Автор: Резник Г.М.
Теги: религия христианство евреи убийство ритуальное убийство судебное дело
ISBN: 5-86007-197-3
Год: 1999
Похожие
Текст
ДЕЛО МЕНДЕЛЯ БЕЙЛИСА
РОССИЙСКИЙ ЕВРЕЙСКИЙ КОНГРЕСС
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ДЕЛО
МЕНДЕЛЯ БЕЙЛИСА
Материалы
Чрезвычайной следственной комиссии
Временного правительства
о судебном процессе 1913 г.
по обвинению в ритуальном убийстве
С. -ПЕТЕРБУРГ
1999
В книге впервые публикуются материалы Чрезвычайной следственной ко-
миссии Временного правительства, созданной для рассмотрения деятельности
высших сановников старого строя, о судебном процессе в Киеве в 1913 г. над
евреем М. Бейлисом по обвинению в убийстве христианского мальчика с ри-
туальной целью.
Редакционная коллегия:
Т. Г. Голенполъский, И. В. Лукоянов, С. В. Мироненко,
Г. М. Резник (ответственный редактор)
Составители:
Р. Ш. Ганелин, В. Е. Кельнер, И. В. Лукоянов
ДЕЛО МЕНДЕЛЯ БЕЙЛИСА
Материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства
о судебном процессе 1913 г. по обвинению в ритуальном убийстве
Редактор издательства И. 77. Палкина
Художник Ю. П. Амбросов. Технический редактор Н. Ф. Соколова
Корректоры Т. О. Розанова, К С. Сапунова
Издательство «Дмитрий Буланин»
ЛР № 061824 от 11.03.98
Подписано к печати 20.07.99. Формат 60 * 84’/|б. Гарнитура Таймс.
Бумага офсетная. Печать офсетная. Печ. л. 24,5 + вкл. (1.25 п. л.).
Уч.-изд. л. 25,5. Тираж 1000. Заказ № 3377
Отпечатано с оригинал-макета в Академической типографии
«Наука» РАН. 199034, С.-Петербург, 9 линия, 12
Заказы присылать по адресу
ДМИТРИЙ БУЛАНИН
199034, С.-Петербург
наб. Макарова, 4
Институт русской литературы
(Пушкинский Дом)
Российской Академии наук
Телефон: (812) 2351586
Телефакс: (812) 3461633
E-mail: bulanina@nevsky.net
ISBN 5-86007-197-3
© Г. М. Резник, статья, 1999
© Р. Ш. Ганелин, составление, статья, 1999
© В. Е. Кельнер, составление, статья, 1999
© И. В. Лукоянов, составление, статья, 1999
© «Дмитрий Буланин», 1999
Г. М. Резник
СУД НАД М. БЕЙЛИСОМ
И МИФ О РИТУАЛЬНОМ УБИЙСТВЕ
Среди судебных процессов в дореволюционной России «де-
ло Бейлиса» выделяется настолько, что отношение к его ре-
зультатам имеет знаковый характер. Собственно юридическая
сторона чисто уголовного дела об убийстве подростка Андрея
Ющинского, как правило, подменялась политической ритори-
кой. В атмосфере 1911—1913 гг. любые факты, свидетельства,
вещественные доказательства интерпретировались лишь в
двух плоскостях и ничто не анализировалось строго объектив-
но, без политической оценки.
Само «дело» начиналось совершенно обыденно и поначалу
не вызвало особого интереса. На просторах империи каждый
день пропадали люди, совершались убийства, в том числе и
детей. Поэтому когда 20 марта 1911 г. на окраине Киева было
найдено тело ученика приготовительного класса Киевского
духовного училища двенадцатилетнего Андрея Ющинского,
то расследование было поручено рядовому следователю участ-
ка. Но уже через несколько дней, в момент похорон мальчика,
события приняли совершенно иной оборот. Местные черносо-
тенные организации объявили это убийство ритуальным, со-
вершенным евреями с целью получения крови для изготовле-
ния мацы (пресного хлеба из пшеничной муки в виде тонких
сухих лепешек, выпекаемого, по еврейскому религиозному об-
ряду, к Пасхе). В иное время и в ином месте подобное обви-
нение не произвело бы особого эффекта и, скорее всего, не
было бы принято во внимание мало-мальски серьезными след-
ственными и судебными органами.
К началу XX в. мировая история знала уже множество по-
добных обвинений. «Кровавый навет» — это обвинение в при-
несении человеческих жертв с целью употребления их крови в
з
ритуальных целях. Такие обвинения, первоначально адресо-
ванные христианам, а позднее, в средние века, направленные
против евреев, получили широкое распространение в католи-
ческих странах Европы. Первый подобный навет в Европе за-
свидетельствован в 1144 г. в Англии, в Норвиче, затем там же,
в Глостере (1168 г.). Позднее эпидемия «кровавых наветов»
перекочевала на континент — в Испанию, Францию, Герма-
нию и Польшу. Многочисленность подобных обвинений
встревожила как светские, так и духовные власти Европы. В
XIII в. император Фридрих II поручил провести следствие и
запросил мнение церковных авторитетов. По результатам рас-
следования была оглашена специальная грамота (1236 г.). В
ней опровергались все обвинения и впредь запрещалось воз-
буждать подобные дела. В грамоте говорилось: «Ни в Ветхом,
ни в Новом завете нет указаний, чтобы евреи жаждали чело-
веческой крови. Напротив, в полном противоречии с этим ут-
верждением, в Библии ... в данных Моисеем законах, в еврей-
ских постановлениях, которые по-еврейски называются Тал-
мудом, совершенно ясно сказано, что они вообще должны
беречься запятнания какой бы то ни было кровью». Против
«кровавого навета» были направлены приказы и буллы папы
Римского Иннокентия IV (1247 г.), чешского короля Прже-
мысла II Отакара (1254 г.), папы Григория X (1272 г.), им-
ператора Рудольфа I Габсбурга (1277 г.), папы Мартина V
(1422 г.), папы Николая V (1447 г.). В последней даже запре-
щалось «навсегда и самым строгим образом всем верующим в
Христа... предпринимать что-нибудь подобное против евреев
вообще или против определенного еврея».
Тем не менее череда «кровавых наветов» и связанных с ни-
ми дел не прекращались. Они нередко сопровождались погро-
мами и изгнанием целых общин. Нигде и никогда (если не счи-
тать самооговоров, вырванных пытками) не было доказано ни
одно из подобных обвинений. Но в Европе фактически не бы-
ло стран, где бы подобные дела не возбуждались из века в век.
В этом проявлялись не только фанатизм и невежество масс —
такие обвинения были частью всей идеологии антисемитизма
и имели мощное социально-психологическое обоснование. Ис-
тория отвела еврейству определенную роль в экономической
и духовной жизни Европы. Отторгнутое от традиционных
сфер экономики — землевладения, земледелия и производства,
оно веками оставалось лишь в пределах финансовых и торго-
вых операций и потому оказалось наиболее уязвимой частью
общества. В области духовной иудейство всегда оставалось ре-
лигией меньшинства в христианском мире, раздираемом соб-
4
ственными противоречиями, борьбой различных религиозных
направлений.
В Западной и Центральной Европе обвинения в ритуаль-
ных убийствах в основном прекратились в эпоху «просвещен-
ного абсолютизма». В 1757 г. папа Бенедикт XIV вновь в спе-
циальном послании запретил возводить подобные обвинения.
Однако вскоре «пальму первенства» подхватила Россия. На
протяжении XIX в. в стране было возбуждено несколько про-
цессов, в которых евреи обвинялись в употреблении христи-
анской крови (1799 г. — Сенно; 1823 г. — Вележ, 1827 г.—
Тельшяй; 1830 г. — Изяслав; 1853—1860 гг. — Саратов;
1879 г. — Кутаиси). Ни по одному из этих дел следствие не
доказало либо наличия совершенного евреями преступления,
либо его ритуального характера. Еще в 1817 г. министр духов-
ных дел и народного просвещения А. Н. Голицын предписал
местным властям впредь не обвинять евреев в убийстве хрис-
тианских детей без улик, «по единому предрассудку». Позднее
император Николай I утвердил снятие подобного обвинения
по «вележскому делу». По «саратовскому делу» Особая комис-
сия при Департаменте духовных дел иностранных исповеда-
ний, учрежденная в 1855 г. «с целью разъяснения тайных дог-
матов религиозного изуверства евреев», отвергла всякую воз-
можность употребления евреями христианской крови.
Начало XX в. принесло России экономические, социальные
и политические потрясения. В этих условиях антисемитизм
стал неотъемлемой частью духовной жизни общества, и обви-
нения в убийствах с ритуальными целями остались в арсенале
антисемитского движения. Несмотря на многократно доказан-
ную их абсурдность, они регулярно возникали и не раз служи-
ли определенным катализатором роста антидемократического,
антиреволюционного охранительного направления. «Дело
Блондеса» (1900 г.), «дубоссарское дело» (1903 г.) ознаменова-
ли собой новый век. Эпоха 1905—1907 гг. с ее массовыми по-
громами и убийствами предоставила антисемитскому движе-
нию иные, более богатые возможности. Став влиятельной по-
литической силой, правые партии и организации, для которых
антисемитизм являлся важнейшим звеном идеологии, некото-
рое время имели в своем распоряжении куда более действенное
оружие в свое борьбе с «еврейским засильем», — погромы и
ужесточение антиеврейского законодательства. Но постепенно
политическая жизнь в стране вошла в более спокойное русло.
С улиц и площадей противостояние перешло в Государствен-
ную Думу и на страницы периодических изданий. Все же об-
щество оставалось глубоко неудовлетворенным происшедши-
ми экономическими и политическими реформами, оно требо-
5
вало более кардинальных изменений. Феодальные атрибуты
государственного управления уже не соответствовали эконо-
мическим и политическим реалиям.
Однако всякие, даже самые умеренные реформы восприни-
мались правыми, националистическими кругами как недопус-
тимое посягательство на «основы российской государствен-
ности». Временами это приводило даже к потере чувства само-
сохранения. Часть правых, черносотенных организаций
выступила против реформ, проводимых П. А. Столыпиным.
Черносотенная идеология имела социальную опору в широких
кругах люмпенизирующегося населения. Кровавые события
начала века с чередой бунтов, восстаний, погромов, грабежей,
судебных и внесудебных расправ, калейдоскопической сменой
политических и духовных ориентиров до предела радикализи-
ровали и дегуманизировали общество. Черносотенство и анти-
семитизм были привлекательны и для Николая II, и для боль-
шинства его окружения, свято верившего в незыблемость
монархических устоев. На них ориентировались и многочис-
ленное чиновничество, и часть интеллигенции. Во главе «Сою-
за русского народа» и «Союза Михаила Архангела» стояли да-
леко не только «охотнорядцы» и люмпены. В разное время и
в разной степени к черносотенству идейно примыкали пушки-
нист Б. В. Никольский, академики А. И. Соболевский и
К. И. Державин, художник Н. К. Рерих, выдающийся геолог
Н. П. Покровский, видный инженер К. И. Величко, поэты
В. Хлебников и М. Кузмин и философ П. А. Флоренский.
Непосредственно этими организациями руководили инженер
Н. Е. Марков, детский врач А. И. Дубровин, филолог
В. М. Пуришкевич, юристы Г. Г. Замысловский и П. Ф. Була-
цель, потомки именитых родов М. Я. Говорухо-Отрок,
А. А. Римский-Корсаков, граф Э. И. Коновницын, И. С. Дур-
ново.
В условиях политического кризиса 1911 г. правым необхо-
димы были события, которые укрепили бы их позиции. Когда
в Киеве произошло убийство Андрея Ющинского, это было
воспринято как долгожданный знак, как повод заговорить в
полный голос. Уже на похоронах мальчика распространялась
листовка соответствующего содержания: «Русские люди! Если
Вам дороги Ваши дети, бейте жидов! Бейте до тех пор, пока
хоть один жид будет в России! Пожалейте Ваших детей! Ото-
мстите за невинных страдальцев! Пора! Пора!» В черносотен-
ных органах «Русском знамени» и «Земщине» появились за-
метки о ритуальном убийстве. Следствие еще не пришло ни к
каким выводам, а правые уже объявили о ритуальном харак-
тере убийства, приводя душераздирающие подробности. Киев-
6
ское отделение «Союза русского народа» было одним из са-
мых авторитетных в стране. Ведь Киев — крупный город со
сложным социальным составом и пестрым в национальном от-
ношении населением — всегда рассматривался как цитадель
православия на Украине. То, что это уголовное преступление
привлекло внимание Петербурга, не на шутку взволновало
местные власти. Губернатор А. Ф. Гире сразу же телеграфи-
ровал в Петербург, опровергая обвинения в намерении скрыть
виновников преступления. В обстановке неуверенности пребы-
вало и руководство Министерства юстиции и Министерства
внутренних дел. Любые обвинения со стороны авторитетных
при дворе правых могли быть использованы в политической
игре и стоить министерских постов. Ведь уже тогда некогда
всесильный премьер-министр П. А. Столыпин находился под
огнем критики правых за свои реформы. Поэтому министр юс-
тиции не смог проигнорировать «сигналы справа» и сделал
первый шаг навстречу домогательствам черносотенцев. Про-
курор судебной палаты Г. Г. Чаплинский получил из Петер-
бурга телеграмму: «Поручаю Вашему превосходительству
иметь личное наблюдение за производством следствия об
убийстве мальчика Ющинского. Ожидаю подробных периоди-
ческих донесений. Министр юстиции Щегловитов». Здесь еще
нет и намека на априорное признание этого преступления ри-
туальным, но первый шаг был сделан — рядовое уголовное де-
ло выделено в особое, подлежащее специальному рассмотре-
нию. Была создана специальная группа во главе со следовате-
лем по особо важным делам В. И. Фененко, куда вошли
эксперт-медик профессор судебной медицины Н. А. Оболон-
ский, прозектор Н. Н. Труфанов. В помощь В. И. Фененко да-
ли начальника сыскной полиции Е. Ф. Мищука. Неофициаль-
ное наблюдение за делом вел жандармский подполковник
П. А. Иванов. В известной степени эти действия властей запо-
здали. Место преступления специально не охранялось и было
исхожено вдоль и поперек любопытствующими. Начался оп-
рос свидетелей. Следовало выяснить, каким образом мальчик
оказался так далеко (в 8 верстах) от училища, в котором учил-
ся, и от дома, в районе, известном своими уголовными тради-
циями— Лукьяновке. Первое, что установили следователи,—
это то, что убийство было совершено не в пещере, туда труп
был уже принесен. Само убийство было произведено необыч-
но: на голове и груди А. Ющинского насчитали более 40 ран,
нанесенных каким-то колющим орудием. Эксперты пришли к
мнению, что сначала жертву связали и заткнули ей рот, а уже
затем стали наносить удары. Вывод пришел сам собой —
убийц было несколько. В медицинском заключении говори-
7
лось: «Характер орудия и множественность поранений, частью
поверхностных, в виде уколов, служат указанием на то, что
одной из целей нанесения их было стремление причинить
Ющинскому возможно сильные мучения. В теле его осталось
не более трети всего количества крови». Последняя фраза ока-
залась ключевой. Хотя в медицинском заключении, разумеет-
ся, и не могло говориться о ритуальном характере убийства,
приведенные данные во многом совпадают с описаниями по-
добных убийств, широко тиражируемыми в стране черносо-
тенными издательствами и печатью.
Все же первоначально на следователей это не произвело
впечатления. В преступлении были заподозрены родители
А. Ющинского, заинтересованные в его смерти по материаль-
ным соображениям. Уже в самом начале, как и в дальнейшем,
стало сказываться поспешное, конъюнктурное и дилетантское
вмешательство средств массовой информации, причем это сле-
дует отнести не только к антисемитской печати, не меньшую
лепту внесли демократические и либеральные газеты. Так, на
родных Ющинского навел следователей сотрудник либераль-
ной «Киевской мысли» С. И. Барщевский. Власти стремились
поскорее завершить это щекотливое дело и охотно пошли по
предложенному пути. Андрей был незаконным сыном и имел
плохие отношения с отчимом — переплетчиком Л. Приходько.
На поверхности лежал и мотив преступления — тысяча рублей,
якобы завещанная мальчику его подлинным отцом. В доме
Л. Приходько произвели обыск, нашли какую-то одежду с бу-
рыми пятнами и арестовали и переплетчика, и мать убитого.
Но эта версия рассыпалась под радостное улюлюканье правой
печати. Пятна оказались не кровью, соседи видели Андрея, в
день убийства выходящим из дома, сам Приходько находился
в момент убийства на рабочем месте. Еще более неуклюжими
оказались попытки все той же «Киевской мысли» привлечь в
качестве свидетеля некую прачку Семаненкову, которая виде-
ла, как родители увозили из дома какой-то большой мешок, а
мать Ющинского, по ее словам, была членом Союза русского
народа и ничего не боялась. Но и это оказалось вымыслом. И
уж совсем жалкой выглядела попытка все той же «Киевской
мысли» обвинить в убийстве цыган, стоявших табором непо-
далеку от места преступления.
А между тем обстановка все больше накалялась, и не толь-
ко в Киеве, а что было куда опаснее для чиновничества — в
Петербурге. В последних числах апреля 1911 г. крайне правые
в Думе внесли запрос о ходе расследования, в котором прямо
обвинили местную администрацию в противодействии объек-
тивному расследованию. В стенах Думы В. М. Пуришкевич и
8
Н. Е. Марков уже провели свое, «успешное» расследование.
Способ и орудия убийства, предположенные в медицинском
заключении, сравнивались и «абсолютно совпали» с методами
ритуальных убийств, приводимыми в литературе почти на
всем протяжении истории «кровавого навета» — от раннего
средневековья до начала XX в. В запросе, подписанном 40 де-
путатами, спрашивалось: «Какие меры правительство предпо-
лагает принять для расследования и недопущения иудейского
ритуального убийства в будущем?». Весь пафос думских вы-
ступлений был направлен против местных властей, карьера
многих киевских чиновников оказалась под вопросом. Более
того, теперь и вмешательство высших чинов министерств юс-
тиции и внутренних дел было сопряжено с опасностью для
продвижения по службе. Особенно устрашающим для властей
стало заявление о том, что если уже «нет возможности обли-
чить на суде иудея, режущего русского ребенка и вытачива-
ющего из него кровь» и «не помогают ни судьи, ни полиция,
ни губернаторы, ни министры, ни высшие законодательные
учреждения... будут еврейские погромы». Угроза возбудить
массовые беспорядки была самой опасной для местной адми-
нистрации и руководителей министерств. В Киев срочно ко-
мандировали вице-директора Первого департамента Минис-
терства юстиции А. В. Лядова с приказом усилить контроль
над проведением следствия. Возможно, кандидатура А. В. Ля-
дова всплыла не случайно. Он был непосредственно связан с
некоторыми лидерами Союза русского народа и позднее сам
признавался: обнародованный в печати способ убийства «уже
тогда создал во мне личное убеждение, поскольку таковое мог-
ло создаться в самом начале следствия, что Ющинский был
убит евреями».
Так постепенно складывалась ситуация, при которой рас-
следование убийства ставилось в зависимость от политических
и чисто карьерных обстоятельств. Видимо, А. В. Лядов кон-
фиденциально сообщил властям в Киеве и мнение на этот счет
самого министра юстиции И. Г. Щегловитова, который не со-
мневался в ритуальных целях преступления. Именно по при-
бытии А. В. Лядова было решено начать, пока лишь как от-
работку одной из версий, изучение ритуального характера
убийства. Одновременно А. В. Лядов заставил официальных
членов следственной бригады выслушать мнения и учесть най-
денные «улики», представленные группой самодеятельных сы-
щиков, членов черносотенной организации «Белый орел», воз-
главляемой студентом В. С. Голубевым и священником
Ф. Синькевичем. Именно они обратили внимание властей на
то, что недалеко от места преступления расположены усадьба
9
и кирпичный завод купца-еврея М. И. Зайцева. И именно
В. С. Голубев первым назвал имя предполагаемого участника
преступления — приказчика завода М. Бейлиса. И все же пер-
воначально руководитель следственной группы В. И. Фененко
не принял эту подсказку всерьез. Были быстро проверены и
тут же опровергнуты доставленные добровольцами из «Белого
орла» доказательства в виде проломов в заборе и подвалов на
заводе. Прокурор Г. Г. Чаплинский докладывал в Петербург:
«В усадьбе Зайцева ничего подозрительного обнаружено не
было, и никаких подвалов, о которых также упомянул Голу-
бев, там не оказалось».
Между тем дело все запутывалось. Появились даже «при-
знания в содеянном», и нужно было быстро доказать, что сде-
ланы они умалишенным. Как и прежде во многих подобных
случаях, в дело вступили и евреи-выкресты, божившиеся, что
уж они-то точно знают о существовании у их бывших сопле-
менников страсти к ритуальным убийствам.
Перед киевской администрацией и их петербургскими стар-
шими коллегами встала еще одна проблема. В конце августа
1911 г. в Киев должен был прибыть Николай II. К его визиту
нужно было во что бы то ни стало найти убийцу.
Правда, у следователей имелась и активно отрабатывалась
иная версия — та, что и по сей день является наиболее попу-
лярной в изложении современных исследователей. Согласно
свидетельским показаниям, в день убийства А. Ющинского ви-
дели в компании его ровесника — Жени Чеберяка. Дальней-
шее расследование этой версии выявило массу подозритель-
ных фактов. Мать Жени — Вера Чеберяк была известной всей
Лукьяновке содержательницей воровского притона. В ее квар-
тире складировали и продавали украденные в городе вещи. Во
время еврейского погрома в Киеве осенью 1905 г. в этом доме
можно было за бесценок приобрести множество товаров, вы-
несенных погромщиками из разбитых магазинов и квартир.
Более того, появились люди, якобы слышавшие, как после ссо-
ры между мальчиками Андрей Ющинский угрожал Жене Че-
беряку разоблачением тех дел, что происходили в доме его ма-
тери. А о том, что Вера Чеберяк — дама мстительная, также
знали многие. За несколько лет до этих событий она плеснула
серной кислотой в лицо уличенного в неверности любовника.
Незадолго до убийства А. Ющинского в городе произошло не-
сколько крупных ограблений. В. Чеберяк по этому поводу вы-
зывали в полицию и допрашивали. Двое из участников ограб-
лений были арестованы. Выстраивалась логичная схема, по
которой А. Ющинский мог быть свидетелем по этому делу или
был заподозрен ворами в предательстве и потому убит. Со-
10
гласно показаниям одного из свидетелей — фонарщика
К. Шаховского, он видел обоих мальчиков в день убийства
играющими на улице. Следует добавить, что дом В. Чеберяк
непосредственно примыкал к территории усадьбы и завода
Зайцева. Выходило, что след А. Ющинского обрывался у дома
В. Чеберяк. Однако все допросы Жени Чеберяка ни к чему не
привели. Мальчик отрицал все. И все же было решено арес-
товать Веру Чеберяк. При этом главными свидетелями стано-
вились ее сын и две дочери. Спустя несколько недель дети за-
болели, и Евгений и одна из сестер — Валентина умерли. Для
исповеди к умирающему мальчику был приглашен священник
Ф. Синькевич — лидер «Белого орла».
Смерть детей одной из главных подозреваемых произвела
тяжелое впечатление. В. Чеберяк заподозрили в отравлении
собственных детей, причем тут редкостное единодушие про-
явила и либеральная, и черносотенная печать. Правда, в ме-
дицинском заключении четко говорилось, что смерть наступи-
ла от дизентерии. Со смертью детей против В. Чеберяк оста-
вались только косвенные улики. Все тот же К. Шаховской
«внезапно» вспомнил, что Женя Чеберяк на его вопрос о том,
как они погуляли с Андреем Ющинским, ответил, что толком
поиграть не удалось, так как их прогнал с территории завода
какой-то мужчина с черной бородой. И тут же Шаховской до-
бавил, что мужчина этот — приказчик Мендель Бейлис, по
просьбе которого Чеберяк и мог заманить Ющинского на за-
вод. Позднее Шаховской отказался от своих показаний, но де-
ло было сделано.
Итак, с одной стороны, «общественное мнение» в лице чер-
носотенных организаций требовало «идти по еврейскому сле-
ду», а с другой — в Киев ожидался приезд царя и город пере-
ходил к особой системе охраны. Последнее дало властям право
на временный превентивный арест любых подозрительных
лиц. Поэтому, первоначально лишь для того, чтобы несколько
снизить накал страстей и обезопасить себя от возможных вы-
ступлений черносотенцев в присутствии царя, власти распоря-
дились задержать Менделя Бейлиса. 22 июня 1911 г. он был
арестован и препровожден в тюрьму. Арестованный категори-
чески отрицал свою вину. Это был бедный служащий, отец
многочисленного семейства и, по свидетельству многих, близ-
ко его знавших, человек не только не религиозный, но даже
не соблюдавший элементарных требований иудейской рели-
гии. По уверению его жены, он даже «не чтил субботу». По-
видимому, таков же был в этом отношении владелец завода
М. Зайцев. По словам его сына, «он относился к маце как к
соленым огурцам». Арест М. Бейлиса был с восторгом вос-
11
принят черносотенными органами печати. На ее страницах по-
явились описания таких «неопровержимых» улик, как найден-
ный на одежде убитого волосок, «...похожий на свойственную
жидам шерсть вместо волос». И неважно было, что экспертиза
установила несоответствие этого волоса волосам М. Бейлиса.
Вообще следует сказать, что версий по этому делу было
несколько и они тщательно отрабатывались. В самой следст-
венной бригаде происходили изменения. Затягивание дела
привело к отстранению от следствия начальника сыскной по-
лиции Е. Ф. Мищука. К делу привлекли пристава Н. А. Кра-
совского, имевшего репутацию мастера своего дела. Как
М. Бейлис, так и другие подозреваемые подвергались жесто-
чайшему давлению. В ход пошли провокация и даже спаива-
ние свидетелей до степени алкогольного бреда, который тща-
тельно фиксировался.
Мы уже отмечали, что во вред делу шла и работа добро-
вольных сыщиков, как из числа черносотенцев, так и из лагеря
их противников. Дело осложнил и отстраненный от следствия
Е. Ф. Мищук. В конце августа 1911 г. он объявил о том, что
в ходе самостоятельного расследования нашел орудие убийст-
ва и пальто жертвы и может доказать невиновность М. Бей-
лиса и причастность к преступлению В. Чеберяк. Но экспер-
тиза тут же уличила Е. Ф. Мищука в фальсификации улик, и
того отдали под суд. Безумный поступок, вызванный, скорее
всего, оскорбленным самолюбием полицейского чина, тотчас
же был представлен правой печатью как результат подкупа со
стороны евреев.
Не могло не воздействовать на ход следствия и убийство
премьер-министра России П. А. Столыпина, происшедшее в
Киеве 1 сентября 1911 г. Убийцей оказался Д. Г. Богров, вы-
ходец из богатой и известной в городе еврейской семьи. Руко-
водители «бейлисовской» следственной бригады были отвле-
чены на разбор этого преступления. Администрация города, в
известной степени виновная в осуществлении теракта, находи-
лась в полной панике, ожидая града отставок. Поэтому за де-
ло, уже почти официально именуемое «делом Бейлиса», при-
нялись с удвоенной энергией. В камеру к М. Бейлису был под-
сажен некий Козаченко. Он сумел войти в доверие к
несчастному арестанту и, ожидая выхода на свободу, взялся
стать связующим звеном между ним и владельцем кирпичного
завода. Более того, Козаченко объявил о том, что Бейлис на-
правил его в больницу при заводе, где тот должен был полу-
чить яд для устранения свидетелей. Наблюдение за Козаченко
вел жандармский офицер П. А. Иванов. Его подчиненные бы-
стро установили, что Козаченко, действительно явившись к
12
управляющему заводом, попытался выманить у него деньги.
Вскоре Козаченко бесследно исчез, а Г. Г. Чаплинский внес
его показания в следственные документы. Это возмутило жан-
дармского офицера П. А. Иванова, и вся история, возможно
с его подачи, оказалась достоянием гласности. Если это можно
рассматривать как пример провокации со стороны правых, то
следующая история лежит уже на совести их противников. Со-
трудник «Киевской мысли» С. И. Бразуль-Брушковский пред-
ставил следствию обнаруженные им доказательства убийства
А. Ющинского бандой В. Чеберяк. Более того, журналист ут-
верждал, что убийство было специально представлено как ри-
туальное. Позднее выяснилось, что у истоков этого мифа
находилась сама В. Чеберяк. Желая отомстить своему любов-
нику П. Мифле за побои, она рассказала С. И. Бразуль-
Брушковскому новую версию, добавив к ней и обвинение
П. Мифле в отравлении ее детей. В авантюру с новым рас-
следованием журналист втянул и полицейского пристава
Н. А. Красовского. Еще недавно тот был призван сменить не
оправдавшего надежды Е. Ф. Мищука, но, как и последний,
понимал всю шаткость обвинений против М. Бейлиса и попы-
тался разрабатывать другие версии, не считаясь с уже твердо
установившимся мнением начальства. Наказание последовало
незамедлительно. Он был уволен за якобы только что обнару-
женные служебные упущения по прежнему месту службы.
С. И. Бразуль-Брушковский и Н. А. Красовский прямо обви-
нили в убийстве мальчика В. Чеберяк. Они представили это
как месть за предательство, в результате которого полиция
арестовала несколько членов банды. Вскоре были названы и
имена непосредственных убийц: Ванька Рыжий (Иван Латы-
шев), Бойка (Борис Рудзинский) и Плис (Петр Сингаевский) —
брат В. Чеберяк. Расследовавший эту версию подполковник
корпуса жандармов П. А. Иванов признал ее наиболее досто-
верной и предложил освободить М. Бейлиса и арестовать Че-
беряк и ее брата П. Сингаевского. Этому воспротивился про-
курор Г. Г. Чаплинский, для которого ритуальная версия стала
уже «делом жизни и смерти». Ответные меры, и не исключено,
что они были подсказаны интеллектуалами из правого лагеря,
не заставили себя ждать. Удар был нанесен расчетливо и в са-
мое «слабое» место. Устами В. Чеберяк было заявлено, что эта
линия сфальсифицирована некоей еврейской организацией,
специально созданной для спасения М. Бейлиса. В. Чеберяк
обвинила самого С. И. Бразуля-Брушковского и адвоката
А. Д. Марголина в попытке подкупить ее на тайной встрече
в Харькове. Интересно, что эта харьковская встреча, которая
отрицалась журналистом и адвокатом, была подтверждена.
13
Неудачная попытка опровергнуть рассказ В. Чеберяк дорого
обошлась защитникам Бейлиса. Под сомнение была поставле-
на наиболее достоверная версия гибели А. Ющинского, а В.
Чеберяк и ее покровители получили возможность и дальше
безнаказанно мифологизировать все дело. Внезапно она
вспомнила рассказ своих покойных детей о том, как во дворе
завода Зайцева за ними погнался М. Бейлис вместе с двумя
одетыми в черное евреями. Они поймали А. Ющинского и уве-
ли с собой. Таким образом, спустя 16 месяцев с начала след-
ствия «всплыли» факты, которые позволили закончить всю
цепь «доказательств» убийства мальчика как убийства с риту-
альными целями.
То, что не могли сделать первые следователи, то, от чего
они отмахивались как от сплетен и легенд, то, что не под-
тверждалось никакими экспертизами и вещественными дока-
зательствами, было объявлено последним, недостающим
штрихом в деле. Начало процесса было назначено на 25 сен-
тября 1913 г.
Уже к моменту начала заседаний накал страстей в общест-
ве, казалось, достиг апогея. Обсуждение проблем, связанных
с «делом Бейлиса», выходило далеко за пределы отношения к
антисемитизму. Эти события нельзя рассматривать вне кон-
текста общественной борьбы в целом в стране. Антисемитизм
являлся всегда отличительной чертой правого, консервативно-
монархического движения. Поэтому в обстановке массового
неприятия правящего феодально-бюрократического режима
логика борьбы привела в лагерь защитников М. Бейлиса са-
мых различных по своим убеждениям людей, в том числе и не
чуждых идейного и бытового антисемитизма. В этом отноше-
нии примечательна позиция А. Блока. Поэт поставил свою
подпись под заявлением общественности в защиту Бейлиса,
хотя позднее, в 1918 г., в тюремной камере ВЧК он призна-
вался А. Штейнбергу в том, что именно в то время был осо-
бенно антисемитски настроен. Но отказаться от подписания
подобного заявления было равносильно общественному само-
убийству. Это в полной мере испытал на себе публицист и фи-
лософ В. В. Розанов. Публикация статей, поддерживающих
миф о ритуальных убийствах у евреев, стоила ему членства в
Религиозно-философском обществе, а кроме того, он был под-
вергнут остракизму со стороны всей либеральной печати. На
страницах же правой, националистической печати в самых
разнузданных тонах подвергались критике все защитники
М. Бейлиса, и в особенности защитники православные. Но в
рядах правых произошел раскол. Для некоторых из них слиш-
ком явна была несправедливость в отношении человеческой
14
личности — в данном случае М. Бейлиса. Часть правой печати
была готова пойти на «мягкий» вариант — т. е. добиться от
евреев признания в существовании среди них секты изуверов,
совершающих ритуальные убийства, что снимало бы обвине-
ние со всего народа и иудейской религии в целом. В этом ва-
рианте мог бы быть признан невиновным и М. Бейлис. В то
же время среди лидеров националистов нашлись и такие, кто
предвидел, что сам процесс послужит мощным катализатором
антимонархических, антиправительственных настроений и бу-
дет иметь пагубные последствия. К таким деятелям в первую
очередь относился В. В. Шульгин. Публицист, редактор вли-
ятельной газеты «Киевлянин», депутат Государственной Думы
и националист чистой воды, он с самого начала следствия
подвергал сомнению действия властей и доказывал смехо-
творность обвинений в адрес М. Бейлиса. Провал обвинения
предсказывали и некоторые высшие государственные чины. В
ответ на подобные предупреждения министр юстиции оправ-
дывался тем, что «...дело получило такую огласку и такое на-
правление, что не поставить его на суд невозможно, иначе ска-
жут, что жиды подкупили и меня, и все правительство». По-
этому власти постарались обезопасить себя в первую очередь
со стороны самого суда. Председателем назначили уже и рань-
ше демонстрировавшего благонадежность Ф. А. Болдырева.
Обвинение представлял товарищ прокурора Петербургской су-
дебной палаты О. Ю. Виппер. Поверенными гражданских ист-
цов стали А. С. Шмаков и Г. Г. Замысловский. Первый вы-
ступал уже не раз в судебных процессах, связанных с антисе-
митскими обвинениями, слыл знатоком «тайн иудейских» и
неустанным разоблачителем жидо-масонского заговора.
Второй, Г. Г. Замысловский, даже на фоне своих коллег-
националистов, депутатов Думы, выделялся зоологическим
антисемитизмом и способностью страстно говорить на эту те-
му часами. Особое внимание уделили подбору присяжных за-
седателей. Киев — город университетский, с населением, име-
вшим относительно высокий образовательный и культурный
уровень, но в состав заседателей вошли семь крестьян, три ме-
щанина и два мелких чиновника. Старшина — писец кон-
трольной палаты.
Защиту М. Бейлиса взяли на себя виднейшие представители
российской либеральной адвокатуры: Д. Н. Григорович-
Барский, Н. П. Карабчевский, О. О. Грузенберг, А. С. Заруд-
ный и В. А. Маклаков. Н. П. Карабчевский, Д. Н. Григорович-
Барский и А. С. Зарудный — опытные адвокаты по уголовным
и уголовно-политическим делам, которые были нередки в на-
чале века, в эпоху террора. О. О. Грузенберг уже не раз вы-
15
ступал в защиту своих соплеменников. Он успешно отстоял в
1900 г. Блондеса в деле о покушении на ритуальное убийство,
защищал и П. Дашевского, совершившего теракт против одно-
го из вдохновителей кишиневского погрома П. Крушевана.
О. О. Грузенберг вспоминал, что более всего его накануне
процесса «...смущал вопрос о том, чтобы евреи не наделали
глупостей. Главнейшей глупостью я считал ... попытку занять-
ся на суде теоретической разработкой вопроса о том — реко-
мендует ли еврейская религия употребление христианской кро-
ви...
...для обвинения, особливо недобросовестного, — отход от
подсудимого к болтовне об его религии будет доказательством
его виновности, а переход в дебри многовековой еврейской
письменности послужит величайшим выигрышем: под пись-
менностью можно легко похоронить невиновного. Ясно также,
что задача защиты заключается в том, чтобы поднять внима-
ние присяжных над поверхностью книжного мусора и сосре-
доточиться только на судимом лице... И не напрасно Шмаков
и другие поверенные гражданских истцов так много занима-
лись на суде вопросом об еврейском вероучении и так мало
говорили о Бейлисе».
Центральной фигурой защиты стал В. А. Маклаков, депу-
тат Думы, видный кадет, а главное — младший брат министра
внутренних дел.
Перед обвинением стояли две основные задачи: доказать
виновность М. Бейлиса и впервые в XX в., а не в средневеко-
вом суде, подтвердить реальность мифа о ритуальных убий-
ствах. Для этого следовало снять подозрения в совершении
убийства с членов «банды В. Чеберяк». Допрос каждого
свидетеля со стороны защиты, тех, кого С. И. Бразуль-
Брушковский опросил в подтверждение своей версии, превра-
тился в настоящее судебное ристалище. Ряд свидетелей защи-
ты не выдержали испытания. Особенно это касалось соседки
В. Чеберяк 3. И. Малицкой, заявившей ранее о том, что слы-
шала крики убиваемого, и Е. Дьяконовой, показавшей, что
была чуть ли не очевидцем убийства мальчика ворами в квар-
тире В. Чеберяк. О. Ю. Виппер и Г. Г. Замысловский быстро
нашли противоречия в их показаниях, выявили расхождения
между тем, что они говорили на предварительном следствии
и на последующих допросах, вскрыли личные мотивы этих
женщин, имевших собственные счеты с В. Чеберяк. Гораздо
труднее было опровергнуть показания добровольцев, помога-
вших С. И. Бразулю в его журналистском расследовании, —
С. Махалина и А. Е. Караева. Подсаженные в тюремные ка-
меры к подозреваемым в убийстве ворам, они выведали у них
16
не только признания в преступлении, но и его подробности.
На суде воры, конечно, все отрицали, однако показания про-
тив них звучали очень убедительно. Замысловский мог бы
дезавуировать показания Махалина и Караева, раскрыв на су-
де, что они были агентами охранки, внедренными в местную
организацию партии эсеров, но власти не разрешили это сде-
лать.
Еще больший успех принесли защите допросы В. Чеберяк.
Под напором светил отечественной адвокатуры она совершен-
но запуталась и если и не призналась в участии в убийстве, то
все же осталась под большим подозрением.
Пока шел опрос свидетелей и подозреваемых, а обвинение
соперничало с защитой в чисто юридических элементах и дело
не выходило за рамки уголовного, можно сказать, что шансы
сторон были почти равными. Но тут обвинение совершило ро-
ковую ошибку. Не добившись решающего преимущества на
этом направлении, оно бросило все силы на то, чтобы во что
бы то ни стало доказать ритуальный характер убийства
А. Ющинского.
Главными орудиями обвинения стали экспертизы, прове-
денные специалистами, бесспорно имевшими авторитет в нау-
ке,— профессорами Д. П. Косоротовым и И. А. Сикорским.
Им противостоял авторитет приглашенных защитой не менее
известных специалистов — В. М. Бехтерева, Е. В. Павлова и
А. А. Кадьяна. Суть разногласий сводилась к чисто медицин-
ской стороне. Д. П. Косоротов и И. А. Сикорский убеждали
присяжных в том, что кровь с помощью искусно наносимых
ударов источалась из тела, пока мальчик был еще жив, ибо
именно «живая» кровь якобы требовалась для изготовления
пасхальной мацы. Напротив, В. М. Бехтерев и его товарищи
доказывали: удары наносились с целью убить А. Ющинского,
и потеря крови произошла уже в момент агонии и позже вслед-
ствие множественности ран. Пока спор шел в чисто медицин-
ских, профессиональных терминах, многое зависело от оратор-
ского искусства экспертов, от степени их психологического
воздействия на присяжных. Но встретив жесткий профессио-
нальный отпор со стороны противников, первым не выдержал
профессор И. А. Сикорский. Он счел, что чисто научная, от-
страненная полемика ставит обвинение в невыгодное положе-
ние. Профессор вдруг взялся рассуждать о признаках ритуаль-
ного убийства в кажущейся ему более доступной форме, за-
явив: «...после убийства происходит как бы наведение на
ложный след, резкая агитация путем подкупа против появле-
ния таких дел в суде. Всеми мерами препятствуют свободному
действию правосудия. Направляется подозрение то против
17
родных, то против единоверцев, то против единоплеменников,
а в последнее время и обвинение против Национальной партии
страны». Единожды отойдя от научной аргументации,
И. А. Сикорский все больше стал цитировать хорошо, «до
оскомины» знакомые тексты многочисленных антисемитских
брошюр, авторами которых были его же сподвижники на дан-
ном процессе А. С. Шмаков и Г. Г. Замысловский. Таким об-
разом, сам не желая этого, он нанес непоправимый урон «на-
учным» обоснованиям обвинения.
Еще более сложной оказалась для обвинения экспертиза
богословская. Уже одно то, что в качестве эксперта были при-
глашены не православные специалисты, среди которых име-
лись ученые с мировыми именами, а никому не известный ка-
толический священник И. Е. Пранайтис, говорит о многом. В
первую очередь это наводило на мысль о желании руководства
православной церкви быть как можно дальше от этого про-
цесса. И. А. Пранайтис обрушил на головы присяжных мно-
гочисленные цитаты из Талмуда, Зогара и Шулхан-Аруха,
доказывающие ненависть иудеев к христианам и существова-
ние ритуальных убийств. Из этих книг ксендзом были извле-
чены душераздирающие подробности совершения подобных
убийств. Правда, при этом они подозрительно совпадали с де-
талями убийства А. Ющинского, но расходились с описаниями,
якобы ранее совершенных «жертвоприношений».
Против выписанного из далекого Туркестана католическо-
го священника выступили такие известные специалисты, как
А. А. Глаголев, И. Г. Троицкий, П. К. Коковцов, П. В. Тихо-
миров и Я. И. Мазэ. Если последний был известным москов-
ским раввином, то первые трое — профессора высших право-
славных учебных заведений. В отличие от Пранайтиса они не
стали вдаваться в расшифровку туманных и загадочных каб-
балистических знаков, а просто и доходчиво продемонстриро-
вали всем присутствующим незнание оппонентом первоисточ-
ников, так как тот не владел древнееврейским языком, а все
свои доводы черпал из недоброкачественных переводов и
антисемитских сочинений. В своем заключении И. Г. Троиц-
кий отметил, что «употребление человеческой крови Талму-
дом воспрещается. О способах добывания крови в Талмуде нет
прямых указаний, но можно догадываться, что способы те же,
какие применялись медиками времен составления Талмуда.
Отношение Талмуда к иноплеменникам не представляет ниче-
го враждебного, если иноплеменники не угрожают основе ре-
лигии еврейства, в противном случае они осуждаются». Не вы-
держал Пранайтис и перекрестного допроса защиты, предпо-
читая временами вообще не отвечать на ее вопросы.
18
Обвинение проиграло и еще одно сражение. В некоторых
свидетельских показаниях говорилось о том, что А. Ющин-
ский был схвачен «тремя одетыми в черное евреями». Дейст-
вительно, на территории кирпичного завода М. Зайцева была
заложена хасидская синагога. На суд прибыли учившиеся за
границей родственники Зайцева Этингер и Ландау. Они дей-
ствительно приезжали в Киев, но не в то время, когда было
совершено убийство.
После допросов свидетелей и обвиняемого, выступления
экспертов наконец настала очередь прокурора О. Ю. Виппера.
В начале своей речи он всячески подчеркивал, что не обвиняет
ни в чем все еврейство в целом, а лишь М. Бейлиса. Он также
сетовал на неоправданное и преднамеренное придание этому
процессу характера мирового противостояния добра и зла. По
его мнению, все забыли о жертве — юном А. Ющинском, а го-
ворят только о М. Бейлисе — обвиняемом. Вообще прокурор
заявил, что весь этот «шум» — суть еврейский заговор, свиде-
тели защиты или сами евреи, или ими подкуплены, или, что
еще более примечательно, подобно Бразулю-Брушковскому,
женаты на еврейках. Еще одно «открытие», сделанное проку-
рором,— это существование любовной связи между В. Чебе-
ряк и М. Бейлисом. Прокурор призвал присяжных не обра-
щать внимания на общественное мнение, сложившееся вокруг
процесса. Человек бесспорно умный, О. Ю. Виппер, пожалуй,
одним из первых догадался, что исступленный антисемитизм,
высказанный гражданскими истцами и такими экспертами,
как Сикорский и Пранайтис, может иметь обратный результат
и вызвать раздражение у присяжных заседателей. Поэтому он
еще и еще раз подчеркивал мысль об осуждении только Бей-
лиса, а не всего еврейского народа.
Иными были выступления Г. Г. Замысловского и А. С. Шма-
кова. Весь их пафос был направлен на обвинение евреев в со-
вершении ритуальных убийств. Если Замысловский говорил в
основном только о хасидах, то Шмаков был более категори-
чен. В обоих выступлениях было столько страсти, что, по рас-
четам выступавших, они должны были полностью подавить
присяжных. Так, А. С. Шмаков начал свою речь со слов: «Оди-
нокий и беспомощный, в смертельном ужасе и невыразимом
отчаянии принял Андрюша Ющинский мученическую кончи-
ну. Он, вероятно, даже плакать не мог, когда один из злодеев
замыкал ему уста, а другой, впиваясь ногтями в его чело, на-
носил ему смертельные удары в череп и мозг. Среди безмерных
страданий, испив чашу скорби и горя до дна, в иной, лучший
мир ушел кроткий, невинный страстотерпец за веру Христо-
19
ву». Убитого явно готовили на роль очередного христианского
мученика.
Затем настал черед выступать защитникам М. Бейлиса.
О. О. Грузенберг, Н. П. Карабчевский и А. С. Зарудный ббль-
шую часть своих выступлений посвятили опровержению «кро-
вавого навета». О. О. Грузенберг говорил: «Вот сейчас, когда
я стою перед Вами, когда приходится говорить об этом страш-
ном обвинении... и в эту минуту, когда раздаются эти грозные
слова и делают людей врагами, — я стою перед Вами и сам не
знаю, могу ли я еще пользоваться Вашим доверием, могу ли
я еще пользоваться Вашим вниманием. Что же в том, что я
рос среди Вас, учился в Вашей школе, учился по Вашим кни-
гам, имел друзьями Вас, христиан, имел Вас, русских, своими
друзьями? Я жил Вашими болями, Вашей скорбью, Вашими
страданиями. А вот видите, ударил страшный час, раздались
слова кровавого навета и мы разъединены и стоим врагами
друг против друга... Дело Ваше, верить мне или не верить, но
если бы я хоть одну минуту не только знал, а думал бы, что
еврейское учение позволяет, поощряет употребление челове-
ческой крови, я бы больше не оставался в этой религии». Гру-
зенберг применил особый полемический прием. Он заявил, об-
ращаясь к подсудимому: «Возможно, Бейлис, что Вы невинно
погибнете, — что же делать! Едва минуло 200 лет, как Ваши
предки по таким же обвинениям гибли на кострах, бесспорно,
с молитвою на устах шли они на неправую казнь. Чем Вы луч-
ше их? Так же должны пойти и Вы. Страшна Ваша гибель, но
еще страшнее самая возможность появления таких обвинений
здесь — под сенью совести и закона». И О. О. Грузенберг, и
остальные адвокаты отметили одно из самых слабых момен-
тов в выступлениях обвинения: из-за недостатка доказательств
вины лично М. Бейлиса оно допускало его связь в этом деле
с бандой В. Чеберяк. Тем самым вина Бейлиса умалялась со-
участием еще нескольких человек, а главное — это допущение
резко ослабляло саму версию ритуального характера убийства,
так как оно оказывалось совершенным руками христиан.
И все же следует признать, что во многом защита пошла
на поводу у обвинения, сосредоточив все силы на опроверже-
нии ритуального характера убийства. Увлечение «ритуалом»
отметили даже присяжные заседатели, восклицавшие с недо-
умением: «Як судить Бейлиса, колы разговоров о нем в суде
нема?» То, чего в пылу борьбы не заметили обвинители, не на
шутку взволновало их идейных соратников. «Группа русских
дворян» из Петербурга телеграфировала Г. Г. Замысловскому
и А. С. Шмакову: «Ради Бога, говорите же, наконец, о Бейли-
се, где он был в день убийства, накануне... Ведь он сидит на
20
суде, как невинный агнец, о нем ни слова, ни звука. Ведь толь-
ко об этом надо говорить, а занимается суд только выслуши-
ванием бабьих сплетен». Иную, чем его коллеги по защите,
тактику избрал В. А. Маклаков. Он начал свою речь так: «Гос-
пода судьи и присяжные заседатели, мне хотелось бы забыть
обо всем, что происходит вокруг этого дела. Хотелось бы го-
ворить только с Вами. В этот процесс внесли много страст-
ности. Я был и остаюсь спокойным. Здесь говорили, что в
этом процессе волнует весь мир не Андрюша и не Бейлис.
Здесь решается мировой, вековой вопрос. И прежде всего, во-
прос о том, разрешается ли еврейскими книгами употребление
человеческой крови. Поставлен вопрос о том, что это — прав-
да или сказка про белого бычка, время от времени возобнов-
ляемая и повторяемая. Но я не хочу пойти в эту область и
этот вопрос я оставлю без ответа. Здесь перед нами говорили
эксперты-ученые и профессора об этом вопросе. Но разве на
основании того, что Вы слышали, Вы взялись бы по совести
разрешить этот вопрос?.. Нет, этот вопрос по совести Вы раз-
решить не можете. Дай Бог справедливо решить вопрос о
Ющинском».
И В. А. Маклаков всю свою речь посвятил скрупулезному
анализу улик против М. Бейлиса, представленных обвинением.
Он не только показал их никчемность, но и убедительно до-
казал, что их интерпретация полностью зависела от антисе-
митских убеждений противной стороны. Резюмируя эти дово-
ды, Маклаков сказал: «Кто доходит до такого ослепления и
кто при этом говорит о виновности Бейлиса — его слова не
могут быть для меня доказательными. Бойтесь этого гнева.
Ненавистники не могут быть судьями». Далее он вскрыл весь
непрофессионализм в действиях сыскной полиции и, что было,
видимо, неожиданностью, обрушился с уничижительной кри-
тикой на сыщиков-добровольцев, пытавшихся помочь Бейлису
и уличить банду В. Чеберяк. «Что делало бы обвинение, если
не было бы Бразуля, на что они опирались бы, о чем они го-
ворили бы». «Самые лучшие места речи прокурора — это от-
рицание Бразуля», — с сарказмом говорил В. А. Маклаков.
Столь же ядовито охарактеризовал он и заявление В. Чеберяк
о том, что ей обещали 40 тыс. руб. в случае, если она возьмет
убийство А. Ющинского на себя. Адвокат очень убедительно
показал — деньги действительно предлагались, но лишь за то,
чтобы Чеберяк назвала имя действительного убийцы. Дейст-
вия Бразуля-Брушковского, Красовского и Марголина, снача-
ла вовсе отрицавших их встречу с Чеберяк, он назвал благо-
глупостью, которая только сыграла на руку обвинению. Но
точно так же уничижительно проанализировал В. А. Маклаков
21
действия добровольцев из противоположного лагеря. При
этом он дал несколько примеров успешного давления на сле-
дователей со стороны черносотенцев. Именно по их настоя-
нию были последовательно отстранены от ведения дела не-
угодные им чины, сначала Мищук, а затем Красовский. «Как
отличить в этом деле правду от неправды, когда дело проник-
нуто ложью, когда кругом столько лжи, ненависти», — вос-
кликнул он. В. А. Маклаков убедительно доказал — улик про-
тив М. Бейлиса нет, в арсенале обвинения имеется лишь ого-
вор В. Чеберяк. Он открыто издевался над душераздирающим
рассказом о том, как Бейлис на глазах свидетелей схватил
христианского мальчика и куда-то потащил. И это в Киеве, в
начале века. «Неужели Вы не понимаете, что если бы на Лу-
кьяновке кто-нибудь знал и кто-нибудь верил, что Бейлис
схватил христианского мальчика и повлек его в печь, то, когда
мы приехали на место преступления вместе с Бейлисом, его
пришлось бы охранять ротой солдат... Через час вся Лукья-
новка была бы на заводе Зайцева, и Бейлиса не пришлось бы
теперь судить. Завод Зайцева был бы разгромлен раньше, чем
подоспела бы власть».
С неменьшим сарказмом разобрал он и случаи смерти не-
которых свидетелей за два года следствия. Как на улику ука-
зывало обвинение на смерть некоего Тартаковского, подави-
вшегося костью. Обвинение выдвинуло версию о его убийстве.
В. А. Маклаков, не без доли цинизма, заметил: «Где Вы слы-
хали, чтобы человека убивали таким способом? Говорят, со-
баки околели на дворе Чеберяк. Что же, и это месть всемир-
ного кагала?»
Особенно досталось от В. А. Маклакова прокурору
О. Ю. Випперу за внесение в протокол цитат из сочинений
Неофита, страстного разоблачителя «тайн иудейских». То, что
О. Ю. Виппер выдал за научные сочинения, он назвал «полу-
сумасшедшим бредом». В. А. Маклаков говорил: «Прокурор
не заметил, что в числе этих тайн имеются и такие тайны: че-
тыре раза в году из воздуха на еврейскую пищу спускается
кровь; раз в году все евреи сходят с ума; все евреи одержимы
болезнями. Человек, который может говорить такие вещи, —
сумасшедший. Между тем показания такого сумасшедшего бе-
рут в основу обвинения. Укажите мне другой пример в исто-
рии русского правосудия, где бы такая вещь повторилась?»
Заканчивая свое выступление и полностью адресуясь к при-
сяжным заседателям, В. А. Маклаков сказал: «Осуждение не-
винного Бейлиса, быть может, на время кое-кому доставит
удовольствие. Но когда поймут, что не вина Бейлиса застави-
ла Вас его погубить, что Бейлис невинен, Ваш приговор не
22
забудется никогда. И вот почему все мы, которые служим делу
русского правосудия, все мы, граждане одной России, мы все
должны просить Вас об одном: берегитесь осудить невиновно-
го. Если Вы это сделаете, то это будет жестоко для Бейлиса,
это будет грехом Вашей совести, но это не все. Это будет по-
зором для русского правосудия, и этот позор не забудется ни-
когда».
В ходе следствия и суда постоянно говорилось о непосред-
ственном участии в убийстве нескольких человек. Однако на
скамье подсудимых находился лишь один — М. Бейлис. Все
попытки притянуть к преступлению других людей провали-
лись. М. Бейлис был арестован еще в июле 1911 г. без каких-
либо веских оснований и лишь для успокоения черносотенцев,
грозивших выступить с протестами в период приезда в Киев
царя. Дальнейшее во многом определялось бюрократической
инерцией. Человек был арестован и «под него» стали собирать
улики и формировать доказательства. Это обстоятельство так-
же было вскрыто защитой и даже косвенно подтверждено в
резюме председателя суда Ф. А. Болдырева.
На 34-й день процесса перед присяжными заседателями
наконец-то были поставлены два вопроса:
1) Доказано ли, что 12-го марта 1911 г., в Киеве, на Лукья-
новке ... в одном из зданий кирпичного завода, находящегося
в заведовании купца Марка Ионова Зайцева, тринадцати лет-
нему мальчику Андрею Ющинскому при зажатом рте были на-
несены колющим орудием раны... давшие вследствие этого
обильное кровотечение и ... повлекли за собою почти полное
обескровление тела и смерть его».
2) Если событие, описанное в первом вопросе, доказано, то
виновен ли подсудимый... в том, что, заранее задумав и согла-
сившись с другими, не обнаруженными следствием лицами, из
побуждений религиозного изуверства лишил жизни мальчика
Андрея Ющинского...»
Совещание присяжных заседателей продолжалось полтора
часа. Перед зданием суда стояла толпа в ожидании приговора.
Опасаясь беспорядков, власти подтянули туда же полицию.
Несколько десятков корреспондентов, освещавших процесс,
готовы были сорваться с места для того, чтобы первыми со-
общить в свои редакции о решении суда — решении, которого,
затаив дыхание, ожидала вся мыслящая Россия. И вот наконец
появились присяжные, и старшина огласил вердикт.
На первый вопрос — о доказанности совершения самого
преступления на территории завода Зайцева — они ответили:
— Да, доказано.
23
На второй вопрос — виновен ли в совершенном преступле-
нии М. Бейлис, — последовал ответ:
— Нет, невиновен.
Тут же в зале суда М. Бейлис был освобожден из-под
стражи.
Многими подобный исход процесса был воспринят с лико-
ванием. По свидетельству современников, даже петербургские
телефонистки в этот день, соединяя абонентов, предваряли
обычное «соединяю, говорите» словами «Бейлис оправдан».
Вряд ли можно было ждать от этого процесса не только оп-
равдания Бейлиса, но и полного, утвержденного судом опро-
вержения самого «кровавого навета». Слишком сильны были
еще предрассудки. Да и самого Бейлиса спасли тогдашние на-
строения в общественном мнении, и его собственное упорство,
и блестящая работа защиты — как адвокатов, так и привле-
ченных ими экспертов.
Для адвокатов М. Бейлиса этот процесс не прошел даром.
Правая пресса уже постфактум обрушилась на них с различ-
ными обвинениями. Более всего досталось В. А. Маклакову.
Если с евреем О. О. Грузенбергом «было все ясно», то лич-
ность Маклакова, известного своим родством с министром
внутренних дел и происхождением, не могла не произвести оп-
ределенного воздействия на присяжных заседателей. Один из
его противников на процессе, А. С. Шмаков, опубликовал да-
же «открытое письмо» в его адрес, прямо обвиняя В. А. Мак-
лакова в том, что тот «продался жидам за небывало высокий
гонорар». Были попытки наказать и тех петербургских адво-
катов, которые на общем собрании 23 октября 1913 г. приняли
следующую резолюцию: «Общее собрание присяжных пове-
ренных округа считает своим профессиональным и граждан-
ским долгом высказать свой протест против извращения основ
правосудия, проявившегося в создании процесса Бейлиса, про-
тив возведения в судебном порядке на еврейский народ клеве-
ты, отвергнутой всем культурным человечеством, и против
возложения на суд несвойственной ему задачи пропаганды
идей расовой и национальной вражды. Это надругательство
над основами человеческого общежития унижает и позорит
Россию перед лицом всего мира, и мы поднимаем свой голос
на защиту чести и достоинства России». Среди подписавших
эту резолюцию были П. Н. Переверзев, А. Ф. Керенский,
А. В. Бобрищев-Пушкин, Н. Д. Соколов и другие.*
* Резолюция собрания присяжных поверенных С. -Петербургской судебной
палаты стала предметом специального расследования в 1913—1914 гг.
Организаторы петиции были приговорены к заключению в крепости (РГИА. Ф.
1405. Оп. 539. Д. 618, 619).
24
Ход следствия и сам процесс породили огромную литера-
туру. Только отдельными изданиями с 1911 по 1913 г. было
выпущено более 80 книг и брошюр с аргументами как за, так
и против «кровавого навета» и с «горячими» репортажами из
зала суда.
В известной степени прав оказался В. В. Шульгин. Это дело
нанесло непоправимый ущерб «государственным основам».
«Дело Бейлиса» навсегда стало именем нарицательным.
В заключение нельзя не отметить, что тень «кровавого на-
вета», на десятилетия отступив, не ушла окончательно из мае-,
сового сознания. Мифом о ритуальном убийстве время от вре-
мени пользуется власть, он иногда вновь всплывает в периоды
экстремальных ситуаций, в обстановке религиозных и соци-
альных психозов. Новейшая история тоже не избежала этого
явления. Так, именно со слухов о ритуальном убийстве начал-
ся в 1946 г. в Польше последний еврейский погром в Европе
(г. Кельце). На территории СССР собственно «кровавый на-
вет» выплывал наружу главным образом на национальных ок-
раинах (1926 г. — Чарджоу, Туркмения; 1930 г. — Ахалик,
Узбекистан; 1961 г. — Маргилан, Узбекистан; 1962 г. — Таш-
кент, Узбекистан; 1963 г. — Цхалтубо, Грузия; 1965 г. — Ку-
таиси, Грузия). В 1960 г. газета «Коммунист», выходившая в
г. Буйнакске (Дагестан), писала, что еврейская религия пове-
левает верующим добавлять несколько капель мусульманской
крови в пасхальное вино. Во всех этих случаях только боязнь
быстрого и решительного предания подобных обвинений ог-
ласке не только в стране, но и за рубежом, приводили к по-
спешному отказу от них.
Нельзя не отметить, что именно основные постулаты «кро-
вавого навета» были использованы и при конструировании в
1952—1953 гг. «дела врачей». Всячески пытаются воскресить
память о былом и современные черносотенцы — члены много-
численных радикальных националистических и фашистских
партий и организаций. Недаром в их издательствах вновь от-
печатана часть антисемитской литературы начала века, в том
числе и непосредственно касающиеся «кровавого навета» кни-
ги одного из обвинителей в «деле Бейлиса» Г. Г. Замыслов-
ского «Замученные от жидов» и «Жертвы Израиля». Но миф
о ритуальном убийстве всплывает сегодня не только в воспа-
ленном воображении политических маргиналов. При новом
расследовании истории убийства царской семьи в Екатерин-
бурге отцы православной церкви поставили перед следствием
среди прочих и вопрос о признании или не признании этого
преступления ритуальным убийством.
25
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
I. Дело Бейлиса и правительственная власть
Вопрос о причастности правительственной власти к веде-
нию в 1911—1913 гг. следственного и судебного дел по обви-
нению еврея М. Бейлиса в убийстве с ритуальной целью маль-
чика А. Ющинского на протяжении многих лет является, в
сущности, предметом дискуссии, участники которой, как это
часто бывает, не слушая друг друга, стоят на своем, независи-
мо от того, на чьей стороне они выступают.
Нельзя принять утверждение современного израильского
автора о том, что «царское правительство решило инсцениро-
вать новый судебный процесс о „ритуальном убийстве"».1 С
другой стороны, В. Брачев видит в движении против навета и
в защиту Бейлиса руку масонов (защитников на суде — «луч-
ших адвокатов того времени» — О. О. Грузенберга, В. А. Мак-
лакова, Д. Н. Григоровича-Барского, А. С. Зарудного он так-
же считает масонами), именно им приписывает он то обстоя-
тельство, что еще до решения суда процесс над Бейлисом был
в либеральной прессе «объявлен не чем иным, как организо-
ванной правительством провокацией, направленной на разжи-
гание антисемитских настроений в стране». Вместе с тем
В. Брачев отмечает: «Высветив серьезные недостатки в систе-
ме правоохранительных и судебных органов в стране, дело
Бейлиса нанесло огромный урон репутации правительства в
глазах как русского, так и особенно заграничного обществен-
ного мнения».2
1 Айзенштадт Я. Духовный облик Оскара Грузенберга // Евреи в культуре
русского зарубежья. 1. Иерусалим, 1992. С. 491.
2 Брачев В. Русское политическое масонство этого столетия // Молодая
гвардия. 1996. № 5. С. 155. В. Брачев неправ, считая, что ритуальные убийства
приписываются только хасидам. В действительности ритуальный навет более
раннего происхождения, чем хасидизм.
26
Политическая активность вокруг процесса, носившая обви-
нительный против Бейлиса уклон, была несомненна. Сторон-
ники правительственной власти приравнивали действия чер-
носотенцев к кампании в защиту обвиняемого. «Необходимо
иметь в виду, что полгода спустя после Ющинского в Киеве
пал от руки еврея Столыпин. Отсюда обострение разногласий
в среде антиеврейских течений в Киеве. Дело Бейлиса было
создано общественностью, борьбою двух ее крыльев, а не
властью, которая дерущихся старалась разнять, развести по
сторонам и по возможности безболезненно ликвидировать де-
ло», — написал в эмиграции Н. Чебышев, назначенный в ян-
варе 1914 г. прокурором Киевской судебной палаты вместо
Г. Г. Чаплинского. Считая себя «человеком совсем иного на-
правления», чем Чаплинский, Чебышев выразительно описал
те приемы, с помощью которых его предшественник через вли-
ятельные черносотенные круги добивался правительственного
воздействия на ход дела (об этом ниже), и отметил, что это
могло лишь привести к беде. «Беда и случилась, — писал Че-
бышев, — потому что вдруг зря, без надобности, была опоро-
чена русская власть, ославлена на весь мир, и притом, как я
думаю, без достаточной вины».3
В весьма значительной по числу названий литературе, по-
священной делу Бейлиса и появившейся до середины 1930-х
годов, выделялись работы А. С. Тагера: его книга, выдержав-
шая в те годы и ныне по два издания,4 а также две публикации
документов с его предисловиями.5 Книга А. С. Тагера была и
остается весьма ценной, хотя и носит на себе несомненную пе-
чать того времени, когда она издавалась. Это в особенности
относится к его общим оценкам режима, отличающимся край-
ней политической заостренностью. Вероятно, он действовал
под прямым влиянием официальных установок, ибо во второе
издание была включена статья «От издательства: Либерализм,
царизм и дело Бейлиса (вместо послесловия)», в которой ав-
тору инкриминировались стремление уклониться от «подроб-
ного изучения всей социально-политической структуры столы-
пинского режима», а также то обстоятельство, что он вслед за
либеральными защитниками Бейлиса подходил к делу лишь с
точки зрения «культурнической» и еврейского равноправия.
3 Чебышев И. Процесс Бейлиса: «Разоблачения» большевиков //
Возрождение. 1933. 24 авг.
4 Тагер А. С. 1) Царская Россия и дело Бейлиса. М., 1933; 2-е изд.: М., 1934;
2) Царская Россия и дело Бейлиса. М., 1995; М., 1996.
5 Процесс Бейлиса в оценке Департамента полиции // Красный архив. 1931.
Т. 1 (44). С. 85—125; Царское правительство и дело Бейлиса // Там же. 1932.
Т. 5—6 (54—55). С. 162—204.
27
Этому противопоставлялись слова В. И. Ленина: «Высокомо-
ральное негодование, с которым говорят о погромах наши ли-
бералы, не может не производить на всякого революционера
впечатление чего-то донельзя жалкого и трусливого, — осо-
бенно, когда это высокомерное осуждение погромов соединя-
ется с полным допущением мысли о переговорах и соглаше-
ниях с погромщиками».6
Редакционная сентенция была обращена, как указывалось
в послесловии «От издательства», против Тагера и особенно
против написанного им введения к своей книге. Но на деле
она должна была звучать укором с ленинско-сталинских клас-
совых позиций умершему к моменту выхода в свет второго
издания книги А. В. Луначарскому, который в предисловии к
нему в мае 1933 г. писал: «Либеральное общество, не только
еврейское, но и далеко за пределами еврейства, решило при-
нять бой на судебной арене». Не ограничившись словами о
выступлениях в защиту Бейлиса «общественной инициативы,
адвокатуры, либеральной журналистики и т. д.», Луначарский
добавлял, что «все русское грамотное общество, рабочий класс
России и, даже больше того, весь цивилизованный мир следи-
ли с напряженным вниманием за этим исключительным про-
цессом».7
По-видимому, предисловие Луначарского помогло все же
изданию книги Тагера, но издательское послесловие к ней оз-
начало, что впредь тема эта нежелательна; трактовать ее в ду-
хе требований послесловия было невозможно, между тем тре-
бования эти были обязательны, так как его задачей провоз-
глашалось выявление «некоторых серьезных принципиальных
ошибок» автора. Содержавшиеся в послесловии соображения
о значении книги для разоблачения фашизма и мировой реак-
ции дела не меняли. Расправа над А. С. Тагером, вскоре по-
следовавшая, служила убедительным подтверждением этого.
Вслед за этим на протяжении нескольких десятилетий еврей-
ская тема, как и тема антисемитизма, в советской историогра-
фии отсутствовала вообще.
После почти шестидесятилетнего перерыва, в 1992 г., по-
явилось содержательное исследование С. А. Степанова «Чер-
ная сотня в России (1905—1914 гг.)», заключительная глава ко-
торого посвящена делу Бейлиса. Здесь весьма объективно рас-
6 От издательства... // Тагер А. С. Царская Россия и дело Бейлиса. 2-е изд.
М., 1934. С. 299—300. Тагеру не помогло здесь и то, что, говоря об
«оппозиционной либеральной буржуазии», давшей в защитники Бейлису «своих
лучших представителей», он ссылался на документы советского Московского
революционного трибунала (Там же. С. 312).
7 Луначарский А. Предисловие // Там же. С. 6—7.
28
смотрено все относящееся к делу, в том числе и позиция пра-
вительственной власти на различных этапах следствия и суда.
С. А. Степанов подверг критике книгу А. С. Тагера, указав
на два ее недостатка. Один из них он видит в том, что
А. С. Тагер исходил из доказанности версии о виновности в
убийстве Андрюши Ющинского шайки Веры Чеберяк. Этот
вопрос мы оставляем здесь в стороне. Что же касается второго
упрека, сделанного С. А. Степановым своему предшественни-
ку, то здесь, представляется, следует высказать ряд соображе-
ний. А. С. Тагер, пишет С. А. Степанов, «стремился доказать,
что с самого начала царское правительство и его юстиция рука
об руку с черной сотней придали киевскому делу антисемит-
скую направленность. А. С. Тагер совершенно прав относи-
тельно черной сотни. Но с обвинениями в адрес царской
юстиции надо быть осторожней. ... Для автора было вполне
естественным предположение, что судебно-медицинские экс-
перты по распоряжению властей сфальсифицировали резуль-
таты вскрытия, прокурор судебной палаты лично вписывал в
дело несуществующие улики, а министр юстиции укрыл от су-
да бандитов. ... Надо учитывать, что независимый от админи-
страции суд, законодательные учреждения с оппозиционными
депутатами, либеральная и демократическая пресса значитель-
но ограничивали возможность произвола, особенно в деле,
привлекшем общественное внимание».?/
Несомненно, что власти стали придавать делу антисемит-
скую направленность вслед за черной сотней и, как это всегда
бывало, стоило правительству оказаться в плену черносотен-
ной идеологии, оно терпело тяжелое политическое поражение.
Нельзя не отметить, что власти шли навстречу черносотенцам
с большой готовностью. С. А. Степанов и сам приводит неко-
торые факты, свидетельствующие о том, что ведомства юсти-
ции и внутренних дел вели себя далеко не так осторожно, что-
бы избежать вполне обоснованных обвинений. Не прошло и
полутора месяцев после начала дела, как в Киев прибыл ко-
мандированный министром юстиции И. Г. Щегловитовым
весьма высокопоставленный представитель этого ведомства
А. В. Лядов (см. док. № 7), который не только заявил киев-
ским следователям, что министр не сомневается в ритуальном
характере убийства, но и сам сделал важные шаги (описанные
С. А. Степановым, не доверившимся одним только показани-
ям самого Лядова), чтобы дело развивалось в этом именно на-
правлении, на котором настаивали черносотенцы.8 9 Самый
арест Бейлиса, для которого законных оснований было явно
8 Степанов С. А. Черная сотня в России (1905—1914 гг.). М., 1992. С. 314.
9 Там же. С. 271—272.
29
недостаточно, отмечает С. А. Степанов, был произведен бла-
годаря тому, что «это препятствие легко обошли при помощи
жандармского управления».10 Весьма выразительно описывает
С. А. Степанов эпизод с разоблачением жандармским подпол-
ковником П. А. Ивановым провокационного характера дейст-
вий и показаний лжесвидетеля Козаченко. Он пишет: «Соот-
ветствующий рапорт был направлен прокурору судебной па-
латы (Г. Г. Чаплинскому. — Авт.), но на коротком пути из
кабинета в кабинет как сквозь землю провалился. Бесследно
исчез и сам Козаченко. Тем не менее Г. Г. Чаплинский пре-
спокойно внес в обвинительный акт результаты провока-
ции».11 Таким образом, отпадает сделанный Тагеру упрек в го-
товности признать «вполне естественным предположение» о
том, что «прокурор судебной палаты лично вписывал в дело
несуществующие улики». «Судебное ведомство постаралось
придать весам Фемиды обвинительный крен. Председатель су-
да был благонадежный — Ф. А. Болдырев. Были подобраны и
присяжные заседатели», — так характеризует приготовления к
открытию судебного процесса С. А. Степанов.12
Он совершенно прав, говоря, что независимый от админи-
страции суд наряду с обстоятельствами думского периода ог-
раничивал возможности произвола. Именно ограничивал, но
не уничтожал полностью, потому что, помимо запрещенных
законом средств и мер воздействия, существовали другие, оп-
ределявшиеся характером общественных отношений и нравов,
формы осуществления произвола власти, которые с трудом
поддавались установлению и тем более уголовному преследо-
ванию. Дело Бейлиса не было здесь исключением.
Этим определялся характер работы Чрезвычайной следст-
венной комиссии Временного правительства для расследова-
ния противозаконных по должности действий бывших мини-
стров и других высших должностных лиц старого режима,
председателем которой был известный московский присяжный
поверенный Н. К. Муравьев (1870—1936). Комиссия поставила
вопрос о роли государственной власти в деле Бейлиса на пра-
вовую почву. Она стремилась выявить, как виднейшие пред-
ставители власти нарушали законы, ими же разработанные и
принятые.
Помимо допросов, производившихся на заседаниях комис-
сии, была и другая форма ее деятельности. Прикомандирован-
ные к комиссии следователи производили на основании преж-
него Устава уголовного судопроизводства следственные дей-
10 Там же. С. 277.
ч Там же. С. 287.
12 Там же. С. 295.
30
ствия по делам, связанным с нарушением прежнего законода-
тельства. Добытые ими сведения использовались комиссией
при допросах. По их представлениям комиссия выносила ре-
шения о возбуждении уголовного преследования и привлече-
нии к следствию.
Следствие по злоупотреблениям власти в ходе дела Бейлиса
вел Ф. И. Вереницын, ему помогала целая группа следовате-
лей. Материалы этого следствия13 и публикуются в настоящем
сборнике (или используются в примечаниях).
Что же касается допросов, проходивших на заседаниях
Чрезвычайной следственной комиссии, то их стенограммы и
некоторые письменные показания вошли в известную семи-
томную публикацию «Падение царского режима».14 Мы обра-
тимся ниже к этому источнику, использованному А. С. Таге-
ром, с единственной целью — показать, как отразилась в этих
документах роль правительственных ведомств во время про-
цесса. Нам представляется это необходимым потому, что
именно вошедшие в «Падение царского режима» материалы,
оказали наибольшее влияние на формирование общественных
представлений об интересующем нас предмете.
Комиссия, весьма внимательно рассмотрев поведение пра-
вительственных властей в деле Бейлиса и воссоздав широкую
картину явно предосудительных шагов их представителей всех
рангов, ограничилась предъявлением обвинений в тех дейст-
виях, которые носили характер прямого нарушения законов.
К таким действиям относились: установление секретного на-
блюдения за присяжными заседателями, воспрепятствование
вызову в суд свидетелей, перлюстрация касавшейся дела кор-
респонденции, а также субсидирование Г. Г. Замысловского,
одного из вдохновителей придания следствию и суду антисе-
митского характера, выступавшего на процессе в качестве по-
веренного гражданской истицы — матери убитого мальчика,15
и известного медицинского эксперта профессора Д. П. Косо-
ротова, действовавшего в том же направлении.
13 О судьбе следственного производства по делу Бейлиса см. ниже.
14 Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и пока-
заний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного
правительства / Под ред. П. Е. Щеголева. М.; Л., 1924—1927. T. 1—7.
15 Г. Г. Замысловский был членом III и IV Государственных дум от рус-
ского населения Виленской губернии. Он занимал ряд прокурорских должностей
в Гродно и Вильно. Для участия в процессе Бейлиса стал адвокатом. Замыслов-
ский был активным деятелем Союза русского народа, после его раскола при-
мкнул к В. М. Пуришкевичу и Н. Е. Маркову 2-му. Его отец — профессор рус-
ской истории Г. Е. Замысловский — был преподавателем у Николая II в быт-
ность его наследником.
31
Все это относилось к косвенным способам воздействия на
направление дела. Нет сомнений, что действия Чрезвычай-
ной следственной комиссии Временного правительства, если
бы они продолжались, привели бы к юридически корректно-
му определению в обвинительном заключении ответственно-
сти представителей различных властей за те или иные их не-
законные действия в связи с делом Бейлиса. Однако сейчас
же после Октябрьской революции деятельность ЧСК была
прекращена, и хотя поступившие в распоряжение советских
органов революционного правосудия ее материалы получили
официальное признание следственной комиссии Верховного
революционного трибунала и были им использованы, это не
воспрепятствовало односторонне обвинительному уклону в
их деятельности. Многие прикосновенные к делу Бейлиса
лица были расстреляны. Тем трагичнее звучат слова Щегло-
витова, отвергавшего в заявлении следственной комиссии
Верховного революционного трибунала материалы ЧСК и
просившего судить его на основе «революционной совести».
«Предъявленный мне материал, — писал он, — является для
революционной совести неприемлемым, так как он собран
органами, признанными трудовым народом не заслужива-
ющими доверия... Я не могу признать материал этот, даже
частично восполненный, пригодным для обвинения, постро-
енного на революционном праве, а не на материальных и
процессуальных законах, которыми руководствовалась ко-
миссия Муравьева и которые отвергнуты во Всероссийской
советской республике».16
По-видимому, воспоминания о допросах ЧСК были для
Щегловитова очень неприятны: умеренности сформулиро-
ванных ею обвинений предшествовала неукоснительность в
установлении обстоятельств дела и строгие нравственно-
политические оценки действий властей. Так, допрашивая
Щегловитова, председатель ЧСК Муравьев поставил ему та-
кие вопросы и привел такие факты, которые подтверждали
начальственное попечение об осуждении Бейлиса. Выясни-
лось, что о недостаточности данных для ареста Бейлиса ми-
нистр юстиции был извещен, но не обратил на это внимания
как генерал-прокурор (Чаплинский, обратившись в Киевское
охранное отделение с просьбой об аресте Бейлиса, отправил-
ся за поддержкой к Щегловитову, проводившему отпуск в
своем имении в Черниговской губернии). 21 декабря 1911 г.
он представил царю всеподданнейшую записку, в которой
сообщалось, что, по добытым следователем прямым указа-
16 Тагер А. С. Царская Россия и дело Бейлиса. 1934. С. 294.
32
ниям, одним из участников убийства Ющинского был еврей
Мендель Бейлис.17
Муравьев обратил внимание и на то, что за содействием
в субсидировании экспертов и проведении прочих мер воз-
действия на ход дела Министерство юстиции обратилось в
Департамент полиции Министерства внутренних дел, по-
скольку, как выразился Щегловитов, «Министерство внут-
ренних дел оказывало содействие в данном случае». «А по-
чему Министерство внутренних дел оказывало содействие? В
какой мере дело Бейлиса могло интересовать Министерство
внутренних дел?» — спросил Муравьев. «Я не могу сказать
почему, но факт тот, что оно им интересовалось», — ответил
Щегловитов.18 На вопрос Муравьева: «Вы не чувствуете в
этом какое-то большое, я бы сказал, падение суда, — в этом
обращении к Департаменту полиции?» — последовал ответ:
«Готов это признать».19 Было установлено, что не только
Щегловитов получал все документы по делу Бейлиса, но его
министерство снабжало копиями следственного производства
Замысловского.20
Муравьев напомнил, что министр юстиции после процесса
повысил в должности всех тех имевших к нему отношение чле-
нов своего ведомства, которые стояли на обвинительных по
отношению к Бейлису позициях. Двое судей — П. Д. Каменцов
и Л. И. Рыжов, оставшиеся при особом мнении при предании
Бейлиса суду, повышения не получили.
Едва ли не наиболее постыдным для бывшего министра юс-
тиции оказался эпизод, вызвавший нижеследующую часть диа-
лога между ним и Муравьевым:
«Председатель: Каким образом Вы сочли совмес-
тимым с Вашим достоинством или с Вашим положением
министра юстиции — помещение Вашего имени под при-
ветственной телеграммой некоторым действующим ли-
цам процесса, которые в телеграмме именовались „героя-
ми этого процесса"?
Щегловитов: Что я допускал помещение моего
имени?..
17 Падение царского режима. T. 2. С. 385. О роли Щегловитова в аресте
Бейлиса, произведенном в порядке чрезвычайной охраны, см.: Тагер А. С. Царская
Россия и дело Бейлиса. С. 106—107. Товарищ министра юстиции А. Н. Веревкин
показал, что «сам Чаплинский получал указания непосредственно от
Щегловитова», который «интересовался этим делом» (Падение царского
режима. T. 6. С. 273).
18 Падение царского режима. T. 2. С. 387—388.
19 Там же. С. 389.
20 Там же. С. 392.
33
Председатель: Нет, Вы сами приветствовали как
„героев этого процесса44 лиц, которых Департамент по-
лиции на свои деньги туда посылал!..
Щегловитов: Я не мог посылать таких теле-
грамм...
Председатель (читает): Телеграмма 9 ноября
1913 года: „Митрополит Флавиан,21 архиепископ Ни-
кон,22 София Ивановна Сазонова-Смирнова,23 Елена Анд-
риановна Полубояринова,24 Иван Григорьевич Щеглови-
тов, Николай Андреевич Зверев,25 директор Училища
правоведения генерал Мицкевич,26 академик Соболев-
ский,2? доктор Дубровин,28хОскар Юрьевич Виппер,29 Ми-
хаил Осипович Меньшиков,3? генерал Никольский,3! Гри-
горий Григорьевич Елисеев,32 Сергей Владимирович
Штюрмер,3* Николай Петрович Харламов,34 протоиерей
Л охотский,35 профессор Грибовский36 и Вячеслав Осипо-
вич Первольф, псевдоним — Иван Пересветов,37 к кото-
рым позвольте присоединиться мне с женой и сыновьями,
собравшись вчера у нас за обеденным столом в честь ге-
роев киевского процесса, выразили единодушное желание
приветствовать прокурора Киевской судебной палаты Ге-
21 Киевский митрополит.
22 Член Святейшего Синода и правой группы Государственного Совета.
23 Сотрудница «Нового времени».
24 Владелица книжного склада и типографии органа Союза русского наро-
да «Русское знамя».
2* Профессор Училища правоведения, сенатор, член правой группы Госу-
дарственного Совета. В прошлом — товарищ министра народного просвещения,
начальник Главного управления по делам печати.
26 Захарий Васильевич, генерал-майор по гвардейской пехоте.
27 Алексей Иванович, член Государственного Совета, филолог, специалист
по русскому языку.
А. И. Дубровин — лидер черносотенцев, продажность которого прави-
тельству неоднократно разоблачалась его соперниками в их среде, в том числе
Замысловским.
29 Прокурор, командированный Министерством юстиции в Киев для обви-
нения Бейлиса.
30 Публицист «Нового времени».
31 Александр Иванович, генерал-майор в отставке, гласный Петербургской
Городской думы.
32 Владелец винных складов и магазинов в Петербурге.
33 Помещик, чиновник Министерства путей сообщения, брат Б. В. Шпор-
мера, будущего председателя Совета Министров, в 1913 г. — члена Государст-
венного Совета.
34 Вице-директор Департамента общих дел Министерства внутренних дел.
35 Правильно: Лахостский (Павел Николаевич).
36 Вячеслав Михайлович, писатель-журналист, профессор Петербургского
университета по кафедре истории русского права.
3' Чиновник Министерства путей сообщения.
34
оргия Гавриловича Чаплинского, судебного следователя
Ивана Акимовича Машкевича,38 профессора Ивана Алек-
сеевича Сикорского,39 члена Государственной Думы За-
мысловского, присяжного поверенного Алексея Семено-
вича Шмакова40 41 и отсутствовавшего по нездоровью
Дмитрия Петровича Косоротова за благородное граж-
данское мужество и высокое нравственное достоинство
неподкупных независимых русских людей»... Вы знаете,
что профессору Косоротову 4000 руб. заплатили из Де-
партамента полиции, Вы знаете это?
Щегловитов: Сам не помню... но это, вероятно,
так и есть...
Председатель: «Неподкупных и независимых рус-
ских людей» ... это пишет группа людей, имея в своей
среде Дубровина ... (продолжает чтение): ... «желая сво-
им сочувствием, уважением и самым горячим сердечным
расположением превысить и покрыть ту ненависть, кле-
веты и яростные нападки, которые расточают против на-
ших доблестных сограждан все темные силы России со
своими продажными, преступными и безумными при-
спешниками» ... Как это случилось, что Россия в подоб-
ном сообществе, по такому поводу, участником привет-
ствия такого содержания видела своего министра право-
судия? Впрочем, тогда не видела — теперь видит...
Щегловитов: Это телеграмма Бориса Никольско-
го,4>им подписана...
Председатель: Но с Вашего, вероятно, ведома и
согласия?
Щегловитов: Я не помню, чтобы телеграмма... Он
действительно устраивал обед, и вот некоторые из лиц,
которых Вы изволили прочитать, они были на этом обе-
де...
Председатель: Но доктор Дубровин был?
Щегловитов: Доктора Дубровина там не было.
Председатель: Не было? А Михаил Осипович
Меньшиков был?
Щегловитов: Да.
38 В действительности — Николай Акимович, исправляющий должность
Следователя по особо важным делам Петербургского окружного суда, производил
дополнительное следствие по делу Бейлиса.
39 Судебный эксперт.
40 Адвокат, известный деятель черносотенного движения. Вместе с Замыс-
ловским был поверенным гражданской истицы В. Чеберяк по делу Бейлиса.
41 Борис Владимирович, профессор римского права, преподавал в Училище
правоведения римское право и русскую литературу. Видный деятель черносо-
тенного движения, при его расколе стал на сторону А. И. Дубровина.
35
Председатель: Итак, Вы утверждаете, что такой
случай был, такой обед, хотя в несколько ином составе,
был, но что Вы не давали согласия своего на посылку
этой телеграммы...
Щегловитов (не отвечает)».42 43
Если допрос Щегловитова показал общую обстановку во-
круг следствия и суда, то в ходе допроса бывшего директора
Департамента полиции С. П. Белецкого Муравьеву удалось ус-
тановить способы, которыми черносотенные силы воздейство-
вали на правительственную власть, и средства ее влияния на
ход дела. Коротко остановимся на допросе Белецкого, отсылая
читателя к его показаниям, данным следователю. Отвечая на
вопрос Муравьева: «Кому и в какой момент пришла в голову
мысль о том, что убийство ритуальное? Пришла эта мысль
кому-нибудь из чинов Министерства юстиции или Министер-
ства внутренних дел, или эта мысль была проведена в прави-
тельственную среду извне?» — Белецкий сказал: «Эта мысль
была проведена извне, местной организацией Союза русского
народа, во главе которой стоял тогда Голубев.^ Голубев очень
близко стоял к Замысловскому; так как Замысловский был
большим лицом в Министерстве юстиции и имел связи с Щег-
ловитовым, с мнением которого считались, безусловно весь
прокурорский надзор старался идти в духе настроения момен-
та; он считался с теми лицами, которых так или иначе креди-
товал своим доверием Замысловский».44
Белецкий подтвердил это и применительно к последующим
стадиям дела («Замысловский приходил от имени того или
другого министра и говорил, что нужно сделать. Замыслов-
ский был в этом деле настолько широко аккредирован, что все
его замечания принимались к неуклонному руководству. Все
сообщалось Замысловскому, он был в курсе»45).
Белецкому пришлось самому прочитать перед комиссией
записанное им распоряжение министра внутренних дел
Н. А. Маклакова от 16 сентября 1913 г. о том, чтобы устано-
вить наблюдение за присяжными заседателями. Отправленная
им на следующий день телеграмма начальнику губернского
жандармского управления (Маклаков назвал ее «литературой
42 Там же. С. 395.
43 Студент В. С. Голубев, один из киевских монархистско-националисти-
ческих деятелей. В мае 1914 г. Голубев был представлен на вокзале новому про-
курору Киевской судебной палаты, уже известному нам Чебышеву, отметившему
в своей статье, что во время дела Бейлиса Голубев «давал камертон» (Чебы-
шев Н. Процесс Бейлиса...).
44 Падение царского режима. Т. 3. С. 353.
45 Там же. С. 365.
36
Белецкого, многословной и неясной»46), в частности, гласила
(см. также обвинительное заключение): «Необходимо наблю-
дением осветить все сношения заседателей, возможность вли-
яния на них лиц, заинтересованных так или иначе в исходе
дела. О ходе наблюдения держите постоянно в курсе прокуро-
ра судебной палаты и докладывайте его превосходительству
все данные, могущие дать судебной власти материал для суж-
дения о настроении заседателей».47
«Значит, относительно будущих судей было установлено не
только внешнее наблюдение, но, употребляя терминологию
Департамента полиции, и внутреннее освещение при помощи
секретных агентов?» — реагировал на это Муравьев. «Не то,
что секретных агентов, их могли узнать посредством зна-
комств. Вообще малороссы более общительный народ, более
гостеприимный. Завести с ними знакомство...», — пояснил Бе-
лецкий.48
Он рассказал комиссии о том, что Чаплинский был обес-
покоен недостаточностью данных для установления ритуаль-
ного характера убийства. «Знали ли эти два министра о том,
что в этом деле недостаточно прочно именно то, что состав-
ляет для них главный интерес?» — спросил Муравьев, имея в
виду Щегловитова и Маклакова. «Чаплинский приезжал перед
самым судом, чтобы рассказать, какое было положение во вре-
мя производства судебного расследования. Как раз в минуту
производства шел разговор о том, кого выбрать для обвине-
ния и т. д. Почти все это время были непрерывные сноше-
ния», — ответил Белецкий. «В связи именно с этой недоста-
точностью?» — последовал вопрос Муравьева. «Да», — отве-
тил Белецкий, добавив, что оба министра «были спаяны и
вполне солидарны», а Чаплинский в Петербурге обсуждал во-
прос о том, «на каких свидетелей можно положиться». Чап-
линский, по словам Белецкого, говорил в Петербурге и о своей
и Замысловского озабоченности недостаточностью улик про-
тив Бейлиса. О том, как действовал Чаплинский, добиваясь
участия правительственных властей в деле поддержки обвине-
ния на процессе, Чебышев вспоминал: «Болдырев (председа-
тель суда. — Авт.) мне не раз горько жаловался на Чаплин-
ского, приводя примеры того, как последний его во время дела
Бейлиса терроризировал. Чаплинский шел и против админи-
страции, против генерал-губернатора и против губернатора.
Когда ему перечили, он пускал в ход „правые круги44 Киева,
46 там же с 125.
47 Там же. С. 356, 360. См. также: Красный архив. 1932. № 5—6 (54—55).
С. 178.
48 Там же. С. 358.
37
нажимавшие в таком случае на соответствующие „круги41 Пе-
тербурга». Ссылаясь на свои разговоры в министерствах юс-
тиции и внутренних дел, Чебышев утверждал, что правитель-
ство действий Чаплинского не одобряло. «„Киевское дело44 вы-
звало в Петербурге большое неудовольствие, — писал он, не
уточняя, чем именно это неудовольствие было вызвано. —
Предоставление моему предшественнику высокого звания се-
натора носило только видимость возвышения, совсем не соот-
ветствовавшего его желаниям. Он настаивал на том, чтобы его
оставили в Киеве в должности прокурора палаты. Петербург
на это не пошел».4’
Наиболее ярким доказательством готовности полицейских
властей к применению любых средств помощи обвинению яви-
лась помета («прибавка», как назвал ее Муравьев) самого Бе-
лецкого на одном из обнаруженных документов, которую вви-
ду неясности почерка ему пришлось прочитать перед комис-
сией. Она была связана с воспрепятствованием явки в суд
свидетеля защиты А. Е. Караева, участвовавшего в одном из
частных расследований, затем высланного в Енисейскую гу-
бернию, благодаря чему и оказалось возможным не пустить
его в суд. Он и его напарник по участию в расследовании
С. Махалин, вызвавший своими показаниями на процессе бла-
гоприятный для защиты эффект, были полицейскими агента-
ми. Разоблачение «сотрудников» было по полицейскому ко-
дексу недопустимо. Тем не менее «прибавка» Белецкого, вос-
производившая сообщение в Киев о том, что Караев задержан
в месте своей ссылки, кончалась фразой: «Если только теперь
нужно его доставить, с тем чтобы потом объявление о его со-
трудничестве могло поколебать материалы защиты, то пусть
прокурор мне телеграфирует, и мы его срочно доставим».49 50
При допросах министра внутренних дел Н. А. Маклакова51
и упоминавшегося А. В. Лядова52 делу Бейлиса не было уде-
лено достаточного внимания (Лядов утверждал, что при ко-
мандировании его в Киев Щегловитов никаких указаний ему
не давал, но он сам вынес там впечатление, что убийство со-
вершено еврейской сектой в ритуальных целях).
Тем важнее публикуемые здесь их показания, данные сле-
дователю ЧСК Вереницыну, и составленные им обвинитель-
ные заключения для привлечения к суду основных инспирато-
ров дела Бейлиса. Излишне говорить о большом значении этих
протоколов допросов, несмотря на обилие разнообразных до-
49 Чебышев Н. Процесс Бейлиса...
50 Падение царского режима. Т. 3. С. 367.
51 Там же. С. 125-126.
52 Там же. Т. 7. С. 275—279.
38
кументальных материалов по делу Бейлиса, кстати сказать, ис-
пользованных А. С. Тагером. Помимо ведомственных фондов
дореволюционного происхождения, он еще в ходе работы
ЧСК в 1917 г. изучил ее специальное производство по делу
Бейлиса (которое впоследствии в архиве ему обнаружить уже
не удалось). Публикация этих материалов дает возможность
современному читателю и исследователю ознакомиться с тем,
как прикосновенные в той или иной степени к делу Бейлиса
лица изображали и оценивали роль в нем правительства, и по-
может составить объективное представление об этом, свобод-
ное, насколько возможно, от предубеждений политического и
национального характера.
II. Дело о «деле Бейлиса»
Материалы для данной публикации взяты из отдельного
следственного производства Чрезвычайной следственной ко-
миссии Временного правительства, посвященного расследова-
нию незаконных действий власти в организации и проведении
процесса над Менделем Бейлисом. Сама ЧСК была учреждена
специальным решением Временного правительства 5 марта
1917 г. «для расследования противозаконных по должности
действий бывших министров, главноуправляющих и других
высших должностных лиц».33
ЧСК состояла при министре юстиции, председателем ее
был назначен известный московский адвокат Н. К. Муравьев.
Новая власть создала комиссию для подготовки грандиозного
процесса над главными представителями власти самодержав-
ной России. Комиссия была уверена, что ей легко удастся, да-
же опираясь на старое, дореволюционное законодательство,
доказать, что виднейшие бюрократы нарушали законы и со-
вершали должностные преступления, и тем самым дать юри-
дическое оправдание неизбежности революции. Поэтому след-
ствие интересовалось прежде всего деяниями министров и
близких им по статусу лиц,3> роль большинства менее значи-
тельных чиновников отходила при этом на задний план. Такое
понимание задач ЧСК оказало влияние на производство след-
ственных действий, сместив их в сторону поиска вины высших * 34
53 Падение царского режима. Т. 1. С. V. См. Прил. 1.
34 Следователь Ф. И. Вереницын в инструкции по проведению допросов
своему киевскому коллеге П. А. Татарову 1 июля 1917 г. прямо писал: «Только
деятельность этих лиц (речь шла о Чаплинском и Болдыреве. — Авт.), а равно
и высших входит в задачу проводимого мною следствия» (см. наст, изд.,
док. 46).
39
должностных лиц, что вольно или невольно искажало картину
событий.
ЧСК заслушивала на своих заседаниях показания привле-
ченных к ответственности бывших министров и других лиц,
способных доставить ей обличительный материал. Однако
сразу же наиболее значительные и перспективные сюжеты для
обвинения царизма были выделены в отдельные производства.
Среди них оказалось и дело «О противозаконных действиях
высших должностных лиц по делу Менделя Бейлиса».55
Руководство расследованием поручили товарищу председа-
теля Киевского окружного суда Ф. И. Вереницыну, который
для этого 29 марта 1917 г. был командирован в Петроград.56
Следствие длилось с марта по ноябрь 1917 г. включительно.
Его итоги были собраны в три тома следственного дела. Имен-
но эти материалы и легли в основу предлагаемой публикации.
Из трех частей дела сегодня в фонде ЧСК Государственно-
го архива Российской Федерации сохранилась лишь первая
часть.57 Где находятся подлинники двух других частей и со-
хранились ли они вообще — установить не удалось. К счас-
тью, председатель ЧСК Н. К. Муравьев после большевистско-
го переворота и прекращения деятельности возглавляемой им
комиссии задумал подготовить книгу о процессе Бейлиса, для
чего скопировал большинство архивных документов, относя-
щихся как к самому процессу, так и к следствию 1917 г. В
бумагах Н. К. Муравьева сохранились копии всех трех частей
производства ЧСК. 58 Сличение копий Н. К. Муравьева и со-
хранившегося тома подлинного делопроизводства показывает,
что они выполнялись со всей необходимой тщательностью, без
каких-либо пропусков или сокращений документов. Поэтому
представляется, что эти копии являются достоверным матери-
алом для публикации. Вообще история документов по процес-
су Бейлиса может служить предметом специального исследо-
вания, так как в судьбе этих бумаг много неясного. Н. К. Му-
равьев отмечал, что когда он в 1919—1920 гг. копировал
документы, то все они были на месте, а когда он вновь обра-
тился к ним через 10 лет, то уже не мог разыскать в архиве
следственное дело Особого отдела Департамента полиции
55 О том, что ЧСК отводило процессу Бейлиса одно из главных мест в
обвинительном процессе против самодержавия, свидетельствует обостренное
внимание к материалам дела: даже неясный слух о пропаже из Департамента
полиции каких-то бумаг по суду над Бейлисом вызвал немедленное
расследование, сразу установившее, что никакие документы не исчезли (ГАРФ.
Ф. 1467. On. 1. Д. 838).
56 Там же. Д. 117. Л. 1.
57 Там же. Д. 494.
58 Там же. Ф. 1652. On. 1. Д. 88, 89, 90.
40
№ 1574.5?/Совершенно непонятно и то, куда исчезли два тома
расследования ЧСК при в общем неплохой сохранности всего
архива комиссии.
Из производства ЧСК также видно, что в нем отсутствует
ряд важных процессуальных документов. Нет постановления
ЧСК о выделении дела Бейлиса в самостоятельное следствие.
В существующих материалах встречаются ссылки на бумаги,
которые не попали в дело. Так, например, упоминается какая-
то записка В. И. Фененко и требование ЧСК от 22 апреля пере-
слать протокол его допроса в Петроград (первый из имею-
щихся протоколов допроса Фененко датирован 26—27 апреля)
и т. д. Внимательный читатель может сам пополнить этот
список.
Среди материалов следствия ЧСК по делу Бейлиса основ-
ное место занимают протоколы допросов лиц, привлеченных
к следствию в качестве свидетелей или обвиняемых. Все они
публикуются полностью. Среди иных делопроизводственных
материалов взяты два обвинительных заключения, подготов-
ленные следователем Вереницыным, его инструкции для про-
ведения допросов иногородними следователями и некоторые
другие. Незначительная часть документов (копии формуляр-
ных списков, повестки, справки о месте жительства и т. п.)
опущены, так как они не играют роли в характеристике как
«процесса Бейлиса», так и следствия ЧСК.
Дело содержит 66 показаний 48 лиц. Допросы велись в
основном в Петрограде и Киеве6? и начались в конце апреля
(29 апреля Вереницын взял показания у Г. Г. Замысловского,
а 26—27-м апреля помечены показания В. И. Фененко, подпи-
санные следователем П. А. Татаровым). В столице практиче-
ски вся тяжесть допросов легла на Вереницына (из 26 прото-
колов допросов только показания А. В. Лядова были взяты
другим следователем ЧСК — Н. Е. Стрельбицким). Большая
часть протоколов (всего 32) была оформлена в Киеве Татаро-
вым (18) и А. П. Новоселецким (И).6! Такое «раздвоение»
следственных действий в Киеве нуждается в объяснении. На-
чинал киевские допросы 26—27 апреля Татаров, затем в его
деятельности наступил перерыв до середины мая, с 14 по
31 мая он провел еще 7 допросов, и опять была сделана пау- 59 60 61
59 Там же. Д. 68. Л. 17.
60 Несколько допросов было проведено в других городах: Каменец-
Подольске (3 допроса одного из главных свидетелей подполковника П. А. Ива-
нова), Харькове (3 допроса прокурора Киевской судебной палаты в 1913 г.
А. М. Запенина), по одному — в Москве (бывшего киевского губернатора
А. Ф. Гирса) и Риге (следователя Е. Ф. Мищука).
61 Оставшиеся три протокола приходятся на долю все того же Вереницына,
который продолжал там следственные действия в ноябре 1917 г.
41
за —на полтора месяца. С 14 июля по 4 августа Татаров со-
ставил еще 8 протоколов, после чего наступил более чем ме-
сячный перерыв, последние допросы Татарова помечены 13 и
18 сентября. В отличие от своего коллеги другой киевский сле-
дователь, Новоселецкий, напряженно работал лишь месяц: с
16 мая по 13 июня он снял 11 показаний, после чего его дея-
тельность оборвалась.62
Объяснить это можно следующим образом. По-видимому,
первоначально следственные действия в Киеве предполагалось
возложить на Татарова. Но уже несколько недель спустя, когда
выяснился значительный объем работы, часть ее была передана
еще одному, по-видимому, более опытному следователю Ново-
селецкому, на которого и падает основная нагрузка в конце
мая—начале июня." Интересно, что в некоторых случаях они
друг за другом допрашивали одно и то же лицо." Однако с се-
редины июня Новоселецкий неожиданно исчезает из числа
участников следственных действий. Можно предположить, что
отход Новоселецкого от дела был связан с тем, что с самого Но-
воселецкого 26 мая Татаров снял показания как со свидетеля (по
поводу «дела Шульгина»).". Участие одного и того же человека
в деле одновременно в качестве свидетеля и следователя —
слишком явное нарушение процессуальных норм. А если вспом-
нить, что сам возглавлявший расследование Вереницын был то-
варищем председателя Киевского окружного суда, — трудно
поверить в его полную беспристрастность, тем более что на ска-
мье подсудимых могли оказаться его коллеги и друзья. Кажется,
молчаливое отстранение Новоселецкого от следствия было про-
стейшим выходом из неловкой ситуации.
Сначала следствие нащупывало обвинительный материал,
опрашивая широкий круг лиц по многим вопросам. Точкой
опоры служили обнаруженные документы. Так, расписки
Г. Г. Замысловского и эксперта Д. П. Косоротова в получении
денег явились одними из первых предметов расследования. Од-
нако быстро выяснилось, что для обвинения это не может дать
убедительного материала. Вместо должностных преступлений
62 13 июня Новоселецкий и Татаров отправили в ЧСК протоколы
проведенных допросов (11 и 7 соответственно), после чего в их работе наступили
перемены (ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 193, 196).
63 О том, что Новоселецкий был более опытен, может свидетельствовать
тот факт, что Татарову из Петрограда неоднократно посылали вопросники для
снятия показаний, но этого ни разу не было сделано в отношении Новоселец-
кого.
64 См. наст, изд., протоколы допросов В. И. Фененко, Ф. А. Болдырева,
М. И. "Трифонова.
65 См. наст, изд, протоколы допросов А. П. Новоселецкого и В. В. Шуль-
гина.
42
следствие сталкивалось в лучшем случае с превышением слу-
жебных полномочий, а что касается расписок — с неоправдан-
ным расходованием специальных сумм, и не более того.
Время до середины мая можно выделить как первый этап
следствия. У него есть ряд отличительных моментов: опреде-
ленная хаотичность следственных действий^, стремление избе-
гать допросов основных подозреваемых. Но уже в эти дни
следствием были получены важные свидетельские показания,
вскрывающие причины фальсификации дела Бейлиса и роль в
этом Чаплинского (протоколы допросов Н. В. Брандорфа
17 мая, В. И. Фененко 26—27 апреля и 16—23 мая; см. наст,
изд., док. 15, 2, 14).
Уже 18—20 мая Вереницын составил первое обвинительное
заключение ЧСК по делу Бейлиса. Материалами для него по-
служили прежде всего полицейские и судебные документы (де-
ла, заведенные в соответствующих ведомствах во время про-
цесса Бейлиса). Свидетельские показания, полученные новым
следствием, использовались мало: в Петрограде было прове-
дено всего несколько допросов, а материалы из Киева посту-
пили в распоряжение Вереницына лишь в середине июня.
Основными пунктами обвинения должностных лиц стали:
организация наблюдения и подслушивания разговоров при-
сяжных заседателей на процессе Бейлиса (хотя и не принесшие
результатов, по признанию самого Вереницына), недоставле-
ние важного для защиты свидетеля Караева в суд; перлю-
страция писем; содействие Замысловскому в приобретении
редких книг «Каббала Денудата» и «Зогар»;*7 выдача крупной
суммы эксперту Косоротову. Обвиняемыми были определены
Н. А. Маклаков, С. П. Белецкий, А. Ф. Шредель, В. А. Дья-
ченко, Г. Г. Чаплинский.
66 Вереницын, составляя инструкции для допросов в Киеве, предполагал
задать защитнику Бейлиса Д. Н. Григоровичу-Барскому вопросы о наблюдении
за присяжными, о переговорах В. А. Дьяченко с О. Ю. Виппером, Г. Г. Чап-
линского с Г. Г. Замысловским нт. д — т. е. такие, по которым свидетель
заведомо не мог иметь достоверной информации (см. наст, изд, док. 8).
67 В архиве Департамента полиции сохранилось специальное дело, заведен-
ное по просьбе А. С. Шмакова (I), а не Замысловского, по оказанию содействия'
в розыске и приобретении редкой книги «Kabbala Denudata» «ввиду особой важ-
ности указанных источников для дела Ющинского» (А. С. Шмаков — С. П. Бе-
лецкому, 29 февраля 1912 г.: ГАРФ. Ф. 102. Оп. 316. 1912 г. Д. .239. Л. 1). Для
поиска издания была привлечена загоаничная агентура Департамента полиции,
и вскоре искомая книга была приобретена во Франкфурте за 310 франков (3
тома «Kabbala Babel» Кнора фон Розенрота, изданные в 1677—1684 гг.). Заодно
были куплены 4 тома книги Сохарна на еврейском языке, изданные в Ливорно
в 1791 г., и сочинение Петра Скарги «Жития святых Ветхого и Нового Завета»,
посвященные «ритуальным убийствам» — о чем Шмаков совсем не просил. Все
эти книги были переданы Замысловскому 12 апреля 1912 г. (Там же. Л. 36).
43
Если обратиться к существу обвинения, то надо признать,
что к этому времени Вереницыну не удалось получить серьез-
ных результатов. Выдачу денег за экспертизу Косоротову и
компенсацию расходов Замысловскому из специальных сумм
Департамента полиции невозможно было подвести под
сколько-нибудь значительное нарушение законодательства:
сам характер особых средств исключал установление строгого
порядка их траты. Поэтому ЧСК вообще сняла это обвине-
ние.6? Такая же судьба постигла обвинение в неразглашении
сотрудничества свидетеля Махалина с охранкой. Приобрете-
ние книг для Замысловского означало не более чем нерацио-
нальное использование государственных средств и возможно-
стей (привлечение агентов Департамента полиции). Перлю-
страция писем была, конечно, нарушением законодательства,
но носившим традиционный характер. Более или менее весомо
выглядели лишь обвинения в умышленном недоставлении Ка-
раева на суд при наличии ходатайства со стороны защиты и
желании самого Караева дать показания, а также наблюдение
за присяжными. Эти действия нарушали принципы судопроиз-
водства. Квалификация этих деяний, предложенная Вереници-
ным, — превышение власти, противозаконные действия и пре-
ступное бездействие. Объявление их особо важными для уси-
ления обвинения выглядит плохо аргументированным: суд
оправдал Бейлиса и, следовательно, наблюдение за присяжны-
ми, недоставление Караева в судебное заседание и экспертиза
Косоротова не оказали существенного влияния на исход про-
цесса. По мнению современников, решающее воздействие на
присяжных в признании убийства Ющинского ритуальным
должна была оказать экспертиза известного профессора, пси-
хиатра И. А. Сикорского, а она не была предметом расследо-
вания ЧСК. В общем, к концу мая состояние следствия гово-
рило о том, что формулировка обвинения будет делом весьма
проблематичным.
Вереницын, по-видимому, также понимал это. С конца мая
изменились методы следственных действий. Вереницын вы-
брал ряд наиболее перспективных сюжетов, главным из кото-
рых стало наблюдение за присяжными, и оставил некоторые
из предыдущих, в частности связанные с Косоротовым и За-
мысловским. 4 мая Вереницын отправил в Киев требование
снять показания с судебных курьеров, приставов и рассыль-
ных.^ 24 мая были установлены их фамилии,7q а в начале июня
следствие приступило к их допросам. Одновременно продол-
68 См. наст, изд., док. № 34.
69 См. наст, изд., с. 76.
70 ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 160, 161.
44
жался сбор документов: 21 июня следователь ЧСК Стрельбиц-
кий передал Вереницыну производства дел различных подраз-
делений Министерства юстиции, касающиеся процесса Бейли-
са.71 И наконец, начались допросы основных обвиняемых. На-
ходкой для следствия стал С. П. Белецкий, признававший все
обвинения, какие бы ему ни предъявляли, и подробно осве-
щавший фактическую сторону дела.72 Бывший вице-директор
Департамента полиции обвинял в организации дела Бейлиса
в основном Чаплинского, невольно выводя из-под удара Мак-
лакова, фигура которого больше всего интересовала следст-
вие. Однако в целом рассказы Белецкого были весьма ценны
для следствия: он уличал Щегловитова в содействии обвине-
нию на киевском процессе, хотя не шел дальше упоминания о
его распоряжении держать в курсе дела всех заинтересованных
лиц. Всячески подчеркивая инспирирующую роль крайне пра-
вых, Белецкий тем самым отводил всякие возможности подо-
зревать убийц Ющинского в ритуальных целях и таким обра-
зом дезавуировал заключения экспертов. Практически ничего
не дал допрос Маклакова, который все отрицал. Только 6 ию-
ля Вереницын впервые встретился с Чаплинским — главным
организатором процесса Бейлиса, что было уже совершенно
очевидно из показаний и свидетелей, и обвиняемых. Чаплин-
ский держал себя на допросе очень уверенно. Не признавая
свою вину, он с легкостью отрицал даже доказанные факты и
отвергал показания свидетелей.73 Поэтому естественным вы-
глядит решение Вереницына заключить Чаплинского под стра-
жу.7? Но уже 8 июля Чаплинский был выпущен под поручи-
тельство сенатора В. Н. Охотникова, который внес за него в
качестве залога всего 15 тыс. руб. — не особенно большую в
1917 г. сумму.75 Даже если принять во внимание, что Чаплин-
ский интересовал следствие в основном как средство обвине-
ния более значительных фигур, таких, как Маклаков и Щег-
ловитов, то столь мягкое отношение к главному творцу про-
цесса Бейлиса все равно выглядит труднообъяснимым.
71 Там же. Л. 222.
72 В отличие от большинства коллег, предпочитавших все отрицать и при-
знавать лишь неоспоримое, Белецкий избрал иную линию поведения — демон-
стративное раскаяние. Однако, признавая себя виновным, он постоянно старал-
ся умалить свою ответственность, перекладывая инициативу на плечи началь-
ников, а себя изображал исключительно исполнителем, что иногда выглядело
просто странно. Это обстоятельство отметил в своих показаниях бывший ми-
нистр внутренних дел Маклаков (см. наст, изд., док. 36).
'3 См. наст, изд., док. № 48.
74 См. наст, изд., док. № 35. До этого Чаплинский находился в Петропав-
ловской крепости с 3 марта по 1 апреля (ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 115
об. — 116).
75 См. наст, изд., док. № 49.
45
После личного знакомства с главными обвиняемыми Вере-
ницын во второй половине июля составил новое обвинитель-
ное заключение, основанное во многом на показаниях Белец-
кого. Следователю ЧСК не удалось сделать вторую редакцию
обвинения более убедительной, чем первую. Несмотря на
огромный объем обвинительного заключения, оно, в сущно-
сти, было сведено к шести пунктам, из которых, на наш взгляд,
только п. 6 — об установлении наблюдения за присяжными —
заслуживает серьезного внимания. Другие пункты, например
п. 3 — об откомандировании особо надежного конвоя для ох-
раны архивных дел, посылаемых в Киев, или п. 4 — незакон-
ность командирования в Киев Дьяченко с полномочиями Бе-
лецкого, или п. 5 — держать Маклакова и Щегловитова в кур-
се хода процесса — вряд ли свидетельствовали о существенных
злоупотреблениях власти в ходе процесса Бейлиса. Но, к со-
жалению для следствия, многие факты, на которые ссылался
Белецкий, невозможно было подтвердить документально. Так,
Маклаков давал свои распоряжения преимущественно в уст-
ной форме. Сам факт назначения курьерами суда переодетых
жандармов подтверждался рядом свидетельских показаний, но
доказать, что это было сделано не для усиления охраны суда,
а в целях подслушивания разговоров присяжных, Вереницын
не смог. Из документов следовало лишь то, что телеграмма о
скептическом отношении присяжных к обвинению Бейлиса
была доложена и Щегловитову, и Маклакову.
В отличие от первой редакции заключения на сей раз Ве-
реницын сделал главными обвиняемыми Щегловитова и Бол-
дырева — чинов судебного ведомства. Маклаков и Белецкий
оказались, по версии следователя, лишь склонны к нарушению
служебного долга. Абсолютно никаких доказательств особой
важности деяний обвиняемых снова приведено не было, вмес-
то этого следователь ЧСК подкрепил свое заключение лишь
ссылкой на сильный общественный резонанс от дела Бейлиса
в стране и в мире.
В свете показаний свидетелей некоторые решения Верени-
цына выглядят необъяснимо. Почему он активно привлекал
Шределя в качестве обвиняемого, но совершенно проигнори-
ровал роль Дьяченко? Почему Вереницын так и не довел до
конца расследование экспертиз? Если вопрос о Косоротове бы-
ло сложно привести к убедительному обвинению, то почему
аналогичные действия совершенно не предпринимались в от-
ношении других экспертов? Почему снова на заднем плане
оказался главный организатор всего дела Бейлиса — Чаплин-
ский, хотя по отношению к нему обвинительного материала
было более чем достаточно? Вообще обвинения, предъявлен-
46
ные Чаплинскому, вызывают массу вопросов. Вереницын
переквалифицировал их с преступного бездействия (!) на пре-
вышение власти. При этом в вину Чаплинскому вменялись
эпизоды, которые было почти невозможно доказать: как Чап-
линский убедил Шределя ввести переодетых жандармов в суд
в качестве курьеров? Приказать Шределю он не мог (они слу-
жили по разным ведомствам). А если он его просто уговорил,
тогда какое же это превышение власти? Зато Чаплинскому ни-
как не инкриминировалось его заведомо предвзятое стремле-
ние вести расследование в направлении ритуального характера
убийства.
Не более убедительно выглядела попытка аналогичным об-
разом переквалифицировать обвинение Маклакова. Ему было
вменено распоряжение чинить препятствия явке Караева в суд,
хотя, строго говоря, следствие доказало лишь то, что Макла-
ков ничего не сделал, чтобы способствовать доставлению Ка-
раева в Киев. Вряд ли более весомым было стремление след-
ствия взвалить исключительно на Маклакова перлюстрацию
писем — порядок обращения с корреспонденцией, который,
наверное, извечно существовал в России.
В сущности, Вереницын повторил уже предъявленные им
еще в мае обвинения, из которых сколько-нибудь существен-
ными по-прежнему выглядели лишь наблюдение за присяжны-
ми, недоставление в суд Караева, перлюстрация писем и с тру-
дом— выдача денег Косоротову и Замысловскому.76 Глав-
ными виновниками у Вереницына неизменно выходили
Маклаков и Щегловитов — те, против которых было собрано
незначительное количество обвинительного материала. Основ-
ные же архитекторы дела Бейлиса оказались далеко не на пер-
вых ролях. На наш взгляд, такое тенденциозное обвинитель-
ное заключение только подчеркивало просчеты следствия
ЧСК как по процессу Бейлиса, так и в ее деятельности в целом.
После составления нового обвинительного заключения Ве-
реницын по второму кругу провел допросы основных обвиня-
емых, но ничего существенного не получил. Уклончивые по-
казания дал важный свидетель — подполковник (в 1917 г.—
уже полковник) П. А. Иванов. Все отрицал Шредель. Кое-что
новое для обвинения принесли показания Красовского, но
76 28 сентября в письме в следственную часть № 11 Вереницын признал,
что он отказался от предъявления обвинения Маклакову, Щегловитову и
Белецкому в выдаче 50 000 руб. Замысловскому на издание книги о процессе
Бейлиса «ввиду отсутствия достаточных к тому оснований». А вот основания
для обвинения Маклакова, Щегловитова и Белецкого в выдаче тому же
Замысловскому 2500 руб. и Косоротову 4000 руб. почему-то нашлись, хотя
Замысловский не отрицал и первую выдачу (ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 1006.
Л. 10—11).
47
только относительно вины Чаплинского. Щегловитов 12 сен-
тября заявил, что вообще ничего не знает. Маклаков не при-
знавал себя виновным и не отвергал только неопровержимые
свидетельства вроде собственноручной резолюции на докладе
Белецкого. Бывший директор Департамента полиции, несмот-
ря на то что с подчеркнутой готовностью подробно освещал
любые сюжеты, тем не менее ничего существенного добавить
не смог. Последний из допрошенных, Чаплинский (6 октября),
также все отрицал.
Последним аккордом следствия ЧСК по делу Бейлиса стали
действия Вереницына в Киеве, куда он собирался выехать в
октябре 1917 г. Там в конце ноября Вереницын пытался завер-
шить расследование о переодетых жандармах-курьерах и
предъявил обвинения находившимся в Киеве Шределю и Бол-
дыреву. Однако новых улик или свидетельств он не получил.
Ни один из свидетелей или обвиняемых не дал показаний, сви-
детельствующих о подслушивании присяжных и тем более вли-
янии на них. А документов и так не было. Даже само назна-
чение этих курьеров осуществлялось устным распоряжением
председателя суда.77
На примере следствия по процессу Бейлиса видно, как ЧСК
проделала путь от надежды на легкое обвинение до серьезных
трудностей. В лучшем случае высших должностных чинов
можно было обвинить в бездействии или превышении власти,
причем в таком, которое не имело никаких оснований быть
признанным особо важным. Показательно, что следствие само
постепенно отказалось от своих амбиций. Одним из последних
шагов ЧСК стало решение освободить из-под стражи Макла-
кова под залог в 50 тыс. руб., принятое уже 2 ноября.78
Вместе с тем расследование, предпринятое ЧСК по «горя-
чим» еще следам дела Бейлиса, неопровержимо показало, что
главными инспираторами всго дела явились правые и проку-
рор Чаплинский, сфабриковавшие судебный процесс: пер-
вые — в политических целях, а прокурор — исходя из карье-
ристских побуждений. В столице их деятельность встретила не
противодействие, а слабо маскируемые симпатии. Но невоз-
можно было переложить основную ответственность на мини-
стров — это явно противоречило бы как фактам, так и их за-
дачам по управлению ведомствами внутренних дел и юстиции.
77 ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 126 об.
78 Там же. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 125. Считается, что ЧСК прекратила
свою деятельность 25 октября (Корнеев С.А. Чрезвычайная комиссия по делам
о бывших министрах // Архив русской революции. Берлин, 1922. T. VII. С.31—
33). Однако в копии Муравьева отмечено, что оригинал, с которого делалась
выписка, имел подлинную печать и все необходимые подписи.
48
Сановники понимали, что слишком явная фабрикация дела
Бейлиса приведет к недовольству властью, возможным массо-
вым выступлениям и т. п. Поэтому роль центральных ведомств
сводилась к молчаливому одобрению процесса как «ритуаль-
ного» дела и содействию его организации в определенных рам-
ках.
Следствие ЧСК убедительно продемонстрировало, что для
власти антисемитизм был повседневной практикой. Его про-
явления не только не вызывали отпора, но и удостаивались
негласного одобрения, а в некоторых случаях — и поощрения,
например продвижения по службе. Власть, относящаяся так к
нескольким миллионам своих подданных, видевшая в них
прежде всего объект для подозрений и инсинуаций, не могла
не сделать этих подданных своими врагами. При такой поли-
тике самодержавию не на что было рассчитывать в историче-
ской перспективе.
Вместе с тем следует отметить, что документы следствен-
ного производства ЧСК по делу Бейлиса позволяют детально
проследить, как готовился и проводился процесс, его закулис-
ную сторону, о которой общество догадывалось, но точно не
знало. В показаниях ряда должностных лиц (Белецкого, Бран-
дорфа, Лядова, Дьяченко, Гирса и др.) содержится немало
ценных деталей, раскрывающих механизм взаимодействия
киевских организаторов судилища с центральной властью. В
определенной степени интересны и показания сановников —
Маклакова, Щегловитова, Чаплинского. Несмотря на их
стремление ничего не сказать, протоколы допросов тем не
менее дают выразительные характеристики этим людям.
Свидетельства главных участников расследования убийства
А. Ющинского (Фененко, Красовского, Иванова и др.) неоп-
ровержимо уличают Чаплинского и правых в фабрикации ри-
туальной версии, а также раскрывают кухню следствия и на-
зывают истинных, по мнению следователей, убийц — Веру
Чеберяк и ее окружение. Можно выделить целый блок мате-
риалов, посвященных преследованиям тех, кто не побоялся вы-
ступить против навязывания суду ритуальной версии преступ-
ления, — это и дело В. В. Шульгина, и некоторых участников
расследования. Впервые вводимые в полном объеме в научный
оборот материалы следствия ЧСК по делу Бейлиса, возможно,
будут интересны читателю и позволят составить ему более
полное представление об обстоятельствах одного из наиболее
громких судебных процессов в России в начале XX в.
49
ДОКУМЕНТЫ
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ
СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ
ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
1. ЗАЯВЛЕНИЕ В. Г. ТАЛЬБЕРГА
В Верховную комиссию по расследованию преступных действий
высших чинов бывшего правительства
Вполне сочувствуя назначению расследования преступных
действий чинов судебного ведомства при предварительном и
судебном следствии по делу об убийстве Ющинского, я долгом
считаю предоставить в распоряжение комиссии имеющиеся у
меня следующие данные.
По поручению члена Государственного Совета Д. И. Пих-
но я неоднократно имел беседу с бывшим министром Щегло-
витовым, сообщая ему сведения о неправильных действиях
прокурора судебной палаты Чаплинского и передавая ему
факты натравливания партии погромщиков для устройства по-
грома евреев в Киеве; я сообщал ему мнение по этому делу
Д. И. Пихно, которого менее всего можно было заподозрить
в пристрастии к евреям. Что касается Чаплинского, то я могу
показать то, что я должен был показать в окружном суде при
рассмотрении дела по обвинению В. В. Шульгина в опозоре-
нии Чаплинского, а именно — что Чаплинский просил меня
оказать влияние через племянника моего — советника губерн-
ского правления Н. Д. Тальберта — на киевского губернатора
Гирса, не желавшего дать согласие на предание суду агента
сыскной полиции Мищука, причем Чаплинский сказал мне,
что если Гире пожелает с ним пререкаться, то он посчитается
с ним, так как от него зависит наблюдение за действием всех
чинов полиции, а также их определение и движение по службе.
Окружной суд под председательством Кисличного не до-
пустил меня к показаниям по делу В. В. Шульгина, так как
указанные выше показания мои компрометировали бы Чап-
линского и подтверждали бы изложенное в статье Шульгина
обвинение Чаплинского в терроризировании чинов полиции и
суда. Сам Чаплинский на вопрос В. В. Шульгина ложно на
суде под присягой показал, что никакого разговора не имел и
S3
не мог со мной иметь, лицом ему малоизвестным. Между
тем — это ложь, так как Чаплинский знал меня, будучи еще
студентом; наши дома на Б[ольшой] Владимирской улице бы-
ли смежные; Чаплинский, к сожалению, — ученик моего по-
койного брата, профессора Д. Г. Тальберга; затем, будучи сле-
дователем в г. Киеве, Чаплинский посещал меня в имении мо-
ем; состоя в должности прокурора палаты, он обменивался со
мной визитами. Возмущенный моим выступлением в деле
В. В. Шульгина, Чаплинский воспользовался своею властью и
вычеркнул меня из списка почетных мировых судей, в каком
звании я до 1 января 1914 года пребывал в течении 9 лет.
Мне известно со слов ревизора по сахарному акцизу г. Ро-
жанского о том, что Чаплинский, будучи товарищем прокуро-
ра Киевского окружного суда и участвуя в обысках, произво-
димых жандармскою полицией, проявлял возмутительное
усердие по розыску в комнате гимназистов — сыновей Рожан-
ского — запрещенной литературы, сам рылся на полках шка-
фов и в ящиках письменных столов. Мне известно со слов жан-
дармского подполковника Иванова о том, что все попытки
Иванова дать правильное направление розыскам лиц, винов-
ных в убийстве Ющинского, встречали противодействие со
стороны Чаплинского. Более подробные сообщения подпол-
ковник Иванов давал покойному Д. И. Пихно и ныне здрав-
ствующему сотруднику «Киевлянина» М. И. Трифонову. Со-
общения эти и послужили основаниями для тех разоблачений
деятельности Чаплинского, которые появились в статьях
Д. И. Пихно и В. В. Шульгина.
Действительный статский советник
Владимир Германович Тальберг.
25 апреля 1917 г.
Г[ород] Киев, Большая Подвальная, № 22.
Копия. С подлинным верно: командированный в Чрезвы-
чайную следственную комиссию Стрельбицкий.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 238.
2. ПРОТОКОЛ
1917 года апреля 26—27 дня судебный следователь Киев-
ского окружного суда по важнейшим делам П. А. Татаров со-
гласно предложению прокурора Киевского окружного суда от
25 апреля с[его] г[ода] за № 4358 допрашивал нижепоимено-
ванного с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] в качестве свидетеля, и он показал:
54
Фененко Василий Иванович, 42 лет, вероисповедания
православного, под судом не был, исправляющий должность
судебного следователя по особо важным делам Киевского ок-
ружного суда, живу в г[ороде] Киеве, по Обсерваторному пере-
улку, д[ом] № 17, к[вартира] 6.
Ознакомившись с предъявленной мне телеграммой предсе-
дателя Чрезвычайной следственной комиссии, я могу объяс-
нить следующее. Предварительное следствие по делу об убий-
стве Андрея Ющинского я принял к своему производству от
судебного следователя 5 участка г[орода] Киева в последних
числах марта 1911 года. Это дело сразу же, с момента обна-
ружения трупа покойного, приняло серьезный оборот. Слово
«ритуал» было произнесено чуть ли не в тот момент, когда
труп Ющинского вынули из пещеры, где он находился, а с
произнесением этого слова немедленно началась агитация пра-
вых организаций. Уже во время похорон Ющинского, т. е.
приблизительно на седьмой день после обнаружения трупа,
один из членов общества, кажется «Двуглавый орел», по фа-
милии, насколько помню, Павлович, разбрасывал проклама-
ции, в которых говорилось, что убийство Ющинского — ри-
туальное, что виноваты в этом одни «жиды», которых нужно
бить. Был ли привлечен к ответственности Павлович, я точно
не знаю, но, насколько помню, подполковник отдельного Кор-
пуса жандармов Павел Александрович Иванов, производив-
ший расследование по делу об убийстве Ющинского, сказал
мне, что дело о Павловиче возбуждено не будет. Полицейское
дознание производил тогда начальник Киевского сыскного от-
деления Мищук, сразу же пришедший к определенному заклю-
чению, что убийство это совершила мать Ющинского — При-
ходько, имени ее не помню. Верил в это, как мне казалось,
Мищук совершенно искренно и все усилия прилагал к тому,
чтобы собрать против Приходько и ее мужа Луки Приходько
побольше улик. К этой версии одно время стал склоняться и
прокурор Киевского окружного суда Николай Васильевич
Брандорф, отрицательно относившийся к предположению о
ритуальном характере убийства. Но когда все данные, собран-
ные Мищуком, были проверены на предварительном следст-
вии и не подтвердились, эта версия сама собою отпала. Когда
мать Ющинского и отчим его Лука Приходько, временно за-
держанные полицией, были освобождены, агитация правых
организаций еще более усилилась. В целом ряде газет появи-
лись статьи о ритуальном характере убийства, результатом че-
го в конце апреля в Государственной Думе был внесен правы-
ми запрос; после этого в Киев был командирован вице-
директор 1 департамента Министерства юстиции Лядов,
55
приехавший, если не ошибаюсь, в Киев в первых числах мая.
На ваш вопрос, следователь, какие разговоры я вел с Лядовым
и давал ли он мне какие-либо указания, я могу сказать, что
Лядов приехал в Киев с готовым мнением; в кабинете проку-
рора палаты Чаплинского Лядов при мне сказал Чаплинскому,
что министр юстиции не сомневается в ритуальном характере
убийства, на что Чаплинский ответил, что он очень рад тому,
что министр держится такого же взгляда, как и он. На сле-
дующий день после приезда Лядова был назначен осмотр мест-
ности, где жил покойный Ющинский, а также пещеры, в ко-
торой был обнаружен его труп. Сбор для отъезда на место
осмотра был назначен в Европейской гостинице, где остано-
вился Лядов. При мне к Лядову приехал член Государствен-
ного Совета, ныне покойный Дмитрий Иванович Пихно. Пос-
ле обычных приветствий и нескольких посторонних вопросов
разговор перешел и на дело Ющинского. Лядов высказал свое
полное убеждение в несомненном «ритуале». Пихно не возра-
жал, но заметил, что дело это может вызвать еврейский по-
гром, что, конечно, крайне нежелательно. Тогда Чаплинский,
обращаясь к Пихно, сказал, что, собственно говоря, он ничего
не будет иметь против того, если «евреев немного поколотят».
Таким возражением Пихно, как мне показалось, был очень
смущен и сейчас же уехал. После осмотра местности мы, т. е.
Лядов, Чаплинский, Брандорф и я, поехали в Киево-Печер-
скую Лавру для допроса архимандрита Амвросия. Еще до при-
езда Лядова Чаплинский мне сказал, что Амвросий при сви-
дании с губернатором Гирсом сообщил последнему сведения
о ритуальных убийствах и что поэтому Амвросия необходимо
допросить в качестве эксперта. Показание последнего имеется
в следственном производстве. Затем Лядов, познакомившись
с актами предварительного следствия, пригласил меня в каби-
нет прокурора суда, где во время беседы обратил мое внима-
ние на показание свидетеля, если не ошибаюсь, мальчика Пуш-
ки, по объяснению которого, Ющинский для своего детского
ружья покупал порох в Никольской слободке у какого-то ев-
рея. Лядов мне сказал, что показание это весьма ценное и что
как только будет установлена личность этого еврея, последне-
го нужно будет привлечь в качестве обвиняемого и заключить
под стражу. Других разговоров с Лядовым, насколько помню,
у меня не было. Кажется, Лядов вызывал к себе полицейского
пристава Красовского, в то время производившего дознание
по этому делу, но какие он давал указания Красовскому — мне
неизвестно, и я не помню, рассказывал ли мне об этом что-
либо Красовский. Еще до отъезда Лядова в моем присутствии
к Чаплинскому в его кабинет явился студент Голубев, если не
56
ошибаюсь, председатель общества «Двуглавый орел», и за-
явил, что в убийстве Ющинского принимал участие приказчик
завода Зайцева некий Мендель. Фамилия Бейлиса тогда еще
не была известна, но имя Бейлиса в связи с делом Ющинского
первым назвал Голубев. Этот последний производил особое
частное расследование по делу об убийстве параллельно с по-
лицейским дознанием с исключительной целью установить,
что убийство Ющинского совершено евреями. Красовский не-
однократно жаловался мне на Голубева, а также и на Розми-
тальского, состоявшего председателем какого-то патриотичес-
кого общества, говоря, что оба они просто мешают произво-
дить полицейское дознание, следя за действиями полицейских
чиновников и сообщая обо всем в газеты. Указывал мне тогда
Красовский и на отдельные случаи вмешательства Голубева,
которых в настоящее время я не помню. Несколько раз Голу-
бев заходил ко мне в камеру без вызова, делая те или иные
заявления и стараясь убедить меня в ритуальном характере
убийства Ющинского. Насколько мне известно, Голубев до-
вольно часто бывал и в кабинете Чаплинского, бывал он, как
мне передавали, и в его частной квартире. При свиданиях этих
я не присутствовал, и содержание разговоров их мне неизвест-
но. Кажется, в июле месяце 1911 года Красовский мне сооб-
щил, что агент сыскного отделения Выгранов нашел чуть ли
не очевидцев убийства Менделем Бейлисом Ющинского. Об
этом я сообщил Чаплинскому, которого постоянно я ставил в
известность о ходе предварительного следствия. Виделся ли
агент Выгранов с Голубевым, я не знаю. Когда собранный по-
лицией материал мною был проверен, я установил, как это
видно из предварительного следствия, лживость объяснений
свидетелей, пытавшихся уличить Менделя Бейлиса. В это вре-
мя Бейлис был арестован Киевским охранным отделением и
содержался под стражей в порядке охраны, но что именно по-
будило охранное отделение арестовать Бейлиса, я не знаю.
Когда в Киев в первых числах августа возвратился из двухме-
сячного отпуска Брандорф, я в тот же день увиделся с ним и
сообщил ему об аресте Бейлиса и о том, что агитация правых
организаций дошла до последней степени предела; я сказал
тогда Брандорфу, что лживость показаний целого ряда свиде-
телей против Бейлиса настолько очевидна, что о привлечении
Бейлиса к делу в качестве обвиняемого не может быть и речи.
Всем этим Брандорф был крайне возмущен. Кажется, на сле-
дующий день после приезда Брандорфа меня пригласил к себе
в кабинет Чаплинский и стал убеждать привлечь Бейлиса к
делу. Я категорически отказался сделать это и попросил дать
мне письменное предложение. Чаплинский ответил, что такое
57
предложение им будет дано. При этом разговоре присутство-
вал и Брандорф. Когда вместе с ним я вышел из кабинета про-
курора палаты, я попросил Брандорфа передать Чаплинскому,
что если он даст письменное предложение, то в нем необходи-
мо будет указать и меру пресечения, так как в противном слу-
чае я в отношении Бейлиса изберу мерой пресечения подписку
о неотлучке. Мне хорошо известно, что Брандорф убеждал
Чаплинского освободить Бейлиса из-под стражи и не привле-
кать его в качестве обвиняемого. Чаплинский не согласился и
дал мне письменное предложение, которое я и исполнил. В от-
сутствие Брандорфа должность прокурора суда исправлял то-
варищ прокурора Николай Алексеевич Племянников, который
обычно присутствовал при всех моих разговорах с Чаплин-
ским и как-то в беседе со мною высказал мне откровенно свое
возмущение желанием Чаплинского непременно привлечь по
делу в качестве обвиняемого еврея и придать делу об убийстве
Ющинского ритуальный характер. К 1 сентября 1911 года, ес-
ли я не ошибаюсь, из отпуска возвратился товарищ прокурора
Евгений Иванович Лашкарев, которому и было поручено на-
блюдение за ходом предварительного следствия. Я должен ска-
зать, что мне очень хорошо известно отрицательное отноше-
ние Лашкарева к привлечению Бейлиса в качестве обвиняемо-
го. Насколько помню, Лашкарев наблюдал за делом недолго,
так как наблюдение было поручено переведенному из Винниц-
кого окружного суда в Киевский окружной суд товарищу про-
курора Карбовскому. У нас говорили, что переведен он был в
Киев специально для того, чтобы выступить обвинителем Бей-
лиса по делу об убийстве Ющинского. Ознакомившись с де-
лом, Карбовский составил записку о том, чтб, по его мнению,
нужно выяснить по делу. Записка эта совершенно случайно со-
хранилась у меня в числе других заметок по разным делам, и
ее по Вашему, следователь, требованию я Вам представляю
(была представлена написанная на листе писчей бумаги лило-
выми чернилами записка, расчлененная на 29 пунктов и оза-
главленная: «Выяснить»). Все пункты записки написаны соб-
ственноручно Карбовским. Отдельные пункты записки пере-
черкнуты мною как чернилами, так и цветным карандашом.
В последних числах ноября Чаплинский на словах предложил
мне закончить дело возможно скорее, приблизительно к 1 де-
кабря. Когда дело к указанному сроку не было направлено,
Чаплинский вновь, кажется, через Карбовского, передал свое
желание видеть дело направленным к 1 января 1912 года. Вско-
ре после возникновения в моем производстве дела я заподо-
зрил Веру Чеберяк в соучастии в убийстве Ющинского. Это
мое подозрение еще более окрепло после показания свидетель-
58
ницы Малицкой, допрошенной мной осенью 1911 года. Для
меня было ясно, что убийство Ющинского скорее всего было
совершено в квартире Веры Чеберяк, почему я и стал собирать
все данные к ее изобличению. Кажется, в последних числах
ноября или в первых числах декабря было выяснено, что Че-
беряк очень боится, чтобы не было установлено, кто именно
такой «Ванька рыжий». Когда подполковник Иванов мне со-
общил, что «Ванька рыжий» есть не кто иной, как крупный
вор, неоднократно судившийся за кражи, Иван Латышев, я вы-
звал его в камеру для допроса. Сильное волнение и лживость
объяснений Латышева, также нежелание его сказать, знаком
ли он с Чеберяк, дали мне основание заподозрить его как
участника убийства. Об этом я передал подполковнику Ива-
нову и надзирателю Кириченко, который в то время произво-
дил полицейское дознание по делу об убийстве Ющинского,
прося их именно в этом направлении производить дальнейшие
розыски. Так как прокурор палаты Чаплинский настаивал на-
править дело не позже 1 января 1912 года, я исполнил его же-
лание и в первых числах января закончил следствие. Лично я
не сомневался в том, что то расследование, которое произво-
дил^] подполковник Иванов и надзиратель Кириченко, в кон-
це концов увенчается успехом, а направленное мною дело
вновь будет возвращено для доследования. Действительно,
Иванову удалось собрать довольно значительный материал,
изобличающий в убийстве Ющинского Латышева и других.
Свое расследование Иванов направил прокурору палаты Чап-
линскому, а затем при свидании со мною сказал мне, что Ла-
тышева и других он не задержал только лишь потому, что
Чаплинский такое задержание считал совершенно излишним.
О дальнейшем ходе предварительного следствия я ничего не
могу сказать, так как производил его по ордеру министра юс-
тиции судебный следователь по особо важным делам Машке-
вич. По каким мотивам это дело было передано последнему,
я не знаю. Во время производства следствия Машкевичем Кра-
совский производил особое расследование по этому делу имен-
но в том направлении, в каком вел его подполковник Иванов.
Слышал я, что против Красовского было возбуждено, кажется,
три или четыре дела по обвинению его в преступлениях долж-
ности. По одному из этих дел Красовский был привлечен в
качестве обвиняемого и заключен под стражу. Во время раз-
бора дела по обвинению члена Государственной Думы Шуль-
гина по 1034 ст[атье] Улож[ения] о наказаниях] вызванный в
качестве свидетеля Чаплинский заявил на суде, что так как
Красовский мешал производству предварительного следствия
по делу об убийстве Ющинского, он, Чаплинский, распоря-
59
дился избрать мерой пресечения в отношении Красовского со-
держание под стражей. Это объяснение Чаплинского, вероят-
но, занесено в протокол судебного следствия по делу Шульги-
на. Просидел Красовский в тюрьме, если не ошибаюсь, более
месяца и был освобожден. Я сообщил лишь те факты, которые
хорошо сохранились у меня в памяти. Последовательно изло-
жить весь ход предварительного следствия по делу Бейлиса я
затрудняюсь, так как с тех пор прошло много времени, но ду-
маю, что если бы мне был задан ряд вопросов в связи с пока-
заниями других лиц, я, быть может, многое вспомнил бы и
постарался бы дать исчерпывающие объяснения. Во время су-
дебного следствия по делу об убийстве Ющинского я был до-
прошен в качестве свидетеля, и показание мое имеется в сте-
нографическом отчете. Также мне пришлось давать показание
и по целому ряду дел по обвинению Верой Чеберяк сотрудни-
ков местных газет Трифонова, Яблоновского и других в
клевете в связи с делом Бейлиса. Добавить более ничего не
имею. Показание мне оглашено, записано верно. Надписано:
«у какого-то еврея».
Фененко.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Татаров.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 228—231.
3. ПРОТОКОЛ
1917 года апреля 29 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для произведения следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следств[енная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который пока-
зал:
Зовут меня Замысловский Георгий Георгиевич, 44 лет, член
Государственной Думы, православный, не судился, живу по
Суворовскому проспекту, д[ом] 19, кв[артира] 5, тел[ефон]
104—08.
Дальнейшее показание записываю собственноручно. По де-
лу Бейлиса я выступал на суде в качестве поверенного граж-
данской истицы Александры Приходько (Ющинской), матери
убитого Андрюши Ющинского. На предложенный мне вопрос
о той роли, которую играли на процессе свидетели Махалин
и Караев, отвечаю: уже тогда, когда я изучал дело по актам
60
следственного производства, я вынес впечатление, что Маха-
лин и Караев — провокаторы, т. е. секретные агенты охранно-
го отделения. По мере хода процесса такое впечатление уси-
ливалось и наконец перешло в полную уверенность. Караев на
суд не явился, и показание его было оглашено. Явку его я по-
лезною для интересов гражданского иска не считал, и потому
едва ли я мог говорить, что для меня она необходима, что я
на ней настаиваю. В частности, совершенно не помню, какие
разговоры я вел по этому поводу с чиновником [Министерст-
ва] внутренних дел Дьяченко и вел ли вообще. При допросе
Махалина я долго колебался: предлагать ему вопрос, что он
состоит агентом охранного отделения, или не предлагать. В
конце концов я решил, что лучше такого вопроса прямо не
предлагать, но затем, в своей речи, я достаточно определенно
высказал свой взгляд на Махалина и Караева как на провока-
торов. Жандармскому подполковнику Иванову, вызванному в
качестве свидетеля защитою, я также не счел нужным предло-
жить вопрос о том, не состояли ли у него Махалин и Караев
агентами, не предлагал такого вопроса Иванову и прокурор.
Равным образом и Махалина прокурор не спрашивал о том,
не состоит ли он агентом охранного отделения. В частных раз-
говорах, происходивших во время процесса, длившегося 34
дня, я не скрывал своего возмущения действиями по делу Бей-
лиса чинов полиции. Я указывал, что сначала начальник сыск-
ной полиции Мищук со своими агентами Смоловиком и Па-
далкою смастерили лжеполичное [показание] для отвлечения
подозрения от евреев и обращения такового подозрения на
людей неповинных, затем к подобному же приему создания
лжеулик путем подлога прибыл заведовавший розысками по
делу Бейлиса Красовский и его помощник Выгранов. Наконец,
последняя «версия» в этом направлении, бразулевская, вся ос-
нована на ложных показаниях лиц, являющихся секретными
агентами охранного отделения, ибо таковыми я считал (и за-
являл тогда это) не только Караева и Махалина, но и сестер
Дьяконовых, и свидетеля Швачку. Поведение жандармского
подполковника Иванова, который обо всем этом не мог не
знать, я называл крайне странным. Я говорил далее, что не
постесняюсь раскрыть все это и на процессе, и с кафедры Го-
сударственной Думы. Не помню, высказывал ли я все это
именно Дьяченке, но, по всей вероятности, Дьяченко должен
был такие мои разговоры слышать. Чтобы Дьяченко вел
какие-либо особые переговоры с председателем Болдыревым
и прокурором Виппером — не замечал и совершенно не до-
пускаю, чтобы Дьяченко мог оказывать на них какое-либо
влияние. Вспоминаю, что студент Голубев мне рассказывал,
61
как после показания подполковника Иванова Бразуль-
Брушковский жаловался в кулуарах суда: «Сам же он (т. е.
Иванов) с нами на наш счет все время пьянствовал и нас же
провалил на суде». Что касается предъявленной мне Вами
моей расписки, выданной мною г. директору Департамента
полиции 9 ноября 1913 г. на две тысячи пятьсот (2500) рублей
и приложенного к ней писанного моею рукою счета моих рас-
ходов по делу Бейлиса, то по сему поводу объясняю: уже после
окончания дела Бейлиса, в ноябре 1913 г., я был у министра
внутренних дел Н. А. Маклакова, рассказывал ему о том, что
происходило в Киеве, и между прочим сказал, что в то время,
когда еврейство затратило на дело Бейлиса громадные суммы
и щедро, крупными деньгами, вознаградило всех тех, кто уча-
ствовал в деле на стороне еврейских интересов, я не только
понес огромный труд совершенно даром, но еще имел ряд рас-
ходов, оставшихся в значительной части никем не возмещен-
ными. На это Н. А. Маклаков ответил, что ввиду серьезного
государственного значения, которое имеет дело Бейлиса, рас-
ходы, мною понесенные, будут мне возмещены из десятимил-
лионного фонда, находящегося в распоряжении Государя Им-
ператора, и он, Маклаков, отдаст об этом распоряжение
директору Департамента полиции. Когда затем я был у
С. П. Белецкого, он мне и выдал две тысячи пятьсот рублей.
Сумму эту я назвал сам, и сам же по своей инициативе написал
в кабинете Белецкого на его блокноте наскоро список расхо-
дов, оставшихся непокрытыми. Запись «свидетельства частно-
го поверенного 154» — обозначает расход, который я понес,
выбирая два года, из-за дела Бейлиса, свидетельства на звание
частного поверенного при Киевском окружном суде. Относи-
тельно записи «расходы негласные 450» я с полною точностью
за давностью времени не могу объяснить, на что именно были
истрачены эти деньги, но думаю, что сюда или вошли деньги,
которые временами приходилось давать Александре Ющин-
ской, которая была в крайне бедственном положении, или
деньги, которые истратил Голубев, много ездивший по этому
делу и старавшийся его расследовать. Во всяком случае, сумма
в 2500 рублей не обнимает всех расходов, которые я понес по
делу Бейлиса, — пришлось, например, много истратить на по-
купку редких и дорогих старинных книг, относящихся к во-
просам рит[уального] дела. Ограничился я суммою в 2500 руб-
лей потому, что остальные расходы были уже покрыты день-
гами, которые мне дали небольшими суммами несколько
частных лиц, сочувствовавших делу. Одновременно я мог бы
при желании располагать и суммою около восьми и даже бо-
лее тысяч рублей, полученных мною на моих докладах о деле
62
Ющинского, прочитанных мною в Петрограде, Киеве, Вильне,
Курске, Харькове, Саратове, но мне хотелось, чтобы эти день-
ги пошли оы на создание памятника, который бы увековечил
дело Ющинского. Кроме 2500 рублей, я по означенному делу
никаких других сумм от правительства не получал.
Георгий Замысловский.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 1—3 об.
4. ОТНОШЕНИЕ
Н. Е. Стрельбицкого — следователю (Киев]
1 мая 1917 г|ода| № 80044
На основании 292 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопро-
изводства] прошу Вас допросить в качестве свидетелей с со-
блюдением 443 ст[атьи] УОтава] у[головного] судопроизводст-
ва] поименованных в прилагаемом к сему в копии заявлении
бывшего почетного мирового судьи Владимира Германовича
Тальберга от 25 апреля 1917 года: 1) названного Тальберга, 2)
сотрудника «Киевлянина» Трифонова и 3) бывшего помощни-
ка начальника Киевского жандармского управления — пол-
ковника Иванова.
I. Допросом Тальберга надлежит выяснить: 1) какие имен-
но сведения (относительно каких определенных фактов) сооб-
щались Тальбергом бывшему министру юстиции Щегловитову
по поводу неправильных по службе действий бывшего проку-
рора Киевской судебной палаты Чаплинского, в частности при
производстве расследования по делу Бейлиса, и что отвечал
или какими мероприятиями реагировал на сообщавшиеся
Тальбергом сведения ГЦегловитов; 2) что свидетелю известно
о производившемся в Киевском окружном суде деле по обви-
нению В. В. Шульгина в опозорении в печати Чаплинского,
по чьему ходатайству должен был Тальберг выступить на суде
в качестве свидетеля по этому делу и какие обстоятельства он
должен был удостоверить; 3) какие отношения были у свиде-
теля с Чаплинским, с какого времени свидетель с ним знаком,
и с какою просьбою обратился к нему Чаплинский по поводу
оказания давления на бывшего губернатора Гирса по вопросу
о предании суду агента сыскной полиции Мищука; 4) откуда
свидетелю известно, что он не был внесен в списки почетных
мировых судей на трехлетие с 1-го января 1914 года по ини-
63
циативе Чаплинского и что основанием к этому послужило его
«выступление» в деле Шульгина; 5) в чем это выступление за-
ключалось; 6) что именно говорил бывший помощник началь-
ника Киевского губернского жандармского управления Ива-
нов свидетелю относительно «противодействия» со стороны
Чаплинского Иванову дать правильное направление розыскам
лиц, виновных в убийстве Ющинского; 7) в чем, по словам
Иванова, выражались правильные розыски по этому делу и в
каких мерах выразилось при этих розысках противодействие
Иванову со стороны Чаплинского.
II. Свидетелей Трифонова и Иванова надлежит допросить
в разъяснение обстоятельств, указанных выше сего в п[унктах]
6 и 7, предложив им, кроме того, рассказать все, что им из-
вестно относительно деятельности бывших министров юсти-
ции Щегловитова и прокурора Киевской судебной палаты, а
также и других лиц судебного и административного ведомств
в смысле направления расследования по делу Ющинского к
установлению и поддержанию версии о ритуальном характере
этого убийства и к устранению иных возникавших предполо-
жений. Допросом тех же двух свидетелей надлежит выяснить,
не располагают ли они какими-либо данными, устанавлива-
ющими факт «подбора» присяжных заседателей той сессии, в
которой должно было слушаться дело Бейлиса, и какого-либо
воздействия на тех из них, которые вошли в состав присутст-
вия, судившего Бейлиса.
Если по содержанию показаний вышепоименованных лиц
явится необходимость в допросе других свидетелей, прожива-
ющих в Киеве, прошу допросить их по сделанным на них ссыл-
кам. В частности, по указанию Тальберга прошу допросить
тех лиц, которые могут удостоверить факт давнишнего лично-
го знакомства Тальберга с Чаплинским.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Стрельбицкий.
Г АРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 237—237 об.
5. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 1 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который по-
казал:
64
Зовут меня Дмитрий Петрович Косорото в, член Меди-
цинского совета Министерства внутренних дел, тайный совет-
ник, 61 года, православный, не судился, живу по Нижегород-
ской ул[ице], д[ом] 21.
По делу Бейлиса я выступал экспертом как на суде, так и
на предварительном следствии у судебного следователя Маш-
кевича. Получив повестку Киевского окружного суда о вызове
меня экспертом в Киев и зная, какое незначительное возна-
граждение за труд получают эксперты от суда, я решил было
не ехать в Киев, так как эта поездка была сопряжена для меня
с большим материальным ущербом: мне пришлось бы начать
позже мои лекции в здешнем университете, вследствие чего я
терял бы значительную сумму моего гонорара и, кроме того,
я лишался бы платы за дачу заключений по присылаемым в
Медицинский совет делам. Бывая часто в Петроградском суде
по судебным делам, я многим, в том числе и судебному сле-
дователю Машкевичу, на их вопросы, поеду ли я в Киев на
процесс Бейлиса, говорил, что не поеду. Очевидно, об этом
сделалось известным прокурору суда Нандельштедту, потому
что вскоре я получил от него приглашение, кажется, через су-,
дебного следователя Машкевича, зайти к нему по этому делу.
В разговоре своем с Нандельштедтом я ему заявил, что не со-
бираюсь ехать в Киев по вышеизложенным соображениям. На
предложение его получить особую командировку в Киев от
Министерства внутренних] дел я также ответил отказом, так
как знал, что такие командировки мало оплачиваются. Тогда
Нандельштедт, настаивая на моей поездке в Киев, спросил ме-
ня, за какую сумму я туда могу поехать. Я обещал ему поду-
мать и сообщить письменно свой ответ. Затем я ему написал,
что менее как за 4000 р[ублей] я в Киев не поеду ввиду про-
должительности предстоящего процесса, который, по словам
Нандельштедта, должен был продлиться около месяца. Обыч-
но при моих выездах на экспертизу я беру не менее 1000 руб-
лей], если мне приходится отлучаться на время до 10 дней, а
если более — то по расчету 100 руб[лей] за каждый день. К
этой сумме по делу Бейлиса (3000 р[ублей]) я прибавил еще
1000 р[ублей] в возмещение тех упомянутых убытков, которые
я должен был понести вследствие своего продолжительного
отсутствия из Петрограда. По такому же расчету я ездил по
приглашению защиты в Баку на экспертизу по делу Тягиева,
в Варшаву по делу Бастинга и в Петрозаводск по делу Фили-
монова. Через некоторое время, довольно продолжительное,
ко мне приехал ранее мне незнакомый Белецкий, кто он был
такой, я не знал, и сказал, что, согласно моему письму проку-
рору суда, я могу получить на поездку в Киев по делу Бейлиса
65
просимые мною 4000 р[ублей], из коих 2000 р[ублей] он мне
выдаст сейчас, а остальные 2000 р[ублей] мне будут уплачены
по возвращении моем из Киева. Он оставил мне свою карточку
для того, чтобы я по окончании процесса написал ему о вы-
даче остальных денег. В получении 2000 р[ублей] я подписал
ему вот эту самую, предъявляемую мне сейчас Вами расписку
от 19 сентября 1913 г[ода], текст которой написан не мною, а,
насколько помню, был составлен ранее. Из карточки Белецко-
го я только узнал, что он директор Департамента полиции.
По возвращении из Киева я написал Белецкому предъявляемое
мне Вами письмо от 22 октября 1913 г[ода] о выдаче мне ос-
тальной части условленной суммы и, кажется, по телефону по-
лучил приглашение из Департамента полиции зайти за день-
гами. Я пришел и получил от какого-то чиновника в присут-
ствии Белецкого 2000 р[ублей], причем расписался на своей
первой расписке. Я совершенно не знал, из какого в действи-
тельности источника мне были выданы эти деньги, и считал,
что таковые выдаются мне по распоряжению прокурора На-
ндельштедта из тех сумм, которые предназначены на возна-
граждение экспертов и из коих я обычно получал за экспер-
тизу по исследованию вещественных доказательств. Кроме то-
го, Киевский окружной суд прислал мне около 400 р[ублей]
прогонных денег, хотя я никакого заявления о выдаче мне этих
денег суду не делал. Этих 400 рублей я в суд не возвращал.
При уплате мне упомянутых денег ни Белецкий, ни кто-либо
другой никаких разговоров по предмету моей предстоящей
экспертизы со мной не вели. Показание мною прочтено. Впи-
сано: «в». Зачеркнуто: «моего», «эти».
Д. Косоротов
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 5—7.
6. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 2 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная часть № 18) в присутст-
вии нижепоименованных понятых производил осмотр доку-
ментов, найденных в несгораемом шкафу из кабинета дирек-
тора Департамента полиции и относящихся к показаниям
свидетелей Замысловского и Косоротова. Документы эти вы-
66
нуты из пакета за № 5 с надписью: «расписки в получении
денег на секретные надобности». По осмотру оказалось:
I. Надписанная на вырванном из блокнота листке линован-
ной бумаги в 1/4 долю листа с печатным заголовком: «для па-
мяти» расписка Замысловского дословно следующего содер-
жания: «Две тысячи пятьсот (2500) рублей получил 9 ноября
1913 г. от г. директора Департамента полиции в возмещение
расходов по делу Бейлиса. Георгий Замысловский».
II. К этой расписке кнопкой прикреплен написанный на
листке из другого блокнота бумаги в мелкую клетку счет сле-
дующего содержания:
«Свидетельства частного поверенного — 154
первая поездка (январь 1912г.) — 100
вторая поездка (август 1913г.) — 150
третья поездка (с 21 сентября
по 30 октября) — 400
Копии — 280
Расходы негласные — 450
Стенографии —1040
2574
III. Письмо Косоротова Белецкому в белом конверте с ад-
ресом «Его Превосходительству Степану Петровичу Белецко-
му. Департамент полиции (Фонтанка, у Цепного моста)» и с
почтовыми штемпелями: «С.-Петербург 22/Х 1913». На кон-
верте 3-х коп[еечная] почтовая погашенная марка. Письмо на
листе белой почтовой бумаги дословно следующего содержа-
ния: «Ваше превосходительство многоуважаемый Степан Пет-
рович! Сего числа я возвратился из Киева и прошу Вас об уп-
лате остающейся части причитающейся мне суммы. С истин-
ным почтением, Д. Косоротов. 22/Х СПБ.». Внизу страницы
имеется такая отметка, видимо, Белецкого: «Доложено мини-
стру в[нутренних] д[ел]. 28/Х».
IV. Две расписки Косоротова надписаны на первой стра-
нице листа почтовой линованной бумаги дословно следующе-
го содержания: «В счет четырех тысяч, назначенных мне на
поездку в Киев в качестве эксперта по делу Бейлиса, две ты-
сячи рублей от директора Департамента полиции получил
19 сентября 1913 года. Подпись: Тайный советник Д. Косоро-
тов». Сделана другим почерком сравнительно с текстом. Да-
лее — вторая расписка: «Две тысячи рублей получил. Д. Ко-
соротов». (Вписано: «директора».)
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
67
Понятые: Владимир Радин. Алекс. Вл. Приселков.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 8—9.
7. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 4-го дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Н. Е. Стрельбицкий допрашивал с соблюдением 443
ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоиме-
нованного свидетеля, который показал:
Сенатор Александр Васильевич Лядов, 51 года, православ-
ный, живу в Петрограде, Басков пер[еулок], д[ом] № 21.
Мое отношение к делу об убийстве в г[ороде] Киеве маль-
чика Андрея Ющинского (ставшему впоследствии делом Бей-
лиса) выразилось в следующем. В конце апреля 1911 года меня
вызвал к себе бывший министр юстиции И. Г. Щегловитов и
поручил мне съездить в Киев и собрать сведения по делу
Ющинского, а также проверить сообщение или правых газет,
или сделанного правыми запроса в Думе — хорошенько этого
не помню — относительно того, будто прокурор Киевского
окружного суда Брандорф как кадет мешает следствию выяс-
нить «ритуальный» характер этого убийства, а прокурор па-
латы Чаплинский воспрепятствовал отслужить на могиле
Ющинского всенародную панихиду. При этом я могу катего-
рически удостоверить, что никаких директив мне министром
дано не было, и моя миссия заключалась лишь в собрании све-
дений и ни в чем больше, тем более что даже взгляда своего
на это дело И. Г. Щегловитов мне не высказал. В Киев я при-
ехал 1-го мая. Ознакомившись с материалом, добытым пред-
варительным следствием, я ездил на место, где был обнаружен
труп Ющинского, присутствовал при даче заключений профес-
сорами Оболонским и Сикорским, а также при допросе одного
или двух свидетелей и из разговоров с прокурором суда Бран-
дорфом выяснил, что последний никаких тенденций ни в ка-
кую сторону не проявляет и относится к этому делу так, как,
по-моему, должен относиться дельный и серьезный прокурор
ко всякому выдающемуся по своей обстановке делу, возник-
шему у него в округе. По поводу запрета прокурором палаты
Чаплинским служить панихиду на могиле Ющинского мне
удалось установить, что как-то в доме Н. В. Брандорфа после
обеда, на котором были Чаплинский и киевский губернатор
Гире, последний рассказал, что к нему обратились правые ор-
ганизации с просьбою отслужить упомянутую панихиду, но
68
что он не дал им положительного ответа и просил Чаплинско-
го посоветовать ему, как поступить. Чаплинский сказал, что
он бы такой панихиды не разрешил, так как на ней толпою
могут быть допущены нежелательные выходки, которые могут
вызвать беспорядки. На заявление Гирса, что этого он не бо-
ится и в случае беспорядков разгонит народ нагайками, Чап-
линский заметил, что лучше под благовидным предлогом вов-
се не допускать панихиды, чем допустить и потом разгонять
людей нагайками. На этом разговор между Чаплинским и Гир-
сом и окончился. В переговорах с судебным следователем Фе-
ненко, производившим тогда следствие по делу Ющинского,
а также с прокурором палаты и прокурором суда нами со-
вместно был намечен дальнейший план производства рассле-
дования. План этот заключался в том, что следственная власть
будет тщательно и всесторонне расследовать каждое из возни-
кавших уже тогда предположений о мотивах убийства Ющин-
ского и о лицах, могших его совершить. Ко времени моего
знакомства с делом, бывшим, в сущности, в зачаточном состо-
янии, существовало уже несколько таких предположений.
Были указания на то, что мальчик был убит кочевавшими не-
задолго перед тем в окрестностях г. Киева цыганами, был за-
подозрен в убийстве отчим Ющинского Приходько, существо-
вало предположение, что с мальчиком покончили члены
воровской шайки, ютившейся у мещанки Веры Чеберяк, воз-
никала мысль о том, что Ющинского могли убить из мести
его старшие товарищи по школе, или что он был жертвою по-
лового извращения и, наконец, особенно поддерживавшаяся
правыми организациями версия о том, что Ющинский убит
евреями с ритуальной целью. По мнению моему, разделявше-
муся, как я сказал выше, и прокурорскою, и следственною
властью, для того чтобы разобраться в этом весьма сложном
и загадочном деле, надо было обследовать каждое из упомя-
нутых предположений и путем отсечения не находящих себе
подтверждений или опровергнутых данными расследования
предположений прийти, наконец, к правильному выводу. Это
была моя точка зрения, свидетельствующая, по моему мнению,
с полною несомненностью, о том, что у меня никакой пред-
взятости по этому делу не было и что я не только не оказывал
по поручению министра никакого давления на следственную
власть, но даже и не указывал того пути, по которому я считал
бы идти наиболее правильным. Между тем вся обстановка это-
го дела, а главное, выводы экспертов Оболонского и Сикор-
ского уже тогда создали во мне лично убеждение, поскольку
таковое могло создаться в самом начале следствия, что Ющин-
ский был убит евреями. Говоря это, я считаю необходимым
69
пояснить, как я относился вообще к такого рода убийствам.
Вопрос об убийстве евреями-сектантами христиан, вопрос, как
известно, не новый и не мною созданный, имеет обширную
литературу не только у нас, но и в Западной Европе, и, сле-
довательно, ничего нет удивительного, что я мог допускать
существование таких убийств. Сталкиваясь, однако, с этим во-
просом во время моей судебной практики, я далек был от мыс-
ли заподозривать весь еврейский народ в употреблении хрис-
тианской крови, но, как сказал выше, признавал лишь возмож-
ность существования среди евреев религиозно-фанатической,
изуверской секты, требующей время от времени таких жертв,
и подходил к этому явлению так же просто, как подходил к
вопросу о существовании среди православных христиан сект
душителей и скопцов, религиозный фанатизм которых дохо-
дит до невероятной жестокости — оскопления малолетних де-
тей (Дело Нижегородского] окружного] с[уда] о секте «души-
телей» и дело Рязанского] окружного] с[уда] о скопческой сек-
те в Скопинском уезде, по которому я обвинял). Это свое
мнение по отношению к данному делу я и высказал, между
прочим, в рапорте своем министру, заключавшем сведения по
делу Ющинского. В этом же рапорте вместе с подробным из-
ложением обстоятельств дела и данных, добытых следствием,
мною было донесено и об упомянутом мною плане дальней-
шего расследования этого дела, свидетельствующем, мне ка-
жется, о полной моей объективности. Последующего участия
в ходе следствия я равно никакого не принимал; в Киев боль-
ше не ездил, ни разу не имел ни одного доклада у министра,
никогда он со мною по этому делу не говорил и никаких более
поручений не давал. Насколько я помню, у меня не было даже
бесед по делу Ющинского ни с прокурором палаты Чаплин-
ским, ни с прокурором суда Брандорфом во время их приездов
в Петроград. У меня было внутреннее сознание, что министр
как бы устранял меня в дальнейшем от какого-либо участия в
этом деле — сознание, правда, ни на каких внешних фактах не
основанное. Может быть, министр считал, что я недостаточно
удачно выполнил данное мне поручение, — я не знаю, но ут-
верждаю лишь одно, что я добросовестно отнесся к своей за-
даче так, как ее понял, и никаких тенденций, а тем более, ко-
нечно, давлений не проявлял. Косвенным доказательством
этому служит, между прочим, то обстоятельство, что правые
круги, видимо, были недовольны моим поведением в Киеве, и
по возвращении моем в Петроград в одной из газет, не помню
сейчас в какой именно, появилась заметка, где было сказано,
что Министерство юстиции послало в Киев «жидовствующего
чиновника». Тут я полагаю нужным остановиться на появив-
70
шейся в прилагаемом при сем № 16185 «Биржевых ведомос-
тей» (от 15 апреля с[его] г[ода]) статье под заглавием «Следст-
вие над бывшим министром», в которой, между прочим, гово-
рится, что из показания судебного следователя Фененко выяс-
няется, что я в разговоре с последним на вокзале сказал: «Ну,
как бы там ни было, надо найти жида. Этим министр будет
чрезвычайно доволен». Категорически удостоверяю, что ни-
когда такой фразы не произносил, но думаю, что нечто в этом
роде, однако имеющее совершенно иной смысл, не только мог,
но и должен был сказать во время обмена мнений по этому
делу. В данных следственного производства были сведения о
том, что Ющинский имел отношения к нескольким жившим в
Киеве евреям. Так, у одного он тайно от родных покупал по-
рох, затем его очень ласкали в той еврейской лавке,
где его тетка продавала делаемые ею картонки, а главное, бы-
ло указание на то, что утром в день его исчезновения на какой-
то площади гор[ода] Киева, недалеко от училища, где учился
мальчик, к нему подошел какой-то еврей и пошел с ним вмес-
те. Вот по поводу этого еврея я и говорил, что необходимо
его разыскать, так как, с моей точки зрения, он являлся цен-
ным свидетелем по делу. Помню, что говорилось также о же-
лательности установить и личность того еврея, у которого
Ющинский покупал порох, но во всяком случае утверждаю,
что все это было лишь обменом мнений, а никак не намере-
нием повлиять на ход следствия. Ввиду этого я считаю упомя-
нутую статью гнусною инсинуацией и сомневаюсь, чтобы су-
дебный следователь Фененко мог дать такое показание. Впос-
ледствии, когда дело было уже закончено и назначено к
слушанию, я намекнул министру, что желал бы поехать в Ки-
ев, чтобы прослушать самый процесс. На это И. Г. Щеглови-
тов мне сказал буквально следующее: «И без того меня обви-
няют, что я оказывал по этому делу давление на прокурорский
надзор и следователей, — что же Вы хотите, чтобы сказали,
что я послал отсюда чиновника, чтобы оказать давление и на
судей!» Я на это заявил, что такая мысль мне просто не при-
шла в голову и что, конечно, при таких условиях я от поездки
в Киев отказываюсь. Из всего сказанного, мне кажется, доста-
точно явствует, что при моем участии давление на ход след-
ствия по делу Бейлиса министром не оказывалось, и к этому
я могу добавить лишь, что за всю свою службу в Министерстве
юстиции ни к одному сколько-нибудь незакономерному по-
ступку своего начальства не приобщался. Во время службы в
прокурорском надзоре самым энергичным образом боролся с
попытками оказывать давление лично на меня (дело еврейс-
кого] погр[ома] в Рязани в 1905 г. и др.), слишком высоко ста-
71
вил самостоятельность лиц судебного ведомства, настолько
искренне и глубоко уважал это ведомство, службе в котором
отдал свои лучшие годы, что никогда, ни при каких условиях
не позволил бы себе нанести такое оскорбление, как давление
на совесть кого-либо из его представителей. Я всегда прямо,
не скрываясь, высказывал свои мнения; мнения эти могли
быть ошибочны, но всегда были искренни и нелицеприятны и
никогда не носили характера желания повлиять на чье-либо
убеждение, причем мною никогда не руководила мысль быть
угодным начальству. В заключение считаю нужным сказать,
что мой взгляд на дело Бейлиса, когда оно закончилось, был
таков. Я считал и продолжаю считать это до сих пор, что на
суд ставить это дело в таком виде, как оно было изложено в
обвинительном акте, представлялось совершенно невозмож-
ным; что улики, собранные против Бейлиса, были крайне со-
мнительны и должны были рушиться на суде и, наконец, что,
по моему глубокому убеждению, Бейлис соучастником убий-
ства Ющинского не был. Этот взгляд я передавал многим ли-
цам, но в министерстве моего мнения не спрашивали, и дело
дошло до присяжных заседателей без всякого моего участия.
К этому я могу еще добавить, что во время долгого производ-
ства следствия по этому делу я не имел даже возможности вви-
ду массы повседневной, требующей напряженного внимания
работы, проявлять к нему особый интерес и вспоминал о нем,
лишь когда поступали периодические донесения прокурорско-
го надзора. Эти донесения, равно как донесения и по другим
выдающимся делам, поступали непосредственно к министру,
он их рассматривал и клал на них свои резолюции, всегда
очень категорические и определенные, и моя роль сводилась
лишь к исполнению тех из них, которые требовали такового.
И. Г. Щегловитов, бывший сам вице-директором I департа-
мента, прекрасно знал технику того дела, которое было мне
поручено, и не нуждался ни в моих докладах, ни в моих за-
ключениях, а кроме того, считая себя и, с моей точки зрения,
совершенно справедливо, очень хорошим юристом, он не
особенно считался с мнениями других. По крайней мере в от-
ношении себя я это неоднократно испытывал. Были ли или,
вернее, бывали ли у министра Щегловитова какие-либо разго-
воры по делу Бейлиса с представителями киевского прокурор-
ского надзора или с другими лицами, давал ли он какие-либо
директивы по этому делу, и к чему сводились эти директивы,
мне положительно неизвестно. Справедливость требует ска-
зать, что за все время моей службы при И. Г. Щегловитове он
через меня или при моем посредстве никогда, ни по одному
уголовному делу, ни на одно из лиц прокурорского надзора
72
давления оказывать не пытался. Это я должен удостоверить
по чистой совести. Мне предъявлены четыре тома производ-
ства Министерства юстиции по делу Бейлиса (предъявлены 3
тома № 423 1914 г. и том 2-й № 1091 1911 года), и я удосто-
веряю, что в Первом департаменте по наблюдению за назван-
ным делом никаких иных производств не было. Предъявлен-
ный мне том за № 1091 с надписью «Т. II» и есть тот том,
который министр Щегловитов просил меня хранить у себя.
Это усматривается из резолюций министра, имеющихся на ра-
портах прокурора палаты. Что касается до предъявленного
мне отпуска телеграммы за моею подписью на имя прокурора
Киевской судебной палаты о высылке копий по делу Бейлиса
(предъявлен отпуск телеграммы, находящийся на листе 58
т. III), то по этому поводу имею объяснить, что телеграмма
эта была мною послана по распоряжению товарища министра
Веревкина и по его же распоряжению я впоследствии направил
полученные копии производства в трех томах при записке в
3-м лице члену Государственной Думы Замысловскому. Где
снимались эти копии и были ли они оплачены, я не знаю. По
поводу телеграмм Дьяченко, периодически поступавших в Де-
партамент во время слушания дела Бейлиса от министра внут-
ренних дел, могу сообщить, что телеграммы эти были мною
представлены для ознакомления министру юстиции по возвра-
щении его из отпуска. Никаких распоряжений по содержанию
этих телеграмм не делалось. Показание писал собственно-
ручно.
Александр Васильевич Лядов.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Стрельбицкий.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 223—226 об.
8. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной палаты
4 мая 1917 г[ода| № 180010
На основании 292 ст[атьи] У[става] уголовного] судопро-
изводства] и II отд[ела] положения о Чрезвычайной следствен-
ной комиссии прошу Вас предложить судебному следователю
Киевского окружного суда по особо важным делам произвести
следующие следственные действия по производимому мною
следствию о противозаконных действиях должностных лиц по
делу Бейлиса.
73
I
Допросить в качестве свидетелей с соблюдением 443
ст[атьи] У[става] уголовного] судопроизводства] 1) бывшего]
защитника Бейлиса присяжного поверенного, а ныне старшего
председателя Киевской судебной палаты Григоровича-Бар-
ского, предложив ему, кроме обычных, следующие вопросы:
известно ли ему что-либо о секретном наблюдении, установ-
ленном местными жандармскими властями по распоряжению
Департамента полиции за составом присяжных заседателей по
д[елу] Бейлиса до начала сессии (25 сентября 1913 года) и во
время таковой и о каком-либо влиянии на присяжных? Не бы-
ло ли в числе курьеров окружного суда, охранявших присяж-
ных, переодетых жандармов или служащих в охранном отде-
лении? Не проникали ли к присяжным газеты правого направ-
ления и если да, то каким образом? Не принимались ли
правыми организациями какие-либо меры влияния на присяж-
ных? Не обходили ли с этой целью представители этих орга-
низаций, в том числе известный студент Голубев, очередных
и запасных присяжных] заседателей перед началом слушания
дела Бейлиса? Не известно ли свидетелю о действительных
причинах недоставления в суд из Сибири свидетеля защиты
Александра Караева? Не препятствовала ли его доставлению
администрация? Не знает ли чего-либо свидетель о перегово-
рах по этому предмету командированного на процесс чинов-
ника особых поручений при Министерстве] внутренних] дел
Дьяченко с обвинителем — товарищем] прокурора Виппером,
прокурором судебной палаты Чаплинским и поверенным]
гражданской истицы Замысловским? Не говорил ли Дьяченко,
что в случае желания прокуратуры Караев будет срочно до-
ставлен из Сибири, причем на допросе может быть разобла-
чено его былое секретное сотрудничество в охранном отделе-
нии, чтобы этим подорвать значение его показания в глазах
присяжных? Какие показания были даны на суде свидетелями
со стороны защиты Бейлиса Сергеем Махалиным и жандарм-
ским подполковником Ивановым по существу дела (вкратце),
и в частности о том, состоял ли Махалин секретным сотруд-
ником в Киевском охранном отделении и в гуоерн[ском] жан-
дармском управлении? Предлагались ли Махалину и Иванову
об этом последнем обстоятельстве прямые вопросы обвините-
лем Виппером и поверенным] гражданской] истицы Замыс-
ловским и, в утвердительном случае, какие ответы дали эти
свидетели? Не утаил ли свидетель Иванов при допросе каких-
либо обстоятельств, напр[имер] о признании, сделанном ему
Казаченком в лживости своего показания против Бейлиса, и
не получал ли Иванов перед допросом каких-либо указаний
74
относительно своего показания от прокурора судебной палаты
Чаплинского?
Какую роль играли командированные на процесс чиновни-
ки особых поручений — упомянутый Дьяченко и при Депар-
таменте полиции Любимов? Не вмешивались ли они в судеб-
ное производство и не оказывали ли они какого-либо влияния
на распоряжения суда и председателя? Каковы были их отно-
шения с последними и со сторонами, а равно и с Чаплинским?
Не заходили ли они часто в совещательную комнату судей?
Были ли случаи явно противозаконного или пристрастного от-
ношения к делу со стороны председателя и суда во время су-
дебного процесса, в предшествующие стадии производства —
со стороны судебных] следователей и чинов прокуратуры, в
частности Чаплинского, и не производилось ли какого-либо
давления на ход дела из Министерства юстиции? Не оказыва-
ли ли какого-либо влияния на ход дела во время предвари-
тельного следствия и позднее представители правых организа-
ций: Союза русского народа и проч [их], напр[имер], тот же Го-
лубев и другие лица?
2) бывш[его] председателя Киевского окружного суда Бол-
дырева, председательствовавшего на процессе Бейлиса, по во-
просу о том же секретном наблюдении за присяжными заседа-
телями. Как объяснить тот устанавливаемый донесением на-
званного Дьяченко в Департамент полиции факт, что во время
процесса охрана присяжных была усилена двумя жандармами,
переодетыми в форму курьеров окружного суда? Если такой
факт действительно имел место, то по чьему распоряжению
это было сделано? Как вели себя на процессе названные Дья-
ченко и Любимов и не позволяли ли они себе вмешиваться в
распоряжения председателя и суда? Как понимать фразу в од-
ном из донесений Дьяченко о том, что прокуратура и предсе-
датель суда часто с ним советуются и просят его распоряже-
ний, вследствие чего он вынужден проявлять активную дея-
тельность и потому просит соответствующих инструкций? О
содержании показаний Махалина и Иванова предложить сви-
детелю те же вопросы, что и Григоровичу-Барскому.
3) бывшего] киевского вице-губернатора Кашкарова, ис-
правлявшего должность киевского губернатора во время про-
цесса Бейлиса, — о том, в чем именно заключалось установ-
ленное жандармским подполковником в г. Киеве Шределем по
распоряжению Департамента полиции наблюдение за присяж-
ными заседателями, о чем и он, свидетель, был извещен ди-
ректором этого Департамента Белецким в шифрованной теле-
грамме? О чем по этому предмету происходили у него сове-
75
щания со Шределем и Дьяченком, а равно с бывш[им] проку-
рором судебной палаты Чаплинским?
4) бывшего начальника Киевского сыскного отделения Ни-
колая Александровича Красовского (если он будет разыскан),
а Бразуль-Брушковского (журналиста) и присяжного] по-
веренного] Марка Виленского — о том, не известны ли им
причины недоставления администрацией из Сибири свидетеля
Караева? Какие показания были даны на суде свидетелями
Махалиным и Ивановым (те же вопросы по этому предмету,
что и Григоровичу-Барскому)?
Если допрашиваемым свидетелям известны какие-либо су-
щественные для дела обстоятельства вне предложенных им во-
просов, прошу допросить их и об этих обстоятельствах.
П
Осмотром производства Киевского окружного суда по д[елу]
Бейлиса установить: а) время слушания дела, состав суда, при-
сяжных заседателей — всех очередных, запасных и комплект-
ных, участвовавших в деле лиц, меры охраны присяжных засе-
дателей (отпускались ли они домой); б) показания допрошенных
в судебном заседании упомянутых свидетелей Махалина и под-
полковника Иванова и предлагавшиеся им сторонами вопросы,
если эти показания и вопросы были занесены в протокол судеб-
ного] заседания; в) по чьему ходатайству и в подтверждение ка-
ких обстоятельств были вызваны судом (время определения су-
да) свидетели Караев, Махалин и Иванов; г) по каким причинам
не явился в суд Караев? Откуда и какими мерами он был вызван?
III
Допросом дежуривших во время процесса судебных при-
ставов, рассыльных и курьеров установить, действительно ли
в числе последних были переодетые жандармы для охраны
присяжных заседателей и, в утвердительном случае, по чьему
распоряжению это было сделано.
IV
Выяснить дознанием, не было ли сделано попыток чинами
жандармского управления и охранного отделения или предста-
вителями монархических организаций (напр[имер], Голубе-
вым) к какому-либо влиянию по делу на присяжных заседате-
лей до начала процесса и во время такового, и не передавались
ли присяжным газеты, книги и записки. Если такие указания
76
будут добыты, они должны быть проверены следственным пу-
тем.
V
Если допрошенными свидетелями будут сделаны ссылки на
других существенных свидетелей или явится необходимость в
следственных действиях, не указанных в сем требовании, про-
шу допросить этих свидетелей и произвести и другие вытека-
ющие из хода дела следственные действия.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 146—148.
9. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной палаты
5 мая 1917 г|ода| Ке 180011
В дополнение к отношению моему от 4 сего мая за
№ 180010 прошу Вас предложить тому же судебному следова-
телю, который будет исполнять означенное требование мое,
допросить следующих свидетелей: 1) судебного следователя по
особо важным делам названного суда Василия Ивановича Фе-
ненко об отношении к делу Бейлиса в период предваритель-
ного следствия и в последовавшие стадии со стороны рывше-
го] прокурора Киевской судебной палаты Чаплинского. Какое
совещание было устроено Чаплинским для обсуждения вопро-
са о привлечении Бейлиса? Было ли им оказано давление на
свидетеля в смысле привлечения Бейлиса к следствию в каче-
стве обвиняемого? По каким причинам и по чьему распоряже-
нию дальнейшее производство следствия было изъято от сви-
детеля? Как относился Чаплинский к лицам, производившим
розыски по делу Бейлиса в другом направлении, чем то, кото-
рого добивался Чаплинский, напр[имер] к Красовскому? Не
устранял ли он этих лиц и не преследовал ли их включительно
до возбуждения против них уголовного] преследования по
др[угим] делам? Каково было показание свидетеля подполков-
ника Иванова на суде? Не утаил ли он каких-либо обстоя-
тельств, благоприятных для подсудимого Бейлиса (о лживости
показания Казаченки) и не сделал ли он этого по требованию
Чаплинского? Какую роль играл последний в процессе члена
Государственной] Думы Шульгина, имевшем связь с делом
77
Бейлиса? Что вообще известно свидетелю о противозаконных
действиях должностных лиц по д[елу] Бейлиса?
2) сотрудника газеты «Киевлянин» Михаила Ивановича
Трифонова, жив[ущего] по Караваевской ул[ице], д[ом] 5, — об
отношениях Чаплинского к д[елу] Бейлиса и о показаниях
подполковника] Иванова, с коим свидетелю была дана на суде
очная ставка. Что говорил свидетелю до суда Иванов относи-
тельно показания Козаченка и почему он не подтвердил своих
слов на суде, если такое противоречие имело место?
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для проведения следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 149—150 об.
10. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 11 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который пока-
зал:
Зовут меня Федор Федорович фон Нандельштедт, про-
курор Петроградского окружного суда, 44 лет, евангелическо-
лютеранского вероисповедания, живу по Манежному переул-
ку, д[ом] № 16, телефон № 96-28.
С экспертом Косоротовым я совершенно не знаком, знаю
его только в лицо. Никогда с ним не беседовал не только по
делу Бейлиса, но и по другим делам. Вообще такого разговора,
о котором свидетельствует Косоротое в своем показании, я ни-
когда не позволил бы себе вести. Не имея никаких данных ду-
мать, что Косоротое желал вмешать меня в это дело и изме-
нить указанные обстоятельства, я полагаю, что здесь простое
недоразумение, объясняемое тем, что Косоротое, очевидно, не
знающий меня в лицо, смешал меня с кем-либо другим, кто
вел с ним изложенный разговор. Считаю нужным добавить,
что и с судебным следователем Машкевичем я не имел разго-
вора по делу Бейлиса. Показание прочтено.
Федор Нандельштедт.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 10—10 об.
П
11. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 13 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который пока-
зал:
Зовут меня Дмитрий Петрович Косорото в.
Прокурора Петроградского окружного суда фон Нан-
дельштедта я не знаю в лицо и, конечно, не могу утверждать,
что именно с ним я беседовал по поводу предстоявшей поездки
в Киев по делу Бейлиса. Как я вспоминаю, кажется, судебный
следователь Машкевич сказал мне при встрече, что со мной
желает переговорить о моей поездке «прокурор», а какой —
суда или судебной палаты — этого я не припомню. Я понял
так, что меня хочет видеть прокурор суда, и потому даже спро-
сил у кого-то в суде фамилию прокурора суда. Мне назвали
Нандельштедта. Мне помнится даже, что о фамилии прокуро-
ра я справлялся после разговора с тем лицом, которого я счи-
тал прокурором суда. Кабинет прокурора, к которому меня
провели тогда, находится не в том коридоре, где камеры су-
дебных следователей по важн[ым] делам и кабинеты товари-
щей] прокурора, в которых я часто бывал, а в том помещении,
где я был в первый раз. Прокурор, со мной говоривший по
делу Бейлиса, был блондин, среднего роста, других примет не
вспоминаю. Видел я его тогда впервые. Упомянутое мною в
моем предыдущем показании письмо я адресовал не именным,
а по должности: прокурору суда и Судебной палаты, теперь
не вспомню. Был я как-то и в кабинете прокурора суда по
одному делу и помню, что в эту комнату ведут с порога не-
сколько ступенек, хорошо помню, что прокурор, говоривший
со мной по д[елу] Бейлиса, принимал меня в другом кабинете.
Я и сам теперь думаю, что это был не г. фон Нандельштедт,
а тогда и на прошлом допросе я полагал, что со мной говорил
прокурор суда, но фамилию последнего, как я сказал уже, мне
называли в суде. Показание мне прочтено. Зачеркнуто: «с
соблюдением] 443 ст[атьи] У[става]», «был».
Д. Косоротов.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГЛ РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 13—14 об.
T9
12. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — судебному следователю, в участке коего
находится камера прокурора Харьковской судебной палаты,
14 мая 1917 г[ода]
При обозрении дела об убийстве Андрея Ющинского вы-
яснилось, что после поступления дела в окружной суд копии
со следственных актов были сняты для гражданского истца За-
мысловского в канцелярии прокурора Киевского окружного
суда и были заверены секретарем при прокуроре Давиденко.
Из дела усматривается, кроме того, что о выдаче копий За-
мысловский обратился в Министерство юстиции и что требо-
вание о снятии копий было по телеграфу обращено вице-
директором Лядовым к прокурору Киевской судебной палаты
Чаплинскому.
Ввиду сего прошу на основании 292 ст[атьи] У[става] уго-
ловного] судопроизводства] допросить в качестве свидетеля с
соблюдением 443 ст[атьи] того же Устава товарища прокурора
Харьковской судебной палаты Алексея Михайловича Запени-
на, бывшего прокурора Киевского окружного суда, выяснить
его допросом обстоятельства, коими сопровождалось снятие
упомянутых копий для Замысловского. Не известно ли свиде-
телю, чем был вызван такой необычный способ снятия копий
для гражданского истца, какие по этому поводу разговоры
имел свидетель с прокурором Киевской судебной палаты Чап-
линским, не явилось ли снятие копий в канцелярии прокурора
суда результатом распоряжения прокурора палаты Чаплинско-
го, не объяснял ли прокурор палаты Чаплинский свидетелю,
чем было вызвано такое его распоряжение, известно ли свиде-
телю, что взятие дела Бейлиса из канцелярии окружного суда
в канцелярию прокурора для снятия копий вызвало со сторо-
ны защитников Бейлиса обращение с протестом к председате-
лю суда, по настоянию которого дело и было возвращено в
канцелярию суда?
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий [Вереницын].
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 12 об.—13.
13. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 14—15 дня судебный следователь Киевского
окружного суда по важнейшим делам Татаров, согласно пред-
80
ложения прокурора Киевского окружного суда от 10 сего мая
за № 54 и на основании требования Чрезвычайной следствен-
ной комиссии от 1 сего мая за № 80044, допрашивал в качестве
свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного, который показал:
Владимир Германович Тальберг, 67 лет, православный,
дворянин, действительный статский советник, судим не был,
в настоящее время я привлечен в качестве обвиняемого по 338
и 341 ст[атьям] Улож[ения] о наказаниях] по делу, находяще-
муся в производстве судебного следователя Киевского окруж-
ного суда по важнейшим делам Н. Р. Квятницкого, проживаю
в г[ороде] Киеве, в доме № 22 по Большой Подвальной улице.
На предложенные мне вопросы отвечаю. Бывая у
И. Г. Щегловитова в качестве давнишнего знакомого его суп-
руги, я беседовал по поводу дела Ющинского, но тогда не со-
общал ему о каких-либо неправильных действиях по службе
Чаплинского, не имея в то время к тому данных; говоря о деле
Ющинского, я передавал ему мое и мнение Д. И. Пихно о том,
что дело поставлено на крайне шатких основаниях и что с та-
кими доказательствами дело окончится оправданием и вызо-
вет лишь новый еврейский погром; я поднимал вопрос о пере-
носе дела в другой какой-либо провинциальный суд, ради со-
блюдения большего беспристрастия присяжных заседателей,
но И. Г. Щегловитов отвергнул эту мысль и заявил, что из
собственного опыта убедился, что иногда самые безнадежные
обвинения на судебном следствии, благодаря случайностям, а
главное — благодаря талантливости председателя и прокуро-
ра, — получали совершенно иную окраску, и дело заканчива-
лось обвинительным приговором. По делу Ющинского он
предполагает послать очень талантливого прокурора, не на-
звав мне фамилию. «Во всяком случае, — говорил И. Г. Щег-
ловитов, — дело получило такую огласку и такое направление,
что не поставить его на суд невозможно, иначе скажут, что
жиды подкупили и меня и все правительство».
2) и 3) В деле В. В. Шульгина я должен был выступить в
качестве свидетеля по ссылке обвиняемого вместе с В. И. Фе-
ненко и А. Д. Билимовичем. Мы все трое были в зале заседа-
ния суда, но суд отказал в допросе нас. Я должен был удос-
товерить факт давления Чаплинского на администрацию ради
желательного ему направления расследования по д[елу]
Ющинского. Чаплинский, увидев меня на улице возле здания
окружного суда, остановил извозчика, соскочил из экипажа и,
подойдя ко мне, сказал: «Читали Вы запрос в Думе Маркова
и Замысловского? Ну и что же я могу сказать, когда губерна-
тор Гире оказывает мне противодействие и не соглашается на
81
предание суду Мищука, который портит все предварительное
следствие. Пожалуйста, скажите Вашему племяннику Нико-
лаю Дмитриевичу (бывшему советнику Киевского губернского
правления), чтобы он повлиял на Гирса, который, очевидно,
не понимает, что я в качестве прокурора палаты могу ему так-
же чинить препятствия при назначениях и перемещениях чи-
нов полиции». Таковы были слова Чаплинского, которые я
должен был подтвердить присягою на суде. О другом факте
давления на чинов полиции Чаплинский с редким цинизмом
сам удостоверил на суде по делу В. В. Шульгина, заявив, что
по его распоряжению был арестован и посажен в тюрьму агент
сыскной полиции Красовский, вследствие заявления судебного
следователя Машкевича о том, что Красовский мешает ходу
расследования его, Машкевича. Мое показание, изоблича-
ющее Чаплинского в деле Ющинского, вполне подтверждало
обвинения, изложенные в статье В. В. Шульгина и потому, ко-
нечно, суд в угоду Чаплинскому не мог допустить такое мое
показание и вместе с тем дал возможность Чаплинскому на
суде заявить явную ложь, несмотря на данную присягу, о том,
что он со мною незнаком, а иногда только встречался по служ-
бе и потому не мог, конечно, пускаться в разговоры по поводу
дела Ющинского и тем более просить моего какого-то содей-
ствия. Если бы я был допущен к свидетельству и если бы мне
была дана очная ставка, то я напомнил бы Чаплинскому наше
знакомство, когда он был еще студентом; напомнил бы его
пребывание у меня в имении при с[еле] Селище Коневского
уезда, куда он приезжал, будучи следователем в г[ороде] Ко-
неве, кажется, с ним приезжал и ныне покойный председатель
съезда мировых судей Каневского округа Е. Н. Дектерев; я на-
помнил бы ему нашу встречу в квартире покойного товарища]
председателя Миллера, когда Чаплинский был назначен про-
курором Киевского окружного суда. Я напомнил бы ему его
визит ко мне, когда он был назначен прокурором палаты, при-
чем он приходил вместе с прокурором Петроградской палаты
В. Е. Корсак, моим давнишним знакомым, с которым я и по-,
ныне пребываю в хороших отношениях. Я напомнил бы Чап-
линскому свой визит в его квартиру, когда он был еще женат,
и был знаком и очень уважаю его разведенную супругу. Чап-
линский считал меня своим единомышленником и потому так
откровенно высказывал свой страх перед запросом в Государ-
ственную Думу и свои угрозы по отношению к губернатору
Гирсу.
4) По четвертому вопросу отвечаю, что немедленно после
дела В. В. Шульгина мне из разных источников стало извест-
но, что Чаплинский со свойственным ему цинизмом всем рас-
82
сказывал, что он не пропустит меня в почетные судьи на но-
вый срок. Я, к сожалению, не могу указать и вспомнить лиц,
от которых я это слышал, но вследствие этих слухов я специ-
ально съездил в Петроград к Щегловитову, предварительно
послав ему телеграмму, но он мне заявил, что у него никаких
донесений по поводу меня нет и вызвал даже при мне в свой
кабинет директора департамента Д. А. Юшковича и спраши-
вал его, нет ли какой-либо переписки о моей кандидатуре в
почетные судьи, и, получив отрицательный ответ, успокоил
меня. Меня взволновала и возмущала самая возможность та-
кого сведения личных счетов при составлении списка почет-
ных судей, и я после посещения И. Г. Щегловитова счел нуж-
ным еще быть у Болдырева, узнав о предстоящей его поездке
в Петроград в январе 1914 года, и просил его навести справки
о предполагаемом доносе Чаплинского. Г. Болдырев уверял,
что я напрасно беспокоюсь, обещал справиться в министер-
стве, и в конце концов я был вычеркнут из списка, представ-
ленного съездом мировых судей.
5) [Подполковник Пав[ел] Александрович] Иванов прихо-
дил ко мне на квартиру с просьбою о предоставлении места
молодому человеку, фамилию которого я забыл. В беседе он
сообщал, что, производя расследование об убийстве Ющин-
ского, он убедился, что прокуратура идет по ложному пути;
говорил о каком-то колодце, но я не могу вспомнить что;
говорил, что его Чаплинский устранил от участия в рассле-
довании. Более подробные сведения П. А. Иванов сообщал
Д. И. Пихно, М. М. Ващенко-Захарченко (оба умерли),
М. И. Трифонову, Павлу Павловичу Мануйлову. Ему вполне
доверял Д. И. Пихно, и под его влиянием была написана лич-
но Д. И. Пихно первая статья в «Киевлянине», предостерега-
ющая от возможности внесения неправды и предвзятости в
столь щекотливое и ответственное дело. Я много говорил по
этому поводу с Д. И. Пихно, и он чрезвычайно возмущался
приемами судебного и административного расследования по
этому делу и стремлением судебных властей к созданию во что
бы то ни стало улик. Прочитав первый обвинительный акт по
делу Бейлиса, Д. И. Пихно пришел в неописуемое негодование
и считал этот документ таким же позором для судебного ве-
домства, каким был и есть указ по делу супругов Бутович Свя-
тейшего Синода.
6) В своих рассказах [подполковник П. А. Иванов не на-
зывал мне определенно фамилию Чаплинского, но для меня
было ясно, кто был истинным дирижером этого расследова-
ния. [Подполковник Иванов был в полной зависимости от
прокурора палаты, и поэтому в своих показаниях на суде по
83
делу В. В. Шульгина он был просто жалок и сдержан, причем
В. В. Шульгин не желал ему вредить и не предлагал ему во-
просы, могущие поставить его в тяжелое положение. Это мо-
жет подтвердить сам В. В. Шульгин.
7) Из следственных дел об агентах сыскной полиции Кра-
совском и Мищуке и из дела присяжного поверенного
А. Д. Марголина явствуют явно неправильные действия Чап-
линского, Болдырева и Кисличного и их единомышленников,
действия, направленные к обвинению всех лиц, заподозренных
в противодействии расследованию ритуала. Могу заверить,
что, зная Арнольда Марголина с детства, я не могу допустить
мысли о покушении его подкупить Веру Чеберяк. Что касается
Красовского, то он оправдан в конце концов и теперь вновь
служит в Киеве начальником сыскного отделения. Агент Ми-
щук после обвинительного приговора палаты долго скрывался
и был помилован, будучи без вины виноватым. Как судили
Мищука — это всем известно; первый единогласный приговор
судебной палаты, оправдавшей Мищука, был отменен. О вто-
ром приговоре мне 11 мая сего года рассказывал С. И. Дубин-
ский, участвовавший в составе присутствия как заступающий
место городского головы. Дело Мищука вопреки всякому за-
кону было изъято из ведения Киевской судебной палаты и
передано на разрешение Харьковской палаты, которая прибы-
ла в Киев под председательством Лашкарева, и в составе,
избранном не в общем собрании членов палаты, а по усмот-
рению председателя ее. С. И. Дубинский мне говорил, что
Лашкарев в совещательной комнате излагал свои убеждения
и познания по вопросу о ритуальных убийствах; состав палаты
был так подобран, что С. И. Дубинскому не пришлось выска-
зывать свое мнение и возражать против приговора.
8) По вопросу о составлении списка присяжных заседателей
по делу Бейлиса я слыхал, но не могу указать, от кого именно,
о том, что список был составлен не по жребию, а по выбору
подходящих лиц, вследствие чего в составе оказались почти
исключительно мещане и крестьяне еле грамотные.
9) По вопросу о знакомстве моем с Чаплинским могу со-
слаться на сенатора В. Е. Корсак (Петроград, Таврическая,
д[ом] 4), сенатора Николая Степановича Грабор (Греческий
проспект, д[ом] № 6), на бывшую супругу Чаплинского, адрес
которой я укажу отдельно, если нужно. В подтверждение дру-
гих моих показаний ссылаюсь на В. В. Шульгина (Монетная,
д[ом] № 26), В. И. Фененко, А. Д. Билимовича (Елисаветская,
д[ом] № 7), С. И. Дубинского (Лукьяновка, собственный]
дом), М. И. Трифонова и П. П. Мануйлова (редакция «Киевля-
нина»), А. Д. Марголина (Кирочная, д[ом] №7 в Петрограде).
84
Дух судебного произвола и система попрания основ судеб-
ных уставов оставлены были Чаплинским в наследие Киевско-
му судебному округу и главным образом — старшему предсе-
дателю палаты Болдыреву и председателю окружного суда
Кисличному.
Иллюстрацией этого произвола может служить произве-
денный у меня 11 октября 1916 года обыск для отыскания и
отобрания корректуры брошюры, в которой была напечатана
статья того же В. В. Шульгина. Как напечатание, так и изда-
ние этой брошюры и тем более отсутствие ее корректуры в
типографии Кушнерева никакого преступного деяния в себе
не заключали, а потому, казалось бы, такое дело и не могло
быть поручено для производства судебному следователю,
который после производства обыска дело и прекратил, а
окружной суд передал дело по принадлежности мировому су-
дье 20 участка. Но все дело было затеяно вопреки праву и
закону, единственно ради учинения скандала ненавистным
В. В. Шульгину и его сподвижнику Тальбергу, о чем — о ка-
ковом скандале — немедленно было доведено до сведения се-
натора Чаплинского.
Этот судебный произвол простирался и дальше. Так, при-
говор судебной палаты по делу В. В. Шульгина, к всеобщему
позору и вопреки многолетней сенатской практике, был 25 ок-
тября 1916 г[ода] утвержден Сенатом, и жалоба оставлена Се-
натом без последствий. Но И. Г. Щегловитов не решился при-
вести приговор в исполнение о заключении В. В. Шульгина,
так горячо неоднократно выступавшего в Государственной
Думе в защиту судебного ведомства, на 3 месяца в тюрьму и
потому без всякой просьбы В. В. Шульгина вошел со всепод-
даннейшим докладом о помиловании Шульгина и о предании
дела забвению. В этой милости В. В. Шульгин не нуждался, о
милости не просил, и это было по отношению к нему новым
произволом. В своем заявлении на имя Чрезвычайной следст-
венной комиссии я указал на сообщение мною И. Г. Щегло-
витову о неправильных действиях Чаплинского и о фактах на-
травления партии погромщиков для устройства погрома евре-
ев в Киеве. Я не могу вспомнить все подробности моих бесед,
но вспоминаю, что говорил ему об особой близости к Чаплин-
скому студента Голубева и некоего Розмитальского, которые,
пользуясь особым покровительством Чаплинского, проявили
изумительную дерзость, являясь в камеру судебного следова-
теля В. И. Фененко, предъявляя ему требования в тех или дру-
гих действиях; являлись с такими же требованиями к высшим
чинам администрации — к генерал-губернатору и губернато-
ру. Об этом вмешательстве в действия судебных и администра-
85
тивных властей сообщалось в газетах и об этом говорил, на-
сколько помню, в своей речи В. В. Шульгин на суде. Голубев,
редактиров[авший] газету «Двуглавый орел», в ней муссировал
данные о деле Ющинского; в газете этой печатались статьи,
стихи и карикатуры, касающиеся производившегося предвари-
тельного следствия; и прокуратура, всегда охранявшая пред-
варительное следствие от оглашения в печати, в данном случае
молчала и даже потворствовала. Обо всем этом я говорил
И. Г. Щегловитову, но который всему этому не придавал зна-
чения и не говорил мне о каких-либо предполагаемых мерах
для обуздания Чаплинского, который в награду за дело Бей-
лиса, к явному возмущению всего судебного ведомства, был
назначен сенатором, а затем и членом Государственного Со-
вета.
В деле В. В. Шульгина я должен был выступить свидетелем
по ссылке Шульгина, который в прошении своем, поданном в
суд, подробно указал то, что я могу показать в оправдание его..
Прошение это, конечно, было известно Чаплинскому, и несо-
мненно под его давлением я был устранен от участия в деле.
Указав выше — имеющие некоторую связь с делом Шуль-
гина неправильные действия по производству обыска у меня
в квартире — я разъясняю.
В газете «Киевская мысль» помещено было почти целиком
дознание ревизора Савича о злоупотреблениях в Управлении
Юго-Западных железных дорог — при заключении договоров
на поставку шпал. Дознание это, представлявшее секретное,
административное расследование, вопреки всяким правилам
при содействии Савича передано было для оглашения в газе-
ты. Дознание это заключало в себе явное извращение фактов.
Желая осветить это дело с правильной стороны, подрядчик Ге-
расимов и я передали В. В. Шульгину весь необходимый ма-
териал, и он на основании этого материала написал статью
для «Киевлянина», озаглавив ее «Сверхревизор». Накануне по-
мещения этой статьи последовало распоряжение по ходатай-
ству министра путей сообщения Трепова о воспрещении поме-
щать в газетах какие-либо сведения об этом деле. Основываясь
на этом распоряжении, киевская цензура не пропустила статью
В. В. Шульгина. Тогда он подал прошение начальнику Киев-
ского военного округа о разрешении напечатать, но получил
отказ. Не имея возможности в газетах опровергать явную
ложь, изложенную в дознании ревизора Савича, я напечатал
и выпустил в свет 300 экземпляров «Прошения на имя началь-
ника Штаба Верховного Главнокомандующего». Прошение
это за подписью членов Совета управления — моею, инженера
И. М. Хижнякова и главного контролера В. А. Савойского —
86
заключало в себе ходатайство о разрешении ради выяснения
правды напечатать в «Киевлянине» статью В. В. Шульгина.
При печатном «прошении» была приложена напечатанная ста-
тья Шульгина. Это «прошение», или брошюру, я разослал в
Киев и по всем городам: всем, кому считал нужным. Прокурор
Киевского окружного суда по настоянию Болдырева, как я по-
лагаю, поручил судебному следователю по важнейшим делам
Н. Р. Квятницкому производство следствия по нарушению уп-
равляющим типографией «Кушнерев и К0» С. Н. Михайлов-
ским предварительного следствия по нарушению 1011 и 1012
ст[атей] Ул[ожения] о наказаниях]. Для обнаружения никому
не нужной корректуры, не оказавшейся в типографии «Куш-
нерев и К0», у меня и был произведен явно незаконный обыск.
Дело это, повторяю, не подсудно Общим учреждениям и ныне
находится в производстве у мирового судьи 20 участка. Пока-
зание писал собственноручно.
Владимир Германович Тальберг.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Киевского окружного суда Татаров.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 207—210 об.
14. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 16—23 дня в г[ороде] Киеве судебный следо-
ватель по особо важным делам округа Киевского окружного
суда Новоселецкий, согласно отдельному требованию Чрезвы-
чайной следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за №
180011, допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением 443
статьи У[става] уголовного] судопроизводства] нижепоимено-
ванного, который показал:
Василий Иванович Фененко, 42 лет, православный,
исправляющий] должность] судебного следователя Киевского
окружного суда по особо важным делам, живу в городе Киеве,
по Обсерваторному переулку, в доме № 17, кв[артире] 6.
Ознакомившись с отдельным требованием состоящего при
Чрезвычайной следственной комиссии для расследования про-
тивозаконных по должности действий бывших министров, я
на вопросы, изложенные в этом требовании, могу объяснить
следующее: в последних числах апреля с[его] г[ода] вследствие
телеграммы председателя Чрезвычайной следственной комис-
сии на имя прокурора Киевской судебной палаты я уже был
допрошен судебным следователем по важнейшим делам Тата-
87
ровым об обстоятельствах, при которых мной было произве-
дено предварительное следствие по делу об убийстве Ющин-
ского, а также о всех известных мне противозаконных дейст-
виях должностных лиц по этому делу. Я сообщил тогда о всех
разговорах, которые вел со мной вице-директор департамента
Министерства юстиции Лядов, командированный в Киев по-
сле запроса правых партий в Государственной Думе. Сообщил
я также и об отношении к делу об убийстве Ющинского бы-
вшего прокурора палаты Чаплинского. Последний с момента
возникновения дела пришел к определенному выводу, что
убийство Ющинского носит ритуальный характер, что участ-
никами этого убийства были евреи, и поэтому желание Чап-
линского было привлечь по делу еврея. Однако я должен ска-
зать, что Чаплинский не препятствовал мне производить
расследование по делу в разных направлениях. После привле-
чения в качестве обвиняемого Менделя Бейлиса, кажется, в
последних числах ноября 1911 года, а быть может и раньше,
Чаплинский лично на словах предложил мне закончить след-
ствие к 1 декабря 1911 года, когда же это исполнено не было,
он вновь, через товарища прокурора Карбовского передал мне
свое желание видеть направленным дело к 1 января 1912 года,
что мной и было исполнено в первых числах января. На во-
прос, какое совещание было устроено Чаплинским для обсуж-
дения вопроса о привлечении Бейлиса, я могу сказать следу-
ющее: в июле месяце 1911 года пристав Красовский сообщил
мне, что агент Выгранов нашел чуть ли не очевидцев убийства
Ющинского, что в убийстве этом принимал участие приказчик
кирпичного завода Зайцева Мендель Бейлис, хороший знако-
мый Веры Чеберяк. По словам Красовского, он отчасти про-
верил эти сведения, и все они в достаточной степени подтвер-
дились. Так как Чаплинский по распоряжению министра юс-
тиции лично наблюдал за ходом предварительного следствия,
я сообщил ему о новых данных, добытых полицией. Виделся
ли агент Выгранов со студентом Голубевым, производившим
частное расследование по делу и заявившим мне при допросе
еще в самом начале дела, что в убийстве Ющинского он по-
дозревает Менделя Бейлиса, я не знаю. Когда весь собранный
полицией материал в отношении Бейлиса был проверен на
предварительном следствии, а это было в последних числах
июля 1911 года, и была установлена путем очных ставок лжи-
вость показаний свидетелей, пытавшихся оговорить Бейлиса,
я в присутствии прокурора суда Н. В. Брандорфа, несмотря
на настоятельное желание Чаплинского привлечь Бейлиса, за-
явил, что сделать этого не могу, после чего и получил от Чап-
линского письменное предложение. Насколько помню, во вре-
88
мя допроса свидетелей, уличавших Бейлиса, Чаплинский в
Киеве не находился, а уезжал в Стародубский уезд в имение
к министру юстиции Щегловитову. До допроса же свидетелей
я виделся с Чаплинским несколько раз и по поводу сведений,
добытых полицией, но еще не проверенных, высказывались
всевозможные предположения. Припомнить все то, что тогда
говорилось, я прямо-таки затрудняюсь. Совещание по поводу
привлечения Бейлиса могло быть после проверки на предва-
рительном следствии данных, добытых на дознании, и такое
совещание, вероятно, и было в присутствии Брандорфа после
возвращения Чаплинского из Стародубского уезда, когда я от-
казался привлечь Бейлиса. Припомнить все наши разговоры
во время этого совещания я также не могу. Вскоре после воз-
никновения у меня дела я заподозрил Веру Чеберяк в участии
в убийстве Ющинского, и все усилия со своей стороны прила-
гал к точному выяснению и установлению этого обстоятель-
ства. На основании детального изучения всего дела я подозре-
вал также, что убийство Ющинского было совершено в квар-
тире Чеберяк. Никаких улик против нее не было, и привлечь
ее к следствию было нельзя, но то, что Чеберяк несомненно
принимала то или иное участие в убийстве Ющинского, для
меня было ясно. Когда, кажется, в первых числах декабря, под-
полковник Иванов мне сообщил, что, по полученным им све-
дениям, Чеберяк очень боится, как бы полиция и следователь
не узнали, кто такие «Ванька Рыжий» и «Матросик», и что
ему удалось установить, что эти клички носят крупные пре-
ступники — хорошие знакомые Чеберяк — Латышев и Модза-
левский, я сейчас же вызвал их к себе в камеру. Оба они в то
время содержались в тюрьме как подследственные арестанты.
При допросе Латышев сильно волновался, не желал отвечать
на вопросы, а когда я после допроса его распорядился ввести
в мою камеру Модзалевского и одновременно вывести Латы-
шева, он стал требовать, чтобы я прочитал Модзалевскому
протокол допроса и в конце концов хотел этот протокол по-
рвать. Об этом более чем странном поведении Латышева и за-
явлении Модзалевского, что он совсем не знает Чеберяк, я сей-
час же сообщил Иванову и надзирателю Кириченко, произво-
дившему в то время дознание о воровской деятельности
Чеберяк, прося их производить дальнейшее расследование
именно в этом направлении. Я сказал тогда Иванову, что дело,
согласно желанию Чаплинского, я направляю, но что оно бу-
дет сейчас же возвращено для доследования, как только Ива-
нов представит дополнительное дознание. Кажется, через не-
сколько месяцев после направления мной дела Иванов пред-
ставил дополнительное дознание и при свидании со мной
89
сказал, что не задержал он Латышева и других заподозренных
в убийстве Ющинского только потому, что такое задержание
Чаплинский считал излишним. Дополнительное дознание на-
ходилось в камере прокурора палаты некоторое время, Чап-
линский же поехал в Петроград, а после возвращения его в
Киев приехал судебный следователь по особо важным делам
Машкевич, который по ордеру министра юстиции и принял к
своему производству возвращенное для доследования дело
Бейлиса. Что именно говорил Чаплинский министру и по ка-
ким соображениям дело было возвращено Машкевичу, мне не-
известно. Могу лишь сказать, что я не скрывая говорил в то
время, что как только дело будет возвращено мне, я сейчас же
освобожу Бейлиса из-под стражи, и дело пойдет естественным,
нормальным порядком. С судебным следователем Машкеви-
чем я виделся только один раз, когда он зашел в мою камеру,
чтобы со мной познакомиться. Пробыл он у меня несколько
минут и ушел. С тех пор я с ним более не виделся, и поэтому
никаких подробностей о том, как производилось им предва-
рительное следствие, я сообщить не могу. Слышал я только,
что против Красовского уже в то время, когда дело находи-
лось в производстве у Машкевича, было возбуждено несколь-
ко дел по обвинению его в преступлениях [по] должности.
Часть этих дел была прекращена, а по одному из них Красов-
ский был посажен в тюрьму. Допрашивал Красовского и за-
ключил его под стражу по требованию, кажется, судебного
следователя Сквирского уезда, какого именно участка, не пом-
ню, судебный следователь 4-го участка города Киева Рохель.
Последний мне говорил, что Красовскому инкриминировалось
уничтожение каких-то служебных переписок, которые в конце
концов нашлись, и это дело о Красовском тоже, кажется, было
прекращено. Помню, что во время слушания в суде дела
Шульгина Чаплинский, вызванный в качестве свидетеля, за-
явил, что он распорядился посадить Красовского в тюрьму по
другому делу потому, что он мешал производить следствие по
делу Бейлиса. Припоминаю, что против надзирателя Киричен-
ко, давшего на суде по делу Бейлиса правдивое показание, то-
же было возбуждено какое-то дело, но какое именно, когда и
по какому поводу, не помню. Общее мнение, насколько пом-
ню, было таково, что полиция была так запугана Чаплинским,
что к делу об убийстве Ющинского чины полиции боялись
прикоснуться. По этому поводу мне многое говорили поли-
цейские чиновники, но какие именно, а также что именно, в
настоящее время припомнить не могу. Я был вызван защитой
в качестве свидетеля по делу Бейлиса и был допрошен после
90
подполковника Иванова. Поэтому показаний, данных им на
суде, я не слышал. Познакомился я с показанием Иванова из
газетного отчета, и произвело оно на меня такое впечатление,
что Иванов многое не договаривал, а многое освещал не так,
как это было, с моей точки зрения, в действительности. Сделал
ли он это по требованию Чаплинского, я не знаю, равно как
не знаю и того, было ли правильно изложено в газетах пока-
зание Иванова. Относительно свидетеля Козаченко Иванов
мне говорил, не помню когда именно, что Козаченко сознался
ему в том, что, давая показание в моей камере, ложно огово-
рил Бейлиса. По словам Иванова, Козаченко просил на коле-
нях простить его. Об этом эпизоде Иванов тогда же сообщил
Чаплинскому. Если не ошибаюсь, говорил он об этом и по-
койному Дмитрию Ивановичу Пихно. Я виделся с Ивановым
после того, когда он был у Пихно. Подробного разговора с
Ивановым я теперь не помню, помню лишь хорошо, что когда
я спросил Иванова, что он именно сказал Пихно, Иванов от-
ветил, что, не стесняясь, рассказал Пихно чистую правду. Пом-
ню также, что Иванов мне передавал впоследствии, что агент
Полищук сознался ему, что другой агент, Выгранов, в присут-
ствии его, Полищука, подговаривал свидетельницу, кажется
Шаховскую, ложно оговорить в моей камере Бейлиса, что по-
следняя и сделала. Когда я при встрече с Полищуком спросил
его, правда ли это, Полищук мне повторил то же, что и Ива-
нову. Припомнить в настоящее время, когда именно это было,
я затрудняюсь, но происходили эти разговоры уже тогда, ко-
гда в моем производстве дело Бейлиса не находилось. Нако-
нец, на последний вопрос, какую роль играл Чаплинский в
процессе члена Государственной Думы Шульгина, заявляю
Вам, что по этому делу я сегодня был допрошен, по требова-
нию Чрезвычайной следственной комиссии, судебным следо-
вателем по важнейшим делам Татаровым, которому и сооб-
щил все известное мне по делу. Добавить более ничего не
имею. Показание записано под мою диктовку. Надписано:
«его», «в тюрьму», «его».
Василий Иванович Фененко.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 157—159.
15. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 17 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который пока-
зал:
Зовут меня Николай Васильевич Брандорф, 45 лет, пра-
вославный, под судом не был, живу в Царском Селе, по Новой
улице, дом № 6, кв[артира] 7; член Консультации при М[инис-
терст]ве юстиции, учрежденной исполняющим] обязанности
товарища обер-прокурора Общего собрания и Соединенного]
присутствия] I и Соединенных департаментов Правительству-
ющего Сената.
В бытность мою прокурором Киевского окружного суда в
марте 1911 года в Киеве возникло дело об убийстве мальчика
Ющинского; это дело по свойству своему не было мною отне-
сено к числу исключительных, а потому я не счел нужным
изъять его из производства участкового следователя. Но через
некоторое время к судебным властям стали поступать письма,
преимущественно анонимные, с указанием на «ритуальный»
характер этого убийства, а затем местная газета «Киевлянин»,
встав на ту же точку зрения, поместила ряд статей с обвине-
нием евреев в совершении этого преступления и с выражением
удивления, почему столь важное дело оставлено под моим на-
блюдением, которое не может быть беспристрастно осущест-
влено, ибо я всегда проявлял симпатии к еврейскому населе-
нию и в угоду ему склонен направить следствие по ложному
пути. Точного содержания этих статей я теперь не помню, но
все они должны сохраниться в камере прокурора Киевск[ой]
судебной палаты. Эту должность в то время занимал Чаплин-
ский, который в первые дни возникновения этого дела разде-
лял мой взгляд на полную бездоказательность упомянутых пи-
сем и статей и даже одобрил мое первое донесение министру
юстиции, в котором я высказал критическое отношение по
версии о ритуальном убийстве. Но спустя короткое время Чап-
линский совершенно неожиданно переменил свое мнение и
очень определенно стал утверждать, что убийство Ющинско-
го — дело рук евреев. Результатом такой перемены явилось
словесное предложение Чаплинского передать это дело судеб-
ному следователю по особо важным делам Фененке, и почти
одновременно с этим получили телеграфный ордер бывшего
министра юстиции Щегловитова о возложении наблюдения за
этим делом на Чаплинского. Этот ордер был понят и им, и
92
мной в том смысле, что я устраняюсь от непосредственного
наблюдения за делом, вследствие чего я встал как-то в стороне
от него, являясь по нему, если можно так выразиться, органом
консультационным и исполнительным, да и то в малой степе-
ни, потому что мои советы и предложения не встречали в Чап-
линском никакого сочувствия. Но так как утверждения о ри-
туальном характере этого убийства представлялись мне не-
основательными и так как я с самого начала дела считал, что
все нити полицейских розысков вели к некой Вере Чеберяк как
к участнице в той или иной форме этого преступления, то фак-
тически я следил за ходом этого дела и был заинтересован им,
чтобы оно пошло по верному направлению. Полицейское рас-
следование по делу велось сначала бывшим начальником Ки-
евского сыскного отделения Мищуком, человеком малоспо-
собным и вялым, затем из Петрограда был прислан агент
сыскной полиции Кунцевич, который пробыл в Киеве
очень недолго и, ничего не обнаружив, а вызвав лишь неудо-
вольствие Чаплинского, уехал обратно. Кроме того, по этому
же делу работал жандармский подполковник Иванов. Розыски
всех этих лиц, действовавших различными приемами и через
разных агентов, не давали, однако, желательных для Союза
русского народа, для «Киевлянина» и для Чаплинского резуль-
татов, ибо не устанавливали признаков «ритуального» убий-
ства и не изобличали никакого еврея, а усугубляли лишь уве-
ренность, что убийство Ющинского не обошлось без Чеберяк.
Параллельно с официальным дознанием производилось, с ве-
дома и согласия Чаплинского, негласное расследование неким
студентом Голубевым (ныне умершим), который, будучи ярым
черносотенцем, добывал по делу самый невероятный матери-
ал; он же первый и изобрел виновность Бейлиса. Я лично с
этим Голубевым ни разу не беседовал, и он ко мне не прихо-
дил, так как знал мое отрицательное к нему отношение. Но к
Чаплинскому он являлся довольно часто и доставлял ему раз-
ные сведения, которые проверялись затем Фененкой, причем
оказывались или безусловно ложными, или лишенными значе-
ния. Я неоднократно указывал Чаплинскому на невозмож-
ность такого положения вещей и говорил ему, что, по име-
ющимся у меня сведениям, Голубев прибегает к недопустимым
способам, сознательно мешал деятельности чинов полиции,
разрушал их планы и пускал в ход самые неблаговидные при-
емы для получения свидетельских показаний, как то: застра-
щивания, угощения детей сластями, а взрослых — пивом и
водкой и обещания всяких выгод за то или иное показание.
На все это Чаплинский мне возражал, что Голубев искренне
верит в «ритуальность» убийства и действует вполне беско-
93
рыстно и добросовестно, а потому он не считает нужным вос-
претить ему его деятельность. Тем временем, отчасти под вли-
янием Голубева, Чаплинский решил изъять розыски по делу
из ведения Мищука, и полицейские функции были сосредото-
чены у полицейского пристава Сквирского уезда Красовского,
человека способного и хорошо знающего Киев, да к тому же
пользовавшегося расположением местного Союза русского на-
рода. Однако и Красовский вскоре после получения этого дела
в свои руки явился ко мне и доложил, что он также пришел к
убеждению в виновности Чеберяк и того преступного элемен-
та, который постоянно окружал ее. Вместе с тем подполковник
Иванов также сообщил мне, что если б можно было на время
арестовать Чеберяк, то убийство Ющинского было бы раскры-
то. Все они обращались ко мне потому, что знали мой взгляд
на дело, вполне свободный от предвзятости и соответствова-
вший результатам розысков, а наряду с этим им было извест-
но, что подобный материал выслушивался и воспринимался
Чаплинским крайне неодобрительно. С Чаплинским я несколь-
ко раз говорил о необходимости привлечения Чеберяк, но он
решительно противился этому, благодаря чему Фененко, не
имевший видных улик против Чеберяк, не рисковал привлечь
ее. После разговора с Красовским я посоветовал ему заявить
обо всем Чаплинскому, но исполнил ли он это — не знаю, тем
более что Красовский не отличался особенно стойкими нрав-
ственными качествами и способен был, в случае надобности,
вести двойную игру. По поводу же сообщения Иванова я ре-
шил в интересах дела, не предупреждая Чаплинского, написать
бумагу начальнику губернского жандармского управления с
указанием на вредную деятельность Чеберяк, которая дейст-
вительно слыла за притонодержательницу, и эта бумага в свя-
зи с ожидавшимся приездом в Киев Государя должна была по-
служить основанием для доклада Иванова начальнику управ-
ления о необходимости арестовать Чеберяк в порядке охраны
на 2 недели. Она действительно и была заключена под стражу;
что, насколько помню, произошло в самом конце мая, за день
или за два до моего отъезда в отпуск. Когда же я 1 августа
вернулся из отпуска, то узнал, что Чеберяк просидела в тюрь-
ме самое короткое время, так как к Чаплинскому явился Го-
лубев и потребовал немедленного освобождения Чеберяк, ко-
торая, по убеждению Голубева, принадлежа к Союзу русского
народа, подверглась совершенно незаконному аресту. По рас-
поряжению Чаплинского она и была освобождена. О своей бу-
маге к нач[альни]ку жандармского управления я Чаплинскому
умышленно ничего не говорил, так как я был уверен, что он
не допустит ареста Чеберяк, а между тем я твердо рассчиты-
94
вал, что если она посидит несколько дней, то удастся раскрыть
все дело. Мне же и Фененке было слишком досадно, что, не-
смотря на общие указания на истинный путь отыскания ви-
новников, дело систематически губится, получая направление,
выискивающее мнимых участников преступления и как-то ук-
рывающее достаточно заподозренных лиц. Конечно, Фененко
мог кое-что предпринять по собственной инициативе, но, во-
первых, он был сильно связан наблюдениями Чаплинского, а
во-вторых, и что главное, он был лишен возможности пра-
вильно разрабатывать улики против Чеберяк благодаря посто-
янному вмешательству Голубева, который «портил» дело. На
следующий день после возвращения моего из двухмесячного
отпуска я был приглашен Чаплинским на совещание по вопро-
су о привлечении Бейлиса; помню, что на этом совещании бы-
ли товарищи прокурора палаты Царюк и, кажется, Тизенгау-
зен и Бонч-Богдановский. Чаплинский сообщил мне, что за
несколько дней перед этим они с Фененкой осматривали кир-
пичеобжигательную печь на заводе Зайцева и что этот осмотр
окончательно убедил его в виновности Бейлиса. Надо сказать,
что приводившиеся ими доводы были настолько малоубеди-
тельными, что я категорически высказался за невозможность
привлечения Бейлиса, а Фененко отказался привлечь его без
письменного предложения. Между тем Царюк очень поддер-
живал Чаплинского, и в этом же смысле высказался] еще кто-
то из присутствовавших. Помню еще, что для доказательства
недостаточности оснований к привлечению Бейлиса я набро-
сал на листе бумаги все доводы, изложенные Чаплинским, и
получился какой-то бессвязный подбор предположений и до-
гадок, но отнюдь не логически построенная схема улик; когда
же я прочел этот «позорный», с моей точки зрения, «акт» и
ожидал, что он подействует на Чаплинского отрицательно,
убедив его в невозможности по таким данным привлекать че-
ловека за убийство, да еще с «ритуальной» целью, то эффект
получился обратный, и Чаплинский нашел, что на бумаге «вы-
шло еще лучше». Тут я перестал спорить с ним, но еще раз
заявил ему, что берусь написать гораздо более обоснованное
предположение о привлечении Чеберяк, на что Чаплинский
сказал мне, что он не может допустить, чтобы по «еврейскому»
делу была привлечена в качестве обвиняемой православная
женщина. После привлечения Бейлиса я считал дело оконча-
тельно испорченным и уже мало интересовался им, тем паче,
что за время моего отпуска отстал от него. Вскоре после этого
состоялся приезд Государя в Киев, во время которого было
совершено убийство Столыпина. По этому поводу ожидалось
прибытие в Киев Щегловитова, и когда Чаплинский получил
95
от него депешу, он начал предлагать мне воспользоваться пре-
быванием министра и через него, Чаплинского, получить на-
значение товарищем прокурора палаты в Петроград. Такой
перевод очень мало устраивал меня, так как и по характеру,
и по материальному обеспечению, и по климатическим усло-
виям жизни — должность прокурора Киевского окружного су-
да была для меня много выгоднее и приятнее. Но я понял, что
Чаплинский тяготится мной и желает, что называется, «спла-
вить» меня под благовидным предлогом, тем не менее я сна-
чала решительно отверг его предложение и только на повтор-
ные настояния сказал ему, что подумаю. В этих разговорах со
мной Чаплинский между прочим заявил мне, что если я не хо-
чу испортить себе карьеру, то я не должен говорить Щеглови-
тову, что, по моему взгляду, в деле Ющинского нет признаков
ритуального убийства, ибо, по словам Чаплинского, Щегло-
витов твердо убежден в доказанности этого факта. С такой
постановкой предстоявшего мне поведения я не мог согласить-
ся, о чем и сказал Чаплинскому, но Щегловитов никакой бе-
седы со мной по делу Бейлиса не имел, хотя я знаю, что ему
была известна моя точка зрения. Перед своим отъездом из
Киева Щегловитов в очень настойчивой форме предложил мне
должность товарища] прокурора палаты в Петрограде и при
этом добавил, что без такой «переходной ступени» дальнейшее
движение невозможно; из этого я ясно понял, что Щегловитов
уже решил меня возвести на эту «ступень» по настоянию Чап-
линского и что мне ничего больше не остается, как выразить
согласие. Спустя некоторое время я был назначен на эту долж-
ность и уехал из Киева, после чего о дальнейшей судьбе дела
Бейлиса знал только по слухам. О деятельности Департамента
полиции по этому делу я ничего определенного не знаю; до
меня доходили только отрывочные сведения, что Департамент
полиции принимал меры к установлению «ритуальности» это-
го убийства, но в какой форме и через кого — сказать не могу.
Показание записано мною собственноручно.
Николай Васильевич Брандорф.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 15—18.
16. ПРОТОКОЛ
По отдельному требованию Чрезвычайной следственной
комиссии за № 180010.
1917 года мая 17—19 дня в г[ороде] Киеве судебный следо-
ватель по особо важным делам округа Киевского окружного
суда Новоселецкий допрашивал в качестве свидетеля с соблю-
дением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства]
нижепоименованного, который показал:
Я, Федор Алексеевич Болдырев, 55-ти лет, православ-
ный, под судом не был.
В 1913 году я был председателем Киевского окружного су-
да и председательствовал по делу Бейлиса. Мне решительно
ничего неизвестно о секретном наблюдении, установленном
местными жандармскими властями по распоряжению Депар-
тамента полиции за составом присяжных заседателей по делу
Бейлиса до начала сессии и о каком-либо влиянии на присяж-
ных, а также ничего неизвестно относительно того, принима-
лись ли правыми организациями какие-либо меры влияния на
присяжных заседателей, и о том, наконец, обходили ли с этой
целью представители тех организаций, в том числе студент Го-
лубев, очередных и запасных присяжных заседателей перед на-
чалом слушания дела Бейлиса. Я уверен, что во время слуша-
ния дела к присяжным заседателям не проникали газеты ни
правого, ни либерального направления, так как мною было
вменено в обязанность дежурившим ежедневно в заседании су-
дебному приставу Брыскину и двум судебным рассыльным —
Разуваеву и Борсуку зорко наблюдать за тем, чтобы присяж-
ным заседателям не передавались кем-либо газеты и письма.
Во время перерывов заседаний на обеденное время и для ноч-
лега судебный пристав или один из судебных рассыльных по
очереди находились безотлучно при присяжных заседателях;
поэтому если бы был хотя единичный случай передачи при-
сяжным заседателям газет со стороны, об этом было бы мне
немедленно сообщено дежурившим судебным приставом; од-
нако такого заявления ко мне не поступало в течение всего
процесса, и после каждого перерыва заседания дежуривший
пристав удостоверял в зале публично, что присяжные заседа-
тели не входили с посторонними лицами в недозволенные от-
ношения, о чем и заносилось в протокол. Кроме того, я гово-
рил и присяжным заседателям о том, что они не имеют права
во время всего процесса читать газеты. В течение всего этого
процесса присяжные заседатели были оставляемы во время
перерывов на обеденное время и для ночлега в здании судеб-
ных установлений. Ввиду крайней тесноты помещения в Ки-
97
евском окружном суде и невозможности отвести в нем присяж-
ным заседателям особые комнаты для ночлега с разрешения
бывшего старшего председателя Киевской судебной палаты
Мейснера присяжным заседателям были отведены комнаты
для ночлега в помещении Киевской судебной палаты, соеди-
нявшемся в то время внутренним коридором с помещением ок-
ружного суда. Были отведены три комнаты, кажется, в поме-
щении, только перед тем приспособленном для имевшегося от-
крытия 5-го департамента судебной палаты. Ввиду большого
труда, упадавшего на курьеров окружного суда в течение это-
го процесса, ночью в коридоре судебной палаты возле комнат
присяжных заседателей находились по очереди курьеры ок-
ружного суда и судебной палаты, охраняя комнаты присяж-
ных. В отведенных для ночлега присяжным заседателям ком-
натах вместе с ними оставался ежедневно на ночь дежурный
судебный пристав; в коридоре же возле комнат присяжных
спал курьер. Я вменил дежурившим судебному приставу и су-
дебным рассыльным в обязанность наблюдать за тем, чтобы
во время перерывов присяжные заседатели ни с кем из посто-
ронних не разговаривали, в том числе и с курьерами. Я слы-
шал, не помню от кого, во время ли процесса или по оконча-
нии его, также не помню, о том, что во время процесса в по-
мещении судебной палаты ночью находились, кроме курьеров,
жандармы или городовые, точно не помню, для охраны ком-
нат, где спали присяжные заседатели. Если это было так, то
подобное распоряжение могло исходить лишь от бывшего про-
курора судебной палаты Чаплинского. Мне совершенно неиз-
вестно, чтобы в здании окружного суда во время заседаний по
этому делу находились жандармы, переодетые в форму курье-
ров, и чтобы они охраняли комнату присяжных заседателей
во время перерывов. Думаю, этого и не могло быть: о коман-
дировании жандармов для исполнения обязанностей курьеров
я никого не просил, такие курьеры немедленно были бы об-
наружены местными курьерами суда, о чем мне было бы тот-
час сообщено. Кроме того, подобный инцидент немедленно
получил бы огласку в суде. Я помню, что на этот процесс при-
езжал чиновник особых поручений при Министерстве внутрен-
них дел Дьяченко. Он был командирован, как он мне говорил,
в качестве корреспондента от Министерства внутренних дел
для посылки туда отчетов о ходе судебного следствия по делу.
Приезжал ли тогда также чиновник особых поручений при Де-
партаменте полиции Любимов, я не знаю; такой фамилии я
совершенно не помню. Может быть, он и был на процессе, но
не знакомился со мной, или же если он познакомился, то я
видел его всего раз. Дьяченко постоянно бывал в судебных
98
заседаниях; иногда перед началом заседания или в перерывах
он заходил в совещательную комнату, иногда он обменивался
со мной несколькими фразами. Отношения у меня и прини-
мавших участие в заседании судей с Дьяченко были чисто
официальные. Какие отношения у Дьяченко были с Чаплин-
ским и со сторонами, я не знаю. Что касается предложенных
мне вопросов о том, не вмешивался ли Дьяченко в судебное
производство и не оказывал ли он какого-либо влияния на рас-
поряжение суда или мое как председателя, на эти вопросы я
отвечаю отрицательно: во-первых, такого вмешательства по-
стороннего лица я не допустил бы как председательствующий,
а во-вторых, оно невозможно по самой конструкции процесса,
так как вопросы, возбуждаемые во время судебного производ-
ства, разрешаются судом или председателем суда непосредст-
венно в зале судебного заседания и тогда же по ним следует
распоряжение суда или председателя суда; если же возбужда-
емый вопрос сложен или требует предварительного совеща-
ния, суд удаляется в совещательную комнату, куда до разре-
шения вопроса никто не допускается, поэтому ни вмешатель-
ства в разрешение таких вопросов, ни влияния на разрешение
их со стороны лиц, не входящих в состав судей, не могло иметь
места. Относительно угрозы Дьяченко в одном из его донесе-
ний о том, «что прокуратура и председатель суда часто с ним
советуются и просят его распоряжений, вследствие чего он вы-
нужден проявлять активную деятельность», я утверждаю в от-
ношении себя, что угроза эта совершенно не соответствовала
действительности. Я не знаю, советовалась ли с Дьяченко по
каким-либо вопросам прокуратура, но лично у меня не было
даже данных для таких совещаний с Дьяченко: судя по смыслу
приведенной выше фразы, нужно полагать, такие совещания
могли бы быть лишь в пределах административных распоря-
жений, между тем в круг административных функций предсе-
дателя суда в судебном заседании входит главным образом на-
блюдение за порядком в зале судебного заседания, но порядок
во время всего процесса никем не нарушался, так что не о чем
мне было советоваться с Дьяченко и просить его распоряже-
ний. За все время процесса в начале его, один или два раза, я
лишь обращался к содействию административной власти, а
именно: просил об увеличении наряда полиции, посылавшего-
ся в суд. Просьба эта вызывалась невозможностью установить
командированными в суд чинами полиции надлежащий поря-
док на входной лестнице суда и в ближайших к ней коридорах
суда ввиду большого наплыва публики. К кому я обращался
с просьбой об увеличении наряда полиции, я не помню, может
быть, даже к Дьяченко, так как он постоянно бывал в заседа-
99
ниях, или, может быть, к кому-либо из местной администра-
тивной власти во время перерыва заседания. С какими-либо
другими просьбами я в течение всего процесса не обращался
ни к кому из административной власти, в том числе и к Дья-
ченко, и не просил каких-либо распоряжений их, так как не
встречал в том надобности. Какие были даны показания на
суде свидетелями Махалиным и жандармским подполковни-
ком Ивановым, я за давностью времени теперь в точности не
помню и положительно не могу воспроизвести эти показания,
помню только, что ни Махалин, ни Иванов не показывали на
суде о том, что Махалин состоит секретным сотрудником в
Киевском охранном отделении и в губернском жандармском
управлении и об этом ни Махалину, ни Иванову не предлагали
вопросов обвинитель Виппер и поверенный гражданской ис-
тицы Замысловский. Я не знаю, указал ли свидетель Иванов
при допросе его на суде какие-либо обстоятельства, а также
не знаю, получал ли Иванов какие-либо указания перед до-
просом относительно своего показания от прокурора судебной
палаты Чаплинского. Больше добавить не имею. Протокол на-
писан мною собственноручно. Надписано: «передачи», «на
обеденное время», «находились», «в обязанность», «в здании»,
«Дьяченко», «часто». Зачеркнуто: «и распоряжения...», «обед»,
«что сов.», «кроме ком.», «ночных», «также».
Федор Алексеевич Болдырев.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам округа Киевского окружного суда Ново-
селецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 153—156 об.
17. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 18 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следств[енная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который пока-
зал:
Машкевич Николай Акимович, судебный следователь
по особо важным делам Петроградского окружного суда, 43
лет, живу в Петрограде по Гатчинской ул[ице], д[ом] 27, квар-
тира] 37, под судом не был, православный.
100
На предложенный мне вопрос показываю. Никогда, ни во
время производства мною предварительного следствия по делу
об убийстве в г[ороде] Киеве Ющинского, ни по окончании
этого следствия и направлении его прокурору, я не имел раз-
говора с профессором Д. П. Косоротовым о поездке его на
процесс в Киев и не направлял его к кому-либо из лиц проку-
рорского надзора Петроградской судебной палаты или окруж-
ного суда для каких-либо переговоров по поводу подобной
поездки. Полагаю: во-первых, что если бы кому-либо понадо-
билось вести подобные переговоры с профессором] Д. П. Ко-
соротовым, то избирать меня посредником не подставлялось
надобности; а во-вторых, я почти с полной уверенностью могу
утверждать, что последний раз я виделся с профессором]
Д. П. Косоротовым до процесса, еще во время производства
мною предварительного следствия, когда вопрос о поездке
Д. П. Косоротова в Киев еще не мог возникать. Если профес-
сор] Д. П. Косоротое, как Вы мне изволили сообщить, пока-
зывает, что «кажется» я его приглашал и водил к кому-либо
из прокуроров, то несомненно он ошибается, ибо такого по-
ручения о ведении переговоров с экспертом я принять на себя
не мог бы, и если бы кто-либо из прокуроров меня об этом
попросил, то я отказал бы в исполнении этой просьбы.
Судебный следователь Николай Акимович Машкевич.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 19.
18. ПОСТАНОВЛЕНИЕ
1917 года мая 18—20 дня командированный в Чрезвычай-
ную следственную комиссию для производства следственных
действий Ф. И. Вереницын (следственная часть № 18), рассмот-
рев дело особого (наиболее секретного) отдела ныне упразд-
ненного Департамента полиции за № 157 (7 томов) о судебном
процессе по делу обвинения мещ[анина] Менахиля Менделя
Тобиева Бейлиса в убийстве в г[ороде] Киеве мальчика Андрея
Ющинского, дело бывшего Киевского охранного отделения за
№ 80—1913 г[ода] о переписке, возникшей в связи с процессом
Бейлиса, и производство Киевского окружного суда по этому
же делу, слушавшемуся в г[ороде] Киеве с участием присяжных
заседетелей с 25 сентября по 28 октября 1913 г[ода], нашел,
что данными осмотра упомянутых дел, в особенности послед-
101
него тома под л[итерой] А, найденного в несгораемом шкафу
директора Департамента полиции, в связи с показаниями до-
прошенных свидетелей, установлено следующее:
I
17 сентября 1913 г[ода] по личному приказанию министра
внутренних дел Н. А. Маклакова директор Департамента по-
лиции С. П. Белецкий шифрованной телеграммой за № 1053
поручил начальнику Киевского губернского жандармского уп-
равления полковнику Шределю «установить самое тщательное
и осторожное наблюдение за полным составом присяжных за-
седателей предстоящей сессии Киевского окружного суда до
начала слушания дела Бейлиса, чтобы этим наблюдением, про-
изведенным тонко и умело», с самым подробным инструкти-
рованием филеров, осветить все сношения присяжных заседа-
телей и возможность влияния на них заинтересованных так
или иначе в исходе дела лиц. О ходе наблюдения он, Шредель,
должен постоянно держать в курсе прокурора Киевской судеб-
ной палаты (Чаплинского), коему «и докладывать все данные,
могущие дать судебной власти материал для суждения о на-
строении присяжных заседателей», а накануне разбора дела
все подробности наблюдения донести ему, Белецкому, по те-
леграфу, для доклада министру внутренних дел. При этом пол-
ковнику Шределю было поручено лично доложить обо всем
киевскому губернатору и, в случае надобности, испросить у
него содействия и ближайших указаний. Кроме того, на пол-
ковника Шределя было возложено принятие «тщательных мер
охраны» прибывающих из Петербурга для обвинения по делу
Бейлиса товарища прокурора судебной палаты Виппера и по-
веренного гражданской истицы члена Государственной Думы
Замысловского. Соответствующая шифрованная телеграмма
была послана Белецкому и киевскому губернатору. Дополни-
тельной шифрованной телеграммой от 18 того же сентября за
№1081 Белецкий уведомил Шределя, что для присутствования
на разборе дела Бейлиса министром внутренних дел команди-
руется состоящий при нем чиновник особых поручений стат-
ский советник Дьяченко, на которого им, Белецким, возложе-
но ознакомление с ходом порученного ему, Шределю, наблю-
дения для ежедневного доклада о том по телеграфу и которого
потому надлежит ставить в полный курс наблюдения и полу-
чаемых сведений, относящихся к таковому.
Во исполнение этого поручения полковником Шределем
было поставлено в наблюдение за присяжными заседателями
23 филера и, за недостатком таковых, были вызваны им в по-
102
мощь наличные из Житомира, Бердичева и Полтавы. В теле-
грамме (шифрованной) от 23 сентября 1913 г[ода] за № 2/6620
Дьяченко доносит Белецкому о том, что наблюдение за при-
сяжными заседателями пока «не провалено», осуществляется
осторожно, но результатов не дает и дать не может, и что со-
став присяжных малоинтеллигентный: половина крестьян и
мелких собственников, а в такой же телеграмме полковника
Шределя от 23 сентября за № 399/693 сообщается, что наблю-
дение, осуществляемое осторожно, отметило лишь личные по-
вседневные связи присяжных заседателей; данных же, указы-
вающих на влияние на них заинтересованных лиц, не обнару-
живалось; что иногородние филеры откомандированы и что о
ходе наблюдения он, Шредель, докладывал прокурору судеб-
ной палаты. В деле Киевского охранного отделения имеются
именные списки филеров, наблюдавших за присяжными засе-
дателями, их донесения и счета, списки свидетелей, подлежа-
щих допросу каждый день, а равно списки присяжных заседа-
телей, как очередных и запасных (33) на всю указанную сессию
суда, так и комплектных и запасных (14), вошедших в состав
присутствия по делу Бейлиса, с указанием места жительства и
сведений о личности их всех.
Наблюдение за присяжными заседателями продолжалось и
во время самого процесса, как это видно из следующих теле-
грамм Дьяченко Белецкому:
1) в телеграмме от 3 октября 1913 г[ода] за № 398 он доно-
сит, что охрана присяжных усилена двумя жандармами в
курьерской форме; 2) в телеграмме от 19 октября за № 27/3471 —
что, как передают жандармы, охраняющие присяжных, по-
следние между собой говорят: «як судить Бейлиса, коли раз-
говоров на суде о нем нема», и 3) в телеграмме от 20 октября
за № 28/3679 — что экспертиза Сикорского, по сообщению жан-
дармов, произвела на присяжных сильное впечатление, убедив
их в существовании религиозных убийств.
II
Определением Киевского окружного суда и по ходатайству
товарища прокурора Виппера и защитников Бейлиса был вы-
зван в судебное заседание свидетель политический админи-
стративно-ссыльный осетин Амзор (Александр) Ельмарзаев
(Константинов) Караев, отбывавший срок гласного надзора в
Приангарском крае в селе Кежемском Енисейского уезда. Этот
свидетель, по заявлению защиты Бейлиса, мог удостоверить,
что мальчик Ющинский был убит в квартире Веры Чеберяк
известными ему людьми и что Петр Сингаевский сознался ему,
103
Караеву, и Махалину в совершении убийства совместно с дру-
гими лицами. В суд Караев не явился, и показание его было
оглашено ввиду признанной судом законности причин его не-
явки (642 ст[атья] У[става] уголовного] судопроизводства]).
Как видно из переписки в производстве суда, вызывная по-
вестка суда была вручена Караеву 10 сентября 1913 г[ода] и
того же числа вследствие требования суда о доставлении его
в судебное заселение, он был арестован по распоряжению ени-
сейского губернатора для высылки его этапным порядком в
Киев, о чем председатель Киевского окружного суда был из-
вещен телеграммой от 19 сентября, подписанной за названного
губернатора Розановым. Однако затем телеграммой от 21 того
же сентября енисейский губернатор Крафт, сделавший ранее
указанное распоряжение об отправке Караева в Киев, уведо-
мил председателя суда, что «ввиду 642 ст[атьи] Уст[ава] уго-
ловного] судопроизводства] Караев в Киев выслан не будет».
При обсуждении в судебном заседании вопроса о неявке Ка-
раева защита Бейлиса, исходя из того соображения, что в силу
642 ст[атьи] У[става] уголовного] судопроизводства] право яв-
ляться или не являться в суд принадлежит лишь свидетелю;
что свидетель, сосланный под надзор полиции, в случае жела-
ния его явиться в суд для дачи показания должен получить
проходное свидетельство и должен быть доставлен в суд; что
в упомянутой телеграмме енисейского губернатора нет ника-
ких указаний на желание Караева воспользоваться представ-
ленным ему 642 ст[атьей] У[става] уголовного] судопроизвод-
ства] правом, настаивала на отложении дела слушанием и на
повторении судом требования о высылке арестованного сви-
детеля Караева.
20 сентября 1913 г[ода] в Департамент полиции было до-
ставлено вскрытое и задержанное заказное письмо названного
свидетеля Караева от 30 августа 1913 г[ода], подписанное им
«Саша», из места его ссылки села Кежемского — в Киев на
имя Николая Александровича Красовского (бывш[его] началь-
ника Киевского сыскного отделения), являвшегося также сви-
детелем по делу Бейлиса. В этом письме Караев между прочим
сообщает Красовскому, что, будучи уверен, что ему не при-
дется выступать свидетелем по д[елу] Бейлиса, так как суд не
пожелает его вызвать, он решил приехать ко дню разбора дела
самовольно и дать свои показания, хотя бы его за это аресто-
вали, но что, не имея на дорогу денег, он послал ему, Красов-
скому, телеграмму с просьбой прислать 200 рублей], однако
ответа до сих пор не получил. Того же 20 сентября это письмо
Караева было доложено Белецким министру внутренних дел
Маклакову, после чего, как видно из резолюций Белецкого,
104
последним было сделано распоряжение: «письма Караева не
отправлять, а по телеграфу предложить арестовать Караева
как бежавшего из ссылки, независимо от д[ела] Бейлиса». В
исполнении этой резолюции Белецкого Департаментом поли-
ции были посланы шифрованные телеграммы: от 23 сентября
за № 1101 начальнику Енисейского жандармского управления
о принятии мер к недопущению побега Караева и от 20 сен-
тября за № 1097 начальнику Киевского жандармского управ-
ления об установлении наблюдения за появлением Караева в
Киеве и об арестовании его без всякого отношения к делу Бей-
лиса как бежавшего из мест ссылки. Из наведенной в Депар-
таменте полиции справки о Караеве выяснилось, что он при-
влекался по уголовным и политическим делам и по постанов-
лению Особого совещания от 26 января 1913 г[ода] был выслан
в Приангарский край под гласный надзор полиции сроком на
5 лет и что в 1911 г[оду] после отбытия им наказания по су-
дебному приговору он состоял в числе секретных сотрудников
Киевского охранного отделения под кличкой «Кавказцев», от-
куда, однако, вскоре был устранен ввиду обнаружившейся не-
добросовестности его и попыток вступить на путь активной
революционной деятельности. Ввиду появившихся в печати
сведений о препятствиях, чинимых администрацией явке Ка-
раева в суд, 5 октября 1913 г[ода] на основании резолюции.
Белецкого была послана чиновнику ос[обых] поручений] Дья-
ченко шифрованная телеграмма о том, что «Караев задержан;
что он был сотрудником, но недобросовестным; что об этом
надо доложить прокурору судебной палаты, и если Караева
теперь нужно доставить в Киев с тем, чтобы потом „объявле-
нием о его сотрудничестве поколебать материалы защиты", то
пусть прокурор палаты телеграфирует ему, директору Депар-
тамента полиции, и Караев срочно будет доставлен». Получив
от прокурора судебной палаты Чаплинского ответ, что проку-
ратуре Караев не нужен, а от Дьяченко — донесение, что во-
преки мнению прокурора доставления Караева в суд желает
поверенный гражданской истицы Замысловский, директор Де-
партамента полиции Белецкий 10 октября 1913 г[ода] предста-
вил обо всем этом доклад министру внутренних дел Маклако-
ву для разрешения вопроса о доставлении Караева в суд, при-
чем министр внутренних дел положил на этом докладе
следующую резолюцию: «Нет нужды нам прилагать свои ста-
рания к тому, чтобы во что бы то ни стало Караев был в Кие-
ве. Это дело суда, а не Министерства внутренних дел».
105
ш
10 октября 1913 г[ода] в судебном заседании по делу Бей-
лиса был допрошен свидетель Сергей Махалин, вызванный по
ходатайствам обвинителя и защиты. Как видно из справки Де-
партамента полиции о Махалине, он также состоял секретным
сотрудником при Киевском губернском жандармском управ-
лении, где он работал под руководством подполковника Ива-
нова под псевдонимом «Василевский» и в Киевском охранном
отделении под кличкой «Депутат», но затем был устранен от
сотрудничества ввиду нечистоплотности в денежных расчетах.
После допроса Махалина Дьяченко телеграммой донес Белец-
кому, что Махалин удостоверил факт сознания ему Сингаев-
ского в убийстве Ющинского и умело доказывал версию убий-
ства Ющинского тремя ворами в квартире Чеберяк, что пока-
зания Махалина в связи с показанием Красовского нанесли
серьезный удар обвинению; что председатель Болдырев, про-
куратура и Замысловский убеждены, что Махалин был сотруд-
ником подполковника Иванова; что раздраженный Замыслов-
ский требует, чтобы Махалин был разоблачен на суде Ивано-
вым в недобросовестном сотрудничестве, заявляя, что если
дело провалится, то он, Замысловский, в Государственной Ду-
ме будет обвинять охранное отделение в провале дела, а Ива-
нова — в подкупе и провокации. К этому Дьяченко добавляет,
что председатель суда и прокуратура часто с ним совещаются,
просят распоряжений, вследствие чего он вынужден проявлять
активную деятельность, но, не имея инструкций, затрудняется
действовать, чтобы не пойти вразрез с желаниями министер-
ства. Однородного содержания телеграмма была послана Бе-
лецкому и Шределем. По этому вопросу Белецкий положил
следующую резолюцию: «Доложено министру внутренних дел
11/Х, который в интересах правосудия не признал возможным,
чтобы подполковник Иванов, если ему будут заданы вопросы
на суде о Махалине, мог скрыть правду. Он должен заявить о
сотрудничестве Махалина, но вместе с тем и оттенить, что от
услуг этого лица жандармский надзор отказался в июне в силу
недобросовестности Махалина в денежных расчетах».
Соответственные телеграммы были посланы Белецким того
же 11 октября Дьяченко и полковнику Шределю о разрешении
подполковнику Иванову заявить на суде о секретном сотруд-
ничестве свидетеля Махалина с указанными добавлениями.
Однако Дьяченко и Шредель не исполнили этого распоряже-
ния. В телеграмме от 12 октября за № 21/2551 Дьяченко доно-
сит Белецкому, что Замысловский успокоился и что, не говоря
ему о деятельности Махалина, удалось уговорить его отка-
заться от требования разоблачения Махалина подполковни-
ка
ком Ивановым, а в телеграмме от 13 октября за № 22/2289,
представленной в копии министру внутренних дел, Дьяченко
сообщает между прочим следующее: «...в жандармском управ-
лении имеются достоверные сведения, что Махалин, Красов-
ский и Бразуль[-Брушковский] за розыск получали от евреев
большие денежные вознаграждения. Эти сведения подполков-
ником Ивановым будут оглашены. Прокуратура и Замыслов-
ский вполне удовлетворены и сегодня благодарили меня за со-
действие. Признавая, что разоблачение Махалина в сотрудни-
честве в охранном отделении вредно отразится на интересах
розыска и вызовет нежелательные нарекания, я по соглаше-
нию с полковником Шределем решил не разоблачать сотруд-
ничества Махалина и пока держать это в тайне...» Наконец, в
телеграмме Дьяченко от 14 октября за № 24/2924 говорится:
«центральной фигурой дня [был] подполковник Иванов, да-
вший корректные ценные для обвинения показания. Иванов
удостоверил, что Бразуль[-Брушковский], Махалин и Караев
за розыски получили денежные вознаграждения... Замыслов-
ский и прокуратура очень довольны показаниями Иванова и
заявили мне полное свое удовлетворение. Деятельность Маха-
лина в охранном отделении не разоблачена, вопрос об Ивано-
ве признаю исчерпанным...»
В своем очередном письме — докладе Белецкому от 16 ок-
тября 1913 г[ода] о ходе процесса Бейлиса командированный
на этот процесс чиновник особых поручений при Департамен-
те полиции коллежский секретарь Любимов по поводу пока-
заний Махалина и Иванова доносит, что «выдержанные и про-
думанные» показания подполковника Иванова «в значитель-
ной степени укрепили несколько пошатнувшееся положение
обвинения», что «прокурору и Замысловскому очень хотелось
провалить на суде и другого свидетеля из той же компании
(Красовского и др[угих]) — Махалина, которому оба они за-
давали несколько раз вопрос, не состоял ли он сотрудником
охранного отделения, но Махалин, зная, что подполковник
Иванов его не провалит „по инструкции", твердо отвечал, что
к охранному отделению он никогда не принадлежал». Вообще
показания Иванова, по отзыву Любимова, были «верхом со-
вершенства: он дал веские и существенные данные для обви-
нения, не сказав ничего ненужного, и слово „охранное отде-
ление" ни разу не сорвалось с его уст».
Сущность показаний свидетелей Махалина и Иванова от-
носительно секретного сотрудничества Махалина пока не мог-
ла быть установлена при настоящем положении предваритель-
ного следствия, так как в этой части показания сих свидетелей
не были занесены в протокол судебного заседания, из которо-
107
го не видно также, были ли заданы Махалину и Иванову то-
варищем прокурора и поверенными гражданской истицы За-
мысловским вопросы по указанному предмету. Замысловский
же в своем показании отрицает предложение таких вопросов.
Большинство донесений чиновников особых поручений
Дьяченко и Любимова о ходе процесса Бейлиса, а иногда и
доклады по делу директора Департамента полиции на имя ми-
нистра внутренних дел сообщались в копиях (другой раз с про-
пусками некоторых мест) или устно министру юстиции Щег-
ловитову или министром внутренних дел Маклаковым, или по
его распоряжению директором Департамента Белецким. В то-
ме под лит[ерой] А осмотренного дела имеется собственноруч-
ное письмо министра юстиции Щегловитова от 26 октября
1913 г[ода] на имя Белецкого, в котором он, выражая ему бла-
годарность за присылку письма (донесения) Любимова, выска-
зывает опасения, что ожидания последнего (по поводу благо-
приятного исхода процесса) не подтвердятся, и что «евреи, ве-
роятно, восторжествуют».
IV
Во всем производстве Департамента полиции по делу Бей-
лиса находятся многочисленные доказательства производи-
вшейся как в самом департаменте, так и подчиненными ему
жандармскими управлениями перлюстрации частной коррес-
понденции, касавшейся упомянутого дела, главным образом
по г[ороду] Киеву на имя защитников Бейлиса, поверенных
гражданской истицы, товарища прокурора, председателя суда,
свидетелей и др[угих] лиц, причем письма и телеграммы, воз-
буждавшие интерес в чинах жандармского надзора, представ-
лялись ими в копиях или более важные — в подлинниках в Де-
партамент полиции, где они сосредоточивались в секретном
столе особого отдела, со внесением в секретный журнал, ко-
пировались и подвергались «разработке» путем собрания всех
сведений о личностях автора, адресата и упоминаемых в них
лиц. В некоторых случаях корреспонденция совершенно не от-
правлялась по назначению, а иногда только временно задер-
живалась. Как видно из вышеприведенной резолюции Белец-
кого относительно задержанного заказного письма свидетеля
Караева на имя Красовского, копия коего имеется в последнем
томе (VII) лит[еры] А, это письмо не было отослано Департа-
ментом полиции по назначению. Далее, в III томе имеются 2
копии вскрытого и задержанного письма от 8 октября 1913
г[ода] некоего Ф. Г. Геца из Вильны в Киев в окружной суд
присяжному поверенному Грузенбергу, в котором автор ука-
108
зывает на противоречие в показании допрошенного свидетеля
отца Автонома. По поводу этого письма состоялась такая ре-
золюция директора департамента, приведенная в копии на
первом экземпляре копии письма: «Резолюция г. директора:
„послать в день окончания процесса. 15 Х“».
Из других случаев перлюстрации частных писем как более
характерные следует отметить следующие: в VI томе находит-
ся копия (в 2-х экземплярах) письма политического ссыльно-
поселенца (социалиста-революционера) Павла Филиппова
Суслова от 17 октября 1913 г[ода] из Качуга Иркутской губер-
нии в Киев в окружной суд присяжному поверенному Грузен-
бергу. В этом письме, направленном Киевской почтовой кон-
торой, за выездом адресата, по месту его жительства в Петро-
град, Суслов сообщает, что по дороге на поселение он
встретился в иркутской тюрьме с известным по делу Бейлиса
свидетелем Борисом Рудзинским. Когда последнему в тюрьме
вручили повестку суда, то он страшно расстроился, побледнел
и все время спрашивал, повезут ли его в Киев или освободят,
причем волнение его доходило до того, что он хотел бежать.
На расспросы его, Суслова, Рудзинский сказал, что Чеберяк
его выдала. По дороге Рудзинский бежал, боясь суда по делу
Бейлиса. Считая, что Рудзинский является одним из участни-
ков этого убийства и что эти сведения могут пригодиться ему,
Грузенбергу, он, Суслов, и сообщает таковые ему, а вместе с
тем посылает ему и почтовую повестку на полученное на имя
Рудзинского заказное письмо, в котором могут заключаться
факты для открытия истины по делу Бейлиса. По поводу этого
письма состоялась следующая резолюция директора Департа-
мента полиции, изложенная в копии: «срочно послать полков-
нику Васильеву (начальнику Иркутского жандармского гу-
бернского управления) с целью, во-первых, ознакомления с
письмом, поступившим на имя Рудзинского, и предупрежде-
ния конторы — такового никому не выдавать, кроме адресата,
но если последний явится, то предварительно доложить в жан-
дармское управление для задержания его, как беглого, а во-
вторых — расследования, как могла повестка попасть в руки
Суслова».
Во исполнение этого предписания начальник Иркутского
губернского жандармского управления 5 марта 1914 г[ода] за
№ 15543 (см. т. VI) представил копию упомянутого заказного
письма на имя Рудзинского, отправленного из Киева 5 сентяб-
ря 1913 г[ода] при донесении, что ввиду нерозыска Рудзинско-
го, находившегося в бегах, письмо это возвращено Качугской
почтовой конторой в Киевскую. Письмо от родственников
109
Рудзинского с припиской его товарища Павловского никакого
отношения к делу Бейлиса не имеет.
Как видно из производства суда, Рудзинский вызывался
свидетелем по делу Бейлиса по ходатайству товарища проку-
рора и защиты в подтверждение тех же обстоятельств, что и
Караев, и вначале в суд доставлен не был ввиду отказа Ир-
кутской тюремной администрации выслать его в Киев, но по-
том явился и был допрошен.
16 сентября 1913 г[ода] за № 35743 начальник Киевского
жандармского губернского управления полковник Шредель
(см. т. I) представил директору Департамента полиции копии
«двух агентурно добытых совершенно секретных документов»,
т. е. писем с надлежащей разработкой со сведениями о лично-
сти упоминаемых в них лиц и с донесением, что «наблюдение
за корреспонденцией по указанным в документах адресам про-
должается». Одно письмо от Игнатия Крыжановского от 14
августа 1913 г[ода] из села Тагнинского Иркутской губернии
в Киев на имя Петра Андреевича Сингаевского (свидетеля по
делу Бейлиса). Автор передает просьбу Бориса Рудзинского,
недавно арестованного, о присылке денег и одежды. Второе
письмо без подписи, но, видимо, писано тем же лицом, судя
по однородному содержанию, от того же 14 августа из того
же села Тагнинского в Киев на имя Николая Андрониковича
Рудзинского.
17 ноября 1913 г[ода] за № 35958 (т. V) тот же полковник
Шредель представил директору Департамента полиции копию
«агентурно добытого совершенно секретного документа» с
собранными сведениями (разработка), а именно копию письма
Розы Исааковны Гинзбург от 8 ноября 1913 г[ода] из Москвы
в Киев на имя зубного врача Исаака Семеновича Штейна. По
своему содержанию письмо относится к окончившемуся про-
цессу Бейлиса.
В VI томе имеется однородное донесение того же Шределя
от 19 февраля 1914 г[ода] за № 50237 с переводом «совершенно
секретного документа, добытого агентурным путем и пред-
ставляющего собою брошюру на еврейском языке Б. Данина
„За кулисами процесса Бейлиса"». Эта брошюра была послана
из Вены 1 декабря 1913 г[ода] Бенциону Голубицкому в Деми-
евку Киевской губернии.
V
Кроме описанных услуг, Министерство внутренних дел че-
рез Департамент полиции оказывало Министерству юстиции
по делу Бейлиса деятельное содействие собранием некоторых
по
доказательств для обвинения за счет секретных сумм департа-
мента и вознаграждением из тех же сумм эксперта со стороны
обвинения и даже самого поверенного гражданской истицы.
Как усматривается из дела за № 239—1912 г[ода] особого
отдела названного департамента с заголовком: «Переписка о
приобретении еврейской священной книги „Каббала Бабель“,
присяжный поверенный Шмаков и член Государственной Ду-
мы Замысловский 25 февраля 1912 г[ода] обратились к дирек-
тору Департамента полиции Белецкому «с убедительной
просьбой», изложенной на визитной карточке Шмакова, «в
интересах предстоящего их выступления по делу Бейлиса» ра-
зыскать и приобрести на антикварных рынках Европы упомя-
нутую книгу «Каббала Бабель», состоящую из 2-х частей —
«Каббала Денудата» и «Зогар» — и представляющую особую
важность для дела Бейлиса ввиду заключающихся в ней све-
дений о ритуальных убийствах. На карточке сделана Белецким
следующая отметка от 28/П: «Доложено г. министру внутрен-
них дел. Поручает предложить Красильникову (заведующему
заграничной агентурой) разыскать эти книги, не указывая це-
ли, а считая вообще эти книги ценными для библиотеки Де-
партамента полиции». 29 того же февраля Шмаков в письме
на имя Белецкого, повторяя свою просьбу, указывает, что, по
имеющимся у него сведениям, эти книги можно найти в Виль-
не и Варшаве.
В удовлетворение этого ходатайства Департаментом поли-
ции того же 29 февраля (отношение за № 112257 срочное, со-
вершенно секретное, подписано Белецким) было поручено за-
ведующему заграничной агентурой принять все меры к розыс-
ку на антикварных рынках Западной Европы указанных книг
и к приобретению их за счет департамента. О том же было
сообщено и начальнику Виленского губернского жандармско-
го управления. На донесении чиновника особых поручений
при министре внутренних дел Красильникова, заведовавшего
заграничной агентурой, о том, что хотя им и приняты меры к
розыску этих книг, но найти их является делом нелегким и
требующим некоторого времени, Белецкий положил следу-
ющую резолюцию: «Телеграммой просить принять все меры,
не стесняясь ценой». В телеграмме от 21 марта 1912 года Кра-
сильников сообщает Белецкому, что «Каббала Бабель» состав-
ляет большую библиографическую редкость, что антиквариям
Франкфурта и Парижа поручено продолжать поиски и что та-
ковые ведутся и в Вене.
Начальник Виленского губернского жандармского управ-
ления, не найдя указанных книг, представил сочинение Петра
Скарги в 2-х томах под заглавием: «Жития святых Ветхого и
111
Нового Завета», содержащее в себе сведения о ритуальных
убийствах в одной из статей, перевод коей приложен. При до-
несении от 31 марта 1912 г[ода] Красильников препроводил
Белецкому с приложением счета приобретенные им за 250 гер-
манских марок (310 франков) у антиквария Кауфмана во
Франкфурте-на-Майне три тома «Каббала Денудата» Кнорра
фон Розенрота на латинском языке, изданных во Франкфурте
в 1677 и 1684 г[одах], а 6 апреля того же года выслал приоб-
ретенные им, как видно из приложенного счета, у того же
антиквария за 50 марок (62 фр[анка] 50 с[антимов]) 4 тома «Зо-
гар» на еврейском языке, изданных в Ливорно в 1791 г[оду].
На подробной справке по этому делу от 8 апреля 1912
г[ода], подписанной Белецким, имеется такая резолюция по-
следнего: «Доложено 9/4 г. министру внутренних дел. Все эти
книги при моем письме препроводить, согласно личной про-
сьбе Г. Г. Замысловского, прося его по минованию надобности
возвратить мне (письмо без № и не на бланке)».
Как видно из отпуска этого письма от 12 апреля 1912 г[ода]
без номера, все упомянутые книги были отосланы Замыслов-
скому.
В делах Департамента полиции были найдены расписки:
«1) одна — члена Государственной Думы Замысловского от 9
ноября 1913 г[ода] в получении им от директора этого депар-
тамента 2500 р[ублей]» в возмещение расходов по делу Бейли-
са, 2) две — члена медицинского совета тайного советника Ко-
соротова от 19 сентября 1913 г[ода] на 2000 р[ублей] и вторая
без даты также на 2000 р[ублей], полученных им от директора
Департамента полиции и назначенных ему на поездку в Киев
в качестве эксперта по делу Бейлиса». К расписке Замыслов-
ского приложен написанный им самим счет на 2574 р[убля],
включающий в себя следующие издержки его: «на свидетель-
ства частного поверенного— 154 р[убля], на первую поездку
(январь 1912 г[ода]) — 100 р[ублей], на вторую поездку (август
1913 года)— 150 р[ублей], на третью поездку с 21 сентября по
30 октября — 400 р[ублей], на копии 280 р[ублей], на негласные
расходы — 450 р[ублей] и на стенографов — 1040 р[ублей]». По
объяснению Замысловского, допрошенного в качестве свиде-
теля, он в ноябре 1913 г[ода] по окончании дела Бейлиса в
разговоре с министром внутренних дел Маклаковым об этом
деле, между прочим, указал на то, что, помимо громадного
труда, затраченного им безвозмездно на это дело, он имел ряд
расходов, оставшихся ему невозмещенными. Маклаков на это
ему ответил, что, ввиду государственного значения дела Бей-
лиса, все понесенные им, Замысловским, расходы будут ему
возмещены из десятимиллионного фонда, находящегося в рас-
112
поражении государя императора, о чем он, Маклаков, и сде-
лает распоряжение директору Департамента полиции. При по-
сещении им Белецкого последний и отдал ему, Замысловско-
му, ту сумму, которую он тогда назвал — 2500 р[ублей].
По утверждению свидетеля Косоротова, 4000 р[ублей] были
выданы ему в два приема директором Департамента полиции
Белецким в виде вознаграждения за поездку в Киев в качестве
эксперта по делу Бейлиса вследствие заявления его, Косорото-
ва, кому-то из лиц Петроградского прокурорского надзора,
пригласившего его для переговоров по этому вопросу, что ме-
нее как за 4000 р[ублей] он не поедет в Киев экспертом по делу
Бейлиса. Из производства Киевского окружного суда видно,
что, согласно определениям суда от 1 ноября и 20 декабря
1913 г[ода], эксперту Косоротову было выдано 433 р[убля]
20 к[опеек] прогонов и суточных и 25 р[ублей] вознаграждения
за экспертизу. Объяснение Косоротова о том, будто эти деньги
были высланы ему судом без его ходатайства, опровергается
собственноручным заявлением его в Киевский [окружной] суд
по 10-му отделению от 19 октября 1913 г[ода] о выдаче ему,
согласно 978 ст[атье] У [става] уголовного] судопроизводства],
прогонных денег и суточного «довольствия» по IV классу за-
нимаемой им должности.
Обсудив все изложенное с точки зрения закона, следует
прийти к заключению, что описанные действия поименован-
ных должностных лиц: бывших министра внутренних дел Мак-
лакова, директора Департамента полиции Белецкого, началь-
ника Киевского губернского жандармского управления пол-
ковника Шределя, чиновника особых поручений Дьяченко и
прокурора Киевской судебной палаты Чаплинского являются
не только противозаконными, но и преступными по следу-
ющим соображениям.
С введением Судебными уставами 1864 г[ода] совершенно-
го отделения судебной власти от исполнительной и вытека-
ющего отсюда принципа полной самостоятельности и незави-
симости, всякое вмешательство администрации в область дей-
ствия суда как противоречащее указанным основным началам
должно быть признано незаконным. Установленное по распо-
ряжению Маклакова секретное наблюдение за присяжными за-
седателями, избранными на сессию Киевского окружного суда,
в которую должно было слушаться дело Бейлиса, наблюдение,
естественно, распространившееся затем и на состав присутст-
вия присяжных заседателей по означенному делу, с нарушени-
ем притом строго охраняемой законом тайны их совещаний,
о чем были осведомлены Маклаков и министр юстиции Щег-
ловитов, не имея под собой ни малейших законных оснований
из
и выходя за пределы ведомства Министерства внутренних дел,
и в частности Департамента полиции (362 ст[атья] Уч-
реждения] министерств]), представляет собою противозакон-
ное и грубое вмешательство административной власти в су-
дебную область, подрывающее авторитет присяжных заседате-
лей и унижающее их достоинство как судей прежде всего в
глазах органов администрации, осуществлявших эту незакон-
ную меру. Присяжные заседатели данной сессии окружного су-
да, а тем менее уже избранные в состав присутствия по
какому-либо делу, наравне с коронными судьями, никакому
наблюдению — ни явному, ни тайному — со стороны чинов
полиции не могли подлежать, в особенности, когда такое на-
блюдение по своим задачам не имело ничего общего с пред-
упреждением и пресечением преступлений, охранением
общественной безопасности и порядка или с государственны-
ми преступлениями, составлявшими главный предмет ведения
бывшего Департамента полиции. Никоим образом такое на-
блюдение не может быть оправдано и теми целями, для коих
или под предлогом коих оно было учреждено. Согласно 615—
616 и 675 ст[атьям] У[става] уголовного] судопроизводства],
охрана присяжных заседателей и наблюдение за ними для
предупреждения внешнего на них влияния устанавливаются
лишь с момента образования состава судебного присутствия
присяжных заседателей по каждому делу, а принятие мер к
этой охране закон возлагает исключительно на председатель-
ствующего в судебном заседании и на суд, вследствие чего
присяжные заседатели по делу Бейлиса до образования состава
присутствия ничьему наблюдению не подлежали, особенно в
здании суда, вошедшие же в состав их присутствия (комплект-
ные и запасные) поступали под наблюдение председателя и су-
да и во всяком случае не должны были быть охраняемы пере-
одетыми в форму курьеров суда жандармами, каковая мера,
если она была принята и с ведома председателя суда, является
явно незаконной, тем более ввиду того, что она была сопря-
жена с нарушением установленной 677 ст[атьей] У[става] уго-
ловного] с[удопроизводства] тайны совещаний присяжных за-
седателей, рассуждения коих переодетые жандармы подслуши-
вали и передавали по начальству.
Исходя из того же требования закона об охране тайны со-
вещания присяжных заседателей, нельзя не признать явно про-
тиворечащей ему конечную цель упомянутого секретного на-
блюдения за присяжными заседателями, высказанную в распо-
ряжениях Маклакова и Белецкого об этом наблюдении: «дать
судебной власти материал для суждения о настроении присяж-
ных заседателей». Такие попытки проникнуть в настроение
114
присяжных заседателей и в отношение их к предстоящему про-
цессу Бейлиса до открытия судебного заседания по этому делу
могли иметь своей действительной целью, если исключить
маловероятное в данном случае простое любопытство, или по-
влиять на присяжных заседателей в смысле создания у них
предубеждения в пользу виновности подсудимого Бейлиса,
или, если бы обнаружилось неблагоприятное для обвинения
настроение присяжных заседателей, осведомить об этом про-
курора судебной палаты (Чаплинского) для принятия мер к
отложению дела слушанием.
Вне этих практических целей установление означенного на-
блюдения, исходящее от самого министра внутренних дел и
сопряженное с большими трудностями, недостаточно объясня-
ется указанной целью — «дать судебной власти материалы для.
суждения о настроении присяжных заседателей». При такой
туманной мотивировке этой меры остается открытым вопрос,
для чего же в данном случае нужно было знать судебной влас-
ти, и кому именно, настроение присяжных заседателей. Состав
коронного суда во всяком случае не нуждался в таких сведе-
ниях, которые для него должны были быть признаны по мень-
шей мере излишними.
Обращаясь к квалификации по карательному закону опи-
санных действий Маклакова, Белецкого и Шределя по уста-
новлению секретного наблюдения за присяжными заседателя-
ми и принимая во внимание, что 208 ст[тьей] Учреждения]
министерств] устанавливается ответственность министров в
2-х случаях: 1) когда министр, превысив пределы своей власти,
постановит что-либо в отмену существующих законов, уставов
и учреждений или же собственным своим действием, миновав
порядок, для сего установленный, предпишет к исполнению
такую меру, которая требует нового закона или постановле-
ния; 2) и когда министр, оставив власть, ему данную, без дей-
ствия небрежением своим попустит важное злоупотребление
или государственный ущерб; 3) что в обстоятельствах насто-
ящего дела нет особенных условий, предусмотренных 210
ст[атьей] Учреждения] министерств] и 340 ст[атьей] Улож[ения
о наказаниях] и устраняющих указанную ответственность ми-
нистров; 4) что по силе 287 и 288 ст[атей] Учреждения] минис-
терств] директора департамента обязаны ответственностью по
управляемому ими департаменту, и ответственность их начи-
нается там, где их распоряжения превысят меру власти, им
предоставленной, или где они оставляют ее без действия; 5)
что, согласно 338 ст[атье] Улож[ения] о наказаниях] и разъяс-
нениям Правительствующего Сената (приговор по делу Арис-
това 1892 г[ода] № 24), в существе понятия превышения власти
115
лежит несогласие действий должностного лица с указаниями
закона, который или твердо очерчивает пределы и круг дея-
тельности обвиняемого соответственно его званию или не
предоставляет ему права на те или другие действия и распо-
ряжения, почему для применения 338 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях] необходимо, чтобы должностное лицо или рас-
ширило вопреки закону права свои, законом этим ему предо-
ставленные, или же присвоило себе права, никаким законом
или распоряжением ему не предоставленные; 6) что хотя на
основании 188 ст[атьи] Учреждения] министерств] места и ли-
ца, подчиненные министерству, исполняют предписания его «с
точностью и беспрекословно», но, согласно 194 [статье] того
же Учреждения], сила этих предписаний ограничивается тем
кругом дел, который установлен для каждого министерства, а
2 ч[асть] 403 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях] устанавливает
ответственность, хотя и пониженную, для должностных лиц,
исполнивших заведомо для них противозаконное приказание
их начальника, — я нахожу, что бывшие министр внутренних
дел Маклаков, как приказавший принять явно противозакон-
ную меру — установление секретного наблюдения за присяж-
ными заседателями по делу Бейлиса, а директор Департамента
полиции Белецкий и начальник Киевского губернского жан-
дармского Управления полковник Шредель — как исполни-
вшие это заведомо противозаконное распоряжение министра
совершили превышение предоставленной им по закону власти,
относящееся к случаям особо важным, т. е. преступление,
предусмотренное в отношении первого из них — 1 ч[астью]
403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях], а
в отношении последних двух — 2 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью]
341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях].
Уголовной ответственности за преступное бездействие
власти в особо важном случае, предусмотренное 339 и 2 час-
тью] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях], должен подлежать
и бывший прокурор Киевской судебной палаты Чаплинский,
с ведома и одобрения коего производилось упомянутое про-
тивозаконное наблюдение за присяжными заседателями. Имея,
как высший блюститель закона в округе, не только право, но
и прямую обязанность прекратить указанное злоупотребление
чинов жандармского надзора в подведомой ему области уго-
ловных дел, он не только этого не сделал, но и сам пользо-
вался для своих целей добытыми незаконным путем агентур-
ными сведениями по описанному наблюдению за присяжными
заседателями. Указанное превышение и бездействие власти как
по степени нарушения означенными должностными лицами
своих служебных обязанностей, так и по свойству последствий
116
сего нарушения в связи с характером всего дела Бейлиса, при-
обревшего мировую известность, не могут не быть признаны
особо важными, подходящими под действие 2 ч[асти] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
Признаки тех же превышения и бездействия власти усмат-
риваются в действиях Маклакова, Белецкого и Чаплинского и
в вопросе о доставлении в Киевский окружной суд из Сибири
свидетеля по делу Бейлиса административно-сосланного Ка-
раева, совершенно игнорировавших интересы подсудимого в
этом деле и, очевидно, не желавших явки этого свидетеля в
суд.
Хотя незаконность отказа енисейского губернатора Крафта
в требовании суда о доставлении Караева в Киеве с неудачной
притом ссылкой на 642 ст[атью] У[става] уголовного] с[удо-
производства] в отмену сделанного им ранее распоряжения о
высылке Караева в суд была ясна, в особенности для Чаплин-
ского, и хотя защита Бейлиса настаивала на своем ходатайстве
о доставлении в суд этого свидетеля, показания коего являлись
для нее действительно крайне существенными, поименованные
лица не приняли никаких мер к исполнению требования суда
и к исправлению незаконного распоряжения енисейского гу-
бернатора. Белецкий же, сверх того, узнав из перехваченного
письма Караева, что последний даже хочет бежать, чтобы не-
пременно явиться в суд, сделал распоряжение о недопущении
побега и об аресте его в Киеве, если он туда явится, а затем,
явно вмешиваясь в ход судебного процесса, согласился сделать
распоряжение о срочном доставлении Караева в суд, но лишь
в случае заявления о том Чаплинского и притом с тем, чтобы
разоблачением на суде секретного сотрудничества Караева в
охранном отделении опорочить его показание в глазах при-
сяжных заседателей. Несмотря на то что Караев вызывался не
только со стороны обвинения, но главным образом со стороны
защиты; что доставление его в суд никоим образом не могло
быть поставлено в зависимость от одностороннего желания
обвинительной власти и что поверенный гражданской истицы
также настаивал на доставлении его, этот свидетель ввиду за-
явления Чаплинского о ненадобности его для прокуратуры вы-
слан в суд не был согласно вышеприведенной резолюции Мак-
лакова. Такое деяние Маклакова должно быть квалифициро-
вано как противозаконное и притом важное бездействие
власти по 339 и 2 ч[асти] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях],
а действия Чаплинского и распоряжение Белецкого — как та-
кое же превышение власти, предусмотренное 338 и 2 ч[астью]
341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
117
Действия чиновника особых поручений Дьяченко и полков-
ника Шределя, не исполнивших предписания своего начальст-
ва о разрешении свидетелю подполковнику Иванову разобла-
чить на суде секретное сотрудничество в охранном отделении
свидетеля Махалина и согласившихся вопреки означенному
предписанию не разрешать Иванову говорить на суде правду
об этой деятельности Махалина якобы в интересах розыскного
дела, но в несомненный ущерб для правосудия, должны быть
признаны особо важным превышением предоставленной им
власти, предусмотренным 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Уло-
жения о наказаниях], Маклаков же и Белецкий, которые были
ознакомлены из донесений Дьяченко об указанных самоволь-
ных его и Шределя действиях и которые не приняли мер к
исполнению упомянутого своего распоряжения, подлежат от-
ветственности за противозаконное бездействие власти в особо
важном случае, т. е. по 339 и 2 ч[асти] 341 ст[атьи] Улож[ения
о наказаниях].
Перлюстрация частной корреспонденции, возведенная быв-
шим Департаментом полиции в стройную систему и применен-
ная по делу Бейлиса в очень широких размерах с выемкой, а
иногда с полным задержанием вскрытых писем и телеграмм,
составляет прямое нарушение закона, охраняющего тайну
частной переписки, и заключает в себе все признаки превыше-
ния власти. По силе 88, 179—180 ст[атей] Уст[ава] почт[ово]-
телеграф[ного] и 3681 и 10352 ст[атей] У[става] уголовного]
судопроизводства] содержание пересылаемой корреспонден-
ции подлежит безусловному сохранению в тайне, причем ос-
мотр и выемка таковой могут быть произведены только по
постановлению суда или в порядке формального жандармско-
го дознания о преступлениях государственных. За утайку и
умышленное задержание корреспонденции, за передачу тако-
вой другим лицам без согласия адресатов и за распечатывание
чужих писем хотя бы из одного любопытства закон угрожает
чинам почтового ведомства серьезными карами, доходящими
до высших исправительных наказаний (1100, 1102 и 1104
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях]). Посему должностные ли-
ца, склонявшие или принуждавшие почтовых чиновников со-
вершать такие служебные преступления, не могут быть остав-
лены без наказания лишь ввиду невозможности юридического
конструирования их ответственности как подстрекателей с
применением к ним указанных карательных статей Улож[ения]
о наказаниях], а деяния их должны быть подведены под дей-
ствие 338 и 2 ч[асти] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях], по
коим подлежат ответственности как Шредель, вскрывавший и
представлявший в Департамент полиции частную корреспон-
118
денцию по делу Бейлиса, поступавшую из почтовых учрежде-
ний во вверенное ему жандармское управление, так и Белецкий
в двух вышеописанных случаях сделанных им распоряжений
о задержании письма Караева на имя Красовского и письма
Геца на имя присяжного поверенного Грузенберга. Вместе с
тем Белецкий, а равно и Маклаков являются ответственными
по 339 и 2 ч[асти] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях] за пре-
ступное допущение в Департаменте полиции с подчиненными
последнему местными органами указанной противозаконной
системы перлюстрации частной корреспонденции, с задержа-
нием таковой, хотя и установленной еще до вступления их в
занимаемые ими должности, но существовавшей заведомо и
при них.
Переходя наконец к оценке тех упомянутых выше довольно
крупных расходов, которые были произведены из секретных
сумм Департамента полиции по делу Бейлиса, следует при-
знать, что эти денежные выдачи не оправдываются законом и
не согласны с 239 ст[атьей] Учреждения] министерств], тре-
бующей от директора Департамента наблюдения за тем, чтобы
«суммы, капиталы и имущества, вверенные управлению депар-
тамента, были употребляемы и распоряжаемы не иначе, как по
законам, учреждениям и согласно назначениям, годовой фи-
нансовой сметой определенным». Хотя секретный денежный
фонд Департамента полиции по своему характеру и не подле-
жал отчетности, тем не менее, несомненно, он мог быть рас-
ходуем только на надобности департамента по предметам его
ведения, указанным в 362 ст[атье] Учреждения] министерств].
Между тем приобретение за счет департамента по высокой це-
не для частных лиц, каковыми являлись поверенные граждан-
ской истицы Замысловский и присяжный поверенный Шма-
ков, нужной для их выступления старинной книги «Каббала»,
содержащей в себе сведения о ритуальных убийствах и пред-
ставляющей библиографическую редкость, для розыска коей
на заграничных антикварных рынках заграничная агентура
Департамента потратила немало труда, чем было оказано су-
щественное содействие означенным лицам в собирании ими
доказательств по делу, равным образом выдача Белецким по
приказанию Маклакова Замысловскому 2500 руб[лей] в возме-
щение понесенных последним каких-то, во всяком случае го-
лословных, расходов по делу Бейлиса и, наконец, оплата в раз-
мере 4000 руб[лей] из тех же сумм Департамента поездки в Ки-
ев и экспертизы эксперта со стороны обвинения по делу
Бейлиса члена Медицинского совета Косоротова, получивше-
го таким образом двойное вознаграждение, к компетенции Де-
партамента полиции ни с какой стороны не относились. Рас-
119
ходы на покупку упомянутой книги и на вознаграждение За-
мысловскому носят характер личных услуг, вознаграждение
же эксперта Косоротова входило в область ведения суда, от
которого он и получил прогонные и суточные деньги, а также
и за труд по экспертизе в порядке 978 и 9781 ст[атей] У[става]
уголовного] судопроизводства]. Ответственность за эти неза-
конные денежные траты, вызванные очевидным желанием ока-
зать всяческое содействие обвинению Бейлиса, должно падать
на Белецкого, а в отношении выданных Замысловскому 2500
руб[лей] — и на Маклакова, приказавшего произвести такую
выдачу, причем эти деяния их должны быть признаны особо
важным превышением предоставленной им власти, предусмот-
ренным для Белецкого 338 и 2 ч[астью] 341, 2 ч[астью] 403, 338
и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях], а для
Маклакова—1 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения о наказаниях].
Признавая по сим соображениям, что поименованные
должностные лица достаточно изобличаются в совершении
описанных преступных деяний по должности и руководствуясь
п[унктом] 1 отд[ела] II положения о Чрезвычайной следствен-
ной комиссии, я, командированный в эту Комиссию для про-
изводства следственных действий, постановил:
Войти с представлением в Чрезвычайную следственную ко-
миссию о возбуждении уголовного преследования и о разре-
шении привлечь к следствию в качестве обвиняемых бывших:
министра внутренних дел Николая Алексеевича Маклакова,
директора ныне упраздненного Департамента полиции Сте-
пана Петровича Белецкого, чиновника особых поручений
V класса при министре внутренних дел Венедикта Антоновича
Дьяченко, начальника упраздненного Киевского губернского
жандармского управления полковника Александра Федорови-
ча Шределя и прокурора Киевской судебной палаты Георгия
Гаврииловича Чаплинского по обвинению:
I
Маклакова — в том, что в сентябре 1913 г. в г[ороде] Пет-
рограде, состоя в должности министра внутренних дел, превы-
сил предоставленную ему по этой должности власть, сделав
через директора Департамента полиции Белецкого вопреки су-
ществующих узаконений распоряжение об установлении сек-
ретного наблюдения за полным составом присяжных заседа-
телей сентябрьской сессии Киевского окружного суда, в кото-
рую должно было рассматриваться дело Менахеля Менделя
Бейлиса, обвинявшегося в убийстве мальчика Андрея Ющин-
120
ского, до начала слушания этого дела, чтобы этим наблюде-
нием осветить все сношения присяжных заседателей, возмож-
ность влияния на них заинтересованных в исходе дела лиц и
дать через прокурора Киевской судебной палаты Чаплинского
судебной власти материал для суждения о настроении присяж-
ных заседателей, во исполнение какового распоряжения на-
чальником Киевского губернского жандармского управления
полковником Шределем при помощи служащих охранного от-
деления было установлено негласное наблюдение за всеми
присяжными заседателями означенной сессии, а затем с ведома
его, Маклакова, за присяжными заседателями, вошедшими в
состав судебного присутствия по делу Бейлиса, для чего, меж-
ду прочим, были переодеты в форму курьеров окружного суда
два жандарма, которые в течение судебного разбирательства
по делу подслушивали рассуждения присяжных заседателей и
доносили о таковых по начальству, причем описанное пре-
вышение власти, находясь в резком противоречии с интереса-
ми правосудия, по своему значению и по характеру судебного
процесса Бейлиса, приобретшего мировую известность, явля-
ется особо важным, т. е. в преступлении, предусмотренном 1
ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях];
Белецкого и Шределя — в том, что состоя: первый из
них —в должности директора Департамента полиции, а вто-
рой — начальника Киевского губернского жандармского уп-
равления, в сентябре 1913 г[ода] исполнили означенное заве-
домо для них противозаконное распоряжение министра внут-
ренних дел Маклакова, причем он, Шредель, установил
секретное наблюдение и за присяжными заседателями, избран-
ными в состав судебного присутствия по делу Бейлиса, для че-
го в число лиц, охранявших присяжных заседателей, ввел двух
переодетых в курьерскую форму окружного суда жандармов
для подслушивания разговоров присяжных заседателей, о чем
был осведомлен и он, Белецкий, и тем совершили превышение
предоставленной им власти, являющееся по указанному значе-
нию своему особо важным, т. е. в преступлении, предусмот-
ренном 2 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения]
о наказаниях];
Чаплинского — в том, что в сентябре 1913 г[ода], состоя
в должности прокурора Киевской судебной палаты и будучи
осведомлен из докладов полковника Шределя о производя-
щемся вышеописанном противозаконном наблюдении за
присяжными заседателями, он не только не принял никаких
мер к прекращению этого вредного для интересов правосу-
дия злоупотребления со стороны чинов местного жандарм-
121
ского управления, но и сам пользовался добытыми этим на-
блюдением сведениями, каковое преступное бездействие при-
своенной ему по должности власти как противоречащее ин-
тересам правосудия является по своему значению и по ха-
рактеру судебного процесса Бейлиса, особо важным, т. е. в
преступлении, предусмотренном 339 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях].
II
Того же Белецкого — в том, что тогда же и при тех же
условиях своего служебного положения, будучи осведомлен о
незаконном отказе енисейского губернатора выслать по тре-
бованию Киевского окружного суда в судебное заседание по
делу Бейлиса вызванного судом в качестве свидетеля
административно-ссыльного Александра Караева, он не толь-
ко не оказал должного содействия к исполнению енисейской
администрацией указанного требования суда, но в целях по-
вредить интересам защиты подсудимого Бейлиса ставил пре-
пятствия к явке в суд названного свидетеля, о желании коего
дать на суде свои показания ему, Белецкому, сделалось извест-
но из перехваченного письма его, Караева, сделав распоряже-
ние об аресте последнего в случае самовольного приезда его
в Киев для явки в суд, а затем, зная, что этот свидетель вы-
зывается судом по требованию не только прокурорского над-
зора, но и защиты Бейлиса, выразил прокурору Киевской су-
дебной палаты Чаплинскому свою готовность срочно доста-
вить в суд Караева, если последний нужен обвинительной
власти, хотя исполнение указанного требования суда не могло
находиться в зависимости от одностороннего заявления пред-
ставителя этой власти, и, получив после сего сообщение Чап-
линского о ненужности названного свидетеля для прокурор-
ского надзора, он распоряжения о доставлении Караева в суд
не сделал, вследствие чего Караев в заседание суда по делу
Бейлиса доставлен не был, чем он, Белецкий, совершил пре-
вышение предоставленной ему по должности власти, каковое
как противоречащее интересам правосудия по своему значе-
нию в связи с характером судебного процесса Бейлиса являет-
ся особо важным, т. е. в преступлении, предусмотренном 338
и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях];
Того же Маклакова — в том, что в октябре 1913 г[ода] при
вышеуказанных условиях своего служебного положения, узнав
от директора Департамента полиции Белецкого об изложен-
ных обстоятельствах недоставления свидетеля по делу Бейлиса
Александра Караева в судебное заседание Киевского окруж-
122
кого суда, он не принял никаких мер к исправлению описан-
ных незаконных распоряжений подчиненных ему енисейского
губернатора и самого Белецкого, препятствовавших высылке
этого свидетеля в суд вопреки законного требования сего по-
следнего, высказав в своей резолюции на докладе Белецкого
по этому предмету, что «Министерству внутренних дел нет
нужды настаивать на том, чтобы Караев был непременно в
Киеве, так как это дело суда», хотя ему, Маклакову, было из-
вестно, что Караев как административно-ссыльный находился
в распоряжении органов административной власти, а не суда,
и что суд исчерпал все меры к вызову его в судебное заседание,
чем допустил противозаконное бездейстие присвоенной ему по
должности власти, каковое как противоречащее интересам
правосудия, по своему значению в связи с характером судеб-
ного процесса Бейлиса является особо важным, т. е. в пре-
ступлении, предусмотренном 339 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях];
Того же Чаплинского — в том, что в октябре 1913 года,
состоя в той же должности прокурора Киевской судебной
палаты и будучи осведомлен о незаконном отказе енисейско-
го губернатора в высылке по требованию Киевского окруж-
ного суда в судебное заседание по делу Бейлиса свидетеля
Александра Караева, не только не принял никаких мер к ис-
полнению означенного законного требования суда, но, полу-
чив от директора Департамента полиции Белецкого предло-
жение немедленно доставить в суд Караева, если он, Чап-
линский, находит это нужным, в целях повредить интересам
подсудимого Бейлиса сообщил Белецкому, что прокуратура
в этом свидетеле не нуждается, зная, что ввиду такого отве-
та его Караев не будет выслан в суд, вследствие чего Караев
действительно не был доставлен в суд, несмотря на то что
он вызывался и со стороны защиты Бейлиса, настаивавшей
на повторении вызова его, о чем ему, Чаплинскому, также
было известно, чем совершил превышение предоставленной
ему власти, каковое как противоречащее интересам правосу-
дия по своему значению в связи с характером судебного
процесса Бейлиса является особо важным, т. е. в преступ-
лении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения о наказаниях].
Ш
Того же Шределя и Дьяченко — в том, что в октябре 1913
г[ода] он, Шредель, при тех же условиях своего служебного
положения, а Дьяченко, состоя в должности чиновника особых
123
поручений при министре внутренних дел и находясь в служеб-
ной командировке на процессе Бейлиса, получив от директора
Департамента полиции Белецкого телеграммы о разрешении
свидетелю по делу Бейлиса подполковнику Киевского жан-
дармского управления Павлу Иванову, не стесняясь служебной
тайной, показать на суде правду и в случае предложения ему
вопросов о личности допрошенного свидетеля Сергея Маха-
лина, заявить о бывшем секретном сотрудничестве последнего
в охранном отделении и жандармском управлении, самоволь-
но, без всякого на то уполномочия, не исполнили этого рас-
поряжения, не объявив его свидетелю Иванову по личным
своим соображениям об опасности для интересов розыска та-
кового разоблачения означенной секретной деятельности Ма-
халина, вследствие чего Иванов при допросе его на суде и
умолчал о таковой, чем превысили предоставленную им по
должности власть, каковое превышение власти как противо-
речащее интересам правосудия по своему значению в связи с
характером судебного процесса Бейлиса является особо важ-
ным, т. е. в преступлении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью]
341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях];
Тех же Маклакова и Белецкого — в том, что тогда же и
при тех же условиях своего служебного положения, получив
от командированного на процесс Бейлиса чиновника особых
поручений Дьяченко донесения о неисполнении им по согла-
шению с полковником Шределем в интересах розыскного дела
указанного распоряжения их о разрешении свидетелю подпол-
ковнику Иванову раскрыть при допросе его на суде упомяну-
тое секретное сотрудничество свидетеля Махалина, не при-
няли никаких мер к исправлению учиненного Дьяченко и
Шределем превышения предоставленных им полномочий и к
исполнению сделанного ими, Маклаковым и Белецким, озна-
ченного распоряжения, чем проявили противозаконное бездей-
ствие своей власти, каковое как противоречащее интересам
правосудия по своему значению в связи с характером судеб-
ного процесса Бейлиса является особо важным, т. е. в преступ-
лении, предусмотренном 339 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях];
IV
Того же Шределя — в том, что 1912—1914 г[одах], состоя
в той же должности начальника Киевского губернского жан-
дармского управления, в прямое нарушение существующих
узаконений, охраняющих тайну частной переписки, по согла-
шению с начальниками почтовых учреждений подвергал част-
124
ную корреспонденцию разных лиц, касавшуюся процесса Бей-
лиса, выемке, вскрытию и задержанию вне установленного за-
коном для сего порядка, и затем задержанные письма или ко-
пии с них представлял в Департамент полиции, чем превышал
предоставленную ему по должности власть, каковое превыше-
ние власти по своему значению и по характеру нарушенных
прав является особо важным, т. е. в преступлении, предусмот-
ренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях];
Тех же Маклакова и Белецкого — в том, что тогда же, со-
стоя в указанных должностях и зная о производимых полков-
ником Шределем и другими подчиненными им местными жан-
дармскими органами, а равно и самим Департаментом поли-
ции противозаконных выемках, вскрытиях и задержании
частной корреспонденции в связи с делом Бейлиса, не только
не принимали никаких мер к прекращению сих злоупотребле-
ний, но и сами пользовались для своих целей добытыми таким
преступным путем сведениями, чем проявили противозакон-
ное бездействие власти, каковое по своему значению и по ха-
рактеру нарушенных прав является особо важным, т. е. в пре-
ступлении, предусмотренном 339 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях]; а Белецкого — сверх того, и в том,
что в сентябре и октябре 1913 г[ода], состоя в той же долж-
ности, по поводу представленных в Департамент полиции до-
бытых заведомо для него означенным преступным способом
заказного письма вышеупомянутого свидетеля по делу Бейли-
са Александра Караева на имя Николая Красовского в Киев
и письма Ф. Г. Геца на имя защитника подсудимого Бейлиса
присяжного поверенного Грузенберга также в Киев, он в пря-
мое нарушение закона в целях повредить интересам подсуди-
мого Бейлиса сделал распоряжение о неотправлении первого
из этих писем и о задержании второго до последнего дня про-
цесса (с 15 по 28 октября), чем превысил предоставленную ему
по должности власть, каковое превышение власти как проти-
воречащее интересам правосудия по своему значению в связи
с характером судебного процесса Бейлиса является особо важ-
ным, т. е. в преступлении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью]
341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
V
Того же Маклакова — в том, что в ноябре 1913 г[ода], за-
нимая ту же должность министра внутренних дел, вопреки су-
ществующих узаконений, сделал распоряжение через директо-
ра Департамента полиции Белецкого о выдаче из секретных
сумм этого Департамента 2500 руб[лей] поверенному граждан-
125
ской истицы по делу Бейлиса члену Государственной Думы
Замысловскому в возмещение понесенных последним по озна-
ченному делу личных расходов, чем превысил предоставлен-
ную ему по должности власть, каковое превышение власти по
обстоятельствам дела и по значительному материальному
ущербу для казны является особо важным, т. е. в преступле-
нии, предусмотренном 1 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью]
341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях]; и того же Белецкого —
в том, что, состоя в должности директора Департамента по-
лиции, превысил предоставленную ему законом власть в рас-
ходовании секретных сумм этого Департамента: а) исполнив
в ноябре 1913 г[ода] означенное заведомо для него противоза-
конное распоряжение министра внутренних дел Маклакова о
выдаче из секретных сумм вверенного ему департамента
2500 р[ублей] члену Государственной Думы Замысловскому, в
возмещение личных расходов последнего по делу Бейлиса в
связи с выступлением по таковому в качестве поверенного
гражданской истицы; б) сделав в феврале и марте 1912 г[ода]
распоряжение о розыске на заграничных антикварных рынках
и о приобретении за счет Департамента полиции, не стесняясь
ценой, весьма редкой книги «Каббала Бабель», содержащей в.
себе сведения о ритуальных убийствах, в удовлетворение
лишенного законного основания ходатайства частных лиц:
поверенного гражданской истицы по делу Бейлиса члена
Государственной Думы Замысловского и присяжного поверен-
ного Шмакова, заинтересованных в получении этой книги как
судебного доказательства по означенному делу, вследствие
чего названная книга была приобретена из секретных сумм
Департамента полиции за 300 германских марок и отослана
Замысловскому; в) выдав в сентябре и октябре 1913 г[ода] из
тех же сумм Департамента полиции 4000 руб[лей] вызыва-
вшемуся в Киевский окружной суд из Петрограда в качестве
эксперта по делу Бейлиса, и притом со стороны обвини-
тельной власти, члену Медицинского совета Косоротову в
виде вознаграждения за означенную поездку его на эксперти-
зу, хотя по закону вознаграждение этого эксперта определя-
лось и было в действительности определено судом из подле-
жащих сумм, каковые случаи превышения власти по всем
обстоятельствам дела и по значительному материальному
ущербу для казны являлись особо важными, т. е. в преступле-
ниях, предусмотренных 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи], а первое
из них — сверх того, и 2 ч[астью] 403 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях]. Оговорки. Зачеркнуто: «в судебном порядке»,
«высказался», «что», «Караева», «за»; вписано: «была», «за»,
«его», «о Караеве», «был», «поверенным», «копию» 1913 г[ода],
126
«Косоротов», «администрацией в область действия его», «дей-
ствия Чаплинского», «является», «в прямое нарушение су-
ществующих узаконений». Зачеркнуто: «Чаплинского». Ис-
правлено: «того же», «октября», «стоит», «ценными», упо-
требляемы», «заинтересованный».
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 20-37 об.
19. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 23 дня судебный следователь Киевского ок-
ружного суда по важнейшим делам Татаров, согласно предло-
жения прокурора Киевского окружного суда от 10 сего мая за
№ 54 и на основании требования Чрезвычайной следственной
комиссии от 1 сего мая за № 80044, допрашивал нижепоиме-
нованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Василий Иванович Фененко, 42 лет, православный,
исправляющий] должность] судебного следователя Киевского
окружного суда по особо важным делам, живу в гор[оде] Киеве
по Обсерваторному пер[еулку], д[ом] 17, кв[артира] 6.
На предложенные мне вопросы могу объяснить следующее:
по делу по обвинению Шульгина по 10344 ст[атье] УложОния]
о наказаниях] я был вызван в качестве свидетеля по ходатай-
ству Шульгина. Насколько помню, на меня была сделана
ссылка по поводу показания свидетеля Козаченко, допрошен-
ного по делу об убийстве Ющинского. Я мог удостоверить на
суде, что подполковник Отдельного корпуса жандармов Ива-
нов, производивший расследование по этому делу, рассказы-,
вал мне, не помню когда, что свидетель Козаченко, став перед
ним на колени и прося простить его, чистосердечно сознался
ему, что, давая показание в моей камере, ложно оговорил
Менделя Бейлиса. По словам Иванова, об этом он тогда же
сообщил бывшему прокурору палаты Чаплинскому. По каким
мотивам окружной суд отказал Шульгину в вызове меня и дру-
гих свидетелей, я не знаю, так как определения суда по этому
вопросу не читал. Перед слушанием дела защитник Шульгина
присяжный поверенный Калачевский ввиду того, что проку-
рорским надзором были вызваны несколько свидетелей, и это
ходатайство было удовлетворено, возбудил вновь ходатайство
о допросе свидетелей, указанных Шульгиным, причем заявил,
127
что все эти свидетели находятся в зале заседания. Действитель-
но, все свидетели, а в том числе и я, находились в зале суда.
Но и это ходатайство защиты суд не удовлетворил. Как моти-
вировал окружной суд свой отказ в допросе свидетелей, я не
помню, могу лишь сказать, что мое показание было несомнен-
но существенно для дела, так как на суде я, вероятно, устано-
вил бы правдивость инкриминируемой Шульгину статьи, со-
держания которой в настоящее время хорошо не помню. Об-
щее мнение, насколько помню, было таково, что меня и других
свидетелей не допустили к даче показаний с определенной це-
лью: вынести Шульгину обвинительный приговор. Я знаю,
что Чаплинский хотел, чтобы дело Шульгина было заслушано
судом в самое ближайшее время. Кажется, в день появления в
газете «Киевлянин» статьи Шульгина в кабинет прокурора су-
да Запенина был приглашен судебный следователь по особо
важным делам Новоселецкий. Со слов последнего я знаю, что
присутствовавший в кабинете Запенина Чаплинский говорил,
что в допросе свидетелей, если на них сошлется Шульгин,
должно быть отказано, и предварительное следствие после до-
проса Шульгина может получить дальнейшее направление.
Перевести теперь весь разговор Новоселецкого с Чаплинским
и Запениным, переданный мне Новоселецким, я затрудняюсь,
но помню, что когда Новоселецкий высказался за необходи-
мость допроса свидетелей, производство предварительного
следствия ему не было предложено, как это, по-видимому,
раньше предполагалось. На вопрос, что говорил мне подпол-
ковник Иванов относительно противодействия со стороны
Чаплинского при розысках лиц, виновных в убийстве Ющин-
ского, я могу сказать, что Иванов передавал мне, что когда
он представил Чаплинскому дополнительное дознание и ска-
зал, что против некоего Латышева и других собраны такие
данные, изобличающие их в убийстве Ющинского, что их не-
обходимо арестовать, Чаплинский сказал ему: этих лиц не за-
держивать, что Иванов и должен был исполнить. Добавить бо-
лее ничего не имею. Показание написано под мою диктовку.
Надписано: «насколько помню».
Василий Иванович Фененко.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Киевского окружного суда Татаров.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 211—211 об.
128
20. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 24 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который пока-
зал:
Зовут меня Павел Никанорович Любимов, коллежский
асессор, 36 лет, православный, под судом не был, живу по
Большой Охте, Дребезговая ул[ица], д[ом] 10.
В настоящее время я состою инспектором уголовной мили-
ции по г[ороду] Петрограду, а до революции служил старшим
помощником делопроизводителя в Департаменте полиции в
8-ом делопроизводстве, ведавшем уголовные дела, а я заведо-
вал главным образом отчетами сыскных отделений. В сентябре
1913 г[ода], в бытность свою чиновником особых поручений
при Департаменте полиции, я был командирован редакцией
«Вестника полиции», издававшегося при Министерстве внут-
ренних дел, как постоянный его сотрудник на известный ки-
евский процесс Бейлиса. Эта была вовсе не служебная коман-
дировка от Департамента полиции, хотя она и последовала с
разрешения директора Белецкого, который, когда я явился к
нему и перед отъездом, никаких инструкций мне не давал и
сказал только, чтобы я писал ему о своих впечатлениях от про-
цесса Бейлиса, что найду там интересного. Деньги на поездку
мне выдала редакция «Вестника», а прогонных и суточных из
Департамента я не получал. В Киеве я застал уже чиновника
особых поручений при министре внутренних] дел Дьяченка,
но в беседах со мною он меня не посвящал в полученные им
от директора Департамента инструкции. Точно так же мне ни-
чего не говорил и начальник местного жандармского управ-
ления полковник Шредель, лично мне не известный. Про на-
блюдение за присяжными заседателями я ничего не знал и ни-
каких признаков такого наблюдения не замечал. Я сидел все
время за столом для корреспондентов. В настоящее время я не
могу вспомнить данных на суде свидетелями Махалиным и
подполковником Ивановым показаний, но все написанное
мною по поводу этих показаний в письме директору Департа-
мента полиции Белецкому от 16 октября 1913 г[ода], мне Вами
теперь предъявляемом, правда, и я правильно изложил там
свои впечатления от допроса этих свидетелей. Вспоминаю, что
по обстоятельствам дела тогда были указания на прикосно-
венность Махалина к охранному отделению, и об этом его и
Иванова спрашивали прокурор и Замысловский, но те отри-
129
цали это обстоятельство. Мне не было ничего известно про
разрешение, данное Белецким Иванову, сказать на суде правду
про сотрудничество Махалина в охранном отделении. Пока-
зание прочтено. Представлено при сем по Вашему предложе-
нию два тома стенографического отчета, изданного газетой
«Киевская мысль» и прошу их мне возвратить по миновании
надобности, так как эти книги принадлежат библиотеке
уголовной милиции. Должен сказать по поводу этих отчетов,
что они страдают пропусками и неточностями в некоторых
случаях.
Зачеркнуто: «многих». Вписано: «помощником», «а я заве-
довал», «от», «некоторых».
Павел Любимов.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 38—39 об.
21. ПРОТОКОЛ
1917 года, мая 24 дня, судебный следователь Киевского ок-
ружного суда по важнейшим делам Татаров согласно предло-
жения прокурора Киевского окружного суда от 10 сего мая за
№ 54 и на основании требования Чрезвычайной следственной
комиссии от 1 сего мая за № 80044 допрашивал нижепоиме-
нованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Александр Дмитриевич Билимович, 41 года, православ-
ный, судим не был, профессор Киевского университета Св[ято-
го] Владимира, проживаю в г[ороде] Киеве, в доме № 7 по
Елизаветской улице.
Я должен был выступить на суде по делу В. В. Шульгина
в качестве свидетеля по ходатайству В. В. Шульгина. Должен
был я удостоверить следующее обстоятельство, объясняющее
и оправдывающее выступление В. В. Шульгина в печати по
поводу бывшего прокурора Киевской судебной палаты Чап-
линского.
Как мне известно из разговоров, происходивших в семье
покойного Д. И. Пихно, к Д. И. Пихно, очень живо интересо-
вавшемуся делом Бейлиса и возмущавшемуся действиями Щег-
ловитова и Чаплинского, приходил производивший расследо-
вание по делу Бейлиса подполковник Иванов и говорил, что
к нему, Иванову, как-то явился содержавшийся в тюрьме вмес-
130
те с Бейлисом Козаченко, дававший показания, уличавшие
Бейлиса, и заявил, что он Бейлиса оговорил неправильно. Об
этом Иванов сообщил Чаплинскому. Но тот дальнейшего дви-
жения этому заявлению не дал и, несмотря на все это, оставил
в обвинительном акте уличавшие обстоятельства, сообщенные
Козаченко.
Вероятно, догадывались о содержании или по крайней мере
общем характере моего показания, и так как оно было бы
очень неблагоприятно для Чаплинского, то я и не был допу-
щен к даче показаний по делу В. В. Шульгина.
О других действиях лиц судебного и административного ве-
домств в связи с делом Бейлиса мне ничего в точности неиз-
вестно. Но общее впечатление, вынесенное из хода этого дела,
подтверждало слухи о стремлении поддержать версию о риту-
альном характере убийства Ющинского. Какими-либо данны-
ми, устанавливающими факт подбора присяжных заседателей
той сессии, в которой должно было слушаться дело Бейлиса,
и воздействия на тех из них, которые вошли в состав присут-
ствия, судившего Бейлиса, я не располагаю.
Больше ничего по делу показать не имею. Показание писал
собственноручно. Надписано: «неправильно».
Александр Дмитриевич Билимович.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Киевского окружного суда Татаров.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 212—212 об.
22. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 24—26 дня в г[ороде] Киеве судебный следо-
ватель по особо важным делам округа Киевского окружного
суда Новоселецкий, согласно отдельному требованию Чрезвы-
чайной следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за
№ 180011, допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением
443 статьи У[става] уголовного] судопроизводства] нижепо-
именованного, который показал:
Дмитрий Николаевич Григорович-Барский, 46 лет,
православный, старший председатель Киевской судебной па-
латы, живу в г[ороде] Киеве, по Стрелецкой улице, д[ом] № 1-в.
На предложенные вопросы могу объяснить следующее. От-
носительно секретного наблюдения жандармскими властями
за составом присяжных заседателей по делу Бейлиса у меня
точных указаний не было, но во время судебного процесса в
131
кулуарах суда распространились слухи, что для наблюдения за
присяжными заседателями председателем допущены чины ох-
ранного отделения, переодетые в форму судейских курьеров,
которые будто бы приносили в комнату присяжных заседате-
лей издававшийся в Киеве погромный листок «Двуглавый
орел», который посвящал и до открытия заседания и во время
судебного следствия статьи, направленные к обвинению Бей-
лиса и к опорочиванию экспертов и свидетелей защиты. Факт
появления нескольких лиц в форме курьеров, никому не из-
вестных, удостоверялся старыми курьерами и судебными рас-
сыльными, но были ли эти лица агентами охранного отделе-
ния, мне неизвестно. Точно так же мне только по слухам было
известно, что под влиянием представителей правых организа-
ций для подбора состава присяжных заседателей в комиссию
по составлению списков их был командирован товарищ про-
курора Карбовский, который широко воспользовался предо-
ставленным ему правом и вычеркивал из списка всех тех лиц,
которые казались ему ненадежными для получения обвини-
тельного вердикта. Перед началом слушания дела говорили,
будто представители правых организаций, в том числе и сту-
дент Голубев, посетили некоторых очередных и запасных при-
сяжных заседателей и вели с ними беседы о причастности ев-
реев к убийству Ющинского. Кто мне сообщил эти сведения,
я теперь припомнить не могу. Для защитников Бейлиса было
несомненно, что свидетель Караев не доставлен в суд вследст-
вие распоряжения министерства, так как по требованию суда
первоначально было сделано распоряжение об отправке Ка-
раева в Киев исправлявшим должность губернатора, а затем
это распоряжение было отменено губернатором без достаточ-
ных оснований, между тем как Караев являлся одним из самых
важных свидетелей, так как он устанавливал сознание Синга-
евского в совершении убийства. В суде шли разговоры, что
задержание Караева сделано прокурором палаты Чаплинским
и что в случае надобности для обвинения Караев будет достав-
лен в Киев, но никаких фактических данных в подтверждение
этих слухов не приводилось. В числе лиц, сидевших во время
процесса за судьями, были какие-то чиновники Министерства
внутренних дел, фамилии которых тогда назывались, но те-
перь я их не помню, поэтому и не могу сказать, были ли то
Дьяченко и Любимов. Чиновники эти во время перерывов ухо-
дили вместе с прокурором палаты Чаплинским и с поверен-
ными гражданской истицы Шмаковым и Замысловским в ка-
меру прокурора суда, где и проводили все свободное от засе-
дания время. Какие там происходили между ними разговоры,
мне неизвестно. О том, что Караев и Махалин состояли сек-
132
ретными сотрудниками охранного отделения, мне в настоящее
время известно по сообщению лиц, производящих разборку
жандармского архива в Киеве, во время же процесса об этом,
насколько я припоминаю, сообщил нам, защитникам, присяж-
ный поверенный Маклаков со слов Замысловского, будто бы
получившего эти сведения от жандармского управления. Я
тогда относился к этому сообщению с некоторым недоверием,
полагая, что жандармские чины не станут сообщать о своих
агентах даже Замысловскому. На суде Махалин держал себя
довольно корректно, подтверждая в общем показания, данные
судебному следователю. Что касается подполковника Ивано-
ва, то поведение его на суде вызвало всеобщее удивление, так
как многим было известно со слов лиц, с которыми Иванов
откровенно беседовал, что он убежден в невиновности Бейлиса
и предполагает доказать это на суде. Между тем при допросе
он прежде всего заявил, что затрудняется рассказать все ему
известное по делу, и затем давал показания, отвечая лишь на
вопросы сторон, причем отказался от своей прежней уверен-
ности в невинности Бейлиса, заявлял о запамятовании наибо-
лее важных и существенных в интересах защиты обстоятельств
произведенного им расследования, и в частности заявил, что
не помнит, сознавался ли ему свидетель Козаченко в том, что
ложно оговорил Бейлиса в подстрекательстве убить главных
свидетелей обвинения. Это последнее заявление имело особен-
но важное значение, так как изобличавшие Бейлиса показания
Козаченко были оглашены на суде за нерозыском Козаченко.
Задолго до рассмотрения дела Иванов рассказывал о сознании
Козаченко судебному следователю Фененко, покойному ныне
члену Государственного Совета Д. И. Пихно и некоторым со-
трудникам газеты «Киевлянин»; об этом же, как передавал
Иванов названным лицам, он доложил прокурору палаты Чап-
линскому, который предложил ему не составлять протокола о
сознании Козаченко на том основании, что это нетрудно будет
установить на судебном следствии. Говорили, что изменение
отношения Иванова к делу Бейлиса является следствием ука-
заний из Петрограда, но кто именно это говорил, сейчас не
могу припомнить. Представители правых организаций — Го-
лубев, Поздняков, Розмитальский и другие во время предва-
рительного и судебного следствия оказывали постоянное вли-
яние на ход дела и при посредстве прокурора палаты Чаплин-
ского и вице-директора департамента Министерства юстиции
Лядова добивались смещения неугодных им чинов полиции.
Следы такого воздействия имеются во многих актах следст-
венного производства. Под влиянием представителей правых
организаций прокурор палаты Чаплинский терроризировал
133
чинов полиции, не действовавших в желательном ему направ-
лении, защитников по делу, прессу и свидетелей: против ряда
чиновников полиции — начальников сыскного отделения Ми-
щука и Красовского, околоточного надзирателя Кириченко,
сыщиков Падалки и Смоловика возбуждены были уголовные
преследования, помимо устранения от должностей; пристав
Барбиер и др[угие] были перемещены на худшие места; против
меня и присяжного поверенного Марголина возбужден был
ряд производств судебных и дисциплинарных — за распро-
странение будто бы первого обвинительного акта по делу Бей-
лиса, за подписание помещенного в печати протеста против
кровавого навета, за распространение книги Франка, доказы-
вавшей лживость обвинения евреев в употреблении человече-
ской крови, за попытку будто бы Марголина склонить Чебе-
ряк к даче ложного показания и др[угие]; против ряда газет и
журналов, выражавших отрицательное отношение к постанов-
ке дела об убийстве Ющинского на ритуальную почву, воз-
буждены были обвинения по различным статьям Уложения;
свидетелей по делу терроризировали производством обысков
и расследований даже во время судебного следствия; так, я
припоминаю обыск у Красовского и производство расследо-
вания о его материальных средствах, обыск у свидетеля Дубо-
вика и у Любавичского раввина. В то же время прокурор
палаты Чаплинский очень внимательно и предупредительно
относился к Чеберяк и компании воров, подозревавшихся
следственной властью в убийстве Ющинского — Чаплинский
приказал освободить Чеберяк, Сингаевского и Рудзинского из-
под стражи и запретил арестовывать кого-либо из них без его
согласия. Вообще по делу Бейлиса от начала его и до конца
было много и формальных нарушений и самых вопиющих
стеснений прав защиты под покровом соблюдения буквы за-
кона. Об этих нарушениях я буду в состоянии подробно сооб-
щить лишь после пересмотра заметок своего весьма обширно-
го производства по делу, а также после восстановления в па-
мяти обстоятельств этого дела, отошедших в сторону под
влиянием времени и последних событий. Показание записано
под мою диктовку верно.
Надписанному: «суд», «ряд» и исправленному «терроризи-
ровал», «полицией», «приказал», «формальных» — верить.
Дмитрий Николаевич Григорович-Барский.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 162—163 об.
134
23. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 26 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного свидетеля, который пока-
зал:
Зовут меня Митрофан Ефимович Броецкий, действи-
тельный] ст[атский] советник, 53 лет, православный, под судом
не был, содержусь на гауптвахте в Петроградской крепости и
числюсь за прокурором Петроградской судебной] палаты.
С июня или июля 1913 г[ода] до февраля 1917 г[ода] я со-
стоял заведующим особым отделом Департамента полиции с
перерывом около года, а именно, с января по декабрь 1915
г [о да], когда я работал в других делопроизводствах. Вообще
я прослужил в Департаменте полиции около 10 лет. Особый
отдел, переименованный из 6-ого делопроизводства, разделял-
ся на 8 отделений, из коих в V-[om]— начальником его был
Зыбин —сосредоточивалась так называемая перлюстрация
писем. У нас это отделение было известно под именем «черный
кабинет». Поступая в департамент, я его уже застал. По уста-
новленному порядку особые почтовые чиновники при цензуре
заграничных газет и журналов в почтовых учреждениях в
крупных городах: в Петрограде, Москве, Киеве, Варшаве,
Харькове, Иркутске и др. вскрывали корреспонденцию и, если
какие-либо письма представляли интерес для Департамента
полиции, представляли их: местные такие цензуры — в Петро-
градскую, а эта последняя непосредственно директору депар-
тамента, причем препровождались или подлинные письма, или
копии с них с сообщением, что подлинные задержаны до рас-
поряжения директора, который писал свои резолюции на пред-
ставляемых копиях или конвертах. Эти резолюции должны на-
ходиться в V отделении. Начальники местных жандармских
управлений имели на почте при цензуре обыкновенно своих
чиновников, которые по вскрытии писем или передавали ко-
пии с них в Департамент полиции, или же, как я сказал выше,
пересылали их в Петроградский почтамт в иностранную цен-
зуру, находившуюся в заведовании Мардарьева. От этого по-
следнего письма поступали прямо к директору департамента.
По поводу предъявляемого мне Вами в копии письма Караева
к Красовскому в деле Бейлиса объясняю, что, согласно ска-
занному мною, это письмо было задержано на почте в Киеве,
и копия его была препровождена Киевской почтовой цензурой
в Петроградскую, а Мардарьев переслал ее Белецкому. По-
135
ставленные на этой копии буквы: «с. с.» означают «секретные
сведения», а цифры «1292» — номер входящего секретного
журнала. Корреспонденция, копии с которой представлялись
директору департамента, задерживалась до распоряжений по-
следнего. По содержанию этой корреспонденции делалось рас-
поряжение местным жандармским начальникам «о разработ-
ке» всех сведений об упоминаемых в письмах лицах. По каким
соображениям Белецкий сделал распоряжение о неотправле-
нии письма Караева, я не знаю. Тут я был простым исполни-
телем его приказаний. Вообще я ничего не могу сказать об
отношении Белецкого к делу Бейлиса, почему Департамент по-
лиции принимал в этом деле такое участие. Показание мне
прочтено. Вписано: «или».
Митрофан Броецкий.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 40-41 об.
24. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 26 дня судебный следователь Киевского ок-
ружного суда по важнейшим делам Татаров, согласно предло-
жения прокурора Киевского окружного суда от 10 сего мая за
№ 54 и на основании требования Чрезвычайной следственной
комиссии от 1 сего мая за № 80044, допрашивал нижепоиме-
нованного в качестве свидетеля, с соблюдением 443 ст[атьи]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Павел Павлович Мануйлов, 54 лет, православный, дво-
рянин, судим не был, проживаю в гОроде] Киеве, в доме № 41
по Крещатику.
На предложенные мне вопросы по делу Ющинского я в ка-
честве сотрудника газеты «Киевлянин» имею честь дать сле-
дующий ответ. Редакция «Киевлянина», заинтересованная хо-
дом этого дела, поручала мне и моему товарищу по редакции
М. И. Трифонову собирать данные, добываемые дознанием,
которое производилось последовательно несколькими началь-
никами сыскного отделения полиции и жандармским подпол-
ковником Ивановым. Кроме того, покойный Дмитрий Ивано-
вич Пихно лично вел беседу по этому делу с Чаплинским, а
затем командировал меня к нему, результатом чего явилась
газетная заметка, не помню в котором номере «Киевлянина»,
но в ней никакой определенной версии преступления не было
136
выражено со слов г. Чаплинского. Из нескольких бесед по это-
му делу с подполковником Ивановым я вынес впечатление о
том, что последний, ознакомившись с ходом дела по данным,
переданным ему сыскным отделением, и в дальнейшем его раз-
витии по личным впечатлениям, был того мнения, что г. Чап-
линский принимал от него доклады не полностью, игнорируя
показания некоторых лиц и выбирая из докладов показания
как будто для одностороннего освещения обстоятельств, со-
провождавших преступление. Из этих же бесед я вынес впе-
чатление, что, по мнению Иванова, убийство Ющинского яви-
лось делом рук преступников, которые сконцентрировались
вокруг Веры Чеберяк. Это мнение подполковник Иванов под-
твердил в открытом заседании суда по делу В. Чеберяк против
Трифонова, где он фигурировал в качестве свидетеля. Между
тем эти лица, по словам Иванова, были допрошены г. Чап-
линским поверхностно и показания их не проверены, а затем
в дело об убийстве Ющинского они были введены как свиде-
тели. После ареста Бейлиса подполковник Иванов поручил со-
держащемуся в той же тюрьме Козаченко наблюдение за по-
ведением, образом жизни и разговорами Бейлиса. Затем, когда
у Иванова, не знаю по какому поводу, возникло сомнение в
справедливости сообщений Козаченко, то последний был про-
контролирован, уличен во лжи, в чем и сознался Иванову. Об
этом было, как рассказывал подполковник Иванов, доложено
г. Чаплинскому. Между тем показания Козаченко против Бей-
лиса, заведомо ложные, были введены в обвинительный акт.
Иванов, несколько раз говоривший о необходимости более
всестороннего освещения дела Ющинского, был отстранен от
него, или, не помню точно, отказался от дальнейшего его ве-
дения. Из-за этого же дела были уволены несколько агентов
сыскного отделения и начальник отделения Мищук, предан-
ный затем суду, затем позже помилованный. Из-за дела
Ющинского возник судебный процесс, по которому был при-
влечен к ответственности В. В. Шульгин, также осужденный
судом, а затем помилованный.
Во время продолжительного рассмотрения судом дела об
убийстве Ющинского я не принимал никакого участия и в за-
седаниях его не присутствовал. О деятельности судебных и ад-
министративных лиц в смысле направления расследования по
этому делу к установлению и поддержанию версии о ритуаль-
ном характере и устранению иных возникавших предположе-
ний мне ничего неизвестно, равно неизвестно о каком-либо
воздействии на тех из присяжных заседателей, которые вошли
в состав присутствия, судившего Бейлиса.
137
Более добавить ничего не имею, показание записал собст-
венноручно.
П. Мануйлов.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Киевского окружного суда Татаров.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 213—213 об.
25. ПРОТОКОЛ
1917 года, мая 26 дня г[ород] Киев. Судебный следователь
округа Киевского окружного суда по важнейшим делам Тата-
ров, согласно предложению прокурора Киевского окружного
суда от 10 сего мая за № 54 и на основании требования Чрез-
вычайной следственной комиссии от 1 сего мая за № 80044,
допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоименованно-
го, который показал:
Александр Петрович Новоселецкий, 43 лет, православ-
ный, исправляющий должность судебного следователя по осо-
бо важным делам округа Киевского окружного суда, живу в
г[ороде] Киеве, по Татарской улице, в доме № 38.
На предложенные мне вопросы могу объяснить следующее:
Дня через два после напечатания в газете «Киевлянин» статьи
члена Государственной Думы В. В. Шульгина о действиях про-
курора Киевской судебной палаты Чаплинского по делу Бей-
лиса меня экстренно вызвали из моей камеры к прокурору су-
да А. М. Запенину. Немедленно явившись в камеру прокурора,
я попросил его секретаря доложить о моем приходе и спросил,
по какому поводу меня вызвали. Секретарь в ответ показал
мне лежавшую у него на столе уже заготовленную, но еще не
подписанную прокурором суда бумагу на мое имя с предло-
жением приступить к производству предварительного следст-
вия по обвинению В. В. Шульгина по 3 п[ункту] 10344 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях] и сказал, что мне придется немного,
подождать, так как сейчас в кабинет прокурора суда придет
прокурор палаты Чаплинский. Через короткое время меня
пригласили из секретарской комнаты в кабинет прокурора су-
да, где находились только что вошедший Чаплинский, проку-
рор суда Запенин и товарищ прокурора суда П. Н. Борисов,
наблюдавший в то время за следствиями, производимыми су-
дебными следователями по особо важным и по важнейшим де-
лам. Поздоровавшись, Чаплинский сейчас же начал говорить,
138
что в статье Шульгина, которую, конечно, мы все уже читали,
помещены заведомо ложные сведения о служебных действиях
прокурора Киевской судебной палаты, и что хотя статья эта
касается действий именно его, Чаплинского, тем не менее на
нем как прокуроре палаты лежит долг ограждения достоин-
ства этого органа правительственной власти, что и заставляет
его дать несколько общих руководящих указаний для лица,
которое будет производить следствие по делу Шульгина. За-
тем Чаплинский, обращаясь преимущественно в мою сторону,
высказал свой взгляд на состав преступления, предусмотрен-
ного 3 п[унктом] 10344 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях], и
стал объяснять, как бы он на месте судебного следователя про-
извел следствие по такому делу и какие рамки этому следст-
вию поставил. Отчетливо помню, что Чаплинский главным
образом развивал следующие положения: 1) что оглашенные
в «Киевлянине» сведения о деятельности его, Чаплинского, не'
соответствуют действительности и даже наиболее резкие места
статьи Шульгина о том, что он, Чаплинский, как бы желая
убедить Замысловского в своей неподкупленности и преследуя
исключительно цель судебным процессом доказать существо-
вание ритуальных убийств, «засадил» в тюрьму в качестве
«живого объекта» такого процесса Бейлиса, в виновности ко-
торого не был убежден, и достиг желательного для него, Чап-
линского, направления этого дела, устранив с возбуждением
уголовных преследований двух начальников Киевского сыск-
ного отделения Мищука и Красовского, отказавшихся видеть
в убийстве Ющинского ритуальное преступление, и, «задушив
попытку осветить дело со всех сторон», представляют собою
совершенно произвольные и заведомо ложные выводы Шуль-
гина, которые не могут быть обоснованы какими-либо факта-
ми и легко опровергаются простыми логическими соображе-
ниями и краткими официальными справками из дел, по коим
привлечены в качестве обвиняемых Мищук и Красовский;
2) что проверка по существу служебных действий прокурора
палаты Чаплинского по делу Бейлиса в рамки расследования
входить не может и сама по себе умаляет достоинство этого
должностного лица как органа правительственной власти и
3) что вопрос об объективном соответствии оглашенных в ста-
тье сведений с действительностью является в данном случае
совершенно безразличным. Чаплинский особенно настаивал,
что все следствие по делу Шульгина может и должно быть
окончено в три дня, что судебный следователь при производ-
стве этого следствия должен всего лишь осмотреть инкрими-
нируемую статью и дела о Мищуке и Красовском, собрать раз-
ные другие официальные справки, привлечь и допросить
139
Шульгина в качестве обвиняемого и направить дело, причем,
если Шульгин при допросе сошлется в подтверждение досто-
верности разглашенных им фактов на свидетелей, следователь
должен отказать в их допросе, так как вообще действия долж-
ностного лица нормируются существующими на этот предмет
законами и поэтому не могут быть колеблемы свидетельскими
показаниями, да и свидетели в данном случае могут высказы-
вать лишь свои мнения и взгляды о действиях прокурора па-
латы, а такая субъективная критика в дело не может быть вве-
дена. В такие рамки, по мнению Чаплинского, должно было
быть заключено все следствие по делу Шульгина. Прокурор
суда Запенин все время лишь поддакивал Чаплинскому. Вни-
мательно выслушав Чаплинского, я категорически заявил, что
производить следствие по делу Шульгина так, как рекоменду-
ет Чаплинский, я не считаю возможным, ибо нахожу полное
сходство с внутренней стороны между деяниями, предусмот-
ренными 3 п[унктом] 10344 и 2 ч[астью] 1535 ст[атей]
Улож[ения] о наказаниях], а потому и считаю, что Шульгину
должно быть предоставлено на следствии право представить
доказательства достоверности разглашенных фактов, а также
доказывать свидетельскими показаниями наличность таких
фактов, на основании которых могли быть сделаны приведен-
ные в инкриминируемой статье выводы. Чаплинский ирони-
чески заметил: «Вы так думаете?» — и сейчас же, обратившись
в Запенину, заявил, что им нужно переговорить по другим раз-
ным делам. Вместе с товарищем прокурора Борисовым я вы-
шел из кабинета прокурора суда и приблизительно через чет-
верть часа узнал, что предложение о производстве следствия
по делу Шульгина переписано на имя судебного следователя
по важнейшим делам А. Е. Пурика. Вернувшись в свою каме-
ру, я тогда же на вопрос моего товарища, судебного следова-
теля по особо важным делам В. И. Фененко, зачем меня вы-
зывали, подробно передал ему весь разговор, происходивший
в кабинете прокурора суда. Вот все, что я могу сказать по по-
воду сделанной на меня свидетелем В. И. Фененко ссылки. Бо-
лее добавить не имею. Протокол напечатан на пишущей ма-
шине под мою диктовку.
Александр Петрович Новоселецкий.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Киевского окружного суда Татаров.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 213—215.
140
26. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 27 дня, г[ород] Киев. Судебный следователь
по особо важным делам округа Киевского окружного суда
А. П. Новоселецкий, согласно отдельному требованию Чрез-
вычайной следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за
№ 180010, допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением
443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепо-
именованного, который показал:
Дмитрий Александрович Брыскин, 33 лет, православ-
ный. Судебный пристав Киевского окружного суда по Берди-
чевскому и Радомысльскому уездам, проживаю в гОроде] Бер-
дичеве, по Махновской улице, в д[оме] № 83.
На вопросы, изложенные в отдельном требовании Чрезвы-
чайной следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за
№ 180010, я могу объяснить лишь следующее. Я вместе с су-
дебными рассыльными Киевского окружного суда Борсуком и
Разуваевым непрерывно во все время процесса Менделя Бей-
лиса дежурили в зале заседания, а на ночь вместе с присяж-
ными заседателями оставался один из нас по очереди. Для ноч-
лега присяжных заседателей были отведены три комнаты в по-
мещении, предназначенном для вновь образуемого 5-го
Департамента судебной палаты. Присяжные заседатели ноче-
вали собственно в двух крайних больших комнатах, а третья,
средняя, проходная, была отведена для дежурного судебного
пристава. Войти в комнаты присяжных заседателей и выйти
оттуда можно было только через комнату, отведенную для су-
дебного пристава, а входная дверь в эту комнату на ночь всег-
да запиралась изнутри на ключ. У той же двери с внешней
стороны, т. е. со стороны коридора, дежурил ночью один из
курьеров. Были ли в числе курьеров переодетые жандармы,
мне совершенно неизвестно, и если бы таковые были, я даже
не мог бы этого знать, так как в суде был совершенно новым
человеком, получил место судебного пристава лишь месяца за
два до начала процесса Бейлиса и из курьеров в лицо знал
почти только одного старшего курьера Басова. Припоминаю,
что через несколько дней после начала процесса Бейлиса меня
спрашивал кто-то из газетных корреспондентов, не дежурят ли
при присяжных заседателях переодетые сыщики, на что я от-
ветил, что при присяжных заседателях никого, кроме меня и
судебных рассыльных, не бывает и что о командировании ох-
раны из сыщиков мне ничего неизвестно, а если таковая на-
значается, то, вероятно, не внутри, а снаружи здания суда. Я
допускал эту возможность потому, что перед тем ходили слу-
хи, будто бы председатель суда получал письма с угрозами
141
взорвать здание присутственных мест, если Бейлиса оправда-
ют. Насколько эти слухи соответствовали действительности,
мне неизвестно. Категорически удостоверяю, что по крайней
мере в те ночи, когда при присяжных заседателях дежурил я,
они не могли подвергнуться какому-либо постороннему влия-
нию и к ним не могли проникнуть ни газеты, ни книги какого
бы то ни было направления. Более добавить не имею, разве
только, что я ходатайствую о выдаче мне прогонных денег за
поездку из г[орода] Бердичева в г[ород] Киев по Вашему,
г. следователь, телеграфному вызову. Протокол записан с мо-
их слов совершенно правильно.
Д. Брыскин.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 16&-166 об.
11. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 27 дня в г[ороде] Киеве судебный следователь
по особо важным делам округа Киевского окружного суда Но-
воселецкий, согласно отдельному требованию Чрезвычайной
следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за № 180011, до-
прашивал в качестве свидетеля с соблюдением 443 статьи
Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоименованно-
го, который показал:
Николай Александрович Красовский, 46 лет, право-
славный, комиссар уголовно-розыскного отделения милиции
г[орода] Киева, проживаю в г[ороде] Киеве по Большой Жи-
томирской улице, в доме № 3.
На предложенные мне вопросы, приведенные в предъявлен-
ном мне отдельном требовании Чрезвычайной следственной
комиссии от 4 мая с[его] г[ода] за № 180010, я могу объяснить
следующее: О причинах недоставления администрацией из Си-
бири свидетеля Караева мне известно из писем самого Карае-
ва. Перед началом процесса Бейлиса я разновременно получил
от Александра Караева два письма. В первом письме Караев
извещал меня, что им получена повестка Киевского окружного
суда о вызове в г[ород] Киев в качестве свидетеля по делу Бей-
лиса и что он, Караев, непременно желает прибыть в суд и
дать показание. Во втором письме Караев уже сообщал, что
ввиду выраженного им желания явиться в суд и дать показание
он, хотя и был отправлен по этапу с места ссылки, но под-
142
вергся самым разнообразным гонениям и даже истязаниям. В
особенности Караев подвергся разным неприятностям в горо-
дах] Красноярске и Иркутске, где ему под угрозами внушали
отказаться от своего намерения ехать дальше. В письме Караев
называл даже фамилии жандармского ротмистра и полицмей-
стера, которые умышленно тормозили его передвижение по
этапу и не стеснялись угрозами. Фамилии эти я теперь не могу
вспомнить. Оба письма Караева мною были уничтожены вви-
ду ожидавшегося обыска в моей квартире, но письма эти я
своевременно показывал присяжному поверенному Марку
Григорьевичу Виленскому. Караева, кажется, дальше Иркут-
ска не повезли. На вопрос, какие показания были даны на суде
свидетелями Махалиным и Ивановым, отвечаю, что восстано-
вить эти показания даже вкратце за давностью времени за-
трудняюсь. Могу сказать лишь, что Махалиным было дано по-
казание, изобличающее участие в убийстве Ющинского воров-
ской банды, о которой я производил расследование. Махалину
было известно, что близкое участие при производстве следст-
вия по делу Бейлиса принимали по требованию прокурора па-
латы Чаплинского члены так называемых патриотических ор-
ганизаций: «Двуглавый орел», «Богатырь», «Общество актив-
ной борьбы с революцией» и «Союз русского народа».
Относительно показания на суде свидетеля жандармского под-
полковника Павла Иванова могу сказать, что Иванов несо-
мненно утаил некоторые обстоятельства, касающиеся сделан-
ного ему Козаченко признания о лживости его оговора против
Бейлиса. Покойный издатель «Киевлянина» Д. И. Пихно мне
лично передавал свой разговор с Ивановым, который откро-
венно рассказывал ему о признании, сделанном Козаченко.
Получил ли Иванов перед допросом на суде какие-либо ука-
зания от прокурора палаты Чаплинского, я не знаю, но могу
сказать, что Иванов постоянно находился в сношениях с Чап-
линским и во время производства мною розысков по делу Бей-
лиса неоднократно обращал мое внимание на то, что розыс-
ками убийц Ющинского в воровской среде Чаплинский совер-
шенно не интересуется и такого направления розысков не
признает, а ему, по словам Иванова, «непременно нужен жид»
или «нужно найти жида». Считаю своим долгом заявить, что
мне, кроме того, известны многие и весьма существенные об-
стоятельства, касающиеся как противозаконных действий
должностных лиц по делу Бейлиса, так и самого этого дела, в
расследовании которого я принимал активное участие сначала
как лицо, официально командированное для производства ро-
зысков по этому делу вследствие ходатайства Министерства
юстиции, а впоследствии как лицо, занимавшееся этими ро-
143
зысками по собственной инициативе. Я считаю совершенно
необходимым в интересах всестороннего раскрытия истины,
чтобы для допроса меня по этим обстоятельствам прибыл в
г[ород] Киев член Чрезвычайной следственной комиссии, в
распоряжение которого мною может быть представлен весьма
обширный материал. Для представления этого материала не-
обходимо, чтобы под руками были разные многочисленные
акты, находящиеся в деле Бейлиса. Сверх того, я укажу члену
комиссии способы получить также материалы и из других ак-
тов, находящихся в делах жандармского и охранного управле-
ния и отделения, а также назову целый ряд лиц, от коих можно
получить также существенные сведения, касающиеся разных
периодов расследования по делу убийства Ющинского и не во-
шедшие в официальные акты. Более добавить не имею, разве
только, что по Вашим, г. следователь, вызовам и повестками
и по телефону я не мог явиться ранее сегодняшнего дня, так
как был страшно занят розысками по целому ряду крупных
происшествий. Протокол записан с моих слов совершенно
правильно. Комиссар уголовно-розыскного отделения мили-
ции г[орода] Киева.
Николай Александрович Красовский.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 164—165.
28. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 30 дня судебный следователь Киевского ок-
ружного суда по важнейшим делам Татаров, согласно предло-
жению прокурора Киевского окружного суда от 10 сего мая
за № 54 и на основании требования Чрезвычайной следствен-
ной комиссии от 1 сего мая за № 80044, допрашивал нижепо-
именованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Петр Никитич Борисов, 45 лет, статский советник, пра-
вославный, под судом не был, сторонам — посторонний, про-
живаю в гОроде] Киеве, [улица] Владимирская, [дом] № 72.
На предложенные мне вопросы отвечаю. Я состою товари-
щем прокурора Киевского окружного суда, и в 1913 году я
наблюдал за производством следствий, производившихся су-
дебными следователями по особо важным делам Новоселец-
ким и Фененко, а также судебным следователем по важнейшим
144
делам Пуриком. Осенью 1913 года, когда в газете «Киевлянин»
была напечатана статья В. В. Шульгина по поводу процесса
Бейлиса, Временный комитет по делам печати прислал проку-
рору Киевского окружного суда копию своего постановления
об утверждении ареста, наложенного комитетом на соответст-
вующий номер «Киевлянина», и о привлечении к ответствен-
ности по 3 пункту] 10344 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях]
редактора газеты Шульгина. Киевский окружной суд утвердил
арест, и вся переписка по этому поводу снова поступила к про-
курору суда Запенину. Последний призвал меня в свой кабинет
и сообщил, что он дает предложение судебному следователю
Новоселецкому произвести следствие, а на меня как на участ-
кового товарища прокурора возлагает наблюдение. Насколько
помню, прокурор суда Запенин тогда же распорядился пригла-
сить к нему судебного следователя Новоселецкого, чтобы
передать ему всю переписку и лично предложить ему немед-
ленно приступить к производству следствия; в канцелярии ка-
меры прокурора стали составлять соответствующее предложе-
ние на имя Новоселецкого и предписание на мое имя. В это
время, когда я находился еще в кабинете Запенина, туда явил-
ся прокурор судебной палаты Чаплинский; я тотчас же хотел
удалиться из кабинета, но Чаплинский остановил меня, за-
явив, что он пришел по поводу статьи Шульгина и хотел бы
высказать свой взгляд относительно этого дела. Узнав от За-
пенина, что в секретарской комнате находится судебный сле-
дователь Новоселецкий, Чаплинский предложил пригласить и
его в кабинет Запенина. Когда вошел Новоселецкий, то Чап-
линский, насколько помню, стал говорить о возмутительном,
по его, как прокурора палаты, мнению, содержании статьи
Шульгина и заявил, что дело должно быть направлено с наи-
большей быстротой и что если бы он, Чаплинский, был сле-
дователем по этому делу, то он не допрашивал бы свидетелей,
а ограничился бы только привлечением Шульгина в качестве
обвиняемого. Судебный следователь Новоселецкий возразил
Чаплинскому по этому последнему поводу и высказался о том,
что, вероятно, в связи с объяснениями, которые даст Шульгин,
придется допрашивать свидетелей. В ответ на замечания Но-
воселецкого Чаплинский, насколько помню, сказал, что во-
прос о свидетелях будет впереди. Тотчас после этого Новосе-
лецкий и я вышли из кабинета Запенина. Через некоторое вре-
мя Запенин вторично пригласил меня в кабинет (там
Чаплинского уже не было) и сообщил, что он передает дело
Шульгина не Новоселецкому, а судебному следователю по
важнейшим делам Пурику, и что я должен присутствовать при
145
всех следственных действиях и обо всем немедленно доклады-
вать ему, Запенину.
Приступив к производству следствия, судебный следова-
тель Пурик осмотрел статью Шульгина, составил постановле-
ние о привлечении В. В. Шульгина к следствию в качестве об-
виняемого по 3 п[ункту] 10344 ст[атьи] Улож[ения] о наказа-
ниях] и вызвал его к допросу. Я присутствовал при этом
допросе; некоторое время при допросе присутствовал и про-
курор Запенин. По окончании допроса я, согласно поручению
Запенина, показал ему протокол показания В. В. Шульгина.*
Так как В. В. Шульгин не заявил ходатайства о допросе на
предварительном следствии каких-либо свидетелей, то проку-
рор суда Запенин поручил мне передать судебному следовате-
лю Пурику о том, что следствие можно заканчивать. Я испол-
нил поручение прокурора суда, и судебный следователь Пурик
направил дело, признав со своей стороны достаточным огра-
ничиться только допросом обвиняемого Шульгина.
Прочитано. Петр Никитич Борисов.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Киевского окружного суда Татаров.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 216—217.
29. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 30 дня, г[ород] Киев. Судебный следователь
по особо важным делам округа Киевского окружного суда
А. П. Новоселецкий допрашивал в качестве свидетеля с со-
блюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизвод-
ства] нижепоименованного, который показал:
Степан Иванович Бразуль-Брушковский, 38 лет,
православный, российский гражданин, проживаю в г[ороде]
Киеве, по Мало-Подвальной улице, в доме № 17.
Ознакомившись с вопросами, изложенными в предъявлен-
ном мне Вами, г. следователь, отдельном требовании Чрезвы-
чайной следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за
№ 180010, я считаю долгом заявить, что в моем распоряжении
имеется обширный и весьма существенный материал, каса-
ющийся не только противозаконных действий должностных
лиц по делу Бейлиса, но и самого этого дела. Для представле-
ния мною этого материала необходим приезд в г[ород] Киев
* О показаниях В. В. Шульгина см. Приложение 2.
146
члена Чрезвычайной следственной комиссии со всем производ-
ством по делу Бейлиса, так как этому члену Комиссии придет-
ся в связи с моим показанием произвести целый ряд особых
следственных действий, необходимых для всестороннего рас-
крытия истины. Добавить более не имею. Протокол записан
под мою диктовку.
Степан Иванович Бразуль-Брушковский.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 167.
30. ВЫПИСКА
из журнала распорядительного заседания Чрезвычайной следствен-
ной комиссии 30 мая 1917 года
Чрезвычайная следственная комиссия, выслушав в распо-
рядительном заседании предложение председателя комиссии о
соединении расследования по делу Бейлиса, постановила:
Соединить дело Бейлиса в отношении Министерства юсти-
ции и Министерства внутренних дел в единое дело. Поручить
производство следственных действий Ф. И. Вереницыну при
наблюдающем на правах товарища прокурора Н. И. Идельсо-
не и от комиссии — Н. К. Муравьеве.
Верно: 1 июня 1917 г.
Делопроизводитель.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 42.
31. ПРОТОКОЛ
1917 года мая 31 дня судебный следователь Киевского ок-
ружного суда по важнейшим делам Татаров, согласно предло-
жения прокурора Киевского окружного суда от 10 сего мая за
№ 54 и на основании требования Чрезвычайной следственной
комиссии от 1 сего мая за № 80044, допрашивал нижепоиме-
нованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Михаил Иванович Трифонов, 49 лет, православный,
дворянин, осужден не был, проживаю в гор[оде] Киеве, в доме
№ 25 по Мало-Васильковской улице.
147
На предложенные мне вопросы могу ответить следующее.
Жандармский подполковник П. А. Иванов со мной как по-
мощником редактора газеты «Киевлянин» не раз разговаривал
о ходе дела Бейлиса. Иванов не верил версии о ритуальном
характере убийства Андрея Ющинского, а подозревал в совер-
шении этого преступления Веру Чеберяк и ее сподвижников —
Латышева, Рудзинского и др[угих]. По словам г. Иванова, про-
курор Киевской судебной палаты Чаплинский в деле убийства
Ющинского признавал одну лишь «ритуальную» версию, со-
вершенно игнорируя всякие другие сведения по этому делу. В
силу таких обстоятельств подполковник Иванов и не мог дать
правильное направление розыскам лиц, виновных в убийстве
Ющинского, заведомо зная, что всякая работа в этом деле, на-
правленная не в сторону установления факта ритуального
убийства, прокурору Чаплинскому не нужна и вызывает с его
стороны лишь раздражение. Полицейские чиновники Красов-
ский, Мищук и Кириченко много пострадали за то, что не при-
знавали «ритуальной версии» и производили розыски в другом
направлении; создавались дела против Красовского (преступ-
ления по службе), его держали в тюрьме и судили, но оправ-
дали; судили Мищука и Кириченку. Полицейские чины знали,
что в деле убийства Ющинского можно работать только в оп-
ределенном направлении. Покойный Д. И. Пихно, член Госу-
дарственного Совета, издатель и вдохновитель газеты «Киев-
лянин», не признавал «ритуальной» версии в деле убийства
Ющинского и поручил мне для выяснения истины негласно
вести тщательное наблюдение за ходом этого дела, стараться
чаще беседовать с судебными и полицейскими властями, а
главным образом со всеми частными лицами, допрошенными
по делу Бейлиса и вообще могшими дать какие-либо ценные
указания. Все добытые сведения передавались мною
Д. И. Пихно, который, будучи в курсе дела, неоднократно бе-
седовал по делу с бывшим министром юстиции Щегловито-
вым. Д. И. Пихно передавал мне, что министр, несмотря на
его предупреждения, доверяет прокурору Чаплинскому, обе-
щавшему довести дело Бейлиса до конца и добыть материал
в подтверждение факта ритуального убийства Ющинского.
Однако материал этот найден не был, а дело нужно было по-
ставить на суд, ибо слишком уже много оно нашумело. В по-
следней беседе Д. И. Пихно с министром Щегловитовым по-
следний, по словам Д. И. Пихно, понял уже, что дело с риту-
алом стоит шатко, что Чаплинский не оправдал возложенных
на него надежд, но нужно было ликвидировать дело путем
гласного рассмотрения его в суде; другого выхода из созда-
вшегося положения министр не находил. Непосредственно
148
после этой беседы с Щегловитовым на квартиру Д. И. Пихно
в Петрограде явился Чаплинский, сказавший, что его прислал
министр. Д. И. Пихно принял Чаплинского очень сухо и за-
явил ему: «Мне с Вами говорить не о чем; я предупреждал в
свое время, а теперь поздно; вы заварили кашу — сами и рас-
хлебывайте». Лично я из бесед с прокурором Чаплинским вы-
нес впечатление, что он признавал одну лишь «ритуальную»
версию убийства Ющинского, а всякие другие сведения считал
измышлением евреев. Чаплинский давал читать мне составлен-
ное им для министра извлечение из показаний свидетелей, до-
прошенных по делу, своего же заключения в донесении мини-
стру прочесть мне Чаплинский не разрешил.
Будучи уже ранее знаком с самим делом, я сказал Чаплин-
скому, что извлечения сделаны им тенденциозно, а местами
просто в юмористическом духе; Чаплинский в ответ на мое
замечание стал утверждать, что, наоборот, — я тенденциозно
смотрю на дело и упрекал меня за помещение в «Киевлянине»
статьи под заглавием «Частное расследование по делу об убий-
стве Андрея Ющинского», в которой отвергалась «ритуаль-
ная» версия и указывалось на лиц, совершивших убийство.
Прокурор Чаплинский, получив официальное заявление жур-
налиста Бразуля-Брушковского с указанием на виновников
убийства Ющинского — Веру Чеберяк и других лиц, не желал
направить дело к доследованию и убеждал меня, что он даже
не имеет права этого делать, ибо раз он обратит дело к досле-
дованию, то это будет иметь вид, будто он верит новой версии
убийства; в действительности же он заявлению Бразуля-
Брушковского не верит, а потому и считает доследование пус-
той проволочкой дела, обрекающей на лишнее сидение в тюрь-
ме Бейлиса, которого ему жаль. При этом Чаплинский сказал,
что ему безразлично, осудят или оправдают Бейлиса, для него
важно признание судом наличия факта убийства Ющинского
с ритуальной целью. Я доказывал Чаплинскому, что он дол-
жен направить дело к доследованию, хотя бы уже для того,
чтобы не слышать упреков в пристрастном ведении дела, а
также указал ему и на то, что если заявление г. Бразуля-
Брушковского на доследовании не подтвердится, то и направ-
ление дела в смысле ритуальности убийства не изменится. Вви-
ду ли высказанных мною соображений или по иным причинам
Чаплинским после этого дело было обращено к доследованию.
Во время хода следствия по делу Бейлиса у Чаплинского в слу-
жебном кабинете бывали часто руководители крайне правых
организаций; эти лица сообщали Чаплинскому сведения, при-
носили какие-то бумаги и книги и исполняли его поручения;
подполковник Иванов, как мне известно со слов последнего,
149
поручил арестанту Козаченке в тюрьме следить за поведением
Бейлиса и лиц, его окружающих. Козаченко передавал г. Ива-
нову много интересных сведений; так, например, он утверж-
дал, будто бы Бейлис подговаривал его по освобождению его
из заключения отравить некоторых свидетелей по его, Бейли-
са, делу и обещал за это со стороны евреев большое денежное
вознаграждение. Заподозрив правдивость сообщений Козачен-
ко, подполковник Иванов поручил двум своим агентам сле-
дить за Козаченко с целью проверить его сообщения, и убе-
дился, что Козаченко — лгун, о чем заявил ему прямо в лицо.
Козаченко, по словам Иванова, очень испугался, стал плакать,
сознался, что он все лгал и просил не губить его. Иванов не-
медленно сообщил о признании Козаченко Чаплинскому, но
тот не обратил на это внимания и, как оказалось, целиком внес
показания Козаченко, уличающие Бейлиса, в обвинительный
акт. Этим поступком Чаплинского подполковник Иванов был
крайне возмущен, вызывал меня на свидание в Купеческий
сад, рассказывал подробно историю с Козаченко и просил ме-
ня устроить ему, Иванову, свидание с Д. И. Пихно, которого
он предполагал просить обратить должное внимание на дей-
ствия Чаплинского. Свидание с Д. И. Пихно состоялось, и
Иванов рассказал ему все, о чем мне по уходе Иванова сооб-
щил Д. И. Пихно, сказавший, что этого так оставить нельзя,
но нужно подумать, как поступить. Каких-либо данных, уста-
навливающих факт «подбора» присяжных заседателей той сес-
сии, в которой должно было слушаться дело Бейлиса, у меня
не имеется, но ходили слухи, что судебной властью принима-
лись какие-то меры к «подбору» желательных присяжных. Пе-
ред разбором дела Бейлиса в той же сессии слушались мелкие
дела, и я лично видел, как в коридорах суда представитель
крайней правой партии Голубев (ныне умерший), а также и
другие неизвестные мне лица знакомили присяжных заседате-
лей с делом Бейлиса, освещая его в духе ритуального убийства.
О каком-либо другом воздействии на присяжных заседателей
мне ничего неизвестно. Относительно деятельности других лиц
судебного и административного ведомств в смысле придания
делу Ющинского ритуального характера мне ничего неизвест-
но. Более добавить ничего не имею. Протокол мне прочитан
и с моих слов записан верно.
Михаил Иванович Трифонов.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам Татаров.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 218—219 об.
150
32. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 1—3 дня в г[ороде] Киеве судебный следо-
ватель по особо важным делам округа Киевского окружного
суда Новоселецкий, согласно отдельному требованию Чрезвы-
чайной следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за
№ 180011 допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением 443
ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоиме-
нованного, который показал:
Михаил Иванович Трифонов, 49 лет, православный,
дворянин, осужден не был, проживаю в г[ороде] Киеве, в доме
№ 25 по Мало-Васильковской улице.
На предложенные мне вопросы, указанные в предъявлен-
ном мне отдельном требовании Чрезвычайной следственной
комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за № 180011, я могу объяснить
следующее. На днях уже я был допрошен по тем же вопросам
судебным следователем Киевского окружного суда по важней-
шим делам Татаровым по требованию Чрезвычайной следст-
венной комиссии от 1 мая с[его] г[ода] за № 80044 и в насто-
ящее время могу лишь повторить это свое показание. Как по-
мощник редактора газеты «Киевлянин» я не раз разговаривал
о ходе дела Бейлиса с производившим дополнительное рассле-
дование жандармским подполковником П. А. Ивановым, ко-
торый не верил «ритуальной» версии и подозревал в соверше-
нии убийства Ющинского Веру Чеберяк и ея сподвижников —
воров Латышева, Рудзинского и других. По словам г. Ивано-
ва, прокурор Киевской судебной палаты Чаплинский, наобо-
рот, в деле убийства Ющинского признавал одну лишь «риту-
альную» версию, совершенно игнорируя всякие другие сведе-
ния по этому делу. В силу таких обстоятельств подполковник
Иванов и не мог дать правильное направление розыскам лиц,
виновных в убийстве Ющинского, заведомо зная, что всякая
работа в этом деле, направленная не в сторону установления
факта ритуального убийства, прокурору Чаплинскому не нуж-
на и вызывает с его стороны лишь раздражение. Полицейские
чиновники Красовский, Мищук и Кириченко много пострада-
ли за то, что не признавали «ритуальной» версии и произво-
дили розыски в другом направлении: создавались дела против
Красовского (преступления по службе), его держали в тюрьме
и судили, но оправдали; судили и Мищука и Кириченко. По-
лицейские чины знали, что в деле убийства Ющинского можно
работать только в определенном направлении. Покойный
Д. И. Пихно, член Государственного Совета, издатель и вдох-
новитель газеты «Киевлянин», не признавал «ритуальной» вер-
сии в деле убийства Ющинского и поручил мне для выяснения
151
истины негласно вести тщательное наблюдение за ходом этого
дела, старался чаще беседовать с судебными и полицейскими
властями, а главным образом со всеми частными лицами, до-
прошенными по делу Бейлиса и вообще могшими дать какие-
либо ценные указания. Все добытые сведения передавались
мною Д. И. Пихно, который, будучи в курсе дела, неоднократ-
но беседовал по делу с бывшим министром юстиции Щегло-
витовым. Д. И. Пихно передавал мне, что министр, несмотря
на его предупреждения, доверяет прокурору Чаплинскому,
обещавшему довести дело Бейлиса до конца и добыть матери-
ал в подтверждение факта ритуала в деле убийства Ющинско-
го. Однако материал этот найден не был, а дело нужно было
поставить на суд, ибо слишком уже много оно нашумело. В
последней беседе Д. И. Пихно с министром Щегловитовым
последний, по словам Д. И. Пихно, понял уже, что дело с «ри-
туалом» стоит шатко, что Чаплинский не оправдал возложен-
ных на него надежд, но нужно было ликвидировать дело путем
гласного рассмотрения его на суде; другого выхода из созда-
вшегося положения министр не находил. Непосредственно
после этой беседы с Щегловитовым на квартиру Д. И. Пихно
в Петрограде явился Чаплинский, сказавший, что его прислал
министр. Д. И. Пихно принял Чаплинского очень сухо и за-
явил ему: «Мне с Вами говорить не о чем; я предупреждал в
свое время, а теперь поздно; Вы заварили кашу — сами и рас-
хлебывайте». И сам я лично из бесед с прокурором палаты
Чаплинским вынес впечатление, что он признавал одну лишь
«ритуальную» версию убийства Ющинского, а всякие другие
сведения считал измышлением евреев. Чаплинский давал чи-
тать мне составленное им для министра извлечение из показа-
ний свидетелей, допрошенных по делу, своего же заключения
в донесении министру прочесть мне Чаплинский не разрешил.
Будучи уже ранее знаком с самым делом, я сказал Чаплинско-
му, что извлечения сделаны им тенденциозно, а местами про-
сто в юмористическом духе; Чаплинский в ответ на мое заме-
чание стал утверждать, что, наоборот, я тенденциозно смотрю
на дело и упрекал меня за помещение в «Киевлянине» статьи
под заглавием «Частное расследование по делу об убийстве
Андрея Ющинского», в которой отвергалась «ритуальная»
версия и указывалось на лиц, совершивших убийство. Проку-
рор Чаплинский, получив официальное заявление журналиста
Бразуля-Брушковского с указанием на виновников убийства
Ющинского — Веру Чеберяк и других лиц, не желал напра-
вить дело к доследованию и убеждал меня, что он даже не
имеет права этого делать, ибо раз он обратит дело к доследо-
ванию, то это будет иметь вид, будто он верит новой версии
152
убийства; в действительности же он заявлению Бразуля-
Брушковского не верит, а потому и считает доследование пус-
той проволочкой дела, обрекающей на лишнее сидение в тюрь-
ме Бейлиса, которого ему жаль. При этом Чаплинский сказал,
что ему безразлично, осудят ли или оправдают Бейлиса, а для
него важно признание судом наличия факта убийства Ющин-
ского с ритуальной целью. Я доказывал Чаплинскому, что он
должен направить дело к доследованию, хотя бы уже для того,
чтобы не слышать упреков в пристрастном ведении дела, а
также указал ему и на то, что если заявление г. Бразуля-
Брушковского на доследовании не подтвердится, то и направ-
ление дела в смысле ритуальности убийства не изменится. Вви-
ду ли высказанных мною соображений или по иным причинам
Чаплинским после этого дело было обращено к доследованию.
Во время хода следствия по делу Бейлиса у Чаплинского в слу-
жебном кабинете бывали часто руководители крайне правых
организаций; эти лица сообщали Чаплинскому сведения, при-
носили какие-то бумаги и книги и исполняли его поручения.
Подполковник Иванов, как мне известно со слов последнего,
поручил арестанту Козаченке в тюрьме следить за поведением
Бейлиса и лиц, его окружавших. Козаченко передавал г. Ива-
нову много интересных сведений; так, например, он утверж-
дал, будто бы Бейлис подговаривал его по освобождении его.
из заключения отравить некоторых свидетелей по его, Бейли-
са, делу и обещал за это со стороны евреев большое денежное
вознаграждение. Заподозрив правдивость сообщений Козачен-
ко, подполковник Иванов поручил двум своим агентам сле-
дить за Козаченко с целью проверить его сообщения и убе-
дился, что Козаченко лгун, о чем заявил ему прямо в лицо.
Козаченко, по словам Иванова, очень испугался, стал плакать,
сознался, что он все лгал и просил не губить его. Иванов не-
медленно сообщил о признании Козаченко Чаплинскому, но
тот не обратил на это внимания и, как оказалось, целиком внес
показания Козаченко, уличающие Бейлиса, в обвинительный
акт. Этим поступком Чаплинского подполковник Иванов был
крайне возмущен, вызывал меня на свидание в Купеческий
сад, рассказывал подробно историю с Козаченко и просил ме-
ня устроить ему, Иванову, свидание с Д. И. Пихно, которого
он предполагал просить обратить должное внимание на дей-
ствия Чаплинского. Свидание с Д. И. Пихно состоялось, и
Иванов рассказал ему все, о чем мне по уходе Иванова сооб-
щил Д. И. Пихно, сказавший, что этого так оставить нельзя,
но нужно подумать, как поступить. Перед разбором дела Бей-
лиса в той же сессии слушались мелкие дела, и я лично видел,
как в коридорах суда представитель крайней правой партии
153
Голубев (ныне умерший), а также и другие неизвестные мне
лица знакомили присяжных заседателей с делом Бейлиса,
освещая его в духе ритуального убийства. О каком-либо дру-
гом воздействии на присяжных заседателей мне ничего неиз-
вестно. Относительно деятельности других лиц судебного и ад-
министративного ведомств в смысле придания делу Ющинско-
го ритуального характера мне ничего неизвестно. По поводу
очной ставки моей с подполковником Ивановым на суде по
делу Шульгина могу сказать, что Иванов, вопреки действи-
тельности, отвергал то, что сам мне говорил по поводу созна-
ния Козаченко о лживости сделанного им оговора Бейлиса,
каковой ложный оговор был внесен в обвинительный акт по
делу Бейлиса. Я же утверждал тогда и подтверждаю это в на-
стоящее время, что при моем свидании в Купеческом саду с
Ивановым последний говорил мне о лживости того именно по-
казания Козаченко, которое было внесено в обвинительный
акт по делу Бейлиса. Более добавить не имею. Протокол за-
писан с моих слов совершенно верно.
Михаил Иванович Трифонов.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 168—169 об.
33. ПРОТОКОЛ
По отдельному требованию Чрезвычайной следственной
комиссии за № 180010.
1917 года, июня 3—5 дня, в г[ороде] Киеве судебный сле-
дователь по особо важным делам округа Киевского окружного
суда Новоселецкий допрашивал в качестве свидетеля с соблю-
дением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства]
нижепоименованного, который показал:
Евгений Алексеевич Разуваев, 37 лет, православный, су-
дебный пристав при Киевском съезде мировых судей, состою
в действующей армии прапорщиком 310 пехотного Шацкого
полка, в г[ород] Киев приехал временно.
На предложенные мне вопросы, приведенные в предъявлен-
ном мне отдельном требовании Чрезвычайной следственной
комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за № 180010, я могу объяснить
следующее. С декабря 1911 года по январь 1914 года я состоял
судебным рассыльным при Киевском окружном суде и в сен-
тябре месяце 1913 года был назначен по распоряжению пред-
154
седателя суда Ф. А. Болдырева в помощь судебному приставу
Брыскину дежурить на процессе Менделя Бейлиса. Такое же
назначение получил и мой товарищ судебный рассыльный
Борсук. Судебный пристав Брыскин, как недавно перед тем
назначенный на должность судебного пристава, оказался че-
ловеком совершенно неопытным и с первого же дня процесса
стал допускать много разных недочетов, не совсем хорошо да-
же зная форму доклада суду о явившихся и не явившихся сви-
детелях, экспертах и т[ому] под [об ное]. Во избежание всяких
шероховатостей председатель Болдырев в первый же день про-
цесса объявил мне, что вся ответственная работа во время про-
цесса возлагается на меня, а судебный пристав Брыскин и су-
дебный рассыльный Борсук даются мне в помощь. Могу по-
ложительно удостоверить, что во время моего дежурства в
совещательную комнату присяжных заседателей, находившу-
юся возле зала заседания, никто из посторонних не проникал,
ибо за этим я очень зорко следил, да и председатель все время
нам постоянно напоминал о том, чтобы мы наблюдали строго
за этим и не допускали общения присяжных заседателей ни с
кем. Во время процесса, который продолжался свыше тридца-
ти дней, некоторым из присяжных заседателей приносили из
дому белье, письма, папиросы и вообще разные посылки.
Письма и вообще все передачи мною сейчас же представлялись
суду для просмотра и только уже после этого просмотра пере-
давались по принадлежности. Таким же образом поступалось
и с письмами, которые исходили от присяжных заседателей.
Сначала письма передавались для просмотра суду, а уж затем
посылались через курьера на почту. Что касается передава-
емых посылок, белья и проч[его], то все передаваемое тщатель-
но осматривалось, и я лично с членом суда князем Жеваховым
всегда тщательно осматривал даже приносимые коробки па-
пирос, которые мы всегда вскрывали и осматривали, нет ли и
там каких-либо записок. Ночью при присяжных заседателях
мы дежурили по очереди и равным образом по очереди ходили
и на обед, причем в то же время, когда обедали и присяжные
заседатели. На обед мог уходить по очереди один из нас лишь
тогда, когда обед, приносимый присяжным заседателям из рес-
торана, был уже внесен курьером в их совещательную комна-
ту. Перед проходом присяжных заседателей на отдых в поме-
щение, отведенное им для этой цели в судебной палате, все
попутные входы и выходы занимались и охранялись городо-
выми, а в некоторых местах, где бывало много публики, двери
просто-напросто совсем запирались. Таким же порядком шло
и возвращение присяжных заседателей по окончании после-
обеденного отдыха. Ночью, как я уже сказал, с присяжными
155
заседателями ночевал один из нас по очереди, и с нами же по
очереди ночевали и курьеры. Со мною ночевали из курьеров:
старший курьер Басов, ныне уже покойный, курьер 6-го отде-
ления Василий, фамилии которого не помню и который теперь
также умер, курьер 12 отделения Антон Вознякевич, который
жив, но состоит где-то на военной службе, и один или два го-
родовых в полицейской форме, но не переодетые в форму су-
дейских курьеров. Курьеры и городовые находились в кори-
доре у дверей комнаты присяжных заседателей, каковые двери
всегда запирались изнутри на ключ. На вопрос, не ночевали
ли также при присяжных заседателях вместо курьеров пере-
одетые жандармы или сыщики, могу вполне определенно ска-
зать, что в те дни, когда при присяжных заседателях дежурил
я, оставаясь с ними и на ночь, я, кроме своих курьеров и двух
городовых в коридоре при комнате присяжных заседателей,
никого другого не видел. Дней через шесть после начала про-
цесса мне суд разрешил ходить ночевать домой, а с присяж-
ными заседателями на ночь оставались уже по очереди Брыс-
кин и Борсук. Освободил меня суд от ночных дежурств пото-
му, что в течение целого дня на мою долю выпадало очень
много работы, а Брыскин и Борсук следили лишь за порядком
среди публики: Брыскин — в зале заседания, а Борсук — на хо-
рах. Когда мы выводили утром присяжных заседателей на про-
гулку в скверик, что против здания присутственных мест, мы
не только приостанавливали движение пешеходов, но останав-
ливали даже и конное движение, и присяжные заседатели про-
ходили через цепь расставленных от здания суда до скверика
городовых. Скверик предварительно тщательно осматривался
и затем также оцеплялся полицией. Даже проходившую около
скверика публику полиция просила переходить на другую,
противоположную, сторону. Категорически заявляю, что лич-
но я никаких газет, брошюр, листков или чего-либо подобного
при присяжных заседателях не обнаруживал и не отбирал.
Представители монархических организаций, например студент
Голубев, точно так же при мне доступа к присяжным заседа-
телям не имели и не могли иметь. Вот все, что я могу сказать
на все предложенные мне вопросы. Более добавить не имею.
Протокол записан с моих слов совершенно правильно.
Евгений Алексеевич Разуваев.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 170—171.
156
34. ЖУРНАЛ
заседания Чрезвычайной следственной комиссии №
5-го июня 1917 года
Присутствовали: председатель Н. К. Муравьев, товарищи
председателя Б. Н. Смиттен и С. В. Иванов, член комиссии
Ф. И. Родичев, при секретаре Б. Г. Болтенганене.
Постановлено:
Рассмотрев постановление командированного для произ-
водства следственных действий Ф. И. Вереницына, поступи-
вшее при отношении от 25 мая с[его] г[ода] о привлечении в
качестве обвиняемых бывшего министра внутренних дел
Н. А. Маклакова, бывшего прокурора Киевской судебной па-
латы Чаплинского, бывшего директора Департамента поли-
ции Белецкого и бывшего начальника Киевского губернского
жандармского управления Шределя по обвинению их в долж-
ностных преступлениях, совершенных ими в связи с делом Бей-
лиса, Чрезвычайная следственная комиссия, находя в действи-
ях всех перечисленных лиц тесную связь, руководствуясь
п[унктом] 3 Положения о комиссии, постановила: признать не-
обходимым совместное расследование противозаконных дей-
ствий указанных в постановлении Ф. И. Вереницына лиц
(Маклакова, Чаплинского, Белецкого и Шределя) и уведомить
Ф. И. Вереницына о согласии комиссии на привлечение в ка-
честве обвиняемых этих лиц на основаниях, изложенных в
этом постановлении, за исключением п[унктов] III и V.
Обсуждение по существу п[ункта] III комиссия считает при
настоящем положении расследования преждевременным.
По пункту V комиссиия находит, что приведенные в нем
случаи превышения власти относятся к числу предусмотрен-
ных I ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях], вслед-
ствие чего обвинение Белецкого в отдаче в феврале и марте
1912 года распоряжения о покупке книги «Каббала Бабель» не
может быть предъявлено в силу 158 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях].
Председатель.
Товарищ председателя.
Член комиссии.
Секретарь.
С подлинным верно.
Делопроизводитель.
Г АРФ, Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 43.
157
35. ПОСТАНОВЛЕНИЕ
1917 года июня 5 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18), принимая
во внимание состоявшееся сего числа журнальное постановле-
ние означенной комиссии и руководствуясь 396 ст[атьей]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства] и п[унктом] 1
отд[ела] II Положения о Чрезвычайной следственной комис-
сии, постановил: бывших министра внутренних дел Николая
Алексеевича Маклакова, директора ныне упраздненного Де-
партамента полиции Степана Петровича Белецкого, начальни-
ка упраздненного Киевского губернского жандармского уп-
равления полковника Александра Федоровича Шределя и про-
курора Киевской судебной палаты Георгия Гаврииловича
Чаплинского привлечь к следствию в качестве обвиняемых,
предъявив им обвинения, указанные в пунктах I, II, IV и V
постановления [Чрезвычайной следственной комиссии] от 18—
20 минувшего мая в заключительной его части с ограничением
в отношении пункта V, упомянутым в постановлении комис-
сии. (Исправлено: «бывших», «пункты».)
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сиию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 45—45 об.
36. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 6 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная часть № 18) допрашивал
с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судопро-
изводства] нижепоименованного обвиняемого, который пока-
зал:
Зовут меня Николай Алексеевич Маклаков, действи-
тельный] тайный советник, гофмейстер, член Государственно-
го Совета, из потомственных дворян Московской губ[ернии],
45 лет, православный, родился 9 сентября 1871 г[ода] в г[ороде]
Москве, женат, имею трех сыновей, имею имение в Дмитров-
ском уезде Московской губ[ернии], окончил Московский уни-
верситет по историко-филологическому факультету, под судом
не был, содержусь под стражей в Петроградской крепости.
Я не признаю себя виновным в предъявленных мне обви-
нениях (обвиняемому Маклакову предъявлены обвинения, из-
158
ложенные в пунктах I, II, IV и V заключительной части поста-
новления от 18—20 мая 1917 г[ода] и журнального постанов-
ления Чрезвычайной следственной комиссии от 5 сего июня с
ограничением, указанным в постановлении комиссии относи-
тельно пункта V). Дальнейшее показание желаю писать собст-
венноручно.
Дело Бейлиса возникло еще тогда, когда я был чернигов-
ским губернатором, затем оно как будто заглохло, а потом
опять разгорелось. Мне неизвестно, были ли какие-либо спе-
циальные цели у М[инистер]ства юстиции при возбуждении де-
ла, во всяком случае о них я не слыхал, а равно никогда не
доходили до меня из правительственных кругов и соображения
о том, что это дело имеет целью подготовить отрицательное
отношение в народе к вопросу о расширении прав евреев. Не-
известно мне также, были ли какие-либо влияния на Минис-
терство юстиции в дальнейшем направлении дела. На месте
в Черниговской губернии мнения о деле были самые разноре-
чивые: были люди, отрицавшие самую возможность существо-
вания ритуального убийства, были и такие — и это особенно
замечалось в широких кругах простонародья, — которые были
убеждены в том, что в данном деле убийство было именно ри-
туальным и роптали даже на то, что дело заминается. По
должности г[убернато]ра я виделся изредка с Чаплинским в
Чернигове, т[ак] к[ак] Черниговский суд входит в округ Киев-
ской судебной палаты, и Чаплинский в Чернигов от времени
до времени наезжал. Насколько помню, Чаплинский всегда
был убежден в ритуальности убийства Ющинского. С Замыс-
ловским я познакомился уже много спустя, после назначения
моего министром, а Голубева никогда в жизни не видал и ни-
каких дел с ним не имел. Никаких совещаний у меня по делу
Бейлиса с м[инист]ром юстиции не бывало, хотя говорили о
нем мы с ним неоднократно. Вообще Министерство внутрен-
них] дел в этом деле ни с какой стороны заинтересовано не
было и только исполняло просьбы М[инистер]ства юстиции.
Министерство внутренних] дел только одним было озабочено:
чтобы в связи с делом не разыгралось еврейского погрома, и
всяческие меры, чтобы не допустить до этого, нами были не-
уклонно и решительно принимаемы. Департамент полиции
вмешался в дело по просьбе М[инистер]ства юстиции. Депар-
таменту были сообщены сведения о том, что около этого дела
поднимается целая вакханалия, ходят слухи, что в Киеве будут
пущены в ход самые широкие попытки повлиять на присяж-
ных, указывают на возможность подкупа и на террористиче-
ские шаги против представителей обвинения и гражданского
истца. Местные правые организации были возбуждены до
159
крайности и открыто волновались этими слухами. Замыслов-
ский просил Департамент [полиции] принять меры к огражде-
нию его от возможных покушений на его жизнь. Министр юс-
тиции требовал охранять прокурора.
I. Я убежденно полагал, что я обязан был сделать все к
тому, чтобы предупредить и убийства, и подкуп, и давление
на присяжных, и потому — но в этом только смысле — сделал
общее распоряжение об охране и о секретном наружном на-
блюдении. О результатах его было предложено осведомлять
прокурора. Для того же, чтобы в объективном освещении
знать то, что в Киеве будет происходить во время суда, и для
выяснения деятельности местной полиции, я командировал ту-
да чиновника особых поручений Дьяченко, который разрешал
бы на месте возникающие сомнения и телеграфировал бы обо
всем директору Д[епартамен]та полиции для доклада мне. До-
клады мне делались директором Д[епартамен]та вообще всегда
по всем делам двояко: либо письменно в присылаемых мне на
дом делах, либо устно. В первом случае я писал сам на делах
резолюции, во втором — Белецкий делал себе заметки о моих
указаниях и мнении карандашом при самом изложении дела,
и потом эти заметки служили ему материалом для последу-
ющих распоряжений. Относительно устных докладов, их пол-
ноты и освещения, а равно точности передачи моих указаний
по ним директором у меня есть сомнения. По данному же делу я
вижу, что для осуществления моих общих указаний предпри-
нимались шаги, которых я не одобрил бы и которые смыслу
и духу моих директив не во всем отвечали. Одна из первых
осведомительных телеграмм из Киева, находящаяся в деле и
предъявленная мне (от 23 сентября] № 6620), полно и верно
рисует, как исполнялись мои задания чинам[и] м[инистер]ства.
Из нее видно, что в моих заданиях ничего противозаконного
не было.
II. Относительно невысылки в суд свидетеля Караева до-
кладываю, что моя точка зрения на данный вопрос ясно вы-
ражена в моей же резолюции на письменном докладе по делу
директора Д[епартамен]та, почему-то прибегавшего здесь к
письменной форме доклада. В резолюции я сказал, что
М[инистер]ство внутренних] дел в этом деле не заинтересова-
но, а вызывать или не вызывать свидетелей — зависит от
М[инистер]ства юстиции. Я написал это, несмотря на то, что
в конце доклада говорилось, — и я это подчеркнул синим ка-
рандашом, — что вызов Караева желателен Замысловскому. И
здесь, следовательно, я стоял на основной для себя объектив-
ной точке зрения. Что же касается до всех подробностей дела
в докладе, где, как мне сегодня заявлено, есть указания на не-
160
правильные действия Д[епартамен]та полиции и енисейского
г[убернатор]а, то, вероятно, я не обратил на них должного
внимания, что объясняется, думаю, тем, что таких докладов
по всем департаментам м[инистер]с1ъа проходило ежедневно
через мои руки, думаю, много больше сотни, а по Департа-
менту полиции все наиболее серьезные дела освещались уст-
ным докладом. Потому, надо полагать, я и обратил главное
внимание не столько на подробности дела, сколько на постав-
ленный мне д[иректо]ром вопрос и ответил на него в соответ-
ствии с основной своей точкой зрения на это дело — объек-
тивностью. Какая была по данному делу переписка между Бе-
лецким и Чаплинским, мне неизвестно.
III. О том, что мое распоряжение, чтобы Иванов «показы-
вал на суде правду» о свидетеле Махалине, не было исполнено,
я узнаю только теперь. Это во всяком случае было сделано без
моего ведения. А простое предложение «показывать правду»
безотносительно к тому, кому эта правда на руку, ясно и пол-
но рисует мое уважение к правосудию и мое отношение к про-
цессу, изложенное в пункте II. Каким образом сведения о со-
трудничестве Махалина попали в «Новое время», мне совер-
шенно неизвестно.
IV. Никаких специальных указаний о перлюстрации писем
в связи с делом Бейлиса мною не давалось, и как она произ-
водилась в Киеве, как была организована, а равно какие пись-
ма и насколько задерживались вручением — мне неизвестно.
Что же касается до общего вопроса о перлюстрации, то не я
ее ввел в России. Она применялась в качестве одного из при-
емов розыска с незапамятных времен. Все мои ближайшие
предместники, из которых многие оставались у власти много
дольше меня, этот вопрос не трогали. Я получил готовую ор-
ганизацию, существовавшую долгие годы. Мои заместители,
поскольку мне известно, перлюстрации тоже не уничтожили.
О степени ее незаконности вопроса не возникало. Правда, мы
предполагали с Джунковским пересмотреть эту область, т[ак]
к[ак] она нам лично претила, но за первые 1,5 года моей служ-
бы я не успел, однако, подойти к этому делу, будучи занят
другими спешными делами и разрабатывая крупные очеред-
ные законопроекты, а потом вспыхнула война, пошли одна за
другой мобилизации, и этот вопрос отошел на второй план.
Перлюстрация обслуживала розыскные цели Д[епартамен]та
полиции, и я никогда близко не подходил к ней и не вдумы-
вался пристально в ее постановку, не руководил ею, но она
была, повторяю, в числе тех вопросов, к которым мы предпо-
лагали подойти и которые считали очередными.
161
V. Выдача денег Замысловскому и Косоротову произведена
была с моего разрешения и произведена по просьбе Минис-
терства юстиции. М[инист]р юстиции указывал, что это дело
будет всячески срываться, что большая часть печати ведет по-
ход против всех тех, кто стоит за наличность в деле серьезного
обвинительного материала, и что создается атмосфера в Киеве
исключительно трудная для спокойного выяснения дела. За-
мысловский, по словам м[инист]ра юстиции, в качестве граж-
данского истца был очень ценною помощью для прокурора, а
Косоротое почитался крайне желательным для М[инистер]ства
юстиции экспертом ввиду его большого научного имени, во-
первых, и, во-вторых, — уверенности М[инистер]ства в его
прямоте и гражданском мужестве. Я считал, что если для
М[инистер]ства юстиции было необходимо участие в деле этих
лиц, а для их участия необходимы были деньги, которых у
М[инистер]ства юстиции не было, то отказать в выдаче про-
симых м[инист]ром юстиции для поездки названных лиц в Ки-
ев для М[инистер]ства внутренних] дел было неудобно, так
как дело правосудия касается всех ведомств в равной степени.
Профессора Косоротова лично я никогда не видал, деньги он
получил, если не ошибаюсь, лично от Белецкого. Никаких
суждений и указаний, а равно напутствий на предстоящую ему
экспертизу я ему не делал и никому не поручал делать за меня.
В этом вопросе я лишь пришел денежно на помощь Минис-
терству юстиции. К этому только и свелась моя роль. Делал
я это далеко не охотно. Что же касается выдачи денег Замыс-
ловскому на издание его книги, то это было так. Замыслов-
ский просил помощь ему деньгами на издание, указывая, что
в связи с оправданием Бейлиса по делу, которое неверно ото-
ждествлялось частью прессы с обвинением в кровавых ритуа-
лах всего еврейского народа, сложилось очень тягостное по-
ложение для правительственной власти. Стало проводиться и
распространяться всякими путями мнение, что даже признаков
и намеков на такое преступление в деле не было и что все это
дело было подстроено, было инсценировано русским прави-
тельством со специальными тайными целями. Это мнение ста-
ло высказываться и за границей. В книге Замысловского, уча-
ствовавшего в процессе и всесторонне знакомого с обстоятель-
ствами дела, все предвзятое в таком освещении процесса
опровергалось и доказывалось, что в деле были серьезные дан-
ные, заставляющие и обязывавшие правосудие остановиться
на этом убийстве и разобраться в поднявшемся вокруг него
тумане. Звание члена Государственной] Думы придавало кни-
ге Замысловского и проводимым им мнениям особый автори-
тет. Я поручил начальнику Главного] управления] по делам
162
печати ознакомиться с книгой и, если она имела вышеуказан-
ное значение, помочь Замысловскому деньгами, сколько ока-
жется возможным по состоянию кредита. Гр[аф] Татищев ото-
звался, что хотя содержание издаваемого труда несомненно
имеет такое значение, но в кредитах Главное управление в то
время было очень стеснено. Тогда я разрешил сделать выдачу
просимых денег Д[епартамен]ту полиции. Книги Замысловско-
го лично я никогда не видел и не читал. Что же касается до
суммы, выданной Замысловскому на это издание, то в насто-
ящее время я не могу вспомнить даже приблизительно ее раз-
мера. По поводу предъявленных мне документов в деле Депар-
тамента полиции № 157 лит[ера] А относительно заметки для
памяти Белецкого на листе 1-ом с изложением моей резолюции
по устному докладу директора по делу Бейлиса считаю долгом
пояснить, что ее недостаточно точная редакция дает неверное
представление о моих распоряжениях. «Наблюдение» за «на-
строением» присяжных не входило в данную мною Департа-
менту задачу и должно быть понимаемо как наблюдение за
тем, не было ли оказано на присяжных преступного давления
со стороны и не выясняются ли уже попытки такого влияния.
Цель намеченных мною мер была — предупреждение возмож-
ных преступных действий для затемнения правосудия, а никак
не стремление осведомлять судебную власть с настроением
присяжных, которое, само собой очевидно, никакому контро-
лю и наблюдению подлежать со стороны чинов Минис-
терства внутренних] дел не могло. Письмо Караева, копия
которого мне предъявляется на листе 6-ом дела, мне незнако-
мо, и решительно не могу вспомнить, было ли оно мне доло-
жено, и распоряжение об аресте Караева и о неотправлении
его письма по назначению я не делал. Доклад директора
Д[епартамен]та полиции на листе 10-м дела содержит отметку
синим карандашом «читал», сделанную мною. Этот доклад
был из категории письменных. На докладе того же директора
на листе 43-м о том же Караеве резолюция синим карандашом
сделана мною же. На документе на листе 49-м на справке о
Махалине изложение моего распоряжения по делу, сделанное
Белецким, — правильно. По поводу телеграммы Дьяченко на
листе дела 56-м от 13 окт[ября] 1913 года считаю нужным объ-
яснить, что, хотя штемпель о представлении мне ее копии име-
ется на телеграмме, но, если она и была мне присылаема —
чего я не помню, — то, во всяком случае, думаю, что представ-
лялась она мне с выпуском тех мест, которые отмечены скоб-
ками черным карандашом, так как я не допускаю самой воз-
можности того, чтобы неисполнение предложенных мною
указаний осталось не отмеченным ни моей памятью, ни соот-
163
ветствующими распоряжениями. Равным образом указанное
место в телеграмме было выпущено из ее копии, переданной
м[инист]ру юстиции, без моего ведома. Вообще же на всех бу-
магах и письменных докладах я неизменно делал пометки либо
в виде резолюции, либо в виде слова «читал». Те дела, на ко-
торых таких отметок нет, через мои руки не проходили.
Показания писал собственноручно. Николай Маклаков.
Зачеркнуто: «заинтересовано, никаких, специальных указа-
ний о перлюстрации, им, совершенно, них, оказало, для того,
чтобы»; вписано: «как исполнялись, доклад, не столько на по-
дробности дела, сколько, простое, так как она нам лично пре-
тила, были, по делу, Департаменту, присяжных, выясняются
ли, попытки, стремление».
Николай Маклаков.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 61—64 об.
37. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 8—13 дня в г[ороде] Киеве судебный сле-
дователь по особо важным делам округа Киевского окружного
суда Новоселецкий допрашивал в качестве свидетеля нижепо-
именованного, который показал:
Марк Григорьевич Виленский, евангелического вероис-
поведания, 36 лет, присяжный поверенный, живу в г[ороде]
Киеве, Александровская, [дом] 37 а.
На предложенный мне вопрос отвечаю: Свидетель Караев
не был доставлен в судебное заседание по делу Бейлиса только
потому, что его показания были главным и чрезвычайно
серьезным материалом, уличающим шайку преступников во
главе с Чеберяк. Его показание, разрушающее темную сказку
о ритуале и творящее новую, фактами обоснованную версию
об убийстве Ющинского, естественно, было ненужным и даже
вредным с точки зрения преступных интересов Чаплинского и
прочих создателей злого дела Бейлиса. И не останавливаясь
ни перед чем в деле устранения и терроризирования неугодных
свидетелей, безответственные руководители дела Бейлиса до-
ставке Караева в судебное заседание чинили противозаконные
препятствия. Это мне известно из прочитанного мною письма
Караева к Красовскому, в котором Караев сообщал, что до-
ставка его этапом в Киев была так замедлена, что он все равно
164
опоздал бы на процесс. Его протесты в этом направлении иг-
норировались, а условия его поездки были до того тяжелы,
что он, видя бесцельность всего этого предприятия, принужден
был согласиться на сделанное ему предложение отказаться от
явки в суд. По поводу показаний Махалина и Иванова на суде
я дам объяснения после предъявления мне протоколов судеб-
ного заседания по делу Бейлиса. Вне плоскости [предъявлен-
ных] мне вопросов я имею сообщить следующее.
Мне кажется странной имеющаяся в делах жандармского
управления справка о том, что Караев числился сотрудником
охранки. Караев был выпущен из тюрьмы в конце 1911 г[ода]
или в начале 1912 года и тотчас же охранкой был выслан из
Киева на Кавказ. В апреле 1912 года частными детективами
по делу об убийстве Ющинского он был вызван в Киев как
человек, в силу особых условий его жизни и исключительного
положения, занимаемого им в тюремном мире, могущий окон-
чательно раскрыть тайну этого загадочного преступления. По
приезде в Киев он был озабочен невозможностью принять
участие в розысках ввиду запрещения охранкой жить в Киеве.
В июне или июле 1912 года он уже был сослан в Сибирь. Та-
ким образом, он числился сотрудником охранного отделения
как раз в месяцы своей работы по розыскам убийц Ющинско-
го, а именно тогда, когда жандарм Иванов стоял на правиль-
ном пути, оспаривая у Красовского авторство добытых дан-
ных. В то время Иванов мог высоко ценить полезное сотруд-
ничество Караева в деле розыска и, быть может, записью
Караева в сотрудники охранного отделения легализировал его
пребывание в Киеве. Между прочим, высылка Караева в Си-
бирь совпала с визитом его к члену Государственной Думы
Савенко, имевшим место в день получения в Киеве номера
«Нового времени» со статьей, подписанной Запорожец, посвя-
щенной характеристике свидетелей частного расследования.
Оскорбленный отзывами Запорожца и считая, что под этим
псевдонимом скрывается, Савенко, Караев посетил его и в
квартире Савенко застал Веру Чеберяк.
Я не знаю, были ли в суде переодетые в форму курьеров
агенты охранного отделения, но знаю, что власти не жалели
труда филеров. За моей квартирой и за мной лично в течение
целого года следили два филера. В день моего отъезда за гра-
ницу— в этот день присяжный поверенный Карабчевский
произносил защитительную речь — из камеры прокурора Ки-
евского суда к губернатору пошла бумага с просьбой принятия
против меня административных мер, как лица, оказывающего
вредное влияние на Красовского и Бразуля — свидетелей по
делу Бейлиса. Я полагаю, что автор сего ходатайства, охра-
165
няющий свидетелей во время судебных прений и тем спаса-
ющий судебную истину щегловитова и Чаплинского, проку-
рор, представитель закона, прибегающий к административно-
му воздействию против присяжного поверенного, достоин
быть названным. Желая дать исчерпывающие ответы на за-
данные мне вопросы, я прошу предъявить мне подлинное дело
суда о Менделе Бейлисе. Показание писал лично.
Присяжный] поверенный] Марк Виленский.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. Оп.1. Д. 494. Л. 176-177.
38. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 12—13 дня в г[ороде] Киеве судебный сле-
дователь по особо важным делам округа Киевского окружного
суда Новоселецкий вследствие отдельного требования Чрезвы-
чайной следственной комиссии от 5 мая с[его] г[ода] за
№ 180010 допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением 443
ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоиме-
нованного, который показал:
Анатолий Антонович Рохель, 40 лет, православный, по-
томственный дворянин, грамотный, не судимый, проживаю в
г[ороде] Киеве, по Владимирской улице, в доме № 14, квар-
тира] 7.
Я — исправляющий должность судебного следователя Ки-
евского окружного суда. Не помню уже, в каком году, в пери-
од производства предварительного следствия по делу об убий-
стве Ющинского я заведовал 16-м следственным участком го-
рода Киева, в который, между прочим, входило исполнение
отдельных требований иногородних следователей. Однажды я
встретил на лестнице здания окружного суда товарища проку-
рора Борисова, спросившего меня, не получал ли я отдельного
требования следователя, не помню уже, какого уезда Киевской
губернии, о допросе Красовского в качестве обвиняемого в
должностном преступлении. Я ответил отрицательно, и Бори-
сов добавил, что Красовского нужно будет заключить в тюрь-
му. На мой ответ, что мера пресечения будет избрана та, ко-
торая будет указана в требовании, Борисов возразил, что про-
курорский надзор настаивает на аресте Красовского и что если
для меня недостаточно словесного предложения, то я получу
письменное. Я ответил, что и письменное предложение такого
166
рода не могу исполнить, а возвращу его вместе с требованием
судебному следователю, производящему следствие, для обсуж-
дения по существу, ибо подобное предложение прокурорского
надзора необязательно для следователя. На этом наш разговор
и окончился. Рассматривая в тот же день вечернюю почту, я
действительно нашел это требование судебного следователя,
кажется, Сквирского уезда, причем мера пресечения — содер-
жание под стражей — в нем была указана. Требование это бы-
ло мною исполнено, причем когда я объявил Красовскому о
мере пресечения, то он заметил, что ему хорошо известно, за
что его арестовывают. Мне совершенно было ясно, что арест
Красовского тесно связан с делом Бейлиса. При допросе Кра-
совского присутствовал товарищ прокурора Борисов, но упо-
мянутая фраза была сказана мне Красовским уже в отсутствие
Борисова. Насколько помню, при допросе Красовский пояс-
нил, что обвинение в сокрытии им каких-то служебных пере-
писок создано искусственно, так как переписок этих он, при-
няв в свое заведование полицейский стан незадолго перед тем,
еще не мог разыскать, а уничтожать их ему не было никакого
смысла. Впоследствии я получил достоверные сведения, что на
следователя, пославшего мне это отдельное требование, было
оказано прокурорским надзором давление в смысле избрания
против Красовского тягчайшей меры пресечения. Красовского
я знал и раньше как полицейского чиновника, ибо в произ-
водстве моем находилось дело по обвинению его в служебной
растрате. Более добавить не имею. Протокол записан на пи-
шущей машине под мою диктовку.
Анатолий Рохель.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 178—178об.
39. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 13 дня в г[ороде] Киеве судебный следова-
тель по особо важным делам округа Киевского окружного су-
да Новоселецкий допрашивал в качестве свидетеля с соблюде-
нием 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства]
нижепоименованного, который показал:
Сергей Захарович Д ижур, 43 лет, иудейского вероиспове-
дания, присяж[ный] поверенный округа Киевской судебной па-
167
латы, проживаю в г[ороде] Киеве по Ольгинской улице, в доме
№3.
На предложенные мне вопросы я могу объяснить следу-
ющее. Во время слушания дела Менделя Бейлиса, точно дня
не помню, но помню, что это было во время судебного след-
ствия, к концу его, я, выйдя в третьем часу ночи из редакции
газеты «Киевская мысль», на совершенно безлюдной Влади-
мирской улице у городского театра заметил двух беседующих
лиц. Пройдя мимо них, я узнал в беседующих председателя
суда Ф. А. Болдырева и присяжного поверенного Замыслов-
ского, причем последний с весьма энергическими жестами, на-
клоняясь к Болдыреву, о чем-то ему шептал. Узнав их в лицо,
я вновь прошел мимо них, но услышать что-либо из их разго-
вора мне не удалось, а они, заметив меня, насторожились. Я
тогда перешел на другую сторону улицы и там в тени заметил
двух людей того типа, который мы, киевляне, легко можем
распознать, — хулиганствующих «патриотов», которые все
время не спускали глаз с совещающихся Болдырева и Замыс-
ловского. Заметив меня, «патриоты» стали за мной следить, и
я счел себя вынужденным уйти по направлению к Прорезной
улице. Некоторое время один из этих патриотов следовал за
мною, но потом отстал и вернулся обратно по направлению к
театру. Об этом факте ночной конспирации председательству-
ющего на процессе с поверенным гражданской истицы я счел
своим долгом довести до Вашего, следователь, сведения путем
подачи того самого письменного заявления, которое Вы мне
сейчас предъявляете (свидетелю предъявлено имеющееся при
деле заявление). Более добавить не имею. Протокол записан с
моих слов правильно.
Присяжный поверенный Сергей Захарович Дижур.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
особо важным делам Новоселецкий.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 172.
40. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 13 дня командированный в Чрезвычай-
ную следственную комиссию для производства следственных
действий Ф. И. Вереницын (следственная часть № 18) до-
прашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Устава уголовного су-
допроизводства нижепоименованного обвиняемого, который
показал:
168
Зовут меня Игнатий Михайлович Золотарев, отставной
тайный советник, 49 лет, православный, живу по Манежному
пер[еулку], д[ом] 2, тел[ефон] 22—48.
С конца октября 1911 г[ода] по июль 1915 г[ода] я состоял
товарищем министра внутренних дел, причем до января 1913
г[ода] в круг моих обязанностей входило и заведование делами
по Департаменту полиции, а с января 1913 г[ода] эти обязан-
ности перешли к вновь назначенному товарищу министра
внутренних] дел Джунковскому. Никакого участия в произ-
водстве дела Бейлиса по Департаменту полиции я не принимал
и ничего не знал о тех мерах, которые принимались мини-
стром внутр[енних] дел Маклаковым и директором Департа-
мента полиции Белецким в отношении судебного процесса по
указанному делу. Я впервые слышу о том, что ими было ус-
тановлено наблюдение за присяжными заседателями по этому
делу. Никаких докладов по тому же делу ни у Маклакова, ни
у министра юстиции Щегловитова у меня не было, а со вре-
мени перехода Департамента полиции в ведение Джунковско-
го и не могло быть. По поводу предъявляемой мне Вами те-
леграммы Дьяченка директору Департамента полиции от 3 ок-
тября 1913 г[ода] за № 12/398 (Т. 1. Л. 217), с имеющейся на
ней отметкой о том, что она сообщена мною лично министру
юстиции, я могу объяснить, что в настоящее время я реши-
тельно не в состоянии вспомнить этого обстоятельства, то есть
того, чтобы я докладывал содержание этой телеграммы мини-
стру юстиции, но, с другой стороны, я не имею никаких осно-
ваний опровергать правильность указанной отметки. Весьма
возможно, что вследствие отъезда товарища] министра Джун-
ковского министр Маклаков возложил на меня отдельное по-
ручение передать эту телеграмму министру юстиции. Во вся-
ком случае я ограничился при этом одной передачей означен-
ной телеграммы министру юстиции и беседы с ним по
содержанию таковой не имел, а равно и с самим Маклаковым.
Если бы у меня были с ним такие разговоры по содержанию
упомянутой телеграммы, то я не мог бы их не запомнить. По-
казание мне прочтено. Зачеркнуто: «процессу», «доложить».
Вписано: «передать», «одной».
Игнатий Максимович Золотарев.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 65-^66 об.
169
41. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 16 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судоп-
роизводства] нижепоименованного обвиняемого, который по-
казал:
Зовут меня Венедикт Антонович Дьяченко, статский со-
ветник, 47 лет, православный, временно живу на даче в Фин-
ляндии, ст[анция] Куоккала, Карьедорога, дача Дзельскалг,
под судом не был, мой городской адрес: Кронверкский
просп[ект], д[ом] 79, кв[артира] 17.
Состоя чиновником особых поручений 5-го класса при Ми-
нистерстве внутренних дел, я был прикомандирован для заня-
тий к Департаменту полиции. В сентябре 1913 года по ордеру
министра внутренних дел Маклакова я был командирован в
качестве представителя от Министерства внутренних дел в Ки-
ев на известный судебный процесс Бейлиса. Перед отъездом я
получил инструкции [о] своей предстоящей деятельности не от
министра внутренних дел, а от директора Департамента поли-
ции Белецкого, который вменил мне в обязанность прежде все-
го принять все необходимые меры к предупреждению возмож-
ных погромов в связи с этим процессом и вообще всяких экс-
цессов, с чьей бы стороны таковые ни исходили: от правых
или левых организаций. Затем я должен был посылать подроб-
ные донесения по телеграфу Белецкому о ходе процесса и при-
нимать меры охраны от покушений на товарища] прокурора
Виппера и Замысловского. Последнему, кроме того, нужно бы-
ло оказывать всякое содействие в процессе со стороны чинов
нашего ведомства, как об этом конфиденциально просил меня
тогда Белецкий, который, судя по происходившим в Департа-
менте разговорам, был в очень хороших отношениях с Замыс-
ловским. Об установлении секретного наблюдения за присяж-
ными заседателями по делу Бейлиса Белецкий мне в то время
ничего не говорил. Об этом наблюдении меня осведомил пол-
ковник Шредель по приезде моем в Киев за несколько дней
до начала разбора дела, причем из слов Шределя я понял, что
это наблюдение за присяжными устанавливается по телеграм-
ме Белецкого исключительно в целях их охраны и предупреж-
дения возможного на них влияния со стороны заинтересован-
ных в этом деле лиц. О том, что это наблюдение преследовало
еще и другую цель — выведать настроение присяжных и отно-
шение их к делу Бейлиса для сообщения этих данных судебной
власти, Шредель мне ничего не говорил и самой телеграммы
170
Белецкого он мне не показал. Сообщаемые мне им результаты
наблюдения я относил Белецкому по телеграфу.
Во время процесса у меня установились хорошие отноше-
ния с председателем суда Болдыревым и в особенности с
товарищем] прокурора Виппером, выступавшим по этому де-
лу обвинителем, прокурором судебной палаты Чаплинским,
прокурором суда, фамилии его не помню, и Замысловским, по-
стоянно находившимся в обществе прокуратуры. Я часто бы-
вал в совещательной комнате для судей, но главным образом
встречался с этими лицами в кабинете прокурора, где с ними
и беседовал. В течение процесса ввиду появившихся слухов о
том, что в комнату присяжных проникают откуда-то газеты и
что евреи хотят сорвать процесс, вызвав у присяжных заболе-
вания пищей, кто-то из лиц судебного ведомства, кажется,
прокурорский надзор, а также и Замысловский, с ведома, ко-
нечно, председателя Болдырева, просили меня усилить охрану
присяжных. Возможно, что и сам Болдырев также об этом про-
сил. Во всяком случае, он знал это. Я передал об их просьбе
полковнику Шределю, по распоряжению коего в число курье-
ров, охранявших присяжных, были включены 2 переодетых в
курьерскую форму жандарма. Это было сделано мною исклю-
чительно с целью усилить охрану присяжных, но фактически
вышло из этого то, что упомянутые жандармы стали подслу-
шивать разговоры присяжных между собою по делу и доноси-
ли о таковых Шределю, а последний передавал их мне. Я же
в свою очередь делился полученными сведениями в своих част-
ных беседах с Болдыревым, Виппером, Чаплинским, прокуро-
ром суда и Замысловским. Болдырев такое наблюдение за при-
сяжными очень одобрял и весьма интересовался добываемыми
сведениями. Бывало, при встречах наших утром перед началом
заседания он часто меня спрашивал, какие новости имеются у
меня от полковника Шределя. С членами суда, входившими в
состав присутствия суда, у меня были более официальные от-
ношения, и я с ними не вступал в разговоры на указанную
тему о наблюдении за присяжными, но думаю, что и они знали
обо всем происходившем. Получаемые от Шределя сведения
о разговорах между присяжными я по телеграфу доносил Бе-
лецкому, а Шредель докладывал обо всем Чаплинскому. По-
следний относился к процессу с большой страстностью, был
убежден в виновности Бейлиса, старался всеми силами добить-
ся обвинительного приговора и в своих беседах поражал меня
своими крайним юдофобством и той ненавистью, с какой он
говорил о евреях. Председатель Болдырев, если в начале про-
цесса и вел таковой мягко и беспристрастно, нередко останав-
ливая обвинителя Виппера, то впоследствии стал заметно
171
склоняться на сторону обвинения. Такое пристрастное отно-
шение его особенно резко сказалось в его резюме, которое но-
сило явно обвинительный характер, несмотря на то, что улики
против Бейлиса, на мой взгляд бывшего судебного следовате-
ля и товарища прокурора, были очень слабы, или, лучше ска-
зать, их совсем не было. Когда по уходе присяжных совещать-
ся Болдырев спросил меня, как я нахожу его резюме, я ему
откровенно сказал, что я ожидал от него большего беспри-
страстия. Он удивился такому моему отзыву. Видимо, он сам
не заметил, как резко клонилась его речь присяжным в сторо-
ну обвинения Бейлиса. По вопросу о недоставлении в суд сви-
детеля Караева я вспоминаю, что я получил от Белецкого те-
леграфное предписание доложить Чаплинскому, что Караев
задержан и что он был секретным сотрудником, хотя и не-
добросовестным, и спросить Чаплинского, нужно ли теперь
доставить Караева в суд, и если нужно, то Караев будет до-
ставлен. Я эту телеграмму Белецкого показал Чаплинскому,
который тогда при мне совещался по этому предмету с Вип-
пером и Замысловским. Чаплинский и Виппер нашли, что Ка-
раев им не нужен, а что говорил Замысловский, я не могу
вспомнить. Если я телеграфировал, что Замысловский наста-
ивает на его допросе, то это, значит, правда. Чаплинский ска-
зал тогда, что он уведомит Белецкого о ненужности Караева
для обвинения.
Относительно свидетеля Махалина, показывавшего на суде
в пользу подсудимого Бейлиса и подкреплявшего своим пока-
занием версию об убийстве Ющинского в квартире Веры Че-
беряк тремя ворами, я вспоминаю, что Замысловский, имея
какие-то сведения о секретном сотрудничестве Махалина с
подполковником Ивановым, вначале было хотел разоблачить
это сотрудничество Махалина допросом Иванова, чтобы по-
дорвать у присяжных доверие к показанию Махалина. Я теле-
графировал об этом Белецкому, прося указаний, как поступить
в данном случае, так как я имел инструкцию оказывать всякое
содействие Замысловскому. От Белецкого я и полковник Шре-
дель получили телеграммы о разрешении Иванову на суде по-
казать правду о сотрудничестве Махалина. Однако мне уда-
лось отговорить Замысловского от его намерения разоблачать
Махалина, и он удовлетворился тем, что Иванов на суде ска-
жет о получении Махалиным, Красовским и Бразулем за их
розыски больших денежных вознаграждений от евреев, о чем
в жандармском управлении имеются достоверные сведения. Я
и Шредель находили вредным интересам розыска и Департа-
мента полиции такое разоблачение секретной деятельности
Махалина и потому сообща решили ее не раскрывать на суде.
172
О нашем решении был, конечно, поставлен в известность Ива-
нов, который соответственно с этим и умолчал на суде о дея-
тельности Махалина. Наверное не могу утверждать, но, кажет-
ся, об этом спрашивали на суде Иванова и Махалина, защит-
ника Бейлиса. Действуя так, я считал, что я не преступил
данных мне Белецким полномочий, согласно которым я имел
право действовать самостоятельно по своему усмотрению, ру-
ководствуясь соображениями целесообразности и интересов
нашего ведомства. По возвращении из Киева я получил от Бе-
лецкого благодарность за свою деятельность, причем он одоб-
рил наши с Шределем действия и относительно сведения Ма-
халина, сотрудничество коего мы сохранили в тайне. По по-
воду употребленной мною фразы в предъявляемой мне Вами
моей телеграммы от 11-го октября 1913 г[ода] № 20 (Т. VII.
лит[ера] А. Л. 47) — «председатель, прокуратура часто совету-
ются со мной, просят распоряжений, вынужден проявлять ак-
тивную деятельность», — поясняю, что эти совещания и рас-
поряжения касались исключительно действий чинов Минис-
терства внутренних] дел по вопросам об охранении ими
внешнего порядка около суда, предупреждения всяких демон-
страций и насилий над участвующими в деле лицами, о воз-
можности коих у нас были основательные сведения. В судо-
производство я, конечно, не вмешивался. Предъявляемое мне
Вами донесение мое от 12 ноября 1913 года (Т. V. Л. 120) мною
было написано Белецкому по его требованию по поводу по-
явившейся в газете «Биржевые ведомости» от 8 ноября 1913
г[ода] заметки «Отголоски дела Бейлиса», присланной мне для
сообщения сведений по таковой. Помещенные мною в этом
донесении сведения были получены мною от подполковника
Иванова, который, очевидно, тогда приезжал в Петроград и с
которым я по этому вопросу имел беседу. Иванов мне сооб-
щил, что арестант Козаченко (свидетель по делу Бейлиса) на
допросе у него, Иванова, действительно сознался в ложном по-
казании против брата Бейлиса Арона, обвинив последнего в
хранении и распространении прокламаций. Об этом сознании
Козаченко он, Иванов, донес Чаплинскому, который, однако,
отказался принять это его заявление, сказав, что таких сведе-
ний ему не нужно. Про то, чтобы Козаченко сознавался ему
в ложном показании против Менделя Бейлиса по делу об убий-
стве Ющинского, Иванов мне ничего не говорил. Из бесед с
Ивановым по делу Бейлиса я вынес такое впечатление, что он
не только сомневался в виновности Бейлиса, но скорее был
убежден в его непричастности к этому убийству. О моих раз-
говорах с Замысловским и полковником Шределем, происхо-
дивших обыкновенно в кабинете прокурора суда, относитель-
на
но свидетеля Махалина, разоблачать ли секретную деятель-
ность последнего, очевидно, знал и Чаплинский, постоянно
присутствовавший в кабинете прокурора и находившийся в
очень хороших отношениях с Замысловским и Шределем. Кро-
ме того, означенный вопрос с ведомственной точки зрения яв-
лялся настолько важным, что без участия Чаплинского он, ко-
нечно, не мог быть решен. Что говорил по этому вопросу Чап-
линский, я вспомнить не могу, но во всяком случае он отнесся
сочувственно к нашему с Шределем решению не разоблачать
Махалина. Замысловскому, естественно, мы не открывали дей-
ствительного сотрудничества Махалина, каковое составляло
служебную тайну. Я говорил Замысловскому, настаивавшему
на разоблачении Махалина, в том смысле, что если последний
действительно и был секретным сотрудником, то стоит ли его
«проваливать», так как в таком случае будет трудно приобре-
тать новых сотрудников. То же самое говорил ему и Шредель.
Эти наши доводы, очевидно, повлияли на Замысловского, по-
тому что он затем отказался от своего первоначального наме-
рения разоблачить Махалина. Вспоминаю, что когда на суде
один из защитников, кажется, Грузенберг, предложил Иванову
вопрос, состоял ли Махалин у него секретным сотрудником,
то Иванов сказал, что по долгу своей службы он не может
отвечать на такой вопрос. К своему показанию относительно
включения двух жандармов в число курьеров суда, охраня-
вших присяжных заседателей, я нахожу нужным добавить сле-
дующее обстоятельство, которое я хорошо вспомнил. Когда
возник вопрос о недостаточности мер охраны присяжных,
Болдырев в разговорах со мной жаловался, что у него нет на-
дежных людей. Мы остановились на мысли взять надежных
людей из жандармов, о чем я и сообщил Шределю. Затем,
когда последний командировал двух жандармов, то Болдырев
сказал мне, что это он оформил, отдав приказ о назначении
указанных жандармов курьерами суда. Показание мне про-
чтено.
Венедикт Антонович Дьяченко.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 119—125 об.
174
42. ПРОТОКОЛ
1917 года июня 20 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судо-
производства] нижепоименованного обвиняемого, который
показал:
Зовут меня Степан Петрович Белецкий, тайный совет-
ник, сенатор в отставке, 48 лет, из бывшего податного сосло-
вия, православный, окончил Киевский университет по юриди-
ческому факультету, женат, имею троих детей, владею дачей
в Пятигорске, под судом не был, содержусь под стражей в Пет-
роградской крепости.
Я признаю себя виновным во всех предъявленных мне Вами
обвинениях (обвиняемому Белецкому предъявлены обвинения,
изложенные в пунктах I, II, IV и V заключительной части по-
становления от 18—20 мая 1917 года и в журнальном поста-
новлении Чрезвычайной следственной комиссии от 5 сего ию-
ня, с ограничением, указанным в постановлении комиссии от-
носительно пункта V). Дальнейшее свое показание пишу
собственноручно.
Дело Бейлиса возникло в то время, когда я хотя и служил
в Департаменте полиции, но занимал должность вице-дирек-
тора, заведовавшего финансовою и законодательною частью;
директором департамента в мое время состоял Н. П. Зуев.
Поэтому и так как по структуре порядка управления в депар-
таменте воспрещалось чинам департамента, не принадлежа-
щим к составу политического отдела, интересоваться произво-
дящимися в этом отделе переписками, то я в первоначальные
распоряжения по делу Бейлиса посвящен не был. Единствен-
ное в этот период мое отношение к этому делу заключалось в
том, что я оказал содействие приезжавшему по служебным де-
лам в Петроград киевскому губернатору А. Ф. Гирсу, моему
старому сослуживцу по Киевской губернии, в форме личной
услуги, в деле приискания нового начальника сыскного отде-
ления в Киеве взамен Красовского; но эта услуга выразилась
в том, что я просил начальника сыскного отделения департа-
мента В. И. Лебедева не отказать помочь в этом затруднитель-
ном положении г. Гирсу. Обращаясь ко мне с этой просьбой,
А. Ф. Гире, на правах давнего знакомства, откровенно мне
сообщил, что лично он находит Красовского отвечающим его
пожеланиям, но так как прокурор Судебной палаты Чаплин-
ский, находящийся в непрерывном сношении по делу Бейлиса
с министром юстиции И. Г. Щегловитовым, постоянно ссыла-
175
ясь на то особое в политическом отношении значение, какое
имеет успешный ход собрания обвинительных материалов, до-
казывающих наличность обвинения Бейлиса в ритуальном
убийстве христианского мальчика Ющинского, находит, что
Красовский, пошедший вначале правильно по пути изобличе-
ния Бейлиса в этом преступлении, в последнее время затемняет
дело и старается путем даже служебных преступных действий
отвлечь внимание следственной власти в сторону обрисовки
этого преступления как акта простого убийства, совершенного
притом не Бейлисом; по словам Гирса, прокурор Судебной]
палаты Чаплинский по негласным имеющимся у него, Чаплин-
ского, сведениям считает несомненным, что Красовский изме-
нил свой образ действий единственно под влиянием получен-
ной им денежной взятки от местной еврейской колонии,
принимающей все усилия к тому, чтобы освободить от озна-
ченного обвинения Бейлиса, виновность которого в этом деле
он, Чаплинский, по своему глубокому убеждению, вынесенно-
му из всего добытого первоначально розыскного материала,
признает отвечающей всей обстановке ритуальной цели убий-
ства Ющинского, но находит лишь нужным дать соответст-
вующую юридическую облицовку этому делу для прочной по-
становки его на суде в смысле представления ясных улик к
обвинению Бейлиса, ввиду чего Чаплинский настойчиво по-
требовал от местной администрации смены начальника сыск-
ного отделения. Передавая мне об этом, А. Ф. Гире добавил,
что Чаплинский к этому делу относится с особой нервностью,
имеет его под своим непосредственным наблюдением, сам ру-
ководит розысками, привлек к розыскным действиям Голубе-
ва — горячего и неуравновешенного молодого человека, руко-
водителя местной монархической группы, доставляющего
много беспокойства киевской администрации своим активным
вмешательством в сферу административного управления, и на-
ходится в постоянном общении как лично, так и через Голу-
бева с членом правой фракции Государственной Думы Замыс-
ловским, часто ссылаясь на особый интерес последнего к это-
му делу как имеющему важное значение для партийной
политики правой группы Государственной] Думы. Все это, по
словам Гирса, его сильно озадачивает, почему он и приехал в
Петроград, чтобы по этому делу переговорить и с м[инист]ром
внутренних дел, и с м[инист]ром юстиции, и, если окажется
нужным, то и с Замысловским. Я порекомендовал ему быть
на месте осторожным в своих распорядительных действиях по
этому делу, и в особенности позорче следить за Голубевым и
его организацией, чтоб они в своем стремлении служить ро-
зыскным целям Чаплинского не вызвали путем возбуждения
176
негодования пригородного простого люда этим убийством
христианского мальчика, делая в нем ответственным Бейлиса,
еврейского погрома. Эти опасения вполне разделил и А. Ф.
Гире, и потому и он высказал свое желание привлечь на долж-
ность начальника Киевского сыскного отделения кого-либо из
опытных сотрудников начальника Петроградского сыскного
отделения, в служебной порядочности которого он был бы
уверен, обещая обставить его в материальном отношении хо-
рошо путем дополнительного к жалованью ассигнования из
остаточных сумм Киевского адресного стола, и просил в этом
направлении инструктировать Лебедева и лично переговорить
с Филипповым, что я и исполнил. Затем, будучи в числе деле-
гатов, посланных от Министерства внутренних] дел в Киев
для возложения венка на гроб П. А. Столыпина, я от Гирса,
а затем впоследствии и от Чаплинского слышал о том, что в
бытность Государя в Киеве Его Величеству, насколько припо-
минаю, был сделан Чаплинским в присутствии И. Г. Щегло-
витова доклад по делу Бейлиса с оттенением улик, изоблича-
ющих Бейлиса в ритуальном убийстве. Потом по вступлении
при А. А. Макарове в должность директора Департамента]
полиции, когда политическим отделом Департамента поли-
ции, в силу моего слабого в ту пору знания в области поли-
тических дел, главным образом руководил товарищ м[инист]ра
в[нутрениих] д[ел] И. М. Золотарев, бывший прокурором до
того Новочеркасской судебной палаты, я по отдельным эпи-
зодам хода розысков по делу Бейлиса вынес убеждение, под-
тверждавшее вывод Гирса о том, что нервный и односторон-
ний интерес, внесший^ в расследование убийства Ющинского
Голубевым, и постоянное вмешательство прокурора Судебной
палаты в ход расследования этого преступления выбили лиц,
производивших следствие и розыск, из колеи спокойного и
объективного отношения к этому делу и повели следствие по
пути, предначертанному Голубевым и Чаплинским, вследствие
чего, когда Министерством внутренних] дел было проявлено
стремление всесторонне осветить это дело путем командиро-
вания на место опытного в сыскном деле чиновника Петро-
градского сыскного отделения Кунцевича и одного из чинов-
ников особых поручений при Департаменте полиции, то эта
попытка оказалась запоздалой, и мне пришлось вынести толь-
ко впечатление, что на месте вокруг этого дела разгорелись
страсти, мешающие возможности производить розыск в спо-
койной обстановке, ввиду чего материал, имеющийся в распо-
ряжении следственной власти, особой ценности не имеет. По-
* Так в оригинале. Нужно: «внесенный».
177
этому и А. А. Макаров, и И. М. Золотарев в ход производи-
мого на месте судебного расследования упомянутого преступ-
ления не вмешивались. Н. А. Маклаков, ступившийУА. А. Ма-
карова в должности министра внутренних] дел, хотя и оставил
меня в должности директора Департамента полиции, тем не
менее в близкое общение со мной не входил, программы своей
политики мне не передавал и поставил свои отношения ко мне
в рамки чисто служебных и деловых взаимоотношений. Я это
понял с первых же дней вступления Н. А. Маклакова в долж-
ность и потому со своей стороны дорожил должностью, ста-
рался закрепить свое положение своею работоспособностью и
исполнительностью; пенсии я не выслужил, средств, кроме не-
значительных сбережений за время моего директорства, у меня
не было, и необходимого стажа для назначения в Сенат я еще
не имел; между тем, этот период моей службы с Н. А. Макла-
ковым совпал со временем разрыва моего знакомства в
последние дни министерства А. А. Макарова с покойным
кн[язем] Мещерским, едва не приведшего к увольнению меня
по его докладам и письмам Государю от должности директора
одновременно с уходом А. А. Макарова. Н. А. Маклаков был
очень близок к князю Мещерскому и во многом был обязан
последнему своим назначением на пост министра внутренних
дел. Н. А. Маклаков, войдя в состав кабинета В. Н. Коковцо-
ва, перешел в число членов кабинета, находившихся в оппо-
зиции Коковцову и особенно сблизился с министром военным
генералом] Сухомлиновым и министром юстиции И. Г. Щег-
ловитовым. И. Г. Щегловитов имел большое влияние на
Н. А. Маклакова и лично учитывал в ту пору благожелатель-
ное и настолько милостивое отношение к Н. А. Маклакову
Августейшей семьи и связи Н. А. Маклакова как с влиятель-
ными кружками Мещерского и Богдановича, так и с придвор-
ными чинами, пользующимися особенным расположением Го-
сударя. Как во время министерства А. А. Макарова, так и
Н. А. Маклакова все переговоры с представителями правых
групп Государственного] Совета и Государственной] Думы
относительно партийной тактики в законодательных учрежде-
ниях и с представителями монархических организаций и на
местах вели министры, а я только исполнял их приказания
преимущественно по выдаче тех или других денежных ассиг-
нований из секретного фонда. Замысловский как видный пред-
ставитель правых течений в стране, как фракционный оратор
правого крыла Государственной] Думы, всегда выступавший
вместе с другим таким же членом фракции Марковым в духе
* Так в оригинале.
178
отстаивания с кафедры Государственной] Думы программных
начинаний Министерства внутренних] дел и в особенности от-
стаивавший административные распоряжения по запросам оп-
позиционной части Государственной] Думы о незакономер-
ности таковых, пользовался особым к себе вниманием со сто-
роны высших членов Министерства внутренних] дел, в том
числе и Н. А. Маклакова. Что же касается отношений Замыс-
ловского к министру юстиции И. Г. Щегловитову, то, помимо
единства политических взглядов и услуг, оказываемых
И. Г. Щегловитову, как член правого крыла Государствен-
ной] Думы в этом законодательном учреждении по поддержке
интересов М[инистерст]ва юстиции Замысловский был в са-
мых близких личных добрых отношениях с И. Г. Щегловито-
вым, который очень ценил и этим дорожил; это было известно
многим членам М[инистерст]ва юстиции в провинции и зна-
чительно подымало авторитет Замысловского во время его по-
сещений их при деловых его к ним обращениях. Дело Бейлиса
сблизило Чаплинского с Замысловским, и Чаплинский очень
дорожил мнением и указаниями Замысловского, принимавше-
го деятельное участие в постановке на суде обвинения Бейлиса
в ритуальном убийстве, и держал Замысловского все время в
курсе этого дела. Кроме того, Замысловский поддерживал не-
прерывные сношения по этому делу с Голубевым, который не-
сколько раз приезжал по этому делу к Замысловскому, и по-
следний представлял его некоторым видным правым деятелям
и министру юстиции, а затем и сам Замысловский совершил
несколько поездок по этому же делу в Киев. Когда приближа-
лось время рассмотрения этого дела в судебном заседании в
Киеве, то приезды из Киева Чаплинского в Петроград к
И. Г. Щегловитову усилились, и с этого времени Чаплинский
начал посещать Н. А. Маклакова и заходить ко мне; уча-
стились также с этого времени и посещения Замысловским к
Н. А. Маклакову и ко мне.* Как Чаплинский, так и Замыс-
ловский, утверждая о несомненной виновности Бейлиса в
убийстве Ющинского с ритуальною целью, начали высказы-
вать свое опасение в том, чтобы это дело, всколыхнувшее не
только русские, но и заграничные еврейские массы и привлек-
шее на себя в силу этого чуть ли не мировое внимание, не
было сорвано во время хода судебного разбирательства выда-
ющимися криминалистами, приглашенными присяжным]
поверенным] Грузенбергом к сотрудничеству по защите Бей-
лиса, путем опорочения судебного материала, подлежащего
рассмотрению суда, судебной экспертизы, религиозных док-
* Так в оригинале.
179
трин или какими-либо внеочередными заявлениями, могущи-
ми отразиться на решении присяжных заседателей. Вместе с
тем они указывали, что хотя председатель суда Болдырев, спе-
циально Щегловитовым переведенный для личного председа-
тельствования в заседаниях суда по делу Бейлиса в Киев, и
идет навстречу их, Чаплинского и Замысловского, пожелани-
ям, тем более, что ему обеспечена в будущем И. Г. Щеглови-
товым должность старшего председателя судебной] палаты,
но все-таки они боятся, что он, как член консистратуры, может
поддаться настроению защиты в решительные моменты судеб-
ного следствия в ущерб интересам обвинения. Затем их озабо-
чивал выбор представителя обвинения, а также и сотрудников
Замысловского, тем более, что в составе присяжных поверен-
ных в силу особенности процесса Бейлиса трудно найти в на-
стоящее время таких лиц, с именем, которые имели бы муже-
ство пойти против общего почти во всей адвокатской среде
течения, сложившегося в пользу Бейлиса. При этом они до-
бавляли, что все эти соображения также озабочивают и
И. Г. Щегловитова, который держит в курсе хода дела Бейли-
са и Государя постоянно всеподданнейшими докладами, и что
И. Г. Щегловитов, обещая оказывать самое широкое содейст-
вие Чаплинскому и Замысловскому как в смысле вызова для
соответствующего инструктирования Болдырева, выбора и да-
чи соответствующих указаний представителю обвинения в
этом деле и представления в распоряжение обвинительной
власти архивных дел, прошлых аналогичных процессов, пред-
полагает обращаться к министру внутренних] дел Н. А. Мак-
лакову с некоторыми просьбами, имеющими, по мнению Чап-
линского и Замысловского, важное значение в интересах их
личной ориентировки как в стадии, предшествующей рассмот-
рению дела в суде, так и во время самого судебного разбира-
тельства дела Бейлиса, прося моего также им в этом отноше-
нии содействия. Действительно, я заметил, что Н. А. Макла-
ков начал интересоваться постепенно делом Бейлиса в
отношении закрепления позиции обвинения. Вначале по хода-
тайству Замысловского по поручению министра были мною
отданы распоряжения представителю заграничной агентуры
Департамента полиции Кроминилову о покупке у букинистов
очень редкого издания каббалы, необходимого выступавшему
в помощь Замысловскому г.Шмакову для цели религиозной
экспертизы в доказательство совершения евреями ритуальных
убийств, затем было мною выдано из секретных фондов Де-
партамента Замысловскому по приказанию Н. А. Маклакова
2500 руб[лей] на предмет оплаты расходов Замысловского, как
по его поездке в Киев и приездам сюда студента Голубева и
180
агентурные надобности монархической организации, во главе
коей стоял Голубев, так и на получение лишних экземпляров,
кроме бесплатно выданных, копий с дела Бейлиса и на при-
глашение из состава думских стенографисток двух дам, одну
я помню — это графиня Капнист, для ведения стенографичес-
ких отчетов заседаний суда по этому делу, чтобы иметь кон-
трольный документ, отражающий не только протокольный
ход заседаний, но и все детали судебного разбирательства. От-
давая эти распоряжения, Н. А. Маклаков ссылался мне на про-
сьбы не только Замысловского, но и И. Г. Щегловитова, его
об этом просившего. Наконец перед самым приближением
времени суда Н. А. Маклаков в связи с последним, в сентябре
1913 г[ода], приездом г. Чаплинского в Петроград с докладом
по делу Бейлиса, указывая на настойчивые просьбы Замыслов-
ского, разделяемые И. Г. Щегловитовым, ссылаясь мне на пос-
леднего, дал целый ряд приказаний на предмет их осуществле-
ния. Так как некоторые из этих распоряжений не входили в
существо обычно оказываемых администрацией мер содейст-
вия судебной власти, то я на это указал Н. А. Маклакову, вы-
сказав одно соображение, имеющее для него как министра
внутренних] дел и для руководимого мною учреждения огром-
ное значение, — это на необходимость не только инструкти-
ровать, но и послать на место кого-либо из старых чинов Де-
партамента для неослабного наблюдения за тем, чтобы мест-
ная администрация, как краевая в лице генерал-губернатора и
губернатора, так и жандармская, ввиду приподнятого на месте
настроения населения все время, по имевшимся у меня сведе-
ниям, поддерживаемого агитацией Голубева и его монархичес-
кою организацией, зорко следили за всеми выступлениями Го-
лубева и его партии и приняли самые решительные меры к
недопущению не только какой-либо агитации против евреев,
но даже тех или других манифестаций как перед процессом,
так и во время судебного разбирательства дела Бейлиса и по
окончании оного, несмотря на то, какой бы исход процесса
Бейлиса ни был, а также охраняла бы все время Бейлиса и его
семью. Возможность погрома встревожила и Н. А. Маклакова,
и он вполне одобрил мое предложение и приказал в этом от-
ношении действовать все время его именем. Что же касается
осуществления просьб И. Г. Щегловитова, то он мне заявил,
что раз они исходят от министра юстиции как генерал-
прокурора, то последний и несет всю ответственность за них,
но что в данном случае И. Г. Щегловитов придает важное зна-
чение исходу дела и настойчиво просит об оказании ему пол-
ного содействия в исполнении его пожеланий. Сущность
просьб, исходивших от И. Г. Щегловитова, заключалась в сле-
181
дующем: 1) во-первых, держать все время до отъезда в Киев
Замысловского в курсе всех поступающих в департамент све-
дений, относящихся к делу Бейлиса, и в своих распоряжениях
сообразоваться с его, Замысловского, пожеланиями по пред-
варительном докладе об этом ему, министру юстиции и
Н. А. Маклакову; 2) во время выезда Замысловского и това-
рища прокурора суд[ебной] палаты Виппера, командированно-
го И. Г. Щегловитовым в качестве обвинителя по делу Бейли-
са, устроить им каждому в отдельности безопасный проезд под
охраною, которую держать около этих лиц все время их
нахождения в Киеве, следя даже за их пищею и питьем, дабы
они не были отравлены, и под охраной сопровождать их об-
ратно; 3) дать особый надежный из жандармов конвой для ох-
раны посылаемых в Киев архивных дел по подобного рода
процессам; 4) командировать в Киев, согласно просьб Замыс-
ловского и Чаплинского, доверенного из Департамента поли-
ции чиновника особых поручений с предоставлением ему по
праву передоверия в нужных случаях, когда к нему будут об-
ращаться Замысловский или Чаплинский со своими направ-
ленными в интересах обвинительной власти просьбами, пол-
номочий действовать моим именем, с тем чтобы это лицо было
авторитетно в глазах местной высшей администрации и все
время находилось бы в связи с прокурором судебной палаты,
которому Замысловский будет давать для передачи свои ука-
зания, дабы не обнаруживать на суде открыто своих с ним сно-
шений; 5) держать обоих означенных мною министров в самой
широкой осведомленности, в особенности во время самого
процесса, всех получаемых мною по оному сведений; 6) уста-
новить наблюдение за присяжными заседателями всей очеред-
ной сессии, дабы не было на них какого-либо влияния в пользу
Бейлиса, ввиду доложенных министру юстиции Чаплинским
сведений, до него дошедших, о возможности подкупа их голо-
сов еврейской общиною, а также, насколько возможно, ста-
раться узнать их отношение к делу Бейлиса и передавать свои
по этому поводу сведения прокурору судебной] палаты Чап-
линскому, дабы последний мог с ними ознакомить как Виппе-
ра, так и Замысловского для получения ими общего впечатле-
ния о настроении присяжных заседателей и для отвода тех из
них после выборов в судебное заседание, которые будут заме-
чены в своих симпатиях к Бейлису, и 7) оказать содействие
путем денежного возмещения понесенных расходов в связи с
отсутствием из Петрограда к поездке профессора судебной ме-
дицины Военно-Медицинской академии Косоротова в Киев
для дачи своего заключения в качестве эксперта по поводу ра-
нений, повлекших за собою смерть мальчика Ющинского.
182
Ввиду категоричности отданных мне распоряжений, исходи-
вших от двух министров, мною и были приняты, в зависимос-
ти от каждого из них, надлежащие решения. Не касаясь пунк-
тов 2 и 3-его, не требующих разъяснения, кроме указания на
то, что охрана Виппера была продлена по просьбе Щеглови-
това и распоряжению Н. А. Маклакова и даже по возвращении
его из Киева, когда он, под охраною, по паспорту, выданному
мною на вымышленное лицо, выехал за границу в отпуск, раз-
решенный ему м[инист]ром юстиции, я остановлюсь на осталь-
ных несколько подробнее. По первому пункту: до отъезда За-
мысловского в Киев я все время держал его в курсе получа-
емых в тот период сведений, из коих его внимание привлекло
представленное мне тайным советником Мардарьевым, кото-
рому мною было по поручению министра внутренних] д[ел]
отдано распоряжение наблюдать путем перлюстрации за отра-
жением в письмах дела Бейлиса и по тому же распоряжению
на основании просьбы Замысловского и Щегловитова за пере-
пиской, идущей на имя представителей защиты Бейлиса, адре-
сованное на имя, если не ошибаюсь, Красовского письмо Ка-
раева, бывшего сотрудника Киевского охранного отделения,
находившегося на учете енисейского губернатора, с предложе-
нием Красовскому явиться при получении денег на оплату пу-
тевых расходов в качестве свидетеля защиты Бейлиса. Из
имеющейся в Департаменте полиции переписки по этому по-
воду можно видеть отражающиеся в ходе моих телеграфных
сношений с полковником] Шределем влияние пожеланий За-
мысловского, о коих было мною докладываемо предваритель-
но исполнению по начальству. Сначала были даны указания
чинить препятствия явке этого свидетеля в суд, чтобы он не
поддержал бы своими показаниями показание Красовского в
интересах защиты Бейлиса, а затем, когда Замысловский из-
менил свою точку зрения на явку Караева, я сообщил о своей
готовности доставить Караева в суд, хотя енисейский губер-
натор самостоятельно (это можно видеть из чисел телеграмм),
без указания Департамента, отказался вначале выслать Карае-
ва в Киев согласно ст[атье] 642 У[става] уголовного] судопро-
изводства], так как Замысловский был намерен путем разобла-
чения сотрудничества Караева в охранном отделении опоро-
чить его показание перед присяжными заседателями, но ставил
условием согласие Чаплинского на приведение этой меры в
исполнение, который более его, Замысловского, мог учесть
значение появления Караева на суде при разборе этого дела.
В силу полученных мною указаний м[инист]ра внутренних]
д[ел], о коих я уже два раза говорил, письмо Караева было
доложено министрам внутренних] дел и юстиции, как равно
183
и письмо Геца, адресованное на имя присяжного] поверенно-
го] Грузенберга, и с их ведома в тех же интересах Замыслов-
ского первое не было доставлено по назначению, дабы адресат
не мог ознакомиться с его содержанием, а второе было достав-
лено по назначению, но только с тем расчетом, чтобы оно бы-
ло получено в конце процесса, дабы лишить возможности Гру-
зенберга его использовать в интересах защиты Бейлиса. По
пункту четвертому: в Киев мною был послан чиновник особых
поручений 5 кл[асса] стат[ский] советник] Дьяченко, служи-
вший до перехода в Департамент полиции долгое время по
Министерству юстиции до должности товарища прокурора
включительно, обративший на себя внимание знанием дела,
умением ориентироваться в даваемых ему поручениях, человек
спокойный, уравновешенный. Согласно полученным мною
указаниям, о коих я говорил выше, Дьяченко был соответст-
вующим образом мною инструктирован, причем мною было
поручено ему ознакомиться со всеми данными по делу Бейли-
са, в Департаменте полиции имеющимися, затем ему объясне-
на была цель его командировки, указано о той роли в процес-
се, которая отведена, как центральной фигуре, Замысловско-
му, но вместе с тем мною было предложено взвешивать и
оценивать, с точки зрения интересов Департамента пол[иции],
существо просьб Замысловского, советуясь в нужных случаях
с губернатором и полковником] Шределем, к которому я от-
носился, как равно и товарищ м[инист]ра генерал Джунков-
ский, с доверием и, если явятся какие-либо сомнения, то в за-
висимости от срочности и исполнения таких просьб Замыслов-
ского запрашивать меня по телеграфу; кроме того, мною было
поручено г.Дьяченко ежедневно и подробно телеграфом доно-
сить мне о ходе процесса и его отношениях к нему, давая свою
личную оценку в силу тому материалу, который будет разби-
раться в судебных заседаниях, так как лично мне, судя по пер-
воначальным впечатлениям, вынесенным,* то я уже показы-
вал, [что] из переписки по Департаменту полиции о розысках
по делу убийства Ющинского и по той нервности, которую в
последнее время проявляли Замысловский, Чаплинский и Щег-
ловитов при приближении срока слушания этого дела на суде,
казалось, что последних озабочивают не столько те причины,
которые они выставляли Маклакову и мне, сколько опасение
за неопровержимость и ценность материалов к обвинению
Бейлиса в этом преступлении. Вместе с тем в особую обязан-
ность я вменил Дьяченко категорически заявить высшим пред-
ставителям администрации, чинам местной общей и жандарм-
♦ Так в оригинале.
184
ской полиции о принятии самых решительных и крайних в
случае необходимости мер к предупреждению, по возможно-
сти, еврейского погрома, о чем уже я ранее показывал, объяс-
нил Дьяченко те причины, связанные с личностью и деятель-
ностью Голубева, которые меня в этом отношении обеспо-
каивают, и просил его в этом отношении предупредить
губернатора не допускать никаких, хотя бы даже и мирного
характера, демонстраций со стороны организации, руководи-
мой Голубевым, даже если бы его об этом просил и Замыс-
ловский. Из переписки Департамента полиции видно, что мои
опасения были основательны и что если бы в этом направле-
нии не было достаточным образом инструктирована местная
власть, то под влиянием агитации со стороны Голубева, с ко-
торой приходилось во все время хода дела Бейлиса админи-
страции считаться, еврейский погром в Киеве, а затем в силу
отражающихся условий и в других местах черты еврейской
оседлости, мог бы произойти. Кроме Дьяченко, мною был по-
слан в Киев на этот процесс также чиновник Департамента
пол[иции] Любимов, окончивший юридический факультет, а
затем прошедший курс богословских наук, состоя на службе в
департаменте, в Духовной академии; г. Любимов служил в
сыскном отделе Д[епартамен]та полиции, увлекался вопросом
усовершенствования постановки уголовного сыска в России с
применением принятых за границей научных основ в розыск-
ном деле, писал по этому вопросу в «Вестнике полиции» и лич-
но желал, не только в интересах газеты, присутствовать на
этом процессе, остановившего на себе внимание широких сло-
ев русского и европейского общества. Посылая Любимова, я
поручил ему ежедневно в форме газетных писем лично мне, не
стесняясь формою изложения, писать обо всем том впечатле-
нии, какое он вынесет от присутствования как зритель на за-
седаниях по делу Бейлиса, а также и тех сведениях и настро-
ении населения г[орода] Киева в отношении Бейлиса и евреев,
какие он будет получать от общения с чинами полиции. Давая
Дьяченко ряд указанных выше поручений, я также просил его
озаботиться принятием мер охраны [как] Бейлиса во время до-
ставки его и отвоза из суда, так и его семьи на случай могущих
быть против них каких-либо выступлений. По пятому пункту:
следуя полученным мне директивам, я обо всем, что касалось
дела Бейлиса, в особенности в период рассмотрения его, до-
кладывая двум министрам или лично, и тогда писал на докла-
дываемой бумаге соответствующую указаниям министра резо-
люцию, или письменно в форме изложения дела, в доклад
мною вносились не только официальные бумаги и телеграм-
мы, но и частные письма, получаемые мною от Любимова, кои
185
также направлялись к просмотру и министру юстиции, как и
телеграммы и [письма] Дьяченко, в копии ему посылаемые. В
одной телеграмме, полученной мною от Дьяченко, в коей, если
не ошибаюсь, сообщалось об Махалине, было между прочим
Дьяченко приведено мнение г. Чаплинского об отношении к
делу Бейлиса Макарова и Золотарева и о том, что Махалин
состоял сотрудником местного жандармского установления.
Это место из телеграммы при посылке копии ее И. Г. Щегло-
витову мною было предложено исключить, так как я не считал
удобным посвящать И. Г. Щегловитова в технику розыскного
дела, дабы не оглашать фамилии секретного сотрудника в
официальной бумаге в силу установившегося еще до меня
взгляда на этот вопрос в политическом отделе департамента.
Что же касается оглашения И. Г. Щегловитову места, каса-
вшегося времени Макарова и Золотарева, то я опасался дать
возможность И. Г. Щегловитову в случае неудачного исхода
процесса Бейлиса в смысле отношения к нему И. Г. Щеглови-
това впоследствии при всеподданнейшем докладе перенести и
на всех нас ответственность за неоказание в этом отношении
ему и местному киевскому прокурорскому надзору должного
содействия. Что же касается вопроса о неоглашении на суде
офицером Корпуса ж[андармо]в Ивановым как свидетелем сек-
ретного сотрудничества свидетеля Махалина, на чем настой-
чиво настаивал Замысловский для обесценения показания Ма-
халина, и даже впоследствии старался уверить, что отказ Ива-
нова от оглашения на суде, несмотря на его вопросы, правды
о Махалине во многом повлиял на исход процесса, то, несмот-
ря на посланную мною во исполнение письменной резолюции
на моем докладе по этому предмету министра внутренних]
дел, телеграмму Шределю о разрешении Иванову огласить на
суде о секретном сотрудничестве Махалина в охранном отде-
лении, последнее не было осуществлено Ивановым, о чем мне
и донес потом Дьяченко, единственно, насколько припоми-
наю, в целях сбережения Махалина как сотрудника, могущего
и в будущем быть полезным розыску. По шестому пункту: я
уже показал, с какою целью во исполнение пожелания мини-
стра юстиции И. Г. Щегловитова было установлено наблюде-
ние за присяжными заседателями той очередной сессии Киев-
ского окружного] суда, в которой должно было слушаться
дело Бейлиса. Но затем по настойчивому требованию Замыс-
ловского, переданному Дьяченко Чаплинским, вполне разде-
лившим мнение Замысловского, после переговоров Чаплин-
ского с Болдыревым с разрешения последнего как председате-
ля суда в число курьеров суда, обслуживающих помещение
присяжных заседателей, были введены переодетые в форму ку-
186
рьеров суда два жандармских низших чина для того, чтобы
прислушиваться ко всем разговорам присяжных заседателей
как до открытия заседания суда, так и во время перерывов о
выносимых ими впечатлениях из судебного расследования это-
го дела, дабы дать необходимый Випперу и Замысловскому
материал для разъяснения в интересах обвинительной власти
возникающих недоумений и сомнений в оценке данных обви-
нения Бейлиса в приписанном ему деянии и для суждения о
общем настроении и отношении присяжных заседателей к это-
му делу. Об этой принятой Дьяченко по требованию означен-
ных выше лиц мере содействия прокурору судебной] палаты
Чаплинскому мною было также докладываемо и И. Г. Щегло-
витову, вполне ее одобрившему, вследствие чего я отменитель-
ного приказа своего Дьяченко не посылал, а сообщил впо-
следствии и по этому вопросу получаемые мною сведения
И. Г. Щегловитову. По седьмому пункту: выдача мною четы-
рех тысяч рублей профессору] Косоротову под видом указан-
ной выше мною цели состоялась при следующих условиях.
Лично Н. А. Маклаков, ссылаясь на убедительную просьбу
И. Г. Щегловитова и Замысловского, передал мне просьбу
последних, поручая исполнение ее моему такту и умению убе-
дить проф[ессора] Косоротова путем возмещения ему расхо-
дов, связанных с его отсутствием как врача из Петрограда,
выехать в Киев для дачи своего авторитетного заключения по
экспертизе нанесенных Андрюше Ющинскому ран, так как
участие Косоротова в качестве эксперта в этом процессе при-
знают важным и Замысловский, и Чаплинский, бывший перед
этим в Петрограде с служебным докладом, и И. Г. Щеглови-
тов. Когда я по поручению Н. А. Маклакова поехал для по-
лучения инструкций по этому делу к И. Г. Щегловитову, то и
последний в тех же почти выражениях мне сообщил с добав-
лением того, что, если не ошибаюсь, Чаплинский уже лично
обращался с просьбой о поездке к профессору] Косоротову в
Киев в качестве эксперта и вынес то убеждение, что заключе-
ние Косоротова будет иметь ценное значение для обвинитель-
ной власти и что весь вопрос об осуществимости этой поездки
заключается в оплате профессору] Косоротову связанных с
его поездкой расходов, не возмещаемых назначенным в таких
случаях от казны денежным ассигнованием, ввиду чего он,
И. Г. Щегловитов, ссылаясь на полученное им согласие
Н. А. Маклакова, просит меня довести начатые с профессо-
ром] Косоротовым переговоры до благополучного их разре-
шения; что же касается вопроса о сумме денег, которую можно
предложить на этот предмет г. Косоротову, то И. Г. Щегло-
витов попросил меня переговорить с Замысловским. Замыс-
187
ловский настойчиво попросил меня устроить дело поездки
профессора] Косоротова и, ссылаясь на Чаплинского, указал,
что экспертиза Косоротова будет иметь для него и Виппера
большое значение; к этому он, Замысловский, высказал свое
заключение, что будет вполне достаточным вознаградить Ко-
соротова за поездку в Киев в размере четырех тысяч [рублей],
но просил меня под благовидным предлогом сразу ему всех
денег не выдавать, а дать только половину, а вторую выдать
впоследствии, по окончании процесса, когда выяснится линия
отношения профессора] Косоротова к экспертизе. Когда я обо
всем этом передал Н. А. Маклакову, то он снова указал на
затруднительность моего положения. Сговорившись по теле-
фону с профессором] Косоротовым о том времени, когда я
его могу застать дома, я поехал к нему, даже не потребовав
казенного выезда, и с особой осторожностью приступил к не-
му с разговором относительно важности его появления на суде
как авторитетной научной силы в разборе такого дела, как
дело Бейлиса, привлекшее на себя почти мировое внимание, и
добавил, что министр юстиции, принимая во внимание те не-
удобства, которые связаны для профессора] Косоротова с его
оставлением Петрограда, готов возместить денежным эквива-
лентом оставление им, Косоротовым, на это время своих за-
нятий в Петрограде и просил его в случае его согласия назвать
мне эту сумму. Но профессор] Косоротов к этому отнесся
вполне спокойно и сказал, что он уже по поводу своей поездки
говорил с прокурором и что он, Косоротов, определяет свой
материальный ущерб от оставления Петрограда почти на две
или более недели в сумме не менее четырех тысяч [рублей].
Видя, что я могу сразу перейти к осуществлению данного мне
поручения, я, извинившись, что не взял с собою более двух
тысяч руб[лей], хотя у меня было приготовлено на всякий слу-
чай четыре тысячи руб[лей], успокоил его в получении осталь-
ных после его возвращения путем помещения всей цифры, на-
ми условленной, в расписку, которую тут же и написал собст-
венноручно и, вручив ему к подписи, выдал две тысячи
[рублей] денег, а расписку взял с собой и затем обо всем в
подробностях, показав этот документ, доложил лично как Н.
А. Маклакову, так и Щегловитову, получив от них благодар-
ность за успешное исполнение этого поручения. Когда по воз-
вращении Косоротова он мне прислал письмо о доплате ему
двух тысяч [рублей], то я, уплатив их ему, спросил Замыслов-
ского, доволен ли он экспертизой профессора] Косоротова, и
тот мне сообщил, что экспертиза вполне оправдала возлагае-
мые на него и им и Чаплинским надежды, о чем он и засви-
детельствовал И. Г. Щегловитову и Маклакову. В заключение
188
я считаю своим долгом совести коснуться вопроса об ответст-
венности по исполнению моих поручений полковника] Шре-
деля. Из телеграммы полковника] Шределя на мое имя по по-
воду показания на суде [под]пол[ковника] Иванова можно су-
дить, какие требования в свое время предъявлялись высшим
начальством офицеров Корпуса жандармов в отношении ис-
полнения поручений Департамента полиции, если офицер кор-
пуса даже на суде, перед которым каждый обязан давать по-
казания по совести, должен только с ведома своего начальства
касаться вопросов, связанных с делом политического сыска;
это было при мне в ту пору, когда и я, и генерал Джунковский
боролись со многими постоянными фактами, полученными на-
ми в наследие от прошлого в деле осуществления политичес-
кого сыска. Ввиду этого, если я, занимая высокое, равное то-
варищу] м[инист]ра внутренних] дел положение, принимал на
себя в этом деле поручения, за кои я теперь несу ответствен-
ность, то как мог, в силу всех условий постановки взаимоот-
ношений, исполняемых агентов политической полиции,
пол[ковник] Шредель отказаться от исполнения моих требова-
ний, тем более, что он из слов Дьяченко знал об отражающем-
ся в них влиянии м[инист]ра внутренних] дел и министра]
юст[иции], коему он в розыскных действиях подчинен как го-
сударственному] прокурору. Поэтому всю вину ответствен-
ности за его действия, как и равно за исполнение Дьяченко
всех моих приказаний я всецело беру на себя, прося их не счи-
тать причастными к моим незаконным по службе действиям.
Предъявляемую Вами мою заметку для соответствующего ис-
полнения по департаменту (л. 1) я писал собственноручно и
удостоверяю, что она содержит точную передачу распоряже-
ний г. министра внутренних] дел Н. Л. Маклакова, затем на
докладе моем министру внутренних] д[ел] от 24 сентября 1913
года из дела № 157-А, лист 10, мною сделаны следующие ка-
рандашные отметки: «копию г. министру юстиции в собствен-
ные руки при записке в третьем лице». На некоторых докладах
имеются собственные резолюции или отметки в этом же деле,
сделанные рукою Н. А. Маклакова, а на других — или мои
личные отметки указаний, полученных мною во время доклада
лично от Н. А. Маклакова, или, если письменные доклады воз-
вращены без его пометок, что часто бывало вообще, а в осо-
бенности при министре внутренних] д[ел] А. Н. Хвостове,
ставился заведенный мною в моей секретарской части по Де-
партаменту штемпель: «возвращено г. министром»; на теле-
граммах, имеющихся в том же деле, мною получаемых, содер-
жится тоже штемпельная отметка «копия представлена г. ми-
нистру». Это значит, что дежурный секретарь моей части или
189
его помощник по расшифровке телеграммы, в силу заведенно-
го мною порядка одновременно представляя мне телеграмму,
посылал копию ее г. министру. Затем на Ваш вопрос о том,
знал ли министр юстиции о перлюстрации писем по делу Бей-
лиса, то я уже показал на примере двух писем, что об этом
ему было известно. Зачеркнуто — «страстный», надписано —
«односторонний», зачеркнуто — «после», «тоже», «сорвано»,
зачеркнуто — «ссылаясь», надписано — «указано», зачеркну-
то — «генерал», надписано — «генерал-губернатора». Зачерк-
нуто — «в тех или других», надписано — «или». Зачеркнуто —
«пред», надписано — «курьеров». Зачеркнуто — «Замыслов-
ского», надписано — «Чаплинского», надписано — «времени»,
зачеркнуто — «по этому поводу». К своему показанию добав-
ляю, что предъявляемое мне письмо Косоротова и две распис-
ки на одном листе, а равно расписка и счет Замысловского —
те самые, о коих я упомянул в настоящем показании.
Степан Белецкий.
Докладываю дополнительно, что г. Замысловский, будучи
недоволен в общем исходе процессом, по окончании оного за-
теял дело издания особой книги, в которой, как он передавал
Н. А. Маклакову и мне, хотел оттенить, что в деле Бейлиса
имелись достаточные улики, заставлявшие правосудие разо-
браться в этом процессе, чтобы рассеять появившиеся в загра-
ничной прессе указания на подстроенность этого дела прави-
тельством. Книгу эту г. Замысловский представил Н. А. Мак-
лакову, который потом передал ее на рассмотрение Главного
упр[авле]ния по делам печати, предупредив меня, в случае [ес-
ли] не будет там денег, выдать их [из] сумм Департамента. Не
помню, я или Брюс де Сент Ипполит исполнил это распоря-
жение, так как Татищев мне передал, что у него денег нет для
выдачи Замысловскому. Но затем, когда я через год с лишним
вступил на пост товарища министра внутренних] д[ел], то по
поручению министра А. Н. Хвостова я выдал Замысловскому
ввиду увеличившегося в связи с войною под влиянием общих
причин дороговизны расходов по изданию и по цинкографии
рисунков двадцать пять тысяч руб[лей], и при мне уже книга
эта поступила в продажу. Мне обещал Г. Г. Замысловский не-
сколько раз прислать печатный экземпляр, но так я и не по-
лучил этой книги. Затем Замысловский, когда отношения у не-
го и у фракции были несколько испорчены с Пуришкевичем,
спросил у меня, не даю ли я или А. Н. Хвостов субсидий Пу-
ришкевичу, против чего настроен был и Марков, и Замыслов-
ский, так как Пуришкевич в Государственной] Думе демон-
стративно подошел к нему и попросил продать ему для сол-
190
датских библиотек его поездов четыреста экземпляров этой
книги и тут же заплатил за них деньги. В этот период я дей-
ствительно выдал Пуришкевичу по приказанию А. Н. Хвосто-
ва, но секретно от Маркова и Замысловского десять тысяч
рублей для его расходов по литературе для пополнения сол-
датских библиотек. Вставлено: «этой книги».
С. Белецкий.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 127—140.
43. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Каменец-Подольского
окружного суда 21 июня 1917 года № 180038
На основании 292 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопро-
изводства] прошу Вас предложить судебному следователю по
важным делам Каменец-Подольского окружного суда допро-
сить в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава]
уголовного] судопроизводства] бывш[его] помощника на-
чальника Киевского губернского жандармского управления
подполковника Павла Александровича Иванова, состоящего
ныне в должности начальника контрразведывательного отде-
ления при штабе армии Юго-Западного фронта, предложив
ему, кроме обычных, следующие вопросы по производимому
мною следствию о противозаконных действиях должностных
лиц по делу Менделя Бейлиса, обвиненного] в убийстве маль-
чика Андрея Ющинского. Что свидетелю известно о секретном
наблюдении за присяжными заседателями, установленном
б[ывшим] начальником Киевского губернского жандармского
управления полковником Шределем до начала слушания дела
Бейлиса и затем в течение процесса? Какую цель преследовало
это наблюдение? Как оно осуществлялось и какие дало резуль-
таты? При каких обстоятельствах в число курьеров окружного
суда, охранявших присяжных, были введены 2 жандарма, пере-
одетые в курьерскую форму? Какое участие во всем этом при-
нимали прокурор Киевской судебной палаты Чаплинский,
председатель суда Болдырев и поверенный гражданской исти-
цы Замысловский? Не знает ли чего-либо свидетель об обсто-
ятельствах и причинах недоставления в суд из Сибири
административно-ссыльного Александра Караева, вызывавше-
гося в суд свидетелем по делу Бейлиса?
191
Было ли сообщено свидетелю командированным на процесс
чиновником особых поручений при Министерстве внутренних]
дел Дьяченком и полковником Шределем разрешение директора
Департамента полиции Белецкого ему, Иванову, в случае пред-
ложения ему на суде вопросов о сотрудничестве в охранном от-
делении и жандармском управлении допрошенного свидетеля
Сергея Махалина, показать правду и разоблачить сотрудниче-
ство последнего? Какие инструкции были затем даны ему, Ива-
нову, Дьяченком и Шределем относительно его предстоящего
показания на суде о Махалине? По каким причинам они вопреки
разрешительной телеграмме Белецкого нашли нужным не разо-
блачать деятельности Махалина как секретного сотрудника?
Принимали ли в решении этого вопроса участие Чаплинский и
Замысловский? Какие результаты дали порученные свидетелю
розыски убийц Ющинского и к какому заключению они привели
его относительно виновности Бейлиса? Как относился к этим
розыскам Чаплинский? Не встречали ли с его стороны явно пред-
убежденного отношения и даже препятствий всякие попытки
производить расследование в сторону участия в этом убийстве
других лиц, а не Бейлиса, напр[имер] Веры Чеберяк, Сингаевско-
го, Рудзинского и Латышева? Не преследовал ли он тех чинов
полиции (Мищука, Красовского, напр[имер]), которые вели ро-
зыски в таком неугодном ему, Чаплинскому, направлении и ко-
торые высказывали свое мнение в виновности Бейлиса? Не при-
нимал ли Чаплинский мер в возобновлении расследования по
делу Бейлиса бывш[им] начальником сыскного отделения Рудым
и каким-то приезжим иностранным сыщиком уже после оконча-
ния процесса?
Что свидетель знает по поводу показания свидетеля Коза-
ченка, удостоверившего у судебного следователя, будто Бей-
лис, сидевший с ним в тюрьме в одной камере, подкупал его
отравить двух свидетелей? Не приносил ли Козаченко после
допроса ему, Иванову, повинную в том, что ложно показал на
Бейлиса? Не докладывал ли свидетель об этом признании Ко-
заченка Чаплинскому и как последний к этому отнесся? Не
сказал ли он свидетелю умолчать на суде об этом факте? Не
давал ли вообще Чаплинский свидетелю инструкций перед до-
просом на суде о его предстоящих показаниях по делу? Что
еще свидетель может показать по этому делу? Исполнением
сего прошу поспешить.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 266—267.
192
Местность, осмотренная судом во
время процесса.
1. Дом, где жил Бейлис. 2. Ворота на Верхне-Юрковскую улицу. 3. Ворота на
Нагорную улицу. 4. Сгоревшее помещение, где была шорная мастерская. 5. Изба, где
жил Юхриков. 6. Место, где стоял Добжанский, увидев А. Ющинского. 7. Место, где
находился А. Ющинский, когда его видел Добжанский. 8—9. Путь, по которому шел
Андрей Ющинский, когда его видел Добжанский. 10. Место, на котором свидетельница
Шаховская видела А. Ющинского. 11. Место, с которого свидетель Ященко увидел в
первый раз неизвестного человека. 12. Место, с которого свидетель Ященко увидел
во второй раз того же человека. 13. Место, где остановился тот человек, когда заметил
свидетеля В. Ященко. 14. Пещера, где был обнаружен труп А. Ющинского. 15. Дом, где
живут Хаим и Борух Дубовики. 16. Неоконченный дом. 17. Богадельня, построенная
Зайцевым, где живут престарелые евреи и где предполагалось устроить молельню.
18. Дом, где живет мать управляющего заводом Дубовика. 19. Ворота на Кирилловскую
улицу.
М. Бейлис под стражей.
Состав суда
Председатель Киевского Окружного суда
Ф. А. Болдырев.
Товарищ прокурора Санкт-Петербургской
судебной палаты О. Ю. Виппер,
обвинявший Бейлиса.
Представители гражданского иска
А. С. Шмаков,
Г. Г. Дуросевич,
Г. Г. Замысловский.
Защитники Бейлиса
Д. Н. Григорович-Барский, Н. П. Карабчевский, О. О. Грузенберг и А. С. Зарудный.
Защитники Бейлиса
Н. П. Карабчевский.
В. А. Маклаков.
Защитники Бейлиса
А.С.Зарудный.
Д.Н. Григорович-Барский.
Эксперты по судебной медицине
А. А. Кадьян,
профессор Санкт-
Петербургского женского
медицинского института.
Е. В. Павлов,
лейб-хирург.
Н. Н. Труфанов, Д. П. Косоротов,
прозектор. профессор Военно-
медицинской академии.
Э к с п е
рты
Профессор И. А. Сикорский.
Ксендз И. Е. Пранайтис.
Э к с п
е р т ы
Московский раввин Я. И. Мазэ.
В. М. Бехтерев,
профессор Военно-медицинской
академии.
Свидетельница Вера Чеберяк.
О. О. Грузенберг (защитник Бейлиса).
Руководители частного расследования убийства Ющинского
С. И. Бразуль-Брушковский
(журналист).
Н. А. Красовский,
бывший начальник Киевской сыскной
полиции.
Присяжные заседатели.
Свидетели обвинения
В. Е. Розмитальский.
Л. Приходько.
Студент В. С. Голубев,
председатель общества «Двуглавый
Орел», в форме вольноопределяющегося.
Свидетели обвинения
К. С. Шаховской (фонарщик).
Б. А. Рудзинский.
П. А. Сингаевский
(брат В. Чеберяк).
Свидетели защиты
Екатерина Дьяконова.
Надзиратель Е. Кириченко.
А.Д.Марголин,
бывший защитник Бейлиса.
А. Бейлис
(брат подсудимого).
Мендель Бейлис
(последний портрет после оправдания).
Общая картина заседания суда
Товарищ прокурора О. Ю. Виппер.
Эксперты: профессор П.К.Коковцов,
профессор И.Г.Троипкий,
ксендз И.Е.Пранайтис,
профессор П.В.Тихомиров.
ЭКСПЕРТИЗА МАЗЭ.
Я.И.Мазэ
прокурор Г.Г.Чаплинский. М.Бейлис.
председатель Ф.А.Болдырев.
А.С. Шмаков.
Г.Г.Замысловский, О.О.Грузенберг.
В. А. Маклаков.
44. ПРОТОКОЛ
По требованию Чрезвычайной следственной комиссии от 8
мая за № 30044.
25 июня 1917 года в г[ороде] Каменец-Подольс[ке] судеб-
ный следователь по важнейшим делам округа Каменец-
Подольского окружного суда допрашивал нижепоименованно-
го в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава]
уголовного] судопроизводства], и он показал:
Зовут меня Павел Александрович Иванов, от роду имею
45 лет, православного вероисповедания; звание и мое заня-
тие — полковник, состою при штабе Главнокомандующего
армиями Юго-Западного фронта; посторонний. Под судом и
следствием не состоял и не состою.
На предложенные вопросы отвечаю. В период возникнове-
ния дела об убийстве Андрея Ющинского я занимал долж-
ность помощника начальника Киевского губернского жан-
дармского управления, и вследствие письменного предложе-
ния прокурора Киевского окружного суда, обращенного к
начальнику жандармского управления, на меня было возложе-
но производство негласного расследования в связи с указан-
ным убийством. Фактически деятельность моя выражалась в
том, что я агентурным (негласным) путем собирал сведения об
этом убийстве, каковые и передавал лично для разработки су-
дебному следователю Фененко, производившему предвари-
тельное следствие по этому делу. Таким образом, деятельность
моя имела негласный характер; получаемые сведения мною в
форму протоколов не облекались, а следственные акты состав-
лялись лишь по тем отдельным требованиям и поручениям, на
кои я получал особые указания лиц прокурорского надзора.
Считая нужным обследовать убийство Ющинского всесторон-
не, я не ограничился обследованием его лишь в отношении
ритуального характера его, а обследовал его по всем версиям,
существовавшим и возникавшим в то время; так, я обследовал
его со стороны того, не убит ли он родственниками его, не
убит ли шайкой преступников во главе с Верой Чеберяк и др.
Все добытые материалы я передавал лично судебному]
следователю] Фененко, при этом никто из лиц судебных и ад-
министративных не оказывал противодействия в производстве
мною негласных расследований. Действительно, быв[ший]
прокурор палаты Чаплинский иногда и не соглашался с моими
мнениями и заключениями о направлении розысков в деле об-
наружения убийц, но, повторяю, мне лично он никаких про-
тиводействий не оказывал. При производстве указанного рас-
следования мне приходилось выслушивать нарекания некото-
193
рых лиц, принимавших участие в розыске убийц, на то, что г.
Чаплинский относится к моему расследованию слишком одно-
сторонне, направляя розыски убийц лишь в сторону евреев;
слышал я это и от Мищука, и от Красовского, и от Фененко,
но что именно они по этому поводу говорили, я сейчас при-
помнить затрудняюсь, тем более, что данное мне указанное
выше поручение не являлось специальным поручением в тот
период времени, а было обыкновенной работой наряду с дру-
гими работами по производству дознаний в жандармском уп-
равлении. Насколько я могу припомнить теперь, мне по делу
о производстве расследования убийства Ющинского пришлось
один раз разговаривать с Д. И. Пихно и один раз с г.Тальбер-
гом; о чем именно я с ним говорил, припомнить не могу, раз-
говор имел характер частного, я высказывал свое личное мне-
ние на это убийство, передавал Д. И. Пихно слышанные мною
нарекания на г.Чаплинского, что-то и он мне говорил о
г. Щегловитове, но что именно — не помню; разговор с
г. Тальбергом у меня продолжался не более 5—10 минут, ко-
гда я к нему пришел на квартиру, просил о принятии на служ-
бу в Управление Юго-3апад[ных] жел[езных] дор[ог] кого-то
из моих знакомых; что при этой встрече я говорил с ним о
деле Бейлиса, я не помню, полагаю опять-таки, что высказы-
вал свое личное мнение по этому делу. О разговоре своем по
этому делу с г. Трифоновым могу сообщить следующее: к чис-
лу негласных обследований в связи с убийством Ющинского
на меня было возложено негласное обследование и личности
свидетеля Козаченко; точно времени не помню, но, кажется,
поздней осенью 1911 года (в тот год, когда было обнаружено
убийство Ющинского), как-то вечером, меня потребовал в ка-
меру прокурора товарищ прокурора г. Лашкарев и сообщил,
что выпущенный «сейчас» из тюрьмы арестант Козаченко дал
показания, клонящиеся к обвинению в убийстве Ющинского
еврея Менделя Бейлиса, какие именно показания дал Козачен-
ко, г. Лашкарев мне не говорил, но добавил, что Козаченко
получил письмо от Бейлиса, которое он должен передать его
жене, живущей на заводе Зайцева, при этом г.Лашкарев мне
сказал, что моя задача заключается в том, что я должен не-
гласно обследовать, насколько Козаченко является свидетелем
достоверным. Данное мне поручение я выполнил следующим
образом: я приказал секретным агентам следить неотступно за
Козаченко с тем, чтобы выяснить, что он будет делать за весь
период наблюдения, а с другой стороны, приказал Козаченко
подробно мне передавать, как он пойдет на завод Зайцева, ко-
го там увидит, какие поручения даст ему жена Бейлиса и т. д.,
и затем он должен периодически ко мне приходить и обо всем
194
докладывать. Наблюдаемый Козаченко действительно был ра-
за два на заводе Зайцева, ездил куда-то из Киева, как он меня
и предупреждал и что подтвердило наружное негласное на-
блюдение, кое-что дал и полезное для дела, но в большинстве
время проводил на базаре на Подоле, а приходил и мне гово-
рил другое; поймать же его во лжи мне долго не удавалось, а
между тем он чаще и чаще начал просить денег, объясняя, что
он «работает» для дела, а ничего ему не платят; ввиду этого
я ему и давал по 3—5 руб[лей] на довольствие. Наконец как-то
Козаченко пришел ко мне и принес какую-то брошюру об
убийстве Ющинского и добавил, что брошюру эту ему передал
брат Бейлиса, что-то еще в связи с этим говорил Козаченко,
но что именно, я припомнить не могу. Получив эту брошюру
от Козаченко, я пошел в соседнюю комнату, где находились
агенты, наблюдавшие за Козаченко, и спросил их, был ли Ко-
заченко у брата Бейлиса, от которого, по его словам, он по-
лучил принесенную брошюру; агенты показали, что Козаченко
у Бейлиса не был, а брошюру купил на Подоле на столике с
книгами. Я возвратился к себе в кабинет и вторично просил
Козаченко повторить всю историю с получением брошюры,
он вновь все повторил; тогда я позвал агентов и путем очной
ставки принудил Козаченко сознаться во лжи, при этом я, бу-
дучи возмущен всем происшедшим, крикнул на Козаченко и
сказал, что его сейчас отправлю в тюрьму; Козаченко упал на
колени, начал плакать и сказал: «Простите, я Вам все наврал».
В ответ на это я Козаченко сказал: «Ты, вероятно, и следова-
телю говорил такую же правду. Тебя сейчас опять посадят
вместе с Бейлисом». Считая свою задачу выполненной в смыс-
ле выяснения личности «свидетеля» Козаченко и желая факти-
чески зарегистрировать результаты наблюдения за ним, я тот-
час же после происшедшего инцидента с Козаченко пошел в
комнату, где находился телефон, вызвал к аппарату судебно-
го] следователя] Фененко, обо всем ему подробно рассказал и
сообщил, что я ему о случившемся пришлю письменное сооб-
щение. Фененко с этим согласился, и когда я пришел к себе в
кабинет и начал составлять указанное сообщение, то вскоре
меня вызвал к телефону г. Фененко и сообщил, что письмен-
ного сообщения об инциденте с Козаченко присылать не нуж-
но. На этом наблюдения мои за Козаченко прекратились, и я
его больше не видел. Вновь я вспомнил о нем, когда познако-
мился с содержанием первого обвинительного акта по делу
Бейлиса, когда я увидел, что показаниям его придается столь
серьезное значение; мне тогда же захотелось поговорить об
этом с кем-нибудь из лиц, имеющими связи с высшими судеб-
ными кругами; я вспомнил Д. И. Пихно, который меня знал
195
с малых лет, с которым мне приходилось говорить по другим
делам и с которым я однажды уже в начале расследования
убийства Ющинского говорил об этом. Д. И. Пихно в Киеве
тогда не оказалось, или же он был болен, и повидаться мне с
ним не удалось, и мне указали на сотрудника «Киевлянина»
г. Трифонова, у которого, как говорили, были сосредоточены
все материалы об убийстве Ющинского. Насколько я припо-
минаю теперь, с Трифоновым я встретился в Купеческом саду
и после нескольких слов спросил, читал ли он обвинительный
акт по делу Бейлиса, и, получив утвердительный ответ, рас-
сказал ему об инциденте с Козаченко, как изложено мною вы-
ше; что-то по этому поводу говорил мне и г. Трифонов, но
что именно — я припомнить не могу. Вот разговор, который
я имел по этому делу с Трифоновым. Здесь же я считаю нуж-
ным добавить, что все детали, сопровождавшие сознание Ко-
заченко, мною были освежены в памяти уже после слушания
судом дела Бейлиса, когда я по личным заметкам, хранившим-
ся у меня тогда, и тогда путем опроса некоторых моих служа-
щих был в состоянии по возможности воспроизвести то, что
произошло с Козаченко, т[ак] к[ак] инцидент этот, продолжав-
шийся в течение 5—10 минут, не будучи зафиксирован, в па-
мяти у меня совершенно за 2 года изгладился, и я о нем не
помнил, а доложил о нем на суде, когда слушалось дело Шуль-
гина. По моему личному мнению, розыски убийц Ющинского
должны были производиться во всех направлениях, и это ис-
ключало бы нарекания, что таковые ведутся исключительно в
целях доказать существование ритуальных убийств; это мне-
ние я при личных беседах высказывал и этого придерживался;
доказательством, что я относился беспристрастно, и явилось
то, что в деле Бейлиса я был вызван в качестве свидетеля за-
щиты. О деятельности по этому делу б[ывшего] министра юс-
тиции г. Щегловитова мне ничего неизвестно, что же касается
г. Чаплинского, то, как я показал выше, мне при частных раз-
говорах приходилось слышать нарекания на его односторон-
нее отношение к этому делу, но что именно мне рассказывали,
я сейчас припомнить затрудняюсь. Никакими данными, уста-
навливающими факт «подбора» присяжных заседателей той
сессии, в которой должно было слушаться дело Бейлиса, я не
располагаю, и ко мне не поступало каких-либо указаний на
воздействие на них, — этого я сейчас припомнить не могу, но,
кажется, не поступало. Показание писал собственноручно. До-
бавить пока ничего не имею. Надписано: «убийц».
Полковник Иванов.
196
Исправляющий] должность] судебного следователя Каме-
нец-Подольского окружного суда С. Кобылковский.
К своему показанию хочу добавить, что на мой вопрос к
судебному следователю Фененко, предложенный ему через не-
сколько дней после инцидента с Козаченко, — почему он мне
сказал не прислать письменного о том сообщения, г. Фененко,
насколько мне кажется, утверждать этого не могу, сказал, что
так ему передал распоряжение кто-то из лиц прокурорского
надзора; повторяю, что на этом я не настаиваю, но мне ка-
жется, что г. Фененко дал такое объяснение.
Полковник Иванов.
И[справляющий] д[олжность] судебного следователя Каме-
нец-Подольского окружного суда С. Кобылковский.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 239—243.
45. ПРОТОКОЛ
1917 года, июня 30 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) дополни-
тельно допрашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава]
уголовного] судопроизводства] нижепоименованного обвиня-
емого, который показал:
Я, Николай Алексеевич Маклаков, желаю дать допол-
нительное объяснение. Пишу собственноручно.
В моем предшествующем показании я не упомянул о том,
были ли мне доложены телеграммы Дьяченко о введении в
число курьеров окружного суда двух жандармов, переодетых
в курьерскую форму. По этому вопросу объясняю, что я не
помню этого обстоятельства и, надо думать, что эти телеграм-
мы, раз на них имеются штемпеля о докладе их м[инист]ру,
были доложены не мне. Дело в том, что именно в начале ок-
тября 1913 года я на короткое время выезжал в имение под
Москву. Поездка эта, по-видимому, совпала с получением в
Петрограде упомянутых телеграмм. Всякий раз, когда я выез-
жал из города, то заведование текущими делами и разрешение
наиболее спешных вопросов я возлагал, по принятому обычаю
в м[инистер]стве, на старшего из товарищей м[инист]ра по вре-
мени назначения на последнюю должность, т. е. на И. М. Зо-
лотарева. Предположение, что не мне, а именно Золотареву
эти телеграммы и были доложены, находит себе подтвержде-
ние в том обстоятельстве, что на одной из телеграмм имеется
197
отметка о том, что копия ее передана м[инист]ру юстиции им,
Золотаревым. Надо думать, что Золотарев в это время заменял
меня в Совете М[инист]ров и там и мог передать эту копию
м[инист]ру юстиции. Если бы Золотарев не исправлял времен-
но моей должности, то копии телеграмм по делу, ни с какой
стороны не входящ[ему] в круг его служебных обязанностей,
докладываться ему по Департ[амен]ту полиции не могли. Были
ли мне доложены эти телеграммы после моего возвращения —
не помню, но думаю, что я не мог бы не обратить на них вни-
мания, и они не остались бы без каких-либо с моей стороны
распоряжений. Что же касается допроса о денежных выдачах
Замысловскому и Косоротову, то долгом считаю объяснить,
что на их выдачу мною испрашивалось принципиальное Вы-
сочайшее соизволение, а затем они вошли в годовой отчет сек-
ретных департаментских сумм, представленный мною Госуда-
рю Императору, как всегда, по истечении года и Высочайше
утвержденный. Вычеркнуто: «моем», «остались невыясненны-
ми», «по-видимому», «они», «ежегодно».
Николай Маклаков.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 231.
46. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной палаты
1 июля 1917 г|ода| № 180045
На основании 292 ст[атьи] У[става] уголовного] судопро-
изводства] прошу предложить судебному следователю Киев-
ского окружного суда по важнейшим делам Татарову допро-
сить:
I
В качестве обвиняемого с соблюдением 403 ст[атьи] Уста-
ва] уголовного] судопроизводства] проживающего в Киеве,
по Львовской ул[ице], дом № 10, кв[артира] 12, бывшего на-
чальника Киевского губернского жандармского управления
полковника Александра Федоровича Шределя, предложив
ему, кроме обычных, следующие вопросы по предъявлении
ему обвинения согласно постановления моего от 18—20 мая
1917 года и журнального постановления Чрезвычайной]
198
следственной] комиссии от 5-го сего июня, признает ли он се-
бя виновным: 1) в том, что, состоя в должности начальника
Киевского губернского жандармского управления, в сентябре
1913 года он исполнил заведомо для него противозаконное
распоряжение министра внутренних дел Маклакова и дирек-
тора Департамента полиции Белецкого об установлении сек-
ретного наблюдения при помощи служащих охранного отде-
ления за полным составом присяжных заседателей сентябрь-
ской сессии Киевского окружного суда, в которую должно
было рассматриваться дело Менахиля Менделя Бейлиса, об-
винявшегося в убийстве мальчика Андрея Ющинского, до на-
чала слушания этого дела, чтобы этим наблюдением осветить
все сношения присяжных заседателей, возможность влияния на.
них заинтересованных в исходе дела лиц и дать через проку-
рора Киевской судебной палаты Чаплинского судебной власти
материал для суждения [о] настроениях присяжных заседате-
лей, причем он, Шредель, установив секретное наблюдение и
за присяжными заседателями, ввел двух переодетых в курьер-
скую форму окружного суда жандармов для подслушивания
разговоров присяжных заседателей и тем совершил превыше-
ние предоставленной ему власти, каковое, находясь в резком
противоречии с интересами правосудия, по своему значению
и по характеру судебного процесса Бейлиса, приобревшего ми-
ровую известность, является особо важным, т.е. в преступле-
нии, предусмотренном 2 ч[астью] 403, 338, и 2 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях]; 2) в том, что в 1912—1914
г[одах], состоя в той же должности, в прямое нарушение су-
ществующих указаний, охраняющих тайну частной переписки,
по соглашению с начальниками почтовых учреждений подвер-
гал частную корреспонденцию разных лиц, касавшуюся про-
цесса Бейлиса, выемке, вскрытию, задержанию вне установ-
ленного законом порядка и затем задержанные письма или
копии с них представлял в Департамент полиции, чем превы-
шал предоставленную ему по должности власть, каковое пре-
вышение власти по своему значению и по характеру нару-
шенных прав является особо важным, т. е. в преступлении,
предусмотренном 338, 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях].
Что обвиняемый имеет представить в свое оправдание? Как
было им осуществлено это секретное наблюдение за присяж-
ными заседателями? Какие цели в действительности оно пре-
следовало и какие оно дало результаты? Какие инструкции по
этому наблюдению давали ему прокурор судебной палаты
Чаплинский и приехавший чиновник особых поручений при
Министерстве внутренних дел Дьяченко, а может быть, и За-
199
мысловский? В каком направлении Чаплинский и Замыслов-
ский предполагали использовать сведения о настроении при-
сяжных заседателей и по чьей инициативе обвиняемый уста-
новил наблюдение за составом судебного присутствия присяж-
ных заседателей, введя двух переодетых жандармов в число
курьеров окружного суда, охранявших присяжных? Принима-
ли в этом участие Чаплинский, Замысловский, Дьяченко и
председатель суда Болдырев? Какие сведения давали упомяну-
тые переодетые жандармы, подслушавшие разговоры присяж-
ных, и кому он передавал эти сведения? Что высказывали в
беседах с ним по этому поводу упомянутые лица, если такие
беседы у него с ними происходили? Не делали ли эти лица, а
равно представитель правых организаций студент Голубев
каких-либо попыток или не высказывали ли они пожеланий
повлиять как-либо на присяжных через переодетых жандармов
в смысле составления у них убеждения в виновности Бейлиса?
По чьему распоряжению и с какими целями обвиняемый
производил перлюстрацию писем и другой корреспонденции,
касавшихся процесса Бейлиса? Не исходили ли эти распоряже-
ния от Чаплинского и Дьяченка и не интересовались ли они
в особенности перепиской защитников Бейлиса и в каких це-
лях? Были ли обвиняемым задержаны и отосланы директору
Департамента полиции письма: свидетеля по делу Бейлиса Ка-
раева на имя Николая Красовского от 30 августа 1913 года и
Ф. Г. Геца на имя присяжного поверенного Грузенберга от
8 октября 1913 года? Не предъявлял ли он этих писем или не
передавал ли их содержания Чаплинскому, Замысловскому и
Дьяченко? Что обвиняемому известно о причинах недоставле-
ния в заседание Киевского окружного суда Енисейской адми-
нистрацией упомянутого свидетеля Караева? Не оказывали ли
в этом какого-либо влияния на енисейского губернатора непо-
средственно или через него, обвиняемого, Чаплинский и За-
мысловский? По каким соображениям Чаплинский отказался
от предложения Белецкого в телеграмме на имя Дьяченка
срочно доставить в суд Караева? Было ли обвиняемым, а рав-
но и Дьяченком сообщено свидетелю подполковнику Иванову
разрешение Белецкого показать на суде о секретном сотруд-
ничестве допрошенного свидетеля Сергея Махалина и по ка-
ким соображениям это распоряжение Белецкого не было ими
исполнено?
Принимали ли участие в обсуждении этого вопроса Чап-
линский и Замысловский? Каково было вообще отношение
Чаплинского к делу Бейлиса? Не действовал ли он под влия-
нием правых организаций или [их] представителя студента Го-
лубева? Не оказывал ли Чаплинский давления на производи-
200
вших розыски чинов полиции и подполковника Иванова в
смысле направления этих розысков исключительно в сторону
обвинения Бейлиса в совершении убийства Ющинского с ри-
туальной целью и не препятствовал ли он расследованиям дру-
гих версий этого преступления? Не подвергались ли преследо-
ваниям с его стороны до возбуждения различных уголовных
дел включительно те чины полиции, которые, вопреки мнению
его, Чаплинского, вели свои розыски в других направлениях?
Как относился Чаплинский к деятельности подполковника
Иванова в этом деле и в частности к тем выясненным им дан-
ным, которые указывали на участие в означенном преступле-
нии Веры Чеберяк, Сингаевского, Рудзинского и Латышева?
Не запретил ли он Иванову арестовать этих лиц, когда Иванов
хотел это сделать?
Известно ли обвиняемому, что свидетель Козаченко со-
знался подполковнику Иванову в ложности показания своего
у судебного следователя против Бейлиса, будто последний
подговаривал его отравить 2-х свидетелей? Докладывал ли
Иванов об этом признании Козаченко Чаплинскому и как пос-
ледний к этому отнесся? Не обусловливались ли показания
Иванова на суде по делу Бейлиса, а также и по делу члена
Государственной Думы Шульгина давлением на него [со] сто-
роны Чаплинского? По чьему распоряжению (не по требова-
нию ли Чаплинского) был арестован в порядке охраны 22 ию-
ля 1911 года Бейлис и не был ли этот арест, в сущности, связан
с подозрением Бейлиса в убийстве Ющинского, вне всякой за-
висимости от вопроса его политической неблагонадежности?
Не препятствовал ли Чаплинский новым частным розыскам,
начатым по окончании судебного процесса бывшим начальни-
ком Киевского сыскного отделения Рудым и приехавшим ино-
странным сыщиком? Не знает ли обвиняемый еще чего-либо
о противозаконных действиях Чаплинского по делу Бейлиса?
После допроса обвиняемого Шределя мерою пресечения ему
способов уклоняться от следствия и суда прошу избрать на
основании 1 п[ункта] 416 ст[атьи] У[става] уголовного] судо-
производства] подписку о неотлучке из места жительства.
II
В качестве свидетелей с соблюдением 443 ст[атьи] У[става]
уголовного] судопроизводства] [прошу допросить:]
1) бывшего начальника Киевского сыскного отделения Ру-
дого, служившего затем в управлении Юго-Западных дорог
(прошу произвести розыски) о том, при каких обстоятельствах
и с какими целями он вместе с каким-то иностранным сыщи-
201
ком начал производить новое частное расследование по делу
Бейлиса по окончании судебного процесса? Удалось ли ему
выяснить какие-либо новые данные? Как относились к этой
его деятельности Чаплинский и администрация? Не было ли
ему предложено ими прекратить это расследование под угро-
зой высылки из Киева?
2) бывшего начальника Киевского охранного отделения
Кулябко, проживающего в Киеве, об обстоятельствах и при-
чинах обыска и ареста Бейлиса в порядке охраны 22 июля 1911
года и об участии в этом Чаплинского. Не были ли в дейст-
вительности эти обыск и арест произведены по требованию
Чаплинского не вследствие политической неблагонадежности
Бейлиса, а в связи с подозрением в убийстве Ющинского? Что
известно свидетелю об отношении к этому делу Чаплинского
и о направлении им производившихся розысков?
3) Степана Ивановича Бразуль-Брушковского, живущего в
Киеве по Мало-Подвальной ул[ице], д[ом] 17 (дополнительно),
о том, что именно ему известно о противозаконных действиях
по делу Бейлиса упомянутых Чаплинского и Болдырева? Толь-
ко деятельность этих лиц, а равно и высших входит в задачу
производимого мною следствия.
4) Комиссара уголовно-розыскного отделения милиции г.
Киева Николая Александровича Красовского (дополнительно)
о том, что ему известно о противозаконных действиях Чап-
линского при производстве розысков по делу Бейлиса? Оказы-
вал ли Чаплинский давление на чинов полиции; в том числе
и на него, свидетеля, при производстве расследования в смыс-
ле направления последних исключительно в сторону обвине-
ния Бейлиса? Не противодействовал ли Чаплинский обследо-
ванию других версий убийства Ющинского и не преследовал
ли чинов полиции и его, свидетеля, за производство розысков
в неугодном ему, Чаплинскому, направлении? Как относился
последний к версии об убийстве Ющинского в квартире Веры
Чеберяк Сингаевским, Рудзинским и Латышевым и не запре-
щал ли арестовывать этих лиц? Почему Чаплинский отрица-
тельно относился к розыскам свидетеля? Не в связи ли с тако-
выми он возбуждал против свидетеля разные обвинения? Ка-
кие именно и чем они окончились? По какому делу и по каким
причинам свидетель был заключен под стражу? Не возбужда-
лись ли искусственно подобные дела и против других чинов
полиции, например Мищука, Кириченка?
5) Товарища прокурора Киевского окружного суда Петра
Никитича Борисова (дополнительно) о том, при каких обсто-
ятельствах был заключен под стражу после допроса бывший
начальник Киевского сыскного отделения Красовский, допро-
202
шенный в присутствии его, Борисова, судебным следователем
Рохелем, по требованию судебного следователя Сквирского
уезда в качестве обвиняемого в преступлении по должности
(уничтожения служебных бумаг)? Почему против Красовского
была принята столь суровая мера пресечения? Говорил ли сви-
детель судебному следователю Рохелю при встрече перед до-
просом Красовского о необходимости заключения его под
стражу? Не имел ли он в этом случае распоряжения Чаплин-
ского в таком смысле? Не было ли оказано последним давле-
ния и на судебного следователя Сквирского уезда в избрании
против Красовского указанной меры пресечения? Чем было
вызвано присутствие свидетеля при допросе Красовского су-
дебным следователем Рохелем?
III
Осмотром упомянутого дела по обвинению Красовского в
преступлении [по] должности прошу установить, когда, где и
при каких обстоятельствах оно возникло, кем оно было воз-
буждено, в чем именно Красовский обвинялся, кем и по каким
соображениям была принята против него мера пресечения —
содержание под стражей, какое дальнейшее направление полу-
чило это дело и каким судебным приговором или постановле-
нием административного начальства оно закончилось. Нет ли
в деле каких-либо указаний на влияние на ход его Чаплинско-
го непосредственно или через лиц прокурорского надзора?
IV
Прошу также осмотреть дела по обвинению члена Государ-
ственной Думы Шульгина по 10344 ст[атье] Улож[ения] о наказа-
ниях] и установить: сущность предъявленного обвинения и со-
стоявшегося о нем приговора, свидетельское на суде показание
Чаплинского (в полном объеме), были ли допрошены на пред-
варительном следствии свидетели со стороны Шульгина, и если
в допросе их было отказано, то по каким соображениям? Хода-
тайствовал ли Шульгин в суде о допросе своих свидетелей и чем
был обоснован отказ суда в допросе таковых, а равно какие за-
ключения были даны лицом прокурорского надзора при разре-
шении судом указанных ходатайствам Шульгина?
Командированный] в Чрезвычайную] след[ствнную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 18—22.
ива
47. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 5-го дня судебный следователь по важней-
шим делам Харьковского окружного суда в своей камере до-
прашивал нижепоименованного в качестве свидетеля с соблю-
дением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства],
который показал:
Я, Алексей Михайлович 3 а п е н и н, 44 лет, православный,
товарищ прокурора Харьковской судебной палаты, живу в
гОроде] Харькове, не судился.
На предложенные мне вопросы (свидетелю были прочита-
ны вопросы, изложенные в отдельном требовании от 30 июня
с[его] г[ода] за № 180040) показываю. Вследствие того, что со
времени убийства Ющинского прошло уже много лет, и так
как следствие по означенному делу было начато до моего при-
езда в Киев, заканчивалось под наблюдением прокурора Су-
дебной палаты, и непосредственно я за следствием не наблю-
дал, то на некоторые из поставленных мне вопросов я не смогу
дать определенных ответов. Когда я осенью 1911 года приехал
в Киев, дело об убийстве Ющинского находилось в производ-
стве у судебного следователя Фененки, которым был привле-
чен к следствию в качестве обвиняемого Бейлис по письмен-
ному предложению прокурора палаты Чаплинского. К этому
делу Чаплинский проявлял исключительный интерес как к де-
лу, предметом которого служило исследование бесспорного,
по его мнению, ритуального убийства евреями христианского
мальчика. Обстоятельных мотивов, по которым Чаплинский
пришел к такому выводу, мне от него слышать не приходи-
лось, да и вообще Чаплинский был склонен легко восприни-
мать и усваивать чужие взгляды или приходить к выводам на
основании маловажных, чуть ли не посторонних делу обстоя-
тельств. Стоя на предвзятой точке [зрения] не только по во-
просу о характере убийства, но и виновности в нем Бейлиса,
Чаплинский торопил производство следствия, настаивая на
достаточности исследования в пределах поставленных им ра-
мок исследования обстоятельств, относящихся к Бейлису. Вся-
кие попытки и намерения расширить круг исследования по де-
лу об убийстве Ющинского или только пойти в другом на-
правлении вызывали со стороны Чаплинского не только
нарекания, но и противодействие. В делах Мищука и Красов-
ского, уволенных еще до моего приезда в Киев, на мой взгляд,
сказалось не объективное стремление привлечь виновных к от-
ветственности за преступление, а продиктованное мститель-
ностью желание наказать за ослушание и неповиновение. О
том, чтобы Чаплинский возбуждал против Мищука и Красов-
204
ского искусственные обвинения, я ничего сказать не могу и
знаю лишь то, что к обоим названным лицам Чаплинский от-
носился враждебно. По какому делу и за что был арестован
Красовский, не помню. Привлеченный к производству дозна-
ния [подполковник Иванов первоначально, помню, пользо-
вался доверием со стороны Чаплинского, но затем отношение
Чаплинского к нему резко изменилось вследствие попытки
Иванова производить расследование за поставленными ему
пределами. Что касается свидетеля Козаченко, то я совершен-
но не могу припомнить сущности его показания, и у меня ос-
талось в памяти о нем смутное представление как о каком-то
жалком, опустившемся человеке, дававшем на следствии не-
правдоподобное показание. Я не помню доклада об этом сви-
детеле Чаплинскому и ничего поэтому не могу сказать об от-
ношении Чаплинского к докладу, но скажу, что если Чаплин-
скому кто-либо стал выдвигать обстоятельства, перечащие
отстаиваемому им предвзятому положению о виновности Бей-
лиса, то это могло вызвать и резкий укор, и даже воспрещение
производить исследование вообще или в каком-либо опреде-
ленном направлении. Относительно участия в розысках пра-
вых организаций мне стало известно лишь при ознакомлении
по приезде в Киев с делом, из которого я узнал, что при про-
изводившемся по делу осмотре студент Голубев сделал не то
какую-то оговорку в протоколе, не то подал следователю
какое-то заявление, исправлявшее данные следственного
осмотра. Принимал ли какое-либо участие Голубев в дальней-
ших розысках и занимался ли какими-либо розысками Замыс-
ловский, я не знаю и не помню. На вопрос, не находился ли
Чаплинский под влиянием Голубева и Замысловского, я могу
ответить только личным предположением, что Голубев вряд
ли мог пользоваться влиянием на Чаплинского, но что Замыс-
ловский имел несомненное влияние на Чаплинского, которого
он покорил ореолом известного, сильного в правых слоях чле-
на Государственной Думы, близкого к министру юстиции. От-
носительно секретного наблюдения за присяжными заседате-
лями через переодетых жандармов я до настоящего времени
ни от кого не слышал. Во время процесса по делу об убийстве
Ющинского постоянно присутствовавший в суде Чаплинский
на время перерыва заседания вследствие тесноты коридоров
суда стал приходить в расположенный поблизости от зала су-
дебный кабинет прокурора. Почти с первых же дней процесса
Чаплинский во время перерыва стал приглашать с собою За-
мысловского, Шмакова, Дьяченко и некоторых других лиц.
Иногда сюда же заходил и товарищ прокурора Виппер. Эти
посещения принудили меня самого нередко уходить для заня-
205
тий в кабинет моих товарищей. Велись ли и какие именно со-
вещания между Чаплинским, Виппером, Замысловским и Дья-
ченко в этом кабинете, я не знаю. При мне ли был разговор
Чаплинского с судебным следователем Новоселецким о про-
изводстве следствия по делу Шульгина, я не помню, но при-
поминаю, что Чаплинский был озлоблен на Шульгина за его
статью и, руководясь своими личными побуждениями, посто-
янно далекий от объективного отношения к делу и распола-
гавший познаниями, не всегда достаточными для правильной
юридической квалификации, он мог настаивать и на том, что
было совершенно несогласно с законом, и оказывать весьма
сильное давление. Прочитано.
А. Запенин.
Исправляющий] должность] судебного следователя.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 6 об.—8.
48. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 6 дня командированный в Чрезвычайную
следственную комиссию для производства следственных дей-
ствий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допраши-
вал с соблюдением ст[атьи] 403 уст[ава] Уголовного] судоп-
роизводства] нижепоименованного обвиняемого, который по-
казал:
Зовут меня Георгий Гавриилович Чаплинский, тайный
советник, член Государственного Совета, сенатор, дворянин
Киевской губернии, 52 лет, православный, окончил юридичес-
кий факультет университета Св[ятого] Владимира, женат, де-
тей не имею, недвижимости нет, под судом не был и по другим
делам под следствием не состою, живу временно по Спасской
ул[ице], д[ом] 27
Я не признаю себя виновным в предъявленных мне обви-
нениях (обвиняемому предъявлены обвинения, изложенные в
пунктах I и II заключительной части постановления от 18—20
мая 1917 года и согласно журнальному постановлению Чрез-
вычайной следственной комиссии от 5 июня 1917 года). В свое
оправдание объясняю следующее, причем дальнейшее показа-
ние пишу собственноручно. По чьей инициативе велось Депар-
таментом полиции наблюдение за присяжными заседателями
по д[елу] Бейлиса, в какой форме оно было установлено и ка-
кие цели оно преследовало и велось ли оно вообще, мне со-
вершенно не было известно. Смутно припоминаю, что Шре-
206
дель перед процессом приходил ко мне просить для Департа-
мента полиции список присяжных заседателей и говорил, что
они ведут себя корректно и в сношения с лицами, причастны-
ми к делу, не входят. Я не придал этому сообщению никакого
значения, считая его одним из обычных приемов чинов кор-
пуса жандармов подчеркивать, что они все знают. Со Щегло-
витовым, Маклаковым, Белецким, Замысловским, Дьяченко и
др[угими] у меня никогда разговоров об этом не было. Список
присяжных заседателей, помнится, посылал в министерство по
просьбе Лядова. В 1914 году был в С[анкт-Петербурге] только
в феврале и в конце ноября. Всегда в С[анкт-Петербурге] ос-
танавливался в гост[инице] Дагмара — Садовая, 9.
Кому и куда посылал телеграммы о Караеве, совершенно
не помню. Во всяком случае, посылал их без всякого умысла
чинить препятствия защите и ни о каких перехваченных пись-
мах Караева понятия не имел. Вообще я после передачи дела
в суд не вмешивался ни во что по собственной инициативе.
Если в деле имеется моя телеграмма к енисейскому губерна-
тору с просьбой выслать Караева, то я мог послать ее по про-
сьбе Болдырева, который не раз обращался ко мне за содей-
ствием такого рода, говоря, что администрация больше счи-
тается с прокурором палаты, нежели с судом. Если же имеется
моя телеграмма к Белецкому, что Караев прокуратуре не ну-
жен, то, вероятно, он запрашивал меня об этом, и тогда я по-
слал ответ не иначе, как спросив об этом Виппера. Если бы
ко мне обратилась защита с просьбой о содействии к явке сви-
детеля, о вызове которого состоялось постановление суда, я
бы никогда не отказал в этом.
О том, что Махалин, Караев и Дьяконова агенты жандарм-
ского управления], я слыхал от Иванова, но каковы были рас-
поряжения Департамента полиции о том, обнаруживать ли их
секретное сотрудничество или нет, я ничего не знаю. Как рав-
но никакого понятия не имел вообще об участии в этом деле
Департамента] полиции, о выдаче денег Косоротову (его я
впервые увидел на суде и даже с ним не познакомился) и
Замысловскому, о перлюстрации писем защитников и так
дал[ее]. Если такая перлюстрация имела место, то мне даже
совершенно непонятна ее цель. Никаких совещаний по делу
Бейлиса у меня ни с Маклаковым, ни с Белецким никогда не
было. Цель командировки Дьяченки мне неизвестна. Он пред-
ставился мне, заявил, что командирован для представления
ежедневных донесений, т[ак] к[ак] Департамент] полиции дол-
жен быть в курсе дела, привлекающего внимание печати всего
мира, и просил устроить ему столик в зале заседания, каковой
столик и был ему отведен по моей просьбе Болдыревым. Видел
207
еще, что в промежутках заседаний он часто беседовал с Шре-
делем.
Прокурором палаты я назначен в начале 1911 года, не бу-
дучи лично знаком с Ив[аном] Григорьевичем] Щегловито-
вым, по рекомендации директора II Департамента [Министер-
ства юстиции] Демчинского и обер-прокурора Кампе, под на-
чальством которых я служил. Прибыл в Киев 14 марта, а 20-го
был обнаружен трупик Андрея Ющинского. Занятый ознаком-
лением с округом, я совершенно не обратил внимания на это
дело. Хотя в народе, в обществе и в некоторых мелких повре-
менных изданиях это убийство называли ритуальным. У меня,
однако, не укладывалась в голове мысль, чтобы в XX веке в
таком гор[оде], как Киев, могло бы возникнуть такое дело.
Поэтому когда правые организации решили служить панихиду
на могиле замученного мальчика, я просил генерал-губерна-
тора] не разрешать таковой, чем вызвал большое против себя
негодование со стороны правых организаций и целый ряд ста-
тей в правой печати, причем статья Запорожца (Савенко) в
«Нов[ом] времени», по-видимому, обратила на себя внимание
министерства. Я получил ордер иметь личное наблюдение за
следствием, а вскоре затем прибыл Лядов. Никаких определен-
ных указаний он мне не давал (заявил только, что м[инист]р
находит неуместным мое ходатайство о панихиде) и, ознако-
мившись с данными вскрытия и свидетельскими показаниями,
высказал только свой личный взгляд, что убийство ритуальное
и совершено тем евреем, у которого Андрюша доставал порох.
Дня за три до приезда Лядова я побывал в анатомическом те-
атре, где осматривал препараты трупа и, выслушав объясне-
ния профессоров Оболонского и Сикорского и прозектора Ту-
фанова, вынес глубокое убеждение, что убийство не могло
быть совершено обыкновенными преступниками, а носило ха-
рактер какого-то таинственного обряда, целью которого было
источение крови. В присутствии Лядова были произведены не-
которые следственные действия и, между прочим, он пожелал
побывать у наместника Лавры и расспросить его о ритуале, а
также вызвал для расспросов Голубева. Тут я впервые увидел
Голубева. Сначала он отнесся ко мне враждебно и обращался
только к Лядову, а затем, когда Лядов сказал ему, что всякое
Ваше заявление будет всегда выслушано прокурором палаты,
он спросил меня, действительно ли я разрешаю ему являться
ко мне с заявлениями, если им будут получены какие-либо све-
дения. Я ответил, что да, и он несколько раз после этого был
у меня в камере и сообщал разные сведения по делу. Насколь-
ко помню, я ни одного из их не использовал для дела и во
всяком случае ему никаких сведений по делу не сообщал и от-
208
нюдь не навязывал его ни следователю, ни производящим до-
знание чинам полиции. Помню, около 20 июля я собрался
ехать куда-то по округу, и на 7 час[ов] вечера у меня был взят
билет. Утром в камеру ко мне явился Фененко и заявил, что
по указанию Красовского им допрошен фонарщик Шахов-
ской, который изобличает Бейлиса. Я немедленно отправился
в камеру Фененко, и Шаховской при мне заявил, что, проходя
по откосу города, видел, как Бейлис разогнал детей с мяча и
схватил Андрюшу. Прослушав рассказ, я ушел, условившись
с Фененко, что он привлечет Бейлиса, причем Фененко заявил,
что может это сделать лишь через 3—4 дня (кажется, он отго-
варивался назначенными допросами по путейским делам).
Вскоре по возвращении моем в камеру явился взволнованный
Голубев, который заявил, что вся Лукьяновка знает о показа-
ниях Шаховского, что Красовский скрывает это показание от
судебных властей, и народ собирается расправиться сам с Бей-
лисом и Зайцевым и устроить погром. Я решил съездить к
ген[ерал]-губ[ернатору] и предупредить его о заявлении Голу-
бева для принятия мер. Он поблагодарил меня, и мы расста-
лись. Спустя 1/2 часа он позвонил мне по телефону и просил
меня принять по экстренному делу начальника охранного от-
деления. Явившийся Кулябко, разыгрывая конспирацию, за-
явил, что ему нужно задержать Бейлиса, но он боится, не по-
мешает ли этим следствию. На мой вопрос, в каком же порядке
он задержит Бейлиса, Кулябко заявил, что ввиду царского
приезда у него особые полномочия. Имея заявление Голубева,
я не счел возможным ставить препятствия и сказал, что след-
ствию это не мешает, так как все равно следователь арестует
Бейлиса через день или два. Возвратясь из поездки, я узнал,
что Бейлис не привлечен, так как Фененко тогда не записал
показаний Шаховского, а при вторичном допросе они далеко
не были так определенны. Я заявил, однако, что помимо твер-
дого убеждения в виновности Бейлиса, вытекающего из пер-
вого показания Шаховского, и те указания, которые сделаны
Шаховским на Бейлиса при вторичном допросе в связи с со-
ображением, что мальчик взят на заводе, где такое обстано-
вочное убийство не могло быть совершено без ведома приказ-
чика завода, и ввиду результатов медицинской экспертизы, яв-
ляются достаточными для привлечения Бейлиса. Фененко не
возражал в том духе, что он протестует против этого или же-
лает воспользоваться 285 ст[атьей] У[става] уголовного] судо-
производства], а только просил дать ему предложение. Проку-
рор же Брандорф не только не возражал, а советовал Фененко
не требовать предложения, и так как последний настаивал, то
Брандорф вызвался написать предложение с тем, чтобы оно
209
было подписано мною, так как наблюдение поручено мне, и
неудобно будет, если подпишу не я. Я согласился. Перехожу
к полиции. В качестве руководителя дознания я обязан был
оказывать давление, т. е. настаивать, чтобы розыски велись в
указываемом мною направлении. Я, однако, был весьма толе-
рантен и, рекомендуя не игнорировать моих указаний, предо-
ставлял полную свободу розыска и в других направлениях и
ставил свое veto лишь тогда, когда усматривал упорную пред-
взятость. Так, когда Мищук убеждал меня, что убийца — мать
ребенка, я, хотя и не разделял этого взгляда, однако не пре-
пятствовал ему держать ее под стражей, так как он заявлял,
что иначе все улики будут уничтожены, но когда в назначен-
ный мною срок он таковых не представил, а на мое требование
освободить арестованную заявил, что он не привык к такому
недоверию и не ручается за успех розыска, то я только объявил
ему, что освобождаю его от розысков по делу Ющинского, и
по рекомендации Брандорфа пригласил на розыски Красов-
ского, не зная, что он уже был удален от должности началь-
ника сыскного отделения и что против него возбуждаются
губ[ернским] правлением уголовные преследования. Когда
обиженный этим Мищук стал устанавливать наблюдения за
агентами Красовского и мешать розыскам, то я опять ограни-
чился лишь предупреждением Мищука, что в случае повторе-
ния чего-либо подобного мною будут приняты строгие меры.
И лишь когда он подсунул мне явно подложные веществен-
ные] доказательства, я обратился к губернатору с требованием
увольнения, и то не совсем, а лишь от должности начальника
сыскного отделения. Возбуждения против него уголовного
преследования я вовсе не требовал, и это сделано самостоя-
тельно губ[ернским] правлением, как только появился запрос
правых. В чем же заключалось с моей стороны преследование
Мищука? В отношении Красовского я был еще мягче. Пере-
одевание и гримировку Приходько он сам должен был при-
знать на суде и тем не менее я не возбудил против него пре-
следования. Те дела, которые были возбуждены против него
губ[ернским] правлением, касались деяний его по должности
пристава Сквирского уезда и были далеко не так невинны, как
он их изображает. Подробно и точно я не помню их за дав-
ностью времени, по словам, те денежные документы, которые
были скрыты и не записаны для учинения растраты, были ра-
зысканы и представлены женою Красовского, как только он
был взят под стражу без всякого моего в том участия, и думаю,
не без оснований, так как результатом ареста явилось отыска-
ние документов. Конечно, я никогда и нигде не говорил, что
Красовский был арестован за то, что мешал по делу Ющин-
210
ского. Думаю, что источник этой версии следующий. Когда
жена Красовского явилась ко мне с просьбой, чтобы я пред-
ложил освободить ее мужа, я ей сказал: «Как же Вы хотите,
что[бы] я предложил освободить Вашего мужа, когда я обязан
привлечь его по д[елу] Ющинского». Однако я ей рекомендо-
вал жаловаться в палату, что было исполнено, и Красовский
был освобожден. А удалил я Красовского от розысков потому,
что убедился в уклонении его в сторону затемнения истины, а
не раскрытия ее. Он стал всячески порочить память замучен-
ного ребенка, доказывая, что он был профессиональным во-
ришкой, что противоречило всем собранным о нем следствием
данным. Красовский этим удалением не лишался куска хлеба,
ему предстояло возвратиться на ту дожность пристава Сквир-
ского у [езда], с которой он временно был откомандирован. По-
чему он не возвратился на прежнюю должность, а предпочел
заняться частными розысками — уж я не знаю.
Никакого влияния Замысловский на следствие не имел. До
возникновения дела я был знаком с ним шапочно по прежней
службе в Виленском округе. Я был прокурором Гродненского
суда, а он — товарищем прокурора Виленского суда, и я, бы-
вая по делам службы в Вильне, встречался с ним в канцелярии
прокурора палаты. Когда первый раз следствие было законче-
но, Замысловский явился ко мне впервые в январе 1912 года,
заявил, что будет гражданским истцом и сделал мне визит. Я
его пригласил обедать, и так началось знакомство. Никаких
совещаний по делу у нас не было, да и не могло быть. След-
ствие было закончено, доследование еще не предполагалось.
Второй раз он явился в Киев в судебное заседание. Во время
процесса ему оказывалась только та любезность, что во время
антрактов он проводил время в той комнате камеры прокуро-
ра суда, которая была отведена для Виппера и лиц, занимав-,
ших места за судейскими креслами. О каком-то сознании сви-
детеля Козаченко подполковнику Иванову я первый раз слы-
шу. Если бы Иванов докладывал мне что-либо подобное, я бы
направил его к судебному] следователю, который и внес бы в
дело это показание.
Почему я был против доследования? Потому, что считал
версии Бразуля-Брушковского не заслуживающими доверия
уж хотя бы потому, что их было две, и в обоих фигурировали
разные лица. Я знал, что доследование затянется надолго, и
Бейлису придется сидеть под стражей, пока будут проверяться
версии, ничего общего с ним не имеющие. Я допускал возмож-
ность доследования лишь при условии освобождения Бейлиса,
о чем и доложил министру юстиции в июне 1912 г[ода], т. е.
в тот единственный раз, когда я был вызван в С[анкт]-П[етер-
211
бург] по делу Бейлиса. Министр не согласился с моим докла-
дом, заявив, что он не вправе не представить присяжным за-
седателям тех обстоятельств, о которых сделано заявление
Бразулем, и не вправе освободить обвиняемого в столь серьез-
ном убийстве, пока доследование не разобьет его виновности.
Во исполнение такого словесного распоряжения министра я
по возвращении в Киев распорядился представить суду дан-
ные, добытые Бразуль-Брушковским, и дело, пройдя палату,
было направлено к доследованию. Фененко был заменен Маш-
кевичем, так как я доложил министру, что он, по моему мне-
нию, слабый следователь, а доследование будет очень трудное
и сложное. Машкевич же — следователь выдающийся. Я ни-
когда не слышал от Фененко, что он намерен освободить Бей-
лиса, и, конечно, не опасение этого было причиной замены
следователя. Раз начали доследование, я сам стал сторонником
освобождения Бейлиса, а когда оно затянулось, то даже писал
частное письмо министру, в котором испрашивал разрешения
освободить Бейлиса. Ив[ан] Григорьевич] Щегловитов, конеч-
но, подтвердит мое это заявление о посылке такого письма.
Письмо это он даже показывал Машкевичу. Каково было от-
ношение И. Г. Щегловитова к делу Бейлиса, о привлечении
Бейлиса или вообще иного лица, он никаких распоряжений,
ни указаний не делал, но когда Бейлис был привлечен, он на-
шел, что это правильно и что, хотя улики слабы, но склады-
вается полное убеждение, что Бейлис принимал участие в
убийстве. По всей вероятности, и даже можно сказать навер-
ное, прибавлял он, присяжные заседатели оправдают Бейлиса,
но это не наше дело. Они — судьи, и это их право, а мы не
вправе не представить дело присяжным заседателям. При этом
он говорил, что самый желательный исход — это чтобы пала-
та прекратила дело. И совесть была бы чиста, и гора с плеч,
и хлопот и неприятностей не было бы. Принимал ли
И. Г. Щегловитов какое-либо участие в том, чтобы впутать в
дело Бейлиса М[инистерст]во внутренних] дел, я не знаю. Мне
он об этом никогда не говорил и никаких поручений в этом
направлении не давал. Интересовался ли быв[ший] Государь
делом Бейлиса, я не знаю. Мне Щегловитов об этом не рас-
сказывал, и в Киеве никакого доклада у царя не было. Когда
я представлялся Государю в Киеве, он только спросил меня,
сколько я лет на службе, сколько департаментов в Киевской
палате и распределяются ли дела в Департаментах по губер-
ниям или по роду дел? В придворных сферах я не вращался и
деловых разговоров ни с кем из придворных не вел. Дело
Шульгина возбуждено председателем Цензурного комитета
профессором] Флоринским, который рано утром, пока я еще
212
спал, наложил арест на номер «Киевлянина» и представил в
суд, которым арест был утвержден. Прокурор суда распоря-
дился или, правильнее сказать, повел переговоры со следова-
телем Новоселецким о производстве следствия. Во время одно-
го из антрактов дела Бейлиса, когда я находился в помещении
камеры прокурора] суда, Новоселецкий подошел ко мне и
стал говорить, что прокурор дает ему тяжелое и неприятное
поручение производить следствие о члене Думы и что следст-
вие очень сложное. Я его спросил: «Да Вы чего боитесь, члена
Думы или сложного дела?». И сказал, что, по-моему мнению,
оно очень просто. Раз суд утвердил арест, то остается написать
краткое постановление о привлечении, а затем, если Шульгин
сошлется на свидетелей, то и допросить их, вот и все. Вопрос
2—3-х дней. Новоселецкий, однако, стал отпрашиваться, и я
ему сказал: «Да, пожалуйста, разбирайтесь там с прокурором,
как хотите, мне даже как-то неловко в это вмешиваться, я ре-
шительно ничего не имею против того, чтобы производил
следствие Пурик». М[инист]р был очень недоволен возбужде-
нием дела против Шульгина, и когда оно прошло все стадии,
с моего, как потерпевшего, согласия представил б[ывшему] Го-
сударю о предании дела забвению.
Погромная беседа моя с Пихно есть плод фантазии Фенен-
ко. Равным образом я не вел никаких бесед с Владимиром]
Герм[ановичем] Тальбергом. У меня о нем сложилось весьма
определенное мнение, и если я из вежливости мог пойти на-
встречу его желанию и остановиться на улице побеседовать
несколько минут, то отнюдь не вступал бы с ним в интимные
разговоры. Тальберг уклоняется от истины, говоря, что я вы-
черкнул его из почетных судей за то, что он должен был вы-
ступить свидетелем по делу Шульгина. За давностью времени
боюсь быть неточным, но мне кажется, что это было раньше
дела Шульгина. Во всяком случае, на списке старшего пред-
седателя моею рукою написано против фамилии Тальберга
приблизительно так: «в таких-то делах, производящихся в
уголовном] отделении] суда, имеются указания на предостав-
ление за плату своего имени для подыменной торговли. Нахо-
жу несоответствующим] достоинству почетного судьи».
Назначение мое сенатором состоялось так: 26 ноября 1913
года я был с докладом у м[инист]ра в С[анкт]-П[етербурге], по
окончании доклада он мне сказал: «Я хочу Вам сделать одно
предложение, прибавляется в Уголовном] кассационном]
д[епартамен]те Сената 8 новых вакансий, 7 уже заняты, а 8-я
предлагалась Корсаку и Степанову, но они отказались, и я ре-
шил предложить Вам. Пожалуйста, не думайте, что я хочу Вас
сплавить из прокуроров, но я Вам советую, так как у меня
213
такого случая может и не представится, а с делом Бейлиса Вы
нажили столько врагов, что верней занять место прочнее, чем
должность прокурора Палаты». Я согласился только ввиду
последнего соображения, так как должность прокурора
Судебной] палаты во всех отношениях лучше сенатора касса-
ционного] д[епартамен]та. Кого хотят двигать, того назначают
директором Департамента], товарищем] министра, а касса-
ционный] сенатор — почетное сплавление, сдача в архив.
После трехлетнего пребывания моего в должности сенато-
ра я 13 января сего года был назначен членом Государствен-
ного] Сов[ета]. Это назначение блестящее, но фактически я не
воспользовался благами, сопряженными с этой должностью.
Назначение это состоялось так. 1 января сего года Щеглови-
тов был назначен председателем Государственного] Совета и
провел за собою около 20 новых членов. После этого один из
моих друзей говорил, что у него был с Щегловитовым такой
разговор: «Отчего вы Чаплинского не взяли в Совет?». Щег-
ловитов ответил: «Да как-то в голову не пришло, да, пожалуй,
и рано ему». Тот господин ответил: «Ведь не мальчик, а очень
старых и не надо, он очень стеснен в материальном положении
и заслуживает этого назначения». После этого через несколько
дней скончался Ермолов, и я без всякого предупреждения был
назначен на его место. Потом мне Щегловитов рассказывал,
что этой вакансии очень добивался Штюрмер, и он, не желая
допустить к присутствованию в Государственном] Совете
Штюрмера, представил меня.
Противодействовать производству частного расследования
Рудым и иностранными сыщиками я не мог, так как с 1 января
1914 года состоял в Сенате.
Зачеркнуто: «признал», «Спрашивается». Вписано: «про-
фессиональный», «приблизительно так».
Г. Чаплинский.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 244—251 об.
49. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 8 дня ко мне, командированному в Чрез-
вычайную следственную комиссию для производства следст-
венных действий Ф. И. Вереницыну (следственная] часть
№ 18), явился сего числа сенатор, член Государственного Со-
214
вета, действительный тайный советник Владимир Николаевич
Охотников, живущий по Английской набережной, д[ом] 34, и
заявил, что он желает взять на поручительство обвиняемого
тайного советника Георгия Гаврииловича Чаплинского с де-
нежной ответственностью в сумме пятнадцать тысяч рублей в
случае уклонения его от и следствия, и суда, причем предста-
вил документы, из коих усматривается, что он владеет домом
в Петрограде и несколькими имениями.
Сенатор Владимир Охотников.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 252 об.
50. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 7 дня судебный следователь по важнейшим
делам Каменец-Подольского окружного суда допрашивал ниже
поименованного в качестве свидетеля с соблюдением 443
ст[атьи] У[става] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Зовут меня Павел Александрович Иванов, от роду имею
45 лет; православного вероисповедания. Звание мое и заня-
тие — полковник армейской пехоты, состою при штабе Юго-
Западного фронта. Посторонний.
На предложенные вопросы отвечаю. Мне ничего неизвест-
но о том, что по распоряжению полковника Шределя было
установлено секретное наблюдение за присяжными заседате-
лями, принимавшими участие в судебном следствии по делу
Менделя Бейлиса, поэтому не могу объяснить, какую цель пре-
следовало это наблюдение и какие были результаты его. Не-
известно мне также ничего и о том, что в числе курьеров, ох-
ранявших присяжных заседателей, находились и переодетые
жандармы, а также и не могу ничего сказать о том, какое при-
нимали в этом участие быв[ший] прокурор Киев[ской] судеб-
ной] палаты Чаплинский, поверенный] гражданской] истицы
Замысловский и председатель суда Болдырев. Не знаю ничего
я и о том, почему не был доставлен на суд Караев. Вообще я
должен сказать, что после того, как следствие по делу Бейлиса
закончено было судебным следователем В. И. Фененко и до
окончания судебного следствия, я, насколько сейчас припоми-
наю, никаких поручений от чинов судебного ведомства и, в
частности, перед слушанием этого дела и в период судебного
следствия, не получал и не выполнял. Чиновником особых по-
ручений при министре внутренних] дел Дьяченко, насколько
я могу вспомнить теперь, мне не отдавалось распоряжения о
том, что на суде разрешается разоблачить Сергея Махалина
215
как сотрудника охранного отделения, а дело это было так: как-
то уже во время слушания дела меня позвал к себе в кабинет
полковник Шредель и объявил распоряжение Департамента
полиции, что в случае, если суд потребует указать источник,
откуда получены были некоторые сведения в связи с делом
Бейлиса, мне разрешается указать сотрудника, дававшего эти
сведения; затем, когда прокурор предложил мне во время су-
дебного заседания вопрос о том, не получил ли кто-либо из
лиц, принимавших участие в частном расследовании, денеж-
ные вознаграждения, я ответил, что в делах Киевского охран-
ного отделения имеются вполне определенные достоверные
сведения, что некоторые из указанных лиц таковое вознаграж-
дение получали; вслед за этим один из гг. защитников пред-
ложил мне вопрос: от кого получены эти сведения. Я ответил,
что это служебная тайна, а вслед за этим председатель суда
объяснил защитнику, что я могу источника не указывать, и
суд с меня не требовал указать источник; да, в сущности го-
воря, я и не мог бы вполне определенно сказать, что сведения
о получении участниками частного расследования денег были
получены от Махалина или кого-либо другого, так как наряду
с этим я имел частные указания, что и Караев состоял при
Охранном отделении в качестве агента, а сведения о выдаче
денежных вознаграждений участникам частного расследова-
ния мною были получены от подполковника Вахнина, состо-
ящего в тот период времени в Киевском охранном отделении;
сведения эти им мне были прочтены из дела, были вполне оп-
ределенные, а когда я спросил подполковника Вахнина, на-
сколько они заслуживают правды, последний ответил, что
вполне заслуживают доверия, т[ак] к[ак] получены им от лица,
получившего лично деньги; сказать же на суде, что это был
Караев или Махалин, я не имел достаточных оснований, так
как лично ни от одного, ни от другого из упомянутых лиц
сведений этих не получал. Никаких других по этому [делу] ин-
струкций я ни от Чаплинского, ни от Замысловского, ни от
Шределя, ни от Дьяченко я не получал. Производившееся
мною негласное расследование в связи с розыском убийц
Ющинского не дало определенных указаний на лиц, [кои] мог-
ли принимать участие в убийстве Ющинского, а все собранные
по сему материалы мною лично передавались судебному сле-
дователю Фененко, в частности относительно участия в этом
убийстве Бейлиса я никаких данных не добыл, о чем мною и
было доложено на суде. Не дали определенных указаний мои
негласные расследования и в отношении участия в этом род-
ственников Ющинского, а также и лиц — уголовных преступ-
ников во главе с Верой Чеберяк. Сведения об участии лиц ука-
216
занной категории, мне давала одна из Дьяконовых, имя не
помню. В одно из своих посещений Дьяконова мне сказала,
что Чеберяк боится, чтобы при выяснении ее знакомств не бы-
ли установлены «Ванька Рыжий» (оказавшийся Иваном Латы-
шевым) и «Колька Матросик» (Николай Модзалевский); све-
дения эти мною были для разработки сообщены В. И. Фенен-
ко; вслед за этим полицейским надзирателем Кириченко по
моему указанию было путем исключения выяснено, что в
момент убийства Ющинского в Киеве из числа лиц, соприка-
савшихся с Чеберяк, находились Латышев, Рудзинский и Син-
гаевский, которые на другой день после убийства Ющинского
выехали в Москву; разработку этих сведений я производил
лично, а также сообщил об этом и В. И. Фененко. Моя раз-
работка, производившаяся при участии также и Дьяконовой,
не дала мне дополнительных данных, кои могли бы послужить
основанием для привлечения указанных лиц к суду; в частно-
сти, Дьяконова ничего более существенного для дела не дала
и ничего не говорила о том, что в день убийства Ющинского
или на другой день она видела в квартире Чеберяк Латышева,
Сингаевского и Рудзинского, или же чтобы она видела в той
же квартире Чеберяк предмет, завернутый в ковер; повторяю,
что ничего уличающего указанных лиц она мне не дала, а ког-
да она впоследствии начала приходить и рассказывать мне о
каких-то таинственных личностях, которые с ней ведут разго-
воры на тему об убийстве Ющинского, а также начала гово-
рить о каких-то привидениях, то я предложил ей с такими све-
дениями не являться, так как это для дела не имеет значения.
По делу розысков убийц Ющинского я производил лишь аген-
турное (негласное) собирание сведений, каковые и передавал
судебному] следователю] Фененко. Со стороны быв[шего]
прокурора Киев[ской] судеб[ной] палаты я не встречал препят-
ствий в производстве мною негласного обследования по этому
делу. Правда, г. Чаплинский направлял розыски лишь в сто-
рону розыска убийц среди евреев и не всегда соглашался с
моими мнениями и заключениями, в частности по вопросу о
Вере Чеберяк, но препятствий к розыскам он мне не оказывал.
Что касается преследования им чинов полиции, которые вели
розыски не по указанию Чаплинского, то мне приходилось
слышать от них жалобы и нарекания, но припомнить это в
деталях или сущность жалоб я сейчас затрудняюсь. Принимал
ли Чаплинский меры против возобновления расследования по
делу Бейлиса Рудым или кем-либо другим, сведений не имею
и об этом слышу впервые. Что касается показаний свидетеля
Козаченко, то мне известно следующее: как-то осенью 1911 го-
да вечером позвал меня в камеру прокурора Киевского окруж-
217
ного суда товарищ прокурора Лашкарев и сообщил, что вы-
пущенный из тюрьмы арестант Козаченко дал показания, кло-
нящиеся к обвинению в убийстве Ющинского Менделем Бей-
лисом, в чем именно заключались показания эти, мне товарищ
прокурора Лашкарев не сказал и Козаченко я не расспраши-
вал, мне было лишь сказано, что Козаченко имеет письмо от
Бейлиса к его жене, живущей на заводе Зайцева и что путем
секретного наблюдения нужно выяснить, насколько Козаченко
может считаться достоверным свидетелем. В связи с такой за-
дачей я и установил за ним секретное неотступное наблюдение
в целях перекрестной проверки того, что он мне говорит при
свиданиях и насколько это подтверждается данными наружно-
го наблюдения. В некоторых случаях он говорил правду, но
наряду с этим показания его часто не совпадали с показаниями
наблюдения, но фактически изобличить в этом Козаченко мне
долго не удавалось; наконец, в одно из своих посещений Ко-
заченко мне принес брошюру (знаю, что об убийстве Ющин-
ского), заглавие ее я сейчас не помню, и сказал, что брошюру
эту ему дал брат Бейлиса, при этом Козаченко еще что-то го-
ворил, но что, я сейчас припомнить не могу, тогда я перешел
в соседнюю комнату и спросил агентов, наблюдавших за Ко-
заченко, где он был, что делал и откуда получил принесенную
им брошюру об убийстве Ющинского, а также был ли Коза-
ченко у брата Бейлиса; при проверке показаний Козаченко
оказалось, что он мне все наврал, у брата Бейлиса он не был,
а брошюру купил в Киеве на Подоле, на столике с книжками.
Спрошенный мною вновь Козаченко продолжал настаивать на
своем первом показании, и когда я позвал для очной ставки
лиц, наблюдавших за ним, то Козаченко упал передо мною на
колени и признался мне, что он мне все наврал, на это я ему
крикнул, что он, вероятно, и следователю говорил такую прав-
ду, и что я его вновь отправлю обратно в тюрьму. Дальнейшие
разговоры я с ним прервал и пошел к телефону, вызвал судеб-
ного] следователя] Фененко, подробно рассказал ему обо всем
и добавил, что я ему об этом сейчас напишу бумагу. Г. Фе-
ненко с этим согласился; придя к себе в кабинет, я начал пи-
сать сообщение об этом названному следователю, но вскоре
последний позвал меня вновь к телефону и сказал, что писать
ему ничего не нужно; не зная, в чем дело и почему судебный]
следователь] Фененко не разрешил ему об этом написать, я
при одной из встреч с В. И. Фененко спросил, какие этому
причины, и, насколько я могу сейчас припомнить, Фененко
мне ответил, что он получил такое указание от кого-то из лиц
прокурорского надзора. По этому вопросу никто из чинов су-
дебного ведомства на предварительном следствии меня не до-
218
прашивал, и факт этот остался не зарегистрирован, поэтому
когда на судебном следствии по делу Бейлиса меня об этом
спросили, то я воспроизвести все происшедшее не мог и лишь
впоследствии, перед слушанием дела В. В. Шульгина, я путем
просмотра моих личных заметок и расспроса служащих в уп-
равлении и принимавших участие в наблюдении за Козаченко,
припомнил инциндент с Козаченко в таком виде, как показано
выше; таким образом, сопоставляя все изложеное, я не могу
припомнить того, чтобы Козаченко мне признавался в том,
что оговорил Бейлиса у следователя, думаю, что если бы это
и было, то, наверное, судебный] следователь] Фененко не
только допросил бы меня, но и Козаченко. Об инцинденте с
Козаченко я доложил лишь судебному] след[ователю] Фенен-
ко, который вел в тот период времени предварительное по это-
му делу следствие и распоряжался всеми материалами по делу;
г. Чаплинскому, кажется, я этого не докладывал. Никаких ин-
струкций от чинов судебного ведомства, и в частности от Чап-
линского, о моих предстоящих показаниях на суде я не полу-
чал. В заключение показания хочу добавить, что производство
негласного расследования по делу убийства Ющинского не
явилось специальным поручением для меня в тот период вре-
мени и было обыкновенной работой, наряду с другими рабо-
тами по производству дознания при жандармском управлении,
а все сведения, полученные по этому делу, не регистрирова-
лись и лично передавались для разработки судебному]
следователю] Фененко, поэтому я многое в деталях при-
помнить затрудняюсь. Больше ничего добавить по этому делу
не имею. Настоящее показание записано мною собственноруч-
но.
Полковник Иванов.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам округа Каменец-Подольского окружного
суда С. Кобылковский.
ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 268—272.
51. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 8 дня в г[ороде] Каменец-Под[ольске] су-
дебный следователь по важнейшим делам Каменец-Подоль-
ского окружного суда допрашивал нижепоименованного в ка-
честве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи] У[става] уголов-
ного] судопроизводства], и он показал:
219
Зовут меня Павел Александрович Иванов. Состою при
Штабе Юго-3апад[ного] фронта. В дополнение показания от
7 сего июля добавляю, что, насколько я припоминаю теперь,
из Департамента полиции действительно была получена теле-
грамма, разрешающая в случае требования суда показать, что
Сергей Махалин состоял секретным сотрудником Киевского
охранного отделения, но такового требования ни судом, ни
сторонами мне, насколько я припоминаю, предложено не бы-
ло. Кроме того, я могу добавить, что сведения о получении
денег лицами, принимавшими участие в частном расследова-
нии, были получены мною из охранного отделения без указа-
ния источника, кем сведения эти были сообщены, так что и
на суде я не мог вполне определенно указать, от кого сведения
эти получены в охранном отделении: от Махалина, Караева
или кого-либо другого; названные лица мне лично таких све-
дений не давали. Показание писал собственноручно. Надписа-
но: «в охранное отделение», «лично».
Полковник Иванов.
Исправляющий] должность] судебного следователя по
важнейшим делам округа Каменец-Подольского окружного
суда С. Кобылковский.
ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 494. Л. 275.
52. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 13 дня судебный следователь Киевского ок-
ружного суда по важнейшим делам Татаров допрашивал с со-
блюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводст-
ва] нижепоименованного в качестве свидетеля, причем он по-
казал:
Петр Никитич Борисов, 46 лет, православный, товарищ
прокурора Киевского окружного суда, проживаю в городе
Киеве, Владимирская улица, дом № 72.
Лет 5 тому назад — точно времени не помню, кажется, в
то время, когда я заведовал 2-м прокурорским участком, в ко-
торый входил тогда 16-й следственный участок города Киева,
исполняющий отдельные требования по городу Киеву, проку-
рор суда А. М. Запенин однажды сообщил мне, что к судеб-
ному следователю 16 участка города Киева поступило отдель-
ное требование судебного следователя Сквирского уезда о до-
просе в качестве обвиняемого бывшего станового пристава
Сквирского уезда Красовского, причем Запенин поручил мне
220
наблюсти за быстрым исполнением этого требования и сказал,
что мерой пресечения в отношении Красовского должно быть
принято, согласно требованию судебного следователя Сквир-
ского уезда, содержание под стражей. Кажется, в тот же день
я навел справку у судебного следователя 16 участка города Кие-
ва Рохеля, поступило [ли] к нему означенное требование; Рохель
ответил, что такого требования у него еще нет, и в свою очередь
спросил меня, почему прокурорский надзор интересуется этим
требованием. Я сообщил Рохелю все то, что знал со слов проку-
рора суда. Вероятно, я тогда же сказал Рохелю, что, согласно
требования, Красовский подлежит заключению под стражу. Че-
рез несколько дней после этого судебный следователь Рохель со-
общил мне, что он приступил к допросу Красовского. Я немед-
ленно доложил об этом прокурору суда Запенину, и он поручил
мне присутствовать при этом допросе. Я отправился в камеру
судебного следователя Рохеля и там застал Красовского, перед
которым лежал цветной бланк протокола допроса обвиняемого,
а в руках у него было отдельное требование судебного следова-
теля Сквирского уезда о допросе его, Красовского, в качестве
обвиняемого по 362 ст[атье] Улож[ения] о наказаниях] и о при-
нятии против него в виде меры пресечения заключение под стра-
жу. Я ознакомился с содержанием требования, и после этого
Красовский, оказавшийся очень взволнованным, письменно из-
ложил свои объяснения по существу предъявленного ему обви-
нения. Тотчас же после допроса Красовского я ушел из камеры
судебного следователя Рохеля, и постановление о заключении
Красовского под стражу было составлено Рохелем уже в мое от-
сутствие. Более никакого отношения к делу Красовского я не
имел. Об этом деле мне не приходилось говорить ни с прокуро-
ром судебной палаты Чаплинским, ни с тем судебным следо-
вателем Сквирского уезда, в производстве которого оно на-
ходилось. Почему последним было предложено судебному
следователю 16 участка города Киева избрать в отношении Кра-
совского столь суровую меру пресечения, как заключение под
стражу, я не знаю. Впоследствии, уже после допроса Красовско-
го, я слышал в нашей камере разговор среди товарищей проку-
рора (кто именно говорил, я теперь не помню), что судебный
следователь Сквирского уезда послал требование о допросе
Красовского и о заключении его под стражу после того, как про-
курор суда Запенин побывал у этого следователя. Более пока-
зать ничего не имею. Прочитано.
Борисов.
Судебный] следователь] Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 28—28 об.
221
53. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 14 дня в г[ороде] Киеве исправляющий]
должность] судебного следователя Киевского окружного суда
по важнейшим делам Татаров допрашивал нижепоименован-
ного в качестве обвиняемого в преступлении, предусмотрен-
ном 1 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 статьи Улож[ения] о
наказаниях], и он показал следующее:
1) Фамилия, имя, отчество — Шредель Александр Фе-
дорович.
2) Возраст во время совершения преступления — 50 лет.
3) Место рождения (губерния, уезд, город, местечко или
посад, волость или сельское общество, село или деревня) — из
личных дворян Лифляндской губ[ернии], генерал-майор.
5) Постоянное место жительства (название уезда или го-
рода)— гор[од] Киев, Львовская ул[ица], д[ом] № 10, кварти-
ра] 12, временно — ст[анция] Верзель Киево-Ковельской ветки
Юго-3апад[ных] жел[езных] дорог, Вокзальная ул[ица], дом
№ 30.
6) Рождение (брачное или внебрачное) — брачное.
7) Звание (состояние, сословие, чин и где служил, имеет
ли знаки отличия и какие) — генерал-майор.
8) Народность и племя — русский.
9) Религия — православная.
10) Какое получил образование — высшее или среднее, гра-
мотен или неграмотен — окончил в городе Москве реальное
училище, а затем в Петрограде — Константиновское военное
училище.
11) Семейные отношения (женат, холост, вдов, живет в род-
стве, имеет ли детей и сколько; если малолетний, живет ли при
родителях, сирота, подкидыш и т.д.) — женат, имею взрослых
сына и дочь.
12) Привычному пьянству не подвержен.
13) Занятие во время совершения преступления (а: чем за-
нимался и б: хозяин, работник, служащий и т.п.) — состоял на-
чальником Киевского губернского жандармского управления.
14) Имеет ли недвижимое имущество — владею дачным
участком в 2000 кв[адратных] саж[еней] при ст[анции] Верзель.
15) Особые приметы — не имею.
16) В каких отношениях состоит к пострадавшему от соде-
янного преступления —....
17) Отбыл ли воинскую повинность, не состоит ли в запасе
армии или флота, или же в ополчении и по какому уезду или
волости числится — на учете состою в резерве штаба Киевско-
го военного округа.
222
18) Прежняя судимость (по приговору какого судебного
места или лица, когда состоялся приговор, за какое преступ-
ление осужден, к чему приговорен и когда отбыл наказание) —
под судом не был.
Я не признаю себя виновным в том, что, состоя в должно-
сти начальника Киевского губернского жандармского управ-
ления, в сентябре 1913 года исполнил заведомо для меня про-
тивозаконное распоряжение министра внутренних дел Мак-
лакова и директора Департамента полиции Белецкого об
установлении секретного наблюдения при помощи служащих
охранного отделения за полным составом присяжных заседа-
телей сентябрьской сессии Киевского окружного суда, в кото-
рую должно было рассматриваться дело Менахиля Менделя
Бейлиса, обвинявшегося в убийстве мальчика Андрея Ющин-
ского, до начала слушания этого дела, чтобы этим наблюде-
нием осветить все сношения присяжных заседателей, возмож-
ность влияния на них заинтересованных в исходе дела лиц и
дать через прокурора Киевской судебной палаты Чаплинского
судебной власти материал для суждения о настроении присяж-
ных заседателей, причем я установил секретное наблюдение и
за присяжными заседателями, избранными в составе судебного
присутствия по делу Бейлиса, для чего в числе лиц, охраняв-
ших присяжных заседателей, ввел двух переодетых в курьер-
скую форму окружного суда жандармов для подслушивания
разговоров присяжных заседателей, и тем совершил превыше-
ние предоставленной мне власти, каковое, находясь в резком
противоречии с интересами правосудия, по своему значению
и по характеру судебного процесса Бейлиса, приобретшего ми-
ровую известность, является особо важным, т. е. в преступле-
нии, предусмотренном 2 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
Я также не признаю себя виновным в том, что в период
времени 1912—1914 годов, состоя в вышеупомянутой должнос-
ти, в прямое нарушение существующих узаконений, охраняю-
щих тайну частной переписки, по соглашению с начальниками
почтовых учреждений подвергал частную корреспонденцию
разных лиц, касавшуюся процесса Бейлиса, выемке, вскрытию
и задержанию вне установленного законом порядка и затем
задержанные письма или копии с них представлял в Департа-
мент полиции, чем превышал предоставленную мне по долж-
ности власть, каковое превышение власти по своему значению
и по характеру нарушенных прав является особо важным, т.е.
в преступлении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 241 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях].
В оправдание свое объясняю.
223
Секретное наблюдение за полным составом присяжных за-
седателей сессии Киевского окружного суда, в которой должно
было слушаться дело Менахиля Менделя Бейлиса, мною уста-
новлено не было, и об установлении такого наблюдения я ни
от кого требований или распоряжений не получал. Также
мною не было установлено секретное наблюдение и за теми
присяжными заседателями, которые вошли в состав судебного
присутствия по делу Бейлиса. Об этом я также не получал ни
от кого требований. Во время слушания дела Бейлиса мною
по собственной инициативе ежедневно командировались в зда-
ние окружного суда несколько жандармов для наблюдения за
порядком, так как существовало предположение о возможнос-
ти антиеврейского беспорядка со стороны правых организа-
ций. Командируемые мною жандармы были одеты в присво-
енную им форму. Что касается чиновника особых поручений
при Министерстве внутренних дел Дьяченки и гражданского
истца по делу об убийстве Ющинского Замысловского, то эти
лица были у меня в жандармском управлении: Дьяченко не-
сколько раз, а Замысловский, кажется, один раз. Конечно, те-
мой разговора с ними было дело Бейлиса, но самих разговоров
я не помню, но утверждаю, во всяком случае, что они не об-
ращались ко мне с предложением установить наблюдение за
присяжными заседателями. Не обращался ко мне с таким пред-
ложением и бывший прокурор судебной палаты Чаплинский.
Возможно, что Дьяченко или Чаплинский просили меня от-
пустить в их распоряжение несколько жандармов, и если с та-
кой просьбой ко мне обращались, то я ее, конечно, исполнил.
Я не отрицаю, что это могло быть, не этого я в настоящее
время не помню. Я, однако, категорически заявляю, что мне
неизвестно, находились ли в числе курьеров суда переодетые
жандармы; если это было, то во всяком случае без моего ве-
дома. Что касается моих отношений к бывшему тогда предсе-
дателем суда Болдыреву, то должен сказать, что у него на
квартире был один раз. К какому времени относится этот мой
визит и по какому поводу он был мною сделал, я совершено
не помню. Встречался я с Болдыревым и в обществе, но Бол-
дырев мне никогда не говорил о необходимости установить
наблюдение за присяжными заседателями по делу Бейлиса. Ес-
ли такое наблюдение действительно имело место, то я совер-
шенно не знаю и даже не понимаю его цели. Попыток повли-
ять при моем посредстве на присяжных заседателей по делу
Бейлиса никто не делал. Я как должностное лицо к делу Бей-
лиса никакого отношения не имел. Розысками по делу ведал
мой помощник подполковник Иванов, которого я предоставил
в распоряжение Чаплинского по личному требованию послед-
224
него, а также, кажется, вследствие предписания штаба корпуса
жандармов. Поэтому по всем вопросам, касающимся дела Бей-
лиса, должностные л ища обращались непосредственно к под-
полковнику Иванову помимо меня. Если у меня и были какие-
либо сведения по этому делу, то я за давностью времени их
позабыл. Перлюстрации писем и другой корреспонденции, ка-
сающихся процесса по делу Бейлиса, я вовсе не производил.
Я не могу утверждать, ввиду запамятования, что я не получал
от кого-либо распоряжений о перлюстрации, но я совершенно
не помню, чтобы мною производились выемки, вскрытия или
задержания корреспонденции, находившейся в связи с делом
Бейлиса. Что касается писем Караева, Красовского и Ф. Г. Ге-
ца, то я утверждаю, что я таких писем не задерживал и не
отправлял в Департамент полиции. Я помню, что письмо Ка-
раева, касающееся дела Бейлиса, было прислано мне началь-
ником Киевской тюрьмы. Содержания письма я не помню, но
так как оно касалось дела Бейлиса, то, очевидно, я либо пере-
дал его подполковнику Иванову, либо представил Чаплинско-
му. Рассказывал ли я о содержании этого письма Дьяченко или
Замысловскому, я не помню. Вызывался ли Караев в суд в ка-
честве свидетеля по делу Бейлиса, я не знаю. Вспоминаю, что
я слышал, что Караев находился в Сибири, но откуда мне ста-
ло это известно, совершенно не помню. Если Караев не был
доставлен в заседание Киевского окружного суда, то причины
такого недоставления Караева мне неизвестны. Сносились ли
Чаплинский и Белецкий между собой по вопросу о доставле-
нии Караева в суд, я не знаю. Вспоминаю, что я слышал фа-
милию Махалин, который, кажется, являлся свидетелем по де-
лу Бейлиса, но совершенно не помню, чтобы у меня с кем-
нибудь, в частности с Дьяченко, Чаплинским, Замысловским
или Ивановым, был о Махалине какой-либо разговор, и не
знаю, известно ли было Иванову что-либо о деятельности Ма-
халина и говорил ли что-либо Иванов о Махалине на суде по
делу Бейлиса при допросе его в качестве свидетеля.
Во время производства следствия по делу об убийстве
Ющинского мне приходилось встречаться с Чаплинским, с ко-
торым я был давно знаком. Из разговоров с Чаплинским, а
также от других лиц, от кого именно — не помню, мне извест-
но, что Чаплинский был убежден в ритуальном характере
убийства Ющинского, но оказывал ли Чаплинский какое-либо
давление на лиц, производивших розыски по делу в смысле
направления их деятельности в сторону обвинения Бейлиса, я
не знаю и, кажется, об этом ни от кого не слышал. Со слов
Иванова мне известно, что Красовский навлек на себя неудо-
вольствие Чаплинского за произведенные им по делу розыски,
225
но в каком направлении Красовским велись розыски и почему
таковые вызвали неудовольствие со стороны Чаплинского, я
не знаю. Слышал я, что против Красовского было возбуждено
уголовное дело, но явилось ли оно результатом неудовольст-
вия против Красовского со стороны Чаплинского за розыски
по делу Бейлиса, я не знаю. Подполковник Иванов как-то в
разговоре со мной во время производства им розысков по делу
об убийстве Ющинского сказал мне, что в убийстве он подо-
зревает Веру Чеберяк, Сингаевского, Рудзинского и Латыше-
ва: кажется, Иванов высказывал тогда намерение арестовать
этих лиц; почему арест их не был произведен и было ли это
запрещено Иванову Чаплинским, не знаю. Рассказывал Ива-
нов мне также о том, что некто Козаченко сознался ему в даче
судебному следователю ложного показания по делу Бейлиса;
Иванов, конечно, говорил мне и о существе показания Коза-
ченка, но в настоящее время я этого не помню. Говорил ли
мне Иванов, что о сознании Козаченко он доложил Чаплин-
скому и как на это Чаплинский реагировал, я не помню.
Выступал ли Иванов в качестве свидетеля по делу члена
Государственной Думы Шульгина, я не знаю. По делу Бейлиса
Иванов в качестве свидетеля был допрошен на суде, но какие
он давал показания и находился ли он в этом вопросе под дав-
лением Чаплинского, я не знаю. Возможно, что я и был осве-
домлен о том, что Бейлис в июле 1911 года был арестован в
порядке охраны, но в настоящее время я этого не помню. Кем
и по чьему распоряжению был произведен этот арест Бейлиса,
я не знаю, однако могу сказать, что о политической неблаго-
надежности Бейлиса в жандармском упралении сведений не
было. Припоминаю, что я от кого-то слышал, будто бывший
начальник Киевского сыскного отделения Рудой производил
розыски по делу Бейлиса. Когда именно эти розыски произ-
водились и по чьей инициативе, не знаю и не слышал, чтобы
Чаплинский препятствовал этим розыскам. О противозакон-
ных действиях Чаплинского по делу Бейлиса мне ничего неиз-
вестно. От дела Бейлиса, как я уже сказал раньше, [я] стоял в
стороне и интересовался делом лишь как обыватель. Я даже,
кажется, ни разу не доносил сведений по делу в Департамент
полиции. Во время разбора дела в суде я из любопытства, ка-
жется, дня через четыре или пять, посещал заседания суда, но
показаний Иванова не слышал. У меня из знакомства с делом
главным образом из газет создалось такое впечатление, что
органам власти не удалось установить виновников убийства,
и это меня удивляло, так как к обнаружению виновных, по-
видимому, были приложены все старания и привлечены все
226
силы. Более добавить ничего не имею. Протокол мне прочитан
и с моих слов составлен верно.
Генерал-майор Александр Федорович Шредель.
Судебный] следователь Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 22—25 об.
54. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 14 дня в г[ороде] Киеве судебный следова-
тель Киевского окружного суда по важнейшим делам допра-
шивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного в качестве свидетеля,
причем он показал:
Николай Николаевич Кулябко, 46 лет, православный,
подполковник в отставке, судим не был, живу в гор[оде] Киеве
по Львовской ул[ице], в доме № 10, кв[артира] 44.
В 1911 году я состоял начальником Киевского охранного от-
деления. Как-то летом, точно времени не помню, я по телефону
был приглашен бывшим тогда прокурором Киевской судебной
палаты Чаплинским в его служебный кабинет. Явившись в ка-
бинет Чаплинского, я застал там, кроме Чаплинского, еще че-
тырех человек — чинов судебного ведомства; занимаемых ими
должностей и их фамилий я не знаю. В присутствии этих лиц и
произошло мое свидание и разговор с Чаплинским. Последний
объяснил мне, что по делу об убийстве Ющинского установлено,
что убийство произошло на заводе Зайцева и что к убийству это-
му причастны Мендель Бейлис и Вера Чеберяк. По словам Чап-
линского, Бейлиса и Чеберяк предполагалось привлечь к делу в
качестве обвиняемых, но для того, чтобы «оформить» это при-
влечение, следственным властям потребуется дня два-три, а меж-
ду тем имеются сведения, что Бейлис и Чеберяк могут скрыться,
а потому их необходимо немедленно задержать. Далее Чаплин-
ский сказал мне, что задержание Бейлиса и Чеберяк он не считает
возможным поручить полиции, не доверяя последней, так как
она подкуплена, а потому поручает мне арест Бейлиса и Чеберяк
и производство у них обыска. Присутствующие в кабинете чины
судебного ведомства ознакомили меня как с расположением за-
вода Зайцева, так и с тем, что нужно разыскивать во время про-
изводства обысков. Мне сказали, что, по добытым уже сведени-
ям, убийство Ющинского было совершено в одной из печей для
обжигания кирпича и что затем труп был перенесен в квартиру
Веры Чеберяк; как на цель обыска мне указали на необходимость
227
обнаружения следов крови в печах, а также в квартире Чеберяк.
Кроме того, мне было указано на необходимость разыскания
каких-то калош; чьи это были калоши и для чего они нужны, мне
тогда не говорили. Обыски и аресты решено было произвести в
ближайшую ночь. Не будучи знаком с местностью, где располо-
жен завод, и не представляя себе ясно цели обыска, я просил Чап-
линского командировать знающих дело лиц для руководства
обыском. К обыску, кроме командированных мною чинов жан-.
дармерии и полиции, явились и командированные Чаплинским
два или три неизвестных мне по фамилиям чина судебного ве-
домства и несколько чинов сыскного отделения, кто именно —
не помню. При обыске как на заводе Зайцева, так и в квартире
Веры Чеберяк ничего, указывающего на совершение там убий-
ства, найдено не было; не были найдены и разыскиваемые кало-
ши. После обыска Мендель Бейлис и Вера Чеберяк мною были
арестованы и препровождены в распоряжение полиции для со-
держания в порядке охраны. Арест этот был произведен исклю-
чительно в связи с подозрением против них в убийстве Ющин-
ского, а не вследствие политической их неблагонадежности. От-
ношение Чаплинского к последующим розыскам по делу
Ющинского мне неизвестно, так как я в этих розысках никакого
участия не принимал и сведения по делу узнавал только из газет.
Более добавить ничего не имею. Показание мне прочитано и с
моих слов записано правильно.
Николай Николаевич Кулябко.
Судебный] следователь] Татаров.
ГАРФ. Ф.1652. On. 1. Д.89. Л.25 об.—26 об.
55. ПОСТАНОВЛЕНИЕ
1917 года июля 14—22 дня, г[ород] Петроград, командиро-
ванный в Чрезвычайную следственную комиссию для произ-
водства следственных действий Ф. И. Вереницын (следствен-
ная часть №18), рассмотрев настоящее дело, нашел:
Постановлениями от 18—20 мая и 5 июня сего года и согласно
журнальному постановлению Чрезвычайной следственной ко-
миссии от 5 июня 1917 года, бывшим министру внутренних дел
Маклакову, директору ныне упраздненного Департамента по-
лиции Белецкому, начальнику упраздненного Киевского гу-
бернского жандармского управления полковнику Шределю и
прокурору Киевской судебной палаты Чаплинскому предъявле-
ны обвинения:
228
I
Маклакову — в том, что в сентябре 1913 г. в г. Петрограде,
состоя в должности министра внутренних дел, превысил
предоставленную ему по этой должности власть, сделав через
директора Департамента полиции Белецкого, вопреки сущест-
вующих узаконений, распоряжение об установлении секретно-
го наблюдения за полным составом присяжных заседателей
сентябрьской сессии Киевского окружного суда, в которую
должно было рассматриваться дело Менахиля Менделя Бей-
лиса, обвинявшегося в убийстве мальчика Андрея Ющинско-
го, до начала слушания этого дела, чтобы этим наблюдением
осветить все сношения присяжных заседателей, возможность
влияния на них заинтересованных в исходе дела лиц и дать
через прокурора Киевской судебной палаты Чаплинского су-
дебной власти материал для суждения о настроении присяж-
ных заседателей, во исполнение какового распоряжения на-
чальникам] Киевского губернского жандармского управления
[подполковником Шределем при помощи служащих охранно-
го отделения было установлено негласное наблюдение за все-
ми присяжными заседателями означенной сессии, а затем с ве-
дома его, Маклакова, и за присяжными заседателями, вошед-
шими в состав судебного присутствия по делу Бейлиса, для
чего, между прочим, были переодеты в форму курьеров окруж-
ного суда два жандарма, которые в течение судебного разби-
рательства по делу подслушивали рассуждения присяжных за-
седателей и доносили о таковых по начальству, причем опи-
санное превышение власти, находясь в резком противоречии
с интересами правосудия по своему значению и характеру су-
дебного процесса Бейлиса, приобревшего мировую извест-
ность, является особо важным, т.е, в преступлении, предусмот-
ренном 1 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения]
о наказаниях];
Белецкому и Шределю — в том, что состоя: первый из
них — в должности директора Департамента полиции, а вто-
рой— начальника Киевского губернского жандармского уп-
равления, в сентябре 1913 года исполнили означенное заведо-
мо для них противозаконное распоряжение министра внутрен-
них дел Маклакова, причем он, Шредель, установил секретное
наблюдение и за присяжными заседателями, избранными в со-
став судебного присутствия по делу Бейлиса, для чего в число
лиц, охранявших присяжных заседателей, ввел двух переоде-
тых в курьерскую форму окружного суда жандармов для под-
слушивания разговоров присяжных заседателей, о чем был ос-
ведомлен и он, Белецкий, и тем совершили превышение предо-
ставленной им власти, являющееся по указанному значению
229
своему особо важным, т.е. в преступлении, предусмотренном
2 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о на-
казаниях];
II
Тому же Белецкому — в том, что тогда же и при тех же
условиях своего служебного положения, будучи осведомлен о
незаконном отказе енисейского губернатора выслать по тре-
бованию Киевского окружного суда в судебное заседание по
делу Бейлиса вызванного судом в качестве свидетеля
административно-ссыльного Александра Караева, он не толь-
ко не оказал должного содействия к исполнению Енисейской
администрацией указанного требования суда, но в целях по-
вредить интересам защиты подсудимого Бейлиса ставил пре-
пятствия к явке в суд названного свидетеля, о желании коего
дать на суде свои показания, ему, Белецкому, сделалось
известным из перехваченного письма его, Караева, сделав
распоряжение об аресте последнего в случае самовольного
приезда его в Киев для явки в суд, а затем, зная, что этот сви-
детель вызывается судом по требованию не только прокурор-
ского надзора, но и защиты Бейлиса, выразил прокурору Ки-
евской судебной палаты Чаплинскому свою готовность срочно
доставить в суд Караева, если последний нужен обвинитель-
ной власти, хотя исполнение указанного требования суда не
могло находиться в зависимости от одностороннего заявления
представителя этой власти и, получив после этого сообщение
Чаплинского о ненужности названного свидетеля для проку-
рорского надзора, он распоряжения о доставлении Караева в
суд не сделал, вследствие чего Караев в заседание суда по делу
Бейлиса доставлен не был, чем он, Белецкий, совершил пре-
вышение предоставленной ему по должности власти, каковое,
как противоречащее интересам правосудия, по своему значе-
нию в связи с характером судебного процесса Бейлиса являет-
ся особо важным, т.е. в преступлении, предусмотренном 338 и
2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях];
Тому же Маклакову — в том, что в октябре 1913 года при
выше указанных условиях своего служебного положения, уз-
нав от директора Департамента полиции Белецкого об изло-
женных обстоятельствах недоставления свидетеля по делу Бей-
лиса Александра Караева в судебное заседание Киевского ок-
ружного суда, он не принял никаких мер к исправлению
описанных незаконных распоряжений подчиненных ему ени-
сейского губернатора и самого Белецкого, препятствовавших
высылке этого свидетеля в суд вопреки законного требования
230
сего последнего, высказав в своей резолюции на докладе Бе-
лецкого по этому предмету, что Министерству внутренних дел
нет нужды настаивать на том, чтобы Караев был непременно
в Киеве, так как это дело суда, хотя ему, Маклакову, было
известно, что Караев как административно-ссыльный нахо-
дился в распоряжении органов административной власти, а не
суда, и что суд исчерпал все меры к вызову его в судебное
заседание, чем допустил противозаконное бездействие присво-
енной ему по должности власти, каковое как противоречащее
интересам правосудия по своему значению в связи с характе-
ром судебного процесса Бейлиса является особо важным, т.е.
в преступлении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях];
Тому же Чаплинскому — в том, что в сентябре 1913 года,
состоя в той же должности прокурора Киевской судебной па-
латы и будучи осведомлен о незаконном отказе енисейского
губернатора в высылке по требованию Киевского окружного
суда в судебное заседание по делу Бейлиса свидетеля Алек-
сандра Караева, не только не принял никаких мер к исполне-
нию означенного законного требования суда, но, получив от
директора Департамента полиции Белецкого предложение не-
медленно доставить в суд Караева, если он, Чаплинский, на-
ходил это нужным, в целях повредить интересам подсудимого
Бейлиса, сообщил Белецкому, что прокуратура в этом свиде-
теле не нуждается, зная, что ввиду такого ответа его Караев
не будет выслан в суд, вследствие чего Караев действительно
не был доставлен в суд, несмотря на то что он вызывался и
со стороны защиты Бейлиса, настаивавшей на повторении вы-
зова его, о чем ему, Чаплинскому, также было известно, чем
совершил превышение предоставленной ему власти, каковое
как противоречащее интересам правосудия по своему значе-
нию в связи с характером судебного процесса Бейлиса являет-
ся особо важным, т.е. в преступлении, предусмотренном 338 и
2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказ[аниях];
III
Тому же Шределю — в том, что в 1912—1914 гг., состоя в
той же должности начальника Киевского губернского жан-
дармского управления, в прямое нарушение существующих
узаконений, охраняющих тайну частной переписки, по согла-
шению с начальниками почтовых учреждений подвергал част-
ную корреспонденцию разных лиц, касавшуюся процесса Бей-
лиса, выемке, вскрытию и задержанию вне установленного за-
коном для сего порядка и затем задержанные письма или
231
копии с них представлял в Департамент полиции, чем превы-
шал предоставленную ему по должности власть, каковое пре-
вышение власти по своему значению и по характеру нару-
шенных прав является особо важным, т.е. в преступлении,
предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях];
Тем же Маклакову и Белецкому — в том, что тогда же, со-
стоя в указанных должностях и зная о производимых полков-
ником Шределем и другими подчиненными им местными жан-
дармскими органами, а равно и самим Департаментом по-
лиции противозаконных выемках, вскрытии и задержании
частной корреспонденции в связи с делом Бейлиса, не только
не принимали никаких мер к прекращению сих злоупотребле-
ний, но и сами пользовались для своих целей добытыми таким
преступным путем сведениями, чем проявили противозакон-
ное бездействие власти, каковое по своему значению и по ха-
рактеру нарушенных прав является особо важным, т. е. в пре-
ступлении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях];
Белецкому — сверх того и в том, что в сентябре и в октябре
1913 года, состоя в той же должности, по поводу представлен-
ных в Департамент полиции добытых заведомо для него озна-
ченным преступным способом заказного письма вышеупомя-
нутого свидетеля по делу Бейлиса Александра Караева на имя
Николая Красовского в Киев и письма Ф. Г. Геца на имя за-
щитника подсудимого Бейлиса присяжного поверенного Гру-
зенберга в Киев, он в прямое нарушение закона в целях по-
вредить интересам подсудимого Бейлиса сделал распоряжение
о неотправлении первого из этих писем и о задержании вто-
рого до последнего дня процесса (с 15 по 28 октября), чем пре-
высил предоставленную ему по должности власть, каковое
превышение власти как противоречащее интересам правосу-
дия по своему значению в связи с характером судебного про-
цесса Бейлиса является особо важным, т.е. в преступлении,
предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях];
IV
Тому же Маклакову — в том, что в ноябре 1913 года, за-
нимая ту же должность министра внутренних дел, вопреки су-
ществующих узаконений сделал распоряжение через директора
Департамента полиции Белецкого о выдаче из секретных сумм
этого департамента 2500 руб[лей] поверенному гражданской
истицы по делу Бейлиса члену Государственной Думы Замыс-
232
ловскому, в возмещение понесенных последним по означенно-
му делу личных расходов, чем превысил предоставленную ему
по должности власть, каковое превышение власти по обстоя-
тельствам дела не является особо важным, т.е. в преступлении,
предусмотренном 1 ч[астью] 403, 338 и 1 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях].
И тому же Белецкому — в том, что, состоя в должности ди-
ректора Департамента полиции, превысил предоставленную
ему законом власть в расходовании секретных сумм этого де-
партамента:
а) исполнив в ноябре 1913 года означенное заведомо для
него противозаконное распоряжение министра внутренних дел
Маклакова о выдаче из секретных сумм вверенного ему Де-
партамента 2500 руб[лей] члену Государственной Думы Замыс-
ловскому в возмещение личных расходов последнего по делу
Бейлиса в связи с выступлением по таковому в качестве пове-
ренного гражданской истицы;
б) выдав в сентябре и октябре 1913 года из тех же сумм
Департамента полиции 4000 руб[лей] вызывавшемуся в Киев-
ский окружной суд из Петрограда в качестве эксперта по делу
Бейлиса, и притом со стороны обвинительной власти, члену
медицинского совета Косоротову в виде вознаграждения за оз-
наченную поездку его на экспертизу, хотя по закону возна-
граждение этого эксперта определялось и было в действитель-
ности определено судом из подлежащих сумм, каковые случаи
превышения власти по всем обстоятельствам дела не являлись
особо важными, т.е. в преступлениях, предусмотренных 338 и
1 ч[астью] 341 ст[атьи], а первое из них, сверх того, и 2 ч[астью]
403 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях];
Дальнейшее предварительное следствие подтвердило уже
имевшиеся указания на противозаконные действия по делу
Бейлиса как председательствовавшего в этом процессе бывше-
го председателя Киевского окружного суда Болдырева, так и
бывшего министра юстиции Щегловитова. В этом отношении
показаниями свидетелей Дьяченка и др[угих] и объяснениями
обвиняемых бывших министра внутренних дел Маклакова и
главным образом директора Департамента полиции Белецко-
го, чистосердечно сознавшегося во всех предъявленных ему
обвинениях, установлено следующее:
По объяснению обвиняемого Белецкого, перед самым рас-
смотрением дела Бейлиса в связи с последним приездом в сен-
тябре 1913 года в Петроград прокурора судебной палаты Чап-
линского с докладом по этому делу министр внутренних дел
Маклаков, указывая на настойчивые просьбы Замысловского,
разделяемые и министром юстиции Щегловитовым, и ссыла-
233
ясь на последнего, дал ему, Белецкому, целый ряд приказаний,
причем объяснил, что Щегловитов придает важное значение
исходу дела Бейлиса и убедительно просит об оказании ему
полного содействия в исполнении его желаний и что раз та-
ковые исходят от министра юстиции как генерал-прокурора,
то он и несет всю ответственность за них. Сущность этих под-
лежащих исполнению просьб Щегловитова заключалась в сле-
дующем:
1) держать Замысловского все время до отъезда его в Киев
в курсе всех поступающих в Департамент полиции сведений,
относящихся к делу Бейлиса, и в своих распоряжениях сооб-
разоваться с его, Замысловского, пожеланиями по предвари-
тельном докладе об этом ему, Щегловитову, а также Макла-
кову; 2) во время выезда в Киев Замысловского и товарища
прокурора Петроградской судебной палаты Виппера, коман-
дированного Щегловитовым в качестве обвинителя по делу
Бейлиса, устроить им, каждому в отдельности, безопасный
проезд под охраной, которую держать около этих лиц все вре-
мя пребывания их в Киеве, следя даже за их пищей и питьем
в предупреждение возможности их отравления, и под охраною
сопровождать их обратно; 3) дать особый надежный из жан-
дармов конвой для охраны посылаемых в Киев архивных дел
по подобного рода процессам; 4) командировать в Киев, со-
гласно просьбе Замысловского и Чаплинского, доверенного
чиновника особых поручений из Департамента полиции с
предоставленным ему по праву передоверия в нужных случаях,
когда к нему будут обращаться Замысловский или Чаплинский
со своими направленными к поддержанию интересов обвине-
ния просьбами, полномочий действовать его, Белецкого, име-
нем с тем, чтобы это лицо было авторитетно в глазах местной
высшей администрации и все время находилось бы в связи с
прокурором судебной палаты Чаплинским, которому Замыс-
ловский будет давать для передачи свои указания, дабы не об-
наруживать на суде своих сношений с этим лицом; 5) держать
обоих министров, Маклакова и Щегловитова, в самой широ-
кой осведомленности, в особенности во время самого процес-
са, о всех получаемых им, Белецким, сведениях по этому делу;
6) установить наблюдение за присяжными заседателями всей
очередной сессии в предупреждение какого-либо влияния на
них в пользу Бейлиса ввиду доложенных Чаплинским Щегло-
витову дошедших до него сведений о возможности подкупа их
голосов еврейской общиной, а также стараться, насколько воз-
можно, узнать отношение присяжных к делу Бейлиса и пере-
давать полученные по этому предмету сведения Чаплинскому,
чтобы последний мог с ними ознакомить как Виппера, так и
234
Замысловского для получения ими общего впечатления о на-
строении присяжных и для отвода затем тех из них, которые
будут замечены в своих симпатиях к Бейлису; и 7) оказать со-
действие путем денежного возмещения предстоящих расходов
в связи с отсутствием из Петрограда к поездке в Киев эксперта
профессора медицины Косоротова для дачи заключения по де-
лу Бейлиса. Ввиду категоричности этих распоряжений, исхо-
дивших от двух министров, им, Белецким, были приняты в за-
висимости от каждого из них надлежащие решения. По поводу
распоряжения, указанного в пункте 2-м, Белецкий пояснил,
что установленная им охрана товарища прокурора Виппера
по просьбе Щегловитова и по распоряжению Маклакова была
продлена и по возвращении его из Киева, когда Виппер под
охраною по паспорту, выданному им, Белецким, на вымыш-
ленное лицо, выехал за границу в отпуск, разрешенный ему
министром юстиции. По распоряжению, указанному в первом
пункте, он, Белецкий, до отъезда Замысловского в Киев все
время держал его в курсе получаемых в тот период сведений,
из коих его внимание привлекло перехваченное письмо свиде-
теля по делу Бейлиса Караева из Сибири в Киев Красовскому
с предложением приехать на суд в качестве свидетеля со сто-
роны Бейлиса при условии высылки ему, Караеву, на дорогу
денег. Это письмо было доставлено ему, Белецкому, тайным
советником Мардарьевым (заведующим иностранной цензу-
рой в Петроградском почтамте), которому по приказанию
Маклакова им, Белецким, было отдано распоряжение наблю-
дать путем перлюстрации за отражением в письмах дела Бей-
лиса, а на основании просьб Замысловского и Щегловитова —
и за перепиской защитников Бейлиса. В имеющейся в Депар-
таменте полиции переписке по этому поводу можно видеть, по
словам Белецкого, отражающееся в ходе его телеграфных сно-
шений с полковником Шределем влияние пожеланий Замыс-
ловского, о коих он, Белецкий, предварительно докладывал по
начальству. Сначала ему были даны указания чинить препят-
ствия явке свидетеля Караева в суд, чтобы он своим показа-
нием не поддержал показания упомянутого свидетеля Красов-
ского в интересах защиты Бейлиса, а затем, когда Замыслов-
ский изменил свою точку зрения на явку Караева, он,
Белецкий, сообщил о своей готовности доставить Караева в
суд, хотя енисейский губернатор самостоятельно, без указания
Департамента полиции, вначале отказался выслать Караева в
Киев согласно 642 ст[атье] Уст[ава] уголовного] судопрои-
зводства], ибо Замысловский был намерен путем разоблачения
сотрудничества Караева в охранном отделении опорочить по-
казание его перед присяжными заседателями, но ставил усло-
235
вием согласие Чаплинского на приведение этой меры в испол-
нение, который более его, Замысловского, мог учесть значение
появления Караева на суде по этому делу. В силу полученных
им, Белецким, упомянутых ранее указаний Маклакова озна-
ченное письмо Караева, равно как и перлюстрированное пись-
мо Геца на имя присяжного поверенного Грузенберга были
доложены им Маклакову и Щегловитову, и с их ведома в тех
же интересах Замысловского первое из этих писем не было до-
ставлено по назначению, дабы адресат не мог ознакомиться с
его содержанием, а второе, хотя и было доставлено по адресу,
но только с таким расчетом, чтобы Грузенберг, получив его в
конце процесса, был лишен возможности использовать его в
интересах защиты Бейлиса.
Во исполнение распоряжения, упомянутого в пункте 4-ом,
он, Белецкий, командировал в Киев на процесс Бейлиса чи-
новника особых поручений V класса Дьяченко, который, со-
гласно полученным от Маклакова указаниям, был им соответ-
ствующим образом инструктирован, причем Дьяченку поруче-
но было ознакомиться со всеми данными, имевшимися в
Департаменте полиции по делу Бейлиса, и была объяснена
цель его командировки, а равно было указано на роль Замыс-
ловского в этом процессе как центральной фигуры, но вместе
с тем было предложено взвешивать и оценивать с точки зрения
интересов Департамента существо просьб Замысловского, со-
вещаясь в нужных случаях с губернатором и полковником
Шределем, а в случае какого-либо сомнения запрашивать по
телеграфу его, Белецкого, в зависимости от срочности испол-
нения таких просьб Замысловского.
По распоряжению, изложенному в пункте 5-ом, он, Белец-
кий, следуя полученным им директивам, обо всем, что каса-
лось дела Бейлиса, в особенности в период его рассмотрения,
докладывал двум министрам или лично — и тогда писал на
докладываемой бумаге соответствующую указаниям министра
резолюцию, или письменно в форме изложения дела, причем
в доклад им, Белецким, вносились не только официальные бу-
маги и телеграммы, но и частные письма командированного
на процесс чиновника Департамента полиции Любимова, кои
направлялись на просмотр и министру юстиции, как равно и
телеграммы Дьяченка, посылавшиеся ему в копиях.
После того как было установлено во исполнение желания
Щегловитова секретное наблюдение за присяжными заседате-
лями (пункт 6-ой распоряжений), во время процесса по настой-
чивому требованию Замысловского, переданному Дьяченку
Чаплинским, вполне разделившим мнение Замысловского,
после переговоров Чаплинского с председателем суда Болды-
236
ревым с разрешения последнего в число курьеров суда, обслу-
живавших помещение присяжных заседателей, были введены
переодетые в курьерскую форму два жандармских нижних чи-
на для того, чтобы прислушиваться ко всем разговорам при-
сяжных заседателей как до открытия заседания суда, так и во
время перерывов о выносимых ими впечатлениях из судебного
рассмотрения этого дела, и таким образом дать Випперу и За-
мысловскому необходимый материал для рассмотрения в ин-
тересах обвинительной власти возникающих у присяжных за-
седателей недоумений и сомнений в оценке данных обвинения
и для суждения об общем их настроении и отношении к этому
делу. Об этой принятой Дьяченко по требованию означенных
выше лиц мере содействия прокурору судебной палаты Чап-
линскому им, Белецким, было также доложено и министру юс-
тиции Щегловитову, вполне ее одобрившему, вследствие чего
он, Белецкий, и не посылал своего отменительного приказа
Дьяченку, а сообщил впоследствии и по этому вопросу полу-
чаемые им сведения Щегловитову.
Выдача им, Белецким, 4000 руб[лей] эксперту по делу Бей-
лиса Косоротову для указанной выше цели (пункт 7-ой распо-
ряжений) состоялась при следующих обстоятельствах, по его
объяснению. Маклаков, ссылаясь на убедительные просьбы
Щегловитова и Замысловского, передал таковые ему, Белец-
кому, поручив ему с надлежащим тактом и умением убедить
Косоротова путем возмещения ему расходов, связанных с его
отсутствием как врача из Петрограда, выехать в Киев для дачи
своего авторитетного заключения по делу Бейлиса, так как
участие его в качестве эксперта в этом процессе признают важ-
ным Замысловский и Чаплинский, приезжавший перед этим в
Петроград со служебным докладом, и сам Щегловитов. Когда
затем по поручению Маклакова он, Белецкий, поехал за ин-
струкциями по этому вопросу к Щегловитову, то последний
повторил ему изложенное, добавив, что Чаплинский уже лич-
но обращался к профессору Косоротову с просьбой о поездке
в Киев на экспертизу и вынес то убеждение, что заключение
Косоротова будет иметь ценное значение для обвинительной
власти и что весь вопрос об осуществлении этой поездки за-
ключается в оплате Косоротову связанных с этой поездкой
расходов, не возмещаемых назначаемым в таких случаях от
казны ассигнованием. Ввиду этого Щегловитов просил его,
Белецкого, довести до благоприятного конца начатые с Косо-
ротовым переговоры, а относительно размера денежной сум-
мы, которую можно предложить Косоротову на этот предмет,
просил переговорить с Замысловским. Последний настойчиво
просил его, Белецкого, устроить поездку Косоротова в Киев
237
и, ссылаясь на Чаплинского, указал, что экспертиза Косоро-
това будет иметь для него и Виппера большое значение. При
этом Замысловский высказал свое заключение, что Косорото-
ву на поездку в Киев будет вполне достаточно вознаграждения
в 4000 руб[лей], но попросил его, Белецкого, под благовидным
предлогом не выдавать Косоротову всех денег сразу, а дать
только половину, остальные же выдать по окончании процес-
са, когда выяснится линия отношения его к экспертизе. Обо
всем этом он, Белецкий, должил Маклакову, который указал
ему на затруднительность его положения. Однако, когда он,
сговорившись с Косоротовым по телефону, приехал к нему и
приступил к исполнению возложенного на него щекотливого
поручения, то Косоротов отнесся вполне спокойно к сделан-
ному ему предложению и сказал, что он уже говорил о своей
поездке в Киев с прокурором и что он определяет свой мате-
риальный ущерб от оставления Петрограда на две и более не-
дели в сумму не менее 4000 руб[лей]. Извинившись, что он не
взял с собой более 2000 руб[лей], хотя в действительности у
него было приготовлено на всякий случай 4000 руб[лей], он,
Белецкий, передал Косоротову 2000 руб[лей], успокоив его в
получении остальных денег после его возвращения путем по-
мещения всей условленной цифры в расписку, которая тут же
и была написана. Обо всем этом в подробностях им, Белецким,
было доложено с предъявлением этой расписки Маклакову и
Щегловитову, выразившим ему свою благодарность за умелое
исполнение этого поручения. Когда затем Косоротов по воз-
вращении из Киева прислал ему, Белецкому, письмо с про-
сьбой об уплате остальных 2000 руб[лей], то он, выдав ему их,
спросил Замысловского, доволен ли он экспертизой Косоро-
това, и тот на это ответил, что эксперт вполне оправдал воз-
лагавшиеся на него им и Чаплинским надежды, о чем он, За-
мысловский, и засвидетельствовал Щегловитову и Маклакову.
Относительно выданных Замысловскому 2500 руб[лей] Бе-
лецкий объяснил, что эту денежную выдачу из секретных сумм
Департамента полиции он произвел по приказанию министра
внутренних дел Маклакова, сославшегося при этом на про-
сьбы Замысловского и Щегловитова, и что эти деньги были
выданы Замысловскому на оплату его расходов как по его по-
ездкам в Киев и проездам в Петроград студента Голубева, а
равно и на агентурные надобности монархической организа-
ции, во главе коей стоял Голубев, так и на получение лишних
экземпляров, кроме бесплатно выданных, копий с дела Бейли-
са и на приглашение двух стенографисток из Государственной
Думы для ведения стенографических отчетов по этому делу.
Затем, по объяснению Белецкого, Замысловский получил еще
238
денежные пособия из того же секретного фонда на издание
после окончания процесса своей книги об убийстве Андрея
Ющинского, в которой он выступил на защиту правительст-
венной власти и доказывал достаточность собранных против
Бейлиса улик. Маклаков, которому Замысловский представил
свою книгу, передал ее на рассмотрение Главного управления
по делам печати, предупредив его, Белецкого, что в случае [ес-
ли] не будет там денег, надо выдать их из сумм Департамента
полиции. Белецкий не помнит, он или его преемник Брюн-де-
Сент-Ипполит исполнил это распоряжение, так как Татищев,
начальник Главного управления по делам печати, сообщил,
что у него нет денег для выдачи Замысловскому. Когда через
год он, Белецкий, вступил в должность товарища министра
внутренних дел, то по поручению министра внутренних дел
А. Н. Хвостова выдал Замысловскому на ту же книжку 25 000
руб[лей], ввиду увеличившихся расходов по изданию и цинко-
графии рисунков.
Изложенные объяснения обвиняемого Белецкого находят
себе подтверждение отчасти в объяснениях обвиняемого Мак-
лакова, в показаниях допрошенных свидетелей Дьяченко и
др[угих], но главным образом в имеющихся в деле Департа-
мента полиции документах, о чем было упомянуто уже в по-
становлении [Чрезвычайной следственной комиссии] 18—20
мая сего года.
По объяснению обвиняемого Маклакова, упорно отрицаю-
щего свою виновность в предъявленных ему обвинениях, Ми-
нистерство внутренних дел ни с какой стороны в деле Бейлиса
заинтересовано не было и только исполняло просьбы Мини-
стерства юстиции. По просьбе последнего в это дело вмешался
Департамент полиции, которому были сообщены сведения
что, по циркулирующим в Киеве слухам, будут пущены в ход
самые широкие попытки повлиять на присяжных заседателей,
причем указывалось на возможность подкупа присяжных и
террористических актов против представителей обвинения и
гражданского иска. Местные правые организации были воз-
буждены до крайности этими слухами и открыто волновались.
Замысловский просил Департамент полиции принять меры к
ограждению его от возможных покушений на его жизнь, а ми-
нистр юстиции требовал охранять прокурора. Считая себя
обязанным предупредить убийства, подкуп и давление на при-
сяжных, он, Маклаков, в этом только смысле и сделал общее
распоряжение об охране и о секретном наружном наблюдении.
Выдача денег Замысловскому и Косоротову была произве-
дена с его, Маклакова, разрешения по просьбе министра юс-
тиции, находившего, что Замысловский в качестве граждан-
239
ского истца был очень ценною помощью для прокурора, а Ко-
соротое являлся весьма желательным для Министерства юсти-
ции экспертом ввиду его большого научного имени и, кроме
того, уверенности Министерства юстиции в его прямоте и
гражданском мужестве. В этом вопросе он, Маклаков, лишь
денежно пришел на помощь Министерству юстиции, полагая,
что дело правосудия касается всех ведомств в равной степени.
Что же касается денежного пособия Замысловскому из сумм
Департамента полиции на издание его книги о процессе Бей-
лиса, размера коего он, Маклаков, теперь не помнит, то эта
выдача была произведена также по его, Маклакова, разреше-
нию вследствие просьбы Замысловского ввиду особого значе-
ния изданной им книги, имевшей целью защитить органы пра-
вительственной власти от несправедливых нападок на них,
главных образом в заграничной печати, по поводу их действий
в деле Бейлиса.
Свидетель Дьяченко показал, что, отправляясь в команди-
ровку в Киев на процесс Бейлиса, он получил от Белецкого
соответствующие инструкции, причем конфиденциально ему
было поручено оказывать Замысловскому всякое содействие
по делу со стороны чинов Министерства внутренних дел. В
суде по приезде в Киев у него установились хорошие отноше-
ния с председателем суда Болдыревым, в особенности с про-
курорским надзором: обвинителем — товарищем прокурора
судебной палаты Виппером, прокурором судебной палаты
Чаплинским, прокурором суда, а также с Замысловским, по-
стоянно находившимся в обществе прокуратуры. Он, Дьячен-
ко, часто бывал в совещательной комнате для судей, но глав-
ным образом встречался с этими лицами в служебном кабине-
те прокурора суда. Во время процесса, ввиду появившихся
слухов о том, что в комнату присяжных заседателей проника-
ют откуда-то газеты и что евреи хотят сорвать дело, вызвав у
присяжных заседателей заболевание от пищи, кто-то из лиц
судебного ведомства, кажется, прокурорского надзора, а так-
же Замысловский с ведома председателя Болдырева просили
его, Дьяченка, усилить охрану присяжных. Об этой просьбе
он сообщил полковнику Шределю, по распоряжению коего в
число курьеров суда, охранявших присяжных, были введены 2
переодетых в курьерскую форму жандарма. Хотя это было сде-
лано им, Дьяченко, исключительно с целью усиления охраны
присяжных, но фактически вышло из этого то, что упомянутые
жандармы стали подслушивать разговоры присяжных между
собой и доносили о таковых Шределю, который передавал их
Чаплинскому и ему, Дьяченку, а он, в свою очередь, делился
полученными сведениями в своих беседах с Болдыревым, Чап-
240
линским, прокурором суда и Замысловским, причем Болдырев
такое наблюдение за присяжными очень одобрял и весьма ин-
тересовался добываемыми сведениями, спрашивая его, Дья-
ченка, при встречах с ним утром перед началом заседания, ка-
кие новости имеются у него от Шределя. О получаемых таким
путем сведениях, он, Дьяченко, по телеграфу доносил Белец-
кому. При обсуждении вопроса о недостаточности мер охраны
присяжных заседателей Болдырев в разговоре жаловался ему,
Дьяченку, что у него нет надежных людей, после чего они и
остановились на мысли взять для охраны жандармов. Когда
он, Дьяченко, показал Чаплинскому полученную им от Белец-
кого телеграмму с предложением доставить в суд свидетеля
Караева, то Чаплинский по этому предмету при нем совещался
с Виппером и Замысловским, прежде чем ответить Белецкому.
Точно так же по удостоверению Дьяченка возбужденный За-
мысловским вопрос о необходимости разоблачения на суде
секретного сотрудничества свидетеля Караева был разрешен
им, Дьяченком, и Шределем отрицательно в присутствии Чап-
линского, одобрившего их решение не разоблачать Махалина,
несмотря на полученное от Белецкого разрешение сделать это.
В разъяснение обстоятельств недоставления в суд свидетеля по
делу Бейлиса Караева допрошенный в качестве свидетеля при-
сяжный поверенный Виленский показал, что показания Карае-
ва являлись главным и чрезвычайно серьезным материалом,
уличавшим шайку преступников во главе с Верой Чеберяк, и
только потому он и не был доставлен в судебное заседание,
ибо его показание, опровергавшее ритуальную версию об
убийстве Ющинского, естественно, было вредно интересам
Чаплинского и других создателей дела Бейлиса, которые, не
останавливаясь ни перед чем в деле устранения и терроризи-
рования неугодных им свидетелей, чинили всякие препятствия
доставке Караева в суд.
По удостоверению же свидетеля Красовского, получившего
от Караева перед началом процесса 2 письма, Караев в первом
из них извещал его, что им получена повестка Киевского ок-
ружного суда о вызове его свидетелем по делу Бейлиса и что
он желает непременно приехать в суд и дать показание. Во
втором же письме Караев сообщал ему, что хотя он ввиду вы-
раженного им желания явиться в суд и был отправлен по этапу
из места своей ссылки, но подвергся самим разнообразным го-
нениям и даже истязаниям, в особенности в Красноярске и
Иркутске, где жандармский ротмистр и полицмейстер, умыш-
ленно тормозя его передвижение по этапу, под угрозами
внушали ему [мысль] отказаться от своего намерения ехать
241
дальше. Эти письма Караева Красовский показывал присяж-
ному поверенному Виленскому.
На сношение председателя суда Болдырева с местным жан-
дармским управлением по делу Бейлиса некоторым образом
указывает и выдача им полковнику Шределю 5 билетов для
входа в судебное заселение по этому делу, отосланных ему по
распоряжению его, Болдырева, канцелярией его 23 сентября
1913 года за № 628, как это видно из присланного в Комиссию
производства Киевского охранного отделения, возникшего в
связи с указанным делом.
В постановлении [Чрезвычайной следственной комиссии]
от 18—20 мая сего года уже было сказано, что донесения чи-
новников особых поручений Дьяченка и Любимова о ходе
процесса Бейлиса и доклады по этому делу директора Дерпар-
тамента полиции Белецкого на имя министра внутренних дел
сообщались в копиях или устно министру юстиции Щеглови-
тову или министром внутренних дел Маклаковым или Белец-
ким, как это явствует из имеющихся в деле сего Департамента
на этих донесениях и докладах отметок, черновых отпусков
писем и записок на имя Щегловитова, а равно и из находя-
щихся в соответствующем деле Министерства юстиции № 1091
об убийстве Андрея Ющинского посланных Щегловитову ко-
пий с упомянутых донесений и докладов, причем, однако, ко-
пии с наиболее важных и секретных телеграмм Дьяченка в
деле Министерства юстиции отсутствуют. На телеграмме
Дьяченка Белецкому от 2 октября 1913 года за № 10/215 с
донесением о том, что он просил полковника Шределя уси-
лить охрану присяжных двумя жандармами, имеется такая от-
метка карандашом: «копия представлена г. Директору для
личной передачи г. министру юстиции 2/Х» (дело Департа-
мента полиции № 157. Т. 1. Л. 213). На телеграмме того же
Дьяченка от 3 октября 1913 года за № 12/398 с донесением о
том, что охрана присяжных усилена двумя жандармами в ку-
рьерской форме, сделана чернилами следующая отметка: «Г.
министру юстиции сообщено лично г. товарищем] м[ини-
стра]ра Золоторевым 3—10—13» (Там же. Л. 217). На теле-
грамме Дьяченка от 19 октября 1913 года за № 27/3471 с до-
несением о том, что, по сообщению жандармов, охраняющих
присяжных, последние между собой говорят: «Як судить Бей-
лиса, коли разговоров на суде о нем нема», чернилами сдела-
на такая отметка: «копия препровождена м[инист]ру юстиции
при записке в 3-м лице 19 окт[ября] 1913 г. за № 413 (с.ч.)»
(Т. III того же дела. Л.216), и, наконец, на телеграмме Дьяченка
от 20 того же октября за № 28/3679 с донесением, что, по
сообщению тех же жандармов, экспертиза Сикорского произ-
242
вела на присяжных сильное впечатление, убедив их в сущест-
вовании ритуальных убийств, имеется такая же отметка чер-
нилами: «копия препровождена] г. м[инист]ру юстиции при
записке в III лице за № 414 20-Х-13 г.» (Там же. Л. 220). Од-
нако посланных копий со всех этих четырех телеграмм в упо-
мянутом деле Министерства юстиции нет.
Для полного уяснения истинного смысла и значения всех
противозаконных действий по делу Бейлиса, инкриминируе-
мых поименованным выше должностным лицам, необходимо
остановиться более подробно на тех мотивах и целях, кото-
рыми руководились эти лица в своей преступной деятельнос-
ти по этому делу. Раскрытые предварительным следствием
данные, освещенные исчерпывающим и, видимо, чистосердеч-
ным объяснением сознавшегося обвиняемого Белецкого, при
изучении их не оставляют никакого сомнения в том, что все
описанные действия чинов Министерства юстиции и призван-
ного впоследствии ему на помощь и Министерства внутренних
дел по этому делу, получившему мировое значение и поста-
вившему правительственную власть в весьма тяжелое положе-
ние вследствие допущенного одностороннего направления его,
являлись далеко не случайными или разрозненными, а были
проникнуты одной целью, одним общим планом, выработан-
ным совместно двумя министрами — Щегловитовым и нахо-
дившимся под его влиянием Маклаковым — и направленным
к тому, чтобы ввиду сознаваемой ими совершенной шаткости
предъявленного Бейлису и доведенного до суда тяжкого обви-
нения, добиться для престижа власти каким бы то ни было
образом обвинительного приговора, вырвав, так сказать, та-
ковой у присяжных, или, в крайнем случае, признания этим
приговором за убийством мальчика Ющинского ритуального
характера, определившего с самого начала возникновения де-
ла все его дальнейшее направление. Ввиду особого свойства
дела, обратившего на себя внимание всей заграничной печати,
вызвавшего сильное возбуждение в широких кругах населения,
особенно еврейского, как в России, так и за границей и крайне
обострившего национальную вражду, оно и не могло быть
окончено простым прекращением вне гласного судебного раз-
бирательства, тем менее при долговременном содержании об-
виняемого Бейлиса под стражей, и было поставлено на суд,
может быть, неохотно министром ю[стиции] Щегловитовым,
который придавал ему большое государственное значение,
смотря на это дело как на акт борьбы государственной власти
с еврейством, и что видно, между прочим, из письма его к Бе-
лецкому от 26 октября 1913 года, в котором он благодарит его
за присылку письма-донесения чиновника особых поручений
243
Любимова и высказывает опасения, что ожидания последнего
по поводу благоприятного исхода процесса Бейлиса не под-
твердятся и что «евреи, вероятно, восторжествуют». На этой
же точке зрения, очевидно, стоял и министр внутренних дел
Маклаков, считавший своим долгом, по его словам, прийти
на помощь министру юстиции в деле правосудия, понимаемо-
го им, конечно, весьма своеобразно. Крайняя слабость собран-
ного против Бейлиса обвинительного материала, подвергше-
гося после оглашения обвинительного акта весьма резкой
критике в известной статье члена Государственной Думы
Шульгина даже в газете правого направления «Киевлянин»,
была очевидной для всех, а также и для самого Щегловитова,
который поэтому-то и счел нужным прибегнуть при содейст-
вии Маклакова и Департамента полиции для обеспечения
успеха обвинения к описанным мерам, не стесняясь их явной
незаконностью. По донесениям Дьяченка, оглашенный обви-
нительный акт вызвал разочарование и произвел на всех не-
выгодное впечатление, и первые дни процесса, в течение ко-
торых Бейлисом никто не интересовался, давали публике в за-
ле суда основания к предсказаниям полного провала
начавшегося процесса.
Издатель названной газеты «Киевлянин», член Государст-
венного Совета Д. И. Пихно, ныне покойный, внимательно
следивший все время за делом Бейлиса, все сведения по кото-
рому для него собирал помощник редактора его газеты Три-
фонов, отрицательно относился к принятой Чаплинским и
Щегловитовым ритуальной версии этого убийства и, будучи в
курсе всего дела, неоднократно беседовал о нем с Щегловито-
вым, передавая затем свои разговоры с последним свидетелю
Трифонову. По рассказам Пихно, Щегловитов, несмотря на
предупреждения его, всецело доверял Чаплинскому, обещав-
шему довести дело Бейлиса до конца и добыть материал в под-
тверждение факта ритуала в этом деле. Однако в последней
беседе с ним, как было видно, Щегловитов понял уже, что дело
с ритуалом стоит шатко и что Чаплинский не оправдал воз-
лагавшихся на него надежд, причем высказал ему, Пихно, что
другого выхода из создавшегося положения он не видит, как
только ликвидировать это дело путем гласного рассмотрения
его на суде. Точно так же, когда свидетель Тальберг, местный
почетный мировой судья, бывая у Щегловитова на правах дав-
нишнего знакомого, высказывал ему в беседе свое, а равно и
Д. И. Пихно, мнение о том, что дело Бейлиса поставлено на
крайне шатких основаниях и что с такими доказательствами
оно несомненно окончится оправданием и вызовет лишь ев-
рейский погром, то Щегловитов заявил ему, что, как он убе-
244
дился из собственного опыта, иногда самые безнадежные об-
винения на судебном следствии, благодаря разным случайнос-
тям, а, главное, благодаря талантливости председателя и про-
курора, получали иную окраску и дело оканчивалось обвини-
тельным приговором. По делу Бейлиса он, Щегловитов,
предполагает послать очень талантливого прокурора. «Во вся-
ком случае, — сказал Щегловитов Тальбергу, — дело это по-
лучило такую огласку и такое направление, что не поставить
его на суд невозможно, иначе скажут, что жиды подкупили и
меня, и все правительство».
По объяснению обвиняемого Чаплинского, не признавшего,
себя виновным в предъявленных ему обвинениях, Щегловитов
во время докладов ему по делу, одобрив привлечение Бейлиса
к следствию в качестве обвиняемого, находил, что хотя улики
против него и слабы, но складывается полное убеждение в
участии его в убийстве Ющинского. К этому Щегловитов до-
бавил, что, по всей вероятности, и даже можно сказать навер-
но, что присяжные заседатели оправдают Бейлиса, но это их
право как судей, а дело должно быть представлено на их рас-
смотрение, хотя, с другой стороны, по мнению Щегловитова,
самым желательным исходом было бы прекращение дела су-
дебной палатой при обсуждении вопроса о предании Бейлиса
суду. Как видно, однако, из этого дела, вопроса о прекраще-
нии его путем заключения прокурорского надзора в этом
смысле не возбуждалось и Бейлис дважды был предан суду,
согласно предложенным обвинительной камере судебной па-
латы обвинительным актам, причем при утверждении второго
обвинительного акта лишь двое судей остались при особом
мнении, настаивая на прекращении дела за совершенной не-
достаточностью улик против Бейлиса. Совершенная необосно-
ванность ритуального характера убийства была сознаваема,
очевидно, и самим Чаплинским, направившим в палату и суд
первый обвинительный акт без этого существенного признака,
отсутствие коего ставило перед судом обвинение Бейлиса в
столь тяжком преступлении, как убийство, без всяких мотивов.
При такой шаткости поставленного на суд обвинения Бей-
лиса, вполне сознаваемой Щегловитовым, Чаплинским и За-
мысловским, и при том громадном значении во всех отноше-
ниях, какое получило это всемирно известное дело, становятся
вполне понятными все вышеописанные принятые по взаимно-
му соглашению этими лицами противозаконные меры для спа-
сения обвинения во что бы то ни стало с полным забвением
интересов действительного правосудия. Весьма ценными и ин-
тересными являются дальнейшие объяснения обвиняемого Бе-
лецкого относительно других, кроме уже описанных, мер под-
245
готовки этого процесса в желательном для этих лиц смысле и
обстоятельств, их сопровождающих. По мере приближения
времени слушания дела Бейлиса усилились приезды Чаплин-
ского из Киева в Петроград к Щегловитову, и с того времени
Чаплинский стал заходить и к нему, Белецкому. С этого вре-
мени участились посещения Замысловским Маклакова и его,
Белецкого. Чаплинский и Замысловский, утверждая о несо-
мненной виновности Бейлиса в убийстве Ющинского с риту-
альной целью, начали высказывать свои опасения о том, что-
бы это дело, всколыхнувшее не только русские, но и загранич-
ные еврейские массы и привлекшее на себя чуть ли не мировое
внимание, не было сорвано во время хода судебного процесса
выдающимися криминалистами, приглашенными присяжным
поверенным Грузенбергом к сотрудничеству по защите Бейли-
са путем опорочения судебного материала. Вместе с тем они
указывали, что хотя председатель суда Болдырев, специально
переведенный Щегловитовым в Киев для личного председа-
тельствования по делу Бейлиса, и идет навстречу их, Чаплин-
ского и Замысловского, пожеланиям, тем более, что ему обес-
печена в будущем Щегловитовым должность старшего пред-
седателя судебной палаты, но все-таки они боятся, что он как
член магистратуры может поддаться настроению защиты в ре-
шительные моменты судебного следствия в ущерб интересам
обвинения. Затем их озабочивал выбор представителя обвине-
ния и сотрудников Замысловского. К этому Чаплинский и За-
мысловский добавляли, что все эти соображения озабочивают
и Щегловитова, который держит в курсе дела Бейлиса и госу-
даря своими постоянными всеподданнейшими докладами, и
что Щегловитов, обещая оказывать им самое широкое содей-
ствие в смысле вызова для соответствующего инструктирова-
ния Болдырева, выбора и дачи соответствующих указаний
представителю обвинения в этом деле и предоставления в рас-
поряжение обвинительной власти архивных дел по прошлым
аналогичным процессам, предполагает обратиться к министру
внутренних дел Маклакову с некоторыми просьбами, имею-
щими важное значение для их, Чаплинского и Замысловского,
личной ориентировки как в стадии, предшествующей судебно-
му по делу заседанию, так и во время самого процесса. Пере-
давая все это, они просили также и его, Белецкого, содействия.
Действительно, он заметил, что вскоре Маклаков начал посте-
пенно интересоваться делом Бейлиса в отношении закрепле-
ния позиций обвинения. Судя по первоначальным впечатлени-
ям, вынесенным им, Белецким, из переписки Департамента по-
лиции по делу Бейлиса, и по той нервности, которую в
последнее время проявляли Щегловитов, Чаплинский и Замыс-
246
ловский при приближении времени слушания дела, ему, Белец-
кому, казалось, что сих последних озабочивают не столько те
причины, которые они выставляли ему и Маклакову, сколько
опасение за исход дела, за неопровержимость и ценность ма-
териалов к обвинению Бейлиса в этом преступлении.
В связи с указанием Белецкого на инструктирование Щег-
ловитовым председателя суда Болдырева по поводу предстоя-
щего процесса представляется интересным показание упомя-
нутого выше свидетеля Дьяченка, бывшего судебного следова-
теля и товарища прокурора, о линии поведения Болдырева под
конец процесса. По удостоверению Дьяченка, Болдырев если
в начале дела и вел процесс мягко и беспристрастно, то впос-
ледствии стал заметно склоняться на сторону обвинения и ска-
зал присяжным резюме явно обвинительного характера. Это
он, Дьяченко, и отметил в своем разговоре с Болдыревым, ска-
зав ему откровенно, что он ожидал от его речи большего бес-
пристрастия. О Чаплинском Дьяченко высказался, что он от-
носился к процессу с большой страстностью, стараясь всеми
силами добиться обвинительного приговора и в своих разго-
ворах поражал его, Дьяченка, своей ненавистью к евреям. Для
характеристики отношений Болдырева к Замысловскому мо-
жет служить следующий удостоверяемый свидетелем Дижу-
ром, киевским присяжным поверенным, факт. Выйдя в какой-
то день во время судебного следствия по делу Бейлиса в тре-
тьем часу ночи из редакции газеты «Киевлянин» на безлюдную
в то время Владимирскую улицу, он заметил у городского те-
атра беседующих между собой Болдырева и Замысловского,
причем последний с весьма энергичными жестами, наклонясь
к Болдыреву, что-то ему шептал. На противоположной сторо-
не улицы стояли двое подозрительных лиц, все время следив-
ших за Болдыревым и Замысловским; один из этих людей не-
которое время шел за ним, Дижуром, а потом вернулся.
По окончании процесса Болдырев вскоре получил назначе-
ние на должность старшего председателя Киевской судебной
палаты, Чаплинский же был назначен сенатором, а впоследст-
вии (в январе 1917 года) и членом Государственного Совета в
бытность Щегловитова председателем последнего.
В заключение очерка мер, принятых министрами юстиции
и внутренних дел для подготовки успешного исхода в обвини-
тельном смысле процесса Бейлиса, следует отметить, что в свя-
зи с секретным наблюдением за присяжными заседателями, а
также за свидетелями в Министерство юстиции и в Киевское
охранное отделение были сообщены списки присяжных засе-
дателей по делу Бейлиса как очередных и запасных (33), так
и комплектных и запасных, вошедших в состав судебного при-
247
сутствия по этому делу, а в охранное отделение, сверх того, и
списки свидетелей, подлежавших допросу каждый день.
Чтобы вполне понять крайне одностороннее с самого на-
чала направление дела об убийстве мальчика Ющинского как
преступления ритуального, требовавшего, ввиду такого навя-
занного ему свойства, наличности обвиняемого, непременно
еврея, необходимо остановиться на тех причинах и на той об-
становке, которые обусловили такое направление и которые
властно подчинили себе официальных руководителей этого де-
ла — Чаплинского и Щегловитова, для этого следует просле-
дить движение названного дела с начального момента его.
Данные настоящего следствия с несомненностью устанавлива-
ют то положение, что истинными вдохновителями указанного
направления дела об убийстве Ющинского являются правые
организации, весьма развившиеся в г. Киеве, как-то: «Двугла-
вый орел», «Союз русского народа», «Богатырь», «Общество
активной борьбы с революцией» и др[угие] во главе с извест-
ным студентом Голубевым, руководителем общества «Двугла-
вый орел» и редактором погромного листка того же названия,
причинявшим много хлопот своими выступлениями местной
администрации, а затем и член Государственной Думы Замыс-
ловский, представитель ее крайней правой фракции, в котором
названные организации и Голубев, бывший с ним лично в
очень хороших отношениях, находили себе могущественную
поддержку. Относительно того громадного влияния, которым
обладал Замысловский в правительственных кругах, особенно
у своих политических единомышленников министров Щегло-
витова и Маклакова, близкого к придворным сферам и поль-
зовавшегося расположением императорской семьи, каковое
обстоятельство учитывалось и Щегловитовым, и о роли За-
мысловского в деле Бейлиса обвиняемый Белецкий говорил
следующее. Как во время министерства Макарова, так и Мак-
лакова все переговоры с представителями правых групп Госу-
дарственного Совета и Государственной Думы касательно
партийной тактики в законодательных учреждениях и с пред-
ставителями монархических организаций на местах вели ми-
нистры, а он, Белецкий, только исполнял их приказания,
преимущественно по выдаче тех или других денежных ассиг-
нований из секретного фонда. Замысловский как видный пред-
ставитель правых течений в стране, как фракционный оратор
правого крыла Государственной Думы, всегда выступавший
вместе с другим таким же членом фракции Марковым в духе
отстаивания с кафедры Государственной Думы программных
начинаний Министерства внутренних дел и в особенности от-
стаивавший административные распоряжения по запросам оп-
248
позиционной части Государственной Думы о незакономернос-
ти таковых, пользовался особым к себе вниманием со стороны
высших чинов этого министерства, в [том] числе и Маклакова.
Что же касается отношений Замысловского к Щегловитову,
то, помимо единства политических взглядов и услуг, оказыва-
емых им последнему как членом правого крыла Государствен-
ной Думы по поддержке в этом законодательном учреждении
интересов Министерства юстиции, Замысловский был в самых
близких личных добрых отношениях с Щегловитовым, кото-
рый очень ценил его и дорожил им. А это было известно мно-
гим чинам Министерства юстиции в провинции и значительно
поднимало авторитет Замысловского во время его посещений
при деловых его к ним обращениях. Чаплинский очень доро-
жил мнением и указаниями Замысловского, принимавшего де-
ятельное участие в постановке на суде обвинения Бейлиса в
ритуальном убийстве, и держал его все время в курсе этого
дела. Кроме того, Замысловский поддерживал непрерывные
сношения по этому делу с Голубевым, который несколько раз
приезжал к нему, Замысловскому, причем последний представ-
лял его некоторым видным правым деятелям и министру юс-
тиции Щегловитову, а затем и сам Замысловский совершил
несколько поездок в Киев по делу Бейлиса.
При таком исключительном положении Замысловского,
выступившего впоследствии в процессе Бейлиса в качестве по-
веренного гражданской истицы — матери убитого Ющинско-
го, становится понятным, почему все его ходатайства к мини-
страм юстиции и внутренних дел, как бы незаконны они ни
были, не встречали отказа и почему таковые имели обязатель-
ную силу для подчиненных этим министрам лиц и учреждений.
С первых шагов полицейского дознания и предварительно-
го следствия об убийстве Ющинского к этому делу близко по-
дошли правые организации, особенно упомянутый выше пред-
ставитель одной из них — студент Голубев, снискавший вско-
ре себе особое покровительство Чаплинского. По словам
производившего вначале предварительное следствие судебно-
го следователя по особо важным делам Фененка, слово «риту-
ал» было произнесено чуть ли не в тот момент, когда труп
Ющинского был вынут из пещеры (20 марта 1911 г[ода]), а с
произнесением этого слова немедленно началась погромная
агитация правых организаций. Уже 24 марта 1911 года после
судебно-медицинского вскрытия трупа Ющинского к Чаплин-
скому поступило анонимное заявление, что в данном случае
евреями совершено ритуальное убийство для получения хрис-
тианской крови перед наступающим праздником Пасхи. Затем
через несколько дней во время похорон Ющинского одним из
249
членов правых организаций Павловичем на кладбище были
разбросаны гектографированные прокламации с призывом
«уничтожить всех жидов, проливающих кровь христианских
детей», причем говорилось, что «убийство Ющинского риту-
альное и что в нем виноваты одни жиды». По этому поводу
жандармский подполковник Иванов, производивший рассле-
дование по делу Ющинского, говорил ему, Фененку, что дело
о Павловиче возбуждено не будет.
Как видно из копии представления прокурора Киевского
окружного суда прокурору Киевской судебной палаты от 15
апреля 1911 года, представленной последним министру юсти-
ции (см. Т. I дела № 1091 Министерства юстиции. Л. 6—8) по
поводу распространения этих воззваний, начальником Киев-
ского губернского жандармского управления было возбужде-
но в порядке 1035 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопрои-
зводства] формальное дознание, но оно было предназначено к
прекращению «за необнаружением виновных». Позднее по г.
Киеву распространялись в большом количестве гектографиро-
ванные воззвания «каморы народной расправы» к русским лю-
дям, в коих последние призывались к «мести евреям, замучив-
шим мальчика Ющинского», а власти обвинялись в укрыва-
тельстве евреев, совершивших это преступление. Воззвания
заканчивались словами: «Долой жидов, распявших Христа.
Долой жидов, людоедов-кровопийц. Смерть жидам». Эту аги-
тацию против евреев энергично поддерживали и органы печа-
ти соответствующего направления, как например «Киевский
двуглавый орел», «Земщина», «Русское знамя», «Гроза» и
др[угие], которые в целом ряде возбуждающих статей утверж-
дали наличность в убийстве Ющинского ритуального харак-
тера, настойчиво обвиняли в нем евреев и подвергали резким
нападкам чинов полиции, судебного следователя и прокурату-
ру за их якобы юдофильское и намеренное направление ро-
зысков в другую от евреев сторону и проч[ее]. Голубев, про-
изводивший с разрешения Чаплинского параллельно с офици-
альным дознанием свое частное расследование по делу
Ющинского с исключительной целью установить, что убийст-
во это совершено евреями, а равно Розмитальский, также со-
стоявший председателем какой-то правой патриотической ор-
ганизации, часто посещали Чаплинского в его служебном ка-
бинете или в его квартире, сообщали ему разные сведения,
приносили какие-то книги и бумаги, исполняли его поручения.
Проявляя большую дерзость, эти лица являлись без вызова в
камеру судебного следователя Фененки, стараясь убедить его
в ритуальном характере убийства Ющинского, предъявляли
ему требования о тех или других следственных действиях. С
250
такими же требованиями они являлись и к высшим чинам ад-
министрации — генерал-губернатору и губернатору. Произво-
дивший розыски исправляющий] обязанности] начальника
сыскного отделения Красовский неоднократно жаловался Фе-
ненке, что Голубев и Розмитальский просто мешают произво-
дить дознание, следя за действиями полицейских чиновников
и сообщая обо всем в газеты. Доставляемые ими Чаплинскому
сведения по делу оказывались по проверке их судебным сле-
дователем или безусловно ложными, или лишенными всякого
значения. Прокурор суда Брандорф, не разделявший совер-
шенно точки зрения Чаплинского на убийство Ющинского как
ритуальное, неоднократно указывал ему на невозможность та-
кого положения вещей, говорил, что, по имеющимся у него,
Брандорфа, сведениям, Голубев прибегает к недопустимым
способам, сознательно мешая деятельности чинов полиции,
разрушая их планы и пуская в ход самые неблаговидные при-
емы для получения свидетельских показаний, как то застра-
щивание, угощение детей сластями, а взрослых — пивом и вод-
кой и обещания всяких выгод за то или иное показание. На
все это Чаплинский возражал Брандорфу, что Голубев искрен-
но верит в ритуальность убийства и действует вполне беско-
рыстно и добровольно, а потому он и не считает нужным вос-
претить ему его деятельность. Под влиянием того же Голубева
Чаплинский решил изъять розыски по этому делу из ведения
начальника сыскного отделения Мищука и сосредоточить у
вышеупомянутого Красовского, состоявшего в то время при-
ставом 3 стана Сквирского уезда, человека способного и хо-
рошо знающего Киев и пользовавшегося притом расположе-
нием местного «Союза русского народа». Голубев, редактируя
газету «Двуглавый орел», муссировал в ней данные о деле
Ющинского. В этой газете печатались статьи, стихи и карика-
туры, касавшиеся предварительного следствия, и прокуратура,
всегда охранявшая предварительное следствие от оглашения в
печати, в данном случае молчала и даже потворствовала. Обо
всем этом свидетель Тальберг говорил Щегловитову, но пос-
ледний не придавал этому значения, хотя в газетах сообщалось
о таком вмешательстве Голубева и его товарищей в действия
судебных и административных властей (показания свидетелей
Тальберга, Фененка, Брандорфа и Трифонова).
Дело Министерства юстиции об убийстве Ющинского и на-
блюдательное производство прокурора Киевской судебной па-
латы наполнено вырезками из газет, в подавляющей массе на-
званных органов правого направления, к суждениям коих о
действиях чинов полиции и судебного ведомства по означен-
ному делу министерство весьма чутко прислушивалось, судя
251
по сделанным отметкам и срочным запросам прокурору судеб-
ной палаты по поводу тех или других указаний этой печати,
что, очевидно, было хорошо известно правым организациям,
которые не стеснялись давать свои указания по этому делу и
Министерству юстиции. Так, в телеграмме от 19 апреля 1911
года на имя министра юстиции Щегловитова председатель
Харьковского губернского «Союза русского народа» Котов-
Конышенко (Т. I дела Министерства] юстиции № 1091. Л. 17)
излагает: «Зверское убийство жидами отрока Ющинского с ри-
туальною целью в Киеве глубоко возмутило чувство право-
славных христиан. Наше общество почтительнейше просит Ва-
ше Высокопревосходительство поручить строжайшее следст-
вие лицам мужественным и честным и предать виновных
военному суду. Мученическая кровь отрока вопиет к небу о
возмездии, а наше чувство — справедливым отомщением не-
навистникам христиан. Вон жидов из России». Как видно из
рапорта Чаплинского министру юстиции от 26 апреля 1911 го-
да за № 2238 (там же. Л. 21), упомянутый Голубев, состоявший
также одним из руководителей академической партии студен-
тов университета, обратился к киевскому губернатору с тре-
бованием немедленно выселить из Киева до 3000 евреев по
указаниям правых организаций, а когда получил отказ, то на-
правился к преосвященному епископу Павлу (заместителю ки-
евского митрополита) и принес ему для прочтения и редакти-
рования челобитную на имя бывшего императора, в которой
«Союз русского народа», принося поздравления ему по случаю
дня коронования, вместе с тем всеподданнейше ходатайство-
вал о «выселении из Киева всех евреев, ибо они занимаются
исключительно безнравственными и преступными делами и не
останавливаются даже перед пролитием христианской крови
для своих религиозных надобностей, что и доказывается со-
вершением ими ритуального убийства Ющинского». Епископ
Павел сказал Голубеву, что характер этого преступления еще
не выяснен и потому нельзя категорически настаивать на ви-
новности в нем евреев, в особенности же в челобитной на имя
государя. Поэтому епископ Павел вычеркнул означенную фра-
зу, посоветовав при этом Голубеву вообще не ходатайствовать
о выселении всех евреев, как о вещи невыполнимой и могущей
только обеспокоить особу монарха. Голубев ушел, но сказал
епископу Павлу, что челобитная, вероятно, послана не будет,
но что правые организации воспользуются ожидаемым приез-
дом государя в Киев в августе месяце и тогда представят
всеподданнейшую просьбу о значительном ограничении прав
евреев.
252
29 апреля 1911 года 39-ю членами правой партии Государ-
ственной Думы, в том числе Пуришкевичем, Замысловским и
Марковым, был внесен запрос министрам внутренних дел и
юстиции по поводу убийства Ющинского, в коем авторы его,
приводя доказательства совершения евреями ритуальных
убийств и указывая на неправильное, по их мнению, течение
означенного дела, в котором вовсе не выясняется вопрос об
изуверской иудейской секте, членами коей совершено убийст-
во Ющинского, а теряется время на заподозревание матери,
убитого, причем киевская администрация противодействует
местной печати правого лагеря осветить дело с возможной
полнотой, предъявляют названным министрам следующий за-
прос, который просят признать спешным: «1) известно ли им,
что в России существует преступная секта иудеев, употребляю-
щая для некоторых религиозных обрядов своих христианскую
кровь, членами каковой секты замучен в марте 1911 года в
г. Киеве мальчик Ющинский, как о том сообщали газеты?
2) Если известно, то какие меры принимаются для полного
прекращения существования этой секты и деятельности ее со-
членов, а также для обнаружения тех из них, кои участвовали
в истязании и убийстве Ющинского?»
В дополнение к этому запросу в начале ноября 1911 года
Замысловским и другими членами той же правой фракции Го-
сударственной Думы был внесен новый запрос с просьбой о
признании его спешным по поводу неправильных действий ки-
евской полиции при производстве следствия по делу об убий-
стве Ющинского. В этом запросе излагается, что думская ко-
миссия, рассмотрев лишь 3 ноября 1911 года вышеупомянутый
первый запрос, высказалась за его отклонение. Между тем за
эти полгода накопился целый ряд новых фактов, свидетельст-
вующих о том, что «киевская полиция предприняла ряд дей-
ствий не к выяснению, а к сознательному затемнению дела, не
к обнаружению истины, а к сокрытию ее, не к изобличению
иудеев, совершивших, по убеждению местного населения, звер-
ское убийство ради крови христианского ребенка, а к отвле-
чению подозрений и даже к созданию ложных улик против
лиц неповинных. В своем стремлении отвлечь всякое подозре-
ние от иудеев и направить таковое на христиан — родствен-
ников или знакомых замученного Ющинского киевская поли-
ция произвела целый ряд обысков и подозрительных арестов,
вследствии чего авторы представляют следующий запрос ми-
нистрам внутренних дел и юстиции: «1) известно ли им, что
чины киевской полиции летом 1911 года во время производ-
ства следствия по делу об убийстве Ющинского чинили целый
ряд противозаконных арестов среди родственников убитого, и
253
2) если известно, то какие меры приняты для привлечения ви-
новных к законной ответственности и для выяснения тех це-
лей, в осуществление коих ими противозаконные аресты были
предприняты».
Приведенные запросы в Государственной Думе сильно вол-
новали Чаплинского и Щегловитова и отражались на направ-
лении розысков по делу Ющинского, тем более что взгляды
Замысловского и правых организаций на это убийство как ри-
туальное и враждебное их отношение к еврейству находили
себе полное сочувствие в названных руководителях этого дела.
Тотчас после внесения первого запроса Щегловитовым был
командирован для собрания сведений по делу Ющинского
вице-директор департамента Министерства юстиции Лядов,
приехавший в Киев уже 1-го мая. По утверждению Лядова,
допрошенного в качестве свидетеля, хотя вся обстановка убий-
ства и в особенности выводы экспертов Оболонского, Сикор-
ского и создали тогда у него личное убеждение, что Ющин-
ский убит был евреями, но никакой предвзятости по этому де-
лу у него не было, и он не только не оказывал по поручению
министра никакого давления на следственную власть, но даже
и не указывал того пути, который, по его мнению, являлся
наиболее правильным. Напротив того, план дальнейшего рас-
следования, который был намечен в совместных беседах его с
судебным следователем Фененком, прокурором палаты и про-
курором суда, заключался в том, что следственная власть бу-
дет тщательно и всесторонне расследовать каждое из возник-
ших уже тогда предположений о мотивах убийства Ющинско-
го и о возможных его виновниках. Как показывает далее
Лядов, он считал и продолжает считать, что дело Бейлиса ста-
вить на суд в таком виде, в каком оно было изложено в обви-
нительном акте, представлялось совершенно невозможным;
что улики, собранные против Бейлиса, были крайне сомни-
тельны и должны были рушиться на суде и что, наконец, по
его глубокому убеждению, Бейлис соучастником убийства
Ющинского не был. Этот взгляд свой он передавал многим
лицам. После возвращения из Киева и представления доклада
о своей поездке министру юстиции он, Лядов, ни разу не имел
более доклада по этому делу у министра, последний более с
ним об этом деле не говорил и никаких поручений не давал,
вследствие чего у него создалось внутреннее сознание, что ми-
нистр как бы устранял его в дальнейшем от какого-либо учас-
тия в этом деле. Однако показания Лядова в изложенных час-
тях вызывают основательное сомнение ввиду следующих дан-
ных. По удостоверению свидетеля Фененка, Лядов приехал в
Киев с уже готовым мнением по этому делу и при нем в ка-
254
бинете прокурора палаты сказал Чаплинскому, что министр
юстиции не сомневается в ритуальном характере убийства. На
это Чаплинский ответил, что он очень рад тому, что министр
держится такого же взгляда, как и он. Затем в разговоре по
д[елу] Ющинского с приехавшим к нему покойным Д. И. Пих-
но Лядов в присутствии его, Фененка, высказал свое полное
убеждение в несомненном ритуале, Пихно заметил, что это де-
ло может вызвать еврейский погром, а это, конечно, крайне
нежелательно. Тогда Чаплинский, обращаясь к Пихно, сказал,
что «собственно говоря, он ничего не будет иметь против того,
если евреев немного поколотят», этим заявлением Пихно, ви-
димо, был очень смущен и сейчас же уехал. Далее, ознакомив-
шись с актами предварительного следствия, Лядов во время
беседы с ним, Фененком, обратил внимание на показание
одного свидетеля, по объяснению коего Ющинский покупал
для своего детского ружья порох у какого-то еврея в Никола-
евской слободке, причем Лядов ему сказал, что показание это
весьма ценно и что как только будет установлена личность
этого еврея, его нужно будет привлечь в качестве обвиняемого
и заключить под стражу. По объяснению обвиняемого Чап-
линского, Лядов не давал ему никаких определенных указа-
ний, а высказал только свой взгляд, что убийство ритуальное
и совершено тем евреем, у которого Ющинский покупал по-
рох. Лядов вызвал к себе для расспросов студента Голубева,
который, по словам Фененки и Брандорфа, первый изобрел
виновность Бейлиса и впервые заявил, что в убийстве Ющин-
ского принимал участие приказчик завода Зайцева некий Мен-
дель («фамилия Бейлиса тогда еще не была известна»). Отра-
жение этой беседы Лядова с Голубевым ясно видно в заклю-
чительной части черновика доклада его, Лядова, Щегловитову
(Т. II дела Министерства] ю[стиции] №1091, в конце), в кото-
рой говорится, что «если результаты обыска завода Зайцева
дали благоприятные результаты, а также если бы удалось
установить личность еврея, продавшего Ющинскому порох,
решено немедленно заключить под стражу как управляющего
заводом Зайцева Менделя, так равно и продавца пороха».
Таким образом, изложенные действия и разговоры Лядова
свидетельствуют именно о [наличности у него предвзятого от-
ношения к делу, по которому в то время, в самом начале пред-
варительного следствия, был, как оказывается, предрешен во-
прос о ритуальном характере убийства Ющинского и о при-
влечении Бейлиса в качестве обвиняемого. При этом Лядов,
конечно, не мог не сознавать, что все высказанные им в беседе
по делу взгляды о направлении следствия в указанную сторону
ввиду занимаемого им служебного положения в Министерстве
255
юстиции и полученных от министра полномочий фактически
будут иметь обязательное значение для судебных властей и чи-
нов полиции. И только надо удивляться еще стойкости судеб-
ного следователя Фененка и прокурора суда Брандорфа, кото-
рые при таких условиях, несмотря на убеждение Чаплинского,
все-таки не соглашались на привлечение к следствию Бейлиса,
о чем будет сказано ниже. Что касается утверждения Лядова,
будто после своей киевской поездки он участия в деле Ющин-
ского более не принимал и чувствовал себя как бы устранен-
ным от него, то это трудно связать с тем признаваемым им в
конце своего показания фактом, что по поручению министра
у него всегда хранился II том означенного дела Министерст-
ва] ю[стиции] №1091, в котором находились все наиболее сек-
ретные бумаги по делу Бейлиса, в том числе рапорты Чаплин-
ского, копии шифрованных телеграмм Дьяченка, присылае-
мые из Министерства внутренних дел доклады Белецкого и
проч[ее], причем на этих бумагах имеются часто резолюции
Щегловитова о том, что он просит Лядова хранить их у себя.
Точно так же Лядов вел с Замысловским переписку о посылке
ему копий с актов предварительного следствия, выданных ему
совершенно незаконно частным образом.
Другим весьма важным фактором, поддерживавшим дан-
ное правыми организациями делу Ющинского как убийству
ритуальному направление, являлось такое же отношение к это-
му делу придворных кругов и самого бывшего императора, ко-
торые им очень интересовались, до мелочей включительно.
Выше было приведено объяснение Белецкого о том, что Щег-
ловитов держал бывшего государя в курсе всего дела своими
постоянными всеподданнейшими докладами, а по приезду его,
государя, в Киев в конце августа 1911 года Чаплинский сделал
ему доклад о положении дела с оттенением при этом улик,
изобличающих Бейлиса в ритуальном убийстве. В упомянутом
деле Министерства юстиции имеются рапорт и телеграммы
Чаплинского и черновик доклада министра юстиции с отмет-
ками о том, что они были доложены бывшему императору
министром] ю[стиции] Щегловитовым. Так, рукой последнего
написано на рапорте Чаплинского от 11 мая 1911 года за
№ 2582: «доложено Его Императорскому Величеству в Цар-
ском Селе 18 мая 1911 года. Министр юстиции статс-секретарь
Щегловитов». В этом рапорте Чаплинского излагаются дан-
ные предварительного следствия, главным образом показание
Голубева, экспертизы Сикорского и архимандрита Амвросия,
доказывающие ритуальный характер убийства Ющинского
(Т. I дела Министерства] ю[стиции]. №1091. Л. 64).
256
Во всеподданнейшем докладе, на черновике коего сделана
надпись: «На подлинном министром юстиции написано: До-
ложено Его Императорскому Величеству в Царском Селе 21
декабря 1911 года, министр юстиции, статс-секретарь Щегло-
витов» (Т. III того же дела. Л. 18), излагаются «данные», по-
служившие основанием для предъявления обвинения в убийст-
ве к еврею Менделю Бейлису. Стараясь доказать, что перед
самым совершением убийства покойный Ющинский находил-
ся вблизи кирпичного завода Зайцева, на котором проживал
в качестве управляющего заводом Мендель Бейлис, доклад го-
ворил, что при дальнейшем производстве следствия были до-
быты якобы «прямые указания» на то, что одним из участни-
ков этого преступления является Бейлис. Эти прямые указания
заключались в 4 швайках (предполагаемые орудия преступле-
ния), найденных в шорной мастерской этого завода и расска-
зах свидетелей Казимира Шаховского, Анны Захаровской, же-
ны первого из них Ульяны Шаховской, от которых притом
они при допросе отказались, будто Бейлис схватил Ющинско-
го и потащил его к заводской печи. Вот эти более чем сомни-
тельные данные привели, [по] словам доклада, «следственную
власть к убеждению, что в совершении убийства Ющинского
принимал участие Бейлис, который был полным распорядите-
лем бездействовавшего тогда завода Зайцева и проживал в до-
ме у самой заводской печи». Фактически это было неверно,
так как ни судебный следователь Фененко, ни прокурор суда
Брандорф ввиду ничтожности таких улик против Бейлиса не
соглашались на привлечение его к следствию и таковое состо-
ялось по письменному предложению Чаплинского, обязатель-
ному для судебного следователя. Затем, ссылаясь на обвини-
тельную для Бейлиса экспертизу профессора Сикорского, дав-
шего заключение, что убийство Ющинского является «актом
расового мщения евреев», доклад совершенно умалчивает об
отрицательной для обвинения богословской экспертизе про-
фессора Глаголева. Весь доклад вообще носит явно односто-
ронний характер.
На телеграмме Чаплинского Щегловитову в Ялту от 25 сен-
тября 1913 года с донесением о том, что 22 сентября в киев-
ском Владимирском соборе во время великого хода еврей, от-
казавшийся назвать себя, войдя на амвон, начал произносить
речь в защиту Бейлиса, но был немедленно арестован и при-
влекается по 951 ст[атье] Улож[ения] о наказаниях] и 73
ст[атье] Уголовного] улож[ения], имеется надпись Щегловито-
ва: «Доложено Его Императорскому Величеству в Ливадии 25
сентября 1913 года. Министр юстиции, статс-секретарь Щег-
ловитов» (Т. IV того же дела. Л. 35).
257
Насколько дело Бейлиса даже в незначительных обстоя*
тельствах своих привлекало к себе внимание бывшего импера-
тора и двора, а также всех властей, видно, между прочим, из
следующего факта, имевшего место уже после окончания про-
цесса. 26 декабря 1913 года на станции Винница Юго-
Западных жел[езных] дорог чинами железнодорожной жан-
дармской полиции, благодаря плохой упаковке багажа, при-
сланного местному книжному магазину Рехлиса, было
замечено, что там, кроме еврейских газет, находятся также
бронзовые жетоны с изображением Бейлиса и с надписями на
русском и еврейских языках. По требованию полиции Рехлис
предъявил 8 жетонов, объяснив, что они присланы ему из Вар-
шавы еврейской газетой «Момент» для распродажи желаю-
щим по 10 копеек за экземпляр. Этот случай послужил осно-
ванием для производства жандармской полицией целого рас-
следования об изготовлении и распространении упомянутых
жетонов, причем обвиняемые в этом евреи Герштейн и Тигель,
проживавшие в Варшаве, были арестованы и привлечены к от-
ветственности, и затем составил предмет особого всеподдан-
нейшего доклада министра внутренних дел в конце января
1914 года, при коем были представлены образцы жетонов
(Т. IV дела №157 Департамента полиции. Л. 69 и 86). Своими
крайне односторонними в указанном смысле докладами быв-
шему императору по делу об убийстве Ющинского, основан-
ными на таких односторонних и лишенных объективности до-
несениях Чаплинского, Щегловитов, естественно, связал себя
и Чаплинского в своих предстоящих действиях по этому делу,
вследствие чего они оба уже не могли отказаться от принятой
ими с самого начала ритуальной версии в этом деле и вынуж-
дены были принимать все меры к постановке этого дела на
суде с целью добиться обвинительного приговора, хотя неос-
новательность обвинения, слишком поспешно предъявленного
Бейлису, не могла быть для них менее ясной, чем, напр[имер],
для министра внутренних дел Макарова, который в своем офи-
циальном секретном письме на имя Щегловитова от 3 мая 1912
года за № 232 (Т. III дела №1091 Министерства] ю[стиции].
Л. 145), прося о назначении к слушанию дела Бейлиса, отло-
женного рассмотрением до осени 1912 года (по первому обви-
нительному акту), не ранее окончания в Киевской губернии
выборов в Государственную Думу, в основание своей просьбы
указывает, что «есть основание полагать, что судебный про-
цесс Бейлиса окончится оправданием обвиняемого, за невоз-
можностью доказать его виновность», что «этот процесс, при-
ковавший к себе всеобщее внимание не только в России, но и
за границей, будет представлять собой широкий обществен-
258
ный интерес», что «возможный исход этого дела в смысле оп-
равдания обвиняемого произведет на русское население край-
не тягостное впечатление, и наоборот, в среде инородцев, и
особенно евреев, вызовет ликование по поводу такого благо-
приятного для них разрешения процесса, все время представ-
лявшего собою серьезную угрозу еврейской части населения»,
и «что для обеспечения правильного и спокойного хода выбо-
ров в Государственную Думу необходимо принятие всяческих
мер в ограждение русских избирателей от тяжелых потрясе-
ний».
Усвоив себе под влиянием описанных условий взгляд на де-
ло Ющинского как на ритуальное убийство, по которому об-
виняемым должен быть непременно еврей, Чаплинский, руко-
водимый правыми организациями в лице студента Голубева и
Замысловским, в течение предварительного следствия и про-
изводившихся одновременно полицейских розысков, совершил
ряд пристрастных незаконных действий, которые хотя и не ук-
ладываются в узкие рамки той или другой карательной статьи
уголовного закона о должностных преступлениях, но ярко ха-
рактеризует всю его деятельность по этому делу, обусловли-
вавшуюся, несомненно, также и директивами министра]
ю[стиции] Щегловитова, а вместе с тем разъясняют и допол-
няют уже поставленные ему в вину преступные по должности
деяния. Устранив в скором времени от непосредственного на-
блюдения за делом прокурора суда Брандорфа, не разделяв-
шего его мнения о ритуальном характере этого убийства,
Чаплинский стал наблюдать лично за следствием и за поли-
цейскими розысками, производившимися как начальником
Киевского сыскного отделения Мищуком, так и жандармским
подполковником Ивановым, которому в помощь был коман-
дирован становой пристав Красовский, ранее исполнявший
должность начальника того же сыскного отделения, человек,
по отзыву Брандорфа, очень способный. Признавая в деле
лишь одну ритуальную версию, Чаплинский неуклонно, не-
смотря на возражения Брандорфа, направлял все розыски
лишь в сторону виновности Бейлиса, на которого первый ука-
зал Голубев, и совершенно игнорировал все другие сведения
по делу, вследствие чего упомянутые чины полиции и не могли
дать правильного направления розыскам лиц, действительно
виновных в убийстве Ющинского, так как знали, что всякая
работа в этом деле, направленная не к установлению факта
ритуального убийства, Чаплинскому не нужна и вызывает с
его стороны одно лишь раздражение. Подполковник Иванов,
находившийся в постоянных сношениях с Чаплинским, не-
однократно обращал внимание пристава Красовского на то,
259
что розысками убийц Ющинского в воровской среде, именно
в отношении Веры Чеберяк и окружавших ее преступных эле-
ментов, куда, однако вели все нити полицейских розысков,
Чаплинский нисколько не интересуется и такого направления
не признает, так как «ему непременно нужен жид».
Все усилия полицейских чинов, действовавших различными
приемами и через разных агентов, не давали желательных для
Голубева и Чаплинского результатов и только усугубили уве-
ренность в прокуроре Брандорфе, что убийство Ющинского
совершено в квартире Чеберяк и не обошлось без ее участия
в той или другой форме. Такое же вполне определенное подо-
зрение против нее возникло у судебного следователя Фененка
с самого начала следствия. Под влиянием Голубева Чаплин-
ский решил изъять розыски по делу из ведения Мищука и со-
средоточить их у Красовского. Однако и этот последний вско-
ре явился к Брандорфу и доложил, что он также пришел к
убеждению в виновности Чеберяк и окружавших ее преступ-
ных лиц. Вместе с тем подполковник Иванов сообщил Бран-
дорфу, что если бы можно было на время арестовать Чеберяк,
то убийство Ющинского было бы раскрыто. Все эти лица об-
ращались к Брандорфу, по его объяснению, потому, что они
знали взгляды его на это дело, вполне свободные от предвзя-
тости, а наряду с этим им было известно, что подобный мате-
риал выслушивался и воспринимался Чаплинским крайне не-
одобрительно; он, Брандорф, несколько раз говорил с Чаплин-
ским о необходимости привлечь к следствию Чеберяк, но тот
решительно этому противился, вследствие чего Фененко, не
имевший прямых улик против Чеберяк, не рисковал ее при-
влекать. После указанного разговора с Ивановым Брандорф,
не предупреждая Чаплинского, написал бумагу начальнику гу-
бернского жандармского управления с указанием на вредную
деятельность Чеберяк, слывущей притоносодержательницей,
каковое его сообщение ввиду ожидаемого приезда в Киев быв-
шего государя послужило основанием к аресту Чеберяк в по-
рядке охраны. Однако через короткое время она была осво-
бождена по распоряжению Чаплинского, к которому явился
Голубев и потребовал немедленного освобождения Чеберяк,
заявив, что она принадлежит к «Союзу русского народа» и со-
вершенно незаконно подвергнута аресту. О своей бумаге на-
чальнику губернского жандармского управления он, Бран-
дорф, умышленно ничего не сказал Чаплинскому, так как был
уверен, что последний не допустит ареста Чеберяк, между тем
он твердо рассчитывал, что если Чеберяк посидит под стражей
несколько дней, то удастся раскрыть все дело. Ему, Брандор-
фу, а равно и Фененку было слишком досадно, что, несмотря
260
на общие указания на истинный путь отыскания виновных, де-
ло систематически губится, получая направления, выискиваю-
щие мнимых участников преступления и как бы укрывающие
достаточно заподозренных лиц. Конечно, по мнению Брандор-
фа, Фененко мог предпринять кое-что по своей инициативе,
но, во-первых, он был сильно связан наблюдением Чаплинско-
го, а во-вторых, самое главное, он был лишен возможности
правильно разрабатывать улики против Чеберяк вследствие
постоянного вмешательства Голубева, который «портил дело»
(показания Брандорфа, Фененка, Трифонова и Красовского).
Привлечение Бейлиса к следствию в качестве обвиняемого
с заключением его под стражу, стоявшее, видимо, в связи с
ожидаемым в конце августа 1911 года приездом в Киев быв-
шего императора, состоялось 3 того же августа по письменно-
му предложению Чаплинского от 2 августа, являвшемуся для
Фененка обязательным, и сопровождалось следующими обсто-
ятельствами, как о том свидетельствуют Брандорф и Фененко.
Еще 22 июля Бейлис после произведенного у него обыска был
арестован в порядке охраны начальником охранного отделе-
ния Кулябко и с того времени до дня допроса его судебным
следователем Фененком содержался под стражей. На устроен-
ном затем Чаплинским совещании как Брандорф, так и Фе-
ненко, несмотря на все его убеждения, решительно возражали
против привлечения Бейлиса к следствию, и Фененко катего-
рически отказался привлекать Бейлиса без письменного пред-
ложения его, Чаплинского, а Брандорф убеждал последнего
освободить Бейлиса из-под стражи и не привлекать его. Перед
тем Фененко, проверив весь собранный полицией против Бей-
лиса материал, установил очевидную лживость показаний сви-
детелей, пытавшихся его уличить, о чем и сообщил вернувше-
муся из отпуска Брандорфу, который был этим крайне возму-
щен и вполне согласился с Фененком, что о привлечении
Бейлиса не может быть и речи. Когда же во время означенного
совещания Брандорф, возражая Чаплинскому, заявил, что он
берется написать гораздо более обоснованное предложение о
привлечении к делу Чеберяк, то Чаплинский на это сказал, что
он никогда не допустит, чтобы, «по еврейскому делу была при-
влечена в качестве обвиняемой православная женщина». Ис-
правляющий должность прокурора суда во время отпуска
Брандорфа товарищ прокурора Племянников в разговоре с
Фененком также высказывал откровенно свое возмущение же-
ланием Чаплинского привлечь к делу в качестве обвиняемого
непременно еврея и придать делу Ющинского ритуальный ха-
рактер.
261
Всем розыскам, производившимся в неугодных ему направ-
лениях, особенно в сторону Чеберяк, Чаплинский противодей-
ствовал, признавая лишь одну ритуальную версию в этом деле
и считая все остальные измышлением евреев, чины же полиции
Мищук, Красовский, Кириченко и др[угие], продолжавшие
производить такие розыски и после привлечения к делу Бей-
лиса, были устраняемы Чаплинским от розысков и подверга-
лись преследованиям включительно до возбуждения против
них разных уголовных дел. Полиция знала, что по делу Бей-
лиса можно работать только в определенном направлении и
так была запугана Чаплинским, что полицейские чиновники
боялись прикоснуться к этому делу (показания Фененка, Три-
фонова и Григоровича-Барского). О причинах устранения им
от дальнейших розысков по делу Бейлиса Мищука и Красов-
ского Чаплинский в своем рапорте министру юстиции от 26
ноября 1911 года за № 6037 (Т. II дела Министерства] юсти-
ции] №1091. Л. 12) о неправильных действиях чинов Киевской
полиции в связи с вышеупомянутым запросом в Думе правых
членов ее излагает следующее. Так как начальник Киевского
сыскного отделения Мищук, оставаясь при своем прежнем
убеждении о совершении убийства Ющинского его матерью и
отчимом Александрой и Лукой Приходько, не проявлял ника-
кой деятельности в производстве розысков среди евреев, не-
смотря на делаемые ему указания о возможности ритуального
характера убийства, то он, Чаплинский, решил вовсе устра-
нить его от розысков по делу и поручил прокурору суда со-
общить о том губернатору. 26 мая это было исполнено, но
Мищук не перестал собирать сведения по делу. 25 августа Ми-
щук доложил ему, Чаплинскому, по телефону, что им найдены
зарытые в землю орудия (швайки) преступления, и вещи,, по-
видимому принадлежащие Ющинскому, и просил командиро-
вать следователя; затем при осмотре Мищук стал докладывать
ему, что Бейлис привлечен и арестован неправильно, и доло-
жил, что на днях им получены от вполне достоверного лица
сведения, что убийство Ющинского было совершено обыкно-
венными ворами с целью симулировать ритуальное убийство,
чтобы этим способом вызвать еврейский погром и разграбить
имущество евреев-торговцев, и что в этом убийстве принимали
участие Чеберяк и некий Романюк, которых он и арестовал.
При проверке следственным путем оказалось, что найденные
вещи не принадлежат покойному Ющинскому, что железные
орудия не подходят к ранениям на его теле и что эти предметы
находились в земле весьма непродолжительное время. Таким
образом, говорится далее в рапорте, стало очевидным, что
Мищук или поддался грубому обману со стороны кого-либо
262
и не сумел распознать его вследствие своих малых способнос-
тей, или сам оборудовал весь этот эпизод в надежде ввести в
заблуждение судебные власти и направить следствие на лож-
ный путь. «Поэтому им, Чаплинским, было вновь подтверж-
дено Мищуку запрещение участвовать в розысках по этому де-
лу и было предложено немедленно освободить Чеберяк и Ро-
манюка, арест коих без его разрешения являлся незаконным.
26 августа им, Чаплинским, было доведено до сведения губер-
натора о таких действиях Мищука, причем он настаивал на
немедленном увольнении Мищука от занимаемой им должно-
сти, на что губернатор выразил согласие, вследствии чего 13
сентября Мищук был уволен, а 8 ноября постановлением гу-
бернского правления против Мищука и агентов сыскного от-
деления Падалки, Смоловика, принимавших участие в эпизоде
с находкой вещей, было возбуждено уголовное преследование
по 362 ст[атье] Улож[ения о наказаниях]. По этому делу Ми-
щук был оправдан приговором Киевской судебной палаты, но
затем после кассации этого приговора приговором Харьков-
ской судебной палаты осужден, а впоследствии помилован.
Относительно исправляющего обязанности начальника
сыскного отделения пристава Красовского Чаплинский в том
же своем рапорте доносил, что с 15 сентября 1911 года Кра-
совский более не принимает участия в производстве розысков.
Исполняя вначале его, Чаплинского, поручения в указанном
ему направлении, Красовский впоследствии отклонился от на-
меченного ему пути, хотя не добыл в этом отношении заслу-
живающего внимания материала, тем не менее, видимо, не раз-
деляя мнения о ритуальном характере данного преступления,
стал высказывать разного рода предположения о такой обста-
новке и мотивах убийства Ющинского, которые не имеют под
собой разумного основания. Видя бесполезность Красовского
для дальнейших розысков, он, Чаплинский, и сообщил губер-
натору об освобождении Красовского от возложенной на него
командировки по делу Ющинского. Для точного выяснения
причины такого поведения Мищука и Красовского, создавав-
ших осложнения в деле розысков, он, Чаплинский, не распо-
лагает достаточными данными. Хотя упорное уклонение их от
подчинения даваемым им указаниям заставляет предполагать,
что по каким-то причинам они сознательно стали блюсти ин-
тересы евреев, а не дела, тем не менее никаких определенных
фактов в этом отношении в его распоряжении не имеется и
он, Чаплинский, не может отрицать возможности того, что как
Мищук и Красовский, так и их агенты искренно не разделяли
его убеждения о характере данного преступления.
263
Впоследствии против Красовского, помимо устранения его
от должности станового пристава, было возбуждено несколько
уголовных дел по обвинению в преступлениях [по] должности,
окончившихся, однако, прекращением их или оправдательным
приговором. По одному из этих дел (362, 2 ч[асть] 348 и 1
ч[асть] 1540 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях]), по которому
Красовскому инкриминировалось, между прочим, уничтоже-
ние каких-то служебных переписок, потом, однако, нашедших-
ся, и по которому состоялось 4 июля 1912 года постановление
Киевского губернского правления о предании его суду (Т. II
наблюдательного производства] прокурора] Киевской судеб-
ной палаты. Л. 60), он был заключен под стражу, причем эта
мера пресечения способов уклоняться от следствия и суда, яв-
но не вызывавшаяся необходимостью, была принята судебным
следователем, производившим следствие, под давлением Чап-
линского, как это явствует из следующего. По удостоверению
свидетеля — судебного следователя Киевского окружного суда
Рохеля, исполнявшего требования судебного следователя того
же суда, кажется, по Сквирскому уезду, о допросе Красовского
в качестве обвиняемого по означенному делу, товарищ проку-
рора Борисов встретив его, Рохеля, в суде перед получением
им упомянутого требования, сказал ему, что Красовского по
этому делу нужно будет заключить под стражу. На его ответ,
что мера пресечения будет избрана та, которая будет указана
в требовании судебного следователя, Борисов возразил, что
прокурорский надзор настаивает на аресте Красовского, и ес-
ли для него, Рохеля, недостаточно словесного предложения, то
он получит письменное. В полученном им в тот же день тре-
бовании этого судебного следователя мера пресечения в отно-
шении Красовского была уже указана, именно — содержание
под стражей. Когда таковая была объявлена Красовскому, то
последний после ухода присутствовавшего при его допросе на-
званного товарища прокурора Борисова заявил, что все обви-
нение создано против него искусственно и что ему хорошо из-
вестно, за что его арестовывают. По словам Рохеля, для него
тогда было ясно, что арест Красовского тесно связан с делом
Бейлиса, а впоследствии он получил достоверные сведения о
том, что на судебного следователя, пославшего ему означенное
требование о допросе и аресте Красовского, прокурорским
надзором было оказано давление в смысле избрания против
него тягчайшей меры пресечения. Затем, по утверждению упо-
мянутых выше достоверных свидетелей: судебного следователя
Фененка и Тальберга, присутствовавших на процессе члена
Государственной Думы Шульгина, обвинявшегося по 3 пунк-
ту] 1034 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях] за напечатание в га-
264
зете «Киевлянин» статьи с резкой критикой обвинительного
акта и действий Чаплинского по делу Бейлиса, Чаплинский,
допрошенный на суде в качестве свидетеля, между прочим, от-
кровенно заявил, что «он распорядился заключить Красовско-
го под стражу, так как последний мешал производству пред-
варительного следствия по делу Бейлиса».
Против околоточного надзирателя Кириченко, работавше-
го по производству розысков совместно с подполковником
Ивановым и давшего по делу Бейлиса правдивые показания,
также было возбуждено какое-то дело. Пристав Барбиер и
др[угие] были перемещены на худшие места (показания Фенен-
ка, Трифонова и Григоровича-Барского).
Такое отношение Чаплинского к розыскам по д[елу] Бей-
лиса и к производившим их чинам полиции встречало осуж-
дение и в местной высшей администрации в лице киевского
губернатора Гирса, который, однако, был бессилен что-либо
сделать в защиту чинов полиции против желания Чаплинско-
го, опиравшегося на Щегловитова и Замысловского. В проис-
шедшем вскоре после внесения в Государственную Думу вто-
рого запроса правых членов ее разговор со свидетелем Таль-
бергом, упорно Чаплинским отрицаемом на суде по делу
Шульгина, он, упомянув об этом запросе, сказал Тальбергу,
что «он тут ничего не может сделать, так как губернатор Гире
оказывает ему, Чаплинскому, противодействие и не соглаша-
ется на предание суду Мищука, который портит все предвари-
тельное следствие». При этом Чаплинский просил Тальберга
передать своему племяннику (также Тальбергу), состоявшему
советником Киевского губернского правления, чтобы тот по-
влиял на Гирса, который, очевидно, не понимает, что он, Чап-
линский, в качестве прокурора судебной палаты также может
чинить ему препятствия при назначениях и перемещениях чи-
нов полиции».
Этот вопрос об отношении Чаплинского к администрации
в связи в розысками по д[елу] Бейлиса получает интересное
освещение в объяснении обвиняемого Белецкого, к которому
губернатор Гире, его старый знакомый, обратился с просьбой
по приезде в Петроград оказать ему содействие в деле приис-
кания нового начальника сыскного отделения взамен исправ-
лявшего должность Красовского. В разговоре об этом Гире
откровенно сообщил ему, Белецкому, что лично он считает
Красовского отвечающим его пожеланиям, но Чаплинский,
находящийся в непрерывных сношениях по делу Бейлиса с ми-
нистром юстиции, постоянно ссылаясь на то особое [в] поли-
тическом отношении значение, какое имеет успешный ход со-
брания материалов, подкрепляющих обвинение Бейлиса в ри-
265
туальном убийстве, находит, что Красовский, пошедший вна-
чале по правильному пути изобличения Бейлиса в этом пре-
ступлении, в последнее время затемняет дело и старается путем
даже преступных служебных действий отвлечь внимание след-
ственной власти в сторону обрисовки этого преступления как
акта простого убийства, совершенного притом не Бейлисом.
По имеющимся у него, Чаплинского, негласным сведениям, он
считает несомненным, что Красовский изменил свой образ
действий единственно под влиянием денежной взятки, полу-
ченной им от местной еврейской колонии, прилагающей все
усилия к тому, чтобы освободить от этого обвинения Бейлиса,
в виновности коего он, Чаплинский, глубоко убежден.
Ввиду этого Чаплинский, по словам Гирса, настойчиво по-
требовал от местной администрации смены начальника сыск-
ного отделения. К этому Гире добавил в той же беседе с ним,
Белецким, что Чаплинский к этому делу Бейлиса относится с
особой нервностью, имеет его под своим непосредственным
наблюдением, сам руководил розысками, привлек к таковым
руководителя местной монархической группы Голубева, горя-
чего и неуравновешенного молодого человека, доставляющего
много беспокойства киевской администрации своим активным
вмешательством в сферу административного управления, и на-
ходится в постоянном общении как лично, так и через Голу-
бева с членом Государственной Думы Замысловским, часто
ссылаясь на особый интерес последнего к этому делу как
имеющему важное значение для партийной политики правой
группы Государственной Думы. Все это, по словам Гирса, его
сильно озабочивает, почему он и приехал в Петроград, чтобы
по этому поводу переговорить с министрами внутренних дел
и юстиции, а если окажется нужным, то и с Замысловским. По
дальнейшему объяснению Белецкого, из отдельных эпизодов
хода розысков по д[елу] Бейлиса он вынес убеждение, под-
тверждавшее вывод Гирса о том, что нервный и односторон-
ний интерес, внесенный в расследование убийства Ющинского
Голубевым, и постоянное вмешательство Чаплинского в ход
этого расследования выбили лиц, производящих следствие и
розыск, из колеи спокойного и объективного отношения к де-
лу и повели следствие по пути, предначертанному Голубевым
и Чаплинским, вследствие чего, когда Министерством внут-
ренних дел было проявлено стремление всесторонне осветить
это дело путем командирования на место опытного в сыскном
деле чиновника Петроградской сыскной полиции Кунцевича
и одного из чиновников особых поручений Департамента по-
лиции, то эта попытка оказалась запоздалой, и им пришлось
вынести только впечатление, что на месте вокруг этого дела
266
разгорелись страсти, мешающие производить розыски в спо-
койной обстановке, потому и материал, имеющийся в распо-
ряжении следственной власти, особенной ценности не пред-
ставляет.
Весьма характерным и показательным является отрица-
тельное отношение Чаплинского к розыскам жандармского
подполковника Иванова и командированного ему в помощь
околоточного надзирателя Кириченка, производившимся в на-
правлении к Вере Чеберяк и окружавшим ее подозрительным
лицам по указаниям судебного следователя Фененка и привед-
шим в своем результате и Иванова к убеждению в виновности
этих лиц в убийстве Ющинского. Впоследствии Чаплинский,
недовольный действиями Иванова, также устранил его от
дальнейшего расследования, о чем последний говорил свиде-
телям Тальбергу и Мануйлову. Заподозрив уже в начале след-
ствия Чеберяк в причастности к этому преступлению, видимо,
совершенному в ее квартире, Фененко стал собирать данные
к ее изобличению и, получив в первых числах декабря 1911
года после допроса Латышева и Модзалевского новые важные
указания на их прикосновенность к этому делу, сообщил та-
ковые Иванову и Кириченку, производившим дознание в во-
ровской деятельности Чеберяк, для производства дальнейшего
расследования в этом направлении. Именно Чаплинский, знав-
ший об этом обстоятельстве, настаивал, однако, на скорейшем
окончании следствия, не выжидая результатов розысков Ива-
нова, и назначил Фененку крайний срок для направления де-
ла — 1 января 1912 года. Исполнив это желание Чаплинского
и направив дело в первых числах января 1912 года, Фененко,
по его словам, лично был убежден, что производимое Ивано-
вым дополнительное дознание увенчается успехом и направ-
ленное дело будет возвращено ему для доследования. Так в
действительности и случилось, несмотря на всяческое проти-
водействие Чаплинского возвращению дела к доследованию.
По удостоверению Фененка, через несколько месяцев Иванову
удалось собрать значительный новый материал, изобличаю-
щий Чеберяк и известных преступников Сингаевского (ее бра-
та), Латышева и Рудзинского в убийстве Ющинского, и он на-
правил это дополнительное дознание Чаплинскому. Как затем
передавал ему, Фененку, сам Иванов, он при этом сказал Чап-
линскому, что против этих лиц собраны такие данные, что их
необходимо арестовать. Однако Чаплинский запретил ему это
делать, чему он и подчинился. Точно так же и свидетель Три-
фонов удостоверяет, что Чаплинский, получив официальное
заявление журналиста Бразуля-Брушковского с указанием как
на виновников убийства Ющинского на Чеберяк и др[угих], не
267
желал направить дела к доследованию и в разговоре убеждал
его, свидетеля, что он, Чаплинский, не имеет даже права этого
делать, так как, если он обратит дело к доследованию, то это
будет иметь вид, будто он верит новой версии убийства, в дей-
ствительности же он заявлению Бразуля-Брушковского не ве-
рит, а потому и считает такое доследование пустой проволоч-
кой дела, обрекающей на лишнее сидение в тюрьме Бейлиса,
которого ему жаль. При этом Чаплинский сказал, что ему без-
различно, осудят ли или оправдают Бейлиса, и что для него
важно лишь признание судом факта убийства Ющинского с
ритуальной целью. Сильнее всего против Чаплинского по это-
му предмету говорит его собственный рапорт министру юсти-
ции от 28 мая 1912 года за № 2838 (Т. III дела №1091 Минис-
терства] ю[стиции]. Л. 176—177) с изложением тех мотивов, по
коим он не счел возможным дать дальнейший ход указанному
заявлению Бразуля-Брушковского. В этом рапорте Чаплин-
ский доносит, что «6 мая 1912 года к подполковнику Иванову
поступило новое заявление Бразуля-Брушковского о том, что
убийство Ющинского совершено профессиональными ворами
Латышевым, Рудзинским и Сингаевским в квартире сестры
последнего Веры Чеберяк, где все эти лица собрались заранее,
ожидая прихода туда Ющинского. Заявление это было рассле-
довано подполковником Ивановым при участии товарища
прокурора, причем оказалось, что положенные в его основа-
ние сведения были добыты Бразуль-Брушковским через быв-
шего полицейского пристава Красовского, ныне состоящего
под следствием за служебные преступления, определенных за-
нятий не имеющего, через студента Киевского политехничес-
кого института Махалина, состоящего под следствием по об-
винению в экспроприации, от неких Екатерины Дьяконовой,
вращающейся в среде киевских профессиональных воров, и
Караева, содержавшегося в течение 4 лет в тюрьме, и специ-
ально выписанного Махалиным с Кавказа для розысков по де-
лу Ющинского».
Критикуя далее в рапорте своем показания опрошенных
Ивановым упомянутых Дьяконовой и Караева (последнему
Сингаевский сознался в убийстве Ющинского) и высказывая
свое недоверие им главным образом ввиду неблагоприятных
о личности этих свидетелей сведений, Чаплинский говорит да-
лее, что «подполковник Иванов, признавая доложенные им
данные совершенно достаточным материалом для обвинения
в убийстве Ющинского не Менделя Бейлиса, а Чеберяк, Ла-
тышева, Сингаевского и Рудзинского, просил у него, Чаплин-
ского, разрешения немедленно арестовать Сингаевского и Че-
беряк, которая, по полученным негласным сведениям, собира-
268
ется на днях скрыться из Киева. Однако, обсудив результаты
произведенного Ивановым расследования, он, Чаплинский, ре-
шительно не признал возможным разделить такой взгляд Ива-
нова и нашел, что добытый материал никаких оснований для
возобновления предварительного следствия по делу Ющинско-
го в смысле обследования виновности в этом преступлении
вышеназванных лиц не представляет». Следует при этом иметь
в виду, что первый обвинительный акт по делу Бейлиса был
утвержден камерой предания суду еще 20 января 1912 года и
дело уже было назначено к слушанию на 17 мая 1912 года, но
потом снято с очереди. Излишним представляется останавли-
ваться на явной незаконности описанных действий Чаплинско-
го, который, получив заявление Бразуль-Брушковского с до-
полнительным расследованием полиции, конечно, не имел ни
малейшего законного основания задерживать таковые и вхо-
дить в оценку достоверности открывшихся по делу новых об-
стоятельств, а обязан был немедленно предложить их на
обсуждение окружного суда, от коего только и зависело даль-
нейшее направление дела. Как видно из объяснения обвиняе-
мого Чаплинского, даже министр юстиции не согласился с
приведенным его докладом и сделал ему распоряжение дать
новому расследованию законное направление, вследствие чего
оно поступило на рассмотрение окружного суда, который, со-
гласно определению своему от 19 июня 1912 года, представил
все дело ввиду вновь открывшихся обстоятельств на основа-
нии 549 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства] в су-
дебную палату, а палата определением своим от 21 того же
июня постановила возвратить дело к доследованию. По докла-
ду поехавшего в Петроград Чаплинского Щегловитову допол-
нительное следствие было возложено министром юстиции на
судебного следователя по особо важным делам Петроградско-
го окружного суда Машкевича. Хотя Чаплинский и объясняет
такое устранение Фененка от дела тем, что он был «слабый
следователь» и не справился бы с трудным и сложным досле-
дованием, но будет ближе к истине объяснить эту замену су-
дебного следователя, хорошо изучившего дело, тем, что Фе-
ненко резко расходился с Чаплинским во взглядах на винов-
ность Бейлиса и открыто говорил, что как только дело будет
возвращено ему для доследования, он сейчас же освободит
Бейлиса из-под стражи и дело пойдет нормальным порядком.
Это мнение Фененка было, конечно, известно Чаплинскому.
Еще ранее того, осенью 1911 года, прокурор Киевского окруж-
ного суда Брандорф против своего желания был назначен то-
варищем прокурора Петроградской судебной палаты по на-
стоянию Чаплинского. Перед приездом Щегловитова в Киев
269
после убийства Столыпина Чаплинский стал предлагать Бран-
дорфу воспользоваться пребыванием министра и через него,
Чаплинского, получить назначение товарищем прокурора су-
дебной палаты в Петрограде. По словам свидетеля Брандорфа,
этот перевод его не устраивал, и он понял, что Чаплинский
им тяготится и желает просто его «сплавить» под благовид-
ным предлогом. В разговорах об этом Чаплинский между про-
чим заявил ему, Брандорфу, что если он не хочет испортить
себе карьеры, то не должен высказывать Щегловитову своего
взгляда, что в деле Ющинского нет признаков ритуального
убийства, ибо Щегловитов твердо убежден в доказанности
этого факта. Перед своим отъездом из Киева Щегловитов, ко-
торому была известна точка зрения его, Брандорфа, на дело
Бейлиса, в очень настойчивой форме предложил ему указанное
назначение в Петроград, добавив, что «без такой переходной
ступени дальнейшее движение невозможно».
После упомянутого процесса члена Государственной Думы
Шульгина, на котором свидетель Тальберт дал неблагоприят-
ное для Чаплинского свидетельское показание, последний, не
стесняясь, стал всем рассказывать, что не допустит его, Таль-
берга, в почетные мировые судьи на новый срок. И действи-
тельно, несмотря на все предпринятые Тальбергом хлопоты
даже у самого Щегловитова, с которым он был лично хорошо
знаком, он, Тальберг, был вычеркнут из представленных ми-
ровым съездом списков почетных мировых судей.
По тому же делу Шульгина Чаплинский сделал попытку,
хотя и оказавшуюся неудачной, оказать давление на судебного
следователя по особо важным делам Новоселецкого, на кото-
рого вначале им было предположено возложить производство
предварительного следствия о напечатании упомянутой статьи
Шульгина. По рассказу свидетеля Новоселецкого, он перед
возбуждением этого дела был приглашен в кабинет прокурора
суда, где Чаплинский в присутствии прокурора суда Запенина
и товарища прокурора Борисова стал сейчас же говорить, что
в означенной статье Шульгина «помещены заведомо ложные
сведения о служебных действиях прокурора Киевской судеб-
ной палаты и что, хотя статья эта касается действий именно
его, Чаплинского, тем не менее на нем как прокуроре палаты
лежит долг ограждения достоинства этого органа правитель-
ственной власти, вследствие чего он считает нужным дать не-
сколько общих руководящих указаний для лица, которое будет
производить следствие по этому делу».
Высказав затем свой взгляд на состав инкриминируемого
Шульгину преступления, предусмотренного 3 п[унктом] 1034
ст[атьи] Улож[ения о наказаниях], и мнение о безусловной
270
ложности приведенных в указанной статье сведений, Чаплин-
ский начал доказывать, что «проверка по существу служебных
действий его по делу Бейлиса в рамки исследования входить
не может и сама по себе умаляет достоинство этого должност-
ного» лица как органа правительственной власти и что вопрос
об объективном соответствии оглашенных в статье сведений с
действительностью является в данном случае совершенно без-
различным. Чаплинский при этом особенно настаивал на том,
что все следствие по этому делу может и должно быть окон-
чено в 3 дня, что судебный следователь при производстве это-
го следствия должен лишь осмотреть означенную статью и де-
ла о Мищуке и Красовском, собрать разные другие официаль-
ные справки, привлечь и допросить в качестве обвиняемого
Шульгина и направить дело, причем если Шульгин сошлется
на свидетелей в подтверждение достоверности разглашенных
им фактов, то следователь должен отказать в их допросе, так
как вообще действия должностного лица нормируются суще-
ствующими на этот предмет законами и поэтому не могут
быть колеблемы свидетельскими показаниями, да и свидетели
в данном случае могут высказывать лишь свои мнения и взгля-
ды о действиях прокурора палаты, а такая субъективная кри-
тика не может быть введена в дело. В такие рамки, по мнению
Чаплинского, должно было быть заключено все следствие по
делу Шульгина. Когда же он, Новоселецкий, категорически за-
явил на это, что таким образом производить следствие он не
считает возможным, ибо находит полное сходство с внутрен-
ней стороны между деяниями, предусмотренными 3 п[унктом]
10344 и 2 ч[астью] 1535 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях], и
потому полагает, что Шульгину должно быть предоставлено
на следствии право предоставить доказательства достовернос-
ти оглашенных им фактов, а также доказывать свидетельски-
ми показаниями существование таких фактов, на основании
которых могли быть сделаны приведенные в этой статье вы-
воды. Ответив на возражения его, Новоселецкого, ирониче-
ским замечанием: «Вы так думаете?» — Чаплинский сейчас же
обратился к прокурору Запенину, сказав, что им нужно пере-
говорить по разным другим делам. После этого разговора за-
готовленное было предложение на его, Новоселецкого, имя о
производстве следствия по делу Шульгина было переписано
на имя судебного следователя по важнейшим делам Пурика.
Свидетели со стороны подсудимого Шульгина, в том числе
Фененко, профессор Билимович и Тальберг, имевшие удосто-
верить правдивость изложенных в статье его сведений, допро-
шены на суде не были, несмотря на очевидную существенность
их показаний и несмотря на повторное ходатайство о допросе
271
их со стороны защитника Шульгина, пригласившего их в зал
судебного заседания. Как известно, Шульгину был вынесен об-
винительный приговор с присуждением его к нескольким ме-
сяцам тюремного заключения.
Одностороннее, пристрастное отношение Чаплинского к
собираемому по делу Бейлиса следственному материалу харак-
теризуется еще следующим фактом. В тюрьме в одну камеру
с обвиняемым Бейлисом был посажен арестант Иван Козачен-
ко, которому подполковник Иванов поручил следить за пове-
дением Бейлиса и лиц, его окружавших. Передавая о послед-
нем разные сведения, Козаченко однажды сообщил Иванову,
будто бы Бейлис подговаривал его по освобождении из заклю-
чения отравить нескольких свидетелей по делу, обещая за это
большое денежное вознаграждение от евреев. При освобожде-
нии Козаченка из тюрьмы от него была отобрана записка Бей-
лиса на имя жены последнего, в которой он, утверждая о своей
невиновности и лживости показаний свидетелей против него,
просит хлопотать о нем и довериться человеку, передающему
ей это письмо, так как он может помочь в деле. Затем Бейлис
говорит, что если этот человек попросит у нее денег, то пусть
она даст ему на расход, который нужен будет. Допрошенный
немедленно судебным следователем об обстоятельствах полу-
чения им этой записки Козаченко показал, что он несколько
раз разговаривал в тюрьме с Бейлисом о деле Ющинского. Об-
ращаясь к нему с просьбой об оказании помощи по этому де-
лу, Бейлис предложил ему за денежное вознаграждение отра-
вить двух свидетелей и подкупить третьего. Последнего Бей-
лис назвал только по имени и сказал, что он живет в местечке
Обухове или же родом оттуда, отравить же он просил «Лягуш-
ку» и «Фонарщика». О том, что известно «Лягушке», Бейлис
не сказал, а о «Фонарщике» пояснил, что последний видел,
будто бы он шел с покойным Ющинским. Перед освобожде-
нием его, Козаченка, Бейлис передал ему записку к жене, на-
писанную под его диктовку арестантом Пухальским и подпи-
санную им, Бейлисом, и сказал, что по этой записке жена пере-
даст ему собранные еврейской нацией, заинтересованной в
исходе дела, деньги, необходимые на расходы по розыску сви-
детелей, которых надо устранить вышеуказанным способом.
От евреев он, Козаченко, получит и яд — стрихнин — для вы-
полнения сделанного ему предложения. Определенную сумму
вознаграждения Бейлис не назвал, но говорил, что на расходы
дадут ему, Козаченку, до 500 рублей, а если бы он удачно ис-
полнил данное поручение, ему дали бы на всю жизнь его. Ука-
зывая на «Лягушку» и «Фонарщика», Бейлис не назвал ни име-
ни, ни фамилии их, но из допрошенных по делу свидетелей
272
прозвище «Лягушки» носил Михаил Наконечный, «Фонар-
щика» — Казимир Шаховской, зажигающий фонари на ули-
цах. Заподозрив правдивость этого и других сообщений ему,
Козаченку, подполковник Иванов поручил двум своим аген-
там следить за ним и убедился, что он лгун, о чем и заявил
ему прямо в глаза, после чего Козаченко, испугавшись, упал
перед ним на колени, и, сознаваясь со слезами, что он все на-
лгал ему и судебному следователю о Бейлисе, просил не губить
его. Об этом признании Козаченка Иванов немедленно доло-
жил Чаплинскому, который, однако, не обратил на это вни-
мания и предложил ему не составлять протокола о сознании
Козаченка, так как это обстоятельство нетрудно будет устано-
вить на судебном следствии. Возмущенный этим поступком
Чаплинского, Иванов вызвал свидетеля Трифонова в Купечес-
кий сад и, рассказав подробно ему этот случай, просил его
устроить ему свидание с Д. И. Пихно, которого он предпола-
гал просить обратить должное внимание на действия Чаплин-
ского. О том же Иванов рассказывал свидетелям Фененку,
професору Билимовичу и Мануйлову, сотруднику газеты «Ки-
евлянин».
Приведенное показание свидетеля Козаченка, в измышлен-
ности коего после доклада Иванова Чаплинский, казалось бы,
не имел основания сомневаться, тем не менее, однако, было
целиком внесено как в первый, так и во второй обвинительные
акты, причем вслед за ним (во втором обвинительном акте)
излагалось, что свидетель Наконечный (Лягушка) был допро-
шен несколько раз и дал показания, благоприятные для Бей-
лиса. В одном из своих показаний Наконечный заявил, что
Казимир Шаховской, идя на допрос, сказал, что он «пришьет»
к делу «Менделя» за то, что последний говорил сыщикам о
том, что он, Шаховской, воровал дрова на заводе Зайцева.
При наличности такого показания Наконечного становилась
очевидной ложность утверждения Козаченка, будто Бейлис
подговаривал его отравить этого благоприятного для него,
Бейлиса, свидетеля. Между тем это показание Козаченка ввиду
нерозыска последнего и неявки в суд было оглашено на суде
и лживость его не могла быть достаточно выявлена, ибо вы-
званный защитой Бейлиса в качестве свидетеля в подтвержде-
ние этого и других благоприятных для Бейлиса обстоятельств
подполковник Иванов не подтвердил обстоятельств сделанной
на него ссылки, хотя ранее он целому ряду лиц рассказывал
об упомянутом сознании ему Козаченка и откровенно выска-
зывал свое убеждение в невиновности Бейлиса в предъявлен-
ном ему обвинении, причем обещал доказать это на суде. По
словам свидетеля Григоровича-Барского, поведение Иванова
273
на суде вызвало всеобщее удивление. При допросе он заявил
прежде всего, что затрудняется рассказать все ему известное
по делу, а затем давал показания, отвечая лишь на вопросы
сторон, причем отказался от своей прежней невиновности Бей-
лиса, заявлял о запамятовании наиболее важных и существен-
ных в интересах защиты обстоятельств произведенного им
расследования, и в частности сказал, что не помнит, сознавал-
ся ли ему Козаченко в том, что он ложно оговорил Бейлиса в
подговоре отравить главных свидетелей обвинения. На свиде-
теля Фененка, познакомившегося с показанием Иванова из га-
зетных отчетов, оно произвело такое же впечатление, что Ива-
нов многого не договаривал, а многое освещал не так, как это
было в действительности. Такого же характера показание бы-
ло дано Ивановым и по делу Шульгина, которое стояло в тес-
ной связи с делом Бейлиса. По свидетельству Тальберта, Ива-
нов, находившийся в полной служебной зависимости от Чап-
линского как прокурора палаты, при допросе по этому делу
был сдержан и просто жалок, причем Шульгин, не желая ему
вредить, и не предлагал ему вопросов, могущих поставить его
в тяжелое положение. По удостоверению свидетеля Трифоно-
ва, допрошенного и по делу Шульгина, при очной ставке с
ним на суде по этому делу Иванов, вопреки действительности,
отвергал то, что он сам говорил ему, Трифонову, по поводу
сознания Козаченка в лживости своего показания против Бей-
лиса, внесенного потом в обвинительный акт.
Допрошенный на следствии по настоящему делу подпол-
ковник Иванов точно так же не подтвердил тех приведенных
обстоятельств, о которых он сам же рассказывал в одном и
том же смысле упомянутым свидетелям, в правдивости пока-
заний коих нет оснований сомневаться, причем некоторые об-
стоятельства он совсем отрицал, относительно других от-
зывался запамятованием, третьи же излагал совсем в ином
смысле и освещении, чем прежде. Так, по словам Иванова,
Чаплинский противодействия в розысках по делу Бейлиса ему
не оказывал, хотя иногда и не соглашался с его мнением о
направлении таковых и направлял розыски в сторону евреев.
Он, Иванов, не может припомнить содержания своих бесед о
деле Ющинского с Пихно и Тальбертом. От других лиц, про-
изводивших розыски, — Мищука и Красовского, а также от
судебного следователя Фененка ему приходилось слышать на-
рекания на Чаплинского за то, что он относится к делу Ющин-
ского очень односторонне, направляя розыски убийц лишь в
сторону евреев. Производившееся им, Ивановым, негласное
расследование не дало определенных указаний на лиц, совер-
шивших убийство Ющинского, в том числе и в отношении
274
Бейлиса он никаких данных не добыл. Розыски в сторону Че-
беряк, Сингаевского, Латышева и Рудзинского также не дали
ему, по его мнению, достаточных данных для привлечения их
к суду. Относительно признания Козаченка он не может при-
помнить того, чтобы последний сознался ему именно в даче
ложного показания против Бейлиса у судебного следователя.
По рассказу Иванова, случай этот произошел так: Козаченко
доставлял ему разные сведения по делу Бейлиса и прокурор-
ским надзором ему, Иванову, поручено было выяснить секрет-
ным наблюдением, насколько Козаченко может считаться до-
стоверным свидетелем. Однажды Козаченко принес ему
какую-то брошюру об убийстве и заявил, что таковую дал ему
брат Бейлиса. Между тем агенты, приставленные им следить
за Козаченко, доложили ему, Иванову, что последний у брата
Бейлиса вовсе не был, а брошюру эту купил на рынке, на сто-
лике с книгами. При очной ставке с этими агентами Козаченко
упал перед ним, Ивановым, на колени и признался, что он все
ему наврал. На это он крикнул Козаченку, что, вероятно, и
следователю он говорил такую же правду, после чего пригро-
зил вновь отправить его в тюрьму. Обо всем этом он, Иванов,
немедленно по телефону сообщил Фененку, добавив, что сей-
час напишет ему бумагу об этом. Фененко сначала согласился
с этим, но затем сказал ему по телефону же, что письменного
сообщения посылать не нужно, а впоследствии при встрече
объяснил ему по этому вопросу, что поступить так он, Фенен-
ко, получил указание от кого-то из лица прокурорского над-
зора. Чаплинскому об описанном случае он, Иванов, кажется,
не докладывал. Никаких инструкций по поводу предстоявших
на суде показаний его он ни от Чаплинского, ни от кого-либо
другого не получал.
Обсуждая изложенное показание Иванова, нельзя признать
его достоверным ввиду резкого противоречия такового собст-
венным рассказам его, переданным вышепоименованными
свидетелями. Объяснить же такое поведение Иванова в насто-
ящее время, когда он не находится более в зависимости от
Чаплинского, можно с достаточной верностью тем, что он бо-
ится впасть в противоречие со своими более ранними показа-
ниями на суде по делам Бейлиса, Шульгина, чтобы не под-
вергнуться опасности уголовного преследования за лжесвиде-
тельство под присягою.
Один из защитников Бейлиса — присяжный поверенный
Григорович-Барский, ныне старший председатель Киевской
судебной палаты, наблюдавший весь ход этого дела, дает в
своем показании следующую общую характеристику деятель-
275
ности Чаплинского и отчасти администрации по этому про-
цессу во всех его стадиях.
«Представители правых организаций — Голубев, Поздня-
ков, Розмитальский и др[ругие] — во время предварительного
и судебного следствия оказывали постоянное влияние на ход
дел и при помощи Чаплинского и вице-директора [департа-
мента] Министерства] ю[стиции] Лядова добивались смеще-
ния неугодных им чинов полиции. Под влиянием представи-
телей правых организаций Чаплинский терроризировал чинов
полиции, не действовавших в желательном им направлении,
защитников по делу, прессу и свидетелей, против ряда чинов-
ников полиции — Мищука и Красовского, Кириченка, сыщи-
ков Падалки и Смоловика — были возбуждены уголовные
преследования, помимо устранения их от должностей. Пристав
Барбиер и др[угие] были перемещены на худшие места. Против
меня и присяжного поверенного Марголина (он был допущен
к защите Бейлиса при первоначальном направлении дела в
суд) был возбужден ряд судебных и дисциплинарных произ-
водств: за распространение будто бы первого обвинительного
акта по делу Бейлиса, за подписание помещенного в печати
протеста против кровавого навета, за распространение книги
Франка, доказывающей лживость обвинения евреев в употреб-
лении человеческой крови, за попытку будто бы Марголина
склонить Чеберяк к даче ложного показания и др[угое].
Против ряда газет и журналов, выражавших отрицательное
отношение к постановке дела об убийстве Ющинского на ри-
туальную почву, возбуждены были обвинения по различным
статьям Уложения [о наказаниях]; свидетелей по делу терро-
ризировали производством обысков и расследований даже во
время судебного следствия, так, я припоминаю обыск у Кра-
совского и производство расследования о его материальных
средствах, обыск у свидетеля Дубовика, у Любавичского рав-
вина. В то же время Чаплинский очень внимательно и пред-
упредительно относился к Чеберяк и компании воров, подо-
зревавшихся следственной властью в убийстве Ющинского: он
приказал освободить Чеберяк, Рудзинского и Сингаевского из-
под стражи, запретил арестовывать кого-либо из них без его
на то согласия. Вообще по делу Бейлиса от начала его и до
конца было много и формальных нарушений, и самых вопи-
ющих стеснений прав защиты под покровом соблюдения бук-
вы закона».
Указание свидетеля Григоровича-Барского на преследова-
ние газет в связи с делом Бейлиса находит себе подтверждение,
помимо ареста номера ранее никогда не подвергавшейся
каким-либо взысканиям газеты «Киевлянин» с упомянутой вы-
276
ше статьей члена Государственной Думы Шульгина, с после-
дующим возбуждением против последнего уголовного пресле-
дования, и в рапорте Чаплинского министру] ю[стиции] от 2
октября 1911 года №4625 (Т. IV д[ела] Министерства] юсти-
ции]. Л. 55), где говорится, что «управляющий губернией за
несколько дней до начала процесса стал энергично реагиро-
вать на эксцессы левой печати наложением штрафов», а также
в телеграмме Дьяченка с донесением о том, что левые газеты
сдерживаются губернаторами штрафами» (Т. I [дела] Департа-
мента полиции. Л. 217). Равным образом в деле имеются дан-
ные о возбуждении против некоторых защитников Бейлиса
дисциплинарных производств в связи с делом Бейлиса. Так,
по возбужденному Киевским окружным судом против защит-
ника Бейлиса присяжного поверенного Грузенберга дисципли-
нарному производству за употребление им в его заявлении су-
ду во время судебного следствия по этому процессу после до-
проса подполковника Иванова «недопустимой и неуместной
характеристики свидетелей с разделением их на честных и бес-
честных, правдивых и неправдивых», определением общего со-
брания сего суда, состоявшимся 3 мая 1914 года под предсе-
дательством председателя суда Кислинского, было постанов-
лено: «На основании 2 п[ункта] 386 ст[атьи] Учреждения]
судебных] установлений] присяжному поверенному Грузен-
бергу сделать предостережение». Следует при этом отметить,
что копии состоявшегося определения суда и протокола засе-
дания его по этому предмету по просьбе начальника Киевско-
го губернского жандармского управления были сообщены ему
председателем суда (дело Киевского охранного отделения
№80. Л. 335—337, 340—347).
Определением общего собрания отделений того же суда, со-
стоявшегося 19 января 1913 года, по предложению прокурора
этого суда, было постановлено объявить выговор на письме
присяжному поверенному Григоровичу-Барскому за участие в
составлении и подписании напечатанного в газете «Киевская
мысль» воззвания «против кровавого навета».
По личному распоряжению министра юстиции Щегловито-
ва на имя прокурора Киевского окружного суда вследствие ра-
порта Чаплинского против присяжного поверенного Марго-
лина было возбуждено дисциплинарное производство за уча-
стие в отпечатании брошюр «Папские буллы о кровавом
навете», «Ритуальное убийство пред судом истины и справед-
ливости» доктора Франка и других однородного содержания,
но определением общего собрания отделений Киевского ок-
ружного суда от 21 апреля 1912 года под председательством
председателя суда Грабара возникшая переписка была прекра-
277
щена за недоказанностью распространения Марголиным этих
брошюр и, кроме того, наличности у него цели повлиять та-
ким путем на присяжных заседателей и судей. В письменной
резолюции Щегловитова по поводу рапорта ему Чаплинского
об упомянутых действиях присяжного поверенного Марголи-
на было сказано: «Поручить прокурору судебной палаты об-
наруженные данные о действиях Марголина, несовместных с
званием присяжного поверенного, передать на рассмотрение
Киевского окружного суда на предмет исключения его из со-
става адвокатуры» (Т. II наблюдательного] производства]
пр[окуро]ра судебной] палаты. Л. 2 и Т. III дела Министер-
ства] ю[стиции] № 1091. Л. 89—94, 104—105). В конце августа
1912 года против того же присяжного поверенного Марголина
прокурором Киевского окружного суда в этом суде было воз-
буждено дисциплинарное производство по обвинению его в
склонении Веры Чеберяк принять на себя за денежное возна-
граждение вину в убийстве Ющинского (Т. III того же дела
Министерства] ю[стиции]. Л. 240 и Т. IV. Л. 17). Чем окончи-
лось это производство, сведений в деле не имеется. По удо-
стоверению свидетеля Тальберга, знающего Марголина с дет-
ства, нельзя допустить и мысли, ввиду его нравственных ка-
честв, о возможности с его стороны такого поступка, как
подкуп Чеберяк.
О присяжном поверенном Марке Виленском Чаплинским в
ноябре 1913 года также была возбуждена переписка по обви-
нению его в выдаче вознаграждения лицам, производившим
частное расследование по делу Ющинского. О результате этой
переписки, возвращенной Чаплинскому прокурором Харьков-
ской судебной палаты для передачи ее на рассмотрение Киев-
ского окружного суда, сведений в деле нет (Т. IV того же дела.
Л. 143—144 и 159—162).
Перед самым слушанием дела Бейлиса, а равно и по окон-
чании процесса монархические организации, продолжая вме-
шиваться в это дело, обращались в Министерство юстиции с
разными ходатайствами и заявлениями, сводившимися к тому,
чтобы министерство приняло меры для получения обвинитель-
ного над Бейлисом приговора, после же оправдания его — к
возобновлению дела. Так, Таганрогский отдел Всероссийского
дубровинского союза русского народа в прошении от 30 ав-
густа 1913 года на имя министра юстиции (Т. III того же дела
Министерства] ю[стиции]. Л. 286) ходатайствует о передаче
дела Бейлиса ввиду его особой важности, в военный суд, так
как «только казнь и притом только публичная может оградить
в будущем несчастных матерей и успокоить взвинченные нер-
вы русского народа». В заключение отдел просит министра
278
юстиции «повергнуть к стопам Его Императорского Величе-
ства всеподданнейшее прошение о предании Бейлиса военному
суду, на судей которого не может воздействовать кагал», и го-
ворит: «Пролитая кровь неповинного вопиет к небесам о мще-
нии, пусть меч Фемиды всей тяжестью обрушится на голову
коварного злодея. Передайте нашу всеподданнейшую мольбу
нас, русских людей, к подножию трона»...
На прошении этом сделана отметка карандашом об остав-
лении его без последствий и без объявления.
11 ноября 1913 года председателем Карачевского отдела
союза русского народа Петровым была послана министру юс-
тиции телеграмма следующего содержания: «Приговор Киев-
ского суда о зверски замученном отроке Ющинском привел в
большое унынеие членов Карачевского отдела союза русского
народа. Успокоить наше негодование на изуверов может толь-
ко привлечение виновных к ответственности» (Т. IV того же
дела. Л. 136).
Далее Орловский союз русского народа в лице своего пред-
седателя письмом последнего от 7 ноября 1913 года за № 218
на имя министра юстиции «почитает своим долгом свидетель-
ствовать, что состоявшийся приговор по делу об убийстве
Ющинского не удовлетворил коренное христианское населе-
ние губернии». Поэтому совет союзов в заседании своем 6 но-
ября единогласно постановил: обратиться с ходатайством к
министру юстиции «о принятии законных мер к отмене ска-
занного оправдательного приговора и вообще о принятии мер
к привлечению к законной ответственности всех обнаружен-
ных соучастников убийства (там же. Л. 137). На письме синим
карандашом положена резолюция, видимо, Щегловитовым:
«Принять к сведению. 10/Х1.»
В телеграмме от 14 того же ноября на имя министра юсти-
ции с копией редакции «Русского знамени» председатель Одес-
ского союза русских людей Родзевич от имени союза, «считая
доказанным убийство Ющинского на заводе Зайцева», просит
привлечь Бейлиса за недонесение о ритуальном убийстве» (там
же. Л. 138).
Телеграмма эта, как видно из резолюции синим каранда-
шом, оставлена без последствий.
Главный совет Всероссийского дубровинского союза рус-
ского народа отношением своим от 19 того же ноября за
№ 941 (на печатном бланке), подписанным товарищем предсе-
дателя главного совета Полубояриновой, сообщает министру
юстиции: «Общее собрание членов Одесского отдела С[оюза]
русского] н[арода], обсуждая действия журналиста Бразуль-
Брушковского и присяжного поверенного Марголина, кото-
279
рые обещаниями и деньгами старались склонить Веру Чеберяк
к даче ложных показаний по делу Бейлиса, пришло к заклю-
чению, что такие деяния предусмотрены уголовными закона-
ми, и постановило просить Главный совет обратиться к г. ми-
нистру юстиции о привлечении Брушковского и Марголина к
уголовной ответственности. Главный совет, обсудив это хода-
тайство и будучи осведомлен, что присяжные заседатели в деле
Бейлиса признали факт принесения жидами христианских де-
тей в жертву их богу, находит, что от возможности такого жер-
твоприношения не избавлена ни одна христианская семья.
Поэтому Главный совет, поддерживая ходатайство общего со-
брания членов Одесского отдела С[оюза] русского] н[арода],
со своей стороны, убедительно просит Его Высокопревосхо-
дительство привлечь к уголовной ответствености как выше-
указанных лиц, так и вообще всех тех, которые так или иначе
содействовали сокрытию следов убийства отрока Андриона
Ющинского».
Созданное министерствами юстиции и внутренних дел на-
правление дела Бейлиса как убийства ритуального, проходя-
щее красной нитью через все стадии этого процесса, отрази-
лось и в отрицательном отношении этих властей к возникшему
вскоре после окончания процесса вопросу о возможности во-
зобновления этого дела по новым розыскам частных лиц, хотя,
казалось бы, с точки зрения правосудия при наличности пре-
ступления и оправдательного приговора в отношении Бейлиса
не встречалось никаких законных препятствий к возобновле-
нию даже и частными лицами розысков действительных убийц
Ющинского. Однако, как видно из возникшей переписки меж-
ду названными министерствами по этому предмету, было ре-
шено воспрепятствовать таким розыскам... В своем совершен-
но доверительном письме от 11 декабря 1913 года за № 107724
за министра внутренних дел Джунковский сообщает Щеглови-
тову, что, как доложил лично в Департамент полиции жан-
дармский подполковник Иванов в бытность его в Петрограде,
по имеющимся у него сведениям, «на еврейские деньги ныне
наняты для производства нового расследования, конечно, в
желательном для евреев направлении, по делу об убийстве
мальчика Ющинского в связи с данными судебного следствия
приехавший из Лондона английский сыщик (впоследствии вы-
яснилось, что это корреспондент английских газет Шлема-
Меер Гершев Берлянд) и бывший начальник Киевской сыск-
ной полиции Рудой». Несмотря на склонность некоторых сло-
ев общества считать это дело, хотя в судебном отношении и
законченное, все же далеко не исчерпанным по существу, «Ми-
нистерство внутренних дел, с своей стороны, — как пишет да-
280
лее Джунковский, — в целях успокоения чрезвычайно взвол-
нованного этим делом общественного мнения и избежания
всяких поводов к обострению на этой почве племенной враж-
ды, не находит ныне, по окончании суда, целесообразным на-
чинать через свои органы новое расследование, если им, ми-
нистром юстиции, таковое расследование не будет признано
желательным». В таком же совершенно доверительном ответ-
ном письме от 17 того же декабря за № 10795 Щегловитов
уведомляет Джунковского, что для нового расследования дела
об убийстве Ющинского в распоряжении Министерства юсти-
ции не имеется решительно никаких данных. Что же касается
попыток частных лиц предпринять новые розыски по тому же
делу, то, к сожалению, упомянутые розыски законом не вос-
прещены, хотя по существу они весьма нежелательны по та-
кому делу, каким является дело Бейлиса. Вследствие этого он,
Щегловитов, полагает, что было бы в высокой степени полез-
но воспрепятствовать предпринимаемым розыскам, для чего
надлежало бы, по его мнению, установить самое строгое не-
гласное наблюдение за действиями приехавшего из Лондона
английского сыщика и вместе с тем предложить ему переда-
вать все имеющие поступить к нему сведения прокурорскому
надзору с предварением, что он не имеет права никакого вы-
зывать к себе для допросов. Относительно же предполагаемой
деятельности по дополнительному расследованию бывшего
начальника сыскной полиции Рудного он, Щегловитов, считал
бы соответственным предупредить последнего, что подобная
его деятельность, по всей вероятности, возбудит местные
страсти, а это обстоятельство может повлечь высылку его из
Киева.
Вследствие такого ответа Щегловитова были посланы со-
ответствующие письма со ссылкой на мнение его, Щегловито-
ва, Джунковским — киевскому генерал-губернатору Трепову и
Белецким полковнику Шределю. Этот последний, однако, до-
нес Белецкому, что доложенные подполковником Ивановым
без проверки сведения о производстве новых розысков по делу
Бейлиса недостоверны и были получены им, Ивановым, от
члена местного Союза русского народа Ломакина, личности,
не заслуживающей доверия. Командированный же из-за гра-
ницы корреспондент Берлянд приехал составлять мемуары
Бейлиса, а отнюдь не для сыска (Т. IV дела № 1091 Минис-
терства] ю[стиции]. Л. 156—157; Т. V дела Департамента по-
лиции № 157. Л. 233—234 и Т. VI того же дела. Л. 38—39 и
90).
В заключение следует упомянуть о той заботливости, осо-
бенно в вопросах денежного вознаграждения, которую про-
281
явило Министерство юстиции само или через Министерство
внутренних дел в отношении лиц, необходимых ему для под-
держки обвинения по делу Бейлиса, например экспертов. О по-
лучении экспертом профессором Косоротовым крупного и
притом двойного вознагражения от суда и от Департамента
полиции и о выдаче последним крупных денежных пособий
поверенному гражданской истицы члену Государственной Ду-
мы Замысловскому было уже сказано. Затем вследствие хода-
тайства Чаплинского, главным образом за ксендза Пранайти-
са, вице-директор Лядов по поручению Щегловитова письма-
ми от 17 декабря 1912 года за №№ 63227 и 63229 уведомил
Чаплинского, а равно и Болдырева о том, что «министр юс-
тиции признал необходимым предложить на обсуждение Ки-
евского окружного суда вопрос о вознаграждении экспертов
по делу Бейлиса Пранайтиса и профессора Троицкого и выра-
зил желание, чтобы окружной суд не стеснялся в определении
размера вознаграждения этим лицам», причем «ввиду удосто-
веренных прокурорским надзором особых трудов, понесенных
экспертом Пранайтисом, он, министр, не встречает препятст-
вий к назначению Пранайтису указанного вознаграждения в
пределах до 500 рублей. Определение суда по этому поводу
должно быть представлено в Министерство юстиции и требуе-
мая на этот предмет сумма будет отпущена из средств управ-
ления министерства» (Т. III дела Министерства] ю[стиции] за
№ 1091. Л. 235—236). Таким образом была проведена разница
в размере вознаграждения между Пранайтисом, экспертиза
коего носила ярко обвинительный характер, и профессором
Троицким, высказавшимся в своем заключении, как и профес-
сор Глаголев, не в пользу обвинения. Из производства окруж-
ного суда усматривается, что этим экспертам судом было вы-
дано: Троицкому 249 рублей 20 копеек прогонных от Петро-
града и 25 рублей вознаграждения за экспертизу, а Пранайтису
745 рублей 60 копеек прогонных от Ташкента (где вручена ему
повестка, сведений нет), и 25 рублей такого же вознагражения.
Насколько были заинтересованы в деле Бейлиса некоторые
влиятельные круги общества, несомненно оказывавшие в лице
своих представителей то или другое влияние на направление
этого дела в смысле ритуального убийства, свидетельствует,
между прочим, следующая найденная при обыске у эксперта
Косоротова обширная, в 168 слов, приветственная телеграмма,
посланная ему 9 ноября 1913 года участниками торжественно-
го обеда у Никольского, устроенного последним «в честь ге-
роев Киевского процесса»: «Митрополит Флафиан, архиепи-
скоп Никон, София Ивановна Сазонова-Смирнова, Елена
Андрианова Полубояринова, Иван Григорьевич Щегловитов,
282
Николай Андреевич Зверев, директор училища правоведения
генерал Мицкевич, академик Соболевский, доктор Дубровин,
Оскар Юрьевич Виппер, Михаил Осипович Меньшиков, гене-
рал Никольский, Григорий Григорьевич Елисеев, Сергей Вла-
димирович Штюрмер, Николай Петрович Харламов, протоие-
рей Лахостский, профессор Грибовский и Вячеслав Осипович
Первольф, псевдоним Иван Пересветов, к которым позвольте
присоединиться мне с женой и сыновьями, собравшись вчера
у нас за обеденным столом в честь героев Киевского процесса,
выразили единодушное желание привествовать прокурора Ки-
евской судебной палаты Георгия Гавриловича Чаплинского,
судебного следователя Ивана Акимовича Машкевича, профес-
сора Ивана Алексеевича Сикорского, члена Государственной
Думы Замысловского, присяжного поверенного Алексея Семе-
новича Шмакова и отсутствующего по нездоровью Дмитрия
Петровича Косоротова за благородное гражданское мужество
и высокое нравственное достоинство неподкупных и незави-
симых русских людей, желая своим сочувствием, уважением и
самым горячим сердечным расположением перевесить и по-
крыть ту ненависть клеветы и яростные нападки, которые рас-
точают против наших доблестных сограждан все темные силы
России со своими продажными, преступными и безумными
приспешниками. Борис Никольский».
Все изложенное приводит следственную власть к следую-
щим заключениям: 1) что описанные преступные действия по
делу Бейлиса, как то: установление секретного наблюдения за
присяжными заседателями, препятствование доставке в суд
свидетеля Караева, перлюстрация корреспонденции, главным
образом защитников Бейлиса, и выдача денежных вознаграж-
дений из секретных сумм Департамента полиции были пред-
приняты в качестве мер подготовки успешного исхода в обви-
нительном смысле этого процесса, по распоряжению министра
внутренних дел Маклакова вследствие просьб министра юсти-
ции Щегловитова, исполнявшего также и пожелания в этом
отношении поверенного гражданской истицы по делу Бейлиса
члена Государственной Думы Замысловского; 2) что установ-
ление секретного наблюдения и за составом судебного присут-
ствия присяжных заседателей по делу Бейлиса путем введения
в число курьеров окружного суда двух переодетых в курьер-
скую форму жандармов для подслушивания разговоров при-
сяжных было сделано полковником Шределем не самостоя-
тельно, а с разрешения председателя суда Болдырева, по про-
сьбе прокурора палаты Чаплинского и Замысловского, по
взаимному соглашению между собой всех этих лиц.
283
Обращаясь к квалификации означенных противозаконных
по должности деяний Щегловитова и Болдырева, а в связи с
ними и обвиняемых Маклакова, Белецкого, Шределя и Чап-
линского в их новой обрисовке по выяснившимся допол-
нительно данным предварительного следствия, необходимо
признать, что действия Щегловитова как подстрекателя, скло-
нившего Маклакова и Белецкого совершить упомянутые нару-
шения своего служебного долга, а равно и действия Болдыре-
ва, давшего разрешение на введение переодетых жандармов в
число курьеров, охранявших присяжных заседателей, состав-
ляют каждое превышение предоставленной им по должности
власти, относящееся по обстоятельствам, изложенным в поста-
новлении [Чрезвычайной следственной комиссии] 18—20 мая
с[его] г[ода], к случаям особо важным, т.е. преступление, пред-
усмотренное 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения о нака-
заниях], кроме склонения им Маклакова к выдаче денежных
сумм Замысловскому и Косоротову, каковые случаи предус-
мотрены 338 и 1 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях].
В соответствии с дополнительными следственными данны-
ми должны быть внесены изменения в сущность и квалифика-
цию большинства уже предъявленных обвиняемым Макла-
кову, Белецкому, Шределю и Чаплинскому обвинений. Так,
первоначальное обвинение Чаплинскому в преступном бездей-
ствии власти, предусмотренном 339 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения о наказаниях], в отношении установления секрет-
ного наблюдения за присяжными заседателями подлежит за-
мене обвинением по 338 и 2 ч[асти] 341 ст[атьи] Улож[ения о
наказаниях] в превышении власти, выразившемся, как теперь
выяснилось, в склонении председателя суда Болдырева и пол-
ковника Шределя ввести двух переодетых жандармов в число
курьеров окружного суда, охранявших присяжных заседате-
лей, с целью подслушивания разговора сих последних. Затем
предъявленное Маклакову обвинение в бездействии власти в
вопросе о препятствовании со стороны чинов администрации
доставлению в суд свидетеля Караева следует заменить обви-
нением в превышении власти, предусмотренном 1 ч[астью] 403,
338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях] ввиду
доказанности того, что все препятствия явке Караева в суд чи-
нились по его, Маклакова, распоряжению. Соответственно и
деяние Белецкого, принимавшего меры к недоставлению Ка-
раева во исполнение этого незаконного распоряжения Макла-
кова должно быть квалифицировано по 338 и 2 ч[асти] 341
ст[атьи] с добавлением 2 ч[асти] 403 ст[атьи] Улож[ения]. Точно
так же в отношении перлюстрации корреспонденции по делу
Бейлиса Маклакову и Белецкому вместо предъявленного им
284
обвинения в бездействии власти согласно с обстоятельствами
дела должно быть поставлено обвинение в превышении влас-
ти, предусмотренном для первого из них 1 ч[астью] 403, 338 и
2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях], а для второ-
го — 2 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341, ибо установлено,
что эта перлюстрация производилась по распоряжению Мак-
лакова, причем квалификация деяния полковника Шределя,
исполнявшего указанное незаконное распоряжение Маклакова
и Белецкого, подлежит дополнению 2 ч[астью] 403 ст[атьи]
Улож[ения о наказаниях] к ст[атье] 338 и 2 ч[астью] 341 ст[ста-
тьи] Улож[ения о наказаниях]. Наконец, выдача Косоротову
4000 рублей за поездку в Киев на экспертизу по делу Бейлиса,
как выяснилось по следствию, была произведена Белецким
также не самостоятельно, а по приказанию Маклакова, вслед-
ствие чего последнему следует предъявить дополнительное об-
винение по 1 ч[асти] 403, 338 и 1 ч[асти] 341 ст[атьи] Улож[ения
о наказаниях] в отношении выдачи и этой суммы, а обвинение
Белецкого по этому предмету дополнить ссылкой на 2 ч[асть]
403 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях].
По сим соображениям и руководствуясь п[унктом] 1 отдела
II Положения о Чрезвычайной следственной комиссии, я, ко-
мандированный в эту комиссию для производства следствен-
ных действий, постановил: войти с представлением в Чрезвы-
чайную следственную комиссию:
А
О возбуждении уголовного преследования и о разрешении
привлечь к следствию в качестве обвиняемых бывших мини-
стра юстиции Ивана Григорьевича Щегловитова и председа-
теля Киевского окружного суда Федора Алексеевича Болды-
рева по обвинению — Щегловитова: 1) в том, что в сентябре
1913 года в г. Петрограде, состоя в должности министра юс-
тиции и будучи обязан по званию генерал-прокурора наблю-
дать за правильностью отправления правосудия и законнос-
тью действий в этой области чинов администрации, он из лич-
ных видов и по ходатайству члена Государственной Думы
Замысловского, выступавшего поверенным гражданской исти-
цы по делу по обвинению Менахиля Менделя Бейлиса в убий-
стве мальчика Андрея Ющинского, превысил, в нарушение
своих обязанностей, предоставленную ему по должности
власть, склонив просьбами и убеждениями министра внутрен-
них дел Маклакова сделать заведомо для него, Щегловитова,
противозаконное распоряжение через директора Департамен-
та полиции Белецкого об установлении секретного наблюде-
285
ния за полным составом присяжных заседателей сентябрьской
сесии Киевского окружного суда, в которую должно было рас-
сматриваться означенное дело Бейлиса, до начала слушания
этого дела, чтобы этим наблюдением осветить все сношения
присяжных заседателей, возможность влияния на них заинте-
ресованных в исходе дела лиц и дать через прокурора Киев-
ской судебной палаты Чаплинского судебной власти материал
для суждения о настроении присяжных заседателей, во испол-
нение какового распоряжения Маклакова начальником Киев-
ского губернского жандармского управления полковником
Шределем при помощи служащих охранного отделения было
установлено негласное наблюдение за всеми присяжными за-
седателями указанной сессии, а затем с ведома его, Щеглови-
това, по соглашению Шределя с Чаплинским и председателем
суда Болдыревым вследствие просьбы того же Замысловского —
и за присяжными заседателями, вошедшими в состав судебно-
го присутствия по делу Бейлиса, для чего, между прочим, были
переодеты в форму курьеров окружного суда два жандарма,
которые в течение судебного разбирательства по делу подслу-
шивали рассуждения присяжных заседателей и доносили о та-
ковых полковнику Шределю, этот же последний сообщал их
лично или через командированного на процесс чиновника осо-
бых поручений при министре внутренних дел Дьяченко Бол-
дыреву, Чаплинскому и Замысловскому для использования по-
лученных сведений в интересах обвинительной власти, а равно
получаемые таким путем сведения докладывались и ему, Щег-
ловитову, причем описанное превышение власти, находясь в
резком противоречии с интересами правосудия, по своему зна-
чению и по характеру сего процесса Бейлиса, приобревшего
мировую известность, является особо важным, т.е. в пре-
ступлении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях];
2) в том, что тогда же и там же, состоя в той же должности,
в нарушение тех же обязанностей своих как генерал-про-
курора, он из личных видов и по ходатайству того же Замыс-
ловского с целью повредить интересам подсудимого Бейлиса
и оказать поддержку представителям обвинения и гражданско-
го иска склонил просьбами и убеждениями министра внутрен-
них дел Маклакова сделать через директора Департамента по-
лиции Белецкого заведомо для него, Щегловитова, незаконное
распоряжение о принятии мер к воспрепятствованию явке в
судебное заседание Киевского окружного суда по делу Бейлиса
вызванного судом в качестве свидетеля по ходатайству проку-
рорского надзора и защиты Бейлиса Александра Караева, на-
ходившегося в административной ссылке в Енисейской губер-
286
нии, о желании коего дать на суде свои показания он, Щегло-
витов, был осведомлен из перехваченного и доложенного ему
Белецким письма его, Караева, во исполнение какового рас-
поряжения Маклакова Белецким с ведома его, Щегловитова,
были посланы телеграммы начальникам Енисейского и Киев-
ского губернских жандармских управлений с предписанием не
допустить побега Караева из места ссылки, а в случае само-
вольного его появления в Киеве арестовать его как бежавшего
из ссылки независимо от дела Бейлиса, чины же местной жан-
дармской и общей полиции во время начавшейся по требова-
нию Киевского окружного суда пересылки Караева этапным
порядком подвергали его притеснениям и с угрозами требова-
ли, чтобы он отказался от своего намерения ехать дальше, а
затем енисейский губернатор незаконно отказался от дальней-
шей доставки Караева в Киев, неправильно ссылаясь на 642
ст[атью] У [става] уголовного] судопроизводства], вследствие
чего Караев доставлен не был, о чем также было известно ему,
Щегловитову, и тем совершил превышение предоставленной
ему власти, каковое как противоречащее интересам правосу-
дия по своему значению в связи с характером судебного про-
цесса Бейлиса является особо важным, т. е. в преступлении,
предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о
наказаниях];
3) в том, что тогда же и там же, состоя в той же должности,
в нарушение тех же обязанностей своих как генерал-про-
курора, он из личных видов и по ходатайству того же Замыс-
ловского с целью повредить интересам подсудимого Бейлиса
просьбами и убеждениями склонил министра внутренних дел
Маклакова сделать через директора Департамента полиции
Белецкого заведомо для него, Щегловитова, противозаконное
распоряжение о выемке, вскрытии и задержании вне установ-
ленного законом для сего порядка частной корреспонденции,
касавшейся процесса Бейлиса, главным образом на имя защит-
ников последнего, во исполнение какового распоряжения
Маклакова означенная корреспонденция подвергалась секрет-
ному просмотру, причем добытая таким заведомо для него,
Щегловитова, преступным способом заказное письмо выше-
упомянутого свидетеля по делу Бейлиса Александра Караева
на имя Николая Красовского от 30 августа 1913 года в Киев
и письмо Ф. Г. Геца на имя защитника Бейлиса присяжного
поверенного Грузенберга от 6 октября 1913 года также в Киев
после доклада их Белецким Маклакову и ему, Щегловитову, с
их одобрения в интересах Замысловского как поверенного
гражданской истицы, первое из них вовсе не было отправлено
по назначению, а второе было задержано до последнего дня
287
процесса (с 15 по 28 октября), чем он, Щегловитов, совершил
превышение предоставленной ему по должности власти, како-
вое, как противоречащее интересам правосудия, по своему зна-
чению в связи с характером судебного процесса Бейлиса явля-
ется особо важным, т. е. в преступлении, предусмотренном 338
и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказ[аниях].
4) в том, что тогда же и там же, занимая ту же должность,
в нарушение тех же обязанностей своих как генерал-про-
курора, он из личных видов и по ходатайству того же Замыс-
ловского с целью оказать ему и прокурорскому надзору под-
держку в процессе Бейлиса просьбами и убеждениями склонил
министра внутренних дел Маклакова сделать через директора
Департамента полиции Белецкого заведомо для него, Щегло-
витова, незаконное распоряжение о выдаче вызывавшемуся в
Киевский окружной суд из Петрограда в качестве эксперта по
делу Бейлиса, и притом со стороны обвинительной власти,
члену Медицинского совета Косоротову денежного возна-
граждения из секретных сумм названного департамента за оз-
наченную поездку его на экспертизу ввиду нежелания Косоро-
това ехать в Киев без такого вознаграждения, хотя по закону
вознаграждение этого эксперта определялось и было в дейст-
вительности определено судом из подлежащих сумм, во испол-
нение какового распоряжения Маклакова Белецким в сентябре
и октябре 1913 года и было выдано Косоротову из указанных
сумм департамента 4000 рублей, чем он, Щегловитов, совер-
шил превышение предоставленной ему по должности власти,
не являющееся по своему значению особо важным, т. е. в
преступлении, предусмотренном 338 и 1 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях] и
5) в том, что там же, состоя в той же должности в ноябре
1913 года, в нарушение тех же обязанностей своих как генерал-
прокурора, он из личных видов по ходатайству того же За-
мысловского склонил министра внутренних дел Маклакова
сделать через директора Департамента полиции Белецкого за-
ведомо для него, Щегловитова, незаконное распоряжение о
выдаче названному Замысловскому из секретных сумм Депар-
тамента полиции денежного вознаграждения в возмещение по-
несенных им, Замысловским, по делу Бейлиса личных расхо-
дов, во исполнение какового распоряжения Маклакова Белец-
ким в том же ноябре и было выдано Замысловскому из
указанных сумм департамента 2500 рублей, чем он, Щеглови-
тов, совершил превышение предоставленной ему по должно-
сти власти, не являющееся по своему значению особо важным,
т. е. в преступлении, предусмотренном 338 и 1 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
288
Болдырева — в том, что в сентябре и октябре 1913 года в
г[ороде] Киеве, состоя в должности председателя Киевского
окружного суда и председательствуя по делу Менахиля Мен-
деля Бейлиса, обвинявшегося в убийстве мальчика Андрея
Ющинского, он по соглашению с прокурором Киевской судеб-
ной палаты Чаплинским и поверенным гражданской истицы
по этому делу членом Государственной Думы Замысловским
с целью повредить интересам подсудимого Бейлиса и оказать
содействие представителям обвинения и гражданского иска в
прямое нарушение закона, охраняющего тайну совещаний
присяжных заседателей, разрешил начальнику Киевского гу-
бернского жандармского управления полковнику Шределю
ввести в число лиц, охранявших присяжных заседателей, двух
переодетых в курьерскую форму окружного суда жандармов
для подслушивания разговоров присяжных заседателей, содер-
жание коих затем передавалось через Шределя и командиро-
ванного на процесс чиновника особых поручений при мини-
стре внутренних дел Дьяченко ему, Болдыреву, Чаплинскому
и Замысловскому, чтобы использовать полученные сведения в
интересах обвинения Бейлиса, чем он, Болдырев, совершил
превышение предоставленной ему по должности власти, како-
вое как противоречащее интересам правосудия по своему зна-
чению в связи с характером судебного процесса Бейлиса явля-
ется особо важным, т. е. в преступлении, предусмотренном 338
и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
Б
О разрешении изменить предъявленные обвиняемым Мак-
лакову, Белецкому, Чаплинскому и Шределю, согласно поста-
новлений [Чрезвычайной следственной комиссии] от 18—20
мая и 5 июня 1917 года и журнального постановления Чрез-
вычайной следственной комиссии от того же 5 июня, обвине-
ния и предъявить им обвинение:
I
Маклакову — в том, что в сентябре 1913 года в г[ороде]
Петрограде, состоя в должности министра внутренних дел, он
превысил предоставленную ему по этой должности власть, сде-
лав по просьбе министра юстиции Щегловитова и поверенно-
го гражданской истицы по делу по обвинению Менахиля Мен-
деля Бейлиса в убийстве мальчика Андрея Ющинского члена
Государственной Думы Замысловского через директора Де-
партамента полиции Белецкого вопреки существующих узако-
289
нений распоряжение об установлении секретного наблюдения
за полным составом присяжных заседателей сентябрьской сес-
сии Киевского окружного суда, в которую должно было рас-
сматриваться означенное дело Бейлиса, до начала слушания
этого дела, чтобы этим наблюдением осветить все сношения
присяжных заседателей, возможность влияния на них заинте-
ресованных в исходе дела лиц и дать через прокурора Киев-
ской судебной палаты Чаплинского судебной власти материал
для суждения о настроении присяжных заседателей, во испол-
нение какового распоряжения начальником Киевского губерн-
ского жандармского управления полковником Шределем при
помощи служащих охранного отделения было установлено не-
гласное наблюдение за всеми присяжными заседателями озна-
ченной сессии, а затем, по просьбе Чаплинского и Замыслов-
ского и с разрешения председательствовавшего по делу Бей-
лиса председателя суда Болдырева, также и за присяжными
заседателями, вошедшими в состав судебного присутствия по
этому делу, для чего, между прочим, были переодеты в форму
курьеров окружного суда два жандарма, которые в течение су-
дебного разбирательства по делу подслушивали рассуждения
присяжных заседателей и доносили о таковых полковнику
Шределю, а этот последний лично и через командированного
на процесс упомянутого выше чиновника особых поручений
Дьяченко сообщал получаемые таким путем сведения Болды-
реву, Чаплинскому и Замысловскому для использования их в
интересах обвинения подсудимого Бейлиса, о чем ему, Макла-
кову, было известно из донесений Дьяченко и докладов Белец-
кого, причем описанное превышение власти, находясь в рез-
ком противоречии с интересами правосудия, по своему значе-
нию и характеру судебного процесса Бейлиса, приобревшего
мировую известность, является особо важным, т. е. в преступ-
лении, предусмотренном 1 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
Белецкому и Шределю — в том, что, состоя: первый из
них — в должности директора Департамента полиции, а вто-
рой — начальника Киевского губернского жандармского уп-
равления, они в сентябре 1913 года исполнили означенное за-
ведомо для них противозаконное распоряжение министра
внутренних дел Маклакова, причем он, Шредель, по просьбе
прокурора Киевской судебной палаты Чаплинского и поверен-
ного гражданской истицы Замысловского и с разрешения
председателя суда Болдырева установил секретное наблюдение
и за присяжными заседателями, избранными в состав судебно-
го присутствия по делу Бейлиса, для чего в число лиц, охра-
нявших присяжных заседателей, ввел двух переодетых в форму
290
курьеров окружного суда жандармов, которые подслушивали
рассуждения присяжных заседателей и доносили о таковых
ему, Шределю, а он передавал лично или через упомянутого
чиновника особых поручений Дьяченка получаемые таким пу-
тем сведения Болдыреву, Чаплинскому и Замысловскому для
использования их в интересах обвинения подсудимого Бейли-
са, о чем было известно и ему, Белецкому, из донесений того
же Дьяченка, и тем совершили превышение предоставленной
им по должности власти, являющееся по указанному значению
своему и по характеру судебного процесса Бейлиса особо важ-
ным, т. е. в преступлении, предусмотренном 2 ч[астью] 403,
338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях];
Чаплинскому — в том, что в сентябре 1913 года, состоя в
должности прокурора Киевской судебной палаты и будучи ос-
ведомлен из докладов полковника Шределя о производящемся
вышеописанном противозаконном секретном наблюдении за
присяжными заседателями по делу Бейлиса, он не только не
принял никаких мер к прекращению этого вредного для инте-
ресов правосудия злоупотребления со стороны чинов местного
жандармского управления, но и сам пользовался добытыми
этим путем сведениями, а затем по соглашению с поверенным
гражданской истицы Замысловским и председателем суда Бол-
дыревым просьбами и убеждениями склонил названного
полковника Шределя установить секретное наблюдение и за
присяжными заседателями, избранными в состав судебного
присутствия по означенному делу, для чего в число лиц, охра-
нявших присяжных заседателей, Шределем были введены два
переодетых в форму курьеров окружного суда жандарма, ко-
торые подслушивали рассуждения присяжных заседателей и
доносили о них Шределю, а этот последний лично или через
упомянутого чиновника особых поручений Дьяченка переда-
вал получаемые таким путем сведения ему, Чаплинскому, Бол-
дыреву и Замысловскому для использования таковых в инте-
ресах обвинения Бейлиса, чем он, Чаплинский, совершил пре-
вышение предоставленной ему по должности власти, каковое,
как противоречащее интересам правосудия, по своему значе-
нию в связи с характером судебного процесса Бейлиса являет-
ся особо важным, т. е. в преступлении, предусмотренном 338
и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
П
Тому же Маклакову — в том, что в сентябре и октябре
1913 года, состоя в той же должности, он по просьбе мини-
стра юстиции Щегловитова и поверенного гражданской ис-
291
тицы по делу Бейлиса Замысловского с целью повредить ин-
тересам подсудимого Бейлиса сделал через директора Депар-
тамента полиции Белецкого незаконное распоряжение о при-
нятии мер к воспрепятствованию явке в судебное заседание
Киевского окружного суда по означенному делу вызванного
судом в качестве свидетеля по ходатайству прокурорского
надзора и защиты Бейлиса Александра Караева, находивше-
гося в административной ссылке в Енисейской губернии, о
желании коего дать на суде свои показания он, Маклаков,
был осведомлен из перехваченного и доложенного ему Бе-
лецким письма его, Караева, которое по его распоряжению
в тех же целях не было доставлено по назначению, во ис-
полнение какового распоряжения Белецким были посланы
соответствующие телеграммы [в адрес] Енисейского и Киев-
ского губернских жандармских управлений с предписанием
не допустить побега Караева из места ссылки, а в случае
самовольного появления его в Киеве арестовать его как бе-
жавшего из ссылки, независимо от дела Бейлиса, чины же
местной жандармской и общей полиции во время начавшей-
ся по требованию Киевского окружного суда пересылки Ка-
раева этапным порядком подвергали его притеснениям и с
угрозами требовали, чтобы он отказался от своего намере-
ния ехать дальше, после чего енисейский губернатор в изме-
нение своего прежнего решения распорядился возвратить Ка-
раева в место его ссылки, неправильно сославшись в осно-
вание своего отказа от дальнейшей доставки Караева на 642
ст[атью] Уст[ава] уголовного] судопроизводства], вследствие
чего Караев к открытию судебного заседания доставлен не
был, о чем ему, Маклакову, было известно, а когда затем в
течение процесса снова был возбужден уже Замысловским
вопрос о доставлении Караева в судебное заседание, он,
Маклаков, по докладу Белецкого по этому предмету ввиду
заявления Чаплинского о ненужности этого свидетеля для
обвинительной власти, положил резолюцию, в которой вы-
сказал, что «Министерству внутренних дел нет нужды наста-
ивать на том, чтобы Караев был непременно в Киеве, так
как это дело суда», хотя ему, Маклакову, известно было, что
Караев как административно-ссыльный находился в распо-
ряжении органов административной власти, а не суда и что
вследствие такой его резолюции Караев не будет выслан в
суд, вследствие чего Караев действительно и впоследствии
не был доставлен в суд, несмотря на то, что он вызывался
также и со стороны защиты Бейлиса, настаивавшей на по-
вторении его вызова, о чем ему, Маклакову, было известно,
и тем совершил превышение предоставленной ему по долж-
292
ности власти, каковое, как противоречащее интересам пра-
восудия, по своему значению в связи с характером судебного
процесса Бейлиса является особо важным, т. е. в преступле-
нии, предусмотренном I ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях];
тому же Белецкому — в том, что тогда же, при тех же
условиях своего служебного положения он исполнил означен-
ное заведомо для него противозаконное распоряжение мини-
стра внутренних дел Маклакова о принятии мер к воспрепят-
ствованию явке в суд названного свидетеля Караева, послав
для сего соответствующие телеграммы начальникам Енисей-
ского и Киевского губернских жандармских управлений с
предписанием не допустить побега Караева из места ссылки,
а в случае самовольного появления его в Киеве арестовать его
как бежавшего из ссылки, независимо от дела Бейлиса, ввиду
имевшихся у него сведений из перехваченного письма Караева
о желании последнего непременно явиться в суд для дачи по-
казания по делу Бейлиса, каковое письмо в тех же целях по
его приказанию не было доставлено по назначению, после че-
го чины местной общей и жандармской полиции во время на-
чавшейся по требованию Киевского окружного суда пересыл-
ки Караева этапным порядком подвергли его притеснениям и
с угрозами требовали, чтобы он отказался от своего намерения
ехать дальше, а енисейский губернатор в изменение прежнего
своего решения распорядился возвратить Караева в место его
ссылки, неправильно сославшись в основание своего отказа от
дальнейшей доставки Караева в суд на 642 ст[атью] Уст[ава]
уголовного] судопроизводства], вследствие чего Караев в су-
дебное заседание доставлен не был, когда же затем в течение
процесса снова был возбужден уже Замысловским вопрос о до-
ставлении Караева в судебное заседание, он, Белецкий, зная,
что этот свидетель вызывается по требованию не только про-
курорского надзора, но и защиты Бейлиса, выразил прокурору
Киевской судебной палаты Чаплинскому свою готовность
срочно доставить в суд Караева, если последний нужен обви-
нительной власти, хотя исполнение указанного требования о
высылке Караева не могло находиться в зависимости от одно-
стороннего заявления представителя этой власти, и, получив
после сего сообщение Чаплинского о ненужности названного
свидетеля для прокурорского надзора, он распоряжения о вы-
сылке Караева в суд не сделал, вследствие чего Караев в засе-
дание суда по делу Бейлиса доставлен не был, чем он, Белец-
кий, совершил превышение предоставленной ему по долж-
ности власти, каковое, как противоречащее интересам
правосудия, по своему значению в связи с характером судеб-
293
ного процесса Бейлиса, является особо важным, т.е. в преступ-
лении, предусмотренном 2 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях];
тому же Чаплинскому — в том, что он в октябре 1913 года,
состоя в той же должности прокурора Киевской судебной па-
латы и будучи осведомлен о незаконном отказе енисейского
губернатора о высылке по требованию Киевского окружного
суда в судебное заседание по делу Бейлиса свидетеля Алек-
сандра Караева, не только не принял никаких мер к исполне-
нию означенного законного требования суда, но, получив от
директора Департамента полиции Белецкого предложение не-
медленно доставить в суд Караева, если он, Чаплинский, на-
ходит это нужным, он после обсуждения этого вопроса с по-
веренным гражданской истицы Замысловским в целях повре-
дить интересам подсудимого Бейлиса сообщил Белецкому, что
прокуратура в этом свидетеле не нуждается, зная, что ввиду
такого ответа его Караев не будет выслан в суд, вследствие
чего Караев действительно и не был доставлен в суд, несмотря
на то, что он вызывался также и со стороны защиты Бейлиса,
настаивавшей на повторении его вызова, о чем ему, Чаплин-
скому, было известно, и тем совершил превышение предостав-
ленной ему по должности власти, каковое, как противореча-
щее интересам правосудия, по своему значению в связи с ха-
рактером судебного процесса Бейлиса является особо важным,
т. е. в преступлении, предусмотренном 338 и 2 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
III
Тому же Маклакову — в том, что в 1913 году, состоя в той
же должности, он в прямое нарушение существующих узако-
нений, охраняющих тайну частной переписки, сделал через ди-
ректора Департамента полиции Белецкого распоряжение о вы-
емке, вскрытии и задержании вне установленного законом для
сего порядка частной корреспонденции разных лиц, касаю-
щейся дела Бейлиса, в особенности же корреспонденции за-
щитников подсудимого Бейлиса, вследствие просьбы о том
министра юстиции и поверенного гражданской истицы по это-
му делу Замысловского, во исполнение какового распоряже-
ния упомянутым полковником Шределем и другими подчинен-
ными ему, Маклакову, должностными лицами по соглашению
их с начальниками почтовых учреждений означенная коррес-
понденция подвергалась выемке, вскрытию и задержанию и
затем задержанные письма или копии с них представлялись в
Департамент полиции, причем вскрытые и доставленные в
294
этот департамент указанные выше письма Караева на имя
Красовского и письмо Геца на имя присяжного поверенного
Грузенберга по распоряжению его, Маклакова, с целью повре-
дить интересам подсудимого Бейлиса, первое вовсе не было
доставлено по назначению, а второе было задержано до пос-
леднего дня этого процесса, чем он, Маклаков, совершил пре-
вышение предоставленной ему по должности власти, каковое,
как противоречащее интересам правосудия, по своему значе-
нию в связи с характером судебного процесса Бейлиса являет-
ся особо важным, т. е. в преступлении, предусмотренном 1
ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о на-
казаниях];
тем же Белецкому и Шределю — в том, что в 1913 году при
тех условиях своего служебного положения они исполнили оз-
наченное заведомо для них противозаконное распоряжение
министра внутренних дел Маклакова, причем он, Шредель, по
соглашению с начальниками почтовых учреждений подвергал
вне установленного законом для сего порядка выемке, вскры-
тию и задержанию частную корреспонденцию разных лиц, ка-
савшуюся дела Бейлиса, и в особенности защитников подсу-
димого Бейлиса, представляя задержанные письма или копии
с них в Департамент полиции, а он, Белецкий, по прочтению
таковых, делал по ним соответствующие распоряжения, в том
числе и в отношении вышеупомянутых писем Караева к Кра-
совскому и Геца к присяжному поверенному Грузенбергу, из
коих первое, согласно приказанию его во исполнение распо-
ряжения Маклакова, вовсе не было доставлено по назначению,
а второе было задержано отсылкой до последнего дня процес-
са Бейлиса, чем совершили превышение предоставленной им
власти, каковое по своему значению в связи с характером су-
дебного процесса Бейлиса является особо важным и предус-
мотренным 2 ч[астью] 403, 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях];
IV
Тому же Маклакову — во-1-х, в том, что в сентябре 1913
года, состоя в той же должности министра внутренних дел, он,
вопреки существующих узаконений, по просьбе министра
юстиции Щегловитова и поверенного гражданской истицы по
делу Бейлиса Замысловского с целью побудить к явке в инте-
ресах обвинения Бейлиса в судебное заседание Киевского ок-
ружного суда по этому делу члена Медицинского совета Ко-
соротова, вызывавшегося из Петрограда в качестве эксперта
со стороны обвинительной власти, сделал через директора Де-
295
партамента полиции Белецкого распоряжение о выдаче ему,
Косоротову, из секретных сумм этого департамента 4000 руб-
лей в виде вознаграждения за означенную поездку его в Киев
на экспертизу, во исполнение какового распоряжения его оз-
наченная сумма и была выдана Белецким Косоротову в сен-
тябре 1913 года, хотя по закону вознаграждение этого экспер-
та определялось и было в действительности определено судом
из предназначенных для сего сумм, чем он, Маклаков, превы-
сил предоставленную ему по должности власть, каковое пре-
вышение власти по своему значению не является особо важ-
ным, т. е. в преступлении, предусмотренном 1 ч[астью] 403, 338
и 1 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях]; и во-2-х,
в том, что в ноябре 1913 года, состоя в той же должности, он
вопреки существующих узаконений по просьбе поименован-
ных Щегловитова и Замысловского сделал через того же Бе-
лецкого распоряжение о выдаче из секретных сумм Департа-
мента полиции Замысловскому 2500 рублей в возмещение по-
несенных последним по делу Бейлиса личных расходов,
каковые деньги вследствие этого распоряжения и были тогда
же выданы Белецким Замысловскому, чем он, Маклаков, пре-
высил предоставленную ему власть, каковое превышение влас-
ти по своему значению не является особо важным, т. е. в пре-
ступлении, предусмотренном 1 ч[астью] 403, 338 и 1 ч[астью]
341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях]; и тому же Белецкому —
в том, что, занимая ту же должность директора Департамента
полиции, он исполнил означенные заведомо для него незакон-
ные распоряжения министра внутренних дел Маклакова: во-
первых, выдав в сентябре и октябре 1913 года из секретных
сумм Департамента полиции 4000 рублей вызывавшемуся в
Киевский окружной суд из Петрограда в качестве эксперта по
делу Бейлиса и притом со стороны обвинительной власти чле-
ну Медицинского совета Косоротову в виде вознаграждения
за означенную поездку его на экспертизу, хотя по закону, как
ему, Белецкому, было известно, вознаграждение этого экспер-
та определялось и было в действительности определено судом
из предназначенных для сего сумм, и, во-вторых, выдав в но-
ябре 1913 года из того же секретного фонда поверенному граж-
данской истицы по делу Бейлиса Замысловскому 2500 рублей
в возмещение понесенных последним по означенному делу
личных расходов, чем он, Белецкий, превысил предоставлен-
ную ему по должности власть, каковые случаи превышения
власти по своему значению не являются особо важными, т. е.
в преступлении, предусмотренном 1 ч[астью] 403, 338 и 1 час-
тью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях].
296
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 39—83 об.
56. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 17 дня в г[ороде] Киеве судебный следова-
тель Киевского окружного суда по важнейшим делам допра-
шивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного в качестве свидетеля,
причем он показал:
Георгий Михайлович Рудой, 55 лет, православный, судим
не был, живу в гОроде] Киеве, в доме № 8 Спасской ул[ицы].
До июня 1917 года я состоял в должности заведующего
сыскной частью Киевской городской полиции, я с того чина
состою на службе при Управлении Юго-Западных железных
дорог в качестве заведующего по розыску грузов. Вскоре после
обнаружения убийства Андрея Ющинского известные мне по
прежней службе агенты Киевского сыскного отделения Падал-
ка и Смоловик обратились ко мне с просьбой осмотреть место,
где найден был труп Андрея Ющинского, и дать им совет, как
обнаружить виновного в убийстве. Вместе с Падалкой и Смо-
ловиком я отправился на место происшествия и после осмотра
его и расспроса Падалки и Смоловика, при каких обстоятель-
ствах обнаружен труп и найдены ли были следы крови, я вы-
сказал мнение, что Ющинский убит в другом месте и затем
перенесен был в то место, где он был обнаружен, и что при-
чиной убийства лишь служит то, что он был очевидцем совер-
шения кем-либо преступления и убит злоумышленниками с це-
лью сокрытия следов того преступления. Кроме того случая,
я никаких шагов к раскрытию этого преступления не предпри-
нимал ни в стадии производства предварительного следствия,
ни после разбора этого дела в окружном суде. Правда, ко мне
за несколько месяцев до разбора дела Бейлиса в Киевском ок-
ружном суде явился киевский купец, еврей, по фамилии мне
неизвестный, и просил принять на себя труд по частному рас-
крытию убийства Ющинского, но я не согласился на произ-
водство расследования, потому что такие же частные рассле-
дования производились различными темными личностями, из
которых некоторые принадлежали к «Союзу русского наро-
да», а Караев, насколько мне известно, был тайным агентом
охранного отделения и содержался в тюрьме по делу об обна-
ружении у него бомбы большой взрывчатой силы. Дело о Ка-
297
раеве находилось в производстве бывш[его] судебного следо-
вателя по особо важным делам А. К. Можайского. Когда ку-
пец предлагал мне произвести частное расследование, то он
не говорил мне, что помогать мне будут в расследовании по-
сторонние лица вообще и иностранные сыщики в частности.
Мне совершенно неизвестно, производили ли по этому делу
расследования иностранные сыщики; лично же я этих сыщиков
не видал и о них ничего не слышал. На отказ мой от произ-
водства частного расследования повлияло главным образом и
то обстоятельство, что многие производившие расследования,
неугодные тем, которые добивались установить ритуальный
характер убийства, жестоко пострадали, например А. Н. Кра-
совский за какое-то мелкое упущение по службе посажен был
в тюрьму, начальник сыскного отделения Мищук и агенты Па-
далка и Смоловик совершенно невинно привлечены были к
суду и осуждены были к лишению прав; со стороны же адми-
нистративных властей или судебных властей никакого воздей-
ствия на меня в смысле отказа от производства частного рас-
следования не было. В самый разгар производства предвари-
тельного следствия по делу Бейлиса я пришел в квартиру
прокурора судебной палаты Чаплинского для переговоров по
железнодорожному делу. Беседовали мы около 30 минут, но
г. Чаплинский совершенно не упоминал о деле Бейлиса. О не-
закономерных действиях должностных лиц судебного и адми-
нистративного ведомства по делу Бейлиса мне ничего неиз-
вестно. Более добавить ничего не имею. Показание пишу соб-
ственноручно.
Титулярный советник Георгий Михайлович Рудой.
Судебный] следователь] Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 26 об.—27 об.
57. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 20 дня судебный следователь Киевского
окружного суда по важнейшим делам допрашивал с соблюде-
нием 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства]
нижепоименованного в качестве свидетеля, причем он пока-
зал:
Степан Иванович Бразуль-Брушковский, 38 лет,
православный, судим был. В 1913 году приговором Киевской
судебной палаты по 103 ст[атье] Улож[ения] О наказаниях] был
298
осужден к 1 году крепости и наказание отбыл, живу в городе
Киеве, в доме № 17 по Мало-Подвальной улице.
По делу об убийстве Ющинского я по собственной иници-
ативе производил частное расследование с целью обнаружения
истинных виновников убийства. Интересуясь делом, я часто
вступал в разговоры с производившими по тому же делу ро-
зыски чинами полиции Красовским, приставом Барбиером,
помощником пристава Вышинским и околоточным надзирате-
лем Кириченко. Все они жаловались мне на невозможность ве-
дения правильных розысков по делу ввиду давления на них со
стороны бывшего прокурора Киевской судебной палаты Чап-
линского. По словам этих лиц, Чаплинский, не считаясь с их
указаниями на причастность к убийству Веры Чеберяк и дру-
гих, требовал ведения розысков в сторону ритуального харак-
тера убийства и обнаружения виновных в убийстве евреев. Все
эти лица вследствие производства ими розысков в нежелатель-
ную для Чаплинского сторону подверглись со стороны Чап-
линского преследованию: против Красовского было возбужде-
но несколько уголовных дел, и он был посажен в тюрьму, а
Барбиер и Кириченко были уволены от службы. Уцелел только
один Вышинский, но он как-то приходил ко мне, прося совета,
как ему быть: он указывал на то, что другие производившие
розыски пострадали и что он опасается, что и его может по-
стигнуть та же участь. Я ему дал совет либо отказаться совер-
шенно от производства розысков, либо строго исполнять
поручения жандармского подполковника Иванова, в распоря-
жение которого Вышинский был откомандирован. Мне при-
ходилось беседовать и с подполковником Ивановым, и по-
следний мне также говорил, что Чаплинский принимает все
меры исключительно к тому, чтобы посадить на скамью под-
судимых Бейлиса. Об отдельных случаях воздействия на него
со стороны Чаплинского Иванов мне не говорил, по его сло-
вам, он ничего не мог сделать, так как «Чаплинский мешает».
Путем своих расследований я пришел к убеждению, что ви-
новниками убийства Ющинского являлись Вера Чеберяк, Син-
гаевский, Рудзинский и Латышев. Свои соображения по этому
поводу я представил прокурорскому надзору в двух письмен-
ных своих заявлениях, поданных в 1912 году; однако заявления
мои не имели желательного для меня действия. В 1913 году я
был привлечен к следствию в качестве обвиняемого по 2 ч[ас-
ти] 103 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях] и затем осужден к
заключению в крепость на 1 год. По моему мнению и по мне-
нию опытных юристов, в моем деянии не было состава пре-
ступления, но все-таки Киевская судебная палата признала ме-
ня виновным. Я убежден, что этот несправедливый приговор
299
был вынесен под влиянием Чаплинского и явился актом мести
со стороны последнего за то, что я мешал ему придать харак-
тер ритуальности убийства Ющинского. В настоящее время я
намерен возбудить дело по обвинению в неправосудии осуди-
вшего меня состава судебной палаты. Вспоминаю, что предсе-
дательствовал в заседании палаты член палаты Шмидт и в со-
ставе присутствия был член палаты Билюгов; третьего лица я
не помню. То обстоятельство, что Чаплинский был очень не-
доволен произведенными мною расследованиями, явствует из
следующего: незадолго перед слушанием дела Бейлиса я от-
правился к Чаплинскому с целью просить его заменить при-
нятую против меня меру пресечения — подписку о неотлуч-
ке —залогом в 10 000 руб[лей]. Чаплинский сказал, что моя
просьба будет исполнена, а затем перевел разговор на тему о
деле Бейлиса. Он высказал свое убеждение в том, что Бейлис
будет обвинен, а затем сказал, что я являюсь, ввиду моих рас-
следований, укрывателем убийцы, а потому он, Чаплинский,
намерен после признания Бейлиса по суду виновным возбу-
дить против меня уголовное преследование в укрывательстве
убийства. Когда я на это рассмеялся, то Чаплинский заметил:
«Вы не смейтесь, так как в Петрограде по этому вопросу у
меня было совещание с сановниками, на котором и решили
этот вопрос». Вот все, что мне известно о неправильных дей-
ствиях Чаплинского по делу Бейлиса. Относительно противо-
законных действий по делу Бейлиса бывшего председателя Ки-
евского окружного суда Болдырева, а равно других лиц судеб-
ного и административного ведомства мне ничего неизвестно.
Протокол мне прочитан и с моих слов составлен верно.
Степан Иванович Бразуль-Брушковский.
Судебный] следователь] Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 29 об.—30 об.
58. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 23 дня в г[ороде] Киеве судебный следова-
тель Киевского окружного суда по важнейшим делам допра-
шивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного в качестве свидетеля,
причем он показал:
Николай Александрович Красовский, 46 лет, право-
славный, был судим за преступления по должности, но по всем
делам был оправдан, за исключением одного, по которому мне
зоо
был объявлен по суду выговор, состою комиссаром уголовно-
розыскного отделения милиции гор[ода] Киева, проживаю в
гор[оде] Киеве, в здании присутственных мест.
В 1911 году я состоял приставом 3 стана Сквирского уезда,
Киевской губ[ернии]. С места служения я был вызван теле-
граммой в г[ород] Киев, и здесь вице-директором департамен-
та Министерства юстиции Лядовым и прокурором Киевской
судебной палаты Чаплинским мне было поручено производст-
во розысков по делу об убийстве мальчика Андрея Ющинско-
го. О добытых мною данных я каждую субботу делал доклады
Чаплинскому. Путем розысков я пришел к убеждению, что
убийство Ющинского было совершено воровскою организа-
цией во главе с Верой Чеберяк. Когда я докладывал об этом
Чаплинскому, то он игнорировал собранный мною в этом на-
правлении материал и высказывал свое определенное мнение,
что убийство Ющинского было совершено евреями с ритуаль-
ной целью, и требовал производства розысков в этом послед-
нем направлении. По поручению Чаплинского мною была ор-
ганизована «слежка» за всеми лицами, проживавшими в усадь-
бе завода Зайцева, в том числе и за Менделем Бейлисом, а
также и за всеми киевскими «резниками» — евреями, однако
эта «слежка» никаких данных, указывающих на причастность
этих лиц к убийству Ющинского, не дала. Когда я докладывал
об этом Чаплинскому и вместе с тем сообщал добытые мною
данные против воровской организации, то Чаплинский, види-
мо, был недоволен этим и однажды сказал мне: «Вы мне лучше
рассказывали бы, каким образом были доставлены из местечка
Буян (в Австрии) сосуды для источения крови». Убедившись
затем, что Вера Чеберяк влияет на свидетелей и препятствует
таким образом производству розысков, я счел необходимым
изолировать ее и подверг ее в порядке дознания задержанию
в июне 1911 года; однако вскоре должен был освободить ее
ввиду письменного о том предложения прокурора окружного
суда, основанного на распоряжении прокурора судебной па-
латы Чаплинского. В июле 1911 года я по тем же соображе-
ниям снова счел необходимым задержать Веру Чеберяк, но
опять последовало аналогичное первому распоряжение об ее
освобождении. В том же июле месяце по распоряжению Чап-
линского был арестован Мендель Бейлис. Так как арест Бей-
лиса был произведен по подозрению последнего в убийстве
Ющинского и так как розысками против Бейлиса не было до-
быто никаких данных, то я считал, что этот арест является
преградой к производству дальнейших розысков, и в этом
смысле сделал доклад Чаплинскому. Чаплинский отнесся явно
недоверчиво к высказанным мною соображениям и остался
301
мною недоволен. Находя, что при таком положении вещей я
не мог принести пользы своими розысками, я подал рапорт
прокурору окружного суда, прося освободить меня от испол-
нения возложенных на меня поручений о розысках. Вследствие
моего рапорта я был освобожден от производства розысков
по делу об убийстве Ющинского, но тотчас же со стороны про-
курора судебной палаты начались против меня «гонения».
Сначала я был устранен от должности пристава 3 стана Сквир-
ского уезда, а затем против меня последовательно было воз-
буждено семь или восемь уголовных дел по обвинению в раз-
личных преступлениях по должности. Всех возводимых против
меня обвинений я в настоящее время не помню. Некоторые из
возбужденных против меня дел были прекращены Киевским
губернским правлением, а по остальным я был судим, причем
по всем делам, за исключением одного, я был оправдан, по
одному только делу мне был объявлен по приговору суда вы-
говор. В числе возбужденных против меня дел обращает на
себя внимание дело по обвинению меня по 362 ст[атье]
Улож[ения] о наказаниях] в утайке поступивших ко мне как к
приставу 3 стана Сквирского уезда разных переписок, по ка-
ковому делу я приговором Киевской судебной палаты от 5
февраля 1913 года был оправдан за совершенной недоказан-
ностью, как сказано в приговоре палаты, учинения мною при-
писанного мне преступления. Предварительное следствие по
этому делу производилось во 2-ом следственном участке
Сквирского уезда, каковым участком в то время, за отсутст-
вием судебного следователя, заведовал неизвестный мне по фа-
милии кандидат на должность по судебному ведомству. Ввиду
нахождения моего в г[ороде] Киеве я был допрошен в качестве
обвиняемого по делу судебным следователем 16 участка
гор[ода] Киева, которым и был заключен под стражу, согласно
требования о том судебного следователя 2 участка Сквирского
уезда. Допрос и заключение меня под стражу имели место 17
июля 1912 года. Этому предшествовали следующие обстоя-
тельства: 13—15 июля я давал показания в качестве свидетеля
судебному следователю Машкевичу, производившему предва-
рительное следствие по делу об убийстве Ющинского. В своем
показании я привел собранные мною данные, указывающие на
то, что убийство Ющинского было совершено воровской шай-
кой, и высказал соображения о том, что Бейлис к этому убий-
ству непричастен. Конечно, это мое показание не могло не
стать известным Чаплинскому, и он, как видно из последу-
ющих его действий, решил принять против меня репрессивные
меры. Я не помню, от кого я узнал то, что сейчас расскажу,
но знаю, что это верно. Чаплинский после моего допроса
302
Машкевичем командировал к судебному следователю 2 участ-
ка Сквирского уезда прокурора Киевского окружного суда За-
пенина, который, согласно полученным от Чаплинского ука-
заниям, настоял, чтобы кандидат, исправлявший должность
судебного следователя 2 уч[астка] Сквирского уезда написал
требование о допросе меня в качестве обвиняемого и избрал
мерой пресечения против меня содержание под стражей. Тре-
бование такое было написано и лично самим прокурором За-
пениным привезено в Киев и немедленно было исполнено. Все
это было проделано по распоряжению Чаплинского, который
сам признал это, сказав при допросе его в качестве свидетеля
по делу члена Государственной Думы Шульгина, что он рас-
порядился посадить меня под стражу, так как я будто бы ме-
шал производству следствия по делу Бейлиса. Вот те пресле-
дования, которым я подвергался со стороны Чаплинского за
то, что производил розыски не в желательном для него на-
правлении. Пострадали по тем же причинам начальник сыск-
ного отделения Мищук, надзиратель Кириченко и пристав
Барбиер. Против Мищука и Кириченка были возбуждены уго-
ловные дела, а Барбиер был переведен из Киева в провинцию.
Из разговоров с этими лицами я знаю, что они путем розысков
пришли к убеждению, что убийство Ющинского не носило ха-
рактера ритуального убийства, а было делом рук воровской
организации. Эти их выводы и послужили причиной возбуж-
дения против них Чаплинским преследования. Какого мнения
об убийстве Ющинского держался жандармский подполков-
ник Иванов, я не знаю, но когда при встречах с ним я выска-
зывал ему свой взгляд на дело, указывая на роль Веры Чебе-
ряк, то Иванов отвечал: «Нет, вы жида дайте». Из этого я
вывожу заключение, что Иванов стремился к установлению
ритуала. Было ли это его убеждение, или он действовал в та-
ком направлении под давлением со стороны Чаплинского, мне
неизвестно. Уже по рассмотрении судом дела Бейлиса я все-
таки продолжал розыски по делу об убийстве Ющинского и
мне отчасти в Киеве, а отчасти в Америке, где я провел конец
1913 года и первую половину 1914 года, удалось собрать дан-
ные, вполне изобличающие в убийстве воровскую организа-
цию во главе с Верой Чеберяк. Исправляю: при допросе меня
судебным следователем Машкевичем все время присутствовал
Чаплинский, а потому, конечно, знал в деталях данное мною
показание. Я был арестован накануне допроса Машкевичем
свидетелей, изобличавших в убийстве Ющинского воровскую
организацию. Конечно, арест мой был произведен с целью тер-
роризировать этих свидетелей. Считаю нужным сообщить сле-
дующий факт, известный мне со слов Екатерины Дьяконовой,
зоз
свидетельницы по делу об убийстве Ющинского. Когда ее в
присутствии Чаплинского допрашивал Машкевич, то, записы-
вая ея показания, он редактировал их таким образом, что из-
вращал их смысл. Она против этого протестовала, и дело до-
шло до того, что ей стало дурно. Ввиду этого она вышла на
некоторое время из комнаты, а когда вернулась, то заметила,
что Чаплинский «отскочил» от окна, на подоконнике которого
лежал ридикюль. Оказалось, что ридикюль был раскрыт и все
содержимое выброшено на подоконник. Ей ясно было, что
Чаплинский что-то искал в ее ридикюле. Более добавить ни-
чего не имею. Показание мне прочитано и записано с моих
слов верно.
Николай Александрович Красовский.
Судебный] следователь] Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 31—33 об.
59. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Рижского окружного суда
[Б/д. Июль 1917 г.| Xs 180041
На основании 292 ст[атьи] У[става] уголовного] судопро-
изводства] прошу Вас предложить одному из судебных следо-
вателей по важнейшим делам Рижского окр[ужного] суда до-
просить бывшего начальника Киевского сыскного отделения,
а ныне Рижского Мищука в качестве свидетеля с соблюдени-
ем] 443 ст[атьи] У[става] уголовного] судопроизводства] по
производимому мной следствию о противозаконных действиях
высших должностных лиц по делу Бейлиса, предложив ему,
кроме обычных, следующие вопросы: Что ему известно о та-
ких противозаконных действиях быв[шего] прокурора Киев-
ской судебной палаты Чаплинского? Не оказывал ли он дав-
ления на свидетеля и других чинов полиции в смысле направ-
ления всех розысков лишь в сторону обвинения Бейлиса в
убийстве мальчика Ющинского с ритуальной целью и не пре-
пятствовал ли обследованию других версий этого убийства,
напр[имер] совершения его в квартире Веры Чеберяк Сингаев-
ским, Рудзинским и Латышевым? Не подвергал ли он пресле-
дованиям [вплоть] до возбуждения уголовных] дел включи-
тельно тех чинов полиции, которые производили свои розыски
в неугодном ему, Чаплинскому, направлении? За что именно
и каким преследованиям со стороны Чаплинского подвергся
свидетель? Какие обвинения были возбуждены против него и
304
чем таковые окончились? Известно ли свидетелю что-либо о
сознании свидетеля Козаченка жандармскому подполковнику
Иванову в ложном показании у судебного] следователя, будто
Бейлис подговаривал его, Козаченка? Как относился Чаплин-
ский к дополнительному расследованию Иванова, заключа-
вшему новые данные к изобличению Чеберяк, Сингаевского и
пр[очих] в совершении преступления? Не запрещал ли он Ива-
нову арестовать сих лиц, когда тот хотел это сделать. Не обу-
словливались ли показания на суде Иванова влиянием на него
Чаплинского? Какое участие в розысках по д[елу] Бейлиса при-
нимали правые организации в лице студента Голубева, а равно
член Государственной Думы Замысловский? Не находился ли
под их влиянием Чаплинский?
Не знает ли свидетель чего-либо о причинах недоставления
в судебное] заседание по д[елу] Бейлиса свидетеля защиты Ка-
раева из Сибири, и не было ли в данном случае оказано
какого-либо влияния Чаплинским на Енисейскую администра-
цию?
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 3—4.
60. ПРОТОКОЛ
25 июля 1917 года судебный следователь Рижского окруж-
ного суда по важнейшим делам в своей камере допрашивал
нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением 443
ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства], который по-
казал:
Евгений Францевич М и щ у к, 52 лет, начальник уголовной
милиции в г[ороде] Риге, православный, живу в г[ороде] Риге,
по Гертрудинской ул[ице], №23, кв[артира] 8.
Я состоял начальником Киевского сыскного отделения с
января по сентябрь 1911 года. В марте месяце того же года в
Киеве возникло дело об убийстве мальчика Ющинского, и я
производил по этому делу дознание. Розыски велись мной в
нескольких направлениях, причем я учитывал, между прочим,
возможность убийства на ритуальной почве. Однако совокуп-
ность данных, добытых дознанием, привела меня лично к
убеждению, что убийство Ющинского было совершено пре-
ступным миром с целью симулировать ритуальное убийство и
вызвать еврейский погром. Были некоторые указания на при-
частность к делу родственников убитого, а именно его отчима
305
Луки Приходька и его дяди Нежинского. Ходом дознания с
самого начала интересовался бывший прокурор Киевской су-
дебной палаты Чаплинский, причем приблизительно с июня
месяца стало чувствоваться стремление его направить розыски
в сторону версии ритуального убийства. Так, он неоднократно
в разговоре со мной выражал удивление, что я не поддержи-
ваю этой версии. Когда я стал вести негласное расследование
по отношению к Вере Чеберяк и нашел нужным арестовать ее,
Чаплинский с явным неудовольствием заметил мне: «Зачем Вы
мучаете невинную женщину?» Он настаивал, чтобы я не кон-
центрировал розысков в той местности, где был найден труп
Ющинского и где проживала Вера Чеберяк, а перенес таковые
в Предмостную Слободку по месту жительства убитого маль-
чика. Когда же я возразил, что я параллельно веду розыски и
в этой местности, но все-таки нахожу необходимым проверить
данные касательно Веры Чеберяк, Чаплинский ответил, что он
просит меня руководствоваться его указаниями. И я, и другие
чины Киевской полиции, работавшие по этому делу, сознава-
ли определенно, что Чаплинскому желательно вести дело ис-
ключительно в направлении убийства на ритуальной почве.
Даже высказывать свое личное мнение о том, что убийство
совершено по другим мотивам, считалось опасным. Мне из-
вестно, что бывший пристав Плоского участка г[орода] Киева
Барбиер и один из околоточных надзирателей того же участка,
которые работали по этому делу, пострадали по той же при-
чине: Барбиер был переведен в уездную полицию, а околоточ-
ного, насколько помню, отдали по какому-то ничтожному по-
воду под суд. От кого-то из чинов полиции, кого именно, не
помню, я слышал, что это произошло по настоянию Чаплин-
ского. Что касается лично меня, то мне известно, что Чаплин-
ский настаивал перед бывшим товарищем министра внутрен-
них дел Курловым, чтобы меня выслали из Киева, но по не-
известной мне причине не имел успеха. Затем против меня
было возбуждено по настоянию Чаплинского уголовное пре-
следование по следующему поводу: некий Кушнер заявил, буд-
то в Юрковской Горе зарыты какие-то вещи, относящиеся к
убийству Ющинского. Я произвел там осмотр и действительно
нашел два заостренных прута, мешок от матраца, клочки бу-
маги, конверт и еще что-то, причем, однако, сразу оказалось,
что эти предметы никакого отношения к делу Ющинского не
имеют. Хотя я сразу об этом доложил Чаплинскому и совето-
вал арестовать Кушнера, чтобы выяснить обстоятельства дела,
этот мой совет не был исполнен, а затем по настоянию Чап-
линского против меня было возбуждено уголовное преследо-
вание по 362 ст[атье] Улож[ения] о наказаниях]. Меня обви-
306
няли в том, будто я сам подложил там эти вещи с целью оп*
ровержения версии ритуального убийства. Киевская судебная
палата меня оправдала, но Сенат по протесту прокурорского
надзора кассировал приговор, и дело вторично разбиралось в
Харьковской судебной палате, которой я был приговорен к
одному году арестантских отделений. Потом по ходатайству
моей дочери я был помилован. Еще до этого, кажется, в мае
месяце 1911 года я был устранен от расследования по делу
Ющинского, и оно было поручено жандармскому подполков-
нику Иванову. С тех пор я по собственной инициативе розыс-
ков по этому делу не продолжал, только в случае поступа-
ющих ко мне заявлений проверял таковые и направлял судеб-
ному следователю.
О сознании свидетеля Козаченко подполковнику Иванову
я ничего не знаю. Неизвестно мне также, как отнесся Чаплин-
ский к докладу Иванова об этом сознании, а также к до-
полнительному расследованию Иванова, заключавшему дан-
ные, изобличающие Веру Чеберяк и Сингаевского в убийстве
Ющинского. Запрещал ли Чаплинский Иванову арестовать на-
званных лиц, я не знаю, но помню, что Иванов говорил мне,
будто Чаплинский высказал ему неудовольствие по поводу за-
держания им кого-то по этому делу. Обусловливалось [ли] по-
казание Иванова на суде влиянием на него Чаплинского, я ска-
зать не могу, так как сам на суде не был и показания Иванова
не слышал.
Вообще с самого начала расследования об убийстве Ющин-
ского в нем принимали деятельное участие правые организа-
ции в лице студента Голубева и товарища председателя Союза
русского народа Розмитальского. Они играли в этом деле со-
вершенно такую роль, какую нормально играет прокурорский
надзор. Что касается члена Государственной Думы Замыслов-
ского, то я лично не знаю, какое участие он принимал в этом
расследовании, но мне известно, что друг Замысловского при-
сяжный поверенный Шмаков получал все время информацию
по делу Ющинского от самого Чаплинского, а потому естест-
венно предположить, что Замысловский через Шмакова мог
оказывать влияние на Чаплинского. Вообще Чаплинский
вполне определенно боялся правых организаций и был скло-
нен делать все в угоду им: я помню, что когда я спросил Чап-
линского, будет ли привлечен к ответственности некто Павло-
вич, разбрасывавший в день похорон Ющинского проклама-
ции с призывом к еврейскому погрому, он мне ответил: «Если
связаться с черносотенцами, то не избавишься неприятностей,
лучше с ними ладить, что советую и вам принять к сведению».
307
Я слышал, от кого именно — не помню, что за день или за
два до ареста Бейлиса на квартире бывшего киевского
генерал-губернатора Трепова состоялось заседание, в котором
участвовали члены правых организаций Голубев, Розмиталь-
ский и др[угие], жандармский подполковник Иванов и, кажет-
ся, Чаплинский, хотя наверно этого не знаю, и что на этом
именно заседании был решен вопрос о задержании Бейлиса.
О причинах недоставления в судебное заседание по делу
Бейлиса свидетеля Караева и о причастности к этому недо-
ставлению Чаплинского мне ничего неизвестно. Показание
мне прочитано.
Евгений Мищук.
Исправляющий] должность] судебного следователя.
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 4 об.—6.
61. ПРОТОКОЛ
1917 года июля 28 дня судебный следователь по важнейшим
делам Харьковского окружного суда в камере своей допраши-
вал нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением
443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он по-
казал:
Я, Алексей Михайлович 3 а п е н и н, 44 л[ет], товарищ про-
курора Харьковской судебной палаты, живу в гОроде] Харь-
кове.
На предложенные мне вопросы показываю. Копии со след-
ственного производства по делу об убийстве Ющинского были
сняты канцелярией прокурора Киевского окружного суда вслед-
ствие распоряжения о том прокурора судебной палаты Чаплин-
ского. Дело в это время находилось в окружном суде, откуда
каждый день, когда снимались копии, его брала канцелярия, и
затем возвращала обратно. Насколько мне помнится, прокурор
палаты Чаплинский сначала распорядился о снятии одной ко-
пии, а затем потребовал, чтобы были сняты две копии. Тогда
были допечатаны для второй копии недостающие листы и в
дальнейшем, так как всегда возможно было ждать распоряжения
об изготовлении новой копии (напр[имер], для самого Чаплин-
ского), копии стали печататься через копировальную бумагу в
трех экземплярах. Одна из напечатанных копий по распоряже-
нию Чаплинского предназначалась для товарища прокурора
Петроградской палаты Виппера, а вторая — для гражданского
истца Замысловского. В объяснение требования об изготовле-
308
нии копий для гражданского истца в неустановленном порядке
Чаплинский указал на распоряжение о том Министерства юсти-
ции. Относительно же копий для Виппера, насколько помню,
Чаплинский на высказанное ему соображение о несправедливос-
ти возложения работы по изготовлению копий на переобреме-
ненную и без этого канцелярию прокурора суда, а не на более
свободную канцелярию прокурора палаты, добавил еще, что это
явится компенсацией за избавление прокурорского надзора Ки-
евского суда от обязанности поддерживать обвинение по этому
делу. Помню, что со стороны защитников Бейлиса во время сня-
тия копий был заявлен какой-то протест на допущенную непра-
вильность, но подробностей припомнить не могу. Если бы пред-
ставилась надобность в более подробных сведениях об основа-
нии и порядке изготовления копий, то я думаю, что таковые
сохранились более, чем у меня в памяти, у служившего тогда в
канцелярии помощником секретаря, а затем секретарем Степана
Николаевича Хойнацкого. С введением реформы местного суда
Хойнацкий был назначен добавочным мировым судьею Киев-
ского уездного мирового съезда, в какой должности он оставал-
ся и весною 1916 года во время моего отъезда из Киева. Прочи-
тано.
А. Запенин.
Исправляющий] должность] судебного следователя.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 13—14.
62. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Московской судебной палаты
28 июля 1917 г. № 180057
На основании 292 ст[атьи] У[става] уголовного] с[удопро-
изводства] прошу Вас предложить судебному следователю по
особо важным делам Громову допросить проживающего в
г[ороде] Москве, в 1 уч[астке] Пречистенской части, по Штат-
ному пер[еулку], в д[оме] №4, кв[артире] 12, бывш[его] киев-
ского губернатора Алексея Федоровича Гирса в качестве
свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи] У[става] уголовного]
судопроизводства] по производимому мною следствию о про-
тивозаконных действиях должностных лиц по делу Бейлиса,
предложив Гирсу, кроме обычных, следующие вопросы:
Что ему известно о противозаконных и пристрастных дей-
ствиях по этому делу во время дознания и предварительного
следствия бывш[его] прокурора Киевской судебной палаты
309
Чаплинского? При каких условиях и по каким причинам это
дело с самого начала получило направление в смысле риту-
ального убийства? Какого взгляда на него держался Чаплин-
ский и какое направление давал он производившимся поли-
цейским розыскам? Не требовал ли он от чинов полиции, что-
бы они производили эти розыски лишь в сторону ритуального
характера этого преступления и виновности в нем Бейлиса, и
не противодействовал ли он производству розысков в других
направлениях, наприм[ер] в отношении Веры Чеберяк и окру-
жавших ее лиц? Какое участие в деле Бейлиса принимали пра-
вые организации в лице студента Голубева, Розмитальского и
друг[их]? Не было ли этим лицам разрешено Чаплинским про-
изводить частное расследование по делу Бейлиса и не оказы-
вали ли они влияния на Чаплинского? Чем объяснить, что про-
тив целого ряда чинов полиции — Мищука, Красовского, Ки-
риченка и друг[их], принимавших участие в розысках по делу
Бейлиса, были возбуждены уголовные дела по обвинению в
различных должностных преступлениях? Не находилось ли
возбуждение против них уголовного преследования по этим
делам в связи с деятельностью их по делу Бейлиса и не при-
нимал ли Чаплинский участие в возбуждении против них этих
дел за то, что они, вопреки его указаний, производили розыс-
ки в других направлениях, а не только в отношении Бейлиса?
Чем, в частности, вызвал недовольство Чаплинского исправ-
ляющий] обязанности] начальника сыскного отделения Кра-
совский и по каким основаниям Чаплинский требовал от него,
свидетеля, удаления Красовского и замены его другим лицом?
Какое участие в деле Бейлиса принимал член Государственной
Думы Замысловский, и не оказывал ли он влияния на ход этого
дела? В каких отношениях он находился с Чаплинским и Го-
лубевым? Не имел ли свидетель во время приездов своих в
Петроград докладов по делу Бейлиса у министра внутренних
дел Маклакова и министра юстиции Щегловитова? Что они
говорили ему? Известно ли свидетелю, доказывал ли Чаплин-
ский в приезд бывш[его] императора в Киев в конце августа
1911 года ему что-либо по делу Бейлиса? Имел ли со свидете-
лем разговоры, и какие именно, по этому делу приезжавший
в начале мая 1911 года вице-директор I Департамента юстиции
Лядов? Каков был взгляд Лядова на дело Бейлиса? Не оказы-
вал ли Чаплинский давления на судебного следователя Фененко,
производившего предварительное следствие по делу Бейлиса?
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 14—15.
310
63. ПРОТОКОЛ
1917 года августа 1-го дня командированный в Чрезвычай-
ную следственную комиссию для производства следственных
действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допра-
шивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного свидетеля, который
показал:
Зовут меня Арнольд Давидович Марголин, присяжный
поверенный, 39 лет, иудейского вероисповедания, живу в
гОроде] Петрограде, по Пантелеймоновской ул[ице], д[ом] 7,
кв[артира] 7, под судом не был, обвиняемым чужой.
Дальнейшее показание пишу собственноручно. На постав-
ленный Вами вопрос о том, что мне известно об отношении к
делу об убийстве Ющинского Министерства юстиции, отве-
чаю, что с этой точки зрения в названном деле имеются два
периода, две эпохи. Первые слухи о ритуальном характере
убийства исходили несомненно от киевских «союзников», т[ак]
Называемых] «двуглавцев» и членов «Палаты Архангела Ми-
хаила», среди которых было значительное количество профес-
сиональных преступников. Во время похорон Ющинского на
кладбище был арестован один из представителей этой компа-
нии, Павлович, раздававший прокламации о ритуальном ха-
рактере убийства Ющинского с призывом к еврейскому погро-
му. Хотя полиция и поспешила затем уничтожить все следы
деятельности Павловича и освободила последнего, тем не ме-
нее было бы необоснованно утверждать, что киевская полиция
имела в это время чьи-либо директивы «сверху» или же соб-
ственные побуждения содействовать «союзникам» в деле
Ющинского в смысле как сокрытия всего того, что бросало
тень на «союзников» в этом деле, так и оказания помощи «со-
юзникам» в распространении легенды о ритуальном убийстве.
Напротив, к чести местной полиции надлежит сказать, что на
первых порах она проявила себя необычно корректным пове-
дением — полицмейстер издал даже приказ, возбраняющий
местной прессе писать о ритуале, на панихиде (в апреле 1911
года) по Ющинскому полиция не допустила агитации черно-
сотенцев. Если же полиция и не решалась преследовать чер-
носотенцев, как, например, в случае с Павловичем, то это объ-
яснялось тем страхом пред всесильными в Киеве союзниками,
который существовал в то время вообще, независимо от дела
об убийстве Ющинского. Однако «союзники» не хотели удов-
летвориться этим пассивным к ним отношением, этим попус-
тительством киевской полиции, они были раздражены тем, что
полиция не предпринимает ничего активного для подкрепле-
311
ния их версии о ритуальном убийстве. Раздражало их и то об-
стоятельство, что как дознанием, так и предварительным след-
ствием устанавливались данные отчасти (вначале) — против
родных Ющинского, отчасти (впоследствии) — против Чебе-
ряк и К°. Уже через неделю после обнаружения трупа Ющин-
ского прокурор Брандорф довел до сведения министра юсти-
ции о том, что анонимные письма о ритуале опровергаются
всеми обстоятельствами дела, такое же заключение дали Обо-
лонский и Труфанов (эксперты). Огромную роль в деле про-
тиводействия преступной агитации «союзников» сыграла газе-
та «Киевлянин», известная своим антисемитским направлени-
ем. Покойный Пихно являлся авторитетом не только для
полиции, но и для высшей администрации края, его орган счи-
тался полу официозом. И если запрос правых в Государствен-
ной Думе (29 апреля) и вызвал сначала в Киеве панику среди
еврейского населения, то выступления «Киевлянина» с резким
осуждением этого запроса парализовали успех погромной аги-
тации и внесли успокоение. Зато в Министерстве юстиции за-
прос произвел, очевидно, большое впечатление: в первых чис-
лах мая приехал в Киев, по-видимому специально по делу
Ющинского, Лядов. Но несмотря на усиленную работу киев-
ских «союзников», а также Замысловского, Маркова и К°, ки-
евская полиция и следственные власти, столь стесненные в сво-
их розысках неприкосновенностью и безнаказанностью «союз-
ников», все же и к концу июня оставались при убеждении, что
добытые ими данные указывают на прикосновенность к убий-
ству либо родственников Ющинского, либо Чеберяк и ее при-
ятелей, либо и тех и других. Все эти лица были арестованы в
последних числах июня, а в начале июля киевские «союзники»
обратились к Дубровину с просьбой поддержать их ходатай-
ство об изъятии дела от следователя В. И. Фененко, об устра-
нении Красовского и назначении специальной особой следст-
венной комиссии. Вскоре после этого все арестованные были
выпущены, причем, например, Лука Приходько был освобож-
ден по распоряжению из М[инистерст]ва юстиции. В июле же
появляются те «данные», на основании коих был арестован,
сначала в порядке охраны, Бейлис. После этого Чаплинский
начинает проявлять настойчивость в отношении ритуальной
версии и привлечения Бейлиса и производить уже прямое дав-
ление на В. И. Фененко. Несмотря на то что поведение Чебе-
ряк становится все более и более подозрительным (ее попытка
отравиться во время обыска у нее в конце июля 1911 года,
загадочная смерть ее детей в августе), Чаплинский в корне
пресекает все попытки расследования в этом направлении, тре-
буя ведения следствия лишь в отношении ритуальной версии,
312
и в частности — Бейлиса. В конце августа, в связи с киевскими
торжествами по поводу приезда в Киев б[ывшего] царя, по на-
стоянию Курлова и Чаплинского был отстранен от дела Ми-
щук, а еще раньше — Красовский. 4-го сентября после убий-
ства Столыпина приехал в Киев Щегловитов. С этого момента
была окончательно парализована всякая инициатива и само-
стоятельность следственной власти. «Союзники» и инспири-
руемый ими Чаплинский добились своей цели — Минис-
терство юстиции вышло из полосы колебаний и стало со вре-
мени киевских торжеств руководить направлением дела в
сторону ритуальной версии и обвинения Бейлиса. Должен по-
яснить, что, несмотря на все эти зловещие признаки, еврейское
население в Киеве долгое время не придавало серьезного зна-
чения привлечению Бейлиса; была уверенность, что дело будет
прекращено. К тому же убийство Столыпина поглощало в то
время все внимание и отвлекало от всего остального. Очень
сильное впечатление произвел в Киеве запрос правых в Госу-
дарственной Думе «О незакономерных действиях киевской по-
лиции по делу Ющинского» (в начале ноября 1911 г.). В связи
с этим запросом возникло наконец серьезное отношение к делу
вообще и к судьбе Бейлиса в частности. Лично я тоже стал
близко интересоваться этим делом лишь с ноября 1911 года,
сначала в связи с частным расследованием Бразуль-Бруш-
ковского, засим в качестве одного из защитников Бейлиса и,
наконец, с августа 1912 года — в качестве свидетеля по делу.
В пределах заданного мне Вами, г. следователь, вопроса, могу
засвидетельствовать, что давление министерства и Чаплинско-
го на следователя и суд представлялись мне очевидными и не-
сомненными на протяжении всего времени, в течение которого
я изо дня в день наблюдал движение дела Бейлиса. В. И. Фе-
ненко был связан, что называется, по рукам и ногам. Бран-
дорф, к которому я обратился лично в ноябре или декабре
1911 года с просьбой об изменении меры пресечения в отно-
шении Бейлиса, ответил мне: «Поймите же, что если бы пред-
ложили даже миллион рублей в качестве залога, то и тогда мы
были бы бессильны что-либо сделать ввиду особого отноше-
ния к этому делу». И все же никто не верил в возможность
предания Бейлиса суду. В. И. Фененко до последней минуты
не представлял себе этой возможности. Было бы слишком
длинно перечислять все те факты, которые наглядно свиде-
тельствовали о том, что суд находился в полном подчинении
и ничего без министерства не предпринимал. Почти все про-
шения, заявления и вообще все документы посылались в ми-
нистерство для получения оттуда указаний. В первой половине
января 1912 года, за несколько дней до утверждения 1-го об-
313
винительного акта, приехал в Киев Замысловский. Тогда же,
если не ошибаюсь, В. И. Фененко был вызван в Петербург.
Замысловский выступил в Киеве с докладом, причем сбор с
лекции, посвященной преимущественно вопросу о ритуальных
убийствах, предназначался в пользу о[бщест]ва «Двуглавый
орел». На докладе присутствовали б[ывший] ген[ерал]-
губернатор Трепов, Чаплинский и Запенин. 16-го же января
Чаплинский, как тогда открыто говорили в судебных сферах,
поехал к Щегловитову, которому повез «на выбор» 2 проекта
обвинительного акта — один, составленный Карбовским, дру-
гой— Лашкаревым. 17-го января Бр[азуль]-Брушковский лич-
но подал Запенину свое 1-е заявление, причем Запенин на-
столько растерялся, что сперва отказался и от допроса приве-
денных Бразулем свидетелей, и вообще от дачи хода
заявлению, сославшись на отсутствие Чаплинского. Засим, хо-
тя и было начато дознание по заявлению Бразуля, но это не
остановило утверждения 20-го января обвинительного акта су-
дебной палаты. Тенденциозное ведение дела сказывалось на
каждом шагу, во всем — ив крупном, и в мелочах. Бейлису
вручили лишь незначительную часть следственного производ-
ства (копии), защитникам было сначала совсем отказано в вы-
даче копий, и лишь впоследствии, по миновании сроков для
прошений о вызове свидетелей и экспертов, было разрешено
канцелярии изготовить для защиты за ее счет копии в свобод-
ные часы. Вообще защите вместо помощи ставились всяческие
препятствия при изучении дела, которого почти никогда не
бывало в канцелярии. С января же начинается преследование
всех тех, кто имел какое-либо отношение к делу Бейлиса, но
не соглашался с ритуальной версией. Возбуждаются дисцип-
линарные дела против защитников. Засим привлекаются Ми-
щук, а позже — и Красовский, вслед за его допросом по дан-
ным 2-го заявления Бр[азуля]-Брушковского. Та же участь по-
стигает и окол[оточного] надзирателя Кириченко. Достаточно
хотя бы было ознакомиться с этими обвинениями, особенно
по делу Красовского, чтобы убедиться в том, как инсцениро-
вались дела для дискредитирования неудобных свидетелей.
Возникает ряд литературных дел по обвинению Чеберяк в кле-
вете всех тех, кто изобличал ее в печати как участницу убий-
ства. Засим Чаплинский привлекает редактора «Киевлянина»
В. В. Шульгина за распространение заведомо ложных сведе-
ний о действиях прокуратуры. Ряд литературных дел возника-
ет и вне Киева — в отношении В. А. Маклакова, П. Б. Струве,
В. Г. Короленко, а также многих редакторов и сотрудников
провинциальных газет, что наглядно свидетельствует о чуткос-
ти послушных следователей, прокуратуры и магистратуры к
314
желаниям и направлению щегловитовской юстиции. Было яс-
но, что проявление себя какой-либо очередной услугой в деле
Бейлиса есть наилучший путь к быстрой служебной карьере.
Особенно знаменательным в этом отношении является небы-
вало быстрое движение по службе Болдырева и Кисличного в
связи с делом Бейлиса, а засим и в связи с моим дисциплинар-
ным делом, а также перевод из Харькова в Киевскую судебную
палату Шмидта за его заслуги перед министерством по делу
Мищука, по которому он был докладчиком. Назначение Чап-
линского сенатором явилось заключительным аккордом по на-
граждению лиц, отличившихся по делу Бейлиса. Достойные же
и стойкие представители прокуратуры и магистратуры всяче-
ски устранялись от дела Ющинского—Бейлиса: устранение
В. И. Фененко и передача дела после направления его к до-
следованию Машкевичу предрешили дальнейшее движение
следствия. Машкевич явился точным и весьма усердным ис-
полнителем воли пославших его. О том, как велось судебное
следствие, известно из стенографического отчета о процессе,
а потому нахожу излишним распространяться об этом. Резю-
мируя все изложенное, должен повторить, что до июля 1911
года М[инистерст]во юстиции, по моему убеждению, не про-
являло особой тенденциозности в деле Ющинского и шло
лишь как бы на буксире у Замысловского и прочих. Но засим
стараниями Чаплинского и «союзников», особенно после ки-
евских торжеств в августе 1911 года, Щегловитов все больше
и больше вовлекается в это дело, становится его руководите-
лем и вдохновителем во всех его дальнейших стадиях и интел-
лектуальным виновником всех беззаконий и вопиющих нару-
шений, допускавшихся чуть ли не ежедневно на протяжении
двух лет, которые провел Бейлис в тюрьме, а затем и после
оправдания Бейлиса, в отношении всех привлеченных в связи
с этим делом. Поощряя необычными повышениями всех тех,
кто был ему послушен и выполнял его предначертания, и
предавая опале тех, кто имел мужество противостоять этому
давлению, Щегловитов систематически развращал судебное
ведомство и вписал своим поведением в деле об убийстве
Ющинского позорнейшую страницу в историю русского пра-
восудия.
Арнольд Марголин.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 8—11.
315
64. ПРОТОКОЛ
1917 года августа 2-го дня командированный в Чрезвычай-
ную следственную комиссию для производства следственных
действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) допол-
нительно допрашивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава]
уголовного] судопроизводства] нижепоименованного свиде-
теля, который показал:
Машкевич Николай Акимович, судебный следователь
Петроградского окружного] с[уда] по особо важным делам, 43
лет, православный, живу в Петрограде по Гатчинской ул[ице],
д[ом] №27—29, кв[артира] 37, с Г. Г. Чаплинским ни в родстве,
ни в особых отношениях, препятствующих давать показания
под присягой, не состою.
На предложенные мне вопросы показываю. Незадолго до
направления мной предварительного следствия по делу об
убийстве Андрея Ющинского, когда я, вернувшись из Киева,
заканчивал следствие в Петрограде, подготовляя его к направ-
лению [в суд], я получил из Киева от Г. Г. Чаплинского част-
ное письмо, которое, к сожалению, у меня не сохранилось и,
должно быть, погибло в моей камере во время пожара в ок-
ружном суде 27 февраля с[его] г[ода], где у меня сгорели копии
следственных актов по делу Ющинского, разные заметки по
этому же делу и по другим делам, по которым мне приходи-
лось производить предварительные следствия. Точно и по-
дробно содержания этого письма я не припомню, но общее
содержание его у меня сохранилось в памяти. Г. Г. Чаплин-
ский писал мне, что один из допрошенных мною свидетелей,
кто именно, теперь не вспомню, дал такое показание, которое,
по его мнению, может быть положено в основание для поста-
новления об изменении меры пресечения в отношении Бейли-
са. В письмах высказывалась мысль, что, воспользовавшись
этим случаем, можно назначить залог тысяч в 50, который,
несомненно, будет представлен, а затем, когда дело перестанет
быть «арестантским», то с ним можно будет не спешить. На-
сколько я могу восстановить в памяти впечатление от содер-
жания этого письма, в нем проскальзывала мысль, выражаясь
грубо, «свести дело на нет». Таково мое личное впечатление,
сохранившееся до сих пор. Письмо это меня изумило, так как
я раньше от Г. Г. Чаплинского таких мыслей в беседах с ним
не слышал. Насколько мне помнится, я тогда же постарался
свое недоумение разрешить проверкой самого себя и для этого
внимательно прочел показание того свидетеля, по подлиннику
или копии, не помню. Из этой проверки я убедился, что по-
казание это не имеет решительно никакого значения для дела
316
в смысле доказанности виновности Бейлиса и не может логи-
чески служить мотивом к изменению меры пресечения. В тот
же или на другой день я был экстренно вызван к министру
юстиции И. Г. Щегловитову, который, как оказалось, полу-
чил почти аналогичное письмо от Г. Г. Чаплинского. И у ми-
нистра это письмо вызвало недоумение, почему мне и был за-
дан И. Г. Щегловитовым вопрос о назначении показания сви-
детеля. Я доложил министру свое мнение об этом показании
и высказал недоумение по поводу письма Г. Г. Чаплинского,
после чего И. Г. Щегловитов сказал, что он вызовет
Г. Г. Чаплинского в Петроград. Этим, вероятно, и объясняет-
ся то обстоятельство, что я Г. Г. Чаплинскому не ответил на
это письмо, что я помню хорошо. Чем, в сущности, вызвано
было написание Г. Г. Чаплинским таких писем, я объяснить
затрудняюсь, могу лишь строить в этом отношении догадки.
Ссылка же на свидетеля может быть объяснена лишь недоста-
точно полным знакомством Г. Г. Чаплинского с деталями и
подробностями дела. До переезда Г. Г. Чаплинского в Петро-
град на жительство, я помню, с ним беседы по поводу этого
письма не имел, после же переезда его в Петроград, может
быть, и имел, но случайно, так же как и случайны были вооб-
ще наши с ним встречи, почему я и не помню, о чем мы го-
ворили или могли говорить по поводу этого письма.
На второй из предложенных мне вопросов показываю, что
жандармский [подполковник Иванов мне не говорил о том,
будто Козаченко ему сознался в ложном оговоре Бейлиса. Не-
сомненно, если бы мне об этом Иванов говорил, то я записал
бы в протокол допроса его, так как это обстоятельство я счел
бы существенным для дела, тем более что к показаниям сви-
детелей типа Козаченки я относился с большим недоверием и
скептицизмом, к чему было достаточно оснований. Показание
писал собственноручно.
Николай Акимович Машкевич.
Командированный в Чрезвычайную следственную комис-
сию для производства следственных действий Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 11—12 об.
65. ПРОТОКОЛ
1917 года августа 4 дня г[ород] Киев, судебный следователь
Киевского окружного суда по важнейшим делам допрашивал
с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] суд[опро-
317
изводства] нижепоименованного в качестве свидетеля, причем
он показал:
Павел Яковлевич Барбиер, 51 года, православный, в на-
стоящее время привлечен судебным следователем Киевского
окружного суда по важнейшим делам Пуриком к следствию в
качестве обвиняемого по 341 ст[атье] Улож[ения] о наказани-
ях], живу в гор[оде] Киеве по Михайловской улице, в доме
№ 10.
В 1911 году я был приставом Плоского г[орода] Киева
участка в то время, как в районе того участка был обнаружен
труп мальчика Ющинского. Хотя розыски были поручены
сыскному отделению, но по приказанию начальства я должен
был следить за данными, относящимися к делу. Наконец дей-
ствиями сыскного отделения, как я слыхал, недовольной стала
прокурорская власть, и дело было поручено частному розыску
станового пристава Красовского. Последний работал при мо-
ем участии, но закончить дело нам не дали, переведя все дело
в сторону розысков по ритуалу. Последним, видимо, руково-
дил б[ывший] прокурор палаты Чаплинский, приезжавший ко
мне и справлявшийся об обстоятельствах дела и сведениях ро-
зыска. Все мои сведения выслушивал рассеяно, и я заметил,
что даже что-либо существенное [ему] неинтересно, и Чаплин-
ский делал вставки, упоминая часто о евреях. Понял я его
мысль, и он начал разговор удариться в разговоры в сторону
ритуала.* Разговор был о заводе Зайцева, о приезжавших из-за
границы цадиках и проч. Рекомендовалось покопаться между
еврейской средой, оставив пока розыски в прежнем направле-
нии. На мое неосторожное выражение, что едва ли здесь может
быть вопрос о евреях, Чаплинский сделался неприветливым, с
предложением делать, что он рекомендует или требует. Кроме
того, было известно, что работа розыска по ритуалу поручена
была жандарму-офицеру Иванову, и последний неоднократно
при встречах любезничал, хитрил и старался навести разговор
на ритуал. То же самое как-то проделал и его брат, тоже жан-
дарм, Александр Иванов. Все мои отнекивания, очевидно, учи-
тывались и передавались, потому что я заметил нелюбезность
в обращении со стороны губернатора Гирса. Я заметил какое-
то настроение ко мне и раздраженные вопросы: «Ну что же
дело Ющинского?». Наконец мне по телефону приказано было
явиться на место проишествия, и туда явились Чаплинский,
судебный] следователь] Машкевич и Голубев — представи-
тель «Двуглавого орла». Осматривали место, ходили, видел я,
к чему они клонят. Наконец пошли к квартире Бейлиса и на
* Так в оригинале.
318
кирпичный завод, где будто бы могли колоть Ющинского. По
осмотре Чаплинский там же дал мне поручение собрать све*
дения между еврейским населением, выяснить время закладки
и посвящения частной лечебницы Зайцева и вообще порабо-
тать в направлении ритуального убийства. Собранные мною
сведения, как я соображаю, не были в пользу материала, со-
здаваемого Чаплинским, и через некоторое время [я] узнал по
слухам о недовольстве на мою работу Чаплинского, я был не-
ожиданно переведен из Киева в г[ород] Радомысл на долж-
ность помощника исправника. Выясняя причину такового по-
ворота, я узнал от губернатора, что это делается по настоянию
влиятельного лица за то, что я не слушаю и не делаю того,
что мне приказано. На мое заявление, что я не имею данных
к ритуалу, оно обойдено молчанием. Конечно, постановление
о переводе обосновывалось на известной фразе «для пользы
службы», но, в частности, я знал, что это наставление Чаплин-
ского, находившего меня человеком способным и, по его мне-
нию, могущим собрать хороший материал, но если этого я не
сделаю, то просто или не хочу, или же даже заинтересован, и
что если я буду находиться в Киеве, то даже буду мешать ро-
зыскам. Он даже настаивал на совершенном увольнении, что-
бы неповадно было и другим чинам не действовать по его
указке. Против Красовского тоже начались гонения и проч[ее]
и такое обращение, при которых служить было трудно и рис-
кованно. Мне на каждом шагу ставились намеки на дело Бей-
лиса. Все время я молчал и боялся, ибо чувствовал, что ждут
случая меня наказать. Не раз мне говорил Иванов о недоволь-
стве Чаплинского и о возможности получить поощрение в слу-
чае доставления хороших сведений. Что Чаплинский может
мне сделать много зла и проч[ее]. Зло я получал и получал его
все время службы и получил его еще больше, как будет видно
из последующих событий со мною. Не подлежало ни малей-
шему сомнению и даже было положительно известно, что Чап-
линский хотел заставить чиновников действовать только в том
направлении, как он хочет, т. е. в сторону ритуала, и ясно
умышленно терроризировал чиновников, чтобы принудить к
тому. Я это знал, и сколько меня ни просили быть свидетелем
этого на суде, я умолял обойти меня, боясь мести, а боялся
правильно, потому что испытал и испытываю ее на себе фак-
тически, т. е. наказан незаслуженно переводом и расстроен им;
все время чувствовал притеснения и, наконец, случилось сле-
дующее: в 1916 году внезапно явился в Радомысл, где я слу-
жил, жандармский подполковник Александр Иванов надуто,
напыщенно и явно враждебно. Ничего не говоря, произвел он
внезапные аресты 6 или 7 евреев, якобы бравших деньги за
319
освобождение евреев от военной службы. Арестован был за-
сим врач Костецкий и секретарь присутствия Горбач. Тут же
Иванов, видимо, счел за удобный случай насолить мне якобы
за слабый надзор и бездействия, потому что в городе обо [мне]
появилась фраза: «Герой дела Бейлиса». Я к этому делу не ка-
сался, что сказал мне тот же Иванов. Спустя месяца два меня
губернатор Игнатьев причислил по штату губернского прав-
ления. Выясняя причины, оказалось, что Иванов хвастался,
что умеет раздуть дело, и доложил, что пока я на месте, евреи
не скажут правды [ни] о виновных, ни о моей слабости, и вот
для пользы службы меня убрали. Но тут же стала ясной месть,
а именно: раз он доложил, что я мешаю расследованию, меня
военные власти в силу 17 ст[атьи] Военного] положения] от-
странили от должности, но я должен бы получать временное
жалованье, но почему-то губернатор пошел еще дальше тре-
бования военных властей, и причислили меня к штату, лишив
права получать содержание. На мой вопрос, за что такое пред-
варительное наказание, губернатор Игнатьев иронически за-
явил: «Вы всегда считались непослушным». На мой вопрос:
неужели это старая месть, он ответил: «Вы неисправимый».
На все мои просьбы, что я ничего не сделал и что в случае
чего выяснит расследование, и я тогда могу быть наказан, что
я напрасно буду обижен, и никто не сможет возвратить мне
обиды, он сказал: «Это другое дело. Вы не слушаете почтен-
ных лиц и проч[ее]». Оказалось, что этим почтенным лицом
есть* */ бывш[ий] председатель земской управы Григорович-
Барский, всегда кричавший о своих связях, личных и денеж-
ных, с Игнатьевым, известный черносотенец, упрекавший меня
в вольнодумстве и в слабости в обращении с жителями, в осо-
бенности с евреями. Этот господин, оказывается, на казенный
счет автомобилем привез в Радомысл Иванова и руководил им
в смысле мести мне, как черносотенец, по делу Бейлиса. Он
тоже был с Голубевым заодно, работал под флагом «Двугла-
вого орла». Он, оказалось, упросил Игнатьева убрать меня
еще и за то, что, чувствуя за собой силу, приказывал и требо-
вал освобождать его служащих от воинской повинности. Я
этого не делал, и он мне открыто пригрозил, что буду я по-
мнить, когда губернатором будет граф Игнатьев. Сделанными
рассказами*^моими и Красовского, Кириченка и Вышинского
была основательно намечена преступная компания, которая и
была бы доведена нами до суда, если бы не прокурор Чаплин-
ский, прекративший нами поиски и заставлявший работать
только в направлении ритуала; Чаплинский требовал сам и
* Так в оригинале.
* Так в оригинале. Следует — «розысками».
320
через наше начальство, которому предъявлял необходимость
нас понуждать до наказаний включительно. Показание писал
собственоручно.
Павел Яковлевич Барбиер.
Судебный] следователь Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 34—36.
66. ПРОТОКОЛ
1917 года августа 4 дня, г[ород] Киев, судебный следователь
Киевского окружного суда по важнейшим делам допрашивал
с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопро-
изводства] нижепоименованного в качестве свидетеля, причем
он показал:
Леонид Николаевич В ы ш и н с к и й, 48 лет, православный,
судим не был, живу в городе Москве, по Кирилловской улице,
в доме № 104.
В 1911 году я был помощником пристава Плоского г[орода]
Киева участка, в районе участка в апреле месяце был обнару-
жен труп мальчика Ющинского. Точно не помню, в конце мая
или начале июня приставом Плоского участка Барбиером бы-
ла получена бумага от бывшего начальника Киевского губерн-
ского жандармского управления о том, что я откомандиро-
вываюсь в распоряжение подполковника П. А. Иванова. По
поручению Иванова [я] совместно с б[ывшим] приставом
Сквирского уезда Н. А. Красовским собрали сведения об
убийстве Ющинского на Предмостной слободе при участии
родственников, родственники были арестованы в одно время,
неожиданно для меня родственники покойного Ющинского
были освобождены, был произведен обыск и арест Бейлиса,
вскоре после этого Н. А. Красовский розыск по этому делу
оставил, а я по поручению Иванова и производящего следст-
вие судебного следователя по особо важным делам В. И. Фе-
ненко исполнял поручения. От П. А. Иванова были поручения
о розыске евреев на Слободке, и дело велось в сторону ритуа-
ла. Попутно с исполнением поручений Иванова я совместно с
б[ывшим] надзирателем Кириченко собирал сведения о Вере
Чеберяк и обитателях ее квартиры, добывал очень, по моему
соображению, ценные сведения, о которых докладывал Ива-
нову и судебному следователю В. И. Фененко; Иванову эти
сведения не были нужны, и он ими не интересовался, из чего
я заключил, что работать буду вопреки его требованиям, и ро-
321
зыск по делу убийства прекратил, отдав ему дознание, в кото-
рое были записаны собранные сведения. Б[ывший] пристав
Барбиер мне как-то раз сказал, что он встретил Иванова и по-
следний сказал, почему я бросил производить дознание по его
поручениям. Б[ывший] надзиратель Кириченко продолжал
производить дознание. Было ли представленное мною Ивано-
ву дознание передано судебным властям, я не знаю. Дознание
это касалось роли Латышева, Модзалевского и других в деле
убийства. По делу Бейлиса я был допрошен в качестве свиде-
теля на суде, но мне не задавались вопросы по содержанию
произведенного мною дознания. При докладах моих Иванову
я видел, что Иванов отрицательно относился к моим розыскам
в сторону воровской организации и направлял меня к розыс-
кам в сторону ритуала, признаков которого при розысках я
не усматривал. Присутствуя неоднократно при осмотрах про-
курорским надзором усадьбы завода Зайцева, я также понял,
что дело ведется исключительно в сторону ритуала. В упомя-
нутых осмотрах местности принимали участие прокурор пала-
ты Чаплинский и следователь Машкевич, последние мне ни-
каких указаний по делу не давали. Вследствие всего этого я и
не считал возможным продолжать по делу розыски и от них
уклонился. С журналистом Бразуль-Брушковским я знаком, и
при встречах с ним мне приходилось разговаривать о деле об
убийстве Ющинского, но сейчас содержания разговоров не
помню и, кажется, не обращался к нему ни за какими совета-
ми. [Бразуль-]Брушковского на его квартире я никогда не по-
сещал. Я за производство мною расследований никаким пре-
следованиям со стороны властей не подвергался. Пристав Бар-
биер был переведен из Киева в провинцию, но было ли это в
связи с делом Ющинского, я не знаю. Б[ывший] околоточный
надзиратель Кириченко (имени и отчества не помню), упорно
продолжавший начатые мною розыски в сторону воровской
организации, был предан суду за побег арестанта из участка
во время дежурства Кириченко. Я считаю, что к Кириченко
относились необычайно строго, и допускаю, что это связано
с розысками по делу Ющинского. Более добавить ничего не
имею. Показание писал собственноручно.
Л. Н. Вышинский.
Судебный следователь Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 36—37.
322
67. ПРОТОКОЛ
Допроса свидетеля по требованию Чрезвычайной] след-
ственной] комиссии, г[ород] Москва, 11 августа 1917 года. Су-
дебный следователь по особо важным делам округа Москов-
ского окружного суда В. И. Громов в камере своей допраши-
вал нижепоименованного в качестве свидетеля. Допрошенный
с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопрои-
зводства] показал:
Алексей Федорович Гире, 46 лет, б[ывший] киевский гу-
бернатор, живу в Москве, Остоженка, Штатный пер[еулок],
д[ом] 4, кв[артира] 11 (Пречистенский 1-ый уч[асток]), право-
славный, не судился.
Если не ошибаюсь, дело об убийстве Ющинского возникло
в марте 1911 года. Помню, что я был в Петрограде по делам
службы и вернулся в Киев, где был тогда губернатором, дней
через 10 после того, как обнаружено было это убийство. В Киеве
об этом деле много говорили, причем под влиянием всякого рода
слухов страсти разгорались и даже говорили о возможности ев-
рейского погрома, так как подозревали, что убийство совершено
с ритуальною целью. Должен сказать, что незадолго до этого
мной был назначен начальником Киевского сыскного отделения
Мищук. Должность эта в Киеве, как в этом я скоро убедился,
очень трудная и ответственная, и я долго подыскивал лицо, до-
стойное занять эту должность, и остановился на Мищуке, кото-
рого, кстати сказать, мне рекомендовал офицер Гвардейского
экипажа мой однофамилец Гире, знавший его по производству
дознания по какому-то делу в Гвардейском экипаже. О Мищуке
были у меня хорошие отзывы от начальника Петроградской
сыскной полиции Филиппова. Мищук и производил дознание
по делу об убийстве Ющинского. Между тем как страсти разго-
рались в обществе и правые организации этим делом сильно ин-
тересовались, а Мищук, очевидно, не удовлетворял правых на-
правлением дознания, то очень скоро стали высказывать против
Мищука неудовольствие. Нужно сказать еще, что когда, до дела
Ющинского, еще когда я искал начальника сыскного отделения,
то были указания правых организаций на желательность назна-
чения на эту должность Красовского, который исправлял обя-
занности начальника сыскной полиции до Мищука. Но о Кра-
совском я не имел достаточно прочных сведений относительно
его служебных качеств. Еще когда я вернулся из Петрограда, то
Мищук, докладывая мне о деле Ющинского, говорил, что име-
ется подозрение со стороны правых организаций, что это риту-
альное убийство, но что он, Мищук, определенных сведений по
этому вопросу не имеет и розыски решил вести в разных направ-
323
лениях, чтобы не пойти по ложному следу. Однако недели через
две, или, может быть, три ко мне стали являться разные лица,
принадлежавшие к правым организациям, как напр[имер] Са-
венко, Розмитальский, которые указывали, что Мищук как бы
сознательно идет по ложному следу при расследовании этого де-
ла. Очень скоро я увидел, что недовольство правых Мищуком
растет, так как уже стали говорить, что он подкуплен еврейским
золотом. Так производились розыски в первое время в тяжелой
атмосфере недовольства правых. Через некоторое время вновь
те же лица, Савенко и Розмитальский, но Голубев, кажется, еще
не вступал в дело, снова высказывали мне недовольство Мищу-
ком и определенно говорили мне, чтобы это дело было для ро-
зыска передано Красовскому. Каково было отношение проку-
рора судебной палаты Чаплинского к этому делу, т. е. какого
взгляда держался Чаплинский на это дело и видел ли он с самого
начала здесь ритуальное убийство, и в этом ли только направ-
лении он требовал производства розысков, я не знаю, но я во
всяком случае не получил такого впечатления, чтобы Чаплин-
ский именно держался такого взгляда. Помню, что недели через
три, а может быть, через месяц после начатия расследования по
этому делу ко мне приехали Чаплинский с прокурором* суда
Болдыревым и тоже высказали недовольство деятельностью
Мищука по делу Ющинского, говорили, что Мищук идет по
ложному следу, и поставили прямо требование, чтобы Мищук
при розысках по этому делу исполнял исключительно поручения
прокурорского надзора, и что если он будет получать какие-
либо новые данные или сведения по делу, то предварительно со-
общал бы об этом прокурорскому надзору, но ничего бы не пред-
принимал личной своей влстью без ведома надзора. Я вызвал
после того Мищука, не помню, словесно или письменно, и пере-
дал ему требование прокурорского надзора. Мищук обиделся и
сказал мне, что если он увольняется, тогда другое дело, но если
он остается на службе, то считает привильным вести розыски
по-прежнему, причем сказал, что иногда не представляется воз-
можным и целесообразным в интересах дела сообщать проку-
рорскому надзору новые сведения, получаемые им: бывают слу-
чаи, что нужно принять немедленные меры к проверке новых
данных, не посвящая в них сейчас же прокурорский надзор. Я
сказал Мищуку, что не имею оснований его увольнять, и он про-
должал розыски. После этого через неделю или через две мне по
телефону звонил Чаплинский и сообщил, что Мищук не испол-
няет данных ему указаний и что он дошел до цинизма при своих
* Так в оригинале. Нужно: «председателем».
324
розысках, что он прибегнул даже к подлогу вещественных дока-
зательств, чтобы сбить с надлежащего пути прокурорский над-
зор. Чаплинский просил (о привлечении Мищука)* ** о возбужде-
нии против Мищука уголовного преследования. За несколько
дней до этого Мищук был у меня с докладом и сообщил, между
прочим, что через какого-то агента, уволенного его предместни-
ком Красовским, он, Мищук, получил сведения о том, что под
Киевом где-то зарыты вещи, относящиеся к убийству Ющинско-
го, и что по этим указаниям им действительно были вырыты из
земли в указанном месте мешок с шилом и какими-то кусками
одежды. Мищук говорил, что он доложил немедленно об этом
прокурору палаты. А вот после этого, а может быть, на следу-
ющий даже день, мне звонил прокурор палаты Чаплинский. Я
вызвал Мищука, и последний мне сказал, что прокурор палаты
ошибается, считая эти вещественные доказательства подложны-
ми. Между тем ко мне поступило письменное сообщение проку-
рора о Мищуке, и советнику губ[ернского] правления Тальбергу
было поручено произвести дознание Мищука, и затем Мищук
был привлечен за подлог, судился и был осужден. Я не допускал
тогда в этом деле умысла со стороны Мищука, и мне казалось,
что он явился жертвой целой сети интриг, которые вели его со-
перники — Красовский и правые, недовольные его расследова-
нием и тем, что Мищук вел свою линию в розысках и не подда-
вался желательному для правых направлению дела, что это дело
исключительно могло быть ритуальным убийством. Чаплин-
ский, насколько мне помнится, повторяю, не настаивал на том,
что здесь непременно ритуальное убийство, не возмущался, что
можно допустить иной взгляд, но Мищука признавал негодным
для этого дела как не исполнявшего указаний прокурорского
надзора. После Мищука на его место был назначен Красовский,
чему содействовали и Чаплинский, и Брандорф, и были доволь-
ны правые организации. Красовский в самом начале критически
относился к направлению расследования Мищука, но спустя не-
которе время я стал замечать, что Красовский меняет свое мне-
ние: в это время в деле Ющинского на сцену выступает Чеберяк
происшедшее с убийством ее детей.Вновь заволновались пра-
вые организации. Помню, что в это время как будто у меня были
и Голубев, один из главных руководителей «Двуглавого орла»,
и Постный и, м[ожет] б[ыть], Савенко. Опять стали говорить,
что евреи принимают меры, что как только появится новый чин
полиции для расследования, так он подпадает под влияние ев-
рейского золота. Если не ошибаюсь, Савенко стал обвинять
* Так в оригинале.
** Так в оригинале.
325
Красовского по какому-то делу в растрате, будто бы произве-
денной Красовским в бытность его в прежней должности. Кра-
совский, таким образом, тоже попал под суд, но чем кончилось
его дело, я не припомню, и, если не ошибаюсь, я уже в это время
ушел из Киева: я был назначен в Минск губернатором в ноябре
1912 года.
Какое участие было со стороны Чаплинского в смысле при-
влечения чинов полиции, производивших расследование по делу
Ющинского, к уголовной ответственности и не было ли это в
связи с его недовольством чинами полиции, что они вели направ-
ление розысков вопреки его указаниям в других направлениях,
я не знаю. Я могу только сказать, что еще когда Мищук вел ро-
зыски, то Красовским пользовались в деле расследования не-
гласно правые организации, и я подозревал, что это делалось с
ведома Чаплинского, но точных сведений об этом не имею. О
личности Красовского лично я имел неблагоприятные сведения,
и мне казался он темной личностью. Допускаю, что возбуждены
дела против Красовского, а равно и других чинов полиции, ко-
торые, т. е. дела, были возбуждены в связи с этим делом, были
результатом недовольства правых организаций, которые видели
в деле Ющинского несомненное ритуальное убийство. Требовал
ли Чаплинский удаления Красовского, я не помню. Принимал
ли Замысловский какое-либо участие в деле Ющинского (Бей-
лиса), я не знаю, а потому и не могу сказать, оказывал ли он
какое-нибудь влияние на ход этого дела. В каких отношениях он
находился с Чаплинским, я не знаю, как и с Голубевым. Во время
приездов своих в Петроград я с министром] юстиц[ии] Щегло-
витовым никаких разговоров по делу Бейлиса не вел и докладов
не делал, а м[инист]ру внутренних] дел Маклакову докладывал
то, что есть, не ограничивая розыски еврейской средой, и Мак-
лаков не возражал и не протестовал против такого взгляда. До-
кладывал ли что-нибудь по делу Бейлиса Чаплинский бывшему
императору при приезде его в Киев в августе или сентябре 1911
года, я не знаю. С бывш[им] вице-директором I Департамента
Министерства] ю[стиции] Лядовым по делу Бейлиса в мае 1911
года я никаких разговоров не имел: мы ведь тогда разъехались
с Лядовым — я был в Петрограде, а когда вернулся в Киев, то
застал у себя визитную карточку Лядова. О влиянии Чаплинско-
го на следователя Фененко при производстве следствия по делу
Бейлиса я ничего не знаю и не слыхал. Больше на предложенные
мне вопросы показать ничего не могу. Показание прочитано.
Алексей Федорович Гире.
Судебный] следователь Громов.
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 15—17 об.
326
68. ПРОТОКОЛ
1917 года августа 26 дня судебный следователь по важней-
шим делам Харьковского окружного суда в своей камере до-
прашивал нижепоименованного в качестве свидетеля с соблю-
дением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства],
и он показал:
Я, Алексей Михайлович Запенин, дополнительно.
На предложенные мне вопросы показываю: во время про-
изводства следствия о бывшем приставе 3 стана Сквирского
уезда Красовского бывший тогда прокурором Киевской судеб-
ной палаты Чаплинский поручил мне как прокурору суда на-
блюсти за тем, чтобы при допросе Красовского в качестве об-
виняемого мерой пресечения ему способов уклонения от след-
ствия было избрано заключение его под стражу. Об этом
распоряжении Чаплинского я, несомненно, сообщил наблю-
давшему за следствием товарищу прокурора. Я не могу при-
помнить своей поездки в Попельню (местонахождение камеры
производившего следствие судебного следователя 2-го участка
Сквирского уезда) и не могу сказать, ездил ли я тогда специ-
ально в Попельню или же побывал там проездом за время
ожидания поезда на Сквиру, но если я в то время был в По-
пельне, то, несомненно, передал временно] исполняющему]
должность] судебного следователя Галеновичу об указанном
распоряжении Чаплинского. Впоследствии Красовский был
допрошен в качестве обвиняемого по отдельному требованию
судебным следователем 16 уч[астка] гор[ода] Киева, причем
участковому товарищу прокурора Борисову мною было пере-
дано требование прокурора палаты Чаплинского об избрании
в отношении Красовского мерою пресечения заключение под
стражу. Распоряжение о принятии столь суровой меры в от-
ношении Красовского, хотя и не выходившей из пределов ука-
занной 419 ст[атьи] У [става] уголовного] судопроизводства],
но в действительности не вызывавшейся и не основывавшейся
на данных производившегося следствия, было сделано Чап-
линским только под влиянием враждебного отношения к Кра-
совскому за его розыски по делу об убийстве Ющинского и
для воспрепятствования дальнейшим розыскам по этому делу.
Более припомнить ничего не могу. Прочитан.
Запенин.
Исполняющий] должность] судебного следователя.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 37 об.—38.
327
69. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной палаты
2 сентября 1917 г. № 180060
На основании 292 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопро-
изводства] прошу Вас предложить судебному следователю по
важнейшим делам Киевского окружного суда Татарову допро-
сить в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава]
уголовного] судопроизводства] проживающего в городе Кие-
ве члена Государственной Думы Шульгина, предложив ему,
кроме обычных, следующие вопросы: 1) Что ему известно о
противозаконных по должности действиях в деле Бейлиса бы-
вших министра юстиции Щегловитова, прокурора Киевской
судебной палаты Чаплинского и председателя Киевского ок-
ружного суда Болдырева? 2) По каким соображениям и при
каких условиях им была написана и напечатана в газете «Ки-
евлянин», в № 266 от 27 сентября 1913 года, статья, за которую
против него было возбуждено преследование по 3 п[ункту]
10344 ст[атьи] Улож[ения о наказаниях]? 3) Под влиянием ка-
ких причин дело об убийстве Андрея Ющинского получило
направление как убийство ритуальное? Оказывали ли влияние
на направление этого дела в указанном смысле местные мо-
нархические организации в лице студента Голубева и друг[их],
Чаплинский, Министерство юстиции? 5)* Не оказывал ли Чап-
линский давления на судебного следователя Фененко и произ-
водивших розыски чинов полиции? 6) Не подвергались ли го-
нениям с его стороны чиновники полиции, наприм[ер], Ми-
щук, Красовский, которые производили розыски по этому
делу в других направлениях и не разделяли ритуальной версии
в этом деле? 7) Что говорил свидетелю о действиях Чаплин-
ского жандармский подполковник Иванов? 8) Не рассказывал
ли последний ему про сознание свидетеля Козаченко в ложном
оговоре им Бейлиса на допросе у судебного следователя Фе-
ненко, будто Бейлис подговаривал его, Козаченко, отравить
двух свидетелей? Не было ли допущено противозаконных дей-
ствий под влиянием Чаплинского или Министерства юстиции
при производстве указанного дела о нем, Шульгине, по обви-
нению его по 3 п[ункту] 10344 ст[атьи] Улож[ения о наказани-
ях]? Не признался ли Чаплинский при допросе его на суде по
этому делу, что он распорядился о заключении под стражу
Красовского за то, что последний мешал розыскам по делу
Бейлиса? Что еще известно свидетелю?
♦ Пункт 4 отсутствует в оригинале.
328
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 108—108 об.
70. ВЫПИСКА
из журнала заседания Чрезвычайной) следственной] комиссии]
от 5-го сентября 1917 года
Предметы обсуждения:
2. Постановление командированного в комиссию для про-
изводства следственных действий Ф. И. Вереницына о привле-
чении в качестве обвиняемых бывших министра юстиции
И.Г.Щегловитова и председателя Киевского окружного суда
Болдырева в преступлениях по должности и об изменении ква-
лификации и дополнении предъявленного обвинения бывшим
министру внутренних дел Маклакову, директору Департамен-
та полиции Белецкому, начальнику Киевского губернского
жандармского управления Шределю и прокурору Киевской су-
дебной палаты Чаплинскому в связи с противозаконными дей-
ствиями, допущенными ими в деле Бейлиса.
Постановлено:
2. Имея в виду: 1) что бывшие министр юстиции Щеглови-
тов и председатель Киевского окружного суда Болдырев до-
статочно изобличаются в совершении преступного деяния,
описанного в представленном постановлении; 2) что между
действиями Щегловитова и Болдырева имеется тесная связь;
3) что изменение квалификации уже предъявленного Макла-
кову, Белецкому, Шределю и Чаплинскому и предъявление им
дополнительных обвинений, указанных в постановлении, со-
ответствует существу деяний, в совершении коих они изобли-
чаются, комиссия постановила:
1) Руководствуясь п[унктом] 3 Положения о [Чрезвычайной
следственной] комиссии, дать согласие на привлечение в каче-
стве обвиняемого Щегловитова, Болдырева на основаниях, из-
ложенных в представленном постановлении.
2) Дать согласие на изменение квалификации предъявлен-
ного уже и на предъявление дополнительных обвинений Мак-
лакову, Белецкому, Шределю и Чаплинскому.
С подлинным верно: Делопроизводитель
Чрезвычайной] следственной] комиссии].
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 84—84 об.
329
71. ПОСТАНОВЛЕНИЕ
1917 года сентября 6 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комиссию] для производства следствен*
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18),
принимая во внимание состоявшееся 5 сего сентября журналь-
ное постановление означенной комиссии и руководствуясь 396
ст[атьей] Уст[ава] уголовного] судопроизводства] и пунктом]
1 отд[елния] II Положения о Чрезвычайной] след[ствнной] ко-
миссии], постановил:
1) бывших министра юстиции Ивана Григорьевича Щегло-
витова и председателя Киевского окружного суда Федора
Алексеевича Болдырева привлечь к следствию в качестве об-
виняемых, предъявив им обвинения, изложенные в разделе] А
заключительной части постановления от 14—22 июля 1917 го-
да; 2) предъявить уже допрошенным обвиняемым бывшим ми-
нистру внутренних дел Николаю Алексеевичу Маклакову, ди-
ректору ныне упраздненного Департамента полиции Степану
Петровичу Белецкому и прокурору Киевской судебной палаты
Георгию Гаврииловичу Чаплинскому и начальнику Киевского
губернского жандармского управления полковнику Александ-
ру Федоровичу Шределю измененные обвинения, изложенные
в разделе Б того же постановления.
Командированный в Чрез[вычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 84 об.—85.
72. ОТНОШЕНИЕ
Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной палаты
7 сентября 1917 г. № 180061
На основании ст[атьи] 292 Уст[ава] уголовного] судопро-
изводства], согласно постановления моего от 14—22 июля
с[его] г[ода] и журнального постановления Чрезвычайной след-
ственной комиссии от 5 сего сентября, прошу Вас предложить
судебному следователю Киевского окружного суда по важней-
шим делам Татарову допросить в качестве обвиняемого с со-
блюдением 403 ст[атьи] Уст[ава] угол[овного] суд[опроизводст-
ва] бывшего председателя названного суда Федора Алексееви-
ча Болдырева, предложив ему, кроме обычных, следующие
вопросы:
Признает ли он себя виновным в том, что в сентябре и ок-
тябре 1913 года в гор[оде] Киеве, состоя в должности предсе-
эзо
дателя Киевского окружного суда и председательствуя по делу
Менахиля Менделя Бейлиса, обвинявшегося в убийстве маль-
чика Андрея Ющинского, он по соглашению с прокурором
Киевской судебной палаты Чаплинским и поверенным граж-
данской истицы по этому делу членом Государственной Думы
Замысловским с целью повредить интересам подсудимого Бей-
лиса и оказать содействие представителям обвинения и граж-
данского иска в прямое нарушение закона, охраняющего тай-
ну совещания присяжных заседателей, разрешил начальнику
Киевского губернского жандармского управления полковнику
Шределю ввести в число лиц, охранявших присяжных заседа-
телей, двух переодетых в курьерскую форму окружного суда
жандармов для подслушивания разговоров присяжных заседа-
телей, содержание коих затем передавалось через названного
Шределя и командированного на процесс чиновника особых
поручений при Министерстве внутренних дел Дьяченко ему,
Болдыреву, Чаплинскому и Замысловскому, чтобы использо-
вать полученные сведения в интересах обвинения Бейлиса, чем
он, Болдырев, совершил превышение предоставленной ему
власти, каковое, как противоречащее интересам правосудия,
по своему значению в связи с характером судебного процесса
Бейлиса является особо важным, т. е. в преступлении, преду-
смотренном 338 и 2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказа-
ниях]. Если обвиняемый не признает себя виновным в описан-
ном деянии, то что он может сказать в свое оправдание? Как
он может объяснить с несомненностью установленный следст-
вием факт, что в число курьеров окружного суда были введены
Шределем два переодетых жандарма? Как это могло произой-
ти без его ведома? Что он имеет возразить против телеграмм
упомянутого Дьяченко директору Департамента полиции Бе-
лецкому: 1) от 2 октября 1913 года № 10 с донесением о том,
что он, Дьяченко, просил Шределя усилить охрану присяжных
двумя жандармами; 2) от 3 того же октября № 12 с донесением
о том, что охрана присяжных усилена двумя жандармами;
3) от 19 того же октября № 27 с донесением, что, по сообще-
нию жандармов, охраняющих присяжных, последние между
собою говорят: «Як судить Бейлиса, если разговоров на суде
о нем нема?», и 4) от 20 того же октября № 28 с донесением,
что, по сообщению тех же жандармов, экспертиза Сикорского
произвела на присяжных сильное впечаление, убедив их в су-
ществовании ритуальных убийств. Что обвиняемый может
возразить против показания названного свидетеля Дьяченка,
удостоверяющего, что при обсуждении по инициативе Замыс-
ловского вопроса об усилении мер охраны присяжных он, Бол-
дырев, жаловался ему на отсутствие надежных людей, после
331
чего они остановились на мысли взять для охраны присяжных
заседателей жандармов? Об этом он, Дьяченко, сообщил пол-
ковнику Шределю, по распоряжению которого в число курье-
ров, охранявших присяжных, были введены два переодетых в
курьерскую форму жандарма. Эти последние о подслушанных
ими разговорах присяжных доносили Шределю, который пере-
давал их Чаплинскому и ему, Дьяченку, а он, в свою очередь,
делился полученными сведениями в своих беседах с ним, Бол-
дыревым, Замысловским, Чаплинским и прокурором суда,
причем он, Болдырев, такое наблюдение за присяжными очень
одобрял и весьма интересовался добываемыми сведениями,
спрашивая его, Дьяченко, при встречах с ним утром перед на-
чалом заседания, какие новости имеются у него от Шределя.
Какие возражения может представить обвиняемый против
объяснения сознавшегося во всех предъявленных ему обвине-
ниях обвиняемого Белецкого, утверждавшего при допросе, что
«после того, как было установлено во исполнение пожелания
министра юстиции Щегловитова по распоряжению министра
внутренних дел Маклакова секретное наблюдение за присяж-
ными заседателями, во время процесса по настойчивому тре-
бованию Замысловского, переданному Дьяченку Чаплинским,
вполне разделявшим мнение Замысловского, после перегово-
ров Чаплинского с председателем суда Болдыревым с разре-
шения последнего в число курьеров суда, обслуживающих по-
мещение присяжных заседателей, были введены переодетые в
курьерскую форму два жандармских нижних чина, для того
чтобы прислушиваться ко всем разговорам присяжных заседа-
телей о выносимых ими впечатлениях из судебного рассмот-
рения дела и таким образом дать Випперу и Замысловскому
необходимый материал для расследования в интересах обви-
нительной власти возникающих у присяжных заседателей не-
доумений и сомнений в оценке данных обвинения и для суж-
дения об общем их настроении и отношении к этому делу»?
Не ездил ли обвиняемый перед слушанием дела Бейлиса в
Петроград и не получал ли каких-либо инструкций по этому
делу от министра юстиции Щегловитова? Не находился ли в
связи с этим делом предшествовавший слушанию такового
его, обвиняемого, служебный перевод из Умани в Киев и не
было ли ему обещано Щегловитовым повышение по службе
на должность старшего председателя Киевской судебной пала-
ты, впоследствии им и полученное, в случае успешного прове-
дения им процесса Бейлиса? По какому случаю им были по-
сланы полковнику Шределю 5 входных билетов на процесс
Бейлиса?
332
После допроса обвиняемого Болдырева мерою пресечения
ему способов уклоняться от следствия и суда прошу назначить
согласно 1 п[ункту] 416 ст[атьи] У[става] уголовного] судо-
производства] подписку о неотлучке из места его жительства.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 97 об. — 99 об.
73. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 12 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комис[сию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) до-
прашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] угол[овного]
судопроизводства] нижепоименованного, который показал:
Я, Иван Григорьевич Щегловитов, 56 лет, происхожу
из дворян Черниговской губернии, женат, имею двух детей —
сына и дочь, состою под следствием по обвинению в преступ-
лениях, предусмотренных сжатьями] 362 и 341 Улож[ения] о
наказаниях] по делам, производящимся у г.г. судебных следо-
вателей Барцала и Соколова, и по этим делам мерою пресече-
ния мне способов уклонения от суда и следствия принята в
отношении меня — содержание под стражей. В должности ми-
нистра юстиции состоял я со второй половины апреля 1906
года по июль 1915 года.
Виновным себя по предъявленным мне обвинениям, изло-
женным в постановлении [Чрезвычайной следственной комис-
сии], предъявленном мне от 14—22 июля 1917 года, я не при-
знаю и безусловно отвергаю какое бы то ни было свое участие
в действиях и распоряжениях, которые, как значится в том же
постановлении, были произведены Министерством внутрен-
них дел по делу об убийстве Андрея Ющинского. На предло-
женные мне отдельные вопросы отвечаю. Наблюдение за при-
сяжными заседателями, призванными к рассмотрению упомя-
нутого дела, я никого устанавливать не просил, и об участии
в этом наблюдении Замысловского мне ничего неизвестно. О
введении в число курьеров двух переодетых жандармов узнал
впервые теперь. Никаких телеграмм ко мне по этому поводу
[от] Дьяченко не поступало, чем и объясняется отсутствие та-
ковых в деле Министерства юстиции за №1091. Списки при-
сяжных заседателей, если таковые были затребованы Мини-
стерством юстиции, о чем я никаких распоряжений, помнится
мне, не делал, полагаю, могли быть истребованы исключи-
ззз
тельно для полноты материала, поступавшего по названному
выше делу в Министерство юстиции. Отвергаю сделанный мне
будто бы доклад бывшим директором Департамента полиции
Белецким о мерах к воспрепятствованию явке свидетеля Ка-
раева в суд и о перехваченном его письме Красовскому. Узнал
об этом впервые теперь. Принимал ли во всем этом участие
Замысловский, я не знаю. Равным образом отвергаю доклад
мне о перлюстрации письма Геца к Грузенбергу и могу лишь
повторить то, что изложено мною по поводу свидетеля Карае-
ва. В денежных выдачах Замысловскому и Косоротову я ни-
какого участия не принимал, причем мне ничего неизвестно о
том, чтобы в переговорах с Косоротовым принимали участие
Замысловский и бывший прокурор Киевской судебной палаты
Чаплинский. О выдаче Замысловскому денег слышу теперь
впервые, а относительно выдачи вознаграждения Косоротову
припоминаю, что однажды вечером мне звонил в Министер-
ство юстиции Белецкий, сообщавший, что он вступил в пере-
говоры с Косоротовым относительно его явки в Киев по делу
об убийстве Ющинского и что для обеспечения таковой при-
дется выдать Косоротову известную сумму, на что я ответил,
что прошу его в это дело не вмешиваться, после чего разговор
прекратился, и я вправе был ожидать, что Белецкий откажется
от своего намерения. Ритуальный характер убийству Андрея
Ющинского был придан в Киеве же, и весьма возможно, что
таковой придавался ему покойным студентом Голубевым, ко-
торый был мне представлен Чаплинским в Киеве, не помню,
или в 1914, или в 1915 году, но во всяком случае уже по окон-
чании дела Ющинского. О причинах поездки бывшего вице-
директора Лядова в Киев в 1911 году точно объяснить в на-
стоящее время затрудняюсь, но полагаю, что она была вызва-
на моим желанием быть осведомленным по этому делу,
которое начало возбуждать разговоры в Государственной Ду-
ме. Каковы были мои инструкции Лядову, не помню, но ду-
маю, что они сводились исключительно к задаче ближайшего
ознакомления с делом. О ритуальном характере убийства едва
ли мог что-нибудь высказывать тогда, так как до сих пор не
имею окончательного по этому предмету мнения. Характер
моих всеподданнейших докладов об убийстве Ющинского сво-
дился к изложению, возможно более объективному, данных,
имеющихся в распоряжении Министерства юстиции. Бывший
Государь Император не обнаруживал никакого интереса к это-
му делу, равно как и придворные круги, так что из этих сфер
не было делаемо никаких попыток так или иначе влиять на
ход дела. Бывший прокурор Киевской судебной палаты Чап-
линский был, как мне казалось, вполне искренне убежден в
334
том, что убийство Ющинского было ритуальное и, исходя из
этой точки зрения, считал неизбежным участие в нем Бейлиса.
Арест и обыск у последнего в порядке охраны были, по-
видимому, произведены, когда я был в отпуску (кажется, это
было в июле 1911 года), а также и предложение Чаплинского
о привлечении Бейлиса в качестве обвиняемого. Помню, что
действия, предпринятые в порядке охраны, я не считал пра-
вильными, а самое предложение Чаплинского основанным на
косвенных уликах. Полагаю, что привлечение Бейлиса ни в ка-
кой связи с приездом бывшего Государя в конце августа 1911
года в Киев не находится, но сам я в это время был в отпуску,
а потому могу лишь высказать свое предположение. О докладе
Чаплинского бывшему Государю обстоятельств дела Ющин-
ского мне ничего неизвестно, но думаю, что такой доклад едва
ли имел место. Совершенно не помню, чтобы Чаплинский мне
писал при обращении указанного дела к доследованию, что
Бейлиса следует освободить, но думаю, что никто ему не пре-
пятствовал, если он был такого мнения — дать соответству-
ющее предположение следственной власти. Перед слушанием
дела я не помню, чтобы Чаплинский приезжал в Петроград, и
склонен думать, что он в Петроград в это время не ездил. Ни-
каких инструкций я председательствовавшему по делу Бейлиса
Болдыреву не давал, как вообще не считал себя вправе давать
какие-либо указания судьям по делам, подлежащим рассмот-
рению при их участии. Перевод Болдырева из Умани в Киев
последовал по усиленному ходатайству бывшего старшего
председателя Киевской судебной палаты Мейснера, основан-
ному на выдающейся репутации Болдырева, и в связи с пред-
стоящим с процессом Бейлиса не находился, тем более что,
вероятно, этот перевод произошел до предания Бейлиса суду,
которое могло и не состояться. Разговор мой с Тальбертом,
думаю, в общем изложен им в своем показании правильно. О
выдаче копии следственного производства Замысловскому по
делу Ющинского мне ничего неизвестно, такие распоряжения
я не делал. Мои личные отношения к члену Государственной
Думы Замысловскому за время бытности моей в должности
министра юстиции были официальные, сближения он со мною
не искал, а я, со своей стороны, имел в нем и в группе правых
Государственной Думы противников, прилагающих усилия к
тому, чтобы добиться отклонения важнейших моих законопро-
ектов, как то: об уголовном досрочном освобождении, о мест-
ном суде и т. п. Почему Департамент полиции счел нужным
вмешаться в дело Ющинского, я не знаю, и о таковом вмеша-
тельстве я никого не просил. Против частного расследования
по делу Ющинского я высказался по тем соображениям, кото-
335
рые изложены в моем ответном письме на запрос Министер-
ства внутренних дел. Замена следователя Фененко следовате-
лем Машкевичем по обращении дела Бейлиса к доследованию
произошла по настоянию Чаплинского, которого доводы я
признал правильными ввиду новых обстоятельств, которые ос-
тались нераскрытыми при производстве следствия следовате-
лем Фененко. Повышения по службе, которые были представ-
лены г.г. Брандорфу, Болдыреву и Чаплинскому, были резуль-
татом моей оценки их служебной деятельности, которая
казалась мне соответствующей испрошенным для них повыше-
ниям. Что касается дела Мищука, то я интересовался им ис-
ключительно с точки зрения важности приписывавшегося ему
обвинения и тех обстоятельств, которые излагались в донесе-
ниях бывшего прокурора Киевской судебной палаты. Допол-
няю на дополнительный вопрос, что в телеграмме Никольско-
го Косоротову от 9 ноября 1913 года я участия не принимал
и о посылке таковой не просил. Показание писал собственно-
ручно.
И. Щегловитов.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 85—87.
74. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 13 дня командированный в Чрезвычай-
ную] след[ственную] комис[сию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (след[ственная] часть № 18)
допрашивал с соблюдением ст[атьи] 443 ст[атьи] Уст[ава]
угол[овного] суд[опроизводства] нижепоименованного, кото-
рый показал дополнительно:
Я, Николай Алексеевич Маклаков, не признаю себя ви-
новным в предъявленных мне измененных обвинениях, изло-
женных в заключительной части постановления [Чрезвычай-
ной следственной комиссии] от 14—22 июля сего года.
Считаю долгом категорически подтвердить, что никогда
указаний о том, чтобы устанавливать наблюдение за присяж-
ными путем переодетых в сторожей жандармов я не делал и
не давал никогда Белецкому поручения освещать их внутрен-
ние настроения. Подтверждаю, что и телеграммы о том, что
такое наблюдение было установлено, я не видел, и об этом
мне не докладывалось. Таким образом, цели, которая была бы
336
по существу своему преступна, я в этом деле не преследовал
и распоряжений к осуществлению ее не давал. Равным обра-
зом я не мог отменить это незаконное распоряжение местных
властей по той простой причине, что, вопреки уверениям Бе-
лецкого, оно было для меня неизвестно. Подтверждаю также
и по делу свидетеля Караева, что мой взгляд на него исчерпы-
вается собственноручной моей резолюцией по делу из доклада,
мне предъявленного, и никаких других распоряжений я Белец-
кому не давал по этому делу, и все его показания в этом от-
ношении являются совершенно вымышленными. Вообще ди-
ректор Департамента полиции, поставленный в совещании*
самостоятельное положение, как ни один из директоров [де-
партаментов] министерства, в 3 класс должности, представляет
собой самодовлеющий служебный центр, руководящий поли-
цейскими учреждениями и должностями империи, инструкти-
рующий их и лишь получающий общие указания и директивы
от министерства] по принципиальным, а равно и по более се-
рьезным вопросам. Министр достал** поручение, а технически
исполнение, облечение его в законные формы, очевидно, ле-
жит не на министре, а на директоре, ибо при всем своем же-
лании возможно близко быть в курсе того или другого дела
министр лишен фактической возможности сам руководить де-
талями обстановки каждого дела. Из показания же Белецкого
можно прийти к такому выводу, что министр всем руководил,
а директор Департамента был у него чуть ли не на положении
простого секретаря. Считаю долгом заявить, что мне неизвест-
но было и о том, в какой степени Замысловский руководил
Белецким, и зная, что Белецкий находится в постоянных сно-
шениях с Министерством юстиции, и считая совершенно есте-
ственным, что такое всемирное дело, как дело Бейлиса, исклю-
чительно захватывало интерес и внимание всего судебного
мира, я, однако, никогда не шел в своих распоряжениях Бе-
лецкому дальше того, что им изложено на докладе о самом
возбуждении дела, изложено совершенно верно в той резолю-
ции, которая имеется в деле и которая верна, кроме ее конца,
переданного совершенно неверно и извращающего своею ре-
дакцией смысл моих заданий. Я, конечно, говорил, что надо
держать министра юстиции в курсе того, что делается в Киеве,
но никогда не давал указаний Белецкому в том смысле, чтобы
превратиться в исполнителя непосредственных распоряжений
двух министров одновременно. О Косоротове я узнал впервые
от Белецкого, и он, Белецкий, и посвятил меня во все подроб-
ности соображений министра юстиции и Замысловского о
* Так в оригинале. Нужно: «совершенно».
♦♦ Так в оригинале. Нужно: «дает».
337
важности для дела экспертизы Косоротова. Замысловского я
видел всего раз за все время возникновения и течения процесса
и в подробные обсуждения с ним того, что было предпринято
по Департаменту полиции, не входил. Если не ошибаюсь, то
разговор шел главным образом об издании его книги. Зная,
что Министерство юстиции непосредственно сносится по это-
му делу с Белецким, я не беспокоился и о том, каковы были
детали принимаемых Департаментом полиции мер, так как не
сомневался, что незаконных распоряжений по указанию и спо-
собам [для] чинов Министерства юстиции быть не может. Ни-
когда я лично и не интересовался результатами перегово-
ров Белецкого с Косоротовым, которые, мне было известно,
что он ведет, но благодарить мне его за достигнутый этими
переговорами результат, конечно, не было нужды. Может
быть, Белецкому и здесь изменила память. Мне неизвестно
также, что из ассигнованных Замысловскому 2500 руб[лей]
часть денег должна была поступить будто бы на оплату аген-
туры монархической организации с Голубевым во главе, и о
самом существовании этой агентуры я ничего не знал. Деньги
я выдавал просто самому Замысловскому на возмещение его
расходов, понесенных им в связи с делом, и выдавал их по
соображениям, уже однажды в моем показании изложенным.
Вообще должен сознаться, что вся обстановка дела, картина
взаимоотношений действующих в нем лиц до крайности одно-
сторонняя и неверна в освещении Белецкого. Я никогда не от-
казываюсь от ответственности за неправильные деяния моих
подчиненных, где их деятельность проходит непосредственно
под моим наблюдением, но считаю в то же время по меньшей
мере странным ту точку зрения, что директор Департамента
полиции рассматривается как мертвый механизм, инструкти-
руемый то министром юстиции, то министром внутренних дел.
А между тем в показаниях Белецкого он себя превращает как
бы в машиниста, печатающего то, что ему диктуют, не пони-
мая, что он выстукивает. Я, может быть, виновен в недоста-
точном наблюдении за тем, как шла работа директора Депар-
тамента полиции в этом деле по осуществлению общих моих
указаний, но я не могу признать себя виновным во всем том,
что было незаконно в действиях полицейских властей, ин-
структируемых Белецким или его доверенным Дьяченко. Бе-
лецкий обвиняет всех — и Щегловитова, и Чаплинского — и
ссылается на желания Замысловского, обвиняет и меня. Я не
утверждаю, что, точно соблюдая указания своего министра,
которые только постольку безусловно верны, поскольку они
письменно изложены, он не обвинялся бы сам, но давал осно-
вания и меня считать виновным в превышении власти там, где
338
были лишь извращения моих распоряжений, ему данных, из-
вращения, им самим допущенные, и где [были] незаконные
деяния, оставшиеся мне неизвестными, и вдохновители, кото-
рых он, руководитель всей полиции, старается указать в целом
ряде лиц. По поводу вопроса о перлюстрации показываю, что
общее указание применить перлюстрацию к данному делу в
Киеве для предотвращения возможности покушений на терро-
ристические акты против представителей обвинения, а равно
подкупа присяжных, которого ожидали чины Министерства
юстиции, я мог сделать, но частных, конкретных указаний я
никаких по этому делу не давал и считаю, что они могли дойти
до меня лишь в форме докладов того [же] Белецкого, но таких
докладов я не помню. В частности, я не помню, чтобы были
доложены Белецким письма Караева и Геца. Показание писал
собственноручно.
Николай Алексеевич Маклаков.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 87 об.—89 об.
75. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 13 дня в г[ороде] Киеве судебный сле-
дователь Киевского окружного суда по важнейшим делам до-
прашивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного в качестве свидетеля,
который показал:
Василий Витальевич Шульгин, 39 лет, православный,
член Государственной Думы, был осужден приговором Киев-
ского окружного суда, утвержденным Киевской судебной па-
латой, по 1034 ст[атье] Улож[ения] о наказаниях], живу в
гор[оде] Киеве, в доме № 5 по Караваевской улице.
На предложенные мне вопросы отвечаю. Относительно
противозаконных действий по делу Бейлиса бывшего мини-
стра юстиции Щегловитова показать ничего не могу, кроме
того, что министр был осведомлен об этом деле. Что же каса-
ется действий бывш[его] прокурора судебной палаты Чаплин-
ского, то последнего я определенно обвинял в «Киевлянине»
в том, что прокурор Чаплинский запугал своих подчиненных,
главным образом чинов полиции, и задушил попытку осветить
дело об убийстве Ющинского с других, кроме ритуальной, то-
чек зрения. Эти действия по отношению к чинам полиции вы-
339
разились в том, что Чаплинский настоял на предании суду на-
чальника сыскного отделения Мищука, на переводе пристава
Барбиера из Киева в провинцию и в особенности на пресле-
дованиях другого начальника сыскной полиции — Красовско-
го. В отношении Красовского сам Чаплинский признал в сво-
ем показании на суде по моему делу, что он, Чаплинский, при-
казал подвергнуть Красовского содержанию под стражей в
качестве меры пресечения по той причине, что Красовский ме-
шал производить следствие следователю Машкевичу, «подучи-
вая свидетелей». Через прокурора суда Запенина Чаплинский
произвел давление на временно исправлявшего должность су-
дебного следователя Галеновича, рекомендуя ему обратить
особое внимание на дело Красовского, так как это дело имеет
ближайшее отношение к делу Бейлиса. Такое же давление, но
вызвавшее отпор, было произведено Чаплинским на судебного
следователя по особо важным делам В. И. Фененка, которому
Чаплинский сказал, что он, Фененко, может получить «Влади-
мира», если он возьмет на себя инициативу по привлечению
Бейлиса в качестве обвиняемого. Кроме того, в высшей степе-
ни было непонятно, каким образом Чаплинский мог внести в
обвинительный акт показания Козаченки, утверждавшего,
будто Бейлис предлагал ему, Козаченке, отравить двух неудоб-
ных свидетелей, несмотря на то что Козаченко сознался под-
полковнику Иванову в лживости своего оговора, оговора, сде-
ланного Козаченком на допросе у судебного следователя, при-
чем подполковник Иванов доложил Чаплинскому о сознании
Козаченко. Эти сведения я почерпнул не от самого подполков-
ника Иванова, с которым не был знаком, а от сотрудника «Ки-
евлянина» М. И. Трифонова, коему подполковник Иванов по-
дробно рассказал этот инцидент с просьбой устроить ему не-
медленно свидание с тогдашним редактором «Киевлянина»
Д. И. Пихно. Что касается того, при каких условиях и по ка-
ким соображениям была напечатана в газете «Киевлянин», в
№ 266, статья против б[ывшего] прокурора палаты Чаплин-
ского,* то эти условия и соображения изложены в самой статье
и сводились к тому, что суд не должен быть орудием ни левых,
ни правых, а должен быть просто судом — тем прибежищем,
где можно найти защиту против несправедливости, продикто-
ванной политической страстью; что как ни казалось бы вы-
годным и нужным с точки зрения антисемитов доказать суще-
ствование ритуальных убийств, судебная власть не должна бы-
ла, не имела права заниматься поставкой живого объекта,
необходимого для такого рода политического процесса. Что
* См. Приложение 2.
340
касается действий б[ывшего] председателя окружного суда
Болдырева, ничего по этому поводу не знаю. В отношении де-
ла по обвинению меня по 3 п[ункту] 10344 ст[атьи] Улож[ения]
о наказаниях] считаю, что отказ суда вызвать указанных
мною свидетелей был деянием неправосудным, тем более, что
некоторые из указанных свидетелей были вызваны по предло-
жению прокурорского надзора. Полагаю, что в особенности
невызов оказал существенное влияние на ход процесса, пред-
решивший приговор суда. Но было ли решение суда о невы-
зове свидетелей принято под давлением Чаплинского или Ми-
нистерства юстиции, мне неизвестно. Более показать ничего
не имею. Показание мне прочитано и с моих слов записано
правильно.
Шульгин.
Судебный следователь Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 108 об.—110.
76. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 18 дня, в г[ороде] Киеве исправляющий]
должность] судебного следователя Киевского окружного суда
по важнейшим делам Татаров по требованию Чрезвычайной]
след[ственной] комиссии допрашивал нижепоименованного в
качестве обвиняемого в преступлении, предусмотренном 338 и
2 ч[астью] 341 ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях], и он показал
следующее:
1) Фамилия или прозвище, имя и отчество — Федор Алек-
сеевич Болдырев.
2) Возраст во время совершения преступления — 52 года.
3) Место рождения — Область войска Донского, г[ород]
Новочеркасск.
4) Место приписки-----
5) Постоянное место жительства — г[ород] Киев, Столы-
пинская ул[ица], дом 18, кв[артира] 9.
6) Рождение (брачное или внебрачное) — брачное.
7) Звание — дворянин из Ниж. Новг. области войска Дон-
ского.
8) Народность и племя — русский.
9) Религия — православная.
10) Какое получил образование — высшее.
11) Семейные отношения (женат, холост, вдов, живет в раз-
воде, имеет ли детей и сколько; если малолетний, живет ли
341
при родителях, сирота, подкидыш и т. д.) — В разводе, детей
не имею.
12) Привычному пьянству не подвержен.
13) Занятие во время совершения преступления (а: чем
именно занимался и б: хозяин, работник, служащий и т. п.) —
Нахожусь в отставке в настоящее время. Во время совершения
приписываемого преступления был председателем Киевского
окружного суда, имею 300 десятин земли.
14) Особые приметы — нет.
17) Отбыл ли воинскую повинность — отбыл.
18) Прежняя судимость (по приговору какого судебного
места или лица, когда состоялся приговор, за какое преступ-
ление осужден, к чему приговорен и когда отбыл наказание) —
Под судом не был.
Я не признаю себя виновным в том, что в сентябре и ок-
тябре 1913 года в г[ороде] Киеве, состоя в должности предсе-
дателя Киевского окружного суда и председательствуя по делу
Менахиля Менделя Бейлиса, обвиняемого в убийстве мальчи-
ка Андрея Ющинского, я по соглашению с прокурором Киев-
ской судебной палаты Чаплинским и поверенным истицы по
этому делу членом Государственной Думы Замысловским с це-
лью повредить интересам подсудимого Бейлиса и оказать со-
действие представителям обвинения и гражданского иска в
прямое нарушение закона, охраняющего тайну совещания при-
сяжных заседателей, разрешил начальнику Киевского губерн-
ского жандармского управления полковнику Шределю ввести
в число лиц, охранявших присяжных заседателей, двух пере-
одетых в курьерскую форму окружного суда жандармов для
подслушивания разговоров присяжных заседателей, содержа-
ние коих затем передавалось через названного Шределя и ко-
мандированного на процесс чиновника особых поручений
Дьяченко мне, Чаплинскому и Замысловскому, чтобы исполь-
зовать полученные сведения в интересах обвинения Бейлиса,
чем я совершил превышение предоставленной по должности
власти, [которое] по своему значению в связи с характером су-
дебного процесса Бейлиса является особо важным, т. е. в пре-
ступлении, предусмотренном 338, 2 ч[астью] 341 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях]. В свое оправдание считаю нужным
сказать следующее: участия в организации подслушивания
присяжных заседателей по делу Бейлиса через переодетых в
курьерскую форму жандармов я не принимал и о существо-
вании ее, если они были в действительности, даже не знал.
Процесс по делу Бейлиса проходил в таком н&пряженном со-
стоянии, при таком зорком охранении участвующими в деле
лицами своих интересов и при таком стечении публики, что
342
организовать подслушивание через переодетых жандармов в
курьерскую форму того, что говорилось присяжными заседа-
телями в их совещательной комнате во время перерывов, было
совершенно невозможно, ибо во время перерывов для времен-
ного отдыха присяжных заседателей они удалялись в свою со-
вещательную комнату тут же, в здании суда, и к ним входил
только дежурный судебный пристав, дверь же охранялась ку-
рьером суда. Мимо совещательной комнаты по коридору по-
стоянно проходили как стороны, так и члены судебного ве-
домства, поэтому попытка посторонних лиц, хотя бы и пере-
одетых в форму курьеров, проникнуть в совещательную
комнату присяжных, немедленно обратила бы на себя внима-
ние всех этих лиц и сейчас же сделалась известной всем нахо-
дящимся в суде в то время. На ночь же присяжные удалялись
в особое помещение, устроенное для них в Киевской судебной
палате, где всю ночь они находились под стражей судебного
пристава и курьеров. Появление там в числе курьеров посто-
ронних лиц, переодетых в курьерскую форму, несомненно вы-
звало бы подозрение и у судебного пристава и у курьеров, ко-
торые отлично знают в лицо всех курьеров суда и палаты и
которые не допустили бы таких лиц к присяжным заседателям.
Даже [о] попытке таких лиц проникнуть к присяжным мне бы-
ло бы немедленно сообщено судебным приставом; ежедневно,
закрывая заседание, я публично напоминал дежурному судеб-
ному приставу, чтобы он не допускал никого из посторонних
к присяжным заседателям, а ежедневно утром, открывая засе-
дание, я предлагал приставу дать публично отчет, как провели
ночь присяжные, и докладывал суду, что присяжные заседате-
ли не входили в сношение с посторонними лицами. В под-
тверждение всего этого я прошу допросить дежуривших на
процессе судебного пристава Брыскина и судебных рассыль-
ных Разуваева и Борсука и тех курьеров, которые также дежу-
рили; фамилии их знаю[т], должно быть, судебный пристав и
рассыльные, а также для установления, были ли в числе их
посторонние лица, переодетые в курьерскую форму. Я катего-
рически утверждаю, что в числе курьеров, охранявших при-
сяжных заседателей, не могли быть жандармы, переодетые в
курьерскую форму, командированные для подслушивания
присяжных заседателей, об этом я никого не просил, никому
разрешения не давал и по обстановке это представлялось со-
вершенно невозможным. Чем вызывались донесения Дьяченко
в Департамент полиции о командировании жандармов, пере-
одетых в форму курьеров, для охраны присяжных заседателей
и донесении о результатах подслушивания, мне неизвестно, но
было бы желательно, чтобы Дьяченко представил доказатель-
343
ства того, о чем писал. Если рассказ Дьяченко о переодетых
жандармах с целью подслушивания присяжных соответствует
действительности, а не является мифом, то прежде всего сле-
довало бы принять меры к розыску этих жандармов и путем
допроса их выяснить, кто и с какой целью помещал их в по-
мещения, отведенные присяжным заседателям, и переодевал их
в курьерскую форму, которую нужно было или специально за-
казать для этого случая, или взять у кого-либо из курьеров
судебных установлений. Что касается моих разговоров с Дья-
ченко, а также совещания его, Дьяченко и Замысловского со
мной по поводу усиления мер охраны присяжных заседателей,
то я категорически заявляю, что ничего подобного не было в
действительности, это, я убежден, и подтвердит Замысловский.
Нужно быть [по-]детски наивным и совершенно незнающим
человеком, чтобы устраивать совещание со стороной в про-
цессе и с чиновником Министерства внутренних дел во время
процесса по вопросам, разрешения коих закон предоставляет
единоличной власти преследуется;* при этом нужно иметь в
виду, что и Замысловского, и Дьяченко, я до процесса совсем
не знал. Затем, по словам Дьяченко, мысль на совещание взять
для охраны присяжных заседателей жандармов возникла после
того, как я стал жаловаться на отсутствие надежных людей,
которым можно бы было вверить охрану. Такого распоряже-
ния я не мог сделать, так как вполне был уверен в добросо-
вестном отношении к своим обязанностям всех охранявших
тогда присяжных заседателей трех судебных приставов, что и
подтверждается фактически: если бы я не верил им, я приме-
нил бы в данном случае 615 и 616 ст[атьи] Уст[ава] уголовно-
го] судопроизводства], помимо того, поставил бы для охраны
присяжных заседателей вооруженную охрану, чего не было в
действительности. Между тем в надлежащем охранении при-
сяжных заседателей прежде всего и больше всего был заинте-
ресован я, так как не мог** по закону лежит обязанность на-
блюдения за надлежащей охраной их от внешнего на них вли-
яния, и если я не прибегал к применению 615 и 616 ст[атьей]
Уст[ава] уголовного] судопроизводства], следовательно, я ох-
ранявшим доверял, поэтому я не мог говорить Замысловскому
и Дьяченко того, что мне приписывает Дьяченко, и, таким об-
разом, причина, вызвавшая, по словам Дьяченко, мысль ввес-
ти в охрану присяжных заседателей жандармов, падает. Затем,
по словам Дьяченко, когда решен был вопрос о введении в
охрану двух переодетых жандармов, то он, Дьяченко, сообщил
об этом Шределю, по распоряжению которого и были введены
♦ Так в оригинале. Нужно: «председателя [суда].
♦♦ Так в оригинале. Нужно: «на мне».
344
они. Но говоря это, Дьяченко не подумал о том, как могло
случиться, что таких неизвестных лиц, переодетых в курьер-
скую форму, могли не только впустить в комнату присяжных
заседателей, но даже допустить к ней охранявшие комнату ку-
рьеры и судебные приставы. Ведь для того, чтобы их допус-
тили к комнате или в комнату присяжных заседателей, мне не-
обходимо было раньше сказать судебным приставам, что это
новые курьеры и что они назначены также охранять присяж-
ных заседателей, поэтому их можно впускать в комнату при-
сяжных заседателей, чтобы приставы, в свою очередь, оповес-
тили об этом охранявших комнату присяжных курьеров, и та-
ким образом это мое распоряжение о назначении для охраны
новых курьеров сделалось бы сейчас же известным всем, так
как нельзя же было заставить курьеров и судебных приставов
молчать. Наконец, что касается последней главы показания
Дьяченко, изложенной в отдельном требовании, то я катего-
рически заявляю, что такого разговора у меня с ними не было
и не могло быть: разговоры присяжных заседателей в совеща-
тельной комнате не могли иметь для меня, старого судьи, ни
интереса, ни значения, так как я по опыту знаю, что дело раз-
решается по существу присяжными заседателями в последний
момент; если же при следствии присяжным заседателям было
что-либо неясно, или выяснением чего они интересовались, то
они сами во время процесса обращали внимание на выяснение
тех или других обстоятельств. Интересоваться же всякими
сплетнями я не привык. Относительно показания Белецкого я
могу сказать лишь одно: оно, видимо, основано на словах до-
несения того же Дьяченко, так как Белецкий, насколько мне
известно, в Киев на процесс Бейлиса не приезжал; но показа-
ние Белецкого совершенно не совпадает с показанием Дьячен-
ко, данным последним по настоящему делу. Тогда как в пока-
зании Дьяченко говорится, что я решил с ним, Дьяченко, [и]
Замысловским допустить переодетых жандармов в охране при-
сяжных заседателей, в показании Белецкого сказано, что эта
мысль возникла без моего участия, но меня посвятил в это уже
затем Чаплинский и с моего согласия для подслушивания вве-
дены были переодетые в курьерскую форму жандармы. Я ка-
тегорически заявляю, что ничего подобного мне не говорил
Чаплинский и что разговора об обслуживании жандармами
комнаты присяжных заседателей у меня не было с Чаплинским
ни во время процесса, ни после него. Я был в Петрограде в
марте 1913 года по делам окружного суда. Никаких инструк-
ций по делу Бейлиса я не получал от бывшего министра юс-
тиции Щегловитова, а также не получал обещания от него в
случае успешного проведения дела Бейлиса повышения по
345
службе, в частности назначения на должность старшего пред-
седателя Киевской судебной палаты. Затем до слушания дела
Бейлиса я не был в Петрограде. Перевод мой председателем
из Умани в Киев состоялся по представлению бывшего стар-
шего председателя Киевской судебной палаты Мейснера летом
в 1912 году, т. е. более как за год до слушания дела Бейлиса.
Чем руководствовался Мейснер, представляя меня к переводу,
я не знаю, разговора об этом с ним перед представлением у
меня не было. Когда я был переведен в Киев, дело о Бейлисе
было обращено к доследованию. Билеты на процесс Бейлиса
были посланы мною полковнику Шределю по его просьбе о
том, так же как посылались и некоторым другим должностным
лицам г[орода] Киева в случае их просьбы. В заключение счи-
таю необходимым добавить, что в продолжение своей 30-
тилетней службы по судебному ведомству я всегда руководст-
вовался [буквой] закона и судейской совестью. Я прошу до-
просить в качестве свидетелей о моих качествах и служебной
деятельности моих бывших сослуживцев — ныне сенаторов
Уголовного департамента Николая Николаевича Чебышева и
Николая Степановича Грабора и Гражданского департамента
Феофана Ивановича Попова и Алексея Ивановича Морозова.
Эти лица меня хорошо знают и могут удостоверить, что я не
способен совершить то гнусное деяние, которое мне теперь
приписывают. Вместе с тем я прошу на основании 475 ст[атьи]
У[става] уголовного] судопроизводства] выдать мне своевре-
менно, выслав в Киев, копии с протоколов показаний всех сви-
детелей и осмотров по настоящему делу.
Федор Алексеевич Болдырев.
Судебный] следователь] Татаров.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 99 об.—103.
77. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 23 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комиссию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18)
допрашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного обвиняемого, кото-
рый показал:
Я, Степан Петрович Белецкий, дополнительно показы-
ваю.
346
Я признаю себя виновным в измененных ныне в отношении
меня обвинениях, Вами мне предъявленных, согласно постанов-
лению Вашему от 14—22 июля сего года. К своим прежним объ-
яснениям добавить ничего не имею. На поставленный Вами мне
вопрос заявляю, что предъявленные мне телеграммы стат[ского]
советника Дьяченко от 2,3,19 и 20 октября 1913 года за №№ 10,
12, 27 и 28 мною были доложены или лично, или заступавшим
[на] должность министра при выездах Н. А. Маклакова на свою
дачу около Москвы И. М. Золотаревым бывшему министру юс-
тиции И. Г. Щегловитову и по принятому мною в 1912 году
обыкновению в суммарной телеграмме министру внутренних]
дел Н. А. Маклакову в место его пребывания в сжатой форме.
Ввиду выездов частных по случаю хозяйственных распоряжений
в имении министра внутренних дел Н. А. Маклакова осенью
1913 года заступал [на] его должность товарищ министра
И. М. Золотарев, которому я представлял по заведенному мною
порядку копии телеграмм, имевших важное значение, в том чис-
ле по делу Бейлиса, доложив ему предварительно о соглашениях
министра юстиции и внутренних дел, установленных по процес-
су Бейлиса, о коих я уже первоначально показал. На издание
книги о процессе по делу об убийстве Андрюши Ющинского,
как я уже показал, г. Замысловскому были сделаны из сумм Де-
партамента две выдачи. Первая, насколько припоминаю, была
произведена в упомянутой мною уже обстановке и, насколько
мне не изменяет память, равнялась той же сумме в 25 тыс[яч]
[рублей], каковая была мною лично выдана г. Замысловскому
по приказанию А. Н. Хвостова. О том, чтобы Н. А. Маклаков
испросил разрешения у Государя на выдачу означенных денег
Замысловскому, ни он, ни покойный граф С. С. Татищев, пере-
дававший мне подробно свой разговор с Н. А. Маклаковым по
этому поводу, мне об этом не передавали. С граф[ом] Татищевым
я был с 1894 г. в самых лучших отношениях — и частных, [и]
личных, и служебных. По допросе составленных исполнитель-
ных всеподданнейших докладов по использованию секретного
фонда выдачи помещались в изложении общими выражениями,
оез указания и мне.* Показание писал собственноручно.
Белецкий.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 89 об.—90.
* Так в оригинале. Возможно, следует читать: «В составляемых
исполнительных всеподданнейших докладах по использованию секретного
фонда выдачи помечались в изложении общими фразами без указания имен».
347
78. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 28 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комиссию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть №18) до-
прашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] угол[овного]
суд[опроизводства] нижепоименованного свидетеля, который
показал следующее:
Григорий Валерианович Меллер, проживаю в городе
Петрограде, по Среднему проспекту Васильевского острова, в
доме №11, кв[артира] 22, тел[ефон] 2-09-61.
Приблизительно за месяц [до] открытия заседаний по делу
Бейлиса, в то время, когда я временно исправлял должность
прокурора С[анкт]-Петербургской, ныне Петроградской, су-
дебной палаты, как-то в камере своей я был вызван к телефону
министром юстиции Щегловитовым, который поручил мне
пригласить профессора Косоротова и спросить его, во-первых,
правда ли, что он не желает ехать в Киев на процесс Бейлиса
в качестве эксперта, и, во-вторых, если правда, то почему, а
затем в результате разговора с Косоротовым сообщить ему,
министру, по телефону. Я поручил секретарю (кажется,
Боношевскому-Бонско) вызвать Косоротова на следующий
день утром. В назначенное время Косоротов явился. В этот
день у меня было заседание общего собрания Департаментов
палаты, и поэтому я спешил закончить текущую работу. За-
явив Косоротову, что у меня очень мало времени, я предложил
ему кратко ответить на заданные министром юстиции вопро-
сы, причем и редактировал их в изложенной выше форме:
«Правда ли, и если правда, то почему». Косоротов ответил
«правда» и объяснил, что не хочет он ехать потому, что на
даваемое обыкновенно судом вознаграждение он не может
прожить в Киеве и что, уезжая из Петрограда, он лишается
своего заработка, причем общую сумму потери определил в
три (насколько я помню) тысячи рублей. Тут же он предложил
мне исчислить детально эту потерю, но я заявил ему, что это
меня не интересует, так как соответствующегораспоряжения
я не получал. На этом разговор и кончился. По уходе Косо-
ротова я передал по телефону министру юстиции в точности
разговор с ним и добавил, что беседа с Косоротовым произ-
вела на меня такое впечатление, что последний просто-напро-
сто хочет, пользуясь случаем, сорвать с казны более или менее
крупную сумму денег. На это заключение последовал ответ
министра: «Да, несомненно, это так и есть». Более я Косоро-
това не видел и никаких переговоров с ним ни в письменной,
ни в устной форме не имел. Впоследствии (кажется, уже после
348
процесса Бейлиса) от кого-то из чинов Министерства юстиции
я слышал, что Косоротов получил за участие в процессе четы-
ре тысячи [рублей]. Во всяком случае я твердо помню, что по
поводу получения Косоротовым каких-то денег за экспертизу
по делу Бейлиса весьма возмущался товарищ прокурора пала-
ты Виппер. Показание написано мною собственноручно.
Григорий Меллер.
Командированный в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 103 об.—104 об.
79. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 29 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комис[сию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18)
допрашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] угол[овного]
судопроизводства] нижепоименованного, который показал:
Зовут меня Михаил Михайлович Прозоровский, 39
лет, коллежский советник, православный, живу в Петрограде
по Б[ольшой] Конюшенной ул[ице], дом № 27 (гостиница
«Медведь»).
Во время судебного процесса Бейлиса я состоял чиновни-
ком особых поручений при Министерстве внутренних дел с от-
командированием к исполнению обязанностей секретаря при
директоре Департамента полиции. Другим секретарем в то
время был Курлов. По распоряжению тогдашнего директора
Департамента полиции Белецкого секретарская часть Депар-
тамента обязана была все шифрованные телеграммы чиновни-
ка особых поручений Дьяченко из Киева с донесением о ходе
этого процесса ввиду особой важности такового немедленно
по докладе их ему, Белецкому, представлять в копиях мини-
стру внутренних дел, а равно и министру юстиции, последнему
при записках в третьем лице от имени министра внутренних
дел, о чем на расшифрованных телеграммах делались соответ-
ствующие отметки. В случае выезда министра внутренних дел
ему ежедневно посылалась сводная телеграмма о всех ожида-
ющихся событиях и сведениях, поступивших в Департамент за
истекшие сутки. В такие сводные телеграммы включалась и
сущность телеграмм Дьяченко по делу Бейлиса, которому ми-
нистром придавалось большое значение. Из предъявляемых
мне Вами четырех телеграмм Дьяченко первая, от 2 октября
349
1913 года за № 10, была несомненно включена в своей сущно-
сти в сводную телеграмму министру внутренних дел Маклако-
ву, как это явствует из карандашной отметки на ней «вклеено
телеграмму». Очевидно, министр в это время куда-то уезжал.
Вторая карандашная отметка указывает на то, что копия этой
телеграммы была представлена секретарской частью директо-
ру Департамента для личной передачи ее министру юстиции.
Относительно второй телеграммы Дьяченко от 3 того же ок-
тября за № 12 я не могу категорически утверждать, что содер-
жание ее было включено в сводную телеграмму министру
внутренних дел или что копия с нее была ему послана — ввиду
отсутствия на ней каких-либо отметок об этом, но ввиду ус-
тановленного общего порядка, о котором я сказал, нужно ду-
мать, что это было сделано. Отметка чернилами на этой теле-
грамме «Г. министру юстиции сообщено лично г. товарищем]
м[инист]ра Золотаревым» — сделана мною и означает, что ко-
пия этой телеграммы не посылалась министру юстиции нами,
секретарями, обычным порядком, а была сообщена ему или
содержание телеграммы было передано ему лично товарищем
министра внутренних дел Золотаревым, исправлявшим долж-
ность министра вследствие его отсутствия. Означенная отмет-
ка была сделана мною, вероятно, со слов самого Золотарева.
Во время отсутствия министра внутренних дел Золотареву до-
кладывались все телеграммы и другие сведения по делу Бей-
лиса. Впрочем, таковые ему докладывались и помимо этого
как товарищу министра внутренних дел, заведующему Депар-
таментом полиции. На двух последних из предъявленных мне
телеграмм Дьяченко от 19 и 20 октября 1913 года за № 27 и
28 имеются отметки о посылке копий с них министрам
внутренних] дел и юстиции, а потому не может быть никакого
сомнения в том, что таковые были посланы им. Могу удосто-
верить, что все распоряжения по делу Бейлиса, которым весь-
ма интересовались оба министра, Маклаков и Щегловитов, де-
лались Белецким не самостоятельно, а по указаниям Макла-
кова. Белецкий, которого я давно и хорошо знаю, человек
очень осторожный в делах и в деле Бейлиса был, несомненно,
лишь исполнителем приказаний министра внутренних дел. По-
казание мне прочтено.
Михаил Михайлович Прозоровский.
Командированный в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. I. Д. 89. Л. 104 об.—105 об.
350
80. ПРОТОКОЛ
1917 года сентября 30 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комиссию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18)
допрашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного свидетеля, который
показал:
Зовут меня Александр Аркадьевич Кур лов, 42 лет, дей-
ствительный статский советник, православный, живу в
гор[оде] Петрограде, по Эртелеву пер[еулку], д[ом] 18, квар-
тира] 12, тел[ефон] 1-16-14.
Осенью 1913 года во время судебного процесса по делу Бей-
лиса я исполнял обязанности секретаря при директоре Депар-
тамента полиции одновременно с М. М. Прозоровским, буду-
чи откомандирован туда как чиновник особых поручений при
Министерстве внутренних дел. Я удостоверяю, что, согласно
распоряжению тогдашнего директора Департамента полиции
Белецкого, все шифрованные телеграммы чиновника особых
поручений Дьяченко, командированного в Киев на процесс
Бейлиса, по докладу их Белецкому посылались в копиях в сек-
ретных пакетах секретарскою частью министру внутренних
дел, а равно и министру юстиции, последнему при записках в
3-м лице от имени министра внутренних] дел. Эти же теле-
граммы, а равно и другие бумаги по делу Бейлиса докладыва-
лись также и товарищу министра внутренних дел И. М. Золо-
тареву как заведовавшему в то время Департаментом полиции,
ввиду чего он был вполне посвящен в дело Бейлиса. В случае
отсутствия министра внутренних] дел существо телеграмм
Дьяченко включалось в посылаемые ему по месту его пребы-
вания сводные телеграммы с наиболее важными сведениями
по департаменту. О посылке копий с телеграмм Дьяченко ми-
нистру внутренних] дел Маклакову и министру юстиции Щег-
ловитову обыкновенно делались отметки на этих телеграммах,
но отсутствие таковой отметки на какой-либо телеграмме еще
не доказывает того, чтобы копия с нее не была послана. Дело
Бейлиса обращало на себя большое внимание обоих назван-
ных министров и Белецкого, и распоряжение последнего о по-
сылке копий телеграмм Дьяченко нами строго исполнялось.
Поэтому я могу утвержать, что из предъявленных мне Вами
4-х телеграмм Дьяченко копии с последних двух от 19 и 20
октября 1913 года за №№ 27 и 28 были посланы Маклакову и
Щегловитову, как это видно и из сделанных на них отметок,
причем вот эта копия телеграммы за № 28 подписана мною и
была возвращена обратно в Департамент Министерства]
351
внутренних] дел Маклаковым, сделавшим на представлении
Белецкого синим карандашом отметку «чит». То же самое я
могу сказать и о телеграммах Дьяченко от 2 и 3 октября 1913
года за №№ 10 и 12, что они были доведены до сведения обоих
министров: Маклакова — путем включения этих телеграмм в
посланную ему сводную телеграмму по Департаменту, а Щег-
ловитова— посылкой ему через Белецкого и Золотарева ко-
пий этих телеграмм, о чем имеются на них соответствующие
отметки. Отметка черным карандашом на первой из этих те-
леграмм за № 10 «внесено в телеграмму г. министру» сделана
мною и означает, что сущность этой телеграммы была вклю-
чена в сводную телеграмму, посланную Маклакову ввиду его
отъезда. Хотя на следующей телеграмме за № 12 такой отмет-
ки и не имеется, но несомненно, что содержание и этой теле-
граммы было внесено нами в сводную телеграмму Маклакову.
Далее, отметка карандашом на телеграмме № 10 о том, что
копия ее представлена директору для личной передачи мини-
стру юстиции, сделана, вероятно, одним из чиновников нашей
канцелярии. По делу Бейлиса Белецкий старался исполнять
пожелания министра юстиции Щегловитова и угодить ему, так
как назначение в сенаторы, к чему стремился Белецкий, зави-
село от министра юстиции. Зная достаточно как Белецкого,
так и Маклакова, я по этому делу Бейлиса вынес то впечатле-
ние, что формально Белецкий являлся как бы лишь исполни-
телем распоряжений Маклакова, но, в сущности, он подска-
зывал их последнему, и Маклаков делал то, что говорил ему
Белецкий. Это, впрочем, лишь мое личное убеждение, осно-
ванное на знании характера обоих этих лиц, а не на каких-
либо определенных фактах. Показание мне прочтено.
Александр Аркадьевич Курлов.
Командированный в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 106—107.
81. ПРОТОКОЛ
1917 года октября 2 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комис[сию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная часть № 18) до-
прашивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного свидетеля, который
показал:
352
Зарудный, Александр Сергеевич, 54 лет, православный,
присяжный поверенный.
Я состоял в числе защитников дела Бейлиса. Во время су-
дебного следствия я слышал от кого-то из присутствовавших
в зале заседания, не помню от кого именно, что присяжным
заседателям в их комнате прислуживают не судебные курьеры
и сторожа, а какие-то посторонние переодетые лица. От спо-
соба ведения заседания председателем суда Болдыревым у ме-
ня составилось впечатление односторонности его отношения
к делу и отсутствия у него надлежащего беспристрастия. Пом-
ню, что во все время слушания дела в зале присутствовали
какие-то административные чиновники, но каковы были их
отношения к составу суда — не знаю. Подробностей показа-
ния [подполковника Иванова в настоящее время не помню,
но помню хорошо, что у меня составилось убеждение, что он
не говорит всего того, что знает. О перлюстрации писем ни-
чего не знаю. О деньгах, полученных от казны Замысловским
и Косоротовым, ничего не знаю. Показание писал собствен-
норучно.
Александр Зарудный.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 110—110 об.
82. ПРОТОКОЛ
1917 года октября 6 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комиссию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная часть № 18) до-
прашивал с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] угол[овного]
суд[опроизводства] нижепоименованного обвиняемого, кото-
рый показал дополнительно:
Зовут меня Георгий Гавриилович Чаплинский.
Я не признаю себя виновным в предъявленных мне Вами
обвинениях, измененных согласно постановлению Вашему от
14—22 июля 1917 года, и журнальному постановлению Чрез-
вычайной] следственной] комиссии от 5 сентября с[его] г[ода].
К своему прежнему объяснению желаю добавить следующее,
причем далее пишу собственноручно.
Я по-прежнему заявляю, что о наблюдении, установленном
за присяжными заседателями по делу Бейлиса, мне ничего не
было известно. Вообще Департамент полиции меня в свои пла-
353
ны не посвящал. Даже за мною во время процесса Бейлиса, не
испросив моего разрешения, установили наблюдение, которое
случайно было мною обнаружено и снято вследствие настой-
чивого моего требования, предъявленного по телефону на-
чальнику жандармского управления. Последний при этом объ-
яснил, что наблюдение за мною было учреждено по требова-
нию Департамента полиции, опасавшегося покушений на мою
жизнь. Казалось бы, при таких условиях естественно было бы
предупредить меня об этом и испросить моего согласия. Од-
нако этого сделано не было. Кроме того, как я узнал нынеш-
ним летом из киевских газет, Департаментом полиции перлю-
стрировались мои письма. Приведенные обстоятельства в до-
статочной мере свидетельствуют о том, что Департамент
полиции вовсе не был в контакте со мною. С другой стороны,
сообщенные мне Вами сведения о покупке Департаментом по-
лиции книги для поверенных гражданских истцов, возмещение
расходов Замысловскому дают мне основание сделать вывод,
что наблюдение за присяжными заседателями могло быть
установлено по просьбе гражданских истцов. Предписание
Шределю держать меня в курсе наблюдения могло быть дано
Белецким по инициативе таких же гражданских истцов, и рас-
поряжение это могло быть отменено, когда поверенным граж-
данских истцов стала известна моя точка зрения по этому во-
просу. Теперь я ясно припоминаю, что когда Замысловский
прибыл в Киев для участия в процессе в конце сентября 1913
года и явился ко мне в камеру, то одним из первых вопросов,
предложенных им мне, был следующий: «Скажите, неужели
слухи о том, что присяжные заседатели будут отпускаться для
ночлега домой, справедливы?» Я ответил, что это не мое дело,
но если бы это зависело от меня, то, конечно, присяжные за-
седатели ночевали бы дома, так как оставление их на ночлеге
в здании суда я нахожу мерой крайне оскорбительной и стес-
нительной для присяжных заседателей. Ставя себя в их поло-
жение, я говорил, что если бы мне пришлось исполнять обя-
занности присяжного заседателя, то я, оторвавшись от своих
личных дел, отдал бы вполне добросовестно все свои силы на
служение правосудию, но при условии, чтобы ко мне отне-
слись с доверием как к судье, а не заперли на целый месяц как
арестанта, лишив возможности отдохнуть ночью в своей по-
стели и лишив примитивных удобств, к которым я привык и
без которых не чувствовал бы себя бодрым, свежим и способ-
ным напрягать усиленное внимание для полного усвоения и
добросовестного разрешения дела. Замысловский что-то воз-
ражал мне, но я ему заявил, что я эту самую мысль неодно-
кратно развивал и Болдыреву. Вероятно, Болдырев подтвер-
354
дит это. Это же самое может подтвердить и бывш[ий] товарищ
прокурора Киевской судебной палаты (ныне тов[арищ] об[ер-]
прокурора] Уголовного] кассационного] департамента
Правительствующего] Сената) барон А. А. Тизенгаузен, кото-
рому я также неоднократно высказывал приведенную мысль
и с которым как камерным товарищем [и] опытным юристом
(прошедшим перед тем должность прокурора судебной палаты
в Ташкенте) я всегда советовался и делился своими служебны-
ми предположениями и взглядами. Конечно, разрешение во-
проса о ночлеге присяжных заседателей не входило в мою ком-
петенцию, мнение мое в этом отношении ни для кого не было
обязательным, да с ним Болдырев и не согласился, но я прошу
установить (хотя бы допросом Тизенгаузена), что я держался
вышеприведенного взгляда и постоянно его пропагандировал,
так как если я настаивал на оказании доверия присяжным
заседателям и отпуске их домой на ночлег, то ясно, что одно-
временно с этим я не мог сочувствовать учреждению за ними
наблюдения через переодетых жандармов и пользоваться
сведениями, извлекаемыми этими жандармами. Кстати, мне
предъявлено обвинение в пользовании сведениями, но не объ-
явлено, какие эти были сведения. Насколько я понимаю, закон
ограждает совещательную комнату присяжных заседателей от
проникновения туда извне сведений, которые могли бы повли-
ять на решение присяжных заседателей, но мне совершенно
неясно, кому и для чего могли бы понадобиться сведения, ис-
ходящие из комнаты присяжных заседателей. Если бы, как мне
приписывается, такое наблюдение было у меня условлено с ми-
нистром юстиции, то я не приминул бы донести министру об
установлении наблюдения за присяжными заседателями и о
его результатах. Если бы я счел неудобным оглашение этого
обстоятельства в общем рапорте о ходе процесса, то не по-
стеснялся бы отметить о нем в особом секретном донесении,
так как, конечно, не предполагал, что секретная переписка бу-
дет когда-нибудь пересматриваться, а тем более вменяться в
вину. Однако ведь ни в секретной переписке, ни в моих офи-
циальных рапортах указаний на наблюдение за присяжными
заседателями нет. Нет, потому что в установлении этого на-
блюдения я никакого участия не принимал и мне о нем ничего
не было известно. Независимо от изложенного, я позволяю се-
бе утверждать, что инкриминируемые мне обстоятельства не
заключают в себе состава какого бы то ни было преступления.
Согласно 675 и 806 ст[атьям] Уст[ава] уголовного] судопрои-
зводства], на председателя суда возлагается обязанность при-
нять меры, чтобы присяжные заседатели не входили в сноше-
ния с посторонними лицами, для чего их совещательная ком-
355
ната охраняется стражей. По установившемуся в судах обычаю
меры эти осуществляются через судебных рассыльных и при-
ставляемых для услужения присяжным заседателям курьеров.
Для назначения на должность курьера не существует каких-
либо особых правил. В большинстве случаев набираются «с
улицы» смотрителем здания, причем в некоторых судах рас-
поряжение смотрителя о найме курьера санкционируется «при-
казом» председателя, записываемым в соответствующую кни-
гу. При рассмотрении столь громкого процесса, как дело Бей-
лиса, и особенно при наличности сведений, что вокруг этого
дела сорят деньгами (показание полковника Иванова, письмо
Феофилактова и друг[ие]), на обязанности председателя суда
лежала забота, чтобы комната присяжных заседателей охраня-
лась особенно надежными и заслуживающими доверия лица-
ми. Если председатель не был уверен в неподкупности своих
курьеров и больше доверял лицам, рекомендованным началь-
ником жандармского управления, то имел полное право опре-
делить этих лиц курьерами на время процесса и поручить им
охрану совещательной комнаты присяжных заседателей. Если
эти лица продолжали в то же время оставаться на службе в
жандармском управлении, то в допущении их к несению обя-
занностей курьеров можно усмотреть лишь нарушение судеб-
ных традиций, но отнюдь не преступление. Но с какой бы точ-
ки зрения ни расценивать распоряжения в этом отношении
председателя суда, я в качестве прокурора палаты ни в коем
случае не могу явиться за них ответственным, даже если до-
пустить на минуту, что они предприняты с моего ведома и
согласия или по моей просьбе. Для того чтобы должностному
лицу могло быть предъявлено обвинение в превышении или
бездействии власти, оно должно прежде всего обладать влас-
тью осуществить или не допустить того действия, совершение
коего вменяется в вину. Установление наблюдения за присяж-
ными заседателями стояло в зависимости от взаимного согла-
шения двух властей: председателя суда, в распоряжении кото-
рого находится совещательная комната присяжных, и началь-
ника жандармского управления, в распоряжении которого
находятся наблюдательные органы. Ни председатель суда, ни
начальник жандармского управления во всем, что не касается
производства формальных дознаний, ни в какой зависимости
от прокурора палаты не состоят, и я не мог приказать ни тому,
ни другому установить наблюдение за присяжными заседате-
лями, как равно не мог запретить им вести такое наблюдение,
если бы они признавали это нужным. А следовательно, в дан-
ном случае с моей стороны не могло иметь места ни превыше-
ние, ни бездействие власти.
356
Переходя ко второму предъявленному мне обвинению, я бе-
ру на себя смелость утвержать, что в посылке мною телеграм-
мы Белецкому о том, что свидетель Караев прокуратуре не ну-
жен, также не заключается никакого состава преступления. Ка-
кие бы злостные замыслы против интересов Бейлиса здесь мне
ни приписывались, они могли бы получить характер преступ-
ного превышения власти лишь в том случае, если бы прояви-
лись в реальных действиях, выходящих из круга моих прав и
обязанностей. Между тем отвечать на запросы от имени про-
куратуры является прямой обязанностью прокурора палаты.
И если лицо, коему поручено поддерживать обвинение (Вип-
перу), заявило мне, что ему свидетель Караев не нужен, то я
не вправе был дать Белецкому иного ответа на его запросы.
При состязательном характере процесса на обязанности про-
курора не только не лежит забота об интересах защиты, но с
моей стороны было бы совсем неприлично и неуместно опра-
шивать защитников, не нужен ли им свидетель Караев, осо-
бенно после состоявшегося определения суда продолжать слу-
шание дела в отсутствие свидетеля Караева. Правда, телеграм-
му можно было дополнить справкой, что хотя прокуратуре
свидетель не нужен и хотя суд постановил слушать дело в его
отсутствие, но защита признает необходимым присутствие на
суде Караева. Но во-1-ых, я вовсе не обязан осведомлять ди-
ректора Департамента полиции о том, что происходит на суде,
во-2-х, результат от такой редакции телеграммы нисколько бы
не изменился и Караев не был бы выслан, и, наконец, самое
главное: в-3-х, я вовсе не знал, что защита настаивала на по-
вторении вызова Караева. Я этим вопросом совсем не интере-
совался, так как принятие мер к явке свидетелей в суд вовсе
не лежит на обязанности прокурора палаты (хотя мне это
почему-то вменяется в вину). Я не знаю, чем установлено при
следствии, что «я знал о том, что защита настаивала на по-
вторении вызова Караева», как об этом говорится в постанов-
лении о привлечении. Разве прокурор палаты обязан присут-
ствовать в судебных заседаниях суда и быть осведомленным о
всех мелочах и деталях этих заседаний? Правда, я довольно
много времени проводил в зале суда во время процесса Бей-
лиса, особенно по вечерам, но ведь в качестве прокурора па-
латы я был занят не одним делом Бейлиса, у меня было много
других дел по округу, состоящему из 9 окружных судов, и я
не мог проводить все время на процессе. В первый же день
процесса я заходил в залу заседания лишь на самое короткое
время, так как меня интересовал тогда только один вопрос для
срочного донесения министру юстиции — пойдет ли дело или
слушание его будет отложено? А все детали о существенности
357
или несущественности показаний того или иного свидетеля, о
причинах неявки и т. д. не представляли для меня никакого ин-
тереса. Посылая телеграмму Белецкому, у меня не было ника-
кого умысла вредить интересам Бейлиса. Я ни в каком отно-
шении не был заинтересован скрывать Караева от присяжных
заседателей. Показание его было внесено в обвинительный
акт, суд постановил его огласить, а личное присутствие Ка-
раева на суде не только не противоречило интересам обвине-
ния, а наоборот: Караев — провокатор, агент Департамента
полиции, быть может даже с согласия последнего предостав-
ленный в распоряжение частного розыска, выдавший охран-
ному отделению своего товарища анархиста-коммуниста Фе-
офилактова, получивший, по словам последнего, 5000 руб[лей]
за участие в деле Бейлиса, едва ли произвел бы хорошее впе-
чатление и упрочил доверие присяжных заседателей к версии
убийства, выдвигавшейся защитой. Я никогда не уговаривался
с Белецким чинить препятствия явке Караева в суд и вообще
никогда никаких разговоров с ним по делу Бейлиса не имел.
Если бы мы условились с Белецким не доставлять в суд Ка-
раева, то зачем бы он запрашивал меня во время процесса,
нужен ли Караев? Думаю, что дело было гораздо проще. Ве-
роятно, Департаменту полиции нежелательна была явка в суд
своего агента, и в этом направлении были даны указания Ени-
сейской администрации. Енисейский губернатор в свою оче-
редь, получив мою телеграмму, посланную по просьбе Болды-
рева, с ходатайством о высылке Караева, мог испросить ука-
заний Департамента полиции, как ему следует поступить
ввиду наличности требования прокурора палаты. Для разре-
шения этого вопроса Белецкому, очевидно, пришлось запро-
сить меня, насколько важное значение придает прокурорский
надзор явке в суд Караева. Только таким образом я могу объ-
яснить обращение Белецкого ко мне, а не [к] суду. Ведь он не
мог не знать, что не прокурор палаты, а суд ведает вызовом
свидетелей и постановляет определение о возможности слуша-
ния дела в его отсутствие. Покорнейше прошу проверить, бы-
ла ли такая переписка между Департаментом полиции и ени-
сейским губернатором по поводу высылки в суд Караева. Про-
шу также: 1) выяснить, с разрешения ли Киевского охранного
отделения или Департамента полиции был приглашен в Киев
Анзор Караев; 2) осмотреть и приложить к делу в качестве
вещественных доказательств письмо Алексея Феофилактова,
находящееся в переписке № 63—1920?- года Киевского жан-
дармского управления по исследованию политической благо-
* Так в оригинале.
358
надежности осетина Амзора Ельмарзаева Караева, — в письме
этом заключаются сведения о провокаторской деятельности
Караева и о том, что за участие в деле Бейлиса ему уплачено
5000 рублей; 3) приобщить к делу в качестве вещественных до-
казательств предварительное следствие об убийстве Ющинско-
го и стенографический отчет «Киевской мысли» о процессе
Бейлиса, дабы на суде я имел возможность ссылаться на за-
ключающиеся в них сведения; 4) установить, что в так назы-
ваемом «черном кабинете» в Киеве производилась перлюстра-
ция моих писем и 5) приложить к делу справку, что с 1 марта
по 1 апреля 1917 года [я] содержался в Петропавловской кре-
пости. Впрочем, ознакомившись с предъявленными мне доку-
ментами, я отказываюсь от своих ходатайств, изложенных в
пунктах первом, втором и третьем.
Георгий Чаплинский.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 110 об.—114 об.
83. ПРОТОКОЛ
1917 года октября 10 дня командированный в Чрезвычай-
ную] след[ственную] комис[сию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18) до-
прашивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного свидетеля, который
показал:
Я, барон Алексей Алексеевич Тизенгаузен, 51 года,
православного вероисповедания, состою членом Совета мини-
стра юстиции, исполняющим обязанности товарища обер-
прокурора Уголовного кассационного департамента Прави-
тельствующего Сената, проживаю в Петрограде, по Серпухов-
ской улице, дом № 48, кв. 10.
Во время производства предварительного следствия и рас-
смотрения судом дела Бейлиса я состоял товарищем прокуро-
ра Киевской судебной палаты; на мне лежали обязанности по
текущим делам камеры прокурора палаты, и в делах исклю-
чительных, как дело Бейлиса и Мищука и т. п., я непосредст-
венного участия не принимал. По вопросу об оставлении при-
сяжных заседателей по делу Бейлиса на ночь в здании суда я
ни на каком специальном совещании между прокурором па-
латы, председателем суда Болдыревым, присяжным поверен-
359
ным Замысловским и чиновником Министерства внутренних
дел Дьяченко не присутствовал и не помню, чтобы такое со-
вещание имело место, по крайней мере чтобы о таком сове-
щании мне было известно; могу лишь удостоверить, что по
существу этого вопроса прокурор палаты Чаплинский и по де-
лу Бейлиса, и ранее возникновения этого дела неоднократно
высказывался в разговорах против оставления присяжных за-
седателей на ночь в здании суда, указывая, что, с одной сто-
роны, в таком оставлении проявляется известное недоверие к
составу присяжных, что должно действовать на них как на су-
дей оскорбительно, а с другой стороны, что обстановка ночев-
ки в здании суда вне хотя бы мелких, но привычных удобств
должна отразиться на спокойствии духа присяжных, особенно
тех из них, которые более нервны, и тем лишать их возмож-
ности отнестись к делу с должным вниманием и душевным
равновесием. Об установлении какой-либо особой охраны
комнаты присяжных заседателей через жандармских унтер-
офицеров я впервые услыхал уже здесь, в Петрограде, весной
этого года; в Киеве же ни во время процесса Бейлиса, ни после
я ничего ни от кого не слыхал и даже никаких слухов по этому
предмету до меня не доходило; позволяю себе прибавить, что
если бы таковое особое наблюдение было установлено с ведо-
ма и согласия прокурора палаты Чаплинского, то, думаю, он
хотя бы по окончании процесса мне об этом сказал, так как
вообще, по-видимому, мне доверял и посвящал меня и в те
служебные вопросы, к которым я непосредственного отноше-
ния не имел. По делу Мищука донесения о ходе дела посыла-
лись в Министерство юстиции в силу общего указания Наказа
чин[ам] прокурорского] надзора о выдающихся событиях по-
ставлять в известность генерал-прокурора, донося ему затем
последовательно и о всех перепетиях в дальнейшем ходе дела;
по этой же причине была послана в м[инистерст]во и копия
кассационного протеста по этому делу на приговор Киевской
палаты, причем препроводительная бумага была подписана
мною. Добавляю, что на совещании о привлечении Бейлиса к
следствию в качестве обвиняемого между прокурором палаты,
исправляющим] должность] судебного следователя Фененко
и прокурором суда Брандорфом я не присутствовал; из разго-
воров я знаю, что о привлечении Бейлиса было дано предло-
жение прокурорским надзором, подписанное, кажется, самим
прокурором палаты, и объясняю это тем, что следователь Фе-
ненко хотел обезопасить себя в этом отношении на случай воз-
можных нареканий; будучи вообще человеком очень нереши-
тельным, он, видимо, опасался по этому делу и министерства,
с одной стороны, и мнения общественных кругов, враждебных
360
обстановке этого дела, — с другой. Показание писал собствен-
норучно.
Тизенгаузен.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 114 об.—115 об.
84. ПРОШЕНИЕ
привлеченного в качестве обвиняемого за преступление,
предусмотренное 2 ч|астью| 341 ст[атьи] Улож|ения| о наказаниях),
по делу Бейлиса Федора Алексеевича Болдырева
в Ч|резвычайную] следственную] комиссию]
При допросе меня в качестве обвиняемого в приписыва-
емом мне преступлении, предусмотренном 2 ч[астью] 341
ст[атьи] Улож[ения] о наказаниях], в числе поставленных,
между прочим, мне вопросов в отдельном требовании было
предложено относительно того, во-первых, не находится ли
мой перевод председателем в Киев из Умани в связи с делом
Бейлиса, и, во-вторых, не было ли обещано мне назначение на
должность старшего председателя Киевской судебной палаты
заранее, в случае успешного проведения процесса Бейлиса. Та-
ким образом, я заключаю, что Чрезвычайная] следственная]
комиссия мотив к совершению приписываемого мне преступ-
ления усматривает в личных моих видах: а именно, в желании
путем совершения этого преступления отблагодарить, так ска-
зать, за полученный мною перевод в Киев и затем получить
дальнейшее повышение по службе. Кроме того, приписыва-
емое мне преступление по способу совершения его и главным
образом по цели, которую оно преследовало, — добыть неза-
конным и предосудительным путем — путем подслушивания
присяжных — для обвинительной власти некоторый полезный
ей в целях обвинения материал — само по себе, является край-
не неблаговидным и поэтому может быть совершено лишь
человеком, не обладающим никакими нравственными прин-
ципами.
В опровержение этих приведенных выше обстоятельств
прошу во время предварительного расследования допросить
еще следующих свидетелей, кроме указанных мною ранее при
допросе в качестве обвиняемого:
1) Председателя 3-го Гражданского департамента Киевской
судебной палаты Николая Ивановича Нестельбергера, кото-
361
рый меня давно знает, о моих нравственных качествах и слу-
жебной деятельности, а также о том, мог ли я по своим убеж-
дениям и по своему отношению к служебному долгу совер-
шить какой-либо неблаговидный или грязный служебный по-
ступок или преступление из личных видов, не замечал ли он
у меня в деловых соотношениях некоторого даже более, чем
может быть иногда надо, формального соблюдения норм
закона. Считал ли он меня человеком, стремящимся во что бы
то ни стало сделать служебную карьеру и для достижения это-
го не брезгавшим никакими средствами. Не знает ли он, что
я, состоя в должности члена Киевской судебной палаты, не
стремился получить никакого дальнейшего повышения по
службе и даже уклонялся от этого и не было ли того, что в
1909 году я был представлен единолично старшим председате-
лем Киевской судебной палаты Мейснером на открывшуюся
должность председателя Житомирского окружного суда и
одновременно с этим он, Нестельбергер, будучи товарищем
прокурора палаты, был тогда рекомендован на должность
председателя Житомирского окружного суда прокурором Ки-
евской судебной палаты, причем я даже не поехал тогда в Пет-
роград в Министерство юстиции и высказывал ему, Нестель-
бергу, что я не стремлюсь получить это назначение; когда он,
Нестельбергер, возвратившись из Петрограда, сообщил сведе-
ния, что он назначен на должность председателя Житомирско-
го окружного суда, я поздравлял его и искренне радовался это-
му его назначению. Не считается ли Житомирский суд одним
из лучших в округе Киевской судебной палаты. Не известно
ли ему, Нестельбергеру, что я пошел затем на должность пред-
седателя Уманского окружного суда по усиленному лишь на-
стоянию бывшего старшего председателя Киевской судебной
палаты Мейснера.
2) Товарища председателя Уманского окружного суда Щи-
пилло и присяжных поверенных при Уманском окружном суде
Михаила Гиляровича, Дашкевичай^Чайковского и Конрада
Марцевича Квецинского, живущих в Умани, относительно то-
го, какой репутацией я пользовался в Умани, будучи там пред-
седателем, среди магистратуры и адвокатуры и был ли мой
переход из Умани председателем в гор[од] Киев встречен в ад-
вокатуре и в суде с удивлением как не соответствующий ни
моим нравственным качествам, ни познаниям, ни деловитости
или же перевод этот считался вполне мною заслуженным. Не
вызывал ли этот перевод разговоров, что он является исклю-
чительно в зависимости от будущего проведения процесса Бей-
* Так читается в оригинале.
362
лиса. Что свидетели могут сказать относительно моих нравст-
венных качеств как человека и судьи и какую могут дать ха-
рактеристику моей служебной деятельности в г[ороде] Умани,
в частности руководствовался ли я в своей служебной деятель-
ности в Умани требованиями закона и судейской совести или
же я считался беспринципным и легкомысленным судьей, про-
водящим тенденциозность в делах. Могут ли свидетели, по-
скольку они знают меня, допустить, что я способен на совер-
шение неблаговидного поступка по службе и даже преступле-
ния для достижения личных целей, считали ли свидетели меня
за человека, стремившегося во что бы то ни стало сделать слу-
жебную карьеру, не брезгавшего для этого никакими средст-
вами.
3) В подтверждение того, что в исполнении своих служеб-
ных обязанностей я руководствовался строгим исполнением
своего служебного, а также нравственного долга, рельефным
примером чего из моей прежней служебной деятельности мо-
жет служить предотвращение мною совместно с тремя лицами
еврейского погрома в 1905 году на главных улицах в г[ороде]
Нежине, когда я был там прокурором суда, с опасностью для
своей жизни, — я прошу допросить в качестве свидетелей при-
сяжного поверенного при Нежинском суде Николая Николае-
вича Корнейчика-Севастьянова, живущего в г[ороде] Нежине,
и прокурора Луцкого окружного суда Сергея Ильича Слепуш-
кина, живущего в г[ороде] Ровно Волынской губ[ернии], о том,
известно ли им, что в октябре 1905 года в г[ороде] Нежине во
время начавшегося там на базаре погрома ларей я в качестве
прокурора Нежинского окружного суда, полковник Горячий,
священник и Слепушкин, бывший в то время товарищем про-
курора Нежинского окружного суда, на площади в гор[оде]
Нежине в течение целого дня до самого вечера, стоя по оче-
реди на столе, убеждали собравшуюся для еврейского погрома
толпу в количестве до тысячи человек не производить погрома,
и благодаря совместным усилиям указанных лиц был не допу-
щен погром на главных улицах г[орода] Нежина, причем в то
время в гор[оде] Нежине не было войска, которое прибыло в
Нежин на другой день; полицейские же местные чины из бо-
язни быть избитыми спрятались; не известно ли свидетелям,
что в то время, когда я и другие указанные выше лица убеж-
дали толпу, из толпы слышался неоднократно призыв сначала
расправиться и покончить с нами как мешавшими произвести
погром, а затем уже произвести погром. Что может сказать
свидетель Корнейчик-Севастьянов о моих нравственных каче-
ствах и служебной деятельности. Выяснение вышеуказанных
обстоятельств о предотвращении погрома на главных улицах
363
г[орода] Нежина я считаю для себя весьма существенными по
следующим соображениям.
Мне предъявляется обвинение в том, что из личных видов,
а именно благодаря стремлению получить повышение по
службе, я позволил себе преступные действия в целях повре-
дить интересам подсудимого Бейлиса, между тем, не говоря
уже о том, что если бы подслушивание присяжных заседателей
через жандармов своевременно обнаружилось, а оно легко
могло быть обнаружено, если бы было в действительности,
ввиду той обстановки, при которой происходил процесс, то,
конечно, я не только не получил бы никакого повышения, но
и потерял бы должность председателя суда и попал бы под
суд, — совершение мною подобного преступления противоре-
чит всем моим взглядам на отправление своих служебных обя-
занностей и строгому исполнению всегда своего служебного
долга, причем я никогда не руководствовался в таких случаях
личными видами, чему и служит доказательством случай с по-
громом в Нежине.
Так как выяснение изложенных выше обстоятельств я счи-
таю весьма существенным для себя, между тем указанные
мною свидетели, если бы они не были допрошены на предва-
рительном следствии, а лишь были бы вызваны по моему хо-
датайству в суд непосредственно, могут не явиться в суд в Пет-
роград или Москву за дальностью расстояния и трудностью в
настоящее время передвижения, я усиленно ходатайствую о до-
просе их на предварительном следствии, потому что иначе, в
случае их неявки в суд, я лишен буду возможности просить об
оглашении их показаний на суде, данных во время предвари-
тельного следствия.
14 октября 1917 года, г[ород] Киев.
Федор Болдырев.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 121—123 об.
85. ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Ф. И. Вереницына 25 октября 1917 г.
Командированный в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию для производства следственных действий Ф. И. Вере-
ницын (следственная часть № 18), рассмотрев прошение обви-
няемого Федора Алексеевича Болдырева от 14 октября, в ко-
тором он ходатайствует о допросе поименованных в нем
свидетелей и принимая во внимание, что те обстоятельства, в
подтверждение коих обвиняемым Болдыревым сделана ссылка
364
на означенных свидетелей, или не имеют никакого отношения
к делу, или же являются совершенно несущественными, на
основании 449 ст[атьи] У[става] уголовного] судопроизводст-
ва] постановил: упомянутое прошение обвиняемого Федора
Алексеевича Болдырева оставить без последствий, о чем ему
объявить.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 123 об.
86. ПРОТОКОЛ
1917 года ноября 24 дня командированный в Чрезвычай-
ную] следственную] комис[сию] для производства следствен-
ных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть № 18)
допрашивал с соблюдением 443 ст[атьи] Уст[ава] уголовного]
судопроизводства] нижепоименованного обвиняемого, кото-
рый показал дополнительно:
Зовут меня Александр Федорович Шредель.
Я не признаю себя виновным в предъявляемых мне Вами
обвинениях по редакции постановления Вашего от 14—22 ию-
ля 1917 года и могу объяснить следующее по поводу предъяв-
ленных мне документов и показаний свидетеля Дьяченка и об-
виняемого Белецкого, причем дальнейшее показание пишу
собственноручно. Теперь я припоминаю, что наружное наблю-
дение за составом присяжных заседателей по делу Бейлиса до
открытия суда мною действительно велось через филеров уп-
равления с целью установки сношений присяжных между со-
бою и с другими лицами. Это наблюдение осуществлялось
мною по требованию Департамента полиции, которому я и до-
нес, что обращающих на себя внимание результатов оно не
дало. Я не могу припомнить, ознакомлял ли я бывшего про-
курора палаты Чаплинского, обвинителя — товарища проку-
рора палаты Виппера, чиновника Министерства внутренних
дел Дьяченко или кого-либо из других лиц с ходом этого на-
ружного наблюдения и вообще интересовались ли они резуль-
татами такового. Затем во время заседания суда я уже не вел
никакого наблюдения за составом присяжных заседателей, но
по требованию чиновника Дьяченко предоставил в его полное
распоряжение двух или трех жандармских унтер-офицеров, ко-
торые находились во время процесса Бейлиса в здании суда,
исполняя поручения чиновника Дьяченко. Какие именно обя-
занности несли эти унтер-офицеры, находясь в распоряжении
365
чиновника Дьяченко, не помню, но от тех же унтер-офицеров
мне стало впоследствии известно, что им было приказано
одеть форму судейских курьеров; кто распорядился переодеть
их, я не помню, также не знаю, для какой цели таковое пере-
одевание было необходимо. Я лично не принимал докладов
от этих переодетых унтер-офицеров и не могу припомнить, кто
из жандармов был мною командирован в распоряжение чи-
новника Дьяченко, поэтому ходатайствую о допросе бывшего
вахмистра управления Иллариона Григорьевича Дубка о том,
не может ли он дать точные указания и затем допросить унтер-
офицеров по существу дела. По поводу предъявленного мне
обвинения в перлюстрации писем показываю, что я действи-
тельно подверг просмотру несколько писем, из коих, насколь-
ко припоминаю, одно — на имя присяжного поверенного Гру-
зенберга; копии этих писем я представил в Департамент поли-
ции, а как распорядился с подлинными — припомнить не
могу; я также не помню, по чьей просьбе я перлюстрировал
письма лиц, имевших отношение к делу Бейлиса и кто именно
указал мне фамилии адресатов.
Генерал-майор Александр Федорович Шредель.
Вереницын.
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 126—126 об.
87. ПРОТОКОЛ
1917 года ноября 26 дня командированный] в Чрезвычай-
ную] следственную] комиссию] Ф. И. Вереницын допрашивал
с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] судопрои-
зводства] нижепоименованного свидетеля, который показал:
Зовут меня Илларион Григорьевич Дубок, 46 лет, право-
славный, под судом не был, живу в гОроде] Киеве, по Ново-
печерской ул[ице] в собственном доме № 8.
Осенью 1913 года во время судебного процесса Бейлиса я
служил вахмистром в Киевском губ[ернском] жандармском уп-
равлении. Я вспоминаю, что приблизительно в середине этого
процесса наш начальник полковник Шредель приказал мне
дать 2 или 3 жандармских унтер-офицеров для наряда в ок-
ружной суд. Что они должны были там делать, он мне не объ-
яснил, и инструкцию они получили непосредственно от него.
В числе этих унтер-офицеров были Заводский, Замиреенко и,
кажется, Войтюк. Первые два живут в Киеве, и я постараюсь
их разыскать, а Войтюк куда-то выехал. Про то, чтобы наши
366
жандармские унтер-офицеры наблюдали за присяжными засе-
дателями по делу Бейлиса, для чего переодевались в форму
курьеров окружного суда, я ни от кого не слыхал. Тот наряд
унтер-офицеров, который я по приказанию полковника Шре-
деля послал в суд, должен был сменить других ранее там де-
журивших унтер-офицеров, но как звать последних, вспомнить
не могу. Поверенные гражданской истицы по делу Бейлиса За-
мысловский и Шмаков охранялись особыми своими агентами,
которые приехали вместе с ними сюда, в Киев. Замысловский
несколько раз заходил здесь в жандармское управление, и для
чего, не знаю. Показание мне прочтено.
Дубок.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 126 об.—127.
88. ПРОТОКОЛ
1917 года ноября 26 дня командированный] в Чрезвычай-
ную] следственную] комис[сию] Ф. И. Вереницын допрашивал
с соблюдением ст[атьи] 443 Уст[ава] уголовного] суд[опрои-
зводства] свидетеля, который показал:
Зовут меня Игнатий Александрович Заводский, 54 лет,
православный, грамотный и под судом не был, живу в г[ороде]
Киеве, в Демиевке, Васильковский пер[еулок], д. 23.
Осенью 1913 года, когда я состоял на службе в качестве
унтер-офицера Киевского губ[ернского] жан[дармского] управ-
ления], я получил приказание от нашего начальника полков-
ника Шределя отправиться в окружной суд, где слушалось в
то время дело Бейлиса, для охраны личности товарища про-
курора суд[ебной] палаты Виппера от возможных покушений
на его жизнь. Мне в помощь были даны несколько агентов
охранного отделения, с коими я и следил за Виппером, глав-
ным образом при выходах его из суда. В самое здание суда
мы заходили редко, и то в прихожую, так как для входа в зал
судебного заседания у нас не было билетов. Для удобства на-
блюдения за г. Виппером я, с разрешения полковника Шреде-
ля, переодевался в штатское платье. Агенты сыскного отделе-
ния также были в штатской одежде. Каких-либо поручений на-
блюдать за присяжными заседателями по делу Бейлиса мне
никто не давал, и для этой цели меня не переодевали в форму
курьеров окружного суда. Я могу удостоверить, что и агенты
367
охранного отделения, бывшие со мною в наряде, этого не де-
лали, а равно я ни от кого не слыхал, чтобы и другие жан-
дармские унтер-офицеры или агенты названного отделения ве-
ли такое наблюдение за присяжными заседателями. В суде я
встречал тогда унтер-офицеров Войтюка и Замиреенко и аген-
тов охранного отделения, но что они там делали и имели ли
какое-либо поручение от нашего начальника, я не знаю. Один
из агентов охранного отделения находился на квартире г. Вип-
пера для охраны бумаг. Замысловский и Шмаков приехали в
Киев со своими агентами, которые их здесь и охраняли. По-
казание мне прочтено.
Заводский.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 127—127 об.
89. ПРОТОКОЛ
1917 года ноября 27—28 дня, г[ород] Киев, командирован-
ный] в Чрезвычайную] следственную] комиссию Вереницын
на основании 476 ст[атьи] Уст[ава] угол[овного] судопроизвод-
ства] предъявлял с соблюдением 448 ст[атьи] Уст[ава] уголов-
ного] судопроизводства] настоящее следственное производст-
во обвиняемому Федору Алексеевичу Болдыреву и спрашивал
его, не желает ли он чем-либо дополнить таковое и не имеет
ли еще что-либо представить в свое оправдание, причем обви-
няемый заявил ходатайство о розыске и допросе тех жандар-
мов, которые, как утверждает свидетель Дьяченко, будто были
переодеты в форму курьеров окружного суда и подслушивали
разговоры присяжных заседателей. Засим обвиняемому было
объявлено, что следствие будет заключено и представлено в
Чрезвычайную] следственную] комиссию] в порядке 478
ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопроизводства].
Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 127 об.—128.
368
90. ПРОШЕНИЕ
Федора Алексеевича Болдырева,
обвиняемого] по 341 ст|атье] Улож|ения| о наказаниях], —
Ф. И. Вереницыну, 28 ноября 1917 г.
На основании 475 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] судопро-
изводства] прошу выдать мне копии протокола осмотра доне-
сений и телеграмм, посылавшихся Дьяченко: из Киева в Ми-
нистерство внутренних] дел по д[елу] Бейлиса, а также копии
показаний обвиняемых по этому делу Белецкого и Шределя и
свидетелей Дьяченко, Виппера, Брыскина, Разуваева. Вместе с
тем прошу Вас разрешить мне временные отлучки до суда на
два, на три месяца в Новочеркасск и Пятигорск, причем во
время таких отлучек мой точный адрес будет оставлен каждый
раз в нанимаемой моей квартире в г[ороде] Киеве (Столыпин-
ская ул[ица], д[ом] 18, кв[артира] 9). Эта моя просьба обуслов-
ливается тем, что я не знаю, куда мне нужно будет обращаться
по окончании следствия по моему делу каждый раз, когда мне
представится возможность выехать из Киева на время по сво-
им частным делам.
Болдырев.
28 ноября 1917 г. г. Киев.
ГА РФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 128—128 об.
91. ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Ф. И. Вереницына 28 ноября 1917 г.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын, рассмотрев ходатайство обвиняемого
Болдырева о дополнении следствия розысками и допросами
жандармов, которые были переодеты в форму курьеров окруж-
ного суда и подслушивали разговоры присяжных заседателей,
и принимая во внимание: 1) что жандармские унтер-офицеры
Замиреенко и Войтюк, на которых указал вахмистр Дубок и
которых он обещал разыскать, не были им разысканы, причем
то обстоятельство, которое они могли бы удостоверить и ко-
торое удостоверено уже свидетелем Заводским — факт секрет-
ной охраны товарища прокурора Виппера, не является суще-
ственным для дела, и 2) что выяснить личность жандармских
унтер-офицеров, командированных полковником Шределем в
распоряжении чиновника особых поручений Дьяченко, не
представляется возможным за давностью времени и за отсут-
369
ствием определенных указаний, в связи притом с чрезвычай-
ными событиями, происходившими в настоящее время, поста-
новил: означенное ходатайство обвиняемого Болдырева оста-
вить без последствий, о чем ему и объявить при предъявлении
следствия.
Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 128 об.
92. ПРОТОКОЛ
1917 года ноября 28 дня, г[ород] Киев, командированный]
в Чрезвычайную] следственную] комиссию] для производства
следственных действий Ф. И. Вереницын (следственная] часть
№ 18) на основании 476 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] суд[оп-
роизводства] предъявлял следственное по настоящему делу
производство с соблюдением 448 ст[атьи] Уст[ава] угол[овного]
судопроизводства] обвиняемому Александру Федоровичу
Шределю, который заявил, что он ничем дополнить след-
ствие не желает и ничего более представить в свое оправдание
не имеет, вследствие чего ему объявлено, что следствие будет
заключено и направлено в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] в порядке 478 ст[атьи] Уст[ава] уголовного] суд[о-
произво детва].
Александр Федорович Шредель.
Командированный] в Чрезвычайную] следственную] ко-
миссию] Вереницын.
ГАРФ. Ф. 1652. On. 1. Д. 89. Л. 128.
ПРИЛОЖЕНИЕ I
УЧРЕЖДЕНИЕ МИНИСТЕРСТВ*
188. Место и лица, подчиненные министерству, исполняют предписания
его с точностью и бесприкословно.
193. Сила всех предписаний ограничивается тем кругом дел, который ус*
тановлен для каждого министерства.
208. Предметы ответственности министров суть двух родов: 1) когда ми-
нистр, превысив пределы своей власти, постановит что-либо в отмену сущест-
вующих законов, уставов или учреждений, или же собственным своим дейст-
вием и миновав порядок, для сего установленный, предпишет к исполнению
такую меру, которая требует нового закона или постановления; 2) когда ми-
нистр, оставив власть, ему данную, без действия, небрежением своим попустит
важное злоупотребление или государственный ущерб.
210. Не считать также превышением власти, когда министр в чрезвычай-
ных каких-либо случаях примет решительную меру и по принятию ее окажется:
1) что она в видах общей безопасности была необходима; 2) что, по настоя-
тельности случая, не мог он, не попустив видимой опасности, отлагать сию
меру до высшего разрешения.
239. Директор строго наблюдает, чтобы суммы, капиталы и имущества,
вверенные управлению департамента, употребляемы и распоряжаемы были не
иначе, как по законам, учреждениям и согласно назначениям, годовою финан-
совую сметою определенным. Никакой перемены не может он допустить в сих
назначениях, не быв к тому уполномочен высшим разрешением.
287. Ответственность директоров, начальников отделения и прочих лиц,
состоящих в службе и имеющих распорядительную и исполнительную власть,
начинается там, где их распоряжения превысят меру власти, им предоставлен-
ной, или где они оставят ее без действия и упустят исполнение.
288. Директора департаментов, начальники отделений и прочие чины обя-
заны ответственностью, каждый по управляемой им части и по исполняемым
им делам и поручениям.
362. Департамент полиции ведает дела: 1) по предупреждению и пресече-
нию преступлений и по охранению общественной безопасности и порядка; 2) о
государственных преступлениях; 3) по устройству полицейских учреждений и
по наблюдению за их деятельностью и за правильным течением дел в сих уч-
реждениях; 4) по определению, перемещению, увольнению и награждению чи-
нов полиции и назначению им пенсий и других законом установленных денеж-
ных выдач; 5) об охранении и возобновлении государственной границы; 6) о
* Здесь и далее приводятся статьи, упоминаемые в публикуемых
документах.
371
пограничных сообщениях; 7) о снабжении иностранцев видами на проживание
в России и о высылке иностранцев; 8) по поверке показаний лиц, именующих
себя за границею русскими подданными, по передаче в Россию русских под-
данных, задержанных за границею, дезертиров и обвиняемых в разных пре-
ступлениях; 9) об учреждении опек в особых случаях; 10) по надзору за питей-
ными и трактирными заведениями; 11) о мерах безопасности от огня и по над-
зору за приготовлением, хранением, торговлею и перевозкою пороха и других
взрывчатых веществ; 12) по утверждению уставов различных обществ и клубов
и разрешению публичных лекций, чтений, выставок и съездов; 13) по наблю-
дению за исполнением узаконений и правил о паспортах и беглых и о правах
на место жительства евреев, и 14) другие, подробно указанные в подлежащих
частях Свода и в особых узаконениях.
УСТАВ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА
285. Прокурор или его товарищ имеет право предложить следователю о
задержании обвиняемого, оставленного на свободе или освобожденного из-под
стражи. Но если следователь встретит в том препятствие, потому что обвиня-
емый не навлекает на себя достаточного подозрения в преступлении, подвер-
гающем лишению всех прав состояния или всех особенных прав и преиму-
ществ, то, не исполняя такого требования, представляет о том суду.
292. Когда в случаях, определенных законами, окажется необходимым до-
просить обвиняемых или свидетелей, или же произвести иное следственное дей-
ствие вне участка, где следствие возникло, то исполнение сих действий возла-
гается на того следователя, в участке коего они должны быть произведены. В
сих случаях показания отбираются по допросным пунктам, сообщенным от
следователя, производящего дело.
368. Ни присутственные места, ни должностные или частные лица не могут
отказываться от выдачи нужных к производству следствия письменных или
вещественных доказательств.
368 . В случае оказывающейся при производстве следствия необходимости
в осмотре и выемке почтовой и телеграфной корреспонденции, отправленной
от имени или присланной на имя лица, против коего возбуждено уголовное
преследование, соблюдаются следующие правила:
1) судебный следователь каждый раз сообщает о задержании корреспон-
денции подлежащему почтовому, телеграфному или почтово-телеграфному уч-
реждению по принадлежности и вместе с тем безотлагательно входит с пред-
ставлением в окружной суд о разрешении ему осмотра и выемки. Такие пред-
ставления рассматриваются окружным судом вне очереди.
2) В постановлении окружного суда о разрешении осмотра и выемки долж-
ны быть с точностью указаны основания, вызывающие необходимость этой
меры.
3) На основании состоявшегося по представлению судебного следователя
постановления окружной суд одновременно с уведомлением следователя о раз-
решении или неразрешении испрашиваемой им меры, сообщает о том же с
указанием дела, по которому состоялось постановление, окружному (или за-
меняющему его) почтово-телеграфному начальству для постановления в извест-
ность подлежащих почтовых, телеграфных или почтово-телеграфных учрежде-
ний; в столицах уведомления, касающиеся телеграфной корреспонденции,
препровождаются в управление городскими телеграфами, а касающиеся кор-
респонденции почтовой — к местному почт-директору. В случае неразрешения
судом осмотра и выемки корреспонденции она немедленно отправляется по
назначению.
4) По получении разрешения от суда судебный следователь или сообщает
таковое подлежащим почтовым, телеграфным или почтово-телеграфным уч-
372
рождениям для доставления ему требуемой корреспонденции, или же уведом-
ляет эти учреждения о времени своего прибытия для производства осмотра и
других следственных действий, а по прибытии предъявляет имеющееся у него
разрешение почтовому, телеграфному или почтово-телеграфному начальству.
5) Осмотры и выемки почтовой и телеграфной корреспонденции произво-
дятся в присутствии должностного лица почтово-телеграфного ведомства, при-
чем письма, посылки и телеграммы, не подлежащие задержанию, безотлага-
тельно отправляются по назначению.
6) В случае необходимости каких-либо сведений о корреспонденции, полу-
ченной или отправленной лицом, привлеченным к уголовной ответственности,
судебный следователь обращается с требованием о доставлении сих сведений
к подлежащим почтовым, телеграфным или почтово-телеграфным учреждени-
ям, не испрашивая на то разрешения окружного суда.
396. Обвиняемые призываются или приводятся к следствию, несмотря на
их звания, чины и личные преимущества; но следователь не должен ни приво-
дить, ни даже призывать кого-либо к допросу без достаточного к тому осно-
вания.
416. Для воспрепятствования обвиняемым уклоняться от следствия прини-
маются следующие меры:
1) отобрание вида на жительство или обязание их подпискою о явке к
следствию и неотлучке с места жительства;
2) отдача под особый надзор полиции;
3) отдача на поруки;
4) взятие залога;
5) домашний арест, и
6) взятие под стражу.
419. Против обвиняемых в преступлениях или проступках, подвергающих
содержанию в тюрьме с лишением всех особенных прав и преимуществ
(Улож[ение о] наказаниях], ст[атьи] 30, 11), или заключению в исправительных
арестантских отделениях, или ссылке на житье в сибирские или другие отда-
ленные губернии с лишением всех особенных прав и преимуществ (Улож[ение
о] наказаниях], ст[атьи] 31 и 33), или же наказаниям уголовным, как то: ссылке
на поселение или в каторжные работы с лишением всех прав состояния, выс-
шею мерою обеспечения может быть содержание под стражею.
Примечание (по Прод. 1906 г.). Ссылка на поселение в Сибирь и в Закав-
казье, равно как ссылка на житье в Сибирь и другие, кроме сибирских, отда-
ленные губернии, отменена с сохранением ссылки на поселение в предназна-
ченные к тому местности лишь за преступления, особо в законе указанные.
При замене ссылки на поселение и на житье другими наказаниями соблюда-
ются правила, изложенные в Уложении о наказаниях (по Прод.). Сие приме-
чание относится также к статьям 951, 965, 1320 и 1346.
443. За исключением случаев, означенных в предшедшей (442) статье, су-
дебный следователь не приводит свидетелей к присяге, но предупреждает их,
что в суде они могут быть спрошены под присягою, и внушает им о необхо-
димости показать всю правду, по чистой совести.
448. Допрос, снятый со свидетеля в отсутствие обвиняемого, прочитывает-
ся ему. Обвиняемый имеет право опровергать сделанные против него показа-
ния и просить следователя о предложении свидетелю новых вопросов.
449. Обстоятельства, приведенные обвиняемым в опровержение показаний
свидетеля, должны быть исследованы, если имеют существенное в деле значе-
ние.
475. По просьбе участвующих в деле лиц следователь выдает им копии с
протоколов и постановлений: обвиняемому — бесплатно, а частному обвини-
телю или гражданскому истцу — за установленную плату.
476. По окончании предварительного следствия судебный следователь,
предъявив обвиняемому, если он о том просить будет, следственное производ-
373
ство, спрашивает его: не желает ли он представить еще что-либо в свое оправ-
дание.
476 . (по Прод. 1906 г.). По окончании следствия о несовершеннолетних
от десяти до семнадцати лет судебный следователь извещает о том их родите-
лей или лиц, на попечении коих обвиняемые состоят, если родители несовер-
шеннолетнего или означенные лица имеют жительство в округе окружного су-
да, к которому принадлежит участок судебного следователя, производящего
следствие. Родителям несовершеннолетнего или лицам, на попечении коих он
состоит, в течении семи дней со дня объявления им об окончании следствия
предоставляется просить следователя о предъявлении следственного производ-
ства и ходатайствовать о дополнении следствия.
478. Затем следователь объявляет всем участвующим в деле лицам, что
следствие заключено, и отсылает все производство к прокурору или его това-
рищу.
549. Окружной суд не входит в рассмотрение подсудности и порядка про-
изводства дела, по которому состоялось определение судебной палаты о пре-.
Дании обвиняемого суду; если же откроются новые обстоятельства, не бывшие
в виду палаты, но имеющие влияние на дальнейшее направление дела, то суд
представляет о том палате.
615. В промежутках судебного заседания председатель суда принимает ме-
ры к наблюдению за присяжными заседателями и к предупреждению внешнего
на них влияния, могущего служить источником предубеждения.
616. В делах особенной важности председатель суда может преградить вся-
кие сношения с присяжными заседателями, предложив им для отдохновения
особые комнаты в помещении суда.
642. (по Прод 1906 г.). Законными причинами неприбытия в суд свидете-
лей признаются препятствия, означенные в статье 388. Сверх того, освобожда-
ются от явки в суд
I) воинские чины, состоящие на действительной службе, когда начальство
их по военным обстоятельствам признает невозможным разрешить им отлучки
из места служения и
2) вообще свидетели, живущие в другом судебном округе и притом в такой
отдаленности, что им без особенного затруднения явиться в суд невозможно.
Примечание (по Прод 1906 г.). К числу законных причин неявки свидете-
лей в губерниях Астраханской, Олонецкой, Оренбургской и Уфимской отно-
сится жительство их в расстоянии более двухсот верст от места судебных за-
седаний.
675. (по Прод 1906 г.). Присяжные заседатели не должны ни отлучаться
из залы заседания, ни входить в сношения с лицами, не принадлежащими к
составу суда, не получив на то разрешения председателя. Вообще присяжным
воспрещается собирание каких-либо сведений по делу вне судебного заседания.
677. (по Прод 1906 г.). Присяжные заседатели обязаны сохранять тайну
их совещаний и не объявлять никому, какие голоса поданы были в пользу или
против подсудимого. Нарушение сего правила подвергает виновного денежно-
му взысканию от десяти до ста рублей.
806. Для совещания присяжные удаляются в назначенную для сего комна-
ту, в которую вход охраняется стражею. Выходить из этой комнаты в какую-
либо другую, кроме залы заседания, присяжные не могут без разрешения пред-
седателя суда.
978. Медицинские чины, состоящие на службе, и вольнопрактикующие вра-
чи в случае призыва их для судебно-медицинских исследований не в месте их
пребывания получают деньги на прогоны и содержание в пути: первые — по
чину, а вторые — по классу, соответствующему ученой их степени, наравне с
чиновниками, командируемыми по делам службы.
Примечание (зак[он] 28 июня 1912 г.). Управляющий кабинетом научно-
судебной экспертизы и его помощники (Учр[реждение] суд[ебных] уст[авов],
ст[атья] 4292) в случае призыва их для исследований не в месте нахождения
374
кабинета получают деньги на прогоны и содержание в пути по классу зани-
маемой ими должности.
978. Призываемые в судебные установления переводчики с иностранных
языков и сведущие люди, не исключая и врачей, когда сии последние пригла-
шаются к следствию или суду в месте их прибывания, получают вознагражение
за их труды по правилам, определенным в статьях 529, 530, 531, 860 и 862
Устава гражданского судопроизводства. Вознаграждение сие выдается из сумм,
назначаемых по смете Министерства юстиции на путевые издержки чиновни-
кам судебного ведомства и лицам, вызываемым судебными учреждениями в
качестве свидетелей.
1035. (по Прод 1906 г.). В случаях, когда министр внутренних дел при-
знает необходимым, производство дознаний возлагается на состоящих при Де-
партаменте полиции Министерства внутренних дел чиновников особых пору-
чений, которые при исполнении сих обязанностей действуют на тех же осно-
ваниях, как офицеры отдельного корпуса жандармов, и производят дознания
при тех жандармских управлениях, в ведении коих возникло дело.
УЛОЖЕНИЕ О НАКАЗАНИЯХ УГОЛОВНЫХ
И ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ
103. Во всех случаях, означенных выше сего в статьях 101 и 102, употреб-
ление мер необходимой обороны дозволяется не только для собственной своей
защиты, но и для защиты других, находящихся в таком же положении.
338. Чиновник или иное должностное лицо признается превысившим
власть, ему вверенную, когда выступив из пределов и круга действий, которые
предписаны ему по его званию, должности, месту или особенному поручению,
учинить что-либо в отмену или же вопреки существующих узаконений, учреж-
дений, уставов или данных ему наставлений; или же вопреки установленному
порядку предпишет или примет такую меру, которая не иначе может быть при-
нята, как на основании нового закона, или присвоив себе право, ему не при-
надлежащее, самовольно решить какое-либо дело, или же дозволить себе какое-
либо действие или распоряжение, на которое нужно было разрешение высшего
начальства, не испросив оного надлежащим образом.
339. Противозаконным бездействием власти признается неупотребление
чиновником или иным должностным лицом в надлежащее время всех указан-
ных или дозволенных законами средств, коими он имел возможность предуп-
редить или остановить какое-либо злоупотребление или беспорядок, и через
то предохранить государство, общество или вверенную ему часть от ущерба
или вреда.
340. Не почитается превышением власти: 1) когда министр или другой го-
сударственный сановник отступит в своих действиях от обыкновенных правил
по особенному на сей случай или вообще на случаи сего рода данному от вер-
ховной власти уполномочию; 2) когда чиновник или иное должностное лицо
в каких-либо чрезвычайных обстоятельствах возьмет на свою ответственность
принятие также чрезвычайной более или менее решительной меры и потом
докажет, что оная в видах государственной пользы была необходима, или что
по настоятельности дела он не мог без видимой опасности или вреда для служ-
бы отложить принятие сей меры до высшего на то разрешения.
341. (по Прод 1906 г.). Виновный в превышении или противозаконном
бездействии власти подвергается, смотря по важности дела и сопровождавшим
оное обстоятельствам:
или отрешению от должности;
или исключению из службы;
или же заключению в крепости на время от восьми месяцев до одного года
и четырех месяцев;
375
или в случаях, особенно важных,
к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и
преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения по четвертой
степени статьи 31 (по Прод.) сего Уложения, или же, по усмотрению суда, за-
ключению в крепости на сроки, в статье 34 сего Уложения указанные, с лише-
нием накоторых особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и пре-
имуществ.
348. За взятие под стражу кого-либо, хотя и по законным, достойным ува-
жения причинам, но без соблюдения установленных на то правил, виновное в
том должностное лицо приговаривается, смотря по обстоятельствам дела:
или к строгому замечанию;
или к строгому выговору, с внесением в послужной список;
или же к вычету от шести месяцев до одного года из времени службы.
Когда ж кто-либо взят под стражу без всяких достойных уважения причин,
или когда виновный в том не имел на сие по закону или особому разрешению
права, то он подвергается:
высшей мере наказаний, в статьях 1540—1544 определенных, за противо-
законное задержание и заключение.
362. (по Прод. 1906 г.). Кто при отправлении своей должности учинит
фальшивую подпись, приведет вымышленное свидетельское показание, допус-
тит подставных свидетелей или заочно составит акт от имени отсутствующих
или совершит оный задним числом, или с намерением, из корыстных или иных
личных видов, нарушит правила, для совершения или засвидетельствования ак-
тов сего рода постановленные, или же вполне или частию также с намерением
скроет истину в докладах, рапортах, протоколах, журналах, свидетельствах,
гражданских или торговых обязательствах и прочих каких-либо официальных
актах, или включит в них вымышленные обстоятельства или заведомо ложные
сведения, или выдаст мнимую копию с акта несуществующего или же неверную
с настоящего акта копию, или же дозволит себе подделку, злонамеренную пере-
правку или подчистку актов, отданных ему на сохранение, кроме означенных
в статье 361, или похитит, истребит, или утаит такие акты, тот за сие, смотря
по важности подлога и другим обстоятельствам дела, подвергается:
или лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и
преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения на время от
четырех до пяти лет;
или лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и
преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения по третьей
степени статьи 31 (по Прод.) сего Уложения, или же, по усмотрению суда, за-
ключению в крепости на сроки, в статье 34 сего Уложения указанные, с лише-
нием некоторых особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и пре-
имуществ.
Если же вследствие сделанного им подлога невинный понес наказание уго-
ловное, то виновный приговаривается:
к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы на время
от шести до восьми лет.
403. Начальник, который прикажет, или же угрозами или обольщениями
или иным образом склонит или побудит подчиненного сделать в круге дейст-
вия его по службе что-либо противное законам, подвергается за сие:
самой высшей мере определенных за то противозаконное дело наказаний.
Подчиненный, исполнивший такое приказание или желание начальника,
зная, что сие противно законам, хотя и подвергается тому же наказанию, но
в меньшей мере.
951. (Зак[он] 24 апреля 1911 г.). Бродяга, называющий себя непомнящим
родства, или же под иным каким-либо предлогом упорно отказывающийся
объявить о своем состоянии или звании и постоянном месте жительства, под-
вергается:
376
отдаче в исправительные арестантские отделения на четыре года, а потом
водворению в предназначенных для того местностях с причислением к
ссыльно-поселенцам на основании правил Устава о ссыльных.
Женщины, равно как и негодные к работам в арестантских отделениях
мужчины, отдаются в тюрьмы на тот же срок, а потом отправляются на во*
дворение в предназначенные для того местности, с причислением к ссыльно-
поселенцам на основании правил Устава о ссыльных.
В отношении малолетних бродяг, а равно малолетних, находящихся при
бродягах, наблюдаются правила, в Уставе о паспортах постановленные.
1011. За несоблюдение установленных правил о содержании и ведении в
каждой типографии, литографии или металлографии шнуровых книг для вне-
сения предназначаемых к напечатанию работ, виновные подвергаются:
денежному взысканию не свыше пятидесяти рублей.
10344 (по Прод. 1906 г.). Виновный:
1) в возбуждении в печати учащихся к прекращению, приостановлению
или невозобновлению занятий в учебных заведениях;
2) в возбуждении в печати к устройству воспрещенных законом скопищ;
3) в распространении посредством печати заведомо ложных о деятельности
правительственного установления или должностного лица, войска или воин-
ской части сведений, возбуждающих в населении враждебное к ним отношение;
4) в распространении посредством печати заведомо ложного, возбужда-
ющего общественную тревогу слуха о правительственном распоряжении, об-
щественном бедствии или ином событии;
5) (зак[он] 5 июля 1912 г.) в распространении посредством печати сведений,
касающихся внешней безопасности России или вооруженных сил ее или соору-
жений, предназначенных для военной обороны страны, вопреки состоявшемуся
в установленном порядке воспрещению об их оглашении, наказывется:
заключением в тюрьме на время от двух до восьми месяцев, или арестом
на срок не свыше трех месяцев, или денежным взысканием не свыше трехсот
рублей.
1100. (по Прод. 1906 г.). За утайку или умышленное задержание посыла-
емых с почтою писем или иных бумаг, кроме тех, о коих упоминается в статьях
1098 и 1099, виновные подвергаются:
лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и пре-
имуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения по пятой степени
статьи 31 (по Прод.) сего Уложения, или, по усмотрению суда, заключению в
крепости на сроки, в статье 34 сего Уложения указанные, с лишением некото-
рых особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ.
1102. (по Прод. 1906 г.). Если почтовый чиновник или почтальон, или иной
служитель почты не по неосторожности, а из каких-либо видов согласится с
кем-либо передавать ему письма, адресованные на имя другого, без дозволения
сего последнего, то он за сие подвергается:
лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и пре-
имуществ и заключению в тюрьме по второй степени статьи 33 (по Прод.) сего
Уложения (ст[атьи] 30, 11 по Прод.).
1104. Почтовый чиновник или служитель, распечатавший хотя бы из одно-
го только любопытства отданное для отправления с почтою или полученное
по почте письмо, адресованное на имя другого лица, подвергается за сие:
удалению с должности.
Буде же сие учинено им для сообщения содержания письма кому-либо дру-
гому, то он приговариватеся:
к заключению в тюрьме на время от четырех до восьми месяцев.
1535. Кто дозволит себе в представленной присутственному месту или чи-
новнику бумаге оклеветать кого-либо, несправедливо обвиняя его или жену
его, или членов его семейства в деянии, противном правилам чести, тот под-
вергается:
377
заключению в тюрьме на время от двух до восьми месяцев. Тому же нака-
занию и на том же основании подвергаются и те, которые дозволят себе кле-
вету в печатном или же иным образом, по их распоряжению или с их согласия,
распространенном и получившем гласность сочинении или письме.
1540. (по Прод. 1906 г.). Кто по какой бы то ни было причине и с каким
бы то ни было намерением, кроме лишь случаев, в коих задержание и самое
предварительное заключение по уликам или подозрениям или же в виде нака-
зания, дозволено или предписано законом, самовольно и насильственно лишит
кого-либо свободы, тот, буде заключение или задержание его продолжалось
более трех месяцев, приговаривается за сие:
к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и
преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения по четвер-
той или пятой степени статьи 31 (по Прод.) сего Уложения, или же, по усмот-
рению суда, к заключению в крепости на сроки, в статье 34 сего Уложения
указанные, с лишением некоторых особенных, лично и по состоянию присво-
енных прав и преимуществ.
Если такое самовольное заключение или задержание продолжалось более
недели, но, однако же, не более трех месяцев, то виновный в оном, смотря по
продолжительности заключения или задержания, подвергается:
лишению некоторых особенных, на основании статьи 50 сего Уложения,
прав и преимуществ и заключению в тюрьме на время от восьми месяцев до
одного года и четырех месяцев (ст[атья] 30, IV по Прод.).
В случае, когда самовольное заключение или задержание продолжалось не
более недели, виновный в том приговаривается:
к заключению в тюрьме на время от двух до четырех месяцев.
УЧРЕЖДЕНИЕ СУДЕБНЫХ УСТАНОВЛЕНИЙ
386. Тяжущиеся сохраняют право являться в суд лично, равно как подавать
просьбы и другие бумаги и доверять подачу их посторонним лицам, а также
объяснять свои дела и требования без обязанности избирать присяжных пове-
ренных.
УГОЛОВНОЕ УЛОЖЕНИЕ
73. Виновный: в возложении хулы на славимого в единосущной Троице
Бога, на пречистую владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию, на бес-
плотные силы небесные или на святых угодников Божьих; в поругании дейст-
вием или в поношении святых таинств, святого креста, святых мощей, святых
икон или других предметов, почитаемых православною или иною христиан-
скою церковью священными (прил. 11); в поношении Священного писания или
церкви православной и ее догматов или вообще веры христианской, за сие
богохуление или оскорбление святыни наказывается:
если оно учинено:
1) при отправлении общественного богослужения или в церкви: срочною
каторгою или ссылкою на поселение;
2) в часовне или христианском молитвенном доме, или публично, или в
распространенных или публично выставленных произведении печати, письме
или изображении: ссылкою на поселение;
3) с целью произвести соблазн между присутствовавшими: заключением в
исправительном доме на срок не свыше трех лет или заключением в крепости
на срок не свыше трех лет.
378
Если богохуление или оскорбление святыни учинено хотя и при условиях,
сею статьею указанных, но по неразумию, невежеству или в состоянии опья-
нения, то виновный наказывается:
Арестом.
УСТАВ ПОЧТОВО-ТЕЛЕГРАФНЫЙ
88. Порядок осмотра и выемки почтовой корреспонденции лиц, против
которых возбуждено уголовное преследование, определен в статье 368(1) Ус-
тава уголовного судопроизводства.
179. Содержание телеграммы, составляя тайну отправителя и получателя,,
никому постороннему не сообщается. Равномерно не открывается и того, кем
и к кому телеграмма подана.
180. Порядок осмотра и выемки телеграмм лиц, против которых возбуж-
дено уголовное преследование, определен в статье 368(1) Устава уголовного
судопроизводства.
Свод законов Российской империи / Под рсд. И. Д. Мордухай-Болтовского. СПб.,
б/г. Кн. 1—5. Т. I—XVI.
ПОЛОЖЕНИЕ О ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ
ДЛЯ РАССЛЕДОВАНИЯ ПРОТИВОЗАКОННЫХ ПО ДОЛЖНОСТИ
ДЕЙСТВИЙ БЫВШИХ МИНИСТРОВ, ГЛАВНОУПРАВЛЯЮЩИХ
И ПРОЧИХ ВЫСШИХ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ КАК ГРАЖДАНСКОГО,
ТАК И ВОЕННОГО И МОРСКОГО ВЕДОМСТВ
I. Чрезвычайная следственная комиссия учреждается при министре юсти-
ции, в качестве генерал-прокурора, для рассмотрения противозаконных по
должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих выс-
ших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств
и состоит из председателя, пользующегося правами товарища министра юсти-
ции, двух товарищей председателя и четырех членов, назначаемых приказами
Временного правительства.
При комиссии состоят лица, командируемые министром юстиции для про-
изводства следственных действий.
Для участия в делопроизводстве комиссии председателю ее предоставляет-
ся привлекать как должностных лиц всех ведомств, так и частных лиц, в от-
ношении первых — по соглашению с их непосредственным начальством и с
сохранением за ними их постоянных должностей и окладов.
II. Для выполнения возложенного на комиссию поручения лицам, коман-
дируемым для производства следственных действий, предоставляются все пра-
ва и на них возлагаются все обязанности, принадлежащие следователям по ус-
тавам уголовного судопроизводства, военно-судебному и военно-морскому су-
дебному, с соблюдением следующих правил:
1) Возбуждение предварительного следствия, привлечение в качестве обви-
няемых, а также производство осмотра и выемок почтовой и телеграфной кор-
респонденции производится с ведома и соглашения Чрезвычайной следствен-
ной комиссии.
2) Лица, производящие следствия, имеют право требовать личной явки для
допроса всех лиц, означенных в примечании к ст[атье] 65 Уст[ава] уголовного]
судопроизводства].
III. Чрезвычайной следственной комиссии принадлежит право давать пред-
ложения лицам, производящим следственные действия, и постоянное наблюде-
ние за совершением таковых действий.
379
IV. Акты окончательного расследования комиссия представляет со своим
письменным о дальнейшем направлении дела заключением генерал-прокурору
для доклада Временному правительству.
Подписано: министр-председатель князь Львов
Скреплено: министр юстиции А. Керенский
11 марта 1917 г.
Падение царского режима. М.; Л., 1924. Т. I. С. V—VI.
ПРИЛОЖЕНИЕ II
ПРОТОКОЛ
1913 года октября 3 дня, Киев. Судебный следователь Киевского окруж-
ного суда по важнейшим делам допрашивал нижепоименованного в качестве
обвиняемого в преступлении, предусмотренном 3 п[унктом] 1034 ст[атьи]
Улож[ения] о наказаниях], и он показал следующее:
1) Фамилия или прозвище, имя и отчество — Шульгин Василий Витальевич.
2) Возраст во время совершения преступления — 35 лет.
3) Место рождения — г[ород] Киев.
4) Место приписки — дворянин Киевской губернии.
5) Постоянное место жительства — г[ород] Киев, Караваевская, [дом] № 5.
6) Рождение — брачное.
7) Звание — дворянин, член Государственной Думы.
8) Народность и племя — малоросс.
9) Религия — православная.
10) Какое получил образование — окончил юридический факультет Универси-
тета св[ятого] Владимира.
11) Семейное положение — женат, имею детей.
12) Привычному пьянству не подвержен.
13) Занятие во время совершения преступления — служба.
14) Имеет ли недвижимое имущество — усадьба в г[ороде] Киеве и имение в
Волынской губернии.
15) Особые приметы — нет.
16) В каких отношениях состоит к пострадавшему —
17) Отбыл ли воинскую повинность — прапорщик запаса.
18) Прежняя судимость — не судился.
Я не признаю себя виновным в том, что, состоя редактором издающейся
в г[ороде] Киеве газеты «Киевлянин», в № 266 ее от 27 сентября 1913 г[ода],
получившем распространение, в передовой статье, касающейся дела Бейлиса,
обвиняемого в убийстве Ющинского, поместил заведомо ложные сведения о
служебной деятельности прокурора Киевской судебной палаты, возбуждающие
в населении враждебное к нему отношение, утверждая, что после запроса в
Государственной Думе по делу Ющинского и заявления члена [Государствен-
ной] Думы Замысловского о совершении евреями ритуальных убийств только
в случаях возможности подкупа чинов полиции, прокурор палаты Чаплинский,
как бы желая убедить Замысловского в своей неподкупленности, преследуя ис-
ключительно цель доказать при помощи судебного процесса существование
ритуальных убийств, в качестве необходимого для возникновения такого про-
цесса живого объекта «засадил» в тюрьму Бейлиса, в виновности которого не
только не был убежден, но и не интересовался наличностью улик против пос-
леднего, причем для достижения указанной выше цели последовательно устра-
нил от расследований по этому делу с возбуждением уголовных преследований
двух начальников Киевского сыскного отделения, Мищука и Красовского, как
только последние по расследовании отказались видеть в убийстве Ющинского
ритуальное преступление, и, терроризовав такого рода решительными дейст-
виями всех чинов полиции, понявших, что производство расследования во вся-
ком ином направлении грозит потерей службы и заключением в тюрьму, «за-
душил попытку осветить дело со всех сторон» и достиг желаемого для него,
прокурора палаты, направления означенного дела.
По делу объясняю: автором инкриминируемой мне статьи «Киевлянина»
являюсь я. Я с прокурором палаты Чаплинским лично не знаком и никогда не
381
слыхал от него его мнения по делу Бейлиса. Содержание означенной статьи
во всем, по моему глубокому убеждению, соответствует истине. Убеждение это
сложилось у меня под влиянием как фактов, так и общей обстановки, при ко-
торой протекало следствие по делу об убийстве Ющинского. Мне было извест-
но, что дело это приобрело крупное политическое значение и что версию о
ритуальном характере убийства Ющинского энергично поддержали правые ор-
ганизации вообще, а в частности — фракция правых Государственной Думы.
Из разговоров с главарями этой партии, и в особенности с членом Государст-
венной думы Замысловским, я вынес такое впечатление, что лица, настаива-
ющие на предании суду Менделя Бейлиса, не только плохо верят в его винов-
ность, но и очень мало интересуются этой виновностью, т. е. обоснованностью
обвинения против Бейлиса. Я вынес такое впечатление, что для вожаков пра-
вых главным образом важно иметь возможность доказывать на суде, что евреи
совершают ритуальные убийства христиан. Но так как процесс не мог возник-
нуть без обвиняемого, то в качестве «живого объекта» был избран Бейлис,
хотя улики против последнего, по выражению Замысловского, были «слабова-
ты». Этот разговор с Замысловским я имел после того, как был составлен пер-
вый обвинительный акт по делу Бейлиса, содержание коего стало известным
очень многим. В числе лиц, с которыми я говорил об обоснованности этого
обвинительного акта, был покойный Дмитрий Иванович Пихно, который не-
однократно с полным убеждением говорил мне, что из рук опытного юриста
не мог бы выйти так плохо обоснованный обвинительный акт, если бы к делу
не примешалась политическая игра первых. С большим огорчением покойный
Пихно говорил о том, что прокурорская власть не нашла в себе достаточной
независимости, чтобы не поддаться давлению политических партий и рассмат-
ривать дело с чисто судебной точки зрения. Подобные же беседы я вел со мно-
гими судебными деятелями, как местными — киевскими, так и из других ок-
ругов, имена которых назвать я не считаю удобным. Общее впечатление от
всех этих бесед было таково, что против Бейлиса нет почти никаких улик и
что вообще в этом деле замечается стремление прокурорского надзора обсле-
довать дело только в одном направлении, а именно — в направлении ритуаль-
ного убийства. Под влиянием всего этого у меня слагалось известное убежде-
ние, которое укрепилось и наличностью фактов. Убеждение же мое в том, что
г. прокурор Чаплинский и сам не верит в виновность Бейлиса, но, увлекаясь
политической стороной дела, все же старается поставить дело на суд, чтобы
на суде можно было доказывать существование ритуальных убийств, выросло
главным образом из того соображения, что юрист, занимающий столь высокое
служебное положение, не мог не видеть прорех обвинительного акта, броса-
вшихся в глаза, но отчасти и из частных разговоров, которые прокурор палаты
Чаплинский вел с некоторыми лицами, разговоров, в которых г. Чаплинский
также высказывался в том смысле, что дело не в Бейлисе, а в доказательстве
существования ритуальных убийств. Лиц этих пока я не считаю возможным
назвать. В числе мотивов, руководивших прокурором палаты Чаплинским, я
мог предположить некоторое опасение с его стороны перед нетерпимостью и
беззастенчивостью политических партий; именно: у него могли возникнуть
опасения быть заподозренным в послаблении евреям. Наблюдая деятельность
политических партий, я неоднократно видел, что для давления на лиц, от ко-
торых зависит принятие тех или иных мер, важных в политическом отношении,
применяются и прямые обвинения, и полунамеки самого обидного свойства.
В этом смысле я и поместил в своей статье выражение: «Прокурор Киевской
судебной палаты Чаплинский стал действовать так, будто единственной целью
его действий было убедить Замысловского, что он, прокурор палаты, чист, как
стекло, в этом отношении». Став на предвзятую, по моему мнению, точку зре-
ния, г. Чаплинский для того, чтобы дать делу желательное ему направление,
оказал давление на подчиненных ему чинов полиции. Судьба Мищука и Кра-
совского убедила меня в том, какого рода это давление, и вот почему я решился
сказать, что г. Чаплинский, терроризируя полицию, заставлял ее работать для
382
одностороннего освещения дела. Более близкое мое знакомство с делом об
убийстве Ющинского, когда я принял руководство газетой «Киевлянин» после
смерти Д. И. Пихно, основанное на сведениях, полученных мною лично от
Красовского и некоторых других лиц, которых сейчас не называю, еще более
укрепило мое убеждение в том, что г. Чаплинский «запугал своих подчиненных
и задушил попытку осветить дело со всех сторон». Область запугивания под-
чиненных и давления на них нелегко укладывается в рамки определенных фак-
тов, и потому не всегда возможно указать точно установленные случаи, сви-
детельствующие о запугивании. Но мое общее впечатление от бесед с Красов-
ским было таково, что это именно запугивание подчиненных и давление на
них со стороны прокурора палаты имело место по делу Ющинского. Что ка-
сается Мищука, то я убежден, что он был отстранен от расследования по делу
Ющинского и предан суду только потому, что отказался видеть в убийстве
Ющинского ритуальное преступление. Мое убеждение было основано главным
образом на том, что Мищук был оправдан Киевской судебной палатой и при-
том, по моим сведениям, единогласно; единогласное же оправдание Мищука
свидетельствует о том, что он был предан суду без достаточных оснований.
Что Мищук оправдан был Киев[ской] судебной палатой единогласно, известно
мне из отчета об исходе этого дела, напечатанного в газете «Киевлянин». Отчет
этот был составлен известным мне лицом, которому я вполне доверяю, но на-
звать это лицо сейчас не нахожу возможным. Обвинительный приговор Харь-
ковской судебной палаты не поколебал моего убеждения в невиновности Ми-
щука. Относительно же Красовского я убежден, что он, как и Мищук, был
отстранен прокурором палаты от расследования по делу Ющинского только
потому, что так же, как и Мищук, отверг ритуальный характер убийства
Ющинского и производил расследование в нежелательном для г. Чаплинского
направлении. По этой же причине, по моему убеждению, Красовский был пре-
дан суду за какие-то служебные проступки (какие именно, я не знаю), не име-
вшие отношения к делу Ющинского. Последующее оправдание судебной па-
латой Красовского по одному делу и незначительность наказания (выговор)
по другому делу подтвердили мое убеждение в несущественности выдвинутых
против него, Красовского, обвинений. Мое убеждение об истинной причине
отстранения Красовского от расследования было основано как на предыдущей
истории с Мищуком, так и на результатах возбужденных против Красовского
дел. Конечно, некоторое значение для меня имели и рассказы самого Красов-
ского, утверждавшего, что прокурор палаты не хотел и слышать о других вер-
сиях об убийстве Ющинского, кроме версии «ритуальной». Мое указание на
прорехи обвинительного акта по делу Бейлиса основано только в малой мере
на моих личных соображениях, но мое положение члена Государственной Ду-
мы дало мне возможность узнать мнение многих опытных юристов, утверж-
давших, что с точки зрения принятого в судебном ведомстве мерила улик по-
следних слишком недостаточно для предания Бейлиса суду. Номер 266 газеты
«Киевлянин» был выпущен из конторы редакции и был доставлен некоторым
подписчикам. Показание мне прочитано и добавить ничего не имею. Зачерк-
нуто слово «прокурором».
В. Шульгин.
И [справляющий] Должность] судебного следователя А. Пурик
Товарищ прокурора Борисов.
Верно: секретарь при прокуроре Киевского окружного суда (подпись).
РГИА. Ф. 1405. On. 539. Д. 618. Л. 76—76 об.
383
ЛИТЕРАТУРА
Бехтерев В. М. Убийство Ющинского и психиатро-психологическая эксперти-
за. СПб., 1913.
Бонч-Бруевич В. Д. Кровавый навет на христиан. Пг., 1919.
Бразулъ-Бруилковский С. И. Правда об убийстве Ющинского и деле Бейлиса.
СПб., 1913.
Гессен Ю. И. Кровавый навет в России. М., 1912.
Гофилтеттер И. А. Убийство Ющинского и русская общественная совесть.
СПб., 1914.
Грузенберг О. О., Марголин А. Д. Прошение защитников мещанина М. Бей-
лиса. Киев, 1913.
Дело Бейлиса: Стенографический отчет: В 3 т. Киев, 1913.
Дело присяжного поверенного А. Д. Марголина. СПб., 1914.
Замысловский Г. Г. Убийство Андрюши Ющинского. Пг., 1917.
Петражицкий Л. И. О ритуальных убийствах и деле Бейлиса. СПб., 1913.
Русские ученые о еврейском вероучении: Заключения проф. П. К. Коковцова,
П. В. Тихомирова и И. Г. Троицкого на процессе Бейлиса. СПб., 1914.
Рывкин X. Д. Из истории ритуальных дел. Смоленск, 1924.
Святые отцы католической церкви о ритуальных убийствах. Киев, 1912.
Сикорский И. А. Экспертиза по делу об убийстве Андрюши Ющинского. СПб.,
1913.
Степанов С. А. Черная сотня в России (1905—1914 гг.) М., 1992.
Тагер А. С. Царская Россия и дело Бейлиса. М., 1933.
Эгерт В. П. По делам присяжных поверенных: К инциденту на общем собра-
нии присяжных округа С.-Петербургской судебной палаты 23 октября
1913 г. СПб., 1913.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Автоном, священник 108
Айзениипадт Я. 26
Амвросий, архимандрит 56, 256
Аристов Н. 115
Барбиер П. Я. 134, 265, 276, 299, 303,
306, 318, 321, 322, 340
Барцал А. А. 333
Барщевский С. И. 8
Басов 141, 156
Бастинг 65
Бейлис А. 173, 195, 218, 275
Бейлис М. 3, 10, 16, 19—28, 30—33,
35—41, 43, 45—49, 57, 58, 60—65, 67,
68, 71—80, 83, 84, 86, 88—91, 93,
95—97, 101—105, 107—127, 129—
139, 141—155, 157, 159, 161—173,
175, 177, 179—188, 190—192, 194—
196, 199—202, 204—207, 209, 211—
213, 215—219, 223—249, 254—259,
261, 262, 264—266, 268—305, 308—
310, 312—322, 326, 328, 329, 331, 332,
335—337, 339, 340, 342, 345—354,
356—362, 364—367, 369, 371, 382—
384.
Белецкий С. П. 36—38, 43, 45—49, 62,
65—67, 76, 102, 108, 111—126, 129,
130, 135, 157, 158, 160—163, 169—
173, 175, 190—192, 207, 225, 199, 200,
223, 228—243, 245—246, 248, 256,
265, 266, 281, 284—296, 329—332,
334, 336—339, 345—347, 349—352,
354, 357, 358, 365, 369
Бенедикт XIV, папа Римский 5
Берлянд Ш.-М. Г. 280, 281
Бехтерев В. М. 17, 371
Билимович А. Д. 81, 85, 130, 131, 271,
273
Билюгов П. А. 300
Блок А. А. 14
Блондес Д. А. 5, 16
Бобрищев-Пушкин А. В. 24
Богданович Е. В. 178
Богров Д. Г. 12
Болдырев Ф. А. 15, 23, 30, 37, 39, 42,
46, 48, 61, 75, 83—85, 87, 97, 100,
106, 155, 168, 171, 172, 174, 180, 186,
191, 200, 202, 207, 215, 224, 233, 236,
240—242, 246, 247, 282, 283—286,
289—291, 300, 315, 324, 328, 329—
333, 335, 336, 341, 346, 353—355, 358,
359, 361, 364, 365, 368—370
Бонч-Богдановский К. М. 95
Боношевский-Бонско 348
Болтенганен Б. Г. 157, 348
Борисов П. Н. 138, 140, 146, 166, 167,
202, 203, 220, 221, 264, 270, 384
Борсук Д. П. 97, 141, 155, 156, 343
Бразуль-Брушковский С. И. 13, 16, 62,
76, 107, 146, 147, 149, 152, 153, 165,
172, 202, 211, 212, 267—269, 298, 300,
313, 314, 322
Брандорф Н. В. 43, 49, 55—58, 68, 70,
89, 92, 96, 209, 210, 251, 255—257,
259—261, 269, 270, 312, 313, 325, 336,
360
Брачев В. С. 26
Броецкий М. Е. 136
Брыскин Д. А. 97, 141, 142, 155, 156,
343, 369
Брюн де Сент Ипполит В. А. 239
Булацель П. Ф. 6
Бутович, супруги 83
Васильев А. В. 109
Вахнин В. А. 216
Ващенко-Захарченко М. М. 83
Величко К. И. 6
Веревкин А. Н. 33, 73
Вереницын Ф. И. 31, 38—48, 60, 63,
64, 66, 68, 73, 77—80, 91, 96, 100,
101, 127, 129, 130, 135, 136, 147, 157,
385
158, 164, 168—170, 174, 175, 191, 192,
197, 198, 203, 206, 214, 228, 297, 304,
305, 309—311, 315-317, 328—330,
333, 336, 339, 346, 348, 349—353, 359,
361, 364—370
Виленский М. Г. 76, 111, 143, 164, 166,
211, 241, 242, 278
Виппер О. Ю. 16, 17, 19, 22, 34, 43, 61,
74, 100, 102—103, 170—172, 182, 183,
187, 188, 205-207, 211, 234, 235, 237,
238, 240, 241, 283, 308, 309, 332, 349,
357, 365, 367—369
Вознякевич А. 156
Войтюк 366, 368, 369
Выгранов 57, 61, 88, 91
Вышинский Л. Н. 299, 320—322
Галенович Е. А. 327, 340
Герасимов 86
Герштейн 258
Гец Ф. Г. 108, 119, 125, 184, 200, 225,
232, 236, 287, 295, 334, 339
Гилярович М. 362
Гинзбург Р. И. 110
Гире 323
Гире А. Ф. 7, 41, 49, 53, 56, 63, 69, 82,
175—177, 265, 266, 309, 318, 323, 326
Глаголев А. А. 18, 257, 282
Говорухо-Отрок М. Я. 6
Голицын А. Н. 5
Голубев В. С. 9, 10, 57, 62, 74, 75, 77,
85, 86, 88, 93, 95, 97, 132, 133, 150,
154, 156, 159, 176, 177, 179—181, 185,
200, 205, 208, 209, 238, 248—252,
255—256, 259—261, 266, 276, 305,
307, 308, 310, 318, 320, 324-326, 328,
334, 338
Голубицкий Б. ПО
Горбач 320
Горячий 363
Грабор Н. С. 84, 277, 346
Грибовский В. Н. 34, 283
Григорий X, папа Римский 4
Григорович-Барский Д. Н. 15, 26, 43,
74—76, 262, 265, 273, 276, 277, 320
Громов В. И. 309, 323, 326
Грузенберг О. О. 15, 16, 20, 24, 26, 108,
109, 119, 125, 174, 179, 184, 200, 232,
236, 246, 277, 287, 295, 334, 366
Давиденко В. Ф. 80
Данин Б. 110
Дашевский П. 16
Дектерев Е. Н. 82
Демчинский Н. М. 208
Державин К. И. 6
386
Джунковский В. Ф. 161, 169, 184, 189,
280 281
Дижур С. 3. 167, 168, 247
Дубинский С. И. 84, 85
Дубовик 134
Дубок И. Г. 366, 367, 369
Дубровин А. И. 6, 34, 35, 312
Дурново И. С. 6
Дьяконова Е. 16, 61, 207, 217, 268, 303
Дьяченко В. А. 43, 46, 49, 61, 62, 73-
76, 98—100, 102—103, 105—108, 113,
118, 120, 123, 124, 129, 132, 160, 163,
169, 170, 174, 184-187, 189, 192, 197,
199, 200, 206, 207, 215, 216, 224, 225,
233, 236, 237, 239—242, 247, 256, 277,
286, 289—291, 331, 332, 333, 338, 343,
344, 345, 347, 349—352, 360, 365, 366,
368, 369
Елисеев Г. Г. 34, 283
Ермолов А. С. 214
Жевахов Н. Д. 155
Заводский И. А. 366—369
Зайцев М. И. 10, 11, 14, 19, 22, 23, 57,
88, 95, 194, 195, 209, 218, 227, 228,
255, 257, 273, 279, 301, 318, 319, 322
Замиреенко 366, 368, 369
Замысловский Г. Г. 6, 15—20, 25, 31,
33—37, 41—44, 47, 60, 63, 67, 73, 74,
80, 81, 100, 102, 105—107, 111—113,
119, 120, 126, 129, 132, 133, 139, 159,
160, 162, 163, 168, 170—174, 176, 178,
179, 180—188, 190—192, 198—200,
205, 207, 211, 215, 216, 224, 225,
232—241, 245-249, 253, 254, 256,
259, 265, 266, 282—296, 305, 307, 308,
310, 312, 314, 315, 326, 331—335, 337,
338, 342, 344, 345, 347, 353, 354, 360,
367, 368, 371, 382, 383
Замысловский Г. Е. 31
Запенин А. М. 41, 80, 128, 138, 140,
145, 146, 206, 220, 221, 270, 271, 303,
308, 309, 314, 327, 340
Запорожец Н. 165, 208
Зарудный А. С. 15, 20, 353
Зверев Н. А. 34, 283
Золотарев И. М. 169, 177, 178, 186,
197, 198, 347, 350, 351, 352
Зуев Н. П. 175
Зыбин И. А. 135
Иванов А. А. 318—320
Иванов П. А. 7, 12, 13, 30, 41, 47, 49,
54, 55, 59, 61—64, 74—78, 83, 89, 91,
93, 94, 100, 106, 107, 124, 127—131,
133, 136, 137, 143, 148—151, 153, 154,
161, 165, 172—174, 186, 189, 191—
193, 196, 197, 200, 201, 205, 207, 211,
219, 220, 224—226, 250, 259, 260, 265,
267—269, 272—275, 277, 280, 281,
299, 303, 305, 307, 308, 317, 318, 321,
322, 328, 340, 353, 356
Иванов С. В. 157
Игнатьев А. Н. 320
Идельсон Н. И. 147
Иннокентий IV, папа Римский 4
Кадьян А. А. 17
Калачевский В. К. 127
Каменцов П. Д. 33
Кампе 208
Капнист 181
Карабчевский Н. П. 15, 20, 165
Караев А. Э. 16, 17, 38, 43, 44, 47, 61,
74, 76, 103—105, 107, 108, ПО, 117,
119, 122, 123, 125, 126, 132, 135, 136,
142, 143, 160, 163—165, 172, 183, 191,
200, 207, 215, 216, 220, 225, 230-232,
235, 236, 241, 242, 268, 283, 284, 286,
287, 292—295, 297, 305, 308, 334, 337,
339, 357—359
Карбовский А. А. 58, 88, 132, 314
Кашкаров Б. Д. 75
Квецинский К. М. 362
Квятницкий Н. Р. 81, 87
Керенский А. Ф. 24
Кириченко Е. 59, 89, 90, 134, 148, 151,
202, 217, 262, 265, 267, 276, 299, 303,
310, 314, 320—322
Кисличный Н. С. 53, 84, 85, 315
Кобылковский С. К. 197, 219, 220
Козаченко И. 12, 13, 30, 78, 91, 127,
131, 133, 137, 143, 150, 153, 154, 173,
192, 194—197, 201, 205, 211, 217—
219, 226, 272—275, 305, 307, 317, 328,
340
Коковцов В. Н. 178
Коковцов П. К. 18, 371
Коновницын Э. И. 6
Корнейчик-Севастьянов Н. Н. 363
Короленко В. Г. 314
Корнеев С. А. 48
Корсак В. Е. 82, 84, 213
Костецкий 320
Косоротое Д. П. 17, 31, 35, 42—44, 46,
47, 65—67, 78, 79, 101, 112, 113, 119,
120, 127, 162, 182, 187, 188, 190, 198,
207, 233, 235, 237—240, 282—284,
285, 288, 295, 296, 334, 336—338, 348,
349, 353
Котов-Конышенко Е. Е. 252
Красильников А. А. 111, 112
Красовский Н. А. 12, 13, 21, 22, 47, 49,
56, 57, 59, 61, 76, 77, 82, 84, 88, 90,
94, 104, 106—108, 111, 112, 119, 125,
134, 135, 139, 142, 144, 148, 151,
164—167, 172, 175, 176, 183, 192, 194,
200, 202—205, 209—211, 220, 221,
225, 226, 232, 235, 241, 242, 251,
259—266, 268, 271, 274, 276, 287, 295,
298—300, 304, 310, 312—314, 318—
321, 323—326, 328, 334, 340, 382—
384
Крафт И. И. 104, 117
Кроминилов 180
Крушеван П. А. 16
Крыжановский И. ПО
Кузьмин М. А. 6
Кулябко Н. Н. 202, 209, 228, 261
Кунцевич 93, 177, 266
Курлов А. А. 349, 351, 352
Курлов П. Г. 306, 313
Кушнер М. Л. 306
Кушнерев 85, 87
Ландау 19
Латышев И. Д. 13, 59, 84, 89, 90, 128,
148, 151, 192, 201, 202, 217, 226, 267,
268, 275, 299, 304, 322
Лахостский П. Н. 34, 283
Лашкарев Е. И. 58, 84, 194, 218, 314
Лебедев В. И. 175, 177
Ленин В. И. 27
Ломакин В. М. 281
Луначарский А. В. 28
Любимов П. Н. 75, 98, 107, 108, 129,
130, 132, 185, 236, 242, 244
Ладов А. В. 9, 29, 38, 41, 49, 56, 68,
73, 80, 88, 133, 207, 208, 254—256,
276, 282, 301, 310, 312, 326, 334
Мазэ Я. И. 18
Макаров А. А. 177, 178, 186, 248, 258
Маклаков В. А. 15, 16, 21, 22, 24, 26,
133, 314
Маклаков Н. А. 36—38, 43, 45—49, 62,
102, 104, 108, 120, 157, 158, 164, 169,
170, 178—184, 187—190, 197—199,
207, 223, 228—240, 242—244, 246—
249, 283—296, 310, 326, 329, 330, 332,
336, 339, 347, 350—352
Малицкая 3. И. 16, 59
Мануйлов П. П. 267, 273
Марголин А. Д. 13, 21, 84, 85, 134,
276—280, 311, 315, 371
Мардарьев М. Г. 135, 183, 235
Марков Н. Е. 6, 9, 31, 82, 178, 190, 191,
248, 253, 312
387
Мартин V, папа Римский 4
Махалин С. И. 16, 17, 38, 44, 61, 74,
75, 76, 100, 103, 105-107, 124, 129,
130, 132, 133, 143, 161, 163, 165,
172—174, 186, 192, 200, 207, 215, 216,
220, 225, 241, 268
Машкевич Н. А. 34, 59, 65, 78, 79, 82,
90, 100, 101, 212, 269, 283, 302—304,
315-318, 322, 336, 340
Мейснер А. А. 98, 335, 346, 362
Меллер Г. В. 349
Меньшиков М. О. 34, 35, 283
Мещерский В. П. 178
Миллер 82
Мифле П. 13
Михайловский С. Н. 34, 87
Мицкевич А. И. 34, 283
Мицкевич 3. В. 34, 283
Мищук Е. Ф. 7, 12, 13, 22, 41, 53, 55,
61, 63, 81, 84, 93, 94, 134, 137, 139,
148, 151, 192, 194, 202, 204, 210, 251,
259, 260, 262, 263, 265, 271, 274, 276,
298, 303, 304, 308, 310, 313—315,
323—326, 328, 336, 340, 359, 360,
382—384
Модзалевский 89, 217, 267, 322
Можайский А. К. 298
Морозов А. И. 346
Муравьев Н. К. 30, 32, 33, 36—40, 48,
147, 157
Наконечный М. 273, 285
Нандельштедт Ф. Ф. 65, 66, 78, 79
Нежинский Ф. 306
Нестельбергер Н. И. 361, 362
Николай I, император 5
Николай II, император 6, 10, 31, 62,
94, 95, 177, 178, 180, 198, 212, 213,
310, 313
Николай V, папа Римский 4
Никольский А. И. 34, 283
Никольский Б. В. 6, 35, 283, 336
Никон, архиепископ 34, 282
Новоселецкий А. П. 41, 42, 87, 91, 100,
128, 131, 134, 138, 140-142, 144—
147, 151, 154, 156, 164, 166—168, 206,
213, 270, 271
Оболонский Н. А. 7, 68, 69, 208, 254,
312
Охотников В. Н. 45, 215
Павлов Е. В. 17
Павлович Н. А. 55, 250, 307, 311
Падалка С. К. 134, 263, 276, 297, 298
Первольф В. О. 34, 283
Переверзев П. Н. 24
388
Петров 279
Пихно Д. И. 53, 54, 56, 81, 83, 91, 130,
133, 136, 143, 148, 150—153, 194—
196, 213, 244, 255, 273, 274, 312, 340,
383, 384
Племянников Н. А. 58, 261
Поздняков 133, 276
Покровский Н. П. 6
Полищук 91
Полубояринова Е. А. 34, 279, 282
Попов Ф. И. 346
Постный Г. С. 325
Пранайтис И. Е. 18, 19, 282
Пржемысл II Отакар 4
Приселков А. В. 68
Приходько А. 55, 60, 69, 210, 262
Приходько Л. 8, 69, 210, 262, 306, 312
Прозоровский М. М. 349—351
Пурик А. Е. 140, 145, 146, 213, 271,
318, 384
Пухальский 272
Пуришкевич В. М. 6, 8, 31, 190, 191,
253
Пушка 56
Радин В. 68
Разуваев Е. А. 97, 141, 154, 156, 343,
369
Рерих Н. К. 6
Рехлис 258
Римский-Корсаков А. А. 6
Родзевич Н. Н. 279
Родичев Ф. И. 157
Рожанский А. Ф. 54
Розанов В. В. 14, 104
Розенрот К. фон 43, 112
Розмитальский 57, 85, 133, 250, 251,
276, 307, 308, 310, 324
Романюк 262, 263
Рохель А. А. 90, 166, 167, 221
Рудзинский Б. А. 13, 109, 110, 134, 148,
151, 192, 201, 202, 217, 226, 267, 268,
275, 276, 299, 304
Рудзинский Н. А. НО
Рудой Г. М. 226, 201, 280, 297, 298
Рудольф I Габсбург 4
Рыжов Л. И. 33
Савенко А. И. 165, 208, 324, 325
Савич 86, 87
Савойский В. А. 87
Сазонова-Смирнова С. И. 34, 282
Семаненкова 8
Сикорский И. А. 17—19, 68, 69, 103,
208, 242, 254, 256, 257, 283, 331, 371
Сингаевский П. 13, 103, 106, 110, 132,
134, 192, 201, 202, 217, 226, 267, 268,
275, 276, 299, 304, 305, 307
Синькевич Ф. И. 9, 11
Скарга П. 111
Слепушкин С. И. 363
Смиттен Б. Н. 157
Смоловик С. И. 61, 134, 263, 276, 297,
298
Соболевский А. И. 6, 34, 283
Соколов Н. Д. 24, 333
Степанов А. В. 213
Степанов С. А. 28—30, 371
Столыпин П. А. 6, 7, 12, 27, 95, 177,
270, 313
Стрельбицкий Н. Е. 41, 44, 54, 63, 68,
73
Струве П. Б. 314
Суслов П. Ф. 109
Сухомлинов В. А. 178
Тагер А. С. 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33,
39, 371
Тальберг В. Г. 53, 54, 63, 64, 81, 85,
87, 194, 213, 244, 245, 251, 264, 265,
267, 270, 271, 274, 278, 325, 335
Тальберг Д. Г. 54
Тальберг Н. Д. 53
Тартаковский 22
Татаров П. А. 39, 41, 42, 54, 60, 81, 87,
88, 91, 127, 128, 130, 131, 136, 138,
140, 144, 146, 147, 150, 151, 198,
220—222, 227, 228, 298, 300, 304, 321,
322, 328, 330, 341, 346
Татищев С. С. 163, 190, 239, 347
Тигель 258
Тизенгаузен А. А. 95, 355, 359, 361
Тихомиров П. В. 18, 371
Трепов А. Ф. 86
Трепов Ф. Ф. 281, 308, 314
Трифонов М. И. 42, 54, 60, 63, 64, 78,
83, 85, 136, 137, 147, 150, 151, 154,
194, 196, 244, 251, 261, 262, 263, 267,
273, 274, 340
Троицкий И. Г. 18, 282, 371
Труфанов Н. Н. 7, 312
Тягиев 65
Фененко В. И. 7, 10, 55, 60, 69, 71, 77,
81, 85, 86, 91, 93—95, 127, 128, 133,
140, 144, 193—195, 197, 204, 209, 212,
213, 215—219, 249, 250, 251, 254,
255—257, 260—262, 264, 265, 267,
269, 271, 273, 274, 275, 310, 312,
313—315, 321, 326, 328, 336, 340, 360
Феофилактов А. 356, 358
Филимонов 65
Филиппов В. Г. 177, 323
Флавиан, митрополит 34
Флоренский П. А. 6
Флоринский Т. Д. 212
Франк Ф. 134, 276, 277
Фридрих II, император 4
Харламов Н. П. 34, 283
Хвостов А. Н. 189, 190, 191, 239, 347
Хижняков И. М. 87
Хлебников В. 6
Хойнацкий С. Н. 309
Царюк О. А. 95
Чайковский Д. 362
Чаплинский Г. Г 7, 10, 13, 27, 30, 32,
33, 35, 37—39, 43, 45—49, 53, 54,
56—60, 63, 64, 68—70, 74—78, 80—
86, 88—96, 98, 100, 102, 105, 113,
115—117, 120—123, 127, 128, 130—
134, 136—140, 143, 145, 148—153,
157—159, 161, 164, 166, 171, 172—
177, 179—184, 186—188, 190—194,
196, 199—206, 214—217, 219, 221,
223—231, 233, 234, 236—238, 240,
241, 244—252, 254—284, 286, 289—
294, 298—310, 312—320, 322, 324—
326, 327—332, 334—336, 338—342,
345, 353, 359, 360, 365, 382—384
Чеберяк В. В. 10—14, 16, 17, 19—22,
29, 35, 49, 58—60, 69, 84, 88, 89, 93—
95, 103, 106, 109, 134, 137, 148, 149,
151, 152, 164, 165, 172, 192, 193, 201,
202, 216, 217, 226—228, 241, 260—
263, 267, 268, 275, 276, 278, 280, 299,
301, 303—307, 310, 312, 314, 321, 325
Чеберяк Е. 10, 11
Чебышев Н. Н. 27, 36, 37, 38, 346
Шаховская У. 11, 91, 257
Шаховской К. С. 11, 209, 257, 273
Шмаков А. С. 15, 16, 18, 19, 20, 24, 35,
43, 111, 119, 126, 132, 180, 205, 283,
307, 367, 368
Шмидт Ф. Э. 300, 315
Шредель А. Ф. 43, 46, 47, 48, 75, 76,
102, 103, 106, 107, ПО, 113, 115, 118,
120, 121, 123, 124, 125, 129, 157, 158,
170, 171, 172, 174, 189, 199, 206, 216,
227, 229, 231, 232, 235, 236, 240, 241,
242, 281, 283, 284—286, 289, 290, 291,
294, 295, 329—332, 342, 344, 346, 354,
365—367, 369, 370
Штейн И. С. ПО
Штейнберг А. 14
Штюрмер Б. В. 34, 214
389
Штюрмер С. В. 34, 283
Шульгин В. В. 15, 25, 42, 49, 53, 54,
59, 60, 63, 69, 78, 81—87, 90, 91, 127,
128, 130, 131, 137—140, 145, 146, 154,
196, 201, 203, 206, 212, 213, 226, 244,
264, 265, 270, 271, 272, 274, 275, 277,
303, 314, 328, 329, 341, 384
Щегловитов И. Г. 7, 9, 29, 32—38,
45—49, 53, 63, 64, 68, 71, 72, 81, 83,
85, 86, 89, 92, 95, 96, 108, 113, 130,
148, 149, 152, 166, 169, 175, 179—184,
186—188, 194, 196, 207, 208, 212, 214,
233—238, 242—249, 251, 252, 254—
259, 265—270, 277—289, 291, 295,
296, 310, 313—315, 317, 326, 328—
330, 332, 333, 336, 338, 339, 345, 347,
348, 350—352
Щеголев П. Е. 31
Щипилло А. А. 362
Этингер 19
Ющинский А. 3, 6—11, 13, 14, 17—19,
21, 23, 26, 27, 29, 33, 43, 44, 45, 49,
53—60, 62—64, 68—72, 80—83, 86,
88—90, 92—94,96,100,101, 103, 106,
120, 127, 128, 131, 132, 134, 136, 137,
139, 143, 144, 148—154, 159, 164—
166, 172, 173, 176, 177, 179, 182, 184,
187, 191—196, 199, 201, 202, 204, 205,
208, 210, 214, 216—219, 223—229,
239, 241—243, 245, 246, 248—263,
266—270, 272, 274, 276, 278—281,
285, 289, 297, 299—308, 311—313,
316, 318, 319, 321—328, 331, 333—
335, 339, 342, 347, 359, 371, 382—384
Яблоновский А. А. 60
СОДЕРЖАНИЕ
Г. М. Резник. Суд над М. Бейлисом и миф о ритуальном убийстве . . 3
От составителей................................................ 26
Документы...................................................... 52
1. Заявление В. Г. Тальберга................................... 53
2. Протокол допроса В. И. Фененко 26—27 апреля 1917 г......... 54
3. Протокол допроса Г. Г. Замысловского 29 апреля 1917 г...... 60
4. Отношение Н. Е. Стрсльбицкого— следователю (г. Киев) 1 мая
1917 г. № 80044 ............................................... 63
5. Протокол допроса Д. П. Косоротова 1 мая 1917 г.............. 64
6. Протокол осмотра документов папки № 5 из сейфа директора Де-
партамента полиции 2 мая 1917 г................................ 66
7. Протокол допроса А. В. Лядова 4 мая 1917 г.................. 68
8. Отношение Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной па-
латы 4 мая 1917 г[ода] № 180011 ............................... 73
10. Протокол допроса Ф. Ф. фон Нандельштедга 11 мая 1917 г. . . . 78
11. Протокол допроса Д. П. Косоротова 13 мая 1917 г............ 79
12. Отношение Ф. И. Вереницына — судебному следователю Харьков-
ской судебной палаты 14 мая 1917 г............................. 80
13. Протокол допроса В. Г. Тальберга 14—15 мая 1917 г.......... 80
14. Протокол допроса В. И. Фененко 16—23 мая 1917 г............ 87
15. Протокол допроса Н. В. Брандорфа 17 мая 1917 г............. 92
16. Протокол допроса Ф. А. Болдырева 17—19 мая 1917 г.......... 97
17. Протокол допроса Н. А. Машкевича 18 мая 1917 г............ 100
18. Постановление Ф. И. Вереницына 18—20 мая 1917 г........... 101
19. Протокол допроса В. И. Фененко 23 мая 1917 г.............. 127
20. Протокол допроса П. Н. Любимова 24 мая 1917 г............. 129
21. Протокол допроса А. Д. Билимовича 24 мая 1917 г........... 130
22. Протокол допроса Д. Н. Григоровича-Барского 24—26 мая 1917 г. 131
23. Протокол допроса М. Е. Броецкого 26 мая 1917 г............ 135
24. Протокол допроса П. П. Мануйлова 26 мая 1917 г............ 136
25. Протокол допроса А. П. Новоселецкого 26 мая 1917 г........ 138
26. Протокол допроса Д. А. Брыскина 27 мая 1917 г............. 141
27. Протокол допроса Н. А. Красовского 27 мая 1917............ 142
28. Протокол допроса П. Н. Борисова 30 мая 1917 г............. 144
391
29. Протокол допроса С. И. Бразуль-Брушковского 30 мая 1917 г. . . 146
30. Выписка из журнала распорядительного заседания Чрезвычайной
следственной комиссии 30 мая 1917 г.......................... 147
31. Протокол допроса М. И. Трифонова 31 мая 1917 г............... 147
32. Протокол допроса М. И. Трифонова 1—3 июня 1917 г............. 151
33. Протокол допроса Е. А. Разуваева 3—5 июня 1917 г............. 154
34. Журнал заседания Чрезвычайной следственной комиссии 5 июня
1917 г....................................................... 157
35. Постановление Ф. И. Вереницына 5 июня 1917 г................. 158
36. Протокол допроса Н. А. Маклакова 6 июня 1917 г............. 158
37. Протокол допроса М. Г. Виленского 8—13 июня 1917 г........... 164
38. Протокол допроса А. А. Рохеля 12—13 июня 1917 г.............. 166
39. Протокол допроса С. 3. Дижура 13 июня 1917 г................. 167
40. Протокол допроса И. М. Золотарева 13 июня 1917 г............ 168
41. Протокол допроса В. А. Дьяченко 16 июня 1917 г............. 170
42. Протокол допроса С. П. Белецкого 20 июня 1917 г.............. 175
43. Отношение Ф. И. Вереницына — прокурору Каменец-Подольского
окружного суда 21 июня 1917 г. № 180038 ..................... 191
44. Протокол допроса П. А. Иванова 25 июня 1917 г................ 193
45. Протокол допроса Н. А. Маклакова 30 июня 1917 г.............. 197
46. Отношение Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной па-
латы 1 июля 1917 г. № 180045 ................................ 198
47. Протокол допроса А. М. Запенина 5 июля 1917 г................ 204
48. Протокол допроса Г. Г. Чаплинского 6 июля 1917 г............. 206
49. Протокол поручительства В. Н. Охотникова 8 июля 1917 г. ... 214
50. Протокол допроса П. А. Иванова 7 июля 1917 г................ 215
51. Протокол допроса П. А. Иванова 8 июля 1917 г................ 219
52. Протокол допроса П. Н. Борисова 13 июля 1917 г............... 220
53. Протокол допроса А. Ф. Шределя 14 июля 1917 г............... 222
54. Протокол допроса Н. Н. Кулябко 14 июля 1917 г............... 227
55. Постановление Ф. И. Вереницына 14—22 июля 1917 г............. 228
56. Протокол допроса Г. М. Рудого 17 июля 1917 г................. 297
57. Протокол допроса С. И. Бразуль-Брушковского 20 июля 1917 г. . 298
58. Протокол допроса Н. А. Красовского 23 июля 1917 г............ 300
59. Отношение Ф. И. Вереницына — прокурору Рижского окружного су-
да [Б/д. Июль 1917 г.] № 180041 ............................. 304
60. Протокол допроса Е. Ф. Мищука 25 июля 1917 г................. 305
61. Протокол допроса А. М. Запенина 28 июля 1917 г............... 308
62. Отношение Ф. И. Вереницына — прокурору Московской судебной
палаты 28 июля 1917 г. № 180057 ............................. 309
63. Протокол допроса А. Д. Марголина 1 августа 1917 г............ 311
64. Протокол допроса Н. А. Машкевича 2 августа 1917.............. 316
65. Протокол допроса П. Я. Барбиера 4 августа 1917 г............. 317
66. Протокол допроса Л. Н. Вышинского 4 августа 1917 г........... 321
67. Протокол допроса А. Ф. Гирса 11 августа 1917 г............... 323
68. Протокол допроса А. М. Запенина 26 августа 1917 г............ 327
392
69. Отношение Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной па-
латы 2 сентября 1917 г. № 180060 ............................... 328
70. Выписка из журнала заседания Чрезвычайной] след[ствснной] ко-
миссии] от 5 сентября 1917 года................................ 329
71. Постановление Ф. И. Вереницына 6 сентября 1917 г.............. 330
72. Отношение Ф. И. Вереницына — прокурору Киевской судебной па-
латы 7 сентября 1917 г. № 180061............................. 330
73. Протокол допроса И. Г. Щегловитова 12 сентября 1917 г..... 333
74. Протокол допроса Н. А. Маклакова 13 сентября 1917 г........... 336
75. Протокол допроса В. В. Шульгина 13 сентября 1917 г............ 339
76. Протокол допроса Ф. А. Болдырева 18 сентября 1917 г.... 341
77. Протокол допроса С. П. Белецкого 23 сентября 1917 г.... 346
78. Протокол допроса Г. В. Меллера 28 сентября 1917 г...... 348
79. Протокол допроса М. М. Прозоровского 29 сентября 1917 г. . . . 349
80. Протокол допроса А. А. Курлова 30 сентября 1917 г. . . . . 351
81. Протокол допроса А. С. Зарудного 2 октября 1917 г...... 352
82. Протокол допроса Г. Г. Чаплинского 6 октября 1917 г.... 353
83. Протокол допроса А. А. Тизенгаузена 10 октября 1917 г......... 359
84. Прошение Ф. А. Болдырева 14 октября 1917 г.................... 361
85. Постановление Ф. И. Вереницына 25 октября 1917 г.............. 364
86. Протокол допроса А. Ф. Шределя 24 ноября 1917 г.............. 365
87. Протокол допроса И. Г. Дубка 26 ноября 1917 г................ 366
88. Протокол допроса И. А. Заводского 26 ноября 1917 г........... 367
89. Протокол предъявления Ф. А. Болдыреву следственного производст-
ва 27—28 ноября 1917 г.......................................... 368
90. Прошение Ф. А. Болдырева 28 ноября 1917 г..................... 369
91. Постановление Ф. А. Вереницына 28 ноября 1917 г............... 369
92. Протокол предъявления А. Ф. Шределю следственного производства
28 ноября 1917 г................................................ 370
Приложение 1....................................................... 371
Учреждение министерств....................................... 371
Устав уголовного судопроизводства............................ 372
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных......... 375
Учреждение судебных установлений............................. 378
Уголовное уложение........................................... 378
Устав почтово-телеграфный.................................... 379
Положение о Чрезвычайной следственной комиссии Временного
правительства................................................ 379
Приложение П. Протокол допроса В. В. Шульгина 3 октября 1913 г. . 381
Литература........................................................ 384
Указатель имен..................................................... 385
393
В 1911 г. в Киеве был убит 13-летний
Андрей Ющинский. Через некоторое время
влиятельные черносотенные круги объявили,
что убийство является делом рук евреев
и совершено с ритуальной целью —
для получения крови христианского мальчика,
якобы добавляемой евреями в выпекаемую
к пасхальным праздникам мацу. В убийстве
был обвинен приказчик кирпичного завода
М. Бейлис. Судебный процесс над ним
вызвал широкое общественное движение
против ритуального навета.
Здесь публикуются ранее не издававшиеся
материалы Чрезвычайной следственной комиссии
Временного правительства, которая наряду
со многими действиями царских министров,
считавшимися после Февральской революции
противозаконными, рассматривала и вопрос
о роли правительственных ведомств
в деле Бейлиса.