ВЕНИАМИН
ШАЛАГИНОВ
 ЗАЩИТА
 ПОРУЧЕНА
 УЛЬЯНОВУ
 «СОВРЕМЕННИК.
 МОСКВА
 1977

P2
 Luia
 Шалапжов  В.  К.
 Ш18  Защита  поручена  Ульянову.  М.,  «Современник»,
1977.
 253  с.
 Кинга  Вениамина  Шалагипсва  лосвнтспа  Ленину-адвокату.  Пи¬
сатель  исследует  именно  эту  сгсрону  биогр/'фг.н  Ильича.  В  основе  кни¬
ги  —  18  недлинных  дел,  по  котором  Ленин  выступал  в  1692—j  893  годах
в  Самарском  окружном  суде,  зяшншам  сбе'-’лолсышх  тружеников.
 Глубина  исследования,  рзьолковпшу.счь  пс-ьесгвованин  —  вот  чем
подкупает  книга  о  Леннне-к>исте.
 7с  302—К:9
 ^  Ш06(03)—77  110-77 	Р2
 С  ИЗДАТЕЛЬСТВО  «СОВРЕМЕННИК»,  1977  г.

помощник
 ПРИСЯЖНОГО
 ПОВЕРЕННОГО
 9Л1ЯНОВ

Профессор  X.  пригласил  ме¬
ня  в  кабинет  и  из  глубины  большого  кожаного  кресла
принялся  расспрашивать  —  сначала  о  теме,  которую  я  вы¬
брал  для  дипломной  работы,  потом  о  материалах,  «о  под¬
мостках  к  сочинению».
 —  Материалы?  О,  их  больше,  чем  надо!
 —  Их  нет  вовсе,—  возразил  X.,  устало  прикрывая
веки.
 —  Tabula  rasa1,  мой  друг.  Чистая  доска.—  Он  снял
с  полки  томик  в  мягкой  обложке.—  Тринадцатая  страни¬
ца,  помнится...  Да.  Читайте  вот...
 В  руках  профессора  была  «моя»  книжка  —  десятый
выпуск  «Красной  летописи»,  тот  самый,  в  котором  я  «от¬
крыл»  удивительнейшую  тему  своего  диплома: 	«Лешш-
 адвокат».
 —  Вам  это  знакомо?—X.  разомкнул  веки.—  И  вот  эти
слова?—Он  нацелился  взглядом  в  страничку  и  прочел
вслух:—Ленин  был  приписан  помощником  к  знаменитому
тогда  присяжному  поверенному  Волькепштейну,  однако
адвокатской  практикой  не  занимался  п  даже  не  думал
о  ней...
 —  Но  ведь  заметка  так  и  называется:  «Леннн-адвс-
кат».  Если  материалы  позволяют  написать  заметку,  зна¬
чит,  можно...

—  Ничего  другого  нельзя.  Заметка  в  «Красной  лето¬
писи»—  это  всего  лишь  штришок: 	самарский 	адвокат
 Ульянов  прибывает  в  Петербург.  Обозначение  темы,  если
хотите,  потенция...  Простите  за  примитив:  чтобы  возвести
железный  мост,  потребно  железо.  У  вас  есть  оно?  Ну  хотя
бы  одна  ленинская  защита,  одно  дело,  которое  он  вел
в  Самаре  или  Петербурге?  Что,  что?  Эпистсляркй  и  ме¬
муары?  Тогда  позвольте  спросить  вас,  мои  юный  собрат,
чьи  это  письма  и  чьи  мемуары  вы  намечаете  пустить
в  ход?  Луначарского?  Лалаянца?  Не  хотел  бы  огорчать
вас,  по  это  железо  для  другого  моста.  Ни  Луначарский,
пи  Лалаянц  не  видели  Ленина  за  адвокатским  столи¬
ком...
 Правда  была  на  стороне  профессора.  Но  ведь  бегут
и  от  правды...
 Я  поднялся.
 —  Я  хотел  бы  попробовать,  профессор.
 —  Вас  не  убеждают  мои  доводы?
 В  хорошо  поставленном  голосе—мотки  превосходст¬
ва  и,  пожалуй,  раздражения.  Обидно!  Профессор  не  ви¬
дит,  не  хочет  видеть  ни  меня  в  моем  увлечении,  ни  той
длинной  дороги,  которую  это  увлечение  прошло.  Уже  год
как  с  кропотливым  усердием  я  переписываю  в  памятную
тетрадь  куски  из  воспоминаний  о  Ленине-ораторе,  копи¬
руя  красной  тушью  —  непременно  красной—  гравюры,
рисунки  и  даже  автографы  Владимира  Ильича  —  «дип¬
лом  ка»,  конечно  же,  будет  с  иллюстрациями...  Нет  под¬
линных  дел?  Ни  Луначарский,  ни  Лалаянц,  иикто  другой
не  Ендел  Ленина  за  адвокатским  столиком?  Но  такое  ли
уж  это  несчастье,  если  я  вижу  его  сам?  Полемические
речи  Ленина,  его  письма,  письма  к  нему,  публикации
в  «Красной  летелнеи»  и  «Красном  архиве»,  декреты,  ре¬
шения,  директивы,  им  написанные,  гравюры,  холсты,
эскизы,  фотографии,  воспоминания  друзей-сдинсмышлеи-
инков.
 Нет.  решение  неколебимо...  И  как-то  сам  собой  —пре¬
дерзкий  ответ  в  лицо:
 —  Вы  не  помогаете...  долу,  профессор...
 —  Какому?  Детской  игре  в  серьезное?
 —  Как  хотите,  но  писать  я  буду  только  об  этом!..
 А  вечером  в  своем  студенческом  дневнике,  который
я  пышно  нарек  «Водопадом  дней»,  записал  красными  чер¬
нилами:  «Год  1928.  Май  16.  Сегодня  их  премногознаюшая
 6

светлость  соизволила  прихлопнуть  то,  чем  я  жил.  Но  я
не  закрываю  за  собой  дверь,  профессор.  Я  еще  вернусь!»
 И  вернулся...  через  тридцать  шесть  лет.
 I
 О  апреля  1954  года  я  получил  доставленные  из  хра¬
нилища  в  читальный  зал  Центрального  нартархква  две
великан-папки,  два  картонных  «чемодана»  с  делами,  ко¬
торые  в  1392—  1893  годах  вел  .Ленин  в  Самарском  окруж¬
ном  суде.
 Кла;:!
 Но  к  чувству  праздничной  взволнованности,  которое
тотчас  прихлынуло  и  теснит  меня,  прибилась  смутная  гор¬
чинка  сомнения:  «То  пли  не  то?»  «!о;>  —  значит,  в  папках
подлинные  дела  царского  присутствия,  клад  в  натуре,  «не
то»  —  фотокопии  дел,  продукция  фотографов,  а  не  «дья¬
ков».
 Торопливо  развязываю  тесемки  «чемодана».
 То!
 Посередине  белого  тонкого  листа  тяжкой  гирей  —  ка¬
зенный  вензель  с  ятыо  «Дело»2.  Под  вензелем  —  буковки-
таракашки:
 «Самарского  окружного  суда  по  1-му  столу  уголовного
отделения  о  лишенном  прав  отставном  рядовом  Василии
Петрове  Красноселозе,  обвиняемом  в  краже».
 Еще  ниже:
 «Началось  сентября  15  дня  1892  года».
 По  верхнему  срезу  листа:
 «№  272  по  настольному  1892  года  Самаоского  уезда».
 То!
 Открыта  первая  страница  —  «Подготовительные  к  су¬
ду  распоряжения»,  и  уже  на  пей,  на  бумажке  JV>  1,—  имя
Ульянова:  три  лихих  неразборчивых  завитка  графитным
карандашом  —  обозначение  адвокатского  «титула»,  и  ма¬
люсенькая  справка: 	«Ульянову  о  защите  сообщено
 25  февраля  за  ЛЬ  1125».
 Адзокат  Ульянов.
 Листаю  лист  за  листом,  и  от  сознания,  что  это  те  са¬
мые  листы  и  то  дело,  которое  семьдесят  два  года  назад
читал  Ленин,  приходит  чувств-)  счастливой  растерянно¬
сти,  почти  оторопи  —  он  это  штудировал,  а  вот  тут  под¬
черкнул,—  чувство  повоз,  сильное,  похожее  на  то,  что
 г

волновало  поэта  в  зимних  шушенских  Саянах,  когда  из-
под  пера  его  ложилось  на  бумагу:
 Благоговейно  в  домике-музее
 Я  у  стола  рабочего  стою.
 Тут  Ленин  жил,  за  этот  стол  садился...
 Мыслители  так  и  не  сказали  людям,  что  такое  счастье,
ко  люди  и  сами  узнают  его,  когда  оно  приходит.  Что  и  го¬
ворить,  мне  здорово  повезло,  и  я  знаю,  каким  словом  это
называется.
 В  3  часа  30  минут  пополудни  5  марта  1892  года  Ленин
впервые  занимает  место  за  адвокатским  столиком.
 Перед  судебным  присутствием  —  дело  №  20  «о  кре¬
стьянине  Василии  Федорове  Муленкове,  судимом  за  бого-
хуленнс».  В  ажурной  виньетке  обвинительного  акта  —
«пропись  содеянного»:  «12  апреля  1891  года  в  селе  Ши-
ланском  Ключе  Самарского  уезда  вошел  в  бакалейную
лавочку  крестьянин  Василий  Муленков.  В  лавке  в  то
время  находились  крестьяне  Михаил  Борисов  и  Федор
Самсонов:  в  разговоре  с  ними  Муленков,  будучи  в  не¬
трезвом  виде,  начал  ругаться,  причем  матерно  обругал
богородицу  и  святую  троицу...»
 Мелкий  уголовный  случай...  Да  и  уголовный  ли?  Ско¬
рей,  обыденщина,  серое,  как  шинельное  сукно,  полицей¬
ское  происшествие  для  протокола  урядника,  для  денежно¬
го  штрафа,  налагаемого  без  суда  и  следствия.
 Грубое  мужицкое  слово,  невежественное,—  тридцать
миллионов  россиян  пухло  тогда  от  бесхлебицы,—  пущен¬
ное  с  горя  у  лавочного  хлеба,  которого  не  купить,  при  му¬
жиках,  при  своей  же  деревенщине,  без  умысла  повредить
вере,  и  вот  —  закрытая  дверь,  стража,  чопорное  трио  ко¬
ронных  судей,  брелоки,  чернолаковые  бутылки  сапог,  бо¬
роды  клинышком,  бороды  лопатой...  Суд.
 Первое  впечатление  —  защита  легка  п  беспроигрышна.
Нет  умысла,  а  следовательно,  и  нет  преступления.
 Чтобы  убедить  в  этом  присяжных,  достаточно  потрясти
над  адвокатским  столиком  учеными  книгами...
 Умышленное  преступление  —  это  всегда  нападение.
Нападение  на  чьи-то  права.  И  не  ради  самого  нападения,
а  ради  определенных  преступных  последствий.  Вор  ворует
не  ради  воровства,  а  ради  чужой  денежки.  Убийца  хочет
 8

чьей-то  смерти.  Чего  же  хотел  Муленков  в  бакалейной
лавке?  Поколебать  веру?  Вздор.  То,  что  он  сделал,—  ие-
v  римннальное,  неуголовное  нарушение.  Проступок...
 Твержу  про  себя  в  тоне  незатейливой  детской  драз¬
нилки:  «Нот  умысла  —  пет  преступления,  нет  преступле¬
ния  —  пет  наказания».  Обвинение  разваливается.
 Но  так  ли?  Ищу  защитительную  речь  Ленина.  Что
в  пей?  Как  он  строил  свою  первую  защиту?
 На  листе  42  судебного  производства  —  сухая  регистра¬
ция:
 «Товарищ  прокурора  поддерживал  обвинение,  изло¬
женное  в  обвинительном  акте,  и  полагал  определить  Му-
ленкову  наказание  по  2  степени  38  ст.  Улож.  о  наказ.  Под¬
судимый  в  свою  защиту  п  в  последнем  слове  снова  сос¬
лался  на  состояние  сильного  опьянения,  в  котором  он  на¬
ходился».
 Странное  умолчание  о  защитнике.  «Товарищ  прокуро¬
ра»,  «подсудимый»...  А  где  же  защитник?  Нельзя  и  по¬
мышлять,  будто  его  не  было  вовсе.  Это  невозможно  по
правилам  процессуального  «обряда».  Да  вот  и  запись:
 «По  открытии  заседания  подсудимый  занял  место  на
скамье  подсудимых  под  охраной  стражи,  защитником
подсудимого  был  помощник  присяжного  поверенного
Ульянов,  избранный  самим  подсудимым».
 Ни  приговор  суда,  ни  бумаги,  подшитые  до  приговора
и  после  него,—  словом,  ничто  в  деле  так  и  не  сказало,
каким  же  было  защитительное  слово  Ленина,  что  стояло
в  просительном  пункте  —  ходатайство  об  оправдании,
о  внимании  и  великодушии  к  подсудимому?
 Что  ж  это  —  пустота?  Tabula  rasa?
 Не  может  быть!
 Слова  этой  защиты,  надо  думать,  действительно  поте¬
ряны  и  для  истории,  и  для  права.  Но  мысль?  Разве  мысль
гения  когда-нибудь  уходила,  ничего  не  оставив?  Она,  без
сомнения,  оставила  себя  и  в  этом  суде,  в  этом  деле.
 Но  в  чем  же  конкретно?
 Очевидно,  прежде  всего  в  результате?  Результат  —
главный  плод  мысли.
 Читаю  приговор.  Наказание,  назначенное  Муленкову,
сравнительно  нестрого.  Протокол  добавляет  к  тому  —
позиция  государственного  обвинения  еще  снисходитель¬
ней.  Ситуация  прямо-таки  редкостная:  после  речи  Улья¬
нова  Радковскпй,  товарищ  прокурора  Самарского  окруж¬
 9

ного  суда,  поднимается  над  столиком  обвинения  и  просит
наказать  «-богохульника»  по  2-й  степени  38-й  статьи  Уло¬
жения  о  наказаниях,  а  самарская  Фемида  бьет  жестче,
по  1-й  степени,  но  и  это  «жестче»  —  не  потолок  санкции,
а  потому  и  сравнительно  нестрого  —  год  тюрьмы.
 Что  это?  Доброе  сердце?  Попытка  удержаться  на  хво¬
сте  под  напором  справедливой  воинствующей  защиты?
Тогда  почему  не  полное  оправдание?  Ведь  лучшие  умы
правоведения  российского  (да  и  только  ли  российского?)
требуют  для  преступления  либо  заксноиротнвного  умыс¬
ла,  либо  заионопротпзнон  неосторожности,  а  тут  ни  того,
пи  другого.  Так  и  пол-России  можно  упечь  в  тюрьму!
 Многое  объяснял  сам  уголовный  закон.  В  нем  не  на¬
шлось  общего  требования  о  «виновном  умонастроении».
К  чему  тонкости?  Необходимо  наказание  без  вины.  Ста¬
тья  180-я  Уложения  о  наказаниях,  поставившая  мужика
Муленкоза  перед  присяжными,  читалась  так:
 «Если  будет  доказано,  что  позволивший  себе  в  публич¬
ном  месте  произнести  слова,  имеющие  вид  богохулепия
или  же  поношения  святых  господних  или  же  порицания
веры  и  церкви  православной,  учинил  сие  без  умысла
оскорбить  святыню,  а  единственно  по  иеразумению,  не¬
вежеству  или  пьянству,  то  он  подвергается  заключению
в  тюрьме...»
 Просто-то  как!  Скатилось  с  языка  грубое  мужицкое
слово,  «имеющее  вид»  (?!)  богохульства  —  пускай  без
умысла,  без  желания  оскорбить  бога,  пускай  даже  в  спо¬
ре  за  бога  (бывало  на  Руси  и  такое),—  и  нате:  180-я!  Суд
за  закрытой  дверью,  тюремное  заключение.  Если  «возло¬
жение  хулы  па  славимо  го  в  единосущной  троице  бога»
совершено  с  умыслом  —  каторга  до  15  лет  (статья  176),
а  вот  так,  без  умысла,  без  намерения  оскорбить  святы¬
ню—  «просто»  тюрьма.
 Картина  «мелкого  случая»,  происшедшего  в  деревен¬
ской  лавочке,  живо  вставала  со  страниц  уголовного  дела.
Однако  не  только  доказанность  события  и  дичайшая  не¬
справедливость  закона  делали  защиту  трудной,  почти
«битой».  Был  и  еще  один  уеложпптель  ее  —  царь.  В  бума¬
гах  суда  —  пострадавший  только  бог.  В  материалах  пред¬
варительного  следствия  главное  пострадавшее  лицо  —
царь.
 Мужик  обидел  царя.  Об  этом  говорили:
лавочиик-бакалейщик  в  доносе  на  имя  полицейского
 10

урядника  2-го  участка  Самарского  уезда: 	«Муленков...
 выражался  разными  неприличными  словами  и  обругал
паря  и  бога  скверно,  матерное;
 сын  лаго-:н;:ка  па  допросе  у  следователя:  «Б  бакалей¬
ной  лапке  я  читал  книжку  про  убпнетЕо  нашего  царя.  На
г  Слежке  был  изрисован  портрет  государя.  Я  показал  с;  о
Мулснксву  Василию  и  сказал:  «Ты  знаешь,  кто  зто  та¬
кси?»  Муленков  после  этого  стал  ругать  царскую  фами¬
лию  и  пресвятую  богородицу^;
 урядник:  «Муленков...  начав...  ругать  пресвятую  бо¬
городицу  и  транцу,  затем  ругал  государя  императора
и  его  наследников,  говоря,  что  государь  неправильно  рас¬
поряжается...»
 Второе  обвинение!  Тайное,  теневое,  не  предъявленное
подсудимому.  Ни  в  статье  уголовного  закона,  ни  в  обви¬
нительном  акте  его  не  было.  За  зто  нес  у  д  и  ли,  н  о  з  а
это  наказывали.
 Как  защитить  мужика  от  того,  в  чем  его  не  обвиняют,
о  чем  лишь  думают?  Как  защитить,  если  закон  уже  осу¬
дил  и  если  приговор  будет  писать  торговая  Самара,  вер¬
ноподданническая,  богобоязненная?
 Генин  Ленина  нашел  решение  этой  трудной  задачи.
 Но  как?  Что  говорил  он  в  своей  первой  судебной  речи?
 Снимаю  с  открытого  стеллажа  ленинский  томик.  Где-
то  говорилось  о  статье  180.  Хотя  п  пе  прямо,  помнится.
Да  вот:
 «...существовали  и  применялись  средневековые,  инкви¬
зиторские  законы  (по  сю  пору  остающиеся  в  наших  уго¬
ловных  уложениях  и  уставах),  преследовавшие  за  веру
или  за  неверие,  насиловавшие  совесть  человека...»3
 Слова  эти  написаны  Лениным  в  декабре  1S05  года.
Но  можно  ли  поручиться,  что  они  не  были  сказаны  им
тринадцатью  годами  раньше  на  негромком  тайном  про¬
цессе  сельского  портного?  Ведь  средневековые  законы,
«по  сю  пору,  остающиеся  в...  уголовных  уложениях  и  ус¬
тавах»,—  это  и  ость  статья  180  и  более  тридцати  се  сестер
из  глав  и  отделений  уголовного  закона  о  ересях  и  раско¬
лах,  о  богохуленни  и  порицании  веры,  об  уклонении  ог
постановлений  церкви  и  прочее  и  прочее.  Это  и  первый
раздел  (именно  первый!)  Свода  уставов  о  предупрежде¬
нии  и  пресечении  преступлений  с  подробнейшей  регла-
 11

мептацней  того,  что  должны  делать...  «губернаторы,  мест¬
ные  полпшш  п  вообще  все  места  и  лица,  имеющие  началь¬
ство  по  части  гражданской  или  военной»  для  пресечения
действий,  «клонящихся  к  нарушению  должного  уважения
к  вер  с»,  с  удивительно  нелепым  списком  неправовых  тре¬
бовании,  обращенных  к  мирянам:  «...входить  в  храм  бо¬
жий  с  благоговением,  без  усилия»  (статья  3-я),  во  время
присутствия  в  церкви  императорской  фамилии  «простран¬
ство  от  места,  где  духовенство  священнодействует,  до
мест,  для  нее  назначенных,  никому  не  занимать»  (ста¬
тья  5),  не  заходить  во  время  службы  в  алтарь  (ста¬
тья  4)—с  общим  «высокоторжественным»  принципом:
«Мир  и  тишину  в  церкви  должна  охранять  местная  по¬
лиция»  (статья  10).
 Полиция?  А  бог?  Разве  сам  бог,  определяющий,  по
смыслу  религиозной  догмы,  будущее  миров  и  народов,
императоров  и  простых  тружеников,  разве  он,  кому  все
доступно,  бессилен  защитить  свое  царство,  своих  слуг
и  нуждается  в  защите  земного  правосудия?  Или  не  прав
Фейербах?  И  кто-то  способен  с  позиции  веры  и  науки
о  вере  опровергнуть  его  известное  замечание  о  том,  что
«невозможно,  чтобы  божество  было  оскорблено,  немыс¬
лимо,  чтобы  оно  мстило  человеку  за  оскорбления,  нелепо,
чтобы  его  можно  было  удовлетворить  наказанием  его
оскорбителей...»?
 Боюсь  ошибиться,  но  что-то  подобное  я  слышу  в  пер¬
вом  защитительном  слове  Ленипа-адвоката.
 Критика  тогдашнего  положения  —  это  и  была  защита.
Религия  стала  полицейской  —  так'ее  называл  позже  Ле¬
нин,—  область  права  смешалась  с  религией,  греховное
стало  называться  преступным.
 Критиковать  замшелое  средневековье  в  законе,  пред¬
взятость  и  подстроенность  обвинения  —  это  и  означало
защищать.  Не  будь  180-й,  не  было  бы  и  преступления
Муленкова,  был  бы  проступок,  извиняемый  темнотой
и  придавленностью  русского  мужика.  Защита  критикой  —
это  ленинская  непримиримость,  отвечавшая  его  взглядам
на  старый  суд,  на  бескомпромиссную  защиту  в  старом
суде.
 Писал  же  он  в  1901  году  в  «Случайных  заметках»:
 «Улица  хочет  видеть  в  суде  не  «присутственное  место»,
в  котором  приказные  люди  применяют  соответственные
статьи  Уложения  о  наказаниях  к  тем  или  другим  отдел  fa-
 12

иым  случаям,—  а  публичное  учреждение,  вскрывающее
язвы  современного  строя  и  дающее  материал  для  его  кри¬
тики,  а  следовательно,  и  для  его  исправления»4.
 Или  вот  это  из  общеизвестного  письма  к  Стасовой:
 «Брать  адвокатов  только  умных,  других  не  надо.  За¬
ранее  объявлять  им:  исключительно  критиковать  и  «ло¬
вить»  свидетелей  н  прокурора  на  вопросе  проверки  фак¬
тов  и  подстроепиости  обвинения,  исключительно  дискре¬
дитировать  шемякннекпе  стороны  суда»5.
 «Исключительно  критиковать»,  «исключительно  дис¬
кредитировать»...
 Просится  мысль-догадка:  закон  освобождает  судей  от
необходимости  уличить  Мулснкова  в  умысле.  Это  зна¬
чит—  стройте  дом  без  любой  из  его  четырех  степ!  Какой
здравомыслящий  станет  строить  такой  дом  или  признает
такой  дом  за  дом?..  Закон  не  требует  для  обвинения  в  бо¬
гохульстве  самого  богохульства.  Казалось  бы,  наконец-
то  определенное  требование!  Ан  нет.  Правительствующий
сенат  освобождает  обвинителя  и  от  этого  требования.  Он
так  ловко  истолковывает  понятие  публичности,  что  от
него  не  остается  н  тени.  Видите  ли,  публичность  имеется
и  тогда,  когда  действие  происходит  в  присутствии  лишь
одного  лица,  если  только  существует  возможность  досту¬
па  в  определенное  место  третьих  лиц.
 Какой  темный  и  страшный  лес  официального  произ¬
вола!
 Дочитана  последняя  страница  судебной  повести...  Что¬
бы  не  нарушать  цельности  впечатления  от  трудной  судь¬
бы  и  трудной  защиты,  не  открываю  нового  дела  и,  завязав
на  «чемодане»  тесемки,  какое-то  время  стою  у  окна.  Глу¬
бокая  и  чистая  синева  вечернего  неба  —  и  грязь  прошлого
века.  «До  царя  далеко,  до  бога  высоко».
 Как  повернулась  бы  жизнь  царева  «обидчика»  без
ленинской  защиты?  Долго  ли  он  жил  на  белом  свете,
узнал  ли  когда-нибудь,  что  Ульянов,  самарский  адво¬
кат,—  это  Ленин,  что  его  защищал  Ленин?  Какие  чувст¬
ва  и  мысли  вынес  он  из  судебного  зала,  что  думал  о  сво¬
ем  защитнике?
 В  обложках  мулеиковского  дела  не  было  ничего,  что
проливало  бы  свет  на  отношения  Ленина  и  его  подзащит-
 13

него  после  суда.  А  вот  в  одной  из  великан-папок  кое-что
нашлось.  Нашлось...  еще  одно  уголовное  дело  Муленкова.
 Интересная  подробность:  5  марта  —  первый  «судный
день»  Ленина,  он  защищает  Муленкова,  1G  апреля  —
третий,  и  снова  за  его  щитом  —  Муленков.  Тот  же  адво¬
кат  и  тот  же  подзащитный.
 Надо  заметить,  что  первоначально  ордер  на  новую  за¬
щиту  Муленкова  —  от  казны,  но  назначению,  был  выдан
О.  Г.  Гкршфельду,  весьма  сведущему  юристу,  присяж¬
ному  поверенному  самарской  адвокатуры,  но  в  самый  ка¬
нун  процесса  О.  Г.  Гпршфельд  обратился  к  председателю
окружного  суда  с  ходатайством  освободить  его  от  этой
защиты,  так  как  Муленков,  а  с  ним  и  еще  шесть  подза¬
щитных  Гпршфельда  «выразили  желание  иметь  своим
защитником  помощника  присяжного  поверенного
В.  Ульянова».
 Просьба  Гпршфельда  была  удовлетворена,  и  на  его
рапорте  появилась  надпись:
 «Обязанности  защиты  подсудимых  Тишкина,  Зорина,
Уждииа,  Зайцева,  Красильникова,  Гайского,  Муленкова
принять  на  себя  согласен.  Пом.  прис.  пов.  В.  Ульянов».
 В  желании  Муленкова  и  на  втором  его  процессе  видеть
за  адвокатским  столиком  прежнего  своего  защитника  —
признание  его  достоинств.  II,  конечно  же,  надежда.
 Однако  сбылась  ли  она,  эта  надежда?
 Да.  II  самым  чудесным  образом.  Второй  приговор  ни¬
чего  не  прпбазил  к  первому  —  тот  же  год  тюрьмы.
 Значит,  оправдание?
 Нет,  обвинение.
 Точнее  —  обвинение  п  оправдание.
 Новое  дело  Муленкова  —  фальшивка  самарской  поли¬
цейщины.  Полуголом  раньше  случая  в  бакалейной  лавке
одной  бабке  «поблазнплось»  спросонья,  будто  в  избу  ле¬
зет  «хититель»  —  зазвенело  разбитое  стекло.  «Хптптель»
ничего  не  украл,  никто  не  видел  его  в  лицо,  но  вот  объ¬
явился  «богохульник»  Муленков,  и  в-полицейском  участ¬
ке,  поворошив  ветошь,  сказали  —  он.
 А  тут  у  Афимьи  Прокасвсй  пропала  с  «незапертого
двора»  исподняя  рубашка.  II  эта  пропажа  стала  виной
Муленкова.
 Потом  еще  одно  фальшивое  лыко  в  строку.  И  еще.
Словом,  спал,  спал  мужик  и  выспал:  четыре  дела  о  кра¬
жах.
 14

II  странное  совпадение:  в  процессуальной  роли  по¬
терпевшего  по  одному  из  дел  —  Алексеи  Борисов,  тот  са¬
мый  лавочник,  что  написал  в  свое  время  верно::одданн.>
чеекий  донос  па  Мулспксва.  Теперь  он  «нижайше»  изве¬
щал  власти,  что  Муленков  тайно  проник  в  его  заведение
и  украл  2  рубли  60  копеек  вместе  с  портмоне,  в  котором
они  хранились.
 ...Защитительное  слово  Ленина.  Проформа  с  запол¬
нением  вопросного  листа  —  и  присяжные  приносят  из  со¬
вещательной  комнаты  три  оправдания.  «Мет,  не  вино¬
вен»,  «пет,  по  виновен»,  «нет,  не  виновен».  Три  оправда¬
ния  —  три  приговора,  полицейщине,  свидетельство  бес¬
честья  и  поражения  обвинителей.  Только  борисовское
портмоне  «выстрелило».
 Но  и  этот  пункт  обвинения  был  настолько  шаток  и  ма¬
лодоказателен,  что  коронное  трио  не  решилось  нарастить
срок,  отмеренный  по  судебному  решению  о  «богохуле-
нии».
 Приговор  без  наказания!  Торговая  Самара  отказыва¬
ла  и  себе  и  своим  принципам!  Почему?  Очевидно,  потому,
что  привыкшая  считаться  только  с  силой,  она  и  увидела
эту  силу6.
 2
 «Ленин  не  хочет  ослепить,  увлечь,  он  хочет  только
убедить...»7  —  это  слева  Клары  Цеткин.
 И  Ленин  убеждает...  даже  торговую  Самару.  Первые
два  процесса  —  и  столь  удивительная  победа  молодого
адвоката.
 А  как  по  остальным  делам?  Часто  ли  его  мнение  ло¬
жилось  на  бумагу,  становясь  судебным  решением?
 Свой  следующий  день  работы  над  архивом  Самар¬
ского  окружного  суда  я  начал  со  статистики  результа¬
тов.
 Но  прежде  несколько  ленинских  вех..,
 Известно,  что  экзамены  за  высшую  школу  права
Ленин  держал  экстерном  перед  испытательной  комиссией
Петербургского  университета,  составленной  из  наиболее
маститых  ученых  того  времени.  Декан  юридического  фа¬
культета  В.  Сергеевич,  председатель  комиссии,  профессор
 15

Ф.  Мартене,  Н.  Дювернуа,  II.  Фойпнцкпн  представляли
своими  работами  мировую  пауку  права.  По  веем,  без
исключения,  предметам  испытуемый  получил  высший
балл.  В  дипломе,  помеченном  14  января  1892  года,  го¬
ворилось:
 «...на  основании  ст.  81  общего  устава  Императорских
Российских  Университетов,  23  августа  1884  года,  Влади¬
мир  Ульянов  в  заседании  Юридической  испытательной  ко¬
миссии  15  ноября  1891  г.,  удостоен  диплома  первой  сте¬
пени,  со  всеми  правами  н  преимуществами,  поименован¬
ными  в  ст.  92  устава  и  в  У  п.  Высочайше  утвержденного
в  23  день  Августа  1884  года  мнения  Государственного
Совета».
 По  курсу  уголовного  права  и  судопроизводства  в  экза¬
менационном  билете  стояло:  «Защита...»  Случай  поставил
это  слово  в  билет,  но  не  случай  сделал  судебную  защиту
родом  деятельности  молодого  юриста.
 А.  И.  Ульянова-Елизарова,  сестра  Ленина,  пишет
в  своих  воспоминаниях:  «По  получении  диплома  Влади¬
мир  Ильич  записался  помощником  к  присяжному  пове¬
ренному  Хардину,  видному  представителю  тогдашнего  ли¬
берального  общества  в  Самаре,  человеку  очень  умному,
которого  Владимир  Ильич  ценил»8.
 30  января  1892  года  общее  собрание  Самарского  ок¬
ружного  суда  особым  определением  зачислило  Ленина
в  корпорацию  адвокатов.  Однако  «права»  и  «преимуще¬
ства»,  полученные  с  высшими  баллами  и  дипломом  пер¬
вой  степени,  не  избавили  его  от  необходимости  исходатай¬
ствовать  «удостоверения  подлежащих  властей  в  благо¬
надежности»,  и  поэтохму  выдача  свидетельства  на  право
«хождения  по  чужим  делам»  всячески  тормозилась.  Лишь
2  июля  на  отношении  председателя  Самарского  окруж¬
ного  суда,  адресованном  в  департамент  полиции,  возник¬
ла  «дозволяющая»  резолюция:  «Оставить  Ульянова  под
негласным  надзором  и  уведомить  о  неимении  препятст¬
вий  к  выдаче  свидетельства  на  право  хождения  по  де¬
лам».
 5  азгуста  1892  года  в  «Самарских  губернских  ведо¬
мостях»—  официальная  публикация  о  решении  выдать
Ульянову  «просимое  свидетельство»,  а  через  год  с  не-
бллынпм  —  новая  веха:  Петербург.
 В  Петербург  Ленин  ехал  адвокатом.  В  архивах  мини¬
стерства  юстиции  Российской  империи  (дело  №  10070  за
 16

1853  год  со  списками  помощников  присяжных  поверен¬
ных)  сохранилась  такая  запись:
 «Ульянов,  Владимир  Ильич,  ок.  к.  юрнд.  наук,
(записан)  у  М.  Ф  Водькенштенна  с  3  сент.  1893  г.
в  С.  Птр».
 Излишне  говорить,  что  петербуржцем  Ленина  сделали
не  соблазны  столичной  адвокатуры.
 В  гимназические  годы  он  очень  любил  и  нередко  гром¬
ко  читал  па  переменах  ходившие  по  рукам  стихи  с  про¬
роческим  обращением  Емельяна  Пугачева  к  екатеринин¬
ском  у  в  ел  ь  м  ож  с:
 Вороненок  я  —  не  ворон.
 Ворон  скоро  прилетит.
 К  сытым  мести  будет  полон,
 Всех  несытых  ублажит.
 Эти  строки  невольно  приходят  на  память,  когда  ду¬
маешь  о  приезде  Ленина  в  рабочий  Питер,  в  цитадель
зреющей  революции.  «Довольно  нам  «промеж  себя  рево¬
люцию  пущать»,  пойдем  к  рабочим»,—  призывал  он  сво¬
их  друзей-еднномышленников  еще  в  Самаре.
 Друзья-едниомышленники  Ленина  по  Самаре  —  зто
созданный  им  здесь  первый  кружок  марксистов:
А.  П.  Скляренко,  И.  X.  Лалаянц,  В.  И.  Ионов,  И.  А.  Куз¬
нецов,  М.  И.  Лебедева,  М.  И.  Семенов,  А.  А.  Беляков,
 А. 	М.  Лукашевич,  С.  М.  Моршанскан.  Самарцы-маркспе-
ты  увлеченно  и  страстно  изучают,  пропагандируют,  от¬
стаивают  великое  учение.  В  споре  с  заезжим  народниче¬
ским  агитатором  Росспнсвичем  на  большом  «журфиксе»,
устроенном  самарскими  народниками  на  квартире  зубно¬
го  врача  Кациельсон  с  надеждой  разнести  «чуждую»  Рос¬
сии  теорию  Маркса,  Ленин  не  просто  одерживает  верх.
Это  выступление,  по  словам  А.  А.  Белякова,  привлекает
деятельное  внимание  интеллигенции  и  учащихся  к  марк¬
сизму.
 Споры  на  «журфиксах»  разномыслящей  интеллиген¬
ции,  рефераты  в  кружке  марксистов,  статьи  по  трудам
либеральных  народников  (В.  П.  Воронцова,  С.  Н.  Кри¬
венко)  с  критикой  их  антинаучных  положений,  живое  об¬
щение  с  рабочими,  крестьянами  —  все  это,  как  и  многое
другое,  дает  Ленину  неоспоримые  данные  для  его  науч¬
ных  обобщений.  Здесь  берет  начало  его  первая  крупная
работа  «Что  такое  «друзья  народа»..Л».
 17

Самара  для  Ленина  —  это  постижение  Маркса,  тут  он
сложился  как  марксист.  «Годы  жизни  в  Самаре  и  еще
ранее  год  в  Казани,—  указывала  в  воспоминаниях  сестра
Ленина  Анна  Ильинична,—  являлись  лишь  подготови¬
тельными  для  его  работы,  разлившейся  затем  так  широко.
Ко  эти  годы  были  вместе  с  тем  самыми  важными,  пожа¬
луй,  годами  в  жизни  Владимира  Ильича:  в  это  время
складывалась  и  оформилась  окончательно  его  революци¬
онная  физиономия»9.
 Новые  возможности  открывал  перед  Лениным  Петер¬
бург.  Переезд  в  столицу  —  это  выход  на  раздольное  поле
революционной  борьбы.
 И  если  выступления  в  суде  не  были  его  главным  за¬
нятием  в  Самаре,  то  тем  более  они  не  могли  быть  этим
главным  занятием  в  Петербурге.
 Но  и  в  Петербурге  Ленин  не  порывал  с  адвокатской
практикой  —  готовил  защитительные  досье  для  М.  Воль-
кенштейна,  своего  патрона,  человека  яркого,  свежего  та¬
ланта,  нередко  выступавшего  по  делам  политического  об¬
винения,  принимал  его  клиентов,  устраивал  консультации
по  вопросам  нрава  для  рабочих,  бывал  па  шумных  много¬
речивых  собраниях  молодых  петербургских  адвокатов,
что  регулярно  проходили  в  канцелярии  съезда  мировых
судей,  выступал  в  судах  с  защитами.
 В  ночь  па  9  декабря  1895  года  «помощник  присяжно¬
го  поверенного  округа  Санкт-Петербургской  судебной  па¬
латы  Ульянов»  —  это  из  бумаг  департамента  полиции  —
был  арестован,  а  затем  сослан  в  Сибирь,  в  Шушенское.
 Итак,  почти  четыре  года  за  адвокатским  столиком.
 Как  же  распорядилась  история  с  материалами  о  вы¬
ступлениях  Ленина  в  царском  суде?
 По  Петербургу  —  белое  пятно.
 Причиной  тому  —  революционный  февраль  1917  года.
Судебные  архивы,  как  и  архивы  совета  присяжных  и  ко¬
миссии  помощников  присяжных,  сгорели  во  время  пожа¬
ра,  бушевавшего  в  здании  окружного  суда.
 По  Самаре—18  судебных  дел: 	3 	— 	гражданских,
 15  —  уголовных.
 Что  же  сказала  статистика  результатов  по  Самаре,
всегда  ли  были  удачливыми  защиты  молодого  адвоката?
 Всегда.
 18

Особенности  процессуальной  формы  того  времени
(в  протоколах  «судебных  мест»  не  излагалась  позиция
защиты,  а  лишь  регистрировался  факт  защиты)  лишают
возможности  вывести  абсолютную  цифру  результатов,
н  тем  не  мепее—  всегда.
 Если  пользоваться  старой  терминологией,  Ленин  почти
по  каждому  уголовному  делу  что-то  выигрывал:  либо
у  самого  обвинителя  —  против  обвинительного  акта,  ли¬
бо  у  представителя  обвинения  —  против  его  требовании
о  размере  наказания.  Лишь  в  трех  смутных  случаях  ока¬
залось  невозможным  составить  об  этом  определенное
суждение.
 Вот  подтверждающие  иллюстрации.
 Дело  Репина  и  Садлоха.  Обвинение  их  выражено
одной  строчкой:  «Из  сундука  выбрали  разные  зещи  на
сумму  около  9  рублей».  Репин  —  тринадцатилетний  маль¬
чишка,  «солдатский  сын».  Обвинение  цепко,  но  в  чем-то
и  шатко.  Речь  Ленина  в  защиту  подростка,  и  —  оправда¬
тельный  вердикт:  «Нет,  не  виновен».
 Чернорабочий  Крылов,  22  лет,  обвинен  в  краже  со
двора  «мерзлого  деревенского  белья».  В  обвинительном
акте:  «В  ночь  на  8  ноября  1892  года  в  3  части  города
Самары  ночной  караульщик  Алексей  Астафьев  увидел
шедших  вместе  по  улице  трех  мужчин,  с  узлами  на  пле¬
чах».  По  убеждению  обвинительной  власти  —  все  трое  во¬
ры.  И  один  из  них—  Крылов...
 Защитительное  слово  Ленина.  II  тот  же  зерднкт:  «Нет,
не  виновен».
 18  ноября  1892  года  бездоказательно  осужден  к  тю¬
ремному  заключению  подзащитный  Ленина  отставной
солдат  Василий  Красиоселов.  Обвинение:  кража  трех
кредитных  билетов  —  сторублевого,  красненькой  (десят¬
ки)  и  трешницы  у  торговца  квашеной  капустой  Сурош-
никова.  На  судебный  приговор  представляется  кассаци¬
онная  жалоба.  Правительствующий  сенат  отменяет  при¬
говор,  дело  идет  обратным  ходом  па  новое  рассмотрение.
Еще  одна  речь  Ленина  —и  двенадцать  присяжных  при¬
носят  из  совещательной:  «Нет,  не  виновен».
 Сельский  урядник  понудил  Миколку  Куклева,  трпиа-
дцатилетиего  крестьянского  сына,  принять  на  себя  чу¬
жую  вину  в  краже  со  взломом.  Обвинение  пало.  И  этого
подзащитного  Ленина  скамья  присяжных  признала
и  объявила  невиновным.
 19

Крестьянин  Евграф  Лаптев  возбуждает  дело  частного
обвинения  против  родного  сына  Филиппа...  Голодный
R:91  год.  Отец  в  амбаре  насыпает  в  мешки  рожь,  пред¬
назначая  ее  для  размола  и,  надо  думать,  для  продажи.
Сын  пытается  «воспрепятствовать  насыпке  ржи».  Кон¬
фликт.  И,  как  следствие  конфликта,  определение  судеб¬
ной  палаты  о  предании  суду  Филиппа  Лаптева  по  статье
1534  Уложения  о  наказаниях,  преследующей  «за  нанесе¬
ние  личной  каким-либо  оскорбительным  действием  обиды
отцу  или  матери...».  В  суде  Евграф  непреклонно  отводит
желание  сына  помириться.  Тогда  сын,  защищаемый  Ле¬
ниным,  просит  суд  подвергнуть  ревизии  отказ  судебной
палаты  в  вызове  свидетелей  защиты,  сделанный  ранее  по
мотивам  «несущественности  их  показаний»  для  дела,  вы¬
ражая  при  этом  готовность  «представить»  свидетелей
в  судебное  заседание  «на  свой  счет  и  по  доброму  с  ними
согласию».  Суд  «по  выслушании  заключений  сто¬
рон»  (а  следовательно  и  защиты)  решает  «уважить»
ходатайство.  Поворот  этот,  по-видимому,  чем-то  оза¬
дачивает  отца,  приглушая  его  пыл  неприязни  к  сыну.
Трудно  сказать,  что  еще  предпринимает  защита,  но  вот
итог:
 а)  заявление  отца  в  Самарский  окружной  суд  по  уго¬
ловному  отделению:  «желая  теперь  окончательно  про¬
стить  все  поступки  моему  сыну,  я,  заявляя  о  сем,  имею
честь  покорнейше  просить  дело  это  производством  пре¬
кратить»;
 б)  подписка  сына,  оформленная  «скреплением  под¬
писью  члена  окружного  суда»:  «...даю  подписку  в  том,
что  обязуюсь  почитать  и  уважать  своего  отца  Евграфа
Федорова  Лаптева».
 Уголовное  преследование  Филиппа  прекращается.
 Репин,  Крылов,  Красноселов,  Куклев,  Лаптев  —  пять
полных  «выигрышей»  против  обвинительного  акта  и  еще
один  шестой  —  знакомое  уже  нам  дело  Муленкова  (кру¬
шение  трех  обвинений  из  четырех).
 Оправдание  невиновного  —  вершина  адвокатского  ус¬
пеха.  А  если  это  оправдание  (полное  либо  частичное)
достигается  более  чем  по  трети  дел  (по  6  из  15)  и  если  по
остальным  (па  большинству  остальных)  защита  одержи¬
вает  верх  в  споре  с  государственным  обвинением  о  виде
и  размере  наказания,  что  сказать  о  такой  защите,  о  таком
защитнике?
 20

3
 Бежевый  прямоугольник  пропуска  наделяет  меня  вол-
нующим  правом  постоянно  встречаться  с  Лениным.  Эго
происходит  в  понедельник,  среду  и  пятницу.
 Сразу  же  за  высокой  стеклянной  дверыо  —  строгих  то¬
пов  ковровая  дорожка.  Лифт.  Белейший  ажурный  коло¬
дец...  Несколько  сухих  щелчков  при  подъеме,  и  вас  об¬
ступает  заповедная  тишина  длинного  неширокого  зала.
 По-виднмому,  в  этом  мире  тишины  я  самый  удачли¬
вый.
 Соседи  мои  имеют  дело  с  толстыми,  в  сером  глянце,
листами  фотокопий,  либо  с  пленкой,  запрятанной  в  бочо¬
ночки-капсулы  из  цветного  плексигласа.  Передо  мной
же  —  подлинные  дела,  «царские,  самарские»,  рождающие
неизъяснимое,  почти  физическое  ощущение  близости  Ле¬
нина.  Но  в  делах  вовсе  нет  ленинских  текстов.  Ни  речей,
ни  автографов.  Ленин  молчит,  хотя  мощь  его  мысли  ощу¬
тима  в  каждом  из  этих  документов.  А  где  слова,  напи¬
санные  или  сказанные  нм?  Слова  только  дьяволы,  пис-
цовы.
 Уголовный  случай,  уголовная  проблема,  загадка  —  вот
моя  стихия.  Я  убежденный  «уголовщик».  Гражданских
дел  не  люблю.  Но  вот  первое  гражданское  дело  из  тех
трех,  что  вел  Ленин  в  Самаре,  и  я  в  настоящем  плену:
очень  интересно...
 На  листе  20  вот  такое:
 «Милостивый  Государь  Владимир  Ильич!  На  основа¬
нии  доверенности,  данной  мне  с  правом  передоверия  Нов-
город-Северским  I  гильдии  купцом  Лейбпц  Ицковым
Брпскером,  явленной  в  Уфимской  палате  Уголовного
и  Гражданского  судов  2  ноября  1892  года,  записанной  по
книге  явочных  актов  иод  №  162,  поручаю  Вам»...
 Это  —  доверенность  присяжного  поверенного  Хардина
своему  помощнику.
 «Все,  что  Вы  по  сей  доверенности  законно  учините,
я  Вам  верю,  спорить  и  прекословить  не  буду».
 Хардин  ценил  своего  помощника,  угадывая  в  нем
крупное,  самобытное  дарование  цивилиста.
 '  По-виднмому,  это  и  побудило  его  поручить  молодому
правоведу  амплуа  ответчика  по  цивильному  (граждан¬
скому)  делу,  запутанному,  кстати,  как  головоломный  ла¬
биринт,—  и  тем  отойти  от  установившегося  «обыкнове-
 21

ПИЯ»:  Ленин  ЕЫ  CTVn  cl  Л  ПрСИМуЩССТВСННО  по  «уголовщи¬
не^,  защищая  простых  обездоленных  тружеников,  обви¬
нявшихся  в  нетяжких  преступлениях.
 Для  молодого  Ульянова  —  поверенного  Брпсксра,  как
и  для  его  коллеги  Клемента  —  поверенного  Шимкевпча,
второго  ответчика  по  делу,  «хождение»  по  чужой  тяжбе
закончилось  «проигрышем».  Несправедливый,  пиратский
иск  купца  Константинова  был  удовлетворен  в  полной  его
«пене».
 По  апелляционной  жалобе  ответчиков  дело  поднялось
инстанцией  бып:с,  и  проигрыш  стал  выигрышем.  Сара¬
товская  судебная  палата  по  гражданскому  департаменту
определила:
 «В  иске  Константинову  отказать,  взыскав  с  него  в
пользу  ответчика  Шнмковнча  и  Брискера  судебные  из¬
держки  и  вознаграждения  за  ведение  дела  —  в  обеих  ин¬
станциях  в  размере  732  р.  70  к.,  и  решение  Самарского
окружного  суда  12—13  января  1893  года  отменить».
 Что  же  было  особенно  интересным  в  этом  деле?  Итог
судебного  разбирательства?
 Нет,  не  итог,  а  полемическое  оружие  Ленина,  его  аргу¬
ментация.
 Из  тысячи,  а  быть  может,  и  двух  тысяч  судебных  по¬
единков,  что  прошли  передо  мной  за  десятилетня  работы
в  суде—н  за  судейским  столом,  и  справа  от  пего,  и  сле¬
ва,  я  вынес  чувство  особенного  уважения  к  счастливому
дару  оратора  убедительно  и  сильно  аргументировать,  на¬
дежно  ставить  вопросы  обвинения  или  защиты,  когда
убеждает  н  побеждает  не  число,  не  счет  доводов,  а  их  си¬
ла,  заряд  мысли.
 Лишь  два  довода  привел  Ленин  з  возражениях  по  ис¬
ку  самарского  купца.
 Брпскер  и  Шимковпч  поставляли  Константинову  шпа¬
лы.  Основание  потребовать  с  них  12  500  рублей  Констан¬
тинов  сеязывзл  с  другой  крупкой  денежной  суммой  —
63  000  рублей,  которая,  по  его  утверждению,  была  выда¬
на  ответчикам.
 А  бот  возражения,  выставленные  в  суде  Лениным
и  сто  коллегой.
 Первое:  «Чтобы  доказать  иск,  надо  доказать  получе¬
ние  63  000  рублей.  Из  решения  палаты  видно,  что  она  не
только  не  признала  доказанным  получение  этих  денег,  но
и  отстранила  от  своего  рассмотрения  этот  вопрос».
 22

И  второе,  в  развитие  первого:  «Невозможно  перейти
к  оценке  доказательств  ранее  решения  вопроса,  приказ-
чикн  или  подрядчики  были  Брпскзр  и  Шимкознч,  так  как
законы  о  доказательствах  различны  для  подряда  и  для
найма».
 Аргумент  факта  и  аргумент  права.
 Беру  следующее  гражданское  дело,  и  —  с  той  же  опре¬
деленностью:  факт  и  право.
 Наследники  мужа  и  жены  спорят,  кому  владеть  го¬
родским  усадебным  местом,  оставшимся  после  кончины
супругов.  По  убеждению  Ленина  (он  представлял  в  тяж¬
бе  интересы  брата  умершей),  спорным  «местом  совер¬
шенно  законно  владеет  ныне  крестьянин  Аптон  Кирилов
Палалеев,  родной  брат  и  единственный  наследник  Ана¬
стасии  Кнрнловны  Мороченковой»...  Присяжный  пове¬
ренный  А.  С.  Лялин  думает  по-другому  —  он  ищет  того
же  права  на  тот  же  участок  для  брата  умершего  —  Сте¬
пана  Мороченкова.
 Брат  жены  или  брат  мужа?  Любопытно,  чыо  сторону
принял  Самарский  окружной  суд?  Открываю  решение.
Вот  и  ого  постановляющая  часть:
 «Степану  Ивановичу  Морочснкоау  в  иске,  предъяв¬
ленном  им  к  Мелекесской  посадской  управе  и  к  имущест¬
ву  умершей  жены  запасного  солдата  Анастасии  Кирило¬
вой  Головиной,  по  перзому  мужу  Мороченковой,  отка¬
зать...»
 Ломоть  земли  в  хМелекесском  посаде  остается  за  кре¬
стьянином  Палалеевым  —  братом  жс'ны.  Выигрыш  па  сто¬
роне  Ленина.  Теперь  хочется  найти  в  бумагах  то,  что
било  в  эту  точку.
 Под  рукой  —  строки  уже  цитированные:  «Усадебным
местом  совершенно  законно  владеет  ныне»...  А  несколько
выше  —  скупая  констатация  фактов:  «Покойный  Пазел
Мороченков  подал  в  Мелекесскую  Посадскую  Управу
23  декабря  1888  года  заявление  (засвидетельствованное
нотариально)  о  перечислении  числящегося  за  ним  уса¬
дебного  места  по  плану  №  60  на  имя  жены  его  Анаста¬
сии  Кириловой  Мороченковой.  Управа  перечислила  усадь¬
бу  на  имя  Мороченковой  и  выдала  ей  13  октября  1889  го¬
да  за  Л"э  34  удостоверение  об  уплате  выкупа  за  усадебное
место».
 Два  правообразующих  факта:
 а) 	Мороченков  подал  заявление;
 23

б) 	Мелекесская  посадская  управа,  следуя  воле  Мо-
рочеикова,  перечислила  усадебное  место  на  имя  его
жены.
 И  тут  же  еще  одно  соображение:  управа  в  последую¬
щем  совершила  «купчую  крепость  на  продажу  этого  мес¬
та  Анастасии  Кириловой  Мороченковой».
 Отсюда  убедительная  подтекстовка:  если  право  вла¬
дения  усадьбой  па  стороне  Мороченковой,  то  оно  и  на
стороне  ее  правопреемника  —  брата,  крестьянина  Пала-
лсева.
 Но  где  же  тогда  уязвимый  пункт  в  позиции  брата
покойной?  Без  такого  пункта  ловкий  адвокат  Лялин
ни  при  какой  погоде  не  полез  бы  со  своим  крючком  в
дело.
 По-видимому,  в  этом  вот  обстоятельстве  —  Морочен-
■ков  внес  выкуп  за  ломоть  посадской  земли...
 Да,  да.  Вот  и  у  Ленина...
 Только  теперь  вижу,  под  рукой  у  меня  —  не  дьякова
запись,  а  сам  Ульянов-Ленин,  его  собственноручное  пись¬
мо-возражение,  правда,  на  этот  раз  в  фотокопии.  Можно
ли  ошибиться?..  Вот  бесконечно  знакомый,  *  по-жирафьи
поднявшийся  над  строкой  мягкий  знак,  вот  буква  «ж»,
с  серединкой  в  виде  удлиненной  восьмерки,  вот  «р»  и
«у»  —  по-школьному  строгие,  словно  из  тетрадки  в  две
косых;  заглавные  буквы  —  без  писарских  кудряшек,  каж¬
дая  строка  изящна  и  строга.  Все  это  очень  знакомо  еще
по  студенческим  перерисовываниям  ленинских  автогра¬
фов.
 Разломив  дело  надвое  на  развороте  с  ленинской  стра¬
ничкой,  протягиваю  его  через  стоЛ.
 —  Не  хотите  взглянуть?  Прелюбопытная  штука!
 В  читальном  зале  партархива  все  в  одном  звании  —
исследователи,  но  мой  визави,  очевидно,  «заостренная»
разновидность  представителя  этого  племени:  он  слишком
глубоко  забился  в  свой  материал  и  первые  мгновения
глядит  на  меня  невидяще  и  отрешенно.
 —  Дремавший  доселе  клад?  Самородок?—спрашива¬
ет  он  наконец.
 —  Не  думаю.  В  правовых  изданиях  это  письмо,  по-
кидимому,  печаталось.
 —  Для  меня  —  самородок.—  Он  почему-то  хмурится
и  бежит  глазами  по  страничке.—  Знаете,  что  я  сейчас
делаю?  Мысленно  отбиваюсь  от  изречений  о  краткости...
 24

У  вас  нет  такого  ощущения,  что  все  это  очень  сильно
прежде  всего  потому,  что  очень  кратко?
 Я  киваю.
 4
 В  уголовном  деле  отставного  солдата  Красноселова
раньше  других  строк  я  прочел  вот  эти:
 «Защитником  подсудимого  явился  избранный  им  по¬
мощник  присяжного  поверенного  Ульянов».
 А  вслед  за  ними  —  вот  эти:
 «Товарищ  прокурора  полагал  применить  подсудимому
наказание  по  2  степ.  31  ст.  Уложения  о  наказаниях.  За¬
щитник  просил  о  понижении  нормального  наказания  на
две  степени».
 Спор  о  размере  наказания.  И  только,  пожалуй.
 Первую  загадку  правосудия  —  был  ли  в  действитель¬
ности  уголовный  случай  и  виновен  ли  в  нем  «отставной
рядовой»  —  стороны,  как  представлялось,  решали  одина¬
ково:  «Да,  был.  Да,  виновен».  Иначе  бы  Ленин  ходатай¬
ствовал  об  оправдании.  В  просительном  же  пункте  его
реплики  —  назначить  наказание  двумя  степенями  ниже.
Для  невиновного  не  просят  ни  выше,  ни  ниже.  Невинов¬
ных  оправдывают.
 Любопытно,  что  говорил  сам  подсудимый?  Очевидно,
и  Красноселов  тоже  обвинял  Красноселова?  Самообви-
пял  и  каялся?
 Ищу  соответствующий  кусок  в  журнале:  так  по  тог¬
дашней  терминологии  именовался  протокол  судебного  за¬
седания.  Статья  838  Устава  уголовного  судопроизводства
монаршим  именем  повелевала  при  рассмотрении  дел
с  присяжными  заседателями  не  «прописывать»  в  протоко¬
ле  (журнале)  показаний  и  объяснений,  относящихся  «не
к  порядку  производства,  а  к  самому  существу  дела».  Су¬
щество—  за  рамки  журнала.  Писцовой  задачей  было
лишь  перечислить  процессуальные  обрядовые  станции,
которые  судебная  машина  пробегала  в  ходе  процесса.
Журнал  представлял  собой  типографский  многолистный
бланк-вопросник.  Печатные  буквы  спрашивали  (94  воп¬
роса  по  одному  варианту,  68  —  по  другому),  рукопис¬
ные—  отвечали.  Печатным  не  нужна  была  суть,  и  потому
рукописные  не  воспроизводили  ее.  Редко-редко  пробива¬
лась  живая  действительность  из-под  условностей  журиа-
 25

ла,  и  уж  совсем  невероятными  были  те,  считанные  по
пальцам,  случаи,  когда  сам  журнал  проявлял  какое-то
подобие  интереса  к  содержанию  показании  и  объяснении.
 Таким  исключением  и  был  37-н  вопрос  журнала,  в  от¬
вете  на  который  стояло  совсем  неожиданное:
 «Подсудимый  виновным  себя  не  признал».
 Не  прнзпал?  А  Ленин  признал?  Возможно,  Крас-
иоселоз  столь  самоочевидно  изобличен  в  преступле¬
нии,  что  отрицать  его  вину  было  бы  попросту  немыс¬
лимо?
 В  чем  же  дело?
 Чтобы  ближе  увидеть  Ленина  в  этой  защите,  необхо¬
димо,  очевидно,  воспроизвести  формулу  обвинения  но
делу...
 звучала  она  так:
 «...Василий  Петров  Красноселов...  тайно  похитил  из
незапертой  квартиры  проживающего  в  г.  Самаре  меща¬
нина  Степана  Васильева  Сурошпикоза  деньги  113  рублей
серебром...»
 Кража!  Пятнадцать  раз  молодой  помощник  присяж¬
ного  поверенного  занимал  место  за  адвокатским  столи¬
ком  окружного  суда  по  уголовному  отделению,  и  в
одиннадцати  случаях  буква  обвинения  его  подзащит¬
ных  выражалась  словами:  «тайно  украл»,  «тайно  по¬
хитил»...
 Россия  в  ту  пору  переживала  страшное  бедствие  —
голод.
 Энгельс  в  интерзыо  одной  французской  газете  гово¬
рил,  что  России  «приходится  вести  борьбу  с  противником
более  грозным,  чем  зее  другие,—#с  голодом»10.
 Плеханов  писал:
 «Только  в  варварских  деспотиях  варварской  Азии  воз¬
можны  те  потрясающие  явления,  которые  во  множестве
совершаются  теперь  в  нашем  отечестве.  Голодный  тиф,
голодная  смерть,  самоубийство  от  голода,  убийство  близ¬
ких  людей  с  целью  избавить  их  от  невыносимых  мучений,
а  в  лучшем  случае,  полное  экономическое  разорение  —
вот  что  выпало  теперь  па  долю  и  без  того  уже  совсем
неизбалованных  судьбою  крестьян,  бедных  городских
мещан  и  рабочих»11.
 Из  дела  в  дело  кочевали  извечные  мотивы  старой
российской  действительности:  без  хлеба,  бесхлебье,  го¬
лод.
 26

В  день  знгсльсовсксго  интервью  о  России  —  I  апреля
1оъ2  года  —  в  Самарском  окружном  суде,  неспешно  и  не¬
гр  см  ко,  шли  последние  пгпготсчзлеппя  к  слушанию  зау-
рид-дела  трех  подшиппных  Ленина.
 Краеи  ижпков,  охни  из  этих  трех,  рассказывал  па  до¬
просе,  что  27  ноября  1891  года  «...он  был  в  г.  Самаре,
где  зашел  в  солдатскую  слободку,  на  квартиру  к  своему
знакомому  крестьянину  Кузьме  Федорову  Зайцеву,  и  за¬
стал  там  сшс  совсем  незнакомого  человека,  которого  Зай¬
цев  называл  Ильей;  стали  разговаривать  про  нужду
и  хлеб,  и  он,  Красильников,  предложил  Зайцеву  и  Илье
совершить  кражу  хлеба  из  амбара  крестьянина  сельна
Томашева  Колка,  где,  как  он  знал  хорошо,  такового  было
много».
 Бесхлебье  сгоняло  голодных  в  скопы.  Одни  кончали
неудачливо  —  сбивали  замки  па  кулацких  амбарах,  и  их
брали  тут  же,  у  хлеба;  другие  успевали  выкрасть  либо
деньги,  либо  хомут,  железный  чпляк,  но  чаше  л  прежде
всего  —  хлеб.  Бамбурсв,  чернорабочий,  был  обвинен  вла¬
стями  в  краже  со  взломом,  позволившей  ему,  судя  по  об¬
винительному  акту,  завладеть  такой  добычей,  как...
сюртук,  ветхий  пиджачишко,  мешок  и...  три  горбушки
хлеба.
 В  деле  Краспоселова  бесхлебье  непосредственно  но
играло  роли.  Но  голод,  тяжко  придавивший  Россию,
определял  в  каких-то  пунктах  и  поведение  подследствен¬
ного.
 Краспоселов  упрямо  твердил  о  полной  своей  неприча¬
стности  к  краже  денег  у  самарского  мешанина  Сурошни-
кова.
 А  как  обвинительный  акт?  Достаточно  ли  веско  и  до¬
казательно  звучал  в  нем  голос  изобличения?
 «7  июля  1892  года  служивший  поваром  в  кухмистер¬
ской  Шустермапа,  что  па  Троицкой  улице  города  Сама¬
ры,  Вильгельм  Мппкель  (л.  д.  23,  оборот)  сообщил  поли¬
цейскому  служителю  Василию  Арсеньеву  (л.  д.  19),  что
у  посетителя  названной  кухмистерской  отставного  рядо¬
вого  Василия  Краспоселова  вдруг  появились  откуда-то
деньги,  каковых  прежде  не  было».
 Первый  устой  обвинения:  пс  было  ничего  —  и  вдруг
стало.  Значит,  украл.  II  тонко-то  как...  Вроде  бы  глухо¬
ватое  эпическое  повествование  об  уголовном  случае:
«7  июля  1892  года  служивший  поваром  в  кухмистерской
 27

Шустермапа»...  Ап,  пет  —  улика.  Рассказ  о  преступле¬
нии—  и  он  же  улика.  II  тотчас  же  готовый  «свидетель»—•
«служивший  поваром  в  кухмистерской  Вильгельм  Мнн-
кель».
 Но  двинемся  дальше.
 «Арсеньев  Краспосслова  задержал  (как  уж  тут  не  за¬
держать!)  и  доставил  во  2-ю  полицейскую  часть,  где  по
обыску  у  Красноселова  в  сапоге,  за  чулком,  был  найден
кредитный  билет  100-рублевого  достоинства,  хотя  по  сло¬
вам  того  же  Арсеньева  и  полицейского  служителя  Палла-
дня  Александрова  (л.  д.  21)  задержанный  перед  обыском
уверял,  что  у  пего  нет  денег.  По  отысканию  этих  ста  руб¬
лей  Красноселов  утверждал,  что  деньги  его  собствен¬
ные,  но  не  мог  ничем  этого  доказать».
 Второй  устой:  не  доказал,  что  «катеринка»  твоя,—
значит,  чужая,  ворованная.  И  парочка  свидетелей  —  по¬
лицейский  служитель  Василий  Арсеньев  и  полицейский
служитель  Палладий  Александров.
 Далее  говорилось:
 «...а  ключнику  арестантского  помещения  Андрею  Ан-
тиохипу  (л.  д.  22)  на  его  расспросы  о  том  же  ответил:
«Тебе  какое  дело,  заря  мне  дала».
 Заря?
 Значит,  кража  была  на  зорьке?
 Новый,  третий  устой  обвинительного  акта—свидетель¬
ство  ключника  арестантского  помещения.
 За  третьим  —  четвертый:
 «9  того  же  июля  во  2-ю  часть  поступило  заявление
мещанина  Степана  Сурошникова  (л.  д.  13)  о  том,  что
в  первых  числах  июля,  во  время  отлучки  его  с  женою  из
дому,  из  незапертой  комнаты  и  стоявшего  в  ней  сундука
были  похищены  деньги  кредитными  билетами:  один  в  100,
один  в  10  и  один  в  3  рубля».
 А  вот  и  потерпевший  —  торговец  квашеной  капустой
Степан  Сурошпиков  с  его  обвиняющими  резонами,  по
смыслу  которых  «Красноселов  был  вхож  в  его  дом,  не¬
сколько  раз  покупал  у  него  капусту  и  что  никого  другого
он  не  имеет  основания  подозревать  в  краже,  ибо  в  доме
своем  живет  лишь  со  своей  женою,  не  держа  ни  прислу¬
ги.  ни  квартирантов,  так  что  больше  сделать  кражу  не¬
кому».
 Некому!
 Некому  больше  в  губернской  Самаре  в  голодный  год
 28

Еыкрасть  деньги  из  незапертой  комнаты  и  незапертого
сундука.
 Ленин  просил  г>  суде  понизить  Красносслову  наказа¬
ние  па  дне  степени,  па  два  пункта  милосердия  против
пнжпеп  меты.  А  несколько  раньше,  в  том  же  судебном
присутствии,  но  перед  другими  судьями  —  об  оправдании.
Я  предполагаю  —  просил,  ибо  развитие  событий,  их  логи¬
ка  вели  именно  к  такой  просьбе.
 Объясняю.
 Старый  русский  суд  с  участием  присяжных  —  это  два
суда:  «суд  улицы»,  жюри  —  двенадцать  присяжных  засе¬
дателей,  и  суд  чиновный  —  коронное  профессиональное
трио.  Первые  (судьи  факта)  говорят:  «Нет,  не  виновен»,
либо  «Да,  виновен»,  либо,  наконец,  «Да,  виновен,  но  за¬
служивает  снисхождения».  Объявляют  подсудимого  пре¬
ступником,  но  не  наказывают.  Наказывают  вторые  —
судьи  права.  Приняв  обвинительный  вердикт  «Да,  вино¬
вен»,  эти  вторые  отвешивают  пуды  лиха  по  собственному
усмотрению.  А  перед  тем  как  это  сделать,  запрашивают
мнение  адвоката  и  прокурора,  уже  сказавших  свои  речи
перед  присяжными.
 Защитительное  слово  Ленина  погребено  под  чугун¬
ною  плитой  пустейшей  обозначительной  ремарки  из
четырех  слов: 	«Защитник 	произнес  защитительную
 речь».  А  вот  его  суждения  о  размере  наказания  сохра¬
нились.
 Почему  ж,  однако,  перед  коронным  трио  Ленин  не
повторяет  своих  требований  об  оправдании?
 Очевидно,  потому,  что  бессмысленно  требовать  там.
где  невозможно  удовлетворение.  Судьям  права  остается
сказать  «б»  (и  только  «б»),  так  как  «а»  уже  сказано
судьями  факта.  Статья  820  Устава  уголовного  судопроиз¬
водства  ждет  от  сторон  не  критики  приговора  присяжных,
а  «заключения  относительно  наказания  и  других  послед¬
ствий  виновности».
 Зло  уже  накатилось.  Невиновный  под  колесами.  Ос¬
тается  одно  —  отвести  чрезмерную  жестокость.  Два  пунк¬
та  милосердия,  двумя  степенями  ниже  низшего  предела  —
этого  требует  Ленин.
 И  берет  с  боя.
 Коронные  читали  с  форменного  листа:
 29

«Ввиду  признания  подсудимого  заслуживающим  сни¬
схождения,  за  сплою  820  ст.  Уст.  Суд.  и  по  обстоятельст¬
вам  дела  правильным  представляется  понизить  наказание
па  две  степени  и  определить  таковое  Краспоеелозу  по  3
степени  3!  статьи  Уложения  в  средней  мере».
 Не  столь  длительная  тюрьма.
 Выигрыш?  Против  позиции  товарища  прокурора  о  раз¬
мере  наказания  —  безусловно.  Против  истины  —  жестокое
поражение.
 На  этом  ли,  однако,  торжестве  зла  обрывала  свой  бег
судебная  история  Краспосслова?  Нет!  Внутренний  голос
говорил:  пет,  нам.жь  повторяла  мысль  Ленина  в  ее
общем  значении:  надо  уметь  начинать  сначала,  если
дело  заходит  з  тупик.  Ленин  умел.  Он  непременно
должен  был  начать  сначала  и  здесь.  Но  как  и  перед
кем?
 Оборотная  сторона  последнего  листа  журнала,  потом
резолюция  —  первичный  немотивированный  вариант  при¬
говора,  потозд  собственно  приговор...
 А  что  это?
 На  верхнем  поле  белого  листа  голубой  маркой  укре¬
пился  маленький  прямоугольный  штампик:
 «28  япз.  1893».
 Ниже  —  пышпо-тержееззенное.  громкое:
 «Указ  его  императорского  величества  са.модержна  все¬
российского  из  Правительствующего  сената  Самарскому
окружному  суду».
 Такого  рода  документов  я  прежде  не  видывал.
 Ах,  вот  что  —  определение  по  результатам  кассации.
 Вот  и  прямые  слова:
 «Правительствующий  сенат  в  судебном  заседании  вы¬
слушал  кассационную  жалобу  отставного  рядового  Крас-
носелова...»
 И  заключающее  повеление:
 «Решение  присяжных  заседателей  и  приговор  Самар¬
ского  окружного  суда  по  настоящему  делу  отменить  и  де¬
ло  возвратить  в  тст  же  суд  для  нового  рассмотрения
в  другом  составе  присутствия».
 Новое  рассмотрение  —  это  и  есть  «сначала».  Увенчан¬
ный  большим  черным  крестом  лист  судебной  присяги,
журнал,  помеченный  12  марта.  Та  же  запись:  «Защитни¬
 30

ком  подсудимого  явился  избранный  нм  помощник  при¬
сяжного  поверенного  Ульянов»;  прежнего  вида  «Вопрос¬
ный  лист  г.  г.  присяжным  заседателя'-;».  И  тот  же  корен¬
ной  вопрос,  по  ужо  лрстпьопслижпый  ответ:  «Нет,  не  вп-
 ПСЕС!:».
 Победа!
 Какая  же  чудодейственная  сила  позволила  Ленину
расковать  правду  по  долу,  обнажить  ее  лицо?
 Факт.  Одни  пакт,  удостоверенный  при  новом  рассмот¬
рении  живым  словом  четырех  свидетелей.
 Чтобы  разрушить  обшшенке  Краспсселова,  надо  было
поставить  судей  перед  живой  оправдывающей  действи¬
тельностью.
 Судьи  не  хотели  видеть,  что  их  приговор  покоится  на
иллюзиях.  То,  что  удостоверяли  в  суде  Вильгельм  Мни-
кель  —  доносчик  пли  секретный  осведомитель,  не  пой¬
мешь  кто,  Андрей  Антохин  —  ключник  арестантского  по¬
мещения,  Василий  Арсеньев  —  ползшепекий  служитель,
воссоздавало  но  порядок  событии  и  доме  Сурошппкова
в  момент  кражи,  а  порядок  событий  во  2-й  полицейской
части;  не  преступление,  а  разоблачение  мнимого  преступ¬
ника.  Никто  не  знал  телком,  был  ли  у  торговца  квашеной
капустой  «сотельный  билет»  в  день  «кражи»,  была  ли  са¬
ма  кража,  мог  ли  Краспсселов  украсть  то,  что  он  украл
по  утверждению  приговора.
 Подследственный  солгал,  сказав  полицейскому  слу¬
жителю,  что  денег  при  нем  нет.  Ну  и  что  же?  Разве  лгут
только  виновные?  И  разве  ие  естественно  допустить,  что
67-летнпй  неграмотный  старик  пытался  ложью  защитить
себя  от  произвола  полицейщины?
 Оправдывающей  Краспсселова  действительностью  мог
стать  лишь  один  факт—  честнее  получение  им  кредитного
билета.
 А  это  так  п  было.
 «Сстельную»  Краспсселов  принес  в  исхоженном  аре¬
стантском  сапоге  из  Самарского  замка  (так  именова¬
ли  тогда  тюрьму  чиновные  люди).  Трудно  сказать,  за
действительную  ли  вину  угодил  он  туда,  только  в  при¬
говоре  по  его  первому  делу  стоял  утюг,  якобы  похищен¬
ный  из  магазина  Христензена,  да  еще  одна  такая  же
мелочь.
 31

Старик  лудил  в  тюрьме  самовары  и  миски  —  пудами,
а  не  штуками,  как  потом  подтвердили  книги  тюремного
эконома,  ладил  чайники  для  угоняемых  в  этап  арестан¬
тов.  Кто-то  что-то  давал  ему,  в  установленные  числа  жа¬
ловал  монетой  и  «господин  эконом».
 Незадолго  до  процесса  подзащитный  Ленина  заявил
ходатайство  допросить  в  суде  четырех  служителей  тюрь¬
мы,  которые  бы  сказали,  откуда  у  пего  деньги.  Суд  отка¬
зал  в  ходатайстве,  признав,  что  «обстоятельства,  которые
подсудимый  Краспоселов  считает  необходимым  выяснить
на  суде  через  опрос  вышепоименованных  свидетелей,  не
имеют  существенного  для  суда  значения,  ибо  эти  обстоя¬
тельства  вполне  опровергаются  имеющимся  в  деле  сооб¬
щением  начальника  Самарской  тюрьмы...»
 Вот  это-то  решение  и  атаковал  Ленин  в  кассационной
жалобе,  составленной  от  имени  его  подзащитного.
 Я  говорю  —  Ленин,  хотя  пет  пн  его  автографа,  ни  да¬
же  копии  жалобы.  Но  есть  факты:  Ленин  защищал  Крас-
поселова  и  в  первом  процессе,  до  составления  жалобы,  и
во  втором,  после  ее  составления.  Красноселов  неграмотен.
Наконец,  быть  может,  здесь  я  ошибусь,  я  слышу,  угады¬
ваю  ленинскую  аргументацию  в  совершенно  неожидан¬
ном  документе  —  в  решении  Правительствующего  сената,
удовлетворившего  жалобу.
 Быть  может,  я  не  ошибся?
 Послушайте:
 «...принимая  во  внимание,  что  понятие  о  существенно¬
сти  свидетельских  показаний  определяется  важностью
обстоятельств,  подлежащих  раз'ъяспепию,  то  есть  значе¬
нием  их  как  для  установления  отдельных  признаков  пре¬
ступления  и  обстоятельств,  особо  увеличивающих  или  осо¬
бо  уменьшающих  вину,  так  и  для  разрешения  главного
вопроса  о  виновности,  и  не  имеет  ничего  общего  с  пред¬
положениями,  хотя  бы  и  весьма  вероятными,  о  том,  что
указываемые  свидетели  не  в  состоянии  будут  доказать
новые  или  опровергнуть  имеющиеся,  хотя  и  существенные
для  дела  данные,  но  уже  установленные  другими  доказа¬
тельствами,  и  находя,  что  усвоенное  окружным  судом  тол¬
кование  576  ст.  У.  У.  С.  привело  б  к  совершенному  отри¬
цанию  предоставляемого  подсудимому  этим  законом  пра¬
ва  представления  новых  доказательств  к  своему  оправда¬
нию,  как  имеющих  неизбежно  целью  опровергнуть  уста¬
новленные  предварительным  следствием  изобличающие
 32

данные,  Правительствующий  сенат  признает,  что  отказ
подсудимому  Красиосслову  в  вызове  дополнительных,
указанных  им  свидетелей  последовал  по  основаниям,  явно
несогласным  не  только  с  точным  смыслом,  но  и  с  бук¬
вальным  содержанием  575  ст.  У.  У.  С.».
 После  оправдательного  вердикта  присяжных  Ленин
поднялся  над  своим  столиком,  чтобы  напомнить  коронно¬
му  суду  об  одном  непременном  последствии  состоявшего¬
ся  решения:  Красноселову  возвращается  честное  имя,  ему
должна  быть  возвращена  и  его  собственность  —  храни¬
мый  в  казначействе  кредитный  билет.
 Судьи  решили:
 «Красиосслова...  признать  по  суду  оправданным  и  по
вступлении  приговора  в  законную  силу  возвратить  ему
отобранный  у  него  в  качестве  вещественного  доказатель¬
ства  100-рублевый  кредитный  билет».
 С  дотошностью  ревизора  проверяю  исполнение  судеб¬
ного  решения  и,  удовлетворившись  тем,  что  все  сделано,
как  надо,  беру  новое  дело.
 5
 Еще  одна  ленинская  защита.
 То,  что  случилось  па  маленькой  железнодорожной
станции  в  4  часа  30  минут  по  петербургскому  времени,
весьма  драматично.
 «Тело  Коротина  Андрея  лежит  в  кладовой  недалеко  от
станционного  здания  Бсзенчук.  Тело  обложено  льдом.
Одет  Коротип  в  красную  ситцевую  рубаху  и  полосатые
самотканые  штаны.  Росту  Коротип  1  аршин  12  вершков,
 9  лет»...
 Это  из  протокола  судебно-медицинского  осмотра  от
 10  мая  1891  года.
 А  вот  это  —  из  показаний  кузнеца  Никифора  Авдеева,
записанных  следователем  от  третьего  лица:
 «Когда  прошли  вагоны  через  Петра  Наурскова  и  Анд¬
рея  Коротина,  Авдеев  тотчас  же  подбежал  к  мальчику,
который  лежал  головой  на  левом  рельсе,  взял  его  на  ру¬
ки,  понес  было  с  пути,  но  мальчик  через  одну  минуту
умер,  тогда  он  его  положил  между  запасными  путями».
 Мне  очень  жалко  мальчишку.
 «Росту  Коротин  1  аршин  12  вершков,  9  лет».
 Смерть  оборвала  этот  счет...  И  так  нелепо.  Лишь  за
 2  Заказ  11504
 33

два  часа  до  происшествия  мальчуган  приехал  из  деревни,
чтобы  навестить  отца,  станционного  сторожа.  Ехал  —  на-
бсстпть,  приехал  —  погибнуть.
 Чувство  сострадания,  какие-то  очень  близкие  ассоциа¬
ции  —  как  и  Андрейка,  я  босоножил  на  небольшой  желез¬
нодорожной  станции  —  обостряют  восприятия  того,  с  чем
меня  знакомят  бумаги.  II  вот  я  уже  стою  на  доща¬
то»!  платформе  Безенчука  —  именно  тогда,  в  4  часа  30
минут  по  петербургскому  времени  —  все  вижу  и  все
слышу.
 Станция  тиха  и  пустынна.
 Только  что  прошел,  простучал  поезд,  и  теперь  не  ско¬
ро  ударят  в  зелено-медный  станционный  колокол...  Анд¬
рейка  и  его  дружок  —  две  ярко-красные  рубашонки  —
толкутся  какое-то  время  у  вокзального  здания,  присев
на  корточки,  пьют  воду  из  жестяной  кружки,  что  подве¬
шена  па  цепочке  к  большому  ушату,  и  тотчас  же  устрем¬
ляются  к  водокачке.  Хорошо  постоять  у  каменного  ее  ши¬
шака,  где  легко  н  мерно  дышит  расхожий  паровоз-манев-
рушка,  а  через  железный  рукав  падает,  лопоча  и  фыркая,
чистая  светлая  вода.
 Мальчишкам  хорошо.
 Но  вот  на  безмятежный  Безепчук  накатывается  горя¬
чий  и  тяжкий  ветер,  и  над  булыжным  подъездом  к  стан¬
ции  взмывает  в  небо  бумажный  мусор.  Мальчишкам  хо¬
рошо  и  теперь.
 Они  увязываются  за  дядей  Петром,  который  толкает
перед  собой  по  рельсам  ручной  вагончик  с  двумя  пере-
секамн  —  так  называют  здесь  кадки,  сработанные  из  пе¬
ресеченных  на  части  бочек,—  ii  я  довольно  отчетливо
Епжу  со  своей  дощатой  платформы  и  эти  пересеки,  закры¬
вающие  все,  что  полагалось  бы  видеть,  и  фигуру  самого
дяди  Петра,  и  две  красные  рубашонки.
 Но  что  это?
 По  последнему  пути,  усиленно  размахивая  руками,
бежит  навстречу  человек  в  крестьянском  картузе.  Это
Иван  Спрыжков.  Вот  он  подбежал  к  дяде  Петру,  пока¬
зывает  назад,  возбужденно,  пожалуй,  предостерегающе,
но  дядя  Петр  лишь  отмахивается,  его  вагончик  катится
так  же,  как  катился.
 А  тем  временем  ветер  гонит  на  маленький  беззащит¬
ный  экипаж  вагоны  —  их  пять  штук  по  триста  пудов  каж¬
дый.  Оживленный  железный  перестук  тонет  в  свисте  вет-
 34

pa  —  беду  не  услышишь,  не  увидишь  за  пересекамн...  Ко¬
роткий  треск  —  и  ручной  вагончик  кувыркается  под  от¬
кос.
 Смерть.  Одни  из  мальчишек  погиб.  Петр  Наурскоз  по¬
лучил  ушибы.  Кто  ж  убийца?  Ветер?
 Култаез,  унтер-офицер  жандармского  управления  же*
лезмых  дорог,  пришел  к  мысли,  что  «причина  происшест¬
вия  вследствие  сильного  ветра»,  и  к  рапорту  на  имя  су¬
дебного  следователя  приложил...  камень,  который,  по  его
разумению,  должен  был  навести  па  след  виновных.
 Очень  вероятно,  что  это  и  был  тот  самый  «предмет
заторможения»,  который  подобрал  на  путях  Иван  Спрыж-
ков,  человек  в  крестьянском  картузе,  шедший  на  стан¬
цию  хлопотать  о  должности,—  подобрал  и  сунул  под  ко¬
лесо  первого  вагона-беглеца,  чтобы  затем  направиться
к  Петру  Наурскову  со  своими  предостережениями.  Жан¬
дармский  же  унтер  наделял  камень  совсем  другим  и  весЕ>-
ма  оригинальным  доказательственным  значением  —  по
его  мысли,  камень  удостоверял,  что  кроме  пего,  этого
камня  па  пакгаузном  пути,  где  стоял  порожняк,  ничего
другого  не  оыло.
 Подтвердить  тезу  «ничего  другого  пе  было»  —  значило
доказать  обвинение.  По  точному  смыслу  инструкции  же¬
лезнодорожным  чинам  «...во  избежание  угона  или  ухода
по  станции  подвижного  состава  под  колеса  его  должны
быть  подложены  брусья  или  другие  приспособления».  Нет
приспособлений  —  есть  «нерадение  по  службе»,  уголов¬
ная  вина.
 Ип  обложке  с  казенным  вензелем  встало:
 «Дело  Самарского  окружного  суда  по  I-му  столу  уго¬
ловного  отделения  о  дворянине  Николае  Николаеве  Язы¬
кове  и  отставном  рядовом  Иване  Иванове  Кузнецове,  об¬
виняемых  в  преступлении,  предусмотренном  2  ч.  1035  ст.
Улож.».
 Ленин  защищал  первого.
 Языков?  Уж  не  родной  ли  сын  поэта  пушкинской  пэ¬
ры?  Тот—Николай,  этот  Николаевич.  II  оба  —  с  раздоль¬
ной  Волги...  Ленин  любил  Языкова,  нередко  пел  с  друзь¬
ями  «Нелюдимо  наше  море»  —  дивное  созданье  поэта,
преклонялся  перед  его  вольнолюбивой  музой  и  вот  —  за¬
щищает  его  сына.
 Не  здесь  ли  и  лежит  объяснение,  почему  он  вступил
и  это  дело?  Не  здесь.
 35

С  чувством  разочарования  узнаю,  что  начальник  стан¬
ции  Безенчук  не  был  сыном  поэта.  До  поступления  на  же¬
лезную  дорогу  он  состоял  на  военной  службе  в  94  пе¬
хотном  Енисейском  полку  и,  судя  по  копии  послужно¬
го  списка,  участвовал  в  «походах  и  делах  противу  ту¬
рок».
 «Всемилостивспших  рескриптов  и  высочайших  благо¬
волений  не  получал»,  но  был  удостоен  боевой  награды  —
Военного  ордена  4  степени  «за  оборону  Шиикинского  пе¬
ревала  с  21  октября  по  18  декабря  1877—1878  гг.».  Пер¬
вая  его  должность  в  Безепчуке—рабочий-весовщик,  поз¬
же—  конторщик,  а  спустя  шесть  лет  —  начальник  стан¬
ции.
 Драма  гибели  Коротина  имела  свои,  чисто  юридиче¬
ские,  тонкости,  они-то  и  привлекли  внимание  Ленина.
 Ленин  не  оспаривал  в  суде  вины  Языкова.
 Не  отрицал  вины  и  сам  Языков.  У  меня  возникло  та¬
кое  чувство,  что  трагедия  глубоко  ранила  его,  он  близко
принимал  и  разделял  неутешное  горе  станционного  сто¬
рожа.  Стрелочник  Кузнецов,  обвинявшийся  в  том,  что
не  положил  брусья  под  вагоны,  твердил  о  своей  невинов¬
ности.  Языков  —  о  своей  вине,  хотя  эта  его  вина  могла
наступить  лишь  в  том  случае,  если  стрелочник  дейст¬
вительно  не  подложил  брусья.  Она  была  производ¬
ной.  Однако  какой  же  именно?  Общей  одинаковой
с  Кузнецовым  или  же  совместной,  по  в  чем-то  и  раз¬
личной?
 В  этом-то  пункте  стороны  и  скрестили  свое  полемиче¬
ское  оружие.
 В. 	П.  Богданович,  представлявший  в  суде  государст¬
венное  обвинение,  считал  вину  подсудимых  обшей  и  оди¬
наковой,  Ленин  «делил»  вину.  Он  хотел  видеть  на  об¬
ложке  дела  две  статьи  уголовного  закона  —  одну  для
Языкова,  другую  —  для  Кузнецова.  Богданович  удовлет¬
ворялся  одной.
 Вот  как  эта  полемика  легла  на  бумагу:
 «Товарищ  прокурора  сказал  обвинительную  речь,  в  ко¬
торой  просит  применить  к  подсудимому  наказание  со¬
гласно  2  ч.  1085  ст.  Уложения  о  наказ...
 Защитник  подсудимого  в  своей  речи  доказывал,  что
деяние  подсудимого  Языкова  под  действие  2  ч.  1085  ст.
Улож.  не  может  быть  подведено,  так  как  во  2  ч.  1085  ст.
Улож.  предусмотрены  случаи  неосторожности  и  небреж¬
 36

ности  лиц,  не  исполнивших  прямых  своих  обязанностей,
по  настоящему  же  делу  обязанность  подложить  брусья
под  пустые  вагоны  должен  был  исполнить  стрелочник
Кузнецов,  а  никак  не  начальник  станции,  наблюдающий
только  за  аккуратным  исполнением  обязанностей  его  под¬
чиненными,  почему  деяние  Языкова,  по  мнению  его,  за¬
щитника,  должно  быть  подводимо  под  действие  3  ч.  той
же  ст.  1085  Улож.,  то  есть,  что  подсудимый  Языков  про¬
явил  недостаточный  надзор  за  подчиненным  ему  стрелоч¬
ником  Кузнецовым».
 Разделительная  борозда,  проложенная  Лениным  меж¬
ду  обвинением  начальника  станции  и  обвинением  стрелоч¬
ника,  глубока  и  наглядна.  Он  проницательно  увидел  и,
увидев,  показал,  что  есть  что.  Служебное  нерадение  Куз¬
нецова  —  в  исполнении,  это  порок  исполнения.  Слу¬
жебное  нерадение  Языкова  —  в  контроле,  это  порок  конт¬
роля.
 Но  увидели  ли  это  судьи?
 В  конце  заседания  Ленин  во  второй  раз  фиксирует
внимание  суда  иа  квалификации  содеянного.
 II  снова  —  бон,  перипетии  которого  рисуются  моему
воображению  довольно  отчетливо.
 Председательствующий  (Кузнецову).  Имеет
ли  подсудимый  что-либо  возразить  против  зачитанного
мною  вопросного  листа  для  судей12?
 Кузнецов.  Чего  там...  На  ваше  усмотрение.
 Председательствую  щ  н  й.  Т  от  же  вопрос  обви¬
нению...
 В  о  г  д  а  и  о  в  п  ч.  11  тот  же  ответ,  господин  председа¬
тельствующий.  Пн  малейших  возражений.
 Председательствуют  и  й.  Сторона  защиты?
 Ульянов.  Я  буду  просить  суд  дополнить  вопросный
лист  новым  вопросом.  Но  раньше  того  позволю  себе  вы¬
сказать  несколько  общих  соображений...  Первый  камень
судебной  справедливости,  как  известно,  закладывается
точным  применением  закона,  если,  конечно,  этот  закон  не
мертв.  Судить  же  не  по  той  статье,  которую  нарушил  под¬
судимый,—  значит  судить  не  за  то,  что  он  сделал,  а  за
что-то  другое,  чего  он  не  делал  и  в  чем  не  виновен.  Когда
товарищ  прокурора  просит  осудить  Языкова  по  второй
части  тысяча  восемьдесят  пятой  статьи,  он  просит  осу¬
дить  невиновного  —  невиновного  по  этой  статье,  в  этом
преступлении.  Вина  Языкова  другая.  Я  уже  говорил,  что
 37

вижу  здесь  не  вторую  часть  статьи,  а  третью,  и  уже  про¬
сил  суд  не  наказывать  подсудимого  ни  арестом,  пн  тюрь¬
мой.  Теперь  я  забочусь  о  гарантиях  того,  чтобы  этот  во¬
прос  был  непременно  рассмотрен  в  совещательной  комна¬
те,  и  потому  прошу  поставить  его  в  вопросном  листе  осо¬
бо,  самостоятельно.
 Председательствующий.  Г  осподин  обвини¬
тель,  ваши  суждения  по  заявленному  ходатайству?
 Богданович.  Сию  минуту...  Да,  да...  Они  оба  не
исполнили  своих  обязанностей  —  я  говорю  о  подсудимых.
II  потому  обвиняются  в  одном  и  том  же.  Их  виновность
одинакова.  Две  капли  воды.  Не  думаю,  чтобы  в  вопрос-
ком  листе  нашлось  место  для  совершенно  бесполезной  и
обременительной  задачи,  которую  здесь  придумал  для  вас
помощник  присяжного  поверенного.
 Председательствующий.  Должен  заметить,
господин  защитник,  что  обряд  российского  процесса  не
лишает  коронный  суд  права  рассмотреть  то,  что  вы  вы¬
двигаете,  и  без  постановки  вопроса  в  напутственном  ли¬
сте.
 Ульянов.  Хорошо.  Я  готов  снять  ходатайство,  но
хотел  бы,  чтоб  все  это  нашло  отражение  в  протоколе.
 Председательствующ  и  и  (предварительно  по¬
шептавшись  сначала  с  одним  членом  суда,  затем  с  дру¬
гим).  После  совещания  на  месте  Самарский  окружной
суд  по  уголовному  отделению  определяет:  не  постанов¬
ляя  дополнительного  вопроса,  записать  заявление  защит¬
ника  в  протокол,  обсудив  это  его  заявление  при  поста¬
новлении  приговора.
 Словом,  «не  постановлять»  дополнительного  вопроса
и...  «постановить»  его.  Задача,  «придуманная»  (!!)  для
судей  молодым  помощником  присяжного  поверенного,
пробивается  в  совещательную  комнату.
 Победа!  А  за  нею  и  еще  одна.  Главная.
 Нахожу  и  открываю  180-й  лист  дела:  приговор.
 Читаю:  «Это  заключает  в  себе  все  признаки  преступ¬
ления,  предусмотренного  не  2-ю,  а  3  ч.  1085  ст.  Уложения
о  наказаниях».
 Богданович  бит  по  всей  форме.  Языков  наказывается
не  тюрьмой  и  не  арестом,  а  денежным  взысканием  —  это¬
го  и  просил  Ленин.  Нестрого  осуждается  и  Кузнецов.
 Почему?  Чем  объяснить  столь  откровенную  снисходи¬
тельность?  Не  тем  ли,  что  чрезвычайный  случай  и  для
 38

начальника,  и  для  стрелочника?  Оба  они  безупречны,
весьма  исправны  и  старательны  в  работе...
 А  первый  уже  и  наказа  и.  Общество  Оренбургской  же¬
лезной  дороги  —  дорога  состояла  в  частном  владении—
отстранило  Языкова  от  должности,  переместило  на  со¬
седнюю  станцию  Батраки  и  назначило  с  понижением  —
в  бумагах  суда  это  уже  был  не  начальник  станции,  а  кон¬
торщик  по  движению...
 Или  все  объясняет  самонадеянность  Наурскова?  «Ка¬
тальщик»  маленького  экипажа  не  принял  всерьез  ни  по¬
явления  на  путях  Ивана  Спрыжкова,  пн  его  горячих  пре¬
достережений.  Л  если  бы  принял,  посмотрел?  Тогда  бы,
очезпдпо,  Андрейка  не  погиб,  не  было  бы  трагедии.  Но
Наурсков  —  не  первопричина  происшествия.  Стоило  Куз¬
нецову  надежно  затормозить  вагоны  —  и  тогда  пн  ветер-
налетчик,  ни  беззаботность  Наурскова  не  смогли  бы  при¬
вести  к  тем  последствиям,  которые  наступили...
 Я  еще  долго  бьюсь  над  загадкой  наказания.  Ясно  од¬
но—  снисходительность  справедлива,  и  первый  ее  камень
заложен  точным  применением  закона.  Нестрогая  статья—
нестрогое  наказание.
 Что  же,  однако,  позволило  Ленину  повернуть  судей
против  прокурора,  если  предвзятость  и  предрешеиность
старого  коронного  суда  —  это  и  есть  сам  старый  корон¬
ный  суд,  его  альфа  и  омега?
 Логика?  Мощь  мысли,  ясность  и  простота  мысли?
 Несомненно.  Но  еще  и  почва,  земля  фактов,  которую
открывал  н  на  которой  по  всякой  полемике  строил  св:нс
города  великий  логик.
 Бго  позиция  строжайше  отвечала  тому,  что  было,  что
произошло  на  железнодорожных  путях.  Она  соответст¬
вовала  имевшемуся  в  деле  заключению  экспертов:  порок
исполнения  и  порок  контроля.
 Она,  эта  позиция,  могла  быть  подкреплена  и  практи¬
кой  Правительствующего  сената.  В  1880  году  было  дело
Фриша,  в  1889  —  дело  Камбье.  II  оба,  в  каких-то  пунктах,
решались  по  тем  же  критериям.
 Отказать  помощнику  присяжного  поверенного,  да  еще
без  имени,  да  еще  из  негромЕюй  Самары  проще  простого.
Отказать  Правительствующему  сенату  вряд  ли  возможно.
По  букве  статьи  933  Устава  уголовного  судопроизводства
«все  решения  н  определения  кассационных  департаментов
сената,  которыми  разъясняется  точный  смысл  закэ-
 39

нов,  публикуются  во  всеобщее  сведение,  для  руко¬
водства  к  единообразному  истолкованию  и  применению
он  ых».
 Это  —  право  так  называемого  легального  толкования,
безусловно  обязательного,  если  бы  даже  толкователь
впал  в  ошибку.  Вот  штука-то!
 6
 Путешествие  в  прошлый  век  окончено.  Перевернута
последняя  страница  последнего  дела.  Медленно,  очень
медленно  завязываю  тесемки  на  папках  с  делами.  Теперь
их  развяжет  кто-то  другой.
 Кто  ж  именно?
 Юрист-практик,  философ,  социолог,  ученый  права,
историк,  литератор?
 Клад  старой  Самары  вправе  призвать  любого  из  них.
 Из  Москвы  домой  поезд  возвращал  меня  по  непри¬
вычному  маршруту  через  Поволжье.  И  вдруг  —  Безен-
чук.  Станционный  городок  возник  в  окне  и  проплыл  так
неожиданно  (мы  следовали  без  остановки),  что  я  не  успел
разглядеть  ни  медного  колокола,  ни  даже  платформы,
с  которой  три  четверти  века  назад,  вот  в  такое  же  весен¬
нее  зеленошумье,  я  наблюдал  смерть  Андрейки.
 «Авдеев  тотчас  же  подбежал  к  мальчику,  который  ле¬
жал  головой  на  левом  рельсе...»
 Теперь  я  думаю  о  Кузнецове.
 Ни  одна,  пожалуй,  профессия  не  выдвигала  такого  чис¬
ла  этических  проблем,  как  профессия  адвоката.  И  не¬
сколько  тысячелетий  назад,  и  сейчас  адвокаты  спорили
и  спорят,  к  примеру,  о  том,  вправе  ли  защитник  признать
вину  своего  подзащитного  или  подзащитного  другого
адвоката,  если  сам  обвиняемый  утверждает  о  невинов¬
ности.
 Кузнецов  твердил  о  своей  невиновности,  хотя  его  вина
и  была  самоочевидной.
 Иван  Спрыжков  в  смятении  чувств  мял  в  руках  за¬
ношенный  плисовый  картуз,  рассказывая  судьям  о  том,
как  он  искал  на  путях  стрелочника.
 —  Кричу,  зову  —нет  стрелочника.  Я  подсунул  камень
под  колесо  —  и  шасть  в  будку.  Нет  Ивана  и  там.
 Выяснилось,  что  «во  избежание  пропажи»  брусков
Кузнецов  вынимал  их  из-под  колес  и  прятал  в  будке.
 40

Утверждая  в  своем  защитительном  слове,  что  «обя¬
занность  подложить  брусья  под  пустые  вагоны  должен
был  исполнить  стрелочник  Кузнецов,  а  никак  не  началь¬
ник  станции»,  Ленин  косвенно  принимал  обвинения  Куз¬
нецова,  по  делал  это  весьма  бережно  —  и  не  для  обвине¬
ния,  а  для  защиты.  То  была  необходимость.
 Адвокаты-крючки,  ходившие  по  «чужим  тяжбам»  ради
неумеренных  гонораров,  в  защитах  с  несколькими  подсу¬
димыми  обычно  руководствовались  нехитрыми  сообра¬
жениями  из  старого  извозчичьего  анекдота:  «Я  потому
бью  твоего  пассажира,  что  ты  бьешь  моего».  Мой  под¬
защитный—  чище  снега  альпийских  вершин,  твой  —  сама
грязь.  Ленин  же,  защищая  начальника  станции,  защищал
и  стрелочника,  хотя  формально  тот  не  стоял  за  его  щи¬
том.
 В  своей  речи  он  назвал  его  внимательным,  многоопыт¬
ным  работником.  Случай  на  путях  —  это  не  обыкновение,
а  эксцесс.  Надо  думать,  нашлись  слова  и  для  того,  чтобы
объяснить  чрезмерное  «радение»  стрелочника.  То,  что  он
вынимал  из-под  колес  и  прятал  от  воров  брусья,  и  стало
в  конечном  счете  причиной  происшествия.  Кузнецов  —  ге¬
рой  явно  чеховский.
 Ослабляла  позиция  адвоката  защиту  Языкова?
 Напротив.  Языков  доверял  достойному...
 Дорога  домой  всегда  длинна,  н  я  не  раз  еще  возвра¬
щался  мыслью  к  сюжетам  и  проблемам  самарских  уго¬
ловных  историй.  В  поздний  либо  очень  ранний  час,  ког¬
да  коридор  вагона  пустовал,  мне  доставляло  истинное
удовольствие  вышагивать  по  нему,  из  конца  в  конец,  то
в  сторону  дома,  то  в  сторону  Москвы,  и  без  записей,  без
рабочей  тетради  мысленно  воспроизводить  то,  что  оста¬
лось  в  архивных  папках.
 Что  я  везу?  Какими  наблюдениями  о  ленинском  ис¬
кусстве  защиты  я  мог  бы  поделиться  с  друзьями-юри-
стами?
 Честность  перед  фактами  —  этого  Ленин  всегда  тре¬
бовал  от  своих  оппонентов.  И  неизменно  демонстрировал
ее  сам.  Прежде  я  видел  это  в  политической  полемике,  те¬
перь—  еще  и  в  судебной.
 Больше  всего  он  ценил  факты.  Когда  их  было  мало,
старался,  чтобы  их  было  много.  Добывал.  Настаивал,  что¬
бы  их  добывали  и  суд,  и  органы  следствия.  Так  было  по
делу  Лаптева,  по  делу  Красноселова.
 41

По  делу  Лаптева  было  н  другое  —  примирение  враж¬
дующих  сторон,  сына-труженика  и  отца-труженика.  Этого
хотел,  этого  достиг  Ленин.
 Было  другое  и  по  делу  Красноселова  —  непреклон¬
ность  в  поиске  истины.  Начальник  тюрьмы  составил  угод¬
ную  следствию  «изобличительную»  фальшивку,  по  смыслу
которой  Красноселоз  не  мог  заработать  «сотельную»,
кредитный  билет:
 «Как  собственных,  так  и  заработанных  денег  не  имел,
I?  при  освобождении  ему  из  конторы  тюрьмы  таковых  не
выдавалось,  кроме  того,  слесарным  ремеслом  в  тюрьме  не
занимался  и  все  высказанное  им  неправда».
 Ленин  доказал  —  правда.  После  отмены  приговора
Правительствующим  сенатом  появилась  форменная
спразха  топ  же  тюрьмы:  арестант  Красиоселов  только
в  одном  1889  году  полудил  «больничной  посуды  2  пуда
3  фунта»,  исправил  2  ванны,  20  штук  мисок  и  пр.  и  пр.
II  получал,  разумеется,  рубли  и  пятаки  от  эконома
тюрьмы.
 Молодой  адвокат  внимателен  до  предела:
«Подсудимому  возвращается  честное  имя,  верните  ему
и  честно  заработанный  кредитный  билет».
 Логика  п  принципиальность.  Ни  с  чем  не  сравнимая
ленинская  логика,  ни  с  чем  не  сравнимая  ленинская  прин¬
ципиальность.  Просит  оправдать  Крылова  и,  по  тому  же
делу,  не  возражает  прокурору,  предложившему  наказать
второго  подзащитного  Ленина  по  5  степени  статьи  31.
То  и  другое  становится  приговором.
 В  солидном  журнале  наших  правоведов  как-то  вос¬
производились  такие  строки  из  работы  Кржижановского:
«Несколько  выступлений  па  юридическом  поприще,
которые  пришлось  сделать  Владимиру  Ильичу  после
окончания  университета,  сразу  дали  почувствовать  сви¬
детелям  этих  выступлении,  что  перед  ними  человек  ис¬
ключительных  даровании»13.
 Тут  автор  статьи  ставил  точку.  Он  хотел  укрепить
в  читателе  убеждение  в  особых  достоинствах  судебных
речей  Ленина.  И  только.  Между  тем  у  Кржижановского
стояла  другая  задача.  И  до,  и  после  процитированного
куска  он  развивал  мысль  о  том,  что  Ленин  (как  и  Маркс)
никогда  не  находился  на  службе  у  того  общественного
 42

строя,  против  которого  он  боролся  всю  свою  жизнь  до
последнего  вздоха.
 Успехи  за  адвокатским  столиком  не  увлекали  и  не
могли  увлечь  революционера  по  духу  и  мысли.  Занима¬
ясь  адвокатской  практикой,  Ленин  не  служил  царскому
строю.  Он  насмерть  боролся  с  ним  и  за  стенами  суда,
и  в  суде.
 Чтобы  понять  Ленпна-адвоката,  надо  прежде  понять
Ленина-марксиста.  К  архивным  папкам  самарского
суда  —  путь  через  сокровища  ленинских  трудов.
Нужен  коллектив  исследователей  (и  юристов,  и  нсюрис-
тов).
 Этими  заметками  я  пробовал  наметить  лишь  одну
тему:  «Помощник  присяжного  поверенного  Ульянов.  Са¬
мара».  Но  ведь  есть  еще  н  другая,  для  которой  также  не¬
обходимы  многообразные  усилия:  «Помощник  присяжно¬
го  поверенного  Ульянов.  Петербург».
 И  даже  третья.  В  политическом  отчете  ЦК  партии
XI  съезду  Ленин,  иллюстрируя  одну  свою  мысль  приме¬
рим  из  прошлого,  говорит  мимоходом  о  себе:
 «...25  лет  тому  назад,  когда  я  был  в  Сибири  в  ссылке,
мне  приходилось  быть  адвокатом.  Был  адвокатом  под¬
польным,  потому  что  я  был  адмишютративно-ссыльпым  и
это  запрещалось,  но  так  как  других  не  было,  то  ко  мне
парод  шел  и  рассказывал  о  некоторых  делах»14.
 «Народ  шел  и  рассказывал.  Шушенское»  —  вот  третья
возможная  тема.
 Четыре  года  в  Самаре  и  Петербурге,  три  —  з  Шушен¬
ском.  II  это  сше  не  вся  длина  «адвокатской»  лямки.
 В  августе  1914  года  Ленин,  живший  в  то  время  близ
Кракова,  арестовывается  австрийской  полицией  по  лож¬
ному  обвинению  в  шпионаже:  «...начали  ходить  слухи,
что  Ульянов,  должно  быть,  шпион,  так  как  он,  будто,
ходит  на  окрестные  возвышенности,  делает  съемки  е  до¬
рог  и  т.  п.»  (из  донесения  властям  вахмистра  железно¬
дорожного  поста  в  Пронино).
 Н.  К.  Крупская  писала  позже,  что  заключенный  в  >?о-
вотаргскую  тюрьму  «Ильич  вспомнил  свою  шушенскую
юридическую  практику  среди  крестьян,  которых  вызволял
из  всяких  затруднительных  положений,  и  устроил  в  тюрь¬
ме  своеобразную  юридическую  консультацию,  писал  за¬
явления  и  т.  п.»15.
 Малые  реки  сливаются  в  большую.
 43

Есть  большая  река,  большая  тема:  «Ленин-юрист».
Строитель  советского  праза,  автор  декретов,  статей  и
брошюр,  тончайший  правовед,  новатор  в  праве.
 Может,  не  поздно  еще  поискать  и  живые  иллюстрации
к  этой  стороне  ленинского  гения?  Может,  жив  его  подза¬
щитный,  тринадцатилетний  в  ту  пору  «солдатский  сын»
Репин?  Или  кто-то  другой,  кого  прикрывал  он  своим  сло¬
вом  от  несправедливостей  царской  опричнины?  Или  их
дети,  друзья  —  и  в  них  могут  жить  судебные  драмы  с  уча¬
стием  Ленина  в  роли  защитника?
 А  свидетели  его  правотворческих  усилий?
 Есть  они.  Есть!

СТАРАЯ  САМАРА
О  ЛЕНИНЕ'
ЮРИСТЕ

1
 Перо  написало  на  листе:
«Помощник  присяжного  поверенного  Ульянов.  Петер¬
бург».  Начиная  новый  рассказ  о  Ленине-юристе,  стаЕЛЮ
над  мим  те  же  слова,  что  и  над  первым,  кроме  одного,
последнего:  Петербург  сменяет  Самару.
 Что  же  мы  знаем  о  петербургских  защитах  Ленина?
 В  середине  двадцатых  годов  правоведы-историки  со¬
гласным  хором  вторили  А.  Кпржницу,  по  заключению  ко¬
торого  в  Петербурге  Ленин  «адвокатской  практикой  не
занимался  и  даже  не  думал  о  ней».
 Так  ли  это  было  в  действительности?
 В  красном  коленкоровом  томике  с  отчетливым  силу¬
этом  Ильича  на  корешке  —  «Письма  к  родным».  Вот  —
к  матери  из  Петербурга,  помеченное  5  октября  1893  года:
«...за  месяц  с  28/VIII  по  27/IX  израсходовал  всего
54  р.  30  коп.,  не  считая  платы  за  вещи  (около  10  р.)  и  рас¬
ходов  по  одному  судебному  делу  (тоже  около  10  р.),  ко¬
торое,  может  быть,  буду  вести»16.
 Вот  еще  одно,  более  позднее,  и  тоже  к  матери:
 «Д.  А.  мне  предлагает  взять  дело  об  утверждении
в  правах  наследства  его  родственника,  но  пока  мы  еще  не
вполне  согласились»17.
 47

Выходит,  А.  Кнржниц  ошибался:  самарский  адвокат
Ульянов  выступал  с  защитами  и  в  Петербурге.
 По  каким  же  делам,  однако?
 В  1894  году  совет  присяжных  поверенных  Петербург¬
ской  судебной  палаты  рассмотрел  и  принял  отчет  Леиина-
адвоката  за  предшествующий  год.  Этот  факт  достаточно
достоверен,  но  стряхнуть  с  папки  пыль  века  минувшего
п  полюбопытствовать,  какие  в  ней  были  защиты,  невоз¬
можно.  Отчета  не  найдено.
 М.  Сильвин,  петербуржец,  член  марксистского  круж¬
ка  студентов-технологов,  вспоминает,  что  в  судах  Влади¬
мир  Ильич  выступал  чрезвычайно  редко,  по  преимущест¬
ву  с  обязательными  защитами.
 И  только.
 Ни  имени,  ни  живых  наблюдений.
 Чтобы  приоткрыть  завесу,  исследователи  обращаются
к  фигуре  М.  Волькенштепна  (1861  —1934),  под  бессмен¬
ным  патронатом  которого  Ленин  проходил  в  Петербурге
свое  «присяжное  помощничество».  Этот  чародей  кра¬
сноречия,  говорят  они,  охотно  хаживал  по  делам  по¬
литического  обвинения,  досье  по  которым  ему  неред¬
ко  готовил  Ульянов.  Следовательно,  любая  архивная
папка  с  защитой  Волькенштепна  —  это  россыпь,  обе¬
щающая  находку.  Дело,  заметка  уголовного  хроникера,
стихи  Волькенштепна  па  визитной  карточке,  его  пись¬
мо,  отчет,  набросок  защитительной  речи,—  трудно  ска¬
зать,  где  именно  будет  обнаружено  первое  указание
на  ленинское  досье,  только  без  Волькенштепна  тут  не
обойтись.
 Но  отыщутся  ли  в  хранилищах  старины  форменные
сшивы  дел  с  пометкой  на  бумажке  М>  1:  «...пом.  прнс.  нов.
г.  Ульянов  о  судебном  заседании  извещен»,  если  извест¬
но,  что  архивы  Петербургского  окружного  суда,  совета
присяжных  поверенных,  а  с  ними  и  личные  дела  Ульяно¬
ва  и  Волькснштсйпа  погибли  в  1917  году  во  время  по¬
жара?
 Отыщутся.
 Утешает  мысль:  окружной  суд  —  это  еще  не  вся  судеб¬
ная  организация  Петербурга.  Волькснштейн  и  его  по¬
мощники  могли  вести  дела  и  в  других,  как  тогда  говори¬
ли,  судебных  установлениях,  таких,  к  примеру,  как  судеб-
 48

пая  палата  округа,  коммерческий  суд,  губернское  присут¬
ствие,  городские  судьи.
 Словом  —  в  Ленинград.
 Искать  и  искать.
 Еще  под  Миньяром  снег  по-зимнему  бил  в  ночные  ок¬
на  вагона.  Но  поезд  стучал  и  стучал.  Уфа,  Абдулино.
И  вот  —  солнце  во  все  небо...
 Весна!
 «Тут  где-то  Кипель,  перепутье  на  Алакаевку,  на  хутор
Ульяновых.  Лес  Муравельный,  лес  Гремячий...»
 На  пути  в  Ленинград  я  сойду  в  Куйбышеве,  чтобы
не  спеша  обойти  ленинские  места,  потом  Горький,  проку¬
ренная  мансарда  Никанорыча,  в  которой  Ленин  сове¬
щался  с  нижегородскими  марксистами,  потом  Москва,
библиотека  Румянцевского  музея  (надежда  загля¬
нуть  в  регистрационную  книгу  прошлого  века  на
странице  с  уникальным  автографом:  «26  августа.  Вла¬
димир  Ульянов,  помощник  присяжного  поверенного.
Б.  Бронная,  д.  Иванова,  кв.  З»)18  и  только  потом  —  Ле¬
нинград.
 Я  называю  это  «путешествием  по  Ленину»  —  именно
так,  через  Нпжпий  и  Москву,  ехал  он  в  августе  1893  года
в  Петербург  из  захолустной  Самары.  Идея  этого  путе¬
шествия—  мое  мальчишеское  увлечение,  ей  почти  сорок
лет,  и  вот  теперь,  когда  это  уже  не  просто  идея,  я  по-
мальчишески  взволнован  от  первых  картин,  первых  впе¬
чатлений.
 —  Река  Самарка,—  негромко  предупреждает  провод¬
ник,  позванивая  посудой  на  подносе.
 Все  льнут  к  окнам.
 Самарка-река  обнаруживает  себя  не  сразу  —  перед
окнами  бегут,  забегают  друг  за  друга  старые  ветлы,  уве¬
шанные  шапками  грачиных  гнезд,  железная  роща  опор,
сады,  снова  ветлы,  и  только  за  ними,  полоской,  а  потом
и  широким  рукавом,  стремнина  реки.  И  тотчас  же  перед
глазами  другая  река  в  другое  время,  всплеск  и  вот  этот
озорной  диалог:
 К  вам  министры  приезжали?  Жали.
 Ваши  нужды  рассмотрели?  Ели.
 Как  же  с  вами  поступили?  Пили19.
 49

Говоря  о  простоте  Ленина,  М.  Яснева  вспоминает,  что
в  самарские  годы  она  часто  его  видела  в  синей  ситцевой
косоворотке,  подпоясанной  шнурком.  Именно  в  этой  ко¬
соворотке,  в  наброшенной  поверх  студенческой  форменке
и  видится  мне  он  из  окна  в  лодке  с  друзьями-единомыш-
ленниками,  пытающимися  доказать,  по  выражению  одно¬
го  из  них,  что  земля  кругла:  движение  вниз  по  Волге
сменяется  движением  по  Усе  и  тоже  вниз,  потом  снова
по  Волге  и  снова  вниз,  теперь  уже  с  другой  стороны  Са¬
мары.
 Жигулевская  кругосветка.
 Переволоки,  Жигули,  Ставрополь,  Царевщина.  Кар¬
тины  неприкрашенной  русской  жизни.  Ленин  и  его  друзья
сводят  знакомство  с  крестьянами  Ерфнлычем,  Амосом
Прокопьевичем,  Князевым...  Ночевка  под  хмурым  небом
возле  утеса  Стеньки  Разина,  рассказы  мужиков  о  волж¬
ской  вольнице...
 Перед  Куйбышевом  проводник  появляется  в  купе  в  не¬
привычно  торжественном  наряде:  черная  фуражка  коле¬
сом,  сорочка  цвета  морской  волны,  китель  с  шевронами.
Вернув  билет,  неожиданно  спрашивает:
 —  Пишете  диссертацию?
 —  Что  вы...
 —  Если  это  насчет  Самары,  я  мог  бы...  Я  долго  жил
в  этом  городе...
 Тянусь  к  записной  книжке.  На  бумагу  ложится  ма¬
ленькое  и  на  первый  взгляд  странное  сообщение  провод¬
ника.  В  Куйбышеве  живет  дед,  который  видел  Ленина
еще  совсем  молодым  человеком  и  нё  то  шил  ему  сюртук,
не  то  возил  в  окружной  суд  на  пролетке.  Фамилия?
Ну,  этого  он,  конечно,  не  помнит.  Адрес?  Не  помнит  и
адреса.
 Карандаш  двигается  нехотя.
 —  У  него  есть  одна  шикарная  примета,—  говорит  про¬
водник.—  Борода.  Очень  похож  старик  на  Толстого.
 Искать  в  миллионном  городе  старого  самарца  по  бо¬
роде  Льва  Толстого  представлялось  занятием  долгим,  да,
пожалуй,  н  бесполезным.  И  все  же  я  таил  мысль  выкро¬
ить  для  этого  какое-то  время  и,  наверное,  выкроил  бы,
по...  помешала  находка.  В  архивах  старой  Самары  всплы¬
ла  папка  —  личное  дело  М.  Волькснштеппа.
 50

2
 Неполное  четырехлетие  «присяжного  помощпичества»
молодой  Ульянов  проходил  под  патронатом  двух  защит¬
ников:  в  Самаре  —  это  присяжный  поверенный  Андрей
Николаевич  Хардин,  в  Петербурге,  как  мы  уже  знаем,—
присяжный  поверенный  Михаил  Филиппович  Волькен-
штсйн.  В  1924  году  в  «Пролетарской  революции»  назы¬
валось  третье  имя  —  Герард,  адвокат  Софьи  Перовской»
человек  с  «репутацией  в  высшей  степени  корректного  су¬
дебного  деятеля».  Третье  имя  не  подтвердилось.
 Хардин.  Брат  Ленина  Дмитрий  вспоминает,  что  Вла¬
димир  Ильич  любил  бывать  у  Хардина20,  а  по  свидетель¬
ству  Н.  Самойлова,  дискуссии,  возникавшие  в  доме  ста¬
рого  адвоката,  были,  очевидно,  весьма  интересны,  так
как  много  лет  спустя,  в  начале  девятисотых  годов,  ему
«приходилось  слышать  от  Хардина  сожаление,  что  Ленин
не  пошел  по  пути  цивилистики»21.
 Хардину  сняла  лишь  одна  грань  ленинского  гения,
в  Ульянове  он  не  угадывал  Ленина,  но  и  то,  что  видел
в  нем  и  ценил,  делало  его  другом  юного  помощника.
 В  свое  время  существовало  обыкновение  дарить  моло¬
дым  защитникам  этические  книги.  Француз  на  пороге
адвокатского  сословия  получал  трактат  М.  Молло  «Пра¬
вила  адвокатской  профессии  во  Франции»,  россиянин  —
книгу  А.  Маркова  «Правила  адвокатской  профессии
в  России».  В  книжках  подобного  толка  нередко  встреча¬
лось  утверждение:  патрон  и  его  помощник  —  одно  лицо.
То,  что  говорит  и  делает  в  суде  помощник,—  это  говорит
и  делает  сам  патрон.  Кажущийся  демократизм  этой  гром¬
кой  и  пышной  прокламации  на  деле  означал  безоговороч¬
ный  диктат  патрона.  При  случае  он  получал  удобный  по¬
вод  подвергать  сомнению  и  осуждению  слова  и  мысли
помощника.
 Хардин  строил  свои  отношения  с  молодой  адвокатской
порослью  «не  по  правилам»,  прививая  ей  самую  ши¬
рокую  самостоятельность.  Резонно  думать,  что  в  тех
пределах,  которые  были  возможны  по  формам  процес¬
са,  он  не  стеснял  свободы  Ленина  в  выборе  дел  для
защиты.
 О  народном  горе  поэт  говорил:
 51

Ты  неотступное,  ты  безысходное,
 Рано  сошлись  мы  с  тобой.
 Неотступное  народное  горе  переполняло  многие  дела,
что  вел  Ленин  в  Самаре.
 Передо  мной  на  столе  подлинные  папки  с  орлами,  ко¬
торых  когда-то  касалась  рука  Ленина.  Бьющая  в  глаза
радуга  цветных  обложек  и  удивительное  однообразие  уго¬
ловных  сюжетов.  Одиннадцать  из  пятнадцати  ленинских
защит  по  уголовному  отделению  окружного  суда  (1892—
1893  гг.)  помечены  статьями  1647,  1659,  1665  Уложения
о  наказаниях.  Это  —  голодные  кражи.  За  щитом  Влади¬
мира  Ильича  —  убогая,  батрацкая,  четвертьлошадная  де¬
ревня,  двое  тринадиатилетпих  мальчишек,  мастеровщина.
Пласт  жизни  российской.  В  повторяемости  картин,  сю¬
жетов,  в  неизменности  среды  —  ищущая  мысль  Ленина-
марксиста,  поле  его  наблюдений.  Хардин  этому  не  ме¬
шал.
 18  мая  1893  года,  в  день,  когда  его  помощник  вел
в  Самаре  свою  последнюю  защиту,  он  был  подле  него,  за
одним  адвокатским  столиком.
 Читаю  в  протоколе:
 «Ульянов  возразил,  [сказав]  что  крепостного  доку¬
мента  на  спорное  место  совершено  не  было,  а  следова¬
тельно,  управа  имела  полное  право  распорядиться  тем
местом;  что  же  касается  внесенного  за  то  место  выкупа,
то  Мороченков  имел  полное  право  требовать  о  возврате
ему  такового.
 Хардин  поддержал  объяснения  Ульянов  а»22.
 Присяжный  поверенный  в  арьергарде:  поддержал,
присоединился.  Не  унизительна  ли  столь  скромная  упряж¬
ка  для  крупного  авторитета?  Да  ведь  и  где  еще?  В  род¬
ной  его  стихии  —  дело-то  цивильное.  Хардин  так  не  ду¬
мал.  Когда  ученик  встает  вровень  с  учителем  и  тем  бо¬
лее  когда  ученик  встает  выше  учителя  —  это  возвышает
обоих.
 В  судебном  поединке  они  никогда  не  стояли  друг  про¬
тив  друга.  И  все-таки  соперничали.  В  чем  же?
 Мартовскими  сумерками  в  Березовый  Гай,  затонув¬
шую  в  снегах  безмолвную  деревушку,  вкатился  тревожно
бойкий  колокольчик  гонца  из  волости.  Прибывший  при¬
вернул  сани  к  избе  старосты,  оставил  пакет  и  покатил  по
своим  делам  дальше.  Березовогапский  староста  потребо¬
вал  к  себе  крестьянина  Тимофея  Сахарова,  зачитал  во-
 52

лестную  бумагу,  скрипнул  пером,  и  побрело  оно,  поко¬
выляло,  повторяя,  почти  в  дословных  выражениях,  то,  что
стояло  в  бумаге:
 «...1892  года,  марта,  8  дня.  Я,  нижеподписавшийся  се¬
ла  Березового  Гая  Дубовоуметской  волости  отставной
рядовой  Тимофей  Сахаров,  даю  сию  подписку  в  том,  что
предписание  Дубовоуметского  правления  от  8  сего  марта
за  ЛЬ  1206,  последовавшее  вследствие  поручения  предсе¬
дательствующего  уголовного  отделения  Самарского  ок¬
ружного  суда  от  4  сего  марта  за  №  2467  о  том,  что  на¬
значенный  мне  защитник  присяжный  поверенный  г.  Хар¬
дин  передал  защиту  свою  помощнику  присяжного  пове¬
ренного  г.  Ульянову,  мне  сего  числа  березовогайским
сельским  старостой  объявлено»23.
 Отставной  рядовой  Тимофей  Сахаров  ожидал  суда  за
кражу,  совершенную  им  по  нужде  и  по  уговору  с  одно¬
сельчанином  Опариным,  который  к  той  поре  уже  сидел  за
решеткой  в  Самарском  тюремном  замке.  И  потому  там,
в  канцелярии  тюрьмы,  так  же  бежало  перо  по  бумаге,
воспроизводя  примерно  такую  же  подписку:
 «...Михаил  Васильев  Опарин  дал  свою  подписку  в  том,
что  содержание  поручения  г.  Председательствующего  уго¬
ловного  отделения  Самарского  окружного  суда  от  4  сего
марта  за  №  2466  о  передаче  защиты  по  моему  делу  по¬
веренным  г.  Хардииым  помощнику  своему  г.  Ульянову
мне  сего  числа  объявлено.  Михаил  Васильев  Опарин,
а  вместо  него,  неграмотного,  расписался  Кузьма  Зай¬
цев»24.
 Хардин  передает  защиту  Ульянову.
 Почему?  Чье  это  желание?  Хардина?  Ульянова,  уви¬
девшего  в  деле  щедрые  социальные  краски?  Подсудимых?
 Только  пс  подсудимых  —  последнее  представляется  не¬
лепицей.  Природные  пахари  из  деревеньки,  забытой  бо¬
гом,  будут  ли  они  ломать  голову,  чтобы  определить,  за
чьим  щитом  лучше  стоять  на  суде,  да  и  посмеют  ли  отка¬
заться  от  казенного  адвоката  н  хлопотать  своего?..
 Дело  раскрыто  на  41-м  листе  —  это  журнал  судебного
заседания  —  на  словах:  «Защитником  подсудимых  явился
избранный  ими  помощник  присяжного  поверенного  Улья¬
нов».
 Явился  избранный...  Вот  оно!
 Бывший  солдат  Сахаров  и  сельский  пролетарий  Опа¬
рин,  батрак  кулака  Мурзина  и  отец  батрака,  что  работал
 53

на  того  же  Мурзнла,  избирают  Ульянова  своим  защитни¬
ком,  отдавая  ему  предпочтение  перед  Хардиным.  Избран¬
ный  сменяет  назначенного,  свой  —  казенного.
 Не  ошибка  ли,  однако,  это  указание  в  журнале?  Ведь
до  того,  как  разудалый  ямской  колокольчик  покатился  из
волости  в  Березовый  Гай,  Ленин  не  провел  еще  и  первой
своей  зашиты.  Невозможно  стать  чьей-либо  надеждой,  не
пробудив  ее.
 Нет,  не  ошибка.
 В  феврале  —  марте  шли  приготовления  к  новой  сессии
окружного  суда.  Ленин  встречался  с  подзащитными,  си¬
девшими  скопом  в  гросс-камерах,  и,  очевидно,  тогда-то
и  заговорили  впервые  о  молодом  адвокате.  К  мужику,  не¬
вольному  преступнику,  приходил  не  параграф  из  Устава
или  Уложения,  а  человек.  Друг.  И  спрашивал  не  только
про  хлебушек,  что  бедный  украл  у  богатого,  голодный  —
у  сытого,  но  и  с  житье-бытье  мужицком,  о  бабе,  о  ребя¬
тишках,  о  грошах-злыдпях,  что  платили  ему  кулак,  пра¬
сол,  купчина.
 Помните  у  Н.  К.  Крупской:
 «...за  эти  дни,  когда  я  стояла  у  гроба  Владимира  Иль¬
ича,  я  передумала  всю  его  жизнь...  п  вот  что  я  хочу  ска¬
зать  вам.  Сердце  сто  билось  горячей  любовью  ко  всем
трудящимся,  ко  всем  угнетенным»25.
 Большое  это  чувство  с  магической  силой  влекло  про¬
стых  людей  к  Ленину.
 Кузьма  Зайцев,  поставивший  свои  вихлястые  каракули
за  неграмотного  Опарина,  уже  вскоре  сам  просил  суд
с  том  же,  что  и  Опарин:  замените/  И  он  хотел,  чтобы  его
защитил  Ульянов.
 Этого  хотели  и  еше  шесть  арестантов,  в  защитники  ко¬
торым  был  назначен  О.  Гиршфельд,  довольно  «громкий»
самарский  адвокат.  И  все  семеро  стали  подзащитными
Ульянова.
 з
 С  лотка  книгоноши  на  Молодогвардейской  я  купил
как-то  книжку  о  самарских  годах  Ленина,  только  что  вы¬
шедшую  в  Куйбышеве.  Второй  строкой  под  заголовком
стояло:  «Историческая  хроника»,  на  последнем  листе:
 «Алексей  (А.  П.  Скляренко.—  В.  Ш.)  в  ожидании  дру¬
га  сел  на  скамейку.  Скоро  по  широкой  лестнице  быстрым
и  легким  шагом  спустился  Ульянов.
 54

—  Хардин  предлагал  мне,—  рассказывал  он  Алек¬
сею,—  опять  играть  в  шахматы  по  переписке.  Отказался
я.  Не  до  шахмат  будет.  Поблагодарил  его  за  письмо-ре¬
комендацию  к  Волькенштейну».
 Перед  отъездом  в  Петербург  Ленин  получает  от  Хар¬
дина  рекомендательное  письмо  к  Волькенштейну.  Она
знакомы.
 Смутная  интуиция  наводила  меня  на  эту  мысль  и  до
встречи  с  «Хроникой»,  но  теперь  это  была  не  только  до¬
гадка.  К  таинственному  и  пока  еще  безликому  хранилищу
с  петербургскими  досье  Ленина  открывалась  еще  одна,
новая  дорожка  —  через  личные  архивы  Хардина.  Ведь
писали  же  они  что-нибудь  друг  другу!
 Волькенштейи.  Занося  эту  фамилию  в  рабочее  требо¬
вание,  я  готов  был  поручиться:  а)  из  хранилища  прине¬
сут  личное  дело  какого-то  Волькенштейна  и  б)  Воль-
кенштейн  этот  не  будет  петербургской  знаменитостью:
петербургский  Волькенштейи  никогда  не  был  самар¬
ием.
 —  Был.  Хотя  п  очень  скоротечно.  Читайте.
 Из  рук  в  руки  —  лежалая  папка  в  разводах.
 С  обложки  —  броская  строка  рукописью:  «Началось
10  марта  1887  года».  Заглавие  предлинное:  «Дело  пред¬
седателя  Самарского  окружного  суда  о  допущении  в  чис¬
ло  помощников  присяжного  поверенного...»  И  —  полное
имя:  Волькенштейи  Михаил  Филиппович.  Но  тот  ли  это
Михаил  Филиппович?
 Тот!
 В  собственноручном  его  прошении  на  имя  председате¬
ля  окружного  суда:  «...имею  честь  заявить,  что  состою
помощником  присяжного  поверенного  при  С.-Петербург¬
ской  судебной  палате».  А  вот  и  форменное  на  этот  слу¬
чай  удостоверение,  подписанное  в  Питере  Д.  В.  Стасо¬
вым,  первым  по  времени  председателем  первого  на  Руси
совета  присяжных  поверенных,  братом  большого  русского
критика,  отцом  Абсолюта  —  Е.  Д.  Стасовой26.
 Такое  чувство,  будто  не  папка-тетрадь,  не  личное  дело
Волькенштейна  переступило  порог  комнаты,  а  сам  он.
 Еще  мгновение,  и  я  спрошу  его,  пожалуй:
 —  Простите:  вы  и  есть  тот  самый  Волькенштейи?  Ис¬
следователи  убеждены,  между  прочим,  что  великий  ваш
 55

помощник  готовил  вам  защитительное  досье  по  делам  по¬
литического  обвинения.  Да?  А  сам  он?  Вы  не  смогли  бы
сказать,  не  выступал  ли  он  сам  с  такими  же  защитами?..
 Прямого  ответа  на  эти  вопросы  папка-тетрадь  не  дала.
 Это  естественно.  Но  то  новое,  что  вставало  с  ее  стра¬
ниц,  не  только  не  разрушало  уже  сложившегося  представ¬
ления  о  Волькенштейнс,  а  и,  напротив,  укрепляло  его:
в  девяностых  и  даже  в  девятисотых  годах  он  мог  высту¬
пать  в  судах  России  с  политическими  защитами.
 Пера  я  больше  пе  властитель,
 И  вместе  с  хмурым  октябрем
Не  прочь  хандрить.  Так  не  хотите  ль
Зайти  в  смиренную  обитель,
 Сыграть  шесть  роберов  вдвоем?
 Этими  шуточными  стихами  К.  М.  Станюкович  пригла¬
шал  к  себе  Волькенштейна,  человека  близкого  и  весьма
ценимого  в  доме  писателя.
 Волькенштейну  везло.  Судьба  и  дело  постоянно  сбли¬
жали  его  с  интересными  людьми.  В  гимназии  заштатного
Таганрога  он  учился  в  одном  классе  с  Чеховым,  а  в  те
годы,  когда  Ленин  посещал  его  квартиру  в  стольном  Пи¬
тере,  вел  с  Чеховым  переписку.  Именно  Волькенштейну
в  письме,  помеченном  22  ноября  1895  года,  А.  П.  Чехов
признавался,  что  пишет  он  «туго,  мало  и  кропотливо».
Служа  юрисконсультом  «Русского  богатства»,  Волькен-
штейн  не  только  по  должности  был  близок  с  Короленко,
тогдашним  руководителем  журнала.  Он  дружил  с  Шаля¬
пиным,  который  писал  ему:  «Знай  и  впредь,  что  за  15  лет
нашей  дружбы  я  всей  душой  привязался  к  тебе  и  твоему
благородному  сердцу».
 Либерал,  мятущаяся  душа,  Волькенштейн  жил  в  ши¬
роком,  хотя  и  довольно  пестром  кругу  личных  и  общест¬
венных  связей.  Помимо  Станюковича,  Чехова,  Короленко,
Шаляпина  тут  были  и  братья  Стасовы,  и  Гарин-Михай¬
ловский,  и  Стасюлевич,  редактор  «Вестника  Европы»,  и
критик  Скабичевский,  и  один  из  столпов  либерального
народничества  Кривенко,  и  мастер  русского  карандаша
Добужинский...
 Весной  1896  года  Волькенштейн  присоединяется
к  просьбе  матери  и  одной  из  сестер  Ленина,  настаивав¬
ших  на  освобождении  Владимира  Ильича  из  петербург¬
ской  «предварилки».  Вот  два  документа,  которые  не  нуж¬
даются  в  разъясняющем  слове.
 56

Письмо  председателя  совета  присяжных  поверенных
Петербургской  судебной  палаты  В.  О.  Люстиха  вице-ди¬
ректору  департамента  полиции  С.  Э.  Зволянскому:
 «М.  Г.
 Сергей  Эрастович!
 Позвольте  обратиться  к  Вашему  доброму  содействию
по  следующему  поводу:  помощник  присяжного  поверен¬
ного  Вл.  Ил.  Ульянов  довольно  давно  уже  арестован  по
обвинению  в  государственном  преступлении;  мать  и  сест¬
ра  его  удостоверяют,  что  за  это  время  здоровье  его  силь¬
но  расстроилось,  и  просят  освободить  его  до  решения  де¬
ла  на  поручительство;  присяжный  поверенный  Волькеи-
штейн,  при  котором  г.  Ульянов  состоит  помощником,  так
же  об  этом  просит  и  готов  принять  сам  поручительство.
Зная  Вас  как  человека,  всегда  готового  оказать  посиль¬
ную  помощь  страдающим,  если  обстоятельства  это  позво¬
ляют,  я  и  решил  просить  Вас  не  отказать  в  содействии
и  Ульянову  к  освобождению  его,  с  поручительством  ма¬
тери  или  г.  Волькенштейна.
 Прошу  принять  уверение  в  совершенном  моем  уваже¬
нии  11  преданности.
 В.  Люстих».
 Ответ  С.  Э.  Зволянского  В.  О.  Люстиху:
 «М.  Г.
 Вильгельм  Осипович!
 Вследствие  письма  от  27  минувшего  мая  имею  честь
уведомить,  что  вопрос  об  освобождении  из-под  стражи
привлеченного  к  дознанию  по  делу  политического  харак¬
тера  Владимира  Ульянова  уже  неоднократно  был  воз¬
буждаем  его  матерью,  тем  не  менее,  ни  жандармское
управление,  ни  прокурорский  надзор  не  признали  воз¬
можным,  по  обстоятельствам  дела,  сделать  что-либо
в  этом  отношении.  В  настоящее  время  дознание  об  Улья¬
нове  производством  уже  закончено  и  находится  в  рассмот¬
рении  министерства  юстиции.
 Примите,  м.  г.,  уверение  в  совершенном  почтении  и
проч.
 С.  3  во  л  янский»21.
 Уже  простое  соседство  слов  «на  поручительство»  и
«государственный  преступник»  грозило  собрать  над  го¬
ловой  Волькенштейна  настоящие  громы.  Ведь  просил-то
 57

он  зная.  Знал,  как  тяжело  лежит  обвинение  Ленина  на
весах  права,  и  —  просил.  Знать  и  просить  —  это  защи¬
щать.  Волькенштейи  защищал.
 Самарское  дело  Волькенштейна  было  ветвью  петер¬
бургского,  утраченного  в  революцию,  и  потому  в  какой-то
мере  восполняло  эту  утрату.  В  столице,  говорили  бумаги,
он  был  помощником  у  С.  И.  Езерского,  адвоката  честного
до  курьезов,  безмерно  смелого  и  умного.  Школа  Езерско¬
го  утзерждала:  Волькенштейи  мог  выступать  с  защитами
по  делам  о  заговорах  и  смутах,  а  Ленин,  соответствен¬
но,—  готовить  эти  защиты.  Косвенное  подтверждение  по¬
лучала  в  бумагах  и  догадка  о  том,  что,  направляясь
в  Петербург,  Владимир  Ильич  имел  рекомендательное
письмо  Хардина  к  Волькенштейну.
 Полной  тайной  оставалась  лишь  цель  приезда.  Что
гнало  петербуржца  из  Петербурга,  чем  манила  Самара
несамарца?
 4
 Глубокой  осенью,  когда  по  красным  —  битого  кирпи¬
ча—  дорожкам  садов  и  парков  Москвы  ветер  гонял  сне-
гозую  дробь  и  темные  волглые  листья,  я  отправился
к  Волькенштейну.  Конечно,  не  к  тому,  не  к  принципалу
Ленина  —  к  его  сыну.  Первые  слова  к  —  первое  открытие:
мы  уже  давно  знакомы.  В  годы  двадцатые,  комсомоль¬
ские,  в  родном  своем  рабочем  поселке  я  попал  как-то
в  артисты  с  несложной  задачей  пополнить  своей  особой
театральное  войско  Спартака.  Теперь  автор  пьесы  «Спар¬
так»  был  моим  любезным  собеседником.  Писатель,  тео¬
ретик  драмы,  доктор  искусствоведения,  лауреат  Грибое-
дозской  премии  1914  года,  он  долгие  годы  работал  с
К.  С.  Станиславским,  был  его  секретарем,  заведовал  ли¬
тературной  частью  первой  студии  МХАТа.
 —  Зигзаг  моего  отца  в  Самару?  Простите,  какой  это
год?  Восемьдесят  седьмой?  О,  тут  я  плохой  свидетель.
В  те  дни  мне  не  было  и  четырех  лет.
 —  А  позднее  он  не  делился  с  вами  впечатлениями
о  защитах  за  закрытой  дверью?
 —  Не  припомню  что-то.
 Иду  напрямик:  рассказываю  о  догадках,  называю  имя
 58

Ленина  и  ьпжу  —  на  меня  глядят  глаза  единомышлен¬
ника.
 —  Материалы  Ленина,  его  досье?  —  Рассеянным  дви¬
жением  Владимир  Михайлович  разглаживает  складки  на
скатерти.—  Была  пора,  когда  мой  отец  искал  бури...  Из¬
вините,  пожалуйста.—  Он  поднимается.—  Я  оставлю  вас
на  две-три  минуты.
 Над  карнизом  двери,  за  которой  скрывается  его  фи¬
гура,—  рогатый  охотничий  трофей  с  пуговичными  глаза¬
ми.  В  наше  время  это  символ  старины.  Узкие  кожаные
стулья  чопорны  и  торжественны  в  своей  геометрической
прямизне,  обои  цвета  каленого  ореха  —  старомод¬
ны.  С  чем  он  вернется,  мой  собеседник?  С  сафьяно¬
вой  тетрадью  мемуаров  отца  и  со  словами  в  ней  о  Ле¬
нине?
 В  руках  Волькенштейна  —  книга,  сравнительно  новая
книга  темной  синевы  в  дерматине.
 Но  мне  нужны  мемуары.
 —  Ваш  отец  не  писал  воспоминаний?
 —  А  как  же.  Я  видел  у  пего  толстую  тетрадь.
 —  В  сафьяне,  конечно?
 —  Что-то  попроще.  Не  потеряйся  она,  по-другому  бы
протекала  и  эта  аудиенция.—  Он  добродушно  улыбается
и  осторожно  кладет  на  стол,  будто  никому  не  предназна¬
чая,  дерматиновую  книгу.—  Полистайте.  Не  служит  ли
это  доказательством  того,  что  п  гражданское  дело  может
стать  концентрированной  политикой?
 Изданная  в  Саратове  книга  повествовала  о  Чернышев¬
ском.  На  суперлисте  —  дарственная  надпись:  «Сыну  пре¬
красного  человека,  имя  которого  украшает  страницы  этой
книги  —  Владимиру  Михайловичу  Волькенштейну  от  ав¬
тора  очерка  «Младший  сын  Н.  Г.  Чернышевского».  С  ува¬
жением  и  признательностью  Н.  Чернышевская.  15.Х.62».
А  в  самой  книге  —  впечатляющий  рассказ  внучки  велико¬
го  мыслителя-революционера  о  мужественной  защи¬
те  М.  Ф.  Волькенштейном  издания  полного  собрания  со¬
чинений  Н.  Г.  Чернышевского,  предпринятого  его  сы¬
ном28.
 —  Для  отца  эта  мирная  цивилистика  обернулась  дра¬
мой,—  замечает  Владимир  Михайлович.—  Ночной  налет
чинов  полиции.  Изъятие  ценнейших  писем  —  Короленко,
Гарина-Михайловского,  Станюковича...
 —  А  досье  по  делам?
 59

—  Этого  отец  не  говорил.  Повторяю  свою  мысль  —  и
защита  гражданского  дела  могла  показывать  бурю.  Отцу
случалось  выступать  на  стороне  рабочих  по  увечным
делам...
 —  Очевидно,  я  несносен  со  своими  вопросами,  но...
 —  Понимаю,  понимаю...  Так  вот,  после  революции
я  дважды  гостил  у  отца,  и,  естественно,  оба  раза  речь  за¬
ходила  о  Ленине.  Кстати,  рекомендовал  ему  Ленина  Хар¬
дин...  Отец  говорил,  что  уже  по  впечатлениям  девяностых
годов  Ленин  представлялся  ему  человеком  большой  воли.
Боевая  азартная  убежденность  и  счастливый  талант  де¬
лать  в  совершенстве  то,  чем  он  был  занят  в  суде.  Он  не
отводил  предложений  отца  о  новых  защитах,  а  в  каких-то
случаях  и  настаивал  на  них.  Не  знаю,  были  ли  тут  поли¬
тические,  но  вот  увечные  —  без  сомнения.
 «Не  знаю,  были  ли  тут  политические...».
 Не  знает.
 Горькое  чувство  обмаиутости  и  утраты.  Сын  не  знает.
 «Но  вот  увечные  —  без  сомнения».
 В  тот  же  день  журнал  «Суд  идет»  (№  1,  1924),  а  за
ним  и  «Отчет  президиума  Ленинградской  губернской  кол¬
легии  защитников  за  1923—1925  гг.»,  в  его  историческом
введении,  подтвердили:  Ленин  действительно  вел  эти  де¬
ла,  защищал  пролетариев  Питера,  устраивал  для  них  кон¬
сультации  по  вопросам  права.
 Разве  не  служит  тому  подтверждением  и  маленький  его
шедевр  —  брошюра  о  штрафах29.  Кристалл  истины  о  клас¬
сах,  о  бесправии  рабочего,  призыв  к  борьбе,  к  революции,
надежда:  «...рабочие  увидят,  что  им  остается  только  одно
средство  для  своей  защиты  —  соединиться  вместе  для
борьбы  с  фабрикантами  и  с  теми  несправедливыми  поряд¬
ками,  которые  установлены  законом»30.
 Помогая  рабочим  увидеть,  Ленин  писал:
 «Правила  эти  (о  законных  причинах  неявки  рабочего
на  работу.—  В.  Ш.)  егшеаиы  с  правил  о  законных  причи¬
нах  неявки  в  суд:  если  кто-нибудь  обвиняется  в  каком-
нибудь  преступлении,  то  его  вызывает  судебный  следо¬
ватель,  и  обвиняемый  обязан  явиться.  Неявка  разрешает¬
ся  только  именно  в  тех  случаях,  когда  разрешается  не¬
явка  рабочих.  Значит,  закон  относится  к  рабочим  так  же
строго,  как  ко  всяким  мошенникам,  ворам  и  т.  п.»31.
 А  чуть  ниже:
 «...уважительной  причиной  неявки  закон  признает
 60

«смерть  или  тяжкую  болезнь  родителей,  мужа,  жены  и
детей».—  Так  сказано  в  законе  о  явке  в  суд.—  Точно  так
же  сказано  и  в  законе  о  явке  рабочего  на  работу.  Значит,
если  у  рабочего  умрет,  напр.,  не  жена,  а  сестра,—  то  ра¬
бочий  не  смеет  пропустить  рабочего  дня,  не  смеет  тра¬
тить  времени  на  похороны:  время  принадлежит  не  ему,
а  фабриканту.  А  похоронить  может  и  полиция,—  стоит  ли
об  этом  заботиться»32.
 Сильно-то  как!
 Чтобы  показать,  надо  видеть.  Ленин  видел.  Острый  ум
тонкого  памятливого  юриста-аналитика  разглядел  и
столкнул  два  царских  закона.  И  вот  она  —  мысль,  высе¬
ченная  этим  столкновением,  простая  и  понятная  каждо¬
му  пролетарию:  закон  относится  к  честному  рабочему  так
же  строго,  как  ко  всякому  мошеннику  и  вору.
 Юрист  помогает  социологу.
 А  как  легко  и  доступно  раскрывает  он  на  последую¬
щих  страницах  механизм  классового  порабощения  через
штрафы?  И  тут  юрист  помогает  социологу.
 Когда  в  ночном  Петербурге  тайно  стучали  станки
Лахтинской  типографии  «Группы  народовольцев»,  печа¬
тая  брошюру  «О  штрафах»,  в  департаменте  полиции  все
было  готово  к  аресту  Ленина.  В  ту  пору  с  защитами  Ле¬
нин  не  выступал.  Зато  несколько  раньше,  когда  брошюра
обдумывалась,  а  на  бумаге  вставали  первые  ее  слова,
были  и  защиты,  и  консультации  на  рабочих  окраинах.  По-
тому-то  и  легли  так  щедро  па  страницы  брошюры  наблю¬
дения  и  факты,  почерпнутые  Лениным  из  самого  потока
жизни,  из  судебных  драм  рабочего  люда.  Даже  увечные
дела,  не  очень-то  близкие  по  своим  сюжетам  к  рассказу
о  штрафах,  и  те  помогали.
 Прочтите  вот:
 «В  настоящее  время  рабочие,  получившие  увечье,
остаются  обыкновенно  без  всяких  средств  к  жизни.  Чтобы
судиться  с  фабрикантом,  они  поступают  обыкновенно  на
содержание  к  адвокатам,  которые  ведут  их  дела  и,  вза¬
мен  подачек  рабочему,  берут  себе  громадные  доли  из
присужденного  вознаграждения.  А  если  рабочий  может
получить  по  суду  только  небольшое  вознаграждение,  то
он  даже  не  найдет  адвоката.  Штрафными  деньгами  сле¬
дует  непременно  пользоваться  в  этих  случаях;  посредст¬
 61

вом  пособия  из  штрафного  капитала  рабочий  перебьется
некоторое  время  п  сможет  найти  себе  адвоката  для  ве¬
дения  дела  с  хозяином,  не  попадая,  по  нужде,  из  кабалы
хозяина  в  кабалу  адвокату»33.
 Ленин  любил  это  свое  детище.  Брошюра  широко  по¬
шла,  ее  охотно  читали  и  высоко  ценили  рабочие,  хорошо
отзывался  о  ней  Г.  В.  Плеханов,  судья  строгий  и  беском¬
промиссный.
 «Ваши  и  его  (Г.  В.  Плеханова.—  В.  Ш.)  отзывы  о  мо¬
их  литературных  попытках  (для  рабочих)  меня  чрезвы¬
чайно  ободрили.  Я  ничего  так  не  желал  бы,  ни  о  чем  так
много  не  мечтал,  как  о  возможности  писать  для  рабо¬
чих»3*.
 Это  из  письма  Ленина  П.  Б.  Аксельроду,  которое  в  ав¬
густе  !  897  года  совершает  далекое  путешествие  из  Шу¬
шенского  в  Цюрих.
 Успеху  брошюры  о  штрафах  способствовало  знание
Лениным  права,  книжка  эта  —  чудесный  сплав  теории
и  опыта,  революционного  и  правового,  в  ней  весь  Ленин,
и  тот,  что  создал  «Союз  борьбы»  и  Советское  наше  госу¬
дарство,  и  тот,  что  в  неправом  царском  суде  отстаивал
крохи  прав  людей  труда,  мужая,  как  полемист  и  рево¬
люционер35.
 ...Сзпдаппе  с  В.  М.  Волькепштепном  настраивало  на
новые  поиски.
 5
 Но  зерпемся  в  Самару,  чтобы  пройти  в  зал  заседаний
гражданского  отделения  окружного  суда.  Сегодня  4  мая
1893  года,  и,  судя  по  «Списку  делам»,  здесь  с  минуты
на  минуту  будет  помощник  присяжного  поверенного
Ульянов.  Ожидается  рядовая  тяжба  —  спор  о  ломте
земли.
 Да  вот  и  Ульянов...
 Из  окна  хорошо  видно,  как  с  лощеной  брусчатки  Дво¬
рянской  на  площадь,  что  против  парадного  входа,  огибая
бронзового  императора  на  камне,  неторопко  бежит  про¬
летка  на  искатанных  розовых  шинах.
 Вот  он  сходит,  что-то  сказал  вознице,  и  вы  уже  слы¬
шите  в  гулком  полупустом  коридоре  его  быстрые  уверен¬
ные  шаги.
 62

Дверь  в  зал  —  и  голос  А.  Я.  Мейера,  председательст¬
вующего:
 —  Что  предъявит  теперь  нам  господин  Ульянов?  До-
Берне  господам  судьям  или  обратное?
 Ульянов  (сдержанно).  Отводов  не  имею.
 Председательствующий.  После  того  как
пройдены  все  рифы  обряда,  и  мы  уже,  так  сказать,  в  за¬
конном  плавании  —  слово  Ннканору  Дмитриевичу...
(Н.  Д.  Муморцеву,  члену  суда.)  Готовы  к  докладу,  на¬
дворный  советник?
 Член  суда.  Да,  да...  На  земле,  мерою  в  123  квад¬
ратных  сажени,  о  праве  на  которую  спорят  в  этих  стенах
наследники,  брат  покойного  владельца  земли  Степан  Мо¬
роченков  и  брат  покойной  жены  владельца  земли  Антон
Палалеев,  хозяйствует  последний.  Крестьянин  по  роду
занятий.  Поверенный  Морочепкова  адвокат  Лялин  просит
вас  изъять  землю  из  владения  Палалеева  и  передать
Мороченкову.
 Председательствующий.  Как  я  понял,  землю
пашет  сейчас  крестьянин  Палалеев.  По  какому  же  праву
он  сел  на  нес?
 Член  суда.  Резонно,  резонно...  Доложу  и  по  этому
пункту.  Возражая  господину  Лялину,  поверенный  Пала¬
леева  Ульянов  в  изложенных  им  на  письме  объяснениях
предъявляет  присутствию  два  обстоятельства:  покойный
подал  в  управу  посада  Мелекесс  прошение  перечислить
спорное  ныне  место  па  имя  его  жены  Мороченковой,  по
второму  браку  Головиной,  то  есть  отдал  землю  жене,
управа  перечислила  се,  а  позже,  у  нотариуса  Ишевского,
оформила  с  покойной  купчую  крепость,  уступив  ей  право
собственности  на  участок...
 Председательствующий.  Муж  отдал  землю
жене?  Тогда  на  чем  же  ставит  свое  право  истец?
 Член  суда.  Считает  купчую  крепость  незаконной
и  недействительной.  К  той  минуте,  рассуждает  он,  когда
уполномоченный  управы  и  покойная  прибыли  в  контору
Ишевского,  чтобы  подписать  сделку,  земля  принадлежа¬
ла  не  управе,  а  покойному,  сполна  выплатившему  управе
все  выкупные  платежи.  Управа  крепила  крепость  на  чу¬
жую  землю...
 Председательствующий  (загораясь).  Эк  его!
А  ведь  забористо.  А?  Что  бы  вы  сказали  на  это,  госпо¬
дин  Ульянов?
 63

Ульянов.  На  это  —  ничего.  Я  ходатайствую  пре¬
рвать  разбор  дела  —  законное  плавание,  по  вашему  выра¬
жению,—  хотя  бы  на  неделю.  Соображения  здесь  такие...
 35-й  страницей  дела  становится  коротенький  протокол
со  словами:
 «В  заседание  суда  явился  поверенный  Антона  Кирило¬
ва  Палалеева,  помощник  присяжного  поверенного  Улья¬
нов».
 По  изложении  обстоятельств  дела  членом  суда
 Н. 	Д.  Муморцезым,  Ульянов  просит  суд  настоящее  дело
рассмотрением  отложить.
 Суд  постановил:  по  просьбе  поверенного  опекуна  над
имением  Головиной  (Палалеева.—  В.  Ш.)  дело  отложить
до  заседания  11  мая».
 Ленин  получает  паузу.  Просит  неделю  —  и  получает
неделю.
 Что  скрыто  за  этим?
 Отзета  в  бумагах  пет.  За  полтора  месяца  до  этого
Ленин  вручил  столоначальнику  3-го  стола  гражданского
отделения  отзыв-меморандум,  в  котором  позиция  адво¬
ката  Лялина,  представляющего  противоположную  сторо¬
ну,  разматывается  по  ниточке,  становясь  настолько  обна¬
женно  непорядочной  и  незащптимой,  что  о  проигрыше
спора  Лениным  уже  и  не  думаешь.
 На  отзыв  этот  адвокат  Лялин  не  ответил.  Посидел
у  канцелярского  служки  па  краешке  стола,  не  снимая
перчаток,  покрутил  в  пальцах  бумагу,  беззаботно  зевнул
и,  поигрывая  цветным  зонтиком,  направился  к  выходу.
А  вот  теперь  не  явился  и  в  суд.
 Что  это?
 Белый  флаг,  капитуляция?..
 Предположения  тут,  конечно,  возможны.
 Но  удовлетворим  вначале  любопытство  г-на  Мейера,
председательствующего  по  делу.  Как  это  случилось,  что
забитый  серый  мужик  догадался  —  да  и  отважился
как?—сесть  на  спорную  посадскую  землю?
 Кто  подтолкнул  его  к  этой  земле?  Лялин.
 Я  не  оговорился:  тот  самый  Лялин,  что  стоит  сейчас
на  противоположной  стороне  судебного  спора.  Противник
мужика.  Открытый,  законный,  неуступчивый  п  жестокий.
 Доказательства?  А  вот  хотя  бы  эта  бумага  Мелекес-
ского  сиротского  суда,  именуемая  по  формам  русского
права  объявлением  об  опеке:
 64

«Поверенному  Степана  Иванова
Мороченкова  присяжному  поверенному
Александру  Лялину
 О  б  ъ  я  в  л  с  и  и  е
 Сиротский  суд  сим  объявляет,  что  определением  суда,
состоявшегося  30  сего  декабря  (1892  года),  вследствие
Вашей  просьбы  (выделено  мною.—  В.  Ш.)  и  согласно
представленного  свидетельства  Самарского  окружного
суда  за  №  6770,  к  имуществу  умершей  жены  запасного
солдата  Анастасии  Кириловой  Головиной,  по  первому
мужу  Мороченковой,  какое  только  после  нее  осталось,
назначен  опекуном  ее  родной  брат  Аптон  Кирилов  Па-
лалеев,  о  чем  ему  и  дано  знать  указом  от  сего  числа
за  №  47».
 Г-ну  Мейеру  с  его  наметанным  глазом  на  адвокатские
штучки  хватило  бы  для  уяснения  странного  предприятия
Лялина  и  одного  этого  письма.  Нам  же  необходим  весь
порядок  событий.  Каким  же  его  рисуют  казенные  бума¬
ги,  память  и  мысль?
 В  истоках  дела  —  три  смерти.  Сначала  умер  хозяин
земли,  посадский  отставной  солдат  Павел  Морочеиков,
потом  его  жена  Анастасия,  а  уже  вскоре  п  дочь  Анна.
Землица  осиротела  и  поманила  даровщинкой  брата  по¬
койного—  Степана  Мороченкова.
 Тот  —  в  тарантас  и  ходкой  рысью  к  постоянному  сво¬
ему  адвокату.
 Так  и  так.
 Адвокат  —  это  и  был  Лялин  —  похмурился,  полистал
святцы.
 —  Бито,  Степан.  Бито,  перебито...  Но  ухватиться
и  потянуть  есть  за  что.
 18  августа  1892  года  перо,  поскрипывая,  катилось  по
нежной  сирени  форменной  обложки:  «Дело  Самарского
окружного  суда  по  гражданскому  отделению  по  иску  кре¬
стьянина  Степана  Иванова  Мороченкова  к  Мелекесской
посадской  управе  и  к  имуществу  умершей  жены  запасно¬
го  солдата...»
 «К  имуществу  умершей...»
 3  Заказ  15G4
 65

А  что  если?..  Если  на  место  имущества  умершей  ста*
кет  живая  фигура  единственного  законного  наследника?
О,  это  идея!
 Лялин  внес  в  казначейство  «прогоны  и  суточные  на
служебный  переезд  г.  судебного  пристава»,  п  тот  на  пе¬
рекладных,  в  осеннюю  топь  поплюхал  из  Самары  в  Ста¬
рый  Чувашский  Мелекесс,  сирую  деревеньку,  где  не  сыто
и  не  тепло  жил-бедовал  с  семьей  Антон  Палалеев.  За  па¬
зухой  пристава  таилось  выданное  Лялину  в  окружном
суде  свидетельство  «па  право  псходатайствовапия  перед
Мелекесским  сиротским  судом  назначения  опекуна  к  иму¬
ществу  Анастасии  Кириловой  Мороченковой».  Предстоя¬
ло  сватовство.
 Материалы  дела  достаточно  красноречивы,  и  я  хоро¬
шо  представляю,  как  медвежковатый  пристав  вваливает¬
ся  в  избу  Антона.
 —  Доброго  утречка,  хозяин  и  хозяюшка.  Со  счастли¬
вым  вас  прибытком!  С  землицей!
 Потом  хозяин  и  пристав  сидят  на  лежанке.  Хозяин
кряхтит,  черпает  из  кисета  трубкой.
 —  А  как  ее  воевать-то,  ваша  благородия?  Хлебушек-
то  нынче  не  родился.  Зачах.  Вышел  пылью...
 —  Для  начала  садись  на  землю  опекуном.  А  после
суда  —  полный  хозяин.  Хошь  —  торгуй,  не  хошь  —  паши.
На  ломоток  мажь.  Твоя!
 Лялин  сажал  Антона  на  сестрину  землю  не  для  Анто¬
на—  для  себя.  Он  превосходно-понимал,  что  «выиграть»
в  суде  посадское  место  для  Мороченкова  без  вовлечения
в  спор  Палалеева  означало  сохранить  на  свою  голову
войско,  способное  со  временем  навязать  настоящее  побои¬
ще.  Минует  год,  от  силы  два,  и  найдутся  люди,  чтобы  от¬
крыть  мужику  глаза  на  его  право.
 Теперь  же  все  шло  как  по  маслу.
 Пешка  создана  и  поставлена  на  свою  клетку.  Щелчок,
другой,  и  она  слетит  с  доски,  чтобы  пропустить  адвоката
Лялина  в  дамки.  Уже  постановлено  первое  решение  про¬
тив  Палалеева;  он  лишен  денежного  вспомоществования
на  опеку  и,  конечно  же,  не  сможет  пригласить  адвоката.
Будет  и  второе:  Лялин  настоит  на  обеспечении  иска.  Что¬
бы  гарантировать  удовлетворение  истцовой  стороны,  суд
предпишет  Палалсеву  внести  в  казначейство  далеко  не
 €6

мужицкий  взнос:  триста  рублей  билетами  государствен¬
ных  кредитных  установлении  по  биржевой  цепе.  Мужик
забьет  суматошный  отбой:  уступаю,  берите!..
 Но  этого  по  случилось.  В  дело  па  стороне  Антона  Па¬
лалеева  вступил  Ленин.
 1.9  января  1893  года  конторский  служитель  самарско¬
го  нотариуса  Афанасьева  провел  по  книгам  новую  дове¬
ренность.
 На  меловом  листе  с  тисненым  рекламным  штампнком
н  красполакоиой  гербовой  маркой,  перечеркнутой  фиоле¬
товой  вязыо  факсимиле  нотариуса,  возникли  слова:
 «Милостивый  государь  Владимир  Ильич!
 В  качестве  опекуна  над  имуществом  умершей  моей
сестры  Анастасии  Кириловой  Головиной  п  лично  за  себя
прошу  Вас  принять  на  себя  ведение  дел  моих  н  опеки  Го¬
ловиной».
 Чуть  ниже  —  удостоверяющая  надпись: 	«Доверен¬
 ность  эта  принадлежит  помощнику  присяжного  поверен¬
ного  Владимир}  Ильичу  Ульянову»,  а  после  слов:  «Ан¬
тон  Кирилов  Падалеев,  а  вместо  него,  неграмотного,  но
его  личной  просьбе»—отчаянная  хвостатая  закорючка.
 Остается  загадкой,  кто  именно  подал  Палалееву
мысль  просить  защиты  у  Ленина.  Хардин?  Этот  сострада¬
тельный  н  чуткий  человек  в  подробностях  знал  злоключе¬
ния  Палалеева  —  с  осени  1888  года  он  был  постоянным
поверенным  посадской  управы  Мелекссса,  а  сейчас  гото¬
вился  на  стороне  ее  встать  против  Лялина  в  судебном  по¬
ел  пуке,  по  тому  же  делу.  И  если  —  Хардин,  тогда  здесь
не  просьба,  а  предложение.  Ленин  сам  подал  руку  помо¬
щи  обездоленному  труженику.
 Сам!
 Ожидаемое  Лялиным  второе  судебное  решение  против
Палалеева  неожиданно  стало  первым  решением  против
самого  Лялина:  окружной  суд  отказал  ему  в  предвари¬
тельном  исполнении  пека.  Неудача  задела  его,  но  он  тут
же  нашел  философское  утешение:  бывает.  Безмятежно
принял  поначалу  и  возражения  ответной  стороны,  вышед¬
шие  из-под  пера  Ленина.  II  только  позднее,  утром
1G  марта,  когда  мальчишка-гшсьмоводптель  доставил  их
из  суда  в  копии,  ощутил  смутное  чувство  досады  и  рас¬
терянности.
 3*
 67

«...местом  совершенно  законно  владеет  ныне  Антон
Кирилов  Палалеев...»36
 Черт  знает  что!  Этот  земельный  аристократ  в  онучах
просидел  бы  в  своей  щели  и  тысячу  лет,  не  подозревая
о  подвластной  ему  Мелекессии,  если  бы  не  дурацкая  эта
комбинация:  пешка  —  щелчок!  Выходит,  уловка,  приду¬
манная  им,  Лялиным,  обернулась  против  него  самого.
И  пет  закона,  чтобы  повернуть  Палалеева.
 Таким  был  порядок  событии  до  4  мая  1893  года,  до
дня,  когда  мы  с  вамп,  дорогой  читатель,  прошли  в  зал
гражданского  отделения  окружного  суда  на  последнюю
самарскую  защиту  Ленина.
 Присяжный  поверенный  Лялин,  как  помните,  в  суд  не
явился,  и  тогда  Владимир  Ильич,  отвечая  на  демарш  хит¬
рого  лиса,  попросил  судей  прервать  разбор  дела  на  не¬
делю.
 Что  же  крылось  за  этой  его  просьбой?
 Предположительный  ответ,  как  мне  думается,  может
быть  выведен  из  одного  юридического  правила,  которое
в  царском  Уставе  гражданского  судопроизводства  стояло
под  цифрой  718.  Прочтемте  ту  его  часть,  что  касается  на¬
шего  случая:
 «В  случае  неявки  одной  или  обеих  сторон  в  заседание,
назначенное  для  доклада  дела  и  словесного  состязания,
соблюдаются  следующие  правила:
 ...2)  если  не  явится  истец,  то  ответчик  может  просить
о  прекращении  производства  дела  и  о  взыскании  с  истца
судебных  издержек  и  убытков,  причиненных  ему  вызо¬
вом  к  суду,  но  истец  не  лишается-права  возобновить  дело
подачею  нового  искового  прошения  (выделено  мною.—
В.  Я/.)».
 Вот  каверза-то!  Получай,  Антон,  монету,  но  знай,  что
поверенный  Мороченкова  может  в  любой  час  снова  на¬
кинуть  на  тебя  удавку  и  потянуть  в  суд.  У  твоего  защит¬
ника  это  последнее  дело  в  Самаре.  Из  стольного  Питера
он  уже  не  прикроет  тебя  своим  щитом,  и  тогда  ты  дейст¬
вительно  станешь  пешкой  в  руках  пройдохи  Лялина.
 Владимир  Ильич  добивался  не  паллиативного  реше¬
ния,  а  отказа  в  иске,  явки  хитрого  лиса  в  суд,  борьбы
и  победы.
 Но  вернемся  в  зал  суда,  где  возобновлено  слушание
дела  и  куда  теперь  явился  поверенный  Мороченкова  адво¬
кат  Лялин.
 68

Анненков  (новый  председательствующий).  Что
имеет  сказать  г.  Лялин?
 Лялин.  Сущую  малость,  ваше  превосходительство...
Два  золотых  правила  монаршего  закона,  статья  654
и  статья  655,  наделяют  меня  правом  и,  да  позволено  мне
думать,  обязывают  —  печатаю  это  крупно  и  жирно  —
обязывают  просить  вас,  глубокоуважаемые  судьи,  о  на¬
значении  третьей  стороны  в  деле.  Да,  да,  я  сказал,  треть¬
ей.  Дозволяющая  десница  закона  уже  давно  показала
в  этом  направлении.  Третья  сторона  ничего  не  требует,
не  ищет,  это  не  истец,  с  третьей  стороны  никто  и  ничего
не  ищет,  это  не  ответчик.  Она  не  участвует  в  установле¬
нии  юридического  отношения  между  сторонами,  но...  Вы
лучше  меня  знаете  это  «по».  Не  участвует,  но  заинтере¬
сована  в  определенном  вашем  решении.  Я  говорю  теорию
не  в  поучение  глубокоуважаемому  присутствию.  Я  гово¬
рю  теорию,  а  вы,  я  уверен,  лицезрите  в  своем  воображе¬
нии  Антона  Палалеева.  Он  —  третья  сторона,  третье  ли¬
цо.  Так  впрягите  же  его  в  собственный  воз,  положенный
ему  за  сплою  государева  веления!
 У  л  ь  я  и  о  в  (председательствующему).  Простите,  гос¬
подин  председательствующий...  (К  Лялину.)  у  вас  нет
такого  чувства,  что  вы  просите  сделать  вторую  сторону
еще  и  третьей...
 Лялин.  О  боже!
 Ульянов  (председательствующему).  Могу  ли  отве¬
тить,  господин  председательствующий?  Да,  да,  коротко
ii  о  главном...  Крестьянин  Палалеев  —  мой  доверитель.
Я  поднялся  сейчас,  чтобы  говорить,  как  поверенный.
Я  участвую  в  деле,  как  поверенный,  а  следовательно,  уча¬
ствует  в  деле  и  мой  доверитель.  Хлопоты  господина  Ля¬
лина  на  юридическом  языке  называются  ходатайством
о  привлечении  третьего  лица.  Как  же  можно  привлекать
и  вовлекать  уже  привлеченного  и  вовлеченного,  кстати,
усилиями  самого  г.  Лялина37.
 Ляли  и  (запальчиво).  Потрудитесь  держаться  фак¬
тов.  Факты  —  главные  судьи  под  этими  сводами...
 Ульянов.  С  удовольствием.  Удовлетворят  ли  вас
доказательственно,  господин  Лялин,  слова  господина  Ля¬
лина  в  другом  заседании  этого  же  окружного  суда  по
этому  же  делу?  С  листа  14-го,  из  судебного  определения,
которое  по  букве  закона  само  стало  законом,  я  мог  бы
процитировать  ваши  слова  противоположного  значения.
 69

Л  я  л  я  и.  Восхитительно!  (П  редседательствующсму.)
По-видимому,  я  вправе  тотчас  же  отозваться  на  столь
эффектное  соображение:  прошлогодний  Лялин  считал  Па-
лалеева  опекуном  и  ответчиком,  теперешний  —  только
третьим  лицом.  За  сим  воспоследует  вопрос  —  какому
Лялину  верить,  и  ответ—  прошлогоднему.  Между  тем  как
Лялин  ни  в  чем  и  никак  по  менялся.  Менялся  Палалеев.
Б  прошлом  году  это  был  опекун,  и  Лялин  был  прав,
считая  его  опекуном,  теперь  он  стал  собственником  спор-
кого  места,  и  Лялин  снова  прав,  толкуя  его  в  этой  новой
сущности.  Мой  досточтимый  противник,  по-видимому,
сделает  теперь  вывод  о  том,  что...
 Ульянов.  Сделает.  И  сам  же  его  изложит.  (Пред-
седательствующему.)  Надеюсь,  суд  располагает  возмож¬
ностью  выслушать  меня  не  в  интерпретации  господина
Лялина?
 Председательствующий.  Внимание  судей  на
вашей  стороне.
 Ульянов.  Привлечение  третьего  лица  ученые  пра¬
ва  называют  законным  усложнением  процесса.  Здесь  же
нет  ни  привлечения,  ни  тем  более  законного.  Здесь  есть
одно  усложнение,  голое,  своекорыстное  усложнение  ради
усложнения.  Что  же  воспоследует,  употребляя  словечко
господина  Лялина,  за  удовлетворением  его  ходатайства?
Новое  ходатайство—прервать  суд,  затребовать  Палалс-
ева  из  его  дальнего  угла  для  опроса  в  новом  качестве.  Это
называется  ввергнуть  дело  в  пучину  волокиты.  Палалеев
ни  в  чем  и  никак  не  менялся
 Л  я  л  и  н.  Но  ведь  он  запахал  Деляну!
 Председательствующий.  Какое  это  имеет
значение?
 Лялин.  Пренепосредственное,  ваше  превосходитель¬
ство.  Пахать  —  быть  хозяином,  владеть  землей  по  праву
собственности.  Непризнание  же  собственника  третьей
стороной  способно  привести  к  такому  грозному  эпилогу,
как  бессилие  правосудия  —  решение  ваше,  имеющее  быть
постановленным,  окажется  для  Палалесва  не  обязатель¬
ным.
 Председательствующий.  Присутствие  удаля¬
ется  на  совещание.
 Пока  в  заповедном  уединении  совещательной  комна¬
ты  судьи  распутывают  крючки  г.  Лялина,  полюбопытству¬
 70

ем,  не  знают  л»  чего-либо  архивы  об  этом  последнем  оп¬
поненте  Ленина  в  Самаре.
 «Я  начинал  в  левых  силах  России...»—говорил  Лялин.
I  I  действительно,  в  кии  го  неблагонадежных,  что  десяти¬
летиями  таилась  на  железной  дверыо  губернской  жандар¬
мерии.  можно  и  сейчас  прочесть  под  №Лсг  43  и  85  имя  по¬
томственного  дворянина  А.  С.  Лялина,  поставленного  под
негласный  надзор  «по  предписанию  г-на  Самарского  гу¬
бернатора  от  1G  XI-82  г.  за  Кя  5669  за  студенческие  бес¬
порядки,  произведенные...  в  здании  СПБ-ского  универси¬
тета*.
 Ih  Питера  в  Самару  —  с  проходным  свидетельством
столичного  обер-полицмейстера,  как  человек  запретных
образа  мыслей  и  действий.  Однако  уже  вскоре,  1  августа
1883  года,  похвальный  отзыв  в  ппсьме-аттестапии  шефа
самарских  жандармов  губернатору:  ни  в  чем  предосуди¬
тельном  не  замечен,  вполне  благонравен.  Лялин  правел
с  быстротой  необыкновенной,  и  к  середине  1892  года,  ког¬
да  в  окружном  суде  открылась  тяжба  о  мелекесской  деля¬
не.  ходил  уже  в  громком  фаворе,  как  дорогой  беспроиг¬
рышный  адвокат  торговой  Самары.
 Современникам  была  известна  но  только  его  страсть
к  древним  книгам,  но  и  полное  равнодушие  ко  всему,  что
не  лазало  денежного  прироста...  Вечерами  на  Дворян¬
ской.  в  Струковском  саду,  на  гремящей  медыо  бальной
палубе  увеселительного  парохода  он  мог  появиться  в  на¬
ряде  отменно  пестром  и  легкомысленном,  с  пышными  на¬
фабренными  усами.  В  суде  же  не  показывал  ни  шаф¬
ранных  блуз.  пи  модных  замшевых  гамашей  —  был
строг  и  внешне,  и  внутренне.  Свои  козыри  знал  пре¬
восходно  и  крепко  держал  их  в  руках.  Был  умен,  наход¬
чив.
 Купцы  и  заводчики  ценили  в  нем  готовность  высту¬
пать  по  любому  делу,  на  любой  стороне,  правой  и  непра¬
вой.  н  «честно»  отрабатывать  свой  адвокатский  хлеб,  не
щадя  ни  сил,  ни  собственного  достоинства.  Да,  его  дове¬
рителями  были  именно  купцы  и  заводчики.
 Надо  сказать,  что  и  Степан  Мороченков,  доверитель
 г. 	Лялина  в  настоящем  процессе,  лишь  в  бумагах  управы,
биржи,  суда  еще  носил  звание  крестьянина  Владимирской
губернии,  на  деле  же  давненько  уже  не  крестьянствовал,
жил  в  Мелекесском  посаде  на  Старозаводской,  в  большом
собственном  доме,  имел  постоянного  адвоката  (Лялина,
 71

одно  время  К.  К.  Позерна),  а  следовательно,  и  хорошо
налаженное  коммерческое  дело.
 Через  четыре-пять  месяцев  после  этой  тяжбы,  в  ра¬
боте  «По  поводу  так  называемого  вопроса  о  рынках»,  Ле¬
нин  напишет  такие  слова:  «С  одной  стороны,  крестьяне
бросают  землю,  продают  наделы,  сдают  их  в  аренду,—
с  другой  стороны,  крестьяне  же  арендуют  наделы  и  с  жад¬
ностью  покупают  частновладельческие  земли»38.
 Первый  путь  —  доля  п  горе  Палалеева,  второй  —  исто¬
рия  успехов  и  возвышения  Степана  Морочепкова.
 Но  —  чу,  в  зале  суда  звякнул  распорядительный  коло¬
кольчик,  и  тотчас  же  из  совещательной  торжественно  по¬
тянулись  к  своим  местам  судьи...
 Председательствующий  (в  зал).  Покорней¬
ше  прошу  садиться...  Заявление,  сделанное  господином
Лялиным  в  порядке  статей  654  и  655  Устава  гражданско¬
го  судопроизводства,  согласным  заключением  присутст¬
вия  оставлено  без  последствий.  Дело  будет  рассмотрено
по  существу.  Господин  Гординский...
 Горди  некий  (член  суда).  Стороны,  ваше  превос¬
ходительство,  вполне  выявили  себя,  и  то,  на  чем  они  сто¬
ят.  Не  сочтете  ли  приемлемым  ограничить  обряд  доклада
тем,  что  уже  сказано.
 Председательствующий.  Ваши  дополнения,
господин  Лялин.
 Лялин  (помолчав).  Господа  судьи,  досточтимый  гос¬
подин  Хардин,  досточтимый  господин  Ульянов!  Мы  все  —
юристы.  (Широкий  трибунный  жест.)  Наша  вера  одна  —
истина.  Наша  служба  одна—  истина.  Давайте  в  мыслях
своих  снимем  с  себя  мундиры  и  фраки,  забудем  свои  ам¬
плуа,  свои  интересы  и,  как  равные  с  равными,  рассудим
этот  суд  на  путях  чистой  боговой  справедливости...  Упра¬
ва  крепит  бумаги  на  землю  мерою  в  123  квадрата  с  же¬
ной  покойного  —  вот  главное  событие  пледируемого  дела.
Крепит  управа,  а  земля-то  не  управы,  а  покойного.  По¬
койный  внес  выкуп  полной  суммой,  и  долженствует  пола¬
гать,  что  только  он  —  я  рублю  эти  слова  булат-мечом  на
камне!—только  он  мог  крепить  крепость.  Веление  чис¬
той  совести  для  этого  случая  определенно: 	сделка 	не¬
 справедлива—  я  не  в  праве  подарить  господину  Хардину
шляпу  господина  Гординского,—  несправедлива,  ничтож¬
 72

на  и  недействительна,  а  поэтому  и  должна  быть  растор¬
гнута,  купчая  крепость  —  предана  огню,  а  хозяином  на
земле  —  укреплен  первый  и  единственный  наследник  по¬
койного,  брат  одной  крови  Степан  Морочопков.
 Председательствую  щ  и  й.  Представитель  опе¬
куна...
 Ульянов.  Я  не  слышал  юридических  оснований,  на
которых  поверенный  истца  крепил  бы  свою  словесную
оснастку.
 Лялин.  Извольте-с.  Д-да...  Впрочем,  лучше,  вот
так...  (В  сторону  присутствия.)  Господин  председательст¬
вующий,  господа  судьи,  покорнейше  ходатайствую  перед
вами  предписать  управе  доставить  в  наше  заседание
экземпляр  ее  же  указа  от  7  ноября  1880  года.  Д-да-с...
В  означенном  указе  она,  управа  посада  Мслекесс,  пола¬
гаясь  на  правила,  положенные  мнением  комитета  мини¬
стров  империи,  установила,  что  с  получением  от  выкуп¬
щика  последнего  взноса,  она,  управа  посада  Мелекесс,
сию  же  минуту  теряет  на  нее  всякие  права.  (Ульянову.)
Могу  ли  надеяться,  господин  помощник,  что  в  этом  моем
ходатайстве  вы  увидите  мой  ответ  вам  и  мое  желание
старшего  коллеги  помочь  младшему?
 Ульянов.  Благодарю  за  урок...  (Судьям.)  Я  при¬
знаю  установленным  и  принимаю  все  то,  что  признает
установленным  и  принимает  здесь  господин  Лялин,  но
ищу  у  вас  противоположное  тому,  что  ищет  он.  Это  не  па¬
радокс.  Господин  Лялин  не  ошибается  в  фактах  —  покой¬
ный  действительно  внес  все  выкупы  за  землю,  он  оши¬
бается  или  делает  вид,  что  ошибается  в  праве,—  полные
выкупы  сами  по  себе  не  превращают  выкупщика  в  соб¬
ственника.  Земля  —  не  шляпа.  По  закону  она  перестает
быть  собственностью  одного  и  становится  собственностью
другого  лишь  после  того,  как  оформлена  купчая  кре¬
пость.  Уплатив  свой  последний  выкуп,  Павел  Морочеиков
мог  поступить  двояко:  оформить  свое  право  на  землю
крепостным  документом  или  затребовать  обратно  все  вы¬
купы  полной  суммой...
 Лялин.  Он  не  сделал  ни  того,  ни  другого.
 Ульянов.  Он  сделал  третье,  и  это  третье  также  за¬
конно.  23  декабря  1888  года  Мороченков  подает  в  Меле-
кесскую  посадскую  управу  засвидетельствованное  нота¬
риусом  прошение,  в  котором  ходатайствует  перечислить
стоящее  в  его  пользовании  место  на  имя  жены.  На  проше-
 73

улт  возникает  одно  слэзэ  —  «перечислить»  и  подписи  пра¬
вомочного  триумвирата:  посадского  головы,  члена  управы
и  посадского  секретаря.  Перечисление  состоялось.  Теперь
уже  i:e  отставной  рядовой  Морочепкоз,  а  его  жена  Ана¬
стасия  Кирилловна  вольна  была  облюбовать  и  выбрать
одно  решение  из  двух:  скрепить  ли  крепость  или  потребо¬
вать  возврата  вь;к\:;оз.  Она  останов’плась  на  первом,
и  нам  говорят  —  казак*и;по.  Лп  ikvihtc  ж  вы!  Муж  выку¬
пает  и  отдает  землю  при  к-клюм  торжестве  закона.
Последующее  укрепление  жены  в  чтим  владении  у  нота¬
риуса  Мшевского  —  его  прямая  воля.  Отдав  свое  един¬
ственное  богатство,  он  и  сам  при  жизни  не  смог  бы  за¬
брать  его  обратпи:  отданное  —  чужое.  А  если  этого  не
ел  разе  сделать  Павел  Мороченков,  наследодатель,  то
этого  тем  более  не  вправе  сделать  Степан  Морочепков,
насхсаппк.  Наследник  не  может  получить  по  наследству
поаз  больше,  чем  их  было  у  наследодателя.  Нелепо  тре-
бозлть  дом,  если  покойный  оставил  шляпу...
 Еще  дважды  в  тот  день  звучала  в  суде  гулкая  трель
распорядительного  колокольчика.  Судьи  ушли  и  пришли,
чтобы  сообщить  победу  для  одной  стороны,  поражение
для  другой:
 «Ввиду  сего  настоящий  иск  Степана  Мороченкова  сле¬
дует  признать  неполлежащпм  удовлетворению  и  потому
в  токовом  ему  отказать».
 Мелекесская  земля,  мерою  п  123  квадрата,  остается
во  владении  мужика  Палалеева.
 Паши,  пахарь,  пашню!
 6
 Туманной  ранью  25  апреля  1895  года  от  Варшавского
вокзала  з  Петербурге  медленно  отходил  пассажирский
поезд.  Ленин  отправлялся  в  свою  первую  поездку  за  Гра¬
нину.  Коротышка-вагон  3-го  класса,  рифленая  полка,
брошенный  па  нес  клетчатый  плед,  шляпа,  чемоданчик;
за  окном  косо  отступающие  в  туман  фонари,  машущие
руки  товарищей...  После  Варшавы  —  Вена,  потом  Зальц¬
бург.  Из  Швейцарии  он  писал  матери:  «Природа  здесь
роскошная»,  из  Парижа:  «...город  громадный...  широкие,
светлые  улицы,  очень  часто  бульвары...»39.  Но  не  этим
пышным  великолепием  картин  и  ландшафтов  привлекала
Ленина  чужедальная  Европа.  Он  ехал  налаживать  и  раз-
 74

впвать  связи  соииал-дсмократов  России  с  плехановский
группой  «Освобождение  труда»,  с  марксистами  Запада.
Череда  встреч.  В  Женеве—Г.  В.  Плеханов,  в  Цюрихе  —
П.  Б.  Аксельрод,  в  Париже—  Поль  Лафарг,  в  Берлине  —
Вильгельм  Лпбкпс  \т.  Тогда  шипе  беседы  с  Лен  инь:  м
П.  Б.  Аксельрод  называл  истинным  праздником.
Г.  В.  Плеханов  признавался  позже,  что  ни  с  кем  он  не
связывал  столько  надежд,  как  с  молодым  Ульяновым.
 Удивительная  миссия!
 Все  трогает  в  иен,  и  молодость  собирателя  армии
Маркса,  и  зрелая  самостоятельность  его  позиции  в  пере¬
говорах,  и  щедрость  результатов  —  связи  установлены,
группа  «Освобождение  труда»  принимает  предложение
Ленина  об  издании  популярных  сборников  для  рабочих...
Своп  первые  версты  эта  миссия  делала  от  Варшавского
Еокзала  в  Петербурге,  но  начиналась  она  еще  в  старой
губернской  Самаре,  сокровища  которой  —  книжные,  га¬
зетные,  архивные  —  постоянно  напоминают  исследовате¬
лю,  насколько  высоко  ценил  Ленин  революционные  кон¬
такты.
 Листаю 	комплект-книгу 	«Самарской  газеты»  за
 1892  год.  На  лицевой  полосе,  с  которой  город-купец  зазы¬
вает  сытых  и  голодных  в  магазины,  кафе,  гостиные  дес¬
ны,  подворья,  предлагая  кяхтинскне  чаи,  пиво,  американ¬
скую  клеенку,  колокола,  красную  медь,  сигары,  севрю¬
жий  бочок,  хоругви  и  плащаницы,—  стоит  особняком,
прижатое  к  газетной  бровке,  окошечко-объявление:
«Женщина  —  зубной  врач  Кгшгсльсон.  Прием  больных
ежедневно».
 Кацпельсоп?  Очень  знакомое  имя!
 Ба,  журфиксы!  Вечера  пестрой  разномыслящей  интел¬
лигенции  на  ее  квартире  по  определенным  дням  .недели.
Здесь,  б  гостиной  с  венецианскими  окнами,—  первый
триумф  Ленина-полемиста  на  большом  собрании: 	бит
 Россипевич,  заезжий  народнический  златоуст,  не  скры¬
вавший  надежды  разгромить  «чуждую»  России  теорию
Маркса.  Тут  его  новогодняя  речь  на  вечере  с  участием
«ульяновцев»,  яркая,  сильная.  Да  и  вот  еще  —  М.  Г.  Гоп-
фенгауз.  По  приезде  в  1892  году  в  Самару  М.  Г.  Гсп-
фенгауз,  слушательница  Высших  женских  курсов  в  Пе¬
тербурге,  принявшая  поручение  подпольного  политическо¬
го  «Красного  креста»  назваться  невестой  брошенного
в  тюрьму  Н.  Е.  Федосеева  и  поддерживать  его  связи
 75

с  волей,  жила  поначалу  у  Кацнельсон.  И  наводила  кон¬
такты.  Есть  у  Ленина  слова:  «...посредницей  в  наших  сно¬
шениях  была  Гопфенгауз...»40  Это  о  его  переписке  с
 Н. 	Е.  Федосеевым,  ради  которой  и  прибыла  в  Самару
«невеста».
 Необыкновенно  талантливый,  необыкновенно  предан¬
ный  своему  делу  революционер;  один  из  первых,  кто  про¬
возглашал  свою  принадлежность  к  марксистскому  на¬
правлению11—такими  словами  говорил  о  Н.  Е.  Федосееве
Владимир  Ильич,  сам  —  «федосеевец»,  постигавший
Маркса  в  одном  из  федосесвских  кружков  в  Казани.
 Переписка,  налаженная  между  ними  стараниями
М.  Г.  Гопфенгауз,  была  увлекательным  диалогом  едино¬
мышленников.
 Перебираю  листки  с  записями,  и  воображению  откры¬
вается  мрачная  окраина  старинного  города.
 Над  острожной  стеной,  над  седыми  от  дождей,  кора¬
бельного  маха  бревнами  —  в  железе,  стояком,  внатык  —
угрюмо  нахохлившаяся  каменная  тюрьма,  по  стене  —
крашенные  полосато  островерхие  будки-башенки.  Под
самой  кровлей  —  дыра  в  камне,  слабо  посвечивающая  во
двор.  Это  одиночка.  Федосеев  сидит  спиной  к  двери,
у  стола,  наполовину  вмурованного  в  камень.  Вдохновенно
и  безостановочно  бежит  по  бумаге  его  карандаш.  Вот  он
поднялся,  в  счастливом  возбуждении  обхватил  себя  взма¬
хом  рук,  качнулся,  глядя  па  бумагу,  точно  сказал:  «Так,
так...  Только  так».  Снова  присел,  .снова  снует  карандаш:
«Повторяю  свою  мысль  —  рабочие  потому  стремятся
к  господству,  что  они  класс,  производящий  все  богатства
общества...»42
 И  вдруг—светлым-светло.  Лес!  Мысленно  я  в  Гремя-
чем  лесу  под  Алакаевкой.  Нежнейшие  ситцы  берез,  све¬
жо,  молодо.  На  взгорке  в  сквозной  неширокой  тени  —
лобастый  юноша  в  русской  рубашке,  рядом  соломенная
корзина  с  крышкой.  Ягодника  захватила  неягодная
страсть:  сидя  па  поваленном  грозой  осокоре,  он  склонил¬
ся  над  рукописью.  Знакомые  нам  слова:  «...они  класс,
производящий  все  богатства  общества».  Подчеркнул.
Поднял  глаза  на  лесную  гриву.  Крикнул  в  лес:
 —  Э-гей!  Где  вы  там,  друзья!  Полюбуйтесь,  какую
я  тут  нашел  расчудесную  ягоду!
 76

Краеведы  в  Куйбышеве  подарили  мне  фотографию  су¬
дейских  чиновников  Самары,  перед  которыми  Ленин  вел
свои  немногочисленные  зашиты.  Галерея  лиц  —  потомст¬
венные  и  личные  дворяне,  купцы,  офицерские  сыновья.
Правда,  трое  чиновников  (из  двадцати)  происходили  из
крестьян.  Но  из  каких?  К  примеру,  у  сына  крестьянского
В.  В.  Семакииа,  городского  судьи  Самары  по  4-му  участ¬
ку,  были  950  десятин  чернозема  и  богатейшая  лесная
дача.
 Чрезвычайно  любопытна,  а  в  чем-то  и  загадочна  на
этом  фоне  фигура  председателя  Самарского  окружного
суда,  действительного  статского  советника  В.  И.  Аннен¬
кова,  сына  декабриста  И.  А.  Анненкова  и  француженки
Полины  Гебль  —  Прасковьи  Егоровны  Анненковой  в  за¬
мужестве.  История  блестящего  кавалергардского  офице¬
ра  и  продавщицы  модного  магазина  Дюманси  в  Москве,
с  французской  непринужденностью  истолкованная  Алек¬
сандром  Дюма,—  кстати,  встречавшимся  и  с  Анненковы¬
ми  в  России,—  стала  сюжетом  его  исторического  романа
о  декабристах  «Учитель  фехтования».
 Подобно  княгиням  Волконской  и  Трубецкой,  Полина
Гебль  последовала  в  Сибирь  за  возлюбленным,  по  зако¬
ну  о  невинных  женах.  Владимир,  их  старший  сын,  родил¬
ся  в  Забайкалье.  Наставником  его  в  пору  малолетства
был  И.  И.  Пущин,  декабрист,  друг  великого  Пушкина.
 В  1849  году  Николай  I  самолично  рассмотрел  хода¬
тайство  Анненковых,  просивших  высочайшего  соиз¬
воления  допустить  их  сына  в  один  из  университетов.
В  Тобольское  губернаторство  побрела  неспешная  эста¬
фета: 	«Сыновьям  коллежского  регистратора  Ивана
 Анненкова...  предоставить  все  права,  которых  они  бу¬
дут  достойны...  Что  касается  до  просьбы  Анненкова  и
жены  его...  о  дозволении  старшему  сыну  их  поступить
в  университет,  то  высочайшего  соизволения  на  сие  не
последовало».
 Владимир  становится  чиновником  14-го  класса  с  пол¬
номочиями  писца  ревизионной  канцелярии.  А  в  1878  году
уже  другой  царь,  Александр  II,  делает  его  председателем
окружного  суда  в  Самаре.  В  новой  эстафете  стояло:  «По
именному  его  величества  Указу,  данному  Правительст¬
вующему  сенату  в  Царском  Селе  августа  в  9-ый  день  за
собственноручным  его  подписанием,  в  котором  изображе¬
но:  ...действительному  статскому  советнику  Анненкову
 77

вееклоетпзенше  повелеваем  быть  председателем  Самар-
с;:его  окружного  суда».
 Под  председательством  В.  П.  Анненкова  прошла  почти
третья  часть  самарских  защит  Ленина:  5  пз  18.  По  трем
делам  он  подписал  три  полные  победы  Ленина:  опразда-
ш:д  старого  кузнеца  Василия  Красноселова.  оправдание
трнналпатнлетпего  кресткянск'Чч»  сына  Ннколкн  Куклева.
с^кез  з  иске  Морочонк  шу.  i  Гипщ;:.г..  Только  ли,  однако,
подписал,  следуя  в  общем  течении  р>лосощ—или  же  шел
против  этого  течения,  и  тогда  победа  адвоката  —  зто
и  победа  председательствующего?  А  может,  п  у  него,  сы¬
на  декабриста,  Ленин  брал  справедливость  с  бою?
 М.  Горький,  Н.  Г.  Гарин-Михайловский,  Я.  Л.  Тейтель
видели  в  самарском  председателе  одного  из  наиболее
живых  и  интересных  люден  города,  называли  его  демо¬
кратом,  объединяющим  центром,  незаурядной  индивиду¬
альностью...  В  домашнем  сто  кабинете  на  особом  месте
можно  было  видеть  исполинских  размеров  альбом  с  порт¬
ретами  и  автографами  всех  декабристов,  а  на  стене  —
кандалы  отца.
 Он  чтил  отца  и  его  дело.  Но  проносил  ли  он  эти  вы¬
сокие  чувства  в  совещательную  комнату?  Не  всегда.  Да¬
леко  не  всегда.  Дочь  В.  II.  Анненкова  Мария  отмечала
в  мемуарах,  что  ев  нравственном  смысле  жизнь  его  —
тайного  советника,  увешанного  орденами,  была,  пожалуй,
много  тяжелее  жизни  отца  сто,  лишенного  некогда  всех
прав».
 Кондуит  тайной  слежки  напоминал  с  корешка  старин¬
ную  церковную  книгу  —  обшарпанная,  слегка  сиреневатая
кожа  с  запахом  тлена,  с  обложки  —  ученый  фолиант,
а  размерами  п  формой  —  обыкновенную  амбарную  книгу.
С  белой  прямоугольной  нашлепки  глядели  слова:  «Книга
ка  записку  лиц,  состоящих  иод  негласным  надзором  по¬
лиции  Самарского  полицмейстера».
 Первой  строкой  в  кондуите  шел  адвокат  К.  К.  Позерн,
о  котором  современники  судили  крайне  различно:  Горь¬
кий  в  заметке-некрологе  за  подписью  Иегудннл  Хлами¬
да—  положительно:  доброе  имя,  Самара  потеряла  дея¬
теля,  которого  пока  некем  заместить;  Н.  Самойлов  —
критически  и  нелицеприятно:  центр  «буржуазного  окру¬
жения»,  городской  воротила;  департамент  полиции  —  то¬
 73

же  критически,  не  уже  совсем  с  другой  стороны:  lie  бур¬
жуа,  а  противник  буржуа,  ниспровергатель  существующе¬
го  строя.
 Дальше  всех  от  истины  стояла  полиция.  Ад  не  кат
К.  К.  Позорн  был  глух  к  политическим  бурям  п  с  ту  ею
никогда  не  грозил.  Я  знал  это,  и  первую  строку  «Книги
па  записку»  принял  как  дурное  предзнаменование:  кетпн-
нЧ'Го  революционера  тут  не  шин.
 Но  вот  тетрадь-вкладыш,  вшитая  в  середку,  и  две  фа¬
милии,  одна  за  другой,  под  ЛуЛ’9  б  и  7:  Елизарова  А.-.на,
Ульянов  Владимир.  Голо,  без  других  слов.  А  несколькими
страницами  дальше  —  еще  раз  имя  Ульянова  и  «положен¬
ные  при  том  сведения»  па  полном  журнальном  развороте,
аккуратно  размещенные  в  восьми  ответных  клеточках:
 Чин,  звание,  имя,  отчество?  Бывший  студент  Влади¬
мир  Ульянов.
 По  какому  распоряжению  и  за  что  именно  подвергнут
надзору?  По  сообщению  начальника  Самарского  губерн¬
ского  жанд[армского]  управления  от  5  сентября  1869  г.  за
№  613.
 С  какого  времени  состоит  под  надзором?  С  28  сентяб¬
ря  1889  г.
 На  какой  срок  пни  без  срока  подвергнут  надзору  и  ка¬
кому  именно,  гласному  или  негласному?  Строгому,  без
срока.
 Где  учрежден  надзор?  В  3  части,  Сокольничья  ул.,
 д. 	Рытикова.
 Получает  ли  от  казны  содержание  и  сколько?  Не  по¬
лучает.
 Имеет  ли  семейство  и  где  таковое  находится?  Холост.
 Если  выбыл  из-под  надзора,  то  по  какой  причине,
с  чьего  разрешения,  куда  и  когда  именно?  Ульянов  выбыл
из  г.  Самары  в  Москву,  о  чем  донесено  г.  СамарГсхему]
губернатору  и  сообщено  начальнику  Самар[схсго]  губ¬
ернского]  жандар[мского]  управления]  и  Московскому  по¬
лицмейстеру  27  августа  1893  г.  за  ЛЬ  20843.
 Книга  спрашивала,  книга  отвечала.
 Подобно  множительному  станку,  канцелярский  служ¬
ка  полицмейстера  ничего  не  создавал  сам.  Он  лишь  дро¬
бил  жандармскую  бумагу  ЛЬ  613  по  своим  клеткам,  а  ког¬
да  большой  волжский  пароход,  натужно  гукая,  отвалил
от  самарского  берега  с  Ульяновыми  ка  борту,  он  еще  раз
развернул  кондуит,  чтобы  заполнить  последнюю  клетку:
 79

«...выбыл  из  г.  Самары  в  Москву,  о  чем  донесено».  Потом
достал  из  железного  шкафа  другую  книгу  —  «Дело  Са¬
марского  городского  полицейского  управления  о  состоя¬
щем  под  надзором  полиции  быв.  студенте  Владимире
Ульянове»,  заключавшее  в  себе  более  40  донесений,
осведомленнй,  рапортов  и  предписаний  тайной  службы,
и  отчетливо  вывел  число  против  вопросного  слова  «кон¬
чилось».
 Новых  сведений  «Книга  па  записку»  почти  не  предла¬
гала.
 Но  для  меня  была  нова.  Стариной.  Своеобразием  пе¬
чати  прошлого.  Подлинностью.
 «Бывший  студент  Ульянов»,  «строгому,  без  срока»  —
это  борьба.  Прежде  всего  борьба  и  лишь  потом,  вторым
значением,  история.  Неизмеримо  острее,  чем  типограф¬
ская  буква,  выражали  и  доносили  убежденность  в  этом
и  писарское  рукоделье,  и  запах  старинного  переплета,
и  галочка  цветным  карандашом,  и  этот  вот  шпурок-позу-
мент.  Ближе  виделись  те,  чьей  была  эта  «Книга»,—  сивая
щетинка  волос  бобриком  или  же,  напротив,  голое  припуд¬
ренное  темя,  голубые  мундиры,  оплечья  в  серебре...  И  уж
совсем  живой  вставала  перед  глазами  молодая  марксист¬
ская  поросль  Самары.
 Перо  служки  перебрело  пол-лпста:  «137.  Сын  чинов¬
ника  Алексей  Васильевич  Попов»,  и  тут  же  поместило:
«согласно  предписанию  г-на  Самарского  губернатора...
этапирован  в  Петербургскую  одиночную  тюрьму...»44  Да
ведь  это  ж  Скляренко,  «организатор  масс  по  натуре»,
друг  Ленина,  входивший  вместе  с*ним  и  И.  X.  Лалаяицем
в  ядро  кружка  марксистов.  В  воспоминаниях  Дмитрия
Ильича  Ульянова  о  нем  сказано:  гимназисты  и  семина¬
ристы  старших  классов  получали  у  него  полулегальную
литературу  —  Писарева,  Чернышевского.  Для  нас.  юн¬
цов,  он  был  окружен  какой-то  особой  таинственностью,—
высокий,  сильный,  неразлучная  сучковатая  палка  и  тем¬
ное  пенсне45.
 Новая  запись:  «191.  Сызраиский  мещанин  Вадим  Ио¬
нов».  А.  И.  Ульянова-Елизарова  отмечала:  тяготел  к  на-
родовольству,  Владимир  Ильич  постепенно  перетянул  его
на  свою  сторону46.
 Еще  одно  имя:  «205.  Сельский  учитель  Алексей  Алек¬
сандрович  Беляков».  И  теперь  уже  перед  глазами  —  кар¬
тина:  сбор  кружка  у  Скляренко.  Мезопип  в  желтой  об-
 80

шнвке  под  утлым  деревянным  флигельком  на  Садовой.
Стол.  Лампа.  Меднобокий  самовар  в  клубах  пара,  на
красной  решетке.  Не  все  еще  в  сборе.  Раздумчиво,  ожи¬
дающе  позвякивает  ложечка  в  стакане.  Входит  Беляков,
вошла  Лукашевич,  скрипнул  в  дверях  щегольскими  са¬
пожками  Кузнецов.  И  неожиданно  —  взрыв  смеха.  Дверь
распахнута,  и  на  пороге  —  Ульянов.  Смеется.  Обернулся
па  лестницу  и  кому-то:  «Ну,  каково?  Вадим  уже  здесь,
Маша,  Семенов...  И  гости,  гости!  Пари  начисто  выигра¬
но,  и  я  требую  немедленного  удовлетворения!»47
 Ленин  писал  позже:  кружки  —  замкнутые,  почти  все¬
гда  па  личной  дружбе  основанные,  сплочения  очень  ма¬
лого  числа  лиц,  были  необходимым  этапом  развития  со¬
циализма48.
 Те,  кого  собирал  самовар  на  Садовой,  и  были  друзья-
единомышленники.  Недвусмысленно  говорят  об  этом
жандармские  и  полицейские  книги,  конфиденциальные
представления,  доклады,  рапорты,  а  больше  и  полнее  все¬
го  воспоминания  и  письма  А.  И.  Ульяновой-Елизаровой,
Д.  II.  Ульянова,  А.  Г1.  Скляренко,  М.  И.  Семенова  (Бла-
на),  М.  М.  Моршапской,  А.  А.  Белякова...  Самарские  за¬
щитники  и  распространители  могучего  учения  Маркса
делали  большое  дело.  «Коммунистический  манифест»,
первый  программный  документ  марксизма,  появился
в  кружке  отпечатанным  готикой,  старонемецкой  печатью,
но  уже  вскоре  родилось  его  прекрасное  русское  повторе¬
ние:  переведенный  Лениным,  он  пошел  из  рук  в  руки,  из
одного  города  в  другой.
 7
 На  Самарщине  Ленин  провел  18  защит.  Вещественное
их  выражение—  18  папок.  Но  есть  и  еще  одна  защита,
19-я,  без  папки,  без  присвоенного  номера,  защита  Волги,
сызранских  мужиков-перевозчиков,  честного  имени  —  де¬
ло  с  купцом  Арефьевым.  Купивши  Волгу  у  города,  Арефь¬
ев  пригнал  с  понизовья  зычный  паровичок-скороход,  сру¬
бил  на  яру  дом,  у  воды  —  дощатые  причалы  и,  почитая
себя  царьком-завоевателем,  воспрепятствовал  однажды
лодочникам  перевезти  Ленина  и  Елизарова  с  берега  на
берег.  Ленин  возбудил  дело  у  земского  начальника.  На
языке  тогдашнего  права  —  это  было  частное  обвинение,
на  языке  истории  и  политики  —  публичное.  Публичное  —
 81

по  самому  высокому  счету.  Обвинение  из  будущего.  На¬
ше.  Его  Ленин  ставил  частно,  от  себя,  по  требование  на¬
казать  темное  царство  sa  то,  что  оно  темное,  Еыражало
новую  идеологию.
 Невероятнейший  эксцесс!  Жалоба  Ленина  ставит  зем¬
ского  начальника,  судью  от  денежного  мешка  —  против
•денежного  мешка.  Посмеет  ли  он?  Посметь  и  наказать
Арефьева  —  наказать  самгго  себя,  отклонить  жалобу  —
отказать  закону.  Статья,  назвавшая  самоуправство  пре¬
ступлением,  а  самоуправщика  преступником,  стоит  в  рос¬
сийских  сводах  тяжко  и  замшело  со  времен  весьма  дав¬
них.  Как  поступить?  Земский  двигает  дело  без  слоты,
с  проволочками,  но  Ленин  настойчив  и  непреклонен.
 И  вот  концовка:
 «Выдержать  самарского  купца  Арефьева  под  арестом
в  течение  одного  месяца».
 Брат  Ленина  Дмитрий  подробно  воспроизводит  в  вос¬
поминаниях  и  само  происшествие,  и  хронику  тяжбы49.
Однако  в  камере  земского  он  не  был  и  потому  судебного
состязания  не  описывает.  Самого  же  дела  —  жалобы,  воз¬
ражений,  протокола,  резюме  земского  начальника  —  ни¬
кто  не  видел.  Нм  папки,  ми  номера...
 А  что,  если  поворошить  старые  газеты?
 Моим  кровом  в  Куйбышеве  становится  поначалу  пом¬
пезный  губернаторский  дом—теперь  это  гостишша.
Гостеприимство  небольшой  комнаты  с  одним  окном  в  мас¬
сивной  дубовой  раме  делит  со  мной  Николай  Алексее¬
вич  С.,  инженер  из  Москвы.  Он  ставит  где-то  на  Волге  за¬
водскую  трубу  и,  когда  говорит  о  пей,  молодеет  лет  на
пятнадцать.
 По  вечерам,  возвращаясь  в  гостиницу,  я,  по  обыкнове¬
нию,  застаю  его  в  кресле.  Мы  ньсм  чан  из  прикрытого
матрешкой  чайника,  а  когда  укладываемся,  он  извлекает
из  портфеля  черно-красный  том  «Саги  о  Форсайтах»,  кла¬
дет  его  возле  себя  на  тумбочку,  заводит  плоские  часики
и,  натягивая  на  нос  одеяло,  почти  всякий  раз  спрашивает
меня  об  одном  п  том  же:
 —  Ну,  какой  след  был  испытан  сегодня?  Что  ново¬
го?
 82

Я  гашу  верхний  свет  и,  если  случай  был  в  тот  день
достаточно  благосклонен  ко  мне,  рассказываю  о  поиске.
 —  Значит,  мужиков  Владимир  Ильич  защищал  в  до¬
ме  на  Алексеевской  площади?  —  спрашивает  Николай.
Алексеевич.—  Л  комната?  Вы  ко  могли  бы  сказать,  вот
здпа  этом  месте,  стоял  его  столик?  Нет?  Никто  этого
ьд  ;::аот?—Он  удивлен  и  раздосадован.—  Пора!..  Пора
знать  эти  вещи!..
 с.Сгга  о  Форсайтах»  остается  нераскрытой.
 ’  апреля  вс;  шло  по-другому.
 Едва  размотав  шарф,  я  разложил  на  столе  еще  мо¬
крые  фотографии  третьей  полосы  «Волжского  вестника*
за  4  нюня  1892  года  и,  признаться,  не  без  оттенка  зна¬
чительности  прочел  вслух  вот  эту  заметку:
 «Недавно  некто  г.  Елизаров  с  братом  близ  Сызрани
переезжал  Волгу  па  нанятой  ими  лодке.  Едва  они  успели
отъехать  от  берега,  как  заметили,  что  наперерез  нм  идет
перевозной  пароход,  принадлежащий  А.  Н.  Арефьеву.
Напрасно  лодочники  пытались  увернуться  от  парохода,
оз  шел  прямо  на  них...  Г.  Елизаров  приказал  своим  пе¬
ревозчикам  остановиться.  Пароход  подошел  к  лодке
и  взял  к  себе  и  пассажиров,  и  лодочников,  и...  расправил¬
ся  с  последними  по-свойски.  Оказалось,  что  г.  Арефьев
считает  Волгу  своею  монополией  и  никому,  помимо  его
парохода»  не  позволяет  перевозить  через  нее  пассажиров.
Против  такого  самоуправства  г.  Елизаров  возбудил  уго¬
ловное  дело...»
 —  Ого!—  Николай  Алексеевич  живо  обернулся  на  ме¬
ня  и  поднялся  с  кресла.—  Кричите  «эврика»,  дружище!
 —  Находка  более  чем  скромна.  К  мемуарам  Дмитрия
Ильича  «Вестник»  прибавляет  лишь  инициалы  Арефьева.
А  вот  путает  прензрядпо.  Ленин  здесь  назван  братом  гос¬
подина  Елизарова,  а  сам  Елизаров  —  автором  жалобы,
частным  обвинителем...
 —  Но  у  вас  такой  счастливый  вид...
 Пришлось  признаться—  счастливый.  Я  тешил  себя  на¬
деждой,  что  маленькая  заметка  в  «Волжском  вестнике»  —
залог  «широкого  полотна».  Под  рубрикой  «В  царстве  Фе¬
миды»  виделась  подробнейшая  хроника.  И  речь  Ленина...
 —  Завтра  воскресенье,—  сказал  Николай  Алексе¬
евич.—  Мы  могли  бы  добывать  радий  в  четыре  руки.
 83

Пришло  и  прошло  еще  одно  красное  число,  еще  один
тур  неудачных  поисков  в  четыре  руки:  подшивки  обвет¬
шавших  газет  в  прославленном  бристоле  —  «Саратов¬
ский  дневник»,  «Волгарь»,  «Оренбургский  листок»,  «Са¬
марский  дневник  объявлений»...  В  среду  Николая  Алек¬
сеевича  отозвали  в  Москву  с  докладом,  а  к  воскресенью
я  уже  искал  не  хронику  о  процессе,  а  дело.  Дело  Арефье¬
ва.  Искал,  и  одно  время  казалось—  нашел.
 Вот  оно  —  тощее,  в  несколько  листов.  На  обложке,
зеленой,  как  бильярдное  сукно,—  четыре  объемно  выпи¬
санные,  несоразмерно  большие  круглые  буквы:  «Дело».
Ниже  —  «по  обвинению  купца  Арефьева»,  статья  уголов¬
ного  закона  о  самоуправстве  и  число.
 Лист  номер  I,  жалоба:
 «Мой  14-летний  сын  Константин  Петров  Тарасов  на¬
ходился  в  услужении  в  велосипедной  и  моторной  мастер¬
ской...  Арефьев  нанес  ему  более  четырех  жестоких  уда¬
ров,  отчего  полилась  кровь...»
 Лист  номер  8,  решение  уездного  съезда:
 «Означенные  действия  Арефьева  вызваны  самим  Та¬
расовым...  Оправдать...».
 Не  то!
 И  не  тот!
 Не  содержатель  перевоза,  а  его  родной  братец  Сергей
Николаевич.  Вот  и  фотография:  во  весь  рост,  подбоченил¬
ся,  поддевка  раздвинута  и  показывает  рубашку  белого
травчатого  атласа  с  узорами  по  вороту,  с  длинного  сухого
лица  —  настороженные  злые  глазки  с  прихмуром,  к  под¬
бородку  подвешена  обрямканная*  бороденка,  сам  подбо¬
родок  гол  и  кругл,  как  луковица,  на  груди  медалька.
 Любопытно,  похож  ли  на  него  купец-перевозчик?
 На  дубовом  подоконнике  «у  губернатора»  меня  ожи¬
дали  две  телеграммы:
 из  Ульяновска  —  «Фондов  земских  начальников  Сыз¬
рани  годы  девяносто  два  девяносто  три  архиве  нет»,
из  Москвы  —  «Нижайше  уведомляю  (я  улыбнулся,
в  шутливом  словосочетании  угадывался  голос  Николая
Алексеевича)  Самарской  газете  212  Вас  ожидает  мадам
Эврика  Ваш  помощник».
 Я  оглянулся  на  календарь,  укрепленный  в  простен¬
ке,—  конечно  же,  красное  число.  Значит,  нашел  и  тотчас
 84

же  отправил  телеграмму.  «Ваш  помощник».  Чертовски
это  приятно  —  принимать  руку  необещанной  помощи!
 И  вот  я  заношу  в  памятную  тетрадь  шапку  судебной
хроники:  «Финал  арефьевского  дела»  и  начальный  ее  ку¬
сок:  «Истекшим  летом  проскользнула  в  некоторых  газе¬
тах  маленькая  заметка  о  том,  как  содержатель  перевоза
в  с.  Батраках  Сызранского  уезда  А.  Н.  Арефьев...»
 «Самарская  газета»  продолжала  разговор,  начатый
«Волжским  вестником».
 Уголовный  случай  воссоздавался  на  полосе  достаточно
полно:
 «Е.  и  У.  (Елизаров  и  Ульянов.—  В.  Ш.)  ехали  на  па¬
роходе  и  в  Батраках  попросили  капитана  дать  свисток,
чтобы  вызвать  лодку.  Лодка  была  подана,  и  на  псе  сошел
вместе  с  Е.  и  У.  один  батрацкий  крестьянин.  Е.  и  У.  нуж¬
но  было  ехать  на  противоположный  Батракам  берег,  а  по¬
тому  они  тотчас  же  и  наняли  этого  лодочника  перевезти
их  туда,  по  так  как  они  были  от  батрацкого  берега  близ¬
ко,  то  и  решили  ссадить  сначала  на  пего  батрацкого  кре¬
стьянина.  Ссадив  его,  стали  вдоль  берега  подниматься
вверх  по  течению,  чтобы  потом  ударить  па  перевал.  Тут,
на  беду,  они  должны  были  проехать  перед  окнами  дома
перевозчика  (не  мифического  Харона,  который,  вероятно,
был  бы  более  деликатен,  а  Арефьева).  Арефьев,  пребы¬
вавший  в  то  время  в  компании  гостей  на  балконе  своего
дома,  предложил  проезжавшим  сойти  с  лодки  и  присое¬
диниться  к  ним,  внушительно  добавив  при  этом,  что  они
все  равно  не  уйдут.  Е.  поблагодарил  за  приглашение,
и  лодка  стала  продолжать  путь.  В  это  время  раздается
полновластный  голос  А.  Н.  Арефьева:  «Алексей,  взять
лодку!»  (Перевозной  паровичок  моментально  нагнал  су¬
денышко,  бежавшее  под  парусом.)  Лодка  была  подхваче¬
на  с  носа  парохода  и  едва  не  попала  под  колеса...  Пасса¬
жиров  перевели  на  пароход  и  отправились  с  ними  опять
к  тому  берегу,  где  перевозчик  Арефьев  держит  свой  пир.
Подъехав  к  берегу,  У.  направляется  к  Арефьеву  объяс¬
ниться.  На  вопрос,  на  каком  основании  он  изловил  их,
Арефьев  ответил:  «На  основании  таксы,  утвержденной
министром...».
 Хроника  называла  и  уточняла  новые  обстоятельства
и  вехи:
 85

а)  перевоз  Арефьева  располагался  в  Батраках  Сыз-
рапского  уезда;  полное  имя  купца  —  Александр  Никола¬
евич;  на  балконе  за  пузатыми  графинчиками  и  буженин¬
ной  благодушествовал  тогда  и  его  брат—  Сергей  Никола¬
евич,  такой  же  самодур  и  барышник;
 б)  дело  решал  земский  начальник  2-го  участка  Сьзз-
ранского  уезда  (имя  его  любезно  сообщала  «Обшая  рос¬
пись  начальствующих  лиц  Российской  империи»:
 А. 	Д.  Ребровскин);
 в)  по  делу  было  два  разбора:  15  июня  и  25  сентября;
 г)  на  первый  разбор  «Арефьев  послал  частного  пове¬
ренного  г.  Ильина»,  на  втором  не  было  ни  Арефьева,  ни
его  поверенного.
 Наказать  купца  его  же  властью,  властью  имущих,—
это  была  еще  не  вся  трудность,  что  громоздилась  тогда
перед  Лениным.  Купца  предстояло  казнить  ни  за  то  —
так  думала  торговая  Самара.  В  замахе  Арефьева  не  ви¬
дели  настоящего  зла  и  монаршие  верхи.  Большой  уголов¬
ный  закон  —  Уложение  о  наказаниях  —  вовсе  не  имел
статьи  о  самоуправстве,  а  малый  —  Устав  о  наказаниях,
налагаемых  мировыми  судьями,—  хотя  и  называл  само¬
управство  преступлением,  но  тут  же  оговаривался,  что
преступление  это  частное,  стоящее  за  чертой  государст¬
венного  почина.
 Частное  обвинение  в  суде  начиналось  обязательным
обрядом  примирения,  а  при  безуспешности  примирения
суд  (земский  начальник,  городской  судья)  рассматривал
лишь  те  доказательства,  которые  представлял  и  предъяв¬
лял  потерпевший.  Поэтому  требование  закона  выложить
перед  судьями  чужую  вину,  доступную  руке  н  глазу,  как
кусок  плиса  или  миткаля  на  ярмарочном  прилавке,  после
чего  оставалось  бы  пустить  в  дело  судейский  аршин
и  хлопнуть  на  счетах,  нередко  означало  отказ  в  правосу¬
дии.  Беспомощный  перед  обязанностью  допрашивать.,  до¬
казывать,  формулировать  на  языке  права  свои  требова¬
ния,  простолюдпп-обвипитсль  забито  молчал  или  оправ¬
дывался,  вместо  того  чтобы  обвинять,  клял  себя  за  необ¬
думанное  судилище  и  «проигрывал»  правое  дело.
 «Поезд  отходил  что-то  очень  рано  утром  или  даже
ночью,—  рассказывал  Д.  М.  Ульянов  о  последней  поездке
Ленина  на  дело  Арефьева.—  Предстояли  бессонная  ночь,
 86

скучнейшие  ожидания  в  камере  земского  начальника  на
вокзалах  и  т.  д.  Хорошо  помню,  как  мать  всячески  угова¬
ривала  брата  не  ехать.
 —  Брось  ты  этого  купца,  они  опять  отложат  дело,
и  ты  напрасно  проездишь,  только  мучить  себя  будешь.
Кроме  того,  имей  в  виду,  они  там  злы  на  тебя.
 —  Мет,  раз  я  уже  начал  дело,  должен  довести  его  до
конца.  На  этот  раз  нм  не  удастся  еще  оттягивать.
 II  он  стал  успокаивать  мать»50.
 Стремление  купца  затянуть  спор  имело  свой  тайный
смысл.  Первая  же  неявка  Ленина  грозила  аннулировать
его  жалобу.  Это  был  абсолют  формы.  Ильин,  поверенный
кулка-псрсвозчика,  ставил  именно  на  эту  лошадку.
 Стазка  Ильина  и  сам  Ильин  —  это  была  еще  одна,
и  отнюдь  немаловажная,  преграда  к  справедливому  удо¬
влетворению  тяжбы.  Для  расторопного  и  не  очень  свято¬
го  адвоката  первой  и  главной  целью  в  камере  земского
был  сам  земский,  персона  оракула-единорешателя.  Такой
адвокат  приходил  в  суд  не  разъяснять  жизнь  и  не  нссле-
дозать  порядок  вешен,  а  выигрывать.  II  потому  превос¬
ходно  знал,  любит  ли  земский  рябчиков  под  белым  соу¬
сом.
 В  Куйбышеве,  в  Госархпве,  хранится  «Дело  председа¬
теля  Самарского  окружного  суда  о  зачислении  губерн¬
ского  секретаря  Николая  Александровича  Ильина  помощ¬
ником  присяжного  поверенного  к  присяжному  поверен¬
ному  Тимроту  и  о  прочем».  О  прочем  —  это  о  плутнях
и  комбинациях.
 Что  же  увидел  криминальный  репортер  «Самарской
газеты»  в  камере  земского  начальника?
 Борьбу.  Диалог  чести  и  бесчестия.
 В  репортаже  говорилось:
 Г.  Ильин  «всякими  способами  и  изворотами  старался
выгородить  своего  клиента.  То  он  доказывал,  что  матросы
сами  изловили  лодку  по  своему  почину...  То  утверждал,
что  приказал  не  Александр  Николаевич,  а  брат  его,  Сер¬
гей  Николаевич,  то  ссылался  на  распоряжение  полиции,
которая  будто  бы  сама  велела  излавливать,  то...  и  не
перечтешь  всех  его  способов  защиты,  пз  которых  каждый
нозый  побивал  все  предыдущие».
 Спасая  незащитимую  позицию  Арефьева,  Ильин  не
возводил  флешей  и  не  рыл  окопов.  Он  отвлекал  и  пушку
 87

и  пушкаря  от  действительной  цели,  ставил  на  ее  место
мнимую.  «Арефьев?  Что  вы!  Матросня!»
 Вот  как  это  выглядело:
 Ульянов  (Ильину).  Значит  —  работники?  Само¬
вольная,  так  сказать,  акция?  А  распоряжение  хозяина,
полного  и  единого,  по  вашему  выражению?  Плод  фанта¬
зии  штурмана  п  матросов?  Лжесвидетельство?
 Ильин.  Увольтс-с,  коллега,  сен  ваш  вопрос  не  для
меня.
 Ульянов.  Для  штурмана?  (Земскому  начальнику.)
Тогда  позвольте...
 Р  е  б  р  о  в  с  к  и  й  (земский  начальник).  Господин  Семе¬
нов...
 Семенов,  штурман  перевозного  парохода.  Я  уже
сказал...  Повторить?  Хозяин  велел...  ну,  если  лодка  берет
на  перевал...  Ловить.  Всех  без  разбору,  конечно...51
 Ульянов  (поднявшись  с  места,  земскому  начальни¬
ку).  Я  бы  хотел,  чтобы  и  это  утверждение  штурмана,  сде¬
ланное  им  во  второй  раз,  оставило  след  в  протоколе.  Вы¬
ражение  «всех  без  разбору»  —  умножает  число  потерпев¬
ших  до  неопределенной  величины.  Самоуправство  —  по¬
стоянное  явление  на  перевозе.
 В  судебной  хронике  далее  шло:
 «...видя,  что  все  это  не  помогает,  так  как  факт  само¬
управства  установлен  свидетельскими  показаниями,  он
(Ильин.—  В.  Ш.)  начал  утверждать,  что  Арефьев  имел
право  это  сделать,  так  как  ему  принадлежит  монополия
перевоза  в  данной  местности,  и  просил  г.  земского  началь¬
ника  разбор  дела  отложить  и  выдать  ему  свидетельство
на  предоставление  документов,  доказывающих  право
Арефьева  на  монополию  перевоза.
 Хотя  У.  и  возражал,  что  все  эти  документы  не  идут
к  делу,  так  как  суть  дела  не  изменится,  потому  что  само¬
вольная  защита  и  своих  действительных  прав  признает¬
ся  за  самоуправство,  по  г.  земский  начальник  все-таки
уважил  ходатайство  защитника  и  разбор  дела  отло¬
жил».
 Что  это?  Поражение?
 Победа.  Отсроченная  во  времени,  но  уже  неизбежная.
 На  Руси  не  было  правомочного  присутственного  ме¬
ста,  которое  решилось  бы  удостоверить  бумажкой  мни¬
 88

мую  несостоятельность  довода  Ленина,  довода-победи-
теля:  самовольная  защита  и  своих  действительных  прав—
есть  самоуправство.  В  эту  точку  Правительствующий  се¬
нат  бил  дважды  (в  1871  году,  решение  №  785,  и  в  1891  го¬
ду,  решение  №  24)  и,  не  в  пример  собственному  обычаю,—
одинаково:  да,  да.  Сам  и  право,  действительное  или  мни¬
мое,—такова  формула  самоуправства.
 Явиться  к  земскому  без  спасительной  бумажки  было
бы  прибытием  для  подписания  капитуляции.  Ильин  ре¬
шает  не  являться.  Но  и  это  —  капитуляция.
 Ленинская  настойчивость  приводит  к  заочному  реше¬
нию:  месяц  ареста.  Ключник  арестантского  помещения
закрывает  купца  «под  ключ».
 Дмитрий  Ильич  писал:
 «Несомненно,  были  люди,  которые  не  могли  не  ви¬
деть,  что  купец  действует  беззаконно,  но  не  решались  или
не  хотели  тягаться  с  ним  по  судам.  Одним  это  было  не¬
выгодно  с  материальной  стороны,  другие  же,  предвидя
кучу  хлопот,  судебную  волокиту  и  т.  д.,  по  инертности  и
«русской»  лепи  отказывались  от  борьбы.
 Нужно  было  Владимиру  Ильичу  столкнуться  всего  на
несколько  часов  с  этим  стоячим  обывательским  болотом,
чтобы  основательно  встряхнуть  его,  наказать  главного
виновника  и  научить  лодочников,  как  надо  бороться  за
свои  права»52.
 8
 На  этом  месте  автор  хотел  бы  еще  раз  раскрыть  дело
о  железнодорожном  происшествии  на  станции  Безенчук  —
о  нСхМ  шла  речь  в  первом  очерке—и  на  материалах  его
с  возможной  полнотой  рассмотреть  одну  злободневную
проблему  судебной  защиты.
 Кассационная  жалоба  знаменитого  Ф.  Н.  Плева  ко  по
делу  Алексея  Мафо,  осужденного  в  Кишиневе  за  под¬
стрекательство  к  убийству  и  истязание,  останавливает
внимание  чрезвычайной  спорностью  просительного  пун¬
кта.
 Вот  он,  этот  пункт:
 «На  основании  вышеизложенного,  я  ходатайствую  по
нарушению  ст[атей]  751  и  763  Уст[ава]  уголовного]  су¬
допроизводства],  лишившего  подсудимого  принадлежа¬
щего  ему  права  по  признанному  им  содеянным  преступ-
 89

леппю  —  истязанию  —  просить  постановки  вопроса  о  не-
вменении  (невменяемости.—  В.  Ш.)  по  причинам  в  зако¬
не  указанным,  отменить  вердикт  присяжных  и  приговор
суда.  Если  же  Правительствующий  сенат  не  найдет  этой
просьбы  заслуживающей  уважения,  то  отменить  приговор
суда  по  неправильному  толкованию  ст{атьи]  1489  Уложе¬
ния]  о  наказаниях]-.
 11рось0а  двояка.
 Едва  ли  не  мудрейший  адвокат  V  к:  с  ми  предлагает
кассационному  суду  два  варианта  решения.
 11лп  —  или.
 Пли  признать,  что  судьи  в  Кишиневе  необоснованно
отказали  Мафо  в  обследовании  его  душевного  здоровья,
и  тем  самым  открыть  путь  к  освобождению  его  от  нака¬
зания  за  невменяемостью,  или  не  признать  (тут  я  упро¬
щаю),  что  судьи  в  Кишиневе  необоснованно  отказали
Мафо  в  обследовании,  и  тогда—лишь  тогда,  в  случае
непризнания  —  отменить  решения  присяжных  и  коронных
по  совершенно  новому  основанию:  в  Кишиневе  ошибочно
истолкована  статья  уголовного  закона  об  истязании
(1489).
 Позиция  «или  —  или»  —  не  предосудительное  детище
одного  Плевако.  Просить  на  два  варианта  —  если  не  так,
то  так  —  было  принято  и  в  Самаре,  и  в  Париже,  и  в  Брюс¬
селе.  Считалось,  что  с  левого  —  адвокатского  —  столика
могут  быть  поданы  две  точки  зрения,  если  это  «нравст¬
венно»  и  если  та  и  другая  выражают  «защитительное
кредо»  адвоката  по  делу.  Адвокат  ничего  не  решает,
а  рыхлить  почву  ему  должно  быть  позволено  и  двумя
мотыгами.
 Обращался  ли  молодой  Ульянов  к  позиции-альтерна¬
тиве?  Нет!  Твердо  убежден,  не  обращался.  II  не  мог.  До-
предела  нацеленным,  разяще  принципиальным,  беском¬
промиссным  п  искренним  был  он  в  любой  полемике.  Но
есть  и  другое  заключение,  другие  голоса.  В  своем  путе¬
шествии  в  прошлый  век  я  вел  постоянный  внутренний
спор  с  темн,  кто  находил,  что  Владимир  Ильич  призна¬
вал  альтернативу,  а  в  одной  защите  и  сам  воспользо¬
вался  ею.
 Факты  н  обстоятельства  —  иовооткрываемые  и  те,  что
уже  были  известны,—  говорили  об  обратном.
 Две  цитаты:
 1. 	«...в  случае  невозможности  полного  оправдания
 90

подсудимого  Языкова  избрать  для  пего  наказание  по
3  части  1085  ст[атьи]  Уложения,  а  именно:  не  арест  или
тюрьму,  а  денежное  взысканием.
 Это  —  из  речи  Ленина  в  защиту  начальника  станин»
Безснчук  Н.  Н.  Языкова,  обвинявшегося  в  преступном
нерадении  по  должности.
 2. 	«Владимир  Ильич  просил,  в  случае  невозмож¬
ности  полного  оправдания  Языкова,  применить  к  нему
ч.  3  ст.  1085,  предусматривающую  ответственность
за  лицами,  принадлежащими 	к  эксплуатационной
 службе.
 Весьма  интересно  отметить,  что  В.  II.  Ульянов  при¬
менил  в  просительном  пункте  альтернативу,  которая  по¬
чему-то  многими  признается  в  современной  практике  не¬
допустимой».
 Это  —  из  статьи  «Деятельность  В.  II.  Ульянова  в  ад¬
вокатуре»,  предложенной  читателю  журналом  «Совет¬
ская  юстиция».
 Защитительная  позиция  В.  II.  Ульянова  в  этой  записи
действительно  альтернативна:  или  оправдать,  или  осу¬
дить  по  мягкому  закону.  Авторы  статьи  чрезвычайно  бе¬
режно  пользуются  ЭТОЙ  записью,  И  обшпп  ИХ  ВЫВОД  3EV-
чит  безупречно  и  неколебимо.
 Но  вот  безупречна  ли  сама  запись?  Так  ли  именно
говорит  Ленин?
 Не  безупречна!  Не  так!
 Тень  ошибки,  невероятной  и  особенно  несправедливой,
возникает  перед  вами  тотчас  же,  как  только  прочтены
первые  слова  записи:  «в  случае  невозможности  полного
оправдания...  избрать  наказание...»
 Не  Ленин  это!
 Что  же  тогда  было  в  суде?
 О  чем  просил  Ленин?
 Соображения  по  этому  вопросу  я  позволю  себе  свести
в  три  маленьких  исследования,  чтобы  подтвердить:
 а)  твердое  убеждение  —  Ленин  не  просил  об  оправ¬
дании  Н.  Н.  Языкова;
 б)  предположение  —  Ленин  просил  о  чрезвычайном
милосердии,  о  «совершенном  освобождении  от  наказа¬
ния»,  что  предусматривалось  тогда  статьями  154  и  775
Устава  уголовного  судопроизводства;
 в)  аксиому—временно  исправляющий  должность  по¬
мощника  секретаря  Дивногорскнй,  сделавший  исследуе¬
 91

мую  запись,  ис  имел  ни  правовых  знаний,  ни  достаточ-
ного  опыта,  ошибался.
 Для  вывода,  помеченного  буквой  «а»,  необходимо  про¬
анализировать  две  веши:  слепок  обвинения  и  полную,  без
изъятий,  запись  Дивпогорского.
 В  обвинительном  акте  криминальное  зерно  происшест¬
вия  выражено  так:
 «В  4  часа  30  минут  по  петербургскому  времени  8  мая
1891  года  па  станции  Безенчук  Оренбургской  железной
дороги,  в  районе  Самарского  уезда  произошло  столкно¬
вение  5  пустых  вагонов,  двигавшихся  по  рельсам  вследст¬
вие  поднявшегося  ветра,  с  ручным  вагончиком,  на  кото¬
ром  ремонтный  рабочий  Петр  Наурсков  возил  воду;  при
этом  столкновении  Наурсков  получил  легкие  поврежде¬
ния,  бывший  же  при  нем  девятилетний  мальчик  Андрей
Коротин  получил  безусловно  смертельные  повреждения,
от  которых  тут  же  умер».
 И  дальше:
 «Из  осмотра  Инструкции  железнодорожным  чинам  и
из  показаний  экспертов  выяснилось,  [что]  начальник  стан¬
ции  или  заменяющий  его  наблюдает,  чтобы  вагоны  были
заторможены  и  надежно  подклинены».
 Отсюда  и  уголовная  вина  II.  И.  Языкова:  не  проверил.
Стрелочник  И.  И.  Кузнецов  вовсе  в  тот  день  не  подкли¬
нил  вагоны,  дремавшие  на  пакгаузном  пути,  ветер  наддал
плечом,  вагоны  тронулись,  загрохотали  по  рельсам...
 Таково  обвинение.
 А  теперь  —  протокольное  воспроизведение  Днвногор-
скнм  защитительного  слова  Владимира  Ильича:
 «Защитник  подсудимого  в  своей  речи  доказывал,  что
деяние  подсудимого  Языкова  под  действие  2  ч[асти]  1085
ст[атьи]  Улож[ения]  не  может  быть  подведено,  так  как  во
2  ч[астн]  1085  ст[атьи]  Улож[сппя]  предусмотрены  случаи
неосторожности  и  небрежности  лиц,  не  исполнивших  пря¬
мых  своих  обязанностей,  по  настоящему  же  делу  обязан¬
ность  подложить  брусья  под  пустые  вагоны  должен  был
исполнить  стрелочник  Кузнецов,  а  никак  не  начальник
станции,  наблюдающий  только  за  аккуратным  исполне¬
нием  обязанностей  его  подчиненными,  почему  деяние
Языкова,  по  мнению  его,  защитника,  должно  быть  под¬
водимо  под  действие  3  ч[асти]  той  же  ст[атьи]  1085  Уло-
 92

ж[ения],  то  есть,  что  подсудимый  Языков  проявил  недо¬
статочный  надзор  за  подчиненным  ему  стрелочником  Куз¬
нецовым.  Затем  защитник  просил,  в  случае  невозможно¬
сти  полного  оправдания  подсудимого  Языкова,  избрать
для  пего  наказание  по  ч[асти]3  1085  ст[атьи]  Уложения,
а  именно  не  арест  или  тюрьму,  а  денежное  взыскание  вви¬
ду  доверчивости,  проявленной  к  другому  подсудимому
Кузнецову,  оправдываемому  долголетней  службой  Куз¬
нецова  и  его  опытностью».
 Мотив  оправдания  дважды  звучит  в  защите,  и  если
последняя  строка  —  «оправдываемой  долголетней  служ¬
бой»  —  это  всего  лишь  колодка,  клише  от  адекватного  по¬
нятия  смягчающего  вину  обстоятельства,  то  выражение
«в  случае  невозможности  полного  оправдания»  недвус¬
мысленно  и  однозначно.
 Чем  же  в  таком  случае  оно  отрицается  и  отменяется?
 Тут  несколько  соображений.
 Первое.  Просьба  об  оправдании  отменяется  просьбой
о  нестрогом  наказании,  развитию  и  обоснованию  которой
посвящена  вся  защитительная  речь  Ленина.  И  до  и  после
слов  «в  случае  невозможности  полного  оправдания»  перо
Дивногорского  отменяет  эти,  его  же,  слова.  И  до  и  после
этих  слов  оно  воспроизводит  истинную  позицию  Ленина,
по-ленински  простую,  ясную  и  цельную,  с  неизбежным  за-
оядом  непрямого  обвинения:  уголовная  вина  Языкова
в  пороке  контроля  —  это  не  2-я,  а  3-я  часть  1085-й  статьи;
подсудимый  не  заслуживает  ни  тюрьмы,  ни  ареста.
 Второе.  Просьба  об  оправдании  отменяется  всем  те¬
чением  процесса.  Адвокаты  —  их  было  два:  О.  И.  Гирш-
фельд,  являвшийся  на  разбор  дела  19  сентября  и  9  но¬
ября,  и  затем  В.  И.  Ульянов,  осуществлявший  защиту
17  декабря,  при  постановке  приговора  не  заявляли  хода¬
тайств,  не  предпринимали  шагов,  которые  выражали  бы
их  намерение  добиваться  оправдательного  вердикта.  Из
протокола  не  следует,  чтобы  Ленин  клонил  именно  к  та¬
кому  исходу.  При  заполнении  вопросного  листа  для  су¬
дей,  уходящих  на  совещание,  он  заботится  не  о  призна¬
нии  Языкова  невиновным,  а  о  точной  квалификации  его
вины.
 Третье.  Оправдания  не  просил,  не  считал  его  спра¬
ведливым  и  тот,  чьим  благом  оно  стало  бы  в  случае  про¬
возглашения,—  сам  подсудимый.  Признаваясь  в  содеян¬
ном,  он  казнил  себя,  самообвинял.
 93

Четвертое.  Строка  Дивногорского  ведет  к  нелепому
вызолу:  Ульянов  «проиграл»  дело  в  главном  пункте:  про¬
сил  оправдать,  судьи  осудили.  Где  ж,  в  таком  случае,
жалоба?
 Буква  «б».
 Что  именно  должен  был  поставить  Дпвногорский  па
месте  ходатайства  о  полном  оправдании?  Вероятнее  все¬
го,  просьбу  о  помиловании.
 Разберемся  в  терминах.
 Полное  оправдание  —  эго  освобождение  от  наказания
невиновного,  полное  помилование  —  это  освобождение  от
наказания  виновного.  Помилованного  объявляют  пре¬
ступником,  назначают  ему  наказание,  но  тут  же  просят
для  него  прощения,  амнистии  у  того,  в  чьей  власти  про¬
щать.  В  царских  законах  прощение  щеголяло  в  эффект¬
ных  и  красивых  одеждах  —  действие  монаршего  милосер¬
дия,  прощение  па  путях  высочайшего  воззрения,  чрезвы¬
чайное  смягчение  волею  императора,  фактически  же
предрешалось  (если  не  постановлялось)  чиновниками  ми¬
нистерства  юстиции.  В  статье  755  Устава  уголовного  су¬
допроизводства  стояло:  «В  чрезвычайных  случаях,  когда
представляются  особые  уважения  к  облегчению  участи
подсудимого,  суду  дозволяется  ходатайствовать  перед
императорским  величеством  через  министра  юстиции
о  смягчении,  выходящем  из  пределов  судебной  власти
(статья  774),  или  даже  о  помиловании  подсудимого,  во¬
влеченного  в  преступление  несчастным  для  него  стечением
обстоятельств».
 Ленин  мог  просить  не  о  полном  оправдании,  а  о  пол¬
ном  помиловании.  II  то  и  другое  словосочетание  —  пред¬
полагаемое  и  стоящее  в  протоколе  —  из  двух  слов.  Пер¬
вые  слова  одинаковы,  вторые  различны  по  изображению
и  очень  близки  по  смыслу.
 Возможно  ли,  что  коллежский  секретарь  Дивногор¬
ский  поставил  одно  па  место  другого?
 Буква  «в».
 Дпзпогорскин.
 На  прямоугольнике  фотографии—толстенький  коро¬
тышка  в  вицмундире.  Губаст,  пухлощек,  безмятежен  и
кроток.  Под  гусиным  пером  зачеса  подцеплено  модное
пенсне  па  шнурочке.  За  спиной  —  бумажные  розы.
 Яков  Иванович  Дпвногорский.
 Скажем  больше:  любпмейшее  чадо  священника,  в  свое
 04

время  бурсак-семинарист,  сошедший  со  стези  родителя,
чтобы  стать  подвижником  канцелярии.
 Карьеру  канцеляриста  Дпвиогорский  начинал  еще
в  1876  году.
 «Всепресветлспшпй,  Державпепшпй,  Великий  Госу¬
дарь  Император  Всероссийский,  Государь  Всемилостн-
вс»:  :i:nii.
 Желая  поступить  на  службу  Вашего  Императорского
Величества  в  штате  Самарского  окружного  суда  в  число
канцелярских  служителей...  всеподданейше  прошу,  чтобы
повелено  было  об  определении  моем  в  штат  окружного
суда».
 Податель  верноподданнического  прошения  стал  писцом
2-го  разряда,  временно  исправляющим  должность  судеб¬
ного  секретаря.  Поскольку,  однако,  было  замечено,  что
ничего  другого,  кроме  извивов  просьбенного  слога,  он  по-
настоящему  не  усвоил,  ему  уже  вскоре  дали  от  ворот  по¬
ворот.
 Вынужденный  осиротить  судебное  ведомство,  Дивио-
горскнй  одиннадцать  лет  корпел  над  бумагами  других
присутствий,  однако  в  марте  1890  года  во  второй  раз
постучался  в  окружной  суд  с  теми  же  словами:  «Всепре-
светлейший,  Державнейший».
 Ко  времени  защитительной  речи  Ленина  по  делу
«о  причинении  повреждений  ручным  вагончиком  на  стан¬
ции  Безенчук»  Яков  Дивногорский  по-прежнему  был  вре¬
менным,  по-прежнему  переживал  свое  правовое  младен¬
чество.  66  уголовных  дел  с  Дивногорскпм  у  судейского
стола  на  секретарском  притыке  подводили  к  выводу-ак-
споме:  он  ошибался.
 Итак,  невежественный  в  праве  Дивногорский  мог  по
ошибке  поставить  одно  слово  на  место  другого.  Но  где
же  был  председательствующий,  лицо  проверяющее  и  ис¬
правляющее,  соавтор  судебного  рассказа?
 Делом  Языкова  и  Кузнецова  правил  в  суде  товарищ
председателя  А.  И.  Смирнптский,  старец  с  обличьем  пу¬
стынника,  уставший  и  от  жизни,  и  от  уголовных  драм.
Годом  раньше  он  разменял  восьмой  десяток,  был  глух,
забывчив,  в  кресле  кормчего  чувствовал  себя  как  в  га¬
маке  после  должности,  бумаги  его  давно  не  грели,  и  в  про¬
токолах,  надо  думать,  он  уже  не  переставлял  слов.
 Я  далек  от  мысли,  что  соображения,  только  что  вы¬
сказанные,  подводят  черту,  ставят  точку.  Спор  не  оксн-
 95

чей,  спор  начат.  Несомненно  одно:  сторонники  альтерна¬
тивы  напрасно  защищают  свои  редуты  извлечениями  из
речи  молодого  Ульянова,  хотя  бы  потому,  что  запись  ее
противоречива.
 9
 Читатель  уже  давно  заметил,  по-впдпмому,  что  автор
непоследователен  в  своих  планах:  ни  обещанного  «путе¬
шествия  по  Ленину»,  пи  Петербурга,  ни  Самары.  Геогра¬
фия  поиска  —  Шплап,  Сызрань,  Безенчук,  Алакаевка,  Бу-
гуруслан  —  все  та  же  Самара,  Самарщина.  Я  слишком
забился  в  прошлое  этого  края.  Подслушиваю  в  коридорах
окружного  суда  горькие  мужицкие  сетования  на  бес¬
хлебье,  холеру,  урядника,  вместе  с  Ульяновым  и  его
друзьями  хожу  в  железнодорожные  мастерские,  на  мель¬
ницу,  слушаю  рассказы  о  Марксе,  о  классах,  бываю  на
журфиксах  разномыслящей  интеллигенции,  у  дантистки
Кацнсльсон,  у  судебного  следователя  Тейтсля...
 Окунувшись  в  19-е  столетие,  называют  Рабочую  ули¬
цу  —  Почтовой,  Некрасовскую  —  Предтеченской,  говорю
Самара,  когда  надо  сказать  Куйбышев.
 Оставить  Куйбышев  я  не  могу.  Здесь  я  должен  услы¬
шать  живое  слово  о  Ленине.  Конечно,  мост,  который
должна  перебросить  память,  громаден  —  три  четверти  ве¬
ка.  Но  ведь  возможно!  Николаю  Куклеву,  оправданному
судом  по  требованию  Ленина,  если  он  ходит  еще  по  зем¬
ле,  85  лет53.  А  солдатскому  сыну  Репину?  Столько  же.
А  их  детям?  Да  ведь  и  внуки  знаЮт  порой  судьбы  и  тра¬
гедии  своих  дедов.
 В  Шилане  помнят  деревенского  портного,  что  обидел
царя,  осрамил  «гневом  и  словом»  бога  и  богородицу,  был
схвачен,  судим,  и  только  защита  Ленина  избавила  его  от
суровой  расплаты.  Портного  помнят  —  балагур,  песенник,
обладал  красивым  сильным  голосом,  шил  всякое,  и  очень
здорово;  портного  помнят,  о  защитнике  знают  из  га¬
зет54.
 —  Да  вы  что,  не  читали?
 Тот  же  вопрос  ожидает  вас  н  в  Березовом  Гае.  11  мар¬
та  1892  года  в  окружном  суде  по  временному  уголовно¬
му  отделению  Ленин  произнес  слово  в  защиту  двух
батраков-березовогайцев,  обвинявшихся  в  голодной
краже.  Снисходительное  наказание  —  вот  чего  доби¬
 96

лась  защита.  И  только  об  этом  поведают  вам  в  Березо¬
вом  Гае55.
 А  что  скажут  в  Бсзенчуке?
 Старость  приметна.  Самого  молодого  гражданина  Бе-
зенчука  ис  знает  никто,  самого  старого  знают  все.  Но  что
знает  сам  он  о  тех,  кто  знает  его,  о  прошлом  их  малень¬
кого  станционного  городка,  о  драме,  разыгравшейся  на
пакгаузном  пути  8  мая  1891  года  в  4  часа  30  минут  по
петербургскому  времени?
 Мы  сидим  в  садике  за  дощатым  латаным  сарайчиком
под  открытым  весенним  небом.  Показываю  рукой  в  сто¬
рону  железнодорожного  полотна.
 —  Тело  мальчика  подняли  вон  там,  сразу  за  водокач¬
кой.  Не  помните  такого  происшествия?
 —  Такое  происшествие  было.  Я  работал  на  станции
Мыльная.  И  вот,  когда  на  Мыльной  случился  похожий
случай,  дежурный  по  станции  рассказывал,  как  в  Безен-
чуке  накрыло  мальчишку  вагоном.  Кого  тогда  судили  за
это.  ire  помню.  Не  берусь  сказать,  и  кто  был  защитником.
 Иван  Петрович  Кувшинов  —  давнишний  пенсионер.
На  станциях  Безенчук,  Мыльная,  в  других  пунктах  до¬
роги  он  трудился  более  55  лет,  был  переписчиком  вагонов,
телеграфистом,  кассиром.  Помнит  Бонди,  инженера  путей
сообщения,  эксперта  по  делу  Н.  Языкова  и  И.  Кузнецова,
выводами  которого  Ленин  успешно  обосновывал  свою  за¬
щитительную  позицию,  помнит  Гепрпо,  свидетеля  по  де¬
лу,  удивительно  зримо  рисует  захолустную  станцийку,
где  лишь  несколько  раз  в  сутки  бил  станционный  коло¬
кол,  но  вот  о  подсудимых,  о  том,  оставили  ли  они  кого-
нибудь  в  Безенчуке,  ничего  не  знает.
 Фиаско?
 Не  совсем.
 Прощаясь,  я  уношу  с  собой  не  только  старый  Безен¬
чук,  фон  происшествия,  но  и  догадку,  каким  должен  быть
мой  следующий  шаг  к  человеку,  что  видел  Ленина  в  са¬
марские  годы.
 Большой  сивобородый  дед  принес  как-то  в  музей  Иль¬
ича  в  Куйбышеве  плохонький  венский  стул  и  попросил
разрешения  пройти  к  директору.
 —  Когда  в  этом  доме  жил  Ленин,—  говорил  он  у  ди¬
ректора,  расставляя  слова  степенно,  с  паузами,—  я  был
мальчишкой  и  жил  в  доме  через  дорогу.  Мои  братья  тог¬
 4  Заказ  1504
 97

да  держали  портновскую  мастерскую...  Не  знаю,  сидел
ли  Ленин  па  этом  стуле,  но  он  бывал  у  пас,  шил  сюртук
у  старшего  брата,  а  стул  этот  стоял  тогда  в  нашем  доме.
Он  остался  один,  этот  стул,  и  я  хочу  подарить  его  музею...
 Стул  записали  в  книги  музея,  немножко  подновили
и  в  общей  семье,  с  такими  же  собратьями  из  гнутого  де¬
рева,  поставили  в  бывшей  гостиной  Ульяновых.
 В  другом  случае  тот  же  дед  и  в  том  же  музее  держал
слово  на  обсуждении  работ  пензенского  художника  Б.  Ле¬
бедева,  п  это  его  слово  также  относилось  к  Ленину.  Об¬
суждалась  выставка  широко  известной  в  стране  ленин¬
ской  серии  картин  и  рисунков  художника.
 Дед  поднялся  последним.
 —  Я  не  художник  и  не  историк,—  сказал  он.—  Я  —
портной.  И  вот,  как  портной,  хотел  бы  заметить,  что  верх¬
ний  карман  на  сюртуке  Ленина  нарисован  не  с  той  сто¬
роны...  Верхний  сюртучный  карман  кроили  и  ставили  сле¬
ва,  а  не  справа.  Может,  это  не  имеет  значения,  но  вот
как-то...  Неловко,  что  ли...
 Дед  мог  бы  сказать  прямее:  художник  нарисовал  кар¬
ман  не  там,  где  пришил  его  мой  старший  брат.  Но  сказать
так  значило  выставить  какую-то  свою  причастность  к  сюр¬
туку,  и  он  сказал  по-другому.
 —  Скромен,  памятлив,  и  чем-то  похож  на  Толстого?—
спрашиваю  рассказчика,  припомнив  уверения  проводника
вагона  о  том,  что  старого  самарца*  встречавшего  Ленина,
ис  трудно  узнать  по  толстовской  бороде.
 —  А  что  вы  думаете?  Похож  поразительно.  Его  при¬
гласили  однажды  в  студию  художннков-любптелей,  как
натурщика,  и  все  сорок  карандашей  воспроизвели  Тол¬
стого.
 Диалог,  что  пойдет  ниже,  состоялся  в  приемной  ком¬
нате  Госархнва.
 Я  спросил:
 —  Ну  что  ж,  Федор  Игнатьевич,  продолжим?
 Федор  Игнатьевич  кивнул.
 —  Я  уже  сказал,—  заговорил  он,—  что  восьми  лет,
перед  пасхой,  я  сшил  себе  первые  брюки.  Но  это  была
еще  детская  забава,  а  не  дело.  Главное  мое  занятие  не
изменилось:  «Федька,  сбегай,  Федька,  принеси!»  Разно¬
сил  готовое,  приглашал  заказчиков  на  нрпмерку.  Наш

уличный  перекресток  —  так  Сокольничья,  а  вот  так  Почто¬
вая—  помню  хорошо:  на  одном  углу  —  приходская  шко¬
ла,  гг  а  другом  —  следователь  Розснфельд,  в  его  квартире
я  впервые  увидел  телефон,  на  третьем  —  наша  жестяная
вывеска  «Портной  Кулагин»,  ножницы,  катушка  ниток,
а  .{  дорогу,  окно  в  окно,  —  дом  Рытикова,  нижний
этаж  —  чайная,  верхний  —  квартира  Ульяновых.  Фамилии
этой  в  то  время  я  не  знал.  Во  всем  были  хлопоты  их  зятя
Елизарова,  и  только  его  фамилия  запала  мне  в  голову.
Под  окнами  у  пас  стояла  извозчичья  биржа,  и  я  не  раз
наблюдал,  как  молодой  человек,  совсем  еще  молодой,
перолланч  улицу  от  дома  Рытикова  и  садился  в  пролетку.
Ездил  он  в  окружной  суд  на  Алексеевскую  площадь.  Чаще
ездил,  но  иногда  и  ходил  пешком.  Того  же  молодого  че-
лош'ка  я  видел  и  у  нас  в  портновской.  Мой  старший  брат
Александр  был  настоящим  художником  в  портновском
деле,  и  вот  он-то...
 —  Шил  Владимиру  Ильичу  фрак?
 —  О  том,  что  это  был  именно  Владимир  Ильич,  я  уз¬
нал  лет  через  двадцать  пять  -  -  тридцать.  А  вот  фрака
у  пего,  как  я  думаю,  не  было,  хотя  фрак  и  был  положен
адвокату  в  суде...  У  пас  он  шил  сюртук.
 —  С  левым  кармашком?
 В  морщинках,  в  уголках  глаз  моего  собеседника  па
мгновение  возникает  понимающая  озорниика.
 Как  мальчишка  па  посылках,  он  бывал  в  дружной
деятельной  семье  Ульяновых,  именно  такой  он  п  помнит
ее.  По  своим  более  поздним  впечатлениям  рассказывает
об  адвокатах,  с  которыми  работал  тогда  Ленин.  В  пору
юношества  Федора  Игнатьевича  увлекала  мысль  объ¬
ехать  и  повидать  мир.  Портной-самоучка,  он  учился  в  ча¬
стной  академии  верхнего  платья  в  Берлине,  шил  смокин¬
ги,  пиджаки,  шлафроки  в  Париже,  Лондоне,  Филадель¬
фии,  был  в  Японии,  на  Гавайских  островах,  а  вернувшись
домой  через  Дальний  Восток,  так  и  остался  самарием.
Он  часто  ходил  в  окружной  суд  на  процессы,  слушал
Гиршфельда,  который,  как  и  Ленин,  был  в  свое  время
помощником  у  Хардина,  присутствовал  иа  речах  Под¬
бельского,  адвоката  той  же  школы.
 Слушая  его,  я  то  и  дело  возвращался  мыслью  к  Ле¬
нину  и  наконец  спросил:
 —  Возможно  ли  допустить,  Федор  Игнатьевич,  что  мо¬
лодой  Ульянов  пользовался  услугами  одного  извозчика?
 99

—  Конечно.  Тогда  это  было  принято.
 —  А  вы  не  слышали,  чтобы  кто-нибудь  искал  его?
 —  Кажется,  что-то  было.
 Извозчик,  возивший  Ленина  в  суд!
 Позже,  как  только  стало  известно,  что  в  фондах  музея
краеведения  обнаружена  фотография  именно  этого  из¬
возчика,  я  тотчас  же  отправился  туда  и  был  обрадован
вдвойне:  фотография  обещала  воспоминания.  На  обороте
ее  говорилось:  «Степанов  Александр  Сергеевич,  возивший
в  1892—1893  гг.  Ленина  в  окружной  суд.  Степанов  тогда
был  легковым  извозчиком.  Его  воспоминания  записаны.
Спят  5-го  IV  34  г.  в  Музее  революции  во  время  записи  его
воспоминаний»56.
 «Воспоминания  записаны».
 Но...  вот  уже  миновал  год,  а  они  все  сшс  не  найдены.
Найдут  ли  их?  Очень  возможно.  На  этом  пути  куйбышев¬
цы  сделали  важный  шаг:  они  установили,  кто  их  запи¬
сывал.  Обнаружена  еще  одна  фотография  с  такой  вот
подписью  на  обороте:  «5  апреля  1934  г.  научный  сотруд¬
ник  Музея  революции  (Самара)  К.  В.  Башков  спраши¬
вает  Степанова  Александра  Сергеевича,  возившего  Лени¬
на  в  окружной  суд  в  1892—1893  гг...  Степанов  был  лег¬
ковым  извозчиком»57.
 Три  раза  встречался  я  с  Ф.  И.  Кулагиным,  и  всякий
раз  речь  заходила  о  самарских  годах  Владимира  Ильича.
Живое  слово  порой  предпочтительнее  архивной  папки:
человека  можно  спросить,  папку  пе  спросишь.  Многое
получило  новые  краски.  II  родилась  еще  одна  тема.
 10
 21,  24,  26,  28  мая,  1,  3,  6,  8  и  10  июня  1889  года  в  «Са¬
марской  газете»  печаталось  следующее  объявление:
«Бывший  студент  желает  иметь  урок.  Согласен  в  отъезд.
Адрес:  Вознесенская  ул[ица]  д[ом]  Саушкиной,  Елизаро¬
ву,  для  передачи  Владимиру]  У[льянову]  письменно».
 В  том  же  году,  28  октября,  в  прошении  на  имя  минист¬
ра  народного  просвещения  Владимир  Ильич  писал:
-...крайне  нуждаясь  в  каком-либо  занятии,  которое  дало
бы  мне  возможность  поддерживать  своим  трудом  семью,
состоящую  из  престарелой  матери  и  малолетних  брата
 100

i!  сестры,  имею  честь  покорнейше  просить  Ваше  Сиятель¬
ство  разрешить  мне  держать  экзамен  на  кандидата  юри¬
дических  наук  экстерном  при  каком-либо  высшем  учебном
заведении»58.
 Живя  в  Самаре,  Ульяновы  терпели  материальные  ли¬
шении.  Поэтому  строгая  разборчивость  Ленина  в  выборе
дел,  пренебрежение  дорогими  «хлебными»  защитами,  от¬
казы  в  помощи  «именитым»  удивляли  многих  адвокатов.
 В. 	Клечковскпй,  кустарь-экспериментатор,  получает
от  купца  II.  Рытикова  280  руб.  под  обязательство  следую¬
щего  содержания:  «Обещаю  па  принадлежащем  мне  за¬
воде,  в  местности,  именуемой  Кряж,  из  данного  мне  во¬
ловьего  мяса,  в  количестве  800  пудов,  выварить  сорок
пудов  сухого  бульона,  высушить  его,  выложить  плитками
и  сдать  г.  Рытикову».  Сухой  бульон  не  получился,  Клеч-
ковскнй  умер,  купец  возбудил  у  городского  судьи  1-го
участка  «дело  с  имуществом  умершего».  Представитель
имущества  готовился  увидеть  за  столиком  истца  Ульяно¬
ва—  Ульяновы  жили  тогда  в  доме  Рытикова,  но  увидел
совсем  другое  лицо.
 17  февраля  1893  года  «Самарская  газета»  извещает
читателей  о  том,  что  из  подвала  того  же  купца  Рытико¬
ва—  угол  Почтовой  и  Сокольничьей  —  совершена  кража.
Купен  ищет  удовлетворения.  И  на  этот  раз  Ульянов  укло¬
няется  от  унизительной  роли  домашнего  адвоката.
 Крупный  хлеботорговец  Ф.  Красиков,  наживший  со¬
стояние  на  скупке  башкирских  земель,  лпгпку  поприжал
мужиков,  по  собственному  сто  выражению,  и  попал  иод
суд.  Пшп  выхода,  Красиков  обратился  к  Ленину:
 —  Коли  знать  будут,  что  ты  за  мое  дело  взялся,—  от¬
кровенничал  купец,—  значит,  не  так  уж  я  виноват  перед
мужиками...
 Ленин  принял  купца  подчеркнуто  холодно  и,  не  при¬
гласив  сесть,  отказал  в  защите.
 На  другой  день  адвокаты,  собравшиеся  у  себя  в  «при¬
сутствии»,  были  свидетелями  такого  диалога.
 Я  ще  и  ко  (старый  адвокат).  Сухо,  сухо  клиентов  при¬
нимаете.  Зря  человека  обидели,  да  и  себе  большой  урон
сделали.  Ведь  за  ним  потянулись  бы  к  вам  с  делами  и
другие  такие  же,  дела-то  у  них  под  одну  стать.  Лопатой
бы  денежки  загребали!
 Ульянов.  Заведомого  вора  защищать  не  хочу.
 Ященко.  А  я  вот  взял  его  дело,  ибо  поступаю  по
 101

незыблемому  закону  правосудия:  каждый,  будь  он  даже
вор,  имеет  право  взять  себе  защитника.
 Ульянов.  Против  права  вора  брать  себе  защитника
не  возражаю,  отвергаю  только  право  защитника  брать
воровские  деньги  за  защиту59.
 Ленину  глубоко  антипатичны  исконные  качества  цар¬
ской  адвокатуры:  нравственная  нечистоплотность,  культ
рубля,  демагогия,  крючкотворство.  В  июне  1904  года  тай¬
ная  служба  Николая  II  выследила  и  арестовала  группу
социал-демократов  из  Северного  бюро  ЦК  —  Е.  Д.  Стасо¬
ву,  Ф.  В.  Ленгпика,  С.  М.  Кнуньянца,  Н.  Э.  Баумана...
Письмо  Абсолюта  (Стасовой)  и  записка,  «дословно  пе¬
реданная»  Ленину  неизвестным  лицом,  содержали  запрос:
как  быть.
 Как  держаться  перед  царским  судом?
 В  ответном  письме  Ленина,  наряду  с  другими  совета¬
ми,  стояло:
 «Адвокатов  пади  брать  в  ежовые  рукавицы  и  ставить
в  осадное  положение,  ибо  эта  интеллигентская  сволочь
часто  паскудничает...  Брать  адвокатов  только  умных,  дру¬
гих  не  надо»60.
 Разяще  и  нелицеприятно!
 Откуда  это  убеждение?
 Просмотрев  ворох  бумаг,  втиснутых  в  картонный  ба¬
лахон  и  озаглавленных:  «Дознание,  произведенное  при
Московском  губернском  жандармском  управлении  об
организационной  деятельности  представителей  Централь¬
ного  Комитета  Российской  социал-демократической  пар¬
тии  в  Северном  районе  России»61,  й  не  удержался  от  со¬
блазна  задать  два-три  вопроса  Е.  Д.  Стасовой  и  таким
образом  выяснить,  какой  была  обстановка,  вызвавшая
советы  Ленина.
 Письмом  на  письмо  Е.  Д.  Стасова  ответила:
 «...в  связи  с  судебными  процессами  над  социал-демо¬
кратами  в  1904—1905  гг.  среди  профессиональных  рево¬
люционеров  в  те  времена  происходили  горячие  споры  и
дискуссии  о  том,  как  вести  себя  на  допросах  при  аресте
и  на  суде»62.
 «В  связи  с  судебными  процессами...»
 Над  партией  Ленина  вздымался  вал  судебных  репрес¬
сий.
 Из  жизни,  из  постоянно  пополняемых  впечатлений
о  защите  адвокатами  профессиональных  революционеров
 102

отлился  разящий  ленинский  вывод:  «эта  интеллигентская
сволочь  часто  паскудничает».
 Подличанье  адвокатов  Ленин  наблюдал  и  в  Самаре.
 Красный  ковер  раскатан  по  всему  полу,  от  стены  до
стены.
 На  ковре  перевернутая  вверх  дном  круглая  лубяная
коробка  из-под  шляпы,  трость,  серебряный  будильник,
галоша,  исхоженная,  плоская...
 И  человек.  Плотно  припал  к  ковру,  будто  прикатан¬
ный  или  приклеенный.  У  самой  его  головы  —  лужица,
красное  на  красном.  В  протоколе  имя  его  будет  сегодня
в  последний  раз  поставлено  в  настоящем  времени  и  впер¬
вые  в  прошедшем.
 —  Господа,  судебный  следователь  просют  почтенную
публику  перейти  в  гостиную!..
 Глазеющая  Самара  устремляется  через  порог  потоком
поддевок,  смазных  сапогов-грохотов,  мундиров,  легкомыс¬
ленных  шляпок,  буклей.  В  гостиной  на  кресле  —  второй  и
главный  участник  происшествия:  убийца.  Подле  него
пижнпй  чип  с  шашкой.  Но  официальное  внимание  к  че¬
ловеку  в  кресле  не  исключает  и  всякого  другого.
 —  Ну,  ну,  полноте.  Вот  я  пожимаю  вашу  руку  и  не
только  от  себя...
 Странная  вещь.  В  комнате  с  красным  ковром  судеб¬
ный  следователь  не  успел  еще  поставить  па  бумаге  и  пер¬
вых  слов  следствия,  криминальный  фотограф  не  сделал
своего  первого  снимка,  а  здесь,  в  гостиной,  «отцы  города»
уже  оправдали  виновного.
 14  марта  1893  года  в  2  часа  45  минут  пополудни  су¬
дебный  пристав  Самарского  окружного  суда  приглашает
в  зал  из  свидетельской  другого  судебного  пристава.  Дру¬
гой—  это  Марков,  еще  один  участник  происшествия  и
единственный  его  очевидец.
 Председательствующий.  Продолжайте,  свиде¬
тель.
 Марков.  Слушаюсь-с...  Утром  я  и  взыскатель  Хании
прибыли  в  дом  господина  Венецианова  с  описью.  Начали
без  хозяина*  они-с  убыли  на  прогулку...  Под  окном  забил
колокольчик.  И  сей  же  минут  в  дверях  нашей  комнаты  —
 юз

епи-с,  господин  Венецианов.  «Грабите,  значит,  помалень¬
ку?»  II  сразу  же,  как  были  в  николаевской  шинели,  са¬
дятся  на  тафту  и  —  дерг  сапожок  с  левой  нош.  «Может,
и  эту  вещицу  поставите  в  протокол?  Или  вот  эту?»  И  на¬
чинают  снимать  шинельку.  Положеньице,  сами  понимае¬
те,  прещекотливоо.  Беру  со  стола  все,  что  угодило  в
опись  —  трость,  будильник,  статуэтку  дамы  в  полнейшем
пс1лпже,  по  в  перчатках,  п-да-с,  н  па  скорой  ноге  через
порог  в  комнату  с  красным  ковром.  Слышу  со  спины:
«Вон,  кислая  панихида!  Вон!»
 Председательствующий.  Это  в  ваш  адрес?
 Марков.  Никак  нет-с.  Панихидой  господин  Вене¬
цианов  называли  Ханнна.  Засим  последовала  длинная
тирада.  Сказавши  Ханину  «вон»,  господин  Венецианов
стали  изливать  гнев  в  непечатных  выражениях.  Ханин
крикнул  мне  через  открытую  дверь  каким-то  не  своим,
задавленным  голосом:  «Слышите,  господин  пристав?  Слы¬
шите?»  И  тут  стало  тихо.  Я  даже  обернулся  на  эту  ти¬
шину.  II  вот  тогда-то  ухнул  выстрел.  А  как  только  Ханин
вбежал  ко  мне  —  еще  два.  Два  кряду.  Ханин  зажал  шею
вот  так,  обеими  ладонями  враз,  и  тихо,  будто  на  духу:
«Ой,  он  убил  меня».  I  I  стал  садиться  на  пол...
 Ленин  был  па  процессе  купца-убпйны,  наблюдал  из
публики  за  перипетиями  поединка  защиты  и  обвинения.
Что  он  увидел?
 Купец  под  горячую  руку  прогнал  с  дрожжевого  заво¬
да,  что  содержал  в  Самаре,  рабочего  Ханнна,  отказал  ему
в  расчете,  а  когда  по  жалобе  Ханнна  суд  присудил  ему
ничтожное  возмещение,  выпроводил  судебного  пристава,
а  потом  п  пристрелил  рабочего-взыскатоли.
 Обвинение  стояло  неколебим!)  п  торжественно,  как
монумент.  Но  адвокатов  убппмы  это  ничуть  не  смущало.
Я  по  оговорился:  адвокатов.  Бпльбу  в  Риме  защищали
Цицерон,  Красе  и  Помпей,  Венецианова  в  Самаре  —  По¬
зеры,  Брокмпллср  и...  Венецианов,  сын  обвиняемого,
присяжный  поверенный  Казанской  судебной  палаты.
 Ленину  доводилось  защищать  двух  или  даже  трех  под¬
судимых  в  одном  процессе—  по  делу  о  краже  стальных
рельсов  у  купца  Духпмова  и  чугунного  колеса  у  купчихи
 104

Бахарсвой,  за  его  щитом  стояли  самарцы  Алашеев,  Кар¬
ташов,  Перушкмн;  по  делу  о  покушении  на  кражу  хлеба
из  амбара  кулака  Кривякова  —  чернорабочий  Красиль¬
ников,  крестьяне  Ужднп  и  Зайцев.  Но  чтобы  вот  так,  трое
да  на  стороне  одного...  Такого  вообще  не  бывало  в  Са¬
маре.
 В  книжках,  которые  Ленин  штудировал  иерея  испыта¬
ниями  за  высшую  школу  права,  было  немало  лестного  и
о  российской  защите,  и  о  российских  защитниках.  Ради
торжества  истины,  а  не  ради  выигрыша  дела  для  довери¬
теля  обнажает  защитник  свое  полемическое  оружие.  Он
свободен,  как  птица  в  воздушном  океане.  Независимость
адвоката  —  это  ого  и  право,  и  обязанность.  Он  по-особен-
пому  чист  и  порядочен.  Честности  в  общепринятом  зна¬
чении  ему  мало,  он  доводит  ее  до  щепетильности...
 Но  были  п  другие  книги,  другие  оценки.
 Адвокатура  —  и  российская  и  чужестранная  —  дает
примеры  циничного  прелюбодеяния  мысли.  Адвокат  —  ци¬
ник  и  флюгер.  Он  стоит  за  все.  И  потому,  что  стоит  за
и<ч\  он  по  стоит  пи  за  что,  ни  во  что  не  верит  и  готов
верить  но  что  модно.  В  пауке  права  он  видит  арсенал
доводов,  приложимых  к  самым  противоположным  целям.
Зашита  убеждает  своим  опытом,  что,  собственно,  и  пра¬
ва-то  в  России  пет,  а  есть  богатство  и  бедность:  богатст¬
во  это  право,  бедность  —  бесправие.  Адвокатура  слу¬
жит  богатству  против  бедности.
 Вот  это-то  последнее  она  и  демонстрировала  в  защите
Венецианова.
 В  заседание  окружного  суда  Брокмиллер  привез  из
Казани  профессора  тамошней  духовной  академии  прото¬
иерея  Малова  —  «высокочтимого  свидетеля»,  который  об
убийстве  не  знал  ровным  счетом  ничего.  В  суд  он  прибыл
отдать  должное  христианским  добродетелям  убийцы,  ко¬
торого  когда-то  крестил.
 —  Я  имею  счастье  знать  Венецианова  со  времен  весь¬
ма  отдаленных...—■  заговорил  духовный  отец,  держа  руку
над  Евангелием.
 Судебный  волчок  завращался  в  стороне  от  обвинения.
 Кроткий  вид  пастыря,  горестные  морщинки  над  крапи¬
вой  шелковой  бородой,  тихий,  вкрадчиво-ласковый  и  не¬
обыкновенно  внятный  и  твердый  голос,  крест  в  увесистом
золотом  накладе,  столь  неожиданный  для  свидетельской
трибуны,—  все  это  чувствительно  трогало  присяжных.
 105

—  Отбывая  из  Казани,—  заключил  свидетель,—  я  был
у  владыки.  Он  благословил  меня,  сказав  в  доброе  напут¬
ствие:  «Поезжайте,  это  благое  дело».
 После  того  как  богобоязненная  скамья  присяжных
поняла,  что  револьвер  Венецианова  был  разряжен  не  в  на¬
рушение  десяти  заповедей  христианской  морали,  защите
оставалось  положить  побольше  дегтя  па  имя  убитого
и  напустить  тумана  о  душевном  нездоровье  убийцы.
 Брокмиллер  разрешил  присяжным  оправдать  убийцу:
 —  Одно  сомнение  в  его  нормальном  состоянии  дает
вам  полное,  согласное  с  совестью  право  вынести  оправ¬
дательный  вердикт.
 На  оправдание  присяжные  не  решились,  но  от  неми¬
нуемых  по  статье  кандалов  и  каторги  Венецианова  из¬
бавили.  Он  вышел  на  свободу.  Правда,  купец  и  его  вы¬
веска  вынуждены  были  переменить  город.
 Поведение  защитников  и  особенно  их  коренника,  кори¬
фея  казанской  адвокатуры  Брокмиллера,  глубоко  возму¬
тило  Ульянова.  Он  горячо  поддержал  позицию  адзокатов
 А. 	Н.  Хардина,  О.  Г.  Гпршфельда,  М.  Н.  Попова  и  тех
немногих  самарцев-неюристов,  кто  настаивал  на  привле¬
чении  Брокмиллера  к  ответственности  за  приемы,  дале¬
кие  от  права  и  чести.  Но  там,  где  другие  видели  лишь
нарушение  правил  защиты,  Ульянов  различал  обществен¬
ные  акцепты:  купец  пристрелил  своего  работника,  пытав¬
шегося  искать  защиту  у  царского  суда,  а  торговая  Сама¬
ра  оправдала  его  и  на  месте  происшествия,  и  в  суде.
 Но  произошло  самое  неожиданное:  судебный  против¬
ник  Брокмиллера  прокурор  Самарского  окружного  суда
 А. 	Н.  Львов  встал  па  его  защиту.  Атака  общественного
мнения  была  отбита:  к  ответственности  Брокмиллера  не
привлекли.  Зато  теперь  уже  все  видели,  что  фирма  Брок¬
миллера—  это  такое  же  высокодоходное  коммерческое
предприятие,  основанное  на  культе  рубля,  как  и  фирма
купца  Венецианова.
 Позже,  в  работе  «Аграрная  программа  социал-демо¬
кратии  в  первой  русской  революции  1905—1907  годов»,
Ленин  писал:  «Либеральный  помещик,  адвокат,  крупный
промышленник,  купец  —  все  они  вполне  достаточно  «тер-
 10G

рпториализировали»  себя.  Они  не  могут  не  бояться  про¬
летарского  нападения.  Они  не  могут  не  предпочитать  сто¬
лыпинско-кадетского  пути.  Подумайте  только,  какая  зо¬
лотая  река  течет  теперь  помещикам,  чиновникам,  адвока¬
там,  купцам...»**
 К  адвокатам,  боящимся  пролетарского  нападения,
Лопни  относил,  думается,  и  Брокмиллера,  и  его  коллег,
п  Лялина,  и  старого  сутягу  Яшенко,  для  которых  золотая
река  текла  особенно  щедро.  Упрекая  Ленина  в  «непрак¬
тичности»  н  «нарушении  канонов»  («Зря  человека  обиде¬
ли,  да  и  для  себя  сделали  урон»),  Ященко  был  вполне
искренен:  он  но  переносил  урона.  4  мая  1893  года,  в  день,
когда  Владимир  Ильич  просил  суд  отложить  разбор  дела
об  усадебном  месте  в  посаде  Молекесс,  в  судебных  ко¬
ридорах  города  трещал  костер  споров  вокруг  темпера¬
ментного  фельетона  Е.  Ешина,  напечатанного  накануне
в  «Самарской  газете»,  в  котором  рассказывалось  ©«слиш¬
ком  достаточных»  и  даже  «знаменитых»  гонорарах  г-па
Ящепко.  По  уполномочию  деревень  Семенкиной,  Ерич-
кппоп,  Бишмунчн  Ященко  вел  с  казной  несколько  дел
о  возврате  земель,  узурпаторски  отобранных  у  крестьян,
и,  так  как  права  крестьян  были  самоочевидны,  все  эти
дела  «выиграл».  Вместе  с  землей  крестьяне  получили
обязанность  уплатить  адвокату,  как  это  было  обусловлено
:ю  суда,  по  10  копеек  с  каждой  «искомой»  десятины,  по
рублю  с  каждой  «отсужденной»,  полную  сумму  возвра¬
щаемых  им  оброчных  податей  (за  несколько  лет),  судеб¬
ные  издержки  и  пр.  и  пр.  Все  три  деревни  разорились.
Стали  раздаваться  честные  голоса,  требовавшие  от  Ящен¬
ко  великодушной  уступки,  отказа  от  дальнейших  взыска¬
ний.  Ященко  ответил,  что  мужики  такой  уступки  не  за¬
служивают,  это  оскорбило  бы  богиню  справедливости,
подал  па  них  в  суд,  высудил  более  20  тысяч  и  предъявил
бумаги  к  исполнению.  Крестьяне  устроили  бунт.  Зачин¬
щики  были  закованы  в  железо  и  угнаны  на  каторгу...
 и
 Читаю  газеты  самарской  поры  Ленина.
 День.  Еще  один.  Третий.
 И  вот  под  рукой  у  меня  на  внутренней  полосе  «Са¬
марских  губернских  ведомостей»  колонка-верста  под  за¬
головком:  «Список  делам,  подлежащим  рассмотрению
 107

Самарского  окружного  суда  с  участием  присяжных  засе¬
дателей,  в  сессию,  имеющую  быть  с  5  по  13  нюня  1892  го¬
да  в  г.  Самаре».
 А  в  списке  —  вот  это:  «9  июня.  О  крестьянах  Петре
Гаврилове  Чиновс,  Федоре  Иванове  Куклеве  и  Семене
Егорове  Лаврове,  обвиняемых  в  краже,  о  тех  же  Чииове,
Куклеве  и  Лаврове  и  еще  о  Николае  Иванове  Куклеве,
обвиняемых  в  краже».
 Лезу  в  записную  книжку.  Чипов,  Куклев,  Лавров  —
подзащитные  Ленина,  седьмая  его  защита  в  Самаре.
Только  тут,  на  полосе  «Губернских  ведомостей»,—  два  де¬
ла,  одно  «о  крестьянах»,  другое  «о  тех  же  и  еще»,  тогда
как  там,  в  Москве,  в  Центральном  партийном  архиве,—
одно.  Я  знаю  одно  дело  Чииова,  Куклева,  Лаврова.  Вот  и
пометка  о  его  внешности:  «Бумаги,  что  составил  следо¬
ватель,  собраны  в  тонюсенькое  дельце  цвета  багажной
квитанции».  II  еще  о  подследственных:  «Простые  имена
трех  хлебопашцев  выведены  па  обложке  с  немыслимым
совершенством».
 Значит,  трое.
 И  значит,  я  читал  первое  дело.  По  второму  скамья
подсудимых  была  длиннее:  те  же  и  еще...
 Но  где  ж  это  второе?
 Куда  канула  непрочитанная  ленинская  защита?  Я  не
сомневался  —  Ленин  защищал  обе  группы,  и  ту,  что  писа¬
лась  короче,  и  ту,  что  писалась  длинней...  Два  суда  в  од¬
но  и  то  же  число,  9  нюня,  почти  тот  же  состав  обвиняе¬
мых  и  —  разные  адвокаты?  Нет!.Подобное  невозможно!
 На  следующий  день  я  переписывал  в  памятную  тет¬
радь:  «...21  (9)  июня  Владимир  Ильич  защищал  группу
крестьян  дер.  Раковки  —  Чннова,  Лаврова,  Куклева  и  его
13-летнего  сына.  Несмотря  на  небольшое  преступление,
эти  крестьяне,  в  том  числе  13-летнпй  мальчик  Куклев,
просидели  в  тюрьме  до  начала  суда  3  года.  Владимир
Ильич  усиленно  добивался  освобождения  мальчика  Кук¬
лева,  и  благодаря  его  защите  он  был  освобожден».
 Это  слово  А.  Шефера  из  одиннадцатой  книжки  куй¬
бышевского  журнала  «Коммунист»  за  1939  год.
 Желание  найти  дело  «о  тех  же  и  еще  о  тринадцатилет¬
ием  мальчишке»  погнало  меня  в  Москву,  в  Центральный
партийный  архив...
 Вот  и  знакомая  папка  цвета  багажной  квитанции,  вот
имена  на  обложке  —  Чинов,  Куклев,  Лавров.  И  ни  ма-
 108

лс-йших  намеков  на  мальчишку.  Второго  дела  с  материа¬
лами  предварительного  следствия  в  папке  нет.  Но  ведь
есть  еще  томик  с  бумагами  суда.  При  первом  своем  посе¬
щении  архива  я  взял  из  пего  очень  немногое.  Глянул  на
обложку  —  Чипов,  Куклой,  Лавров,  нашел  в  приговоре,
что  именно  получил  каждый,  сопоставил  это  с  тем,  что
просили  прокурор  и  адвокат,  и  сделал  в  тетради  такую
запись:  «Добошинскпй  Л.  Д.,  товарищ  прокурора,  обра¬
щаясь  к  коронному  трио,  требовал  третьей  степени  суро¬
вости.  «Надеюсь,  меня  ие  трудно  понять,  господа.  Вы
прекрасно  помните,  конечно,  мои  слова,  обращенные
в  этом  процессе  к  судьям  факта,  к  присяжным  —  Россия
ждет  от  вас  только  обвиняющего  «да».  И  присяжные  ска¬
зали  «да».  Теперь  я  стою  па  их  обвинительном  вердикте
как  на  скальной  глыбе  н  требую  от  вас,  судей  короны,
накажите  их  с  подобающей  суровостью.  Я  называю  сте¬
пень—  третья.  Только  третья  и  никакая  другая».  Ленин
возражал,  называя  другою,  более  снисходительную  сте¬
пень.  Судьи  согласились  с  Лениным».
 Тогда  мне  хватало  и  одной  этой  записи.
 Томик  с  бумагами  суда  не  обманул  надежды,  и  в  жур¬
нале  судебного  заседания  почти  сразу  после  слов  «за¬
щитником  подсудимого  был  помощник  присяжного  пове¬
ренного  Ульянов»  мелькнуло  имя  мальчишки.
 Сначала  вот  в  этом  куске:
 «1892  года  июня  9  дня  по  указу  его  императорского
величества  Самарский  окружной  суд  по  уголовному  от¬
делению  в  г.  Самаре  в  10  часов  пополудни  открыл  судеб¬
ное  заседание  по  делу  о  крестьянах  Петре  Гаврилове
Чинове,  Федоре  Куклеве,  Семене  Лаврове  и  Николае
Куклеве».
 Потом  в  этом:
 «Товарищ  прокурора  полагал:  оба  дела  рассмотреть
совокупно  при  одном  составе  присяжных  заседателей.
Суд  определил:  поступить  согласно  с  заключением  това¬
рища  прокурора».
 И  —  четыре  имени.
 Ленин  защищал  четверых,  и  каждый  из  четверых
в  чем-то  был  оправдан.  Мужики  —  не  вчистую,  а  вот
мальчишка  —  тот  вообще  вышел  счастливым  и  на  попут¬
ной  колымаге  покатил  к  дому.
 109

—  Браво,  браво!  —приветственно  машу  я  грубо  оши*
новапной  крестьянской  телеге,  что,  погромыхивая,  трус-
ко  съезжает  по  горбатому  булыжному  спаду  от  окруж¬
ного  суда  к  Волге...
 Ликующий  Николка  с  краюхой  хлеба,  мокрое  лицо
матери/  Возница  избоченился,  откачнулся,  тянет  вожжи
куда-то  вбок,  в  сторону,  и  то  спрашивает  о  чем-то  Ни-
ko.ikv,  то  возбужденно,  взмахивая  локтями,  что-то  гово¬
рит  соседу,  свидетелю-босяку  в  латаной  линялой  рубахе.
С  холма,  с  крутояра,  телегу  провожает  тусклым  мелан¬
холичным  взглядом  бронзовая  фигура  Александра  II.
 «По  указу  его  императорского  величества  Самарский
окружной  суд...»—  всплывает  в  памяти  фраза  из  журнала.
 Неодолимо  хочется  попять  механизм  этой  победы.
 Как  Ленин  ковал  ее?
 Стратегией  боя?  Идея  объединить  два  дела  под  об¬
щим  решением,  признанная  сначала  товарищем  прокуро¬
ра,  затем  судом,  идет  от  Ленина.  Объединение  способст¬
вует  полноте,  полнота  —  оправданию?
 Или  же  мощью  и  наглядностью  аргументации?
 Тогда  какой  именно?
 Ленин  делал  в  суде  все  необходимое  для  истины,  для
защиты.  И  не  делал  ничего  лишнего.  Второе  было  след¬
ствием  первого.  Все  необходимое  составляло  цель,  вело,
определяло;  ничего  лишнего—шло  от  удивительной  осо¬
бенности  его  гения:  находить  в  любом  лабиринте  крат¬
чайшие  пути  к  истине.
 По  делу  Чинова,  Лаврова,  Куклевых  ничего  лишне¬
го—  означало  все.  Все,  что  возможно  в  обряде  россий¬
ского  уголовного  процесса,  любой  акт,  любое  доступное
защите  действие  —  все  для  исследования.  Поле  не  вспа¬
хано,  поле--  пахать,  перепахивать.
 Л.  Д.  Добошпнскпй,  автор  обвинительного  акта  и  про¬
курор  в  суде,  «сгибает  выи»  подсудимых  под  ярмо  трех
обвинений:  кража  гороха  у  Борисова,  кража  пшеницы
у  Никитина,  кража  разных  вещей  у  Чибисова...  Допра¬
шивается  Борисов.
 Председательствую  ш  и  й.  г.  Ульянов,  намерена
ли  сторона  защиты  предлагать  вопросы  потерпевшему?
 110

Ульянов.  Да,  да.  Непременно64.
 Перо  секретаря  нижет  и  вяжет  черновую  строку:
«г.  Ульянов  изъявил...  рапсе  того  Борисов  показал  г.  про
курору  согласно  с  обстоятельствами  дела».
 Согласно  с  обстоятельствами  дела  —  значит  то  же  са¬
мое,  что  и  следователю.  О  чем  же  тогда  спросит  молодой
адвокат  потерпевшего?
 Добошинский  спрашивал  о  преступниках  —  на  кого
потерпевший  кладет  вину  за  покражу.
 После  того  как  из  потока  казенных  бумаг,  расспросов
о  Добошипском,  из  его  писем  и  служебных  сочинений
передо  мной  встала  наконец  живая  фигура  этого  служи¬
теля  самарской  Фемиды,  живо  представилась  и  картина
суда.
 Борисов  тугодумно  молчит,  отводит  глаза  па  окно.
 —  На  кого  думаю?  На  тых  вон...—  кивает  он,  нако¬
нец,  в  сторону  подсудимых.
 —  Пр  елестно,  прелестно!  —  Добошинский  мгновен¬
но  напускает  на  себя  игривую,  почти  ласковую  стро¬
гость.  —  А  как  с  уликами,  милейший?  Пустое-то  слово
не  бьет  и  не  судит.  Тут  ведь  строгонько,  тут  подавай
улики...
 Мужик  в  полном  «нечувствии».  Но  стоит  ему  пробур¬
чать  под  нос  о  пороше,  о  санном  следе,  что  шел  от  его
амбара  к  амбару  Никитина,  как  прокурор  тотчас  же
обрывает  его  довольным  возгласом:
 —  Предостаточно,  милейший.  Все,  все.—  И  в  сторону
коронных:  —Удовлетворяясь  истиной,  господа,  не  смею
утруждать  присутствие  дальнейшим  исследованием...
Я  кончил.
 Ленин  не  удовлетворялся  этой  истиной.  Истины  не
было.
 Нетвердо  решало  следствие  первое  действие  задачи:
была  ли  кража  в  действительности.  Притвор  двери,  сама
дверь,  запоры  амбара  целешенькп.  Версия  «путем  отпо¬
ра  замка»  не  изучена.  Не  лучше  и  со  вторым  действием  —
чем  именно  и  как  доказан  уголовный  случай.  Ни  Бори¬
сов,  никто  другой  в  деревне  подсудимых  не  вплел.  /Кили
они  в  другом  селе.  Поличного  нет.  Бсть  лишь  голый
посторонний  факт:  по  неблизкому  соседству  с  потерпев¬
шим  кто-то  залез  в  кладовую  богатенького  мужика
 in

Никитина.  От  этого  факта  и  начал  вить  веревочку  Бо¬
рисов.
 О  чем  же  спрашивал  его  Ленин?
 В  документе,  над  которым  вынесено:  «Дознание»,  сто¬
ят  слова:  «Борисов...  заявил  подозрение  на  Чинова,  Кук-
лева  и  Лаврова,  потому  что  след  от  его  амбара  перешел
к  амбару  Никитина».
 «Борисов  заявил  подозрение...»
 Но  ведь  ни  один  «злоумышленник»  не  был  схвачен  за
руку,  потерпевший  и  не  знал  их  прежде,  не  видывал
и  вдруг...  имена.  Откуда  они?  Кто  назвал  их  потерпев¬
шему?
 Ульянов  (Борисову).  Не  припомните  ли,  потерпев¬
ший,  кто  первым  увидел  следы  у  амбара?
 Борисов  (изрядно  помедлив).  Урядник...
 Ульянов.  В  вашем  присутствии?
 Борисов.  В  нашем...  Он  прискакал  верхи,  когда
солнышко  уже  ушло.  «Держи»,—  кидает  на  меня  поводья
и  ну  сбивать  сапожком  намерзь  снега.  «Видишь,  говорит,
да  вот,  вот?»  Нет,  говорю,  не  вижу,  не  знатко.  Смеется.
Чиркнул  спичкой,  засветил  у  себя  под  шинелькой  фонарь,
ставит  в  ноги  на  снег.  «А  теперь?»  И  теперь,  говорю.  «Эх
ты,  слепыш,  вот  ведь».  И  тычет  прутиком.  «Это  —  одна
полозь,  это  —  другая.  Другая  поглыбже,  потому  что  си¬
дело  на  ней  ворья  как  воронья».
 Ульянов.  Урядник  составил  какой-нибудь  прото¬
кол?
 Борисов.  Никак  нет.  Фукнул  на  фонарь  и—за  по¬
водья...  По  застенью  амбара,  на  снеговине  темнели  ста¬
рые  ямки.  Там  кто-то  ходил.  Урядник  выправил  лошадь
на  то  место  и  манит  меня  плетью.  «Вот,  говорит,  где  про¬
шла  эта  самая  шатия».  И  называет  поименно:  Лавров,
потом  этот,  как  его...
 С  истины  г-на  Добошииского  посыпалась  известка  ка¬
муфляжа.  Обвппеиие-то  липовое!
 По  бумагам  Борисов  назвал  воров  уряднику,  на  де¬
ле  урядник  —  самому  себе.  Урядник  ловил  не  похитите¬
ля,  не  преступника,  а  жертву  для  обвинения.  «А  бы  кого,
все  равно  кого».  Это  был  не  сыск,  не  раскрытие  преступ¬
ления,  а  преступление.  Еще  одно.  Начиналось  оно  там
же,  у  амбара,  только  преступник  не  жался  в  страхе
у  стен,  не  груз  в  топкой  пороше,  а  чинно  и  браво  сидел
 112

на  казенном  скакуне  в  казенных  сапожках,  при  кокарде
и  регалиях  под  шинелыо.
 Подстроенность  обвинения  —  зто  термин  Ленина  —
стала  самоочевидной.  Рандулин,  полицейский  урядник
И  участка  2-го  стана  Самарского  уезда,  гнул  всякого
к  неправде.  Даже  Пиколку.
 Хорошо  представляю  себе  —  голо  и  снежно.  Дальняя
полевая  межа  дворянского  имения  на  Волге.  Одинокая
"верста  сорочьей  пестряди  —  один  мазок  черный,  другой
белый.  Возле  версты  —  лошадь  в  санях,  за  санями  —  еще
одна  под  седлом,  а  дальше,  в  смутном  куреве  пурги,  куч¬
ка  людей,  петляющих  но  полю:  два  понятых,  казенный
человек,  укутанный  в  башлык,  Николка.
 —  Ну  что  ж,  хлопец,  показывай,  где  ты  тут  поховал
хлебушек.
 Николка  молчит.
 —  Ты  же  говорил  уряднику...—  Казенный  человек
достает  из  папки  бумагу.—  Вот  ведь:  «...брат  привез,  по¬
просил  спрятать...»  Ты  меня  слушаешь?  «Под  видом  ры¬
балки  я  поехал  па  реку  и  на  участке  дворянина  Пилех-
боса  в  чпляке  и  в  мешках  свалил  пшеницу...»
 —  Не  было...
 —  Чего  это  не  было?
 —  Не  ховал  я  пшеницу...
 —  Написано,  и  не  было?..  Ты  у  меня  смотри,  Куклс'в.
А  ну  марш,  показывай...
 С  дальней  межи  катили  в  Самару  с  тем  же  прибыт¬
ком,  что  и  из  Самары:  ни  чиляка,  ни  хлебушка.  Судеб¬
ный  следователь  Зацепин  вывел  Николку  Куклева  из  де¬
ла  о  кражах  у  Борисова  и  Никитина  —  не  подопрешь
ведь,  все  висело  па  его  «признаниях»  (наговорил  на  себя
со  страха),  но  тут  же  припомнил,  что  в  1889  году  —  тогда
Николке  едва  сравнялся  десятый  год  —  было  какое-то
мелкое  происшествие  во  дворе  Чибисова,  и  вставил  Ни¬
колку  в  это  происшествие.
 Признания  Николки  —  мираж,  изобличения  Борисо¬
ва—  мираж.  Это  видели  все.  Но  в  обвинительном  акте
стояли  и  другие  обвинения,  и  потому  судебная  машина
продолжала  езою  работу.
 Добошинский  тщился  доказать,  что  Лавров  не  поку¬
пал  зерно  на  ярмарке,  о  чем  тот  упорно  твердил  суду,  а.
 из

в  сообщничестве  с  другими,  тайно,  из-под  замка-пудовика
выкрал  его  у  Никитина.
 —  На  этой  вот  ладони  у  меня,  господа  судьи,  проба
из  холщового  мешочка.  Это  зерно,  изъятое  у  Лаврова.
Русская  пшеница  вперемешку  с  переродом  кубанки.  А  на
этой  —  из  крапивного.  Это  зерно  крестьянина  Никитина.
Из  акта  сличения  явствует,  что  и  здесь  русская  пшеница
и  перерод  кубанки.  Извольте  убедиться.  Итак,  на  одной
ладони  —  пшеница  Никитина.  А  на  другой?  Тоже  пшени¬
ца  Никитина.  А  где  же  лавровская?  Ее  не  было,  господа.
У  меня  нет  и  не  может  быть  третьей  ладони.  У  Лаврова
не  было  и  не  могло  быть  пшеницы.  То,  что  выгребли  сот¬
ские  в  его  закроме,—  горький  хлеб,  непаханый  и  несе¬
яный...
 Так  ли  это?
 При  разборе  «дела  о  прусском  дезертире  Вильгельме
Христофорово  Садлохс  и  солдатском  сыне  Степане  Спи¬
ридонове  Репине»,  обвиняемых  в  краже,  Ленин  вовсе  не
участвовал  в  процедуре  обозрения  вещей-улик.  На  42-й
лист  того  дела  легло:  «...стороны  и  присяжные  заседате¬
ли  от  осмотра  вещественных  доказательств  отказа¬
лись»65.
 А  здесь?
 П  р  е  д  седа  т  е  л  ь  с  т  в  у  ю  щ  и  и  (Ульянову).  Наме¬
рен  ли  представитель  защиты  обозреть  вещественные  по
делу  доказательства?  •
 Ульянов.  Намерен,  и  не  только  обозреть,  но  и  вос¬
пользоваться  побочными  правами.  *
 Позволительно  допустить,  что  на  правой  ладони  г-на
Добошипского,  как  и  на  левой,  лежало  по  горстке  зерна
из  одного  н  того  же  сусека,  а  владелец  зерна  —  одно  и  то
же  лицо.  Но  обязательно  ли  это  Никитин?  И  почему  не
Лавров?  В  материалах  следствия  не  нашлось  протокола
изъятия  пробы  у  Никитина,  мешочки  не  опечатаны,  а  сле¬
довательно,  и  доступны.  Холщовый  «мог»  прохудиться,
опустеть,  а  крапивный  —  поделиться  с  ним  толикой  сво¬
его  содержимого,  ведь  дело-то  замешено  на  фальши.
Надо  спросить  Никитина,  его  ли  это  зерно  в  его
мешке...
 Дело  начиналось  курьезно:  сначала  поймали  «вора».
У  Лаврова,  чернорабочего,  по  бумагам  урядника,  появил-
 114

ся  хлебушек.  Так  как  Лавров  когда-то  судился  —  под
именем  отца,—  то  Рандулина  и  осенило:  украл.  Арес¬
товав  и  хлеб,  и  '.гуж  и  ка,  урядник  отделил  пробу  и  по¬
гнал  с  ней  сотского  Рогожина: 	«Скачи,  Ефремка,  из
 деревни  в  деревню,  не  пропала  ли  у  кого  этакая  вот
пашаннчка...»
 Надо  спросить  сотского,  еще  раз  —  Борисова...
 Ленин  спрашивал,  конечно.  Многих.  О  многом.
 Никто  не  сказал  об  этой  его  речи:  я  слышал,  я  читая.
Она  не  пришла  к  нам  из  века  в  век.  Однако  главное,
общин  смысл  речи,  ее  красная  нить  во  многом  открыты
и  доступны.
 Поражение  Добошпнекого  выражено  в  приговоре  сло¬
вами:  «Николая  Иванова  Куклева,  13  лет,  по  обвинению
в  краже  у  Чибисоза,  а  подсудимых  Чпнова,  Федора  Кук¬
лева  и  Лаврова  но  обвинению  в  краже  у  крестьянина  Бо¬
рисова.  на  основании  1  п[ункта]  771  ст[атьи]  Уст[ава]
уголовного]  судопроизводства],  считать  по  суду  оправ¬
данными»06.
 Это  поражение,  как,  впрочем,  и  всякое  поражение  во¬
обще,  объясняет  победу.  К  оправданию  невиновных
в  уголовщине  Ленин  шел  через  обвинение  виновных
в  фальсификации.  Иначе  не  объяснить  ни  «признательно¬
го»  лепета  Нпколкн,  ни  внушенных  урядником  наветов
Борисова.  Правосудие  начинает  сыпшк,  продолжает  сле¬
дователь.  Обвиняя  п  сыщика,  и  следователя,  и  Ранду-
лииа,  п  Зацепина,  Ленин  обвинял  первый  этаж  право¬
судия  перед  вторым  —  перед  элитой  присяжных  и  ко¬
ронных.
 Больше.  Он  обвинял  полицейщину  как  явление.
 Читая  материалы  этого  дела,  вы  обязательно  услы¬
шите  молодой,  страстный,  слегка  грассирующий  ленин¬
ский  голос  и  за  вещами  обыденно-судейскими:  об  уликах,
о  просительном  пункте  Добошинского,  о  жестоком  законе
Николая  I,  что  пришелся  впору  Николке  (с  семи  лет  от¬
вечали  по  нему  россияне-несмышленыши)—перед  вами
неизбежно  встанет  ясное  и  грозное  обобщение,  и  если
позже  вы  прочтете  у  Владимира  Ильича:  «Тяжелая  по¬
лицейская  лапа  становится  во  сто  раз  тяжелее  для  мил¬
лионов  народа,  потерявшего  всякие  средства  к  жиз¬
ни»67,—вы  скажете  —  вот  оно.  Это  я  слышал!
 115

12
 Статейка  «Опытный  рецидивист»  дважды  попадала
мне  на  глаза,  и  оба  раза  я  пропустил  ее:  опытных  реци¬
дивистов  в  делах,  что  вел  Ленин,  не  бывало.  На  этот  раз
я  шел  по  оборышам,  чтение  было  легким,  без  карандаша,
без  памятной  тетради,  и  вот  из-под  серого  буквенного
буса  ударило:  Ульянов.
 «Обвинял  товарищ  прокурора  г.  Прохоров...  защищал
пом.  присяжного  поверенного  г.  Ульянов».
 На  полосе  «Самарской  газеты»  —  Ленин68.  Его  один¬
надцатая  защита  на  Волге.  Защита  уголовника,  рециди¬
виста?  Нет.  За  его  щитом  отставной  рядовой  Красноселов,
ложно  пригвожденный  к  позору,  невинно  забитый  в  ко¬
лодки  «татствующего  смерда»,  вор  по  бумагам,  кузнец-
труженик  по  месту  в  жизни.
 Мой  сосед  по  столу,  отрешенно  листавший  комплекты
«Бегемотов»  и  «Смехачей»,  бросает  в  мою  сторону  быст¬
рый  взгляд  и,  улыбнувшись,  поднимается  со  стула.
 —  Что-нибудь  приплыло?
 —  Да  вот.—  Под  словом  «Ульянов»  замирает  палец.
 —  П-па!  Это  очень  серьезно.—  Сосед  бережно  при¬
двигает  к  себе  газету.—  Постойте,  постойте...  Жил  по
милости  бога  у  содержателя  съестной  лавки.  Появились
деньги,  нежданно  и  ниоткуда...  В  деньгах  не  признался...
Полицейский  служитель  пригласил...  Обыск?  Хм...  В  са¬
поге  Красноселова  за  чулком  найден  кредитный  билет
сторублевого  достоинства...  Простите,  оно  так  и  закончи¬
лось,  это  дело,—два  года  и  девять'месяцев?
 —  Не  так,  к  счастью.  Была  кассация.  Был  указ  Пра¬
вительствующего  сената,  отменявший  самарское  решение.
Новый  суд.  Новое  слово  Ленина  и  —  победа:  кузнец  чист
и  светел,  оставляет  острожную  тюрьму,  с  кредитным  би¬
летом  в  том  же  сапоге,  за  тем  же  чулком.
 —  Даже  так?  Кто  ж  тогда  в  сенате  принял  сторону
адвоката  без  имени  и  посрамил  полицию?  Кони?  Очевид¬
но,  я  говорю  наивные  вещи,  но  для  такого  поворота  не¬
обходим  Кони...
 Кони...
 Он  действительно  был  тогда  в  сенате  —  исполнял  обя¬
занности  обер-прокурора,—  возможно,  читал  жалобу  Ле-
 U6

нина  и  даже  готовил  по  ней  заключение.  Случайно  вы¬
сказанная  догадка  кажется  близкой  к  истине.  В  тот  же
вечер  просматриваю  старые  записи,  своды  российских
законов,  книжки  комментариев  и  разъяснений.  Нет!  Жа¬
лоба  победила  без  именитых  помощников.
 Существует  понятие  о  неотвратимой  обязывающей
последовательности.  Вот  перед  ее-то  диктатом  и  ставит
безвестный  адвокат  из  Самары  высший  суд  России.  Жа¬
лоба  в  Правительствующий  сенат  заряжена  зарядами...
самого  же  Правительствующего  сената,  извлечениями  из
его  же  решений,  которыми  прошлые  судьбы  решились
точь-в-точь  такими  же,  как  того  требует  Ленин  для  Крас-
носелоза.
 На  протяжении  десятилетий  сенат  журил  и  шпынял
суды  казанские  и  рязанские  за  неразумность  отказов  в  вы¬
зове  свидетелей  из-за  несущественности  их  возможных
показаний,  справедливо  замечая,  что  нельзя  заключить,
каковы  показания,  если  этих  показаний  еще  не  было.
Журил  и  шпынял...
 Так  скажите  то  же  самое  Самаре,  требовал  Ленин,
отмените  се  отказ  Красноселону  в  вызове  свидетелей,
свидетели  знают,  что  кредитный  билет  осужденный  за¬
работал  честно.  Не  украл,  а  заработал.
 Как  быть  сенату?
 Попробуем  встать  на  минуту  на  его  место,  взглянуть
на  дело  с  его  колокольни.  Вот  —  обвиняемый...  Ведь  наш
кузнец  прежде  судился.  «Опытный  рецидивист».  Пусть
его  первое  дело—пустышка,  ломаный  грош  или  вот  та¬
кая  же  гнусная  подделка,  как  и  второе,  но  для  прокуро¬
ра,  для  чиновника  —  отягчающий  положение  факт.  Да
и  «улика»:  украл  когда-то  —  значит,  украл  и  сейчас.  Кра¬
жу  билета  подтверждают  в  суде  двое  городозых,  началь¬
ник  острога,  ключник  арестантского  помещения.  Свиде¬
тели—  хоть  куда.
 Но  сенат...  отступает,  сенат  соглашается  с  доводами
Ульянова,  хотя  и  решает  дело  без  него,  а  заключающий
прокурор  имеет  возможность  оговаривать  Красносело-
ва,  как  только  хочет,  не  боясь  получить  сдачи  от  защит¬
ника.
 Сенат  отступает...  Почему?
 Наиболее  полно  могла  бы  ответить  на  этот  вопрос
сама  жалоба,  составленная  Владимиром  Ильичем  от
имени  Красноселова.  Но  она  не  найдена.  О  жалобе  пока
 117

судят  лишь  по  указу  Правительствующего  сената,  хотя
никто  еще  не  доказал,  что  она  утрачена.
 Цела  она!
 У  входа  в  этот  дом  лежат  два  льва  —  лукавые,  вели¬
чественные,  кроткие  и  коварные.  В  минувшем  веке  львы
оберегали  богатство,  покой  п  благополучие  графа  Лава¬
ля.  Не  меняя  поз,  наблюдали  грозы,  небесные  и  общест¬
венные,  пышные  торжества,  трагедии.  И  нашу  новь.
В  двух  шагах  от  их  лежбища,  с  этой  вот  пяди,  начинала
свое  добровольное  изгнание  в  Сибирь  дочь  старого  графа,
княгиня  Трубецкая.
 Катится  городом  возок,
 Вся  в  черном,  мертвенно  бледна,
 Княгиня  едет  в  нем  одна.
 В  наше  время  бурокамсиные  стражи  охраняют  мил¬
лионы  дел  Центрального  исторического  архива  и,  так  как
эту  свою  службу  несут  кое-как,  я  беспрепятственно  ми¬
ную  их  непридирчивую  вахту.
 Дом-история,  в  стенах  которого  витают  великие  те¬
ни,—  тут  бывали  Пушкин,  Лермонтов,  Мицкевич,  а  в  бес¬
счетных  кладовых  живет  прошлое,  способное  даро¬
вать  каждому,  кто  входит  в  него,  и  вдохновение,  и  на¬
дежду.
 Моя  надежда  —  три  ответа  на  три  вопроса:
 1.  Сохранилось  ли  кассационное  производство  Прави¬
тельствующего  сената  по  делу  Красноселова  —  подлин¬
ная  жалоба  Ленина,  подлинный  указ,  сопутствующая
документация?  По  формам  царского  процесса,  все  это
хранилось  обособленно  от  самого  дела.
 2.  Кто  из  сенаторов  докладывал  дело,  кто  из  прокуро¬
ров  заключал  по  нему?  Копня  указа,  вшитая  в  папку
Красноселова,  таких  сведений  не  сообщала.
 3.  Часто  ли  сенат  отменял  самарские  решения?
 Судьба  не  пожелала  разматывать  загадочные  клубки
 в  том  порядке,  какой  я  наметил  для  нее,  и  третий  ответ
пришел  раньше  второго  и  первого:  редко,  очень  редко
отменял  сенат  самарские  решения.
 Ведомость,  помеченная  цифрой  2,  озаглавлена  витие¬
вато  и  подробно: 	«О 	числе 	решенных 	уголовных  дел  по
 кассационным  жалобам  и  протестам  на  окончательные
 118

решения  общих  судебных  мест  с  распределением  дсЛ  по
установлениям,  а  последних  по  округам  судебных  палат
за  1893  год»69.
 На  обороте  6-го  листа  под  рубрикой  «Названия
судебных  мест,  об  отмене  коих  решений  были  произ¬
водства»  стояла  Самара  и  соответственно  самарские
цифры.
 Из  них  следовало,  что  в  Петербург  ушло  31  дело,
по  которым  осужденные,  потерпевшие,  гражданские
истцы,  а  по  преимуществу  их  поверенные,  присяжные
и  частные,  добивались  отмены  состоявшихся  реше¬
ний.  30  жалоб  были  оставлены  без  удовлетворения,  от¬
клонены,  отвергнуты.  Сенат  навсегда  клал  здесь  ко¬
нец  спору.  В  30  случаях  решение  торжествовало  побе¬
ду  над  жалобой  и  только  в  одном  —  жалоба  над  реше¬
нием.
 Единственная  жалоба-победительница  и  единственная
победа  —  это  жалоба  Ленина.  И  победа  Ленина.
 Од  и.  а  в  году.
 Чем  же  взяла  она,  что  несла  помимо  прецедентов
Правительствующего  сената,  какими  словами  ставил  Ле¬
нин  эту  трудную  защиту?
 Путешествуя  но  бумажной  стихии  сената,  я  встречал
немало  прелюбопытного,  единственного  в  своем  роде,
уникального,  но  все  это  было  не  то,  не  Ленин,  не  ленин¬
ское.  Постепенно  выяснилось,  что  не  все  дела  стоят  на
полках,  тут  немало  провалов  и  пустот.  С  горечью  убеж¬
даюсь:  производство  по  делу  Краспосслова  утрачено...
Вот  и  последняя  книга-реестр.  Нет!  Заветной  папки  в  ар¬
хиве  нет!  Есть  жестокая  рабочая  справка  архивистов:
«выделена  в  макулатуру».  Что  же,  вполне  возможно:
непримечательный  сюжет  уголовного  (?)  происшествия  —
кража  ведь,  жалоба  подписана  не  Ульяновым  и  даже  не
осужденным,  а  кем-то  «за».
 На  странице  60  угрюмого  фолианта  цвета  наждачной
бумаги,  под  вопросом  «название  дела  и  вступающих  по
оному  бумаг»,  такая  вот  справка:  «По  жалобе  отставного
рядового  Василия  Красноселова  на  приговор  Самарского
окружного  суда  по  обвинению  его  по  2  части  1655  статьи
Уложения  о  наказаниях».  Рядом  вторая:  «Кассационное].
2  т[ома]  и  пакет  с  документами»  и,  наконец,  третья,  осо¬
 119

бенно  примечательная:  «А.  А.  Ходневу  29/XII,  возвраще¬
но  7/1;  А.  В.  Волкову  8/I»70.
 Наконец-то!
 Настольный  реестр  3-го  стола  уголовного  кассацион¬
ного  департамента  называет  прокурора,  заключавшего
по  делу  Красноселова,  и  сенатора-докладчика.  Ходнев
и  Волков.
 Кто  они?
 Педанты  справедливости,  ревнители  чести  мундира,
чести  сената,  тайные  друзья  жалобы?
 Прошлое,  что  живет  за  львами,  предлагает  два  лич¬
ных  дела,  две  чиновные  карьеры,  наполненные  цветисты¬
ми  шаблонами,  о  назначениях,  перемещениях,  рескриптах
и  наградах.
 Формулярный  список  вдового  сенатора  Волкова,  воспи¬
танника  Демидовского  лицея  святого  Владимира,  обры¬
вается  записью:  «Прокурору  Санкт-Петербургской  судеб¬
ной  палаты  А.  В.  Волкову  всемилостивейше  повелеваю
присутствовать  (быть  сенатором.—  В.  ZZ/.)  в  Правитель¬
ствующем  сенате  с  производством  в  тайные  советники»71.
Запись  эта  сравнительно  свежа,  и  вчерашнего  прокурора,
прибившегося  теперь  к  особенно  щедрому  и  богатому
пирогу,  невозможно  заподозрить  в  скрытых  симпатиях
к  обиженному.
 Ну  а  Ходпев?
 Ходнев  на  виду  у  Мапасеипа,  тогдашнего  министра
юстиции: 	«Имею  честь  поручить  Вам...»,  «Ввиду  пред¬
 стоящего  рассмотрения  в  особом  присутствии  дела  по
обвинению  мещанки  Софии  Гинсбург  и  др.  в  государст¬
венных  преступлениях...  прошу  Вас...»,  «Казначейство
выплатит  Вам  денежное  пособие  в  размере  300  рублей  на
лечение».
 Личное  обращение  (именно  к  Ходневу),  личная  услу¬
га  (именно  от  Ходнева)  и  —  сребреники  (Ходневу  же,
конечно).
 Бегло  пробежав  17-й  лист  сшива,  тянусь  к  карандашу,
но  тут  же  поднимаюсь,  чтобы  спять  со  стеллажа  том
«БСЭ».  Генералов?  Донской  казак  Генералов?  Не  одно-
делец  ли  Александра  Ульянова  по  процессу  «второперво-
мартовиев»?72  Не  верится,  чтобы  Ходнев  дважды  вставал
па  пути  Ульяновых:  в  роли  обер-секретаря  па  тайном  су¬
де  старшего  брата  и  в  роли  прокурора,  заключавшего  по
жалобе  среднего.
 120

Да!  Дважды!
 Лист  17  —  это  служебное  письмо  Маиасеина  Ходневу,
помеченное  31  марта  1887  года.  Вот  оно  полностью:
 «Господину  Чиновнику  за  обер-прокурорекпм  столом
сверх  комплекта,  в  Г)  департаменте  Правительствующего
сената  надворному  советнику  Ходневу.
 Ввиду  предстоящего  рассмотрения  в  особом  присутст¬
вии  Правительствующего  сената  предложенного  мною
29  марта  сего  года  дела  по  обвинению  в  тяжких  государ¬
ственных  преступлениях  казака  Василия  Деииспсва  Ге¬
нералова,  крестьянина  Пахомня  Иванова  Андреюшкина
и  др.,  в  числе  15  л  пн,  поручаю  Вашему  высокородию  ис¬
полнение  обер-секретарскпх  обязанностей  по  означенно¬
му  делу»73.
 Среди  пятнадцати  —  брат  Ленина  Александр.  Ходнев
протоколировал  его  показания,  его  речь.  Дело  «второ-
первомартовцев»  памятно  Ходневу.  На  процитирован¬
ном  письме  Мапассипа  собственноручная  его  приписка:
«Прошу  г.  Ходпева  явиться  к  сенатору  Дейеру  утром
1  апреля».
 Дейер  сообщил  Ходневу,  что  Александр  III  принимал
в  Гатчинском  дворце  чинов  полиции,  участвовавших
в  слежке  за  единомышленниками  Ульянова,  самолично
нацепил  каждому  золотую  медаль  «За  усердие»  и  выдал
по  тысяче  рублей.  Ходнев  понял,  каким  должен  быть  про¬
токол.  Чиновник  за  обср-прокурорскнм  столом  сверх
комплекта  уже  вскоре  становится  товарищем  обер-про-
ку  pop  а.
 II  вот  перед  ним  другой  Ульянов...
 Нетрудно  представить,  как  Ходнев  принял  это  неожи¬
данное  открытие.
 В  мрачном  кабинете  Дейера  возникает  стремительная
фигура  Ходнева  с  папкой  под  мышкой.
 —  Спешу  порадовать...  Господин  Ульянов  снова  на
коне.
 Дейер  поднимает  голову.
 —  Полюбопытствуйте.—  Папка  переходит  в  руки  се¬
натора.—  Брат  повешенного...
 —  Ах,  брат...
 —  Видите  ли,  кузнец  из  Самары  свят  и  безгрешен,
а  блюстители  закона  и  порядка  лгут,  как  сивые  мерины.
 121

Это  вытекает  из  жалобы  Ульяноза...  Завтра  вы  предсе¬
дательствуете  по  третьему  отделению  департамента,  и  я
просил  бы...
 —  Обещаю,  обещаю...  Впрочем,  вы  не  допускаете
мысли,  что  городовые  могли  заблуждаться  самым  добро¬
совестным  образом?
 —  Я  держусь  принципа:  враг  трона  —  мой  враг.  Ад¬
вокат  слишком  ненадежен.  Me  скрываю  своего  заключе¬
ния—  оно  с  отказом...
 Быть  может,  подробности  этого  диалога  были  и  дру¬
гими,  но  факт  фактом:  готовых  предубежденных  союзни¬
ков  жалоба  Ленина  в  сенате  не  имела.  Она  имела  гото¬
вых,  предубежденных  недоброжелателей.  Чем  же  тогда
взяла  она?
 Сутью.  Ленинской  логикой.
 Когда  несправедливые  судьи  обвиняют  невиновного
убийцей  или  вором,  а  защитник  и  подзащитный  терпят
общее  бедствие,  общим  для  них  становится  п  приговор,—
он  осуждает  обоих,  подзащитного  —  к  наказанию,  за¬
щитника  —  к  новой  защите,  которую  нельзя  ни  пере¬
дать,  ми  тем  более  бросить,  как  нельзя  бросить  ранено¬
го  или  утопающего.  Новая  защита,  по-настоящему
благородная  и  прекрасная,  требует  от  защитника  всех
его  сил.
 Лишенный  возможности  выступить  в  Правительству¬
ющем  сенате,  Ленин  вложил  в  жалобу  всю  мощь  своего
гения.  Нарушение  окружным  судом  форм  процесса  —
произвол  с  отказом  в  вызове  свидетелей  —  впечатляло
трагической  связью  с  последствиями  отказа.  Это  была
причина  осуждения  невиновного.
 Тут  стоит  повториться.
 Подзащитный  Владимира  Ильича  кузнец  Красноселов
просил  в  окружном  суде:  допросите  служителей  тюрьмы
Борисова,  Иванова,  Васильева,  Егорова,  они  скажут,  что
деньги  я  заработал  в  неволе,  делал  чайники,  лудил  мис¬
ки,  самовары,  починял  для  больницы  койки  и  ванны.
И  вот  —  «сотсльпая».  Не  крал,  а  заработал.  Окружной
суд  отклонил  эту  его  просьбу:  зачем  свидетели?  Доста¬
точно  того,  что  в  деле  подшита  бумажка  начальника
тюрьмы—«не  работал,  не  слесарничал».  Допросите,  на¬
стаивал  Ленин  перед  Правительствующим  сенатом,
и  тогда  на  место  обвинения  станет  оправдание.  Подкреп¬
ляющие  это  требование  прецеденты  Правительствующе¬
 122

го  сената,  недвусмысленные,  строго  определенные  и,
с  этой  стороны,  бесспорные,  били  прямо  по  цели.  Отка¬
зать  себе  сенат  не  мог.  Решение  отменено,  новый  разбор
в  Самаре,  на  который  приглашены  тюремные  служители.
Они  подтверждают  в  один  голос:  Красноселов  действи¬
тельно  слесарничал,  починял,  и  присяжные  вчистую  оп¬
равдывают  подсудимого.
 Старая  Самара.  Старое  здание  окружного  суда  (быв¬
ший  дом  купца  Светова).  На  скосе  угла  —  чугунная  дос¬
ка:  «В  1892—1893  гг.  в  этом  здании  работал  защитни¬
ком  при  Самарском  окружном  суде  Владимир  Ильич
Ленин».
 По  железным  ступеням,  выбеленным  подошвами  мно¬
жества  посетителей,  поднимаюсь  на  второй  этаж.
 Тут  стояли  они  после  судебной  катастрофы  —  кузнец
и  защитник,—  разделенные  точеными  балясинами  мо¬
реного  дуба  под  неусыпным  доглядом  бравого  прис¬
тава.
 —  Теперь  уже  не  выпустят...—говорил  кузнец.
 —  Напротив.  Повторяю,  напротив...
 Кузнец  молчал,  переводил  глаза  на  оживленный  су¬
дейский  разъезд.
 —  Ие  позже,  как  завтра,  я  потребую  свидания  с  вами,
чтобы  подписать  жалобу.
 —  Боюсь,  всего  боюсь...
 —  Будем  настаивать  перед  судьями  сената,  именно
настаивать.
 —  Мс  послушаются...  Нет,  нет...
 —  А  мы  их  заставим!
 И  —  заставил!
 От  здания  окружного  суда  к  дому,  в  котором  жили
Ульяновы,  отправляюсь  пешком.  Эта  часть  города  оста¬
лась  такой  же,  как  и  три  четверти  века  назад,  и  я  могу,
я  хочу  повторить  его  путь  с  его  думами  после  всех  пери¬
петий  процесса  Красноселова.  Тогда,  в  белозимней  Са¬
маре  1892  года,  он,  очевидно,  начинал  свой  путь  вот
здесь,  от  боковины  площади,  шел  по  каменному  рукаву
Дворянской  (теперь  Куйбышевской),  у  деревянных
решеток  Струковского  сада  переходил  улицу  —  и  даль¬
ше  по  Почтовой...  Только  по  Почтовой  ли?  Эту  улицу
тогда  перегораживала  махина  строящегося  собора.
 123

Азямы,  шушуны,  штабеля  леса,  камня,  обозы  ломов-
щины...
 Сознание,  что  твои  шаги  где-то  совпадут  с  его  шага¬
ми,  что  это  его  путь,  а  вот  эта  комната  —  его  комната,
в  это  окно  он  глядел,  тут  спорил,  писал  первые  страницы
своих  книг,  любил  и  мечтал,—  это  сознание  трогает,  го¬
рячит  воображение...  II  кажется,  я  угадываю,  нет  —  вижу
еще  одну  столь  же  увлекательную  тропинку  в  прошлое.

ЗАЩИТА
 ПОРУЧЕНА
 УЛЬЯНОВУ

1
 Новую  главу  я  хотел  бы  на¬
чать  так  же,  как  н  предыдущую:  с  поездки.  В  те  же  мес¬
та.  С  той  же  целыо.
 Это  увлекательное  путешествие  я  придумал  для  себя
много  лет  назад,  когда  Самара  еще  называлась  Самарой.
 Степью,  лесами  поезд  перебежит  махину  сибирского
плато,  пересечет  Урал,  вымахнет  на  Волгу.  И  тогда
я  начну  главную  часть  путешествия...
 Все  будет  просто.
 В  кассовом  окошечке  над  водой  без  особого  труда  по¬
лучу  пароходный  билет  и  в  тот  же  августовский  день,
а  по  возможности  в  тот  же  час,  когда  Ленин  навсегда
покидал  Самару,  от  того  же  берега  и  по  той  же  воде
отправлюсь  в  Горький.
 Не  имеет  значения,  какое  судно  ляжет  па  разннскнй
стрежень,  современное  ли  белое  чудо,  полное  огней
и  комфорта,  пли  простенький  хлопотун-трамвайчик,  важ¬
но  другое:  в  тот  же  день  и  час,  в  ту  же  сторону.
 Впрочем,  все  остальное  здесь  уже  неповторимо.  Ман¬
сарда  Никанорыча,  в  которой  Ленин  совещался  с  ниже¬
городскими  марксистами,  обветшала  и  разрушена.  А  бе¬
рега?
 Берега  полны  новью,  неузнаваемо  изменившей  все
стародавние  картины.
 127

За  Горьким  —  Москва,  потом  Ленинград,  дом  на  ули¬
це  Чайковского  (по-старому  —  Сергиевской),  где  в  кон¬
це  лета  1893  года  поселился  новый  петербуржец,  имя
которого  стало  позднее  именем  великого  города.
 Итак,  день  и  час.
 В  кассовом  окошечке  над  водой  не  продают  билетов
на  пароходы  прошлого  века,  и  потому  здесь  не  знают  ни
августовского  дня,  ни  августовского  часа.  Я  сам  должен
назвать  и  то,  и  другое.
 День  отъезда  Ленина  из  Самары  точно  установлен.
Еще  в  середине  тридцатых  годов  «Красный  архив»  по¬
местил  на  своих  страницах  вот  это  донесение  шефа  са¬
марских  жандармов  департаменту  полиции:
 «1  сентября  1893  г.
 Состоящий  под  негласным  надзором  полиции  в  г.  Са¬
маре:
 Фамилия  —  Ульянов.
 Имя  —  Владимир.
 Отчество  —  Ильич.
 Звание  —  бывший  студент.
 Выбыл  —  17  августа  1893  г.  в  г.  Москву.
 О  выезде  сообщено  начальнику  Московского  губерн¬
ского  жандармского  управления.
 №  539,  1  сентября  1893  г.
 Начальник  управления  полковник  Попов»74.
 Таким  образом:  год  отъезда  1893-й,  месяц  —  август,
число  —  семнадцатое.
 Чтобы  установить  теперь  час  отъезда,  казалось  доста¬
точным  пройти  в  хранилище  библиотеки  и,  раскрыв  ком¬
плект  «Самарской  газеты»,  запяться  несложными  вычис¬
лениями.
 Проделав  это,  я  неожиданно  обнаружил,  что  семна¬
дцатого  августа  Ленин  вряд  ли  мог  оставить  Самару:
удостоверение,  полученное  им  перед  отъездом,  было  по¬
мечено  восемнадцатым.
 По  вот  получал  ли  он  его  собственноручно?
 Если  допустить  на  минуту,  что,  направляясь  в  Петер¬
бург,  он  условился  в  суде,  что  его  адвокатская  виза  на
право  хождения  по  чужим  делам  будет  непосредственно
отправлена  присяжному  поверенному  М.  Ф.  Волькен-
штейну,  его  будущему  патрону  в  Петербурге,  тогда  и  са¬
мый  спор  между  жандармской  бумагой  и  удостоверением
представится  чистейшей  иллюзией.
 128

Верна  ли,  однако,  эта  версия?
 Ответ  отыскался  не  сразу.
 Вообразите  тяжеловесную  широкоформатную  книгу
в  тысячу  страниц.
 По  зелено-черному  мраморному  полю  —  надпись:
«Входящий  журнал  по  столу  председателя  Самарского
окружного  суда  на  1893  год.  Часть  2-я  с  №  2363...»
 Франтоватый  переплет  из  плотного  палевого  ластика
и  ярко-красная  —  все  еще  ярко-красная  —  сургучная  пе¬
чать  с  двуглавием  орла  и  скипетром.  На  обороте  72-го
листа  —  печатная  рубрика:  «Содержание  бумаг».
 И  ответ:  «Помощника  присяжного  поверенного  сего
суда  Владимира  Ильича  Ульянова  (прошение.—  В.  Ш.)
о  выдаче  ему  удостоверения  в  том,  что  он  состоит  по  сие
время  в  оном  звании».
 Еще  рубрика:  «Резолюция».
 Еще  ответ: 	«Просимое 	удостоверение  выдать»  (эти
 слова  мы  уже  знаем).
 И  наконец:  «Время  и  №  исполнения».
 И  заключительная  запись-справка  в  ответной  клетке:
«Выдано  (выделено  мною.  В.  ///.) 	18  августа  за
 Nb  1844»75.
 В  кассовом  окошечке  я  попросил  билет  на  19  августа.
 Почему?
 Тут  несколько  соображений.
 Судя  по  характеру  записей  в  зелено-черной  книге,
удостоверение  №  1844  было  вручено  непосредственно
в  руки  подателя  прошения  (при  выдаче  «просимого»  по
доверенности  педанты  от  канцелярского  пера  делали
в  журнале  стереотипную  оговорку).
 Произошло  это,  резонно  полагать,  во  второй  полови¬
не  дня:  номер  удостоверения  сравнительно  поздний  для
исходящих  бумаг  за  18  августа.
 Ленин  вряд  ли  твердо  рассчитывал  получить  удосто¬
верение  именно  18  августа  и,  следовательно,  в  этот  день
отправиться  в  Петербург  не  мог.
 Итак,  я  приобрел  билет  на  19  августа.  А  в  полдень
26-го  в  Москве  поднимался  на  второй  этаж  здания,  что
носит  имя  Ленина  и  хранит  уникальнейшее  на  земле  соб¬
рание  книг.  Поднимался,  вспоминая  26  августа  из  века
минувшего:  три  четверти  столетия  назад  в  этот  день
Ленин  читал  здесь  книги  и  оставил  коротенький  авто¬
граф:
 5  Заказ  15G4
 129

*2<>  августа.  Владимир  Ульянов,  помощник  присяжно¬
го  поверенного.  Б.  Бронная,  д.  Иванова,  кв.  3».
 О  чем  же  говорит  этот  автограф?
 Негласное  наблюдение  за  перемещениями  поднадзор¬
ных  решало  три  задачи: 	наблюдавшему  полагалось
 знать,  когда  именно  уехал  поднадзорный,  куда  и  зачем.
В  случае  с  Лениным  шеф  самарских  жандармов  вовсе
не  знал  третьего  (зачем),  а  в  первом  (когда)  и  втором
(куда)  безбожно  путался.  Поднадзорный  Ульянов  уехал
не  семнадцатого.  И  не  в  Москву,  а  через  Москву.
 Скандальная  неосведомленность!  Чем  объяснить  ее?
Чем  объяснить,  что  в  последующем  «голубой  легион»
тайной  службы  России,  сбившись  с  ног,  более  четырех
месяцев  ищет  Ленина  впустую,  а  он  тем  временем  кует
рабочее  дело  в  сердце  страны  —  в  Питере?
 Редким  даром  конспирации.
 «Голубые»  бывали,  думается,  п  в  читальном  зале  Ру¬
мянцевского  музея  (ныне  библиотека  имени  В.  И.  Лени¬
на),  с  неподдельным  удовлетворением  переписывали
в  свои  поисковые  досье  ленинский  автограф,  его  москов¬
ский  адрес,  не  подозревая  поначалу,  что  именно  на  этот
случай,  для  них,  для  поисковых  досье,  и  стояли  на  бума¬
ге  и  Большая  Бронная,  п  дом  повсеместно  живущего
Иванова.  Па  самом  деле  Ленин  па  Большой  Бронной  не
жил.
 Вечером  того  же  дня  под  настольной  лампой  я  рыл¬
ся  в  старой  периодике  в  надежде  встретить  беспрецедент¬
ную  афишу—объявление  одного  ,  самарского  адвоката,
которое  должно  было  помочь  мне  взять  разбег  к  новому
рассказу  о  поединке  двух  очень  разных  школ  судебной
защиты.
 Принесли  большую  нарядную  книгу  —  «Самарские  гу¬
бернские  ведомости».  Топко  пахнуло  запахом  старинного
кожаного  переплета.
 Беспримерная  по  избытку  саморекламы  и  самодоволь¬
ства  афпша-объявлепме  отыскалась  на  четвертой  полосе
губернского  официоза.
 «Сим  имею  честь  известить  общество  Самарской  гу¬
бернии,  что  ввиду  скорого  открытия  r  гор.  Самаре  ок¬
ружного  суда,  избрав  местом  пребывания  гор.  Самару,
принимаю  на  себя...»
 Дальше  подробнейше  перечисляется,  что  именно  при¬
нимал  па  себя  частный  поверенный  II.  !!.  Михайлов.  Он
 130

готов  был  ходить  по  ч\жим  делам,  гражданским  и  уго¬
ловным,  оказывать  чнего  доверительные  услуги,  выпол¬
нять  акции  «по  обрсвизоваиыо  дел  и  счстоводств  торго¬
вых  и  промышленных  контор,  по  учету  действий  отдель¬
ных  лип.,  по  составлению  всякого  рода  коммерческих
и  др\;п\  актов  и  отчетов»,
 II--подпись:  ленкоранскнй  2-й  гильдии  купец  Ник.
Иван.  Михайлов.
 Странно.  Михайлов  —  юрист  по  образованию,  канди¬
дат  пртз,  но  вот  перед  «обществом  Самарской  губернии»
он  выставляет  себя  в  неожиданном  качестве  купца  2-й
гильдии.  Почему?  'Гак  выгоднее.  Ближе  к  доверию  торго¬
вых  и  промышленных  контор,  к  золотой  реке  неумерен¬
ных  гонораров.
 Афиша  лснкоранского  купца-адвоката  помешена  в  82-м
номере  «Самарских  губернских  ведомостей»  за  1870  год,
а  22  года  спустя,  ко  времени  выступления  молодого  Улья¬
нова  в  судебных  местах  Самары,  во  главе  адвокатского
дома  Михайловых  встает  повое  лицо  —  племянник  осно¬
вателя,  преуспевающий  буржуа,  противник  Владимира
Ильича  по  одному  долу,  мнимый  его  союзник  —  по  дру¬
гому.
 Новый  Михайлов,  естественно,  не  тычет  в  чужие  гла¬
за  легковесным  торговым  титулом  —  этот  дешевый  при¬
емчик  теперь  вызвал  бы  дружные  улыбки  его  «повзрос¬
левших»  коллег,  но  в  душе  он  еще  больше  купен,  чем  его
дядя.  Сузив  гамму  услуг  до  строгих  границ  юридической
помоши  (за  обревпзование  дел  н  счстоводств  он  не  брал¬
ся),  А.  М  Михайлов  намного  расширил  так  называемые
доверительные  акции,  «задушевные  советы  миллионщи¬
кам»,  которые  при  известных  обстоятельствах  принимали
характер  преступных  рекомендаций  —  подстрекательств
к  уголовщине.
 В  Госархиве  Куйбышева  хранится  протокол  такого
содержания:
 «Сего  1892  года,  23  сентября,  в  97г  часов  утра  в  каби¬
нет  председателя  (в  котором  в  это  время  председатель
находился  один)  явился  помощник  секретаря  уголовного
отделения  Дмитрий  Иевлев  Белицкий,  в  крайне  взволно¬
ванном  виде,  со  слезами  на  глазах,  и,  закрыв  за  собой
плотно  двери,  упал  председателю  (вставшему  со  своего
места)  в  ноги  и  затем,  вытащив  из-под  грудной  полы
бывшего  на  нем  пиджака  два  свернутых  в  трубочку  де¬
 131

ла,  сказал  председателю  подавленным  голосом  со  сдер¬
живаемым  плачем:  «Не  ищите  дел  Эпштейна  и  Рози¬
ных»76.
 Из  последующей  части  этого  мелодраматического  до¬
кумента  видно,  что  на  все  расспросы  председателя  коле¬
нопреклоненный  канцелярист  отвечал  односложным,  ма¬
ло  что  говорящим  признанием:  «Моя  вина.  Пошалите».
 Между  тем  это  была  вина  Михайлова.  Подстрекатель¬
ство  выкрасть  и  предать  огню  два  дела  —  об  этом  узнали
через  шесть  лет  после  кончины  председателя  —  шло  по
цепи,  начинавшейся  с  Михайлова.
 Сохранились  три  жалобы-прошения  (самарских  ме¬
щанок,  виноторговца  и  титулярного  советника  в  отстав¬
ке)  по  поводу  «неблаговидного  поведения»  частного  по¬
веренного  Михайлова,  а  в  одном  случае  и  по  поводу  «не¬
представления  им  обещанного  оправдания».  Наследник
ленкоранского  купца-адвоката  брал  рысаками,  севрюгой,
лесными  дачами,  черноземом,  обещая  «пренепременное
милосердие»  суда.
 Но  вот  —  осечка.
 Впрочем,  на  рискованные  предприятия  Михайлов  ре¬
шался  не  часто.  Жонглируя  юридическими  понятиями,  он
в  тонкостях  знал  этот  свой  реквизит,  знал,  с  кем  и  как
спорить,  говорил  мягким  и  властным  басом,  умел  ма¬
стерски  «делать»  улики  и  доказательства,  был  челове¬
ком  неистощимого,  чисто  мужского  долготерпения.  И  по¬
тому  самарская  Фемида  была  к  нему  благосклонна.
 26  октября  1892  года.
 Раздумчивая  меланхоличная  трель  распорядительно¬
го  колокольчика  призывает  под  своды  судебного  зала
присяжных  и  коронных  судей,  разноликую  горстку  сви¬
детелей,  потерпевших...  Слегка  привстав  над  своим  сто¬
ликом,  прокурор  без  волнения  и  интереса  встречает
взглядом  пеструю  кавалькаду  присутствия,  степенную,
чопорную  и  тоже  бесстрастную,  в  крестах,  серебре  опле¬
чий,  касторе...
 Председательствующий  (выправляя  фалды
мундира  над  подлокотниками  кресла).  Прошу  садиться,
господа!  (И  чуть  громче,  строже,  другим  голосом.)  По
указу  его  императорского  величества  и  за  полномочиями,
дарованными  мне  его  уставами  и  его  волей,  дозволяю  се¬
бе  настоящее  заседание  суда  провозгласить  открытым...
 132

Суд  пошел.
 Ходкое  перо  протоколиста  оставляет  на  бумаге:
 «По  открытии  заседания  подсудимые  заняли  места  на
скамье  для  подсудимых  —  Ллашеев,  Карташев,  Перуш-
кин  под  охраною  стражи,  а  Абрамов  и  Червяков  —  без
охраны  стражи.  Защитниками  подсудимых  явились,
помощник  присяжного  поверенного  Ульянов,  изб¬
ранный  Алашеевым,  Карташевым  и  Перушкиным,  и
частный  поверенный  Михайлов,  избранный  Червяко¬
вым»77.
 Помощник  присяжного  поверенного  Ульянов  и  част¬
ный  поверенный  Михайлов  —  за  одним  адвокатским  сто¬
ликом.  Тот  и  другой  слева  от  судей,  на  общепринятом  по¬
люсе  защиты,  тот  и  другой  на  положении  процессуально¬
го  противника  государственного  обвинителя.
 Что  это?  Маленький  союз  единомышленников?
 Если  союз,  тогда  какая  же  скрепа  соединяет  их  под
этими  сводами?
 Общее  обвинение?  Общий  обвинитель?
 Единый  щит,  одна  и  та  же  защитительная  идея?
 Или  попросту  место,  которое  они  занимают,  левый
столи  к?
 Председательствующий  (заканчивая  чтение
обвинительного  акта).  «...На  основании  вышеизложенно¬
го  самарские  мещане  Василий  Искарионов  Алашсев,
21  года,  Алексей  Виссарионов  Карташев,  22  лет,  Дмит¬
рий  Алексеев  Перушкин,  18  лет,  крестьяне  села  Суходол,
Сухо  дольской  волости,  Ставропольского  уезда,  Самар¬
ской  губернии  Андрей  Андреев  Червяков,  18  лет,  и  села
Сили  па,  Крюковской  волости,  Лукьяновского  уезда,  Ни¬
жегородской  губернии  Василий  Семенов  Абрамов,  31  го¬
да,  обвиняются:  Алашеев,  Карташев  и  Перушкин  в  том,
что  в  течение  зимы  1891  —  1892  годоз  в  г.  Самаре  по
предварительному  между  собой  уговору,  в  разнос  время
тайно  похитили  у  купца  Духипова  20  стальных  рельсов,
лежавших  близ  амбара  Духипова  на  открытом  месте...
и,  во  2-х,  в  том,  что  в  начале  января  1892  года  они,  так¬
же  по  уговору  между  собой,  тайно  похитили  у  самарской
купчихи  Прасковьи  Бахаревой  от  ее  лавки  чугунное  ко¬
лесо...  а  Червяков  и  Абрамов  в  том,  что,  не  принимая  не¬
посредственного  участия  в  вышеозначенных  кражах,  по
совершении  уже  таковых,  они  заведомо  принимали  для
сокрытия  и  перепродажи  от  Алашеева,  Карташева  и  Пе-
 133

рушкипа  рельсы  н  чугунное  колесо,  украденные  у  Духи-
нова  и  Бахаревой»78.
 Желтолицый  старец  в  кресле  председательствующе¬
го—  это  А.  И.  Смнринцкин,  он  на  полвека  старше  и  Уль¬
янова  и  Михайлова.
 Председательствуют  п  й  (Алашееву).  Ну-с,
братец...  воровал?
 Алашссв.  Голодно  было...
 Председательствующий  (Карташеву).  А  ты?..
(Перушкину.)  А  ты?  Постой,  постой...  значит,  в  одном
деле  был,  а  вот  чугунного  колеса  у  Прасковьи  Бахаревой
не  крал?  И  даже  не  мог?  Как,  как?  Алиби,  значит.
Н-да-с...  (Абрамову.)  Одна  необходимая  уточняющая
подробность:  вы  по-прежнему  приказчик?
 Абрамов.  Никак  нет-с.  С  прошлой  осени  держу  са¬
мостоятельное  дело  в  железном  ряду.
 Председатель  с  т  в  у  ю  щ  и  п.  Находите  себя  ви¬
новным?
 А  б  р  а  м  о  в  .  Никак  пст-с.
 Председательствующий  (Червякову).  А  вы?
 Червяков.  Точно  так  же  по  торговой  части...  И  по
недоразумению.  Не  виноват,  ваше  высокородие.
 Председательствующий  (Д.  Д.  Мику  липу,
представителю  государственного  обвинения).  Несколько
меняя  фигуры  нашего  обряда,  я  попросил  бы  досточти¬
мого  титулярного  советника  предъявить  нам  его  мнение
об  уместности  вызова  новых  свидетелей,  как  и  о  всяком
ином  дополнении  уликового  материала.
 Ми  кули  и.  Улик  предостаточно,  ваше  провосходи-
тельство.  Не  смею  утруждать  высокое  присутствие  новьн
ми  просьбами.
 Председательствующий.  Господни  Ульянов...
 Ульянов.  Нужды  еще  в  новых  свидетелях  не  вижу.
Представителю  обвинения,  по  сто  словам,  достаточно
улик  для  обвинения,  защите  —я  имею  в  виду  защиту
Алашеева,  Карташова,  Перушкппа---  достаточно  фактов,
материалов,  свидетельств  для  защиты.  Но  об  этом  поз¬
же...  Мой  подзащитный  Псрушкин,  гребенщик  из  чужого
заведения,  совсем  еще  юный  рабочий,  не  может,  а  пото¬
му  и  не  хочет  признать  вину  в  краже  колеса,  приводного
чугунного  колеса  для  конной  молотилки,  оцененного  куп¬
чихой  Бахаревой  в  двенадцать  рублей  серебром.  Не  за¬
являя  прямого  ходатайства,  хотел  бы  надеяться,  что  суд
 134

найдет  способ  предъявить  составу  присяжных,  всем
I!  каждому,  девятнадцатый  лист  дела  с  этим  же  его  не¬
признанием  в  каморе  судебного  следователя  Чернцовл,
с  объяснения?.::!,  ичсптпчпымп  том,  которые  он  сделал
здесь.  1!  Пушкин  нос  ледова  гелей...
 \!  о  е  ч  с  о  л  а  г  е  л  ь  с  г  в  у  ю  щ  и  п.  Хм...  Вы  хотели  бы...
 V  ь  я  и  о  а.  Того,  что  сказал.
 i  I  р  е  д  с  с  д  а  т  е  л  ь  с  т  в  у  ю  щ  и  й.  Н-да-с...  Собствен¬
но...  Вас  могло  бы  устроить,  господин  помощник,  если  бы
это  произошло  перед  обрядом  заполнения  напутственно¬
го  листа  присяжным?
 У  л  ь  я  п  о  л.  Вполне.  До  и  после  любого  обряда.
 П  р  о  д  о  с  д  а  т  е  л  ь  с  т  в  у  ю  m  и  и  (А.  М.  Михайлову).
Что  у  вас,  господин  поверенный?
 М  и  х  а  й  л  о  в.  Ходатайство,  ваше  превосходительст¬
во...  Благодетельные  начала  судебных  уставов,  дарован¬
ные  России  в  бозс  почившим  императором,—  гласность
и  полнота  следствия.  Ради  того  и  другого,  ради  торже¬
ства  правды  покорнейше  прошу  выслушать  здесь  свиде¬
тельства  мещанского  сына  Александра  Акимозпча  Мо-
короза.
 П  р  е  д  с  е  д  а  т  е  л  ь  с  т  в  у  ю  щ  и  й.  Лет  ему?
 М  и  х  а  й  л  о  в.  Двенадцать.  То,  что  он  покажет,  воз¬
можно,  отведет  трагедию  незаслуженной  судебной  экзе¬
куции  над  всеми  почитаемым  торговцем  железным  това¬
ром...
 Председательствующий.  Абрамовым?  Но  вы-
то  чей?  Чей  вы  защитник?
 М  п  х  а  й  л  о  в.  Червякова,  ваше  превосходительство.
Абрамов  просил...  Чувство  сострадания.  Оно  не  чернит
никого.
 Председательствующий.  Но  ведь  они  на  но¬
жах!  Боже  праведный...  (Микулину.)  Что  бы  сказала  на
сей  счет  сторона  обвинения?79
 Странное  поведение  г-на  Михайлова  еше  дальше  от¬
даляло  его  от  коллеги  по  левому  столику.
 Впрочем,  единого  щита,  союза  адвокатов,  не  было  и
до  это  го.
 Подзащитный  Михайлова  Червяков,  обвинявшийся,
как  это  видно  из  процитированных  бумаг,  в  сокрытии  и
перепродаже  чугунного  колеса  и  рельсов,  украденных,  по
 135

формуле  обвинения,  подзащитными  Ульянова,  был  не¬
примиримым  антагонистом  и  этих  подзащитных  и  Абра¬
мова.  Торговцу  железным  товаром  он  возвращал  его
же  вину  в  покупке  чугунного  колеса,  с  подзащитными
Владимира  Ильича  спорил  об  истолковании  крими¬
нала.
 По  словам  Ллашссва,  Карташева,  Перушкина,  на  во¬
ровство  их  подбил  Абрамов:  «вместе  же  с  ними  ездил  за
рельсами»,  «для  доставления  рельсов  брал...  лошадь  у
ломового  извозчика  Антона»80.
 Назвав  это  обвинение  кошмаром  напрасного  очерни¬
тельства,  Абрамов  отвел  себе  скромное  амплуа  честного
приобретателя  честно  продаваемых  товаров  и,  как  толь¬
ко  мог,  накатывал  чугунное  колесо  на  своего  двоюрод¬
ного  братца  Червякова.
 Ульянов  вел  дело  на  стороне  Алашеева,  Карташева,
Перушкина,  Михайлов—  па  стороне  Червякова.  Абрамов
же,  не  захотевший  иметь  своего  защитника,  пребывал  на
положении  самозащищающегося.
 Теперь  же,  когда  Михайлов  переметнулся  на  сторону
торговца,  а  двенадцатилетний  Алексашка  Мокоров,  пе¬
чатая  паркет  набухшими  от  дождя  лаптями,  забрел  на
огражденное  парапетом  свидетельское  место,  чтобы  воз¬
высить  голос  в  пользу  российского  правосудия,  позиция
Ульянова  стала  особенно  щепетильной.
 Председательствующий  (Алексашке).  Ну-с,
любезный  малыш,  ты  меня  понял?
 Алексашка.  Угу...
 Председательствующий.  В  таком  разе,  с
богом.  Видел  когда-нибудь,  как  привозили  рельсы  во
двор?
 Алексашка.  Угу...
 Председательствующий.  На  лошадях,  на  руч¬
ных  салазках?
 Алексашка.  На  лошади.
 Председательствующий.  Какой  она  была  ма¬
сти,  эта  лошадь,  любезнейший?  И  чья,  если  знаешь?
 Алексашка.  Андреева  отца,  Червякова.  Сивая.
 Председательствующий.  Слыхал  ли  чего-ни¬
будь  о  чугунном  колесе,  что  пропало  с  Алексеевской  пло¬
щади?
 136

Алексашка.  Слыхал...
 Ульянов  видел,  конечно,  что  правдой  в  показаниях
мальчугана  была  лишь  одна  сивая  лошадь,  действитель¬
но  имевшаяся  у  Червяковых.  Все  остальное  он  повторял
с  чужого  голоса.
 Чтобы  вынести  па  свежую  воду  все  эти  байки,  до¬
статочно  было  спросить  мальчика,  в  чьем  он  живет  до¬
ме,  и  после  ответа:  «Мамка  снимает  угол  у  дядюшки
Василя»,—  так  в  базарном  кругу  звался  Абрамов,—  при¬
сяжные  поняли  бы,  почему  Алексашка  катит  колесо
именно  туда,  куда  катит  его  и  сам  Василь.  Но  спросить
так,  значило  вступить  в  борьбу  с  голодным  запуганным
мальчишкой,  удвоить  его  страдания.  Как  же  тогда  ста¬
вить  защиту?  Пелп  чугунное  колесо  станет  виной  Чер¬
вякова,  оно  станет  и  виной  Перушкина  —  их  обвинения
связаны.
 И  напротив:  если  оно  останется  на  обвинительном
счету  торговца  —  а  это  и  есть  истина,—  тогда  юный  гре¬
бенщик  будет  оправдан  по  одному  обвинению  из  двух,
и  присяжные,  пожалуй,  дополнят  свой  вердикт  словами:
«Заслуживает  снисхождения».
 И  второе.  Как  быть  с  обильным  доказательственным
материалом  в  заглавной  речи  Абрамова  в  преступлении?
Прокурор  находит,  что  торговец  железом  не  улещивал
трех  хлопцев,  не  водил  их  на  дело,  а  лишь  скрытно  по¬
купал  и  сбывал  краденое.  Да  что  там  прокурор!  Вощеная
нитка  приторочила  к  бумагам  судебного  производства
подобное  же  мнение  и  вышестоящего  суда.  Вот  ведь:
«...по  Указу  его  императорского  величества  Саратовская
судебная  палата  по  уголовному  департаменту...  рассмот¬
рев  обстоятельства  настоящего  дела  и  признавая  след¬
ствие  достаточно  полным  и  произведенным  без  наруше¬
ния  существенных  форм  и  обрядов  судопроизводства,  а
собранные  по  делу  улики  достаточными  для  предания
суду...  определяет...»
 А  далее  —  и  само  определение: 	Василия  Семенова
 Абрамова  предать  суду  Самарского  окружного  суда  с
участием  присяжных  заседателей  по  обвинению  в  пре¬
ступлении,  предусмотренном  172-й  статьей  Устава  о  на¬
казаниях,  налагаемых  мировыми  судьями.
 Скупка  и  перепродажа  краденого.  Не  больше.
 Из  материалов  дела  не  видно,  чтобы  Ульянов  заявлял
в  этой  связи  какое-либо  ходатайство,  иначе  оно  нашло
 137

бы  место  в  бумагах  уголовной  дилогии,  в  журнале  суда,
в  вопр-.)спом  листе  «господам  присяжным».
 По  вот  в  ходе  суда  обвинительными  материалам!’  про-
тиз  Абрамова  он  несомненно  пользовался,  выявляя  и
вззешизая  их  при  допросе  свидетелей  и  подсудимых.  Это
было  псобхотпмо  лая  защиты  Алашеева,  Карташева  и
особенно  Перушкипн.  Вез  этого  их  защита  была  бы  по¬
просту  немыслима.
 Доказательства?
 Вердикт  присяжных:  Михайлов  проиграл  то,  что  хо¬
тел  выиграть,  и  выиграл  то,  что  готов  был  проиграть.
Доверительная  акция  на  стороне  торговца  железным  то¬
варом  закончилась  крахом.  Абрамова  сунули  в  чрево
арестантской  кареты,  чтобы  обрядить  в  балахон  тюрем¬
ного  сидельца.
 Но  об  этом  —  чуть  ниже.
 Изучая  периодику  девятнадцатого  века,  я  не  раз  воз¬
вращался  мыслью  к  защите  Ленина  но  этому  делу.  Что
он  говорил  в  своем  слове?  В  чем  смысл  михайловского
парадокса:  номинальная  защита  Червякова,  фактиче¬
ская—  Абрамова?  Нет  слов,  открытое  совмещение  двух
этих  защит  в  руках  одного  лица  неизбежно  вступило  бы
в  коллизию  с  этическими  началами  адвокатской  профес¬
сии,  по  ведь  можно  было  уступить  Червякова  и  другому
адвокату.
 Два  томика:  цветной  —  с  бумагами  дознания  и  след¬
ствия,  изжелта-белый—  с  бумагами  суда.  По  белому  —
ровненько,  хорошо  накатанным  пером,  желудевыми  чер¬
нилами:
 «М  233  по  настольному  1892  года
Самарского  уезда
 ДЕЛО
 Самарского  окружного  суда
по  1-му  столу  уголовного  отделения.
 О  мещанине  Василие  Искарионове  Алашееве  и  дру¬
гих,  обвиняемых  в  краже  и  в  укрывательстве  краде¬
ного».
 Эти  страницы  листал  Ленин,  думал  над  ними,  что-то
переносил  з  свое  защитительное  досье.  Чго  же  именно?
Какой  была  его  позиция  в  полемике  с  прокурором?
 13В

Прямого  ответа  журнал  судебного  заседания  не  да¬
вал.  Но  вот  то  косвенное,  что  проливало  свет  на  перипе¬
тии  судебного  поединка  п  неразличимо,  стороной  про¬
шло  при  первой  моей  встрече  с  томиками  дела,  теперь
заговорило  в  полный  голос.  Допросы  Карташева,  Червя-
кова,  разбитного  приказчика  Шалашенкова,  чго  с  пояс¬
ным  поклоном  торговал  у  Абрамова  краденые  рельсы
для  барона  Корфа,  простодушные  свидетельства  базар¬
ного  караульщика,  версии  околоточного  надзирателя,
отвергнутые  позже  судебным  следователем,—  словом,
все  то,  что  клонило  к  оправданию  Перушкина,  к  вердик¬
ту  присяжных:  «Заслуживает  снисхождения»,  к  истине  и
успеху  Ульянова,—  теперь  говорило  и  живописало.
 А  раньше  других  картин  воображению  открылась  эта:
 Ульянов  (Карташеву).  II  наконец,  последнее:  я  бы
хотел  по-настоящему  представить,  как  все  это  происхо¬
дило...  Начните  хотя  бы  с  того,  когда  это  было.
 Карташев.  Ночью.  Подъехали  на  игреневом  же¬
ребчике.  В  телеге.  Рассказывать  дальше?..  Жеребчиком
в  этот  раз  правил  Алашеев.  Он  не  успел  еще  выпутать
из  вожжей  ноги,  а  дядя  Василь  —  хоп,  и  уже  сидит  возле
чугунного  колеса  на  корточках...  Когда  вернулись,  с  фо¬
нарем  под  навес  вышла  жена  Абрамова,  обшила  колесо
рогожей  и  сама  же  повезла  его  куда-то  на  том  же  игре¬
невом  жеребчике.
 Ульянов.  Был  ли  с  вами  еще  кто-нибудь?
 Карташев.  Никого.  Околоточный  записал  в  про¬
токол  Пепушкппа,  но  это  неправда.  Околоточный  бил
нас81.
 V  л  ь  я  п  о  в.  Бил?
 Карташев.  Ну,  да.  Чего,  говорит,  клепаете  на  че¬
стного  человека?  С  ним,  говорит,  знаются  графья  и  ба¬
роны.  Перушкин  —  вот  ваша  компания...  Да  вот  Чер¬
вяков...
 Ульянов.  Где  околоточный  допрашивал  вас?
 Карташев.  В  железном  ряду,  в  лавке  Абрамова.
Он  туда  и  выпивать  захаживает,  там  у  него  и  канцеля¬
рия...
 М  и  х  а  й  лов 	(председательствующему).  Простите
 меня  великодушно,  ваше  превосходительство.  (Подни¬
маясь.)  Истина  бессмертна,  по  она  легко  ранима.  Трево¬
жась  за  нее,  я  поднимаюсь  с  решительным  демаршем:
здесь  судят  не  господина  околоточного...
 139

Ульянов.  Здесь  судят  невиновного.  Именно  так  от¬
вечает  Перушкин,  когда  ему  говорят:  ты  украл  колесо.
(Председательствующему,)  Надеюсь,  я  вправе,  господин
председательствующий,  выяснять  то»  что  связано  с  ви¬
новностью  и  невиновностью  моего  подзащитного?
 Председательствующий.  Хм,  хм...
 Ульянов  (председательствующему).  Если  это  не
нуждается  в  разъяснениях  с  вашей  стороны,  я  хотел  бы
продолжить  свои  вопросы.
 Председательствующий  (вяло).  Присутствие
слушает  вас...
 Прежде  чем  закрыть  томик  в  цветной  обложке,  я  вы¬
писал  из  него  в  рабочую  тетрадь  вот  эти  слова:
 «Имею  честь  покорнейше  просить  Самарский  окруж¬
ной  суд  вызвать  ко  дню  разбора  настоящего  дела  и  до¬
просить  свидетелей  Ненилу  Федорову  и  Александра  Аки¬
мова  Мокоровых...»82
 Михайловский  парадокс  начинался  задолго  до  про¬
цесса.  Прошение  Абрамова,  строки  из  которого  я  воспро¬
извожу  здесь,  вышло  из-под  пера  его  тайного  сострада-
теля.  Написал  Михайлов,  подписал  Абрамов.  В  чем  же
смысл  этой  двойной  игры?  Почему  адвокат  Червякова,
оставаясь  формально  в  этой  (и  только  в  этой)  роли  до
последних  минут  процесса,  защищает  на  деле  другое
лицо?
 Лишь  на  пути  в  Ленинград,  перечитав  в  вагоне  все
записи  по  «железному»  делу,  я  увереннее  двинулся
его  лабиринтом  и  теперь  могу  высказать  одну  до¬
гадку.
 Странное  поведение  господина  Михайлова  способна
объяснить,  пожалуй,  лишь  одна  зловещая  фигура  дяди
Абрамова,  «железного»  царька  торговой  Самары  Расса¬
дина.  За  год  до  поимки  Василия  с  покражей  Рассадин
вывел  племянника  на  одно  из  первых  мест  в  «железном»
ряду,  поставив  его  на  самостоятельное  торговое  дело.
Потерять  компаньона  —  это  потерять  в  денежном  приро¬
сте.  Рассадин  ищет  заступничества  у  наследника  ленко-
ранского  купца  —  адвоката.  Другого  ходатая  ему  не  на¬
до.  Но  вот  беда:  Михайлов  представляет  Червякова,
Червяков  —  тоже  племянник  Рассадина,  но  это  пока  пу¬
стая  неигровая  карта.  Если  защиту  этого  строптивого
 140

приказчика  уступить  другому  лицу,  появится  еще  один
недруг  Абрамова.  Нет,  нет!  Пусть  останется  так,  как
есть.  Пусть  за  вину  старшего  племянника  ответит  млад¬
ший.
 Куплен  околоточный  надзиратель  Красноярский,
кнутом  и  пряником  загнан  на  свидетельское  место  Алек-
сашка  Мокоров.  Остается  взвалить  глыбу  обвинения  на
трех  хлопцев  —  «главных  виновников»  в  «железном»  де¬
ле.  Задача  эта  представляется  более  чем  простой:  столяр,
гребенщик,  чернорабочий  из  бурлаков-крючников  —  ко¬
му  дорога  эта  чернь,  кто  ее  прикроет  своим  щитом?
 Повторяю,  Абрамова  отправили  за  острожный  вал.
 Перушкин  был  оправдан  присяжными  по  одному  из
двух  обвинений.  К  этому  своему  вердикту  присяжные  до¬
бавили:  «Заслуживает  снисхождения».
 Так  же  была  решена  и  судьба  Червякова.
 Парадокс  Михайлова  остался  парадкосом:  он  выиг¬
рал  то,  чего  не  хотел  выиграть,  и  проиграл  то,  чего  так
добивался.
 2
 За  окном  автобуса  серая  Нева  под  серым  ненастным
небом.  Здесь,  на  ее  берегах,  я  продолжаю  погоню  за  про¬
шлым.
 Только  вчера  в  рукописном  фонде  «Щедринки»  мне
попала  на  глаза  крошечная  записка  А.  Ф.  Кони,  адресо¬
ванная  той,  к  кому  я  сейчас  еду:
 «Я  нашел  два  места,  где  Вы  можете  применить  Ваше
желание  быть  чтицей-декламаторшей...»
 Прежде  я  знал,  что  в  молодые  годы  Фаина  Филип¬
повна  Веитцель  была  знакома  с  Леонидом  Андреевым,
Горьким,  Чеховым,  Гариным-Михайловским...  Папка  ру¬
кописей  пополняет  этот  громкий  ряд  еще  одним  именем:
Кони...
 Что  скажет  она  о  Кони?  И  что  добавит  к  рассказу
о  Ленине?
 Главу?
 Штришок?
 Не  знаю,  есть  ли  на  земле  еще  один  человек,  которо¬
го  можно  было  бы  спросить  о  самарских  годах  Ильича
и  который  сказал  бы:  «Да,  я  слышал  Ленина,  я  говорил
с  ним  вот  так,  как  сейчас  говорю  с  вами».
 141

Три  звонковые  розетки  на  массивной  двери.  За  две¬
рью  —  коридор,  еще  одна  дверь,  а  вот  и  комната  Фаины
Филипповны.  Устраиваясь  на  стуле,  сообщаю  о  цели  сво¬
его  непрошеного  визита.
 —  Как  я  поняла,  вы  только  что  из  Куйбышева?  —
спрашивает  хозяйка.—  Ну,  как  там  Струковский  сад?  Не
вырубили?
 Успокаиваю:  не  вырубили.  Напротив.  Если  говорить
в  тоне  праздничного  репортажа,  сад  спустился  с  яра,  что¬
бы  стать  роскошной  набережной.  Набережная  разметну¬
лась  на  километры.  Теперь  рядом  с  Волгой  другая  Вол¬
га,  едва  ли  не  такая  же  широкая:  колонии  молодых  де-
ревцев,  площадки  в  цветах,  легкие  летние  кафе,  белые,
в  стекле.  И  музыка:
 —  Вы  бы  видели,  какие  там  горят  фонари!  Почище
ленинградских...
 —  Для  меня  фонари  уже  не  горят.
 II  —  вздох.
 Глубокий,  горестный.
 Значение  его  открывается  тотчас  же,  как  только  я  за¬
вожу  речь  о  дневнике  Фаины  Филипповны,  из  которого,
я  знаю,  берут  начало  се  мемуары  о  Ленине.
 —  Дневник!  К  сожалению,  найти  его  я  не  в  силах...
Слова  п  факты  для  воспоминаний  о  Ленине  я  брала  из
него  почти  двадцать  лет  назад.  Но  потом...  Потом  все
погасло  передо  мной...  Если  бы  сейчас  мне  дали  его  в  ру¬
ки,  я  бы  не  сказала,  он  ли  это...
 Только  теперь  я  вижу,  какая  дтрашная  беда  пришла
на  склоне  жизни  к  Фаине  Филипповне.  Видеть  она  может
теперь  только  памятью  и  только  картины  прошлого.  Что
же  говорит  ей  этот  внутренний  взор?  Что  она  помнит?
 —  Правильно  ли  я  понял  вас,  Фаина  Филипповна:
историю  с  купцом  Красиковым  вы  записали  под  свежим
впечатлением?  Сразу  же,  как  она  стала  вам  известна?
 —  Да,  правильно.  Я  грезила  тогда  будущностью  пи¬
сательницы,  и  моя  заветная  тетрадь  была  не  только
данью  молодому  влечению.  Случай  же  этот  был  полон
большого  смысла...  Машенька  Никитина,  моя  гимнази¬
ческая  подруга,  ес  домашние  и  кто-то  еще  благодушест¬
вовали  как-то  за  самоваром,  когда  вдруг  заверещал  зво¬
нок,  и  в  прихожую  влетел  огнедышащий  Красиков.  «Нет,
нет,  сейчас  не  до  чаю.  Что-нибудь  покрепче».  Принесли
на  подносе  графин  с  водкой,  он  выпил  одну  рюмку,  дру¬

гую  ii  стал  сбивчиво,  в  характерных  для  него  выраже¬
ниях,  рассказывать  свою  горемычную  одиссею  с  обраще¬
нием  к  адвокату  Ульянову.  «Вложу  л  суть,  поясняю:  ску¬
пал  у  мужиков  хлебушек,  чуток  переборщил,  нашлись
умники,  словом,  выручай,  выгораживай».—  «Пс  могу,
отвечает,  не  мастер».—  «То  есть,  как,  говорю,  не  мастер?
Я  водь  к  тебе  не  с  пустым  карманом».—  «Не  мастер,  по¬
вторяет,  не  могу...»  —  И  поворачивается  спиной.  Черт
знает  что!  Сесть  не  пригласил!»  В  обращении  куп  на
именно  к  Ульянову  был  свои  расчет,  своя  хитринка:  уз¬
нают  люди,  что  честнейший  адвокат  принял  в  суде  его
сторону,  и  внутренне  осудят  мужиков...
 —  Ну,  а  как  пошли  дело  Красикова  в  суде?  Не  вы¬
плыл  он?
 —  Не  знаю.  И  не  скажу,  знала  ли  в  те  годы...  Защи¬
щал  Красикова  присяжный  поверенный  Ящепко.  Да,  да,
тот  самый  негодный  человек,  на  упрек  которого  в  недо¬
статке  практичности  Ленин  бросил  крылатую  реплику:  не
возражаю  против  права  вора  брать  защитника,  проте¬
стую  против  права  защитника  брать  воровскую  долю.
Что-то  в  этом  роде...
 —  А  в  суде  вам  не  доводилось  слышать  Ленина?
 —  Только  однажды...  Кого  он  защищал?  Какого-то
простолюдина,  как  тогда  выражались.  Ни  точной  фабу¬
лы  происшествия,  ни  того,  что  говорил  Ленин,  я  не  пом¬
ню.  Остался  лишь  смутный  отзвук  испытанного  впечат¬
ления.  Каким  оно  было?  Боюсь,  что  могу  ответить  лишь
очень  односложно:  это  была  встреча  с  глубоким  интел¬
лектом.  Бы,  конечно,  знаете.,  как  трогает  душу  такая  вот
встреча  в  молодые  годы...  Но  слов,  увы,  слов  не  помню.
 —  И  в  то  же  время  превосходно  помните  реплику
Ященко.  Может,  и  здесь...
 —  Нет,  нет.  Не  просите.  Реплика—совсем  другое.
Она  по-настоящему  крылата,  я  слышала  ее  много  раз  —
она  ходила  по  городу,  я  воспроизводила  ее  в  дневнике,
в  рукописи...
 —  Возможно,  какие-то  смежные  воспоминания?..
Я  почему-то  уверен...
 —  К  сожалению,  я  уверена  в  обратном.
 Она  строго  поджимает  губы  и  невидяще  глядит  на
меня  из  глубины  квадратного  парусинового  кресла.
 —  Посмотрите  на  эту  вот  палку,—  приглашает  она,
поднимая  рогатую  черную  трость,  на  которой  только  что
 143

бестрепетно  лежали  ее  узкие  старческие  ладони.—  Она
определенной  длины,  в  ней  определенное  количество
дюймов.  Прибавьте  еще  один  —  и  это  будет  другая  пал¬
ка,  убавьте  один  —  будет  третья.  В  моем  рассказе  о  Ле¬
нине  тоже  свои  определенные  дюймы.  Я,  пожалуй,  знаю,
сколько  в  нем  слов.  И  всякое  лишнее,  даже  одно  лиш¬
нее  —  это  уже  не  мое  слово.
 Приходит  раскаяние  за  неуместный  порыз,  за  неуме¬
стные  домогательства.  Я  произношу  слова  извинения,
лицо  Фаины  Филипповны  светлеет,  трость  возвращается
на  свое  место.
 Мы  говорим  о  манере  молодого  Ульянова  держаться
за  адвокатским  столиком,  о  его  полемическом  даре.  Я
расспрашиваю,  каким  был  его  голос,  надевал  ли  он  фрак,
обязательный  для  адвоката  по  неписаному  артикулу  де¬
вятнадцатого  века.  Беседа  постепенно  возвращается  к
своему  истоку  —  к  мемуарам  Фаины  Филипповны.  В  них
есть  одна  трогательная  миниатюра  о  гимпазисте-шести-
класснике,  которого  учитель  постоянным  глумлением  до¬
водит  до  мысли  о  самоубийстве,  и  только  заступничество
Ульянова  предупреждает  трагедию.
 Левый  столик  Ильича  в  Самаре  —это  броня,  прикры¬
вавшая  легко  ранимые  и  трудные  судьбы  молодых  и  ма¬
лолетних  правонарушителей  —  действительных  и  мни¬
мых—  от  бессмысленной  жестокости  зека.  Невольного
героя  мемуаров  Ульянов  защищал  без  левого  столика,
но  и  это  была  защита  от  той  же  жестокости  века.
 —  Я  была  коротко  знакома  с  сестрой  мальчика,—
рассказывает  Фаина  Филипповна.—  Учитель  одержимо
искал  ее  руки,  она  отказала,  и  тогда  мстительное  чувст¬
во  ворвалось  в  класс,  чтобы  изо  дня  в  день  травить  и
терзать  душу  се  брата.  О,  это  только  надо  представить!
Отвергнутый  жених  измышлял  нелепицы  о  поведении
мальчика,  чернил  его  в  глазах  других  педагогов,  незаслу¬
женно  снижал  отметки.  Дело  клонилось  к  изгнанию  не¬
счастного  из  стен  школы...  Обо  всем  этом  вы,  очевидно,
знаете...  Так  вот,  сестра  решает  пойти  к  Владимиру  Иль¬
ичу,  е  которым  была  знакома.  Мы  идем  вместе.  Влади¬
мир  Ильич  был  очень  участлив,  оживленно  выспрашивал
у  нас  какие-то  подробности,  которых  я,  конечно,  не  пом¬
ню,  а  на  прощанье  попросил  подружку  послать  к  нему
брата.  «Нет,  нет,  не  пойдет,—  всплеснула  та  руками.—
Он  забит,  робок  и  конфузлив».—  «Ну  что  ж,—  последо¬
 144

вало  в  ответ.—  В  таком  случае»  я  отправлюсь  к  нему
сам».  Было  ли  это  обращением  к  адвокату?  Да,  конечно.
И  Владимир  Ильич  добился,  чего  хотел:  педагога,  тре-
тировавшего  мальчика,  убрали  из  гимназии...
 Приходит  время  прощаться.  Я  ухожу  от  Фаины  Фи¬
липповны,  унося  в  памяти  ее  голос,  ее  слова:
 —  Нет,  нет.  Не  просите.  Что  именно  говорил  Ленин
в  суде,  не  помню.
 До  сих  пор  никто  не  утверждал,  что  слышал  выступ¬
ление  Ленина  в  суде,  никто  и  не  читал  с  листа  —  руко¬
писного  или  типографского  —  подобного  утверждения.
Можно  ли  полностью  довериться  ему,  все  ли  в  нем  истин¬
но?  Кто  не  знает,  что  память,  эта  бессрочная  труженица,
на  свой  манер  отделяет  зерно  от  плевел,  удерживает  и
храпит  одни  наблюдения  и  картины,  непроницаемым  ту¬
маном  завешивает  другие.  Почему  она  пощадила  от  за¬
бвения  именно  этот  случай?  Что  привело  юную  Вепт-
цель  в  уголовные  коридоры  Самары?  Будущность  писа¬
тельницы,  которой  она  тогда  грезила,—  охота  за
сюжетами?  Почему  она  остановилась  па  этом  непри¬
метном  процессе,  существа  которого  совершенно  не
помнит?
 Я  верю  Фаине  Филипповне,  но  тревожусь  за  ее  па¬
мять.  Она,  ее  память,  идет  слишком  издалека,  песет  сли¬
шком  много  и  может  невольно  обмануть  нас  обоих.
 Чтобы  вырваться  из  плена  сомнений,  решаю  поискать
дело,  по  которому  Ульянов  отказал  купцу  Красикову  в
помощи.
 Телеграмма  из  Куйбышева:
 «Фондах  уголовного  гражданского  отделений  Самар¬
ского  окружного  хранимых  Госархиве  дело  Красикова
выявить  не  удалось».
 Звонок  из  Москвы:
 —  Искать  дело  Красикова  в  архивах  столицы  бес¬
смысленно.  Нет  в  Куйбышеве  —  нет  нигде.
 Первой  ласточкой  успеха  становится  строка  нонпаре¬
ли  из  устрашающе  громадной  «Общей  росписи»  государ¬
ства  Российского.  Царь-книга  подтверждает,  что  в  девя¬
ностых  годах  на  Самарщине  действительно  жил  купец
Красиков  —  сначала  в  Бузулукс,  затем  в  губернской  сто¬
лице.
 145

За  первой  ласточкой  —  вторая:  тень  дела  Красикова
мелькнула  в  бумагах  министерства  юстиции.
 В  июне  1893  года  в  Самару  на  имя  председателя  ок¬
ружного  суда  В.  И.  Анненкова  было  доставлено  из  Пе¬
тербурга  письмо  №  15965  с  грифом  «конфиденциально»:
 «Милостивым  государь  Владимир  Иванович!
 В  министерстве  юстиции  разрабатывается  предполо¬
жение  о  предоставлении  Правительствующему  сенату
права  разрешать  передачу  уголовных  дел  па  рассмотре¬
ние  нового  состава  присяжных  заседателей  в  случае  еди¬
ногласного  признания  судом,  что  присяжными  оправда¬
но  лицо,  несомненно  виновное  в  предписываемом  пре¬
ступлении».
 Правоведы  России  твердили  тогда  в  своих  книжках,
что  акт  оправдания  присяжными,  их  вердикт  «Нет,  не
виновен»  —  это  благодетельный  абсолют  права.  При  со¬
блюдении  судом  своих  обрядов  оправдательный  вердикт
присяжных  приобретал  силу  неизменяемого  и  неотменяе¬
мого  решения.  Александр  III  почел  это  новшество  Алек¬
сандра  II  за  уступку  злокозненному  вольнодумству,
уступку  роковую  ^легкомысленную,  решив  каждый  слу¬
чай  провозглашения  присяжными  «Нет,  не  виновен»  по¬
ставить  под  контроль  коронных  судей.  По  смыслу  только
что  воспроизведенного  письма  единогласное  признание
коронным  судом,  «что  присяжными  оправдано  лнио,  не¬
сомненно  виновное  в  предписываемом  преступлении»,
должно  было  дать  сенату  право  аннулировать  оправда¬
ние  и  передать  дело  на  рассмотрение  позой  элиты  при¬
сяжных.
 Далее  в  письме  шло:
 «Для  обсуждения  сего  предположения  необходимо
иметь  сведения,  насколько  часто  встречаются  случаи  оп¬
равдания  присяжными  таких  лиц,  виновность  коих,  по
мнению  коронного  суда,  вполне  установлена».
 Представляя  министру  юстиции  статистику  и  приме¬
ры  оправдания  по  Самарщппе  (1890—1892  гг.),  Аннен¬
ков  называет  в  ответном  письме  и  дело  Красикова53.
 Дело  это  более  чем  любопытно  и  вполне  объясняет,
почему  Ленин,  бесцеремонно  прервав  визит  предприим¬
чивого  купца,  ответил  на  его  просьбы  и  посулы  открыто!
неприязненной  иронией:  «Не  могу,  не  мастер!»
 Сколотив  увесистый  капитален  на  грошовой  скупке
Гкопорсхпх  щрноземов,  купец  Красиков  «в  чаянии  ог¬
 1^6

ромных  барышей  увлекся  постройкой  вальцевой  мельни¬
цы:  снял  у  города  Бузулука  оба  берега  реки  Самары,
приплавил  водой  дорогие  шведские  механизмы,  сложил
мельницу,  «Мельница  вначале  приносила  большой  до¬
ход,  но  с  кажчым  годом  возводились  другие  мельницы,
спрх:  па  помол  стал  уменьшаться,  и  в  несколько  лет
мельница  Красикова  сделалась  не  доходной  статьей,  а
бременем».  Тогда  Красиков,  в  том  же  чаянии  огромных
барышей,  тайно  спалил  ее:  мельница  стоила  ему  329  000
рублен  н  была  «с  переизбытком,  в  видах  божьего  де¬
нежного  приросту»  застрахована  расчетливым  хозяи¬
ном.
 Красикова  взялись  было  судить  —  на  этот  случай  в
сводках  российских  стояла  статья  1012-я,  по  присяжные
отпустили  купца  на  все  четыре  стороны.  «Не  было  под¬
жога.  Бог  дал,  бог  и  взял»  —  такой  была  сурдинка  их
оправдательного  постановления.
 Рассказ  о  деле  Красикова  лежал  передо  мной  на  ли¬
сте  анпснковского  ответа  министру.  Но  с  этим  ли  делом
приходил  бузулукекпй  хлебник  к  Ульянову?
 Вентцель  называла  приметы  дела: 	а)  решалось
 оно  в  те  годы,  когда  Ленин  жил  в  Самаре;  б)  воз¬
буждено  было  мужиками,  пострадавшими  от  Красико¬
ва;  в)  защищал  на  суде  богатея  «негодный  человек»
Ященко.
 Примету  «а»  подтвердил  Анненков  в  ответе  минист¬
ру:  купца  «тягали  но  суду»  именно  в  те  годы,  когда  Ле¬
нин  жил  в  Самаре.  Примета  «б»  подала  голос  из  другой
архивной  книги.  Мельничной  запрудой  Красиков  на¬
столько  высоко  поднял  воду  в  Самарке,  что  река,  про¬
рываясь  за  полотно  почтового  тракта,  размывала  и  топи¬
ла  лоскутное  одеяло  мужичьих  делян.  Ходоков  от  «обче-
ства»  бедствующих  приказчики  купца  гнали  со  двора  ба-
тожьом.  Мужики  зорились  одни  за  одним,  бросали  зем¬
лицу  и  хлопотали  кусок  хлеба  на  мельничном  кругу  того
же  Красикова.  За  две  недели  до  поджога  мельницы  хо¬
зяин  поувольнял  работников,  но  они  нашли  себе  сильно¬
го—  к  сожалению,  анонимного  для  нас  —  защитника,
который  и  повел  их  дело.  После  же  того  как  присяжные
бросили  купцу  спасательный  круг,  оправдав  его,  защит¬
ник-боец  двинул  дело  голытьбы  другим  руслом,  вступив
на  положение  третьего  лица  в  тяжбу  города  Бузулука,
искавшего  с  Красикова  16  000  рублей  билетами  кредит¬
 147

ных  установлений  за  арендное  содержание  двубережья
реки  Самарки.
 Примета  «в»  нашлась  в  «Самарском  вестнике».
В  №  104  за  23  декабря  1892  года  под  рубрикой  «В  цар¬
стве  Фемиды»  газета  извещала  читателей  о  выигрыше
городом  Бузулуком  спорного  дела  у  Красикова,  а  также
о  том,  что  проигравшая  сторона  через  Л.  Н.  Ященко
обратилась  с  жалобой  в  Саратовскую  судебную  па¬
лату.
 Все  сошлось.
 Жил  на  Волге  купец  Красиков,  денно  и  нощно  плодил
самоприбыльную  копейку,  отдавая  ее  в  рост  и  в  прирост,
обирал  мужиков-хлебопашцев,  глумился  над  мужиками-
работниками,  угодил  под  суд,  выплыл,  а  когда  возникло
новое  —  гражданское—дело,  потянулся  с  просьбами  и
посулами  к  помощнику  присяжного  поверенного  Улья¬
нову.  Ульянов  показал  на  дверь.  Купец—к  Яшен-
ко.  Яшенко  проигрывает  спор  и  пишет  жалобу  в  Са¬
ратов.
 Одни  сомнения  схлынули,  пришли  другие.
 Ященко  проиграл  дело  не  отвлеченной  идее  справед¬
ливости,  а  —  человеку.  Кому  ж,  однако?  Кто  стоял  на
противоположном  конце  судебного  спора,  кто  прикрывал
нищую  Россию  в  этом  процессе?
 Гиршфельд?  Вряд  ли,  пожалуй.
 Тогда  Хардин?  Этот  бессребреник,  донкихот,  шести¬
десятник,  в  лучшем  значении  этого  слова,  мог,  конечно,
стоять  и  на  стороне  Бузулука  и  на  стороне  крестьян,  ра¬
зоренных  Красиковым.  Кстати,  он’был  земцем  и  нередко
оборонял  города,  посады,  общины  деревень  в  судебных
перепалках.
 Но  только  ли  он?  А  его  помощник  —  азартный,  непри¬
миримый  полемист,  друг  голодных  и  обездоленных?  Мог
и  помощник!  Могли  оба:  земский  деятель  Хардин  —  го¬
род  Бузулук,  его  помощник  Ульянов  —  нищая  Россия.
Крестьяне.  Батраки.  Сельские  пролетарии...
 Вновь  отправляюсь  непрошеным  гостем  к  Фаине  Фи-
липовне.  Занимаем  те  же  полюсы,  что  и  при  первой
встрече:  я  —  на  стуле,  Фаина  Филипповна  —  в  глуби¬
не  парусинового  кресла.  Тотчас  же  открываю  свои
карты:
 —  Убедите,  ради  бога,  Фаина  Филипповна,  что  впер¬
вые  Ленина  вы  слышали  именно  в  суде!
 148

—  Убедить?  С  удовольствием.—  На  лице  Фаины  Фи¬
липповны—светлой  теныо  лукавая  застенчивая  улыб¬
ка.—  Надеюсь,  у  вас  где-то  записаны  самарские  адво¬
каты?
 —  Л  как  же.—  Лезу  в  карман,  чтобы  добыть  запис¬
ную  книжку.—  Вот...  Позерн,  Тимрот,  Клеменц,  Робус-
тов...  Десять  присяжных  поверенных.  Михайлов,  Козьмо¬
демьянский,  Лобанов  —  это  частные...
 —  А  помощники?
 —  Кроме  Ленина,  Попов,  Агапов,  Белоцерковс-
кий...
 —  Белоцерковскпн!  Гляные  в  свой  вадемекум:  что
там  поставлено  против  Белоцерковского?  Константин
Филипгтыч?  Филипныч?  А  я?  Вог-вот,  это  мой  род¬
ной  брат.  Он-то  и  затащил  меня  па  речь  Ленина.  Оба
они  —  помощники,  обоим  —  все  в  новинку.  Вы  пони¬
маете?
 Течение  диалога  перебивает  новая  тема:  Кони,  Тей-
тель,  Анненков  —  та  мизерная  часть  круга  практи¬
ков  русского  права,  кому  были  тягостны  крайности  ца¬
ризма.
 В  ответном  письме  министру  юстиции  Анненков  пред¬
стает  в  лучшем  своем  качестве:  умница,  тонкий  политик,
умеющий  скрытно  защищать  даже  рискованные  позиции.
Не  разделяя  министерского  предположения  о  реформе
суда  присяжных,  он  представляет  в  монаршие  верха  не
то,  чего  бы  там  хотели.  Пример  с  оправданием  бузу-
лукского  мукомола  не  говорит  о  «красных»  настрое¬
ниях.  о  «бунте»  присяжных  —  свободу  и  честное  имя
незаслуженно  получает  купец,  а  не  социалист  и  не
еретик.
 Спрашиваю:
 —  Вам  не  кажется,  что  можно  говорить  о  загадке  Ан¬
ненкова?  Он  во  многом  не  разгадан...
 —  Я  так  не  думаю...  В  самарском  председателе  я
видела  главным  образом  хорошее.  Другое  дело  —  его
дочь  Мария,  неодолимо  рвавшаяся  к  титулам  и  богат¬
ству...
 Фаина  Филипповна  умолкает.
 Я  перевожу  взгляд  на  черную  рогатую  трость.  Стро¬
гие  дюймы...  И  на  этой  странице  прошлого  хозяйка  тро¬
сти  видит  свои,  строго  определенные  слова.  Именно  эти,
именно  столько.  Других  слов  у  нее  нет.
 149

—  До  свидания,—  говорю  я,—  спасибо.  Большое  спа¬
сибо!
 з
 «В  назначенный  час  ко  мне  кто-то  постучал.  Открыв
дверь,  я  увидел  мужчину  лет  тридцати,  с  рыжеватой
маленькой  бородкой...  в  осеннем  пальто  с  поднятым  во¬
ротником...  Войдя  в  комнату,  он  спросил:  «Здесь  живст
Князев?»  На  мой  утвердительный  ответ  заметил:  «А  я  —
Николай  Петрович».—  «Мы  вас  ждем»,—  сказал  я.—
«Дело  в  том,  что  я  не  мог  прийти  прямым  сообщением...
Вот  и  задержался.  Ну  как,  все  налицо?»  —  спросил  он,
снимая  пальто...
 Подойдя  к  собравшимся,  он  познакомился  с  ними,
сел  на  указанное  ему  место  и  начал  знакомить  собра¬
ние  с  планом  той  работы,  для  которой  мы  все  собра¬
лись...
 Главной  мыслью  Николая  Петровича,  как  мы  поняли,
было  то,  что  люди  неясно  представляют  себе  свои  инте¬
ресы...  Они  не  знают,  что,  если  бы  они  сумели  объеди¬
ниться,  сплотиться,  в  них  была  бы  такая  сила,  которая
могла  бы  разрушить  все  препятствия  к  достижению  луч¬
шего»84.
 То,  что  я  воспроизвожу  на  этой  странице,—  рассказ
В.  А.  Князева  (1871  —  1925).  Портовый  рабочий  Петер¬
бурга,  член  Петербургского  «Союза  борьбы  за  освобож¬
дение  рабочего  класса»,  повествует  здесь  о  встрече  ра¬
бочего  кружка  с  Лениным.  Настоящее  имя  Николая  Пет¬
ровича  открывается  Князеву  в  другом  месте  и  при  совер¬
шенно  неожиданных  обстоятельствах.
 «В  1893  году  умерла  моя  бабушка,  и  мне  предстояло
получить  наследство.  Зная,  что  я  всегда  могу  получить
совет  со  стороны  товарищей...  я  обратился  к  ним.  Они
меня  отправили  к  помощнику  присяжного  поверенного
В.  И.  Ульянову,  предупредив  при  этом  меня,  чтобы  я  ад¬
реса  его  не  записывал...
 На  звонок  дверь  мне  открыла  квартирная  хозяйка,
заявив,  что  Ульянова  дома  пет,  но  он  скоро  будет,  и  раз¬
решила  мне  обождать  его  в  комнате.  Комната  имела  два
окна.  Меблировка  ее  была  очень  скромная: 	железная
 кровать,  письменный  стол,  три-четыре  стула,  комод.
Осмотрев  все,  я  задумался:  «Что  это  за  адвокат  и  возь¬
мется  ли  ом  за  мое  дело...»  Раздался  звонок,  и  вскоре
 150

в  комнату  вошел  мужчина.  «Л,  вы  уже  ждете?  —  сказал
он  мне,  при  этом  быстро  скинул  пальто  и  стал  расправ¬
лять  немного  помячьи!  фрак.—  Пу-с,  одну  минуточку:  я
сейчас  переоденусь,  и  мы  с  вами  займемся».
 Посмотрев  этому  адвокату  в  лицо,  я  обомлел:  да  это
же  ведь  Николаи  Петрович!  Пока  я  приходил  в  себя,
передо  мною  появился  переодетый  в  другую  одежду  Ни¬
колаи  Петрович  и,  указывая  на  стул,  обратился  ко  мне:
«Вы  расскажите  мне  все  гю  порядку»...  Узнав  от  меня,
что  бабушка  моя  умерла  в  услужении  у  одного  генерала
и  что  последний  может  присвоить  наследство,  хотя  и
имеет  собственный  каменный  дом  в  три  этажа.  Нико¬
лай  Петрович  иоте|)  руки  и  сказал  с  ударением  на
этих  словах:  «Му  что  же,  отберем  дом,  если  выигра¬
ем,  затруднение  лишь  в  том,  что  очень  трудно  отыс¬
кать  посемейный  список,  так  как  покойная  из  крепост¬
ных».
 Сказав  это,  он  взял  бумагу  и  стал  писать  проше¬
ние  для  ревизских  сказок.  Написав  его,  он  указал  мне,
куда  придется  ходить,  куда  подавать,  н  велел  но  по¬
лучении  того  или  иною  сообщения  по  делу  прийти  к
нему»8"'.
 В  князевских  воспоминаниях  отчетливо  слышатся  три
утверждения:
 а)  в  Питере  Ленин  вел  дела  рабочих.  Именно  в  этом
качестве  он  и  был  рекомендован  Князеву  его  товарища¬
ми:  «меня  отправили  к  помощнику  присяжного  поверен¬
ного  В.  И.  Ульянову».  Товарищи  Князева  —  рабочие  пор¬
та  Нового  адмиралтейства  либо  его  друзья-единомыш-
леиники  по  революционному  делу  за  пределами  порта  —
снабдили  его  при  этом  точным  адресом  адвоката:  Каза¬
чин  переулок,  дом  7,  кв.  13;
 б)  шедшая  от  Ленина  помощь  в  праве  по-ленински
полна  и  предметна:  «он  взял  бумагу  и  стал  писать  про¬
шение...»;
 в)  Ленин  писал  Князеву  прошение  о  получении  ре¬
визских  сказок,  а  следовательно,  мог  писать  и  прошение
в  суд  об  утверждении  в  правах  наследника:  такой  была
логика  развития  тяжбы  этого  рода.
 Возьмите  два  первых  тома  ленинских  сочинений  с  пе¬
тербургскими  датами,  и  вас  поразят  масштабы  теорети¬
ческой  работы  Ленина  в  те  годы.  Более  полутысячи  стра¬
ниц.  Вершины  воинствующей  марксистской  полемики  с
 151

народниками  и  струвизмом:  «Что  такое  «друзья  наро¬
да»...?»,  «Экономическое  содержание  народничества  и
критика  его  в  книге  г.  Струве»...
 Глубочайший  рентген  общества,  его  закономерностей
и  тенденций.  Картина  борьбы  классов.  Злоба  дня  рево¬
люционной  практики.  Ленин  предсказывает:  «...русский
РАБОЧИЙ,  поднявшись  во  главе  всех  демократических
элементов,  свалит  абсолютизм  и  поведет  РУССКИЙ
ПРОЛЕТАРИАТ  (рядом  с  пролетариатом  ВСЕХ  СТРАН)
прямой  дорогой  открытой  политической  борьбы  к  ПОБЕ¬
ДОНОСНОЙ  КОММУНИСТИЧЕСКОЙ  РЕВОЛЮ¬
ЦИИ»86.
 С  первых  часов  приезда  в  Петербург  из  Самары
(31  августа  1893  года)  до  ареста  департаментом  полиции
(ночь  с  8  на  9  декабря  1895  года)  —  одна,  но  пламенная
страсть:  служение  рабочему  делу.  Ленин  учит  рабочих
марксизму,  ведет  кружки,  индивидуальные  занятия  (с
В.  А.  Шелгуновым,  Г.  М.  Фишером,  И.  И.  Яковлевым  и
др.),  выращивает  и  выковывает  из  их  среды  гвардию
строителей  пролетарской  партии,  готовит,  а  затем  и  осу¬
ществляет  переход  от  пропаганды,  неизбежно  ограничен¬
ной  какими-то  пределами,  к  широчайшей  агитации  в  мас¬
сах.  Едет  в  Швейцарию,  чтобы  наладить  связи  с  плеха¬
новской  группой  «Освобождение  труда».  Объединяет
разрозненные  рабочие  кружки  Петербурга  в  единую  не¬
легальную  организацию  революционных  социал-демокра¬
тов  —  «Союз  борьбы  за  освобождение  рабочего  класса».
Готовит  издание  газеты  «Рабочее  дело».
 Изучает  фабричный  быт,  руководит  стачечной  борь¬
бой,  пишет  листовки.
 Петербургские  годы  Ленина,  петербургские  часы  и
минуты,  все  часы  и  все  минуты  —  это  постоянная  всепо¬
глощающая  работа  на  революцию.  И  часть  ее  —  занятия
адвокатурой.  Не  самостоятельная  и  обособленная,  а
именно  часть  общей  и  цельной.  Часть  рабочего  дела.  Ле¬
нин  защищает  рабочих.  Он  готов  незамедлительно  прий¬
ти  к  ним  на  помощь.
 Любопытный  штришок  приводит  в  своих  воспомина¬
ниях  рабочий  И.  И.  Яковлев:
 «Для  изучения  «Капитала»  Маркса  и  я  ходил  к  нему
(к  Ленину.—  В.  Ш.)  всю  зиму,  каждое  воскресенье  от
10  до  12  часов  дня...  В  одно  из  воскресений  я  на  занятие
не  явился.  Прихожу  в  следующее.  Смотрю,  «Федор  Пет¬
 152

рович»  (ошибочная  интерпретация  тогдашнего  псевдони¬
ма  Владимира  Ильича.—  В.  Ш.)  нахмурился  и  довольно
неласково  спрашивает,  почему  не  был  в  прошлый  раз.
Я  рассказал  ему,  что  я  и  Костя  Куприянов  сидели  три
дня  в  арестном  доме  па  Казачьем  плацу  за  оскорбление
городового.  И  вот  его  подлинные  слова:  «Как  жаль,  что
вы  раньше  об  этом  не  сказали,  я  бы  выступил  в  суде,
и,  конечно,  вас  все  равно  бы  посадили,  но,  по  крайней
мере,  можно  хоть  душу  отвести  и  попортить  крови  этим
мерзавцам»87.
 В  судах  Петербурга  Ленин  ведет,  по  преимуществу,
увечные  дела  рабочих.  Нетрудно  представить  его  за  ад¬
вокатским  столиком  па  стороне  выборгского  или  шлис-
сельбургского  пролетария,  приковылявшего  в  присутст¬
вие  па  деревяшке.  Нетрудно  увидеть  напряжение,  клас¬
совый  смысл  судебного  поединка  с  поверенным  фаб¬
риканта  Торнтона  или  фабриканта  Паля.  Требовать
удовлетворение  за  оторванные  машиной  пальцы,  за
легкие,  загубленные  парами  ртути  —  это  нападать!  На¬
падать  на  хозяина.  Защищать  работника  против  хо¬
зяина.
 А. 	И.  Ульянова-Елизарова  допускает,  что  в  Петербур¬
ге  Ленин  вел  уголовные  защиты.  Ей  помнится,  что  брат
при  этом  «облекался  во  фрак  покойного  отца»88.
 Исследователи  и  их  исследования  говорят  и  о  дру¬
гом:,  молодой  помощник  присяжного  поверенного  Улья¬
нов  готовил  защитительные  досье  для  М.  Волькелштей-
на,  нередко  выступавшего  по  делам  о  заговорах  и  сму¬
тах.
 На  бумагу  ложится  —  «о  заговорах  и  смутах»,  и  в  па¬
мяти,  из  ее  запасов  —  мужественные  слова,  некогда  про¬
звучавшие  с  трибуны  защиты  на  одном  негромком,  почти
заурядном  процессе  о  «русском  бунте»:  «Мы  пожинаем
в  их  грубости  то,  что  старательно  сеяли.  И  когда  те¬
перь  вы,  представители  государственной  власти,
приехали,  чтобы  наказать  этих  людей,  я  вам  вправе
сказать:  вы  пришли,  когда  беззаконие  сделали  они,
а  где  же  вы  были,  когда  беззаконие  творили  над
ними?»
 В  Питере  Ленин  устраивал  консультации  для  рабо¬
чих.  Только  для  них.  В  книжке  «Ленин  в  Петербурге»
читатель  легко  отыщет  вот  это  место:
 «14.  Мещанская  (ныне  Гражданская)  ул.,  д.  26.
 153

Канцелярия  съезда  мировых  судей.
 Сентябрь  1893  г.—  1895  г.
 Занимаясь  юридической  практикой,  В.  И.  Ленин  по¬
сещал  конференции  помощников  присяжных  поверен¬
ных,  происходившие  при  канцелярии  съезда  мировых
судей.  Здесь  же  он  проводил  бесплатные  юридические
консультации  для  рабочих  и  вел  ряд  их  судебных
 ДОЛ
 Тут  две  особенности:
 а) 	консультации  бесплатны;
 б)  устраиваются  они  избирательно  —  для  рабочих.
 Опыт  рабочих  консультаций  был  в  свое  время  заме¬
чен  историком  русской  адвокатуры  В.  Гессеном,  только
начало  этого  опыта  он  ошибочно  передвигал  на  год  даль¬
ше,  а  в  самой  идее  новшества  видел  достопамятный  про¬
жект  «молодых  адвокатов»,  сторонников  либерального
движения  в  адвокатуре,  что  имело  иелыо  поднять  обще¬
ственный  и  профессиональный  уровень  защиты.  По
 В. 	Гессену,  рабочие  консультации  России  начинали  свой
путь  с  деревянной  оповестительной  доски,  которую  по¬
мощник  присяжного  поверенного  В.  Беренштам  утвердил
однажды  на  фонарном  столбе  над  окнами  своей  кварти¬
ры,  приглашая  к  себе  рабочих,  и  с  другой  такой  же  дос¬
ки,  которую  его  брат  установил  в  другом  районе  Петер¬
бурга.
 В  обширном  труде,  увидевшем  свет  по  случаю
полувека  русских  судебных  уставов  (1864—1914),
 В. 	Гессен  цитирует  такие  слова  В.  Беренштама:  «Я  ре¬
шил  сделаться  адвокатом  бедного  трудящегося  населе¬
ния...»00
 И  действительно,  В.  Беренштам  на  какое-то  время
стал  таким  адвокатом.
 Блестящий  острослов,  челозех  открытого  и  независи¬
мого  характера,  он  именовал  себя  «внепартийным  социа¬
листом»,  держался  жесткого  правила:  помогать  только
рабочим.  Для  богатого  и  сановного  Петербурга  —  рабо¬
тодателей,  купцов,  именитых  чиновников  —  дом  с  опо¬
вестительной  доской  был  недоступным.  Во  множестве  вел
он  увечные  дела  рабочих,  бывал  с  так  называемыми  вы¬
ездными  политическими  защитами  в  Томске,  Якутске.
Первым,  кого  он  представлял  в  уголовном  суде,  был
 В. 	П.  Ногин,  подмастерье  красильного  цеха  фабрики  Па¬
ля,  впоследствии  крупный  революционер,  коммунист,  до-
 154

бивавшпйся  тогда  —  и  деопшиппся  —  наказания  фабрич¬
ного  чиновника  за  оскорбление.
 Консультации  братьев  Беренштамов,  да  и  некоторые
другие,  что  устраивались  в  те  дни  «молодыми*,  фор¬
мой  и  принципами  напоминали  опыт  Ульянова: 	они
 также  были  бесплатными  и  обслуживали  только  рабо¬
чих.
 Однако  что  это?  Новое  издание  уже  знакомой  стра¬
ницы  истории,  копня  ульяновского  опыта,  подражание
Ульянову  или  же  самостоятельное  «второоткрытис»  той
же  формы,  тех  же  принципов?
 Возможно,  конечно,  и  второе.  Но  вероятнее  первое.
В  книге  мемуаров  «В  боях  политических  защит»,  вышед¬
шей  у  нас  в  середине  двадцатых  годов,  В.  Береиштам
писал:
 «В  1896  году  я  поселился  за  Невской  заставой,  как
рабочий  адвокат,  специально  для  открытой  зашиты  ин¬
тересов  пролетариата...»  И  дальше:
 «Тогда  А.  М.  Калмыкова,  Н.  К.  Крупская,  мои  сестры
Анна  и  Мария  работали  за  Невской  заставой  в  воскрес¬
ной  школе.  Из  воспоминании  Н.  К.  Крупской  в  «Правде»
я  узнал,  что  она  в  тс  дни  была  знакома  с  В.  П.  Ногиным.
И  мне  сразу  стало  попятно,  кто  мог  направить  его  ко
мне:  Надежда  Константиновна  часто  бывала  у  нас  в  се¬
мье,  у  сестер»91.
 Следовательно:
 а) 	В.  Бсренштам  становится  рабочим  адвокатом  пос¬
ле  ареста  Ленина:
 б) 	об  опыте  правовых  консультаций  Владимира  Иль¬
ича  для  рабочих  —  в  канцелярии  съезда  мировых  судей
л  на  периферии  Петербурга,  в  фабричных  слободах  —  он
мог  знать  со  слов  Надежды  Константиновны  Крупской.
Опа-то,  как  видно,  и  направила  к  нему  первого  его
«клиента»  —  В.  П.  Ногина.
 Напрашивается  резюме:  маститый  В.  Гессен  ошибал¬
ся,  связывая  рождение  «окраинных  пунктов  права»  с
именем  одного  В.  Бс-ренштама  и  ставя  их  начальную
мету  едва  ли  не  у  самых  ворот  двадцатого  столетия.
Опыт  юридических  консультаций  для  рабочих  родил¬
ся  в  России  раньше  оповестительной  доски  В.  Бсрснш-
тама,  и  первым  его  распространителем  был  В.  И.  Улья¬
нов,
 155

4
 Потери  в  походах,  по-видимому,  так  же  неизбежны,
как  неизбежны  и  сами  походы.  Пока  развертывался  и  на¬
сыщался  материалами  этот  рассказ,  умер  Федор  Игна¬
тьевич  Кулагин,  мой  добрый  спутник  в  увлекательных
путешествиях  по  прошлому.  Мальчишкой  на  посылках  у
своих  братьев  —  семь  его  братьсв-портных  шили  самар-
цам  партикулярное  и  военное  платье  —  он  много  раз  ви¬
дел  Ленина,  бывал  на  квартире  Ульяновых.  Как  и  Фаи¬
на  Филипповна  Вентцель,  он  хорошо  знал,  сколько  слов
вправе  сказать  о  той  поре,  когда  молодой  адвокат  в  про¬
пыленной  извозчичьей  пролетке  или  просто  пешком  от¬
правлялся  на  Алексеевскую  площадь,  чтобы  защищать  в
суде  Россию  мужицкую  и  убогую  от  России  чиновной  и
деспотической.
 Черное  зеркало  рояля.  Стол.  Белая  скатерть.  Над  нею
с  потолка  —  большая  желтобокая  лампа  в  фарфоровом
бриле  с  дырой  для  лампового  стекла.  Через  распахнутую
дверь  —  шкафы  с  книгами...
 Шесть  небольших  комнат  на  втором  этаже  староса¬
марского  дома  Рытикова.
 Квартира  Ульяновых.
 Музей  Ильича  в  наше  время.
 Я  в  комнате  Владимира  Ильича  —  кафельная  боко¬
вина  голландки,  спартанского  типа  железная  кровать,
зеленоверхий  стол,  раскрытая  книга.  Прервав  чтение,  он
вышел  из  комнаты  Куда?  Неодолимо  хочу  несбыточно¬
го  и  волшебного  —  войти  сюда  —  в  прошлом.  Поднять¬
ся  по  деревянной  лестнице  и,  пройдя  гостиную,  посто¬
ять  у  этих  дверей.  Считанное  число  шагов  и  —  посто¬
ять...
 Под  окнами  —  праздник.
 Днища  трех  грузовиков  установлены  впритык,  покры¬
ты  цветным  брезентом  —  это  эстрада.  Живым  блеском
посвечивают  на  солнце  металлические  кулаки  микрофо¬
нов,  чернолаковая  дека  рояля.  С  кабин  к  колесам  сбега¬
ют  по  шнурам  пестрые  матерчатые  флажки.  На  всех  уг¬
лах  перекрестка  —  толпы.  Блюстители  порядка  —  в  бе¬
лом,  красногалстучная  пионерия  —  в  белом,  под  клена¬
ми  —  белые  детские  коляски.
 156

А  над  толпами,  над  купами  старых  деревьев  —  все-
объясняющее  голубое  полотнище:  «Праздник  улицы  Ле¬
нинской».
 Праздник  улицы.
 Бывший  дом  судебного  чиновника  Розенфельда,  быв¬
ший  дом  купца  Рытикова,  бывшее  здание  церковнопри¬
ходской  школы.  Все  дома  на  этом  перекрестке  —  быв¬
шие.
 Но  они  живут  в  настоящем  и  настоящее  живет  в  них.
 При  купцах  и  помещиках  торговое  заведение  Рытико¬
ва  «увековечило»  себя  всероссийской  премьерой:  осенью
1894  года,  как  только  было  обнародовано  монаршее  По¬
ложение  о  казенной  продаже  пития,  тут  была  продана
первая  на  Руси  бутылка  казенной  водки.  Купил  ее  и  кар¬
тинно  попотчевался  сам  Рытиков,  а  продал  именитей¬
ший  его  приказчик,  подполковник  в  отставке  Николай
Конищев.  Чтя  того  и  другого,  торговая  Самара
живописала  в  те  дни  это  событие  в  пасторальных  то¬
нах.
 На  Сокольничьсй  —  прежнее  название  улицы  —  та  же
торговая  Самара  понаставила  тогда  немалое  число  каба¬
ков,  казенок,  красных  фонарей,  номеров  и  ночлежек.
 Ленинская  революция,  разрушающая  и  созидающая,
беспощадно  повымела  трущобный  хлам  прошлого.
В  «бывшие  дома»  вошло  новое.  Преображенная  Соколь-
ничья  побежала  дальше,  клены  на  перекрестке  подня¬
лись,  с  удивлением  заглядывая  в  окна  вторых  этажей.
Чудом  на  Волге  стала  захолустная  Самара.
 Голос,  мощно  усиленный  микрофоном,  называет  циф¬
ры:  было  —  и  стало.  Стало  больше  школ,  учащихся,  пе¬
дагогов,  врачей,  жилья...  По  отдельным  статьям  эконо¬
мики  новая  —  Ленинская  —  улица  и  новый  —Ленин¬
ский  —  район  превосходят  прежнюю  —  Соколышчью  —
улицу  и  3-ю  часть  прошловековой  Самары  в  десять,  два¬
дцать  и  даже  в  пятьсот  раз.
 Все  говорит  об  этом  впечатляющем  превосходстве  —
и  прибыль,  и  убыль,  и  «стало»,  и  «не  стало».  Бесплатной
стала  помощь  в  больницах,  дружбой  стала  былая  не¬
приязнь  «племен  и  рас»,  не  стало  голодных  и  нищих,  чу¬
мы  и  холеры,  рабочих  рук  без  работы...
 Этого  хотел  Ленин.
 Это  он  вынашивал,  претворяя  в  жизнь.
 Снова  хочу  невозможного:  побыть,  постоять  за  чер¬
 157

той  настоящего,  только  теперь  уже  не  в  прошлом,  а  в
будущем.  Через  полвека,  через  век,  вот  тут,  у  окна,  у  ко¬
торого  он  думал,  отрываясь  от  книг,  рисуя  перед  собой
то,  что  стало  теперь  нашей  жизнью.
 Вечером  на  Волге  кричат  пароходы.  По  песчаной  осы¬
пи  спускаюсь  к  самой  воде  и,  глядя  из  огни,  на  воду,
долго  стою  и  думаю.  Напрасно  я  искал  августовский
день,  в  который  Ленин  покинул  Самару.  Он  не  уезжал
отсюда,  он  и  сейчас  здесь.  Тут  он  работал,  тут  он  рабо¬
тает.  Впрочем,  так  же,  как  и  в  любом  другом  месте,  если
даже  там  он  никогда  и  не  был.

погоня
 ЗА  ПРОШЛЫМ

1
 Уголовный  случай  произо¬
шел  22  февраля  1892  года.  Снег  падал  в  тот  день  тороп¬
ливо,  крупными  хлопьями,  п  потому  злоумышленник,  тай¬
но  проникший  в  «жилое  обитаемое  помещение»  коллеж¬
ского  регистратора  Васильева,  не  оставил  снаружи  ника¬
ких  следов.  Сбив  запоры,  он  потоптался  в  сенцах,  и,  прой¬
дя  на  кухню,  стал  искать  хлебницу.  Нашел.  Рассовал  по
карманам  три  горбушки  хлеба,  снял  с  ухвата  еще  сырой
после  стирки  пятериковый  мешок  и  уже  совсем  было  на¬
правился  к  выходу,  да  услышал  в  глубине  дома  встрево¬
женный  собачий  лай.  Вернулся.  Толкнул  одну  дверь,
другую  и  оказался  в  гостиной.  Голая  комнатная  собачон¬
ка,  скуля  и  тараща  оловянные  глазки,  забилась  под  крес¬
ло.  Пришелец  глянул  на  свисавший  с  подлокотника  зеле¬
ный  форменный  сюртук  коллежского  регистратора,  по¬
мешкал,  что-то  прикидывая,  стянул  с  себя  подбитый
фетрой  ветхий  полукафтан,  облачился  в  сюртук  барина
и,  натянув  поверх  свою  домодельную  дерюжку,  выбрался
на  улицу.  В  сенцах  он  прихватил  длиннополый  лата¬
ный  пиджачишко,  в  котором  хозяин  по  обыкновению
прогуливал  собаку  за  сараем,  сбыл  его  на  толчке  и
уже  через  час  сидел  за  столом  в  кухмистерской  Шус-
термана,  кусал  от  горбатого  хлебца  и  хлебал  ложкой
из  миски.
 0  Заказ  1564
 161

Это  был  первый  сытый  день  в  последние  два  года  жиз¬
ни  Бамбурова.
 Наутро  его  видели  с  протянутой  рукой.
 —  Подайте  хлебушка,  если  вашей  милости  будет...
 Но  те,  у  кого  была  милость,  ие  имели  хлебушка,
а  у  кого  был  хлебушек,  ие  было  милости,  и  потому  пяте¬
риковый  мешок  оставался  пустым  и  день,  и  два...
 На  работу  Бамбурова  никто  не  брал.
 С  отчаяния  он  продал  мешок.
 С  того  же  отчаяния  отстегивал  красными  опухшими
пальцами  крючки  полукафтана,  показывая  барышникам
баринов  сюртук,  но  те,  углядев  герб  Самары  на  желтых
казенных  пуговицах,  шарахались  прочь,  не  предлагая  за
сюртук  никакой  цены.
 И  тогда...
 Приведу  несколько  документов.
 Показания  полицейского  служителя  2-й  части  города
Самары  Арсеньева  Василия  Арсентьевича,  отобранные
у  него  старшим  кандидатом  на  судебные  должности
М.  Позерном  тотчас  же  после  события  икс:
 «Я  наблюдал  на  толчке,  не  будет  ли  кто  продавать
бордовую  рубашку,  каковая  была  украдена  у  калаш-
ника.  Я  заметил  раз,  что  какой-то  обтрепанный  чело¬
век  продает  рубашку,  спросил  его,  откуда  у  него
эта  рубашка,  он  сказал,  что  купил  ее  за  сорок  копе¬
ек  и  продает  за  ненадобностью.  Я  вскричал  кала  пши¬
ка...»92.
 Оборот  10-го  листа  —  признания  Бамбурова,  помечен¬
ные  4  марта  1892  года:
 «На  кражи  (сначала  у  коллежского  регистратора,  по¬
том  у  калашника.—  В.  Ш.)  я  решился  по  неимению
средств  к  жизни,  а  на  работу  меня  не  принимали».
 Одна  из  первых  бумаг  в  папке,  носящая  имя  крими¬
нального  портрета:
 «Степень  имущественного  обеспечения?  (вопрос  Бам-
бурову.—  В.  LU.)  На  месте  родины,  а  равно  и  при  себе
никакого  имущества  не  имею.
 Занятие  и  ремесло?  Чернорабочий.
 Постоянное  место  жительства?  Постоянное  место  жи¬
тельства  имею  в  своем  селе,  а  с  осени  1891  года  нахожусь
в  г.  Самаре»93.
 162

Запись  в  протоколе  (журнале)  Самарского  окружного
суда,  начавшего  разбор  дела  Бамбурова  5  июня  1892  го¬
да  в  13  часов  пополудни:
 «Защитником  подсудимого  явился  избранный  им  по¬
мощник  присяжного  поверенного  Ульянов»94.
 Заканчивая  следствие,  Позерн  разъяснил  Бамбурову,
какие  именно  преступления  числит  за  ним  богиня  право¬
судия,  и,  придвинув  к  себе  кожаный  томище  сводов  рос¬
сийских,  вычитал  из  него  юридическое  правило  под  но¬
мером  1647.  От  щедрот  царских  мужику  отпускалась
«ссылка  па  житье  в  губернии  Томскую  или  Тобольскую
с  заключением  па  время  от  двух  до  трех  лет  и  с  воспре¬
щением  выезда  в  другие  сибирские  губернии  в  продол¬
жение  определенного  времени  от  восьми  до  десяти  лет;
или  работы  в  исправительных  арестантских  отделениях
на  время  от  трех  до  трех  с  половиной  лет».
 Юридическое  правило  звучало  зловеще,  но  Бамбуров
знал-и  другое  правило:  защиты  Ульянова  победны.
Бамбуров  мечтал  о  свободе.
 Того  же  хотел  для  пего  и  потерпевший.
 Застенчивый,  почти  робкий,  он  то  и  дело  выправлял
и  подпуишвал  свою  енотовую  бороду,  отчетливо  разделен¬
ную  на  две  части  свежим  пробрнвом  па  подбородке;  не¬
уверенно  клал  руку  па  серебряный  оклад  Евангелия,  по¬
вторяя  за  свящсигником  слова  обещания  гозорнть  только
правду,  и  говорил  се,  смягчая  топа  и  краски.
 —  Позвольте,  позвольте,—  останавливал  его  предсе¬
дательствующий.—  Бамбуров  действительно  украл  у  вас
форменный  сюртук  зеленого  сукна?
 —  Ыет,  нет,  ваше  превосходительство,  сюртука  за  ним
я  не  числю.  Сюртук  цел.
 —  А  три  хлебца?
 —  Я  христианин,  ваше  превосходительство.
 —  Ну,  а  что  числит  за  собой  сам  подсудимый?  Потру¬
дитесь  подняться,  Бамбуров!
 —  Тут  не  читали  про  кушак.—  Бамбуров  отрешенно
глядит  на  судей.—  Я  взял  еще  кушак.  Куда  он  делся?
Да  вот  он.  На  мне...
 Казалось,  ветер  бьет  в  паруса  защиты,  и  позиция  Вла¬
димира  Ильича  заведомо  выигрышна.
 6*
 163

Человек  с  енотовой  бородой,  этот  доброхот  и  жалост*
ник,  получивший  обратно  в  дом  почти  все,  что  унес  Мак¬
сим  Бамбуров,  на  глазах  превращался  из  обвинителя
в  защитника.  К  пользе  подсудимого  шла  и  та  самоотвер¬
женная  чистосердечность,  с  которой  он,  подсудимый,
удлинял  список  собственных  обвинений.  Прежде  Бамбу¬
ров  не  судился,  в  черных  книгах  околоточных  надзирате¬
лей,  исправников  и  полицмейстеров  писан  не  был.  Невос¬
полнимое  зло,  причиненное  им  коллежскому  регистрато¬
ру,  было  ничтожно  —  три  горбушки  хлеба.  В  суде  его
делом  правил  В.  И.  Анненков,  сын  декабриста,  человек
добросердечный  и  справедливый.
 Значит,  свобода?
 Нет,  тюрьма.
 Алтынных  воров  в  Самаре  не  щадили.  Июньский  про¬
цесс  Бамбурова  —  шестая  защита  Ульянова  на  Волге,  ше¬
стой  суд,  а  все  предыдущие,  мартовские  и  апрельские,  по
делам  Опарина,  Сахарова,  Уждина,  Красильникова,  Зай¬
цева,  Тишкина  и  Зорина  —  это  тюрьма,  тюрьма  и  тюрьма.
 Только  тюрьма95.
 Досье  прокурора  А.  Д.  Радковского,  по  обыкновению,
хранилось  в  портфеле-кобуре  из  лаврового  дерева,  за¬
крываемом  на  маленький  золотой  замочек.  Поднимаясь
над  своим  столиком,  Радковский  с  жеманной  леностью
избалованного  вниманием  кумира  добывал  из  кармана
золотой  ключик  и  принимался  священнодействовать  —
медленно  отпирал  замочек,  медленно  извлекал  из  кобуры
шагреневую  тетрадь  с  речью.  «Вам  нужна  истина?  Так
вот  она!»
 Присяжные  охотно  слушали  оратора.  Он  выказывал
бездну  почтительности  перед  ними,  говорил  легко,  живо,
интересно.
 Уже  по  четырем  делам  Ульянов  противостоял  Радков-
скому  в  судебной  полемике.  Четыре  поединка  —  четыре
победы.  Но  вот  будет  ли  пятая?
 Радковский  (стоя  лицом  к  скамье  подсудимых).
Представляя  за  этим  столиком  государство  российское,
я  вместе  с  ним,  с  вашим  и  моим  отечеством,  склоняю  голо¬
ву  перед  истиной,  которую  вы  творите,  жду  и  заранее  по¬
винуюсь  любому  решению,  которое  вы  благоволите  поста¬
новить.  Обвинительный  акт,  как  вы  знаете,  писан  моею
 164

рукой.  Слова:  «из  дома  коллежского  регистратора  Ва¬
сильева  во  время  отлучки  последнего  и  его  жены  к  обед¬
не  были  похищены:  форменный  сюртук,  пиджак,  мешок
и  три  горбушки  хлеба»,—  мои  слова.  На  листе  акта  об¬
винения  я  не  выделил,  не  подчеркнул  ни  одной  строки.
Я  делаю  это  сейчас,  выделяю  и  подчеркиваю  вот  эти  свои
слова:  во  время  отлучки  к  обедне.  Потрясающая  подроб¬
ность!  Бамбуров  содеял  нападение  на  права  коллежского
регистратора  в  те  чистые  и  светлые  минуты,  когда,  благо¬
говея,  а  быть  может,  и  плача,  человек  вел  разговор  с  бо¬
гом.  Красть  у  молящегося  —  это  красть  у  человека  и  бога.
Можно  ли  пасть  еще  ниже?  Я  сознаю  необходимость  за¬
щитить  и  защищаю  потерпевшего  от  его  же  милосердия.
Нельзя  простить  Бамбурову  пн  сюртука,  ни  пиджака.
Нельзя  признать,  что,  сбивая  запоры,  он  сам  был  жерт¬
вой,  только  жертвой,  невзгод  и  голода.  Обстоятельство
номер  семь,  включенное  законодателем  в  статью  сто  три¬
дцать  четвертую,  предусматривает  уменьшение  вины  и
строгости  лишь  в  том  редком  случае,  когда  подлежащее
судебное  место  проникается  убеждением,  что  виновный
учинил  преступление  единственно  —  вдумайтесь  в  это  сло¬
во—  единственно  но  крайности  и  совершенному  неимению
никаких,  заметьте,  никаких  средств  к  пропитанию  и  ра¬
боте.  Разве  Бамбуров  шел  в  чужой  дом  единственно  по
крайности?  Нет  и  нет,  господа!  Не  позволяйте  чувству
жалости  и  сострадания  обмануть  вас  розовой  химерой.
 Председательствующий.  Формы  словесного
состязания  обязывают  меня  предоставить  слово  стороне
защиты.  Пожалуйста,  господин  Ульянов!
 У  л  ь  я  и  о  в.  Господа  судьи!  По  мере  того  как  разбор
дела  приближается  к  вердикту  присяжных,  все  рельефней
и  рельефней  предстает  главный  вопрос  процесса.  Этот
главный,  только  этот  и  только  один  вопрос  я  и  хотел  бы
рассмотреть  в  своей  защите.  Формулирую  его  следующим
образом.
 Если  будущее  проявит  благосклонность  к  прошлому
и  кто-то  отыщет  ленинское  досье  по  делу  Бамбурова,  хо¬
чется  предположить,  что  это  будет  защита  с  одним  опре¬
деляющим  доводом:  Бамбурова  подстрекал  голод,  он
совершил  преступление  «по  крайности  и  неимению
средств  к  пропитанию  и  работе».
 165

В  камере  судебного  следователя,  как  помнит  читатель,
Бамбуров  показывал:  «На  кражи  я  решился  по  неимению
средств  к  жизни,  а  на  работу  меня  не  принимали».  Втори¬
ла  этому  и  одна  из  строк  его  криминального  портрета:
«На  месте  родины,  а  равно  и  при  себе  никакого  имущест¬
ва  не  имею»66.
 А  позже?
 Что  говорил  он  своему  защитнику  позже,  во  время  до¬
верительного  свидания  за  острожным  валом?
 По-видимому,  то  же  самое.
 И  то  же  самое  он  говорил  в  суде.
 Своею  жизнью  Бамбуров  повторял  драмы  и  судьбы
многих  мужиков,  выбитых  из  крестьянского  седла  каба¬
лой,  недородами,разорением.
 Помните  у  Ленина:  «...крестьяне  разоряются  и  бегут
из  деревень  в  города  и  на  фабрики...  В  городах  все  боль¬
ше  становится  безработных,  в  деревнях  —  все  больше  ни¬
щих...»97
 Нищий  в  деревне,  у  себя  в  Вязовом  Гае,  крючник  на
самарской  Волге,  чернорабочий,  потом  безработный  и
снова  нищий,  теперь  уже  городской,  базарный,  кладби¬
щенский,  Бамбуров  непрерывно  мыкал  свое  горе,  был
тощ,  сер,  обтрепан.  Присяжные  видели  это.  Но  их  офи¬
циальное  судейское  сострадание  было  закрыто  на  золо¬
той  ключик  Радковского.  Протянутая  рука  —  явление
слишком  частое  на  Руси,  и  потому  добиться  у  присяжных
вердикта  милосердия:  «Содеял  по  крайности»,  Ульянов
мог,  лишь  доказав,  что  Бамбуров  действовал  не  просто
по  крайности,  а  единственно  по  крайности,  по  «совершен¬
ному  неимению»  никаких  других  способов  получить  кусок
хлеба.
 Не  оспаривая  прокурорской  тезы  о  числе  и  характере
похищенных  предметов,  Ульянов  обьясиял  присяжным,—
это  представляется  несомненным,—  почему  подсудимый
взял  именно  эти  предметы.
 Проникнув  в  «обитаемое  помещение»  коллежского  ре¬
гистратора,  мужик  удовлетворился  поначалу  тремя  гор¬
бушками  хлеба.
 Что  это?  Кража?
 Нет,  голод!
 Оглядевшись,  сдернул  с  ухвата  пятериковый  мешок.
 166

А  это  что?
 Голод,  снаряжение  в  нищенствование:  если  мешок
сложить  вдвое  и  привязать  к  его  углам  кусок  шпагата
или  сыромяти,  будет  хорошая  сума-побирушка.
 Но  ведь  уголовный  случай  имел  свое  дальнейшее  раз¬
витие.  Пройдя  в  гостиную,  Бамбуров  надел  под  рубища
барннов  сюртук  с  чеканной  Самарой  на  пуговицах.
 Что  ж,  и  здесь  голод?
 И  здесь.
 Сюртук  доброго  сукна  да  еще  на  вате  обещал  добавку
тепла,  без  чего  были  немыслимы  ни  долгое  стояние  на
клящеи  февральской  стуже,  ни  постоянные  бродяжьи
концы  от  кладбища  до  ночлежки  или  куда-то  еще,  в
третье  место.
 Бамбуров  мог  взять  любую  вещь,  дорогую,  даже  очень
дорогую:  потерпевший  подтверждал  это  с  листа  13-го  ма¬
териалов  предварительного  следствия.  Мог,  но  не  взял,
так  как  шел  не  за  фамильным  серебром  и  лисьими  сало¬
пами.  Из  чужого  дома  от  хотел  выйти  в  том  же  «звании»:
не  богачом,  а  пищи  м.  только  по-настоятцему  экипирован¬
ным,  с  еумоп-побпрушкой  через  плечо.  Настойчиво  и  дол¬
го  молил  он  о  раб  гге,  о  деле  для  своих  рук  и,  не  получив
дела,  стал  молить  о  куске  хлеба,  который  мог  бы  и  хотел
заработать  сам.
 То,  что  сделал  Бамбуров,  ничтожно  по  умыслу  и  по¬
следствиям.  И  потому  грозящая  ему  санкция  по  статье
о  взломе  —  ссылка  в  Сибирь,  долгая  тюрьма  в  Тобзтьске
или  Томске,  каменный  мешок  в  наказание  за  посконный  —
не  может  быть  не  умерена  применением  «сострадатель¬
ной  нормы»,  статьи  1663.
 Предъявляя  суду  резюме  о  мотивах  кражи,  Владимир
Ильич  не  был  связан  необходимостью  изыскивать  особые
для  этого  доказательства.  Сама  кража,  искусно  иссле¬
дуемая  им,  доказывала  извиняющий  характер  мотивов:
подсудимый  был  вынужден  красть,  чтобы  не  умереть  с  го¬
лоду.
 На  форменном  бланке  под  шапкой:  «Вопросный  лист
гг.  присяжным  заседателям»  —  коронные  судьи  поставили
три  вопроса.  Третий  звучал  так:
 «Если  Бамбуров  виновен  по  которому-либо  из  преды¬
дущих  вопросов,  то  содеянное  им  преступление  не  совер¬
 167

шил  ли  он  по  крайности  и  неимению  никаких  средств
к  пропитанию  и  работе?»
 Присяжные  решили:
 «Да,  при  этих  обстоятельствах»98.
 Приговор  —  это  ответ.  Огест  суда  на  вопрос:  было  ли
преступление,  и  если  оно  было  и  подсудимый  виновен,  как
он  должен  ответить.  По  букве  царского  права  существен¬
ное  «уменьшение  вины  и  строгости»  наступало  в  том  слу¬
чае,  когда  присяжные  (по  делам  с  их  участием,  разумеет¬
ся)  признавали  необходимым  дополнить  свой  вердикт
указанием  на  то,  что  подсудимый  совершил  преступление
при  смягчающих  вину  обстоятельствах.
 Именно  это  и  произошло  в  нашем  случае.
 Коронные  спросили  присяжных  так,  как  хотела  защи¬
та,  и  так  же,  кик  хотела  защита,  присяжные  ответили
коронным.
 Значит,  свобода?
 Нет,  тюрьма.
 После  того  как  судебное  следствие  перебежало  глав¬
ное  свое  поле  и  присяжные  принесли  из  совещательной
первую  часть  приговора  —  о  преступлении,—  председа¬
тельствующий  назначает  новую  фазу  состязания  —  о  на¬
казании.
 Наказывать  будут  коронные.
 Снова  Радковский  извлекает  на  свет  божий  свою  тет¬
радь.  Ульянов  снова  парирует  его  удары.
 Протоколист  пишет:
 «Решением  присяжных  заседателей  подсудимый  при¬
знан  виновным.  Председателем  исполнена  820  ст[атья]
Уст[ава]  уголовного]  судопроизводства].  Товарищ  проку¬
рора  полагал  применить  к  подсудимому  наказание  по
5  п[упкту]  31  ст[атьп]  Ул[ожения],  а  защитник  просит  на¬
значить  наказание  по  3  степ[ени]  33  ст[атьи]  Уложе¬
ния]»99.
 Положительный  вывод  присяжных:  «Да,  при  этих  об¬
стоятельствах»,—  обязателен  для  судей  короны.  Они  да¬
дут  теперь  меньше  того,  что  предписывает  статья  о  взло¬
ме,  п  потому  Радковский,  называя  пятую  степень  —  нака¬
зание  двумя  степенями  ниже  «положенного»,—  уступает
 168

диктату  неотвратимого  «милосердия».  Ульянов  идет  даль¬
ше.  Не  удовлетворяясь  «щедротами»  правого  столика,  он
называет  новую  статью,  новую  степень.  Это  еще  ниже,
еще  мягче.
 Защитительная  идея  молодого  адвоката  дерзка.  Чтобы
воспользоваться  ею,  судьи  короны  должны  будут  прибег¬
нуть  к  статье  1663.  Только  она,  эта  статья,  допускает
чрезвычайную  снисходительность,  при  которой  гребень
суровости  может  падать  ниже  чем  на  две  меты.
 Пойдет  ли  на  это  коронное  трио?
 Из  совещательной  в  зал  суда  приговор,  по  обыкнове¬
нию,  нес  сам  председательствующий,  отдельно  от  бумаг
суда  и  следствия,  в  белой  сафьяновой  папке  —  цвет  чистой
совести.
 Мы  входим  с  вами,  дорогой  читатель,  в  прошлый  век
под  своды  старого  суда  старой  Самары...
 —  По  указу  его  императорского  величества...—  раз¬
меренно  и  негромко  звучит  голос  председательствующего.
 А  через  две-три  минуты  мы  уже  знаем,  чем  завершил¬
ся  второй  тур  полемики  Радковского  с  Ульяновым.
 Председательствующий  читает:
 —  Первое  преступление,  в  котором  признан  виновным
подсудимый  Бамбуров,—  кража  со  взломом  из  обитаемо¬
го  помещения  —  предусмотрено  в  первой  части  тысяча
шестьсот  сорок  седьмой  статьи  Уложения  и  подвергает
виновных  наказанию  по  третьей  степени  тридцать  первой
статьи  Уложения.  Такому  наказанию  и  подлежал  бы  под¬
судимый,  по  так  как  присяжные  заседатели  признали,  что
Бамбуров  действовал  под  влиянием  крайности  и  по  не¬
имению  средств  к  пропитанию,  то,  согласно  второго  пунк¬
та  тысяча  шестьсот  шестьдесят  третьей  статьи  Уложения,
суд  находит  справедливым  определенное  по  закону  нака¬
зание  уменьшить  на  две  степени,  назначив  оное  по  пятой
степени  тридцать  первой  статьи  Уложения  в  низшей
мере100.
 Итак,  эпилог.
 Судьи  отступают  от  чрезмерной  жестокости  закона.
Это  успех  Ульянова.  В  приговоре  называется  статья  1663,
норма  чрезвычайной  снисходительности  —  и  это  успех
Ульянова.  Но,  утвердившись  на  милостивой  норме,—  на
статье  1663  —  и  тем,  казалось  бы,  открыв  себе  путь  к  на¬
 169

казанию  по  третьей  степени  33-й  статьи  (о  чем  просил
Ульянов),  коронное  трио  неожиданно  принимает  сторону
прокурора  и  отвешивает  наказание  по  пятой  степени  этой
же  статьи.
 Правда,  наказание  судьи  берут  с  нижней  полочки  об¬
любованной  ими  пятой  степени,  самое  мягкое,  но  и  оно,
самое  мягкое  —  год  арестантского  отделения.
 Год.
 Чтобы  сделать  в  сторону  смягчения  три  шага,  чтобы
сделать  четыре,  пять,  чтобы  увидеть  в  преступлении  Бам¬
бурова  несчастье  Бамбурова,  нужна  была  другая  Рос¬
сия,  другой  суд.  Не  тот,  что  лишь  изображал  охрану  по¬
рядка,  будучи  на  деле  «...слепым,  тонким  орудием  беспо¬
щадного  подавления  эксплуатируемых,  отстаивающим  ин¬
тересы  денежного  мешка»101  —  так  характеризовал  его
позже  сам  Ленин,—  а  суд  новый,  народный,  «вернее,
советский»,  по  его  же  выражению,  «...построенный  на
принципе  участия  трудящихся  и  эксплуатируемых
классов,—  и  только  этих  классов,—  в  управлении  госу¬
дарством»102.
 2
 Погоня  за  прошлым  привела  меня  в  Ленинград  па
квартиру  Вентцель.
 Встреча.
 Потом  еще  одна.
 Фаина  Филипповна  не  совсем  Здорова.  За  окнами  —
хмурое  небо  из  «Медного  всадника»,  ненастье  давит  и
угнетает.  Стараясь  не  докучать  собеседнице  подробным
выспрашиванием,  я  краток,  бережен,  как  мне  кажется,  но
она  сама  потакает  моему  любопытству,  охотно  отвечает
и  тоже  спрашивает.
 —  Если  ты  украл  булку  хлеба,  тебя  посадят  в  тюрь¬
му,  если  ты  украл  железную  дорогу,  тебя  сделают  сена¬
тором.  Л  ведь  здорово!  —  Незрячие  ее  глаза  обращены
в  мою  сторону.—  Кажется,  я  скажу  сейчас  ужасную  ба¬
нальность:  тогдашняя  Самара  могла  бы  доказывать  спра¬
ведливость  этой  поговорки  не  только  примером  Бамбу¬
рова.
 —  Это  подразумевается,  конечно.
 —  Я  не  совсем  точно  изъясняюсь.  Бамбуров  —  первая
строка  поговорки,  Самара  же  знавала  и  вторую.
 170

—  В  буквальном  значении?  Кто-то  украл  железную
дорогу,  и  его  сделали...
 —  Гласным  городской  думы.  Правда,  чуть  попозже  и
не  в  Самаре.  Это  был  громадный  нечесаный  купчина  с  бо¬
родой  раскольника  п  настороженной  улыбкой.  У  нас  в  до¬
ме  си  говорил  с  отцом  об  одном  и  том  же  —  о  мостах,
о  дерновке  насыпей;  и  он  и  отец  выполняли  тогда  заказы
железных  дорог.  И  вот  —  это  же  поразительно  —  наш  зна¬
комый,  не  таясь  от  полиции,  украл  где-то  на  Волге  лес¬
ную  биржу,  платформ  на  сто,  не  меньше.  Гарин-Михай¬
ловский  как-то  шутил,  что  этой  прорвы  леса  ему  бы  хва¬
тило  на  железнодорожную  ветку,  что  он  тогда  строил.
 —  Дело  дошло  до  суда?
 —  В  том-то  п  штука.  Купец  украл,  купец  продал  и  ку¬
пец  же  потребовал  с  хозяина  плату  за  лес.  Парадокс?
 —  Простите,  а  что  делал  из  этого  леса  его  хозяин?
 —  Шпалы.
 —  Шпалы?
 Поразительное  совпадение!  Лейба  Брискер,  довери¬
тель  Владимира  Ильича  по  одному  из  судебных  споров
в  Самаре,  тоже  делал  шпалы.  И  так  же,  как  хозяин  леса,
отражал  судебное  нападение  купца-пнрата.  А  тот  купец,
как  и  этот,  носил  сапоги  из  дорогого  французского  лака,
косматую  бороду  и  улыбку  лицедея.  Я  встречал  его  в  ова¬
ле  старой  поблекшей  фотографии.  Возможно,  это  одно
и  то  же  лицо,  одно  и  то  же  дело?
 —  Ленин  жил  тогда  в  Самаре?
 —  Думаю,  что  да.
 —  II  вы  помните  имя  хозяина  леса?
 —  Я  помню  имя  купца.  Только  купца.
 —  Это  Константинов?
 Фаина  Филипповна  смеется.
 —  Теперь  я  вижу,  бы  н  взаправду  только  что  с  Волги...
Это  был  Константинов.  Герой  темного  царства,  увенчан¬
ный  по  городовому  положению  лаврами  почетного  граж¬
данина  Самары.
 Припоминается  листок  —  полоска  из  дела,  что  бсл
Ленин,—  я  читал  его  в  Центральном  партийном  архиве  от
корки  до  корки.  Чернильная  строка,  ровная,  как  парадная
шеренга:  «потомственный  почетный  гражданин  самар¬
ский,  купец  первой  гильдии».  Это  о  Константинове.  Мы
говорим  с  Фаиной  Филипповной  об  одном  и  том  же  лице.
Но  вот  об  одном  ли  деле?  В  папке,  что  я  читал  в  архиве,
 171

не  было  ни  слова  о  краже.  Был  спор  по  поводу  юридиче¬
ского  правила  о  долге:  занял  —  верни.
 —  И  были  шпалы,—  улыбается  Фаина  Филипповна.
 —  И  были  шпалы.
 —  И  был  Константинов.  Почетный  и  почтенный...  Тут
может  быть  одно  из  двух:  или  вы  читали  то  самое  дело,
что  возбудил  вор  против  своей  жертвы,  и  что-то  ускольз¬
нуло  от  вашего  внимания,  пли  это  была  копия  того  же
дела.  Повторение.
 —  Повторение?  Решенное  дело  могло  быть  повторено?
 —  И  даже  больше.  На  моего  отца  четырежды  подавал
в  суд  один  сутяга-подрядчик.  Было  четыре  разбора,  че¬
тыре  папки  и  столько  же  одинаковых  решений...
 —  Странно.  Странно  вдвойне.  В  моем  деле  на  отве¬
чающей  стороне  спора  два  лица:  Брискер,  доверитель
Ульянова,  и  Шимкович.  Константинов  называет  их  при¬
казчиками.  Тогда  как  в  вашем...
 —  Тоже  два.  Хозяин  леса  н  пехозяин  леса.  Только,
убейте,  не  скажу,  как  попал  в  эту  кашу  нехозяин.
 —  Вы  что-нибудь  помните  о  них?
 —  Ах,  если  бы!  Впрочем...—  Фаина  Филипповна  де¬
лает  протестующий  жест,  как  бы  отменяя  свое  поспешное
восклицание.—  Не  слишком  достоверно,  точнее,  слишком
не  достоверно,  но  вот  одного  из  них  я,  пожалуй,  встре¬
чала  в  имении  графа  Толстого103.  Не  то  лесной  кондуктор,
не  то  заурядный  егерь  в  угодьях  графа:  торчащее  над
шляпой  павлинье  перо,  чучела  птиц  в  ременной  сетке.
Вы  что  это  записываете?  Смотрите,  все  это  может  обер¬
нуться  чистейшим  Жюль  Верном...  *
 Суд  России  и  право  России  Ленин  знал  с  редким  со¬
вершенством.
 Рабочее  дело,  которому  он  служил,  за  которое  борол¬
ся,  наблюдения,  свидетельства  тогдашней  прессы,  вы¬
ступления  в  суде  позволили  ему  еще  в  начале  наше¬
го  века  произнести  два  казнящих  слова:  бегство  право¬
судия.
 В  России  нет  правосудия,  оно  бежало!
 Известно,  что  из  Петербурга  в  Шушенское  Ленин  был
выслан  без  суда.
 Четырнадцать  месяцев  в  одиночке  дома  предваритель¬
ного  заключения,  четыре  допроса  и  —  умыло  далекий  путь
 172

через  Россию  с  проходным  свидетельством  петебургского
градоначальника.
 Ни  обвинителя,  нп  судей,  ни  вердикта  обвинения!
 На  месте  последнего  —  справка  департамента  поли¬
ции,  помеченная  23  декабря  1896  года:  «Ульянов  Влади¬
мир  Ильич,  помощник  присяжного  поверенного,  привле¬
чен  по  делу  С.-Петербургского  кружка  «социал-демокра¬
тов».  Сидит  под  стражею  с  9  декабря  1895  г.  Министр
юстиции  полагает  выслать  Ульянова  в  Восточную  Сибирь
на  3  года.  Департамент  согласился  с  этим  мнением...»104.
На  месте  суден,  как  это  видно  из  справки,—  два  главных
лица  в  официальном  насилии.  Уже  вскоре  их  вывод  ста¬
новится  постановлением  Особого  совещания  —  тайной
коллегии  из  четырех  чиновников,—  а  затем  и  «высочай¬
шим  повелением  единодержавна  российского»:  Нико¬
лай  II  утверждает  решение  о  высылке  Ленина.
 Вот  и  весь  суд.  Тайный,  по  бумагам,  без  права  обви¬
няемого  видеть  своих  обвинителей,  защищаться.
 Суд  без  суда.
 По  возвращении  пз  ссылки  Ленин  узнает  о  побоище
на  Обуховском  заводе  в  Петербурге.  Тогда-то  и  рождает¬
ся  его  казнящая  формула:
 «Правосудие»  сбрасывает  с  себя  маску  беспристрастия
и  возвышенности  и  обращается  в  бегство,  предоставляя
поле  действия  полиции,  жандармам  и  казакам...»105
 Это  о  преследовании  рабочих.
 О  рабочих.
 И  о  себе.
 Одиннадцать  его  защит  по  делам  о  голодных  кра¬
жах—  это  повторенный  одиннадцать  раз  успех  адвоката,
нередко  вершина  этого  успеха  —  оправдание  и  свобода.
Но  это  и  одиннадцать  трагедий.  Победы  его  отводили
чрезмерную  жестокость,  но  не  отменяли,  не  могли  отме¬
нить  жестокого  правила:  если  ты  украл  булку  хлеба,  те¬
бя  посадят  в  тюрьму.
 До  встречи  с  Вентцель  я  был  уверен,  что  судебная
практика  не  сталкивала  Ленина  с  наградой  за  кражу.
 И  вот  Константинов.
 В  «Случайных  заметках»  Ленин  писал:  «Мелкий  вор—
на  каторгу,  а  крупный  вор,  все  эти  тузы,  министры,  ди¬
ректора  банков,  строители  железных  дорог,  инженеры,
подрядчики  и  пр.,  хапающие  десятки  и  сотни  тысяч  казен¬
ного  имущества,  они  расплачиваются  в  самом  редком
 173

и  самом  худшем  случае  ссылкой  на  житье  в  отдаленные
губернии,  где  можно  жить  припеваючи  на  награбленные
деньги  (банковые  воры  в  Западной  Сибири)  й  откуда
легко  удрать  и  за  границу  (жандармский  полковник  Ме-
ранвиль  де  сен-Клэр)  »106.
 Константинов  повернул  куда  круче.  Он  не  только  ушел
от  расплаты,  хотя  бы  эфемерной,  символической,  но  и
угнездился  на  стороне  добродетели.  Легко  представить,
с  каким  сарказмом  говорил  со  своего  места  Ульянов  о  во¬
ре,  что  обвинял  свою  жертву  в  собственном  преступле¬
нии.
 Возможно  ли  прочесть  это  слово,  услышать  этот  его
голос  из  прошлого?
 Размышляю.
 В  деле,  что  я  читал,—  шпалы,  Константинов,  два  лица
на  отвечающей  стороне  спора.  В  деле,  о  котором  говорит
Вентцель,—  шпалы,  Константинов  и  тоже  два  лица  на
отвечающей  стороне  спора.  Оба  дела  в  Самаре  при
Ленине.  Но  дела  это  разные.  Крупный  скандал,  как
утверждала  моя  собеседница,  вызванный  «феноменом»
с  кражей  па  Волге,  торговая  Самара  обсуждала  больше
года.  Вентцель  писала  по  этому  поводу  фельетон,  проис¬
шествие  это  описано  в  ее  дневнике.
 Тезе,  черта  под  размышлениями:  существуют  два  де¬
ла  об  одном  н  том  же.
 Антитеза:  шпалы  для  Константинова  делали  не  толь¬
ко  Брискер  и  Шнмкозич.  На  отвечающей  стороне  спора
могли  стать  и  два  других  лица.
 Заключение:  поиск.
 И  перзый  его  шаг  —  здесь,  в  Ленинграде.
 —  Вы  хотели  бы  знать,  кто  владел  похищенной  бир¬
жей?—  спрашивает  Фаина  Филпипивпа.—  О,  тут  я  могу
отвечать  без  запинки.  Петь  аналогия  —  пример  моего  от¬
ца.  Биржа  принадлежала  одному  из  приказчиков.  Прав¬
да,  в  канун  кражи  он  лишь  номинально  был  ее  хозяином.
 —  Кто  же  был  настоящим  хозяином?
 —  Рабочие.  Те,  кто  рубил  топором.
 —  На  праве  собственности?
 —  Ходили  слухи,  будто  какая-то  спешная  надобность
погнала  приказчика  в  Томск  —  у  него  была  там  своя
строительная  задача.  Он  тотчас  же  запродал  лесную  бир¬
 174

жу,  а  с  будущим  владельцем  условился,  что  тот  выпла¬
тит  за  него  жалованье  рабочим.  Вот  и  решайте,  чья  была
биржа  и  кого  Константинов  наказал  в  первую  очередь.
 з
 Л  с  и  и  и  г  р  а  д.
 От  Вентцель  я  поспешил  в  гостиницу.  В  своих  стран¬
ствиях  я  постоянно  таскал  за  собой  «все  сто  томов»
архивных  записей.  Раскрою  сейчас  матерчатую  тетрадь
с  буквой  «А»  на  обложке,  и  если  под  словом  «Брискер»
мне  уготовано  прочесть  «имение  графа  Толстого»,  досто¬
верность  рассказанного  Вентцель  получит  свое  первое
доказательство.
 Фиаско!  Под  словом  «Брискер»  —  «Город  Уфа,  Соф-
роновская  пристань».  Доверитель  Ульянова  не  жил
в  графском  имении.  Тогда  это  могло  относиться  к  Шим-
ковичу.  Торопливо  ворошу  записи,  страница,  вторая  и
снова  —  удручающая  пустота.  Правда,  теперь  уже  в  пря¬
мом  смысле.  Под  «Шимковичем»  —  чистое  поле.  Я  не
перенес  в  тетрадь  нужных  сведений.
 Получасом  позже  я  писал  на  стеклянной  конторке
телеграфа:  «Молю  проверить  записям  ЦПА  жил  не  жил
Шимковпч  Самархцнне  имении  графа  Толстого».
 Адрес  —  Москва,  адресат  —  мой  друг  по  увлечению.
 То,  что  отстукал  в  ответ  московский  телеграф,  было
до  чрезвычайности  кратко:  «Жил  приветом  Меламед».
 Я  перечел  телеграмму  и  бережно  упрятал  ее  в  порт¬
фель,  настолько  бережно,  будто  эта  была  не  телеграмма,
а  сверхдоказательиое  павлинье  перо  графского  егеря,  чу¬
дом  залетевшее  из  прошлого  века.  Память  вернула  чуть
приметно  лукавинку  и  слова:  «Смотрите,  все  это  может
обернуться  чистейшим  Жюль  Верпом».  Милое  старческое
кокетство  памятью!
 Маленький  экипаж  —  грациозная  этажерка  на  бес¬
шумных  колесиках  —  доставил  из  хранилища  невероятно
громоздкую  книгу  в  парусине.  Обложку  облегает  крас¬
ный  кант.  Косо,  красным  по  серому:  «Торгово-промышлен¬
ная  Россия».  Это  общая  роспись,  в  ней  поименованы  все
купцы  и  фабриканты  российские.  Ленин  читал  ее  в  шу¬
шенской  ссылке  и  там  же  написал  рецензию,  увидевшую
 175

свет  в  третьей  книжке  журнала  «Начало»  за  1899  год.  От
росписи  я  жду  всего  лишь  несколько  слов.  Вот  они:  «Кон¬
стантинов  Ал.  Ив.,  Оренбург,  салотопное  производство».
 Фаина  Филипповна  права:  почетный  гражданин  Сама¬
ры  не  жил  в  своем  городе  до  гробовой  доски,  и,  следова¬
тельно,  титул  гласного  городской  думы  мог  получить
в  том  же  Оренбурге.
 Вситцсль  права  п  в  другом:  па  Руси  воскрешались,  по¬
вторяли  себя  решенные  во  всех  инстанциях  гражданские
дела.
 Доставленные  на  тех  же  бесшумных  колесиках  кры¬
тые  золотом  и  с  корешка,  и  с  внутреннего  среза  цикло¬
пические  тома  надменных  и  витиеватых  законов,  истолко¬
ваний  и  разъяснений  говорили  о  том,  что  право  и  опыт
права  оставляли  сутягам  достаточно  лазеек  для  возоб¬
новления  проигранных  споров.
 Утверждая  это,  Вентцель  ссылалась  на  пример  своего
отца:  «Четырежды  подавал  па  пего  в  суд  один  сутяга-
подрядчпк».
 Подтвердилось  и  это.
 «О  взыскании  купцом  Лукою  Ясенковым  с  купца  Фо-
сита  Белоцерковского  8775  р.  23  коп.  с  %  %».
 Дело  под  такой  шапкой  возникло  в  1887  году,  а  к  ис¬
ходу  1892-го  выдержало  еще  два  издания.
 Возможно,  было  и  третье.
 Москва.
 Снова  наполненный  тишиной  читальный  зал  Цен¬
трального  партийного  архива.  Развязываю  тесемки  кар¬
тонного  «чемодана»  с  делами,  что  вел  Ленин  в  Самаре.
 В  деле  №  44772  читаю:  «...просит  поверенный  самар¬
ского  1-й  гильдии  купца  Александра  Ивановича  Констан¬
тинова  частный  поверенный  Александр  Михайлов...  Реше¬
нием  Саратовской  судебной  палаты,  состоявшимся  17  ию¬
ня  1892  года,  ответчики  Шпмковпч  и  Брискер  были  обя¬
заны  дать  моему  доверителю  отчет  в  12317  р.  58  коп.,
принятых  от  пего  в  числе  других  сумм  на  заготовку
шпал...  Ответчики  отчета  этого  не  представили,  а  потому
и  следует  деньги  эти  считать  произвольно  удержанными,
и  для  моего  доверителя  открывается  право  на  иск.  Цепу
иска  определяю  в  12  500  рублей»107.
 —  Я  ищу  двенадцать  с  половиной  тысяч,—  говорил
Михайлов  на  суде,—  опираясь  не  на  факты,  не  на  проти¬
 176

воречивые  и  всегда  трудные  для  восприятия  и  оценки  об¬
стоятельства,  убеждения  и  утверждения.  Все  это  рассмот¬
рено  и  оценено.  Я  ищу  двенадцать  с  половиной  тысяч,
опираясь  на  уже  состоявшееся  судебное  решение.  Шим-
кович  и  Брискср,  приказчики  моего  доверителя,  или,  по-
другому,  старшие  между  младшими,  не  пожелали  про¬
извести  отчета  в  деньгах  перед  указчиком,  перед  стар¬
шим  между  старшими,  и  тогда  Саратовская  судебная
палата,  назвав  сумму,  потребовала  от  них  этого  отче¬
та.  Я  вправе,  по-видимому,  ждать  только  удовлетворе¬
ния.
 Итак,  помимо  дела,  что  хранится  в  партийном  архиве
и  теперь  лежит  передо  мной  —  белейшее  в  бристольском
полукартоне,—  есть  еще  одно,  более  раннее.  Называю  его
условно  синим.  17  июня  1892  года  Саратовская  судебная
палата  постановила  по  синему  апелляционное  решение.
Оно  оказалось  впору  и  для  белого,  предрешало  и  даже
решало  это  белое,  и,  следовательно,  белое  и  синее  —  одно
целое.
 По  белому  на  стороне  Брискера  выступал  Ульянов,
досье  по  которому  готовил  поначалу  Хардин.
 Экстренно  приглашенный  в  судебную  палату  Сарато¬
ва  Хардин  передаст  досье  и  полномочия  своему  помощ¬
нику.  Этого  требуют  формы.  Швобе,  письмоводитель  Хар¬
дина,  составляет  бумагу-клише  с  неизбежным  обращени¬
ем  на  месте  первой  строки  —  «Милостивый  государь,  Вла¬
димир  Ильич!  На  основании  доверенности...»  —  и  с  удо¬
стоверяющим  заключением  в  конце  ее:  «Доверенность
эта  принадлежит  помощнику  присяжного  поверенного
Владимиру  Ильичу  Ульянову»108.
 Спустя  восемь  дней,  12  марта  1893  года,  в  протокол
Сахмарского  окружного  суда  по  гражданскому  отделению
заносятся  слова:
 «В  заседание  суда  явились  поверенные:  Константино¬
ва  —  частный  поверенный  Михайлов  и  ответчиков:  Алек¬
сея  Шимковича  —  присяжный  поверенный  Клеменц,  пред¬
ставивший  доверенность,  явленную  у  нотариуса  Кавского
5  января  1893  года  по  реестру  №  42,  и  Льва  Брискера  —
помощник  присяжного  поверенного  Ульянов,  представив¬
ший  доверенность,  явленную  у  нотариуса  г.  Самары  Юри¬
на  4  января  1893  года  по  реестру  №  93»109.
 Ульянов  явился,  Ульянов  представил...
 Вот  тонкий  полулист  —  разъяснения,  угрозы  на  слу-
 177

май  неявки  в  суд.  Повестка.  На  обороте  выведено  рукой
пристава  2-й  части  г.  Уфы:  «Брискер  из  г.  Уфы  выехал
в  г.  Томск,  как  отоззался  служащий  его  Ташонкин,  и  ког¬
да  прибудет,  неизвестно»110.
 Вентцель  не  ошибалась:  хозяин  лесной  биржи  бывал
в  Томске.  Но  вот  предназначал  ли  он  биржу  для  расчета
с  рабочими?
 В  протоколе  суда  слов  очень  мало.  Не  странно  ли?
 Ведь  разбирали  спор  целых  два  дня:  12-го  и  13-го.
Так  долго  не  шло  в  Самаре  ни  одно  другое  дело  с  уча¬
стием  Ульянова.  Приглашение  к  суду  по  делу  прусского
дезертира  Вильгельма  Садлоха  и  малолетнего  сына  «вре¬
менно  отпущенного  рядового»  Степана  Репина  (Ульянов
защищал  обоих)  последовало  в  4  часа  50  минут  пополуд¬
ни,  а  уже  в  6  часов  10  минут  распорядительный  колоколь¬
чик  присутствия  объявил  об  окончании  разбора.  Судеб¬
ное  следствие  по  делу  чистопольского  мещанина  Юдина
протекало  еще  скоротечнее—1  час  10  минут,  по  делу
Красноселова  —  3  часа  15  минут,  по  делу  Китаева  и  Кры¬
лова—  1  час  15  минут,  по  делу  Красильникова,  Зайцева.
Уждина  —  2  часа  45  минут...  По  всем  защитам  в  уголов¬
ном  отделении  Самарского  окружного  суда  —  а  их  было
пятнадцать  —  Ульянов  провел  за  адвокатским  столиком
30—35  часов,  не  больше.  А  вот  исковое  прошение  Михай¬
лова—  Константинова,  продолжавшее  уже  «решенный»
спор,  одно  исковое  прошение,  одно  дело  занимает  два
полных  дня.  Едва  ли  ие  половину  того,  что  потребовали
пятнадцать  процессов  по  уголовным  делам,—  вся  прак¬
тика  Ульянова  в  уголовном  отделении.
 Почему?
 Возвращаюсь  к  большому  листу  в  орнаменте  гербо¬
вых  марок,  нарядному,  как  старинная  цветная  олеогра¬
фия,—тут  аргументация  Михайлова.  Перечитываю  голу¬
боватые  страницы  с  рукодельем  протоколиста,  прочие
бумаги,  коммерческие,  процессуальные...  Да,  да.  Процесс
долог,  а  протокол  неимоверно  куц  по  одной  и  той  же  при¬
чине:  судил  Михайлов.  Не  суд,  а  Михайлов.  Истец.  По¬
кровительство,  которое  ему  оказывали  судьи,  было  без¬
застенчивым,  непрерывным,  изобретательным.  Перед
Ульяновым  и  Клеменцем  то  и  дело  возникали  самые  не¬
ожиданные  преграды.
 Тот,  кто  правил  судом  из  высокого  кресла—,г-н
 А. 	Я.  Мейер  (маленький  человечек,  напоминавший  внёш-
 378

не  забиячливого  рассерженного  зяблика),—  хотел  видеть
перед  собой  спор  логиков.  Чистый  спор  логиков.  Только
этот  спор.
 Только  такого  спора  хотел  и  Михайлов.
 В  своем  прошении  истец  предъявил  присутствию  лишь
одну  логическую  фигуру  —  ответчики  взяли  деньги,  сле¬
довательно,  незаконно  их  удерживают—и  одно  доказа¬
тельство—  копию  решения  Саратовской  судебной  пала¬
ты.  Этот  отвлеченно  риторический  аргумент  Ульянов  и
Клемепц  парировали  по-житейски  просто:  сказать,  сколь¬
ко  должен,  можно  лишь  после  того,  как  будет  сказано,
сколько  взял.  Истина  начинается  со  второго.
 В  суде  соперничали  ие  только  две  разные  точки  зре¬
ния  по  зопросу,  кто  кому  должен,  по  п  две  тактики:  Уль¬
янов  и  Клеменц  клонили  разбор  дела  к  исследованию
жизни,  порядка  вещей,  характера  и  содержания  взаимо¬
отношений  «указчика»  с  «приказчиками»,  Михайлов  —
к  бумаге.
 К  бумаге,  к  саратовскому  резюме  по  синему  делу  кло¬
нил  и  Мейер.
 И  даже  протоколист.
 Перо  его  было  озабочено  лишь  тем,  чтобы  увековечить
голую  схему  спора,  соображения  сторон  по  формальным
пунктам  иска.  За  два  дня  дебатов  Ульянов  и  Клеменц  не
раз  поднимались  над  своими  столиками,  но  их  речи,  реп¬
лики,  замечания  и  справки  протоколист  сзел  в  одну,  и
притом  общую,  запись.
 Вот  она:
 «Поверенные  ответчиков: 	Брнскера 	—  Ульянов,  и
 Шимковпча  —  Клеменц,  возражая  против  иска  и  объяс¬
нений  Михайлова  и  находя  иск  Константинова  прежде¬
временным,  недоказанным  п  не  подлежащим  удовлетворе¬
нию,  объяснили  что  из  решения  Палаты,  положенного
в  основание  иска,  видно,  что  Константинов  утверждал,
что  Брискер  и  Шпмкович  получили  от  него  63  000  руб.,
что  в  50  000  рублях  они  ие  должны  давать  отчета,  а  толь¬
ко  в  остальных  12  000  рублях.  Следовательно,  чтобы  до¬
казать  иск,  надо  доказать  получение  63  000  руб.  Из  ре¬
шения  Палаты  видно,  что  она  не  только  не  признала  до¬
казанным  получение  этих  денег,  но  отстранила  от  своего
рассмотрения  этот  вопрос.  На  самом  деле  Палата,  ие
входя  в  рассмотрение  количества  полученных  денег  и
считая  доказанным  лишь  получение  12  000  руб.,  решала
 179

только  вопрос  о  квалификации  договора.  Необходимость
особого  выделения  этого  вопроса  и  разрешения  его  от¬
дельно  от  вопроса  о  количестве  полученных  денег  вызы¬
валась,  во-первых,  той  постановкой,  которую  получило  де¬
ло  в  первой  инстанции,  а  во-вторых,  невозможностью  пе¬
рейти  к  оценке  доказательств  ранее  решения  вопроса,
приказчики  или  подрядчики  были  Брнскер  и  Шимкович,
так  как  законы  для  подряда  и  найма  различны»111.
 Долго  сижу  над  голубоватой  страницей.
 Поднявшись,  обхожу  стол.
 Окно.
 С  шутливым  преувеличением  я  называю  его  окном
в  Москву.  Тут  мое  думное  место.
 Нашел  или  потерял?
 Потерял,  пожалуй.
 Потерял  надежду  еще  раз  услышать  его  голос.  Ничто
не  сказало,  была  ли  кража  в  действительности...
 Но  ведь  и  ничто  не  сказало,  что  ее  не  было.  Если  не
кража,  а  совсем  другое  событие  было  общим  корнем  двух
дел,  тогда  что  же  именно?
 Что-то  ведь  было.
 Протокол,  несомненно,  готовился  по  мерке  г-на  Мей¬
ера.  Да  и  сам  он,  похоже,  повычеркивал  из  него  немалое
число  записей.  Ведь  спор  решен  победой  Михайлова:  пи¬
ратский  иск  купца  Константинова  полностью  удовлетво¬
рен.  По  суду  он  прав.  А  разве  того,  кто  поднят  па  щит  ве¬
ликодержавного  закона,  слуги  этого  закона  решатся  на¬
звать  вором?  Хотя  бы  в  протоколе?
 Куйбышев.
 Весь  путь  к  Волге  —  штудирую  прошлое,  вызнаю,  вы¬
спрашиваю...
 Что  мог  обещать  купцу  удачный  набег  на  лесные  това¬
ры  Брискера?  Двенадцать  тысяч?
 А  риск?  А  последствия  огласки?
 На  бумагах  этой  солидной  благоденствующей  фир¬
мы—  торжественный,  почти  эпический  штамп:  «Контора
потомственного  почетного  гражданина  самарского,  1-й
гильдии  купца  Константинова  Александра  Ивановича
в  Самаре».  Бумаги  купца  всесильны.  Им  не  всегда  верят,
но  с  ними  всегда  считаются.  Купец  знаменит  русским
размахом.  Перед  богом,  в  Казанско-богородицком  соборе
 180

у  него  свое  место,  своя  икона.  Перед  людьми,  на  блинах
у  Шихобалова,  первого  миллионера  на  Волге,  в  дорогой
ложе  ипподрома,  в  фешенебельном  ресторане  на  Дворян¬
ской—  это  гость  с  капризами,  норовом  и  со  своим  ме¬
стом.  Он  устраивает  дин  бедных,  дни  протянутой  руки,
и  тогда  тот  же  Бамбуров,  если  сумеет  пробиться  через
толпы  нищих,  может  получить  из  рук  купцова  приказчика
маленькую  неделимую  денежку,  которой  принято  изме¬
рять  не  богатство,  а  бедность.
 Положение,  кредит,  имя  в  коммерции  —  разве  ничем
этим  не  рискует  купец,  опустившийся  до  положения  вора?
 Нет,  Вентцель  ошиблась!
 Черная  книга.  Это  реестр.  Моя  рабочая  задача  в  Куй¬
бышеве  —  реестры.
 На  обложке  —  заплата,  на  заплате  —  ровно  выведены
два  года,  1892-й,  1893-й.
 Лист  57,  рубрика:  «Фамилия,  имя  и  отчество  тяжущих¬
ся  и  вообще  лиц,  у  коих  производятся  дела».
 И  ответ:  «Константинов  Александр  Иванович,  самар¬
ский  купец.  О  взыскании  с  пего  Лепбой  Ицковичем  Брис-
кером  12  000  руб.  за  захваченный  лес»112.  Третье  дело!
 И  так  же,  как  два  первых,  на  двенадцать  тысяч.
 Лейба  Брискер  ищет  по  этому  делу  с  Константинова
те  же  двенадцать  тысяч,  которые  Константинов  ищет
с  Брискера  и  его  компаньона  по  двум  другим  —  по  бело¬
му  и  синему.
 Маленькие  шажки  к  истине,  что  я  делал  вчера  тут  же,
в  Куйбышеве,  получают  теперь  новый  смысл,  и  перед
глазами  уже  не  частности,  а  картина.
 Двое  делают  шпалы  третьему.  Деньгами  третьего.
И  третий,  получив  сполна  все  заказанные  шпалы,  крадет
у  одного  из  компаньонов  лесную  биржу.  Хозяин  биржи  —
а  это  и  есть  Брискер  —  отправляется  с  жалобой  в  управ¬
ление  полицмейстера.  Жалоба  облекается  в  бумажную
униформу  и  становится  «Делом  о...».
 Константинов  узнает,  что  на  стороне  Брискера  —  при¬
сяжный  поверенный  А.  Н.  Хардин,  крупнейший  на  Волге
практик  права,  человек  неподкупный  и  своевольный.  Об¬
становка  чрезвычайна.  Вырядившись  в  шелковый  ци¬
линдр  и  фрачную  пару,  Константинов  наносит  визит  Мей¬
еру,  чтобы  самолично  заявить  иск  «о  понуждении  его
 181

приказчиков  Брнскера  и  Шимковича  дать  ему  отчет  в  из¬
расходовании  12  000  рублей,  позаимствованных  у  него  на
лесную  операцию  по  выработке  шпал».
 Так  возникает  синее  дело.
 Вор  просит  столько,  сколько  украл.  Полицмейстеру  те¬
перь  он  скажет:  взял  свое.  Не  украл,  а  вернул.  И  следо¬
вательно,  не  вор  он,  а  рачительный  хозяин.
 3  7  июня  1892  года  Саратовская  судебная  палата  ре¬
шает  синее  дело  к  пользе  Константинова:  приказчики
должны  отчитаться.  Полицмейстер  прикрывает  «Дело  о...»
за  «непрнсутствием»  уголовного  криминала.  Новый  визит
в  шелковом  цилиндре:  приказчики  не  отчитались,  пусть
платят  денежки.  Возникает  белое  дело.
 А  через  какое-то  время  и  еще  одно,  вот  это,  расписан¬
ное  ужимистым  пером  регистратора  по  клеткам  и  рубри¬
кам  черной  книги.  Как  и  «Дело  о...»,  сошедшее  с  круга,
оно  повторяет  тот  же  уголовный  сюжет.  Это  и  есть  «Де¬
ло  о...»,  только  кража  теперь  уже  носит  другое  имя  —
это  захват,  а  на  обложке  его  цвета  пшеничной  соломы  —
все  обложки  5-го  стола  такого  цвета  —  нет  знака  по¬
лицейщины.  Дело  по  жалобе  Брискера  стало  граждан¬
ским.
 Теперь  я  знаю:  кража  была,  и  Ленин,  по-видимому,
говорил  о  ней  в  своем  слове.
 Брпскер,  строитель  по  образованию  и  опыту,  что-то
делал  в  Томске  «по  возведению  императорского  универси¬
тета».  Штришок  этот  открылся  здесь,  в  Куйбышеве.
Всплыли  новые  имена.  Дело  на  Волге  Брискер  поручил
перед  отъездом  рядчику  Ракнтину,*  несостоявшимся  поку¬
пателем  лесных  товаров  был  купец  Челышев.  Считалось,
что  Ракнтнн  получит  деньги  с  купца  и  выдаст  рабочим
жалованье.
 Что-то  прибавит  ко  всему  этому  третье  дело?  Бесцен¬
ную  рукопись  Ильича?  «Учеты  г-па  рядчика»  о  масшта¬
бах  покражи?  Жалобы  рабочих  на  вора?
 Читальный  зал  Госархива.
 —  Должна  вас  разочаровать.—  Девушка  ь  халате  во¬
рошит  стопку  бумаг  и  протягивает  мне  через  стол  мою  же
заявку.—  Ваша  просьба  неисполнима.
 —  Мне  что-нибудь  померещилось  в  реестре?
 —  Нет,  конечно.  Вы  просто  забыли...  Вы  требуете  дело
 182

по  царскому  номеру.  Не  по  нашей  описи,  а  по  реестру
девяносто  третьего  года.  Дела  этого  нет.
 Саратов.
 Задача  в  Саратове  предельно  ясна  —  найти.
 а)  апелляционное  дело  Саратовской  губернской  пала¬
ты  по  гражданскому  департаменту  с  решением  от  17  нюня
1892  года;
 б)  апелляционное  дело  тон  же  палаты  и  того  же  де¬
партамента  с  решением  от  19  мая  1893  года.
 Читатель  знает,  что  апелляционное  дело  «а»  (с  реше¬
нием  от  17  июня)  вышло  из  синего,  это  есть  тень,  а  сле¬
довательно,  и  последняя  возможность  составить  представ¬
ление  об  утраченных  ценностях.  В  папке  апелляционного
дела  «а»  возможны  уникальные  страницы  —  возражения
на  жалобу,  вышедшие  из-под  пера  Ульянова.
 Апелляционное  дело  «б»  (с  решением  от  19  мая)  воз¬
никло  из  белого  дела,  рассказ  о  котором  автор  прерзал
па  проигрыше  спора  Ульяновым  п  Клемепнем.  В  после¬
дующем  этот  проигрыш  (в  Самаре)  стал  выигрышем
(в  Петербурге  и  Саратове).  Решила  жалоба,  составлен¬
ная  и  по  чанная  проигравшей  стороной.  Место,  предука¬
занное  ей  артикулом  русского  права  —  апелляционное
дело  «б».  Таким  образом,  и  дело  <-б»  обещает  ленинский
уникум,  только  теперь  уже  не  предположительный,  а  не¬
избежный,  при  условии,  конечно,  если  папка  «б»  лежпг
на  своем  месте.
 Случайно  обнаруженная  в  бумагах  обширная  ведо¬
мость  «О  движении  дел  по  округам  Саратовской  судеб¬
ной  палаты  за  1893  год»  утверждала,  что  за  указанный
год  в  Госархиве  могло  быть  304  дела  по  апелляционным
и  частным  жалобам.  В  описях  же  стояло  126.  А  на  стел¬
лажах  хранилища?  Десятки.
 Обдутое  на  ветру  осеннее  дерево  напоминали  и  фонды
92-го  года.
 На  полях  описей  то  и  дело  разбойничала  коротенькая
ремарка:  «Уничтожено».  Про  себя  я  называл  ее  трагиче¬
ской  и  боялся.  И  не  зря.
 На  листке  41  под  номером  370  инвентарной  описи  я  на¬
шел;
 183

«Дело  по  апелляционной'  жалобе  купца  Александра
Константинова  на  решение  Саратовского  окружного  суда
от  28  февраля  1892  года  по  иску  его  к  дворянину  Шим-
ковичу  и  купцу  Брискеру  о  представлении  отчета.  Цена
иска  12  317  р.  58  к.
 11  /V—  17/VI.92  г.».
 И  на  этом  же  листе  потерял:  «Уничтожено».
 Уточняющие  сведения  предлагал  служебный  ком¬
ментарий: 	«По  отборочному  списку,  утвержденному
 ЭПКАО  —  протокол  №  17  от  14/VI.  61  г.,—  списаны  в  ма¬
кулатуру  дела  №№359—381»113.
 Я  опоздал  на  несколько  лет.  Решение  от  17  июня
(«17/VI.  92  г.»  в  процитированной  записи),  подвергнутое
Лениным  двухдневной  осаде  в  зале  суда,  а  затем  и  от¬
мененное  Петербургом  по  его  (и  Клеменца)  жалобе,  те¬
перь  уже  никто  не  прочтет.  Когда-то  его  копия  была
приторочена  к  бумагам  дела,  что  хранится  в  Централь¬
ном  партийном  архиве,  но  еще  в  прошлом  веке  частный
поверенный  Михайлов,  фехтовавший  этим  решением,  как
безотказным  и  верным  оружием,  забрал  копию  обратно.
 А  уникальные  ленинские  страницы?
 Нет!  На  архивной  полке  пустовало  и  место  апелляци¬
онного  дела  «б».
 Я  не  нашел  и  его.
 Вентцель  говорила:  «Купец  украл,  купец  продал  и
купец  же  потребовал  с  хозяина  плату  за  лес».  И  спра¬
шивала:  «Парадокс?»  Теперь  я  утверждаю:  не  парадокс.
Так  было  в  действительности.  Утверждаю  и  воспроиз¬
вожу,  пытаюсь  воспроизвести  речь  Ленина.
 В  ней  не  все  еще  открыто,  в  этой  речи.
 Я  не  знаю  всей  толщи  фактов,  всего  пласта,  первых
толчков  конфликта,  не  вижу  в  полный  рост  обличаемого
Лениным  зла.
 Придст  ли  все  это?  Сыщется  ли?
 Из  Саратова  я  увезу  совет  осторожного  в  выводах,
чуть  скептического  и  увлекающегося  эрудита.  В  старом
праве  он  «как  в  доме  собственном...».
 —  Ищите  четвертое  дело,—  требовал  он.—  Честное
слово,  оно  есть!..  При  царе,  как  знаете,  сторона,  выиграв¬
шая  процесс,  возбуждала,  неизбежно  возбуждала  новое
дело  о  возмещении  проигравшей  стороной  судебных1  из¬
 184

держек.  Судебных  —  и  за  ведение  дела:  такой  была  обще¬
принятая  формулировка.  Так  вот,  19  мая  палата  удовлет¬
воряет  жалобу  Ульянова  и  его  коллеги  по  белому  делу,
как  вы  называете  его,  а  к  началу  сентября  Ильич  уже
в  рабочем  Питере.  Вот  и  ищите.  От  и  до...  Предсказываю:
в  деле,  которое  вы  найдете,  речи  Ленина  не  будет.  Не
будет.  Неспешные  судьи  Самары  не  могли  решить  дела
до  его  отъезда.  А  вот  исковое  прошение,  составленное  нм,
вы  обязательно  получите.  Почему?  Потому  что  на  поло¬
жении  помощника  Хардина  он  был  обязан  написать  его
сам.  Ведь  это  продолжало  выигранное  им  дело.  Повто¬
ряю:  о-бя-заи...
 В  дороге.
 Что  же  доказывает  практическую  возможность  су¬
ществования  еще  одного  —  четвертого  —  дела  в  этой
серии?
 Юридическая  формула.
 Приходит  мысль  посидеть  над  выписками,  поразмыш¬
лять  и  вслед  за  Ульяновым  и  его  коллегой  пройти  пора¬
жение  в  Самаре,  выигрыш  в  Петербурге  и  Саратове.
 В  купе  у  столика  развертываю  тетрадь,  отыскиваю
нужную  страничку,  слова:  «Протокол  судебного  заседа¬
ния  Самарского  окружного  суда  от  10  марта  1893  года».
 Читаю:
 «Председательствующий,  открыв  судебное  заседание,
объявил,  что  суд  приступит  к  слушанью  дела  Александ¬
ра  Константинова  с  Алексеем  Шимковичем  и  Лейбой
Брискером  по  вопросу  о  принятии  апелляционной  жа¬
лобы»114.
 Вижу  это  мартовское  утро,  портрет  в  бозе  почившего
императора  за  фигурами  судей,  поднявшихся  со  своих
мест  для  церемонии  оглашения  резюме,  белый  лист  в  пух¬
лых  маленьких  ручках  надворного  советника  Мейера,
слышу  его  голос:
 —  Апелляционная  жалоба  поверенных  Шимковнча  и
Брискера  поступила  в  суд  с  соблюдением  установленных
на  сей  предмет  правил,  а  потому  принять  ее  к  производ¬
ству  и  дать  ей  дальнейшее  движение.
 Картина  суда  сменяется  картиной  судейского  разъ¬
езда.  На  выходе  из  зала  Мейер  доверительно  трогает  за
локоть  одного  из  членов  присутствия.
 185

—  Вот  так-то-с,  Леонид  Осипович,—  говорит  он  воз¬
бужденно.—  Читаешь,  и  тебя  бьет  святая  дрожь...  Нет,
нет,  этот  преуспевающий  Ульянов  попросту  несносен.
Просить  в  жалобе,  чтобы  палата  сама  себя  высекла?  От-
менила  бы  то,  что  сама  же  провозгласила  и  предписала?
Сегодня  светило  кружит  с  востока  на  запад,  завтра  с  за¬
пада  на  восток.  Предерзостно  и  легкомысленно!
 Владимир  Ильич  видел,  конечно,  что  убедить  Саратов
невозможно.  Его  надо  победить.  II  путь  к  этой  победе
один,  без  выбора  —  через  высший  суд  России.  Самарское
решение  пронзводио,  это  —  отзвук,  эхо  саратовского,  по¬
становленного  в  другое  время,  по  другому  делу.  Надо
сдвинуть  это  другое  с  архивной  полки.  Обжалование
самарского  решения  в  Саратоз  должно  быть  дополнено
обжалованием  саратовского  —  в  Петербург.  II  если  на
Неве  отменят  выводы  Саратова,  тогда  и  вытекающее  из
них  решение  Самары  —  карточный  домик  Мейера  —  рух¬
нет  само  по  себе.
 Проигравшие  спор  —  Ульянов  и  его  коллега  Клемсиц
стучатся  в  две  двери  одновременно.
 Два  дела  поднимаются  выше115.
 А  через  несколько  месяцев  Мейер  получает  возмож¬
ность  убедиться  в  то?.;,  что  саратовское  судебное  светило
кружит  не  только  с  востока  на  закал.  Правительствую¬
щий  сенат,  его  гражданский  кассаик  шкый  департамент
удовлетворяет  жалобу  Ульянова  и  Кломелца,  решение
отменяется,  н  укрощенный  Саратоз  решает  дело  в  пользу
кассаторов.
 «1893  года,  мая  19-го  дня,  по  указу  его  императорского
величества  Саратовская  судебная  палата  по  гражданско¬
му  департаменту,  в  публичном  заседали:!  рассмотрев  де¬
ло,  находит,  что  обжалованным  решением  Самарский
окружной  суд  удовлетворил  иск  Константинова,  основан¬
ный  на  решении  Саратовской  судебной  палаты  от  17  июня
1892  года...  Из  представленной  же  в  настоящем  заседа¬
нии  копии  резолюции  гражданского  кассационного  депар¬
тамента  Правительствующего  сената  видно,  что  решение
Саратовской  судебной  палаты  отменено,  вследствие  чего
иск  Константинова  не  может  подлежать  удовлетворению.
А  потому  и,  руководствуясь  статьями  772,  774  и  776  Уста¬
ва  гражданского  судопроизводства,  судебная  палата
определяет:
 186

в  иске  Константинову  отказать,  взыскав  с  него  в  поль¬
зу  ответчиков  Шпмковича  и  Брискера  судебные  издержки
и  вознаграждение  за  ведение  дела  в  обеих  инстанциях»110.
Судебные  издержки;  Вознаграждение!
 Тут  берет  начало  четвертое  дело,  четвертая  книга  су¬
дебной  повести  о  купце,  укравшем  «железную  дорогу».
Палата  не  называет  рублей  и  копеек,  это  сделает  ниже¬
стоящий  суд,  суд-приказчик.
 Сделает  или  сделал?
 Н  о  в  о  с  и  б  и  р  с  к.
 Из  местного  Госархпва  —  коротенькое  письмо:  «По
вашей  просьбе  Государственный  архив  Куйбышевской  об¬
ласти  выслал  два  дела  —  359  и  1310,  фонд  №  8,  Самар¬
ский  окружной  суд».
 Под  №  1310:  три  выстрела  из  револьвера  системы
Лефоте  в  доме  купца  Венецианова,  убийство  хозяином  ра¬
ботника—  история,  уже  известная  читателю.  Этот  сшив
я  попросил  для  справок.
 Под  №  359:  четвертое  дело.
 Да,  то  самое.  Предсказанное  в  Саратове117.
 Название  его  написано  без  обычного  для  казенного
письма  каллиграфического  шика,  рукой  уставшей,  по-
впдпмому  старческой,  и  не  совсем  полно:  о  взыскании
Лейбой  Брискером  и  Алексеем  Шнмковнчем  с  купца
Александра  Константинова  1397  р.  56  к.  судебных  и  за
ведение  дела  издержек.
 Тут,  на  папке,—  только  издержки.  Внутри  же  тома  —
сше  и  встречный  иск  Константинова.  Внутри  тома  Кон¬
стантинов  не  только  отражает  претензии  своих  «приказ¬
чиков»,  но  и  бьет.  Бьет  встречно.  Ищет.
 Это  уже  истец.
 Обвинитель.
 По  делу,  что  вел  Ульянов  на  стороне  Брискера,  Ми¬
хайлов  требовал  для  своего  доверителя  двенадцать  с  по¬
ловиной  тысяч,  им  же,  доверителем,  украденных.
 Чего  же  он  ищет  теперь?
 «Против  заявленного  иска  честь  имею  возразить».
 «Вместе  с  возражениями  представляю  встречный  иск».
 И  наконец:
 «Цену  встречного  иска  определяю...»
 Я  не  готов  к  тому,  что  вижу.  На  большом  листе  встреч-
 187

него  прошения,  как  и  прежде  на  другом  большом  листе
из  другого  —  белого  —  дела,  те  же  12  317  рублей,  или,
округленно,  двенадцать  с  половиной  тысяч.
 «Я  ищу  двенадцать  с  половиной  тысяч».
 Искал  прежде,  ищет  теперь.
 Ищет  после  того,  как  Правительствующий  сенат  от¬
казал  ему  именно  в  этом  иске?
 Быть  может,  судьи  ие  сразу  поняли,  что  новый  иск
Михайлова  —  это  старый  иск  Михайлова,  решенный  про¬
тив  него  на  всех  этажах  судебной  России?  И,  поняв,  оста¬
вили  его  без  рассмотрения?
 Нет,  встречное  прошение  рассмотрено  —  дело,  кстати,
слушалось  без  участия  Владимира  Ильича.  И  почти  в  по¬
ловинном  размере  удовлетворено.  Михайлов  отыгрывает
полцены  у  Правительствующего  сената.
 Тогда  не  объясняет  ли  этого  курьеза  авральная  кру-
товерть,  сверхспешка,  посещавшие  порой  и  тихие  болота
царских  судов?
 Не  объясняет.  Чиновники  вволюшку  натешили  себя
отложением  и  переносами  процесса.  Тощенькое  досье-
вкладыш,  подшитое  васильковой  ниткой  в  конце  тома  —
исполнительное  производство  судебного  пристава,  дати¬
ровано  28  января  1900  года  (!).  Суды  по  этому  делу  шли
семь  лет,  было  16  разборов  —  в  Самаре,  Уфе,  Тихвине,
Саратове.  Времени  у  судей  хватало.
 Может,  председателем  в  суде  оказался  кто-то  неос¬
ведомленный,  лицо  залетное,  новое?
 Нахожу  страничку  с  заглавной  частью  судебного  ре¬
шения:  Мейер.  Общая  продолжительность  тяжбы  —  по
всем  делам  этой  серии  —  десять  лет  (лесные  товары  Кон¬
стантинов  умыкнул  в  конце  1889  года),  и  все  эти  десять
лет  и  почти  во  всех  протоколах  и  решениях  —  Мейер,
Мейер  и  Мейер.  Титулярный,  надворный,  действитель¬
ный.
 Тогда  последнее,  что  можно  предположить:  Хардин,
выступавший  по  этой  бесконечной  тяжбе  до  и  после  Уль¬
янова,  не  доказал  кражи.
 Напротив!
 Я  говорю  «напротив»,  так  как  под  рукой  у  меня  дока¬
зательство  редкой  по  тем  временам  силы  —  жандармская
бумага,  составленная  по  требованию  Хардина:
 «1889  года,  декабря  1-го  дня,  я,  вахмистр  Уфа-Злато-
устовского  отделения  Самарского  жандармского  поли¬
 188

цейского  управления  железных  дорог  Андрей  Пожидаев,
по  приказанию  начальника  названного  отделения,  по  де¬
лу  перевозки  лесных  материалов  с  Ураковской  на  Софро-
новскую  ветку,  пригласил  для  осмотра  этих  лесных  ма¬
териалов,  находящихся  на  Софроновской  пристани,  по¬
нятых:  1.  Луку  Иопикеевича  Смирнова...  рядчика  от
агента  Уфа-Златоустовской  ж.  д.  по  заготовке  лесных
материалов;  2.  Ивана  Демидова  Уколова;  3.  Павла
Филиппова  Морозова,  по  которому  (осмотру.—  В.  Ш.)
оказалось:  на  запасном  пути  станции  Софроново  Уфа-
Златоустовской  железной  дороги...»
 Жандарм  в  чине  вахмистра  ставит  свой  протокол  на
солидной  основе  «незаинтересованного  представительст¬
ва».  Трое  в  овчппе.  п  четвертый  в  щегольской  борчатке
из  тонкого  сукна  обходят  с  фонарями  забитые  платфор¬
мами  и  снегом  станционные  пути.  Па  ватной  груди  вах¬
мистра—  по  тогдашнему  обыкновению—карандашик  на
цепочке.  Он  наводит  оконце  фонаря  на  штабеля  леса,
считает  вслух  штуки,  десятки  и  тут  же  заносит  сосчи¬
танное  в  кожаную  кишу.  Потом  в  пристанционную  ком¬
нату  жандармерии  вплывает,  сиявши  треух  еще  на  улице,
усиленно  улыбающийся  н  ко  всему  готовый  приказчик
Константинова.
 В  протоколе  по  этому  поводу  сказано  так:
 «Иван  Иванов  Девяткин,  из  мещан  города  Устюжны...
показал,  что,  получив  приказание  контрагента  Констан¬
тинова,  он  все  лесные  остатки  от  разработки  шпал  на  бе¬
регу  Уфы  и  деревин  Князевой,  и  впоследствии  сложенных
у  железнодорожной  ветки  станции  Ураково,  в  разное  вре¬
мя  погрузил  на  126  платформ  и  24,  25,  30  ноября  и  1  де¬
кабря  с.  г.  перевез  на  Софроновскую  ветку  гор.  Уфы»118.
 Дальнейшую  судьбу  126  платформ  краденого  леса
прослеживает  31-й  лист  дела.  Здесь,  в  частности,  утверж¬
дается,  что  Константинов  вывез  лесные  товары  в  степь
«и  там  распродал  по  весьма  выгодной  для  себя  цене».
 Любопытна  н  ценна  доказательственно  докладная
записка  Шимковича,  «почтительнейше»  представленная
им  в  свое  время  на  имя  агента  по  заготовке  Уфа-Злато¬
устовской  железной  дороги.  В  объединении  шпалопроиз-
водителей:  Брискер  —  Шимкович,  последнему  отводилась
тонко  рассчитанная  роль  троянского  коня.
 Цитирую:
 «В  прошлом,  1888,  году,  в  ноябре  месяце  компаньоны:
 189

самарский  1-й  гильдии  купец  А.  И.  Константинов  и
Я.  Д.  Слободчиков,  у  которых  я  до  того  времени  служил
(приказчиком.—  В.  Ill.),  предложили  мне  взять  у  них
подряд  на  поставку  шпал...  Сначала  я  отказался...  Но
г-н  Константинов  стал  уверять  меня,  что  убытка  в  этом
деле  не  должно  быть,  а  если  такозой  и  случится,  то  он
примет  мою  половину  па  себя...  Когда  шпальная  опера¬
ция  на  Ураковской  и  Софроновской  пристанях  нами  была
закончена  и  между  гг.  Константиновым,  Слободчиковым
и  моим  компаньоном  по  условию  Брискером  начались  не¬
доразумения,  то  гг.  Константинов  и  Слободчиков  уверили
меня  вторично,  что  эти  недоразумения  ие  касаются  меня
и  что  они  сохранят  мне  залог  и  перенздержанпые  мои
деньги,  всего  1015  рублей.  Кроме  сего,  г-н  Константинов
обещал  мне  сдать  участок  земли,  снятый  им  у  башкир
на  12  лет  ценою  по  15  копеек  за  десятину,  и  много  выгод¬
ных  дел  и  мест,  просивши  меня,  чтобы  я  беспрекословно
подписал  все  бумаги,  необходимые  будто  бы  для  пресе¬
чения  возможности  Брискеру  воспользоваться  лесным  ма¬
териалом  и  для  дальнейшего  процесса  с  ним.  Таким  об¬
разом  я  им  подписал  счета  на  лес  Ураковской  и  Софро¬
новской  пристаней,  количество  н  цепа  которому  стави¬
лись  произвольные...  они  вписали  (в  счета.—  В.  ZZ/.),
будто  бы  деньги  от  них  я  получил  сполна.  Это  все  дела¬
лось  по  советам  адвоката  (Михайлова.—  В.  Ш.)  и  дове¬
ренного  Дезяткппа,  которые,  надеюсь,  под  присягою  бу¬
дут  вынуждены  сказать  правду,  что  я  никаких  денег  не
получал,  а  подписал  все,  что  велели»119.
 Хардин  представил  суду  пачку  документов,  безуслов¬
но  удостоверявших  и  факт  кражи,  и  режиссерские  ухищ¬
рения  Константинова.  Более  того.  Он  «представил»  еще
и  целое  дело:  22  января  1899  года  цивильное  трио  окруж¬
ного  суда,  уступая  диктату  логики,  уважило  просьбу
Хардина,  объединив  решаемое  (четвертое)  дело  с  треть¬
им—  с  делом  по  5-му  столу  о  захвате  леса  Константи¬
новым,
 Два  дела  слились  в  одно.
 Все  было  теперь  на  стороне  Хардина  —  полнота  кар¬
тины,  факты  и  вещи,  их  порядок,  истина,  закон,  мнение
судебного  иерарха  России.  Против  был  только  Констан¬
тинов.  Константинов  и  его  сейфы,  его  связи.  Почетность,
 190

салотопка,  черноземы,  «сбоя»  икона,  «свой»  увеселитель¬
ный  пароход  па  Волге,  «свои»  цыгане,  «свой»  Михайлов.
II  второе  перевесило.  Хардин  проигрывает  победу  Улья¬
нова  по  белому  делу.  Захват  леса  объявляется  неустанов¬
ленным.
 Почему?
 Объяснение  от  общего:  сильный  всегда  прав.
 Объяснение  от  конкретного:
 а)  Мейер,  постановивший  «благодетельное»  резюме
в  пользу  Константинова,  отбыл  вскоре  в  вышестоящий
Саратов  на  больший  пост,  к  большему  пирогу,  и  в  числе
прочих  презентов  и  подношений,  сделанных  ему  по  этому
псЕоду,  увез  с  собой  уникальную  икону  Александра  Нев¬
ского—  золото  в  окладе  красного  дерева  —  с  письмом
в  золотой  же  табакерке: 	«От 	навечно  признательного
 Константинова»;
 б)  в  беседах  с  Я.  Л.  Тейтелем  Мейер  «нередко  гово¬
рил,  как  тяжело  (то  ли  слово  поставлено  на  этом  ме¬
сте?  —  В.  Ш.)  ему  решать  иные  дела,  зная,  что  справед¬
ливость  не  на  стороне  выигравшего  процесс»120.
 Четвертое  дело  старше  меня  и  моего  города.  Путе¬
шествие  с  Волги  на  Обь  —  это  его  первое  путешествие.
Три  четверти  века  оно  лежало  недвижимо.  Оно  одето
дымкой  романтики,  загадочно  и  щедро.  Проигрыш  Хар-
дииым  победы  своего  помощника  и  тут  же  —  собственный
его  триумф.  В  деле  есть  и  это.  Даже  триумф.  Хардин
одерживает  Еерх  в  полемике  за  истины,  которые  в  1893  го¬
ду  зашищал  его  помощник.
 Тогда,  в  девяносто  третьем,  Ульянов  находил  бездо¬
казательным  самый  факт  получения  Брискером  и  Шим-
ковпчем  шестидесяти  трех  тысяч  от  Константинова.
 Теперь,  в  девяносто  девятом,  даже  при  отказе  суда
признать  установленной  (действительно  установленную)
кражу  лесных  товаров,  трио  Мейера  не  отважилось  ста¬
вить  свои  опоры  па  зыбкой  михайловской  цифре,  умень¬
шило  ее  и  таким  образом  шесть  лет  спустя  признало  и
провозгласило  именем  императора  свое  поражение  в  спо¬
ре  с  Ульяновым.
 Тогда,  в  девяносто  третьем,  Михайлов  лез  в  досье,  и  на
зеленое  официальное  сукно  судейского  стола  ложились
платежные  ярлыки  —  счета  на  работы,  будто  бы  выпол¬
 191

ненные  мастеровыми  Брискера  и  Шимковича  и  оплачен¬
ные  плательщиками  Константинова.  Но  странно.  Имен
Брискера  и  Шимковича  на  ярлыках  не  было.  На  ярлыках
были  другие  имена.  Отчетливо  видится  Ульянов  —  весь
в  порыве.  Ведь  ложь  его  оппонента  не  просто  безмерна,
она  еще  и  кокетлива  —  сначала  рабочих  гонят  от  касс
Константинова  (по  условиям  деньги  платил  он),  потом
чужими  платежами  доказывают  их  полное  удовлетворе¬
ние.
 В  девяносто  третьем  об  ярлыках  и  решении  суда  ие
было  ни  слова.
 Сейчас  в  девяносто  девятом,  после  победы  Владимира
Ильича  в  Правительствующем  сенате  умолчать  об  ухищ¬
рениях  Михайлова  было  невозможно.  И  на  этот  раз
судьи  провозглашают  свое  поражение  в  споре  с  Ульяно¬
вым.
 И  вот  какими  словами:
 «По  обсуждении  значения  сих  ярлыков  в  качестве  до¬
казательств  по  сему  делу  Судебная  палата  (цитируется
апелляционное  решение  Саратовской  судебной  палаты
от  17—18  ноября  1899  года.—  В.  Ш.)  со  своей  стороны
находит,  что  хотя  при  допросе  свидетель  Швецов  дейст¬
вительно  подтвердил,  что  он  «кассировал  от  Константи¬
нова  и  принимал  от  Брискера  и  Шимковича  ярлыки,  по
которым  рассчитывался  с  рабочими  за  пилку  леса  и
проч.»,  но  таких  ярлыков  за  подписью  Брискера  и  Шим¬
ковича  истец  не  представил,  а  им  представлены  ярлыки
за  подписью  других  лиц,  именуемых  апеллятором  (Ми¬
хайловым.—  В.  Ш.)  служащими  ответчиков,  но  действи¬
тельно  ли  эти  лица  были  служащими  ответчиков,  а  не
самого  истца  (выделено  мною.—  В.  ZZ/.),  этого  обязатель¬
ства  апеллятор  ничем  не  установил»121.
 Материалов  стало  больше.
 Но  вот  предсказанного  в  Саратове  ленинского  авто¬
графа  не  нашлось.  Исковое  прошение  об  издержках  на¬
писано  не  его  рукой.
 А  подписано?
 Хардиным  и  Клеменцем.
 Тогда  кто  же  его  составил?  Тот,  кто  написал?
 В  публикации  1925  года,  скромно  озаглавленной  «Не¬
которые  указания  для  исследования  биографии  тов.  Ле-
 192

пипа  в  период  бытности  его  ном.  присяжного  поверенно¬
го»,  Н.  Самойлов  высказывал  убеждение  в  том,  что  вес
процессуальные  бумаги  Хардина-  за  его  подписью  —
«должны  быть  паппеапы  (машинок  тогда  по  было)  ру¬
кой  его  секретаря  11.  С.  Швобс»12-.
 Все  процессуальные  бумаги  Хардина,  которые  мне  до¬
велось  встречать  в  папках  прошлого,  в  том  числе  и  две
доверенности  Владимира  Ильича  (по  белому  делу  и  по
делу  Мороченкова  с  Палалеевым)  —это  одно  и  то  же
старое  письмо,  старая  каллиграфия,  не  изменяющаяся
с  годами  и  весьма  характерная.  Тем  же  почерком  напи¬
сано  н  исковое  прошение  об  издержках.
 Следовательно:  а)  документ  переписан  с  оригинала
письмоводителем  Хардина,  б)  автор  оригинала  не  Кле-
менц,  вероятнее  всего  не  Кломеиц  (у  пего  был  свой  пись¬
моводитель).
 Тогда  Хардин?
 Ульянов?
 Либо  тот,  либо  другой.
 Последнее  так  же  возможно,  как,  впрочем,  возможно
и  первое.
 «В  описываемое  время  существовала  традиция,  —  ут¬
верждал  Н.  Самойлов,  —  что  в  апелляционную  инстан¬
цию  по  делам  помощника  подписывал  жалобу  или  объ¬
яснение  па  нее  —  его  патрон,  хотя,  конечно,  жалоба  или
объяснение  на  нее  составлялись  помощниками».
 Традиция,  о  которой  здесь  сказано,  не  была,  надо  ду¬
мать,  строго  локальной  и  касалась  не  только  бумаг,  шед¬
ших  в  апелляционные  суды  России.  Ульянов  мог  соста¬
вить  исковое  прошение  об  издержках,  поступившее
в  3-й  стол  гражданского  отделения  за  подписью  его  пат¬
рона.  К  этому  его  обязывало  положение  помощника,  во-
первых,  и  положение  адвоката,  выигравшего  процесс,  во-
вторых.  Взыскание  издержек  —  следствие  его  победы.
Развитие  его  победы.  И  вознаграждение.  И  наконец,
казнь  зла:  издержки  перекладываются  на  бесчестнейше¬
го  буржуа,  на  лицо  действительно  виновное.
 Новое  дело  расписано  по  книгам  4  августа  1893  года.
Ленин  тогда  еще  жил  на  Самарщине123.  И  следовательно,
мог  составить  прошение.
 Еще  одно  извлечение  из  работы  Н.  Самойло¬
ва:  «...знаток  стиля  В.  И.  Ленина,  конечно,  и  среди  них
(документов,  подписанных  Хардиным.—  В.  111.)  отли¬
 7  Заказ  15G4
 193

чит  те,  авторство  которых  принадлежит  не  Хардину,
а  ему».
 Конечно  же,  знатоки  скажут  со  временем  свое  компе¬
тентнее  «да»  или  «нет»,  истина  об  авторе  прошения
прибьется  к  определенному  берегу,  исследователи  най¬
дут  новый  путь  поиска.
 А  пока...  Пока  я  повторяю  про  себя  никогда  не  слы¬
шанное—  речь  Ленина,  порой  тянусь  за  чистым  листом  и,
увы,  оставляю  его  нетронутым.  Подобно  мысленному  зву¬
чанию  неустоявшейся  мелодии,  слова  неуловимы,  речь
не  ложится  на  бумагу.
 4
 Молодежный  клуб  «Эврика»  в  Новосибирске.
 Две  минуты  до  начала  моего  рассказа  о  Ленине,  два
шага  до  микрофона.  «Об  адвокате,  не  проигравшем  ни
одного  дела»  —  так  определили  тему  хозяева  клуба.
 Начинаю  с  опровержения:
 —  Должен,  к  сожалению,  поспорить  с  такой  катего¬
рической  формулировкой.  Помощник  присяжного  пове¬
ренного  Ульянов  выиграл  не  все  свои  защиты.  18  ноября
1892  года,  вопреки  безупречно  аргументированному
убеждению  молодого  адвоката,  судьи  заключили  в  тюрь¬
му  честнейшего  кузнеца-труженика,  обвинив  его  в  краже,
которой  практически  не  было.  Казначейский  билет  сто¬
рублевого  достоинства,  будто  бы  украденный  кузнецом
у  торговца  квашеной  капустой,  был  собственностью  ие
торговца  квашеной  капустой,  а  самого  кузнеца.  Человека
осудили  за  кражу  у  самого  себя.'Через  два  месяца,  и  сно¬
ва  вопреки  безупречно  аргументированному  мнению
Ульянова,  суд  удовлетворил  разбойничий  иск  купца-пог-
рошителя.  Украв  с  чужого  плотбища  сто  двадцать  шесть
платформ  леса,  купец  этот  неожиданно  потребовал  через
суд,  чтобы  тот,  у  кого  он  украл,  уплатил  бы  ему  столько,
на  сколько  он  украл.  Суд  удовлетворил  это  требование.
Вор  стал  потерпевшим.
 В  глубине  зала  кто-то  поднимает  руку.
 —  Простите,—  и  чуть  помедлив:  —  Ленин  подавал
жалобы  на  эти  решения?
 Нотки  нетерпеливого  юношеского  любопытства.  И  че¬
го-то  еще.  Кажется,  я  понимаю  эти  чувства:  Ленин  не
мог  остановиться  на  поражении,  поражение  и  Ленин  —
словосочетание  слишком  невероятное,  немыслимее.
 194

Отвечаю  утвердительно.
 Два  дела  с  жалобами  поднялись  па  верхнюю  лесенку
судебной  иерархии  —  в  Правительствующий  сенат.  Реше¬
ния  пали.  Колокольчик  пристава  еще  однажды  призвал
Самарский  окружной  суд  на  дело  кузпеца-труженпка.
Ульянов  по  второй  раз  требует  оправдания.  Вереница  из
двенадцати  мундиров,  сюртуков,  поддевок  приносит  из
совещательной:  «Нет.  не  виновен».
 Кузнец  снимает  халат  арестанта.  Свобода!
 Добивается  победы  Ульянов  и  по  второму  делу.  Куп¬
цу  отказывают  в  у  швлотворенин.
 Из  зала  —  записка.
 —  Вот  тут  спрашивают,  —  показываю  записку,—
«Ленин  два  раза  настаивал  па  справедливости,  и  сенат
оба  раза  покорялся  ему.  Легко  ли  давался  такой  успех?»
Судите  сами.  Из  Самары  в  Петербург  ушло  за  правдой
тридцать  одно  дело,  и  лишь  одно  из  них,  одно  за  год,  де¬
ло  по  обвинению  кузнеца  Красноселова,  вернулось  с  по¬
бедой  адвоката.  Мы  знаем  имя  этого  адвоката.  Осталь¬
ные  тридцать  жалоб  были  отклонены.  Пли  вот  другое.
Сенат,  прижатый  к  стене  собственными  прецедентами,
неотразимо  прозвучавшими  со  страниц  жалобы  Ульяно¬
ва  и  Клемениа,  отменяет  несправедливое  решение  в  поль¬
зу  купца  Константинова.  Происходит  это  19  марта
1893  года.
 У  гардероба  меня  останавливает  молодой  человек  в  бе¬
лом  толстом  ном  свитере,  в  куртке  и  мокасинах.  Представ¬
ляясь,  называет  свое  имя,  свой  дом  —  знаменитый  горо¬
док  нефтяного  Севера  —  и  объясняет:
 —  Жду  вас  ради  одного  признания.  Я  коротко,  если
позволите...  Вы,  очевидно,  заметили,  что  после  ваших
слов:  «Я  капитулирую  перед  идеей  домыслить  и  воспро¬
извести  речь  Ленина  против  купца»,  —  вы  стали  одиноки.
Аудитория  не  приняла  вашей  капитуляции.
 —  Всякий  опыт  в  этом  направлении—слишком  сво¬
бодная  гипотеза.
 —  Так  и  назовите.  Пусть  все  знают,  что  это  гипотеза,
и  даже  слишком  свободная.
 —  В  судебном  протоколе  нет  ленинского  «я».  Об
этом,  как  помните,  я  говорил  подробно.  Запись  общая
для  двух  ораторов.  Это  и  Ленин,  и  ие  Ленин.
 195

—  Я  не  все  понимаю...  Но  вот  представим  на  миг,  что
коллега  Владимира  Ильича  стал  для  вас  человеком  без
загадок.  Вы  безошибочно  знаете,  какие  дела  ему  по  ду¬
ше,  его  позиции  в  совместных  защитах.  Очевидно,  можно
допустить  тогда...
 —  Что  же  именно?  —  Ветер  с  этой  стороны  дул  на  ме¬
ня  впервые,  в  какой-то  мере  я  был  настроен  подобно  мо¬
ему  собеседнику  п  потому  ставил  вопросы  практически
самому  себе:  —  Ведь  мы  не  знаем  даже,  кто  говорил
первым.
 —  Ленин,  конечно.
 Дней  через  пять  я  получил  письмо.  Писала  одна  моя
слушательница.  Она  тоже  обвиняла  меня  в  слишком  по¬
спешной  капитуляции:  «Напишите.  Обязательно  напиши¬
те  сцену  обличения  Лениным  богатея.  Сражение  за  куз¬
неца  у  вас  есть,  будет  еще  сражение  против  богатея».
 Будет  ли?
 Не  будет.
 Предвзято  сокращенная  общая  запись  речей  Ульянова
и  Клеменца  неделима.
 Так  я  думал.
 Но  вот  случай  приоткрыл  уголок  завесы.  Выяснилось,
что  между  Константиновым  и  его  контрагентами  суще¬
ствовало  не  одно  судебное  дело,  а  целых  пять.  Пять  дел
об  одном  и  том  же!124  Потом  с  Волги  на  Обь  совершает
свое  первое  путешествие  вновь  найденная  папка-дело  из
этой  серии,  возникшее  в  Самаре  при  Ленине,  4  августа
1893  года,  и  там  же  законченное  в  канун  двадцатого  ве¬
ка,  а  чуть  позже  почта  доставляет  из  Ленинграда  три  ши¬
рокоформатных  листа-фотокопии  трех  страниц  сенатско¬
го  решения125.
 Общая  запись,  а  с  нею  и  позиция  Ульянова  и  Клемен¬
ца  получают  разностороннее  истолкование.
 Прежде  перечитывая  в  этой  записи  утверждение  Уль¬
янова  и  Клеменца  о  том,  что  невозможно  «перейти  к
оценке  доказательств  ранее  решения  вопроса  —  при¬
казчики  или  подрядчики  были  Брискер  и  Шимкович»,
я  всякий  раз  спрашивал  себя:  а  как  же  сами  они  реша¬
ли  этот  вопрос,  и  раз  за  разом  убеждался,  что  в  бума¬
гах  суда  нет  не  только  ответа,  но  и  повода  для  до¬
гадки126.
 196

Ленинградские  листы  в  глянце  клали  конец  всякой
недосказанности.  По  букве  сенатского  решения  Ульянов
и  его  коллега  не  считали  контрагентов  Константинова
приказчиками,  хотя  оба  они  —  и  Брпскср,  и  Шимковнч  —
делали  ему  шпалы  его  же  Оеньгами,  а  второй,  кроме  то¬
го,  п  сам  числил  себя  приказчиком  и  с  довольным,  почти
гордым  видом  носил  «хозяинов  презент»  —  суконный  кар¬
туз,  окантованный  серебром,  с  литыми  инициалами  Кон¬
стантинова  на  месте  кокарды.
 Строка-ремарка  из  протокола  наполняется  содержа¬
нием  и  смыслом.
 Живое  выражение  приобретают  постепенно  сюжет
процесса  и  образы  его  участников.
 Снова  Куйбышев.
 Красноармейская.
 Два  пасмурно  глядящих  на  мир  старосамарских  дома.
Калитка.  Обхожу  со  двора  левый  дом  и  по  железной
лестнице,  виртуозно  склепанной  из  спаренных  прутьев,
поднимаюсь  к  давно  некрашенной  чердачной  двери.  За¬
пах  домового  грибка,  бумаги,  земли.  Под  ногами  обрывок
«Самарской  газеты»  с  объявлением:  «Магазин  каменных,
золотых  и  серебряных  вещей  Блинова»,  лазоревая  стра¬
ничка  из  томика  коммерческой  рекламы:  пароход,  мягкая
линия  Жигулей.
 Еще  недавно  здесь  дремал  бесценный  клад  —  личный
архив  присяжного  поверенного  Г.  А.  Клеменца  (184G—
1932).  В  хранилище  архивистов  перекочевали  отсюда  за¬
щитительные  досье,  дубликаты  гражданских  дел,  теле¬
граммы  клиентов  адвоката,  дневники  матери,  письма,
и  среди  них  «минусинская  почта»  брата  Клеменца  —
Дмитрия,  революционного  народника,  одного  из  основа¬
телей  тайной  организации  «Земля  и  воля»,  писателя,
этнографа,  археолога.  В  воспоминаниях  об  Ильиче,  на¬
писанных  Г.  А.  Клеменцем  в  1924  году  по  просьбе  Самар¬
ского  истпарта  («Коммуна»,  23  апреля),  нет  почему-то
ни  слова  о  деле  с  купцом  Константиновым,  но  вот  ко¬
ротенький  диалог,  состоявшийся  у  него  с  Лениным  во
время  завтрака  в  ресторане  Корнилова  (в  двух  шагах  от
окружного  суда),  автор  воспроизводит  достаточно  выра¬
зительно,  вспоминая  при  этом,  что  тогдашний  их  раз¬
говор  не  был,  кажется,  беседой,  а  скорее  —  рядом  быст¬
рых  и  участливых  вопросов  Ульянова  о  брате  Г.  А.  Кле-
 197

менца,  отбывавшем  тогда  ссылку  в  Сибири.  Автор  ут¬
верждает  далее,  что  уже  вскоре  Ульянов  заходит  к  нему
«как-то  вечером»,  правда,  в  его  отсутствие.
 В  веке  минувшем  дом  слева  и  дом  справа  связывало
общее  владение:  оба  они  принадлежали  Г.  А.  Клеменду.
 Сюда  приходил  Ленин.
 Через  вот  эту  парадную  дверь...
 Ради  чего?
 На  лазоревой  страничке  —  «Статья  182-я  Уложения»,
а  чуть  ниже  и  справа  —  длиннейшая  очередь  трудночи¬
таемых  инфр.  Статья  и  длинный  номер  —  это  уведомле¬
ние  адвоката  о  дне  судебного  процесса.  Вечером  я  лис¬
таю  папку  с  материалами  на  хмещанку  Демишеву  и  ее
мать,  которые,  как  утверждали  власти,  «побуждаемые
догмой  раскольничьей  веры,  поносили  пречистые  обра¬
зы».  Защищавший  их  присяжный  поверенный  Клемепц
равнодушен,  если  ие  сказать  —  бездеятелен.  Он  не  реша¬
ется  подавать  выше,  п  несправедливый  приговор  приоб¬
ретает  силу  необратимого  факта.  Приносят  новые  дела,
и  та  же  картина:  адвокат,  деливший  с  Ульяновым  «по¬
зицию  ответа»  в  судебном  споре  с  купцом-потрошителем,
чаще  отступал.
 И  не  очень-то  был  требователен  в  выборе  клиентуры.
 В. 	Н.  Арнольд,  инженер  Средневолжского  станко¬
строительного  завода,  историк-исследователь,  обнару¬
жил  как-то  в  архиве  Клеменца  довольно  любопытный
документ  с  ленинским  адресом  на  обороте.  Это  была  ви¬
зитная  карточка  местного  промыщленника  Ясенкова.  Се¬
роватый  прямоугольник,  площадью  едва  ли  большей,
чем  две  спичечные  коробки,  ободок  сдержанной  синевы,
«Лука  Никитич  Ясенков»  на  титуле  и  вот  это  неграмот¬
ное  купеческое  рукоделье  на  изнанке:  «угол  почтовай
и  Сакольничьей  улитцы  домъ  рытикова».
 Что  бы  это  могло  значить?
 Исследователь  предположил: 	Ясенков 	приходил
 к  Ульянову  за  помощью  и
 а)  либо  не  застал  его  дома,
 б)  либо  застал,  но  получил  отказ  и  отправился  к  Кле-
мениу.
 Более  вероятна,  по-видимому,  вторая  часть  альтерна¬
тивы.
 В  то  же  приблизительно  время,  в  предосенье  1892  го¬
да,  в  шикарном  фаэтоне,  запряженном  парой  соловых,
 198

с  ямщиком  в  тирольской  шапочке,  наведался  как-то  на
Сокольничью  хлебный  туз  старой  Самары  Ф.  Красиков.
Он  просил  Ульяноза  защитить  его  з  суде  от  «мужицкой
жалобы».  Ульянов  принял  купца  подчеркнуто  холодно
и  отказал.  «Черт  знает  что!—возмущался  Красиков.—
Сесть  даже  не  пригласил!»
 Так  же,  надо  думать,  закончился  и  визит  Ясенкова.
 Ульянов  отказал,  Клеменц  принял  поручение...127
 Позже,  штудируя  зсплывшее  в  бумажной  реке  личное
дело  Клеменца,  я  получил  возможность  прибавить
к  портрету  поверенного  несколько  новых  штришков128
и  теперь,  спрашивая  себя,  мог  ли  он  встать  впереди  Улья¬
нова  на  положение  лидера  их  общего  столика,  отвечал
не  столь  отвлеченно,  как  поначалу.
 Л  вот  общая  запись  так  п  оставалась  общей.
 Читальный  зал  Центрального  партийного  архива.
 Листая  за  столом  томик  в  белом  бристоле,  я  ничего
не  ищу.  Все  чптано-перечитано.
 Но  вот  большая  страница,  сумбурно  и  неразборчиво
исписанная  графитным  карандашом,  не  кажется  знако¬
мой.  Она  вложена  после  щегольской  тетради  пристава
с  бумагами  об  исполнении  решения.  Что-то  вроде  эпило¬
га  архивистов,  с  их  кропотливыми  отметками  и  справ¬
ками.
 Машинально  переворачиваю  страницу.  На  обороте  по
чистому  белому  полю  одиноким  крошечным  парусом  —
фиолетовый  штампик:  «ИМЭЛ  №  44772  к.  л.  44».  Лист,
как  и  торопливый  неразборчивый  карандаш  —  ценность
института.  Это  не  послесловное  дополнение  архивистов.
 Вооружаюсь  лупой.
 Крупнея  под  стеклянным  кругом,  расступаются,  плы¬
вут  уже  понятные  в  своем  общем  значении  слова:
 «Коист.  (Михайлов)  №  1269  —  Я  поддерживало]  иско¬
вые  требования].  Ответчики  должны  Константинову]  —
документом  служит  решение  Палаты...  По  закону  и  разъ¬
яснениям  Сената,  если  приказчик  не  дает  отчета,  то  хозя¬
ин  м[ожет]  требовать  от  него  всю  сумму...
 Брискер  (пом.  пр.  пов.  Ульянов).  Истец,  разъяснив,
что  (неразборчивые  слова.—  3.  Ш.)  12  т.  р.,  чтобы  дока¬
зать  его  (иск,  надо  думать.—  В.  Ш.),  нужно  доказать
израсход  (неразборчивые  слова.—  В.  Ш.)  у  Бискера.
 199

Отрицая  это  получение,  я  не  нахожу  доказательств  в  из¬
расходовании  у  Брискера  63  т.  В  решении  Палаты  этого
не  признано  —  она  устранила  вопрос  о  сумме  получений,
она  не  решала  (сколько)  ответчики  получили  от  Конст.
(реш.  Палаты).  Весь  вопрос  в  квалификации  договора.
Решение  Палаты  есть  только  преюдиционирование.  Ис¬
тец  не  (неразборчивое  слово.—  В.  Ш.)  м[ожет]  освобож¬
даться]  от  представления  доказательств  иска,  что  у  от¬
ветчиков  находятся  12  т.  р.—  Я  этот  факт  отрицаю.
 Клеменц  от  (Шимковича).  Я  присоединяюсь  к  Улья¬
нову  и  добавляю...»129
 Черновая  летопись  процесса!
 Первым  над  столиком  ответа  поднимался  Ульянов.
Его  речь  и  речь  Клеменца  —  две  обособленные  записи.
Целое  «распалось»  на  слагаемые.
 Кто  же,  однако,  записал  это?  И  когда?  И  почему  этот
черновой  протокол  именно  тут,  за  бумагами  судебного
пристава?
 Не  сразу  выясняется,  что  этот  большой  лист  —  в  неж¬
нейшую  линейку  со  словами  «Брискер  (пом.  пр.  пов.
Ульянов)»  —  исковое  прошение  частного  поверенного
Михайлова,  второй  его  лист.  Первый  —  начало  томика:
«Цену  иска  определяю  в  двенадцать  с  половиной  тысяч
рублей»,  второй,  оставшийся  пустым  при  составлении
прошения,—  вот  здесь,  у  околицы  дела.  Все  остальные
бумаги  в  середке.  Челобитная  стала  обложкой.
 Во  время  разбора  она  лежала  на  судейском  столе,  пе¬
реходила  из  рук  в  руки.
 Ульянов  говорил,  графитный  карандаш  бежал  по  чис¬
тому  листу.
 Кто  ж  это  делал?
 Маленький  господин  Мейер,  занимавший  в  суде  кресло
кормчего?  Нет.  Рука  совсем  другая.  Приватно  практи¬
кующийся  кандидат  на  судебные  должности,  член  при¬
сутствия?
 ...Мумориев!
 Это  рука  Мумориева,  члена  коронного  трио,  загодя
готовившего  для  решения  «позиции  тяжущихся».
 Беру  дело  и,  подойдя  к  окну,  к  солнцу,  ловлю  лупой
сплотку  неразборчивых  слов.
 «Отрицая  это  получение,  я  не  нахожу  доказательств».
 Ленин.
 Это  Ленин.
 200

«Я  этот  факт  отрицаю».
 Ленин.
 Я  снова  вижу  его,  слышу  слова  в  защиту  горстки  ра¬
бочих  и,  кажется,  могу  воспроизвести  то,  что  вижу
и  слышу.
 Маленький  господин  Мейер  открывает  стеклянную
дверцу  шкафа  и,  достав  папку  в  роскошном  белом  сафья¬
не,  бегло  просматривает  председательское  досье.
 До  начала  суда  четверть  часа.
 —  Смею  надеяться,  ваше  превосходительство!..
 Без  стука  в  дверях  частный  поверенный  Михайлов.
 —  Входите,  входите,—  Мейер  поднимает  глаза  от  бу¬
маг,  недовольно  морщится.—  Надобен  фрак,  достойней¬
ший.  Или  я  слишком  милосерден,  или  вы  не  слишком
исполнительны:  снова  в  русской  поддевке.
 —  Вы  изволили  сказать,  в  русской?—  Нажим  на  по¬
следнем  слове.—  Впрочем,  сегодня  мое  одеяние  не  долж¬
но  вас  шокировать.  Я  не  выступаю.  Об  этом,  как  помни¬
те,  я  предварил  суд  письменно130.
 —  Шаг,  по  меньшей  мере,  опрометчивый.  Произошла
смена  фигур.  Хардин  убыл  в  Саратов,  и  вместо  него...
 —  Тем  более...
 —  Тем  более  необходимо  ваше  участие.  Хардина  за¬
меняет  Ульянов.  Я  готов  примириться  с  вашей  поддевкой.
Вы  должны  выступить.—  И  совсем  другим  топом:—Про¬
шу  вас.
 "  М  и  х  а  й  лов  (заканчивая  речь).  Я  сильно  утрирую,
господа,  но  в  нежелании  приказчика  дать  отчет  хозяину
в  деньгах  хозяина  нельзя  не  усмотреть  отзвука  анархии,
своего  рода  бунта,  невольного,  неосознанного,  и  все-таки
бунта,  пугачевщины...  Я  требую  удовлетворения  в  полной
цене  иска.  (Председательствующему.)  Благоволите  поз¬
волить  мне,  ваше  превосходительство,  поставить  на  этом
точку131.
 Мейер  (председательствующий)  (полуобернувшись
на  столик  Ульянова  и  Клеменца).  Сторона  ответа.
Прошу...
 Ульянов.  Одно  общее  замечание.  В  гражданском
деле,  как  известно,  нет  ни  государственного  обвинения,
ни  государственного  обвинителя.  Но  вот  обвиняющее  ли¬
цо  есть.  Обвиняет  тот,  кто  ищет,  истец.  Подобно  проку-
 201

popy,  on  предлагает  формулу  нарушения,  а  в  подходя¬
щих  условиях,  как  видите,  и  мечет  настоящие  прокурор¬
ские  громы: 	«отзвук 	анархии, 	бунта,  я  требую,  я  жду
 удовлетворения».
 Меи  ер  (Ульянову).  Ваша  преамбула,  надеюсь,  бу¬
дет  иметь  отношение  к  настоящему  делу?
 Ульянов.  Она  имеет  отношение  к  настоящему  делу,
господин  председательствующий.  Купец  Константинов
не  вправе  искать  удовлетворения,  обвинять  и  преследо¬
вать  в  этом  процессе.  Это  так  же  нелепо,  как  если  бы  ви¬
новный  оставил  скамью  подсудимых  и,  заняв  столик
прокурора,  принялся  бы  обвинять  потерпевшего  в  собст¬
венном  преступлении.
 Мейер.  Ого!
 Михайлов  (председательствующему).  Я  должен
подняться,  ваше  превосходнтельстзо.  Как  лицо  обвиняю¬
щее,  по  любезной  метафоре  моего  процессуального  оп¬
понента,  и  как  лицо  обвиняемое,  по  странному  ииозна-
чию  той  же  метафоры,  я  настаиваю  на  полном  и  немед¬
ленном  платеже  по  этому  векселю!
 М  е  й  е  р.  Согласен,  согласен...  (Ульянову.)  Присут¬
ствие  налагает  на  вас,  господин  помощник,  обязанность
исчерпывающе  доказать  и  слова,  и  общую  фигуру  ваше¬
го,  не  слишком...  не  слишком  ззвешенного  пассажа.
 Ульянов.  Один  зопрос  поверенному  истца,  господин
председательствующий,  и  я  изложу  свой  комментарий.
(Михайлову.)  Шпалы  делали  рабочие.  Простираете  ли
вы  на  них  права  и  власть  купца  Константинова?
 Михайлов.  Пренепременно.  Если  говорить  строго
по  букве,  рабочие  такое  же  благоприобретение  моего  до¬
верителя,  как  и  приказчики.  Каждый  удар  топора  —  это
денежки  Константинова.  А  коли  уплатил  —  твое.
 У  л  ь  я  и  ов.  Уплатил  —  твое.  Превосходно!  (Суду.)
Купец  Константинов  смотрит  из  вещи  точно  так  же,  гос¬
пода  судьи,  как  и  его  поверенный.  Я  это  констатирую.  Он
убежден,  что  рабочие,  запятые  па  плотбищах  Брискера
и  Шимковича,—  это  полная  его  собственность,  материал,
фигуры  своего  цвета,  которые  игрок  волен  передвигать,
уступать  и  жертвозать.  По  конкурсу  он  получает  новый,
весьма  срочный  и  весьма  выгодный,  по-настоящему  золо¬
той  подряд  от  казны  на  поставку  корабельного  леса  и  пы¬
тается  забрать  рабочих  с  плотбищ.  Рабочие  противятся.
Из  обжитого  места,  от  семей,  от  дела,  которое  они  хоро¬
 202

шо  знают  и  делают,  Константинов  гонит  их  в  другую,
дремучую  губернию  валить,  пилить  и  плавить  лес.  Кому
не  известно,  что  за  лесные  работы  платят  особенно  дур¬
но,  занятие  это  в  высшей  степени  непостоянно,  здоровье
же  лесорабочих  подвергается  сильнейшему  разрушению.
Чтобы  понудить  плотников  к  согласию,  Константинов  ли¬
шает  их  куска  заработанного  хлеба,  отказывает  в  оплате
ярлыков  Брискера  за  работы,  выполненные  для  него  же,
Константинова,  закрывает  съестную  лавку,  а  потом  и  кра¬
дет  плотбище,  запроданное  к  той  пере  Брискером  для
расчета  с  рабочими...
 Мейер.  Вам  не  кажется,  досточтимый,  что  все  это
лежит  за  межевыми  знаками  решаемого  дела?
 Ульянов.  Не  кажется,  господин  председательст¬
вующий.  Я  заканчиваю...  Константинов  узнает,  что  Хар¬
дин,  поверенный  Брискера,  являлся  с  визитом  к  железно¬
дорожной  администрации  и  та  удостоверила  кражу  ста
двадцати  шести  платформ  официальным  протоколом...
 Михайлов.  И  тогда  почтеннейший  отец  города  —
я  не  сильно  ошибусь,  величая  своего  доверителя  другом
и  сострадателем  Самары,—  опрометью  устремляется
в  суд,  чтобы  тотчас  же  возбудить  настоящее  дело.  (Под¬
нимаясь.)  Господа  судьи,  я  уже  имел  возможность  раз¬
вести  руками  по  поводу  этой  невероятной  фантасмагории.
 Ульянов.  Браво,  браво,  господин  Михайлов!  Вам
остается  объяснить,  почему  этот  суд  был  затеян  сразу
же,  как  только  почтеннейший  друг  Самары  узнал  об
изобличении  его  официальным  протоколом.  Я  помогу
вам.  (Суду.)  Признание  приказчиков  должниками,  гос¬
пода  судьи,  которого  здесь  добивается  Константинов,
объяснит  и  оправдает,  по  его  убеждению,  кражу  плотби-
ша.  Какая  это  кража,  возврат  долга,  не  больше!..  Резю¬
ме,  Константинов  получил  то,  чего  хотел:  загнал  людей
в  лесные  трущобы,  в  кабалу.  Теперь  он  ждет  за  это  ва¬
шего  приза  —  артель  голодных  теряла  людей  мертвыми
в  пути  и  продолжает  терять  их  сейчас  на  изнурительных
работах.
 Мейер.  Кто  это  удостоверит?
 Ульянов.  Те,  кто  рубил  и  кто  рубит  сейчас  золотой
дес  для  Константинова.  Живые  и  мертвые.
 Мейер  (поднимаясь).  Правом  председательствую¬
щего  я  устраняю  этот  вопрос  от  рассмотрения.  (Михай¬
лову.)  Уточните  свое  кредо,  господин  поверенный.
 203

Михайлов.  Шимковнч  и  Брнскср,  приказчики  мо¬
его  доверителя,  или,  по-другому,  старшие  между  млад¬
шими,  не  пожелали  произвести  отчета  в  деньгах  перед
указчиком,  перед  старшим  между  старшими.  Саратов¬
ская  судебная  палата  назвала  сумму  и  установила  срок
для  этого  отчета.  Приказчики  не  подчинились  и  этому
велению  высокого  суда.  Теперь  я  ищу  двенадцать  с  по¬
ловиной  тысяч,  опираясь  не  на  факты,  всегда  трудные
для  восприятия  и  оценки,  а  на  состоявшееся  судебное  ре¬
шение.  Факты  уже  рассмотрены.
 Мейер  (Ульянову).  Факты  уже  рассмотрены,  госпо¬
дин  помощник.  Что  имеете  добавить?
 Ульянов.  Иск  преждевременен,  и  не  только  потому,
что  подлежащие  органы  еще  не  сделали  вывода  по  жа¬
лобе  присяжного  поверенного  Хардина  о  краже  плот-
бища...
 Мейер.  Я  изымаю  из  дебатов  и  этот  вопрос,  госпо¬
дин  адвокат.
 Ульянов.  Могу  ли  я  тогда  запросить  суд  о  мотивах
такого  изъятия?  Константинов  сам  называет  захват  ле¬
са  феноменом  находчивости  и  гордится  им.  Будь  он
здесь...
 Михайлов.  Надеюсь,  это  не  ходатайство  о  вызове
к  расспросу  тяжущегося,  представленного  в  суде  сво¬
им  поверенным?  Подобное  запрещено  пятой  страни¬
цей  сорок  четвертого  журнала  за  шестьдесят  четвертый
год.
 Ульянов.  Подобное  разрешено  законом  от  двена¬
дцатого  июня  девяностого  года.  Пя'гая  страница  мертва...
Но  я  не  добиваюсь  чьего-либо  вызова,  я  нахожу  иск
преждевременным,  и  не  только  по  соображениям,  о  кото¬
рых  только  что  напомнил.  Решение  Саратовской  судеб¬
ной  палаты  имеет  лишь  преюдициальный,  предваритель¬
ный  характер.  Чтобы  решать  и  решить  дело,  надо  сказать
прежде  компетентное  слово  об  юридической  природе
договора  между  сторонами,  так  как  законы  о  доказа¬
тельствах  различны  для  подряда  и  для  найма.  Компе¬
тентное  же  слово  пока  не  сказано.  Поверенный  купца
Константинова  освободил  себя  от  обязанности  доказы¬
вать  заявленный  им  иск.  У  закона  же  на  этот  счет  мне¬
ние  другое...
 Мейер.  Господин  Клеменц,  ваша  позиция...
 Клсменц.  Я  присоединяюсь  к  соображениям  своего
 *204

коллеги  но  ответу  и  хотел  бы  предъявить  суду  прецеден¬
ты  следующих  литеров,  подтверждающие,  на  мой  взгляд,
обоснованность  пашей  общей  позиции: 	год 	семьдесят
 шестой,  решение  сената  сто  шестьдесят  первое,  год  семь¬
десят  шестой,  решение  сената  сто  шестидесятое...132.
 Мы  знаем  все  страницы  этой  истерии,  кроме  послед¬
ней.
 Порубив  золотой  лес,  Константинов  стал  виден  из  Пе¬
тербурга.  Теперь  он  покрикивал  на  царскую  челядь  в  Са¬
маре,  на  закон,  пререкался  с  Правительствующим  сена¬
том.
 А  Бамбуров?
 Он  остался  в  тюрьме.
 Отбыл  срок  и  остался.
 Почему?
 Быть  может,  «содеял»  новое  преступление,  украл,
убил,  унизил  высокую  особу?
 Нет,  все  было  проще.
 Кулаки  из  родного  его  села,  богатеи  и  прасолы  собра¬
ли  мужиков,  припугнули  особо  горластых,  и  сход  решил:
не  принимать  Бамбурова  в  общину,  не  жить  ему  в  Вязо¬
вом  Гае.
 Родился  неприемный  приговор.
 А  потом  и  вот  эта  бумага,  последняя  известная  нам
страница  судебной  повести  о  похитителе  трех  горбушек
хлеба133.
 М.  В.  Д.
 Самарское
губернское
управление
Отделение  2
Стол  5
24  февраля
1893  года
№  1196
г.  Самара
Пост,  о  содержании
предписания  сооб¬
щить  Начальнику
Самарской  тюрьмы.
 Самарскому  городскому
полицейскому  управлению
 О  содержащемся  в  Самарской
тюрьме  крестьянине  Максиме  Сте¬
панове  Бамбурове  обществом
крестьян  с.  Вязового  Гая  Никола¬
евского  уезда  составлен  неприем¬
ный  приговор.
 Давая  об  этом  знать  в  допол¬
нение  к  предписанию  от  2  ноября
1892  г.  за  №  7652,  Второе  отделе¬
ние  Губернского  Правления,
 205

с  разрешения  г.  Вице-Губернато¬
ра,  предписывает  полицейскому
управлению,  по  окончании  нм  сро¬
ка  тюремного  заключения,  из-под
стражи  не  освобождать.
 Советник  М.  Кузь  м  и  п.
 Предубежденное  классовое  истолкование  судом  кра¬
жи,  совершенной  Бамбурозым,  делало  его  защиту  не¬
вероятно  трудной.  Трудной  была  и  борьба  с  Констан¬
тиновым.  И  все-таки  обе  эти  защиты  не  могли  идти  ни
в  какое  сравнение  с  тем,  что  потребовало  от  Владими¬
ра  Ильича  дело  о  подстроенном  конокрадстве.  Тут  за¬
девалась  честь  полицейского  мундира,  и  этим  все  ска¬
зано.
 5
 Пролог  одного  уголовного  происшествия.
 Дом  самарского  губернатора.
 Тот,  кто  правит  домом  и  губернией,—  в  удобном  шаг¬
реневом  кресле  у  столика  с  телефонным  аппаратом.
 Басом  в  трубку:
 —  Премного  сожалею,  достолюбезный  Александр
Алексеевич,  но  у  меня  такое  впечатление,  что  лошадей
в  городе  крадет  сама  полиция.  Иначе  бы  воров  ловили.
Быть  может,  вам  тяжек  ваш  крест?*
 —  Никак  нет-с,  ваше  превосходительство!
 —  Ирония  обстоятельств:  я,  губернатор,  осведомляю
вас,  полицмейстера.  Только  что,  в  три  часа  пополудни,
коммивояжер  иностранной  фирмы,  что  поставляет  Хрис-
тензену  обиходную  клеенку,  едва  не  лишился  пары  чисто¬
кровных.  И  где  бы,  вы  думали?  Па  Алексеевской  площа¬
ди,  у  подножия  памятника  императору...  Даю  вам  месяц.
Слышите?  Даю  месяц,  чтобы  изловить  всех  непойманных
конокрадов...
 Вторая  страничка  пролога.
 Полицейское  управление.
 За  пустынным  столом  —  руководящее  лицо  в  регалн-
 206
 Исполн.  26  февраля
1893  года.
 №404.

ях.  У  порога  навытяжку  с  фуражкой  на  сгибе  руки  при*
став  третьей  части.
 —  Итак,  милостивый  государь,  все  случаи  нераскры¬
того  конокрадства  —  в  одно  общее  дело  и  парочку  него¬
дяев  на  обложку.
 —  Как-с  эго  понимать,  ваше  превосходительство?
Негодяи  происходят  сами  по  себе,  а  пока  что...
 —  Парочку,  милейший!  —  Холеные  руки  ложатся  на
пустынное  зеленое  сукно.—  У  меня  Есе,  господин  прис¬
тав.
 Третья  страничка  пролога.
 Пол  и  це  й  с  к  11  ]  i  у  ч  а  с  те  #  к.
 Пристав  (околоточному  надзирателю).  Итак,  все
случаи  угона  лошадей  —  в  одно  совокупное  дознание
и  парочку  конокрадов  на  обложку.
 Околоточный  надзиратель.  Не  могу  взять
в  соображение,  ваше  благородие.  Мы  никого  не  поймали.
 Пристав.  Поймаем.  Конокрады  не  происходят  сами
по  себе,  милостивый  государь.  Их  делают.  Или  обстоя¬
тельства,  или...  Пу,  об  этом  позже...
 Четвертая  страничка  пролога.
 Волга.
 Покосившийся  трактиришко  у  хлебных  амбаров.  Два
бородатых  мужика  склонились  над  глиняными  кружка¬
ми,  над  шапками  пивной  пены.  Пироги  с  горохом,  ош¬
метки  вяленой  воблы,  облупленные  яйца.
 Пьют  молча  и  мрачно,  будто  последний  раз  в  жизни.
 Третий  заходит  сзади.
 Привалился,  обнял  обоих  враз,  шепчет:
 —  Ну  что  ж,  голуби,  по  рукам?  Вы  мне  горбунка
с  упряжью,  я  вам  полный  катерининский  билет.—  Голос
струится,  воркует,  обволакивает.—  И  ведь  без  всякого
риска  для  вас...  Гости  любезничают  с  мамзелями  по  номе¬
рам,  извозчик  отирается  в  прихожей,  а  коняка  вот  так...
под  красным  фонарем,  без  всякого  догляда...  Сел,  гикнул
и  —  на  Волгу  ..
 Уголовное  происшествие.
 Две  бороды  в  легких,  как  пух,  беговых  санках.  Ло¬
шадь  стелется,  храпит,  роняет  с  влажных  боков  пену.
 207

Вот  и  хлебные  амбары,  вот  и  крыльцо,  вот  и  назначенное
место...
 —  Т-п-ррр-у...
 И  тотчас  же,  как  охотничья  ватага  на  загоне,—  из
каждой  щели  полицейские  служители.
 Верещат  свистки.
 Мужикам  крутят  руки.
 В  середине  апреля  1892  года,  утром,  Ульянов  прибыл
в  канцелярию  суда  и,  предъявив  столоначальнику  уго¬
ловного  отделения  визу  на  дело,  прошел  за  парапет.  На
письменном  бюро  его  ожидала  папка  с  бумагами.
 Два  «негодяя»  на  обложке:  запасной  рядовой  из  ме¬
шан  г.  Самары  Егор  Яковлевич  Тишкин  и  крестьянин  из
села  Пискалов  Ставропольского  уезда  на  Самарщине
Иван  Федорович  Зорин,  а  среди  бумаг  —  помеченный
8  января  1892  года  протокол  околоточного  надзирателя
с  обстоятельным  перечислением  всех  «конских  краж  по
округе».
 Прочтемте  его  вслед  за  Ульяновым:
 «В  течение  прошлого  —  декабря  —  месяца  в  Самаре
было  несколько  случаев  угона  лошадей,  а  именно:  9  де¬
кабря  у  самарского  мещанина  Акима  Александрова  Сте¬
панова,  живущего  на  своей  ветряной  мельнице,  от  обжор¬
ного  ряда  угнат  мерин  сивой  масти  с  упряжью,  стоящий
60  руб.;  4  декабря  от  булочной  на  Москательной  улице
угнат  мерин  серой  масти  с  легкими  санками,  принадле¬
жащий  крестьянину  Лукьяновского  уезда  Байковской
волости  села  Байкова  Ивану  Михайлову  Шмелеву,  живу¬
щему  на  ветряной  мельнице;  в  первых  числах  декабря
с  Троицкого  базара  —  мерин  буланой  масти  с  упряжью,
принадлежащий  крестьянину  села  Сырсйки  Самарского
уезда  Астафию  Иванову  Белову;  24  декабря  от  торговой
бани  Кошелева  —  мерин  буланой  масти  с  упряжью,  стоя¬
щий  150  рублей,  принадлежащий  самарскому  мещанину
Прокопию  Тимофееву  Семенову,  живущему  во  2-й  части
в  своей  гостинице;  28  декабря  с  набережной  реки  Волги
угнат  жеребец  серой  масти,  стоящий  80  рублей,  с  упря¬
жью,  принадлежащий  самарскому  мещанину  Ивану
Моисееву  Кривопалову,  живущему  на  Предтеченской
улице  во  2-й  части,  в  собственном  доме...
 Ввиду  сего  (выделено  мною.—  В.  Ш.),  для  обнаруже¬
ния  виновных  в  угоне  означенных  лошадей,  г.  пристав
 208

3-й  части  командировал  меня  с  городовыми  Савелье¬
вым,  Егоровым,  Карповым  и  Капитоновым  для  карау¬
ла  и  задержания  Тишкина,  назначившего  Комаровс¬
кому  п  самарскому  мешанину  Николаю  Перфильевп-
чу  Маштакову  передать  предполагаемую  к  угону  ло¬
шадь»1*1.
 Вот  ведь  какая  логика!
 С  набережной  Волги  «угпат»  жеребец  серой  масти,  от
обжорного  ряда  —  мерин,  а  посему,  «для  обнаружения
виновных  в  угоне  означенных  лошадей»,  ловите...  Тишки¬
на.  Кто  ж  он,  этот  Тишкин?  Знаменитый  волжский  коно¬
крад,  признавший  угон  и  жеребца  и  мерина?
 Не  конокрад.
 Вечно  голодный  мухортый  мужичонка  в  драпом
зипуне,  в  лаптях,  которого  два  провокатора  улести¬
ли,  уломали  «добыть  со  товарищем»  рыжего  в  ябло¬
ках,  что  изо  дня  в  день  стоял  под  фонарями  публичного
дома.
 Крали  мужики  по  наущению  полиции.
 Чтобы  открыть  судьям  глаза  па  темную  подкладку  де¬
ла,  Ульянову  достаточно  было  перенести  в  свое  досье
и  процитировать  два  следующих  листа:
 а)  двадцатый,  с  показаниями  Егора  Тишкина:  «Кома¬
ровский  и  Маштаков,  не  знаю,  для  чего,  пользуясь  тем,
что  я  нуждался  в  деньгах,  уговорили  меня  с  Зориным  со¬
вершить  с  улицы  кражу  лошади,  какую  Маштаков  у  нас
купит.  Маштаков  несколько  дней  ходил  за  мной  и  угова¬
ривал,  почему  я  и  решился»;
 б)  шестнадцатый,  с  «простодушными»  объяснениями
самарского  мещанина  Маштакова:  «Комаровский  пред¬
ложил  мне  для  поимки  конокрадов  разыграть  роль  поку¬
пателей  краденого.  Я  согласился  и,  условившись  с  поли¬
цейскими,  вышел  на  набережную  Волги».
 Актерщина  Комаровского  и  Маштакова  была  пре¬
ступной  и  в  постановлениях  русского  права  носила  впол¬
не  определенное  название  —  подстрекательство.  Право¬
ведение  называло  подстрекательство  интеллектуальным
соучастием  и  было  убеждено,  что  «такая  деятельность
может  иметь  совершенно  равное  значение  с  деятель¬
ностью  физической»  (с  угоном  лошади  в  пашем  слу-
чае).
 Таким  образом,  факты,  закон  и  наука  обвиняли  по¬
лицию  в  преступном  зачине.  И  хотя  Тишкин  и  Зорин
 209

не  знали,  что  покупатели  «предполагаемой  (?)  к  уго¬
ну  лошади»  —  это  и  есть  сам  г-н  пристав,  его  люди,
доказанное  наущение  извиняло  их  вину,  служило  за¬
щите.
 Как  же,  однако,  строить  эту  защиту?
 Требовать  ли  привлечения  к  уголовному  суду  подго¬
ворщиков?
 Бумаги  убеждали  Владимира  Ильича,  что  ни  г-н  при¬
став,  ни  производивший  расследование  губернский  сек¬
ретарь  Шанепкий  —  судебный  следователь  1-го  участка  —
и  не  помышляли  о  таком  обороте  дела.  Постановления
русского  права  не  особенно  заботили  их,  и  они  останови¬
лись  на  мужиках.  Только  на  них,  подверстав  под  рыжего
в  яблоках  все  другие  случаи  угона  лошадей  в  губернской
столице.  Пробилось  это  и  в  обвинительный  акт,  правда,
уже  не  так  прямолинейно  —  преамбулой,  фоном:
 «В  декабре  месяце  1891  года  в  г.  Самаре  произведено
было  несколько  краж  лошадей,  оставленных  хозяевами
на  улице  близ  торговых  заведений...»135
 Перспективно  ли  требование  удлинить  скамью  подсу¬
димых  за  счет  подговорщиков,  что  спровоцировали  «ак¬
цию  у  публичного  дома».
 Нет,  конечно!
 И  не  только  потому,  что  вслед  за  приставом  и  Шанец-
ким  на  тех  же  двух  мужиках  остановился  и  указующий
Самаре  Саратов  —  его  судебная  палата.
 Главное  в  другом  —  Россией  правила  полиция.
 И  все  же  именно  ей,  полиции,  предстояло  стать  лейт¬
мотивом  защитительной  речи  молодого  адвоката.
 В  1899  году  городовые,  предводительствуемые  около¬
точным  надзирателем  Пановым,  с  тупой  методичностью
замучили,  забили  до  смерти  крестьянина  Воздухова.
В  заметках  по  поводу  «этого  простого  дела,  бросающего
яркий  свет  на  то,  что  делается  обыкновенно  и  постоянно
в  наших  полицейских  управлениях»,  Ленин  спраши¬
вал:
 «Кто  мог  бы  на  этом  суде  заинтересоваться  общест¬
венной  стороной  дела  и  постараться  выставить  ее  со  всей
выпуклостью?  Прокурор?  Чиновник,  имеющий  ближай¬
шее  отношение  к  полиции,—  разделяющий  ответствен¬
ность  за  содержание  арестантов  и  обращение  с  ними,—
в  некоторых  случаях  даже  начальник  полиции?  Мы  еи-
дели,  что  товарищ  прокурора  даже  отказался  от  обвине¬
 210

ния  Панова  в  истязании.  Гражданский  истец,  если  бы
жена  убитого,  выступавшая  на  суде  свидетельницей  Воз-
духова,  предъявила  гражданский  иск  к  убийцам?  Но  где
же  было  ей,  простои  бабе,  знать,  что  существует  какой-то
гражданский  иск  и  уголовном  суде?  Да  если  бы  она
и  знала  :-п\>,  в  состоянии  ли  была  бы  она  напять  адвока¬
та?  Да  если  бы  и  была  в  состоянии,  нашелся  ли  бы  адзо-
кпт,  который  мог  бы  и  захотел  бы  обратить  общест¬
венное  внимание  на  разоблачаемые  этим  убийством
порядки?  Да  если  бы  и  нашелся  такой  адвокат,  мог¬
ли  ли  бы  поддержать  в  нем  «гражданский  пыл»  та¬
кие  «делегаты»  общества,  как  сословные  представите¬
ли?»136
 Попытаемся  задать  себе  эти  же  вопросил  применитель¬
но  к  процессу  Тишкина  и  Зорина.
 Кто  бы  мог  на  этом  суде  заинтересоваться  обществен¬
ной  стороной  дела?
 Прокурор?
 «Делегаты»  общества  —  присяжные  заседатели?
Судьи  короны?  Председательствующий?
 Маленькое  извлечение  из  протокола:
 «Подсудимые,  оба,  признали  себя  виновными  и  объ¬
яснили,  каждый  отдельно,  обстоятельства  дела,  согласно
с  тем,  как  они  изложены  в  обвинительном  акте»137.
 Председательствующий  (в  зал  суда).  При¬
сутствие  запрашивает  стороны  о  целесообразности  до¬
проса  свидетелей,  затребованных  в  настоящее  судеб¬
ное  заседание  (Д.  Д.  Микулину,  представителю  госу¬
дарственного  обвинения.)  Что  скажет  господин  Мику-
лин?
 Микулин.  Внутренне  сознаю,  что  мое  заключение,
мое  предстоящее  заключение  не  будет  понято  и  принято
моим  уважаемым  оппонентом,  несущим  благородную  на¬
шу  защиту.  Но  я  поднимаю  забрало.  Подсудимые  сказа¬
ли  все,  что  нужно  сказать  для  обвинительного  вердикта
и  наказания.  Свидетели  излишни.
 Председательствующий.  Господин  Ульянов.,.
 211

Ульянов.  Свидетели  излишни,  господин  председа¬
тельствующий.
 Председательствующий.  Вы  сказали...
 Ульянов.  Защита  не  видит  необходимости  в  их  до¬
просе138.
 Ульянов  не  хочет  допрашивать  тех,  кто  трактирными
пирогами,  воблой,  выпивкой,  посулами  и  лестью  подби¬
вал  мужиков  к  краже.
 Почему?  Разве  все  очевидно  и  тайная  кухня  поли¬
цейщины  уже  стала  явной?  Наущение  открыто,
вызвано,  и  остается  лишь  пригвоздить  его  к  столбу  по¬
зора?
 Да,  это  так!
 Сам  прокурор  «вычеканил  правду  об  оном»  в  обвини¬
тельном  акте.  Написал  и  подписал:
 «Савельев  (полицейский  служитель.—  В.  Ш.)  вошел
с  Комаровским  и  мещанином  Николаем  Маштаковым
в  соглашение,  предложив  им  принять  па  себя  роль  поку¬
пателей  краденых  лошадей  и  доставить  возможность  за¬
держать  Тишкина.  Комаровский  вскоре  же  увидел  Егора
Тишкина  в  трактире  вместе  с  крестьянином  Иваном  Фе¬
доровым  Зориным.  Оба  эти  лица  вызвались  доставить
Комаровскому  на  указанное  им  место  краденую  лошадь,
и  Комаровский,  назначив  им  место  на  набережной  реки
Волги,  тотчас  же  предупредил  полицию»139.
 Вся  кухня  напоказ!
 Откровенно  удовлетворенный  «сыщицким  гением»  го¬
родовых,  прокурор  пребывает  теперь  в  состоянии  торже¬
ства  и  благодушия.
 Председательствующий.  Суд  переходит  ко
второй  части  обряда  словесного  состязания.  Господин
Ульянов...
 Ульянов.  Юристы  говорят:  если  бы  не  было  закона,
ие  было  бы  и  преступления.  Для  дела,  которое  сейчас
слушается,  больше  подходят  другие  слова: 	если  бы  не
 было  полиции,  не  было  бы  и  преступления.  Что  сказать
о  такой  полиции,  которая  не  ловит  преступников,  не  пре¬
секает  преступлений,  а  делает  и  преступников,  и  преступ¬
ления?  Справа  от  вас,  господа  судьи,  только  что  прозву¬
чало  по  этому  поводу  не  слишком  скрываемое  восхищение.
Странная  реакция!  Я  спрашиваю  прокурора:  если  поли¬
ция  заменяет  преступника  и  делает  его  дело,  то  кто  же
заменит  полицию?..
 212

Ми  кули  и.  Честь  имею...  (Поднимаясь.)  Честь  имею,
господа  судьи,  искать  вашего  вмешательства...  Левый
столик  и  —  почти  левый,  почти  левый  образ  суждении.
Я  протестую...
 Д.  Д.  Мпкулпи  больше,  чем  многие  его  коллеги,  видел
и  почитал  в  прокуроре  «голос  разгневанной  империи  >.
Он  сам  сочинил  и  подписал  обвинительный  акт,  вознес¬
ший  провокацию  на  степень  человеческой  добродетели.
И  конечно  же,  не  хотел  выявлять  и  разъяснять  жизнь,
общественную  сторону  дела.  Он  служил  полиции.  Ска¬
жем  точнее  —  в  полиции.  Я.  Л.  Тейтель  в  воспоминаниях,
вышедших  в  Париже  в  1925  году,  заметил  между  про¬
чим,  что  в  Самаре  Микулипа  называли  кающейся  Магда¬
линой,  так  что,  будучи  товарищем  прокурора,  он  «энер¬
гично  участвовал  в  обысках  по  политическим  делам,
а  затем  каялся»140.
 Итак,  прокурор  не  выявлял  и  не  разъяснял  общест¬
венной  стороны  процесса.
 Он  делал  обратное.
 Для  Ульянова  же  осуждение  и  казнь  полицейского
подстрекательства  были  не  только  способом  защиты,
наиболее  продуктивным  и  обязательным,  но  и  возмож¬
ностью  дать  настоящий  открытый  бой  полицейщине.
 Жизнь  разъяснял  адвокат.
 Чего  ж,  однако,  он  ждал  от  решения,  от  «богини
справедливости»,  от  коронного  трио  и  «делегатов»  об¬
щества?
 Понимания?  Пощады  для  мужиков?
 Надежда  на  пощаду  была  несбыточной.
 Только  два  результата  и  могли  стать  относительно
достижимой  целью  защиты:
 а)  наказание  по  низшей  мере,  с  нижней  полочки
санкции  и
 б)  отказ  суда  от  общей  преамбулы  микулинского  об¬
винительного  акта,  которая  отражала  и  выражала  по¬
лицейскую  идею  взвалить  на  Тишкина  и  Зорина  тяжкий
груз  всех  прошлых  случаев  угона  лошадей  по  Самаре.
Судейские  крючки  не  очень-то  благоговели  перед  «святы¬
ми»  формами  процесса,  порою  тут  же,  в  суде,  усугубляли
и  наращивали  обвинение,  поэтому  отвести  преамбулу  оз¬
начало  предупредить  трагедию.
 213

Ульянов  добился  того  и  другого:  трагедия  отступила,
наказание  для  подсудимых  судьи  взяли  с  нижней  по¬
лочки.
 А  провокация?
 Быть  может,  председательствующий  отозвался  на  нее
сугубо  доверительной  тайной  бумагой,  известив  департа¬
мент  полиции  либо  губернатора  о  сыске,  не  вполне  при¬
емлемом,  не  вполне  согласуемом  с  требовательной  бук¬
вой  российского  права  —  словами  осторожными  и  арха¬
ичными?
 Все  тома  с  конфиденциальной  перепиской  тех  лет  сто¬
ят  на  своем  месте,  но  осторожной  бумаги-меморандума
в  них  не  сыскалось.
 Возможно,  благим  порывам  председательствующего
воспрепятствовало  лицо,  «заведующее»  судом  —  его  пред¬
седатель  В.  И.  Анненков?
 Нет.  Анненков-то  как  раз  и  был  председательствую¬
щим.  И  следовательно,  ничто  не  мешало  ему  составить
доверительное  письмо  в  высшие  сферы.
 Ничто?
 В  сороковых  годах  нашего  века  в  Лос-Анжелесе  его
дочь  Мария  диктовала  стенографистке  книгу  мемуаров
«Пусть  догорает  свеча»,  на  одной  из  страниц  которой  за¬
печатлен  ест  зтот  рассказ  о  ее  пребывании  в  родовом
имении  Скачки.
 «Я  любовалась  колеблющейся  рожыо  в  поле,  но  ни¬
когда  не  думала  о  том,  что  она  претворялась  в  деньги,
на  которые  покупались  мои  платья  и  меха.  Для  меня  на¬
ша  громадная  мельница,  моловшая  зерно,  казалась  чем-
то  таким  же  неотъемлемым,  как  течение  реки  или  ветер,
колеблюшнй  деревья,  которые  всегда  существовали
и  всегда  будут  для  меня  существовать.  Мы  объезжали
(с  отцом.—  В.  Ш.)  наши  многочисленные  хутора,  и
я  с  наслаждением  бездельничала,  пока  отец  и  управ¬
ляющий  обходили  скотные  дворы,  где  содержался  пле¬
менной  скот,  импортируемый  из  Швейцарии  и  Голлан¬
дии...»141
 Умеренный  либерал  и  демократ,  противник  крайно¬
стей  царизма,  деятельный  просветитель,  Анненков  всег¬
да  оставался  сыном  своего  века  и  своего  класса  —  дво¬
рянином,  землевладельцем.  Борьбы  с  полицией  избе¬
гал,  явлению,  ставшему  со  временем  государственной
политикой,  с  галереей  всемирно  известных  провокато¬
 214

ров,—  Зубатов,  Гапон,  Азеф,  Малиновский,—  преград  не
чинил.
 Дом  у  пчошпдм  Декабристов  в  Ленинграде.  В  ни¬
шах—  каменные  фигуры-символы.  Повязанные  глаза
Фемиды,  в  левой  руке  весы,  в  правой  —  меч,  церемонно
приставленный  к  плечу,  колючкой  острия  вверх  —  так  по
артикулу  Павла  I  солдаты  приставляли  к  плечу  парад¬
ные  ружья.
 Толкаю  неслышную  дверь.
 Лестница.
 Удобная  и  спокойная.
 И  тишина.  Прикрытая  легкими  сводами,  она  по-осо¬
бенному  глубока  и  значительна.
 Отсюда  правил  Россией  сенат.
 И  чтобы  править,  ему  нужны  были  и  каменные  боги
на  фронтоне,  и  величавая  грация  линий  дома,  и  вот  эта
пугающая  тишина  за  бесшумными  дверями  сенаторский
кабинетов.  Боги  говорили:  тут  господствует  справедли¬
вость;  тишина  говорила:  справедливость  вызревает  здесь
спокойно  и  неодолимо,  свободная  от  чужого  заинтересо¬
ванного  влияния,  в  заботах  о  народе,  в  милосердии  и  со¬
страдании.
 Ложь!
 6
 Прощание  с  Ленинградом  произошло  в  такое  же  мо¬
нотонно  дождливое,  промозглое  утро,  как  и  встреча.  Те
же  сосны  в  косматых  бурках  и  папахах  летели  мимо  окон
вагона,  те  же  оловянные  болотца  застенчиво  посвечива¬
ли  из  курчавого  кустарника...
 Прислушиваясь  к  расстроенному  сипловатому  голосу
репродуктора,  я  уловил  знакомое  имя.  Голос  назвал  пе¬
чатный  орган  и  процитировал  длиннейшую  тираду,  под
которой  это  имя  стояло.  Чудесная  мысль!  Она  была  на¬
столько  созвучна  и  близка  моим  ленинградским  впечат¬
лениям,  что  уже  на  первой  станции  я  стоял  у  киоска,
спрашивая  газету.
 Вот  она,  эта  мысль:  юрист  по  образованию,  Ленин
навсегда  сохранил  глубочайший  интерес  к  этому  делу.
 Глубочайший.
 215

Не  просто  глубокий,  а  именно  глубочайший.
 Мысль  эта  принадлежит  А.  Луначарскому,  владевше¬
му  точным  и  емким  словом.  Он  хорошо  знал  Ленина,  и,
надо  думать,  превосходная  степень  для  слова  «глубокий»
была  избрана  не  случайно.
 В  письме  к  матери  Владимира  Ильича  из  Шушен¬
ского,  помеченном  14  июня  1898  года,  Н.  К.  Крупская
писала:
 «Дорогая  Мария  Александровна!
 Володя  сидит  и  ведет  обстоятельную  беседу  с  мель¬
ником  о  каких-то  домах  да  коровах,  ну,  а  я  села  написать
Вам  немного.  Не  знаю  уж,  с  чего  и  начать...»
 Это  первые  строки.  А  в  конце  вот  что:
 «Володя  уже  кончил  разговаривать  с  мельником
и  два  письма  написал,  а  я  все  никак  не  могу  кончить  сво¬
ей  болтовни»142.
 Смысл  этого  эпистолярного  свидетельства  достаточно
очевиден:  Ленин  ведет  «прием».  Составленные  им  письма
пойдут  теперь  к  деревенскому  грамотею.  Грамотей  пере¬
пишет  бумаги  (имя  Ильича  должно  быть  скрыто  от  поли¬
ции),  и  они  потащатся  в  уезд  или  в  губернию  воевать
правду  для  мужика,  а  много  лет  позже  в  политическом
отчете  ЦК  партии  XI  съезду  Ленин  сделает  о  шушенской
практике  мимоходное  замечание:
 «...когда  я  был  в  Сибири  в  ссылке,  мне  приходилось
быть  адвокатом.  Был  адвокатом  подпольным...»
 И  добавит:
 «...самое  трудное  было  понять,  в  чем  дело.  Придет  ба¬
ба,  начинает,  конечно,  с  родственников...  Я  говорю:
«Принеси  копию».  Она  рассказывает  о  белой  корове.  Ей
говоришь:  «Принеси  копию»,  тогда  она  уходит  и  говорит:
«Не  хочет  слушать  без  копии  о  белой  корове».  Так  мы
и  смеялись  в  своей  колонии  над  этой  копией.  Но  малень¬
кий  прогресс  мне  удалось  осуществить:  приходя  ко  мне,
тащили  копию,  и  можно  было  разобраться,  в  чем  дело,
почему  жалуются  и  что  болит»143.
 Ленина  и  крестьян  соединяла  жизнь.  Крестьяне  лю¬
били  своего  друга  и  шли  к  нему  со  своими  бедами,  так
же  как  шли  к  нему  в  Питере  ткачи,  кузнецы,  кочегары
и  водопроводчики.
 В  домике  у  синих  Саян  он  написал  маленькую  книжи¬
цу  «О  промышленных  судах»  и  в  ней  вот  эти  слова:
 216

«...чтобы  разбирать  споры  между  хозяевами  и  рабо¬
чими,  надо  хорошо,  по  своему  опыту,  знать  фабричную
жизнь.  Судья-чиновник  заглянул  в  рабочую  книжку,  про¬
читал  правило,—  п  больше  слушать  ничего  не  хочет:  на¬
рушено,  дескать,  правило,  так  и  отвечай,  а  я  больше
знать  ничего  не  знаю»114.
 И  еще:
 «...недавно  было  в  газетах  известие,  что  рабочих-ша-
почников  чуть-чуть  не  осудили,  по  жалобе  хозяина,  за
кражу  —они  пользовались  обрезками  шапок;  хорошо,
что  нашлись  честные  адвокаты,  которые  собрали  сведе¬
ния  и  доказали,  что  такой  уж  обычай  в  этом  промысле
и  что  рабочие  не  только  по  воры,  но  даже  и  правил-то
никаких  не  нарушили.  По  ведь  обыкновенному,  просто¬
му  рабочему,  получающему  самую  маленькую  плату,  поч¬
ти  никогда  не  добраться  до  хорошего  адвоката,  и  поэто¬
му,  как  знает  всякий  рабочий,  судьи-чиновники  очень
часто  постановляют  по  рабочим  делам  самые  жестокие
и  бессмысленно  жестокие  приговоры»145.
 В  домике  у  синих  Саян  на  бумагу  ложились  наблюде¬
ния  петербургских  лет,  и  в  том  же  домике,  в  белозимье
и  чернотроп,  весной  и  летом,  накапливались  новые,  шу¬
шенские  наблюдения,  чтобы  в  свою  очередь  пополнить
строкой,  мыслью,  живой  каплей  сплава  новые  сочинения,
стать  полемической  статьей,  памфлетом,  куском  крупно¬
го  полотна,  такого,  к  примеру,  как  «Развитие  капитализ¬
ма  в  России»,  что  создавалось  в  те  же  дни,  в  том  же  до¬
мике.
 Люди,  их  драмы,  думы  и  настроения  —  вот  что  откры¬
валось  Ленину  у  борозды,  у  прясла,  на  страдной  или  па¬
шенной  полосе,  на  пристанях  и  переправах,  всюду,  где  он
встречался  с  крестьянами.  Глубочайший  интерес  к  пра¬
ву,  о  котором  говорил  Луначарский,  это  вместе  с  тем
и  глубочайший  интерес  к  бесправию,  к  фактическому  по¬
ложению  вещей.  «Иногда  ведь  правило-то  остается  пре¬
спокойно  стоять  на  бумаге,  а  на  деле  выходит  совсем
иначе»146,—  писал  Ленин  в  той  же  маленькой  книжице
«О  промышленных  судах».  Петербург  и  Шушенское,  а  до
этого  Казань,  Самара,  Алакаевка,  Нижнпй,  Москва,  Цю¬
рих,  Берлин  и  Париж  —  это  постоянное  общение  с  людь¬
ми,  широкое  поле  наблюдений.  Ленин  собирал  одновре¬
менно  и  армию  фактов,  упрямых  воинствующих  фактов,
чтобы  разрушать  и  строить.  Разрушать  одно  общество,
 217

одно  право,  строить  другое  общество,  другое  право.  Это
была  защита  всех.  Всех  людей  труда.  Но  была  и  еще
одна  защита  —  зашита  каждого.  Каждого  рабочего,  каж¬
дого  крестьянина.
 Н.  К.  Крупская  вспоминала,  что  в  шушенские  годы
Ленин  «...пользовался  большой  популярностью  как
юрист,  так  как  помог  одному  рабочему,  выгнанному
с  приисков,  выиграть  дело  прогни  з  пот  о  п  ро  м  ы  ш  л  е  н:  п  i  к  а.
Весть  об  этом  выигранном  деле  быстро  разнеслась  среди
крестьян.  Приходили  мужики  и  бабы  и  излагали  свои
беды»147.
 Чрезвычайно  любопытен  рассказ  А.  Киржиица  из  пер¬
вой  книжки  «Сибирских  огней»  за  1924  год  о  «хождени¬
ях»  Ленина  по  делу  шушенского  сельчанина  Ермолова,
оспаривазшего  по  суду  законность  побороз,  что  налага¬
ли  на  него  чиновники  фиска.  По  делу  крестьянина  Зыря¬
нова,  несправедливо  привлеченного  к  судебной  ответст¬
венности  акцизным  ведомством,  Ленин  составил  проше¬
ние  в  суд,  ходатайствуя  расширить  круг  свидетелей,
и  обвинение  пало.  Еще  одного  крестьянина,  Проникова,
он  избавил  от  провозглашенной  судом  обязанности  удов¬
летворить  кулака  Зацепина  деньгами  и  хлебом  за  чужую,
постороннюю  вину...
 Жизнь  и  дело  партии,  жизнь  и  дело  ее  членов,  про¬
текавшие  в  условиях  угнетательских  режимов  России
и  Запада,  нередко  ставили  перед  Лениным  чисто
практические  правовые  вопросы,  и  он  с  блеском  ре¬
шал  их.
 В  1906  году  Н.  А.  Семашко  после  девятимесячного
тюремного  заключения  эмигрировал  в  Швейцарию,
а  в  начале  1907  года  был  внозь  арестован,  на  этот  раз
полицией  Женевы.  Грозила  выдача  правительству  Рос¬
сии  и  виселица: 	в 	следствен  и  >м  досье  арестованного
 стояло  —  замешан  в  крупной  экспроприации  денежных
сумм  казны  в  Тифлисе  (кстати,  экспроприация  эта  —  де¬
ло  рук  легендарного  Камо).
 Два  коротеньких  извлечения  из  воспоминаний  Н.  А.  Се¬
машко  говорят  о  дальнейшем  лучше  всякого  пересказа:
«...Получаю  с  «воли»  три  мандарина.  Это  меня  страшно
раздосадовало:  не  нашли  ничего  лучшего  послать...  Ну
что  же,  думаю,  съем  и  мандарины.  И  каково  же  было
 218

мое  удивление,  когда  из  разломленного  мною  мандарина
выпала  маленькая  ношения  бумажка...  Раскручиваю  за¬
писочку  и  читаю: 	«I  !с  pi.Ocii,  приехал  Ленин  и  занялся
 твоим  делом».
 ...Владимир  Ильич  разнил  необычайную  энергию:
пригласил  одного  из  виднейших  швейиарских  адвокатов,
кандидатура  которого  выставлялась  тогда  в  президенты
республики;  внимательно  следил  за  делом.  II  действи¬
тельно,  через  несколько  дней  я  был  допрошен:  выясни¬
лась  моя  непричастность  к  тифлисской  экспроприации,
и  я  был  освобожден...
 Так  товарищ  Ленин  спас  мне  жизнь148.
 Н.  П.  Шмнт,  племянник  владельца  многих  российских
мануфактур  миллионщика  Морозова,  учась  в  Московском
университете,  увлекся  идеями  запретного  Маркса  и  стал
революционером.  В  памятном  декабре  1905  года  он  во¬
оружил  рабочих  фабрики  отца,  перешедшей  к  нему
по  наследству,  которая  тотчас  же  стала  одним  из  опор¬
ных  очагов  восстания  на  Пресне.  Схваченный  «голубыми
архангелами»,  II.  Г1.  Шмит  погиб  в  Бутырской  тюрьме,
но  незадолго  до  смерти  —  загадочной  и,  надо  думать,  на¬
сильственной—  завешал  нее  свое  состояние  сестрам,  взяв
с  них  слово,  что  они  полностью  передадут  его  Централь¬
ному  Комитету  партии  большевиков  —  Ленину,  на  рево¬
люционную  работу.
 И  вот  в  Женеву  к  Владимиру  Ильичу,  где  он  жил
в  эмиграции,  приехала  русоволосая  девушка  в  мод¬
ной  шляпке  из  сорочьего  «меха»  и  объяснила,  что  хоте¬
ла  бы  исполнить  волю  покойного  брата,  но  не  знает,
с  чего  начать,  так  как  унаследованные  сестрами
деньги  находятся  в  обороте  их  дядюшки,  мануфактур¬
щика  Морозова,  который  вряд  ли  захочет  с  ними  рас¬
статься.
 Возникло  партийное  денежное  дело,  с  дополнитель¬
ным  эпитетом  «крупное»,  которое  Ленин  тут  же  поручил
Л.  Б.  Красину.
 Как  и  ожидалось,  Морозов  наложил  бескомпромисс¬
ное  вето  на  деньги  крамольного  племянника.  Тогда  Ле¬
нин,  собрав  у  себя  группу  большевиксв-эмигрантов,
предложил  остроумнейший  план  дальнейших  действий,
осуществление  которого  обещало  снять  всякие  юридичес¬
кие  ограничения  с  воли  сестер.  Не  излагая  этого  плана,
замечу  лишь,  что  осуществление  его  предполагало  учас-
 239

тне  сведущих  юристов-большевиков  и  преданной  брату
юной  гостьи  из  России.
 Выигрыш  дела  осложнили  меньшевики:  предъявив
права  на  то  же  наследство,  они  вовлекли  в  тяжбу  Меж¬
дународное  социалистическое  бюро  и  держателей  де¬
нег.
 Как  же  прозвучал  эпилог  этой  уникальной  ис¬
тории?
 Победно.
 И  конечно  же,  радостно  для  всех,  кому  дорого  было
дело  революции.
 Вот  как  была  принята,  к  примеру,  эта  победа  в  обще¬
стве  Горького,  находившегося  тогда  в  Америке.
 «Как-то  в  воскресенье...—  рассказывает  Н.  Буренин
в  мемуарах,—  мы  сидели  всей  компанией  в  любимой  на¬
шей  гостиной.  Почта  принесла  радостное  известие  от
Л.  Б.  Красина  о  том,  что  выиграно  крупное  денежное
партийное  дело.  Чуткая  Прпстопия  Ивановна...  готова
была  затанцевать  от  радости.  Я  сел  к  роялю  и  заиграл
веселый  кек-уок».
 «Чисто  правовую  победу»  Ленина  над  миллионером
торжествовали  все,  кто  был  в  доме.
 Деньги,  завещанные  Н.  П.  Шмитом  большевистскому
ЦК,  поступили  в  один  из  банков  Парижа,  а  через  недол¬
гое  время  вернулись  обратно  в  Россию  в  виде  несколь¬
ких  типографий,  чтобы  призывно  бить  в  колокол  револю¬
ции.
 В  работе  «Что  делать?»  Ленин  спрашивал:
 «Почему  русский  рабочий  мало  еще  проявляет  свою
революционную  активность  по  поводу  зверского  обраще¬
ния  полиции  с  народом,  по  поводу  травли  сектантов,
битья  крестьян,  по  поводу  безобразии  цензуры,  истяза¬
ний  солдат,  травли  самых  невинных  культурных  начина¬
нии  ит.  п.?»
 И  отвечал:
 «Мы  должны  винить  себя,  свою  отсталость  от  движе¬
ния  масс,  что  мы  не  сумели  еще  организовать  достаточно
широких,  ярких,  быстрых  обличений  всех  этих  гнусно¬
стей.  Сделай  мы  это  (а  мы  должны  сделать  и  можем  сде¬
лать  это),—  и  самый  серый  рабочий  поймет  или  почув¬
ствует,  что  над  студентом  и  сектантом,  мужиком  и  писа-
 220

телем  ругается  и  бесчинствует  та  самая  темная  сила,  ко¬
торая  так  гнетет  и  давит  его  па  каждом  шагу  его  жиз¬
ни...»149
 Политическая  агитации  и  политические  обличения—
всесторонние,  живые,  яркие,  быстрые,  широкие,  по  фор¬
муле  Ленина,  требуют  фактов.  Он  черпает  их  из  потока
жизни,  из  периодики,  из  наблюдений  за  деятельностью
царской  администрации.  Постоянно  следит  за  полицией
и  юстицией  России,  за  изданием  законов.  Много,  часто
и  остро  пишет  на  эту  тему.
 «Что  делать?»
 Просматриваю  том  ленинских  сочинений  именно  сэтой
работой.
 Только  один  этот  том.
 И  отмечаю:  тема  права,  классовой  его  сущности,  без¬
брежного  произвола  в  «правотворчестве»,  в  жизни  стра¬
ны  то  и  дело  возникает  на  его  страницах.
 «Правительственный  вестник»  объявляет  «Высочай¬
шее  повеление,  утвержденное  8  июня  1901  г.  об  отводе
частным  лицам  казенных  земель  в  Сибири»,  а  через  ко¬
роткое  время  «Искра»,  отзывается  па  этот  акт  статьей
Ленина  «Крепостники  за  работой».
 «Как  ни  быстро  растет  народная  нужда  в  Сибири,—
констатирует  Владимир  Ильич,—все  же  тамошний
крестьянин  несравненно  самостоятельнее  «российского»
и  к  работе  из-под  палки  мало  приучен.  Новый  закон  ста¬
рается  его  приучить»150.
 Доказав,  что  «высочайшее  повеление»  возрождает
крепостничество  и  что,  издавая  его,  царь-батюшка  увле¬
чен  одной  мыслью  —  помочь  «бедствующим  помещикам  и
несчастным  генералам-прндворным»,  Ленин  заканчивает
статью  словами:  «...наше  дело  теперь  —  просто  распрост¬
ранить  сведения  о  новом  законе.  Ознакомившись  с  ним,
самые  неразвитые  слои  рабочих,  самые  серые  и  забитые
крестьяне  поймут,  кому  служит  правительство  и  какое
правительство  нужно  народу»151.
 Глубочайшее  правовое  и  политическое  истолкование
«Временных  правил  об  участии  населения  пострадавших
от  неурожая  местностей  в  работах,  производимых  распо¬
ряжением  ведомств  путей  сообщения  и  земледелия  и  госу¬
дарственных  имуществ»,  предложенное  Лениным  в  дру-
 221

гой  искровской  публикации  («Каторжные  правила  и  ка¬
торжный  приговор»),  венчают  слова: 	«...ото  —  настоя¬
 щие  каторжные  правила  для  голодающих,  правила  об  от¬
даче  их  в  работы  с  лишением  прав  за  то,  что  они  осмели¬
лись  утруждать  начальство  просьбами  о  помощи.  Пра¬
вительство  1*0  ограничилось  тем,  что  отняло  у  земства
заведование  продоз^ьстжлшым  лол^м,  запретило  част¬
ным  лицам  устраивать,  без  разрешения  полиции,  столо¬
вые,  предписало  уменьшить  впятеро  действа  гельные  раз¬
меры  нужды,—  оно  еще  объявляет  крестьян  неполноправ¬
ными  и  приказывает  расправляться  с  ними  без  суда.
К  постоянной  каторге  вечно  голодной  жизни  и  непосиль¬
ного  труда  присоединяется  теперь  угроза  каторгой  ка¬
зенных  работ»152.
 В  статье  «Новое  побоище»  —  картина  внесудебной
расправы  над  рабочими  —  знакомый  читателю  тезис  «пра¬
восудие»  обращается  в  бегство;  в  статье  «Отдача  в  сол¬
даты  183-х  студентов»  —  истолкование  и  критика  «Вре¬
менных  правил  29  июля  1899  г.  об  отбывании  воинской
повинности  воспитанниками  высших  учебных  заведении,
удаляемых  из  сих  заведений  за  учинение  скопом  беспо¬
рядков»  —  утверждение:  правила  эти  —  «угроза  студеп*
честву  и  обществу»,  требование  об  их  отмене;  в  статье
«Протест  финляндского  народа»  —  вывод  о  беззакониях
законодателя:  «И  манифест  3  февраля  1899  г.,  и  закон
29  июня  1901  г.  незаконны,  это  —  насилие  клятвопреступ¬
ника  с  шайкой  башибузуков,  которая  называется  царским
правительством»153.
 Необыкновенно  оригинальную  задачу  ставит  перед  со¬
бой  Ленин  в  третьей  части  «Случайных  заметок».
 «Прошу  снисхождения  у  читателя,—  полушутливо  за¬
мечает  он  по  поводу  сзоего  замысла,—  ведь  это  первым
опыт  статистики  узаконений:  до  сих  пор  ппкго  не  пытал¬
ся  еще  возвести  эту  область  знании  па  степень  строгом
науки,—  никто,  не  исключая  даже  профессоров  русского
госуд  з  рствеппог'  >  при  в  а  »1'1.
 А  вот  о  самой  задаче:
 «При  правительствующем  сенате  издается,  как  из¬
вестно,  «Собрание  узаконений  и  распоряжений  прави¬
тельства»,  периодически  вещающее  о  каждом  мероприя¬
тии  правительства.  Вот  эти  данные  мы  и  возьмем,  и  по¬
смотрим,  о  чем  правительство  узаконяет  и  распоряжает¬
ся.  Именно:  о  чем.  Мы  не  позволим  себе  критики  началь¬
 222

ственных  велений,—  мы  только  подсчитаем  число  «оных»,
относящихся  до  той  пли  другой  области.  В  январских
газетах  перепечатано  из  позначного  правительственно¬
го  издания  содержание  Л1'  290Г>  до  2929  за  прош¬
лый  год  и  1  -  СО  за  текущий.  Ihoro  91  узаконение
и  распоряжение  за  период  от  29-го  декабря  1900  г.
до  12-го  января  1901  г.—  как  раз  на  рубеже  столе¬
тий»1"5.
 Не  позволяя  себе  «критики  начальственных  велений»,
Ленин  сводит  акты  Правительствующего  сената  в  не¬
сколько  самостоятельных  групп  —  и  вот  итог:
 «Полсотни  узаконений  и  распоряжений,  посвященных
отдельным  торгово-промышленным  компаниям  и  пред¬
приятиям;  два  десятка  административных  переимено¬
ваний  и  преобразований;  два  вновь  созданных  и  три
реформированных  частных  общества;  три  школы,  приго¬
товляющие  помещичьих  служащих;  шесть  городовых  и
два  конно-полицейских  урядника  при  заводах.  Можно  ли
сомневаться,  что  столь  богатая  и  разносторонняя  законо¬
дательно-административная  деятельность  гарантирует  на¬
шему  отечеству  быстрый  н  неуклонный  прогресс  в  XX  ве¬
ке?»156.
 Правовые  знания  Ленина,  его  опыт  в  праве  —  на  ли¬
нии  огня.  На  баррикадах.
 Это  —  оружие  революции.
 7
 —  Иногда  казалось,  что  неукротимая  энергия  его  духа
брызжет  из  глаз  искрами,  и  слова,  насыщенные  ею,  бле¬
стят  в  воздухе.
 Это  —  М.  Горький  о  Ленине.
 —  Он  защищал  и  нападал...  Почему-то  слова  его  окра¬
шивались  жарким  красным  цветом...
 А  это  —  А.  Веронский,  и  тоже  о  Ленине.
 Воображению,  увлеченному  магнетической  силой  ле¬
нинской  мысли,  открывается  недоступное  и  невозможное:
пвет  звука.  Горький  и  Воронский  не  только  слышат,  но  и
видят  живое  слово  Ленина.
 Сказанное  по-русски,  это  слово  понятно  и  тем,  кто  не
знает  по-русски.
 223

—  На  площади,  в  Париже,—  вспоминал  Пал  Петров¬
ски,—  где  Владимир  Ильич  выступил  с  рсчыо  перед  ты¬
сячами  французских  рабочих  и  русских  эмигрантов,  кто-
то  сказал:  «Даже  не  понимая  по-русски,  чувствуешь,  что
этот  человек  прав».
 Ораторский  дар  Ленина  удивителен.
 «Если  подойти  к  этому  (к  маноре  Ленина  говорить
публично.—  В.  Ш.)  с  точки  зрения  специфически  оратор¬
ского  искусства,  широких  парламентских  жестов,  округ¬
ленных  фраз,  красоты  стиля,—  размышлял  С.  Ло¬
зовский,—  то  молено  сказать,  что  Ленин  не  был  ора¬
тором.  Но  если  отбросить  эту  парламентарную,  ад¬
вокатскую  мерку,  а  взять  содержание  и  степень  влия¬
ния  речи  па  аудиторию,  интимную  связь  между  гово¬
рящим  и  слушающим,  то  Ленин  был  выдающимся  ора¬
тором».
 Ничего  специфически  ораторского,  ничего  специфиче¬
ски  адвокатского!
 Правда,  А.  Воронский  отмечал  в  мемуарных  замет¬
ках,  что  Ильич  «умел  убеждать,  как  адвокат»,  но  это  его
умение,  естественно,  не  связывалось  здесь  с  привычными
в  адвокатской  среде  приемами  полемики.  Сравнение  «как
адвокат»  могло  выражать  лишь  настоящий  артистизм
аргументации,  отличавший  в  старые  годы  ограниченную
горстку  честных  талантов  защиты,  тот  артистизм  в  ра¬
боте  с  фактами,  наградой  за  который  стали  такие  уни¬
кальные  победы  русского  полемического  оружия,  как
оправдание  Веры  Засулич  или  33.  участников  Морозов-
ской  стачки.
 Как  же  создавал,  как  строил  Ленин  свои  судебные
защиты?
 Повествуя  о  шушенских  годах,  II.  Крупская  вспоми¬
нала:
 «Одно  время,  --рассказывал...  Владимир  Ильич,—
я  очень  увлекался  латыиыо».—  «Латынью?»  —  удивилась
я.—  «Да,  только  мешать  стало  другим  занятиям,  бро¬
сил».  Недавно  только,  читая  «Леф»,  где  разбирался
стиль,  строение  речи  Владимира  Ильича,  указывалось
на  сходство  конструкции  фразы  у  Владимира  Иль¬
ича  с  конструкцией  фраз  римских  ораторов  —  на  сход¬
ство  ораторских  приемов,  я  поняла,  почему  мог  ув¬
 224

лекаться  Владимир  Ильич,  изучая  латинских  писате¬
лей»157.
 Любопытное  сообщение!
 Красе,  Антонин,  братья  Гракхп,  Гортензий,  Цицерон...
Чтобы  читать  их  и  подлиннике,  симбирский  гимназист
Ульянов  занимается  латынью.  И  достигает  редкого  со¬
вершенства.  Оказавшись  в  неожиданной  роли  «домашне¬
го  репетитора»  старшей  сестры  Анны  Ильиничны,  гото¬
вившей  латынь  за  три  курса  высшей  школы,  шестпадца-
тплстний  лингвист  ведет  занятия  настолько  интересно,
живо  и  содержательно,  что  «противная  латынь»  —  это
слова  Анны  Ильиничны  —  становится  для  нее  радостью,
творчеством,  а  на  какое-то  время  и  делом  жизни.  «...Че¬
рез  несколько  лет,—  вспоминала  она  позже,—  знание
основ  латыни  облегчило  мне  изучение  итальянского  язы¬
ка,  которое  дало  мне  возможность  иметь  заработок  и  до¬
ставило  много  удовольствия»153.
 Римские  вершины  для  юного  Ульянова  —  это  прежде
всего  Цицерон.  Именно  Цицерона  —  его  трактат  «О  ста¬
рости»  —  переводит  он  па  родной  язык  с  Анной  Ильи¬
ничной,  именно  Цицерона  —  речи  в  суде  и  на  фо¬
руме—  с  особенным  увлечением  читает  он  в  гимназиче¬
ские  годы.
 «Как  сейчас  по*мню  Ульянова,—  рассказывает  совре¬
менник  Ленина,  учившийся  с  ним  в  одном  классе.—  Он
отличался  феноменальной  памятью  и  скорей  пас  всех  за¬
поминал  латинские  тексты.  Стоя  посреди  класса,  он
декламировал  по-латыни  речь  Цицерона,  обращенную
против  Каталины:
 —  До  каких  пор,  Каталина,  будешь  ты  злоупот¬
реблять  нашим  терпением?
 Класс  замер,  прислушиваясь  к  знакомым  словам,
в  которые  Ульянов  сумел  вдохнуть  новую  жизнь...  Лати¬
нист,  сидя  па  кафедре,  слушал,  прикрыв  глаза  рукой.
Он  не  шевелился,  а  когда  Ульянов  кончил,  он  молча  по¬
дошел  к  нему  и  обнял:
 —  Спасибо  тебе,  мальчик,—  сказал  он  ласково...»151*.
 «Час  назад  в  аудитории  коллоквиумов  отгремели  де¬
баты  по  статье  Эйхенбаума  в  «Лефе»...
 Страничка  из  моего  студенческого  дневника,  тесно
уставленная  красными  фуксиновымп  буквами,  помечена
 8  Заказ  1564
 225

22  января  1927  года.  О,  это  был  жаркий  спор.  Остросло¬
вы  в  тот  день  с  особенной  лихостью  щеголяли  каламбу¬
рами  и  парадоксами,  много  цитировали  по-латыни.  Про¬
фессор  Мане,  попыхивая  с  кафедры  сигарой—  на  диспу¬
тах  студентов  он  позволял  себе  такую  вольность,—  удов¬
летворенно  щурился  па  спорщиков,  а  заключая,  начал
с  похвалы:
 —  Приятно  отмстить,  мы  подняли  хороший  пласт.
Спасибо,  друзья!..
 Профессор  улыбнулся.
 —  Но...  но  ничего  еще  не  взрастили.  Этого  не  сделал
и  «Леф».  К  настоящему  разговору  об  языке  Ильича  ни¬
кто  пока  не  готов.  Что  же  касается  его  искусства  живой
речи,  его  выступлений  в  суде,  то  здесь,  при  всей  бедности
материала,  можно  сказать  одно:  легкомысленно  выводить
этот  опыт  из  опыта  Цицерона,  только  из  опыта  Цицерона
или  даже,  прежде  всего,  из  этого  опыта.  Влияние,  что
испытал  на  себе  симбирский  гимназист,  лишь  в  слабой
степени  отразилось  на  языке,  ораторской  манере  Иль¬
ича.  Тут  любопытно  другое:  чего  не  захотел  взять  Ленин
у  Цицерона,  от  чего  отказался,  в  чем  превзошел  его.
Я  спрашиваю  вас,  какую  речь  римского  кумира  вы  по¬
ставили  бы  в  образец?
 —  За  Рссиия!
 —  Против  Катнлипы!
 —  За  Клеуиция!
 Профессор  выставил  ладонь,  как  бы  подпирая  катя¬
щийся  на  него  поток  восклицаний.
 —  Спокойней,  друзья...  Шедевры  названы,  и  теперь
я  хотел  бы  попросить  каждого  внимательно  перечесть
у  Цицерона  то,  что  вас  особенно  греет,  пытаясь  разгля¬
деть  в  облюбованной  речи  сильное  и  слабое,  и  тут  же,
в  одной  рабочей  упряжке,  прочесть  вот  эго...—  Профес¬
сор  извлек  из  портфеля  томик  с  силуэтом  Ильича  и  на¬
звал  страницу.—  Это  речь  Ленина  за  Ленина.  В  собст¬
венную  зашиту.  Вчитайтесь  r  пес,  вдумайтесь,  и  вы  уви¬
дите,  насколько  мощен,  ярок,  нет,  не  то,  насколько
по-ильичевски  самобытен  дар  нашего  Ленина  в  поле¬
мике.
 Я  во  второй  раз  следую  совету  профессора.  Как  и  со¬
рок  лет  назад,  раскрываю  тот  же  том  на  той  же  страни¬
 226

це,  просматриваю  сделанные  тогда  карандашные  по¬
метки.  Я  все  еще  студент.
 Речь  эта  легла  па  бумагу  в  канун  Пятого  (Лондонско¬
го)  съезда  РСДРП,  и  вот  при  каких  обстоятельствах.
 6  январи  1907  года  в  Петербурге  собралась  конферен¬
ция  местной  социал-демократической  организации  —
39  большевиков,  31  меньшевик,  чтобы  решить  вопрос
о  выборах  в  Государственную  думу.  Меньшевики  под
предлогом  надуманных  формальных  расхождений  с  боль¬
шевиками  ушли  с  конференции  с  тайным  намерением
«перекинуться  к  кадетам»  —  выражение  Владимира  Иль¬
ича.  На  этот  предательский  ход  Ленин  ответил  серией
брошюр.  Одна  из  них  —  «Выборы  в  Петербурге  и  лицеме¬
рие  31  меньшевика»  —  была  особо  рассмотрена  ЦК  пар¬
тии  (меньшевистским  —  по  преобладанию  меньшевиков),
который  нашел,  что  «обвинение  31  члена  СПЬ.  органи¬
зации»  в  сговоре  с  кадетами  способно  породить  смуту
в  рядах  пролетариата,  «подвергая  заподозреванию  поли¬
тическую  честность  членов  партии»,  и  решил  вынести
«образ  действий  Ленина  на  рассмотрение  партийного
суда».
 Девять  судей  под  председательством  бундовца
Р.  Абрамовича  дважды  собирались  на  свои  заседания,
допросили  трех  свидетелей,  выслушали  Ленина,  зачитав¬
шего  свою  речь,  названную  им  «защитительной  (или  об¬
винительной)  против  меньшевистской  части  ЦК».
 Пятый  (Лондонский)  съезд  партии  прервал  эти  засе¬
дания,  а  после  съезда  они  возобновлены  не  были.
 Такой  была  предыстория.  Теперь  о  самой  речи.
 Начав  ее  обращением:  «Товарищи  судьи!»—Ленин
тотчас  же  переходит  к  существу  дела.
 «Я  начну  прямо  с  существа  дела...—  говорит  он,—
прочту  полностью  то  «заявление»,  которое  ЦК  «вносит
на  рассмотрение  суда».  Следует  цитата:
 «ЦК  констатирует,  что  в  брошюре  «Выборы  в  СПБ.
и  лицемерие  31-го  меньшевика»,  подписанной  т.  Лениным,
содержится  прямое  обвинение  31-го  члена  СПБ.  органи¬
зации  в  том,  что  они  вступили  в  переговоры  с  кадетской
партией  «для  продажи  кадетам  голосов  рабочих»  и
что  «меньшевики  торговались  с  к.-д.,  чтобы  протащить
своего  человека  в  Думу,  вопреки  рабочим,  при  помощи
к.-д.».
 За  цитатой  —  первое  промежуточное  резюме:
 8*
 227

«Таков  полный  текст  обвинения»160.
 Полное  обвинение  —  это  полное  мнение  обвинителя
о  содержании  и  объеме  того,  что  он  ставит  в  вину  обви¬
няемому.  Полное  —  значит  все.  Эту  мысль  Ленин  допол¬
няет  другой:
 «Я,  конечно,  понимаю,  что  дело  идет  о  всей  указанной
брошюре...»161.
 Вслед  за  ЦК  он  берет,  как  основное  и  главное,  два
извлечения,  две  выдержки  из  брошюры,  но  готов  защи¬
щать  ее  целиком  —  все  мысли,  все  положения.
 Начальное  звене  речи  —  обвинение  как  оно  есть.  Точ¬
ный  его  слепок,  формула.
 Повторив  обвинение,  Ленин  тотчас  же  атакует  его,
исследует  и  истолковывает.  Это  второе  звено  речи.  Те¬
перь  главная  цель  оратора  —  разрушение.
 «О  какой  «продаже»  кадетам  голосов  рабочих  идет
здесь  речь?»  —  спрашивает  он.  II  отвечает:
 «Некоторые  шутники  говорили  мне,  что  они  поняли
так  —  будто  я  говорю  о  продаже  за  деньги.  Шутка,  ко¬
нечно,  не  лишена  остроумия.  Но  человек  грамотный
и  серьезно  читающий  всю  брошюру,  а  не  вырванные  ме¬
ста,  разумеется,  увидит  сразу  из  контекста,  из  всех  пре¬
дыдущих  и  последующих  фраз,  что  речь  идет  о  продаже
не  за  деньги,  а  за  местечки  в  Думе.  Под  «торгом»  и  «куп¬
лей-продажей»  разумеется  обмен  эквивалентов  полити¬
ческих,  а  не  экономических,  мест  за  голоса,  а  не  денег
за  голоса».
 Точное  и  меткое  ленинское  слово  —  «мест  за  голоса,
а  не  денег  за  голоса»  —  присваивает  фактам  истинное  их
значение.
 «Если  бы,—  продолжает  Ленин,—  в  разбираемом  ме¬
сте  брошюры  было  сказано:  31  продавали  за  деньги  го¬
лоса  рабочих  кадетам,  тогда  это  было  приписыванием
позорного  и  преступного  образа  действий  противнику.
За  такое  утверждение  сделавший  его  подлежал  бы  суду,
разумеется,  вовсе  по  за  «внесение  смуты  в  ряды  пролета
риата»,  г  за  клевету.  Это  вполне  ясно».
 Не  клевета  это!
 Но  что  же  тогда?  Корректная  доброжелательная  кри¬
тика?
 Нет,  и  не  это.
 «Наоборот,—  развивает  далее  свою  мысль  Ленин,  -
если  бы  в  разбираемом  месте  брошюры  было  сказано:
 228

31  выступили  для  присоединения  к  кадетским  голосам
голосов  рабочих  при  условии  моста  в  Думе  для  с.-д.,—
тогда  это  был  бы  образчик  лояльной,  корректной,  допу¬
стимой  для  членов  партии  полемики»102.
 Великолепное  размежевание  понятий!
 Отчетливо  и  броско  лежат  перед  девятью  судьями  ме¬
жевые  разделительные  линии,  одна  кладет  границу
между  тем,  что  было  сказано  в  брошюре  и  клеветой,
вторая  —  между  тем,  что  было  сказано  в  брошюре  и  ло¬
яльной  благожелательной  полемикой.
 В  брошюре  пет  и  тени  позорящей  неправды,  но  пет
и  долготерпения  единомышленника.
 В  ней  —  третье.
 Что  же  именно?  К  какому  берегу  бьет  это  третье,  че¬
го  хочет  Ленин,  на  что  рассчитана  его  формулировка?
 «Эта  формулировка  рассчитана  не  па  то,  чтобы  убе¬
дить,—отвечает  Ленин,—  а  на  то,  чтобы  разбить  ряды,—
не  на  то,  чтобы  поправить  ошибку  противника,  а  на  то,
чтобы  уничтожить,  стереть  с  лица  земли  его  организа¬
цию».
 Бой  принят,  и  Ленин  сам  идет  навстречу  обвинителю
и  его  обвинению.
 «Значит,  вы  признаете  такую  формулировку  недопу¬
стимой?  —-  спросят  меня,—  продолжает  он  в  цитируемой
речи.—  Конечно,  да,—  отвечу  я,—  только  с  маленьким
добавлением:  недопустимой  для  членов  единой  партии.
В  этом  добавлении  весь  гвоздь  вопроса.  Вся  неправиль¬
ность,  скажу  больше,  недобросовестность  выдвинутого
против  меня  Центральным  Комитетом  обвинения  в  том
и  состоит,  что  ЦК  умалчивает  об  отсутствии  единой  пар¬
тии  в  то  время,  когда  писалась  брошюра...  Недобросо¬
вестно  обвинять  за  «недопустимое  для  членов  партии
выступление  в  печати»  по  такому  поводу,  когда  был  рас¬
кол  в  партии»163.
 Раскол.  На  этом  слове,  как  на  волшебной  оси,  обви¬
нение  поворачивается  другой  своей  стороной.
 «То,  что  недопустимо  между  членами  единой  партии,
то  допустимо  и  обязательно  между  частями  расколов¬
шейся  партии.  Нельзя  писать  про  товарищей  по  партии
таким  языком...  Можно  и  должно  писать  именно  таким
языком  про  отколовшуюся  организацию.
 Почему  должно?  Потому  что  раскол  обязывает  выры¬
вать  массы  из-под  руководства  отколовшихся».
 229

Раскол  обязывает...  И  потому  должно.  Должно  жечь
раскол  беспощадным  испепеляющим  словом,  отводить
пагубу,  вырывать  массы  из-под  влияния  меньшевиков.
Крушить  смуту  н...  сеять  смуту.
 «Мне  говорят:  вы  вносили  смуту  в  ряды  пролетариа¬
та,—  ведет  далее  Ленин  пить  спора.—  Я  отвечаю:  я
умышленно  и  рассчптаппо  вносил  смуту  в  ряды  той  части
петербургского  пролетариата,  которая  шла  за  отколов¬
шимися  накануне  выборов  меньшевиками,  и  я  всегда  бу¬
ду  поступать  таким  образом  при  расколе»164.
 Есть  строки,  есть  мысли  и  вещи  у  Ленина,  с  которы¬
ми  он  входит  в  вашу  жизнь  как  философ,  экономист,  ло¬
гик,  есть  другие  строки,  другие  мысли  и  веши,  и  в  них  —
другие  стороны  его  гения.  Люди  восхищаются  ленинским
искусством  живого  слова,  но  у  каждого  свои  доказатель¬
ства  красоты  и  мощи  этого  искусства.
 Я  принимаю,  нахожу  неизбежным  увлечение  разных
людей  разными  —  порой  очень  разными  —  речами,  вы¬
ступлениями,  репликами  Ленина  и  все-таки  говорю:  про¬
чтите  исследуемую  нами  речь.
 Она  захватит  вас.
 Речь  перед  лицом  партийного  суда  не  очень  отдалена
от  самарских  лет  и  самарских  защит  Ленина,  в  ней  при¬
сутствуют  чисто  судебные  аксессуары:  «инкриминируе¬
мая  брошюра»,  «обвинение»,  «приговор...».  Заключая  ее,
Ленин  говорит:  «Я  направил  все  усилия  к  тому,  чтобы
судебное  следствие  вскрыло  перед  судьями  всю  обстанов¬
ку  петербургского  раскола...»  И  все  же  это  прежде  всего
спор  политический,  а  не  судебный.  II  следовательно,
чтобы  усвоить  манеру  молодого  Ильича  говорить  в  суде,
необходим  и  материал  чисто  судебный.
 Достаточен  ли  он?
 Судебных  речей  Ульянова,  по  существу,  не  сохрани¬
лось.  Крупные  адвокаты  России  —  Андреевский,  Спасо-
вич,  князь  Урусов,  Карабчевский,  Плевако  —  читали  свои
речи  в  газетах  едва  ли  не  на  следующее  утро  после  гром¬
ких  процессов.  Ульянов  не  искал  в  кругу  российской  ад¬
вокатуры  ни  громкого  имени,  ни  громких  дел  —  его  пи-
хией  была  революция.  Лишь  одна  его  самарская  зашита,
 230

с  одной,  удручающе  лаконичной  строчкой  «...защищал
г.  Ульянов»,  пробилась  на  газетную  полосу.  Тот  же  мерт¬
вящий  лаконизм,  голое  обозначение  факта  защиты  —
«г.  Ульянов  произнес  защитительную  речь»,—  а  не  из¬
ложение  ее  сути,  встречает  нас,  но  большей  части,
и  на  пожухлых  страницах  протоколов  и  журналов
суда.
 Богатство  уголовных  панок  Самары  —  пятнадцать
ленинских  реплик  в  споре  с  прокурором  о  размере  на¬
казания.  Но  и  здесь,  изложив  пятнадцать  различно  сфор¬
мулированных  позиций  защиты,  писцы  ие  утруждали  се¬
бя  долгом  воспроизвести  аргументацию.  Исключением
служит  дело  №  105  о  трагической  гибели  Андрейки  Ко¬
ротина  на  запасном  пути  станции  Безснчук:  тут  есть  поч¬
ти  все.  Более  щедр,  несомненно,  и  одетый  в  нежную  си¬
рень  томик  дела  с  притязаниями  «крестьянина  от  ком¬
мерции»  Степана  Мороченкова  к  управе  посада  Меле-
кесс  и  к  имуществу  умершей  солдатки.  В  томике  перипе¬
тии  борьбы  и  возражения  Владимира  Ильича  —  канва
и  основа  его  судебной  речи.  Ыа  полувыцветших  голубых
линейках  последней  страницы  дела  по  иску  Константи¬
нова  карандаш  судьи  оставил  черновую  запись  со  слова¬
ми: 	«Отрицая  это  получение,  я  не  нахожу  доказа¬
 тельств...»  —  позиция  Ульянова-ответчика  в  кратком  из¬
ложении  от  первого  лица.  В  указе  Правительствующего
сената  по  делу  костромского  мещанина  Красноселова  —
голос  Ульянова.  Вынужденный  уступить  безвестному
адвокату  из  Самары,  высший  суд  России  повторяет  его
аргументацию...
 Материал  этот  не  очень  богат,  но  вкупе  с  обшир¬
ной  ленинской  полемикой  позволяет  высказать  не-
сесолько  суждений  о  характере  судебных  речей  Улья¬
нова.
 Широко  известно,  что  в  любой  полемике  Ленин  опи¬
рался  тольеш  на  факты,  на  их  строгое  и  недвусмыслен¬
ное  значение.  Речи  его  предметны,  кратки  и  удивительно
пластичны.  В  них  есть  все,  что  нужно,  и  нет  ничего,  что
не  нужно.  Даже  повторения,  он  любил  их,—  всегда  умест¬
ны  и  новы  новизной  акцентов.
 Цицерон,  учивший  молодых  риторов  умению  видеть,
что  уместно  и  что  не  уместно  в  жизни  и  в  речи,  случа¬
лось,  и  пе  показывал  такого  умения.  Даровитый  камен¬
щик  слова  пс  был  совершенным  архитектором.  Он  сам
 231

признавался  в  этом,  завидуя  Гортензию,  речи  которого
отличала  превосходная  архитектоника.
 В  судебных  защитах  он  искуснее  повествовал,  чем
доказывал.  Повествование,  картины  истории,  конфлик¬
тов—  вот  его  любимый  конек.  Конек  Ульяпова-адвока-
та  —  аргументация,  доказывание,  нстолковывание  и  объ¬
яснение.
 Возводя  доказательства,  Цицерон  истощался  в  забо¬
тах  дать  залп  по  каждой  амбразуре  противника.  II  тогда
мельчил,  а  порой  и  растворялся  в  неглавном.  И  не  слу¬
чайно  его  ученику  Плинию,  перенявшему  эту  слабость
учителя,  один  из  его  оппонентов  как-то  не  без  ехидства
заметил:  «Ты  считаешь  нужным  развивать  все  относя¬
щиеся  к  делу  соображения,  я  смотрю,  где  у  противника
горло,  чтобы  тотчас  же  за  пего  схватить».
 Ульянов  не  признавал  универсализма  в  полемике,
спорил  масштабно,  крупно,  искал  и  находил  главное  —
главный  нерв  спора,  главный  победоносный  аргумент,
и  если  этого  —  главного  —  было  достаточно  для  убежде¬
ния,  для  «выигрыша»,  оставлял  без  внимания  все  осталь¬
ные  доводы  и  суждения  оппонента.
 Для  успеха  в  суде  мало  донести  до  судей  лицо  объ¬
ясняющей  или  оправдывающей  действительности,  надо
еще  и  оценить  эту  действительность,  истолковать  ее  на
языке  права.  Мудро  и  просто  делал  это  Карл  Маркс  на
судебных  процессах  по  его  обвинению.  Чтобы  поставить
юридическую  перегородку  между  такими  очень  схожими
понятиями,  как  клевета  и  оскорбление,  он  говорил,  к  при¬
меру:  «Если  я  скажу:  «Вы  украли  серебряную  ложку»,
то  я  возвожу  на  вас  клевету...  Если  же  я  скажу:  «Вы  —
вор,  у  вас  воровские  наклонности»,  то  я  оскорблю
вас»165.
 С  той  же  впечатляющей  наглядностью  препарировал
Ульянов  совместную  вину  начальника  станции  и  стрелоч¬
ника  в  безенчукской  трагедии:  порок  контроля  у  первого
и  порок  исполнения  у  второго.  Его  возражения  по  делу
о  притязаниях  Морочспкова  на  кусок  посадской  земли
в  Мелексссе  —  основа  его  судебной  речи  —  примечатель¬
ны  необыкновенно  сжатым  и  необыкновенно  полным  ис¬
толкованием  фактической  и  правовой  стороны  кон¬
фликта.
 Главный  факт  надевает  доспехи  права.  И  побеж¬
дает.
 232

Цицерон  числил  за  оратором  три  обязанности:  по¬
учать,  нравиться  н  трогать.  Чтобы  правиться  и  трогать,
он  приучал  левую  руку  к  жесту  величавой  торжествен¬
ности,  заботился  о  ритме  речи,  нередко  говорил  в  суде
пышным  слогом,  пользовался  поэтическими  тропами  и
фигурами...
 А  Ульянов?  Его  речь  отличала  простота.  Но  гений
мысли  был  и  гением  чувства.  Нетрудно  представить  его
горячее  сострадание  —  а  это  общеизвестно  —  к  таким
его  подзащитным,  как  «малолетний  правонарушитель»
Николка  Куклсв,  замордованный  урядником  и  взвалив¬
ший  на  себя  чужую  вину,  три  голодных  хлопца,  поль¬
стившихся  на  чугунное  колесо  купчихи  Бахаревой,  чер¬
норабочий  Бамбуров.
 Цицерон  хуже  Гортензия  строил  речи,  уступал  Крассу
в  импровизациях,  Гракхам  —  в  остроумии,  но  в  сумме
всех  своих  качеств  был  выше  всех  их.
 Молодой  Ульянов  видел  это  и,  по-видимому,  выделял
его  из  среды  римских  ораторов,  учился  у  него.  Не  буду¬
чи,  однако,  никогда  и  пи  в  чем  копиистом,  имитатором
чужих  форм,  делая  свое  (другое)  дело  в  другом  ми¬
ре  и  в  другое  время,  он  возвеличил  этот  другой,  новый
мир  невозможным  в  прежние  эпохи  искусством  живого
слова.
 Пройдут  тысячелетия.  Люди  забудут  имена  монархов,
пап,  завоевателей.  Канут  в  Лету  Чингисхан  и  Батый,
унылый  частокол  Людовиков  и  Карлов,  эти  мрачные
п  временные  обозначения  безостановочного  бега  истории.
Только  тонкие  знатоки  смогут  тогда  положить  на  бумагу
границы  теперешнего  мира.  И  лишь  одна  память,  память
о  Ленине,  не  истощится,  ие  оскудеет.  Живые  всё  спросят
у  мертвых,  мертвые  всё  скажут  живым.  Архивы,  воспо¬
минания,  дневники,  портретные  зарисовки,  фотографии,
наброски  речей  и  программ,  почта  царей,  дипломатов,
партийных  работников,  его  письма  и  письма  к  нему,  не¬
досказанное  и  недописапное  —  все,  все,  отовсюду  —  из
Варшавы,  Шушенского,  Москвы,  Ленинграда,  Женевы,
Красноярска,  Поронина,  Куйбышева,  Парижа,  Гаваны,
Токио,  Праги,  Филадельфии,  Алакаевки  —  сольется  в  жи¬
вой  взволнованный  рассказ  пародов  о  том,  как  жил  и  бо¬
ролся,  что  думал,  что  завещал  будущим  поколениям  этот
 233

Человек.  Он  всегда  и  во  всем  был  весь.  Так  говорим  мы,
так  будут  говорить  после  нас.
 В  первой  своей  полемике  против  «друзей  народа»,
в  борьбе  с  оппортунизмом,  предательством,  шатаниями
в  рабочем  движении,  разрухой,  контрреволюцией,  в
строительстве  нового,  в  преодолении  старого,  всегда  и
во  всем  он  был  весь.  Горел  полным  огнем,  в  полную
силу.
 В  полную  силу  горел  он  и  в  судебных  защитах.
 Человечный  и  оттого  неистовый,  хладнокровно-рас¬
четливый,  деятельный,  непреклонный.
 Побеждающий.

ПРИМЕЧАНИЯ
 1  Т  a  b  u  1  a  rasa  —  чистая  доска,  нечто  чистое,  нетронутое,
еще  свободное  от  всяких  влияний  (лат.).
 2  Воспроизводится  титульный  лист  уголовного  дела  Василия
Петровича  Красноселова,  хранящегося  в  Центральном  партийном
архиве  Института  марксизма-ленинизма  при  ЦК  КПСС  (ЦПА  НМЛ),
ф.  461,  д.  44180.  Все  другие  дела  Самарского  окружного  суда,  при¬
водимые  в  книге,  относятся  к  тому  же  461  ф.  (дд.  25S52,  25954,
26955,  25957,  44189,  44772  и  др.).
 3  В.  И.  Ленин.  Поли.  собр.  соч.,  т.  12,  с.  144.
 4  Т  а  м  ж  е,  т.  4,  с.  408.
 5  Т  а  м  ж  е,  т.  9,  с.  171.
 ь  Смирилась  ли  полицейщина  с  бесчестием  и  поражением?  Нет,
конечно.  Тот,  кто  представлял  в  суде  «обвиняющую  Россию»  и  про¬
сил  для  Мулеикова  в  первом  процессе  меньше  того,  что  отмерили  ко¬
ронные,  «устыдился»  собственной  объективности  и  опротестовал  вт¬
рое  постановление.  Победная  защита  Ульянова  была  аннулирована.
Вот  этим  решением:
 Ар'Ч  гапгское
 Кс  .3847
4  стол
 2Л5

1892  года  июня  17  дня.  В  судебном  заседании  I  отделения  уго¬
ловного  кассационного  департамента  Правительствующего  сената
присутствовали  гг.  сенаторы:
 Председательствующий:  К>  М.  Гарткевич,
 С.  С.  Гончаров,
 Н.  А.  Трахимовский,
 В.  И.  Петров.
 Докладывал  дело  сенатор  С.  С.  Гончаров.
 Заключение  по  делу  давал  тов.  обер-прокурора  А  А.  Арули-
нозич.
 По  указанию  его  императорского  величества  Правительствующий
сенат  слушал  кассационный  протест  товарища  прокурора  Самарского
окружного  суда  на  приговор  того  же  суда  по  обвинению  крестьянина
Василия  Муленкова  в  краже.
 Сенат  определяет:  опротестованный  приговор  Самарского  ок¬
ружного  суда,  постановленный  о  Мулсикове  16  апреля  92  года,  от¬
менить,  лишь  в  той  части,  которая  касается  применения  кара¬
тельного  закона  к  признанной  виновности  подсудимого  (выделе¬
но  мною.—  В.  Ш.),  а  самое  дело  возвратить  для  нового  рассмот¬
рения  по  этому  предмету  в  другом  составе  присутствия  в  тот  ж.
суд.
 Смысл  этой  отмены:  в  Самаре  ошибочно  истолкован  каратель¬
ный  закон.  Деревенскому  портному  из  Шиланского  Ключа  Мулеп-
кову,  ранее  осужденному  за  возложение*  хулы  на  бога  —  в  лавке
Алексея  Борисова,—  а  теперь  еще  и  за  кражу  плисового  портмоне  с
серебром,  из  лазки  того  же  Алексея  Борисова,  дали  мало.  Надо  дать
больше.  Курьеры  примчат  теперь  дело  обратно  в  Самару,  пролкчпи
колокольчик,  и  коронные,  в  лентах  и  звездах,  добавят  мужику  и  t
запасов,  которые  никогда  не  скудеют.
 5  марта  1892  года  портного  судили  за  возложение  хулы  на  все¬
вышнего,  но  это  был  суд  за  оскорбление  царя.  В  бумагах  были  in
этот  счет  прямые  «изобличения».  Потом  его  судили  за  сребреника
шиланского  лавочника,  и  опять  это  был  суд  за  оскорбление  царя  --
теперь  уже  без  единого  «изобличающего»  слова.
 Дело  перешло  в  Петербург  к  гг.  сенаторам.
 Гг.  сенаторы  решили  добавить  и  накинуть.  И  это  —  добавим,
и  накинуть,  не  за  борисовское  портмоне,  а  все  за  тот  же  «пред--;»*.»
стный  акт  унижения  высочайшей  особы».
 236

Царевы  опричники  спровоцировали  пьяного  мужика  на  прямее
дерзкое  поношение  царя  п  бога,  но,  вызвав  ело-ва  «ниспровержения
и  смуты»,  не  смогли  дока  пт»  их,  и  тогда  родилась  фальшивка.  Один
из  вновь  «добытых»  фактов  звучал  так:  после  того  как  в  сентябре
1891  года  у  Егора  Жслтухппа  пропали  из  незапертой  избы  «ношеб-
ные  вещи»,  сын  Егора  Матвеи,  встретив  у  поскотины  Муленкова,
упросил  его  за  два  рубля  серебром  поискать,  где  можно,  исчезнувшие
предметы.  Муленков  деньги  взял,  а  найти  ничего  не  нашел.  Матвей
забрал  у  «сыщика»  серебряное  поощрение,  а  позже  сам  нашел  ьсе,
что  потерялось.
 Чей  это  факт?
 Прокурора?  Защитника?
 А  вот  чей.
 —  Нам  -го-ворят:  взялся  искать  про-пажу  и  не  нашел,  следова¬
тельно,  сам  и  украл,  сам  и  вор.  На  этой,  с  позволения  сказать,  логи¬
ческой  фигуре  и  стоит  обвинение.  Но  ведь  фигуры-то  нет.  Пустота.
Муленков  —  вор  потому,  что  не  нашел  про-палси.  А  господа  сотские?
Ведь  господа  сотские  тоже  искали  и  не  нашли.  Брался  искать  и
Прохоров,  полицейский  урядник  седьмого  участка,  и  тоже  не  нашел.
Брался  и  Зацепин,  исправляющий  должность  судебного  следователя.
Да  кое-кто  и  повыше...
 Такое  впечатление:  кто-то  подал  -команду,  и  тогда  полицейская
челядь  принялась  с  лихорадочной  поспешностью  вешать  на  портного
все,  что  попадало  под  руку.  Четыре  дела  возникли  почти  одновре¬
менно,  в  декабре  1891  года:  7-го,  10-го,  10-го  и  еще  раз  10-го.  Между
тем  как  «уголовные  происшествия»,  вызвавшие  их  к  жизни,  были,  по
преимуществу,  стародавними,  разных  годов,  и  до  суматошного  де¬
кабря  не  привлекали  чьего-либо  внимания.  Делам  следователь  при¬
своил  четыре  номера  кряду  —  213,  214,  215,  216-й  и  в  один  день,
28  декабря,  чохом,  представил  г-ну  Радковскому.  Фальшивки  чека¬
нились  по  образчикам  свыше  и  были  нужны  шефу  жандармов,  что¬
бы  удержать  в  тюрьме  «красного  супротивца»,  брошенного  туда
по  зыбкому  бездоказательному  обвинению  в  потрясении  основ  им¬
перии.
 Из  чего  это  следует?
 Вот,  к  примеру,  регистрационная  запись  входящей  бумаги  №  235,
сделанная  16  апреля:
 «Донесение  пристава  2  стана  Самарского  уезда  о  совершении
государственного  (выделено  мною.—  В.  Ш.)  преступления  крестьяни¬
ном  Мулеиковькм».
 Чрезвычайное  происшествие  в  бакалейной  лавке  случилось
12  апреля.  16-го  шеф  жандармов  получает  донесение  пристава  и,  по-
видимому,  тотчас  же  командирует  в  Шиланский  Ключ  подполковни¬
 237

ка  Эшепбаха.  По  должностной  инструкции  подполковник  Эшенбак
управлял  в  жандармерии  следящим  оком  осведомителей  и  в  чиспе
других  вел  наблюдение  за  Лениным.  Это  он  31  мая  1890  года,  отв?
чая  на  запрос  департамента  полиции,  доносил  конфиденциально,  чго
«состоящий  под  негласным  надзором  полиции  быв.  студент  Влади¬
мир  Ульянов  за  время  пребывания  в  г.  Самаре  определенных  заня¬
тий  не  имел,  в  политическом  отношении  за  ним  хотя  ничего  замечено
не  было,  но  он  вел  знакомство  с  лицами  сомнительной  благонадеж¬
ности».  Теперь  ему  предстояло  изобличить  того,  кто  станет  not-тисс
подзащитным  Ульянова.
 Запись  входящей  бумаги  N°  252  —  3  мая:
 «Донесение  подполковника  Эшепбаха  с  разведкою  по  делу  к[|>е
стьянина]  Муленкова».
 Тайный  меморандум  жандармского  эмиссара,  по-видимому,  про¬
изводит  на  шефа  сильное  впечатление.  На  следующий  день  —  4  мая—
письмоводитель  управления  разносит  по  книгам  три  исходящие  бу¬
маги:
 «№  242.  Самарскому  губернатору  о  во  «буждснин  дознания  о
крестьянине]  Муленкове  по  246  ст[атье]  Ул[ожения]  о  наказа¬
ниях]».
 «№  244.  Прокурору  Самарского  окружного  суда  о  назначении
лица  прокурорского  надзора  по  делу  Муленкова».
 «№  245.  Подполковнику  Эшенбаху  предписание  о  произволе  пи*
дознания  в  пор[ядке]  1035  ст[агьи]  о  Муленкове».
 Машина  заработала.
 Мулеккову,  если  бы  Эшенбах  доказал  теперь  умышленный  ха¬
рактер  оскорблений  «носителя  державной  власти»,  грозила  дрчк  >
нова  кара.  Статья  246-я,  в  колодки  которой  жандарм  пытается  п
бить  мужика,  нашла  прибежище  в  сводах  российских  еще  при  Ми
колае  I  и  читалась  так:  «Кто  осмелится  произнести,  хотя  и  ззочн  >.
дерзкие  оскорбительные  слова  против  государя  императора  ичи  с
умыслом  будет  повреждать,  искажать  или  истребчип»  вмотав  чеииые
в  присутственном  или  публичном  месте  портреты,  спгун,  бюсгм  ичи
иные  изображения  его,  тот  за  сие  оскорбление  его  величества  при
суждается:  к  лишению  всех  прав  состояния  и  к  ссылке  в  каторжна-*
работы  на  время  от  шести  до  восьми  лет».
 К  счасгыо  для  мужика,  обвинительный  материал  оказался  спи*
более  беспомощным,  чем  сам  мужик.  Сочинение  Эшенбаха  было  опт
нено  в  Петербурге  неудовлетворительным  баллом  и  пришло  иапн
Кондуит  отозвался  на  это  следующей  записью:  «823,  30  ноября,  322Л
Департамента  полиции  (письмо.—  В.  Ш.)  о  разрешении  админпсцм-
тивным  порядком  дознания  по  делу  крестьянина  Василия  Федор.ж■«
Муленкова».
 238

•  ,  Вот  она,  все  объясняющая  запись.
 Идея  блеснуть  перед  департаментом  полиции  громким  процес¬
сом  государственного  преступника  принт  беда  вне.  Тогда-то,  в  часы
всеобщего  жандармского  ipaypa,  н  родился,  по-инднмому,  замысел
демарша:
 а)  суднгь  Му.дпксва  за  богохульство  (законченнее  следствием
дело  по  этому  обвинению  уже  полгода  лежало  в  суде  в  ожидании
жандармского  сигнала)  и
 б)  для  вящей  прочности  сфабриковать  на  пего  как  можно  боль¬
ше  других  дел.
 Шеф  «голубых»,  его  сатрап  подполковник  Эшенбах,  шпики  и
осведомители  по-прежнему  считали  Муленкова  потрясателем  основ,
достойным  тяжкого  наказания.  Мысль  эта  витала  и  в  зале  суда,
когда  Владимир  Ильич  занял  место  за  адвокатским  столиком.  Спор
полемистов,  однако,  завершился  поражением  полицейщины:  за  бо¬
гохульство  портной  был  наказан  сравнительно  нестрого,  годом
тюрьмы.
 Новый  процесс  16  апреля  —  по  четырем  делам  о  кражах.  Элита
присяжных  возвращается  из  совещательной  с  тремя  оправданиями.
Радковский  ищет  реванша  во  втором  туре  полемики  —  в  споре-о  раз¬
мерах  наказания.
 В  протокол  ложится  запись:
 «Товарищ  прокурора  полагал  применить  к  подсудимому  наказа¬
ние  по  4  степ[ени]  31  статьи  Улож[ения]  о  наказаниях],  а  защитник
ходатайствовал  о  понижении  наказания».
 Судьи  отказывают  прокурору  в  4-й  степени,  принимают  сторону
Ульянова.
 Из  палки  белого  сафьяна  извлечен  широкий  лист,  густо  исхо¬
женный  пером  и  с  одной  стороны,  и  с  другой.
 Председательствующий  читает:
 «Суду  предоставляется  право  увеличить  наказание  на  одну  сте¬
пень.  Но  в  данном  случае  окружной  суд  признает  справедливым
ограничиться  тем  наказанием,  к  которому  присужден  подсудимый  но
приговору  окружного  суда  от  пятого  марта  тысяча  восемьсот  девя¬
носто  второго  года».
 Приговор  без  наказания.
 Его-то  и  кассировал  Радковский  на  вершину  судебной  России.
Его-то  и  отменил  Правительствующий  сенат  за  ошибочностью  при¬
менения  карательного  закона.  Курьеры  примчали  папку  обратно  в
Самару,  чиновные  от  правосудия  махнули  еще  раз  своим  всезнающим
аршином.
 И  вышло:  год  и  шесть  месяцев.
 В  этом  суде  Ленин  не  занимал  уже  левого  столика  —  защищал
 239

Гиршфельд,  но  три  оправдания,  к  которым  он  принудил  присяж¬
ное  жюри,  оставшееся  в  силе  и  после  отмены  приговора,  есть  и
здесь.
 И  потому  —  наказание  с  низшей  полочки  4-й  (вожделенной  для
Радковского)  степени  и  несколько  сердобольных  слов  в  адрес  осуж¬
денного  в  постановлении  суда
 7  Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  ч.  2.  М.,  195?,
с.  470.
 8  А.  И.  Ульянова-Елизарова.  В,  И.  Ульянов  (II.  Ленин).
Краткий  очерк  жизни  и  деятельности.  М.,  1934,  с.  28.
 9  Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине.  Т.  1,  М.,  Изд-во  по¬
литической  литературы,  1968,  с.  36.
 10  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Соч.,  изд.  2-е,  т.  22,  с.  554.
 11  Г.  В.  Плеханов.  Соч.,  т.  3.  М.,  1923,  с.  355.
 12  Воссоздаваемую  здесь  сцену  автор  основывает,  помимо  дру¬
гих  данных,  на  следующей  записи  в  журнале  судебного  заседания
по  делу  Н,  Н.  Языкова  и  И.  И.  Кузнецова  от  17  декабря  1892  г.:
«Суд,  не  удаляясь  из  зала  заседания,  постановил  подлежащие  его
рассмотрению  вопросы,  против  редакций  которых  товарищ  прокуро¬
ра  и  Кузнецов  не  возражали,  защитник  же  Языкова  просил  поста¬
новить  дополнительный  вопрос  по  признакам  преступления,  преду¬
смотренного  3  ч.  1085  ст.  Уложения.  Товарищ  прокурора  прогни
дополнительного  вопроса  возразил,  что  Языков  и  Кузнецоз  обвиня¬
ются  в  о,iiiом  и  том  же  преступлении  —  в  неисполнении  своих  прям;.:-:
обязанностей,  последствием  коих  была  смерть  ребенка,  обязанность
стрелочника  Кузнецова  состояла  в  том,  чтобы  подложить  под  ко  че¬
са  поленья  или  брусья,  а  обязанность  начальника  состояла  в  том.
чтобы  своевременно  осмотреть,  чтобы  вагоны  были  заторможен!/,
поэтому  и  виновность  их  одинакова,  состоящая  в  неисполнении  сво¬
их  обязанностей.  Председательствующий  объявил  защитнику,  что  суд
коронный  имеет  право  обсудить  заявление  защитника  без  постановки
требуемого  им  дополнительного  вопроса,  на  что  защитник  сказа.'!,
что  он  отказывается  от  требования  дополнительного  вопроса,  но  про¬
сит,  чтобы  заявление  его  было  записано  в  протокол.  Суд  определи  ч:
не  постановляя  дополнительного  вопроса,  записать  заявление  занип-
ника  в  протокол,  обсудив  его  заявление  при  постановлении  пригон>■
ра».  (Из  дела  Н.  II.  Языкова  и  И.  И.  Кузнецова,  ЦПА  ИМЛ,  ф.  14.
д.  25955,  материалы  суда,  лл.  177—178).
 13  Г. 	М. 	Кржижановский.  Ленин  и  Маркс.  М., 	1958,  с.  7
 14  В. 	И. 	Л  е  н  и  н.  Поли.  собр.  соч.,  т.  45,  с.  102.
 15  Н.  К.  Крупская.  Воспоминания  о  Ленине.  М.,  1957.  с.  2‘>
 16  В. 	И. 	Ленин.  Письма  к  родным.  1894—1919.  М., 	1931.  с 	М
 Цитируемое 	письмо  в  сборнике  ошибочно  помечено  1895 	годом. 	>н•>
 240

автор  и  исправляет  соответственно  Полному  собранию  сочинений
В.  И.  Ленина.
 17  Т  а  м  же,  с,  12—13.
 18  Ленин  в  Москве.  М.,  1957,  с.  11.
 19  А.  Б  с  л  яков.  Юность  вождя.  М.,  1960,  с.  53.
 20  Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  1.  М.,  Изд-во
политической  литературы,  1968,  с.  107.
 21  Н.  Самойлов.  Некоторые  указания  для  исследователя  био¬
графии  тов.  Ленина  в  период  бытности  его  пом.  присяжного  пове¬
ренного.—  «Пролетарский  суд»,  1925,  №  3,  с.  12.
 22  ЦП  А  ИМЛ,  ф.  461,  д.  25978,  лл.  37—38.
 23  Т  а  м  же,  д.  25954,  материалы  предварительного  следствия,
л.  33.
 24  Т  а  м  ж  е,  л.  31.
 25  Н.  Крупская.  Речь  на  траурном  заседании  II  съезда  Со¬
ветов  СССР  26  января  1924  года.—  «Красная  летопись»,  1934,  Кя  1,
с.  7.
 26  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  8,  on.  1,  д.  74.
 27  «Красный  архив»,  1934,  т.  1  (62),  с.  114—115.
 28  Нина  Михайловна  Чернышевская,  внучка  великого  демокра¬
та,  на  вопрос  автора,  помнит  ли  она  что-нибудь  о  М.  Ф.  Волькен-
штейне.  защищавшем  ее  отца,  ответила:
 —  Это  имя  я  услышала  впервые  при  обстоятельствах  весьма
тревожных.  Отец  издавал  сочинения  деда  и  сильно  нуждался.  В  доме
то  и  дело  произносили  устрашающее  слово  «кредиторы».  Я  спросила
у  мамы,  что  эго  за  кредиторы  и  почему  их  все  боятся,  и  та  объяс¬
нила:  «Безжалостные  люди,  придут  и  отберут  все,  что  есть  в  доме.
И  даже  дом».  Хорошо  помню:  в  белом  передничке  я  поднимаюсь
после  уроков  в  гимназии  на  наше  парадное  крыльцо  и,  отпрянув,
удивленно  таращу  глаза  на  медную  дощечку.  Другая.  Совсем  дру¬
гая.  На  той,  что  была  прежде,—  имя  отца, 	на 	этой  —  Елена  Нико¬
лаевна  Чернышевская,  моя 	мама.  Конечно, 	я 	тут 	же  спрашиваю:
 «Что  случилось?»  и  слышу: 	«Все  в  порядке. 	За 	нас 	вступился  хоро¬
ший  человек».  И  называет 	Волькенштейна. 	Чтобы 	избежать  описи
 и  распродажи  имущества  с  молотка,  он  посоветовал  перевести  дом
и  другое  владение  на  имя  мамы.
 29  Имеется  в  виду  брошюра  В.  И.  Ленина  «Объяснение  закона
о  штрафах,  взимаемых  с  рабочих  на  фабриках  и  заводах».—  Поли,
собр.  соч  .  г.  2,  с  15—60
 30  В.  II.  Л  с  н  и  п.  Поли.  собр.  соч.,  т.  2,  с.  60.
 241

31  Т  а  м  же,  с.  29.
 32  Т  а  м  ж  е,  с.  30.
 33  Т  а  м  же,  с.  43.
 34  Там  ж  е,  т.  46,  с.  12.
 зь  Глубокое  всестороннее  знание  В.  И.  Лениным  несправедливей-
ших  законов  царской  России  позволяло  ему  с  особенной  убедитель¬
ностью,  ярко  и  полно  вскрывать  угнетательскую  сущность  самодер¬
жавия  в  революционных  прокламациях,  статьях,  брошюрах,  книгах
(«О  промышленных  судах»,  «Новый  фабричный  закон»,  «Случайные
заметки»,  «Развитие  капитализма  в  России»,  «Государство  и  револю¬
ция»  и  мн.,  мн.  др.).
 зь  ЦПА  НМЛ,  отдельно  от  д.  25978;  перепечатано  журналом
«Советское  государство  и  право»,  1956,  ЛГв  3,  с.  69.
 37  В  основу  реплик  В.  И.  Ленина,  как  и  в  основу  сцены  суда
в  целом,  автором  положены  следующие  документы:
 а) 	Протокол  судебного  заседания  Самарского  окружного  су¬
да  по  гражданскому  отделению  от  18  мая  1893  г.  в  следующей  его
части:
 «Ляли  н,  в  докладе  дела,  просил  суд  на  основании]  654  и
655  ст.  Уст[ава]  гражданского]  судопроизводства]  предоставить  ему
право  подать  в  суд  письменное  прошение  о  привлечении  к  настоя¬
щему  делу  в  качестве  3-го  лица  крестьянина  Антона  Кирилова  Па¬
лалеева.
 Ульянов  возразил,  что  Палллеев  —  это  его  доверитель  и  чп.
он  участвует  в  настоящем  деле  как  опекун,  так  что  надобность
в  привлечении  его  к  настоящему  делу  в  качестве  3-го  лицо  излиш¬
няя.
 Лялин  возразил,  что  иск  предъявлен,  к  имуществу  Анастасии
Головиной,  а  не  к  Палалееву,  который  является  в  настоящем  дело
не  лично  как  ответчик,  а  как  опекун.  Между  тем  он  владеет  имуще¬
ством  не  как  опекун,  а  как  собственник,  раз  же  Палалссп  не  будет
привлечен  по  делу  как  3-е  лицо,  то  имеющее  быть  пос  тлион.тсниым
решение  суда  для  него  не  будет  обязательно.
 Хардин  возразил,  что  Палалссв  нла  ич-r  имуществом  как  на
следник,  но  еше  не  утвержденный  в  этом  праве  судом.
 Суд,  удалившись  из  зала  заседаний,  постановил: 	завлепио
 представителя  истпа  по  654  и  655  ст[атьям]  Уст[ава]  гр[аждянского|
судопроизводства]  оставить  без  последствий  и  дело  рассмотреть  в
настоящем  заседании  по  существу.
 ...Л  я  л  и  н  объяснил,  что  жители  посада  Мелекесс  владеют  ме¬
стами  на  основании  правил,  изложенных  мнением  Комитета  Минист¬
ров  и  опубликованных  в  Сб.  указ.  и  расп.  правительства  за  1877  г.
 242

под  Иг  70...  Мелекесская  управа  учредила  7  ноября  1880  года  особое
правило  об  отчуждении  мест  частным  лицам.  Управа  с  момента  по¬
лучения  выкупа  за  место  теряет  на  него  всякое  право.
 При  этом  Лялин  для  того  чтобы  определить,  имела  ли  право
управа  продать  место  Мороченков:!,  просил...  обязать  управу  пред¬
ставить  в  суд  экземпляр  установленных  ею  правил.
 Ульянов  возразил,  что  крепостного  документа  на  спорное
место  совершено  не  было,  а  следовательно,  управа  имела  полное  пра¬
во  распорядиться  тем  местом;  что  же  касается  внесенного  зз  го
место  выкупа,  то  Мороченков  имел  полное  право  требовать  о  воз¬
врате  ему  такового.
 Хардин  поддержал  объяснение  Ульянова.  (ЦПА  НМЛ,
ф.  461,  д.  25978,  лл.  36—38).
 б) 	Возражения  на  искозое  прошение  присяжного  поверенного
А.  С.  Лялина,  составленные  собственноручно  В.  И.  Лениным  в  сле¬
дующей  их  части:  «Покойный  Павел  Мороченков  подал  в  Мелекес-
скую  Посадскую  Управу  23  декабря  1888  года  заявление  (засвиде¬
тельствованное  нотариально)  о  перечислении  числившегося  за  ним
усадебного  места  по  плану  №  60  на  имя  жены  его,  Анастасии  Ки¬
риловой  Мороченковой.  Управа  перечислила  усадьбу  на  имя  Моро¬
ченковой  и  выдала  ей  13  октября  1889  года  за  JVb  34  удостоверение
об  уплате  выкупа  за  усадебное  место.
 Перечисление  это  совершенно  законное,  так  как  уплата  выкупа
Павлом  Мороченковым  сама  по  себе  отнюдь  не  переносила  права
собственности  на  усадьбу  от  Управы  на  Павла  Мороченкова  (ибо
по  закону  переход  недвижимой  собственности  происходит  лишь  по
крепостным  документам  —  и  притом  с  момента  утверждения  их  стар¬
шим  нотариусом),  а  только  давала  Павлу  Мороченкову  право  тре¬
бовать  от  Управы  или  выдачи  ему  крепостного  документа  на  землю
или  возвращения  уплаченных  денег...
 До  выдачи  крепости  —  усадебное  место  было  в  собственности
Управы.  Последняя,  перечислив  его,  по  просьбе  Мороченкова,  из  имя
Мороченковой,  совершила  потом  купчую  крепость  на  продажу  этого
места  Анастасии  Кириловой  Мороченковой  (по  второму  мужу—Го¬
ловиной).
 Таким  образом,  первое  исковое  требование  истца  —  о  признании
этой  купчей  недействительной  —  отпадает,  а  вместе  с  ним  и  вто¬
рое—о  признании  права  собственности  на  усадебное  место  по  пла¬
ну  №  60  за  единственным  наследником  Павла  Мороченкова  —  Сте¬
паном  Ивановым  Мороченковым.
 Спорным  усадебным  местом  совершенно  законно  владеет  ныне
крестьянин  Антон  Кирилов  Палалеев,  родной  брат  и  единственный
паследпкк  Анастасии  Кириловой  Мороченковой  (по  второму  мужу  —
 243

Головиной),  скончавшейся  3-го  февраля  1891  года».  («Советское  го¬
сударство  и  право»,  1956,  №  3,  с.  68—69).
 в)  Исковое  прошение  присяжного  поверенного  А.  С.  Лялина  по
делу  с  Мелекесской  посадской  управой  и  имуществом  умершей  Го¬
ловиной  и  документация,  к  прошению  приложенная  (ЦПА  ИМЛ,
ф.  461,  д.  25978,  лл.  4—11).
 г)  Решение  Самарского  окружного  суда  от  1  июня  1893  года  —
подробное,  на  14  страницах  —  с  наложением  позиций  В.  II.  Ульянова,
 А. 	Н.  Хардина,  А.  С.  Лялина  и  мотивированного  заключении  по  ним
(т  а  м  ж  е,  лл.  40—46).
 д)  Другие  материалы  и  документы.
 38 	В. 	И. 	Л  е  н 	и  п.  Поли.  собр.  соч.,  т.  1,  с.  104.
 39 	Т  а 	м 	ж  е, 	т.  55,  с.  8—9.
 40 	Т  а 	м 	же, 	т.  45,  с.  324.
 41 	Т  а 	м 	ж  е, 	с.  324—325.
 42  Н.  Е.  Федосеев.  Программа  действий  рабочих.—  В  сб.:
«Н.  Е.  Федосеев».  М.,  1958,  с.  271.
 43  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  465,  on.  1,  д.  384.
 44  Та  м  же.
 46  Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  1.  М.,  Изд-во
политической  литературы,  1968,  с.  101.
 46  Судя  по  воспоминаниям  А.  И.  Ульяновой-Елизаровой,
М.  И.  Семенова  (Блана)  и  др.,  к  народническим  взглядам  тяготел
до  знакомства  с  Владимиром  Ильичем  и  А.  П.  Скляренко,  вошедший
в  ядро  марксистского  кружка  в  Самаре,  и  другие  революционеры,
ставшие  марксистами  под  влиянием  Ленина.
 47  Участник  марксистского  кружка  в  ‘Самаре  М.  И.  Семенов
(Блан)  вспоминает:  «Послушать  новое  учение  (марксистское)  и  про¬
тивопоставить  ему  старые  догматы  народничества  приезжали  из  Са¬
ратова,  из  Казани  и  из  других  приволжских  городов.  Все  дискуссии
происходили  в  квартире  Алексея  Павловича  (Скдиршко.—  В.  III.).
Из  приезжавших  для  этой  цели  в  Самару  я  помню  покойного  теперь
И.  Д.  Россова  (из  Саратова),  Рсмапоиа  (отгула  же),  Смирнова
(с  одной  рукой)  и  др.».
 48  В.  И.  Л  спи  н.  Поли.  соб’р.  соч.,  т.  16,  с.  105.
 49  Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  1.  М.,  Изд-во
политической  литературы,  1968,  с.  110—113.
 50  Там  ж  е,  с.  113.
 51  В  судебном  отчете  «Самарской  газеты»  говорилось:  «...штур¬
ман  парохода  Алексей  Семенов,  привлеченный  тоже  в  качестве  обви¬
 244

няемого,  усиленно  старался  выгородить  хозяина  и  принять  зину  на
себя»  утверждая,  что  он  поехал  по  своему  почину,  но  проговорился:
«Хозяин  нам  всегда  так  велит».  По  приговору  земского  начальника
 А. 	Семенов  отбыл  семь  суток  ареста.
 52  Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  L  М.,  Из  л-со
политической  литературы,  I9G8,  с.  112.
 53  Надежда  найти  Николая  Куклева  не  оправдалась.  В  1906  г..
как  следовало  из  сообщения  одной  волжской  газеты,  Николай  Кук¬
ле»,  к  тому  времени  рабочий-железнодорожник,  был  убит  в  Самаре
черносотенцами.
 54  ЦПА  НМЛ,  ф.  461,  д.  25952,  дело  Мулепкова  В.  по  обвине¬
нию  в  богохульстве.
 55  Т  а  м  же,  д.  25954,  дело  Опарина  М.  и  Сахарова  Т.  по  обви¬
нению  в  краже.
 56  Куйбышевский  музей  краеведения,  КПР,  №  351.
 57  Т  а  м  же,  КПР,  №  352.
 58  В.  И.  Л  е  н  и  и.  Поли.  собр.  соч.,  т.  1,  с.  554.
 59  История  с  купцом  Красиковым  описана  Ф.  Ф.  Вентцель  в  ее
воспоминаниях.  «Таким  я  его  помню».—  Сб.:  «Жизнь,  не  подвластная
времени».  Л.,  1965,  с.  13.
 60  В.  И.  Л  е  и  и  н.  Поли.  собр.  соч.,  т.  9,  с.  171.
 61  Центральный  Госархив  г.  Москвы,  ф.  131,  оп.  69,  д.  29.
 62  Письмо  Е.  Д.  Стасовой  автору,  помеченное  10  июля  1965  г.
 63  В.  И.  Ленин.  Поли.  собр.  соч.,  т.  16,  с.  301—302.
 64  Участие  В.  И.  Ульянова  в  допросе  потерпевших,  свидетелей,
в  обозрении  вещественных  доказательств,  о  чем  будет  сказано  ниже,
подтверждено  журналом  судебного  заседания  (ЦПА  НМЛ,  ф.  461,
д.  25959).
 65  ЦПА,  ф.  461,  д.  25961,  материалы  суда,  л.  42,  дело  Садлоха
и  Репина.
 GG  Т  а  м  же,  д.  25959,  материалы  суда,  л.  59.
 67  В.  11.  Л  е  и  и  н.  Поли.  собр.  соч.,  т.  5,  с.  86.
 68  «Самарская  газета»,  28  ноября  1892  г.
 89  Центральный  государственный  исторический  архив  СССР  (Ле¬
нинград),  ф.  1363,  оп.  8,  д.  301.
 70  Т  а  м  же,  настольный  реестр  3-го  стола  Уголовного  кас¬
сационного  департамента  Правительствующего  сената.  Без  но¬
мера.
 71  Там  ж  с,  д.  701,  л.  25.
 245

72  «Второпервомартоецы»  —  участники  покушения  на  Александ¬
ра  III  1  марта  1887  г.
 73  Центральный  государственный  исторический  архив  СССР  (Ле¬
нинград),  ф.  1363,  оп.  8,  д.  301,  л.  15.
 74  «Красный  архив»,  1934,  т.  1  (62),  с.  74.
 75  Госархив  Куйбышевски;  области,  ф.  8,  on.  1,  д.  1132,  с.  72—73.
 Обнаруженная  автором  запись  во  входящем  журнале  не  может,
 естественно,  служить  безусловным  доказательством  огьечда  В.  И.  Ле¬
нина  18  либо  19  августа.  Вопрос  этот  требует  дальнейших  уточнений.
Более  вероятно,  пожалуй,  что  Владимир  Ильич  оставил  Самару
20  августа  1893  г.  (см.  рапорт  пристава  3-й  части  г.  Самары  полиц¬
мейстеру  от  23  августа  1893  г.—  Сб.:  «В.  И.  Ленин  и  Самара».
Куйбышев,  1966,  с.  274.
 76  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  8,  on.  1,  д.  1155,  л.  36.
 77  ЦПА 	ИМЛ,  ф.  461, 	д. 	25962, 	материалы  суда,  л.  84.
 78  Т  а 	м 	же, 	л.  3.
 79  Сцену  суда  автор  воссоздает  по  материалам  предваритель¬
ного  и  судебного  следствия  (включая  резолюцию  суда  и  судебный
приговор).  О  характере  заявленного  Михайловым  ходатайства  име¬
ются  указания  как  в  судебном  производстве  (л.  20  того  же  д.  25962),
так  и  в  бумагах  суда  (л.  85).
 80  ЦПА  ИМЛ,  ф.  461,  д.  25962,  материалы  предварительного
следствия,  лл.  15,  16.
 81  Т  а 	м 	же, 	лл.  16, 	18,  34, 	88 	и  др.
 82  Т  а 	м 	ж  е, 	л.  20.
 83  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.*8,  on.  1,  л.  653
 84  Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  2.  М.,  Изд-во
политической  литературы,  1969,  с.  42—43.
 85  Т  а  м  ж  е,  с.  43—44.
 86  В.  И.  Лени  н.  Поли.  собр.  соч.,  т.  1,  с.  312.
 87  И.  И.  Яковлев.  Воспоминания  о  В.  ]  1.  Ленине  и  Петер¬
бургском  «Союзе  борьбы».—  «Исторический  архив»,  1959,  №  6,
с.  102.
 88  А.  И.  Ульянов  а-Е  л  и  з  а  р  о  в  а.  Владимир  Ильич  в  тюрь¬
ме.—«Пролетарская  революция»,  1924,  №  3,  с.  107.
 89  Ленин  в  Петербурге.  Л.,  1957,  с.  19.
 90  В.  Гессен.  История  русской  адвокатуры,  т.  1.  М.,  1914,
с.  386.
 91  В.  Беренштам.  В  боях  политических  защит:  М.,  1925,  с.  37.
 246

92  ЦПА  НМЛ,  ф.  461,  д.  25960,  материалы  предварительного
следствия,  л.  16.
 93  Т  а  м  же,  ма  герп  алы  суда,  лл.  10,  10  об.
 94  Т  а  м  же,  л.  26.
 95  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  8,  on.  I,  д.  952,  отчет  Са¬
марского  окружного  суда.
 96  См.  примечание  93.
 97  В.  И.  Л  е  н  и  н.  Поли.  собр.  соч.,  т.  4,  с.  290.
 98  ЦПА  НМЛ,  ф.  461,  д.  25960,  материалы  суда,  л.  32.
 99  Т  а  м  ж  е,  л.  29,  об.
 100  Т  а  м  же,  л.  34.  В  вопросе  о  размере  наказания  сопернича¬
ли,  как  эго  видно,  три  позиции:  самая  строгая  с  требованием  при¬
менить  к  Бамбурову  третью  степень  31-й  статьи  Уложения  о  нака¬
заниях  (этого  держался  прокурор  сначала  в  обвинительном  акте,
где  не  нашлось  места  для  статьи  1663-й,  затем  в  суде  до  того,  как
присяжные  пришли  к  выводу,  что  преступление  Бамбуров  «совер¬
шил  по  крайности  и  неимению  никаких  средств  к  пропитанию  и  ра¬
боте»),  менее  строгая  —  применить  пятую  степень  той  же  31-й  статьи,
о  чем  вынужденно  просил  прокурор  во  втором  туре  состязания,  пос¬
ле  вердикта  присяжных  с  их  выводом  о  необходимости  смягчить
наказание,  и,  наконец,  наиболее  мягкая  —  применить  третью  степень
33-й  статьи,  которую  обосновывал  и  защищал  в  суде  Владимир
Ильич.
 101  В.  И.  Л  е  н  и  н.  Поли.  собр.  соч.,  т.  35,  с.  270.
 102  Там  ж  е,  т.  36,  с.  163.
 103  Ф.  Ф.  Вентцель  имела  в  виду  усадьбу  Толстых  в  селе  А  пек-
сандровке  Бугурусланского  уезда  Самарской  губернии.
 104  «Красный  архив»,  1934, 	т. 	1 	(62),  с. 	113.
 105  В.  И. 	Лени  н.  Поли.  собр. 	соч., 	т. 	5, 	с.  17.
 106  Т  а  м 	же,  т.  4,  с.  403.
 107  ЦПА 	НМЛ,  ф.  461.
 108  Т  а  м  же,  л.  21.
 109  Т  а  м  ж  е,  л.  13.
 110  Т  а  м  же,  л.  14.
 111  Т  а  м  же,  лл.  18—19.  Цитируемая  часть  протокола  воспроиз¬
водится  идентично  публикации  журнала  «Советское  государство  и
право»,  1956,  №  3,  исключая  сделанные  журналом  исправления
(63000  на  62000).
 112  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  8,  оп.  3,  д.  414,  л.  57  об.
 247

113  Госархив  Саратовской  области,  ф.  7,  инвентарная  опись  за
1892  год,  л.  41.
 114  ЦПА  НМЛ,  ф.  461,  д.  44772,  л.  28.
 115  Делая  вывод,  что  решение  Саратовской  судебной  палаты  от
17  нюня  1892  г.  было  обжаловано  именно  в  1893  г.  и  одним  из  со¬
ставителей  кассационной  жалобы  был  В.  И.  Ульянов,  автор  исходит
из  следующих  обстоятельств:
 а)  проведенное  по  5-му  столу  гражданского  кассационного  де¬
партамента  Правительствующего  сената  кассационное  дело  по  жало¬
бе  Брискера  и  Шимковича  имеет  №  209/93,  свидетельствующий  о
том,  что  жалоба  в  сенат  поступила  в  1893  г.;
 б)  Брискер  по  доверенности  поручил  Хардину  приносить  касса¬
ционные  жалобы  на  решения,  вступившие  в  законную  силу;
 в)  судя  по  резолюции  гражданского  кассационного  департамен¬
та  от  19  марта  1893  г.,  удовлетворившего  жалобу,  на  последней
стоят  подписи  Хардина  и  Клеменца.  Это  обстоятельство  не  исклю¬
чает  составления  жалоб  с  участием  Ульянова  или  только  им,  по¬
скольку  жалобы  помощников  присяжных  поверенных  подписывали
их  патроны.  Таким  было  правило;
 г)  жалоба  была  принесена  по  делу,  проигранному  при  участии
 В. 	И.  Ульянова,  который,  на  положении  помощника  присяжного  по¬
веренного,  обязан  был  составить  ее.  После  суда  по  делу  с  Констан¬
тиновым  (январь  1893  г.)  Владимир  Ильич  продолжал  выступать  с
защитами  (последнее  его  выступление  состоялось  18  мая  того  же
года)  и  таким  образом  имел  практическую  возможность  выполнить
свою  обязанность.
 “6  ЦПА  ИМЛ,  ф.  461,  д.  44772,  л.  31.
 117  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  8,  д.  359.  В  папке  за¬
ключены  два  дела:  «четвертое»,  по  условной  терминологии  автора
(о  взыскании  издержек  с  Константинова  с  его  встречным  иском)  и
«третье»  (о  захвате  Константиновым  лесных  товаров  Брискера),  объ¬
единенных  в  одно  общее  производство  определенном  Самарского  ок¬
ружного  суда  от  22  января  1899  г.
 118  Там  ж  е,  лл.  31,  32.
 119  Т  а  м  ж  е,  лл.  65,  60.
 120  Я.  Л.  Тей  гель.  Из  моей  жизни  за  сорок  лет.  Париж.  1925,
с.  138.
 121  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  8,  оп.  3,  д.  359,
л.  155  об.
 122  «Пролетарский  суд»,  1925,  №  3,  с.  13.
 123  На  распоряжение  Хардина,  к  его  письмоводителю,  а  затем
 248

и  в  суд,  на  доклад  Мейеру,  прошение,  по-видммому,  поступило  на
полтора-два  месяца  раньше.
 124  Судя  по  справке  Самарского  окружного  суда,  выданной  по
просьбе  А.  II.  Хардина  и  приобщенной  к  материалам  «четвертого»
дела  (ф.  8,  on.  3,  д.  359,  л.  8),  помимо  четырех  дел,  о  которых  рас¬
сказывалось  в  очерке,  было  еще  одно,  пятое,  возбужденное  Констан¬
тиновым  27  ноября  1892  г.  в  том  же  Самарском  окружном  су  те
(о  взыскании  с  Брискера  и  Шнмковича  879  руб.  40  коп.  судебных
и  за  ведение  дела  издержек).
 125  Имеется  в  виду  резолюция  (предварительное  решение)  граж¬
данского  кассационного  департамента  Правительствующего  сената
от  19  марта  1893  г.  Центральный  государственный  исторический  ар¬
хив  СССР,  (Ленинград),  ф.  1364,  оп.  16,  д.  1237,  лл.  324,  325.
 126  Из  резолюции  гражданского  кассационного  департамента
Правительствующего  сената  от  19  марта  1893  г.  следует,  что  Сара¬
товская  судебная  палата  рассматривала  «спорный  между  сторонами
вопрос  о  том,  представляется  ли  заключенный  между  ними  договор
договором  подряда  или  поставки,  как  утверждают  ответчики,  или
же  договором  личного  найма,  как  утверждает  истец».  Департамент
принял  сторону  ответчиков  (Брискера  и  Шимковича)  и,  подробно
мотивировав  эту  свою  позицию,  отменил  решение  Саратовской  су¬
дебной  палаты  от  17  нюня  1892  г.
 127  Просматривая  сшивы  присяжного  поверенного,  его  почту,  его
досье,  автор  встречал  разрозненные  коммерческие  бумаги,  счета,  рас¬
четные  листы,  табеля,  расписки,  на  которых  Лука  Ясенксв  постоянно
соседствовал  с  Фоситом  Белоцерковским,  контрагентом  3-го  участка
Самаро-Уфимской  железной  дороги.  Клеменц,  по-видимому,  вел  одно
из  четырех  дел  уже  упоминавшейся  серии  Ясенков  —  Белоцерков-
ский,  имея  своим  процессуальным  противником  сына  ответчика,
Константина,  который,  подобно  Ульянову  и  одновременно  с  Ульяно¬
вым,  был  помощником  присяжного  поверенного  Хардина.  С  этим
последним  обстоятельством  Владимир  Ильич  получал  удобный  повод
для  отказа  Ясенкову:  по  смыслу  не  слишком  обязательной  традиции
помощники  одного  присяжного  не  вели  дел  на  разных  полюсах  спора.
 О  том,  что  отказ  купцу  Ф.  Красикову  не  единственный  случай
отказа  В.  Ульяновым  в  помощи  «именитым»,  можно  судить,  в  част¬
ности,  по  воспоминаниям  И.  Арманд,  помещенным  в  третьей  книжке
журнала  «Наука  и  жизнь»  за  1969  г.:  «Позднее,  уже  за  чашкой  чаю,
Владимир  Ильич  все  в  таком  же  веселом  настроении  рассказывал
нам,  в  какие  нелепые  положения  он  попадал,  занимаясь  юридиче¬
ской  практикой,  как  к  нему  за  защитой  обращались  заведомые  жу¬
лики-купчики,  и  он  не  знал,  как  от  них  отделаться»  (с.  6).
 249

128  Госархив  Куйбышевской  области,  ф.  8,  on.  1,  д.  458  а.
 В  мае  1874  г.  Г.  А.  Клеменц  окончил  юридический  факультет
Петербургского  университета.  Юридическую  деятельность  начинал  в
Самарском  окружном  суде  исправляющим  должность  секретаря
гражданского  отделения.  В  последующем  был  секретарем,  старшим
нотариусом  окружного  суда,  мировым  судьей  и,  наконец,  присяж¬
ным  поверенным.  Личного  дела  Г.  А.  Клеменца  по  адвокатуре  не
сохранилось.
 129  ЦПА  ИМЛ,  ф.  461,  д.  41772,  л.  41.
 130  В  исковом  прошении  Михайлов  ходатайствовал:  «Дело,  в
случае  моей  неявки,  прошу  разрешить  в  мое  отсутствие  (т  а  м  ж  е.
л.  7).
 131  Воссоздавая  и  домысливая  сцену  суда,  автор  использует  об¬
щую  запись  выступлений  В.  И.  Ульяноза  и  Г.  А.  Клеменца  в  про¬
токоле  суда,  публиковавшуюся  в  журнале  «Советское  государство
и  право»  (1956,  №  3),  раздельную  запись  тех  же  выступлений,  про
изведенную  членом  суда  II.  Д.  Муморцевьш,  судебное  решение,  под¬
робно  излагающее  позиции  сторон  (ЦПА  НМЛ,  ф.  461,  д.  44772),
договор,  переписку  между  сторонами,  иные  материалы  по  возобнов¬
ленному  Константиновым  спору  (Госархив  Куйбышевской  области,
ф.  8,  оп.  3,  д.  359),  резолюцию  гражданского  кассационного  депар¬
тамента  Правительствующего  сената  от  19  марта  1893  г.  (Централь¬
ный  государственный  исторический  архив  СССР,  Ленинград,  ф.  1361,
оп  16,  д.  1237,  лл.  324,  325)  и  другие  документы.
 Непосредственные  мотивы,  по  которым  Константинов  захватил
лес,  заимствуются  из  устного  рассказа  Ф.  Ф.  Веитцель.  Скандальный
характер  этой  «акции»  подтверждает  косвенно,  ссылаясь  на  Ф.  Ф.  Вен-
тцель,  дальняя  ее  родственница  Н.  С.  Воронец: 	Константинов  «со
 слов  Ф.  Ф.  был  большой  мошенник;  она  рассказывала  какое-то  боль¬
шое  скандальное  дело,  не  помню,  какое/  помню  только,  что  скан¬
дальное.  Семья  Ф.  Ф.  в  насмешку  называла  его  «другом»  отца,  так
как  он  в  связи  с  железнодорожными  делами  приходил  к  отцу  Ф.  Ф.*
(из  письма  автору,  помеченного  29  февраля  1968  г.).
 Для  оценки  особенностей  и  стиля  выступлений  частного  пове¬
ренного  Михайлова  автор  привлекает  пшимо  настоящих  материалов
и  материалов  по  «железному  делу»,  описанному  в  предыдущем  очер¬
ке,  деловые  бумаги  и  письма  Михайлова,  в  частности,  его  объясне¬
ния  по  апелляции  «пользующегося  правом  бедности»  кондуктора
И.  Савельева  с  Оренбургской  ж.  д.,  на  стороне  последней,  апелля¬
ционные  жалобы  по  делу  об  утверждении  князя  Енгалычева  в  пра¬
вах  наследства,  по  делу  о  вводе  купца  Дикова  во  владение  паровой
мельницей  и  т.  д.  (Госархивы  Саратовской  и  Куйбышевской  обла¬
стей).
 250

132  Прецеденты,  на  которые  ссылается  Г.  А.  Клемемп,  автор  за¬
имствует  из  записи  П.  Д.  Муморцсва,  воспрошр.сдоннон  выше  не  в
полном  объеме.
 133  Цитируемое  письмо  обнаружено  в  Госпрхирс  Куйбышевской
области  В.  Н.  Арнольдом  и  любо.чпо  предложено  автору  для  исполь¬
зования  (ф.  4  О  Г),  on.  1,  д.  757,  л.  702).
 134  Ш1А  НМЛ,  ф.  461,  д.  25958,  материалы  предварительного
следе  те  и  я,  л. 	2.
 135  Т  а  м 	же, 	материалы  суда, 	л. 	3.
 136  В.  II. 	Л  е  и 	и  и.  Поли.  собр. 	соч.,  т.  4,  с.  408—409.
 137  ЦПА  НМЛ,  ф.  461,  д.  25958,  материалы  суда,  л.  36  об.
 138  В  протоколе  сказано:  «Защитник  заявил,  что  он  не  имеет
надобности  в  допросе  свидетелей».
 139  Там  же,  л.  3.
 140  Я.  Л.  Т  е  й  т  е  л  ь.  Из  моей  жизни  за  сорок  лет.  Париж,  1925,
с*  186.
 141  Цитируется  по  рукописи  М.  В.  Анненковой,  хранимой  в  Ли¬
тературном  государственном  музее  (Москва),  л.  119  сб..  120.
 142  В.  И.  Ленин.  Поли.  собр.  соч.,  т.  55,  с.  391,  392.
 143  Т  а  м 	же, 	т.  45,  с.  102.
 144  Т  а  м 	же, 	т.  4,  с.  275—276.
 145  Там  ж  е,  с.  276.
 ие  Там  ж  е.
 147  Н.  К.  К  р  у  п  с  к  а  я.  Из  воспоминании  о  В.  И.  Ленине.  Воспо¬
минания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  1.  М.,  Изд-во  политической
литературы,  1968,  с.  237.
 148  Н.  Семашко.  Незабываемый  образ.  Воспоминания  о  Вла¬
димире  Ильиче  Ленине,  т.  2.  М.,  Изд-во  политической  литературы,
1969,  с.  272—273.
 149  В.  И.  Ленин.  Пслн.  собр.  соч.,  т.  6,  с.  70—71.
 150  Там  ж  е,  т.  5,  с.  89.
 151  Там  ж  е,  с.  92.
 152  Т  а  м  же,  с.  292.
 153  Т  а  м  же,  с.  356.
 154  Та  м  ж  е,  т.  4,  с.  427.
 1е’5  Там  ж  е,  с.  423.
 Там  ж  е,  с.  427—428.
 157  Н.  К.  Крупская.  Из  воспоминаний  о  В.  И.  Ленине.  Вос¬
 251

поминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  1.  М.,  Изд-во  политиче¬
ской  литературы,  1968,  с.  242.  О  тезисе  «Лефа»  Надежда  Констан¬
тиновна  говорит  и  в  ответах  на  анкету  института  мозга:  «Говорил
(Владимир  Ильич.—  В.  Ш.)  быстро.  Стенографисты  плохо  записы¬
вали.  Может  быть,  впрочем,  и  не  потому,  что  быстро,  или  не  столь¬
ко  потому,  а  потому,  что  1)  стенографисты  у  нас  тогда  были  пло¬
хие  и  2)  конструкция  фраз  у  него  трудная.  В  сборнике  «Лефа»  есть
статья,  в  которой  авторы,  разбирая  структуру  речи  Ильича,  прихо¬
дят  к  выводу,  что  конструкция  речи  (фраз)  латинская»  («Литера¬
турная  газета»,  14  мая  1969  г.).
 158  А.  И.  Ульянов  а-Е  л  и  з  а  р  о  в  а.  Воспоминания  об  Ильиче.
Воспоминания  о  Владимире  Ильиче  Ленине,  т.  1.  М.,  Изд-во  поли¬
тической  литературы,  1968,  с.  24.
 В. 	И.  Арнольд  обнаружил  в  «Самарской  газете»  несколько  пере¬
водов  с  итальянского,  сделанных  Анной  Ильиничной  за  подписью
«А.  Ульянова»  и  «А.  У.».  («Волжская  коммуна»,  26  марта  1965  г.).
 159  Д.  М.  Андреев.  В  гимназические  годы.—  «Костер»,  Л.,
1957,  №  4,  с.  6—7.
 100  В.  И.  Ленин.  Поли.  собр.  соч.,  т.  15,  с.  293.
 161  Т  а  м  ж  е,  с.  294.
 162  Там  ж  е,  с.  296.
 163  Т  а  м  ж  е,  с.  297
 154  Там  же,  с.  297—298.
 185  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Ии.  2,  г.  6,  с.  241.

СОДЕ  РЖА  Н  ИЕ
 Помощник  присяжного  поверенного
 Ульянов  	 3
 Старая  Самара  о  Ленине-юристе  ... 	45
 Защита  поручена  Ульянову  .... 	125
 Погоня  за  прошлым 	159

ИБ  №  698
 Вениамин  Константинович
Шалагинов
 ЗАЩИТА
 ПОРУЧЕНА
 УЛЬЯНОВУ
 Редактор  Н.  Сафонов
Художник  А.  Лепятский
Художественный  редактор  Н.  Егоров
Технические  редакторы  Л.  Анашкина,  В.  Румянцева
Корректоры  Н.  Попикова,  3.  Князькова

Сдано  в  набор  J0/XI1-1976  г.  Подписано  к  печати
14/1V-1977  г.  Фермат  тд.  84Х1С8,/з;.  Бумага  тип.
№  1.  Печ.  л.  8.  Уел.  печ.  л  13.4-1.  Уч.-изд.  л.  13.
Тираж  100  000  зкз.  Заказ  1564.  Цена  1  р.  08  к.
 Издательство  «Современник»
 Государственного  комитета  Совета  Министров
FC<J>CP  по  делам  издательств,  полиграфии  и  книж¬
ной  торговли  и  Союза  писателей  РСФСР
121351,  Москва,  Г-351,  Ярцевская,  4
Книжная  фабрика  X?  1  Росглавполиграфпрома
Государственного  комитета  Совета  Министров
РСФСР  по  делам  издательств,  полиграфии  и
книжной  торговли,
 т.  Электросталь  Московской  области,  ул.  им.  Те-
весяна,  25