I. Переход от феодализма к капитализму в России
II. Дискуссия
Н. И. Павленко
М. В. Нечкина
Ю. А. Тихонов
М. Я. Волков
С. М. Дубровский
С. М. Троицкий
Л. П. Маковский
В. В. Чепко
В. Я. Кривоногое
Н. П. Долинин
А. Л. Шапиро
А. М. Сахаров
Я. И. Линков
П. Г. Рындзюнский
А. А. Преображенский
М. Я. Гефтер
С. Д. Сказкин
А. С. Сумбатзаде
Ю. Ю . Кахк
Е. С. Компан
Г. Т. Рябков
И. А. Булыгин
В. К. Яцунский
А. М. Карпачев
Е. И. Заозерская
Г. А. Новицкий
А. М. Разгон
И. Г. Антелава
Л. В. Черепнин
М. Т. Белявский
И. Ф. Гиндин
Л. В. Данилова
И. Д. Ковальченко
А. П. Новосельцев
Л. В. Милов
А. Н. Чистозвонов
Н. И. Павленко
Рекомендации
III. Обзор материалов, поступивших в связи с дискуссией
Текст
                    ПЕРЕХОД
ОТ ФЕОДАЛИЗМА
К КАПИТАЛИЗМУ
В РОССИИ


АКАДЕМИЯ НАУК СССР НАУЧНЫЙ СОВЕТ «ЗАКОНОМЕРНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВА И ПЕРЕХОДА ОТ ОДНОЙ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ФОРМАЦИИ К ДРУГОЙ»
ПЕРЕХОД ОТ ФЕОДАЛИЗМА К КАПИТАЛИЗМУ В РОССИИ Материалы Всесоюзной дискуссии 1 ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУК А» Москва 1969
2—4 июня 1965 г. в Москве проходила организованная Научным советом по проблеме «Закономерности исторического развития об¬ щества и перехода от одной социально-экономической формации к другой» Всесоюзная дискуссия, посвященная переходу России от феодализма к капитализму. В дискуссии приняло участие около 300 историков — научных со¬ трудников, преподавателей, архивистов, съехавшихся из многих горо¬ дов Советского Союза. В основу обсуждения был положен подготовленный по поруче¬ нию Научного совета коллективный доклад «Переход России от фео¬ дализма к капитализму». В настоящий том включены текст доклада и авторизованные стенографические записи выступлений участников дискуссии. За не¬ достатком места редколлегия вынуждена была отказаться от публи¬ кации многочисленных и очень содержательных материалов, пред¬ ставленных лицами, не имевшими возможности принять участие в дискуссии. В связи с этим было принято решение дать обобщающую аннотацию содержания этих материалов, подготовленную кандида¬ том исторических наук М. Д. Курмачевой, которая провела также организационную работу по подготовке тома к печати. В подготовке текста к печати принимал участие кандидат исторических наук С. В. Тютюкин. РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ: Член-корреспондент АН СССР | В. И. Шунков [ (отв. редактор), доктора исторических наук Л. Г. Бескровный (зам. отв. редактора). И. Д. Ковальченко. Н. И. Павленко, кандидаты исторических наук В. Г. Литвак, В, И. Неу покоев, А. А. Преображенский. 1-6-4 38-69(1)
ПЕРЕХОД РОССИИ ОТ ФЕОДАЛИЗМА К КАПИТАЛИЗМУ * Проблема перехода России от феодальной формации к капиталистической сложна и многопланова. Это опре¬ деляется прежде всего своеобразием феодально-крепост¬ нической формации в России, в недрах которой рос ка¬ питалистический уклад, ее весьма значительными отли¬ чиями от считающегося классическим феодализма «к Западу от Эльбы». Там капиталистический способ про¬ изводства утвердился в то время, когда было «уже давно уничтожено крепостное право». В России его фор¬ мирование до самой реформы 1861 г. происходило при господстве крепостнической системы. Отсюда более слож¬ ные противоречия переходной эпохи. Характер перехо¬ да к капиталистическому способу производства обуслов¬ лен был также и многообразием естественно-географиче¬ ских и социально-экономических условий огромной Российской империи. Многоукладность российской эко¬ номики, наличие территорий с дофеодальными и фео¬ дально-патриархальными отношениями сильно осложни¬ ли процесс замены феодально-крепостнических отноше¬ ний капиталистическими и придали ему специфические черты. Другого порядка трудности в решении поставленной проблемы связаны с состоянием ее изученности. Совет¬ ские историки добились больших успехов в разработке многих важнейших проблем истории России того време¬ ни, когда зарождался и складывался капиталистический способ производства. Однако нередко исследования ве¬ лись односторонне. Целый комплекс вопросов, касаю¬ * Коллективный доклад, подготовленный И. Ф. Гиндиным, Л. В. Даниловой, И. Д. Ковальченко, Л. В. Миловым, А. П. Ново¬ сельцевым, Н. И. Павленко (отв. ред.), М. К- Рожковой, П. Г. Рындзюнским 5
щихся феодально-крепостнического способа производст¬ ва, длительное время сохранявшего господство и после возникновения зачатков капиталистических отношений, фактически выпадал из поля зрения исследователей. Большинство исследователей подчеркивало общность процесса перехода России к капиталистической форма¬ ции с генезисом капитализма в западноевропейских стра¬ нах (особенно Англии), бравшихся за классический эта¬ лон. Все отклонения считались российскими особенно¬ стями, и их стремились свести к минимуму. В докладе академиков П. Н. Федосеева и Ю. П. Фран¬ цева на расширенном заседании секции общественных наук Президиума АН СССР, посвященном методологи¬ ческим проблемам исторической науки, а также в пре¬ ниях по этому докладу справедливо указывалось, что распространившийся в годы культа личности догматизм придал историческому материализму сильно выражен¬ ные черты экономического материализма Чуть ли не единственной задачей историков в то время считался по¬ каз в каждой стране лишь общих закономерностей раз¬ вития общественных формаций. Конкретно-исторические проявления общих закономерностей, их национальное выражение оставались в тени, а подчас и совершенно иг¬ норировались. Не случайно в середине 30-х годов из ис¬ торических исследований почти исчез сравнительно-ис¬ торический метод, без которого невозможно понять об¬ щее и особенное в их единстве, нельзя выявить различ¬ ные типы исторического процесса. Исторический процесс, освещаемый у классиков мар¬ ксизма-ленинизма комплексно, во многих работах со¬ ветских экономистов и историков расслаивался и рас¬ кладывался по полочкам, явления изучались вне связи друг с другом. Рынок, например, изучался в плане развития товар¬ но-денежных отношений, но без учета влияния феодаль¬ ного способа производства, внешняя политика — вне связи с классовой борьбой и т. д. За этим дробным деле¬ нием терялось единство процесса. Обратное воздействие надстройки, а также сфер торговли и кредита на движе¬ 1 Материалы заседания см. в кн. «История и социология». М., 1964. 6
ние производства, на всю экономику в целом не осве¬ щалось из опасения впасть в антимарксистскую меновую концепцию, которая, как известно, отводит сфере торгов¬ ли и обмена решающее значение в экономике. Забыто было важнейшее требование учитывать при изучении процесса не только прошлое, но и его последу¬ ющее развитие, проверять его будущим, т. е. конечными результатами процесса. С наибольшей полнотой этот промах выявила дискуссия о мануфактуре, когда ману¬ фактура изучалась на протяжении короткого отрезка вре¬ мени, без учета перспектив ее дальнейшего развития. При показе прогрессивности исторических явлений не всегда принималось во внимание, что поступатель¬ ное движение в эксплуататорском обществе имеет всегда лишь относительно прогрессивный характер. Исчезло понимание таких важных для оценки самого поступа¬ тельного движения критериев, как темпы и характер движения. Чем быстрее идет общественное развитие, тем относительно меньше продолжаются (при прочих равных условиях) лишения и страдания эксплуатируе¬ мых масс. И, наоборот, чем медленнее развивается про¬ цесс, чем труднее новые классы утверждаются и вы¬ тесняют или одолевают старые, тем менее он прогрес¬ сивен. Весьма отрицательное влияние на изучение проб¬ лемы перехода от одной формации к другой оказала односторонняя трактовка известного положения Маркса о «ростках нового» в недрах старого способа производ¬ ства. Согласно этой фаталистической трактовке, едва ли не единственным предметом исследования должны быть именно «ростки нового», независимо от того, как эти «ростки нового» складываются в конкретно истори¬ ческой среде (развиваются ли они быстро, пробиваясь сквозь «старое», подтачивая и разрушая его, или, напро¬ тив, глохнут под влиянием «старого», выкристаллизовы¬ ваются десятилетиями и столетиями). При всех услови¬ ях «старое» не удостаивалось должного внимания. Достаточно сказать, что в структуре трех томов «Очер¬ ков истории СССР», относящихся к XVIII в., отсутству¬ ют разделы, характеризующие развитие феодальной зе¬ мельной собственности — этой основе феодального спо¬ соба производства. Внимание историков было приковано к поискам 7
«ростков нового» не только в области экономики, но и социального строя, государства, общественно-политиче¬ ской мысли и т. д. Подобный крен и приводил к непра¬ вильной оценке удельного веса явлений, упрощал борь¬ бу «нового» со «старым». Увлечение поисками «нового» привело к тому, что в книжной продукции в течение длительного времени применительно к XVII—XVIII вв. почти отсутствовали исследования, посвященные изуче¬ нию господствовавшего способа производства, феодаль¬ ных отношений, что совершенно справедливо отмечено в печати2. Историки позднего феодализма правомерно сосредо¬ точили свои усилия на изучении истории трудящихся масс. Однако не следует забывать, что мы не можем решить многих проблем исторического процесса без ис¬ следования истории эксплуататорских классов — дворян¬ ства и формировавшейся буржуазии. Опыт работы над обобщающими трудами показывает, что приходится до¬ вольствоваться исследовательскими результатами веко¬ вой давности, добытыми дворянскими и буржуазными историками. При изучении «новых явлений» многие черты и про¬ явления мелкотоварного производства зачастую зачис¬ лялись в капиталистические. Подобный подход лег в ос¬ нову распространившейся с конца 40-х годов концепции, согласно которой капитализм в России зародился одно¬ временно с его становлением на Западе. В результате создалось преувеличенное представление о степени раз¬ вития капитализма в России XVI—XVII вв., находяще¬ еся в разительном противоречии с трудностями перехода России от старой формации к капитализму, с силой кре¬ постничества даже в первой половине XIX в. Из сказанного отнюдь не следует призыв к изучению только «старого», господствующего. Задача состоит в комплексном изучении взаимодействия самых разнооб¬ разных элементов исторического процесса, ибо только в этом случае возможно проследить закономерности разви¬ тия формации. 2 Г. А. Ман ько в. Развитие крепостного права в России во вто¬ рой половине XVIII века. М.— Л., 1962, стр. 5 Акад. М. В. Нечкина по этому поводу писала: «Парадоксально, но историки феодализма последние годы менее всего занимались ,,недрами“ и ,,толщей“» («Вопросы истории», 1963, № 12, стр. 35). 8
В исследованиях по истории XVII—XVIII вв. много¬ кратно цитируются ленинские высказывания, относящие¬ ся к этому периоду. Но в целом ленинская концепция российского капитализма, в свете которой единственно возможно изучать генезис капиталистических отношений, далеко не всегда положена в основу исследовательских трудов по XVII—XVIII вв. В работах, касающихся ге¬ незиса капитализма, обычно не бывает недостатка в ци¬ тировании отдельных высказываний В. И. Ленина. Многие особенности российского капитализма и даже его высшей стадии — империализма были предопреде¬ лены теми условиями, в которых формировался капита¬ листический способ производства. Тот тип капитализма, который сложился в России, самым тесным образом связан с существовавшей здесь специфической формой феодальных отношений — крепостничеством и сложив¬ шимся на его базе политическим строем. Вопрос о начале формирования капиталистического уклада и разложения феодализма был предметом спе¬ циальных дискуссий, ему посвящались отдельные статьи, освещался он и в монографиях3. Уже сам факт за¬ тяжного характера дискуссии свидетельствует об ис¬ ключительной сложности проблемы, о различном методо¬ логическом подходе к интерпретации известных в лите¬ ратуре фактов. Подробный анализ как исходных теоретических по¬ зиций, так и их аргументации не вместился бы в объем настоящего доклада. Поэтому мы ограничимся суммар¬ ной характеристикой точек зрения, изложенных в обоб¬ щающих работах. Существующие взгляды на проблему разложения феодализма и развития капитализма можно разбить на две группы. Одни авторы относят зарождение капиталистических отношений и разложение феодализма к началу XVII в. и даже к XVI в., другие — к середине или второй половине XVIII в. 3 А. Л. Сидоров. Некоторые проблемы развития российского капитализма в советской исторической науке.— «Вопросы истории»» 1961, № 12; Б. Б. К а фен га уз и А. А. Преображенский. Проблемы истории России XVII—XVIII вв. в трудах советских уче¬ ных.— «Советская историческая наука от XX к XXII съезду КПСС. История СССР». М., 1962; П. Г. Рындзюнский. Изучение соци¬ ально-экономической истории России XIX в. в советской историогра¬ фии.— Там же. 9
С теоретическим обоснованием концепции о начале капиталистического развития России с XVI в. выступает акад. С, Струмилин. Эта мысль высказывалась им еще во время дискуссии 1947—1949 гг. и в ряде других работ. Взгляды С. Г. Струмилина на переход от феода¬ лизма к капитализму вытекают из его представлений о феодальном и капиталистическом способах производства. Характеризуя феодальные производственные отношения, С. Г. Струмилин выдвигает на первый план господство мелкого потребительского производства, «в котором соб¬ ственность на средства производства сохраняется еще за непосредственными производителями, а эксплуатация труда в форме изъятия феодальной земельной ренты осуществляется методом внеэкономического принужде¬ ния». Из характеристики С. Г. Струмилина выпадает фе¬ одальная собственность на землю. Говоря о наиболее су¬ щественных признаках капитализма, С. Г. Струмилин акцентирует внимание на том порядке, в котором они даны у В. И. Ленина, и подчеркивает, что первым и главным из них является превращение товарного произ¬ водства в общую форму производства. Приобретение же рабочей силой человека товарной формы, по его мнению, является «следствием ликвидации натуральных произ¬ водственных отношений феодального хозяйства»4. Исхо¬ дя из этого, внедрение товарно-денежных отношений в феодальное хозяйство расценивается им как начальный момент в развитии капиталистических отношений. По¬ скольку, согласно наблюдению многих исследователей, в конце XV—XVI в. отмечается заметное оживление то¬ варно-денежных отношений, то С. Г. Струмилин и счита¬ ет это время переходным моментом от восходящей к нисходящей стадии феодализма, начальным шагом капи¬ талистического развития. Однако вряд ли такой вывод приемлем. В. И Ле¬ нин действительно говорит о принятии рабочей силой товарной формы как о «втором признаке капитализма». Но этот второй признак неотделим от первого. Он не только следствие, а одна из самых существенных прояв¬ 4 С. Г. Струмилин. К вопросу о генезисе капитализма в Рос¬ сии.— «Вопросы истории», 1961, № 9, стр. 58; см. его же. «Экономи¬ ческая природа первой русской мануфактуры».— «Вопросы истории», 1948, № 6. 10
лений всеобщей формы товарного производства. «Сте¬ пень развития товарной формы рабочей силы характе¬ ризует степень развития капитализма»,— поясняет свою мысль В. И. Ленин 5. Весьма спорную попытку наполнить схему акад. С. Г. Струмилина конкретным материалом предпринял смоленский историк Л. П. Маковский в вышедшей двумя изданиями книге «Развитие товарно-денежных отноше¬ ний в сельском хозяйстве Русского государства в XVI в.»6 7. Важный этап в изучении генезиса капитализма в Рос¬ сии связан с трудами акад. Н. М. Дружинина. В гене¬ зисе капитализма Н. М. Дружинин' различает три этапа: «1) зачатки капиталистической формации, т. е. отдельные спорадические явления нового; 2) капитали¬ стический уклад, т. е. сложившуюся сумму капиталисти¬ ческих элементов, которые разлагают старую форма¬ цию, и, наконец, 3) победившую и господствующую капиталистическую формацию, в которой сохраняют¬ ся пережитки старого строя» 1, В ряде статей эта концеп¬ ция подверглась уточнениям и дальнейшей разработке. Начало капиталистического развития России Н. М. Дружинин относит к XVII в. В отличие от стран Западной Европы, где формирование капитализма сти мулировалось активным участием в мировой торговле и ограблением колоний, в России, по_мненик^ Н. М. Дру¬ жинина, первые завязи капиталистических отношений возникли в условиях, когда разложение феодальной си¬ стемы замедлялось ее распространением на новые тер¬ ритории. Отсюда заторможенность процесса первона¬ чального накопления, взаимное переплетение старых и новых производственных отношений, до известного мо¬ мента одновременное развитие тех и других8. Но, говоря о параллельном развитии феодализма и капитализма, Н. М. Дружинин подчеркивает, что «первые, еще 5 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 458—459. 6 См. рецензию Г. А. Новицкого и А. М. Сахарова на первое из¬ дание книги (Смоленск, 1960).— «История СССР», 1961, № 2. 7 Н. М. Дружинин. О периодизации истории капиталистиче¬ ских отношений в России.— «Вопросы истории», 1949, №11, стр. 93 8 Н. М. Дружинин. Генезис капитализма в России.— «Деся¬ тый международный конгресс историков в Риме (доклады советской делегации)». М., 1956. 11
слабые ростки капитализма должны были с трудом про¬ бивать себе дорогу через толщу традиционных феодаль¬ ных отношений. Они были не в силах преодолеть влияние феодальной системы и поколебать ее безраздельное гос¬ подство» 9. К взглядам Н. М. Дружинина был близок В. К- Яцун- ский. Он поставил перед собой задачу «конкретизиро¬ вать изложение и подчеркнуть узловые вопросы пробле¬ мы» генезиса капитализма, изложенные Н. М. Дружини¬ ным в докладе на Римском конгрессе историков. Вслед за автором доклада В. К. Яцунский признал появление ростков капиталистических отношений в XVII в., однако формирование капиталистического уклада он Относил не к 60-м годам XVIII в., как это делал Н. М. Дружинин, а к последней трети этого столетия 10 11. Тезис об одновременном развитии по восходящей ли¬ нии капитализма и феодализма был высказан Е. И. За- озерской в 1951 г. Переходный период, начинающийся, по ее мнению, не позднее второй трети XVII в., соединяет «две проти¬ воречивые линии развития: господство феодальных отно¬ шений с возникновением и развитием внутри них «бур¬ жуазных связей» и. Капиталистические отношения в России, по мне¬ нию Е. И. Заозерской, развиваются на первом этапе в форме товарного производства. Характерной чертой это¬ го этапа (конец 20-х — 30-е годы XVII в. — начало XVIII в.) является рост простого товарного производства и «усиливающийся обмен между областями», что соот¬ ветствует указанному выше первому моменту «в истори¬ ческом развитии капитализма» (Ленин) 12. XVIII столетие Е. И. Заозерская рассматривает как период «превращения простого товарного производства в капиталистическое. В разных сферах производства на¬ 9 Н. М. Д р у ж и н и н. Социально-экономические условия образо¬ вания русской буржуазной нации.— «Вопросы формирования рус¬ ской народности и нации». М.—Л., 1948, стр. 197. 10 В. К- Яцунский. Основные этапы генезиса капитализма в России.— «История СССР», 1958 № 5. 11 Е. И. Заозерская. К вопросу о сущности и основных эта¬ пах «нового периода» в истории России.— «Вопросы истории», 1951f № 12, стр. 89. 12 Е. И. Заозерская. Указ, соч., стр. 117. 12
чинает использоваться наемный труд»13. Таким образом, общеизвестные стадии развития капитализма, по мне¬ нию Е. И. Заозерской, последовательно сменяют одна другую в соответствующие отрезки времени. В последние годы в печати обсуждалась концепция, предложенная акад. М. В. Нечкиной в дискуссионной статье «О восходящей и нисходящей стадиях феода¬ лизма» 14. В статье, подводившей итоги дискуссии, М. В. Неч¬ кина обоснованно заострила методологически важный во¬ прос о том, что возникновение капитализма «органи¬ чески связано с процессом разложения феодализма», что оба процесса находятся в глубокой взаимосвязи и их следует изучать одновременно 15. Однако мы разде¬ ляем сомнения, высказанные в ходе дискуссии, отно¬ сительно применения этих положений к истории фео¬ дальной России, так сказать, хронологической «привяз¬ ки» нисходящей стадии феодализма к началу XVII в. Уложение 1649 г., оформившее крепостное право в Россйи, дальнейшее." развитие крепостничества вширь и вглубь при Петре I и в последующие десятилетия, т. е. собственно расцвет феодально-крепостнической системы вынесены М. В. Нечкиной за рамки восходящей стадии феодальной формации. Участники дискуссии правильно отмечали, что приведенные в ее статье факты, подтверж¬ дающие тезис о наличии несоответствия производитель¬ ным силам производственных отношений, относятся не к XVIII и тем более не к XVII в., а к первой половине XIX в.16 Действительно, подрыв крестьянского хозяйства, производство хлеба на рынок помещиками, резкое уве¬ личение крестьянских повинностей, высвобождение не¬ посредственных производителей из феодальных форм хо¬ зяйства — все это давало о себе знать лишь к началу XIX в., во всяком случае не ранее второй половины XVIII в. 13 Там же. 14 «Вопросы истории», 1958, № 7. 15 М. В. Нечкина. К итогам дискуссии о «восходящей» и «ни¬ сходящей» стадиях феодализма.— «Вопросы истории», 1963, № 12, стр. 42. 16 А. М. С а х а р с в. К вопросу о двух стадиях развития феодаль¬ ной формации в России.— «Вопросы истории», 1959, № 1; И. В. Куз¬ нецов. О «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодализма в Рос¬ сии.— «Вопросы истории», 1959, № 11. 13
В стремлении ряда авторов начинать разложение фе¬ одализма и развитие капитализма с XVI—XVII вв. иногда обнаруживается попытка, быть может бессозна¬ тельная, подтягивать процессы, протекавшие в России, К аналогичным процессам в передовых странах Запад¬ ной Европы. Наиболее ярко эту тенденцию выразил Д. П. Маковский, заявивший в своей книге, что «роль России в мировой торговле и особенно восточной была более значительной, чем Англии», что «Москва в XVI в. превратилась в крупнейший в мире торговый центр», что «трудно допустить, чтобы торговые обороты рынков какого-либо государства Европы могли быть выше русских» 17 и т. д. Историографические концепции в изучении проблемы перехода к капитализму в России повлияли на разра¬ ботку соответствующей проблемы в национальных республиках. Авторы и редакционные коллегии ряда обобщающих трудов и монографических исследований по истории нерусских народов в трактовке названной проблемы стоят, по нашему мнению, на правильных ме¬ тодологических позициях, и их выводы не вызывают возражений 18. Есть, однако, немало работ, в которых прослеживается тенденция авторов «ускорить» социаль¬ но-экономическое развитие народов, входивших в состав Российской империи, подтянуть это развитие до уровня 17 Д. П. Маковский. Развитие товарно-денежных отноше¬ ний в сельском хозяйстве Русского государства. Смоленск, 1963, стр. 45, 77. 18 В качестве примера можно указать на «Историю Эстонской ССР» (т. I. Таллин, 1961), авторы и редакторы которой характеризуя переход от феодальной формации к капиталистической, руководству¬ ются четкой схемой, позволившей им наметить обоснованные грани этого перехода. Столь же убедительно интерпретируют материал лат¬ вийские историки в «Истории Латвийской ССР», опубликованной 12 лет назад (т. I. Рига, 1952). Можно назвать ряд монографий, в ос¬ новном отражающих объективную картину социально-экономического развития отдельных народов. См., например, «История Азербайджа¬ на», т. II. Баку, 1960; А. Сумбатзаде. Сельское хозяйство Азер¬ байджана в XIX в. Баку, 1958; он же. Промышленность Азербайд¬ жана в XIX в. Баку, 1964; М. А. Адонц. Экономическое развитие Восточной Армении в XIX в. Ереван, 1957; Ш. Мес хи а. Города и городской строй феодальной Грузии. Тбилиси, 1959; Н. Г. Канта- р и а. Хозяйство грузинского помещика в XVIII в. Тбилиси, 1955 (ав¬ тореферат канд. дисс.) и др. 14
центральных районов страны19. Подобная тенденция отражена в стремлении руководствоваться единой для всей страны периодизацией исторического процесса, что ведет к игнорированию территориальных и националь¬ ных особенностей и мешает выявлению специфических черт в истории материальной и духовной культуры от¬ дельных народов. Некоторые наши коллеги, занимающи¬ еся историей народов СССР, не проводят четкой грани между мелким товарным производством и капитализ¬ мом, любые крупные предприятия относят к капита¬ листическим мануфактурам, во всех случаях примене¬ ния наемного труда усматривают «ростки» капиталисти¬ ческого способа производства и т. д. Имеются работы, создающие картину прогрессирующего развития капита¬ лизма в городе и деревне XVIII — первой половины XIX в. (рост мануфактур, появление в дореформенное время капиталистических помещичьих хозяйств, широкое распространение наемного труда и высокой товарности производства и т. п.) 20. В. К. Чалоян пишет даже о пер¬ воначальном накоплении в Армении в XII—XIII вв.21 Между тем, факты свидетельствуют не о разложении, а об укреплении феодальной собственности на землю и усилении личной зависимости крестьян в Армении, Азер¬ байджане и Грузии вплоть до присоединения к России. Наличие «наемных рабочих» в городах, уход крестьян из общины — отнюдь еще не свидетельство разложе¬ ния последней. Подвергаясь частым нападениям внешне¬ 19 Здесь и ниже авторский коллектив не дает общей оценки упо¬ минаемым в тексте работам, в большинстве своем отвечающим тре¬ бованиям современной исторической науки. Речь идет всего лишь об освещении в этих работах проблемы перехода от феодализма к ка¬ питализму. 20 П. В. Г у г у ш в и л и. Развитие промышленности в Грузии и За¬ кавказье в XIX—XX вв. Тбилиси. 1957; Э. В. X о ш т а р и я. Наемный труд в Грузии во второй половине XVIII и первой половине XIX в. Тбилиси, 1955 (дисс. на груз, яз.); Д. Гоголадзе. Капиталистиче¬ ские предприятия в сельском хозяйстве и промышленности дорефор¬ менной Грузии (1830—1864 гг.). Тбилиси, 1959 (на груз, яз.); Н. Д. Нацвалишвили. Капиталистическая эволюция помещичье¬ го хозяйства в Грузии —«Труды АН Грузинской ССР. Институт ис¬ тории» 1964, т. 7, стр. 81—92 (на груз, яз.) и др. 21 В. К. Ч а л о я н. Снова о первоначальном накоплении капи¬ тала в Армении.— «Историко-филологический журнал». Ереван, 3, стр. 152—171. 15
го врага и соседнего феодала, крестьяне искали убежи¬ ща за городскими укреплениями. Лишенные средств к существованию, такие крестьяне нанимались на различ¬ ные работы. Но подобных «наемных рабочих» история Закавказья знала не только в XVII—XVIII вв., но и в арабское и монгольское время. Нуждается в пересмотре характеристика мануфактур Закавказья. Речь идет о казенных мануфактурах в Гру¬ зии и крупных феодальных мастерских, так называемых кархане, в Армении и Азербайджане. Их появление было связано не с перерастанием мелкого товарного производства в мануфактуры, не с развитием внутрен¬ него рынка, а с потребностями государства и верхов гос¬ подствующего класса. Горнорудные разработки и Пу¬ шечный двор в Грузии возникли в связи со стремлением Ираклия II усилить централизацию страны и укрепить войско. Убедительным подтверждением такого понима¬ ния условий возникновения «мануфактур» в Грузии слу¬ жит факт их недолговечности — они не пережили даже своего основателя Ираклия II. Такой же была судьба большинства кархане, существовавших в Закавказье и Иране с давних времен, но хиревших по мере развития мелкого товарного производства. Тенденция держаться общей для всей страны схемы исторического процесса обнаруживается в трудах ча¬ сти украинских и молдавских историков. Бесспорно, раз¬ личия в уровне социально-экономического развития отдельных районов с развитием капитализма и успехами в формировании всероссийского рынка постепенно сти¬ рались. Однако в XVII — первой половине XIX в. они сказывались в сильной степени. На том основании, что крестьяне занимались «наря¬ ду с земледелием торговлей и промыслами», авторы кур¬ са «История Украинской ССР» находят там зачатки капиталистических отношений во второй половине XVIII в.22 Аналогичный критерий можно обнаружить в недавно вышедшей монографии Н. А. Мохова, где утвер¬ ждается, что капитализм в Молдавии во второй полови¬ не XVIII в. проявлялся в возникновении вотчинных мануфактур, развитии сельских промыслов в общем эко¬ номическом подъеме, наступившем после упадка конца 22 «История Украинской ССР», т. I. Киев, 1956, стр. 388. 16
XVII — начала XVIII в.23 Н. А. Мохов солидарен с да¬ тировкой зарождения «первых, еще очень слабых ро¬ стков буржуазных отношений» во второй половине XVIII —начале XIX в. Основанием для подобного выво¬ да является констатация явлений, вполне укладываю¬ щихся в рамках феодальной формации24. Критикуя распространившиеся историографические традиции, авторы доклада не отрицают огромного вкла¬ да советской исторической науки в разработку проблемы смены в России феодально-крепостнической формации капиталистической. Но, признавая крупные достижения советской историографии как в конкретном изучении, так и в теоретическом осмыслении рассматриваемой проб¬ лемы, докладчики обращают внимание на существую¬ щие расхождения в освещении различных аспектов пере¬ хода от феодализма к капитализму, а также на недоста¬ точную изученность отдельных сторон переходного пери¬ ода. Поэтому по ряду вопросов, мало разработанных или не исследованных в советской историографии, неизбеж¬ но приходится ставить на обсуждение сессии некоторые общие предположения, в известной мере и гипотезы. Ве¬ дущаяся в литературе полемика часто не отличается ясностью и четкостью формулировок. Такие понятия, как разложение и кризис крепостничества, используются нередко без точного определения их смысла и содержа¬ ния. Это вынуждает в докладе несколько заострить вы¬ воды, чтобы обсуждение сосредоточилось на узловых во¬ просах проблемы и помогло определить главные направ¬ ления ее исследования. 1 Авторский коллектив объединяет общая позиция, согласно которой формирование капиталистического уклада, начало переходного периода относится ко време¬ ни не ранее 60-х годов XVIII в. Именно с этого времени отмечается разложение старой формации и становление капиталистического способа производства не в форме случайных и глохнущих его зачатков, а в форме процесса, 23 Н. А. Мохов. Молдавия эпохи феодализма. Кишинев, 1964, стр. 372. 24 В курсе «Истории Молдавии» сказано: «В Молдавии в конце XVIII — начале XIX в. зарождение элементов капиталистических от¬ ношений характеризовалось развитием феодальной денежной ренты и некоторым развитием внутреннего рынка».— «История Молдавии», т. I. Кишинев, 1951, стр. 268, 273. 17
который хотя и тормозится старой формацией, но уже не может быть ею подавлен. Эта общность взглядов, од¬ нако, не исключает расхождений и внутри авторского коллектива по отдельным частным вопросам. I Спорадически возникшие зачатки капиталистическо¬ го способа производства в Западной "Европе относятся еще к XIV—XV вв. (а в некоторых итальянских горо¬ дах даже к более раннему времени). Бывшие неболь¬ шими островками в феодальном море, в большой мере связанные с транзитной международной торговлей, эти зачатки погибли при наступлении неблагоприятных ус¬ ловий. Феодальное море их захлестнуло. К. Маркс на¬ чинает «капиталистическую эру» в Европе не с этих спорадически возникавших и погибавших зачатков, а с XVI столетия, с наступления мануфактурной стадии ка¬ питализма в ряде стран Европы25. Наступление капиталистической эры в XVI в. в той или иной степени испытали на себе все страны, в том числе и Россия. Но не во всех странах в эту эпоху исто¬ рическое развитие шло в сторону капитализма. Для Рос¬ сии это было время прогрессирующего развития крепо¬ стничества. Феодализм не только господствовал, но активно развивался вширь и вглубь. Для некоторых ок¬ раинных территорий можно говорить о поступательном развитии феодализма вплоть до середины XIX в. В течение XVI—XVIII вв. в России в несколько раз увеличились территория и (Население, 1на которые рас¬ пространялись феодальные отношения. Зависимость ос¬ новной массы крестьянства развилась до наиболее же¬ стоких форм. Крепостничество сказывалось и на поло¬ жении массы горожан, приписанных в середине XVII в. к тяглу того посада, где они жили. Если для стран Западной Европы позднее средневе¬ ковье явилось временем, когда, с одной стороны, наблю¬ дались рост свободной парцеллярной собственности и освобождение крестьян от личной зависимости, а, с дру¬ гой — превращение лендлорда в капиталистического предпринимателя, то для России это было время даль¬ нейшего упрочения феодально-крепостнических отноше¬ 25 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 728. 18
ний. К XVII—XVIII вв. свободная земельная собствен¬ ность мелких производителей сохранялась только на окраинах. В центре она была поглощена собственностью феодалов. Господство феодальных форм земельной соб¬ ственности до самой реформы 1861 г. являлось препят¬ ствием для развития капитализма в сельском хозяйстве. Время с конца XV в. (или с XVI в., как считают не¬ которые историки) действительно было переломным в истории России. Но перелом сопровождался развитием не капиталистических, а феодальных отношений: укреп¬ лялась феодальная собственность на землю, расширя¬ лось дворянское землевладение за счет черносошных, дворцовых и пустовавших земель и захватов новых тер¬ риторий на юго-востоке, в Поволжье, Приуралье. С ликвидацией феодальной раздробленности и образо¬ ванием единого Русского государства крепостничество принимает все более суровые формы. В XVII и особенно XVIII в. феодально-крепостни¬ ческий строй переживает пору своего расцвета. Он во¬ влекал в свою орбиту новые массы населения, раЗви¬ вался не только вширь, но и вглубь, давая известный простор для роста производительных «сил как ib 'сельском хозяйстве, так и в промышленности. В этот период выра¬ стают огромные латифундии Черкасских, Одоевских, Юсуповых и других земельных магнатов. Перед нами до¬ капиталистический способ производства на восходящей стадии развития. Но в связи с тем, что существует тен¬ денция считать этот период началом разложения фео¬ дальных и зарождения капиталистических отношений, есть необходимость охарактеризовать содержание основ¬ ных процессов исторического развития в это время. Об¬ ратимся к рассмотрению так называемых «новых явле¬ ний» в экономике России XVII—XVIII вв. и попытаемся определить их место в историческом процессе. ; С конца^О^хгодон^нашей историографии получила распространение концепция, практически отрицающая наличие’'на.. Руси мелкого товарного производства до XVI—XVII вв. В исследовательской литературе и обобщающих трудах стала проводиться идея, будто «до образования централизованного русского государства изменения в мелком производстве заключались в терри¬ ториальном его распространении, возникновении новых очагов, в его специализации и качественном усовер- 19
шенствова.нии» 26. Процесс превращения ремесла в то¬ варное производство приурочивался преимущественно лишь к XVII в.27 * Изложенная концепция — следствие упрощенного понимания (натурального характера феодальной эконо¬ мики. Товарное производство и товарное обращение зани¬ мали подчиненное место в экономике феодальной эпохи. Но абсолютно безобменного хозяйства при феодализме не существовало. Определенный уровень общественного разделения труда и товарного производства, наличие города — необходимая предпосылка возникновения и развития феодального способа производства. Производ¬ ственной основой феодального общества является хо¬ зяйство непосредственного производителя. Натуральное и потребительское по своей природе, оно не могло, тем не менее, существовать изолированно от внешнего мира. Разделение труда внутри хозяйства непосредст¬ венных производителей, общины или поместья не ис¬ черпывало всех форм общественного разделения тру¬ да. С раннефеодального периода шел процесс обособ¬ ления промышленности от земледелия, города от дерев¬ ни. На основе естественно-географических различий уже в докапиталистическую эпоху зарождаются некото¬ рые формы территориального разделения труда. Рас¬ пространенной ошибкой является ограничение представ¬ лений о натуральном характере феодальной экономики одним хозяйственным аспектом. Феодальная экономика натуральна не только потому, что основная масса про¬ дукции, производимой в крестьянском (а также владель¬ ческом) хозяйстве, потребляется на месте, но и по орга¬ низации труда и эксплуатации, по системе производст¬ венных отношений: рабочая сила при феодализме не выступала как товар, прибавочный труд на феодала изымался непосредственно в натуральной форме (нату¬ ральные оброки, барщина) 28. 26 «Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII в.». М., 1955, стр. 57—58. 27 Там же, стр. 59. Впервые изложенная концепция была сформу¬ лирована в статье Н. В. Устюгова «Ред есло и мелкое товарное про¬ изводство в Русском государстве XVII в.» — «Исторические записки», т. 34. 28 Небезынтересно заметить, что историки 20-х — начала 30-х го¬ дов хорошо понимали это коренное положение марксистского учения. Так, выступая в дискуссии об общественно-экономических формациях, 20
С представлением о феодальной экономике как без- обменной обычно связано и неправильное толкование общеизвестного ленинского положения о двух моментах в историческом развитии капитализма 29. Исследователи, отрицающие наличие товарного производства в 'Сред¬ невековой Руси, чаще всего выступают сторонниками раннего генезиса капитализма. /Дело в том, что пред¬ шествующее переходу товарного хозяйства в капитали¬ стическое и являющееся его общей предпосылкой прев¬ ращение натурального хозяйства непосредственных про¬ изводителей в товарное они включают в период генезиса капитализма. Это был длительный процесс, занимающий в некоторых странах столетия. Вплоть до эпохи капита¬ лизма процесс перерастания натурального хозяйства в товарное совершается медленно. Лишь с началом капи¬ тализма он идет бурными темпами. Только при капита¬ лизме товарное производство становится господствую¬ щим. При этом необходимо помнить, что товарное про¬ изводство, как бы высоко оно ни было развито, автоматически не ведет к капитализму. Для перехода к капитализму необходимо наличие соответствующих форм собственности, капиталов, отрыв непосредственного про¬ изводителя от средств производства и ряд других усло¬ вий. Уровень и масштабы развития товарного производств ва были, конечно, различными в разные исторические эпохи. XVII век, а точнее сказать его середина и вто¬ рая половина безусловно явились заметным рубежом в развитии мелкого товарного производства в городском ремесле и сельских промыслах. В многочисленных рабо¬ тах по истории промышленности и торговли XVI—XVII ibb. показано неуклонное увеличение масштабов мелкого то¬ варного производства, значительное расширение рыноч¬ ных связей, рост наемного труда. В некоторых отраслях промышленности разделение труда и товарное производ¬ А. М. Малышев подчеркивал, что у К. Маркса экономическая сущ¬ ность феодализма характеризуется «не по вторичному признаку — на¬ туральное или денежное, а по внутренней экономической структуре, связанной непосредственно с уровнем развития производительных сил и системой производственных отношений,— как хозяйство, произво¬ дящее потребительские ценности, а не меновые»; «Спорные вопросы методологии истории». Харьков, 1930, стр. 44. 29 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 1. стр. 87. 21
ство достигли такого уровня, что создались известные предпосылки для возникновения в отдельных случаях таких форм крупного производства, как простая коопе¬ рация и капиталистическая мануфактура. Но означали ли эти явления начало капиталистического развития страны, как полагают некоторые специалисты? Прежде всего нет никаких оснований считать, что только ic XVII в. (начинается процесс превращения ре¬ месла в мелкое товарное производство. М. Н. Тихоми¬ рова, С. В. Бахрушин, А. П. Пронштейн и другие исто¬ рики доказали наличие центров товарного производства на Руси уже в конце XV—XVI в. Даже в период фео¬ дальной раздробленности, как в том убеждает исследо¬ вание Б. А. Рыбакова, крупный феодальный город не¬ мыслим без достаточно развитого товарного производ¬ ства 30. Л. В. Черепнин рассматривает наблюдавшийся в XIV—XV вв. процесс превращения ремесла в товарное производство как одну из важнейших социально-эконо¬ мических предпосылок образования Русского централи¬ зованного государства31. Существовавшие в XIV—XV вв. формы общественного разделения труда и товарное про¬ изводство создавали тот минимум экономических свя¬ зей, без которого не могло бы произойти сколько-нибудь прочного политического объединения Руси. Качественное отличие XVII в. состояло в том, что осуществлявшееся до тех пор через рынок общественное разделение труда в некоторых отраслях промышленно¬ сти стало подводить к возникновению крупного произ¬ водства. Историки насчитывают в России XVII в. до трех десятков мануфактур32. Это были небольшие по размеру централизованные мануфактуры, основанные по инициа¬ тиве правительства, обслуживающие по преимуществу нужды царского двора и армии. Дальнейшие исследова¬ ния могут дополнить этот список отдельными частными мануфактурами. Однако совершенно очевидно, что 30 Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. М.— Л., 1946, стр. 712. 31 Л. В. Черепнин. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV веках. М. 1960, стр. 372—373. 32 Небесполезно вспомнить, что в начале мануфактурной стадии в передовых странах Европы (особенно в Англии) имелось немало мануфактур с несколькими сотнями, а иногда и тысячами рабочих. Даже в Германии, наиболее сходной с Россией по типу историческо¬ го развития, в XVI—XVII вв.. при общем господстве ремесла сущест¬ вовали мануфактуры, на которых было занято более тысячи человек. 22
не только три десятка, но и значительно большее коли¬ чество разновременно существовавших мануфактур не могут «составить перехода к мануфактурной стадии ка¬ питализма в такой огромной стране, как Россия. Важно подчеркнуть недостаточную зрелость материально-техни¬ ческих и социальных предпосылок для возникновения мануфактур в России в XVII в. Об этом свидетельствует и происхождение капиталов, вложенных в крупное про¬ изводство, и назначение этого производства. Вспомним, что основателями первых металлургических заводов выступили датчане Виниус и Марселис, а также голлан¬ дец Акема, что владельцами прочих мануфактур, проло¬ живших путь к крупному производству, были тоже ино¬ странцы: Бутенант, Избрант, Акин, Койет и др. В услО’ виях интенсивного развития капитализма в передовых странах Европы правительство России вынуждено было для укрепления военной мощи заводить современную промышленность и тем самым подстегивать естествен¬ ный ход экономического развития. В XVIII в. мануфактурная форма производства в России — уже не спорадическое явление. В первой чет-| верти XVIII в. существовало до 200 крупных предприя-1 тий: металлургические и оружейные заводы, полотняные^ суконные, кожевенные, бумажные, стекольные и прочие мануфактуры. Правительство форсирует переливание ку¬ печеских капиталов ib производство передачей казенных заводов купцам, предоставлением им ссуд, монополий, освобождением от уплаты торговых пошлин, увольнени¬ ем от подводной повинности, постоев и т. д. Создавая благоприятные условия для развития круп¬ ной промышленности, государственная поддержка тормо¬ зила распространение капиталистических форм в ее ор¬ ганизации. С начала 30-х годов и по настоящее время среди советских историков идет спор относительно при¬ роды вотчинных и посессионных мануфактур. И надо за¬ метить, что далеко не все участники его учитывают, что фактором, определяющим социальную природу ману¬ фактуры, является состав рабочей силы, формирование рынка труда. Решающим аргументом в этом споре дол¬ жно послужить то основное положение марксистской ис¬ торической науки, что способы производства различают¬ ся по типу производственных отношений. Поэтому сколь¬ ко бы широкое распространение не получили мануфакту¬ 23
ры на подневольном труде, они не могут рассматривать¬ ся как капиталистический уклад в недрах феодальной системы. Но и феодализму в его классической форме крупное производство — а любая мануфактура является крупным производством — тоже не свойственно. Ману¬ фактурные формы промышленности, развивавшиеся в России на крепостной почве, приобретали специфиче¬ ские черты. Крепостничество утилизировало формы про¬ изводства, возникшие в иной социальной среде. Нетруд¬ но заметить общую закономерность: чем теснее были контакты мануфактуристов с государством, чем больши¬ ми льготами и привилегиями они пользовались, тем проч¬ нее их мануфактуры привязывались к крепостнической системе. Крепостная мануфактура не вела непосредст¬ венно к капитализму. Напротив, возникновение и разви¬ тие капиталистического уклада обрекало на гибель вот¬ чинную и посессионную мануфактуры. Распространение крепостной мануфактуры с несом¬ ненностью свидетельствовало о том, что прогрессирую¬ щий в стране рост производительных сил еще уклады¬ вался в рамки феодализма. Господствующий класс фео¬ далов и абсолютистское государство сумели поставить на службу себе новые производительные силы. Форми¬ рование мануфактурного производства и классов, его об¬ служивающих, на протяжении XVII—XVIII вв. шло в зависимости от феодально-крепостнической системы, по¬ глощавшей возникавшие ростки капиталистических от¬ ношений. До начала разложения феодальной системы процесс перерастания мелкого товарного производства в мануфактуру почти не наблюдался. На протяжении XVII — первой половины XVIII в. известны лишь еди¬ ничные случаи, когда мелкие товаропроизводители ста¬ новились владельцами крупных предприятий. Промышленник XVIII в., порожденный феодаль¬ ной средой, тысячами нитей связанный абсолютист¬ ским государством и крепостнической системой, не про¬ тивопоставлял ей себя, а приспосабливался к господст¬ вующему способу производства. Ярче всего подобная природа русской буржуазии XVIII в. выражалась в нас¬ тойчивых требованиях расширить доступ к эксплуатации крепостного труда и в попытках получить дворянство. Показательна в этом отношении эволюция горнопромыш¬ ленных династий. Это о них писал В. И. Ленин, что они 24
«были и помещиками и заводчиками, основывали свое господство не на капитале и конкуренции, а на монопо¬ лии и на своем владельческом праве»33. Примерно с XVII в. Ленин начинал «новый период русской истории», характеризующийся зарождением на ционального рынка, фактическим слиянием дотоле са¬ мостоятельных областей, земель и княжеств ® одно це¬ лое34. Некоторые историки склонны рассматривать скла¬ дывающийся с XVII в. всероссийский рынок как прояв¬ ление зарождающихся капиталистических отношений. Отсюда поиски соответствующей производственной базы (преувеличение масштабов мелкого товарного и ману¬ фактурного производства в XVII ib., отнесение крупных посессионных и вотчинных предприятий к капиталисти¬ ческим мануфактурам и т. д.). Но «внутренний рынок появляется, когда появляется товарное хозяйство; он со¬ здается развитием этого товарного хозяйства»35. В боль¬ шинстве европейских стран национальные рынки на¬ чали складываться до капитализма. Россия, как показа¬ ло фундаментальное исследование Л. В. Черепнина «Об¬ разование русского централизованного государства ib XIV—XV веках», не была исключением. И совершенно прав С. Д. Сказкин, отметивший, что термин «буржуаз¬ ные связи» в данном случае употреблен В. И. Лениным в том же широком смысле, в каком его употребляет Энгельс, говоря о ведущем свое начало с X в. союзе бур¬ жуазии и королевской власти в политической консолида¬ ции европейских государств36. Как и в предшествующее время, в России XVI— XVII bib. главной формой общественного разделения труда являлось отделение промышленности и мелкого товарного производства от земледелия. И внутриобла¬ стные, и межобластные рыночные связи зиждились почти исключительно на мелком товарном производстве и то¬ варном обращении излишков производства. Обмен меж¬ ду отдельными районами и частями Российского государ¬ ства базировался на различии естественно-географиче¬ 33 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 485—486. 34 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153—154. 35 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 60. 36 С. Д. Сказкин. К вопросу о генезисе капитализма в сель¬ ском хозяйстве Западной Европы.— «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1959 г.». М., 1961, стр. 28. 25
ских и социально-экономических условий. Производство товаров сосредоточивалось в тех районах, где имелись для этого подходящие условия. Известно, например, что Новгородская земля, Поморье, Карелия еще во времена феодальной раздробленности ввозили хлеб, производи¬ мый в более южных, плодородных районах. В обмен на хлеб они поставляли соль, железо, меха, рыбу, хмель, лен и пр.37 В XVI—XVII вв. межрайонная торговля пред¬ метами массового потребления стала еще более интен¬ сивной и широкой в связи с ростом городского населения и освоением новых территорий. Разнообразие естествен¬ но-географических и социальных условий Русского госу¬ дарства придавало большой размах межрайонной тор¬ говле. К XVII в. выделяется ряд крупных промышленных центров, работающих на дальних потребителей. Но по¬ добного рода торговые связи не свидетельствуют еще о возникновении капиталистического рынка. Внутренний рынок феодальной эпохи и национальный рынок при капитализме различаются не только с количественной стороны (интенсивностью обмена), но и с качественной. Торговля XVII—XVIII вв. (а в известной степени и пер¬ вой половины XIX в.) по своему характеру гораздо бли¬ же к торговле предшествующей эпохи, нежели к всерос¬ сийскому рынку капиталистической поры. Не случайно, между прочим, С. В. Бахрушин — один из лучших зна¬ токов истории ремесла и торговли в феодальную эпо¬ ху,— говоря о предпосылках всероссийского рынка в XVI в., практически рисовал ту же картину рыночных связей, что и для XVII в.38 Некоторые историки, ссылаясь на известное поло¬ жение Ленина о начале складывания национального рын¬ ка в России 39, относят возникновение класса буржуазии к XVII в. Но как понимать ленинский термин «капита¬ 37 Л. В. Черепнин. Указ, соч., стр. 373—389 и др. 38 С. В. Бахрушин. Научные труды, т. I. М., 1952. 39 «Только новый период русской истории (примерно с 17 века) характеризуется действительно фактическим слиянием всех таких об¬ ластей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это... вызывалось усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рын-*" ков в один всероссийский рынок. Так как руководителями и хозяева¬ ми этого процесса были капиталисты-купцы, то создание этих нацио¬ нальных связей было не чем иным, как созданием связей буржуаз¬ ных» (В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153—154). 26
листы-купцы», в каком смысле Ленин говорит о «бур¬ жуазных связях»? Современный класс буржуазии яв¬ ляется 1носителем капиталистического способа производ¬ ства. Известно, указывает Маркс, что для деятельности торгового капитала «не требуется никаких других усло¬ вий, кроме тех, которые необходимы для простого то¬ варного и денежного обращения»40. Именно эту сторо¬ ну дела и подчеркивает В. И. Ленин, когда пишет об усилении обмена между областями, развивавшимися на базе растущего товарного производства. В литературе известны факты создания крупных де¬ нежных капиталов в России XVII в. Нельзя iHe признать и того, что часть этих капиталов вкладывалась в произ¬ водство. Спорной является лишь оценка этих явлений. Сопровождается ли деятельность купцов, даже вложив¬ ших ’свои капиталы в промыслы, переворотом в способе производства? Современное состояние изученности проблемы не дает оснований для утвердительного ответа на этот вопрос. Полнее всего, а главное комплексно, изучена торго¬ во-промысловая деятельность фирмы Калмыковых41. Калмыковы разбогатели на казенных подрядах, с вы¬ полнением которых связаны их разнообразные побочные промыслы. Поставка рыбы дворцу 'повлекла торговлю хлебом в Астрахани, ибо перегон из Москвы недогру¬ женных судов был убыточным. С заготовкой рыбы и хлебной торговлей были связаны организация добычи соли, мукомольные -промыслы и винокурение. Видимо, к этому же типу следует отнести ряд других крупных фирм XVII в.— Босых, Ревякиных и др. У них, как и у Калмыковых, промысловая деятельность была подчине¬ на торговле, вытекала из нее. Купцы, торговавшие сель¬ скохозяйственными продуктами, приобретали земельные угодья, чтобы наряду с покупным хлебом, мясом, салом и кожей продавать собственный хлеб и продукты живот¬ новодства. Некоторые купцы создавали несложные пред¬ приятия для первичной переработки сырья, продаваемо¬ го за границу (салотопни, предприятия по обработке 40 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. I, стр. 357. 41 Н. А. Б а к л а н о в а. Торгово-промышленная деятельность Калмыковых во второй половине XVII в. К истории формирования русской буржуазии. 27
кожи и т. д.). Такого рода предприятия как в России, так и на Западе и Востоке, представляли собой функцио¬ нирование средневековых форм капитала. Как правило, они работали на ближайший местный рынок, веками оставались на примитивном уровне, то исчезая, то по¬ являясь вновь. Совершенно очевидно, что деятельность Калмыковых и им подобных купцов не может служить доказательст¬ вом возникновения капитализма, ибо функционирование купеческого капитала является таким же древним, как и товарное производство. Подобного рода купеческий капитал являлся всего лишь историческим условием для развития капиталистического способа производства, по¬ скольку он подготавливал концентрацию денежных средств и развивал обмен. Примитивное производство здесь было подчинено торговому капиталу, сам размер предпринимательских вложений был ничтожным, глав¬ ным занятием купца являлась скупка изделий у непо¬ средственных товаропроизводителей. Несколько иную картину можно наблюдать в соля¬ ных промыслах. Здесь мы имеем дело с довольно круп¬ ным производством, значительными вложениями капита¬ ла, более или менее широким использованием наемных рабочих. Следует, однако, учитывать, что и солеваре¬ ние занимало весьма скромную роль в деловых операци¬ ях гостя. Если исходить из показаний Котошихина о годовых оборотах гостей (20—100 тыс. руб.), то макси¬ мальный удельный вес промыслов в общем балансе тор¬ гово-промысловой деятельности гостя середины XVII в. не превышал 40%. Так, оборот довольно крупных Сере- говских промыслов составлял лишь 8 тыс. руб. в год 42. Солеварение изучено только за XVII в. Имеющиеся дан¬ ные о солеварении XVIII в. свидетельствуют о быстро развивавшемся в нем применении принудительного тру¬ да. Таким образом, имея в виду солеваренные промыс¬ лы, можно говорить о спорадическом появлении доволь¬ но примитивного капиталистического производства в этой отрасли хозяйства. Специфические условия посто¬ янного спроса на соль создали ранние формы капитали¬ 42 В. Г. Г е й м а н. Соляной промысел гостя И. Д. Панкратьева в Яренском уезде в XVII в.— «Летопись занятий Археографической комиссии», вып. 35. Л., 1929. 28
стических отношений, но это явление целиком приспо¬ соблено к натуральньгм формам производства крестьян¬ ского и помещичьего хозяйства, оно возникает вне связи с ростом общественного разделения труда и поэтому не оказывает на феодальный строй сколько-нибудь преоб¬ разующего воздействия. Филатьевы, Шорин, Никитни¬ ков, Панкратьев, Гурьевы и многие другие купцы-пред¬ приниматели XVI—XVII вв.— это всего лишь потенци¬ альные капиталисты, предтечи класса буржуазии, а не прямые его представители. Весьма примечательным является то обстоятельство, что главной ареной промышленного предпринимательст¬ ва крупных торговых капиталов был не центр государст¬ ва, а окраинные районы, особенно северо-восток России. Развитию здесь купеческого предпринимательства бла¬ гоприятствовал ряд условий, отсутствовавших в других областях страны, в частности относительная близость к Сибири, использование пушной торговли в качестве ис¬ точника накопления капиталов, оживленный Сухоно- Двинский торговый путь в Архангельск и через него в Европу, отсутствие помещичьего землевладения, откры¬ вавшее известный простор для мобилизации земли, нали¬ чие незакрепощенных крестьян, готовых продавать ра¬ бочую силу. С перемещением' торговли с европейскими странами на Балтику и сокращением масштабов сибир¬ ской торговли Поморье утрачивает былое экономическое значение; и феодальные отношения, развивавшиеся в центре, торжествуют и здесь. Это повлекло за собой ра¬ зорение выросших на посреднической торговле купцов. То, что происходило на северо-востоке страны, явля¬ ется доказательством наличия многоукладности в фео¬ дальной экономике России, наличия в некоторых ее рай¬ онах соответствующих условий для развития примитив¬ ных форм капиталистического производства. Но, призна¬ вая этот факт, надо считаться с тем, что он имел локальное значение, что определяющее влияние на эко¬ номику и социальный строй России оказывали процессы, протекавшие в ее крепостническом центре. Следует подчеркнуть, что неустойчивость, отсутствие преемственности являлись характерной чертой крупных денежных капиталов XVI—XVII вв. Большинство купе¬ ческих торгово-промысловых фирм того времени возвы¬ шалось и падало в течение жизни одного, самое большее 29
двух поколений. Такая скоротечность объясняется край¬ ней экстенсивностью деятельности купеческого капита¬ ла. Достаточно было одного кораблекрушения, ограбле¬ ния каравана либо, наконец, смерти предприимчивого главы торгового дома, пользовавшегося доверием у кре¬ диторов, чтобы фирма потерпела крушение. Для понимания природы торгового капитала XVI— XVII вв. весьма важно обратить внимание на то об¬ стоятельство, что большинство крупных купцов стреми¬ лось вложить свои капиталы в феодальную земельную собственность. В XVII—XVIII вв., а в значительной ме¬ ре даже и в первой половине XIX в. главной формой богатства в России являлась феодально-крепостническая земельная собственность на населенные имения, монопо¬ лия на крепостной труд. Получаемая с крепостного име¬ ния рента была стабильнее торговой прибыли. Самым показательным примером в этом отношении является фа¬ милия Строгановых. Первые известные представители этой фамилии начали с торгово-промышленного пред¬ принимательства. В расцвет своего могущества Строга¬ новы — прежде всего крупнейшие феодальные собствен¬ ники. На протяжении XVII — первой половины XVIII в. ростки нового быстро хирели, деформировались либо ис¬ чезали с экономического горизонта. Едва ли не самым выразительным подтверждением этого является факт бесследного исчезновения подавляющего большинства торговых фирм XVI—XVII вв. Вес потомков гостей и торговых людей гостиной и суконной сотен в хозяйстве страны уже в начале XVIII в. был. крайне мал, а в по¬ следующие десятилетия источники о них уже не упоми¬ нают. Даже решительные попытки правительства Пет¬ ра I привлечь купцов в промышленность предоставлени¬ ем им льгот и привилегий не всегда приносили ожи¬ даемый успех. Слабость. ростк)ов капиталистических отношений, их поглощение усиливавшимся крепостничеством просле¬ живается и на состоянии рынка рабочей силы. Уложение 1649 г. оформило крепостное право в России, «при¬ строило» подавляющую массу трудового населения к тяг¬ лу. Тем не менее, страна располагала значительными ре¬ зервами незакрепощенного труда. Не только -в городе, но даже в деревне сохранялся слой лично свободных произ¬ 30
водителей. Особенно широк он был на окраинах, ио до начала XVIII в. в известной мере присутствовал и в центре страны. Но на протяжении второй половины XVII в. помещики настойчиво добиваются организации сыска беглых в общегосударственном масштабе силами правительства, и этого им удается достичь. Крупным актом, усилившим крепостнические поряд¬ ки, была первая ревизия и введение паспортной системы. Усилившаяся регламентация крестьянской жизни значи¬ тельно сократила контингент людей, ищущих заработка на стороне. Источники XVIII в. уже не содержат такого термина, как гулящие люди. У холопов исчезла возмож¬ ность получить свободу. Однодворцы и черносошные крестьяне были привязаны к тяглу. До тех пор пока крупное производство не стало достаточно массовым явлением, промышленность и тор¬ говля не испытывали недостатка в свободных рабочих руках. Положение резко изменилось с форсированным строительством мануфактурной промышленности в нача¬ ле XVIII в. Темпы этого строительства опережали тем¬ пы формирования наемной рабочей силы, а точнее ска¬ зать, при бурном росте промышленности рынок рабочей силы сокращался. Уровень феодальной эксплуатации крестьян еще не достиг той высоты, когда деревня мог¬ ла выталкивать на рынок в нужном количестве продав¬ цов рабочей силы. Контингент наемных рабочих в 20— 30-х годах XVIII в. состоял в основном из пауперизиро- ванных элементов. Укрепление феодальной земельной собственности, наблюдаемое вплоть до последней трети XVIII в., консервировало систему мелких крестьянских хозяйств, мешая тем самым росту новых форм общест¬ венного разделения труда. Недостаток квалифицированной наемной силы в XVIII в. был преодолен с последовательностью, кото¬ рая напоминает меры правительства по закрепощению крестьян. Сначала было издано несколько указов, впредь до особого распоряжения оставлявших крестьян, в том числе и беглых, «чьи б они ни были», на мануфактурах, а затем в 1736 г. было объявлено о прикреплении «на¬ вечно» за мануфактурами не только работавших на них людей, но их жен и детей. 30—40-е годы XVIII в. можно назвать кульминационным временем развития крепост¬ ной мануфактуры в России. Именно в эти десятилетия 31
принудительный труд стал безраздельно господствую¬ щим в русской промышленности. Таким образом, история русской промышленности теснейшим образом переплета¬ ется с развитием крепостнической системы. Крепост¬ ное право захлестнуло применение вольнонаемного тру¬ да в промышленности. Бурное развитие феодального способа производства в XVII—XVIII вв. сопровождалось активным сопротив¬ лением крестьянства. На протяжении менее чем двух столетий Русское государство потрясли три мощные кре¬ стьянские войны. Попытки объяснить причины их воз¬ никновения и специфику породили полемику, затянувшу¬ юся на три с лишним десятилетия. Во всех трех крестьянских войнах движение начина¬ лось с ок)раин, среди населения которых был очень велик казацкий элемент43. Имеются основания полагать, что именно активное участие казачества, отстаивавшего свою независимость и автономию, придавало крестьянскому движению размах, силу и самую форму военного выступ¬ ления. Войсковая организация казачества объединяла и сплачивала разрозненные действия крестьян, работ¬ ных людей, беглых, деклассированного люда и угнетен¬ ных нерусских народов окраин44. Большая роль каза¬ чества составляет существенную черту крестьянских войн в России XVII—XVIII вв. Еще в ранней советской историографии был выска¬ зан ряд интересных соображений об общественном строе казачества. В частности, заслуживает внимания точна зрения М. М. Цвибака45, сравнивавшего казачество со слоем сельского населения Польши и других стран Вос¬ точной Европы, который К. Маркс условно называл «кре- 43 А. П. Пр он штейн. Земля Донская в XVIII веке. Ростов, 1961; В. А. Голобуцкий. Черноморское казачество. Киев, 1956; Е. П. Подъяпольская. Восстание Булавина. М., 1962. 44 В нашей литературе отмечалось сходство общественного строя казачества и ряда нерусских народов, вместе с казаками и русскими крестьянами сыгравших большую роль в антикрепостнической борьбе. На этой почве закреплялось тесное единство в борьбе народных масс разных национальностей.— В. В. Мавродин, И. 3. К а д с о н, Н. И. С е р г е е е в а, Т. П. Р ж а н и к о в а. Об особенностях кресть¬ янских войн в России.— «Вопросы истории», 1956, № 2, стр. 70. 45 М. М. Ц в и б а к. Историческая теория Маркса и Энгельса и крепостничество «второго издания» в Восточной Европе.— Сб. «Карл Маркс и проблема истории докапиталистических формаций» (Изве¬ стия ГАИМ, вып. 50), 1934. 32
стьянским средним сословием»46. Промежуточное поло¬ жение казачества между крестьянством и служилым дворянством, его относительная независимость от фео¬ дальной системы действительно придавали ему черты «среднего сословия». Так же как и у польского «кре¬ стьянского среднего сословия», большую роль в форми¬ ровании кадров казачества играл процесс освоения незаселенных ок;раин. В условиях колонизации создавал¬ ся общественный уклад, не только отличный, но на из¬ вестном отрезке времени даже противостоящий господ¬ ствовавшей феодальной формации. Вместе с тем казаче¬ ство было исторически обреченным сословием. По мере успехов массовой колонизации и хозяйственного освое¬ ния в среде казачества интенсивно развивался процесс феодализации, осложненный в конце XVIII в. элемента¬ ми социального расслоения капиталистического типа. Ведущиеся в последнее время споры концентриру¬ ются вокруг вопроса о наличии социального расслоения внутри крестьянства и его проявлений в классовой борь¬ бе. Наличие развитой имущественной дифференциации, а в XVIII в. и спорадических ростков социального рас¬ слоения, безусловно сообщало дополнительную окраску антикрепостническому движению, но они отнюдь не определяли его общий характер и силу. Вряд ли есть основание говорить о наступлении в XVII—XVIII вв. принципиально нового этапа в классовой борьбе кресть¬ янства. Восстание Пугачева, как и крестьянские войны XVII в., не несло в себе радикального, преобразующего начала, не являлось даже в самом зачаточном виде бур¬ жуазно-революционным выступлением. Крестьянская война 1773—1775 гг. замыкает длительный период на¬ родных движений, когда их объективное содержание не выходило еще за пределы феодальных отношений. На¬ родные движения XVII—XVIII вв. в известной мере сдерживали эксплуататорские вожделения феодалов и способствовали тому, что устанавливался такой вариант феодальной системы, который оказывался для крестьян более желательным, чем тот, к которому стремились крепостники. Борьба за установление капиталистическо¬ го строя в них еще не присутствовала. 46 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 29, стр. 63. 2 Заказ № 1531 33
Не только деревня, но русский город XVII—XVIII вв. не дает основания говорить о наступлении принципиаль¬ но иного этапа в классовой борьбе. Названные столетия знают много ярких выступлений горожан. В 30—60-е го¬ ды XVII в. городские восстания являлись важнейшей формой антифеодальной борьбы. Это были выступления против расширяющегося феодального (боярского и мо¬ настырского) землевладения, против усиливавшегося фискального гнета и многочисленных злоупотреблений должностных лиц, против насилия над рядовыми горо¬ жанами со стороны бояр и богатого купечества. Поведе¬ ние различных кругов социально неоднородной посад¬ ской массы, естественно, не было одинаковым. Наиболь¬ шую решительность проявляли более бедные, трудовые элементы городского населения. В ходе движения един¬ ство выступавших нередко нарушалось и антифеодаль¬ ная борьба осложнялась борьбой между ними47. Однако «второй социальной войны», проистекающей из развития капиталистических отношений, здесь еще не было. Ее признаков не появлялось и в XVIII в., когда клас¬ совая борьба крестьянства и горожан еще более обост¬ рилась, когда традиционные формы антикрепостнических выступлений пополнились волнениями работных людей на мануфактурах и крепостных крестьян. Иногда в городских движениях имело место смыка¬ ние движения посадских людей и крестьян, например во время Псковского восстания 1650 г. Но такого объедине¬ ния демократических сил города и деревни, которое мог¬ ло бы означать серьезную угрозу существовавшему об¬ щественно-политическому строю, не возникало. Город¬ ские восстания XVII—XVIII вв. оставались в основном изолированным проявлением социального протеста, и в них превалировала борьба за разрешение сравнительно узколокальных вопросов общественно-административ¬ ного устройства города. Города не выдвинулись как опорные пункты крестьянских войн в России. В этом состоит одна из существенных черт отличия этих послед¬ них не только от западноевропейских буржуазных рево¬ люций, но и от Крестьянской войны в Германии. Таким образом, характер классовых антагонизмов и 47 Дифференциация движения, например, ясно проявилась в Мос¬ ковском восстании 1648 г. 34
классовой борьбы в XVII—XVIII вв. подтверждает, что основным содержанием исторического процесса в этот период являлось поступательное развитие феодального способа производства, а не элементов капитализма, не¬ правомерно выдвигаемых на передний план в литерату¬ ре последних лет. Приведенные выше соображения не позволяют вклю¬ чать время с конца XV в. до второй половины XVIII в. в переходную эпоху от феодального способа производст¬ ва к капиталистическому. Это был период прогрессирую¬ щего феодализма. Спорадически возникавшие очаги ка¬ питалистических отношений не были устойчивыми, не составляли системы общественных отношений48. Правда, исчезнув в одном месте, ростки нового воз¬ никали в другом, чтобы вновь заглохнуть. Прерывалась, так сказать, личная преемственность, но налицо была преемственность явлений, происходило их количествен¬ ное накопление, подготавливавшее почву для формиро¬ вания капиталистического уклада. Ростки нового оказы¬ вали известное воздействие на феодальный строй, но не придавали ему качественно новых черт. Решающим фак¬ тором, определявшим развитие страны, была эволюция самого феодально-крепостнического способа производст¬ ва. Лишь с того времени, когда начнут иссякать резервы феодально-крепостнического строя и количественно на¬ капливавшиеся ростки нового получат необходимые ус¬ ловия для своего расширенного воспроизводства, можно говорить о наступлении переходного периода к капита¬ лизму. По мнению докладчиков, для России такое время наступило не ранее 60-х годов XVIII в. Однако обраще¬ ние к предшествующему времени дает многое для пони¬ мания некоторых важных особенностей перехода от фео¬ дализма к капитализму в пашей стране. На большинстве территорий, которые вошли в состав Русского централи¬ зованного государства, с конца XV в. интенсивно разви¬ вается, а к исходу XVI в. в основных чертах оформляет¬ ся крепостничество. Примерно в это же время закладыва¬ ются основы будущей Российской империи, устанавлива¬ ется самодержавие. Крепостничество и самодержавная 48 Употребляемое в литературе понятие «элемент» не отвечает критериям конкретно-исторической периодизации истории страны в целом. Оно связано лишь с абстрактно-логическим анализом истоков новых капиталистических отношений. 35 2*
империя, сохранявшаяся в России в течение нескольких столетий, самым существенным образом повлияли на весь ход истории, в том числе и на вызревание капитали¬ стических отношений. II Смена феодально-крепостнической общественно-эко¬ номической формации капиталистической занимает дли¬ тельный период. Между временем гибели уходящего способа производства— в данном случае феодального — и утверждением нового капиталистического лежит поло¬ са промежуточных форм, продолжительность и характер которой зависят от конкретно-исторических условий. В это время оба способа производства лишены «чис¬ тоты», характерной для зрелых форм: уходящий со сце¬ ны феодализм в период своего разложения утрачивает некоторые черты, присущие феодализму средневековья; но и в подымающемся капитализме еще далеко не с та¬ кой четкостью выявлялись признаки, свойственные это¬ му способу производства зрелой поры. Наступление капиталистической эры возвещает ма¬ нуфактура. Однако сама мануфактура является «проме¬ жуточным звеном» между мелким товарным производст¬ вом и фабрикой. Переходные черты прослеживаются и в социальном строе мануфактуры49. При феодализме самодовлеющее значение имеет тор¬ говый капитал, его базой является феодальное хозяйст¬ во, ремесло и мелкое товарное производство, относитель¬ но слаборазвитый обмен. «Чистая форма торгового ка¬ питала,—писал Ленин,— состоит в покупке товара для продажи с барышом этого же товара». Купеческий капи¬ тал питала неэквивалентная торговля. При зрелом капитализме решающее значение приоб¬ ретает промышленный капитал, торговый капитал вы¬ полняет роль его агента. «Чистая форма промышленно¬ го капитала — покупка товара для продажи его в пере¬ работанном виде, следовательно, покупка сырых мате¬ риалов и пр. и покупка рабочей силы, подвергающей материал переработку»50. В переходный период обе 49 См. В. И. Л е н и и. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 385. 50 Там же, стр. 368. 36
формы капитала функционируют в разнообразных соче¬ таниях: Ленин подчеркивал существование неразрывной связи между торговым и промышленным капиталом, счи¬ тая эту связь одной из наиболее характерных особенно¬ стей мануфактуры. Вместе с тем в переходный период купеческий и ростовщический капитал все еще сохранял самостоятельное значение, поскольку для него существо¬ вала питательная среда в виде неэквивалентного обмена и недостаточно развитого товарного производства, еще не охватившего всех сторон экономической жизни стра¬ ны. Критерием развития капитализма является уровень развития промышленного капитала. Ленин вслед за Марксом подчеркивал, что «степень развития торгового капитала обратно пропорциональна степени развития промышленного капитала»51. В истории России конца XVIII—первой половины XIX в. удельный вес обеих форм капитала подвергался изменениям с явной тен¬ денцией к постепенно нараставшему влиянию промыш¬ ленного капитала. В отличие от промышленности, где пробивал себе путь капиталистический способ производства, аграрный строй дореформенной России сохранял свою феодаль¬ ную сущность, хотя он в известной мере и испытывал влияние преобразующего воздействия капитализма. Ка¬ питалистические отношения в сельском хозяйстве скла¬ дывались лишь в некоторых районах, главным образом окраинных. Для феодального способа производства характерно натуральное хозяйство, наделение непосредственного производителя средствами производства, наличие гру¬ бых форм внеэкономического принуждения. Перечислен¬ ные признаки не утратили своего значения и в переход¬ ный период, но они в значительной степени видоизмени¬ лись: нарушилась натуральная замкнутость помещичьего и крестьянского хозяйства, в вотчинах возникают круп¬ ные промышленные предприятия, использовавшие труд не только крепостных, но и наемных рабочих, связь с рынком закрепляется производством товарного зерна. Но главным новшеством деревни переходного периода следует считать появление массы оброчных крестьян, уходящих на заработки. 51 Там же, стр. 440. 37
Переходный период не ограничивается дореформен¬ ным временем, он продолжался и после него. Реформа 1861 г., как известно, провела пограничную черту между феодальной и капиталистической формациями, после ре¬ формы изменился удельный вес старого и нового в со¬ циально-экономической жизни страны: в дореформен¬ ную пору капитализм пробивал себе путь в окружении господствовавшей феодально-крепостнической системы, теперь он занял господствующее положение, постепенно освобождаясь от пережитков, все еще дававших себя знать во всех сторонах социальной и политической жиз¬ ни общества. С особенной силой эти пережитки сказыва¬ лись на аграрных отношениях52. Но и в промышленности долгое время наряду с ог¬ ромной концентрацией капитала, свойственной зрелому капитализму и даже империализму, оставались такие пережитки крепостничества, как земельный надел у ра¬ бочего, «полусвободные» формы найма и т. д. История переходного периода в России, как и пред¬ посылок для него, отражает общие закономерности пере¬ хода от феодальной формации к! капиталистической. Как и в странах Западной Европы, в России вызревание ка¬ питализма проходило в недрах разлагавшейся феодаль¬ но-крепостнической системы, проявление капитализма влекло формирование классов буржуазного общества, мануфактурную промышленность сменила фабрика, раз¬ витие капитализма сопровождалось экспроприацией не¬ посредственных производителей и т. д. Наличие общности не исключает, однако, своеобра¬ зия в развитии этих процессов. Важнейшие особенности переходного периода в России были обусловлены гос¬ подством крепостнических порядков, с одной стороны, и вовлечением страны в складывающуюся мировую капи¬ талистическую систему — с другой. В отличие от передовых стран Западной Европы в России новый способ производства прокладывал себе путь при более ожесточенном сопротивлении старого, ибо, как писал В. И. Ленин: «Не хрупким и не случайно созданным было крепостное право и крепостническое по¬ местное сословие в России, а гораздо более „крепким1', твердым, могучим, всесильным, „чем где бы то пи было 52 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 186. 38
б цивилизованном мире“. Не „без сопротивления", а с величайшим сопротивлением уступало оно частички сво« их привилегий»53. Права помещика не только на труд, но и на личность крестьянина значительно повышали прочность и долго* вечность всей системы. В руках феодалов и царского правительства находились такие мощные средства со¬ хранения фундамента, на котором держался весь обще¬ ственный строй, как уравнительные переделы крестьян¬ ского хозяйства, круговая порука, запрещение разделов, регламентация крестьянского отхода. Все они использо¬ вались для воспроизводства феодальных отношений и тормозили появление нового. С господством крепостнических порядков связаны особенности первоначального накопления в России. Если в истории Англии был период, когда процесс пер¬ воначального накопления был доминирующим процес¬ сом, определявшим характер эпохи, то в истории доре¬ форменной России, как и многих других государств, та¬ кого периода не было. В российском варианте первона¬ чального накопления основные его моменты представле¬ ны менее четко. Основа процесса — экспроприация кре¬ стьян совершалась крайне медленно. До. реформы 1861 г. в России отсутствует подобие ее форсирования. Мы име¬ ем дело, главным образом, с незавершенным процессом экспроприации, процессом, который, хотя и не является непреодолимым препятствием для развития капитали¬ стических отношений, но вместе с тем ослаблял темпы этого развития, обрекая его на мучительность и медли¬ тельность. Силу воздействия крепостного режима в его восходя¬ щий период ярче всего можно проследить на мануфак¬ туре. Закрепощение рабочих — не прихоть временщика Бирона, а закономерный процесс развития феодальной системы вглубь, проявление способности феодального строя до определенного времени поглощать и перемалы¬ вать ростки нового. Не менее выразительным было воздействие крепост¬ ной системы на колонизацию окраин империи. В. И. Ле¬ пин отмечал, что «господство крепостников-помещикюв наложило свою печать в течение веков на все землевла¬ 53 В. И. Л е н и н. Поля. собр. соч., т. 23, стр. 16. 39
дение страны, и на крестьянские надельные земли, и на землевладение переселенцев на сравнительно свободных окраинах»54. Однако степень влияния «крепостников-по¬ мещиков» на колонизуемые районы была различной, она находилась в прямой зависимости от ресурсов крепост¬ ного строя. Освоение южных уездов Русского госу¬ дарства, осуществленное в XVII в., привело к насажде¬ нию там крепостничества. Господство точно таких же социальных порядков принесла колонизация Среднего Повольжья. Советские сибиреведы убедительно раскры¬ ли механизм вовлечения освободившихся от неволи кре¬ стьян в орбиту феодальной эксплуатации55. По-иному протекала колонизация Новороссии и При¬ кубанья, происходившая в пору разложения крепостни¬ чества, когда его ресурсов недоставало для повсемест¬ ного распространения там помещичьего землевладения. Крепостные крестьяне в Новороссии и на Северном Кав¬ казе составляли тонкую прослойку населения, дворянст¬ во там не пользовалось монопольным правом владения землей 56. Аналогичный процесс прослеживается и в однодворче¬ ской деревне. Успехи крепостнической колонизации объ¬ яснялись прочностью системы в центре страны, ее воз¬ можностями развиваться вширь. На своеобразие перехода от феодализма к капита¬ лизму и явлений, ему предшествовавших, несомненно влияли размеры территории России. Огромные простран¬ ства страны способствовали перемещению населения из центра на ок)раины. С одной стороны, это перемещение сопровождалось развитием крепостничества вширь:— по пятам беглого крестьянина шли помещики, монастыри и феодальное государство, настигавшее его там, где он поднимал новину. Другим следствием колонизации явля¬ лось ослабление социальных противоречий в центре страны, что содействовало сохранению крепостнических порядков. Но противоречия, ослабленные в центре 54 В. И. Л един. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 405. 55 В. И. Шунков. Очерки по истории землевладения в Сибири. М., 1955; В. А. Александров. Русское население Сибири XVII-- XVIII вв. М., 1964. 56 А В. Фадеев. Очерки экономического развития Предкав¬ казья в дореформенный период. М., 1957; Е. И. Дружинина. Се верное Причерноморье в 1775—1800 гг. М., 1959. 40
страны, не затухали на ее окраинах, постоянно проти¬ водействовавших крепостнической экспансии центра. Именно окраины становились местом концентрации ан¬ тифеодальных сил, там создавались очаги крестьянских войн. Ленинское понимание многоукладности неправильно относить только к переходному периоду от капитализма к социализму. Многоукладность была характерна как для российского капитализма, так и для феодально¬ крепостнической формации. До сих пор исследование российского капитализма под углом зрения его много¬ укладности, имеющее огромное значение для понимания социальночполитических предпосылок революции, оста¬ ется слабо изученным. Еще менее изучена проблема многоукладности применительно к феодально-крепостни¬ ческой формации и особенно к эпохе, переходной от фео¬ дализма к капитализму. В исторической действительности формации не су¬ ществуют в чистом виде. Даже в современном капита¬ листическом обществе можно найти остатки старых спо¬ собов производства. В Российской империи из-за ог¬ ромных масштабов ее территории, охватывающей мно¬ гие народы, стоящие на разных общественно-экономиче¬ ских ступенях развития, многоукладность выражалась в наличии старых дофеодальных патриархальных отно¬ шений, с одной стороны, и развивающегося капиталисти¬ ческого уклада — с другой. Рассмотрение многоукладности в сочетании с ростом экономики вширь таит в себе опасность потерять цель¬ ное представление о стране. Нельзя забывать о боль¬ шом воздействии центра на окраины, о его определяю¬ щем влиянии на общественный и политический строй страны. В центре России происходили два противоречи¬ вых процесса. На основе специализации шел довольно значительный рост капиталистической промышленности, хотя и сдерживаемый и осложняемый крепостничеством. Чрезвычайная сила крепостничества в сельском хозяйст¬ ве (преобладание барщины) сковывала проникновение в деревню капиталистических отношений. В сельском хо¬ зяйстве черноземный центр России и до реформы 1861 г., и в пореформенный период был главным и сильнейшим оплотом крепостничества и самодержавия, твердыней реакции вплоть до 1917 г. Поэтому некоторое развитие 41
капиталистических отношений в сельском хозяйстве Юга (где к тому же оно производило хлеб не на внутрен¬ ний рынок, а на экспорт) или в Прибалтике и Предкав¬ казье нельзя преувеличивать по сравнению с главным, определявшим исторический процесс в целом. Отмечая решающее влияние внутренних факторов, в то же время не следует игнорировать ускоряющего воз¬ действия на крепостную экономику явлений и процессов, протекавших за пределами России. Выше было сказано о значительном влиянии иностранного производственно¬ го опыта и иностранных капиталов на возникновение мануфактурной промышленности в России. Потребность заграничного рынка в металле, парусине, канатах стимул лировала не только рост соответствующих отраслей круп¬ ной промышленности, но и оказывала воздействие на структуру посевных площадей, в которой значительным был удельный вес технических культур. Положение существенным образом изменилось в кон¬ це XVIII в. в результате промышленного переворота в Англии и некоторых странах континентальной Европы, когда использование минерального топлива в металлур¬ гии и паровых машин на флоте, а также скачок в раз¬ витии хлопчатобумажного производства вызвали резкое сокращение спроса европейского рынка на русское же¬ лезо и парусину57. Изменение рыночной конъюнктуры привело к .падению значения вывоза из России пеньки и к}онопли и повышению удельного веса в русском экспор¬ те хлеба, ранее вывозившегося в ничтожном количестве. Таким образом, экономические связи России с Европой ускоряли процесс товаризации зернового хозяйства. С большой наглядностью роль капиталистической Европы сказалась на промышленном перевороте в Рос¬ сии. Если в XVII — начале XVIII в. европеизация эко¬ номики России выражалась в заимствовании готовых форм мануфактурного производства, то в XIX в. мы встречаемся с таким же заимствованием машинной тех¬ ники. В итоге время перехода от феодализма к капитализ¬ му в России было относительно кратковременным. Анг¬ лии, чтобы преодолеть путь от возникновения капитали¬ 57 С. Г. С т р у м и л и н. История черной металлургии в СССР, т. I. М., 1954, стр. 223—224. ' 42
стической мануфактуры к машинной индустрии, понадо^ билось около трех столетий. Этот же путь Россия преодолела немногим более чем за один век. Этим она в значительной мере обязана не только заимствованию машинной техники, но и крепостной мануфактуре, обес¬ печившей относительно высокий уровень технической культуры, развития мануфактурного разделения труда, внутреннего рынка и т. д. Предметом дальнейшего изложения будет рассмотре¬ ние двух важнейших этапов переходного периода — раз¬ ложение феодальной формации (с 60-х годов XVIII в.) и ее кризис (с 30-х годов XIX в.), завершившийся ре¬ формой. * * * Содержание перехода России дореформенного време¬ ни к капитализму составляет разложение феодально¬ крепостнической формации и зарождение в ее недрах капиталистических отношений. Разложение феодализма и развитие капитализма — единый процесс. У Маркса на этот счет имеется четкая, не дающая оснований для иных толкований формула: «Экономическая структура капиталистического общества выросла из экономической структуры феодального общества. Разложение последне¬ го освободило элементы первого»58. Следовательно, «элементы первого», т. е. элементы капиталистического общества, приобретают условия для своего развития только с разложением феодального строя. Этот процесс протекает одновременно, он взаимно обусловлен, обе его стороны неразрывно связаны друг с другом. Основным очагом, где формировался новый способ производства, была промышленность. Однако если в странах Западной Европы количественный рост ману¬ фактурной промышленности был равнозначен развитию капитализма, то в крепостной России ^тот критерий нуждается в существенных коррективах)-Уральская ме¬ таллургия, например, бурно развивалась на протяжении ! почти всего XVIII в., но это развитие еще не означало । роста капитализма, ибо уральские заводы использовали 58 К. Марксы Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 727 (курсив наш.— Лег). 43
резервы крепостничества, были основаны на принуди¬ тельном труде. Таким же придатком крепостной системы являлись парусно-полотняные и суконные мануфактуры, на которых дворяне использовали труд собственных кре¬ постных?/ Не может служить надежным критерием для опреде¬ ления степени развития капитализма в промышленности и сословный состав владельцев мануфактур, ибо извест¬ но, что принудительным трудом широко пользовались не только «брегадиры» и статские советники, но и купцы. Определяющее значение имеет состав рабочей силы и установление той грани, когда в этом составе проис¬ ходят качественные изменения. Имеющиеся источники и литература позволяют установить эту грань с большой точностью. «Ша материалах ведомости Мануфактур- коллегии 1778 г. можно сделать первостепенной важно¬ сти наблюдение, что все без исключения мануфактуры в текстильной промышленности, основанные купцами после 1762 г., использовали труд только наемных рабо¬ чих, в то время как в предшествующее десятилетие подобных предприятий были единиц^9. Г Отмеченный факт свидетельствует о серьезных сдви¬ гах в социально-экономическом строе страны.'' Если раньше теснейшая связь купеческого капитала "с фео¬ дальной системой приводила к широкому использованию принудительного труда на купеческих предприятиях, то теперь, £еГ 60-х годах XVIII в.?'эта связь в известной мере разрывается,4? сила воздействия феодального строя на мануфактуру ослабляется^ Развитие товарного про¬ изводства и известной мере ограничивало возможность сохранения торговой прибыли на прежнем высоком уровне. Это вынуждало купца внедряться в само произ¬ водство, переходить к эксплуатации непосредственного производителя/ Наличие увеличившегося по сравнению с предшествующим временем контингента наемных ра¬ бочих создавало условия для развития капиталистиче¬ ских мануфактурГ? Г^Последнюю треть XVIII в. можно считать временем начала формирования капиталистического уклада, т. е. * 59 «Хрестоматия по истории СССР. XVIII в.» М., 1963, стр. 306— 326. См. также Е. И. Заозерская. Рабочая сила и классовая борь¬ ба На текстильных мануфактурах в 20—60-х годах XVIII в. М., 1960, стр. 282—286. 44
устойчивых капиталистических отношений со складывав¬ шейся системой купли-продажи рабочей силы 60. / Тормозящее воздействие крепостнической среды на формирование и развитие капиталистического уклада общеизвестно. Здесь имеется в виду вся совокупность условий, задерживавших как экспроприацию мелких производителей, так и накопление капиталов. Но в-сю сложность и противоречивость явлений, свойственных переходной эпохе, нельзя втиснуть в одностороннюю фор¬ мулу о задерживающем влиянии крепостничества. Этот фактор был главным, ведущим? Но развитию капитали¬ стической мануфактуры, как это ни парадоксально, спо¬ собствовал дворянский аспект промышленной политики правительства. Запрещая купцам покупать крепостных, правительство имело в виду интересы дворян-предприни¬ мателей. Совершенно очевидно, что указ 1762 г. был опубликован в интересах дворянства, но он одновремен¬ но ускорял развитие капиталистических мануфактур, что в конечном счете подтачивало феодальный способ производства^ ПРавным образом указ 1769 г., разрешавший кресть¬ янам заводить ткацкие станы, а также Манифест 1775 г. о свободе предпринимательства вызвали следствия, ко¬ торые не входили в намерения законодателей?/Предпо- лагалось, что от реализации этих указов выгадают по¬ мещики, ибо в перспективе предпринимательство кресть¬ ян таило возможности для увеличения феодальной рен¬ ты. Подобные надежды имели основания, но вместе с тем созревали силы, отрицавшие феодальную систему,— крестьянство втягивалось в товарное производство/соз ревали условия для перерастания мелких предприятий в капиталистическую мануфактуру. Проведением про¬ текционизма абсолютизм заботился об укреплении эко¬ номической мощи дворянского государства. Вместе с тем протекционизм создавал благоприятные условия для роста промышленности и промышленной буржуазии. 60 См. аналогичные определения уклада: В. К. Яцунский. Ле¬ нин, как историк-экономист.— «Известия АН СССР. Серия истории и философии», т. VI, № 1. М., 1949; Н. М. Дружинин. О периоди¬ зации истории капиталистических отношений в России.— «Вопросы истории», 1949, № 1; А. М. Панкратова. О роли товарного про¬ изводства при переходе от феодализма к капитализму.— «Формиро¬ вание пролетариата в России». М., 1963. 45
СВ последней трети XVIII в., как и в предшествующее время, ведущая роль в промышленном -строительстве принадлежала купеческому капиталу?]Но уже в конце XVIII — начале XIX в.— и чем дальше, тем в большей мере — среди промышленников повышается удельный вес бывших мелких товаропроизводителей. Перераста¬ ние мелкого товарного производства в капиталистиче¬ скую мануфактуру и фабрику становится ведущей лини¬ ей формирования промышленной буржуазии. Сам факт возможности такого перерастания, которое перестает иметь значение единичного явления, свидетельствует о том, что в стране возникли для этого соответствующие условия. Они выражались ^\оличественн(ж^расширениц' мелкого товарного производства?] Если в предшествую¬ щее время оно сосредоточивалось преимущественно в го¬ роде и проникало лишь в ограниченное число отраслей, производящих прежде всего жизненно необходимые предметы (соль, железо и т. д.), то теперь его разви¬ тие обусловливалось сдвигами в росте общественного разделения труда. Но главное условие, обеспечившее пе¬ рерастание мелкого товарного производства в капитали¬ стическую мануфактуру, состояло в создании рынка ра¬ бочей силы. Процесс первоначального накопления в его специфическом для России проявлении, когда создава¬ лись кадры не полностью экспроприированных крестьян в виде отходников, достиг такого уровня, что промыш¬ ленность могла развиваться как капиталистическая от¬ расль хозяйства. Генетическая связь между мелким производством и капиталистическими предприятиями прослеживается на материалах конца XVIII и особенно первой половины XIX в. «Может быть.— писал В. И. Ленин,— одним из наиболее рельефных проявлений тесной и непосредст¬ венной связи между последовательными формами про¬ мышленности служит тот факт, что целый ряд крупных и крупнейших фабрикантов сами были мелкими из мелких промышленников и прошли через все ступени „от народ¬ ного производства" до „капитализма"»61. В качестве ти¬ пичного примера (непосредственной связи между последо¬ вательными формами промышленности можно привести путь, проделанный Федором Гучковым. 61 В. И. Лени н. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 542. 46
Следует, однако, отметить, что процесс этого пере- ристания в его конкретных проявлениях исследован еще недостаточно. Обычная фраза о том, что преуспевающий мелкий промышленник превращался в капиталиста, ус¬ ловна и при буквальном восприятии ведет к совершенно неправильному пониманию процесса. Верно, что боль¬ шое значение в буржуазном развитии имело перераста¬ ние мелкого промышленника в мануфактуриста, что означало более органический и прямой путь становления промышленного капитализма, чем тот, когда купец-тор¬ говец начинал переводить свои капиталы в индустриаль¬ ную сферу. Однако надо всегда помнить, что и£мелкий промышленник чаще (всего создавал себе первоначаль¬ ный капитал не в сфере производства, а опять-таки исполняя роль перекупщика, или ростовщическими опе¬ рациями, или используя разного рода методы админист¬ ративного насилия над односельчанами и т. дуВ сфере производства мелкий собственник не мог скопить сбере¬ жения, потому что его производство, как правило, не бы¬ ло расширенным и он не эксплуатировал чужого труда. И нам не удастся обосновать тезис о получении первона¬ чального капитала непосредственно в производстве са¬ мим работником, если не обратиться к пресловутой бур¬ жуазной теории происхождения капитала от бережливо¬ сти и трудолюбия^Савва Морозов до занятий промыш¬ ленностью скапливал деньги в сфере перекупки товаров. Торгово-ростовщические сделки Ф. Гучкова в его дерев¬ не Малоярославского уезда и скопленное таким образом богатство стали базой для превращения этого ткача, когда-то долгие часы сидевшего вместе с другими работ¬ никами за станом в светелке, в удачливого предприни- мателяГ/Характерно. что, когда пожар 1812 г. уничтожил маленькую «фабричку» Гучкова в Москве, он, каки мно¬ гие другие промышленники из крестьян, очень быстро отстроил новую, значительно большую. Пожар не разо¬ рил Гучкова, потому что на той стадии его развития как промышленника главные источники складывания ка¬ питалов у него оставались в деревне, а не в сфере промышленности. Тем не менее, капитал Гучкова существенно отличал¬ ся от чисто купеческого капитала, пользовавшегося феодальными источниками накопления (неэквивалент¬ ная торговля, откупа), феодальными привилегиями 47
и феодальными приемами эксплуатации. Промышлен¬ ники, подобные Гучкову, оказывали революционизирую¬ щее воздействие на организацию производства. £ Формирование капиталистического уклада сопро¬ вождалось разложением старой формации. Разложе¬ ние— это деформация старого базиса, его приспособле¬ ние к новым условиям, без изменения своих основ — крепостнических порядков. Формирование капиталисти¬ ческих отношений стало необратимым процессом: / Если ранее товарное производство в большинстве случаев лишь обслуживало далеко не первостепенные нужды крепостного хозяйства, то^теперь значение бар¬ щинных повинностей не ограничивается удовлетворени¬ ем потребностей помещика и его челяди, барское хо¬ зяйство нацеливается на рынок, на производство сель¬ скохозяйственных продуктов ради их продажи,/ Производство хлеба помещиками на продажу Ленин дазывал «предвестником распадения старого режима» 62. Но помещичье хозяйство не ограничивалось непосредст¬ венной реализацией товарных излишков зерна, мяса, ко¬ нопли и т. д. Его связи с рынком закрепляются органи¬ зацией переработки собственного сырья, строительством вотчинных мануфактур, участием в торгово-промышлен¬ ных компаниях, откупах, подрядах и ростовщических операциях. Если ib XVII — первой половине XVIII в. предпринимательство дворян еще не приобрело широко¬ го размаха, то во второй половине столетия его размеры выросли в несколько крат. Первенствующую роль в дво¬ рянском предпринимательстве занимает винокурение, за ним следует парусно-полотняное и суконное производст¬ во, металлургия и т. д. 63j’* Перечисленные изменения в организации крепостно¬ го хозяйства свидетельствуют о начале его разложения. Вместе с тем свидетельством начала разложения фео¬ дально-крепостного строя являются итоги дворянского предпринимательства, результаты попыток преодолеть хозяйственные затруднения без изменений общественных отношений. ГВ тех отраслях промышленности, где дво¬ рянским мануфактурам приходилось конкурировать с 62 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 184. 63 Н. И. Павленко. Металлургия России XVIII в. М., 1962, стр. 274—357. 48
купеческими предприятиями, дворяне в конечном счете разорялись и вынуждены были расстаться с занятиями, не свойственными «благородному» сословию. Отчетливее всего это прослеживается в металлургии. Лишь в тех отраслях промышленности, где дворянскому предприни¬ мательству правительство обеспечивало гарантирован¬ ный сбыт (суконное и парусно-полотняное производ¬ ство) либо поставило его в монопольное положение (ви¬ нокурение), дворянам удавалось длительное время сохранять за собой предприятия, а в винокурении, на¬ пример, увеличивать их число. )В сельском хозяйстве дворяне изыскивают способы повышения урожайности, агрономическая мысль и «Воль¬ ное экономическое общество» были заняты поисками пу¬ тей интенсификации крестьянского труда на крепостной основе.*'? Логическим завершением этих попыток являлась «месячина» — предельная форма отработочной ренты. «Месячина», распространение которой относится к 70— 80-м годам XVIII в., подрывала основы феодального хо¬ зяйства, ибо ликвидацией крестьянской собственности она отрицала базу, на которой держалась вся система феодальной эксплуатации64. Именно поэтому она и не получила широкого распространения./J Для начальной стадии разложения феодализма долж¬ ны быть найдены своего рода критерии, характеризующие качественные изменения в феодальной вотчине. Так же как и при поисках «нового», здесь было бы рискованным опираться только на отдельные факты помещичьего пред¬ принимательства. Трудно также определить для столь об¬ ширной страны и необходимую сумму фактов, означав¬ ших качественный скачок., Ца; наш. взгляд, таким крите¬ рием может быть/формирейш*е-в стране экономически^ районов, где товарное производство помещичьего хлеба было ведущей тенденцией, главной характерной чертой. Такие районы формируются вблизи московского рынка уже в конце 60-х — начале 70-х годов XVIII в.65/ 64 Н. Л. Р у б и н ш т е й н. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в. М., 1957, стр. 78. 65 Л. В. Милов. Исследование об «Экономических примечани¬ ях» к генеральному межеванию. М., 1965. 49
Таким образом, проникновение товарного производ¬ ства в крепостное хозяйство таило внутренние противо- речия.уГоварно-денежные отношения до известных пре¬ делов стимулировали развитие крепостного хозяйства. Но поскольку оно функционировало на старой, феодаль¬ ной основе, то первостепенное значение имели экстенсив¬ ные, допотопные приемы повышения его доходности — расширение барской запашки, сопровождавшееся ростОхМ крестьянских повинностей. В итоге товарное производ¬ ство начинает подтачивать крестьянское хозяйство. От¬ сюда — обострение социальных противоречий в деревне, с особенной силой проявившееся в конце 50-х — начале 60-х годов XVIII в^/ □Системой разнообразных мер абсолютизм стремился помочь дворянству, с одной стороны, преодолеть трудно¬ сти переходного периода, повысить сопротивляемость хозяйства помещиков подтачивающему влиянию товар¬ но-денежных отношений, а с другой — извлекать наи¬ большие выгоды из их развития, а также из формировав¬ шегося капиталистического уклада/? Х^Чтобы принудить крестьян безропотно вносить по¬ вышенный оброк и выполнять барщинные повинности сверх традиционных трех дней, требовалось расширение дворянских привилегий и одновременное ущемление прав крестьянства. Обе тенденции с исчерпывающей пол¬ нотой отражены в законодательстве 60-х годов. Поме¬ щикам было предоставлено право ссылать непокорных крестьян в Сибирь и на каторгу, вновь подтверждено за¬ прещение крестьянам жаловаться на своих помещиков, с крестьян взимали деньги, израсходованные на содер¬ жание воинских команд, присылаемых для подавления их же волнений66. Одновременно дворяне освобождают¬ ся от службы, их хозяйственное рвение правительство поощряет предоставлением льгот при вывозе зерна за границу. Суровый крепостной режим достигает зенита в своем развитии, интенсивно растут барщина и оброкС] £Ряд правительственных мер создает тепличные усло¬ вия для дворянского предпринимательства. К ним отно¬ сится объявление винокурения дворянской монополией и 69 ПСЗ, изд. 1-е, т. XV, № 61166; т. XVI, № 11875; т. XVII, № 12311; т. XVIII, № 12966. 50
почти полное изгнание купечества из этих весьма доход¬ ных промыслов. Сюда же следует причислить запреще¬ ние мануфактуристам покупать крестьян к мануфакту¬ рам, прекращение практики закрепления за мануфакту¬ рами рабочих по указу, а также приписки крестьян к заводамД^Подобными ограничениями абсолютизм стре¬ мился повысить способность дворянских предприятий конкурировать с купеческими. Дворянский аспект эконо¬ мической политики проявился и в таких мероприятиях, как организация дешевого кредита для дворян, выдача им ссуд для строительства заводов, передача казенных предприятий и т. дГ) УДворянии охотно брал деньги в банке, чтобы тут же их промотать, получал казенные заводы, чтобы доходы от них использовать для поддержания привыч¬ ного уровня жиз1ни, выполнял подряды на поставку вина, чтобы прокутить полученные барыши за грани¬ цей. В конце XVIII в. долги дворян кредитным учрежде¬ ниям превосходили годовой бюджет государства^7. Национальный доход растрачивался, таким обра¬ зом, непроизводительно, купечество и промышленни¬ ки, с деятельностью которых связывалось экономиче¬ ское развитие, должны были довольствоваться кроха¬ ми с барского стола. 2УТоварно-денежные отношения охватывают и кресть¬ янское хозяйство^ В этом отношении по сравнению с предшествующим временем изучение крестьянского хо¬ зяйства дает более обильный материал для регистрации как количественных, так и качественных изменений. £В нечерноземной деревне намечаются ростки соци¬ ального расслоения/ Одним из важных последствий это¬ го явления было то, чтс£деревня все больше могла по¬ ставлять для капиталистической промышленности работ¬ ников, в какой-то мере порвавших связи с земледелием^ Этим самым к ранее существовавшим резервам рабо¬ чей силы, которыми широко пользовалась крепостная мануфактура, прибавился еще один источник комплекто¬ вания «пролетариата» феодальной поры, значение 67 67 С. Я. Б о р о в о й. К вопросу о складывании капиталистическо¬ го уклада в России XVIII века.— «Вопросы истории», 1948, № 5, стр. 75. Б1
которого возрастало по мере роста социального расслое¬ ния крестьянства. ^^Возможность «непосредственно эксплуатировать чу¬ жой труд» появляется у непосредственного производите¬ ля уже при продуктовой ренте68. Этих возможностей становится больше при переходе к денежной ренте, когда у некоторых крестьян «развивается по необходимости обыкновение эксплуатировать за свой счет сельских на¬ емных рабочих». У таких крестьян, замечает Маркс, «складывается мало-помалу возможность накоплять из¬ вестное состояние и самим обратиться в будущих капи¬ талистов» 69 70. Но чтобы возможность обращения в буду¬ щих капиталистов стала реальным фактом, необходимы, продолжает Маркс, соответствующие условия. Напом¬ ним, что развитие капитализма в деревне Маркс ставил в зависимость от «общего развития капиталистического производства вне пределов сельского хозяйства». Капи¬ тал, как подчеркивал Маркс, накапливается «далеко от земледелия», «в городе», при сравнительно высоком раз¬ витии мирового рынка, торговли и мануфактуры 7С. Край¬ нюю медленность развития капитализма в деревне отме¬ чал и В. И. Ленин. Он писал, что «на земледелии вообще и на крестьянстве в особенности тяготеют с наибольшей силой традиции старины, традиции патриархального бы¬ та, а вследствие этого — преобразующее действие капи¬ тализма (развитие производительных сил, изменение всех общественных отношений и т. д.) проявляется здесь с наибольшей медленностью и постепенностью»71. Так было в пореформенной России. Разумеется, дореформен¬ ная деревня располагала качественно иными условиями для «преобразующего действия капитализма», ибо неиз¬ меримо слабее был сам капитализм и крестьянству при¬ ходилось иметь дело не с традициями старины и крепост¬ ничества, а с крепостничеством и стариной. Мы обращаем внимание на эти общеизвестные поло¬ жения в связи с тем, что вопрос о разложении крестьян¬ ства в XVII—XVIII вв. стал предметом оживленной дис¬ куссии. Спор о разложении крестьянства в последнее время приобрел такое же значение, какое раньше имело 63 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 359. 69 Там же, стр. 363. 70 Там же. 71 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 165. 62
обсуждение вопроса о социальной природе русской ма¬ нуфактуры. В послевоенные годы литература по истории кресть¬ янства пополнилась рядом монографических исследова¬ ний с использованием более широкого круга источников, причем однородные по существу явления в крестьянских хозяйствах интерпретировались историками по-разному: одни их оценивали как имущественное неравенство, дру¬ гие — как имущественное неравенство с зачатками раз¬ ложения, третьи — как социальное расслоение. Некото¬ рые авторы обнаружили разложение крестьянства в XVII и даже XVI столетиях. В обобщенном виде концепция раннего расслоения крестьянства изложена в статье Е. И. Индовой, А. А. Преображенского и Ю. А. Тихоно¬ ва, название которой довольно четко определяет пози¬ цию авторов 72. Теоретические построения сторонников раннего разло¬ жения крестьянства и прием мобилизации фактического материала были подвергнуты разбору в печати, а также в устных выступлениях на аграрных симпозиумах 73. Кри¬ тики статьи «О буржуазном расслоении крестьянства в России XVII—XVIII вв.» в известной мере справедливо упрекали ее авторов в формальном подходе к отдельным положениям ленинской концепции развития капитализма из мелкотоварного производства пореформенной России и в механическом перенесении их в феодальную эпоху. Другой просчет сторонников раннего разложения 72 Е. И. И н д о в а, А. А. Преображенский и Ю. А. Т и- хонов. О буржуазном расслоении крестьянства в России XVII— XVIII вв.— «История СССР», 1962, № 3; см. также И. А. Булы¬ ги н. О капиталистическом расслоении крестьянства в дореформенной России.— «История СССР», 1964, № 4. 73 В. К. Яцунский. Генезис капитализма в сельском хозяй¬ стве России.— «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1959 г.» М., 1961; Н. Л. Рубинштейн. О разложении крестьян¬ ства и так называемом первоначальном накоплении в России.— «Во¬ просы истории», 1961, № 8; А. Л. Шапиро. Об имущественном неравенстве и социальном расслоении русского крестьянства в эпоху феодализма.— «Вопросы генезиса капитализма в России». Л., 1960; он же. Об опасности модернизации истории расслоения русского крестьянства в эпоху феодализма.— «Ежегодник по аграрной исто¬ рии Восточной Европы 1959 г.» М., 1961; В. К. Япунский. Еще к вопросу о возникновении капиталистического расслоения кресть¬ янства в докапиталистической России.— «История СССР», 1963, № 1; Л. В. Милов. К постановке вопроса о расслоении крестьянства в России XVII в.— «История СССР», 1963, № 3. 53
крестьянства состоит в упрощенной трактовке роли наем¬ ного труда в генезисе капиталистических отношений, когда в сущности любой факт найма понимается как за¬ рождение капитализма. Чтобы тезис об использовании наемного труда как показателе капиталистического рас слоения деревни приобрел должную убедительность, необходимо доказать, что наемный труд создавал мено¬ вую стоимость, что в хозяйстве воспроизводилась приба¬ вочная стоимость. Энгельс мимоходом заметил, что «на¬ емный труд, в котором уже содержится в зародыше весь капиталистический способ производства, существует с давних времен; в единичной случайной форме он сущест¬ вовал в течение столетий рядом с рабством»74. Совершенно недостаточно констатировать наличие тех или иных отношений, необходимо показать их вос¬ производство. Наконец, не следует игнорировать и того обстоятель¬ ства, что феодальная, крепостническая форма общест¬ венного устройства «создавала свою особую нищету, ко¬ торую она и передала по наследству капитализму»75. Речь идет о пауперизации крестьянства, всегда имев¬ шей место в феодальное время, но особенно усилившей¬ ся в период разложения и кризиса феодальной формации, когда повинности крестьян резко увеличились. Совер¬ шенно очевидно, что пауперизация с буржуазным рас¬ слоением имеет лишь внешнее сходство. Внутреннее со¬ держание этих процессов глубоко различно. На пути развития капиталистических отношений в сельском хозяйстве стояла феодальная собственность на землю. Монопольное право дворянства, царской семьи и государства на землю задерживало процесс превраще¬ ния ее в товар. Наличие более благоприятных условий для мобилизации земли на севере страны не вносило су¬ щественных изменений в общую картину. Во-первых, не¬ велик был удельный вес его в экономике страны, во-вто¬ рых, не он влиял на социально-экономическую структуру общества, а, наоборот, центр страны определял его фи¬ зиономию и, в-третьих, далеко не всегда мобилизация земли вела к развитию капитализма. В качестве приме¬ 74 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 214. 75 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 477. 54
ра можно привести половничество среди бывших черно¬ сошных крестьян, относившееся, как известно, к фео¬ дальным институтам. Развитию капиталистических отношений в крестьян¬ ском хозяйстве противодействовала также сама природа феодальной эксплуатации. Крестьянин, лишенный средств производства,— непригодный объект для эксплуатации. Отсюда система мер, направленных к поддержанию крестьянского хозяйства на таком уровне, чтобы оно со¬ хранило способность выполнять как государственные по¬ винности, так и повинности в пользу барина. £;Во второй половине XVIII в. наибольшее распростра¬ нение приобретают две формы феодальной ренты — от¬ работочная и денежная.,Через рыночные связи отрабо¬ точная рента в конечном счете тоже превращалась в денежный доход помещика,0 Однако влияние этих двух форм ренты на судьбы крестьянского хозяйства было да¬ леко не одинаковым. Если отработочная рента сопровож¬ далась грубыми формами эксплуатации принудительно* го труда, сковывала хозяйственную инициативу кресть¬ янина, имела в виду мелочную регламентацию его жиз¬ ни, предполагала связь крестьянина с сельским хозяйством и орудиями производства, то денежная рен¬ та предоставляла крестьянину больше свободы, в боль¬ шей мере развязывала его инициативу??Традиционная связь крестьянина с земледелием при "денежной ренте становилась необязательной, равно как необязательной была и его жизнь в деревне. Все это оказывало огромное влияние на темпы развития производительных сил в об¬ рочных и барщинных районах, на социальные процессы, протекавшие в барщинной и оброчной деревне. об¬ рочных районах интенсивно развивались неземледель¬ ческие промыслы, отход крестьян на заработки в города, находили применение более производительные орудия труда, крестьяне записывались в ремесленные цехи и ку¬ печество, увеличивалось число промысловых сел, в то вре¬ мя как в барщинных районах сохраняла первенствующее значение застойная сельскохозяйственнад^техника, было слабо развито ремесло и отход крестьян,Jj Итак, помещики приспосабливались к производству меновой стоимости на основе старых производственных отношений. В условиях монополии дворян на землю по¬ добный путь торгового земледелия для крестьянского 55
хозяйства был закрыт,^ Главный путь разложения феодального крестьянского хозяйства во второй полови¬ не XVIII в. состоял в перенесении центра тяжести хозяй¬ ственной деятельности в те сферы, где не было этой мо¬ нополии. Поэтому разложение феодализма связано с ши¬ роким развитием ухода крестьян на заработки «жиз¬ ненных средств» на стороне и с развитием крестьянских промыслов.'; Приметы начавшегося разложения феодализма и формирования капиталистического уклада обнаружива¬ ются не только в базисных, но и в надстроечных явлени¬ ях. В общественно-политической мысли 60-х годов XVIII в. нетрудно заметить буржуазные мотивы, госу¬ дарство осуществляет политику «просвещенного» абсо¬ лютизма. * * * Решающим этапом перехода от феодализма к капи¬ тализму был период кризиса феодально-крепостнической системы. Именно в этот период в основном созрели пред¬ посылки для утверждения капиталистического способа производства, со всей очевидностью обнаружилась ско¬ вывающая роль крепостничества и его несовместимость с общественным прогрессом. Советские историки еще в 20-е годы обратили внима¬ ние на социально-экономическое развитие России в пер¬ вой половине XIX в. Изучение этого развития проводи¬ лось путем накопления конкретных фактов (работы А. Н. Насонова, В. Н. Кашина, А. Н. Вершинского и др.), а также обобщенной характеристики процессов (работы С. В. Вознесенского, П. Дроздова). Итоги работы, про¬ деланной историками в 20-х — первой половине 30-х го¬ дов, были подведены во втором томе вузовского учеб¬ ника по истории СССР под ред. М. В. Нечкиной (1940 г.). В дальнейшем, особенно в послевоенные годы, раз¬ вернулось углубленное изучение проблемы, которому много содействовали проходившие дискуссии и появле¬ ние обобщающих работ, ставивших новые вопросы. Н. М. Дружинин акцентировал внимание на раскрытии несоответствия и тормозящего воздействия крепостниче¬ ства на развитие новых явлений в области производитель¬ 56
ных сил 76. Качественно новым этапом в развитии произ¬ водительных сил предреформенной эпохи было введение машин. Оно было несовместимо с крепостническим стро¬ ем и вело к глубокому социальному конфликту. М. В. Нечкина подчеркнула другое направление конфликта 77. Она поставила вопрос о необходимости раскрытия тор¬ мозящего и сковывающего воздействия крепостничества на состояние его собственного базиса, т. е. на развитие крестьянского хозяйства. Конкретным критерием, позво¬ ляющим установить наличие соответствия или несоответ¬ ствия между производительными силами и крепостничес¬ кими отношениями в деревне, является наличие возмож¬ ности простого воспроизводства крестьянского хозяйст¬ ва. Основным проявлением кризиса крепостничества было исчезновение у широких масс крестьянства возможно¬ стей для простого воспроизводства, упадок и деградация крестьянского хозяйства. Вместе с тем звучали предостережения от односто¬ ронних увлечений показа застоя и разорения и призывы к изучению мелкотоварного уклада, воплощавшего в се¬ бе тенденции восходящего социально-экономического развития в среде крестьянства78. В. К. Яцунский обра¬ тил внимание на необходимость конкретного изучения степени развития в деревне товарного производства79. В конкретно-историческом плане указанные, а также другие аспекты кризиса феодально-крепостнической си¬ стемы в деревне в последние годы разрабатывались мно¬ гими историками. Достаточно сказать, что вышел в свет ряд крупных монографий и большое количество статей. Положительную роль в изучении кризиса крепостничест¬ ва в России сыграло создание Комиссии по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР, Научного 76 Н. М. Дружинин. Конфликт между производительными си¬ лами и феодальными отношениями накануне реформы 1861 года.—- «Вопросы истории», 1954, № 7; он же. Генезис капитализма в Рос¬ сии.-^ «Десятый международный конгресс историков в Риме (докла¬ ды советской делегации)». М., 1956. 77 М. В. Нечкина. О «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодальной формации.— «Вопросы истории», 1958, № 7. 78 П. Г. Рынд зю некий. О мелкотоварном укладе в России XIX в.— «История СССР», 1961, № 2. 79 В. К- Яцунский. Основные этапы генезиса капитализма в России.— «Истерия СССР», 1958, № 5. 57
совета по истории генезиса капитализма и проведение симпозиумов по аграрной истории Восточной Европы. Учитывая всю совокупность выявленных советскими историками данных о социально-экономическом раз¬ витии России в первой половине XIX в., основное содер¬ жание кризиса феодально-крепостнической системы хо¬ зяйства можно свести к следующему. Кризис был таким этапом разложения феодализма, когда крепостнические производственные отношения сгали оковами развития производительных сил, когда крепостнические формы хо¬ зяйства заходили в тупик, а прогресс общественного про¬ изводства осуществлялся прежде всего на основе мелко¬ товарных и капиталистических отношений. В период кри¬ зиса исчерпывались возможности приспособления старо¬ го базиса к капиталистическим производственным отно¬ шениям, а развитие нового не могло укладываться в рам¬ ках господствующих порядков. Хотя кризис не означал застоя в развитии производительных сил, но замедленные темпы этого развития обрекали Россию на все большее отставание от капиталистических стран Запада и ослаб¬ ляли ее в хозяйственном, военном и политическом отноше ниях. Наряду с мнением о том, что кризис (при всей неод- новременности его назревания в различных районах страны) в целом охватывал в России примерно 30—50-е годы, существует и иная точка зрения. М. В. Нечкина считает возможным отнести начало кризиса, примерно, к концу XVIII в. Основания для этого усматриваются прежде всего в том, что с этого времени крестьянское хозяйство в широких масштабах утрачивает способность к осуществлению простого воспроизводства, разоряется и деградирует 80. Многие исследователи полагают, что в период кризи¬ са в ряде районов страны, в результате усиления экс¬ плуатации крестьян, имело место снижение уровня кре¬ стьянского хозяйства и ухудшение их положения, что ве¬ ло к обострению социальных противоречий. По мнению П. Г. Рындзюнского, в основе главного социального конфликта в первой половине XIX в. находились «вос¬ ходящие токи», выражавшиеся в развитии тенденции к 80 М. В. Нечкина. О «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодальной формации, стр. 106—108. 58
становлению в крестьянском хозяйстве мелкотоварного производства 81. Существуют разные мнения в оценке и трактовке более частных явлений (соотношение роста по¬ винностей и доходов крестьян, причины снижения числен¬ ности народонаселения в крепостной деревне и др.). Все это требует дальнейшего расширения и углубления исследований по данной проблеме. Посмотрим, каковы же были основные проявления кризиса в социально-экономическом развитии деревни. Одним из наиболее обобщенных показателей тенденций социально-экономического развития деревни является состояние и характер динамики земледелия — основной отрасли народного хозяйства страны. Следует обратить внимание на тот факт, что в начале XIX в., несмотря на уже обнаружившееся тормозящее воздействие крепост¬ ничества, имело место прогрессирующее развитие земле¬ делия. Так, данные по 24 губерниям Севера, Центра, По¬ волжья и Приуралья показывают, что, за исключением Новгородской и Псковской губерний, везде в 1802— 1811 гг. урожайность и сборы хлебов в расчете на душу населения заметно повысились сравнительно с 1785— 1796 гг. Иные тенденции прослеживаются в развитии земле¬ делия в последние предреформенные десятилетия. Наря¬ ду с продолжавшимся повышением уровня земледелия в Южном степном, Нижне-Волжском и Заволжском, Приуральском и некоторых других районах, произошло существенное его снижение в Северо-западном, Запад¬ ном, Юго-западном и Центрально-черноземном, т. е. в основных сельскохозяйственных районах страны. Сокра¬ щение здесь в 40—5С-х годах сравнительно с началом ве¬ ка сбора хлебов в расчете на душу населения было вы¬ звано, за исключением Северо-запада, прежде всего па¬ дением урожайности, что свидетельствовало о снижении производительности труда в главной отрасли народного хозяйства. Противоположные тенденции в развитии земледелия в двух группах районов были обусловлены существен¬ ными различиями в социальной структуре экономики де¬ ревни. Северо-запад, Запад, Юго-запад и Черноземный 81 П. Г. Р ы н д з ю н с к и й. О мелкотоварном укладе в России XIX, в., стр. 58. 59
центр — это районы господства дворянского землевладе¬ ния и барщинных форм эксплуатации крестьян, где ос¬ новная роль в экономике деревни принадлежала наибо¬ лее консервативным формам крепостного хозяйства. Рай¬ оны окраин, наоборот, характеризовались преобла¬ данием хозяйства государственных крестьян, которые в значительно меньшей мере испытывали гнетущее воздей¬ ствие крепостничества, нежели деревня помещичья, осо¬ бенно барщинная. Решающая роль социальных условий в развитии эко¬ номики деревни особенно ярко видна на примере При¬ балтики и Промышленного центра. Природно-климати¬ ческие условия для развития земледелия были здесь далеко не лучшими. Однако уровень земледелия в этих районах к концу крепостнической эпохи повысился. Лич¬ ное освобождение крестьян в Прибалтике и преобладание в Промышленном центре оброчного крестьянства, обла¬ давшего относительной свободой хозяйственной деятель¬ ности, были основной причиной прогрессирующего раз¬ вития здесь земледелия. Растущий спрос на сельскохозяйственные продукты и сырье со стороны развивавшейся промышленности и го¬ родов стимулировал развитие торгового земледелия. Таким образом, в отличие от конца XVIII — начала XIX в., последние предреформенные десятилетия ха¬ рактеризовались в ряде районов снижением уровня зем¬ леделия. Особенно широкий размах эта тенденция при¬ обрела в 50-х годах 82. Поскольку решающее воздействие на характер раз¬ вития экономики деревни в целом оказывали масштабы распространения в тех или иных районах наиболее кре¬ постнических форм хозяйства, посмотрим, каковы были тенденции развития в предреформенную эпоху поме¬ щичьей деревни. Как показывают данные о посевах и сборах хлебов помещичьими крестьянами по 34 губерниям Европейской России, в 50-х годах в крепостной деревне Северо-запа¬ да и особенно Запада, Юго-запада и Черноземного центра, т. е. опять-таки в районах наиболее ши¬ 82 И. Д. Ковальченко. Динамика уровня земледельческого производства России в первой половине XIX в.— «История СССР», 1959, № 1. 60
рокого распространения барщины в общем объеме земледельческого производства, имело место абсо¬ лютное и относительное сокращение сбора хлеба срав¬ нительно с 40-ми годами. Снижение уровня земледелия было далеко не единственным проявлением ухудшения состояния хозяйства и положения помещичьих крестьян в последние десятилетия крепостнической эпохи. Важным показателем кризисных явлений в крепостной деревне было резкое сокращение прироста ее населения, числен¬ ность которого, особенно в 30—50-х годах, может быть характеризована как застойная. В объяснении этого явления существуют различные точки зрения. Однако, каково бы ни было объяснение причин сокращения численности крепостного населения в 30—50-х годах, сам этот факт является ярким свиде¬ тельством крушения устаревших форм хозяйства. Характерно, что данные о состоянии хозяйства и по¬ ложении крестьян в отдельных имениях также показыва¬ ют резкое ухудшение положения крестьян именно в 30— 50-х годах XIX в. Например, в рязанских и тамбовских имениях Гагариных примерно до середины 20-х годов уровень крестьянского хозяйства хотя и медленно, но все же повышался. Затем наступил период все углубля¬ ющегося его снижения. Такая же картина наблюдается и во многих других имениях Центральной России. Основную причину ухудшения состояния хозяйства и положения помещичьих крестьян, утраты значительными массами крестьянства способности даже к простому вос¬ производству хозяйственных и жизненных средств со¬ ветские исследователи видят в резком усилении эксплуа¬ тации крестьян в конце XVIII — первой половие XIX в., особенно в барщинной деревне. Данные о размере наде-^ лов пашни у барщинных крестьян 31 уезда Центрально¬ промышленного и Центрально-черноземного районов по¬ казывают, что с 70—80-х годов XVIII и до середины XIX в. у подавляющей части крестьян эти наделы существенно сократились. Это сокращение было вызвано разными причинами (рост населения, расширение барских запа¬ шек, отсутствие резервов свободных земель), но итог был один — ограничение базы крестьянского хозяйства. Об усилении эксплуатации барщинных крестьян говорит тот факт, что в это время доля господских запашек в общем объеме посевов помещиков и барщинных кресть¬ 61
ян в Центрально-черноземном районе выросла примерно с 30—33% До 55%, а в Центрально-промышленном — с 26—28% до 47%. Резко усилилась в конце XVIII — первой половине XIX в. эксплуатация и оброчных крестьян. По тем же Центральным районам размеры оброка на душу вырос¬ ли по отдельным уездам в 2—3 раза (при исчислении на серебро). Так, например, в Московской, Тверской, Ря¬ занской и Орловской губерниях оброк с души с конца XVIII до середины XIX в. вырос на 138—212%. Цены же на рожь за это время выросли всего на 7—31 %, на овес— на 6—36%, т. е. рост оброка намного опережал повыше¬ ние доходов от земледелия. Значительно опережал он и рост промысловых заработков. При этом следует учесть, что повышение доходов крестьян от промыслов достига¬ лось в это время в большинстве случаев прежде всего путем удлинения рабочего времени и напряженности крестьянского труда. В этих условиях всякое увеличение размеров оброка означало усиление эксплуатации крестьян. Наиболее интенсивно крестьянские повинности росли в конце XVIII — первой трети XIX в. Таким образом, дореформенные десятилетия характе’ ризовались снижением уровня хозяйства крестьян и ухудшением их положения. Крепостнические отношения обрекали хозяйство многих крестьян на застой и упадок. Эти тенденции наиболее отчетливо и широко проявились в помещичьей барщинной деревне Северо-западного, За¬ падного, Юго-западного и Центрально-черноземного районов. Имели место они и в помещичьей оброчной и государственной деревне, но в меньших масштабах. Все это свидетельствовало о невозможности дальнейшего 'развития крестьянского хозяйства в условиях крепостни¬ чества. Как отмечалось выше, в литературе имеет место и несколько иное понимание происхождения и содержания кризиса крепостной системы в сельском хозяйстве. Не отрицая значения усиления феодальных повинностей, ко¬ торое в части районов страны имело первенствующее значение для характеристики кризиса, все же признает¬ ся, что главную роль в его возникновении сыграло разви¬ тие производительных сил в крестьянском хозяйстве, по¬ степенное его освобождение от крепостнических отноше¬ ний в районах значительного развития капиталистической 62
промышленности и промыслов, создание такого положе¬ ния, когда для крестьянина становились нетерпимыми даже ставшие традиционными нормы и формы эксплуа¬ тации. Это последнее соображение подкрепляется тем фактом, что в самые кризисные десятилетия (30—50-е го¬ ды XIX в.) повинности как барщинных, так и оброчных крестьян выросли, по-видимому, в меньшей степени, чем в предыдущие десятилетия. Ухудшение состояния крестьянского хозяйства озна¬ чало подрыв основ и помещичьего хозяйства. Период кризиса характеризовался снижением уровня и сокраще¬ нием объема земледельческого производства помещиков в районах, где барщинная форма эксплуатации отнюдь не утрачивала своих позиций. Так, в Западном, Юго-за¬ падном и Центрально-черноземном районах валовые сбо¬ ры хлебов помещиками в 50-х годах значительно сокра¬ тились сравнительно с 40-ми годами. Это сокращение было вызвано прежде всего снижением урожайности, т. е. падением производительности труда. И хотя в ряде рай¬ онов (Прибалтика, Степной юг) уровень и объем поме¬ щичьего земледелия повысились, в целом по Европей¬ ской России наблюдалось сокращение урожайности и ва¬ ловых сборов хлебов в помещичьем хозяйстве. Преобла¬ дание тенденции к снижению уровня и размеров поме¬ щичьего хозяйства свидетельствовало о том, что перед отменой крепостного права в России большинство поме¬ щиков уже не могло достигнуть своей главной цели — увеличения доходов имений. Последние предреформенные десятилетия характери¬ зовались ростом задолженности и разорения дворянст¬ ва. К моменту отмены крепостного права почти все поме¬ щичьи крестьяне были заложены в государственных кре¬ дитных учреждениях и у частных лиц. Число имений, списанных, взятых в опеку и проданных за долги, значи¬ тельно возросло. Такова одна линия социально-экономического разви¬ тия деревни в эпоху кризиса крепостничества. Она сви¬ детельствовала о крушении изживших себя крепостни¬ ческих форм хозяйства. Другая тенденция состояла в зарождении и развитии в деревне мелкотоварных и ка¬ питалистических отношений. Эти предпосылки проявля¬ лись в помещичьем и крестьянском хозяйствах по-раз¬ ному. 63
Наиболее характерной чертой в развитии помещичь¬ его хозяйства в первой половине XIX в. было все более глубокое включение его в товарное производство. В се¬ редине XIX в. товарность земледелия отдельных круп¬ ных помещичьих хозяйств доходила до 60—70 % валового сбора хлебов. Специфической чертой товарного производства, осно¬ ванного на эксплуатации дарового крепостного труда, было то, что издержки на производство товарной продук¬ ции были здесь минимальными и положение товаропро¬ изводителя-крепостника на рынке было наиболее благоприятным. Неизбежным следствием такого поло¬ жения было отсутствие в помещичьем хозяйстве коммер¬ ческого расчета. Помещики не испытывали экономичес¬ кой необходимости и не имели стимулов к совершенство¬ ванию своего хозяйства, ибо все это лишь увеличивало издержки производства товарной продукции. Увеличе¬ ния доходности имений подавляющая часть помещиков достигала традиционным путем расширения запашек, увеличения повинностей и т. д. Даже накануне отмены крепостного права, как писал один из современников, помещики считали «для себя более выгодным употреб¬ лять капитал на покупку новых имений, нежели класть его на улучшение тех, коими владеют»83. Рост дохо¬ дов помещичьего хозяйства в большинстве случаев СО’ провождался увеличением паразитического потребления дворян, реже — накоплением у них денежных капита¬ лов, используемых за пределами хозяйства, т. е. в рос¬ товщичестве и т. п. операциях, и еще реже — вложением капиталов в производство (сахарозаводчики и т. д.). Однако крепостнические методы повышения доходно¬ сти помещичьих имений были не беспредельны. Это, а также знакомство с высокопроизводительным капитали¬ стическим сельским хозяйством Запада толкало часть по¬ мещиков на поиски иных путей повышения производи¬ тельности своего хозяйства. Хорошо известны попытки «рационализации» помещичьего хозяйства в конце XVIII — начале XIX в. и особенно в 30—50-х годах. Но эти попытки не получили широкого распространения и чаще всего терпели крах, ибо были «невыгодны» для по- 83 «Записки Лебедянского общества сельского хозяйства», 1857, ч. 1, стр. ПО. 64
мещиков. Еще более существенно то, что эта «рациона¬ лизация», как правило, проводилась на крепостнической основе, т. е. она не выводила помещичье хозяйство на новый, капиталистический путь развития. Мало изменяло крепостническую природу помещичь¬ его хозяйства и использование наемного труда. Его при¬ менение, за исключением Прибалтики, было чаще всего не результатом перестройки крепостного хозяйства, а лишь дополнением к нему. Наемный труд применялся помещиками либо там, где требовалась специальная квалификация (на вотчинных предприятиях, при возде¬ лывании таких специальных культур, как сахарная свек¬ ла, в тонкорунном овцеводстве и т. п.), либо там, где для ведения хозяйства имеющихся крепостных было не¬ достаточно. Последнее очевидно из того, что наемный труд наиболее широко применялся в хозяйстве помещи¬ ков степных районов, где часто земли было больше, чем необходимой для ее обработки крепостной рабочей силы. Таким образом, в рассматриваемое время в поме¬ щичьем хозяйстве не было тех внутренних стимулов и сил, которые бы вели к неизбежной перестройке этого хозяйства на капиталистический лад. Ликвидация моно¬ полии дворянства на эксплуатацию крепостного труда делала такую перестройку исторической необходи¬ мостью. Поэтому лишь крестьянская реформа 1861 г. по¬ ложила начало широкой эволюции помещичьего хозяйст¬ ва по пути капитализма. Иными были пути развития крестьянского хозяйства. Именно здесь складывались предпосылки, зарождались и развивались капиталистические отношения. Период кри¬ зиса характеризовался тем, что главной основой эконо¬ мического прогресса в деревне стали мелкотоварные и капиталистические формы крестьянского хозяйства. Масштабы и глубина развития мелкотоварных и капита¬ листических отношений были неодинаковыми в разных районах и у разных категорий крестьян. Наиболее глу¬ боко этот процесс охватил чисто промысловое и промыс¬ лово-земледельческое государственное и оброчное поме¬ щичье крестьянство. Там, где основным занятием кре¬ стьян были промыслы, крепостническое владение кресть¬ ян средствами производства не играло существенной роли в крестьянском хозяйстве. Основы хозяйственной деятельности и воспроизводство хозяйственных и жиз¬ 3 Заказ № 1531 65
ненных средств в значительной степени становились не¬ зависимыми от системы крепостнических отношений. Факты широкого развития в конце XVIII — первой половине XIX в. различных форм неземледельческих за¬ нятий крестьян хорошо известны. Особенно распростра¬ ненными эти занятия были в районах Севера, Северо-за¬ пада и Промышленного центра. Здесь сложился обшир¬ ный слой крестьян, существовавших за счет продажи своей рабочей силы, и немногочисленная прослойка кре¬ стьян-капиталистов. В промыслово-земледельческой деревне развитие ка¬ питализма также достигло значительной глубины. Часть обедневших крестьян превратилась в наемных рабочих с наделом. Основные жизненные средства они получали от работы по найму, но еще были связаны с собствен¬ ным хозяйством. На зажиточном полюсе деревни шел процесс перерастания мелкотоварных форм в капита¬ листические, но выражен он был слабее, чем в чисто промысловой деревне. Наряду с капиталистическим пред¬ принимательством, среди зажиточных крестьян была рас¬ пространена торгово-ростовщическая деятельность. Не¬ редко она преобладала над собственно капиталистиче¬ ским предпринимательством. Средняя прослойка крестьян основные средства получала от мелкого земледельческо¬ го и кустарного производства. Таким образом, особен¬ ность генезиса капитализма в промыслово-земледельче¬ ской деревне состояла в выделении крестьян — наемных рабочих с наделом. Отчетливо прослеживается в ней и такая черта. Расслоение крестьян как промышленников здесь опережало их расслоение как земледельцев, что одинаково проявлялось на обоих полюсах деревни. Капиталистическая работа по найму сочеталась здесь, как правило, с земледелием, сохранившим натуральный характер, а капиталистическое предпринимательство — с мелкотоварным земледелием. Многочисленные материалы первой половины XIX в. показывают несостоятельность тезиса об одновременном и параллельном расслоении в крепостную эпоху крестьян как земледельцев и как про¬ мысловиков 84. 84 И. А. Булыгин. О капиталистическом расслоении кресть¬ янства в дореформенной России.— «История СССР», 1964, № 4. 66
Процесс становления мелкотоварных и капиталисти¬ ческих отношений прослеживается и в земледельческой деревне, но здесь он проявлялся слабее. В земледель¬ ческой деревне формировались очаги торгового земледе¬ лия. В некоторых районах развивались некрепостниче¬ ские, буржуазные по своей сущности способы обеспече¬ ния крестьян землей. Часто покупные и арендованные земли играли в хозяйстве большую роль, чем надельные. Однако в земледельческой деревне, несмотря на до¬ статочно прочную связь с рынком, были еще очень силь¬ ны патриархально-натуральные черты. Беднейшее кре¬ стьянство здесь было немногочисленно. Важно отметить, что недостающие средства оно обычно получало (осо¬ бенно в помещичьей деревне) докапиталистическими ме¬ тодами: в форме различного рода ссуд со стороны поме¬ щиков и мира, издольной обработки надельной земли и содержания скота, вступления в семью более состоятель¬ ных односельчан и т. п. В целом в предреформенную эпоху в земледельческой государственной и помещичьей оброчной деревне крестьянское хозяйство находилось на стадии становления и развития мелкотоварного произ¬ водства. В барщинной деревне, т. е. у большинства помещичь¬ их крестьян, переход от натурального к мелкотоварному производству лишь только начинался. Обедневшее и сов¬ сем разорившееся крестьянство удерживалось здесь в сфере крепостнической барщинной эксплуатации. Таким образом, в период кризиса в крестьянском хо¬ зяйстве преобладал переход от натурального к мелкото¬ варному производству и развитие этого последнего, ибо самой многочисленной категорией крестьян было кресть¬ янство земледельческое. Перерастание мелкотоварного производства в капиталистическое было отчетливо выра¬ жено лишь в среде промыслово-земледельческого и осо¬ бенно промыслового крестьянства. Полное развитие этот процесс мог получить только/В пореформенную эпоху. Важно отметить, что мелкотоварное производство в до¬ реформенный период еще далеко не исчерпало возмож¬ ностей для дальнейшего роста. Его расцвет мог иметь место «лишь там, где работник является свободным ча¬ стным собственником своих, им самим применяемых ус¬ ловий труда, где крестьянин обладает полем, которое он возделывает, ремесленник — инструментами, которыми 67 3*
он владеет как виртуоз» 85. Периодом расцвета мелкото¬ варного производства и его перерастания в производст¬ во капиталистическое была в деревне пореформенная эпоха. Как видим, пути развития крестьянского и поме¬ щичьего хозяйства в эпоху разложения феодализма и генезиса капитализма были существенно отличными. Втягивание в товарное производство крестьянского хо¬ зяйства неизбежно вело к зарождению и развитию капи¬ талистических отношений. К моменту отмены крепостно¬ го права крестьянское хозяйство представляло собой ос¬ нову для буржуазно-демократического «американского» пути развития аграрного капитализма, т. е. для наибо¬ лее быстрого и благоприятного для широких трудящих¬ ся масс общественного прогресса. Для торжества этого пути необходима была полная ликвидация крепостни¬ ческих отношений, революционная ломка изжившего себя феодального строя. Развитие помещичьего хозяйства также создало не¬ которые предпосылки для буржуазной аграрной эволю¬ ции, в нем развивалось товарное производство, накапли¬ вался некоторый опыт организации рационального хо¬ зяйства. Однако в условиях крепостничества помещичье хозяйство не создало сколько-нибудь широких основ для своей перестройки на капиталистический лад. * * * Выше были рассмотрены глубокие основы кризиса крепостнической системы, сложившиеся в главном сек¬ торе экономики России — сельском хозяйстве. Развитие капиталистической промышленности необычайно обост¬ ряло экономические и социальные противоречия, превра¬ щало постановку вопроса о ликвидации крепостничест¬ ва в неотложное дело. Такое значение промышленность получила в силу того, что в ней быстрее, чем в сель¬ ском хозяйстве, развивались производительные силы, именно здесь прежде всего складывались капиталисти¬ ческие общественные отношения. Здесь, в области инду¬ стрии, с большой ясностью и быстротой возникала про¬ блема конкуренции с капиталистическим промышлен¬ ным производством зарубежных стран. Значение 85 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 23, стр. 771. 68
промышленного развития для усиления социальных про¬ тиворечий состояло в том, что оно многообразно и глубоко воздействовало на сельское хозяйство, посколь¬ ку расширяло внутренний рынок для сбыта его товаров, стимулировало специализацию сельского хозяйства, по¬ ощряло крестьян к выходу из деревни, усиливало их по¬ движность и тем самым сильнейшим и непосредствен¬ ным образом способствовало ослаблению и расторже¬ нию крепостнических связей. Кроме того, кризис феодального строя проявлялся и в самой промышленной сфере, причем он проявлялся там с гораздо большей четкостью, чем в сельском хозяйстве, поскольку феодальному производству сельскохозяйст¬ венных продуктов еще не противостояло крупное пред¬ принимательство буржуазного типа. Иное положение было в промышленности, где одновременно существо¬ вало два типа предприятий, судьба которых с большой наглядностью отражала характерные для переходного пе¬ риода процессы: разложение феодального способа про¬ изводства и формирование капитализма. Вотчинные и посессионные мануфактуры, прочно связанные с крепо¬ стной системой и питавшиеся ее соками, разделили участь этой системы. Составной частью общего разложе¬ ния и кризиса крепостного хозяйства являлся кризис крепостной мануфактуры. Таким образом, промышлен¬ ное развитие являлось важным фактором, приведшим к кризису и падению крепостничества и к становлению и укреплению капитализма. Оно в огромной мере усилива¬ ло и ускоряло эти процессы. Различные формы капиталистического производства в разной степени проявляли свое несоответствие фео¬ дальной системе. Она в меньшей степени обозначалась в тех капиталистических образованиях, которые склады¬ вались в среде мелких товаропроизводителей. Они испод¬ воль подтачивали феодальные связи, но вместе с тем вы¬ нуждены были приспосабливаться к господствующей об¬ щественной системе и не могли служить достаточной базой для серьезных социальных конфликтов. Иное де¬ ло мануфактура, которая в сильной степени отличалась от первых форм капиталистического развития в промыш¬ ленности, поскольку в ней новые классовые отношения были не только более отчетливо развиты, но и прочло фиксировались. Однако в России эта форма промышлен¬ 69
ности до последней трети XVIII в. не только не привела к серьезному социальному конфликту, но развивалась одновременно с усилением и распространением крепост¬ ничества и лишь с этого времени в связи с развитием капиталистической мануфактуры вступила в противоре¬ чие с феодальной системой. Во второй четверти XIX в. в России появилось и ста¬ ло распространяться фабричное производство, то есть третья, самая совершенная и уже вполне последователь¬ ная форма капиталистической промышленности. Для укрепления антифеодальной базы, для назревания кризи¬ са и гибели крепостничества это обстоятельство имело первостепенное значение, поскольку фабричное произ¬ водство предполагает радикальный отрыв производителя от земли и деревни и складывание рабочего класса во всех его определяющих чертах, предполагает также раз¬ витие в небывалых до того времени масштабах внутрен¬ него рынка и властно требует ликвидации всевозможных феодальных привилегий и ограничений. Именно это об¬ стоятельство— появление в стране фабрик, наряду с некоторыми другими названными ранее новыми явления¬ ми в экономике, стало одной из коренных причин отмены крепостного права в 1861 г. Признавая ведущее значение фабричного производ¬ ства в подготовке радикальных социальных преобразо¬ ваний, мы все же должны учитывать определенную роль в этом процессе и других форм промышленности, тем более что фабричное производство приняло сколько-ни¬ будь массовые размеры лишь в самый последний пред- реформенный период, когда экономический и социаль¬ ный конфликт уже достаточно выявился. Значение мел¬ кой промышленности в рассматриваемый исторический период определялось не только тем обстоятельством, что эта форма производства получила почти повсеместное распространение, тогда как не только фабрики, но и ма¬ нуфактуры концентрировались в относительно немногих пунктах обширной России. Историческая значимость мелкого производства состояла также в том, что на поч¬ ве взаимодействия мелких производителей и торговца- скупщика при определенных условиях происходил чрез¬ вычайно важный процесс перерастания торгового капи¬ тала и мелкого товарного производства в производство капиталистическое — процесс, который важно познать и 70
проанализировать возможно детальнее. Наконец, отме¬ тим, что в XIX в. мелкая промышленность, в силу ее широкой распространенности, вовлекла непосредствен¬ ных производителей в капиталистические производствен¬ ные отношения. Все это, вместе с учетом того обстоя¬ тельства, что современная буржуазная историко-эконо¬ мическая литература с особым усердием извращает характеристику начальных стадий генезиса капитализма в промышленности, подчеркивает существенность и ак¬ туальность для нас конкретной разработки вопроса об отношении мелкого производства к капитализму и об его роли в развитии кризиса крепостничества. При решении первого вопроса в нашей литературе иногда мелкое товарное производство рассматривается статично. Между тем, как это показал В. И. Ленин, оно совершало весьма значительную эволюцию, в ходе кото¬ рой коренным образом изменяло свою сущность. Пос¬ леднее особенно отчетливо показано в трактовке В. И. Лениным стадий в развитии отношений между мел¬ ким производителем и скупщиком. Фактически в полном смысле капиталистическим предприятием становится та экономическая организация, «когда скупщик прямо раз¬ дает материал „кустарям“ на выработку за определен¬ ную плату»86. Важно, однако, заметить, что на более раннем этапе, когда еще не создавалось собственно капи¬ талистического производства, переход от одной стадии к другой, по мысли В. И. Ленина, все же означал возник¬ новение отношений, которые в своем развитии вели к ста¬ новлению капиталистического производства. В этой свя¬ зи важной исследовательской задачей становится тео¬ ретическая и конкретно-историческая трактовка часто употребляемого В. И. Лениным термина «средневеко¬ вый», или «деревенский» капитализм. Таким образом, отвечая на вопрос об отношении мелкого производства к капиталистической системе производственных отношений, следует сказать, что они развиваются в нем постепенно и в известный момент, на высшей ступени развития мел¬ ких промыслов в них складываются капиталистические предприятия в полном смысле слова. Подобная эволюция возможна только в определен¬ ной исторической обстановке, какая уже сложилась 86 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 367. 71
в период разложения феодальной системы: при достаточ¬ ном развитии общественного разделения труда и внут¬ реннего рынка (очагов торгового земледелия и промыс¬ лов, особенно при наличии мануфактур, а тем более фабрик, интенсивного и устойчивого товарного обращения с разветвленной сетью перекупной торговли и проч.), при известном уровне личной свободы производителя и неко¬ торой, если не формальной, то фактической гарантии буржуазной собственности. Широкое распространение мелкотоварного производства и его перерастание в про¬ изводство капиталистическое могло иметь место лишь в условиях разлагающегося феодализма, когда практичес¬ ки стало возможным известное отделение производителя от феодала и приобретение им достаточной самостоя¬ тельности — до этого времени указанные процессы мог¬ ли иметь место только в среде свободного или ограни¬ ченно закрепощенного населения (горожане, государст¬ венные крестьяне и др.). В предреформенные десятилетия подобные условия в большей мере уже были налицо, хотя, конечно, и не в такой степени, как в пореформенный период. Выше уже отмечалось, что в годы кризиса ведущим явлением в крепостной деревне (особенно оброчной) стала тенденция к становлению мелкотоварного производства. В годы кризиса в мелком промышленном производстве, особен¬ но изготовлявшем товары, пользовавшиеся большим спросом, развитие капиталистических отношений зашло уже далеко. В разных районах страны этот процесс протекал с различной интенсивностью. Полная или почти полная утрата экономической самостоятельности мелкими про¬ изводителями, распространение системы раздачи работы на дом или становление простой капиталистической ко¬ операции сделались массовым явлением в Центрально¬ промышленном районе. В гораздо более ограниченной степени это имело место в Центрально-земледельческом районе, на Украине, в Северо-западном крае. В других частях страны (за исключением отдельных районов дав¬ него промышленного развития и торгово-скупщической деятельности), хотя мелкое производство обычно сильно зависело от скупщиков, все же эти последние в боль¬ шинстве случаев не вторгались в производственный про¬ цесс, довольствуясь чисто торговой прибылью. 72
Важнейшим новым явлением во второй трети XIX в. стали фабрики, которые теперь были уже не единичны¬ ми и с этого времени начали занимать ведущее положе¬ ние в русской индустрии. Постепенное упрочение машинного производства при¬ дало новый облик всему складу экономики страны. Так, при сохранившейся большой распространенности ману¬ фактур по сравнению с фабрикой, эта более старая фор¬ ма производства переходила на положение отстающей и переставала определять уровень индустриального разви¬ тия России. Появление в России первых фабрик на рубеже XVIII и XIX вв. с последующим (примерно с 30-х годов XIX в.) более или менее широким их распространением — факт давно известный в исторической науке, в связи с чем советскими историками первого поколения уже ставился вопрос о промышленном перевороте в России как явле¬ нии дореформенного времени87. Но первые попытки утверждения этого тезиса были несовершенны, главным образом ввиду недостаточности конкретных исследова¬ ний. Обстоятельное изучение вопроса началось с 40-х го¬ дов, прежде всего оно связано с трудами С. Г. Струмили- на и М. Ф. Злотникова88. Вышедший в свет в 1944 г. ос¬ новной труд по истории промышленного переворота — книга акад. Струмилина — обладает несомненными и весьма большими исследовательскими достоинствами. Вместе с тем он отмечен характерной для времени выхо¬ да его в свет тенденцией к преувеличению технико-эко¬ номических достижений в царской России. В книге С. Г. Струмилина это сказалось в тезисе о завершении промышленного переворота в основном еще в дорефор¬ менное время (начало его отнесено к 30—40-м годам XIX в.). При обсуждении вопроса о времени промышленно¬ го переворота в России далеко не все исследователи примкнули к С. Г. Струмилину. Такие видные историки 87 П. П а р а д и з о в. Маркс и Энгельс о России XIX ст — «Исто¬ рик-марксист», 1933, №2; В. Зельцер. Маркс и Энгельс о капита¬ лизме и революции в России.— «История пролетариата СССР», 1933, № 1—2 (13—14); С. А. Пионтковский. Очерки истории СССР XIX—XX вв. М., 1935, стр. 53. 88 С. Г. Струмилин. Промышленный переворот в России. М., 1944; М. Ф. Злотников. От мануфактуры к фабрике.—«Вопросы истории», 1946, № 11—12. 73
и экономисты, как П. И. Лященко, А. М. Панкратова89 и др., либо совсем отказывались принять мысль о пере¬ вороте как дореформенном явлении, либо принимали ее с большими оговорками и лишь условно. Надо заметить, что сам же С. Г. Струмилин дал ос¬ нование для критического отношения к предложенному им решению. Анализируя динамику внедрения машин в производство в XIX в., С. Г. Струмилин заметил, что за 1861—1870 гг. их было внедрено в 3,2 раза больше, чем за 1851 —1860 гг. «И на этом основании можно было бы по¬ думать,— пишет акад. С. Г. Струмилин,— что именно только этот, столь обильный после реформы, приток ма¬ шин в индустрию и знаменовал собою подлинный про¬ мышленный переворот в России». Но автор приведенных слов отказывается принять эту мысль, обосновывая это тем, что в отличие от предшествовавшего времени в 1861—1870 гг. «была уже не перестройка и обновление весьма узкой старой производственной базы, а создание и расширение совершенно новой индустриальной базы капитализма»90. Но вопреки этому, думается, что такому знаменательному явлению, как промышленный перево¬ рот, как раз более соответствует создание «новой ин¬ дустриальной базы капитализма», чем «обновление весь¬ ма узкой старой базы». Существенно поправляя С. Г. Струмилина, К. А. Па¬ житнов и В. К. Яцунский предложили завершение про¬ мышленной революции относить в основном не к доре¬ форменному времени, а к более позднему сроку91. Наи¬ более убедительно и обстоятельно этот вопрос рассмот¬ рен В. К- Яцунским, который завершающей датой пред¬ ложил считать примерно начало 80-х годов XIX в., что теперь и принимается всеми историками и экономистами. Но имеются разногласия относительно начальной да¬ 89 П. И. Лященко. История народного хозяйства СССР, т. I. М., 1956, стр. 512; А. М. Панкратова. Волнения рабочих в кре¬ постной России первой половины XIX в.— «Рабочее движение в России в XIX в.», т. I, ч. 1. М., 1955, стр. 25. 90 С. Г. Струмилин. Очерки экономической истории России. М., 1960, стр. 443. 91 К. А. Пажитнов. К вопросу о промышленном перевороте в России.— «Вопросы истории», 1952, № 5; В. К. Яцунский. Про¬ мышленный переворот в России (к проблеме взаимодействия произво¬ дительных сил и производственных отношений).— «Вопросы исто¬ рии», 1952, № 12. 74
ты индустриальной революции в России. Наряду с мне¬ нием о 30-х годах, высказывалось предположение, что начало собственно промышленного переворота следует относить не ранее как к самому последнему предрефор- менному десятилетию (50-м годам XIX в.). Такое пред¬ положение основывается на том, что вся общественная жизнь России 30—40-х годов не обнаруживала резкой и крутой ломки общественных отношений, что составляет главное содержание промышленного переворота как со¬ циального явления. К тому же итоги изучения крупной промышленности по отдельным отраслям показывают, что, кроме бумагопрядения, к 50-м годам она находи¬ лась в основном еще на стадии мануфактуры. Это поло¬ жение не изменилось до реформы в хлопчатобумажном ткачестве и в шелковой промышленности, а признаки бо¬ лее или менее серьезных технических сдвигов в полотня¬ ной и писчебумажной промышленности, в металлургии и свеклосахарном производстве обнаружились лишь в 50-х годах XIX в. Нельзя упускать из виду, что две последние отрасли промышленности до самой реформы развивались на подневольном труде. Это значит, чти их развитие в социальном плане не только не означало ломки старых производственных отношений, но свиде¬ тельствовало об их жизнеспособности. Правда, и в Англии в период промышленного перево¬ рота отдельные отрасли промышленности развивались далеко не равномерно, и там главной базой индустри¬ альной революции явилось сильно продвинувшееся впе¬ ред бумагопрядение. Однако положение в обеих сравни¬ ваемых странах было глубоко различно. В Англии усо¬ вершенствования в бумагопрядении являлись одним из тесно связанных друг с другом этапов общего процесса технико-экономического переустройства, в связи с чем изменения в различных отраслях промышленности про¬ исходили либо синхронно, либо как звенья единой цепи, достаточно быстро одно за другим. Иное дело в России, где не было такого прямого взаимодействия отраслей и многие из них имели не только не совпадающие во вре¬ мени моменты, но нередко даже противоположные на¬ правления развития. Но самое существенное отличие заключалось в том, что в Англии технико-экономические изменения сразу же налагали глубокий отпечаток на социальную жизнь 75
страны, так что обе стороны промышленного переворота почти сливались во времени и составляли по существу единое целое. Всего этого не было в России дореформен¬ ного времени. Имеющее место в нашей литературе обо¬ собленное рассмотрение технико-экономического разви¬ тия без достаточного внимания к общественным измене¬ ниям в какой-то мере несет на себе черты методологии экономического материализма. Социальная сторона переворота обусловливалась тех¬ нико-экономическими изменениями, однако для нас, по¬ нимающих исторический процесс как борьбу классов, со¬ циальный аспект рассматриваемого явления имеет пер¬ венствующее значение. В этой связи напомним ленинское определение индустриальной революции как «крутого и резкого преобразования всех общественных отношений под влиянием машин» 92. В свете этого определения огра¬ ничиваться выяснением одной лишь технико-экономичес¬ кой стороны, как это делают теперь некоторые экономи¬ сты и историки, невозможно. Здесь следует отметить большое положительное зна¬ чение выступления В. К. Яцунского, обратившего свое внимание на отражение технических изменений в обще¬ ственной жизни России 93. Но в результате этой ценной попытки еще больше укрепились сомнения в правомер¬ ности относить промышленный переворот в России к до¬ реформенному времени (не считая самого последнего предреформенного десятилетия), поскольку учтенные в рассматриваемой статье факты, свидетельствующие о сдвигах в социальной жизни, относились к пореформен¬ ному времени. Отметим, что Энгельс и Ленин склонны были отно¬ сить промышленную революцию в России в основном к пореформенному времени94. Независимо от окончатель¬ ного решения вопроса о том, когда распространение фабрик в России привело к промышленному перевороту, не остается сомнения в том, что появление и рост фаб¬ рик в дореформенное время стало крупным фактором, 92 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 231. 93 В. К. Я ц у н с к и й. Промышленный переворот в России. 94 «Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими полити¬ ческими деятелями». М., 1947, стр. 132—136; В. И. Ленин. Поли, собр. соч., т. 2, стр. 87—88; т. 3, стр. 455—456; т. 26, стр. 65. 76
приблизившим время кризиса и крушение крепостниче¬ ства, поскольку только на стадии фабричного производ¬ ства обнаруживается полная несовместимость капитали¬ стической и феодальной общественных систем. На новой ступени индустриального развития иначе, чем раньше, складывались и взаимоотношения между промышленностью, пользовавшейся крепостным трудом и трудом наемных работников. Между ними продолжа¬ лась конкурентная борьба за пути сбыта продукции, за рабочую силу, за капиталы и другие материальные осно¬ вы производства. Возглавляемый фабриками капитали¬ стический сектор русской промышленности одерживал в этом соревновании все большие успехи. Хорошо выяснена постепенная победа более прогрес¬ сивных (прежде всего в общественном, а затем и в тех¬ нико-экономическом плане) отраслей над отраслями от¬ стающими: например, хлопчатобумажной промышленно¬ сти над полотняной, изготовления тонких сукон над выделкой простых солдатских сукон и т. д. Но сущест¬ венно выяснить причины того, почему этот естественный процесс шел далеко не гладко и почему старые формы промышленности с крепостным трудом оказывались столь живучими. Напомним, что к 1860 г. имело место лишь относительное падение числа рабочих крепостных про¬ мышленных заведений, в абсолютном же исчислении их кадры в предреформенные десятилетия выросли 95. Рост вотчинной мануфактуры еще в годы, предшест¬ вующие крушению крепостнической системы,— несом- менный показатель живучести помещичьего строя и ха¬ рактерной для русских крепостников способности при¬ способиться к новым условиям, к тому, чтобы извлечь для себя пользу и из этого нового. Характерно, что рост вотчинных мануфактур происходил главным обра¬ 95 По приблизительным подсчетам В. К. Яцунского, в обраба¬ тывающей промышленности с 1825 до 1860 г. число вотчинных ра¬ бочих поднялось с 67 до 102 тыс. человек, число посессионных уменьшилось за этот же срок с 29 до 12 тыс. человек, а в сумме эти две разновидности крепостных рабочих дают соответственно на указанные даты 96 и 114 тыс. человек. В горнозаводской промыш¬ ленности в 1860 г. было около 200 тыс. крепостных рабочих (В. К- Яцунский. Крупная промышленность России в 1790— 1860 гг.— «Очерки экономической истории России первой половины XIX в.» М., 1959, стр. 213—215). 77
зом за счет развития свеклосахарной промышленности, то есть той отрасли, где имелись большие технические успехи и которая обычно приводится в литературе вслед за бумагопрядением как пример производства, пере¬ живавшего промышленный переворот еще в дорефор¬ менное время. Для изучения вопроса о причинах замедленного па¬ дения крепостной промышленности нельзя оставаться в пределах лишь чисто экономических явлений. Необходи¬ мо учитывать также разнообразную поощрительную по¬ литику в отношении дворянской промышленности (в осо¬ бенности суконной промышленности и уральской метал¬ лургии), которая все более зависела от прямой прави¬ тельственной поддержки. Не только крепостная промышленность, но и капита¬ листическая индустрия встречала труднопреодолимые препятствия для своего роста. Крепостная система задерживала как появление ре¬ зервов свободной рабочей силы, столь необходимой для нормального развития капитализма, так и развитие спроса на промышленные изделия. Деревня в массе сво¬ ей продолжала довольствоваться изделиями домашней промышленности. Даже хлопчатобумажное производст¬ во в предреформенные годы не вытеснило холстов, изго¬ тавливаемых в крестьянском хозяйстве и мелкими това¬ ропроизводителями. Страна обладала огромными при¬ родными ресурсами, в том числе месторождениями угля и нефти, но топливная промышленность в предреформен- ный период делала лишь первые шаги. Крупнейшей реакционной силой была сама политиче¬ ская надстройка, крепостническое самодержавие. Вся его политика была направлена в основном на сохране¬ ние отжившего крепостного строя. Однако общеклассо¬ вые интересы помещиков требовали роста и укрепления экономики страны. Без таможенной охраны от иностран¬ ной конкуренции капиталистическая промышленность России не могла должным образом развиваться. Прави¬ тельство (за кратковременным исключением) твердо держалось запретительных пошлин, несмотря на то, что огромное большинство помещиков в качестве потребите¬ лей заграничных товаров было ярыми сторонниками не- стесняемого их ввоза. В этом проявлялся противоречи¬ вый характер политики самодержавия, вынужденного 78
считаться с интересами формировавшейся буржуазии. Все же аграрная и сословная политика правительства стесняла развитие капиталистического уклада, влия¬ ла на сужение внутреннего рынка для той же капита¬ листической промышленности. Существовавшие системы казенных дореформенных банков вызвали невиданное еще в мире сосредоточе¬ ние денежных капиталов на вкладах в крупных бан¬ ках (один миллиард рублей к концу 50-х годов). Эти средства были почти целиком использованы для ссуд по¬ мещикам под залог крепостных душ — ссуд, практиче¬ ски мало эффективных в экономике барщинного хозяй¬ ства. Еще больше банковых средств правительство ис¬ пользовало для покрытия постоянных дефицитов в (госу¬ дарственных бюджетах. Непроизводительная растрата денежных капиталов в годы кризиса, как и в предшест¬ вующее время, лишала средств капиталистическую про¬ мышленность и торговлю, ставила их в зависимость от ростовщического кредита. III Поражение в Крымской войне раскрывало катастро¬ фическую отсталость политического, социального и прежде всего экономического строя России. Самым важ¬ ным для оценки социально-экономических итогов затя¬ нувшегося существования крепостного строя было то, что Россия за 1800—1860 гг. чрезвычайно отстала в своем экономическом росте от капиталистических стран Запада. Удельный вес России в совокупной выплавке чу¬ гуна пятью странами (Англия, США, Германия, Фран¬ ция, Россия) снизился за 1825—1860 гг. с 15% до 5%. Россия обладала огромными естественными запасами минерального топлива, но в условиях крепостного строя могли появиться лишь некоторые зачатки угольной и нефтяной промышленности. Даже в потреблении хлопка, усиленно возраставшем в последнем 25-летии перед реформой, России отставала от стран Запада. Ее удельный вес в совокупном потреблении хлопка пятью странами снизился с 6% (1835 г.) до 5% (в 1860 г.). Удельный вес России в мировом промышленном про¬ изводстве по имеющимся ориентировочным показате¬ лям составлял в 1860 г. 1,72% и уступал Франции 79
в 7,2 раза, Германии в 9 раз и Англии в 18 раз96. Кре¬ постная экономика делала невозможным создание сети железных дорог, без которых в условиях России разви¬ тие капитализма не могло дойти даже до того уровня, который был достигнут в других странах на основе внут¬ ренних водных и морских путей сообщения. Повышение экспорта хлеба во второй трети XIX в. еще не означало повышения производительности сель¬ ского хозяйства,— вывоз усилился в значительной мере за счет разорительной эксплуатации крестьян, о кото¬ рой говорилось выше. Грозная перспектива, открывшаяся для России по¬ сле поражения 1855 г., произвела большое впечатление на все слои общества и на правительство. Это, естест¬ венно, стимуЛИровало подготовку отмены крепостного права, однако не могло стать решающей причиной пере¬ мены. Нужны были реальные материальные и социаль¬ ные силы, способные совершить переворот. Каковы >ке были эти силы? Ответ на этот вопрос в советской историографии всегда занимал видное место, причем в нем заметна существенная эволюция. Раньше главной движущей силой выставлялся капи¬ тализирующийся помещик-рационализатор97, потом он был почти забыт и ведущее место заняло крестьянство с его антифеодальной борьбой 98. Вопрос стал рассма¬ триваться шире, когда тема реформы стала сопрягаться с темой о предшествующей ей революционной ситуа¬ ции ". В круг факторов, приведших к реформе, вошло и 96 Статистические данные взяты из книг: «Мировые экономиче¬ ские кризисы», J. м., 1937; Л. А. Мендельсон. Теория и исто¬ рия экономических кризисов и циклов, т. II, Статистические прило¬ жения. М., 1958. 97 В. И. Пичета. История народного хозяйства в России XIX—XX вв. М, 1923; Н. А. Р о ж к о в. к вопросу об экономиче¬ ских причинах падения крепостного права в России.— «Из русской истории», т. II. Пг., 1923; Б. Д. Греков. Хозяйственное состояние России накануне выступления декабристов.— «Бунт декабристов». М., 1926. 98 С. А. М о р о х о в е ц. Крестьянская реформа в освещении М. Н. Покровского.— «Против исторической концепции М. Н. Пок¬ ровского», ч. 1. М., 1939; Н. А. Ц а г о л о в. Очерки русской экономи¬ ческой мысли периода падения коепостного права. М., 1956. М- В- Нечкина. Революционная ситуация в России на исходе . х ,ТЛачала 1860-х годов.— «Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг.» М 1960. 80
заняло первое место нарастание несоответствия между характером производительных сил и господствовавшими производственными отношениями (Н. М. Дружинин) 10°. Современная концепция причин и движущих сил ре¬ формы 1861 г., как она излагается в общих курсах ис¬ тории России, в основном состоит в следующем. В основе лежат продвижения в технике и экономи¬ ке крупной промышленности и транспорта, в меньшей мере — в сельском хозяйстве. Эти успехи олицетворяют собой тенденцию развития производительных сил, но ус¬ пехи эти недостаточны, в чем выражается ограничиваю¬ щее воздействие старых производственных отношений, которые, таким образом, в период кризиса вступили в конфликт с технико-экономическим прогрессом. Следу¬ ющим фактором, ведущим к ниспровержению старого порядка, объявляется крестьянское движение, возросшее на почве обострения нужды эксплуатируемых классов выше обычного уровня. Революционный лагерь чрезвы¬ чайно усиливался энергичной деятельностью идеологов крестьянства. Навстречу усилению прогрессивного лаге¬ ря шло брожение в кругах буржуазии и дворянства, в которых распространилось недовольство правительст¬ вом ввиду его неспособности преодолеть отставание в хозяйственной, административной, военной и других об¬ ластях государственной жизни. Это недовольство нашло отклик в правящих верхах, возник кризис традиционной крепостнической политики. Схематически изложенная здесь обычная трактовка причин, приведших к кризису крепостной системы и к ее отмене, подводит итог длительным исканиям нашей ис¬ торической наукой правильного решения важного вопро¬ са истории России XIX в., и, несомненно, она выгодно отличается от предыдущих решений учетом многообраз¬ ных факторов и в том числе особенно классовой борь¬ бы в годы подготовки и проведения реформ. Эта концеп¬ ция стоит несравненно ближе к ленинскому пониманию обстоятельств, приведших к реформе 1861 г., чем то по¬ нимание вопроса, которое имело место на заре совет¬ ской историографии. * * 100 Н. М. Дружинин. Конфликт между производительными силами и феодальными отношениями накануне реформы 1861 г.— «Вопросы истории», 1954, № 7. 81
Но с высоты достигнутых успехов обнаруживаются и некоторые недостатки схемы. Прежде всего некоторые предварительные вопросы. Реформа 1861 г. оказалась переломным моментом между двумя формациями, она вырабатывалась в -период революционной ситуации, она сама явилась побочным продуктом революционней борь¬ бы. Анализировать перемены такого содержания и зна¬ чения— это значит прежде всего выяснить, какой обще¬ ственный класс вел эти преобразования, чьим интересам они отвечали, на какие материальные силы они опира¬ лись. «Чтобы оценить революцию действительно по-мар¬ ксистски, с точки зрения диалектического материализ¬ ма,— писал В. И. Ленин,— надо оценить ее, как борьбу живых общественных сил, поставленных в такие-то объ¬ ективные условия, действующих так-то и применяющих с большим или меньшим успехом так)ие-то формы борь¬ бы» 101. Известное «родство» реформы и революции (при всей их противоположности) позволяет применить это важное ленинское методологическое указание и к изуче¬ нию реформы 1861 г. Подходя с соответствующим запро¬ сом к изложенной выше концепции, мы сразу же обнару¬ живаем в ней определенные изъяны. Один общий недостаток состоит в том, что трудно уясняется, как сочетаются между собой отдельные части концепции. В каком отношении нарастание несоответст¬ вия между характером производительных сил и фео¬ дальной системой стало к развитию социальных проти¬ воречий и общественному движению? Какой класс был более всего заинтересован в ликвидации или хотя бы в ограничении этого несоответствия? Кто вел борьбу за торжество нового? На все эти вопросы нелегко отве¬ тить, исходя из распространенной теперь схемы движе¬ ния России к реформе. Воссоздаваемая в литературе картина противоречий между развитием производительных сил и старыми про¬ изводственными отношениями ко времени складывания революционной ситуации не создает впечатления боль¬ шого накала, ведущего к революционному взрыву. Это в значительной мере объясняется тем, что при исследо¬ вании этой проблемы теряются из виду по крайней мере две важные сферы проявления указанного противоречия. 101 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 43. 82
Противоречие между производительными силами и производственными отношениями необязательно долж¬ но проявляться в масштабах лишь национальной эко¬ номики, оно может существовать и в международных экономических связях, особенно в период укрепляю¬ щейся капиталистической системы, для которой харак¬ терно нарушение национальной замкнутости. Конкурен¬ ция на мировом рынке русского и английского металла, русского и американского хлеба, русских и польских шерстяных изделий и т. д. и система правительствен¬ ных мер для искусственного поддержания русского, уже часто нерентабельного, промышленного производства (таможенные пошлины и пр.) свидетельствовали об отставании российской экономики. При отсутствии же¬ лезных дорог русский хлеб не поступал с достаточной быстротой в морские порты и реализовался на мировом рынке по невыгодным ценам. Во всем этом следует ви¬ деть одно из проявлений противоречий между ростом производительных сил и старым общественным по¬ рядком. И другое. Производительные силы— это не толькр мертвый инвентарь и сырье, это также трудящиеся и их рабочая сила. Отсюда следует, что условия труда яв¬ ляются факторами развития производительных сил. Это значит, что задержка переселения крестьян в места бо¬ лее производительного применения их труда, задержка их на барщине вместо более продуктивного оброка, за¬ прещение со стороны помещика заниматься той трудо¬ вой деятельностью, которая могла бы оказаться наибо¬ лее эффективной, а также все другие многочисленные препоны, которые ставили крепостники, затрудняя про¬ изводительное использование как людской физической силы, так и их производственных навыков,— все это есть главное и наиболее массовое проявление несоот¬ ветствия производительных сил и производственных от¬ ношений. Учет этого обстоятельства имеет двоякое значение: он, во-первых, расширяет и усиливает наше представ¬ ление о конфликте как о глубинном основании кризиса феодальной формации и, во-вторых, облегчает связь яв¬ лений в области производительных сил с широкими со¬ циальными процессами. 83
При изучении переломной эпохи в центре нашего внимания должна стоять «борьба живых общественных сил» (Ленин). Присмотримся к этим «живым обществен¬ ным силам». Какие из них были главными двигателями отмены крепостного права? Отвечая на этот вопрос в статье, посвященной отмене крепостного права, Ленин писал: «Революционеры — вожди тех общественных сил, которые творят все преобразования»102,— подразумевая в данном случае под революционерами вождей крестьян¬ ской демократии, под общественными силами — кресть¬ янство, под преобразованиями — отмену крепостного права и следующие за ним преобразования сословно¬ административного строя. Так уже Лениным был решен поставленный нами вопрос: основной движущей силой преобразований было крестьянство во всей своей массе. Говоря так, мы отнюдь не забываем, что крестьян¬ ство не было революционным классом в полном смысле слова. Первейшее значение имели стихийно развивав¬ шиеся процессы в крестьянском хозяйстве, разрушав¬ шие самую основу феодально-крепостнической экономи¬ ки. Поскольку демократическое движение было предста¬ влено главным образом разрозненными крестьянскими выступлениями, отмена крепостного права стала делом крепостников и самодержавного правительства; падение крепостного права произошло не путем революции, а пу¬ тем крепостническй реформы. Крестьянское антикрепостническое движение заняло подобающее место при описании фактов, приведших к реформе, что является важным завоеванием советской историографии. Но это не означает, что историческая роль крестьянства в годы подготовки реформы опреде¬ лена и описана достаточно полно. Экономическая осно¬ ва крестьянского движения в наших исторических рабо¬ тах еще недостаточно смыкается с темой конфликта между старыми производственными отношениями и рас¬ тущими производительными силами, движение описыва¬ ется преимущественно лишь как ответ на притеснения помещика. Между тем при достаточно точном и широ¬ ком рассмотрении этого явления такая характеристика не может быть оценена как исчерпывающая. 102 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 179. 84
По мере развития торговли и промышленности «круг освобождения крестьянства» расширялся, что служило основой для кризиса крепостничества103. Власть по¬ мещика (имеются в виду развитые промышленные райо¬ ны) теперь была уже бессильна предотвратить расши¬ ряющийся выход крестьян из закрепощенной деревни и вообще процесс высвобождения крестьянства из сферы крепостного хозяйства. Долговременный выход крестьян из закрепощенного поместья становился широко распро¬ страненным явлением. Наблюдательные современники подметили, что «дома» сидят только старики, бабы и дети, а «мужики в расцвете лет зарабатывают хлеб на чужбине», являясь домой «почти на побывку»104. Многочисленны свидетельства о сильно увеличившемся притоке крестьян в города, где они пребывали на раз¬ личных основаниях, постоянно и временно. Уменьшение количества крепостных людей, которыми фактически мог¬ ли располагать их владельцы, было очень велико по многим губерниям 105. В слабой степени отторжение кре¬ стьян от власти помещика зарегистрировалось и в офи¬ циальной документации: если в годы VIII ревизии в ок¬ ладной книге 1835 г. было зарегистрировано 38,7 тыс. душ крепостных крестьян, перешедших в неокладные звания, то по IX ревизии в окладной книге 1851 г. (вторая половина) их было отмечено уже 394,3 тыс. че¬ ловек. В той мере, насколько крестьянин. освобождал¬ ся от крепостной зависимости, он мог утверждать себя на новых хозяйственных началах — становиться работни¬ ком промышленного предприятия, трудиться в промыш¬ ленной транспортной или какой-нибудь другой артели, наниматься на временные или постоянные сельскохозяй¬ ственные работы, заводить собственное мелкое производ¬ ство, иногда делаться капиталистическим предпринима¬ телем. В любом случае это было движением, означаю¬ щим одновременно фактическое укрепление экономиче¬ ской самостоятельности, а также одновременно развитие производительных сил общества. 103 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 76. 104 В. И. Даль. Хлеб, соль и явь.— «Русские повести XIX в. 40—50-е гг.», т. I. М., 1952, стр. 653. 105 Л. А. Сведения о положении крестьян к концу Крымской кампании (по официальным данным).— «Архив истории труда в России», кн. 10. Пг., 1923, стр. 130—131. 85
Есть основание утверждать, что движение крестьян в предреформенные годы обусловливалось не только усилением крепостнического гнета, что, например, под¬ тверждается богатыми материалами ценной публикации по крестьянскому движению 1857—1861 гг. Обобщая крестьянские требования этого времени, ре¬ дактор сборника «Крестьянское движение в России в 1857 — мае 1861 г.» писал следующее: «Помимо значи¬ тельного увеличения численности характерной особен¬ ностью крестьянских движений в годы первой револю¬ ционной ситуации является борьба не только „за волю“, но и весьма четко проявлявшаяся борьба „за землю“, и не только надельную, но в ряде мест и за землю, нахо¬ дившуюся под барской запашкой» 106. Только небольшая часть материалов этого сборника говорит о выступлени¬ ях крестьян против новых притеснений помещиков. По наблюдениям В. А. Федорова, специально обследовавше¬ го крестьянские требования, крестьяне добивались отме¬ ны всех феодальных повинностей, требования свобод за¬ вершают эту «программу» 107. Конечно, утверждение об активном характере движения крестьян не противоречит тому, что поводом для выступлений могли быть притес¬ нения помещиков. Крестьяне добивались личной свободы, но вместе с тем фактически боролись и за свободное развитие про¬ изводительных сил, поскольку, как говорилось выше, за¬ крепощенное состояние непосредственных производите¬ лей служило главным препятствием в расширении про¬ изводства материальных благ. Напомним, что Ленин от¬ носил еще к предреформенному времени начало борьбы революционных сил за так называемый американский путь развития. Отношение дворянства к ликвидации крепостного права было противоречивым. Дворянское правительство как выразитель общеклассовых интересов помещиков было вынуждено к преобразованию военным поражени¬ 106 «Крестьянское движение в России в 1*857 — мае 1861 г.» М., 1963, предисловие (автор С. Б. Окунь), стр. 16. 107 В. А. Федоров. Требования крестьянского движения в начале революционной ситуации до 19 февраля 1861 г.— «Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг.» М., 196'Э, стр. 137—139. 86
ем и усиливавшимся движением крестьян. В своей преобладающей части помещики были противниками ликвидации феодальных отношений. Все же это не зна¬ чит, что у части дворянства не имелось собственных, органических стимулов к реформе. Постепенной эволюции дворянских поместий (усо¬ вершенствование системы полеводства, устройство пред¬ приятий по переработке сельскохозяйственных продук¬ тов, применение машин, наем рабочих) теперь перестали придавать такое значение, как это было назаре совет¬ ской историографии, вплоть до полного исчезновения его из ряда факторов, приведших к реформе. Последнее, ко¬ нечно, неправильно, поскольку помещичье предпринима¬ тельство все же имело место и оно не могло не стал¬ кивать отдельных представителей дворян со старым строем. Но это обстоятельство не было главной при¬ чиной реформ. Существеннее другой ряд причин, заставлявших по¬ мещиков задуматься о реформе. При несомненной эко¬ номической зависимости -между крестьянами и помещи¬ ками, уделом и его крестьянами глубокие социальные и экономические процессы, имевшие место в деревне, не могли не отразиться на хозяйстве самих феодальных владельцев. Отсутствие прироста в числе людей, которы¬ ми мог непосредственно располагать помещик, и дегра¬ дация крестьянских хозяйств в районах помещичьего земледельческого предпринимательства делали прежние взаимоотношения между .классами крайне затруднитель¬ ными,— возникала настоятельная необходимость в их модификации. Здесь следует учитывать, во-первых, дове¬ дение помещиками крестьянских хозяйств до такой сте¬ пени обнищания, что они теряли способность нести тяг¬ ло, и, во-вторых, вынужденное реагирование феодально¬ го владельца на внутренние процессы в самой деревне — на длительный уход крестьян на сторону, разорение большой части крестьян и т. д. Весьма интересны повто¬ ряющиеся наблюдения исследователей о существенных новшествах в экономических взаимоотношениях помещи¬ ков и крестьян в кризисные десятилетия, выражавшие¬ ся в том, что помещик в невиданных ранее масштабах был вынужден давать многим своим крестьянам (иногда принудительно) не только землю, но и ссуду посевным материалом, рабочим скотом, деньгами и т. д.; он не 87
останавливался ,и перед перераспределением рабочей силы между крестьянскими хозяйствами 108. Помещик все более вынужден был вкладывать день¬ ги и другие материальные ресурсы в крестьянское хо¬ зяйство, что повышало его издержки на производство товарной шродукции и изменяло его положение на рын¬ ке. В регулярных ссудах крестьянам нельзя не видеть предвестия характерного для пореформенного отрабо¬ точного хозяйства присоединения ростовщичества к ста¬ родавним, феодальным поземельным отношениям 109 110. У ряда помещиков наметилось еще в дореформенное время стремление частным образом «отделаться» от сво¬ их крестьян. Особенно усилилось это в последние пред- реформенные годы. Шереметьев специально обращался с воззванием к крестьянам, предлагая им идти на выкуп; одна рядовая помещица истязала своих крестьян, чтобы принудить их 'К тому же; помещик! Юсупов придумал ряд мер, которые историк К. В. Сивков метко охарак¬ теризовал как попытку предупредить реформу, и т. д. ис Таким образом, идея отмены крепостного права явно на¬ зревала в помещичьей среде, причем даже в той ее ча¬ сти, которая не отличалась своими гуманными чувства¬ ми и своими хозяйственными наклонностями,— это было следствием стихийного и органического процесса рас¬ пада феодальных общественных связей. Все еще требует дальнейшего исследования вопрос об отношении буржуазии к кризису крепостничества. Нет сомнения, что она принципиально не могла положи¬ тельно относиться к господствовавшему общественному 108 А. Н. Насонов. Из истории крепостной вотчины XIX в. в России.— «Известия АН СССР*, 6-я серия. Л., 1926, т. II, № 7— 8; И. Т. Козлов. Расслоение крестьянства в барщинной и оброч¬ ной вотчинах России 20—50 гг. XIX в.— «Ученые записки Вологод¬ ского педагогического института», вып. 3. Вологда, 1942: Г. Т. Р я б¬ к о в. Тормозящее влияние крепостного права на расслоение кресть¬ ян в смоленских вотчинах Барышниковых в первой половине XIX в.—«Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1960 г.» Киев, 1962. См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 517. 110 К. Н. Щепе то в. Крепостное право в вотчинах Шеремете¬ ва. М., 1947, стр. 179; Б. Романо в. Эпизод из хозяйственной жиз¬ ни крепостной вотчины 19 в.— «Архив истории труда в России», 1921, вып. 1; К. В. Сивков. Очерки по истории крепостного хо¬ зяйства и крестьянского движения в России в первой половине XIX в. М., 1951. 88
укладу, но так же несомненно и то, что она отнюдь не спешила с ниспровержением феодально-самодержавно¬ го строя, предпочитая эволюционный путь. Конечно, при чрезвычайно большом различии социальных фигур, об¬ нимаемых понятием «буржуазия»,—от мелкого деревен¬ ского лавочника и зажиточного кустаря до фабриканта и капитализирующегося помещика, проявление их обще¬ ственных настроений не могло не быть весьма различ¬ ным. Известны многие 'случаи, когда в руководстве на¬ родными антифеодальными выступлениями заметную роль играли зажиточные круги деревни и города. Все же, как правило, они уклончиво относились к реши¬ тельным насильственным действиям и не прочь были ис¬ пользовать свою близость к помещику и администрации в корыстных целях, иногда предавая рядовую массу. Для объяснения причин нереволюционности русскрй буржуазии обычно приводится факт большой зависимо¬ сти ее от самодержавия и помещиков, а также факт большого удельного веса в ней торговой, а не про¬ мышленной буржуазии. Указание это правильно, но к нему может быть присоединено и другое соображе¬ ние. Преимущественное распространение капитализма вширь (наряду с распространением вширь и феодализ¬ ма), а не вглубь до поры до времени сдерживало про¬ тиворечие между новым общественным строем и старым укладом, а следовательно и умеряло оппозиционность носителя этих новых порядков — буржуазии. Указывая на это, Ленин имел в виду пореформенную эпоху111, но в данном случае мы имеем основание с некоторой ого¬ воркой учесть это указание и для дореформенного вре¬ мени, поскольку и тогда имел место факт преобладаю¬ щего распространения капитализма вширь. Фактически главным выразителем буржуазных интересов выступало либеральное дворянство. Обзор социальных сил, приведших к реформе, не мо¬ жет быть полным, если не сказать о самодержавии и бюрократии, поскольку политическая надстройка имела хотя и относительную, но все же значительную самосто¬ ятельность. Укрепление внешнеполитического значения русско¬ го царизма после падения наполеоновской империи 111 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч.. т. 3, стр. 596. 89
в некоторой мере заслоняло для правительственной вер¬ хушки ослаблявшие самодержавие глубинные процессы. До нее с трудом доходило, что надвигавшийся кризис крепостнических отношений неизбежно охватывал и по¬ литическую надстройку. Лишь после того, как самодер¬ жавие не выдержало исторической 'проверки в Крымской войне, сознание кризиса всего строя возобладало в са¬ мой правящей бюрократии. Историческую необходимость отмены крепостного права в тех условиях, когда старая система эксплуата¬ ции в отдельных поместьях еще не исчерпала своих воз¬ можностей, могли понять лишь достаточно широко мыс¬ лящие дворяне. Царизм, отражая коренные интересы правящего класса, обладал достаточной долей самосто¬ ятельности, чтобы :в необходимый момент поступиться повседневными интересами отдельных групп своего клас¬ са во имя удовлетворения коренных интересов класса помещиков в целом. Так возникало известное противоре¬ чие между правящей верхушкой и массой дворянства. Относительная независимость самодержавия от своего класса усиливалась царистскими иллюзиями крестьян¬ ства, на которые монархии можно было опереться. Гибкость самодержавия и бюрократии, как вырази¬ телей общеклассовых интересов помещиков, сказалась в том, что решения о реформе и неотложном начале ее проведения были приняты вопреки воле преобладающе¬ го большинства помещиков. В ходе реформы ее авторы постоянно испытывали на себе давление борющейся за свою свободу народной массы. Однако этого давления не хватало для того, чтобы дело отмены крепостного права перешло с рель¬ сов реформы на рельсы революционного разрешения кризиса старой формации. Более того, в ходе разра¬ ботки реформы руководство перешло от более дально¬ видных деталей к тем, кто прежде всего стремился удов¬ летворить самые алчные домогательства крепостников. Это было возможно «только потому, что революционное движение в России было тогда слабо до ничтожества, а революционного класса среди угнетенных масс вовсе еще не было» 112. 112 В. И. Ленин. Прчн. собр. соч., т. 20, стр. 172. 90
Весьма важно, чтобы история разработки отмены крепостного права — этой важнейшей узловой темы ис¬ тории России периода становления капитализма — рас¬ сматривалась комплексно и в той обстановке, в кото¬ рой она действительно происходила. Конкретно это ука¬ зывает на научную актуальность такой исторической те¬ мы, как революционная ситуация в России 1859— 1861 гг. В связи с этим надо отметить деятельность комиссии по изучению революционной ситуации, создан¬ ной в Институте истории АН СССР и возглавляемой акад. М. В. Нечкиной. В томах трудов этой комиссии содержится много весьма важных статей как общетеоре¬ тического плана (М. В. Нечкиной), так и конкретно-ис¬ торических. Вопрос о причинах того, почему смена формаций в России произошла не революционным путем, а посред¬ ством реформы, проводимой крепостниками, был давно и исчерпывающе решен В. И. Лениным. Слабость рево¬ люционных сил послужила тому причиной. Констатируя это, мы 'вместе с тем должны точнее изучить вопрос о степени этой слабости. Иногда, при разных обстоятельствах, ставят вопрос, не ослабело ли крестьянское движение по сравнению с XVII и XVIII вв., в период крестьянских войн, и почему движе¬ ние Пугачева оказалось последней крестьянской войной в России? 113 Надо заметить, что такая постановка вопроса не сов¬ сем правомерна, так как между крестьянскими войнами не случайно проходили достаточно длинные промежут¬ ки «спокойного» времени и крестьянская война после подъема 1796 г. могла «не успеть» образоваться до ре¬ формы 1861 г. К тому же выход народной энергии в из¬ вестной мере был дан в период Отечественной войны 1812 г. Но мы сознаем, что дело не в «запаздывании» но¬ вой крестьянской войны,— она не могла возникнуть к середине XIX в. по той причине, что эта форма народ¬ ного движения к тому времени изжила себя. 113 Ю. Ю. К а х к. Некоторые общие проблемы истории классо¬ вой борьбы частновладельческих крестьян в период разложения и кризиса феодальной формации.— «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1958 г.» Таллин, 1959, стр. 8. 91
Военного типа движения крестьян XVII—XVIII вв. возникали при активном участии в них казачества. Но в XIX в. казачество в корне переродилось, утеряв остат¬ ки своего социального единства. Вместе с тем казачест¬ во потеряло свое значение организатора крестьянских войн и их главной боевой силы. В конце XVIII —первой половине XIX в. крестьянская война в форме движения Разина или Пугачева была бы анахронизмом — народ¬ ное освободительное движение подходило к новому, бо¬ лее высокому этапу классовой борьбы — к возникнове¬ нию революционной ситуации, которая и сложилась на рубеже 50-х и 60-х годов XIX в. Это обусловливалось, помимо перерождения казачества, также и усилившей¬ ся неоднородностью всей крестьянской массы, а также в некоторой мере ее возросшей опытностью и сознатель¬ ностью: самозванцы не получали в свое распоряжение в такой мере, как раньше, доверчивых и слепо верящих им людей. В движении крестьян начали давать о себе знать про¬ явления нового типа противоречий, обусловленных нача¬ лом капиталистического расслоения деревни, что, конеч¬ но, служило признаком социального прогресса 114 *. Но не¬ обходимо учитывать, что значение и сила народной борьбы, пусть даже во внешне традиционной ее форме, становились совсем другими, когда социальное движе¬ ние, как это было в близкие к реформе десятилетия, проецировалось на обстановку глубоко перерождавшей¬ ся экономики и «кризиса верхов». Но самый существенный признак начавшегося с кон¬ ца XVIII в. нового этапа освободительного движения, придававший ему особую силу, состоял в созревании субъективного фактора. Некоторые зачаточные эле¬ менты идейного осмысления крестьянских нужд и чаяний можно найти в пределах всего XVIII в., но первый этап революционно-демократической идеологии обозначен творчеством Радищева, от которого, через декабристов, 114 Н. М. Дружинин. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева, т. I—II. М., 1946—1958; К- Н. Щепе то в. Указ, соч., стр. 235; И. Д. Ковальченко. Крестьяне и крепостное хо¬ зяйство Рязанской и Тамбовской губерний в первой половине XIX в. М., 1959, стр. 257; П. Г. Р ы н д з ю н с к и й. Движение государст¬ венных крестьян в Тамбовской губернии в 1842—1844 гг.— «Истори¬ ческие записки», кн. 54. 92
ее разработка тянется к революционной «партии» 1850— 1860 гг. Массовое движение и деятельность революцио¬ неров — две составные части антикрепостнической борь¬ бы, но их связь друг с другом выражалась и в случа¬ ях непосредственного влияния на протестующую дерев¬ ню интеллигентов-разночинцев пб-ш Крестьянская и вообще народная антифеодальная борьба в XIX в. утратила свою былую внешнюю бое¬ витость, но для помещика оказывалось более грозным повседневное неповиновение крестьян, которое нельзя было подавить разом с помощью военной силы,— такое движение означало распад самой ткани феодального об¬ щества. Смыкаясь с деятельностью прогрессивной интел¬ лигенции, народная антифеодальная борьба становилась составной частью революционно-демократического дви¬ жения. В XIX в. массовая борьба против феодализма, изме¬ нив само свое качество, значительно усилилась по срав¬ нению с предыдущим периодом. Но она оказалась недо¬ статочна для того, чтобы покончить с феодализмом ре¬ волюционным, т. е. менее мучительным для народа пу¬ тем. Преобразования совершились посредством реформ. * Время между 1861 и 1905 годами Ленин называл осо¬ бым периодом русской истории. «В течение этого перио¬ да следы крепостного права, прямые переживания его насквозь проникали собой всю хозяйственную (особенно деревенскую) и всю политическую жизнь страны. И в то же время именно этот период был периодом усиленного роста капитализма снизу и насаждения его сверху»* 117. В этом большом, установленном Лениным периоде различаются отдельные внутренние этапы. Заметной гранью в капиталистическом развитии России стало на¬ чало 80-х годов XIX в. Первый этап ознаменован завер¬ шением в основном промышленного переворота и проведе¬ нием в жизнь реформы 1861 г. В этом смысле он может считаться переходным к установлению господства капи¬ талистической формации (в России. Вместе с тем двадца¬ 115-иб в Нечкина .Революционная ситуация в России на ис¬ ходе 1850-х — начала 1860-х годов, стр. 10. 117 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 38. 93
тилетие 60—70-х годов относится уже к капиталистиче¬ ской России, что подтверждается такими фактами, как необычайное по размаху железнодорожное строительст¬ во, завершение промышленного переворота, появление отчетливой цикличности в индустриальном развитии, фор¬ мирование рабочего класса, проведение основных преоб¬ разований по реформе 1861 г., энергичное расслоение де¬ ревни. Последние десятилетия XIX — начало XX в. отме¬ чены значительно более ускоренным промышленным развитием и после застоя 80-х годов — глубокими про¬ цессами в сельском хозяйстве, испытавшем на себе силь¬ ное воздействие затянувшегося аграрного кризиса. Это было время перехода русского капитализма в стадию империализма118. Советская историческая наука в изу¬ чении экономики пореформенной России овладела бога¬ тейшим наследием ленинских работ и на этой основе одержала значительные успехи в ее исследовании. Вмес¬ те с тем остается ряд весьма важных общих вопросов капиталистического развития России, по которым долж¬ на еще проводиться значительная исследовательская ра¬ бота. Если для дореформенного времени, как отмечалось выше, необходим международный аспект рассмотрения русской экономики, то для пореформенного времени не¬ обходимость эта ощущается еще сильнее. Напомним, что, по словам Ленина, «патриархальная Россия после 1861 года стала быстро разрушаться под влиянием мирового капитализма» 119. Мы отвергли неправильное представле¬ ние о России как колониальной или полуколониальной стране, но это не значит, что мы отрицаем факт больших вложений заграничных капиталов в русскую промышлен¬ ность и транспорт. Серьезное значение имело и то обсто¬ ятельство, что Россия в своем индустриальном, а отчасти также и аграрном развитии пользовалась техничес¬ кими достижениями более передовых стран. Ускоренно¬ му прохождению Россией стадии становления капита¬ 118 В последнее время было предложено 1890-е годы в развитии капитализма в России именовать периодом «капиталистической ин¬ дустриализации» (К. Н. Т а р н о в с к и й. О социологическом изу¬ чении капиталистического способа производства.— «Вопросы исто¬ рии», 1964, № 1, стр. 127—12$). Однако такое обозначение недоста¬ точно отделяет этот период от предыдущего времени. 1,9 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 39, 94
лизма способствовал тот факт, что здесь отсутствовал продолжительный период развития машинного производ¬ ства, что в России удалось использовать в готовом ви¬ де разнообразные институты, становление которых на Западе происходило в течение веков. Конкретное изучение того, как под воздействием за¬ рубежного влияния ускорялся процесс капиталистиче¬ ского развития России, является важной и далеко не разрешенной еще задачей исторической науки. Международный аспект рассмотрения поможет так¬ же точнее установить действительные масштабы успе¬ хов промышленно-капиталистического развития России на отдельных этапах пореформенного времени. В России капитализм как господствующая система стартовал в 1861 г. с чрезвычайно низкого уровня промышленного развития, что в значительной мере определило последу¬ ющее отставание от основных капиталистических стран Запада. Удельный вес России в совокупном производст¬ ве пяти стран (Россия, Англия, Франция, Германия, США) снизился по выплавке чугуна с 1860 по 1890 год с 5% до 3,7% (к 1913 г.— уже 6,5%) .Доля России в по¬ треблении хлопка пятью странами в пореформенные де¬ сятилетия значительно возросла, с 5% до 7,5% в 1875 г. Однако в последующие 15 лет доля России колебалась на одном и том же уровне — 7,8% и только к 1913 г. увеличилась до 12%. За пореформенное 30-летие удельный вес России в мировом промышленном произ¬ водстве увеличился ориентировочно лишь с 1,72% до. 1,88%. Выпуск продукции был в России в 1890 г. ниже,! чем во Франции, в 4,6 и ниже, чем в Германии, в 7,6- раза. Лишь за последние 23 года, к 1913 г., индекс про¬ мышленного производства России возрос в 3,7 раза. Од¬ нако ее удельный вес в мировом промышленном произ¬ водстве увеличился только до 3,14% 120. Не следует забывать о двух важных особенностях экономического развития страны: о наличии огромных крепостнических пережитков и возможности для капита¬ лизма развиваться не столько вглубь, сколько -вширь, захватывая новые и новые территории, прежде не знав¬ шие или почти не знавшие капитализма. Российский 120 Подсчитано по изданиям: «Мировые экономические кризи¬ сы», т. I. М., 1937; Л. А. Мендельсон. Теория и история эконо¬ мических кризисов и циклов, т. II. М., 1953. 95
капитализм унаследовал большую неравномерность со¬ циально-экономического развития различных районов страны — целые массивы остатков предшествующих фор¬ маций и мелкотоварного производства, которое еще не было проникнуто капиталистическими отношениями. В связи с этим важной задачей исторического исследова¬ ния является вопрос о взаимоотношениях в экономиче¬ ском развитии русского центра и окраин, о типах и пу¬ тях хозяйственного развития России. Другая существенная особенность процесса становле¬ ния русского капитализма заключалась в большой роли в этом государства, которое, будучи дворянским, задер¬ живало ликвидацию крепостнических пережитков, но вместе с тем в силу определенных исторических причин должно было оказывать значительную поддержку капи¬ тализму. На это обстоятельство указывали еще осново¬ положники марксизма, но вопрос о влиянии государст¬ ва на экономику России ib советской историографии ши¬ роко поставлен лишь в недавнее время. Учет всех указанных особенностей развития капита¬ лизма в нашей стране поднимает общий вопрос о типе капиталистической эволюции России. Попытка постанов¬ ки этого вопроса сделана в статье К. Н. Тарновско- го 121. Смена докапиталистических и раннекапиталистиче¬ ских форм эксплуатации зрелыми капиталистическими стала в России длительным процессом, который растя¬ нулся на весь период капитализма и далеко не завер¬ шился к концу его существования. Наряду с вытеснени¬ ем старых форм эксплуатации новыми, широкое распро¬ странение получило сочетание капиталистической экс¬ плуатации с этими старыми формами и их консервация. Одновременно продолжался процесс первоначального накопления капитала, который сплетался с социальными взаимоотношениями, характерными для зрелой капита¬ листической системы. Сочетание разных форм экономического пнета приво¬ дило к тому, что в России после реформы преобладали самые грубые формы эксплуатации. Они подкреплялись 121 К. Н. Тарковский. О социологическом изучении капи¬ талистического способа производства.— «Вопросы истории», 1964, № 1. 96
политическим бесправием и подавлением самостоятель¬ ных выступлений рабочих и трудового крестьянства. На основе форм эксплуатации старого типа развива¬ лась характерная для российской периферии торгово¬ промышленная буржуазия. Она оставалась в сфере тор¬ говли или, не покидая этой высокодоходной сферы, сов¬ мещала ее с промышленным предпринимательством местного, а подчас и российского значения. Крупный промышленный, а затем и монополистиче¬ ский капитал в промышленных центрах страны также не чуждался наиболее грубых форм эксплуатации в сфере крупного промышленного производства. Этот капитал широко приобщался и к докапиталистическим формам эксплуатации, в особенности в области заготовок и торговли хлопком, льном, хлебом. Все это оказало огромное влияние на дальнейшее раз¬ витие крупной буржуазии, на укрепление в ней ряда до¬ реформенных особенностей, вместо их изжития в новую историческую эпоху. В социально-политическом отноше¬ нии это означало дальнейшее приспособление крупной буржуазии к политическому господству помещиков, к крепостническим пережиткам в деревне, а затем и к столыпинской их «чистке». Так получает объяснение и реакционность крупной буржуазии, и тот ее особый ха¬ рактер, который В. И. Ленин определил как октябрист¬ ский капитал. При этом Ленин распространял свое опре¬ деление в равной мере как на представителей россий¬ ской монополистической буржуазии, так и на торгово¬ ростовщический капитал в экономике колониальных окраинных районов 122. * * * В заключение подведем краткие итоги изученно¬ сти рассматриваемой в докладе проблемы. Полнее всего в ней исследованы процессы, протекавшие в крупной промышленности. Все же и в этой сфере надлежит выяс¬ нить причины высокой концентрации капиталистическо¬ го производства уже в первой четверти XIX в. Однако мелкое товарное производство, деревенское и городское, 122 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48, стр. 12—13; т. 16, стр. 141; т. 23, стр. 106. 4 Заказ Ns 1531 97
особенно на протяжении XVIII—XIX вв., еще ждет изу¬ чения. Внимание исследователей не привлекало и изуче¬ ние торгово-промышленной политики самодержавия в первой половине XIX в. Обширные задачи 1стоят перед историками аграр¬ ных отношений. Здесь хотя ih накоплен значительный ма¬ териал, но его совершенно недостаточно для прочных вы¬ водов. В первую очередь это относится к крестьянско¬ му, помещичьему и монастырскому хозяйству XVII — XVIII вв. Применительно к XIX в. помещичья деревня изучена значительно слабее, чем государственная, а центральные райо*ны страны — хуже, чем западные и южные. Обращая внимание на эти пробелы, мы позволим себе высказать некоторые соображения о путях их устра¬ нения. Никто не сомневается в необходимости постанов¬ ки локальных тем, но у работ, выполненных изолирован¬ но, по индивидуальному плану и по индивидуальной ме¬ тодике, получается сравнительно скромная отдача в обобщающие труды. Приведем два примера. Советскими историками защищено около 30 диссер¬ таций по подготовке и отмене крепостного права в от¬ дельных губерниях 123. . В них имеется разнообразный статистический мате¬ риал о хозяйстве и положении крестьян, размахе кре¬ стьянского движения и т. д. Однако этот материал не поддается обобщению вследствие различной методики обработки статистических данных и разнородности их состава. Этот упрек можно адресовать и к изучению всероссийского рынка. Таможенные книги обрабатыва¬ лись разными приемами, поэтому авторы исследований сообщали несопоставимые данные, что не дает возмож¬ ности нарисовать общую картину состояния всероссий¬ ского рынка за тот или иной отрезок времени. Кстати, усилия специалистов, изучающих всероссийский рынок на протяжении XVII—XIX вв., распределены далеко не равномерно. Одна из задач, стоящих перед специалиста¬ ми этого вопроса, состоит в том, чтобы наметить кри¬ терии, отличающие всероссийский рынок феодальной эпохи от капиталистического рынка. 123 П. А. 3 а й о н ч к о в с к и й. Проведение в жизнь крестьян¬ ской реформы 1861 г. М., 1958, стр. 455 и след. 98
Назрела необходимость организованной разработки массовых исторических источников по единой методи¬ ке. Важные задачи в связи е этим ложатся на плечи секции Научного совета генезиса капитализма и Комис¬ сии по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР как органов, призванных координировать и на¬ правлять усилия соответствующих специалистов. Назрела необходимость привлечь внимание историков генеалогии. Пора иметь дело не только с обобщенны¬ ми цифрами, но и изучать судьбы конкретных династий крестьян, рабочих, купцов и промышленников на протя¬ жении нескольких столетий. Это поможет решить ряд спорных вопросов, связанных >с генезисом капитализ¬ ма в России. Явно большего внимания к себе требует такой воп¬ рос, как оценка классовой борьбы в феодальный период. Классовая борьба крестьян на протяжении нескольких столетий характеризуется как антифеодальная без чет¬ кой расшифровки этого понятия. Между тем оно имеет два принципиально различных значения: борьбы против феодальной эксплуатации за более свободное положение непосредственного производителя внутри феодального общества и борьбы с теми же феодалами за новые, буржуазные отношения. Остановимся также на ряде существенных проблем, выяснение которых как в теоретическом плане, так и в конкретных проявлениях значительно поможет понима¬ нию общего и специфического в переходном периоде России. К наиболее сложным вопросам в проблематике пере¬ ходного периода принадлежит вопрос о так называе¬ мом первоначальном накоплении. В последние 10—15 лет этот вопрос дискутировался особенно активно. Тем не менее он остается неясным. Едва ли не на каждый не только принципиальный, но и на частный вопрос пробле¬ мы в литературе можно найти диаметрально противопо* ложные ответы. Вопрос о роли насильственных рычагов, используе¬ мых государством для экспроприации непосредственных производителей, и глубинных процессов, обеспечиваю¬ щих эволюционный, медленный путь развития капита¬ лизма, остается дискуссионным. Отсюда разногласия в оценке характера явлений первоначального накопления. 99 4*
Не меньше разногласий выявилось и при попытке оп¬ ределить хронологические грани процесса первоначаль¬ ного накопления — его начальный этап и особенно конеч¬ ный: завершается ли он реформой 1861 г., которая, по оп¬ ределению В. И. Ленина, была «первым массовым наси¬ лием над крестьянством в интересах рождающегося капитализма», чисткой земель для капитализма, или развивается рука об руку с капитализмом до столыпин¬ ской реформы включительно. Существующая литература уже сейчас позволяет указать те пути поисков явлений первоначального на¬ копления, которые, на наш взгляд, можно назвать бес¬ плодными. К ним прежде всего относится попытка рас¬ сматривать первоначальное накопление в России сквозь призму английского варианта, названного Марксом клас¬ сическим. Этот промах в большей или меньшей степени, явно или незримо присущ многим работам, посвящен¬ ным данной теме. Столь же малоэффективным, на наш взгляд, является попытка толковать процесс первона¬ чального накопления в такой мере беспредельно, что в него включаются явления, ничего общего с таковым не имеющие. В основе обеих точек зрения лежит неумение за внешним сходством явлений разглядеть их принципи¬ альное различие. Вследствие этого процессы, по своему существу являющиеся продуктом развития феодальной формации, отнесены к первоначальному накоплению. Например, такие источники первонального накопления капитала на Западе, как расхищение государственных земель, денежные налоги и откупа, система кредитова¬ ния, государственные подряды и поставки в России, в значительной мере были использованы в особенности в XVIII в. для обогащения дворянско-помещичьих верхов, и лишь в весьма скромных размерах стали источником накопления капиталов формировавшейся буржуазией. Весьма значительное в феодально-крепостнической Рос¬ сии государственное вмешательство в экономику, в осо¬ бенности в XVIII в., служило больше консервации старых отношений, чем ускорению формирования капи¬ талистического уклада. Вряд ли правомерно искать первоначальное накопление на Алтайских заводах, при¬ надлежавших царской фамилии и являвшихся класси¬ ческим образцом феодального предпринимательства. 100
Равным образом неприемлема интерпретация фак¬ тов использования труда батраков в отдельных хозяй¬ ствах, а также пауперизации крестьян как проявлений первоначального накоплен1ия. Здесь необходим строгий отбор явлений, изучение перспектив их развития, ибо со временем беглый и деклассированный элемент деревни •вновь попадал в орбиту феодальных производственных отношений. Совершенно очевидно, что временная утрата крестьянином средств производства, не составляет про¬ цесса первоначального накопления, она не «ведет к уста¬ новлению капиталистических отношений. Но самым существенным 'недостатком в изучении проблемы, который, кстати, породил немало недоразу¬ мений, является отсутствие сквозных работ, рассматри¬ вающих проблему в целом и особенно на протяжении XIX в., когда спорадическое проявление первоначального накопления сменяется хотя и медленным, но более или менее непрерывным процессом экспроприации .непосред¬ ственных производителей. Главной и в то же время спе¬ цифической фигурой этого процесса становится оброчный крестьянин. Показать незавершенность отделения оброч¬ ного крестьянина от средств производства, вскрыть влияние разнообразных факторов на этот процесс, ис¬ следовать «механизм» постепенного превращения кре¬ стьянина в кадрового рабочего — таковы ближайшие исследовательские задачи при изучении данной проб¬ лемы. Ряд задач встает при изучении второй стороны про¬ цесса первоначального накопления, а именно накопле¬ ния денежных богатств для развития промышленного капитализма. Такие вопросы, как формирование буржу¬ азной собственности, роль неэквивалентного обмена и сибирской золотопромышленности в накоплении капи¬ талов, определение удельного веса национальных бо¬ гатств, поступавших в распоряжение дворянства и фор¬ мировавшейся буржуазии, еще ждут пристального ис¬ следования. К числу первоочередных проблем, к которым долж¬ но быть приковано внимание исследователей, мы отно¬ сим также сложную и достаточно запутанную проблему возникновения абсолютизма в России. В литературе бо¬ лее или менее обстоятельно изучены внешние атрибуты абсолютизма: эволюция приказной системы и замена ее 101
коллегиальной, создание регулярной армии, зарождение бюрократии и т. д. Однако выяснение социально-эконо¬ мических предпосылок перехода к абсолютной мо¬ нархии до сих пор является одной из первоочередных задач советской исторической науки. Марксистская ис¬ ториография вопроса еще далека от того, чтобы вскрыть социальные истоки русского абсолютизма, показать его специфику и проследить его «шаги» на пути превраще¬ ния феодальной монархии в монархию буржуазную. Не увенчалась успехом попытка объяснить формиро¬ вание абсолютизма в России путем механического пере¬ несения на русскую почву известных формул К. Маркса и Ф. Энгельса относительно условий возникновения аб¬ солютной монархии в странах Западной Европы 124. Об отсутствии в России «современного класса — буржуазии» в XVII — начале XVIII в., т. е. в период оформления абсолютизма, было сказано ранее. Тщетными оказались попытки подкрепить фактами ситуацию, при которой ку¬ печество выступало бы в роли противовеса дворянству. Тем более ни на чем не основано утверждение самого радикального сторонника этой концепции о том, что рус¬ ский абсолютизм петровского времени осуществлял «дву¬ единую политику», служил «двум господам с явным предпочтительным уклоном в сторону .нарождающейся буржуазии» и даже осуществлял антифеодальную по¬ литику 125. Малоубедительными представляются поиски усло¬ вий возникновения абсолютизма во внешнеполитиче¬ ских факторах истории России, попытки применить ста¬ линскую формулу о внешней опасности к более поздне¬ му времени. 124 К. Маркс: «...абсолютная монархия возникает в переходные периоды, когда старые феодальные сословия приходят в упадок, а из средневекового сословия горожан формируется современный класс буржуазии, и когда ни одна из борющихся сторон не взяла еще верх над другой» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 306). Ф. Эн¬ гельс: «В виде исключения встречаются, однако, периоды, когда борю¬ щиеся классы достигают такого равновесия сил, что государственная власть на время получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам, как кажущаяся посредница между ними. Такова аб¬ солютная монархия XVII и XVIII веков, которая держит в равновесии дворянство и буржуазию друг против друга...» (там же, т. 21, стр. 172). 125 Б. И. Сыромятников. Регулярное государство Петрч Первого и его идеология. М.— Л., 1943, стр. 65, 122—124. 102
В последнее время приобретает популярность кон¬ цепция, объясняющая утверждения абсолютизма обост¬ рением классовой борьбы — городскими восстаниями и крестьянскими войнами. Но объяснить оформление абсо¬ лютизма классовой борьбой, значит ничего не объяс¬ нить, ибо известно, что всякое государство, в том чис¬ ле и абсолютистское, является продуктом классовой борьбы. Подобное объяснение не раскрывает специфиче¬ ских черт той социально-экономической среды, которая привела к установлению абсолютистской, а не иной формы государства. Степень изученности проблемы позволяет заявить лишь в самой общей форме, что русский абсолютизм был формой феодальной монархии, представлявшей ин¬ тересы дворянства. Так называемая «буржуазная» поли¬ тика абсолютизма вытекала прежде всего из интере¬ сов дворянства, являлась средством укрепления его по¬ ложения в феодальном обществе страны. В отдельных случаях абсолютизм шел навстречу домогательствам буржуазии, создавал некоторые условия для ее разви¬ тия, но и в этих случаях его меры не шли вразрез с коренными интересами дворянства. Вместе с тем В. И. Ленин подчеркивал «громадную независимость» самодержавия, его способность лавировать между про¬ тиворечивыми интересами различных классов. Нам представляется, что для изучения абсолютизма немаловажное значение имеет выяснение конкретных проявлений неподвижности массы крестьянства и мел¬ ких производителей вообще, исследование способности российской бюрократии накапливать политический опыт и приспосабливаться к изменяющимся социально-поли¬ тическим условиям. Исследование истории абсолютизма должно вестись в непосредственной связи с развитием в стране крепостничества, с учетом размеров террито¬ рии и т. д. Проявляющийся в последнее время интерес к политической истории России является гарантией то¬ го, что эта проблема будет исключена из числа нере¬ шенных.
ДИСКУССИЯ Е. М. ЖУКОВ Уважаемые товарищи! Проблематика Научного сове¬ та, который сегодня собрался на свое пленарное заседа¬ ние, лежит, как вы знаете, на грани сюжетов истории и социологии. Изучение общих закономерностей развития общества в основном входит в предмет марксистской со¬ циологии. Однако, разумеется, и история, как наука, также не может существовать без исследования общих законов общественного развития. Разница в подходе со¬ циологий и истории к общему объекту исследования за¬ ключается в том, что «социология (выявляет и выделяет преимущественно то общее, типическое, что присуще процессу всемирной истории, история же концентрирует свое внимание преимущественно на частных проявлени¬ ях общих закономерностей, изучает многообразие путей и форм, в которых протекает общий процесс. История выявляет конкретные модификации общего поступатель¬ ного движения человечества, объясняя его причины. Со¬ вершенно очевидно, что марксистская социология, марк¬ систская историческая наука не могут существовать изо¬ лированно друг от друга — они связаны, они влияют друг на друга, у них единый метод исследования, их выводы обогащают друг друга. Для каждого социолога знание исторического материала необходимо для того, чтобы избежать чрезмерной схематизации процесса развития общества. В свою очередь историк-марксист не может не заниматься теоретическим обобщением, социологиче¬ ским анализом изучаемого материала, иначе он рискует скатиться к бездумной регистрации фактов, к простой описательности. Одной из главных задач нашего Совета и его секций является всемерная систематическая научная разработ¬ ки
ка сложных теоретических проблем исторической .науки. В этих проблемах одно мз первых мест занимает иссле¬ дование путей прогрессивного развития общества, выяв¬ ление движущих причин, механизма, управляющего про¬ цессом глубоких социальных перемен революционного значения. В конечном счете это и есть проблема пере¬ хода от одной социологической формации к другой, про¬ блема поступательного движения человечества. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что наибольшую сложность, наибольшее богатство вариантов дают имен¬ но -переходные формы от одной социально-экономиче¬ ской формации к другой. Здесь поле деятельности, ко¬ нечно, совершенно необозримо. Вопрос о развитии и переходе одной формации в другую охватывает все отра¬ сли, все наши исторические специальности и поэтому важность темы не требует никакой аргументации. Хоте¬ лось бы воспользоваться только удобным случаем, что¬ бы привлечь внимание собравшихся к трудностям, без преодоления которых вряд ли можно добиться разреше¬ ния стоящих перед историками сложных задач. Первая трудность, вполне объективного порядка, за¬ ключается в неполноте наших знаний. Конечно, многие проблемы, которые мы должны разрешить, еще не могут быть поставлены во всей полноте без привлечения до¬ полнительного материала. Между тем наши исследования многих вопросов очень неравномерно развиваются: неко¬ торые мы знаем лучше, некоторые знаем хуже, а кое- что вообще не знаем. Поэтому естественно, что обязанностью нашего Сове¬ та и его секций является определение конкретных проб¬ лем, вернее, тем, по которым необходимо в ближайшее время развернуть исследовательскую работу, привлечь внимание историков к проблемам, требующим прояс¬ нения. Если при подходе к проблеме генезиса феодализма и капитализма у нас встречается немало нерешенных, неясных и спорных вопросов, то еще больше 'неясных моментов оказывается при соприкосновении с самыми ранними (временами развития человечества. За послед¬ нее время стало модным подвергать сомнению обосно¬ ванность марксистской историографии о прогрессивной смене в ходе всемирно-исторического процесса пяти со¬ циально-экономических формаций. Особенному обстре¬ 105
лу подвергается одна формация. В (известной степени возникшие сомнения «в существовании рабовладельче¬ ского строя проистекают, по вашему мнению, от недо¬ статочной, слабой изученности конкретного материала. Требуется выяснить роль общины в большей степени, чем это сейчас имеет место, и т. д. Но дело, конечно, не только IB этом. Я должен заметить, что источником повышенного скепсиса, характерного для известной части нашей науч¬ ной молодежи, нередко является чисто догматическое восприятие некоторых исходных теоретических положе¬ ний, какими мы пользуемся, неумение подойти к этим об¬ щим понятиям диалектически. Конечно, всякая догматизация никогда не способст¬ вует подлинной убежденности. Молодые исследователи особенно охотно откликаются на призыв «подвергать со¬ мнению». Однако полезно разъяснить прежде всего то, в чем сомневаешься, иначе говоря, действие лозунга «подвергай все сомнению» следует применить прежде всего к субъекту: подвергай сомнению свое собственное сомнение, свою способность и компетентность сомневать¬ ся. Но мы обязаны расширить наше познание для того, чтобы иметь возможность разъяснить объективность марксистско-ленинских законов нашего учения о про¬ грессивной смене социально-экономических формаций. Вероятно, мы не сможем бросить большой отряд на¬ ших ученых на уточнение проблем, связанных с орга¬ ническими формами общественного развития, но мы име¬ ем возможность мобилизовать не очень большой, но вполне квалифицированный отряд специалистов — ан- тичников, археологов, востоковедов, этнографов для то¬ го, чтобы с их помощью получить ответы на многие кон¬ кретные .вопросы, остро интересующие нас, поскольку они имеют прямое отношение к научному пониманию столь важных мировоззренческих проблем, как классооб- разование, происхождение государства и права, первич¬ ные формы распределения труда и т. д. Вторая трудность, которую можно охарактеризовать как трудность скорее ’субъективного порядка, которую, стало быть, легче преодолеть, состоит в довольно рас¬ пространенном одностороннем понимании специфики главного объекта нашего исследования — специфики со¬ циально-экономических формаций. 106
В самом деле, что такое формация? Все об этом говорят и знают. Напомню, азбучную истину: обществен¬ но-экономическая формация — это общественный строй жизни людей, имеющий ib своей оано»ве исторически оп¬ ределенный способ производства. Над экономической основой возвышается сложная система надстроек: по¬ литическая система, идеология и т. д. Итак, социально-экономическая формация — это единство базиса и надстройки. Базис и надстройка,— условно говоря, политика и экономика — взаимозависи¬ мы. Что из этого проистекает? Точно нельзя исследо¬ вать формацию, ее внутренние закономерности, ее дви¬ жение, ее зарождение и гибель, беря в качестве объекта только одну, хотя бы и самую важную сторону, скажем экономический базис. Это не дает нам возможности су¬ дить о формации в целом. Специфика столь сложного объекта исследования, как социально-экономическая формация, в том и состоит, что ее можно изучить, по¬ нять, раскрыть только во взаимодействии всех элемен¬ тов, только в комплексе. Всякий другой подход даст од¬ нобокое и потому неправильное решение. К сожалению, все сидящие здесь знают, что за послед* ние годы у нас обнаружилась явная тенденция отождеств¬ лять социально-экономическую формацию со способом производства, односторонне сводить ее к способу про¬ изводства, по существу отступая тем самым от марк¬ сизма назад, к вульгарному материализму. Между тем разве неизвестно, что даже господствующий способ производства сам по себе автоматически формацию не создает. Ему далеко не всегда и не сразу удается преодолеть стальные оковы враждебной надстройки, сломать надстройку и приспособить ее к своим нуждам. Нужны конкретные условия, целая сумма условий для того, чтобы сложилась социально-экономическая форма¬ ция. Я сознательно говорю о том, что эта трудность явля¬ ется субъективного порядка трудностью. Хотя можно бы¬ ло бы это назвать и иначе — серьезным недостатком, но дело в том, что это трудность, ибо трудно давать ком¬ плексное, синтетическое и всестороннее освещение про¬ блем в изучении любой социально-экономической фор¬ мации. Каждый историк, каждый специалист исследует доступный ему конретный исторический материал 107
и невольно склонен «поднимать» этот материал—ему кажется этот материал наиболее существенным. Это не¬ избежное человеческое свойство, и мы еще не научились по-настоящему рассматривать явления базиса и надст¬ ройки в их подл инном взаимодействии. Мы до сих пор по инерции, очевидно, недооцениваем так называемое обратное воздействие надстройки на базис — воздейст¬ вие политики на экономику, воздействие на машину че¬ ловека и т. д. Поэтому часто упрощаем, схематизируем и выхватываем из общего сложного процесса отдельные стороны, что мешает нам правильно понять процессы в целом. Вы сами понимаете, что когда мы читаем книгу, то вырывание из общего контекста фраз, как бы ни были они для нас заманчивы, не дает возможности судить о концепции автора в целом. Так же нельзя по сумме фак¬ тов определять общий смысл направления историческо¬ го процесса, тем более что нам известно (это наша бе¬ да), что история знает не только поступательное движе¬ ние, но и длительные зигзаги временного попятного дви¬ жения. Поэтому только общая совокупность фактов мо¬ жет дать основание для подлинно объективных оце¬ нок. Попутно напомню, что особенно часто здесь подводят так называемые объективные экономические категории, связанные, например, с непосредственно товарными от¬ ношениями в целом. Они присутствуют во многих фор¬ мациях и можно найти их в самых различных комбина¬ циях в различные эпохи. Отдельные элементы сами по себе не создают еще качественно нового. Н. И. ПАВЛЕНКО Перед коллективом, работавшим над докладом, стоял ряд сложных проблем. В основу комплектования автор¬ ского коллектива был положен принцип единства взгля¬ дов на основные процессы рассматриваемого периода. Еще до начала работы над докладом каждый из членов бригады считал, что эра капитализма в России начина¬ ется со второй половины XVIII в. и что отдельные яв¬ ления капиталистического характера в предшествующее 108
время носили спорадический характер. Но в процессе работы над докладом были выявлены и расхождения во взглядах не только по частным, но и по некоторым общим вопросам. К ним относятся, например, вопрос о первоначальном накоплении в России, а также вопрос об утверждении абсолютизма. По другим вопросам в процессе неоднократных дискуссий нам удалось сбли¬ зить позиции, но все же и здесь оставались разногла¬ сия, например, в понимании кризиса феодально-крепост¬ нической системы, в оценке роли государства и влияния его политики на социально-экономические процессы пе¬ реходного периода. Правда, эти разногласия неравно¬ значны: в первом случае, когда речь идет о существе кризиса, дискуссионным остался существенный вопрос о возможности поступательного развития самого крепост¬ ного хозяйства в предреформенные десятилетия. Во вто¬ ром случае, когда речь идет об обратном воздействии государства на социально-экономическое развитие, раз¬ ногласия касались определения меры этого влияния в период формирования капиталистического уклада. Перед нами стоял также вопрос о наиболее рацио¬ нальном, с точки зрения интересов дискуссии, способе подачи материала. На чем акцентировать свое внима¬ ние? На обстоятельном разборе историографии или на попытке предложить конструктивное решение вопроса? Большинство отдало предпочтение второму пути, что дало нам возможность более или менее обстоятельно изложить свое понимание проблемы и заострить некото¬ рые выводы в интересах дискуссии. Мы учитывали так¬ же, что в последние годы в печати появилось несколько обзорных статей, как бы подводящих итоги изучения то¬ го или иного вопроса в советской исторической науке. Это дало нам право свести историографию вопроса к минимуму, схематически изложив взгляды только тех своих предшественников, которые освещали проблему перехода от феодализма к капитализму в целом, а не в отдельных ее проявлениях. Я об этом говорю, в частности, потому, что на мое имя поступило следующее письмо Н. М. Дружинина: «Глубокоуважаемый Николай Иванович! К сожалению, нездоровье мешает мне быть на сессии. Мою точку зрения Вы знаете. Хочу только высказаться по лично¬ му вопросу. Вы очень преувеличили мою роль в разра¬ 109
ботке проблемы. Формулировка мысли о трех этапах принадлежит В. К. Яцунскому, от которого я ее вос¬ принял и постарался разв1ить. Гораздо больше меня в разработке проблемы сделал Н. Л. Рубинштейн, который первый приурочил появление капиталистического уклада ко второй половине XVIII века, осветил ряд важных вопросов и дал большое исследование о сельском хо¬ зяйстве этого периода. По отдельным вопросам мы с ним спорили, но в основном наши мнения совпадали. Было бы хорошо, если бы Вы в своем вступительном слове се¬ годня отметили и подчеркнули эти необходимые поправ¬ ки. Этого требует научная объективность, которой мы все должны следовать. Желаю Вам хорошо провести сессию». Я повторяю, что заслуги Рубинштейна и многочислен¬ ных других исследователей мы не имели намерения отри¬ цать или недооценивать. Например, мы пользовались их выводами, результатами исследовательских работ. Речь шла о том, что мы сочли возможным или необходимым остановиться на тех работах, которые охватывают весь период, рассматриваемый в нашем докладе. Такие ра¬ боты принадлежат перу немногих исследователей: Н. М. Дружинина, М. В. Нечкиной. Е. И. Заозерской, В. К. Яцунского. Подавляющее большинство ^вопросов, затронутых в докладе, уже давно дискутировалось в литературе. Уча¬ стники дискуссий давали на них ответы, причем в боль¬ шинстве случаев эти ответы не получили общего при¬ знания. Однородные по «своей сущности явления получают не¬ редко диаметрально противоположные оценки. Конечно, дискуссии являются формой развития науки, обеспечи¬ вают продвижение ее вперед. Все это безусловно пра¬ вильно. Но в то же время невольно возникает вопрос, почему при наличии единой методологии столь много разногласий в оценке совершенно одинаковых явлений? В значительной мере это объясняется недостаточной ра¬ ботой над методологическими вопросами. Большой вред наносят существующие в нашей стране пережитки экономического материализма, на что обращалось вни¬ мание в докладах академиков И. Н. Федосеева и Ю. П. Францева и сегодня в выступлении Е. М. Жукова. В подходе к решению вопроса мы стремились призвать по
исследователей к более широкому изучению явлений, к изучению не только технико-экономических сдвигов, но-и социальных процессов, к учету влияния надстроечных сфер на базис. Отрицательное влияние оказывает также узкая спе¬ циализация, когда углубленное изучение локальных воп¬ росов в хронологическом, территориальном или темати¬ ческом плане не дополняется синтезирующими трудами. Последние почти исчезли с книжного рынка. Обобщаю¬ щие труды не восполняют этого пробела, ибо как сам план их построения, так и участие в их написании ог¬ ромного авторского коллектива в значительной степени отражает уровень конкретно-исторического исследова¬ ния того или иного вопроса. Позвольте эту мысль иллюстрировать затянувшимся спором о социально-экономической природе русской ма¬ нуфактуры. Он ведется в нашей литературе свыше 30 лет, по крайней мере трижды принимал форму дискус¬ сии на страницах периодической печати, ему посвящено немало монографий. В ходе дискуссий конца 40-х годов был брошен при* зыв пойти в архивы и изучить источники. В конкрет¬ ном историческом плане сделано много, можно насчи¬ тать около двух десятков монографий, освещающих ис¬ торию русской промышленности. Если сравнить багаж, которым располагали участники дискуссии 1947— 1948 гг., с современными знаниями, то мы обнаружим колоссальную разницу. И тем не менее вопрос по- прежнему остается дискуссионным. Точки зрения, вы¬ сказанные три десятилетия назад, сохраняют свое зна¬ чение и в настоящий момент, хотя, разумеется, за это время в пользу каждой из них высказана дополнитель¬ ная аргументация. Дискуссия о мануфактуре приобрела, таким образом, значение непреодолимого барьера. Хочется обратить внимание на то обстоятельство, что у (историков промышленности в известной мере утрачен исторический подход к оценке явлений. Игнорировались полностью или в известной мере два немаловажных фак¬ тора: перспективы развития мануфактуры и связь ману¬ фактурного производства с феодальной формацией в целом. Специалисты высказывали суждения о мануфакту¬ ре в пределах той отрасли производства или тех ограни¬ ченных хронологических рамок, в пределах которых Ш
велось исследование: за первую четверть XVIII в., за первую половину XVIII в., наконец, за весь XVIII в. Но никто не попытался проследить эволюцию мануфактуры за весь период ее существования. Мануфактура рассмат¬ ривалась в известной мере в изоляции от всех прочих факторов социально-экономической жизни страны: от процессов, протекавших в крестьянском и помещичьем хозяйстве, от промышленной и социальной политики аб¬ солютизма и т. д. Подчас эволюция мануфактуры изображалась не в качестве закономерного процесса, а как результат злой воли бездарных преемников Петра I. Дело здесь не только в том, что объективный процесс развития крепостничества поставлен в зависимость от воли бездарных преемников Петра, но и ib том, что сама эта мысль противоречит историческим фактам. Пере¬ ход мануфактур к использованию принудительного тру¬ да начался при Петре, а при его преемниках этот про¬ цесс получил лишь дальнейшее развитие и оформление. Уже в первой четверти XVIII в. была широко распро¬ странена приписка крестьян к мануфактурам. В 1721 г. был издан указ, предоставлявший промышленникам пра¬ во покупать крепостных крестьян. При Петре, а не поз¬ же, было положено начало закрепощения рабочих ману¬ фактур. Короче говоря, уже при Петре началось ис¬ пользование принудительного труда, уже тогда купе¬ ческая мануфактура эволюционировала от капиталисти¬ ческой к крепостной. Аналогичные замечания можно высказать по поводу спора о социальном расслоении крестьян, спора, кото¬ рый и основном ведется между историками крестьянст¬ ва XVII—XVIII вв. и историками крестьянства первой половины XIX в. В основе дискуссии лежат различия в понимании сущности товарного производства, в оценке роли наемного труда и т. д. Но несомненно, что на ход дискуссии оказывает влияние локальный подход к сущ¬ ности проблемы, утрата интереса к дальнейшим судьбам явления, к определению его удельного веса, к изучению условий, способствовавших или тормозивших его вос¬ производство. Вместо изучения процесса в целом изу¬ чаются его проявления в отдельных районах. Такая по¬ становка, разумеется, тоже правомерна, но неправомерно полученные результаты распространять на всю страну. 112
Тупики в спорах нередко возникают и по другой при¬ чине. Сравнительно-исторический метод видят в том, что берут (высказывание Маркса и Энгельса, относящееся к истории Англии или Франции, и ib лучшем случае зани¬ маются поисками русского своеобразия относительно этого эталона, а в худшем — механически переносят оценки явлений и процессов на Россию. Марксистско-ле¬ нинская методология подменяется цитатами. Характерно, что б литературе последних десятилетий социально-эко¬ номические процессы, протекавшие в России, сравнива¬ ются с английскими. В одной из последних работ К. Н. Тарновского прозвучал призыв обратить внимание на изучение типов общественных отношений. В этом при¬ зыве есть рациональное зерно. На наш взгляд, сравни¬ тельно-исторический метод весьма целесообразен, но за¬ дача состоит не в том, чтобы выискивать в истории России черты, сближающие эту историю с (историей Запада или Востока, а в том, чтобы изучать историю нашей Родины независимо от эталонов, такой, какой она была. Позвольте иллюстрировать бесплодность использова¬ ния западноевропейских эталонов на примере, взятом на этот раз не из социально-экономической, а из политиче¬ ской истории России. Речь идет об условиях или предпо¬ сылках возникновения и развития абсолютизма в Рос¬ сии. И Маркс и Энгельс писали о формировании сов¬ ременного класса буржуазии и разложении старых фео¬ дальных сословий, о равновесии между ними в борьбе друг с другом как ситуации, при которой возникают абсолютные монархии на Западе. Формулы Маркса и Энгельса имеют широкое распространение и в литерату¬ ре о русском абсолютизме, но пока эту формулу не уда¬ лось подтвердить конкретным материалом: мы пока не обнаруживаем фактов, свидетельствующих о наличии равновесия в XVII или XVIII в. между буржуазией как классом капиталистического общества и дворянст¬ вом в России. Если взять законодательство XVII в., то в нем нет ни одного слова о промышленности и промыш¬ ленниках, т. е. о зарождении нового способа производст¬ ва; оно толкует о купцах и торговле, т. е. об институтах, характерных для феодализма. Если мы обратимся к изу¬ чению челобитных, исходящих от представителей так на¬ зываемой буржуазии, то опять-таки обнаружим в них купеческие требования. Равным образом в нашем распо¬ пз
ряжении нет сколько-нибудь убедительных фактов, сви¬ детельствующих б наличии ситуации, при которой так называемая буржуазия выступала бы в качестве проти¬ вовеса дворянству или, наоборот, дворянство конфлик¬ товало бы по какому-нибудь вопросу с купечеством. Не подлежит сомнению, что использование назван¬ ных выше формулировок Маркса, Энгельса, хотя они имеют прямое отношение к политической истории, оказа¬ ло влияние и на разработку социально-экономической проблематики. В самом деле, если налицо абсолютизм, а в его формировании со второй половины XVII в. и ут¬ верждении в петровское время никто не сомневается, то, следовательно, были и социально-экономические предпо¬ сылки в том виде, в каком о них писали Маркс и Эн¬ гельс. Отсюда естественное стремление обнаружить в XVII в. буржуазию, стремление показать упадок фео¬ дальных сословий в России. Число аналогичных примеров можно увеличить во много крат, о многих из них написано в докладе. Несколько замечаний относительно критерия, кото¬ рым мы руководствовались при определении граней как внутри переходного периода, так и применительно ко времени, ему предшествовавшему. В основу были положены качественные различия. Если мы пишем о проникновении товарного произ¬ водства в помещичье хозяйство со второй половины XVIII в., то из этого отнюдь не вытекает отрицание этого производства в помещичьем хозяйстве предшеству¬ ющего времени. Речь идет о том, что со второй полови¬ ны XVIII в. этот процесс приобрел широкий размах и, как показали монографии Н. Л. Рубинштейна и недавно опубликованное исследование Л. В. Милова, охватил це¬ лые экономические районы, а не отдельные хозяйства. Авторский коллектив считает гранью поступательного процесса развития капиталистической мануфактуры 60-е годы XVIII в. Но из этого не следует делать выводы, что мы отрицаем существование отдельных капиталистиче¬ ских мануфактур в предшествующие десятилетия. Кре¬ стьянские войны XVII—XVIII вв. поданы в качестве од¬ нородных явлений, но это не значит, что между кресть¬ янской войной под предводительством И. Болотникова и крестьянской войной под предводительством Е. Пугаче¬ ва нет различий. 114
Мы хотели лишь подчеркнуть, что вслед за последней крестьянской войной наступает новый этап в развитии классовой борьбы. Аналогичными соображениями мы руководствовались при определении граней промышлен¬ ного переворота, разложения феодально-крепостниче¬ ской системы и т. д. И наконец, последнее: мы рассматриваем доклад как основу для обмена мнениями и отдаем себе отчет, что многие вопросы, затронутые в нем, недостаточно аргу¬ ментированы. Одна из задач доклада состояла ib том, чтобы не только подвести итоги по спорным или бесспорным про¬ блемам и изложить понимание переходного периода в целом, но и наметить тот круг вопросов, который нужда¬ ется в разработке как в теоретическом, так и в коню ретно-историческом плане. Думаю, что начинающаяся дискуссия послужит толч^ ком к изучению всех проблем, связанных с переходом от феодализма к капитализму. М. В. НЕЧКИНА Очень отрадно, что такому важному вопросу, как пе¬ реход от феодализма к капитализму в России, посвяще¬ на специальная сессия. Она собрала много интересую¬ щихся, много специалистов. Вопрос назрел. Очень хоро¬ шо, что он изучается. Но я думаю, что организация сес¬ сии едва ли удачна. Выступление только определенной группы товарищей, которые излагают собственную кон¬ цепцию, мне думается, не наилучший способ решения. Для дальнейшей работы я внесла бы предложение — организовывать не «содоклад», а предварительно изда¬ вать две конкурирующие книжки, которые сталкивали бы спорные вопросы и делали бы центром обсуждения имен¬ но спор, а не изложение мнений только одной определен¬ ной группы. Тогда это было бы настоящей дискуссией. Думается, что так организовывать диспут было бы справедливее еще и потому, что все инакомыслящие по¬ ставлены в очень неравные условия с докладчиками: с одной стороны, издана целая книжка, чтобы прочесть ее, нужен не один день, а с другой стороны, дается лишь 115
15 минут для выступления. Согласитесь, что здесь «ра¬ венство» очень условное. Кроме того, скажу, что для ме¬ ня 'сессия была новостью. Я издавна работаю 1над этим вопросом, 1но не была осведомлена и не предполагала, что готовится такое интересное мероприятие, в котором хотелось принять участие. Теперь позвольте перейти к существу дела и очень сжато, по пунктам, высказаться. Я не удовлетворена предложенным докладом. Ду¬ маю, прежде всего, что его тема не совсем отчетливо обозначена. Действительно, речь идет о переходе от фе¬ одализма к капитализму в России. Это предполагает изучение «стыка» двух формаций. Следовательно, оче¬ видно, надо изучить: 1) конечный этап феодализма и 2) начальный этап капитализма. Как же иначе говорить о переходе от феодализма к капитализму?! Между тем предложенный доклад посвящен лишь генезису капита¬ лизма. Это не совсем совпадающие темы. Если же речь действительно идет о переходе от феодализма к капита¬ лизму в России, то, во-первых, дата его недискуссион¬ на — это середина XIX в., ибо в первой половине XIX в. еще идет разложение крепостного хозяйства. Дата пере¬ хода к капитализму не дискуссионна и потому, что все обычно и справедливо полагают, что после крестьянской реформы 1861 г. развивается капитализм, нового тут ничего нет. Ведь под капитализмом мы разумеем не уклад, а формацию. Об этом не спорят. Отсюда ясно, что судить об этой теме было бы луч¬ ше всего специалистам по XIX в., между тем в составе авторского коллектива, который я очень уважаю, все же менее половины специалистов именно по этому вопросу перехода от одной формации к другой,— прочие этого вопроса не изучали, они являются специалистами по бо¬ лее раннему времени. Поэтому я не думаю, чтобы ав¬ торский коллектив в условиях Института истории, распо¬ лагающего очень большими силами по вопросу о перехо¬ де от феодализма к капитализму, был бы составлен наи¬ лучшим образом. Мне кажется, что представленный текст имеет нема ло противоречий. Противоречие первое. С одной стороны, правильно оп¬ ределена суть вопроса как проблема соответствия про¬ изводительных сил производственным отношениям, как 116
проблема перехода старых производительных сил в но¬ вый тип производительных сил и их столкновение со старой формой производственных отношений, которая тормозит их (в то время как на первом этапе она со¬ действует их развитию!). Противоречие между харак¬ тером производительных сил и типом производственных отношений — важнейшее в марксизме, оно правильно формулировано и является важной исходной позицией авторов. Авторы откликаются даже на дискуссию о вос¬ ходящей и нисходящей стадиях феодального разви¬ тия. Но, с другой стороны, излагая не общие позиции, а рисуя конкретную картину развития, авторы представ¬ ляют себе феодализм как стоячую формацию. Самим феодализмом как таковым, его развитием, тем, в каких формах он переходит в нисходящую стадию, что делает¬ ся с феодализмом на стадии нисходящего развития,— этим авторы заняты очень мало, скорее даже вообще не заняты. Проблема соответствия или несоответствия раз¬ вития производительных сил и производственных отно¬ шений, поставленная Марксом в работе «К критике по¬ литической экономии» и во многих других работах Марк¬ са и Энгельса, фактически забыта авторами. Они не дер¬ жат ее в центре исследовательского внимания, они не задаются вопросом — содействуют или препятствуют данные производственные отношения развитию произво¬ дительных сил. На этот вопрос (а он основной!) вы отве¬ та не встретите. Производственные отношения и произ¬ водительные силы вообще не становятся у авторов кри¬ терием оценки. Методика определения этого также ни¬ где не предложена. Этих важнейших вопросов просто нет, и в этом суть первого противоречия. В частности, мне кажется, что проблема мануфакту¬ ры, которой здесь уделено мало внимания, дана в самом устарелом изложении. Уже предложено иное решение проблемы мануфактуры, с точки зрения только что изло¬ женной. В мануфактуре мы видим противоречивое стол¬ кновение производительных сил капиталистического ти¬ па развития и старого крепостнического, феодального характера производственных отношений. Это внутреннее противоречие крепостной мануфактуры просто не за¬ мечено, и авторы не сочли нужным высказаться об этой точке зрения, которая не менее чем трижды излагалась в советской литературе. 117
Второе противоречие. Вместо изучения соответствия или противоречия характера развития производительных сил и типа производственных отношений, авторы иссле¬ дуют сразу вторую ступень вопроса, которая выдается ими за суть проблемы. Они исследуют капиталистиче¬ ский уклад — явление чрезвычайно важное, но являюще¬ еся уже второй стадией в развитии изучаемого ими про¬ цесса. Капиталистический уклад можно назвать царем и богом изложения в данной книжке. Но разве он решает вопрос о генезисе капитализма? Да он сам-то в нем, в генезисе как раз и нуждается! Ведь капиталистический уклад не падает с неба. Как он сделался, как произо¬ шел, как возник,— неизвестно. Однако он вышел и поя¬ вился из разложения феодализма. Каким образом? Ведь суть вопроса как раз и заключается в изучении генези¬ са капиталистического уклада, самого становления укла¬ да, а потом уже в самом укладе, ибо разложение старо¬ го, феодального общества освобождает элементы нового, капиталистического. Следовательно, капиталистический уклад не рождается самостоятельно рядом с феодализ¬ мом, а развивается в нем, из разложения феодальных (а не каких-либо иных!) отношений. Нужно изучить пере¬ ходные формы этого разложения прежде всего и, изучая, выяснить, что же сыграло тормозящую роль и что влек¬ ло их вперед. Т. е. надо проанализировать переходные формы с позиций развития производительных сил, их движения вперед и торможения этих производительных сил старым укладом. А коль скоро возникают споради¬ чески новые производственные отношения, надо выяс¬ нить, как они влекут вперед развитие производительных сил. Лишь после этого исторического процесса и в ре¬ зультате этого процесса может появиться и уклад капи¬ талистический, который надо изучать. Он свидетельству¬ ет лишь о том, что процесс разложения (находится не ме¬ нее чем на второй ступени, и ни о чем более. Третье противоречие. Начало разложения феодализма отнесено к 60-м го¬ дам XVIII в. Хорошо. Но почему же тогда классовая борьба не соотнесена с датами этого развития? Н. И. Пав¬ ленко, чувствуя здесь (неясность, пытался объяснить это, но забыл, что Пугачев-то выступает несколько позже 60-х годов XVIII в. и, следовательно,— будьте уж после¬ довательны!— не ложится в вашу схему. Почему Пуга¬ 118
чев отнесен к старому типу крестьянской войны, свойст¬ венной прогрессивной ступени феодализма? Болотников, Разин, Пугачев — однотипные явления. Оговорка была сделана только о некоторых характерных чертах, кото¬ рые вы не отрицаете. Но здесь вопрос серьезнее — речь идет о массовой борьбе основного класса феодального общества — крестьянства. Ясно, почему это у вас получилось. Считая феода¬ лизм вплоть до 60-х годов XVIII в. прогрессивной и двигающей вперед формой развития производительных сил, вы хотели бы и все крестьянские войны «свести в какую-то единую группу, которая относится-де к этому прогрессивному этапу. Вы хотите поэтому и Болотникова, и Разина, и Пугачева отбросить в ранний прогрессивный феодализм. Это неправильно. Войны эти, по-вашему, не атакуют основ феодальной формации. Но никак нельзя согласиться с этим принци¬ пиальным положением! Пугачев, прежде всего, дейст¬ вует после 60-х годов, вы не считаетесь с его реальной датой. Почему же ему отказать в выражении историче¬ ски прогрессивного основного процесса — устарения фео¬ дализма? Разве ему нужен «простор» внутри феодаль¬ ных отношений? Нет, его лозунги идут как раз против основ феодализма. Тут концы с концами не сведены. А почему вы так поступили с Пугачевым? По той простой причине, что его надо оставить вместе с Болот¬ никовым и Разиным. Вам нельзя было доказать основ¬ ных принципиальных отличий в движениях Разина и Пу¬ гачева, иначе Пугачева пришлось бы признать эпохой разложения. Вот и получилось у вас грубое противоре¬ чие в датировке. Четвертое противоречие. Однако несомненным плю¬ сом доклада является — наконец-то! — факт чистосер¬ дечного признания его авторами прогрессивными кре¬ постных производственных отношений как в XVII, так и XVIII в. (до 60-х годов). По мнению авторов этого до¬ клада, крепостные отношения влекут вперед развитие производительных сил и являются прогрессивными до 60-х годов XVIII в. Наконец это неверное положение хотя бы ясно формулировано и не затушевано. Так лег¬ че с ним спорить. Раньше оно покрывалось туманом. Поэтому ясность вашего признания — огромный плюс 119
изложения. Укрепление крепостного права, развитие производительных сил, политика царя Алексея Михай¬ ловича, политика Елизаветы — все это, оказывается, по- вашему, принадлежит к прогрессивной стадии феодаль¬ ного развития. Согласиться с этим, разумеется, невозможно. Это представляется мне настолько ясным, что я не буду тратить скудно регламентированное время на доказа¬ тельства этого ясного положения. Пятое противоречие. По-прежнему рост товарно¬ сти хозяйства и проблема рынка трактуются авторами односторонне,— лишь с позиций торгующего хозяйства и появления товарных излишков. Между тем вопрос надо взять шире, в целом, со стороны социальной, т. е. за¬ няться как продавцами, так и покупателями. Заявляет¬ ся, что товарность всегда-де сопутствовала феодализму и якобы в этом ничего особенного нет. При феодализме, мол, «всегда торговали» — с Киевской Руси. Но тут об¬ ходится важнейшая сторона вопроса: рынок не понима¬ ется как растущее социальное явление, как факт обще¬ ственной дифференциации. Между тем его невозможно понять без освещения проблемы социальных сдвигов и вопроса о том, кто же покупает и почему число поку¬ пателей так сильно возросло? Широкая торговля пред¬ метами питания говорит о таких слоях производителей, которые сами не производили сельскохозяйственных продуктов, а покупали их для воспроизводства своей ра¬ бочей силы. Они, следовательно, не имели возможности воспроизвести свою рабочую силу без покупок на рынке. Оцените же положение с социальных позиций. Перед вами не покупка куниц, оружия или женских украше¬ ний на рынках Киева, перед вами — покупка муки, кру¬ пы, масла на рынках Торжка, Москвы и других цент¬ ров. Это новое социальное положение какого-то обще¬ ственного слоя. А вы совершенно не заняты положением этого слоя, его генезисом, его общественной сутью. В это и надо вдуматься. Обходить молчанием и да¬ вать односторонне рынок только как сбыт продукции вообще никак нельзя. Надо взять ле только продавца, но и покупателя и посмотреть, какие формы социальной эволюции здесь развиваются. Шестое противоречие. Равнодушная трактовка на¬ личия простого товарного хозяйства как «постоянного» 120
спутника феодализма, якобы ни о чем не свидетельст¬ вующего, теоретически, на мой взгляд, совершенно не¬ состоятельна. В каждый период мелкое товарное произ- •водство смыкается с различными социальными процес¬ сами, поддерживает их, играет серьезную роль. В этом и надо разбираться. В работах Ленина упоминается о пяти укладах, и при этом простое товарное производство не просто стоит на втором месте, а смыкается с частно¬ хозяйственным капитализмом, образуя, как говорит Ле¬ нин, самую могущественную силу противосоциалистиче- ского характера. Ленин относит это мелкотоварное про¬ изводство к преобладающей силе, к мелкобуржуазному укладу L А у вас оно с чем-нибудь -смыкается? С чем-то образует силу? Ответа нет. Равнодушие. ^^В нашем случае стыка феодализма и капитализма и генезиса капитализма мелкотоварное хозяйство заведо- м^те'нейтральнои вовсе не «просто всегда существу- ёт>>,— оно явно и бесспорно блокируется с силами, раз¬ рушающими феодальный строй, подтачивающими его в изучаемый век. Это подтачивание мы видим и в XVII, и в первой половине XVIII нека. До природе.^с1воей_поме- щик — никак не сила, ему способствующая, он — за ста- фоё! Он —сила, стремящаяся перетянуть товарное про¬ изводство мужика в сферу своего помещичьего, оброч¬ но-барщинного хозяйства, наложить на него тяжелую феодальную лапу, помещик ни в малейшей доле не спо¬ собствует крестьянину стать самостоятельным товаро¬ производителем, он желает захватить его товар в свои цепкие руки — в лапы получателя оброка или захватчи¬ ка продукта на барщине. Только бы не выпустить тако¬ го «добытчика» добавочного продукта из своих барских рук! А крестьянину нужно основное — избавиться от давно уже ненужной ему барской опеки и стать само¬ стоятельным производителем. Седьмое противоречие. Я считаю большим плюсом работы учет революционной ситуации, которой заверша¬ ется феодальный строй и -начинается строй капиталисти¬ ческий. Но увы! Она упомянута, но оставлена совершен¬ но непроанализированной. Восьмое противоречие. Полагаю чистейшим недора¬ зумением приписывание одному из советских историков 1 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 43, стр. 207. 121
(акад. Н. М. Дружинину) приоритета в постановке во¬ проса о соответствии или несоответствии развития произ¬ водительных сил характеру производственных отноше¬ ний. Открыто это было Карлом Марксом, изложено им во многих его работах, особенно отчетливо в преди¬ словии «К критике политической экономии». После рабо¬ ты Сталина «Экономические проблемы социализма» был обновлен интерес к этому вопросу и удивительным обра¬ зом, в -силу условий культа личности, это положение Маркса было приписано Сталину. Доходило до того, что Сталин просто объявлялся автором этого положения, надо сказать, что он сам вложил в такое приписывание большую личную лепту. Между тем это марксистское положение давно было в ходу у историков — мож¬ но сослаться на главу 1 первого издания вузовского учеб¬ ника «История СССР (XIX век)» по экономическим во-, просам и на многое другое. Девятое противоречие. Очень мало освещен вопрос о сопоставлении развития России с западноевропейским развитием. С полным равнодушием отнеслись авторы к проблеме, ими же декларированной, к проблеме отстало¬ сти России. Вы ее констатируете. Тогда почему же не объясняете? В то время как для XVI в. в Средней и Центральной Европе (Нидерланды) и для XVII в. в Ан¬ глии мы говорим о победе капиталистического способа производства, вы здесь отсрочили на два века вступле¬ ние России на тот же путь, ничего не объяснив. Нет яс¬ ности в причинах этого положения. Слишком равнодуш¬ но и без всякого желания решить этот вопрос исследз- вательски вы утверждаете весьма резкий разрыв в тем¬ пах развития. Авторы не замечают и в этом отношении никаких про¬ блем. Почему же все-таки так случилось? Я лично, стоя на другой точке зрения, иначе решаю проблему. Десятое противоречие. Все же у вас неясно, когда кончилась феодальная формация и когда началась ка¬ питалистическая, а ведь как раз переходу одной в дру¬ гую посвящена вся дискуссия. Нельзя уловить отноше¬ ния к этой проблеме из характеристики, данной на 94 стр. и на других страницах. Ведь там фигурируют даже 80-е и 90-е годы XIX в.! Нужна итоговая формула. Переход к капитализму, очевидно, начался, по мнению авторов, с точностью до десятилетия: в 1760 г. Это начало перехода. 122
А когда переход «наконец завершился? По одной форму¬ лировке можно сказать, что в 60-е годы XIX в. Я при¬ мыкала бы к этой формулировке, если бы она была ясно высказана; но по другой формулировке переход завер¬ шился в 90-х годах XIX ib. С этим я не могу согла¬ ситься. Завершая свое выступление, я хочу все же закончить его мажорным аккордом. Думаю, что несмотря 1на то, что есть много противоречий, спорных и неясных вопро¬ сов, кое-что сделано. Авторами проведена большая ра¬ бота. Думаю, что авторы и между собой спорили нема¬ ло, а это уже что-то. С чего-то надо начинать,— вот мы и начинаем таким своеобразным образом. Всякое начало трудно. Такова уже история нашей науки. Тут собрались исследователи, положили начало дискуссии. Это историо¬ графическое событие, и будем его как таковое привет¬ ствовать. Любое историографическое событие должно быть конкретно. Ну что ж, это хорошо, что мы начали, посмотрим, как это дальше двинет науку. Я уверена, что двинет, и поэтому хочу окончить свое выступление тем, чем обычно начинают,— приветствием нашей сессии и надеждой на то, что авторы осознают свои противоречия и продумают их. Ю. А. Т И X О Н О В Обсуждаемая нами концепция во многом проигрыва¬ ет по причине слабого и научно малообоснованного ис¬ ториографического 'введения. Еще до разбора основной литературы авторы доклада нарисовали такую мрачную картину серьезнейших недочетов в области изучения сме¬ ны феодальной формации капиталистической, что не¬ вольно возникает сомнение в справедливости обвинений. По моему убеждению, ?на путях творческого овладения ленинским наследством советские историки добились не¬ малых успехов. Особенно хотелось бы подчеркнуть пло¬ дотворное изучение поставленной впервые именно В. И. Лениным научной проблемы формирования всерос¬ сийского рынка как грани вступления России в «новый период» своей истории. Отмечая пробелы в разработке генезиса капитализма, «надо иметь в виду, что по-вастоя- щему за монографическое изучение данной темы с прив¬ лечением новых архивных источников советские ученые m
взялись сравнительно недавно. Вполне естественно, что не могло быть обеспечено фронтальное изучение всех во¬ просов. Да и по существу дела обвинения в увлечении «новыми» явлениями не могут быть приняты. Если сле¬ довать ленинской концепции «нового периода русской истории», то нельзя не оправдать пристального внимания специалистов именно к нсивым, буржуазным связям. К тому же и изучение феодальных отношений в XVII— XVIII вв. не было забыто советской историографией. Думается, что дело не в указанных докладчиками заблуждениях. Дискуссионный характер изучаемой проб¬ лемы связан <с необычайной сложностью исследования генезиса капитализма в крепостнической стране, с труд¬ ностями теоретического осмысливания противоречивых явлений и процессов переходного периода. Как определить место данного доклада ib разработке проблемы перехода от феодализма к капитализму в Рос¬ сии? С одной стороны, докладчики попытались синтези¬ ровать достижения исторической науки, и в этом плане им удалось высказать немало интересных и новых сооб¬ ражений. Очень хорошо написан раздел о XIX в. С дру¬ гой стороны, стремление во что бы то ни стало развен¬ чать взгляды, с которыми они полемизируют, невольно привело к тому, что кажущийся на первый взгляд шаг вперед оказался шагом назад. Подкрепив высказанное ранее соображение о 60-х годах XVIII в. как грани формирования капиталистического уклада новыми аргу¬ ментами, нарисовав яркую картину кризиса крепостни¬ ческой системы накануне реформы 1861 г., докладчики в то же время отмели предложенный авторами специаль¬ ных исследований по данной проблеме Н. М. Дружини¬ ным, Н. В. Устюговым, В. К. Яцунским и др. первона^ чальный этап генезиса капитализма в России. И .в этом основной изъян их концепции. Авторы доклада справедливо отмечают, что историки зачастую пользуются терминами «разложение» и «кри¬ зис» феодальной формации как логическими, а не конк¬ ретно-историческими категориями. , Что же мы находим в докладе? Кризис определяет¬ ся как завершающий этап разложения, когда прогресс в области производства базировался в основном уже на товарных и капиталистических отношениях, а крепостни¬ ческие формы заходили в тупик. Данное определение, 124.
как видно, также нуждается в конкретизации. Однако несравненно хуже обстоит дело с пониманием ©сего эта¬ па разложения. Судя по докладу, переходный период от феодализма к капитализму обнимает время разложения феодального строя, а самым существенным признаком разложения является формирование с 60-х годов XVIII в. капиталистического уклада в крупной промышленности как устойчивой системы эксплуатации наемного труда в форме процесса, а не случайных и глохнущих зачат- KoiB. При этом капиталистическая мануфактура вступа¬ ет и противоречие с феодальной системой (выходит, что когда петровское правительство подавляло раннекапита¬ листические предприятия, когда указ 1736 г. закрепостил наемных работников, то тогда не было борьбы противо¬ речивых начал, а имело место «мирное» администриро¬ вание) . В то же время разложение означало приспособ¬ ление феодального базиса к новым условиям без измене¬ ния крепостнических порядков. Видимо, имеется в ©иду помещичье предпринимательство, отход крестьян на за¬ работки и проч. (Как здесь уйти от вопроса: не замеча¬ ем ли мы эти явления, пусть в меньших размерах, до се¬ редины XVIII в.?) Как же доклад определяет период, предшествующий разложению? Здесь читатель оказывается в наибольшем затруднении. Выразив вначале согласие с предложенны¬ ми М. В. Нечкиной понятиями восходящей и нисходящей стадий феодального общества, докладчики затем полно¬ стью присоединились к ее критикам. Для них история России до середины XVIII в. является временем расцве¬ та феодально-крепостнического строя, его восходящей стадии, его поступательного развития, а не зарождения и развития капиталистических отношений. Прогрессиру¬ ющее развитие феодальной формации выразилось в оформлении крепостничества, увеличении численности крепостного населения, жестоких формах его зависимо¬ сти, распространении крепостной мануфактуры, установ¬ лении самодержавия. Никто не собирается оспаривать указанные процессы. Надо лишь ответить на вопрос — являлись ли они не только прогрессирующими, но и про¬ грессивными, крепнущими? Ведь некоторые из них имели место и в период кризиса старого общества. А главное, чем было вызвано их развитие? Внутренними закономер¬ ностями феодального способа производства или появле¬ 125
нием новых отношений? По мнению докладчиков, до се¬ редины XVIII в. имели место 1неустойчивые ростки и очаги капиталистических отношений, поглощавшиеся крепостничеством. И все же они вынуждены признать преемственность новых явлений и их накопление, их воз¬ действие на феодальный строй. Итак, скороговоркой со¬ общают нам докладчики, это было время подготовки поч¬ вы для капиталистического уклада, этап его предпосы¬ лок. О начальной же грани процесса авторы молчат. Таким образом, взяв как исходную посылку положе¬ ние Маркса о том, что разложение феодального общест¬ ва освободило элементы капиталистического общества, докладчики по существу свели проблему формирования капиталистического уклада к проблеме развития лишь крупной промышленности. После этого не удивительно, что переход к новому строю был отнесен ими ко второй половине XVIII — первой половине XIX в. Однако это весьма уязвимо и в теоретическом и в конкретно-исто¬ рическом плане. Даже в Англии мануфактурный период не привел к радикальным преобразованиям в народном хозяйствеТем более нельзя преувеличивать значение мануфактуры в крепостной России второй половины XVIII в. На наш взгляд, разложение феодального строя в Рос¬ сии охватывает длительный период с XVII до середины XIX в. и в целом совпадает с рождением и медленным вызреванием капиталистических отношений в стране. Разложение феодальной организации производства про¬ является в подрыве натурального хозяйства, в отделе¬ нии промышленности от земледелия, в утрате самодов¬ леющего характера феодальной вотчины и крестьянско¬ го двора, в переходе к денежной ренте, в отходе из де¬ ревни в город на заработки, в изменении форм феодаль¬ ной зависимости, когда нарушается сочетание поземель¬ ной зависимости и зависимости от личности господина и проч. Припомним, что, анализируя виды феодальной ренты, К. Маркс связывал ее эволюцию с общественным разделением труда 1 2. 1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 758. 2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25. ч. II, стр. 353. 359—361. 126
Хотелось бы обратить особое внимание та определе¬ ние К. Марксом денежной ренты как последней формы феодальной ренты и в то же время формы ее разложе¬ ния. Соответственно и в целом феодальный способ про- И31водства в период ‘своего разложения продолжает оста¬ ваться феодальным, но *в то же время его облик утрачи¬ вает свои прежние черты под влиянием общественного разделения труда и возникающих буржуазных связей. Главный же критерий разложения феодального строя — разрушение классических форм феодальной системы эк¬ сплуатации. Переход от феодализма к капитализму включает в себя и разложение феодального строя, и формирование буржуазных отношений. Как бы отражающим зеркалом разложения феодализма является первоначальное накоп¬ ление, начальный этап которого приходится, по утверж¬ дению специалистов (Н. И. Павленко и др.), на XVII век. В период разложения феодализма товарное хозяйст¬ во крестьян и посадских людей, разумеется, нельзя ква¬ лифицировать как буржуазное, однако его нельзя и укла¬ дывать целиком в рамки феодального производства, ибо в его среде создаются завязи новы$ отношений3. Как известно, существенные признаки капиталистического способа производства заключаются ib товарном производ¬ стве, как общей форме производства, и в товарной фор¬ ме рабочей ‘силы, причем второй признак является опре¬ деляющим. В докапиталистических формациях и товар и наем1ный труд встречаются в единичной, случайной форме4. Перед историком встает «сложная задача выяс¬ нить, когда товарное производство и эксплуатация наем¬ ного труда уже не 1вы«ступают в единичной форме и в то же время еще не приобретают той всеобщей формы, ко¬ торая достигается при машинной индустрии. Начало это¬ го процесса приходится на стадию простой кооперации. Поэтому нет оснований начинать переход к капитализ¬ му <с достаточно развитой мануфактуры второй полови¬ ны XVIII в. Да и сами авторы находят качественное 3 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 87, 507—508; т. 2, стр. 344—345. 4 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 282, 322; т. 23, стр. 92; т. 26, ч. III, стр. 111; В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 458. 127
отличие XVII в. в том, что общественное разделение труда привело к возникновению крупного производ¬ ства. Как же обстоит дело в докладе с историческим мас¬ штабом? В период кризиса, говорится в докладе, «...со всей очевидностью обнаружилась сковывающая роль крепостничества и его несовместимость с обще¬ ственным прогрессом» (стр. 56). Уместно спросить, а когда же стала складываться эта несовместимость? Так можно договориться до того, что крепостничество в XVII—XVIII вв. являлось благом для народного хозяй¬ ства. Авторы правильно подчеркивают силу крепостни¬ чества в России. Надо только прибавить, что благодаря крепостничеству крушение старого строя было задержа¬ но на длительный срок, но не предотвращено. А в круп¬ ной промышленности крепостное право вообще торже¬ ствовало очень недолго. Мне представляется, что плодотворное решение проб¬ лемы перехода от феодализма к капитализму связано с правильным пониманием нового периода русской исто¬ рии». Докладчики не согласны с теми, кто рассматрива¬ ет формирующийся с XVII в. всероссийский националь¬ ный рынок как категорию времени рождающегося капи¬ тализма. Солидаризируясь с мнением С. Д. Сказкина, они понимают «буржуазные связи» в самом широком смысле, вплоть до союза городов и королевской власти. Их вовсе не смущает то обстоятельство, что В. И. Ленин противопоставляет период буржуазных, национальных связей эпохе средних веков, московского царства (хотя русская средневековая история знает факты союза кня¬ жеской власти и городов уже в XII в.). ' Стремление во что бы то ни стало развенчать проти¬ воположные взгляды привело докладчиков к категории «внутреннего рынка феодальной эпохи» в противовес «национальному рынку при капитализме». Как можно го¬ ворить о первом, если только с XVII в. начинается кон¬ центрирование небольших местных рынков в один всерос¬ сийский рынок. Единый рынок сформировался после за¬ вершения промышленного переворота, а его складыва¬ ние происходило в новый период русской истории, т. е. в период разложения феодализма. Наконец, в докладе утверждается, что якобы С. В. Бахрушин для XVI в. нарисовал ту же картину 128
рыночных связей, какую можно, мол, обнаружить в XVII в. В ответ на это достаточно припомнить, что в XVI в. основные торгово-транспортные пути (Волжский и Сухоно-Двинский) находились еще в эмбриональном состоянии, что торговля с Сибирью еще только зарожда¬ лась, что такие города, как Ярославль, Казань, Архан¬ гельск, Соль Камская и др., еще не приобрели всерос¬ сийского значения. Анализ ленинских высказываний о рынке убеждает в том, что формирование единого национального рынка возможно лишь на основе развития такого товарного хо¬ зяйства, которое начинает превращаться в капиталисти¬ ческое 5. Связывая «новый период» с формированием на¬ ционального рынка, В. И. Ленин, на наш взгляд, подчер¬ кивал тем самым, что с XVII в. процесс образования буржуазных связей не затухает, не подавляется фео¬ дальной системой, значит, мы не можем говорить о без¬ раздельном господстве в стране феодального производ¬ ства с примесью отношений простого товарного хозяйст¬ ва. Все это, конечно, не исключает крайней слабости новых отношений на начальном этапе образования все¬ российского рынка. И все же появление в XVII в. значи¬ тельного числа укрупненных мастерских типа простой кооперации и отдельных мануфактур, основанных на экс¬ плуатации наемных работников, свидетельствует о воз¬ никающей в промышленности тенденции мелкого товар¬ ного производства к употреблению наемного труда6. Эту тенденцию можно рассматривать как начало процесса в отличие от спорадических явлений предшествующего времени. Появление в XVII в. раннекапиталистических форм в промышленности стало возможно на базе массового пре¬ вращения ремесла *в мелкое товарное производство. В до¬ кладе признается, что середина ih вторая половина XVII в. были заметным рубежом в развитии мелкого то¬ варного производства. И тут же авторы обрушиваются на (выдвинутое Н. В. Устюговым положение о XVII в. как времени качественных сдвигов в промышленности в массовом масштабе. Они опасаются, как бы признание 6 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 239—241, 256; т. 2, стр. 87, 409; т. 3, стр. 21, 57—58, 60, 208 381—383, 599. 6 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 346. 5 Заказ № 1531 129
процесса перехода от работы на заказ к работе на ры¬ нок не привело к пониманию феодального хозяйства как безобменного. Однако В. И. Ленин определял ремесло как форму промышленности, которой присуще товарное обращение, хотя товарного производства здесь еще нет. Никто не отрицает случаев перерастания ремесла в то¬ варное производство ранее XVII в. Речь идет о том, что в «новый период» мы имеем перед собой процесс, затро¬ нувший многие отрасли в массовом масштабе. Именно наличие такого процесса и подводило к возникновению в XVII в. крупного производства. XVII в. является важ¬ ным этапом в области промышленного производства, что наложило отпечаток и на все народное хозяйство России, обусловило начало складывания национального рынка. Если бы авторы отказались от крайне неясного этапа предпосылок разложения, заменив его начальным перио¬ дом образования всероссийского рынка, то было бы го¬ раздо легче прийти к общему пониманию данной проб¬ лемы. Ведь многие процессы второй половины XVIII — начала XIX в., как видно из доклада, возникли в XVII — первой половине XVIII в. В середине XVIII в. новые яв¬ ления увеличились в своих размерах, стали устойчивы¬ ми, стабильными, необратимыми в отличие от времени своего рождения. Вследствие этого этапы предпосылок и собственно разложения нуждаются в объединении под общим периодом генезиса капитализма (XVII—середи¬ на XIX в.). Судя по докладу, активными социальными силами в период позднего феодализма являлись дворянство и вы¬ ражавшее его волю абсолютистское правительство. Бур- жуазия-де стремилась связать себя с крепостничеством. Что же касается крестьянства, то его борьба в XVII— XVIII вв. лишь в какой-то мере сдерживала вожделения феодалов (применительно к первой половине XIX в. да¬ на другая трактовка). Игнорирование роли народных масс в процессе сме¬ ны феодального строя буржуазным, отказ от признания воздействия стихийной антифеодальной борьбы крепост¬ ного крестьянства в XVII—XVIII вв. на социально-эко¬ номическую эволюцию страны в буржуазном направле¬ нии составляют существенный порок доклада. А между тем сами же авторы в заключение призывают к более четкой характеристике народной борьбы как антифео- 130
дальней, различая в этом понятии и борьбу за буржуаз¬ ные отношения. Этот недостаток и привел к абсолютизированию кре¬ постничества. Известно, что во второй половине XVII — первой половине XVIII в. усилился нажим абсолютист¬ ской монархии и помещиков на крестьян. Это прояви¬ лось в регламентации и мелочной 'опеке крестьянской жизни, в запрещении торгово-промышленной деятельно¬ сти, отхода на заработки и т. д., в приписке крестьян к заводам. И в докладе правильно отмечено, что это бы¬ ла не прихоть крепостников, а мера, направленная на сохранение старых отношений. Во второй половине XVIII в. правящие круги были 'вынуждены разрешить свободу предпринимательства, торговли, запретить покупать крепостных к мануфакту¬ рам. В докладе это объясняется только изменением пра¬ вительственной политики в интересах дворян. Но ведь это одна из причин. Как же можно не учитывать борьбу крестьян, которые не безропотно переносили крепостное ярмо, а повседневной упорной борьбой, особенно в обла¬ сти хозяйства, подтачивали рабский режим. Остротой классовых противоречий и можно объяснить тот факт, что крепостное право достигло своего зенита как раз в то время, когда в стране расцветала капиталистическая мануфактура. Авторы же, напротив, полагают, что вслед¬ ствие колонизации окраин наблюдалось ослабление со¬ циальных противоречий в центре страны, что «содейство¬ вало сохранению крепостнических порядков». В ответ на это достаточно напомнить, что крестьянская война 1773— 1775 гг. достигла своего апогея с выходом армии Пуга¬ чева на правобережье Волги, в край крепостного кресть¬ янства. А разве без борьбы крестьян за свободу пере¬ движения можно изучать создание рынка рабочей силы? Принижение роли классовой борьбы привело и к то¬ му, что докладчики сделали шаг назад в оценке кресть¬ янских войн в России XVII—XVIII вв. Заканчивая свое выступление, мне еще раз хочется сказать: построить научную концепцию перехода от фео¬ дализма к капитализму можно лишь на основе ленинско¬ го положения о «новом периоде русской истории» и об¬ разовании всероссийского рынка. В области исследовательской работы следует при¬ звать историков усилить внимание к разработке социаль¬ 131 5*
но-экономической тематики, особенно к изучению исто¬ рии крестьянства. Именно исследование жизни и борьбы основного трудящегося класса крестьянства позволит вскрыть ведущие закономерности разложения феодализ¬ ма и генезиса капитализма, показать не на словах, а на деле ведущую роль народных масс в истории. м. я. в О Л К О в Мне представляется, что Россия вступила в период перехода от феодализма к капитализму с середины или со второй половины XVII в. С этого времени берет нача¬ ло тот двуединый процесс, о котором писал К. Маркс: •с одной стороны, неуклонное, прогрессирующее разложе¬ ние феодально-крепостнического строя, с другой — не прерывный рост и развитие капиталистических отноше¬ ний. Конечно, если сопоставлять явления нового и элемеН’ ты распада старого в самом начале переходного перио¬ да с процессами в самом конце его, накануне падения крепостного права, то сразу же в глаза бросаются очень резкие различия. Но нельзя это, по сути своей эмоцио¬ нальное, впечатление абсолютизировать, а тем более де¬ лать из него основу общетеоретического построения, ибо это построение может оказаться в противоречии с фак¬ тами, как это и случилось с теоретической схемой, пред¬ ложенной авторами обсуждаемого доклада. Если брать всю известную науке совокупность фак¬ тов, характеризующих развитие России примерно с сере¬ дины XVII до 60-х годов XIX в., то можно установить, что главное содержание всего этого периода определяет¬ ся однородными в своей основе социально-экономически¬ ми и политическими процессами, причем время с середи¬ ны XVII до 60-х годов XVIII в. составляет, по моему мнению, первый этап переходного периода от феодализ¬ ма к капитализму, а последующее столетие — второй его этап. Поскольку авторы доклада не включают время до 60-х гг. XVIII в. в переходный период от феодализма к капитализму, я приведу аргументы в обоснование сво¬ ей схемы, показывая попутно слабость аргументации до-, кладчиков. В центре моёго внимания будет раскрытие 132
некоторых существенных черт сходства ® явлениях, ха¬ рактерных для обоих этапов переходного периода, что, однако, не следует оценивать в полемике как отрицание различий, обусловленных неодинаковой степенью разви¬ тия капиталистических отношений и разложения фео¬ дально-крепостнического строя «а этих двух этапах. Оценка социально-экономических явлений, характер¬ ных для первого этапа, во многом зависит от правильно¬ го ответа на такой первостепенной важности вопрос: уве¬ личивалось или сокращалось во второй половине XVII — первой половине XVIII в. число продавцов рабочей си¬ лы и соответственно число нанимателей, присваивавших прибавочную стоимость, т. е. воспроизводились ли капи¬ талистические отношения в расширенном виде или они в это время хирели, поглощались крепостничеством? Ответ авторов доклада на этот вопрос ясен. «На про¬ тяжении XVII — первой половины XVIII в.,— пишут они,— ростки нового быстро хирели, деформировались либо исчезали с экономического горизонта» (стр. 30). Об этом, по их мнению, свидетельствует «факт бес¬ следного исчезновения подавляющего большинства тор¬ говых фирм XVI—XVII вв.», а также сокращение рынка рабочей силы после принятия Уложения 1649 г., в ре¬ зультате проведения первой ревизии и, наконец, вслед¬ ствие закрепощения работников так называемых «указ¬ ных» мануфактур. В 30—40-е годы XVIII в., заявляют авторы, «принудительный труд стал безраздельно гос¬ подствующим в русской промышленности» (стр. 32). Итак, по мнению докладчиков, с середины XVII до 60-х годов XVIII в. происходит неуклонное сокращение рын¬ ка рабочей силы и исчезновение с горизонта ростков ка¬ питализма. При проверке оказывается, что эти суждения нахо¬ дятся в противоречии с фактами. Известно, что в литера¬ туре нет исследований, в которых было бы, например, до¬ казано, что в 20—40-х годах XVIII в. в России, если брать все отрасли общественного производства, произош¬ ло сокращение числа наемных работников. Наоборот, на¬ коплено немало сведений, показывающих рост примене¬ ния наемного труда. Так, в начале 20-х годов XVIII в. число работников на судах, прошедших мимо Нижнего Новгорода, составляло 45—50 тыс. человек, а в 60—70-х годах — 70 тыс. человек (рост на 40—55%). Количество 133
наемных работников, занятых на транспорте и в про¬ мышленности, можно определить для начала 20-х годов в 100 тыс. человек, а для 60-х годов Н. Л. Рубинштейн нывел цифру в 220 тыс. человек. Эти и другие факты не свидетельствуют об исчезно¬ вении с горизонта ростков нового; наоборот, они гово¬ рят о том, что неуклонный рост рынка рабочей силы ха¬ рактерен не только для времени с 60-х годов XVIII в., как считают авторы доклада, но и для предыдущего эта¬ па переходного периода. Если стоять на почве фактов, то следует сделать вывод, что неуклонный рост рынка рабочей силы — это то общее, что характеризует весь переходный период примерно с середины XVII в. и до падения крепостного права. Ошибочно и утверждение докладчиков о безраздель¬ ном господстве принудительного труда в русской про¬ мышленности в 30—40-е годы XVIII в. Это утверждение основано на данных только об «указных» предприятиях за 30-е годы. Авторы доклада игнорировали требование о том, чтобы брать для рассмотрения совокупность дан¬ ных о рабочей силе всех предприятий, в том числе и о рабочей силе так называемых «неуказных» предприя¬ тий кожевенной, мыловаренной, салотопенной, канатно¬ прядильной и других отраслей промышленности. Факты, например, показывают, что в канатно-пря¬ дильном производстве в начале 60-х годов XVIII в. было 30 «указных» предприятий, из них 28 возникли между 1750 и 1762 гг. На всех «указных» предприятиях этой от¬ расли было менее 1 тыс. работников, а на «неуказных» канатно-прядильных предприятиях — 20 тыс. вольнона¬ емных работников. В кожевенной промышленности с на¬ чала XVIII в. из 150—170 тыс. пуд. юфти, шедшей на экспорт, преобладающую часть производили «неуказ¬ ные» предприятия, обслуживавшиеся наемными работ¬ никами. В 20-е годы среди этих предприятий было более 30 мануфактур с числом работников от 20 до 120 чел. и еще больше мелких капиталистических коопераций. Попутно хотелось бы заметить, что оценка «неуказ¬ ных» предприятий как явлений, характерных для функ¬ ционирования средневековых форм капитала, как пред¬ приятий, которые якобы «не работали на более или ме¬ нее широкий рынок, веками оставались на примитивном уровне, то исчезая, то появляясь вновь» (стр. 28),— 134
эта оценка не свидетельствует о знании авторами пред¬ мета, о котором они судят. В кожевенной, мыловаренной, салотопенной, канат¬ но-прядильной и некоторых других отраслях промыш¬ ленности во второй половине XVII — первой половине XVIII в., как и позднее, преобладало использование на¬ емного труда. В 60-е годы XVIII в. в этих отраслях на¬ считывалось около 55 тыс. (вольнонаемных работников. До 50-х годов XVIII в. наемный труд преобладал и в ви¬ нокуренной промышленности. Если стоять на почве фактов и при этом оперировать не выборочными данными, как часто делают докладчики при характеристике XVII — первой половины XVIII в., а анализировать всю их совокупность, то нетрудно убе¬ диться, что в истории русской промышленности не было периода безраздельного господства принудительного тру¬ да. Принудительный труд господствовал в металлургии, в 30—40-е годы XVIII в. он был ведущим на «указных» мануфактурах ряда отраслей промышленности. Но в це¬ лом для развития русской промышленности в течение переходного периода, т. е. начиная с XVII в. и до паде¬ ния крепостного права, было характерно растущее ис¬ пользование как наемного, так и (Принудительного труда, причем применение принудительного труда росло и на втором этапе. Известно, что численность посессионных и вотчинных рабочих в 1799 г. составляла 48,2 тыс., а в 1860 г.— 103 тыс. человек, т. е. за 60 лет их количество выросло более чем в 2 раза. Коснемся еще одной существенной черты рынка ра¬ бочей аилы, характерной для него в течение всего пере¬ ходного периода. Рост числа отходников докладчики справедливо счи¬ тают признаком, свидетельствующим о начавшемся раз¬ ложении феодально-крепостнической системы. Но они от¬ рицают фактически отходничество до середины XVIII в. Даже в 20—30-е годы XVIII в. контингент 1наемных ра¬ бочих состоял, по их мнению, в основном из пауперизи- рованных элементов, а ранее это были «гулящие люди» и другие незакрепощенные элементы общества. Нетрудно показать, что и это утверждение докладчи¬ ков находится в противоречии с фактами. Оно основано опять-таки на выборочных сведениях. Если же брать со¬ вокупность известных нам фактов, то мы получим иную 135
картину. Факты, использованные докладчиками, можно было бы дополнить фактами, например, такого рода. Среди работников волжского речного пути при регистра¬ ции в 1722 г. беглых «гулящих» людей оказалось лишь около 8%, остальные были отходниками, главным обра¬ зом из крестьян. Анализ данных по предприятиям коже¬ венной промышленности показывает, что и до первой ре¬ визии и после нее отходник являлся основным работни¬ ком предприятий этой отрасли. В одном Ярославле в 1727 г. только по записям было нанято 493 чел. вольно¬ наемных работников. Такое же положение было и на со¬ ляных варницах Балахны ib 20—30-е годы XVIII в. Некоторые историки относят начало отходничества к середине 20-х годов XVIII в., когда была введена система паспортов. Но не введение паспортов породи¬ ло отходничество. Как явление, свидетельствующее о на¬ чавшемся разложении феодально-крепостнической систе¬ мы, оно родилось во второй половине XVII в. Известно, что на рубеже XVIII и XIX вв. в нечерноземном центре в отходе пребывало от 5 до 20% всех крестьян. Но уже в начале XVIII в. из наиболее втянутых в товарно-денеж¬ ные отношения уездов этого района отправлялось в от¬ ход до 6—8% всех крестьян. Так, в 1722 г. из Балахнин- ского уезда, по далеко не полным данным, ушло 2373 че¬ ловека, или 6% всех крестьян, в том числе 6,7% дворцо¬ вых крестьян уезда. Владельцы «крещеной собственности» не были про¬ тивниками отхода, да они были и не в силах остано¬ вить этот процесс. Но с помощью государства они мог¬ ли так его регламентировать, что отходничество не толь¬ ко способствовало развитию капиталистических отноше¬ ний в промышленности и речном судоходстве, но и дава¬ ло питательные соки феодально-крепостническому хозяй¬ ству. Эта характерная черта отходничества была прису¬ ща ему и до 20-х годов XVIII в., и тем более в после¬ дующий период. Таковы некоторые существенные черты формирова¬ ния рынка рабочей силы России в переходный период. Приведенных данных вполне достаточно, чтобы показать ошибочность или по крайней мере большую неточность ряда принципиальных утверждений авторов доклада. В результате рождается законное сомнение в правильно¬ сти их теоретической схемы и, наоборот, большую науч¬ 136
ную привлекательность приобретает схема их оппонен¬ тов. Если же продолжить анализ фактов, почему-то обой¬ денных докладчиками, то подобный же вывод можно сде¬ лать и на примере развития русской буржуазии с XVII в., и на примере развития помещичьего и крестьянского хо¬ зяйства и т. д. К выводу о натуральной замкнутости хо¬ зяйства помещиков и крестьян и о расцвете феодального способа производства в XVII — первой половине XVIII в. можно прийти, лишь игнорируя многие факты, что харак¬ терно для рассматриваемого доклада. И, наоборот, если при анализе учесть всю известную совокупность фактов, выявится неправомерность исключения второй полови¬ ны XVII — первой половины XVIII в. из переходного пе¬ риода. К таким же выводам подводят нас и наблюдения за эволюцией государственного строя, историей классо¬ вой борьбы, развитием общественной мысли, от рассмот¬ рения которых фактически отказались докладчики. Осознание целесообразности преобразования старых порядков рождается при (наличии объективных условий в экономике и в социальных отношениях. И если мы уз¬ коклассовые интересы дворян, цеплявшихся за «креще¬ ную собственность» (вплоть до 1861 г. и жалевших о ней после реформы 1861 г., не будем смешивать с объектив¬ ными условиями, порождавшими передовую обществен¬ ную мысль, то мы должны признать, что генезис ка¬ питализма в России начался задолго до 60-х годов XVIII в. Об известной зрелости буржуазных отношений мож¬ но говорить уже применительно к начальной части перво¬ го этапа переходного периода, завершившейся 20-ми го¬ дами XVIII в. Она отчетливо выявилась в последней чет¬ верти XVII в., которая была временем острого внутрипо¬ литического кризиса. Советские историки до недавнего времени мало изучали некоторые первостепенные собы¬ тия последней четверти XVII в., которые были столь оп¬ ределенно оценены в 30-е годы в документах сборника «К изучению истории». С этими оценками связано рас¬ пространение взглядов дворянской и буржуазной исто¬ риографии о реакционных стрельцах — исполнителях за¬ мыслов еще более реакционных бояр и идеальном царе- преобразователе Петре I, о плохих Милославских и хоро¬ шем окружении Петра, о борьбе бояр и дворян или 137
сторонников и противников преобразований как основе политических событий этого времени и т. д. В действительности же осознание необходимости пре¬ образований готовилось развитием новых буржуазных отношений. Именно их развитие все более выявляло пот¬ ребность перестройки социальных отношений с целью создания благоприятных условий для роста городов, раз¬ вития промышленности и торговли и в связи с этим для роста денежных доходов государства. Центральным воп¬ росом был крестьянский; от его решения зависел харак¬ тер всех преобразований. Выявившаяся же отсталость России сравнительно со странами Западной Европы лишь ускоряла осознание потребности в преобразованиях. До настоящего времени многие историки делят боров¬ шиеся в последней четверти XVII в. силы на сторонни¬ ков и противников преобразований. К числу первых, са¬ мых прогрессивных, по этой схеме, сил относятся Петр и поддерживавшие его дворяне-крепостники. Пестрый конгломерат противников преобразований составляли, по мнению дворянских и буржуазных историков, бояре, стрельцы, часть духовенства, раскольники, посадские люди и крестьяне. Советские историки, сторонники этой схемы, стараются лишь умолчать о роли-горожан как основных противников преобразований Петра I. Анализ же материалов позволяет в настоящее время утверждать, что в последней четверти XVII в. боровши¬ еся силы делились на группы, выступавшие за различ¬ ный путь преобразований. Сторонники объективно бур¬ жуазного пути боролись за создание благоприятных ус¬ ловий для развития городов, промышленности и торговли и особенно за освобождение тех крестьян, которые осе¬ дали в городах, занимались здесь торгово-промышлен¬ ной деятельностью или связывались с ней в качестве продавцов рабочей силы. Таким образом, на повестке дня стоял вопрос о создании благоприятных условий для распространения зародившихся в ряде отраслей промыш¬ ленности и на транспорте капиталистических отношений на другие области общественного производства. Инициа¬ тором и главной силой такого освобождения крестьян, которое должно было осуществляться в форме приписки к посадам всех оседавших в городе людей, были посад¬ ские люди. Их в большей или меньшей степени поддер¬ живали все сословные группы горожан, которые были 138
тесно связаны с промышленностью и торговлей. Эти си¬ лы были за такую перестройку государственного аппара¬ та, которая отвечала бы их интересам. Они не были противниками создания сильной армии, но сопротивля¬ лись тому, чтобы военная реформа осуществлялась за счет налогового ограбления посадов, за счет увеличе¬ ния обложения торговли и промыслов. Они, наконец, счи¬ тали ненужными походы в южные степи с целью заво¬ евания Крымского ханства. Эта программа не сформули¬ рована в одном каком-либо документе, но ее нетрудно выявить, изучая выступления этих сил в последней чет¬ верти XVII в. Непримиримыми противниками изложенного пути бы¬ ли феодалы-крепостники. Они не были противниками преобразований, но таких, которые сохранили бы их по¬ литическое господство и расширили бы источники сохра¬ нения экономического господства. Они не были против¬ никами ухода крестьян в города, занятий их промышлен¬ ностью и торговлей, но при условии, что крестьяне всегда останутся их собственностью, где бы они ни жили, и будут всегда обогащать своих владельцев, чем бы они пи занимались. Феодалы-крепостники нуждались в мощ¬ ной армии для подавления антикрепостнических сил и решения внешнеполитических задач, но они не хотели жертвовать для ее создания частью своих доходов и своими крестьянами. Победил второй путь. Преобразования начались с создания армии и Преображенского приказа, что позво¬ лило Петру I, стороннику второго пути, подавить анти¬ крепостническую оппозицию, начать формирование регу¬ лярной армии и строительство флота за счет ограбле¬ ния городов. Жизнь внесла существенные поправки в программу крепостников, им пришлось осуществить и часть мер, инициаторами которых были их противники. Не все свои замыслы им удалось осуществить сразу— преобразования завершились лишь в 20-е годы XVIII в. Но в главном это были реформы по второму пути, отве¬ чавшему интересам сохранения и укрепления господст¬ ва дворян-крепостников. В России родилась монархия, которую нередко назы¬ вают абсолютистской. Но это вряд ли верно, скорее ее можно охарактеризовать так, как К. Маркс характери¬ зовал политический строй Испании с XVI в.: «...абсо¬ 139
лютная монархия в Испании, имеющая лишь чисто внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы вообще, должна скорее быть отнесена к азиатским фор¬ мам правления» Но рождение такой монархии, внеш¬ не похожей на абсолютизм, тем не менее является еще одним показателем того, что Россия вступила в переход¬ ный период от феодализма к капитализму. Борьба же за различные пути преобразования в стране в последней четверти XVII в. является свидетельством того, что но¬ вые капиталистические отношения в это время не были ни отдельными ростками, ни отдельными элементами. Она показывает, что новое, буржуазное в русском об¬ ществе заявило о своей известной зрелости. Таковы некоторые замечания о сущности и особенно¬ стях перехода России от феодализма к капитализму. В заключение должен сказать, что представленный доклад (принес мне чувство удовлетворения в одном, важ¬ ном для меня моменте: он показал, что усилия даже та¬ ких квалифицированных специалистов, каковыми явля¬ ются авторы доклада, неспособны серьезно поколебать теоретические построения сторонников так называемого «раннего генезиса капитализма в России». С. М. ДУБРОВСКИЙ Я тоже присоединяюсь к тем товарищам, которые вы¬ разили большое удовлетворение тем, что мы собрались в этом зале для обсуждения весьма интересного и важ¬ ного вопроса о переходе от феодально-крепостных от¬ ношений к капитализму. Это важный этап в развитии нашей исторической науки. До сих пор вообще социоло¬ гические проблемы были у нас «не в моде». Более того, было время, когда «не в моде» был сам вопрос об об¬ щественно-экономических формациях и укладах. Кстати, у меня сегодня довольно интересная годов¬ щина: моя работа «К вопросу о сущности „азиатского способа производства", феодализма, крепостничества и торгового капитала» (Москва, 1929) была оформлена к печати в июне-июле 1929 г., т. е. 36 лет тому назад. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 10, стр. 432. 140
Когда я сделал доклад на эту тему в научной ассоциации востоковедения при ЦИК СССР, то мне сказали: «Поня¬ тие формации не марксистское понятие. У классиков марксизма его нет. Оно введено в оборот Богдановым, Степановым, а также Рожковым». Рекомендовали отка¬ заться от разработки вопроса о формациях и укладах. Однако у классиков марксизма, в частности в работах, опубликованных в 1-м томе Сочинений В. И. Ленина, совершенно ясно сказано о формациях 1~2, а в тексте ра¬ боты «О продовольственном налоге» — об укладах3. После 1929 г. вопрос об укладах и формациях на ос¬ нове марксистско-ленинского учения прочно вошел в со¬ ветскую историческую литературу, но характерно, что в «Кратком курсе истории ВКП(б)» говорилось лишь о способах производства, да и то неправильно. О форма¬ циях и укладах там не упоминалось. Кстати, об отрицательном отношении к постановке вопроса о формациях я говорил в 1930 г. в одном из следующих моих выступлений во время дискуссий. Я рас¬ сказывал, как меня убеждали, будто у классиков марк¬ сизма даже термина «общественная формация» нет. Из зала кто-то крикнул: «Это мог говорить только невеж¬ да». Я подтвердил такое мнение. Это было напечатано и опять кое-кому очень не понравилось. Не понравились и некоторые другие критические мысли в моем выступ¬ лении, в частности, та мысль, которая в сегодняшнем докладе официально фигурировала, именно, что государ¬ ство в России складывалось прежде всего на основе внутренних сил, а не только в процессе «обороны», в борьбе с внешней опасностью — «со степью», нашестви¬ ем монголов и турок. Я говорил: в борьбе с Какой мон¬ гольской или турецкой опасностью войска Петра I во¬ шли в Прибалтику? Там были шведские войска, но ни мон¬ гольских, ни турецких войск там не было — «степью там и не пахло». В борьбе с какой внешней опасностью войска Екатерины II в порядке якобы «самообороны» ок¬ купировали часть Польши? Ни монгольских, ни турецких войск там не было. 1-2 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 140, 143, 429 и др. 8 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153—154. 141
Указанная выше концепция явилась оправданием экс¬ пансии российского военно-феодального, а затем и ка¬ питалистического империализма. Она явилась также оправданием оборонческой позиции Г. В. Плеханова и не¬ которых других во время первой империалистической войны. Это убедительно доказал еще М. Н. Покров¬ ский. Слова с критикой оборончества в тексте моей книги одним из читавших ее были подчеркнуты и вызвали сильнейшее возмущение. Было произведено грубое ад¬ министративное вмешательство в дискуссию. В общем п целом тогдашние дискуссии приняли извращенный ха¬ рактер типичных проработок. Так, что я очень рад, что сегодня, в особенности во вступительном слове, мы услышали очень интересные вы¬ сказывания по вопросу о важности социологических про¬ блем. Надо также отметить, что было сделано очень удачное указание насчет Востока. Действительно, по вопросам истории Востока у некоторых товарищей по¬ лучилась полная неясность, полная путаница. А между тем надо установить полную ясность по ряду вопросов. Я добавлю хотя бы только один вопрос, который вы, Евгений Михайлович [Жуков], не упомянули,— попытку реставрировать «азиатский способ производства». Теперь о переходе от феодально-крепостных отноше¬ ний к капитализму. Я говорю именно так, потому что у нас, к)ак убедительно доказывают авторы заслушанного интересного доклада, было своеобразное переплетение феодально-крепостных отношений. Прежде всего позвольте определить основной тип и характер этого перехода в нашей стране. Для генезиса капитализма в России было характерно его развитие в рамках феодально-крепостных отношений. Этот тип рез¬ ко отличался от развития в дальнейшем капитализма, например в США, по «американскому пути». Я, товарищи, стою на той точке зрения, что период примерно с IX по XVI в. надо действительно относить, как пишут авторы доклада, к классическому феодализ¬ му. Это не значит, что там не (было крепостнических от¬ ношений. В. И. Ленин писал, что смердов кабалили еще со времени «Русской Правды». Так что крепостнические отношения были, они развивались, но в основном все-та- ки примерно до конца XV и середины XVI в. преоблада¬ ли типичные феодальные отношения. Что значит фео- 142
дальние отношения? Это значит, что постепенно созда¬ лись землевладельцы, «светские и духовные», которые кабалили феодально зависимых крестьян. Но развитие крепостных барщинных отношений было еще незначи¬ тельно. Феодально зависимых крестьян эксплуатирова¬ ли путем взимания ренты продуктами либо денежной ренты и лишь частично — отработочной. Как указывает Карл Маркс, развитие крепостного хозяйства и массовое закрепощение крестьян в России началось с XVI в. В XVI в. произошли те события, о которых в послед¬ нее время много говорили и еще говорят,— я имею в ви¬ ду реформы середины XVI в., опричнину и т. п. Это было отражением начавшегося перехода к крепостниче¬ ским отношениям, когда все большую и большую роль, сначала ведущую, а петом господствующую стала иг¬ рать барщина при соответствующем закрепощении кре¬ стьян. Эти барщинные отношения сохранились в нашей стране до 1861 г., а их остатки до 1917 г. Вы скаже¬ те — не всюду была барщина. Правильно! Возьмем справ¬ ку по статистике землевладения 1905 года. Сколько в России числилось крестьян разных категорий? В 1905 г. числилось 12 298 тыс. дворов, из них бывших владельче¬ ских было 5734 (это не значит, что везде и у всех была барщина,— многие были на оброке), государственных — 5303 (это не значит, что они только отдавали оброк — там была и барщина), удельных 434 тыс., потом шли прибалтийские крестьяне, башкиры и другие. Таким образом, было большое многообразие разря¬ дов крестьян. Это бесспорно. Но общество определяется не только по господствующему способу производства, но и по ведущему. Когда В. И. Ленин писал в 1918— 1921 гг. о разных укладах, то он определял как ведущий социалистический уклад. Наша республика была назва¬ на социалистической республикой, но В. И. Ленин гово¬ рил, что тогда еще господствовала мелкобуржуазная стихия. Социализм не получил еще господствующего положения, но он имел ведущее значение. Если взять развитие сельского хозяйства и крестьян¬ ства с середины XVI до середины XIX в., то здесь было много своеобразия в отдельные периоды и в разных рай¬ онах. Но основное значение имело развитие крепостного барщинного хозяйства и соответствующей ему надстрой¬ ки в виде диктатуры (помещик|ов-крепостников. из
Я очень рад, что авторы доклада отказались от вся¬ ких неточностей в определении сущности царского само¬ державия и вернулись к ленинскому определению цар¬ ского самодержавия как диктатуры помещиков, крепост¬ ников-феодалов. Почему крепостников-феодалов? Пото¬ му что если вы возьмете основную верхушку знати, то многие были типичными представителями феодалов-кре¬ постников. Это даже не мелкие и хищные коробочки и салтычихи, а настоящие зубры типа феодально-крепост¬ ных магнатов. Так что несомненно тогда было единство базиса и надстройки. Некоторые рассматривают крепо¬ стничество в России применительно к его характеристи¬ ке Энгельсом только как второе издание крепостниче¬ ства. Действительно, в ряде стран на востоке от Эльбы бы¬ ло второе издание крепостничества. Но в России перво¬ го издания по существу не было — сразу вышло «второе издание». В издательской практике такие случаи и то бывают редко. В России, например, в КиевскЮм государ¬ стве были зародыши, были зачатки крепостничества. В. И. Ленин .писал о том, как кабалили смердов еще со времен «Русской Правды», но это еще не была та фео¬ дально-крепостная система, которая начала развивать¬ ся с середины XVI в. и достигла расцвета в XVIII в. Почему я говорю феодально-крепостная система? По¬ тому что феодализм и крепостничество в реальной жизни были тесно переплетены между собой. Тут были и вла¬ дельческие крестьяне, и удельные, и казенные. Имел ме¬ сто сложный переплет разных социальных отношений. Даже в одной вотчине была барщина, был оброк, а кое- где были крепостные мануфактуры и отпуск рабочих на капиталистические предприятия. Теперь о начале развития капиталистических отноше¬ ний. Здесь я позволю себе поспорить с С. Д. Скажиным. Я не согласен, что только «отвлеченно» надо понимать ленинское положение о развитии рынка, примерно с XVII в., и о том, что хозяевами этого процесса были купцы и эти связи были буржуазные4. Я считаю, что на¬ до придерживаться толкования, данного самим В. И. Ле¬ 4 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153—154. Ж
ниным. Действительно хозяевами этого процесса были купцы. Это были действительно буржуазные связи, но значит ли это, что на основании этих буржуазных свя¬ зей, на основании того, что хозяевами этого процесса были к)упцы, установился капиталистический способ про¬ изводства и пришли к власти купцы? Ничего подобного. Особенность развития феодально-крепостных отношений заключается в том, что на основе этих буржуазных свя¬ зей развивались не столько капиталистические отноше¬ ния, сколько в основном шло развитие и укрепление кре¬ постного барщинного хозяйства. Хозяевами процесса соз¬ дания рынка были купцы, но командовали всей страной помещики-крепостники, а купцов часто даже и на порог не пускали. (С. Д. Сказкин: А почему вы спорите? Именно это я утверждаю.) Тогда ссылка на Вас докладчиками была сделана не¬ удачно. Происходило развитие торгового капитала, развитие торговли, складывание всероссийского рынка, росли бур¬ жуазные связи и т. д. Тогда же происходило самое на¬ чальное разложение феодально-крепостных отношений. Да, товарищи, если богатый крестьянин выбился в купцы, то в соответствующей феодально-крепостной кле¬ точке произошло разложение феодально-крепостных от¬ ношений и появился росток капиталистических отноше¬ ний (в части развития пока торгового капитала). Если помещик выгнал крестьянина в город на заработки, что¬ бы «ленивцем дома не сидел», то это уже был зачаток маленького разложения и в этой клеточке феодально¬ крепостных отношений. Все это бесспорно. Но в целом развитие торговли, как правильно подчеркнуто в докла¬ де, способствовало в тот период развитию крепостного хозяйства. Здесь правильно ссылались на значение реформ на¬ чала XVIII в. Что такое реформы начала XVIII в.? Это попытка использовать и торговлю, и нарождающиеся ма¬ нуфактуры, и даже весь надстроечный аппарат по приме¬ ру, скажем, Англии, Голландии и даже Швеции. Для че¬ го? Для торжества капитализма? Нет, тогда в основном еще для укрепления феодального крепостного хозяйства. Я считаю, что начало развития капиталистического '/клада нужно датировать примерно серединой XVII в., 145
а не 60-ми годами XVIII в. В 60-х годах XVIII в. про¬ изошли крупные события. Я не спорю против этого. Раз¬ витие мануфактуры — это бесспорный факт, но все это этапы в развитии капитализма. Начальные же этапы на¬ до брать с середины XVII в. Как идет дальше процесс экономического развития? Здесь я хотел бы обратить внимание на слова Маркса о том, что многие явления, и особенно производственные явления, нужно объяснять из развития самого способа производства и самих производственных отношений, т. е. тех классовых отношений, которые складываются в про¬ цессе этого производства. Схема развития феодально¬ крепостных отношений была довольно проста: помещики заставляли крестьян отрабатывать на барщине примерно один день в неделю — это начальные этапы развития крепостнических отношений. Потом — два дня, потом — три дня. Вот вам период расцвета барщинного хозяйства. Потом заставляют работать четыре дня, затем пять дней, шесть дней, даже воскресенье, с переводом на месячину. Что это такое? Это уже процесс постепенного отрицания барщинной системы: фактически подготовка уже к новой системе, системе наемного труда. Следовательно, процесс разложения феодально-кре¬ постных отношений связан не только с тем, что крестья¬ не перестают пахать землю, голодают, крестьянки мень¬ ше рожают детей и т. д. Нет, практически разложение всякой формации связано не только с явлениями упадка. Упадок обязательно бывает, потому что в сравнении с новым старое обычно начинает загнивать. Но вместе с тем развитие каждой формации связано с поступатель¬ ным движением, с поступательным развитием произво¬ дительных сил. Это поступательное развитие производи¬ тельных сил приводит к постепенному переходу к новой формации, приводит к тому, что часть старой форма¬ ции начинает разлагаться, загнивать, приходить в упадок. Поэтому если говорить о нисходящей стадии разви¬ тия феодально-крепостных отношений, то начало ее нуж¬ но относить к концу XVIII— началу XIX в. Ведь нельзя исходить только из того, сколько было наемных рабочих на мануфактурах и т. д. Возьмите общее развитие цар¬ ской России. Разве крепостническая Россия находилась в состоянии упадка и разложения уже с XVII в.? Ниче¬ 14?
го подобного. Еще в XVIII в. царские войска марширо¬ вали по Европе. Где же упадок России? А разве поход в Европу после разгрома Наполеона — это был признак упадка крепостнической России? Это был ее политиче¬ ский зенит. Так что, мне кажется, относить это к упадку нельзя. Упадок начался с конца XVIII и начала XIX в., в особенности после наполеоновской войны. Именно тог¬ да ярко начал выявляться упадок, приведший в конце концов к поражению в Крымской войне, а затем к ре¬ форме 1861 г. Следовательно, товарищи, мне кажется, полезно было бы дать следующую периодизацию: с середины IX по се¬ редину XVI в.— развитие феодализма. С середины XVI по середину XIX в.— развитие, расцвет и затем упадок барщинного крепостного хозяйства. А когда кончился феодально-крепостной уклад и его остатки? В 1917 г. Я не принадлежу к тем товарищам, которые считают, что до 1917 г. у нас господствовали феодально-крепостные отношения. Это не соответствует фактам и не соответст¬ вует ленинскому учению о действительном историческом развитии России. Конечно, к 1917 г. господствующее и ведущее поло¬ жение занимал уже капитализм, но остатки феодально¬ крепостных отношений были громадные. Полукрепостное землевладение сохранилось; сохранилось царское само¬ державие. Много еще было всяких иных остатков крепо¬ стничества. Сохранение остатков крепостничества яви¬ лось предпосылкой борьбы за завершение первого демо¬ кратического этапа революции. Развитие капитализма в его последней, империали¬ стической стадии, рост пролетариата и коммунистической партии явились предпосылкой гегемонии пролетариата на этом демократическом этапе и перерастания демократи¬ ческой революции в социалистическую. Конечно, полного торжества капитализма в нашей стране не получилось даже в области надстройки. Буржуазия господствовала в промышленности, торговле и экономической жизни, но политическая власть на 99% находилась в руках поме¬ щиков-полукрепостников. В феврале 1917 г. свергли Ни¬ колая II, но остатки феодально-крепостных отношений в виде помещичьего землевладения, неравноправия кресть¬ ян и всякой кабалы сохранились до октября 1917 г. 147
Как вы видите, вопрос о переходе от феодально-кре¬ постных отношений к капитализму был у нас весьма сложным. Он не так прост, как некоторые себе пред¬ ставляют. Остатки феодально-крепостных отношений и политическая власть капиталистов были ликвидирова¬ ны в октябре 1917 г., в процессе последовавшей граж¬ данской войны. Несколько дополнительных замечаний. Надо уточнить вопрос о роли крестьянства в наших крестьянских вой¬ нах. Докладчики говорили, что основа крестьянских войн — казачество. Эту точку зрения усиленно защищал Плеханов. Он доказывал, что это были не крестьянские, а казацкие восстания. Верно, казаки играли в них боль¬ шую роль, но крестьяне разве не играли роли? А кре¬ постные рабочие, а угнетенные национальности разве не сыграли свою роль? Это было сложное движение. Когда вы говорите в отношении 1861 г., что вообще крестьян¬ ство в тот период не играло особой роли, я думаю, что вы несомненно преуменьшаете здесь его роль. Я не имею возможности остановиться на целом ряде других вопросов. Например, вы вдруг выпятили уклад простого товарного хозяйства. Был он? Был. Но ведь нужно определить его масштабы, его «меру». Возьмите ленинские данные о расслоении крестьян в начале Ок¬ тябрьской революции: кулаков было 15%, середняков 20%, бедняков-полупролетариев — 65%. Что же, у кула¬ ков было простое товарное хозяйство? Нет, у кулаков шло развитие капиталистического уклада. Что же, у бед¬ няков он был? Нет, они частично были связаны с ка¬ бальными хозяйствами помещиков и кулаков, но более с капиталистическими хозяйствами как батраки и полу¬ батраки. У части середняков был простой товарный ук¬ лад, но их всего было 20%, так что надо точно устано¬ вить удельный вес этого уклада. У некоторых товарищей простое товарное хозяйство стало псевдонимом трудового крестьянского хозяйства почти в народническом его понимании. Последнее замечание — по поводу пролетариата. О генезисе капитализма и капиталистов вы говорили хорошо. Но куда делся пролетариат? Где у вас генезис пролетариата? А ведь в России создалась многомил¬ лионная армия промышленного пролетариата, создалась 148
целая армия в 3—4 миллиона сельскохозяйственных ра¬ бочих, которые основной своей профессией считали ра¬ боту по найму. Я бы хотел, чтобы этой стороне генезиса капитализ¬ ма было уделено соответствующее внимание, тем более что капитализм не просто сам рухнул, а погиб под уда¬ рами своего могильщика — пролетариата. С. М. Т Р О И Ц К И Й Я согласен, так же как и выступавшие передо мной товарищи, что доклад интересный и привлекает внима¬ ние прежде всего широтой постановки проблемы перехо¬ да от феодализма к капитализму. Это в нем наиболее ценно. Авторы предприняли очень трудоемкую работу, попытавшись собрать, систематизировать и осмыслить обширный материал, дающий представление лишь об од¬ ной концепции обсуждаемой сегодня проблемы. Учиты¬ вая ограниченные размеры доклада, перед авторами, было много затруднений — как в конкретной форме ска¬ зать наиболее главное и существенное по вопросу о пе¬ реходе от феодализма к капитализму. Мне хотелось бы обратить внимание на некоторые вопросы, которые, с моей точки зрения, представляют определенный интерес для изучения этой проблемы. Выступавшие до меня товарищи уже отметили, что в докладе имеет место известный историографический ни¬ гилизм. Н. И. Павленко попытался частично исправить это впечатление в своем вступительном слове, но мне кажется, что до конца он этой цели не достиг и не мог достичь. Это объясняется тем, что при составлении док¬ лада его авторы нарушили некоторые обязательные тре¬ бования, предъявляемые к сочинениям такого рода. Краткие историографические замечания не дают ясного и полного представления о взглядах их оппонентов, чита¬ телю не вполне ясно, почему точка зрения инакомысля¬ щих неприемлема. При этом делаются необоснованные упреки по адресу некоторых историков. Так, например, Н. В. Устюгову приписывается фактически отрицание су¬ ществования мелкого товарного производства до XVII в. и неточно передается его точка зрения. В действитель¬ но
ности, Н. В. Устюгов писал в своей работе о том, что в XVII в. начинается массовое превращение ремесла в мел¬ кое товарное производство, чего не было ранее1-5. Основные мои замечания касаются одного из сущест¬ венных вопросов обсуждаемой темы. Дело в том, что в данном докладе проблема смены феодальной формации капиталистической представлена не полностью и не точ¬ но. Это произошло потому, что авторы, на мой взгляд, разорвали единую марксистско-ленинскую концепцию о смене феодальной формации буржуазной и сконцентри¬ ровали свое внимание главным образом на характери¬ стике процессов, протекавших в производственных от¬ ношениях, мало уделив внимания изменениям в над¬ стройке. При этом фактически в изложении авторов про¬ пал XVII век как начало «нового периода русской исто¬ рии». Авторы не решились прямо выступить против из¬ вестного положения В. И. Ленина о начале «нового пе¬ риода» истории России, связанного с зарождением наци¬ онального рынка и капиталистических отношений* 6, и прибегли к ссылке на С. Д. Сказкина, полагающего, что .термин «буржуазные связи» соответствует примерно то¬ му, что Ф. Энгельс говорил о союзе королевской вла¬ сти и буржуазии в политической консолидации европей¬ ских государств7. С такой трактовкой вряд ли можно согласиться. Не¬ смотря на то что у В. И. Ленина не так много выска¬ зываний по раннему периоду русской истории, все же ес¬ ли взять ленинскую мысль о XVII в. как начале «ново¬ го периода» истории России, то мы увидим, что это не случайно оброненная фраза. В. И. Ленин не раз указы¬ вал, что начиная с XVII в. в политической надстройке начинается сложный и противоречивый процесс, свиде¬ тельствующий об эволюции государственного строя Рос¬ сии в направлении «к буржуазной монархии». Основ¬ ные высказывания В. И. Ленина по этому вопросу здесь 1-5 Н. В. Устюгов. Ремесло и мелкое товарное производство в Русском государстве XVII в.— «Исторические записки», т. 34, 1950; он же. Предисловие к книге «Русское государство в XVII в.» М., 1961, стр. 4. 6 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153—154. 7 С. Д. С к а з к и н. К вопросу о генезисе капитализма в сельском хозяйстве Западной Европы.— «Ежегодник по аграрной истории Во¬ сточной Европы 1959 г.». М., 1961, стр. 28. 150
уже цитировали, и я не буду повторять эти места 8. Об этом же свидетельствовало и формирование в XVII— XVIII вв. широкого слоя послушной абсолютизму бюро¬ кратии, которая, по выражению В. И. Ленина, «являет¬ ся и по источнику своего происхождения и назначению и по характеру деятельности глубоко буржуазной» 9. /Одной из специфических особенностей формирования русского абсолютизма по сравнению с другими запад¬ ноевропейскими странами было то, что эволюция абсо¬ лютизма в сторону буржуазной монархии проходила мед¬ леннее, что объяснялось отсталостью социально-экономи¬ ческого развития России, сохранением в течение дли¬ тельного времени крепостничества и более медленным вызреванием буржуазных отношений. Однако отрицать сам факт эволюции надстройки в XVII—XVIII вв. в сто¬ рону буржуазной монархии под влиянием сдвигов со¬ циально-экономического развития, как это фактически делают авторы доклада, на наш взгляд, нет достаточных оснований. Второе мое замечание касается определения социаль¬ ной природы абсолютизма в России. Я солидарен с док¬ ладчиками в том, что это один из наиболее сложных и слабо изученных в литературе вопросов, однако я не со¬ гласен с тем, что авторы доклада предлагают для его решения. И вот почему. Процитировав известные выска¬ зывания К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что абсолют¬ ная монархия возникает «в переходные периоды» и явля¬ ется противовесом, «компромиссом» между интересами формирующейся буржуазии и дворянства10, авторы док¬ лада считают, что они неприменимы к русской истории, так как в России XVII—XVIII вв. не было компро¬ мисса между интересами дворянства и купечества (стр. 102—103). Однако, если мы возьмем не отдельные цитаты из сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, а обра¬ тимся к марксистско-ленинскому учению об историчес¬ ких условиях возникновения абсолютной монархии и ее эволюции, то можно будет убедиться в том, что авторы доклада намечают не совсем верный путь для выяснения этого сложного вопроса. 8 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 346. 9 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 301. 10 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 306; т 21, стр. 172. 151
Борьба интересов дворян и складывающейся буржуа¬ зии представляет, по^зьцшжс^ ную предпосылку» .абсолютизм и. На эту сторону про¬ цесса возникновения абсолютных монархий в Западной Европе неоднократно обращал внимание и Ф. Энгельс 11 12. В существовании сильной централизованной монар¬ хии были заинтересованы дворяне* боровшиеся против привилегий и сепаратизма старой аристократии, и моло¬ дая буржуазия, нуждавшаяся в поддержке абсолютизма для ликвидации феодальной раздробленности и форми¬ рования внутреннего рынка, а также в защите от ино¬ странной конкуренции. Развитие торговли и промышлен¬ ности буржуазией было использовано абсолютистским государством для укрепления могущества дворян. «Циви¬ лизаторская деятельность» абсолютной монархии, по сло¬ вам К. Маркса, и заключалась в централизации ранее раздробленной страны. Для достижения этой цели «она покровительствовала торговле и промышленности, одно¬ временно поощряя тем самым возвышение класса бур¬ жуазии, и видела в них необходимые условия как нацио¬ нальной мощи, так и собственного великолепия...» 13. О том, что абсолютная монархия «возникает... в качест¬ ве естественно складывающегося компромисса между дворянством и буржуазией» и что «она поэтому вынуж¬ дена защищать интересы обеих сторон, оказывать обеим сторонам благодеяния», писал и Ф. Энгельс 14. Однако было бы неправильно_на основании этих вы¬ сказываний К. Маркса и Ф. Энгельса считать, что абсо¬ лютная монархия в равной мере защищала интересы дво¬ рян и буржуазии. На самом деле этого никогда не было. Отдельные действия абсолютизма лишь объективно соз¬ давали более благоприятные условия для формирования буржуазии. Абсолютная монархия в большинстве евро¬ пейских стран, в том числе и в России, возникала в пе¬ риод генезиса капиталистических отношений и существо¬ вала до тех пор, пока сохранялись сословия с их проти¬ воречивыми интересами. Именно борьба этих сословий между собой обеспечивала некоторую независимость аб¬ 11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 306. 12 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 417; см. так¬ же стр. 411—412. 13 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 308. 14 К.. М а р к с и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 125 152
солютистской власти, способствовала ее дальнейшему усилению. «...Ее абсолютистский характер,— писал Ф. Энгельс в набросках к «Крестьянской войне»,— нуж¬ но понимать не в вульгарном смысле; (она развивалась) в постоянной борьбе то с сословным представительством, то с мятежными феодалами и городами; сословия нигде не были ею упразднены; таким образом, ее следует обо¬ значать скорее как сословную монархию (все еще фео¬ дальную, но разлагающуюся феодальную и в зародыше буржуазную)» 15. В других своих работах Ф. Энгельс под¬ робно обосновал мысль о том, что «равновесие» борю¬ щихся между собой классов было всегда относительным, условным. Абсолютная монархия только «на время по¬ лучает известную самостоятельность по отношению к обоим классам» и выступает лишь «как кажущаяся посредница между ними» 16. В действительности абсолютная монархия всегда действовала в интересах всего класса дворян, что, впро¬ чем, не мешало ей тогда ущемлять интересы отдельных феодалов. Так в «Анти-Дюринге» Ф. Энгельс писал, что в течение всего периода существования абсолютной мо¬ нархии буржуазия представляла собой «угнетенное со¬ словие, обязанное платить оброк господствующему фео¬ дальному дворянству», с которым она вела длительную и упорную борьбу за свое освобождение. «Борьба бур¬ жуазии против феодального дворянства есть борьба го¬ рода против деревни, промышленности против землевла¬ дения, денежного хозяйства против натурального, и ре¬ шающим оружием буржуазии в этой борьбе были нахо¬ дившиеся в ее распоряжении средства экономической силы, которые непрерывно возрастали вследствие раз¬ вития промышленности, сначала ремесленной, а затем превратившейся в мануфактуру, и вследствие расшире¬ ния торговли. В течение всей этой борьбы политиче¬ ское насилие было на стороне дворянства, за исключе¬ нием одного периода, когда королевская власть в своей борьбе с дворянством пользовалась буржуазией, чтобы сдерживать одно сословие с помощью другого...». И далее: «По политическому положению дворянство было всем, буржуа — ничем» 17. В другой своей работе — 15 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 417. 16 Там же, стр. 172. 17 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 168. 153
«О разложении феодализма и возникновении националь¬ ных государств» — Энгельс отметил, что этот временный союз королевской власти с формирующейся буржуазией городов кончился тем, что она «в благодарность за это поработила и ограбила своего союзника» *8. В приведенной выше обширной выдержке из «Анти¬ Дюринга» важно отметить мысль Ф. Энгельса о том, что в течение длительного периода формирующаяся бур¬ жуазия вела борьбу с дворянством преимущественно в области экономики. Слабость буржуазии на ранних этапах ее возникновения толкала ее на союз с королев¬ ской властью. Поэтому говорить о подлинном «равнове¬ сии» буржуазии и дворянства нет оснований. О том, что в России XVII—XVIII вв. абсолютная мо¬ нархия была вынуждена в известной мере считаться с нуждами формирующейся буржуазии и учитывать ее постепенно увеличивающуюся экономическую силу, сви¬ детельствуют такие факты, как привлечение верхушки посадов к участию в работе земских соборов, проявле¬ ние политической активности городов во время иностран¬ ной интервенции в начале XVII в., выступление посад¬ ского населения со своими сословными требованиями в первой половине XVII в. (ликвидировать белые слободы, устранить конкуренцию иностранных купцов, улучшить таможенное законодательство и т. п.). Известно, что рус¬ ское правительство было вынуждено удовлетворить зна¬ чительную часть этих требований посадского населения. Именно в середине XVII в. в России появляются первые идеологи меркантилизма (А. Л. Ордин-Нащокин, Ю. Крижанич), а в политике правительства Алексея Ми¬ хайловича весьма заметны элементы меркантилизма18 19. Тот факт, что в первой половине XVIII в. в России идеи меркантилизма не только получают широкое распро¬ странение среди многих экономистов, но и проводятся во внутренней политике правительством Петра I и его пре¬ емниками, как будто не вызывает споров среди большин¬ ства исследователей. К. Маркс показал, что появление идей меркантилизма связано с генезисом капитализма; 18 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 412. 19 К. В. Базилевич. Элементы меркантилизма в экономиче¬ ской политике Алексея Михайловича.— «Ученые записки МГУ», вып. 41, 1940. 154
меркантилистам принадлежит исторически первая разра¬ ботка теории капиталистического способа производства, когда оно еще только формировалось в недрах феодаль¬ ного общества20. Развитие капиталистических отношений в России во второй половине XVII—XVIII в. вызвало рост дворян¬ ского предпринимательства и, по выражению одного из авторов доклада Н. И. Павленко, привело даже к «обур- жуазиванию части дворянства» 21. Следующее мое замечание касается содержащейся в докладе оценки XVII—XVIII вв. как периода «рас¬ цвета» феодально-крепостнического строя в России (стр. 19). Такая трактовка этого периода не дает воз¬ можности объяснить сложный и противоречивый харак¬ тер социально-экономической и политической истории России в этот период, сопровождавшейся, с одной сторо¬ ны, резким усилением крепостничества (распростране¬ ние его «вширь» и «вглубь»), с другой — зарождением и развитием буржуазных отношений. Вторая тенденция исторического развития России привела к тому, что в середине XVIII в. образовался капиталистический уклад. О каком же «расцвете» феодально-крепостниче¬ ского строя можно тут говорить? Здесь у авторов докла¬ да явное противоречие с конкретными фактами. Чтобы действительно показать сложный и противоречивый ха¬ рактер исторического развития России в XVII—XVIII вв.. необходимо признать, что усиление крепостничества, а также изменения в законодательстве в сторону созда¬ ния более благоприятных условий для развития про¬ мышленности и торговли, несмотря на все колебания правительства в этом вопросе, объяснялись глубинными процессами в хозяйстве страны и были в значительной мере обусловлены зарождением и усилением буржуаз¬ ных отношений. Поэтому одной из причин дальнейшего усиления крепостничества в России после издания Со¬ борного уложения 1649 г. было развитие товарно-денеж¬ ных отношений в стране и усиление борьбы крестьян 20 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 139—140; т. 24, стр. 71—72. 21 См. подробнее Н. И. П а в л е н к о. К вопросу об эволюции дворянства в XVII—XVIII вв. —«Вопросы генезиса капитализма в России». Л., 1960, стр. 54—75. 155
против феодальных отношений, за право свободно за¬ ниматься торговлей и промышленностью. Объективный ход экономического развития, а также рост классовой борьбы трудящихся масс вынуждал абсолютизм време¬ нами делать некоторые уступки, что отчетливо прояви¬ лось в законодательстве второй половины XVIII в., отме¬ нившем некоторые ограничения для крестьянской тор¬ говли и промышленности. В этой связи я хотел бы поддержать ряд положений очень интересной, хотя в некотором отношении и спор¬ ной, статьи Е. И. Индовой, А. А. Преображенского и Ю. А. Тихонова, в которой на значительном материа¬ ле показано изменение форм и содержания классовой борьбы крестьян в связи с генезисом капитализма в Рос¬ сии XVII—XVIII вв. Дальнейшее изучение стихийной борьбы крестьянства, объективно выступавшего за бур¬ жуазный путь развития, лучше поможет выяснить специ¬ фику перехода от феодализма к капитализму и объяс¬ нить изменения в законодательстве и внутренней поли¬ тике абсолютизма в этот период22. Я согласен с Е. М. Жуковым, который в своем всту¬ пительном слове говорил, что историческое развитие не всегда идет по прямой линии, бывают отступления, зиг¬ заги. Тот крепостнический этап, который наступил в кон¬ це первой четверти XVIII в. в развитии мануфактуры в России, и является своеобразным историческим загзагом. В условиях господства и усиления крепостнических отно¬ шений мануфактура в России претерпела определенные изменения, сопровождавшиеся резким возрастанием удельного веса принудительного труда. Но я бы поддер¬ жал также и выступление М. Я. Волкова, обратившего внимание на то, что нельзя подходить к развитию ма¬ нуфактуры в России, исходя только из позиций крупной промышленности — металлургической и текстильной, ко¬ торая обслуживала нужды абсолютистского государст¬ ва и пользовалась особым вниманием с его стороны. Чтобы изучить специфику генезиса капитализма в промышленности, надо привлекать и те отрасли эконо¬ мики, которые не пользовались поддержкой феодального 22 Е. И. И н д о в а, А. А. Преображенский, Ю. А. Т и х о¬ н о в. Классовая борьба крестьянства и становление буржуазных от¬ ношений в России.— «Вопросы истории», 1964, № 12, 156
государства, ибо там нередко становление новых буржу¬ азных отношений происходило гораздо быстрее. Данные по истории винокуренной, кожевенной и некоторых дру¬ гих отраслей промышленности, которые не пользовались такой поддержкой абсолютистского государства, свиде¬ тельствуют о том, что в XVII—XVIII вв. там происходи¬ ло постепенно расширение применения вольнонаемного труда 23. В заключение остановлюсь кратко на таком важном вопросе, как оценка составителями доклада роли клас¬ совой борьбы в смене феодализма и капитализма. Я под¬ держиваю критические замечания уже выступавших то¬ варищей и разделяю их неудовлетворенность той трак¬ товкой этого вопроса, которую предложили авторы, утверждающие, что все крестьянские восстания и войны в России XVII—XVIII вв. еще не выходили «за пределы феодальных отношений» и что «борьба за установление капиталистического строя в них еще не присутствовала» (стр. 31). Во время восстаний и, особенно, войн крестьяне тре¬ бовали освобождения от крепостной зависимости, пере¬ дачи им безвозмездно всей земли, уничтожения всех феодальных повинностей и государственных налогов, установления равенства, свободы религии и введения вольного самоуправления на казачий лад. Содержание их программы свидетельствует о том, что стихийно ос¬ новная масса крестьян боролась за неограниченную свободу хозяйственной деятельности и инициативы, т. е. за свободное развитие мелкого крестьянского хозяйства по буржуазному пути, ибо «лозунг черного передела или земли и воли,— этот распространеннейший лозунг кресть¬ янской массы, забитой и темной, но страстно ищущей света и счастья,— буржуазен» 24. В ходе крестьянских 23 См., например, О. И. Вилков. К вопросу о зарождении ка¬ питалистических отношений в кожевенной промышленности Западной Сибири XVII — начала XVIII в.— «Известия СО АН СССР. Серия обществ, наук». Новосибирск, 1964, № 9, стр. ПО—118; М. Я. Вол¬ ков. Рынок рабочей силы Ярославля 20-х годов XVIII в.— «Научные доклады высшей школы. Исторические науки», 1959, № 1; М. Я. Вол¬ ков, С. М. Троицкий. О буржуазном расслоении крестьян и скла¬ дывании рынка наемной рабочей силы в России в первой половине XVIII в.— «История СССР», 1965, № 4. 24 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 11, стр. 102. 157
войн XVII—XVIII вв. требования восставших постепенно уточнялись и более четко формулировались, особенно во время крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева25. Объективное содержание крестьянских лозунгов свидетельствует о том, что они имели буржу¬ азный характер, хотя в силу своей отсталости кресть¬ яне не могли четко формулировать эти лозунги. Но это не избавляет историков-марксистов от необходимости изучать объективное содержание требований крестьян. Я также думаю, что неверно отрицать влияние клас¬ совой борьбы в XVII—XVIII вв. на процесс становления абсолютной монархии в России. В. И. Ленин неоднокра¬ тно подчеркивал мысль о том, что «классовая борьба, борьба эксплуатируемой части народа против эксплуа¬ таторской лежит в основе политических преобразований и в конечном счете решает судьбу всех таких преобразо¬ ваний» 26. В докладе правильно обращено внимание на недоста¬ точную изученность политической истории России пере¬ ходного периода, т. е. в XVII—XVIII вв. Следует отра¬ зить в итоговом документе сессии необходимость изуче¬ ния политической истории, истории государства и поли¬ тической мысли в этот период. Очень важно для понима¬ ния сути происходивших процессов уделить больше вни¬ мания истории классов. У нас стало хорошей традицией делать упор на историю непосредственных производите¬ лей материальных благ. Но при этом нельзя впадать в крайность и игнорировать историю тех классов, которые играли огромную роль в экономической и политической жизни страны. Я имею в виду историю дворянства и буржуазии, которая изучена явно недостаточно. По этим темам нужен ряд монографических исследований. 25 В. И. Лебедев. К вопросу о характере крестьянского дви¬ жения в России XVII—XVIII вв.—«Вопросы истории», 1954, № 6; В. В. Мавродин. Основные проблемы крестьянской войны в Рос¬ сии 1773—1775 гг.— «Вопросы истории», 1964, № 8; Е. И. И н ц о в а, А. А. Преображенский, Ю. А. Тихонов. Классовая борь¬ ба крестьянства и становление буржуазных отношений в России.— «Вопросы истории», 1964, № 12. 26 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 9, стр. 333—334. 158
Л. П. МАКОВСКИЙ (г. Смоленск) После выступления М. В. Нечкиной моя задача много облегчилась. Милица Васильевна правильно указала на (недостатки в организации настоящей сессии. Однако хо¬ рошо то, что мы обсуждаем вопрос, и в этом обсуждении будет постепенно рождаться истина. В докладе изложена одна точка зрения. А было бы лучше, если бы был подготовлен материал, отражаю¬ щий разные точки зрения. Авторы доклада склонны от¬ вергать утверждения ряда исследователей о зарождении капиталистических отношений в XVI в., не изучив доку¬ ментальные данные этого периода. Между тем экономическая история XVI в. по сути дела почти 1не разрабатывается. Я работал лет пятнадцатынад этой темой, обработал довольно большое количество ма¬ териалов, но далеко не все. Но даже то, что сделано, позволяет обнаружить много разного рода мануфактур и мастерских типа простой капиталистической коопера¬ ции, большой разворот внутренней и внешней торговли, развитие товарного производства в городе и деревне, предпринимательскую деятельность многих вотчин, на¬ копление значительных капиталов и разорение больших масс мелких производителей города и деревни, образо¬ вание рынка рабочей силы, широкое развитие отноше¬ ний найма в промышленности и в сельском хозяйстве. Должен сказать, что пока я не нашел указаний о прину¬ дительном найме в промышленности XVI в. Может быть, они еще будут найдены. В том материале, которым я пользовался, этого не видно. Наем был, безусловно, и у богатых крестьян. Нам уже удалось обнаружить имена 119 таких крестьян. История Строгановых, исследован¬ ная А. А. Введенским, показывает, как в XVI в. из зажиточного крестьянства вышел крупнейший промыш¬ ленник. Изучение источников XVI—XVII вв. надо продол¬ жать, и тогда можно будет решить проблему генезиса капитализма в России. Пока мы пришли к следующему выводу, что в XVI в. имел место усиленный процесс отделения ремесла от сельского хозяйства, бурный рост городов и разного рода торгово-ремесленных поселений, а это в свою очередь 159
стимулировало ускоренное товарное производство в го¬ роде и деревне. Развитие товарно-денежных отношений вело к разо¬ рению мелкого производителя и к накоплению богатства в руках купечества и «лучших» или «добрых» крестьян. В XVI в. наблюдался большой разворот промышлен¬ ного производства и крупные успехи в техническом раз¬ витии. Зарождаются мануфактуры как государствен¬ ные, так и частные с привлечением иностранного капи¬ тала. Мануфактуры и многочисленные мастерские широ¬ ко применяли вольный наем рабочей силы. Судя по материалам монастырей (Болдина, Дорого¬ бужского, Кирилло-Белозерского, Соловецкого и др.), там довольно успешно развивалось предприниматель¬ ство. Вотчинное хозяйство широко было втянуто в товар¬ но-денежные отношения. Товарное производство и предпринимательство на¬ блюдалось и в деревне, особенно у черносошных кре¬ стьян. Там происходит социальное расслоение. Таким образом, в экономическом состоянии России можно видеть зарождение новых явлений, не свойствен¬ ных типично феодальному способу производства. Появи¬ лись не только новые экономические отношения, но вме¬ сте с ними наблюдается противоречивый процесс возник¬ новения новых сословий и разложения старых. Зароди¬ лась и окрепла городская буржуазия, а рядом с ней появилось навое многочисленное сословие — плебеи-най¬ миты, предвестники «современного буржуазного общест¬ ва», как их называл Энгельс L Большую силу стали представлять ^лучшие» или «добрые» крестьяне, которые знаменовали собой зарож¬ дение земледельческого капитализма. В первой половине XVI в. в России бытовали разные формы земельной собственности. Борьбу с феодальным строем вели и полузависимые, и крепостные крестьяне. Но эта борьба не могла выйти за пределы обычных бун¬ тов, местных восстаний. Только образование новых производительных сил, появление новых сословий — городской и деревенской буржуазии и многочисленного слоя городских плебеев- наймитов и выступление этих новых сословий против фе- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 355. 160
одализма могли превратить отдельные восстания черно¬ сошных и крепостных крестьян в крестьянскую войну. В свое время в специальной литературе утвердилось мнение, что основным и главным противоречием в эпоху феодализма являлось противоречие между крепостными крестьянами и крепостниками-помещиками. И, как пра¬ вило, исследователи так называемого «восстания Болот¬ никова» и анализировали только это противоречие. В те же времена и феодализм понимали только в смысле эпо¬ хи крепостнической. Как правильно отмечает академик М. В. Нечкина, только послевоенная историография по¬ ставила «большие темы» по истории феодализма. Необходимо отметить заслугу М. В. Нечкиной в по¬ становке вопроса о восстановлении в правах марксист¬ ской периодизации феодализма, забытой в свое время. Для того чтобы договориться о том, когда наступает «нисходящая» стадия феодализма, необходимо «восста¬ новить в правах» марксистское определение феодального способа производства, или, как говорится, признаков феодализма. К. Маркс писал, что «во всех странах Евро¬ пы феодальное производство характеризуется разделе¬ нием земли между возможно большим количеством вассально зависимых людей. Могущество феодальных господ, как и всяких вообще суверенов, определялось не размерами их ренты, а числом их подданных, а это последнее зависит от числа крестьян, ведущих самосто¬ ятельное хозяйство»2. Это же определение подтвердил и Ф. Энгельс в статье «О разложении феодализма и воз¬ никновении национальных государств», указав, что ос¬ новное отношение всего феодального порядка — «отда¬ ча земли в ленное владение за определенную личную службу и повинности...»3. Таким образом, главным признаком феодального спо¬ соба производства являются отношения феодала с лен¬ но-зависимыми крестьянами. Вторым признаком необхо¬ димо считать натуральный характер хозяйства. Ф. Энгельс отметил, что «каждое феодальное хозяйство само удовлетворяло свои нужды целиком, даже военные поставки взыскивались продуктами»4. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 729. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 411. 4 Там же, стр. 408. 6 Заказ Ке 1531 161
ТакИхМ феодализм являлся в XII—XIV вв. Рас¬ цвет феодализма продолжался, говорит Ф. Энгельс, до конца XIII в.5 По мере развития общественного разделения тру¬ да, роста городов, появления in укрепления денежной системы начиналось разложение феодализма. Если при¬ ложить определение классиков марксизма, данное ими феодальному производству и феодальной системе, к тому состоянию экономического строя, которое мы наблюда¬ ли в России XVI в., то можно будет применить к рус¬ скому феодализму XVI в. любимую поговорку С. Г. Стру- милина: «Федот, да не тот». Уже в XV в., отмечает Ф. Энгельс, «феодальная си¬ стема находилась, таким образом, в полном упадке; пов¬ сюду в феодальные области вклинивались города с антифеодальными интересами... Старые феодальные пути стали ослабевать под воздействием денег...» 6 7. Такое же состояние можно наблюдать в России. Со¬ вершенно справедливо заметила М. В. Нечкина, что при анализе следует помнить: «всемирно-исторический аспект вопроса тут один из важнейших» 1. Следует учитывать замечание Ф. Энгельса, что «1всю« ду, где личное отношение было вытеснено денежным отношением, натуральная повинность — денежной, там место феодального отношения заступало буржуазное»8. Все исследователи истории экономических отношений в России XV—XVI вв. признают, что денежная рента стала внедряться во второй половине XV в. 1и в середи¬ не XVI в. достигла значительной степени, а в ряде хо¬ зяйств и областей стала преобладающей. Ф. Энгельс много раз указывал, что в конце XV — на¬ чале XVI в. феодальная система подверглась разложе¬ нию. Возникновение национальных государств он считал продуктом разложения феодализма. Как учат классики марксизма-ленинизма, степень то¬ варно-денежных отношений обусловлена уровнем разви¬ тия производительных сил и особенно товарного произ¬ водства, но, в свою очередь, торговля воздействует 6 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 413. 6 Там же, стр. 409. 7 М. В. Нечкина. К итогам дискуссии о «восходящей» и «ни¬ сходящей» стадиях феодализма, стр. 51. 8 К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 408. 162
на развитие производительных сил, стимулирует товар¬ ное производство, «она все более придает производству характер производства ради меновой стоимости»9. Интересно замечание К. Маркса о роли мировой торговли. «Внезапное расширение мирового рынка,— пишет он,— возросшее разнообразие обращающихся то¬ варов, соперничество между европейскими нациями в стремлении овладеть азиатскими продуктами и амери¬ канскими сокровищами, колониальная система—1все это существенным образом содействовало разрушению фео¬ дальных рамок производства» 10. Ф. Энгельс также отмечает влияние мировой тор¬ говли на феодальный способ производства. Россия XVI в. широко втягивается в мировую торговлю. Торговые опе¬ рации ведутся не только со странами Западной Европы и Ближнего Востока, что имело место в XII—XIV вв., но русские купцы освоили среднеазиатские рынки и стре¬ мятся торговать с Индией и Китаем. К слову сказать, первыми проникли в Индию русские люди. Таким образом, в XVI в. феодальный строй, фео< дальные производственные отношения не могли соответ¬ ствовать характеру новых производительных сил еще до насаждения крепостничества и превратились в тормоз их развития, что сказалось в обострении классовой борь¬ бы. Вызванные народным восстанием реформы 50-х го¬ дов несколько ослабили тормозящее влияние феодально¬ го строя, а с введением опричнины, «заповедных лет», крепостнических законов 90-х годов утвердилась фео¬ дальная реакция. Крепостнический строй, принявший в дальнейшем рабскую окраску, стал не только тормозом развития новых производительных сил, но и превратил¬ ся в разрушительную силу для мелкого производства (для черносошного крестьянства в частности) и по¬ дорвал хозяйственные стимулы у феодально зависимого населения, которое было превращено в крепостных, а потом в рабов. Как правильно отметила М. В. Нечки¬ на, крестьянское хозяйство теряет возможность простого воспроизводства. Зависимые, а потом крепостные крестьяне не раз поднимались на восстания. В период нисходящей стадии 9 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. 1, стр. 358. 10 Там же, стр. 365. 163 6
феодализма, в восстаниях крепостных крестьян, по сло¬ вам М. В. Нечкиной, имел место «не просто протест масс против (возрастающего угнетения; тут явственно висту- пает требование новых форм хозяйства, «новых форм эко¬ номической жизни, требования, «носителем которого явля¬ ются трудовые массы» и. Даже сохранившиеся сведения позволяют видеть ярко выраженное (несоответствие феодального строя ха¬ рактеру производительных сил. Феодалы, поддерживаемые государственным аппа¬ ратом, нагло «наступали на крестьянскую мелкую зе¬ мельную собственность, общинно-волостную и подворно¬ частную, захватывали ее равными способами. Растущие государственные налоги в денежной форме, злоупотреб¬ ления, грабежи «наместников и других властей высасыва¬ ли у мелкого собственника жизненные соки и гнали его в кабалу к феодалу или к богатому крестьянину. Такое же состояние переживал и мелкий произво¬ дитель города. Крупные мастерские и мануфактуры ра¬ зоряли, а государственные налоги и злоупотребления царских чиновников добивали его. Социальный протест мелкого производителя нашел в XVI в. свое выражение в частых, иногда массовых вы¬ ступлениях черносошных крестьян и городской «черни». Особенно упорно боролся свободный крестьянин против наступления феодалов на его мелкую собственность и свободу. Всякие монополии, особенно торговые привилегии иностранцам — англичанам, а потом и голландцам под¬ рывали русскую промышленность и торговлю. Царские власти со времени опричнины преврати¬ лись в (настоящих грабителей. Это видно из многих сви¬ детельств современников. Насаждение крепостничества в деревне подорвало приток рабочей силы в промышленность и торговлю. И, наконец, прикрепление горожан к посадскому тяглу стеснило свободу промышленной и торговой деятельно¬ сти. Перевод сельских богатых промышленников и тор¬ говцев в город ударил по сельской буржуазии. Все эти действия царской власти тормозили разви¬ тие производительных сил страны. 11 М. В. Нечкина. Указ, соч., стр. 34. 164
Разорение сельского хозяйства и городской промыш¬ ленности и торговли к концу XVI в. не случайно. Запустение в деревне и городе к концу XVI в. достиг¬ ло небывалых размеров. В конце XVI в. несоответствие феодального (в том числе и государственного) строя характеру производи¬ тельных сил нашло свое выражение в обострении следу¬ ющих противоречий: 1) между черно-сошными крестьянами и феодалами, разорявшими их; 2) между бюргерством и феодальным строем; 3) между плебеями (особенно той их частью, кото¬ рая жила по найму и представляла, как выразился Ф. Энгельс, «предвестника современного буржуазного об¬ щества» и которых Борис Годунов превратил в холопов) и всем феодальным строем; 4) между крепостными крестьянами и феодалами. Действие всех этих противоречий и должно было при¬ вести к крестьянской войне. Итак, без изучения экономических явлений в XVI— XVII вв. бесспорно нельзя решать вопрос о зарожде¬ нии капитализма, равно как нельзя судить о социально¬ экономических отношениях этого периода по тому, что было позже. В. В. Ч Е П К О (г. Минск) Вопрос об особенностях перехода от феодализма к капитализму в России, о сходстве и различиях этого процесса с развитием капитализма в Западной Европе и о факторах, обусловивших эти различия, давно назрел. Проблема эта чрезвычайно важна и для историков союз¬ ных республик, в частности для нас, историков Белорус¬ сии. С трудностями, вызванными отсутствием четкого опре¬ деления поставленных в докладе вопросов, столкнулись мы, белорусские историки, при подготовке I тома пяти¬ томной «Истории Белоруссии». В связи с этим настоя¬ щая дискуссия имеет для нас особо важное значение. 165
Авторы доклада правы, отмечая довольно значитель¬ ные раличия в уровне социально-экономического раз¬ вития различных районов обширной территории России и в процессе их перехода от феодализма к капитализму. Белоруссия первой половины XIX в. представляет собой в этом отношении разительный пример. Это был район господства барщинной системы. Поч¬ ти до середины 40-х годов не только 97% помещичьих, но и государственные крестьяне отбывали барщину, что наложило существенный отпечаток на весь процесс со¬ циально-экономического развития этого района России и на генезис капитализма в Белоруссии. Развитие промышленности в Белоруссии началось с возникновения помещичьих предприятий, особенно быст¬ ро возросших в конце XVIII в. в таких отраслях, как по¬ лотняная, парусная, суконная. В первой половине XIX в. число помещичьих предприятий — суконных, железоде¬ лательных, стекольных, бумажных, смоло-скипидарных, а с конца 30-х годов — сахарных неуклонно растет. К концу 50-х годов в трех основных промышленных гу¬ берниях Белоруссии (Минской, Могилевской и Гроднен¬ ской) помещикам принадлежала почти треть предприя¬ тий. Все это были крупные мануфактуры, а часть из них — фабрики. Купцам и мещанам принадлежало 2/3 предприятий, но мелких (кожевенные, свечно-сальные, табачные, мясные, кирпичные, канатные, маслобойные и т. п.). Даже к концу 50-х годов XIX в. можно едва насчитать с десяток более или менее заметных купечес¬ ких мануфактур; мало того, существовавшие в 20-х го¬ дах значительные купеческие мануфактуры в ряде ме¬ стечек к концу 50-х годов пришли в упадок и измель¬ чились. Правда, количество мелких предприятий росло: с 1828 по 1856 г. их число выросло в 8 раз. Однако мел¬ котоварное производство не перерастало в мануфактур¬ ное. Помещичьи же предприятия обнаруживали упорную живучесть: они продолжали в течение этого периода количественно расти (за это время они выросли более чем в три раза) и укрупняться, перерастая частью в кре¬ постную фабрику. Однако в помещичьей промышленности происходил процесс замены крепостного труда наемным (в основном тех же крестьян), особенно с конца 30-х — начала 4и-х годов. В сахарном производстве, например, наемные рабо¬ 166
чие составляли около 65%, в железоделательном — до 30%, в смоло-скипидарном — около 50%, в стеколь¬ ном— до 40% и т. д. Суконное же производство прошло в первой половине XIX в. своеобразный путь развития: с начала века в нем стали возникать купеческие ману¬ фактуры, особенно бурно разросшиеся в 20-х годах,— к концу первой четверти XIX в. в суконной промышленно¬ сти Белоруссии более 55% рабочих были вольнонаемны¬ ми. Однако к концу 50-х годов в этой отрасли снова гос¬ подствовал крепостной труд (свыше 80%). В целом в промышленности Белоруссии (без виноку¬ ренной) наемные рабочие в 40-х годах составили до тре¬ ти всех рабочих, а к концу 50-х годов около 43%. Поэтому начало заметного складывания капиталисти¬ ческого уклада в промышленности Белоруссии можно отнести к первому десятилетию XIX в., когда начало ра¬ сти количество купеческих мануфактур, увеличилось мел« котоварное производство. Весьма убедительным факто¬ ром формирования капиталистического уклада явился в первой половине XIX в. быстрый рост населения городов, изменение их социального состава и значения как торго¬ во-промышленных центров. Главным вопросом проблемы разложения феодально¬ крепостнической системы и формирования капиталисти¬ ческого уклада является вопрос о процессах, происхо¬ дивших в сельском хозяйстве. Сравнивая социально-экономическое развитие бело¬ русской деревни, где господствовала барщина, с дерев¬ ней русской, где был широко распространен оброк, мож¬ но четко видеть большое различие в степени развития капиталистических форм производства. Общеизвестно нивелирующее воздействие барщинной системы на крестьянство. На материалах инвентарей по¬ мещичьих (и казенных) имений 40-х годов оно прослежи¬ вается довольно хорошо. Однако барщинное хозяйство, наряду с уравнитель¬ ной тенденцией, вело к общей пауперизиции белорусской деревни. К концу 50-х годов в белорусской деревне об¬ разовалась масса обедневших безземельных крестьян- огородников и бобылей, в среднем по Белоруссии их на¬ считывалось до 8—9%. Они работали в значительной ча¬ сти на помещичьих предприятиях и во дворах зажиточ¬ ных односельчан. 167
Развитию отношений купли-продажи рабочей силы содействовало в Белоруссии широкое распространение отходничества — как принудительного (сдача помещи¬ ком своих крестьян в наем подрядчику), так и доброволь¬ ного (строительные, земляные, сплавные, извозные рабо¬ ты). На сплавных работах в 20-е годы числилось 30— 40 тыс. человек, в 50-е годы — до 100—150 тыс. человек; на строительные работы уходило не менее 50 тыс. кресть¬ ян. Целыми деревнями нанимались белорусские крестья¬ не на лесоразработки к помещикам и подрядчикам. Ши¬ роко были развиты в Белоруссии лесные промыслы, изго¬ товление рогож, мочалы, лаптей, деревянной посуды, хо¬ зяйственной утвари; все это шло на продажу. В Витеб¬ ской и северных уездах Минской и Могилевской губ. сеяли лен на продажу; появились скупщики, скупавшие лен у односельчан и перепродававшие его купцам. В южных районах Минской губ. многие крестьяне выкармливали скот для продажи, нанимая для ухода за стадами бед¬ няков-односельчан. Известны имена богатых крестьян, занимавшихся торговлей, арендой мельниц, корчем. Все эти факты свидетельствуют о том, что, несмотря на тормозящее воздействие барщинной системы, элемен¬ ты капитализма проникали в дореформенную деревню Белоруссии. Поэтому вывод доклада о том, что в бар¬ щинных районах в деревне лишь только начинался пере¬ ход от натурального к мелкотоварному производству (стр. 67), несколько преуменьшает значение и глубину происходивших в первой половине XIX в. процессов. Авторы доклада правильно подошли к определению процесса разложения феодально-крепостнического спо¬ соба производства и зарождения капиталистического ук¬ лада в помещичьем хозяйстве России, выбрав иной, чем для промышленности, критерий, критерий товарности. Последняя четверть XVIII в. свидетельствует о росте товарности помещичьего хозяйства Белоруссии. Большое значение для развития зернового хозяйства Восточной Белоруссии имела отмена указом 1772 г. та¬ моженных пошлин на вывоз сельскохозяйственных про¬ дуктов в Ригу. По донесению генерал-губернатора Бело¬ русской губернии Екатерине II, в четыре раза выросли площади земель, распахивались пустоши, кустарники, осушенные болота. В те же годы началось бурное раз¬ витие вотчинной промышленности — полотняных, парус¬ 168
ных, стекольных, суконных предприятий, а также смоло¬ курен, винокурен, усилились вырубка леса и вывоз дре¬ весины и строительных материалов. К началу XIX в. Бело¬ руссия по количеству винокурен занимала первое место в России, сосредоточив 74 всех таких предприятий. С на¬ чала XIX в. до Отечественной войны 1812 г. увеличива¬ лись посевы картофеля, льна, конопли (по разным райо¬ нам Белоруссии), начала явственно определяться хозяй¬ ственная специализация этих районов, появилось и ста¬ ло развиваться (главным образом в Гродненской и Мин¬ ской губ.) тонкорунное овцеводство и т. д. Большое зна¬ чение имело включение Белоруссии в российскую хозяй¬ ственную систему. В 20—30-х годах этот процесс продолжался. Развива’ ется помещичья рационализаторская деятельность, вво¬ дятся агротехнические усовершенствования, применяются машины и т. п. Все это влекло за собой расширение при¬ менения наемного труда на предприятиях, на скотовод¬ ческих фермах, на сахарных плантациях, на картофель¬ ных полях, на лесоразработках. В 1850 г. большая часть витебских дворян на своем съезде голосовала за освобождение крестьян от крепо¬ стной зависимости. Эти явления свидетельствуют о глубоко зашедшем к 40-м годам XIX в. процессе разложения феодальной сис¬ темы хозяйства. Поэтому, на наш взгляд, вывод доклада несколько неполно определяет характер происходивших в Белоруссии перемен. В. Я. КРИВОНОГОВ (г. Свердловск) Для обсуждаемых на данной сессии проблем история Урала XVIII в. представляет первостепенный интерес. Ведь Урал производил 80% всего металла в стране. В докладе ему уделено должное внимание, но некоторые положения докладчиков вызывают возражения. Я ду¬ маю, в частности, что и применительно к Уралу нель¬ зя начинать изучение генезиса капитализма с 60-х годов XVIII в. Мы имеем документы, которые свидетельствуют о тех закономерных процессах развития социальных 169
отношений на Урале, которые имели место и в централь¬ ной части России. Может быть, на Урале это был несколь¬ ко запоздалый процесс, но все равно он происходил. Мы часто забываем о тех явлениях, которые имели место на Урале до того момента, когда стали зарождаться круп¬ ные металлургические предприятия. Я имею в виду кре¬ стьянские металлургические промыслы. В 1722 г. был проведен опрос 40 крестьянских метал¬ лургов L Многие из них заявляли, что они добывают руду на глубине 3 и более сажен. Своим собственным тру¬ дом выполнять эту работу едва ли удавалось. Если это была семейная кооперация, то все-таки кооперация, а мо¬ жет быть, имела место и простая капиталистическая ко¬ операция. Эта промышленность была постепенно вытес¬ нена в результате строительства крупных уральских за¬ водов, поглотивших крестьянские железоделательные промыслы. Однако опыт крестьянских металлургов был использован впоследствии при довольно значительном развитии рудных промыслов, особенно в Пермском райо¬ не. Частный рудный промысел, очевидно, представлял собой простую капиталистическую кооперацию, которая порождала уже и мануфактурное разделение труда. В конце XVIII в. рудопромышленники, эксплуатируя на¬ емных рабочих, обеспечивали пермские заводы рудой на 80—85%. Это должно быть взято в расчет при изуче¬ нии генезиса капитализма. В докладе имеется утверждение, что феодализм, раз¬ виваясь, поглощает первые ростки капитализма. В док¬ ладе сказано, что в XVII — первой половине XVIII в. были пресечены случайные формы найма рабочей силы, а пауперизированные элементы закрепощены. В 1755 г. на 130 уральских заводах было свыше 9 тыс. вечно от¬ данных, т. е. закрепощенных наемных людей из беглых крестьян и других случайных элементов. Но в то же вре¬ мя на этих же заводах имелось около 10 тыс. наемных рабочих с узаконенными видами1 2. Этот факт забывать нельзя, ибо он свидетельствует о наличии буржуазных отношений. 1 Государственный архив Свердловской области (ГАСО), ф. 24, on. 1, д. 5а, лл. 198—216. 2 ГАСО, ф. 24, оп. 2, д. 262, лл. 10—96; ф. 115, ап. 1, д. 14Ц лл. 123—125; ф. 24, on. 1, д. 178)8, лл. 23—28, 182. ; 170
С начала строительства заводов в заводских посел¬ ках оседала часть государственных крестьян, работав¬ ших по найму. Был поставлен вопрос об их возвращении на прежние места жительства, но все-таки их не возв¬ ратили. Кроме того, заводы отдавали в подряд рубку дров, добычу и поставку руды, что также развивало бур¬ жуазные отношения. Наконец, в 60-х годах XVIII в. из 120 с лишним заво¬ дов только на Урале 21 (или 17%) работал преимущест¬ венно на наемном труде. Все это должно убедить нас в том, что процесс ста¬ новления капиталистического уклада к 60-м годам XVIII в. был уже налицо. Вывод Н. М. Дружинина о наличии ка¬ питалистического уклада в России в 60—70-х годах XVIII в. является правильным 3 и подтверждается много¬ численными фактами. Правильна и постановка вопроса о многоукладности в условиях капитализма. Многоукладность имела место и в условиях феодализма. При капитализме она не ме¬ шала развитию крупного капиталистического производ¬ ства. Но почему-то принято считать, что появление капи¬ талистического уклада непременно ведет сразу же к рас¬ паду феодальной системы. Нам представляется, что на первое время капиталистический уклад не оказывал ре¬ шающего влияния на феодальные отношения и лишь по мере его дальнейшего развития, после того как в конце XVIII — начале XIX в. образуются целые райо¬ ны капиталистических мануфактур, сила капиталистиче¬ ского уклада приобретает совершенно иное значение. И если процесс разложения начинается с того времени, когда уклад уже был налицо, то с течением времени раз¬ ложение крепостнической системы ускоряется и, может быть, появляются первые признаки кризиса феодализма. Очевидно, М. В. Нечкина, говоря о кризисе крепостниче¬ ства в конце XVIII в., основывается на определенных фактах. Возможно, что первые признаки кризисного ха¬ рактера тогда имели место, но сам кризис наступает в 30—50-х годах XIX в., когда начинается уже промышлен¬ ный переворот в России. 3 Н. М. Дружинин. Генезис капитализма в России. М., 1955, стр. 24. П1
Докладчики согласны с тем, что промышленный пере¬ ворот начинается в дореформенный период, но они склон¬ ны относить его начало к последнему десятилетию перед реформой 1861 г. Они ставят вопрос о том, что при изу¬ чении промышленного переворота приобретают перво¬ степенную важность социальные проблемы. Конечно, ис¬ торическое значение промышленного переворота заклю¬ чается в формировании пролетариата. Но происходил ли этот процесс в дореформенное время в России? Я зани¬ маюсь этой темой на основе уральских материалов и убежден в том, что В. К. Яцунский правильно поставил вопрос о начале промышленного переворота в металлур¬ гии России, в том числе и на Урале. Но эта правильная постановка касается лишь технической стороны процесса и не затрагивает вопросов социального порядка. Если признать, что в металлургии первой половины XIX в. су¬ ществовало безраздельное господство крепостных отно¬ шений, то следует исключить возможность начала про¬ мышленного переворота в дореформенный период. При¬ знать металлургическую мануфактуру крепостной, а ее резервы неисчерпанными, значит исключить ее переход на фабричные рельсы. Между тем вся частная промышлен¬ ность Урала к моменту реформы 1861 г. вырабатывала фабричными методами 51% железа, в том числе посес¬ сионная— 59%, вотчинная — 42%. Посессионные заво¬ ды, следовательно, идут впереди в отношении внедрения новой техники. Наиболее крупные горные округа в ос¬ новном обновили технику железоделательного производ¬ ства 4. Чем же это объяснить, если крепостничество было так сильно? Мне думается, что известную ленинскую харак¬ теристику Урала нужно понимать более широко. Кре¬ постное право, которое лежало в основе организации труда, следует рассматривать в духе диалектического развития, с учетом разложения ее под воздействием ста¬ новления капиталистических отношений. Уральские гор¬ нопромышленники были и заводчиками и помещиками. Они владели огромными латифундиями и наделяли уса¬ дебной и другой землей заводское население, чтобы иметь дешевую и зависимую рабочую силу. Такая систе¬ 4 «Вопросы народного хозяйства СССР (к 85-летию академика С. Г. Струмилина)». М., 1952, стр. 318—321. 172
ма эксплуатации рабочих обеспечивала четкое отделе¬ ние необходимого рабочего времени от прибавочного. Та¬ кова была тенденция исторического развития Урала в крепостное время. Но мастеровые, как правило, не об¬ рабатывали пашню, они имели покосные участки и огоро¬ ды. По обнаруженным нами подсчетам управления Ниж- не-Сергинским и Уфалейским заводами, денежная часть заработной платы рабочего в 1859 г. составляла 56—57%, а на доход от личного хозяйства мастерового приходи¬ лось 43—44% 5. Таким образом, основным источником воспроизводства рабочей силы была денежная заработ¬ ная плата на заводах. При внедрении фабричной техники непроизводитель¬ ный труд крепостных и полукрепостных рабочих приспо¬ сабливался к ней. Вводилась поощрительная система, которая вызывала больший интерес у рабочего к освое¬ нию усовершенствованного оборудования. При этом сис¬ тема телесных наказаний заменялась денежными штра¬ фами. Но отношения личной зависимости, конечно, игра¬ ли значительную роль. Следовательно, эти процессы не могли обеспечить подъем выплавки металла. Русская металлургия к середине XIX в. отстала от западной именно вследствие тормозящего влияния феодально-кре¬ постнических отношений и самой надстройки феодально¬ го общества. Но «заводское крепостничество» не высту¬ пало в чистом виде, оно сочеталось с денежной сдель¬ ной оплатой, денежными премиями и штрафами, а также с возрастающей ролью наемного труда. Высказывается опасение: если будут доказательст¬ ва того, что внедрялся наемный труд, внедрялась новая техника в общих условиях крепостного права, то это может не совместиться с тем, что происходило в после¬ дующий, т. е. пореформенный, период. Докладчики пра¬ вильно осветили этот вопрос: в недрах феодальной эко¬ номики происходил процесс зарождения и развития капитализма, а после 1861 г. господствовали уже капи¬ талистические отношения, крепостничество же представ¬ ляло собой лишь остаточное явление. Ф. Энгельс в письме к Н. Ф. Даниэльсону писал: «Я не вижу, чтобы результаты промышленной революции, совершающейся на наших глазах в России, отличались 5 ГАСО, ф. 14, on. 1, д. 105, лл. 161—162. 173
чем-нибудь от того, что происходит или происходило в Англии, Германии, Америке»6. Основные исторические процессы в России были такими же, с учетом своеобразия исторического развития, которое имело место в других странах Европы. Ленин подчеркивал, что Россия отно¬ сится к среднеразвитым капиталистическим странам, что она шла в своем развитии по европейскому пути. Эти по¬ ложения классиков марксизма-ленинизма не полностью учтены в том месте доклада, где речь идет о европейских эталонах при изучении отечественной истории. I Н. П. Д О Л И Н И Н I (г. Донецк) Авторы доклада, правильно отмечая чрезмерное увлечение экономизмом в советской историографии, са¬ ми между тем далеко не свободны от подобных тенден¬ ций. На самом деле проблема перехода от феодализма к капитализму связана и с экономическим и социальным развитием, с классовой борьбой, развитием культуры и с проблемами идеологии. Данный коллектив авторов про¬ блему перехода от феодализма к капитализму связывает исключительно с появлением экономических элементов капитализма в недрах господствующей экономики фео¬ дализма. В разделах, касающихся экономического развития XVI—XVII вв. и первой половины XVIII в., отсутствует диалектическая постановка вопроса о соотношении рож¬ дающихся элементов капитализма с господствующей об¬ щественной системой феодализма, о соотношении нового и старого. Мне кажется, нет спора между историками относи¬ тельно появления элементов капитализма в XVI— XVII вв. Но не может не вызвать возражения харак¬ теристика состояния элементов капитализма в XVI— XVII вв. и первой половины XVIII в. в докладе. Там говорится: «На протяжении XVII — первой по¬ ловины XVIII в. ростки нового быстро хирели, деформи¬ ровались либо исчезали с экономического горизонта» (стр. 30). 6 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 38, стр. 399. 174
Непонятно тогда, как же эти исчезнувшие «ростки нового» вдруг во второй половине XVIII в. трансформи¬ руются в капиталистический уклад! Я присоединяюсь к мнению, высказанному академи¬ ком М. В. Нечкиной относительно того, что процесс раз¬ вития в России дан в докладе статически, не диалекти¬ чески. Исторический процесс представлен как бы в сис¬ теме двух ящиков, неподвижно стоящих,— большого и маленького. Причем большой (в данном случае феода¬ лизм) поглощает маленький (элементы капитализма). В этой механистической схеме нет процесса становления, развития, движения. Мне кажется такая точка зрения неубедительной и даже неправильной. Подходя в указанных разделах к вопросу о перехо¬ де от феодализма к капитализму односторонне, авторы упускают такой интересный момент, как реформацион¬ но-гуманистическое движение в России в XVI в., являв¬ шееся буржуазным по своему социальному смыслу. Это было сделано потому, видимо, что данное явление не укладывалось в рамки тех представлений, которые развиваются в докладе. Если авторы задались целью показать переход от феодалзима к капитализму, так надо было показать, все явления во взаимосвязи, а не подгонять факты к своей схеме. Доклад выдвигает также и другой очень важный во¬ прос— о национальной специфике. Вопрос о националь¬ ных особенностях России является одним из главных в дискуссии. При знакомстве с материалами доклада создается впечатление, что авторы, задавшись целью опреде¬ лить национальную специфичность развития России в XVII—XIX вв., пренебрегают определенной общностью исторических процессов России и Западной Европы. Из¬ вестно, что вопросу о национальной специфике уделяли большое внимание дореволюционные историки, утверж¬ дая, что Россия развивалась иначе, чем Запад. Но такое абсолютизирование национальных особенностей разви¬ тия России было неправильным. Можно согласиться с тем, что в советской историо¬ графии уделялось мало внимания изучению националь¬ ного своеобразия в историческом развитии России. В последнее время в советской исторической лите¬ ратуре, посвященной эпохе феодализма, обращено 175
внимание на изучение национального своеобразия рус¬ ского исторического процесса XIV—XVIII вв. Но вместе с тем среди части советских историков начали разда¬ ваться голоса, что работы Маркса и Энгельса написаны по материалам западных стран и потому они объясня¬ ют лишь историю Западной Европы. Я согласен с В. Я. Кривоноговым в том, что высказы¬ вания Маркса и Энгельса являются для нас отправной методологической основой, опираясь на которую мы должны разрабатывать конкретную историю нашей стра¬ ны. Авторы доклада видят национальную специфику ис¬ тории России в XVII — первой половине XVIII в. в по¬ ступательно прогрессивном развитии феодализма, в том, что Россия переживала процесс восходящего развития феодализма, в том, что крепостничество в России в то время имело прогрессивное значение. В литературе встречаются такие утверждения, что будто бы закрепощение крестьянства и создание поме¬ стной системы есть генезис феодализма. Получается, та¬ ким образом, что Запад в XVI—XVIII вв. вступает в эпоху капитализма, а Россия вступает в стадию генези¬ са феодализма... Ни душа, ни разум не приемлют этого! Утверждение, гласящее, что в России в течение XVII— XVIII вв. имела место восходящая линия развития фео¬ дализма, по существу оправдывает закрепощение кре¬ стьян. Признание этого открыто прозвучало во вступи¬ тельном слове Н. И. Павленко. Всем известные факты говорят о том, что феодально¬ крепостная система в России с конца XVI в. играла тор¬ мозящую роль. Россия к концу XVII в. в своем развитии более отставала от уровня развития европейских стран, чем отставала она от Западной Европы к концу XVI в. И это без тормозящего воздействия крепостнической си¬ стемы, антинародной политики царского самодержавия объяснить нельзя. Когда я читал, что мануфактуры в XVII — первой по¬ ловине XVIII в. насаждались сверху и представляли со¬ бой копирование Западной Европы, а промышленники XVIII в. «порождены феодальной средой», то мне просто казалось, что это какой-то возврат к старым народни¬ ческим воззрениям. В докладе упускается методологиче¬ ское и методическое значение работ В. И. Ленина о раз¬ 176
витии капитализма в России. В. И. Ленин показывает, что в России капиталистические мануфактуры созда¬ вались на основе городского и сельского ремесла и про¬ мыслов. Этот ленинский подход нужен и важен для изу¬ чения крупного производства в XVII и XVIII вв. Хотелось бы сказать относительно общих закономер¬ ностей крестьянских войн в Европе. Крестьянские вос¬ стания XIV в. в Англии и Франции, крестьянская война в Германии в XVI в., крестьянские войны XVII— XVIII вв. в России начинаются в период разложения фе¬ одализма. Б. Д. Греков считал, что «смуту» начала XVII в. нельзя свести к одной крестьянской войне, как это пытался сделать М. Н. Покровский, но выступления кре¬ стьян и закрепощенных слуг являлись одной из важней¬ ших сторон этого сложного общественного явления L Действительно, сложный переплет событий в России в бурные годы начала XVII в. при всем различии конкретной исторической обстановки во многом схож с общественной борьбой в Германии времени крестьян¬ ской войны XVI в. Сходство может быть по уровню со¬ циально-экономического развития Германии и России, по устремлениям участвующих в событиях классов — крепостного крестьянства (но в России в момент войны не было таких идеологов плебейских масс, каким был Т. Мюнцер; Ф. Косой выступал много ранее крестьян¬ ской войны в России), различных групп дворянства, фео¬ дальной аристократии, стремившихся в России к ограни¬ чению произвола самодержавия. Правда, нельзя пред¬ ставлять дело так, будто русская боярская аристократия добивалась создания какого-то конституционного поряд¬ ка на манер европейского конституционализма. Бояр¬ ская аристократия стремилась к тому, чтобы избавить себя от повторения варварских проявлений деспотизма, которые имели место при Грозном, и тех репрессий, которые падали на боярство во времена Бориса Году¬ нова. К началу XVII в. Русское государство выступает как определенное политическое целое. Понятие «уделов» современниками того времени воспринималось лишь как воспоминание о прошедших временах. Даже новгород- 1 Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси. М.— Л., 1946, стр. 685. 177
цы, называя свой город с уездами Новгородским госу¬ дарством, сознавали свою общность с Московским госу¬ дарством, рассматривали себя как составную часть Российского государства. Это могло быть достигнуто благодаря тому, что к началу XVII в. в России созда¬ лись такие экономические и социальные силы, которые служили основанием политической централизации. Нельзя согласиться с мнением авторов доклада, что в крестьянских войнах в России, в частности в начале XVII в., города не выступали как опорные пункты вос¬ стания. В начале XVII в. именно города являлись глав¬ ной ареной драматических событий, в которых антифео¬ дальная борьба перекликалась с выступлениями плебей¬ ских масс против бюргерской верхушки. Нельзя не обратить внимания на огромную роль го¬ родов-посадов, в особенности в период формирования национально-освободительных ополчений в 1611 — 1612 гг. В деятельности посадских «миров» в момент политического кризиса самодержавия, когда ослабла или даже фактически не существовала власть царя-са¬ модержца, проявилось такое понимание национального единства и общности русской земли, которое мы не на¬ ходим в деятельности царя Василия Шуйского и других царей. В этих посадских «мирах», старавшихся привлечь на свою сторону всяких «служилых и жилецких лю¬ дей», в том числе и «уездных православных крестьян», главенствующую роль играли не столько дворянские слу¬ жилые люди, сколько посадские люди, посадские «му¬ жики». Однако в правительственном органе ополчения — Со¬ вете «всея земли»— посадские люди оказались оттеснен¬ ными людьми служилыми. Это объясняется тем, что дворянство представляло собой более сильное и спло¬ ченное сословие, чем посадское население. И все же без большой финансовой и политической поддержки посадского торгово-промышленного населения был бы невозможен успех дела ополчения в 1611—1612 гг. А этот факт может свидетельствовать лишь о том, что в недрах феодальной экономики уже в начале XVII в. шло успешное формирование новых социальных процес¬ сов и явлений, основанных на зарождении буржуазных связей. 178
В начале XVII в. из посадской торгово-промышлен¬ ной среды выдвинулись деятели, принимавшие активное участие в правительственной политике. Известно, что «торговый мужик» К. Минин входил в состав прави¬ тельства Д. Трубецкого и Д. Пожарского в 1612—1613 гг. «Торговый мужик» Ф. Андронов играл крупную роль в составе боярского правительства Владислава в 1610— 1612 гг. И недаром в годы крестьянской войны начала XVII в. удельный вес горожан среди выборных представителей «в условиях кризиса самодержавия и подрыва привыч¬ ных устоев политического строя»2 оказывался наиболее высоким. С укреплением же самодержавия и позиции класса феодалов политика царизма с 1613 г. становится все более дворянско-крепостнической. Несомненно, что ликвидация крепостного права могла бы способствовать укреплению буржуазной собственности в России. Да и распространение казачьего землевладения в ту пору подрывало устои помещичьего землевладения. Характеризуя получившее распространение в России XV—XVI вв. реформационное движение как явление буржуазное (что общепринято), Д. П. Маковский пола¬ гает, что «можно будет понять... крестьянскую войну в начале XVII в. как раннюю форму буржуазной револю¬ ции, хотя и не удавшуюся подобно крестьянской войне в Германии»3. На эту постановку вопроса следует обра¬ тить внимание. Известно, что Ф. Энгельс рассматривал крестьян¬ скую войну в Германии как «попытку преждевременно¬ го установления позднейшего буржуазного общества»4. В заключение я хотел бы сказать, что царское само¬ державие, как феодальная надстройка, имело в России очень большую силу. И эта сила, использовавшая разви¬ вающиеся элементы капитализма для укрепления феода¬ лизма, создавала впечатление того, что в России разви¬ вался феодализм по восходя цен линии. Но это пред¬ ставление — лишь иллюзии, а не факт реальной действи¬ тельности. 2 Л. В. Черепнин. Земские сборы и утверждение абсолютиз¬ ма в России.— Сб. «Абсолютизм в России». М., 1964, стр. 108. 3 Д. П. М а к о в с к и й. Развитие товарно-денежных отношений в сельском хозяйстве Русского государства в XVI в. Смоленск, 1963, стр. 518. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 424. 179
А. Л. Ш А П И Р О (г. Ленинград) Прежде чем начать свое выступление, разрешите пе¬ редать замечания В. В. Мавродина, который не имел возможности приехать на это совещание. В. В. Мавро¬ дин выразил удивление по поводу утверждения авторов доклада, что «восстание Пугачева, как и крестьянские войны XVII в., не несло в себе радикального преобразу¬ ющего начала» (стр. 33). Если крестьянские войны вы¬ ступали против чего-то, то тем самым объективно они неминуемо выступали и за что-то. Но вот за что они выступали, из доклада нельзя понять. Мне тоже представляется недостаточно четкой ха¬ рактеристика крестьянских войн, данная в докладе. Серьезное недоумение вызывает и положение о рас¬ цвете феодально-крепостнического строя в XVII и особен¬ но в XVIII в. (стр. 19). Конечно, верно, что крепостни¬ чество распространялось вширь, а крепостническая экс¬ плуатация углублялась в XVII—XVIII вв. Но в это время расширение крепостничества и углубление крепо¬ стнической эксплуатации существенным образом тормо¬ зили развитие производительных сил и способствовали экономической отсталости страны. Авторы, к сожалению, не говорят об этом достаточно определенно. Отсюда иро¬ ническое замечание академика М. В. Нечкиной о том, что они заслуживают благодарности за доведение до абсур¬ да мысли о прогрессивности крепостнического законо¬ дательства и крепостнической практики времен Уложения царя Алексея Михайловича и подушной подати Петра I. Мне кажется, что эти, как и другие, неудачные по¬ ложения доклада могут быть легко исправлены. А док¬ ладчики заслуживают благодарности, потому что дали в основном верную характеристику крепостничества и ге¬ незиса капитализма в России. Особенно ценным является решительное выступление авторов против получившей широкое распространение концепции, согласно которой крепостнические отношения господствовали в России тогда, когда крепостное право еще не установилось окончательно, причем период утвер¬ ждения крепостного права рассматривается прежде все¬ го как время развития капиталистических отношений. В результате сложилось странное положение: за новыми явлениями в хозяйстве XVII—XVIII вв. перестали разли¬ 180
чать его крепостную основу. Чтобы характеризовать крепостное право второй половины XVII—XVIII в., мы вынуждены пользоваться работами В. О. Ключевского, В. И. Семевского и других буржуазных историков. Из серьезных работ советских ученых можно назвать толь¬ ко труд А. Г. Манькова. Общих же работ по крепостно¬ му хозяйству у нас вовсе нет. Неужели же мы должны обращаться к методологически ошибочной и основанной на крайне недостаточном материале книге Петра Струве? Неужели целая армия историков-марксистов не может дать основанной на замечательных высказываниях В. И. Ленина развернутой характеристики крепостного хозяйства России (ведь хозяйство XVII—XVIII вв. бы¬ ло крепостным хозяйством)? Я не думаю, что эта сессия приведет к полному единомыслию. Ход прений убеждает в том, что това¬ рищи, придерживающиеся различных точек зрения, остаются на своих прежних позициях. Но нужно догово¬ риться, в каком направлении должна вестись дальней¬ шая теоретическая работа. Прежде всего необходимо обобщить собранный мате* риал и продумать ряд общих теоретических понятий, чтобы определить их особенности применительно к раз¬ личным историческим периодам, различным историче¬ ским условиям и различным районам. В первую очередь это относится к понятию натурального хозяйства и пере¬ хода от натурального хозяйства к денежному. Как изве¬ стно, признаком барщинного хозяйства предреформенно- го периода, т. е. первой половины XIX в., была его натуральность. Но так же хорошо известно, что торговля существовала у восточных славян в IX в. Процесс пере¬ хода от натурального к денежному хозяйству шел на протяжении многих тысячелетий. Поэтому должны быть выявлены и точно определены стадии и этапы этого процесса. Между тем в исследова¬ ниях, посвященных образованию Русского централизо¬ ванного государства в XIV—XV вв., в исследованиях, посвященных XVI, XVII, XVIII и XIX вв., говорится о продолжающемся переходе от натурального к денежно¬ му хозяйству. Конечно, процесс такого перехода продол¬ жался все время. Но чем отличался этот процесс в XIV и в XVI вв., в XVII и в XIX вв.? Этого мы пока не опреде¬ лили достаточно ясно и достаточно точно. А это необходи¬ 181
мо сделать для того, чтобы правильнее понять не только ход экономического, но и социального развития страны. Количественный и особенно качественный анализ разви¬ тия товарного хозяйства необходимо углубить, чтобы понять, как это развитие влияло на социально-полити¬ ческие процессы, протекавшие в различные периоды ее истории. М. В. Нечкина говорила здесь, что в средине века из¬ далека возили для продажи предметы роскоши, а затем начали возить хлеб. Правда, и в XIV в. в Новгород при¬ возились не только предметы роскошы, но и хлеб. Но при этом очень важно хотя бы приблизительно устано¬ вить, какую долю производимого хлеба составляла его товарная часть и особенно часть, отправляемая на отда¬ ленные рынки. В XIV в. она была совершенно ничтож¬ на. Да и в XVII в. она была очень незначительна срав¬ нительно с XVIII и особенно XIX в. Теперь мы уже располагаем сведениями о количестве хлеба, провозившегося через разные пункты страны в XVII, XVIII и XIX вв., о том, какие группы сельских хо¬ зяев этот хлеб продавали, сведениями о провозимых про¬ мышленных товарах и другими данными, которые могут уточнить наши представления о развитии товарного хо¬ зяйства. Поэтому нам пора отказаться от слишком об¬ щих рассуждений о продолжающемся переходе от нату¬ рального хозяйства к денежному, о дальнейшем товари¬ зации хозяйства. Нужно решительно внедрять методы количественного анализа в экономические исследования. Нужно пореже прибегать к определениям, которые так часто повторяются в наших работах и уже не раз зву¬ чали с этой трибуны: «того-то было много», «то-то было распространено очень широко». Пора оперировать более определенными понятиями. И для этого уже иног¬ да появляются возможности. Пока мы не будем внедрять методы количествен¬ ного анализа там, где это возможно, мы будем топ¬ таться на месте, и поборники теории раннего генезиса капитализма будут твердить, что в XVII в. было много капиталистических элементов, а сторонники теории позд¬ него генезиса капитализма будут говорить, что таких элементов было мало и в первой половине XVIII в. Очень важно для историков детальное определение этапов развития общественного разделения труда и раз¬ 182
деления труда в ремесле. Нет ни одного историка-мар¬ ксиста, который не понимал бы, что развитие разделения труда имело огромное значение. До возникновения сис¬ темы машин рост производительности труда определял¬ ся прежде всего развитием разделения труда. Оно ле¬ жало в основе перехода от натурального хозяйства к де¬ нежному. Но развитие разделения труда — процесс очень дли¬ тельный. Известно, что он восходил к первобытно-об¬ щинному строю и продолжался при капитализме. Важ¬ нейшие его этапы указаны классиками марксизма-лени¬ низма. Мы должны детально изучить и определить особенности развития разделения труда на разных эта¬ пах истории России. Некоторые отрасли промышленного труда отделились от сельского хозяйства задолго до XVII в. и даже за¬ долго до XIV—XV вв. Это относится, например, к про¬ изводству железа в домницах. Добыча соли примитив¬ ными домануфактурными методами и ее продажа в пунктах, удаленных от места добычи, тоже известна в Древней Руси и, вероятно, существовала задолго до воз¬ никновения Киевского государства. В XVII в. методы производства железа и добычи соли изменились, но самое выделение железоделатель¬ ного и соляного промыслов относится к гораздо более древним временам и не должно связываться со склады¬ ванием национального рынка. Общие разговоры об отделении промышленности от сельского хозяйства, города от деревни верны, но недо¬ статочны и не могут автоматически применяться ко всем случаям жизни. Они должны быть конкретизированы: нужно определять, какие отрасли промышленности и ко¬ гда отделялись от сельского хозяйства, какова была сте¬ пень разделения труда в различных ремеслах в разное время, каковы были различные формы сочетания про¬ мышленной и сельскохозяйственной деятельности в раз¬ ные периоды. Специфические особенности процесса раз¬ деления труда должны быть определены для каждого периода. Только тогда мы поймем экономические осо¬ бенности России в разные периоды. Сейчас же читате¬ ли исторических произведений сталкиваются с харак¬ теристикой разделения труда, которая дается в одина¬ ковых терминах и, что еще хуже, на одинаковых мате¬ 183
риалах, вне зависимости от того, идет ли речь о XV, XVII или XVIII в. Наличие домниц, сыродутных горнов, выделение куз¬ нечного промысла — это явления истории доклассово¬ го общества. Но процесс разделения труда в кузнечном промысле продолжался и нужно его проследить. Ле¬ нинградский историк Б. В. Мышковский проделал инте¬ ресную работу и показал, как в XVI—XVIII вв. выде¬ лялись детальные ремесла в Тульской оружейной слобо¬ де. Сначала выделились специалисты по изготовлению замков, ствольные мастера и мастера, изготавливавшие ложе. В XVII в. среди оружейников было около полу¬ тора десятков, а в XVIII в. около тридцати специально¬ стей. Существенно менялся и социальный строй оружей¬ ной слободы. На основе таких исследований нужно углублять наши общие представления об экономическом развитии Рос¬ сии и сравнивать его с экономическим развитием дру¬ гих стран. Я уже выступал в печати по вопросу о расслоении крестьянства в различные периоды истории России. Тут также необходимо различать типы социального рас¬ слоения, характерные для разных исторических перио¬ дов. И сейчас находятся товарищи, которые рассматри¬ вают как показатель генезиса капитализма неоднород¬ ность крестьянства в XVI и XVII вв. Да, богатые и бед¬ ные крестьяне были в XVI в., были они и в XV в. и в более раннее время. Но тип расслоения был совершен¬ но различным на разных этапах истории России. Рас¬ слоение крестьянства с выделением из его среды пред¬ ставителей низших категорий феодалов, ростовщиков, купцов, пауперов, бобылей, половников и т. д. имеет очень мало общего с расслоением, в результате которо¬ го появляется сельская буржуазия и сельский пролета¬ риат. Нужно четко различать феодальный и буржуаз¬ ный типы расслоения, специфику расслоения в XVI, XVII, XVIII, XIX вв. Тогда никто не будет рассматри¬ вать как признак буржуазного развития превращение Строгановых в баронов. Рост городов и товарного хозяйства, расслоение и разорение крестьян и ремесленников, наемный труд и накопление денежных средств купцами и ростовщи¬ ками при известных условиях являются существенными 184
показателями развития капиталистических отношений. Но никоим образом нельзя забывать, что они не всегда яв¬ ляются такими показателями. Если мы признаем наличие городов, торгового ка¬ питала, ремесла и носящего спорадический и обычно кабальный характер наемного труда в России XVI— XVII вв. за капиталистический уклад, нам придется по¬ тянуть капитализм в гораздо более древние времена. Ведь в античном мире города, ремесло и торговля были развиты едва ли не сильнее, чем в России XVI в. Так что же, мы вернемся к позициям Ростовцева и при¬ знаем античный капитализм? Или возьмем Среднюю Азию XIV в. И тут торговый капитал, ремесло, города, наем были широко развиты. Но об элементах капитализ¬ ма тут говорить не приходится. Это качественно дру¬ гие явления. Меня несколько насторожило выступление Н. П. До¬ линина, который говорил, что ни разум, ни душа не приемлют очень значительной экономической отсталости России в прошлом. Но если в таких вопросах опериро¬ вать таким понятием, как душа, придется признать не¬ допустимой отсталость не только на 150 лет, но и на 10 лет. Тогда уж придется признать, что в XVI в. эко¬ номически отсталой страной была не Россия, а Англия. Историк обязан восстанавливать объективную картину, а не писать то, что душе угодно. Что же касается до на¬ циональной гордости, то она не может быть ущемле¬ на тем, что в силу неблагоприятных исторических усло¬ вий страна была когда-то экономически отсталой. Пред¬ метом советской национальной гордости является то, что в результате Великой Октябрьской социалистической ре¬ волюции отсталость была преодолена. При изучении генезиса капитализма в России не¬ обходимо исходить из того, что основные закономерно¬ сти процесса были общими для России и других стран. Но мы перестанем быть историками, если не сумеем по¬ казать особенности России. Без учета экономической от¬ сталости, без учета особенностей политического строя и классовой борьбы картина получится не только схема¬ тичной, но и лишенной исторической конкретности. Конечно, легко произвольно подобрать факты из ис¬ тории крестьянских войн в России, чтобы получить то же, что было в Германии. Гораздо труднее выявить 185
вместе с общими чертами особенности. Это относится не только к крестьянским войнам, но и к процессам со¬ циально-экономического развития. Между тем специфи¬ ческие черты истории СССР изучаются нами явно недо¬ статочно. Особенно это относится к трудному вопросу о при¬ чинах, вызвавших специфические особенности русского варианта генезиса капитализма. В этой связи следует внимательно отнестись к неко¬ торым мыслям Д. П. Маковского, с общей концепцией которого я не могу согласиться. Д. П. Маковский и дру¬ гие товарищи говорят, что в XVI в., т. е. до окончатель¬ ного оформления крепостного права, были условия, ко¬ торые привели бы к более быстрому развитию капита¬ лизма, если бы они не заглушались затем крепостни¬ чеством. Конечно, не задача историка рассуждать, что было бы, если бы не было того, что было, но мы не можем усомниться в том, что развитие крепостнических отноше¬ ний с конца XVI в. существенным образом задерживало процесс развития капитализма. Возможно, авторы докла¬ да недооценивают это обстоятельство. Почему же в XVI в. в Англии и Голландии идет быстрое развитие капитализма, а в России усиливает¬ ся крепостническая тенденция и окончательно оформ¬ ляется крепостное право? Чаще всего, отвечая на этот вопрос, обращаются к росту денежных отношений. Но это ведь не ответ на вопрос. Денежные отношения раз¬ вивались и тут и там. Я не берусь сейчас давать ответ на этот сложный вопрос, но хотелось бы обратить внимание на два обстоятельства. Недавно молодой историк Ю. Г. Алексеев проделал интересную работу: он проследил за развитием земле¬ владения в Переяславском уезде в XVI в. Выяснилось, что большая часть земель в Переяславском уезде (это центр страны с хорошими землями) принадлежала в на¬ чале XVI в. черносошным крестьянам. К концу же XVI в. черносошные владения исчезают. Мы знаем, что в дру¬ гих центральных районах феодалы раньше захватили земли в черных волостях. Но все-таки не является ли быстрый захват феодалами черносошных земель стиму¬ лом к массовому побегу крестьян в XVI в.? Во всяком случае эти захваты должны учитываться, когда идет 186
речь о причинах крепостнического пути развития России в конце XVI в. Второе обстоятельство, на которое мало обращали внимания, это огромный рост государственных повинно¬ стей. Боясь, может быть, того, чтобы их не заподозрили в приверженности к «государственной теории», истори¬ ки недооценивают податный гнет централизованного го¬ сударства. Сами же крестьяне часто жаловались при по¬ беге на то, что государевы подати стали невыносимыми. У нас принято говорить только о прогрессивной стороне складывания централизованного государства. Да, несом¬ ненно, это было прогрессивное явление. Но была и об¬ ратная сторона дела. Сильное самодержавие выкачива¬ ло так много из крестьян, что разоряло и заставляло их убегать. Помещики и феодальное государство отве¬ чали на побеги закрепощением. В общем все эти специфические черты нужно изу¬ чать и тогда нам гораздо яснее станут особенности ис¬ торического развития России и генезиса капитализма в России. При изучении проблем генезиса капитализма нужно больше внимания уделять развитию производительных сил и особенно техническому прогрессу. Не так давно вышла книга И. Д. Кузнецова «Кре¬ стьянство Чувашии в период капитализма». Когда вы чи¬ таете эту работу, то с трудом улавливаете различия между экономическим развитием чувашской и, допус¬ тим, английской или американской деревни. И тут и там капитализм. И только на 98-й странице вы узнаете, что на рубеже XIX и XX вв. в Чувашии на 100 кресть¬ янских дворов приходилось лишь от 0,1 до 6 железных плугов. Остальные же пахали сохами да косулями. Нельзя игнорировать вопрос о производительных силах, о материальных условиях жизни общества. А те това¬ рищи, которые говорят о капитализме в сельском хо¬ зяйстве в XVI—XVII вв., эту сторону игнорируют. Чтобы сблизить существующие взгляды на генезис капитализма, нужны, по-моему, два условия. Во-первых, то, о чем я уже говорил: необходимо добиться более точных определений, количественных и качественных. Во-вторых, нужно заботиться об установлении истины, а не о подыскании аргументов в пользу своей точки зре¬ ния. Когда вели спор Альберт Эйнштейн и Нильс Бор, 187
они меньше всего заботились о том, чтобы подыскать аргументы в пользу своей точки зрения, их заботило установление истины. А в наших прениях часто чувству¬ ется стремление обязательно подобрать аргументы в пользу своей точки зрения. Давайте постараемся этот недостаток решительно преодолеть. А. М. САХАРОВ Рассматривая то, что является сейчас предметом обсуждения,— сам доклад и те прения, которые стали развертываться, я хотел бы присоединиться к тем то¬ варищам, которые говорят: для того, чтобы продолжить дискуссию дальше, надо договориться о некоторых прин¬ ципах, некоторых исходных моментах, чтобы было ясно, о чем идет речь. Я думаю, А. Л. Шапиро совершенно прав, когда говорит, что в действительности разногла¬ сия не так велики, надо только понять друг друга и нужно иметь желание договориться. Это желание дого¬ вориться, очевидно, может быть реализовано тогда, ког¬ да мы прежде договоримся о том, о чем нам нужно до¬ говариваться. Совершенно ясно, что все мы базируемся на уче* нии классиков марксизма-ленинизма, изучая проблемы перехода от феодализма к капитализму. Но я хотел бы повторить: на учении классиков марксизма-ленинизма, на теории, но отнюдь не на цитате. Сегодня товарищи говорили: Энгельс писал, что фео¬ дальная система в XV в. находилась повсюду в состо¬ янии упадка,— как же можно игнорировать это прямое указание Ф. Энгельса? Можно ли так обращаться с Ф. Энгельсом нам, марксистам? Можно, разумеется, по¬ тому что Ф. Энгельс написал не только это, у Ф. Энгель¬ са, у К. Маркса, у В. И. Ленина и других марксистов есть и другие работы по вопросу о централизации. Ког¬ да, скажем (я отвечаю на тот упрек, который был мне брошен здесь Н. П. Долининым), я ставил вопрос о воз¬ можности применения этого тезиса к России,— у меня были тем большие основания, что я опирался на другие работы Маркса и Энгельса, указывающие принципи¬ альную возможность иного пути возникновения центра¬ 188
лизованных государств. Кроме того, требует уточнения, что именно имелось в виду под «упадком феодальной си¬ стемы». Если мы попытаемся всякий раз проблемы, в том чи¬ сле и ту, которой мы занимаемся, решать на основа¬ нии одной цитаты из Энгельса, мы далеко не уйдем. «Марксисты,— писал Ленин еще в 1894 г.,— заимствуют безусловно из теории Маркса только драгоценные при¬ емы, без которых невозможно уяснение общественных отношений, и, следовательно, критерий своей оценки этих отношений видят совсем не в абстрактных схемах и т. п. вздоре, а в верности и соответствии ее с действи¬ тельностью» L И вот, говоря об этих приемах, мне кажется (об этом правильно говорили Ю. А. Тихонов, С. М. Троицкий, М. Я. Волков), нужно прежде всего внимательно вду¬ маться в мысль В. И. Ленина о «новом периоде русской истории». Этот вопрос является слабым местом доклада, и оно нащупано в ходе сегодняшней дискуссии совер¬ шенно правильно. Мне нет нужды цитировать это хорошо известное по¬ ложение Ленина. Хочу обратить внимание на то обстоя¬ тельство, что В. И. Ленин говорит: «Новый период рус¬ ской истории...» и в скобках указывает «примерно с 17 века». Вот это «примерно с 17 века» 'представляет собой отнюдь не оговорку и является отнюдь не результатом того, что Ленин колебался, что у него не было точного материала для определения, когда начинается новый период — с начала, с середины или с конца века. Ленин говорит так потому, что процессы, им оцениваемые, на¬ столько сложны, настолько внутренне противоречивы, что более точной датировке они подвергнуты быть не мо¬ гут. И Ленин сосредоточивает внимание на том, что про¬ исходило в это время, указывая нам то явление, за которым надо следить историку, чтобы обнаружить но¬ вое,— появление и развитие торгового капитала, ибо «капиталисты-купцы» — «руководители и хозяева это¬ го процесса». Именно руководители и хозяева. Мне ка¬ жется, что когда мы спорим по поводу XVII в., то мно¬ гие наши недоумения исходят именно из того, что мы недостаточно учитываем это прямое и ясное ленинское 1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 197. 189
указание. Я не могу согласиться с теми товарищами, которые считают, что ленинское определение «нового пе¬ риода» подразумевает прежде всего изменения в про¬ изводстве. Когда в нашей литературе мы встречаем доб¬ росовестные и упорные попытки найти в сфере произ¬ водства XVII в. эти новые, чисто буржуазные явления, то убедительного доказательства все же не получает¬ ся — отсюда идет спор о мануфактуре. Но мануфактур было три десятка, не больше, действовали они в разное время и сколько-нибудь заметной роли в экономике России в XVII в. так и не сыграли. В докладе правиль¬ но говорится, что товарное производство в XVII в. приобрело новый масштаб. Но товарное производство существовало и раньше, главное не в этом, главное в другом. Процесс зарождения новых, буржуазных связей проявился прежде всего в появлении капиталистов- купиов, бывших его руководителями и хозяевами. Конечно, чтобы капиталисты-купцы могли чем-то торговать, товары должны были быть произведены в со¬ ответствующих масштабах. Но из этого вовсе не следует, что производство это должно быть обязательно буржу¬ азным по своему характеру, в сферу торгового обра¬ щения вовлекались предметы, произведенные самым разнообразным способом. Говоря о ленинском определении «нового периода русской истории» и проблеме складывания всероссийско¬ го рынка, я бы хотел обратить внимание на одно неу¬ дачное, на мой взгляд, положение доклада. Докладчики вслед за С. Д. Сказкиным считают, что термин «бур¬ жуазные связи» был употреблен В. И. Лениным в широ¬ ком смысле слова, что связывать процесс создания на¬ ционального рынка непосредственно с развитием капита¬ листических отношений неправильно и т. д. Такая точка зрения кажется мне неверной. Ленин прямо указывал: «Ставить вопрос о пределах внутреннего рынка отдельно от вопроса о степени развития капитализма (как дела¬ ют экономисты-народники) неправильно» 2. Стало быть, проблема складывания и развития наци¬ онального рынка, проблема рынка всероссийского есть проблема развития капиталистически^ буржуазных от¬ ношений, и Ленин об этом прямо предупреждал. 2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 60. 190
Откуда же взялась в докладе эта формулировка? В свое время, начиная со второй половины 30-х годов, на протяжении 40-х и 50-х годов в литературе широкое рас¬ пространение получило утверждение, согласно которому XVII век является временем, когда сложился всероссий¬ ский рынок. Теперь, кажется, никто уже на этом не на¬ стаивает. Теперь уже всем очевидно, что Ленин в этом вопросе был неправильно понят. И общий контекст Ле¬ нина, и его совершенно прямые суждения не оставляют никаких сомнений в том, что для него проблема склады¬ вания всероссийского рынка есть проблема всего нового периода русской истории, периода, который начинается примерно с XVII в. и завершается в пореформенное вре¬ мя, после отмены крепостного права. Содержание ново¬ го периода есть складывание всероссийского рынка. По¬ этому, когда говорят о возникновении национальных связей до XVII в., о том, что эти национальные рыноч¬ ные связи могли существовать, а капитализма не бы¬ ло,— то здесь противоречие у докладчиков. С одной сто¬ роны, товарищи спорят с теми, кто считает, будто бы в XVI в. были элементы капитализма; с другой стороны, они говорят, что капитализма не было, а национальный рынок существовал еще задолго до того, как началось капиталистическое развитие. Я не понимаю, откровенно говоря, как это совместить с совершенно ясным указа¬ нием Ленина относительно связи внутреннего рынка и проблемы генезиса капитализма. Никто никогда не отри¬ цал того обстоятельства, что рыночные связи, равно как и товарное производство, товарное обращение, являются весьма длительно существующими историческими явле¬ ниями, что они возникли в незапамятное время и что рынок, как таковой, существовал с очень ранних времен. Но когда речь идет о национальном рынке, когда Ленин между словами «национальных связей» и «буржуазных связей» ставит запятую, когда он рассматривает их в тесном, органическом единстве,— это уже другая поста¬ новка вопроса. И мне кажется, что у товарищей здесь имеется некоторая теоретическая нечеткость. Деятельность торгового капитала представляет собой первый этап развития буржуазных связей в феодаль¬ ном обществе, который предшествует появлению ка¬ питалистического уклада в промышленности, что отно¬ сится уже к 60-м годам XVIII в. Вся сложность проблемы 191
состоит в оценке периода от того времени, которое Ленин называл «примерно с 17 века», до появления капитали¬ стического уклада в промышленности во второй полови¬ не XVIII в. Это было очень противоречивое развитие об¬ щественных отношений. Когда товарищи приводят циф¬ ры, характеризующие рост применения наемного труда, развития рынка и целый ряд других показателей, сви¬ детельствующих об элементах капиталистического раз¬ вития, у нас нет решительно никаких оснований не дове¬ рять этим фактам. Эти факты добыты, они изучены, они действительно существуют. Но, с другой стороны, этим данным может быть про¬ тивопоставлен целый ряд других данных, которые харак¬ теризуют развитие крепостничества, усиление крепост¬ ных отношений, в том числе и в самом мануфактурном производстве. Односложного ответа на такой крупный исторический вопрос мы не получим. Когда мы встречаемся в литературе с настойчивым стремлением обязательно найти «ростки нового» елико возможно раньше,-это тоже можно понять как влияние того уже минувшего времени, когда мы усиленно зани¬ мались вопросами приоритета и старались доказать, что в России все было раньше, чем у других, в том числе и превращение свободных людей в крепостных тоже про¬ изошло раньше, чем в Западной Европе. Разумеется, про¬ цессы, происходившие в России, нужно сравнивать с те¬ ми явлениями, которые имели место в других странах. Причем, чтобы понять сущность процессов, происходив¬ ших у нас, надо смотреть не только на Англию и Фран¬ цию, но и на страны Востока. Применение сравнительно¬ го метода будет однобоким, пока мы занимаемся сравне¬ нием только со странами Запада. Речь идет не о том, что¬ бы подгонять процессы общественно-экономического раз¬ вития в России «под Запад» или «под Восток», а о том, чтобы объяснять, пользуясь аналогиями и сравнениями, что же происходило здесь, в России, в новом периоде русской истории, примерно с XVII в. Мне кажется, что сегодняшняя дискуссия, если она выработает проблемы, подлежащие дальнейшему разре¬ шению, должна выдвинуть в качестве одной из них про¬ блему исследования капиталистических отношений не только в сфере народного хозяйства, но и в сфере об¬ щественного развития в целом. И неправы товарищи, 192
говоря, что Ленин относил к XVII в. изменения и в ба¬ зисных и в надстроечных явлениях. Что касается базис¬ ных, не буду повторять только что сказанного, прибав¬ лю лишь то, что Ленин, говоря о новом периоде, не гово¬ рит о производственных отношениях, он говорит о соз¬ дании национальных буржуазных связей и связывает эту проблему с всероссийским рынком. Кажется, С. М. Тро¬ ицкий сказал, что Ленин и изменения в надстройке от¬ носит к XVII в. Это явное недоразумение. Ленин, изби¬ рая XVII в. исходным пунктом своего построения при анализе эволюции самодержавия, показывает сначала классический образец старой, феодальной монархии «с боярской Думой и боярской аристократией» (над этим, между прочим, стоит задуматься, если мы считаем, что с боярством в XVII в. уже покончено и дворянство выш¬ ло на первый план). И только применительно к XVIII в. Ленин говорит о чиновничье-дворянской монархии, кото¬ рая была шагом на пути превращения самодержавия в буржуазную монархию3. Я уже говорил, что самое трудное во всей этой проб¬ леме, которая подвергается сейчас дискуссии,— это вопрос о том, каковы же были производственные отношения в XVII и XVIII вв. Оппоненты Н. И. Пав¬ ленко утверждают, что прогрессировали буржуазные, капиталистические отношения, что эти отношения, раз возникнув, отличались большой устойчивостью и необ¬ ратимостью. Вслед за этим выдвигается такое суждение: если прогрессировали крепостные отношения, как дока¬ зывает Н. И. Павленко, значит они были прогрессивны¬ ми. И М. В. Нечкина сказала, что тогда мы должны оп¬ равдать и Соборное уложение царя Алексея Михайлови¬ ча, и политику царицы Екатерины II, и царицы Елизаве¬ ты и т. д. Итак, прогрессировали ли и были ли прогрессивными крепостные отношения? Разумеется, это не одно и то же. Прежде всего я бы хотел высказать одно общее со¬ ображение. Вообще говоря, отрицательное отношение к крепост¬ ному праву совершенно естественно и закономерно для 3 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 346; т. 20, стр. 121. 7 Заказ № 1531 193
нас, историков, Avin советских людей. Но в такой же ме¬ ре естественно наше отрицательное отношение к раб¬ ству, рабовладению. В свое время такая полемика была между Дюрингом и Энгельсом, и Энгельс заметил тогда, что позиция, с которой рабство есть мерзость, свиде¬ тельствует о высоком гуманизме сторонников этой пози¬ ции, но отнюдь не объясняет, почему явилось рабство. Не буду напоминать хорошо известного положения Эн¬ гельса о том, почему рабство было большим шагом впе¬ ред в развитии общественных отношений 4. Хочу только сказать, что, если проявлять «гуманистический» подход к оценке крепостничества, мы должны также отрицатель¬ но отнестись и к тому, что земледельцы кабалили смер¬ дов в период «Русской Правды». Очевидно, однако, что всякий раз мы должны конкретно-исторически подхо¬ дить к оценке того или иного явления, оценивать крепост¬ ничество как явление прогрессивное или отрицатель¬ ное не по тому, что оно прогрессировало, а по тому, ка¬ кую роль оно играло в развитии страны на данном этапе. Мне кажется неверной та схема, которую предло¬ жил М. Я. Волков, заявив, что в конце XVII — начале XVIII в. имели место две тенденции, два пути: один путь буржуазный, представленный посадскими людьми, путь прогрессивный, второй — крепостнический, который был представлен дворянами и возглавлен потом Петром I. Эта картина, очень интересная на первый взгляд, эффект¬ ная,— все-таки выдает желаемое за действительное. Но вся беда в том, что той силы, которая могла бы обеспечивать требования, относящиеся к первому из из¬ ложенных М. Я. Волковым путей, в России XVII в., к со¬ жалению, не было. Действительно, в XVII в. русский город значительно вырос по сравнению с предшествующим временем, его значение в политической, экономической, идейной, ду¬ ховной жизни Руси возросло. Но можно ли говорить, что все эти явления были уже достаточно сильными, чтобы определить реальность целого пути развития? Вспомним, что только в 16 из 226 городов России насчитывалось более 500 посадских дворов. Посадские люди накануне Уложения жаловались, что у них нет земли, некуда скот выгнать, а от торгов они совершенно скудеют. Рус¬ 4 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 186. 194
ское купечество мечтало о крепостном труде. Об этом ясно говорят материалы Уложенной комиссии 1767 г. Бо¬ лее того, когда происходит крупное идейное событие XVII в. — раскол в церкви, когда налицо кризис средне¬ вековой религиозной идеологии,— этот кризис происхо¬ дит в крайне консервативных формах, так как тенденция к новому пути не может повлиять на это деление. Ку¬ печество становится даже в значительной части храните¬ лем консервативных идей раскола на протяжении XVIII— XIX вв. Это ли не свидетельство крайней сложности про¬ цесса генезиса капиталистических отношений в России. Признавая, несомненно, что в новом периоде русской истории примерно с XVII в.— именно примерно с XVII в.— появлялись ростки новых, буржуазных отно¬ шений, в первую очередь в сфере развития торгового капитала, а потом и в других сферах, о чем свидетель¬ ствуют приведенные выступавшими здесь товарищами факты, — мы должны все время помнить, что этот про¬ цесс в специфических условиях России оказался чрезвы¬ чайно мучительным и трудным. Это был такой процесс, при котором молодая формирующаяся в социальную силу буржуазия (купечество) оказалась под сильнейшим воздействием феодально-крепостнического пресса, когда она изменяла свою собственную природу, когда проис¬ ходило одворянивание этих элементов. Полно и верно оценил сущность этого процесса Н. М. Дружинин, кото¬ рый на конгрессе историков в Риме говорил о специфике России, заключавшейся в том, что в XVII—XVIII вв. происходило параллельное развитие двух различных, антагонистических по своей природе общественно-эконо¬ мических укладов: с одной стороны, действительно воз¬ никали и крепли (и процесс этот был необратим) бур¬ жуазные элементы; с другой стороны, резервы феодаль¬ ного строя не были исчерпаны, феодальный строй был еще силен 5. Один товарищ сказал: так можно договориться до того, что крепостное право в XVII в. могло играть про¬ грессивную роль. Но ведь «во времена оны крепостное право служило основой высшего процветания Урала и господства его не только в России, но отчасти 5 Н. М. Д ружинин. Генезис капитализма в России. М., 1955, стр. 37—38. 195 7*
и в Европе»,— вы помните, чьи это слова 6. Благодаря крепостному труду Урал вышел на первое место в Европе по производству чугуна. Это, конечно, не решает пробле¬ му в целом, но применительно к XVII—XVIII вв. дело оказывается гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Я думаю, что дискуссия наша, значи¬ тельно продвигая дело вперед, должна нас привести к мысли о том, что в истории есть такие явления и про¬ цессы, которые односложно не могут быть оценены. Стремясь к конечному выводу, надо не отрицать наличие той или иной тенденции: важно определить их действи¬ тельную роль и соотношение на каждом этапе развития общества. I я. и. л и н к о в | При общей моей солидарности с решением докладчи¬ ками большинства ключевых проблем некоторые сторо¬ ны затронутой в докладе тематики требуют, на мой взгляд, несколько иного подхода. В частности, у меня имеются замечания к тому разделу доклада, который посвящен выяснению обстоятельств падения крепостного права в России. Фактически это вопрос о том, почему в 1861 г. в России произошла реформа, а не революция, вопрос об исторической роли крестьянства и революци¬ онной демократии в падении крепостного права. В докладе применяется термин «отмена» крепостного права. Почему же «отмена», а не падение? Ведь не случайно Ленин назвал свою статью «Падение крепост¬ ного права», подчеркнув тем самым в противовес официальной либеральной печати, что реформа 19 фев¬ раля была вынужденным актом самодержавного прави¬ тельства, обусловленным воздействием на него ряда объективных обстоятельств — процесса экономического развития и хода классовой борьбы крестьянских масс. Ленинский термин «падение» точнее передает характер¬ ную особенность реформы 19 февраля, ее историческую обусловленность, в силу чего именно этому термину сле¬ 6 В. И.Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 485. 196
дует отдавать предпочтение, несмотря на то, что фор¬ мально акт 19 февраля был актом отмены крепост¬ ных отношений. Второе замечание касается объяснения в докладе ко¬ ренного лозунга эпохи — «Земля и воля». Правильно от¬ мечая, что борьба за землю и волю была харак¬ терной особенностью крестьянского движения в пе¬ риод первой революционной ситуации, в докладе вместе с тем не оговаривается то весьма существенное обсто¬ ятельство, что эта особенность отнюдь не была чем-то новым, так как под этим лозунгом проходило все кресть¬ янское движение в России, по крайней мере со времен пугачевского восстания. Но в рассматриваемые годы ло¬ зунг «Земля и воля» выступил, можно сказать, с рель¬ ефной четкостью, что и получило отражение прежде все¬ го в идеологии русской революционной демократии той норы. Приоритет в этом определении качества крестьянско¬ го движения принадлежит А. И. Герцену, который писал в «Колоколе» в 1864 г., имея в виду лозунг «Земля л воля»: «Не мы выдумали, а народ русский подсказал нам, что надобно ставить на хоругви. Наша заслуга только в том, что при шуме барабанов, карательных экспедиций, положений, учреждений, освобождений, мертворождений мы уловили их» !. Не случайно всероссийская революционная органи¬ зация, возникшая в эпоху падения крепостного права, носила название «Земля и воля». Вот почему, наряду с имеющейся в докладе ссылкой на советских истори¬ ков, отметивших эту особенность крестьянского движе¬ ния периода революционной ситуации, было бы вместе с тем правомерно подчеркнуть все эти отмеченные нами выше обстоятельства. При рассмотрении массового крестьянского движе¬ ния эпохи падения крепостного права в докладе сдела¬ на попытка объяснить, почему в XIX в. в России не было крестьянской войны. Однако аргументация этого объяснения в ряде моментов представляется мне спорной. 1 «Колокол», лист 178, 1 января 1864 г., стр. 1446. 197
В докладе отмечается (стр. 91), что между кре¬ стьянскими войнами не случайно проходили достаточно длинные промежутки «спокойного» времени и крестьян¬ ская война после подъема 1796 г. могла «не успеть» образоваться до реформы 1861 г. К тому же выход на¬ родной энергии... был дан в период Отечественной вой¬ ны 1812 г.». Попытка ограничить развитие крестьянского движе¬ ния, крестьянской войны неким лимитом народной энер¬ гии вызывает сильные сомнения. Это крайне неопреде¬ ленный, не поддающийся объективному учету и в силу этого произвольный критерий. Для примера вспомним период 1904—1921 гг., когда за 17 лет было три войны: русско-японская, мировая, гражданская и произошло три революции. Хватило же народной энергии для та¬ ких актов в этот относительно короткий срок. Следо¬ вательно, очень трудно установить в этом вопросе ка¬ кую-то определенную закономерность. Все это обуслов¬ ливается конкретной исторической обстановкой. Далее в тексте доклада говорится, что крестьянская война была бы анахронизмом для первой половины XIX в., когда народное освободительное движение под¬ ходило к новому, более высокому этапу классовой борь¬ бы, к возникновению революционной ситуации (стр. 92). Но почему революционная ситуация — это более высо¬ кий этап классовой борьбы? Ведь революционная ситуа¬ ция — это сумма объективных обстоятельств, а не этап классовой борьбы как таковой. Несомненно, что высшей формой классовой борьбы является вооруженное восста¬ ние, а крестьянская война была одним из вариантов вооруженного восстания. В этом смысле крестьянское движение в эпоху падения крепостного права по формам борьбы было неизмеримо ниже (а отнюдь не выше) кре¬ стьянской войны конца XVIII в. Нельзя согласиться и с последующим утверждением доклада: «В движении крестьян начали давать о себе знать проявления нового типа противоречия, обуслов¬ ленные началом капиталистического расслоения дерев пи» (стр. 92). На мой взгляд, такое определение осно¬ вано на преувеличенном представлении о тех реальных процессах социально-экономического развития, которые происходили в крестьянстве. Я считаю, что социальное расслоение русской деревни даже в 1850—1860-е гг. еще 198
не давало себя знать столь отчетливо в ходе антифео¬ дальной борьбы, как это подчеркивается в докладе, ибо крестьянская масса в борьбе за землю и волю выступа¬ ла как социально однородная не только в XIX, но и в на¬ чале XX в. В этом убеждает тот обширный фактиче¬ ский материал, который выявлен советской историогра¬ фией, особенно за последние примерно полтора десяти¬ летия. Отсутствие крестьянской войны в XIX в. объясняется в докладе еще одним фактором, а именно «в некоторой мере ее (крестьянской массы.— Я. Л.) возросшей опыт¬ ностью и сознательностью: самозванцы не получали в свое распоряжение в такой мере, как раньше, доверчивых и слепо верящих им людей» (стр. 92). Конечно, социальный опыт российского крестьянства за те 85 лет, которые отделяют крестьянскую войну XVIII в. от эпохи капитализма, расширился, но не на¬ столько, чтобы можно было говорить о возросшей созна¬ тельности (конечно, в социальном смысле этого слова). Что такое возросшая сознательность? Это минимальное понимание политических задач классовой борьбы. Но, по меткому определению В. И. Ленина, русское крестьянст¬ во (в политическом отношении) спало в то время бес¬ пробудным сном. Никаких проблесков политического сознания в крестьянском движении этого времени, ника¬ ких фактов подобного рода отметить нельзя. Чем обычно обусловливаются опыт и сознательность народных масс? Прежде всего практикой массовой клас¬ совой борьбы. Но в истории классовой борьбы XIX в. не было таких крупных народных движений, которые бы превосходили пугачевское восстание по масштабам и формам борьбы и могли бы научить массы чему-либо новому. Второй фактор, который может пробудить сознатель¬ ность масс,— это революционная пропаганда, когда по¬ литическая сознательность привносится извне. Но в сколько-нибудь серьезных масштабах этого не было в ту эпоху. Вот почему положение о некотором возрастании сознательности народных масс не подтверждается фак¬ тическим материалом. Вместе с тем мне бы хотелось высказать некоторые соображения о позитивном решении затронутого мною вопроса. 199
Почему падение крепостного права в России произо¬ шло путем реформы сверху, а не в результате народной революции? Или, иначе говоря, почему революционная ситуация 1859—1861 гг. не привела к революции, к на¬ сильственному ниспровержению самодержавия и всего феодально-крепостнического строя? Как это ни странно, но более или менее разверну¬ того обобщенного ответа на этот вопрос, в развитие соответствующих определений В. И. Ленина, в нашей ли¬ тературе не дается. Попробуем это сделать в самой сжатой форме. Ключ к ответу на этот вопрос следует искать в рас¬ становке классовых сил, действовавших тогда на исто¬ рической арене социально-политической борьбы в России. Как это было отмечено Лениным, революционного класса в России тогда не было. Русская буржуазия в отличие от западноевропейских стран соответствующей эпохи не была революционным классом. Какова же была объективная роль крестьянства, со¬ ставлявшего тогда большинство народа? Вопрос об исторической роли, сыгранной крестьянст¬ вом в падении крепостного права, нельзя решить лишь в пределах 60-х годов XIX в. Для этого необходимо рассмотреть развитие крестьянского движения в рамках более широкого периода, первым этапом которого будет крестьянская война под водительством Емельяна Пуга¬ чева, а завершающим — крестьянское движение в эпоху падения крепостного права. Только пользуясь такими широкими рамками, мож¬ но нарисовать правдивую картину народного движения, которая объяснит, почему в России произошла не отме¬ на, а падение крепостного права, покажет то непрерыв¬ ное нарастание волн народного движения, которые под мывали самодержавную империю в течение многих де¬ сятилетий после восстания Пугачева. Я считаю, что в этом смысле нельзя оторвать Емель¬ яна Пугачева как крестьянского вожака 70-х годов XVIII в. от событий середины XIX в., ибо Емельян Пу¬ гачев был символом крестьянского гнева, который во все последующие годы всегда стоял перед правящим клас¬ сом, властно напоминая, что в руках мужика есть топор и огонь, что может вновь возникнуть крестьянская рать, 200
идущая на столицу империи. И хотя крестьянское дви¬ жение эпохи падения крепостного права было неизмери¬ мо слабее пугачевского восстания, сами традиции на¬ родного протеста, выраженные в нем в условиях сло¬ жившейся тогда революционной ситуации, наличие ост¬ рых экономических противоречий и «кризиса верхов» об¬ условили его воздействие на политику самодержавия, вырвали реформу 19 февраля. Несомненно, что массовый стихийный протест кре¬ стьянства примерно последнего столетия перед рефор¬ мой в силу всего сказанного явился одним из опреде¬ ляющих факторов, обусловивших падение крепостного права. Но более, чем на стихийный протест, не освящен¬ ный никаким политическим сознанием, крестьянство тог¬ да не было способно. Крестьянство было в крепком пле¬ ну у феодальной идеологии наивного монархизма, веря в доброго царя-батюшку, радетеля народных интересов. Но если в грозные годы пугачевского восстания ца¬ ристская идеология крестьянских масс сыграла, как это ни парадоксально звучит на первый взгляд, революцио¬ низирующую роль в силу того, что в образе Емельяна Пугачева, как Петра III, персонифицировался крестьян¬ ский политический идеал и вера в него как мужицкого царя способствовала укреплению рядов восставшей кре¬ стьянской рати, то в предреформенные и первые поре¬ форменные годы (период революционной ситуации), иначе говоря, на протяжении всей эпохи падения кре¬ постного права, царистская идеология сыграла полярно противоположную роль сильно действующего консерва¬ тивного фактора. В то время крестьянство верило, что царь-батюшка даст им и волю и землю, и поскольку этот царь-батюшка персонифицировался не в мятежном об¬ разе Петра III — Емельяна Пугачева, а в образе Алек¬ сандра II, царистская идеология сдерживала тот под¬ спудный протест огромной взрывной силы, который таил¬ ся в толщах крестьянских масс и лишь отчасти вырывал¬ ся наружу в форме того крестьянского движения, кото¬ рое было присуще всей эпохе падения крепостного пра¬ ва, движения, достаточно сильного, чтобы держать правящие классы в страхе перед призраком новой пуга¬ чевщины (и таким образом вырвать реформу 19 февра¬ ля из рук самодержавия), но несомненно слабого для того, чтобы стать фактором его решительного револю¬ 201
ционного ниспровержения. Иначе говоря, крестьянское движение той эпохи было в состоянии обусловить толь¬ ко реформу, но не могло обусловить революцию. Вот почему, хотя в своей борьбе против самодержа¬ вия революционная демократия, выражая сокровенные крестьянские интересы, опиралась на его массовый про¬ тест, крестьянство в целом оставалось по объективному своему значению социальной опорой самодержавия. Та¬ кова была в высшей степени своеобразная диалектика социальной роли крестьянства в ту эпоху. Именно в силу этого армия — крестьянская по свое¬ му солдатскому составу (недаром Герцен писал, что солдат — это вооруженный крестьянин, оторванный от своей земли) — оставалась вооруженной цитаделью самодержавия па многие десятилетия вперед, вплоть до 1917 г. Она полностью выполнила свои палаческие, карательные функции и против крестьянского движения тех лет, и против польского народа в период восста¬ ния 1863 г. Формирование в эпоху падения крепостного права революционно-демократического лагеря было фактом огромного исторического значения. На арену социально¬ политической борьбы вышло новое поколение револю¬ ционных деятелей преимущественно из среды разночин¬ ной интеллигенции, выразителей интересов крестьянской массы. Во главе этого лагеря мы видим блестящее со¬ звездие имен, составляющих национальную гордость рус¬ ского народа,— Герцена, Огарева, Чернышевского, Доб¬ ролюбова. Впервые печатная и устная революционная пропа¬ ганда прорвалась, пусть еще в очень небольших масшта¬ бах, к народным массам — крестьянству и армии и даже к формирующемуся рабочему классу. Впервые в истории России была создана всероссийская революционная ор¬ ганизация — тайное общество «Земля и воля» — партия крестьянской революции. Несомненен вклад русской ре¬ волюционной демократии в освобождение крестьян от крепостного права. Своей борьбой она ускорила час его падения. Но отдавая должное великим историческим за¬ слугам русской революционной демократии той эпохи, нельзя, конечно, закрывать глаза на ее слабые стороны, давшие основание Ленину писать о том, что «революци¬ онное движение в России было тогда слабо до ничтоже¬ 202
ства»2. Это наглядно сказалось и в том, что всерос¬ сийская революционная организация «Земля и воля» была создана с большим опозданием, много месяцев спустя после обнародования манифеста 19 февраля и не представляла из себя крепко сколоченной организации революционеров, и в том, что в феврале 1861 г. внутри России не было выпущено ни одной печатной проклама¬ ции с лозунгом вооруженного восстания. Связи револю¬ ционной демократии с массами были очень слабы и но¬ сили скорее спорадический, чем систематический харак¬ тер, охватывая к тому же крайне небольшой слой наро¬ да. То же самое можно сказать и в отношении армии, где революционная агитация среди солдат не пошла да¬ лее десятков, может быть сотен из них и дала весьма скромные результаты. Революционные демократы были не в состоянии про* чно сомкнуться с крестьянством, превратить его в класс для себя, т. е. революционный класс, и повести на штурм самодержавия. Это решило в конечном счете исход дела. Без революционного класса нельзя было ниспровер¬ гнуть самодержавную империю. В. И. Ленин в статье «Крах II Интернационала», да¬ вая определение революционной ситуации как совокуп¬ ности объективных перемен, вместе с тем замечал, что не из всякой революционной ситуации возникает рево¬ люция, а лишь из такой, когда к объективным факторам присоединяется способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство, которое «никогда, даже в эпоху кризисов, не „упадет", если его не ,,уронят“»3. Отсутствие надлежащего субъективного фактора бы¬ ло одной из решающих причин того, что революцион¬ ная ситуация не привела к крестьянской, иначе сказать, к буржуазно-демократической революции, в силу чего переход от феодально-крепостнической к буржуазно-ка¬ питалистической эпохе в России был обозначен не рево¬ люцией, а реформой. 2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 172. 3 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 219. 203
П. Г. РЫНДЗЮНСКИИ Мне хотелось бы призвать товарищей к тому, чтобы хронологическая и тематическая широта доклада отра¬ зилась и в прениях. Более поздние периоды (XIX век) еще не были затронуты критическим обсуждением. Меж¬ ду тем мы нуждаемся в нем, ибо здесь имеются огромно¬ го значения еще не разрешенные спорные вопросы. В силу внутренних бурь в нашем авторском коллек¬ тиве, доклад отличается известной шероховатостью: в самом докладе выявляется различие концепций. Напри¬ мер, в одном месте доклада (стр. 57) сказано: «Основ¬ ным проявлением кризиса крепостничества было исчез¬ новение у широких масс крестьян возможностей для про¬ стого воспроизводства, упадок и деградация крестьян¬ ского хозяйства». Ниже в тексте указывается (стр. 84): «Основной движущей силой преобразования (т. е. дви¬ жения России от феодализма к капитализму) было кре¬ стьянство во всей своей массе». Но может ли быть источником движения та социаль¬ ная сила, которая падает и деградирует? Конечно, нет. Либо крестьянское хозяйство деградирует, либо оно но¬ ситель прогресса. Я нарочно раскрываю одно из внутренних противо¬ речий доклада для того, чтобы вызвать суждения по чрезвычайно важному вопросу: кто был источником дви¬ жения вперед, где имелись материальные силы для это¬ го движения, какова была роль в решающих обществен¬ но-экономических сдвигах основной народной массы, т. е. крестьянства? Мне представляется, что первая формулировка док¬ лада страдает неполнотой и неточностью. Если рассмат¬ ривать крестьянское хозяйство только под одним углом зрения, как часть феодального комплекса и как основу благополучия помещика, мы можем до некоторой степе¬ ни говорить об упадке крестьянского хозяйства в предреформенные десятилетия. Это было то, что В. И. Ле¬ нин называл возникшей затруднительностью системы на¬ делов. Только с этой стороны, очень точно обозначенной Лениным, можно говорить о признаках деградации дере¬ венской экономики. Но в основе кризиса крепостничест¬ ва лежит постепенное высвобождение крестьянского хо¬ зяйства из феодального подчинения и все меньшая спо¬ 204
собность даже самого предприимчивого помещика приложить свои эксплуататорские вожделения ко всем крестьянским доходам. Это было следствием роста кре¬ стьянского хозяйства, его усложнения, увеличения его многогранности. Необходим более широкий взгляд на исторические судьбы деревни в переломную эпоху сере¬ дины XIX в. Она была временем необычайного подъема крестьянства—подъема, определившего все передовое в русском общественном и революционном движении, в культуре, литературе и искусстве и косвенно отразив¬ шегося на политике самодержавия. Этой эпохе своеоб¬ разного «крестьянского возрождения» не соответствуют мрачные легенды о вымирании и деградации кре¬ стьянства. Но почему в исторической литературе такие легенды распространяются и имеют успех? Помимо желания ели¬ ко возможно сильнее «разоблачить» крепостничество, большую роль в этом играют особенности методов изучения эволюции деревенского хозяйства, которые те¬ перь у нас практикуются; во многом они механически переносятся из приемов изучения иных, более совершен¬ ных стадий развития капитализма..Для историков, как и в естествознании, самым трудным для исследования оказываются простейшие образования. К таким относит¬ ся мелкое товарное производство. Научиться исследо¬ вать по-ленински его становление и функционирование в переходный период — центральная наша задача, от выполнения которой зависит очень многое в решении во-, проса об утверждении капитализма в России. Попытка С. М. Дубровского преуменьшить значение этой эконо¬ мической формы путем переноса ленинских расчетов, от¬ носящихся ко* времени Октябрьской революции, в XVIII—XIX вв. несостоятельна, ввиду ее крайней неис- торичности (кстати, мелкотоварный уклад и в XX в. не ограничивался одними середняками, а захватывал также добрую часть бедняцких хозяйств). Каковы наши обычные способы улавливания сдвигов в деревенской экономике? Насколько они пригодны для познания развития производительных сил деревни? Во- первых, это показатели урожайности. Но они сильно те¬ ряют свое значение в условиях быстрой отраслевой диф¬ ференциации сельской экономики и переключения в свя¬ зи с этим материальных и трудовых ресурсов крестьян 205
на новые хозяйственные области. Во-вторых, это табли¬ цы расслоения крестьян. Но они отражают сравнитель¬ но высокую стадию развития деревни, для которой ха¬ рактерно вполне выраженное капиталистическое • рас¬ слоение крестьянства. Таким образом, надо изыскать способы изучения но¬ вых, но более примитивных явлений в хозяйственной жизни деревни дореформенного времени, в том числе на¬ дежные средства для определения степени товарности крестьянских хозяйств. Очень важно проанализировать успехи отраслевой специализации сельской экономики и особенно комбинирования разных видов занятий в од¬ ном крестьянском дворе, а также расширение трудовых ресурсов деревни за счет активного включения в тру¬ довую деятельность женщин, а в промыслах —детей, в чем следует видеть главное выражение развития про¬ изводительных сил в сельском хозяйстве в феодальный период. Может быть, следует меньшее значение, чем те¬ перь, придавать статистическим источникам и подсчетам и большее — описательным материалам. Коротко отмечу, что проблема мелкотоварного про¬ изводства имеет первейшее значение для исследовате¬ лей XVII в. Они, мне кажется, недостаточно это осоз¬ нают и тем ослабляют свои позиции. М. Я. Волков за¬ явил здесь, что проблема распространения наемного труда — главная для определения степени развития ка¬ питализма. А распространение капитализма до найма? А взаимоотношения производителя со скупщиком, кото¬ рыми так много занимался Ленин, как примитивными, но самыми распространенными формами капиталистиче¬ ских отношений, еще во второй половине XIX в.? В свя¬ зи с этим, как мне представляется, следует больше уделять внимания не количественному нарастанию капп тализма в совершенных формах, а качественному изме¬ нению капитализма в ранний период. Здесь немало говорилось о характере крестьянских войн и, в частности, крестьянской войны 1773—1775 гг. Нас упрекают в забвении их антифеодального содер¬ жания и в преуменьшении их исторической значи¬ мости. Разумеется, в антифеодальной направленности лозун¬ гов движения Пугачева, как и других, более ранних классовых битв, никто не сомневается, и А. И. Андрущен¬ 206
ко 1 вряд ли надо было это доказывать. Однако для нас важно выявить объективное содержание крестьянской борьбы XVII—XVIII вв. Выявляется оно не так просто, как это кажется некоторым нашим критикам, которые только на словах утверждают различие между субъек¬ тивным и объективным содержанием движения, а в дей¬ ствительности их смешивают. Для доказательства якобы буржуазного содержания крестьянских войн в России А. И. Андрущенко много пользовался здесь текстами из сочинения В. И. Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической ре¬ волюции», дав разительный пример неудачного цитиро¬ вания. Развитие мысли Ленина начинается со следую¬ щей фразы, опущенной Андрущенко: «Вся политическая свобода вообще, на почве современных, т. е. капита¬ листических, производственных отношений (курсив мой.— П. Р.) есть свобода буржуазная»2. Как видно, Ленин этой вводной фразой сообщает читателю, что рас¬ крытое им действительное содержание лозунга свободы относится лишь к определенной исторической эпохе, эпо¬ хе капиталистических производственных отношений. Опуская эту фразу, Андрущенко придает положениям Ленина, за ней следующим, всеобщий, неограниченный во времени характер, то есть неправильно передает мысль Ленина. Ошибка Андрущенко мешает извлечь из этого положения Ленина чрезвычайной важности мето¬ дический урок: чтобы постичь объективный смысл лозун¬ гов движения, надо соотнести их с современными им производственными отношениями, что и раскроет реаль¬ ное значение и действительную сущность лозунгов. Для А. И. Андрущенко и для некоторых участников обсужде¬ ния осталось неясным, что борьба крестьян за землю и волю лишь тогда получала объективно-буржуазное со¬ держание, когда наличествовали действительные пред¬ посылки к переходу к капиталистическому строю. Напо¬ мним кстати, что антифеодальными были еще движения смердов и горожан XI в., но наверное никто не будет утверждать, что они носили объективно-буржуазный ха¬ рактер. 1 См. Обзор материалов, поступивших в связи с дискуссией. 2 В. И. Ленин. Поли, собр, соч., т. 11, стр. 101. 207
Между тем для А. И. Андрущенко и В. В. Мавроди¬ на (имею в виду замечания последнего, переданные А. Л. Шапиро) все антифеодальное обязательно бур¬ жуазно. Отвергая возможность огромного движения внутри феодальной (и всякой иной) формации, они не поняли положения доклада, что объективно крестьяне могли в XVII—XVIII вв. бороться лишь за лучший для себя вариант феодальной системы, отсюда они усматривают в нашем докладе и мысль об историческом бесплодии крестьянской борьбы. Все это очень ошибоч¬ но. В действительности смена новых и новых этапов феодальной системы прежде всего определялась (не го¬ воря о глубинных, базисных явлениях) соотношением сил постоянно боровшихся между собой классов-антаго¬ нистов. Эта мысль теоретически и конкретно очень хо¬ рошо развита в интересной статье А. Н. Сахарова «Антикрепостнические тенденции в русской деревне XVII века»3, к которой я и отсылаю читателей для дальнейших ее разъяснений. Таким образом, отсутствие буржуазного содержания в крестьянских выступленияхХ отнюдь не лишало их громадного исторически-прогрес- сивного значения и антифеодального характера. Как при феодализме антифеодальное, так при капитализме антикапиталистическое содержание движения крестьян являлось утопической стороной этого движения. Так разъясняется заданный вопрос: за что же боролись в XVII—XVIII вв. крестьяне. Не могу не отметить свое несогласие с методом ре¬ шения вопроса о содержании крестьянского движения в России XVII—XVIII вв. путем их простого сопряжения с движениями в Англии и Франции XIV в. и крестьян¬ ской войной в Германии XVI в., что было предложено Н. П. Долининым. Здесь налицо воскрешение старого упрощенного социологического метода в его крайнем вы¬ ражении. Что общего между исторической эпохой Уота Тайлера и временем Пугачева или даже Разина? Очень немногое. А если так, то и соотнесение друг с дру¬ гом этих движений скорее может лишь запутать анализ, а не помочь ему. Мы много думали о периодизации антифеодальной борьбы и старались учесть все доводы сторонников той 3 «Вопросы истории», 1964, № 3. 208
точки зрения, что движение Е. И. Пугачева знаменует начало нового периода в ее развитии. Выступление в печати одного из наиболее авторитетных представите¬ лей этой концепции В. В. Мавродина мы особенно име¬ ли в виду при подготовке доклада 4. Приведенные там доводы в пользу «нового этапа» нам показались недос¬ таточно убедительными. Если лозунги Пугачева стали «четче» и «определеннее», если практические мероприя¬ тия революционных властей стали для нас яснее, чем у более ранних движений, то это есть в основном следст¬ вие изменения внешнего свойства документации, которой мы располагаем по этим движениям. Вовлечение в дви¬ жение крепостных рабочих в XVIII в. (имевшее место и у Разина, хотя и в меньшем размере), по словам самих же авторов статьи, не изменяло основной социальной и идейной сущности выступления. То обстоятельство, что Пугачев сам стал «царем», а не действовал от имени царя, как его предшественники, малозначительно и объ¬ ясняется лишь конкретными обстоятельствами времени. В. В. Мавродин и его соавторы не вводят в число осо< бенностей движения Пугачева влияние расслоения кре¬ стьянства, но вспоминают об этом факторе как об эле¬ менте, показывающем возможность перерастания кре¬ стьянской войны 1773—1775 гг. в буржуазный переворот. Тут я ограничусь простой справкой: другой крупный специалист по истории XVIII в., отнюдь не склонный преуменьшать социально-экономические достижения, Н. Л. Рубинштейн писал по этому поводу: «Эти утверж¬ дения недостаточно обоснованы» 5. Таким образом, серьезных доводов за то, что пуга¬ чевское движение положило начало новому этапу в классовой борьбе крестьян, нет; хотя бесспорно, что крестьянская война 1773—1775 гг., как всякое большое историческое событие, отнюдь не повторяла аналогичные события предшествовавшего времени. М. В. Нечкина пробовала найти у авторов доклада противоречие: «Вы говорите о рубеже в 60-е годы XVIII в. Но Пугачев был после этого рубежа, а в его 4 В. В. Мавродин, И. 3. К адсон, Н. И. Сергеева, Т. П. Р ж а н и к о в а. Об особенностях крестьянских войн в России.— «Вопросы истории», 1956, № 2. 5 Н. Л. Рубин штейн. Крестьянское движение в России во второй половине XVIII в.— «Вопросы истории», 1956, № 11, стр. 43. 209
движении, как вы считаете, нет существенно нового. Как примирить эти два положения доклада?». Я попро¬ сил бы М. В. Нечкину вспомнить тот известный факт, что рабочее движение в России со своими особыми при¬ знаками сложилось примерно через 30—40 лет после по¬ явления в России в значительном количестве фабрик и заводов, а вместе с ними рабочего класса. Таков был хронологический разрыв между базисными явлениями и социальным поведением класса, который по своим из¬ вестным свойствам неизмеримо быстрее и сильнее мог реагировать на изменения в социальной обстановке, чем распыленное и косное крестьянство крепостного време¬ ни. Я думаю, что при учете этого факта отпадут всякие основания для улавливания у нас мнимого проти¬ воречия. Несостоятелен и упрек в том, что мы превращаем крестьянское движение Пугачева в казацкое движение. Здесь нечего ссылаться на Г. В. Плеханова — данный вопрос обсуждался в советской исторической литерату¬ ре (работы С. И. Тхоржевского, М. Н. Мартынова, Н. Л. Рубинштейна и др.). Н. Л. Рубинштейн очень хо¬ рошо показал, что само по себе крестьянское движение в Правобережье не дорастало до формы объединенного выступления, т. е. крестьянской войны. Оно сплачива¬ лось и поднималось до уровня крестьянской войны лишь при соприкосновении с войском Пугачева. От точки зре¬ ния Плеханова нас решительно отделяет признание кре¬ стьянской природы самого казачества. Коротко отвечу на главные замечания Я. И. Линко- ва. Он не согласен с нашим тезисом, что крестьяне не шли за самозванцами после Пугачева, отчасти в силу их возросшей сознательности. Я. И. Линков рисует кре¬ стьянскую массу неподвижной в своей идеологии. Это неверно. Между прочим, это противоречит многим вы¬ сказываниям В. И. Ленина. Вспомним, например, слова В. И. Ленина, что новые идеи В. Г. Белинского нельзя изучать без учета настроения масс, вспомним его поло¬ жение о сектантском движении, которое эволюциониру¬ ет и в некоторых своих разветвлениях вносит элемент сознательности в народную борьбу6. Есть старая рабо¬ 6 Идейная эволюция сектантства в период капитализма теперь интересно разработана в монографии А. И. Клибанова «История ре¬ лигиозного сектантства в России (60-е гг. XIX в.— 1917 г.)». М., 1965 210
та С. А. Пионтковского (она была потом повторена' К- В. Сивковым) о вырождении идеи самозванчества по¬ сле Пугачева в народной среде,— там этот процесс по¬ казан очень хорошо. Утверждение Я. И. Линкова, что на крестьянское движение XIX в. ни в какой мере не влияло расслое¬ ние крестьянства, стоит перед стеной большого факти¬ ческого материала, добытого советскими историками (И. Д. Ковальченко, Н. М. Дружининым и др.). Очень огорчает тенденция Я. И. Линкова, как и неко¬ торых других выступавших товарищей, к принижению революционной роли крестьянства в кризисе и сверже¬ нии крепостничества. Я. И. Линков не остановился перед тем, чтобы представить развитие народной осво¬ бодительной борьбы после Пугачева как идущей по сни¬ жающейся линии. В докладе собраны основные доводы, опровергающие это неверное представление, в том чис¬ ле важнейший — появление и быстрое развитие револю¬ ционной идеологии как составной части общенародного антикрепостнического натиска. В скептических суждени¬ ях о роли крестьянства в подготовке переворота в обще¬ ственных отношениях в середине XIX в., мне кажется, отрицательно сказывается догматическое, недиалектиче¬ ское понимание ленинского положения об отсутствии ре¬ волюционного класса в предреформенное время. Ограни¬ чусь здесь только одним замечанием: революционная си¬ туация просто была бы немыслима без революционного класса. В противном случае какая социальная сила была бы создателем этой ситуации? Мне кажется методически неправильным обрисовы¬ вать пути развития революционной идеологии демокра¬ тической интеллигенции и общественного поведения кре¬ стьянства в виде расходящихся ножниц, как это здесь имело место, особенно у Я. И. Линкова. Необходимо ви¬ деть обусловленность идейного развития революционе¬ ров возрастанием общественного движения масс. Я бы предложил Я. И. Линкову, Б. Г. Литваку, И. Ф. Гинди¬ ну и некоторым другим товарищам глубже вникнуть в положение марксизма: «Существование революционных мыслей в определенную эпоху предполагает уже сущест¬ вование революционного класса...»7. 7 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 46—47. 211
Я. И. Линков считает, что между крестьянскими войнами могли и не быть большие промежутки времени: произошли же между 1904 и 1918 гг. целых три револю¬ ции. Но напомним, что в XX в. революционную борьбу возглавлял пролетариат с его большевистской партией. Можно ли эту борьбу ставить в пример выступлениям крестьян в крепостной России? Приблизительная перио¬ дичность крестьянских войн выведена нами не умозри¬ тельно, а путем подсчета сроков реальных выступ лений. Одной из важнейших задач исторической науки яв¬ ляется укоренение в умах советских людей мысли о за* кономерной обусловленности явлений, что имеет огром* ное практическое значение для понимания проблем со¬ временности. Важно, чтобы все отчетливо представляли себе, что не все отрицательное может быть без нужной подготовленности и исторической обусловленности в лю¬ бое время устранено из жизни только потому, что оно отрицательно. Но выполнить эту задачу мы можем только, если сами в наших научных построениях будем строго придерживаться принципа закономерной обуслов¬ ленности явлений. К сожалению, это не всегда бывает. Яркий пример тому — постановка на нашем обсуждении вопроса об исторической роли крепостничества и само¬ державия в XVII—XVIII вв., отрицательные, бесчеловеч¬ ные черты которых ясны всем (заверяю: авторам докла¬ да не меньше, чем их критикам). В суждениях об отно¬ шении к историческому прогрессу и о возможностях и исторической оправданности уничтожения основных социально-политических институтов XVII—XVIII вв. М. В. Нечкиной, А. Л. Шапиро, Н. П. Долинина и не¬ которых других промелькнуло, я бы сказал, нечто ба¬ кунинское. (Впрочем, все же А. Л. Шапиро признал, что новые моменты в XVII в. возникали на крепостниче¬ ской основе.) Конечно, если бы классовая борьба была тогда силь¬ нее, общественный строй «Московской Руси» был бы мяг¬ че. Но если не верить в социальную утопию «мужицкого царства» и не преувеличивать безмерно ростки нового в хозяйственной жизни, то говорить о возможности ликви¬ дации этого строя тогда никак нельзя. Как ни отврати¬ тельны были абсолютизм и крепостничество в XVII— первой половине XVIII в., они все же необходимы были 212
не только для прогресса, но и для самого существования общества. В заключение очень коротко остановлюсь на вопросе о так называемом типе развития капитализма в России. Интересно было выступление на этот счет К. Н. Тарков¬ ского, о котором упоминается в нашем докладе 8. Но хо¬ телось бы предостеречь от чересчур поспешного решения этого важного, сложного и ответственного вопроса. Предложенное К. Н. Тарковским сближение процессов капиталистического развития в России с таким же про¬ цессом в странах Востока не кажется мне убедительным. Во всяком случае, как и при решении любой крупной проблемы, прежде всего надо подробно обследовать до¬ стоинства и недостатки других выдвинутых проектов ее решения. А. А. ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ Представленный доклад имеет и сильные и слабые стороны. Я коснусь того, что нас пока разделяет и в чем, как мне представляется, заключены существенные изъяны предложенной в докладе концепции. Мне хотелось бы также предпринять попытку в крат¬ кой, тезисообразной форме изложить свое понимание су¬ щности «нового периода» русской истории. Заранее про¬ шу извинения, если в моем выступлении подчас будут некоторые повторения, почти неизбежные в спорах по методологическим вопросам. Думаю, что схема генезиса капитализма, заключен¬ ная в докладе, страдает непоследовательностью, при¬ чем главным образом непоследовательностью теорети¬ ческой. Как уже было отмечено в выступлениях М. В. Нечкиной и других участников, докладу недоста¬ ет диалектичности (я подчеркиваю — не каучуковых формулировок, а именно диалектичности). Совершенно неправомерно авторы отвергают XVII в. и первую половину XVIII в. как определенный и важ¬ 8 К. Н. Тарковский. О социологическом изучении капитали¬ стического способа производства.— «Вопросы истории», 1964, № 1. 213
ный этап зарождения и развития новых, буржуазных от¬ ношений в недрах старого, феодального строя. Решительно не могу согласиться с тем, что XVII и особенно XVIII в.— это восходящая стадия феодально¬ крепостнической формации, время ее расцвета. Какой же это расцвет, если сами докладчики присоединяются к мнению о начале разложения этой формации с 60-х го¬ дов XVIII в.? Я не склонен обвинять докладчиков в том, что они оправдывают установление крепостного права как наи¬ более грубой и отвратительной формы эксплуатации тру¬ дящихся. Разумеется, нужно руководствоваться при ха¬ рактеристике этого сложного явления российской дейст¬ вительности не столько морально-этическими, сколько социально-экономическими факторами. Но остается фактом, что докладчики ослеплены и за¬ гипнотизированы всемогуществом феодально-крепостни¬ ческой системы в XVII—XVIII вв., отводя ей роль все¬ сокрушающей силы, которая перемалывает и утилизиру¬ ет ростки нового. Да, крепостной строй был силен. Никто этого отри¬ цать не собирался и не собирается. Но дело обстояло куда сложнее и противоречивее. В докладе недостаточно учтены, по крайней мере, два основных момента, которые нельзя игнорировать при изучении проблемы генезиса капитализма: во-пер¬ вых, длительность процесса и, во-вторых, его много¬ стадийность, развитие от низших форм к более высоким. Между тем именно его низшие формы практически раз¬ жалованы докладчиками из буржуазных в чисто фео¬ дальные. В этом как раз и заключаются внутренние противо¬ речия предложенной концепции. Сопоставляя рабовладельческую и феодально-крепо¬ стническую формации, В. И. Ленин отмечал: «Крепо¬ стное общество всегда было более сложным, чем обще¬ ство рабовладельческое. В нем был большой элемент развития торговли, промышленности, что вело еще в то время к капитализму» L Итак, Ленин не был столь непримиримым, как наши докладчики, он допускал возможность капиталистиче¬ 1 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 76. 214
ского развития «еще в то время», т. е. в крепостную эпоху. Здесь дана теоретическая постановка вопроса, ука¬ зывающая на длительность вызревания нового способа производства в недрах старого. Возьмем другой пример, относящийся к проблеме расслоения крестьянства, образования из его среды классов буржуазного общества. В. И. Ленин по этому поводу писал: «Процесс этот называется часто дифференциацией крестьянства. В России в особенности этот процесс вы¬ ступил очень выпукло (речь идет пока о пореформенной поре.— А. П.). Замечен же он был еще во времена фео¬ дальной системы экономистами» 2. Итак, думается, нет криминала у тех исследователей, которые, по мнению докладчиков, слишком «рано» ищут начало данного процесса в России. К слову замечу, что несправедливо обвинены в докладе авторы статьи о бур¬ жуазном расслоении крестьянства 3, будто бы механиче¬ ски переносящие ленинские оценки пореформенной эпо¬ хи на явления позднефеодальной поры. Достаточно вни¬ мательно прочитать эту статью и статью авторов в Риж¬ ском «Ежегоднике по аграрной истории Восточной Евро¬ пы», чтобы убедиться в ошибочности подобного упрека. В работе «Марка» Ф. Энгельс констатировал: «Капи¬ талистический период возвестил в деревне о своем пришествии как период крупного сельскохозяйственно¬ го производства на основе барщинного труда крепост¬ ных крестьян» 4. Именно жажда денег, процесс обуржуазивания не¬ мецкого дворянства привели к тому, что не только в центральной Германии, но и на остэльбских землях установилось крепостное право с барщинным трудом. Об этом ясно говорит Энгельс в работе «К истории прус¬ ского крестьянства». Между прочим, он связывает это с периодом «разложения феодального хозяйства»5. 2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 7, стр. 112. 3 Е. И. И н д о в а, А. А. Преображенский, Ю. А. Тихо¬ нов. Буржуазное расслоение крестьянства в России XVII— XVIII вв.— «История СССР», 1962, № 3. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 341. 5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 248. 215
Разложение феодального общества в Германии нача¬ ла XVI в. фиксирует Энгельс и в «Крестьянской вой¬ не в Германии»6. Насколько затянулся процесс разло¬ жения феодализма, настолько удлинился и процесс гене¬ зиса капитализма в Германии. Это взаимосвязанные процессы. (Мы подчас напрасно пугаемся термина: «раз¬ ложение». Разложение — это еще далеко не гибель и не кризис формации.) Позвольте напомнить также высказывание К. Марк¬ са из «Нищеты философии» в связи с той характери¬ стикой, которую он дал противоречиям феодального об¬ щества. «Феодализм тоже имел свой пролетариат — кре¬ постное сословие, заключавшее в себе все зародыши буржуазии... Если бы... экономисты... поставили себе за¬ дачей устранить все то, что является теневой стороной этой картины (имеется в виду феодальное общество.— А. 77.),— крепостное состояние, привилегии, анархию,— то что бы из этого получилось? Все элементы, порожда¬ ющие борьбу, были бы уничтожены, развитие буржуазии было бы пресечено в самом зародыше»7. Следователь¬ но, и Маркс не считал, что крепостные порядки исклю¬ чают развитие буржуазных элементов. Борясь с ними, феодализм вместе с тем и стимулирует их развитие, пусть медленное, фальсифицированное, придавленное разными крепостническими институтами, но разви¬ тие. Маркс отмечал: «В истории буржуазии мы должны различать две фазы: в первой фазе она складывается в класс в условиях господства феодализма и абсолютной монархии; во второй, уже сложившись в класс, она нис¬ провергает феодализм и монархию, чтобы из старого об¬ щества создать общество буржуазное. Первая из этих фаз была более длительной и потребовала наибольших усилий» 8. Эта первая фаза, как полагаю, и есть период генезиса капитализма. Характерно, что Маркс считал ее «более длительной», на что следует обратить особое вни¬ мание. До поры, до времени буржуазия существует как сос¬ ловие феодального общества. Она к нему приспосабли¬ 6 К. Маркс нФ. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 413; ср. т. 21, стр. 409. 7 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 143. 8 Там же, стр. 183. 216
вается, оставаясь все же буржуазией и ведя, по сло¬ вам Маркса, «феодальный способ существования». Мо¬ жет быть, здесь и заключаются корни кажущейся, на первый взгляд, метаморфозой тяги к земельной собст¬ венности и дворянским дипломам со стороны нарождаю¬ щейся буржуазии? Не есть ли это, прежде всего, мими¬ крия, призванная создать для молодой буржуазии при¬ емлемые условия развития перед лицом произвола фео¬ дального класса? В трудах основоположников марксизма-ленинизма мы находим другие многочисленные свидетельства того, что возникновение буржуазных отношений — сложный по характеру и весьма длительный по времени про¬ цесс. Энгельс в «Принципах коммунизма» указывал: «...в городах в средние века, вплоть до промышленной революции существовали ремесленные подмастерья, ра¬ ботавшие у мелкобуржуазных мастеров...» 9. В другой работе Энгельса мы читаем о средневековом городе: «Но как бы мелки и ограниченны ни были ре¬ месла, а вместе с ними и бюргеры-ремесленники, у пос¬ ледних хватило силы совершить переворот в феодальном обществе, и они, по крайней мере, находились в движе¬ нии, в то время, как дворянство коснело в неподвиж¬ ности» 10 11. Наконец, в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс подчеркивали: «...современная буржу¬ азия сама является продуктом длительного процесса развития, ряда переворотов в способе производства и обмена» и. Перед каждым исследователем проблемы генезиса капитализма стоит задача обнаружить под покровом старого те явления, которые служат провозвестником буржуазных отношений. Вполне очевидно, что к процес¬ сам раннебуржуазного порядка нельзя подходить с мер¬ кой зрелого капитализма, иначе получится смещение ис¬ торической перспективы. В том и состоят особенности периода генезиса капитализма, что многие стороны об¬ щественной жизни, свойственные временам сложившего 9 Там же, стр. 325. 10 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 407. 11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4. стр. 426. 217
ся и победившего капиталистического строя, существуют в эмбриональном состоянии, иногда как тенденции раз¬ вития их. Но не замечать этих явлений нельзя, а целиком их «феодализировать» — тем более. К сожалению, в докла¬ де данное обстоятельство учтено крайне слабо. Не является непреодолимой преградой для ростков буржуазных отношений и оплот феодализма — земель¬ ная собственность. Ленин писал: «Никакие особенности землевладе¬ ния не могут, по самой сущности дела, составить не¬ преодолимого препятствия для капитализма, который принимает различные формы...» 12. Одна из важнейших специфических черт генезиса ка¬ питализма в России заключается, по-моему, в том, что в условиях крепостнической действительности зарождав¬ шиеся буржуазные отношения искусственно задержива¬ лись на низших, наиболее примитивных стадиях, особен¬ но в деревне, многочисленные остатки этих форм хорошо известны в России после 1861 г., о чем не раз говорил Ленин. Они были очень живучи, очень цепки. Вспомним, что даже в пореформенной деревне Ленин констатиро¬ вал «средневековые, полукрепостнические формы капи¬ тала» 13. Коснусь вопросов о всероссийском рынке и буржуаз¬ ных связях. Понятием «всероссийский рынок феодаль¬ ной эпохи» (есть такое определение в докладе — стр. 98) нас призывают отличать всероссийский рынок феодальной эпохи от рынка капиталистической эпохи. Полагаю, что авторы доклада здесь допускают суще¬ ственные погрешности. Всероссийский рынок — это по¬ рождение определенной эпохи, эпохи генезиса и станов¬ ления капитализма. Руководители и хозяева начавшего¬ ся с XVII в. процесса формирования всероссийского рын¬ ка — не феодалы, не государство, не рядовые посадские люди и крестьяне, а капиталисты-купцы, представители торговой буржуазии. Литература наша немало потруди¬ лась над этой проблемой в конкретно-историческом пла¬ не, и вряд ли есть основания отрицать ее выводы в дан¬ ной области, как это сделано в докладе. 12 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 321. 13 В'. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 396. 218
Известные предпосылки для складывания всероссий¬ ского рынка, равно как и спорадические проявления буржуазных отношений (но не более), были и до XVII в. Однако национальные связи, по Ленину,— это связи бур¬ жуазные. Ленин упоминал «средневековую обособлен¬ ность отдельных областей», которая постепенно разруша¬ ется формирующимся внутренним рынком. Эта обособ¬ ленность, характерная для предшествующей эпохи, есть свидетельство классического феодализма, каковой в Рос¬ сии XVII—XVIII вв. уже не наблюдался. В. И. Ленин предостерегал от безбрежного распрост¬ ранения понятия «внутренний национальный рынок» на более раннее время. Позвольте сослаться на пример полемики В. И. Лени¬ на с одним из своих оппонентов, экономистом П. Сквор¬ цовым, который выступил со статьей «Товарный фети¬ шизм» после выхода в свет работы В. И. Ленина «Раз¬ витие капитализма в России». Обрушиваясь на В. И. Ленина и взяв на вооружение высказывания В. О. Ключевского о «внутренних рын« ках» Древней Руси, Скворцов ставит вопрос: «Как же так случилось, что г-н Ключевский говорит о борьбе с высшим городским классом Руси XII в. земле¬ владельцев за внутренние рынки, а половцев за загра¬ ничные,— г-н же Ильин знает только отработочную си¬ стему?!» 14 Отвечая Скворцову, В. И. Ленин язвительно замеча¬ ет: «Тут и цитата из Ключевского, и внутренние рынки в XII веке...» 15. Следовательно, В. И. Ленин не считал возможным говорить о внутреннем рынке ранее определенной поры. И эта пора им указана: «примерно с 17 века». Теперь о буржуазных связях, о которых говорится в «Друзьях народа». По-моему, Ленин здесь совершенно ясно высказался и вряд ли есть основания для каких-ли¬ бо инотолкований. В. И. Ленин мыслил глубоко и широ¬ ко, изъяснялся четко. Писал он на русском языке, так что на неточности перевода здесь сослаться нельзя. Ес¬ ли у Ленина читаем: «буржуазные связи» — так это 14 «Научное обозрение», 1899, № 12, стр. 2294- J5 В. Й. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 628, 219
надо понимать буржуазные, а никакие иные, в чем порой нас пытаются уверить (в том числе и докладчики). Это неотъемлемая часть ленинской концепции отечественной истории. Какие же, с моей точки зрения, в самом кратком из¬ ложении новые черты присущи эпохе, открывающейся XVII в.? Возьмем сначала сферу производства. Мануфактура в XVII в. присутствует, пусть она еще слаба в количественном отношении, но она — устойчивая форма общественного производства, которая имеет бу¬ дущность, не хиреет. И то обстоятельство, что мануфак¬ туры нередко основывались иностранцами, отнюдь не ис¬ ключает их буржуазного существа, ибо в конце концов капитал не имеет национальности, не имеет границ. Есте¬ ственно, более развитый иностранный капитал притекал в Россию XVII в., если даже в пореформенную эпоху он занимал заметные позиции в российской экономике. В XVII в. вкладывание капиталов в производство — не единичное явление. Как отмечено виднейшим специали¬ стом по истории промышленности XVII в. Н. В. Устюго¬ вым, все крупные торговые люди вкладывали свои капи¬ талы в то или иное производство. Эти сдвиги коснулись и хозяйства феодалов. Все изученные хозяйства крупных и более мелких помещиков XVII в. показывают нам картину несомненных и тесных связей с рынком и развития предпринимательской дея¬ тельности в целях получения денежного дохода. Широкое распространение торгово-промышленной деятельности и мелкого товарного производства кресть¬ янства в XVII в. отмечено многими исследованиями и по своим масштабам не может идти в сравнение с предыду¬ щим временем. К XVII в. мы относим вполне осязаемые за¬ чатки экономического районирования страны. Ведь факт, что деления на нечерноземный и черноземный центр ра¬ нее XVII в. не могло быть, ибо только в XVII в. шло ос¬ воение чернозема южных и большинства поволжских уез¬ дов. Включение Сибири в общероссийский хозяйствен¬ ный оборот — также явление не ранее XVII в. В сфере обмена начинает складываться всероссийский рынок. Капиталисты — купцы, скупщики господствуют на рынке, и это совершенно отчетливо прослеживается в XVII в. Мы наблюдаем огромные купеческие состоя¬ 220
ния и укрупненный сбыт, что в основном характерно для данного периода. Наконец, что очень существенно, формируется доста¬ точно устойчивый рынок рабочей силы, он не исчезает, как говорилось в докладе. Возьмем область надстройки. В нашей литературе начало становления абсолютизма обычно датируют XVII в. Я здесь не касаюсь сложного вопроса о природе российского абсолютизма. При всех существующих рас¬ хождениях, кажется, никто не отрицает начальной хроно¬ логической грани абсолютизма в России. Далее, политика меркантилизма. Ее элементы мы об¬ наруживаем в XVII в. Зарождение регулярной армии наиболее отчетливо сказывается во второй половине XVII в., когда помест¬ ное дворянское ополчение фактически оттесняется на задний план полками «нового строя». Вспомним также кризис церковной идеологии, рас¬ кол, распространение старообрядчества. Тут дело идет не о единицах и десятках еретиков и реформаторов, груп¬ пировавшихся в кружках предыдущей эпохи, а о дви¬ жении общенациональном, увлекшем миллионы людей. Несмотря на порой уродливо извращенные формы, это движение знаменовало глубокую трещину в офици¬ альной церковной идеологии и выражало в своеобразной форме определенные изменения в феодальном базисе. И, наконец, крестьянские войны, которых мы не зна¬ ли ранее XVII в., невиданное дотоле обострение клас¬ совых противоречий феодального общества. Вот важнейшие моменты, которые позволяют гово¬ рить, что феодально-крепостническая система претерпе¬ вает такие изменения, которые в XVII в., точнее с его второй половины, обозначают качественные сдвиги, при¬ сущие эпохе генезиса капитализма. В заключение позвольте остановиться еще на одном сюжете. Мне кажется, что в докладе некоторым образом русский вариант перехода от феодализма к капитализ¬ му выглядит слишком изобилующим исключениями и отличиями, вследствие чего затушевываются общие ли¬ нии развития, затрудняется понимание закономерностей этого перехода. Докладчики, с одной стороны, упоминают, что во времена культа личности был в забвении сравнительни- 221
исторический метод, но вместе с тем в категорическом тоне предупреждают, что с Англией Россию сравнивать нельзя. В выступлении А. Л. Шапиро прозвучали нотки та¬ кого рода, что будьте осторожны в применении положе¬ ний «Крестьянской войны...» Ф. Энгельса к условиям Рос- ’ сии. Конечно, научная осторожность должна присутст¬ вовать, но есть общие закономерности, которые присущи всем странам, вступающим на буржуазный путь развития, и в этом заключается историзм марксистско- ленинского учения. Я думаю, что мы вправе и обязаны такие исторические параллели и общие закономерности находить: искать общее, не забывая о специфическом. Вот почему в докладе получается известное противо¬ речие. Генезис капитализма в России в докладе измеря¬ ется едва ли одним столетием с 60-х годов XVIII в. до реформы 1861 г. Одновременно указывается, что стране классического капитализма — Англии понадобилось око ло трех столетий, чтобы пройти путь от мануфактуры к фабрике. Тогда возникает недоуменный и законный воп¬ рос: как могло случиться, что отсталая феодальная Рос¬ сия так быстро сумела создать основы капиталистической экономики — всего за столетие? Выходит, что докладчики, подчеркивая отсталость феодальной России, на деле ее превращают едва ли не в самую передовую по экономическому развитию страну и тем противоречат сами себе. Если же признать, что генезис капитализма начина¬ ется в России где-то в XVII в., все становится на свои места. Итак, генезис капитализма — это процесс, который начинается с XVII в. И я думаю, что наше совещание даст много материалов для дальнейших плодотворных исследований по этой важной научной проблеме. М. Я. Г Е Ф Т Е Р Один из выступавших товарищей обратил внимание на то, что обе спорящие стороны в одинаковой мере основывают свои взгляды на высказываниях классиков марксизма. Где же в таком случае истина? Призыва¬ 222
ли отказаться от цитат. Я не думаю, что это правильно. Когда мы обращаемся к трудам Маркса, Энгельса, Лени¬ на, стремясь проследить ход их мыслей и воспроизвести его, мы неизбежно цитируем. Весь вопрос в том, как ци¬ тируем, что избираем в качестве опорных пунктов для реконструкции их взглядов по тому или иному вопросу. Конечно, не просто отделить частные оценки, которые связаны во многих случаях с уровнем конкретных зна¬ ний того времени, от общей концепции. Сложность и в том, что историческая концепция классиков марксизма представляет часть более широкого круга идей — фило¬ софско-методологических, политических, революционных. Поэтому правильное понимание рождается только тогда, когда объектом изучения становится система взглядов в ее движении, с той внутренней обязательной связью и логикой этой связи, которая присуща марксизму. Думаю, что это правило нередко нарушается. Если иметь в виду нынешнюю дискуссию и предшест¬ вовавшую ей литературную полемику, то бросается в глаза какое-то особое пристрастие к замечанию, сде¬ ланному Лениным в его первой крупной работе.— о «но¬ вом периоде» русской истории примерно с XVII в. Мне кажется, что некоторые товарищи превратили это выска¬ зывание в универсальную отмычку (а еще не так давно, из песни слов не выбросишь, высказывание это служило в иных руках и дубинкой для сокрушения инакомысля¬ щих). , Мы слышали здесь из уст Ю. А. Тихонова: «Как мож¬ но говорить о внутреннем рынке феодальной эпохи, если, по Ленину, начало формирования и развития буржуаз¬ ных связей относится к XVII веку». Я думаю, что так спорить нельзя. Это неправильно прежде всего по отношению к марксизму, по отношению к Ленину, да и просто нелогично. Если вы отвергаете теоретически возможность существования внутреннего рынка в рамках феодализма, то тем самым снимается вопрос и о русском XVII в. Если же речь идет о кон¬ кретном наблюдении, выводе, вытекающем из анализа фактического материала, которым наука располагает в 1965 г., а не в 1895 г., то этот вывод следует обосновы¬ вать сегодня «по Тихонову», «пс> Преображенскому» или «по Даниловой», «поПавленко»? Конечно,для наев выс¬ шей степени важна—и в историографическом, и в методо¬ 223
логическом плане—полемика Ленина с Михайловским, ио, чтобы оперировать отдельными ее сторонами, нужно войти во внутрь всей полемики марксистов с их противниками, а также споров между самими марксистами покоренным вопросам общественно-экономической эволюции России. В центре полемики стоял, как известно, вопрос о «судьбах капитализма в России»: о характере, особенно¬ стях развития страны после и в результате падения крепостного права. Это область, где Ленин провел гро¬ мадную исследовательскую работу и дал синтезирован¬ ную сумму взглядов, охватывающую все стороны про¬ цесса, причем ленинская концепция, явившись новым словом в науке, не была чем-то раз и навсегда дан¬ ным, и такое величайшее испытание для любой теории, как революция 1905 г., дало Ленину возмож¬ ность проверить, развить, уточнить свои взгляды. Оценивая полосу истории, из которой выросла русская революция, Ленин часто называл ее «пореформенная эпо¬ ха». Почему он употреблял такое чисто хронологическое выражение? Да потому, что Ленин рассматривает именно этот период как переходный, время смены одного гос¬ подствующего способа производства, крепостнического, другим — капиталистическим. Об этом хочется напом¬ нить, поскольку в нашей литературе распространен, во всяком случае имеет влиятельных сторонников, взгляд, притом приписываемый Ленину, согласно которому капитализм вполне сложился к 19 февраля 1861 г. или, по крайней мере, стал к этому времени определяющей силой общественного развития. Устная дискуссия не дает возможности рассмотреть вопрос конкретно и в полном объеме. Отмечу только, что подобный взгляд основан на неверной посылке. Да¬ же в отношении наиболее передовых европейских стран было бы упрощением считать, что капитализм пол¬ ностью созревает в недрах феодального общества еще до начала буржуазных революций и им остается только привести политическую и правовую надстройку в соответ¬ ствие с новым базисом (стоит вспомнить, например, ка¬ кое громадное значение имела ломка аграрных отноше¬ ний в ходе Французской революции). Тем более непри¬ менима эта прямолинейная схема к изучению процесса в России, в общественном и прежде всего в аграрном строе которой доминировало крепостничество — притом не 224
только в дореформенное время, но в определенной мере и в первые пореформенные десятилетия. Вопрос об оцен¬ ке этого последнего этапа приобрел особую остроту во время недавних споров по поводу революционного на¬ родничества: те, кто склонны по-прежнему видеть в на¬ роднической идеологии 70-х годов сплошное заблужде: ние, делают упор на то, что идеологи движения не замечали или не хотели признать неотвратимость побе¬ ды капитализма, в том числе в деревне. Но ведь этой неотвратимости не признавали, притом в то же самое время, Маркс и Энгельс (исходя, разумеется, из совер¬ шенно иных представлений о природе процесса). Я на¬ поминаю об этом не для того, чтобы устранить самую проблему. Характер общественно-экономического разви¬ тия страны до перелома 90-х годов изучен еще недоста¬ точно. Не исследована всерьез и эволюция взглядов основоположников марксизма на пореформенную Рос¬ сию, соотношение их взглядов с ленинской концепцией. Одно ясно: нельзя «громить» народнические представле¬ ния как самоочевидный предрассудок и вместе с тем ци¬ тировать без всяких комментариев и оговорок слова Марк¬ са и Энгельса о возможности для России, в случае по¬ беды революции, миновать капиталистическую стадию развития. В конечном счете решающим критерием для опреде¬ ления (более или менее точного) времени, когда мож¬ но говорить о капитализме, как сформировавшемся це¬ лом, и тем более, как о господствующем способе про¬ изводства, является изменение классовой структуры общества, складывание пролетариата — краеугольная проблема, которая, видимо, не вполне случайно выпала из нашей дискуссии. Между тем при рассмотрении ее особенно отчетливо выясняется, в какой порочный круг заводит стремление отодвинуть начало капиталистиче¬ ской формации в России как можно дальше и даже «в глубь веков». Есть и другая, не столь бросающаяся в глаза, но бо¬ лее глубокая, на мой взгляд, причина смещения истори¬ ческой перспективы. Она состоит в неточном, непроду¬ манном применении ретроспективного метода, когда ис¬ следователь прямо заключает от частного к общему, по¬ скольку ему наперед известен конечный результат, связь между первичными «клеточками» и «организмом», име¬ 8 Заказ № 1531 225
нуемым капиталистическим строем. Теоретические пред¬ ставления в этих случаях начинают заменять поиск кон¬ кретного исторического перехода во всем его своеобра¬ зии. Так, сплошь и рядом берут категории, выработан¬ ные Лениным в «Развитии капитализма в России», категории, выражающие в чистом виде социально-эконо¬ мические отношения сложившегося в основном капитали¬ стического общества (забывают иногда, что Ленин рас¬ сматривал проблему образования капиталистического рынка для уже существующей крупной машинной инду¬ стрии), и эти категории и понятия в том же порядке, с тем же соотношением между ними, «накладывают» на совсем иную действительность. О расслоении крестьянства уже говорилось. Нелиш¬ не, однако, напомнить, с какой осторожностью подходил сам Ленин к оценке масштабов, зрелости данного про¬ цесса даже в конце XIX и начале XX в., отличая «про¬ стое неравенство» от собственно капиталистических от¬ ношений, «зажиточное крестьянство», как более широ¬ кую категорию, от «крестьянской буржуазии» в точ¬ ном смысле слова, подчеркивая (в 1901 г.), что в Рос¬ сии процесс разложения «находится на одной из началь¬ ных стадий развития,— там он не отлился еще в более или менее законченные формы, не выделил, напр., осо¬ бый и для всех сразу видный и ясный тип крупных кре¬ стьян (Grossbauer’oB), там массовая экспроприация и вымирание громадной части крестьянства слишком еще заслоняют „первые шаги“ нашей крестьянской буржуа¬ зии» (курсив мой.— М. Г.) L Конечно, это процесс по са¬ мой природе своей длительный, он как бы начинается вновь и вновь по мере втягивания в него более широких слоев крестьянства. Но, допустив, что его начальная ста¬ дия охватывает несколько столетий, мы должны либо кон¬ статировать поразительное «замораживание» развития, либо, что вернее, признать ошибку в самом подходе. Аэта ошибка состоит не только в игнорировании или недоуче¬ те количественной стороны, разницы между локальными, спорадическими явлениями и устойчивыми, распростра¬ ненными в такой степени, что их можно назвать всерос¬ сийскими. Ошибка также в том, что расслоение кресть¬ янства, как и связанное с ним, питающее его развитие 1 В. И. Лени н. Поли. собр. соч., т. 5, стр. 187. 226
мелкотоварного производства, рассматриваются изоли¬ рованно от всей общественно-экономической обстановки. Между тем именно изменение последней в порефор¬ менную эпоху, утверждение капитализма вне кресть¬ янского хозяйства явилось фактором, определившим на¬ правление массового мелкобуржуазного развития пос¬ леднего (мне представляется интересным и верным осве¬ щение этого вопроса в экономическом разделе книги Б. Ф. Поршнева «Феодализм и народные массы»). Нет ли противоречия в сказанном: капитализм возни¬ кает до падения крепостного права (иначе оно бы не пало) и вместе с тем еще не существует, как целост¬ ный общественно-экономический организм? Да, это про- тиворчие, но противоречие самой действительности. Наш спор не схоластический. В самом деле, если зам¬ кнуть проблему генезиса лишь в рамки прогрессирую¬ щего нарастания так называемых элементов капита¬ лизма в недрах крепостного общества, весь процесс не¬ избежно, вне зависимости от воли исследователя, при¬ обретает плавный, чисто эволюционный характер. Получается что-то вроде непорочного зачатия капита¬ лизма, поскольку из схемы выпадает важнейшее звено перехода, исходный рубеж, которым повсюду была мас¬ совая экспроприация непосредственных производителей, насильственный переворот, записанный в истории Рос¬ сии не в меньшей мере, чем в истории других стран, «пламенеющим языком крови и огня». Особенность Рос¬ сии, по сравнению с Западной Европой или, точнее, по сравнению с Англией, состояла, думается, лишь в том, что в России не было особой «эпохи первоначального накопления». Предыстория капитализма здесь не только сомкнулась, но и переплелась с собственно историей его, причем в числе орудий «первоначального накопле¬ ния» рядом с самыми архаическими оказались и наибо¬ лее современные: железные дороги, банки и т. п. Между прочим, это та сторона пореформенной действительно¬ сти, которая еше недостаточно учитывается в нашей ли¬ тературе, в том числе в работах, посвященных порефор¬ менному развитию колониальных окраин Российской им¬ перии. Еще один вопрос. Мы рассматриваем проблему пере¬ хода от феодализма к капитализму в России. Вместе с тем наша дискуссия — проба сил в исследовании 227 8*
проблемы, которая и логикой развития науки и самой жизнью выдвигается сейчас на первый план прежде все¬ го в аспекте изучения смены формаций. Это проблема единства и многообразия всемирно-исторического про¬ цесса. Н. И. Павленко, видимо, неудачно выразил свою мысль, сказав, что надо изучать процесс в России не¬ зависимо от эталонов. Правильнее было бы сказать, что нельзя понять этот процесс путем механических сопоста¬ влений: это совпадает, это не совпадает. Сравнения нуж¬ ны и полезны, если ими начать, но не кончить, т. к. они все же средства для решения высшей задачи — исследо¬ вания представленного данной действительностью особо¬ го типа развития как реальной формы воплощения все¬ общего, универсального. Это одна сторона дела. Другая, неразрывно связанная с первой, заключается в том, что самый процесс исторического развития России, как и вся¬ кой другой страны, может быть до конца понят лишь тогда, когда его рассматривают не изолированно, а как часть движения всемирной истории, т. е. во всей сумме не только внутренних, но и внешних связей, причем оп¬ ределяющее значение внутренних условий отнюдь не снимает проблемы активного воздействия внешнего фак¬ тора (пропорции здесь заранее не установишь). В докладе назван в качестве проблемы, подлежащей изучению, «международный аспект» экономического раз¬ вития России: использование технических достижений, буржуазных институтов. Однако проблема сложнее, чем просто использование. Речь идет об изменении, по выра¬ жению Маркса, исторической среды. Возникновение и ут¬ верждение нового строя в передовых странах видоизме¬ няет так или иначе, раньше или позже, развитие других стран и народов: облегчает или ускоряет его в том слу¬ чае, когда страна вступает на тот же путь, но одновре¬ менно и при определенных обстоятельствах открывает возможность для старых режимов и классов продлить на время свое существование, сохранить и даже укрепить, расширить свое господство, заимствуя и ассимилируя новое, которое нередко наполняется при этом инород¬ ным содержанием. Мы знаем тому примеры и в совре¬ менности, и в прошлом. Это проблема сугубо важная для историков России, в частности для исследования ре¬ формы 1861 г. и особенностей развития капитализма в 228
пореформенный период. Но с ней же связан по-своему и другой спорный, мучающий нас уже не одно десятиле¬ тие вопрос,— я имею в виду оценку петровских преобра¬ зований, их судьбы. Советские исследователи много сделали для выясне¬ ния внутренней основы реформ начала XVIII века: не только потребностей, но и материальных предпосылок. Вместе с тем нелепо уходить от фактов, свидетельству¬ ющих, что Петр и дворянское государство в его лице на¬ саждали «сверху» некоторые формы раннекапиталисти¬ ческой экономики, еще не вызревшие в России и заим¬ ствованные извне. Трудным для историка-материалиста является не признание, а объяснение этих фактов. Отда¬ вая должное громадной личности Петра, мы, разумеет¬ ся, не столь наивны, чтобы выводить все из нее. Многое определялось остротой военной ситуации, заставлявшей искать необычные методы и облегчавшей ломку рутины. Но еще важнее то, что показано в современной литера¬ туре (А. Г. Маньков и др.) и отмечено в докладе: ут¬ верждение к этому времени монополии господствующе¬ го класса и государства на миллионы крестьянских рук, которые можно было использовать и вне сферы земледельческого труда. Соединение этих двух полюсов — в одном случае мас¬ сового перехода от «свободы» к жесткой, регламентиро¬ ванной зависимости, а в другом — бесспорного скачка в промышленном развитии, создания оригинального вари¬ анта мануфактуры, с которой в иных условиях связы¬ вается кризис феодального строя,— придает такое свое¬ образие общей картине, что для нее трудно подыс¬ кать привычную дефиницию. Склонность к простым ана¬ логиям порождает у некоторых исследователей иллюзию форсированного движения петровской России к капита¬ лизму, за которым неизбежно— иначе не сходятся концы с концами — должна последовать эпоха феодальной ре¬ акции, уничтожающей и забивающей ростки нового. Нельзя, разумеется, априорно отрицать возможность зигзагов, целых полос попятного движения, но в каждом конкретном случае надо объяснить причину поворота вспять. Раньше мы руководствовались формулой: петров¬ ские реформы прогрессивны, однако этот прогресс со¬ вершался за счет народа, с которого «драли три шкуры». 220
Такая формула чересчур обща, ибо «драли шкуры» с народа и предшественники, и преемники Петра. В док¬ ладе тоже нет ясности. Говорится о «прогрессирующем развитии» крепостничества и, вместе с тем, отрицается прогрессивность его для данного времени. Некоторые то¬ варищи считают, что это недомолвка. Нет, здесь спор, есть две точки зрения, не совпадающие в главном. Если авторы доклада считают, что феодализм еще шел вверх, по восходящей линии, то пусть не побоятся сказать — «прогрессивность», разумеется, в том ограни¬ ченном смысле, который мы вкладываем в этот термин, когда имеем в виду антагонистические общества. Если же феодализм идет вниз, крепостничество не выражает элементов его внутреннего роста, то что же движет его вниз, как не рождение капиталистических отношений? Одно из двух. В попытках выхода из положения М. Я. Волков по¬ ставил интересный вопрос о возможностях иного пути на рубеже XVII—XVIII вв. Не думаю, что такая возмож¬ ность реально существовала. Но вопрос можно поставить иначе: если расцвет в России XVIII в. (особенно его второй половины) крепостничества в крайних, рабовла¬ дельческих формах последнего, как и возвращение в са¬ мых широких масштабах к отработочной ренте,— не про¬ стое саморазвитие прежних отношений, а «новое, вто¬ ричное явление» (Н. Л. Рубинштейн), то достаточно ли объясняют его происхождение рост товарного производ¬ ства, расширение внутреннего рынка и внешней торгов¬ ли, т. е. факторы чисто экономические? Не следует ли в гораздо большей мере ввести в анализ природы этого явления политический фактор: возникновение и рост им¬ перии, военно-бюрократического «регулярного государ¬ ства»? Отвергая концепции, изображавшие государство демиургом русского исторического процесса, мы вовсе не должны сбрасывать со счета громадную силу и неизмери¬ мо большую, чем в Западной Европе, самостоятельность русского абсолютизма. Вернемся в этой связи к интересующему нас вопросу о характере и последствиях петровских преобразований. Менее всего пригодна здесь простая формула: либо чи¬ стый прогресс, либо реакция. «Хитрая» диалектика исто¬ рии не только соединила во времени реформы, которые вели к европеизации и содержали действительный хозяй¬ 230
ственный и культурный прогресс, с откровенно крепост¬ ническими мероприятиями, но и объединила их, по суще¬ ству сделав первые своеобразным и не менее эффектив¬ ным, чем вторые, орудием усиления самодержавного де¬ спотизма Петра («История представляет около его всеобщее рабство»,— заметил еще Пушкин). А этот итог для данного периода явился исходным моментом для последующего. Временное ускорение экономического раз¬ вития воздействием феодальной надстройки, использовав¬ шей социально чужеродные ей формы, усилило в первую очередь самую надстройку, открыв таким образом новые возможности роста крепостничества и вглубь, в корен¬ ных районах, и вширь — в результате военной экспансии и постепенного нивелирования форм гнета внутри импе¬ рии. Не чья-то злая воля, а объективный процесс произ¬ вел «отбор» в наследстве петровского времени, сохранив и укрепив прежде всего то, что обернулось задержкой ли¬ бо деформацией поступательного движения России. Конечно, преемники Петра вложили в это свою леп¬ ту, сделав абсолютистскую систему бопее последова¬ тельной в крепостническом смысле и более «совершен¬ ной» — в бюрократическом. Главное же: по мере роста органических предпосылок капитализма внутри России неизбежно становилась реакционной вся политика само¬ державия, несмотря на противоречивость ее составных частей и даже усиление той стороны, которая была на¬ правлена на «поощрение» начавшегося буржуазного раз¬ вития в собственных интересах абсолютизма, дворянства в широком смысле. В свою очередь не оставалась без изменений истори¬ ческая среда. Европа начала XVIII века — это почти сплошь Европа абсолютных монархий. Европа же конца века и начала следующего вступает с французской рево¬ люцией и промышленным переворотом в эпоху оконча¬ тельного крушения феодализма. Может ли исследователь игнорировать этот компонент кризиса феодального строя в России — именно строя, а не только способа произ¬ водства (различие, на которое уже обратил внимание Е. М. Жуков). Если иметь в виду датировку начала кри¬ зиса, то думается, что оно падает все же не на 60-е го¬ ды XVIII в., а именно на рубеж столетий — время, ког¬ да самодержавие становится оплотом общеевропейской абсолютистской реакции, а в самой России отчетливее 231
выявляются глубинные социально-экономические сдвиги, идет антифеодальный по своей природе процесс форми¬ рования нации (ускоренный войной 1812 г.), вместе с Радищевым и декабристами нарождается революцион¬ ность в прямом смысле слова — абсолютно необходимое условие борьбы за «иной», объективно буржуазный путь. Сейчас рано подводить итоги дискуссии. Противоре¬ чий она не сняла, да этого и нельзя было ждать. Наличие различных гипотез естественно. Они не только не долж¬ ны быть «закрыты», напротив, надо расширить возмож¬ ность их открытого соревнования, учитывая, конечно, что все гипотезы вечно существовать не могут: какие-то из них погибнут, а какие-то восторжествуют. С. Д. С К А 3 К И Н Прежде всего мне хочется сказать, что доклад, пред¬ ставленный здесь, явился результатом обстоятельного об¬ суждения, в котором принимали участие не только исто¬ рики СССР, но и историки Запада (что бывает не так уж часто), а это имеет большое значение, потому что все принципиальные положения Маркса и Энгельса, как из¬ вестно, базировались на европейском материале. Я не буду говорить относительно того конкретного материала, который представляется тем и другим из 2-х направлений, так как я не являюсь историком СССР. Тем не менее, и я в свое время на одном из симпозиумов вы¬ сказал положение, что те наши историки, которые хотят отнести возникновение капиталистических отношений в России на более ранние времена, не оригинальны. Дело в том, что в течение долгого времени и на За¬ паде длилась полемика по этому вопросу. Английские марксисты в лице Хилтона заявляли, что начало капи¬ талистического развития Англии относится к XIII, а не к XV в., прекрасно зная, что Маркс специально на этом вопросе останавливался и сказал, что нельзя считать, что капиталистические отношения даже в XV в. в Анг¬ лии налицо, несмотря на то, что это передовая страна. У нас получилось примерно то же: наши русские исто¬ рики, ссылаясь на одно замечание Ленина и истолковы¬ вая его, по-моему, неправильно, показывают, что, по 232
мнению В. И. Ленина, капитализм в XVII в. в России уже имел место. Мне кажется, что использование отдельных положе¬ ний Ленина в таком виде есть старая цитатология и ни¬ чего больше, т. к. можно доказать, что эта цитата Лени¬ на никакого отношения к тому, был ли капитализм в России в XVII в. или нет, не имеет. Ленин выступал в данном случае против Михайловского и говорил, что для того, чтобы определить причину возникновения цент¬ рализованного государства, нужно прежде всего иссле¬ довать социально-экономические предпосылки его появ¬ ления. Ленин говорил: в XVII в. происходит образование единого всероссийского рынка, и те связи, которые бур¬ жуазия в данном случае завязала,— это связи буржуаз¬ ные. На этом основании говорят: буржуазные связи — значит капиталистическая буржуазия, не обращая вни¬ мания на то, что у классиков это имеет очень расши¬ рительное значение. Когда мне говорят, что для доказательства своего положения я взял сочинение Энгельса «О развитии бур¬ жуазии», которое было впервые опубликовано в России только спустя несколько лет после смерти Ленина,— это, конечно, правильно. А. А. Преображенский только что цитировал здесь «Манифест Коммунистической партии», где говорится: «Современная буржуазия сама являет¬ ся продуктом длительного процесса развития, ряда пе¬ реворотов в способе производства и обмена» !. Оказыва¬ ется, буржуазия — это сначала сословие, угнетаемое фео¬ далами. Значит, при феодализме была буржуазия? С точки зрения классиков марксизма была. Буржуазия выступает то в качестве вольных коммун, то в виде самостоятельной республики; затем эта же са¬ мая буржуазия является противовесом дворянству в мо¬ нархии сословной и абсолютной. И вообще — ее деятель¬ ность лежит в основе объединения больших монархий. Это все докапиталистическая эпоха. И, наконец, гово¬ рят: она приобретает большое значение со времени раз¬ вития крупной промышленности и образования всемир¬ ного рынка. Перед нами две буржуазии: буржуазия в условиях существования феодализма и буржуазия при 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 426. 233
капитализме. И та и другая — буржуазия, но в то же время это различные вещи. Ленин доказывал образование единого всероссий¬ ского рынка и возникновение интенсивных буржуазных связей. Но что происходило на Западе? Объединение го¬ сударств предшествовало капитализму, так же, как и об¬ разование единого внутреннего рынка. Я теперь спрошу: буржуазные связи, о которых гово¬ рит Ленин, к какому времени они относятся? Можно до¬ казать, что это относится к капиталистической России? Нет! А раз существуют такого рода сомнения относи¬ тельно того, как понимал Ленин бружуазные связи, при¬ дется снять такое доказательство. Оно не имеет силы. Это требование логики. И те, кто на него ссылаются, поступают неправильно. Теперь второе. Относительно того, можно ли перено сить начало капитализма на XVI век. Это задача чисто конкретного исследования, и каковы будут результаты этого исследования, пока сказать трудно, но предостеречь себя от желания во что бы тони стало отнести возникновение капитализма в России на более ранний период все же следует. Маркс предупреждал в 47-й главе «Капитала», что одно дело феодальная рента, а другое дело рента капи¬ талистическая. Иллюстрируя свое положение, он предо¬ стерегал от того, чтобы отождествлять товарно-денеж¬ ные отношения, существовавшие в Англии с XV в., с ка¬ питалистическими отношениями, т. е. подчеркнул эту раз¬ ницу между собственно капитализмом и той высокой стадией развития товарно-денежных отношений, которые все еще осуществляются в рамках производственных от¬ ношений феодализма. Я в своей работе «Очерки по истории крестьянства в Западной Европе» специально останавливаюсь на этих вопросах с точки зрения теоретической. Теоретически это объясняя, я показываю это и конкретно-исторически. Последний период развития феодализма, рента, пре¬ вращение ее в денежную форму — это целый период осо¬ бых закономерностей феодальной системы производст¬ венных отношений, которую нужно рассмотреть как от¬ дельную проблему. Я приветствую то, что наши докладчики действитель¬ но создали интересный доклад, и правильно, что они там 234
целый ряд проблем поставили. Не все эти проблемы еще решены, и это вполне естественно. Поэтому нужно при¬ ветствовать наше сегодняшнее собрание и такого рода собрания в дальнейшем для того, чтобы уяснить себе, какие проблемы стоят перед нашими советскими истори¬ ками, занимающимися Западом, Востоком и Россией, и, с другой стороны, считаю, что чрезвычайно удачно наше Отделение поставило задачу: создать большой обобща¬ ющий труд по генезису капитализма в пределах всей планеты: Азии, Африки, Латинской Америки, Европы, США и т. п.— эта задача чрезвычайно трудная, но исклю¬ чительно важная и интересная. А. С. СУМБАТЗАДЕ (г. Баку) Доклад содержателен. В нем смело поднято много новых вопросов. Один из них касается наблюдающейся в нашей исторической литературе тенденции «ускорить» исторический процесс. Нечего греха таить: это у нас было и сейчас есть. Уральский историк В. Я. Кривоногое пытался доказать, что на Урале чуть ли не было феодализма, хотя мы хорошо знаем, что величие Урала создал крепостной труд и причиной упадка его был тоже крепостной труд. А. Л. Шапиро правильно сказал, что часто товарищи, приведя количественные показатели о том, что произво¬ дится и сколько производится, этими цифрами аргумен¬ тируют процесс «ускорения» развития капитализма. Но в России ведь важно не то, сколько производят, а важ¬ но то, как производят, каким способом производят. Без этого никак нельзя решить вопрос о социальной харак¬ теристике той или иной общественной формации. Докладчики дали очень правильную характеристи¬ ку российского капитализма, говоря, что тот тип капи¬ тализма, который сложился в России, самым тесным образом связан с существовавшей формой крепостниче¬ ских отношений и сложившимся на их базе политиче¬ ским строем. 235
Крепостнический строй России действительно был очень, жестоким. Трудно подыскать другую страну, в которой крепостнический строй был бы таким крепким и жестоким. В этой связи я хочу привести один пример. В первой половине XIX в., когда Азербайджан был в составе России, один русский чиновник жаловался, что, хотя мы здесь — господствующая нация, туземные по¬ мещики покупают наших русских крестьян, тогда как местных своих крестьян они не имеют права покупать или продавать, ибо в Азербайджане не было купли-про¬ дажи крестьян. Естественно, его национальные чувства возмущались этим. Вот до чего довело русских крестьян крепостное право. Авторы правильно отмечают исключительную проч¬ ность и жестокость крепостнических отношений, особен¬ но в Центральной России. Такое положение в центре бе¬ зусловно имело отрицательные последствия для окраин Российской империи. Именно из этого крепостнического центра распрост¬ ранялись крепостнические порядки на окраины. 6 декабря 1846 г. Николай I издает свой рескрипт, который предусматривал передачу судебной власти нац азербайджанскими крестьянами помещикам, тогда как до этого времени в Азербайджане судебная и полицей¬ ская власть находилась не в руках помещиков, а в ру¬ ках феодального государства. Когда царское правительство убедилось, что в навя¬ зывании крепостнических порядков в Азербайджане оно зашло слишком далеко, то вынуждено было в 1866 г. от¬ менить свое «нововведение». В докладе совершенно правильно подчеркнуто поло¬ жительное влияние внешнего фактора — европейского капитализма — на развитие капиталистических отноше¬ ний в России. Однако в докладе есть и недостатки, которые в дальнейшем, в результате обмена мнениями, вполне мож¬ но устранить. Одним из таких недостатков является, как это пра¬ вильно отметила акад. М. В. Нечкина, то, что в нем много места занимают XVI—XVII вв., между тем как стык, переход от феодализма к капитализму, раскрыт недостаточнее 236
В результате этого смена общественно-экономиче¬ ских формаций во второй половине XIX в. почти совер¬ шенно выпала из поля зрения выступавших. Я не являюсь специалистом по истории России и, ко¬ нечно, мне трудно судить, правы ли т. н. «ранние ка¬ питалисты» или «поздние капиталисты», но хочу выска¬ зать два соображения. Мне кажется, что при обсуждении этого вопроса нельзя забывать, что исторический процесс не всегда идет прямолинейно. В Англии, Франции, Нидерландах исто¬ рический процесс, в том числе и развитие капитализма, протекает последовательно прямолинейно, а в Германии или Италии этой прямолинейности нет. Здесь много говорили о Германии, крестьянской вой¬ не в ней и т. д., но ведь Германия XVI в. по своему со¬ циально-экономическому уровню стояла выше, чем Гер¬ мания второй половины XVII в. Кому неизвестно, что 30-летняя война в Германии разрушила производитель¬ ные силы страны, привела к упадку городов, торговли, совершенно исчезла Ганза и т. п. Вот эта зигзагообразность развития, может быть не в таком виде, имела место и в истории России. Когда мы говорим о феодализме, все же надо де¬ лать различие между характером господствующих фе¬ одальных отношений. Одно дело, когда господствуют от¬ ношения феодальной зависимости, другое когда господ¬ ствует крепостнический строй. В первом случае, пока крепостнический строй не ус¬ тановился, для развития элементов и отношений капи¬ тализма есть гораздо более широкий простор, там же, где крепостнические порядки устанавливаются и все бо¬ лее укрепляются, эти возможности все более и более суживаются. С этой точки зрения, если посмотреть на историю России, я думаю, что в XV—XVI вв., даже в начале XVII в., в Росиии для развития элементов и отноше¬ ний капитализма, может быть, были гораздо большие возможности, чем во второй половине XVII и первой по¬ ловине XVIII в. Господство крепостнического строя сильно ограничи¬ вает возможности развития капиталистических элемен тов и отношений. 237
Исходя из этого, следует подчеркнуть, что в Азер¬ байджане, как и в Армении и других странах со специ¬ фическим аграрным строем, где крепостного права не было, при прочих равных условиях был гораздо больший простор для развития капиталистических отношений. В докладе много места отведено развитию капита¬ лизма в России вглубь — это, конечно, очень хорошо, и я знаю, что это больше интересует историков-экономи¬ стов России. Но нас, историков национальных республик, образо¬ ванных на территории бывших окраин Российской импе¬ рии, интересует и другая сторона процесса развития ка¬ питализма в России, а именно развитие капитализма вширь. Этой проблеме историография уделяет недоста¬ точно внимания, хотя она очень важна. Думаю, что одной из характерных особенностей рос¬ сийского капитализма является единство его ядра и «по¬ лей», т. е. центра и окраин, в отличие, например, от Австро-Венгрии, где был создан ряд национальных цен¬ тров в Чехии, в Австрии, в Венгрии. И подобно тому, как из центральной крепостнической России шли все кон< сервативные влияния, так из капиталистического центра России — все прогрессивные веяния и, разумеется, и те¬ невые явления капитализма. Это обстоятельство следует подчеркнуть, потому что именно вокруг центрального ядра капитализма в России развивалась экономика окраин. Ленин говорил о «втяги¬ вании» экономики окраин в русло капиталистического» развития, подчеркивая, что экономика центра и окраин настолько тесно связаны, что они друг без друга суще¬ ствовать не могут. Неверно, что Россия превратила ок¬ раины только в рынок сбыта. Это было, но было не толь¬ ко это. Капитализм в центре России развивал на окраи¬ нах торговое земледелие: хлопководство, шелководство, садоводство, виноделие и т. д. А это торговое земледе¬ лие в свою очередь приводило к созданию на окраинах обрабатывающей промышленности, например шелкомо¬ тальной, хлопкоочистительной, винодельческо-виноку¬ ренной и т. д. Все это было прогрессивным явлением и тесно связано с экономикой центра. Далее, надо учесть еще один важный момент — фак¬ тор времени. Присоединение окраин (Закавказья и Средней Азии) к России произошло в XIX в., т. е. в тот 238
период, когда капитализм в России быстро набирал си¬ лу. В XIX в. российский капитализм в своем развитии совершает прямолинейное восхождение. Поэтому влия¬ ние его на экономику окраин было положительным. Это имело большое значение для быстрого развития капи¬ талистических отношений на этих окраинах. Надо учесть своеобразие феодальных отношений на этих окраинах именно с точки зрения того, насколько они способствовали развитию капитализма в них. Свое¬ образие это заключалось в следующем: 1. В отличие от центра здесь решительно преобла¬ дало государственное землевладение (в Азербайджане, например, только Vs земли принадлежала феодалам, а 4/s принадлежали казне, государству). Это очень важный факт. 2. В Азербайджане так же, как в Армении, барщина была совершенно незначительной. В общей сложности лишь 6 дней в году крестьяне работали на феодалов, все остальное время они занимались своим хозяйством. Поскольку отсутствовала барщина, не было нужды в крепостном праве, не было поэтому и тех крепостниче¬ ских порядков, которые мы видим в России. Поэтому у нас не стояла проблема свободных рабочих рук. В то время как в России для развития капиталистической промышленности одним из тормозящих факторов было отсутствие свободных рабочих, в Азербайджане, Армении и других восточных странах этого не было. Еще до отмены крепостного права в России в Азер¬ байджан тысячами приходили работать рабочие из Ира¬ на и других районов Кавказа. Никто их не держал, фео¬ далы им не мешали. Лишь бы они зарабатывали и вно¬ сили положенные подати и повинности. Указанное обстоятельство намного облегчало уси¬ лия по созданию фабрично-заводских и других пред приятий. Все эти вопросы требуют углубленного изучения в тесной связи с прогрессивным влиянием развития капи¬ тализма в центре. Назрела необходимость организовать дискуссию и о развитии капитализма вширь. Если мы проведем подобную дискуссию, в которой примет участие большой отряд историков республик, то появится возможность более комплексного изучения про грессивного влияния развития капитализма в центре 239
России на экономическое развитие бывших окраин, что безусловно имело большие социальные, политические и культурные последствия в дореволюционный период на¬ шей истории. Ю. Ю. К АХК (г. Таллин) 20—40-е годы XIX в. были последними десятилетиями феодализма не только для России, но и для Польши, Че¬ хословакии, Восточной Германии. Правильно ли посту¬ пили авторы доклада, обходя молчанием то обстоятель¬ ство, что кризисные явления этого периода были, по-ви- димому, общими или однотипными для большей части Восточной Европы? Правильно ли то, что при рассмот¬ рении кризиса феодализма у нас ничего не говорится о том, чем отличается марксистское понимание этой проб¬ лемы от той трактовки, которая давалась ей буржуаз¬ ными историками? Почему не использованы результа¬ ты исследований ученых социалистических стран, напри¬ мер польских марксистских историков, у которых тоже есть своя точка зрения на кризис феодализма? Когда советские историки говорят сейчас о кризисе феодально-крепостнической системы, то, как правило, они начинают с того, что воссоздают ту противоречи¬ вую картину социально-экономических затруднений и поисков выхода из них, которую можно найти уже в ра¬ ботах буржуазных историков. Мы рисуем своеобразное лихорадочное состояние общественно-экономического организма в тот период, когда быстрыми шагами при¬ ближается революционная ситуация. Но марксистские историки, конечно, не могут ограни¬ читься только таким общим описанием кризисного сос¬ тояния общества. Они хотят осмыслить этот процесс, понять его внутреннюю механику, найти ответ на целый ряд вопросов: 1) каковы признаки кризиса феодально-крепостниче¬ ской системы? 2) каким критерием мы должны руководствоваться в поисках хронологического начала кризиса? 3) в чем заключалась внутренняя механика кризиса? За недостатком времени я ограничусь только сферой 240
сельскохозяйственного производства, оставляя в стороне проблемы промышленности, города и внутреннего рын¬ ка, которые при решении всей проблемы, конечно, игра¬ ют очень важную роль. Что означает тезис докладчиков: «Крестьянское хо¬ зяйство лишилось возможности простого воспроизводст¬ ва»? Значит ли это, что крестьяне не могли больше кор¬ мить себя своим трудом, часто голодали и вымирали? Да, такие явления имели место. Но такая ситуация встречалась и в более ранние периоды феодализма Нужна очень скрупулезная и из-за состояния источ¬ ников очень трудная работа, чтобы доказать, что имен¬ но голод и вымирание можно считать решающим и от¬ личительным признаком периода кризиса, что неурожаи и голодовки были в период кризиса феодализма более часты и более опустошительны, чем в более ранние пе¬ риоды истории России. Пока, по крайней мере, никто из историков такой работы не проделал. Поэтому докладчики пошли по другому пути. Невозможность простого воспроизводства означает и то, что производство не только не расширяется, но даже не удерживается на одном уровне; с каждым годом, с каждым десятилетием объем производства (в расчете на одного человека) уменьшается, производительность тру¬ да падает. В докладе говорится, в частности, об абсо¬ лютном и относительном сокращении сбора хлебов в ря¬ де районов Европейской России в 50-е годы XIX в. по сравнению с предшествующим десятилетием. Однако необходимо дать себе ясный отчет в том, что когда мы говорим о снижении уровня земледелия, то не можем ограничиться лишь сравнением двух смежных десятилетий. К тому же у нас есть данные и для начала столетия, обработанные И. Д. Ковальченко. К. каким же результатам пришел И. Д. Ковальченко в результате своей большой и кропотливой работы? Посевные площади зерновых в расчете на душу на¬ селения по 36 губерниям России были в 1850-е годы ни¬ же, чем в 1840-е годы, а в 1840-х годах — ниже, чем в на¬ чале столетия. При этом в Центрально-черноземном и Юго-западном районах посевные площади в 40-х гг. были 1 В. Т. П а ш у т о. Голодные годы в Древней Руси.— «Ежегод¬ ник по аграрной истории Восточной Европы 1962 г.». Минск, 1964, стр. 69. 241
еще выше, чем в начале столетия. В Западном и Северо¬ западном районах снижение размеров посевных площа¬ дей начинается уже с начала XIX в. Правда, темпы сни¬ жения увеличиваются: с 40-х до 50-х годов снижение идет быстрее, чем с начала столетия до 40-х годов. Но мы не знаем, когда начинается это нарастание темпов. Мы ничего об этом не знаем и не можем знать по той простой причине, что сквозных и сопоставимых данных за 1760—1780 и 1820—1830 гг. у нас нет, потому что в наших динамических рядах зияют коварные пропасти. Точно такая же картина получилась, когда И. Д. Ко¬ вальченко сравнивал производительность земледельче¬ ского труда на душу населения: уровень 50-х годов ни¬ же уровня 40-х годов и уровень 40-х годов в свою оче¬ редь ниже уровня начала столетия (и опять наблюдает¬ ся увеличение темпа снижения этого уровня, которое, из-за отсутствия источников, не поддается точной ха¬ рактеристике). В Северном, Юго-западном и Централь¬ но-черноземном районах уровень 40-х годов еще выше в сравнении с началом столетия, в Северо-западном 40-е годы стоят почти на уровне начала века, но везде с 40-х годов начинается снижение. Что касается такого важного показателя, как уро¬ жайность «в самах», то в течение всей первой половины XIX в., если принимать в расчет очень низкую точность статистики того времени, она практически стоит на од¬ ном и том же уровне (3,3—3,3—3,1). В крепостническом центре — в Западном, Центрально-черноземном и Юго¬ западном районах урожайность падает уже с начала XIX в. На основании этих данных в отношении всей России можно говорить только об одном. В течение всей первой половины XIX в. не наблюдается подъема сельского хо¬ зяйства, имеет место застой, местами явления упадка. Именно к такому выводу пришли в свое время и П. И. Лященко и А. А. Хромов 2. Поэтому в некоторой степени неожиданно звучит вы¬ вод, к которому, на основании обработанных им мате¬ риалов, пришел сам Ковальченко. «Прежде всего об¬ ращает на себя внимание,— пишет он,— наличие в пер¬ 2 А. А. X р о м о в. Экономическое развитие России в XIX—XX ве¬ ках, 1800—1917. М., 1950, стр. 18—20. 242
вой половине XIX в. почти во всех районах (разрядка наша.— Ю. /С) страны двух качест¬ венно отличных этапов в развитии земледелия— периода его нормального развития и пери¬ ода застоя и упадка... Вступление крепостниче¬ ского хозяйства в период кризиса происходило в от¬ дельных районах в разное время... В целом период кри¬ зиса может быть датирован примерно 30—50-ми годами XIX в.»3. Где же данные о том, что поступательное развитие продолжалось до 20-х годов и начиная с 30-х годов его уже нет? Где же данные о том, что уровень сельского хозяйства в целом в 40-е годы выше, чем в начале XIX в.? Во всяком случае из общероссийских данных о динамике урожайности, посевных площадей и произво¬ дительности сельскохозяйственного труда ничего подоб¬ ного вычитать нельзя. Но, может быть, такой перелом именно в 30—50-е годы можно наблюдать в динамике по отдельным име¬ ниям или районам? Надо сказать, что такие сквозные анализы историки проводят очень редко. Но все же иногда они встречают¬ ся. Смоленский историк Г. Т. Рябков проанализировал динамику уровня такого основного сельскохозяйственно¬ го продукта, как рожь, в имениях Барышниковых и пришел к выводу, что в первой половине 1820-х годов в сравнении с предыдущим пятилетием урожайность сильно падает, во второй половине 20-х годов повыша¬ ется, в 30-х годах и в первой половине 40-х годов все еще падает, во второй половине временно повышается, в первой половине 50-х гг. падает и во второй — повы¬ шается 4. К таким же примерно результатам пришел на основе материалов Правобережной Украины А. 3. Бара- бой, говорящий о зигзагообразной динамике посевов и урожая в первой половине XIX в.5 О крайней неустойчи¬ вости урожайности всех без исключения культур бар¬ 3 И. Д. Ковальченко. Динамика уровня земледельческого производства России в первой половине XIX в.— «История СССР», 1959, № 1, стр. 80. 4 «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1962 г.». Минск, 1964, стр. 80. 5 Там же, стр. 342. 243
щинного земледелия, целиком находящегося во власти стихийных сил природы, пишет и И. И. Никишин 6. Важным показателем кризисных явлений в крепост¬ ной деревне докладчики считают также «резкое сокраще¬ ние прироста ее населения, численность которого, осо¬ бенно в 30—50-х годах, может быть характеризована как застойная». Однако данные капитальной монографии В. М. Кабузана говорят о том, что темп прироста на¬ селения в 50—60-е годы XIX в. был таким же, как в конце XVII и во второй четверти XVIII в.7 Почему были приведены все эти данные? Отнюдь не для того, чтобы отрицать наличие в Рос¬ сии в 1830—1850-е годы кризиса феодально-крепостниче¬ ской системы или для того, чтобы доказать, что кризис начался раньше — уже в конце XVIII в. Опираясь, правда, только на те материалы, которые почерпнуты из литературы, я лично считаю очень возможным, что кризис наступил именно в 30—50-е годы. Мне хочется только подчеркнуть, что, по-видимому, теми данными и показателями, о которых шла речь раньше, нельзя хро¬ нологически определить начало кризисного состояния общественно-экономической системы. И это по той про¬ стой причине, что, используя только эти данные, только этот критерий, мы, может быть, незаметно для самих себя, сползем с плоскости общественно-экономических отношений на плоскость вырванных из их общественно¬ экономического контекста производительных сил. С та¬ ким подходом мы, по моему мнению, несколько отошли бы от той постановки вопроса, которую давали автори¬ тетные советские историки. «Речь должна идти не о кри¬ зисе сельского хозяйства,— писал Н. Л. Рубинштейн,— а о кризисе феодального строя сельского хозяйства»8. Простая констатация факта развития или неразвитая производительных сил, как отмечает М. В. Нечкина, еще не решает проблемы. «Ведь производительные силы — самый подвижной и революционный элемент произ¬ 8 И. И. Никишин. Некоторые вопросы экономики крепостного хозяйства первой половины XIX века.— «Исторические записки», кн. 44, 1953, стр. 198. 7 В. М. К абу з ан. Народонаселение России в XVIII — первой половине XIX в. (по материалам ревизий). М., 1963, стр. 164—165. 8 Н. Л. Рубинштейн. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в. М., 1957, стр. 318. 244
водства — могут развиваться и, как правило, развивают¬ ся не только в прогрессивных, но и в старых, стесняю¬ щих их рост формах, разлагая их при этом» 9. Довольно характерное высказывание мы найдем в одной статье Н. М. Дружинина. После того, как он го¬ ворит о падении урожайности полей, об учащающихся «недородах», голодовках, о сокращении численности кре¬ постного населения по данным ревизии 1850 г., он про¬ должает: «Это не значит, что крестьянское хозяйство окончательно утратило способность простого воспроиз¬ водства. Такое заключение было ошибочным даже в при¬ менении к кризисному периоду последних дореформенных десятилетий». И дальше он указывает, что «оно, безу¬ словно, неприложимо к государственным и удельным крестьянам..., к обширным районам Причерноморья, За¬ волжья и Сибири..., зажиточным слоям крепостной де¬ ревни. Но даже основная масса крепостного крестьян¬ ства,— пишет Николай Михайлович,—несмотря на спо¬ радические случаи полного разорения помещичьих имений, не перешла той грани, за которой начинается полное истощение производительных сил» 10. По-моему, тут очень хорошо и деликатно указана та грань, которую нужно соблюдать, говоря о замедленных темпах производства, о страшной нищете и голодовках. Все эти явления имели место, но, говоря о них, надо ос¬ таваться в рамках науки и не допускать неаргументиро¬ ванных преувеличений — кстати, такие преувеличения до¬ пускал иногда и я в ранних работах. Оперируя только данными и показателями из обла¬ сти производительных сил, мы вряд ли найдем критерий (или несколько критериев), при помощи которых можно было бы точно охарактеризовать или определить нали¬ чие и время кризиса феодально-крепостнической систе¬ мы в области сельского хозяйства. Чтобы знать, когда наступит качественно новое состояние в развитии об¬ щества, нужно знать еще кое-что. Что-то действительно довольно сильно отличает вторую четверть XIX в. от первой четверти. Но, может 9 М. В. Н е ч к и н а. О «восходящей» и «нисходящей» стадиях фе¬ одальной формации.— «Вопросы истории», 1958, № 7, стр. 91. 10 Н. М. Дружинин. Социально-экономические условия обра¬ зования буржуазной нации.— «Вопросы формирования русской на¬ родности и нации». М., 1958, стр. 224—225. 245
быть, больше отличает ее именно то новое, что там появляется,— и в области производительных сил и в об¬ ласти производственных отношений. В чем выражался тот тупик, в который на этапе кри¬ зиса феодализма попали крепостнические формы хо¬ зяйства? В том, что помещик уже не мог получить от сво¬ их барщинных крестьян достаточно рабочей силы для ве¬ дения своего помещичьего хозяйства. Почему так получилось? В нашей литературе широ¬ ко бытует следующее объяснение: чем больше помещик нажимает на крестьянина с целью повышения продук¬ тивности своего хозяйства, тем больше он уменьшает возможность ее повышения, так как расстраивает этим хозяйство барщинных крестьян, тесно связанных с его собственным хозяйством и составляющих придаток пос¬ леднего и. Часто пишут также, что в период кризиса крепостни¬ ческой системы крестьянские повинности и эксплуатация крестьян помещиками возросли до такой степени, что это «привело к подрыву и разрушению крестьянского хо¬ зяйства, являющегося основой крепостнического строя» 11 12. Принципиально против такой схемы ничего возразить нельзя. Но нельзя вместе с тем закрыть глаза на то, что это пока только гипотеза, причем гипотеза, которую очень трудно доказать. Правда, можно получить разные показатели о состоянии крестьянского хозяйства; можно при их помощи показать, что экономическое состояние крестьянского хозяйства ухудшается. Но довольно трудно будет доказать, что все это исходит из одной причины — усиления помещичьей эксплуатации. И, пожалуй, вернее, как это сказано в одной из работ акад. Н. М. Дружинина, с самого начала говорить об одновременном давлении на крепостную деревню со стороны помещиков, купцов и дворянского государства 13. К тому же такой тупик, невозможность получения 11 И. М. к а т а е в. Усольская вотчина накануне крестьянской ре¬ формы 1861 г.— «Ученые записки Магнитогорского педагогического института», вып. II. Магнитогорск, 1949, стр. 57 и др. 12 П. Дроздов. К вопросу о разложении крепостного хозяйст¬ ва в первой половине XIX в.— «Историк-марксист», 1936, кн. 5(57), стр. 43. 13 Н. М. Дружинин. Генезис капитализма в России.— «Деся¬ тый международный конгресс историков в Риме (доклады советской делегации)». М., 1956, стр. 201. 246
рабочей силы помещиками, мог получиться не только потому, что вконец разоренное крестьянское хозяйство не могло уже ничего дать, но и потому, что помещик стал требовать значительно больше, чем он требовал раньше. Молодой эстонский историк В. Файнштейн вы¬ числил, сколько во второй четверти XIX в. требовалось для прибалтийского имения рабочей силы, если оно хо¬ тело справиться со всеми своими «обязанностями»: если там широко хотели развивать винокуренное производст¬ во, выращивать картофель и клевер и перейти в связи с этим с трехполья на многопольную систему, обеспечить уход за стадом мериносовых овец и т. д. Рассчитанные на значительно более ограниченный объем производства барщинные нормы просто не покрывали всех этих нужд. Акад. Дружинин справедливо указывал, что на протяже¬ нии последнего этапа феодализма рост «феодальных по¬ винностей, подгоняемый неудержимой жаждой денежно¬ го накопления, опрокидывал сложившиеся вековые нормы» 14. Польские историки В. Куля, С. Срениовски и С. Нав¬ роцкий в своих работах указывают на одно явление, яр¬ ко свидетельствующее о том, что феодальные отноше¬ ния и феодальные обязанности стали на последнем этапе феодальной формации обузой для феодалов (речь идет о желании помещиков избавиться от обязанностей «феодальной подмоги»). Польские историки считают это одним из самых важных факторов, который привел к от¬ мене крепостного права. Все это, по моему мнению, довольно убедительные признаки тупика, невозможности дальнейшего существо¬ вания крепостнических производственных отношений. Отнюдь не надо считать, что для объяснения внут¬ ренней механики смены феодальной формации капита¬ листической необходимо непременно математически до¬ казывать, что кризис наступил, например, тогда, когда по крайней мере в барщинных районах свыше половины крестьянских хозяйств так разорилось, что из года в год получало все меньшие урожаи; что кризис наступил в тот период, когда крепостных крестьян стало вымирать больше, чем в любой предшествующий период феодаль¬ ной формации и т. д. 14 Н. М. Дружинин. Генезис капитализма в России, стр. 209. 247
И, наконец, буквально несколько слов об одном вы¬ сказывании докладчиков о Прибалтийских губерниях. Они пишут о том, что личное освобождение крестьян в При¬ балтике было основной причиной прогрессирующего раз¬ вития там земледелия. И. Д. Ковальченко в своей статье в журнале «История СССР» (1959, № 1) приводит следу¬ ющие данные — уровень сельскохозяйственного произ¬ водства в 1841—1850 гг.— 0,88 и в 1851—1860 гг. — 0,64 четв. на душу населения. Перед нами такой же рег¬ ресс, как и в других районах. Если же уточнить данные по первоисточникам, т. е. по губернаторским отчетам, то мы увидим, что, хотя в Эстляндской губернии в течение первой половины XIX в. посевные площади несколько увеличиваются, сборы уменьшаются, средняя урожай¬ ность падает. В эстонской части Лифляндской губернии посевы и урожаи до 1840-х годов растут, а в 1850-е годы падают. Урожайность же падает с начала столетия. При этом у «освобожденных» крестьян как посевы, так и сборы в 1850-е гг. ниже, чем в 1840-е годы. Ни один из авторов, писавших о развитии земледе¬ лия в Прибалтике (3. Янель, Л. Лооне, X. Строде), не привел и не мог привести данных о том, что уровень сельскохозяйственного производства (в данном случае производства зерновых в расчете на душу населения) в Прибалтике во второй четверти XIX в. повысился. На¬ оборот, они говорят о его снижении 15. Удивительно, как это могли забыть авторы доклада. Всем этим мы отнюдь не отрицаем, что во второй чет¬ верти XIX ст. в сельском хозяйстве Прибалтики произо¬ шли большие сдвиги, имела место рационализация, по¬ явились новые отрасли хозяйства. Но все это, по наше¬ му мнению, еще раз говорит о том, каким неуклюжим и неточным барометром для изучения качественных про¬ цессов являются только данные об уровне сельскохозяй¬ ственного производства. Я считал своим долгом указать только на то, что предлагаемая схема кризиса не так уже неуязвима и не очень крепко фундирована. Я полагаю, что признаки и 15 См., например, 3. К. Янель. О некоторых особенностях раз¬ вития крестьянского хозяйства в Лифляндии в 20—30-е гг. XIX в.— «Научные доклады высшей школы», 1960, № 1, стр. 58 и др. 248
критерии кризиса можно искать и в других направлени¬ ях, кроме тех, которые выдвинуты на первый план в до¬ кладе. А если бы мы этого не заметили и ограничились бы поисками только в одном направлении, то это вряд ли содействовало бы дальнейшему творческому разви¬ тию наших исследований. Е. С. К О М П А Н (г. Киев) Докладчики синтезировали важнейшие опорные пунк¬ ты концепции позднего развития капитализма в России. Таким образом, они облегчили задачу выяснения в дан¬ ной концепции как ее положительных, так и отрицатель¬ ных сторон. А это чрезвычайно важно для всех нас, раз мы хотим найти максимально верное решение проблемы. Особо хочу отметить подчеркнутую в докладе необхо¬ димость изучать историю господствующих классов. Е. М. Жуков в одной из своих работ отметил необходи¬ мость исследования разных путей классообразования. И мне кажется, что этого сейчас, возможно больше всего, требуют вопросы периодизации и генезиса капитализма. Отдавая должное положительным сторонам доклада, я хочу отметить те моменты, которые мне кажутся не¬ убедительными или противоречивыми. Во главу угла авторы доклада поставили вопрос о рабочей силе, положение о вольном найме, как опреде¬ ляющем капиталистическое развитие с самого начала. Но не странно ли выглядит в таком случае начало капи¬ талистического развития во второй половине XVIII в., когда закрепощение достигло своего апогея. И потом, что делать в таком случае с известным теоретическим положе¬ нием, согласно которому первые стадии капиталистиче¬ ского производства могут иметь место при крепостном и даже рабском труде? Как совместить это с тезисом о том, что только фабрика с ее машинной техникой делает рабочего полностью свободным и рвет его связи с землей? Ведь революционное значение машинной индустрии за¬ ключалось прежде всего именно в этом. А капиталисти¬ ческая кооперация и мануфактуры были возможны и при крепостном труде. Тут упоминали об Урале. В. И. Ленин имел в виду, когда говорил о процветании Урала, 249
именно те успехи, которые обеспечены были не феодаль¬ ным характером предприятий, а капиталистическим, но ранних стадий, возможных при применении крепостного труда. Трудно себе представить, что чисто крепостные пред¬ приятия могли конкурировать с капиталистическими предприятиями Западной Европы. Но вот когда в мире победила машинная техника, то низшим стадиям ь раз¬ витии капиталистической промышленности Урала при¬ шлось отступить перед высшими, развивающимися на Юге Украины и в других районах. Неправдоподобно выглядит положение, при котором крепостное хозяйство даже после 60-х годов XVIII в. оста* ется феодальным, но в промыслах силами фактически тех же крестьян развивается капитализм. В селе происходит переход от натурального хозяйства к товарному, а за се¬ лом от товарного к капиталистическому. Такого отсутст¬ вия взаимосвязи не могло быть. - Нет логической связи между признанием крестьян¬ ских войн как прогрессивного явления и утверждением авторов доклада, будто крестьянская борьба субъектив¬ но и объективно до 60-х годов была направлена лишь на замену одного варианта феодализма другим. Развитие ведь осуществляется как борьба противопо¬ ложностей. А где же тут борьба противоположностей, ес¬ ли антифеодальная борьба означает борьбу за феода¬ лизм? Теория исторического материализма рассматривает каждую крестьянскую войну как важный этап в борьбе за победу буржуазного строя, а не феодального. Среди доказательств в пользу предложенной доклад¬ чиками концепции фигурирует и ухудшение положения крестьян и невозможность воспроизводства. Но тут уже говорили, как мало исследован этот вопрос. Притом я могу привести пример Украины конца XVI—XVII в., ког¬ да бегство крестьян, вызванное ухудшением их положе¬ ния, достигло колоссальных размеров. Это отмечено в сеймовых постановлениях. Ежегодно на каждом сейме стоял вопрос о крестьянах, которые «с подданства выла- муются». Законодательство отражало не случайный локаль¬ ный факт, а бедствие, охватившее, по мнению правитель¬ ства, всю страну. 250
Далее докладчики говорят как о «новых явлениях» об элементах буржуазной идеологии, появляющихся с 60-х годов XVIII в. Но это ведь явно неверно. Я не буду повторяться, так как уже говорилось об элементах мер¬ кантилизма, гуманизма и реформации в России до XVIII в. Но должна сказать, что и на Украине за послед¬ ние годы вышел целый ряд исследований по истории ли¬ тературы и искусства, показывающих украинское воз¬ рождение конца XVI —первой половины XVII в. как яв¬ ление несомненное и яркое. То, что в докладе называется поглощением со сторо¬ ны феодализма ростков нового, на мой взгляд, есть при¬ способление феодализма к новым условиям, компромисс феодалов с нарождающейся буржуазией поначалу с ог¬ ромным преобладанием феодальных черт, но вынужден¬ ный под давлением все большего развития товарного хо¬ зяйства в мире. Сплав феодалов с капиталистами получился не очень- то привлекательный с точки зрения так называемого классического развития, но он реально существовал, вплоть до Октября. Именно представителей этого рода сплава Ленин и называл мастодонтами и ихтиозаврами1. Только приспособление к буржуазным элементам сдела¬ ло феодализм сильным, а не отсталость России, как это можно понять из доклада. Отсталость никого еще силь¬ ным не делала. Вот тут-то и пригодилось бы специальное исследова¬ ние о предыстории российской буржуазии. Правда, у нас есть одна, на мой взгляд, очень интересная и содержа¬ тельная книга Н. И. Павленко о мануфактурах. Там про¬ цесс обуржуазивания дворянства проиллюстрирован очень убедительно. И, насколько я помню, сделать из из¬ ложенного Н. И. Павленко материала вывод, что дво¬ рянское предпринимательство полностью и бесследно исчезло, уступив место купеческому, нельзя. Кроме того, эта книга своим содержанием оставила открытую дверь в XVII век. Я думаю, что, склоняясь перед логической силой ду¬ ха марксизма в целом, действительно не всегда можно опираться на отдельные цитаты, о чем говорил уже А. Л. Шапиро. Однако утверждение докладчиков о том, 1 См. В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 140. 251
что учение марксизма-ленинизма об абсолютной монар¬ хии не оправдало себя в применении к России, следова¬ ло бы по крайней мере подкрепить серьезными доказа¬ тельствами. Нельзя же признать существование сверхго¬ сударства, не опирающегося в таком важном вопросе, скажем, как реформа 1861 г., на определенные социаль¬ ные силы. На мой взгляд, указания классиков марксизма-лени¬ низма относительно природы абсолютизма являются ключом к пониманию подлинного содержания истории XVII—XVIII вв., только, конечно, при иной периодизации, чем та, которая дается в докладе. Авторы, правда, отмечают, что история российского абсолютизма еще не исследована как нужно, но тогда как можно, опираясь на неизвестность, делать такие ре¬ шительные выводы относительно теории вопроса? Качественные грани эпохи во всемирно-историческом масштабе определяют и качественные грани в периоди¬ зации внутренней истории каждой страны отдельно взя¬ той. Иначе вся история рассыплется на элементы, ничем не связанные. В докладе же много говорится об особенностях ис¬ тории развития России и ничего — об эпохе в целом. Трудно, правда, винить за это его авторов. Вернее бу¬ дет и полезнее для всех поставить вопрос о специальных историко-социологических исследованиях вопроса об ис¬ торических эпохах. История народов мира, а не только Англии была проанализирована в мыслительной лабора¬ тории гениальных ученых. Среди множества отклонений от классической нормы, различных форм и хронологи¬ ческих рамок была выявлена главная магистраль. При¬ менительно к истории развития капитализма эта глав¬ ная магистраль берет свое начало где-то в XVI—XVII вв. И это нужно осмыслить применительно к истории России и других республик нашей страны. Думается, что ленинское положение о «новом перио¬ де» неразрывно связано с указанием на эту главную ма¬ гистраль. «Новый период русской истории» — это каче¬ ственно новый этап. Несмотря на господство в стране крепостного права и крепостников, складывались буржу¬ азные связи. Попытка оторвать буржуазные связи от формирующегося внутреннего национального рынка ост¬ роумна, но, мне кажется, безосновательна. Экономиче¬ 252
ские связи XVII в. многие называют товарно-денежными, но не капиталистическими. Однако создать ведь эти связи феодальное ремесло не могло. Для этого нужна была по крайней мере капиталистическая кооперация. При этом нужно вспомнить и такой реальный факт, что обмен то¬ варов, производители которых были разделены значи¬ тельным пространством, не мог обойтись без скупщика. А его роль известна. Товарное производство и наемный труд, действитель¬ но, существовали до XVI—XVII вв. и даже содержали в себе скрытый зародыш капитализма. Но последний мог развиваться только в определенных условиях нового времени, так как капитализм в изолированной стране немыслим. В каждом прогрессивном движении возмож¬ ны задержки и отступления. Но в рамках одной эпохи процесс может быть обратим, а в другой — необратим. Наемный труд в рабовладельческую эпоху существовал, но занять господствующее место навсегда не мог. В феодальном же обществе рано или поздно он должен был победить. Наличие на окраинах государства очагов буржуазно¬ го развития авторы доклада рассматривают «просто» как многоукладность. На мой взгляд, многоукладность так¬ же является результатом того, что в поток нового време¬ ни втягиваются государства с еще неизжитыми прежни¬ ми укладами. Включение все большего количества стран в процесс европейской буржуазной революции пропор¬ ционально ускоряет темп развития, и наиболее отсталые страны вынуждены включаться в него, имея за собой хвост всех предыдущих отношений. Следует согласиться с докладом, когда в нем гово¬ рится об опасности для исследователя игнорирования старого. Но нужно помнить и то, в какое время живет это старое. Одно дело, когда его питает мировое старое, и другое, когда его теснит со всех сторон мировое новое. Г. Т. Р Я Б К О В (г, Смоленск) В докладе хорошо показаны глубокие изменения, про¬ исходившие в переходный период в оброчной деревне. Барщинная же деревня представлена как явление застой¬ 253
ное и неподвижное, вплоть до реформы 1861 г. Послед¬ нее вызывает возражения. Конкретный исторический ма¬ териал позволяет говорить о деформации классической формы отработочной ренты, о больших изменениях в барщинной деревне периода позднего феодализма. Замечая, что крестьяне работали на господской за¬ пашке и на своих наделах с разной степенью интенсив¬ ности, помещики заставляли крестьян работать «брат на брата», вводили уроки и т. д. К. В. Сивков подробно рассказал о мероприятиях уп¬ равляющего степными вотчинами князя Н. Б. Юсупова по улучшению хозяйства. В 1825 г. он «за нужное почел сделать перемену полевых работ, везде оную произво¬ дить одною половиною (тягловых работников.— Г. Р.), т. е. брат на брата, только чтоб сия половина людей вы¬ ходила двумя часами ранее обыкновенного и чтобы лю¬ ди были лучших тягол, работу же учредил каждому уро¬ ками или делянками...». Новая форма организации хозяй¬ ства дала экономический эффект. Управляющий писал: «На опыте вижу выгоды больше, и земли обрабатыва¬ ются гораздо превосходнее, всякой за свой урок ответст¬ вует, крестьяне чувствуют свое облегчение, и на мирских сходках остаются благодарными» 1. К. В. Сивков распо¬ лагал всего лишь одним документом о барщине с рабо¬ той «брат на брата» и он, естественно, не мог до конца раскрыть ее значение. Теперь же, когда выявлены десят¬ ки новых документов, к тому же рассказывающих об этой форме барщины в помещичьих имениях различных гу¬ берний, можно составить о ней достаточно полное пред¬ ставление. Самой существенной стороной системы «брат на бра¬ та» является персонификация и разделение производст¬ ва и прибавочного продукта. Если при классической барщине один и тот же кре¬ стьянин работал и в барском поместье и в своем хо¬ зяйстве (в одно время — на помещика, в другое — на се¬ бя) или, говоря словами К- Маркса, производство необ¬ ходимого и прибавочного продукта были отделены лишь в (пространстве и во времени, то при этой системе делит¬ 1 к. В. Сивков. Очерки по истории крепостного хозяйства и крестьянского движения в России в первой половине XIX в. М., 1951, гтр. 78. 254
ся не время работников, а сами работники. Половина из них все время работала в господском хозяйстве, созда¬ вая прибавочный продукт (в документах эти крестьяне называются «половинными»), другая половина постоян¬ но была занята в собственном хозяйстве, создавая необ¬ ходимый продукт. Эта часть крестьян в документах на¬ зывается «отлучными». Помещикам новая форма бар¬ щины выгодна была тем, что обеспечивала непрерывность производственного процесса трудом лучших работников, позволяла специализировать хозяйство, несколько повы¬ шала производительность труда занятых в нем работни¬ ков; «отлучным» крестьянам она предоставляла простор для хозяйственной инициативы, давала свободу в выбо¬ ре форм хозяйственной деятельности, создавала заинте¬ ресованность в результатах своего труда. Многие «от- лучные» крестьяне считали невыгодным заниматься сель¬ ским хозяйством, отдавали свои наделы в аренду, пере¬ ходили к неземледельческим промыслам, уходили на за¬ работки в города. Смоленская губерния являлась типич¬ но земледельческим районом, в котором 70% населения составляли крепостные крестьяне, из них 80% находи¬ лись на барщине. Однако смоленские «издельные» кре¬ стьяне работали на пристанях, на сплаве леса, на ма¬ нуфактурах в своей и соседней губерниях. В то же время другие из них арендовали и покупали в собственность землю, эксплуатировали труд наемных работников. Ко времени реформы в Смоленской губернии в руках кре¬ постных крестьян находилось около 30 тыс. дес. соб¬ ственной земли. В значительной части это была земля барщинных крестьян. Некоторые барщинные крестьяне вели хозяйство исключительно на покупной земле. Не¬ смотря на нивелирующее влияние отработочной ренты барщинная деревня вовлекалась в общий процесс разло¬ жения феодально-крепостнических отношений и разви¬ тия капиталистического уклада. Форма барщины с работой «брат на брата» появи¬ лась в конце XVIII в. и распространялась, видимо, в Смоленской, Калужской, Владимирской, Ярославской, Нижегородской, Подольской и некоторых других губер¬ ниях. В Смоленской губернии она была господствую¬ щей. Работа «брат на брата» вводилась не только поме¬ щиками. Имели место случаи, когда она вводилась 255
крестьянами явочным порядком в ходе массовых выступ¬ лений 2. В отдельных случаях систему «брат на брата» под¬ держивали представители местных органов государст¬ венной власти и правительство3. В 1833 г. министр внутренних дел специальным, высочайше утвержденным распоряжением потребовал от местных органов государ¬ ственной власти строго следить за тем, чтобы на вот¬ чинных мануфактурах крестьяне работали не более трех дней в неделю или выполняли работу «брат на брата» и половина из них всегда оставалась при своем хо¬ зяйстве4. Таким образом, барщина с работой крестьян «брат5 на брата» свидетельствует о большой силе приспособля¬ емости крепостничества к новым условиям. В этом отно¬ шении она чем-то напоминала молдавские и валашские боярские хозяйства XVIII—XIX вв., в которых, по словам К. Маркса, барщинный труд соединялся «с натуральны¬ ми рентами и прочими атрибутами крепостного состоя¬ ния», но в условиях растущего товарного производства «был положительным выражением неутолимой жажды прибавочного труда»5. С другой стороны, система «брат на брата» создавала объективные условия для социально¬ го расслоения крестьянства. Мне представляется, что авторы доклада слишком прямолинейно подходят к оценке развития помещичьего хозяйства вообще, его товарности — в частности. Дело в том, что в первой половине XIX в., а кое-где в пос¬ ледние десятилетия XVIII в. помещики начинают прибе¬ гать к использованию вольнонаемного труда. Сначала наемные работные люди появились на вотчинных ману¬ фактурах. Отдельные полотняные, стекольные и другие мануфактуры Смоленской губернии на 70—80% обеспе¬ чивались за счет вольнонаемного труда. Ближе к рефор- 2 «Крестьянское движение в России в 1857—1861 гг.». М., 1963, стр 300. 3 И. И. Игнатович. Крестьянское движение в России. М., 1963, стр. 32, 34; «Крестьянское движение в России в 1796—1825 гг.». М., 1961, стр. 694—697; «Крестьянское движение в России в 1850— 1856 г.». М., 1962, стр. 518. 4 Государственный архив Смоленской области, ф. 1, 1834—1838, св. 5, д. 35, лл. 5—6. 5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 248, 250. 256
ме вольнонаемный труд стал находить себе применение и в сельскохозяйственном производстве. Помещик Сычев- ского уезда С. Иванов перевел всех своих крестьян на оброк, а господскую запашку стал обрабатывать наем¬ ным трудом. За несколько лет до реформы отказался от принудительного и перешел к наемному труду помещик Гжатского уезда Н. Долгоруков. По словам этого поме¬ щика, только с введением вольнонаемной сдельной рабо¬ ты стали возвышаться урожаи и его хозяйство было вы¬ ведено из состояния полного расстройства 6. В качестве наемных работников выступали как по¬ сторонние, так и собственные оброчные крестьяне, кото¬ рые: получали за свой труд денежную плату. Мы полага¬ ем, что в хозяйствах, применявших вольнонаемный труд, имели место не только развитие товарного производства, но и перестройка на новой основе, включавшей в себя элементы капиталистического производства. И еще одно замечание в связи с этим вопросом. Под влиянием развивающегося товарного производства неко¬ торые помещики отказывались от традиционной трех¬ польной системы и переходили к многопольным севообо¬ ротам, приобретали улучшенные сельскохозяйственные орудия, молотильные, веяльные, жатвенные и другие ма¬ шины. В инструкциях управляющим имениями, «Хозяй¬ ственных календарях» находил свое отражение передо¬ вой сельскохозяйственный опыт, накопленный народом в течение многих столетий. Комиссия по истории сель¬ ского хозяйства и крестьянства при Институте истории АН СССР начинает работу по изучению сельскохозяйст¬ венного опыта XVIII—XX вв. Само собой разумеется, что эта работа может быть успешной лишь при широком участии в ней специалистов, занимающихся изучением данного периода. И. А. Б У Л Ы Г И Н Я не расхожусь с авторами в вопросе о времени за¬ рождения или появления капиталистического уклада в России. Кстати, мнение о зарождении капиталистическо¬ го уклада в 60-х гг. XVIII в. не ново. Его впервые не¬ 6 «Русский вестник», 1856, т. IV, стр. 622—623; 1857, т. IX, стр. 314 9 Заказ № 1531 257
сколько лет тому назад высказал Н. М. Дружинин. Од¬ нако в докладе есть и много такого, с чем нельзя со¬ гласиться. Прежде всего вызывает возражение общая концепция развития капитализма в России. Время с кон¬ ца XV до середины XVIII в. составляет, по мнению авто¬ ров, период, когда спорадически возникавшие зачатки и очаги капиталистических отношений под давлением кре¬ постничества хирели, вяли и затем совсем исчезали с ис¬ торической арены (стр. 35). Что значит понятие «спорадический» — понятие, ко¬ торое докладчики заимствуют у К. Маркса, характери¬ зовавшего так состояние капиталистического производ¬ ства в Западной Европе в XIV—XV вв.? В прямом смысле этс слово означает: единичный, случайный, появляющий¬ ся от случая к случаю. Вряд ли можно сомневаться в том, что именно в таком смысле К. Маркс и употреблял его. Ф. Энгельс также пользовался этим понятием, хотя и не употреблял сам термин «спорадический». Как извест¬ но, он писал, что «наемный труд, в котором уже содер¬ жится в зародыше весь капиталистический способ произ¬ водства, существует с давних времец; в единичной, слу¬ чайной форме он существовал в течение столетий рядом с рабством» L Таким образом, если исходить из того, как понимали классики марксизма-ленинизма спорадические явления капитализма, то следует, что в этой форме они имели место еще в условиях рабовладельческой формации. Применительно к России это означает, что спорадиче¬ ские зачатки капиталистических отношений, появление которых авторы относят лишь к концу XV в., в действи¬ тельности можно найти еще в Киевской Руси. Следова¬ тельно, авторы должны были бы значительно расширить этот период, отнеся его начало на несколько столетий назад. Но дело даже не столько в этом. Главное в том, как они понимают спорадические явления капитализма. Докладчики считают, что спорадические зачатки капита¬ лизма сохраняли преемственность в своем развитии и что происходило их постепенное количественное накоп¬ ление. Если следовать их рассуждениям, то в России на протяжении целых девяти столетий, с Киевской Руси до середины XVIII в., происходило количественное накопле¬ ние капиталистических отношений! С этим, конечно, ни- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 214, примечание. 258
как нельзя согласиться. Ошибка авторов состоит в том, что они наделили спорадические явления такими качест¬ вами, как преемственность и способность к количествен¬ ному росту. Спорадичность, т. е. единичность, случай¬ ность явлений, как мне кажется, несовместима с их преемственностью и количественным накоплением. Из всего сказанного вовсе не следует, что в России не было периода спорадических зачатков капитализма. Он был, но начался он значительно раньше, чем думают авторы доклада, и кончился не в середине XVIII в., а где-то в XVI в.—начале XVII в. И, главное, в этот период не было преемственности и количественного роста новых капиталистических отношений. Это были отдельные, не связанные друг с другом, случайные ростки, когда раз¬ витие капитализма не приобрело еще форму процесса. Думается, что докладчики не случайно наделили спо¬ радические проявления капитализма способностью к преемственности и количественному накоплению. Если бы они этого не сделали, то им нельзя было бы объяс¬ нить и появление капиталистического уклада в 60-х го¬ дах XVIII в. Ведь что представлял из себя уклад в это время? Только в крупной обрабатывающей промышлен¬ ности, т. е. на мануфактурах, 41% всех рабочих были вольнонаемными. Это по официальной статистике. Фак¬ тически же этот процент был выше, так как официаль¬ ная статистика редко учитывала рассеянную мануфакту¬ ру и совсем не учитывала предприятия типа капитали¬ стической кооперации. Поэтому в действительности половина, если не больше, обрабатывающей промышлен¬ ности была уже капиталистической. Откуда же она поя¬ вилась в 60-е годы XVIII в., если бы спорадические явле¬ ния не сохраняли преемственности, не росли и не увели¬ чивались? Естественно, что авторы вынуждены были трактовать эти явления именно таким образом. А теперь перехожу к периоду собственно генезиса ка¬ питализма. Его отличие от времени спорадических за¬ чатков докладчики видят в том, что здесь капиталистиче¬ ские отношения получают условия для своего расширен¬ ного воспроизводства. Но спрашивается, какая же раз¬ ница между количественным накоплением преемствен¬ ных явлений и их расширенным воспроизводством? Они не объясняют,но думается, что никакой принципиальной разницы между двумя этими понятиями нет. 259 9*
Далее. Генезис капитализма авторы начинают прямо с капиталистического уклада. Вряд ли это правильно. На мой взгляд, генезис капитализма нужно начинать значительно раньше, с того времени, когда еще нельзя го¬ ворить о появлении уклада, но уже начался такой пе¬ риод в истории капиталистических отношений, когда их развитие приобрело характер процесса, когда кон¬ чился период спорадических зачатков, когда вместо еди¬ ничных и случайных зачатков началось непрерывное и неодолимое развитие капиталистических отношений по восходящей линии. Это, конечно, не значит, что в это время капиталистические отношения не заглушались крепостничеством и не гибли, но в целом по стране про¬ исходило их неуклонное нарастание и увеличение. Если они в какой-то момент гибли в одном месте, в какой-то одной области народного хозяйства, то в это же самое время шло их развитие в других районах, в других от¬ раслях экономики, а также происходило зарождение' ка¬ питализма там, где его еще не было. Поэтому весь период генезиса капитализма состоит не из одного этапа, или капиталистического уклада, как это представляется авторам, а из двух этапов: 1-й этап — время, когда становление капиталистических отношений приобретает форму все более развивающегося процесса, это время формирования капиталистического уклада; 2-й этап — зарождение и дальнейшее развитие капита¬ листического уклада, который заканчивается победой ка¬ питалистического способа производства. После этого на¬ чинается новый, третий период в истории капитализма. Встает вопрос, а как отличить капиталистический ук¬ лад от первого этапа генезиса капитализма? Разница, конечно, будет заключаться прежде всего в объеме, удельном весе капиталистических отношений в экономике страны. Но одного этого критерия недостаточно, к тому же точное определение здесь каких-то количественных показателей может быть весьма спорным. Думается, о капиталистическом укладе можно говорить лишь с того времени, когда капиталистические отношения в хозяйст¬ ве займут настолько сильные позиции, что начнут уже оказывать влияние на политику государства, а также получат отражение в идеологии общества. Наличие на¬ званных трех моментов в их совокупности и позволяет констатировать появление капиталистического уклада. 260
Таким образом, как мне представляется, вся исто¬ рия капиталистических отношений в России состоит из трех больших периодов. Первый период — это время спорадических, единичных и случайных зачатков капи¬ тализма. Не берусь точно назвать начало этого пери¬ ода, но, вероятно, такие зачатки можно обнаружить еще в эпоху раннего феодализма в XI—XII вв. Заканчивается этот период, примерно, в конце XVI — начале XVII в. Второй период — время генезиса капитализма, когда его становление приобретает форму процесса. Этот период охватывает время приблизительно со второй четверти XVII в. до отмены крепостного права в 1861 г. и де¬ лится на два этапа: первый этап — со второй четверти XVII в. до середины XVIII в. и второй этап — с 60-х го¬ дов XVIII в. до реформы 1861 г. Третий период — время господства капиталистического способа производства, с 1861 г. до октября 1917 г. . • • / Но, как мы знаем, авторы не согласны с изложенным выше пониманием проблемы и значительную часть сво¬ его доклада посвятили доказательству того, что в XVII— первой половине XVIII в. еще не было генезиса капита¬ лизма. Каковы же их аргументы? Основной довод авто¬ ров доклада сводится к тому, что ростки капиталисти¬ ческих отношений в промышленности в указанное время глушились й подавлялись феодально-крепостнической системой, а в 30—40-е гг. XVIII в. «принудительный труд стал безраздельно господствующим в русской про¬ мышленности» (стр. 32). Поэтому ни о каком генезисе капитализма в XVII — первой половине XVIII в., по их мнению, не может быть и речи. Причину же такого раз¬ вития капиталистической промышленности они видят в том, что рынок рабочей силы в это время был еще очень узок. Он состоял, особенно в первой половине XVIII в;, главным образом из пауперизированных элементов и бег¬ лых, на нем почти не было крестьян-отходников, посколь¬ ку «уровень феодальной эксплуатации крестьян еще не достиг той высоты, когда деревня могла выталкивать на рынок в нужном количестве продавцов рабочей силы» (стр. 31). Лишь в последней трети XVIII в., в резуль¬ тате усилившейся эксплуатации, контингент наемных ра¬ бочих из крестьян достиг того уровня, когда уже обеспе¬ чивалось развитие промышленности как капиталистиче¬ ской отрасли хозяйства (стр. 44—45). 261
Что можно сказать по поводу приведенной аргумен¬ тации? Прежде всего данные о степени развития капи¬ талистических отношений в промышленности берутся ав¬ торами далеко не в полном объеме и потому не отража¬ ют действительного положения вещей. Докладчики по существу ограничиваются только мануфактурой, кото¬ рая нашла отражение в официальной статистике, и игно¬ рируют развитие капитализма в безуказной промышлен¬ ности, не учитывают предприятия типа капиталистичес¬ кой кооперации. Однако даже те материалы о развитии капиталистических отношений в этих областях, которые приведены здесь в выступлениях М. Я. Волкова и В. Я. Кривоногова, значительно меняют картину, нарисован¬ ную в докладе. Приводились здесь цифры и о вольнонаемном труде на речном транспорте, которые также почему-то не учи¬ тываются авторами доклада. Но Ф. Энгельс называл су¬ доходство первым в ряду тех отраслей народного хо¬ зяйства, в которых было положено начало развитию ка¬ питализма. Он писал: «Начало существованию промыш¬ ленного капитала было положено уже в средние века, а именно в трех областях: судоходстве, горной промыш¬ ленности и текстильной промышленности»2. Может быть, докладчики считают, что положение Ф. Энгельса не от¬ носится к России и капиталистические отношения на реч¬ ном транспорте у нас не развивались? Если так, то тогда, очевидно, следовало бы как-то обосновать свою точку зрения. Можно еще указать, что авторы оставляют без внимания развитие капиталистических отношений в ви¬ нокуренной промышленности, которая до 1754 г. находи¬ лась в основном в руках купечества, не учитывают такую форму промышленного производства, как рассеянная ма¬ нуфактура. В общем, если взять все данные о развитии капита¬ листических отношений в промышленности XVII — пер¬ вой половины XVIII в., во всех ее отраслях и фор¬ мах, то тезис докладчиков об отсутствии в это время ге¬ незиса капитализма и, в частности, утверждение о гос¬ подстве принудительного труда в русской промышленно¬ сти в 30—40-х гг. XVIII в. выглядит бездоказательно. Так же неубедительно звучит и их высказывание о 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.. т. 25, ч. II, стр. 479. 262
рынке рабочей силы, который якобы был в XVII — пер¬ вой половине XVIII в. крайне узок и не давал воз¬ можности развития промышленности по капиталистиче¬ скому пути. Так ли это? Возьмем вначале XVII в. Кстати сказать, авторы до¬ вольно туманно выразили свое отношение к состоянию рынка рабочей силы в этот период. Они не говорят, что он был недостаточен для развития капиталистической промышленности. Более того, они признают, что даже по¬ сле Уложения 1649 г. страна располагала значительны¬ ми резервами незакрепощенной рабочей силы (стр. 30). К этому можно добавить следующие хорошо известные факты. Во второй половине XVII в. на рынке труда по¬ является крестьянин-отходник. В 70-х годах XVII в. пра¬ вительство отказывается от принудительного труда за¬ писных ремесленников и переходит к постройке казен¬ ных зданий и сооружений подрядным способом, т. е. с ис¬ пользованием вольнонаемного труда. Все это свидетель¬ ствует о том, что рынок рабочей силы в XVII в. был до¬ вольно значительным и имел тенденцию к расширению. А теперь о рынке рабочей силы в первой половине XVIII в. Авторы пишут, что в это время он состоял главным образом из пауперов и беглых. Характерно, что при этом они не указывают работы, на основании кото¬ рых пришли к такому выводу. Между тем исследования Е. И. Заозерской, М. Я. Волкова и др. свидетельствуют, что наряду с беглыми и деклассированными элементами видное место на рынке труда в первой половине XVIII в. занимали крестьяне-отходники и городская беднота. Наконец, авторам следовало бы, чтобы обосновать свою схему развития рынка рабочей силы, доказать, что уровень эксплуатации крестьян в 60-е годы XVIII в. был значительно выше, чем в предшествующий период, на¬ пример в первой четверти XVIII в., поскольку этот мо¬ мент играет в их построении очень существенную роль. В целом, как мне кажется, докладчики не привели сколько-нибудь убедительных доводов в пользу своего утверждения, согласно которому в XVII — первой поло¬ вине XVIII в. в России не было процесса генезиса капи¬ тализма. Имеющийся фактический материал свидетель¬ ствует против них. Новые исследования, думается, еще более покажут несостоятельность подобных утвержде¬ ний. 263 5
Нельзя согласиться с тем, что мануфактурную стадию в русской промышленности авторы начинают с XVIII в. Они ссылаются на то, что до этого, т. е. в XVII в., было всего лишь 30 мануфактур, а в первой четверти XVIII в. их насчитывалось уже около 200 (стр. 22—23). Но, во-первых, авторы доклада явно преуменьшают чис¬ ленность существовавших в XVII в. мануфактур; их бы¬ ло не 30, а по крайней мере в два раза больше. А, во-вто¬ рых, — и это самое главное, — «количественный» подход в данном случае неприемлем. А где критерий того, с ка¬ кого количества мануфактур следует начинать мануфак¬ турную стадию? Почему именно с 200, а не со 100 или 250 мануфактур? Важно то, что в XVII в. начался про¬ цесс развития мануфактурного производства, что и зна¬ менует собой начало мануфактурной стадии промышлен¬ ности России. В первой четверти XVIII в. этот процесс шел более быстрыми темпами, но это не имеет решаю¬ щего значения. Темпы развития мануфактур могли быть разными в различные периоды, что мы наблюдаем и в дальнейшем, вплоть до середины XIX в. Противоречива в докладе характеристика крепостной мануфактуры. Вначале говорится, что «качественное от¬ личие XVII ст. состояло в том, что осуществлявшееся до тех пор через рынок общественное разделение труда в некоторых отраслях промышленности стало подводить к возникновению крупного производства» (стр. 22), т. е. мануфактуры. При этом, как мы видим, речь идет вообще о мануфактуре, независимо от того, капиталистическая она, крепостная или смешанного типа, и качественное от¬ личие понимается в экономическом, а не социальном смысле. Думается, что авторы тут правы. Далее они так¬ же справедливо пишут, что любая мануфактура не свой¬ ственна феодализму в его классической форме, что она представляла собой новые производительные силы (стр. 24). Но вместе с тем тут же, вопреки всему вы¬ шесказанному утверждается, что «распространение кре¬ постной мануфактуры с несомненностью свидетельство¬ вало о том, что прогрессирующий в стране рост произ¬ водительных сил еще укладывался в рамки феодализма» (стр. 24). Как же крепостная мануфактура могла укла¬ дываться в рамки феодализма, если авторы только перед этим установили, что ее экономический строй чужд фео¬ дализму? 264
Несколько слов о капиталистическом расслоении кре¬ стьянства. Когда В. И. Ленин исследовал процесс капи¬ талистического разложения крестьянства в пореформен¬ ной России, то он делил все крестьянство, исходя из, того; что было главным в его производственной деятельности, на две большие категории — земледельческое крестьян¬ ство и промысловое и изучал явления разложения в каж¬ дой из этих категорий. При этом В. И. Ленин неодно¬ кратно отмечал, что для земледельческого крестьянства характерно соединение земледельческих занятий с про¬ мыслами, а для промыслового — соединение промысловой деятельности с земледелием. В докладе же при характе¬ ристике капиталистического расслоения крестьянство де¬ лится на три категории: чисто земледельческое, чисто промысловое и промыслово-земледельческое. Думается, что отступление авторов от ленинского принципа деления крестьян ничем не оправдано. В. И. Ленин особо и неоднократно подчеркивал, что в обеих группах крестьянства происходило одновремен¬ ное и параллельное капиталистическое разложение кре¬ стьян и как земледельцев и как промышленников. Неко¬ торые историки, в том числе и я, считают, что данное ле¬ нинское положение распространяется и на дореформен¬ ную Россию. Авторы доклада не согласны с таким тол¬ кованием и заявляют, что тезис об одновременном и па¬ раллельном расслоении в крепостную эпоху крестьян как земледельцев и как промышленников несостоятелен (стр. 66). Они ссылаются при этом на факты, которые якобы подтверждают их точку зрения, хотя и не приво¬ дят их. Но дело даже не в этом. Отдельные факты такого порядка, конечно, можно найти, но нужно доказать, что это было вообще типично, характерно для дореформен¬ ного периода, доказать, что ленинское положение непри¬ менимо к этому периоду. I В. К, Я Ц У Н С К И И | Доклад построен в форме позитивного изложения взглядов авторского коллектива с небольшим количест¬ вом историографических справок. Н. И. Павленко ука¬ зал, что недостаток места заставил авторский коллектив 265
отказаться от построения доклада в историографическом плане. Но ведь был и другой путь, который кажется мне наиболее плодотворным: показать, что в нашей литера¬ туре уже решено, что спорно и что совсем не разработа¬ но. Для этого вовсе не нужно было излагать всю историю изучения вопросов, затронутых в докладе. При таком построении был бы яснее виден и вклад авторского кол¬ лектива в исследование данного круга проблем и, может быть, участники прений меньше повторяли бы то, что давно уже было опубликовано в нашей литературе. Отмечая структурный недостаток доклада, я вместе с тем считаю справедливым положительно оценить его содержание. Доклад является результатом не только упорного, но и успешного труда. В начале доклада авторы формулируют ряд исходных положений методологического порядка. Эти положения являются правильными и нужными предпосылками для анализа конкретных исторических фактов. Авторы пра¬ вы, призывая к учету роли географических условий. До недавнего времени эти условия в нашей исторической литературе часто игнорировались. Авторы также несомненно правы, указывая, что наши историки сосредоточивали внимание на одних лишь об¬ щих закономерностях исторического процесса и недо¬ статочно учитывали всякого рода своеобразия и особен¬ ности. Я считаю, что они глубоко правы, подчеркивая необходимость применения сравнительно-исторического метода и отмечая очень слабое у нас его использование’. Например, их противники обычно этот метод игнорируют. Между тем он может очень многое нам разъяснить. Сле¬ дует привлекать для сравнения исторический материал не только в пределах нашей родины, но и шире. Приве¬ ду пример: в 1960 г. на Киевской сессии симпозиума по аграрной истории сторонники раннего зарождения ка¬ питалистических отношений в сельском хозяйстве России приводили в качестве доказательства возникновения этих отношений в XVI и XVII вв. применение в земледе¬ лии наемного труда и наличие крупных различий в эко¬ номической мощности крестьянских хозяйств. Однако участвовавшие в сессии медиевисты — С. Д. Сказкин, А. Н. Чистозвонов, А. И. Данилов убедительно показали, что в Западной Европе названные явления существовали задолго до капитализма. В частности, А. И. Данилов по¬ 266
казал это по источникам каролингской эпохи IX в. Исто¬ рики Прибалтики указывали тогда, что батраки в кре¬ стьянском хозяйстве Латвии и Эстонии существовали за¬ долго до капитализма. Мне хочется по вопросу о значении товарности в исто¬ рии сельского хозяйства несколько дополнить сказан¬ ное А. Л. Шапиро. Нередко товарность земледелия рас¬ сматривается у нас как признак зарождающегося капи¬ тализма. Но ведь чисто натурального хозяйства и при феодализме не было. Очевидно, товарность земледелия надо уметь измерять для правильной оценки ее роли. Ю. А. Тихонов в свое время подсчитал, что крестья¬ не Устюжского уезда в 50—70-е годы XVII в. ежегодно продавали не менее 25,8 тыс. пуд. хлеба. Он оценивал эту цифру как показатель значительной товарности помор¬ ского земледелия. Я попробовал продолжить его исчис¬ ление и прикинуть, сколько приходилось товарного хлеба на один крестьянский двор,— получилось 3 пуда, или при¬ мерно 2% валового сбора L Следовательно, вопреки мне¬ нию Ю. А. Тихонова, нельзя говорить о значительной то¬ варности поморского хлебопашества. Далее, историки обычно считают фольварк в Прибал¬ тике и в Польше явлением феодальным. А ведь фольварк производил хлеб для продажи. Наконец, в эпоху феодаль¬ ной раздробленности Новгород ввозил хлеб. Очевидно, историкам надлежит определить, какой уровень товарности земледелия является характерным для капитализма. Авторы доклада призывают при изучении историче¬ ских явлений не ограничиваться узкими хронологически¬ ми рамками, а исследовать, чем данное явление было раньше и позже того периода, на котором сосредоточены основные усилия изучающего это явление историка. Мне в прошлом приходилось уже подчеркивать важ¬ ность такого методологического подхода. В одной из ре¬ золюций симпозиума по аграрной истории Восточной Европы было зафиксировано это требование. Авторы доклада правы и в своем подходе к изуче¬ нию так называемых «новых явлений» в социальной ис¬ тории России XVII—XVIII вв. Они справедливо указыва- 1 В. К- Я Ц у н с к и й. Еще к вопросу о возникновении капитали¬ стического расслоения земледельческого крестьянства в дореформен¬ ной России.— «История СССР», 1963, № I. 267
ют, что эти «новые явления» нельзя исследовать изоли¬ рованно, в отрыве от «старых явлений» и прежде всего ст крепостного права, что нельзя игнорировать рост по¬ следнего и вглубь и вширь и его влияние на эти «новые явления». Последний из моментов методологического ха¬ рактера, на котором следует остановиться,— это способ истолкования цитат из произведений классиков марксиз¬ ма-ленинизма. Я в данном случае позволю себе неболь¬ шое сравнение. В XVI в. в Западной Европе происходило развитие товарно-денежных отношений. В связи с этим началась рецепция римского права. Юристы-схоласты толковали его положения примерно так, как духовенство того времени толковало священное писание. Против это¬ го выступили юристы-гуманисты, утверждавшие, что ну¬ жно исследовать, как возникло в римском праве то или иное положение, т. к. только тогда можно правильно по¬ нять его смысл. Именно так подошел к толкованию вы¬ сказывания В. И. Ленина о всероссийском рынке XVII в. С. Д. Сказкин. А его противники толкуют эту цитату, как средневековые схоласты. Нередко историки «подгоняют» ленинские цитаты под свои собственные построения и уверяют, что излагают «ленинское учение» по тому или иному вопросу. Именно так, например, нам обычно излагается «ленинское уче¬ ние о новом периоде русской истории». Перехожу к узловым вопросам доклада. Начну с за¬ рождения элементов капитализма в народном хозяйстве России. В XVI—XVIII вв. основным социальным про¬ цессом в России было усиление и территориальное рас¬ пространение крепостничества. Наемный труд и товарное производство, как и во всяком, феодальном государстве, существовали и в России XVI—XVII вв. В последней трети XVII в., а в особенности в конце его вне земледе¬ лия эти явления заметно усилились. Начали складывать¬ ся мануфактуры, ранее насчитывавшиеся лишь единица¬ ми. В следующем, XVIII в. число мануфактур и занятых в них лиц значительно возросло. На мануфактурах пре¬ обладал наемный труд. Можно говорить, следовательно, о некоторых элементах, спорадических, весьма непроч¬ ных еще зародышах будущих капиталистических отно¬ шений. Но в XVIII в. указы 1721 и 1736 гг. резко увели¬ чили удельный вес принудительного труда на мануфак¬ турах. Кроме того, стали расти вотчинные мануфактуры. 268
Другими словами, крепостное право наложило свою тя¬ желую лапу на зародыш новых капиталистических отно¬ шений. В последней трети XVIII в. растет удельный вес наемного труда на мануфактурах. Можно говорить о формировании капиталистического уклада в стране. Но этот уклад формировался вне земледелия. Как в XVI, так и в XVIII в. в сельском хозяйстве России не было капиталистических отношений. Так можно представить в самом сжатом и схематическом виде социальную исто¬ рию России XVI—XVIII вв. под углом зрения проблемы доклада. Авторы в основном следуют этой схеме в сво¬ ем изложении. Им можно сделать лишь два упрека. В докладе нет четкого указания на отсутствие капита¬ листических отношений в земледелии. Авторы дают пра¬ вильную характеристику социальных типов мануфактур того времени, но не отмечают распространенной в нашей литературе переоценки роли мануфактуры в социально' экономической жизни страны. Против этой переоценки предостерегают и исторические факты, и авторитетное указание К. Маркса. Сторонники возникновения капиталистических отно¬ шений в России уже в XVII в. дружно выступили развер¬ нутым фронтом в защиту своей концепции. Но за исклю¬ чением М. Я. Волкова они не привели ни одного нового аргумента сверх тех, что они публиковали ранее. М. Я. Волков привел данные о наемном труде на ману¬ фактурах в некоторых второстепенных отраслях про¬ мышленности в первой половине XVIII в. и высказал необоснованное предположение о возможностях соци¬ ального развития России в ту эпоху. Серьезным под¬ креплением для старой, давно известной аргументации его выступление служить не может. Периодизация социально-экономической истории Рос¬ сии XVII в. под углом зрения рассматриваемой пробле¬ мы, как и раньше, дана не была, хотя специалистам по истории этого столетия более чем кому-либо известно, что такого рода периодизация не только постулируется фактами, но и облегчила бы задачу. Но в знаменитой цитате о всероссийском рынке, являющейся для авторов данной концепции исходным пунктом, нет деления XVII в. на периоды. Вероятно, поэтому они и не отважи¬ лись его предложить. Как и раньше, не было сделано по¬ пытки показать, что в XVI в. не было тех явлений, кото¬ 269
рые сторонники этой концепции считают признаками за¬ рождения капиталистических отношений в XVII в. Но кое-что новое и весьма интересное в высказываниях сто¬ ронников этой концепции все же было. Ни один из них ни слова не сказал о зарождении в XVII в. капиталистиче¬ ских отношений в земледелии, о синхронности в возник¬ новении этих отношений в промышленности и сельском хозяйстве, на чем они так настаивали ранее. Не буду га¬ дать, почему они так поступили. Но отметить этот факт следует. Д. П. Маковский, отстаивая датировку зарождения капиталистических отношений в России XVI веком, пов¬ торил уже опубликованную им аргументацию, ошибоч¬ ность которой была показана и на Киевской сессии сим¬ позиума и на страницах печати. Но следует признать за его аргументацией и полезную сторону. Говоря языком школьной математики, она является дополнительным на¬ глядным доказательством от противного научной несо¬ стоятельности построений о сверхраннем зарождении в нашей стране капиталистических отношений. Перехожу к XIX в. Излагая историю промышленно¬ го переворота в России, авторы в основном следуют кон¬ цепции, вошедшей уже в наши университетские учебни¬ ки. Они предлагают лишь одну поправку — по их мне¬ нию, начало промышленного переворота следует датиро¬ вать пятидесятыми годами. Это предложение не подкреп¬ лено фактическим материалом. Оно резко противоречит исторической действительности. Как в технике, так и в социальных отношениях в промышленности в пятидеся¬ тые годы лишь продолжали развиваться явления, воз¬ никшие в предшествующем пятнадцатилетии. Следовало больше сказать о типе промышленного пе¬ реворота в России. Он был различным в разных странах. Следовало яснее и полнее показать связь промышленно¬ го переворота в России с мировым хозяйством, с исполь¬ зованием западноевропейской техники. Общая картина изменений в соотношении основных социальных типов предприятий в крупной промышленно¬ сти в дореформенной России дана верно. Однако карти¬ на кризиса сельского хозяйства в 30—50-е годы, нарисо¬ ванная в докладе, вызывает серьезные сомнения. Был ли в действительности упадок сельскохозяйственного производства, как это сказано в докладе? Упадок дока¬ 270
зывается таким ненадежным источником, как сведения губернаторских отчетов о посевах и урожаях. Эти сведе¬ ния подвергались суровой критике в литературе, начи¬ ная еще с дореформенного времени. Авторы пользуются ими без критики и не сделали никакой попытки обосно¬ вать свое к ним доверие. Хорошо, что в докладе уделено внимание формирова¬ нию промышленной буржуазии. Этой проблемой у час почти не занимаются. Но жаль, что авторы забыли о пролетариате. Не могу согласиться с утверждением докладчиков, что мелкий товаропроизводитель в промышленности мог перерасти в крупного предпринимателя в том случае, если он располагал капиталом, нажитым вне производст¬ ва. Это утверждение мотивируется чисто априорными соображениями и не подкреплено фактами. Мне посча¬ стливилось получить богатый архивный материал по про¬ мышленности г. Иванова в первой половине XIX в.2 Со¬ гласно этим данным, источником образования капиталов огромного большинства ивановских предпринимателей была прибавочная стоимость, накопленная в процессе производства. Лишь некоторые из них на первом этапе своей деятельности вкладывали в производство средст¬ ва, нажитые в торговле. В других местностях соотноше¬ ние этих двух источников формирования капиталов про¬ мышленной буржуазии могло быть иным. Но утвержде¬ ние докладчиков указанный материал несомненно опро¬ вергает. По второй части здесь был спор между ее автором П. Г. Рындзюнским и Я. И. Линковым, сделавшим авто¬ ру ряд упреков. П. Г. Рындзюнский довольно удачно ответил на критику. Но это не значит, что сложная зада¬ ча, поставленная в этой части, решена. В нашей литера¬ туре, как правильно отметил П. Г. Рындзюнский, дава¬ лись различные объяснения причин реформы 1861 г. Но в последнее время они обычно сводились к одному лишь крестьянскому движению. Это не только одностороннее и упрощенное объяснение. Это одновременно и объясне¬ 2 В. К. Я Ц у н с к и й. Формирование крупной промышленности в Иванове в первой половине XIX в.— «Генезис капитализма в промыш¬ ленности и сельском хозяйстве. (К восьмидесятилетию акад. Н. М. Дружинина)». М., 1965, стр. 288—358. 271
ние, искажающее историческую действительность. Мне кажется, оно еще не заменено в докладе объяснением, адекватным исторической действительности. Над этой проблемой надо еще очень много работать. Третья часть доклада представляет собой чрезвычай¬ но беглый эскиз, назначение которого трудно понять. Когда мы, члены бюро секции по генезису капитализ¬ ма, вместе с представителями авторского коллектива под председательством Е. М. Жукова обсуждали проект доклада, то выдвигалось предложение ограничить дан¬ ный доклад одной лишь его первой частью. Мне кажет¬ ся, доклад в том виде, как он представлен, подтвержда¬ ет правильность этого предложения. Вторая и третья части заслуживают отдельной разработки и особого об¬ суждения. А. М. К А Р П А Ч Е В (г. Минск) Первоочередная важность выяснения многообразия переходных форм и раскрытия их существа при изуче¬ нии генезиса капитализма уже была отмечена в докла¬ де и прениях. В докладе очень четко определяется раз¬ ложение феодальной формации как «деформация старо¬ го базиса, его приспособление к новым условиям без изменения своих основ — крепостнических порядков* (стр. 46). Однако данная в докладе характеристика но¬ вых явлений, возникавших в базисе феодального обще¬ ства. не раскрывает, каким образом эти явления выра¬ жают или вызывают деформацию феодального базиса и в чем конкретно эта деформация проявляется. Ведь феодальные отношения — это прежде всего непосредст¬ венные отношения между феодалами и их крестьянами. Как же изменялись эти отношения и в чем именно — это остается неясным. Авторы доклада, отказываясь от рассмотрения «эле¬ ментов» капитализма при характеристике конкретно-ис¬ торического процесса развития капитализма (стр. 35), естественно, выделяют только «очаги» переходных ка¬ питалистических форм и не выделяют очагов переход¬ ных феодальных форм. А ведь, как известно, В. И. Ленин, 272
говоря о распространенности в массе помещичьих име¬ ний после крестьянской реформы «переходной системы» хозяйства, соединяющей «в себе черты и барщинной и капиталистической системы», указывал, что подобного рода явления свойственны «всякой переходной эпохе» Он прямо называл отработки «переходной» формой экс¬ плуатации от барщинной к капиталистической» 1 2. Чтобы наше представление о переходных формах в феодальном хозяйстве было правильно понято, следует сказать, что под этим лишь имеется в виду их деформа¬ ция в сторону капитализма. Авторы доклада не усматривают в помещичьем хо¬ зяйстве на протяжении всего дореформенного периода каких-либо прогрессивных явлений, выражавших разло¬ жение феодальной системы производства. Даже в каче¬ стве «критерия, характеризующего качественные измене¬ ния в феодальной вотчине», ими признается по сути лишь превращение крепостного хозяйства в хозяйство, имеющее ведущей тенденцией товарное производство хлеба, при котором «первостепенное значение имели экс¬ тенсивные, допотопные приемы» повышения доходности этого хозяйства (стр. 50). Такая характеристика качественных изменений в вот¬ чинном хозяйстве несомненно связана с определением в докладе вотчинных мануфактур как придатка крепост¬ ной системы (стр. 44). Нам представляется, что разложение феодального производства, при сохранении его основ, проявлялось в помещичьем хозяйстве не только в регрессивных, но так¬ же и прогрессивных явлениях, создававших известные предпосылки для развития капиталистического произ¬ водства. Необходимость признания определенного значения в процессе генезиса капитализма развития капиталистиче¬ ских черт и тенденций в феодальном хозяйстве, особен¬ но ясно выступает при выяснении этого процесса в Бело¬ руссии. В Белоруссии был очень высокий процент крупного феодального землевладения. Подавляющее большинство промышленных предприятий принадлежало феодалам. 1 В. И. Лени н. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 186—187. 2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 72. 273
Так, в самом конце XVIII в. на территории Белорус¬ сии насчитывалось около 9 тыс. различных промышлен¬ ных предприятий (включая винокуренные, кирпичные, мукомольные и т. п.). Из них почти 98% составляли помещичьи предприятия, в основном базировавшиеся на принудительном труде или, иначе говоря, на принуди¬ тельном найме феодально-зависимого населения3. Такое положение в промышленности Белоруссии мало измени¬ лось и в первые десятилетия XIX в. В конце XVIII в. более !/з вывозимых из Белоруссии товаров составляли лесные материалы и продукты пере¬ работки леса. Подавляющее большинство лесных про¬ мыслов также принадлежало помещикам. В Белоруссии особенно был заметен рост барщинной формы эксплуатации крестьянства в помещичьем хозяй¬ стве со все большим втягиванием этого хозяйства в то¬ варно-денежные отношения. Об этом обстоятельно было здесь сказано В. В. Чепко. Трудно говорить о сколько-нибудь заметном развитии капитализма в Белоруссии вплоть до реформы 1861 г., если не учитывать роста капиталистических черт и тен¬ денций в этом поместном хозяйстве. По нашему представлению, явным выражением де¬ формации феодальных производственных отношений, феодальной эксплуатации крестьянства в капиталисти¬ ческом направлении в Белоруссии во второй половине XVIII в.—первой половине XIX в. являлось применение в товаризованном поместном хозяйстве в небольшом объ¬ еме вольного найма и в значительном объеме — прину¬ дительного найма (принудительного труда при особом характере его использования и оплаты). Это было следствием возникавшего известного несо¬ ответствия старой, традиционной формы барщинной экс¬ плуатации крестьянства развитию производительных сил, росту товарно-денежных отношений во всей хозяйствен¬ ной системе и, в частности, непосредственно в самом по¬ местном хозяйстве. Наиболее явственно деформация феодальных произ¬ водственных отношений в связи с особым применением принудительного труда проявлялась в крепостных ману¬ 3 М. Ф. Б о л б а с. Аб развщщ прамысловасц! у дарэформеннай Беларусь—«Весил АН БССР», серия грамадсюх навук, 1961, № 3, стр. 52. 58. 274
фактурах; мы наблюдаем здесь отрыв работников or средств производства, пользование средствами производ¬ ства владельца мануфактуры, систему денежной оплаты труда, стимулирующую повышение его качества и произ¬ водительности. Таким образом, мануфактура с принудительным тру¬ дом представляется переходной хозяйственной формой, остающейся в основном в принципе феодальной, но в которой феодальные отношения претерпели значитель¬ ные изменения в сторону капиталистических. В значи¬ тельной мере этот процесс происходит в вотчинных лес¬ ных промыслах, особенно на сплаве лесных материалов. Здесь гораздо шире, чем в крепостных мануфактурах, применяется владельцем промысла наем людей, не нахо¬ дящихся в феодальной зависимости от него. Оплата при¬ нудительного труда была обычно главным образом де¬ нежная, сдельная. Определенные черты деформации феодальных отношений можно видеть в найме феодалом пришлых людей и принудительном труде, оплачиваемом по его качеству и производительности в других видах поместного хозяйства, особенно на различных мелких промышленных предприятиях и в животноводстве 4. Про¬ явление капиталистических тенденций в помещичьих предприятиях и промыслах становилось заметнее при сдаче их феодалами в аренду купцам. Принудительный наем в помещичьем хозяйстве Бело¬ руссии во второй половине XVIII в.— первой половине XIX в. был органически связан с происходившим в это время ростом барщинного хозяйства, при все большем втягивании его в товарно-денежные отношения с измене¬ ниями, происходившими в хозяйстве крестьян. По наблюдениям Д. Л. Похилевича, наем в помест¬ ном хозяйстве Белоруссии во второй половине XVIII в. начал «приобретать черты, несколько отличные от найма в период разорения феодального имения» (во второй по¬ ловине XVII и первой половине XVIII в.). Он «вырастал из самого процесса развития крестьянского и господско¬ го хозяйства» 5. 4 Конкретный материал об этом см. в нашей статье: «О приме¬ нении наемного труда в помещичьем хозяйстве Белоруссии во вто¬ рой половине XVIII в.» («Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы, 1962». Минск, 1964). 5 Д. Л. П о х и л е в и ч. Наймана праця в ольскому господарств! 275
Если в докладе при показе вызревания капитализма в России во второй половине XVIII — первой половине XIX в. значение принудительного найма в поместном хо¬ зяйстве, можно сказать, игнорируется, то капиталистиче¬ ский характер эксплуатации крепостных крестьян-отход¬ ников преувеличивается. Из сказанного об отходничестве в докладе создается представление, что их эксплуатация имела только капиталистический характер. Однако, хо¬ тя в статистических сведениях наем отходников обычно показывается как «вольный наем», в действительности в значительной части этот наем также имел крепостни¬ ческий, принудительный характер. Как показал М. Н. Артеменков, в 60—70-х годах XVIII в. в числе «наемных рабочих», появлявшихся на московских мануфактурах по паспортам и покормежным письмам, 45% составляли крестьяне и дворовые, направ* ленные по контрактам помещиками в принудительном порядке, которых нет «никаких оснований считать на¬ емными, а тем более вольнонаемными». Такие работни¬ ки, как правило, никакой заработной платы не получали и трудились только под угрозой наказания 6. Подобный характер имела и эксплуатация массы крепостных кре¬ стьян-отходников в первой половине XIX в., нанимаемых подрядчиками у помещиков по контрактам для землекоп¬ ных работ на строительстве шоссейных дорог, каналов, а затем и железных дорог 7. Вряд ли в такой эксплуатации крепостных отходни¬ ков можно заметить больше капиталистических черт, чем в эксплуатации крепостных крестьян, работавших по принудительному найму в поместном хозяйстве с указан* ной выше оплатой их труда. Хотя в представленном докладе приводится высказы¬ вание К- Маркса о развитии капитализма в деревне*в за¬ висимости от накопления капитала в городе, от развития в нем капиталистического производства (стр. 52), кон¬ кретному показу развития русского города, особенно в Беларуси та Литви в другш половин! XVIII ст.— «В!сник Льв1вського ушверситету», cepin кторична, 1962, № 1, стр. 112. 6 С. Н. Артеменков. Наемные рабочие московских ману¬ фактур в 40—70-х годах XVIII в.— «История СССР», 1964, № 2, стр 142—143. . 7 См., например, Е. У. К а р н е й ч и к. Эксплуатация сялян Бела¬ руси працаваушых на науму у падрадчыкау у 30—50-х годах XIX ст.— «Весц! АН БССР», № 1, 1956. 276
период разложения феодализма, в докладе уделено явно недостаточное внимание. Несомненно, наша историческая наука, преодолев концепцию торгового капитализма, смешивавшего товар¬ ное помещичье хозяйство и купеческий капитал с капи¬ тализмом, идет по правильному пути в решении проб¬ лемы генезиса капитализма в России, придавая перво¬ степенное значение развитию капитализма в крестьян¬ ском хозяйстве и сосредоточивая главное внимание на его изучении. Однако нельзя при этом игнорировать и те капитали¬ стические черты и тенденции, которые возникали в по¬ местном хозяйстве на определенной ступени его товари¬ зации, и, в частности, нельзя не учитывать в качестве одного из критериев начала разложения феодализма широкое распространение помещичьего предпринима¬ тельства и особенно вотчинных мануфактур, а также усиление перерастания городского ремесленного произ¬ водства в капиталистическое. Последнее замечание относится к организационным формам нашей коллективной работы по проблеме гене¬ зиса капитализма. Думаю, что следует созвать широкий комплексный симпозиум по проблеме генезиса капита¬ лизма, в крайнем случае, может быть, даже в порядке сочетания его с аграрным симпозиумом. Е. И. ЗАОЗЕРСКАЯ Мне хотелось бы начать с нескольких замечаний в связи с выступлением В. К- Яцунского. Виктор Корнелье- вич говорит: зачем мы посвящаем столько времени ма¬ нуфактуре, ведь мелкое производство составляет основу мануфактуры, а она является только архитектурным ук¬ рашением? Но почему же В. И. Ленин выделял мануфактуру как вторую стадию развития капитализма? Почему К. Маркс выделяет особо мануфактурный период в процессе ста¬ новления капитализма? Это важнейшая переходная сту¬ пень, и если мы сделаем скачок от мелкого производства к фабрике, то тем самым нарушим учение основополож¬ ников марксизма. 277
Приходится обращаться к элементарным вещам — к вопросу о том, чем характеризуют основоположники марксизма-ленинизма начало капиталистической эры? В докладе имеется очень короткая, но довольно кра¬ сивая фраза: начало капиталистической эры провозгла¬ сила мануфактура. Но какая мануфактура и в какой стадии своего развития? Известно, что спорадически возникающая мануфак¬ тура не означает еще капиталистической эры. Она долж¬ на быть явлением устойчивым и, как писал Маркс, все¬ объемлющим. Нелишне также напомнить, что В. И. Ле¬ нин связывал развитие капитализма прежде всего с раз¬ витием крупной обрабатывающей (а не добывающей) промышленности L Последние выступления настолько меня удивили, что я невольно сосредоточила свое внимание на мануфакту¬ ре, которой много занимались последние годы. Каза¬ лось, что лед сдвинулся. Но это не так, судя по тому, что говорится в докладе, где снова господствует термин «крепостная мануфактура» в общей форме, а также по тому, что говорил Виктор Корнельевич, считающий, что ростки капиталистических отношений гибнут и что XVI, XVII и XVIII вв.— это время поступательного развития крепостничества, когда оно является ведущим не то ук¬ ладом, не то формацией, хотя с оговоркой, что, мол, та¬ кой формации не существует. В самом докладе ни в ка¬ кой степени не выявлено, что такое крепостничество и какое отношение оно имеет к феодализму, знаменует ли оно собой поступательное развитие феодальных отноше¬ ний или это своеобразный нарост, появляющийся на ка¬ ком-то этапе феодализма в России. Возьмем третий том «Всемирной истории». Там син¬ хронно с западноевропейской историей дается история Руси XI, XII и даже XIV и XV вв., несмотря на послед¬ ствия монгольского завоевания. Расхождения начинают- сл с XVI в. в диаметрально противоположных направле¬ ниях. Развитие Западной Европы идет под знаком воз¬ никновения капиталистических отношений, России — под знаком «бурного» роста феодально-крепостнических от¬ ношений. 1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 513. 278
И, собственно говоря, все ограничивается подобной констатацией. Но невольно возникает вопрос: почему, откуда такое расхождение, откуда отсталость? Если не было отстало¬ сти до XVI в., то почему с XVI в. Россия начинает от¬ ставать, и отставать необычайно усиленно, в прогресси¬ рующем масштабе. Даже в XIX в. (как говорили сегод¬ ня) отходники — это не наемные, а те же крепостные, которых законтрактовал помещик. В докладе говорится о зачатках и ростках, но с постоянной оговоркой, что они чахнут, глохнут, гибнут. Итак, мы ни с чем подхо¬ дим к победе капитализма, остающейся просто необъя¬ снимой загадкой при такой трактовке вопроса. Но данная трактовка несопоставима не только с на¬ шими индивидуальными работами (отдельные авторы мо¬ гут ошибаться), но и с коллективными, с теми работами, с которыми выступали на очень ответственных собрани¬ ях историков очень ответственные сотрудники, как, на¬ пример, Н. М. Дружинин в Риме. А разве не ответствен¬ ны мы за такие издания, как учебник для высшей шко¬ лы и многотомная «История СССР»? Что же в самом деле происходит у нас с крупной промышленностью, которая является важнейшим пока¬ зателем капиталистического развития? Как известно, Маркс датировал начало капиталистической эры для За¬ падной Европы XVI веком, включая сюда и мануфактур¬ ный период, совпадающий с периодом первоначального накопления. В России крупное производство типа коопе¬ рации и мануфактуры также возникает очень рано — первая в XVI в., вторая — в XVII в. Однако я далека от того, чтобы переносить на XVI в. начало капиталистиче¬ ской эры в России. В своей статье 1951 г. я не признава¬ ла даже 60-е годы XVIII в. гранью разложения феода¬ лизма и мануфактурного периода. Я относила эти явле¬ ния лишь к концу XVIII в. Я и сейчас стою на той же точке зрения: мануфактурный период в России нельзя начинать с 60-х годов XVIII в. В данном случае прежде всего я удивляюсь Н. И. Пав¬ ленко. Ведь мануфактура в металлургии остается по- прежнему основанной главным образом на принудитель¬ ном труде. Это не секрет, что в течение всей второй по¬ ловины XVIII в. и даже первых десятилетий XIX в. усиливается использование принудительного труда впро- 279
мышленности. Я уж не говорю о сельском хозяй¬ стве. И когда мы вспомним, что в течение мануфактурно¬ го периода капиталистическая мануфактура должна за¬ нимать ведущее, господствующее положение, то мы должны отказаться от второй половины XVIII в. как на¬ чала мануфактурного периода или периода капиталисти¬ ческой эры в России в смысле перехода к капитализму. Но это не значит, что данное явление возникло вдруг. Оно формировалось чрезвычайно медленно и долго, осо¬ бенно в условиях крепостной России. И если мы не уч¬ тем этого длительного периода предыстории капитализ¬ ма, то тогда мы действительно не поймем, что происхо¬ дит в течение XVI—XVIII вв. Крупное производство у нас первоначально возника¬ ет в отдельных отраслях и даже в виде отдельных пред¬ приятий, возможно, под влиянием Запада. Если взять оружейное производство, литейное дело, то надо сказать, что оно возникает не только в XVI в., но в конце XV в. Это спорадические явления, но факт налицо. В XVI в. имеются значительно более крупные предприятия: туль¬ ская оружейная слобода, расширение пушечного двора в Москве, пороховое производство не только в Москве, но и на местах, Печатный двор, мельницы с немецкими ко¬ лесами в мукомольном деле. Но какой труд применялся на этих предприятиях? Так как это период с еще не закрепощенным населени¬ ем, то там был широко представлен наемный труд. В до¬ кументах постоянно упоминаются казаки, прихожие лю¬ ди, сезонные или срочные работники. Эти явления не глохнут, а переходят в XVII в., но уже в значительно расширенном масштабе. Возникают металлургические заводы (тульские, малоярославецкие, олонецкие), укрупняются поташное и пороховое произ¬ водства, возникают текстильные предприятия, правда, недолговечные, стекольные заводы и др. Какое значение имеет участие иностранных предпри¬ нимателей в процессе становления этих крупных пред¬ приятий? Несомненно большое. При рассмотрении воп¬ роса о накоплении отечественных капиталов и внедрении их в промышленность следует отметить, что для XVII в. мы можем говорить с вкладывании капиталов русскими купцами только в добывающую промышленность. Я не 280
знаю ни одного случая, когда бы частный капитал вкла¬ дывался в обрабатывающую промышленность. По казен¬ ная мануфактура, а также мануфактура иностранных предпринимателей существует, она не глохнет до конца XVII в., когда начинается широкое мануфактурное стро¬ ительство, когда все шире в мануфактуры вкладывается частный, особенно купеческий, капитал, сначала «в нево¬ лю», а затем с охотой, в расчете на прибыль. Таким об¬ разом, русская мануфактура не спорадическое явление, а достаточно устойчивое, существовавшее и постепенно развивавшееся на протяжении столетий. Но какой в ней эксплуатировался труд в XVII— XVIII вв.? Да, наряду с казаками и прихожими людь¬ ми, наряду с позднейшими отходниками, которых тогда никакой помещик не направлял и контрактов не заклю¬ чал (таких контрактов за первую половину 60-х годов XVIII в. мне встретилось всего шесть, причем три кон¬ тракта на отдельных рабочих и три контракта груп¬ повых), был принудительный труд. С XVII в. начинает¬ ся приписка крестьян. В XVI в. не было приписки ни в книгопечатном деле, ни в металлургическом и оружей¬ ном, ни на бумажных «фабричках». С XVII в. приписка продолжается вплоть до 1762 г. и даже позднее на про¬ тяжении почти полутора столетий. Кроме того, при Петре открывается другой источник принудительного труда в промышленности — покупка крестьян к мануфактурам. Появляются дворянские ма¬ нуфактуры. Но одновременно на многих крупных пред¬ приятиях применялся в разной степени и пропорции на¬ емный труд. В докладе констатируется «бурный» рост промыш¬ ленности и одновременно «бурный» рост феодального способа производства. Как это может быть? Феодальный способ производства основан на мелком хозяйстве не¬ посредственного производителя в городе и деревне, в ре¬ месле и в сельском хозяйстве. Крупное промышленное производство антагонистично самой сущности феодального способа производства. М. В. Нечкина права, что всякая мануфактура явля¬ ется по характеру производительных сил для феодально¬ го хозяйства антагонистическим явлением, явлением, ко¬ торое никак не укладывается в рамки мелкого ремеслен¬ ного производства. С этой точки зрения устойчивый рост 281
крупного производства, начиная с XVI в., является по¬ казателем новых производительных сил, которые К. Маркс характеризует как капиталистические произво¬ дительные силы. А в части производственных отношений это более сложное явление. Были мануфактуры со смешанным принудитель¬ ным и наемным трудом. Существовали типично феодаль¬ ные, вотчинные мануфактуры — это преимущественно дворянские предприятия. И, наконец, были чисто капи¬ талистические мануфактуры, последние приобретали все больший удельный вес на протяжении XVIII в. Можно вести полемику с авторами работ, в которых существует научный аппарат, позволяющий каждому пойти в архив и ознакомиться с соответствующими дан¬ ными, если они вызывают сомнение,— но нельзя поро¬ чить их огульно, иногда просто по причине собственной неосведомленности. Необходимо оспаривать факты с фактами в руках, а не просто исходя из собственной концепции или поверх¬ ностного сопоставления с последующим развитием. Уже в начале 1760-х годов происходит запрещение и покупки и приписки к мануфактурам крестьян. Г. Н. Теплов представляет доклад Екатерине II, в кото¬ ром пишет о необходимости применения наемного труда, о том, что за границей последний признан не только более производительным, но и более дешевым, чем при¬ нудительный труд. О том же говорится в Комиссии по составлению проекта нового уложения 1767 г.— все это факты и факты, свидетельствующие о поступательном, хотя и не без борьбы, движении новых, капиталистиче¬ ских отношений. Постепенный рост отношений, которые не укладыва¬ ются в рамки феодального хозяйства, сейчас у нас каким- то образом оказался засыпанным крепостнической зем¬ лей, а затем вдруг появляется разложение феодализма и победа капитализма, ни на чем не основанные, вися¬ щие в воздухе. 282
Г. А. Н О В И Ц К И И Доклад, представленный на обсуждение нашей дис¬ куссии, представляется мне очень удачным. Если бы в XVII в. действительно зарождались капи¬ талистические отношения, то как могла иметь место не¬ устойчивость купеческих фамилий, столь характерная для этого времени? Эти купеческие фамилии через два- три поколения исчезают, и в XVIII в. переходит только одна фамилия Строгоновых, которые являлись крупными владельцами соляных варниц. Эта фамилия переходит и в следующее столетие. Это знаменательное явление дол¬ жно быть объяснено в подкрепление нашей точки зрения на общую характеристику всероссийского рынка XVII в. В последние три-четыре года меня очень интересует вопрос о взаимодействии только что начавшего форми¬ роваться после тридцатилетней войны общеевропейского рынка (в настоящее время имеются работы молодого чехословацкого ученого М. Гроха и польской исследова¬ тельницы М. Богуцкой, касающиеся этой проблемы). Нам очень не хватает источников, чтобы восстановить картину этого взаимодействия в объемных показателях, особенно во второй половине XVII в. А такие источники между тем существуют. В Амстердамском архиве нотари¬ ата имеются тысячи книг, которые регистрировали сдел¬ ки голландских купцов, начиная с последних двадцати лет XVI в. Это еще больше поможет выяснить историю балтийской торговли конца XVI и XVII в. Можно, наконец, видеть, каков был удельный вес всех операций голландских купцов, какую большую роль они играли в тех местах, где шла кровавая борьба голландцев с ан¬ гличанами, начинавшими там утверждаться, и другими колонизаторами. Мария Богуцка сделала выборку из 2000 книг о то¬ варных сделках за 20—30-е годы XVII в., данные кото¬ рых дают очень интересную картину. Польская исследовательница работала исключитель¬ но в целях изучения экономики Польши, но там имеется богатейший материал, который характеризует торговые поездки голландских купцов в другие порты Балтийско- ’ го бассейна. У нас нет таких материалов. Нет такого ма¬ териала и в шведских архивах. Я представляю ориенти¬ ровочно, что 3/4 всего русского экспорта контролиро¬ 283
валось голландскими купцами, голландским капиталом. Но доказать это мы не в состоянии. Я остановлюсь еще только на вопросе о зарождении абсолютизма в рамках XVII в. Надо сказать, что правильно говорилось об этом в докладе. Отдельные товарищи верно говори¬ ли, что это очень сложный вопрос. Н. И. Павленко указывал на это в своем вступительном слове. Но, изучая эту проблему, конечно, нужно проделать еще ряд иссле¬ дований. Очень интересен в этом отношении вышедший в про¬ шлом году сборник «Абсолютизм в России», в котором подвергнуты очень интересному разбору многие специ¬ альные вопросы, особенно в области истории бюрокра¬ тического аппарата — одного из главнейших составных признаков абсолютизма, а также ряд других тем. Что же происходит в XVII в. после изгнания ин¬ тервентов из пределов России? Начинается острая поли¬ тическая борьба внутри самих феодалов. Когда Филарет вернулся из плена, то главной его задачей было спло¬ тить старые боярские элементы и московскую служилую аристократию, чтобы укрепить власть, опираясь на ши¬ рокие слои рядового дворянства. И здесь никакого подъ¬ ема в развитии русского самодержавия в структурном плане в смысле приближения к тому, что можно назвать абсолютизмом, и в помине еще не было. Так продол¬ жалось примерно до середины XVII в., когда произошло обострение классовой борьбы, которое привело по целому ряду хорошо известных причин к изданию Соборного Уложения 1649 г. Очень важен вопрос качественной характеристики подъема производительных сил второй половины XVII в., вопрос о природе внутренней и внешнеторговой поли¬ тики, появлении ряда новых элементов, которые дают нам право к концу XVII в. говорить о зародышах рус¬ ского абсолютизма. Иначе мы не поймем, почему надо было проводить с такой напористостью все мероприятия, связанные с преобразованиями первой четверти XVIII в., особенно в области организации вооруженных сил, нало¬ говой системы, приказного аппарата, создания нового административного аппарата, более действенного, более подвижного, более гибкого, соответствующего классовым интересам, превращающегося постепенно в монолитное, первенствующее сословие империи дворянства. 284
Поэтому мне представляется, что не надо так ре¬ шительно заявлять, как это иногда делали у нас отдель¬ ные ученые, о том (это нашло место и в учебниках), что в середине XVII в. уже почти налицо молодой рус- кий абсолютизм. Это, по-моему, далеко не так. А. М. Р А 3 Г О Н Историографический раздел доклада вызывает чув¬ ство неудовлетворенности и недоумения. В частности, я согласен с тем, что было высказано в письме Н. М. Дру¬ жинина о вкладе, внесенном в разработку данной проб¬ лемы проф. Н. Л. Рубинштейном, а также с критически¬ ми замечаниями по историографическому разделу, вы¬ сказанными во вступительном слове Е. М. Жукова. Об этом же говорил и В. К. Яцунский. Опыт наших дискуссий говорит о том, что без единой терминологии нельзя успешно обсуждать научные во¬ просы. Мы же много лет обсуждаем научную проблема¬ тику, пользуясь либо одними и теми же терминами в разных смыслах, либо разными терминами, имея в виду одно и то же. Не избежала этого порока и сегодняшняя дискуссия, что, естественно, породило известную неразбериху. Докладчики широко применяют, например, термин «переходный период», «переходная эпоха». Однако даже в самом докладе существует самая различная трактов¬ ка этого понятия. На стр. 17, например, термин, не¬ видимому, трактуется как эпоха перехода от феодализ¬ ма к капитализму. Границы ее'— от зарождения капита¬ листического уклада (60-е годы XVIII в.) до победы капиталистической формации. Кстати, на стр. 35 так и говорится: «переходная эпоха эг феодальное способа производства к капиталистическому». Но далее на стр. 38 мы читаем: «Переходный период не ограничивается до¬ реформенным временем и продолжается и после него». Это уже совсем непонятно. Выходит, что «переходный период» продолжается уже после победы буржуазного строя. Введение понятия «переходный период» смазыва¬ ет фактически ту периодизацию процесса генезиса 285
капитализма, которая сформулирована в докладе, так как растягивает этот процесс на неопределенное время, не указывая никаких границ и этапов в его раз¬ витии. Столь же многозначны и другие понятия, которые применяются ® докладе. Например, верное, 1на мой взгляд, положение о крепостной мануфактуре и ее соци¬ ально-экономической природе, ее месте в социально-эко¬ номическом развитии завершается странным выводом о мануфактуре вообще. Авторы пишут: «...сколько бы ши¬ рокое распространение ни получили мануфактуры на подневольном труде, они не могут рассматриваться как капиталистический уклад» (стр. 23—24). Как видим, здесь уже поставлен знак равенства между мануфакту¬ рой и укладом, хотя совершенно очевидно, что это озна¬ чает полное пренебрежение к терминам, затрудняет по¬ нимание и, я бы сказал, осложняет самую авторскую работу. Не имея возможности останавливаться на многих во¬ просах, затронутых в докладе, я позволю себе остано¬ виться в основном на вопросах генезиса капитализма. В постановке этого вопроса, мне кажется, (важна не сама по себе констатация факта развития капитали¬ стических отношений IB (недрах старой формации, а вве¬ дение понятия об укладе как системе сложившихся от¬ ношений, об укладе как понятии, которое раскрывает качественные сдвиги в генезисе капитализма. Было бы просто бесплодным и банальным говорить о том, что все, всегда, везде развивается и что суще¬ ствует только количественная разница между различны¬ ми явлениями. Поэтому Mine представ'ляется правильным стремление авторов доклада не только констатировать факт развития капиталистических отношений, но четко очертить этапы в становлении новой формации: зарождение элементов капитализма, формирование уклада, наконец победа новой формации. Мне кажется, однако, необходимым добавить еще одну ступень, связанную с уже сформировавшимся капи¬ талистическим укладом и его развитием. Этот период сейчас как-то выпадает, и поэтому суще¬ ствуют самые различные понимания эпохи разложения феодализма. 286
Общий тезис о формировании капиталистического уклада и его хронологическом приурочении ко второй половине XVIII в. правильный. Он был выдвинут Н. Л. Рубинштейном, затем Н. М. Дружининым, В. К. Яцунским, И. С. Баком, С. Я. Боровым. Об этом говорили здесь многие товарищи. Фактически эти поло* жения широко вошли ib литературу. Я только считал бы необходимым добавить, что было бы правильнее, говоря о времени формирования уклада, связывать это не с пятидесятыми, шестидесятыми или семидесятыми годами, а с более широким периодом— второй половиной XVIII в., ибо уклад — такое явление, которое едва ли 1надо приурочивать к определенному году и даже десятилетию. У .нас в конце сороковых годов появились работы, в которых авторы стремились назвать год формирования уклада. Не очень оригиналь¬ ная арифметическая выкладка позволила даже указать «точно» 1761 г. Теперь нам ясно, что такого рода «точность» не соответствует характеру явлений и не имеет никакого отношения к науке. Одна из положительных сторон доклада состоит ь том, что, рассматривая вопросы генезиса капитализма, авторы не сводят все к количественным показателям, а выделяют различные качественные этапы. Это было особенно важно в данной дискуссии, поскольку в преды¬ дущих дискуссияхставиласьподсомнение необходимость выделять такие этапы. По-видимому, не случайно и на этом совещании разгорелся спор между исследователя¬ ми, относящими явления, характерные для уклада, к XVII в. и даже более раннему времени, и сторонниками второй половины XVIII в. Докладчиков упрекали «в игнорировании XVII в.». Спор этот, мне кажется, имеет один существенный недо¬ статок: в нем отсутствует ясность постановки вопроса. Если сторонники XVII в. считают, что примерно с этого времени начинают накапливаться элементы нового, что сказывается в начальном этапе формирования россий¬ ского рынка и т. д., тогда непонятны их протесты, ибо докладчики не игнорируют этих явлений, а отводят им соответствующее место. Если же речь идет о том, что мы можем говорить о капиталистическом укладе с этого времени (например, М. Я. Волков определил существо XVII в. как «начавшееся разложение феодальной систе¬ 287
мы»), то тогда действительно сближение точек зрения затруднено, и спор будет очень и очень серьезным. Создается впечатление, что некоторые товарищи во¬ обще против периодизации (я имею в виду сторо1нникр1в XVII в.), которая содержится *в докладе, но уже ранее существовала в литературе (например, у Н. Л. Рубин¬ штейна и Н. М. Дружинина), что они решительно возра¬ жают против того, что существовали принципиальные, качественные различия между периодом «примерно» с XVII в. и второй половиной XVIII в. Если это так, то необходимо с полной ясностью определить позиции, иначе спор будет безрезультатным. Два слова об укладе. Капиталистический уклад ха¬ рактеризуется целой совокупностью признаков. Часто же мы говорим капиталистический уклад в промышленности, капиталистический уклад в сельском хозяйстве. Такого рода формулировки содержит и обсуж¬ даемый доклад. По-моему, это неправомерно. Мне кажется, что определить наличие уклада, дать его характеристику можно, только имея в виду всю сово¬ купность признаков. Грубо я определил бы эту совокуп¬ ность таким образом: мануфактурный период, сопровож¬ давшийся дальнейшим ростом мелкотоварного произ¬ водства; структурные изменения в экономике сельского хозяйства, которые проявляются в распространении то¬ варных отношений на сельское хозяйство, начале разло¬ жения феодальной земельной собственности, эволюции ренты и целом ряде других признаков; новый этап в разделении труда, экономическом районировании; опре¬ деленный этими явлениями уровень развития рынка, формирование рынка рабочей силы. В целом все это являлось проявлением нового периода в развитии произ¬ водительных сил. К числу признаков уклада относится также социаль¬ ное расслоение крестьянства, переходящее в разложение в наиболее развитых районах. Все это находит отраже¬ ние в определенном этапе классовой борьбы. Об этом говорил здесь П. Г. Рындзюнский. Многообразно отра¬ жение всех этих социально-экономических изменений в правительственной политике. И, наконец, очень важны изменения в идеологической надстройке, которые могут быть квалифицированы как объективные и субъективные проявления буржуазных ицей. 288
Только рассмотрение всего комплекса признаков дает возможность говорить о наличии или отсутствии капита¬ листического уклада. До тех пор, пока мы будем выры¬ вать один какой-либо признак и на нем строить свои до¬ казательства об укладе, думаю, что споры будут схола¬ стическими. В изучении капиталистической мануфактуры мне хо¬ телось отметить только один момент. Авторы доклада подчеркивают большое значение персональной преемственности между представителями мелкотоварного производства и представителями расту¬ щей капиталистической мануфактуры. Это, конечно, пра¬ вильно. Но в докладе, может быть невольно, этот вопрос поставлен несколько узко. Дело в том, что преемствен¬ ность между мелкотоварным производством и капитали¬ стической мануфактурой, конечно, гораздо глубже. Она сказывается не только в личной преемственности, но и еще в большей мере в широкой преемственности меж¬ ду мелкотоварным производством и мануфактурой, по¬ скольку мелкотоварное производство является той сре¬ дой, из которой вырастает мануфактура, создается в районе мелкотоварного производства путем привнесения капитала извне. В частности, я мог бы назвать множество известных и неизвестных мануфактурных фамилий, которые не вы¬ растали непосредственно из мелких товаропроизводите¬ лей, но мануфактура создавалась на базе мелкотоварного производства, в районах с развитым мелкотоварным про¬ изводством. Таковы предприятия Карнауховых, Красиль¬ никовых, Морозовых, Темериных, Шевелкиных, Бороду¬ линых, Барашковых и мн. др. А. Л. Шапиро обратил наше внимание на огромную роль разделения труда и экономического районирования. Я полностью согласен с этой постановкой вопроса. На¬ помню, что экономическим районированием, вопросами разделения труда занимались уже в нашей науке, в частности П. Г. Любомиров, давший очень интересные работы по экономическому районированию XVII и XVIII вв. Экономическое районирование второй полови¬ ны XVIII в. изучал Н. Л. Рубинштейн. Он опубликовал не¬ большую «выжимку» из монографии, в которой тракту¬ ются эти вопросы. Однако в докладе ото непонятным при¬ чинам это осталось неиспользованным. 10 Заказ № 1531 289
Мне кажется, что докладчики не использовали также имеющихся возможностей для приведения аргументации по вопросу о формировании рынка рабочей силы во второй половине XVIII в. Нечего говорить о том, сколь важен этот вопрос в той системе доказательств, которая приводится в докладе. Кстати, в нашей литературе есть и статистические выкладки, цифровой материал. Я еще раз сошлюсь на А. Л. Шапиро, так как согла¬ сен с тем, что бесконечное применение таких понятий, как «много», «еще больше», «очень много», не ведет вперед. Когда есть цифры, можно с ними соглашаться или не соглашаться, но во всяком случае их нельзя игнорировать. Я имею в виду работу Н. Л. Рубинштей¬ на «Некоторые вопросы формирования рынка рабочей силы», мимо которой товарищи прошли зря. Она дает по этой важнейшей проблеме очень интересный и, кажется, никем не оспариваемый материал. То же можно сказать о той части доклада, где дается характеристика основной сферы производства периода феодализма — сельского хозяйства. Этому вопросу по¬ священа обобщающая монография Н. Л. Рубинштейна «Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в.». Думаю, что настоящее использование ее позволило бы поставить многие вопросы, которые почти полностью вы¬ пали из доклада. Например, вопрос о разложении фео¬ дальной земельной собственности и начале формирова¬ ния буржуазной земельной собственности, об эволюции земельной ренты (об этом говорил Г. Т. Рябков и другие товарищи), вопрос о товаризации сельского хо¬ зяйства, о роли крестьянского хозяйства в росте товар¬ ности, наконец, о районировании сельского хозяйства и целый ряд других вопросов. Все это дало бы большой материал для теоретических суждений. Когда мы говорим о расслоении, разложении кресть¬ янства (этому вопросу в докладе уделено должное вни¬ мание), то надо иметь в виду, что различным периодам генезиса капитализма свойственны различные этапы в расслоении, разложении крестьянства. Мне кажется, что для начального этапа (XVII в. до середины XVIII в.) характерным является имуществен¬ ная дифференциация со спорадическими, случайными ростками расслоения; укладу соответствует социальное 290
расслоение, переходящее в разложение в самых раз¬ витых районах. Разложение крестьянства относится уже к более позднему этапу — развитию уклада и раз¬ ложению феодального строя (первая половина XIX в.). Само разложение растягивается на очень длительный период и продолжается вплоть до Октябрьской револю¬ ции. Особенности исторического развития России нало¬ жили отпечаток на эти процессы, усложнили их. Иссле¬ дования советских историков на материалах XVIII — XIX вв. раскрыли многие стороны процесса расслоения— разложения крестьянства как процесса буржуазного классообразования и одновременно формирования капи¬ талистического города. Хотелось бы подчеркнуть плодотворность проделан¬ ной во время дискуссии работы по обобщению почти двадцатилетнего исследования по столь важной теме. Очень важно, чтобы итоги этой дискуссии получили свое оформление в обобщающем документе, который позволил бы по-новому вести исследовательскую работу, используя тот историографический этап, который нами пройден. И. Г. АНТЕЛАВА (г. Тбилиси) С основными положениями доклада я согласен. Не останавливаясь подробно на разборе представленного авторским коллективом текста, отмечу лишь некоторые его недостатки. Во-первых, это почти полное игнориро¬ вание вопросов о росте городов и динамике городского населения России в рассматриваемый период. Во-вторых, правильно критикуя исследователей, не проводивших четкой грани между товарным производством вообще и капитализмом, авторы, на наш взгляд, несколько прини¬ жают роль первого в деле становления буржуазных отношений. В-третьих, справедливо возражая против создания картины «прогрессирующего развития капита¬ лизма в городе и деревне» Грузии в XVII в., доклад¬ чики допускают ошибку, отрицая наличие уклада новой жизни даже в последнем десятилетии первой половины XIX в. 291 10*
Проблема перехода от феодализма к капитализму интересовала и продолжает интересовать многих грузин¬ ских историков и экономистов. Некоторые из них посвя¬ тили ей даже специальные исследования, но все же, нужно прямо сказать, проблема генезиса буржуазного общества до сих пор остается неразрешенной. Отсутст¬ вие в распоряжении науки необходимого фактического материала, характеризующего экономическое положение ц социальные отношения Грузии в различные периоды ее развития, обусловило высказывание совершенно раз¬ личных взглядов как по проблеме в целом, так и по вопросу о времени начала разложения феодально-крепо¬ стнической системы и возникновения капитализма. Одна часть ученых вообще отказывается говорить о сколько- нибудь заметных сдвигах и изменениях в феодальной экономике Грузии до самой отмены крепостного права (1864 г.). По мнению, например, проф. Ф. Гогичайшви- ли, высказанному еще в 1904 г., в Грузии до проведения крестьянской реформы не было даже «зачатков» город¬ ской жизни, торговли и промышленности. По словам же второго видного представителя названной точки зре¬ ния — проф. С. Авалиани, все дореформенное Закав¬ казье «существовало в пределах типичных форм нату¬ рального хозяйства». В научной литературе наметилась и другая крайность, которая начало разложения феодального способа произ¬ водства и возникновение капиталистического уклада от¬ носит к XVIII в., точнее, ко второй половине этого сто¬ летия. Большинство же специалистов хронологические рамки существования капиталистического уклада определяет 30—50-ми годами XIX в., не исключая при этом зачатков новой жизни и в первых двух десятилетиях этого сто¬ летия. Мы ниже, по материалам села, постараемся показать несостоятельность отмеченных крайних точек зрения и правильность последней. Прежде всего о тех, кто начало разложения феодаль¬ ного способа производства и возникновения капитали¬ стического уклада в Грузии относит ко второй половине XVIII в. Надо прямо сказать, что они до сих пор не привели почти ни одного серьезного и убедительного аргумента в доказательство своего положения. И это не 292
потому, что они не знают материала, а потому, что фактов, подтверждающих их положение, по-видимому, нет. Этим объясняется, что наиболее усердный поборник указанной точки зрения А. А. Рогава сосредоточил свое внимание не на изучении социально-экономической жиз¬ ни края, а на законодательных памятниках, якобы сви¬ детельствующих в пользу его тезиса. Факты же, характеризующие социально-экономиче¬ ское положение Грузии второй половины XVIII в., не¬ двусмысленно говорят о незыблемости феодально-крепо¬ стнических отношений, о незначительной роли явлений, составляющих основу новой жизни. Не видно прежде всего процесса разрушения феодальной земельной соб¬ ственности и формирования буржуазной. Правда, тяже¬ лая внутренняя и внешнеполитическая обстановка застав¬ ляла грузинских феодалов продавать часть своих земель и другого недвижимого имущества, однако имущество это, как правило, не выходило из сферы феодального владения, так как покупателями его в подавляющем большинстве случаев выступают представители того же феодального класса, т. е. социальная принадлежность владельца не изменялась, она оставалась прежней. Прав¬ да, нередко покупателями дворянских имений выступали и представители непривилегированных сословий (кресть¬ яне, купцы), но происходил и обратный процесс покупки крестьянской собственности людьми феодального круга. Как видно из неполных и требующих дальнейшего уто¬ чнения данных, 75% покупателей земель, проданных картлийскими владельцами в XVIII в., были лицами привилегированного дворянского сословия, 15 —кресть¬ янского и 10% —купеческого. Иначе говоря, одна четвер¬ тая часть, или 25%, земельных приобретений падала на людей незнатного происхождения; и это вроде совсем неплохо, но еслй учесть то обстоятельство, что 30% про¬ давцов приходилось именно на долю крестьян, то в итоге непривилегированных продавцов получится на 5% боль¬ шем, чем покупателей. Источники, относящиеся к XVIII в., не позволяют говорить и о сужении сферы феодальных отношений, о сколько-нибудь заметном процессе высвобождения сель¬ ских тружеников от крепостной зависимости. Правда, бывали случаи, когда крестьяне тем или иным путем, получали личную свободу, но они, вследствие неблаго¬ 293
приятной общей ситуации названной эпохи, снова попа¬ дали в ярмо крепостничества. Так, крестьянин Усташви- ли, получивший тарханство от своего господина, в 1783 г. «добровольно» закрепостился феодалу. То же самое сделал Георгишвили, отдавшись в вечное рабство кре¬ постнику Кдпланишвили в 1798 г. Не избег участи вто¬ ричного закрепощения и крестьянин Сохиашвили, вступив¬ ший под власть грузинского царевича Георгия (1782 г.). Эти и подобные им многочисленные факты свидетель¬ ствуют не о разложении феодальных отношений, а, наоборот, о стабильности последних, о слабом развитии торговли и промышленности, городов и городской жиз¬ ни в целом, об отсутствии условий, необходимых для сохранения личной свободы и развертывания самостоя¬ тельной хозяйственной деятельности людей, освобожден¬ ных от крепостной зависимости. Из всего сказанного, однако, не следует делать выво¬ да о полном отсутствии в социально-экономической жизни Грузии XVIII в. явлений, в той или иной мере способствовавших гибели старых порядков. Источники’ говорят, например, о таких фактах, как наличие в стране купеческих объединений, осуществлявших относительно крупные торговые операции, замена феодальных нату¬ ральных повинностей денежными, имущественная диф¬ ференциация крестьян, использование в помещичьих хо¬ зяйствах наемного труда и т. д., но все это, согласно новейшим исследованиям грузинских ученых, носило лишь спорадический характер и мало затрагивало со¬ циально-экономические основы феодально-крепостниче¬ ской системы. Итак, внимательное изучение грузинской деревни XVIII в. не дает основания говорить о наличии в ней капиталистического уклада. Нельзя признать правильной, однако, как уже было сказано выше, и точку зрения Ф. Гогичайшвили, С. Ава- лиани и других ученых (в том числе и докладчиков), которые Грузию дореформенного времени, и в частности 30—50-х годов XIX в., считали и считают страной типич¬ ного натурального хозяйства. Внимательное изучение источников показывает, что в грузинской деревне 30—50-х годов происходили замет¬ ные сдвиги и изменения. Они выразились в усилении товарности в различных отраслях сельскохозяйственного 294
производства (зерновое хозяйство, виноградарство, шел¬ ководство и т. д.), организации крупных предпринима¬ тельских ферм, работавших специально на рынок, появ¬ лении и относительно широком использовании усовершен¬ ствованных сельскохозяйственных машин и вольнонаем¬ ного труда, значительном увеличении оборотов внутрен¬ ней и внешней торговли, наличии явных признаков диф¬ ференциации крестьянства и помещиков, необычайном обострении классовой борьбы и т. д. Все эти явления, имев¬ шие место в ведущих районах края, вызывали постепен¬ ный процесс разложения феодальных отношений, способ¬ ствовали отмене крепостного права и утверждению ка¬ питалистической формации. Данные, касающиеся сель¬ ского хозяйства, позволяют нам говорить о существова¬ нии в грузинской деревне 30-х, особенно 40—50-х годов капиталистического уклада, т. е. суммы капиталистиче¬ ских элементов, способных разлагать старые порядки. Не имея возможности подтвердить фактами все сказанное, я позволю себе остановиться лишь на двух моментах — на дифференциации крестьян и усилении классовой борьбы в грузинской деревне. В дореформенной грузинской деревне, наряду с ог¬ ромной массой безземельных и малоземельных крестьян, комплектовавших ряды вольнонаемных рабочих, сущест¬ вовал слой зажиточных крестьян. К сожалению, у нас мало данных, касающихся этого вопроса, но и те отрывочные сведения, которые имеются в нашем распо¬ ряжении, ясно свидетельствуют о процессе разложения крестьянства, процессе, являющемся «основой образова¬ ния внутреннего рынка». Так, в отчете Воронцова за 1849—1851 гг. читаем: «Встречаются крестьяне, которые, можно сказать, богаче своих владельцев, ибо, платя помещикам одну десятую часть и выпивая сверх того с соседями и с работающими в их садах около половины вина, у них еще остается достаточно оного, чтобы продажею выручить значительные суммы; а ведя жизнь умеренную..., они часто помогают им (помещикам.— И. Л.) в их нуждах денежными ссудами». Владельцев таких, сравнительно крупных виноградных садов есть все основания причислять к зажиточным крестьянам. Они, по свидетельству Воронцова, вырабатывали много товарной продукции, продавали ее и выручали «значи¬ тельные суммы». Чрезвычайно интересно сообщение о 295
людях, не членах семьи, работавших в садах. Надо по¬ лагать, что они, эти работники, безземельные и малозе¬ мельные крестьяне, вынужденные наниматься к другим. Барон Гакстгаузен, касаясь экономического быта гру¬ зинских государственных крестьян, писал в 1843 г., что «они часто набирают тысячи рублей и употребляют их на приобретение поземельной собственности». Свидетельст¬ во Гакстгаузена подтверждают архивные документы, охватывающие период 30—50-х годов. Они в один голос говорят о массовом разорении маломощных крестьян, о продаже ими своих земельных участков и о сосредото¬ чении земель в руках зажиточных поселян. «Некоторые из казенных крестьян,— читаем в документе,— живущие как в самих казенных селениях, так и в других, при¬ надлежащих частным владельцам, имеют во владении своем как купленные, так равно и доставшиеся им за долги от казенных же крестьян земли, сады и прочие обзаведения не в том самом селении, где сами имеют жительство, а в другом, где состоит имение и живет сам продавец». Как видно, зажиточными крестьянами Грузии деньги использовались не только по линии торговли и ростов¬ щичества, но и для приобретения земли, для организа¬ ции крупного сельскохозяйственного производства. Материалы камерального описания 1842 г., опубли¬ кованные Э. А. Орджоникидзе, также свидетельствуют о классовой дифференциации крестьян Грузии в дорефор¬ менный период XIX в., о наличии в то время определен¬ ного ядра сельской буржуазии, применявшей вольнона¬ емный труд и производившей массу товарной продук¬ ции L Причем этот процесс классового расслоения, по за¬ ключению названного автора, быстрее происходил в сре¬ де казенных крестьян, нежели крепостных частных вла¬ дельцев и церковного ведомства. Среди них были такие семьи, ежегодный винный доход которых превышал 1300—1400 пуд., при расходовании его на домашние нужды в размере максимум 350 пуд. По справедливому заключению Э. А. Орджоникидзе, ни одно из этих хо¬ зяйств не обходилось без наемного труда. Существенную роль в разложении феодально-крепо¬ стнической формации играли и надстроечные явления, 1 «Материалы по истории Грузии и Кавказа», вып. 33, 1960. 296
среди которых наиболее важным фактором следует счи¬ тать классовую борьбу. Последняя очень обострилась именно в 30-х, особенно в 40—50-х годах XIX в. «Этот нравственно-религиозный упадок туземного насе¬ ления,—писал в 1859 г. кутаисский генерал-губернатор,— принимает такие размеры, что при дальнейшем его раз¬ витии невольно заставляет опасаться за будущее спо¬ койствие вверенного мне края» 2. Еще более красноречиво свидетельство кавказского наместника Михаила Николаевича об исключительном обострении классовых взаимоотношений в грузинской деревне накануне реформы 1864 г. Вот что читаем в его письме, отправленном к своему брату императору Але¬ ксандру II в июле 1863 г. «Я» как уже писал тебе, обращу на этот предмет (т. е. крестьянский вопрос.— И. А.) все свое внимание и буду стараться по возможности ускорить решение это¬ го важного вопроса. Решение оного необходимо безотла¬ гательно, ибо отношения крестьян к помещикам весьма натянуты во всем Закавказском крае, так что во многих селениях были принуждены послать экзекуции. Весьма часто крестьяне отказываются исполнять те повинности, которые издавна исполняли по обычаю их отцы и пред¬ ки... Можно предполагать, что крестьяне от нетерпения получить свободу позволяют себе теперь подобные домо¬ гательства... В то же время бывают и такие нередкие случаи, когда помещики, предвидя приближение срока разрешения крестьянского вопроса, хотят воспользовать¬ ся последним временем, чтобы присвоить себе от кре¬ стьян как можно более и, так сказать, выжать из них последний сок» 3. Такое необычайное обострение классовой борьбы пос¬ ле 30-х годов XIX в. являлось непосредственным резуль¬ татом тех заметных сдвигов, которые происходили в со¬ циально-экономической жизни края. Будучи активно действующей силой, они, эти крестьянские восстания, ускоряли глубоко прогрессивный процесс гибели 2 «Акты, собранные Кавказской археографической комиссией», т. XII, ч. II, стр. 49. 3 ЦГИАМ, ф. 678, on. 1, д. 607, лл. 26—27; И. Г. Антелава Государственные крестьяне Грузии в первой половине XIX века. Сухуми, 1955, стр. 471. 297
феодально-крепостнических порядков и утверждения ка¬ питализма в качестве господствующей формации. Вывод о наличии в социально-экономической жизни Грузии 30-х, особенно 40—50-х годов XIX в. капита¬ листического уклада поддерживает в настоящее время подавляющее большинство грузинских специалистов, в том числе П. В. Гугушвили, Э. В. Хоштария, Д. Гого- ладзе, Н. Д. Нацвлишвили и др., раскритикованные в тексте обсуждаемого доклада. Они, на наш взгляд, как раз и не заслуживают упрека, так как к решению проб¬ лемы о переходе от феодализма к капитализму они под¬ ходят в основном правильно. Но докладчики, придержи¬ ваясь, как видно, ошибочной точки зрения С. Авалиани и других, считавших дореформенную Грузию страной типичного натурального хозяйства, взяли их (Э. Хошта¬ рия, Д. Гоголадзе, Д. Нацвлишвили) под обстрел. Л. В. ЧЕРЕПНИН Признавая положительное значение работы, прове¬ денной докладчиками, я остановлюсь на некоторых мо¬ ментах доклада, которые вызывают у меня возражения или замечания. Прежде всего должен сказать, что меня не удовлетво¬ рил историографический очерк. И не потому, что доклад¬ чики упустили в своем обзоре те или иные работы. Упо¬ мянуть все просто невозможно в докладе подобного типа, и вряд ли стоило Н. И. Павленко по этому поводу изви¬ няться в своем вступительном слове. Беда в другом. До¬ кладчики бросают безымянные и обобщенные упреки всей нашей историографии, не приводя доказательств ее вины. По-моему, благодаря этому получается неверное освеще¬ ние состояния советской исторической науки по ряду воп¬ росов. Хорошо известно, что культ личности отрицательно отразился на исторической науке. Об этом докладчики говорят, и говорят правильно. Но известно и то, что во¬ преки культу личности наука развивалась и достигла зна¬ чительных результатов. Поэтому критика научной про¬ дукции прошлого должна быть обоснованной и доказа¬ тельной. Этому требованию историографический очерк отвечает не всегда. 298
В начале доклада (стр. 7) говорится, например, об отрицательном воздействии на литературу «фаталистиче¬ ской трактовки», согласно которой едва ли не единст¬ венным предметом исследования должны быть именно «ростки нового», независимо от того, как эти «ростки но¬ вого» складываются в конкретной исторической среде (развиваются ли они быстро, пробиваясь сквозь «ста¬ рое», подтачивая и разрушая его, или, напротив, глохнут под влиянием «старого», выкристаллизовываются деся¬ тилетиями и столетиями). Хотелось бы все же узнать, кто же эти «фаталисты», кто одержим погоней за новым, совершенно не интересуясь условиями его возникнове¬ ния и развития. Ну, хотя бы одну ссылочку., одну фами¬ лию, одну книгу, статью. Или вот другой пример. Авторы доклада считают, что увлечение поисками «нового» привело к тому, что в книжной продукции в течение длительного времени по¬ чти отсутствовали исследования, посвященные изучению господствовавшего способа производства, феодальных отношений. При этом ссылаются на мнение А. Г. Мань- кова («Развитие крепостного права в России во второй половине XVII в.», стр. 8). Но стоит открыть его книгу, чтобы убедиться, что А. Г. Маньков говорит не об отсут¬ ствии или «почти отсутствии» исследований, посвящен¬ ных господствующему способу производства, а о том, что исследователи ремесла, товарного производства, рынка слабо учитывают воздействие на них крепостнических от¬ ношений, что в советской литературе нет специальной мо¬ нографии о развитии крепостного права в России во вто¬ рой половине XVII в. При этом он оговаривается, что не¬ которые вопросы развития крепостного права в России второй половины XVII в. поставлены и частью освещены в целом ряде работ, достаточно длинный список которых им приводится L Итак, мое первое замечание: критика историографии должна быть конкретной и справедливой. Замечание второе. Концепции тех авторов, которым докладчики уделили специальное внимание, они излага¬ ют не всегда объективно и точно. Так, докладчики ука¬ зывают, что Н. М. Дружинин, концепция которого мне 1 А. Г. М а н ь к о в. Развитие крепостного права в России во вто¬ рой половине XVII в. М.— Л., 1962, стр. 5, 7, 16. 299
лично представляется в целом вполне удачной, начало капиталистического развития относит к XVII в., и при этом приводят цитату из его статьи: «Первые, еще сла¬ бые ростки капитализма должны были с трудом проби¬ вать себе дорогу через толщу традиционных феодаль¬ ных отношений, они были не в силах преодолеть влия¬ ние феодальной системы и поколебать ее безраздельное господство». Здесь докладчики обрывают цитату, не имея на это права, ибо в статье Н. М. Дружинина сразу же следует фраза, имеющая большое значение для его кон¬ цепции: «Тем не менее эти элементы капитализма про¬ должали развиваться и, несмотря на заглушающее вли¬ яние крепостничества, приобретали все большее значе¬ ние в хозяйственной жизни» 2. Сразу меняется акцент, сразу меняется общая кон¬ цепция. Почему же это место выпущено? Против него можно возражать, это право докладчиков. Но опускать его — это неправильно. Докладчики упрекают безымян¬ ных историков в том, что они «при изучении процесса» не «проверяют его будущим», т. е. конечными результа¬ тами процесса. Николай Михайлович как раз смотрит в будущее. Если так вольно поступать с передачей чужих мыслей, то тогда, конечно, этот упрек пришлось бы при¬ нять. Третье замечание. Меня не удовлетворяет то обобще¬ ние, которое сделано в отношении историографии, посвя¬ щенной генезису капитализма у различных народов СССР. И дело не в том, что этому уделено всего 3—4 страницы, а в том, что при проверке приходится подвер гать сомнению и даже отвергать то, что говорят доклад¬ чики. На стр. 16 доклада авторы курса «Истории Ук¬ раинской ССР» упрекаются в том, что они якобы усмат¬ ривают зачатки капиталистических отношений на Украи¬ не во второй половине XVIII в. на том основании, что крестьяне занимались «наряду с земледелием торговлей и промыслами». Я не историк Украины и не берусь судить, когда надо начинать развитие капиталистических отношений на Ук¬ 2 Н. М. Дружинин. Социально-экономические условия обра¬ зования буржуазной напии.— «Вопросы формирования русской на¬ родности и наций». М., 1958, стр. 197. 300
раине. Это дело сложное. Я беру то обобщение, которое дают докладчики, и сравниваю с тем обобщением, которое имеется в книге. В курсе «Истории Украинской ССР» рас¬ сматривается и развитие капиталистической мануфакту¬ ры, и складывание системы эксплуатации наемных рабо¬ чих, и другие важные явления. Правильно это или не¬ правильно — это вопрос другой, но в «Истории Украин¬ ской ССР» имеется не только положение о том, что кре¬ стьяне занимались наряду с земледелием торговлей и промыслами. Там говорится о социально-экономическом развитии в целом 3. А вот как поступают докладчики с курсом «Истории Молдавии». На стр. 17 они дают из него цитату: «В Мол¬ давии в конце XVIII — начале XIX вв. зарождение эле¬ ментов капиталистических отношений характеризовалось развитием феодальной денежной ренты и некоторым раз¬ витием внутреннего рынка» 4. Авторы доклада справедли¬ во указывают, что этого недостаточно, чтобы говорить о капитализме, но опускают упоминание о появлении скуп¬ щика, связанного «не только с процессом торговли, но и с производством» 5. Надо больше искать у каждого автора то зерно, кото¬ рое следует развить, а не оглуплять работу, даже если она и заслуживает к. себе критического отношения. Мо¬ жет быть, и рано говорить о развитии капиталистических отношений в Молдавии в конце XVIII — начале XIX в. Но спорить надо с неурезанными цитатами в руках. Теперь по существу концепции. Я прежде всего считаю, что за одни скобки берется слишком большой период — с конца XV по середину XVIII в. По характеристике докладчиков, это «время прогрессирующего развития крепостничества», «поступа¬ тельного развития феодализма». Но я бы сказал, что го¬ ворить об этом — значит ломиться в открытую дверь. Это бесспорный факт, этого никто не отрицает. Но вот ограничиться этой формулировкой для харак¬ теристики всего периода, мне кажется, нельзя. В жизни страны на протяжении этого периода происходили столь большие изменения и в экономике и в надстроечных 3 «История Украинской ССР», т. I. Киев, 1953, стр. 368—370. 4 «История Молдавской ССР», Кишинев, 1951, стр. 273. 6 Там же, 301
явлениях, настолько менялись и хозяйственное положе¬ ние, и социальная структура, и формы классовой борьбы, и характер государственного строя, что не усматривать на протяжении с конца XV по XVIII в. качественных раз¬ личий нельзя. И, конечно, прежде всего XVII в. выступает как оп¬ ределенная качественная грань исторического процесса. Сами докладчики отмечают целый ряд новых явлений, не укладывающихся в совокупности в простое понятие крепостничества, хотя термин «новый» они и берут в ка¬ вычки. Поэтому естественно воспринимается как противоре¬ чие та характеристика нового периода русской истории примерно с XVII в., которая дана в докладе и согласно которой дело заключалось лишь в расширении торговли (стр. 25—26). На это противоречие указал уже А. М. Са¬ харов. Высказывание В. И. Ленина о «новом периоде», кото¬ рое приводится в докладе, противоречит тем выводам, ко¬ торые делают авторы. Авторы правы, отмечая непрочность «спорадически возникавших» до второй половины XVIII в. «очагов ка¬ питалистических отношений»; они правы, говоря, что «ростки нового», исчезнув в одном месте, «возникали в другом, чтобы вновь заглохнуть». Но они сами подчерки¬ вают, что хотя «прерывалась, так сказать, личная преем¬ ственность, но налицо была преемственность явлений, происходило их качественное накопление, подготавли¬ вавшее почву для формирования капиталистического ук¬ лада» (стр. 35). Но раз была «преемственность явлений», то почему же авторы совокупность этих явлений исключают из ге¬ незиса капитализма? Я думаю, что если бы авторы были последовательны в собственных суждениях и отнеслись бы с должным вниманием к начальной истории капиталистических от¬ ношений, когда еще нельзя говорить о сложившемся ка¬ питалистическом укладе, но когда уже складываются его предпосылки,— то почва для полемики с ними в значи¬ тельной мере поколебалась бы и, напротив, наметилась бы общность понимания процесса. На стр. 35 дается критика употребляемого в ли¬ тературе понятия «элемент» в смысле «капиталистиче¬ 302
ский элемент». Я вовсе не являюсь защитником этого термина, который довольно широко вошел в литературу. Его можно заменить другим, более удачным, если тако¬ вой будет предложен. Терминология всегда условна, но ее четкость и правильность отвечает обычно четкости и ясности понятий. И именно в интересах этой ясности не¬ обходимо как-то обозначить те зародыши капитализма, которые появляются в эпоху, когда еще нельзя говорить о капиталистическом укладе. И авторы неправы, утверждая, что установление этих явлений есть результат абстрактно-логического анализа. Анализ и абстрагирование являются необходимыми мо¬ ментами процесса научного исследования, но исследова¬ ние оперирует при этом конкретным материалом. Так же обстоит дело и с изучением генезиса капита¬ лизма. Материал, на основе которого он изображается,— это не просто логическая конструкция, но те реальные процессы, которые можно установить, извлекая мате¬ риал из источников и подвергая его логической абстрак¬ ции. Я заканчиваю свое выступление тем, о чем говорили А. Л. Шапиро и А. М. Сахаров. Хотелось бы, чтобы дис¬ куссия привела не к разграничению, а к сближению то¬ чек зрения. Почва для этого, по-моему, налицо. М. Т. БЕЛЯВСКИЙ Я думаю, что предложенный нам для обсуждения до¬ клад является результатом не только большого труда по обобщению и осмысливанию сделанного в советской исто¬ риографии. Авторами доклада очень много сделано имен¬ но для того, чтобы нам найти точки соприкосновения. В докладе действительно дается рассмотрение проблем, связанных с особенностями формирования капитализма в России. Хотя по целому ряду конкретных вопросов есть масса возражений и в отношении вступительного слова Николая Ивановича (Павленко.— Ред.) и тезисов докла¬ да, но в целом мне представляется, что эта работа сде¬ лана удачно. Я бы только сказал, что третья часть, по¬ священная пореформенному периоду, выглядит весьма легковесно и выпадает по своему уровню и характеру из 303
всего текста. Поэтому доклад значительно выиграл бы, если бы он заканчивался кануном реформы. Когда мы говорим о постановке вопроса, который об¬ суждается сейчас, то все-таки мы никак не можем аб¬ страгироваться от того положения, и тут я не согласен с Львом Владимировичем (Черепниным.—Ред.), что за последние годы в центре внимания в исследовательской и учебной литературе по истории XVI и особенно XVII и XVIII вв. оказались вопросы, связанные исключи¬ тельно с возникновением капиталистических отношений, с расслоением крестьянства, с развитием товарных отно¬ шений и т. д. и т. п. В то же время проблема разви¬ тия основного господствовавшего в то время способа про¬ изводства оказалась в стороне. Как ни ссылайся на ра¬ боту А. Г. Манькова, но в плане широкого изучения гос¬ подствующего способа производства крепостного хозяй¬ ства это всего лишь одно из немногих исключений. Это содержание и направленность исследовательской работы по истории позднего феодализма кажется мне весьма односторонней, неправильной и в научном и в те¬ оретическом отношении. Я уже не говорю о том, что проблема развития кре¬ постной надстройки в XVII—XVIII вв. по существу вы¬ пала из поля зрения исследователей. Но именно крепо¬ стная надстройка не только сохранилась в XVII— XVIII вв., а и продолжала укрепляться и развиваться, оказывая колоссальное тормозящее влияние на судьбы страны. Она не с такими уже значительными изменения¬ ми жила вплоть до конца Российской империи, т. е. до революции 1917 года. Если говорить об основном содержании процесса исторического развития России в XVI—XVII вв., то я согласен с В. К. Яцунским. Основным содержанием про¬ цесса в этот период было господство и дальнейшее раз¬ витие феодального, крепостного способа производства. Достаточно взять такую простую вещь: на протяже¬ нии XVII—XVIII вв. основа производства, т. е. фео¬ дальное землевладение, выросла почти в 2 раза. На протяжении XVII—XVIII вв. произошли колос¬ сальные изменения степени зависимости и власти поме¬ щика над личностью и имуществом крестьян. Мыслимое ли дело низведение крестьян до положения рабов, до по¬ ложения, когда крестьянами торгуют, как скотом? Это 304
Что — развитие капитализма? Это что —превращение ра¬ бочей силы в товар? Нет. Это закономерное продолже¬ ние развития феодальных отношений. Мало того, именно в это время и на город и на полусвободные категории на¬ селения в значительной степени распространяются фео¬ дальные крепостнические отношения. Посадское населе¬ ние было так же прикреплено к посадскому тяглу, как прикреплено было крестьянство к земле. В это время, на¬ конец, оформляется окончательно сословный строй, фик¬ сируются сословные права, дворянство выступает как замкнутый класс сословного общества, происходит за¬ крепление полного бесправия крепостного крестьянства. Это высшая стадия феодально-крепостнических отноше¬ ний. Но, как каждая высшая стадия, она несет в себе все черты разложения, в которой начинают вызревать новые отношения. Были ли эти новые элементы в эконо¬ мике страны? Безусловно были. И в докладе в целом они совершенно правильно характеризуются. Мне думается, спор о том, как это называть: ростки, элементы, уклад и т. д.,— это спор о том, сколько чертей уместится на кончике иголки. Дело не в названии, а в существе. Дело в том, насколько эти новые отношения сложились, какое место они занимали в экономической и политической жиз¬ ни страны, насколько правильно охарактеризована их роль и направление развития. В этом плане я не пони¬ маю смысла возражений Л. В. Черепнина. Конечно и в XVII в. эти новые элементы возникают, но возникают спорадически, возникают и снова залавливаются, проби¬ ваются в новых отраслях и сферах, приобретают новые формы и т. д. Но все дело в том, что ни в XVIII, ни тем более в XVII вв. они не оказывают и не могут ока¬ зывать определяющего влияния на жизнь и судьбы стра¬ ны, на ее социально-экономические, политические, юри¬ дические и другие отношения, которые продолжают оста¬ ваться крепостническими. В XVII—XVIII вв. эти новые элементы втискиваются в старые формы, ставятся на службу крепостничеству. Крепостнические отношения и в этот период остаются господствующими, развивающи¬ мися или, как говорят авторы доклада,— прогрессирую¬ щими отношениями. Поддерживая это положение коллективного доклада, я считаю, что здесь требуется весьма существенное уточ¬ нение позиции авторов доклада. Без этого неизбежно воз¬ 305
никнут и возникают недоразумения и возражения против их оценки. Когда авторы доклада говорят о крепостни¬ ческих отношениях в XVII и XVIII вв. как о прогрес¬ сирующих, то они, по моему мнению, отнюдь не считают их прогрессивными, в чем обвиняла авторов доклада М. В. Нечкина. Однако некоторая нечеткость позиции и формулиро¬ вок дает известное основание для подобных обвинений. Конечно, это дальнейшее развитие феодальных отноше¬ ний. Но ведь весь смысл вопроса в том, что это за разви¬ тие? И дело тут совсем не в эмоциях по отношению к тя¬ готам крепостного права, о чем так ярко говорил вчера А. М. Сахаров. Думается, что неоправданна и его ссыл¬ ка в данном случае на оценку феодальных отношений Энгельсом. Энгельс говорил это, сравнивая феодаль¬ ные отношения с рабовладельческим строем, а рабо¬ владение с первобытнообщинным строем. Но ведь в дан¬ ном случае речь должна идти совсем о другом. В то вре¬ мя, когда страны, расположенные к западу от Эльбы, становятся в XVI в. на путь развития капитализма, в России продолжается господство и дальнейшее развитие феодально-крепостнических отношений. Это закономерно, обусловлено особенностями исторического процесса в России, это прогрессирующее развитие, но путь-то этот консервативный. То обстоятельство, что это путь консер¬ вативный, обусловливает замедление темпов обществен¬ ного развития страны, ведет к культурной отсталости, по¬ рождает целый ряд явлений, которые приводят к тому, что ростки нового не могут окрепнуть. Уклад формирует¬ ся, но очень медленно. И уклад укладу рознь. Его роль в жизни страны может быть весьма различна. Вспомни¬ те характеристику, данную В. И. Лениным пяти укладам в молодой Советской России. Мне кажется, что то обстоятельство, что в докладе о тормозящей роли крепостничества во весь голос говорит¬ ся лишь в связи с возникновением капиталистического уклада, что оно связывается только с шестидесятыми го¬ дами XVIII в., открывает путь для удара по положе¬ ниям доклада со стороны Д. П. Маковского и других сто¬ ронников раннего развития капитализма в России. Они правы, говоря, что крепостничество затормозило предпо¬ сылки для создания капиталистических отношений. В до¬ кладе эта сторона проблемы недостаточно четко отме- 306
чеиа, а это, в свою очередь, дает основание для обвине¬ ния вас в том, что вы рассматриваете крепостничество не только как прогрессирующее, но и как прогрессивное явление в XVII—XVIII вв. В докладе выражена правильная мысль о недопусти¬ мости привязки в качестве эталона Англии для исследо¬ вания русских социально-экономических процессов. Не¬ счастье в том, что мы слишком мало сравниваем особен¬ ности формирования капиталистических отношений у нас с другими странами, которые шли примерно по та¬ кому же пути, что и Россия. Почему-то когда мы исследуем эти процессы, мы не столько сравниваем их, сколько отождествляем с Англией и Францией. Поэтому мне представляется, что авторы доклада возражают не против сравнения, а про¬ тив отождествления этих процессов. Мы почти не видим в литературе сравнения особен¬ ностей развития позднего феодализма и особенностей зарождения и вызревания капиталистических отношений со странами, расположенными к востоку от Эльбы. Было ли это вторичное закрепощение, было ли это одним на¬ растающим процессом закрепощения — это еще спорно. Но факт остается фактом — к востоку от Эльбы начи¬ ная с XVI в. идет усиление крепостного гнета. В этом плане непонятно, почему процессы социально-экономи¬ ческого развития России мы привязываем только к Ан¬ глии и Франции? Почему мы не связываем их с анало¬ гичными процессами в Пруссии, Польше, Австрии и сов¬ сем не смотрим на Восток? Мне думается, эту сторону проблемы в докладе следовало учесть. Не делая этого, мы, говоря о развитии капиталистических отношений в России, очень часто ограничиваемся положением: в Рос¬ сии формируются капиталистические отношения, оформ¬ ляется капиталистический уклад. Но давайте вспомним ленинское положение: «Капитализм бывает разный». Это очень важный вопрос: какой капитализм формируется. Те, кто говорит о формировании капиталистических от¬ ношений в XVI—XVII вв., полностью обходят этот воп¬ рос. Капитализм — и все! Но В. И. Ленин пишет: «Капитализм бывает раз¬ ный: помещичий, полуфеодальный, с тьмой остатков вся¬ ких привилегий, наиболее реакционный и наиболее му¬ чительный для массы,— а также капитализм свободных 307
фермеров, наиболее демократический, менее мучительный для массы, с наименьшими остатками привилегий» !. Мне кажется, что когда мы рассматриваем вопрос о зарождении и спорадических формах проявления капи¬ тализма, о рождении уклада, то мы совсем обходим воп¬ рос о том, какой капитализм рождается, в каких формах и как это сказывается на развитии стран. И тут-то без сравнения с другими странами мы обойтись не можем. Когда мы будем иметь в виду разные формы капитализ¬ ма, тогда мы сможем понять и особенности формирова¬ ния буржуазии в России. Мы знаем, что русская буржуа¬ зия с момента зарождения и до своей бесславной гибе¬ ли не выступала как революционная сила. А это связано с особенностями формирования капитализма, с тем, ка¬ кой капитализм формировался в России. Совершенно не случайно в XVII—XVIII вв., когда мы говорим о формировании ростков капитализма, когда мы говорим о нарождающейся буржуазии, то надо иметь в виду, что этот класс — сословие купцов. Он не был клас¬ сом буржуазии в подлинном смысле слова, а оставался в XVII—XVIII вв. в значительной степени средневеко¬ вым феодальным сословием. А. М. Сахаров уже говорил о том, о чем просят в XVII в. городские челобития и нака¬ зы. Основное их требование — дать им право владеть землей и крестьянами. Один из выступавших назвал эти требования мимикрией. Весьма своеобразная форма ми¬ микрии! Какая же это мимикрия? Чем было обусловле¬ но это требование? — Слабостью, неразвитостью пер¬ вых капиталистических ростков. Оно связано с особен¬ ностью тех отношений, которые рождаются, с особен¬ ностью того уклада, который возникает. Если не рассмат¬ ривать особенности позднего периода феодализма, видеть только одну сторону процесса, если не рассматривать особенности этого процесса, тогда мы ничего не сможем объяснить. Д. П. Маковский начинает развитие капитализма в России с XVI, другие — с XVII в. и даже говорят об одних темпах этого развития по сравнению с передовы¬ ми странами — Францией и Англией. Кто-нибудь дойдет до бронзового века. Но если исходить из этих положе¬ ний, если все тате шло, как утверждают Маковский и др., почему же все-таки во Франции и США в конце XVIII в. 1 В. И. Л е н и и. Поли. собр. соч., г. 24, стр. 6. 308
происходят революции, а русская буржуазия в это вре¬ мя требует предоставления ей права владеть крепостны¬ ми? Если все шло так, как в Англии и Франции, почему же все в России завершилось через столетие лишь рефор¬ мой, проведенной крепостниками и в интересах крепост¬ ников? Не выясняя особенности того, что происходило в XVII—XVIII вв., нельзя выяснить того, что произошло дальше — в XIX—XX вв. В докладе выпал город, города нет. В результате—док¬ ладчики открывают свои бока для ударов со стороны тех, кто отстаивает начало капиталистических отношений в XVII в. Те, кто исходит из абсолютизации понятия на¬ турального хозяйства при феодализме, забывают о горо^ де. Между тем феодализм без города немыслим. Фео¬ дализм не может существовать без развитого города и развитых товарных отношений, развитых, конечно, в фор¬ мах и масштабах феодального хозяйства. И последнее. Кем-то высказывалось опасение, что если мы будем подчеркивать национальное своеобразие исторического процесса, особенности формирования и развития капиталистических отношений в России, то как бы у нас не пропали общие закономерности и общие про¬ цессы. Но общие закономерности могут быть выявлены и рассмотрены только при выяснении частного, особенного. Конечно, это особенное не должно противопоставляться общему. Тогда мы сможем выяснить, как в частном, на¬ циональном, особенном проявлялись, развивались те об¬ щие закономерности, которые создают исторический про¬ цесс. И. Ф. Г И н д И н В свете ленинской концепции российского капитализ¬ ма и мирового исторического развития за последние 50 лет нельзя не обратить внимания на то, что все историческое существование российского капитализма, включая его предысторию, укладывается всего в полто¬ ра столетия. Становление капиталистического уклада внутри старой феодально-крепостнической формации, примерно с последней трети XVIII в. до утверждения капиталистического способа производства реформой 309
1861 г., продолжалось менее 100 лет, вместо вдвое- втрое больших сроков на Западе. Период домонополи¬ стического капитализма занял в России не более 30 лет. Уже 90-е годы XIX в. носили явные черты перерастания домонополистического капитализма в империализм. В новую историческую эпоху Россия вступила на рубеже XIX—XX вв., одновременно с главными капиталистиче¬ скими странами. Существование российского капитализ¬ ма закончилось на начальном отрезке империалистиче¬ ской стадии и завершилось первой в мире социалисти¬ ческой революцией, революцией нового типа и в том отношении, что она соединила борьбу рабочего класса за социализм с аграрной антифеодальной революцией кре¬ стьянства и с национально-освободительной революцией на окраинах Российской империи. Эти сжатые исторические сроки были непосредст¬ венно связаны с исторически запоздалым становлением капиталистического уклада в России и запоздалым ее вступлением в период капитализма. Как относительно быстрое формирование уклада, так и относительно ско¬ рое развитие после реформы 1861 г. «самого передового», по выражению В. И. Ленина, промышленного и финан¬ сового капитализма происходили в России под сильным влиянием значительно ранее сложившегося на Западе капитализма, т. е. развития мирового капиталистичес¬ кого рынка в первой половине XIX в., а затем и миро¬ вого капиталистического хозяйства. Сжатые исторические сроки формирования и разви¬ тия российского капитализма имели свою оборотную сто¬ рону в их чрезвычайной сложности, неравномерности, противоречивости, в незавершенности каждого после¬ дующего этапа становления и развития капитализма. В конечном счете Россия пришла к 1917 г. с крайне неравномерным развитием капитализма, с многоуклад¬ ной экономикой, огромными противоречиями и контра¬ стами в ее социально-экономической структуре, с тес¬ ным переплетением старых пережиточных и новых форм эксплуатации, с преобладанием среди них наиболее гру¬ бых и тяжелых. Чрезвычайная прочность и живучесть феодально-кре¬ постнической формации в России имели своим последст¬ вием не только позднее становление капиталистического уклада, но и цепкое приспособление старого строя к но¬ 310
вым, капиталистическим отношениям, широкое их исполь¬ зование для укрепления и продления исторического су¬ ществования старой формации, а после реформы 1861 г. и для стойкого и длительного сохранения полукрепост- нической эксплуатации. Все более ясным становится, что особенности или тип российского феодализма во мно¬ гом определяли особенности или тип российского капи¬ тализма. В этом заложена общность главного направления ко¬ ренных задач исследования дооктябрьской истории СССР, общность тематики для историков, занимающихся пери¬ одами феодализма и капитализма, пути их сближения, к которому справедливо призывал Л. В. Черепнин. Но такое сближение может быть достигнуто только при условии четкого определения основных методологи¬ ческих позиций, общности методологического подхода, которой сегодня еще нет. Открывая сессию, академик Е. М. Жуков поставил во главу угла задачи широких социологических обобще¬ ний в исследовании отечественной истории. Характерно, как на это откликнулось большинство выступавших в первый день сессии. Они повторили еще в одном вариан¬ те свои позиции о складывании капиталистических отно¬ шений в XVI—XVII вв. Можно понять, что историки, занимающиеся XVI— XVII вв., чувствуют себя недостаточно компетентными в суждениях о XVIII — первой половине XIX вв. Но в за¬ ранее разосланном докладе специалисты по этому пе¬ риоду показали, в каких трудных условиях протекало становление капиталистического уклада в России и на¬ сколько значительными были препятствия его росту даже в первой половине XIX в. вследствие силы старой формации. Казалось бы, у сторонников раннего склады¬ вания капиталистических отношений должен был возник¬ нуть вопрос, как согласовать их концепцию с действи¬ тельным ходом развития капиталистического уклада в России через два столетия после изучаемого ими перио¬ да. Однако данный аспект доклада не вызвал никаких вопросов у наших оппонентов, что может быть объясне¬ но только методологическими расхождениями с автора¬ ми доклада. При объединяющей всех нас марксистско-ленинской методологии сторонники раннего складывания капита¬ 311
лизма в России берут на вооружение лишь немногочис¬ ленные высказывания В. И. Ленина, относящиеся непос¬ редственно к докапиталистической эпохе в России, и работу «Развитие капитализма в России», где рост капиталистических отношений за счет мелкотоварного производства, да и само мелкотоварное производство анализируется в условиях утвердившегося капитализма. Но ведь этим важнейшим трудом В. И. Ленина от¬ нюдь не исчерпывается ленинская концепция российско¬ го капитализма. Она развита В. И. Лениным в целом ряде крупных работ и важных статей, начиная от рабо¬ ты «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» и кончая его послеоктябрьскими произведениями, где развернуто поставлен вопрос о мно¬ гоукладное™ российской экономики. Ленинская концеп¬ ция охватывает не только общие закономерности и осо¬ бенности развития российской экономики, но и социаль¬ ную, и политическую структуру России, т. е. российский капитализм в его единстве. Органической частью ленинской концепции россий¬ ского капитализма является положение о чрезвычайной силе крепостничества и крепостнических пережитков в России. Разве это не прямое указание историкам фео¬ дальной эпохи на необходимость объяснить тот процесс, который в XVIII в. привел к огромному усилению крепо¬ стничества, к тому, что в социально-экономической эво¬ люции России проявились особенности, резко отличаю¬ щие ее от Запада. Достаточно отметить здесь две весьма существенные по своим историческим последствиям осо¬ бенности России. Во-первых, необычайное развитие про¬ мышленности на основе крепостного труда, что не расша¬ тывало, а укрепляло старую формацию. Во-вторых, да¬ же такое бесспорно новое явление, как огромное накоп¬ ление денежных капиталов в дореформенных банках, было повернуто на укрепление старой формации против роста капиталистического уклада, и притом повернуто не волею правительства, а объективной силой феодаль¬ но-крепостнической формации. Вместо этого сторонники раннего становления капи¬ тализма в России приглаживают крепостную мануфак¬ туру под капиталистическую или находят в ней несу¬ ществующие противоречия. Дореформенные банки, кото¬ рым уделяли пристальное внимание Н. П. Огарев и 312
Н. Г. Чернышевский, попросту игнорируются как сугубо надстроечное явление. Но еще хуже то, что процесс усиления крепостничества в его целом игнорируется, а то и зачисляется в нисходящую фазу российского феодализма. В итоге получается не раскрытие, а при¬ глушение силы крепостничества в России. Прав был Л. С. Сумбатзаде, напомнив здесь, что в России вплоть до реформы 1861 г. продолжалась купля-продажа креще¬ ной собственности, а ведь это начисто исчезло из ву¬ зовских учебников. И после этого Л. В. Черепнин упрекает докладчиков в необъективности их вывода, что внимание их оппо¬ нентов было приковано к «росткам нового» в ущерб изу¬ чению социально-экономического процесса в целом. В ответ на это достаточно указать на «стойкое» игнори¬ рование исследователями феодализма таких, например, проблем, как история возникновения и эволюции россий¬ ского латифундиального землевладения или история дво¬ рянства. Между тем В. И. Ленин видел в ликвидации по- лукрепостнических латифундий, возникших в феодально¬ крепостническую эпоху и намного превосходивших по своим размерам помещичьи имения Пруссии, коренной вопрос буржуазно-демократической революции в Рос¬ сии. Это положение является одним из основных компо¬ нентов ленинской концепции российского капитализма. Вот почему исследование происхождения и эволюции ла¬ тифундиального землевладения должно стать одной из основных и общих задач историков, занимающихся пе¬ риодами феодализма и капитализма. Такого же совместного изучения требует и история старого господствующего класса-сословия — дворянст¬ ва, в трактовке которой сложилась тенденция, с од¬ ной стороны, к абсолютизации помещичьего оскудения и упадка, а с другой — к преувеличению явлений обур- жуазивания части дворянства в пореформенную эпоху. Между тем крупный латифундист, даже становясь капи¬ талистом — буржуа, сохранял свое старое лицо крепост¬ ника-помещика. При достигнутом уровне техники и ор¬ ганизации хозяйства крупное капиталистическое сель¬ скохозяйственное предприятие XIX—начала XX в. нужда¬ лось лишь в сотнях, а не в тысячах десятин земли. Таким образом, в руках латифундистов-предпринимателей ос¬ тавались огромные излишки земли, которые использова¬ 313
лись для полукрепостнической эксплуатации крестьянст¬ ва. Не менялось социальное лицо крепостника-помещика и тогда, когда он приобщался к источникам капитали¬ стического дохода, лежавшим за пределами сельского хо¬ зяйства. Это явление, характерное для пореформенного времени, восходит, по-видимому, еще к XVIII в., когда в руках сановно-бюрократических верхов уже сосредо¬ точивались крупные денежные капиталы, что вело к их прямой заинтересованности в развитии товарно-денеж¬ ных отношений при сохранении в неприкосновенности крепостнической эксплуатации. В целом экономическая сила дворян-помещиков от¬ носительно снижалась по мере роста богатства и значе¬ ния крупной буржуазии. Но процесс этот был сложным и отнюдь не прямолинейным. Крупную роль в его замед¬ лении играл непрерывный с середины XVIII в. рост фео¬ дальной, а затем и капиталистической земельной ренты, что способствовало приспособлению старого класса к новым социально-экономическим условиям. В составе дворянства происходила известная дифференциация: мельчайшие помещики разорялись еще до реформы, сред¬ ние и частью крупные — оскудевали после реформы, раз¬ дроблялись между наследниками их имения, появлялись новые помещики, как чумазые лендлорды, так и выход¬ цы из торгово-промышленной буржуазии. Однако и в на¬ чале XX в. старое сословие — класс, поместное дворян¬ ство, сохраняло немалое значение, а крупнейшие лати¬ фундисты не только сохраняли, но и приумножали свои богатства, оставаясь вместе со своими латифундиями главной опорой крепостничества в социально-политиче¬ ской структуре российского капитализма. Не менее важной общей темой должна стать эволю¬ ция, от возникновения и вплоть до 1917 г., российского самодержавия как диктатуры крепостников-помещиков. С одной стороны, самодержавие являлось в период капитализма самым значительным из всех пережитков и самым могучим оплотом очень многочисленных остат¬ ков старых, докапиталистических крепостных порядков. С другой стороны, российский абсолютизм выделялся исключительной приспособляемостью старой политиче¬ ской власти к новым социально-экономическим условиям, без изменения своей прежней социально-политической сущности. Это приспособление отчетливо сказалось уже 314
в переходный от феодализма к капитализму период. При явной направленности всей политики на консервацию крепостного строя российское самодержавие стремилось уже тогда использовать для своего укрепления развитие товарно-денежных и капиталистических отношений. Яр¬ ким примером тому служит таможенная защита крупной промышленности, без которой это ведущее звено капита¬ листического уклада просто не могло бы развиться в самом прямом смысле этого слова (а отнюдь не в рас¬ плывчатой формулировке стр. 78 доклада — «не могла должным образом развиваться»). Без протекционизма домашняя промышленность, по выражению Ф. Энгельса, была бы уничтожена в России не ее собственной круп¬ ной промышленностью, а ввозом английских товаров !. Поворот правительственной экономической политики после реформы 1861 г., ее новая направленность на ак¬ тивное способствование развитию капитализма, на созда¬ ние железнодорожной сети в стране, насаждение пред¬ приятий новых отраслей тяжелой промышленности и т. д. совмещались со всяческой консервацией полукрепостни- ческих отношений в деревне. Это означало стремление самодержавия, как выразителя общеклассовых интере¬ сов помещиков, использовать для своего укрепления эко¬ номический рост страны по пути капитализма, найти до¬ полнительную социальную опору в верхах буржуазии, укрепить ее заинтересованность в приспособлении к по¬ литическим и экономическим привилегиям крепостников- помещиков. Даже в сложившемся после революции 1905— 1907 гг. политическом союзе самодержавия, крепостни¬ ков-помещиков и монополистической буржуазии послед¬ няя была обречена на роль младшего и часто третируе¬ мого партнера. Эта ленинская характеристика, как мне представляется, начисто снимает искусственное построе¬ ние о «равновесии» между дворянством и старым сослов¬ ным купечеством, якобы складывавшемся еще на рубе¬ же XVII—XVIII вв. в качестве основы возникновения российского абсолютизма. Самое понятие — военно-феодальный империализм для начала XX в., когда его.сформулировал В. И. Ленин, указывает на пережиточный характер данного явления, корни которого уходят в XVIII, а то и в XVII столетие* 1 См. К. Маркса Ф. Энгельс. Соч., т. 38, стр. 399—400. 315
Интересы сохранения самодержавия как общеклас¬ совой диктатуры крепостников-помещиков являются и ключом к пониманию проведения сверху реформы 1861 г. Это, однако, почти не получило отражения в нашем докладе, тогда как ленинская оценка данного вопроса ярко иллюстрируется самими правительственными доку¬ ментами того времени. «Опыт показал, что при крепостном состоянии рас¬ считывать на улучшение финансов было невозможно, по¬ тому что улучшение это должно быть следствием эконо¬ мического развития, а сие последнее несовместно с крепостным положением народа». Крымская война, ска¬ зано дальше, «доказала, что без железных дорог и ме¬ ханической промышленности Россия не могла считаться вне опасности даже в собственных ее границах и что влияние ее на судьбы остальной Европы должно пасть на степень, несогласную с ее внутренним могуществом и с историческим значением»2. Иначе говоря, прежняя крепостная экономика стала недостаточным базисом раз¬ росшейся политической надстройки, а интересы внешней безопасности и великодержавной политики самодержа¬ вия властно требовали укрепления старой надстройки новыми, капиталистическими отношениями. В этой связи возникает и другой важный вопрос: в чем заключается сущность кризиса феодально-крепостни¬ ческой системы? В настоящее время явно преобладает понимание кризиса как чисто базисного явления, имев¬ шего еще отраженное дополнение, выражавшееся в осо¬ знании кризиса верхами. В таком же смысле излагается кризис и в нашем докладе. Однако кризис феодализма имеет принципиально иное и более глубокое содержание, охватывая не только базис, но и феодально-крепостнический строй в целом. Лишь такое, а отнюдь не узко-базисное понимание кри¬ зиса феодализма мы находим как у Ф. Энгельса, так и у В. И. Ленина. «Стомиллионный народ, играющий важ¬ ную роль в мировой истории, не мог бы при современном состоянии экономики и промышленности продолжать ос¬ таваться в том состоянии, в каком Россия находилась 2 «М. X. Рейтерн. Биографический очерк». СПб., 1910, приложе¬ ния, стр. 162 (всеподданнейшие доклады министра финансов Рейтер- на Александру II). 316
вплоть до Крымской войны»,— писал Ф. Энгельс Н. Ф. Даниельсону3. «В России,— указывал В. И. Ле¬ нин,—... народ, сотни лет бывший в рабстве у помещи¬ ков, не в состоянии был подняться на широкую, откры¬ тую, сознательную борьбу за свободу. Крестьянские восстания того времени остались одинокими, раздроб¬ ленными, стихийными «бунтами», и их легко подавляли. Отмена крепостного права была проведена не восстав¬ шим народом, а правительством, которое после пораже¬ ния в крымской войне увидело полную невоз¬ можность сохранения крепостных по¬ рядков»4. Таким образом, кризис всего крепостного строя, не¬ возможность его сохранения означали экономическую и политическую необходимость в эпоху капитализма преодолеть растущее отставание России от капитали¬ стических стран, экономическую и политическую необхо¬ димость устранить главное препятствие для развития ка¬ питалистического способа производства. Эта историче¬ ская необходимость для «стомиллионного народа, игра¬ ющего важную роль в мировой истории», могла иметь лишь одну-единственную историческую альтернативу: тянуть с отменой крепостного права, увеличивать произ¬ водство и экспорт хлеба на основе сохранения барщин¬ ного хозяйства, чего добивалось большинство помещи¬ ков, и сползать на положение если не Индии, то Турции, т. е. полуколонии капиталистического Запада. Особенности разложения старой формации в России также освещены в докладе неточно. Разложение старой формации освобождает элементы для становления нового уклада, рост которого усилива¬ ет в свою очередь разложение старой. Нельзя, однако, отсюда делать вывод, что, по подобию Англии и немно¬ гих других стран Западной Европы, разложение феода¬ лизма и развитие капитализма были и в России «единым процессом», находились как бы в прямой функциональ¬ ной связи (стр. 43). Из-за этого в докладе слабо показа¬ ны необычайная живучесть и приспособляемость старой формации, задерживавшие переход в России к новым производственным отношениям, а разложение охаракте¬ 3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 38, стр. 313. 4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 14С (разрядка моя.— И. Г.). 317
ризовано как «деформация» старого базиса феодализма (стр. 48). На самом деле происходили не его «деформа¬ ция», а лишь приспособление к новым формам экономи¬ ческих связей, при сохранении старых базисных про¬ изводственных отношений (принудительного труда, феодально-крепостнической собственности). Типичный пример — российское барщинное хозяйство с его неизмен¬ ными базисными производственными отношениями и ра¬ стущим производством товарной продукции. Столь зна¬ чительное, как в России, приспособление оборачивалось невозможностью внутренней эволюции этого хозяйства в капиталистическое. Базисные отношения барщинного хозяйства в российском Центре могли быть ликвидирова¬ ны только извне — революцией снизу или отменой свер¬ ху старых крепостных порядков. Не могу я согласиться и с трактовкой, данной в докладе вопросу о начале промышленного переворота. Переход от мануфактуры к фабрике в России начался, как известно, в предреформенном 25-летии. Разумеется, в его социальном смысле (рождение промышленного пролетариата) переворот происходил лишь после рефор¬ мы и завершился в обоих своих проявлениях в последу¬ ющие десятилетия. Такой разрыв во времени между началом технической и началом социальной стороны переворота являлся особенностью России. Здесь в пред- реформенные годы машинное производство в большей или меньшей степени, как показал В. К. Яцунский, полу¬ чило распространение в основных отраслях промышлен¬ ности и в первую очередь в ведущем звене нового уклада — хлопчатобумажной промышленности, с которой начинался переворот и в Англии. Важно подчеркнуть, что процесс перехода к фабрике происходил, в рази¬ тельное отличие от Запада, в условиях господства фео¬ дально-крепостнической формации. Это имеет большое значение для понимания как особенностей формирова¬ ния капиталистического уклада, так и своеобразия пос¬ ледующего развития капитализма в России. Таковы исходные позиции для правильного понимания начала промышленного переворота в России. В докладе же сделано нечто иное. Сначала декла¬ рируется, что распространение фабрик «имело перво¬ степенное значение» и что они стали «важнейшим новым явлением» и со второй трети XIX в. «начали занимать 318
ведущее положение в русской индустрии» (стр. 70, 73). Однако все последующее изложение, напротив, тенденци¬ озно направлено на преуменьшение как степени перехода в дореформенные годы от мануфактуры к фабрике, так и значения этого перехода в условиях старой формации. Критика неверного тезиса С. Г. Струмилина о заверше¬ нии технического переворота в основном до 1861 г. ис¬ пользуется для его преуменьшения (стр. 74). Подобным же образом истолковываются фактические данные из работ В. К. Яцунского (стр. 76—77). Мало того, самая возможность разрыва во времени начала технической и социальной стороны переворота отрицается лишь потому, что в «классической» Англии «обе стороны почти сливались во времени» (стр. 75—76). Но в Англии «слитный» процесс фактически длился примерно 60—80 лет5, а в России «нестройный» про¬ цесс завершился лет через 40—50, в 80-е годы XIX в. Бьют мимо цели и бесспорные, но чисто декларативные утверждения вроде «первенствующего значения социаль¬ ного аспекта». Наконец, в докладе безапелляционно заявляется, что «Энгельс и Ленин склонны были отно¬ сить промышленную революцию в основном к порефор¬ менному периоду» (стр. 76). На самом деле вопрос о начальной хронологической датировке промышленного переворота в России не затрагивался в работах Ф. Эн¬ гельса и В. И. Ленина. Никакого отношения к этой датировке не имеют и те работы, на которые даются ссылки в докладе 6. Всей этой громоздкой и неубедительной в своей наро¬ читости аргументации противостоят «упрямые факты». Промышленный переворот в России, переход от ману¬ фактуры к фабрике начался в условиях крепостного строя. И это должно было иметь теоретически и дейст¬ 5 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 256. 6 В работе В. И. Ленина «Карл Маркс», на которую дается ссыл¬ ка в докладе (Поли. собр. соч., т. 26, стр. 65—66), разбираются три основные исторические стадии развития капитализма в промышлен¬ ности, от простой кооперации через мануфактуру к машинной индуст¬ рии, и делается следующий вывод: «А революционизирующее дейст¬ вие крупной машинной индустрии, описанное Марксом в 1867 году, обнаружилось в течение полувека, истекшего с тех пор, на целом ряде «новых» стран (Россия, Япония и др.)» (с тех пор, т. е. с 1867 г., даты выхода в свет первого тома «Капитала» — И. Г.), 319
вительно имело некоторые последствия и в «социальной жизни» России. В тех отраслях, где машинное производ¬ ство утвердилось в последнем предреформенном 25-ле¬ тии, мелкое производство стало подрываться еще до начала периода капитализма. Такого сильного воздейст¬ вия не могла оказывать крупная капиталистическая ма¬ нуфактура, которая на Западе просуществовала гораздо дольше, чем в России, до органической смены ее фабри¬ кой. Это нетрудно подтвердить данными, относящимися к ведущей хлопчатобумажной промышленности. Сравне¬ ние степени ее концентрации в России и в Германии и в 60-е гг. XIX в., и в начале XX в. показывает, что у нас в этой отрасли мелкое производство было подорвано уже к началу периода капитализма, тогда как в Герма¬ нии оно и в начале XX в. имело еще по числу занятых лиц довольно значительный удельный вес. Напротив, крупнейшие предприятия с числом рабочих более 1000 че¬ ловек занимали в России уже в 60-е годы намного боль¬ шее место, чем в Германии, что предрешало исключи¬ тельную степень концентрации этой отрасли в период капитализма. Следовательно, старая формация стесняла развитие мелкого производства, а раннее, под влиянием западного капитализма, возникновение машинного производства подрывало «преждевременно» мелкую промышленность. Это углубляло неравномерность экономики и социаль¬ ной структуры страны. Капиталистическую Россию отли¬ чала от Запада неразвитость промышленных мелких и средних капиталистических слоев, что крайне сужива¬ ло по сравнению с Западом главную социальную опору крупной буржуазии. Тенденцию преуменьшить значение дореформенной стадии переворота нельзя не поставить в органиче¬ скую связь с некоторыми взглядами П. Г. Рындзюн- ского. При всех его заслугах в изучении мелкого производства нельзя, однако, согласиться с отдельными его взглядами, а тем более с истолкованием им ряда ленинских положений. Так, историческую значимость мелкой промышленности П. Г. Рындзюнский видит, в частности, в том, что она «вовлекала непосредственных производителей в капиталистические отношения». Для обоснования такой формулировки он стремится найти в ленинском анализе стадий перехода от мелкого произ- 320
водства к капиталистическому — некий «предкапита- лизм», отждествляемый на стр. 71 доклада с ленин¬ ским термином «средневековый» или «деревенский» капитализм. Трактовка этого термина явно несостоятель¬ на, ибо В. И. Ленин исчерпывающе разъяснил, что под «деревенским», «средневековым» капитализмом он пони¬ мает преобладание капитала в его старых торгово-ро¬ стовщических формах. Произвольным является и следующее утверждение на стр. 84: «Так уже Лениным был решен поставленный вопрос: основной движущей силой преобразований (от¬ мены крепостного права — И. Г.) было крестьянство во всей своей массе». Ни одной ленинской работой нельзя подтвердить такого «вывода». Он сделан самим П. Г. Рындзюнским из приведенного на той же странице 84 ленинского высказывания путем его «трактовки» и неприемлемого «домысливания». Изложенные расхождения с соавторами не затраги¬ вают главного и единственного предмета заканчиваю¬ щейся дискуссии, т. е. общего для авторов доклада понимания генезиса российского капитализма и форми¬ рования капиталистического уклада, с.последней трети XVIII в. до реформы 1861 г. Расхождения относятся це¬ ликом к особенностям становления нового уклада, в конечном счете к методологическим вопросам. Существует еще явный разрыв между признанием таких бесспорных ныне методологических положений, как обратное воздействие надстройки на эволюцию базиса, и практическим применением этих положений в наших исследованиях. Влияние политической надстройки на ход становления капиталистического уклада не полу¬ чило и в нашем докладе должного освещения, и это не привлекло к себе внимания даже наших самых острых оппонентов. Главным выводом из всего сказанного является необ¬ ходимость исследования больших сквозных тем и разра¬ ботки методологических вопросов. Помимо указанной в конце доклада тематики, общими крупными задачами исследовательской работы историков, занимающихся пе¬ риодами феодализма и капитализма, являются, по край¬ ней мере, еще следующие темы: 1. История крестьянства с конца XVII по начало XX в. и трансформация его из класса-сословия 11 Заказ № 1531 321
феодального общества в мелкую буржуазию капитали¬ стического общества при незавершенности этого процес¬ са в России. 2. История возникновения и эволюции крупного ла- тифундиального землевладения в связи с историей клас¬ са-сословия дворян-помещиков с конца XVII по начало XX в. (с учетом влияния на судьбы помещичьего хо¬ зяйства своеобразного в России поземельного кредита). 3. Эволюция российского самодержавия, как дикта¬ туры крепостников-помещиков, от его возникновения до начала XX в. (классовые основы его внешней и колони¬ альной, внутренней и экономической политики; сущность военно-феодального империализма, его возникновение и эволюция; бюрократия, ее возникновение, эволюция и особенности; обратное воздействие российского самодер¬ жавия на социально-экономическое развитие страны, весьма значительное в XVIII—первой половине XIX в., госкапиталистическое — после реформы 1861 г.). 4. Социально-экономическое развитие и особенности российской крупной буржуазии с XVIII по начало XX в. (смена старого сословия — купцов крупной буржуазией периода капитализма и особенности этого процесса в России; крупная промышленная буржуазия в легкой и тяжелой промышленности; финансовая буржуазия; не¬ завершенность процесса подчинения торгового капитала промышленному в России как стране с огромной массой мелкотоварных хозяйств; торгово-промышленная буржу¬ азия периферийных районов страны; влияние сочетания старых и новых форм эксплуатации и воздействие пра¬ вительственной поддержки на социально-политические особенности российской буржуазии и ее монополистиче¬ ской верхушки; особенности крупной буржуазии в нацио¬ нальных районах и на окраинах страны). 5. Многоукладность российской экономики со второй половины XVIII по начало XX в. и ее влияние на соци¬ альную структуру России (эволюция многоукладности в дореформенный период; развитие капитализма за счет докапиталистических укладов во второй половине XIX — начале XX в.; незавершенность процесса к 1917 г.). Данная тема должна разрабатываться как в центре, так и в республиках и экономических районах, что в конеч¬ ном итоге поможет раскрыть особенности социалистиче¬ ской революции на местах. По Уралу тема должна 322
сочетаться с изучением старой металлургии, ее эволюции вплоть до 1917 г. 6. Методологические вопросы: А. Функциональная связь разложения феодального и возникновения капиталистического способа производ¬ ства в России, отличия от Запада и Востока. Б. Понятие кризиса феодально-крепостнической си¬ стемы. Роль общественного сознания в кризисе крепо¬ стного строя. В. Классовая борьба крестьянства против эксплуата¬ торов в условиях феодальной формации, переходного пе¬ риода, российского капитализма. Г. Понятие уклада. Новый уклад в условиях старой формации. Пережиточный уклад. Мелкотоварный уклад в условиях различных формаций. Сосредоточение исследований отечественной истории с XVIII по начало XX в. на коренных и общих пробле' мах должно привести к глубокому освещению особен¬ ностей феодализма и капитализма в России, к всесторон¬ нему раскрытию экономических, социальных и политиче¬ ских предпосылок первой в мире социалистической революции. Л. В. Д А Н И Л О В А В дискуссии выявились два основных сюжета, вокруг которых концентрировалась полемика. Первый из них — датировка начальных этапов генезиса капитализма в России и в связи с этим оценка исторического развития России в XVI—XVIII вв. Второй — понимание причин и содержания кризиса феодально-крепостнического строя. Я остановлюсь на обзоре выступлений, касающихся пер¬ вого сюжета. При всех различиях во мнениях специалистов имеются два существенно отличных понимания «нового периода» истории России. С конца 40 — начала 50-х годов в нашей историографии утвердилась концепция, согласно которой с XVII в. (а по мнению некоторых, — с XVI и даже кон¬ ца XV в.) Россия вступает в «новый период» своего раз¬ вития, когда появляются первые признаки разложения 999 11*
феодального строя. Выражение этого процесса обычно видят в росте товарно-денежных отношений и рыночных связей, распространении найма рабочей силы, возникно¬ вении зачатков капиталистического уклада в виде от¬ дельных мануфактур. В качестве «капиталистических» нередко рассматриваются такие явления, как расширение посевных площадей, увеличение посевов технических культур и т. п. Охарактеризованная концепция является господствующей. Она представлена в обобщающих тру¬ дах и учебных пособиях, в большинстве монографических исследований. Однако в последние годы все чаще выска¬ зывается взгляд на XVI—XVII и значительную часть XVIII в. как на время поступательного развития фе¬ одально-крепостнической формации, в рамках которой так называемые «новые явления» занимали еще подчи¬ ненное место, существенно влияя на господствующий способ производства, но не определяя общего характера и направления исторического развития. Именно этот взгляд пытались обосновать докладчики. Есть компро¬ миссная точка зрения, соединяющая, с одной стороны, признание поступательного развития и даже прогрессив¬ ности крепостничества в России XVII—XVIII вв., с дру¬ гой— определение характера эпохи торговым капита¬ лом. В нынешней дискуссии ее отстаивал А. М. Сахаров. Приверженцы концепции раннего развития капитализ¬ ма в России дали ценные исследования по истории горо¬ да, мануфактуры, мелкой промышленности, рынка XVII— XVIII вв., ввели в научный оборот обширный фактиче¬ ский материал, сделали многие важные наблюдения и выводы. Но теоретическое осмысление изучаемых процес¬ сов в этих исследованиях вызывает возражения. Основы¬ ваясь на методологических указаниях Ленина о двух моментах в развитии капитализма: превращении нату¬ рального производства в товарное, а товарного в капи¬ талистическое,— сторонники возобладавшей в советской науке концепции пытаются хронологически точно фикси¬ ровать оба момента. Подход совершенно неверный. В дан¬ ном случае смешиваются логический и исторический аспекты генезиса капитализма, общие предпосылки капи¬ тализма с конкретным процессом формирования капита¬ листического уклада, проявляется недостаточное понима¬ ние того обстоятельства, что все антагонистические фор¬ мации многоукладны. 324
Для России же с ее огромной территорией, неоднород¬ ной в смысле этнического, социально-экономического и культурного развития, многоукладное™ общественной структуры и неравномерность исторического развития отдельных частей страны имели особо существенное зна¬ чение. Безусловно, что при теоретическом анализе возник¬ новения капиталистического производства учет обоих названных Лениным моментов совершенно необходим, ибо в конечном счете именно товарное производство (ес¬ ли оно является отражением соответствующего уровня об¬ щественного разделения труда, а не случайным, привне¬ сенным извне явлением) ведет к капитализму. Недаром Маркс начинает анализ капиталистического общества с его элементарной клеточки — товара. Но это не означает, что автор «Капитала» возводит начало капитализма ко времени зарождения товарно-денежных отношений. Встав на такой путь, можно выйти за пределы не только феодализма, но и предшествующих ему стадий общест¬ венного развития, поскольку товарно-денежные отноше¬ ния известны раннеклассовым обществам и даже перво¬ бытным общинам на последних этапах их существова¬ ния. Товарное производство исторически предшествует капитализму. Капитализм требует для своего возникно¬ вения определенного уровня товарно-денежных отноше¬ ний. Но лишь в результате капиталистического развития товарное производство получает главенствующее значе¬ ние, становится всеобщей формой производства. Таким образом, «первый момент», приурочиваемый некоторыми историками России к XVII в., в действительности прохо¬ дит через ряд исторических эпох, присутствуя уже в глу¬ бокой древности и сопровождая развитие капитализма вплоть до его высших стадий. Что же касается «второго момента» (превращения товарного производства в капи¬ талистическое), то его можно и нужно хронологически определить. Но при этом следует иметь в виду длитель¬ ность и многостадийность процесса становления капита¬ лизма. Уловить начальные стадии этого процесса чрез¬ вычайно трудно не только из-за состояния источников, но и в силу характера самого процесса (неустойчивости, неодновременно охвата им разных сфер экономики, возможности возвратного движения и т. п.). И вряд ли возможно датировать оформление капиталистического 32в
уклада каким-либо определенным десятилетием (как это сделано в коллективном докладе). Следует заметить, что мнению о появлении капиталистического уклада лишь в 60-х годах XVJII в. противоречит вся первая часть докла¬ да, характеризующая процесс складывания капиталисти¬ ческого уклада в XVI — первой половине XVIII в. Спор по поводу хронологии генезиса капитализма в России во многом объясняется нечеткостью терминологии (о чем говорили многие из выступавших), различным толкованием таких понятий, как «элементы капитализма» и «капиталистический уклад». В некоторых работах (в том числе в обсуждаемом на сессии докладе) под «элементами» имеются в виду отдельные мануфактуры или иные предприятия, основанные на капиталистическом способе производстве. Но подобное толкование «элемен¬ тов» тождественно утверждению о зачатках капиталисти¬ ческого уклада. В нем не содержится противоречия или признания концепции оппонентов, ибо существо дела за¬ ключается отнюдь не в том, чтобы констатировать нали¬ чие или отсутствие капиталистического уклада, а в пра¬ вильном определении степени зрелости этого уклада, его роли и места в общественной структуре, уяснении характера его влияния на экономическое и социально-по¬ литическое развитие страны. Если же «элементы» капита¬ лизма понимаются как предшествующие капиталистиче¬ скому способу производства и присутствующие в нед¬ рах докапиталистических формаций в тех или иных масштабах товарное производство, наемный труд, рыноч¬ ные отношения,— а именно так понимает и трактует их большинство сторонников раннего генезиса капитализма в России,— то это принципиально ошибочный подход. Реальные капиталистические отношения не могут быть механически разложены на товарное производство, наем и рынок. Только органическое единство перечислен¬ ных факторов дает капиталистический способ производ¬ ства. Уклад в нашей литературе обычно определяется как незавершенные капиталистические отношения, как способ производства, лишенный каких-то существенных призна¬ ков. Между тем в работах Маркса, Энгельса, Ленина под укладом имеется в виду совокупность производственных отношений, способ производства в его исторической ре¬ альности, Он проходит разные стадии зрелости — от Про*
стой кооперации через мануфактуру к машинной инду¬ стрии, может быть либо господствующим и ведущим, ли¬ бо подчиненным. Само по себе наличие того или друго¬ го уклада еще мало о чем говорит. Суть дела заключает¬ ся не в наличии или отсутствии данного уклада, а в его месте, роли, тенденции развития, во взаимодействии с другими укладами, прежде всего, с господствующим в обществе укладом. Антагонистические общественные ор¬ ганизации многоукладны. Известно, например, что фео¬ дальные и рабовладельческие системы включают в себя, и подчас в значительных масштабах, первобытнообщин¬ ный и натуральный уклады \ а также мелкотоварный ук¬ лад. Отдельные явления капиталистического характера присутствовали еще в древнем Риме. Сомневаюсь, чтобы кто-либо стал отрицать наличие капиталистического ук¬ лада в итальянских городах-республиках в XIV—XV вв. Но не этим определялось направление общественного развития в древности и средние века. Капиталистический уклад не является стабильной ве« личиной; он развивается и в количественном и в качест¬ венном отношении. Для первой половины XIX и конца XVIII в. приведены весьма убедительные доказательства существования в России капиталистического уклада и его значительного распространения, причем не только в форме простой капиталистической кооперации или тор¬ гового капитала, поставившего в зависимость от себя то¬ варопроизводителей, но и в форме купеческой мануфак¬ туры, показано его деформирующее воздействие на феодально-крепостническую систему. Подобные доказа¬ тельства имеются (и они приводились в прениях) для Ук¬ раины, Белоруссии, Прибалтики того же периода. Ощу¬ щалось ли ранее разлагающее влияние капиталистическо¬ го уклада? Для отдельных районов страны (например, для Урала) возможен, по-видимому, положительный от¬ вет. В целом же для России такое предположение — пока еще малообоснованная гипотеза. Слабое место концеп¬ ции раннего развития капитализма в нашей стране состо* ит не в том, что ее сторонники видят присутствие капита¬ листического уклада в XVII—XVIII или даже XVI в., а в объявлении этого уклада ведущим, в отождествлении 1 Под последним имеются в виду хозяйства непосредственных производителей — крестьян. 327
этапов, через которые проходит формирующийся, еще очень незрелый и слабый капиталистический уклад, с пе¬ риодизацией исторического процесса в целом. Исследования, доказывающие вступление России на путь капиталистического развития уже в XVII в., а то и еще ранее, оперируют весьма немногочисленными данными о мануфактурах и простой кооперации. Главный довод авторов этих исследований — значительные мас¬ штабы мелкотоварного уклада и торгового капитала. Разумеется, в отдельных случаях мелкотоварный уклад и торговый капитал, выросший на его базе, могут накла¬ дывать печать на всю общественную структуру. Клас¬ сический пример в этом отношении — Нидерланды XVI— XVII вв. Мог ли этот вариант развития иметь место в России? Речь идет об огромной стране, вовлеченной в ор- битву европейских экономических, культурных, политиче¬ ских связей. Естественно, ее история накануне и в начале капиталистической эры может быть понята лишь в связи с общеевропейским развитием, в связи с мировой торгов¬ лей и грабежом колоний, составившими одну из основ первоначального накопления. Однако окраинное поло¬ жение России, относительная изоляция и удаленность от передовых центров Европы, огромность ее территории, многоукладность экономики, наличие обширных обла¬ стей с патриархально-натуральным бытом, этническая пестрота исключали сходство ситуации. Противополож¬ ное мнение, как несостоятельное и теоретически и с точки зрения фактического материала, было от¬ вергнуто еще в конце 20-х годов при критике концеп¬ ции торгового капитала. Имеющиеся в науке данные сви¬ детельствуют о том, что торговый капитал и рынок не играли решающей роли в социально-экономическом и по¬ литическом развитии России XVII—XVIII вв., не опреде¬ ляли направления исторического развития страны, хотя не только в XVI и XVII вв., но даже на высших стадиях развития капитализма в России удельный вес тор¬ гового капитала был относительно велик (что объяс¬ няется наличием благоприятных условий для неэквива¬ лентного . обмена, длительное время сохранявшихся вследствие неравномерности исторического развития от¬ дельных частей страны). И роль торгового капитала в «.новый период» истории России двояка. В одних районах и сферах экономики он способствовал разложению фео¬ 328
дально-крепостнических отношений, в других — их кон¬ сервации. Эта двойственность роли русского торгового ка¬ питала обнаруживается даже в период империализма. Ю. А. Тихонов, А. А. Преображенский и некоторые другие наши оппоненты привели в своих выступлениях ряд данных, свидетельствующих о наличии в XVII — пер¬ вой половине XVIII в. элементов буржуазных отноше¬ ний, подкрепив их обильным цитированием работ клас¬ сиков марксизма. Но разве в докладе отрицается возникновение зачатков капиталистического уклада!— Отнюдь нет. Фактическая сторона дела меньше всего яв¬ ляется 'предметом спора. Существо полемики касается оценки роли и места этих зачатков в общественной струк¬ туре. Главная линия исторического процесса в России до конца (во всяком случае до середины) XVIII в. опре¬ делялась движением феодально-крепостнического спосо¬ ба производства, который трансформировал и подчинял себе как менее, так и более развитые социально-экономи¬ ческие уклады. В последние десятилетия развитие исто¬ риографии пошло таким образом, что ведущий в XVII— XVIII вв. социально-экономический уклад не изучал¬ ся достаточно активно. Не повезло ему и в нашем коллективном докладе. При последнем редактировании раздел, посвященный эволюции феодальной земельной собственности и крепостничества, к сожалению, выпал и вместо него появился дефектный текст о крупных ла¬ тифундиях на Руси в XV в. Таким образом, один из ос¬ новных тезисов доклада — тезис о поступательном и про¬ грессирующем развитии феодализма в XVI—XVII и значительной части XVIII в. оказался не подкрепленным фактическим материалом. Пытаться восполнить этот про¬ бел в выступлении бесполезно. Ограничусь подчеркива¬ нием того, что на протяжении XVII—XVIII столетий ко¬ личество крепостных выросло в несколько раз в абсолют¬ ном исчислении, значительно увеличился их удельный вес в общей массе населения. Колоссально расширилась тер¬ ритория, на которую распространились крепостные отно¬ шения. Но суть процесса заключается не только в расши¬ рении масштабов феодально-крепостнической формации в этот период, не только в распространении ее на но¬ вые территории и в подчинении ей существовавших гам укладов, но и в развитии феодально-крепостни¬ 329
ческих отношений вглубь. Последнее выражалось в про¬ грессирующем укреплении крепостничества, в распрост¬ ранении барщинной системы, в приспособлении феодаль¬ но-крепостнических отношений к меняющейся экономи¬ ческой конъюнктуре, к росту товарно-денежных отноше¬ ний как в барском имении, так и в крестьянском хозяй¬ стве. С середины XVII в., как показывает исследование А. Г. Манькова, крестьяне стали выступать наряду с землей и строениями в качестве одного из объектов купли-продажи. Именно с этого времени начинается про¬ дажа крепостных без земли, процветавшая в следующем столетии. Происходит сближение правовой природы по¬ местных и вотчинных крестьян, слияние холопского пра¬ ва с крестьянским2. И дореволюционные и современные специалисты неопровержимо доказывают, что основой крупной вотчины в XVII—XVIII вв. являлось крестьян¬ ское хозяйство. Несмотря на оживленную связь с рынком, экономичен ский строй и поместья и вотчины имел ярко выражен¬ ный натуральный характер. В XVII в. товарными отрас¬ лями хозяйства в полном смысле этого слова являлись только некоторые промыслы. В последующее столетие и в крестьянском и во владельческом хозяйстве усили¬ лась торгово-предпринимательская деятельность. Это на¬ ходило отражение и в социальной структуре, прежде все¬ го в росте торгующей верхушки, но не в такой степени, чтобы затрагивать ее основы. Для иллюстрации сошлюсь на недавно вышедшую, очень интересную монографию Е. И. Индовой, посвященную дворцовому хозяйству пер¬ вой половины XVIII в. Владения Дворца были разброса¬ ны в разных частях России, поэтому их изучение выяв¬ ляет общую тенденцию развития страны. Основная цель автора — поиск признаков разложения феодализма. Что же обнаруживает исследование Индовой? — Расцвет хо¬ зяйства, колоссальное расширение его масштабов. Весь¬ ма показателен метод, при помощи которого произво¬ дится расширение. Это чисто крепостнические методы. Крестьяне насильственно, по воле администрации, пе¬ реселяются в новые районы. Повышение товарности, до¬ ходности хозяйства осуществляется теми же крепостни¬ 2 А. Г. М а н ь к о в. Развитие крепостного права в России во второй половине XVII века. М.— Л., 1962. 330
ческими методами. Зависимое крестьянское хозяйство на протяжении всей первой половины XVIII в. остается главным источником благосостояния Дворца. Монография Е. И. Индовой построена на большом количестве статистически обработанных источников. По¬ этому ее выводы и наблюдения имеют доказательность. И главное, в чем она убеждает,— это в прочности осно¬ вы феодально-крепостнического строя, в не изменившем¬ ся еще характере соединения рабочей силы со средства¬ ми производства. Так обстоит дело в ведущей отрасли экономики в докапиталистическую эпоху — в сельском хозяйстве. В докладе отведено большое место показу успешного подчинения и использования господствующим классом крепостников-феодалов других сфер экономики (промы¬ шленности, торговли). Упрочение и распространение феодально-крепостни¬ ческого способа производства имело соответствующий эквивалент в социальной и политической сферах. Имен¬ но в XVII—XVIII вв., когда в передовых странах Европы вместе с разложением феодального строя разрушались старые феодальные сословия, в России идет процесс кон¬ солидации сословий. Приобретает необычайную силу орудие классового и политического господства дворян¬ ства — российский абсолютизм. Благодаря этому орудию российское дворянство создало обширную колониальную империю, успешно приспосабливалось к общеевропей¬ ской конъюнктуре. Большинству работ сторонников концепции раннего развития капитализма в России присуща недооценка (если не полное игнорирование) характера эпохи и окру¬ жающей исторической среды, стремление во что бы то ни стало представить всякую общественную структуру как следствие органического внутреннего развития. Но история отдельной страны или народа не может быть пра¬ вильно понята вне связей с другими странами и народа-' ми. Следует возразить и против другого распространен¬ ного подхода, когда все сводится к заимствованию тех¬ нических и культурных достижений и торговле. Передовой способ производства всесторонне воз¬ действует на отсталые общественные структуры, сущест¬ венно трансформирует их. Будучи выражением фео¬ дальных отношений, крепостничество, развивавшееся 331
в России с конца XVI—XVII в., без сомнения связано с ка¬ питализмом в Европе. Но само по себе оно не выражало капиталистического развития. А. А. Преображенский приводил в своем выступлении известное место из статьи Энгельса «Марка», где говорится о том, что «капитали¬ стический период возвестил в деревне о своем пришест¬ вии как период крупного сельскохозяйственного произ¬ водства на основе барщинного труда крепостных кре¬ стьян»3. Преображенский усмотрел в приведенной цитате мощное подкрепление своей трактовки «нового периода» русской истории. Но данная цитата говорит как раз о противоположном. В ней идет речь не о разложении фео¬ дализма, а о его модификации, возникшей в результате развития капитализма в передовых странах Европы. Крупное сельскохозяйственное производство, ведущееся руками крепостных, само по себе не имеет никакого от¬ ношения к капитализму. Вряд ли кто станет возражать против того, что серд¬ цевиной темы о переходе от одной формации к другой (в данном случае от феодально-крепостнической форма¬ ции к капиталистической) является проблема соответст¬ вия производительных сил и производственных отноше¬ ний. Разногласия начинаются с конкретной трактовки этой проблемы. Наибольшие трудности вызывает уста¬ новление критерия, позволяющего определить, соответст¬ вуют или не соответствуют производительные силы про¬ изводственным отношениям, в рамках которых они до того развивались. Серьезные осложнения вызывает и то обстоятельство, что в реальной исторической действи¬ тельности под воздействием различных факторов естест¬ венная эволюция и производительных сил и производст¬ венных отношений может нарушаться. История России XVII—XIX вв. дает немало примеров в этом отношении. Один из наиболее ярких — крепостная мануфактура. Рус¬ ская мануфактура в XVII — первой половине XIX в.— специфическое явление, возникшее в результате приспо¬ собления феодально-крепостнической России к современ¬ ному ей миру, где развивался и постепенно становился ведущим капиталистический способ производства. В этом плане весьма показательны отмеченные в докладе орга¬ низации первых русских мануфактур по инициативе пра¬ 3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 341. 332
вительства для обслуживания потребностей государства и армии, привлечение иностранных специалистов для ру¬ ководства мануфактурами и тому подобны?? меры. М. В. Нечкина квалифицировала данную в докладе трактовку вотчинной и посессионной мануфактуры как устаревшую. Взамен предлагалось принять точку зре¬ ния, согласно которой производительные силы рассмат¬ риваются в качестве капиталистических, а производст¬ венные отношения — феодальных. Но эта точка зрения также далеко не нова и неоригинальна, а главное, грешит механистическим подходом. Способ производства опре¬ деляется характером соединения рабочей силы со сред¬ ствами производства. Производительные силы только в конечном счете, только через определенные формы общественного разделения труда и вытекающие из них формы собственности и эксплуатации (если речь идет об антагонистических формациях) определяют тип про¬ изводственных отношений. Кроме того, недопустимо от¬ дельные мануфактурные предприятия подводить под по¬ нятие «производительные силы». Ставя проблему со¬ ответствия производительных сил и производственных отношений, необходимо принимать во внимание общий уровень производительных сил в обществе, а не сумму орудий или предприятий. В понятие «производительные силы» исторический материализм включает не только технику, но и людей с их производственными навыками и опытом. Мне представляется неверным брать за критерий пе¬ риодизации истории общества сдвиги (пусть даже круп¬ ные) в развитии производительных сил. Наступление нового периода характеризуется более или менее суще¬ ственной перестройкой всей системы общественных отно¬ шений. В построениях оппонентов часто фигурировали ссылки на крестьянские войны XVII—XVIII вв. как на показа¬ тель разложения феодально-крепостнических отношений. Точка зрения В. В. Мавродина, М. В. Нечкиной и некото¬ рых других товарищей фактически воспроизводит распро¬ страненный в ранней советской историографии и затем отвергнутый в ходе теоретических дискуссий конца 20— начала 30-х годов взгляд на крестьянские войны под руководством Болотникова, Разина и Пугачева как на ранние буржуазные революции. Вполне возможно, конеч¬ ззз
но, вернуться к обсуждению уже решенного вопроса, но для этого нужны аргументы, а не простые утверж¬ дения. Последний пункт моего выступления — историогра¬ фия проблемы. Следует признать, что историографичес¬ кая часть доклада слаба. Ее главный недостаток — не¬ полнота и выборочность. Остановлюсь лишь на одном замечании, наиболее существенном для понимания под¬ нятых в настоящей дискуссии проблем. В прениях было высказано мнение о недостаточной основательности дан¬ ной в докладе общей характеристики состояния историо¬ графии. Отвергалось, в частности, как неверное выдви¬ нутое докладчиками положение о переключении в тече¬ ние длительного времени внимания с изучения ведущего и главного процесса на важные, но все-таки второстепен¬ ные «новые явления». Возможно, формулировки, приве¬ денные в начале доклада, мало удачны. Но ведь этими формулировками не исчерпывается оценка историогра¬ фии. Изложение всего комплекса вопросов, относящихся к дискутируемой проблеме, дается в полемике с пред¬ шественниками. Обилие монографических исследований по истории города, рыночных отношений, мануфактуры, мелкой промышленности в России, с одной стороны, и ощутимый недостаток в исследованиях по истории кре¬ стьянства, феодальной земельной собственности и фео¬ дального землевладения, с другой, совершенно очевид¬ ны. Никто не отрицает огромной пользы работ о «новых явлениях» русской действительности XVII—XVIII вв. Напротив, они высоко оценены в докладе. Никто не соби¬ рается также отвергать правомерность их выдвижения в качестве объекта изучения. Смысл сделанных в докладе критических замечаний заключается в указании на сме¬ щение перспективы при построении общих схем истории России в «новый период», в констатации факта слабой изученности важнейших сторон феодально-крепостничес¬ кого способа производства, развитие которого определя¬ ло общеисторический процесс вплоть до второй полови¬ ны XVIII в. Откройте соответствующие тома «Очерков истории СССР. Период феодализма» и вы увидите, что после характеристики сельского хозяйства идет описание ремесла, мануфактур, торговли. А где же анализ фео¬ дальной земельной собственности? Из тысячи страниц в томе, посвященном XVII в., этому вопросу отведено 334
едва ли два десятка страниц. В трех томах по XVIII в. специальные разделы о феодальной земельной собствен¬ ности и феодальном землевладении вообще отсутствуют. Россыпью даны лишь некоторые отрывочные сведения. И дело, конечно, не только в неудачной структуре, а в том, что ростом «новых явлений» неправомерно опреде¬ ляется характер эпохи, ведущая тенденция историческо¬ го развития, что по ним производится периодизация ис¬ торических процессов. Многими выступающими отмечалось отсутствие но¬ визны и оригинальности в точках зрения и докладчиков и их оппонентов, А. М. Сахаров говорил о том, что эти точки зрения прошли через дискуссии не только 40—5С-х, но и 20—30-х годов. Делать вывод о том, что дискуссии по проблеме генезиса капитализма в России вращаются в замкнутом кругу, было бы неверно. Но вместе с тем периодическое возобновление сходных по характеру спо¬ ров заставляет серьезно задумываться. Первые дискус¬ сии по проблеме генезиса капитализма в России прохо¬ дили в то время, когда советская марксистская истори¬ ческая наука делала свои первые шаги, когда источниковедческая база была узка. С тех пор накоплен огромный фактический материал. А намного ли ушло впе¬ ред теоретическое осмысление проблем? И. Д. КОВАЛЬЧЕНКО Как один из авторов доклада, я прежде всего хочу выразить удовлетворение тем, что представленный доклад вызвал столь оживленные прения. Конечно, правы товарищи, которые говорили, что в докладе много недоработок, есть противоречия. Недора¬ ботки доклада обусловлены целым рядом трудностей. Здесь были трудности объективные — сложность и сла¬ бая изученность проблемы — и субъективные — по цело¬ му ряду вопросов авторскому коллективу не удалось до¬ стигнуть единого мнения. Прежде всего несколько слов об историографичес¬ ком разделе нашего доклада. Этот чрезвычайно важ¬ ный раздел оказался, пожалуй, наиболее слабым. Здесь 335
действительно много упущений, но я должен сказать, что со стороны авторов не было при этом никакого умысла. Если мы кого-нибудь не упомянули, то не потому, что сознательно на это настраивались, а потому что исто¬ риографические вопросы не получили развернутого осве¬ щения. . ч Из многих вопросов, о которых шла речь в докладе и которые затрагивались в прениях, я хочу остано¬ виться на одном — вопросе о кризисе крепостничества. Это необходимо не только потому, что ряд выступавших товарищей выразили свое несогласие с характеристикой кризиса, данной в докладе, но и главным образом пото¬ му, что вопрос о кризисе позволяет, может быть наибо¬ лее ярко, показать специфику и особенности смены в Рос¬ сии феодализма капитализмом. Что же такое кризис феодально-крепостнической сис¬ темы хозяйства? Некоторые из выступавших представля¬ ли дело таким образом, что в докладе кризис феодаль¬ но-крепостной системы хозяйства — это будто бы пе¬ риод, связанный прежде всего с преобладанием или во всяком случае с широким распространением явлений хозяйственного застоя и даже упадка. Возможно, авто¬ рам доклада не удалось дать достаточно четкого опре¬ деления сущности кризиса. Однако он не представляется в докладе столь односторонне. Кризис представлял собой завершающий этап в дли¬ тельном процессе перехода России от феодализма к ка¬ питализму, этап, который охватывал несколько послед¬ них десятилетий господства в России феодально-кре¬ постнического строя. Это был такой период в переходе от феодализма к капитализму, когда противоречия меж¬ ду старым и новым, между господствующим в стране крепостничеством и развитием новых, мелкотоварных и капиталистических отношений достигли такой глубины, что назрела объективная необходимость ликвидации фео¬ дально-крепостнического строя, когда старое уже не мог¬ ло служить основой для исторического прогресса, а но¬ вое не могло успешно развиваться без ломки старого. Таким образом, кризис — это неразрывное единст¬ во двух сторон процесса, это острейший конфликт меж¬ ду старым и новым, неизбежно ведущий к коренной ломке общественных отношений. Может быть, в этом и заключается основная трудность в понимании и истолко¬ 336
вании сущности кризиса феодально-крепостнической си¬ стемы хозяйства. Иногда рассуждают так: если кризис сопровождался явлениями застоя и упадка, то как же тогда могло иметь место прогрессивное историческое развитие? В этой связи возникает и вопрос о том, каким обра¬ зом такое несомненно прогрессивное преобразование, как отмена крепостного права, могло быть вызвано яв¬ лениями застоя и регресса. Отсюда возникают сомнения в том, действительно ли был этот застой и упадок, ста¬ вится вопрос о том, не преувеличиваем ли мы интенсив¬ ности эксплуатации крестьян, не слишком ли полагаемся на данные ревизий, губернаторских отчетов и им подоб¬ ных источников, рисующих картину застоя или сниже¬ ния уровня основных отраслей сельскохозяйственного производства и ухудшения положения крестьян. Все эти явления, на первый взгляд, трудно совмести¬ мы с тем, что период кризиса был одновременно и эпохой прогрессивного развития. Но это противоречие лишь ка¬ жущееся. Период кризиса действительно сопровождал¬ ся усилением эксплуатации крестьян, ухудшением их положения. Здесь фактов так много, что, как бы мы ни сомневались в тех или других источниках, какой бы их проверке ни подвергали, никому не удастся доказать, что период последних предреформенных десятилетий будто бы характеризовался отсутствием значительного усиления эксплуатации крестьян, что в это время не было сколько-нибудь значительного ухудшения их поло¬ жения. Все это было. Даже если не принимать во внима¬ ние губернаторские отчеты, данные ревизий и т. д., есть тысячи жалоб крестьян, десятки признаний чинов¬ ников государственного аппарата о том, что усиление эксплуатации и ухудшение положения крестьян имели место. Однако все это не означало какого-то тупика в социально-экономическом развитии деревни, было лишь одной стороной этого развития. Период кризиса, наряду с ухудшением положения крестьян, застоем, а иногда даже регрессом крестьянского хозяйства, был одновре¬ менно временем самого быстрого социально-экономи¬ ческого развития за всю эпоху феодализма. Это разви¬ тие имело место не только в городе, но и в деревне. Оно протекало не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. 337
Я здесь не буду говорить о промышленности. Доста¬ точно напомнить, что в крепостную эпоху в России начался промышленный переворот, переход от ману¬ фактуры к фабрике. Это наиболее яркое свидетельство того, что развитие производительных сил и социальных отношений в сфере промышленности сделало колоссаль¬ ный скачок вперед. Но прогресс был и в деревне, и выра¬ жался он прежде всего в успешном зарождении и разви¬ тии исторически перспективных форм общественного про¬ изводства. В этой связи необходимо особо подчеркнуть один мо¬ мент, который отмечался в дискуссии о мелкотоварном укладе в России XIX в. Речь идет о недооценке мелко¬ товарного производства в социально-экономическом раз¬ витии деревни в первой половине XIX в. Все участники дискуссии, несмотря на острый спор, были едины в том, что рост мелкого товарного производства является фактом огромной социальной значимости. Что значит, что в товарное производство втягивались широкие слои крестьянства? Это значит, что десятки миллионов крестьянских хозяйств включались в единую систему производства, основанного на общественном раз¬ делении труда. Рушилась вековая замкнутость кресть¬ янского хозяйства, которую Маркс характеризовал как полную изолированность от общества. В процессе раз¬ вития мелкотоварного производства в деревне склады¬ вались объективные социально-экономические предпо¬ сылки для буржуазно-демократического развития капи¬ тализма в сельском хозяйстве. К середине XIX в. у нас в стране не просто было крестьянское хозяйство, а та¬ кое крестьянское хозяйство, которое уже в значительной мере втянулось в товарное производство, т. е. хозяйство, связанное с формой общественного производства, непос¬ редственно ведущей к капитализму. Тенденция прогрессирующего социально-экономичес¬ кого развития, ход которого требовал ликвидации кре¬ постничества, и была главным выражением кризиса. Тот факт, что эта тенденция сочеталась с явлениями застоя в развитии производства и ухудшением положе¬ ния крестьян, объясняется тем, что прогресс может идти при разных условиях и давать разные блага его творцам, т. е. непосредственным производителям. Осо¬ бенность России в том и заключалась, что в период 388
кризиса социально-экономический прогресс деревни не только не приносил в должной мере благ основной мас¬ се его творцов, но даже сопровождался ухудшением их материального положения. Таково основное понимание сущности кризиса фео¬ дально-крепостнической системы, положенное в основу при написании доклада. Думается, что в этой связи нет нужды специально останавливаться на замечаниях, которые были высказа¬ ны В. К. Яцунским, Ю. Ю. Кахком, Г. Т. Рябковым и другими. Но об одном из выступлений, а именно: вы¬ ступлении И. А. Булыгина — необходимо сказать особо, поскольку в нем развивались мнения (уже высказанные автором на страницах журнала «История СССР»), с ко¬ торыми никак нельзя согласиться. И. А. Булыгин бросил в адрес авторов доклада упрек в том, что они при характеристике расслоения кресть¬ янства отошли от В. И. Ленина. Этот отход И. А. Булы¬ гин видит, -во-первых, в том, что при характеристике степени развития в деревне капиталистических отноше¬ ний будто бы вопреки В. И. Ленину выделено не две категории крестьянства — земледельческое и промысло¬ вое, а три — земледельческое, земледельческо-промысло¬ вое и промысловое, и, во-вторых, в том, что авторы доклада не принимают тезиса о якобы одновременности и полной синхронности расслоения одних и тех же крестьян как земледельцев и как промышленников. По¬ пытка усмотреть во взглядах авторов по указанным вопросам отход от В. И. Ленина является чистейшим недоразумением. Прежде всего следует иметь в виду, что В. И. Ленин анализировал процесс разложения кре¬ стьян в пореформенной капиталистической России. Пра¬ вомерность перенесения ленинских характеристик на крепостную эпоху не столь проста, как это представ¬ ляется И. А. Булыгину. Но самое главное — это то, что и для капиталистической эпохи В. И. Ленин не выдви¬ гал тезисов, развиваемых И. А. Булыгиным. Чтобы убе¬ диться в этом, достаточно посмотреть работу В. И. Лени¬ на «Развитие капитализма в России». В. И. Ленин дей¬ ствительно рассматривает разложение крестьян в двух главах работы (II и V), но не потому, что он выделяет только крестьянство земледельческое и промысловое, а потому, что раздельно характеризует развитие капита¬ 339
лизма в земледелии и промышленности. В. И. Ленин вовсе не отрицал наличия категории земледельческо- промыслового крестьянства. Например, В. И. Ленин прямо говорил, что неземледельческие мануфактурные центры притягивали к себе население окрестных дере¬ вень, «жители которых полуземледельцы, полупромыш¬ ленники» !. Так же далек был В. И. Ленин и от мысли о единовременности и синхронности расслоения одних и тех же крестьян как земледельцев и как промышленников. Это очевидно из того, что среди различных форм соеди¬ нения промыслов с земледелием В. И. Ленин выделял, например, и такие, когда «патриархальное земледелие соединяется с мелким производством промышленных про¬ дуктов на рынок» и «патриархальное земледелие соеди¬ няется с работой по найму в промышленности»1 2. Где же здесь единовременность и синхронность? Столь же неубедительна ссылка И. А. Булыгина на классиков марксизма и при определении различий между мелкотоварным и капиталистическим производством. И. А. Булыгин относит к капиталистическим все кресть¬ янские хозяйства, применяющие наемный труд, независи¬ мо от количественного соотношения труда наемного и семейного. При этом он утверждает: «Классики марксиз¬ ма-ленинизма, насколько нам известно, нигде не говорят об обязательном преобладании наемного труда над се¬ мейным как непременном признаке капиталистических отношений»3. В. И. Ленин при выделении по данным немецкой сельскохозяйственной переписи социально от¬ личных типов хозяйств — пролетарских, крестьянских и капиталистических — относил к первым хозяйства, в ко¬ торых большинство хозяев «являются наемными рабочи¬ ми», ко вторым — хозяйства, в которых «число семей¬ ных рабочих больше числа наемных», к третьим — хо¬ зяйства, в которых «число наемных рабочих больше числа семейных»4. Таким образом, в пылу дискуссии некоторые ее участники явно выдают желаемое за дей¬ ствительное. Но это только запутывает и без того сложную проблему. 1 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 433. 2 Там же, стр. 378, 379. 3 И. А. Булыгин. О капиталистическом расслоении крестьян¬ ства в дореформенной России.— «История СССР», 1964, № 4, стр. 78. . 4 В. И. Л е н ин. Поли. собр. соч., т. 19, стр. 329. 340
А. П. НОВОСЕЛЬЦЕВ Выступая вчера на этой сессии, И Г. Антелава, согла¬ сившись с критикой в нашем докладе точки зрения сто¬ ронников возникновения капиталистических отношений в Грузии в XVIII — начале XIX в., в то же время заявил, что упомянутые в тексте доклада в качестве сторонников и проводников этого течения в грузинской историче¬ ской науке проф. П. В. Гугушвили, Д. Гоголадзе, Э. В.Хо- штария и другие на самом деле вроде бы вовсе не явля¬ ются сторонниками критикуемого направления, так как они говорят об оформлении капиталистического уклада в сельском хозяйстве дореформенной, т. е. крепостной, Грузии лишь с 30-х или даже с 40-х годов XIX в. Должен в связи с этим сразу заметить, что в тексте доклада нигде и не приписывается упомянутым истори¬ кам точка зрения об оформлении капиталистического уклада в XVIII в. Речь идет о завышении этими и други¬ ми, не упомянутыми в тексте из-за недостатка места, не только грузинскими, но и некоторыми армянскими исто¬ риками, например А. А. Амбаряном и Б. Арутюняном, уровня социально-экономического развития Грузии и Ар¬ мении в XVIII — первой половине XIX в., о стремлении открыть во второй половине XVIII в. мануфактурное производство, о попытке представить Грузию и Армению в качестве областей с начавшимся процессом сложения капиталистического рынка рабочей силы, достаточно ши¬ роко и систематически применяемым наемным трудом в сельском хозяйстве и т. д. П. В. Гугушвили, Д. Гоголадзе, Э. В. Хоштария, не применяя термина «капиталистический уклад» в отноше¬ нии XVIII — начала XIX в., в то же время ведут родо¬ словную капиталистических промышленных предприятий (по их терминологии, «мануфактур» или «полумануфак¬ тур») и так называемых «образцовых» помещичьих, главным образом винодельческих, хозяйств XIX в., кото¬ рые они рассматривают как капиталистические,— от промышленных начинаний Ираклия II и помещичьих хозяйств с использованием наемного труда в Картлии и Кахетии XVIII в. Вместе с тем критика концепции указанных авторов ни в коей мере не означает, что их работы неудовлетво¬ рительны в целом. Большой фактический материал, 341
собранный и проф. П. В. Гугушвили, и Д. Гоголадзе, и Э. В. Хоштария, и Н. Д. Нацвлишвили, и ряд выводов этих авторов является бесспорным вкладом в историче¬ скую науку. Но надо правильно определить место этого материала, место изучаемых данными историками явле¬ ний и сопоставить их с другим комплексом фактов, сви¬ детельствующих о консервации феодальных отношений, об их прочности даже в 30—50-е годы XIX в. Я полностью согласен с И. Г. Антелава, что 30—50-е годы XIX в. отличались для Грузии, как и для всего остального Закавказья, от XVIII в. прежде всего тем, что в стране впервые после долгого времени наступил мир. Это, конечно, способствовало и росту населения, и определенному подъему экономики. Но, поднимая воп¬ рос о сложении капиталистического уклада и именно в сельском хозяйстве крепостной страны, историки Грузии, как мне кажется, несколько поспешили с таким выводом. Во всяком случае, необходимо хорошее сводное исследо¬ вание по социально-экономической истории Грузии до крестьянской реформы со всесторонним охватом фактов и явлений. Экономическое развитие Закавказья в дореформенный период изучается в ряде трудов, вышедших за последнее время. Авторы их на большом фактическом материале стремятся доказать, что примерно с 20—30-х годов XIX в. в Закавказье и особенно в Грузии все большее развитие получают явления, связанные с разложением феодальных отношений и появлением новых, капитали¬ стических явлений в промышленности и сельском хозяй¬ стве. К сожалению, часто именно это стремление пока¬ зать новые явления приводит к затушевыванию, иногда против воли авторов, «старых», а по сути дела еще абсо¬ лютно господствующих условий, в результате чего общий уровень экономического развития Закавказья представ¬ ляется завышенным. Вместо характерного почти до самой реформы сложного процесса укрепления в большинстве районов Закавказья феодальных отношений и постепен¬ ного вызревания весьма небольших ростков капитали¬ стических отношений, создается картина достаточно бур¬ ного роста капитализма в городе и деревне: рост ману¬ фактур, появление «капиталистических» крупных помещичьих хозяйств с наемным трудом и высокой то¬ варностью производства и т. д. 342
В странах Закавказья и Средней Азии феодальные отношения начали складываться значительно раньше, чем в Восточной Европе, но в силу ряда причин внешне¬ го и внутреннего порядка дальнейшее развитие этих стран оказалось замедленным. Одним из основных элементов прогресса в феодаль¬ ном обществе является оформление и укрепление фе¬ одальной собственности на средства производства и осо¬ бенно на землю — это «всеобщее средство производства», по выражению К. Маркса. В условиях характерного для Ближнего Востока непрерывно возобновляющегося гос¬ подства кочевников этот процесс был заторможен и не получил дальнейшего развития. Вместо этого мы встре¬ чаемся с господством различных форм земельного вла¬ дения, чаще всего при наличии более или менее номи¬ нальной верховной государственной собственности на землю (сравните: икта у сельджукидов, союргаль XIV— XVII вв., военно-ленная система у османов и т. д.). В целом многое зависело от того, насколько экономически и политически господство пришлой кочевой знати пода¬ вило старые местные условия. В Грузии, например, где до присоединения к России страна так и не была никог¬ да полностью покорена кочевниками, мы встречаемся на протяжении столетий с консервацией форм собственно¬ сти, свойственных эпохе феодальной раздробленности (система сатавадо-синьория, господствовавшая в Грузии и в XVII — XVIII вв.). В Азербайджане, Армении и Средней Азии в разное время стала господствующей верховная государственная собственность с различными формами феодального частного земельного владе¬ ния. Тем не менее, и здесь пробивал себе дорогу процесс сложения частной земельной собственности. Не менее важным следствием господства кочевников явилось также сохранение и обновление сельской и родо¬ вой общин. С установлением господства завоевателей пер¬ вой формой взаимоотношений между ними и коренным населением становились даннические отношения, перера¬ ставшие затем в государственную собственность и раз¬ личные формы условного владения. Из общины выделя¬ лись в тех или иных конкретных условиях ее отдельные представители, но сама она сохранялась. Выделившие¬ ся же члены общины в тех условиях либо сами станови¬ лись феодалами, либо пополняли в городах слой ремес- 343
ленников и особенно плебс, использовавшийся на всяких хозяйственных и оборонительных работах. Эта послед¬ няя категория населения существовала на протяжении всего средневековья, в частности в Закавказье и Иране, и хотя она и использовалась по «найму» и ей выплачи¬ валась «заработная плата», ее нельзя отождествлять с наемным рабочим периода капитализма. * К этому же слою типично средневекового населения принадлежат и те «наемные рабочие» в Грузии второй половины XVIII в., о которых идет речь в работах гру¬ зинских историков. Их «состав» комплектовался главным образом за счет выходцев из западных грузинских царств и княжеств, из выходцев с гор, из беглых крестьян. Характеризуя эту категорию населения Восточной Грузии времен Ираклия II, не надо забывать, что во второй половине XVIII в. в результате войн и особенно набегов аварцев население страны резко сократилось. Крестьяне в тех конкретных условиях старались либо укрыться в немногочисленных городах, либо на худой конец отдаться под покровительство сильного князя, ко¬ торый сумеет защитить их от набегов горских феодалов. Короче говоря, в условиях того времени основной ценно¬ стью становилась уже не земля, а рабочие руки, которые и привлекались феодалами со всех сторон и на каких угодно условиях. В то же время ряд конкретных исторических иссле¬ дований показывает, что место таких «новых» (а по существу имеющих многолетнюю историю) явлений в общей системе хозяйства было невелико и в XVIII в. Всесторонний учет фактов дает основание считать, что гораздо большее значение имели явления иного по¬ рядка. Для Грузии — это характерное в XVII— XVIII вв., сложившееся ранее господство системы круп¬ ных феодальных владений, основа феодальной раздроб¬ ленности страны с господством натурального хозяй¬ ства, с большим или меньшим развитием мелкого товарного производства прежде всего в городах и от¬ части в помещичьем хозяйстве второй половины XVIII в. В Азербайджане и Армении в это время снова идет процесс роста феодальной земельной собственности: ликвидация союргального владения, эволюция (так и не закончившаяся к моменту присоединения к России) тиуля в сторону его превращения из формы земельного 344
держания в форму земельной собственности, очень мед¬ ленного оседания кочевников на землю. Коснемся теперь проблемы появления мануфактуры в Закавказье в XVII—XVIII вв. Теоретически появление спорадических предприятий мануфактурного типа в определенных условиях товарно¬ го производства вполне возможно. Мануфактура вырас¬ тает из простой кооперации при товарном производстве в условиях, когда последнее еще и не возобладало во всей стране. Поэтому мануфактура в какой-то мере — яв¬ ление нестойкое, требующее опеки и покровительствен¬ ной политики. Чаще всего первоначально мануфактура возникает на базе развития внешней торговли, а затем может зачахнуть и прекратить свое существование. По мнению ряда грузинских и армянских историков, в XVIII в., в период относительной безопасности страны от внешних войн, в Закавказье и возникли первые пред¬ приятия мануфактурного типа (некоторые грузинские исследователи употребляют еще термин «полумануфак¬ туры», который только запутывает вопрос). Решить воп¬ рос о том, существовали ли в Закавказье в XVIII в. ма¬ нуфактуры, могут только конкретные исследования. Авторы же таковых относят к «мануфактурам» такие «предприятия», как монетный двор, пушечный двор, ти¬ пографии и т. п., возникшие в Грузии и в Армении в XVII—XVIII вв. Оставляя в стороне вопрос о типографии как форме мануфактуры, коснемся других ее разновидностей, к ко¬ торым применяется и более’современный термин «круп< ная промышленность». Их возникновение связано с не¬ удавшейся в силу целого комплекса внутриэкономических и внешнеполитических условий попыткой Ираклия II во второй половине XVIII в. объединить Грузию. Деятель¬ ность этого выдающегося человека — прекрасное под¬ тверждение марксистского положения о зависимости деятельности любого лица от той социально-экономи¬ ческой среды, в которой он живет. Пытаясь укрепить центральную власть, Ираклий стремился прежде всего создать и укрепить войско. Отсюда его мероприятия с горнорудными разработками и пушечным двором. Все они явились не следствием развития внутреннего рынка, но результатом экономической отсталости страны, абсо¬ лютного господства феодальных отношений и натураль- 345
кого хозяйства; все они были недолговечны и не пережи¬ ли своего создателя. Подобного рода мастерские суще¬ ствовали, например, в Иране и в арабское, и в монголь¬ ское, и в сефевидское время и были основаны на господстве натурального хозяйства точно так же, как и подобные «предприятия» царя Ираклия II в Грузии? Если же говорить о чем-то новом, растущем в эконо¬ мике Закавказья XVII — XVIII вв., то это мелкая про¬ стая кооперация в шелководческих и хлопководческих районах. Здесь главным образом в XVII и в меньшей мере в XVIII в. существовали небольшие «предприятия», именуемые в источниках «фабриками» или «мануфакту¬ рами». Возможно, что некоторые из них можно назвать мануфактурами в подлинном смысле слова, но этот во¬ прос требует дальнейшего конкретного изучения. Такие предприятия не погибли во время войн и усобиц XVIII в., хотя их число тогда и уменьшилось. Они суще¬ ствовали и в первой половине XIX в., именно от них ве¬ дет начало в дальнейшем местная мелкая капиталисти¬ ческая промышленность в Закавказье, исключая те пред¬ приятия, что возникли по инициативе государства. Под влиянием конкуренции русских промышленных товаров многие из этих предприятий в 40—60-х годах XIX в. погибли, но часть сохранилась. Как это происходило, какую роль сыграли они в экономике XIX в., можно решить только путем сопоставления местного и при¬ шедшего, т. е. путем изучения роли и места колони¬ альной политики царской России. Царская Россия к моменту присоединения Закавка¬ зья сама была еще феодально-крепостнической страной. Поэтому о капиталистической колониальной политике, такой, какую проводила в своих колониях капиталисти¬ ческая Англия, для России, по крайней мере в первой трети XIX в., говорить не приходится. Царское прави¬ тельство, как правительство крепостников-помещиков, и в Закавказье покровительствовало и опиралось имен¬ но на местных феодалов. Отношение к последним было, однако, неодинаковым в разных частях Закавказья. Бы¬ стрее всего были признаны права феодалов в Грузии, по¬ зднее добились этого азербайджанские и армянские бе¬ ки. Большую роль здесь сыграло и формально-правовое обстоятельство, а именно: ставшее в значгпельной мере теоретическим отсутствие частной феодальной собствен¬ 346
ности на землю в бывших ханствах Азербайджана и Ере¬ ванской области. В целом весь дореформенный период в Закавказье отмечен укреплением основного союзника и опоры царского самодержавия — местных феодалов, попыткой уравнивания местных экономических и право¬ вых условий с общероссийскими. Долгое время Закавказье оставалось вне сферы при¬ ложения русского капитала прежде всего потому, что в самой России этот капитал был ограничен в своем раз¬ витии вглубь и вширь тисками крепостного строя. По¬ этому чуть ли не до середины XIX в. даже в торговле За¬ кавказья огромную роль играла старая, традиционная торговля с Ираном и Турцией, а также с Западной Евро¬ пой. Очень долго существовала таможенная граница ме¬ жду Кавказом и прочей территорией империи. Когда же с 40-х гг. XIX в. русские промышленные товары стали в большей массе поступать на закавказский рынок, вли¬ яние их было в принципе таким же, как в результате на¬ плыва английских промышленных товаров в Индию, где приток дешевых промышленных товаров убил местную кустарную промышленность. В Закавказье местная про¬ мышленность целиком не погибла, так как натиск рус¬ ских промышленных товаров был гораздо слабее, но упа¬ док кустарного и мелкокооперативного, ткачества под влиянием ввоза русских промышленных тканей наблю¬ дался и здесь. Это, конечно, сказалось на росте местной промышленности, на слабости и недолговечности ману¬ фактур и первых фабрик. В дореформенное время в За¬ кавказье в основном существовала мелкая промышлен¬ ность. Крупные предприятия (типа мануфактуры Кастел- ла и др.), как правило, долго не существовали, слабая же инициатива со стороны правительства по созданию государственных предприятий по некоторым отраслям, например шелководству, не давала значительных резуль татов. Все это, конечно, не отрицает роста товарного произ¬ водства в Закавказье в дореформенный период, особен¬ но в 30—5Э-е годы XIX в. сравнительно с XVIII в. Но этот рост в первую очередь касался таких отраслей хо¬ зяйства, которые связаны с естественно-географическим разделением труда (например, виноделия). Именно здесь и возникли те товарные помещичьи хозяйства, о которых так много пишут за последнее время грузинские исто* рики, И7
В целом же экономика Закавказья продолжала оста¬ ваться в дореформенный период феодальной со слабы¬ ми зачатками промышленности и относительно медлен¬ ным ростом товарности в сельском хозяйстве. Л. в. милов Ни для кого не секрет, что авторский коллектив до¬ клада был значительным, что в таком коллективе неиз¬ бежны трения, неизбежны противоречия, и это было за¬ метно на всем тексте доклада. Этого, как говорится, не утаишь. Поэтому наши заключительные слова также бу¬ дут несколько отличаться друг от друга. В частности, я не разделяю того сожаления, которое выражалось в вы¬ ступлении Л. В. Даниловой по поводу формулировки по¬ нятия уклада и целого ряда других формулировок, свя¬ занных с первым разделом доклада. Надо сказать, что авторы доклада не стремились дать до конца точные, отшлифованные формулировки и, в ча¬ стности, определение уклада. Такой формулировки до сих пор не было, и думаю, что не скоро она появится. Что мне кажется самым важным в этой бурной, но плодотворной дискуссии? На мой взгляд, это то обсто¬ ятельство, что самые активные оппоненты: Ю. А. Ти¬ хонов, С. М. Троицкий, И. А. Булыгин, А. А. Преобра¬ женский и целый ряд других товарищей — не отвергли вергли того обстоятельства, что так называемый уклад можно отнести примерно к 60-м годам XVIII в. Это, на мой взгляд, основное достижение состоявшейся дискус¬ сии. Почему? Да потому, что полемический задор целого ряда статей в еще не окончившейся дискуссии о расслое¬ нии крестьянства был таков, что дело шло к тому (хотя официально этого никто не высказывал), что согласно концепции ряда историков капиталистический уклад дол¬ жен был вот-вот «появиться» в XVII в. Да и в самом деле, если в XVII в., а по мнению не¬ которых авторов, даже в первой его половине, в земле¬ дельческом крестьянстве происходило расслоение буржу¬ азного характера, то это, в силу целого ряда обстоя¬ 348
тельств (капиталистическое земледелие — продукт раз¬ вития капиталистической промышленности), приводило к одному неизбежному итогу — формированию уклада в XVII в. Правда, в некоторых выступлениях были упреки по поводу датировки периода становления уклада. Все эти замечания заставляют нас еще раз подчерк¬ нуть, что 60-е годы — грань очень условная, приблизи¬ тельная и не следует понимать этот рубеж слишком пря¬ молинейно. А. М. Разгон справедливо говорил о том, что само понятие уклада мы, к сожалению, еще не можем сфор¬ мулировать. Однако необходимо стремиться к этому. Ес¬ ли мы возьмем в качестве основного критерия формиро¬ вание буржуазных капиталистических отношений в про¬ мышленности, то мы найдем в зародыше целый ряд пред¬ приятий с такими отношениями даже в конце XVII в. Од¬ нако сколько же таких предприятий должно быть, чтобы можно было говорить об укладе? Может быть 1 или 10, 100 или 125? Иначе говоря, мы здесь не найдем реаль¬ ный критерий, на который можно опираться. Поэтому в качестве наиболее позитивного критерия была избрана целая отрасль промышленности, причем такая отрасль, которая активно влияет в силу общественного разделе¬ ния труда на характер целого ряда других производств. На наш взгляд, исторический опыт России показывает, что и здесь такой отраслью, давшей начало беспрерыв¬ ному процессу развития капиталистических отношений, было не солеварение, а текстильная, крестьянская ману¬ фактура, сформировавшаяся в целую отрасль примерно в 60-х годах XVIII в. Все это, впрочем, лишь одна сторона вопроса. Каче¬ ственный скачок в развитии новых отношений можно уловить, пользуясь и своего рода негативными обстоя¬ тельствами, косвенными наблюдениями. Скажем, в обла¬ сти физики исследования ядра основаны именно па по¬ добном принципе (камера Вильсона и проч.). Я здесь имею в виду реакцию в толще феодального организма на развитие новых явлений, символизирующее формиро¬ вание уклада. Феодализм в середине XVIII в. резко ме¬ няет свою политику по отношению к росткам капитализ¬ ма. В первую очередь здесь следует упомянуть о резком изменении политики по отношению К неуказной промыли 349
ленности. Во-вторых, пристального внимания заслужива¬ ет манифест о вольности дворянской, сбросивший с фео¬ дального землевладения последний покров условности и явившийся важным этапом в процессе разложения фео¬ дальной собственности. Думается, что подобные симпто¬ мы капитуляции старого могут служить показателем то¬ го, что в развитии и накоплении ростков нового произо¬ шел качественный скачок,— формируется капиталисти¬ ческий уклад. Следующее обстоятельство, говорящее о том, что в старом способе производства происходят резкие, кар¬ динальные изменения,—это наличие в 60-х годах круп¬ ных экономических районов, ведущей тенденцией разви¬ тия которых было производство помещичьего хлеба на продажу. К этому можно добавить еще целый ряд фак¬ торов, которые, правда, относятся к иным по своей при¬ роде явлениям: скажем, зарождение просветительской идеологии, появление на общественно-политической аре¬ не в зародышевой форме крестьянского вопроса и др. Все это относится, как известно, примерно к 60-м годам. Л. В. Черепнин критиковал отношение докладчиков к термину «элемент». Но как только в исследовании мы спускаемся на своего рода молекулярный уровень и до¬ ходим до понятия «элемент», так сразу открывается не¬ ограниченный простор для датировки начального этапа. Такие «элементы» капиталистических отношений могут появиться в XVI в., может быть и раньше. Но это — не ка¬ чественный скачок, фиксирующий новый этап в конкрет¬ но-историческом пути развития России, это — категория, присущая анализу. Ведь элемент углерода есть и в гра¬ фите, и в алмазе, но никто не считает, что и графит, и алмаз одинаковы по качеству. Это качественно иные ве¬ щи. Вот почему период складывания предпосылок укла¬ да в докладе датирован примерно. Это складывание предпосылок, это накапливание спорадически появля¬ ющихся «элементов» относится примерна к целому сто¬ летию, предшествующему шестидесятым годам XVIII в. Мне кажется, что в этом вопросе назревает сближение концепции докладчиков со взглядами их оппонентов. Л. В. Данилова говорила, что размежевание — наилуч¬ ший путь. Мне кажется, что этот путь наихудший, пото¬ му что, на мой взгляд, настоящая дискуссия не свиде¬ тельствует Р ТОМ, что мы топчемся на месте, Не нужно Ж
отвергать того, что историческая наука в последние де¬ сятилетия занималась в основном добыванием фактов. Когда на этом обилии фактов в настоящее время дела¬ ется попытка решить теоретические, методологические вопросы, то, на мой взгляд, это и есть движение вперед. Одним из важных методологических моментов явля¬ ется проблема расслоения крестьянства. Здесь многие об этом говорили. Я хочу затронуть только одно обстоя¬ тельство. Составляя таблицы, различного рода группировки уровня производства крестьян (беднейшее, среднее, за¬ житочное), крайне необходимо выработать критерии, благодаря которым будет возможно проследить в про¬ цессе расслоения качественно новые явления. У нас обыч¬ но бывает так: вот —таблица, вот — три графы: бед¬ ные, средние и зажиточные. Бедные не имеют лошадей или имеют одну, зажиточные имеют 3—4 лошади и даже пять лошадей. Но оценка этому дается лишь только эмо¬ циональная. Один говорит, что это — социальное рассло¬ ение, другой говорит — это капитализм (пять лошадей на двор). Таким образом, самая заброшенная область на¬ уки— методология выбора качественных показателей, опираясь на которые мы бы могли решить проблему кре¬ стьянского расслоения. До сих пор в многочисленной ли¬ тературе строки, посвященные этому вопросу, в лучшем случае присутствуют только в сноске. Какой-либо автор говорит в этом случае, что мол, он группирует по тако¬ му-то принципу: одна, две, три лошади,— никак не аргу¬ ментируя при этом избранный подход. Последний вопрос о крепостной мануфактуре. Мне кажется очень важным, что и маститые и моло¬ дые историки, присутствующие на настоящей дискуссии, говорили о крепостной мануфактуре как о явлении, не¬ избежно связанном с фактором развития мировой капи¬ талистической системы или, во всяком случае, европей¬ ского капитализма. На это обстоятельство мне хочется обратить внимание с той точки зрения, что, не отвергая феодальной природы крепостной мануфактуры и не от¬ вергая феодальной природы самого крепостничества, мы все-таки должны говорить о деформации феодальных от¬ ношений. Почему? Недавно мне пришлось прочесть интересную работу Е. И. Рубинштейн о Гончаровской мануфактуре XVIII в. 351
Почти 90% продукции полотняной фабрики шло исклю¬ чительно на экспорт с начала жизни этого предприя¬ тия и до ее конца, точнее до периода упадка этой ма¬ нуфактуры. В этом, видимо, проявляется неизбежная ре¬ акция на развитие европейского капитализма. Такого рода процессы имели место не только в крепостной ману¬ фактуре прошлого, но и в ряде других явлений. При этом, на мой взгляд, все-таки нужно проводить резкую линию между крепостной мануфактурой XVIII в. и такого рода предприятиями XVII или даже XVI в. Некоторые това¬ рищи говорили о том, что собственно тенденция к ук¬ рупнению на базе развития мелкотоварного производен ва проявляется в XVI в., и приводили в пример Пушеч¬ ный двор, Кадашевскую слободу. Я не говорю о том, что само подтягивание этих пред¬ приятий под понятие мануфактуры очень условно. Здесь надо подчеркнуть другое — что это предприятия крупно¬ го производства, но присущие феодализму, и нельзя их путать, на мой взгляд, с вотчинной крепостной мануфак¬ турой, которая работала на европейские рынки. Почему? А. П. Новосельцев приводил примеры в отношении того, что в Закавказье такого рода укрупненные предприятия в силу тех или иных обстоятельств появлялись в XVII— XVIII вв. Напомню, что К. Маркс говорил о существова¬ нии при феодализме кооперации и даже мануфактурного труда в качестве придатка к натуральному феодальному организму. Крупные предприятия при феодализме нельзя мерить только критерием масштаба производства: мелкое про¬ изводство — феодальное, крупное производство — капи¬ талистическое. Видимо, нужно отличать крупное производство, воз¬ никшее как государственное и бывшее простым придат¬ ком к натуральному феодальному хозяйству страны, от более позднего процесса влияния европейского капита¬ листического рынка, от процесса деформации феодализ¬ ма, от процесса его разложения. 352
A. н. чистозвонов Может быть разный подход к оценке обсуждаемого доклада. В адрес его авторов высказывалось немало кри¬ тических замечаний, тем более что размер доклада, по сравнению с охватом проблем и вопросов, затронутых в нем, не велик и все они не могли получить должной глу¬ бины изложения. Со своей стороны я не могу не отметить в числе недо¬ четов явно недостаточное внимание авторов к процессам из сферы обращения; выдвижение на первый план тези¬ са о переходном характере капиталистической мануфак¬ туры (стр. 24) вместо анализа промежуточных и пере¬ ходных форм от ремесла к мануфактуре, что представля¬ ется особенно важным для выяснения генезиса капита¬ лизма в промышленности; недостаточно мотивированный акцент на «культ личности» как главную причину тех или иных недостатков в историографии вопроса (стр. 6, 14). Немало встречается в тексте противоречивых фор¬ мулировок. Так, на стр. 58 утверждается, что «кризис не означал застоя» (следовало бы добавить — абсолютно¬ го), а ниже говорится о «застойной численности населе¬ ния» (стр. 61) и о «невозможности дальнейшего разви¬ тия крестьянского хозяйства в условиях крепостничест¬ ва» (стр. 62) и т. д. Эти и другие недочеты, однако, по моему мнению, не могут заслонить собой большую и плодотворную рабо¬ ту, проделанную авторами, их творческий вклад в раз¬ работку проблемы перехода от феодализма к капитализ¬ му в России, научной смелости авторского коллектива, не побоявшегося впервые в советской историографии по¬ пытаться охватить в целом этот комплекс сложных, труд¬ ных и дискуссионных вопросов. В общем представлен¬ ный доклад я считаю вполне подходящей основой для дискуссии, что и было главной целевой задачей его авто¬ ров. Естественно, что многие вопросы лишь намечены в докладе и оставлены для широкого обсуждения, что спо¬ собствовало развертыванию оживленной дискуссии. Од¬ нако в некоторых отношениях дискуссия, с моей точки зрения, приобретает не совсем удачное направление. Не¬ понятно стремление отдельных ораторов сосредоточить главное внимание на односторонней критике до¬ 12 Заказ № 1531 353
клада вместо творческих поисков совместного научного решения спорных вопросов. Заметна также в ряде вы¬ ступлений тенденция подменить всесторонний теорети¬ ческий анализ догматическим толкованием отдельных цитат, что, разумеется, не одно и то же. В связи с этим я позволю себе остановиться на теоретическом аспекте некоторых вопросов, затронутых в дискуссии, а именно: 1) как пользоваться сравнительно-историческим мето¬ дом; 2) идентичны ли категории разложения феодализ¬ ма и генезиса капитализма; 3) национальный рынок как категория товарного и капиталистического хозяйства; 4) два этапа в развитии капиталистического способа производства; 5) критерий превращения денежной рен¬ ты в элемент разложения феодальных и зарождения ка¬ питалистических поземельных отношений; 6) плотность населения и динамика экономического развития. Ряд выступавших, в том числе академик М. В. Неч¬ кина, призывали шире применять сравнительно-истори¬ ческий метод при исследовании проблемы перехода от феодализма к капитализму в России, что совершенно справедливо, <но к вопросу о том, как применять этот ме¬ тод, выявились различные подходы. Одни ораторы акцен¬ тировали внимание на том, что историкам России надо учитывать исследования медиевистов-марксистов, внима¬ тельно прослеживать содержание и формы влияния эко¬ номических связей России с капиталистически развиты¬ ми странами Западной Европы, выявлять, с учетом ее особенностей, место России во всемирно-историческом процессе социально-экономического развития, творчески применять учение марксизма-ленинизма к исследованию российской действительности. Отдельные же выступле¬ ния участников дискуссии, например Н. П. Долинина, могут служить примером неверного применения теоре¬ тических выводов классиков марксизма, сделанных на основании анализа западноевропейского материала, к событиям русской действительности, при этом в выбороч¬ ном порядке. Согласно его утверждениям, например, крестьянская война начала XVII в. в России была аналогией Крестьян¬ ской войне 1525 г. в Германии, русский посадский люд — это то же, что западноевропейская буржуазия XVI в., русский город XVII в.— категория капиталистическая, а тезис Энгельса о том, что «в XV веке городские бюргеры 354
стали уже более необходимы обществу, чем феодальное дворянство»1 полностью относится к России. Приемлема ли такая форма сравнительно-историче¬ ского метода? Прежде всего, сравнение надо делать не в выборочном порядке, а по всей вертикали, и тогда становится очевидным, что те явления, которые сторон¬ ники концепции возникновения капитализма в России в XVI—XVII вв. рассматривают как капиталистические, в значительно более широких масштабах мы наблюдаем в развитых западноевропейских странах в XIII—XV вв. (распространение денежной ренты, широкое развитие купеческого капитала и прямое подчинение им себе ре¬ месла и цехов, спорадические факты возникновения ка¬ питалистических мануфактур, применение наемного тру¬ да и т. д.). К началу XVI в. там уже повсеместно личная зависи¬ мость крестьян была в основном ликвидирована, разви¬ тие капиталистических отношений сделало большой шаг вперед и эти страны быстро втягивались в складываю¬ щийся международный рынок. Следовательно, ход их экономического развития ко¬ ренным образом отличался от российского, где XVI— XVII вв. были временем формирования жесточайшей крепостнической системы (что исключало возможность сколько-нибудь значительного распространения свобод¬ ного наемного труда в основных районах страны), рус¬ ский город XVI—XVII вв. был более феодален, чем запад¬ ноевропейский город XIV—XV вв., уже потому, что он не делал свободнььм беглого крепостного, и менее всего мо¬ жет рассматриваться как капиталистическая категория, а капиталистическая мануфактура прослеживается как очень редкое явление. Совершенно иными были также социально-эконо¬ мический строй и политические условия Германии XVI в., приведшие к Крестьянской войне 1525 г., по сравнению с Россией начала XVII в. Там она началась в условиях развивающихся капиталистических отношений и личной свободы основной массы крестьянства, а сто закрепо¬ щение (к востоку от Эльбы) было следствием поражения крестьянской войны; в России крестьянство поднялось 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сон., т. 21, стр. 406. 355 12*
в условиях экономического застоя и иноземной интер¬ венции, против энергично осуществлявшегося закрепоще¬ ния крестьян. В Германии ядро Крестьянской войны 1525 г. составляло рядовое крестьянство, и одной из главных политических целей ее было укрепление госу¬ дарственной централизации; в России в крестьянской войне начала XVII ib. важное место занимала совсем особая социальная категория — казачество, а отдельные руководители ее (Болотников) поддерживали связи с дворянскими кругами, делавшими ставку на польских агентов-самозванцев. Ясно, что эти события не могут счи¬ таться аналогичными; они, в сущности, несопоста¬ вимы. В некоторых выступлениях приводимые факты раз¬ ложения феодальных отношений подавались так, будто это уже есть одновременно и становление отношений ка¬ питалистических (появление денежной ренты, складыва¬ ние более или менее крупных состояний, разорение кре¬ стьянских хозяйств). Не затрагивая вопроса об убеди¬ тельности этих аргументов вообще, необходимо отметить, что: 1) обладатель денежного капитала может стать ка¬ питалистом лишь тогда, когда на рынке в достаточном количестве имеется свободная от собственности на сред¬ ства производства, от личной зависимости и цехового принуждения, ставшая товаром рабочая сила. «Истори¬ ческий процесс, который превращает производителей в наемных рабочих, выступает, с одной стороны, как их освобождение от феодальных повинностей и цехового принуждения... Но, с другой стороны, освобождаемые лишь тогда становятся продавцами самих себя, когда у них отняты все их средства производства и все гарантии существования, обеспеченные старинными феодальными учреждениями» 2. Став лишенным средств производства деклассирован¬ ным паупером, бывший крестьянин или ремесленник, в силу только этого, не превращался в пролетария: «Един¬ ственным источником существования этой массы,— писал Маркс,— была либо продажа своей способности к труду, либо нищенство, бродяжничество и разбой. Исторически установлено, что эти люди сперва пытались заняться по¬ следним, но с этого пути были согнаны посредством висе¬ 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 727. 356
лиц, позорных столбов и плетей на узкую дорогу, веду¬ щую к рынку труда» 3. Практически это означает, что превращение кресть¬ янина или ремесленника в деклассированного паупера и его конституирование ib качестве вольнонаемного рабо¬ чего в сфере промышленности и сельского хозяйства может быть отделено более или менее значительным пе¬ риодом времени, длительность которого зависит от обще¬ го хода экономического развития той или иной страны в целом. В таких странах, как Англия или Нидерланды, быстро шедших по пути капиталистического развития, этот промежуточный период был сравнительно краток и искусственно ускорен «рабочими законами» против бро¬ дяг. В Испании, где ростки капитализма были при¬ несены в жертву реакционному феодальному дворян¬ ству, язва нищенства и бродяжничества стала многовеко¬ вым явлением. В странах <с крепостническим строем, где «гарантии существования, обеспеченные феодальными учреждениями», оставались достаточно прочными, как, в частности, и в России, выбрасывавшиеся на большую дорогу пауперы в своем подавляющем большинстве вновь попадали <в крепостническую кабалу, не образуя сколь¬ ко-нибудь устойчивой группы свободных наемных рабо¬ чих. Прямое подчинение купцу, закабаление скупщиком мелких ремесленников (до развития крепкого мануфак¬ турного и фабричного производства), одним словом ран¬ ние формы проникновения купеческо-ростовщического капитала в сферу производства в феодальном обществе, еще не были капитализмом в собственном смысле слова. Рассматривая подобные процессы, Маркс писал, что тог¬ да «Подчинение труда капиталу было лишь формаль¬ ным, т. е. самый способ производства еще не обладал специфически капиталистическим характером» 4. В этой связи необходимо уточнить, что же понимает марксистская политическая экономия под термином «ка¬ питалистический способ производства»? Его исходные компоненты уже известны: наличие владельцев капита¬ ла и средств производства, с одной стороны, лично 3 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому про¬ изводству. М., 1940, стр. 44. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 748; см. также стр. 196 и 320. 357
свободных и лишенных средств производства и существо¬ вания лиц, живущих лишь продажей своей рабочей силы, с другой стороны, и, наконец, социально-эко1Н1омические и политические условия, позволяющие этим компонентам объединиться ib процессе производства. Форма, в которой эта связь реализуется, (имеет важнейшее принципиальное значение, и она подвергнута Марксом специальному глу¬ бокому анализу. Здесь можно наметить лишь основные положения Марксовой концепции. «Капитал,— писал Маркс,— под¬ чиняет себе труд сначала при тех технических усло¬ виях, при которых он его исторически застает. Следова¬ тельно, он не сразу изменяет способ производства»5 6. В подобных условиях «тот факт..., что труд становится более непрерывным и под наблюдением заинтересован¬ ного капиталиста более упорядоченным и т. д., сам по себе не изменяет характера самого реального процесса труда, реального способа труда». Подобные отношения, в противоположность капиталистическому способу произ¬ водства в собственном смысле, Маркс называет «фор¬ мальным подчинением труда капиталу»*. В дальнейшем, с расширением масштабов производ¬ ства, формальное подчинение труда уступает место реаль¬ ному подчинению труда капиталу, капиталистическому способу производства в собственном смысле слова: «Это расширение масштаба и образует реальный базис, на котором (возникает специфически капиталистический спо¬ соб производства при прочих благоприятных историче¬ ских условиях, как, например, условия XVI века, хотя спорадически, не будучи господствующим в обществе, он, конечно, может появляться в отдельных пунктах внутри прежних общественных форм» 7. Каков же тот объективный критерий, который помо¬ гает научно и достоверно ib каждом конкретном случае установить, с какой из этих двух форм подчинения про¬ изводства капиталу мы имеем дело? Маркс такой кри¬ терий дает: на базе формального подчинения труда ка¬ питалу прибавочная стоимость создается лишь путем удлинения рабочего дня; при реальном подчинении тру¬ да капиталу прибавочная стоимость возникает (вследст¬ 5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. т. 28, стр. 320. 6 Архив Маркса и Энгельса, т. II (VII), стр. 93. 7 Там же, стр. 96—97. , 358
вие сокращения необходимого рабочего ‘времени и изме¬ нения соотношения необходимой и прибавочной его части. «Подобно тому,— пишет Маркс,— как производство аб¬ солютной прибавочной стоимости может рассматривать¬ ся как материальное выражение формального подчине¬ ния труда капиталу, так производство относительной прибавочной стоимости может рассматриваться как вы¬ ражение реального подчинения труда капиталу»8. В свете этих критериев надлежит рассматривать и известное положение Маркса о двух путях развития ка¬ питализма: переходный путь, когда купец прямо овла¬ девает производством (отношения, гибнущие по мере развития капитализма в собственном смысле слова), и революционизирующий путь, при котором «производи¬ тель становится купцом и капиталистом»9. Первый путь преимущественно связан с формальным, второй—с реальным подчинением труда капиталу. Имен¬ но таким критерием руководствовался Ленин, когда, ана¬ лизируя промежуточные формы в промышленности и сельском хозяйстве пореформенной России, писал: «там с промышленным капиталом соединялся торговый, и над кустарем тяготела, кроме капитала, кабала, посредни¬ чество мастерков, truck-system и пр., ... застой в фор¬ мах производства (а, следовательно, и во всех общест¬ венных отношениях) и господство азиатчины...» И далее характеризует скупщика как представителя торгового ка¬ питала 10 11. Видимо, именно эту сторону марксистско-ленинской экономической теории и следует брать за основу при оценке характера русской капиталистической мануфак¬ туры (тем более XVII в.), ее переходных 1и промежу¬ точных форм. Эти важнейшие положения не раскрыты ни в тексте авторов доклада, ни у их оппонентов, которые порою даже говорили о мануфактуре вообще, а не о капиталистической мануфактуре, качественно отличной от мануфактурных форм производства, известных антич¬ ной и феодальной эпохам п. 8 Архив Марса и Энгельса, т. II (VII), стр. 101. 9 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. 1, стр. 367. 10 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 198—199, 366—368. 11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 24, стр. 544; т. 25, ч. I, стр. 364—365; т. 25, ч. II, стр. 349. 359
Очевидно, что посессионная и вотчинная мануфакту¬ ры, будучи разновидностью форм мануфактурного про¬ изводства феодальной эпохи, не могут исследоваться про¬ сто как категории развивающегося капиталистического хозяйства, а нуждаются в специальном рассмотрении. Много споров шло вокруг вопроса о том, считать «об¬ щероссийский рынок» в XVII в. категорией капитализма или товарного хозяйства, причем спор был преимуще¬ ственно о том, какую часть цитаты ленинского опреде¬ ления считать относящейся к России XVII в., первую, добавив к ней цитату о всероссийском рынке, складыва¬ ющемся примерно в XVII в. и отражавшем становление буржуазных связей в новый период русской истории, или вторую. Вот ленинская формулировка проблемы: «Рынок есть категория товарного хозяйства, которое в своем раз¬ витии превращается в капиталистическое хозяйство и только при этом последнем приобретает полное господ¬ ство и всеобщую распространенность. Поэтому для раз¬ бора основных теоретических положений о внутреннем рынке мы должны исходить из простого товарного хо¬ зяйства и следить за постепенным превращением его в капиталистическое» 12. Если следовать этому призыву и искать критерий пе¬ рехода от рынка как категории товарного хозяйства (такой категорией был, в частности, национальный ры¬ нок, сформировавшийся примерно в XV в. во Франции и Англии) к рынку как категории капиталистической, то надо определить объективный критерий этого процесса, а не апеллировать к другой цитате, содержание и тер¬ минология которой к тому же не совсем ясны и вызы¬ вают различные толкования. Что же является таким критерием? Это хорошо известно: рынок превращается в капиталистический тогда, когда рабочая сила стано¬ вится товаром, когда в сферу рынка втягивается обра¬ щение средств производства, в том числе и земли, и в полностью развитой форме, когда национальный ры¬ нок становится частью складывающегося мирового рын¬ ка. «Капитализм, это — та стадия развития товарного производства, когда и рабочая сила становится това¬ ром»,— писал Ленин13. Маркс подчеркивал: «мировая 12 В. И. Ленин. Поли. собр. соч.. т. 3, стр. 21. 13 Там же, стр. 581. 360
торговля и мировой рынок открывают в XVI столетии новую историю капитала» 14. В какой мере этим крите¬ риям отвечал всероссийский рынок, складывавшийся в XVII в. в условиях господства крепостничества, систе¬ матического повторного поглощения феодальной каба¬ лой временно вырвавшихся из ее ярма вольных найми¬ тов, запрета продажи земли лицам не дворянского зва¬ ния, слабо связанный с мировым рынком,— вот в чем вопрос. В ряде случаев простое наличие фактов денежной ренты в России в XVI—XVII вв. толковалось как свиде¬ тельство разложения феодализма в России того времени и зарождения капитализма в сельском хозяйстве. Исход¬ ным моментом для этих выводов служило известное по¬ ложение Маркса о том, что денежная рента «есть по¬ следняя форма и в то же время форма разложения» 15 феодальных поземельных отношений. Но свести Марксово понимание денежной формы рен¬ ты только к этому, значит исказить его. Маркс рас¬ сматривает сущность денежной ренты всесторонне, и только такое рассмотрение дает правильный критерий. Какие же еще аспекты, помимо уже цитировавшегося, выделяет Маркс, характеризуя существо и условия эво¬ люции денежной ренты? Вот они: 1) «Базис этого рода ренты, хотя он и идет здесь навстречу своему разложе¬ нию, все еще остается тот же, как и при продуктовой ренте. Непосредственный производитель по-прежнему... должен отдавать земельному собственнику... избыточный принудительный труд... в форме прибавочного продукта, превращенного в деньги»; 2) развитие денежной ренты в капиталистическом направлении «зависит от общего развития капиталистического производства вне пределов сельского хозяйства»; 3) «общим правилом эта форма может стать лишь в странах, которые при переходе от феодального к капиталистическому способу производ¬ ства господствовали на мировом рынке»16. Здесь мы, следовательно, подходим к количественному критерию. Очевидно, что, кроме факта наличия денежной ренты, на¬ до определить степень ее распространенности, ее удель¬ 14 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 157. 15 Там же, т. 25, ч. II, стр. 361—362. 16 Там же, стр. 361—363. 361
ный вес в общей массе других форм феодальной ренты. Лишь с учетом всех указанных выше критериев только и можно определить, стала ли денежная рента в том или ином конкретном случае фактором разложения и эволюции в капиталистическом направлении, к т. н. коммерческой ренте, или нет. Кроме того, Маркс не счи¬ тал единственно возможным путем трансформации фео¬ дальной денежной ренты ее превращение в ренту капи¬ талистическую, наоборот, он подчеркивал, что в своем «дальнейшем развитии денежная рента необходимо при¬ водит ...или к превращению земли в свободную кресть¬ янскую собственность, или к форме капиталистического способа производства, к ренте, уплачиваемой капитали¬ стическим арендатором»17. Борьба за то, каким путем пойдет это развитие, была осью, вокруг которой враща¬ лись все события в сфере аграрных отношений в странах Европы в период генезиса капитализма, а порой эти про¬ цессы оставались по-прежнему животрепещущими и в период развития капитализма, в частности, в таких странах, как Франция, Италия. Борьба этих двух тенден¬ ций представляется не менее важной и для России как в до-, так и в послереформенный периоды. Немаловажное значение для динамики экономиче¬ ского развития имеет наличие возможности внутренней и внешней колонизации, а также степень плотности на¬ селения. Один из участников дискуссии подверг сомнению совершенно правильный тезис обсуждаемого доклада о том, что широкие возможности для колонизации ослаб¬ ляли противоречия в России, а следовательно, и темп экономического развития. Между тем В. И. Ленин под¬ черкивал, что в России «развитие капитализма в глубь старой, издавна заселенной территории задерживается вследствие колонизации окраин» 18. Маркс также обращал серьезное внимание на связь численности и плотности населения с динамикой эконо¬ мического развития той или иной страны. Он выделял, как важную, мысль У. Петти, что «малочисленность на¬ селения— это действительная бедность. Народ, насчи¬ тывающий 8 миллионов, более чем вдвое богаче того народа, который на такой же территории насчитывает 17 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 362. 18 В. И J1 е н и н. Поли. собр. соч.., т. 3, стр. 596. 362
только 4 миллиона» 1д, и подчеркивал, что «для разделе¬ ния труда внутри общества... предпосылкой являются численность населения и его плотность» в прямо пропор¬ циональной связи с уровнем развития средств сообще¬ ния19 20. Если привлечь конкретно исторический материал, то он подтверждает эти положения Маркса и Ленина. Известно, что в Европе, при прочих равных условиях, наивысшей динамики капиталистическое развитие доби¬ лось сначала в таких территориально небольших, густо населенных и лишенных возможностей сколько-нибудь широкой внутренней и внешней колонизации странах, как Нидерланды и Англия, а не во Франции, Испании или Германии. Именно последние располагали больши¬ ми территориями, а также возможностями внутренней и внешней колонизации, поддерживавшейся широкой за¬ воевательной политикой на континенте и за его предела¬ ми. В Азии такой страной оказалась островная Япония с наиболее густым населением, поставленная перед лицом колониальной агрессии европейских держав. С указанным общетеоретическим выводом, несомнен¬ но, связано и известное положение Маркса, гласящее, что «могущество феодальных господ, как и всяких вообще суверенов, определялось не размерами их ренты, а числом их подданных»21, а борьба за увеличение числа под¬ данных являлась существенной функцией как отдельных феодалов, так и феодального государства. Наконец, последнее замечание. Те участники дискус¬ сии, которые придерживаются мнения о развитии капита¬ лизма в России одновременно со странами Западной Европы (т. е. с XVI в. или с XVII в.), очень охотно ссылаются на положение Маркса о начале капиталисти¬ ческой эры в Европе с XVI столетия, но только на первую его часть. Между тем правильно оно может быть понято лишь в целом. Вот этот текст: «Хотя первые зачатки капиталистического производства спорадически встреча¬ ются в отдельных городах по Средиземному морю уже в XIV и XV столетиях, тем не менее начало капитали¬ стической эры относится лишь к XVI столетию. Там, где она наступает, уже давно уничтожено крепостное право 19 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 357. 20 Там же, т. 23, стр. 365. 21 Там же, стр. 729. 363
и поблекла блестящая страница средневековья — воль¬ ные города»22. Чтобы решить вопрос, относится ли это положение Маркса к России прямо и без всяких оговорок, следует иметь в виду два момента: 1) вывод этот сделан Марк¬ сом исключительно на западноевропейском материале; 2) в какой мере, в свете указанной характеристики Маркса, Россия XVI, XVII, а то и значительной части XVIII столетия может рассматриваться как страна, где уже началась капиталистическая эра, или же, при¬ менительно к этому времени, есть основание говорить лишь о наличии в России определенных предпосылок для такой эволюции, то возникавших, то угасавших в зависи¬ мости от общего направления и хода ее исторического развития. В заключение я считаю необходимым подчеркнуть, что, остановившись на анализе теории марксизма-лени¬ низма по некоторым методологическим вопросам перехо¬ да от феодализма к капитализму, я вовсе не считаю, что этим уже предрешены окончательные выводы и хро¬ нологическая грань перехода от феодализма к капитализ¬ му в России. Разумеется, решать эти сложные проблемы можно только путем тщательного анализа фактического материала, на базе творческого применения марксист¬ ско-ленинской теории. Сделать это могут лишь соответ¬ ствующие специалисты по истории СССР. Н. И. ПАВЛЕНКО Товарищи, моя задача облегчена тем, что выступав¬ шие ранее коллеги по авторскому коллективу уже отве¬ тили на ряд замечаний. Если сгруппировать все выступления по содержанию и направлению, то их можно разделить на три группы. Одни из выступавших отвергали изложенную в докладе концепцию, точнее ту часть доклада, которая относится к пониманию социально-экономических процессов, про¬ текавших в стране в XVI—XVII вв. и первой половине XVIII в. Другие, принимая доклад, соглашаясь с основ¬ ными его положениями, вносили дополнения, подчерки¬ 22 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 728. 364
вали некоторые особенности процессов в отдельных рай¬ онах страны, предлагали внести ряд уточнений. Особую позицию занимает М. В. Нечкина, которая, как я понял, отвергает доклад в целом. Рядом товарищей был высказан правильный упрек, чго в тексте доклада отсутствует сюжет, посвященный городу. Это тем более досадно, что в составе нашего коллектива имеется великолепный знаток этого вопроса П. Г. Рындзюнский. Отмечалось также наличие в докла¬ де несогласованностей, противоречивых формулировок и т. д. Справедливость замечаний такого рода тоже, видимо, надо признать. Их наличие — продукт издержек коллективной работы, издержек расхождений в оценке тех или иных явлений членами авторской группы. Эти расхождения нетрудно было уловить, слушая заключи¬ тельные слова докладчиков, их ответы оппонентам, в ко¬ торых было немало такого, что развивало положения, выдвинутые в докладе, но в некоторых случаях и проти¬ воречило им. Если говорить об итогах обсуждения, то не следует руководствоваться арифметическими данными: сколько товарищей выступили за, сколько — против. Единствен¬ но правильным критерием является аргументация кон¬ цепции, ее сила в плане методологическом и в плане мобилизации конкретного исторического материала. В докладе многократно, может быть назойливо, по¬ вторялись призывы, которые, к сожалению, не достигли цели. Мы обращали внимание на то, что экономика Рос¬ сии в феодальный период была многоукладной, что в от¬ дельных районах процесс развивался с опережением. В качестве примера приводили обширную территорию чер¬ носошного Севера и Новороссию. Мы призывали к по¬ пытке определить удельный вес этих явлений. Эти при¬ зывы повисли в воздухе. Мы призывали проверять настоящее будущим, рас¬ сматривать явления в динамике, определить, какие тен¬ денции брали верх, каков конечный результат процесса. К сожалению, и этот призыв далеко не всегда находил отклик. Некоторые из выступавших приводили факты, на первый взгляд опрокидывающие положения доклада. Не оспаривая этих фактов, хочется вновь обратить вни¬ мание, что им нельзя дать правильной оценки без со¬ поставления их с прошлым и будущим. 365
Е. И. Заозерская мимоходом заметила, что ученики начальной школы знают, что такое капитализм и что такое феодализм. К сожалению, это не так. Спор идет именно в связи с тем, что мы по-разному понимаем капитализм, далеко не всегда находим раз¬ личия между товарным производством и капиталисти¬ ческим. К. Маркс и В. И. Ленин говорят о трех стадиях раз¬ вития капитализма в промышленности. Первая стадия — мелкотоварное производство. Некоторые товарищи ведут капитализм непосредственно из мелкотоварного произ¬ водства, забывая то существенное обстоятельство, что для перерастания товарного производства в капиталисти¬ ческое необходимы соответствующие условия, что товар¬ ное производство веками существовало при феодализме, в рабовладельческом обществе, что его существование в то время ничего общего с капитализмом не имело. Вторым исходным пунктом разногласий является оценка исторической роли торгового капитала в развитии капи¬ тализма. Теоретические представления товарищей, веду¬ щих развитие капитализма в России с XVII в., основаны на высказывании Ленина относительно нового периода русской истории, всероссийского рынка и капиталистов- купцов. Было бы, однако, большой ошибкой рассматри¬ вать это высказывание в отрыве от общего учения марк¬ сизма-ленинизма о месте торгового капитала в формиро¬ вании капиталистического способа производства. В раз¬ вернутом виде это учение изложено в 20-й главе III тома «Капитала». Там ясно сказано, что торговый капитал является всего лишь историческим условием для разви¬ тия капиталистического способа производства, посколь¬ ку подготовил для него концентрацию денежного иму¬ щества и организацию сбыта в крупных размерах. Капиталисты XVII в., о которых писал Ленин,— это и есть купцы, сосредоточивавшие в своих руках крупные капиталы, занимавшиеся крупным сбытом и тем самым сколачивавшие всероссийский рынок. Но какое отноше¬ ние всероссийский рынок имеет к новому, я подчеркиваю, новому способу производства? Ведь на рынке обраща¬ лись товары, изготовленные специально для продажи мелким товаропроизводителем; наряду с ними в обраще¬ нии находились товары, являвшиеся избыточными вслед¬ ствие, например, хорошего урожая; на рынке, наконец, 366
могут обращаться в качестве товара продукты, необхо¬ димые их владельцу, который вынужден расстаться с ними, чтобы уплатить подати, либо внести оброк. Специ¬ алисты XVII в. великолепно знают, что всероссийский рынок в это время базировался на товарах, происхож¬ дение которых связано с одним из перечисленных выше источников. Мануфактурное производство снабжало рынок таким ничтожным количеством товаров, что об этом факте не упоминают даже самые темпераментные сторонники наличия «элементов» или «зародышей» капи¬ тализма в XVII в. Прав С. Д. Сказкин, когда утвер¬ ждал, что такого рода рынки создаются задолго до ка« питализма. Важное место в выступлениях заняла оценка новых явлений в социально-экономической жизни России XVII в. По сути дела этот вопрос оказался в центре дискуссии. Поскольку некоторые выступавшие упрекали доклад¬ чиков в том, что они категорически отрицают сущест¬ вование новых явлений в XVII в. и что вследствие этого капиталистический уклад будто бы возник на пу¬ стом месте, необходимо на этих замечаниях остановиться еще раз. Подобные упреки можно отнести к разряду при¬ емов ведения полемики, а не к существу самой поле¬ мики. Докладчики, как это следует из текста доклада, не отрицают наличия примитивных форм капитализма не только в XVII в., но даже и в XVI в., но отводят им более скромное место, нежели наши оппоненты. Эти яв¬ ления в докладе названы спорадическими, что, на наш взгляд, наиболее правильно отражает суть дела, соот¬ ветствует реальному месту такого рода явлений в жизни страны. Известно, что Маркс различал спорадические явления капитализма и эру капитализма. Первые он относил к XIV и XV вв., в то время как эру капитализма считал возможным начать лишь с XVI в. Обращаясь к матери¬ алу отечественной истории, можно сказать, что россий¬ ский капитализм ведет свою родословную не от Строга¬ новых, Демидовых, Филатовых и Гончаровых, а от Гуч¬ ковых, Морозовых, Завьяловых и других. Речь идет о соотношении сил старого и нового, о способности ново¬ го в окружении феодально-крепостнической среды вос¬ производиться. Дело не только в том, что целая плеяда 367
рыцарей наживы XVII в. (Панкратьевы, Филатьевы, Шорины, Босые, Ревякины, Калмыковы и др.) исчезла с исторического горизонта, хотя уже сам по себе факт от¬ сутствия преемственности весьма показателен. Дело в конечном счете в исчезновении явлений, зародившихся в XVII в., или в такой их деформации, что изменилась сама природа явлений. Можно привести неограниченное количество фактов. Известно, что обрабатывающая про¬ мышленность в наследие от XVII в. не получила ни од¬ ного предприятия. Металлургическая промышленность на протяжении XVII — первой половины XVIII вв. эво¬ люционировала в одном определенном направлении, пока не превратилась в цитадель крепостничества в индустрии. Аналогичную эволюцию совершила обрабатывающая промышленность, с тем лишь отличием, что она протека’ ла в менее ярких формах. Столь же показательна в этом плане эволюция черносошного Севера. Некоторые товарищи придают соляным промыслам значение неотразимого аргумента в пользу своих постро¬ ений. Но, во-первых, солеварение в отличие, например, от текстильной промышленности выросло не на обще¬ ственном разделении труда. С самого своего возникнове¬ ния солеваренные промыслы предполагали участие в них нескольких человек, ибо как процесс бурения, так и вар¬ ка соли не могли производиться одним рабочим. Ис¬ следователи отмечали, что соляные промыслы уже в XVI в., не говоря о XVII ст., в той или иной мере об¬ служивались наемным трудом. Эти же исследователи (А. А. Савич, А. А. Введенский, Н. В. Устюгов) описыва¬ ли процесс солеварения в XVI—XVII вв. по источникам XIX в. Это и есть лучшее подтверждение того, что соля¬ ные промыслы на протяжении трех столетий сами не ис¬ пытывали существенных изменений и не могли вызвать переворота в других отраслях производства. Во-вторых, солеварение в XVII и даже в XVIII вв. претерпевало ту же эволюцию, что и другие отрасли производства, т. е. здесь тоже наблюдался переход от наемного труда к принудительному. Вследствие неизу¬ ченное™ истории солеварения в XVIII в. (слабый инте¬ рес историков к этому сюжету тоже показателен, ибо не этой отрасли производства принадлежат ключевые пози¬ ции в генезисе капитализма), эту эволюцию можно ил¬ люстрировать пока лишь отдельными примерами. 368
В докладе дважды высказана мысль (стр. 44), ока¬ завшаяся незамеченной участниками дискуссии, о том, что в истории страны наступает такой период (послед¬ няя треть XVIII в.), когда ресурсы феодально-крепо¬ стнической системы уже не в состоянии деформировать зародыши капиталистического способа производства, ка¬ питалистические отношения воспроизводятся. Это и есть наступление эры капитализма в России. М. Я. Волков свою позицию аргументировал новыми материалами. Его цифры о наемных рабочих на транс¬ порте, в салотопенном, кожевенном, мыловаренном про¬ изводствах поражают слушателя: 50—70 тысяч наемных на судах, прошедших мимо Н. Новгорода (кстати, суда «мимо» Н. Новгорода могли проходить за навигацию три-четыре раза), 20 тыс. наемных работников на ка¬ натно-прядильных предприятиях. Цифры интересные, разыскания М. Я. Волкова в области так называемого безуказного производства, обычно находящегося вне сферы интересов большинства историков, бесспорно по¬ лезны. Спорной является лишь оценка, данная М. Я. Вол¬ ковым добытым им фактам. Обратимся прежде всего к оценке безуказной про¬ мышленности, не попадавшей в ведомости, составляв¬ шиеся соответствующими учреждениями. Недостатки промышленной статистики XVIII в. хорошо известны спе¬ циалистам. Не отрицая несовершенство этой статистики, мы все же можем с уверенностью сказать, что все круп¬ ные предприятия были зарегистрированы. Этот факт объясняется взаимной заинтересованностью правитель¬ ства и промышленников: правительство извлекало из уч¬ тенных предприятий соответствующие доходы, а про¬ мышленник спешил воспользоваться привилегиями, ко¬ торые ему предоставляло правительство и которые с лихвой покрывали размер уплачиваемого им налога. За пределами правительственного учета оставались мелкие предприятия. О них и рассказал М. Я. Волков. Но таких предприятий было много не только в первой половине XVIII в., они существовали с допотопных времен и бла¬ гополучно дожили до XX в. За внушительными цифрами скрывается мелкое товарное производство и, быть мо¬ жет, капиталистическая кооперация. К сожалению, из суммы мелких производств, как и простых капиталисти¬ ческих коопераций, нельзя получить хотя бы одну ману¬ 369
фактуру, не говоря уже о фабрике, ибо мануфактура и фабрика таили новое качество. К слову сказать, сов¬ ременники имели достаточно точный критерий для опре¬ деления понятия «мануфактура». Слово «мануфактура», читаем в Наказе Мануфактур-коллегии, по точному и пря¬ мому своему содержанию не значит «ничего иного, как токмо рукоделие. Время и обыкновение присвоили сие наименование особливым заведениям, где великое число мастеровых вместе собрано для делания какого-либо то¬ вару под смотрением одного содержателя» L Мелкие предприятия существовали в неизменном ви¬ де в течение веков, не порождая без наличия соот¬ ветствующих условий новых форм производства. Не слу¬ чайно М. Я. Волков не довел своего выступления до ло¬ гического конца: не осветил ни судьбы названных им предприятий, ни судьбы их владельцев, ни занятых на них рабочих. Критики доклада предпочитают владеть фотоаппаратом, забывая о существовании кинокамеры: выхватывается какое-либо явление, включается в арсе¬ нал аргументации, а то, что не укладывается в схему, о том предпочитают не говорить. Ярче всего это видно на примере винокурения. Неправомерно ограничиваться за¬ явлением, что в первой половине XVIII в. на винокурен¬ ных заводах, принадлежащих купцам, широко приме¬ нялся наемный труд. Так было до 1754 г., но картина резко меняется, когда винокурение было объявлено дво¬ рянской монополией. С этого времени в винокурении господствует принудительный труд — заводы в основ¬ ном обслуживались крепостными крестьянами. Эру капитализма открывает не транспорт. Наемный труд на транспорте, в частности водном, применялся с незапамятных времен. В условиях России, когда реки были скованы льдом в течение шести месяцев, судовла¬ делец ни в XVII, ни в XVIII в. не был заинтересован в закрепощении судовых работников. Артель, сопровож¬ давшая судно, — это не постоянно действующий произ¬ водственный организм, а сезонный. Кроме того, он подвергался многократным изменениям и на протяжении навигационного периода, ибо для сопровождения кара¬ вана, направлявшего вниз по Волге, требовалось зна- 1 «Сб. РИО», т. 43, стр. 204. 370
чительно меньше людей, чем для судов, следующих против течения. Артель судовых работников, равно как и артель строительных рабочих, есть не что иное, как капиталисти¬ ческая кооперация. Вспомним, однако, оценку простой капиталистической кооперации, данную К. Марксом. Под¬ водя итоги главе «Кооперация», он писал: «В рассмот-1 ренном выше простом своем виде кооперация совпадает с производством в широких размерах, но она не обра¬ зует никакой прочной, характерной формы особой эпохи развития капиталистического производства»2. Непроч¬ ность, неустойчивость простой капиталистической коопе¬ рации всегда следует иметь в виду, когда речь идет о строительных, транспортных и других работах, на кото¬ рых иногда были заняты значительные массы людей. Дальнейшие изыскания в области мелкого производ¬ ства и простой капиталистической кооперации введут в научный оборот новые данные. Транспортные рабочие обслуживали не только бассейн Волги, но и Северную Двину, Вышневолоцкую систему, Днепр, Дон. Армия от¬ ходников была занята на гужевом транспорте. Обработ¬ ка соответствующих источников, в частности экономи¬ ческих примечаний, позволит нарисовать более полную картину распространения мелких предприятий. В итоге пристального изучения социально-экономического мате¬ риала уточнятся наши представления о состоянии мел¬ кого производства в XV—XVI вв. и т. д. Но для оценки подобного рода явлений необходимы критерии, без кото¬ рых спор может вестись бесконечно. В этом случае мы, видимо, избавимся от необходимости пересматривать концепцию всякий раз, когда в руках исследователя ока¬ жется новый материал о наличии солеварни на наемном труде в XVI в. или десятка салотопен в первой чет¬ верти XVIII в. Наши оппоненты цепко держатся за XVII век, как век наступления капиталистической эры в России, прояв¬ ляя равнодушие к процессам, протекавшим в XVI ст. Подоплека этого равнодушия понятна, ибо, как уже было упомянуто выше, построения наших оппонентов основаны на высказывании В. И. Ленина в работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал- 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 347 (курсив мой.— Н. П.). 371
демократов?». Это место из труда Ленина историки цити¬ руют сотни раз, опубликовано много монографий и статей, но при определении времени наступления «нового перио¬ да» исследователи неизменно употребляют выражение примерно с XVII века». Не пора ли уточнить грань наступления нового периода так же, как это, например, сделано относительно времени образования Русского централизованного государства или времени формирова¬ ния капиталистического уклада. Во многих опубликованных работах да и на настоя¬ щей дискуссии специалисты изощрялись в формально¬ логическом толковании этого высказывания В. И. Лени¬ на. Не пора ли перейти к источниковедческому анализу замечательной мысли Ленина, выяснению вопроса, на каких конкретных исторических сведениях она базирова¬ лась в 1894 г., когда он писал свой труд. За истекшее время накоплен огромный фактический материал, появилась возможность сравнить XVI в. с XVII в. Положите рядом соответствующие работы С. В. Бахрушина и Н. В. Устюгова, и вы не обнаружите качественных различий в состоянии товарного произ¬ водства и обращения в XVI и XVII веках. Не случайно их не мог обнаружить и сам Н. В. Устюгов, великолеп¬ ный знаток. XVII века, когда писал: «Специализация рынков во многих случаях наметилась уже в XVI в. Но в XVII в. эти рынки расширились, окрепли и видоизме¬ нились, возникли также новые»3. Аналогичную характе¬ ристику можно дать рынку XVIII в. сравнительно с XVII в. или XVI в. сравнительно с XV в. Когда заходит речь о XVII в., то наши оппоненты не могут преодолеть существующего у них разнобоя отно¬ сительно определения более точного времени, когда «новые» явления приобрели устойчивый характер, когда товарное производство и капиталистические отношения перестали носить спорадический характер. По мнению М. В. Нечкиной, такой гранью является второе десятиле¬ тие XVII в. А. А. Преображенский и Ю. А. Тихонов говорят о XVII в. в целом, в то время как М. Я. Волков считает возможным первый этап переходного периода начинать только со второй половины столетия. Аргу- 3 «Очерки истории СССР. Период феодализма (XVII век)». М., 1955, стр. 114. 372
ментацйя во всех случаях отсутствует, ибо не приво¬ дятся сопоставимые данные о том, в каком состоянии эти процессы находились в предшествующее время. Гра¬ ни не доказываются, а декларируются. Некоторую проверку этих утверждений позволяет произвести монография А. Ц. Мерзона и Ю. А. Тихонова. Конечно, Устюг Великий и его округа — это не все Рус¬ ское государство XVII в. Тем не менее приходится опе¬ рировать данными, изложенными в этой интересной мо¬ нографии, потому что она является пока един¬ ственным исследованием, в котором изучено мелкое товарное производство в одном центре на протяжении почти шести десятилетий. Читатель имеет возможность проследить динамику производства и обоснованность выводов авторов. Авторы монографии в совместно написанном заклю¬ чении пытаются убедить читателя в том, что «постепенно закрепляющееся преобладание товарного производства в мелкой промышленности Устюга приводит к каче¬ ственным изменениям в ней, нарастающим на протя¬ жении всего столетия»4. Этот вывод не вытекает из име¬ ющегося в монографии материала. Для примера возьмем наиболее развитую в Устюге Великом отрасль мелкого товарного производства — металлообработку. Мерзон к 1626 г. зарегистрировал наличие 48 кузниц. Обращает внимание прежде всего исходная цифра — 48 кузниц! Судя по тому, что Ус¬ тюжский уезд сильно пострадал от «литовского разо¬ рения», есть основание с большой вероятностью предполо¬ жить, что кузниц в XVI в., возможно, было даже больше. По данным Ю. А. Тихонова, к 1683 г. кузниц было уже 685. Количественный рост несомненен, но он не сви¬ детельствует ни о каких качественных изменениях. Этот рост происходил пропорционально росту населения и даже несколько отставал от него. В 1620-х годах в Устю¬ ге было 689 дворов, т. е. одна кузница приходилась на 14,5 двора. К 1683 г. кузниц стало больше, но соответст¬ венно увеличилось и количество посадских дворов (в 1678 г. их насчитывалось 1039), одна кузница приходи¬ 4 А. Ц. Мерзон, Ю. А. Тихонов. Рынок Устюга Великого в период складывания всероссийского рынка (XVII век). М., 1960, стр. 656. 5 Там же, стр. 49, 399, 400. 373
лась на 15,1 двора. Перед нами сокращение удельного веса производства, хотя и незначительное. Отсутствуют также основания для регистрации каче¬ ственных изменений в самой организации производства. В 1626 г. на 48 кузницах было занято 62 кузнеца, т. е на одну кузницу приходилось 1,3 кузнеца, а в 1670-х годах на одну кузницу могло приходиться максимум 1,6 кузнеца 6. Нельзя согласиться и с заявлением авторов обще¬ го заключения о том, что «во второй половине XVII в. кузнечное дело стало базироваться уже на привозном сырье». Достаточно воспользоваться данными о количе¬ стве привозного железа, используемого устюжскими кузнецами, чтобы убедиться в том, что оно играло нич¬ тожную роль в их производстве. Покупка привозного железа колебалась от 100 до 600 пудов в год7. Даже если взять максимальный привоз в 600 пудов, то и в этом случае на каждую из 68 кузниц приходится менее девяти пудов в год, т. е. слишком мало, чтобы обеспе¬ чить кузнеца работой, тем более что кузнецы ковали не только гвозди, но и якоря, ломы, сошники и другие достаточно тяжелые предметы. Речь, видимо, может идти всего лишь об использовании привозного железа для поделок (косы, серпы и т. д.), требующих более качест¬ венного металла, нежели тот, которым располагали ме¬ стные кузнецы. Материал, приведенный в рассматриваемой моно¬ графии о второй по значению отрасли производства Устюга — кожевенном деле,— тоже не дает оснований для вывода о будто бы происходивших здесь качествен¬ ных изменениях. Перед нами — средневековая организа¬ ция ремесла и мелкого товарного производства, сохра¬ нявшаяся на протяжении всего столетия. Свидетельст¬ вом качественных изменений могло быть перерастание мелкого товарного производства в мануфактуру. Одна¬ ко подобной формы промышленности Устюг Великий в XVII в. не знал. 6 Средние цифры, приводимые в данном случае, являются, разу¬ меется, условными, ими я вынужден оперировать вследствие того, что сведений о концентрации кузнецов в одной кузнице монография не приводит. * А. Ц. М е р з о н, Ю. А. Тихонов. Указ, соч., стр. 403, 656. 374
До сих пор я сравнивал сопоставимые данные, при¬ веденные А. Ц. Мерзоном и Ю. А. Тихоновым. Они осно¬ вывались на однотипных источниках. Есть, однако, данные, полнота которых зависела от качества использо¬ ванных источников, их надежности и степени сохранности. С этой оговоркой можно согласиться, что промыслы «развивались и крепли», что «усиливалась» специали¬ зация ремесленников, что «поднималось значение торго¬ вого капитала», что «росли» скупщические операции и т. д. Здесь необходимо наметить тот рубеж, с которого все эти процессы начали более или менее интенсивно развиваться. В противном случае явления, выдаваемые за «новые», на поверку оказываются безнадежно «ста¬ рыми». К XVI в. должно быть приковано внимание исследо¬ вателей не только потому, что в итоге изучения социаль¬ но-экономических источников будут уточнены наши представления о начале нового периода, но и потому, что в XVI в. завязался тот узел социально-экономических* противоречий, который надолго определил специфику развития страны и который оказал огромное влияние на генезис капитализма. Распространенная в литературе концепция развития крепостничества связывает его появление и развитие с товарным производством. Помещик проявляет интерес к товарной продукции, нажимает на крестьянина, крестья¬ нин стремится уклониться от этого нажима, убегает и поэтому усиливается внеэкономическое принуждение, ус¬ танавливается крепостное право. Эта схематично изло* женная концепция предполагает высокий уровень разви¬ тия товарного производства и денежного обращения. Но как подобные исходные данные можно сочетать с по¬ местной системой, расцвет которой основывается на ди¬ аметрально противоположных предпосылках: натураль¬ ное вознаграждение за службу предполагало отсутствие в казне необходимых денежных средств. Напрашивает¬ ся и другой вопрос: почему товарное производство, на¬ пример в Англии, привело к развитию капитализма, а в России — к утверждению крепостничества? В какой мере к России приложимо известное поло¬ жение Энгельса о втором издании крепостного права? Когда Энгельс пишет «к востоку от Эльбы», то ясна западная граница этого района — река Эльба. А как да¬ 375
леко эту границу можно отодвинуть на восток? Где ее можно провести — по Висле, Неману, Западной Двине, Днепру или Волге? Известно, что торжество барщинной системы и крепостнических порядков в период поздне¬ го феодализма происходит в странах, превратившихся в аграрный придаток более развитых государств. Эти страны располагали выходами к морю и возможностью в больших размерах экспортировать сельскохозяйствен¬ ную продукцию. Такой возможности Россия не имела как раз в то время, когда в стране интенсивно насаж¬ дались крепостнические порядки. Здесь приводилось высказывание Энгельса относи¬ тельно влияния капиталистического производства на рас¬ пространение барщинного труда. Энгельс имел в виду Германию, но вряд ли правомерно его высказывание рас¬ пространять на Россию. В сельском хозяйстве России, как известно, доминировало производство зерна, а не скотоводство и возделывание технических культур. Меж¬ ду тем в экспорте России не только в XVII, но и в XVIII в. на первом месте стояли пенька, лен, сало и кожи. Вывоз хлеба в течение этих столетий существенной роли не играл, в значительном количестве он стал вывозить¬ ся только с XIX ст. Но из этого вытекает, что экспорт не мог оказывать такого же воздействия на социально-эко¬ номические процессы в России, какое он оказывал в Гер¬ мании или Польше, располагавших удобными выхода¬ ми к морю. К сожалению, это не единственный случай использо¬ вания высказываний классиков марксизма-ленинизма, относящихся к другим странам и к другим эпохам, для оценки явлений и процессов, протекавших в дореформен¬ ной России. Иные выступления, да и опубликованные статьи пестрят цитатами, не имеющими прямого отно¬ шения к существу обсуждаемой проблемы. Подмена марк¬ систской методологии цитатами — это не путь реше¬ ния дискуссионных вопросов. Полезно вспомнить, что В. И. Ленин предостерегал против решения своеобраз¬ ных и сложных вопросов «посредством одних только ци¬ таток из того или иного отзыва Маркса про другую исто¬ рическую эпоху» 8. 8 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 3, стр. 16. 376
Итак, социально-экономическая история России XVI в. требует пристального внимания. Без ее изучения мы до конца не разберемся ни в генезисе капитализма, ни в пе« реходном периоде. В прениях было обращено основное внимание на оценку явлений, характеризующих развитие капиталис¬ тических отношений и теоретическое обоснование этих оценок. Известный крен в эту сторону, быть может, за* кономерен. Выступающие, разумеется, вправе сосредото¬ чить внимание на любом вопросе. Но возьмите всю со¬ вокупность выступлений наших оппонентов. Они лучшим образом иллюстрируют справедливость упрека доклад¬ чиков об игнорировании «старого» и вызревании «но¬ вого». В выступлениях М. Я. Волкова, И. А. Булыгина, С. М. Троицкого вообще отсутствует характеристика су¬ деб феодальной формации в целом. А. А. Преображен¬ ский ограничился на этот счет заявлением, что он ре¬ шительно не согласен с тем, что докладчики отнесли XVII — первую половину XVIII в. ко времени расцвета феодально-крепостнической системы, никак не мотивиро¬ вав этой своей решительной позиции. Лишь Ю. А. Тихо¬ нов уделил этому вопросу больше внимания, заявив, что «разложение феодального строя в России охватывает длительный период с XVII до середины XIX в. и в це¬ лом совпадает с рождением и медленным вызреванием капиталистических отношений в стране». Определение грани начала разложения феодальной формации и ее аргументация показывают, как одна ошибочная посылка влечет за собой другую: настаивая на том, что необратимый процесс становления и разви¬ тия капиталистического способа производства (именно процесс!) начался с XVII в., по логике вещей необхо¬ димо утверждать, что в это же время началось разложе¬ ние феодальной формации, ибо оба эти процесса едины, неразрывны, находятся в тесном взаимодействии и вза¬ имном влиянии друг на друга. Можно не ссылаться на то, что подобные утвержде¬ ния противоречат устоявшейся и давным-давно долж¬ ным образом аргументированной точке зрения, что раз¬ ложение феодализма в России начинается со второй половины XVIII в. Концепции, конечно, можно и нужно пересматривать, если в научный оборот вошли новые 377
веские аргументы, если обнаружена теоретическая несо¬ стоятельность предшествующих взглядов. Какие, однако, доводы изложил Ю. А. Тихонов в поль¬ зу якобы наступившего разложения феодальной форма¬ ции? Это, по его мнению, подрыв натурального хозяй¬ ства, отделение промышленности от земледелия, измене¬ ние форм феодальной зависимости, переход к денежной ренте. Здесь в который раз приведена аргументация, не дающая оснований для исключения перечисленных при¬ знаков из числа органически присущих феодальному спо¬ собу производства. Феодальную экономику составляет не только сеньоральное хозяйство, но и город с его ре¬ меслом и мелким товарным производством. Отсюда со¬ вершенно неправомерно считать признаком разложения феодальной формации ни отделение промышленности от земледелия, ведущее свое начало от возникновения фе¬ одального города, ни подрыв натурального хозяйства, которого в чистом виде не существовало и не могло су¬ ществовать, коль существовал город. Что касается пере¬ хода к денежной ренте и изменения форм феодальной зависимости, то оба эти явления интенсивно развивались в предшествующем столетии. За всеми этими рассужде¬ ниями незримо присутствует мысль, которую, однако, никто вслух не высказал: развитие крепостнических по¬ рядков, т. е. последняя ступень развития феодальной фор¬ мации, и есть свидетельство начала ее разложения. Но тогда, чтобы быть последовательным, надо разложение начинать не с XVII, а с XVI в., ибо «изменение форм феодальной зависимости» падает на это столетие. Но как выглядит тезис о разложении феодальной формации в XVII в. в свете общеизвестных фактов, сви¬ детельствующих о расширенном воспроизводстве фео¬ дальных отношений в это время, о том, что они разви¬ вались вширь и вглубь, охватывая новые территории и втягивая в сферу феодальной эксплуатации новые груп¬ пы населения. Разве основная отрасль хозяйства — зем¬ леделие — развивалась не на феодальной основе, т. е. не путем введения в оборот новых земель, обрабатываемых трудом крепостных крестьян, разве расцвет промышлен¬ ности, в особенности трех ее ведущих отраслей (метал¬ лургии, парусно-полотняной и суконной), базировался не на труде крепостного крестьянства и крепостных рабо¬ чих, разве включение в орбиту феодальной эксплуата¬ 378
ции черносошных крестьян, народов Поволжья, одно¬ дворцев, пашенных людей Сибири не является свидетель¬ ством поступательного развития феодальной системы? О том же свидетельствует «посадское строение» первой половины XVII в. и оформление сословного строя, явля¬ ющегося характернейшей чертой структуры феодального общества. А увеличение численности частновладельчес¬ ких крестьян, происходившее путем пожалований, т. е. развитие наиболее тяжелых форм феодальной эксплуа¬ тации, не является ли показателем расцвета феодально¬ крепостнических отношений? Характерно, что противопо¬ ложный процесс, т. е. уменьшение удельного веса кре¬ стьян, находившихся под тяжестью наиболее грубых форм феодальной эксплуатации, прослеживается только тогда, когда феодальная формация действительно вступает в период своего разложения. Продолжавшиеся в это вре¬ мя по инерции пожалования крепостных с лихвой покры¬ ваются секуляризацией церковных владений. Факты, а им нет числа, не дают, на мой взгляд, осно¬ ваний считать XVII — первую половину XVIII в. време¬ нем разложения феодальной формации или нисходящей стадии ее развития. Вся история страны за этот период свидетельствует о том, что феодальный способ произ¬ водства не исчерпал себя, что существовали необходимые условия для развития производительных сил в рамках феодальных производственных отношений. Несколько замечаний относительно характеристики социально-экономической природы русской мануфакту¬ ры. Эта характеристика, как известно, имеет большую историографию. Во время дискуссии «О «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодальной формации» М. В. Неч¬ кина предложила новый критерий для оценки этого слож¬ ного явления в истории России. Суть концепции М. В. Нечкиной, если ее сжато формулировать, сводится к то¬ му, что производительные силы на мануфактурах России она считает капиталистическими, а производственные от¬ ношения — феодальными. Эту точку зрения М. В. Нечки¬ ной поддержала во время настоящей дискуссии Е. И. За- озерская. Известно, что каждой общественно-экономической формации соответствует свой уровень развития произ¬ водительных сил. Это бесспорное положение нуждается в некоторых дополнениях, когда речь идет о времени 379
формирования и функционирования мировой капитали¬ стической системы, при которой создаются более благо¬ приятные возможности для заимствования и перенесения технических и иных достижений из одной страны в дру¬ гую, из страны с более передовым общественным строем в страну с отсталыми общественными отношениями. Заимствование мануфактурных форм производства, равно как и машин в фабричной индустрии,— факт общеизвестный и не нуждается в аргументации. Не ме¬ нее известен и другой факт: мануфактуры, занесен¬ ные из передовых стран, не только прижились, но и ус¬ пешно развивались в феодально-крепостной России. Сви¬ детельством тому является бурный рост мануфактурной промышленности почти на протяжении всего XVIII в. Следовательно, крепостная мануфактура располагала необходимыми условиями для своего развития. Социальную физиономию общественного строя опре¬ деляют не производительные силы, а производственные отношения. Ярче всего это положение можно иллюстри¬ ровать примерами из современности. Наши турбобуры — продукт творческой мысли и труда советских рабочих и инженеров — получили широкое мировое признание. Турбобуры и лицензии на их изготовление охотно при¬ обретают капиталистические фирмы. Они являются со¬ ставной частью капиталистического способа производ¬ ства. Равным образом оборудование, закупленное в капиталистических странах, находит применение в со¬ ветской экономике на базе социалистических производ¬ ственных отношений, нисколько не изменяя его природы. На этом же основании мануфактурную технику и ману¬ фактурное разделение труда необходимо относить к тому общественному строю или укладу этого строя, в кото¬ ром они функционировали: рабовладельческому, фео¬ дальному и капиталистическому. Маркс противопостав¬ лял античную кооперацию капиталистической, руковод¬ ствуясь не сопоставлением уровня производительных сил, остававшихся почти неизменным, а производствен¬ ными отношениями: «Спорадическое применение коопе¬ рации в крупном масштабе в античном мире, в средние века и в современных колониях покоится на отношениях непосредственного господства и подчинения, чаще всего на рабстве. Напротив, капиталистическая форма коопе¬ рации с самого начала предполагает свободного наем¬ 380
ного рабочего, продающего свою рабочую силу капи¬ талу» 9. Некоторые из выступавших расходовали минуты жесткого регламента на разбор историографии. На мой взгляд, эти товарищи использовали время не лучшим образом, ибо наша конечная и главная задача состоит не в том, чтобы воздать должное одним ученым и упре¬ кать в недостатках других, а в том, чтобы позитивно решить обсуждаемую проблему. Л. В. Черепнин говорил о том, что «докладчики бро¬ сают безымянные и обобщенные упреки всей нашей исто¬ риографии, не приводя доказательств ее вины», и был бы удовлетворен, если бы в докладе в подтверждение упре¬ ков приведена была «хотя бы одна ссылочка, одна фами¬ лия, одна книга, статья». Во-первых, естественно, что в докладе, имеющем определенное целевое назначение, негативному должно быть уделено больше внимания, нежели позитивному. Мы выпячивали недостатки, приковывали к ним внима¬ ние читателя, чтобы подвергнуть их обсуждению и на¬ метить пути их преодоления. Так мы понимали свою задачу. Во-вторых, неверно, что докладчики бросают «обоб¬ щенные упреки всей нашей историографии». Далеко не всей. Обратите внимание на соответствующие страницы доклада, где написано: «во многих работах советских экономистов и историков» (стр. 6), «не всегда принимает¬ ся во внимание» (стр. 7), «зачастую зачислялись» (стр. 8) и др. Кроме того, в докладе отмечен огромный вклад (стр. 17) советской исторической науки в рассматрива¬ емую проблему. Л. В. Черепнин прав отчасти лишь в одном — крити¬ ка действительно в большинстве случаев в докладе ве¬ дется безымянно. «Отчасти» потому, что в тексте все же названо в качестве примера не «статейка», а три тома «Очерков истории СССР», посвященных истории нашей страны в XVIII в., которые в общей сложности занимают 230 авторских листов. Количество примеров можно умно¬ жить. Возьмите том «Очерков», излагающих историю СССР во второй половине XVIII в. В томе есть глава «Русская передовая общественная мысль», в которой 9 К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 346. 381
рассмотрены взгляды Ломоносова, Козельского, Десниц- кого, Новикова и других просветителей, но ни слова не сказано об общественно-политических воззрениях Щер¬ батова, Екатерины II и других представителей господ¬ ствующего класса. Разве не ясно, что критерием отбора являлось «новое» и «старое». Между тем хорошо из¬ вестно, что идеология господствующего класса занимала господствующее положение и ее игнорирование не толь¬ ко обедняет характеристику русской культуры в целом, но и умаляет значение передовых взглядов, формировав¬ шихся в острой борьбе с господствовавшей идеологией. Возьмите университетский учебник по истории СССР. Разве не бросается в глаза, что там лишь скороговоркой сказано о господстве крепостнических отношений и не раскрывается функционирование крепостного хозяйства, его сопротивление «новому». Учебники, как известно, отражают уровень науки, и отсутствие в них материала, освещающего многие аспекты развития крепостного хо¬ зяйства, остались в тени вследствие того, что они не изучены, к ним не было приковано внимание исследова¬ телей. Возьмите, наконец, настоящую дискуссию. Выше от¬ мечалось ничем не оправданное игнорирование судеб фе¬ одальной формации. Из частных примеров наиболее показательным с точки зрения выпячивания ростков «но¬ вого» и игнорирования «старого» является выступление В. Я. Кривоногова. Общая оценка уральской промышлен¬ ности В. И. Лениным хорошо известна и вряд ли есть не¬ обходимость ее здесь излагать. Капитализм на Урале у В. Я. Кривоногова выглядит гипертрофированно. Называя количество заводов, ис¬ пользовавших наемный труд, В. Я. Кривоногое опускает такие важные показатели, как удельный вес этих заво¬ дов в производстве продукции, как определение доли наемного труда на этих заводах по отношению к прину¬ дительному труду на остальных предприятиях. Картина резко изменяется, однако, если учитывать оба эти фак¬ тора, ибо заводы с наемным трудом, как правило, были мелкими предприятиями с небольшой для Урала произ¬ водительностью. В аргументации В. Я. Кривоногова есть еще один просчет: для получения солидных цифр он складывает, как остроумно заметил по другому поводу С. Г. Струмилин, пуды с аршинами, т. е. несопоставимые 382
слагаемые: рабочих, непосредственна занятых на завод¬ ских работах, и людей, выполнявших вспомогательные операции (заготовка руды, угля, транспортировка их и т. д.), в массе своей остававшихся кр^стьянами Часть замечаний Л. В. Черепнина носят на. столько частный характер, что на нцх можно было бы и не останавливаться, если бы они не бросали тень на эле¬ ментарную добросовестность докладчиков. Разберем эти замечания в той последовательности, в которой они из¬ ложены в его выступлении. ’ Л. В. Черепнин считает, что мь1Сль А. Г. Манькова искажена в докладе. Приведу соответствующий текст из монографии А. Г. Манькова полностью. Он пишет- «Особенностью изучения указанных сторон экономики (ремесла, промыслов, мелкого товарного производства и мануфактуры. — Н. 77.) и социальных отношений слу¬ жит то, что в большинстве случаев авторы подходят к избранным ими вопросам под углом зрения поисков «но¬ вых» явлений в экономике России XVn в., под которыми подразумеваются зародыши капиталистических отноттте- ний как в сфере производства, так и в сфере обращения При этом господствующие и прододжающие укреплять^ ся феодально-крепостнические отноптения учитываются исследователями товарного производства и рынка в весь¬ ма слабой мере»10. Здесь мысль выражена доста¬ точно определенно. Обратимся к тексту монографии на СТр jg, который Л. В. Черепнин противопоставляет тексту, цитирован¬ ному выше. Там действительно признаются ' достижения советской историографии в изучении крепостного права, но здесь же сказано, что «изучение форм феодальной собственности, феодальных производственных отноттте- нии и крепостного права за последнее время* явно отста¬ ет от изучения некоторых сторон с0циально.экономиче. ского положения страны в этот период. Такая диспро¬ порция чревата опасностью смещения и тем самым искажения представлений о действительном характере развития Русского государства в ХУц в >>п Как видим, и 16-я страница не подтвеждает справВдЛЯВд(,уЯ упрека Л. В. Черепнина. Заметим, что в докладе 0 крепостном ■° Л. Г. Маньков Развитие крепостного права в России во второй половине XVII в. М.— Л., 1962, стр. $ 11 Там же, стр. 16. ‘ 383
праве речи нет, там сказано, «что в книжной продукции в течение длительного времени почти отсутствовали ис¬ следования, посвященные изучению господствующего способа производства, феодальных отношений», т. е. от¬ мечен тот же пробел, о котором пишет А. Г. Маньков. Л. В. Черепнин, далее, упрекает докладчиков в том, что они искажают смысл концепции Н. М. Дружинина, обрывая цитату перед фразой, имеющей большое значе¬ ние для его концепции в целом. Этот упрек — плод недо¬ разумения. Докладчики акцентируют внимание читателя на самом главном, самом принципиально важном в кон¬ цепциях Н. М. Дружинина, Е. И. Заозерской и М. В. Неч¬ киной. Этим методологически важным моментом в кон¬ цепции Н. М. Дружинина и Е. И. Заозерской является признание одновременного развития капитализма и фе¬ одализма. Позиция М. В. Нечкиной существенно отли¬ чается от концепции Н. М. Дружинина и Е. И. Заозер¬ ской тем, что развитие капитализма она органически связывает с разложением феодализма. Таким образом, согласно концепции М. В. Нечкиной, развитие капитализ¬ ма вызывает разложение феодализма, в то время как Н. М. Дружинин пишет о переплетении старых и но¬ вых производственных отношений, об одновременном развитии тех и других. В этом плане дополнение Л. В. Черепнина к цитате, приведенной в докладе, не дает оснований говорить об искажении концепции Н. М. Дру¬ жинина. Напротив, приведенное дополнение лишь усили¬ вает подчеркнутую в докладе мысль Н. М. Дружинина о параллельном развитии капитализма и феодализма. Л. В. Черепнин упрекает докладчиков в произвольном толковании соответствующих мест из курсов по истории Молдавии и Украины. Правда, он признает справедли¬ выми замечания докладчиков о том, что развитие фео¬ дальной денежной ренты и некоторое развитие внутрен¬ него рынка не может являться критерием для суждений о степени развития капиталистических отношений в Молдавии конца XVIII — начала XIX в., но здесь же добавляет, что докладчики опустили главное, о чем ска¬ зано в том же абзаце, а именно, не упомянули о появле¬ нии скупщика, связанного не только с процессом торгов¬ ли, но и производства. На мой взгляд, достаточно отме¬ тить использование молдавскими историками двух кри¬ териев, не имеющих отношения к капитализму, для того, 384
чтобы признать правильность замечания докладчиков по существу, но поскольку Л. В. Черепнин считает, что о»пущено «главное», остановлюсь и на этом «глав¬ ном». Приведу текст полностью: «Этот новый этап образования молдавского рынка характеризуется усиле¬ нием роли скупщика, бравшего на себя функции обмена, освобождая от этих функций непосредственных произво¬ дителей. При этом появляется не только скупщик изделий ремесленников, который уже сам продавал эти изделия потребителям, но и скупщик сырья, поставлявший это сырье ремесленникам. Эти скупщики и были первыми носителями капиталистических отношений', скупщики были связаны не только с процессом торговли, но и с производством, стимулируя его развитие» 12. Мне представляется, что и в этом, так называемом главном признаке столько же капитализма, как и в пер¬ вых двух. Скупщик, о котором здесь идет речь, внедряясь в производство, не изменял способа производства, он оставался представителем торгового капитала. Маркс отмечал, что в этом еще сохранялся старый раздроблен¬ ный способ производства, что «подобные отношения по¬ всюду стоят на пути действительного капиталистическо¬ го способа производства и гибнут по мере его развития 13. Подводить итоги дискуссии, разумеется, преждевре¬ менно. Потребуется известное время, чтобы улеглись страсти, чтобы каждый из участников диспута еще раз продумал методологические вопросы, сопоставил личные наблюдения с наблюдениями своих коллег и т. д. Но об одном и, как мне представляется, положитель¬ ном итоге, можно говорить уже сейчас. Не особенно дав¬ но в печати обсуждался вопрос о так называемом бур¬ жуазном расслоении крестьянства в XVII—XVIII вв. На данной дискуссии явно ошибочного тезиса о наличии по¬ добного расслоения в XVII в. уже никто не развивал. С этой трибуны одни товарищи призывали к един¬ ству, другие — к размежеванию. На мой взгляд, такие призывы всерьез принимать нельзя, ибо в науке эмоци¬ ями расхождений не преодолеть. Единственный путь их преодоления состоит в углубленном изучении марксист¬ ско-ленинской теории и творческом применении ее к конкретно-историческому материалу. 12 «История Молдавии», т. I. Кишинев, 1951, стр. 273. 13 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. I, стр. 367. 13 Заказ № 1531 385
РЕКОМЕНДАЦИИ Сессии Научного совета «Закономерности исторического развития общества и перехода от одной социально-эко¬ номической формации к другой» (2—4 июня 1965 г.) Обсудив доклад «Переход от феодализма к капита¬ лизму в России», участники Сессии отмечают следующее: Советские историки в последние годы добились зна¬ чительных успехов в изучении ряда сторон проблемы генезиса капитализма в России. Вышли ценные моногра¬ фические исследования, сборники статей и другие изда¬ ния, посвященные широкому кругу вопросов социально¬ экономического прошлого, классовой борьбы народов России. Проведены широкие творческие обсуждения про¬ блем первоначального накопления, крестьянских войн в России, социального расслоения крестьянства позднефе¬ одального периода, о мелкотоварном укладе и др. Зна¬ чительная работа выполнена сессиями симпозиума по аграрной истории Восточной Европы, а также конфе¬ ренций по генезису капитализма (1960 г.). Вполне успешно прошла работа настоящей сессии, в которой приняли участие представители Академии наук СССР, академий наук союзных республик, высших учеб¬ ных заведений и других научно-исследовательских уч¬ реждений страны. Можно с удовлетворением констатировать, что уси¬ лиями большого ряда советских историков,- исходивших из ленинского научного наследия, к настоящему времени в главных чертах воссоздана принимаемая почти всеми исследователями картина происхождения и развития ка¬ питализма в нашей стране в целом, а также по отдель¬ ным ее областям. Материалы сессии будут стимулировать дальнейшие успехи в решении сложной проблемы о переходе России от феодальной к капиталистической формации. Сессия 386
с удовлетворением констатирует, что наметилось сбли¬ жение точек зрения исследователей по ряду спорных во¬ просов, о времени возникновения капиталистического уклада (вторая половина XVIII в.) и в понимании пред¬ посылок и первых ростков буржуазных отношений в пред¬ шествующий период. Однако многие вопросы нуждаются в дальнейшем исследовании. В ходе обсуждения выявилась необходимость более углубленной работы над методологическими проблема¬ ми. В связи с этим необходимо продолжать теоретическое изучение ленинской постановки вопроса о «новом пери¬ оде» русской истории, о процессе складывания нацио¬ нального рынка, о «купцах-капиталистах» как руководи' телях и хозяевах этого процесса. В целях улучшения исследовательской работы в дан¬ ной области Сессия рекомендует: 1. При изучении генезиса и развития капитализма со¬ четать исследование общих закономерностей с тщатель¬ ным вниманием к особенностям этого процесса в России. В этих целях целесообразно широко применять мето¬ ды сравнительно-исторического исследования, сопостав¬ ляя разные районы Российской империи. Обратить внимание на то, как различие обществен¬ но-экономического уровня отдельных районов повлияло на процесс в целом: изучать конкретно-исторические и теоретические аспекты проблемы взаимодействия и вза¬ имовлияния центра и окраин. Значительно увеличить количество работ, посвящен¬ ных проблеме места России в истории мирового хозяй¬ ства, влиянию на внутренние процессы международных экономических и политических связей. 2. Необходимо создавать больше обобщающих трудов, в которых способ производства, социальный и государ¬ ственный строй, идеология и общественное движение рассматривались бы в их тесном взаимодействии. 3. Увеличить удельный вес работ, в которых просле¬ живаются отдельные явления и процессы общественной жизни на протяжении всего периода генезиса капита¬ лизма в России. 4. Уделить больше внимания количественному анали¬ зу явлений социально-экономической жизни с примене¬ нием методов математической статистики. 387 13*
5. Разрабатывать вопросы о степени товарности хо¬ зяйства, о наемном труде и о расслоении крестьянства на различных этапах истории докапиталистических фор¬ маций и при капитализме; конкретные формы и степень распространения мелкого товарного производства, как базы для возникновения капитализма в селе и городе, а также возможно более подробно изучать взаимоотно¬ шения мелкого товарного производителя со скупщиком. Продолжать изучение развития общественного раз¬ деления труда, торговых связей между областями, функ¬ ционирование крупных торговых пунктов. Проводить монографическое исследование отдельных купеческих, феодально-землевладельческих, крестьян¬ ских и иных хозяйств. 6. В области изучения мануфактуры особое внимание уделять предприятиям, находившимся на первоначаль¬ ной стадии зарождения, преимущественно в рассеянной форме, с целью выяснить их устойчивость, происхождение капиталов, превращение скупщиков в промышленников и прежде самостоятельных товаропроизводителей в ра¬ бочих. 7. Обратить значительно больше внимания на изуче¬ ние крепостного хозяйства и крепостного права, его развитие и влияние на общественную жизнь XVII—XIX вв. 8. Заслуживает самого пристального изучения эволю¬ ция форм собственности в период генезиса капитализма. 9. Важной задачей историков остается изучение народ¬ но-освободительных движений как на стадии крестьян¬ ских войн, так и в период локальных выступлений. Не¬ обходимо точнее выяснить силу крестьянского натиска и характер движения, более конкретно выяснить роль крестьянского движения в падении крепостного права. 10. Необходимы дальнейшие усилия для выяснения конкретных проявлений кризиса крепостничества, в ча¬ стности, соотношение явлений деградации и развития в крестьянском хозяйстве, степени увеличения феодаль¬ ной эксплуатации в соотношении с хозяйственными воз¬ можностями крестьянского двора, степени проникновения «элемента» капитализма в помещичье хозяйство и значе¬ ние этого для общих экономических процессов, развитие внутреннего рынка. 11. Усилить разработку проблем классообразования, истории формирования пролетариата, его общественного 388
положения и рабочего движения, истории крестьянства в форме серии сквозных исследований за ряд столетий. Необходимо также уделить больше внимания разработ¬ ке истории господствующих классов. 12. Следует расширить изучение истории городов и го¬ родского населения России как путем локальных иссле¬ дований, так и обобщающих монографий; надо считать ненормальным, что у нас нет до сих пор серьезной науч¬ ной монографии о росте противоположности города и де¬ ревни, как характерного для капиталистического разви¬ тия явления. 13. Постоянно принимать во внимание в наших иссле¬ дованиях многоукладность российской экономики. Надо расценивать как первейшую задачу советских историков разработку ленинского учения о развитии капитализма вширь и вглубь и о взаимовлиянии этих путей. 14. Наряду с изучением явлений базисного характера обратить внимание на изучение надстройки. Необходимо исследовать эволюцию самодержавия как диктатуры крепостников, от его возникновения до конца XIX в. и постепенную эволюцию в сторону буржуазной монархии. 15. Необходимо вырабатывать точную, всеми одинако¬ во понимаемую терминологию. Даже очень часто употре¬ бляемые слова воспринимаются по-разному, например, «кризис», «разложение», «уклад», «элемент производ¬ ственных отношений» и др. Мешает пониманию истори¬ ческого текста наличие в основном параллельных, но вместе с тем и в некоторых отношениях различающихся обозначений: например, развитой и поздний феодализм, разлагающаяся формация, восходящая и нисходящая стадия формации и т. д. Сессия считает желательным продолжать широкое обсуждение по вопросам генезиса и развития капитализ¬ ма в России по мере накопления новых данных в науке.
Ill ОБЗОР МАТЕРИАЛОВ, ПОСТУПИВШИХ В СВЯЗИ С ДИСКУССИЕЙ Стенограмма дискуссии по проблеме перехода от феодализма к капитализму, несомненно, дает довольно разностороннее представление об итогах работы совет¬ ских историков в этом направлении. Но в ней отражены мнения далеко не всех специалистов. Ограниченные вре¬ менем, организаторы дискуссии не могли предоставить возможность выступить с трибуны всем желающим. Кроме того, по разным причинам некоторые историки не смогли принять непосредственного участия в обсужде¬ нии. Эти обстоятельства объясняют происхождение объемистого материала, поступившего в связи с дис¬ куссией и включавшего 28 авторских текстов. Поскольку эти материалы являются прямым продолжением разго¬ вора, начатого во время дискуссии, его освещение позво¬ лит полнее отразить уровень изученности сложного и многогранного процесса перехода от феодализма к ка¬ питализму в условиях России. Следует оговориться, что обзор дает лишь сокра¬ щенное изложение самых основных мыслей авторов текстов. Как и в стенограмме, в этих дополнительных материалах ставятся самые разнообразные вопросы про¬ цесса перехода от феодализма к капитализму. Это созда¬ ет определенные трудности в изложении отдельных текстов. Поэтому нами сделана попытка сгруппировать все материалы вокруг нескольких, в первую очередь теоретических и методологических вопросов, имеющих первостепенное значение для дальнейшего изучения проблемы. Из теоретических вопросов особо выделяется материал, освещающий диалектику связей базиса и над¬ стройки. Излагая это, авторы касаются так или иначе процесса перехода от феодализма к капитализму в целом, определяют хронологические грани и стадии этого пере¬ 390
хода. Наконец, последнее предварительное замечание касается того, что в обзоре учитывается наличие в нашей историографии в основном двух точек зрения по пробле¬ ме перехода от феодализма к капитализму. В своем тексте А. А. Зимин останавливается на марксистской теории общих закономерностей раз¬ вития, исходя из которых спорадическое зарождение ка¬ питалистических отношений в передовых западноевро¬ пейских странах обнаруживается уже в XIV—XV вв., а в XVI в. обозначается начало упадка феодального строя. «Новый период», в концепции В. И. Ленина, подчерки¬ вает А. А. Зимин, имеет не самодовлеющее значение, а противопоставлен «Древней Руси» и ее «средним ве¬ кам». В. И. Ленин рассматривал Россию в рамках все¬ мирно-исторической периодизации, вскрывая ее своеоб¬ разие. В докладе Россия противопоставляется Западу. «Новый период», по Ленину, — это как бы русский ва¬ риант истории нового времени или «эры капитализма», говоря словами К. Маркса. Трактовка Лениным XVII в. как времени складывания в стране «буржуазных свя¬ зей», считает А. А. Зимин, определила его оценку по¬ литических форм Русского государства, точнее самодер¬ жавия L В. И. Ленин считал бюрократию «чисто и ис¬ ключительно буржуазным учреждением» 1 2. Присоединившись к мнению докладчиков в оценке 60-х гг. XVIII в. как времени формирования в России капиталистического уклада, В. И. Корецкий вместе с тем указывает, что они недооценивают новый период, «при мерно с 17 века», как качественно важный рубеж в исто¬ рии России, как исходный пункт развития капитализма. В докладе известное социологическое обобщение В. И. Ле¬ нина не подвергается сколько-нибудь детальному анали¬ зу. Между тем, чтобы глубже понять те категории, ко¬ торыми оперирует В. И. Ленин, необходимо проследить ход его мысли. Для Ленина важны узловые пункты русской истории, которыми в понимании Ленина явля¬ лись моменты становления нового и гибели старого. Если подойти с этой точки зрения к категории «капи¬ талисты-купцы», то становится понятным, что В. И. Ле¬ нин хотел подчеркнуть тот факт, что впервые в истории 1 В. И. Л ен и н. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 121, 187; т. 16, стр. 346. 2 Там же, т. 1, стр. 339—340. 391
России торговый капитал пошел в сферу производства — мелкотоварного и мануфактурного, то выступая в роли скупщика, организатора «рассеянной» мануфактуры, то находя приложение в крупной мануфактуре. Не случайно позднее, изучая развитие капитализма в России XIXв., В. И. Ленин стремился проследить там, где это было возможно, образование мануфактур с XVII в., а кресть¬ янских промыслов даже в XV—XVI вв. В. И. Корецкий заключает из этого, что В. И. Ленин, выдвигая поня¬ тие «капиталисты-купцы», имел в виду не только сфе¬ ру торговли, но и сферу промышленного производства, причем в такой момент их диалектического взаимо¬ действия, когда происходило рождение русского капи¬ тализма и этот процесс становится необратимым. В. И. Ленину было, безусловно, известно, что позе¬ мельные, феодально-крепостнические связи и в XVII в., и позднее существуют, что в середине XVII в. издается Соборное Уложение 1649 г., а после него были изданы крепостнические законы Петра I и Екатерины II, но он прежде всего стремился подчеркнуть зарождение в сфе¬ ре мануфактурного производства и торговли новых «на¬ циональных», «буржуазных», капиталистических связей. Поскольку «новый период русской истории» у В. И. Ленина следует за «эпохой Московского царства», его следует, как считает В. И. Корецкий, относить ко времени Петра I и последним десятилетиям допетров¬ ского времени — отсюда ленинское выражение «пример¬ но с 17 века». С. М. Томсинский (Пермь) указывает, чго требование докладчиков при определении роли наемного труда ис¬ ходить из того, создавал ли он меновую стоимость и вос¬ производилась ли прибавочная стоимость, ошибочно. Такая постановка вопроса, считает он, противоречит марксистской теории, исходя из которой необходимо учитывать стадии развития капитализма. Только на развитой стадии капитализма действуют со всей силой такие факторы, как меновая и прибавочная стоимость. О необходимости единых критериев в определении формации, кризиса, расслоения крестьян пишет В. И. Ме- лешко (Минск). Он указывает и на отсутствие единой терминологии, в результате чего нередко в один и тот же термин вкладывается совершенно разное содержа¬ ние. 392
A. H. Сахаров отмечает, что система доказательств в дискуссии остается односторонней. Сторонники наибо¬ лее позднего датирования генезиса капитализма в Рос¬ сии, как и сторонники более ранней датировки этого процесса, оперируют в споре аргументами, которые бес¬ компромиссно подтверждают ту или иную точку зрения. Это не только не приближает решения спорных вопро¬ сов, а напротив, отодвигает его. О ряде общих вопросов, связанных с методикой ис¬ следований, пишет Н. А. Горская. Она отмечает, что в последние годы в исследовательской практике существу¬ ет большое увлечение поисками «новых явлений». Бла¬ годаря этому в научный оборот введен значительный по объему материал, сделаны новые наблюдения и т. п., но в то же время — и теперь это уже ощутимо,— у этого увлечения есть и оборотная сторона. Если при изучении почти трех столетий обращать внимание только на ростки нового, то невозможно объяснить, почему же в России так долго господствовал феодализм, в чем его своеобразие и т. д. Настала необходимость, по мнению Н. А. Горской, не снижая интерес к проявлениям ново¬ го, — если оно действительно ново, а не кажется тако¬ вым только потому, что еще не обнаружено в преды¬ дущем веке,— усилить внимание к изучению самого гос¬ подствующего до 1861 г. способа производства. При этом важно, чтобы специалисты пришли к согласию по вопро¬ сам методики исследований, иначе по-прежнему труды разных ученых нельзя будет соразмерить друг с другом. Особенно ярко эти недостатки проявляются на сесси¬ ях симпозиума по аграрной истории Восточной Европы и в дискуссии о расслоении крестьянства, которая ведет¬ ся на страницах журнала «История СССР». Пора нам отказаться от наших «много — мало» и определять, что такое «много», а что такое «мало», в частности при ре¬ шении вопроса о расслоении крестьянства. , Л. М. Иванов указывает, что спор о том, какой век — XVI., XVII или XVIII — нужно принять за исходную дату начального этапа развития капитализма, небесполезный сам по себе, поскольку в ходе его вводятся новые ма¬ териалы, уточняются бытующие ранее представления, рассматриваются отправные позиции и т. д., в итоге все же может оказаться таким, который по существу 393
мало приблизит нас к решению основной проблемы, к пониманию генезиса капитализма. Вопрос должен сос¬ тоять в том, какие элементы следует расценивать как новые, когда они из чисто количественных показателей приобретают новые качественные черты. В этом отноше¬ нии исходным моментом должен явиться вопрос о соот¬ ветствии производительных сил производственным отно¬ шениям. Аргументация в пользу раннего развития капи¬ тализма в России, по мнению Л. М. Иванова, невольно ставит вопрос о том, что мы понимаем под феодализ¬ мом. Будучи натуральным, феодальное хозяйство не было отгорожено от остального мира. Ему сопутствова¬ ли явления обмена, денежные связи, развитие промыс¬ лов. Но эти явления не нарушали внутренней органи¬ зации феодального хозяйства, основанного на принуди¬ тельном труде. Л. М. Иванов считает ошибочной попытку искать буржуазное расслоение крестьян еще в период развитого феодализма. Логически проведение этой точки зрения должно завершиться выводом, что реформа 1861 г. является не отправным пунктом развития капи¬ тализма, а ее завершающим этапом. Вместе с изложенными выше общими концепциями, как правило, сравнительно развернуто изложенными в текстах, представляют интерес и некоторые конкрет¬ ные замечания по докладу, связанные с общими методо¬ логическими вопросами. Б. Г. Литвак указывает, что проблема изучения объективных и субъективных факторов процесса перехо¬ да от феодализма к капитализму в докладе разработа¬ на слабо. Когда авторы освещают объективные факторы разложения крепостного строя, все на месте. Но когда под в целом верную мысль о признаках кризиса фео¬ дально-крепостнической системы производства подводит¬ ся фундамент фактов, то мы имеем дело по существу уже не с кризисом формации, а с кризисом земледелия. В докладе в качестве объекта сравнения при утвержде¬ нии об интенсивном обезземеливании крестьян в первой половине XIX в. в центре России .взят только один вид угодий — пашня, и не учитываются сенокосы, коноплян- ники, выгоны. А ведь известно, что перед реформой, в момент реформы и после реформы из-за них проис¬ ходило больше всего столкновений крестьян с поме¬ щиками. 394
Упорядочение методики исследования, как считает Б. Г. Литвак, необходимо и при изучении такого часто упоминаемого признака кризиса, как сокращение крепо¬ стного населения. В докладе уже не говорится о выми¬ рании деревни, а только о застойности численности ее населения. Нередко, наконец, как признак полного раз¬ вала помещичьего хозяйства рисуется помещичья задол¬ женность, но при этом забываются миллиардные суммы помещичьих вкладов в казенные банки России. 3. К. Янель останавливается на критерии начальной стадии разложения феодализма. Она ставит вопрос о том, существует ли качественная разница между по¬ местьем натурального и товарного типа. Отвечая на этот вопрос утвердительно, 3. К. Янель в то же время счи¬ тает, что не любые различия являются критерием про¬ цесса разложения. Важно различие, свидетельствующее о деградации феодальной экономики или о предпосыл¬ ках капиталистического перерождения. Не всегда ликви¬ дация крестьянской собственности подрывала основы феодального хозяйства. Например, обезземеление кресть¬ ян в реформу 1861 г. В. И. Ленин рассматривал как антикапиталистический, крепостнический фактор, так как он обусловил возможность дальнейшего ведения барщинного хозяйства в пореформенной обстановке. И в крепостнической среде существовали системы барщин¬ ного хозяйства, основанные на полном или частичном обезземелении значительных слоев крестьянства. К ним относятся мызы Прибалтики, фольварки Галичины, и др. Наличие этих систем не было ни исключением, ни признаком начала разложения. Это как раз те случаи, подчеркивает 3. К. Янель, которые не являлись показа¬ телем разложения, а были проявлением гибкости строя, реализацией скрытых в нем потенций. Вместе с тем 3. К. Янель признает, что существование феодального про¬ изводства с товарным хозяйством внутри поместья уже с самого начала несло в себе возможность кон¬ фликта. Таким образом, не сам факт наличия экономических районов с товарными поместьями, а внутреннее состоя¬ ние товарного хозяйства, т. е. степень развитости кон¬ фликта, следует выставлять как критерий наступления разложения крепостной формации. 395
Определенное внимание авторов текстов, как и во время дискуссии, привлекли вопросы историографии. А, А. Зимин отмечает ошибочность утверждения доклад¬ чиков о том, что концепция о зарождении капитализма одновременно с его становлением на Западе возникла с конца 40-х гг. Спор о сущности экономических процес¬ сов в России XVI—XVII вв. не нов. Уже в дискуссиях 30-х гг. многие исследователи начало разложения феода¬ лизма датировали сравнительно ранним периодом. Ши¬ рокую постановку проблемы общих путей развития Рос¬ сии XVI—XVII вв. с европейскими странами, углубленное изучение классических ленинских положений А. А. Зи¬ мин связывает с широким фронтом исследований пос¬ ледних 10—15 лет. Он указывает, что докладчики не учитывают результаты целой серии трудов, направленных против теории извечной противоположности «западной» и «восточной» цивилизаций, которая является важнейшим составным элементом реакционной буржуазной историо¬ графии России. Наиболее значительными из этих трудов являются исследования А. А. Введенского, А. И. Клибанова, Д. И. Маковского, А. Г. Манькова, Я. С. Лурье, М. В. Нечкиной, А. П. Пронштейна, С. Г. Струмилина, М. Н. Тихомирова, Н. В. Устюгова, Л. В. Черепнина. Другое замечание касается необоснованности утвер¬ ждения докладчиков, что будто Н. В. Устюгов и другие историки не видят до XVI—XVII вв. развития на Руси мелкого товарного производства, а «любой факт найма» понимают как зарождение капитализма и любое не¬ равенство в крестьянской среде рассматривают как бур¬ жуазное расслоение. Об этом пишет П. А. Колесников (Вологда). Возможность такого утверждения, считает он, проистекает из слабого знания источников XVI—XVII вв. Его поддержал С. М. Томсинский, указавший, что фак* тов, говорящих о найме, много, причем их становится тем больше, чем больше вводится в научный оборот ар* хивный материал. С. М. Томсинский отмечает также отсутствие в докла¬ де объективной оценки работ историков, представляю¬ щих другую точку зрения на процесс генезиса капита¬ лизма в России. Следующая группа вопросов, затронутых в представ¬ ленных текстах, относится к явлениям, связанным 396
с развитием базиса. Наиболее острым остается вопрос о сущности социально-экономических процессов, проис¬ ходивших в России в XVI—XVII вв. А. А. Зимин не согласен с утверждением докладчи¬ ков о том, что в XVII и особенно в XVIII в. феодаль¬ но-крепостнический строй переживает пору своего рас¬ цвета. Именно поэтому, как ему кажется, в докладе остается без ответа вопрос о том, в чем же была основа прогресса русского общества XVII — первой половины XVIII в. Получается, что феодализм на Руси девять веков не развивался, а топтался на месте. За внешним блеском крепостнической империи, как считает А. А. Зимин, докладчики не видят ее гнилости. Время крестьянских войн заставило господствующий класс искать новые формы укрепления своей диктатуры, укреплять абсолю¬ тистский государственный аппарат, вводить драконов¬ ское крепостническое законодательство, что отнюдь не означало расцвета феодального строя, а свидетельство¬ вало о начавшемся его упадке. Конечно, темпы развития России в силу ряда причин отставали от аналогичных явлений в передовых европейских странах. Но, несмот¬ ря на развитие феодализма в России XVI — первой по¬ ловины XVII в. вширь, новые, капиталистические отноше¬ ния зарождались, хотя и не определяли еще всей струк-, туры общества. Помимо известных фактов о возникновении мануфак¬ тур, А. А. Зимин подтверждает вывод о зарождении новых явлений данными из неопубликованного исследо¬ вания В. В. Цаплина, показавшего, что на Севере уже с середины XVI в. варницы основывались разбогатевшими крестьянами, применявшими наемный труд. А. А. Зимин отмечает, что XVI в. принес существенные изменения в области рыночных отношений. Появлением рынков с про¬ филирующими товарами, которые расходятся по всей стране, создаются предпосылки всероссийского рынка. XVI в.— время невиданного роста городов. В XVI в. происходил процесс первоначального накопления, имев¬ ший свои специфические черты. С конца XV в., когда были освоены основные земли Северо-Восточной Руси, вопрос о земле и рабочих руках приобрел большое зна¬ чение. Начал развиваться процесс обезземеливания крестьян, принимавший формы их насильственного сгона с земли. В XVI в. возникли такие категории, как обез¬ 397
земеленные крестьяне — бобыли и «казаки»-наймиты. Л. А. Зимин приводит также примеры создания крупных капиталов. Эти и некоторые другие явления, указывает А. А. Зимин, приобретают устойчивость в XVII в., с которого можно говорить о начале «нового пери¬ ода». Далее А. А. Зимин отмечает, что, говоря об общих закономерностях феодальной формации, нельзя забы¬ вать специфику развития России. Одной из особенностей ее исторического развития было многовековое татаро¬ монгольское иго, которое наложило тяжелый отпечаток на все стороны жизни страны. К концу XV в. Россия толь¬ ко начала ликвидировать тот огромный разрыв в уров¬ не развития, который образовался в XIII—XIV вв., но еще во многом отставала от передовых европейских стран. А. А. Зимин останавливается на вопросе об утвержде¬ нии в России, как и в ряде других стран к востоку от Эльбы, крепостничества и распространении барщинно¬ го хозяйства. Он отмечает, что до сих пор не вполне вы¬ яснены причины этого явления. Но то, что победа кре¬ постного строя привела к экономическому упадку, очень убедительно показано в работе Д. П. Маковского. По мнению А. А. Зимина, хозяйственный упадок начался в годы опричнины, затем он имел одним из своих следст¬ вий утверждение крепостничества, вызвавшее крестьян¬ скую войну, и был преодолен к середине XVII в. Поступательное движение шло от середины XVI в. к середине XVII в. А. А. Зимин подчеркивает сходство между этими этапами русской истории. И в середине XVI в., и в середине XVII в. страна была охвачена по¬ жаром городских восстаний. Если ответом на них в XVI в. было издание «Судебника» 1550 г., то через столетие бы¬ ло издано Соборное Уложение 1649 г. Середина XVI и XVII в. отмечены большими внешнеполитическими успе¬ хами, вызванными общими условиями экономического подъема и консолидацией сил господствующего класса: это в одном случае присоединение Казани, а в другом воссоединение Украины. Для России XVI в., только что сбросившей татаро¬ монгольское иго, по мнению В. И. Корецкого, вряд ли можно говорить о развитии капитализма. Он согласен, что к середине XVI в. в результате экономического и культурного подъема сложилось такое положение, когда 398
казалось, что средневековье в России на исходе. Однако в дальнейшем этот исход затянулся и даже обозначилось попятное движение — хозяйственное разорение в третьей четверти XVI в. Объяснение этому, считает В. И. Корец¬ кий, следует искать, изучая социально-экономические процессы XVI в., приведшие к торжеству поместной системы, барщинного хозяйства и крестьянскому за¬ крепощению. Определенную роль играло в этом и офор¬ мление самодержавия с чертами восточного деспотизма, для политики которого было характерно пренебрежение экономической реальностью. Это последнее обстоятель¬ ство привело к хозяйственному разорению в последней трети XVI в., поражению в Ливонской войне и последую¬ щим событиям Смутного времени. Этим В. И. Корецкий объясняет тот факт, что наступление «нового периода» затянулось и он начался лишь в допетровское время, от¬ четливо обозначившись при Петре I. А. Н. Сахаров указал на один из существенных, на его взгляд, недостатков доклада: вместо характеристики переходного периода как эпохи, когда все находится в движении, когда в обществе идет напряженная борьба различных социально-экономических и политических сил,— в докладе феодальный строй предстает как не¬ подвижная глыба, давящая все на своем пути. Особое место, считает А. Н. Сахаров, в этой концепции отводит¬ ся праву. Царское законодательство нередко принимает¬ ся за истинное отражение процессов жизни. Подобный подход к проблеме объясняет другое серьезное противо¬ речие доклада. Сказав о трудностях перехода России к капитализму, авторы затем заявляют, что время пере¬ хода от феодализма к капитализму в России было кратковременным. В Англии оно заняло три столетия, в России — один век. Авторы доводят феодализм до тех пор, пока на сцене не появляется капиталистический уклад. А. Н. Сахаров считает, что докладчики уходят от вопросов, откуда этот уклад вырос, как и почему он сформировался в такие сжатые исторические сроки и т. д. По мнению А. Н. Сахарова, решать проблему перехо¬ да от феодализма к капитализму следует, внимательно изучив эволюцию феодального строя в России XVII— XVIII вв. во всей его противоречивости. Феодализм XV — XVI вв. не был тем же, что в XVII — первой поло¬ 399
вине XVIII в. В сфере денежной ренты, отходе, рассло¬ ении крестьянства и т. п., которые сами по себе еще не открывали капитализма, рождались тем не менее ростки капитализма, вызревал капиталистический уклад. Поя¬ вившись в конце XVI в., новые явления в XVII—XVIII вв. складываются в систему отношений. С. М. Томсинский считает, что, говоря о глохнувших в течение XVII — первой половины XVIII в. ростках капиталистических отношений, авторы доклада оставля¬ ют без ответа вопрос о том, каким образом во второй по¬ ловине XVIII в. сложился капиталистический уклад. С. М. Томсинский указывает, что перерастание мелкого товарного производства в мануфактуру — не единствен¬ ная форма развития капиталистических отношений. Фак¬ тический материал свидетельствует о множестве самых разнообразных форм перехода к капитализму, о жи¬ вучести новых явлений в XVII — первой половине XVIII в. Дополнительные материалы в подтверждение точки зрения раннего возникновения явлений капиталистиче¬ ских отношений сообщает П. Л. Колесников. Эти мате¬ риалы относятся к истории русского Поморья, над кото¬ рой, пишет он, в настоящее время работает большая группа исследователей. Писцовые и переписные книги, данные ревизий и генерального межевания позволяют проследить судьбу большинства населения поморских уездов на протяжении нескольких столетий. Эти наблю¬ дения подтверждают наличие уже в XVII в. процесса формирования из рядов крестьянства основных классов будущего капиталистического общества. Но дело не толь¬ ко в том, что в Поморье ярко проявлялись эти процессы. Это признают большинство историков. Главное, по мне¬ нию П. А. Колесникова, заключается в том, что Поморье со второй половины XVI в. и до начала XVIII в. оказы¬ вало сильное*влияние на «крепостнический центр» стра¬ ны, на развитие новых социально-экономических явлений всего Русского государства. Этот район в течение 150 — 200 лет не только притягивал огромную массу людей, но и поставлял рабочую силу в другие районы страны. П. А. Колесников указывает далее на значитель¬ ный удельный вес (относительно всех земель России) земель, пущенных в оборот в уездах Поморья, высокую товарность зернового хозяйства в его восточной части. 400
П. А. Колесников считает, что изучение взаимного вли¬ яния центра и окраин поможет правильному решению проблемы генезиса капитализма. На конкретном материале по истории белорусских городов в XVI—XVIII вв. останавливается В. И. Мелеш¬ ко. Он указывает, что материал о городской промышлен¬ ности и торговле XVI — XVIII вв. позволяет заметить не только количественные, но и качественные изменения. В XVII в. торговый капитал здесь проникает в сферу производства. Формами этого проникновения были скупка изделий торговцем у мелкого производителя, соединение торгового капитала с ростовщичеством. Большие сдвиги отмечает В. И. Мелешко в разви¬ тии сельского хозяйства, особенно на востоке Белорус¬ сии, где существовавшая в отдельных крупных магнат¬ ских и королевских владениях незначительная барщина в 60—70-х гг. XVIII в. полностью заменяется повышен¬ ным чиншем. Аналогичные изменения наблюдает он в повинностях сельских ремесленников, а также в при¬ менении наемного труда на промыслах и мануфак¬ турах. Материалы, представленные А. С. Черкасовой (Пермь), освещают конкретную историю горнозаводских центров Урала. Она показывает, как к концу XVIII в. они выросли в крупные промышленные поселения. А. С. Черкасова, так же как В. И. Мелешко, отмечает, что в докладе незаслуженно мало внимания уделено рус¬ скому городу, развитие которого составляло одно из ос¬ новных звеньев генезиса капитализма. 3. А. Огризко согласна с критикой концепции раннего генезиса капитализма в России, считая, что она обосно¬ вана как общеметодологическими положениями, так и конкретным материалом. В то же время у 3. А. Огризко вызывает возражение утверждение о прямолинейной эво¬ люционное™ социально-экономического развития Рос¬ сии в XVII—XVIII вв. Отказ докладчиков от этого утверждения, считает она, приблизило бы решение мно¬ гих спорных вопросов. Говоря о «расцвете» феодализма в XVII—XVIII вв., о его «прогрессирующем» развитии, авторы доклада дают основание думать, что они припи¬ сывают этому строю прогрессивные, т. е. движущие вперед, а не тормозящие развитие черты. Если под «раз¬ витием вширь» понимать распространение феодальных 401
отношений на незаселенные или малозаселенные окраи¬ ны России, то можно найти отдельные факты, подтверж¬ дающие известную правоту этого утверждения. Но неяс¬ но, что имеют в виду авторы, говоря о развитии фео¬ дально-крепостнического строя «вглубь». Очевидно, предполагает 3. А. Огризко, авторы имеют в виду уси¬ ление крепостнической эксплуатации. Но неужели тен¬ денция к «месячине» в барщинных хозяйствах XVIII в. и крепостнические указы середины XVIII в. не тормозили развития сельского хозяйства и промышленности? Далее 3. А. Огризко анализирует развитие мона¬ стырского хозяйства в XVII в., которое влекло за собой разорение непосредственного производителя, стеснение его инициативы и в конечном счете приводило к невоз¬ можности даже простого воспроизводства. Развитие впе¬ ред могло идти путем расширения сферы крепостнической эксплуатации, но оно не могло быть беспредельным. От¬ сюда упадок монастырского хозяйства к середине XVIII в. Такиод образом, делает вывод 3. А. Огризко, даже это пе¬ редовое для XVII в. хозяйство заключало в себе черты, тормозящие общее развитие экономики в целом. То же тормозящее влияние феодально-крепостниче¬ ского строя наблюдает 3. А. Огризко в хозяйстве черно¬ сошных крестьян Севера в XV — XVII вв. В заключение 3. А. Огризко пишет, что точнее было бы говорить не о «многоукладности», как это сделано в докладе, а о наличии разных стадий феодализма. «/7. А. Лооне (Таллин) также сосредоточила свое вни¬ мание на оценке развития феодальной формации в XVII — XVIII вв. Ее мнение не совпадает с мнением до¬ кладчиков о «прогрессирующем» развитии феодализма в этот период, его расцвете. Л. А. Лооне считает, что Россия переживала в это время одну из «разновидностей позднего, нетипичного феодализма». В отличие от типич¬ ного феодального хозяйства, когда связи с рынком осу¬ ществляются или случайно куплей-продажей, или путем покупки продуктов для удовлетворения специфических и притом остающихся на долгие десятилетия одинаковыми по своему объему потребностей, на поздней стадии фео¬ дализма производство на рынок, т. е. производство меновой стоимости, становится движущим мотивом всей хозяйственной деятельности. При этом поздний феодализм в этой его разновидности (которая наблюдалась во всей 402
Восточной Европе), когда развитие товарного произ¬ водства происходило через помещичье-барщинное хозяй¬ ство, характеризуется Л. А. Лооне как «реакционный вариант позднего феодализма». Эту «реакционность» она видит в том, что господство товарного помещичье-бар- щинного хозяйства, допуская развитие производительных сил, не обеспечивало агротехнически возможного в то время уровня земледелия на всей сельскохозяйственной площади. Рост производства происходил лишь в поме¬ щичьем хозяйстве, крестьянское же хозяйство начало отставать от помещичьего по темпам расширения, уров¬ ню агротехники и даже по производительности труда. Таким образом, в этот период, делает вывод Л. А. Лооне, уже не было соответствия производительных сил и про¬ изводственных отношений. Этот период характеризуется усилением эксплуата¬ ции крестьян. Низведение крепостного почти до положе¬ ния раба, пишет Л. А. Лооне, может быть оценено как реакция, движение вспять, как деформация феодальных отношений в сторону рабовладения, а не в сторону более прогрессивных свободных отношений. Господство круп¬ ного барщинного хозяйства помещика надолго консерви¬ рует самую примитивную форму феодальной ренты — барщину. При развитии товарного производства в поме- щичье-барщинном хозяйстве нет благоприятных предпо¬ сылок для быстрого перехода к капитализму, так как оно само не превращается в капиталистическое. Этот вариант позднего феодализма Л. А. Лооне рассматривает, нако¬ нец, как период формирования предпосылок и расстанов¬ ки классовых сил, которые в дальнейшем стали основой прусского пути развития капитализма. С. Я. Боровой (Одесса), поддержав докладчиков, которые взяли на себя большой труд и не только удачно обобщили накопленный исторической наукой материал, но и наметили некоторые новые плодотворные пути ис¬ следования проблемы генезиса капитализма в России, остановился на общих своих наблюдениях по вопросам кредита и банков. Он подчеркнул, что в период генези¬ са капитализма кредит в России, выступая исключительно в виде ростовщических операций, играл глубоко противо¬ речивую роль. С одной стороны, ростовщичество способ¬ ствовало созданию предпосылок для капиталистического способа производства как фактор отделения мелкого 403
производителя от средств производства и вместе с тем как фактор накопления больших денежных богатств, ко¬ торые могли быть в дальнейшем использованы для ка¬ питалистических предприятий. С другой стороны, ро¬ стовщический капитал тормозил процесс развития новых производственных отношений, поскольку старый способ производства обеспечивал ему наиболее благоприятные условия деятельности. В России, отмечает С. Я. Боро¬ вой, с особой отчетливостью сказалась именно вторая сторона влияния ростовщичества. Другой особенностью России является то, что ростовщики и «банкиры» эпохи генезиса капитализма не обособились здесь в особую, сколько-нибудь весомую по своей роли в экономике страны группу, как это имело место в большинстве стран Западной Европы. Почти не имеется данных о переливании денежных средств, накопленных в рос¬ товщических операциях, в мануфактурное производ¬ ство. Своеобразной была, как считает С. Я. Боровой, и функция банков, возникших в России в середине XVIII в. В отличие от стран Западной Европы, где банки воз¬ никли на базе деятельности ростовщиков и стали орудием накопления денежных средств в руках одной из групп буржуазии, в России они были основаны на государст¬ венные средства и преследовали одну задачу — консер¬ вацию крепостнического землевладения. С. Я. Боровой поддержал критику докладчиками той точки зрения, что главной движущей силой, экономически заинтересован¬ ной в «совершении переворота», был капитализирующий¬ ся помещик — рационализатор. В этом плане он приво¬ дит ряд наблюдений из истории развития Степной Украи¬ ны (^Новороссии»), где помещики, хотя и были вынужде¬ ны из-за недостатка крепостной рабочей силы прибегать к эксплуатации наемного труда, не скрывали, что пред¬ почитают барщину. И, В. Кузнецов остановился на вопросе о «нисходящей» и «восходящей» стадиях развития феодализма. Он счита¬ ет, что М. В. Нечкина неправа, начиная «нисходящую» стадию с XVII в., и ссылается при этом на ряд конкрет¬ ных материалов, накопленных исторической наукой, в частности на данные о росте численности крепостных в XVII—XVIII вв., развитии дворцового хозяйства и отдельных помещичьих вотчин. Начало заметного разло¬ 404
жения феодализма on относит ко второй половине XVIII в., — соглашаясь в этом вопросе с докладчиками. В 60-х гг. XVIII в. удельный вес капиталистической ма¬ нуфактуры становится, по его мнению, настолько значи¬ тельным, что можно говорить о начале капиталистиче¬ ского уклада в промышленности. Но в вопросе о начале кризиса феодально-крепостниче¬ ской формации И. В. Кузнецов не совсем согласен с ав¬ торами доклада, относящими его к 30—50-м годам XIX в. На его взгляд, это был уже кульминационный пункт кри¬ зиса, тогда как начало его относится к концу XVIII — началу XIX в. В качестве доказательства он ссылается на ряд фактов в истории России — идеологию Радищева, освобождение, хотя и безземельное, в 1816—1819 гг. крестьян в Прибалтике, выступление декабристов и т. д. Д. И. Мышко (Киев), основываясь на данных соци¬ ально-экономического развития Украины XV — середины XVIII в., отмечает быстрое развитие в этот период феодально-крепостнических отношений. Он считает, что лишены оснований попытки некоторых украинских исто¬ риков (В. А. Голобуцкий, И. Д. Бойко, Е. С. Компан) искать начало капиталистических отношений на Украине в XV — первой половине XVIII в. При этом под «ростками», элементами капитализма подразумеваются развитие ремесла, промыслов, товарно-денежных отно¬ шений, рынка, появление купечества, образование купе¬ ческого капитала и т. д., т. е. явления, которые можно наблюдать еще в Киевской Руси, в древней Греции и Риме. Источники, пишет Д. И. Мышко, не дают ни еди¬ ного примера, чтобы какой-либо предприниматель пре¬ вратился в это время в капиталиста-промышленника. Начало формирования капиталистического уклада на Украине Д. И. Мышко относит ко второй половине XVIII в., когда стали возникать капиталистические ма¬ нуфактуры. Хотя в докладе нечетко, с его точки зрения, сказано о роли городов, ремесла и торговли в период перехода от феодализма к капитализму, в целом он правильно освещает генезис капитализма. Н. А. Горская пишет о необходимости дальнейшего изучения XVII в. Оказалось, что этот век наименее изучен, хотя все сходятся на том, как важно знать, что же происходило в этом столетии, каковы были про¬ 405
изводительные силы, в первую очередь в ведущей отрасли экономики того времени — сельском хозяйстве, чем они отличались от производительных сил XVI в., чем пахал крестьянин, сколько он мог вспахать и сколько вспахи¬ вал в действительности, сколько земли, хотя бы прибли¬ зительно, обрабатывалось в России в это время, как росли эти показатели в течение XVII — XVIII вв. и т. п. Только детальное, непредубежденное исследование всех процессов, протекавших в деревне и в городе, в общест¬ венной и политической жизни страны в XVII в., позволит историкам конкретно понять, что вкладывал В. И. Ленин в свои слова о начале нового периода русской истории примерно с XVII в. По мнению Н. А. Горской, современ¬ ный уровень наших знаний о XVII в. позволяет говорить лишь о спорадическом возникновении явлений капитали¬ стического порядка прежде всего в городе, о развитии низших форм капитала — купеческого и ростовщического. При этом, идет ли речь о найме или о накоплении капи¬ тала, никак нельзя игнорировать понятие обратимости и необратимости процесса. Другой вопрос, на котором остановилась Н. А. Горс¬ кая, связан с ролью географического фактора, влиянием центра и окраины на развитие процесса перехода от фео¬ дализма к капитализму. Н. А. Горская считает, что нали¬ чие обширных неиспользованных земельных угодий в центре Русского государства (не говоря уже об окраинах), несомненно, отрицательно влияло на интенсивность об¬ щественного развития. Уже с самого начала нарождав¬ шаяся русская буржуазия в течение долгого времени могла не без успеха рассчитывать на получение земли от феодального государства, что не способствовало разви¬ тию ее революционности. Вопрос о роли географического фактора заслуживает пристального внимания, особенно когда мы пользуемся сравнительно-историческим методом исследования при выяснении общих закономерностей и особенностей раз¬ вития каждой отдельной страны. О необходимости большего внимания к вопросу, о взаимном влиянии центра и окраин пишет М. Аннанепе- сов (Ашхабад). 3. К. Янель подчеркнула, что расшире¬ ние сравнительно-территориального анализа в докладе не только уточнило бы конкретную картину, но и сдела¬ ло бы предложенные в докладе критерии разложения 406
менее локальными и соответственно более точными, а по¬ тому и менее уязвимыми. Основываясь на многолетнем изучении социально-эко¬ номического развития Юга России, В. И. Недосекин (Воронеж) указал на неубедительность трактовки авто¬ рами доклада тезиса о резервах феодализма и роли коло¬ низуемых районов в период перехода России от феода¬ лизма к капитализму. Он считает, что для Юга России нельзя говорить о беспредельном господстве феодально¬ крепостнических отношений. Хотя новые процессы не развивались здесь с такой интенсивностью и рельефно¬ стью, как в Центре, но они несомненно пробивали себе дорогу. В. И. Недосекин отмечает широкое применение во второй половине XVIII в. наемного труда государст¬ венных крестьян, особенно однодворцев. На частных ма¬ нуфактурах количество наемных крестьян колебалось от 60 до 70% общего числа занятых рабочих. Если в Центре создавались кадры неполностью экспроприирован¬ ных крестьян в виде отходников, то на Юге работные люди в значительной части рекрутировались из слоя обезземеленных или малоземельных крестьян казенного села. Созданию слоя обезземеленных крестьян, попол¬ нявших рынок труда, способствовал захват помещиками крестьянских земель казенной деревни. К исходу XVIII в., по мнению В. И. Недосекина, на Юге стала исчезать диспропорция между спросом и предложением на рабо¬ чую силу. Данные процессы В. И. Недосекин относит к явлениям первоначального накопления в его своеобраз¬ ной для русского Юга форме. С созданием к концу XVIII в. устойчивого рынка на¬ емной рабочей силы он связывает структурные и функци¬ ональные изменения на южнорусских мануфактурах. На емный труд не просто применялся в каком-то соотноше¬ нии с принудительным, а выявлял свое экономическое превосходство по сравнению с подневольным непосред¬ ственно в производственных отношениях. Второй большой проблемой, привлекшей внимание авторов многих материалов, является проблема надстрой¬ ки. В ряде текстов отмечается недостаточное внимание докладчиков к надстроечным явлениям. Л. А. Лооне ука¬ зывает, в частности, на то, что без анализа феодальной и нарождающейся буржуазной идеологии картина пере¬ хода от феодализма к капитализму остается неполной. 407
Д. И. Мышко пишет о необходимости осветить в докладе формирование новых общественных классов и новых про¬ изводственных отношений. Отрыв способа производства от надстроечных явлений отмечает А. А. Зимин. Он счи¬ тает, что в докладе остается открытым вопрос о сущности сословно-представительной монархии XVI в. и русско¬ го абсолютизма XVII—XVIII вв., ничего не говорит¬ ся о политических теориях и реформационном движе¬ нии и т. д. Среди целого комплекса явлений надстроечного ха¬ рактера авторы представленных текстов наиболее раз¬ вернуто останавливаются на классовой борьбе. У А. И. Андрущенко вызвало возражение утвержде¬ ние докладчиков о том, что нет никаких оснований говорить о новом этапе классовой борьбы в XVII— XVIII вв., поскольку объективное содержание кресть¬ янских войн, в том числе войны 1773—1775 гг., не выхо¬ дило за пределы феодальных отношений. По его мнению, эти утверждения ведут к отрицанию антифеодального характера народных движений. Выходит, что крестьяне не думали избавиться от феодально-крепостнического гнета, — пишет А. И. Андрущенко. Методологически и научно несостоятельны, по его мнению, и высказыва¬ ния о том, что нельзя применять термин «классовая борьба» по отношению к крестьянам. Вместе с тем следует учитывать, что при общем анти¬ феодальном характере крестьянских войн они проходили в разных исторических условиях. Так, восстание И. Бо¬ лотникова вспыхнуло как реакция крестьянства и других слоев трудового населения на попытку господствующего класса феодалов установить крепостное право. Кресть¬ янская война под предводительством С. Разина явилась ответом на юридическое оформление крепостничества в государственном масштабе актом Соборного Уложения 1649 г. По определению А. И. Андрущенко, это были как бы оборонительные бои непосредственных производителей против активно наступавших феодалов. Крестьянская война 1773—1775 гг. вспыхнула в условиях склады¬ вавшегося капиталистического уклада. Ее Андрущенко оценивает как стихийную антифеодальную гражданскую войну крестьянства с крепостниками-дворянами.. Об этом свидетельствуют лозунги Пугачева, которые объявляли «вольным и невольным» «волю» и свободу. Объективную 408
цель Крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева, пусть еще до конца и не осознанную кре¬ стьянством, А. И. Андрущенко видит в избавлении от крепостного права и крепостнических отношений, от власти дворянства и бюрократии, нс останавливаясь даже перед физическим уничтожением дворянского со¬ словия. Таким образом, делает вывод А. И. Андрущенко, кре¬ стьянство во второй половине XVIII в. переходит от оборонительных боев с дворянами к борьбе за установле¬ ние новых, буржуазных по своей объективной социаль¬ ной сущности отношений. В заключение А. И. Андрущен¬ ко указал на переоценку в докладе роли казачества, которое не являлось основной движущей силой в кре¬ стьянских войнах. М. А. Рахматуллин поддержал тезис докладчиков о том, что нет оснований говорить о наступлении нового этапа в классовой борьбе крестьянства XVII — XVIII вв. Крестьянская война под предводительством Е. И. Пуга¬ чева, считает он, завершает первый длительный этап классовой борьбы, и только с конца XVIII в. массовое освободительное движение вступает в качественно новый период, когда крестьянство еще не только и не столь¬ ко обороняется от наступающего феодализма, сколь¬ ко выступает за утверждение новых форм хозяйство¬ вания. С развитием феодально-крепостнической системы из¬ менялась степень интенсивности, характер и формы борь¬ бы крепостных крестьян. В особенно резких и непри¬ миримых формах борьба классов стала проявляться со времени укрепления в недрах феодальной формации капиталистических отношений в последней трети XVIII в. М. А. Рахматуллин отмечает в качестве одной из особен¬ ностей крестьянского движения в конце XVIII в. его повседневный и повсеместный характер. Вся территория России, особенно ее центральная часть, охватывается густой сетью мелких, разрозненных очагов протеста крестьянства, сила воздействия которых на феодально¬ крепостнический строй тем не менее нисколько не осла¬ бевала. Более того, как считает М. А. Рахматуллин, эта непрекращавшаяся борьба крестьян еще в большей сте¬ пени, чем отдельные бурные вспышки крестьянской борь¬ бы, подтачивала и разрушала крепостнический строй. 409
Другая особенность крестьянского движения этого пери¬ ода— большое разнообразие форм сопротивления. В целом крестьянское движение конца XVIII — первой половины XIX в. М. А. Рахматуллин характеризует более ясной постановкой общей задачи освобождения, выделе¬ нием из крестьянской среды более или менее сознатель¬ ных элементов, которые играют роль крестьянских пред¬ ставителей, ходатаев перед властью, «подстрекателей к бунту». Обратившись к вопросу о возможности проявления в новых исторических условиях конца XVIII и первой половины XIX в. классовой борьбы крестьянства в ее прежних формах, аналогичных крестьянским войнам пре¬ дыдущей эпохи, М. А. Рахматуллин обращает внимание на такой важный фактор, как заметно проявившаяся в XIX в. неоднородность крестьянства, его капитали¬ стическое расслоение, нарушавшее целостность крестьян¬ ского движения. При этом все более проступавшее различие интересов различных групп крестьянства умело поддерживалось феодальным государством путем пре¬ доставления льгот и преимуществ зажиточному слою. Указанное обстоятельство, по мнению М. А. Рахматул¬ лина, послужило одной из главных, причин, в силу которых крестьянские войны стали в XIX в. невоз¬ можными. В. А. Федоров отмечает разнообразие форм борьбы крестьянства в последние годы перед реформой 1861 г. Он считает, что крестьянское движение было направлено не только на разрушение старого, феодального способа производства, но и на создание условий нового, капи¬ талистического способа производства. В период подготовки реформы крестьянство вело не столько борьбу за волю, которую оно надеялось получить при всех обстоятельствах, сколько за конкретные условия освобождения. Крестьянское движение оказало громадное воздействие на кризис «верхов». В. А. Федоров останав¬ ливается также на необходимости исследовать не только сильные стороны борьбы крестьян, но и ее слабости. Между тем исследователи уделяют этой стороне движе¬ ния мало внимания. Остается неизученным ряд важней¬ ших вопросов, связанных с крестьянским движением, — идеология крестьянства, сущность наивного монархиз¬ ма, воздействие крестьянского движения на правитель¬ 410
ственную политику, проблемы социальной психологии и др. Говоря о необходимости изучать не только объектив¬ ные тенденции, но и субъективные факторы классовой борьбы, Б. Г. Литвак отметил, что в докладе основное внимание обращено лишь на внутренние процессы, про¬ исходившие в России, тогда как в реальной жизни наряду с Пугачевым действовал уже опыт европейских буржуазных революций. Важнейшим историческим заво¬ еванием Крестьянской войны было то, что крестьян¬ скому движению удалось расколоть господствующий класс, отдельные представители которого начали форми¬ ровать идеологию дворянской революционности, осмыс¬ ливать опыт буржуазных революций. Под влиянием этих фактов оказалось и орудие господствующего класса — самодержавие, которое в XIX в. резко отличается от предшествующего периода, так как вынуждено «сверху» освобождать крестьян, открывая дорогу капитализму. Если не учитывать этот сдвиг в политике царизма, труд¬ но понять причины живучести царистских иллюзий у кре¬ стьян и вытекавшую из этого довольно высокую степень независимости царизма от своего класса как раз в мо¬ мент реформы. В докладе, отмечает Б. Г. Литвак, цариз¬ му в инициативе отказано, он предстает только как объ¬ ект давления, между тем тот факт, что в 60-х гг. XIX в. произошла реформа, а не революция, убедительно пока¬ зывает, за кем оставалась инициатива. Противоречива, с его точки зрения, и характеристика в докладе важ¬ нейшего вопроса об исторической роли крестьянства. С одной стороны, говорится о том, что крестьянство — основная движущая сила преобразований, с другой — делается оговорка, что крестьянство не было революци¬ онным классом. За последнее время, по мнению Б. Г. Лит¬ вака, наблюдается определенная тенденция к преувели¬ чению силы и размаха крестьянского движения. Неубеди¬ тельно мнение В. А. Федорова о крестьянских требовани¬ ях в начале революционной ситуации. Лозунг «Земля и воля», о котором говорил Я. И. Линков, нужно конкрети¬ зировать, показав, какое содержание вкладывали кресть¬ яне в это понятие на протяжении столетий. Следует также обобщить материалы о крестьянском движении, чтобы выяснить, что следует понимать под «классовой борьбой крестьян». Анализ материалов серии документов о крестьянском движении в XIX в., а также 411
анкетного обследования местных архивов убеждает, что исследователи нередко модернизируют крестьянскую идеологию и крестьянские требования периода реформы. Источники подтверждают, что борьба крестьян была ан- типомещичьей и шла за свободу от помещика при сохра¬ нении своего надела. Сознание необходимости ликвида¬ ции помещичьего землевладения у крестьян центральной России пришло гораздо позже. Таков в основном круг вопросов, на которых останав¬ ливаются исследователи, приславшие свои тексты в свя¬ зи с дискуссией. Дополняя стенограмму обсуждения, они вносят известный вклад в дальнейшую разработку боль¬ шой проблемы, связанной с переходом России от феода¬ лизма к капитализму, в решение спорных или еще не ре¬ шенных сторон этого процесса.
СОД ЕРЖАН И Е I. Переход от феодализма к капитализму в России 5 II. Дискуссия Е. М. Жуков .... . 104 Ю. Ю . Кахк . . . . 240 Н. И. Павленко . . . . 103 Е. С. Компан . . . 249 М. В. Нечкина . . . 115 Г. Т. Рябков . . . . 253 Ю. А. Тихонов . . . . 123 И. А. Булыгин . . . . 257 М. Я. Волков .... . 132 |в. к. Яцунский | . . . 265 С. М. Дубровский . . . 140 А. м. Карпачев . . . 272 С. М. Троицкий . . . . 149 Е. и. Заозерская . . . 277 Л. П. Маковский . . 159 Г. А. Новицкий . . 283 В. В. Чепко .... . 165 А. М. Разгон . . . . 285 В. Я. Кривоногое . . • 169 И. Г. Антелава . . . 291 |Н. П. Долинин | . . • 174 Л. В. Черепнин . . . 298 А. Л. Шапиро . . . . 180 М. Т. Белявский . . . 303 А. М. Сахаров . . . . 188 И. Ф. Гиндин . . . . 309 /Я. И. Линков!. . . . 196 Л. В. Данилова . . . 323 П. Г. Рындзюнский . . 204 И. д. Ковальченко . . 335 А. А. Преображенский . 213 А. п. Новосельцев . . 341 М. Я. Гефтер . . . 222 Л. в. Милов . . . . 348 С. Д. Сказкин . . . . 232 А. н. Чистозвонов . . 353 А. С. Сумбатзаде . . 235 Н. и. Павленко . . . 364 Рекомендации 386 III. Обзор материалов, поступивших в связи с дискуссией 390
Переход от феодализма к капитализму Утверждено к печати Отделением истории АН СССР Редактор издательства А. Г. Синельников Технический редактор В. И. Зудина Сдано в набор 6/XI 1968 г. Подписано к печати 22/V 1969 г. Формат 84X108V32. Усл. печ. л. 21,84 Уч.-изд. л. 21,6 Бумага № 1 Тираж 2600 экз. Т-06755 Тип. зак. 1531 Цена 1 р. 54 к. Москва К-62, Подсосенский пер., 21 Издательство «Наука». 2-я типография издательства «Наука». Москва Г-99, Шубинский пер., 10
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» К СТОЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ В. И. ЛЕНИНА ВЫПУСКАЕТ КНИГИ: Адреса магазинов «Академкнига»: Москва, Мичуринский проспект, 12 (магазин «Книга—почтой»); Москва, ул. Горького, 8 (магазин № 1); Москва, ул. Вавилова,55/5 (мага¬ зин № 2); Ленинград, Литейный проспект, 57; Свердловск, ул. Мамина-Сиби¬ ряка, 137; Новосибирск, Красный проспект, 51; Киев, ул. Ленина, 42; Харьков, Уфимский пер,, 4/6; Алма-Ата, ул. Фурманова, 91/97; Ташкент, ул. Карла Маркса,28; Ташкент, ул. Шота Руставели, 43; Баку, ул. Джапаридзе, 13; Уфа, проспект Октября, 129; Уфа, Коммунистическая ул,, 49; Фрунзе, бульвар Дзержинского, 42; Иркутск, ул. Лермонтова, 303; Душанбе, проспект Ленина, 95; Куйбышев, проспект Ленина, 2. ЛЕНИНСКИЕ ИДЕИ В ИЗУЧЕНИИ ИСТОРИИ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА, РАБОВЛАДЕНИЯ И ФЕОДАЛИЗМА. Сборник содержит статьи известных со¬ ветских археологов, раскрывающие роль и значение ленинских идей в развитии со¬ ветской археологии. В книге рассматриваются вопросы марк¬ систско-ленинской методологии историче¬ ской науки в связи с задачами археологии, разрабатываются вопросы, связанные с высказываниями В. И. Лепина о ха¬ рактере русского феодализма, об охране исторических памятников, об истории техники и т. д. Ряд материалов посвящен марксистско- ленинскому пониманию таких проблем, как возникновение и становление челове¬ ческого общества, экономические пред¬ посылки возникновения классового обще¬ ства, происхождение рабовладения. В отдельных статьях подводятся итоги изучения некоторых узловых вопросов истории племен и народов на базе маркси¬ стско-ленинской методологии. В. И. ЛЕНИН О СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ И ПОЛИТИЧЕСКОМ СТРОЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ. Книга посвящена анализу ленинских концепций социально-экономической структуры и политического строя России в период капитализма. В работе показано развитие взглядов В. И. Ленина по таким вопросам,> как формирование российского пролетариата? соединение рабочего движения с научным социализмом, превращение пролетариат а в гегемона демократического движения? процесс превращения крестьянства из класса-сословия феодального общества в класс буржуазного общества и роль его в освободительном движении. Рассматриваются также ленинские взгляды на значение различных классов и партий в политической борьбе и эво¬ люции политического строя России.
СПИСОК ОПЕЧАТОК И ИСПРАВЛЕНИЙ Страница Строка Напечатано Должно быть 239 14 сн. ДРУГИХ разных 348 14—15 сн. не отвергли вергли того не отвергли того Переход от феодализма к капитализму