии
нарушать единство империи. Ирландия возглавит борьбу против изме-
ны и раскола... - Южная Африка объявляет Кейптаун столицей импе-
рии и предлагает всем британцам очистить Африку в течение десяти
дней...4 И все в таком духе.
Такое время не наступило. Но нельзя сказать, что Великобритания
сейчас дирижирует Содружеством, хотя она и несет 30% расходов на его
секретариат (кстати, аппарат этот невелик - всего 320 человек). Около
70% всех граждан стран Содружества живут в Южной Азии (большин-
ство - в Индии). Это не могло не отразиться на характере Содружества.
Главы государств Содружества регулярно собираются для обсужде-
ния общих проблем. Решения принимаются не большинством голосов -
стремятся к консенсусу. Вообще нет жесткого внутреннего регулирова-
ния, большую роль играют, как и в самой Великобритании, традиции.
Членам Содружества не возбраняется входить в различные междуна-
родные территориальные и прочие организации, такие как Европей-
ский союз или АСЕАН.
Так что обычно (кроме очень редких случаев, как с Южной Афри-
кой в 1961 г.) не принимается крутых мер, даже когда они, казалось бы,
нужны. И это создает впечатление слабой эффективности. Но толе-
рантность, как известно, нередко действеннее жестких мер.
123
Конечно, связи между государствами Содружества нельзя назвать
особенно крепкими, но никто из них не хочет эти связи рвать. Пакистан
во время одного из конфликтов с Индией вышел из Содружества. Со-
ветской литературе это дало повод к прогнозу: “...вполне можно ожи-
дать выхода из его состава еще нескольких членов”5. Но Пакистан че-
рез два года опять попросился в Содружество.
Так после распада Британской империи возникла общность, объ-
единяющая, пусть и отнюдь не железным обручем, больше четверти на-
селения Земли и пятую часть мировой торговли.
Что и говорить, Великобритания смогла лучше других метрополий
приспособиться к процессу всемирной деколонизации, не допустить
полного обрыва экономических, общественных, культурных и даже по-
литических связей. И хотя в некоторых странах сразу после провозгла-
шения независимости шли бурные протесты даже против английского
языка, как языка колонизаторов, эти протесты постепенно поутихли и
влияние английского скорее расширяется, чем сокращается.
Характер английских действий в период перехода от Империи к
Содружеству можно проследить даже в сфере исторической науки. Ряд
видных английских историков в годы распада Империи пересмотрели
традиционный колониалистский подход, отказались от явного шовиниз-
ма и национализма, задававших тон британской историографии, и по-
старались понять те взгляды, которые были распространены в странах
Азии и Африки. Это помогло таким английским историкам, как Бэзил
Дэвидсон, Теренс Рейнджер, Роланд Оливер, Джон Фейдж, не только
найти общий язык с молодыми учеными бывших колониальных стран,
но и стать их учителями.
Русский мыслитель Георгий Федотов (1896-1951), хорошо зная
Англию, глубоко интересуясь судьбой великих империй и умея многое
предвидеть, писал еще в преддверии второй мировой войны: «Англия
должна начать новый экономический эксперимент, “вымести свой дом”
и указать дорогу другим»6. Великобритания действительно сумела
“вымести” дом своей империи несколько предусмотрительней, чем дру-
гие. А насколько другие воспользовались или воспользуются ее опы-
том, тут могут быть самые разные толки и мнения.
“Способствовать полному взаимопониманию99
Когда народы, распри позабыв...
А.С. Пушкин
Если в создании Содружества можно усмотреть какие-то успехи:
определенное (пусть и не всегда) взаимопонимание, терпимость,умение
договориться, находить общий язык (хоть не без трудностей и неудач),
то это вряд ли можно целиком относить к заслугам политиков времени
распада империи.
Важную роль играла та гуманистически настроенная и дальновид-
ная интеллигенция многих стран, которая искала путей для сотрудиче-
ства народов метрополий и колоний еще тогда, когда могущество импе-
124
рий находилось в зените. И инициатива тут принадлежала интеллигени-
ции Великобритании.
Я хочу напомнить лишь об одном событии, основательно забы-
том, хотя оно заслуживает, чтобы о нем помнили. Это Всеобщий кон-
гресс рас. Недавно исполнилось 90 лет со времени его проведения.
Он заседал в Лондонском университете 26-29 июля 1911 г. Его целью
было “обсудить в свете науки и современных представлений общие от-
ношения, существующие между народами Запада и Востока, между
так называемыми белыми и так называемыми цветными народами,
с тем чтобы способствовать полному взаимопониманию между ними,
развитию наиболее дружественных чувств и сердечного сотрудни-
чества”7.
Около тысячи человек присутствовали на каждом из восьми пле-
нарных заседаний, несмотря на плохую акустику зала Лондонского уни-
верситета и на стоявшую в те дни неслыханную для Лондона тропиче-
скую жару. В целом в конгрессе приняли участие 3 тыс. человек из мно-
гих стран мира.
Среди тех, кто присутствовал на конгрессе или поддержал идею его
проведения, были 130 профессоров - социологов, этнографов, специа-
листов по международному праву, 35 председателей парламентов, боль-
ше 40 епископов. Люди из Азии, Африки, и не только белые, но и пред-
ставители коренного населения, вплоть до тех, кто впервые увидел
Европу собственными глазами8.
Ученые из России - из Санкт-Петербурга, Москвы, Тифлиса, Том-
ска, Дерпта, Гельсингфорса, Одессы, Варшавы, даже от Владивосток-
ского восточного института. Среди них - академик Максим Ковалев-
ский, известный социолог, историк и юрист, автор пятитомного “Про-
исхождения современной демократии” и многих других трудов.
На конгрессе было зачитано приветствие, которое Лев Толстой, в
тот момент уже покойный, прислал еще в период подготовки конгресса.
Смогли приехать в Лондон, разумеется, далеко не все из тех, кто
заявил о своей поддержке идеи конгресса, но все же в ходе его прове-
дения азиаты, африканцы и афроамериканцы могли познакомиться
со многими известными европейскими общественными деятелями и
учеными.
Были заслушаны доклады не только европейцев, но и японцев, ин-
дийцев, китайца, иранца, египтянина, бразильца, южноафриканца, ниге-
рийца.
Очень активное участие в конгрессе принял Уильям Дюбуа, уже к
тому времени получивший славу видного афроамериканского ученого.
С докладом “Туземные народы Южной Африки” выступил Джон Тенго
Джабаву, наиболее известный из тогдашних политических деятелей
черной Южной Африки.
В докладах рассматривались разнообразные аспекты расовой проб-
лемы, тенденции общественного прогресса и пути ослабления расовых
антагонизмов. Выступали крупнейшие ученые. Доклад об империализ-
ме и экономической деятельности великих держав в колониях и зависи-
мых странах делал Джон Гобсон.
125
Проповеди шовинизма звучали куда реже, чем подлинно гуманные
идеи. “На совещании при Лондонском университете, - писал Дюбуа, -
пожалуй, были наиболее полно представлены все этнические группы
населения мира, известные нам расы и подрасы; участники конгресса,
руководствуясь научными и этическими соображениями, обсуждали
проблемы будущего, в котором навсегда воцарится мир и отомрут расо-
вые предрассудки, а народы смогут плодотворно сотрудничать, особен-
но в области социальных наук”9. На конгрессе был даже провозглашен
“Гимн человечества”, начинавшийся словами: “Отныне мы члены еди-
ной семьи”.
Темы, обсуждавшиеся на конгрессе, поразительно похожи на те,
что волнуют человечество сейчас. Вот хотя бы некоторые названия до-
кладов: “Определение понятий: раса, племя, нация”, “Раса с точки зре-
ния антропологов”, “Раса с точки зрения социологов”, “Проблема расо-
вого равенства”, “Влияние географических, экономических и политиче-
ских факторов”, “Объединяющая и разъединяющая роль религии”,
“Язык - его объединяющая и разъединяющая роль”, “Различия в тра-
дициях и морали - и их сопротивление быстрым переменам”, “Воздей-
ствие межрасового смешения”...
Почти каждый из докладов достоин, чтобы о нем вспомнить
сейчас, в наши дни. Но их, этих докладов, так много, что в пределах
данной статьи можно остановиться лишь на некоторых. Вот, напри-
мер, доклад “Уважение, с которым белая раса должна относиться к
остальным”. Представил его французский барон д’Эстурнель де
Констан.
Основная идея - уважение к другим расам жизненно необходимо
для самих европейцев, для морального здоровья белой расы. “Я взываю
к нашим собственным интересам. В интересах белой расы дать ясную и
точную оценку громадному числу подвластных нам народов, которыми
мы по-прежнему управляем, считая их, в нашей гордыне, безусловно
менее развитыми”. Он задал вопрос: “Была бы возможна позорная ра-
боторговля, если бы ее не оправдывали тем, что эти несчастные суще-
ства деградировали до состояния животных?”
Барон взывал не только к истории и к абстрактным категориям, но
и к личному опыту присутствующих. “Постойте в каком-нибудь круп-
ном военном порту и посмотрите, с каким гонором завоевателей воз-
вращаются войска из колоний... Найдите белого человека, который не
чувствует себя в Африке и Азии более или менее повелителем, могу-
щим делать все, что бы ему ни захотелось, и с правом угнетать”. Эта
безграничная власть, говорил он, обладает “ужасным деморализую-
щим воздействием”. И это все возвращается из колоний в метрополии,
в центры империй, “на родину”. “Тот, кто хочет властвовать, сам ста-
новится рабом. Яд, который он распространяет вокруг себя, проникает
в его собственные вены”. “Чтобы воспитывать туземца, мы сперва
должны воспитать белого человека, сбавить его гордыню, развить в
нем дух справедливости и уважение к правам других”. И напомнил
принцип: “Не делай другим того, что не хочешь, чтобы делали тебе са-
мому”10.
126
Последние заседания конгресса назывались “Практические предло-
жения для установления дружеских отношений между расами”. Идеи
доклада Альфреда Фрида (Вена) “Пресса как инструмент мира”, я ду-
маю, вполне злободневны и в наше время.
Фрид обвинил прессу в потворстве низменным интересам, в том,
что она падка на сенсации “о преступлениях, насилии, беспорядках”. Га-
зеты “создают впечатление, что мир полон преступлений и что над всем
властвует насилие”. И самое ужасное, что “сегодня большинство обита-
телей любой страны видят в жителях других стран каких-то ненормаль-
ных или преступников, достойных только презрения. Таким образом со-
знание этого поколения отравлено. Пресса, о которой я говорю - отра-
ва цивилизации... Это и есть тенденция прессы, гоняющейся за сенсаци-
ей. Она отгораживает читательскую массу от информации, которая ус-
покоила бы, дала бы правду о жизни и деятельности соседних народов”.
Докладчик гневно обрушился на “патриотическую прессу”, кото-
рую правительства используют для разжигания расовых и националь-
ных распрей. Он привел слова У. Черчилля: “Упаси нас, Господи, от на-
шей патриотической печати!” И призвал других политиков исходить из
этой идеи Черчилля.
А практическим предложением было - создать “Международный
союз миролюбивой печати”, чтобы она добивалась сближения на-
родов11.
Другое предложение - улучшить межрасовые отношения с помо-
щью школьного образования. Ввести в школах изучение культуры не-
белых рас. Это предложил Д.С. Макензи, профессор университетского
колледжа в Кардиффе (Уэльс). “Вполне легко показать, что Англия
может многому научиться у своих владений в Индии, Африке и по все-
му миру”12.
Еще одно предложение - распространить по всему миру системы
клубов, где представители разных рас и наций могли бы встречаться и
сотрудничать. С 1903 г. в Университете штата Висконсин существовал
Интернациональный клуб, а в 1907 г. в США была создана Националь-
ная ассоциация космополитических клубов, и ее членами стали 2 тыс.
человек из 60 стран. Девиз ассоциации: “Превыше всех наций - Челове-
чество”. Ассоциация проводила лекции, дискуссии, “национальные ве-
чера”, на которых люди рассказывали о своей стране, своем народе.
Профессор Висконсинского университета Л.П. Лохнер предложил соз-
дать такие клубы во многих странах13.
Э.Д. Мид из Бостона (США) предложил создать сеть международ-
ных общественных организаций для улучшения межрасовых отноше-
ний. Он сослался на опыт британских Общества борьбы против рабст-
ва, Общества защиты аборигенов, Ассоциации за реформы в Конго,
американской Антиимпериалистической лиги, которая была создана
как протест против действий правительства США на Филиппинах, аме-
риканской Национальной ассоциации за благосостояние цветных и
Ассоциации защиты прав индейцев.
Э.Д. Мид предложил, чтобы в каждой стране были созданы нацио-
нальные общества межрасовой справедливости, а во всемирном мас-
127
штабе - Постоянный международный трибунал, который разбирал бы
преступления расистского характера.
Вся эта система организаций, по замыслу автора, “должна зани-
маться вопросом о том, как помочь отсталым народам быстрее пойти
по пути прогресса и как люди разных рас могут лучше узнать друг
друга”14.
Этот конгресс был одной из самых представительных встреч миро-
вой общественности в начале XX в. “Отец панафриканизма” Уильям
Дюбуа дал ему очень высокую оценку. Даже через полвека Дюбуа пи-
сал: “Конгресс рас в Лондоне, происходивший в 1911 г., мог бы открыть
собой новую эпоху в истории расовых взаимоотношений, если бы не
началась первая мировая война... Это было важное и вдохновляющее
начинание, объединившее вместе представителей многих этнических
и культурных групп и выработавшее новые научные основы расовых
и социальных взаимоотношений между людьми”15.
А в своей крупнейшей работе, книге “Африка”, Дюбуа утверждал,
что “проведение в жизнь предложений конгресса изменило бы ход исто-
рии, если бы вскоре не началась первая мировая война”16.
Самое простое, конечно, заключить, как делали многие историки
в советское время, что события, подобные этому конгрессу, - прекрас-
нодушные разглагольствования или мечтания горстки гоголевских Ма-
ниловых. Но тогда уж придется зачеркнуть и роль аболиционистов в
запрещении работорговли, и вообще значение гуманистических побу-
ждений в истории. Зачеркнуть и идеи декабристов - это ведь тоже
лишь горстка людей; их было даже намного меньше, чем участников
конгресса.
Да, конгресс не имел наглядно ощутимых последствий. Для сотен
миллионов его идеи не являлись столь уж очевидной истиной. И для тех,
кто отдавал свою жизнь за величие империй, и тех, кто посылал их
на смерть. И для всех тех, кто считал это вполне естественным и нор-
мальным.
Следующий конгресс было намечено провести в 1914 г. Но - война,
затем революции, затем тоталитарные режимы в Европе...
И все же такой конгресс был. Он ратовал за то, чтобы люди, разъ-
единенные между империями и внутри каждой из империй, искали пути
к взаимопониманию. Это, мне кажется, должны с благодарностью пом-
нить не только в бывших метрополиях, но и в бывших колониаль-
ных владениях. И те, кто огульно обвиняет Англию и вообще “белого
человека”.
Поразительно мало изучены попытки общественных организаций
и даже отдельных лиц как-то сгладить предрассудки и противоречия ме-
жду народами разных империй, в пределах одной и той же империи, да
и впоследствии, на руинах империй.
А попытки эти заслуживают внимания. Даже единичные, как, на-
пример, поступок израильтянина Йорама Бинура, который выдавал се-
бя за араба в секторе Газа (и потом говорил: “Иногда я думал по-араб-
ски, видел арабские сны, ненавидел евреев как араб”)17. Йли акция бе-
лого американца Джона Гриффина, который еще во времена Ку-клукс-
128
клана на несколько недель перекрасился в черный цвет, чтобы испы-
тать на себе, как чувствует себя черный в южных штатах Америки.
Он потом признавался: “Я раздвоился. Один человек во мне наблюдал,
а второй, тот, кто волновался, до глубины души чувствовал себя
негром”18.
А такие события, как Лондонский конгресс с 3 тыс. участников, за-
служивают, чтобы человечество их помнило. Именно они могут под-
держать веру людей во взаимопонимание даже в те моменты, когда, как
11 сентября 2002 г., кажется, что эта вера вот-вот рухнет. И именно они
должны поддерживать веру в гуманистическую роль интеллигенции да-
же тогда, когда (а это, увы, бывает) в интеллигенции видят средоточие
всех зол.
Этот конгресс стал ступенькой к созданию Содружества. Но роль
его еще важнее. Она выходит за рамки англоязычного мира. Она апел-
лирует ко всему человечеству.
1 См.: The Commonwealth in the 21st Century / Ed. by G. Mills and J. Stremlau.
Pretoria. 1999. Nov. P. 5.
2 Ibid. P. 5-7.
3 Общая газета. 2001. 12-18 июля.
4 Шоу Б. Избр. произв. В 2-х т. М., 1956. Т. 2. С. 630-631.
5 Великобритания. М., 1972. С. 445. Особенно странно, что этот прогноз
сделан в главе, которую написал Дональд Маклин (1913-1983). Он служил в
министерстве иностранных дел Великобритании и не мог не знать реального
положения (даже хотя писал он это под псевдонимом С.П. Мадзаевский,
уже переехав в Москву, после того как долгое время работал на советскую
разведку).
6 Федотов Г.П. Судьба и грехи России. СПб., 1992. Т. 2. С. 57.
7 Papers on Inter-Racial Problems Communicated to the First Universal Races
Congress, Held at the University of London, July 26-29, 1911. Edited for the Congress
Executive by G. Spiller, Hon. Organiser of the Congress. L., 1911. P. VI.
8 Record of the Proceedings of the First Universal Races Congress, Held at the
University of London, July 26-29 1911. Published for the Executive Council. L., 1911.
P. 2-7; Papers on Inter-Racial Problems... P. XVII-XLVI.
9 Дюбуа У.Э.Б. Африка: Очерк по истории Африканского континента и
его обитателей. М., 1961. С. 178.
10 Papers on Inter-Racial Problems... P. 383-386.
11 Ibid. P. 421-424.
12 Ibid. P. 437.
13 Ibid. P. 439^142.
14 Ibid. P. 443-Л49.
15 Дюбуа У. Воспоминания. M., 1962. С. 326.
Дюбуа У.Э.Б. Африка... С. 178.
17 Братья по интифаде // Литературная газета. 1989. 12 июля.
18 Черная кожа на три недели // Дружба народов. 1962. № 10. С. 151.
9 Россия и Британия Вып 3
129
М.А. Липкин
АНГЛИЯ ИЛИ БРИТАНИЯ?
ДИСКУССИЯ О НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
(История, культура и политика
в Соединенном Королевстве)
В марте 2000 г. в русскоязычных средствах электронной информа-
ции со ссылкой на информационную ленту агентства новостей “Кирилл
и Мефодий” прошло почти незамеченным сообщение под шокирую-
щим заголовком “Британии не стало”. В нем сообщалось о том, что
британское Министерство иностранных дел издало меморандум для
внутреннего пользования, которым само название Британия выводит-
ся из обращения. В документе Форин оффис предписывалось, избегая
лишнего ажиотажа со стороны прессы, постепенно сменить вывески
всех зарубежных посольств и консульств на новые, обязательно с пол-
ным названием страны - Соединенное Королевство Великобритании и
Северной Ирландии. А в официальных документах отныне предписы-
валось употреблять в качестве сокращения просто “Соединенное Коро-
левство”, но никак не Англия или Великобритания. Смена вывесок и
бюрократических штампов легко могла бы остаться в разделе любо-
пытных курьезов, если бы не была логическим звеном в цепи других
знаковых перемен на Британских островах.
Вопрос об английской идентичности является, пожалуй, сквозной
темой для второй половины XX в. и достигает своего апогея в послед-
нее его десятилетие - годы подведения итогов уходящего тысячелетия.
Можно констатировать, что начиная с 1990 г. во многих культурных ис-
следованиях на Британских островах произошел всплеск интереса к
изучению британской культуры с акцентом на изучение исторической
эволюции термина британский (British) и его идеологический подтекст.
В общественно-политической лексике страны вместо термина инглиш-
нес (Englishness) в последнее время все чаще вводится понятие бритиш-
нес (Britishness). Это было нечто большее, чем просто смена модных
эпитетов. Интерес, проявленный жителями Туманного Альбиона к об-
суждению понятий инглишнес и бритишнес, видимо, не случаен. Оче-
видно, что в условиях роста сепаратистских тенденций не только в Се-
верной Ирландии, но также в Шотландии и Уэльсе употребление поня-
тий Англия и англичане стало сужать географические рамки страны до
нескольких десятков графств в центральной и юго-восточной части ост-
рова Великобритания. Между тем, подобно возрождению термина рос-
сияне в современной России (граждане многонациональной страны, не
обязательно русские по национальности), употребление терминов Бри-
тания и британцы (по крайней мере, в политической риторике) озна-
чало обращение к Соединенному Королевству Великобритании и Се-
верной Ирландии в целом и ко всем его гражданам, независимо от их эт-
нической принадлежности. Хотя даже здесь после передачи части вла-
130
стных полномочий органам самоуправления в Уэльсе и Шотландии пол-
ное название страны стало подвергаться критике как уже не соответст-
вующее положению вещей. На официальном уровне в последнее деся-
тилетие слова Англия, английский заменяются на Британия и британ-
ский, а употребление старых терминов считается дурным тоном.
На протяжении веков в латинском и английском языках термин
Британия вызывал споры и употреблялся в противоречащих друг дру-
гу значениях. Как пишет Алан Маккол из шотландского университета
Абердин, земля, где жили древние бриты, приблизительно соответство-
вала той территории, на которой располагались Англия, Уэльс и Юж-
ная Шотландия1. Поэтому Британия часто обозначала Англию и Уэльс,
или просто Англию саму по себе. До XVII в. Великобритания обычно
обозначала Англию, отличную от Малой Британии, или Британи
(Britany). В 1529 г. Артура называли “королем великой Британи, ныне
именуемой Англией”. И в то же время название Британия могло упот-
ребляться для обозначения всей островной территории, Британских
островов2. А вообще за свою историю, по некоторым подсчетам, Бри-
танские острова были ядром по крайней мере 16 различных политиче-
ских образований - включая Республику и Свободное государство
Англии, Уэльса и Ирландии (1649-1653), Республику Великобритании
и Ирландии (1659-1660), Соединенное Королевство Великобритании
и Ирландии (1801-1922) и, наконец, известное всем Соединенное Коро-
левство Великобритании и Северной Ирлании (с 1922 г.)3. И даже крат-
кий Оксфордский словарь смешивает вместе Англию, Британию и
Великобританию, английскую (британскую) нацию и государство, не
давая искомого четкого разведения этих понятий4.
Трудно сказать, кто впервые употребил слово бритишнес, но мож-
но констатировать, что этот термин родился в 90-е годы XX столетия,
хотя как понятие - и здесь нужно согласиться с Линдой Кол л ей и Кри-
шаном Кунаром - его возникновение следует отнести к XVIII-XIX вв.5
В современных англо-русских словарях не дается четкого толкования
этого термина6. Впрочем в английских словарях найти его также пред-
ставляется более чем трудным7. Не являясь филологом, осмелюсь пред-
положить, что этот термин еще находится в процессе становления.
Его смысловое наполнение - ключевой вопрос дискуссий, развернув-
шихся на страницах научных монографий, газетных статей и даже пра-
вительственных выступлений и докладов.
В последнее время наиболее цитируемым и популярным в англий-
ских академических кругах, обсуждающих обозначенную тему, стало
исследование Линды Коллей “Британцы. Становление нации:
1707-1837”8. Она приходит к выводу, что чувство национальной иден-
тичности у британцев было выпестовано во время так называемой “вто-
рой столетней войны” с Францией (на самом деле растянувшейся на
130 лет - от Девятилетней войны 1689-1697 гг. до окончания войн с На-
полеоном в 1815 г.). Поначалу в форме религиозных, а затем и полити-
ческих войн с революционной Францией эта борьба сыграла решаю-
щую роль в становлении Великобритании как новой общности. По сло-
вам Коллей, после Англо-шотландской унии 1707 г. британцы стали оп-
131
ределять себя как единый народ не по причине существования внутри
страны некоего политического или культурного консенсуса, а именно
за счет реакции на “других”, живших на враждебном континенте, ассо-
циировавшемся в первую очередь с Францией и французами. Таким об-
разом, доказывает Коллей, британская общность, идентифицируемая
как бритишнес, стала не результатом некоей внутренней политической
унификации, а была естественным наложением на множество внутрен-
них различий. Она стала объединяющим фактором внутри островного
общества при противопоставлении себя в конфликте с “другими” наро-
дами или государствами9. Развивая эту мысль, можно сформулировать
одну из главных причин сегодняшней проблемы - после окончания “хо-
лодной войны” старые конфронтационные стереотипы стерлись. Это
вместе с потерей империи усилило остроту кризиса британской иден-
тичности, спровоцировало возрождение шотландской, валлийской и ир-
ландской идентичностей.
Монография Коллей представляет собой один из примеров частич-
ной критики господствовавшей долгое время либеральной (вигской) ин-
терпретации английской истории. Центральное место в вигской кон-
цепции истории страны занимал не только акцент на уникальность ее
развития (богоизбранная страна), но и то, что английская / британская
политическая система превосходила любые другие (главным образом
континентальную) политические системы. Священные свободы англо-
саксов ушли в прошлое с норманнским завоеванием, и лишь с обретени-
ем Великой хартии вольностей в 1215 г. началось ниспровержение
“норманнского ига” и восстановление традиционных свобод в результа-
те “Славной революции” 1688 г.10 Причем борьба за суверенитет парла-
мента виделась не только как внутренняя, т.е. противоборство короны
и парламента, но и как внешняя, т.е. отстаивание обособленности от
континента.
По утверждению специалиста по английской политической ритори-
ке Генрика Ларсена, континент ассоциировался сперва с абсолютист-
ской монархией Франции и догматической католической церковью, а с
конца XVIII в. - с республиканской доктриной народного суверенитета,
которой противостоял парламентский абсолютизм11. Поэтому опасные
термины нация или британская нация употреблялись значительно ре-
же, чем, скажем, британский народ (British people). Очевидно, полагает
он, здесь сказывалась боязнь обнаружить реально существующую этни-
ческую неоднородность британской общности12.
Британские политики всех партий быстро увидели в империи сред-
ство сплочения народов, входящих в состав Британии. Империя давала
чувство интернациональной миссии, позволяла сглаживать классовые
и национальные противоречия в метрополии, давала чувство уверенно-
сти в будущем. Это предназначение империи проводилось в жизнь та-
кими харизматическими политическими лидерами, как Дизраэли, Джо-
зеф Чемберлен и Уинстон Черчилль, такими писателями и пропаган-
дистами, как Киплинг, Родс, Баден-Пауэлл. По словам Кейта Роббин-
за, «вместе с островным положением Британии империя подчеркивала
“островную нацию” как сообщество людей с такими глобальными свя-
132
зями, каких не было ни у какого другого государства. “Британская
культура” в этой связи включала психологическое измерение, не имев-
шее аналога ни у одного другого европейского государства, даже у
Франции»13.
Сохраняющаяся имперская нагрузка всего, что определяется тер-
мином британский, заставляет многих усомниться в правомерности
употребления этого прилагательного применительно к современному
Соединенному Королевству. “Санди тайме” в 1995 г. даже сравнивала
перемены в Великобритании с развалом Советского Союза. Констати-
руя существование английской, шотландской, валлийской и ирландской
идентичностей, она доказывала, что британский элемент отошел в ис-
торию. В статье делается вывод о том, что Соединенное Королевство
не является Великобританией, а представляет собою Англию с другими
странами, которые были присоедины к ней в добровольно-принуди-
тельном порядке, подобно процессу “вхождения” союзных республик в
состав СССР14. Другие авторы, как, например, Хью Керни, сравнивают
историческую общность четырех наций, сложившуюся на Британских
островах, с многоликой историей народов долины Дуная, Иберийского
и Итальянского полуостровов15. Ниспровергая этноцентрическое изло-
жение “английской истории”, он рассматривает историю Соединенного
Королевства в рамках, как он сам называет его, “британского подхо-
да” - изучения взаимодействия четырех отличных друг от друга наций,
населяющих Британские острова16.
Подобный подход особенно популярен в среде интеллектуалов из
Шотландии, Уэльса и Ирландии, протестующих против засилья англо-
центризма в истории17. Вот как пишет об этом профессор Даннского
университета Вилли Малей: «Британская проблема, как она в настоя-
щий момент рассматривается в английской историографии, относится к
недавним откликам на события 1640-х годов. Период между казнью
Карла I и реставрацией монархии традиционно называется “Англий-
ской революцией”, или “гражданской войной в Англии”. Вне зависимо-
сти от политических пристрастий историков акцент всегда делался на
Англию и борьбу за английский суверенитет между короной и парла-
ментом. Когда же новые источники были исчерпаны, английские исто-
рики вдруг заметили исследования своих шотландских и ирландских
коллег, а также более ранних комментаторов, рассматривавших этот
период с точки зрения “войны трех королевств”, и признали англициза-
цию истории продуктом современного ревизионизма»18.
Следует отметить, что и в самой Англии появляются работы, пред-
лагающие новые националистические подходы к оценке собственной
истории с помощью разведения понятий бритишнес и инглишнес.
Так, в написанной с откровенно консервативных позиций монографии
“Англичане” Джеффри Элтон приходит к выводу о том, что “англича-
не пережили величайшие и наиболее драматические перемены после
того как они превратились в британцев”. По его мнению, выгоды от им-
перской торговли и мощи доставались британцам, но не англичанам.
Во всех аспектах общественной жизни и своей деятельности англичане
были полностью растворены в более аморфной британской общности,
133
по словам Д. Элтона, “национальности, но не нации, сообществе, но не
народе”19.
Подобные высказывания выдают в их авторе сторонника концеп-
ции Малой Англии {Little England), получившей развитие в XX в. Еще
английский писатель и публицист Джеймс Оруэлл в эссе “Англия, Ваша
Англия” всячески старался избегать употребления слова Британия - он
говорил только об Англии и англичанах. Оруэлл сознательно ограни-
чивался анализом Малой Англии, считая прививаемый официальной
идеологией британский патриотизм не свойственным англичанам, тог-
да как английские премьер-министры (к примеру, У. Черчилль) в своих
речах пламенно говорили о Британии как о Большой Англии {England
at Large), империи и мировой державе20.
Одним из способов определения инглишнес - а в понятии Оруэлла
это практически синоним Малой Англии - является распространенная
среди других писателей и публицистов попытка вывести наиболее важ-
ные, вековые национальные характеристики англичан. Длинный спи-
сок, варьируемый от автора к автору, обычно включает в себя такие хо-
рошие и зачастую взаимоисключающие качества, как благородство, че-
стность, чувство такта, толерантность, эксцентричность, флегматич-
ность, отвага, рыцарственность, скромность, галантность, ироничность
и т.д. и т.п. Как справедливо отмечает Робин Коэн, такие списки социо-
логически безграмотны, ибо всегда привязаны к особенностям времени,
места, класса, пола и образования составившего их автора, а также к
массе других переменных. Однако, несмотря на свою мифическую при-
роду, эти качества, попав на благоприятную почву, могут оказывать
воздействие на отдельные части общества, а то, что кажется реальным
в теории, может воплотиться и на практике21.
Другой путь идентификации инглишнес - попытка обосновать суть
этого явления путем локализации определенной территории и специфи-
ческого ландшафта. Особенно часто прибегали к такой методике круп-
ные политические деятели (в частности, Стэнли Болдуин), особенно в
своих патриотических выступлениях, когда взывали к образам роман-
тического прошлого в сердцах своих сограждан, и главное, избирате-
лей22. Инглишнес неизменно связано с понятием места. Однако с поте-
рей империи как внешней, так и внутренней, Англия, прежде ассоции-
ровавшаяся с метрополией вообще, стала обозначать то место, которо-
го больше не существует, - к такому выводу приходит в своем культу-
рологическом исследовании Айэн Боком23.
Концепция Малой Англии вобрала в себя то, что было близко и по-
нятно рядовым англичанам. В то же время она явилась богатой почвой
для политических спекуляций. Политизация “культуры” в 1980-1990-е
годы стала темой статьи Сьюзен Райт, председателя одной из секций
Британской ассоциации научного развития24. Она отмечает тот факт,
что за последнее десятилетие, благодаря развитию исследований в об-
ласти культурологии, термин культура вновь стал центральной темой
в английской антропологии после длительного периода забвения. Одна-
ко не только в антропологии. Задаваясь вопросом о том, чем вызван по-
вышенный интерес и повсеместное обращение к термину культура в
134
современной Великобритании, Райт говорит о том, что еще “новые пра-
вые” во главе с Маргарет Тэтчер взяли на вооружение антропологиче-
скую терминологию для достижения своих политических целей. С од-
ной стороны, консерваторы пытались возродить “викторианскую мо-
раль” в семье и школе, поднять авторитет традиционных государствен-
ных институтов, чей престиж был поставлен под вопрос культурной ре-
волюцией 1960-х годов и внутренней нестабильностью 1970-х. С другой
стороны, приспосабливаясь к изменившимся условиям, “новые правые”
пришли к необходимости укрепить господствующую идеологию не
только через политические каналы влияния, но и через вмешательство
во все сферы повседневной жизни, “культуру” своих граждан. Они ак-
тивно включились в процесс переопределения и пересмотра ключевых
понятий, таких, как нация, раса, культура25.
Вместо старых представлений о принадлежности к определенной
нации и культуре по принципу кровного родства и происхождения была
предпринята попытка переформулировать понятие нация в терминах
культуры. При этом культурная общность (читай - национальная при-
надлежность) определялась через набор определенных привычек, хара-
ктерных типов деятельности, образа жизни. “Мы” означали тех, кто
разделял эти типично английские ценности, которые были непонятны
для иностранцев (под последними чаще всего подразумевались несго-
ворчивые партнеры по Европейскому сообществу Франция и Герма-
ния). Таким образом открывалась дорога для ассимиляции иммигрантов
из стран Британского Содружества, которые получали право считаться
англичанами. Как полагает Сьюзен Райт, подобная политика была при-
звана ослабить почву для роста откровенно расистских настроений
в британском обществе26.
Впрочем есть и иные мнения на этот счет. Не секрет, что новый
упор на инглишнес носил весьма консервативный характер. Очевидно
поэтому автор большой статьи «’’Бритишнес” и “Иглишнес”: каковы
перспективы для европейской идентичности в Британии сегодня?» Кри-
шан Кунар счел возможным поставить в один ряд таких разных по сво-
ему радикализму политиков, как Энок Пауэлл, Маргарет Тэтчер, Нор-
ман Тебитт, вместе с такими историками и публицистами, как Джон
Винсент и Джонатан Кларк. “Ныне инглишнес, - пишет он, - богатая
смесь, появилась в виде более привычной формы английского национа-
лизма”27. В том же ключе, хотя и не так жестко, характеризует полити-
зацию культуры постоянный обозреватель газеты “Гардиан” Патрик
Райт. Он считает, что в правление Тэтчер произошел культурный
сдвиг, сделавший английскую традицию уделом политики. “Это было
началом того, что мы назвали реакционным модернизмом. Маргарет
Тэтчер избавлялась от неприятного прошлого в тщетной попытке реа-
билитировать и изменить его”28.
Политизация истории и культуры консерваторами не могла не вы-
звать ответную реакцию их политических оппонентов. Первым круп-
ным шагом на этой “культурной тропе войны” стало появление трех-
томника “Патриотизм” под редакцией Рафаэля Самьюэла в 1989 г.29
Непосредственным поводом, вызвавшим к жизни данное широкомас-
735
штабное коллективное исследование, стал взрыв ура-патриотизма на
Британских островах, отмеченный в ходе и после победы в Фолкленд-
ской войне 1982 г. В предисловии к изданию четко указывается на то,
что цель данной публикации - доказать, что идея нации есть идеологи-
ческая фикция, миф, который правительство Тэтчер искусно использо-
вало в своих целях. Статьи этого трехтомника представляют собой про-
должение долгой полемики между “Хистори уоркшоп джорнал” - рупо-
ром историков и публицистов левой ориентации, и “Солсбери ревью” -
органом высокого торизма30. Для консерваторов, по мнению предста-
вителей “Хистори уоркшоп”, национальность - это нечто изначально
данное, определяющее связь прошлого с настоящим, преемственность
в национальных институтах, необходимость защиты “национальных ин-
тересов”. Отношение авторов сборника к национализму трудно свести
к какой-то единой формуле. Для них вначале формируется личность,
а затем уже национальная идентичность. Признавая существование па-
триотизма, противопоставляемого национализму, авторы сами призна-
ются в том, что были слишком увлечены полемикой в ущерб объектив-
ному исследованию корней данного явления31. Для статей этого сборни-
ка характерно осуждение государственного шовинизма и вера в интер-
национализм.
Однако представление авторов трехтомника об интернационализме
было чем-то большим, нежели знакомая социалистическая утопия. Это
вытекает из слов редактора сборника Рафаэля Самьюэла, который пи-
сал, что “все три основных источника доходов Британии на момент на-
писания - нефть, финансовые услуги и туризм - все подразумевают
межконтинентальные связи и открытость британского бизнеса для ино-
странных инвесторов”32.
Озабоченность проблемой национальной идентичности деловых
кругов Соединенного Королевства озвучил составленный в 1994 г. по
заказу международного рекламного агентства DDB Needham доклад
“Нации на продажу”, содержащий анализ проблемы национальной
идентичности жителей страны с точки зрения конкурентоспособности
английского бизнеса. В чисто прагматическом плане доклад доказывал
прямую связь между национальной идентичностью и коммерческим, де-
ловым имиджем наиболее крупных и доходных компаний, чьи товары
ассоциируются со страной их изначального происхождения33. Так, япон-
ская электроника считается лучшей в мире отчасти из-за представлений
о Токио как неоновой столице, а, скажем, американская кока-кола ми-
фологизирует представление о вечно молодой, свободной и сытой Аме-
рике. С этой точки зрения тэтчеристский образ Британии олицетворя-
ет собой, с одной стороны, надежность и качество, а с другой - пассив-
ность, ностальгию о великом прошлом и потому некую косность и от-
сталость в развитии. Исследование пришло к неутешительному выводу
о том, что британская культурная жизнь и связанный с нею коммерче-
ский имидж страны застыли где-то между 1870 и 1910 гг.34
Надо заметить, что победа на выборах 1997 г. лейбористов во гла-
ве с Тони Блэром и провозглашение “третьего пути” для Британии вне-
сли свои коррективы и в культурную политику страны. Кампания по
136
улучшению имиджа Британии в глазах как собственных граждан, так и
иностранцев стала набирать обороты. В 1997 г. уже по заказу кабинета
Тони Блэра научно-исследовательским институтом DEMOS был напи-
сан доклад “Британия: создавая заново нашу идентичность”. Его автор
директор Института внешней политики Марк Леонард предлагал шесть
ключевых моментов для нового, лейбористского имиджа страны.
Среди тех из них, которые получили наиболее четкое выражение в
последующей политике лейбористского правительства, следует выде-
лить три:
1) Британия провозглашается проводником глобализации - местом,
где происходит обмен товарами, информацией и идеями, мостом между
Европой и Америкой.
2) Британия - это остров, обладающий уникальными творческими
ресурсами. Он уникален во всем - от фундаментальных научных откры-
тий до поп-музыки.
3) Британия - это “нация-гибрид”, черпающая силы в этническом и
культурном многообразии35.
В 1999 г. другой “мозговой центр” - близкий к левому политическо-
му спектру Catalyst Trust (фонд “Катализатор перемен” во главе с лор-
дом Хаттерзли) в лице своих исследователей озвучил точку зрения о
том, что бритишнес неизбежно несет в себе представления об унитар-
ном, чрезмерно централизованном государстве, которое с предубежде-
нием относится к своим графствам. По их мнению, концепция прошло-
го века “один флаг - одна нация” должна быть заменена другой, учиты-
вающей многонациональную, мультиэтническую, мультикультурную
природу страны36.
В 1997 г. Британский совет в рамках проекта по пересмотру бри-
танской национальной идентичности провел международную конфе-
ренцию “Открывая заново Британию”, где был поставлен вопрос о том,
что с приходом мультикультурализма бритишнес претерпело сильные
изменения37. Понять и учесть эти изменения является главной задачей
современных научных дебатов. В рамках британских исследований вы-
шел ряд сборников, таких как “Британские культурные идентичности”,
“Изучение британских культур. Введение”, а в 1998 г. - книга “Велико-
британия: идентичности, институты и идея бритишнес” Кейта Роббин-
за38. Все эти работы придерживаются концепции “четырех наций” - че-
тырех составляющих мультикультурной Британии.
Вслед за монографией Линды Коллей появились новые работы по
истории страны с акцентом на историю идей и культуры. Так, Айэн
Боком предпринял исследование инглишнес в духе школы “Анналов”:
он рассмотрел такие, казалось бы, разные компоненты национальной
культуры, как готическая архитектура, поле для крикета, загородный
дом, вокзал королевы Виктории в Бомбее и т.д.39 Автор приходит к
выводу о том, что из приводимых им разных пространственных, клас-
совых, возрастных версий инглишнес имперская стала достоянием
прошлого. А потому локализация инглишнес невозможна, это по-
нятие оказалось без своего изначального пространственного изме-
рения40.
137
Среди исторических исследований, пересматривающих британскую
историю с позиций “новых левых”, следует назвать сборник статей ве-
дущих английских историков под заголовком “От блица41 до Блэра: Но-
вая история Британии с 1939 г.”42 Эта публикация лишний раз подчер-
кивает тот факт, что на протяжении 1990-х годов в Соединенном Коро-
левстве отмечается резкий рост интереса к прошлому страны. При этом
каждое новое исследование пытается объяснить успехи и неудачи пос-
левоенного периода в истории страны. Благодаря усилиям историков и
политических комментаторов, идентифицировавших себя с тэтчериз-
мом, сложилась новая версия событий, растиражированная средствами
массовой информации и даже в школах. “Новая история Британии” -
прямой ответ на интерпретацию истории XX в. крайне правыми консер-
ваторами. Ее авторы задаются целью “восстановить реалистичное и
сбалансированное видение британской истории”.
В книге опровергается апологетический взгляд на период 1930-х го-
дов как самое счастливое время в истории Британии XX в., за которым
последовали война и четыре десятилетия катастрофического упадка.
Отстаивая лейбористские ценности, авторы защищают от нападок тори
государство всеобщего благосостояния и роль тред-юнионов в истории
страны. Лейбористские правительства представлены здесь как единст-
венные носители прогресса и идей модернизации43. “Мисс Тэтчер созда-
ла евроскептичного монстра, и это стало причиной дробления и пора-
жения партии тори... Английский национализм и экономическая модер-
низация несовместимы”, - как бы вторит словам доклада Марка Лео-
нарда заключительная глава этого сборника44.
В общей массе исторических исследований, предлагающих новое
прочтение истории Соединенного Королевства, обращают на себя вни-
мание работы двух крупных специалистов по истории Европы: Норма-
на Дэвиса и менее известного Эдвина Джоунза. Они взяли на себя зада-
чу произвести ревизию всей истории населения Британских островов45.
Полемизируя с вигской интерпретацией истории, Дэвис акцентирует
внимание на вкладе кельтов, германцев, скандинавов и французов в
культуру и историю населения островов. Бросая вызов мифам англий-
ской истории, он опровергает распространенную точку зрения о том,
что со времен норманнского завоевания Англия развивалась самодоста-
точно и изолированно от континента46. Оба автора, подвергая ради-
кальному пересмотру прошлое, высмеивают предрассудки Малой
Англии, вплоть до того, что показывают Реформацию как катастрофу
(Дэвис), революцию (Джоунз), которая привела к духовной самоизоля-
ции от континентальной Европы. Джоунз считает, что до Реформации
по религии, языку и культуре население Британских островов было со-
ставной частью Европы. Лишь в результате государственной пропаган-
ды сперва Генриха VIII, а затем Кромвеля, которая была основана на
“политической теологии”, пагубной интерпретации “исключительно-
го”, богоизбранного прошлого англичан, их заставили забыть о том,
что они европейцы. Англичане стали смотреть на континент через
призму национализма и островного мышления, лишь окрепнувшего с
созданием великой заморской империи47.
138
Серьезный разбор и критический взгляд на взаимоотношения с
континентом в особенности характерен для современной историогра-
фии европейской политики Англии. Историки подвергают суровой кри-
тике действия своих правительств на начальных стадиях интеграции.
Среди предлагаемых объяснений сдержанного отношения Великобри-
тании к западноевропейской интеграции можно выделить три наиболее
распространенные группы факторов, которые в итоге негативно сказа-
лись на отношениях с континентом:
1) акцент на суверенитет и веру в исключительность Британии (ми-
ровая роль Великобритании, доктрина трех кругов и т.д.);
2) положение страны в мировой экономике (внешнеэкономические
связи, роль стерлинга);
3) уникальность британской истории и идентичности48.
При этом бросается в глаза, что первая и последняя интерпретации
практически смыкаются, а при более детальном изучении оказывается,
что первая почти везде объясняется последней.
Актуализация дискуссии о национальной идентичности на Британ-
ских островах объясняется тремя ключевыми факторами:
1) членством в Европейском союзе: необходимость постоянно жер-
твовать частью суверенитета в виде гармонизации и стандартизации
всех сфер жизни ради выгод интеграции;
2) последствиями потери империи: утратой мирового статуса, было-
го имперского величия и наплывом иммигрантов из бывших колоний и
стран Содружества;
3) передачей полномочий национальным парламентам в Шотлан-
дии, Уэльсе и Ирландии - вопросами регионализма и сепаратизма в так
называемой “внутренней империи”.
Считается, что проблема нахождения европейской идентичности
интернациональна, но особенно остра для англичан. Формально Вели-
кобритания остается лидером 54 стран, входящих в Содружество, и по-
добные глобальные международные связи и богатое имперское про-
шлое несомненно сказываются на самосознании англичан. Однако, как
отмечает все большее число английских социологов и культурологов,
именно европейская экономическая политика, требования законода-
тельства ЕС, а также евробюрократия заставляют англичан задуматься
о своей идентичности49. В отличие от французской или немецкой иден-
тичностей инглишнес и бритишнес формировались путем контрастиро-
вания со всем европейским континентом и всей континентальной тради-
цией. Это накладывало существенные ограничения на возможности по-
настоящему активной и, главное, позитивной политики Лондона в Евро-
пе. Инновационный модернизм Тони Блэра, по крайней мере в теории,
направлен на пересмотр сложившихся стереотипов и предубеждений.
Причем порою дело доходит до таких крайностей “политической кор-
ректности”, что употребление самого слова Британия начинает рас-
сматриваться в качестве скрытой формы расизма50.
Прочтение истории страны всегда было составной частью внутри-
политического дискурса о государстве и нации в Великобритании. И хо-
тя в Британии до недавнего времени не было аппарата строгого конт-
139
роля над образовательными учреждениями и даже Британский совет
формально остается негосударственной благотворительной организа-
цией, общая тенденция к “политизации” культуры в совершенно опре-
деленном направлении налицо.
Кампания по пересмотру и обновлению имиджа страны преследует
как краткосрочные цели - победить в полемике с консерваторами - ев-
роскептиками, так и долгосрочные - повысить свою конкурентоспособ-
ность на мировых рынках, и главное, вернуть уважение к себе и к дру-
гим в мультикультурном и многонациональном обществе. Среди иссле-
дователей, затрагивающих проблемы национальной идентичности, нет
единства в определении понятий инглишнес, Малая Англия, бритиш-
нес, Однако большинство склоняется к тому, что следует различать по-
литизированную лейбористами синекдоху бритишнес и реальные
сложные многоуровневые процессы переплетения сосуществующих но-
вых и трансформированных старых идентичностей. Можно сказать, что
сегодня, как и четыре века тому назад, прозвучавший в пьесе Шекспира
“Король Генрих V”, вопрос Мак-Морриса “Что такое моя нация?” - по-
прежнему актуален для всех жителей Британских островов, и простой
и однозначный ответ так и не найден его потомками.
1 MacColl A. King Arthur and the Making of an English Britain // History Today.
1999. Mar. Vol. 49. P. 8.
2 Ibid.
3 Cohen R. The Incredible Vagueness of Being British / English // International
Affairs.. L., 2000. Vol. 76, N 3, July. P. 577.
4 The Shorter English Dictionary. Oxford, 1973. Vol. 1. P. 658.
5 Kumar K. “Britishness” and “Englishness”: What Prospect for a European Iden-
tity in Britain Today? // British Studies Now. Anthology Issues 1-5. The British Council,
1995. P. 83-84.
6 Новый большой англо-русский словарь дает перевод образованного от
одной с Britishness основы существительного Briticism-Britishism как “англи-
цизм; типичная английская черта”. Вместо понятия Englishness в нем присутст-
вует Englishism, имеющий три значения. Первое полностью совпадает с “брити-
шизмом”. Второе - важное дополнение - “англомания, привязанность ко всему
английскому”, и третье - идиома, о которой лишь сказано, что “она употребля-
ется в Англии” (см.: Новый большой англо-русский словарь / Под ред. Ю.Д. Ап-
ресяна и Э.М. Медниковой. М., 1999. Т. 1. С. 280, 672).
7 В дополнительном томе к оксфордскому словарю английского языка
1972 г. дается нечеткое, неполное и явно устаревшее толкование Britishness как
“свойство характера британцев” (см.: A Supplement to the Oxford English dictio-
nary. Oxford, 1972. Vol. 1. P. 362).
8 Colley L. Britons: Forging the Nation. 1707-1837. L., 1992.
9 Ibid. P. 1-6.
10 Larsen H. Foreign Policy and Discource Analysis. L.; N.Y., 1997. P. 37-40.
11 Ibid.
12 Ibid. P. 37.
13 Цит. no: Judd D. Britain: Land Beyond Hope and Glory? // History Today. 1999.
Vol. 49, Apr. P. 21.
14 Starry M. (ed.) British Cultural Identities. L., 1997. P. 48.
15 Kearney H. The British Isles: A History of Four Nations. Cambridge, 1989. P. 215.
140
16 В книге Керни, как и у многих других авторов, понятия нация, общест-
во и культура часто взаимозаменяются - он говорит то о “различных британ-
ских обществах”, то о “британском плавильном котле”, в рамках которого про-
исходит сложное взаимодействие разных культур (Ibid. Р. 1-4, 215).
17 Dunn Т. The “British” in British Studies //British Studies Now. P. 63-64;
Maley W. Exploding England // British Studies Now. P. 71.
™ Maley W. Op. cit. P. 71.
19 Elton G. The English. 2-d ed. L., 1994. P. 233-234.
20 Mander R. Great Britain or Little England? L. 1963. P. 197-199.
21 Cohen R. Op. cit. P. 579.
22 Ibid.
23 Ibid. P. 580.
24 Wright S. The Politicization of “Culture” I I http://Lucy.ukc.ac.uk/rai/AnthToday/
wright.html
25 Ibid.
26 Ibid.
27 Krishan Kunar. “Britishness” and “Englishness”: What Prospect for a European
Identity in Britain Today? // British Studies Now. P. 90-92.
28 Wright P. Radioactive Anecdotes: an Interview with Patrick Wright // British
Studies Now. P. 95.
29 Patriotism: The Making and Unmaking of British National Identity / Ed.
R. Samuel. L.; N.Y., 1989. Vol. 1-3.
30 Ibid. Vol. 1. P. XVI.
31 Ibid. P. XL
32 Ibid. P. XXXII.
33 Martin M. UK PLC: Trapped in a Time Warp? // British Studies Now. P. 78.
34 Ibid. P. 78-79.
35 The Economist. 1997. Aug. 23. P. 18. Этот же “мозговой трест” проводил в
1998 г. семинары для членов кабинета по вопросам философии “третьего пути”.
Основные идеи доклада Марка Леонарда были не раз озвучены в программных
выступлениях Тони Блэра - в частности, в новогоднем обращении премьер-ми-
нистра к нации по случаю вступления страны в новое тысячелетие (см.: The
Independent. 1999. Dec. 30. Р. 6).
36 The Herald. 1999. Feb. 1. P. 1-2.
37 “Британские исследования” - новое направление междисциплинарных
исследований, развивающееся с 1989 г. при активном содействии Британского
совета. Его характерной чертой является ориентация на пропаганду и изучение
различных сторон английской жизни силами зарубежных исследователей.
38 Storry М., Childs Р. (eds). British Cultural Identities. N.Y. 1997; Bassnet S. (ed.)
Studying British Cultures: An Introduction. L., N.Y., 1997; Robbins R. Great Britain:
Identities, Institutions, and the Idea of Britishness. N.Y., 1998.
39 Baucom Ian. Out of place: Englishness, Empire and the Locations of Identity.
New Jersey, 1999 (см. рецензию: Cohen R. Op. cit. P. 579 - 580).
40 Ibid.
41 Лондонский блиц - бомбежки Лондона во время ночных налетов немец-
кой авиации в период “Битвы за Англию” 1940-1941 гг.
42 From Blitz to Blair: A New History of Britain since 1939 / Ed. Nick Tiratsoo. L.,
1997.
43 Ibid. P. 131,217.
44 Ibid. P. 217.
45 Jones E. The English Nation: The Great Myth. Thrupp, Stroud, Glouchestershi-
re, 1998; Davies N. The Isles: a History. Oxford, 1999 (см. рецензию: Islands in the
Stream // The Economist. 1999. Dec. 4-10. Review of Books. P. 8-9).
141
46 Схожие идеи см: Larsen Н. Op. cit. Р. 34-54; Wolf S. Britain and Europe: Off-
Shore or On-Board? // History Today. 1991. Jan. P. 8-10.
47 Jones E. Op. cit. P. IX-XII, 1-19.
48 C. Britain and European Integration // Contemporary European History
(Cambridge). 1998. Jul. Vol. 7, pt 2. P. 249.
49 Storry M., Childs P. Op. cit. P. 48.
50 В октябре 2000 г. в докладе Комиссии по мультиэтническому будущему
Британии, опубликованном мозговым трестом Раннумиди Траст, провозглаша-
лось, что “Бритишнес, как и инглишнес, несут в себе систематические, по боль-
шей части непроизносимые, расистские коннотации”. Для улучшения межрасо-
вых отношений и построения на практике мультикультурного общества пред-
лагалось переписать историю таким образом, чтобы вынести на суд обществен-
ности ее расистское прошлое (The Economist. 2000. Oct. 14. Р. 50).
С.П. Перегудов
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ
ПОСЛЕ ПАРЛАМЕНТСКИХ ВЫБОРОВ 2001 ГОДА:
ВРЕМЯ ПЛАТИТЬ ПО ВЕКСЕЛЯМ
Как и предсказывали подавляющее большинство наблюдателей,
прошедшие 7 июня 2001 г. парламентские выборы мало что изменили в
раскладе политических сил в Соединенном Королевстве. В новом пар-
ламенте лейбористская партия по-прежнему располагает подавляющим
большинством, консерваторы так же, как и до того, пребывают в оппо-
зиции, а либеральные демократы, как и все другие партии, остаются на
обочине большой политики. Все это, однако, ни в коей мере не означа-
ет, что выборы не внесли в общественно-политическую жизнь Брита-
нии ничего нового. Уже само их проведение потребовало от всех участ-
ников заново осмыслить прошедший этап в своей деятельности и из-
влечь уроки на будущее. Подведена определенная черта под начавшим-
ся в мае 1997 г. правлением “новых лейбористов”, выборы дают воз-
можность оценить итоги их правления и, в частности, то, как им удает-
ся реализовать свое обновленное кредо. Выборы также многое прояс-
нили в положении дел в других политических партиях, а чем-то даже от-
крыли новую страницу в их развитии и, возможно, в развитии партий-
но-политической системы страны в целом.
Однако прежде чем выходить на эти сюжеты, попытаемся взгля-
нуть на чисто количественные итоги выборов и прояснить причины,
эти итоги обусловившие.
Партии и избиратели
Для полноты картины попытаемся сравнить результаты нынешних
выборов с результатами предшествующих, имевших место в мае 1997 г.
Как видно из таблицы, по числу мест обе главные партии практиче-
ски повторили результат 1997 г. Уменьшение числа лейбористских пар-
742
Таблица
Результаты парламентских выборов 1997 и 2001 годов*
Партии % полученных голо- сов число мест в парла- менте
1997 г. 2001 г. 1997 г. 2001 г.
Лейбористская 43,2 41,7 Консервативная 30,7 32,4 Либерально-демократическая 16,8 18,7 Шотландская национальная Плайд Кимру Ольстерская юнионистская Демократическая юнионистская Шин-Фейн Прочие * Britain 2001: The Official Handbook. L., 2001. P. 45; 2001. June 9. 418 413 165 166 46 52 6 5 4 4 9 6 3 5 2 4 6 4 The Financial Times.
ламентариев (на пять мест) и увеличение (на одно место) числа консер-
вативных не является показателем сколько-нибудь существенных изме-
нений, тем более что в условиях мажоритарной системы выборов число
мест в парламенте не всегда корреспондируется с числом полученных
голосов.
Если учесть гораздо более низкую, можно даже сказать беспреце-
дентно низкую активность избирателей, 41% которых предпочли не
явиться на избирательные участки (в 1992 г. эта доля составила 22%,
в 1997 - 28%) то становится очевидным, что разница в распределении
мест и голосов вполне могла явиться результатом неявки многих из тех,
кто участвовал в голосовании в 1997 г.
Все это, однако, ни в коей мере не говорит о том, что почти одина-
ковый результат этих и прошлых выборов означает и одинаковые пос-
ледствия этих выборов для обеих главных партий (о чем подробнее бу-
дет сказано ниже).
Значительно более серьезные подвижки выявились в результатах
выборов у более мелких партий, и прежде всего - у либеральных демо-
кратов и “демократических юнионистов”. Дополнительные шесть мест
в парламенте и почти 20% голосов, которые завоевала либерально-де-
мократическая партия, это, конечно же, не прорыв. Однако это сущест-
венный успех, укрепляющий позиции партии на политической арене.
Можно даже предположить, что данный результат указывает на нача-
ло нового взлета популярности либералов, в чем-то сходного с тем, ко-
торый наблюдался в 1974-1983 гг. Тогда этот взлет едва не привел к от-
теснению лейбористской партии с позиций одного из столпов двухпар-
143
тийной системы2. Лишь начавшийся после катастрофического пораже-
ния 1983 г. дрейф лейбористской партии вправо (закончившийся пере-
ходом партии на позиции “нового лейборизма”) спас эту партию от сры-
ва в политическое небытие. О том, какая судьба ждала партию в случае
продолжения левосоциалистического курса (взятого ею после пораже-
ния на выборах 1979 г.)3, говорит хотя бы тот факт, что стоящий ныне
на примерно тех же позициях и выдвинувший на выборах 2001 г.
190 кандидатов “социалистический альянс” не набрал и одного процен-
та голосов, потеряв всю сумму уплаченного за этих кандидатов залога.
Подобная же судьба, впрочем, постигла на этих выборах и другие
“крайние” партии. Так, “партия зеленых”, выставив 145 кандидатов,
также не смогла вернуть ни одного из уплаченных за них депозитов,
“Партия независимости Соединенного Королевства” потеряла все
100 депозитов. Весьма показателен и провал стоящей на расистских по-
зициях “Британской национальной партии”, выставившей на этих выбо-
рах 33 кандидата (на 23 меньше, чем в 1997 г.). Не помогло этой партии
и то, что в самый разгар избирательной кампании в ряде городов про-
изошли весьма серьезные столкновения между “цветной” и “черной”
молодежью, с одной стороны, и их “белыми” сверстниками - с другой,
и разгрому подверглись магазинчики и автомашины многих коренных
англичан.
Пожалуй, наиболее неприятными для руководства правящей пар-
тии явились результаты выборов в Северной Ирландии, где отколовшая-
ся от протестантской партии ольстерских юнионистов Демократиче-
ская юнионистская партия почти удвоила число своих мест в парламен-
те (см. табл.). Возглавляемая экстремистским лидером Яном Пейсли,
эта партия решительно выступает против достигнутого между противо-
борствующими сторонами (при активном посредничестве британского
и ирландского правительств) соглашения “Страстной пятницы” 1998 г.
Несмотря на огромные трудности в деле практической реализации дан-
ного соглашения (главным образом из-за нежелания католической Ир-
ландской республиканской партии разоружаться), достигнутые догово-
ренности способствовали снижению напряженности между двумя общи-
нами и положили начало формированию коалиционных органов власти
в провинции. Перевес голосов и мест, которого удалось достичь “демо-
кратическим юнионистам”, по существу перечеркивает достигнутое со-
глашение, поскольку лишает “традиционных юнионистов” как участни-
ка переговоров и “подписанта” соглашения права и дальше представ-
лять основную часть протестантской общины. Иначе говоря, перего-
ворный процесс теперь скорее всего придется начинать с “чистого лис-
та”. При этом, учитывая рост влияния противников соглашения в самой
юнионистской партии, шансы на успех будут существенно меньше, не-
жели в прошлом.
Представляющая католическое меньшинство партия Шин-Фейн,
являющаяся политическим крылом Ирландской революционной армии,
удвоила число своих представителей в парламенте, в основном за счет
выступающей с более компромиссных позиций Социал-демократиче-
ской лейбористской партии.
144
Новый расклад сил в Северной Ирландии, однако, вряд ли заставит
правительство Тони Блэра отказаться от попыток вывести ольстерское
урегулирование из тупика, в котором оно оказалось.
Гораздо более благоприятными для правительства стали результа-
ты выборов в Шотландии и Уэльсе, где число мест, полученных нацио-
нальными партиями, осталось практически без изменений. Особенно
важен для него результат выборов в Шотландии, где Шотландская на-
циональная партия, не удовлетворись полученной в 1998 г. автономией,
по-прежнему выступает за полную независимость региона. То обстоя-
тельство, что ей не удалось упрочить своих позиций и она даже потеря-
ла одно место, существенно уменьшает опасения (которые разделяли и
многие лейбористы), что предоставление этой провинции широкой ав-
тономии может стимулировать сепаратистские тенденции и привести к
отделению ее от Соединенного Королевства. В подобном же духе мож-
но, видимо, интерпретировать и некоторое упрочение позиций консер-
ваторов в регионе, резко подорванных в 90-е годы. На выборах 1997 г.
партия не смогла завоевать в Шотландии ни одного места, на этот же
раз она вышла победительницей в одном из избирательных округов.
Примечательно, что, выступив в 1997-1998 гг. против планов лейбори-
стского правительства о предоставлении Шотландии автономии, после
проведения выборов в местный парламент и формирования органов ис-
полнительной власти партия изменила свою позицию и признала необ-
ратимость осуществленных лейбористами перемен.
При всем значении отмеченных выше сдвигов главным итогом про-
шедших выборов является, безусловно, внушительная победа лейбори-
стов, значение которой, как они не устают подчеркивать, состоит и в
том, что это вторая подряд их “чистая” победа, продемонстрировавшая
способность “нового лейборизма” эффективно управлять страной и со-
хранять доверие населения.
Попытаемся, однако, более внимательно взглянуть на причины
столь убедительной победы лейбористов4.
Победа “новых лейбористов”: что за ней?
Анализируя итоги выборов, а до того проводимые в стране опросы
общественного мнения (однозначно указывавшие на непреодолимый
отрыв рейтинга лейбористов от рейтинга консерваторов), многие на-
блюдатели сходились во мнении, что при столь слабом и непопулярном
противнике у избирателя просто не оставалось другого выбора, как
проголосовать за лейбористов. Этим, кстати, объясняли и слабый инте-
рес, проявленный населением к избирательной кампании, и беспреце-
дентно низкую явку на избирательные участки.
Все это, безусловно, так, и ниже я подробнее остановлюсь на не-
простой ситуации, сложившейся в консервативной партии в канун вы-
боров (и особенно после них). Однако, как бы ни слаб был противник,
получить столь внушительную поддержку избирателя лишь благодаря
этому обстоятельству лейбористам, конечно же, не удалось бы.
Одним из существенных моментов, способствовавших успеху лей-
бористов, явилась, безусловно, исключительно благоприятная для них
10 Россия и Британия Вып 3
145
экономическая конъюнктура, складывавшаяся во многом независимо
от действий правительства. Однако кое-что зависело и от него; как под-
черкивают компетентные наблюдатели5, проводившаяся им экономи-
ческая политика содействовала тому, что показатели и экономического
роста (2,75% в год), и уровня безработицы (самый низкий за последнее
десятилетие - где-то в пределах 5-6%), и инфляции (всего около 2%
в год) оказались у Британии лучше, чем у большинства других стран
Европейского союза. На руку лейбористам сыграли и некоторые их ус-
пехи в социальной сфере, и прежде всего существенный рост личных
доходов большинства граждан (в среднем на 10% за 4 года).
В целом, однако, достижения лейбористов в социальной сфере,
и особенно в сфере государственных социальных услуг, оказались весь-
ма и весьма скромными, и не случайно, что именно их политика в дан-
ной сфере, и прежде всего в области здравоохранения, оказалась под
наиболее сильным огнем критики.
Было бы тем не менее неправильно полагать, будто лейбористы ни-
чего или почти ничего не сделали в обеих этих областях. Придя к вла-
сти с намерением превратить государство благосостояния в “государст-
во социальных инвестиций”6, они предприняли ряд инициатив, чтобы
если не реализовать, то хотя бы положить начало реализации принци-
па “обучение на протяжении всей жизни”, а также улучшить систему
профессиональной подготовки молодежи. Уже в 1997 г. при кабинете
министров был создан специальный офис, призванный способствовать
“социальной включенности” тех, кто, будучи работоспособным, по тем
или иным причинам (в основном это отсутствие должного образования
и профессиональной подготовки) оказался не в состоянии иметь при-
личный доход и “включиться” в нормальную трудовую и общественную
жизнь.
В целях быстрейшего вовлечения безработной молодежи в произ-
водство и сферу услуг была разработана программа “Новый курс для
молодежи” (“New Deal for Youth”), создано 15 “зон занятости” в районах
с наиболее высоким уровнем безработицы7. Было также организовано
около 1000 центров занятости, призванных способствовать трудоуст-
ройству безработных. Согласно официальной статистике в результате
этих и других подобных инициатив в 1999-2000 гг. было трудоустроено
1,3 млн безработных8. Общая сумма средств, затраченных на реализа-
цию такого рода программ (под общим названием “благосостояние -
к труду” - “Welfare to work”), составила около 3 млрд ф.ст.9
В самый канун избирательной кампании (апрель 2001 г.) была созда-
на сеть “Советов профессионального и общего образования” (“Learning
and skill councils”), сферой деятельности которых должны стать более
интенсивные, нежели до того, усилия по укреплению связей между обра-
зовательными учреждениями и бизнесом10.
Гораздо скромнее, однако, оказались усилия лейбористов в области
общего и особенно среднего образования. Если в начальных школах им
удалось добиться того, чтобы число учащихся на одного учителя не пре-
вышало 30, то в средних школах проблема переполненных классов пра-
ктически осталась столь же острой, что и до их прихода к власти. Оста-
746
Тони Блэр
ется не на уровне и техническое оснащение большинства школ, хотя до-
ля средних учебных заведений, подключенных к Интернету, возросла
с 86% в 1998 г. до 98% в 2000 г. В начальном образовании был сделан
впечатляющий рывок, и доля “интернетных” школ там возросла с 17
до 83%".
По признанию самих лидеров партии, они мало что успели сделать
для реализации своих планов в среднем школьном образовании.
Кроме того и в профессиональном обучении, и подготовке и пере-
подготовке рабочей силы у них остается еще непочатый край работы.
750 тыс. безработных не имеют элементарных навыков чтения и пись-
ма, а общее число таких лиц среди взрослого населения составляет око-
ло 7 млн12.
147
Главным предметом критики в адрес лейбористов на протяжении
всей избирательной кампании оставалась, как уже отмечалось, их не-
способность сколько-нибудь существенно улучшить положение в сфере
здравоохранения. По количеству врачей, медсестер и коек в больницах
на тысячу жителей, а также по уровню финансирования данной сферы
Британия по-прежнему серьезно отстает от других стран Европейского
союза13. Несмотря на некоторое уменьшение очередей на стационарное
лечение (на 124 тыс. за 4 года), многим пациентам по-прежнему прихо-
дится ждать своей очереди месяцами. Не на должной высоте, с точки
зрения современных стандартов, и техническое оснащение многих ле-
чебных учреждений. В условиях существенного роста жизненного уров-
ня основной части населения подобное положение вызывает все более
острую критику и со стороны населения, и со стороны медицинского
персонала. Как вынужден был признать в одном из своих выступлений
перед избирателями Т. Блэр, в сравнении с другими западноевропейски-
ми странами общественные услуги в Британии отличаются более низ-
ким качеством (substandard) и требуют существенного улучшения14.
Правда, в другом своем выступлении он заявил, что система высшего
образования в стране - одна из лучших в мире, многие средние учебные
заведения являются первоклассными, а в системе здравоохранения есть
немало “образцовых” клиник и госпиталей.
В ходе предвыборной кампании было опубликовано довольно мно-
го материалов и фактов, свидетельствующих о сохраняющемся и даже
усугубляющемся социальном неравенстве в стране. Несмотря на широ-
ковещательные декларации лейбористов о “включенном обществе” и
необходимости свести к минимуму или даже полностью свести на нет
число “исключенных” граждан, доля лиц, находящихся за официальной
чертой бедности, за четыре года лейбористского правления не умень-
шилась. Согласно данным Института фискальных исследований приня-
тые лейбористами меры помощи лицам, находящимся на самых нижних
ступенях социальной лестницы, привели к замедлению роста социаль-
ного неравенства, но рост этот вплоть до 1999 г. не прекращался15.
Судя, однако, и по ходу предвыборной кампании, и по результатам
выборов, главным фактором, обусловившим в целом позитивное отно-
шение избирателей к лейбористам, явилось отмеченное выше улучше-
ние благосостояния “среднего” британца. На руку лейбористам оказа-
лись и проведение ими законодательства, устанавливавшего минималь-
ные размеры заработной платы, меры по стимулированию экономиче-
ского развития и смягчению социальных проблем в депрессивных рай-
онах, общий настрой на социальное реформаторство при стабильности
прямого налогообложения.
Если говорить о причинах чисто субъективного свойства, то к акти-
ву лейбористов надо отнести прежде всего наличие энергичного, ком-
петентного и отнюдь не растратившего своей популярности лидера,
а также сработавшейся и согласованно действовавшей команды. Посто-
янно ощущаемое соперничество между Т. Блэром и министром финан-
сов Г. Брауном, не оставляющим надежды занять пост лидера партии и,
соответственно, реального или “теневого” премьер-министра, носило и
148
носит скрытый характер и почти никак не проявляется на публике. Тем
более что сколько-нибудь заметных политических разногласий между
ними нет, а в личных отношениях они демонстрируют не только согла-
сие, но и дружбу. Сознавая, что его час еще не пришел, Браун проявля-
ет лояльность к лидеру и, что называется, не высовывается, а Блэр со
своей стороны предоставил своему министру высокую степень свободы,
причем не только в тактике, но и в значительной мере в экономической
и финансовой стратегии. Весьма удачно для Блэра развиваются и отно-
шения с его заместителем Прескоттом, олицетворяющим союз “старо-
го” и “нового” лейборизма.
Безусловно, сыграла свою роль и по самым современным техноло-
гиям организованная избирательная кампания, в ходе которой лейбори-
сты явно переигрывали своих главных соперников. Оккупировавшая
удобные помещения в высотном офисном здании одного из крупнейших
банков страны (Милл бэнк), команда Блэра включала как зарекомендо-
вавших себя ораторов и пропагандистов, так и опытных разработчиков
PR стратегии и тактики.
Конечно же, не последнюю роль сыграл и удачный момент, вы-
бранный лейбористским руководством для проведения выборов. Оно
явно стремилось использовать благоприятную экономическую конъ-
юнктуру, а также тот факт, что “отчитываться” перед избирателем за
4 года несомненно легче, чем за полные пять лет (что потребовало бы
от них более строгого отчета о выполнении взятых на себя обяза-
тельств).
Неплохая форма, в которой пребывают лейбористская партия и ее
руководство, резко контрастировала с положением дел у партии кон-
серваторов, оказавшейся явно не готовой к тому, чтобы всерьез оспари-
вать пальму первенства у своих соперников.
Кризис партии тори и двухпартийная система
В основе резко снизившейся дееспособности партии консерваторов
лежит прежде всего отсутствие единства ее рядов, все расширяющийся
разрыв между двумя ее главными фракциями. Некогда характерный
для лейбористов недуг раскола, особенно бросавшийся в глаза на фоне
почти что “монолитной” партии консерваторов, ныне со всей силой по-
разил эту последнюю. Причем поразил настолько сильно, что даже в
ходе предвыборной борьбы, когда партии обычно отодвигают на зад-
ний план свои разногласия, тори не удалось создать даже видимости
единства или примирения.
Ситуация усугубляется тем, что разногласия эти носят отнюдь не
конъюнктурный характер и раскалывают партию по ключевым вопро-
сам внутренней и внешней политики. Для сравнения укажем, что разно-
гласия внутри лейбористов носили не столько принципиальный (хотя
это тоже было), но преимущественно “количественный” характер
(больше или меньше социального реформаторства, т.е. больше или
меньше налогов, социальных расходов и т.д.). Поэтому им было сравни-
тельно легко находить приемлемый для обеих сторон компромисс.
Лишь в самом начале 80-х годов, когда радикализировавшееся левое
149
крыло добилось принятия этатистско-социалистической программы
и захватило ключевые посты в руководстве партии, от нее откололась
группа “социал-демократов”. Но и в тот момент отколовшаяся группа
не смогла увести за собой даже значительную часть правого крыла,
и лейбористская партия сохранила как основную членскую массу, так
и дееспособную и нацеленную на модернизацию группу лидеров.
Впрочем, было бы большим упрощением полагать, будто напря-
женные внутрипартийные отношения в партии тори - это лишь фено-
мен сегодняшнего дня. Истоки нынешней напряженности уходят до-
вольно глубоко, в самое начало “тэтчеристской” эры. Именно тогда в
партии возникли так называемые “мягкие” тори (wets), выступавшие
против жесткой, неолиберальной по своей сути социально-экономиче-
ской политики тэтчеристского руководства. Как мне уже приходилось
писать, “мягкие” тори существенно ограничивали свободу действий
тэтчеристов, и им порой удавалось вносить весьма существенные кор-
рективы в социально-экономическую политику “новых тори”16. “Свер-
жение” в 1990 г. М. Тэтчер и приход на ее место Дж. Мейджора не-
сколько смягчили разногласия, однако после поражения партии на вы-
борах 1997 г. и избрания лидером партии Уильяма Хейга они вспыхну-
ли с новой силой. Несмотря на свою репутацию “либерала”, Хейг все
явственнее стал склоняться на сторону тэтчеристов; не в последнюю
очередь этому способствовало то обстоятельство, что изгнанные
М. Тэтчер после выборов 1987 г. из правительства и руководства пар-
тии “мягкие” тори так и не смогли восстановить своих позиций в пар-
тийных верхах.
Основным предметом разногласий в консервативной партии явля-
ется отношение к единой европейской валюте - евро. Хотя этот пред-
мет весьма конкретен, в действительности за ним вырисовываются ку-
да более принципиальные вещи. Противники обмена фунта стерлингов
на евро в действительности выступают если не за разрыв с ЕС (а есть и
такие), то за существенное сокращение связей и взаимодействия с Сою-
зом. Главной их целью, которую они всячески афишируют и пропаган-
дируют, является сохранение едва ли не в полном объеме национально-
го суверенитета Британии. Практически это означает либо полный от-
каз от любых форм и методов принятия решений в ЕС, основанных на
принципах наднациональности, либо оттеснение их на периферию по-
литического взаимодействия стран-участниц. Не случайно одним из
требований евроскептиков был и остается пересмотр существующих
норм и принципов взаимоотношений Британии с ЕС. В условиях, когда
объективное развитие ЕС неумолимо подталкивает его к укреплению
“наднациональных” институтов, и прежде всего Комиссии и Европарла-
мента, а также ограничению права вето в Европейском совете и Сове-
те министров, реализация подобного рода установок способна лишь
резко ослабить связи Британии с ЕС и, как убедительно доказывают
противники данного подхода, нанести непоправимый вред националь-
ным интересам страны.
Наиболее целеустремленными противниками евро и сторонниками
“полноценного” национального суверенитета являются последователи
150
Маргарет Тэтчер, причем сама она занимает в данном противоборстве
все более крайние позиции.
Официальные установки партии и ее теперь уже бывшего лидера
Хейга ограничиваются требованием отказа от присоединения к евро на
протяжении легислатуры следующего парламента, т.е. того, который
избран на 2001-2005 гг. Соответственно, они решительно выступают
против референдума по этому вопросу, который намерены провести
лейбористы17. При этом остается открытым вопрос об отношении к ев-
ро в более отдаленном будущем. Подобная “непринципиалыюсть”,
однако, не устраивает наиболее последовательных евроскептиков, тре-
бующих окончательного и бесповоротного отказа от попыток присое-
динения к евро. Наиболее решительно с подобных позиций выступают
две группировки в партии: “Нет референдуму” и “Никогда - единой ва-
люте” (“Anti-Referendum Party”, “Never to the Single Currency”). Как сам
Хейг, так и его ближайшие коллеги (не говоря уже о крайних тэтчери-
стах) в течение всей предвыборной кампании не уставали повторять,
что лейбористы непременно сфальсифицируют итоги референдума,
причем сделают это скорее всего путем вводящей в заблуждение фор-
мулировкой вопроса.
Такого рода заявления носят отнюдь не только пропагандистский
характер, они свидетельствуют также об отсутствии уверенности в том,
что избиратель так уж решительно настроен против евро. Как показы-
вают опросы последнего времени, на прямой вопрос: “Хотите ли вы,
чтобы Британия присоединилась к единой европейской валюте”, лишь
около четверти дают утвердительный ответ, а еще примерно 15% заяв-
ляют, что еще не определились; на более общий вопрос об отношении
к евро в принципе лишь 29% заявляют, что против присоединения в лю-
бом случае. В то же время 57% опрошенных высказываются в том
смысле, что примут окончательное решение “в зависимости от того,
как будут складываться обстоятельства”, а 12% - высказываются за
присоединение в любом случае18. Все это позволяет лейбористам наде-
яться на то, что, выбрав благоприятный для референдума момент, им
удастся склонить на свою сторону большую часть тех, кто испытывает
колебания и не определил еще своей позиции. Решающее значение, од-
нако, будет иметь то, в какой мере к моменту проведения референдума
(который лейбористы, видимо, постараются провести до осени 2003 г.)
партии консерваторов удастся примирить раздирающие ее разногласия
и восстановить свою популярность.
“Тэтчеристское склонение” тори весьма отчетливо проявлялось и в
таком важнейшем вопросе, как социально-экономическая стратегия
партии. Стремясь как можно дальше дистанцироваться от социально-
рыночной ориентации лейбористов, они не изобрели ничего лучшего,
как отклониться вправо, в неолиберальном направлении. Одним из
главных их предложений явилось обязательство в случае прихода к вла-
сти снизить налогообложение на 8 млрд ф.ст.19 При этом одновременно
была названа (правда, неофициально) и другая, значительно более
крупная сумма в 20 млрд ф.ст. Но попытка “подкупить” избирателя та-
кими обещаниями явно не учитывала тех приоритетов, которыми он в
151
настоящее время руководствуется. Согласно проведенным сразу после
назначения даты выборов обследованиям общественных настроений
лишь 16% опрошенных, отвечая на вопрос о том, что для них в данный
момент наиболее важно для определения своего отношения к той или
иной партии, в качестве наиважнейшего назвали пункт о снижении на-
логов. В то же время 61% высказался за “честную социальную полити-
ку” и рост расходов на нее20.
Не могли поразить воображение и такие еще не забытые избирате-
лем тэтчеристские лозунги и клише, как “свобода выбора”, “благосос-
тояние без государства”, “благосостояние через сбережения”, “бизнес
без вмешательства государства”, “свободное и ответственное общест-
во” и т.д. и т.п.21
Примечательно, что свой неолиберализм лидеры консерваторов
пытались совместить с обязательствами существенно улучшить поло-
жение дел в образовании и здравоохранении, причем, за счет каких
средств они намеревались это сделать, так и оставалось неясным. Ос-
новной пафос их пропаганды на сей счет (хотя о “пафосе” можно гово-
рить лишь с очень и очень большой натяжкой) был сфокусирован на
критике лейбористской политики в данной сфере, что, естественно, са-
мо по себе никак не могло удовлетворить избирателя. Ничего принци-
пиально нового не могли они предложить и в других вопросах внутрен-
ней и внешней политики. Поэтому, исключая “твердое ядро”, подавля-
ющее большинство консервативных избирателей так и не увидели в хо-
де предвыборной кампании 2001 г. позитивной альтернативы тому кур-
су, который проводили и намерены проводить и дальше лейбористы.
Уже в ходе избирательной кампании в кругах самих тори все более
утверждалась мысль о неблагополучии в партии. Пожалуй, наиболее
авторитетной из такого рода оценок явилась статья лорда Тэббита - не-
когда одного из ближайших “сподвижников” Тэтчер, в “Спектейторе”
(от 24 мая), в которой тот без обиняков заявлял о “кризисе руководст-
ва” тори. Естественно, что подобного рода оценки и “самокритика” рез-
ко усилились после сокрушительного поражения партии в ходе самих
выборов.
На фоне столь критической ситуации в партии консерваторов осо-
бенно наглядно выделяются пусть и далеко не сенсационные, но все же
примечательные успехи партии либеральных демократов. Сменив явно
нереалистичную в новых условиях установку на союз с лейбористами
(прежний лидер партии П. Эшдаун даже надеялся накануне выборов
1997 г. занять пост члена кабинета и, более того, возможно, стать мини-
стром иностранных дел), новый лидер партии Чарлз Кеннеди взял курс
на наращивание авторитета и влияния партии в качестве самостоятель-
ного политического игрока. Не делая никаких претендующих на момен-
тальный эффект шагов и заявлений, руководство партии провело весь-
ма энергичную и профессионально грамотную избирательную кампа-
нию, главной целью которой стало отнять как можно больше голосов
у обеих ведущих партий там, где ни у одной из них не было твердого
большинства. Во главу угла была поставлена задача добиваться сущест-
венного улучшения систем образования и здравоохранения, причем в
152
этих целях предлагалось увеличить налогообложение наиболее состоя-
тельных граждан. В соответствии со своими принципиальными установ-
ками они выступали за дальнейшую автономизацию регионов, демокра-
тизацию местного самоуправления и более решительные шаги по сбли-
жению с ЕС.
Сосредоточив основной огонь критики на политике консерваторов,
либеральные демократы рассчитывали еще более ослабить позиции
этой партии с тем, чтобы с большим на то основанием претендовать на
занятие ее места в двухпартийной системе. В этой связи стоит упомя-
нуть о том, что некогда основное требование их избирательных про-
грамм - реформа системы выборов и переход от мажоритарной систе-
мы к пропорциональной или смешанной - на этот раз было “задвинуто”
чуть ли не на самые последние страницы манифеста и заняло весьма
скромное место в самой кампании. При этом учитывалась не только не-
возможность практической реализации данной цели (в условиях, когда
стоящим у власти лейбористам нет никакого резона вводить даже ос-
лабленные элементы пропорциональности, рекомендованные в 1999 г.
комиссией лорда Дженкинса22), но и то, что в условиях переживаемого
тори кризиса появилась возможность увеличения парламентского пред-
ставительства и при сохранении нынешней, на все 100% мажоритарной
системы выборов в палату общин. Тем более что прецедент замены
одной из главных партий в двухпартийной системе в истории страны
уже имел место, и жертвой этой замены после первой мировой войны
стала как раз либеральная партия.
Конечно же, реализация подобной цели зависит не столько от уси-
лий либеральных демократов, сколько от того, удастся ли консервато-
рам преодолеть тот кризис, который они переживают. В условиях, ко-
гда “новые лейбористы” заимствовали у них рыночную ориентацию и
когда европейская политика правительства носит предельно взвешен-
ный характер, выработать альтернативный нынешнему курс весьма и
весьма сложно. В свое время, даже имея перед собой незаполненное
пространство в левом центре, лейбористам потребовалось целых
15 лет, чтобы освоить эту нишу и убедить избирателя в реалистичности
своей политики. Сложность положения партии тори ныне заключается
в том, что такого рода свободная или полусвободная ниша сейчас прак-
тически отсутствует. Дальнейший сдвиг вправо или даже сохранение
нынешней протэтчеристской ориентации грозит отбросить ее еще
дальше назад и лишить очень надолго, если не навсегда, возможности
вновь обрести прежнюю форму23.
Сказанное отнюдь не означает, что у партии консерваторов почти
не остается шансов на возрождение. В условиях, когда идеологические
разногласия между партиями отходят на задний план, первостепенное
значение приобретают такие факторы, как компетентность и профес-
сионализм руководства, авторитет и популярность лидера, степень
сплоченности и единства партийных рядов. При наличии всех этих ка-
честв даже сравнительно небольшие нюансы, отличающие программу и
стратегию оппозиционной партии от правящей, могут обеспечить ей ре-
альные шансы на победу в условиях, когда правящая партия начинает
153
“уставать” от власти, допускать ошибки и одновременно учащаются
случаи неэтичного поведения. Судя по заявлениям главного претенден-
та на пост лидера Майкла Портилло, есть основание полагать, что об-
новленное руководство консерваторов изберет именно такой курс.
Решающее значение при этом будет иметь его способность оттеснить
от реального влияния крайние, протэтчеристские фракции, либо нейт-
рализовав их, либо заключив с ними компромисс на своих условиях.
В принципе не исключено, что соперничество либеральных демо-
кратов и консерваторов за место в двухпартийной системе может дать
лейбористам весомый шанс на то, чтобы стать “партией власти” на не-
определенно долгий период. Однако при сохранении мажоритарной си-
стемы выборов в конечном счете верх возьмет одна из двух этих пар-
тий, а двухпартийная система, преодолев более или менее продолжи-
тельный сбой, стабилизируется вновь. Впрочем вероятность подобного
сценария весьма невелика, и он заслуживает внимания лишь постольку,
поскольку его все же нельзя исключить.
Заметим, что высказанные только что соображения - это дополни-
тельный аргумент против доводов тех, кто считает, что “конец идеоло-
гии” и ослабление классовых противоречий в странах Запада подрыва-
ет саму основу существования политических партий. Слов нет, с усиле-
нием влияния групп интересов, в частности крупных корпораций, фи-
нансовых институтов, а также некоммерческих или негосударственных
организаций и групп (НГО), а также с развитием процессов глобализа-
ции относительная роль партий в политическом процессе снижается.
Однако это вовсе не означает, что партии как ключевые институты
представительной демократии в обозримом будущем утратят свое зна-
чение. Никакая другая организация не в состоянии взять на себя одну из
главнейших функций партий - представительства интересов всего спек-
тра социальных и политических сил в системе власти и “выращивания”
когорты профессиональных политиков, способных взять на себя управ-
ление обществом и государством. Утверждения о скором “конце пар-
тий” столь же далеки от реальности, как и рассуждения о том, что гло-
бализация якобы означает конец национального государства.
Дальнейший сдвиг вправо или корректировка курса?
Победа лейбористов на выборах возвращает нас к вопросу о про-
граммных и политических установках партии, которые, вне всякого со-
мнения, во многом определят внутреннюю и внешнюю политику ново-
го лейбористского правительства на ближайшие четыре-пять лет.
Выше уже было отмечено, что основной акцент и в манифесте, и в
ходе предвыборной кампании был сделан лейбористами на вопросах
развития сферы социальных услу г. Как заявил в одном из своих высту-
плений министр финансов Дж. Браун, для прошлого лейбористского
правительства основным приоритетом являлась экономика, ему было
важно сделать ее более конкурентоспособной, в том числе путем сни-
жения налогов. Теперь эта задача в основном решена, и правительство
сделает гораздо больший упор на развитие социальной сферы и, в част-
ности, на поддержку наиболее обездоленной части общества. В более
154
конкретном плане он, напомнив обещание Блэра снизить в течение
ближайших 10 лет “детскую бедность” в два раза и добиться ее полного
искоренения в течение 20 лет, завил, что в дополнение к 1 млн живущих
в бедности детей, которые были выведены из этого состояния нынеш-
ним лейбористским правительством, еще 1 млн добавится к ним в 2004
или 2005 г. В результате поставленная Блэром цель уменьшить “дет-
скую бедность” наполовину будет достигнута в течение не десяти, а ше-
сти лет.
Проблема “детской бедности” была поднята в числе наиболее важ-
ных социальных проблем отнюдь не случайно. Как отмечает профессор
по социальной политике Рут Листер, число детей, проживающих в бед-
ности, увеличилось с 1,4 млн в 1979 г. (год прихода М. Тэтчер к власти)
до 4,5 млн в 1998-1999 гг., а их доля возросла за тот же период с 10 до
35%. Общее число взрослых и детей, находящихся за чертой бедности,
составляло в 1979 г. 5 млн (9% населения страны), а в 1998-1999 гг. -
14,3 млн (25%). Весьма любопытны и другие данные, приводимые
Р. Листер. В годы правления М. Тэтчер доходы богатейших 20% англи-
чан росли на 4,7% в год (при средних темпах, равных 3%), тогда как у
20% беднейшей части населения этот рост составлял всего 0,2%. При
правительстве Мейджора (1990-1997) соотношение это довольно резко
изменилось. При среднем росте доходов, равном 1% в год, доходы
“верхних” 20% росли таким же темпом (т.е. 1% в год), тогда как доходы
“нижних” 20% возрастали на 1,9% в год. За первые три года пребыва-
ния у власти правительства Блэра средний рост доходов составил 2%,
у “верхних” - 2,8% и у “нижних” - 1,4%24. Иначе говоря, правительство
Блэра в широком социальном плане не смогло удержать тенденцию к
снижению социального неравенства, наметившуюся при Мейджоре.
Профессор Листер называет “скандальным” уровень бедности в Вели-
кобритании, особенно в сравнении с другими западноевропейскими
странами, но полагает, что уже бюджет 1999 г. позволил выделить до-
полнительные ресурсы для помощи самым бедным и привел к некото-
рому снижению доходов самых богатых. В результате реальная помощь
семьям безработных с детьми до 11 лет возросла к октябрю 2000 г.
на 80%25.
Упор, который делают лейбористы на проблему “детской бедно-
сти”, объясняется отнюдь не только остротой этой проблемы самой по
себе, но и теми приоритетами, которые определяют ныне основное на-
правление их социальной политики. Бедные дети - это, во-первых, “со-
циально исключенные” (не говоря уже об их родителях); во-вторых, это
один из главных адресатов “государства социальных инвестиций”, пере-
ход к которому от “государства благосостояния” занимает центральное
место в социальной политике нового лейборизма. В условиях, когда це-
лая треть подрастающего поколения не имеет возможности ни вести
достойный образ жизни, ни получить нормальное общее и профессио-
нальное образование, именно она должна стать и, по всей видимости,
становится основным объектом “социальных инвестиций”, призванных
свести к минимуму, а в идеале и на нет саму категорию “социально ис-
ключенных”.
155
В целях существенного улучшения системы общего и специального
образования и решения проблемы переполненных классов в школах
лейбористы планируют увеличить в ближайшие годы на 10 тыс. число
учителей. Обещано также основательно модернизировать технологи-
ческую базу образования и, в частности, резко увеличить число специ-
альных школ - на 1500 к 2006 г.26, доведя их долю почти до 50% всех
средних учебных заведений Англии и Уэльса. На цели технической мо-
дернизации школ выделяется внушительная сумма в 1,8 млрд ф.ст. Кро-
ме того, около 8 млрд ф.ст. обещано вложить в строительство новых и
полную реконструкцию обветшавших старых школ.
Для финансирования упомянутых и других расходов на модерниза-
цию образования предусматривается увеличение общего “образова-
тельного” бюджета на 5% в год. Правда, с оговоркой, что такой прирост
планируется лишь на ближайшие три года27.
Лейбористы намерены также сократить по меньшей мере на 3/4 млн
число взрослых, имеющих проблемы с чтением и письмом. В ходе пред-
выборной кампании Блэр даже счел нужным заявить, что безработные,
которые откажутся учиться грамоте, будут лишаться выплачиваемых
им пособий28.
Заметное место в планах лейбористов по модернизации системы
образования занимает ориентация на укрепление ее связей с бизнесом.
Этому должно способствовать не только его участие в финансировании
и организации технологического переоснащения школ, но и бизнес-спе-
циализация ряда средних учебных заведений. Что касается высшего об-
разования, то там глубокое внедрение бизнеса - уже во-многом свер-
шившийся факт, и оно также будет продолжено.
Еще более отчетливо ориентация на усиление роли бизнеса просма-
тривается в планах лейбористов в другой важнейшей сфере социальных
услуг - здравоохранении. Здесь, как и в области образования, намечает-
ся существенно опережающее экономический рост увеличение финан-
сирования (на целых 6% ежегодно в течение ближайших трех лет)29.
Предполагается, в частности, увеличить до 20 тыс. число медсестер и на
10 тыс. - врачей. Соответственно должны значительно сократиться
очереди на стационарное лечение (число больничных коек должно уве-
личиться на 7 тыс.). На капитальные инвестиции в здравоохранение, т.е.
на новое строительство и технологическую модернизацию, предусмат-
ривается истратить более 7 млрд ф.ст.30
Особое место в планах лейбористов уделено задачам организацион-
ного реформирования Национальной службы здравоохранения (НСЗ).
Главным его пунктом является намерение создать формируемые неза-
висимыми комиссиями “тресты охраны здоровья” (primary care trusts).
В распоряжение трестов будет поступать три четверти средств из бюд-
жета здравоохранения. Соответственно число органов здравоохране-
ния, выполняющих управленческие функции ныне, будет резко сокра-
щено31.
Идя на выборы 1997 г., лейбористы критиковали консерваторов за
чрезмерный упор на меры, поощряющие участие частного бизнеса в
здравоохранении, где такое участие продвинулось достаточно далеко.
156
Придя к власти, они, однако, не дали обратного хода и сохранили систе-
му практически в том виде, в каком она им досталась в наследство от
правительства Мейджора. На сей раз в манифесте было многозначи-
тельно заявлено, что “дух предпринимательства” должен занять такое
же место в сфере общественных услуг, что и в сфере бизнеса32. Хотя в
тексте манифеста пути достижения подобной цели напрямую и не про-
писаны, можно, однако, предположить, что намечаемая реорганизация
управления Национальной системой здравоохранения задумана как
один из шагов в данном направлении. Недаром в ходе избирательной
кампании о “трестах охраны здоровья” заговорили как о “троянском
коне приватизации”33.
Накануне выборов 2001 г. появилось также сообщение, что мини-
стерство финансов намерено выяснить, насколько целесообразным с
точки зрения эффективности и экономии государственных средств яв-
ляется передача на контрактной основе тех или иных учреждений, пред-
приятий и отдельных функций в сфере общественных услуг компаниям
частного сектора. Как отмечала пресса, инициатором постановки по-
добного вопроса выступил Институт публичной политики (Public Policy
Research Institute), являющийся наиболее влиятельным мозговым тре-
стом “нового лейборизма”. По тем же сообщениям, исследования по
данному вопросу должны были проводиться “Коммерческим офисом
правительства”, специально созданным в целях укрепления партнерст-
ва между государственным и частным секторами. В ходе исследования,
которое должно было закончиться к концу года, предстояло изучить
опыт контрактных отношений в сфере социальных услуг, накопленный
за последние 7 лет34.
Как выявили последовавшие за сообщениями подобного рода опро-
сы, большая часть респондентов (47% против 44%) высказались за то,
чтобы роль частного бизнеса в здравоохранении возрастала. При этом
мнения тех, кто собирался голосовать за лейбористов, разделились по-
ровну (46%), а склонные голосовать за партию тори высказались в со-
отношении 57% : 36%. В области школьного образования доля сторон-
ников коммерсализации оказалась значительно меньше (38% за и 52%
против), причем у лейбористских избирателей это соотношение соста-
вило 34% : 59%, а у консервативных - 54% : 36%.35.
Как видим, состояние общественного мнения практически дает лей-
бористам карт-бланш на то, чтобы реализовать их установку на широ-
комасштабное внедрение “духа предпринимательства” как в публичную
сферу вообще, так и в Национальную систему здравоохранения в осо-
бенности. Однако сами работники данной системы, и не в последнюю
очередь врачи и медсестры в своем подавляющем большинстве доволь-
но резко возражают против планов правительства, опасаясь “дегумани-
зации” НСЗ. Против “галопирующей приватизации” Национальной си-
стемы здравоохранения высказались и 40 известных в стране ученых.
В опубликованном в газете “Таймс” открытом письме они заявляли, что
намеченные реформы приведут к существенному ограничению бес-
платного медицинского обслуживания и росту объема платных меди-
цинских услуг36.
157
Дискуссия вокруг вопроса о том, ведет ли взятая лейбористами ли-
ния на коммерсализацию Национальной службы здравоохранения к
“двухярусной” системе и разрушению преимущественно бесплатного
медицинского обслуживания, наверняка будет продолжаться и далее,
и нам еще предстоит увидеть, каков будет результат и намечаемого ис-
следования, и практических мер, которые за этим последуют.
Ориентация на внедрение частного бизнеса в сферу социальных ус-
луг явилась лишь одним из аспектов более общей стратегии “нового
лейборизма”, нацеленной на дальнейшее поощрение частнопредприни-
мательской инициативы и, в частности, укрепление позиций британско-
го большого бизнеса в европейской и мировой экономике. Представляя
в ходе избирательной кампании корпоративной элите страны подгото-
вленный правительством Манифест бизнеса, Блэр пообещал, что лей-
бористы будут и дальше смягчать государственное регулирование эко-
номики, которое станет осуществляться лишь методами “мягкого каса-
ния” (light touch). Наиболее значимой из обещанных в манифесте мер
является отмена жестких ограничений в области антимонопольного за-
конодательства, что должно стимулировать создание крупных, мирово-
го класса компаний и корпораций (“национальных чемпионов”, как их
назвал Блэр)37. Отметив рост “доверия бизнеса” и стабильную ситуа-
цию в экономике, Блэр заявил: “...нет ничего более существенного из
наших достижений, чем я гордился бы в большей степени”. Присутство-
вавший при этом Г. Браун пообещал в дальнейшем снизить налог на до-
бавленную стоимость и принять некоторые другие меры, нацеленные
на повышение конкурентоспособности британских фирм38. Среди мер
по либерализации экономики, осуществленных лейбористами после
прихода к власти в 1997 г., они придают особое значение предоставле-
нию Банку Англии права самостоятельного, без вмешательства мини-
стерства финансов регулирования учетной ставки. При этом подчер-
кивается, что на такую меру не решилась в свое время даже Маргарет
Тэтчер.
Далекоидущие жесты в сторону бизнеса вызвали открытое недо-
вольство ряда ведущих профсоюзных деятелей, напомнивших, что бри-
танские фирмы до сих пор не приняли утвердившихся в ЕС норм отно-
шений между работодателем и персоналом и, в частности, процедур
консультаций между ними перед принятием управленческих решений
по ключевым вопросам. Критика эта, однако, была весьма и весьма
сдержанной, а генеральный секретарь Британского конгресса тред-
юнионов сопроводил ее словами надежды на то, что правительство най-
дет в себе силы (will be confident enough), чтобы принять меры против
“корпоративного эгоизма” и добиться таких же прав для рабочих, како-
выми они располагают в других странах ЕС39.
Нельзя сказать, что лейбористы остаются глухими к такого рода
требованиям и пожеланиям. Будучи заинтересованными в поддержании
существующих связей с профсоюзами, они включили в свой манифест
обещание принять действующие в ЕС нормы отношений между ме-
неджментом и персоналом компании. При этом, правда, была сделана
весьма существенная оговорка, что нормы эти “должны учитывать на-
158
циональные традиции”, сложившиеся в сфере данных отношений40.
Уже вскоре после выборов правительство Блэра, хотя и с оговорками,
но согласилось принять к исполнению указанные нормы, чем, однако,
вызвало, как констатировала “Файненшл тайме”, “гневную реакцию”
Конфедерации британской промышленности41.
Энергичные усилия лейбористов по перетягиванию бизнеса на
свою сторону не в последнюю очередь объясняются тем, что консерва-
торы пока что продолжают пользоваться большей поддержкой в пред-
принимательской среде.
Определенным показателем этого влияния может служить то, что
в ходе избирательной кампании 144 ведущих бизнесмена страны опуб-
ликовали в консервативной “Дейли телеграф” письмо в поддержку кон-
серваторов. В качестве ответного шага лейбористы организовали пуб-
ликацию в “Таймс” письма в свою поддержку. Однако число его подпи-
сантов оказалось в два с лишним раза меньше (60). Эти цифры вряд ли
адекватно отражают распределение симпатий между партиями в боль-
шом бизнесе страны. Большинство его представителей выступают за
укрепление связей с “Европой”, нет у них повода быть недовольными и
социально-экономической политикой правительства. Влияние консер-
ваторов в кругах большого бизнеса, сохраняющееся в значительной
степени по инерции, никак нельзя назвать прочным, и они смогут удер-
жать его лишь в случае, если займут более взвешенную позицию по от-
ношению к ЕС.
Как бы то ни было, в отличие от совсем недавних времен обе глав-
ные партии Британии являются ныне практически в одинаковой мере
“партиями бизнеса” (разумеется, скорее в узком, а не широком смысле
этого слова)42.
Среди основных приоритетов лейбористской стратегии по-прежне-
му важное место занимают вопросы конституционной реформы. Уже
лишенная в основном своего наследственного характера палата лордов
будет окончательно “освобождена” от остающихся еще там 90 наслед-
ственных пэров. Система формирования палаты будет разработана с
учетом рекомендаций комиссии, назначенной прошлым лейбористским
правительством. Эта система, как говорится в манифесте, будет призва-
на сделать палату “более представительной и демократичной”, однако
традиционное первенство (“primacy”) Палаты общин сохранится43. Судя
по всему, какая-то часть членов палаты будет избираться, но подавля-
ющая часть их будет назначаться специально сформированной для это-
го независимой комиссией.
Начатая с Шотландии и Уэльса региональная автономизация будет
распространяться и на некоторые регионы самой Англии. Манифест
подтверждает предвыборное обязательство 1997 г. о создании избирае-
мых прямым голосованием региональных органов власти в случае, если
таковой окажется воля населения, выраженная на референдумах44.
В ходе избирательной кампании лидеры партии, а особенно замес-
титель лидера Дж. Прескотт и Г. Браун, подчеркивали, что проведение
референдумов в регионах явится одной из первоочередных мер в зако-
нодательной программе нового правительства. Как отмечается в мани-
159
фесте, правительство поддержит прямое избрание мэров городов,
решение о котором уже сейчас полномочны принимать все городские
советы45.
Если теперь в свете сказанного попытаться ответить на поставлен-
ный нами в подзаголовке вопрос, то приходится констатировать, что
имеет место и корректировка курса, и сдвиг вправо. Однако этот сдвиг
не привнес в стратегию лейборизма нового качества и явился, по сути
дела, всего лишь продолжением эволюции, начавшейся еще до прихода
Т.Блэра к руководству партии. Теперь уже можно также утверждать,
что разрыв лейборизма со своим “рабочим” и “социалистическим” про-
шлым состоялся не только в декларациях и документах, но и в самой
практической политике партии. Одновременно происходит уточнение
путей и методов реализации ключевых стратегических установок пар-
тии - “включенного общества”, “государства социальных инвестиций”,
“благосостояния - к труду”, а также конкретизация других задач в соци-
ально-экономической и политической сферах.
Вся стратегия лейборизма базируется на предпосылке о продолже-
нии экономического роста, причем и в манифесте, и в ходе предвыбор-
ной кампании лейбористы утверждали, что нашли эффективные спосо-
бы нейтрализации воздействия возможных негативных явлений в миро-
вой экономике на экономику страны. Насколько справедливы эти ут-
верждения, покажет, конечно, будущее. Но о том, что абсолютной уве-
ренности у лейбористского правительства в способности контролиро-
вать экономическую конъюнктуру все же нет, говорит сам факт дос-
рочного назначения даты выборов и сокращения на целый год своих
властных полномочий.
Ничего принципиально нового в установках и даже пропагандист-
ских декларациях лейбористов (как и консерваторов) не появилось,
и это “отсутствие идеализма” и возбуждающих интерес и любопытство
идей явилось, как полагает один из наиболее проницательных полити-
ческих аналитиков страны, Хьюго Янг, главной причиной той апатии и
равнодушия, которые характеризовали настрой и поведение основных
масс избирателей46.
* * *
При всей “ординарности” всеобщих парламентских выборов 2001 г.
они отнюдь не были “лишними”, обозначив определенную веху как во
взаимодействии партийно-политических сил, так и в общественно-поли-
тическом развитии страны в целом. Прежде всего была подтверждена
легитимность лейбористского правительства, получившего мандат до-
верия на предстоящие 5 лет.
Эта подтвержденная легитимность, однако, предъявляет к прави-
тельству гораздо более жесткие требования, нежели прежде. “Недовы-
полнение” взятых на себя обязательств в социальной сфере второй раз
подряд вряд ли может “сойти с рук” так легко, как это было в первый
раз. Поэтому можно ожидать, что правительство Блэра с гораздо боль-
шей энергией возьмется за реализацию своих обязательств, и если ему
позволит экономическая конъюнктура, то наверняка постарается до-
760
биться здесь более впечатляющих успехов, нежели те, с которыми оно
пришло к последним выборам.
Весьма существенным новым моментом, выявившимся в результа-
те выборов, стало то, что они перевели глубокий кризис партии консер-
ваторов из относительно скрытого в явный, тем самым предопределив
неизбежность существенных перемен в руководстве и, скорее всего,
в политических установках и стратегии партии. Если при этом учесть
относительный успех либеральных демократов, то можно ожидать так-
же более активных и решительных действий и с их стороны. В то же
время ярко выраженный европеизм этой партии вряд ли позволит ей су-
щественно, на порядок увеличить число своих сторонников, по крайней
мере до тех пор, пока консерваторы сохраняют реальные шансы обре-
сти прежнее влияние.
Беспрецедентно слабая активность избирателя ставит перед всем
политическим истеблишментом страны проблему расширения по-
литического участия граждан, возможно путем более решительных
шагов по пути демократизации местного самоуправления и региональ-
ной автономии. Скорее всего новые подходы появятся и в деле уре-
гулирования резко обострившегося противостояния в Северной Ир-
ландии.
В общем и целом можно утверждать, что “скучные выборы” 2001 г.
вывели политическую ситуацию в Британии из того состояния относи-
тельного покоя, в котором она пребывала на протяжении последних
4 лет. После этих выборов страна вступает в период значительно более
противоречивого и напряженного политического развития, в ходе кото-
рого будут испытываться на прочность и основные игроки, и в какой-то
мере партийно-политическая система страны в целом.
1 Development in British Politics. L., 1997. P. 47.
2 В 1983 г. Альянс либералов и отколовшихся от лейбористов социал-де-
мократов (предшественник нынешних либерал-демократов) получил 26% голо-
сов, всего на 2,3% меньше, чем удалось тогда получить лейбористам (Полити-
ческие сдвиги в странах Запада. М., 1989. С. 78).
3 Подробнее см.: Перегудов С.П. Тэтчер и тэтчеризм. М., 1996. С. 100-112.
4 Следует, однако, отметить, что им не удалось повторить успеха консер-
ваторов, которые на выборах 1983 г. смогли добиться увеличения полученного
в 1979 г. числа мест в парламенте с 339 до 397 (Политические сдвиги в странах
Запада. С. 78).
5 См.,например: The Economist. 2001. June 9. Р. 47.
6 Подробнее см.: Перегудов С.П. Тони Блэр.М., 2000. С. 44—15.
7 Britain 2001: The Official Handbook. L., 2001. P. 152.
8 Ibid.
9 Ibid. P. 151.
10 Ibid. P. 133.
11 Ibid. P. 131.
12 The Guardian. 2001. May 31.
13 Ibid. 2001. May 23.
14 Ibid.
15 Ibid. 2001. May 10.
11 Россия и Британия. . Вып 3
161
16 Перегудов С.П. Тэтчер и тэтчеризм. Гл. 3^4.
17 Кстати сказать, соответствующее положение лейбористского манифеста
не содержит ни прямого обязательства присоединиться к евро, ни даже твердо-
го намерения провести референдум: “Не в пример консерваторам, мы рассмат-
риваем Европу (ЕС. - Авт.) не как угрозу, а как возможность (opportunity)...
Мы продолжаем придерживаться нашего обещания: никакого присоединения
к единой валюте без консультаций с британским народом на референдуме”
(Ambitions for Britain. Р. 36).
18 Financial Times. 2001. June 16; The Guardian. 2001. May 30.
19 Time for Common Sense: The Conservative Party Manifesto, L., 2001. P. 15.
20 BBC World Service. 2001. May 17.
21 Time for Common Sense. P. 4,47 a.a.
22 Подробнее об этих рекомендациях см.: Эволюция политических институ-
тов на Западе. М., 1999. С. 42^43.
23 Анализируя партийно-политическую ситуацию в странах ЕС в целом, че-
тыре аналитика, отслеживающих эту ситуацию, склонны весьма пессимистично
оценивать положение дел и в большинстве других партий Союза, относящихся
к консервативному спектру. Как пишут они в газете “Ведомости”: “Если правые
не смогут представить программу, которая найдет отклик у избирателей, они
скорее всего окажутся на периферии политической жизни Европы” (Ведомо-
сти. 2001. 14 июня).
24 Согласно данным официальной статистики, с начала 70-х годов средний
доход на душу населения в стране удвоился. Однако в результате неравенства в
его распределении средний доход “верхних” 20% составил в 2000 г. 51 тыс. ф.ст.,
а “нижних” - в 17 раз меньше, т.е. всего 2,9 тыс. ф.ст.(Вгйат 2001).
25 Lister R. Social Cost of the Middle Britain Athos I I The Guardian. 2001. May 25.
P. 18.
26 Ibid. P. 19.
27 Ibid. P. 18.
28 Ibid. 2001. May 31.
29 Ambitions for Britain. P. 6-7.
30 Ibid. P. 17, 20-21.
31 Ibid. P. 22.
32 Ibid. P. 17.
33 The Guardian. 2001. May 25.
34 Ibid. 2001. May 22.
35 ICM Poll (The Guardian. 2001. May 23).
36 Ibid. 2001. May 25.
37 Ibid. 2001. May 30.
38 Ibid.
39 Ibid.
40 Ambition for Britain.
41 The Financial Times. 2001. June 12; The Economist. 2001. June 16. P. 70.
42 Особенно это относится к лейбористам, ориентирующимся в основном
на поддержку среднего класса и стремящимся одновременно сохранить свое
влияние в среде наемных рабочих и в профсоюзах. Что же до консерваторов, то
эта традиционно “буржуазная” партия продолжает опираться не только на
крупный, но и на мелкий и средний бизнес.
43 Ambitions for Britain. Р. 15.
44 Ibid. Р. 35.
45 Ibid. Р. 34.
46 The Guardian. 2001. May 25.
162
Н.К, Капитонова
ЛЕЙБОРИСТСКАЯ ВЕЛИКОБРИТАНИЯ
И ЕВРОСОЮЗ:
ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
Одержав внушительную победу на парламентских выборах 7 июня
2001 г., британские лейбористы впервые с момента создания партии
обеспечили себе второй подряд пятилетний срок правления страной.
Видное место в предвыборных манифестах ведущих партий занимали
вопросы взаимоотношений с Европой и дальнейшего углубления про-
цессов европейской интеграции, хотя консерваторам не удалось сделать
их центральными в своей предвыборной кампании. В этой связи пред-
ставляется важным рассмотреть политику правительства Т. Блэра по
некоторым ключевым проблемам углубления интеграционных процес-
сов в Евросоюзе за предшествовавший последним выборам четырех-
летний период пребывания лейбористов у власти.
Уже в первой после майской победы на парламентских выборах
1997 г. программной речи по внешней политике, прозвучавшей 11 ноя-
бря, Т. Блэр так определил приоритеты своего правительства:
- энергичная европейская политика, которая бы “покончила с
20-летней изоляцией страны” (это был намек на политику в Евросоюзе
предыдущих консервативных правительств, благодаря которой отно-
шения Лондона с его европейскими партнерами по существу зашли в ту-
пик. - Лет.);
- сильный трансатлантический альянс, способствовать которому
будет конструктивное сотрудничество Великобритании с Евросоюзом;
- сильная оборона;
- свобода торговли ( намерение Великобритании выступать против
протекционизма);
- решение транснациональных проблем, включая охрану окружаю-
щей среды, борьбу с терроризмом и преступностью, защиту прав че-
ловека1.
Среди объявленных приоритетов были укрепление партнерства с
Соединенными Штатами и активизация европейской политики - напра-
вления внешней политики, ставшие традиционными для многих британ-
ских правительств послевоенных десятилетий. Вместе с тем, как пред-
ставляется, с приходом к власти лейбористов акцент был перенесен на
Европу. Еще за год до выборов руководство партии высказалось за кон-
структивное сотрудничество с Евросоюзом, а также за то, чтобы Вели-
кобритания играла в нем ведущую роль. Сразу же после победы на вы-
борах лейбористы стали в спешном порядке исправлять ситуацию, сло-
жившуюся в отношениях с Евросоюзом, когда из-за особой позиции
предыдущего правительства консерваторов в вопросах углубления ин-
теграционных процессов в ЕС страна оказалась в определенной изоля-
163
ции в этой организации. В качестве основного Блэр выдвинул лозунг
о необходимости поворота Евросоюза к непосредственным нуждам на-
родов стран-членов. Центральными вопросами в деятельности ЕС, по
его мнению, должны были стать обеспечение занятости, борьба с пре-
ступностью и охрана окружающей среды. Лондон также считал при-
оритетными задачами завершение формирования механизмов единого
внутреннего рынка, расширение Евросоюза, проведение реформы
сельскохозяйственной и рыболовной политики, углубление сотрудниче-
ства в области внешней политики.
Новым, по сравнению с правительством Дж. Мейджора, стало пре-
имущественное внимание к проблемам занятости, а также присоедине-
ния Великобритании к Социальной главе Маастрихтского договора.
Уже через месяц после выборов новое правительство подписало Ам-
стердамский договор, по которому Лондон взял на себя обязательство
ввести единые для государств ЕС нормы условий труда и заработной
платы. Это, в частности, позволило миллионам британских трудящихся
впервые получить оплачиваемый отпуск. Согласно заявлению Блэра в
палате общин Великобритания твердо выступила за сохранение права
вето в вопросах внешней политики ЕС, политики в области обороны,
изменений в договоре, а также в вопросах, касающихся бюджета и на-
логов. Ею также был подтвержден контроль за своими границами, им-
миграцией, выдачей виз и предоставлением убежища. Как подчеркнул
Блэр, “голос Британии был услышан в Амстердаме потому, что впер-
вые за много лет ее представляло единое правительство, имеющее чет-
кие европейские ориентиры”2. Это было недвусмысленное напомина-
ние о серьезном расколе в консервативной партии по вопросу углубле-
ния интеграционных процессов в Европе, сыгравшем не последнюю
роль в сокрушительном поражении консерваторов на парламентских
выборах 1997 г.
Одной из главных проблем как для предыдущего консервативного,
так и для нового лейбористского правительства стало отношение к
Экономическому и валютному союзу (ЭВС) и присоединению Велико-
британии к единой европейской валюте. Этот вопрос разделил на два
лагеря политические партии, прессу, избирателей, бизнесменов (“за”
выступали большинство членов влиятельной Конфедерации британ-
ской промышленности, а также Сити), экономистов (“за” - 2/3 из
164 ведущих экономистов)3. Значительные, тщательно скрываемые
расхождения (хотя и не такие острые, как в свое время у консерваторов)
существовали внутри Кабинета. Сам премьер поначалу занимал осто-
рожную позицию, отдавая себе отчет в том, что этот вопрос будет
иметь решающее значение для всей его политической карьеры.
Осенью 1997 г. было объявлено, что Великобритания сможет при-
соединиться к единой валюте не ранее 2001 г. Зимой 1998 г. сроки про-
ведения обещанного лейбористами референдума по этому вопросу бы-
ли уточнены - весна 2002 г.
На первый взгляд, позиция лейбористского правительства не силь-
но отличалась от позиции консерваторов - и те и другие не собирались
присоединяться к единой валюте “в первой волне”, т.е. до тех пор, пока
164
не будут решены некоторые экономические проблемы, стоящие перед
странами-членами Евросоюза. Вместе с тем, консерваторы стремились
максимально (по крайней мере на восемь лет) оттянуть (а еще лучше -
сорвать) сроки присоединения, правительство же Т. Блэра исходило из
того, что переход Великобритании на евро может произойти раньше
окончания срока деятельности следующего парламента. Одним из серь-
езных препятствий присоединения Великобритании к ЭВС с утвержден-
ной ЕС даты 1 января 1999 г. стала неготовность британских банков к
переходу на евро.
В своих многочисленных выступлениях министр финансов Г. Браун
неоднократно отмечал показатели готовности Великобритании присо-
единиться к единой валюте: предварительное выравнивание британско-
го и континентального экономических циклов, способность европей-
ских рынков справляться с экономическими потрясениями, влияние
ЭВС на инвестиции в стране, подготовка национального бизнеса к рабо-
те с евровалютой и разработка законодательства для преодоления нега-
тивных социальных последствий. Лишь после того как правительство
сочтет, что экономика страны в порядке, подчеркивал канцлер казна-
чейства, оно примет решение о присоединении к евро.
В последовавшие после парламентских выборов годы эти условия,
по мнению Лондона, не были выполнены, а следовательно, не имелось
оснований для принятия положительного решения. На самом деле Ве-
ликобритания находилась на пике своего экономического цикла, в то
время как экономика ее европейских партнеров еще только начинала
набирать скорость. Присоединение в такой ситуации к единой валюте,
как посчитали специалисты, привело бы к значительному изменению
процентной ставки (устанавливаемой Европейским центральным бан-
ком), что вызвало бы рост инфляции или же (в том случае, если бы пра-
вительство начало принимать контрмеры) увеличение налогов, что в
равной степени было бы самоубийственно для лейбористов. Кроме то-
го, присоединение к евро на ранней стадии потребовало бы дополни-
тельно огромных затрат. Поэтому, несмотря на раздававшиеся с разных
сторон призывы смелее двигаться в этом направлении, верх взяла более
осторожная линия - “не танцевать этот танец”, посидеть в сторонке и
посмотреть, как будет функционировать единая валюта. Не желая по-
вторять печальный опыт предыдущего правительства - так называе-
мый “черный сентябрь” 1992 г., когда Лондон вынужден был в спешном
порядке покинуть европейский механизм обменных курсов, лейбори-
сты также заявили, что Великобритания не будет вновь вступать в эту
структуру.
Такой подход правительства подвергся критике со стороны некото-
рых видных “европеистов” в лейбористской партии, указывавших на то,
что Великобритания вновь совершает прежнюю ошибку - “пропускает
европейский автобус”, а это в свою очередь будет иметь негативные по-
следствия для ее позиций в Европе. Он также не мог не вызвать раздра-
жения и у британских партнеров по ЕС, не только перешедших на еди-
ную валюту, но и создавших своего рода евроклуб ( неформальный ко-
митет министров финансов стран, вошедших в зону евро). По их мне-
165
нию, неприсоединение Великобритании к единой валюте делало по
меньшей мере несерьезными ее претензии на роль лидера Европы. Как
заметил в этой связи министр финансов Франции Доминик Строс-Кан,
“единственным способом стать одним из лидеров Европы является при-
соединение к еврозоне”4.
В действительности, правительство Т. Блэра оказалось в сложном
положении. Лондон хорошо понимал, что его неучастие в ЭВС объек-
тивно ограничивает возможности заявленного им лидерства в Евросо-
юзе и влияния на формирование финансовой политики ЕС. Особая ли-
ния Великобритании внутри ЕС мешает ей органично вписаться в евро-
пейские интеграционные процессы, а это в свою очередь может небла-
гоприятно отразиться на состоянии британских позиций в Европе. Вме-
сте с тем существует и другая точка зрения, сторонники которой счита-
ют, что в этом серьезном деле не следует спешить. Рассуждая на эту те-
му, газета “Таймс” советовала премьеру ответить на такой вопрос: чье
влияние на мировые события более заметно - губернатора крупного
американского штата, (такого, как Нью-Йорк, Калифорния или Техас),
или же премьер-министра крупной независимой страны, например Ка-
нады или Японии5.
Осознав, что практическое воздействие единой европейской валю-
ты на экономику стран-участниц ЭВС фактически обрело необрати-
мый характер, уже через два месяца после введения евро правительст-
во Т. Блэра объявило о начале кампании по переходу на единую валю-
ту, выразив готовность немедленно приступить к требуемой подготови-
тельной работе ( в частности, модернизации компьютерных сетей ряда
британских министерств, чтобы они смогли производить расчеты в ев-
ро). Согласно представленному премьером в парламент “Национально-
му плану перехода на новую валюту” вытеснение фунта стерлингов
должно было начаться еще до референдума, хотя официальное реше-
ние правительства по данному вопросу предполагалось принять лишь
после очередных парламентских выборов6. Лондону приходилось спе-
шить, ибо в условиях, когда Греция, Швеция и Дания также решили ак-
тивизировать присоединение к евро, он мог оказаться в “гордом одино-
честве” (по существу - в изоляции) на периферии Европы. Лейбористы
понимали, что преодолеть этот возведенный в результате занятой ими
позиции барьер, отделяющий Великобританию от остальной Европы,
со временем будет все труднее.
В октябре 1999 г. Т. Блэр лично возглавил движение за присоедине-
ние Великобритании к евро, став председателем межпартийного проев-
ропейского альянса “Британия в Европе”. Наряду с лейбористским ру-
ководством (помимо премьера членами движения стали также министр
финансов и министр иностранных дел) в альянс вошли руководители
либерально-демократической партии во главе с лидером Ч. Кеннеди,
а также видные деятели консервативной партии, бывшие министры, из-
вестные “евроэнтузиасты” М. Хезлтайн, К. Кларк и др.
Последовавшие события показали, что этот старт лейбористского
правительства не принес ощутимых результатов. Реалией для Велико-
британии на рубеже XX-XXI вв. стало негативное отношение значи-
166
тельной части британцев ( в пропорции 2 к 1) к вступлению в Экономи-
ческий и валютный союз. Так, в частности, осенью 2000 г. 56% опро-
шенных выступали против присоединения к евро и лишь 27% “за”7.
Существенное противодействие переходу на евро оказывала и ведущая
оппозиционная консервативная партия, нанесшая правящей партии
ощутимое поражение на выборах в Европарламент летом 1999 г. Блэра
не спасла даже его огромная личная популярность. За консерваторов
проголосовали 35,8% избирателей, в то время как за лейбористов - все-
го лишь 28%. Великобритания всегда демонстрировала низкую избира-
тельную активность на выборах в Европарламент, но на этот раз, пожа-
луй, были побиты все рекорды: в Англии и Уэльсе к урнам для голосо-
вания пришло чуть более 23% избирателей (для сравнения - в предыду-
щих выборах приняли участие 36% британских избирателей, в то время
как в среднем по другим странам Евросоюза этот показатель составлял
57%)8.
Поражение на выборах в Европарламент явилось тревожным сиг-
налом для лейбористского правительства, заставив его маневрировать,
отодвигая на более поздний срок проведение общенационального рефе-
рендума по вопросу присоединения к евро. Как представляется, обосно-
вывая необходимость вступления в ЭВС лишь экономическими выгода-
ми и оставив в стороне политические, правительство изначально допус-
тило серьезную ошибку. Попытки министра иностранных дел Р. Кука
перенести впоследствии акцент на политическую составляющую успеха
не имели. Что же касается экономических последствий неучастия Вели-
кобритании в ЭВС, то они просматривались с трудом. Заметный рост
иностранных капиталовложений в стране во второй половине 90-х про-
тиворечил заявлениям “евроэнтузиастов” о неизбежном снижении при-
влекательности британской экономики для иностранных инвесторов в
связи с ее невхождением в еврозону.
Огромный перевес “евроскептиков” над “евроэнтузиастами” в бри-
танском обществе делал проблематичным проведение референдума в
короткие сроки после очередных парламентских выборов. При этом
противники евро не собирались сидеть сложа руки. Согласно заявлению
одного из “евроскептиков”, бывшего министра иностранных дел Вели-
кобритании лорда Оуэна, их целью является не победа на референдуме,
а создание в стране такого политического климата, который сделает
его проведение невозможным9.
Консерваторы построили свою антиевропейскую кампанию под
лозунгом “Спасем фунт стерлингов”. В этой кампании приняли участие
более 100 ведущих британских бизнесменов, членов межпартийной
группы, в которую вошли бывшие министы как консервативного, так
и лейбористского кабинетов Н. Лэмонт, сэр Джон Нотт, лорд Марш и
др. В борьбе с лейбористским правительством они использовали, поми-
мо ставших уже традиционными аргументов - наличие у Великобрита-
нии глобальных интересов, тесных связей с Соединенными Штатами и
Содружеством, - такие доводы, как игнорирование правительствен-
ным планом уровня затрат на проведение подготовительных меропри-
ятий вступления в ЭВС, неопределенность с точной датой этого вступ-
167
ления, что вводит в заблуждение британскую общественность и бизнес,
а также то, что правительство действовало в этом важном вопросе по
существу за спиной парламента, так как слушания и обсуждение прави-
тельственного плана по комитетам не проводились. Заинтересован-
ность консерваторов в ЕС фактически сводится к участию в самом
крупном и емком в мире внутреннем рынке, обеспечению притока в
страну иностранных инвестиций, созданию новых рабочих мест, укреп-
лению позиций Великобритании в рамках ВТО. Тори поддерживают
старую идею, обновленный вариант которой был озвучен в свое время
видным деятелем партии Л. Бриттеном: создание к 2020 г. трансатлан-
тической зоны свободной торговли с Североатлантической зоной сво-
бодной торговли (НАФТА). С американской стороны идею присоеди-
нения Великобритании к НАФТА лоббирует и часть членов Сената.
В марте 2000 г. в Лондоне прошли консультации делегации Междуна-
родной торговой комиссии США и британского правительства по это-
му вопросу.
Отношения Великобритании с Евросоюзом явились по существу
единственным, но, как казалось поначалу, мощным политическим ко-
зырем в руках консервативной оппозиции. По мере приближения пар-
ламентских выборов противостояние двух ведущих британских партий
становилось все более острым, при этом обе стороны обвиняли друг
друга в отходе от провозглашенных ими принципов: лейбористы заяв-
ляли, что курс тори толкает Великобританию к выходу из ЕС (как со-
общалось в прессе, за это высказалась сама баронесса Тэтчер10); кон-
серваторы в свою очередь обвиняли противную сторону в оказании
содействия созданию европейского наднационального супергосударст-
ва, контуры которого вырисовываются все более отчетливо. Этому,
по их мнению, также способствует осуществляемая лейбористским
правительством деволюция: так, формально находясь в составе уни-
тарного государства, Шотландия, особенно после создания собствен-
ного парламента, имеет свою “региональную автономию” в ЕС, что
выражается в наличии отдельного шотландского представительства в
Еврокомиссии в Брюсселе, шотландской квоты депутатов в Европар-
ламенте, а также отдельного “регионального” представительства Ев-
рокомиссии в Шотландии. Таким образом нарабатывается практика
по регионализации и федерализации европейских государств, отраба-
тывается механизм по централизации управления через органы Евро-
союза, создаются предпосылки для образования единого правительст-
ва Европы.
Позиция самого Т. Блэра в вопросе перехода на евро, аналогично
его предшественнику Мейджору, становилась все более осторожной.
Он уже не ратовал за быстрейшее присоединение, а подчеркивал свою
приверженность евро в принципе, замечая при этом, что еще предстоит
принять решение о полезности данного шага для британской экономи-
ки. Приходилось учитывать широкое распространение евроскептиче-
ских настроений в обществе, а также стремление консерваторов вос-
пользоваться благоприятной ситуацией и сделать вопрос о евро глав-
ным на предстоявших парламентских выборах. Руководствовавшийся
168
тактическими соображениями премьер-министр заявил в ходе своей по-
ездки в Южную Корею осенью 2000 г., что в данных обстоятельствах он
сам проголосовал бы на референдуме против перехода на евро11. Офи-
циальные лица подчеркивали, что положительное (или отрицательное)
заключение Казначейства о присоединении страны к евро будет подго-
товлено в течение двух лет после парламентских выборов и доведено до
сведения широкой общественности12.
В мае 2000 г. консерваторам, рейтинг которых впервые после вы-
боров 1997 г. превысил 30%, удалось нанести еще одно поражение пра-
вительству: они одержали победу над лейбористами на выборах в мест-
ные органы власти, восстановив контроль в 16 из них.
Серьезной помехой на пути укрепления лидерства Великобритании
в ЕС явился непрекращавшийся конфликт вокруг экспорта британской
говядины во Францию и Германию. Хотя длившееся три с половиной
года эмбарго Евросоюза было в августе 1999 г. отменено, Франция, а за
ней и Германия продолжали сохранять запрет на ввоз британской говя-
дины, что не могло не сказываться самым негативным образом на на-
строениях британцев, способствуя росту евроскепсиса среди населения
и по существу играя на руку консервативной оппозиции, не преминув-
шей обвинить правительство в забвении национальных интересов и на-
прасных уступках европейским партнерам в вопросе расширения голо-
сования в ЕС квалифицированным большинством. По иронии судьбы
лейбористы, обвинявшие в ходе “коровьего кризиса” 1996 г. правитель-
ство Дж. Мейджора в неумении вести дела с ЕС, несмотря на свой “ев-
ропеизм”, сами оказались в таком же положении.
Таким образом, повторилась ситуация последних лет правления
консерваторов - проблема углубления интеграционных процессов в Ев-
ропе создавала потенциальную угрозу для правящей партии на предсто-
явших парламентских выборах.
В этих условиях руководство лейбористов избрало следующую
тактику: чтобы переломить общественное мнение в пользу Евросоюза,
Блэр решил добиваться его реформирования.Он надеялся убедить в та-
кой необходимости другие страны, действуя через форумы ЕС. Эту
тактику британская сторона использовала на саммите Евросоюза в Лис-
сабоне в марте 2000 г., рассматривая его как поворотный момент в ев-
ропейской экономической политике. Саммит имел явный “английский
оттенок”, особенно в области пропаганды новых информационных тех-
нологий, либерализации экономики и создания новых рабочих мест.
Надо сказать, что несмотря на всю проевропейскую риторику бри-
танского премьера, в структурах Евросоюза к Великобритании по-
прежнему относились с настороженностью. Одной из причин такого
отношения было стремление Блэра действовать в обход Комиссии Ев-
ропейского союза (КЭС), через двусторонние межправительственные
связи с европейскими партнерами. В качестве примера, в частности,
можно привести инициативу Великобритании и Голландии в области
биотехнологии, а также совместную франко-британскую инициативу в
Сен-Мало, продемонстрировавшую также явный отход Великобрита-
нии от прежней позиции в вопросе военного измерения Евросоюза.
169
Отстаивание необходимости защищать “европейские политические
ценности” стало важной составляющей подхода Великобритании к ре-
формированию Евросоюза. Уже осенью 1998 г. Блэр выразил готов-
ность рассмотреть варианты создания военного измерения ЕС. Годом
позже правительство лейбористов выступило с инициативой формиро-
вания “европейской оборонной идентичности”. В ноябре 1999 г. в ходе
франко-британской встречи в верхах (в рамках подготовки к декабрь-
скому саммиту ЕС в Хельсинки) был утвержден совместный проект со-
здания странами ЕС к 2003 г. 50-60-тысячной мобильной армии, кото-
рая, по замыслу, будет действовать самостоятельно в тех регионах кон-
тинента, где не задействованы силы НАТО. Кроме того, Блэр дал по-
нять, что Великобритания намерена принять участие в деятельности
Еврокорпуса и выделяет свои вооруженные подразделения для выпол-
нения “специфических операций”. Такая линия лейбористского прави-
тельства шла вразрез с политикой консерваторов, упорно сопротивляв-
шихся созданию оборонной структуры в рамках ЕС, слиянию ЕС с За-
падноевропейским союзом (ЗЕС) или подчинению последнего Евросо-
юзу. В мае 2000 г. было принято решение о ликвидации этой военно-по-
литической организации и передаче ее структур и функций ЕС. Таким
образом, дебатировавшийся в течение долгого времени вопрос о целе-
сообразности создания Евросоюзом собственного военного потенциала
был решен окончательно и в положительном ключе.
Такой резкий разворот в позиции Великобритании по данному воп-
росу, по-видимому, объясняется следующими факторами: Лондон стре-
мится в условиях неучастия в евро подтвердить свои претензии на роль
лидера Европы ( наряду с Францией и Германией) при помощи выдви-
жения важной инициативы в одной из ключевых на данном этапе евро-
пейской интеграции областей; он рассчитывает на получение таким об-
разом возможности формировать политику ЕС в области обороны в со-
ответствии со своими интересами и, в частности, не допустить, чтобы
“европейская оборонная идентичность” в конечном итоге привела к
подрыву НАТО со всеми вытекающими последствиями в части амери-
канских гарантий для Западной Европы. Лондон неоднократно подчер-
кивал, что стратегической целью Великобритании в отношении Евро-
союза является стремление наладить его более тесное сотрудничество с
США и что создание “европейской оборонной идентичности” рассмат-
ривается им как усиление европейской составляющей в НАТО, которая
по-прежнему остается краеугольным камнем безопасности Великобри-
тании. Вместе с тем все же следует признать, что независимо от жела-
ния Лондона создание европейских сил быстрого реагирования объек-
тивно приведет в будущем к повышению независимости Европы от
США в вопросах безопасности.
В ноябре 2000 г. министр обороны Великобритании Джеф Хун объ-
явил, что британский контингент сил быстрого реагирования ЕС соста-
вит 12,5 тыс. человек. Лондон также предоставит 8 военных кораблей
и 72 самолета. (Это немного меньше, чем выделяет Германия, которой
должно достаться больше командных постов в новой структуре соот-
ветственно ее вкладу. Первым командующим контингентом станет не-
170
мец, его заместителем - британец.) По замыслу авторов данной иници-
ативы европейские силы быстрого реагирования предполагается ис-
пользовать в качестве миротворческих в конфликтах, подобных бал-
канскому.
При этом со стороны британских официальных лиц неоднократно
звучали заверения в том, что речь не идет о создании так называемой
европейской армии, что могло бы подорвать НАТО. Именно в этом
лейбористское правительство обвиняют консерваторы, поддержанные
бывшими министрами обороны и иностранных дел лордами Хили, Оуэ-
ном, Каррингтоном, а также М.Рифкиндом, рядом бывших высших во-
еначальников и баронессой Тэтчер. С резкой отповедью противникам
инициативы правительства Т.Блэр выступил в ходе своего визита в Мо-
скву в ноябре 2000 г. В президентской манере, которая стала отличи-
тельной чертой его стиля правления, британский премьер заявил о
твердости своих намерений и недопустимости подрыва с помощью по-
добной “антиевропейской чепухи” реальных национальных интересов
Великобритании 13.
Впоследствии в процессе подготовки к саммиту ЕС в Ницце (де-
кабрь 2000 г.), а также на самом саммите выявились существенные раз-
ногласия в этом вопросе между британской стороной и ее партнерами,
в частности Францией, склонявшейся к тому, чтобы создаваемые силы
были независимы и действовали автономно от НАТО. Лондон помешал
намерению Парижа развести вопросы обороны ЕС и НАТО, а также
создать внутри ЕС группу стран (по типу Шенгенской), желающих пой-
ти дальше других в области военной интеграции. Британская сторона
настояла на том, чтобы в итоговом документе было зафиксировано, что
силы быстрого реагирования будут использоваться лишь в тех случаях,
когда НАТО, продолжающее оставаться основой коллективной оборо-
ны, не пожелает по каким-либо причинам участвовать в урегулирова-
нии того или иного кризиса. Фактически выступившая инициатором
создания европейских сил Великобритания, уступая давлению со сторо-
ны Вашингтона, свела их компетенцию к гуманитарным функциям.
Она также добилась исключения из заявления о коллективной обороне
Европы какого-либо упоминания об “армии”.
Решение о создании к середине 2003 г. европейских сил быстрого
развертывания было принято на встрече глав государств и прави-
тельств ЕС в декабре 1999 г. в Хельсинки.
Серьезные расхождения в вопросе углубления процессов интегра-
ции существуют у Великобритании с Германией. Так, учитывая свою
возросшую после объединения политическую роль и огромный эконо-
мический вес в Европе, Берлин настойчиво выступает за расширение
прав институтов ЕС и, в частности, принятие решений большинством
голосов, чему продолжает сопротивляться Лондон. Германия не скры-
вает, что главной целью для нее является создание европейского феде-
рального государства, а это сводит на нет заверения британского руко-
водства относительно успешной защиты правительством национальных
интересов страны и замедления процессов углубления интеграции, да-
вая козырь в руки консерваторам.
171
Приоритетными для Великобритании на саммите в Ницце были
такие вопросы: расширение Евросоюза (Лондон являлся, по понятным
причинам, едва ли не самым активным сторонником этого процесса),
проведение структурной реформы системы управления ЕС - получе-
ние большего числа голосов в Совете министров (ради этого Велико-
британия готова была пожертвовать одним из двух своих комиссаров
в Союзе), ограничение числа вопросов, подлежащих голосованию ква-
лифицированным большинством (сохранение за собой права вето в
области налогов, социального обеспечения, обороны, изменений в до-
говоре, контроля за границами), а также недопущение оттеснения
Великобритании на обочину в ЕС (в случае подтверждения неустраи-
вавшей лейбористское правительство концепции “двухскоростной
Европы”). Деликатность положения Блэра, потратившего так много
усилий на то, чтобы заработать репутацию активного члена Евросою-
за, состояла в том, чтобы не допустить подрыва позиций лейборист-
ской партии на предстоявших парламентских выборах, поэтому ему
приходилось выглядеть большим “евроскептиком”, чем он был на са-
мом деле.
В комментариях британской прессы после саммита в Ницце звуча-
ла в целом положительная оценка как итогов саммита для Лондона, так
и действий на нем премьер-министра. Принятые ЕС решения - о расши-
рении за счет стран Центральной и Восточной Европы, увеличении чис-
ла голосов в Совете министров до 29 (наравне с Германией, Францией и
Италией), сохранении за Великобританией права вето в вопросах нало-
гов и социального обеспечения, подтверждение в принятом на саммите
заявлении о коллективной обороне Европы верховенства НАТО (в свя-
зи с созданием европейских сил быстрого развертывания), о недопуще-
нии так называемого “углубленного сотрудничества” (создание некоего
“авангарда”) группы стран в области обороны, а также о предотвраще-
нии того, чтобы подписанная в Ницце Европейская хартия основопола-
гающих прав имела обязательную юридическую силу для госу-
дарств-членов ЕС, - подавались как победа британской дипломатии.
Вместе с тем Блэру пришлось согласиться на отказ от права вето Вели-
кобритании еще в 29 областях. По данным журнала “Экономист”, более
80% решений в Евросоюзе уже принимаются квалифицированным
большинством14. Следовательно, сбылось предсказание Президента
КЕС Жака Делора (о том, что через 10 лет 80% решений в ЕЭС будет
приниматься именно таким образом), сделанное им в 1988 г. и вызвав-
шее гневную отповедь со стороны М.Тэтчер в ее знаменитом выступле-
нии в Брюгге.
Подписанный в Ницце договор требует ратификации британским
парламентом. В случае, если бы лейбористы не одержали второй под-
ряд внушительной победы на парламентских выборах 2001 г., это мог-
ло поставить Блэра в положение, аналогичное тому, в котором оказал-
ся его предшественник Мейджор, с огромным трудом протащивший че-
рез парламент Маастрихтский договор. В ходе предвыборной кампании
лидер консервативной партии У. Хейг поспешил заявить об отказе от
ратификации в случае победы консерваторов на парламентских выбо-
172
pax. Это вызвало соответствующий комментарий журнала “Эконо-
мист”, обратившего внимание на забавность подобного заявления со
стороны лидера партии, подписавшей в свое время Единый европейский
акт, а также Маастрихтский договор15.
В предвыборном манифесте лейбористской партии 2001 г. было
провозглашено намерение сделать Великобританию “ведущим игро-
ком Европы”. Лейбористы приветствовали расширение Евросоюза,
отмечая, что создание большего рынка отвечает интересам страны.
Они выступили за усиление роли национальных парламентов в евро-
пейских делах, в том числе и посредством создания из их представите-
лей второй палаты Европарламента (впервые эта идея прозвучала в
ходе визита Т. Блэра в Варшаву в октябре 2000 г.). В манифесте под-
тверждалось, что решение о присоединении к единой европейской ва-
люте не может быть принято будущим правительством без согласия
народа, выраженного на предстоящем референдуме. Полемизируя с
консерваторами, правительство которых “было слабым и неэффек-
тивным” в Евросоюзе, лейбористы указывали, что избранная ими ак-
тивная позиция в ЕС способствует его реформированию и развитию в
направлении, отвечающем интересам страны. В качестве приоритетов
британской политики в ЕС были названы: либерализация финансовых
услуг, поощрение делового развития при помощи единых патентов,
развитие общих исследований в области передовых технологий (напри-
мер, биологии), создание Европейской системы контроля за воздуш-
ным транспортом, а также эффективная политика в области рынка ра-
бочей силы. Подтверждалось намерение лейбористов сохранить за Ве-
ликобританией право вето в “жизненно важных для национального су-
веренитета вопросах, в частности в области налогов и контроля за гра-
ницами”16.
Результаты прошедших в стране 7 июня 2001 г. выборов, на кото-
рых вновь с большим отрывом победили лейбористы, продемонстри-
ровали тщетность угрозы со стороны консерваторов не допустить
дальнейшего продвижения европейских интеграционных процес-
сов (главным для них в ходе предвыборной кампании был лозунг
“В Европе, но не под управлением Европы”, что являлось перепевом
сказанного в свое время Черчиллем). Такая позиция при другом, более
благоприятном для консервативной партии раскладе политических
сил в стране могла бы привести к еще одному кризису в отношениях
Великобритании с Евросоюзом. Вопреки ожиданиям, консерваторы
не смогли сыграть на широко распространенном среди британских из-
бирателей скептицизме в отношении евро. Твердое обязательство
лейбористов руководствоваться в этом вопросе решением народа,
по всей видимости, смогло приглушить обеспокоенность обществен-
ности.
Победив на выборах во второй раз, Блэр, вероятно, не намерен от-
кладывать вопрос присоединения к ЭВС в долгий ящик. Уже осенью
2001 г. начала разворачиваться активная пропагандистская кампания по
подготовке к вступлению, старт которой был дан на конференции лей-
бористской партии. В ярком проевропейском выступлении самого лиде-
173
ра лейбористов, а также в выступлениях некоторых других руководите-
лей проводилась мысль, что чем дольше Великобритания находится вне
еврозоны, тем выше степень потери ее влияния. И хотя премьеру при-
ходится действовать с оглядкой на общественное мнение, активная про-
европейская кампания, осуществляемая под руководством альянса
“Британия в Европе”, уже начинает давать определенные результаты:
опросы общественного мнения, проведенные в начале декабря 2001 г.,
показали, что число респондентов, рассматривающих членство в Евро-
союзе как благотворное для Великобритании, возросло вдвое.
Несмотря на то что министр финансов Г. Браун известен как сто-
ронник “осторожного подхода” к вопросу вступления в ЭВС, очевидно
уже в 2002 г. Казначейство может обнародовать оценку степени готов-
ности национальной экономики к вступлению. А пока идет обработка
общественного мнения, активизировались консультации между Казна-
чейством и Банком Англии, с одной стороны, и Европейским централь-
ным банком - с другой. Г. Браун был приглашен в ЕЦБ советником, на-
блюдается процесс сокращения с помощью перестановок количества
евроскептиков на руководящих постах в британских финансовых учре-
ждениях. Но главный показатель - это расширение британских государ-
ственных ресурсов в евровалюте и сокращение доли средств, вкладыва-
емых в покупку долларов и йен. Другими словами, подготовка к перехо-
ду Великобритании на евро идет полным ходом.
Таким образом, развитие событий в стране в последние несколько
лет демонстрирует, что независимо от того, какая партия - консерва-
тивная или лейбористская - находится у власти, более тесные отноше-
ния с Евросоюзом продолжают по-прежнему оставаться камнем пре-
ткновения для Великобритании. Ближайшие год-два покажут, удастся
ли Т. Блэру при помощи широкой пропагандистской кампании, умело-
го политического маневрирования убедить британских избирателей,
с их традиционной приверженностью трансатлантизму, в необходимо-
сти более глубокой интеграции в Евросоюз.
1 The Financial Times. 1997. Nov. 11.
2 Parliamentary Debates, House of Commons, 18 June 1997, Vol. 296, cols.
313-316.
3 The Economist. 1999. Apr. 17. P. 59.
4 The Times. 1998. Mar. 24.
5 Ibid.
6 The Economost. 1999. June 5-11. P. 39.
7 Ibid. 2000. Oct. 28. P. 46.
8 Ibid. 1999. June 5-1 l.P. 39.
9 Ibid. 2000. Oct. 28. P. 46.
10 The Financial Times. 1999. Oct. 3.
11 The Economist. 2000. Oct. 28. P. 46.
12 The Financial Times. 2001. Feb. 17.
13 The Guardian. 2000. Nov. 22.
14 The Economist. 2000. Dec. 16. P. 23.
15 Ibid. P.42.
16 Ambitions for Britain: Labour’s manifesto. L., 2001. P. 36-38.
174
О.А. Ржешевский
УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ В МОСКВЕ (1942 ГОД)
Документальный очерк
В марте 2002 г. Восточный департамент Министерства иностран-
ных дел Великобритании провел в зале Локарно совместно с диплома-
тами и историками РФ научный семинар на тему “Черчилль и Сталин”.
На семинар были приглашены видные британские историки и диплома-
ты (около 60 человек). С российской стороны с докладами выступили
директор Института всеобщей истории РАН академик А.О. Чубарьян
“Сталин, Черчилль и начало холодной войны”, директор Историко-до-
кументального департамента МИД РФ П.В. Стегний “Сталин и Чер-
чилль. Новые архивные документы” и автор предлагаемой читателям
статьи (о визите Черчилля в Москву в 1942 г.). Британская сторона
представила также три доклада: профессоров Д. Дилкса “Черчилль,
Иден и Сталин”, М. Фолли “Привезли лед на северный полюс” (о визи-
те У. Черчилля в Москву в 1942 г.) и Д. Робертса “Процентное согла-
шение 1944 г.”.
К открытию семинара британская сторона издала в рабочем вари-
анте сборник документов на тему “Черчилль и Сталин”. В работе фору-
ма приняли участие дочь У. Черчилля М. Соумс, его переводчик X. Лан-
ги, ряд руководителей отделов и других видных чиновников Форин оф-
фис. Итоги конференции подвел бывший посол Великобритании в РФ
сэр Р. Брейтвейт. В дискуссии с российской стороны принял участие мо-
лодой историк старший научный сотрудник Института всеобщей исто-
рии РАН кандидат исторических наук М.Ю. Мягков.
Очевидная целевая установка форума - в связи с 60-летием собы-
тий второй мировой войны привлечь внимание историков и дипломатов
к личности У. Черчилля как выдающегося политического деятеля, од-
ного из руководителей антигитлеровской коалиции, в рамках которой
Великобритания первой установила союзные отношения с СССР и бы-
ла достигнута победа, подчеркнуть значимость современного развития
британо-российских отношений. Форин оффис впервые в своей практи-
ке провел подобный семинар.
Весьма положительный резонанс получил акт передачи Чрезвы-
чайным и полномочным послом РФ в Великобритании Б.Г. Карасиным
британской стороне ряда документов из архива И.М. Майского, плодо-
творная деятельность которого отмечалась в докладах британских и
российских участников семинара.
Газета “Таймс” опубликовала 9 марта 2002 г. обстоятельную ста-
тью своего дипломатического корреспондента о семинаре, выделив вы-
ступления на нем российского посла и академика А.О. Чубарьяна.
Значительное внимание на семинаре было уделено первой личной
встрече Черчилля со Сталиным. И не случайно. Подготовка этой встре-
чи, обстановка, в которой она состоялась, ее ход и результаты весьма
примечательны.
175
* * *
31 июля 1942 г. И.В. Сталин направил премьер-министру Велико-
британии У. Черчиллю следующую телеграмму:
Получил оба Ваши послания от 31 июля.
Настоящим от имени Советского Правительства приглашаю Вас прибыть
в СССР для встречи с членами Правительства.
Я был бы весьма признателен Вам, если бы Вы смогли прибыть в СССР
для совместного рассмотрения неотложных вопросов войны против Гитлера,
угроза со стороны которого в отношении Англии, США и СССР теперь достиг-
ла особой силы.
Я думаю, что наиболее подходящим местом нашей встречи была бы Моск-
ва, откуда мне, членам Правительства и руководителям Генштаба невозможно
отлучиться в настоящий момент напряженной борьбы с немцами.
Присутствие начальника Имперского генерального штаба было бы очень
желательно.
Дату встречи я просил бы Вас определить, как Вам будет удобно, в зависи-
мости от того, как Вам удастся закончить дела в Каире, заранее зная, что с мо-
ей стороны возражений насчет даты не будет.
Выражаю Вам признательность за согласие направить очередной конвой с
военными поставками в СССР в начале сентября. Нами, при всей трудности от-
влечения авиации с фронта, будут приняты все возможные меры для усиления
воздушной защиты транспортов и конвоя1.
Ранним утром 2 августа У. Черчилль и сопровождавшие его лица
вылетели из Англии в Москву. Дорога предстояла дальняя и небезопас-
ная, с промежуточными посадками в Гибралтаре, Каире, Тегеране и
Куйбышеве. Маршрут, самолет и командир экипажа (американский
бомбардировщик типа “Либерейтор” пилотировал капитан ВВС США
Вандерклот) были избраны после длительного обсуждения. Вся опера-
ция получила кодовое название “Браслет”2.
С 4 по 10 августа Черчилль находился в Северной Африке, изучал
положение дел на фронте, действиями которого руководило командо-
вание британских войск на Среднем Востоке со штабом в Каире3. 10 ав-
густа Черчилль с присоединившимся к нему личным представителем
президента США А.Гарриманом вылетел из Каира в Тегеран. Утром
12 августа двумя самолетами делегация направилась из Тегерана в
Москву (промежуточную посадку в Куйбышеве решили не делать).
На одном из самолетов находились Черчилль, Гарриман, сопровождаю-
щие их лица и два советских военных штурмана; на другом - начальник
имперского генерального штаба генерал А. Брук (с 1944 г. фельдмар-
шал), постоянный заместитель министра иностранных дел А. Кадоган,
главнокомандующий британскими войсками в Индии генерал А. Уэй-
велл (с 1943 г. - фельдмаршал), командующий британскими ВВС на
Среднем Востоке главный маршал авиации А. Теддер4.
Полет самолета Черчилля проходил без осложнений. У британско-
го премьера было время поразмыслить о своей первой миссии в Моск-
ву и ее целях. Вот как об этом он писал вскоре после войны:
«Я размышлял о моей миссии в это угрюмое, зловещее большеви-
стское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался заду-
176
шить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я счи-
тал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я
сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные
способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал
мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и послед-
няя строка каждого из них звучала: “Не будет второго фронта в 1942 го-
ду”. Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный по-
люс. Тем не менее я был уверен, что я обязан лично сообщить им фак-
ты и поговорить обо всем этом лицом к лицу со Сталиным, а не пола-
гаться на телеграммы и посредников. Это по крайней мере показывало,
что об их судьбе заботятся и понимают, что означает их борьба для вой-
ны вообще”5.
Положение на фронтах второй мировой войны оставалось крайне
сложным. Агрессоры достигли максимальных успехов в войне. Под их
контролем находилась Уз населения мира и его материальных ресур-
сов6. На советско-германском фронте, где действовали основные силы
Германии, ее союзников и сателлитов в Европе (217 дивизий и бригад,
включая венгерские, румынские, итальянские, финские, словацкие, ис-
панские, французские и хорватские войска), обстановка ухудшалась с
каждым днем. После разгрома под Москвой стратегическую инициати-
ву вновь захватил вермахт. Красная армия терпела крупное поражение
на южном крыле советско-германского фронта. 7 июля после 250-днев-
ной обороны пал Севастополь. Днем ранее, форсировав р. Дон, части
вермахта ворвались в Воронеж, а на юге 23 июля захватили Ростов.
Немецкие дивизии устремились к Сталинграду и Кавказу. Упорные бои
в излучине Дона сбили темпы продвижения врага, но отступление Крас-
ной армии продолжалось, временами принимая беспорядочный харак-
тер. С 10 августа фактически начались бои на ближних подступах к Ста-
линграду. На кавказском направлении советские войска оставили 9 ав-
густа Майкоп и Пятигорск. Ведомые своими командирами и комиссара-
ми, они оказывали все более жесткое сопротивление противнику, но
вермахт находился в зените своей мощи, и исход гигантской битвы ос-
тавался неясным.
В Северной Африке германо-итальянские войска (4 немецкие и
8 итальянских дивизий) развивали наступление. Сражение носило оже-
сточенный характер. К середине июля все передовые линии опорных
пунктов в Западной пустыне от Эль-Газалы до Бир-Хакейма были за-
хвачены противником. Особенно болезненной была потеря Тобрука -
важной приморской крепости и символа британского сопротивления в
Северной Африке, что произошло практически одновременно с паде-
нием Севастополя и воспринималось как взаимосвязанная цепь неудач
и поражений. Возникла реальная угроза прорыва армии Роммеля от
границ Египта к дельте Нила и Суэцкому каналу. Потери английских
войск в Тобруке только пленными составили около 35 тыс. человек7.
Последним препятствием для противника оставались оборонительные
рубежи у Эль-Аламейна. В Европе британские ВВС постепенно усили-
вали воздушное наступление на Германию, но его результаты еще оста-
вались ограниченны. В акватории Средиземного моря фактически гос-
12 Россия и Британия Вып 3
177
подствовал противник. 10-13 августа силы британского флота потерпе-
ли серьезное поражение от итало-немецких сил при проводке конвоев.
Снабжение войск в Северней Африке осуществлялось в основном по
обводному маршруту вокруг Африки.
На путях конвоев в Атлантике продолжалась ожесточенная борьба
с “волчьими стаями” подводного флота противника. Германские под-
водные лодки все активнее действовали в водах Американского побере-
жья. За первые шесть с половиной месяцев 1942 г. немецкие подводные
лодки потопили у берегов США 360 американских, британских и канад-
ских судов общим тоннажем 2,25 млн бр. тонн, потеряв при этом 8 под-
водных лодок.
На азиатско-тихоокеанском ТВД - главном театре военных дейст-
вий США, Великобритании, Китая и других союзников 7 мая 1942 г.
японские войска захватили последний очаг сопротивления армии США
на Филиппинских островах - крепость Коррехидор, взяв в плен 12 тыс.
солдат и офицеров. Начиная с декабря 1941 г. Япония оккупировала ог-
ромную территорию с богатейшими запасами стратегического сырья -
свыше 6 млн кв. км с населением более 150 млн человек, включая Гон-
конг, Малайю, Бирму, Голландскую Индию (Индонезию), Сиам, Фи-
липпины и другие территории. Однако расчеты на то, что после дости-
жения таких успехов удастся сломить волю США к сопротивлению, не
оправдались. Уже в апреле-мае успехам японских войск в Бирме, их вы-
садке на о-вах Минандао и Тулаги противостояли первые успехи запад-
ных союзников - бомбардировка самолетами дальней авиации США
Токио и ряда других городов Японии, высадка американских войск на
о-ве Новая Каледония, а также британских войск на о-ве Мадагаскар.
Важнейшими событиями стали морские сражения в Коралловом море
(7-8 мая), у атолла Мидуэй (4-6 июня) и высадка усиленной дивизии
морской пехоты США на о-в Гуадалканал (7 августа). Особое значение
имели итоги противоборства у атолла Мидуэй, в результате которого
противник впервые отступил в морском сражении с большими потеря-
ми. Стратегическая инициатива постепенно переходила к вооруженным
силам США.
Президент США Ф. Рузвельт, выступая на заседании Конгресса
7 января 1943 г., расценил сражение у атолла Мидуэй и бои за Гуадал-
канал как часть стратегии сдерживания, которая характеризовала эту
фазу войны8. Но безраздельному господству Японии на Тихом океане
пришел конец.
На Азиатском материке после захвата Бирмы и тяжелых боев
японцев с британскими и китайскими войсками стороны готовились к
новым операциям. Можно сказать, что положение на фронтах - важ-
нейший показатель хода войны и ее перспектив - не давало исходно-
го преимущества в переговорах ни одной из сторон, т.е. ни Сталину, ни
Черчиллю. В Москве готовились к приему гостей. В распоряжение
Черчилля предоставлялась дача № 7 (“Ближняя”), сопровождающие
лица размещались в гостинице “Националь”. На НКВД возлагалось
обеспечение безопасности делегации силами оперативного наряда
(120 человек). Усиливалась охрана Кремля. Было подготовлено бом-
178
боубежище на случай воздушной тревоги, организовано снабжение де-
легации и участников предстоящего приема в Кремле лабораторно
проверенными продуктами. Для почетного караула на аэродроме вы-
делялась рота Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения
(ОМСДОНЛ
Во второй половине дня 12 августа 1942 г. самолет с английской де-
легацией приземлился на Центральном аэродроме в Москве. У. Чер-
чилля встречали заместитель председателя Совнаркома и нарком ино-
странных дел В.М. Молотов, начальник Генерального штаба РККА
маршал Б.А. Шапошников, другие официальные лица, представители
дипкорпуса, прессы и радио. Был выстроен почетный караул, исполне-
ны государственные гимны Великобритании, США и СССР.
В тот же день состоялась первая встреча и беседа У. Черчилля с
И.В. Сталиным, которая продолжалась около четырех часов. На бесе-
де присутствовали В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, британский посол
в Москве К.Керр, посол США А.Гарриман, переводчики В.Н. Павлов
и Денлоп10.
Предваряя свой монолог о втором фронте, У. Черчилль выразил
надежду, что они со Сталиным будут разговаривать “как друзья” и что
Сталин также “выскажется откровенно о том, что он считает полез-
ным предпринять в настоящее время”. Далее он сообщил, что его до-
говоренности о втором фронте с Молотовым в мае 1942 г. были лими-
тированы словами о том, что он, Черчилль, не может дать Советско-
му Союзу “никакого обещания на этот год”. Американцы и англичане
“не в состоянии предпринять операций в сентябре месяце, который яв-
ляется последним месяцем с благоприятной погодой... Но, как извест-
но Сталину, Англия и США готовятся к большим операциям в 1943 г.”.
Черчилль говорил о недостатке десантных средств, о пока малом ко-
личестве американских дивизий на Британских островах, о том, что
было бы просто неразумным начать высадку в этом году без всякой
гарантии на успех, прервав тем самым большие приготовления к опе-
рациям в 1943 г. Сталин задал Черчиллю вопрос, “правильно ли он по-
нимает, что второго фронта в этом году не будет, что английское пра-
вительство также отказывается от операции по высадке 6-8 дивизий
на французском побережье в этом году”. Черчилль переспросил Ста-
лина, что советский лидер “понимает под вторым фронтом”, и полу-
чил ожидаемый ответ - “вторжение большими силами в Европу в этом
году”. Специальный представитель президента США Гарриман доба-
вил в этой связи, что он полностью присоединяется к высказыванию
Черчилля.
“...Тот кто не хочет рисковать, никогда не выиграет войны, - заявил
в ответ Сталин, - не надо только бояться немцев”. Этот упрек выз-
вал раздражение Черчилля, который напомнил Сталину, что в 1940 г.
Англия сражалась с Гитлером практически один на один и немцы не ре-
шились осуществить высадку на Британские острова.
Далее Черчилль отметил, что “второй фронт в Европе это не един-
ственный второй фронт”. “Американцы и англичане приняли решение
о проведении другой операции”, и он, Черчилль, имеет полномочия со-
179
общить о ней Сталину под строжайшим секретом. Британский премьер
вкратце пояснил, что речь идет об операции “Факел” - захвате Север-
ного побережья Французской Африки. Для этой цели будет использо-
вано 250 тыс. американских и английских войск. Президент США Руз-
вельт установил 30 октября 1942 г. самым поздним сроком для начала
этой операции.
Сталин сказал, что “вполне понимает операцию по захвату побере-
жья Северной Африки с военной точки зрения”, и отметил ее основные
достоинства, а именно: открытие коммуникаций в Средиземное море,
получение баз для бомбардировки Италии, выход союзников в тыл
Роммеля и закрытие странам “оси” пути на Дакар. “Да поможет бог ее
осуществлению”, - подвел итог советский лидер.
Беседа завершилась обсуждением вопроса о возможной помощи ан-
глийской авиации южному флангу советско-германского фронта и соз-
дании “ширмы” для высадки в Северной Африке, которой могли бы
стать демонстрационные военные приготовления в районе Па-де-Кале
и в Норвегии.
13 августа состоялась вторая беседа Сталина и Черчилля. Сталина
сопровождали Молотов и Павлов, Черчилля - Гарриман и прибывшие
с запозданием в Москву Брук, Кадоган, Уэйвелл, Теддер, полковник
И. Джекоб, а также переводчик Денлоп.
В ходе этой беседы ключевые вопросы первой встречи получили
дальнейшее развитие. Сталин отметил, что расхождения между запад-
ными союзниками и СССР состоят в том, что “англичане и американцы
оценивают русский фронт как второстепенный, а он (Сталин) считает
его первостепенным” и что западные союзники не выполняют своих
обязательств по поставкам в СССР оружия и других материалов, “дают
не то, что обещано”, но в то же время выразил благодарность за эти по-
ставки. Черчилль привел конкретные данные о количестве судов, гото-
вых к отправке в СССР. В срыве поставок, по его мнению, виноват
только Гитлер. “Мы, - заявил Сталин, - теряем ежедневно 10 тыс. че-
ловек. Мы имеем против себя 280 дивизий противника, из них 25 танко-
вых...”. Черчилль ответил, что океаны, моря и транспорт - это факто-
ры, в которых нельзя обвинять западных союзников, и они докажут,
что тоже “не лишены храбрости”, что “в настоящее время на стороне
Англии две могучие страны - США и Россия. И поэтому впереди верная
победа”.
Далее Сталин и Черчилль обсудили вопрос о возможной совмест-
ной операции в Северной Норвегии, обмене образцами новых видов
вооружения и боевой техники. При этом Сталин предложил англий-
ским военным, если они изъявят желание, ознакомиться с советскими
реактивными установками залпового огня (знаменитыми “катюшами”),
что и было организовано на следующий день. Стороны также догово-
рились, что детали политических и дипломатических вопросов, вклю-
чая итоговое коммюнике, обсудят между собой Молотов и Кадоган,
а вопросы вооруженной борьбы - военные представители. Сталин зая-
вил, что тезисы коммюнике не должны содержать “невыполнимых обе-
щаний”. Черчилль в свою очередь подчеркнул: нельзя противнику да-
180
вать повод думать, “что между союзниками имеются разногласия”. В за-
ключение Черчилль попросил Сталина в общих чертах рассказать о со-
ветских планах защиты Кавказа, на что получил обстоятельный ответ.
В целом вторая беседа внешне носила более примирительный характер,
и Черчилль принял приглашение Сталина на обед 14 августа.
В тот же день состоялась беседа Черчилля с Молотовым.
ДНЕВНИК В.М. МОЛОТОВА
ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ С ЧЕРЧИЛЛЕМ
13 августа 1942 г.
Черчилль говорит, что он получил несколько телеграмм о сражении в Сре-
диземном море. Черчилль говорит, что англичане понесли значительные поте-
ри, но надо полагать, что военно-воздушным силам противника также причине-
ны значительнее потери. Черчилль говорит, что англичане предполагают, что
потоплены 3 подводные лодки противника. Сами англичане имеют следующие
потери: потоплен 1 авианосец, поврежден 1 авианосец, 3 крейсера и 1 эсминец.
Из состава конвоя потоплено 5 транспортов. Сегодня конвой должен находить-
ся под защитой авиации, действующей с острова Мальта. Сражение, вероятно,
продолжалось еще сегодня утром. В течение сегодняшнего дня он, Черчилль,
получит сообщение о том, какая часть конвоя благополучно достигнет острова
Мальты. Черчилль говорит, что английское правительство было готово запла-
тить известную цену за доставку снабжения на остров Мальта. Далее Черчилль
сообщает о том, что в ночь с 11 на 12 в операциях против Германии прини-
мало участие 427 бомбардировщиков. 220 самолетов бомбардировали Майнц,
а 154 - Гавр. Черчилль просит тов. Молотова передать тов. Сталину письмен-
ную информацию об этих действиях английской авиации и о результатах боев в
Средиземном море, о которых он сообщал тов. Молотову.
Тов. Молотов спрашивает Черчилля, какое значение имеют события в рай-
оне Соломоновых островов.
Черчилль сообщает, что это представляет собой начало американского на-
ступления в Тихом океане. Он добавляет, что американцы постараются занять
один остров за другим.
Черчилль говорит, что он хотел бы переговорить с тов. Молотовым об
операциях “Факел” в дипломатическом, т.е. политическом, аспекте.
Тов. Молотов отвечает, что лучше обсудить этот вопрос со Сталиным, ко-
торый в первую очередь будет заниматься этой операцией как в политическом,
так к военном отношениях. Если Черчилль “имеет какие-либо предложения, то
он, тов. Молотов, готов передать эти предложения тов. Сталину.
Черчилль отвечает, что дипломатической стороной этой операции руково-
дят американцы. Англичане к этой операции имеют близкое, но не прямое от-
ношение. Он, Черчилль, может достаточно хорошо судить о том, какова будет
реакция среди французского населения и Виши на основании мнения американ-
цев. Американцы лучше знакомы с положением в Северной Африке, ибо они
имеют сотни агентов там.
Тов. Молотов замечает, что, вероятно, и англичане имеют тоже своих аген-
тов в Северной Африке.
Черчилль отвечает, что их не так много. Черчилль говорит далее, что все
сведения, которыми располагают американцы, говорят о том, что если амери-
канцы высадятся большими силами в Северной Африке, то они встретят слабое
181
сопротивление и даже, может быть, возможен переход французов на сторону
американцев.
Тов. Молотов спрашивает, какой отклик найдет эта операция в самой
Франции.
Черчилль отвечает, что французы в оккупированной Франции будут рады,
так как будут считать, что эта операция представляет собой начало освобожде-
ния Франции. Что касается германской реакции в Виши, то она будет полезной
для нас. Немцы предъявят требования к Виши. В результате этих требований
Виши должно будет или сбежать или потерпеть крах вообще.
Тов. Молотов отвечает, что ему тоже кажется, что если немцы будут гру-
бо действовать из оккупированной части Франции в неоккупированную, то они
могут вызвать поддержку со стороны французов англичанам и американцам.
Но неизвестно, как будут действовать немцы.
Черчилль говорит, что никто не может этого сказать, никто не может дать
гарантий. Он не был бы удивлен, если немцы потребовали бы от правительст-
ва Виши французский флот. Возможно, что в момент кризиса и в момент го-
рячки многие французы присоединятся к англичанам и американцам в Север-
ной Африке. Когда десант будет произведен, он, Черчилль, думает, что они
поднимут французский флаг при каком-либо местном французском генерале
или при другом французском генерале, который прибудет из Франции. Но на-
до будет посмотреть, все ли пойдет так, как они задумали. Черчилль добав-
ляет, что нужно помнить о том, что отношения между де Голлем и властями
в Виши подобны отношениям, существовавшим между красными и белыми
в России.
Тов. Молотов замечает, что де Голль и Виши не могут сговориться.
Черчилль говорит, что сторонников де Голля во Франции приговаривают
к смертной казни. Черчилль добавляет, что он хочет вызвать столкновение
между Виши и Германией.
Тов. Молотов говорит, что это было бы полезно во всех отношениях, но
надо, чтобы не случилось того, что правительство Виши в поисках спасения пе-
рекинется на сторону Германии.
Черчилль заявляет, что надо принять во внимание, что англичане воевали
с Францией в течение 300 лет - во времена Людовика XIV, при Наполеоне и т.д.
Тов. Молотов говорит, что в XX веке Англия не воевала с Францией. Обе
страны были союзниками.
Черчилль отвечает, что это правильно. Англия и Франция были союзника-
ми также и в XIX веке, во время Крымской войны.
Тов. Молотов спрашивает: “Союзниками против России?”
Черчилль отвечает, что против России, но царской.
Тов. Молотов замечает, что другой России тогда не было. Тов. Молотов
спрашивает Черчилля, правильно ли он понимает, что американцы все глубже
и глубже хотят войти в европейские дела.
Черчилль отвечает, что американцы хотят участвовать в активных боях в
Европе.
Далее Черчилль спрашивает, был ли тов. Молотов удовлетворен направле-
нием вчерашней беседы.
Тов. Молотов отвечает, что в беседе были неясные моменты. Ему, тов. Мо-
лотову, не ясен вопрос об операции с 6-ю дивизиями, вопрос об открытии вто-
рого фронта. Не ясно, окончательно ли отказалось английское правительство
от всех этих операций. Точно так же не ясно, окончательное ли решение приня-
то по поводу операций в Северной Африке или могут возникнуть мотивы, ко-
торые заставят изменить это решение или вовсе отказаться от него. Тов. Моло-
752
тов добавляет, что нас, конечно, особенно интересовало бы то, что могли бы
сделать англичане и американцы, чтобы облегчить положение на нашем фрон-
те, которое в настоящее время хуже, чем в мае или июне.
Черчилль отвечает, что вопрос об операции “Факел” решен бесповоротно.
Назначен главнокомандующий. Ведутся усиленные приготовления с целью ус-
корить ее осуществление. Он надеется, что эту операцию можно будет осуще-
ствить через 60 дней. В заключение Черчилль говорит, что, по его мнению, ко-
нец вчерашней беседы был лучше, чем начало.
Тов. Молотов говорит, что должны приехать английские военные. Они
должны сказать свое слово.
Черчилль говорит, что английские военные смогут только подтвердить то,
что он изложил вчера, так как они полностью согласны с его точкой зрения.
Тов. Молотов говорит, что он в этом не сомневается.
Черчилль заявляет, что во время вчерашней беседы он, говоря о том, что
советским и английским военным следует обсудить технические вопросы, на-
пример вопрос о количестве сил противника во Франции, не хотел сказать, что
в Англии военным принадлежит решающее слово. В Англии решающее слово
всегда остается за военным кабинетом.
Тов. Молотов говорит, что он это, конечно, понимает.
Затем Черчилль говорит, что он хотел бы сообщить тов. Молотову о не-
скольких секретных операциях. Он просил бы не делать никаких записей.
Тов. Молотов выражает свое согласие.
Черчилль говорит, что англичане разрабатывают пять операций, которые
имеют специальные наименования:
“Факел” (“Torch”) - оккупация англо-американскими войсками побережья
Северной Африки.
“Кузнечный молот” (“Sledgehammer”) - Операция в районе Па-де-Кале.
“Окружение” (“Roundup”) - вторжение в Европу в 1943 году.
“Болеро” (“Bolero”) - транспортные вопросы (перевозки).
“Юпитер” (“Jupiter”) - операции в Норвегии, которые предполагается ис-
пользовать в качестве ширмы для “Факела”.
В заключение Черчилль говорит, что чрезвычайно важно не раскрывать
того факта, что англичане не предпримут наступательных операций в этом го-
ду. Он не хотел бы этого делать не потому, что он боялся бы политических ос-
ложнений, которые могут возникнуть внутри Англии, а потому, что это важно
сделать с военной точки зрения.
Тов. Молотов говорит, что, конечно, верно, но надо сделать так, чтобы
причинить вред противнику. С точки зрения нашего фронта особое значение
имели бы шаги со стороны американцев и англичан для помощи нашему фрон-
ту. Он, тов. Молотов, не скрывает того, что, когда было опубликовано коммю-
нике о посещении им Лондона и Вашингтона, в СССР среди населения был при-
лив бодрости и симпатии к Англии и Америке. В такой трудный момент, как на-
стоящее время, тов. Сталин и Советское правительство, конечно, интересуют-
ся вопросом, какие шаги будут предприняты американцами и англичанами для
помощи нашему фронту.
Черчилль отвечает, что нам придется изобразить дело таким образом, что
операции “Факел” представляют собой выполнение англо-американского обя-
зательства о втором фронте, но главная цель состоит в том, чтобы не дать про-
тивнику успокоиться, что ему не придется защищать французское побережье в
этом году. Черчилль говорит, что он отнюдь не хотел бы поставить себя в по-
ложение защитника необходимости невыполнения обязательства об открытии
второго фронта в 1942 году. Он, конечно, мог бы это сделать на секретном за-
183
седании парламента, и это было бы легко сделать, так как он пользуется под-
держкой большинства парламента, но надо иметь в виду, что мы должны под-
держивать объединенный фронт борьбы против Германии, несмотря на отдель-
ные обиды, поэтому чрезвычайно важно не выдать Германии то, что в 1942 го-
ду не будет второго фронта в Европе.
Тов. Молотов говорит, что, конечно, это правильно, что не следует выда-
вать своих намерений противнику, но надо сделать так, чтобы причинить вред
противнику и влить бодрость в союзников.
Черчилль соглашается с этим. Он говорит, что считает чрезвычайно важ-
ным установить дружественные, хорошие и искренние отношения с тов. Стали-
ным, какие у него установились с Рузвельтом, чтобы можно было говорить о
вещах без обиды для друг друга. Он прибыл сюда и говорил еще о некоторых
неудобствах, он хотел бы воспользоваться своим пребыванием здесь, чтобы ус-
тановить с тов. Сталиным дружественные отношения и позже обмениваться с
ним мнениями, как с хорошим другом.
Тов. Молотов говорит, что он не сомневается в том, что между Черчиллем
и Сталиным установятся взаимное понимание и хорошие отношения. Тов. Ста-
лин очень умный человек, он понимает, кто такой Черчилль и его возможно-
сти, но он хотел бы добавить пожелание, чтобы приезд Черчилля в Москву оз-
наменовался бы приливом бодрости в СССР и в Красной Армии и чтобы нем-
цы поскорее это почувствовали. Он, тов. Молотов, полагает, что это желание
разделяют тов. Сталин и советское правительство.
Черчилль с этим соглашается и спрашивает тов. Молотова, считает ли он
целесообразным, если он, Черчилль, еще раз встретится со Сталиным.
Тов. Молотов отвечает, что это целиком зависит от решения самого Чер-
чилля.
Черчилль говорит, что он хотел бы встретиться с тов. Сталиным сегодня
вечером в 10 часов. В это же время английские и советские военные могли бы
обсудить технические вопросы тех операций, о которых он говорил. В этом слу-
чае он, Черчилль, смог бы вылететь обратно в субботу вечером или в воскресе-
нье утром.
Тов. Молотов обещает передать пожелание Черчилля тов. Сталину, и он не
сомневается в том, что тов. Сталин отнесется к этому очень внимательно.
Тов. Молотов спрашивает Черчилля, правильно ли мы делаем, что не про-
пускаем телеграммы иностранных корреспондентов о пребывании Черчилля в
Москве.
Черчилль отвечает, что он хотел бы обсудить с тов. Молотовым вопрос о
публичности его пребывания в Москве.
Тов. Молотов отвечает, что он примет активное участие в этом обсужде-
нии, но подчинит свое решение желанию Черчилля.
Тов. Молотов говорит, что мы должны составить такое коммюнике, кото-
рое ободрило бы Красную Армию и союзников и было бы чувствительным для
противника.
Черчилль соглашается с этим и заявляет, что в коммюнике можно
было бы указать, что он прибыл в Москву, а опубликовать коммюнике, на-
пример, когда он будет в Каире.
Тов. Молотов говорит, что этот вопрос можно будет обсудить.
Тов. Молотов спрашивает, удобно ли чувствует себя Черчилль на даче и не
требуется ли его, тов. Молотова, вмешательство в дела на даче № 7.
Черчилль говорит, что он весьма удовлетворен своим пребыванием на даче.
записал (В. Павлов)11
184
ОБЕД В ЧЕСТЬ ЧЕРЧИЛЛЯ И ГАРРИМАНА
14 августа 1942 г.
Тов. Молотов провозглашает тост за Черчилля. В своем ответном тосте
Черчилль благодарит тов. Молотова и просит своих коллег, друзей и товари-
щей выпить за здоровье знаменитого воина и главу Советского правительства
тов. Сталина.
Затем тов. Молотов произносит тост за Гарримана. Гарриман благодарит
тов. Молотова. Он говорит, что в прошлом году в октябре он был в Москве в
качестве представителя страны воинствующего нейтралитета, а теперь он сча-
стлив присутствовать здесь в качестве союзника. Гарриман провозглашает тост
за великого вождя советских армий и народа - тов. Сталина. В течение обеда в
дальнейшем тов. Молотов провозгласил также тосты за Рузвельта, Брука, за
армию и флот Англии и США, за Стэндли и Керра, Кадогана, Уэйвелла, Тедде-
ра, Файмонвилла, Майлса и др. С ответными тостами выступили Керр, Стэнд-
ли, Кадоган, Уэйвелл, Теддер, Файмонвилл, Майлс.
Затем выступил тов. Сталин. Он сказал, что все присутствующие хвалят
Красную Армию. Конечно, Красная Армия имеет успехи и поражения. Но надо
не забывать, что нет непобедимых армий и Красная Армия может терпеть по-
ражения. У нее есть свои недостатки и преимущества. Красная Армия выдержа-
ла большие удары. Никогда прежде в истории на Россию не наседало такое ко-
личество сил, как в настоящее время. В мировую войну существовало два фрон-
та. Во Франции были англичане. Балканы не были захвачены немцами. Теперь
другая обстановка. В Польше мобилизовано несколько возрастов. Польские ди-
визии дерутся против нас на фронте. Против нас дерутся итальянцы, румыны,
венгры, финны, добровольцы из Испании и Словакии. Все это соединилось про-
тив России. Никогда еще не бывало, чтобы вся Европа полезла на Россию, и ес-
ли Красная Армия выдержала удар и продолжает драться, то она заслуживает
похвалы. Одним из главных организаторов Красной Армии является маршал
Ворошилов и он, тов. Сталин, провозглашает тост за маршала Ворошилова.
Затем тов. Сталин произносит тост за здоровье маршала Б.М. Шапошнико-
ва, как за одного из главных организаторов Красной Армии и ее штабных сил.
Тов. Сталин произносит тост за здоровье начальника артиллерии Красной
Армии генерал-полковника Воронова. После этого тоста тов. Сталин говорит,
что, может быть, он ведет себя фракционно, так как произносит военные тос-
ты. Но ничего не поделаешь, - говорит тов. Сталин, - и просит разрешения про-
возгласить тост за командующего авиацией генерала Новикова. Произнося сле-
дующий тост, тов. Сталин говорит, что он продолжает быть военным. Он про-
сит разрешения провозгласить тост за командующего авиацией дальнего дейст-
вия генерал-лейтенанта Голованова. После этого тоста тов. Сталин говорит,
что фракционность - опасная болезнь, но он продолжает быть фракционером и
предлагает тост за успех и здоровье советских танковых войск и за их руково-
дителя генерал-лейтенанта Федоренко. В своем следующем выступлении тов.
Сталин говорит, что ему казалось, что он исчерпал все военные тосты. Есть во-
енная профессия, о которой он еще не упоминал. Он, тов. Сталин, имеет в виду
военных разведчиков. Он, тов.Сталин, пьет за морских, сухопутных и авиацион-
ных разведчиков. Они должны быть глазами и ушами для своего государства.
О разведчиках почему-то не говорят. Это ложный стыд. За разведчиков, гово-
рит тов. Сталин, как друзей, честно и неутомимо служащих своему народу. Не-
сколько позже тов. Сталин, выступая, говорит, что он хотел бы сказать не-
сколько слов о значении разведки. Он, тов. Сталин, читал и читает историю
разведки. Разведчики - хорошие люди, самоотверженно служащие своему госу-
185
царству. Когда они попадают к противнику, с ними черт знает, что делают. Из
истории военной разведки он, тов. Сталин, знает один факт, из которого осо-
бенно хорошо видно значение разведки.
Как всем известно, во время прошлой мировой войны англичане хотели
провести операцию по овладению Дарданеллами. Однако союзники отступили,
так как они преувеличили силы противника. В действительности же турки и
немцы были на волосок от смерти и держали свои чемоданы упакованными.
Это было результатом плохой разведки англичан, и если бы они обладали хо-
рошей разведкой в этом районе, то этого бы не случилось.
После обеда тов. Сталин предложил Черчиллю посмотреть кинокартину
“Разгром немцев под Москвой”. Черчилль ответил, что хотел бы видеть этот
фильм, но сегодня уже поздно. Тов. Сталин сказал, что в этом случае сможем
передать Черчиллю фильм “Разгром немцев под Москвой”12. Черчилль побла-
годарил и добавил, что он посмотрит эту картину у себя в Чекерсе13.
Записал (В. Павлов)14
Следующая встреча двух лидеров состоялась 15 августа. За день до
этого Черчилль направил Сталину специальное послание (“Памятную
записку”) в ответ на меморандум советского лидера по поводу второго
фронта15. Черчилль вновь изложил свою позицию по всем острым воп-
росам союзнических отношений. Он вновь описал достоинства опера-
ции “Факел” и упомянул, что ни Англия, ни США “не нарушили ника-
кого обещания” в отношении Советского Союза. Он понимает, какую
боль и разочарование привез в Москву, имея в виду невозможность для
Англии и США открыть второй фронт в 1942 г. Однако именно поэто-
му он полагал, что “лучше ему самому приехать в СССР” и “достигнуть
личного взаимопонимания со Сталиным”. Он выразил надежду, что и
Сталин “чувствует, что в этом отношении был достигнут успех”. Смысл
ответа Сталина сводился к тому, что он и Черчилль узнали и поняли
друг друга, “и если между ними имеются разногласия, то это в порядке
вещей, ибо между союзниками бывают разногласия”. Он был склонен
смотреть на дело “оптимистически”.
Черчилль сообщил Сталину секретные сведения о переброске на
Британские острова американских войск. К 9 апрелю 1943 г., - как пла-
нировалось союзным командованием, - их число должно было достиг-
нуть 1 043 400 человек. Британский премьер сказал также, что положе-
ние с транспортом вскоре должно улучшиться. Американцы организу-
ют надежную систему конвоирования судов, а англичане обеспечат за
собой превосходство в воздухе.
Сталин спросил Черчилля - надеется ли тот, что операция “Факел”
удастся. Черчилль ответил утвердительно. Советский лидер заявил,
что, хотя эта операция не связана прямо с Россией, «косвенно ее значе-
ние очень велико потому, что успех операции - это удар по странам
“оси”».
Черчилль поддержал тему и сказал, что одновременно с осуществ-
лением операций в Северной Африке будут предприняты бомбардиров-
ки Сицилии и Италии. Это в свою очередь заставит немцев оттянуть
свои силы для защиты территорий на Западе. Более того, “чтобы дер-
жать Гитлера в состоянии напряжения в ожидании нападения на пролив
186
У. Черчилль и И. Сталин во время переговоров в Москве.
Август 1942 г. (1-й справа - В. Молотов, 3-й - А. Гарриман,
5-й - переводчик В. Павлов)
(Ла-Манш. - Ред.), в августе будет проведен серьезный рейд на фран-
цузское побережье. Этот рейд будет представлять собой разведку боем,
в которой примут участие 8 тыс. человек и 50 танков...”16.
В заключительной части беседы Черчилль напомнил Сталину, что
предупреждал советское правительство о предстоящем нападении Гер-
мании весной 1941 г., когда сообщил о переброске немецких танковых
дивизий с Балкан в Польшу. На это советский лидер ответил, что “мы
никогда в этом не сомневались”, но, что он, Сталин, “хотел получить
еще шесть месяцев для подготовки к этому нападению”.
Британский премьер также сообщил, что недавно “германский по-
сол в Токио просил японцев выступить против СССР”, однако “Япония
отказалась это выполнить”. Сталин поблагодарил Черчилля за эту ин-
формацию.
В тот же день, 15 августа состоялись два совещания военных пред-
ставителей Англии, США и СССР. Итоговый документ указывает, что
советская сторона во многом была не удовлетворена их результатами:
Товарищу Сталину И.В.
Товарищу Молотову В.М.
Представляю запись утреннего и вечернего совещаний 15 августа с/ г. во-
енных представителей Англии, США и СССР по вопросам создания второго
фронта в Европе в 1942 г. и возможной помощи военно-воздушными силами
Англии нашему Южному фронту.
Как видно из представляемых записей, открытие второго фронта в Европе
в 1942 г. англичане признали нецелесообразным, откладывая это мероприятие
на 1943 г.
187
В отношении помощи английскими ВВС Северо-Кавказскому фронту сове-
щание также не дало конкретных результатов.
Английская сторона, не делая никаких практических на этот счет предло-
жений, больше пыталась выяснить положение Красной Армии на юге и степень
обороноспособности Кавказа.
Что касается непосредственной помощи английскими ВВС, то англичане
предложили создать объединенную военную группу из представителей СССР и
Англии с включением в нее представителя США - генерала авиации Брэдли, для
работы, связанной с подготовкой к приему военно-воздушных сил на Кавказе.
Лично считаю создание такой группы целесообразным, так как деятель-
ность ее будет до некоторой степени обязывать Англию к проведению практиче-
ских мероприятий в оказании нам помощи своими военно-воздушными силами.
Ворошилов
17 августа 1942 г.17
Особое место в истории операции “Браслет” заняла незапланиро-
ванная встреча и беседа двух лидеров в ночь с 15 на 16 августа. Вот как
сообщал о ней британский премьер в отчете военному кабинету и пре-
зиденту Рузвельту:
Я отправился попрощаться с г-ном Сталиным вчера в 7 часов вечера, и мы
имели приятную беседу, в ходе которой он дал мне полный отчет о положении
русских, которое казалось весьма отрадным. Он, безусловно, весьма уверенно
говорит о том, что удержится до зимы. В 8 ч. 30 м. вечера, когда я собирался
уходить, он спросил, когда он увидит меня в следующий раз. Я ответил, что уез-
жаю на рассвете. Тогда он сказал: “Почему бы Вам не зайти ко мне на кварти-
ру в Кремле и не выпить немного?” Я отправился к нему и остался на обед, на
который был приглашен также г-н Молотов. Г-н Сталин представил меня сво-
ей дочери, славной девушке, которая робко поцеловала его, но которой не бы-
ло разрешено остаться на обед. Обед и редактирование коммюнике продолжа-
лось до трех часов утра. У меня был очень хороший переводчик, и я имел воз-
можность говорить более свободно. Преобладала атмосфера особой доброже-
лательности, и мы впервые установили непринужденные и дружелюбные отно-
шения. Мне кажется, я установил личные взаимоотношения, которые будут по-
лезны. Мы много говорили о “Юпитере”, который, по его мнению, будет необ-
ходим в ноябре или в декабре. Без него я не представляю себе, как мы сможем
доставлять материалы, которые будут необходимы для дальнейшего оснащения
этой колоссальной сражающейся армии. Трансперсидская дорога пропускает
лишь половину того, на что мы надеялись. Больше всего ему необходимы гру-
зовики. Он предпочел бы иметь грузовики, а не танки, которых он выпускает
2 тысячи в месяц. Он также хочет получить алюминий.
«В целом, - закончил я, - я определенно удовлетворен своей поездкой
в Москву. Я убежден в том, что разочаровывающие сведения, которые я привез
с собой, мог передать только я лично, не вызвав действительно серьезного рас-
хождения. Эта поездка была моим долгом. Теперь им известно самое худшее,
и, выразив свой протест, они теперь настроены совершенно дружелюбно, и это
несмотря на то, что сейчас они переживают самое тревожное и тяжелое время.
Кроме того, г-н Сталин абсолютно убежден в больших преимуществах опера-
ции “Торч”, и я надеюсь, что “Торч” продвигается вперед с нечеловеческой
энергией по обе стороны океана»18.
Ниже приводятся советская и английская записи бесед встречи Ста-
лина с Черчиллем в ночь с 15 на 16 августа 1942 г.
188
ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ ЧЕРЧИЛЛЯ С тов. СТАЛИНЫМ
НА КВАРТИРЕ в ночь с 15 на 16 августа 1942 г.
На беседе присутствовали: тов. Сталин, Черчилль,
переводчики - т. Павлов и майор Бирс, и позже тов. Молотов.
Во время беседы имел место обмен мнениями по общим вопросам военной
стратегии, в частности по военно-морской стратегии. Черчилль коснулся вопро-
са о нападении на Северную Норвегию и заявил, что он имеет желание и наме-
рение осуществить эту операцию совместно с советскими силами зимой этого
года. Он обещал позже снестись по этому плану лично с тов. Сталиным.
Тов. Сталин ответил, что было бы хорошо осуществить эту операцию, и за-
явил, что он готов выделить для участия в операции 2-3 наших дивизии;
тов. Сталин сказал, что мы испытываем острую нужду в грузовых автомашинах
для нашего фронта. Он заявил, что был бы благодарен, если Англия могла по-
ставлять нам 20-25 тыс. грузовиков даже вместо танков. При этом мы готовы
принимать только шасси, так как кузова мы можем изготовить сами.
Черчилль ответил, что он постарается удовлетворить эту просьбу, но одно-
временно указал, что недостаток тоннажа затрудняет переброску в СССР гру-
зовиков, которые производятся в Англии в достаточно большом количестве.
Затем тов. Сталин просил помочь нам поставкой алюминия, в котором мы
будем испытывать недостаток до будущего года.
Черчилль ответил, что он изучит возможность удовлетворить эту просьбу,
хотя Англия также испытывает недостаток в алюминии.
В дальнейшей беседе Черчилль поинтересовался колхозами и судьбой ку-
лаков.
Тов. Сталин ответил, что коллективизация ликвидировала нищенство, по-
скольку каждый член крестьянской семьи получил возможность самостоятель-
но зарабатывать и независимо жить. Тов. Сталин рассказал о том, что коллек-
тивизация была вызвана желанием внедрить в сельское хозяйство крупные ма-
шины, поднять его производительность. Это было возможно осуществить толь-
ко в крупном хозяйстве. В результате коллективизации в СССР сильно возрос-
ла урожайность, особенно благодаря внедрению высококачественных семян.
Что касается кулаков, то некоторое количество их было выселено в север-
ные области СССР, где они получили участки земли. Остальные кулаки были
перебиты самими крестьянами - настолько была ненависть к ним со стороны
крестьян.
Черчилль, внимательно выслушав тов. Сталина, заметил, что коллективи-
зация была, вероятно, весьма трудной работой.
Тов. Сталин ответил, что действительно коллективизация была очень
трудной работой, на которую было затрачено несколько лет.
Тов. Сталин сообщил Черчиллю, что в ближайшее время мы предпримем
налет на Берлин. Конечно, мы, ввиду дальности, можем послать только около
150 бомбардировщиков. Англичане находятся в лучшем положении, но у нас хо-
дят слухи, что англичане с немцами заключили соглашение о том, чтобы воз-
держиваться от взаимных бомбардировок Лондона и Берлина.
Черчилль с некоторым раздражением ответил, что никакого соглашения
по этому поводу нет и что они начнут бомбить Берлин, как только позволят ме-
теорологические условия и ночи станут достаточно продолжительными. Нам
нужно согласовать, сказал он, налеты английских и советских самолетов на
Берлин, во избежание столкновений между ними.
Тов. Сталин ответил, что это, конечно, нужно сделать.
Касаясь Германии, Черчилль заявил, что в Германии нужно уничтожить
прусский милитаризм и нацизм и разоружить Германию после войны.
189
Тов. Сталин ответил, что нужно перебить военные кадры Германии. Кро-
ме того, необходимо ослабить Германию путем отделения от нее Рурской
области.
Тов. Сталин спросил Черчилля о количестве сил в Англии на островах.
Черчилль ответил, что количество войск в самой Англии достигает 40 ди-
визий, но при дальнейших уточняющих вопросах тов. Сталина не дал вразуми-
тельного ответа.
В конце беседы было согласовано коммюнике о переговорах Черчилля с
тов. Сталиным. По настоянию Черчилля была принята формулировка о реше-
ниях, охватывающих область войны против гитлеровской Германии и ее со-
общников в Европе. Черчилль предложил также добавить в коммюнике заяв-
ление о том, что “эту справедливую освободительную войну оба правительст-
ва исполнены решимости везти со всей силой и энергией до полного уничтоже-
ния гитлеризма и всякой подобной тирании”. Эта формулировка была также
принята.
Записал на память В. Павлов^
Нижеприводимая британская запись беседы заметно отличается от
советской, дает более полное представление о содержании заключи-
тельной встречи двух лидеров. Она дополняет советскую запись дискус-
сии по ряду военных вопросов сведениями о вооруженных силах Вели-
кобритании, оценкой англо-франко-советских переговоров 1939 г., дея-
тельности советского посла И. Майского, воспоминаниями о пребыва-
нии Сталина в Лондоне в 1907 г., а также сообщением об обсуждении
его возможного визита в Великобританию и встречи с Рузвельтом в Ис-
ландии. Черчилль, согласно английской записи, сказал Сталину, что
“в начале 1938 г., еще до Праги и Мюнхена, у него возник план созда-
ния Лиги Великих демократий в составе Великобритании, США и
СССР, которые вместе смогли бы вести за собой мир”. Запись конста-
тирует, что заключительная встреча Сталина и Черчилля проходила в
“сердечной и дружеской атмосфере”.
The following аге rough notes from memory of the conversation between the Prime
Minister and Mr. Stalin at supper in Mr. Stalin’s private apartments at the Kremlin, on
the night of 15th to 16th August 1942.
There was no possibility of keeping written notes, so that I cannot guarantee accu-
racy or that it is a complete record. With regard to figures, where I am in doubt I have
placed a query.
Present:
The Prime Minister.
Mr. J. V. Stalin.
Mr. V. M. Molotov.
Sir Alexander Cadogan (during the later hours)
Interpreters: Major A.H.Birse, Mr. Pavlov.
Mr. Stalin made the following requests:
(a) For the supply of Lorries from U.K. and U.S.A, instead of tanks. Russian tank
production was satisfactory and they did not require any more from us, but they were
short of Lorries and the demand was very great. He explained how each Armored
Brigade had to “be supplied with lorries to carry its lorry-borne infantry, how they were
rapidly motorizing infantry divisions and what enormous requirements for lorries there
were in the back areas. They require from 20,000 to 25,000 Lorries per month from U.K.
190
plus U.S.A., it was immaterial from which country. Russian production was 3,000
Lorries per month. He concluded: “Send us lorries instead of tanks”.
(b) Mr. Stalin then asked for the supply of aluminium during the remaining months
of this year. Russia was very short.
The Prime Minister replied that he would go immediately into the question of the
supply of lorries and aluminium. We have the lorries and so have the U.S.A., the dif-
ficulty was delivery and the supply of tyres before the Rubber Ersatz plant in America
starts producing. The road through Persia must be developed. Mr. Stalin said that the
northern route was much better. When Mr. Churchill pointed out the dangers of the
Northern route, Mr. Stalin said that ships could keep alone the ice edge far from the
danger of U-boat attack. Mr. Churchill disagreed and said that he knew all about the
difficulties of that route. There was a discussion on the wisdom of dispersing con-
voys: Mr. Churchill quoted an example in the Mediterranean which had had good
results. If the ships had not dispersed in the case of the recent convoy in the North,
every ship including escort vessels would have been sunk by the TIRPITZ. England
has three units: KING GEORGE, DUKE OF YORK and ANSON, which she must not
lose in the way the PRINCE OF WALES and REPULSE were lost. We cannot afford
to use them for convoys. While Germany has air bases in Northern Norway, the route
is extremely dangerous. Nevertheless 40 ships will sail for North Russia early in
September.
Mr. Stalin then proposed that an operation against Northern Norway should be
undertaken, with the object of capturing the German bases there and at Petsamo.
To this the Prime Minister immediately agreed, welcoming the suggestion warmly.
He said that he had always wished for such an operation. Mr. Stalin reminded him of a
former plan of a similar nature, “but the respective General Staffs had not wished it.
After some further discussion the Prime Minister agreed that England would under-
take an attack on Northern Norway and Petsamo in November 1942 in conjunction with
the Russians. England would provide two divisions specially trained for landing opera-
tions and Mr. Stalin said that Russia would provide three divisions or six “brigades. The
Prime Minister said that for the operation against Northern Norway he would communi-
cate direct with Mr. Stalin and the latter should telegraph to him, using the prefix Jupiter.
Mr. Stalin said he would in our place have “built more destroyers and less “battle-
ships than we had done. The Prime Minister pointed out that we had “built only one “bat-
tleship since the war started and had concentrated on destroyers and smaller craft, but he
agreed in principle with Mr. Stalin.
The Prime Minister said that our “bombing of German towns would increase as
soon as the nights lengthened. Mr. Stalin said that the Russians intended to bomb Berlin
very soon and also a number of other towns, like: Koenigsberg, Danzig, Tilsit, Memel.
Mr. Stalin several times emphasized the importance of air forces in this war.
Mr. Stalin asked for some figures regarding British man-power. The Prime Minister
replied that we had altogether:
50 divisions, mobilized, in Great Britain. Of these 20 divisions were fully equipped.
We were pushing on with the equipment of the remainder.
(?) 15 divisions in the Middle East.
(?) 10 divisions in India and a few more in various fortresses and garrisons.
As an example of the British man power effort, the Prime Minister said the follow-
ing figures:
1,000,000 men first line troops in Great Britain.
1,000,000 men in training, coast defense, etc.
1,300,000 men in the R.A.?
over 1,000,000 men in Royal Navy and Merchant Service.
1,500,000 men in the Home Guard.
Everybody in Great Britain is doing some sort of service. When the great battle
191
starts, the Prime Minister said that he would have to provide reinforcements from facto-
ry workers.
In the Middle East we now outnumber the enemy.
The Prime Minister said that if Mr. Stalin was going to meet President Roosevelt
and got as far as Iceland, he should come on to England; he would get a magnificent
reception. Mr. Stalin replied that he would like to do so, but receptions were not so
important at present; the chief thing was victory. He said he had been to England in 1907
to attend a Bolshevik conference, together with Lenin, Plekhanov, Gorky and others. The
Prime Minister asked whether Trotsky had been there. Mr. Stalin replied that he had, but
he had gone away a disappointed man, not having been given any organization to repre-
sent, such as the Army, which Trotsky had hoped for.
The Prime Minister said that Mr. Maisky was a good Ambassador. Mr. Stalin
agreed, but said that he might be better; he spoke too much and could not keep his tongue
between his teeth. The Prime Minister said that Mr. Maisky had recently addressed a
meeting of members of the House of Commons in one of the Committee Rooms, which
was quite right and proper. The Axis wireless, however, described it as Mr. Maisky
haranguing the House from the Strangers Gallery on the subject of Anglo-Soviet rela-
tions.
The Prime Minister said that early in 1938, before Prague and Munich, he had had
a plan for a League of the three Great Democracies: Great Britain, U.S.A, and U.S.S.R.,
which between them could lead the world. There were no antagonistic interests between
them. Mr. Stalin agreed and said that he had always hoped for something of that nature,
only under Mr. Chamberlain’s government such a plan would have been impossible. He
recalled the visit to Moscow of the British Delegations in 1939. No talks with them were
possible. For instance, the British and French military chiefs were asked what forces they
could put up against Germany in the West. The French replied 80 divisions, although he
did not believe that they were fully equipped, and the British said three divisions. The
French did not understand the value of tanks. Then the delegations asked what the
Russians could put up on the Polish frontier. Mr. Stalin had the impression that the talks
were insincere and only for the purpose of intimidating Hitler, with whom the Western
Powers would later come to terms. The Prime Minister pointed out that he had not been
in the Government for 11 years, but he had always warned it of the danger. He agreed
that the Delegations in 1939 had no weight behind them.
[The Prime Minister said, jokingly, that he thought the President of the U.S.A.,
when he met Mr. Stalin, would probably want him to do something about God! Mr.
Stalin appreciated the joke and replied that he personally respected God and hoped that
with God’s help they would achieve victory.]20.
At about 1 a.m. the subject of the joint communique was raised by the Prime
Minister. Sir A. Cadogan and Mr. Molotov had prepared alternative texts. The text was
finally agreed and it was decided to ask the British Ambassador to arrange with Mr.
Molotov regarding the exact time of release.
The Prime Minister was given a set of photographs taken at the previous night’s
banquet. Photographs were signed by both the Prime Minister and Mr. Stalin, and a few
by the Prime Minister and Mr. Molotov.
The whole atmosphere was most cordial and friendly21.
Коммюнике обсуждали длительное время. Вначале Кадоган с
Молотовым, затем во время заключительной встречи и на квартире
Сталина.
Ниже приводится проект коммюнике, предложенный Кадоганом
14 августа, который в ходе обсуждения претерпел значительные изме-
нения.
792
КАДОГАН ВРУЧИЛ ТОВ. МОЛОТОВУ 14 августа 1942 г.
Перевод с английского
В Москве происходили переговоры между г. Сталиным, представляющим
Правительство СССР, г. Черчиллем, представляющим Правительство Его Ве-
личества в Соединенном Королевстве, и г. Гарриманом, представляющим Пре-
зидента США. В качестве помощника г. Сталина присутствовал г. Молотов и в
качестве помощников г. Черчилля - Посол Его Величества сэр А. Кларк Керр,
Начальник Имперского генерального штаба сэр А. Брук, Главнокомандующий
в Индии сэр А. Уэйвелл, Главнокомандующий Военно-Воздушными силами на
Среднем Востоке главный маршал авиации Теддер и сэр Александр Кадоган,
постоянный заместитель министра иностранных дел.
Были полностью и откровенно обсуждены будущие совместные действия
Объединенных Наций во всех сферах и было достигнуто полное согласие об об-
щем плане.
Технические вопросы составляли предмет более детального обсуждения
между соответственными военными и военно-воздушными советниками.
Помимо принятых решений, главные участники переговоров убеждены в
выгодах, которые были извлечены из этого личного контакта.
Перевел - В. Павлов22
АНГЛО-СОВЕТСКОЕ КОММЮНИКЕ
О ПЕРЕГОВОРАХ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА ВЕЛИКОБРИТАНИИ
С ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР
18 августа 1942 г.
В Москве происходили переговоры между Председателем Совета Народ-
ных Комиссаров СССР И.В. Сталиным и Премьер-Министром Великобритании
г-ном У. Черчиллем, в которых участвовал господин Гарриман как представи-
тель Президента США. В беседах приняли участие народный комиссар ино-
странных дел В.М. Молотов, маршал К.Е. Ворошилов - с советской стороны,
британский посол сэр А. Кларк Керр, начальник Имперского генерального
штаба сэр А. Брук и другие ответственные представители британских воору-
женных сил, постоянный заместитель министра иностранных дел сэр Алек-
сандр Кадоган - с английской стороны.
Был принят ряд решений, охватывающих область войны против гитлеров-
ской Германии и ее сообщников в Европе. Эту справедливую освободительную
войну оба правительства исполнены решимости вести со всей силой и энергией
до полного уничтожения гитлеризма и всякой подобной тирании.
Беседы, происходившие в атмосфере сердечности и полной откровенности,
дали возможность еще раз констатировать наличие тесного содружества и вза-
имопонимания между Советским Союзом, Великобританией и США в полном
соответствии с существующими между ними союзными отношениями23.
Так завершились первая личная встреча и переговоры Сталина и
Черчилля. Записи бесед в основном носят официальный характер, рас-
крывают их содержание, дают представление о взглядах двух лидеров
по вопросам, которые они обсуждали, общность и различие целей в
войне, политики и стратегии в достижении победы над Германией и ее
союзниками. Но мы мало что узнаем из этих записей об атмосфере вне
зала заседаний, тех дискуссиях и оценках, от которых во многом зави-
13 Россия и Британия Вып 3
193
сел каждый последующий день переговоров, а нередко и их конечный
исход. Записи бесед как бы оставляют в стороне взгляды Черчилля о
“зловещем большевистском государстве”, с лидером которого он вел
переговоры, и не менее устойчивые взгляды Сталина на капиталисти-
ческий мир и Черчилля, который стремился уничтожить советское го-
сударство в его колыбели.
К сожалению, свидетельствами и воспоминаниями советских участ-
ников переговоров мы не располагаем. Частично восстановить то, что
происходило вне официальных встреч, дают возможность опублико-
ванные или находящиеся в английских архивах записи, которые тща-
тельно делали во время пребывания в Москве практически все участни-
ки миссии Черчилля. Из них следует, что после официальных перегово-
ров обычно происходил обмен мнениями между Черчиллем и сопрово-
ждавшими его лицами, чаще всего это были Кадоган, Керр и Джекоб,
чьи записи хранятся в Архиве Черчилля при Кембриджском универси-
тете24. Они свидетельствуют, что Черчилль всякий раз выражал неудо-
вольствие ходом переговоров и заявлял о бесперспективности их про-
должения. Он, к примеру, считал, что Сталин разговаривает с ним то-
ном, недопустимым для “представителя крупнейшей империи, которая
когда-либо существовала в мире”, подозревал, что Сталин добивается
его смещения с поста премьер-министра. 14 августа он разразился сле-
дующей тирадой: “Мне говорили, что русские не являются человече-
скими существами. В шкале природы они стоят ниже орангутангов”.
Глубоко прав академик В.Г. Трухановский, полагавший, что “чувства,
которые английский премьер-министр питал к Советскому Союзу, в от-
рицательном смысле влияли и на его позицию в вопросе о втором фрон-
те и на становление англо-советских отношений”25.
Британский премьер неоднократно намеревался прервать перего-
воры, но затем менял свое решение, главным образом под влиянием тех
аргументов, которые противопоставлял ему посол Керр, пожалуй,
единственный из состава британской делегации дипломат, активно
стремившийся к достижению положительных результатов на перегово-
рах. Немало неприятностей Черчиллю доставлял его переводчик майор
Денлоп, явно не справлявшийся с порученным ему делом и крайне раз-
дражавший этим Черчилля. В конечном итоге его заменил майор Бирс,
что, видимо, в немалой степени способствовало успеху заключительной
“ночной” беседы двух лидеров.
По возвращении в Англию Черчилль выступил 8 сентября с боль-
шой речью в палате общин, представил свою поездку как триумфаль-
ную и не скупился на оценки по адресу Сталина. “Для меня, - сказал
он, - имела исключительное значение встреча со Сталиным. Главная
цель моего визита состояла в том, чтобы установить такие отношения
уверенности и открытости, которые я установил с президентом Руз-
вельтом. Я думаю, что, несмотря на языковой барьер, который создает
многие препятствия, мне в значительной степени это удалось... Для Рос-
сии большое счастье, что в час ее страданий во главе ее стоит этот ве-
ликий твердый полководец. Сталин является крупной и сильной лично-
стью, соответствующей тем бурным временам, в которых ему прихо-
194
дится жить... Я верю, что мне удалось дать ему почувствовать, что мы
являемся хорошими и преданными товарищами в этой войне, но это до-
кажут дела, а не слова... Одно совершенно очевидно, - заключил Чер-
чилль свой пассаж, - это непоколебимая решимость России бороться с
гитлеризмом до конца, до его окончательного разгрома”26.
Эти столь необычные для британской палаты общин и для Черчил-
ля оценки были не случайны. В тех исторических условиях они отвеча-
ли интересам Великобритании и настроениям большинства англичан.
Сталин дал оценку визиту Черчилля через два месяца в докладе, посвя-
щенном 25-й годовщине Октябрьской революции: “Наконец, следует
отметить такой важный факт, как посещение Москвы премьер-минист-
ром Великобритании г-ном Черчиллем, установившее полное взаимо-
понимание руководителей обеих стран”27.
Современные западные историки нередко высказывают сомнения
относительно успеха визита Черчилля в Москву28.
Действительно, ряд конкретных договоренностей не был реализо-
ван. Совместная высадка в Норвегии (операция “Юпитер”) не состоя-
лась; план участия ВВС западных союзников в обороне Кавказа (опера-
ция “Вельвет”) остался только на бумаге; договоренности об обмене во-
енно-технической информацией воспрепятствовал в то время госдепар-
тамент США. Тем не менее в целом, на наш взгляд, встреча двух лиде-
ров, их беседы и дискуссии способствовали взаимопониманию и объеди-
нению усилий стран антигитлеровской коалиции в борьбе против обще-
го врага.
1 В посланиях от 31 июля Черчилль информировал об отправке в СССР се-
верным морским путем очередного конвоя и сообщал о своем желании встре-
титься лично со Сталиным “в Астрахани, на Кавказе или в каком-либо другом
месте”. См.: Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президента-
ми США и Премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечест-
венной войны 1941-1945 гг. Том первый. Переписка с У. Черчиллем и К. Эттли
(июль 1941 г. -ноябрь 1945 г.) 2-е изд. М., 1986. С. 68-69.
2 Визиту Черчилля в Москву в 1942 г. и его переговорам со Сталиным по-
священа значительная литература. Советские записи трех бесед Сталина с Чер-
чиллем и ряд других документов опубликованы в сб.: Советско-английские от-
ношения во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М., 1983. Т. 1.
Ценные сведения об этом событии в истории антигитлеровской коалиции со-
держатся в труде У. Черчилля “Вторая мировая война”. Т. 4. Поворот судьбы.
М., 1955; а также в кн.: Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. М., 1989;
Уткин А.И. Черчилль. М., 1997; Сиполс В.Я. Великая победа и дипломатия. М.,
1999 и ряде других работ. Среди исследований западных историков выделим
прежде всего документы переписки У. Черчилля и Ф. Рузвельта, труд М. Гил-
берта “Уинстон Черчилль. Т. 7. Путь к победе 1941-1945”, дневники А. Кадога-
на, воспоминания А. Гарримана, личного врача Черчилля лорда Морана, майо-
ра А. Бирса - переводчика Черчилля: Churchill and Roosevelt: The Complete
Correspondence / Ed. with a Commentary W.F. Kimball. L., 1984. Vol. 1; Gilbert M.
Winston S. Churchill. Vol. VII. Road to Victory 1941-1945. L., 1986; The Diaries of Sir
Alexandr Cadogan. O.M. 1938-1945 / Ed. D. Dilks. L., 1971; Harriman W.A., Abel E.
Special Envoy to Churchill and Stalin. 1941-1946. N.Y., 1975; Lord Moran. Winston
195
Churchill. The Struggle for Survival. L., 1966; Ross G. Operation Bracelet: Churchill in
Moscow 1942 in Retreat from Power / Ed. D. Dilks. L., 1981; Carlton D. Churchill and
the Soviet Union. Manchester, 2000.
3 В Великобритании в отличие от СССР и США должности Верховного
главнокомандующего не существовало, но фактически таковым являлся
У. Черчилль, совмещавший должности премьер-министра и министра обороны.
В Каире ему предстояло принять решение о замене главнокомандующего вой-
сками на Среднем Востоке генерала К.Окинлека (с 1946 г. - фельдмаршал), ко-
торый не справлялся с руководством войсками. Располагая преимуществом в
силах, они длительное время не могли достичь успеха в боях с итало-немецкой
танковой армией “Африка” генерал-фельдмаршала Э.Роммеля. В результате
анализа обстановки на фронте и последущей телеграфной консультации с каби-
нетом министров новым главнокомандующим был назначен генерал X. Алек-
сандер (с 1944 г. - фельдмаршал), а командующим 8-й армией - основой боевой
мощи британских войск в Северной Африке - генерал Б. Монтгомери
(с 1944 г. - фельдмаршал). Назначения себя оправдали. Войска под их командо-
ванием нанесли поражение армии Э. Роммеля в боях под Эль-Аламейном
(23 октября - 4 ноября 1942 г.)
4 Этот самолет из-за неисправности двигателей возвратился в Тегеран, а
его пассажиры прибыли в Москву позднее на советском самолете. Всего в Мо-
скву прибыло 20 человек - 14 представителей Великобритании и 6 - США.
5 Черчилль У. Вторая мировая война. Том IV. Поворот судьбы / Пер. с англ.
М., 1955. С. 472.
6 StolerM. Allies and Adversaries. The University of North California Press, 2000.
P. 67
7 The Oxford Companion to World War II. Oxford, 1995. P. 1114.
8 The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt / Comp. S. Rosenman.
N.Y., 1969. Vol. 12. P. 22.
9 Справка Центрального архива ФСБ России от 17 июня 1998 г.
10 Беседы Сталина с Черчиллем 12, 13 и 15 августа 1942 г. опубликованы и
даются в кратком изложении. Подробнее см.: Советско-английские отношения
во время Великой Отечественной войны. Документы и материалы в 2-х т. Т. 1.
1941-1943. М., 1983. С. 265-276, 279-283 (далее - Советско-английские отноше-
ния). Другие документы, кроме заключительного коммюнике, публикуются по
архивным источникам.
11 Архив внешней политики РФ. Ф. 06. Оп. 4. П. 14. Д. 131. Л. 20-23 (далее
АВП РФ).
12 Фильм “Разгром немцев под Москвой” был погружен в один из самоле-
тов группы Черчилля в день отлета 16 августа 1942 г.
13 На обеде присутствовало около 100 человек. Черчилль отметил в мему-
арах: “Распространялись глупые истории о том, что эти советские обеды пре-
вращались в попойки. В этом нет ни доли правды. Маршал (Сталин. - Авт.) и
его коллеги неизменно пили после тостов из крошечных рюмок, делая в каж-
дом случае лишь маленький глоток. Меня изрядно угощали” (Черчилль У. Вто-
рая мировая война. М., 1955. Т. 4. С. 488).
14 Архив Президента РФ. Ф. 45. On. 1. Д. 282. Л. 48-52 (далее - АП РФ).
15 См.: Советско-английские отношения... С. 276-278.
16 17 августа 1942 г. части союзников (основу которых составляли канадские
подразделения) высадились в районе Дьеппа и в течение некоторого времени
удерживали небольшой плацдарм, но в конечном итоге были эвакуированы с
большими потерями. Некоторые западные историки высказывают мнение, что
диверсионная операция в районе Дьеппа преднамеренно была рассчитана на
провал как доказательство невозможности открытия второго фронта в 1942 г.
196
17 АП РФ. Ф. 45. On. 1. Д. 282. Л. 64.
18 Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 4. С. 495-496.
19 АП РФ. Ф. 45. On. 1. Д. 282. Л. 58-61.
20 Заключенный в квадратные скобки абзац был вычеркнут переводчиком
из записи текста беседы.
21 Public Record Office. Prem. 3/7612. P. 35-37. Встреча на квартире Сталина
затянулась до 3 часов ночи. Еще с вечера на даче Черчилля его ожидал поль-
ский генерал В. Андерс, назначенный эмигрантским правительством команду-
ющим польскими войсками в России и на Среднем Востоке, которого Черчилль
пригласил для беседы. По возвращении британского премьера на дачу они ус-
ловились провести переговоры в Каире. Полковник И. Джекоб, который про-
вел это время с Андерсом, констатировал в своих записях, что этот польский ге-
нерал и его окружение “не любили немцев, но русских они ненавидели” (Chur-
chill Archive Center. JACOB 1/17. P. 55).
22 АВП РФ. Ф. 06. On. 4. П. 14. Д. 131. Л. 27.
23 Советско-английские отношения... С. 283.
24 Churchill Archive Center 20/87; JACOB 1/17 и др.
25 Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. С. 323.
26 Public Record Office. FO 371 50804. P. 7.
27 Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1947.
С. 74.
28 Carlton D. Churchill and the Soviet Union. P. 100.
JI.B. Поздеева
БРИТАНСКАЯ ПОЛИТИКА ПО ДНЕВНИКАМ
СОВЕТСКОГО ПОСЛА И.М. МАЙСКОГО
(Из записей 1938-1941 годов)
Российскому и зарубежному читателю хорошо известны воспоми-
нания И.М. Майского о его работе в качестве полномочного представи-
теля (с 1941 г. - посла) Советского Союза в Великобритании в 1932-
1943 гг.1 Недавно рассекречен дневник этого крупного дипломата2.
Данная статья знакомит с записями, сделанными им в кан