Институт философии РАН
Некоммерческий научный фонд
«Институт развития им. Г. П. Щедровицкого»
ФИЛОСОФИЯ РОССИИ
второй половины XX века
Редакционный совет:
В. С. Стёпин (председатель)
A. А. Гусейнов
B. А. Лекторский
В. И. Толстых
П. Г. Щедровицкий
Главный редактор серии В. А. Лекторский
Москва
РОССПЭН
2010

Институт философии РАН
Некоммерческий научный фонд
«Институт развития им. Г. П. Щедровицкого»
ФИЛОСОФИЯ РОССИИ
второй половины XX века
Сергей
Леонидович
Рубинштейн
Под редакцией
К. А. Абульхановой
Москва
РОССПЭН
2010

УДК 14(082.1)
ББК 87.3(2)6
Р82
Издание осуществлено при финансовой поддержке
Некоммерческого научного фонда
«Институт развития им. Г. П. Щедровицкого»
Сергей Леонидович Рубинштейн / Под ред. К. А. Абульха-
Р82 новой. — М. : Российская политическая энциклопедия
(РОССПЭН), 2010. — 447 с. : ил. — (Философия России
второй половины XX века).
ISBN 978-5-8243-1249-2
Книга посвящена выдающемуся отечественному ученому —
философу и психологу Сергею Леонидовичу Рубинштейну
(1889—1960). В книгу вошли статьи известных отечествен-
ных психологов и философов, в которых раскрываются раз-
личные аспекты творчества самого С. Л. Рубинштейна и раз-
работки поставленных им научных проблем (философской
антропологии, категории субъекта, деятельностного подхода
в психологии, проблем восприятия, мышления и креативно-
сти и др.). Издание включает наиболее полную библиографию
трудов С. Л. Рубинштейна и публикаций о нем и его творче-
стве, хронику его жизни и творчества, редкие фотографии.
Книга рассчитана не только на психологов и философов, но
и на широкий круг читателей.
УДК 14(082.1)
ББК 87.3(2)6
ISBN 978-5-8243-1249-2 © Лекторский В. А., общая редакция серии,
2010
© Абульханова К. А., составление и общая
редакция тома, 2010
© Коллектив авторов, 2010
© Институт философии РАН, 2010
© Некоммерческий научный фонд «Институт
развития им. Г. П. Щедровицкого», 2010
© Оформление. Издательство «Российская
политическая энциклопедия», 2010

От редактора
Рубеж XX и XXI вв. оказался трудным испытанием
для России, ее менталитета, мировоззрения и фило-
софии. Преодоление идеологизации последней, успеш-
но использовавшей марксизм, потребовало и возрож-
дения лучших традиций отечественной философской
мысли и поисков самостоятельного, перспективного
направления ее развития, отвечающего бытию и со-
знанию российского общества XXI в. Этот процесс не
мог не сопровождаться кризисом или во всяком слу-
чае испытанием роли методологии как связующего
философию и науку, культуру звена. Для преодоления
этого кризиса, выражающегося в депривации и де-
вальвации методологии, а заодно и стоящей «над»
ней философии наряду с плюрализмом — открыв-
шейся свободой для любой философской мысли по-
требовалась определенность, которая всегда, на
протяжении всей истории философии, характеризо-
вала даже самые наивные теории. Выход из этого
противоречия мы видим в обретении философией
проблемного характера — проблемности не только
в смысле постановки тех или иных проблем, но содер-
жащихся в этой постановке перспектив для творче-
ского поиска их решений. Такой особенностью, на
наш взгляд, обладает философская концепция Сергея
Леонидовича Рубинштейна, отвечающая по своему
уровню высшим критериям философского мышления,

6 К. А. Абульханова
сохранившая традиции западноевропейской и российской фило-
софской мысли XIX в., пронесшая их через все социальные, ми-
ровоззренческие и жизненные испытания века XX и, опережая
его, выведшая к проблемам бытия человека XXI столетия. В от-
личие от обычного пути развития мышления философа от ранних
(и потому еще не зрелых) работ к поздним — совершенным ру-
бинштейновская концепция созрела очень рано, поскольку ока-
залась построена на предельно широком основании истории фи-
лософской мысли, и не будучи презентирована философскому
сообществу (в силу известных причин), продолжала совершен-
ствоваться и имплицитно, и эксплицитно, испытывая свою эври-
стичность на почве конкретной — столь родственной философии
науки — психологии, ее методологии и конкретных проблем. От
века питаясь от философского корня, может быть, в данном слу-
чае психология, явилась онтологической почвой для создания
Рубинштейном философской онтологической концепции. Послу-
жила для разработки конкретизирующих абстракций. Но бы-
ли, представляется, и другие истоки философии Рубинштейна.
Не в силу ли жесточайших войны и революции начала XX в. —
в период, поставивший зависимость самой человеческой жизни
от одного движения пальца, нажимающего курок, период превра-
щения личности не только в поглощающую ее и лишающую остат-
ков воли и мысли массу — жестокую и кровавую — рождается
в сознании Рубинштейна как абсолютная альтернатива этому —
гуманистическая концепция человека как субъекта? И не все ли ис-
пытания, которые он прошел за полвека своей собственной жиз-
ни в XX столетии, позволили ему постичь, как же реально сохра-
нить, отстоять и пронести эту субъектность через взлеты и паде-
ния, которыми щедро одарило его советское общество? И прои-
зошло ли это только в силу присущего ему личного мужества,
опоры на питающее жизнь творчество или, можно предпо-
ложить, в силу открытия, осуществленного в сфере морали, ка-
залось бы, очевидно абстрактно-нравственной, открытия им
реальных укрепляющих стойкость человека сил, так трудно да-
ющихся душевности, духовности, нравственности? Он реально
нашел и вырастил то, что веками подвергалось самому сильному
испытанию — человечность — этику жизни. Он сумел, на-
сколько мог и насколько позволяли жесткие обстоятельства,
так душевно укрепить себя, чтобы в последние годы, даже по-
следние минуты жизни столь интенсивно и столь определенно,
столь конструктивно и одновременно проблемно воплотить свои
идеи в концепцию, которая — уже за пределами его жизни —

От редактора 7
сама продолжила свой путь, проникла в мышление и исследова-
ния людей мыслящих и перешагнула высокий барьер между XX и
XXI вв.
Концепция Рубинштейна, таким образом, охватила все XX сто-
летие, воплотив в себе осмысление его трагедии, выпавшей на
долю России. Насколько идеи, аккумулированные в ней, прежде
всего человека и человечности, окажутся адекватными веку XXI —
покажет жизнь (и в какой-то мере попытались показать авторы
данного труда).
Коллективная монография, посвященная философскому на-
следию С. Л. Рубинштейна, включенная в многотомное издание
трудов российских философов, является знаменательным событи-
ем во многих отношениях. Фактически это первое официальное
признание С. Л. Рубинштейна как блестящего представителя оте-
чественной философии. Именно как философ, создавший свою
оригинальную философско-антропологическую и онтологическую
систему, Рубинштейн не признан и даже мало известен в своем
трагическомXX в. Его первые (20-х гг.) и последние (50-х гг.) фи-
лософские работы были изданы много лет спустя после его смерти
(а некоторые до сих пор остались в рукописях), а заключенные в
них идеи — прежде всего субъекта — начали развиваться фило-
софским поколением периода «оттепели», не знакомым с его фи-
лософской антропологией, а были конкретно реализованы его
продолжателями и учениками в психологии. Именно поэтому бес-
ценны суждения о его концепции философов, представленные в
данном томе (Г. С. Батищев, М. С. Каган, В. В. Давыдов). При
жизни философами 50-х гг. его концепция не могла быть ни по-
нята, ни принята — она подвергалась догматической идеологиче-
ской критике как ревизионистская.
Четырех авторов статей данного труда тоже уже нет в живых,
но их оценки философской системы Рубинштейна бесценны как
по отношению к этой концепции, так и по тому уровню фило-
софской мысли этих авторов, с позиции которого она оценива-
лась. Статьи Г. С. Батищева, А. В. Брушлинского, В. В. Давыдова,
М. С. Кагана были впервые опубликованы в коллективной мо-
нографии «Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоми-
нания. Материалы», возможно, оставшейся неизвестной широ-
кому кругу философов конца XX в. Это второе значение данного
издания.
Ряд других философско-методологических статей позволяют
не только оценить, но и глубже раскрыть содержание философ-
ской антропологии и онтологии Рубинштейна и масштаб проблем,

8 К. А. Абульханова
которые она охватила в историческом и современном контексте.
В них раскрывается концепция Рубинштейна в ее проблемном со-
держании и значении для философской мысли XIX—XX вв. и ее
гуманистической направленности.
Этот цикл статей позволяет понять Сергея Леонидовича Рубин-
штейна не только как абстрактного теоретика, как некоторые пы-
тались представить его в свое время, но как философа, осмелив-
шегося бросить вызов официальной философской идеологизиро-
ванной доктрине и противопоставить ей философию с человеческим
лицом, как философа, сумевшего соединить в своей концепции
идеальную модель субъекта с противоречивой и трагической ре-
альностью жизни личности, стремящейся стать субъектом.
Кроме двух статей, написанных его непосредственными учени-
ками (К- А. Абульхановой, А. В. Брушлинским), том включает
авторов-психологов, которые не принадлежат к школе С. Л. Ру-
бинштейна, но раскрывают методологическое значение его субъ-
ектной психологии для решения современных проблем психологии,
методологии и истории, определения ее предмета — коллективно-
го субъекта, личности в процессе жизненного пути, ее ответствен-
ности, способностей, восприятия (В. А. Кольцова, А. Л. Журавлев,
Е. Б. Старовойтенко, Л. И. Дементий, В. Д. Шадриков, В. А. Ба-
рабанщиков). Эти статьи эксплицируют эвристическое, конструк-
тивное содержание идей С. Л. Рубинштейна и представляют собой
творческое осмысление рубинштейновской методологии, более
того — ее дальнейшее развитие: развитие онтологического под-
хода к анализу личности в жизни, системы восприятия, выработ-
ку критериев определения коллективного субъекта, роли субъ-
ектной парадигмы для реконструкции истории отечественной
психологии и этапов определения ее предмета и т. д. Это —
уже современный этап субъектной онтологической парадигмы
С. Л. Рубинштейна. В этой связи можно адресовать читателя к ав-
торам, труды которых не вошли в данный том.
Эти труды посвящены разработке с позиций субъектного под-
хода проблем, намеченных им в «Человеке и мире» — проблем
счастья (оптимизма), духовных потребностей, идеалов, мотива-
ции, самосознания, способностей, личности в процессе жизненно-
го пути и ее стратегии представители школы С. Л. Рубинштейна
(Л. И. Анцыферова, В. Г. Асеев, И. А. Джидарьян, Т. И. Артемье-
ва, Г. С. Тарасов, М. И. Воловикова, И. И. Чеснокова и др.).
Нельзя не отметить тесную связь философских идей Рубин-
штейна с концепцией человекознания Б. Г. Ананьева и системным
подходом Б. Ф. Ломова.

От редактора 9
Как известно, в отечественном и мировом философско-ме-
тодологическом сообществе признана как наиболее ориги-
нальное и конструктивное достижение отечественной филосо-
фии и психологической науки разработка проблемы и катего-
рии деятельности (Басов, Блонский и др.), которая была
положена С. Л. Рубинштейном в основу принципа единства
сознания и деятельности, определения предмета психологии и
дельнейшего построения психологической науки как системы,
как объяснительного знания. Именно эта проблема в ее раз-
ных аспектах и дискуссионности оставалась актуальной почти
на протяжении всего развития психологической науки в целом
и философско-психологических дискуссий во второй половине
XX в.
В силу идеологических причин С. Л. Рубинштейн не имел
возможности непосредственно общаться с зарубежными фило-
софами и психологами, с которыми он был лично знаком или на-
ходился в переписке. Поэтому переводы его трудов были осу-
ществлены в основном в так называемых бывших социалистиче-
ских странах (прежде всего в Германии, где были переведены
практически все его монографии, при этом переводы выходили
буквально на следующий год после издания оригинала), за ис-
ключением отдельных статей, которые были опубликованы на
английском и французском языках. Парадоксальным образом
ведущий представитель гуманистической философии оставался
миру не известен.
Однако последним свидетельством актуальности отечествен-
ной философско-психологической мысли оказался интерес фран-
цузских психологов и методологов к проблеме деятельности —
прежде всего концепции С. Л. Рубинштейна, а также истории ее
разработки и дискуссиям по проблеме субъекта. Взаимная ини-
циатива авторитетного французского психолога Пьера Рабарделя
и отечественных психологов В. Н. Носуленко, К. А. Абульхано-
вой, В. А. Барабанщикова позволила осуществить перевод на
французский язык избранных трудов С. Л. Рубинштейна, а так-
же статей, посвященных его концепции субъекта деятельности,
истории ее разработки и решения в России, и издать том Rubinstein
aujourd'hui. Nouvelles figures de l'activité humaine (Antologie de
texts choisis et édités par Valéry Nosulenko et Pierre Rabapdel.
Octarés Éditions de la Maison des Sciences de l'Homme, 2007).
Планируется продолжение вызвавшей огромный интерес дискус-
сии и издание труда, представляющего методологические позиции
французских психологов.

10 К. А. Абульханова
Это последнее обстоятельство в высшей мере значимо. Про-
блемы философии как методологии развития конкретных наук
остаются и сегодня в высшей степени актуальными в нового рода
испытаниях, выпавших на долю российского общества.
Выражаю благодарность К. И. Ананьевой и А. А. Демидову,
принимавшим участие в подготовке рукописи.
К А. Абульханова

К. А. Абульханова
Биография С. Л, Рубинштейна
С^ергей Леонидович Рубинштейн родился 19 июня
1889 г. в Одессе. Его родители принадлежали к высо-
кообразованным кругам российской интеллигенции.
Отец был крупным адвокатом, имел огромную прак-
тику*. Атмосфера семьи, в которой воспитывались
четверо сыновей, каждый из которых впоследствии
стал значительной фигурой в разных областях науки,
была пронизана культурой европеизма.
Мать оказала на сыновей огромное духовно-нрав-
ственное влияние. Страдая с детства болезнью сердца,
Сергей получил домашнее образование — блестяще
знал мировую литературу, очень рано познакомился с
русской и западной философией, увлекался математи-
кой, свободно владел всеми европейскими языками,
читал на греческом и латинском. Нравственные про-
блемы, отражающие идеалы и противоречия того вре-
мени, поставленные Л. Толстым, Ф. Достоевским,
Н. Бердяевым, очень рано стали для него жизненными
проблемами.
* Сведения о среде, к которой принадлежала семья Рубинштей-
нов, содержатся в ценной статье С. С. Дмитриева, посвятившего
ее анализу жизненного пути младшего брата Сергея Леонидо-
вича — известного историка — Николая Леонидовича Рубин-
штейна. Биографии С. Л. Рубинштейна, написанные его ученика-
ми, см. в кн.: Применение концепции С. Л. Рубинштейна в психоло-
гической науке. М., 1989; Абульханова-Славская К. А., Брушлин-
ский А. В. Философско-психологическая концепция С. Л. Рубин-
штейна. М., 1989; Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Мате-
риалы. Воспоминания. М., 1989.

12 К. А. Абульханова
Напряженный труд подорвал здоровье отца, и Сергей рано стал
духовной и практической опорой семьи, помогая матери разре-
шать свалившиеся на ее плечи трудности. Трагическая судьба се-
мьи, оказавшейся в одиночестве в мелкобуржуазной процветаю-
щей среде, наложила отпечаток на его мировоззрение, философию
жизни. Но ответственность, горечь одиночества, серьезность не
поколебали оптимизма, присущего его личности.
Неизгладимое впечатление на его мировоззрение оказала
смерть Л. Толстого, через осмысление которой он подошел к про-
блеме трагической невозможности построить жизнь по своему за-
мыслу, к противоречию этического идеала и реальной жизни.
В двадцать лет он уезжает в Германию, где в университетах Бер-
лина, Фрайбурга и Марбурга с 1909 по 1913 г. занимается фило-
софией, социологией, математикой, физикой, естествознанием,
а также логикой и психологией. Основным предметом изучения и
дискуссий марбургской школы была проблема метода — задача
синтеза наук о духе и наук о природе (естественно-научных зна-
ний, математики, физики и т. д. ). Его учителями стали возглавляв-
шие эту школу Герман Коген и Пауль Наторп.
Освоив присущую им культуру мышления, он овладел искус-
ством применять философские конструкты в качестве методоло-
гии научного познания, постиг «логику» организации знания, спо-
собов его получения, развития, однако Сергей Леонидович не стал
ни последователем марбургской школы, ни продолжателем линии
своих учителей. В своей кандидатской (по старым критериям док-
торской) диссертации, посвященной проблеме метода, он сумел
преодолеть рационализм гегелевского мышления, формализм и
априоризм Канта и неокантианства и извлечь жемчужину диалек-
тического метода — и как философского, и как научно-методо-
логического. Выйдя за рамки формалистической парадигмы мар-
бургской школы, он по-новому поставил проблему методологии
познания.
Отдавая должное своим учителям, свою первую статью он
посвятил идеям и педагогическому таланту Когена, способу его
мышления, его искусству воспроизводить перед слушателями са-
мый акт рождения подлинной мысли. Он считал, что преподавание
есть прежде всего воспитание искусства мыслить, в чем навсегда
остался верен своему учителю Г. Когену.
После возвращения в 1913 г. в Одессу он преподает психоло-
гию и логику в гимназии, решает проблемы материального поло-
жения семьи, отказавшись от блестящих предложений возглавить
любую кафедру философии и логики в университетах Европы.

Биография С. Л. Рубинштейна 13
Поворотным моментом в его судьбе стала встреча с Н. Н. Лан-
ге — известным русским психологом, возглавившим в то вре-
мя кафедру психологии в Одесском ИНО. H. H. Ланге пригла-
сил С. Л. Рубинштейна на свою кафедру в 1920 г. В качестве
доцента С. Л. Рубинштейн читает курсы лекций по теории позна-
ния, логике, психологии, философским основам математики, тео-
рии относительности Эйнштейна, которая в то время была пред-
метом острейших дискуссий в физике и философии. Его моло-
дость и начало профессиональной жизни совпали с началом войны
1914 г., затем — революции. Непрерывно сменялись власти, ца-
рили террор, мародерство. Периодически занятия и работа пре-
рывались необходимостью добыть хлеб насущный. После смерти
Н. Н. Ланге в 1921 г. Сергей Леонидович возглавляет кафедру
психологии, уделяя огромное внимание методам преподавания.
Однако он продолжает свою начатую в Марбурге работу по пере-
осмыслению истории философии и современных философских и
научных направлений и находит решение проблемы интеграции
философского, методологического и конкретно-научного знания в
своей первой оригинальной, опередившей XX в. философско-
антропологической, онтологической концепции. Его творчество
приобретает своеобразный многоуровневый характер — фило-
софский пласт сохраняется как самый глубинный, как источник
методологических и теоретических идей конкретных наук, но на
первый план выходят проблемы психологии, ее кризиса, одновре-
менно после революции он занят организацией и реорганизацией
образования на Украине. Только к концу жизни, в 50-е гг., он по-
лучает возможность снова обратиться к философии.
Однако период творческого расцвета и успешной педагогиче-
ской и научной деятельности очень быстро прерывается конфлик-
том с дореволюционной профессурой, протестовавшей против его
преподавания теории относительности Эйнштейна и новейших
философских идей. В октябре 1922 г. Рубинштейн вынужден
отказаться от руководства кафедрой, и перейти на должность ди-
ректора Главной библиотеки Высшей школы г. Одессы*. Жизнен-
ный путь Рубинштейна представляет собой череду побед и пора-
жений. Свое первое поражение Сергей Леонидович конструктив-
но использовал для расширения пространства научных изысканий.
В книгохранилищах Одесской научно-публичной библиотеки он
За этим конфликтом стояли гораздо более серьезные причины и фигуры
(прежде всего В. П. Потемкин, который и много позднее возражал против из-
брания С. Л. Рубинштейна членом-корреспондентом АПН РСФСР).

14 К. А. Абульханова
знакомится с современным состоянием мировой психологии, исто-
рия которой была хорошо известна, а современное состояние он
изучал не только по книгам, но знакомясь в Европе с первыми экс-
периментальными лабораториями. Он использует свои служеб-
ные поездки в Европу, встречается с представителями разных школ
психологии (гештальт-психологии, Ж. Пиаже. П. Жане и др.)-
Таким образом, первый период его научной деятельности, дати-
руемой 1910—1923 гг., является этапом становления его как фило-
софа, открывающего методологию философского и научного мыш-
ления способами сравнения и синтеза различных концепций и школ,
искусством абстракции и обобщения. Над созданием своей фило-
софской концепции он работал с середины 10-х и на протяжении
всех 20-х гг., изложив ее в рукописи. Опубликовать удалось лишь
ничтожную ее часть*. В этой работе он систематически разрабаты-
вает принцип субъекта и его творческой самодеятельности, впо-
следствии преобразованный им для психологии в методологический
принцип единства сознания и деятельности (названный затем дея-
тельностным подходом). В указанный период построена концепция
философской антропологии, центром которой является не только
идея познающего субъекта (каку Гегеля), но бытия субъекта, суще-
ствующего и деятельно реализующего в мире свою сущность**.
Второй период (1925—1935) его творчества — становление
его как психолога. Он заявляет о себе как психолог своей ориги-
нальной, построенной на реконструкции идей К- Маркса концеп-
цией деятельности. В 30-х гг. он переезжает в Ленинград, где ста-
новится (по приглашению М. Я. Басова) заведующим кафедрой
психологии педагогического института им. А. И. Герцена.
Циклы экспериментальных исследований, начатые в этот пе-
риод под его руководством и регулярно освещаемые «Учеными за-
писками» Герценовского института, являются не только иссле-
дованиями нового типа, описывающими психологическую дейст-
вительность, осуществляемые принципиально новым методом,
объединяющим в себе «единство воздействия и изучения». В свя-
зи с обширными исследованиями мышления и речи он устанавли-
вает научные контакты с Ленинградским институтом языка и
мышления; формируя естественно-научную базу психологии, он
обращается к оригинальной физиологической концепции А. А. Ух-
Принцип творческой самодеятельности // Ученые записки Высшей школы
г. Одессы. 1922.Х 2. С. 148-154.
Выдержки из этих тетрадей впервые опубликованы в кн.: Сергей Леонидо-
вич Рубинштейн. Очерки. Материалы. Воспоминания. М., 1989.

Биография С. Л. Рубинштейна 15
томского. Рубинштейн постоянно контактируете Б. Г. Ананьевым,
В. Н. Мясищевым, Д. Н. Узнадзе и другими психологами. На про-
тяжении этого периода Рубинштейну удается оптимально орга-
низовать научную работу, так, когда эмпирическая часть исследо-
вания и его теоретическое осмысление осуществляются силами
коллектива, разделяющего его идеи и концепцию. Ему удается
апробировать такой способ осуществления исследования, при ко-
тором достигается единство теоретических и методологических
стратегий и эмпирических методов и процедур.
В начале 30-х гг. он создает и публикует свою концепцию един-
ства сознания и деятельности в статье «Проблемы психологии в
трудах К. Маркса» (1934)*. Вскоре выходит в свет его первая мо-
нография «Основы психологии» (1936)**. В этой монографии Ру-
бинштейн интегрирует все направления, теории и эмпирические
исследования мировой и отечественной психологии. В качестве
одной из задач этого периода Рубинштейн ставит задачу подготов-
ки кадров психологов на методологической философской основе.
Закладывая теоретически основы психологии будущего, он берет
на себя ответственность за подготовку кадров. «Основы психоло-
гии» (1935) — не философско-психологический трактат, а пре-
жде всего учебник для будущих психологов, который является
обобщением опыта теоретических и эмпирических исследований
предшествующего периода. Не дожидаясь выхода в свет этого
учебника, он садится за написание следующего — «Основ общей
психологии». На первых этапах творческого пути С. Л. Рубин-
штейна принцип единства сознания и деятельности имел разную
направленность, многоуровневое и многоаспектное содержание и
выполнял разные функции в отечественной психологической нау-
ке. Концепция субъекта — сердцевина философской антрополо-
гии, основы которой были заложены уже в 20-х гг., присутствова-
ла в нем лишь имплицитно по причинам идеологическим. Понятия
«человек», «личность», тем более «субъект», были под запретом,
В этот период определяются задачи, совокупность решения ко-
торых поставила Рубинштейна на особое место в психологической
науке 30-х гг. и сделала в принципе уникальной его роль в психоло-
Советская психотехника. 1934. № I. С. 3—20; впоследствии статья была
переиздана в монографии С. Л. Рубинштейна «Проблемы общей психологии».
М.: Педагогика, 1973 и 1976, позднее в журнале «Вопросы психологии» (1983.
№ 2. С. 8—24) и переведена на английский язык в журнале «Studies in Soviet
Thought» (1987. №33).
Основы психологии. Л., 1935.

16 К. А. Абульханова
гии. Первая — разработка методологии психологии как фундамен-
та построения науки нового типа, представляющей собой не описа-
тельное, а объяснительное знание. Вторая — создание системы пси-
хологии как науки, которая включила бы и все критически
переосмысленные достижения мировой психологии и одновременно
опиралась бы на отечественные эмпирические исследования. Тре-
тья, непосредственно вытекающая из второй задача — раскрытие и
преодоление кризиса психологической науки на основе принципа
единства сознания и деятельности. Трудно переоценить значение
создания им в этот период такого капитального труда, как «Основы
общей психологии» ( 1940), в котором он представил и обобщил все
теоретические и эмпирические достижения мировой психологии*.
Одним из важных методологических стержней этого труда ста-
новится рассмотрение психики, сознания и личности с позиций
принципа развития. В труде Рубинштейна раскрываются в един-
стве все существующие аспекты развития: от исторического и он-
тогенетического до жизненно-биографического. Система психо-
логии разрабатывается и представляется через иерархию все
усложняющихся в деятельности психических процессов и образо-
ваний, включая личность в качестве высшего уровня. Сама деятель-
ность субъекта также рассматривается в процессе ее становления
и совершенствования: на разных этапах усложнения жизненного
процесса деятельность принимает новые формы и начинает стро-
иться по-новому. На основе принципа единства сознания и дея-
тельности Рубинштейн дает методологическое определение при-
роды психики как единства отражения и отношения, познания и
переживания, гносеологического и онтологического. В этой же
работе Рубинштейн дает развернутую характеристику сознания
как высшего уровня организации психического. Он раскрывает
сознание через диалектику индивидуального и общественного, по-
казывает его соотношение и с общественным сознанием, и с ре-
альным бытием личности. Сознание выступает как регулятор дея-
тельности, осуществляя три взаимосвязанные функции — регуля-
ции самих психических процессов, регуляции отношений субъекта
к миру и регуляции деятельности как целостного проявления субъ-
екта. Сознание, таким образом, выступает как высшая способ-
ность действующей личности.
Высоко оценили и концепцию Рубинштейна, ее деятельностно - генетический
аспект Б. Г. Ананьева, A. R Лурия и другие психологи в отзыве, данном по поводу
представления «Основ общей психологии» ( 1940) на Сталинскую (Государствен-
ную) премию.

Биография С. Л. Рубинштейна 17
Интеграция отечественной психологии в единую систему осу-
ществляется совместно со многими психологами (А. А. Смирнов,
А. Н. Леонтьев и др.), которые начали исследования памяти и дру-
гих психических процессов в деятельности, опираясь на принцип
единства сознания и деятельности С. Л. Рубинштейна. Если пер-
вые «Основы психологии» все эти годы, прошедшие с момента их
издания, служили единственным учебным пособием в универси-
тетском преподавании психологии, то новая книга «Основы об-
щей психологии» становится средоточием научной жизни всей
отечественной психологии — учебной, организационной, иссле-
довательской. Как отмечается в одной из рецензий, «в этом труде он
впервые всесторонне и обоснованно представил психологию как
целостную систему в свете материалистической диалектики. В этой
работе профессор С. Л. Рубинштейн по существу подвел итоги
развития советской психологии за 25 лет и наметил новые пути ее
дальнейшего плодотворного развития на основе марксистско-
ленинской методологии. Выдающиеся научные достижения про-
фессора Рубинштейна в области теоретической разработки пси-
хологической науки нашли свое блестящее применение в целом
ряде областей (языкознании, искусстве)». В этой и других рецензиях
на книгу как на «выдающийся труд» отмечается, что она обобщает
«коллективный опыт советских психологов», «впервые обобщает
опыт советской науки», благодаря чему «перед нами, наконец,
психология [предстает] как советская наука, как новый этап в раз-
витии этой науки вообще». Работа над «Основами общей психо-
логии» заканчивается в 1940 г. — накануне войны.
В первую, самую трудную блокадную зиму 1941 — 1942 гг. Рубин-
штейн проявил огромное мужество, оставшись в осажденном Ле-
нинграде для того, чтобы в качестве проректора организовать рабо-
ту и одновременно эвакуацию Пединститута в тяжелейший период
начавшейся войны. Он участвует в организации обороны города, в
оказании помощи населению, научным работникам, вместе с други-
ми ленинградскими психологами организует помощь делу обороны
Ленинграда, разрабатывая систему маскировки контуров архитек-
турных памятников города. Одновременно С. Л. Рубинштейн рабо-
тает над новым, дополненным изданием своих «Основ». В 1942 г.
он назначается командиром специального эвакуационного состава,
вывезшего из Ленинграда последнюю большую группу ученых.
Проявленные им героизм и мужество отмечаются правительствен-
ными наградами. В 1942 г. Рубинштейн отозван в Москву.
На первое пятилетие 40-х гг. приходится период подъема —
признания его научных заслуг правительством (награждение Ста-

18 К. А. Абульханова
линской (Государственной) премией фундаментального труда «Осно-
вы общей психологии»*, до сих пор не превзойденного по цельно-
сти, глубине и энциклопедичное™ учебника по психологии). Он
становится первым в истории психологии членом-корреспон-
дентом Академии наук СССР (что также означало официальное
признание психологии самостоятельной наукой). Его назначают
на руководящие должности трех основных психологических цен-
тров г. Москвы.
По переезде в Москву Рубинштейн снова оказывается постав-
ленным перед задачей организационно-теоретической интеграции
психологии. Одновременно он создает кафедру психологии в Мо-
сковском государственном университете им. М. В. Ломоносова.
На эту кафедру им были приглашены А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия,
ученица К. Левина Б. В. Зейгарник, П. Я. Гальперин, А. Г. Комм,
А. В. Запорожец и др. Трудно переоценить роль кафедры в деле
подготовки отечественных психологов, которая теперь могла опи-
раться на разработанные С. Л. Рубинштейном основы психологии.
Научные исследования, развернутые на кафедре, непосредствен-
но смыкались с подготовкой новых кадров, образуя целостный
цикл развития и воспроизводства психологической науки. Он воз-
главляет Институт психологии, существовавший еще до револю-
ции. Таким образом, С. Л. Рубинштейну удалось осуществить не
только научную, но и организационную интеграцию психологии и
реализовать новые научные принципы в подготовке психологиче-
ских кадров. У него возникает замысел создания нового современ-
ного психологического института, в котором можно было бы реа-
лизовать теоретически и эмпирически новые принципы психоло-
гического познания, которые несовместимы с эмпирическими
челпановскими традициями. В 1945 г. ему удается создать сектор
психологии в Институте философии АН СССР, в который он при-
гласил Б. Г. Ананьева, Н. А. Гарбузова, С. В. Кравкова, Н. Н. Ла-
дыгину-Котс, Б. М. Теплова и многих других. По его проекту в Ин-
ституте философии (Волхонка, 14) построены специально обору-
дованные помещения для проведения экспериментов с помощью
новейшей экспериментальной аппаратуры, полученной по репара-
циям из Германии. Своих учеников (М. Г Ярошевского, Е. А. Буди-
лову) С. Л. Рубинштейн ориентирует на изучение истории отечест-
венной психологии, забытого психологического наследия И. М. Се-
ченова, линия которого ими постепенно восстанавливается. Сам
Представление на премию было написано рядом ведущих психологов, а так-
же В. И. Вернадским и А. А. Ухтомским.

Биография С. Л. Рубинштейна 19
Рубинштейн, завершив в середине 40-х гг. подготовку второго
издания «Основ общей психологии», продолжает методологиче-
ское осмысление проблем мировой психологии, осуществляет
анализ основных направлений американской и западноевропей-
ской психологической мысли, определяет дальнейший курс раз-
вития отечественной психологии, ее первоочередные и перспек-
тивные задачи.
В 40-е гг. под влиянием требований войны устанавливается
связь психологии и практики. Одной из важнейших практических
проблем, вставших в этот период перед психологами, оказалась
проблема восстановления трудо- и боеспособности после ране-
ний. Рубинштейн уделяет огромное внимание этим работам, под-
держивает развитие на их основе нейрофизиологии (исследований
А. Р. Лурия), теоретически осмысливает данные, полученные в
результате нарушений деятельности мозга, процессы реабили-
тации и компенсации. Проделав в «Основах общей психологии»
анализ основных направлений развития советской психологии, ее
прикладных и специальных отраслей (детской, педагогической и
т. д.), Рубинштейн разрабатывает теоретические основы и прак-
тические направления ее интеграции.
В этот период перед ним открывается возможность интеграции
теоретического и эмпирического уровней науки (методологии, те-
ории, эксперимента), обеспечения единства ее функционирования
и воспроизводства. Благодаря научным контактам в Академии на-
ук ему удается следить за методологическим и теоретическим раз-
витием проблем языкознания, физиологии, биологии, физики, т. е.
поддерживать высочайший уровень своей компетентности как ме-
тодолога науки. Несмотря на изолировавший страну «железный
занавес», Рубинштейн оставался одним из немногих психологов,
считавшим жизненно важным сохранить связь отечественной пси-
хологической науки с мировой и продолжал неуклонно работать в
этом направлении в качестве председателя Всесоюзного общества
культурных связей с заграницей, включая и личные научные кон-
такты с известными зарубежными учеными, деятелями* культуры.
В этот период Рубинштейн уже завершил работу над следующей
книгой — «Философские корни психологии», в которой давался
глубокий методологический анализ и прослеживались тенденции
В качестве председателя научного комитета Всесоюзного общества культур-
ных связей с заграницей Рубинштейн встречается и переписывается с крупными
европейскими и американскими учеными, литераторами и т. д. В их числе Р. Рол-
лан, А. Шафф., Д. Лукач, в 50-е гг. он знакомится с Ж. Пиаже, Э. Кентрилом,
ведет переписку с А. Валлоном, П. Фрессом.

20 К. А. Абульханова
развития мировой психологической науки, ее современное состоя-
ние, направления семантики, философии языка и многие другие.
Он обращается к осмыслению философско-психологических про-
блем, перед которыми остановилась советская наука 40-х гг., пы-
таясь отрефлексировать ее противоречия и трудности. Рубин-
штейн старается отстоять психологическую науку в период гоне-
ний и официальных угроз ее самостоятельности*.
В 1947 и 1948 гг. начались гонения на Рубинштейна и многих
других советских ученых. Его обвиняли в космополитизме, пре-
клонении перед Западом, недооценке отечественной науки и куль-
туры. Был рассыпан набор его новой книги «Философские корни
психологии» (М.: Изд-во АН СССР, 1947)**.
Разгромной критике и осуждению было подвергнуто второе из-
дание «Основ общей психологии», опубликованных в 1946 г. со
значительными дополнениями. Если первое издание (1940) этого
фундаментального труда стало для Рубинштейна подлинным триум-
фом, то второе оказалось почти катастрофой. Книгу осудили как
космополитическую, а ее автора сняли со всех постов. Начались
бесконечные грубые проработки в газетах и журналах, на заседани-
ях в Институте философии, в Институте психологии, в МГУ, на об-
щем собрании АПН РСФСР, в пединститутах и т. д. В апреле 1949 г.
был подписан приказ об освобождении Рубинштейна от обязанно-
стей заведующего кафедрой психологии МГУ. На дверях аудитории,
где он должен был читать лекции, часто вывешивался плакат «До-
лой космополита С. Л. Рубинштейна!». Заведующим кафедрой пси-
хологии вместо него стал Б. М. Теплов, а после его ухода по его соб-
ственной просьбе— А. Н.Леонтьев (с февраля 1951 г.)***. В том же
1949 г. Рубинштейн был снят с должности заведующего созданного
С периодом гонений на крупных ученых непосредственно связана сессия
Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР, названная Павлов-
ской. Во время Павловской сессии фактически всем психологам было предложе-
но заменить предмет психологии предметом физиологии высшей нервной дея-
тельности, и тем самым был взят курс на ликвидацию психологии как науки.
Одновременно были рассыпаны верстки книг его братьев — известного
историка Н. Л. Рубинштейна и талантливого биолога Д. Л. Рубинштейна, кото-
рый, будучи совсем молодым, скончался от этого потрясения.
Сведения о фактах смещения Рубинштейна с его должности в МГУ хранятся
в университетском архиве и частично опубликованы его учеником А. М. Матюш-
киным.
В 1949 г. он все же был вынужден написать заявление об уходе с работы, но
ошибок своих не признал. А. В. Брушлинский отмечает, что президент Академии
наук СССР С. И. Вавилов настоял на том, чтобы С. Л. Рубинштейну разрешили
остаться в Институте философии в качестве старшего научного сотрудника.

Биография С. Л. Рубинштейна 21
им сектора психологии в Институте философии. От него требовали,
чтобы он подал заявление об уходе с работы из Института филосо-
фии АН СССР по собственному желанию, в печати признал свои
космополитические ошибки. Трагичность его судьбы заключалась
не только в официальных гонениях, но и в том, что кроме неболь-
шой группы сотрудников и учеников он был предан «друзьями» —
ведущими психологами, теми учеными, которых он на протяжении
многих лет поддерживал в науке и жизни*.
Хотя гонения на Рубинштейна не прекращались, он начал работу
над новой философско-психологической книгой «Бытие и сознание»,
развивающей идеи его рассыпанной в верстке книги. В ней он совер-
шенно по-новому формулирует философский принцип детерминизма
(внешние причины действуют только через внутренние условия), ко-
торый традиционно трактовался через причинно-следственные отно-
шения, как ключевой для философии и психологии метод и одновре-
менно как нонконформистскую жизненную мировоззренческую по-
зицию личности ( 1957). Суть принципа детерминизма — в раскрытии
роли внутреннего как ведущего в соотношении с внешним, как аль-
тернативы абсолютизации социальной детерминации психики. Ру-
бинштейн применяет это положение для отстаивания самостоятель-
ности психологии и специфики ее предмета.
Возможность публикации его трудов появилась только после
1955 г.
Преобразование человеком как субъектом деятельности окру-
жающей действительности и самого себя он анализирует в контек-
сте его собственного бытия, а не только противостоящего ему
«объекта». Формула Рубинштейна «внешнее через внутреннее»
вошла в самые основы психологической науки в очень короткий
период после опубликования книги «Бытие и сознание». Однако
понятие внутреннего не сразу было воспринято во всей его мето-
дологической глубине, диалектике всеобщего и конкретного.
Период 50-х гг. творчества С. Л. Рубинштейна — период абсо-
лютной социальной депривации и одновременно противостояния
ей — его высочайшего творческого подъема. После пережитой
личной и социальной трагедии он создает и три года подряд публи-
кует три широко известные монографии: «Бытие и сознание»
(1957), «О мышлении и путях его исследования» (1958), «Принци-
пы и пути развития психологии» (1959). В этих трех книгах он пред-
ставляет систему философско-методологических проблем психоло-
Так, С. Л. Рубинштейн организовал защиту и оппонировал по докторским
диссертациям Б. М. Теплова и А. Н. Леонтьева.

22 К. А. Абульханова
гии, ее основных принципов. Почти одновременно он создает и за-
канчивает творение всей своей жизни, содержащее идеи бытия
человека, субъекта, которые составили основу концепции еще 10—
20-х гг., не увидевшей света, но осветившей методологически всю
психологическую науку, содействовавшие ее становлению и раз-
витию.
В последнем труде его жизни представлена концепция фило-
софской антропологии, объединившая на онтологической основе
все направления разработки проблемы человека в истории фило-
софии, раскрывающая место человека в мире, специфику его бы-
тия — человеческой жизни и бытия Вселенной. По иронии судьбы
и этот труд остался в рукописях — смерть оборвала его работу —
а книга «Человек и мир» увидела свет только через 13 лет после
его кончины. Свое семидесятилетие он встретил надломленным
физически, но духовно достигшим той самой вершины, с которой
открывается Вселенная и осознается оптимистическая трагедия
человеческой жизни.
Он был учителем в отношениях со своими сотрудниками и учени-
ками, ценившим каждое движение, ка>вдый проблеск самостоятель-
ной мысли, одновременно увлекающим ее стремительным движени-
ем своей мысли, великодушным и требовательным. Можно сосчи-
тать число его сотрудников, учеников, но не счесть числа тех, кому
он помог в жизни. Будучи спартански самоограничен в своих по-
требностях, он добился получения квартир в Москве не одному и не
двум психологам, без счета ссужал всем «в долг», не говоря о под-
держке всех научных исследований, диссертаций и их защит.
Сам он жил жизнью другого масштаба и измерения. «Мой пан-
теон, — писал он в своих дневниках, — Спиноза, Маркс и Бетхо-
вен». Не будучи знакомым с этими строками, один из авторов дан-
ного труда, — В. А. Барабанщиков, зная, что Л. С. Выготского
сравнивали с Моцартом, назвал Рубинштейна Бетховеном.
Он сумел вырваться из своего вольного и невольного одиноче-
ства в «Республику Мы», из пространства своего кабинета — во
Вселенную, всей своей жизнью показав, как может быть огромен
Мир Человека.
Он скоропостижно скончался 11 января 1960 г. на семьдесят
первом году жизни. О его личности — гения и борца — можно
написать целый труд, но этот труд еще ждет своего автора, по-
скольку требует высшей степени глубины, мудрости и человечно-
сти, поэтому на сегодня самым живым его портретом являются его
собственные обобщения жизни, раскрытия ее противоречивости —
трагичности и оптимизма, и та парадигма человека как ее субъек-
та, которая стала вершиной его творчества.

Часть I
К, А. Абульханова, А. Н. Славская
Субъект в философской антропологии
и онтологической концепции
С. Л- Рубинштейна*
11оследние философско-психологические труды
С. Л. Рубинштейна позволяют проследить внутрен-
нюю логику позднего периода его творческого пути.
Эти три труда** представляются на первый взгляд не-
ожиданным завершением его жизни как выдающегося
психолога именно в силу их преимущественно фило-
софско-методологического содержания. Он начал свой
путь как философ, но в силу социальных обстоятельств,
препятствующих реализации своей философской кон-
цепции, разрабатывает ее как методологическую в пси-
хологии и официально становится признанным пси-
хологом-методологом, теоретиком, исследователем,
организатором психологической науки. В конце жизни
он снова заявляет о себе как философ, обращаясь к
идеям, имеющим парадигмальное философское значе-
ние для психологии («Бытие и сознание», 1957; «Прин-
ципы и пути развития психологии», 1959), и разраба-
тывая оригинальную философскую антропологию и
общую онтологическую концепцию («Человек и мир»,
1973). Этот последний, не завершенный по форме, но
Индивидуальный исследовательский проект № 0701170
2007—2008 гг. выполнен при поддержке научного фонда ГУ ВШЭ.
«Бытие и сознание» (1957), «Принципы и пути развития
психологии» (1959), «Человек и мир» (1973).

24 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
законченный по содержанию труд явился его философским заве-
щанием — богатейшим наследством для тех, кто сумеет его про-
честь и понять. Последнее слово в своей жизни и творчестве он
сказал как философ, восстановив и себя в правах философа, и
философскую проблему человека в мире. Монография «Бытие и
сознание», вышедшая в свет в 1957 г., фактически была третьим
фундаментальным трудом С. Л. Рубинштейна, которому предше-
ствовали «Основы общей психологии», 1940, 1946 гг. издания и
«Философские корни психологии» (1947, книга, рассыпанная на
стадии верстки).
За десятилетие, предшествовавшее выходу книги (с 1946 до
1956 г.), Рубинштейн пережил два удара, нанесенных по его тру-
дам: первым была критика «Основ общей психологии», неожидан-
но последовавшая после необыкновенного и научного, и социаль-
ного успеха, вторым ударом — уничтожение верстки следующей
книги, написанной в обстановке критики «Основ» и проработок
автора. Сам С. Л. Рубинштейн был подвергнут критике и научной,
и идеологической (обвинение к космополитизме) и снят со всех
постов*. Выход в свет «Бытия и сознания» и последовавших за
этой монографией еще двух книг — «О мышлении и путях его ис-
следования» (1958) и «Принципы и пути развития психологии»
(1959) — свидетельствовал о необычайном творческом и душев-
ном подъеме автора, хотя его научный статус даже после смерти
Сталина (1953) официально не был восстановлен.
Есть люди, личность которых достигает вершин своего разви-
тия, питаясь удачами и успехом. Рубинштейн принадлежал, как
мы видим, к другому типу людей, ддя которых препятствия порож-
дают энергию и силы для их преодоления.
Два философско-психологических труда С. Л. Рубинштейна —
«Бытие и сознание» и «Человек и мир» — раскрывают замысел,
возникший в начале жизни, и представляют собой его реализа-
цию, завершившуюся только в ее конце. Суть его призвания была
в том, чтобы обрести и реализовать свое истинное назначение фи-
лософа, чтобы решить самые трудные проблемы и психологии, и
философии**. Задача эта была понята и сформулирована им еще в
самом начале его научного пути на основе переработки и пере-
осмысления всего богатства, проблем и противоречий философ-
См. об этом подробнее статью А. В. Брушлинского в кн.: «Применение кон-
цепции С. Л. Рубинштейна в психологии». М., 1989.
О своем жизненном предназначении, ответственности за реализацию науч-
ных и мировоззренческих идей Рубинштейн пишет в своих дневниках.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 25
ской, конкретно-научной и психологической мысли. Но ее реше-
ние оказалось отложенным на целую жизнь, на десятилетия в силу
сложившихся обстоятельств реальной жизни. О том, что такой за-
мысел был сформулирован и достаточно глубоко конкретизиро-
ван, свидетельствуют еще не опубликованные рукописи 10—20-х гг.
и статья «Принцип творческой самодеятельности» (1922), а так-
же впервые публикуемые в книге «Сергей Леонидович Рубин-
штейн» выдержки из рукописей 20-х гг. В них уже ставятся про-
блема человека в мире, проблема субъекта, дается абрис онтоло-
гии и философской антропологии. Этот замысел и реализованный
им подход и позволил С. Л. Рубинштейну увидеть сущностные ха-
рактеристики психологии как науки, реализовать в ней методоло-
гические принципы, которые он легализовал, ссылаясь на марк-
сизм, дав свою модель и интерпретацию марксовой категории дея-
тельности и раскрыв ее роль для психологии. Человек, субъект
деятельности, личность оставались «за сценой», но понимание их
сущности позволило Рубинштейну уже в «Основах общей психо-
логии» дать уникальную трактовку предмета психологии, психики,
сознания, никем в мире еще не превзойденную по своей интегра-
тивности, глубине и перспективности.
В «Бытии и сознании» С. Л. Рубинштейн легализует свою кон-
цепцию как философа, о чем свидетельствует само название кни-
ги, введение понятия «бытие», не признанного в обиходе офици-
альной философии. Труд назван не «Материя и сознание», как это
могло звучать бы, если бы автор следовал марксистской традиции,
а «Бытие и сознание». В этом труде он решает первую, ориенти-
рованную на проблемы психологии задачу — реализует онтоло-
гический подход к предмету психологии. В работе «Человек и
мир» он предлагает философскую концепцию онтологии-бытия
субъекта-человека в мире. Тем самым им решается вторая зада-
ча — создание философской антропологии.
Эта задача, над которой Рубинштейн работал на протяжении
всей жизни, требовала определенного метода (даже — стратегии),
к разработке которого он приступил еще в своей самой первой
философской работе — докторской диссертации, посвященной
методу и блестяще защищенной в Марбурге*.
Необходимо было увидеть и извлечь все позитивное, вызревав-
шее на протяжении истории философской мысли — особенно
«зерна» кантовской и гегелевской философских парадигм. Но
См. об этом подробнее статью А. В. Брушлинского в кн.: «Применение кон-
цепции С. Л. Рубинштейна в психологии». М., 1989.

26 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
раскрытие всего позитивного содержания одновременно с преодо-
лением его односторонних, ограниченных интерпретаций он осу-
ществил не с позиций марксистской философии, а исходя из той
философской парадигмы, которую отстраивал на протяжении всей
своей жизни, основы которой, судя по трудам 20-х гг., сложились
независимо от его обращения к работам К. Маркса. Метод, до-
ступный только такого уровня интеллекту, которым обладал Ру-
бинштейн, заключался в раскрытии и интеграции всего богатства,
содержавшегося и в философском, и в научном знании, в филосо-
фии и науке прошлого и настоящего. Практически любая кон-
цепция строится так, что она развивает предыдущую методом все
далее идущей конкретизации ее основных положений или пред-
ставляет собой ее альтернативу. В этом бывает заключена ее ори-
гинальность. Обычно автора целиком поглощает задача выстро-
ить все звенья своей теории. Поэтому к прошлым или существую-
щим концепциям он обращается по отдельным вопросам, ссылаясь
на них, их упоминая или критически преобразуя.
Рубинштейн смог выстроить такую концепцию, которая непро-
тиворечиво и органично объединяла все позитивное, созданное на
протяжении истории философской и научной мысли. Он сумел это
сделать, обобщив основные ходы этой мысли, вскрыв ее логику,
альтернативы и противоречия. При этом он рассматривал исто-
рию философии и науки не только как знание, не как совокуп-
ность теорий, а с точки зрения того способа мышления, хода
мысли, который к ним привел.
Существуют методология и науковедение, вскрывающие прин-
ципы построения науки, которым она должна отвечать с точки
зрения того или иного этапа и уровня развития научной рефлек-
сии. Хотя сама философия выступает как методология, можно
сказать, что Рубинштейн раскрыл методологию философской
мысли, способа философского мышления и тем самым сумел ин-
тегрировать все то, что этой методологией охватывалось. Его фи-
лософская концепция содержит в себе рефлексию всей истории и
современной ему философии и в этом смысле является мета-
концепцией, парадигмой.
Первый вопрос, который можно поставить в этой связи, — на
что он опирался, что было исходным основанием такого интегри-
рующего синтетического способа философского мышления? Не-
сомненно, исходным пунктом была задача, в решение которой он
включился со всей страстью ищущего мыслителя, поставленная
марбургской школой именно как методологическая, а не чисто
философская. Марбургская школа была не просто и не только

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 27
философией неокантианства, а Коген и Наторп — не только эпи-
гонами великого Канта. Задача синтеза гуманитарного и точного,
естественно-научного знания была подлинно методологической
проблемой века. Это была проблема поиска единого метода, но
она и не могла быть решена в рамках кантовской философии и ло-
гики. Рубинштейн поставил ее для себя как проблему интеграции
философской мысли, как проблему синтеза философии и науки,
как проблему философской рефлексии нового уровня.
Была ли для него отправным основанием концепция Маркса?
Впервые в этом издании можно открыто ответить на этот вопрос.
Да, Рубинштейн уже с очень раннего возраста читал Маркса, изу-
чал его в Германии в немецких изданиях (о чем свидетельствуют
его дневники), но на марксову концепцию он лишь опирался в раз-
работке своей философской парадигмы (о чем свидетельствуют
философские записки 10—20-х годов).
Его отношение к концепции Маркса (и характер реализации ее
положений) менялось на протяжении его научного пути. Первым
этапом явилось позитивное конструктивное переосмысление кон-
цепции К. Маркса под углом зрения глобальной задачи разработки
философско-психологической категории деятельности как выхода
из кризиса психологии (порожденного не только ее альтернатив-
ными тенденциями). Как отмечалось, Рубинштейн выдвигает как
определяющую для развития психологии категорию деятельности
или принцип единства сознания и деятельности. Марксистская
концепция содержала в себе анализ движения общественного про-
изводства, непосредственно связываемого К. Марксом с взаимоот-
ношениями людей, анализ смены типов производства как опреде-
ленных общественных формаций (характеризующих в целом базис
общества и его сознание, включая различные их формы) и, нако-
нец, связываемую с разными типами формаций идеологию, по-
ставленную во главу угла политикой социализма, Маркс анализи-
рует производство, труд, Рубинштейн извлекает из его работ кате-
горию «деятельности», Маркс исследует отношения людей друг
к другу, возникающие в процессе труда, и их характер, Рубин-
штейн — деятельность как совершенно особую форму активности
Человека (как рода и как индивида) по отношению к природе.
Маркса интересует потребительная стоимость предметов, создава-
емых трудом, Рубинштейна — способность (свойство) деятельно-
сти осуществлять качественные превращения предметов и явлений,
сохраняя при этом их сопоставимость, эквивалентность, идентич-
ность. Это обобщение и преобразование в методологический прин-
цип психологии целой совокупности марксовых положений.

28 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
Вторым — столь же позитивным — этапом было обращение к
ранним рукописям Маркса (совершенно не популярным в офици-
альном советском марксизме) в статье 1934 г. и книге «Принципы
и пути развития психологии» 1959 г.*
Наконец, третьим — критически этапом — явился так прямо и
названный самим С. Л. Рубинштейном «выходза пределы марксиз-
ма». Что конкретно имел в виду Рубинштейн? В «Бытии и созна-
нии» он развернул критику ленинского понятия материи и его опре-
деление через сознание. Он показал, как не только бытие определя-
ет сознание, но и сознание определяет бытие. Далее он дал
квалификацию официального марксизма -— положения о трех со-
ставляющих его предмета — учения об обществе, о сознании (мыш-
лении) и природе как «лоскутной» концепции, не имеющей единого
основания интеграции. Эта критика дана в книге «Человек и мир».
Наконец, он противопоставил свою онтологическую концепцию
марксистской теории, постулировавшей два положения, которые
условно могут быть названы «онтологическими», — «бытие опре-
деляет сознание», — («базис и надстройка», «материальные усло-
вия являются определяющими в жизни людей», «материя есть объ-
ективная реальность, существующая независимо от сознания»).
Для этого Рубинштейн осуществляет целую систему различных аб-
стракций — конкретизирующих, отрицающих (например, идеоло-
гию, проблемы эксплуатации труда и т. д.) и конструктивных.
Что позволило Рубинштейну представить более конструктив-
ную и интегральную концепцию по сравнению с марксистской?
Это прежде всего метод, позволивший вобрать в свою систему бо-
гатство предшествовавшей и современной ему философской и на-
учной мысли. По отношению к множеству различных теорий, к
которым он обратился уже в своей первой монографии «Основы
психологии» (1935), он применял метод, который можно назвать
реинтерпретацией (П. Рикер, А. Н. Славская). Эта процедура в
отличие от интерпретации, в ее самом общем виде лишь раскры-
вающей смысл авторской теории, заключается в использовании
идей последней таким образом, чтобы в ней обнаружились новые
аспекты, иногда противоположные самой авторской интерпрета-
ции. «В основе каждой значительной философской концепции, —
писал С. Л. Рубинштейн, — как создающая ее сила лежит какая-
нибудь основная тенденция и неотъемлемый момент истины,
какой-нибудь основной и сам по себе необходимый мотив и инте-
рес мысли. Но идеи, их выражающие, реализуясь в часто неадек-
См. статью в кн.: «Принципы и пути развития психологии». М., 1959.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 29
ватном круге мыслей, которые они встречают на своем пути, от-
ливаются в формулы парадоксальные и антиномические, порож-
дая различные и часто антагонистические системы философии»*.
Вторым способом было использование — особенно по отно-
шению к марксисткой концепции — эзоповского языка и принци-
па. Наконец, увы, Рубинштейн прибегал и к такому стилю изло-
жения, при котором его собственное понимание приписывалось
Марксу...
Основная же содержательная трудность построения собствен-
ной концепции заключалась в необходимости преодоления тех
философских теорий человека, которые выдвигались на протяже-
нии истории философии, чтобы представить философскую антро-
пологию на онтологической основе, т. е. предложить не абстрак-
цию человека, а сущность человека в его бытии, связанную с бы-
тием человека в Мире.
В «Бытии и сознании» Рубинштейн сумел онтологизировать
психику, доказать ее объективность, введя человека, субъекта
как основание этой онтологизации, как того, существующего
объективно, кому она принадлежит. «Идеи (понятия), — пишет
С. Л. Рубинштейн, — не возникают помимо познавательной дея-
тельности субъекта, образ не существует вне отражения мира,
объективной реальности субъектом (курсив мой. — К А.)**.
Итак, первым ходом онтологизации психического является вве-
дение субъекта и рассмотрение психического, сознания как его
способности, вторым —рассмотрение самой психической дея-
тельности во взаимодействии субъекта с миром, третьим спосо-
бом онтологизации психического является рассмотрение его соб-
ственной специфической сущности, его качеств и функций.
В двух разделах «Бытия и сознания» С. Л. Рубинштейн рас-
крывает специфику природы психического сознания как идеаль-
ного и субъективного. Эти определения на первый взгляд ка-
жутся исключающими возможность их онтологизации. Согласно
официальной философской парадигме идеальное — лишь отра-
жение материального, а свойством объективности обладает толь-
ко материя (материю же Ленин определил по критерию внепо-
ложности сознанию). Как же может быть объективно сознание,
если в качестве субъективного оно противоположно объективно-
му? Идеальное конкретизируется Рубинштейном в связи с про-
Рубинштейн С. Л. О философской системе Г. Когена // Рубинштейн С. Л.
Бытие и сознание. Человек и мир. М.—СПб., 2003. С. 428—451.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М.: 1957. С. 42.

30 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
цессом познания, результатом которого являются знания. Совре-
менное понятие идеального объекта, появившееся после трудов
Рубинштейна, позволяет понять, что качеством объективности
обладает не только, как утверждал догматический марксизм-ле-
нинизм, вне и до человека существующая материя, действитель-
ность, не менее объективно существование знания самого челове-
ка: «Сам субъект есть объективно существующая материальная
реальность, а не обособленная субъективность "чистого" сознания
или бесплотного духа»*. Другим ключом к решению этого сложней-
шего вопроса является преодоление общепринятого противопо-
ставления субъекта и объекта. Рубинштейн считает, что это проти-
вопоставление справедливо лишь для гносеологического отно-
шения. А сознание, психика имеют не только гносеологический
характер. Они существуют и в множестве форм субъективного,
начиная от чувственного познания, восприятия, включая такие пси-
хические явления, как мотивы, чувства и другие качества личности.
Стоит напомнить, что выдвинутый еще в 20—30-х гг. личностный
принцип означал, согласно Рубинштейну, принадлежность всех
психических явлений, свойств, способностей и т. д. личности, кото-
рая сама является онтологически не менее существующей, чем при-
родные объекты, тела и т. д. Об онтологической сущности психики
свидетельствует также и естественно-научный подход к ней, кото-
рый связывает ее с природными основами.
Он использует для доказательства онтологической, т. е. объ-
ективной природы психического ее связь с мозгом, закономерно-
стями высшей нервной деятельности, хотя эти связи одиозно ис-
пользовались для сведения психики как высшего к низшему, для
уничтожения ее специфики.
В «Бытии и сознании» психика, субъективное впервые в исто-
рии философской и психологической мысли признается в своем
онтологическом статусе, в своем «праве» на существование. Он
дифференцирует два аспекта (в том числе две трактовки) субъек-
тивного. Первая, присущая и философскому, и психологическому
пониманию, раскрывает субъективное как искаженное, неадек-
ватное восприятие действительности. Вторая — рубинштейнов-
ская — это определение субъективного, во-первых, как присуще-
го субъекту, во-вторых, как отношения к действительности**,
в-третьих, как разную меру адекватности познания и активности
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 60.
См.: Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, Ч. II.;
Человек мир. М.: Педагогика, 1973.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 31
человека (мотивов, способностей и т. д.). С. Л. Рубинштейн отка-
зывается от того распространенного тезиса о невозможности
определения самой психики и сознания, который первоначально
был связан с интроспекционизмом и сохранился в этой трактовке,
о необходимости ее изучать через проявление в чем-то ином объ-
ективном (например, в деятельности) или как производное от
чего-то иного (например, согласно И. П. Павлову и следовавшему
его методологии Б. М. Теплову, от высшей нервной деятельности).
Мера того, насколько за психикой и сознанием отрицалось право
на объективное существование, проявилась прямо, в неопублико-
ванном, но, вероятно, застенографированном большом докладе
П. Я. Гальперина (соратника А. Н. Леонтьева), высказавшего
суждение, что психика есть то, что мы сами из нее сделали. До это-
го она является tabula rasa.
Рубинштейн избирает в «Бытии и сознании» несколько спосо-
бов доказательства объективности существования психического.
Первым является кажущееся парадоксальным сближение его со
всеми явлениями мира, имеющими специфические закономерно-
сти, но согласно трактовке предмета физики и химии, принадле-
жащими к материальному миру. Штудируя труды А. Д. Алексан-
дрова, П. Л. Капицы, А. Н. Колмогорова по физике и математике,
относящиеся к области точных наук, Рубинштейн искал аналоги
подходов к природе психического как, с одной стороны, совершен-
но уникальному явлению, на которое, с другой стороны, распро-
страняются всеобщие закономерности бытия. Парадоксально, что
в методологии и философии был забыт кризис физики начала ве-
ка, когда открытие более глубоких свойств физических явлений
привело к философскому выводу «материя исчезла!» Иными сло-
вами, проблема онтологического определения природы психиче-
ского как идеального и субъективного и трудности их определения
были связаны с натуралистическим пониманием материи, импли-
цитно с отождествлением материи с неживой природой. Поэтому
свою систему доказательств объективности психического Рубин-
штейн и начинает с таких простых аналогов, которые были бы по-
нятны тем, кто подразумевал под материей физические предметы,
физические тела, камни и т. д. Он строит свое доказательство на
парадоксе, и говоря о взаимодействии в бытии, обращается имен-
но к простым физическим примерам воздействия одного тела,
предмета на другое, чтобы показать, что природа подвергающего-
ся воздействию столь же объективна, как и природа воздействую-
щего, что изменение температуры того или иного тела зависит не
только от уровня воздействующей на него температуры окружаю-

32 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
щей среды, но и от его собственной температуры. Он обращается
к закону Бойля—Мариотта дая того только, чтобы показать, что
психическое, так же, как и все явления в мире, имеет свои соб-
ственные внутренние закономерности (внутренние в смысле
специфические), и через эти закономерности преломляются, ими
опосредуются внешние воздействия, что сказывается на общем
эффекте взаимодействия. Здесь Рубинштейн фактически предла-
гает определять психику не только как отражение реальности, т. е.
вторичное, производное по отношению к ней: на самом деле она
противодействует оказываемым на нее воздействиям, вступа-
ет с ними в активное взаимодействие. Хотя в принятом официаль-
ной марксистской философией понятии отражения и подчерки-
вался, и раскрывался его «незеркальный» характер, но отражен-
ное все же оставалось производным, вторичным по отношению к
объективному воздействию.
Однако, сближая психическое со всем объективно существую-
щим в мире ддя доказательства его объективности, он одновре-
менно раскрывает его уникальность и специфичность. Последняя
заключается в показанной Рубинштейном многокачественности
психического, его многомодальности как объекта и предмета пси-
хологии. Строго говоря, не только сферы неживой природы, каж-
дая представляющая единство в своей качественной определенно-
сти, но и высшие сферы бытия — бытие человека — этика, ис-
кусство и т. д. предметно обособлены в силу своей внутренней
монолитности, гомогенности. Соответственно, каждая из наук об-
ретает свою специфичность в силу качественной определенности
тех областей бытия, которые она изучает. Но психология оказа-
лась наукой о многокачественной, разномодальной области бытия.
Раскрытие этого обстоятельства представляет одну из фундамен-
тальных проблем, решенных Рубинштейном. Само обнаружение
этой проблемы уже было огромным достижением, доступным
лишь такому синтетическому уму, каким обладал Рубинштейн.
Но кроме указания на комплексность объекта психологии он
должен был найти особое доказательство — собственно фило-
софского уровня, посредством которого можно было бы репре-
зентировать и объяснить этот комплексный характер объекта пси-
хологии и его специфики. Суть его такова: в разных системах связи
с другими явлениями (системами) психическое выступает в раз-
ном качестве. Эта, с одной стороны, эпицентрическая формула
одновременно, с другой, содержит принцип полицентризма.
Эта формула просматривается и в выше проанализированных
определениях онтологичности субъективного, идеального. Психи-

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 33
ческое в одном отношении — к миру обнаруживает качество иде-
ального, относительно независимое от субъекта (знания, идеи), в
другом — субъективного — как принадлежащего субъекту, как
способности субъекта к преобразованиям. Эту преобразователь-
ную способности Рубинштейн первоначально называет деятель-
ностью. «Субъективность психического — пишет он, — означает,
что это деятельность субъекта»*. Опираясь именно на это поло-
жение, мы употребили даже в качестве названия своей книги сло-
восочетание «О субъекте психической деятельности»**. Однако к
терминологии, употребленной С. Л. Рубинштейном, нужно отно-
ситься только с позиции его целостной концепции. Человек, лич-
ность является субъектом реальной, практической деятельности.
Следуя философской традиции, Рубинштейн говорит о познава-
тельной деятельности человека, выделяя ее специфику наряду
с практической, но выражение «психическая деятельность» упо-
требляется прежде всего для обозначения активного характера
психики, который фактически нивелировался при ее обозначении
как отражательный, отражения. В главе IV «Бытия и сознания»
Рубинштейн употребляет словосочетание «психическая деятель-
ность», но рассматривая ее специфические качества как процесс и
функцию регуляции деятельности человека, он никак не отождест-
вляет психическую деятельность и реальную практическую дея-
тельность. Такое отождествление свойственно концепции дея-
тельности А. Н. Леонтьева.
Именно поэтому в настоящее время, развивая идеи С. Л. Ру-
бинштейна, мы предлагаем определять психику и сознание как
способность человека, обеспечивающую осуществление им ре-
альной деятельности. Мы же, в свою очередь, употребляем поня-
тие «субъект психической деятельности» для того, чтобы поста-
вить вопрос, кому принадлежит психика, и доказать ее принад-
лежность личности. И тем не менее все эти разные качества,
которые, согласно Рубинштейну, нельзя отождествлять друг с
другом, могут рассматриваться в более широком контексте, в бо-
лее фундаментальном отношении субъекта, человека — к миру.
Согласно этой формуле, в одном качестве психическое связано с
общественным бытием людей, их отношениями, в другом — оно
является субъективным, идеальным образом мира, в третьем оно
связано со своими природными основаниями, прежде всего — с
высшей нервной деятельностью мозга.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 61.
См.: Абульханова К- А. О субъекте психологической деятельности. М., 1973.

34 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
Итак, онтологичность сознания, психического доказывается
многими способами: 1) как способность субъекта к познаватель-
ной деятельности, поскольку последняя объективно необходима
дая обнаружения сущности и практического взаимодействия субъ-
екта с миром, и 2) как сходного, родственного всему существую-
щему в мире, начиная от физического, предметного в прямом
смысле слова. Но объективность психического специфична, а
специфичность ее многокачественна. Как эпицентрическое и од-
новременно полицентрическое, оно многокачественно, многомо-
дально — в одной системе связей оно является образом мира, в
другой — проявлением закономерностей своей природной основы
и в третьей — регулятором деятельности — и познавательной, и
коммуникативной, и практической, и вся эта многомодальность
производна от единого онтологического основания психики, со-
знания — субъекта.
Сложность модели психического как идеального в диалектиче-
ской психологической зависимости и одновременно независимости
от субъекта: оно независимо от него соотносительно с отражаемым
в нем объектом как знания, выражающего сущность объекта, оно
зависимо от субъекта, поскольку получено в его познавательной
деятельности — познавательной деятельностью объект преобра-
зован субъектом. Однако развернуть этот ход мысли Рубинштейн
пока в полной мере еще не мог. Здесь он лишь намечает эту идею:
«Детерминированность, — пишет он, — распространяется и на
субъекта, и на его деятельность... субъект своей деятельностью
участвует в детерминации событий... цепь закономерностей не
смыкается, если выключить из нее субъекта, людей, их деятель-
ность». Поэтому он избрал другой способ, связанный с критикой в
его адрес по поводу «Основ общей психологии». Она состояла в
том, что он якобы утверждал двойную детерминацию психики —
миром и мозгом. В качестве прямого опровержения этой критики
им выдвигается новая формула детерминации психического.
Эта новая формула была одновременно смелым радикальным из-
менением общепринятого в философии понимания детерминации
как причинно-следственного отношения. Рубинштейн определяет
детерминизм как диалектику внешнего и внутреннего: внешнее не
является причиной, определяющей или созидающей внутреннее, а
внутреннее — не является лишь его следствием. Внутреннее как он-
тологически объективно существующее преломляет внешние воз-
действия согласно своей собственной специфической сущности.
Удивительно, что при огромной сложности и новизне идей,
представленных в «Бытии и сознании», вряд ли доступной даже

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 35
квалифицированному психологу, формула Рубинштейна «внеш-
нее через внутреннее» очень быстро вошла в «обиход» психоло-
гической науки. О ней писали, на нее ссылались. Но не стоит
обольщаться этим фактом, поскольку, по-видимому, психологиче-
скому сознанию того времени было свойственно стремление к
лозунгово-тезисным, простым формам и формулам. Вся глубина
этой формулы раскрывалась постепенно, десятилетиями, по мере
развития самой психологической науки, уровня ее исследователь-
ской культуры и мышления. Эта специфическая сущность вну-
треннего — психического проявляется в активности, избиратель-
ности по отношению к внешнему в соответствии со своей соб-
ственной «логикой» и онтологией. Столь же тонко необходимо
дифференцировать способность употреблять используемые в тек-
сте «Бытия и сознания» понятия «объект» и «объективность».
Как мы увидим далее из анализа книги «Человек и мир», обозна-
чать субъекта как объект и одновременно рассматривать его про-
тивоположность или взаимодействие с объектом значило бы вно-
сить путаницу в употребление понятий (так же, как утверждать,
что субъективное — объективно). Поэтому гораздо точнее, ис-
ходя из позднейшей онтологической концепции Рубинштейна, го-
ворить об онтологической сущности (или качестве) человека,
субъекта, субъективного, раскрывая зависимость (соотноситель-
ность) и независимость субъекта и объекта в познании. Объек-
тивностью обладает существование бытия человека, как и все в
мире. Нетрудно заметить, что психика обладает, согласно Рубин-
штейну, той же «способностью» осуществлять качественные из-
менения по отношению к внешним воздействиям, как и деятель-
ность, но последняя осуществляет их реально, а психика и созна-
ние — идеально.
В трактовке принципа детерминизма, явившегося способом до-
казательства объективности психического и раскрытия его специ-
фики, Рубинштейн намечает его новую перспективную конкрети-
зацию. Недостаточно определять сущность детерминизма только
в рамках соотношения внутреннего и внешнего как чистых абст-
ракций, хотя эти абстракции реально связаны с взаимодействием.
В его понимании детерминизма включена идея перекрещивания и
пересечения разных воздействий и взаимодействий. Этот аспект
детерминизма раскрывается Рубинштейном при анализе процесса
познания, на первых этапах которого выступает нерасчлененный
эффект разнообразных взаимодействий разных явлений, модаль-
ностей. И лишь по мере «работы» познания по расчленению этого
синкрета и выявлению «вклада» каждого из взаимопереплетен-

36 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
ных воздействий, явлений восстанавливаются сущностные соот-
ношения разных детерминант. Это «работа» обобщения, включа-
ющая преобразование, отвлечение от несущественных, привходя-
щих обстоятельств и факторов.
Принцип детерминизма в его рубинштейновской трактовке во-
площает ту иерархичность, многоуровневость, которая присуща
самому бытию. «От ступени к ступени, — пишет С. Л. Рубин-
штейн, — изменяются соотношения между внешним воздействи-
ем и внутренними условиями, через которые они отражаются
(преломляются. — К А.). Чем «выше» мы поднимаемся — от не-
органической природы к органической, от живых организмов к че-
ловеку, — тем более сложной становится внутренняя природа
явлений и тем большим становится удельный вес внутренних усло-
вий по отношению к внешним»*. И эта особенность детерминации
обозначается им особой формулой «о соотношении "выше" и "ни-
же" лежащих уровней организации бытия». В их соотношении
прослеживается все тот же принцип качественных превращений
уровней в их системной взаимосвязи. «Ниже» лежащие уровни,
имеющие, например, природные закономерности, проявляются в
новом преобразованном закономерностями «выше» лежащего
уровня качестве. «Выше» лежащие — более сложные — обнару-
живают эффект своего действия на «ниже» лежащих уровнях.
Мысль об иерархии уровней организации по критерию «просто-
ты — сложности» перекрещивается здесь с идеей о соотношении
уровней по критерию «общее — специфическое». Эти критерии
различны, но принцип «преломления» действия закономерностей
одного уровня организации через другой — высший или низ-
ший — является другим выражением все той же концепции детер-
минации во всей ее сложности и многоаспектности.
Следует добавить, что у Рубинштейна присутствуют два раз-
личных значения понятия «ниже» лежащего уровня. Под «ниже»
лежащими закономерностями он понимает и более общие — те,
которые составляют основание бытия человека, субъекта как пре-
дельную систему абстракции, и те — специфические, которые,
например представляют собой психофизиологический уровень по
отношению к психическому.
Это говорит о том, что Рубинштейн рассматривает принцип де-
терминизма как бы в разных плоскостях, ортогональных по отно-
шению друг к другу в аспекте связи одной системы с другими (воз-
можно однопорядковыми), при котором одна и та же моноцентри-
РубинштейнС. Л. Бытие и сознание. С. 12—13.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 37
ческая (единая) система в разных связях с другими системами
обнаруживает разные, не влияющие друг на друга качества и за-
кономерности иерархически-уровневые. Наконец, самым слож-
ным аспектом, который развертывается уже в книге «Человек и
мир», является принцип детерминизма как встроенности более
частной системы в другую — более общую, в которой первая осу-
ществляет определенную функцию*.
Столь подробный анализ философско-методологического со-
держания «Бытия и сознания» является прологом к идеям, изло-
женным в «Человеке и мире». Различие этих трудов связано с тем,
что в «Бытии и сознании» разрабатывается совокупность более
конкретных, собственно психологических проблем: проблемы
личности, ее способностей, мотивации с точки зрения раскрытия
специфически психологических механизмов и закономерностей их
организации. При сопоставлении этих трудов становится очевид-
ным то, что еще в скрытом виде содержится в «Бытии и созна-
нии». В «Бытии» Рубинштейн развертывает собственно психоло-
гический анализ проблемы личности, оговариваясь одновремен-
но, что ему ближе понятие человека**. Эта оговорка имеет двоякий
смысл. Первый подразумевает, что определяющим личность он
считает ее этические, человеческие качества, которые, строго го-
воря, в отечественной психологии, за исключением А. С. Мака-
ренко, остались в виде общих фраз, упоминаний о ее нравствен-
ном облике и задачах воспитания. Второй заключается в том, что в
«Бытии и сознании» он придерживается уровня психологического
анализа личности, тогда как в «Человеке и мире» он переходит на
уровень философского анализа человека.
Стоит напомнить, что Рубинштейн и Узнадзе еще в 30-х гг. об-
ращаются к проблеме личности с целью раскрытия ее психологи-
ческой сущности и механизмов, тогда как в предшествующий пери-
од изучение личности в основном, вслед за Лазурским, подменя-
лосьхарактерологией, а большинство современников Рубинштейна
и Узнадзе изучали личность ребенка. Важнейшим в рубинштейнов-
ском понимании личности являлось то, что он с самого начала рас-
сматривал ее не как абстракцию или феноменологическую дан-
Мы попытались воспроизвести этот принцип встроенности на анализе до-
статочно простого примера — движение человека, включаясь в действие, играет
в нем определенную роль, тогда как действие, которому субъект придает опреде-
ленный смысл, выражая свое отношение к чему-либо, в свою очередь, «встраи-
вается» в поступок.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 307.

33 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
ность (объект диагностики, ограничивающейся ее характеристика-
ми в данный момент), а в деятельности и жизненном пути, т. е. в ее
становлении, развитии, изменении. Далее он раскрывает систему
отношений личности и ее сознания — к миру, другому человеку и
самой себе, глубоко прорабатывая в «Основах общей психологии»
проблему самосознания личности. И наконец, в этом же труде он
предлагает модель личности, включающую «хочу» (мотивы, по-
требности), «могу» (способности), «я сам» (характер). Разумеет-
ся, что это более конкретный уровень определения личности, чем
упомянутый выше, где личность прежде всего характеризуется со-
знанием, реализует в деятельности свою сущность. Все эти опреде-
ления личности, содержащиеся в разных трудах Рубинштейна,
должны быть суммированы для понимания его концепции в целом.
В «Бытии и сознании» он более детально останавливается на сле-
дующих составляющих этой модели — способностях, характере,
системе мотивов и воле, ставя акцент не столько на интегральной
сущности личности, сколько на этих составляющих, чтобы кон-
кретно проанализировать их механизмы. Совершенно оригиналь-
ным является доказательство того, что и способностям, и характе-
ру присущ единый механизм обобщения, который традицион-
но употреблялся в сфере психологии, разрабатывавшей проблемы
мышления. Столь же нова постановка проблемы системного ха-
рактера мотивов и их борьбы (сравнительно с традиционным рас-
смотрением мотива как некоей единицы, абстрактной движущей
силы деятельности).
Самым существенным в анализе этих составляющих является
раскрытие их функционирования в процессе взаимодействия лич-
ности с миром, ее движения по жизненному пути. Здесь разрабо-
тан в отличие от структурно-статического функционально-дина-
мический и в широком смысле слова генетический подход к лич-
ности и ее образующим. Она предстает не как абстракция, имеющая
структуру, подлежащую измерению, а как сложная противоречи-
вая функциональная система, механизмы которой складываются и
изменяются в процессе функционирования.
Хотя идеи «Человека и мира» сложились давно, написанию
книги предшествовало много раздумий. Одной из проблем, кото-
рую хотел решить С. Л. Рубинштейн, — написать книгу, доступ-
ную любому мыслящему человеку — не только философу или
психологу. Поэтому первоначально он решил изложить свою фи-
лософию жизни человека как автобиографию, чтобы рефлексией
собственной судьбы раскрыть глубочайшие трудности становле-
ния личности. Однако начав писать в таком жанре (в форме днев-

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 39
ников, охватывающих даже период детства), Сергей Леонидович
засомневался — не будет ли это нескромным, не заподозрит ли
кто-то автора в гордыне... Другая проблема — «легальности»,
т. е. невозможности изложить в открытой форме новые запретные
философские положения, также толкала на эссеистский способ
изложения. Все эти «пробы» изложения оставались в дневниках.
Между тем первая часть монографии, посвященная раскрытию
гносеологической и онтологической концепции, казавшаяся ме-
нее доя тогдашней философии неприемлемой, запретной или бо-
лее сложной доя понимания, а потому обнаружения запретного,
писалась легко, набело, сама собой выстраивалась в процессе на-
писания. Однако тогда рукопись утрачивала цельность — первая
часть адресовалась только философам, тогда как вторую часть он
мечтал посвятить всем и каждому...
Отказавшись наконец от автобиографического замысла, Сер-
гей Леонидович обращается к тому философскому духовному кон-
тексту, к тем авторам, на чьи идеи и концепции он предполагал
опереться. Стопки раскрытых на нужных страницах книг (преиму-
щественно немецкая и французская философия) с пометками ав-
тора заполняют пространство кабинета. Сергей Леонидович рабо-
тает над структурой 2-й части книги, онтологической антрополо-
гией, он набрасывает не менее десятка планов. Напряженная
работа то и дело прерывается болезнью. Но и в больнице, лежа,
на крошечных листках записной книжки бисерным почерком, сла-
беющей рукой он продолжает писать. И одновременно происходит
то, к чему он стремился, — строго философская система начинает
наполняться конкретным, живым, жизненным человеческим со-
держанием. Собственный жизненный путь и избранный способ
жизни перед лицом кончины трагически осмысляются, рефлекси-
руются и приобретают характер всеобщности судьбы человека в
мире — его жизни в социуме как «оптимистической трагедии».
Проблема человека в 60-е гг. разрабатывалась в основном в
форме критики буржуазных философских концепций: экзистен-
циализма, буржуазной антропологии и др. Когда в 1972 г. совет-
ские ученые выступили с заявлением о необходимости создать
концепцию человека с позиций марксизма, они не знали, что такая
концепция создана уже десять лет назад их соотечественником.
Труд о человеке был написан С. Л. Рубинштейном, когда понятия
«антропология» и «онтология» не употреблялись в философии,
исключались как буржуазная абстрактная трактовка проблемы
или встречались лишь в трудах по истории философии. Этот са-
мый главный труд его жизни не был опубликован и даже не был

40 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
дописан до конца, поэтому его судьба складывалась уже вне рамок
жизни самого Сергея Леонидовича*.
Первоначально проблема человека встает перед Рубинштей-
ном как проблема субъекта и его активного, творческого от-
ношения к миру. В такой постановке проблемы он заявил о себе
как философ в самом начале своего научного поиска, ее решением
он завершил свой жизненный путь, ее философское осмысление —
это непосредственное продолжение линии на превращение психо-
логии в науку о личности, человеке. Именно в проблеме человека
он ищет ключ к исчерпывающему раскрытию диалектической при-
роды психического. Именно в ней должна сомкнуться единая цепь
его детерминации, его различные характеристики.
Когда отзвучала первая волна критики экзистенциализма, пер-
сонализма и других направлений, когда потребовалось внятно
сказать, в чем же состоит концепция человека, — в 1973 г. увиде-
ла свет пролежавшая 13 лет не в забвении, но в ожидании своего
часа гласности рукопись Рубинштейна. Это и был труд «Человек
и мир».
Вся авторская концепция конспективно представлена в напи-
санных Рубинштейном «От автора» и «Введении». Но часть кни-
ги, где представлена абсолютно новая философская парадигма,
интегрирующая онтологию и философскую антропологию, нужда-
лась в комментировании**, а последние главы прочитывались как
философско-художественное, доступное пониманию любого чело-
Смерть прервала работу, осталась рукопись, состоявшая и из целостных
глав и текстов, и из многочисленных планов, и из дневниковых записей. Когда
были сложены все составляющие, то из сложной рассыпанной мозаики выстрои-
лась целостная композиция. Для того чтобы понять всю концепцию, автору по-
требовалось ознакомиться с трудами Канта, Гегеля, Гуссерля, Кассирера, Хай-
деггера и др. философов, на страницах которых Рубинштейном были сделаны
пометки.
Оно было проделано нами в ключе «конъюнктурная правка», поскольку
основные положения концепции Рубинштейна могли быть опубликованы только
с эпитетом «марксистский», однако кроме этой (увы!) спекулятивной задачи
мной в меру моих философских способностей все же была предпринята попытка
раскрыть и смысловое содержание концепции С. Л. Рубинштейна, которое бы
облегчило читателю восприятие и ее целостности и новизны. Однако только в
1989 г. — в году 100-летнего юбилея со дня рождения С. Л. — мы совместно с
А. В. Брушлинским — его преданнейшим учеником и продолжателем (т. е. толь-
ко через 16 лет после первого издания «Человека и мира») смогли с большей
степенью «аутентичности» продолжить раскрытие смысла и значения его кон-
цепции. В полной мере это стало возможно только в настоящее время.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 41
века и глубоко волнующее поставленными в ней проблемами жиз-
ни произведение.
Идеи книги «Человек и мир» по своей проблематике являются
философскими. Рубинштейн ставит собственно философскую
проблему человека, проблему его места в мире. Эта труднейшая
философская проблема в истории идеалистической философии
заменялась проблемой сознания, искусственно сводилась к ней,
человек и его место в мире сводились к месту в мире сознания, со-
знание вытесняло человека. Восстановлению прав человека и
преодолению этой идеалистической концепции посвящена книга
Рубинштейна, но одновременно, как было сказано, в ней решает-
ся и ряд других задач самой философии.
В своем труде автор прежде всего решает задачу преодоления
разорванности, лоскутности существующих наук о человеке —
этики, психологии, гносеологии, эстетики и т. д. и создания единой
философской системы наук о человеке.
Таким образом, не сознание соотносится с миром, пассивно от-
ражая его, а сам человек как существо практическое, действен-
ное, познавая мир посредством своего сознания, активно преоб-
разует мир своей деятельностью.
Однако это книга не о философской проблеме человека как та-
ковой, потому что именно обособление этой проблемы и ведет к
абстрактному антропологизму внеисторичности трактовки чело-
века и т. д. С. Л. Рубинштейн ставит и решает не проблему чело-
века как таковую, но предпринимает глубокий онтологический
анализ, определяя его место в бытии, исследуя состав бытия и его
принципиальное изменение с появлением человека. Мир —
это бытие, включающее человека и преобразованное им*.
Основной метод С. Л. Рубинштейна, используемый при анали-
зе отношений человека к миру, — тот же, что и при анализе пси-
По мнению М. С. Кагана, в последнем труде «Человек и мир» сам мир рас-
крыт недостаточно. Можно согласится с фрагментарностью его описания, но
нельзя отрицать, что бытие в качестве мира получает совершенно новое опреде-
ление: оно не внеположено, не противостоит человеку и его сознанию, а включая
его, выступает в новом качестве, относительно к человеку, обладающему соотно-
сительными с ним характеристиками. Мир получает иерархическое определение,
которое отсутствует в традиционном понятии «картина мира», наконец, слелуя
гуссерлевскому понятию «жизненный мир», Рубинштейн преодолевает его ста-
тическое, предметное понимание, раскрывая его динамику как жизнедеятель-
ности людей. Раскрытие сути мира как жизни людей само собой позволяет пре-
одолеть представление о нем как совокупности вещей, орудий, людей и выйти к
его многогранности, сложности, противоречивости.

42 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
хических явлений, использованный в книге «Бытие и сознание».
Этот метод рассматривает человека во всех важнейших связях и
отношениях и раскрывает таким образом его основные свойства
и особенности. Гносеологический анализ, сменяя онтологический,
в свою очередь, сменяется конкретным анализом человека как
общественно-исторического существа, анализом его этического от-
ношения к другим людам и эстетического отношения к миру.
В чем же сущность предложенного Рубинштейном решения этой
проблемы? Все существовавшие ранее концепции человека в исто-
рии философии охватывали какую-либо одну сторону этой пробле-
мы: в духе натурализма классической истории философии — отно-
шение «человек — природа», в духе субъективного идеализма —
отношение человека к самому себе, сведение его бытия к рефлексии,
самосознанию, в стиле современных социально-философских воз-
зрений — отношение «человек — общество» или отношение «че-
ловек — другой человек» в духе религиозно-этических концепций.
Рубинштейн предлагает такое монистическое решение проблемы
человека, которое интегрирует многообразие его качеств и отноше-
ний — к природе, обществу, самому себе, оказывается единством
гносеологического и онтологического аспектов его рассмотрения.
Он предлагает такую концепцию, которая дает возможность иссле-
довать все абстракции, все качества человека, выступающие в раз-
личных системах связей и отношений: практическом и познава-
тельном отношении к бытию, общественно-историческом и личном
отношении к другому человеку и т. д. В проблеме человека Рубинш-
тейн выделяет все его ипостаси и потому впервые дает интеграль-
ное определение человека. Единство в многообразии, целое как со-
вокупность отношений — такова диалектика его решения. Катего-
рии «субъект», «личность», «индивид», «индивидуальность» как
различные ипостаси человека, пересекаясь друг с другом в своем
качественном отличии, образуют ту совокупность углов зрения, под
которыми рассматривается человек как целостность. Подобная ин-
теграция этих качеств и модальностей оказалась возможной только
благодаря преодолению абстрактного антропологизма, абстракт-
ной постановки проблемы человека в целом благодаря интеграции
философской антропологии и онтологии. Рубинштейн находит ме-
сто человека в мире — в этом состоит решение задачи. Качества
бытия, таким образом, приобретают свою соотносительность с че-
ловеком, а человек, в свою очередь, соотносится с созданным им и
одновременно детерминируемым им миром. Поэтому новизна кате-
гории «мир» состоит в раскрытии особого человеческого обще-
ственного качества бытия и распространении объективного метода

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 43
на познание самого субъекта, исключающее возможность их безот-
носительного рассмотрения. Распространение объективного подхо-
да на субъекта, утверждение, что человек, обладающий сознанием и
совершающий деятельность, в той же мере подлежит объективному
познанию, как и природа, — таково решение проблемы человека,
данное С. Л. Рубинштейном.
Новая категория человека, предложенная Рубинштейном, вы-
ступила в качестве единого основания для установления связи ка-
тегорий бытия и сознания, а тем самым позволила преодолеть их
противопоставление за пределами гносеологического отношения,
реализовать монизм в онтологии.
Концепция человека, предложенная С. Л. Рубинштейном, пре-
одолела парадигму, согласно которой материалистическая трак-
товка бытия означает его безличность. Она преодолела трактовку
объективности бытия только как предметности, вещности, неор-
ганической дочеловеческой природы. Рубинштейн подчеркивает
активную преобразовательную роль деятельности человека по от-
ношению к бытию, которая одновременно является и условием
его включения в окружающий мир, конкретную реальность. Ре-
шение этой проблемы направлено против отчуждения как челове-
ка от бытия, так и бытия от человека... «Из учения о категориях, в
том числе даже из учения о действительности, бытии, выпадает
человек. Он, очевидно, идет только по ведомству исторического
материализма — как носитель общественных отношений; как
человек он нигде...», — так высказывался Сергей Леонидович о
постановке этой глобальной проблемы на том этапе развития фи-
лософии*.
В противоположность всем философским течениям, либо рас-
калывающим бытие на материю и сознание, либо вообще подме-
няющим сознанием бытие, С. Л. Рубинштейн считает исходным
бытие, в состав которого входят разного уровня способы суще-
ствования, имеющие многообразную сущность. Центром и выс-
шим уровнем организации бытия является человек, обладающий
сознанием. Бытие с появлением человека выступает в новом каче-
стве, преобразованном его сознанием и деятельностью, включая в
себя и предметы, несущие социальные значения, и субъектов,
вступающих в определенные отношения, и культуру. Это качество
бытия Рубинштейн обозначает понятием «мир». «Стоит вопрос
не только о человеке, — пишет Рубинштейн, — во взаимоотно-
шении с миром, но и о мире в соотношении с человеком как объ-
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. 1997. С. 6.

44 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
ективном отношении»*. На основе такой концепции он предлагает
пересмотреть существующие философские категории и раскрыть
их новые значения.
Таким образом, центральным является не соотношение в онто-
логическом плане бытия и сознания, а онтологическое соотноше-
ние бытия и человека, и как решающее в нем — действенность
этого соотношения, его практичность и конструктивность, обе-
спечиваемая наличием сознания. Это положение направлено, с
одной стороны, против абсолютизации сознания при одновремен-
ной дезонтологизации человеческого бытия, ведущих к замене че-
ловека его сознанием, с другой стороны, направлено против пре-
вращения бытия в производное от сознания, с третьей — против
определения бытия, материи только через ее внеположность со-
знанию, а фактически тем самым только относительно к нему.
Для какой цели понадобилось Рубинштейну обращение к кате-
гории онтологического? Он не восстанавливает прежнюю онтоло-
гию как понятие, которое было связано с разграничением фило-
софского знания (метафизики) и естественных наук или с диффе-
ренциацией учения о бытии и учения о познании (не говоря о
других, еще более архаичных значениях понятия онтологии). По-
нятие материи все более стало обозначать лишь физическую, при-
родную, в лучшем случае биологическую «форму движения мате-
рии», поэтому понятие онтологии Рубинштейн привлекает для
такого обозначения бытия, которое включало бы и историческое
бытие человека. Рубинштейн привлекает понятие онтологии, он-
тологического как охватывающего все уровни бытия, для распро-
странения онтологического подхода на высший уровень бытия
общества. Для Рубинштейна онтология — учение о качествен-
ном составе бытия человека и одновременно — о способе его су-
ществования. Экзистенциалистское понимание существования
как лишенного сущности преодолевается концепцией Рубинштей-
на, в которой сущность интегрируется с существованием и каче-
ственная определенность сущности раскрывается через
присущий ей специфический способ существования. Рубин-
штейн и здесь, интегрируя все аспекты проблемы, учитывая и эк-
зистенциалистское понятие существования, и категории движе-
ния, процесса, деятельности, выдвигает новое понятие, которое,
семантически точно преодолевая пассивный смысл понятия «су-
ществование», вбирает момент активности, присущий понятию
субъекта деятельности — понятие осуществления. Именно осу-
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 7.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 45
ществление своей сущности, а не абстрактно-пассивная сущ-
ность человека и лишенное сущности, своего собственного каче-
ства существование — таков новый уровень решения этой слож-
нейшей проблемы.
Первое, что обращает на себя внимание уже во «Введении», —
это особое, причем расширительное и для самой концепции Ру-
бинштейна употребление понятия субъекта. В отличие от
обозначения бытия только как существования или материи, он
предлагает дифференцировать его состав и выделить разные спо-
собы существования, которые обладают и движением, и разной
качественной определенностью, которую Рубинштейн обозна-
чает понятием субъекта] Очень важно для понимания его концеп-
ции то, что здесь — в онтологическом плане — понятие субъекта
употребляется им не только по отношению к человеку, во-первых.
Во-вторых, оно обозначает специфический способ организации,
сущность, субстанцию, определенность, сохраняющуюся и вос-
производящуюся в процессе изменения и развития.
Онтология в интерпретации Рубинштейна позволяет понять
качественную определенность каждой сущности через присущий
только ей способ движения. Специфика способа существования
человека фиксируется понятием «осуществление». Антропологи-
ческая проблема, раскрывающая специфику бытия человека, на-
ходит свое место в общей проблеме бытия, онтологии как учении о
сущностях с разными способами существования. Преодолевая аб-
страктность антропологизма, где сущность «пребывает» в чело-
веке, Рубинштейн утверждает, что человек осуществляет свою
сущность, т. е. она имеет деятельностную модальность. Модаль-
ность этой сущности также раскрывается не «в себе», а через диа-
лектику соотношения человека с миром.
Как развиваются и конкретизируются здесь философские по-
ложения, выдвинутые в «Бытии и сознании»? Прежде всего это
касается принципа детерминизма. Если в «Бытии» в основном он
оперирует понятиями внешнего и внутреннего, то здесь появляют-
ся другие понятия — «страдать», т. е. подвергаться воздействиям,
и «действовать». Эти понятия образуются в силу соединения
принципа детерминизма и принципа деятельности, который был
разработан еще в 30-х гг. Здесь Рубинштейн отвечает на вопрос,
может быть, не высказанный прямо, но возникший у читателя его
последних трудов: не отказался ли он от принципа единства созна-
ния и деятельности, заменив его принципом детерминизма? Мож-
но ответить: не только не отказался, но на новом уровне осуще-
ствил их синтез. Причем очень важно обратить внимание на то,

46 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
что фактически понятия «страдать» и «действовать» характеризу-
ют только внутреннее, т. е. обозначают две его модальности: в
одном случае связанную с подверженностью внешним воздействи-
ям, зависимостью от них, выражающуюся в негативном пережи-
вании, в другом — активную, независимую от внешнего, при кото-
рой, напротив, внешнее становится подвергающимся воздействи-
ям внутреннего. Это принципиальное переосмысление, радикально
переворачивающее сложившееся в философском мировоззрении
(особенно советского периода) убеждение, что человека детер-
минирует объект, внешний мир. Это убеждение официального
марксизма происходило из двух источников — абсолютизации
действительности, внешнего мира, по отношению к «атому» —
отдельному человеку — общественному индивиду (а не фило-
софской категории человека), во-первых, и гносеологизации, ко-
торая утверждала приоритет объекта, а его отражение в сознании
оказывалось производным — во-вторых. Именно поэтому катего-
рия «деятельность» по своему смыслу единственно подчеркиваю-
щая приоритет человека по отношению к изменяемому и создава-
емому им миру, разрабатывалась преимущественно в психологии,
а не философии, И когда уже при социализме в России появился
тезис о «всемогуществе» человека — его способности поворачи-
вать течение рек, изменять все законы природы и общества, на
самом деле это был оптимистический коммунистический миф, ни-
сколько не связанный с основным содержанием марксистской фи-
лософии, по существу придерживавшейся парадигмы зависимости
человека. Только к концу 70-х гг. человек начал скромно упоми-
наться как человеческий «фактор» (хотя мы выше отмечали, что
ряд российских философов обратился к проблеме субъекта).
Далее Рубинштейн объединяет с принципами детерминизма,
сознания и деятельности принцип развития, который был одним
из основополагающих в его трудах 30—40-х гг. Следует сразу от-
метить: несмотря на то что развитие включалось в число катего-
рий диалектического материализма, в силу того, что определяю-
щей была категория «материя», развитие чаще всего конкретизи-
ровалось в двух направлениях: 1) как «движение», присущее
разным формам материи, т. е. фактически сводилось к понятию
физики, раскрывающему физическую организацию материи или
2) рассматривалось как переход количественных изменений в ка-
чественные. Рубинштейн напрямую высказывает критику второ-
го*, считая количественные и качественные закономерности
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 36.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 47
нопорядковыми, «ортогональными» (как говорится в психоло-
гии). Впервые он опровергает общепринятое равенство категорий
«движение» = «развитие». Развитие он связывает с разными
уровнями организации бытия, на каждом из которых специфиче-
ски проявляется диалектика «изменения» (развития) и «сохране-
ния» (пребывания, идентичности качественной определенности).
Активный характер этого процесса он подчеркивает понятиями
«восстановление», «воспроизведение» («восстановление, вос-
произведение общего внутри изменяющегося»*. Этот принцип
развития имеет смысл сопоставить с разработанным им в «Осно-
вах» понятием функционирования, которое свойственно всем
уровням организации живого. Но в «Основах» он еще не разделял
структуру и ее функционирование, считая, что чем выше уровень
развития, уровень организации, тем большую роль по отношению
к структуре, которая на низших уровнях является детерминирую-
щей, начинает играть функционирование, оказывающее обратное
влияние на структуру и у человека выступающее в качестве «дея-
тельности». Здесь же соединяются понятия структуры и ее функ-
ционирования с понятием «способа функционирования» == «спо-
собу существования». Понятие «способ существования» фак-
тически раскрывает качественную определенность бытия той
или иной сущности.
Конкретизируя последнее, Рубинштейн детально в новом каче-
стве рассматривает понятие «субстанция», которое в традицион-
ном и разнообразном философском понимании все же в целом
представлялось как неизменная статичная, скорее структура, чем
сущность. Субстанция, согласно Рубинштейну, — сущность, про-
являющаяся в явлениях, которая осуществляет специфическое
преобразование внешних условий (ср. деятельность), являясь ито-
гом прошлого развития и обладая возможностью будущего разви-
тия. Здесь развитие связывается с категорией времени, анализу
которой далее Рубинштейн, так же, как категории «простран-
ство», уделяет специальное внимание (особенно трактовке време-
ни бытия на уровне человека). t
Итак, суммируя, можно выделить следующие аспекты его
определения сущности:
1) способ существования (зависящий от особенностей разных
субъектов);
2) причина самой себя, способность причинения (ср. самодея-
тельность);
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 23.

48 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
3) причинность как процесс причинения;
4) качественная определенность;
5) воспроизводство (= «самодеятельность» — понятие, фило-
софски разработанное Рубинштейном еще в 1922 г.).
В «Бытии и сознании» Рубинштейн ввел новую формулу прин-
ципа детерминизма как само собой разумеющуюся, не сопостав-
ляя и не противопоставляя общепринятому (не только в марксиз-
ме) пониманию детерминизма как причинно-следственной зависи-
мости. В новом труде он рассматривает и последнюю, предлагая
свою трактовку этой связи.
Во-первых, он рассматривает причину как действующую на са-
му себя, «в самой себе», как действование причины внутри нее
самой, как ее «инерцию» в широком смысле слова.
Во-вторых, он учитывает «цепи» причинения и причинных связей.
В-третьих, причину он понимает не только как одноактное воз-
действие, но как процесс, а следствие — как выход движения, сна-
чала происходящего внутри причины, вовне, как процесс обособ-
ления, которое затем может принять характер относительно закон-
ченных этапов, звеньев единого процесса.
Кроме прямой он рассматривает обратную связь — влияние
следствия на причину.
Действие следствия на причину выступает в двух формах: ^из-
менение самой причины и 2) изменение условий ее действия. При-
чем обратная связь осуществляется в двух направлениях: 1) из-
менение причины следствием, и наоборот; 2) сохранение, поддер-
жание постоянства причины.
И далее он предлагает учесть принцип многоуровневости де-
терминации, что соединяется с идеей «Бытия и сознания», где
рассматриваются разные уровни организации систем бытия и их
взаимодействия. Взаимодействие на разных уровнях детермина-
ции порождает многочисленность причин, их сложнейшую связь,
возможность перекрытия действия одной причины действием дру-
гой, возможность проявления в следствии не одного, а общего ин-
тегрального результата, но не суммы отдельных причин и т. д.
Здесь фактически принцип детерминизма соединяется с систем-
ным подходом, который в 70-х гг. был сформулирован и разрабо-
тан Б. Ф. Ломовым*.
Самым существенным моментом развития новой формулы де-
терминизма является предложение: «...следует различать дей-
См.: Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии.
М., 1984.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 49
ствие причины, порождающее эффект опосредованно через вну-
тренние условия (состояние объекта), и действие причины, выра-
жающееся в форме внутренних условий (свойств и состояний)
объекта»*. Во всех случаях речь идет о внутренних условиях, но в
одном — как связанных с воздействием внешних, в другом — как
совершенно независимых от них (самопричинение, самодетерми-
нация), в третьем — как воздействующих на внешние условия.
Если вернуться к сопоставлению трактовки принципа детерми-
низма в «Бытии» и «Человеке», то в последнем труде он, будучи
обогащен категориями деятельности (ср. «самодеятельность» —
термин самой первой статьи С. Л. Рубинштейна «Принцип твор-
ческой самодеятельности» 1922 г.) и развития, «переворачивает»
местами внешнее и внутреннее. Если в «Бытии» анализ отправля-
ется все же от внешнего воздействия, а внутреннее восстанавли-
вается в своих «правах» как имеющее свою специфику («внутрен-
ние закономерности»), онтологию, наконец, как активно воздей-
ствующее на внешнее, то здесь автор раскрывает следующие
модальности и приоритеты внутреннего:
1) «страдательность» как способность и возможность подвер-
гаться воздействиям;
2) «преобразование внешнего по законам внутреннего» = «за-
дача» внутреннего как сущности, как особого способа существо-
вания;
3) причина самого себя;
4) способность причинения ( = «действия», воздействия на
внешнее);
5) способность развития = воспроизводства своей сущности в
новой качественной определенности.
Интересно, что если в «Бытии» Рубинштейн обращается сразу
к своей новой трактовке принципа детерминизма (следуя своему
«эзоповскому» принципу, предлагая его как нечто само собой
разумеющееся), то в «Человеке» он напрямую сопоставляет свою
и традиционную трактовки детерминации.
Во-первых, в его концепции причина отождествляется с внутрен-
ним; во-вторых, общий эффект нескольких, совместно действующих
причин не равен сумме действия отдельных причин; в-третьих, не
только причина порождает следствие, но оно по принципу обратной
связи изменяет, но (что крайне важно) не саму причину, а условия ее
действия, благодаря чему возникают новые действия исходной при-
чины; изменение же следствия происходит при изменении причины
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С, 29.

50 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
или условий ее действия. Таким образом, традиционная причинно-
следственная связь обогащается: а) принципом развития-изменения
(под влиянием друг друга или независимо друг от друга причины и
следствия); 6)обратными или обратимыми соотношениями; в) «плю-
рализмом», проявляющимся в рассмотрении не одной, а множе-
ства причин, г) рассмотрением иерархии причин.
И ниже Рубинштейн выскажет еще одно кардинальное поло-
жение об особых «точках» в пространстве перекрещивания раз-
личных причин. Можно предположить, что эта мысль близка, но
только под другим углом зрения, сформулированному в «Бытии»
положению о разных качествах той или иной сущности, проявляе-
мых ею в разных системах связей. Раскрывая преимущественно
роль внутреннего по отношению к внешнему (и его «природу»,
сущность, специфику саму по себе), Рубинштейн наделяет его
двумя основными способностями — способностью «страдать» и
«действовать», свойственными сущностям (субстанциям) различ-
ных субъектов. Повторяем, что здесь понятие «субъект» связыва-
ется с активностью внутреннего по отношению к внешнему, с его
качественно специфической субстанцией, сущностью, но еще не
со спецификой человека. Разная качественная определенность
присуща разным способам существования на разных уровнях ор-
ганизации бытия.
После обоснования основных онтологических принципов —
приоритета бытия по отношению к сознанию как сознанию чело-
века, включающегося внутрь бытия, детерминизма, единства со-
знания и деятельности и развития, Рубинштейн проводит анализ
категорий, раскрывающих способ организации бытия на его раз-
ных уровнях. Продолжая линию, начатую в «Бытии и сознании» о
неправомерности раскрытия категорий сознания и материи толь-
ко в контексте гносеологического отношения, он вводит как более
общую (и вместе с тем обладающую своей спецификой) катего-
рию природы. Введением человека в состав бытия Рубинштейн
должен был (казалось бы) раскрыть категорию природы либо как
возникшую до человека, либо как производную и зависимую от че-
ловека. Но он в порядке альтернативы вышеприведенному совет-
скому тезису о «всемогущей» способности человека изменить
природу и общество рассматривает природу не как «материал»
для производства, фабрику и контору, но как становящуюся из се-
бя особенную (мы бы сказали нерукотворную) сущность. Но вме-
сте с тем, следуя законам диалектики, он критикует сведение при-
роды к материи, осуществляемое марксизмом, именно потому, что
в таком случае материя становится объектом физического объяс-

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 51
нения и совершенно обособляется, отрывается от философско-
го понимания общественно-исторического способа существова-
ния человека. Рубинштейн скрыто критикует тезис о переходе ко-
личественных изменений в качественные: «...выделение качества
из накопления количественных различий, — пишет он, — насле-
дие декартовского механицизма и гегелевского идеализма в диа-
лектическом материализме»*. Именно в «Бытии и сознании», уже
придя к этому выводу, он не употребил для названия книги поня-
тие «материя». Сегодня смелость этой критики представляется
неактуальной, поскольку все марксистские трактовки сами собой
стали прошлым вместе с самим марксизмом. Но осталась сама
проблема конструктивного определения категорий, которая так и
осталась нерешенной в силу парциального рассмотрения каждой
из них.
В связи с характеристикой природы Рубинштейн еще раз воз-
вращается к своему принципиальному тезису о том, что если мате-
рии присуще движение, то на высших уровнях организации (да и
применительно к самой материи) правомерно говорить не о дви-
жении, а о способе существования. Понятие способа существо-
вания дает возможность соединить сущность с ее бытием, суще-
ствованием. И утвердив этот тезис, он обращается к выявлению
особого соотношения человека и природы. Если на уровне его об-
щественного, исторического способа бытия ему присущ деятель-
ностный способ осуществления, преобразующий действительность
(в качестве субъекта деятельности и познания), то на уровне его
определения как природного существа человек сам — «ставшая
человеком природа», он внутри природы. Однако и здесь он свя-
зан с ней отношением, которое Рубинштейн обозначает как от-
ношение наивности, невинности, непосредственности. Рубинштейн
считал, что природность присуща и самому способу существования
человека, и его сознанию. «Сознание... тоже включается одним
своим аспектом в природу... как бы «спускается» в природу, имея
свои предпосылки в общественной жизни людей»**. Тем самым
ограничивается философское положение о противоположности
сознания и материи как объективной реальности, существующей
независимо от него (справедливое только для гносеологического,
но не онтологического отношения). Сама же природа, согласно Ру-
бинштейну, качественная определенность, которая обладает в со-
отношении с человеком двумя свойствами — это свойство ее
* Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 36.
Там wo Р QO
Там же. С. 39.

52 К. А, Абульханова, А. Н. Славская
упорядоченности, спокойствия, гармоничности, являющееся осно-
вой эстетического отношения к ней человека и в известном смыс-
ле противоположное — ее стихийность, а потому неожиданность,
сопротивляемость, требующая необходимости борьбы с ней чело-
века. В состав природного Рубинштейн включает не только неоду-
шевленную природу, но и другого человека как природное суще-
ство и природные связи между людьми (например, мать и дитя).
Как мы увидим из раздела, посвященного собственно философ-
ской антропологии, т. е. человеку, природные основы человека
проявляются в его чувственности (не в узком фрейдовском, а в са-
мом широком смысле), в его способности не прагматически, а со-
зерцательно отнестись к окружающей природе, в его восприятии
как встрече с природой (и особенно в эстетическом как единстве
ее восприятия и переживания).
Раздел, посвященный категориям времени и пространства,
очень фрагментарен, но чрезвычайно важным является ранее (в
разделе о природе и материи) данное определение времени и про-
странства как «форм существования» сущего и принцип выделе-
ния специфики времени и пространства на разных уровнях бытия
(который развертывается в виде схемы, правда, не совсем полной,
являющейся скорее примером, иллюстрацией данного принципа).
Важнейшим в постановке этой проблемы является, во-первых,
применение Рубинштейном категорий времени и пространства к
человеческой жизни, что снимает ограниченность их понимания
только как физических или социальных, объективной событийно-
сти, и ставится задача раскрытия специфики времени — про-
странства человеческой жизни — во-вторых. Время, по Рубин-
штейну, в самом глубоком смысле связано со спецификой разных
процессов, включая специфику жизни человека. Рубинштейн воз-
ражает и против субъективистской трактовки восприятия времени
в психологии, и по существу — против сведения всей проблемати-
ки времени человека к восприятию объективного времени, к про-
блеме психологии восприятия, тем более к его трактовке как ка-
жимости*. Субъективность восприятия производна от объективной
позиции субъекта, его соотношения с действительностью. Не по-
лемизируя непосредственно с экзистенциализмом, он против фило-
софского определения времени жизни через ее конечность (смерть),
особенно сартровской трактовки жизни (бытия), определяемой
через соотношение со смертью (небытием). Напротив, бытие опре-
деляет небытие, поскольку отрицание сущего частично, парциально,
* Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 42.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 53
не тотально. Конкретизацию проблемы времени человеческой
жизни он дает позднее — в своей антропологической концепции.
Большие разделы «Человека и мира» посвящены проблеме со-
отношения бытия и познания, мышления и его логической струк-
туры. В «Бытии и сознании» Рубинштейн еще только намечает
онтологический подход к гносеологической проблеме, причем
преимущественно в связи с предметом психологии, здесь же он
реализует этот подход как собственно философский. Если в «Бы-
тии» он выявляет специфику идеального и субъективного как об-
щих модальностей, качеств психического, то в «Человеке и мире»
он детальнейшим образом рассматривает сам процесс познания,
который марксистской гносеологией и предшествовавшими ей
гносеологическими концепциями был априорно абстрагирован от
субъекта познания. (И если даже познавательный процесс рас-
сматривался в диалектическом взаимодействии с объектом, то это
было не взаимодействие субъекта и объекта, а взаимодействие
сознания, познания с объектом.) Если в «Бытии» Рубинштейн
рассматривает соотношение логического и психологического
еще внутри гносеологического отношения, то в «Человеке и ми-
ре» он дает принципиально новую трактовку познания с позиций
онтологии и философской антропологии. Сначала он раскры-
вает определение сущности в чисто онтологическом ключе, по-
казывает момент раздвоения сущего на онтологическое, т. е. свя-
занное с взаимодействием реальностей субъекта и действитель-
ности, и на собственно гносеологическое. «Необходимо различать
явление как сущее и познание этого явления сущего познающим
субъектом»*. «Быть и являться — это достоверность бытия»**, —
пишет он, раскрывая онтологическую природу явления. «Воспри-
ятие и действие (жизнь) человека выступают как взаимодействие
двух реальностей»***. Далее для познания возникает вопрос, что
есть нечто, который идеализм пытается перевести в сомнение,
есть ли нечто.
Неисчерпаемость явления познанием, сохранение в нем скры-
той сущности свидетельствует также о том, что объект мысли не
сводится к мысли об объекте. «Это значит, что само отражение
выражается в онтологических категориях явления бытия
для другого»**** (выделено мною. — К А ). Чрезвычайно важным
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 44.
Там же. С. 42-43.
Там же. С. 43.
Там же. С. 47.

54 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
тезисом, содержащимся в двух последних трудах, является именно
проблема несводимости объекта мысли к мысли об объекте. Этот
тезис проводится и в раскрытии специфической онтологической
природы идеального как знаний, результатов процесса познания,
идеальных объектов в «Бытии», и в критике кантовской и гегелев-
ской концепций в «Человеке и мире», и в концепции соотноше-
ния имплицитного и эксплицитного в обоих трудах. Философско-
антропологический подход к познанию еще раз рассмотрен в конце
второй части «Человека и мира», но уже в первой части при анали-
зе процесса познания введена категория труда как его источника:
не нужно длительных доказательств, насколько это положение
расходится с тезисом только о практике как критерии истины, т. е.
об истинности только завершающего итога (конца) познаватель-
ного процесса, выходящего за его пределы результата. И в целом
философско-антропологическая онтологическая концепция позна-
ния Рубинштейна просто «снимает» распространенную и глубоко
проникшую в психологию официальную теорию «отражения», ко-
торая передовыми философскими умами 60—70-х гг. тщательно
корректировалась и по-новому трактовалась, но не выходила за
рамки исходной постановки вопроса, абсолютизировавшей гно-
сеологическое отношение и гносеологию в силу неразработанно-
сти онтологической проблематики. Чтобы яснее соотнестись с этой
традицией, прочно вошедшей в философское сознание, можно,
следуя Рубинштейну, сказать, что противоположность субъекта и
объекта, правомерная только в рамках гносеологического отноше-
ния, даже в этих рамках — неправомерна, поскольку само гносео-
логическое отношение не может быть определено вне рассмотре-
ния онтологического соотношения человека и бытия, а Бытия и как
бытия человека, и как Мира для человека, и как природы и челове-
ка, принадлежащего и противостоящего ей.
Резюмируя, можно сказать, что основой философско-антро-
пологической концепции Рубинштейна является рассмотрение
человека внутри бытия и утверждение его трех отношений к дей-
ствительности — познавательного, созерцательного и дейст-
венно-практического.
При этом становится возможным понимание деятельной сущ-
ности человека, не сведенной только к самой деятельности, но как
сущности деятеля, который осуществляет ее. Выдвинутая трид-
цать лет назад категория субъекта раскрывает и его становление,
и осуществление своей — человеческой сущности. Здесь обоюд-
на детерминация объекта и субъекта; первого как имеющего свои
собственные существенные закономерности и качественную опре-

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 55
деленность; второго как преобразующего сущность первого своей
деятельностью, созидающего ее новое качество, теперь существу-
ющего для субъекта.
Категория осуществления раскрывается и как деятельное, и
как познавательное отношение человека к объекту, т. е. его из-
менение, преобразование, создание человеческой действительно-
сти согласно ее познанным законам, но в своих целях. Категория
«мир» обнаруживает свой подлинный смысл как ценностное
отношение человека, и как преобразованное в целях человека
качество бытия. Если субъект выступает по отношению к объекту
как деятель, активный преобразователь, то объект, преобразован-
ный по общественно-историческим законам деятельностью чело-
века, — это «мир», который, в свою очередь, по-новому детерми-
нирует человека, субъекта. Выражая присущую рубинштейновской
мысли логическую строгость, соотносительность категорий «чело-
век» и «мир» позволяет преодолеть не только абстрактно-антро-
пологический и абстрактно-сциентистский взгляд на человека,
препарирующий его извне как объект. Пафос дильтеевской пони-
мающей психологии при всей ее ограниченности состоял как раз в
том, чтобы вобрать в метод психологического познания особен-
ность человека как субъекта познания, научно учесть «человеч-
ность» его психики.
Между тем в некоторых вариантах марксистской интерпрета-
ции категория деятельности, заняв ведущее место, стала приоб-
ретать все более логизированный характер, абстрагироваться от
субъекта, тем самым обезличивая его, разрушая свою связь с ним
и фактически подменяя его собой. Для решения этой задачи Ру-
бинштейн использует более широкую, чем категория «деятель-
ность», категорию «отношение», которую он раскрывает как три-
аду познания, деятельности и созерцания. Таким образом, внутри
отношения «человек и мир» выделяются три различные модаль-
ности — познания,деятельности и созерцания.
Вслед за раскрытием логики познания субъекта, затем — ло-
гики его действования он считает необходимым раскрыть логи-
ку внутреннего отношения к миру, побуждающую субъекта
действовать и познавать. Введенная им категория «созерцание»,
относясь к более высокому уровню абстракций, чем понятия эти-
ческого, эстетического и других отношений, служит их основани-
ем. В свое время квалифицированная К. Марксом как выражение
слабости предшествующего механистического материализма, эта
категория вновь актуализируется Рубинштейном, но в совершен-
но новом смысле — для определения новой модальности отноше-

56 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
ния «человек и мир». Оказывается, что не все в действительно-
сти — продукт действий человека: в мир входит и природа, и дру-
гой человек в своей непрагматической, нефункциональной, «не
потребительской», как бы мы сейчас сказали, ценности. Мир не
сводится к узкопрагматической полезности для человека, а отно-
шение человека к миру — к чему-то операциональному. «Как са-
ма природа — это не только предметный "мир", сделанный чело-
веческими руками из природного материала ("природа как красота
и стихия, а не только мастерская и сырье для производства"), точ-
но так же и человек — это не только производная социальных
отношений»*. В онтологии наличие не только действенного, но и
познавательного и созерцательного отношения человека к миру
составляет важнейшую его характеристику.
Уже в «Основах общей психологии» Рубинштейн вышел за
пределы собственно гносеологического определения природы пси-
хики, которое сводило ее к отражению. Он показал, что психиче-
ское одновременно есть и отношение к миру, и переживание это-
го отношения, имея в виду ту самую неуловимую субъектность
психического, которую столько раз и столь безуспешно пытались
поймать в сети строго научной квалификации. Созерцание состоит
из богатства разнообразных — этического, эстетического — от-
ношений к миру. «Эта созерцательность не должна быть понята
как синоним пассивности, страдательности, бездейственности че-
ловека. Она есть (в соотношении с действием, производством)
другой способ отношения человека к миру, бытию, способ чув-
ственного эстетического отношения, познавательного отношения.
Величие человека, его активность проявляются не только в дея-
нии, но и в созерцании, в умении постичь и правильно отнестись
ко Вселенной, к миру, к бытию»**.
Резюмируя онтологический раздел труда, можно сказать, что
Рубинштейн развивает свой онтологический подход, раскрывая
содержание всех философских категорий, о которых выше шла
речь. Самой общей оказывается категория сущего, интегрирую-
щая бытие и многообразие его различных способов существова-
ния, обладающих субстанциально различными сущностями, при-
сущими субъектам разного рода развития и изменения. Специфи-
ка категории бытия раскрывается через совокупность категорий:
бытия человека, действительности, материи, природы, мира с при-
сущими им временем—пространством и способами взаимодей-
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 38, 76.
Там же. С. 72-73.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 57
ствия, и совокупность принципов: субъекта, детерминизма, раз-
вития, сознания и деятельности*.
Вторая часть труда предваряется введением, в котором пред-
ставлены основные характеристики отношений человека к миру.
Нужно специально остановиться на понимании Рубинштейном са-
мой категории человека. Кроме трех вышеупомянутых его отно-
шений к миру — познавательного, созерцательного и деятель-
ностного здесь вводится еще одно отношение (которое составляет
содержание первого параграфа работы) — этическое отношение
к другому человеку. Сложность его объяснения в том, что катего-
рия человека на самом высоком уровне абстракции предполагает
включение в него ряда таких понятий, как человеческий род, об-
щество и личность. Отношение к другому присуще, казалось бы,
более конкретному уровню личности, а не абстракции «человек».
Но будучи определено (положено) на этом конкретном уровне,
оно первоначально включено в самое философское определение
человека — человечности как высшего уровня и качества челове-
ка. Можно ли сказать, что этическое отношение человека к миру
(включающему в себя, согласно Рубинштейну, и других субъек-
тов) входит в состав созерцательного отношения к миру? С одной
стороны, на первый взгляд, созерцательное отношение к миру от-
личается (по данному выше определению) от деятельностного от-
ношения, поскольку последнее есть отношение к объекту, но, с дру-
гой, оно не означает пассивного отношения к другим людям. Со-
зерцательность, по Рубинштейну, — альтернатива прагматизму в
отношении другого человека, но одновременно активная поддерж-
ка, усиление бытия и сущности другого. Это и имеет в виду Рубин-
штейн, выступая против использования другого в целях данного
человека, отношения к другому как функции (манипулирование и
т. д.) и считая, что отвечающим критериям человечности отноше-
нием к нему можно укрепить, «усилить» его сущность. В раскры-
тии сущности этического отношения человека к человеку Рубин-
штейн возвышает сам «статус» этического, возводя его очень кон-
кретное содержание, являющееся огромной проблемой, науровень
категории человека.
Уже в «Бытии и сознании» он анализирует понятие человеч-
ности, которое в «Человеке и мире» занимает едва ли не цен-
тральное место. Тезис о совершенствовании, самосовершенство-
Нужно сказать, что представленная в заключении схема категорий не рас-
крывает всей глубины (и точности) их связей, имеющей место в тексте первой
части работы (Рубинштейн С. Л. Человек и мир).

58 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
вании, саморазвитии субъекта остается голой абстракцией, если
не раскрыть, как это с потрясающей глубиной сделал Рубинштейн
(решив задачу преодоления формализма в этике), — то, что от-
нестись к другому как субъекту, значит, выработать, выстроить от-
вечающее принципу человечности отношение к нему. Этическое
раскрывается Рубинштейном как совершенно особое, не своди-
мое к прагматическому отношение к другому человеку. Это не
христианский вариант гуманизма, состоящий в сострадании и жа-
лости, унижающий и в результате подавляющий достоинство сво-
его объекта; это не та нота обреченности, которая и по сей день с
удовольствием акцентируется некоторыми современными учения-
ми. Рубинштейновский гуманизм — это прежде всего вера в чело-
века, в его возможности изменения своей жизни, устранения сво-
ей зависимости. Рубинштейновское созерцание, таким образом,
оборачивается возрождением активного оптимистического отно-
шения к человеку, личности. Мы привыкли так наивно представ-
лять результаты деятельности, что не всегда улавливаем эти ре-
зультаты не только в предметной форме, а в изменении некоторых
соотношений действительности, объективных событий, изменении
жизненной расстановки сил. «Усиление», по выражению Рубинш-
тейна, существования одного человека другим посредством его от-
ношения к нему не сводится к усилению какой-то наличности, дан-
ности, самого факта этого существования, но приводит к усилению
качества его существования и сущности. Таким образом и появля-
ется представление о различной мере человечности, различной мере
существования — более или менее соответствующей его сущности.
Поэтому идея подлинности и неподлинности бытия, приписываемая
западноевропейской мыслью экзистенциализму, со всей присущей
ей скрытой трагичностью содержавшая проблему отчуждения че-
ловека, заключала в себе неразрешимый парадокс невозможности
присвоения и реализации собственной сущности в жизни, невоз-
можности продолжения жизни по законам человечности.
В конечном итоге реальная помощь в обретении себя, своего
«я» осуществляется через этичность отношения одного человека к
другому. Однако столь необычное, не формальное толкование эти-
ческого позволило Рубинштейну пойти дальше в углублении этого
понятия применительно к понятию существования человека. Двой-
ственность трактовки проблемы человека приводила философов к
его противоречивому пониманию, с одной стороны, как субъекта,
изменяющего мир согласно поставленным целям, с другой — как
существа, не способного присвоить даже результата собственной
деятельности, собственной сущности, собственных чувств, т. е. как

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 59
существа неподлинного. Преодоление этого противоречия — в
возможности становления субъектом как существом более суще-
ствующим, чем потенциальным, более активным.
Этим снимается достаточно априорная тенденция рассматри-
вать взаимодействующих людей уже как субъектов. Субъект-
субъектное отношение, предполагающее взаимодействие не с объ-
ектом, отлично от субъект-объектного, но должна быть еще рас-
крыта его сущность, отвечающая (или нет) человечности, ее мера.
Субъект не потому субъект, что он взаимодействует с другим чело-
веком, а в зависимости от того, как он с ним взаимодействует.
Субъект-субъектные отношения отличимы от субъект-объектных.
Они еще должны достичь соответствия этическим критериям, быть
построены и осуществлены в соответствии с ними. В современных
понятиях субъект-субъектные отношения — это общение, отли-
чающееся от деятельности (Б. Ф. Ломов), но в общении возможно
отношение одного человека к другому не как субъекту, но как к
объекту. В этом огромная сложность раскрытия сущности поня-
тия, которое возможно только на концептуальной системной осно-
ве. Каждый еще должен достичь права быть субъектом и умения
отнестись к другому как к субъекту. По-видимому, именно к труд-
ности выявления и реализации этой задачи относится как бы
вскользь высказанное суждение Рубинштейна: «Есть такие субъ-
екты, которые не выдерживают испытания в своем притязании на
этот ранг (субъекта), а есть другие, выдерживающие»*.
Эти слова являются ключом и к раскрытию другого, относя-
щегося к сфере философской антропологии содержания понятия
«субъект», отличного от вышеуказанного, расширительного. Идея
обозначения качественной определенности различных способов
существования в сущем как субъектов, расширительное употре-
бление этого понятия не противоречит, а напротив, предполагает,
что при раскрытии этой качественной определенности на уровне
человека понятие «субъект» превращается в философско-антро-
пологическую категорию, связанную со становлением человека че-
ловеком, его человечности,духовности, сознательности.
Мы отмечали, что Б. Г. Ананьев употребляет понятие субъекта
в контексте человекознания для выявления качественной опреде-
ленности разных форм (способов) его активности — субъект дея-
тельности, субъект общения и субъект познания. Эти понятия
субъектов носят дифференциальный характер. Рубинштейн же в
«Человеке и мире», не отказываясь от идеи развития личности в
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 54.

60 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
деятельности, т. е. выявления «механизмов» ее становления субъ-
ектом, считает, что это становление — по большому счету — не
может быть ограничено способом деятельности, даже творческим.
Не только в деятельности — основа возможности стать субъек-
том. Она в способности отнестись к другому как субъекту, которая
требует решения сложных, с социальным контекстом и степенью
его жесткости, этических проблем, которые очень конкретно рас-
сматривает Рубинштейн. Это и проблема верности и жертвенно-
сти в изменившихся обстоятельствах жизни, проблема преодоле-
ния встречного, негативного к себе отношения, и проблема любви
(любви не только к «беленькому», но и к «черненькому»), не
только к ближнему, но и дальнему, и проблема Достоевского —
стоит ли благо человечества одной слезы ребенка.
Как отмечалось, Рубинштейн приступил к разработке концеп-
ции философской антропологии уже в 20-х гг. В философских руко-
писях (до сих пор полностью не расшифрованных и не опубликован -
ных) уже ярко очерчена идея человека как центра реорганизации
бытия. Здесь, в последнем труде, завершающем жизненный путь и
воплощающем вершину его творческого пути, он, с одной стороны,
включает человека «внутрь», в состав всего сущего, доказывает его
родственность всем уровням организации бытия, с другой — рас-
крывает его особенность как высшего уровня бытия, осуществляе-
мую через познание, созерцание и деятельность, с третьей — рас-
крывает, как изменяется бытие, выступая в новом качестве «мира»
с появлением человека как его высшего уровня развития*. Эти
основные координаты антропологической концепции простроены
удивительно четко и определенно, притом что сама концепция соз-
дается в контексте критического преобразования марксизма, с одной
стороны, и творческого — экзистенциализма — с другой.
Категория человека раскрывается Рубинштейном и на предель-
но абстрактном, и на индивидуально-конкретном уровнях. Причем
на последнем в нее вбирается множество проблем, представивших
наибольшую трудность дая философской мысли. Это проблемы че-
ловека на уровне отношений личностей — «я»—«другой», но рас-
Нельзя не согласиться с суждением М. С. Кагана, что категория «мир» не-
достаточно конкретизирована С. Л. Рубинштейном, но необходимо отметить су-
щественное для философии и психологии различие вошедшего в обиход понятия
«картина мира» и рубинштейновской категории «мир». Оно заключается в том,
что первое исключительно гносеологизированно, сводится к позиции человека,
воспринимающего мир, а у Рубинштейна — включенного в него в качестве его
преобразователя, созидателя.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 61
смотренные не просто как психологические проблемы общения, но
как этико-философские проблемы приоритета или равноправия
«я» и «другого». Это проблемы — идеала единства — «Республи-
ка мы». Как отмечалось выше, человек рассматривается в различ-
ных отношениях к миру, во-первых, и в процессе своего бытия, в
специфике его жизни — во-вторых. Он хочет показать соотноше-
ние человека, личности не только с деятельностью, но с жизнедея-
тельностью, ее бытием. Человек является не только субъектом
деятельности, не только субъектом познания, но и субъектом жиз-
недеятельности. А жизнедеятельность не складывается из суммы
познания, деятельности, общения. Субъект «складывает» и осу-
ществляет их в определенных соотношениях, в определенных про-
порциях, с определенной мерой активности. Личность находит и от-
водит в своей жизни определенное место и время труду, познанию,
общению. Это проблема человека как субъекта жизни, рассмо-
тренная в важнейших категориях последней — жизни и смерти как
утверждения и отрицания, как соотношения трагического и оптими-
стического, позитивного начал в самой жизни (и отношений к ней
человека) и критического, негативного, сплетенности в ней добра и
зла, соотношения прошлого, настоящего и будущего, соотношения
индивидуального и общественного. Это проблема свободы и необ-
ходимости, ответственности человека.
Основными параметрами человека как субъекта жизни явля-
ются: 1 ) рефлексия как способность и сознания, и самого челове-
ка отнестись к жизни, преобразовать ее, выйти за пределы ее «си-
туаций»; 2) ответственность как проявление серьезного отноше-
ния к жизни; 3) способность построить ее в соответствии с
принципами человечности, совершенства, красоты; 4) мировоз-
зренческие чувства (трагическое, ироническое, комическое и др.),
также возвышающие человека над ходом и непосредственностью
жизни, эмоционально и этически обобщающие соотношение в ней
добра и зла; 5) этическое отношение к «ближнему» и «дальнему»;
6) способность к совершенствованию жизни, людей, самого себя.
В процессе раскрытия этих качеств человека как субъекта жиз-
ни Рубинштейн решает две фундаментальные проблемы: социаль-
но-философскую проблему отчуждения и собственно философ-
скую — отрицания, которые, строго говоря, являются двумя
гранями единой проблемы — противоречий. В противовес поста-
новке проблемы отчуждения в чисто социальном плане (средств и
продуктов труда от человека, его эксплуатации и т. д.) он ставит ее
как проблему отчуждения от человека его человеческой сущно-
сти, которая, несомненно, также связывается с характером обще-

62 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
ственных отношений, но для своего практического решения тре-
бует не только изменения последних, но этического, нравственно-
го построения отношений людей в соответствии с принципами
человечности. Этот ход мысли чрезвычайно важен цдя понимания
самой сути философской антропологии: человек определяется не
только через кардинальные отношения к миру — познание, дея-
тельность и созерцание (этим еще не преодолевается абстракт-
ность решения проблемы), но через требующие построения, раз-
решения связанных с противоречиями жизни проблем отношений
людей. Идея их противоречивости заложена в глубоко диалекти-
ческой трактовке отрицания, которое ставит во главу угла экзи-
стенциалистская антропология. Последняя определяет жизнь че-
рез соотношение со смертью, ситуации жизни через их отрица-
ние — выход из них, самого человека только через его «проект»
(Сартр), т. е. только через будущее, а не как состоявшегося в ре-
зультате прошлого в настоящем. Отрицание, по Рубинштейну,
конструктивно тогда, когда несет в себе утверждение, позитивное
начало, порождение нового.
Идея неизбежной противоречивости как специфики человече-
ского бытия конкретизируется во всех вышеперечисленных его
параметрах, которые вводит или рассматривает Рубинштейн. Как
мы отмечали, проблему жизненного пути как психологическую
С. Л. Рубинштейн рассматривает еще в 20—30-х гг. Множествен-
ность и трудность этих проблем определяется тем, что Рубинштейн
рассматривает личность как субъекта жизненного пути. Эта про-
блема подлинности решалась им всю жизнь.
Это была трагедия его жизни и тема его творчества. Он начал
развивать ее еще в начале 30-х гг. очень быстро, вслед, а может
быть, и параллельно Шарлотте Бюлер, выдвинувшей фактически
новую парадигму в изучении личности в контексте жизненного пу-
ти. Эта тема отражается в первых «Основах» (1935), затем — в
«Основах обшей психологии» (1940, 1946). В «Основах общей
психологии» он анализирует эту проблему на уровне личности,
едва намечая ее роль как субъекта жизни. Но поскольку даже по-
нятие личности подвергается идеологической депривации, глав о
жизненном пути личности даже в «Бытии и сознании», т. е. уже во
второй половине 50-х гг., мы не находим.
К этой проблеме — уже на уровне философской антропологии,
т. е. проблеме бытия человека, он обращается в своем последнем
труде.
«Онтология человеческой жизни» и «Человек как субъект
жизни» — таково название двух глав книги «Человек и мир»,

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 63
посвященных ее обоснованию. Из иных параметров, нитей об-
разуется определение жизни на этом уровне — отношение чело-
века к другим людям, к человечеству, включая созданный по-
следним мир науки, культуры, ценностей, отношение к самому
себе, наконец, отношение человека к природе и качество челове-
ка как природного существа — таковы ее исходные характери-
стики. Но сразу вслед за ними вводятся параметры другого пла-
на: совокупность отношений к жизни, сама жизнь, развертываю-
щаяся через диалектику свободы и необходимости, включение в
нее субъекта, который своим сознанием и действиями вносит в
нее изменения, — все это ведет к противоречивости жизни. Осу-
ществление жизни через противоречия и их разрешение, жизнь
как проблема для субъекта — таковы новые параметры и мо-
дальности, вводимые Рубинштейном. Жизненные противоречия
создаются соотношениями добра и зла, самой жизни и смерти,
необходимости и свободы. «Жизнь могуча, бесконечно разно-
образна и чревата всем — добрым и злым»*. «Трагическое имеет
место, когда к неизвестной гибели идет что-то хорошее и пре-
красное, когда к добру как осознанной цели приходится в силу не
зависимых от человека обстоятельств идти через зло. Трагизм
возникает там, где что-то хорошее и прекрасное вовлекается в
пагубный для человека конфликт»**. Особенность человека как
субъекта жизни и состоит в его способности разрешить жизнен-
ные противоречия, изменить соотношение добра и зла, даже со-
отношение жизни и смерти, которое экзистенциалистам пред-
ставлялось таким фатальным.
Развивая мысль, высказанную тридцать пять лет назад в некро-
логе на смерть H. H. Ланге, Рубинштейн выявляет, при каких
условиях смерть человека становится действительно трагична.
Споря с экзистенциализмом, с присущим последнему подчеркива-
нием универсальности смерти, смерти как единственной антитезы
бытию, с мыслью, что сама жизнь имеет и приобретает смысл
только благодаря смерти, он раздвигает границы понимания жиз-
ни. Только та жизнь есть жизнь подлинная, которая осуществля-
ется, строится человеком. Во всех иных случаях, даже если
жизнь физически продолжается, она не является жизнью. А по-
тому — не трагична и смерть, уносящая такую жизнь. «Смерть в
постели, смерть, наступающая потому, что жизнь, жизненные си-
лы себя уже исчерпали, что он увял, и началось умирание еще при
J Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 84.
Там же. С. 80.

64 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
жизни, трагична ли она объективно?»* Жизнь — трагедия, коме-
дия или драма объективно, в зависимости от соотношения сил в
ней, в зависимости от позиции в ней человека. «Основой трагиче-
ского отношения человека к жизни является отношение человека
к трагическому как существующему объективно»**.
Со свойственной ему душевной искренностью и вместе с тем
философски обобщенно и строго рефлексирует Рубинштейн свои
отношения к жизни — трагическое и юмористическое. Да, смерть
определенным образом детерминирует, определяет жизнь: «Смерть
есть также конец моих возможностей дать еще что-то людям, поза-
ботиться о них... Наличие смерти превращает жизнь в нечто се-
рьезное, ответственное, в срочное обязательство, в обязательство,
срок выполнения которого может истечь в любой момент... Мое
отношение к собственной смерти сейчас вообще не трагично. Оно
могло бы стать трагичным в силу особой ситуации, при особых
условиях, в момент, когда она оборвала бы какое-то важное де-
ло, какой-то замысел...»*** Поэтому жизненные чувства разно-
образны.
Рубинштейн находит совершенно особенный эквивалент в па-
литре жизненных чувств — серьезное отношение к жизни, ответ-
ственность. Многообразные концепции ответственности включа-
ют ее в нравственность, мораль. Основное содержание в опреде-
лениях ответственности — предвидеть социальные последствия
своих поступков, осуществляя их нравственную регуляцию и т. д.
(Колберг и др.). Для Рубинштейна ответственность, или серьез-
ное отношение к жизни, включает прежде всего представление о
необратимости хода жизни, о том, что ее детерминация осущест-
вляется здесь и сейчас этим поступком субъекта. Ответствен-
ность, далее — и эта мысль звучит впервые, — не только ответ-
ственность за все содеянное, но и за все упущенное. Неспособ-
ность, неумение реализовать свои возможности, свою сущность
есть отрицание самого себя как субъекта жизни.
Рубинштейн формирует новое понятие, отличное от прежнего
понятия жизненного пути, понятие личной жизни. «Личная
жизнь человека в таком ее понимании — это самое богатое, са-
мое конкретное, включающее в себя как единичное многообра-
зие, так и иерархию все более абстрактных отношений... личная
жизнь выступает не как частная жизнь, т. е. жизнь из которой все
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 80.
Там же.
Там же. С. 82.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 65
общественное отчуждено, но как жизнь, включающая общест-
венное, но не только его, а и познавательное отношение к бытию,
и эстетическое отношение к бытию, и отношение к другому чело-
веку как человеческому существу, как утверждение его сущест-
вования»*.
В онтологию личной жизни входит отношение к другому чело-
веку, характер отношения к другим. Другой как условие моего
собственного человеческого существования и я как условие его
бытия, как тот, чьи поступки и сама жизнь составляют факт бытия
другого, — такова основа и реальная ткань человеческой жизни.
Каковы причины такой онтологизации этики, онтологизации от-
ношений людей, к которой Рубинштейн стремится уже в ранних
трудах? Каковы причины рубинштейновского стремления рас-
крыть закономерность жизни, закономерность отношений людей?
Не в сциентистских устремлениях, не в желании подчеркнуть
жесткость жизненных детерминант. Напротив, показать человеку
все богатство его жизни — этим больше всего можно его укре-
пить и ему душевно помочь жить полной жизнью в данных услови-
ях. Показать взаимную зависимость, взаимовлияние способов
жизни и действий людей друг на друга — таков путь к утвержде-
нию нравственной жизни. И здесь же философски новый ход:
нравственность — не только форма общественного сознания, как
ее официально категоризуют. Нравственность — это способ жиз-
ни, предполагающий реальное нравственное отношение к другому
человеку, реальное нравственное действие, жизнь.
В истории философии много раз был повторен тезис о нрав-
ственном субъекте как субъекте свободного нравственного выбо-
ра, субъекте нравственного самоопределения. Но не оказалось ли
такое определение нравственного как личного волеизъявления и
ограниченным пределами данного субъекта? Не проявился ли
здесь своего рода этический индивидуализм? Нравственное воз-
действие одного человека на другого, воздействие не словом, но
поступком, отношением к нему, своей нравственной жизнью —
таков выход за пределы нравственного индивидуализма. Содержа-
нием подлинной этики является «воинствующее добро» и борьба
за «строительство» нового человека. Отнестись к другому не за то
и не только тогда, когда он хорош, но помочь ему в разрешении его
нравственных трудностей, отнестись к нему вопреки его отрица-
тельному ко мне отношению — вот черты новой этики, «содруже-
ство субъектов», «Республика мы», как назвал ее Рубинштейн.
Рубинштейн С, Л. Человек и мир. С. 77.

66 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
Другой человек, отношения людей, их поступки как реальные
«человеческие», а не «предметные» условия «моей» жизни — та-
кова онтология человеческой жизни. В чем же движущая сила
этой жизни, в чем ее смысл? Так много этических и философских
копий скрестилось вокруг этого понятия, что кажется — нет боль-
ше новых смыслов, чтобы обогатить его. Кажется, что мы, напро-
тив, утрачиваем прежние, пусть романтические, пусть религиоз-
ные, пусть утопические, но возвышенные и возвышающие нас над
жизнью смыслы. Утрачиваем то, что составляло пласт идеального
в жизни человека, что служило ему такой же опорой, источником
нового, как другие формы идеального — знания, культура. Утра-
чиваем смыслы, составляющие особый уровень — духовной жиз-
ни человека, а тем самым погружаемся в обыденную жизнь, в
жизнь быта, в хозяйственную жизнь. Против уничтожения вну-
треннего мира человека, против уничтожения возвышенного пла-
на его жизни борется Рубинштейн: «Жизнь — не кухня и мастер-
ская, а природа — не сырье для производства, общество — не
фабрика и контора, а люди — не только служащие»*.
«Не сострадание к человеку, его бедам и несчастьям, — раз-
вивает он эту мысль, — является основным содержанием этики,
как это утверждает христианский гуманизм, потому что беды и не-
счастья, страдательность человека — не основная характеристика
человека. Не погоня за счастьем как совокупностью удовольствий
и наслаждений является смыслом человеческого существования,
как это утверждают гедонизм и утилитаризм. Основная этическая
задача выступает прежде всего как основная онтологическая за-
дача: учет и реализация всех возможностей, которые создаются
жизнью и деятельностью человека, — значит, борьба за высший
уровень человеческого существования, за вершину человеческого
бытия. Строительство высших уровней человеческой жизни есть
борьба против всего, что снижает уровень человека... Оценка
"высшего" производится с точки зрения того, как она проявляет-
ся, действует, что изменяет, усовершенствует в других людях»**.
Если в ранних работах Рубинштейна жизненный путь предста-
вал перед нами как горизонталь, а будущее — уходящим за гори-
зонт, то здесь, не утрачивая идеи динамичности жизни, он разво-
рачивает ее «по вертикали», по восходящей. Он пишет о своей
жизни так: «И все же, несмотря ни на что — моя жизнь шла по
восходящей». Многим поздним концепциям жизненного пути
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 77—78.
Там же. С. 349.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 67
свойствен подробный анализ будущего — его дальности и близо-
сти, его структуры, целей и перспектив, его образующих. К. Ле-
вин, Ж- Нюттен и многие другие психологи пристально анализи-
ровали категорию будущего, психологической перспективы. Но
ни один из них не поставил идею будущего «на вертикаль». По-
жалуй, только у Л. Толстого мы можем найти то же или близкое
рубинштейновскому понимание смысла жизни. Жизнь — тем бо-
лее жизнь, чем теснее ее связи с жизнью других, с общей жизнью.
Идея жизни в большей или меньшей степени — вот что разрушает
любое представление о жизни как эмпирическом процессе, о жиз-
ни как данности или существовании.
Отправляясь от категории эстетики — всеобщего обобщенно-
го чувства (Gesammtgefull), он, как отмечалось, вводит в фило-
софскую интерпретацию жизни новую категорию — мировоз-
зренческих чувств, имея в виду несколько жизненных обобщенных
чувств, составляющих палитру духовно-этического осмысления
личностью своей жизни. В ней может преобладать одно чувство
при наличии и других, составляющих эту палитру. Мировоззрен-
ческие чувства характеризуют и общественное, и изменяющееся
на протяжении жизни отношение к ней человека. Соотношение
добра и зла, необходимости и свободы, жизни и смерти как реаль-
ные противоречия конкретно складываются в жизни каждого че-
ловека. Жизненные мировоззренческие чувства осуществляют
интерпретацию этих противоречий, включающую их оценку, пере-
живание, решение. Они выражают и трагическое, и юмористиче-
ское, и ироническое отношение к жизни. Они не только отражают
и выражают объективную трагику жизни, но могут, напротив, из-
менить к ней отношение человека, если он оказывается способен
к разрешению того или иного противоречия. Юмор, юмористиче-
ское отношение к жизни выступает как определенный способ ре-
шения ее противоречий с позиций правды, добра и силы. И тогда
человек и вступает в качестве субъекта жизни.
Рубинштейна более всего занимает чувство трагического —
трагическое отношение субъекта к жизни. Это объяснимо из само-
го текста, в котором Рубинштейн анализирует условия, при кото-
рых его собственное отношение к жизни (или скорее она сама)
приобрело бы трагический характер. Это парадоксально, посколь-
ку жизнь ученого объективно была трагична. Он разделяет объек-
тивную трагику жизни и трагическое отношение к ней. Его отноше-
ние, несмотря на все, было оптимистическим, но сознавая, что его
жизнь была трагична, он находит подходящее выражение для этого
противоречия в названии известной в тот период пьесы — «Опта-

68 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
мистическая трагедия». Истоки его оптимизма — в понимании
смысла жизни как борьбы за строительство подлинно человечных
отношений в бесчеловечном обществе. Нужно думать, что это
очень далеко от современных понятий «качество жизни», «ком-
форт», «благополучие» и т. д. Здесь в постановку проблемы чело-
века подставляются очень конкретные значения — судьба челове-
ка в современном Рубинштейну российском обществе.
Еще и еще раз нужно подчеркнуть, что в трактовке и показе
того, как могут быть разрешены проблемы отчуждения человека
от человека, от общества, от собственной жизни, Рубинштейн
поднимает этику на уровень высшей конструктивной антрополо-
гической абстракции. Она далека от понятий обыденного нрав-
ственного сознания, нравственных норм, морального воспитания
и т. д., поскольку она предполагает достижение человеком вершин
развития, если он имеет силы и мужество присвоить свою челове-
ческую сущность. Человек рассматривается не как наличность,
данность (как это часто имеет место в персонологии), (даже если
имеющая будущее или отрицаемая будущей смертью), но как ста-
новящийся, как тот, кто своими познанием, действием и созерца-
нием, разрешая противоречия жизни (или свое с жизнью противо-
речивое соотношение), одновременно становится ее подлинным
субъектом. Очень важно подчеркнуть, что в отличие от распро-
странившегося в отечественной философии и психологии понима-
ния деятельности преимущественно как предметной, преобразую-
щей предметный мир, Рубинштейн раскрывает способность субъ-
екта — человеческими поступками — изменять объективное
«соотношение сил» в жизни, в человеческих отношениях, состав-
ляющих ее важнейшее содержание и объективно поддерживать,
изменяя к лучшему другого человека. Этим ходом мысли и осу-
ществляется онтологизация человека, его сознания, его духовно-
сти как объективно решающей силы. И в «Бытии и сознании», и в
«Принципах и путях развития психологии»* Рубинштейн шел, на-
щупывая кардинальное решение, к этой постановке проблемы.
Там уже прозвучала тема интеграции психологии и этики. Но он
понял, что интеграция должна осуществиться на более высоком —
философском — уровне как интеграция философской антрополо-
гии и этики, как включение последней в сердцевину первой, как
раскрытие способа достижения человеком своей сущности в жиз-
ни, а не только как философская констатация наличия этой сущ-
ности. Так подходит Рубинштейн к конечной цели своего исследо-
Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 69
вания — формулировке сущности и задач подлинной этики, от-
крывающей объективные закономерности человеческого бытия.
В отличие от этики, строящейся на основе индивидуализма, субъ-
ективизма, погашающей все этические проблемы в проблемах са-
мосовершенствования, рефлексии, рубинштейновская этика учи-
тывает все объективные отношения человека к миру и другим
людям, закономерные отношения, складывающиеся в жизни, вы-
являет объективные возможности и ограничения человека и на
этой основе ставит вопрос об ответственности человека за
свою жизнь, других людей, за свою человечность.
Читатель сам найдет, прочтет, поймет и примет все рубинштей-
новские решения, которые он предлагает для преодоления отчуж-
дения от человека его сущности, — и связь с Природой, и связь со
Вселенной, и любовь к другому Человеку. Достижение этой сущ-
ности есть достижение свободы, которой уделила столько внима-
ния современная Рубинштейну европейская философская мысль
(Роже Гароди, Дьёрдь Лукач, Эрих Фромм, российский и западно-
европейский экзистенциализм, марксизм и др.). Его трактовка
свободы учитывает и интегрирует все эти постановки проблемы,
дискуссии, поиски. Он раскрывает ее сущность и в социально-
философском ключе — как преодоление отчуждения, неподлин-
ности жизни, и в социально-этическом, и в этико-философском, и
в психолого-этическом планах. Свобода не как уход, не как голое
отрицание, не как альтернатива необходимости, а как достижение
человека, и как готовность его к борьбе, ответственность, добро-
вольно взятая им на себя за свою жизнь, за судьбы общества, нау-
ки, других людей.
Категория ответственности появляется, как уже говорилось в
«Бытии и сознании», неожиданным образом связываясь не только
с последствиями содеянного (как она всегда понималась и в нрав-
ственном, и в правовом сознании), но и с... упущенным. Стоит
остановиться на этом блестящем повороте мысли, в формулиров-
ке которой как будто отсутствует субъект, но которая прямо ука-
зывает именно на него — на его потенциальные, данные ему объ-
ективно, но им не реализованные возможности. Если традицион-
ное понимание ответственности смещалось в сторону поступков,
действий, имевших негативные (прежде всего подлежащие нака-
занию) последствия, то здесь ответственность оказывается серд-
цевиной сущности личности, ее духовной жизненной силой, кото-
рую она присваивает в борьбе и которая — в конечном итоге — и
дает ей переживание своей субъектности, силы, своей свободы.
Тот, кто берет на себя ответственность сам, тот обладает возмож-

70 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
ностью сам же, в собой определенных пределах и направлениях
контролировать, организовывать все свои действия, отношения,
снимая тем самым внешний контроль, принуждение, обретает не-
зависимость, свободу. Свобода есть не только осознание необходи-
мости, она есть преобразующее присвоение последней субъектом.
Действенность субъекта — это не только его действия по пре-
образованию окружающего, это преобразование и построение им
своей сущности в процессе взаимодействия с людьми, обществом
и самой жизнью, для достижения адекватности этой сущности.
В предпоследнее издание «Человека и мира»* был включен
ранее не публиковавшийся раздел «6. Этика и политика» —
тема, пронизавшая все размышления, все дневниковые записи
С. Л. Рубинштейна. Его ценность — не только в обращении бле-
стящего мыслителя к трагедии своего времени. Его ценность в
поднятии социальных проблем на уровень философского осмыс-
ления и в открытии социально-этического способа их решения.
Его оригинальность — в различении практически реализованно-
го способа общественной жизни и идеала, будущего, в нахожде-
нии той точки отсчета — в идеале коммунизма — с позиций кото-
рой настоящее не выдерживает критики, в раскрытии его вопию-
щих противоречий.
Соотношение этики и политики для него глубоко диалектично:
с одной стороны, «в этику, в этические задачи входит необходимо
и борьба за такой общественно-политический строй, за такие об-
щественные и политические порядки, которые дают возможность,
заключают внешние предпосылки для того, чтобы человеку быть
этичным». С другой — положение, что «переделка общества сама
собой, автоматически переделывает, формирует человека, так что
ничего больше и не нужно — не верно!». «Этика неотрывна от
политики, но решение политических задач само по себе, автомати-
чески не решает проблемы этической». Неверно «сведение мира к
истории общества, человека — к "маске", к олицетворению об-
щественной категории, общества — к фабрике и конторе, этики —
к политике, работы над человеком (человека над собой) — только
к совершенствованию общества». Борьба против отчуждения от
человека его связей с другими людьми, богатства его отношений к
миру, его собственной сущности ведется Рубинштейном как борь-
ба против сведения человека к «маске», к простой производной от
общественной функции, а затем — к средству. Восстановление
самоценности человека, полноты его бытия, прав внутреннего,
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1997.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 71
права личной жизни, разума, совести — таковы координаты ру-
бинштейновского понимания свободы субъекта.
Он выделяет три аспекта свободы: 1 ) как самоопределение —
роль внутреннего в детерминации поведения на разных уровнях;
2) как свобода человека в общественной жизни (свобода личности
и общественное принуждение); 3) как свобода в спинозовском ее
понимании (контроля сознания над стихией чувств).
«Свобода, — полемизирует он с экзистенциализмом, — это не
только отрицание данного, но и утверждение его. Свобода — это
и отрицание и утверждение данного»*. Его последние мысли были
выражением его гражданского и человеческого мужества.
Фактически он не только раскрыл античеловеческую сущность
тоталитаризма, сталинизма, что в конце 50-х гг. было политиче-
ским преступлением. Отрицание предполагало для него утверж-
дение, которое содержалось во всем предшествующем смысле его
труда, — в необходимости борьбы за человечность человека не
через общественные отношения, а путем раскрытия и реализации
всех его сущностных сил, заключенных в познании, активности,
его природных способностях, любви. Он высказал свое отноше-
ние к революции, неоднократно переосмыслявшееся им на про-
тяжении жизни, начиная с юности, с дружбы семьи Рубинштейнов
с Плехановым, с чтения еще тогда — в Марбурге — всей полити-
ческой, литературно-философской прессы. Он дал ее анализ как
явления чисто российского и как общечеловеческого символа,
идеала. Этим он поднял социальные, социально-экономические,
социально-политические, практические проблемы до уровня их
философской интерпретации, показал, как она осуществима. Он
открыл метод построения системы конкретизирующих, вбираю-
щих реальность абстракций. Это был новый поворот философской
мысли.
Можно, занимая скептическую позицию, сказать, что Рубин-
штейн не выстроил в систему категории своей онтологической
концепции. Но он с предельной ясностью показал их связи, кото-
рые объясняются закономерными связями в самой действитель-
ности и способом-методом научно-философского обобщения и
абстракции. Ключевая идея, позволившая Рубинштейну органич-
но, а не декларативно соединить онтологическую концепцию (уче-
ние о бытии) и философскую антропологию (учение о человеке) —
это радикально новая трактовка принципа детерминизма. Метод,
основанный на принципе детерминизма и инкорпорированных в
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М.: Наука, 1997. С. 85—86.

72 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
него принципах: 1) включения явлений в разные системы связей,
в каждой из которых они приобретают и выявляют свою специфи-
ку и качественную определенность; 2) потенциального и актуаль-
ного, раскрывающем временную интенциональную сущность че-
ловека. Здесь в его философской антропологии принцип детерми-
низма приобрел и явил все свое конструктивное операциональное
содержание.
Поэтому можно смело утверждать, что в книге «Человек и
мир» представлена целостная монистическая концепция, впервые
в истории философской мысли объединившая онтологию и фи-
лософскую антропологию, которая вобрала в себя гносеологию
(теорию познания), теорию деятельности, психологию и этику.
Рубинштейн впервые представляет онтологическую концепцию
бытия, включив в него субъекта, который получает не гносеоло-
гическое (связанное с противопоставлением субъекта и объекта),
сводящее его к познанию и сознанию, а онтологическое объясне-
ние. Он раскрывает родственность человека как субъекта всем
субъектам других способов и уровней существования, его суще-
ствования и качественных изменений определенного рода, одно-
временно его специфичность как высшего структурного уровня
организации бытия; он определяет место человека в бытии как
субъекта его реорганизации, его качество как осуществляющего
свою сущность в способе своего существования, рассматривает
совокупность его отношений к миру, природе, другому человеку
как единство познавательного, созерцательного и деятельностно-
го. Со всей присущей ему философской и научной эрудицией он
проследил, как в истории философии и само бытие (материя, при-
рода), и характеристики человека (познание, сознание, деятель-
ность) были предметом анализа и определения, но... в своем аб-
страктном, изолированном друг от друга качестве. Они не рассма-
тривались как способности человека (в результате чего и возник
абстрактный антропологизм), а человек, в свою очередь, сводился
к той или иной абстракции, вырывавшей его из бытия, заменялся
ею. Центральной абстракцией, «вытеснившей» человека, оказа-
лось его сознание, познание. Учение о бытии, материи, природе
все больше становилось предметом не философского, а конкретно-
научного (физики, естествознания) или общественно-историчес-
кого объяснения, а тем самым все больше отрывалось от фило-
софской антропологии как учения о человеке. Только блестящее
знание различных наук — математики, физики, химии, естествен-
ных наук, психологии и др. позволило Рубинштейну проделать
«обратный» путь, обобщив все их результаты и опираясь на них,

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 73
представить их в своей онтологической концепции. И синтез онто-
логии и антропологии он осуществил, идя от проблемы, постав-
ленной еще марбургской и баденской школами — соотношения
номотетического (точного) и идеографического (гуманитарного)
знания. Он решил проблему, возникшую не только в истории фи-
лософии, он вскрыл тупиковую проблему философии марксизма,
особенно советского периода 40—50-х гг., состоявшую в том, что
учение об обществе постепенно обособилось от учения о позна-
нии, гносеологии, логики, теории отражения и от того философ-
ского направления, которое назвалось «диалектикой природы»
(философских вопросов естествознания). Он раскрыл их связи че-
рез единство онтологического, гносеологического и антропологи-
ческого и одновременно с позиций этого единства, вскрыл их про-
тиворечия. Однако очень существенно адекватно понять, как
соотносятся гносеологическое и онтологическое в концепции Ру-
бинштейна, с одной стороны, и познавательное, деятельностное и
созерцательное отношение к миру — с другой. Включая человека
в мир, он охватывает онтологическим объяснением и гносеологи-
ческое, т. е. познавательное отношение: гносеологическое — по-
знание, сознание — это свойства, способности человека, имею-
щие более конкретные определения в системе онтологического
объяснения человека и его бытия и бытия в целом.
На первый взгляд, в труде «Человек и мир» (как и в «Бытии и
сознании») мы видим традиционную критику предшествовавших
философских систем. Однако по существу за критическими эпите-
тами фактически дается глубочайший анализ и квалификация
буквально всех ходов историко-философской мысли, которые
страдали односторонностью, заводившей их в тупик, абстрагиро-
ванностью от целого, и осуществляется их учет в радикально
преобразованном, поставленном «с головы на ноги» качестве в
контексте целостного решения проблемы. Рубинштейн реализует
монистический подход, прослеживая взаимосвязи разных аб-
стракций и отношений. Нельзя сказать, что какая-либо из критик,
осуществлявшаяся с позиций одной философской системы другой
была философски непродуктивна, бессмысленна, — через отри-
цание всегда рождалось утверждение нового. Но до сих пор в исто-
рии философской мысли еще не выполнялась сквозная критиче-
ская реконструкция всех философских систем на основе достиже-
ния такого уровня абстракции, который оказался конструктивным
для интеграции всех качеств бытия и всех объясняющих его аб-
стракций и категорий. Включение идеи об особом способе суще-
ствования человека как высшем уровне развития бытия приводит

74 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
к необходимости рассмотреть те категории, которые, с одной сто-
роны, характеризуют бытие в целом и — с другой — в их специ-
фическом качестве на уровне человека.
Это конструктивное содержание труда более непосредственно
соотносится с экзистенциализмом, в диалоге с ним. С одной сторо-
ны, экзистенциализм, подчеркивая категорию существования,
противостоит тем этическим концепциям, которые переносят
смысл существования по ту сторону реальной жизни (религиозно-
этическим). С другой — экзистенциализм восстанавливает суще-
ствование человека только для того, чтобы подчеркнуть чуждость
ему его собственной сущности и невозможность обрести ее ни в
чем, кроме смерти. Идеи одиночества, «брошенности» человека в
мир являются наиболее характерными выражениями экзистенци-
алистского понимания человека, также стремящегося к идеалу
субъектности, свободы, выбора, Раскрывая сущность человека
как деятельностного существа, С. Л. Рубинштейн одновременно
противопоставляет ее этическим концепциям, подчеркивающим
страдательный, пассивный характер человеческого бытия.
Особенно частая апелляция Рубинштейна к сартровской кон-
цепции вызвана тем, что Сартр «выращивает» свою философскую
систему на почве психологии, взяв за основу антропологических
абстракций индивида, «психологического человека», с его бес-
сознательным, эмоциями, эстетикой — «субъекта наиболее кон-
кретной реальности»*. Однако на этой конкретной абстракции не
удалось построить монистическую концепцию познания, не уда-
лось дать позитивное решение жизненной драмы личности. Она
оказалась непригодной в качестве универсальной теоретической
модели человека, вбирающей в себя все уровни и параметры чело-
веческой жизнедеятельности, или единой теории бытия, как ее на-
зывает сам Сартр в феноменологической онтологии**. Рубинштейн
доказывает принципиальную не единичность человеческого бы-
тия, связь индивидуального «я» с другим, преломление в индиви-
дуальном всеобщего — исторического, человеческого, обще-
ственного, связь человека с человечеством,
И вместе с тем эта раскрытая Рубинштейном связь индивиду-
ального и общественного, личности и человечества дает ему воз-
Sartre J. L'Etre et le neart. Paris. 1943. R 23. О его философской антрополо-
гии см.: Филлиппов Л. И. Философская антропология Жан-Поля Сартра. М.,
1977. С. 193.
** В издании 1997 г. впервые были включены фрагменты рукописи, посвящен-
ные Сартру.

Субъект в философской антропологии и онтологической концепции 75
можность показать с потрясающей остротой проблемность судьбы
и жизни личности, наличие в ней не только будущего («проекта»
по Хайдеггеру), но проблем, противоречий, разрешая которые она
только и достигает своей субъектности. Если на философском
уровне человек определяется как субъект жизни, то на конкретно-
личностном «задачей» его жизни становится достижение каче-
ства субъекта, движение к становлению субъектом.
Уже годы спустя после смерти Рубинштейна состоявшийся в
г. Брайтоне философский конгресс констатировал «смерть субъ-
екта» как чрезмерно абстрактную, не оправдавшую себя фило-
софскую категорию. Рубинштейн вернул категорию субъекта во
всей полноте ее философского содержания философии XX в., рос-
сийской философской мысли, раскрыв его сущность в соотноше-
нии со своим бытием и бытием в целом, он исследовал объектив-
ные особенности человека как субъекта. Это прежде всего его
способность реорганизации бытия*, то, что с появлением чело-
века вся действительность выступает в новом качестве «Мира»
человеческих предметов и отношений, культуры, других субъек-
тов, общества. Эта способность впоследствии конкретизируется в
трех отношениях человека к миру — познавательном, деятель-
ном, созерцательном (этическом отношении к другому человеку,
эстетическом — к человеку и природе). Человек как субъект объ-
ективирует в мире свою человеческую творческую сущность и
вместе с тем на каждом шагу вступает в противоречие с этой —
уже обособившейся от него — действительностью. Наконец, че-
ловек становится субъектом жизни как процесса непрерывно-
го изменения и сохранения, отрицания и развития, добра и зла,
жизни и смерти. Включение в этот процесс человека как субъекта
не отменяет его объективного характера, но субъект вносит объ-
ективные изменения в процесс жизни и объективно меняется сам.
Жизнь — это процесс, в котором объективно участвует сам чело-
век. Основной критерий его отношения к жизни — строительство
в себе и других новых, более совершенных, внутренних, а не только
внешних форм общественной жизни и человеческих отношений.
Категория субъекта оказалась имманентна российскому фило-
софскому сознанию. Она начала распространяться в философии и
этике уже в 60-70-х гг., разрабатывалась в трудах В. А. Лектор-
ского, О. Г. Дробницкого и других, а затем усилиями школы
Эта способность субъекта была раскрыта еще в 20-х гг. в неопубликован-
ном рукописном труде Рубинштейна. Поразительно, что расшифрованная часть
этих рукописей составляет собой своеобразный проспект «Человека и мира».

76 К. А. Абульханова, А. Н. Славская
С. Л. Рубинштейна и совершенно не зависимых от нее последова-
телей фактически превратилась в новую парадигму психологии,
Деятельностная парадигма, предложенная Рубинштейном в нача-
ле 30-х, превратилась к концу века в субъектно-деятельностную.
В этом методологическое значение философской антропологии
для психологии. На первый взгляд, судьба философской концеп-
ции Рубинштейна кажется парадоксальной — он сам с такой по-
следовательностью и мужеством боровшийся за нее, то скрывая,
то прямо отстаивая и в конце концов положив на нее жизнь, успел
воплотить лишь на бумаге, в рукописях, дневниках. Он не смог
сам инкорпорировать ее в современное ему философское созна-
ние, идеологизированное мировоззрение. Но ликвидация тотали-
таризма, крах авторитаризма в России потребовал обращения —
хотя бы как к идеалу, символу — субъекту как выражению неис-
требимости российской потребности страдать и действовать, к
извечной российской проблеме «Что делать?».
«Человек и мир» — этот труд жизни Сергея Леонидовича —
стал выражением его не только философской, но жизненной,
гражданской, научной, человеческой позиции — его стремления
отстоять человека не только как исчезнувшую философскую ка-
тегорию, но как доведенного до предела, но не истребленного то-
талитаризмом и фашизмом. Трагедия его жизни была превраще-
на им в величайшее достижение человеческой и философской
мысли.

К. А. Абульханова
Принцип субъекта в философско-
психологической концепции
С. Л. Рубинштейна
Обращаясь к истории жизни и творчества выдающе-
гося отечественного психолога и философа Сергея Лео-
нидовича Рубинштейна, мы обнаруживаем уникаль-
ность его научной судьбы и вместе с тем логическую
целостность его творчества. Философ по призванию,
дарованию и образованию, он становится психологом.
С. Л. Рубинштейн строит отечественную психологию
на принципиально новой методологической основе —
включая в нее критически переосмысленные достиже-
ния мировой психологической и философской мысли.
На первый взгляд, его профессиональная судьба
необратима: начав свой путь как философ, он офици-
ально становится ведущим психологом — методоло-
гом, теоретиком и организатором советской психоло-
гической науки. Однако в конце жизни он пишет книгу
«Бытие и сознание», которая представляет собой про-
изведение, имеющее значение какдоя психологии, так
идая философии. Самый последний, не опубликован-
ный при его жизни труд «Человек и мир», не завер-
шенный по форме, но завершенный по содержанию,
явился его философским завещанием. Последнее сло-
во в творчестве он сказал как философ, восстановив в
своих правах философскую проблему человека.
Уникальность научной судьбы С. Л. Рубинштейна
порождает вопрос: существует ли единое логическое

78 К. А. Абульханова
основание, основная идея, интегрирующая все его творчество?
Уже в марбургской диссертации, затем в неопубликованных руко-
писях 20-х гг. и наконец, в работе «Человек и мир» мы находим
принципиальные разработки не только общефилософских про-
блем, но и проблем этики, эстетики, методологический анализ
теории относительности Эйнштейна. Интегрирован ли внутренне
этот широчайший круг исследований?
Поиск основной объединяющей все творчество Рубинштейна
идеи требует решения по крайней мере трех основных задач:
1 ) сопоставления первого и последнего этапов разработки соб-
ственно философской концепции;
2) сопоставления первого этапа философских исследований с
собственно психологическим периодом творчества Рубинштейна,
разделяющим первый и последний философские этапы почти
тридцатилетием;
3) выявления единой логической линии всего творчества Ру-
бинштейна или основных направлений внутренних связей его фи-
лософской и психологической концепций.
Первая задача в данной статье решается на основе сопоставле-
ния круга проблем ранних философских рукописей С. Л. Рубин-
штейна из его архива с основными положениями книги «Человек
и мир». Философские рукописи С. Л, Рубинштейна, судя по всему,
охватывают период творчества 20-х гг. Эти рукописи представля-
ют собой дальнейшую разработку круга проблем, впервые наме-
ченного в марбургской диссертации С. Л. Рубинштейна, опубли-
кованной на немецком языке в 1914 г. Лишь своей незначитель-
ной частью по объему, но одной из фундаментальных идей по
существу они представлены в первой опубликованной философ-
ской статье С. Л. Рубинштейна «Принцип творческой самодея-
тельности» 1922 г., которая, судя по примечанию автора, пред-
ставляла собой фрагмент одной из глав целой книги.
Сравнение ранних философских исследований С. Л. Рубин-
штейна, охватывающих период до 30-х гг., с основными идеями,
решением определенного круга проблем и даже формулировка-
ми книги «Человек и мир» приводит к поразительному откры-
тию. Мы обнаруживаем иногда почти буквальное текстуальное и
всегда — контекстуальное совпадение в формулировке проблем.
А вместе с тем и по складу личности, и по характеру рассматривае-
мых проблем предположение о простом восстановлении ранних
рукописей в последнем труде исключается. Совпадения формули-
ровок ранних и поздних работ являются свидетельством не бле-
стящей памяти или кропотливой архивной работы С. Л. Рубинш-

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 79
тейна (он никогда не прикасался к ранее написанному, избегая и
всяческих архивов), а непрерывности его философского исследова-
ния, философского размышления. Если в рукописях 20-х гг. он вы-
двигает философскую онтологическую систему, то в завершающем
труде жизни — книге «Человек и мир» — дает ее разработку и ме-
тодологическое фундирование доя всего гуманитарного знания.
Однако есть факт в самой научной биографии Рубинштейна,
который позволяет понять самый сложный момент его становле-
ния как философа, его философско-мировоззренческую позицию.
Почему, включившись в ситуацию европейской философской
мысли начала XX в. в русле идей Марбургской школы, он сразу же
в год завершения образования выходит на свою первую защиту
(там же, в Марбурге) не правоверным учеником возлагавших на
него большие надежды П. Наторпа и Г. Когена, но их критиком?
Ответ на этот вопрос заключен в направленности его личности и
особенностях жизненного пути.
* * *
Первая философская работа (марбургская докторская диссер-
тация) С. Л. Рубинштейна посвящена проблеме метода. Само
происхождение такой проблемы следует искать в постановке во-
проса о возможности единства методов естественных и гуманитар-
ных наук, основополагающего для Марбургской школы. Круг ис-
следуемых Рубинштейном проблем, поражающий широтой его
философской эрудиции, — рассмотрение методологии естествен-
ных и точных наук (математики и др.), логики, психологии, социо-
логии, этики и эстетики — в известном смысле определен задачей
поиска такого метода. Позитивная часть этой работы намного
меньше критической, но она уже содержит ту идею, которая не
только становится центральной для исследовательских — совер-
шенно новых — задач последующего этапа, но и для всего научно-
го творчества Рубинштейна, его философско-психологической
концепции.
Глубоко проанализировав объективный, по терминологии того
времени, «позитивный» характер точного естественно-научного
знания и выявив присущий его способу объяснения тип детермина-
ции, Рубинштейн приходит к выводу о неприменимости естествен-
но-научного метода к гуманитарному знанию. Он преодолевает и
отвергает марбургскую парадигму телеологизма и субъективизма
в определении сущности метода гуманитарного знания. Именно
тогда он формулирует вопрос: каков же тип детерминации явлений,
объясняемых в сфере гуманитарного знания? И для раскрытия ти-

80 К. А. Абульханова
па причинности гуманитарного знания выдвигает как ключевую ги-
потезу идею субъекта. Именно субъектность, а не субъектив-
ность, по его мнению, должна вскрыть специфику гуманитарной
методологии, имеющей дело со своим типом детерминации, свя-
занным с ценностностью этих знаний.
В следующей опубликованной работе — статье «Принцип
творческой самодеятельности» 1922 г. он разрабатывает эту фи-
лософскую идею, которая впоследствии в виде методологическо-
го, примененного к решению задач психологии принципа детер-
минизма войдет в сокровищницу философско-психологической
мысли. Эта идея «самодетерминации», «самопричинения» или
«самодеятельности» — характеристика специфики субъекта и
одновременно установление объективной закономерности гума-
нитарного знания.
Поиск специфики гуманитарного знания требует от Рубин-
штейна разрешения противоречия, состоящего в том, что объ-
ективность естественно-научного знания непосредственно свя-
зывается только с типом линейного, лапласовского детерминиз-
ма, а отказ от такого типа детерминации оказывается равносилен
субъективизму. Рубинштейн доказывает непригодность лапла-
совского детерминизма как линейного для объяснения ценност-
ного типа причинности и вместе с тем раскрывает необходимость
выработки объективной, а не субъективно-телеологической ме-
тодологии гуманитарного знания. Идея субъекта рассматривает-
ся под методологическим углом зрения, но исследуется собствен-
но философски.
Таким образом, первый круг задач, поставленных Рубинштей-
ном, приводит его к разработке, с одной стороны, идеи субъекта
как методологически центральной дая гуманитарного знания, с
другой — к идее онтологии. В доказательстве онтологичности
объектов специальных наук он видит альтернативу их телеологи-
ческому объяснению, учет онтологичности при построении пред-
метов наук он кладет в основу критериев объективности метода их
исследования. В рукописях 20-х гг. принцип субъекта включен в
онтологическое исследование систем бытия*.
« 1. Общая концепция — так Рубинштейн обобщает в рукописях
основные ее положения: поток становления — изменяющаяся в
ходе развития структура бытия — образование все новых систем
возрастающей степени свободы — отражения и воздействия на
мир. Онтологическое значение развития психики и сознания. 06-
Рукописи С. Л. Рубинштейна 10—20-х гг. Частный архив.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 81
разование в бытии субъектов — центров перестройки бытия. Из-
менение онтологического строения бытия сходно развитию психи-
ки, сознания.
2. Активность субъектов и их бытие. Бытие — это не в их неза-
висимости друг от друга, а в их соучастии. Каждое построение
бытия других совершает работу скульптора.
3. Познание в соучастии и формировании (не просто через от-
ношение к другому существенному для каждого субъекта, а через
активное воздействие).
Против гомогенности бытия, за его многообразие, но такое,
при котором каждое качество должно включаться в другое. Прео-
доление концепции бытия как комплекса друг другу внешних изо-
лированных данностей. Эта внешность — рефлексивность, субъ-
ективность, отвлеченная от содержания — бессодержательность
и тем самым не бытийственность. В сущем как сущем она должна
быть снята. Характеристика мира данности в рефлексивности —
данность в противоположности конструированию как исчерпанию
содержания. Поэтому данность (на самом деле) — заданное, про-
блема. Мир данности дан субъекту. Ограничить объективизм от
пассивизма». (Фрагменты из рукописей Рубинштейна 20-х гг.)
В этих тезисах мы находим целостную философскую систему,
основные параметры которой были затем разработаны в книге
«Человек и мир». В данной рукописи 20-х гг. развитие, отражение
(и сознание), познающий бытие субъект, который одновременно с
познанием бытия воздействует на него и относится к другим субъ-
ектам, — все эти основные категории представлены в целостной
системе. Рассматривая развитие как становление, т. е. возникно-
вение все более высокоорганизованных и качественно новых
уровней бытия, Рубинштейн включает в число этих уровней отра-
жение и сознание, а сознание и отражение он рассматривает как
способность субъекта. Включая в бытие субъекта, Рубинштейн
своей онтологической трактовкой сразу преодолевает парадигмы
гносеологизма и субъективизма. Он преодолевает парадигму, по-
глотившую субъекта, сводящую субъекта к его сознанию. Рассма-
тривая субъект как центр перестройки бытия, Рубинштейн так
раскрывает его роль в бытии: субъект своим познанием и дейст-
вием конструирует бытие. Связи, образующие бытие, есть связи,
посредством которых осуществляется воздействие и взаимо-
действие — соучастие разных качественных определенностей, и
прежде всего — соучастие субъекта в объекте и другом субъекте.
В работе «Человек и мир» характеристика взаимосвязей бытия
будет дана через понятие «причинение», которое еще раз подчер-

82 К. А. Абульханова
кнет активный аспект воздействия явлений друг на друга и сблизит
понимание причинности материального мира с пониманием при-
чинения как активности субъекта. Так Рубинштейн впервые пред-
лагает систему онтологической структуры бытия, включая в нее
субъекта, получающего таким образом не гносеологическое (а вслед
за ним идеалистическое), а онтологическое объяснение. Причем в
этой системе субъект учтен не как наличность, не как рядополо-
женный с другими уровнями бытия, но в его уникальной, реорга-
низующей всю структуру бытия роли, во всей своей активной
субъектности.
Поэтому и проблемы теории познания оказываются постав-
ленными не «безлично», не в виде абстрактных, отвлеченных от
познавательной деятельности субъекта истин, а онтологически и
субъектно: познание проявляется в соучастии и формировании.
И как следствие присущей субъекту активности познания выска-
зывается идея о воссоздании действительности посредством ее
конструирования в познании. Существенна критика кантовского
принципа рефлексивности как внешней данности. Это преодоле-
ние принципа безотносительности познавательных данных к по-
знавательной деятельности субъекта. Объективность познания не
достигается путем снятия активности познающего субъекта. Тако-
вы основные взаимосвязанные в систему трактовки бытия катего-
рии и принципы, посредством которых субъект вводится в бытие,
в онтологию, а его активность — отражение и действие — полу-
чают свое объективное объяснение на высшем уровне развития
этого бытия — бытия человека — центра его перестройки. Даже
идея всё возрастающей степени свободы субъекта здесь усиливает
характеристику его качественных возможностей — осознания и
активного преобразования бытия.
Этот изложенный фрагмент рукописи представляет собой фи-
лософскую систему. Он поражает тем, что сегодня, когда уже не
только осуществилось, но уже стало историей развитие советской
философской мысли 20-х и 40—50-х гг., мы понимаем, что он яв-
ляется ключевым в понимании и характера философских поисков
этого периода, и существа противоречий, с которыми столкнулась
философская мысль.
Более того, не приходится обольщаться мыслью, что, будь опу-
бликован этот фрагмент в свое время, он разрешил бы и упредил
возникновение тех противоречий в развитии философского зна-
ния, которые были связаны и с особенностями его социального
статуса, и с особенностями развития наук, на которые оно опира-
лось. Даже в 50-х гг., когда Рубинштейн начал воссоздавать эту

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 83
систему, сначала как методологическую для психологии в «Бытии
и сознании», а затем как собственно философскую в труде «Чело-
век и мир», хотя эта система была фундирована методологически
с опорой уже не только на психологию, но и на такие области, как
этика и эстетика, нельзя утверждать, что она была понята во всей
своей полноте в 70—80-х гг.
В самом общем виде можно сказать, что проблема доказатель-
ства объективности познания пошла впоследствии путем не рас-
крытия специфичности отражения мира субъектом, а все боль-
шего отождествления познания с практической деятельностью.
Такая трактовка осуществлялась посредством все большей идеа-
лизации деятельности, что и выразилось в сложившейся в 50-х гг.
философской концепции идеального. Против этой концепции и
вынужден был выступить Рубинштейн в «Бытии и сознании»,
разработав свою концепцию идеального именно как познания,
оставив за деятельностью ее собственную специфику в соотно-
шении субъекта с миром. Отождествление его оппонентами по-
знания с деятельностью, «выпарив» все ее практически преоб-
разующее содержание до формулы идеального преобразования
объекта, закрыло перспективу онтологического подхода уже не
только к познанию (как способности субъекта), но и к самой дея-
тельности. Гносеологизация деятельности не решила проблему
связи познавательного отношения (гносеологии) с теорией обще-
ственного бытия субъекта.
Идеализация деятельности усиливала гносеологизацию фило-
софского знания, а тем самым все дальше уводила от проблемы
единства мира, поскольку методология естественных наук вообще
лишалась переходного основания — моста для связи с гносеоло-
гией. Исторический материализм, в свою очередь, оказался обо-
собленным от гносеологии, поскольку сосредоточенность на спе-
цифике общественного бытия не давала возможности сомкнуть
общественно-историческое знание с гносеологией, с одаой сторо-
ны, и естественно-научным знанием и материалистическим его
объяснением — с другой. Будучи объединены единым диалектиче-
ским методом и дифференцированы разработкой материалистиче-
ского подхода отдельно в истории и естествознании, области фи-
лософского знания в своем развитии фактически опять встали
перед проблемой, которая требовала не только разработки общей
идеи о возможности разных способов материалистического объ-
яснения все более высоких уровней организации бытия, включая
такой высший уровень, как общественное бытие людей. Эта про-
блема имела и интегративный — монистический аспект. Пробле-

84 К. А. Абульханова
ма и состояла в том, как реализовать монистический подход к раз-
ным областям философского знания на основе принципа единства
мира. Принцип монизма в его диалектическом понимании требо-
вал того, чтобы единство мира было установлено на основе его
многообразия, чтобы единство вобрало в себя многообразие спо-
собов существования материи, уровней организации бытия.
В чем же особенность предложенного Рубинштейном решения
этой проблемы? В том, что он не просто выстраивает иерархиче-
скую систему уровней бытия. Такая система, строго говоря, уже
была в известном смысле представлена у Энгельса в предложен-
ном им и затем прочно вошедшем в философский обиход понятии
«форм движения материи». Рубинштейн рассматривает субъекта
как такой уровень организации бытия, благодаря возникновению
которого начинается реорганизация всего бытия. Рассматривая
субъекта как новый структурный уровень организации бытия, он
одновременно раскрывает его роль в бытии как центра его по-
следующей реорганизации. Здесь и содержится, как точно обо-
значил в своих дневниках эту проблему сам Сергей Леонидович,
«абрис» онтологии нового типа. Здесь решена одна из самых фун-
даментальных проблем философии: объективный подход распро-
странен на проблему субъекта.
У Рубинштейна здесь еще нет формулировки принципа детер-
минизма, который через тридцать лет был разработан как метод
или методология наук, изучающих субъекта. Еще нет его разрабо-
танного с опорой на психологическую науку понимания, благодаря
которому в саму трактовку детерминации оказалось возможным
вобрать присущую человеку активность. Здесь еще не раскрыто
понятие «человек», которое станет центральным в книге «Чело-
век и мир», так же, как нет понятия «мир». Но поскольку идея
реорганизации бытия субъектом выдвинута, постольку потреб-
ность определения качественной специфики уже преобразованно-
го человеком бытия, которое потом и будет обозначено понятием
«мир», уже выявлена, намечена. Но уже здесь есть критика ла-
пласовского детерминизма как линейного и потому не пригодного
дая уровня бытия субъекта, как ограниченного в своих объясни-
тельных возможностях пределами естествознания.
Здесь отсутствует важнейший, выдвинутый впоследствии ме-
тод рассмотрения субъекта, человека в разных связях и отноше-
ниях, благодаря которому выявляются его разные качества и со-
ответствующие характеристики. Этот принцип и стал впослед-
ствии сердцевиной, существом способа решения диалектической
проблемы выявления монистичности и одновременно многооб-

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 85
разия мира. В труде «Человек и мир» мы находим этот принцип
как ключ к композиционной организации качеств человека, ко-
торая позволяет, скажем, не только устранить отождествление
познания и деятельности, но понять их как разнокачественные
модальности отношений человека с миром, сохранив таким
образом качественную определенность каждого из отношений.
Этот принцип, или метод, сначала был разработан применитель-
но к природе психического, при раскрытии многокачественности
которого стояла та же методологическая проблема — как учесть
не рядоположенно, а иерархически соотносящиеся разномодаль-
ные связи психического. И уже в методологически откристалли-
зованной форме он применяется к проблеме композиции разных
качеств человека.
В рукописях 20-х гг. в разработке этой идеи присутствуют два
принципиальных момента. Первое: детально и глубоко анализи-
руются и квалифицируются как позитивистские идеи Г. Риккерта
и других, которые устанавливали зависимость разных качеств от
точки зрения на объект, т. е. субъективистски трактовали ка-
чественное многообразие бытия. Критика этого подхода дается
с онтологических позиций, т. е. с позиций раскрытия объек-
тивности специфических качеств. Рубинштейн полемизиру-
ет с риккертовской интерпретацией методологии Маркса как
конституирования системы категорий, которую Риккерт назвал
субъективистской.
Второе — это будущий фундаментальный метод рассмотрения
человека в разных отношениях и качествах, который составляет
существо рубинштейновской гуманистической постановки про-
блемы человека. Здесь в числе двух классических отношений че-
ловека к миру — познавательного и деятельного, которые в целом
(при разном понимании их соотношения) признавались философ-
ской и методологической мыслью, Рубинштейн вводит — и имен-
но как философское — третье отношение — человека не только
к бытию, но к другому субъекту. Преодолевается также идея внеш-
ности, внеположности субъектов, как она преодолевается в соот-
ношении субъекта и объекта.
Приводим полностью этот впервые публикуемый фрагмент ру-
кописи 20-х гг.:
«1. Отношение мое к человеку (щедрость, искренность) — вот
это не что иное, как "раскрепощение" бытия другого человека в
результате не отчуждения, а соучастия; в результате моего отно-
шения он не сводится к совокупности отношений, а обретает бы-
тие в себе.

86 К. А. Абульханова
2. Мое действие: его внутреннее содержание образует то отно-
шение, которым формируется и тот, на которого оно направлено,
и я сам.
3. Природа людских отношений и чувств (любовь).
Бытие объекта этого воздействия и отношения, его преобразо-
вание и изменение, когда, вызывая в моем действии его данность,
я реализую его сущность. Когда объектом моего воздействия ста-
новится другой человек, задача в том, чтобы через мое воздействие
на него, преодолевающее его отчужденность, негативную незави-
симость при всех отношениях данности, вызвать его к самостоя-
тельному бытию; для этого нужно, преодолевая и в условиях его
существования, и в нем самом то, что искажает его человеческую
сущность, таким образом утверждать его бытие. Это то бытие, в
котором осуществляется его собственная сущность, но он обрета-
ет ее через меня (и в какой-то мере я — через него). (На полях:
"Отсюда развитие педагогики иного стиля: формирование челове-
ка через отношение к нему, воздействие на него").
5. Бытие субъекта: оно в этом действии не только проявляется,
но и формируется; сама сущность его не только реализуется, не
только формируется и развивается, но и изменяется (искажается
или поднимается на высшую ступень). Расхождение (и схождение)
сущности и ее осуществления раскрывается через действие субъ-
екта в виде долженствования, которое реализуется волей челове-
ка, поскольку она — общественная воля.
Принцип усиления действием бытия субъекта по существу ана-
логичен отношению идеального — познания к объекту. Подлин-
ность бытия объекта — не в его внешней данности и независимо-
сти в этом смысле от познания, а в закономерности, "обоснован-
ности" субъектом его содержания. Поэтому, когда познание
взрывает независимость от субъекта, внешнюю данность объекта,
он (объект) в этом процессе познания, проникающего в свой пред-
мет, не теряет, а обретает свое подлинное бытие. Таким образом,
теория познания и теория действия исходят из одного и того же
принципа. Ктомуже сам процесс познания своими истоками и ре-
зультатами включается в процесс действия».
1. В этом фрагменте — предварительный замысел, система
принципов, характеризующих субъекта через его отношения
с другими субъектами (почти через пятьдесят лет это от-
ношение было названо Б. Ф. Ломовым субъект-субъектным).
Здесь сформулирована глубочайшая идея, которая станет впослед-
ствии основой критического преодоления экзистенциалистского
сведения бытия человека к его существованию. Это идея о прояв-

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 87
лении, усилении в другом человеке его сущности посредством эти-
ческого отношения к человеку. Так формулируется основной тезис
новой этики, как назовет ее впоследствии Рубинштейн, — «онто-
логии человеческого бытия»: об этичности как отношении к друго-
му в соответствии с его сущностью.
Раскрытие субъекта через отношение к другому как субъекту,
относящемуся ко мне, явилось основой преодоления всех форм
индивидуализма, всех форм субъективного идеализма, в которых
«я» субъекта признавалось исходным пунктом как его определе-
ния, так и его сущности. Идея взаимозависимости меня и другого,
идея становления субъекта через отношение к нему другого, идея
отношения к другому как условия становления его сущности —
таков круг идей, ставших основой преодоления всех форм субъек-
тивизма в философии, этике и психологии.
2. В этом фрагменте представлен принцип, который затем вошел
в фундамент психологической науки, — рубинштейновское пони-
мание сущности и механизма развития: сущность субъекта и про-
является, и формируется в деянии. Новизна такого понимания
развития в сравнении с традиционным пониманием развития как
исторического, генетического или онтогенетического состоит в том,
что в основе последних, независимо от их более или менее диалек-
тической трактовки, лежала идея последовательности во време-
ни стадий развития. Рубинштейном же развитие раскрывается
через одновременное взаимодействие субъекта с другим субъ-
ектом. Оно является способом превращения потенциального
в актуальное, объективацией его сущностных сил, при кото-
рой происходит самораскрытие, саморазвертывание сущности
субъекта и одновременно его дальнейшее становление. Рубинштейн
дает свое понимание такого способа развития — не через диалекти-
ку опредмечивания и распредмечивания, но через диалектику реа-
лизации (обнаружения) сущности человека в деятельности и об-
ратного влияния последней на формирование его сущности. Речь
идет не об объективации субъекта в создаваемых им предметах,
продуктах деятельности. Речь идет о концепции всех его способно-
стей, творческих сил в организации, осуществлении деятельнос-
ти — об инобытии субъекта в деятельности, что, в свою очередь,
требует от него не только применения способностей, напряжения,
но самореализации в другом, что и ведет к его развитию.
Таким образом, бытие субъекта сразу охарактеризовано через
принцип развития.
Итак, основные положения онтологической концепции Рубин-
штейна таковы.

88 К. А. Абульханова
Субъект, во-первых, включается в бытие.
Во-вторых, специфика субъекта характеризуется следующими
модальностями: этической сущностью, проявляющейся через от-
ношение к другому субъекту, усиливающее сущность другого субъ-
екта и приводящее к развитию его самого, деятельностью, преоб-
разующей объект и выявляющей его собственную сущность.
В третьих — бытие субъекта было определено через развитие.
В этой диалектически понятой особенности развития субъекта
была заключена идея метода. Когда впоследствии применительно
к решению задач психологии возник вопрос об объективном мето-
де исследования, Рубинштейн имел философский ключ к ответу на
него. Диалектика проявления субъекта и субъективного в объекте
и субъекте уже была открыта.
Можно дать такую итоговую философскую характеристику
определения Рубинштейном категории субъекта: субъект и в своем
познании, и в своем деянии, и в своем отношении к другому субъ-
екту уничтожает (каждый раз специфическим способом) внеш-
ность, внеположность объекта и другого субъекта, преодолевает
его обособленность, обнаруживает(познанием), преобразует (дей-
ствием), усиливает своим отношением к нему сущность другого че-
ловека. Тем самым здесь дается онтологическое определение ак-
тивности субъекта как преобразующей в разных отношениях и на-
правлениях и разными способами сущность объекта и другого
субъекта. Здесь, таким образом, заложен фундамент философско-
го онтологического понимания деятельности как одного из типов
активности субъекта, во-первых, и заложена идея имманентности
деятельности субъекту, во-вторых. Деятельность — это способ от-
ношения субъекта к действительности (будь он познавательный,
собственно действенный или этический). Уже в начале 20-х гг. в
работе «Принцип творческой самодеятельности», отправляясь от
задач и возможностей философского метода, выявленных еще в
марбургской работе, Рубинштейн ставит проблему объективности
как качественной определенности бытия субъекта. При этом глу-
боко раскрывается его понимание не только деятельности, но и са-
мого деятеля, т. е. субъекта этой деятельности.
Своей концепцией он фактически «реабилитирует» субъекта,
показывая объективность его соотношения с объектом, доказыва-
ет, что развитие самого субъекта происходит в деятельности, в
процессе созидания объекта.
Рубинштейн определяет сущность субъекта понятием «само-
деятельность». И если в истории философии приставка «само»
всегда была синонимом идеализма, солипсизма и других разноо-

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 89
бразных «измов», здесь она включена в контекст объективного
подхода к субъекту. Из круга возможностей нового объективного
метода, из сферы его анализа не выпала самая пружина, самый
внутренний механизм активности субъекта.
Распространив объективный подход на субъекта, Рубинштейн
тем самым сохранил эту категорию и для философского анализа, и
для дальнейшего понимания другими науками всего богатства ее
проявлений, всю многомодальность ее сущности. Именно через
субъекта становится возможным понимание качественного разли-
чия собственно деятельностного и познавательного и этического
отношения к человеческому миру, понимание качественной уни-
кальности психики, не сводимой к деятельности.
И познание, и сознание, и психическое для Рубинштейна не
нуждаются в подчеркивании их активно деятельной сущности по-
средством понятия «деятельность», поскольку они для него с са-
мого начала характеризуются субъектностью. Он открывает для
исследования не одно и не изолированное отношение, а ряд,раз-
личных модальностей субъекта, которые едины до того, как они
становятся качественно обособившимися друг от друга деятельно-
стью, познанием и т. д. Он открывает плоскость порождения субъ-
ектом его отношений к миру и ставит вопрос об их качественной
специфике.
Сегодня, когда в психологии обнажилась и актуализировалась
другая парадигма, согласно которой иначе как через деятельност-
ный подход якобы невозможно раскрыть специфику психики, мы
можем утверждать, что рубинштейновская традиция сохранила
субъекта и объективную трактовку его субъективности дая психо-
логии и других наук.
Впоследствии, в 30-е гг., Рубинштейн избирает психологию
как сферу не только философского, но и научно-психологического
фундирования категории субъекта. Затем, как феникс из пепла,
через тридцать лет (!) на новом уровне идея субъекта возрождает-
ся вновь философской мыслью 50—60-х гг. Рубинштейн является
родоначальником этого возрождения.
В философских рукописях 20-х гг. дается разработка и других
модальностей бытия субъекта как конкретных онтологии.
Эстетика имеет своим предметом онтологию чувственного бытия
субъекта.
«Исследовать чувственный мир, его онтологическую структуру
при помощи эстетики», — так методологически необычно форму-
лирует в рукописи Рубинштейн философскую задачу исследования
эстетического отношения субъекта к миру. «Звук в музыке, —

90 К. А. Абульханова
продолжает он, — (и ритм — время), цвет в живописи, форма в
пластике, архитектуре (также пространство). Установить путем
анализа то, для чего, для выражения чего каждая чувственная ка-
чественность служит, что она выражает — через значение. Изуче-
ние формирования сущего в искусстве употребить как средство
для выявления формальной (онтологической) структуры сущего,
его архитектоники. Значение формы, характера оформленности
для модального характера бытия, для его завершенности».
И как бы для того, чтобы окончательно преодолеть постановку
проблемы эстетического через гипостазирование и абсолютиза-
цию формы, а потому уход в субъективизм ее интерпретации, Ру-
бинштейн добавляет в рукописи одно только замечание, которое
сразу возвращает эстетике методологически изничтоженную ее
связь с субъектом: «Блаженство определять и ограничивать на-
туру!». Придание завершенности и формы бытию человеком как
сущности его эстетически-чувственного оформления мира и са-
мого себя — таково онтологическое и вместе с тем специфически
субъектное понимание эстетического. Рубинштейн продолжает:
«Эстетическое — первый пласт в построении природы совершен-
ного сущего. Красота — его (сущего. — /С Л.) совершенство в
организации физико-душевного, которое, как и совершенство в
душевно-духовной области — добро, есть совершенство орга-
низации, В нем выражается основная его онтологическая заклад-
ка и структура — повадка, темп и ритм, и архитектоника пластики
человеческого существа... Красота — абсолютная завершенность
бытийности».
Онтология этического отношения к другому человеку исходит из
определения субъекта в его отношении к другому человеку. Глав-
ный вопрос этики Рубинштейн также формулирует нетрадиционно
онтологически, на первый взгляд, парадоксально: «Как мало еще
существует человек!». С такого необычно звучащего утверждения
начинается этический фрагмент его ранних рукописей.
«Главный вопрос нравственности — не только в счастье чело-
века, а в том, быть ли человеку... Нравственное деяние не обозна-
чает пользу или счастье человека, оно должно дать бытие челове-
ку. Любовь есть созерцание и утверждение совершенства. Бытие
человека — в отношении его к другому человеку, ко мне, поэтому
я должен своим отношением к нему даровать ему бытие».
«Отъединение, создающее пустоту вокруг человека, — причи-
на и следствие, сущность преступления».
«Поступки мои и выражающееся в них мое отношение к другим
людям (составляющим их внутреннее содержание) ставят других

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 91
людей в новые условия и новые отношения ко мне (другим лю-
дям) — таким опосредствованным образом обусловливают изме-
нение жизни, деятельности и отношений других людей, через эту
изменяемую их деятельность происходит дальнейшее формирова-
ние людей. Другой человек не непосредственно, а опосредованно
воздействует на меня, поскольку он изменяет условия... При этом
в формировании как моем, так и другого человека, в процессе мое-
го воздействия на него и его мной обусловленных деяний речь идет
о диалектике сущности и ее осуществления (причем в процессе
своего осуществления сущность не только осуществляется, но и
изменяется — то искажается, то переходит на другую — высшую
ступень, в более совершенную сущность)».
«Любовь — когда человек в своей индивидуальности стано-
вится для меня завершенной реальностью, перестает быть только
частью среды, одним из элементов или определенных величин ми-
ра, а выделяется как самостоятельная реальность, как завершен-
ное совершенное в себе бытие».
В этих фрагментах из рукописей 20-х гг., как и в эстетическом
фрагменте, содержится одна из центральных идей — преодоление
внешности, внеположности субъекта и другого субъекта. «Не
объективировано в содержании — значит субъективно», — так
категорически подводит итоговой формулировкой Рубинштейн
приговор пассивности, отрицанию участия, соучастия, содействия
другому и его сущности. Принцип пассивизма (так его необычно в
20-е гг. назвал Рубинштейн) он формулирует как общую идею,
объединяющую и познавательный, и эстетический, и этический
варианты пассивности: «видимость (в познании. — К А), аморф-
ность (в эстетике. — К А.) и безразличие (в этике. — К А.)».
Продолжением идеи о неразрывных связях субъекта с миром
(в форме ли познавательного, этического или эстетического от-
ношений к миру) является идея, которая сначала выступила в об-
щефилософской форме, а затем была применена Рубинштейном к
природе психического как методологическая идея непрерывности
бытия. Эта методологическая идея впоследствии была разработа-
на учеником Рубинштейна А. В. Брушлинским в концепции психи-
ческого как недизъюнктивного процесса. Философски и психоло-
гически как проблема времени и специфики времени человеческой
жизни она была позднее разработана нами совместно с исследова-
тельским коллективом*.
См.: Абульханова К. А., Березина Т. Н. Время личности. Время жизни. М.,
2002.

92 К. А. Абульханова
Рубинштейн подходит к проблеме «онтологической психоло-
гии». «Настроения и переживания души, всю жизнь ее, которая
обыкновенно для сознания испаряется и улетучивается как субъ-
ективное и потому будто бы иллюзорное, зафиксировать в четких
определенных очертаниях, вскрывающих реальное онтологиче-
ское содержание употребляемых при этом обычно образов (на-
пример, глубина души, возвышенность, сосредоточенность, рас-
сеянность и т. д.)». Так впервые он подошел к предмету психоло-
гии — не от гносеологии, тем более логики, но от онтологии, от
того специфического способа и способностей воспроизведения
действительности, которыми обладает душа, «псюхе».
И также поразительно нетрадиционно в рукописях 20-х гг. он
впервые подходит к определению личности. «Я познаю в страда-
нии ядро личности, — пишет он, — через страдание она формиру-
ется... Страдание как испытание, эксперимент для выявления ме-
тодом отрицания ценности личности. Но одновременно страдание
как фактор определения личности — такова роль страдания в
судьбе человека».
Наряду с направлением разработки метода через преодоле-
ние субъективизма и раскрытие своеобразия онтологичности
субъекта осуществляется постановка проблемы метода в дру-
гом направлении. Рубинштейном разрабатывается понятие дейст-
вительности, которое противопоставляется ее созерцательному
пониманию Г. Риккертом, начинается полемика с психологизмом
логики, социологии и других наук за обоснование объективности
действительности. Здесь Рубинштейн выступает с разоблачени-
ем попыток интерпретировать работы Маркса в духе такого пси-
хологизма.
«В теории понятий обращают внимание, — пишет Рубинштейн,
имея в виду Риккерта и других, — исследования Маркса о фети-
шистском характере товара, о понятии общества, вообще о его
теории гипостазирования в реальности абстрактных отношений».
Одновременно с этим вопрос о действительности встает для не-
го как вопрос о соотношении конкретного и абстрактного в ней,
исследуемого различными науками. «Если все, что мы признаем,
основывается на ценностях, — пишет он, — то, конечно, суще-
ствуют "трансцендентные" ценности (он заключает в кавычки это
понятие, подразумевая под ним лишь трансцендентность в смысле
объективности, а не в понимании Канта. — К А), т. е. ценности,
независимые от признающего их субъекта. Это необходимая пред-
посылка признания независимой от эмпирического субъекта объ-
ективной действительности».

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 93
Свои характеристики действительности С. Л. Рубинштейн раз-
вертывает и в таком образном ключе: «Художник в произведении
искусства, например, в романе изображает то, что мы называем
недействительным. Однако несомненно, что это имеет для нас са-
мый действительный смысл и интерес. Что это значит? Просто то,
что обыкновенно понимают под действительностью, не есть вся
действительность (курсив мой. — К А). Под "действитель-
ностью" понимают обычно систему вещей и явлений, поскольку
они способны действовать, причинно обусловливать практическую
жизнь. Но рядом с этими причинными связями в действительности
есть много действительного, много действительных отношений, и
те из них, которые действительно изображает искусство. Если
естественно-научное мышление односторонне считало единствен-
ной и полной действительностью ту действительность, которую
выражала система естественно-научных понятий и законов, то та-
ким образом из действительности улетучивалось многое, несо-
мненно действительное... Но с другой стороны, не менее односто-
ронни те, кто (Риккерт и др.) на основании того, что естественно-
научная действительность и понятия (о ней. — К А.) — не вся, не
полная действительность (естественно-научные понятия не пол-
ностью описывают ее. — К А), на этом основании утверждали,
что она вообще не действительность, что она — лишь фикция.
Научное познание так мало удалено от действительности, что, на-
оборот, оно, бесспорно, открывает новые области действительно-
сти и в уже известном открывает действительные связи и зависи-
мости. Но бесспорно то, что ни одна наука не может дать всей,
полной действительности, что всякая наука возможна лишь благо-
даря анализирующей абстракции.
Если я сопоставлю социальные науки с логикой, этикой и эсте-
тикой в отношении к действительности (в противоположность
физическим и психологическим наукам), то и судьбу их впослед-
ствии можно сопоставить: в обоих областях царит психологизм...
Теория действительности и недействительности у Риккерта обу-
словлена тем, что он действительным считает лишь созерцатель-
ное... Ведь Риккерт сам, признавая независимость и сверхинди-
видуальность ценностей, приходит этим признанием к утвержде-
нию независимости от нас объективного мира, эмпирической
действительности. А если он от нас независим и существует само-
стоятельно, то мы суждениями своими не создаем, а лишь при-
знаем его. Следовательно, если бы мы и не признавали его в об-
щеобязательных экзистенциальных суждениях, он бы все-таки
существовал. Следовательно, существует он и независимо от цен-

94 К. А. Абульханова
ностей, следовательно, неправильно, что существование абсо-
лютных сверхиндивидуальных (да и вообще каких-либо) ценно-
стей есть предпосылка бытия. Но что зато несомненно правильно
(и эта истина бесспорна и огромна по своему значению для всего
миросозерцания) — это то, что познание в самом деле невозмож-
но без признания над- и сверхиндивидуальных абсолютных цен-
ностей. Эти ценности логически действительно prius (наиболее
важный — лаг) всякого познания как существование познания, с
другой стороны, есть фактическое условие их (ценностей, поня-
тий. — К А) существования».
Соответственно такому онтологическому пониманию дейст-
вительности Рубинштейн ставит в своих ранних рукописях во-
прос о закономерностях разных областей действительности как
предметах разных наук, тот вопрос, который, как покажет даль-
нейшее, являлся сакраментальным для предмета психологиче-
ской науки.
«Кто воображает, — пишет он, — что действительность —
психическая или физическая — вся действительность, не понима-
ет, что это лишь две своеобразные закономерности в действитель-
ности, тот поневоле приходит к той мысли, что, например, эстети-
ческое есть психическое (эстетическое = часть психологии). Но
не в симфонии как объекте физики заключено же эстетическое, не
в колебаниях же эфира!.. В мире действительности в широком
смысле слова рядом с действительностью в узком смысле слова =
физический + психический мир находится мир эстетического и
мир этического. Задача философии, теории познания обосновать и
установить конституитивные категории не только доя природы, но
и доя всех иных областей действительности».
И как ни удивительно доя человека, который вскоре после на-
писания этих строк сам целиком обратился к определению законо-
мерностей действительности, изучаемых психологией, Рубин-
штейн начинает свое вхождение в психологию с преодоления пси-
хологизма: «В обычной современной классификации наук в
понятии... (наука о духе. — К. Л.) (что в сущности означает здесь
дух? Психическое?) оказывается, будто психология есть централь-
ная наука для наук истории, наук об обществе (это утверждение.
— К- А.) покоится опять-таки целиком на таком ложном понятии
действительности, согласно которому все не физическое, все, что
нельзя ощупать рукой, — психическое».
Подвода итоги, можно сказать, что суть рубинштейновского по-
нимания метода как антитеза его неокантианскому телеологическо-
му пониманию исходно сложилась в рамках такой задачи, в которой

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 95
одновременно решалась проблема философского и конкретно-науч-
ного определения действительности, причем ее определения одно-
временно многими науками. В 20-е гг. Рубинштейн разрабатывает
проблемы методологии науки, причем не одной из наук, но именно
одновременно ряда наук. Иными словами, он решает задачу, ана-
логичную той, которая вскоре встала перед ним, когда он вошел в
психологию. Предмет психологии, как показало его дальнейшее ис-
следование, представлял собой некоторое интегральное образова-
ние на пересечении закономерностей естественно-научно объясняе-
мой действительности, особенностей гносеологического отношения
психики к действительности и, наконец, закономерностей социаль-
ной действительности.
Рубинштейн, обратившийся к разработке собственно методо-
логических проблем психологии уже в середине 20-х гг., включа-
ется в решение ее задач с позиций онтологических, т. е. ищет
качественную определенность психического, особые закономер-
ности действительности, объясняемые психологией. Именно ру-
кописи 20-х гг. показывают, что в них был сформирован именно
такой, а не гносеологический угол зрения на предмет психологии,
который, как показала дальнейшая ее история — история ее ста-
новления, — был единственно верным исходным пунктом анализа
психического. Это позволяет выделить этапы развития самой со-
ветской психологии на основе определенного, предложенного им
методологического способа решения ее задач.
Вопрос этот стоит и в таком аспекте или плоскости: каким об-
разом его официальное вхождение в психологию (в 1930 г. он пе-
реезжает из Одессы в Ленинград и берет руководство кафедрой
психологии Педагогического института имени А. И. Герцена) и его
первая официально психологическая статья («Проблемы психо-
логии в трудах Карла Маркса», опубликованная в 1934 г.) поста-
вили его в уникальное положение по отношению к целой плеяде
советских психологов? Поскольку последние, в число которых
входили такие блестящие ученые, как В. М. Бехтерев, П. П. Блон-
ский, М. Я. Басов, Л. С. Выготский и другие, уже с самого начала
20-х гг. пытались разрешить ее кризис и построить психологию на
базе марксизма, изнутри самой психологической науки.
Это преимущество определялось тем, что Сергей Леонидович
Рубинштейн к этому времени не только блестяще владел знанием
истории философии, пониманием ее современного состояния во
всем его «плюрализме» и противоречивости, но и владел методо-
логической операционализацией философских проблем примени-
тельно к конкретным наукам, общей методологией научного зна-

96 К. А. Абульханова
ния, способностью конструирования предметов наук на основе
онтологической философской парадигмы сущего.
С самого начала возникновения психологии в русле фило-
софского знания это соотношение складывается стихийно. До-
марксистская философия представляла своего рода способ «ви-
дения» предмета этой науки без обоснования причин такого или
иного «видения». Даже когда влияние философского идеали-
стического мировоззрения на психологию оказывается весьма
целенаправленным, определенные тенденции развития психо-
логии — взаимодействие ли с естественными науками или дру-
гие причины — приводят к тому, что идеализму не удается охва-
тить своим влиянием всю психологическую науку. Философский
идеалистический метод проникает в способ психологического
мышления, способ интерпретации эмпирических данных, в вы-
бор методов и т. д. Тем не менее остальная часть психологии
остается эмпирической.
Диалектико-материалистическая философия по отношению
к психологии становится методологией в подлинном смысле сло-
ва — не как способ стихийного понимания ее предмета, а спо-
соб его философски обоснованного, философски прогнозируе-
мого и философски доказуемого объяснения. Построение та-
кой методологии отечественной психологии и было той задачей,
которую поставил и последовательно, шаг за шагом, решал Ру-
бинштейн.
Приблизительно в это же время на Западе Т. Кун обращается к
созданию методологии науки, но именно абстрагированной от кон-
кретных наук и потому всеобще универсальной области философ-
ского знания. Рубинштейн приступает к созданию методологии
психологии как метода познания конкретной науки, неотрывного
от самой этой конкретной науки. Если Кун вычленяет совокуп-
ность абстрактных проблем логики науки вообще, которые оказа-
лись малоприложимыми к конкретным наукам, то Рубинштейну
на основе обобщения и рефлексивного конструирования метода
психологического познания удается, не уйдя в область ее частных
проблем, выявить такие связанные с диалектичностью ее предме-
та особенности, которые, в свою очередь, предъявили новые тре-
бования к самой философии, к уровню ее диалектичности. Реф-
лексия метода, сознательное построение методологии психологии
потребовало переформулирования, точнее, разработки некоторых
философских парадигм.
Таким образом, если куновская методология науки отрывается
от философии, что оборачивается сциентизмом, то рубинштей-

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 97
новская устанавливает принципиальную связь философии и кон-
кретной науки. Обращение Рубинштейна к построению методоло-
гии, философским проблемам конкретной науки становится ре-
волюционизирующим моментом самого философского метода,
философского мышления, потому-то, войдя в психологию, он од-
новременно всю жизнь продолжает оставаться философом.
Период 20-х гг. был начальным периодом становления совет-
ской психологии и связывался с решением двух задач — примене-
нием марксизма к психологии, во-первых, и стремлением практи-
чески применить психологию во всех областях жизни, во-вторых.
Первое было скорее желанием, социальной потребностью, но в
силу недостаточного знания целостной теории Маркса эти попыт-
ки страдали механицизмом и односторонностью.
Рубинштейн в отличие от своих коллег-психологов, только еще
начинающих пересматривать свое позитивное отношение к бур-
жуазной психологии и колеблющихся между полярно различными
позициями — своеобразного патриотизма либо использования
западноевропейских теорий, методов при некоторых коррективах
и дополнениях, уже заканчивал философско- методологическое
переосмысление основ мировой психологии, ее основных направ-
лений. Для решения столь титанической задачи от него потребо-
вались поистине энциклопедические знания. Он выявил существо
кризиса в мировой психологической науке. Эта задача нуждается в
научной категоризации, квалификации. Будучи ученым, прежде
всего ценившим внутреннюю логику развития науки, он обратился
к выявлению собственных внутренних противоречий в этой логике
развития, но с позиции философско-методологических. Это было
разрешение принципиальной для всей психологической науки за-
дачи. Анализируя кризис психологии, Рубинштейн выявляет его
конфронтирующие направления: психологию сознания и бихевио-
ризм — психологию поведения, оценивает складывающиеся в ев-
ропейской и американской психологии направления — прежде
всего гештальт-теорию.
Противоречия мирового кризиса психологии проявлялись и в
советской психологии 20-х гг. в силу нерешенности вышеуказан-
ной задачи. «Парадоксальность ситуации, — пишет известный
историк советской психологии, ученица Рубинштейна Е. А. Буди-
лова, — возникшей в рефлексологии, так же, как и в реактоло-
гии, заключалась в том, что оба эти направления, объявляя пред-
метом изучения человека как деятеля, в действительности отво-
дили ему внешнюю роль в переключении внешних стимулов на
двигательную реакцию. Человеческая деятельность лишалась

98 К. А. Абульханова
своей сущности — сознательности и сводилась к двигательным
ответам или реакциям»*.
Выявление ведущего противоречия кризиса мировой психоло-
гии само по себе составляло сложнейшую задачу, как показывает,
с одной стороны, сравнение с попытками вскрыть существо кризи-
са, предпринимаемыми другими советскими психологами, и то по-
ложение вещей в самой советской психологии 20-х гг., которое
свидетельствовало о трудности его преодоления изнутри психо-
логической науки, — с другой.
Л. С. Выготский в своей статье «Исторический смысл психоло-
гического кризиса», написанной в 1927 г. и опубликованной толь-
ко в 1982 г., предполагал, что каждое направление буржуазной
психологии представляет собой изолированную систему и таких
систем, таких психологии — множество. Поэтому он связывал
причины кризиса не с внутренним противоречием системы мето-
дологии психологии, а с соотношением теории и практики**.
Е. А. Будилова отмечала: «В начале 20-х годов советские пси-
хологи готовы были следовать по пути буржуазной психологии в
поисках выхода из методологического кризиса»***.
Рубинштейн выявил внутреннюю логику — методологию за-
падноевропейской психологии. Поэтому он смог раскрыть сущ-
ность этого кризиса — его основное направление, его ведущее
противоречие. «Сведя психику к сознанию, а сознание — к само-
сознанию, к отражению (рефлексии) психики в самой себе, эта
ставшая традиционной для всей психологии декарто-локковская...
концепция сознания отъединила сознание человека от внешнего
мира и от собственной его внешней предметной практической дея-
тельности. В результате деятельность человека оказалась отъеди-
ненной от сознания, противопоставленной ему и потому сведенной
к рефлексии и реакциям»****. Сведенная к реакциям деятельность
становится поведением, т. е. простым способом реагирования.
Анализ кризиса мировой психологии дан в статье о К. Марксе и
в статье «Философские корни экспериментальной психологии»,
опубликованной в «Ученых записках» Ленинградского государ-
ственного педагогического института им. А. Н. Герцена (1940) под
* История философии в СССР. Т. 5. Кн. 1. М., 1985. С. 738.
** Выготский Л. С. Собр. соч. М., 1982, Т. 2; М., 1984, Т. 6.
Будилова Е. А. Философские проблемы в советской психологии. М., 1972.
С. 151.
Рубинштейн С. Л. Проблемы психологии в трудах Карла Маркса // Со-
ветская психотехника. 1934. № 1. С. 89.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 99
редакцией Рубинштейна. Однако основные идеи этой статьи уже
содержались в более ранней публикации — его книге «Основы
психологии»*.
Рубинштейн раскрыл кризис психологии как ее философско-
методологический кризис. Этот кризис произошел как след-
ствие поляризации и взаимоисключаемости двух направлений при
неадекватном общем понимании психики и сознания. Бихевио-
ризм выступил как направление, внешне противоположное психо-
логии сознания, его исключающее именно в силу того, что исходил
из того же понимания сознания, что и интроспекционизм**. Кризис
проявился в сущности понимания природы психики и потому спо-
собе ее исследования.
Когда в начале 30-х гг. С. Л. Рубинштейн и жизненно практи-
чески, и научно входит в психологию, он в отличие от других может
верно выделить существо этого кризиса, потому что имел ключ к
его решению, потому что владел пониманием субъекта как
основания связи сознания и деятельности. Он раскрыл сущ-
ность кризиса психологии как варианта кризиса всего гуманитар-
ного знания, которое, с одной стороны, стремилось вскрыть при-
сущую ему специфичность, а с другой — решало эту задачу на
основе принципа объективности и причинности, присущего естест-
венно-научному знанию. Чем иным был бихевиоризм, как не по-
пыткой объективно проследить проявления психики человека, а
тем самым сводившим, «испарявшим» ее специфику до реакций,
до объективно регистрируемого поведения?
Однако опознав в психологическом кризисе черты кризиса ме-
тодологии науки, Рубинштейн не ограничил свою задачу проеци-
рованием на психологию своего готового, казалось бы, решения,
поскольку он как ученый и личность был чужд всякого априориз-
ма. Его онтологизм был не только философским подходом, но и
исследовательским принципом, присущим его мировоззрению
как ученого. Для него возникают две новые взаимосвязанные за-
дачи — философская и собственно методологическая по отноше-
нию к психологии. Первая состоит в потребности и необходимо-
сти углубить понимание объективности в подходе к субъекту и
соответственно всему гуманитарному знанию, теперь совсем не-
посредственно включая в него психологию. Вторая — в необхо-
димости раскрыть то новое качественное содержание и сознания,
и деятельности в психологии, которое позволило бы в каждом из
См.: Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1935.
Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959. С. 89.

100 К. А. Абульханова
этих отношений найти основание связи с другим. Для решения
этих взаимосвязанных задач он и обращается вновь к концепции
К. Маркса.
В 1934 г. выходит статья Рубинштейна «Проблемы психологии
в трудах Карла Маркса», в которой содержится программа по-
строения отечественной психологии. Исходным пунктом этой про-
граммы является концепция деятельности прежде всего в ее объ-
ективном общественном содержании. Иными словами, первую
философскую задачу поиска объективного основания гуманитар-
ного знания Рубинштейн решает посредством применения мето-
дологически переосмысленной марксовой концепции социальной
детерминации как общественных отношений людей. Для ре-
шения второй задачи исходным пунктом становится концепция
деятельности как труда, связанная с общественными характери-
стиками ее субъекта.
«Человек, его сознание и психика, — пишет С. Л. Рубинш-
тейн, — не замыкаются в непосредственной данности субъекту, а
выражаются в деятельности, реализуются в ней»*. Одновременно
в деятельности раскрывается другая фундаментальная зависи-
мость, идущая от объекта к субъекту: «...В объективировании, в
процессе перехода в объект формируется сам субъект»**. Диалек-
тика объективирования и субъективирования — не саморазверты-
вание сущности субъекта, а деятельность и созидание — совмест-
но с другими людьми и отношениями, которые ее детерминируют.
Только благодаря такому пониманию самой деятельности не как
замкнутой в себе сущности, не как внешнего проявления субъекта
формулируется тезис об объективной опосредствованности со-
знания, т. е. объективный метод распространяется на понимание
субъективного. И как следствие этого снимается присущая всем
вариантам интроспекционизма замкнутость сознания в себе.
Рубинштейн выделяет два опосредствования в связи сознания
и деятельности в их диалектике. Благодаря идеальному плану,
благодаря способности сознания к обобщению действия человека
выделяются из непосредственной связи с ситуацией. В плане пре-
емственности с ранней философской концепцией Рубинштейна
чрезвычайно важен этот тезис о сознании как идеальном плане
действия, благодаря которому, как отмечалось, не возникнет по-
требности «испарить» действие до идеальной формулы сознания,
как это постараются сделать впоследствии психологи и филосо-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973. С. 24.
Там же.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 101
фы, а напротив, формулируется гипотеза об отрыве благодаря со-
знанию действия от связи с непосредственной ситуацией, т. е. соб-
ственной функции сознания.
Другая опосредствующая диалектическая связь — исторична.
Человеческое сознание, будучи исторической предпосылкой труда,
является и его результатом. Будучи зависимо от практики, созна-
ние (психология людей) регулирует их практическую деятельность.
Перспективно раскрытие разных темпов исторического развития
индивидуального сознания, разной вовлеченности разных участков
сознания в историческое развитие и разных уровней развития раз-
ных участков сознания. Проблема не в том, чтобы указать на исто-
ричность сознания, а в том, как ее понять, подчеркивает Рубин-
штейн*. Рубинштейн вскрывает процесс перестройки сознания в
практике как трудный, исполненный противоречий процесс.
Принципиальным для преодоления всех логико-гносеологизи-
рованных интерпретаций сознания является положение о чув-
ственной основе его развития. Последнее опирается на известный
тезис о становлении природы человеком и позволяет критически
преодолеть все иррациональные трактовки и сознания, и бессо-
знательного.
Итак, в одной статье Рубинштейна рассмотрено сразу несколько
аспектов связи сознания и деятельности. Первые и главные из них —
философские: гносеологический и социально-исторический (созна-
ние, деятельность и общественные отношения), а также культурно-
исторический. Далее проведен антропогенетический анализ созна-
ния, собственно психологический — соотношение сознательного и
бессознательного, социально-психологический — соотношение ин-
дивидуального и общественного (группового, коллективного) созна-
ний. Таково было основное методологическое содержание принципа
единства сознания и деятельности, разработанного Рубинштейном.
Позднее, оценивая историческое значение этого принципа, сам Сер-
гей Леонвдович так писал о нем;
«Утверждение единства сознания и деятельности означало, что
надо понять сознание, психику не как нечто лишь пассивное, со-
зерцательное, рецептивное, а как процесс регуляции деятельно-
сти субъектом, реальным индивидом, и в самой человеческой дея-
тельности, в поведении человека раскрыть его психологический
состав и сделать, таким образом, самую деятельность человека
предметом психологического исследования»**.
См.: Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание М., 1957. С. 250.

102 К. А. Абульханова
Для психологии, соответственно, при переходе к анализу со-
знания, психики в ее отношении к миру прежде всего необходимо
было определить, кто же является их субъектом. Постановка про-
блемы о связи сознания и деятельности требовала ответа на во-
прос, как и где образуется подобная связь. Рубинштейн дает от-
вет, который глобален и прост, — личность. Данная связь образу-
ется личностью и на уровне личности. В самой кажущейся
простоте этого вопроса и заключена вся сложность и многомер-
ность ответа на него: прежде всего было необходимо перейти от
уровня абстракции «человек» к конкретному уровню его бытия —
личности. Однако возникают еще три вопроса.
Почему же при доказательстве тезиса о единстве сознания и
деятельности Рубинштейн наиболее подробно раскрывает именно
роль последней, делая акцент на ней?
Второй вопрос: почему в 30-х гг. С. Л. Рубинштейн переносит
центр своего внимания и осмысления с проблемы субъекта на
проблему и роль деятельности?
Третий: почему Рубинштейн переходит от уровня и абстракции
«человек» к уровню личности? На второй вопрос ответить не-
сложно. Это было связано с причинами идеологическими, которые
жестко определяли презентацию научных идей. Если в 10-20-х
(даже в публикациях) можно было писать о человеке, субъекте, то
к концу 20-х даже о личности упоминать было рискованно, по-
скольку она нивелировалась «народными массами», «классами»
и т. д. Именно поэтому утверждение, что личность является субъ-
ектом связи сознания и деятельности, не выписано Рубинштейном
столь определенно и отчетливо в статье 1934 г., а ведь именно в
ней, рискнув обратиться уже к полузабытым ранним рукописям
К. Маркса, он совершает переход, до сих пор не отрефлексиро-
ванный ни в психологии, ни в философии от категории «человек»
к категории «личность». Между тем этот переход означал не про-
сто конкретизацию понятий, а обращение к тому конкретному
уровню бытия человека, на котором только и можно было рас-
крыть связь сознания и деятельности.
Ответ на первый вопрос связан с тем, что деятельность совер-
шенно очевидно обладала онтологичностью, тогда как доказать
онтологичность сознания еще предстояло. Деятельность реально-
практически изменяет объект, преобразует его, даже создает.
Кроме того, именно в деятельности Рубинштейн, соглашаясь с
Марксом, видел общественные отношения людей, их безличные,
объективные и личные связи, которые в то же время M. M. Бахтин
приписывал сознанию, его способности к диалогу. Поэтому, со-

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 103
гласно Рубинштейну, на личность и ее сознание «влияет» не толь-
ко деятельность, но и общественные отношения людей, которые
обладали, несомненно, исторической объективностью, онтологич-
ностью.
Трудно сказать сегодня, видел ли Рубинштейн внутреннее про-
тиворечия, заключенные в рассмотрении деятельности как труда.
Он-то прежде всего искал и открывал ее творческий характер,
тогда как Маркс доказывал, что она, имея принудительный харак-
тер, отчуждает продукт труда от производителя, а его самого от его
деятельности, лишая тем самым статуса субъекта. Поэтому, оста-
вив пока сознание в сфере гносеологического понимания, Рубин-
штейн подчеркивает онтологичность деятельности и именно в этом
качестве ее влияние на сознание.
Но сегодня можно смело утверждать, что это влияние рассма-
тривалось не односторонне. Целенаправленность деятельности,
ее мотивация, сама ее организация осуществляется сознанием,
которое не только «проявляется» в деятельности, но конституиру-
ет ее, не говоря о том, что в целом своей волей, ответственностью
осуществляет деятельность именно личность как субъект, обла-
дающий сознанием.
Отвечая на третий вопрос, можно сказать, Рубинштейн пере-
шел к уровню личности при установлении связи сознания и дея-
тельности, поскольку, если не ограничиваясь философским поня-
тием сознания, перейти на почву психологии, то в качестве психики
сознание имманентно принадлежит личности. Психика, сознание
не самодостаточны, не существуют в себе, а принадлежат кон-
кретной личности. Так, от одного уровня — человека как субъекта
Рубинштейн переходит к другому — личности.
Казалось бы, субъект — это лишь одно из многочисленных ка-
честв личности, субъекта только в одном, очень конкретном смыс-
ле. Личность обычно рассматривается как «частное лицо», порой
некто почти безликий, скрытый за маской исполняемой роли.
«Слово личность обозначало сначала у этрусков маску, которую
надевал актер, затем этого последнего и его роль»*. И тем самым,
кажется, обедняется или совсем уничтожается ее субъектность,
которая имманентна ей согласно другой — идеалистической, во-
люнтаристической, ницшеанской философиям, где личность —
начало начал, демиург, абсолютная воля.
Личность в рубинштейновском, т. е. раскрывающем ее субъект-
ность понимании оказывается бесконечно богатым, интеграль-
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946. С. 310.

104 К. А. Абульханова
ным понятием, которое одновременно включает ее индивидуаль-
ность, индивидность и т. д. Но главное — личность — основа-
ние связи в цепи «сознание — деятельность», чем уничтожается
принцип безличности, анонимности, бессубъектности такой свя-
зи. В «Основах психологии» (1935) и «Основах общей психоло-
гии» ( 1940) Рубинштейн строит систему связей психики, сознания
и деятельности, опосредованную личностью как субъектом этой
связи.
Личность становится основанием связи сознания и деятельно-
сти, в личности и личностью эта связь реализуется и замыкается.
Связь сознания и деятельности оказывается личностно опосредо-
ванной. Сознание репрезентирует личности все существующее в
мире, все отдаленное от нее во времени и пространстве, все, с чем
она никогда не вступала и априори не может вступить в контакт.
Поэтому именно в мире своего сознания, как совершенно особом,
индивидуально присущем ей измерении, она, как считает экзистен-
циализм, способна выходить за свои пределы, свои рамки и стро-
ить систему координат, систему значимых для нее направлений,
определяя свое место в этом измерении, затем траекторию, ори-
ентацию и цели собственных действий*.
Так формируется понимание того, что сознание регулирует
деятельность, что личность, обладающая сознанием, тем самым
способна регулировать свои действия. Это стало величайшей пси-
хологической идеей XX столетия. В своем строго научном содер-
жании она шла от сеченовской идеи, которой Рубинштейн придал
более глобальный характер.
Рубинштейн выступает с критикой сведения личности к ее со-
знанию. Он развивает следующее позитивное положение: «Все
психические процессы... протекают в личности, и каждый из них в
своем реальном протекании зависит от нее»**. Иными словами,
личность является тем основанием, на котором и в системе кото-
рого осуществляются функционирование и развитие всех психи-
ческих процессов. Рубинштейн указывает на три такие за-
Этими положениями, на наш взгляд, ограничивается критическое суждение
Т. С. Батищева, одного из авторов данного труда, об объективистском, чуть ли
механическом, бессубъектном характере принципа единства сознания и деятель-
ности. Он мог бы казаться таковым только при акценте на креативности субъ-
екта, которого придерживается автор. Между тем личность, живущая в обще-
стве и осуществляющая свой труд, совсем не всегда может быть субъектом, об-
ладающим неограниченной свободой творчества.
Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1935. С. 617.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 105
висимости: 1 ) все психические процессы не только универсальны,
но и индивидуальны (в смысле дифференциальной психологии);
2) психические процессы не имеют самостоятельной линии раз-
вития; 3) они не «остаются только процессами, совершающимися
самотеком, а превращаются в сознательно регулируемые действия
или операции, которыми личность как бы овладевает и которые
она направляет на решение встающих перед ней в жизни задач».
И далее: «Все психические процессы составляют психическое со-
держание жизни личности»*.
Итак, сознание не является демиургом, подчиняющим себе лич-
ность, но, обладая сознанием, она (личность) особым образом —
сознательно — строит уже не только деятельность, но свои от-
ношения с миром. Так же, как наблюдательность, вдумчивость,
рассудительность являются направляемым личностью осущест-
влением психических процессов, так и сознание является особым
способом отношения личности к миру.
Преодоление функционализма происходит и в трактовке самой
личности, которая определяется не через структурные составляю-
щие, а через качество целого. Следует обратить внимание на то,
что именно в структуре личности, разработанной Рубинштейном,
первоначально представлены психологические модальности дея-
тельности — потребности, способности, направленность. Именно
они есть одновременно личностные и деятельностные кванты ее
активности.
Здесь намечается принципиальная линия расхождения с трак-
товкой личности только через значения и смыслы, присущие ее
сознанию. Не отрицая роли последних, Рубинштейн конституиру-
ет структуру личности не только через структуру ее сознания, а
саму личность — не только через ее структуры.
Личность как целое, в свою очередь, определяется через трие-
динство: чего хочет человек, что для него имеет привлекатель-
ность (это направленность, потребности, установки, идеалы); что
может человек (это способности, дарования); что есть он сам —
что из его тенденций и установок закрепилось в характере, стерж-
невых особенностях его личности. Эти три модальности образуют
целое, и вместе с тем это целое не задано изначально, не зафикси-
ровано, не статично, а функционально — способности формиру-
ются в деятельности, которую совершает этот человек, в послед-
ней личность воплощает свои лучшие качества, в нее вкладывает
Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В. Философская концепция
С Л. Рубинштейна. М„ 1989. С. 617, 618.

106 К. А. Абульханова
свои сокровенные переживания и т. д. Характер — это воплоще-
ние устойчивых личностных направленностей, тенденций, которые
она развивает, реализует в деятельности и фиксирует как посто-
янно значимые принципы в жизни. Преодоление формалистиче-
ской концепции характера, преодоление фаталистической трак-
товки способностей, преодоление имманентной теории потребно-
стей и влечений — таковы линии «борений и преодолений»
Рубинштейном господствовавших взглядов на личность. В то же
время личностный «склад», «каркас», не рассматриваясь как не-
что заданное, неизменное, вместе с тем оказывается устойчивым и
постоянным. Данная «статичность» — результат, следствие вы-
работанных в жизни, в ее динамике, в деятельности своеобразных
квантов, кристаллов действенных проявлений личности; эти со-
ставляющие — устремления, способности — это способы и пути
их реализации, характер — личностный способ реализации осу-
ществления намерений, устремлений.
Момент движения, пружина действия, способ и характер дей-
ственности — за этими, дышащими диалектикой определениями
не только проглядывает, но мощно заявляет о себе сам субъект.
Как осуществляются деятельность, общение, жизнь, как строит-
ся способ действий на основе желаний и реальных возможнос-
тей — вот модальность субъекта, вот его «личностное обличие».
Субъект же является основанием связи, единства личности и
ее деятельности. Только преодоление устоявшегося философско-
го способа видения действительности дало Рубинштейну возмож-
ность раскрыть деятельную, т. е. субъектную сущность личности,
преодолеть парадигму созерцательности. Что же это за способ и в
чем его суть?
Условия жизни человека, жизненные обстоятельства традици-
онно мыслились как некие «данности», нечто постоянное, налич-
ное, покоящееся, изначально присущее, как определенный способ
или уклад жизни людей. Концепции социальных потрясений, ре-
волюционных преобразований не затрагивали человека с точки
зрения его отношения к бытию как субъекта своей жизни, он был
лишь единицей в массе. Концепция субъекта принесла прежде
всего идею активного, строящего условия жизни и свои отноше-
ния к бытию человека. Сама идея жизни, определения ее условий
как решаемых задач, требующих от человека этих решений, — та-
кова была новая предложенная парадигма. Действительность в ее
«первозданном» виде, которую человек «застает» при своей жиз-
ни, оказывается, не задана ему изначально. Действительность об-
ращена к человеку своими требованиями, ограничениями, задача-

Принцип субъекта в философскопсихологической концепции 107
ми трудностями, несоответствиями, неизвестностями, но от него
же' исходит возможность или невозможность решения, желание
или нежелание создать лучшие условия своей жизни — тот «про-
дукт» его жизни, который не очевиден как продукт деятельности,
но желаемое он получает только в одном случае: если оно являет-
ся результатом его усилий — личностных, интеллектуальных, во-
левых, результатом его деятельности.
Целостность личности определяется и скрепляется деятельно-
стью: «В конкретной деятельности человека все они сплетены в
одном узле»*. Единство личности и деятельности как раз здесь об-
наруживается: личность, проявляя в деятельности те или иные
свойства (направленность, способности, характер и т. д.), через
деятельность обретает их связь друг с другом. Поэтому связь меж-
ду личностными модальностями — динамическая, опосредованная
деятельностью. Направленность личности, ее установки, раз за
разом порождая в однородных ситуациях определенные поступки,
и переходят затем в характер, и закрепляются в нем в виде свойств
личности. Наличие интереса к определенной области деятельно-
сти стимулирует развитие способностей в соответствующем на-
правлении, а наличие определенных способностей, обусловливая
плодотворную работу, стимулирует интерес к ней и удовлетворен-
ность**.
Таким образом, деятельность придает единство не только вну-
тренней структуре личности, но и вместе с тем — целостность, си-
стемность связям личности с миром. Личность как система — это
и предпосылка, и результат ее деятельности; таково следующее на-
правление их связи. Личность в процессе деятельности не только
проявляется, но и формируется. Связь личности с деятельностью
поэтому раскрывается не только в аспекте «функционирования» —
проявления, объективации личности, но и в аспекте ее развития.
В деятельности личность структурируется по-иному, чем в своем
психическом складе: она преобразуется, обретает целостность че-
рез связь мотивов, целей и субъективных результатов.
Вначале через принцип единства сознания и деятельности Ру-
бинштейн ищет подход и к объективному изучению самой лично-
сти, к тому, как она проявляется в деятельности, обнаружива-
ется в ней. Затем намечается путь к активному формированию ее
сознания через деятельность. Этот подход был реализован во
всем цикле проблем воспитания ребенка, соотношения обучения
Рубинштейн С. Л. Основы психологии. С. 620.
См.: Там же.

108 К. А. Абульханова
и развития, которые были разработаны С. Л. Рубинштейном еще
в 30-е гг., совместно с ленинградским герценовским коллективом.
Особенности проявления личности в деятельности, личност-
ные характеристики последней зависят от ее целей, т. е. созна-
тельных характеристик деятельности. Прослеживая дальнейшую
связь сознания и деятельности в этом новом, личностном аспекте,
он показывает, что сознание — не просто высший психический
процесс, но процесс, связанный прежде всего с регуляцией отно-
шений личности, которые складываются в процессе деятельности.
Особенности сознания определяют динамику позиций субъекта в
деятельности. Таким образам, сознание — не просто высший лич-
ностный процесс и образование, но регулятор процесса деятель-
ности, регулятор ее динамики. Сознание — это не только элемент
структуры деятельности, ее цель, которая связана с мотивом как
личностным образованием, но сознание — высшая способность
действующей личности.
Здесь сознание и выводит личность в мир; цели личности детер-
минированы не только внутренне, но и общественно: обществен-
ным бытием личности, ее жизнедеятельностью. Личность не рас-
творяется в деятельности, сливаясь с ней в целое, не имеющее
конца и начала, она через деятельность изменяет мир, выстраи-
вая системы своих отношений с ним, системы отношений с други-
ми людьми, жизнью в целом. В силу этого деятельность оказыва-
ется основанием в более широкой системе отношений личности с
миром, которые раскрываются личности ее сознанием. В главах
«Основ общей психологии», посвященных личности, отражатель-
ный, познавательный аспект сознания раскрывается в единстве с
его качеством как отношения, переживания, стремления, т. е.
уже более онтологично. В трактовке интересов, идеалов личности,
ее направленности, мировоззрения эти обе стороны последова-
тельно соединяются. Регулирующая роль сознания прослежива-
ется в определении направленности, убеждений, где сказывается
их деятельностная, действенная роль.
«Последний завершающий вопрос, который встает перед нами
в плане психологического изучения личности, — это вопрос о ее
самосознании, о личности как "я", которое в качестве субъекта
сознательно присваивает себе все, что делает человек, относит к
себе все исходящие от него дела и поступки и сознательно прини-
мает на себя за них ответственность в качестве их автора и
творца»*. Здесь очевидна прямая противоположность такого по-
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946. С. 677.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 109
нимания самосознания его идеалистической трактовке как зам-
кнутого в себе, на себя и в себя обращенного образования. Это
понимание самосознания не как прямого самоотношения, а опо-
средствованного всеми жизненными проявлениями субъекта.
Иной аспект — понимание самосознания как основания идентич-
ности, тождества многообразно проявляющегося субъекта, да-
лее — это понимание самосознания как рефлексии субъекта,
рефлексии его деятельных возможностей, его жизненных практи-
ческих достижений.
Принципиальным является вопрос о соотношении сознания и
самосознания: не сознание рождается из самосознания, из «я», а
самосознание возникает в ходе развития сознания личности, по
мере того, как она реально становится самостоятельным субъек-
том. Этапы самосознания Рубинштейн рассматривает как этапы
обособления, выделения личности из непосредственных связей с
окружающим миром и овладения этими связями и отношениями.
Здесь очевидно различие в подходе к сознанию и самосознанию
Рубинштейна и Л. С. Выготского. Согласно Выготскому, особен-
ность высших психических функций — это овладение своим по-
ведением по принципу интериоризации определенных внешних
структур (команд и т. д.), т. е. усвоение социальных детерминант.
Согласно Рубинштейну, сознание и самосознание — это овла-
дение отношениями с миром посредством своих действий. «При
этом человек осознает свою самостоятельность, свое выделение в
качестве самостоятельного субъекта из окружения лишь через
свои отношения с окружающими его людьми, и он приходит к са-
мосознанию, к познанию собственного "я" через познание других
людей»*. «Сознательное общественное отношение к труду явля-
ется стержнем, на котором перестраивается вся психология лич-
ности; оно же становится основой и стержнем ее самосознания»**.
Самосознание человека — это не только рефлексия себя, но пере-
осмысливание своей жизни.
* * *
Разработав исходный методологический принцип отечествен-
ной психологии, С. Л. Рубинштейн начинает на его основе постро-
ение системы психологической науки. Первой частью решения
этой задачи стала книга «Основы психологии», вышедшая в 1935 г.
всего через год после программной статьи 1934 г. В этой книге
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 678.
Там же. С. 681.

110 К. А. Абульханова
Рубинштейн впервые проанализировал различные психологиче-
ские данные, направления, проблемы, показав их взаимосвязь на
основе принципа единства сознания и деятельности. В то время
как мировая психологическая наука представляла собой разно-
родную массу не связанных между собой теорий, подходов, кото-
рые не соотносились друг с другом и недостаточно учитывали друг
друга в своем развитии, Рубинштейн ставит задачу дать целостное
изложение мировой психологии, наметив принципиально новую
роль российской психологии. Однако возможности решения этой
задачи были ограничены тем, что теории, возникшие в другой ло-
гике, в другой методологии, на другой основе, поддавались скорее
систематическому изложению, чем внутренней систематизации.
Одновременно С. Л. Рубинштейн приступает к решению дру-
гой важнейшей задачи: созданию новой эмпирической базы совет-
ской психологии, которая была бы подчинена новому методологи-
ческому принципу. С этого момента многими советскими психоло-
гами и самостоятельно, и под непосредственным руководством
Рубинштейна начинают проводиться эмпирические исследования
на основе принципа единства сознания и деятельности. К ним от-
носятся и те циклы, которые были проведены на кафедре психоло-
гии Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена:
исследования мышления и речи, восприятия и т. д. «Большие ци-
клы исследований проблем общей психологии, опирающиеся на
методологический принцип единства сознания и деятельности,
внесли много новых фактов, — пишет Е. А. Будилова, — пока-
зали многообразие и многосторонность связей психики с деяте-
льностью»*. Е. А. Будилова относит к работам этого направле-
ния труды Б. Г. Ананьева «Психология чувственного познания»,
А. Н. Леонтьева «Очерк развития психики», А. А. Смирнова «Проб-
лемы психологии памяти», Б. М. Теплова «Проблемы индивиду-
альных различий».
Так, например, при исследовании памяти ее специфика и актив-
ная природа запоминания и восстановления выявляются через
деятельность А. А. Смирновым, А. Г. Комм, Д. И. Красилыцико-
вой. Другие психические процессы обнаруживали свою сущность
благодаря изменению условий деятельности, вариации деятельных
задач. «С позиций, выдвинутых этим принципом, — писал сам
С. Л. Рубинштейн, — были плодотворно разработаны в советской
психологии проблемы сенсорики, памяти, способностей и т. д.»**.
История философии в СССР Т. 5. Кн. 1. С. 748.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 249.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 111
Началась разработка проблемы развития и ведущего для него
вида деятельности, которая опиралась на классификацию видов
деятельности по психологическому основанию (игра, учение, труд).
Эти проблемы обсуждались С. Л. Рубинштейном, Л. С. Выгот-
ским, позднее — Б. Г. Ананьевым и А. Н. Леонтьевым в дискуссиях
о соотношении обучения и развития ребенка, а также на основе
выявления специфики видов деятельности, например, игры. Так,
А. Н. Леонтьевым начинается онтогенетическое исследование пси-
хики, сознания ребенка, в котором роль ведущей деятельности от-
водится игре; позднее он обращается к разработке структур со-
знания и деятельности, одновременно и продолжая линию Выгот-
ского и присоединяясь к идеям Рубинштейна.
Большую часть этих оригинальных исследований Рубинштейн
сам же и обобщает, и синтезирует сначала в своем труде «Основы
психологии», а затем в труде «Основы общей психологии». В от-
зыве Б. Г. Ананьева, А. Р. Лурии и других на книгу «Основы общей
психологии» по поводу ее представления на Государственную пре-
мию говорится, что в ней впервые представлена система совет-
ской психологии как науки, как нового этапа ее развития.
Принцип единства сознания и деятельности стал методологи-
ческой основой советской психологии. Но принцип единства со-
знания и деятельности привел и к новой теории сознания, его
строения (единство отражения и отношения, переживания; един-
ство строения и функции, изменение сознания в процессе актив-
ной деятельности; единство познания, отражения и общения). Эта
теория сознания имела системный характер, потому что включала
множество его разных аспектов: исторический, антропогенетиче-
ский, психофизиологический, онтогенетический (развитие созна-
ния ребенка) и личностный (проблема самосознания личности).
Принцип единства сознания и деятельности образует следующую
систему организации и представления психологических проблем.
1. Понимание предмета психологии, методологическое опре-
деление природы психического: а) принадлежность сознания дей-
ствующему субъекту, принадлежность его субъекту отношений к
другим людям, деятельности, миру в целом; б) единство реального
и идеального, единство знания и переживания, отражения и отно-
шения; в) единство отражения, отношения (переживания) и дея-
тельности; г) «знание, представленное в сознании, является един-
ством объективного и субъективного»*, т. е. предметность созна-
ния как отражения и субъектность как выражение отношения
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 7.

112 К. А. Абульханова
личности; д) сознание как высший уровень организации психики
(психика и сознание), которому присущи в отличие от психики
идеальность, «предметное значение, смысловое семантическое со-
держание»*; е) сознание как индивидуальное и общественное об-
разование, его общественная сущность; ж) сознание как рефлек-
сия, как представленность самому себе; з) сознание как регулятор
деятельности; и) сознание и бессознательное; к) сознание как са-
мосознание.
2. В определении методов психологии связь сознания и дея-
тельности выступила как общий объективный метод исследо-
вания психики: только благодаря тому, что сознание открыто в
деятельность, а не замкнуто в самом себе, как утверждал интро-
спекционизм, оно подлежит объективному исследованию; оно
проявляется в деятельности, изменяется благодаря деятельности.
Одной стороной объективного метода является проявленность со-
знания, психики в деятельности, другой — его развитие через дея-
тельность. Последнее составляет собственно основу эксперимен-
тального исследования: направленно формируя и изменяя созна-
ние разными способами организации деятельности, можно его
познавать. Здесь — основа идеи формирующего эксперимента,
которая стала возможна благодаря принципу развития сознания
через деятельность.
3. Принцип развития: сознание было понято как исторически
высший этап развития психики. Раскрыты единство и специфика
исторического и онтогенетического аспектов сознания, единство и
специфика индивидуального и общественного сознаний, показана
роль труда в возникновении сознания: «Труд создал самого чело-
века; он создал и его сознание»**. Сознание и изменение, обраще-
ние отношений в структуре потребностей человека: «Цели чело-
веческой деятельности отвлекаются от непосредственной связи с
его потребностями и благодаря этому могут быть впервые осозна-
ны как таковые»***. Развитие сознания ребенка как развитие его
личности, как этап его жизненного пути, как способ и новое каче-
ство его соотношения с действительностью.
4. Рассмотрение познавательных процессов связано с пре-
одолением гносеологизации сознания. Принципиальным является
положение, что различные функции — чувствительность, мнеми-
ческая функция и т. д. — рассматриваются не только «в их отно-
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 148.
Там же. С. 148.
*** Там же. С. 149.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 113
шении к аппаратам», т. е. их психофизиологическим основам,
строению органов чувств, а «фактически внимание сосредоточено
на изучении процессов в деятельности»*. Это положение суще-
ственно как опровержение критиков Рубинштейна, пытавшихся в
1947 г. показать, что он не преодолел функциональной психоло-
гии: здесь намечается именно новое специфическое качество са-
мого сознания, психического — как процесса, деятельности, как
функционирования в широком смысле слова. Это понимание
процессуальности сознания и психики в целом будет позднее раз-
работано Рубинштейном в книге «Бытие и сознание».
5. В речи, ее функциях и сущности проявляется общественная
природа сознания, связанность с общением людей. «Благодаря речи
сознание одного человека становится данностьюдля другого»**. Речь
и определяющее ее сознание являются единством познавательного и
коммуникативного отношений человека. Будучи средством выраже-
ния, речь является вместе с тем средством воздействия, формой су-
ществования мысли и выражением отношения, т. е. в речи также
прослежено единство — знания и отношения. Известно, что диало-
гизм как общая и важнейшая характеристика сознания подчерки-
валась M. M Бахтиным. Однако, несмотря на историчность самого
философского понятия «диалог», его сущность оказалась скорее
философски определенной, констатируемой, чем психологически
раскрытой. Между тем в рубинштейновском анализе развития ре-
бенка вскрывается тончайшая психологическая реципрокность диа-
лога: ребенок стремится не только понять другого, но быть понятым
им, в чем порой заключается сложность решаемой им психологиче-
ской задачи. Важнейший вклад в раскрытие сущности сознания вно-
сит Г. Мид, когда в триаду отношений сознания к миру, к другому, к
себе вводит отношение ко мне другого.
6. В трактовке эмоций и воли, в разработанном Рубинштейном
их понимании представлен отношенческий аспект сознания, со-
знание как переживание. «Чувство человека — это отношение
его к миру, к тому, что он испытывает и делает в форме непосред-
ственного переживания » ***. Отношение к миру раскрывается через
связь эмоций с потребностями, которая имеет двоякий характер:
«Означает одновременно и зависимость от чего-то, и стремление
к нему»****. Моральные чувства представляют собой развитие об-
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 179.
** Там же. С. 403.
"* Там же. С. 458.
Там же. С. 460.

114 К. А. Абульханова
щественных межлюдских отношений. Эмоции, являясь выраже-
нием отношения к миру, одновременно являются регуляторами
деятельности и складываются в ее процессе как переживание удо-
влетворения или неудовлетворения. Чувства — выражение отно-
шений личности к миру и ее взаимоотношений с людьми.
Когда потребность становится осознанным и предметным жела-
нием, направленным на определенный объект, человек знает, чего
он хочет, и может на новой осознанной основе организовать свое
действие. Действие благодаря воле приобретает характер осознан-
ного и направленного поступка. Становление воли — «это станов-
ление субъекта, способного к самоопределению»*. В понимании
воли и прослеживается внутренняя связь сознания и деятельности:
воля связывает сознание и деятельность как проявление самостоя-
тельности, избирательности, устремленности личности. Само ее
понимание являются связующим звеном между познавательным
отношением к миру и переживанием — чувством как выражением
этого отношения (две стороны сознания) и деятельностным отно-
шением к миру — в единстве деятельности и личности.
7. Деятельность в единстве с сознанием выступает как методо-
логический принцип психологии и одновременно как выходящая
за пределы психологии общественно-историческая категория тру-
да. Деятельность — это позиция человека по отношению к миру,
людям. Психологический анализ различных видов деятельности
связывал их с той ролью, которую они выполняют в онтогенезе:
игра, учение и труд, последний рассматривался как основной вид
деятельности для развития личности.
Психологическая структура деятельности, которую начал раз-
рабатывать в 40-х гг. совместно с Леонтьевым С. Л. Рубинш-
тейн, — предмет изучения психологической теории деятельно-
сти, которая рассматривает деятельность как мотивированное от-
ношение к значимым для индивида целям. Однако когда возникает
вопрос о психологической структуре деятельности, сама деятель-
ность не сводится к ней. Она есть процесс изменения субъектом
действительности и изменения самого субъекта в такой деятель-
ности. Поэтому человек не замкнут в мире смыслов и знаний, а
соотносится с миром и жизнью.
Понимание структуры сознания как триединства познания,
знания, отражения и отношения, переживания, а также регу-
лятора деятельности человека дало возможность представить
разные качества психического — познавательные процессы в
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 510.

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 115
единстве с отношением к миру (эмоции и воля), отношения к ми-
ру, понять, как регуляторы деятельности в ее психологической
структуре — и эти разные качества психического рассмотреть как
процессы и свойства личности в ее сознательном и деятельном от-
ношении к миру. Сама же личность была рассмотрена в «межси-
стемных», выражаясь современными терминами, отношениях с
миром — отношении к труду, другим людям и жизни в целом.
Итак, раскрывая роль принципа единства сознания и деятель-
ности в построении системы психологии, можно сделать следую-
щие выводы:
1. Он явился принципом, на котором начала строиться систе-
ма психологического знания, психология как наука.
2. Он явился принципом, положившим начало конкретным
теоретико-экспериментальным исследованиям в области памяти,
речи, мышления и т. д. Тем самым многообразные исследования
начали исходить из единого принципа. Он начал выполнять функ-
цию порождения новых гипотез и тем самым инициировал иссле-
довательские амбиции психологии.
3. Принцип единства сознания и деятельности явился такой
методологией, которая определила возможность объективно-
го метода исследования психического не только через его про-
явления в деятельности. Этот принцип в исследовательской стра-
тегии позволил перейти к активному формирующему эксперимен-
ту посредством развития новых свойств психики личности,
сознания через деятельность.
4. Принцип единства сознания и деятельности раскрыл систему
взаимосвязи, взаимообусловленности, иерархии психических яв-
лений. Во всем перечисленном проявилось не констатирующая,
постулирующая (тем более — не догматически-абстрактная) роль
этого принципа, а его операционально-исследовательские воз-
можности, открывающие перспективы научной психологии.
Масштаб личности, масштаб ее деяний и масштаб жизни на-
ходятся в разном соотношении друг с другом в жизни каждого от-
дельного человека — этой кардинальной мыслью открывается
одна из центральных тем в творчестве Рубинштейна: тема жиз-
ненного пути личности. Как известно, в мировой психологии пер-
вые и наиболее значительные концепции жизненного пути лично-
сти возникают в 30-х гг. Три имени связаны с их разработкой —
Шарлотта Бюлер, П. Жанэ и С. Л. Рубинштейн. На первом этапе
исследования Рубинштейн ставит задачу изучения личности в ее

116 К. А. Абульханова
жизненном пути, а на последнем этапе собственной жизни решает
проблему личности как субъекта жизни. Жизнь — особое измере-
ние личности, процесс, в котором можно уловить ее изменение и
развитие. Жизнь — то, в чем личность объективирует свою сущ-
ность, в чем она проявляет себя как субъект и реализует жизнь в
этом качестве.
Понять жизнь через ее закономерные этапы и вместе с тем
понять личность не только через ее внутренний мир, раскрыть
особенности ее жизненного мира — такова была задача, постав-
ленная Ш. Бюлер перед всеми психологами, рискнувшими по-
следовать за ней в область изучения этой сложнейшей пробле-
мы. Но тот клубок, за несколько нитей которого она потянула
сразу, оказался запутанным, в нем оказалось множество и других
нитей... За возрастную нить потянул П. Жанэ, за нить социаль-
ных достижений — Б. Г. Ананьев. Однако признание главной
одной из нитей, скажем, генетической, превращало жизненный
путь всех людей в стандартную для всех возрастную периодиза-
цию, социальной — в типичную, в основном социологическую:
образование, семья, карьера и т. д. периодизацию. И тогда нить
индивидуальности — биографический аспект или индивидуаль-
ная история — исчезала, терялась, и клубок запутывался. Со-
бытийная нить никак не связывалась с нитью достижений лич-
ности — «продуктов творчества», хотя эта линия впоследствии
стала оформляться в историческую психологию И. Мейерсона,
будучи выведена за пределы проблемы личностных достижений.
Рубинштейн сумел увидеть ту единственную позицию, при ко-
торой все нити оказывались связанными, а клубок — распутан-
ным, потому что дальше каждая разматывалась по такой траекто-
рии, которая была по существу связана с другими. Как он нашел
эту плоскость? Ход мысли был гениально прост. Он нашел... того,
кто сам связывает нити в самой жизни своим собственным узлом.
Он нашел того, кто связывает их сам, а потому по-своему и одно-
временно по-другому, чем остальные. Он нашел того, кто опре-
деляет, как их связать. Вяжется клубок действительно из одних
и тех же дая всех нитей — возрастной, событийной, продуктов
творчества, социальных достижений, но то, как связывает их субъ-
ект, и определяет неуловимую до сих пор особенность жизни. Этот
«кто-то» — личность как субъект жизни.
Возрастная периодизация пытается запереть, ограничить лич-
ность данным этапом, его рамками, тогда как в жизни каждая лич-
ность по-разному реализует себя в каждом возрасте. Одна стано-
вится зрелой чуть ли не в детстве, другая остается незрелой и в

Принцип субъекта в философско-психологической концепции 117
старости. Одна действительно тянется нитью внешних событий,
влечется ими и за ними по жизни. Ее внутренний мир — бледная
тень этих внешних событий. Другая творит и охраняет свой вну-
тренний мир, и если не может реализовать себя во внешних со-
бытиях, то и уходит в события внутренние, в них осуществляя се-
бя. Третья — организует, направляет, даже ускоряет внешние
события, реализуя в них и через них свой внутренний мир. Этим
ходом мысли Рубинштейн решает загадку, остававшуюся нере-
шенной еще со времен Аристотеля: как может подлежать научно-
му изучению индивидуальное, если оно... неповторимо. Он снима-
ет альтернативу, противоречие индивидуального и типичного, вво-
дя категорию субъекта, выводя его на сцену жизни.
В 30-е гг. — на первом этапе разработки концепции жизнен-
ного пути — идея субъекта у Рубинштейна не выгравирована, не
очерчена логически, она присутствует скорее подспудно, проявля-
ется в требовании выявить целостность жизненного пути в поис-
ках единой (не позволяющей ему рассыпаться на ряд нитей) детер-
минации, в идее, что не фатально раз и навсегда закладывается
проект жизни человека с детства, а значит, сам он впоследствии
сможет определить ее ход.
Идея субъекта ясно видна, пожалуй, в главной и особенной,
еще никем не высказывавшейся мысли о поворотных этапах в
жизни человека. «В ходе этой истории, — пишет Сергей Леони-
дович в "Основах общей психологии", — бывают и свои "собы-
тия" — узловые моменты и поворотные этапы жизненного пути
индивида, когда с принятием того или иного решения на более или
менее длительный период определяется дальнейший жизненный
путь человека»*. Здесь еще не прозвучало слово «субъект», но
выявлена ведущая зависимость — последующего хода жизни от
его собственного решения. На таком поворотном этапе и опреде-
ляется заново личностью будущий ход ее жизни, здесь она может
перевести свою жизнь в совсем другое русло, круто изменить ее
направление. И тогда сама личность — не замкнутое в себе и для
себя «я». «Линия, ведущая от того, чем человек был на одном эта-
пе своей истории, к тому, чем он стал на следующем, проходит че-
рез то, что он сделал»**.
Так намечается концепция личности как субъекта жизни и...
надолго исчезает с горизонта психологической науки. Последняя
распрощается с личностью, вырвав ее из этого самого мощного
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 684.
Там же. С. 683.

118 К. А. Абульханова
бытийного пласта. Личность начинает рассматриваться психоло-
гами как таковая со стороны своей структуры, сознания, деятель-
ности, даже социальной детерминации, как будто последняя пря-
мо, минуя жизненный процесс, «прямым попаданием» воздей-
ствует на ее сознание. Затем со сцены психологии исчезает на
годы и сама личность (исключение составляет концепция лично-
сти В. Н. Мясищева и С. Л. Рубинштейна).
Даже самому Рубинштейну удается удержать и внедрять в пси-
хологическое сознание только идею личности как субъекта дея-
тельности. В его книге «Бытие и сознание» мы не находим уже
привычной главы «Жизненный путь личности», которая прежде
возобновлялась им от одного издания «Основ» к другому. К про-
блеме личности, как мы увидим, он открыто возвращается в «Бы-
тии и сознании», а главы о личности в жизни мы находим только в
последней книге «Человек и мир», где характер постановки про-
блемы прежде всего философский.
В концепции субъекта, созданной Рубинштейном в начале ве-
ка, содержалась квинтэссенция онтологической парадигмы и фи-
лософии, и психологии. Она явилась корнем множества будущих
ростков концепции деятельности (сознания и деятельности, субъ-
екта деятельности) в философии и психологии, концепции лично-
сти, философско-психологической концепции жизненного пути,
философии жизни, основой конструктивной методологии психо-
логической науки, ее основных принципов.
Эта концепция имела монистический характер. Но главным ее
проблемным содержанием оказалось соединение и одновременно
разрешение противоречия — между субъектом как идеалом, вер-
шиной развития человека и субъектом — реальностью. Качество
последнего, как мы увидим, достигается личностью, борющейся с
отчуждением и решающей противоречия личной и общественной
жизни. Это ее содержание остается особо острой и открытой про-
блемой XXI в.

А. В. Брушлинский
С. Л. Рубинштейн — основоположник
деятельностного подхода
в психологической науке*
Систематическая и плодотворная разработка про-
блемы деятельности является одной из важнейших
особенностей психологической науки в России. Наи-
более детально эта разработка осуществлена в трудах
Б. Г Ананьева. А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна,
А. А. Смирнова, Б. М. Теплова и многих других отече-
ственных психологов. Основной вклад в методологи-
ческое и психологическое решение указанной пробле-
мы внесли Рубинштейн и Леонтьев.
Среди психологов Рубинштейн был первым, кто об-
ратился к категории и понятию деятельности, потому
что еще в юношеские годы — за несколько лет до
Октябрьской революции — он глубоко и критически
изучил в лучших университетах Германии немецкую
классическую философию, которой принадлежит при-
оритет в постановке и разработке с позиций идеализма
философской проблематики деятельности. В те же го-
ды он начал изучать труды К. Маркса — прежде всего
«Капитал». Большую роль в этом отношении сыграло,
в частности, следующее обстоятельство. Отец Рубин-
штейна — крупный адвокат — был хорошо знаком с
первым русским марксистом Г. В. Плехановым, жив-
Впервые опубликовано: Рубинштейн С. Л. Очерки. Воспо-
минания. Материалы. М., 1989.

120 А. В. Брушлинский
шим тогда в эмиграции в Швейцарии. Часто находясь за границей,
отец много раз бывал в гостях у Г. В. Плеханова.
Все это помогло ему еще в студенческие годы разработать не-
обходимую философскую основу ддя последующей разработки
проблемы деятельности в интересах психологической науки. Кри-
тический анализ гегелевской философии Рубинштейн развернул
еще в своей докторской диссертации (1913—1914), защищенной
в Марбурге. Часть его докторской диссертации была опубликова-
на в Германии на немецком языке в 1914 г.
Рубинштейн выдвинул и систематически развил в психологии
методологический принцип, который сам он в 20-е гг. называл
принципом самодеятельности, а в 30—40-е — принципом един-
ства сознания и деятельности. А. Н. Леонтьев, начавший разраба-
тывать ту же проблему в середине 30-х гг.*, впоследствии исполь-
зовал термин «принцип деятельности». Около 15 лет назад в на-
шей литературе появился еще один термин — «деятельностный
подход». В настоящей статье эти термины употребляются как си-
нонимы, и особенно последний, позволяющий раскрыть и общее,
и различное между двумя исходными и главными вариантами дея-
тельностного подхода — рубинштейновским и леонтьевским.
По Рубинштейну, этот общий методологический принцип гла-
сит: человек и его психика формируются и проявляются в его
деятельности (изначально практической), а потому изучаться
они могут прежде всего через их проявления в деятельности.
Данный принцип ученый начал развивать на рубеже 10—20-х гг.
Однако в то время он мог ограничиться в основном лишь теорети-
ческой — философской, психологической и педагогической —
разработкой принципа единства сознания и деятельности (ныне
называемого просто деятельностным подходом**). В этот период он
работал в Одессе, в частности, на кафедре психологии универси-
тета, где вскоре получили очень широкое распространение меха-
нистические направления и тенденции: поведенчество, рефлексо-
логия и др. Кроме того, в Одессе и вообще на Украине кафедры
психологии были преобразованы в кафедры рефлексологии. В та-
ких условиях Рубинштейн не получил никакой поддержки в деле
Payne T. R. S. L. Rubinstein and the Philosophical Foundations of Soviet
Psychology. Dordrecht, 1968. R 522.
Разработка в школе С. Л. Рубинштейна категорий «человек», «личность»,
«субъект» в 70—80-е гг. позволила — уже на основе его позднего труда «Чело-
век и мир» обозначить специфику его подхода как субъектно-деятельностного
(прим. ред.).

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 121
разработки философско-психологической проблемы деятельно-
сти. Некоторые результаты этой разработки обобщены в его руко-
писях по философии и психологии, частично сохранившихся и сей-
час находящихся в Российской государственной библиотеке.
В далеком 1922 г. Рубинштейн опубликовал в Одессе неболь-
шую по объему, но исключительно важную статью «Принцип
творческой самодеятельности (к философским основам современ-
ной педагогики)». Насколько сейчас можно судить, это его первая
печатная работа на русском языке.
Эта статья представляет собой относительно завершенный,
целостный фрагмент его большой философско-психологической
рукописи (по-видимому, не сохранившейся), над которой он очень
напряженно и успешно работал в конце 10-х — начале 20-х гг.,
одновременно читая лекции по философии, логике и психологии в
Одесском университете. Он пытался опубликовать рукопись в
виде монографии, но, к сожалению, ему этого так и не удалось
сделать. Тем большую ценность имеет теперь вышеуказанная
статья, позволяющая заглянуть в творческую лабораторию мыс-
ли 33-летнего ученого.
В этой работе Рубинштейн выдвигает и начинает последова-
тельно развивать методологический принцип деятельности, ко-
торый явился исходнымдая всей его философско-психологической
концепции. В первоначальной и до сих пор верной формулировке
данный принцип гласит: «Итак, субъект в своих деяниях, в актах
своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и
проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем,
что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его
деятельности можно определять и формировать его самого. На
этом только зиждется возможность педагогики, по крайней мере,
педагогики в большом стиле»*.
В процитированной весьма сжатой формулировке содержится
уже зрелый зародыш всей будущей теории Рубинштейна, которую
он неотступно разрабатывал на протяжении последующих почти
40 лет непрерывного творчества. Суть этой теории заключается в
том, что человек и его психика формируются, развиваются и про-
являются в деятельности.
По мнению Рубинштейна, деятельность характеризуется пре-
жде всего следующими особенностями: 1 ) это всегда деятельность
субъекта (т. е. человека, а не животного и не машины), точнее,
субъектов, осуществляющих совместную деятельность; 2) дея-
* Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1935. С. 106.

122 А. В. Брушлинский
тельность есть взаимодействие субъекта с объектом, т. е. она
обязательно является предметно-преобразующей; 3) она — всег-
да творческая и 4) самостоятельная. Отметим пока очень кратко,
что самостоятельность здесь вовсе не противостоит совместности.
Напротив, именно в совместной деятельности реализуется ее са-
мостоятельность. Рубинштейн уже в этой статье 1922 г. исходит
из того, что, например, учение есть совместное исследование, про-
водимое учителем и учеником.
Лишь при таком широком и многостороннем подходе к деятель-
ности возможно раскрыть ее формирующую, созидательную роль
в развитии человека. «В творчестве созидается и сам творец, —
подчеркивает Рубинштейн. — Есть только один путь — если есть
путь — для созидания большой личности: большая работа над
большим творением. Личность тем значительнее, чем больше ее
сфера действия, тот мир, в котором она живет...»*
Для того чтобы правильно понять и оценить все новаторство и
глубину этой зарождающейся философско-психологической кон-
цепции Рубинштейна, необходимо хотя бы кратко раскрыть тот
общий исторический контекст, в котором она проходила первую
стадию своего становления. Как отмечалось, проблема деятель-
ности как специфической активности, присущей лишь человеку,
впервые глубоко и систематически была поставлена и разработа-
на в немецкой классической философии. Особенно значительна в
данном отношении заслуга Гегеля, который начал раскрывать
сущность труда (т. е, важнейшего вида деятельности) и пришел к
пониманию человека как результата его собственного труда.
Однако в системе гегелевской философии человек выступает,
как известно, лишь в виде духа или самосознания. Гегель исходит
из «чистого» мышления, «чистого» сознания, т. е. природа и весь
предметный мир, порождаемый человеческой деятельностью, яв-
ляются отчуждением этого духа. Такова суть объективного идеа-
лизма. Иначе говоря, согласно этому человек начинает с «чистой
деятельности», определяемой лишь чисто духовным субъектом
безотносительно к материальному объекту. Эта идеалистическая
трактовка деятельности неприемлема для Рубинштейна.
В статье 1922 г. он продолжает критику идеалистической (спи-
ритуалистической) теории деятельности. В частности, он отмеча-
ет, что в больших исторических религиях ценилась определяющая,
формирующая роль действий и вообще деятельности. Как извест-
но, религиозный культ и есть попытка породить у верующих соот-
Рубинштейн с. Л. Основы психологии. С. 106.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 123
ветствующее умонастроение именно путем организации ритуаль-
ныхдействий. Однако все они, призванные служить проводниками
божественного воздействия на человека, «могли быть лишь сим-
волическими актами: как деяния они были чисто фиктивны», —
отмечает Рубинштейн*. В противоположность этому, справедливо
критикуемому им пониманию деятельности как чисто фиктивной
активности, он ратует за реальную, жизненно значимую, подлин-
ную деятельность, в ходе которой человек формируется и развива-
ется как реально действующий субъект. Этим обусловливается
подход Рубинштейна к воспитанию и самовоспитанию людей:
«Организацией не символизирующих и уподобляющих, а реаль-
ных, творческих деяний определять образ человека — вот путь и
такова задача педагогики»**.
Процитированное положение Рубинштейна имеет огромное
принципиальное значение. Прекрасно понимая, что символиче-
ские акты и вообще символы и знаки играют, конечно, очень боль-
шую роль в жизни людей, он вместе с тем сразу же выступает про-
тив абсолютизации, против преувеличенно высокой оценки этой
роли. Главное для него — именно реальная деятельность субъек-
та (разумеется, создающего и использующего эти символические
средства в своей деятельности). Мы далее увидим, что прежде
всего именно идеалистические подходы ко всей рассматриваемой
здесь проблематике очень часто приводят к такой абсолютизации
символов, знаков и их значений (тем самым также к абсолютиза-
ции языка и речи, трактуемых как система знаков).
Итак, в процессе разработки своей оригинальной концепции
субъекта и его деятельности Рубинштейн, с одной стороны, твор-
чески, критически использует все новое и ценное, что дала немец-
кая классическая философия — особенно в лице гегелевского
идеализма. Но, с другой стороны, он сразу же и сознательно на-
чинает преодолевать трактовку деятельности как чистой активно-
сти лишь духовного субъекта, безотносительной к материальному
объекту.
Хорошо понимая эту принципиальную ограниченность филосо-
фии идеализма, Рубинштейн вместе с тем критически относится
также и к тому философскому материализму (механистическому,
метафизическому и вульгарному), который в то время был рас-
пространен в Западной Европе и России. Как известно, в идейной
борьбе с идеализмом и дуализмом материализм всегда утверждал
Рубинштейн С. Л. Основы психологии. С. 106.
Там же.

124 А. В. Брушлинский
первичность материальных процессов и вторичность, производ-
ность психического, духовного. В этом заключается бесспорная
историческая заслуга (в частности, французских) материалистов
XVII—XVIII вв. Однако принципиальная ограниченность такого
метафизического (недиалектического) материализма состоит в не-
умении понять активность человека как субъекта, в игнорировании
его деятельности.
Например, с точки зрения такого материализма, критикуемого
К. Марксом, отражение окружающего внешнего мира в психике
человека — в его ощущениях, чувствах и т. д. — рассматривается
как пассивная рецепция внешнего воздействия человеком, его
мозгом. В частности, Дидро сравнивал мозг с воском, на котором
воздействующие на него предметы оставляют свой отпечаток. Тем
самым психическое отражение понимается здесь как пассивный
отпечаток вещи (предмета) в результате ее механического воздей-
ствия на то, в чем она отражается. Подобную точку зрения Рубин-
штейн характеризует как пассивизм и подвергает ее резкой и
справедливой критике.
Таким образом, в 1922 г. ученый начинает прокладывать свой
собственный путь в философии и психологии, преодолевая непри-
емлемые для него идеализм и метафизический материализм. Это
путь, ведущий к диалектическому материализму, где принципи-
ально по-новому поставлена и решена проблема человека как
субъекта: вопреки прежнему материализму утверждается дея-
тельностная, активная сущность человека и вместе с тем деятель-
ность — вопреки идеализму — понимается как изначально прак-
тическая; в ходе такой деятельности люди преобразуют и познают
природу и общество, тем самым формируя и развивая свои сущ-
ностные силы.
Диалектическим этот материализм является, в частности, по-
тому, что он утверждает и все более глубоко раскрывает диалек-
тичность, противоречивость деятельности как взаимодействия
субъекта с материальным объектом. На каждом этапе развития
человек выступает как результат, следствие предшествующей де-
ятельности, в которой он формируется, и вместе с тем эту деятель-
ность осуществляет именно он, т. е. он является ее субъектом и
причиной.
Таково исходное всеобщее противоречие человеческой жизни:
человек есть и причина, и следствие самого себя, т. е. прежде все-
го своей деятельности, преобразующей природу и общество. Здесь
причина и следствие непрерывно меняются местами, переходя
друг в друга (эта одна из хорошо известных закономерностей диа-

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 125
лектики, глубоко раскрытых Гегелем и Марксом). Указанное про-
тиворечие — одна из могучих движущих сил развития человече-
ского общества в ходе и в результате деятельности людей (прежде
всего трудовой) в определенных конкретно-исторических услови-
ях того или иного общества. Соответственно, на каждой новой
ступени исторического развития это противоречие воспроизво-
дится и уже разрешается в новых формах.
По направлению именно к такому диалектико-материалисти-
ческому пониманию деятельности (изначально практической, тру-
довой) объективно шло развитие философско-психологических
воззрений Рубинштейна.
Особое влияние на творчество С. Л. Рубинштейна по праву
оказали ранние работы К. Маркса — его знаменитые «Экономи-
ческо-философские рукописи 1844 г.», впервые опубликованные
почти сто лет спустя после их написания — лишь в 1927—1932 гг.
Они произвели подлинную сенсацию во всем философском мире,
будучи уникальным и для многих неожиданным свидетельством
глубоких философских исканий молодого Маркса в ходе его твор-
ческой эволюции от Гегеля и Фейербаха к диалектическому мате-
риализму.
В этих так называемых парижских рукописях Маркс дает по-
следовательную развернутую критику гегелевской диалектики и
философии вообще. Но в них, кроме того, содержится целая си-
стема высказываний, непосредственно относящихся к психологии.
Поэтому ранние произведения Маркса представляют совершенно
исключительный интерес не только для философов, но и для пси-
хологов. Они-то и привлекли к себе внимание Рубинштейна, впер-
вые получившего после их публикации блестящую возможность
прочитать в подлиннике и самостоятельно продумать, в чем состо-
ит преемственность и вместе с тем качественное различие между
философскими системами обоих титанов философской мысли —
Гегеля и Маркса. Тем самым Рубинштейн смог сопоставить Марк-
сову и свою критику гегелевского идеализма, осуществленную в
целях позитивного преодоления указанной выше его ограничен-
ности. Он отметил идейную близость своих философских исканий
с философией Маркса, систематически изучая его философские
произведения и стал убежденным сторонником и одним из разра-
ботчиков диалектического материализма.
Глубокий и оригинальный философско-психологический ана-
лиз ранних рукописей Маркса в соотнесении с его «Капиталом»
Рубинштейн развернул в своей блестящей программной статье
«Проблемы психологии в трудах Карла Маркса», законченной

126 А. В. Брушлинский
весной 1933 г, и опубликованной год спустя в единственном тогда
советском психологическом журнале «Советская психотехника»
(1934. № 1)*.
Анализируя философские произведения Маркса, Рубинштейн
принимает и использует для развития своей концепции в первую
очередь те фундаментальные положения, которые раскрывают
диалектику взаимодействия субъекта с объектом — прежде всего
диалектику изначально практической деятельности людей. По-
следняя выступает у Маркса как опредмечивание субъекта, т. е.
как процесс объективирования, объективного выявления и рас-
крытия сущностных сил человека.
Так, в результате своей трудовой деятельности люди произво-
дят необходимые предметы потребления (пищу, одежду, жилища и
т. д.), создают промышленность и другие отрасли труда; в ходе та-
кой деятельности выявляются особенности психических свойств и
процессов у человека, его умения, знания и способности.
В этом смысле, по Марксу, «история промышленности и воз-
никшее предметное бытие промышленности являются раскры-
той книгой человеческих сущностных сил, чувственно пред-
ставшей перед нами человеческой психологией... Такая психо-
логия, для которой эта книга, т. е. как раз чувственно наиболее
осязательная, наиболее доступная часть истории, закрыта, не мо-
жет стать действительно содержательной и реальной наукой»**.
Таким образом, в труде субъект воздействует на материальный
объект и преобразует его. И наоборот, объект воздействует в то
же время на субъекта, детерминирует его действия и трудовые
операции. Эта фундаментальная зависимость, идущая от матери-
ального объекта к субъекту, означает, что человек и его психика
не только проявляются в продуктах своего труда, они именно фор-
мируются и развиваются в ходе такой деятельности, детермини-
руемой объектом и преобразующей его. По Марксу, «лишь благо-
даря предметно развернутому богатству человеческого существа
развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъек-
тивной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствую-
щий красоту формы глаз, — короче говоря, такие чувства, кото-
рые способны к человеческим наслаждениям и которые утвержда-
Впоследствии эта статья была перепечатана в однотомнике Рубинштейна
«Проблемы общей психологии (1973 и 1976 гг.) и в журнале «Вопросы психоло-
гии» (1983. № 2). Недавно она опубликована на английском языке в журнале
Studies in Soviet Thought» (1987. № 33).
Маркс К-, Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 594—595.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 127
ют себя как человеческие сущностные силы. Ибо не только пять
внешних чувств, но и так называемые духовные чувства, практиче-
ские чувства (воля, любовь и т. д.) — одним словом, человеческое
чувство, человечность чувств, — возникают лишь благодаря на-
личию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной
природе»*.
Эта фундаментальная идея раннего, молодого Маркса о том,
что, объективируясь, проявляясь в продуктах своей деятельности,
формируя их, человек вместе с тем формирует, развивает, отчасти
впервые порождает и самого себя, свое сознание и вообще психи-
ку, особенно близка Рубинштейну. Она наиболее созвучна его
статье 1922 г., в которой он, еще не зная ранних работ Маркса,
резко критиковал широко распространенное, закрепленное Кан-
том, но одностороннее понимание деятельности, согласно которо-
му «субъект лишь проявляется в своих деяниях, а не ими также
сам создается»**. По Канту, человек и его способности существуют
уже как готовые и данные до и независимо от его деятельности, в
которой они якобы только обнаруживаются. В противополож-
ность ему Рубинштейн уже в 1922 г., развивая свой принцип дея-
тельности, специально подчеркивает, что человек и его психика
именно формируются в процессе большой работы над своим тво-
рением.
Одним из примеров может служить старая и вечно новая про-
блема наследственных задатков и способностей человека. У не-
которых людей от рождения уже есть хорошо выраженные задат-
ки, скажем, музыкальный слух, которые, будучи генетически, на-
следственно закрепленными, вначале существуют до и независимо
от деятельности новорожденного и потому лишь проявляются в
ней. Такие задатки — необходимые, существенные, однако совер-
шенно недостаточные условия для формирования на их основе
подлинных способностей (музыкальных и т. д. ). Главным условием
развития последних является именно деятельность (игровая, учеб-
ная, трудовая и т. д.), которую осуществляют ребенок, подросток,
взрослый в общении с другими людьми, под руководством препо-
давателей и наставников. Таким образом, человек и его психика
формируются прежде всего в его деятельности.
Рубинштейн уже в 1922 г. специально подчеркивает, что эта
деятельность осуществляется только людьми, т. е. ее субъектами,
она невозможна без них как нечто самодостаточное и самодовлею-
Маркс К-, Энгельс Ф. Из ранних произведений. С. 593—594.
Рубинштейн С. Л. Основы психологии. С. 105.

123 А. В. Брушлинский
щее. Нет ни бессубъектной деятельности, ни бездеятельного
субъекта. От человека отделяются, отчуждаются не его деятель-
ность, а лишь некоторые из ее продуктов или результатов. Таковы
прежде всего материальные результаты его труда, например, про-
мышленные и сельскохозяйственные изделия и товары, книги, ма-
шины, произведения искусства и литературы, научные знания, от-
крытия и другие творческие достижения. Создавая их, человек тем
самым формирует и развивает себя, свои способности и потреб-
ности, психические свойства и процессы. Эти психические ново-
образования создаются в ходе деятельности человеком и в челове-
ке, а потому они никогда не отчуждаются от него — в отличие от
вышеупомянутых материальных результатов его труда и творче-
ства. Нельзя подарить, отдать, передать, продать свою душу дру-
гому человеку, но можно и нужно всей своей душой в ходе дея-
тельности и общения помогать ему в воспитании и самовоспита-
нии его души.
Неразрывная, органическая связь человека и его деяний в про-
цессе его формирования, «построения» обобщается Рубинштей-
ном как одно из важнейших условий единства личности и субъек-
та деятельности. Деяния, действия, поступки не бывают безличны-
ми и безликими, они совершаются не сами по себе, не независимо
от человека. Это именно его деяния, он — их автор, творец, ис-
полнитель, несущий за них ответственность и самостоятельно
формирующийся в процессе их обдумывания и осуществления.
По мнению Рубинштейна, они тем самым «входят определяющим
фактором в построение» субъекта*.
При всем разнообразии и противоречивости деяний человека
они являются действиями и поступками одного, единого субъек-
та. Это единство личности обеспечивает целостность и систем-
ность ее деятельности, в которой оно формируется. И наоборот,
единство личности как субъекта деятельности распадается, когда
«деяние», не входя в построение самого субъекта, теряет внутрен-
нюю связь с ним. Утрачивая связь с субъектом, деяния тем самым
теряют связь и между собой. Личность в итоге представляет из
себя действительно только «пучок» или «связку» (bundle) пред-
ставлений»**. Здесь Рубинштейн справедливо критикует прежде
всего известную позицию английского философа Юма, отрицав-
шего субстанциальное единство личности. Такое отрицание суб-
станциальности, целостности, единства субъекта приводило и до
Рубинштейн С. Л. Основы психологии. С. 105.
** Там же. С. 105-106.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 129
сих пор приводит в психологии к так называемому функционализ-
му, т. е. к пониманию психики как системы психических функций
(восприятия, чувств, мышления и т, д.), более или менее обосо-
бленных от субъекта и, следовательно, друг от друга. Личность да-
же согласно современной психологии сплошь и рядом распадается
на «пучки» подобных психических функций, свойств и черт, не
связанных между собой потому, что они недостаточно связаны с
самой личностью.
Эту «мозаичность» личности и функционализм Рубинштейн
начинает преодолевать уже в статье 1922 г., посвященной прин-
ципу деятельности, точнее, принципу субъекта и его деятель-
ности, поскольку, как мы видим, для него деятельностный подход
выступает прежде всего как личностный принцип. Деятельность
может быть только деятельностью субъекта, и все формирующие-
ся в ней психические свойства и процессы являются неотъемле-
мыми качествами лишь целостного индивида.
В данном отношении Рубинштейн также почувствовал свою
идейную близость к марксовой философии, когда начал анализи-
ровать в статье 1934 г. впервые опубликованные тогда философ-
ские произведения основоположника диалектического материа-
лизма. У Маркса он выделяет и использует прежде всего фунда-
ментальное и хорошо теперь известное положение о том, что все
психические процессы или функции человека есть «органы его
индивидуальности»* как целостного субъекта. По Марксу, «чело-
век присваивает себе свою всестороннюю сущность всесторонним
образом, т. е. как целостный человек»**. Рубинштейн развивает
дальше свои прежние положения о единстве и целостности лич-
ности, восходящие к его статье 1922 г. Он подчеркивает, что осно-
ванная на диалектическом материализме психология «не может
быть, таким образом, сведена к анализу отчужденных от личности,
обезличенных процессов и функций»***. Различные формы психики
и сознания развиваются не сами по себе — в порядке автогенеза,
а только как атрибуты или функции того реального целого, кото-
рому они принадлежат, т. е. личности как субъекта. Вне личности
трактовка сознания могла бы быть лишь идеалистической (спири-
туалистической). Вопреки Гегелю субъект, личность не сводится к
сознанию или самосознанию, однако сознание и самосознание
весьма существенны для личности.
Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. С. 591.
Там же.
Славская К. А. Мысль в действии. М., 1968. С. 38.

130 А. В. Брушлинский
С этих позиций Рубинштейн реализует в психологии основной
тезис, согласно которому сознание человека есть общественный
продукт и вся его психика социально обусловлена. Деятельности
ный, точнее, личностный, подход в психологии представляет со-
бой конкретизацию всеобщего принципа социальности человека
и его психики. Эту мысль Рубинштейн формулирует с предельной
ясностью и отчетливостью: «Общественные отношения — это от-
ношения, в которые вступают не отдельные органы чувств или
психические процессы, а человек, личность. Определяющее влия-
ние общественных отношений труда на формирование психики
осуществляется лишь опосредствованно через личность»*.
Возражая против того, что отдельные психические процессы
якобы могут сами по себе — в обход личности — вступать в об-
щественные отношения, Рубинштейн имеет в виду довольно рас-
пространенные тогда в психологии точки зрения, согласно кото-
рым у человека, прежде всего у ребенка, есть два типа психических
функций: а) низшие, натуральные, не социальные (например,
простейшая непроизвольная память, сходная с животной) и б) выс-
шие, культурные, социальные (например, произвольное запоми-
нание, использующее речь и другие вспомогательные средства
вроде «узелка на память»)**. Такая типология психических явлений
человека приводит, по нашему мнению, к отрицанию вышеупомя-
нутой целостности личности как субъекта деятельности, целостно,
а не по «частям» выступающего в исторически определенной си-
стеме общественных отношений. Если у ребенка социальными яв-
ляются не все, а только некоторые (т. е. высшие) психические
функции, то это означает, что либо они «самочинно» (минуя лич-
ность) вступают в общественные отношения, либо это осущест-
вляется все же через личность, но тогда она лишь частично входит
в систему общественных отношений, утрачивая свою целостность,
субстанциальность, интегральность.
С нашей точки зрения, сами по себе термины «низшие» и «выс-
шие» психические функции могут и не вызывать возражений, по-
скольку в психике человека на любой стадии его исторического и
возрастного развития действительно существуют менее развитые
(низшие) и более развитые (высшие) психические явления. Однако
Славская К. А. Мысль в действии. С. 38.
На наш взгляд, вполне допустимо предположение, что в анализируемой здесь
статье 1934 г. Рубинштейн ведет скрытую полемику, в частности, с культурно-
исторической теорией высших психических функций, разработанной в 1929— 1934 гг.
Л. С. Выготским и его учениками (А. Р. Лурией и др. ).

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 131
различие между ними состоит вовсе не в том, что одни из них соци-
альны, а другие — нет. На самом деле они все социальны, посколь-
ку любой человек — даже ребенок — всегда живет, действует, об-
щается и т. д. в определенной системе общественных отношений.
Эта фундаментальная проблема социальности разработана Ру-
бинштейном с позиций психологической науки, особенно глубоко
именно в рассматриваемой здесь статье 1934 г. Прежде всего он
сопоставляет два основных подхода к данной проблеме. Первый из
них идет от К. Маркса с середины прошлого века, второй — от
основоположника французской социологической школы Э. Дюрк-
гейма с 80-х гг. того же столетия.
Как известно, бесспорная и большая заслуга Дюркгейма состо-
ит в том, что он первым (вне марксовой философии и социологии,
хотя и не без ее влияния) систематически разработал проблему
социальности человеческого сознания и этим оказал значительное
влияние на многих последующих социологов, психологов, языко-
ведов (например, отчасти на Ф. де Соссюра, Л. Леви-Брюля, на
раннего Ж. Пиаже, на некоторых советских психологов и др.).
Дюркгейм и его последователи сделали огромный шаг вперед в
развитии науки — особенно по сравнению с теми своими предше-
ственниками и современниками, которые недооценивали или даже
отрицали социальность человеческого сознания и психики. Вме-
сте с тем теории Дюркгейма, Леви-Брюля и их продолжателей
страдали существенными недостатками, отмеченными рядом уче-
ных и, в частности Рубинштейном*.
Критику этих теорий Рубинштейн предваряет признанием их
несомненных и значительных достоинств. Он высоко оценивает
одно из исходных фундаментальных положений французской со-
циологической школы, утверждающее качественные (а не только
количественные) изменения человеческой психики в процессе
социально-исторического развития, причем изменения не одного
лишь ее содержания, но и формы или структуры. Таковы, напри-
мер, качественные различия между психическими особенностями
первобытных («примитивных») и современных людей. Это исто-
рическое развитие сознания, по мнению французских авторов, не
В своей статье 1934 г. Рубинштейн очень кратко анализирует концепцию
Дюркгейма и намного больше внимания уделяет теории Леви-Брюля. В 1941 г.
он опубликовал большую и очень интересную статью, в основном посвященную
детальному рассмотрению трудов Дюркгейма (Рубинштейн С. Л. Основы общей
психологии. 2-е изд. М., 1946.) и впоследствии включенную им в свою книгу
«Принципы и пути развития психологии» (М., 1959).

132 А. В. Брушлинский
может быть сведено к развитию индивида и индивидуального со-
знания; оно связано с изменениями всего общества, всего обще-
ственного строя. Тем самым признается и отчасти раскрывается
социальная сущность психического развития человека. Однако,
как отмечает Рубинштейн, сама социальность понимается при
этом очень узко и односторонне. Она сведена главным образом
лишь к идеологии, к коллективным представлениям, вообще к со-
знанию. По Дюркгейму, все социальное состоит из представлений
и является продуктом представлений. Поэтому, когда он развива-
ет свой тезис о том, что представления, психика человека есть
продукт социальности, то для правильной оценки данного тезиса
необходимо помнить, что его предваряет обратное положение, со-
гласно которому самая социальность оказывается продуктом
представлений. С тех же позиций Рубинштейн полемизирует и с
Леви-Брюлем, у которого общественные отношения также лежат
в основном лишь в сфере общественного сознания. Из социаль-
ности выпадает в итоге самое главное — реальное отношение к
природе, к материальному объективному миру и реальное воздей-
ствие на него, т. е. выпадает человеческая практика (изначально
практическая деятельность).
Рубинштейн раскрывает принципиальное различие между кон-
цепцией К. Маркса и теорией французской социологической шко-
лы. Оно состоит главным образом в том, что дая Маркса социаль-
ность и вообще общественные отношения людей не исключают, а
напротив, включают в себя отношение к природе. По Марксу,
«труд есть прежде всего процесс, совершающийся между челове-
ком и природой...»* И вместе с тем он — основной вид деятель-
ности, всегда совместной, осуществляющейся в определенных
социально-экономических, исторических условиях. Обществен-
ные отношения — это реальные производственные отношения
между людьми в процессе их деятельности — в процессе их воз-
действия на природу и преобразования общества. Тем самым дея-
тельность изначально и всегда знаменует собой подлинную соци-
альность в нераздельном единстве с природой. Уже сам человек —
субъект деятельности — являет собой неразрывную взаимосвязь
природного и социального, убедительно и во многом по-новому
раскрытую Рубинштейном в статье 1934 г.
Таким образом, эта статья по праву может быть названа «Дея-
тельностным манифестом» — программой перестройки психоло-
гической науки на методологической основе диалектического ма-
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 188.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 133
териализма. Эту программу Рубинштейн развил и реализовал
вместе со своими ленинградскими сотрудниками и учениками в
большом цикле теоретических и экспериментальных исследова-
ний. Итоги исследований обобщены и изложены в первых моно-
графиях Рубинштейна — «Основах психологии» (1935) и «Осно-
вах общей психологии» (1940 и 1946).
К 1935 г. в монографии «Основы психологии» Рубинштейн си-
стематизировал свои первые важнейшие достижения в реализа-
ции указанного принципа. Прежде всего в самой деятельности им
были выявлены ее психологически существенные компоненты и
конкретные взаимосвязи между ними. Таковы, в частности, дей-
ствие (в отличие от реакции и движения), операция и поступок
в их соотношении с целью, мотивом и условиями деятельности
субъекта. Любой из этих актов деятельности не может быть пси-
хологически однозначно определен вне своего отношения к психи-
ке. Например, одни и те же движения могут означать различные
действия и поступки, и наоборот, различные движения могут вы-
ражать один и тот же поступок (в 1935 г. понятия «действие» и
«операция» часто отождествлялись).
Поведение человека не сводится к совокупности реакций; оно
включает в себя систему более или менее сознательных действий
и поступков. Действие отличается от реакции принципиально
иным отношением к объекту. Для реакции предмет есть лишь
раздражитель, т. е. внешняя причина или толчок, ее вызывающий.
В отличие от реакции действие — это акт деятельности, который
направлен не на раздражитель, а на объект. Отношение к объекту
выступает для субъекта именно как отношение (хотя бы отчасти
осознанное) и потому специфическим образом регулирует всю
деятельность. «Сознательное действие отличается от песо-
знательного в самом своем объективном обнаружении: его
структура иная, и иное его отношение к ситуации, в которой оно
совершается; оно иначе протекает»*.
Действие отлично не только от реакции, но и от поступка, что
определяется прежде всего иным отношением к субъекту. Дей-
ствие становится поступком по мере того, как оно начинает регу-
лироваться отношениями действующего субъекта и к другим лю-
дям как субъектам и, в частности, по мере того, как формируется
самосознание.
Таким образом, единство сознания и деятельности выступает
прежде всего в том, что различные уровни и типы сознания, во-
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1940. С. 51.

134 А. В. Брушлинский
обще психики проявляются и раскрываются через соответствен-
но различные виды деятельности и поведения: движение — дей-
ствие — поступок. Самый факт хотя бы частичного осознания че-
ловеком своей деятельности — ее условий и целей — изменяет ее
характер и течение.
Всю систему своих идей Рубинштейн детально разработал в
1940 г. в «Основах общей психологии». Здесь уже конкретно рас-
крывается диалектика деятельности, действий и операций в их от-
ношении прежде всего к целям и мотивам. Цели и мотивы харак-
теризуют и деятельность в целом, и систему входящих в нее дей-
ствий, но характеризуют по-разному.
Единство деятельности выступает в первую очередь как един-
ство целей ее субъекта и тех его мотивов, которыми он руковод-
ствуется. Мотивы и цели деятельности — в отличие от таковых у
отдельных действий — носят обычно интегрированный и обобщен-
ный характер, выражая общую направленность личности. Это ис-
ходные мотивы и конечные цели. На различных этапах они порож-
дают разные частные мотивы и цели, характеризующие те или иные
действия.
Мотив человеческих действий может быть связан с определен-
ной целью, поскольку мотивом является побуждение или стремле-
ние ее достигнуть. Но мотив может отделиться от цели и переме-
ститься на самое деятельность (как бывает в игре) или на один из
результатов деятельности. Во втором случае побочный резуль-
тат действий становится их целью.
Например, выполняя то или иное дело, человек может видеть
свою цель не в том, чтобы сделать именно его, а в том, чтобы
через эту деятельность проявить себя и получить общественное
признание*. Результат, составляющий цель действия, при раз-
личных условиях должен и может достигаться соответственно
различными способами или средствами. Такими средствами яв-
ляются прежде всего операции, входящие в состав действия (на
этой основе проведено существенное различие между действием
и операцией**). Поскольку действие приводит к результату — к
своей цели в разных, изменяющихся условиях, оно становится
Подробнее см.: Рубинштейн С. Л. Психологическая концепция француз-
ской социологической школы // Психология речи (Ученые записки Ленинград-
ского гос. пединститута им. А. И. Герцена). Т. XXXV / Под ред. С. Л. Рубинштей-
на. Л., 1941. С. 289-304.
Подробнее см.: там же. С. 454—455.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 135
решением задачи, т. е. более или менее сложным интеллектуаль-
ным актом.
Все, что человек делает, всегда имеет определенный обще-
ственный эффект: через воздействие на вещи человек воздейству-
ет на людей. Поэтому действие становится поступком прежде все-
го тогда, когда оно осознается самим субъектом как общественный
акт, выражающий отношение человека к другим людям.
Так внутри деятельности субъекта выступает сложное соотно-
шение ее разноплановых компонентов: движение — действие —
операция — поступок в их взаимосвязях с целями, мотивами и
условиями деятельности. В центре этих разноуровневых взаимоот-
ношений находится действие. Именно оно и является, по мнению
Рубинштейна, исходной «клеточкой», «единицей» или «ячейкой»
психологии. «Признание действия основной "клеточкой" психоло-
гии человека не означает, конечно, что действие признается пред-
метом психологии... Психология не изучает действие в целом, и она
изучает не только действие. Признание действия основной "кле-
точкой" психологии означает, что в действии психологический
анализ может вскрыть зачатки всех элементов психологии, т. е. за-
чатки у человека его побуждений, мотивов, способностей и т. д.»*
Этот психологический анализ деятельности и ее компонентов
(действий, операций и т. д.) потом был продолжен в 1946 г. во вто-
ром, дополненном издании «Основ общей психологии». Разраба-
тывая свою прежнюю общую схему соотнесения действий, опера-
ций и т. д., Рубинштейн, в частности, писал: «Поскольку в различ-
ных условиях цель должна и может быть достигнута различными
способами (операциями) или путями (методами), действие пре-
вращается в разрешение задачи»**. И здесь Рубинштейн ссылается
на Леонтьева: «Вопросы строения действия специально изучают-
ся А. Н. Леонтьевым»***.
В 40-е и последующие годы Леонтьев опубликовал ряд своих
статей и книг, в которых обобщенно представлена его точка зре-
ния на соотношение деятельности — действия — операции в свя-
зи с мотивом — целью — условиями. Это прежде всего его «Очерк
развития психики», затем «Проблемы развития психики» и, на-
конец, «Деятельность, сознание, личность». Его позиция подан-
ному вопросу хорошо известна, и потому напомним лишь ее суть:
Рубинштейн С. Л. Психологическая концепция французской социологиче-
ской школы. С. 143.
Рубинштейне. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 181.
1ам же.

136 А. В. Брушлинский
«В общем потоке деятельности, который образует человеческую
жизнь в ее высших, опосредствованных психическим отражением
проявлениях, анализ выделяет, во-первых, отдельные (особен-
ные) деятельности — по критерию побуждающих их мотивов. Да-
лее выделяются действия — процессы, подчиняющиеся созна-
тельным целям. Наконец, это операции, которые непосредственно
зависят от условий достижения конкретной цели»*.
В данной схеме понятие деятельности жестко соотносится с по-
нятием мотива, а понятие действия — с понятием цели. На наш
взгляд, более перспективна другая, не столь жесткая схема, кото-
рая выражает связь мотивов и целей и с деятельностью, и с дей-
ствиями, но в первом случае это более общие мотивы и цели, а во
втором — более частные (см. выше анализ работ Рубинштейна).
Но иногда Леонтьев также расчленяет цели на общие и частные и
тогда лишь вторые из них (но не первые) непосредственно соот-
носит с действиями**. Тем самым в данном пункте намечается опре-
деленное сближение позиций Рубинштейна и Леонтьева.
В целом эта схема соотнесения деятельности, действий, опера-
ций в их связях с мотивами, целями и условиями является важным
этапом в развитии всей отечественной психологии. Не случайно
она до сих пор широко используется рядом авторов. Вместе с тем
нередко данная схема, разработанная Рубинштейном и Леонтье-
вым, рассматривается как чуть ли не важнейшее достижение пси-
хологии в изучении всей проблематики деятельности. На наш
взгляд, это не так. В указанной проблематике наиболее суще-
ственное состоит в том, что с помощью категории деятельности
впервые удалось глубоко раскрыть неразрывную связь человека с
миром и понять психическое как изначально включенное в эту
фундаментальную взаимосвязь.
В отличие от деятельности и вне связи с ней сами по себе дей-
ствия, операции, мотивы, цели и т. д. давно уже — в той или иной
степени — стали предметом исследования ряда психологов во
многих странах. Например, К. Левин и его школа многое сделали
для изучения действий и мотивов, а Ж. Пиаже и его ученики —
для изучения операций и действий. Но они не смогли добиться то-
го, чего достигла психологическая наука в России в лице ее лучших
представителей. Именно отечественная психология глубоко рас-
крывает связь человека и его психики с миром. С этой целью
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.,
1984. С. 109.
Там же. С. 105.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 137
успешно разрабатываются прежде всего категории субъекта, дея-
тельности, общения и т. д. И именно в данном отношении (прежде
всего в проблематике деятельности) здесь имеются определенные
методологические преимущества, например, перед тем же Ж. Пи-
аже, который не смог избежать некоторого крена в сторону опера-
ционализма*.
Для Рубинштейна деятельность представляет собой один из
важнейших уровней изначально практического и всегда непре-
рывного взаимодействия человека с миром. Данный методоло-
гический принцип раскрывает, таким образом, весьма существен-
ную роль деятельности в формировании человека и его психики
и тем самым значительно отличается от другого, недеятельностно-
го подхода, который в 20—30-е гг. был господствующим. Согласно
этому альтернативному подходу, главной «производящей причи-
ной» (Л. С. Выготский) развития человека и его психики является
знак, речь, символ и т. д.
В разных формах и в различной степени данный подход разра-
батывали К- Гольдштейн, А. Гельб, Г. Хэд, Э. Кассирер, ранний
Ж. Пиаже, В. Н. Волошинов (M. M. Бахтин), поздний Л. С. Вы-
готский и др. Эти авторы много сделали доя раскрытия «символи-
ческой функции» речи. Например, в период Первой мировой вой-
ны К. Гольдштейн, А. Гельб, Г. Хэд и др. на патопсихологическом
материале, связанном с мозговыми ранениями, создали новое уче-
ние об афазии, оказавшее сильное влияние на психологию речи.
Были обнаружены глубокие нарушения человеческой психики
именно при поражении речи (вследствие мозговых ранений), и от-
сюда справедливо был сделан общий вывод о весьма существен-
ной роли речи в психическом развитии людей. Ряд новых моментов
при изучении влияния речи на развитие психики ребенка раскрыл,
в частности, Выготский**.
Однако во всех подобных исследованиях роль речи изучалась
во многом односторонне — без должного учета изначально прак-
тической деятельности, в которой человек и его психика формиру-
ются и проявляются. Прежде всего не учитывалось, что сама речь
усваивается ребенком лишь на основе исходных чувственно-
практических контактов с окружающим миром, т. е. благодаря
сенсорике, простейшим практическим действиям и общению, что
последующее обратное, весьма существенное влияние речи на
См.: Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959.
С. 21-23.
** Выготский Л. С. Собр. соч. М., 1984. Т. 6.

138 А. В. Брушлинский
деятельность не умаляет значения этой наглядно-действенной ис-
ходной основы. Когда речь выступает вне ее взаимосвязи с дея-
тельностью, ее начинают рассматривать как самодовлеющий и
самодостаточный фактор психического развития человека. Преи-
мущественно в этом качестве речь анализировалась, например, с
позиций культурно-исторической теории, разработанной Выгот-
ским. Даже в тех случаях, когда ученый специально исследовал
проблему так называемого практического интеллекта у ребенка
и, следовательно, непосредственно обращался к первичным, про-
стейшим практическим контактам детей с окружающим миром как
условиям усвоения языка и речи в ситуации элементарного обще-
ния, он по-прежнему игнорировал эти условия, не изучал их, а
рассматривал словесные знаки как самодостаточные факторы
психического развития. Данные факторы, по его мнению, настоль-
ко мощные и всесильные, что они сами по себе включаются,
«вдвигаются» (по его словам) в психику детей на определенном
возрастном этапе.
Поэтому Выготский считал, что практический интеллект у детей
(употребление орудий ребенком) вначале напоминает орудийную
деятельность обезьян — до тех пор, пока ребенок находится на
доречевой стадии онтогенеза. Но «как только речь и применение
символических знаков включаются в манипулирование, оно совер-
шенно преобразуется, преодолевая прежние натуральные зако-
ны и впервые рождая собственно человеческие формы употребле-
ния орудий»* (курсив мой. — А />.). Иначе говоря, не простейшие
практические действия маленьких детей вместе с сенсорикой ста-
новятся существенным условием овладения речью в ситуации об-
щения, а наоборот, словесные знаки порождают человеческий
практический интеллект, преодолевая у детей предшествующий
ему животный практический интеллект. Например, речь выпол-
няет даже функцию мышления, планируя действия и т. д.; причем
сначала практическая задача решается лишь в речевом плане с по-
мощью речевого планирования, и только потом совершается мо-
торная реализация подготовленного решения**. Так речь оказыва-
ется первичной по отношению к специфически человеческому
практическому действию***. Более того, не только практическое, но
Горбачева В. А. К освоению правил поведения детьми дошкольного возраста //
Известия АПН РСФСР. 1945. Вып. 1.С.22.
См.: там же. С. 23—34.
На этом примере видно, как изучался практический интеллект, одновремен-
но игнорируя проблему деятельности (изначально практической). Иначе говоря,

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 139
и вообще все мышление человека становится в итоге функцией ре-
чи как «производящей причины» психического развития людей*.
Все эти положения культурно-исторической теории нуждаются
в существенных уточнениях с позиций методологического принци-
па единства сознания и деятельности. Прежде всего планирование
и вообще решение задач осуществляется не речью, а главным об-
разом мышлением. Последнее всегда связано с языком и речью,
но, как известно, функция речи — служить средством общения, а
функция мышления — это познание бытия (говорить — еще не
значит мыслить). Органическую взаимосвязь речи и мышления не
приходится понимать в том смысле, что речь заменяет собой
мышление (в ходе постановки и решения задач и т. д.). Мышление
не есть функция речи; оно — функция, результат, предпосылка и
один из уровней непрерывного, изначально практического взаи-
модействия с миром (в частности, познавательного взаимодей-
ствия субъекта с объектом). Речь не есть общение; она лишь его
средство.
Таким образом, одно из очень существенных различий между
деятельностным и недеятелъностным подходами отчетливо
обнаруживается, на наш взгляд, в трактовке речи и ее функций в
психическом развитии людей. В первом случае созданы условия
для адекватного изучения речи в общем контексте всего много-
уровневого взаимодействия человека с миром (деятельность, об-
щение и т. д.). Во втором случае неизбежна явная и чрезмерная
абсолютизация речи как самодовлеющего, главного фактора в
психическом развитии людей, недостаточно связанного с изна-
чально практическим взаимодействием между человеком и миром.
Ясно, что только в первом случае создана методологическая осно-
ва прежде всего для изучения тех исходных, первичных фундамен-
тальных предпосылок, которые необходимо формируются лишь в
ходе деятельности и общения и изначально обусловливают разви-
тие речи у детей и взрослых. Именно по этому пути и шло психоло-
гическое экспериментальное исследование речи, мышления и дру-
гих психических качеств человека, направляемое методологиче-
ским принципом единства сознания и деятельности.
изучение практического интеллекта (В. Келером, К. Бюлером, Л. С. Выготским
и др.) осуществлялось с позиций недеятельностного подхода. Деятельностный
подход в этой области психологии реализован С. Л. Рубинштейном, Б. М. Тепло-
вым и др.
См., например: Выготский Л. С. Собр. соч. М., 1984. Т. 6. С. 108, подробнее
об этом см.; Брушлинский А. В. Психология мышления и кибернетика. М., 1970.

140 А. В. Брушлинский
Экспериментальные работы А. С. Звоницкой, А. М. Леушиной
и др., выполненные в Ленинграде под руководством Рубинштейна,
выявили исходную зависимость формирования речи от двух основ-
ных условий: 1 ) от ее предметного содержания, раскрываемого в
ходе определенной деятельности, 2) от ситуации общения. Эти
условия в их единстве определяют соответствующие стадии в ре-
чевом развитии ребенка и взрослого.
Деятельностный подход к трактовке Рубинштейна направлен в
теоретических и эмпирических работах на все более глубокое изу-
чение всего многообразия поведения детей в их повседневной
жизни — в семье, детском саду, школе и т. д. Наиболее суще-
ственное место в этой практике занимают взаимоотношения ре-
бенка с другими детьми и со взрослыми, всегда опосредствован-
ные взаимодействием людей с вещами (с предметами, объектами
и т. д.). К их числу принадлежат нравственные и моральные отно-
шения, определяющие нормы и правила поведения.
В ходе наблюдений и экспериментов В. А, Горбачевой, В. Е. Сыр-
киной и других под руководством Рубинштейна изучалось овла-
дение детьми простейшими правилами поведения в процессе
систематического обучения и воспитания*. Было убедительно
показано, что понимание и применение детьми этих правил фор-
мируются в реальной повседневной жизни как неразрывное един-
ство эмоционального и познавательного компонентов психики.
Такое формирование осуществляется именно в конкретной прак-
тике применения, нарушения и восстановления постепенно осо-
знаваемых элементарных нравственных норм. Например, об-
наружилось, что дошкольники в детском саду часто жалуются
воспитательнице на нарушителей дисциплины вовсе не с целью
«наябедничать», а для того, чтобы как бы проверить и на практи-
ке подтвердить доя себя действенность и правильность тех или
иных норм поведения.
Обобщая все эти и другие экспериментальные и теоретические
исследования, Рубинштейн существенно уточнил свое понимание
деятельности. В мотивации человеческих действий центр тяжести
в той или иной мере переключается из сферы вещной, предметной
в план личностно-общественных отношений, осуществляющихся
при посредстве первых и от них неотрывных**. Тогда деятельность
человека выступает в новом качестве. «Она становится поведе-
Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975; Рубинш-
тейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 530—532 и др.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 597.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 141
нием в том особом смысле, который это слово имеет, когда по-
русски говорят о поведении человека»*. Главное в поведении —
отношение к моральным нормам. Поэтому «единицей» поведения
является поступок, а «единицей» деятельности вообще — дей-
ствие. (Ясно, что такая трактовка поведения принципиально от-
личается от бехивеористской.) Тем самым основоположник дея-
тельностного подхода в отечественной психологической науке от-
нюдь не сводил к одной лишь деятельности все многообразное
взаимодействие человека с миром (с другими людьми, с вещами, с
природой). Эта позиция актуальна и в настоящее время, особенно
в связи с разработкой Б. Ф. Ломовым методологического принци-
па общения**. В свете данного принципа теперь все более глубоко
раскрываются весьма сложные соотношения между деятельно-
стью и общением. При этом учитывается также и проблема пове-
дения в его вышеуказанном понимании.
Во всех этих и во многих других исследованиях Рубинштейн вы-
ступает не только как автор, соавтор и руководитель, но и как один
из организаторов психологической науки в нашей стране. Он пре-
жде всего хотел и умел налаживать творческие деловые контакты
и тесное сотрудничество с психологами из других учреждений, го-
родов, научных школ, даже в тех случаях, когда они придержива-
лись в науке существенно иных точек зрения***.
Например, во многом не разделяя позиций Выготского****, он тем
не менее пригласил его читать лекции по психологии студентам
Ленинградского пединститута им. Герцена. Он согласился также в
ответ на просьбу Выготского выступить в 1933 г. официальным оп-
понентом на защите диссертации Ж. И. Шиф — ученицы Выгот-
ского, изучавшей развитие так называемых научных понятий у
школьника.
Особенно плодотворными были творческие связи и контакты
Рубинштейна с его союзниками и отчасти единомышленниками по
дальнейшей разработке деятельностного подхода — с А. Н. Леон-
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 597.
Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. М.,
1980.
См.: Payne T. R. S. L. Rubinstein and the Philosophical Foundations of Soviet
Psychology. Dordrecht, 1968.
См. об этом: Брушлинский А. В. Психология мышления и кибернетика. М.,
1970; Выготский Л. С. Собр. соч. Т. 2. М., 1982; Рубинштейн С. Л. Основы об-
щей психологии. М., 1940; Рубинштейн С. Л. Психологическая концепция фран-
цузской социологической школы. С. 289—304.

142 А. В. Брушлинский
тьевым, Б. M Тепловым, А. А. Смирновым, Б. Г. Ананьевым и др.
Несмотря на существенные различия между ними в трактовке дея-
тельности, эти психологи во многом сообща развивали и пропа-
гандировали деятельностный подход, в оппозиции к которому тог-
да находились многие другие, в том числе ведущие психологи (на-
пример, К. Н. Корнилов, Н. Ф. Добрынин, П. А. Шеварев и другие
бывшие ученики Г. И. Челпанова). Рубинштейн пригласил к себе
на кафедру психологии Пединститута им. Герцена А. Н. Леонтьева
для чтения лекций студентам. На той же кафедре он организовал
защиту докторских диссертаций Теплова и Леонтьева и выступил
в качестве одного из официальных оппонентов. Такую линию на
сотрудничество между разными научными школами и направле-
ниями Рубинштейн продолжал и после своего переезда из Ленин-
града в Москву осенью 1942 г.
Когда началась Великая Отечественная война, Рубинштейн до-
бровольно остался в осажденном Ленинграде, потому что считал
своим гражданским долгом, будучи проректором Пединститута им.
Герцена, организовать работу этого института в нечеловечески
суровых условиях вражеской блокады. В первую, самую тяжелую
блокадную зиму он работал над вторым изданием «Основ общей
психологии», существенно дополняя, развивая и улучшая первый
вариант, опубликованный в 1940 г.
Весной 1942 г. первое издание его «Основ общей психологии»
было удостоено высшей в то время Сталинской (Государствен-
ной) премии по представлению ряда психологов, а также выдаю-
щихся советских ученых — академиков В. И. Вернадского и
А. А. Ухтомского, издавна и глубоко интересовавшихся пробле-
мами психологии, методологии и философии, внесшими свой ори-
гинальный вклад в эти науки и высоко оценившими философско-
психологический труд Рубинштейна. Осенью 1942 г. Рубинштейн
был переведен в Москву, где сразу же возглавил Институт психо-
логии и создал кафедру и отделение психологии в МГУ. Сюда в
1943—1944 гг. он пригласил на работу не только своих ленин-
градских учеников М. Г. Ярошевского, А. Г. Комм, но и сотрудни-
ков А. Н. Леонтьева — П. Я- Гальперина и А. В. Запорожца. Как
и раньше в Ленинграде, так и теперь в столице он успешно орга-
низовал коллективную творческую работу многих психологов из
разных учреждений и научных школ.
Большие перспективы для его новых творческих взлетов откры-
лись весной 1945 г, в результате нашей Великой Победы над фаши-
стами. В 1946 г. было опубликовано второе, существенно дорабо-
танное и расширенное издание «Основ общей психологии» (кото-

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 143
рое он готовил в осажденном Ленинграде), и Рубинштейн уже
подписал верстку своей новой книги «Философские корни психоло-
гии» (эта книга, по своей философской глубине намного превосхо-
дившая «Основы общей психологии» 1940 г. и 1946 г. и знаменую-
щая собой принципиально новый этап в дальнейшей разработке
деятельностного подхода, должна была выйти в свет к концу 1946 г.
в издательстве Академии наук СССР). Казалось, ничто не предве-
щало грозы. Но... набор рассыпали; и это было лишь предгрозье.
А гроза разразилась в 1947 г. и особенно в последующие годы.
Совершенно незаслуженно и неожиданно Рубинштейна обвини-
ли в космополитизме, т. е. в «преклонении перед иностранщиной»,
в недооценке отечественной науки и в 1949 г. сняли со всех постов.
Началась целая серия «проработок», обсуждений, точнее,
осуждений «Основ общей психологии» (в Институте философии
АН СССР, в Институте психологии и др., на страницах журналов
«Вопросы философии», «Советская педагогика» и т. д., а также
газет). Первое из обсуждений проходило в Институте философии
с 26 марта по 4 апреля 1947 г. Правда, на этот раз Рубинштейну и
тем немногим, кто его поддерживал, отчасти удалось отбиться. Во
многом помог Б. М. Теплов, выступивший с заключительным сло-
вом. Однако все последующие «проработки» означали полный
разгром «Основ общей психологии» и представленного в них дея-
тельностного подхода. Одним из итогов таких «обсуждений» стала
рецензия на оба издания «Основ общей психологии», написанная
П. И. Плотниковым и опубликованная в журнале «Советская пе-
дагогика» в № 4 за 1949 г. (почти накануне 60-летия Рубинш-
тейна). Рецензия заканчивалась так: «Книга С. Л. Рубинштейна
оскорбляет русскую и советскую науку в целом, психологию в
частности и отражает "специализированное преломление" его ла-
кейской сущности. Чем скорее мы очистим советскую психологию
от безродных космополитов, тем скорее мы откроем путь для ее
плодотворного развития»*.
Деятельностью-процессуальный подход
В эти тяжелейшие годы Рубинштейн, продолжая углублять свой
деятельностный подход — сначала в вышеупомянутой неопублико-
ванной, но сохранившейся в верстке монографией «Философские
Процесс мышление и закономерности анализа, синтеза и обобщения. Экс-
периментальные исследования/ Под ред. С. Л. Рубинштейна. М., 1960. С. 19.

144 А. В. Брушлинский
корни психологии». Изданной монографии 1946 г. — входе после-
дующей работы — вырос затем новый философско-психологичес-
кий труд Рубинштейна «Бытие и сознание» (М., 1957).
После 1953 г. Рубинштейн получил возможность работать и
публиковаться. Новый этап в развитии деятельностного подхода
определялся прежде всего тем, что было необходимо качественно
по-новому и более четко, чем раньше, выявить собственно психо-
логический аспект субъекта и его деятельности, исследуемых це-
лым комплексом наук — философией, социологией, физиологией,
историей и др. И потому разработанная Рубинштейном и Леонтье-
вым вышеупомянутая схема соотнесения деятельности, действий,
операций, мотивов и т. д. была необходима, но еще недоста-
точна для психологической науки. В целях вычленения специфи-
ческого предмета последней нужен был более глубокий анализ
всей этой проблемы.
С точки зрения принципа единства сознания и деятельности
«всякая психология, которая понимает, что она делает, изучает
психику, и только психику»***, формирующуюся в деятельности и
потому изучаемую через деятельность.
В целях дальнейшего уточнения предмета психологии, на-
чиная со своей монографии «Философские корни психологии»
( 1946), Рубинштейн дифференцирует в психике два объективно
присущих ей компонента: 1) психическое как процесс и 2) как
результат (продукт) этого процесса. Теперь уже не вообще пси-
хика, а именно психическое как процесс, изначально и всегда
включенный в непрерывное взаимодействие человека с миром,
образует онтологическую основу для определения предмета пси-
хологии. Иначе говоря, и в качестве ее главного регулятора дея-
тельности субъекта выступает в первую очередь психическое как
процесс.
Начав систематическое изучение процессуального аспекта
психики, Рубинштейн творчески использовал то положительное,
что было разработано поданной проблеме его предшественника-
ми — И. М. Сеченовым, с одной стороны, и гештальтистами (осо-
бенно К. Дункером) — с другой. Вместе с тем он раскрыл и прео-
долел ограничения в изучении такого процесса (в первую очередь
«растворение» у большинства гештальтистов субъекта и объекта
в феноменальном поле**).
Подробнее см.: Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии.
М., 1959. С 149.
Подробнее см.: Там же.

Основоположник деятельности о го подхода в психологической науке 145
Свою теорию психического как процесса Рубинштейн развил
главным образом на экспериментальном материале психологии
мышления. Под руководством Рубинштейна в 50-е гг. эти ис-
следования проводили Л. И. Анцыферова, А. В. Брушлинский,
И. М. Жукова, Е. П. Кринчик, Н. С. Мансуров, А. М. Матюш-
кин, В. Н. Пушкин, Э. М. Пчёлкина, К. А. Славская, Ф. А. Сохин,
О. П. Терехова, Д. Б. Туровская (ныне Богоявленская), Н. Т. Фроло-
ва, И. С. Якиманская. После его смерти — уже в 70—80-е гг. —
изучение мышления как процесса продолжали Н. И. Бетчук,
М. И. Воловикова, Б. О. Есенгазиева, В. А. Поликарпов, Л. В. Пут-
ляева, С. В. Радченко, В. В. Селиванов, Л. В. Сластенина и др.
Таким образом, если ранее Рубинштейн изучал мышление
лишь как деятельность субъекта, то с 50-х гг. оно изучается так-
же и как процесс.
На базе всех этих и ряда других работ была создана теория пси-
хического как процесса. Суть ее заключается в следующем.
Психическое объективно существует прежде всего как про-
цесс — живой, предельно пластичный и гибкий, непрерывный,
никогда изначально полностью не заданный, а потому форми-
рующийся и развивающийся, порождающий определенные ре-
зультаты (психические образы и состояния, инсайт, понятия,
чувства, решение или нерешение задачи и т. д.). Психическое
является процессом потому, что оно всегда формируется толь-
ко в ходе непрерывно изменяющегося взаимодействия (дея-
тельности, общения и т. д.) индивида с внешним миром и, сле-
довательно, само непрерывно изменяется и развивается, все
более полно отражая эту динамичность окружающей действи-
тельности и тем самым участвуя в регуляции всех действий и
поступков.
Признанием такой процессуальности психического вовсе не
отвергается, а наоборот, подчеркивается активная роль субъекта
во взаимодействии с внешним миром. Не отвергается и роль дея-
тельности, напротив, создаются более адекватные условия для
изучения психического, формирующегося в ней. Таким образом,
открываются более благоприятные возможности для подлинно
научного исследования действий, операций, мотивов, целей с уче-
том их психологической специфики.
Например, действия и операции как таковые уже относительно
сформированы применительно к определенным, т. е. ограничен-
ным, условиям деятельности. Будучи таковыми, они недостаточно
пластичны и лабильны, что обнаруживается в новой, изменившей-
ся ситуации, когда они становятся не вполне адекватными ей. Уча-

146 А. В. Брушлинский
ствующее в регуляции действий и операций психическое как про-
цесс, являясь предельно лабильным и пластичным, создает их
большую адекватность изменяющимся условиям.
В ходе мыслительного процесса человек точнее определяет
конкретные, постоянно изменяющиеся, в чем-то новые условия
своей деятельности, общения и т. д., формируя новые и изменяя
прежние способы действия. Следовательно, мышление как про-
цесс является первичным и наиболее лабильным по отношению к
действиям и операциям, которые в качестве вторичных и менее
пластичных компонентов возникают и развиваются в ходе этого
процесса как его формы (стало быть, именно в таком качестве они
и должны изучаться психологией). Это показали, в частности, экс-
перименты А. М. Матюшкина, А. В. Брушлинского и Б. О. Есен-
газиевой*. Аналогичным образом не являются заранее и целиком
готовыми или изначально полностью сформированными мотивы
любой деятельности субъекта. Они тоже формируются в процес-
се. На материале психологии мышления эту процессуальность мо-
тивов обнаруживали, в частности, эксперименты К. А. Абульха-
новой-Славской и М. И. Воловиковой**.
Таким образом, все компоненты прежней схемы расчленения
деятельности: действия, операции, мотивы и т. д. — выступают в
новом, «более психологическом» качестве, когда они изучаются в
их процессуальности. Это относится и к цели, которая также не
является изначально целиком и полностью готовой или данной, а
наоборот, формируется в ходе психического процесса. Как спра-
ведливо подчеркивают Б. Ф. Ломов и Е. Н. Сурков, «цель всегда
формируется человеком самостоятельно на основе и в развитие
всей его предшествующей жизни, деятельности, общения — в
процессе развития личностной мотивации под влиянием обще-
ственных требований, норм морали, ценностных ориентации, иде-
алов и. т. д. в ходе развития его взаимоотношений с другими
людьми»***.
Мышление: процесс, деятельность, общение / Под ред. А. В. Брушлинско-
го. М., 1982; Пиаже Ж- Роль действия в формировании мышления // Вопросы
психологии. 1965. № 6. С. 33—51; Рубинштейн С. Л. Принцип творческой само-
деятельности (1922)//Вопросы психологии. 1986. № 4. С. 101-107.
Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология личности. М., 1980;
Пиаже Ж. Роль действия в формировании мышления // Вопросы психологии.
1965. № 6. С. 33—51; Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии.
М., 1959.
МатюшкинА.М.Проблемныеситуациивмышлениииобучении.М., 1972.
С. 28.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 147
Самостоятельное формирование цели каждым человеком от-
четливо выступает в условиях познавательной деятельности — в
ходе постановки и решения тех или иных мыслительных, перцеп-
тивных и других задач. Важнейшим компонентом формирующей-
ся цели, не сводимой к требованию задачи, является прогно-
зируемое искомое (неизвестное), нахождение которого приводит
в итоге к решению задачи или проблемы*. Органическое един-
ство мотивов, цели и искомого все глубже раскрывается при бо-
лее детальном изучении мышления как процесса. Вместе с диф-
ференциацией психики на процесс и его результат необходимо
различать, по Рубинштейну, два вида деятельности:
1 ) деятельность субъекта (практическая, теоретическая и т. д.);
2) деятельность органа (дыхательная, высшая нервная и т. д.).
Лишь во втором случае можно строго использовать термин
«психическая деятельность» (т. е. деятельность определенного
органа, а именно мозга; простейшим примером такой деятельно-
сти являются сновидения). Психическое как процесс и есть психи-
ческая деятельность**. В этом смысле оба понятия (процесс и
деятельность) являются синонимами, но при условии, что имеется
в виду деятельность органа, а не субъекта***.
Мышление как процесс неразрывно связано с мышлением как
деятельностью субъекта — со своим личностным аспектом (с мо-
тивацией, рефлексией, способностями и т. д.). Это и есть взаимо-
связь личностного и процессуального аспектов мышления****. На
каждой стадии психического развития человек осуществляет мыс-
лительный процесс, исходя из уже сложившихся (относительно
стабильных) мотивов и способностей; их дальнейшее формирова-
ние происходит в каждый данный момент на последующих стадиях
мышления как процесса. Например, специфически познаватель-
ная мотивация формируется именно в ходе мышления как процес-
са, определяя дальнейшее протекание последнего*****.
Подробнее см.: Будилова Е. А. Философские проблемы в советской пси-
хологии. М., 1972. С. 177-178.
Подробнее см.: Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования.
М., 1958. С. 256—257; Будилова Е. А. Философские проблемы в советской пси-
хологии. М., 1972. С. 76-80.
Сравним: Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе.
М.;Пг., 1923. С. 14-15.
Рубинштейн С .Л .О мышлении и путях его исследования .М., 1958; Ру-
бинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959; Рубинш-
тейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.
Пиаже Ж. Роль действия в формировании мышления // Вопросы пси-
хологии. 1965. № 6. С. 33-51.

148 А. В. Брушлинский
Мотивы и цели человека в ходе мышления характеризуют по-
следнее преимущественно в личностном аспекте. Анализ, синтез и
обобщение искомого, условий и требований решаемой человеком
задачи характеризуют его мышление преимущественно в процес-
суальном аспекте. Непрерывная взаимосвязь искомого и цели
представляет собой одно из конкретных проявлений органическо-
го единства обоих этих аспектов. Мышление, восприятие как про-
цесс формируются преимущественно неосознанно. Например, ис-
ходный механизм мыслительного процесса (анализ через синтез)
осуществляется главным образом неосознанно. Но на уровне лич-
ностного аспекта мышления, восприятия человек в значительной
степени с помощью рефлексии регулирует протекание этих про-
цессов. «Бессознательное, оставаясь неосознанным, контролиру-
ется, таким образом, через осознанное»* прежде всего через цели.
Неразрывная взаимосвязь осознанного и неосознанного особенно
существенна ддя обеспечения непрерывности мышления как про-
цесса.
Такое выделение и все более глубокое изучение процессу-
ального аспекта мышления (всегда в соотнесении с его личност-
ным аспектом) позволяют существенно уточнить предмет соб-
ственно психологического исследования мыслительной деятель-
ности в отличие от формально-логического. Психология изучает
мышление прежде всего как процесс во взаимосвязи с его про-
дуктами (с понятиями, знаниями, умозаключениями, операциями
и т. д.), но сами эти продукты исследуются уже не психологией, а
формальной логикой и другими науками. Иначе говоря, психоло-
гия изучает процесс мышления индивида** с учетом специфики
такого мышления: оно всегда является «общением человека с
человечеством»***. Обобщая, нужно сказать, что именно процес-
суальность психики является основным при определении пред-
мета психологии.
Сюда, естественно, входит прежде всего человек как субъект (как
личность, как группа индивидов и т. д.), изучаемый целой системой
самых разных наук. Но ддя психологии наиболее существенна та
сторона субъекта, когда он выступает как «автор» прежде всего
процессуального аспекта своей психики (см. далее об определении
Рубинштейном предмета исторической и социальной психологии).
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 174.
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958;
он же. Принципы и пути развития психологии. М., 1959.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 52.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 149
Эта лишь кратко обозначенная здесь теория психического как
процесса разработана Рубинштейном и его учениками на основе
выдвинутого им и теперь широко известного принципа детерми-
низма: все внешние причины, влияния и т. д. действуют не прямо
и непосредственно, а опосредствованно — через внутренние усло-
вия того, на кого или на что они воздействуют (кратко: внешнее
через внутреннее).
Обсуждаемый здесь принцип детерминизма является прежде
всего общефилософским, т. е. в высшей степени обобщенным, и
потому он распространяется абсолютно на все без исключения
уровни взаимодействия в объективном мире, на все сферы бытия.
В формуле рассматриваемого закона (принципа детерминизма)
«внешнее» и «внутреннее» суть переменные, на место которых в
каждом конкретном случае подставляются отнюдь не любые, а
строго определенные частные значения.
Отражение как всеобщее свойство материального мира заклю-
чается прежде всего в том, что в каждом явлении как бы «пред-
ставлены» все взаимодействующие с ним другие явления, пред-
меты и т. д. (это своеобразный аналог психического отражения).
Отражение вообще выступает всегда как взаимодействие двух
(или нескольких) материальных реальностей. Из этого следует,
что результат любого воздействия на данное явление зависит не
только от воздействующего на него предмета, но и от самого этого
явления. Таков исходный и самый общий смысл формулы: внешние
причины действуют через внутренние условия. Универсальный
принцип такого взаимодействия (всеобщее свойство отражения)
осуществляется в формах, соответствующих многообразию приро-
ды явлений, вступающих во взаимодействие. Выявление конкрет-
ных форм, уровней, проявлений, в которых выступает в бесконечно
разнообразных сферах взаимодействия это всеобщее свойство от-
ражения, является задачей специальных наук.
Чем выше мы поднимаемся — от неорганической природы к
органической, от простейших организмов к человеку — «тем бо-
лее сложной становится внутренняя природа явлений и тем боль-
шим становится удельный вес внутренних условий по отношению
к внешним»*. Это связано с тем, что соответственно возрастает
сфера внешних воздействий, которые могут оказывать специфи-
ческое влияние на развитие данного явления. Лишь в очень не-
многих случаях удается абстрагироваться от внутренних условий
изучаемого явления; они принимают тогда как бы нулевое значе-
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 13.

150 А. В. Брушлинский
ние. Например, в классической механике абстрактное тело иногда
выступает просто в качестве математической точки, движение ко-
торой целиком и полностью определяется лишь внешними воз-
действиями, вовсе не опосредствованными внутренними условия-
ми исследуемого объекта. Тогда причина действует лишь в каче-
стве внешнего толчка и потому совсем не зависит от свойств того
тела, на которое она направлена. Уже здесь начинает обнаружи-
ваться ограниченность сферы действия механистического (но не
диалектико-материалистического) принципа детерминизма.
Однако такого чисто механического движения самого по себе
не существует в действительности. Оно является лишь абстракт-
ным моментом и стороной других, более сложных форм движе-
ний — физической, химической, биологической и т. д. Система
понятий классической механики не всегда применима уже в кван-
товой механике.
Механистический принцип детерминизма также неприменим в
области биологических явлений, где одно и то же внешнее воздей-
ствие дает, как известно, разный эффект по отношению к организ-
мам с разными свойствами и по отношению к одному и тому же
организму в разных условиях (при различных его внутренних со-
стояниях). Энгельс специально подчеркивал, что живой организм
обладает самостоятельной силой реагирования, которая и опо-
средствует каждую реакцию на тот или иной раздражитель*.
Это закономерное возрастание удельного веса внутренних
условий, опосредствующих все внешние воздействия на данное
тело, процесс и т. д., четко фиксируется в той иерархии различных
сфер или уровней всеобщего взаимодействия явлений материаль-
ного мира, которая выражается известным соотношением общих
(1 ) и специфических (2) законов определенной области действи-
тельности. «Более общие законы лежащих "ниже" областей со-
храняют свою силу для всех лежащих "выше". Вместе с тем рас-
пространение общих закономерностей лежащих "ниже" областей
на области более специальные не исключает существования спец-
ифических законов этих последних»**. Например, все физиологи-
ческие закономерности высшей нервной деятельности распро-
страняются не только на физиологическую основу психических
явлений, но и на эти последние, даже на самые сложные из них.
Вместе с тем психические явления подчиняются также собственно
психологическим, т. е. специфическим закономерностям. Таким
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 610.
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 14.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 151
образом, по Рубинштейну, характерные особенности новых сфер
бытия, возникающих в процессе развития материального мира,
выражаются в специфических законах, а единство мира высту-
пает в том, что более общие законы элементарных, «ниже» лежа-
щих сфер бытия распространяют свое действие на все «выше»
лежащие области.
Например, единство органического мира обнаруживается в
универсальности генетического кода, действующего на уровне фа-
гов, бактерий, растений, животных и человека. Но эта универсаль-
ность не только не исключает, а наоборот, предполагает наличие
специфических закономерностей наследственности и изменчиво-
сти, свойственных каждому из указанных уровней в развитии жизни.
Лишь при таком — монистическом — подходе к проблеме уда-
ется проанализировать сложнейшую иерархию различных качеств,
в которых объективно выступает психическое по мере включения
его в разные системы связей и отношений. Мы уже видели, что
психическое онтологически выступает прежде всего как звено в
развитии материального мира по мере формирования его все бо-
лее сложных свойств. В этой системе связей психическое суще-
ствует как высшая нервная деятельность мозга. В процессе фило-
и онтогенеза «нижележащие» уровни развития (прежде всего
физиологические) вначале могут становиться основными вну-
тренними условиями для зарождающихся «вышележащих» сфер
бытия (психических). Например, в период пренатального, т. е.
внутриутробного развития ребенка и в первые дни после его рож-
дения именно эти внутренние условия играют важную роль в опо-
средствовании внешних воздействий, наиболее значимых для за-
рождающейся психической деятельности данного индивида.
С. Л, Рубинштейн показал, что для правильного понимания
взаимосвязи психического и физиологического, связи психическо-
го с мозгом необходимо вместе с тем раскрыть отношение психи-
ческого к внешнему миру.
В гносеологическом отношении к объективной реальности
психическое выступает уже в новом качестве — как субъектив-
ное и идеальное («Бытие и сознание»). Обе эти характеристики
психического Рубинштейн раскрывает очень подробно. Психи-
ческое как субъективное означает, во-первых, что все психиче-
ское принадлежит индивиду, человеку как субъекту. Мозг —
только орган психической деятельности, человек —- ее субъект.
В этом смысле всякая психическая, познавательная деятельность
всегда является субъективной — даже тогда, когда она адекватно
раскрывает человеку объективную реальность и выражается в

152 А. В. Брушлинский
объективной истине. Субъективность психического, во-вторых,
означает неполную адекватность объекту познания чувств, посте-
пенно преодолеваемую по мере дальнейшего развития данного
индивида.
Отношение субъекта к внешнему миру есть основное гносео-
логическое отношение. Частным и абстрактным моментом этого
исходного фундаментального соотношения является взаимосвязь
между образом и познаваемым предметом. Психическое как иде-
альное — это выделяемый научной абстракцией один из момен-
тов более общей характеристики психического как субъективного.
Идеальное, по Рубинштейну, характеризует не вообще психиче-
скую деятельность в целом, а преимущественно ее продукт или
результат, т. е. образ, идею, прежде всего понятие в их отношени-
ях к предмету или миру в целом.
При таком сопоставлении субъективного и идеального осо-
бенно отчетливо выявляется принципиальное различие и взаи-
мосвязь между психическим как процессом (1 ) и продуктом, ре-
зультатом (2) этого процесса. Анализируемая здесь философ-
ско-психологическая концепция Рубинштейна последовательно
разрабатывает следующее положение, которое отчасти характе-
ризует предмет психологической науки: процесс есть основной
способ существования психического. Именно для разработки та-
кого понятия процесса и необходима формула «внешнее через
внутреннее», потому что весь этот процесс возникает, осущест-
вляется и развивается лишь в ходе непрерывного и изменяюще-
гося взаимодействия внешнего и внутреннего. Учитывая их взаи-
модействие и исходя из объективно контролируемых «внешних»
фактов, можно выявить внутренние, специфические условия и
закономерности того скрытого, непосредственно не выступаю-
щего процесса, который исходит из них или к ним приводит.
Такой метод исследования систематически используется пре-
жде всего доя изучения мышления как процесса (анализа, синтеза
и обобщения). Он состоит в том, что на различных этапах мысли-
тельного процесса решения испытуемыми проблемы эксперимен-
татор предлагает им специально подобранные и четко дозируемые
«подсказки», в той или иной степени помогающие решить задачу.
Тщательно фиксируемые факты различного использования или
игнорирования испытуемым предлагаемых подсказок становятся
объективным показателем внутреннего процесса мышления. Этот
метод исследования, целиком основанный на принципе «внешнее
через внутреннее», дает, по Рубинштейну, возможность глубоко
изучить психическое как процесс. При жизни Рубинштейна этот ме-

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 153
тод был наиболее успешно реализован в экспериментах К. А. Слав-
ской и Л. И. Анцыферовой.
В ходе такого исследования психических процессов «принци-
пиально важно учитывать, что они обычно протекают сразу на
разных уровнях и что вместе с тем всякое внешнее противопостав-
ление "высших" психических процессов "низшим" неправомерно,
потому что всякий "высший" психический процесс предполагает
"низшие" и совершается на их основе»*. Например, мышление
как живой, реальный процесс всегда осуществляется одновремен-
но на разных уровнях и в многообразных формах чувственного и
понятийного анализа, обобщения и т. д. Основной «механизм»
мышления — анализ через синтез (включение познаваемого объ-
екта во все новые связи) — функционирует одновременно на раз-
личных уровнях психического: сознательного и бессознательного.
Это проявляется, с частности, в ходе актуализации знаний, необ-
ходимых для решения данной задачи (эксперименты К. А. Слав-
ской), и в процессе поисков неизвестного решения, поскольку по-
следнее может быть по-настоящему осознано лишь в самом конце
мыслительного процесса (неизвестное осознается только в меру
того, как оно становится известным).
Осознанное и неосознанное отличаются не тем, что в одном
случае все исчерпывающе осознается, а в другом — ничего не
осознано. Обычно осознаются цели, а также хотя бы некоторые
мотивы и последствия деятельности. И наоборот, в любом случае
никогда полностью не осознаются все средства, способы (напри-
мер, анализ через синтез), «механизмы», движения и т. д., с по-
мощью которых осуществляется та или иная деятельность**.
Это принципиально важное положение о протекании психиче-
ского процесса одновременно на разных уровнях имеет большое
значение для понимания самой личности. Ее ядро составляют осо-
знанные побуждения, т. е. мотивы сознательных действий. Но все
они опять-таки неотделимы от многообразных неосознанных тен-
денций, т. е. от побуждений непроизвольной деятельности.
По мнению Рубинштейна, при объяснении любых психических
явлений личность в целом выступает как совокупность внутренних
условий, через которые преломляются все внешние воздействия.
Эти условия, в свою очередь, формировались в зависимости от
предшествующих внешних причин, а потому психологический эф-
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 260—261.
См. подробнее: Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования.
С 74-75, 184-185, 211, 219-221, 275-280, 312.

154 А. В. Брушлинский
фект каждого нового внешнего (например, педагогического) воз-
действия на личность обусловлен всей историей ее развития. Под
историей здесь понимается процесс эволюции живых существ, да-
лее собственно история человечества и, наконец, личная история
данного человека. Тогда детерминизм выступает как историзм,
но не сводится к нему. Соответственно этому в психологии лич-
ности обнаруживаются компоненты разной меры общности и
устойчивости, которые изменяются входе исторического развития
различными темпами. Так, некоторые функции зрения, обуслов-
ленные воздействием солнечного света, остаются неизменными и
общими для всех людей. И наоборот, конкретное содержание, на-
пример, мотивов существенно меняется у людей с изменением
общественного строя. Именно система таких обобщенных побуж-
дений (мотивов) определяет характер человека и его способно-
стей, основные психические свойства личности.
Таким образом, с того момента, как в ходе деятельности мозга
возникают психические явления, детерминация поведения объек-
тивным миром осуществляется через посредство психического,
выступающего в многоразличных формах и на разных уровнях
своего развития. Всякое психическое явление, опосредствующее
внешние воздействия на индивида, — это и отражение действи-
тельности, и звено в регуляции деятельности. Психическая регу-
ляция поведения осуществляется, по Рубинштейну, в двух формах:
1 ) побудительной, мотивационной и 2) исполнительской. С пер-
вой из них связаны характерологические свойства личности, со
второй — способности. Первые побуждают к той или иной дея-
тельности, вторые определяют качество ее выполнения. В ито-
ге — по мере развития психической деятельности — мир, кото-
рый сначала действует на организм как совокупность раздражи-
телей, вызывающих соответствующие реакции, выступает перед
человеком как системы объектов. Тем самым совершается пере-
ход от реакций на раздражители к действиям над объектами и к
поступкам по отношению к людям.
Такова вкратце иерархия лишь некоторых уровней психическо-
го, которое в разных системах связей и отношений объективно вы-
ступает в различных и соответственно переходящих друг в друга
качествах: как высшая нервная деятельность мозга, субъективное
и идеальное, процесс и результат, осознанное и неосознанное, соб-
ственно личностные свойства и т. д. На каждом из этих уровней
развития психическое по-разному участвует в регуляции деятель-
ности, выступая в виде специфических внутренних условий, кото-
рые опосредствуют внешние воздействия на индивида. Так и реша-

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 155
ется в вышеизложенной концепции Рубинштейна проблема взаи-
мосвязанных уровней психической регуляции, поскольку последняя
является наиболее сложным случаем всеобщего закона детерми-
нации: внешние причины действуют через внутренние условия.
Мы уже отмечали, что вся концепция психического как про-
цесса исходит из органической взаимосвязи его с результатами,
т. е. с теми образованиями (чувственными образами, понятиями и
др.), которые возникают на предыдущих стадиях процесса и стано-
вятся необходимыми внутренними условиями для возникновения
последующих стадий. «Безотносительно к образованию, которое
формируется в процессе, нельзя, собственно, очертить и самый
процесс, определить его в специфическом отличии от других пси-
хических процессов. С другой стороны, психические образования
не существуют сами по себе вне соответствующего психического
процесса»*.
Психическое как процесс означает, что именно и только в про-
цессе (а не до того, как он начался) создаются необходимые де-
терминанты его протекания; лишь некоторые из них предше-
ствуют возникновению процесса и затем изменяются в нем. Ина-
че говоря, сама детерминация выступает как процесс, т. е. как
нечто шаг за шагом образующееся и постепенно формирующее-
ся, а не изначально и целиком готовое и предопределенное зара-
нее. В ходе непрерывного и изменяющегося взаимодействия
внешнего с внутреннего возникают все новые, ранее вообще не
существовавшие продукты, средства, способы осуществления
процесса и другие детерминанты, которые сразу же включаются в
дальнейшее протекание процесса в качестве его новых внутрен-
них условий.
Эта неразрывная взаимосвязь процесса и продукта в разной
степени характеризует психическую регуляцию любого человече-
ского действия и поступка, но наиболее показательно она прояв-
ляется на высших уровнях человеческой деятельности и общения.
Имеются в виду свобода и творчество. Эту проблему Рубинштейн
анализирует особенно глубоко и оригинально («Бытие и созна-
ние», 1957; «Принципы и пути развития психологии», 1959).
Свобода сознательных действий человека — это прежде всего
самоопределение субъекта по отношению к действительности, ко-
торое является необходимым звеном в процессе детерминации
действия. «Пока оно не совершилось, нет всех условий, детерми-
нирующих действие, значит, до этого оно и не детерминировано.
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 263.

156 А. В, Брушлинский
Предполагать, что оно было детерминировано до этого и исклю-
чать таким образом свободу человека — значит, подменять детер-
минацию предопределением*. Закономерный, детерминированный
ход событий, в котором участвуют люди, осуществляется не по-
мимо, а через посредство их сознательных действий. Благодаря
сознанию человек может предусмотреть последствия своих дей-
ствий, и в силу этого он «самоопределяется во взаимодействии с
действительностью, данной ему в отраженной идеальной форме (в
мысли, в представлении) еще до того, как она может предстать
перед ним в восприятии в материальной форме: действитель-
ность, еще не реализованная, детерминирует действия, по-
средством которых она реализуется. Это обращение обычной
зависимости — центральный феномен сознания. С ним непосред-
ственно и связана свобода человека»**.
В мире все, что уже совершилось, детерминировано; всё, что
совершается, детерминируется, т. е. определяется в самом про-
цессе своего совершения, по мере того, как одно за другим объ-
ективно определяются и вступают в действие все условия детер-
минируемого явления. В жизни человека всё детерминировано, и
нет в ней ничего предопределенного; детерминация любого чело-
веческого действия и самое свершение его происходят заодно.
«Обусловленная объективными обстоятельствами жизни челове-
ка и в свою очередь обусловливающая его поведение, психическая
деятельность двусторонне — в качестве и обусловленного и обу-
словливающего — включается во всеобщую взаимосвязь
явлений»***.
Познавая и преобразуя окружающую действительность, чело-
век видоизменяет и себя самого. По Марксу, природа человека
есть продукт истории. Это общее положение распространяется
на взаимосвязь процесса и его продукта в ходе психического раз-
вития. «Подлинные достижения человека откладываются не толь-
ко вне его, в тех или иных порожденных им объектах, но и в нем
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 285.
** Обобщенное Рубинштейном обращение этой обычной зависимости не
было должным образом понято Леонтьевым, когда он в качестве антитезы ру-
бинштейновскому принципу детерминизма «внешнее через внутреннее» выдви-
нул лишь на первый взгляд прямо противоположную идею: «внутреннее (субъ-
ект) действует через внешнее» (Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические
проблемы психологии. М., 1984. С. 181).
*** Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958. С. 253.
См. также С. 226-252, 280 и др.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 157
самом»*. Только на основе таких достижений и происходит дей-
ствительное психическое развитие, т. е. развитие характера и
способностей человека, которые выступают одновременно и как
результат предшествующей деятельности, и как внутреннее усло-
вие последующей, более сложной деятельности. Здесь непрерыв-
ное взаимодействие процесса и продукта прослеживается наибо-
лее отчетливо.
Таким образом, предметом психологии является прежде всего
психическое как процесс, которое всегда, конечно, выступает во
взаимосвязи с его продуктами. К числу последних относятся, как
уже говорилось, психические образы, понятия, знания, способно-
сти и т. д., которые становятся необходимыми внутренними усло-
виями дальнейшего протекания и развития психического процес-
са. Следовательно, психологическая наука не игнорирует эти про-
дукты, а наоборот, включает их в сферу своего исследования; но
она изучает их только во взаимоотношении с психическим процес-
сом, т. е. только как результативное его выражение.
По мнению Рубинштейна, только при таком подходе к соотно-
шению психического процесса и продукта может быть четко вы-
явлен предмет также и социальной, исторической психологии.
«Исторически изменяющиеся психические свойства людей реаль-
но формируются в процессе индивидуального онтогенетиче-
ского развития, и лишь в качестве таковых они могут стать пред-
метом психологического исследования. Собственно психологиче-
ское исследование, как правило, имеет, таким образом, дело с
формированием психики в одних определенных исторических усло-
виях, которые в психологическом исследовании принимаются как
данное»**. В тех случаях, когда предметом психологии (историче-
ской и социальной) становится также и историческое развитие
психики, изучение этого развития по-прежнему осуществляется
на том же конкретном материале. А именно: только реальные, жи-
вые индивиды, всегда выступающие в системе общественных
взаимоотношений друг с другом, являются субъектом психическо-
го как процесса. Например, социальное по своей природе мышле-
ние, не будучи, конечно, мышлением лишь «отдельного единично-
го человека», всегда существует «только как индивидуальное
мышление» всех людей***.
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 306.
#** Там же. С. 241.
*** Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 87.

158 А. В. Брушлинский
Таким образом, психическое как реальный, живой процесс
можно исследовать именно у ныне живущих индивидов. Тем са-
мым определяется специфическая область исторической психоло-
гии: «Только изучая психику людей того поколения, на время жиз-
ни которого падают большие исторические сдвиги, ломка одного и
зарождение другого общественного строя, психология реально
имеет дело с перестройкой психологии людей. Эта перестройка
выступает здесь в ходе самого индивидуального онтогенетического
развития»*. Подобно любой другой отрасли психологической нау-
ки, историческая психология изучает свой предмет лишь на мате-
риале психического как живого процесса — в закономерных соот-
ношениях с его продуктами, результатами. Все остальные отрасли
исторической науки (например, этнография, история культуры и
т. д.) исследуют эти продукты — образы, понятия, орудия труда,
нравы, обычаи и т. д. — безотносительно к психическому про-
цессу, регулирующему ту деятельность, в результате которой они
возникли.
Аналогичное соотношение определяет взаимосвязь и различие
между социальной психологией и социологией. Если общая психо-
логия изучает прежде всего общечеловеческие психические свой-
ства индивида, то предметом социальной психологии являются
преимущественно особенные, типологические черты психики
индивида как представителя определенного общественного строя,
нации и т. д. «Обнаружив на данном индивиде (или данных инди-
видах) закономерную зависимость определенных психических
свойств от определенных условий жизни, которые являются об-
щими для соответствующей общности людей, нации, классов,
представителей того или иного, прежде всего нашего советского
общественного строя, психолог вправе сделать соответствующее
обобщение»**. Но и национальные, и другие особенности психики
индивидов социальная психология тоже исследует на материале
психического как живого процесса в соотношении с его результа-
тами. Эти последние можно, конечно, изучать и безотносительно к
такому процессу; но тогда социальная психология переходит в
социологию и другие конкретно-социологические области иссле-
дования.
При этом необходимо специально подчеркнуть: как мы только
что убедились, Рубинштейн четко и ясно раскрывает свое пози-
тивное понимание предмета исторической и социальной психоло-
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 241.
Там же. С. 242.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 159
гии в монографии «Бытие и сознание». Между тем ряд психологов
считают, что ученый якобы вообще отрицал правомерность самого
существования и социальной, и исторической психологии как нау-
ки. Это противоречие объясняется очень просто: в 50-е гг., когда
была закончена и, наконец, опубликована книга «Бытие и созна-
ние», социальная и историческая психологии все еще не имели у
нас права на существование. Обе они были «реабилитированы»
лишь в начале 60-х гг.
Таким образом, с точки зрения анализируемой здесь концеп-
ции Рубинштейна, любая отрасль психологической науки (общая
психология, а также историческая, социальная и др.) имеет своим
предметом прежде всего психическое как процесс, всегда вклю-
ченное во взаимодействие человека с миром и выступающее в за-
кономерных соотношениях со своими продуктами и результатами.
Только в таком соотношении с субъектом и с этими результатами
психическое участвует в регуляции деятельности, будучи важней-
шим внутренним условием, которое опосредствует все внешние
воздействия на индивида.
Принцип детерминизма «внешнее через внутреннее» строго
определенным образом соотносится с деятельностным подходом
в его рубинштейновской трактовке. Уточним сначала еще раз,
что понимается здесь под деятельностью. В качестве последней,
строго говоря, выступает практическая и теоретическая деятель-
ность. Ее субъектом является человек, и только он. Таково ис-
ходное и точное значение понятия «деятельность». В этом значе-
нии нет психической деятельности, вообще нет психики как дея-
тельности.
Понятие деятельности, как уже говорилось выше, использу-
ется Рубинштейном и в принципиально ином, более узком значе-
нии: соотносительно уже не с субъектом, а только с отдельным
его органом (например, сердечная деятельность). Тогда деятель-
ность есть просто функционирование органа в ходе взаимодей-
ствия организма со средой, но никак не отправление органа, де-
терминированного якобы только изнутри (не по принципу «внеш-
нее через внутреннее»). В этом смысле психический процесс
есть деятельность мозга (еще не субъекта в целом), а основным
способом существования психического является процесс или
деятельность.
Всякая деятельность человека как субъекта включает в себя
те или иные психические процессы и регулируется ими. Только
в такой деятельности реализуется отношение человека к окру-
жающему миру — к другим людям, к задачам, которые ставит

160 А. В. Брушлинский
перед ним жизнь, и т. д. Это отношение проявляется в его лич-
ностных установках. Мышление, восприятие и другие процессы
выступают тогда уже в качестве деятельности познаватель-
ной, эстетической — вообще теоретической, а не просто пси-
хической. Психической она является только по своему процес-
суальному и мотивационному составу, но не по задачам, которые
она разрешает.
Итак, «деятельность человека как субъекта — это его практи-
ческая и теоретическая деятельность. Точка зрения, согласно кото-
рой психическая деятельность как таковая, как "производство"
представлений, воспоминаний — вообще психических образова-
ний якобы является деятельностью человека как субъекта (а не
только его мозга), связана с прочно укоренившимися в психологии
интроспекционистскими воззрениями. Лишь на основе интроспек-
ционистской концепции представляется, что при так называемом
произвольном запоминании или припоминании человек решает
"мнемическую" задачу, заключающуюся в производстве опреде-
ленного представления, и что производство представлений как та-
ковых является в данном случае деятельностью человека»*. На са-
мом же деле, когда человек что-то припоминает, он не производит
внутренние психические образы, а решает познавательную за-
дачу по восстановлению хода предшествующих событий; подобно
этому ученик, выучивший урок, осуществляет учебную, а не просто
психическую деятельность**.
Таким образом, всякая человеческая деятельность включает в
себя психическое, регулируется им, но, конечно, никак не сводит-
ся к нему. И тем острее встает вопрос о ее специфической детер-
минации (через внутреннее, через психическое или как-то иначе).
При этом необходимо прежде всего учитывать, что человече-
ская деятельность осуществляется не в порядке лишь самодетер-
минации. На самом деле любая деятельность никогда не является
конечной инстанцией в объяснении психического развития, хотя
играет в нем исключительно важную роль.
Не приходится рассматривать внешнее и внутреннее только
как порождение и результат деятельности; они всегда (особенно в
процессе возникновения психического в филогенезе и онтогенезе)
являются также и предпосылками деятельности. Процессу воз-
никновения деятельности данного индивида (в начале его жизни)
всегда предшествуют определенные внешние («среда») и вну-
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 257.
Там же. С. 255-261.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 161
тренние (наследственные и врожденные задатки) условия, перво-
начально не зависимые от его деятельности, но существенно, хотя
и не фатально ее детерминирующие. Уже в этом смысле взаимо-
действие внешнего и внутреннего выходит за пределы деятель-
ности данного индивида, и потому она осуществляется отнюдь не
в порядке самодетерминации. Если в отношении внутренних усло-
вий психического (за исключением задатков) можно сказать, что
они в той или иной степени создаются в ходе деятельности, то для
внешних условий этот тезис в столь общем виде окажется невер-
ным. Здесь достаточно лишь отметить, что многие и весьма суще-
ственные внешние условия (например, некоторые природные
явления вроде непредвиденных стихийных бедствий) отнюдь не
являются следствием деятельности.
Фундаментальное различие между внешним и внутренним вы-
ступает также в том, что первое действует только через второе
следующим образом: «Психические явления возникают в про-
цессе взаимодействия индивида с внешним миром, которое начи-
нается с внешнего воздействия»*. Здесь особенно отчетливо вы-
ступает исключительная роль раздражителя, объекта, всего окру-
жающего мира в детерминации психики и вообще в деятельности
в целом.
Таким образом, недостаточно просто иметь в виду бесспорный
факт постоянного взаимодействия внешнего и внутреннего, вы-
ступающих одновременно. Нужно всегда учитывать, что взаимо-
действие индивида с внешним миром начинается с воздействия
второго на первое. Следовательно, сохраняется существенное
различие между внешним и внутренним, исключающее их рядопо-
ложенность, иллюзия которой создается их одновременностью.
Отмеченное исходное различие отнюдь не исчезает, а только ма-
скируется в ходе действительно непрерывного их взаимодействия.
Образуется единый развивающийся процесс: сама подвержен-
ность тем или иным внешним воздействиям обусловлена также и
внутренними условиями, специфическими особенностями того,
на кого оказывается воздействие. В этом смысле внешнее, дей-
ствуя через внутреннее, существенно зависит от него.
Принципиальное значение исходного различия между внешним
и внутренним становится отчетливым и даже решающим при со-
поставлении принципа «внешнее через внутреннее» с концепцией
психоанализа. Рубинштейн, отмечая в целом важную заслугу
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 9; см. также С. 227
и 230.

162 А. В. Брушлинский
3. Фрейда в разработке проблемы бессознательного, не соглаша-
ется с его следующим положением: объект (т. е. внешнее) — «это
самый изменчивый элемент влечения, с ним первоначально не
связанный»*". Иначе говоря, с точки зрения 3. Фрейда, сначала
существует влечение (внутреннее), развивающееся на его основе
психическое — в отрыве от внешнего (от объекта), независимо от
него; и лишь потом, на последующих стадиях развития, психиче-
ское начинает взаимодействовать с внешним миром. В этих словах
3. Фрейда выражена сама суть субъективистской трактовки пси-
хического как замкнутой в себе сферы.
Именно на преодоление этого крайнего субъективизма направ-
лен рассматриваемый здесь исходный тезис Рубинштейна о том,
что психические явления возникают в процессе взаимодействия
индивида с внешним миром, которое начинается** с внешнего
воздействия, всегда осуществляясь по принципу «внешнее через
внутреннее». Поэтому, с точки зрения Рубинштейна, наиболее
уязвимое место во всей концепции 3. Фрейда именно в указанном
отрыве влечений от объекта, поскольку такой отрыв неправоме-
рен даже в отношении органически обусловленных влечений. «На
самом деле, лишь связавшись со своим объектом, влечение из бо-
лее или менее неопределенной тенденции превращается в дей-
ственную силу. Еще значительнее роль объекта в стремлениях и
чувствах, не сводящихся к элементарным органическим потреб-
ностям... Вещи и явления действительности, таким образом, изна-
чально причастны к самому возникновению психических явлений,
которые их и отражают»***.
Важная роль первого внешнего воздействия, действующего
через внутренние условия и тем самым приводящего к актуали-
зации возникновению психического у данного индивида, должна
быть правильно понята, чтобы уяснить истинное соотношение
анализируемых здесь двух принципов: 1) детерминизм (внеш-
Ярошевский М. Г. История психологии. 3-е изд. М., 1985. С. 108.
Это принципиально важное обстоятельство недостаточно учитывается
также Жаном Пиаже в его трактовке деятельности (см., например, Плотников
П. И. Рецензия на «Основы общей психологии» С. Л. Рубинштейна // Совет-
ская педагогика. 1949. № 4. С. 11—19). Однако то, что взаимодействие начина-
ется с внешнего воздействия, не означает, что оно целиком определяется им.
Само понятие «взаимодействия» предполагает встречный характер внешних и
внутренних детерминант и преобладающую (у личности) роль внутренних (прим.
редД
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 172—173.

Основоположник деятельностного подхода в психологической науке 163
нее через внутреннее), 2) единство сознания и деятельности. В
трактовке психического оба они не только не исключают друг
друга, а наоборот, взаимообусловливают. Первый из них, будучи
общефилософским, распространяется абсолютно на все сферы и
уровни бытия, в том числе на человека и его деятельность, по-
скольку она тоже осуществляется не в порядке произвола и ин-
детерминизма, а на основе психической регуляции и других де-
терминирующих ее специфических закономерностей. Различные
уровни этой психической регуляции возможно шаг за шагом ис-
следовать благодаря тому, что объективно существуют единство,
взаимосвязь сознания (вообще психики) и деятельности. Таково
содержание второго из указанных двух методологических прин-
ципов, который и дает возможность конкретизировать специфи-
ческое соотношение внешнего и внутреннего специально для
психического.
После того как началась деятельность индивида (в первый пе-
риод его жизни), все дальнейшее взаимодействие внешнего и вну-
треннего продолжается и развивается прежде всего в процессе
этой деятельности (всегда осуществляемой на различных уровнях
общения). Последняя, таким образом, является важнейшим, но
не единственным случаем взаимодействия внешнего и внутренне-
го в ходе психического развития, поскольку такое взаимодействие,
как мы видели, начинается еще до возникновения деятельности
индивида. Но после ее возникновения последующее новообразо-
вание и развитие все более сложных внутренних условий, всегда
взаимосвязанных с внешними воздействиями, и всякое внутрен-
нее опосредствование последних осуществляются прежде всего в
процессе деятельности и общения субъекта.
В этом смысле сама деятельность человека становится одним
из важнейших внутренних условий, через которое на него влияют
все последующие внешние воздействия. Например, для познава-
тельной деятельности «в качестве опосредствования воздейст-
вий объективного мира выступает практическая деятельность че-
ловека»*. И тогда совершенно ясно, что принцип единства созна-
ния и деятельности выступает как очень важный для психологии,
но все же частный и отнюдь не единственный случай общего, уни-
версального философского принципа детерминизма (внешнее че-
рез внутреннее).
Таким образом, деятельностный подход в трактовке Рубинштей-
на, раскрытый в свете принципа детерминизма «внешнее через
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 15.

164 А. В. Брушлинский
внутреннее», соотносится с теорией психического как процесса,
поскольку само соотношение внешнего и внутреннего на уровне
психической регуляции деятельности, поведения, общения объек-
тивно выступает в качестве такого процесса. В этом смысле прин-
цип единства сознания и деятельности получает свое новое разви-
тие в теории психического как процесса и тем самым превращается
в деятельностно-процессуальный субъективный подход.

M. С. Каган
О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир»
и его месте в истории советской философии4
JD ряду работ крупнейших советских психологов, про-
являвших, начиная с П. П. Блонского и К. Н. Корнило-
ва, обостренный интерес к философской проблемати-
ке, особое место занимают труды С. Л. Рубинштейна.
Первые его работы — докторская диссертация «Ис-
следование проблемы метода» и опубликованная в
1922 г. статья «Принцип творческой самодеятельно-
сти» — имели чисто философский характер, как и его
последние фундаментальные труды «Бытие и созна-
ние» (1957) и «Человек и мир» (1973), в которых соб-
ственно психологические сюжеты были подчинены
анализу философских проблем (книга «Человек и мир»
впервые была опубликована в 1973 г. в однотомнике
С. Л. Рубинштейна «Проблема общей психологии»).
Этот анализ проведен на высочайшем теоретическом
уровне, по которому в гораздо большей степени, чем по
сочинениям многих философов-профессионалов, мож-
но и нужно судить об уровне отечественной философ-
ской мысли в первые послевоенные десятилетия.
Особое значение для философского развития Ру-
бинштейна имело знакомство с рукописями молодого
Впервые опубликовано: Рубинштейн С. Л. Очерки. Воспо-
минания. Материалы. М., 1989.

166 M. С. Каган
К. Маркса, анализу которых посвящены его статья «Проблемы
психологии в трудах К. Маркса »*и более позднее специальное ис-
следование «О философских основах психологии: Ранние рукопи-
си К- Маркса и проблемы психологии» (1959). Хотелось бы под-
черкнуть, что в своих работах Рубинштейн не только опровергал
распространенное в западной марксологии противопоставление
раннего Маркса позднему, но и не разделял принятого в советской
философии отношения к этим работам как к незрелым произведе-
ниям, отмеченным будто бы непреодоленным влиянием Гегеля и
Фейербаха.
Рубинштейн увидел в размышлениях К. Маркса 1844 г. набро-
сок той новой системы философских воззрений, развивавшейся
затем и им самим, и Ф. Энгельсом, но концептуальная суть кото-
рой была изложена уже здесь, противопоставленная как идеализ-
му Гегеля, так и абстрактному антропологизму Фейербаха. Рубин-
штейн отчетливо увидел, что «в центре философской концепции
Маркса стоит не абсолютная идея, как у Гегеля, и не абстрактный
человек или абстракция человека, как у Фейербаха», а «реаль-
ный, конкретный человек, живущий в определенной, исторически
сложившейся и развивающейся ситуации, находящийся в опреде-
ленных общественных отношениях к другим людям. Проблема че-
ловека, восстановление его в его правах, в полноте его прав —
такова главная проблема» Марксовой философской концепции,
по точному заключению комментатора**.
Рубинштейн сумел уже тогда, в начале 30-х гг., оценить харак-
тер этого раннего сочинения К. Маркса и сохранил на протяжении
всей своей жизни убеждение, что в философии центральной яв-
ляется именно проблема человека, В конечном счете это убеж-
дение и привело ученого к завершающей его философскую кон-
цепцию работе «Человек и мир».
Нужно ли разъяснять, сколь актуальна такая позиция в наши
дни, когда мы сумели, наконец-то, понять действительное значе-
ние «человеческого фактора» в развитии общества, в революци-
онных преобразованиях, происходящих в стране и имеющих ре-
шающее значение для наших исторических судеб?
Поскольку автор этих строк имел уже возможность не раз го-
ворить и писать об этом***, сейчас можно лишь кратко резюмиро-
Советская психотехника. 1934. № 1.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973. С. 59.
См.: Каган М. С. Человеческий фактор развития общества и общественный
фактор развития человека // Вопросы философии. 1987. № 10. С. 15—26.

О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» 167
вать: многолетняя социологическая и гносеологическая ориента-
ция нашей философии, доходившая до объяснения исторического
материализма «общей социологической теорией марксизма» идо
приравнивания философии в целом к теории познания, приводила
к «выталкиванию» учения о человеке из содержания философской
теории. Оно оправдывалось, с одной стороны, отождествлени-
ем человека и общества (основанном на ложной интерпретации
известного тезиса К. Маркса о Л. Фейербахе), а с другой — по-
ниманием человека как всего лишь субъекта познания (осно-
ванном на упрощенном, догматическом толковании ленинского
положения о единстве логики, диалектики и теории познания).
В конечном счете сама возможность построения марксистской
философской антропологии (учения о человеке) решительно
отрицалась, поскольку она, как убедительно показал Н. 3. Чавча-
вадзе, странным образом отождествлялась с антропологической
философией.
Обращение к книге Рубинштейна «Человек и мир» представ-
ляется сегодня в высшей степени продуктивным и в теоретиче-
ском, и в практическом отношении, и можно лишь изумиться про-
зорливости ученого, который за три десятилетия до XXVII съезда
КПСС писал, что «проблема перестройки общества, переделки
общественной жизни выступает как центральная философская
проблема» и что для нас вопрос об «общественныхусловиях чело-
веческой жизни» неразрывно связан с вопросом о «внутренней
сущности» человека, о «внутреннем бытии человека в его отно-
шении к миру, к другим людям»*. Вместе с тем нельзя не пораз-
иться и современному звучанию рассуждений Рубинштейна о сво-
боде личности: «Свобода духовная и величие человека возможны
только в обществе. Коллективность, идейная общность должны
существовать наряду с сохранением критической мысли индивида,
его инициативы и ответственности. Свобода выступила для нас
вначале в связи с необходимостью, в связи с детерминированно-
стью вообще, но это лишь возможность свободы. Свобода челове-
ка осуществляется только в реальной жизни и обществе. Для ин-
дивида свобода существует как личная инициатива, возможность
действовать на свой страх и риск, свобода мысли, право критики и
проверки, свобода совести»**.
Замысел этой замечательной книги сложился в середине 50-х гг.,
но работу над ней оборвала смерть Рубинштейна в 1960 г.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 333.
Там же. С. 364.

168 M. С. Каган
Так объясняется рождение первой в истории советской фи-
лософии книги, посвященной проблеме человека; ее создание
намного опередило обращение к этому кругу вопросов наших про-
фессиональных философов — лишь с конца 60-х гг. стали появ-
ляться немногие работы, посвященные философско-антропологи-
ческой проблематике.
В книге «Человек и мир» был сделан принципиальный шаг впе-
ред по сравнению с предыдущим исследованием автора — работой
«Бытие и сознание» (1957). В этой монографии мысль Рубинштей-
на еще не вышла, по нашему мнению, за пределы традиционной для
нашей философии гносеологической постановки вопроса, которая
сводила работу человеческой психики к отражению — познанию
материального мира. Дальнейший ход размышления, по сути дела,
возвращение от односторонне-гносеологической плоскости фило-
софского анализа к тому праксеолого-антропологическому подходу,
который содержался в рукописи К. Маркса 1844 г., — вел к уста-
новлению тезиса, что «за проблемой бытия и сознания раскры-
вается проблема бытия, сущего и человека, его познающего и
осознающего»*. Значение этого тезиса заключается в том, как спра-
ведливо подчеркнула К. А. Абульханова-Славская, в комментари-
ях к труду Рубинштейна «Человек и мир», что его автор высту-
пил здесь «против гносеологизации, против замены человека его
сознанием»**. К этому следовало бы добавить, что фактически Ру-
бинштейн уточнял*** здесь то известное определение предмета фило-
софии, которое сформулировал Ф. Энгельс: «природа, общество и
мышление».
Определение это безоговорочно принималось нашими филосо-
фами, словно не замечавшими содержавшуюся в нем неточность:
ведь понятие «мышление» не одного порядка с понятиями «при-
рода» и «общество»; рядом с ними может и должно стоять поня-
тие «человек», поскольку именно он соединяет в своем бытии
природу и общество, образуя новую — синтетическую — форму
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 255.
** Там же. С 402.
Рубинштейн скорее не уточнял определение Энгельса, а (как далее пишет
автор) преодолевая содержащуюся в нем, по его выражению, «штучность, ло-
скутность» этого определения в силу отсутствия в нем как основания интеграции
проблемы человека (прим. ред.).

О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» 169
бытия; потому-то его место в философском рассмотрении бытия и
является центральным. Мышление же есть атрибут человека,
чрезвычайно важный для его жизни и деятельности, но являю-
щийся непосредственно предметом изучения не самой философии,
а одного ее раздела — логики и отчасти гносеологии, ибо в духов-
ном мире человека рядом с мышлением функционируют другие пси-
хические механизмы, без которых нет самого духа как целого, под-
лежащего философскому осмыслению. Однако и в этой своей це-
лостности дух есть только сторона целостного деятельного
бытия человека, на которое и направлен луч философского иссле-
дования, освещающий тем самым и связи человека с природой, и с
обществом — и генетические, и структурные, и функциональные.
Рубинштейн не решился — да и не мог в то время — подвер-
гнуть критике эту триаду Ф. Энгельса и нашел иной путь преодо-
ления опасности подмены человека одним лишь его мышлением:
«метафизический разрыв бытия на три несвязанных сферы —
природу, общество и мышление» был преодолен благодаря трак-
товке человека как единства «субъектов, личностей, людей», по-
скольку они принадлежат и природе, и обществу, и являются но-
сителями мышления*. Так, онтологический подход к человеку дал
автору книги «Человек и мир» возможность уточнить представле-
ние о сущности, предмете и структуре философского знания и вер-
нуться к истокам марксистского решения этих проблем — к руко-
писям К. Маркса середины 40-х гг.
И еще один важный исходный пункт сформулирован здесь Ру-
бинштейном — утверждение, что «человек есть человек лишь в
своем взаимоотношении к другому человеку», что поэтому «ре-
ально мы всегда имеем два взаимосвязанных отношения — чело-
век и бытие, человек и другой человек (другие люди)», причем
«эти два отношения взаимосвязаны и взаимообусловлены»**.
В соответствии с таким пониманием структуры самого предме-
та философского знания книга «Человек и мир» разделена авто-
ром на две части: в первой рассматривается бытие как в онтоло-
гическом аспекте проблемы (существования и сущности, субстан-
циальных качеств, соотношения природы и материи, сущность
времени и пространства), так и в гносеологическом (соотнесение
сущности с явлением, анализ структуры познавательной деятель-
ности); во второй части характеризуется человек как субъект
жизни, в его собственном существовании и в его отношении к
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973. С. 260.
** Там же. С. 255-256.

170 M. С. Каган
другому человеку, в первую очередь нравственном и эстетическом,
а затем вновь освещается гносеологический аспект человеческой
деятельности — познавательное отношение человека к бытию.
При этом существенно, что в первой части книги мир рассматри-
вается не сам по себе, а в соотношении с человеком, а во второй
человек характеризуется опять-таки не в его замкнутости в соб-
ственном бытии, а в соотношении с миром*.
Заслуга Рубинштейна состоит не только в том, что он первым
в советской философии ввел проблему человека в самую сердце-
вину философского знания, но и в том, что он осветил ее с таких
позиций, с которых она не рассматривалась и в последующие де-
сятилетия. Достаточно отметить, что этический и эстетический
аспекты человеческих взаимоотношений отделены у нас и от фи-
лософского анализа человека, и один от другого, поскольку и эти-
ка, и эстетика признаны самостоятельными науками, что позво-
ляет философам легко выталкивать из своих рассуждений нрав-
ственную и эстетическую проблематику. Между тем Рубинштейн
включил ее в эпицентр своего исследования, показав невозмож-
ность философского осмысления человеческого бытия вне
этико-эстетической проблематики.
Что касается известной неудовлетворенности проблемным со-
держанием книги «Человек и мир», то это ощущение может воз-
никнуть по двум причинам. Первая состоит в том, что «мир», «бы-
тие», по сути дела, оказались, на наш взгляд, равнозначными при-
роде. Правда, автор отчетливо понимал неправомерность такого
отождествления: «сведение бытия к природе в физическом ее по-
нимании, — специально оговаривал он, — приводит в конечном
счете к тому, что общественная жизнь и история человека выпада-
ют из бытия», и это тем более непростительно, что «общественная
жизнь выступает как способ существования человека, который в
то же самое время выступает и как природное существо»**. Однако
подобные оговорки не могут заменить необходимости специально-
го анализа отношений человека и общества как особой, сложной и
крайне важной проблемы, во многом отличающейся от проблемы
отношений человека и природы и никак не покрывающейся общей
характеристикой отношения человека и мира. Конечно, всем нам
хорошо известно классическое положение К. Маркса об «ансам-
бле общественных отношений» как сущности человека. Но, во-
первых, положение это сформулировано столь лаконично, что
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 330.
Там же. С. 293-294.

О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» 171
нуждается в обстоятельной разработке. Во-вторых, некоррект-
ность перевода данного тезиса на русский язык, выразившаяся в
замене употребленного К. Марксом слова «ансамбль» явно неа-
декватным выражением «совокупность всех», ведет к искажению
Марксова понимания связи общества и человека, ибо заставляет
русского читателя «Тезисов о Фейербахе» думать, будто человек
интериоризирует все общественные отношения, тем самым позво-
ляя некоторым нашим философам отождествлять человека и
общество. В-третьих, содержание проблемы «человек и обще-
ство» не сводится к тому, как он вбирает социальные отношения,
но имеет и ряд других чрезвычайно важных аспектов. Поэтому
представляется, что система отношений «человек и мир» предпо-
лагает выявление специфических его отношений — и с природой,
и с обществом', но и того более: она охватывает еще одну подси-
стему — отношения человека и культуры.
Тут вновь возникает ощущение существенного теоретическо-
го пробела в логике анализа темы «человек и мир»; отсутствие в
ней исследования — хотя бы постановки вопроса — о месте и
значении культуры в связи человека и мира. Между тем, упу-
ская анализ роли культуры в процессе очеловечивания челове-
ка — ив филогенезе, и в онтогенезе,— нельзя понять всю слож-
ность и противоречивость сознания личности, ибо складывается
оно, изменяется, развивается не только под влиянием генетиче-
ских, природных задатков, и не только в процессе социализации
индивида, но и в ходе его «культурации» — приобщения к куль-
туре, к разнообразным пластам культурного наследия и к совре-
менной ему живой культуре. Снова следует подчеркнуть, что в
наши дни мы начинаем особенно глубоко понимать эту специфи-
ческую роль культуры, особенность ее воздействия на сознание
индивида по сравнению с воздействием на него общественных
отношений.
Во всяком случае, если конкретизировать понятие «мир» и вы-
делить в нем четыре формы бытия — природу, общество, чело-
века и культуру*, то анализ человека потребует выявления спе-
цифики его отношений и с ними, и с самим собой — такова, как
представляется, программа построения марксистской философ-
ской антропологии.
См.: Каган М. С. О соотношении содержания понятий «природа», «обще-
ство», «человек», «культура» в системе философских категорий // Мировоз-
зренческое содержание категорий и законов материалистической диалектики.
Киев, 1981.

172 M. С. Каган
Конечно, с точки зрения сегодняшнего уровня развития нашего
теоретического сознания непозволительно не учитывать того, что
в годы написания книги «Человек и мир» в нашей литературе не
было ни одной работы по теории культуры (первые культурологи-
ческие исследования датируются у нас второй половиной 60-х гг.,
но и они не мешали некоторым видным нашим философам утверж-
дать, что понятие «культура» — категория идеалистической фи-
лософии, а не марксистской, что последняя должна оперировать
понятием «общество», а не «культура»). Будем поэтому судить
теоретика не по тому, чего он не сказал по сравнению с современ-
ными нашими воззрениями, а по тому, что он сказал нового срав-
нительно с его предшественниками. И тем выше следует ценить
заслуги теоретика, когда его идеи продолжают возбуждать инте-
рес у ряда последующих поколений. Вот почему хотелось бы, не
ограничиваясь общей характеристикой книги Рубинштейна «Че-
ловек и мир» и оценкой ее новаторского значения в истории со-
ветской философской науки, выделить в ней те идеи, которые и в
наши дни особенно глубоки, значительны, эвристически ценны
для философской науки и для всех тех отраслей знания, которые
изучают человека, опираясь на философию.
1. Если название предыдущей книги Рубинштейна — «Бытие и
сознание» — обозначало традиционную для нашей философии по-
становку проблемы, то название книги «Человек и мир» оказалось
неожиданным уже потому, что вводило в философию новую для нее
категорию — «мир» и соотносило человека не с природой, обще-
ством, действительностью, бытием, а с миром. До недавнего вре-
мени категория эта не фигурировала в исследованиях наших фило-
софов, хотя общепринятое определение философии как «мировоз-
зрения» требовало, казалось бы, специального выяснения того,
что же представляет собой тот мир, воззрением на который она,
философия, является. «Мир, — разъяснял Рубинштейн, — это
общающаяся друг с другом совокупность людей и вещей, точнее,
совокупность вещей и явлений, соотнесенных с людьми. Иными
словами, мир есть организованная иерархия различных способов
существования», а определяющим в этой иерархии является «че-
ловеческий общественный способ существования»*. И далее:
«Мир — это совокупность вещей и людей, в которую включает-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 264.

О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» 173
ся то, что относится к человеку и к чему он относится в силу сво-
ей сущности, что может быть для него значимо, на что он направ-
лен»*.
Следовательно, отношение «человек и мир» есть и противо-
стояние, и отношение части и целого, компонента и систе-
мы, в которой компонент этот играет особую, как мы се-
годня сказали бы, системообразующую роль. «Таким образом,
признание существования как материального существования не
только внешнего мира, но и самого человека, означает одновре-
менно необходимость раскрытия его внутренних предпосылок в
субъекте как материальном существе, в человеке как субъекте
влечения и действия»**. Эта определенность места человека в мире
заключена не в его сознании, не в его способности познавать мир,
но прежде всего в его деятельной по отношению к бытию позиции:
человек становится «отправной точкой всей системы координат»
в силу своей активности, т. е. способности изменять действитель-
ность, сознательно ее преобразовывать***.
Так нашел Рубинштейн диалектический способ преодоления
двух метафизических крайностей — экзистенциалистского
субстащиализмау не видящего особого места человека в мире, и
гуманистического антропологизма, сводящего философский
анализ бытия к рассуждению о человеке. Так автор книги «Чело-
век и мир» предвосхищал последующие философские искания,
например, Г. С. Батищева, стремящегося разрешить это же про-
тиворечие между субстанциализмом и антропологизмом.
2. Из такого понимания мира с включенным в него человече-
ским существованием последовал вывод о полимодальности
пространства и времени. И тут, предвосхищая многое из того,
что делалось в дальнейшем нашими философами, в особенности в
изучении времени****, Рубинштейн писал о «качественно различных
структурах времени» — о времени физическом и историческом, о
различии между «пространством физико-химических процессов,
пространством организмов» (В. И. Вернадский) и «пространст-
вом человеческой жизни»*****. А при этом открывалась еще одна
перспектива — исследование «специфических способов суще-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 295.
** Там же. С. 277.
*** Там же. С. 330.
См.: Каган М. С. Время как философская проблема // Вопросы филосо-
фии. 1982. № Ю. С. 117-124.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 279.

174 M. С. Каган
ствования человека в разных общественно-исторических форма-
циях», т. е. в условиях разных социальных пространственных и
временных координат. Рубинштейн назвал это «частными истори-
ческими «онтологиями»*, а в нашей философской литературе те-
перь это принято называть «образом жизни» человека.
3. Исходный пункт построения философской антропологии Ру-
бинштейн сформулировал так: проблема человека, философски
осмысленная, есть «проблема о способе существования человека
в соотношении его с бытием, сущим вообще. Решение этой про-
блемы направлено против отчуждения как человека от бытия, так
и бытия от человека... Человек как субъект должен быть введен
внутрь, в состав сущего, в состав бытия, и, соответственно, опре-
делен круг философских категорий. Человек выступает при этом
как сознательное существо и субъект действия, прежде всего как
реальное, материальное, практическое существо»**. А это означа-
ет, что человек есть существо двустороннее при всей его це-
лостности — природно-социальное, а не чисто общественное:
«природное в человеке, связь с природным в мире должны быть не
отвергнуты, а осмыслены», — писал Рубинштейн***, решительно
отвергая вульгарно-социологическое отождествление человека и
общества — позицию, ставшую весьма влиятельной и агрессив-
ной в последние десятилетия, сторонники которой считают, что
признание биосоциальной природы человека есть дуализм, уступ-
ка мальтузианству, троянский конь расизма и т. п. В борьбе с по-
добным пониманием человека мы можем прочно опереться на
философское наследие Рубинштейна.
4. Чрезвычайно важна мысль Рубинштейна о специфичном для че-
ловека отношении не только к окружающему его миру и к другим лю-
дам, но и к самому себе, причем отношение это оказывается не чисто
духовным — самосознанием, самооценкой, самообщением (так назы-
вал К. С. Станиславский внутренний диалог), но и практически-
духовным — самопроектированием и опосредованным им со-
знательным самосозиданием. Переосмысляя экзистенциалистское
понятие «проекта», автор книги «Человек и мир» рассматривает че-
ловеческую жизнь как целенаправленное даижение из прошлого че-
рез настоящее в будущее, диалектически сопрягающее поэтому внеш-
ние и внутренние факторы, детерминированность и свободу****.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 279.
Там же. С. 258-259.
Там же. С. 348.
Там же. С. 361-362.

О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» 175
5. Исходя из вышеизложенного понимания «онтологии челове-
ческого бытия», переосмысляется отношение этики к философии:
«большая подлинная этика — это не морализирование извне, а
подлинное бытие (жизнь) людей, поэтому этика выступает как
часть онтологии, человеческого бытия»*. «Эта большая этика, —
разъяснял Рубинштейн, — должна выходить за пределы этики в
социальном ее понимании». И одновременно он подчеркивал, что
«этическое — это не только общественное в человеке, но и при-
родное, преломленное и контролируемое через сознание, соотно-
сительное тем самым с общественным»**.
К сожалению, за прошедшие годы это важнейшее положение
не нашло должного понимания. У нас нет специальных глубоких
исследований сложных, противоречивых отношений между мора-
лью и религией, моралью и политикой. Между тем Рубинштейн
прямо ставил вопрос о «соотношении проблем собственно этики и
политики», считая, что в будущем обществе их соотношение из-
менится, что «политические проблемы бесконечно приблизятся к
этическим» и проблема человека «встанет как центральная»; и
хотя речь идет тут лишь о будущем, «в предвидении этого надо ста-
вить ее (эту проблему. — М. К) уже сейчас»***.
Существенна и проблема соотношения нравственного и эстети-
ческого сознания, в частности, в связи с широким распространени-
ем с середины 50-х гг. концепции «эстетической сущности искус-
ства». В это время была развернута борьба против морализации в
искусстве, унылой дидактики, плоского нравоучительства, но все
это оборачивалось исключением нравственного начала из самого
художественного содержания и из воздействия искусства на чело-
века, поскольку они сводились к чисто эстетическим явлениям, ли-
бо приводило к выводу, что нравственное «снимается» в искусстве
эстетическим, растворяется в нем. Во всем этом сказывалась не-
дооценка действительного значения нравственного начала в худо-
жественном воссоздании человеческого бытия. Ибо если нрав-
ственность есть его онтология, то художественное отражение
человеческой жизни не может включать в себя ее нравствен-
ное содержание в той его противоречивой связи с эстетиче-
ским, какая присуща реальному человеческому бытию.
В свое время острейшая борьба В. Г. Белинского с дидактиз-
мом в искусстве не оборачивалась утверждением его «эстетиче-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 261.
Там же. С. 333.
Там же. С. 365—366.

176 M. С. Каган
ской сущности»; подобное утверждение в эстетике XIX — начала
XX в. было связано с развитием эстетства, теорий «чистого искус-
ства», «искусства для искусства». Неудивительно, что для воз-
рождения такого толкования искусства нашим теоретикам при-
шлось радикально переосмыслять сущность самого эстетического
отношения, отождествляя его то с «человеческим», то с «обще-
человеческим», то с «ценностным» в его общем содержании, от-
чего эстетическое утрачивало свое специфическое качество и как
бы «пожирало» нравственное начало бытия. Поэтому крупней-
шие представители отечественной науки о литературе и искусстве
всегда подчеркивали нравственно-эстетический синтез и в
содержании художественного творчества, и в его воздействии на
людей. Этой точки зрения придерживался и Рубинштейн. В книге
«Человек и мир» выделен специальный параграф «Эстетическая
тема (мотив) в жизни человека», говорящий об огромном значе-
нии, которое автор придавал эстетическому и в жизни, и в искус-
стве, завершающийся выводом: «Искусство как творчество, как
деятельность... — это уже нечто совсем иное», чем эстетическое
созерцание, ибо в нем, в искусстве, «развертывается вся пробле-
матика, общая для всякой человеческой деятельности»*. Именно
вся, а отнюдь не только эстетический ее аспект.
Возвращаясь к идее нравственности как «онтологии человече-
ского бытия», нельзя не сказать о подтверждении этого положе-
ния практическим опытом нашей жизни последних десятилетий.
Падение общественной нравственности, произошедшее под пря-
мым влиянием культа личности и усиливавшееся в последующий
период общественного застоя и бюрократизации всех сфер жизни,
показало достаточно убедительно значение как силы нравствен-
ных критериев, так и их атрофии.
6. Столь же глубоко и точно понимание Рубинштейном сущно-
сти эстетического. Как раз в те годы, когда разгоралась у нас дис-
куссия между «природниками» и «общественниками», не завер-
шившаяся и поныне, ибо и те и другие продолжают стоять на ис-
ходных позициях, — ученым было предложено третье решение
проблемы (обнародованное лишь в 1973 г.). Оно предвосхитило
то, что будут писать об этом теоретики, признавшие односторонни-
ми и взгляды природников, и концепцию общественников, ибо они
в равной мере игнорировали субъективную сторону эсте-
тического отношения. Действительно, Рубинштейн утверждал:
включение человеческого существования в мир и его с ним соот-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 380.

О труде С. Л. Рубинштейна »Человек и мир» 177
несенность позволяют увидеть, что красота выступает не только
как «выразительность», что «прекрасна природа, а не только пере-
живание, восприятие человека», что прекрасно это «собственное
объективное свойство» природы, но такое ее свойство — ив этом
вся суть дела, — которое «характеризует природу в определенной
системе связей и отношений, именно в той, в которую включен че-
ловек». Следовательно, не только этические проблемы, но и
«основные проблемы эстетики выступают как аспект онтологиче-
ских проблем» — онтологических в рубинштейновском, а не физи-
калистском смысле этого понятия*.
Такое понимание прекрасного Рубинштейн распространил и на
другие эстетические категории — трагическое, комическое, дра-
матическое, ироническое**.
7. Включение этического и эстетического в «онтологию чело-
веческого бытия» и деятельностное понимание самого человека,
его связи с миром, с логической последовательностью привело к
постановке Рубинштейном проблемы ценностей. Рубинштейн
строго различал истину и ценность, определяя последнюю как
«значимостьдая человека чего-то в мире» и показывая, что «цен-
ности не первичны.,, они производны от соотношения мира и
человека»***. Роль ценностей — регулятивная: «Конкретный ана-
лиз конкретной ситуации обнаруживает динамику вступления в
строй, выключения и восстановления различных ценностей», поэ-
тому в ходе истории происходит постоянная «переоценка
ценностей»****. Отсюда — возможность построить теорию воспита-
ния как приобщения к ценностям социалистического образа
жизни в процессе практического взаимодействия людей*****.
8. Кульминационный пункт в развертывании сюжета книги
«Человек и мир» — параграф, посвященный необычной дая на-
шей философии проблеме — любви человека к человеку. О том,
как понимает Рубинштейн это чувство и его роль в человеческой
жизни, говорят первые же строки данного параграфа: «Мораль-
ное отношение к человеку — это любовное отношение к нему.
Любовь выступает как утверждение бытия человека». Любовь
«выступает как утверждение человека в человеческом существо-
вании. Напротив, акт или чувство ненависти, презрения есть отказ
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 331—332.
Там же. С. 352-358.
Там же. С. 369.
Там же. С. 370.
Там же. С. 372.

178 M. С. Каган
в признании, полное или частичное перечеркивание бытия чело-
века, значимости его бытия. Ненависть есть идеальная форма из-
ничтожения, морального «убийства человека»*.
Необыкновенный интерес, безусловно, превосходящий оценку
всего того немногого, что было написано о любви в нашей
философско-психологической литературе, вызывает описание ав-
тором «Человека и мира» основных черт любви как выражения
истинно философского осмысления этого специфически челове-
ческого отношения человека к человеку. Любовь есть «вычлене-
ние» неповторимости вызывающей ее личности; любовь есть
«утверждение существования другого и выявление его сущности»;
человек выступает в любви «в полноте своего бытия»; она есть
«первейшая острейшая потребность человека»; любовь есть «ра-
дость от самого существования человека» и радость от общения с
ним, в ходе которого радости и печали любящих становятся общи-
ми; в любви проявляется невозможность существования человека
как изолированного «Я»; любовь имеет природную основу, осо-
бенно ярко проявляющуюся в половой и родительской любви, од-
нако «природные связи как таковые не объясняют всего смысла
человеческой любви», ибо «радостное утверждение самого суще-
ствования другого человека» есть чувство собственно социальное,
духовное, сверхприродное; поэтому возможна не только любовь к
«ближнему», но и любовь к «дальнему», к человеку вообще, к
идеалу человека, хотя высшей формой любви является преодоле-
ние разрыва этих двух позиций и способность «в ближнем узреть и
вызвать к жизни дальнего человека, идеал человека, но не в его
абстрактном, а в его конкретном преломлении»; такое чувство
соединяет «конкретность личного и всеобщего»; в любви «другой
человек, будучи дан как объект, вызывает к себе отношение как к
субъекту, а я дая него — объект, которого он, в свою очередь,
принимает как субъекта»; наконец, рядом с любовью к человеку
живет «любовь ко всему живому, любовь к природе», которая яв-
ляется эстетическим к ней отношением**.
Эта блестящая характеристика любви как социального явле-
ния противостоит и абстрактно-антропологической теории любви
в учении Л. Фейербаха, и утопически-идеалистической трактовке
любви Л. Толстым, и тем теоретическим вариациям этих клас-
сических концепций, которые в XX веке предлагались М. Шеле-
ром и многими другими философами-гуманистами, искавшими —
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 373.
** Там же. С. 373-377.

О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» 179
и продолжающими искать — способы преодоления индивидуали-
стической разобщенности людей, порожденной буржуазным
обществом*.
Критическое отношение к этим исканиям выливалось в нашей
философии в простое исключение темы любви, как и вообще меж-
субъективных отношений, из круга философских и даже психоло-
гических проблем, и она оказывалась достоянием одного лишь ис-
кусства (да и тут теснилась изображением чисто функциональных,
производственных или политических отношений людей). Рубин-
штейн доказал, что любовь может быть и должна быть пред-
метом философского осмысления. Отсюда — заключительный
тезис книги «Человек и мир» о смысле человеческой жизни: «быть
источником света и тепла для других людей. Быть сознанием Все-
ленной и совестью Человечества. Быть центром превращения
стихийных сил в силы сознательные. Быть преобразователем жиз-
ни, выкорчевывать из нее всякую скверну и непрерывно совер-
шенствовать жизнь»**.
4
Изложенное понимание человека, сформулированное впервые
в истории советской философии, открывало новые возможно-
сти и перспективы для изучения человеческой психики, а
значит, имело огромное значение для психологической нау-
ки. Рубинштейн возвращался здесь к тем позициям, которые он
начал вырабатывать в уже упоминавшейся статье 1934 г., посвя-
щенной анализу трактовки психологических проблем К. Марксом
в его философских рукописях, к которым он счел необходимым
вернуться в конце 50-х гг. в статье, специально посвященной дан-
ному кругу вопросов,— она была впервые опубликована в по-
следней вышедшей при жизни автора книге «Принципы и пути
развития психологии» (М., 1959) и затем — в его однотомнике
«Проблемы общей психологии» (М., 1973). Хотелось бы обра-
тить внимание на то, что эта работа Рубинштейна, справедливо
отмеченная А. В. Брушлинским как одно из лучших произведений
мировой философской литературы, посвященных анализу ранних
работ К. Маркса***, писалась одновременно с книгой «Человек и
См. об этом подробнее: Каган М. С. Мир общения. Проблема межсубъектных
отношений. М., 1987.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 385.
*** Там же. С. 388.

180 M. С. Каган
мир», и в ней была дана характеристика тех взглядов К. Маркса,
которые стали исходными ддя книги. О связи этих работ свиде-
тельствует такой тезис статьи: для психологической науки руко-
пись К. Маркса «представляет существенный интерес не только
тем, что в ней сказано непосредственно про психологию, но и во-
обще про человека, а проблема человека стоит в центре этой
рукописи»*.
В данной статье, название которой четко обозначает ее замы-
сел, — «О философских основах психологии», — Рубинштейн сде-
лал заключение, что в рукописях 1844 г. «впервые сформулирова-
ны К. Марксом по крайней мере три основные мысли, имеющие
значение для психологии». Первая из них — «признание роли
практической (и теоретической) деятельности человека, тру-
да в формировании человека и его психики»; вторая — «порож-
даемый человеческой деятельностью предметный мир обу-
словливает все развитие человеческих чувств, человеческой
психологии, человеческого сознания»; и третья — «человеческая
психология, человеческие чувства — продукт истории»**.
Если в книге «Бытие и сознание» (1957), равно как и в статье
«Принцип детерминизма и психологическая теория мышления»***,
Рубинштейн в соответствии с господствовавшей в нашей психоло-
гической науке гносеологической ориентацией фактически сво-
дил, по нашему мнению, работу человеческой психики, человече-
ского сознания к мышлению, т. е. к процессам познавательного
характера****, то уже в предисловии автора к книге «Человек и мир»
подчеркивается неполнота, ограниченность, относительность та-
кого понимания психики человека, его сознания, его духовной ак-
тивности. Рубинштейн пишет здесь, что проблема познаватель-
ного отношения сознания человека к миру вписана в более
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 49.
** Там же. С. 49, 52.
Психологическая наука в CCCR Т. 1. М., 1959.
В подтверждение этого приведем такие суждения автора: «Психичес-
кая деятельность — это деятельность мозга, являющаяся вместе с тем отраже-
нием, познанием, мира»; «именно поэтому гносеологическое отношение к объ-
екту определяет основную "онтологическую" характеристику психического».
Правда, при этом делается существенная оговорка, что познавательная дея-
тельность сознания «не исчерпывает» работу психики, что совершаются в ней и
«эмоционально-волевые» акты, однако — «именно в познавательной стороне
психического процесса особенно рельефно выступает связь психических яв-
лений с объективным миром» (Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957.
С. 4, 6-7).

О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» 181
широкую и целостно характеризующую работу его психики
проблему человека, «познающего и осознающего» мир, а осо-
знание это связано не только с отношением человека к бы-
тию, но и с взаимодействием человека с другими людьми*.
Это заставляет психологический анализ выйти далеко за пределы
изучения мышления и совершаемых им познавательных операций:
мы уже видели, какое место в книге «Человек и мир» заняла —
впервые в истории советской философской и советской психоло-
гической науки — проблема любви. Но дело не только в этом; в
конечном счете и любовь является частным проявлением деятель-
ности человеческой психики, и абсолютизация любви была бы
столь же односторонней трактовкой психического, как его сведе-
ние к познавательно-мыслительным процессам. Точно также рас-
смотренная в книге «Человек и мир» способность человека созда-
вать «проекты» своего развития, его нравственное сознание, его
эстетическое отношение к миру — стороны, аспекты много-
гранной деятельности психики, отличные от познавательной
активности мышления, хотя и теснейшим образом с ней взаимо-
действующие.
В этой связи в высшей степени показательно, что именно в
книге «Человек и мир» Рубинштейн впервые испытывает потреб-
ность систематически использовать понятия «дух», «духовное»:
не только понятие «мышление», но и понятие «сознание» оказы-
ваются слишком узкими для обозначения целостного бытия и
функционирования человеческой психики. В самом деле, речь
идет теперь, как поясняет сам автор, не только о рассмотренной в
книге «Бытие и сознание» детерминации содержания сознания
отражаемым и познаваемым им внешним для него бытием, но и о
свободе человеческого духа в его связи с миром, которая про-
является во внутренней мотивации его действий, в роли его
ценностных ориентации, влечений, стремления к счастью**.
Поэтому «само познание, мышление человека должно быть взято
как компонент жизни человека», вписанной в ее многостороннюю
духовную активность***.
С этих позиций важной задачей психологической науки являет-
ся осуществление системного подхода к целостному бытию,
функционированию и развитию (как онтогенетическому,
так и филогенетическому) человеческой психики, т. е. ее опи-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 255—256.
Тамже.С.291,366идр.
Там же. С. 328.

182 M. С. Каган
сание как системы «механизмов», необходимых и достаточ-
ных для обеспечения многосторонней деятельности челове-
ка. Считанные попытки решить эту задачу специально не обсуж-
дались, оставшись как бы не замеченными в профессиональной
среде психологов, и оттого в обобщающих работах по психологии,
существующих у нас только в виде учебников и учебных пособий,
структурирование психики производится без каких-либо теорети-
ческих оснований, чисто эмпирично и потому приводит к самым
различным ее моделям. Память, воображение, любовь, нрав-
ственные и эстетические чувства, бессознательное, интуиция,
одаренность, талант, вкус и т. д. могут присутствовать в этих моде-
лях, а могут и отсутствовать, и их выделение или игнорирование
никак не мотивируется, ибо не вытекает из какого-либо представ-
ления о психике как внутренне организованной целостности,
т. е. функционирующей, развивающейся и саморегулирую-
щейся системе.
И Рубинштейн не решил этой задачи. В данном отношении его
классический труд «Основы общей психологии» (1940 и 1946 гг.)
не отличается принципиально, по нашему мнению, от способа
описания психики в других работах на эту же тему. Однако книга
«Человек и мир» открывает возможность пойти дальше и иссле-
довать жизнь человеческого духа системно. Размышление над ло-
гикой научного развития Рубинштейна позволяет предположить,
что только смерть помешала ему самому пойти по этому пути, и
остается надеяться, что это сделают представители входящих в на-
учную жизнь новых поколений психологов.
Таковы наиболее примечательные идеи книги «Человек и мир»,
как видим, не только не утратившие своей ценности в наши дни, но
лишь сейчас раскрывающие свой глубокий теоретический смысл и
свою практическую значимость.
Работа Рубинштейна над последней его книгой не была завер-
шена, поэтому многое изложено в ней конспективно, скорее на-
мечено, чем развернуто, некоторые формулировки уточнялись яв-
но в ходе написания текста (отсюда нередкое варьирование одного
и того же тезиса с вводным словом «точнее»); но и в таком виде
рукопись стала одним из самых значительных в истории советской
философии трудов и остается таковой по сей день.

В. А. Кольцова
Историзм концепции С. Л. Рубинштейна
и его влияние на разработку проблем
современного историко- психологического
знания
Оажным источником разработки многих проблем со-
временной методологии психологии, а также исследо-
вания конкретно-научных вопросов выступает науч-
ное наследие С. Л. Рубинштейна.
С. Л. Рубинштейн занимает особое место в исто-
рии отечественной мысли XX в. Это, без сомнения,
выдающийся мыслитель, человек высочайшей культу-
ры, ученый, с именем которого в первую очередь свя-
зано методолого-теоретическое обоснование и оформ-
ление научной школы, сложившейся в нашей стране в
постреволюционный период. Во многом благодаря его
усилиям в сложные, кризисные для психологии 20-
30-е гг. удалось удержать психологию от сползания в
механицизм, свойственный этому периоду.
Творчество С. Л. Рубинштейна заключает в себе не
только огромное богатство психологических идей и
подходов, оно учит современных психологов культуре
исследовательской деятельности, содержит в себе
бесценные «уроки» истинно научного и высокопро-
дуктивного подхода.
Для современных исследователей в области исто-
рии психологии представляет интерес прежде всего
сам стиль научного исследования Рубинштейна — глу-
боко творческий, диалектический, чуждый догматизму,

184 В. А. Кольцова
предвзятости, политической конъюнктуре. Эти черты имели осо-
бое значение в связи с крайней идеологизированностью научного
знания, обусловленной особенностями социального контекста его
развития в условиях жесткого и тотального контроля со стороны
государства.
Особенно ярко эти черты проявились при рассмотрении Рубин-
штейном марксистского учения. Последовательно ориентируясь на
марксистское учение как методологическое основание разработки
психологической теории, С. Л. Рубинштейн в то же время показал
пример ее творческого, сугубо научного, а не идеологического
осмысления, о чем свидетельствуют многие его работы, и прежде
всего анализ ранних рукописей Маркса — «Бытие и сознание» и
др. С одной стороны, он поддержал призыв о перестройке психоло-
гии на марксистских основах, с другой — решительно отверг дог-
матизм, примитивные и однозначные трактовки психологических
проблем в духе Пролеткульта, насаждавшиеся в научной жизни
20-30-х гг.
Он возражал против начетнического взгляда на марксистскую
теорию как на сумму готовых предписаний и рецептов. Марксизм
выступал для Рубинштейна не догмой, а предметом внимательного
изучения и выявления его эвристических возможностей как науч-
ной теории и методологического фундамента создававшейся в на-
шей стране новой психологической школы. Определяя пути выхода
психологии из кризиса, Рубинштейн указывал на необходимость
нового понимания ключевых категорий психологии — сознания и
деятельности. Новую же трактовку их, по его мнению, как раз по-
могает найти марксизм и прежде всего содержащаяся в нем кон-
цепция деятельности, раскрывающаяся через диалектику связи
субъекта с предметной действительностью*. Марксистская теория
не калькировалась Рубинштейном, как нередко пытались сделать в
то время**, из нее им было взято и внесено в психологию только то,
Психологическая наука в России XX столетия; проблемы теории и истории /
Под ред. А. В. Брушлинского. М., 1997.
Примером такого непосредственного прямого переноса марксистских поло-
жений в психологию выступали работы К- Н. Корнилова, в которых обосновыва-
лась необходимость положить в основу методологии психологии диалектические
принципы перехода количества в качество, единства и борьбы противоположно-
стей, отрицания отрицания в их буквальной трактовке, без какой-либо адаптации
и содержательного переосмысления в качестве принципов конкретно-научной
методологии. Конечно, в данном случае речь шла о чисто внешнем соединении
марксистских положений с психологической теорией, что не обеспечивало их ис-

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 185
что непротиворечиво укладывалось в рамки его собственного на-
учного мировоззрения, отвечало особенностям объекта и предмет-
ной области психологии. Трудность рассматриваемой ученым ме-
тодологической проблемы усугублялась необходимостью «очи-
стить» ее «от тех ситуативных наслоений, которые внес в науку
авторитарный способ управления, от тенденций, выражающихся
уже не только в организационных, а собственно научных формах,
которые отвечали не научному, а привнесенному извне способу по-
нимания и объяснения». Он видел задачу в том, чтобы, «не отка-
завшись от самих реально поставленных проблем, выявить их соб-
ственно научное содержание, поставить и рассмотреть их объ-
ективно, отделив догматически-ситуационное в их постановке от
собственно научного. Можно сказать, что Рубинштейн решал слож-
ную, уникальную методологическую задачу в жестких условиях*.
С. Л. Рубинштейн писал, что «психологическую науку нельзя в
готовом виде найти в каких-либо произведениях основоположни-
ков марксизма-ленинизма. Ни Маркс, ни Ленин, как известно, не
писали специальных психологических трактатов. Поэтому есть
лишь один путь для построения советской психологии — это путь
творческого исследования» с целью выявления содержащихся в
марксизме идей, открывающих подступы к раскрытию сущности
психического и способов его научного познания**. Не случайно
особый интерес ученого вызывали ранние рукописи Маркса, в ко-
пользования в качестве действенного способа методологического исследования
психической реальности. Примером столь же механистического введения марк-
систских положений в психологию выступает часто используемый при определе-
нии личности марксистский тезис о человеке как совокупности общественных
отношений. Задача методологии психологии состоит не в констатации социаль-
ной природы психики, а в раскрытии реальных путей социализации личности,
обусловленных как социальными воздействиями, так и субъектной активностью
человека, характером его взаимодействия и включенности в систему социальных
отношений. Как справедливо указывает К. А. Абульханова-Славская, перефор-
мулирование марксистского тезиса социальной обусловленности психического
на языке содержательного онтологического анализа приводит к исследованию
детерминации психического в связи с особенностями жизнедеятельности челове-
ка как общественного индивида, субъекта психической деятельности (См.: Абуль-
ханова К- А. О субъекте психической деятельности. М., 1973).
Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В. Философско-психологи-
ческая концепция С. Л. Рубинштейна. М., 1989. С. 14-15.
Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии // С. Л. Рубин-
штейн. Избранные философско-психологические труды. Основы онтологии, ло-
гики и психологии. М., 1997. С. 326.

186 В. А. Кольцова
торых он непосредственно обращался к проблемам психологии.
Значение этой работы Маркса для психологии он видел в ее со-
держании, в том, что «в ней сказано непосредственно про пси-
хологию, и вообще про человека, а проблема человека стоит в
центре этой рукописи. Именно в силу того, что в центре ее стоит
проблема человека, вся рукопись 44-го года, а не только те вы-
сказывания, которые прямо касаются психических явлений (чувств
и т. п.), представляют прямой и острый интерес для психологии»*.
Анализ идей Марса приводит Рубинштейна к выделению трех по-
ложений, имеющих, по его мнению, «решающее значение дая
психологии»: 1) признание роли труда, практической и теорети-
ческой деятельности в формировании человека и его психики,
2) идея обусловленности психического мира человека («человече-
ских чувств, человеческой психологии, человеческого созна-
ния») создаваемым деятельностью человека предметным миром;
3) утверждение о том, что «человеческая психология, человече-
ские чувства — продукт истории»**. Рубинштейн отмечает, что все
эти положения легли в основу советской психологии, предопреде-
лив ее черты. При этом подчеркивается, что трудах Маркса они
даны в конкретном контексте, наложившем «неизгладимый отпе-
чаток не только ни их формулировку, но и на их конкретное содер-
жание. И нужен специальный анализ для того, чтобы уяснить себе
их подлинное содержание и скрытую в марксовских формулиров-
ках этой рукописи проблематику»***.
В работах Ф. Энгельса наиболее конструктивными и значимы-
ми для психологии, согласно Рубинштейну, являются выдвинутые
им при разработке проблем антропогенеза положения об опреде-
ляющей роли труда и речи в становлении человека и его сознания,
идея об обусловленности поведения человека не его мышлением,
а потребностями, о зависимости мышления от деятельности.
Более сложным было отношение С. Л. Рубинштейна к фило-
софскому наследию В. И. Ленина. Анализируя работы Ленина,
прежде всего его труд «Материализм и эмпириокритизм», Рубин-
штейн особое внимание обращает на содержащуюся в нем трак-
товку психического как функции мозга, отражения объективной
реальности. Однако конкретные определения Лениным ряда важ-
нейших категорий — материи, отражения — воспринимаются
Рубинштейном критически и становятся предметом полемических
Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. С. 328, 335.
** Там же. С. 328, 330.
*** Там же. С. 331.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 187
рассуждений, естественно, в тех формах, которые были допусти-
мы в условиях господства идеологической цензуры того времени-
Рубинштейн дает свое понимание материи* и отражения**, исправ-
ляя и уточняя ленинские идеи, что является, с одной стороны, до-
казательством глубоко творческого восприятия им ленинского
философского наследия, с другой, характеризует его как муже-
ственного и принципиального ученого, руководствующегося пре-
жде всего научными целями и ценностями (об этом убедительно
пишут К. А. Абульханова-Славская и А. В. Брушлинский).
Творческое переосмысление марксистских идей позволило
С. Л. Рубинштейну выдвинуть и обосновать систему собственно
методологических принципов психологии — принципа единства
сознания и деятельности, детерминизма, личностного подхода,
развития, социальной обусловленности психического, ставших
фундаментом развития отечественной психологии XX столетия.
С. Л. Рубинштейн внес большой вклад в сохранение и отстаи-
вание лучших традиций русской дореволюционной мысли. Здесь с
особой силой проявились огромная исследовательская культура и
эрудиция ученого, подлинный историзм его научного мировоззре-
ния. В трудах Рубинштейна взвешенную оценку получило творче-
ство многих русских ученых, и прежде всего глубоко чтимых им
классиков отечественной психологической мысли — Н. Н. Ланге,
Противоречивость ленинской формулировки материи С. Л. Рубинштейн ви-
дит в том, что точкой отсчета при ее определении выступает не субъект как онто-
логическая реальность, а сознание, соответственно, главным признаком материи
становится ее существование вне сознания. Согласно Рубинштейну, адекватному
пониманию материи соответствует не дихотомия сознания-материи, а взаимо-
действие «познающего субъекта и объекта познания, объективной реальности,
т. е. двух материальных реальностей» (там же. С. 345). В работе «Человек и
мир» Рубинштейн еще раз и уже абсолютно определенно высказывает свою по-
зицию, противоположную ленинской и отражающую его онтологическую ориен-
тацию в данном вопросе: «...Речь идет не об утверждении бытия, существующего
обособленно от сознания (как это делали старая метафизика, старая онтология),
а об утверждении независимого от сознания — самочинного в себе, самое себя
утверждающего существования, бытия, которое раскрывается в познании чело-
века... Коррелятом материи является не сознание, а человек — существо страст-
ное, страдательное и действующее» (Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1997.
С. 6, 39).
В ленинском определении отражения, согласно Рубинштейну, за рамками
анализа остается и не раскрывается онтологическая природа психического, ак-
тивность познавательной мыслительной деятельности человека, характеризую-
щейся собственными внутренними закономерностями.

188 В.А. Кольцова
И. М. Сеченова. По словам Е. А. Будиловой, именно по инициати-
ве С. Л. Рубинштейна она впервые обратилась к изучению творче-
ства Сеченова. Е. А. Будилова рассказывала, с каким интересом
следил Сергей Леонидович за проводимой ею работой.
Несомненная заслуга С. Л. Рубинштейна состояла и в том,
что его творчество даже в самые жестокие периоды идеологиче-
ской изоляции советской психологии служило своеобразным мо-
стом, соединяющим ее с мировой психологической мыслью, не
давая иссякнуть этому животворному источнику. В его работах
представлен глубокий и до сих пор непревзойденный по своей
основательности, всесторонности, конструктивной ориентиро-
ванности анализ творчества практически всех известных зару-
бежных ученых. К изучению научного творчества зарубежных
ученых обращались многие. Но немногим удавалось это сделать
так, как С. Л. Рубинштейну — глубоко корректно, аргументиро-
вано, не всегда соглашаясь с мнением анализируемого ученого,
но, безусловно, всегда проявляя к нему уважение как к достой-
ному оппоненту. И это крайне контрастировало с той практикой
заостренной классовой критики, которая культивировалась в
нашей науке на протяжении многих десятилетий. Эта способ-
ность ученого не поддаться подобному давлению, не скатиться в
область идеологической дискуссии, а всегда оставаться на сугу-
бо научной почве характеризует С. Л. Рубинштейна не только
как выдающегося ученого, но и как мужественного и смелого
человека. Не случайно именно его научная деятельность, не
укладывающаяся в принятые стандарты и нормы научного мыш-
ления, задаваемые принципами государственного управления
наукой, стала главным объектом критики во время кампании
борьбы с космополитизмом.
С. Л. Рубинштейн отличала необыкновенная эрудиция, глуби-
на культуры мышления — те качества, которые высоко ценились
им самим и были полно представлены в его личности. «Полузна-
ние, — писал он, — это наихудшее невежество (некоторый оско-
лок знания, совершенно извращенного, изъятый из контекста,
соединенный с отрицанием принципа знания)»*.
Для Рубинштейна была характерна многогранность взглядов,
интересов, рассматриваемых им аспектов. Являясь, без сомнения,
ученым естественно-научной ориентации, С. Л. Рубиншейн в то
же время глубоко чувствовал и разделял многие гуманистические
Рубинштейн С. Л. Размышления о науке // Сергей Леонидович Рубинш-
тейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 1989. С. 335.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 189
идеи в психологическом понимании человека. И как раз его твор-
чество подтверждает крайнюю условность жесткого разделения
психологии на «естественно-научную» и «гуманистическую». Это
проявлялось и в разработанной Рубинштейном концепции лично-
сти, и в его нравственно-этических воззрениях, и даже в сугубо
методолого-научных взглядах ученого. Именно С. Л. Рубинштейн
возвращает в психологию утерянную с утратой духовной традиции
проблему любви, ставит вопрос о специфике подлинно человече-
ского бытия как прежде всего ценностно-нравственно обуслов-
ленного. Оставаясь всегда на сугубо научной почве в вопросах на-
учного познания, Рубинштейн то же время не был сторонником
однозначно сциентистских позиций. Он отстаивал роль личност-
ного начала в познании. В этом плане представляется интересным
его утверждение о зависимости знания от личностных характери-
стик исследователя. Он солидаризируется с Толстым (непререка-
емым для него моральным авторитетом), писавшим, что «знание
людей, живущих неправедной, суетной, развратной жизнью, не
может быть истинным...». Развивая эту мысль писателя, Рубин-
штейн отмечает, что «большое количество специальных знаний
может дать очень ничтожное духовное содержание, поэтому уче-
ный — не мудрец»*.
Для истории психологии как гуманитарной ветви психологи-
ческой науки чрезвычайно важны также идеи Рубинштейна, ка-
сающиеся методологии гуманитарного познания. Интерес к дан-
ной проблеме возник у ученого еще в годы студенчества и его
научной деятельности в Марбургском университете, где одной из
основных методологических проблем философской школы, воз-
главляемой Г. Когеном и П. Наторпом, выступало определение
путей интеграции естественных и гуманитарных наук. Этой про-
блеме была посвящена и докторская диссертация ученого, в ко-
торой он критически оценивает попытки решения данной задачи
в русле неокантианского учения. Как пишут К. А. Абульханова-
Славская и А. В. Брушлинский, знание марксизма «сказалось на
поисках выхода из тупика марбургской школы, на путях не аб-
страктного, а конкретного метода (в духе гегелевского и марксо-
вого принципа восхождения от абстрактного к конкретному), со-
держательно интегрирующего качественно различные области
знания»**.
Рубинштейн С. Л. Размышления о науке. С. 335.
Абульханова-Славская К- А., Брушлинский А. В. Философско-психоло-
гическая концепция С. Л. Рубинштейна. С. 5.

190 В. А. Кольцова
Исходными методологическими основами решения данной
проблемы у Рубинштейна становятся, с одной стороны, критика
идеализма, отрицающего независимое от сознания человека су-
ществование бытия, с другой стороны — отказ от примитивно-
материалистической трактовки познания в русле позитивистско-
го подхода как чистой рецептивности, исключающей активную
роль субъекта. «На этой основе Рубинштейн стремится преодо-
леть справедливо критикуемый им конфликт между объективно-
стью знания и творческой самодеятельностью субъекта. По его
мнению, между ними нет антагонизма: объективность не только
не исключает, а наоборот, предполагает творческую самодеятель-
ность, поскольку объективное знание не должно быть пассивным
созерцанием непосредственной данности; оно является конструк-
тивным, т. е. конструируется, создается, формируется в ходе
творческой самодеятельности*.
Решение вопроса о специфике гуманитарного знания у Рубин-
штейна опиралось на выделяемые им критерии научности. Соглас-
но его мнению, отличие науки от других форм человеческой мыс-
ли — в ее социальности, тесной связи с жизнью, практичности
(«роли науки в общеэкономической жизни»), «идеологической
ценности»**. Наука — феномен коллективного творчества; она раз-
рушает барьеры между людьми, создавая единый мир интеллекту-
альных и моральных ценностей как основы духовного общения лю-
дей, и в этом смысле характеризуется необходимостью и всеоб-
щностью. «Знание — универсально, наука — социальна»***.
Являясь постоянно развивающимся, диалектическим процессом,
научное творчество движется через преодоление внутренних про-
тиворечий и антиномий (между «объективной достоверностью и
субъективной истиной»; несовершенством эмпирических знаний
и рационализмом; диалектичностью и «априорностью знаний»;
стремлением достичь абсолютной истины и отсутствием «оконча-
тельной в себе завершенной системы»; отсутствием абсолютной
истины и признанием объективной истины; критическим перео-
смыслением знания и уже существующей сложившейся системой
знания).
Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В. Основные этапы разви-
тия концепции С. Л. Рубинштейна // С. Л. Рубинштейн. Избранные философе-
ко-психологические труды, основы онтологии, логики и психологии. М, 1997.
С. 441.
Рубинштейн С. Л. Размышления о науке. С. 332.
Там же.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 191
Наряду с диалектичностью, объективностью и «социализиро-
ванностью» в качестве важнейшей характеристики научного
знания (и соответственно критерия научности) выделяется его
доказательность- Она требует «критической проверки», «вери-
фикации» и «обоснования». Для нее характерно «стремление
все подвергнуть проверке, начать с начала... не принимать на
веру!»*
Критичность — это важнейший принцип научного знания, за-
ставляющий «беспрерывно отвергать, отрицать... Во имя призна-
ния содержания научного знания на каждом шагу отрицается
принцип научного знания!»**
Основная цель науки — достижение объективного истинного
знания. «Истинное как система», — пишет Рубинштейн. Подчерки-
вается преобразующая роль знания: «Знание (идея знания) не про-
сто "отрицает", дублирует наличное содержание мира, а изменяет,
преобразует его не только в практическом смысле, как у Маркса, но
даже самим фактом своего существования, который вводит в мир
новый элемент и который может быть настолько значимым, что он
может преобразовать одним фактом своей наличности»***. Познание
и закрепляет то, что есть, и изменяет то, что есть.
Непременный признак научного знания — его системное стро-
ение: «Наука определяется как система, каждый элемент которой
определен своими отношениями к другим элементам той же
системы»****.
Рубинштейн подчеркивает, что только включением элемента
знания в систему науки и определением его функций в ней созда-
ется понятие. «Стоит извлечь его из системы, и понятие переста-
ет быть понятием, превращаясь из понятия — логического со-
держания — в представление, т. е. субъективное содержание
сознания»*****. Таковы, с точки зрения С. Л. Рубинштейна, крите-
рии точного знания, которым должно соответствовать любое зна-
ние, претендующее на статус научного.
Рубинштейн рассматривает вариант понимания специфики гу-
манитарной науки в целом и гуманитарного направления психоло-
* Там же. С. 333.
** Там же. С. 334.
Рубинштейн С. Л. Размышления о науке. С. 334.
Рубинштейн С. Л. Наука и действительность (Основы точного знания)//
Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 1989.
С. 337.
***** ^
Там же.

192 В. А. Кольцова
гии в частности, представленный в учениях Дильтея и Шпрангера,
относящихся к наукам о духе. Он указывает, что «"наука о ду-
хе" — это... термин, который приблизительно однороден термину
"гуманитарные науки". Он относится не специально к психологии,
а к целому ряду наук»*. Но использование этого термина, по мне-
нию Рубинштейна, обозначает не просто отнесение психологии к
гуманитарным и социально-историческим наукам; он обретает в
учениях сторонников этого направления глубокое идеологическое
содержание.
Сравнение концепций Дильтея и Шпрангера приводит Рубин-
штейна к выводу об их принципиальных различиях. Психология
духа Дильтея характеризуется им как течение неогегельянства,
отрицающее главное достижение Гегеля — его диалектику — и
возрождающее метафизические идеи абсолютного духа. Сосредо-
точивая свое внимание на рассмотрении переживания как главно-
го проявления целостности душевной жизни человека, Дильтей
разрывает фактически его связи с объективной действительно-
стью, превращает переживание в непосредственную данность со-
знания, что приводит к выделению описания как единственного
метода его изучения. Шпрангер подвергает критической оценке
исходный постулат Дильтея — о признании непосредственного
переживания в качестве основного предмета психологии и дока-
зывает, что переживания, как и все другие явления внутреннего
мира человека, не даны первично, а обусловлены внешними объ-
ективными воздействиями. «Критика непосредственного пережи-
вания и противопоставление психологии, которая хочет сделать
его своей исходной точкой, той мысли, что психологический факт
не является первичной непосредственной данностью, что он мо-
жет быть определен лишь соотношением с чем-то объективным,
является одним из основных и наиболее интересных положений
Шпрангера»**.
Но при этом коренное противоречие Шпрангера Рубинштейн
видит в его попытке кардинально разделить и противопоставить
«мир тел» и «мир значений и ценностей», природу и культуру,
оторвать психическое от физического (физиологического). Основ-
ной реальностью, определяющей субъективный мир человека, у
него становится культура в ее духовном содержании — как вопло-
щение надиндивидуального объективного духа. Собственно объ-
* Рубинштейн С. Л. Психология Шпрангера как наука о духе // Сергей Лео-
нидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 1989. С. 346.
** Там же. С. 351-352.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 193
ективный дух как основание развития субъективного духовного
мира человека трактуется как совокупность вневременных и не-
развивающихся ценностей и значений, что фактически приводит к
отрицанию высказанной самим же Шпрангером идеи об историч-
ности сознания. Характеризуя взгляды Шпрангера, Рубинштейн
пишет, что «вместо единства внутреннего и внешнего здесь между
внутренним и внешним устанавливается чисто внешнее распреде-
ление ролей. Общая направленность на ту или иную область опре-
деляется изнутри, конкретное же содержание развития определя-
ется извне. Активного соотношения субъекта с объектом не суще-
ствует. Субъект — это сосуд, в который содержание вливается
извне, но это сосуд, от установки которого зависит, с какой сторо-
ны, в каком направлении в него содержание вольется»*.
С. Л. Рубинштейн критически оценивает оба рассмотренные
им варианта построения гуманитарного знания и основу его науч-
ности видит в раскрытии и объяснении подлинной связи между
субъектом и культурой, предлагая путь решения данной пробле-
мы: «Для того чтобы понять активную роль субъекта в историче-
ском созидании культуры, нужно было сохранить конкретного
реального субъекта из плоти и крови, у которого осмысленность
в соотношении с культурой была бы не противопоставлена его
реальному бытию и деятельности, а включена в них; для того что-
бы подлинно реализовать ту мысль, что сознание индивидуума
определяется объективным содержанием культуры, нужно было
не превращать это последнее в метафизическую абстракцию, а
понять его как исторический продукт реального общественного
развития»**.
Важной представляется также мысль Рубинштейна о том, что
задача гуманитарного знания не ограничивается лишь раскрытием
специфики индивидуального случая как особого и единичного яв-
ления — это лишь один, но не завершающий этап в его логиче-
ском развитии. Конечная же задача состоит «не в жизнеописании
отдельного индивида, его единичности, а в том, чтобы от единично-
го перейти к всеобщему, от случайного к необходимому, от явле-
ния к существенному в них. Для теоретического психологического
исследования изучение индивидуальных случаев является поэтому
не особой областью или объектом, но средством познания. Через
изучение индивидуальных случаев в их вариативности психологи-
ческое исследование должно идти к истинной своей цели — к
Рубинштейн С. Л. Психология Шпрангера как наука о духе. С. 356—357.
Там же. С. 362-363.

194 В. А. Кольцова
установлению все более общих и существенных закономерно-
стей*. Примечательны в этом отношении следующие слова учено-
го: «У одних больше индивидуального, но нет объективации... у
других — объективация, научность, но он вытравил в себе про-
блемы всей жизни, биение большого сердца — биение жизни и
потому нет индивидуального. Лишь когда соединяется одно и дру-
гое — возникает сознание подлинного, великого — оно должно
вобрать в себя все переживания, все сокровенное, все порывы
большого сердца, поглотить весь заряд его душевной энергии и
дать ему совершить объективацию»**.
Таким образом, говоря о гуманитарном знании, С. Л. Рубин-
штейн, во-первых, признает его специфику, состоящую в рассмо-
трении особой сферы бытия человека — его взаимодействия с
миром культурных ценностей и особой формы детерминации пси-
хического — ценностной; во-вторых, обосновывает необходи-
мость его построения как объективной области знания на основе
реализации онтологического подхода в понимании структуры бы-
тия и принципа субъекта как основного источника его создания и
преобразования; в-третьих, рассматривает сам мир культурных
ценностей и значений в его обусловленности общественными
основами исторического процесса; в-четвертых, снимает противо-
речие идеографического и номотетического подходов и видит за-
дачу и особенности гуманитарного знания как в рассмотрении от-
дельных уникальных явлений, так и в раскрытии того существен-
ного и закономерного, что проявляется в них и определяет их
природу.
Наконец, обращение к научному наследию С. Л. Рубинштейна
дает исходные ориентиры в решении ключевого и до сих пор до
конца не проясненного вопроса о объекте и предмете истории
психологии. Адекватное понимание объекта и предмета истории
психологии позволяет точно очертить диапазон ее исследователь-
ских задач, границу проблемной области, специфику научных под-
ходов и методов познания, задавая тем самым отправные точки
научного поиска.
С. Л. Рубинштейн в качестве важнейшей характеристики объ-
екта выделяет его независимость от субъекта — «человека и че-
ловечества». В его работах дается развернутое определение объ-
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 2002. С. 41.
Рубинштейн С. Л. Строки, написанные сердцем // С. Л. Рубинштейн. Из-
бранные философско-психологические труды. Основы онтологии, логики и пси-
хологии. М., 1997. С. 459.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 195
екта и объективного: «Термин "объективный" в настоящее время
не однозначен. Под объективными свойствами бытия, действи-
тельности и т. п. разумеют собственные свойства бытия, действи-
тельности того или иного явления такими, каковы они есть, — в
отличие от того, какими они представляются тому или иному субъ-
екту, воспринимающему их», — пишет он*.
Признание объективности бытия (означающего, что «оно есть
то, что оно есть, независимо от того, каким оно познается и даже
от того, познается ли оно вообще»), в то же время, как подчерки-
вает С. Л. Рубинштейн, отнюдь не предполагает отождествления
понятий бытия и объекта. С одной стороны, «дая сознания субъ-
екта бытие всегда выступает как противостоящая ему объектив-
ная реальность. Там, где есть сознание, есть и это противопостав-
ление; где есть сознание, бытие выступает перед ним в этом
качестве»** С другой стороны, «бытие, мир может существовать и
не становясь объектом дая субъекта, для его сознания, может су-
ществовать и не выступая в этом качестве»***. Критически оцени-
вая тенденцию отождествления бытия и объекта, ученый отмеча-
ет, что она была присуща как для домарксовского материализма,
так и дая субъективного идеализма, отвергавшего существование
действительности, независимой от субъекта. Рубинштейн вскры-
вает ложность указанного аргумента: «Чтобы быть объектом дая
кого-нибудь, надо существовать, но чтобы существовать, не обя-
зательно быть объектом дая субъекта. Неверно не то, что в каче-
стве объекта нечто существует только дая субъекта; неверно, что
бытие существует только в качестве объекта дая субъекта»****.
Отсюда вытекает принципиально важный дая понимания объ-
екта тезис — существование бытия как объекта предполагает его
соотнесенность с субъектом. «Вещи, существующие независимо
от субъекта, становятся объектами по мере того, как субъект всту-
пает в связке вещью, и она выступает в процессе познания и дей-
ствия как вещь дая нас»*****. Таким образом, условием выделения
объекта и его конституирующей характеристикой как формы су-
ществования бытия является установление взаимодействия субъ-
екта с бытием, в ходе которого происходит его познание. «Взаимо-
действие индивида с миром, его жизнь, потребности которой и
***
*****
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 56.
Там же.
Там же.
Там же. С. 57.
Там же.

196 В. А. Кольцова
привели к возникновению мозга как органа психической деятель-
ности человека, практика — такова реальная материальная осно-
ва, в рамках которой раскрывается познавательное отношение к
миру, такова «онтологическая» основа, на которой формируется
познавательное отношение субъекта к объективной реальности»*.
С. Л. Рубинштейн подчеркивает, что именно конституирование
объекта в процессе познавательной деятельности, где объект и
субъект представлены в единстве, является онтологической пред-
посылкой возникновения объективной истины. Истина имманент-
на познанию, так же, как познание имманентно бытию. «Истина
объективна в силу адекватности своему объекту, не зависимому от
субъекта — человека и человечества. Вместе с тем как истина она
не существует вне и помимо познавательной деятельности людей.
Объективная истина — не есть сама объективная реальность, а
объективное познание этой реальности субъектом. Таким обра-
зом, в понятии объективной истины получает конденсированное
выражение единство познавательной деятельности субъекта и
объекта познания»**. Причем на уровне существования в качестве
объекта вещи определяются не только в их исходной объектной
данности, но и преломляясь через призму их субъективной значи-
мости для познающего их индивида, той роли, которую они играют
в его жизнедеятельности.
Опираясь на указанные положения, попытаемся охарактеризо-
вать объект истории психологии и описать его особенности.
История психологии изучает реальный процесс становления и
развития предмета психологии как области знания и науки в про-
цессе эволюции человеческого общества. В ней в органичном
единстве и нерасторжимой целостности представлено объектив-
ное и субъективное содержание. С одной стороны, будучи опреде-
лением реальности психических явлений и продуктом познава-
тельной деятельности человека, психологическое знание включает
в себя объективное содержание. С другой стороны, оно является
результатом субъективного психического осмысления человека,
воплощает развитие самосознания познающего субъекта. Исто-
рия психологии, отслеживающая складывающуюся в ходе разви-
тия общества систему знаний о психической реальности и являю-
щаяся тем самым рефлексией второго порядка — «познанием по-
знанного» — еще более усиливает роль и вес субъективной
компоненты. Это определяет особую важность методологической
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 7.
Там же. С. 37.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 197
проблемы определения объективных критериев истинности созда-
ваемой в ходе историко-психологической рефлексии картины раз-
вития психологического знания.
Особенностью объекта истории психологии является то, что
она имеет дело с реальностью прошлого, недоступной для ее непо-
средственного наблюдения современным исследователем и не
воспроизводимую в экспериментальной ситуации. Являясь обра-
щенным в прошлое, историко-психологическое познание носит
ретроспективный характер, чем определяется особая роль рекон-
струкционных методов изучения исследуемых им явлений.
Объект познания истории психологии принципиально динами-
чен. Говоря об особенностях исторического познания, М. Блок
подчеркивал, что оно отражает «стремление к лучшему понима-
нию», а следовательно, выступает как «нечто, пребывающее в
движении*. Это утверждение приложимо и к характеристике пси-
хологического познания как непрерывно развивающегося процес-
са углубления знаний о психическом мире, начинающегося на са-
мых ранних этапах человеческого общества и сопровождающего
всю его дальнейшую историю.
Непрерывность психологического познания объясняется той
огромной ролью, которую играют психологическое знание и психо-
логическое самосознание в жизнедеятельности человека, являясь
базовыми предпосылками и фундаментальными факторами ее про-
дуктивного функционирования. Осознание человеком своих психи-
ческих сил и способностей открывает новые ресурсы в его взаимо-
действии с миром, а в свою очередь, активная деятельность по
преобразованию действительности обеспечивает более глубокое
познание им своей собственной природы. Динамика психологиче-
ского познания обусловлена расширением познавательной прак-
тики человека, являющейся ответом на новые запросы и актуаль-
ные потребности жизни, совершенствованием средств познания,
развитием когнитивных структур, сменой методологических и тео-
ретических основ. Развитие психологического познания состоит в
поступательном расширении сферы изучаемых их явлений, рас-
крытии их сущности во все более полном и системном виде.
Изучение динамичного по своей природе процесса психологиче-
ского познания определяет необходимость использования в его ис-
следовании диалектической методологии как наиболее адекватной
и соответствующей его сущности. Задача истории психологии —
исследовать не только знание о психической реальности, но и про-
БлокМ. Апология истории или ремесло историка. М., 1986. С. 11.

198 В. А. Кольцова
цесс его получения, трансформации, его генезис и современные
формы существования, проследить его преобразования на различ-
ных этапах истории, в разных историко-культурных контекстах.
Логическое и историческое здесь выступают в единстве, и воссо-
здание этого единства является важнейшим принципом методоло-
гии истории психологии.
Объект истории психологии включает сложную совокупность
явлений психологического познания: тип и характер психологиче-
ского знания, способы презентации (категоризации, теоретизации
и т. д.), содержание и структуру, противоречивое развитие и пре-
образование на различных этапах истории человеческой мысли,
его опосредствованность особенностями исторического времени и
духом эпохи, субъектно-личностными характеристиками творцов
психологической мысли. Понимание природы и причин исследуе-
мых историей психологии явлений определяет необходимость ее
выхода в культурное пространство бытия психологической мыс-
ли, апелляции к проблемам психологии творчества, учета субъект-
ной составляющей познавательного процесса, т. е реализации в
историко-психологическом познании комплексной методологии*.
История психологии изучает нематериальные вещи и предме-
ты, идеальный объект и способы его идеализации. Однако соз-
данные человеком в конкретное историческое время, в контексте
той или иной конкретной культуры, они входят в способ мышле-
ния, мировоззрения данной эпохи; знание становится частью ре-
ального мира, мощным средством воздействия на человека, орга-
низации и преобразования бытия. Более того, в определенный
момент оно отчуждается от своего творца, приобретая самостоя-
тельное, независимое от него существование. Знание столь же ре-
ально, сколь реальна любая вещь, созданная человеком. Идеаль-
ное столь же объективно, как и материальное.
Как же сочетаются определение знания как идеального воспро-
изведения, воссоздания и его понимание как реальности бытия
человеческого мира? Как разрешается данная дилемма? Ответ на
этот вопрос обращает нас к рассмотрению гносеологической и он-
тологической природы знания как формы познанной действитель-
«Любая наука, взятая изолированно, представляет собой лишь некий фраг-
мент всеобщего движения к знанию. ...Чтобы правильно понять и оценить мето-
ды исследования данной дисциплины — пусть самые специальные с виду, — не-
обходимо уметь их связать вполне убедительно и ясно со всей совокупностью
тенденций, которые одновременно проявляются в других группах наук» (Блок М.
Апология истории или ремесло историка, С. 14).

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 199
ности и как продукта человеческой деятельности. Гносеологи-
ческий аспект определения знания включает его рассмотрение в
контексте познавательного отношения к объективной действи-
тельности, где знание выступает как идеальный объект. Но зна-
ние — это одновременно и продукт познавательной деятельно-
сти человека, в ходе которой оно воплощается в созданных им
произведениях (научных трактатах, статьях, исследовательских
методиках, приборах). Сохраняя свою гносеологическую харак-
теристику как познания сущности мира, знание получает, таким
образом, онтологическую форму своего бытия в качестве объек-
тивированного в духовном производстве, духовном способе жизни.
В этом своем аспекте оно выступает уже непосредственно как фе-
номен культуры, как реальность, доступная дая ее объективного
исследования и познания. Бытие знания как продукта человече-
ской деятельности в качестве культурного феномена составляет,
таким образом, реальную предпосылку историко-научного позна-
ния прошлого.
Психологическое знание, возникающее на разных этапах исто-
рического развития, не дано исследователю в той форме, в кото-
рой оно было презентировано в свое время. Как пишет И. Д. Ко-
вальченко, с одной стороны, прошлое «также реально и объек-
тивно дая настоящего, как реальна и объективна для отдельного
человека его предшествующая жизнь». С другой стороны, «на-
стоящее представляет собой непосредственное бытие, а прош-
лое — лишь бытие опосредованное»*. Знание, полученное в про-
шлом, представлено в различных памятниках культуры, дошедших
до нас. Памятник культуры, созданный ее субъектом на опреде-
ленном этапе исторического развития, является продуктом дея-
тельности человека, объективированной формой выражения во-
площенной в нем психологической мысли. Характеризуя его при-
роду, А. С. Лаппо-Данилевский оценивает его как «реализованный
продукт человеческой психики, пригодный для изучения фактов с
историческим значением»**. По мнению Лаппо-Данилевского,
«только «мысль», сопровождаемая действием, через посредство
которого она осуществляется, и становится источником»***. Об
этом же пишет и основатель французской школы исторической
психологии И. Мейерсон: «Все человеческое объективируется и
проецируется в творениях, весь физический и социальный опыт и
Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М., 2003. С. 109.
Лаппо-Данилевский А. С. Методология истории. Вып. 2. СПб., 1913. С. 375.
Там же. С. 370.

200 В. А. Кольцова
все то, что в этом опыте и через этот опыт выступает как состоя-
ние или функция: аспекты анализа реальности, аспекты мысли,
желания, чувства, личность — наиболее абстрактные идеи и наи-
более интимные чувства»*. По словам Ж. Дюби, единственная до-
ступная для исторического анализа «реальность заключается в
документе, в этом следе, который оставили после себя события
прошлого»**. Таким образом, памятники культуры прошлого вы-
ступают в качестве той реальности, с которой имеет дело исследо-
ватель, реконструируя развитие психологического познания.
Исследуя памятники культуры, историк психологии воссоздает
заключенное в них психологическое знание и способ его получе-
ния. Установление познавательного отношения исследователя с
изучаемым им памятником культуры приводит к превращению по-
следнего в исторический источник, выступающий как объект
историко-психологического познания, позволяющий реконструи-
ровать заключенное в нем психологическое знание и психологиче-
ские характеристики его создателя. «В последовательности тво-
рений психолог должен найти ум, который их создал, выявить его
уровни, аспекты и трансформации и, таким образом, через исто-
рию творений воссоздать историю ума, психологических функ-
ций», — писал Мейерсон***. Это, в свою очередь, требует реализа-
ции в истории психологии источниковедческого подхода.
Выделенные особенности объективной реальности, изучаемой
историей психологии, позволяют определить ее объект. Объектом
истории психологии является реальный процесс психологического
познания в единстве его гносеологической и онтологической ха-
рактеристик — как идеального воссоздания процесса историче-
ского формирования представлений о психической реальности,
конструирования предмета психологии и как объективированного
продукта человеческой деятельности, представленного системой
психологического знания, дошедшей до нас в виде исторических
источников как ее носителей.
Что касается концептуального определения предмета истории
психологии, то в отечественной историографии доминирует его по-
нимание как изучения развития научного знания о психике. Так, в
Mejerson I. Les fonctions psychologiques et les œuvres. Paris, 1948. R 142.
Дюби Ж. Развитие исторических исследований во Франции после 1950 г. //
Одиссей: Человек в истории: Культурно-антропологическая история сегодня.
М., 1991. С. 58.
Mejerson I. Comportement, travail, experience, œuvres // L'Année psycho-
logique. Paris, 1948. P. 82.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 201
книге М. Г. Ярошевского и А. В. Петровского подчеркивается, что
история психологии «выступает как история научно-психологической
мысли»*. Согласно определению М. Г. Ярошевского, история пси-
хологии «изучает в исторической перспективе исследовательскую
деятельность тех, кто добывает научное знание о психике... Ее пред-
мет — не психика как таковая, сама по себе, а деятельность тех, кто,
используя специальные методы, изучает ее механизмы и законы...»**
Еще более четко границы предмета истории психологии очер-
чиваются А. Н, Ждан: «Задачей истории психологии является ана-
лиз возникновения и дальнейшего развития научных знаний о пси-
хике. Знания, полученные в обыденной практической деятельно-
сти, религиозные представления о психике, результаты других
ненаучных способов умственной деятельности при этом не рас-
сматриваются»***.
Более широкое определение истории психологии представлено
в учебнике «История психология» В. А. Якунина, где ее проблем-
ное поле не ограничивается только изучением развития научных
идей, а трактуется как история возникновения и формирования
психологических знаний: «Процесс возникновения и формирова-
ния собственно психологических знаний и составляет основу пред-
мета истории психологии»****.
Выявленные разночтения в понимании предмета истории пси-
хологии приводят к необходимости более детального анализа
основных понятий, лежащих в основе его конструирования: «пси-
хологическое знание» и «психологическое познание», с одной
стороны, и «психологическое познание» и «научное психологиче-
ское познание», с другой.
Психологическое знание представляет результат познаватель-
ной деятельности, направленной на изучение особенностей психи-
ческой реальности, уже оторвавшийся во времени от нее самой.
Являясь итогом исторического познания и осмысления психиче-
ской реальности, оно воплощается в сложившейся, кристаллизо-
ванной и определенным образом зафиксированной системе значе-
ний — в совокупности идей, взглядов, психологических концепций
и теорий, подходов и методов изучения психических явлений.
Петровский А. В., Ярошевский М. Г. История и теория психологии: В 2 т.
Т. 1. Ростов-на-Дону, 1996. С. 47.
Ярошевский М. Г. Краткий курс истории психологии. М., 1995. С. 6.
Ждан А. Н. История психологии. От анитчности к современности: Учебник.
М., 1999. С. 5.
Якунин В. А. История психологии: Учебное пособие. СПб., 1998. С. 9.

202 В. А. Кольцова
Выявление закономерностей развития психологического зна-
ния составляет логико-научный аспект истории психологии.
Психологическое познание — более широкое понятие, охва-
тывающее наряду с содержательной компонентой (исторически
сформировавшейся системой знания) также процессуальный
момент — собственно динамику получения и развития знания в
ходе предметно-практической и познавательной деятельности
человека и связанные с ней субъектно-личностные и социально-
культурные аспекты. Психологическое познание включает также
методолого-операциональный аспект, воплощающий способы пси-
хологического познания — преобразования объекта в предмете и
предмета — в теории и исследовательской стратегии. Поэтому
при определении предмета истории психологии целесообразно, с
нашей точки зрения, в качестве базового использовать более ши-
рокое и емкое понятие, отражающее в единстве как содержатель-
ные, так и динамические, методолого-операциональные, субъект-
но-личностные и социально-культурные аспекты, — психологи-
ческое познание во всей его полноте и целостности.
Система психологического познания включает наряду с науч-
ной разработкой психологических проблем также широкий спектр
психологических идей, возникающих во вненаучных сферах. От-
сюда вытекает еще одна важная задача, состоящая в рассмотре-
нии соотношения понятий «психологическое познание» и «науч-
ное психологическое познание».
Психологическое познание — генетически исходное, базовое и
более широкое понятие, вбирающее в себя научное психологиче-
ское познание в качестве одного из уровней своего развития. Оно
зарождается на самых ранних ступенях становления человечества и
является важнейшим условием его исторического развития. Воз-
никновение психологического познания продиктовано насущной
объективной потребностью самопознания человека как субъекта
деятельности и общественных отношений, необходимостью по-
зиционирования себя относительно других явлений окружающе-
го мира, определения своих возможностей, внутренних, психоло-
гических ресурсов, выступающих условием эффективного взаи-
модействия с миром. Этим обусловлена чрезвычайно длительная,
уходящая к глубинным истокам существования человеческого
сообщества история психологического познания развития пси-
хологического познания*.
См.: Кольцова В. А. Теоретико-методологические основы истории психоло-
гии. М., 2004.; она же. История психологии: Проблемы методологии. М., 2008.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 203
Научное психологическое познание — это одна из форм психо-
логического познания, возникающая на определенном этапе раз-
вития общества, характеризующаяся целевой направленностью
процесса получения знания и опирающаяся на систему динамично
преобразующихся в ходе истории научных понятий и специальных
методических средств выявления и осмысления психической ре-
альности. То есть, являясь одной из наиболее продуктивных и объ-
ективированных форм психологического познания, научное пси-
хологическое познание не исчерпывает его и поэтому не тожде-
ственно психологическому познанию в целом. Психологическое
познание — более широкое и емкое понятие, включающее в себя
различные формы познавательной деятельности человека, на-
правленной на изучение психического мира человека.
В свете понимания истории психологии как области знания,
изучающей развитие научной психологической мысли, принципи-
альное значение приобретает решение вопроса об ее границах и
критериях выделения в системе психологического познания в це-
лом. При ответе на этот вопрос в историографической литературе
отсутствует однозначное решение.
Так, Б. М. Теплов, разграничивая понятия «психологическое
познание» и «психологическая наука», указывает, что «психоло-
гия — очень молодая наука», но одновременно она «очень древ-
няя область знаний... Последняя продолжается тысячелетия; пер-
вая насчитывает едва ли 100 лет»*. Подчеркивается, что накопле-
ние психологических знаний и их теоретическое осмысление
происходит в течение тысячелетий, ярким подтверждением чего
является, в частности, учение о душе Аристотеля, выступающее
«как область знаний, значительно отчетливее очерченная и систе-
матизированная, чем многие другие, впоследствии далеко обо-
гнавшие психологию как самостоятельные науки»**. Отсюда выте-
кает важный вывод, что история науки, базирующаяся на строго
научном, теоретически и методически обоснованном исследова-
нии психологических проблем, неотделима от истории психологи-
ческого знания, вырастает из него, что и определяет необходи-
мость его систематического изучения и позитивного, целостного
взгляда на прошлое психологической мысли, «Нельзя, — пи-
шет Теплов, — полностью отделять друг от друга историю стро-
Теплов Б. М. О некоторых общих вопросах разработки истории психологии //
Вопросы психологии. Материалы второй Закавказской конференции психоло-
гов. Ереван, 1960. С. 7, 10.
Там же. С. 7.

204 В. А. Кольцова
гонаучных, методически проводимых исследований психологиче-
ских проблем, и историю развития психологических знаний,
получаемых другими путями... Содержание психологии настоя-
щего времени почерпнуто из обоих источников; удельный вес
того и другого различен в разных отделах психологии»*. Тем са-
мым Б. М. Теплов обосновывает наличие объективной преем-
ственности в развитии знания и важности ее осознания как усло-
вия реализации исторического подхода в психологии, что, в свою
очередь, позволяет выделять и продолжать разработку перспек-
тивных линий в структуре психологического знания, а не начинать
каждый раз развитие с нулевой точки зрения, «с земли». Он воз-
ражает против дизъюнктивного взгляда на исторический процесс,
его механического членения — произвольного выделения в нем
изолированных периодов и вех. Развитие психологической мыс-
ли, согласно взглядам ученого — это непрерывный процесс и лю-
бой момент в его истории опирается на предшествующие этапы и
стадии.
Расширительное толкование понятия «научная психология»
дается С. Л. Рубинштейном, который не ограничивается ее соот-
несением с периодом дисциплинарного оформления психологиче-
ской науки. «Психология, — пишет он, — и очень старая, и со-
всем еще молодая наука, она имеет за собой 1000-летнее про-
шлое, и тем не менее она вся еще в будущем. Ее существование
как самостоятельной научной дисциплины исчисляется лишь де-
сятилетиями, но ее основная проблематика занимает философ-
скую мысль с тех пор, пока существует философия. Годам экспе-
риментального исследования предшествовали столетия философ-
ских размышлений, с одной стороны, и тысячелетия практического
познания людей, с другой»**.
В работах М. Г. Ярошевского уточняются понятия «научная
психологическая мысль» и «психология как самостоятельная нау-
ка». Подчеркивается, что психология как самостоятельная наука
оформляется достаточно поздно, в то время как психологическая
мысль, стимулируемая общественной практикой, развивалась с
давних пор: попытками описания психических явлений и их объ-
яснения пронизана «вся история научно-философской мысли».
«Все преобразования — от древнего выведения различий в тем-
пераментах людей из смеси соков в организме до использования в
Теплов Б. М. О некоторых общих вопросах разработки истории психологии.
С. 9-10.
Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1940. С. 37.

Историзм концепции С. Л. Рубинштейна 205
современной психологии средств электроники, биохимии и кибер-
нетики — представляют различные фазы восходящего движения
психологического познания. История психологии, таким образом,
начинается значительно раньше периода, когда она сложилась как
самостоятельная наука»*.
В качестве критерия научного психологического знания
М. Г. Ярошевский выделяет прелде всего его детерминационный
характер — направленность на выявление и исследование объ-
ективной, материальной причинности (внутренней и внешней)
психических явлений: «Научное знание — это знание причин яв-
лений, факторов (детерминант), которые их порождают, что отно-
сится ко всем наукам, в том числе и к психологии»**.
Проведенный анализ дефиниций, структурирующих простран-
ство предметной области истории психологии, позволяет в каче-
стве основного выделить понятие «психологическое познание»,
охватывающее все ее аспекты: содержательный (логико-научный),
процессуальный (возникновение и развитие знания), субъектно-
личностный и социально-культурный. Именно это понятие, с на-
шей точки зрения, составляет сущностное основание определения
предмета истории психологии, который, соответственно, можно
охарактеризовать как изучение закономерностей становления и
развития психологического познания на разных этапах эволюции
общества, включая как научное, так и вненаучные формы психо-
логического познания.
Ярошевский М. Г. История психологии. От античности до середины XX века.
М., 1996. С. 4.
Там же. С. 13.

Г С. Батищев
Философское наследие
С. Л. Рубинштейна и проблематика
креативности*
1 хоказателем подлинности всякого произведения
культуры является его многократное возрождение в
обновляющих толкованиях. Это не просто продление
и пассивное «эхо» его однажды состоявшегося при-
знания. Лучшее и самое глубокое из того, что ему
было присуще подспудно, нередко впервые находят в
нем и актуализируют лишь иные умы в иные времена,
с иной духовной атмосферой. Такая многократность
прочтений как раз и отличает всякое подлинное про-
изведение от скоропреходящих утилизации, от той
конъюнктурно-товарной продукции, которая обрече-
на на смерть и забвение. Если мы согласимся разли-
чать прошлое и былое, то подлинное произведение
принадлежит не безвозвратному прошлому, а тому
былому, которое мы впитываем в себя, храним в себе
и восстанавливаем благодаря этому, и живя собствен-
но по-человечески.
Находим ли мы в наследии С. Л. Рубинштейна та-
кого рода произведения? Отвечая на этот вопрос, сле-
дует принять во внимание два соображения. Во-
первых, непреходящая значимость произведений Ру-
бинштейна не убывает, а скорее возрастает там, где
Впервые опубликовано: Рубинштейн С. Л. Очерки. Воспоми-
нания. Материалы. М., 1989.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 207
он переходит от внутрипсихологических тем (хотя известен он
именно как специалист по общей психологии) к сюжетам более
многомерным, нравственно-эстетическим и собственно философ-
ским, особенно — аксиологическим. Во-вторых, это обнаружива-
ется не только там, где Рубинштейну удалось фундаментально и
подробно, развернуто обосновать свои идеи, сколько там, где его
идеи остались в состоянии предварительного, эскизно-тезисного
изложения. Этим вовсе не умаляется роль Рубинштейна внутри
психологической науки. Но самое ценное в его наследии все же
заключено в его философских и общегуманитарных замыслах и
тезисах. Наша задача — перенести эти тезисы и замыслы в гораз-
до благоприятный дая них современный общекультурный кон-
текст, который пронизан обостренной, разноплановой и радикаль-
но звучащей мировоззренческой проблематикой, особенно —
связанной с креативностью человека. И мы должны постараться
продлить, усилить, довести до большей последовательности и рез-
кости выражения все то существенное, что таилось в наследии
этого мыслителя, но до сих пор еще не нашло себе понимания и
действенного применения.
Начнем дело реконструкции с выбора надлежащего подхода к
нему, к его изучению и истолкованию.
Понадеемся на то, что сделать более верный и плодотворный
выбор нам поможет постановка исследуемых текстов перед лицом
проблематики креативности. Собственно по-философски осмыс-
ливая креативность, мы вопрошаем себя: возможно ли понять
творчество как реализацию, как самовыявление и развертывание
тех и в конечном счете только тех достояний, которые заранее
предуготованы, предзаложены в недрах всемирной Субстанции?
Другими словами, достижимо и объяснимо ли человеческое твор-
чество как осуществимое исключительно благодаря заставае-
мому человечеством готовому Миропорядку, как полагает всякий
субстанциализм и логический преформизм, материалистический и
идеалистический? Или же, наоборот, творчество возможно прак-
тиковать и понять лишь как конструктивное привнесение в мир
того в нем небывалого, что в нем самом по себе онтологических
корней не имеет и иметь не может, т. е. в наложении на внечело-
веческую действительность принципиально иной печати, в по-
строении иного бытия, существующего по иной логике? Другими
словами, достижимо и объяснимо ли человеческое творчество как
осуществимое в конечном счете исключительно вопреки или
безотносительно ко всем изначальным характеристикам, или
мерилам, имманентным внечеловеческой действительности, как

208 Г. С. Батищев
полагает всякий анти-субстанциализм, во всех его видах и разно-
видностях? Или же, несмотря на кажущуюся всеохватность двух
таких постановок вопроса, находимы еще и кардинально иные по-
становка его и ответ, равно глубоко отличный как от ответа суб-
станциалистского, так и от анти-субстанциалистского, а также и
от эклектических комбинаций того и другого?
Размежевание этих трех позиций, глубина альтернативности
между ними, и особенно между первыми двумя и третьей, острота
разверзающихся при этом проблематизаций таковы, что они про-
низывают все области культуры, все ипостаси субъектного мира,
все отношения и связи человека и мира. Едва ли найдется более
всепронизывающее расчленение, а вместе с тем более объемлю-
щее по многомерности содержаний, если сравнивать его с други-
ми мировоззренческими и методологическими расчленениями и
альтернативами. И это именно потому, что соотнесенность или
несоотнесенность человеческого творчества с его абсолютными
предпосылками в Универсуме, с объективной диалектикой, его
укорененность или неукорененность в ней, его аксиологический
статус в ней или вопреки ей, вообще вся философская проблема-
тика креативности выступает как самая интенсивная, самая на-
пряженная по степени, в которой оказываются все другие про-
блемы и аспекты человеческой судьбы. Последняя как бы вся
«сходится клином», как бы собирается в едином фокусе именно
здесь, и через смысл или бессмысленность творческой воли, через
высшую оправданность или неоправданность креативной устрем-
ленности ухватываются итоговый смысл и объективная оправдан-
ность всей человеческой жизни, существования человечества во-
обще.
Означает ли сказанное, что собственно философская пробле-
матика креативности в принципе выходит не только за рамки пси-
хологического научного, т. е. социального исследования творче-
ства как особенного предмета, а и за рамки гносеологического
рефлексирования над последним и над любым вообще изучением
его, или обращением к нему чисто познавательным способом? Да,
конечно же, означает. Но отсюда отнюдь не следует, что надо оста-
вить за спиною и уйти от психологической и гносеологической
установок, что допустимо как-то пренебречь ими или снизить их
своеобразную важность. Отнюдь! Дело идет не об отказе от них
или их обесценении, но об их бережном сохранении при одновре-
менном вступлении в силу радикально другого, иного их видения,
отличного от познавательного, ракурса и освещения. Дело идет
уже не о том, чтобы внутри познания и его установки, включая и

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 209
все гносеологические верхние этажи, содействовать тому, чтобы
концептуально-научное знание обогатилось именно как знание,
но прежде всего о том, чтобы сам действительно сущий человек
смог в своей жизни — при помощи и максимальном участии пси-
хологического и гносеологического знания и самопознания —
судьбически состояться, созидательно и творчески отвечая сво-
ему ненавязчивому универсальному признанию, своему предна-
значению через ненавязчивую призванность.
Следовательно, речь здесь ведется уже не о том лишь, каким
образом продвинуть вперед знание о творчестве как знание, хотя
бы и при недостатке, ущербности и даже утрате самого творчества
как способа быть, как онтологического отношения человека к ми-
ру и себе самому. Речь ведется о том, каким образом самому чело-
веку пробудиться и подняться, развиваться и усовершенствовать-
ся как именно креативному субъекту и в большей полноте обрести
творческий способ быть, способ бытийственно-креативно от-
носиться к миру и к самому себе. Иначе говоря, задача не в том,
чтобы помочь каждому прибавить себе знания о том, чего в себе
не претворяешь практически, не имеешь в себе как реалии, — а
оно бывает ведь и знанием о предмете вместо самого предмета,
лишь компенсирующим его отсутствие! — но о том, чтобы помочь
каждому человеку как креативному субъекту и личности приба-
вить себе в бытии или подвигнуть себя к максимальной для себя
степени выполнения реально-творческого, судьбического жизне-
творческого призвания. Знание как знание не обесценивается, но
оно берется здесь как аналог «обещанию, которое надо выпол-
нить», как ведущее к осуществлению каждым в себе всего того, о
чем оно трактует отвлеченно и дистантно, лишь в условном хроно-
топе научного произведения.
В частности и в особенности С. Л. Рубинштейн здесь будет
представать нашему вниманию и размышлению уже не просто и
не только как знаток, как мастер-продуцент знания для научного
преуспеяния, а как завещавший нам транспонированный в знание
опыт духовного поиска и реального обретения, так что само зна-
ние выступает как достоверное свидетельство о таком практиче-
ски реальном процессе искания в работе над собою и как пригла-
шение нам повторить и продолжить работу каждому над собою, во
всей полноте жизненных реалий.
Каким же может и каким должен быть подход к произведениям
С. Л. Рубинштейна, чтобы он позволил в максимальной степени
возродить эти произведения, продлевая заложенные в них тенден-
ции и актуализуя их смысловые потенции?

210 Г. С. Батищев
Во-первых, подход к его работам может быть субстанциа-
листским или, если прибегнуть к его собственному термину, объек-
тивистским. Именно такое прочтение — это надо признать! —
оказалось самым распространенным, самым привычным, три-
виально-учебниковским, подчас даже банализирующим. Исход-
ным контекстом при этом служит философская линия, ведущая от
Б. Спинозы и П. Гольбаха к спинозистскому марксизму П. Лафар-
га и Г. В. Плеханова, в неменьшей мере — также панлогизм Геге-
ля, хотя бы и в его материалистической реконструкции, спи-
нозовско-гегелевские мотивы у Д. Лукача (позднего), А. М. Де-
борина, А. М. Лифшица, Э. В. Ильенкова. В естествознании
аналогичной является тенденция редукционизма, в частности,
рефлексологический редукционизм И. М. Сеченова, В. М. Бехте-
рева, И. П. Павлова. Общая всему этому контексту атмосфера
характеризуется прочным упованием на неколебимый изначаль-
ный Миропорядок, в котором онтологологически преформирова-
на судьба всякой культуры, сценарий всякой истории, возможно-
сти и потенции всякого субъекта, в нем предначертаны все суще-
ственные акты любой общественной и личной драмы, так что
свобода редуцируется именно к осознанию, уразумению и — с тем
или иным «люфтом», который называется «относительной само-
стоятельностью», — исполнению предначертаний этого субстан-
циального всемогущего Миропорядка.
Но так как этот Миропорядок в себе самом предельно прост,
однороден и объектен, какие бы атрибуты субъектности ему моно-
логически ни вменялись, то и любая логика любого бытия под его
господством выступает неизбежно как детерминация принци-
пиально одного уровня. Будучи воплощением бессубъектности
мира, неким абсолютным Объектом-Вещью, т. е. будучи абсолют-
но монологическим началом, этот Миропорядок исключает во
всем подвластном ему бытии какую бы то ни было серьезную, не
поддающуюся снятию и стиранию, глубоко укорененную разно-
родность, разноликость, гетерогенность и инаковость — одновре-
менно и горизонтальную и, особенно — вертикальную, т. е. ис-
ключает многоуровневость. Этот Миропорядок не терпит под
собою сущностно самостоятельных и своеобразных, не редуциру-
емых реалий, а особенно не терпит не выводимых друг из друга
ступеней сложности, высоты, способа организации, типа суще-
ствования. Он сугубо антииерархичен, он враждебен многоцвет-
ное™ и многоголосью, он утверждает господство однородности
над всякими различиями, торжество уплощенности над всяким
восхождением, победу унификации над типологическим многооб-

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 211
разием. В нем и под его гегемонией многообразие и уровни совер-
шенства обречены быть всего лишь чем-то видимостным и пре-
ходящим: эфемеры ступеней и форм движения всецело подвласт-
ны разрушительному их отрицанию и даже самоотрицанию, они,
как онтологические жертвы-камикадзе, лишь утверждают логику
субстанциальной безликости и выражают через посредство своей
гибели и через погашение всех цветов в едином освещении один
лишь единственный простой монологизм, за который невозможно
никуда выйти и к которому столь же невозможно что-то приба-
вить, достроить, доконструировать. Единоуровневая всеохваты-
вающая детерминация этого не позволяет.
Поэтому субстанциалистический подход означает и примени-
тельно к субъектному миру человека, к его духовности и к психи-
ческой жизни позицию, которая исходно берет под подозрение лю-
бое сложное и высокое его достояние или устремление. Он требу-
ет видеть в субъектном мире нечто само по себе неподлинное, но
будто бы на самом деле обязательно детерминированное не
иначе как снизу: сложное и высокое есть лишь дериват простого
и низшего, лишь самопроявление и функция последнего, нечто су-
губо производное и зависимое, слуга и марионетка низовых, един-
ственно подлинных и самообоснованных сил (их «сублимация»,
«испарение», функциональный придаток, служебный орган, над-
строенный над базовой, низовой силой). Субстанциалистский
взгляд ко всему тонкому и высшему мало сказать недоверчив —
сугубо деструктивен и нигилистичен, ибо он априорно отказывает
ему в бытии, в онтологическом наличии, но дезонтологизирует
его, он смотрит на него так, как если бы все это было бы лишь
чем-то обманчиво превратным, лишь кажущимся. И вот взор
устремляется в грубое и низшее, чтобы доказать, что оно одно
только и подлинно, оно одно онтологически правомерно, оно одно
есть реальная сила, остальное же — его придатки... Поэтому по-
субстанциалистски изучать — значит разоблачать, низводить, ре-
дуцировать к низшему и, обратно, выводить уже как производное,
зависимое от низшего, ставить на свое место: на принципиаль-
но одноуровневым образом детерминированное место, В осо-
бенности в области психологии субстанциализм всегда означал
редукционизм, причем не только натуралистский, а и вульгарно-
социологический.
Давал ли С. Л. Рубинштейн повод или основания для такого
прочтения его текстов? Если обращать первостепенное внимание
не на общую устремленность и внутреннюю мотивацию концепту-
альных его построений, а скорее на внешне декларируемые, под-

212 Г. С. Батищев
час нарочито упрощенные формулы, несущие на себе печать при-
нятых в те годы умонастроений и парадигмальных установок, если
видеть у него прежде всего не проблемный поиск, требующий про-
должения, а выпавшие из потока поиска «в осадок» затверделые
беспроблемные «основы», то, не без горечи признаем это, можно
найти повод или текстовой материал для такого прочтения... Но
сокровенный дух его произведений, а в особенности дух его лишь
посмертно опубликованной, однако же несравненно превосходя-
щей все остальные по проблемному напряжению и философской
насыщенности рукописи «Человек и мир», — совсем иной. И его
невозможно дешифровать и истолковать с субстанциалистских
позиций.
Во-вторых, возможен подход противоположный — анти-
субстанциалистский, общее принципиальное звучание и интен-
дированность которого можно, пожалуй, сразу же выразить тремя
афоризмами: «Человек — мерило всех вещей» (Протагор), «Че-
ловек — творец самого себя» (Пико делла Мирандола), «Творю,
следовательно, существую» (X. Каменьский). Тогда какдая суб-
станциалистского мировоззрения творчество практически раство-
ряется в воспроизведении заранее заложенных достояний всесо-
держащего Миропорядка и сводится к предустановленным данно-
стям в их «вечном возвращении», анти-субстанциализм, напротив,
чрезвычайно привержен кшжо-творчеству, само -деятельности и
вообще всячески ошо-утверждающим силам, качествам и устрем-
лениям, возводимым в самоцель и нечто самодовлеющее, онтоло-
гически и аксиологически самодостаточное. В противовес погру-
жению индивида в безличные стихии он более всего печется о воз-
величивании индивидуального субъектного и личностного мира,
защищая возможность и оправданность быть человеку укоренен-
ным в самом же себе, быть самому для себя субстанцией...
Творчество в смысле само-творчества или даже скорее свое-
творчества в этой традиции выступает темой весьма пристрастного
акцентуирования, как предмет интереса и пафоса, но решительно в
ущерб тематике онтологически-глубинного наследования и нала-
гающего обязательства преемства — обязательства ответствен-
ности и благодарной сопричастности. Отодвигая или отвергая по-
следнюю, анти-субстанциализм предпочитает истолковывать про-
исхождение человека как «самопорождение», т. е. как процесс, в
котором человек обязан лишь одному самомуже себе. (Такая пред-
посылка, хотя бы и не вполне явная, характерна для пан-деятель-
постных концепций.) При этом апелляция к коллективно-груп-
повому «человеку» всего лишь маскирует или модифицирует тот

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 213
же самый в конечном счете субъективизм: ценностный своецен-
тризм, философизированное человеческое само-утвержденче-
ство, концептуализированное своемерие.
Хотя в имеющейся литературе анти-субстанциалистское истол-
кование идей Рубинштейна сколько-нибудь последовательно и от-
четливо не представлено, тем не менее для него продолжает суще-
ствовать культурный и историко-философский контекст, влияние
которого еще может сказаться. Сюда же следует отнести также и
ряд положений раннего К. Маркса, в которых еще удивительно
безоговорочно, с поразительной резкостью и прямотой форму-
лировалось антропоцентристское притязание человека быть «са-
мопорожденным» в собственной деятельности, быть самому себе
«корнем» и возвести себя в «высшее существо» и в смысловой
центр Вселенной (ее «солнце», дабы «вращаться» вокруг себя
самого)*. Именно с таким контекстом родственно и с ним непо-
средственно смыкается утверждение: «Центральная проблема...
этики — проблема гуманизма как самоутверждения»**. Это
утверждение, да еще к тому же в качестве исходно этического, зву-
чит в унисон с ренессансным антропоцентризмом, с мятежно-
бунтовщическим духом противоборства и восстания против всей
диалектики Вселенной. Издревле такой дух вел по пути низведения
остальной, внечеловеческой действительности до фона, кладовой,
объекта для человеческого распоряжения, объекта деятельно-
сти. Отсюда — признание субъект-объектного отношения в каче-
стве фундаментального и едва ли не единственного, конституирую-
щего отношения человека и мира. В субстанциализме такая един-
ственность и конституирующая роль субъект-объектного всегда
служила и служит редукции субъектных индивидуально-личностных
характеристик к объектно-подобным, т. е. лишению каждого его
субъектности ради утверждения этой же субъектности уже в онто-
логизированном облике абсолютной Субстанции, которая одна
субъектна за всех и вместо всех.
В анти-субстанциализме то же самое субъект-объектное отно-
шение оборачивается другим своим логическим концом: низведе-
нием внечеловеческой действительности и утверждением моно-
полии человечества на субъектность. Это-то и имеют в виду, когда
утверждают, будто «природа» сводима к объекту... К сожалению,
и у Рубинштейна встречается в связи с истолкованием текстов
К. Маркса тезис: «Отношение человека и природы выступает как
* Маркс К-, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 415, 422; Т. 42. С. 125-127.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973. С. 307.

214 Г С. Батищев
диалектика субъекта и объекта»*. Однако в общем и целом
высказываний, поддающихся анти-субстанциалистскому прочте-
нию, у Рубинштейна сравнительное меньше, чем таких, за кото-
рые легче ухватиться субстанциалистски-ориентированным тол-
кователям и любителям редукционизма.
Но главное вовсе не в том, каких высказываний меньше, каких
больше. Дело даже не в подчеркнутой значимости положений, го-
товых выводов-результатов (таких, как принцип детерминизма,
принцип единства психики и деятельности, тезис «внешнее через
внутренние условия» и т. п.), взятых уже не в виде отдельных, изо-
лированных высказываний, а в системе концептуально прорабо-
танного знания внутри авторского контекста, ибо это — лишь ста-
тичный, ставший и обращенный к условно-ситуативному адресату
контекст изложения... Главное — в пронизывающих собою все
выводы и результаты и, возможно, лишь отчасти просвечивающих
сквозь них, а поэтому относительно слабо выраженных, еще не
разработанных, не эксплицированных устремленностях, ради ко-
торых искались и формулировались все результаты. Важнее всего
безусловно-ценностная сверхстратегия, кардинально надситуатив-
ная. Когда мы обратим первостепенное внимание на такую сверх-
стратегию, тогда станет ясно, что также и анти-субстанциалистское
прочтение текстов Рубинштейна не адекватно. Нужен принципи-
ально третий подход, равно существенно отличный от каждого
из очерченных двух. Тогда, кстати сказать, обнаружится, что для
Рубинштейна формула, сводящая природу к объекту, была скорее
уступкой или даже отступлением от его анти -редукционистского
устремления, от его настаивания на несводимости ни бытия, ни
природы к объекту, к материи, к кладовой средств и т. п.
Избираемый здесь подход, не субстанциалистский и не анти-
субстанциалистский, в самой краткой характеристике — между-
субъектный. Ибо максимально ответственную глубину укоренен-
ности в беспредельной диалектике он предоставляет отношениям
между разными, полифонирующими и со-творчески сопричаст-
ными субъектами, отнюдь не подчиняя и не сводя таковые отно-
шения к субъект-объектным и просто объектным.
1. Разработанная С. Л. Рубинштейном идея — неустранимой,
кардинальноймногоуровневости (илимногомерности) Уни-
версума, а именно — многоуровневости, присущей и всякому
внечеловеческому бытию, и бытию человека как субъекта.
Эта идея настолько интенсивно ценностно нагружена, настолько
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 60.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 215
насыщена далеко идущими логическими линиями и смысловыми
тенденциями, в которых она может быть развита и развернута, и
таит в себе такую потенциальную мировоззренческую и методоло-
гическую мощь, что с нею не идут ни в какое сравнение тезисы и
принципы, подобные вышеупомянутым (детерминизма, единства
психики и деятельности и т. п.). Ибо, согласно идее многомерно-
сти и многоуровневости, речь идет не просто о том, что одна и та
же логика или одна и та же детерминированность все собою равно
охватывает и себе подчиняет, не о том, что единая логика по-
разному осуществляется и проявляется на различных ступенях и в
различных формах движения, каждая из которых подлежит сня-
тию последующими, а тем самым все они вместе взятые подлежат
снятию в этой логике; нет, речь идет о таких уровнях, которые не
подлежат и не могут подлежать снятию и которые никоим образом
не устранимы как уровни. Они кардинальны, а не просто феноме-
нальны, они суть уровни и внутри самой логики, до глубины са-
мой логики, они суть образующие собой логическую, а не произ-
водную от нее многоярусность.
Эта многоярусность обладает иммунитетом против любых ре-
дукций, она выстаивает и выдерживает их как не редуцируемая.
Поэтому мировоззрение, или мировоззренческая атмосфера много-
уровневости проникнута духом не-редукционизма, запасом прочно-
сти против редукционистских деструкции, насыщена надежностью
и защищенностью от нигилистических низведений. Внутри этой ат-
мосферы уже не опасно говорить о любых детерминациях, ибо ни-
какая из них в ней не поддается универсализации и возведению в
единственно возможную, исключающую типологически иные логи-
ческие связи и обязательности. Внутри этой атмосферы уже не гро-
зит разрушительностью сопоставление детермизмов и ценностных
смыслов, ибо последние в принципе здесь невозможно опрокинуть
и растворить в категориях сравнительно низшего порядка, игнори-
руя иерархию уровней, с их кардинально различными категориями,
или нередуцируемой спецификой категорий, согласно иерархиче-
ской ярусности. «Признание в составе сущего разных уровней бы-
тия равносильно признанию, что самые общие категории выступа-
ют специфически в различных формах на разных уровнях бытия...
Например, в принципе оправданным становится представление о
качественно различных структурах времени... Разным уровням бы-
тия (особенно человеческого бытия) соответствуют категории раз-
ных уровней...»*. Их иерархия нерушима.
Рубинштейн С, Л. Проблемы общей психологии. С. 279.

216 Г. С. Батищев
В этой многоуровневой, нерушимо иерархической атмосфере
устраняется также опасность редукционистского употребления
понятия «материя», предотвращается превращение ее в могилу
духа и в нигилистическое начало. Ибо бытие вообще и даже в осо-
бенности природное бытие предстает как гораздо более богатое,
нежели тот упрощенный онтологический образ, который мы вы-
рабатываем из того, что нам первоначально доступно в качестве
объектов-вещей, но которому неправомерно придаем потом все-
охватывающее значение, как если бы всякое возможное бытие
было выводимо из этого грубого образа. «Материя — это катего-
рия, характеризующая природу. Однако и природа в целом не сво-
дится к одной лишь материи, не определяется исключительно
материально»*. С этим смыкается вплотную различение бытия
как объективного на всех его уровнях, с одной стороны, и соб-
ственно объекта, или объекта-вещи, с другой. «Мы различаем...
понятие объекта и бытия... Исходный реальный субъект всех
«онтологических» понятийных характеристик — это Мир, Кос-
мос, Вселенная»**.
Еще менее допустимо было бы сводить все многоуровневое бы-
тие к ценностно опустошенному, объектно-вещному, и у С. Л. Ру-
бинштейна вызывает решительное возражение эта опасность —
опасность «сведения всего сущего, бытия только к вещности»***.
Редукция бытия к вещному уровню сопряжена с тем, что односто-
роннее хозяйственно-экономическое отношение человека к миру
как к «кладовой» полезностей заслоняла и вытесняла собою все
остальные отношения. Сравнительно более слабая, но тоже лож-
ная редукция бытия к объекту сопряжена с преувеличением места
деятельностных связей с природой и превращением их в един-
ственно возможные (пандеятельностный подход). То и другое вы-
зывает критику со стороны Рубинштейна. «Природа иногда низ-
водится на роль мастерской и сырья для производственной дея-
тельности человека... Но природа как таковая в целом и ее значение
в жизни человека не могут быть сведены только к одной (этой) ро-
ли. Свести отношение человека к природе только к отношению
производителя к производственному сырью — значит бесконечно
обеднить жизнь человека. Это значит в самых его истоках подо-
рвать эстетический план человеческой жизни...». (В ином месте у
него об этом сказано: подорвать также и этический план.) Утра-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 302.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 56-57.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 258.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 217
тить нерукотворную извечную природу — «это значит утерять то,
чего человеку никак нельзя утерять, не подрывая основы своей ду-
ховной жизни, то, что обусловливает масштабность человеческой
жизни...». Природа принципиально не сводима к объекту, даже к
объекту культуры, ибо наряду с этим она всегда «остается в своем
первичном качестве собственно природы». «Культура, которая
вовсе изгнала бы из жизни природу, разрушила бы саму себя и
стала бы нестерпимой»*.
Речь идет не только о неприемлемости и вредности узкоутили-
тарного отношения к бытию в пределах поля полезностей. Речь
идет также о том обеднении, которое мы вносим в бытие, когда
отказываем ему во всем том, что выходит за горизонт деятельност-
ного освоения, за границу распредмечиваемости, что надолго, а
может быть, и навсегда останется неосвояемой и не присвояемой,
но предстоящей нам перспективой, — безусловной ценностной
перспективой, великой в ее неприкосновенности и недоступности.
При этом Рубинштейн постоянно делает упор на взаимосвязан-
ность и переходы друг в друга — по логике бумеранга — двух обед-
нений: бытия, включая и природное, сущего вне человека, и бытия
самого человека. Ущербный образ Вселенной есть, конечно же,
следствие ущербности человека, который сам целиком виновен в
том, что выработал себе лишь такой ее образ, следствие и свиде-
тельство разукорененности этого человека, его самоизолирован-
ности от виртуальных дарований, таящихся в недрах объективной
диалектики. Но вместе с тем ущербное, суррогатное и неполно-
ценное представление о Вселенной оказывает обратное негатив-
ное воздействие на человека, еще больше подрывая его собствен-
ное бытие, еще больше усугубляя его разукорененность и дисгар-
моничное состояние, даже антагонистическое противостояние
диалектике Космогенеза...
Нельзя забывать о том, что в те годы в нашей стране имело
весьма широкое хождение и, увы, было закреплено или насаждено
авторитарным способом нигилистическое, деперсонализирующее
представление о человеке. Речь идет не только о так называемом
«винтике», но и о том, что фундаментальное неуважение к челове-
ческой личности было доведено до такой крайней степени, что
субъектности человека было отказано в бытии. Какой же
смысл уважать то, что не имеет действительного бытия?! Если бы-
тие и признавалось, то лишь за вещеподобным ярусом в человеке,
что нашло свое выражение в печально знаменитой дефиниции, со-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 62—63.

218 Г. С. Батищев
гласно которой люди суть элементы производительных сил и, бо-
лее того, элементы, функционально вторичные и зависимые от
вещей-орудий... Вот это вещеподобное и действительно уподоби-
мое вещи из-за его реальной овещненности состояние, этот ниж-
ний ярус признавался, а все остальное считалось лишь функцией,
«отражающей» бытие, но к нему не принадлежащей. Таков идео-
логический фон, на котором становится ныне звучащее парадок-
сально методологическое требование Рубинштейна: вернуть чело-
веку статус внутри бытия, внутри сущего! Но дело, разумеется,
шло уже не о вещеподобном ярусе, но о всей полноте субъектив-
ности, о действительности человека именно в качестве субъекта.
2. Идея взаимности между многоуровневостью Универсу-
ма и многомерностью субъектного бытия человека. Хотя это
скорее прямое продление внутренней логики первой идеи и ее
конкретизация, все же важность этого настолько велика, что по-
зволим себе выделить онтологическую и аксиологическую взаим-
ность между человеком и Универсумом в самостоятельный пункт.
Рубинштейн рассуждал об этом так: «выключение» из бытия
субъектности ведет к тому, что «существуют только вещи и не су-
ществует людей, отношения межлу которыми осуществляются че-
рез вещи; даже в качестве "орудий" они функционируют якобы
помимо людей»*. В противовес такой дезонтологизации человека
как субъекта надо утвердить принципиально над-вещные и над-
объектные виды и уровни бытия.
«Человек как субъект должен быть введен внутрь, в состав су-
щего, в состав бытия, и, соответственно, определен круг фило-
софских категорий»**. Этот круг должен быть определен так, что-
бы ценностно устремленные ярусы человеческого субъективного
мира, смысловое содержание художественных задач, нравствен-
ных поступков, уз общительности, в которых практически дей-
ствительно претворяются ценностные смыслы, уже более не пред-
ставлялись нам чем-то внебытийственным, неподлинным, слиш-
ком утопичным или достойным оказаться как бы вытолкнутым за
пределы бытия, но обрели бы себе адекватный категориальный
«язык» и получили какую-то степень концептуализованности че-
рез этот «язык», т. е. чтобы «высшие виды» и уровни субъектного
бытия не оставались для нас безмолвными. Но сделать это воз-
можно только под знаком и в свете взаимности между человеком и
Универсумом: «Человеческое бытие — это не частность... не за-
Рубинштейн С. Л, Проблемы общей психологии. С. 259.
Там же.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 219
трагивающая философский план общих категориальных черт бы-
тия. Поскольку с появлением человеческого бытия коренным об-
разом преобразуется весь онтологический план, необходимо видо-
изменение категорий... Стоит вопрос не только о человеке во
взаимоотношении с миром, но и о мире в соотношении с челове-
ком как объективном отношении»*.
В нарушении онтологической и аксиологической взаимности и
со-причастности между человеком и Универсумом коренится вся
проблематика отчуждения. Когда для нас «...в бытии остаются
только вещи и только объекты»** и когда из объективного бытия
«исчезаетсознательный субъект, личность, люди»***,— это всякий
раз симптомизирует собою попрание людьми уз взаимной со-
причастности с диалектикой Универсума, и именно в силу этого
происходит трагическое обращение потенций свободы в искус-
ственные пути несвободы (эффект самопорабощения и усугубле-
ния «царства необходимости »). Так человек сам делает себя ра-
бом своих средств, институтов, регламентирующих установлений
и взращивает мощные отчужденные силы, вкладывая в них энер-
гию своей жизни и возможности своего собственного развития
вместо личностного совершенствования. Так он подавляет и по-
гашает в себе высшие уровни своего бытия.
Радикально спасительной альтернативой отчуждению являет
нам себя только последовательное развертывание возможностей
всей нашей индивидуально-личностной жизни каждого и всего че-
ловечества как исторически длящейся встречи между многоу-
ровневым бытием субъекта — человека и многоуровневым Уни-
версумом. Такая встреча с самого начала ориентирована на мак-
симальную со-причастность**** человека Универсуму и сама
представляет собой непрерывное и неуклонное нарастание этой
сопричастности. Чтобы Универсум с его неисчерпаемой и беспре-
дельной диалектикой раскрывался человеку во всем богатстве его
виртуальных содержаний и путей культурного становления, путей
совершенствования, т. е. раскрывался в «его мощи и красоте»*****,
необходимо самораскрытие человека навстречу ему, навстречу его
диалектике. При этом кардинально существенно одновременное и
совместное участие всех ярусов, или уровней: известных и неиз-
***
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 259.
Там же. С. 278.
Там же. С. 337.
Там же. С. 343.
Там же.

220 Г. С. Батищев
вестных, явных и неявных, доступных распредмечиванию и недо-
ступных, содержаний подотчетных самоконтролю и бессознатель-
ных, т. е. всей иерархически построенной и гетерогенной внутри
себя реальности субъекта.
Многоуровневость всего человеческого бытия получает свое
выражение также и в таком строении человеческой психики:
«Психические процессы протекают сразу на нескольких уровнях...
многоплановое. Аналогично обстоит дело и с мотивацией. При
объяснении любого человеческого поступка надо учитывать по-
буждения разного уровня и плана в их реальном сплетении и слож-
ной взаимосвязи»*. Сказанное мы истолковали бы чрезвычайно
ограниченно и неверно по самой сути, если бы имели в виду только
одни лишь те уровни в психике, которые однажды как-то проявили
себя, сказались, наложили свою печать на поведение. На самом
деле подлинная многоуровневость включает в себя признание и
готовность встретить в субъекте также и иные ярусы, сколь угод-
но неожиданные и парадоксально не похожие на те, которые про-
являли себя раньше. При этом может происходить существен-
нейшая переакцентировка, переинтонирование, смещение цен-
тра тяжести с одних ценностных содержаний на другие, открытие
и вступление в силу иных смыслов, коренное переструктурирова-
ние — как осознанное, так и — заметим это — далеко не осо-
знанное, даже и не поддающееся сколько-нибудь адекватному
осознанию. Лишь особенным, частным случаем этих процессов
выступает сознательное переосмысление ценностей**.
Наиболее интенсивно такого рода процессы протекают в дет-
стве, когда становящийся характер человеческого бытия являет
нам себя в наиболее чистом виде. «Ребенок — развивающееся
существо, и каждое явление, в нем наблюдаемое, находится в про-
цессе становления. Оно не раз и навсегда одно или другое... но
может стать как одним, так и другим и фактически на наших гла-
зах, в ходе воспитательной работы, становится то одним, то дру-
гим». «Самые же мотивы ребенка становятся... Мотив... — бу-
дущая черта его характера в ее генезисе, так же, как черта ха-
рактера — это осевший и закрепившийся в человеке сгусток его
мотивов, получивший в силу условий жизненного пути и воспита-
ния особую действенность и устойчивость»***. В этом смысле все
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 261.
О духовной жизни как о переинтонировании см.: Рубинштейн С. Л. Про-
блемы общей психологии. С. 366—367.
*** Там же. С. 191.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 221
люди в известной мере остаются детьми, коль скоро не утрачивают
полностью и целиком подвижности становления, включая и цен-
ностное совершенствование, и в каждом еще живет не отмерший
окончательно, еще не умерщвленный косностью и догматизмом,
рутинным формализмом и стереотипизацией внутренний, сокро-
венный ребенок. Он-то и образует в весьма существенной мере
животворящее креативное начало во всей жизни взрослого. Поэ-
тому многоуровневый подход к человеку и его психике должен до-
ходить или быть доводимым нами до признания и открытия в каж-
дом, сколь угодно закосневшем и «засохшем» человеке таящегося
внутри него внутреннего ребенка. Однако эта тема во всей ее
чрезвычайной значимости требовала бы специального рассмотре-
ния*.
Принципиальная и именно никогда не завершенная и не за-
вершимая многоуровневость — необходимая предпосылка того
сдвига порога распредмечиваемоста, без которого не могло бы
состояться креативное совершенствование человека, К этому во-
просу надлежит еще вернуться в иной связи, при рассмотрении
виртуальной глубины субъекта. Верно также и то, что такая креа-
тивная проблематика «..далеко выходит за сферу приложения
психологических закономерностей»**.
3. Критика реактивизма, доведенная до критики теории
интериоризации. То обстоятельство, что Рубинштейн был по-
стоянно и неуклонно ориентирован решительно нереактивистски,
проливает проясняющий суть дела свет и дает верный ключ к
осмыслению многих других его положений, в частности таких, увы,
преувеличенных в их значении, как принцип детерминизма, един-
ства психики и деятельности, влияния внешних факторов через
внутренние условия и т. п. Почему и чем именно реактивизм в кор-
не был всегда неприемлем для этого мыслителя? Отнюдь не толь-
ко и не столько из-за частных или узкопсихологических недостат-
ков реактивизма, но в силу выходящих за границы психологии
мировоззренческих соображений. Все дело в том, что все реакти-
вистские концепции переносят сущностный и смысловой центр
тяжести всего человеческого развития и совершенствования, все-
го исторического и культурного восхождения человека с самого
живого человека на объекты — вещи, на предметные формы и
См.: Батищев Г. С. Диалектика творчества. Деп. в ИНИОН № 18609 от
1 нояб. 1984. Гл. 1.§5.
Пономарев Я- А Развитие проблем научного творчества в советской психоло-
гии // Проблемы научного творчества в современной психологии. М., 1971. С. 146.

222 Г. С. Батищев
приписывают этим предметным формам, этим объектам — вещам
роль той силы, которая ведет и вызывает извне субъективное
развитие. Получается так, будто объекты-вещи не только опере-
жают человека по всем измерениям и предстают ему как задаю-
щие путь развития, но именно ведут его, толкают, вынуждают, на-
правляют своим воздействием, тогда как сам человек — при всех
оговорках касательно его собственной встречной «относительной
самостоятельности» — в конечном счете лишь воспринима-
ет, лишь рецептивно поддается объектно-вещному воздействию
на него, «усваивает» это воздействие. Вся логика культурно-
исторической судьбы человека, все его саморазвитие и самосо-
вершенствование радикально подменяются внечеловеческим,
хотя подчас и социально трактуемым процессом, который причи-
няет человеку развитие. Эта позиция в целом — объективист-
ская или, что то же самое, субстанциалистская в поясненном
выше смысле.
Одним из источников реактивизма в психологии является не-
правомерное аналогизирование всех психических функций низ-
шим и рассмотрение сквозь призму низших, разумеется, при непо-
нимании того, что в структуре поступка человека низшие функции
решающим образом могут и должны управляться сверху, со сто-
роны надпотребностной мотивации и т. п. Другой, пожалуй, более
важный, источник, питающий собой реактивизм, — это социаль-
ная ситуация овещнения и особенно отчуждения, когда действи-
тельно происходит деперсонализация индивидов и наделение вещ-
ных и, в частности, институциально-вещных структур, социальных
ролей и т. п. подменяющими личностность квазиперсональными
функциями*. Наконец, может казаться способствующим реак-
тивизму подчас поразительный контраст между индивидуальной
ущербностью и таящимся в сокровищнице всемирной культуры
богатством, предстающим в опредмеченной, но, увы, не распред-
меченной индивидом форме. Однако этот реальный контраст мо-
жет сбить с толку лишь того, кто не понимает диалектики, прису-
щей саморазвитию, самосовершенствованию человека, диалекти-
ки наследования и творчества. На самом деле никакой контраст,
никакое преобладание даже самых великих произведений над убо-
гим и жалким состоянием невоспитанного индивида никогда не
подвигнет его к восхождению; хуже того, слишком резкий кон-
траст может даже и испортить все дело и привести к суррогатным,
превратным феноменам. Без внутренней работы, без решения
Подробнее см.: Батищев Г. С. Диалектика творчества. Гл. 4.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 223
своих собственных трудностей и задач развития никакая, самая
лучшая «духовная пища» не пригодится и не «поведет» за собою
того, кто не открывает ее смысловых потенций изнутри себя само-
го, по логике субъектного самостановления.
С. Л. Рубинштейн безошибочно диагностировал реактивизм
вообще и ту специфическую его форму, которая получила у нас
хождение в виде теории интериоризации. Он подчеркивал, что
процесс развития способностей человека есть процесс развития
человека, а не вещей, которые он порождает. «Развитие спо-
собностей не есть их усвоение, усвоение готовых продуктов; спо-
собности не проецируются в человека из вещей...»* В еще более
сильной степени это верно применительно к ценностной сфере, к
возможностям глубинного общения и к собственно креативности
как отношению, не сводимому к способностям и предполагаемо-
му ими.
Данная Рубинштейном критика теории интериоризации помо-
гает нам сегодня не заблуждаться в оценке современной ее фор-
мы, аргументированной средствами так называемого деятельност-
ного подхода. Кажется более респектабельным и симпатичным
обосновывать интериоризационную позицию ссылкой на то, что
развитие субъекта ведет за собой его деятельность. Это ли не
признание активности человека! Но, увы, такой ход не менее ло-
жен, а апелляция к активности увела бы нас на скользкие пути и
беспутицу некритического употребления и злоупотребления двус-
мысленными и обманчивыми стереотипами обыденного сознания.
Упор на ведущую роль деятельности чреват редукционистским и
нигилистическим подходом как раз к самым тонким, высшим уров-
ням субъектного духовного мира — к тем, которые по сути своей
над-деятельностны, ибо не могут входить полностью в процесс
распредмечивания. Уже этого одного было бы достаточно, чтобы
увидеть неприемлемость указанного хода аргументации. Кроме
того, также и в пределах деятельностной сферы субъектность че-
ловека терпит неадекватное, ложное истолкование, если сама де-
ятельность служит всего лишь опосредствующим проводником-
посредником для извне наложенного воздействия вещной среды и
если этой среде по-прежнему приписывается ведущая роль вме-
сто субъективного саморазвития (среда «лепит» человека, но —
через посредство его же, человека, деятельности). Ибо деятель-
ность здесь в конечном счете оказывается имеющей отнюдь не
креативную, но сугубо репродуктивную сущность.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 227.

224 Г. С. Батищев
Однако отвергать теорию интериоризации возможно было и с
субъективистских позиций, ради утверждения анти-субстанциалист-
ского мировоззрения. Заслуга Рубинштейна состоит в том еще,
что он отчетливо и последовательно противостоит такой тенден-
ции. Для него важно вовсе не предоставить субъекту в его творче-
стве своемерно налагать на весь мир печать своей односторонней
воли и своих предпочтений, обращая мир в «продолжение» соб-
ственного креативного «я» (т. е. своевольного псевдо-«я»), как
это иногда получается у иных интерпретаторов*. Для Рубинштейна
важно как раз то, чтобы в самой креативности удержать со-
причастность человека диалектике Универсума в ее ненавязчивых,
неявных и виртуальных измерениях ценностного порядка, важно
именно «вписать» онтологию человеческого бытия в контекст
всей остальной, внечеловеческой онтологии и укоренить там на
началах, не вредящих ни тому, ни другому, т. е. на началах взаим-
ной сопричастности. Для него существенно предотвратить субъ-
ективизм во всех его разновидностях и формах. Поэтому, критикуя
теорию интериоризации за то, что она наносит ущерб «творческо-
му аспекту»**, он вовсе не стремится вывести творчество в некое
пространство безотносительности и безразличия, где был бы
оправдан «творческий» произвол и само-утвержденчество. Он
старается уравновесить и указать объективную меру, т. е. обеспе-
чить универсально взвешенную соразмерность между самоопре-
делительными устремлениями субъекта и объективными смыс-
лами. Таким старанием только и удается верно объяснить то, по-
чему он так настаивал на принципе детерминизма, несмотря на
объективистские консонансы, и почему утверждал тезис о влия-
нии «внешнего через внутренние условия».
Для Рубинштейна руководящим мотивом было вовсе не пред-
ложить еще более хитро маскирующую, более симпатичную «упа-
ковку» для идеологии господства внешне-вещного надличностно-
внутренним. Напротив, в период засилья такой идеологемы, пре-
возносившей всевластие грубых и низших сил над субъектностью,
он пытался насколько возможно защитить и отстоять субъ-
ектность. Для него существенно защитить «голос» внутренних
«условий». Эта, так сказать, оборонительная функция данного те-
зиса плохо понята у нас. Сама по себе она вполне укладывается в
субъект-объектный горизонт. Но высшая интенция ее автора не в
Арсеньев А. С. Проблема цели в воспитании и образовании // Философско-
психологические проблемы образования. М., 1981. С. 99, 101.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 232.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 225
этом, но в том, чтобы оставить за «внутренним» свободу самому
выбирать себе внешние влияния и принимать их согласно логи-
ке самоопределительных устремлений.
4. Идея онтологии этических и эстетических ценностей
под знаком сопричастности человека всему Универсуму. Во-
преки тому, что господствует представление о добре и красоте,
равно как и о прочих категориях нравственного и художественного
порядка как об антропоцентричных, выражающих только чело-
веческие реалии — никаких внечеловеческих, — и вопреки этому
Рубинштейн вступает на путь, ведущий к отказу от монополии на
нравственные и художественные ценности, которую земляне себе
присвоили, чтобы поставить себя над остальной действительно-
стью и судить ее, распоряжаться ею со своего «вершинного» по-
ложения. Ценностное богатство субъектного мира человека все-
цело обязано тому, что в его жизни проницают друг друга конечное
и бесконечное*, что он соотнесен и проникнут весь соотнесенно-
стью и со-причастностью миру в его бесконечности**. «Человече-
ское бытие выступает как то единичное, в котором представлены,
по крайней мере потенциально, весь мир, все сущее». «Бесконеч-
ность мира и причастность к нему человека...»*** — вот чем руко-
водствуется мыслитель в его видении также и человеческой нрав-
ственности и художественности. Он ищет «аналог свободы» в
самом фундаменте бытия****. Для него свобода и свободное следо-
вание человека выбранному притяжению ценностных критериев
небеспочвенны, небезосновны, не замкнуты в монопольно и мо-
нологически человеческом пространстве.
Наша ориентированность на ценностные смыслы имеет свои
корни, свои объективные основания в неявных измерениях диа-
лектики Вселенной, в «красоте и мощи» Вселенной. «Большая
подлинная этика — это не морализирование извне, а подлинное
бытие (жизнь) людей»*****. Жизнь же эта тысячами нитей связана
со всем Универсумом актуально и потенциально, явно и неявно.
Поэтому «этика выступает как часть онтологии», она сама есть
«дифференциальная онтология», включенная в «обшую онтоло-
гию»******. И это включение, в свою очередь, есть лишь выражение
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 344.
Там же. С. 347.
Там же. С. 343, 345.
Там же. С. 360.
***** Тамже.С.261.
****** Там же. С. 347-349.

226 Г. С. Батищев
включенности реальной нравственности поступков в жизнь, во все
бытие*. Аналогичным образом и художественные ценностные из-
мерения бытия не привносятся человеком в Универсум, но рас-
крываются в нем посредством искусства, имеющего «онтологиче-
скую» задачу**. Красота есть не видимостное приукрашивание бес-
художественного бытия, а приобщение к многокрасочности самого
по себе Универсума, к его собственному звучанию...
Итак, сами ценностные устремленности человека призваны
быть объективно укорененными, и это позволяет выйти как за
пределы субстанциалистского, так и анти-субстанциалистского
горизонтов.
5. Идея разомкнутости, или раскрытости, бесконечного
становления и конструктивного довершения Универсума и
наследующего ему человека во взаимности и со-причаст-
ности. Эта идея радикально устраняет субстанциалистскую зам-
кнутость на законченном Миропорядке, которую анти-субстан-
циализм лишь выражает негативно, через отрицание, а не кон-
структивно, созидательски. Только в разомкнутом, самораскрытом,
не замкнутом Миропорядке возможно человеческое бытие как
субъектное, свободное, креативное — возможно не вопреки, а
уже благодаря, в гармонии и сопричастности с диалектикой Уни-
версума как онтологически уместное в нем. Мир «сам необходи-
мо на каждом шагу выводить за пределы того, что в нем непосред-
ственно дано, сам обнаруживает свою незавершенность, незамы-
каемость в себе»***.
Человек может быть взаимен, притом именно сущностно и глу-
боко со-причастен Универсуму только тогда и постольку, когда и
поскольку он сам в своем бытии, в полноценных всежизненных
поступках (а не только в «благих» намерениях) осуществит свою
разомкнутость, свое вечное, незавершимое становление. И толь-
ко тогда становится серьезной и по-настоящему ответственной
всякая попытка понять человеческую креативность — прежде
всего как отношение к Универсуму и самому себе. Для этого от-
ношения мир всегда может быть и иным, а равно и каждый субъ-
ект ожидается и предвосхищается как радикально иной, имеющий
онтологическое право на неоднозначность, на переделку и перео-
смысление всей своей жизни-судьбы, на переоценку своих цен-
ностей, на переакцентирование и переинтонирование, за кото-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 348.
Там же. С. 378-379.
Там же. С. 385.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 227
рые ответственны именно высшие уровни его субъектного мира*.
Строго говоря, это самопреобразование и готовность к дальней-
шему преображению, сколь угодно радикальному, есть не «нару-
шение», не извне привносимое изменение, которое уклоняет че-
ловека от того, кто он по сути дела есть, но, напротив, он впервые
более подлинным образом обретает себя самого именно тогда,
когда выходит «за пределы самого себя», именно в отношениях
и деяниях, выводящих за ограниченные, однажды положенные
пределы**.
Созвучную идею выразил и M. M. Бахтин: «Человек никогда не
совпадает с самим собой... Подлинная жизнь личности соверша-
ется как бы в точке этого несовпадения с самим собою, в точке
выхода за пределы»***. И это более всего важно ддя вхождения в
со-причастность с миром, ибо это только так и осуществимо: «По-
следнее слово мира о мире еще не сказано, мир открыт»****.
Весьма замечательно, что идея раскрытое™ Универсума и
притом в отчетливо резкой формулировке была дана С. Л. Ру-
бинштейном довольно рано, в 1922 г.: «Объективное бытие не-
обходимо включает в себя элемент творческой конструктивно-
сти». «Каждый факт, в котором выстраивается передо мною мир,
есть акт творческой самодеятельности: я непрерывно его воз-
двигаю»*****. Мир только кажется законченным передо мною,
только выступает таким, но вновь и вновь ввергается в становле-
ние, и призвание субъекта — человека — участвовать в этом все-
общем, универсальном, всезахватывающем становлении, кон-
структивно служить ему, а не просто оставаться сосредото-
ченным лишь на своем собственном бытии, на себе самом как на
чем-то самооправданном и самодовлеющем.
6. Идея виртуальной глубины субъектного бытия. Вопре-
ки широко распространенному и, увы, принятому в научном оби-
ходе представлению об исчерпаемости человека сферой его дея-
тельности, сферой актуализуемых и доступных возможностей Ру-
бинштейн умел видеть и признавал принципиально существенное
значение за недоступными слоями человеческого бытия, надолго
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности. С. 366—367,
370, 385.
** Там же. С. 344.
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. С. 100.
** Там же. С. 285.
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности//Уч. зап. выс-
шей школы. Одесса, 1922. С. 152.
***
****

228 Г. С. Батищев
остающимися дая нас виртуальными. Речь идет не просто о потен-
циальном, ибо потенциальное, переводимое в область актуально-
го, т. е. в принципе актуализуемое, не отрицается также и тради-
цией плоско-просветительского рационализма, сторонниками
«классического» допущения о «насквозь прозрачности» и полной
подконтрольности воле и рассудку всего, что присуще человеку.
Речь идет о таком потенциальном бытии, которое на данной ста-
дии восхождения человечества исторически не доступно актуали-
зации, т. е. не входит в сферу распредмечиваемости. Таковы за-
пороговые содержания, запредельные для любой деятельности,
принадлежащей исторически определенной ступени, для любых
попыток человека овладеть потенциями полностью и до конца,
попыток исчерпать себя. Поэтому они заслуживают особого на-
именования — виртуальные.
Человеческое бытие имеет внутреннюю глубину в неменьшей
мере, чем бытие природных реалий, за которыми мы гораздо легче
оставляем «онтологическое право» содержать в себе также зага-
дочное и даже таинственное. Между тем уметь считаться с неис-
черпаемостью нашего бытия вглубь кардинально важно не только
дая познания, но и для жизненных, судьбических решений, для
верной ориентации воспитательного процесса и т. п. Когда Рубин-
штейн защищал несводимость содержаний, входящих в «созерца-
ние», к тем, которые доступны деятельности, ему важно было не
только восстановить честь и доброе имя подлинного (отнюдь не
приспособленческого) созерцания, но прежде всего утвердить и в
мире вне человека, и в самом человеке правомерность содержа-
ния другого, радикально отличного отдеятельностного: утвердить
«другой способ отношения к миру»*. Реальное достоинство и об-
ретение совершенствования человека состоят «не только в дея-
нии, но и в созерцании»**. Каким же образом созерцание оказы-
вается чем-то сверхдеятельностым, каким-то инаковым, уже не
деятельностным способом отношения к миру? Отнюдь не пасси-
вистски, не квиетистски, не в смысле той «дурной созерцатель-
ности», которая всего лишь берет и принимает в мире то, что в
нем есть, и притом только так, как оно есть, — закрыто, замкнуто
на заставаемый миропорядок. Нет! Созерцание в лучшем смысле
имеет дело с незавершенным и незавершимым миром — в его
также и исторически недоступных дая деятельности глубинах. Че-
ловек способен созерцать природу и вообще Универсум как неру-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 343.
Там же.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 229
котворный, превышающий всякую возможную деятельностную
рукотворность и производственную доступность для воспроиз-
ведения, — созерцать красоту и мощь Вселенной и ее беспре-
дельной диалектики именно потому, что он может и даже должен
вступить ко Вселенной в объективное отношение, заведомо за-
предельное для исторически определенной деятельности, отно-
шение глубинной приобщенности и со-причастности. В этом
смысле созерцание и созвучные ему понятия указуют вовсе не на
более низкое, до-деятельностное, вещеподобное состояние чело-
века, а напротив, на сверхдеятельностное, принципиально более
высокое его отношение к миру, к Универсуму.
Упор на силы производства, силы проникновения в мир и его
деятельное освоение, вся тенденция к наращиванию техно-ког-
нитивной экспансии человечества в принципе ограничены, бо-
лее того — тем более ограничены лишь низшими, грубейшими,
объектно-вещными уровнями действительности, чем они «актив-
нее» и своемернее. Более тонкие ярусы недоступны объектно-
деятельному натиску, орудийному вторжению, вообще — строи-
тельству. Высшая креативность вовсе не сводится к деятельно пре-
творимому творчеству, направленному лишь или преимущественно
вовне, — высшая креативность есть предваряющее любую дея-
тельность отношение — отношение к миру как к могущему быть
существенно иным, даже субстанциально инаковым, — однако это
отношение вовсе необязательно переходит в осуществление, в дея-
тельность, вовсе не стремится к максимальному обновлению или
переиначиванию любой ценой, но имеет перед собой безусловно-
ценностную меру своей оправданности, меру служения объек-
тивной диалектике Универсума. Хотя сам Рубинштейн нигде столь
категорически не формулирует идеи об объективной мере для кре-
ативности, все же у него имеются достаточно сильные смысловые
предпосылки, ведущие к такой идее. Утверждение им виртуальной
глубины внутри самого объектного бытия в этом весьма важно.
Собственно говоря, Универсум многоуровнево открыт на-
встречу субъекту сообразно принципу: подобное встречается с
подобным. Соответственно — имеющее внутри себя виртуаль-
ную глубину встречается с инаковой глубиной, на сугубо взаим-
ностных началах. Поскольку размышления Рубинштейна благо-
приятствуют в их тенденции к такого рода раскрытию философии
встречи человека и Универсума, постольку они «работают па»
подготовку выхода за пределы как субстанциалистского, так и
анти-субстанциалистского мировоззрений. Таково, например, у
него онтологически универсально значимое и аксиологически на-

230 Г. С. Батищев
груженное понятие о жизни. «Жизнь — это уходящая вглубь, в
бесконечность способность находиться в процессе изменения,
становления, деления — пребывания в изменении»*. Речь идет
отнюдь не только о биологической особи или клетке организма.
Речь идет о жизненосном, жизненаполненном бытии: «Само пре-
бывание должно быть рассмотрено внутри изменения, они со-
ставляют единство». «Жить — значит изменяться и пребывать»**,
значит обладать таким виртуальным богатством в самом бытии,
которое удерживает непреходящее, вечное содержание не вопре-
ки обновлению, но через него самого. Это взаимопроникновение
вечного и преходящего, всех уровней действительности в их вос-
ходящей иерархии выступает как животворящее начало, как ко-
рень диалектической жизненности.
Утверждая жизнь как глубину, как виртуальность бытия, Ру-
бинштейн противопоставляет свое видение пребывающего, или
вечного, как пронизывающего собою изменчивое преходящее, —
разведению разных миров у Платона. Нам здесь важно одно: идея
многоуровневости, доводимая до признания виртуальных ярусов,
виртуальной глубины, более того, — взаимности между виртуаль-
ной глубиной человеческого бытия и внечеловеческого, их взаим-
ной со-причастности. При формулировке этой идеи само понятие
«жизнь» получает вовсе не узкобиологическое, но общефилософ-
ское, диалектическое смысловое наполнение. Существенно так-
же, что такой философский смысл не имеет ровным счетом ничего
общего с иррационалистским истолкованием в духе так называе-
мой «философии жизни».
Идея виртуальной глубины, идея сущностной взаимности меж-
ду неисчерпаемостью человеческого бытия и Универсума ныне
питает собою тенденцию к гуманитаризации познания. Она, надо
думать, еще будет раскрыта во все возрастающей плодотворности
в современных отраслях науки, в частности — в психологии, осо-
бенно в перспективе ее нередукционистского развития. На почве
потребностного и иного редукционизма до сих пор сохраняется и
воспроизводится феноменализированный, упрощенный образ
психики, который не только сам по себе неадекватен, но и вреден
для духовной работы субъекта над собою. Напротив, способству-
ющей такой работе является идея виртуальной глубины — она
ориентирует на понимание или хотя бы предварительное приятие
возможности «запредельного выбора», через открытость челове-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 281.
Там же.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 231
ка равно и «вглубь себя», и ко всему мирозданию. «Границы лич-
ности раздвигаются, открывая все новые и новые слои внешней и
внутренней реальности»*. Психологии еще предстоит усвоить не-
редукционистское видение своего предмета. Для последнего «ис-
ходным целым, подлежащим теоретическому осмыслению, являет-
ся вся жизнь человека в целом, жизнь человека во всех основных
временных и телеологических (добавим: аксиологических! — Г. Б.)
аспектах — прошедшая, текущая, намечаемая, жизнь как потен-
ция и акциденция... как вполне определенное, характерное целое
и как принципиально незавершенный творческий путь»**. Было бы
нелепо требовать, чтобы вся эта целостность и весь этот незавер-
шимый путь восхождения могли получить свое полное выражение
или наличное присутствие в отдельном, внешне фиксируемом ак-
те, в ограниченных и условных проявлениях. Человек может более
или менее полно присутствовать в наличной ситуации, стараясь
вложить актуализуемое содержание своего жизненного процесса
в свои поступки, но даже это зависит не только от него, а еще
также и от адресата, к которому обращена его устремлен-
ность в его поступке. Но это касается доступных, актуализуемых
ярусов. Виртуальные же содержания еще менее поддаются уси-
лию включить их контекст наличного ситуативного круга взаимо-
действий или общения, если только последнее само не стало глу-
бинным***. Отсюда вытекает вывод, что адекватен субъектному ми-
ру человека лишь такой подход, который исходит из презумпции
уважения в человеке его виртуальных, скрытых возможностей.
Без такого уважения нет и не может быть подлинного гуманизма
ни в житейском поведении, ни в культуре, ни в научном исследова-
нии. В особенности в психологии надлежит освободиться от наив-
ной иллюзии исчерпаемости субъектного мира и от отказа при-
знать и осторожно обращаться с тем, что остается недоступным
дерзкому вторжению и анализу, т. е. таинственным (что не имеет
ничего общего с утаенностью, засекреченностью), во всяком слу-
чае для нынешней науки.
7. Идея несводимости богатства человеческого субъект-
ного мира к совокупности социальных ролей, функционально-
ролевых масок, к бытию человека в качестве члена или аген-
та данного социума. В существенной степени эта идея высту-
См.: Соколов Э. В. Культура и личность. Л., 1972. С. 202.
Проблемы формирования социогенных потребностей. Тбилиси, 1981. С. 58.
См.: Батищев Г. С, Особенности культуры глубинного общения //Диалек-
тика общения. М., 1987. С. 13-51.

232 Г. С. Батищев
пает как следствие и конкретизация предыдущей. Кроме того,
развивая ее, Рубинштейн располагал марксовой концепцией, со-
гласно которой человек как наследник истории культуры во всех
способностях («сущностных силах») более многомерен, нежели
гражданин государства или носитель присущих окружающему его
обществу социальных функций, нежели персонификатор некото-
рых экономических или иных социально-институциальных катего-
рий. Как субъект человек всегда есть нечто большее, чем олице-
творитель конечной совокупности социально-культурных и подав-
но — цивилизационных факторов или институтов. Редуцирование
человека к функциональному исполнителю социальных ролей, хо-
тя бы и самых лучших, всегда чревато низведением его до сред-
ства, а это уже ведет к десубъективации, деперсонификации,
овещнению, т. е. уподоблению сознательной вещи, подчиняемой
заранее поставленной цели. «Основным нарушением этической,
нравственной жизни применительно к человеку в условиях обще-
ства является использование его в качестве средства для достиже-
ния какой-либо цели»*. Тезис, что человек всегда больше и выше
своего бытия в качестве средства, ориентирует нас на противо-
стояние тем ситуациям, внутри которых сама объективная струк-
тура ролей и функций сопряжена с низведением человека до сред-
ства, — на усмотрение в человеке яадситуативного слоя. Вместе
с тем этот же тезис обязывает нас к критическому отношению при
столкновении с фактами добровольного избрания индивидами ста-
туса низведенности до средства — фактами самоотчуждения.
Такие факты говорят о некоей социальной патологии, о патологи-
ческом забвении или даже попытках отречься от той высшей вну-
тренней инстанции, которую издревле называли совестью, кото-
рая у каждого человека может быть и должна быть своя собствен-
ная, не подменимая и не поддающаяся никакому замещению
духовными качествами других или коллективными формами, и в
которой заложена способность к абсолютно над-ситуативному су-
ду человека над собою и над любым мировым бытием по критери-
ям безусловных ценностей. Всякое светло-посвященное научное
исследование, конечно же, призвано быть противостоящим такой
патологии и самой ее возможности, а тем более — ее оправданию.
В нашей борьбе и заботах о культуре совестливости Рубинштейн и
ныне — живой наш союзник.
Указанная редукция субъектного мира всегда сопряжена еще и
с подменой его личностности — социально-ролевыми «маска-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 364.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 233
ми». Последние могут заслонять и даже оттеснять в нем духовно
независимое и совестливое лицо — живой лик души и духа. Ру-
бинштейн постоянно настаивал на задаче преодолевать такого ро-
да оттеснение, ратуя за «переход от "маски" к человеку во всей
полноте его человеческого бытия»*, к реализации его «по всем его
параметрам»**. «Не обращать человека в маску — такова первая
заповедь этики»***. Этот тезис ныне все более актуален и обладает
возрастающей методологической применимостью далеко не толь-
ко в психологической науке.
8. Концепция сущности человека как принципиально меж-
дусубъектной. Эта идея внутренней глубинной со-причастности
человека другим явно и неявно, идея сущностной взаимности в са-
мой онтологии, т. е. бытийственной определимости друг через
друга и через первичные узы взаимных отношений, настолько кар-
динально важна, что это уже нечто большее, чем идея, — это целая
концепция, и притом не только внутрипсихологическая, а и обще-
философская, таящая в себе наибольшие возможности и имеющая
широчайшие перспективы дальнейшего теоретического развития и
духовного применения в самовоспитании, в построении педагогиче-
ских отношений как воспитывающих общностей особенного типа.
Прежде всего эта концепция обладает острием, критически на-
правленным против атомизации человека, именно против без-
различной, самозамкнутой атомизации. Выключенный из пер-
вичной общности и взаимности индивидуум, «человек как абсо-
лют, как нечто обособленное и замкнутое в себе — это не человек,
не человеческое существо и, более того, это вообще не существо,
это нечто не существующее — ничто»****. Вопреки этому универ-
сально верному тезису в самой действительности существует тип
атомистических отношений, при которых люди присваивают себе
працо быть до известной степени самозамкнутыми. Но в концеп-
ции человека нельзя возводить эту превратную форму в норму,
важно понять, что безразличие атомизированности разрушитель-
но, нигилистично для человеческой сущности, чревато обращени-
ем человека в активное «ничто».
«Человек есть человек лишь в своем взаимоотношении к дру-
гому человеку»*****. Более того, взаимоотношение есть не только
Рубинштейн С. Л, Проблемы общей психологии. С. 364.
Там же. С. 367.
Там же. С. 375.
Там же. С. 256.
Там же. С. 255.

234 Г. С. Батищев
условие, необходимо дополняющее собой некую «необщитель-
ную» сущность, но гораздо больше — конституирующее собою,
наполняющее собою саму сущность человека как субъекта. Когда
мы выполняем последовательно и до конца требование «снять
как неоправданную прерогативу первичность какого-нибудь одно-
го, моего (имя рек) "я"»*, тогда же мы тем самым утверждаем
первичность уз взаимности сравнительно с любым последующим
обособлением. Но и не только исторически-генетически «суще-
ствование моего "я" является производным от существования
других»**, а еще и актуально, по содержанию жизни каждого оно
включает в себя других и таким образом реально раскрывает ро-
довое свойство человека»***. Более того, взаимность по бытию,
или, по Рубинштейну, «реципрокность» между каждым личност-
ным «я» и его другим,— включает в себя также и ценностные
измерения. «Другой человек со своими действиями входит в "он-
тологию" человеческого, составляет необходимый компонент
человеческого бытия»****, по самому смыслу этого «вхождения»,
другой также и ценностно имманентен личностному «я». «Каж-
дое "я", поскольку оно есть и всеобщность "я", есть коллектив-
ный субъект, содружество субъектов, "республика субъектов",
содружество личностей; это "я есть на самом деле "мы" »*****. За-
метим: здесь не идет речь о той социально-личностной инфан-
тильности и иждивенчестве, коща человек прячется за широкую
спину некоего безличного «мы» ради избегания своей собствен-
ной ответственности и своего выбора, нет! Здесь речь идет о том,
что при максимуме совершенства личности она как раз и включа-
ет наиболее полно других — как поистине целую «республику
субъектов» в самое себя, «Республика» других отнюдь не заме-
няет личностных решений и ответственности, но составляет бли-
жайший адресат и правомочное собрание голосов, внутренне
представленных в самой личностной совести и постоянно внят-
ных ей (они — те, с кем непосредственно субъект находится в со-
стоянии со-поведанности). Ачерез них, как ближайших адресатов,
субъект со-причастен и вообще всему бытию Универсума. Отсюда
еще и обратимость этических и этически окрашенных человече-
ских отношений: «Человек существует как человек только через
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 337.
Там же. С. 350.
** Там же. С. 333.
** Там же. С. 366.
** Там же. С. 337.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 235
свое отношение к другому...»*. Само универсальное его призвание
первоначально адресовано ближнему другому как представителю
всего остального Универсума.
Было бы неверно истолковывать обратимость межсубъектных
отношений в духе условно расчетливой сделки или корыстного,
своемерного «договора» об использовании субъектами друг друга,
подобно обратимости эквивалентных вещей. На самом деле речь
должна идти совсем об ином — о креативно-свободном поступке,
через который каждый ставит себя на место другого и даже более
того — имеет в себе достаточно большой потенциал такой по-
ставленности себя на место других и других на свое место,
достаточный опыт взаимобытия и взаимопроникновения на цен-
ностных уровнях, что не имеет ничего общего с вещной эквива-
лентностью, сделкой и т. п. «Республика субъектов», согласно
Рубинштейну, строится вовсе не на внешних «договорах», но на
гармоничной со-причастности и обоюдной ответственности, даже
на сердечных, агапических отношениях друг к другу ( «полюби нас
черненькими...»). Поэтому он имел все основания и право сказать
достаточно категорично: «Отношение к другому человеку, к лю-
дям составляет основную ткань человеческой жизни, ее сердцеви-
ну. "Сердце" человека все соткано из его человеческих отношений
к другим людям»**.
Достоинства рубинштейновской концепции междусубъектив-
ности замечательно высвечиваются при ее сопоставлении с из-
вестной ныне концепцией диалогизма M. M. Бахтина. У послед-
него междусубъектность характеризуется как присущая «диало-
гической природе» человеческой мысли, или скорее идеи, а также
и самого человека, поскольку он входит в сферу идеи, становится
«человеком идеи»***. «Идея живет не в изолированном индивиду-
альном сознании, — оставаясь только в нем, она вырождается и
умирает. Идея начинает жить ...только вступая в существенные
диалогические отношения с другими чужими идеями». «Идея... —
это не субъективное индивидуально-психологическое образова-
ние с "постоянным местопребыванием" в голове человека; нет,
идея интериндивидуальна и интерсубъективна, сфера ее бытия —
не индивидуальное сознание, а диалогическое общение между со-
знаниями. Идея — это живое событие****, — в смысле: взаимо-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 377.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 263.
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.
Там же. С. 146-147.

236 Г. С. Батищев
бытие. Много лет спустя M, M. Бахтин попытался углубить свою
концепцию диалогизма подчеркиванием того, что и вся бытийная
сущность человека, а не только его посвященность идее проник-
нута полифоничностью, напряженной междусубъектной встречей.
«Само бытие человека... есть глубочайшее общение. Быть —
значит общаться. Абсолютная смерть (небытие) есть неуслы-
шанность... Быть — значит быть для другого и через него — для
себя». «Я ...не могу стать самим собою без другого; я должен най-
ти себя в другом, найдя другого в себе»*. В этих и созвучных им
положениях можно видеть существенные шаги к раскрытию диа-
лектики глубинного общения, диалектики междусубъектности.
Однако отягощавшие прежде концепцию M. M. Бахтина атоми-
стические, плюралистские мотивы, из-за которых встреча между
индивидуальными «атомами» лишалась ее абсолютного смысла и
перспективы в диалектической сверхгармонии, а также мотивы
карнавально-раблезианские, разрушавшие абсолютную ценност-
ную иерархию, так и остались не подвергнутыми самокритическо-
му преодолению. Поэтому концепция M. M. Бахтина не дает той
ориентации на культуру сердечности, которая одна только может
венчать собою и наполнять духовным светом наше понимание по-
лифонизма.
В отличие от Бахтина Рубинштейн при трактовке междусубъ-
ектности сознательно сделал упор на культуру сердечности, под-
разумевая под нею не зыбкие эмоции, пристрастные и своемер-
ные, но сдержанно-мужественное полное приятие субъектами
друг друга, при строгом отвержении всякого гедонизма и утилита-
ризма, при четком отличении достоинства от гордости**, креатив-
ной свободы — от любого самоутвержденчества. Агапическое
всеприятие было для него вершиной междусубъектности. Прихо-
дится, однако, лишь сожалеть при этом, что у него воспроизводит-
ся дезориентирующее отождествление сострадания с позицией
квиетизма***. Именно по логике междусубъектности служение аб-
солютным ценностям приносит отнюдь не «обесценение жизни в
этом мире »****, но напротив, единственно только и может в конечном
счете оправдывать всякую «здешнюю» жизнь и всякое человече-
ское преуспеяние уже не как ограниченное и якобы самоцельное,
но через его включенность в более высокий проблемный контекст.
Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 312.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 349—350.
См.: там же. С. 349, 383.
**** Там же. С. 383.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 237
Только служение безусловным ценностям придает всему «здеш-
нему» безусловный, свободный от своецентризма, духовный смысл.
При сделанных оговорках концепция междусубъектности лич-
ностного мира человека, предложенная Рубинштейном, выступа-
ет как важное подспорье в современных теоретических и практико-
педагогических поисках.
9. Идея несводимости креативного процесса и отношения
к отделимому результату, к продуктивности. Творчество
как «строительство человека». Благодаря предложенному раз-
личению иерархических уровней бытия Рубинштейн не оставляет
места дяя того, чтобы возможно было судить о самом творчестве по
отделимым от его процесса или выпадающим из него как из отно-
шения между субъектами, внешним результатам — по «про-
дукции». Внешний результат указывает лишь на самую грубую
форму запечатления, на самый простой и далекий от полноты спо-
соб опредмеченности самого творчества. Далее, можно видеть и
иной результат — произведенческое бытие, или бытие произведе-
ний культуры. Однако даже и многие произведения, более того —
никакая система их принципиально не способна дать нам исчерпы-
вающего претворения творчества как такового. Дело в том, что
произведение всегда существует, лишь многократно исчезая и
вновь возрождаясь через его распредмечивание иными субъекта-
ми. Следовательно, возлагая все надежды на то, что субъект всю
свою креативность полностью и до конца «излил» и явил нам в
свое детище и что это последнее изображает собою как на экране
выявленную креативную жизнь своего автора, мы обречены под-
ставлять на место не понятого нами первичного творчества автора
вторичное со-творчество его адресатов, т. е. вращаться в кру-
гу... В действительности же ни объекты-вещи, ни произведения не
в состоянии обладать достаточной многомерностью, чтобы в них
выразилась вся полнота диалектики креативности. Установка на то,
чтобы все уловить, все зафиксировать и все креативно-субъектное
обрести во внешне-предметных формах, ошибочна. Исследова-
тельское внимание к отделимым результатам творчества необходи-
мо, но и само оно верно ориентировано только тогда, когда исходит
из принципиальной недостаточности отделимых результатов.
Весьма примечательно, что в признании этого есть определен-
ное созвучие между С. Л. Рубинштейном (и его учениками) и осно-
вателем другой крупной школы в нашей психологической науке —
Л. С. Выготским. Последний, несмотря на свойственный ему ак-
цент (часто чрезмерный и неоправданный) на внешнепредметных
формах и языково-речевых феноменах, несмотря на приписыва-

238 Г. С. Батищев
ние таким формам и феноменам роли факторов, которые ведут
субъектное развитие вместо него самого, — все же трезво видел,
что творчество всегда воплощается отнюдь не только в вещах, по-
лучающих существование во внешнем для субъекта мире, но еще
и внутри субъектного мира, в «построении, живущем в самом
человеке»*. Такое «построение», созидаемое творчеством одно-
временно с внешними результатами и имеющее иные измерения,
предстает как уже не сводимое к последствиям интериоризации
внешних результатов. Со своей стороны, С. Л. Рубинштейн гораз-
до последовательнее подчеркивал неотъемлемое и ни к чему внеш-
нему нередуцируемое присутствие в креативном процессе того,
что запечатлевается в структуре самого объекта-творца и что вхо-
дит в его личностную историю, как достояние его пути. Человек
в творчестве прежде всего сотворяет этот свой судьбический
путь и самого себя как путника. Поэтому (и постольку) оказы-
вается в состоянии отделить от своего жизненного самодвижения
и самосовершенствования некие результаты, относительно новые
плоды своей внутренней креативной жизни. Главное — не засло-
нить внимание к наиболее конкретному и многомерному процессу
и отношению, которые остаются присущими субъекту в его взаи-
мосвязях, в его со-причастности всем другим и которые образу-
ют собою первичный, определяющий «домен» креативности в
человеке — «строительство» самого человека. Насколько это
«строительство» опосредствует себя предметными формами и
насколько нуждается в этом — другой вопрос. «Основной зада-
чей... является "строительство" человека посредством измене-
ния условий его жизни, что и составляет специальную задачу мо-
рального воспитания»**. Заметим: речь идет не о преобразовании
социальных объектов-вещей посредством изменения людей,
где изменение и формирование людей — средство, но, напротив,
о сугубо субъектном формировании и самоформировании —
посредством также и предметных изменений. Только при таком
подходе открывается возможность постигнуть человеческое твор-
чество таким, каково оно в себе и для себя, а не в его частичной и
ущербной проекции.
С. Л. Рубинштейн неизменно озабочен тем, чтобы за внешней
продуктивностью не упустить из виду «культуру тех внутренних
процессов, качество которых собственно составляет способность
Выготский Л. С. Воображение и творчество в школьном возрасте. М., 1967.
С. 5.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 372.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 239
как таковую»*. Для него важно не принести «творческий аспект»
в жертву «рецептивному аспекту»**. Отсюда направленность и па-
фос критики против теории интериоризации, которая хотела бы
доя любого духовного акта, для всякой способности, сколь бы
специфически субъектной она ни была, иметь предварительно
материально-вещный, внешне-предметный прототип, лишь «усво-
ением» которого является эта способность или этот акт. Именно в
проблематике креативности острее всего сказывается ложность
интериоризаторской установки на первичные прототипы, ибо из-за
нее исчезает из поля зрения самая суть креативности: «строи-
тельство» самого субъекта. Но откуда же берется и почему скла-
дывается такая установка? Присмотримся к тому, как выглядит
творчество в глазах тех, кто оказался на позициях, далеких и впол-
не чуждых атмосфере и духу креативности, — на позициях не-
творчества, основанных на приобретении готового результата, в
том числе из чужой деятельности. С таких позиций творчество ви-
дится исключительно сквозь его отчужденную полезность. И судить
о творческой деятельности тогда начинают «только по тому "праг-
матическому" эффекту, который она дает»***, — дает другим, не-
творчеству.
Тогда-то и утрачивается значимость всего того в креатив-
ности, что остается неотделимым от его процесса и отношения и
что претворяется в «строительство» человеком самого себя, —
утрачивается и целиком заслоняется внешним продуктом. Тог-
да само творчество выступает уже без его внутренних измерений,
без «построений», входящих в субъектный мир самого автора-
творца, — просто как продуктивность, или продуктивно-
результативная деятельность. Тогда совершенно загадочным и
непостижимым предстает над-деятельностное содержание —
собственно креативное отношение человека к миру и к самому
себе. Более того, даже и сам автор-творец выступает как постав-
щик отделимых от него «новых результатов», как продуктив-
ный индивид, продуцент с тем или иным коэффициентом эффек-
тивности.
Понимание того, почему совершается неправомерное снижение
и редуцирование креативности до уровня внешней продуктивности,
ведет в свою очередь к следующим по меньшей мере двум сообра-
жениям. Во-первых, возникает вопрос: не должны ли мы предпо-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 235.
Там же. С. 232.
Там же. С. 222.

240 Г. С. Батищев
ложить, что, если какое-либо философское воззрение свойствен-
ным ей категориальным аппаратом вынуждает видеть в креатив-
ности не что иное, как продуктивность, то не свидетельствует ли
это именно о закрытости, о не-креативном духе такого воззре-
ния? Или о том, что такое воззрение некритично воспроизводит, а
может быть, даже апологетизирует позицию «пожинания пло-
дов», позицию использовательскую? Во-вторых, отныне мы уже
не можем себе позволить притязать на раскрытие того, что есть
креативность, исходя из предпосылок заведомо внекреативных,
акреативных или анти-креативных. Напротив, сколько-нибудь
адекватное понимание креативности впервые становится всерьез
вероятным только лишь при соблюдении старинного мудрого пра-
вила: «подобное встречается с подобным», следовательно, творче-
ское — с творческим. Это значит, что притязающий понять твор-
чество сам прежде всего должен быть не только извне направлен-
ным, « интендирующим » на креативность, но реально совершающим
его, находящимся в нем, бытийственно погруженным в его им-
манентную диалектику, в его атмосферу и собственный ритм. Если
следовать этой логике, то окажется, мало сказать, что творчество
постижимо только творчеством же, — оно постижимо лишь из-
нутри собственно креативного отношения между субъек-
тами, т. е. лишь изнутри полифонизирующего со-творчества
между ними*.
Если сущность человека междусубъектна, то в еще большей
степени это касается именно креативности. Не случайно, раз-
мышляя об этом, С. Л. Рубинштейн обращает наше внимание на
тему агапического отношения как утверждающего других в их
восхождении к бытию все более высокого плана: «в бесконечной
мягкости и бесконечной требовательности любви проявляется
особое творческое отношение к человеку, субъекту»**. Агапиче-
ски утверждая другого, человек посвящает себя его восхождению
и его универсальному призванию и ради этого — обретению им
«все большего внутреннего богатства»***. Так человек и сам дела-
ет верность своему призванию творчески-открытой, несвоемер-
ной, бескорыстной, чуждой самоутвержденчеству.
См.: Батищев Г. С. Диалектика творчества; он же. Особенности культуры
глубинного общения //Диалектика общения. М., 1987. С. 13—51; Диалектика
рефлексивной деятельности и научное познание. Ростов, 1983; Культура, чело-
век и картина мира. М., 1987; и др.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 377.
Там же.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 241
Отрадно также, что среди учеников и последователей Рубин-
штейна укоренилось представление, согласно которому «понятие
творчества ...относится прежде всего не к сфере создания пред-
метов, вещей, а к сфере человеческих отношений и уровню их че-
ловечности. Здесь творчество состоит в построении человеческих
отношений согласно высшим гуманистическим идеалам»*. При-
меняя эту идею, важно удерживаться от грубого противопостав-
ления субъектно-смыслового творчества — предметному, ибо
при надлежащем подчинении процессов созидания произведений
и даже сравнительно нейтральных объектов-вещей более высо-
ким, собственно субъектно-креативным задачам, при соблюдении
ценностной иерархии, всякое продуцирование, даже и самое про-
стейшее, становится облученным светом и достаточно оправдан-
ным. Тогда они уже не могут превратиться в самоцель в ущерб
субъектам.
10. Проблема личностного самоопределения и отноше-
ния к другому субъекту. Эта проблема может показаться ли-
шенной самостоятельного значения даже при минимальной за-
висимости от объективистски-субстанциалистских умонастрое-
ний. Однако есть радикальная разница между потенциальной
междусубъектностью и той степенью, в какой личность своей
свободной волей предпочитает или не предпочитает ее, претво-
ряет или не претворяет в себе. Междусубъектность отнюдь не
фатальна, не автоматична, а выполненность ее в судьбе субъекта
кардинально зависит от собственного суда над собой — от вы-
бора им пути именно междусубъектного, взаимностного, сопри-
частного, от свободного избрания им такой судьбы, короче — от
его самоопределения. Рубинштейн остро воспринимал эту вы-
бираемость и формулировал ее именно как проблему, притом су-
губо , философски -этическую, ценностную. Заметим и то, что
даже при настаивании на «принципе детерминизма», который сам
по себе звучит субстанциалистеки, мыслитель вкладывает или
вносит в него, вопреки такому звучанию, подчеркнутый «этиче-
ский смысл». Этот последний «заключается» в подчеркивании ро-
ли внутреннего момента самоопределения, верности себе, не од-
ностороннего подчинения внешнему»**. Так, даже детерминизм им
резко «разворачивается» в сторону субъектного бытия, едва не
Абульханова-Славская К. А. Личностный аспект проблемы общения //
Проблемы общения в психологии. М., 1981. С. 235; сравним: Абульханова-
Славская К. А. Деятельность и психология личности. М., 1980. С. 173.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 382.

242 Г. С. Батищев
переходя к антисубстанциалистским мотивам, во всяком случае
получая весьма парадоксальную тональность.
Если бы самоопределение субъекта и его самосовершенствова-
ние бралось как замкнутое внутри границ выделенного индивида
(или выделенной, автономизированной группы), как монологиче-
ское дело, или если бы оно оказывалось посвященным у индивида
самому же себе, т. е. превращалось бы в самоутвержденчество, то
это в корне подрывало бы, обессмысливало и ценностно опустоша-
ло междусубъектную со-причастность. Поэтому вполне естествен-
но, что проблема самоопределения в ее исходной постановке вклю-
чает соотнесенность с другими субъектами, так что и вся осталь-
ная действительность олицетворена некоторыми средоточиями
смысловых полей — Другими: «специфика человеческого способа
существования заключается в мере соотношения самоопределе-
ния и определения другим»*. Но сказав это, он, как ни странно,
тут же переходит к объектной характеристике «существования»
вообще, на уровне объектно-вещных взаимодействий**. Выходит,
что вся специфика субъектности — в указанной мере. Но какова
же она у человека, отвечающего своему универсальному призва-
нию? Ясного ответа на этот вопрос у Рубинштейна мы не находим.
Однако искомый ответ должен и может быть получен в свете ори-
ентации на те объективно-диалектические смыслы, субъектная по-
священность которым прекрасно выражена (если брать ее не в
узкоспециальном содержании, айв целостно-философском и эти-
ческом звучании) концепций доминантности на Другого (на
всех других) или, иными словами: концепцией другодоминант-
ности***. Согласно этой концепции, человек как субъект и личность
самоопределяется не компромиссно, но именно всецело и полно-
стью, бескромиссно в смысловом поле бытия других, через пре-
зумпцию бытия других и, более того, презумпцию абсолютно
приоритетного утверждения бытия других. Этим радикально
устраняется самоутвержденчество. Утверждение себя, своего соб-
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 261.
См. также: там же. С, 280.
Названная концепция академика А. А. Ухтомского поистине драгоценна по
тому потенциалу высокой духовности, который в ней заключен (Ухтомский А. А.
Доминанта. М.; Л., 1966; он же. Письма//Пути в незнаемое. М., 1973. С. 381 —
433). Не поэтому ли она в течение целого периода нашей истории оставалась
почти забытой (если не считать ее узкоспециальной направленности)? Что каса-
ется употребляемого здесь термина «другодоминантность», то он предложен
В. И. Авдеевым.

Философское наследие С. Л. Рубинштейна 243
ственного «я» целиком замещается предоставлением всем другим,
в конечном счете всему Универсуму, утверждать или не утверждать
это «я». Таким образом, вопрос о мере как бы снимается: тот, кто
самоопределяется, целиком берет это дело на себя, насколько это
в его силах — в пределах допороговых содержаний, т. е. в пределах
распредмечиваемости, но выполняет он это свое дело отнюдь не на
территории своего замкнутого «домена» индивидуального суще-
ствования, а в гораздо более широком многомерном простран-
стве бытия неограниченно многих других. При собственно ду-
ховной посвященности это множество других явно и недвусмыс-
ленно доводится до актуально беспредельного, т. е. безначального
и бесконечного во всех измерениях, до неисчерпаемого богатства
объективной диалектики Универсума. Значит, субъект в пре-
дельно максимальной мере самоопределяется сам — по своей уни-
кальной совести, которую у каждого ничем нельзя восполнить или
заменить, — но при этом сама же совесть его всегда и неуклонно
исходит из чего-то гораздо большего, более важного и предпочти-
мого, нежели он сам, и несет ему ценностную «весть» от лица это-
го большего, в идеале — бесконечно и безмерно большего. Со-
весть как раз и претворяет всю другодоминантность, когда, конеч-
но, субъект научается слышать и следовать ее голосу еще до
поступка. Так соединяются друг с другом полномерность само-
стояния в совершении поступка, с одной стороны, и полномер-
ность безусловной ценностной посвященности другим, всему
Универсуму и его диалектике (в лоне которой со-причастны друг
другу все другие) — с другой стороны.
Наибольшее значение эта проблема личностного самоопреде-
ления получает в контексте решения ее под знаком другодоми-
нантности на тематических содержаниях культуры глубинного
общения*.
Завершая рассмотрение и конструктивное истолкование фило-
софского наследия С. Л. Рубинштейна, понадеемся, что оно еще
обретет вторую жизнь в нашей обновляющейся духовной атмос-
фере перестройки и что ему найдется доброе применение в широ-
ком диапазоне гуманитарных исследований и в культуре вообще.
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Ученые записки
высшей школы. Одесса, 1922. С. 148-154,

M. Д. Няголова
У истоков философского гуманизма
Сергея Леонидовича Рубинштейна
На протяжении уже многих десятилетий творчество
выдающегося российского ученого С. Л. Рубинштейна
привлекает внимание исследователей, работающих в
разных областях гуманитарного знания. Его вклад в
методологию психологии не раз был предметом де-
тальных обсуждений, в ходе которых его целостная на-
учная теория определялась скорее как философско-пси~
хологическая. Подобное определение обосновано це-
лым рядом работ учеников и последователей С. Л. Ру-
бинштейна. Вполне принимая их и учитывая необходи-
мость и важность подобного подхода, в данной статье
мы попытались обратить внимание только на некоторые
аспекты собственно философских взглядов С. Л. Ру-
бинштейна, сознательно абстрагируясь, насколько это
возможно, от их методологического значения дая раз-
работки психологической проблематики.
Как известно, в конце своего жизненного и творче-
ского пути С. Л. Рубинштейн пишет о себе: «По при-
званию, по складу мысли я философ и притом философ,
сердцу которого особенно близки не только теория по-
знания, но особенно — этика, а официально я — пси-
холог. Отсюда юмористический аспект моего отноше-
ния к моей специальности ("в психологии я случайный
человек")»*. Рубинштейн был вынужден не только
Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания.
Материалы / Под ред. Б. Ф. Ломова. М., 1989. С. 421.

У истоков философского гуманизма 245
стать психологом, но и на протяжении многих лет не упоминать о
своем профессиональном отношении к философии. Тексты его
работ, обнаруженные и опубликованные лишь после его смерти
(«О философской системе Г. Когена», «Принцип творческой са-
модеятельности», «Человек и мир»), свидетельствуют, однако, о
том, что, не афишируя этого, он всегда следовал «своему складу
мысли» и практически никогда не оставлял своих философских ис-
каний.
В конце 1997 г. публикацией без купюр полного текста «Чело-
века и мира» открылась новая страница рубинштейноведения.
Впервые стало возможным не только оценить достоинства фило-
софского наследия Рубинштейна в целом, но и заметить яркое
сходство обсуждаемых им проблем с теми проблемами, которые в
50-е гг. XX в. разрабатывали в западноевропейской философии
такие авторы, какМ. Хайдеггер, Ж--П. Сартр, М. Мерло-Понти,
Э. Кассирер и др.
После Второй мировой войны общая направленность европей-
ской мысли характеризуется поиском «утерянного» места человека
в философии и смысла его существования в мире. В послевоенные
годы почти одновременно выходят в свет несколько работ, посвя-
щенных новому философскому гуманизму, самые значительные
среди которых — «Письмо о гуманизме» М. Хайдеггера, «Гума-
низм и террор» М. Мерло-Понти и «Экзистенциализм — это гума-
низм» Ж.-П. Сартра. Дух феноменологии и экзистенциализма —
объединяющее звено гуманистических идей этих выдающихся мыс-
лителей XX в. Не раз историки философии указывали, что самый
существенный вклад родоначальников немецкого экзистенциализ-
ма Хайдеггера и Ясперса в истории человеческого духа «определя-
ется прежде всего тем, что они вновь привлекли внимание к "веч-
ной" философской проблеме — человек и его место в мире, человек
в культуре»*.
Как известно, у Рубинштейна нет специальной работы, посвя-
щенной гуманизму, но эту экзистенциалистскую проблему фило-
софии, находясь, правда, за пределами собственно экзистенциа-
лизма, он обсуждает в конце своего жизненного и творческого
пути. Таким образом, проблематика «Человека и мира» вполне
соответствует кругу обсуждаемых аспектов гуманизма его запад-
ноевропейскими современниками.
Хотя немецкий, да и вообще европейский экзистенциализм не
оказал прямого воздействия на гуманистические взгляды Рубин-
Типсина А. Н. Немецкий экзистенциализм и религия. Л., 1990. С. 143.

246 M. Д. Няголова
штейна, тем не менее интересно проследить те пути, которыми он
пришел к своим философским воззрениям. Они, несомненно, вос-
ходят к постклассической немецкой философии.
Нет причин сомневаться в том, что Рубинштейн — блестящий
ученик своих выдающихся учителей Марбургской школы — Г. Ко-
гена и П. Наторпа. Особенно близки его научные отношения с Ко-
геном, которого Рубинштейн сопровождает и в Берлине. По-ви-
димому, только начало Первой мировой войны оказалось для Ру-
бинштейна поводом прервать свои научные занятия в Германии и
вернуться на Родину.
В Марбургском университете он защищает свою докторскую
диссертацию «Исследование проблемы метода. I. Абсолютный
рационализм (Гегель)». Основная цель его диссертационного
исследования — критика рационалистической точки зрения на
взаимоотношения мышления и бытия. В качестве представителя
абсолютного рационализма Рубинштейн рассматривает Гегеля, а
проявления дуалистического рационализма он обнаруживает в
философских системах Канта и Платона. Согласно Рубинштейну,
абсолютный рационализм отождествляет мышление и бытие, а
дуалистический утверждает их антиномию. По ходу анализа кри-
тических оснований этих двух методов он указывает, что и в том, и
в другом содержатся очень серьезные недостатки в силу того, что
в онтологии первичным считается бытие, а в логике — мышление.
Таким образом, Рубинштейн формулирует вывод, что «только тог-
да, когда осуществится совпадение этих двух разных точек зрения,
логика Гегеля, логика как метафизика, настоящая логика бытия,
окажется возможной»*.
По-видимому, выбор темы докторской диссертации и ее раз-
работка не случайны. Именно проблема метода является ведущей
и в философии Когена. В своих трех основных философских про-
изведениях («Логика чистого познания», 1902; «Логика чистой
воли», 1907; «Эстетика чистого чувства», 1912) он относится
критически к транцедентальной философии Канта. Согласно Ко-
гену, логика познания не может основываться на чувственности,
эмпирических данных и «вещи в себе», как рассматривает ее Кант
в «Критике чистого разума». «Мы, — заявляет Коген, — начина-
ем с мышления... Чистая мысль, и только она должна произвести
чистые знания. Поэтому учение знания должно стать учением
мышления. Именно в этой форме логика мысли является учением
* Цит. по: Payne T. R. S. L. Rubinstejn and the Philosophical foundations of the
Soviet Psychology. D. Reidel Publishing Company. Dordrecht, 1968. P. 70.

У истоков философского гуманизма 247
мышления»*. Этика Когена представляет собой учение о человеке
или учение чистой воли. Подчиняясь государственному закону, ин-
дивид приходит к этическому самосознанию. Задачу создания но-
вой эстетики Коген сводит к признанию существования «чистого
чувства», или «чистой любви к человеческой природе»**. Без нее
возникновение и прогресс искусства невозможны. Она — искон-
ная сила искусства, а искусство возводит человека к самосозна-
нию. Таким образом, Коген приходит к выводу, что мысли, воли и
чувству не дано ничего. Субъект сам определяет научный объект в
процессе познания, в этических деяниях он формирует и развивает
свою личность, а в искусстве — свое самосознание. По словам
Э. Кассирера, в философской системе Когена «превосходство ак-
тивности над пассивностью, духовности и автономии над вещью и
чувственностью должно быть чистым и всеобщим. Любой призыв
к какой-нибудь "данности" должен исчезнуть, и все, что было по-
хоже на какое-нибудь основание в вещах, должно уступить место
чистым основаниям мышления, воли, эстетическому и религиоз-
ному сознанию»***.
Отталкиваясь от своего критического отношения к кантовой
философии, Коген формулирует и принципы нового трансцеден-
тального метода. Наряду с этим он осуществляет и глубокую кри-
тику феноменологического метода. В создании новой кантианской
методологии Коген принял Гегеля в качестве «тайного руководи-
теля» и попытался воссоединить логику Гегеля с кантианской
трансцедентальной философией. Часто исследователи марбург-
ского неокантианства указывали, что Коген поправил Канта под
руководством Гегеля, а Гегеля под руководством Канта****. Этот
подход не остался лишь оригинальным поступком в развитии пост-
классической немецкой философии. Его самым существенным
результатом оказалось преодоление психологизма, и в этом от-
ношении вклад неокантианцев из Марбурга настолько значите-
лен, что они мало чему могут научиться даже из «Логических со-
чинений» самого Гуссерля*****.
Цит. по: Boutot A. La Pensée allemande moderne. Paris, 1995. P 27.
Ein neuer Kant in Marburg und Heidelberg // Philosophie in der Maschinen-
welt. Berlin, 1992. P. 359.
Касирер Е. Ece за човека? С. 1999.
Яковенко Б. О теоретической философии Г. Когена // Логос. СПб., 1910.
С. 212.
Наторп П. Кант и Марбургская школа // Новые идеи в философия. Сб. 5
(Теория познания II). СПб., 1913. С. 100.

248 М.Д. Няголова
Немецкое неокантианство в целом, как марбургское, так и ба-
денское, оказало значительное влияние на европейскую философ-
скую мысль первых десятилетий XX в. Учитывая тот факт, что в
этот период множество российских студентов получали образова-
ние в немецких университетах, а целый ряд российских ученых
стажировались и защищали диссертации в Германии, то и Россию
в некотором смысле можно рассматривать как «вторую родину
неокантианства». В России появилось большое количество по-
следователей и критиков философов из Марбурга. Учению по-
следних посвящено немало публикаций и отзывов в российской
научной печати до Первой мировой войны и даже после нее.
Лишь в последние несколько лет появляются публикации, по-
священные научному влиянию немецкой философии того периода
на формирование концепций российских мыслителей, в частности
С. Л. Рубинштейна и Г. Г. Шпета*. Исследование В. А. Лектор-
ского, а также другие работы, посвященные философско-пси-
хологическому наследию С. Л. Рубинштейна (К. А. Абульхановой,
А. В. Брушлинского, А. С. Арсеньева, А. Н. Славской, В. В. Знако-
ва, О. Н. Бредихиной, Л. Н. Селивановой), дают уже достаточно
оснований, чтобы ответить на часто задаваемый в рубинштейно-
ведении вопрос «Был ли или не был Рубинштейн последователем
своих учителей из Марбурга?».
Содержание его первых философских работ, написанных уже
после Марбурга, убедительно показывает их преемственность по
отношению к его научным занятиям в Германии. Статья «О фило-
софской системе Германа Когена», как считает О. Н. Бредихина,
была написана в 1917—1918 гг. по случаю кончины Когена, В ней,
однако, Рубинштейн выявляет те аспекты философии Когена, ко-
торые он считает наиболее ценными с его точки зрения. Поэтому
текст статьи можно рассматривать и как некоторую программу
философского развития самого Рубинштейна.
В центре исследования Рубинштейна снова стоит проблема
взаимоотношений мышления и бытия, но на этот раз уже в фило-
софии самого Когена. Отличительной чертой концепции этого вы-
дающегося немецкого неокантианца, по словам Рубинштейна, яв-
ляется следующее положение: «Мысли ничего не дано; она не
имеет никакого начала вне самой себя.
Мысль есть порождение, и так как мысль в себе порождает все
содержание бытия, то содержание мысли — оно и есть содержа-
Lektorsky, V. A. German philosophy and Russian humanities: S. L. Rubinstein
and G. G. Shpet, internet site.

У истоков философского гуманизма 249
ние бытия. Поэтому мысль есть познание. ...Мысль порождает все
содержание бытия, поэтому содержание мысли есть содержание
бытия, в этом смысле они отождествляются. Следовательно, они
отождествляются не потому, что они непосредственно тожде-
ственны, а наоборот, потому, что они связаны с отношением, в ко-
тором каждое из них играет другую роль: мысль определяет и обо-
сновывает бытие, бытие, получая в мысли обоснование, превра-
щается в производную функцию мысли — познание. Это в рамках
критического реализма неизбежный вывод, и это судьба, неиз-
бежно постигающая бытие, — данность»*. Далее он указывает,
что «данность», из которой логика должна исходить в своем по-
строении, согласно Когену, соответствует науке. «Таким образом,
Логика во всем своем построении сохраняет неразрывную связь с
наукой, и логика познания — она есть вместе с тем логика науки,
или наукоучение»**.
В контексте анализа критического понимания Ко геном логиче-
ского подхода в качестве научного метода исследования Рубин-
штейн подчеркивает и другой очень существенный принцип систе-
мы Когена — принцип непрерывности мышления, «...Мысль, для
того чтобы быть познанием, должна быть непрерывной системой.
Поэтому Коген называет принцип непрерывности законом мысли
как познания ("Die Continuität est das Denkgesets der Erkenntnis").
Значит, мысль-познание — лишь в непрерывности своего содер-
жания, лишь в непрерывной связи всех своих элементов и обла-
стей. Познаниеестьпознаниелишьвединстве познания»***. Следо-
вательно, связь логики и науки неразрывна. Они могут существо-
вать лишь в единстве. «Именно установление этой связи логики с
наукой, — указывает Рубинштейн, — есть для Когена "вечное в
Канте" (Das Ewige in Kant)»****. Вполне разделяя эти взгляды Коге-
на, он подчеркивает: «Лишь в систематическом единстве позна-
ния, лишь в единстве логики и науки обосновывается познание в
науке и научность всего познания»*****.
Рассматривая другую сторону философии Г. Когена — этиче-
ское учение, Рубинштейн сразу же подчеркивает, что центральная
проблема когеновской этики — человек. «Всем своим идейным
содержанием, всей системой понятий и принципов, которые этика
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1997. С. 144.
Там же. С. 150.
Там же.
Там же.
Там же.

250 M. Д. Няголова
разворачивает, она отвечает на один вопрос, на сократовский во-
прос: что такое человек?»* Анализируя этические взгляды Коге-
на, Рубинштейн отмечает: «Этический субъект может мыслиться
только как задача, ни в коем случае как психический источник или
очаг или какая-либо сила психического субъекта. Итак, этиче-
ский субъект не есть данность, неличная до своих этических дея-
ний, и значит, в этических деяниях он не просто проявляется и
манифестируется — он вообще не имеется, пока он не проявля-
ется: и поэтому в деянии он не проявляется и вырождается, но
в них возникает и порождается. Лишь в этических деяниях эти-
ческий субъект определяется и тем самым осуществляется (ver-
wirklicht)»**. Отношение субъекта и деяния можно определить как
принцип самоопределения. Каждое деяние является новым нача-
лом, новым источником, порождающим этический субъект. «Эти-
ческий субъект — лишь ступень в своем самоосуществлении.
Поэтому в каждом деянии определяется не ценность только этого
деяния, в каждом из них решается судьба того, что есть во мне я
сам...
Итак, задача всякого деяния есть созидание этического субъек-
та... Как самоцель, этический субъект есть личность»***. Рубин-
штейн подробно анализирует возможности и основания самоопре-
деления этического субъекта в учении Когена. «Этический субъект
самоопределяется, и, самоопределяясь, он впервые самоосущест-
вляется в своих деяниях. Но этическое деяние человека предпо-
лагает другого человека как другой этический субъект. Потому что
этическое деяние существует только в отношении к человеку как к
личности, в отношении к вещи есть лишь действие, есть лишь
какой-нибудь физический или психический акт, но не деяние»****.
Вне своих связей с человечеством в целом человек не может су-
ществовать в качестве нравственной личности.
Таким образом, Рубинштейн выявляет основные аспекты твор-
чества Когена, указывая, что этике отведена ведущая роль в его
философской системе. Еще в этой своей первой работе, лежащей в
русле идей Марбургской школы, Рубинштейн заявляет о своем ин-
тересе к этической проблематике философии. Сам он не только
разделяет этические взгляды Когена, он намерен продолжать и
развивать их.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 151.
Там же. С. 153— 154.
Там же. С. 154-155.
Там же. С. 156.

У истоков философского гуманизма 251
Статью «Принцип творческой самодеятельности (К философ-
ским основам современной педагогики)» 1922 г. можно считать
первой реализацией этих намерений. Он формулирует свои выво-
ды, не только развивая когеновские принципы самоопределения
и саморазвития субъекта, но и основываясь на интерпретации
теории «социальной педагогики» другого своего учителя из Мар-
бурга — Пауля Наторпа. Рубинштейн ставит основной акцент на
взаимоотношении философии (скорее всего, этики) и педагогики,
а в результате этого — на понимании методологических принци-
пов педагогики. Он указывает, что «на основе творческой само-
деятельности субъекта стремится современная педагогика по-
строить процесс и всю систему образования»*. С этих позиций сам
Рубинштейн критикует кантовское определение чувственности
как рецептивность, т. е. как способность пассивного восприятия.
Объективность процесса овладения знаний не исключает, как
считают представители эмпиризма, проявлений творческой само-
деятельности субъекта, наоборот, она непременно включает их в
себя. Таким образом, субъект не только учится, но вместе с тем он
становится нравственной личностью, формирует свои собствен-
ные эстетические критерии. Следовательно, цель педагогики со-
стоит в создании и организации наилучших условий для формиро-
вания не только знающих, но наряду с этим и нравственных творче-
ских личностей.
В своем произведении «Социальная педагогика» П. Наторп
обосновывает принципы социальной педагогики как науки, кото-
рая является на самом деле философией педагогики или этикой
образования. В центре его исследовательского интереса — про-
блема субъекта учебной деятельности**. Среди множества вопро-
сов, связанных с этой проблемой, Рубинштейн останавливается
на одном из них — о творческих проявлениях субъекта, состав-
ляющих его «самодеятельность», и приходит к выводу, что «субъ-
ект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности
не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и
определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то,
что он есть; направлением его деятельности можно определять и
формирование его самого»***.
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Вопросы пси-
хологии. 1986, № 4, С. 101.
Наторп П. Социальная педагогика. М., 1911.
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности. С. 101 — 108.

252 M. Д. Няголова
Опираясь на этот вывод, исследователи (К. А. Абульханова,
А. В. Брушлинскийидр.)часто говорили об этой статье 1922 г. как
о первом произведении Рубинштейна, в котором он обосновывает
принципы своей будущей субъектно-деятельностной теории. В от-
личие от других деятельностных теорий, возникших в российской
психологии позже, в рубинштейновской теории деятельности с са-
мого начала учитывалась в максимальной степени точка зрения
субъекта. Причем субъектно-деятельностная теория, которую он
разрабатывает в психологии на протяжении многих лет, восходит
к этическим принципам неокантианского критицизма.
Достаточно большой период времени разделяет ранние работы
Рубинштейна и его произведение «Человек и мир», но его преем-
ственность по отношению к ранним работам очевидна. У них и об-
щая судьба — они остались неопубликованными при жизни авто-
ра. В последний период своей жизни Рубинштейн возвращается к
тем философским проблемам, работу над которыми он начал в мо-
лодости. По всему видно, что за все это время, с 1922 по 1958 г.,
он неофициально продолжал разрабатывать их, хотя в его научном
архиве подобных сведений не сохранилось. Даже если в этой связи
Рубинштейн ничего и не написал, очевидно, что он не переставал
думать и рассуждать о философии
Еще в предисловии к «Человеку и миру» он указывает, что не-
обходима новая формулировка основного философского вопроса
взаимоотношений бытия и сознания. За проблемой сознания
скрывается проблема человека, осознающего мир. Таким обра-
зом, основной философский вопрос можно сформулировать как
«проблему бытия, сущего и место в нем человека».
Но человек существует лишь в своем отношении к другому че-
ловеку: человек — это люди в их взаимоотношениях. Человек как
абсолют, как «вещь в себе», как нечто обособленное и замкнутое
в себе — это не человек, не человеческое существо и более того —
это вообще не существо, это нечто несуществующее — ничто. Ру-
бинштейн считает, что «...обычное представление о субъекте по-
знания как чисто индивидуальном, только единичном существе —
фикция. Реально мы всегда имеем два взаимосвязанных отноше-
ния — человек и бытие, человек и другой человек (другие люди).
Эти два отношения взаимосвязаны и взаимообусловлены»*. Он
ставит себе задачу рассмотреть их взаимосвязь и взаимообуслов-
ленность, потому что «только беря их в этой взаимосвязи, можно
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С, 4.

У истоков философского гуманизма 253
правильно подойти к пониманию и гносеологического отношения
человека к бытию, и морального отношения к другому человеку»*.
Цель первой части книги, как Рубинштейн определяет ее, ис-
следование мира в его соотношении с человеком, а второй части —
исследование человека в соотношении с миром**. Таким образом,
основная задача Рубинштейна — создать новую философию, в
центре которой находится проблема человека и его места в мире,
в жизни***. Эта новая философия ярко контрастирует с общепри-
нятой марксистко-ленинской философией советского периода,
содержащей обычно два раздела — «диалектический» и «истори-
ческий» материализм, о котором уже подробно писал А. С. Арсе-
ньев в статьях, посвященных Рубинштейну****. Она не похожа и на
традиционные философские системы, состоящие из двух частей —
онтологии и гносеологии.
В работе Рубинштейна все основные философские категории
оказываются соотнесенными с проблемой человека, что и послужи-
ло основанием К. А. Абульхановой-Славской, А. В. Брушлинскому
и другим исследователям «Человека и мира» отнести эту работу к
области философской антропологии. Сам автор определяет ее как
философский труд в двух частях: первая часть — общая онтология,
а вторая часть — дифференциальная онтология, или этика.
По своему содержанию проблематика первой части соответ-
ствует основному вопросу метафизики Мартина Хайдеггера: что
такое сущее, бытие и место в них человека? В первой части «Че-
ловека и мира» обсуждается проблема онтологической дифферен-
циации, или различение бытия и сущего — то, что является цен-
тральным вопросом философии Хайдеггера. Но если Хайдеггер
под сущим понимает предметы и явления эмпирического мира, все
существующее, а характеристику бытия ограничивает тем, что
бытие не дается эмпирически, потому что оно не является пред-
метом окружающего мира*****, то Рубинштейн критикует сведение
сущего к «объективной реальности» и, соответственно, — бытия
к материи******.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 4.
Там же. С. 63.
Там же, С. 4.
АрсеньевА. С. Размышления о работе С. Л. Рубинштейна «Человек и
мир»//Вопросы философии. 1993. № 5. С. 130—160; он же. Десять лет спустя.
О творческой судьбе С. Л. Рубинштейна // Вопросы философии. 1999.
Хайдеггер М. Письмо о гуманизме. М., 1993. С. 7.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 20.

254 M. Д. Няголова
Наверное, было бы ошибочным говорить о преемственности
между идеями Хайдеггера о метафизике и метафизическом пони-
мании человека, разработанными во «Времени концепции мира»
1938 г. и в «Письме о гуманизме» 1946 г., и философской онтоло-
гией Рубинштейна, представленной в первой части «Человека и
мира». Ссылки в рубинштейновском тексте на Хайдеггера и Сар-
тра позволяют заключить, что он хорошо знал их работы и отно-
сился к ним не всегда критически. В некоторых пунктах он согла-
шался с их позициями*.
«Письмо о гуманизме» Хайдегерра содержит резкую критику
рационалистических принципов гуманизма, восходящих к эллиниз-
му, итальянскому Возрождению, немецкому Просвещению, а так-
же к гуманизму христианского типа, согласно которому «человеч-
ность человека заключается в том, что он "дитя Бога-Отца"»**.
Новый, «метафизический» гуманизм, по словам Хайдеггера, отли-
чается от всех этих исторических разновидностей пониманием че-
ловека и человечности как «определенного истолкования природы,
истории, основы мира, т. е. сущего в целом»***. К ним он относит
гуманистические идеи марксизма и экзистенциализма Сартра. Те
же самые тенденции философского гуманизма обнаруживаются и в
работе Рубинштейна «Человек и мир». Самым ярким их проявле-
нием оказывается его борьба против деонтологизиции философии
в целом. Наверное, она была бы высоко оценена и самим Хайдег-
гером, если бы ему удалось прочитать «Человек и мир».
Обратим внимание на отличительные характеристики этой ра-
боты. Во-первых, необходимо отметить, что гносеологическое
взаимоотношение субъекта и действительности, согласно Рубин-
штейну, не сводится к процессу отражения. Даже восприятие он
рассматривает как процесс взаимодействия субъекта и объекта.
«Воспринять — значит, по существу, онтологизироваться, вклю-
читься в процесс взаимодействия с существующей реальностью,
стать причастным ей»****. Характером взаимодействия отлича-
ется и логическое познание. «Мышление, — пишет он, — тоже
компонент жизни, но здесь процесс взаимодействия с реальностью
гораздо более опосредствованный и осложненный множеством
отходов от непосредственного контакта с реальностью, от взаимо-
действия с ней — уход в идеальное»*****. Таким образом, категории
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 25.
Хайдеггер М. Письмо о гуманизме. М., 1993.
Там же.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 25.
Там же. С. 24.

У истоков философского гуманизма 255
бытия и сознания нельзя противопоставлять, рассматривать их
как отдельные сущности и потом спорить, что из них является
определяющим. «Мы, — указывает Рубинштейн, — исходим из
явлений, из непосредственно данного человеку мира, с которым у
него действенный и познавательный контакт, и в нем, идя от него,
обнаруживаем бытие сущего.
Именно это данное человеку бытие (сущее) берется как от-
правной пункт всех онтологических исследований, раскрывающих
онтологические характеристики сущего в рамках различных онто-
логических категорий. Коррелятом материи является не сознание,
а человек — существо страстное, страдательное и действующее»*.
Этот вывод, сформулированный в конце первой части, позволяет
Рубинштейну уточнить, что «так учитываются требования кантов-
ского критицизма (без его субъективизма) и устремление феноме-
нологии (без ее интуитивистической произвольности)». В этом
выводе можно найти и ответ на вопрос о методе, поставленный в
марбургской диссертации Рубинштейна.
Он указывает, что существование человека в мире не ограни-
чивается только проявлениями человеческого разума, познанием.
Человек не является чем-то внешним по отношению к бытию. Он
включен в бытие. Именно поэтому и необходимо «проанализиро-
вать, что представляет собой это сущее (человек) в своем специ-
фическом способе существования»** или существование «чело-
века в соотношении с миром».
Если первая часть «Человека и мира» своей проблематикой
напоминает взгляды Хайдеггера о мире как «пребывание человека
один на один с бытием, «прислушивание» к бытию, забвение себя
перед лицом бытия», то содержание второй части напоминает фи-
лософию Ясперса, понимающего «мир как коммуникацию людей».
Вторая часть — это новая рубинштейновская этика или, как он
сам ее называет, «дифференциальная онтология». Основную ее
идею можно определить как взаимоотношения человека и мира,
под которыми на самом деле подразумеваются взаимоотношения
человека и других людей. Несмотря на их разные характеристи-
ки — морально-этические, эстетические, политические, познава-
тельные, — они всегда предполагают существование и активность
«Другого» человека. Таким образом, исследуя проблему суще-
ствования в плане онтологии, Рубинштейн приходит к выводу о
понимании индивида как единичного, реального и неповторимого,
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 39.
Там же. С 62.

256 M. Д. Няголова
которое существует само по себе. В этом и состоит неизменная
ценность индивида. В гносеологическом плане это положение вы-
ражает нерелятивизм, конкретность истины, доброты и т. д. В эти-
ческом плане это положение говорит о правах человеческой мыс-
ли и совести, о доверии к ней*.
Преклонение перед человеческой индивидуальностью исклю-
чает отчуждение между людьми. И в этом отношении Рубинштейн
развивает те идеи гуманизма, которые нашли свое место и в ан-
тропологических взглядах К- Маркса как борьба за преодоление
отчуждения. Человеческая индивидуальность, жизнь отдельного
человека сами по себе не имеют никакого смысла. «Смысл чело-
веческой жизни, — пишет Рубинштейн, — быть источником све-
та и тепла для других людей»**.
Другое существенное проявление рубинштейновского онтоло-
гического гуманизма — это утверждение действенности челове-
ческого отношения к жизни. Он указывает, что «жизнь — это
процесс, в котором объективно участвует сам человек. Основной
критерий его отношения к жизни — строительство в себе и в дру-
гих новых, все более совершенных, внутренних, а не только внеш-
них форм человеческой жизни и человеческих отношений»***.
В контексте гуманистического понимания человека Рубинштейн
отводит специальное место проблеме самоусовершенствования.
Это не означает сделать себя лучше, главное — сделать что-то хо-
рошее в жизни. Такова должна быть цель, а самоусовершенство-
вание — лишь ее результат. Таким образом, «старая этическая
категория "добро" приобретает новое значение. Добро выступает
как содержание самой жизни человека, как его деятельность»****.
Во всех указанных выше работах западноевропейских филосо-
фов, посвященных гуманизму, свобода рассматривается как сино-
ним гуманизму, как подлинное проявление человечности. Под гума-
низмом Хайдеггер понимает стремление к тому, «чтобы человек
стал свободным для собственно человеческого и в этом нашел его
достоинство»*****. Сартр заявляет, что «свобода является основой
всех ценностей». При этом вопрос о свободе связан всегда с конкрет-
ными обстоятельствами, с самим существованием человека******.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 112.
Там же. С. 113.
Там же. С. 111.
Там же. С. 112.
Хайдеггер М. Письмо о гуманизме.
Сартр Ж.-П. Екзистенциализмътехуманизъм. ЛИК- С. 1994. С.68—69.

У истоков философского гуманизма 257
О понимании Рубинштейном свободы в контексте проблемы гу-
манизма можно судить на основе анализа текста параграфа «Эти-
ка и политика» второй части «Человека и мира». Рассматривая
проблему отношения этики и политики, он указывает, что «догма-
тизм — главное препятствие на пути развития гуманизма». Дог-
матизм приводит к концентрационным лагерям и к уничтожению
прав личности. Политика любого тоталитарного общества, фа-
шистского или социалистического, приводит к растворению лич-
ности в тоталитарном государстве. Свобода — такая специфиче-
ская характеристика человека, которая отличает его от всего
остального мира, в то время как природа — то общее, которое
объединяет его с миром. «Сознание, свобода — без нее нет чело-
века, но надо сохранить корни его жизни в природе, среди всего
живущего, во Вселенной»*. Рубинштейн относится осудительно
к революциям как средству освобождения того или другого по-
литического класса. Он не только подчеркивает, что «революци-
онное» дело Ленина и Сталина связано с утверждением тотали-
тарного правления в России, но выявляет и ограниченность марк-
совской антропологии: «Человек как представитель человеческого
рода стал представителем своего класса — за антропологизацией
природы (гуманистически-антропологическое мировоззрение) по-
следовало сведение (природы) человека к совокупности обще-
ственных отношений, жизнь, история мира свелась к смене обще-
ственных (производственных) отношений, к смене общественных
формаций»**.
Все эти различные аспекты, в которых человек выступает как
субъект жизни, на самом деле возникают и оказываются возмож-
ными на основе этического понимания человека. Таким образом, в
конце 50-х гг. взгляды Рубинштейна, формировавшиеся еще в
марбургский и одесский периоды его творчества, складываются в
целостную философскую систему. Критические идеи Когена и На-
торпа не отброшены в сторону. Он переосмысляет их сквозь при-
зму новых феноменологических и экзистенциальных идей своего
времени.
В недрах тоталитарного общества Рубинштейн создал свой
оригинальный философский «манифест гуманизма», по определе-
нию А. В. Брушлинского, который составляет методологическую
основу развития гуманистических взглядов следующих поколений
российских ученых.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. С. 103.
Там же.

Часть II
в. В. Давыдов
Учение С. Л. Рубинштейна
о различии эмпирического
и теоретического мышления'
Л^ногие психологи изучают человеческое мышление,
специально не выделяя его принципиально различные
типы, имеющие особые закономерности. Вместе с тем
хорошо известно, что в традициях гегелевского под-
хода к мышлению принято различать в нем два глав-
ных типа — рассудочное мышление (рассудок) и разум-
ное, или диалектическое, мышление (разум). Именно
Гегель наиболее четко и подробно описал своеобра-
зие этих двух типов человеческого мышления**. Идею
такого различения поддержал Ф. Энгельс, которому
принадлежат краткие характеристики рассудка и раз-
ума. Приведем эти характеристики. Прежде всего
Ф. Энгельс отмечает, что у людей «общие с животны-
ми все виды рассудочной деятельности»: индукция,
дедукция, абстрагирование, анализ, синтез, экспери-
мент. «По типу все эти методы, — пишет далее Ф. Эн-
гельс, — стало быть, все признаваемые обычной ло-
гикой средства научного исследования — совершенно
одинаковы у человека и у высших животных. Только
по степени (по развитию соответствующего метода)
они различны... Наоборот, диалектическое мышление —
Впервые опубликовано: Рубинштейн С. Л. Очерки. Воспо-
минания. Материалы. М., 1989.
** Гегель. Соч. Т. 1.М.; Л., 1929. С. 130-140.

Учение С. Л. Рубинштейна 259
именно потому, что оно имеет своей предпосылкой исследование
природы самих понятий, — возможно только ддя человека, да и
для последнего лишь на сравнительно высокой ступени развития
(буддисты и греки)...»*
Психология многие годы игнорировала необходимость разли-
чения у человека рассудочного мышления и разумного (диалекти-
ческого) мышления. Тому было много разных причин, но отсут-
ствие такого различения в психологии, а также в педагогике при-
водило к серьезным практическим последствиям — в частности,
в области образования. Мы неоднократно поднимали эту пробле-
му, проводили достаточно подробное логико-психологическое со-
поставление особенностей рассудочного и разумного мышления,
предлагали учитывать итоги такого сопоставления в исследовани-
ях человеческого мышления**. И хотя некоторые сдвиги и прои-
зошли, положение изменилось мало. Организуя эксперименталь-
ное изучение мышления школьников на основе различения его
основных типов***, мы опираемся при этом не только на логико-
философские труды, но и на теоретические психологические рабо-
ты, и прежде всего на работы С. Л. Рубинштейна.
Именно Рубинштейну принадлежит, на наш взгляд, последова-
тельное проведение идеи о принципиальном различии эмпири-
ческого (или рассудочного) и теоретического (или разумного)
мышления — именно он первым из психологов дал конкретное
описание общих особенностей теоретического мышления и соот-
ветствующих ему мыслительных операций, которые будут рассмо-
трены ниже. Поскольку указанная проблема до сих пор сохраняет
всю свою актуальность, то целесообразно воспроизвести подходы
Рубинштейна к этой проблеме и сделать из них соответствующие
выводы для решения важных вопросов современной психологии
мышления.
Процесс мышления рассматривался Рубинштейном прежде
всего как анализирование и синтезирование, производными от
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20, С. 537-538.
Наш логико-психологический анализ показал, что целесообразно использо-
вать, иную терминологию для обозначения указанных типов мышления —
«рассудочно-эмпирическое мышление» и «теоретическое мышление» (второй тер-
мин обозначает ту же область, которую в несколько другом контексте можно на-
звать «разумно-диалектическим мышлением») (Давыдов Д. В. Виды обобщения в
обучении. М., 1972). Но такое изменение терминологии не меняет существенных
характеристик «рассудка» и «разума», данных Гегелем и Ф. Энгельсом.
Давыдов В. В. Проблемы развивающего обучения. М., 1986; Зак А. 3. Раз-
витие теоретического мышления у младших школьников. М., 1984.

260 В. В. Давыдов
которых являются абстрагирование и обобщение. На разных эта-
пах мышления анализ и синтез приобретают качестеенно различ-
ные формы*, что, в свою очередь, связано с разными путями обоб-
щения. Рубинштейн выделил три таких пути.
«Первый путь — элементарное эмпирическое обобщение, ко-
торое совершается в результате сравнения посредством выделе-
ния тех общих (схожих) свойств, в которых сходятся сравнивае-
мые явления. Это локковское обобщение... Такой путь может быть
практически использован и фактически используется на началь-
ных стадиях познания, пока оно не поднимается до уровня теоре-
тического знания... Такое обобщение есть лишь отбор из числа
эмпирически, непосредственно, чувственно данных свойств; оно
не способно поэтому привести к открытию чего-либо сверх того,
что дано непосредственно, чувственно... Общее, к которому при-
ходят таким образом, остается в пределах эмпирических конста-
тации»**.
Сравнение осуществляет эмпирическое обобщение и класси-
фикацию явлений. Оно может выделить общее как сходное, фор-
мально одинаковое, но не гарантирует выделения существенного
(сходное является лишь внешним вероятным индикатором суще-
ственного).
Этот путь от частного к общему образует остов той индукции,
которая возводилась сторонниками сенсуалистического эмпириз-
ма в ранг якобы основного и единственного метода обобщения. На
самом деле — это лишь элементарный способ обобщения, даю-
щий эмпирическое обобщение низшего порядка. «Теория обоб-
щения посредством сравнения... — это в лучшем случае теория
элементарного чувственного обобщения, которое не выходит за
пределы чувственного и не ведет к абстрактным понятиям, а не
общая теория обобщения, включающая его высшие научные
формы»***.
Второй путь — обобщение через анализ и абстракцию. Это
«обобщение, до которого возвышается теоретическое мышление
в результате раскрытия закономерных, необходимых связей яв-
лений»****. Анализ, вычленяя существенные свойства из несуще-
ственных, общее из частного, переходит в абстракцию. Синтез же
выступает в переходе от абстракции к мысленному конкретному.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 136.
"Там же. С. 150.
Там же. С. 141.
"" Там же.

Учение С. Л. Рубинштейна 261
«Абстракция в научном мышлении направлена на раскрытие соб-
ственных, внутренних, существенных свойств явлений в законо-
мерных зависимостях, в соответствии с которыми она совер-
шается»*.
Научно оправданное обобщение — «это не выделение вообще
каких-либо общих свойств...; обобщение как акт познания прак-
тически и научно значимого есть выделение не любых общих
свойств явлений, а таких, которые для них существенны. Суще-
ственные же свойства выделяются посредством анализа и аб-
стракции... Научное обобщение — производный эффект анализа,
связанного с абстракцией»**.
Научное обобщение — «это всегда не только отбор, но и пре-
образование... В выключении... привходящих обстоятельств,
осложняющих, маскирующих сущность явлений, и состоит преоб-
разование непосредственно данного, ведущее к абстрактному по-
нятию о явлении. Понятие прямо, непосредственно не совпадает с
явлением... вследствие того, что в понятии непосредственно дан-
ное преобразуется посредством абстракции»***.
Итак, в научном понятии отображается существенное общее,
которое само выступает как продукт специфического анализа и
абстракции.
«Третий способ обобщения, — пишет Рубинштейн, — заклю-
чается в самом процессе выведения или дедукции»****. Это обобще-
ние, осуществляемое путем доказательства, ошибочно называ-
ют индукцией (полной или совершенной), поскольку при таком вы-
ведении имеется переход от частного к общему. На самомделе — это
дедукция, если под ней «разуметь доказательное выведение одного
положения на основе других, из которых оно с необходимостью
следует...»*****
Такое теоретическое выведение совершается при встречном
движении от общего к частному и от частного к общему, — обоб-
щение и теоретическое познание взаимосвязаны. При этом необ-
ходимо четко различать процесс эмпирического «наведения» на
внешне общее и процесс теоретического выведения каких-либо
положений на основе существенно общего, когда опять-таки про-
исходит особое обобщение многих частных случаев.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 140.
Там же. С. 142-143.
Там же. С. 143-144.
Там же. С. 151.
Там же.

262 В. В. Давыдов
Ряд психологов (в частности, Л. С. Выготский*) подчеркивали
то обстоятельство, что в реальной мыслительной деятельности че-
ловек осуществляет одновременные встречные переходы от част-
ного к общему и от общего к частному. Но, констатируя данный
факт, психологи не определяли сколько-нибудь четко тот особый
уровень мышления, на котором это становится возможным. Более
того, они так или иначе пытались соотносить этот факт с мышле-
нием, оперирующим эмпирическими понятиями на основе внеш-
него общего свойства. Однако на таком уровне указанное встреч-
ное движение невозможно. Этот момент отчетливо выделил Ру-
бинштейн, раскрывая внутреннюю связь встречных переходов с
процессом теоретического выведения конкретного, с процес-
сом доказательства, со своеобразной дедукцией, которая сама по
себе не исключает движения от частного к общему (одновременно
при движении от общего к частному).
Для Рубинштейна мышление внутренне связано с обобщения-
ми — оно совершается в них и ведет к обобщениям более высоко-
го порядка. Поэтому правомерно заключение о том, что разные
уровни мышления определяются видами обобщения материала.
«Можно, — пишет Рубинштейн, — ...различать разные уровни
мысли в зависимости от того, насколько высок уровень ее обоб-
щений, насколько глубоко вместе с тем она переходит от явления
к сущности... Такими разными уровнями мышления являются на-
глядное мышление в его элементарных формах и мышление от-
влеченное, теоретическое»**.
Рубинштейн различал эмпирическое и теоретическое обоб-
щение как основу разных уровней мышления (наглядного и отвле-^
ченного, теоретического). Первый вид обобщения — это резуль-
тат сравнения и выделения сходного, внешне одинакового в ве-
щах. Рубинштейн прямо связывал представление об этом
эмпирическом обобщении с точкой зрения традиционной психо-
логической теории, «опиравшейся на формальную логику... Об-
щее с этой точки зрения представляется собственно лишь как по-
вторяющееся единичное. Такое обобщение, очевидно, не может
вывести за пределы чувственной единичности и, значит, не рас-
крывает подлинного существа того процесса, который приводит к
абстрактным понятиям»***.
Второй вид обобщения является продуктом особого анализа и
абстракции, связанных с преобразованием исходных чувствен-
* Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1982-1984. С. 179-180.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. 2-е изд. М., 1946. С. 362.
Там же. С. 356.

Учение С. Л. Рубинштейна 263
ных данных в целях обнаружения и выделения их сущности. Такое
преобразование может осуществляться в плане либо предметном,
либо внутреннем. Иными словами, выделение сущности как со-
держания теоретического обобщения и понятия возможно лишь
посредством особых предметных и умственных действий.
«При изучении познания, мышления, — пишет Рубинштейн,—
правильно ориентированное психологическое исследование не
может не учитывать роли, которую играют в процессе всякого по-
знания действия человека с познаваемым объектом, начиная с
практических действий — в жизни, в труде, в эксперименте и кон-
чая такими действиями, как проведение линий, построение новых
фигур при решении геометрических задач... Мышление разверты-
вается как процесс, совершающийся в специфических для него
формах взаимодействия совершаемых субъектом действий и объ-
екта, который, преобразуясь этими действиями, в свою очередь,
обусловливает дальнейшее движение мысли»*.
Это принципиально важное положение Рубинштейна создает
существенные предпосылки для преодоления узкосенсуалистиче-
ского и эмпирического истолкования обобщения, свойственного
традиционной психологии.
В своих работах Рубинштейн выделяет вопрос о соотношении
частного и общего как коренной вопрос теории обобщения, в ко-
торой частное должно рассматриваться в неразрывной связи с об-
щим**. Применительно к понятию это означает следующее: «...Для
общности подлинного понятия необходимо, чтобы оно брало общее
в единстве с особенным и единичным и вскрывало в нем суще-
ственное... Общее представление, образованное посредством вы-
деления общих черт, является лишь внешней совокупностью при-
знаков, настоящее же понятие берет их во взаимосвязях и пере-
ходах»***. Следовательно, содержанием теоретических понятий
являются связи, переходы общего и частного, выведение одного
из другого.
Таким образом, согласно Рубинштейну, необходимо различать
два уровня мышления, тесно связанных и с разными видами обоб-
щения. Первый уровень — это наглядное мышление, опирающе-
еся на эмпирическое обобщение, получаемое путем сравнения ве-
щей и выделения в них внешне сходных свойств. Второй уровень —
это теоретическое (или отвлеченное) мышление, опирающееся
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958. С. 57.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 146.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 358.

264 В. В. Давыдов
на абстрагирование и обобщение существенных свойств вещей
путем их анализа (в последующем на основе этих свойств можно
вывести различные частные их проявления).
Наглядное мышление не дает человеку подлинного понятия и
остается на уровне чувственных и частных представлений. Теоре-
тическое же мышление, содержанием которого служат связи и
переходы общего и частного, приводит человека к настоящему по-
нятию. Благодаря этому «решить задачу теоретически — значит
решить ее не только для данного частного случая, но и для всех
однородных случаев»*.
Теоретическое мышление — это вполне «суверенный» уро-
вень мышления, обеспечивающий человеку преобразование ис-
ходных чувственных данных посредством специфических операций
анализа и абстракции (в отличие от операции сравнения, прису-
щей наглядному мышлению).
Рубинштейн при выделении уровней мышления использовал
термины «наглядное» и «теоретическое мышление». На наш
взгляд, термин «наглядное мышление» применительно к рассма-
триваемым уровням в настоящее время употреблять нецелесоо-
бразно, поскольку, во-первых, основные особенности соответ-
ствующего уровня совпадают с чертами эмпирико-рассудочного
мышления, во-вторых, и теоретическое мышление, как показали
наши исследования, может осуществляться в наглядно-образной
форме**. Поэтому различение уровней (и типов) мышления лучше
производить не по особенностям их форм (наглядно-действенной,
наглядно-образной, словесно-логической), а по характеру связан-
ных с ними мыслительных операций (или действий). Так, во всех
своих формах эмпирическое мышление осуществляется путем
сравнения и фиксации в общем представлении сходных свойств
вещей; во всех формах теоретического мышления анализ выделя-
ет сущность вещей и фиксирует ее в понятии. Рассмотрим этот во-
прос подробнее.
В своих «Основах общей психологии (1946) Рубинштейн вы-
делил мышление наглядное и мышление отвлеченное, теоре-
тическое. Первое из них связано с образами-представлениями,
второе — с абстрактными понятиями, фиксированными в слове.
При этом Рубинштейн, с одной стороны, отмечал существенность
различия этих уровней мышления, с другой — относительность
такого различия, поскольку наглядное мышление и мышление
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 153.
** Давыдов В. В. Указ. соч. С. 96-132.

Учение С. Л. Рубинштейна 265
отвлеченно-теоретическое многообразными способами перехо-
дят друг в друга. Это — два аспекта единого мышления. Не толь-
ко понятие, но и образ выступает на всяком, даже самом выс-
шем, уровне мышления. В таком едином мышлении понятие и
образ-представление даны в неразрывном единстве — это един-
ство выступает как единство общего (понятия) и единичного (пред-
ставления). «Представление, наглядный образ,— пишет Рубин-
штейн,— выражают по преимуществу единичное, понятие — об-
щее. Они отражают разные, но необходимо взаимосвязанные
стороны действительности»*. Отражение этих «взаимосвязанных
сторон» в мышлении предполагает взаимосвязь понятия с пред-
ставлением: представления внутренне сочетаются с понятиями.
Вместе с тем в книге «Бытие и сознание» (1957) Рубинштейн
формулирует другое положение, согласно которому общие свой-
ства познаются уже ощущением и восприятием, «но только в
мышлении общее выступает как таковое — в своем отношении к
частному»**. В этом положении отношение (связь) общего и част-
ного правомерно усматривается как содержание собственно мыш-
ления и,следовательно, понятия.
Рассмотрение и сопоставление приведенных положений Ру-
бинштейна позволяет найти различие и соотношение разных уров-
ней мышления, определить своеобразие и особенности его теоре-
тического уровня. «...Основным признаком ума вообще, —
писал Рубинштейн, — является умение выделять сущест-
венное»***. Но существенное, согласно его взглядам (см. выше),
выделяется анализом и абстракцией, конституирующими именно
теоретическое мышление, — тогда оно и оказывается «основным
признаком ума вообще», т. е. основным признаком мышления,
специфического для человека.
В этом случае «наглядное мышление» может рассматриваться
как особая форма теоретического мышления наряду с другими его
формами. Единство всеобщего и единичного выступает в тео-
ретическом мышлении не как «единство» понятия и образа-пред-
ставления, а как переход от всеобщего к особенному и единич-
ному, осуществляющийся именно в форме понятия (только
понятие позволяет отразить это единство, связь, переход). Не об-
разы-представления, а понятия позволяют мысленно воспроиз-
вести конкретность действительности.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. С. 359.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. С. 104.
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. С. 40.

266 В. В. Давыдов
Изображать «наглядный образ» и «понятие» как моменты не-
которого мыслительного единства, отражающие связь общего и
единичного, можно лишь в том случае, если заведомо истолковы-
вать их в традиционном, сенсуалистически-эмпирическом смысле.
В диалектико-материалистической теории познания понятие ха-
рактеризуется не по признаку «отвлеченности» (следовательно,
не по отходу от «образности» и «наглядности»), а по наличию у
человека всеобщего способа воспроизведения и построения соот-
ветствующего предмета (поэтому понятие может быть «действен-
ным» и «чувственным»)*. В этом плане теоретическое мышление
нельзя сводить лишь к «отвлеченному», словесному мышлению и
противопоставлять «наглядному», «наглядно-действенному».
Таким образом, в психологии, как и в современной теории по-
знания, необходимо подразделять мышление на эмпирическое и
теоретическое, не связывая внутренне каждое из них с какой-
либо частной формой осуществления (лишь в этом случае можно
правильно понять взаимосвязь, своеобразие и специфические
возможности этих форм в том или ином типе мышления).
Мы остановились на этом вопросе по той причине, что смеше-
ние оснований вычленения разных типов мышления наблюдается
в психологии и поныне. Многим кажется вполне естественным
противопоставлять, а затем искать единство «наглядного образа»
и «абстрактного понятия», «наглядности» и «отвлеченности», «наг-
лядно-действенного» и «теоретического» мышления. Это проти-
вопоставление является мнимым. Подлинное основание расчле-
нения разных типов и форм мышления лежит в иной плоскости.
Определению этой плоскости во многом способствует подход Ру-
бинштейна к этой проблеме.
Кратко изложим материалы, полученные Рубинштейном и его
сотрудниками при изучении решения задач. Так, в опытах К. А. Слав-
ской были прослежены условия переноса решения одной геоме-
трической задачи (вспомогательной) на решение другой (основ-
ной), однородной с первой в определенном отношении. Одной
группе испытуемых вспомогательная задача давалась на ранних
этапах анализа основной, а второй — на поздних. Оказалось, что
первая группа вначале решала как вполне самостоятельную и не
связанную с основной вспомогательную задачу и лишь после этого
Примечательно, что Рубинштейн прямо отмечает возможность существо-
вания понятия в действии — основу, «корень и прототип» собственно поня-
тия как осознанного обобщения (Рубинштейн С. Л. Основы общей психоло-
гии. С. 356).

Учение С. Л. Рубинштейна 267
возвращалась к основной. Обобщение решения происходило здесь
постепенно в ходе развернутого сопоставления особенностей
обеих задач. Вторая группа испытуемых решала вспомогательную
задачу сразу, «с места» выделяя в ней то существенное звено, ко-
торое объединяло ее с основной задачей; здесь не было нужды в
специальном и развернутом сопоставлении особенностей обеих
задач.
Рассматривая и интерпретируя эти факты. Рубинштейн отме-
чает, что за внешним актом переноса лежит обобщение решения.
Если существенные условия решения недостаточно «чисто» от-
членяются от привходящих обстоятельств, в которых первона-
чально предъявляется задача, то и обобщенность решения либо
отсутствует совсем, либо весьма мала. В этой ситуации обобще-
ние в конечном счете достигается «в виде развернутого, длитель-
ного процесса»* путем соотнесения и сравнения разных случаев
решения, при котором совершается «процесс выделения общего в
смысле схожего»**. Если же анализ и абстракция были произведе-
ны достаточно глубоко и позволили в «чистом виде» вычленить
существенные для решения задачи связи, то эта задача оказывает-
ся решенной не только практически для данного частного случая,
но и теоретически для всех принципиально однородных случаев.
«Решение, полученное на единичном случае, получает обобщен-
ное значение... Обобщенное мышление достаточно высокого
уровня — это теоретическое мышление»***.
Таким образом, обобщение решения задач может происходить
двумя путями: эмпирическим и теоретическим. Первый из них ре-
ализуется через развернутое сравнение решения двух (и более)
задач. Второй — через анализ лишь одной задачи. «Обобщение
первого рода, — указывает Рубинштейн, — достигается посред-
ством соотнесения и сравнения двух случаев, двух задач; обобще-
ние более высокого порядка — посредством анализа, выделения
существенных связей внутри единого целого, анализа существен-
ных зависимостей внутри одной задачи»****.
Особенности двух видов обобщения, выделенных Рубинштей-
ном, совпадают с описанием двух видов обобщения, имеющимся в
работах других психологов. Так, В. А. Крутецкий обнаружил, что
большинство школьников обобщают решения математических за-
Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования, С. 115.
Там же. С. 113.
Там же. С. 115.
Там же. С. 43.

268 В. В. Давыдов
дач только путем постепенного и длительного сравнения. Лишь
немногие дети находили обобщенное решение при разборе одной
задачи и затем сразу, с места применяли его ко всем задачам не-
которого класса*. Поэтому можно сделать вывод о том, что в этих
работах, как и в исследованиях сотрудников Рубинштейна, экспе-
риментально констатировано различие эмпирического и тео-
ретического обобщения в мыслительной деятельности школьни-
ков, различие путей и средств их реализации, а также их познава-
тельной эффективности. Особенности каждого вида обобщения
находят свое правильное объяснение в раскрытии их функции вну-
три двух разных типов мышления — эмпирического и теоретиче-
ского.
Мы, конечно, не исчерпали всего многообразия идей Рубин-
штейна, касающихся различения эмпирического и теоретического
мышления человека. Но нам важно было показать, что в его уче-
нии о мышлении отчетливо проведены следующие положения:
1 ) характерная особенность «ума» современного человека со-
стоит в определении сущности вещей при последующем объясне-
нии различных явлений на основе понятия об этой сущности (вос-
хождение от абстрактного к конкретному как способ теоретиче-
ского мышления);
2) различие эмпирического и теоретического мышления опре-
деляется различием путей и средств реализации обобщения;
3) своеобразие теоретического обобщения состоит в том, что
оно осуществляется посредством анализа и абстракции суще-
ственных свойств вещей (это служит основой такого обобщенного
решения, которое, будучи выработанным на единичной задаче, за-
тем «с места» переносится на все задачи некоторого класса);
4) мыслительные операции (анализ, обобщение и т. д.) должны
быть раскрыты как формы и способы деятельности субъекта с
объектом.
Эти положения создают предпосылки для преодоления тех
следствий эмпирической теории мышления, которые, на наш
взгляд, в наибольшей степени препятствуют разработке совре-
менной психологии мышления во всех его типах и формах.
Рубинштейн справедливо связывал сенсуалистический эмпи-
ризм и абсолютизацию эмпирического мышления с традициями
той психологии, которая опиралась на традиционную логику. Во
всесторонней опоре на принципы диалектической логики при по-
См.: Крутецкий В. А. Психология математических способностей школьни-
ков. М., 1968.

Учение С. Л. Рубинштейна 269
строении психологической теории мышления он видел единствен-
ный путь освобождения психологии от сенсуалистического эмпи-
ризма. «...Связь психологии с логикой и теорией познания, с фи-
лософией, — писал Рубинштейн, — отчетливо проявляется в
истории психологических учений о мышлении. Так, ассоциативная
психология исходила из позиций английского эмпиризма... Наша,
советская, психология мышления исходит из диалектической ло-
гики, из материалистической диалектики»*.
По нашему мнению, и в настоящее время психологам нужно
вновь задуматься над этими словами, сказанными давно, но не те-
ряющими глубины и подлинного смысла.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. 2-е изд. М., 1946. С. 343.

А. Л. Журавлев
Психология коллективного субъекта
Введение
(довременные представления о психологии коллектив-
ного субъекта постепенно складывались на основе пре-
жде всего философско-психологических идей С. Л. Ру-
бинштейна, среди которых целесообразно выделить
следующие теоретические положения. Во-первых, это
понимание С. Л. Рубинштейном социальной сущности
человека и выполняемой им деятельности, сформули-
рованное в одной из его ранних работ, посвященной
анализу философской системы Г. Когена*. Делая акцент
на этическом аспекте, он писал: «...этическое деяние
человека предполагает другого человека... Потому что
этическое деяние существует только в отношении к че-
ловеку как личности... Деяние есть лишь в отношении
человека к человеку, и в отношении человека к челове-
ку есть только деяние... Я не существую без другого; я и
другой сопринадлежат...»** Таким образом, социальная
сущность человека, в понимании С. Л. Рубинштейна,
заключена в его постоянной обращенности к другому
человеку, другим людям, через взаимодействие с кото-
рым человек существует и самоосуществляется.
Во-вторых, это теоретическое положение о дея-
тельностной природе психики, сознания челове-
Рубинштейн С. Л. О философской системе Г. Когена // Ис-
торико-философский ежегодник-92. М., 1994.
** Там же. С. 252.

Психология коллективного субъекта 271
ка, сформулированное через единство сознания и деятельности:
«Итак, субъект в своих деяниях, в актах своей творческой само-
деятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них
созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно
определять то, что он есть: направлением его деятельности можно
определять и формировать его самого»*. Несколько позднее, пере-
давая фактически тот же смысл, С. Л. Рубинштейн использовал
другие термины, ставшие более широко известными и сжато пере-
дающие, по мнению А. В. Брушлинского, содержание теоретиче-
ских взглядов С. Л. Рубинштейна: «Главная идея этой теории со-
стоит в том, что человек и его психика формируются, развиваются и
проявляются в деятельности»**.
В-третьих, характеризуя деятельность субъекта, С. Л. Рубин-
штейн выделяет некоторые ее особенности, главной из которых он
называет осуществление совместной деятельности субъек-
тов***. Пожалуй, данное положение является наиболее принципи-
альным для современного понимания психологической природы
коллективного субъекта, суть которой состоит в способности
группы к совершению совместных действий, совместной деятель-
ности и других многообразных форм совместной активности.
Концентрированное представление здесь теоретических осно-
ваний современной разработки проблемы коллективного субъек-
та ниже будет дополнено и конкретизировано обращением по мере
необходимости к отдельным теоретическим положениям С. Л. Ру-
бинштейна.
Обоснование необходимости и целесообразности
использования понятия «коллективный субъект»
Актуальность исследования коллективного субъекта определя-
ется прежде всего теоретическими основаниями, потребностями
дальнейшего развития психологической теории групп и коллек-
тивов в современной психологии. Важнейшей среди таких по-
требностей является необходимость более дифференцированного
представления (или обозначения) многочисленных групповых яв-
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Вопросы пси-
хологии. 1986. №4. С. 106.
Брушлинский А. В. Избранные психологические труды. М., 2006; он же.
Проблема субъекта деятельности в психологической науке // Психологический
журнал. 1992. Т. 13. № 6. С. 465.
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности. С. 106.

272 А. Л. Журавлев
лений, изучаемых прежде всего социальной психологией. В на-
стоящее время, к сожалению, термином «групповые» (пока не
будем его дифференцировать от термина «коллективные») обо-
значаются чрезвычайно разнообразные явления, имеющие место
в группе. К ним одновременно относятся, например: потенциаль-
ные и реальные, установочные и поведенческие, внутренне суще-
ствующие и внешне проявляющиеся и многие другие характери-
стики группы.
Такое положение, конечно, характерно для соответствующего
уровня теоретического осмысления результатов исследования
групповых явлений, т. е. уровня, который уже не может сегодня
считаться удовлетворительным. Многочисленные исследования
групповых феноменов, активно выполнявшиеся и в зарубежной, и
в отечественной социальной психологии начиная с 20-х гг. XX сто-
летия, многократно доказывали высочайшую степень разнородно-
сти, многообразности, множественности этих феноменов. Поэто-
му прежде всего существует теоретическая потребность сделать
продуктивный шаг в направлении дифференциации и специфи-
кации групповых психологических явлений. То есть существует
более общая теоретическая проблема глубокого дифференциро-
ванного анализа психологии группы, которая не вбирается и не
отождествляется с проблемой коллективного субъекта, несмотря
на чрезвычайную важность последней. Таким образом, для про-
движения в решении данной проблемы есть необходимость и воз-
можность использовать понятие «коллективный (или групповой)
субъект» для обозначения определенной совокупности групповых
характеристик, которые ниже будут специально рассмотрены. Хо-
тя отдельные авторы по-прежнему подвергают некоторому сомне-
нию само существование коллективного (группового) субъекта
как социально-психологического феномена*.
Здесь необходимо подчеркнуть, что в контексте широко по-
ставленной проблемы дифференцированного рассмотрения пси-
хологии группы не только допускается, но и предполагается введе-
ние новых понятий для квалификации каких-либо совокупностей
групповых феноменов (процессов, состояний, свойств). Поэтому
ожидается, что в перспективе наряду с понятиями «группа», «кол-
лектив», «коллективный (групповой) субъект» в социальной пси-
хологии появятся новые понятия, обозначающие то или иное ка-
Митькин А. А. Групповой субъект: реальность или метафора? // Совре-
менная психология: состояние и перспективы исследований. Часть 2 / Отв. ред.
А. Л. Журавлев, М., 2002.

Психология коллективного субъекта 273
чество (в смысле качественно отличного состояния) группы, или
более четко оформится содержание некоторых уже известных по-
нятий и терминов, имеющих отношение к группе и используемых в
современной психологии, таких как: «совокупность», «общность»,
«сообщество», «коллективное бессознательное», «корпорация»,
«клан», «клика», «группировка» и т. д.*
В самые последние годы именно субъектная парадигма стала
широко востребованной при разработке теоретических моделей
личности**, социально-психологического пространства***, в изуче-
нии психологии больших социальных групп**** и формировании
других современных научных направлений в социальной пси-
хологии. Субъектный подход, основателем которого является
С. Л. Рубинштейн*****, имеет также явные перспективы, по мне-
нию Н. И. Леонова и M. M. Главатских, в психологическом ис-
следовании социальных миров******. О книге С. Л. Рубинштейна
«Бытие и сознание» эти авторы пишут следующее: «Самое суще-
ственное в работе С. Л. Рубинштейна состояло в том, что мир и
человека автор рассматривал в соотношении друге другом, впер-
вые высказав мысль о взаимопроникновении человека в мир и ми-
ра в человека. Справедливости ради отметим, что современные
Совместная деятельность в условиях организационно-экономических из-
менений / Отв. ред. А. Л. Журавлев. М., 1997; Социальная психология эконо-
мического поведения / Отв. ред. А. Л. Журавлев, Е. В. Шорохова. М., 1999;
Социально-психологическая динамика в условиях экономических изменений /
Отв. ред. А. Л.Журавлев, Е. В. Шорохова. М., 1998; ШороховаЕ. В. Теоретиче-
ские проблемы исследования больших социальных групп // Социальная психо-
логия: Учебное пособие для вузов/ Под ред. А. Л. Журавлева. М., 2002. С. 252—
264.
Петровский В. А. Личность в психологии: парадигма субъективности.
Ростов-на-Дону, 1996.
Журавлев А. Л., Купрейченко А. Б. Некоторые виды социально-психо-
логических пространств самоопределяющегося субъекта // Психология образова-
ния: культурно-исторические и социально-правовые аспекты: Материалы III На-
циональной научно-практической конференции. Т. I. M., 2006. С. 180—181.
Емельянова Т. П. Конструирование социальных представлений вуслови-
ях трансформации российского общества. М., 2006; Сайко Э. В. Субъект: сози-
датель и носитель социального. М.; Воронеж, 2006; Сосулина Т. В. Интеллиген-
ция как субъект социально-экономических отношений и рынка труда. Саратов,
1999.
Рубинштейн С. Л. О философской системе Г. Когена.
Леонов Н. И., ГлаватскихМ. М. Психология социального мира. Ижевск,
2006.

274 А. Л. Журавлев
представления дают возможность существенно расширить онто-
логическую картину категории «мир»*. В этой работе фактически
с позиций субъектного подхода поставлена задача формирования
«психологии социального мира» как относительно нового со-
циально-психологического направления исследований.
Одним из бесспорных теоретических достоинств понятия «субъ-
ект» является его интегральный характер и возможность ис-
пользования в психологии для обозначения характеристик как
индивида («индивидуальный субъект»), так и группы («группо-
вой, коллективный субъект»). То есть понятие «субъект» позво-
ляет выявлять общее в психологических свойствах личности,
малой и большой группы и общества в целом. Можно согласить-
ся с мнением А. В. Брушлинского, что фактически субъектом мо-
жет быть общность любого масштаба, включая все человече-
ство**. Следовательно, понятие и феномен «коллективный субъ-
ект» исходно характеризуются качествами интегративности и
универсальности.
Наряду с теоретической существует важнейшая практическая
актуальность выделения феномена и понятия «коллективный
субъект» с целью его специального анализа. Именно в настоящее
время хорошо осознается тот факт, что любое современное обще-
ство (будь оно западным, восточным или, в частности, россий-
ским) живет в условиях различных видов угрозы для его нормаль-
ного функционирования и тем более развития. Более конкретно
под угрозами имеются в виду природные катаклизмы и техноген-
ные катастрофы, различных масштабов войны и террористиче-
ские акции, разной интенсивности экономические, политические,
идеологические, информационные и другие виды воздействия на
людей и многое другое. Однако осознается не только угроза как
некая реальность, но и единственная возможность противосто-
ять этой угрозе общностью людей как коллективным субъектом.
Хотя в каждом конкретном случае под общностью может пони-
маться группа разных размеров и разных масштабов (или уров-
ней), но всякий раз эффективно противостоять и соответственно
выжить можно лишь активной, целостной, совместно и согласо-
ванно действующей совокупностью людей. И в этом смысле, по
нашему мнению, адекватнее использовать понятие «коллектив-
ный субъект», обозначающее ту или иную общность с соответ-
Леонов Н. И., Главатских M. M. Психология социального мира. СП.
Брушлинский А. В. Субъект: мышление,учение, воображение. М. Воронеж,
1996. С. 14.

Психология коллективного субъекта 275
ствующими характеристиками (качествами, возможностями, спо-
собностями и т. п.).
В этой связи уместно отметить, что в настоящее время в соци-
альной психологии интенсивно формируется довольно широкий
круг новых научных направлений исследования групповых явле-
ний, причем в самых разных сферах общественной жизни. Их осо-
бенностью, по нашему мнению, является изначальная практиче-
ская ориентированность, а результаты их исследований соот-
ветственно используются в практической работе с различными
естественными и искусственно создаваемыми группами. К таким
направлениям относятся исследования групповой психотерапевти-
ческой практики, групповых форм обучения и профессиональной
подготовки (с использованием различных видов тренинга, деловых
игр и т. п.), комплектования трудовых управленческих команд и
многое другое. В теоретическом плане общим для этих исследова-
ний является использование понятия «групповой (коллективный)
субъект» или «группа как субъект», и это закономерная общая
тенденция, которая лишь более четко и более интенсивно прояви-
лась именно в практически ориентированных исследованиях*.
Следовательно, в настоящее время существуют как теоретиче-
ские, так и практические основания доя конкретных исследований
* Гайдар К. М. Динамика субъектного развития студенческой группы в период
обучения. Дис. ... канд. психол. наук. Курск, 1994; Гиркало В. П. Трудовой кол-
лектив как субъект общественно-политической деятельности. Автореф. дис. ...
канд. филос. наук. М., 1992; Гражевская Н. И. Развитие трудового коллектива
как субъекта социалистических производственных отношений в условиях демо-
кратизации хозяйственной системы. Автореф. дис. ... канд. экон. наук. Киев,
1989; Дежникова Н. С. Педагогический коллектив средней образовательной
школы как субъект воспитания. Автореф. дис. ... докт. пед. наук. М., 1989; Ки-
рьянов В. И. Трудовой коллектив как субъект самоуправления: Опыт социологи-
ческого анализа. Дис. ... докт. социол. наук. СПб., 1992; Коргова М. А. Управ-
ленческая команда как субъект управленческой деятельности. Авторефер. дис....
канд. социол. наук. М., 1999; она же. Формирование команд — субъектов
управленческой деятельности. М.—Пятигорск, 2000; Куценко О. Д. Производ-
ственный коллектив как субъект формирования политической культуры лично-
сти. Автореф. дис. ...канд. филос. наук. Харьков, 1990; Левин В. М. Становление
клубной аудитории как коллективного субъекта социально-культурной деятель-
ности. Автореф. дис. ... канд. пед. наук. СПб., 1992; Личность и коллектив как
субъекты воспитания: Методич. разработки / Сост. В. Н. Авраменко и др. Влади-
мир, 1983; Новожилов А. М. Социальные группы как объекты и субъекты по-
литики: Учебн. пособие. М., 2002; Осипова Н. Ф. Первичный студенческий кол-
лектив как субъект формирования личности специалиста. Автореф. дис. ... докт.

276 А. Л. Журавлев
психологии коллективного субъекта. По нашему мнению, станов-
ление субъектной парадигмы в социальной психологии является
одним из наиболее интенсивных направлений развития этого под-
хода в целом в психологической науке.
Понимание коллективного субъекта в современной
психологии
Необходимо отметить, что проблема субъекта в отечественной
психологической науке нового исторического периода ее развития
начиная с 60-х гг. XX в. была актуализирована К. А. Абульхановой
в самом начале 70-х гг.* Примерно с этого времени в различных
разделах социальной психологии, психологии труда и управления,
а несколько позднее — в организационной и экономической пси-
хологии, понятие «коллективный субъект» стало использоваться
в самых разных значениях (или смыслах). Наиболее распростра-
ненные из них предлагается рассмотреть специально.
Во-первых, «коллективный субъект» и «коллектив как субъ-
ект» используются в одном и том же смысле и тем самым первое
становится лишь гносеологическим смыслом коллектива. Поэ-
тому, когда имеется в виду онтологическое значение, то использу-
ются понятия «коллектив», «группа», а когда гносеологическое
значение, то — «коллективный (групповой) субъект», или «кол-
лектив (группа) как субъект». Эти понятия рассматриваются как
альтернатива «коллективу (группе) как объекту». В наиболее яр-
кой форме такое понимание коллективного субъекта встречается
в социальной психологии управления, хотя и не только в ней, опе-
рирующей понятиями «коллектив как субъект и объект управле-
ния (воздействия)», т. е. в контексте гносеологического противо-
поставления субъекта и объекта**.
Однако в той же психологии и социологии управления «кол-
лектив как субъект управления (воздействия)» рассматривается и
филос. наук. Харьков, 1992; Позняков В. П. Психологические отношения и дело-
вая активность субъектов экономической деятельности в условиях разных форм
собственности // Психологический журнал. Т. 21. 2000. № 6. С. 38-50; Сосули-
на Т. В, Интеллигенция как субъект социально-экономических отношений и рын-
ка труда. Саратов, 1999; Тлемешок В. Р. Управленческая команда как субъект
строительства будущего. Майкоп, 2001.
#* Абульханова К. А. О субъекте психической деятельности. М., 1973.
Гайдар К. М. Субъектный подход к психологии малых групп: история и со-
временное состояние. Воронеж, 2006; Новожилов A.M. Социальные группы как

Психология коллективного субъекта 277
в ином, онтологическом смысле этого понятия, т. е. как его спо-
собность к реальному управлению и самоуправлению*. Но это от-
носится уже к принципиально другому пониманию и подробнее
будет рассмотрено несколько ниже.
Во-вторых, «коллективный субъект» понимается как альтер-
натива (в смысле противопоставления) «индивидуальному субъ-
екту» или «субъекту» вообще, который как бы априорно понима-
ется как «индивидуальный субъект»**. Такое рассмотрение кол-
лективного субъекта характерно для социально-психологических
исследований совместной деятельности, особенно совместной
трудовой деятельности, а также для исследований в области пси-
хологии труда, анализирующих совместный труд. Фактически ак-
цент делается на том, что «коллективный субъект» — это не один
и не отдельный человек, а связанный с другими людьми в некото-
рой их общности. Это взаимосвязанная и взаимозависимая группа
людей, выполняющих совместную деятельность.
«Индивидуальный субъект» и «индивидуальная деятельность»
при этом являются лишь некоторыми условностями, которые допу-
объекты и субъекты политики: Учеб. пособие. М., 2002; Трудовой коллектив
как объект и субъект управления / Отв. ред. A.C. Пашков. Л., 1980; Трудовой
коллектив — объект и субъект социального планирования и управления: Те-
зисы докл. Всесоюзн. практич. конф. / Отв. ред. С. Ф. Фролов. М., 1983.
* Журавлев А. Л. Психология совместной деятельности. М., 2005; Иванов В. Н.
Трудовой коллектив — субъект социального управления. М., 1980; Кирьянов В. И.
Трудовой коллектив как субъект самоуправления: Опыт социологического ана-
лиза. Автореф. дне. ... докт. социол. наук. СПб., 1992; Коргова М. А. Управлен-
ческая команда как субъект управленческой деятельности. Автореф. дис. ...
канд. социол. наук.; она же. Формирование команд — субъектов управленче-
ской деятельности, 2000; Тлемешок В. R Управленческая команда как субъект
строительства будущего.; Чернышев А. С, Крикунов А. С. Социально-
психологические основы организованности коллектива. Воронеж, 1991.
Абульханова К. А. О субъекте психической деятельности; Журавлев А. Л.
Психология совместной деятельности. М., 2005; Индивидуальный и групповой
субъекты в изменяющемся обществе: Тезисы докл. к Междунар. научно-практ.
конф. /Отв. ред. М. И. Воловикова. М., 1999; Личность и коллектив как субъек-
ты воспитания: Методич. разработки / Сост. В. Н. Авраменко и др. Владимир,
1983; Осипова Н. Ф. Первичный студенческий коллектив как субъект формиро-
вания личности специалиста. Автореф. дис. ... докт. филос. наук. Харьков, 1992;
Проблема субъекта в психологической науке / Отв. ред. А. В. Брушлинский,
М. И. Воловикова, В. Н. Дружинин. М., 2000; Психология индивидуального и
группового субъекта / Под ред. А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой. М.,
2002.

278 А. Л. Журавлев
скаются в исследовании или в практическом анализе. В настоящее
время очень важно осмыслить данное теоретическое положение,
которое имеет уже давнюю историю, ибо фактически было впервые
сформулировано С. Л. Рубинштейном, основателем субъектно-
деятельностного подхода в психологии, в начале 20-х гг. В своей
статье «Принцип творческой самодеятельности», раскрывая глав-
ные особенности деятельности, С. Л. Рубинштейн называет первой
из них следующее: «Это всегда деятельность субъекта (т. е.
человека, а не животного и не машины), точнее, субъектов,
осуществляющих совместную деятельность» (курсив мой. —
А Ж.)*- Эта первая из главных особенностей деятельности, отме-
ченных С. Л. Рубинштейном, излагается нами по работе А. В. Бруш-
линского специально, чтобы совершенно избежать собственной
субъективной интерпретации этого важного положения, полагаясь
на точное воспроизведение его смысла одним из учеников С. Л. Ру-
бинштейна и разработчиков рассматриваемого концептуального
подхода.
Это же самое теоретическое положение наиболее четко и еще
более развернуто сформулировал Б. Ф. Ломов: «Строго говоря,
любая индивидуальная деятельность является составной частью
деятельности совместной. Поэтому в принципе исходный пункт
анализа индивидуальной деятельности состоит в том, чтобы опре-
делить ее место в деятельности совместной, а соответственно и
функцию данного индивида в группе... Конечно, с целью научного
исследования можно индивидуальную деятельность «вырезать»
из общего контекста и рассматривать ее изолированно. Но при
этом неизбежно картина становится неполной.
Вообще, вряд ли возможно (и особенно в условиях современ-
ного общества) найти такую деятельность, в которой бы индивид,
подобно Робинзону, все от начала идо конца делал сам»**. Возвра-
щаясь к изложенной точке зрения Б. Ф. Ломова, еще раз целесо-
образно подчеркнуть следующее: рассматривая изолированно ин-
дивидуальную деятельность субъекта, что, безусловно, является
допустимым в научном исследовании (о допустимости этого в
практическом анализе говорить значительно сложнее или совсем
невозможно), нельзя забывать предупреждение Б. Ф. Ломова о
явной неполноте такого рассмотрения деятельности.
Проблема субъекта в психологической науке / Отв. ред. А. В. Брушлинский,
М. И. Воловикова, В, Н.Дружинин. М., 2000. С. 9.
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.,
1984. С. 232.

Психология коллективного субъекта 279
По нашему мнению, если теоретические взгляды С. Л. Рубин-
штейна и Б. Ф. Ломова на соотношение совместной и индивиду-
альной деятельности и особенно на роль первой в проявлениях
последней интерпретировать в более широком контексте, то мож-
но при этом выйти на анализ соотношения значительно более ем-
ких психологических феноменов «Мы» и «Я», которые ранее бы-
ли предметом специального рассмотрения в работе С. Л. Франка*.
Интересно то, что С. Л. Франк обосновал именно феномен «Мы»,
а не «Я» в качестве важнейшей основы духовного и социального
бытия человека, а феномен «Я» предложил фактически выводить
из «Мы». Объясняя свое положение феномена «Мы» и его роль
в формировании «Я», он считал, что «Мы» есть не «...позднее
образовавшийся синтез, объединение нескольких «Я» или «Я» и
«Ты», а как их первичное неразложимое единство (здесь и
ниже курсив мой. — А. Ж.)> из лона которого изначально про-
израстает «Я» и благодаря которому оно только и возмож-
но»**. Теоретические позиции С. Л. Рубинштейна, Б. Ф. Ломова
и С. Л. Франка, хотя и по отношению к разным, но все-таки свя-
занным феноменам, фактически являются сходными и даже близ-
кими, что, по нашему мнению, вполне закономерно, так как эти
выдающиеся ученые достаточно точно отражали суть рассматри-
ваемых явлений, ставших позднее объектом пристального внима-
ния в психологической науке.
Если вернуться к анализу роли совместной деятельности в ин-
дивидуальной, то особая роль именно совместной деятельности
была понята С. Л. Рубинштейном еще в период зарождения пер-
вых попыток теоретического анализа деятельности в психологии,
относящегося к началу 20-х гг. XX столетия. Однако последую-
щая история становления и развития как деятельностного, так и
субъектно-деятельностного подходов складывалась так, что доми-
нирующим (наиболее распространенным) оставался анализ инди-
видуальной деятельности, тем более если говорить о конкретных
экспериментальных и эмпирических исследованиях субъекта дея-
тельности, в которых он чаще всего рассматривался как отдельно
взятый индивидуальный деятель. Конечно, чрезвычайно трудно
объяснить, почему история психологических исследований дея-
тельности складывалась именно таким образом, что главная ее
Чернышев А. С, Крикунов А. С. Социально-психологические основы орга-
низованности коллектива. Воронеж, 1991.
Франк С. Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию рели-
гии //Соч. М., 1990. С. 184.

280 А. Л.Журавлев
особенность, которую выделил С. Л. Рубинштейн как совместную
деятельность субъектов, не только долгие годы подробно не ис-
следовалась, но нередко даже не учитывалась и не предполагалась
как таковая на стадии организации исследований субъекта дея-
тельности. По-моему, сложившаяся ситуация радикально, корен-
ным образом еще не изменилась и до сих пор (особенно когда речь
идет о конкретных исследованиях субъекта деятельности во мно-
гих отраслях психологии, например, педагогической, возрастной,
психологии труда и др.), хотя понимание значимости анализа сов-
местной деятельности в процессе исследования психологии субъ-
екта принципиально изменилось*.
Хочется выразить уверенность в том, что со временем будет
выполнен специальный историко-психологический анализ ста-
новления и развития исследований деятельности в отечественной
психологии, а такая потребность остро чувствуется в настоящее
время, и будет, естественно, дано объяснение тому, что сегодня
остается непонятным.
При таком изложенном выше понимании коллективный субъ-
ект имеет и гносеологический, и онтологический смысл. Это прин-
ципиально отличает данный подход от первого, который оперирует
лишь гносеологическим значением коллективного субъекта.
Однако в рамках такого понимания коллективного субъекта
альтернативой ему может рассматриваться не только индивидуаль-
ный субъект, но и несвязанная совокупность индивидов, что
принципиально важно для выделения критериев и конкретных ха-
рактеристик коллективного субъекта. Это хорошо понимал еще
В. М. Бехтерев, который, анализируя характерные особенности
коллектива, писал: «Собирательной личностью, обществом или
коллективом не может быть названо случайное скопление множе-
ства лиц в данный период времени в определенном месте. Такое
Брушлинский А. В. Проблема субъекта деятельности в психологической
науке // Психологический журнал. 1992. Т. 13. № 6. С. 3—12; он же. Субъект:
мышление, учение, воображение. М. Воронеж, 1996; Донцов А. И. К проблеме
целостности субъекта коллективной деятельности // Вопросы психологии. 1979.
№ 3. С. 25—34.; Журавлев А. Л. Психология коллективного субъекта // Психо-
логия индивидуального и группового субъекта / Под ред. А. В. Брушлинского,
М. И. Воловиковой. М., 2002; Журавлев А. Л. Психология совместной деятель-
ности. М., 2005; Чернышев А. С. Социально-психологические свойства коллек-
тива как субъекта деятельности // Вопросы психологии коллектива школьников
и студентов. Курск, 1981. С. 3—16; Чернышев А. С, Сурьянинова Т. И. Генезис
группового субъекта деятельности // Психологический журнал. 1990. Т. 11. № 2.
С. 7-15.

Психология коллективного субъекта 281
скопление народа есть сборище без всякого объединяющего на-
чала, ...то понятно, что о каком-либо коллективе в этом случае не
может быть и речи»*. Поэтому можно утверждать, что взаимосвя-
занность, взаимозависимость, объединенность составляющих со-
вокупность индивидов является важнейшей особенностью кол-
лективного субъекта. Именно взаимосвязанность как признак,
характеристика феномена совместности делает из разрозненной,
ничем не объединенной совокупности (группы) людей единое, це-
лостное образование, наделенное своими психологическими свой-
ствами, состояниями, с характерными для него групповыми психо-
логическими процессами, что и обозначается как коллективный
субъект.
В-третьих, содержание «коллективного субъекта» есть опре-
деленное качество коллектива (группы), качество быть субъек-
том, которое в разной степени характеризует различные коллек-
тивы. В последние годы это качество стало обозначаться « субъект-
ностью», хотя и не получило пока широкого распространения.
Следовательно, разные коллективы являются коллективными
субъектами в разной степени. В полной же мере быть коллектив-
ным субъектом означает быть активным, действующим, интегри-
рованным, т. е. выступающим единым целым, ответственным и
т. д. Характеризовать коллективный субъект может та или иная
совокупность качеств, причем качества могут быть чрезвычайно
многообразными, а сами совокупности — различного объема.
Именно последним отличаются разные точки зрения, но принци-
пиальное понимание при этом не изменяется.
Такой смысл «коллективного субъекта» чаще встречается при из-
учении детских, школьных, молодежных коллективов**, которые инте-
грируются прежде всего межличностными отношениями, общением и
Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. М., 1994.
С. 82.
Гайдар К. М. Динамика субъектного развития студенческой группы в период
обучения. Автореф. дис. ... канд. психол. наук. Курск, 1994; Гайдар К. М. Субъ-
ектный подход к психологии малых групп: история и современное состояние. Во-
ронеж, 2006; Личность и коллектив как субъекты воспитания: Методич. разра-
ботки / Сост. В. Н. Авраменко и др. Владимир, 1983; Осипова Н. Ф. Первичный
студенческий коллектив как субъект формирования личности специалиста. Авто-
реф. дис. ... докт. филос. наук. Харьков, 1992; Чернышев А. С. Социально-
психологические свойства коллектива как субъекта деятельности; Чернышев А. С,
Крикунов А. С. Социально-психологические основы организованности коллек-
тива; Чернышев А. С, Сурьянинова Т. И. Генезис группового субъекта деятель-
ности //Психологическийжурнал. 1990.Т. 11. № 2. С. 7—15.

282 А. Л. Журавлев
в меньшей степени — совместной деятельностью. Данное понимание
«коллективного субъекта» слабо отрефлексировано социальными
психологами, поэтому сложно ответить, например, на вопрос о том,
может ли коллектив (группа) не быть субъектом или всякий коллек-
тив есть субъект, но с разной степенью выраженности качества субъ-
ектности? Здесь возникает целый ряд принципиальных теоретических
вопросов, на которые только начинают формулироваться ответы*.
В-четвертых, наиболее широкое толкование «коллективного
субъекта» в социальной психологии может быть представлено сле-
дующим образом. Коллективный субъект есть всякая совместно
действующая или велущая себя группа людей. Всякая совокупность
людей, проявляющая себя через любые формы поведения, отноше-
ния, деятельности, общения, взаимодействия и т. п., есть коллек-
тивный субъект. Поэтому группы могут быть реальными или потен-
циальными субъектами. При этом «групповой» и «коллективный»
субъекты чаще всего не дифференцируются. «Коллективность» же
на современном языке социальной психологии все чаще понимает-
ся как «совместность», не более того, что чрезвычайно принципи-
ально. Коллективность (совместность) нельзя смешивать с кол-
лективистическими отношениями и с коллективизмом как психоло-
гическим качеством коллектива или личности в коллективе. Такое
понимание коллектива и коллективности было характерно для оте-
чественной социальной психологии начала XX в. и определено пре-
жде всего в работах В. М. Бехтерева, который писал, что «Коллек-
тив есть коллектив и в том случае, когда мы имеем толпу, и в том
случае, когда мы имеем организованное общество людей того или
иного рода, как, например, научное, торговое или какое-либо иное
общество, кооператив, народ, государство и т. п.»** Однако необхо-
Брушлинский А. В. Проблема субъекта деятельности в психологической
науке//Психологический журнал. 1992. Т. 13. № 6. С. 3—12; Донцов А. И.
К проблеме целостности субъекта коллективной деятельности // Вопросы
психологии. 1979. № 3. С. 25—34; Журавлев А. Л. Психология коллективно-
го субъекта // Психология индивидуального и группового субъекта / Под ред.
А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой. М., 2002; Проблема субъекта в психо-
логической науке / Отв. ред. А. В. Брушлинский, М. И. Воловикова, В. Н. Дру-
жинин. М., 2000; Психология индивидуального и группового субъекта / Под
ред. А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой. М., 2002; Совместная деятель-
ность: Методология, теория, практика / Отв. ред. А. Л. Журавлев, П. Н. Ши-
хирев, Е. В. Шорохова. М., 1988; Чернышев А. С, Сурьянинова Т. И. Генезис
группового субъекта деятельности // Психологический журнал. 1990. Т. 11. № 2.
С. 7-15.
Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. М., 1994.
С. 41.

Психология коллективного субъекта 283
димо признать, что близкая трактовка коллектива встречается и в
более ранних работах представителей отечественной психологиче-
ской (субъективной) социологии. Следовательно, когда нами ис-
пользуется термин «коллективный» применительно к субъекту, по-
нимается он при этом прежде всего как «совместный».
Подводя итог различным научным взглядам на коллективный
субъект, можно заключить, что в современной социальной психо-
логии не только не существует общепринятого понимания «кол-
лективного субъекта», но отсутствует даже какое-то толкование,
получившее достаточно широкое распространение. Различия в
значениях данного понятия сегодня определяются прежде всего
разным пониманием «коллективности», «коллективного» в соци-
альной психологии. Содержание же «субъекта» (т. е. второй со-
ставляющей понятия «коллективный субъект») должно разраба-
тываться в социальной психологии именно в контексте «коллек-
тивного (совместного)» и его «коллективности (совместности)»,
тогда социальная психология реально сможет внести принципи-
ально новое содержание в это понятие по сравнению со сложив-
шимися в общей теории психологии. По нашему мнению, толь-
ко в таком случае можно будет в подлинном смысле вернуться
к исходному пониманию С. Л. Рубинштейна и, соответственно,
содержательному раскрытию главной особенности деятельно-
сти, т. е. исследованию «субъектов, осуществляющих совмест-
ную деятельность», выделенной им в период самого зарождения
субъектно-деятельностного подхода в психологии.
В настоящее время ни один из психологических словарей не
включает, а следовательно, и не толкует понятия «коллективный
субъект». Когда нет четко установившихся, хотя бы и различных
толкований этого понятия, теоретический выход, по нашему мне-
нию, фактически состоит в использовании «открытого пути» для
формирования интегрального подхода, объединяющего использу-
емые в настоящее время основные значения и смыслы коллектив-
ного субъекта в современной психологии.
Основные признаки коллективного субъекта
Несмотря на описанную многозначность толкований коллек-
тивного субъекта, его понимание остается явно неполным, если не
выделить более-менее четко те основные признаки (свойства, ка-
чества) группы, которые необходимы и достаточны дая того, что-
бы признать группу коллективным субъектом. Это так называемая
проблема его критериев. Как упоминалось выше, в последнее

284 А. Л. Журавлев
время все чаще стал использоваться термин «субъектность», под
которой понимается способность индивида или группы быть субъ-
ектом, т. е. проявлять субъектные качества. И это не вызывает
больших разногласий и тем более возражений, однако самым
трудным в этом и, безусловно, спорным является выделение и
описание конкретных субъектных качеств, хотя в последние годы
стало появляться все больше таких работ*. К сожалению, в лите-
ратуре сложно отыскать какой-то достаточно полный и тем более
концептуально непротиворечивый ряд таких субъектных качеств,
особенно когда речь идет о коллективном субъекте. Наиболее
подробный анализ субъектных свойств малых групп в самые по-
следние годы выполнен в работах К. М. Гайдар**.
По нашему мнению, можно выделить три важнейших свойства
группы, являющихся необходимыми и фактически критериальны-
ми в описании коллективного субъекта.
1. Взаимосвязанность и взаимозависимость индивидов в груп-
пе способствует формированию группового состояния как состоя-
ния предактивности, в частности, предцеятельности — важнейшей
предпосылки (условия) любой активности, в частности деятельно-
сти. Критериальность данного качества состоит в том, что только
при его наличии группа становится коллективным субъектом. Одна-
ко важными являются и конкретные характеристики (показатели)
взаимосвязанности и взаимозависимости, причем показатели двух
классов: а) динамические (интенсивность, или теснота взаимных
связей и зависимостей между индивидами в группе); б) содержатель-
ные (содержание, или предмет взаимных связей и зависимостей).
Брушлинский А. В. Субъект: мышление, учение, воображение. М.; Воро-
неж, 1996; Журавлев А. Л. Психология совместной деятельности. М., 2005; Ин-
дивидуальный и групповой субъекты в изменяющемся обществе: Тезисы докл. к
Междунар. научно-практ. конф. / Отв. ред. М. И. Воловикова. М., 1999; Позня-
ков В. П. Психологические отношения и деловая активность субъектов экономи-
ческой деятельности в условиях разных форм собственности // Психологический
журнал. Т. 21. 2000. № 6. С. 38-50; Проблема субъекта в психологической нау-
ке / Отв. ред. А. В. Брушлинский М. И. Воловикова, В. Н. Дружинин. М., 2000;
Психология индивидуального и группового субъекта / Под. ред. А. В. Брушлин-
ского, М. И. Воловиковой. М., 2002; Совместная деятельность: Методология,
теория, практика / Отв. ред. А. Л. Журавлев, П. Н. Шихирев, Е. В. Шорохова.
М., 1988; Чернышев А. С. Социально-психологические свойства коллектива как
субъекта деятельности // Вопросы психологии коллектива школьников и студен-
тов. Курск, 1981. С. 3-16.
Гайдар К. М. Субъектный подход к психологии малых групп: история и со-
временное состояние. Воронеж, 2006.

Психология коллективного субъекта 285
Перечисленные показатели являются принципиальными имен-
но потому, что они, отличаясь, фактически характеризуют суще-
ственно (качественно) различные состояния одного и того же или
разных коллективных субъектов. Не выделив факт наличия взаи-
мосвязанности индивидов и конкретные динамические и особенно
содержательные характеристики (показатели) этой взаимосвязан-
ности, невозможно исходно идентифицировать сам феномен кол-
лективного субъекта.
Взаимные связанность и зависимость индивидов, являясь базо-
выми качествами совместности, имеют даже более общее значение,
так как благодаря им может существовать группа (коллектив) как
такое образование, которое качественно отлично от суммы индиви-
дов, так называемое «надиндивидное», выступающее носителем
целостных психологических феноменов. Целостность как качество
группы (коллектива) и групповых (коллективных) психологических
явлений (процессов, состояний, свойств и т. п.) по сути основана на
реальных и различных видах взаимных связей составляющих ее ин-
дивидов. Проблему целостности психологии коллектива и субъекта
коллективной деятельности, пожалуй, наиболее последовательно и
специальным вопросом разрабатывает А. И.Донцов*.
2. Качество (способность) группы проявлять различные фор-
мы совместной активности, т. е. выступать, быть единым це-
лым по отношению к другим социальным объектам или по отно-
шению к себе самой. К различным формам совместной активности
можно отнести следующие: общение и взаимодействие в группе
(включая диаду), групповые действия, совместная деятельность,
групповое отношение, групповое поведение, межгрупповые отно-
шения и взаимодействия и т. п. Для обозначения данного качества
группы в последнее время все чаще используется понятие «актив-
ность», имея в виду широкий спектр ее проявления, а не только в
форме совместной деятельности. Использование понятия «со-
вместная активность» позволяет объединить целую совокупность
групповых феноменов и, соответственно, сложившихся понятий
«совместнаядеятельность», «коммуникация», «общение», «груп-
повое действие», «групповое поведение», «внутригрупповые и
межгрупповые отношения» и т. п.
Некоторая сложность использования понятия «активность» в
социальной психологии, в частности применительно к коллектив-
ному субъекту, заключается в существовании ее различных смыс-
* Донцов А. И. К проблеме целостности субъекта коллективной деятельности //
Вопросы психологии. 1979. № 3. С. 25-34.

286 А. Л. Журавлев
лов. Во-первых, имеется в виду свойство, качество, т. е. конкрет-
ная, одна из многих, хотя и очень важная, характеристика лич-
ности, группы, действия, поведения, деятельности и т. д. Как
правило, данное свойство используется в паре с полярным —
пассивностью. В результате говорится, что существуют «актив-
ные и пассивные группы», «активное и пассивное поведение» и
т. п. Во-вторых, активность понимается (и в контексте данной
работы это важнее) как способ существования (или в других тер-
минах: проявления, реализации, бытия и т. д.) группы, как неко-
торая общая способность группы к совместной активности. Это,
второе, и есть критериальное качество группы быть субъектом,
коллективным субъектом. Для понимания его сути очень важно
то, что имеются в виду проявления группой любых вышеназван-
ных форм совместной активности, возможно, по-разному харак-
теризуемых в отдельности, а не только оптимальных форм, наи-
более эффективных, совершенных, развитых и т. п. По нашему
мнению, такое понимание важнейшего критериального качества
коллективного субъекта в полной мере соответствует той трак-
товке взглядов С. Л. Рубинштейна на категорию субъекта, кото-
рая была дана К. А. Абульхановой в одной из новейших ее работ:
«Рубинштейн вначале опирается на принцип детерминизма, а
позднее — в труде "Человек и мир" — на категорию субъекта,
трактуемого не просто как источник активности (согласно Геге-
лю), но как источник «причинения» всего бытия» (выделено
мною. — А. Ж,)* В этом положении для нас принципиально важ-
но то, что, во-первых, активность фактически рассматривается
атрибутивным, неотъемлемым признаком субъекта, а во-вторых,
о субъекте необходимо судить по всему «причиненному» им бы-
тию, «источником» которого он является, а не только по отдель-
ным, избирательным формам его проявления, какими бы важны-
ми и яркими они ни были.
Активность — это одно из немногих качеств индивидуального и
коллективного субъекта (а может быть, и единственное), которое
рассматривается практически всеми специалистами, использую-
щими понятие «субъект» в общей и социальной, экономической и
организационной психологии, в психологии личности, труда и
управления и др. В этом смысле оно как бы объединяет разные
школы, различные взгляды и представления о психологии субъек-
та. Анализируя понимание субъекта (при этом имеется в виду ин-
Проблема субъекта в психологической науке / Отв. ред. А. В. Брушлинский,
М. И. Воловикова, В. Н. Дружинин. С. 21.

Психология коллективного субъекта 287
дивидуальный субъект), данное зарубежными и отечественными
психологами разных научных направлений, Л. И. Анцыферова вы-
делила в их представлениях основные его качества, среди которых,
например: «способности человека быть инициирующим началом,
первопричиной своих взаимодействий с миром, с обществом»*,
что характерно для зарубежных психологов, представляющих тео-
рии личности психоаналитической ориентации (А. Адлер, К. Род-
жерс, К. Хорни и др.); «Активность... — основа развития лично-
сти в качестве субъекта»** — такое понимание характерно для
Л. И. Божович и т. д.
В результате теоретического анализа различных представле-
ний о субъекте в мировой психологической науке Л. И. Анцыфе-
рова выделяет и рассматривает некоторые, наиболее важные
особенности человека как субъекта, однако первой среди них
обоснованно выступает характеристика его активности: «Субъ-
ектное начало человека связывается с его способностью самому
инициировать активность на основе внутренней мотивации, по-
рождать движения и действия»***. Подводя итог своему очень глу-
бокому анализу соотношения феноменов «личность» и «субъект»,
Л. И. Анцыферова приходит к заключению о том, что в психо-
логических теориях личности субъект характеризуется прежде
всего через различные формы внешней и внутренней актив-
ности****.
То есть, обобщая сформировавшиеся представления о субъек-
те в очень разных психологических школах, можно использовать
для его характеристики близкие по содержанию термины: «ини-
циирующее начало», «инициатор собственной активности», «ак-
тор», «деятель», «действующее лицо» и т. п., что объединяется
понятием «активность», выступающим фактически генеральным
качеством, способностью как индивидуального, так и коллектив-
ного субъекта. Применительно к последнему этот общий и важ-
нейший признак формируется как способность группы проявлять
самые различные формы совместной активности, причем как вну-
тригрупповой, так и по отношению к другим группам, т. е. меж-
групповой.
Здесь уместно отметить не только в связи с анализом коллек-
тивного субъекта назревшую острую необходимость теоретиче-
Проблема субъекта в психологической науке. С. 29—30.
Там же. С. 30.
Там же. С. 33-34.
Там же. С. 34.

288 А. Л. Журавлев
ского исследования соотношения основных понятии социальной
психологии, среди которых на роль наиболее общих претендуют не
только «активность», но и «взаимодействие», «жизнедеятель-
ность», «групповое поведение», возможно, и что-то совсем дру-
гое, например, в настоящее время уже невозможно пройти мимо
таких терминов, как «бытие» группы, «деяния», «функциониро-
вание», «жизнь» группы и т. п.
3. Качество (способность) группы к саморефлексии. В отли-
чие от первых двух признаков коллективного субъекта групповая
саморефлексия явно недостаточно изучена, поэтому значительно
менее известна.
В настоящее время можно выделить несколько основных функ-
ций групповой саморефлексии. Во-первых, это формирование в
группе социально-психологического чувства «Мы», т. е. пережива-
ния членами группы своей принадлежности к ней, единства (про-
цесса единения) со своей группой. Хорошо известно, что такое чув-
ство возникает не сразу, а чаще всего постепенно, в процессе вклю-
чения личности в группу, одним из механизмов которого является
групповая саморефлексия. Во-вторых, это формирование группо-
вых социальных представлений о своей группе, ее когнитивных
оценок, суждений, мнений и т. п., которые также требуют опреде-
ленного времени. В-третьих, групповая саморефлексия настраива-
ет членов группы на разные формы совместной активности, т. е. спо-
собствует формированию их психологической готовности к со-
вместной активности в целом, что наиболее важно в организации
совместной деятельности группы в частности. В-четвертых, группо-
вая саморефлексия помогает членам группы более адекватно ори-
ентироваться в социальной среде, в частности, оптимальнее адап-
тироваться к ней. Этому способствуют развиваемые групповой са-
морефлексией способности личности к более адекватным оценкам
своей и чужих групп и социальному их сравнению.
Содержанием групповой саморефлексии могут стать самые
многообразные стороны жизнедеятельности группы — об этом
хорошо свидетельствует накопленный на сегодняшний день бога-
тый практический опыт использования групповой саморефлексии,
который и составляет эмпирическую основу рассматриваемых
здесь теоретических положений. Такой опыт составляют следую-
щие виды социально-психологической практики, которые осно-
ваны на применении групповой саморефлексии:
развитие различных тренинговых групп, особенно направлен-
ных на коммуникативный тренинг, групп активных форм обучения
и профессиональной подготовки;

Психология коллективного субъекта 289
групповая психотерапевтическая и психокоррекционная прак-
тика;
разнообразные групповые формы работы с представителями
заказчика в организационно-управленческом консультировании;
комплектование и развитие управленческих команд в организации;
разбор спортивной командой проведенной игры, ставший обя-
зательным элементом спортивной подготовки;
опыт управления процессом развития детских и юношеских
коллективов, как временных, так и постоянно функционирующих
(интенсификация развития);
групповые формы работы с персоналом: групповое принятие
решений, групповое обсуждение промежуточных и итоговых ре-
зультатов работы, проведение производственных совещаний, опе-
ративок и т. п.;
опыт управления соревновательными и конкурентными отно-
шениями как между трудовыми, так и досуговыми (также развле-
кательными) группами и многое другое.
Обобщая существующие данные об использовании групповой
саморефлексии, можно утверждать, что типичным ее содержани-
ем (или предметом) становятся следующие аспекты жизнедея-
тельности группы:
историко-биографический опыт жизни группы, особенности ее
первоначального формирования, становления и последующего
развития, включая особенности существования группы на момент
анализа, т. е. порождение некоторой групповой «схемы», «сцена-
рия» с элементами некой «легенды» об истории группы (или груп-
повой «автобиографии»); главное предназначение своей группы —
это групповой «образ цели», смысла существования группы;
реальные (как достаточно общие, так и частные) формы со-
вместной жизнедеятельности группы, ее конкретные деяния, до-
стижения, эффективность и т. п., в результате саморефлексии
этого содержания возникает феномен группового «портрета» се-
годняшнего функционирования группы, ее жизни, бытия;
потенциальные возможности, способности, ресурсы группы, в
которых выражаются прежде всего групповые притязания; психо-
логическая готовность к каким-либо видам и результатам совмест-
ной деятельности, групповым действиям, групповому поведению и
т. п. — в результате отражения группой всего этого порождается
групповой образ (социальные представления) потенциалов и при-
тязаний группы;
невозможное, нереальное для группы в ее совместной деятель-
ности и поведении по самым разным причинам, причем как в уело-

290 А. Л. Журавлев
виях, если бы группа захотела этого (например, при завышенных,
необоснованных ее притязаниях), так и в условиях специального
установления запретов, т. е. того, что группа себе не разрешает,
запрещает — здесь возникают некоторые социальные образы
«совести» группы;
то, что упущено и не было осуществлено группой, а было бы
необходимо и полезно; то, что считается ошибочным, недостаточ-
но хорошо (или совсем плохо) сделанным группой, т. е. порожда-
ется групповой образ нереализованного.
Здесь возникает множество аналогий с образом «Я» личности,
однако из-за полной неизученности, скажем так, групповой само-
рефлексивности не будем в данном случае опережать результаты
конкретных эмпирических исследований выделяемого качества
коллективного субъекта. Однако уже сейчас очень важно подчер-
кнуть необходимость и обязательность данного признака для ква-
лификации группы в качестве коллективного субъекта. Дело в
том, что нередко встречаются такие группы, которые вполне от-
вечают только двум первым признакам коллективного субъекта,
например, совместные формы активности разных видов толп или
каких-то других скоплений людей. Они явно не характеризуются
способностью к групповой саморефлексии, поэтому и могут по-
рождать лишь отдельные виды недостаточно развитой субъектно-
сти, принципиально отличной от качества тех групп, которые про-
являют саморефлексию.
В целом можно заключить, что групповая саморефлексия в наи-
большей степени актуализируется (становится востребованной) в
группе и наиболее успешно используется в практическом управле-
нии группой тогда, когда возникает необходимость ее развития,
изменения ее состояний и свойств, раскрытия и реализации груп-
повых потенциалов, т. е. фактически в процессе становления груп-
пы коллективным субъектом. Именно поэтому групповая само-
рефлексия рассматривается его критериальным признаком.
Следовательно, субъектность группы одновременно описыва-
ется тремя основными признаками: взаимосвязанностью членов
группы, совместной активностью и групповой саморефлексивно-
стью.
Выделяя три основных признака коллективного субъекта, сле-
дует признать, что среди них главным является способность груп-
пы проявлять совместные формы активности. Это положение
необходимо пояснить следующим образом. С одной стороны, если
группу характеризует второй признак, то взаимосвязанность взаи-
мозависимость, естественно, будут иметь место, хотя обратная за-

Психология коллективно^ субъекта 291
висимость между этими признаками отсутствует. С другой сторо-
ны, групповая саморефлексия (самоотражение, самопознание
группы) может рассматриваться как хотя и очень специфическая,
но форма совместной активности, направленной по отношению к
себе. Поэтому, чтобы подчеркнуть важность второго признака,
можно обозначить его генеральным признаком.
В предлагаемой теоретической модели основные выделенные
признаки коллективного субъекта должны одновременно рассма-
триваться в качестве его параметров, если переходить к конкретно-
му изучению, оцениванию, измерению субъектности реальных групп,
хотя сейчас речь идет только о теоретическом моделировании. В дан-
ном контексте работы очень важно подчеркнуть, что три вышепере-
численных признака (или соответственно параметра) одновременно,
но в разной степени характерны для группы как субъекта.
Сохраняя в анализе все три основных признака коллективного
субъекта, тем не менее целесообразно сформулировать следую-
щее положение: для конкретных групп эти признаки характерны
не просто в разной степени, но какой-то из них может быть веду-
щим, доминирующим, а другие будут менее выраженными. Это
позволяет выделять принципиально различные проявления (со-
стояния, качества) субъектности группы:
субъектность как взаимосвязанность и взаимозависимость со-
вокупности индивидов может быть обозначена потенциальной
субъектностью, или предсубъектностью (принципиально важно
то, что конкретная группа может еще не проявлять совместных
форм активности, но уже быть психологически готовой к этому и в
этом смысле быть коллективным субъектом в наиболее элемен-
тарном, потенциальном его качестве, что ниже еще будет рассма-
триваться специально);
субъектность как совместная активность обозначается соб-
ственно субъектностью, или реальной (в отличие от потенциаль-
ной) субъектностью, тем самым очередной раз подчеркивается
главный смысл субъектности в способности группы к проявлению
совместных форм активности;
субъектность как групповая саморефлексивность примени-
тельно к естественным группам может рассматриваться наиболее
сложным состоянием рефлексирующей субъектности, далеко не
всегда характеризующим ту или иную конкретную группу.
Три основных психологических качества коллективного субъек-
та при условии их неравномерного развития в группе и, соответ-
ственно, преобладающей выраженности каждого из них в отдель-
ности могут рассматриваться как различные уровни субъектности:

292 А. Л. Журавлев
от элементарных форм взаимосвязанности (потенциальной субъ-
ектности), через многообразные формы совместной активности
(реальной субъектности) к различным, в том числе от простых к
сложнейшим, формам групповой саморефлексии как особой, каче-
ственно отличной от других форм совместной активности (разви-
той субъектности), проявляемой далеко не всякой группой — та-
кое поуровневое развитие может быть характерным для коллек-
тивного субъекта. Однако еще раз необходимо подчеркнуть, что о
разных уровнях субъектности можно говорить только тогда, когда
имеется доминирующее развитие каких-либо признаков.
Три выделяемые уровня субъектности рассматриваются как
наиболее универсальные, которые могут характеризовать самые
различные группы. Однако наряду с ними вполне допускается су-
ществование каких-то других, дополнительных, специфических
уровней субъектности, имеющих отношение к состояниям и каче-
ствам только конкретных групп, выделенных по другим основани-
ям, нежели вышеуказанные критерии. Для более глубокого пони-
мания развития таких групп могут специально разрабатываться
характерные именно для них уровни субъектности, как по их со-
держанию, так и по числу.
И еще одно важное понятие необходимо ввести именно в этом
контексте — психологический тип субъектности (и соответствен-
но, коллективного субъекта). С одной стороны, наличие наиболее
выраженного признака (или признаков) и определяет психологиче-
ский тип субъектности, что приводит к выделению, например, трех
основных ее типов, соответствующих описанным выше признакам.
Но, с другой стороны, связи между признаками таковы, что нали-
чие одного из них автоматически предполагает наличие другого, от-
сюда каждый из трех типов характеризуется разным числом при-
знаков, чем нарушается традиционная логика построения типоло-
гий, когда каждый тип выделяется на основе какого-то одного,
наиболее выраженного качества из ограниченной совокупности
последовательно сменяемых, «перебираемых» качеств. Первый
тип коллективного субъекта, основанный на взаимосвязанности,
характеризуется одним ведущим признаком (первым); второй же
тип, основанный на совместной активности, характеризуется двумя
признаками (и первым, и вторым); третий тип коллективного субъ-
екта (если речь идет о естественных группах) предполагает выра-
женность всех трех признаков одновременно.
Конечно, возможны и некоторые другие психологические типы
коллективного субъекта, встречающиеся, например, среди специ-
ально формируемых групп социально-психологического тренинга,

Психология коллективного субъекта 293
психотерапевтических групп и т. п. Для них характерны основные
формы совместной активности, направленные по отношению к себе
и прежде всего в форме групповой саморефлексии, т. е. наиболее
выраженными являются первый и третий из выделенных выше при-
знаков коллективного субъекта. По-видимому, в качестве исключе-
ния аналогичное можно встретить и среди некоторых естественных
групп, не проявляющих реальных форм совместной активности,
кроме групповой саморефлексии, которая может выполнять ком-
пенсаторную психологическую функцию, т. е. компенсировать тем
самым отсутствие в группе каких-либо конкретных форм совмест-
ной активности, например: в группе друзей, в отдельных нетипич-
ных семьях (диада супругов) и в целом в группах, склонных к реф-
лексивным, «созерцательным» формам своей активности.
Таким образом, использование основных признаков коллек-
тивного субъекта позволяет выделять не только в целом психоло-
гический феномен субъектности группы, но и его, во-первых, воз-
можные уровни, а во-вторых, психологические типы.
Естественно то, что введение различных отдельно взятых при-
знаков (фактически критериев) коллективного субъекта либо раз-
ных их совокупностей может сужать или, наоборот, расширять
границы интересующего феномена. В тесной связи с этим воз-
никает очень принципиальный вопрос о возможности существо-
вания групп, не обладающих качеством субъектности или свой-
ствами коллективного субъекта. Проблема критериев коллек-
тивного субъекта, которая фактически сейчас рассматривается,
может формулироваться в разных взаимно дополняющих формах.
С одной стороны, это так, как было сделано выше: какими крите-
риальными признаками должна характеризоваться группа, чтобы
быть коллективным субъектом? С другой стороны, это так назы-
ваемая постановка проблемы «от противного»: какими характе-
ристиками обладает группа, которая явно не является субъектом?
Возможны ли в принципе «группы-несубъекты» или всякую
группу необходимо считать субъектом, но с разными его каче-
ствами, свойствами и т. п.? Или по-другому: коллективный субъ-
ект (в данном случае не имеется в виду его дифференциация с
групповым субъектом — этот вопрос здесь вообще не рассматри-
вается) есть группа на определенном уровне ее развития, напри-
мер более социально зрелая, или всякая, с самыми разными ее
проявлениями, которые и рассматриваются субъектными и т. д.?
Пытаясь ответить на эту совокупность вопросов, можно ут-
верждать, что в определенных социальных условиях такие группы
существуют, среди которых могут быть выделены следующие:

294 А. Л. Журавлев
стихийные группы, которые образуются в соответствии с кон-
кретно сложившейся ситуацией, а затем легко распадаются или
видоизменяются, например, так называемые транспортные, улич-
ные и другие подобные группы, объединенные общим простран-
ством и временем (т. е. группы по типу «здесь и сейчас») и не
имеющие других видов связей, кроме пространственно-временных,
в основе своего объединения;
территориальные группы, образующиеся по общему месту и
времени проживания, хотя в принципе могут становиться реаль-
ными субъектами, но типичные их состояния, как правило, субъ-
ектностью не характеризуются;
любая кратковременно существующая группа, которая может
быть как стихийной, так и специально, но временно (ситуативно)
организованной, остается чаще всего группой лишь с формаль-
ными ее характеристиками (сложность здесь заключается в том,
что в каждом конкретном случае только дополнительный анализ
может показать, в какой степени организационные связи наряду с
пространственно-временными между членами группы позволяют
самой группе перейти из некоторого исходного состояния в груп-
пу с предсубъектными характеристиками, в частности с психоло-
гической готовностью к каким-либо формам совместной актив-
ности);
многие естественные и организованные группы, но находящиеся
на самых ранних стадиях (этапах) их формирования и становления,
совсем не соответствующие или номинально, но не реально соот-
ветствующие критерию взаимосвязанности и взаимозависимости,
а тем более другим критериям (в социально-психологической лите-
ратуре такие группы известны давно, однако обозначаются они раз-
ными терминами, например: «номинальная», «зарождающаяся»,
«диффузная», «группа-конгломерат», большая социальная груп-
па типологического уровня развития и т. п.).
Следовательно, такие социальные группы, которые объедине-
ны лишь пространственными и временными признаками, связями,
реально не обладают качествами коллективного субъекта. Однако
такое толкование возможно лишь тогда, когда первый из вышеназ-
ванных признаков коллективного субъекта считается уже доста-
точным для отнесения к нему той или иной группы. Если же второй
признак (совместная активность) иметь в виду как необходимый
наряду с первым, то совокупность групп, не обладающих качеством
субъектное™, резко возрастет, что, по нашему мнению, теоретиче-
ски неоправданно потому, что это сразу отнесет феномен коллек-
тивного субъекта к разряду скорее исключительных, чем обычных.

Психология коллективного субъекта 295
Таким образом, из вышеприведенного анализа совокупности
групп, не относящихся к категории коллективных субъектов, сле-
дует, что не всякий по содержанию вид взаимосвязанности людей
в группах является достаточным для порождения феномена кол-
лективного субъекта. Как видно, наличие только пространственно-
временных связей не делает группу обладающей таким феноме-
ном. Для этого должны иметь место (состояться) и какие-то другие
виды взаимных связей, которые в совокупности с пространственно-
временными приводят к порождению коллективного субъекта,
например: функциональные, технологические, организационные,
управленческие, экономические, политические, возрастные, тен-
дерные, образовательные, профессиональные, социально-психо-
логические, этнические, языковые, культурные и многие возмож-
ные другие.
Целесообразно поставить вопрос о том, чем же объясняется
такое исключительное положение пространственно-временных
связей. Дело в том, что для возникновения социально-психоло-
гического феномена коллективного субъекта принципиально важ-
но не просто наличие каких-то видов взаимосвязанности (их чис-
ла, определенного содержания и т. п.), сформулированного выше
в первом признаке коллективного субъекта, а такой их совокуп-
ности, которая становится основой формирования психологиче-
ской готовности группы к каким-либо формам (или видам) со-
вместной активности, что и является наиболее принципиальным.
Именно это было выше обозначено терминами «предсубъект-
ность» или «потенциальная субъектность» как свойство, качество
группового состояния предактивности, причем совместной. Одна-
ко наличие только пространственно-временных связей не обес-
печивает группе состояние психологической готовности к со-
вместной активности. Это хорошо видно на примере выделенных
и описанных транспортных, уличных, территориальных, крат-
ковременных, только зарождающихся и других видов неорганизо-
ванных случайных групп.
Основные направления и схемы анализа коллективного
субъекта
Коллективный субъект характеризуется множественностью
своих проявлений (процессов, состояний, свойств), которые за-
фиксированы в целом ряде понятий, используемых в социальной
психологии и психологии в целом, например: коллективный субъ-
ект поведения, жизнедеятельности, деятельности, общения, отно-

296 А. Л. Журавлев
шения, рефлексии, познания, управления (и самоуправления) и
т. д. Сходная картина обнаруживается и на индивидуально-лич-
ностном уровне, например, с множественностью феномена «Я» и
др. Так и здесь, можно говорить о множественности проявлений
феномена «Мы (коллективного субъекта)». Однако именно здесь
необходимо напомнить принципиальное теоретическое положе-
ние А. В. Брушлинского о том, что «субъектом является не психи-
ка человека, а человек, обладающий психикой, не те или иные его
психические свойства, виды активности и т. д., а сам человек —
деятельный, общающийся и др.»*
Но, с другой стороны, это положение не следует понимать так,
что субъект полностью отождествляется с человеком, иначе и по-
требность в таком понятии исчезает. Скорее, «человек как субъ-
ект» понимается в качестве носителя, обладателя субъектных
свойств, характеристик, которые в совокупности составляют этот
феномен человека, однако естественно, что они не могут суще-
ствовать вне человека, они неразрывны с ним. Некоторая опас-
ность заключается в том, что часть приведенного выше теоретиче-
ского положения, а именно: «субъектом является не психика че-
ловека», можно изъять из контекста и истолковать в крайней
форме так, что субъект — это вообще не психическое образова-
ние и является предметом исследования не психологической, а
лишь философской науки. А именно с таким представлением о
субъекте все еще приходится сталкиваться в среде психологов.
Аналогичное можно сформулировать и по отношению к коллек-
тивному (групповому) субъекту: изучая его различные формы про-
явления, тем не менее сами эти проявления, сколь многочис-
ленными они бы ни были, невозможно называть коллективным
(групповым) субъектом, которым может быть только коллектив
(группа), совместно действующий, общающийся, относящийся к
различным социальным объектам, включая самого себя, и т. д.
Феномен коллективного субъекта проявляется через различ-
ные формы совместной активности группы (или ее совместной
жизнедеятельности), которые, к сожалению, не систематизиро-
ваны в социальной психологии из-за сложностей, связанных с их
множественностью и высокой степенью разнородности. Из наи-
более известных форм совместной активности можно выделить
следующие (они же, по-видимому, и являются основными фор-
мами):
Брушлинский А. В. Субъект: мышление, учение, воображение. М.; Воро-
неж, 1996. С. 15.

Психология коллективного субъекта 297
совместная деятельность во всем многообразии ее видов: тру-
довая, учебная, познавательная, игровая и т. д.;
внутригрупповое взаимодействие в любых его формах, вклю-
чая социально-перцептивные, интерактивные и т. д., направлен-
ные на формирование или реализацию межличностных и других
(между личностью и группой или ее частью, между микрогруппами
или группировками и т. п.) отношений, на установление коммуни-
каций, общение и т. п.
групповое поведение (совместные действия, выражение груп-
повых мнений, оценок, отношений к социальным и другим объек-
там и т.д.);
групповое самопознание (саморефлексия) с целью, например,
установления групповых норм, правил поведения, их самокоррек-
ции, оценки способностей группы, потенциальных ее возможно-
стей и т. п.;
межгрупповое взаимодействие по самому широкому спектру
вопросов, связанных с активностью своей и чужих групп, направ-
ленной как на установление взаимных связей, определение взаим-
ных оценок, т. е. межгрупповых отношений, так и на реальное
межгрупповое общение.
Несмотря на предложенное группирование форм совместной
активности группы, их систематизация представляется нам отно-
сительно самостоятельной задачей, требующей специальных тео-
ретических исследований. Дело в том, что вся история социаль-
ной психологии есть история исследований прежде всего различ-
ных форм активности личности и группы или разных индивидов в
группе, между группами и т. д., т. е. таких форм, которые характе-
ризуются разным качеством совместности. В этом легко можно
убедиться, если познакомиться с результатами историко-теорети-
ческого анализа исследований по проблемам личности в группе и
совместной деятельности в отечественной социальной психоло-
гии, выполненного сотрудниками лаборатории социальной и эко-
номической психологии Института психологии РАН*. Такого рода
анализ, безусловно, должен быть продолжен не только по на-
званным, но и по целому ряду других социально-психологических
проблем.
Практически каждое из перечисленных выше проявлений кол-
лективного субъекта представляет собой то или иное направление
исследований в социальной психологии, которое в разной степени
Совместная деятельность: Методология, теория, практика / Отв. ред.
А. Л. Журавлев, П. Н.Шихирев, Е. В. Шорохова. М., 1988. С. 7-34.

298 А. Л. Журавлев
разработано. В последние два десятилетия преимущественно изу-
чается «коллективный субъект деятельности», «субъект коллек-
тивной деятельности», «коллектив как субъект деятельности»,
«групповой субъект деятельности» или «субъект совместной
деятельности»*. При этом используется и ряд других понятий,
близких к перечисленным.
Сложившиесянасегодняшнийденьсоциально-психологические
подходы к исследованию коллективного субъекта принципиально
отличаются друг от друга тем, какой психологический феномен
или психологическое образование принимается за «единицу», ис-
ходную «клеточку» анализа коллективного субъекта. Основные
из них схематично можно представить следующим образом.
1. Индивидуальная деятельность рассматривается инвариан-
том совместной деятельности, поэтому из индивидуальной дея-
тельности можно вывести все элементы деятельности совместной,
а уже от нее перейти к анализу коллективного субъекта, выпол-
няющего совместную деятельность. В данном случае индивидуаль-
ная деятельность и есть та «клеточка» («единица»), опираясь на
которую, можно описать и совместную деятельность, и коллектив-
ный ее субъект.
Совершенно очевидным основанием использования данной
схемы является то общее (а оно действительно существует), что
имеется в структурах, динамике (процессах) и содержании инди-
видуальной и совместной деятельности. При этом последняя мо-
жет рассматриваться как более усложненная форма, некоторая
Донцов А. И. К проблеме целостности субъекта коллективной деятельнос-
ти // Вопросы психологии. 1979. № 3. С. 25-34; Журавлев А. Л. Психология
коллективного субъекта // Психология индивидуального и группового субъекта /
Под ред. А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой. М., 2002; Журавлев А. Л.
Психология совместной деятельности. М., 2005; Иванов В. Н. Трудовой коллек-
тив — субъект социального управления. М., 1980; Проблема субъекта в психо-
логической науке / Отв. ред. А. В. Брушлинский, М. И. Воловикова, В. Н. Дру-
жинин. М., 2000; Психология индивидуального и группового субъекта; Со-
вместная деятельность в условиях организационно-экономических изменений /
Отв. ред. А. Л. Журавлев. М.; Совместная деятельность: Методология, теория,
практика/Отв. ред. А. Л.Журавлев, П. Н. Шихирев, Е. В. Шорохова. М., 1988;
Чернышев А. С. Социально-психологические свойства коллектива как субъек-
та деятельности // Вопросы психологии коллектива школьников и студен-
тов. Курск, 1981. С. 3—16; Чернышев А. С, Крикунов А. С. Социально-психо-
логические основы организованности коллектива; Чернышев А. С, Сурьянино-
ва Т. И. Генезис группового субъекта деятельности // Психологический журнал.
1990. Т. 11. №2. С. 7-15.

Психология коллективного субъекта 299
совокупность индивидуальных деятельностей включенных в нее
лиц. Все это вместе объясняет и распространенность подобных
представлений, и их устойчивость по отношению к критике.
Подробный критический анализ таких представлений о «психо-
логии коллектива», «коллективной деятельности» и «коллектив-
ном сознании», выводимых из индивидуальной деятельности и со-
знания, выполнен А. И.Донцовым*.
2. Коллективный субъект (коллектив) представляет собой не-
которую совокупность индивидов (личностей), находящихся в
межличностных отношениях, опосредствованных деятельностью
или отдельными ее элементами (целями, например, и т.д.). То есть
основной «единицей» анализа коллективного субъекта являются
деятельностно опосредствованные межличностные отношения,
описание которых фактически есть описание коллективного субъ-
екта (коллектива).
Следовательно, центральным психологическим феноменом в
отличие от первой схемы анализа рассматривается «не деятель-
ностный» феномен, хотя и деятельностно опосредствованный.
Межличностные отношения в группе (коллективе), а именно: про-
цессы их зарождения и становления, трансформации и развития,
формирования и управления ими, их влияния на другие групповые
явления — все это совершенно правомерно может рассматри-
ваться одной из важнейших форм совместной активности группы
(коллектива), характерной для коллективного субъекта. Уже дру-
гими являются вопросы о том, насколько полно данная схема ана-
лиза (исследования) позволяет вывести или привести к кол-
лективному субъекту, в какой степени допускает описание все-
го многообразия коллективных феноменов, в том числе и выше
сгруппированных форм совместной активности и т. д. Однако во-
просы эти сложны для краткого ответа, они, безусловно, требуют
специального и подробного исследования.
3. Основной «единицей» анализа совместной деятельности и
ее коллективного субъекта является взаимодействие участников
совместной деятельности (или членов коллектива, выполняющего
совместную деятельность), однако не всякое взаимодействие, а
именно предметно-направленное, т. е. ориентированное на пред-
мет совместной деятельности**. Аналогичная схема анализа (от
предметно-направленного взаимодействия к совместной деятель-
См.: Донцов А. И. К проблеме целостности субъекта коллективной деятель-
ности.
См.: Журавлев А. Л. Психология совместной деятельности. М., 2005.

300 А. Л. Журавлев
ности и коллективному субъекту) может быть использована для
изучения и других вышеперечисленных проявлений коллектив-
ного субъекта. Главное при этом — идти от анализа феномена
взаимодействия элементов (членов) коллективного субъекта,
направленного на познание ли, общение, управление, отноше-
ние к другим социальным объектам и т. п., или же анализировать
его поведение, жизнедеятельность в целом. То или иное качество
(свойство, состояние) проявления коллективного субъекта опре-
деляется взаимодействием составляющих элементов коллектив-
ного субъекта, которыми могут выступать как индивиды, так и
общности разного количественного состава.
Формально-структурные характеристики
коллективного субъекта
Если полагаться на последний из вышеназванных и наиболее
широко трактуемых подходов к пониманию «коллективного субъ-
екта», то необходимо выделить принципиально различные формы
его существования, описываемые формальными (не содержатель-
ными) характеристиками, начиная с количественного состава той
общности людей, которая обозначается коллективным субъектом.
В результате такой систематизации коллективный субъект может
быть представлен в следующих основных формах:
диада: супруги, родитель—ребенок, учитель—ученик, руко-
водитель—исполнитель, врач—больной, консультант—клиент,
командир—рядовой, друзья—подруги и т. д. и т. п.*;
малая группа: семья, учебная группа, производственная брига-
да, кафедра, лаборатория, группа друзей, кружки различных хоб-
би и т. д.**;
Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. M., I994;
Совместная деятельность: Методология, теория, практика / Отв. ред. А. Л. Жу-
равлев, П. Н. Шихирев, Е. В. Шорохова. М., 1988.
Гайдар К. М. Субъектный подход к психологии малых групп: история и со-
временное состояние; Коргова М. А. Управленческая команда как субъект управ-
ленческой деятельности; она же. Формирование команд — субъектов управлен-
ческой деятельности; Куценко О. Д. Производственный коллектив как субъект
формирования политической культуры личности. Автореф. дис. ... канд. филос.
наук. Харьков, 1990; Осипова Н. Ф. Первичный студенческий коллектив как
субъект формирования личности специалиста. Автореф. дис. ...докт. филос. наук.
Харьков, 1992; Тлемешок В. Р. Управленческая команда как субъект строитель-
ства будущего. Майкоп, 2001; Чернышев А. С. Социально-психологические
свойства коллектива как субъекта деятельности; Чернышев А. С, Крикунов А. С.

Психология коллективного субъекта 301
группа средних размеров: малое и среднее предприятие, цех
крупного предприятия, типичные НИИ и КБ, вузы, организован-
ные собрания, митинги и т. п.*;
большие социальные группы: классы и социальные слои, этни-
ческие группы, войска, крупные политические партии, обществен-
ные движения, крупные толпы, сборища, шествия, территориаль-
ные группы и т. п.;
общество в целом как организованная совокупность взаимопе-
ресекающихся и включенных друг в друга (в соответствии с прин-
ципом «матрешки») индивидов, малых, средних и больших соци-
альных групп.
Другим принципиальным формальным признаком коллектив-
ного субъекта наряду с количественным составом являются формы
его организации, т. е. структуры связей между составляющими
субъект элементами (компонентами, частями). Их многообразие в
настоящее время не поддается какой-то систематизации и группи-
рованию, кроме как упрощенному делению коллективного субъек-
та на следующие формы в зависимости от характеристик структуры
связей:
внешне и внутренне задаваемая организация;
жестко, умеренно и слабо регламентированные (организованные);
иерархически и рядоположенно организованные;
организованные на формальных (деловых, функциональных,
официальных) и неформальных (неофициальных, личных) связях
и зависимостях и др.
Социально-психологические основы организованности коллектива; Чернышев А. С,
Сурьянинова Т. И. Генезис группового субъекта деятельности // Психологиче-
ский журнал. 1990. Т. 11. №2. С. 7-15.
* Гиркало В. П. Трудовой коллектив как субъект общественно-политической
деятельности. Автореф. дис. ... канд. филос. наук. М., 1992; Гражевская Н. И.
Развитие трудового коллектива как субъекта социалистических производствен-
ных отношений в условиях демократизации хозяйственной системы. Автореф.
дис.... канд. экон. наук. Киев, 1989; Дежникова Н. С. Педагогический коллектив
средней образовательной школы как субъект воспитания. Автореф. дис. ... докт.
пед. наук. М., 1989; Иванов В. Н. Трудовой коллектив — субъект социального
управления. М., 1980; Кирьянов В. И. Трудовой коллектив как субъект самоу-
правления: Опыт социологического анализа. Автореф. дис.... докт. социол. наук.
СПб., 1992; Совместная деятельность вусловиях организационно-экономических
изменений / Отв. ред. А. Л. Журавлев. М., 1997; Трудовой коллектив как объект
и субъект управления / Отв. ред. А. С. Пашков. Л., 1980; Трудовой коллектив —
объект и субъект социального планирования и управления: Тезисы докл. Всесо-
юзн. практич. конф. / Отв. ред. С. Ф. Фролов. М., 1983.

302 А. Л. Журавлев
Следующей формально-структурной характеристикой коллек-
тивного субъекта является его однородность (гомогенность) —
разнородность (гетерогенность), точнее, их степень по самым
различным признакам, характеризующим включенные в него эле-
менты. Чаще всего имеются в виду индивиды, входящие в коллек-
тив (группу). Степень однородности (разнородности) оценивается,
например, по социально-демографическим признакам (половоз-
растным, образовательному, семейному статусу и т. п.), социальным
(имущественному статусу, политическим ориентациям, этническо-
му признаку и т. д.). Результатом анализа однородности (разнород-
ности) различных признаков коллективного субъекта является его
«композиция».
Динамические (процессуальные) характеристики
коллективного субъекта деятельности
Как уже отмечалось выше, различные проявления коллектив-
ного субъекта в социальной психологии изучены чрезвычайно не-
равномерно. В настоящее время есть возможности подробнее дать
характеристику субъекту совместной деятельности, т. е. одному из
его проявлений. Однако необходимо утверждать, что данное про-
явление есть наиболее важное. Уместно здесь напомнить и о том,
что Б. Г. Ананьев, например, понятие «субъект» относил к харак-
теристикам человека, проявляющимся в его деятельности и глав-
ным образом в трудовой деятельности. Он писал: «Человек —
субъект прежде всего основных социальных деятельностей —
труда, общения, познания»*, а также: «Основной предметной
деятельностью человека является труд, на базе развития которого
возникли все другие формы ее, включая игру и учение»**.
Исследования коллективного субъекта должны проводиться в
неразрывной связи с изучением совместной деятельности, поэто-
му выделенные свойства (характеристики) коллективного субъ-
екта одновременно должны являться и свойствами совместной
деятельности. В соответствии с ее основными признаками, рас-
смотренными в главе о совместной деятельности как объекте
социально-психологического исследования, выделены следую-
щие свойства и совместной деятельности, и ее коллективного
субъекта: целенаправленность, мотивированность, целостность
(интегрированность), структурированность, согласованность, ор-
Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л., 1969. С. 322.
** Там же. С. 318.

Психология коллективного субъекта 303
ганизованность (управляемость), результативность (продуктив-
ность), пространственные и временные особенности условий
жизнедеятельности коллективного субъекта.
Кратко остановимся на каждом выделенном свойстве, предло-
жим параметры и показатели их описания и возможной оценки.
В качестве параметров рассмотрим некоторые величины, которые
их характеризуют и задают определенные границы проявления.
Показатели — это данные, по которым можно судить об уровне
развития свойств. Число показателей по каждому свойству обыч-
но превышает число параметров*.
Под целенаправленностью коллективного субъекта деятель-
ности в данном контексте понимается его стремление к основной,
общественно значимой цели. Целенаправленность характеризует
такое состояние коллектива, когда цель имеет решающее влияние
на совместную деятельность (СД), подчиняет ее себе, как бы «про-
низывает» ее. В свою очередь, целенаправленность коллективно-
го субъекта деятельности характеризуется групповыми интереса-
ми, содержанием целей, которые выдвигает перед собой группа,
коллективными социальными установками, убеждениями, идеала-
ми. Целенаправленность выражает прежде всего реально суще-
ствующие тенденции в деятельности коллектива и является важ-
нейшей характеристикой его социального и социально-психо-
логического «портрета». В качестве параметра данного свойства
может рассматриваться тип ценностно-ориентированной регуля-
ции внутригруппового предметно- направленного взаимодействия.
Предполагается, что близость или сходство ценностных ориента-
ции участников СД проявляется во взаимодополняемой и инте-
грированной направленности коллективного субъекта деятель-
ности на какую-либо цель. Это служит важной предпосылкой
успешного выполнения совместной деятельности. Эмпирически-
ми показателями могут выступать: 1 ) уровни проявления таких
видов направленности, как направленность на совместную дея-
тельность, на взаимоотношения друг с другом, на свою позицию в
деятельности и в системе отношений; 2) соотношение этих видов;
3) соотношение личностных и коллективных целей, т. е. их соот-
ветствие, взаимное дополнение, совпадение, расхождение, проти-
воречие и т. п.
Мотивированность как свойство коллективного субъекта дея-
тельности представляет собой активное, заинтересованное и дей-
Разработка предлагаемых параметров и показателей выполнена совместно с
В. А. Хащенко.

304 А. Л. Журавлев
ственное отношение (побуждение) к совместной деятельности.
Она характеризует такое состояние мотивационной сферы участ-
ников СД, при котором имеют место эмоциональные переживания,
потребности, влечения, желания действовать вместе, а также осо-
знание необходимости совместной деятельности и пристрастное,
увлеченное отношение к ней. Мотивированность формируется в
результате интеграции индивидуальных мотивов, их взаимного
«сложения» и «переплетения». Проявляется она в особенностях
активности и заинтересованности членов коллектива в совмест-
ной деятельности. Основным параметром мотивированности кол-
лективного субъекта деятельности рассматривается уровень (глу-
бокий или поверхностный) включенности его членов в СД, кото-
рый свидетельствует в первую очередь об их отношении к ней.
В качестве эмпирических показателей мотивированности, по на-
шему мнению, могут служить уровень активности участников СД,
напряженность (интенсивность) их деятельности, степень удо-
влетворенности участием в СД и др.
Под целостностью (или интегрированностью) коллективного
субъекта деятельности понимается внутреннее единство состав-
ляющих его элементов. Данное свойство характеризует степень
взаимосвязанности и взаимозависимости участников совместной
деятельности. В социально-психологической и психологической
литературе используются и некоторые другие термины для обо-
значения целостности: объединенность, единство, сопряжен-
ность, цельность. Целостность (интегрированность) коллектив-
ного субъекта описывается следующей совокупностью параме-
тров: плотностью функциональных связей между его членами,
показателями которой выступают частота и интенсивность кон-
тактов между ними; уровнем функциональной взаимосвязанности
и таким показателем, как отношение числа совместно выполняе-
мых функций к общему их числу; типом целостности коллективно-
го субъекта, который проявляется в характере доминирующих
связей между членами коллектива.
Важным свойством коллективного субъекта деятельности яв-
ляется его структурированность, которая означает четкость и
строгость взаимного распределения функций, задач, прав, обязан-
ностей и ответственности между членами коллектива, опреде-
ленность его структуры. Хорошо структурированный коллектив-
ный субъект обладает прежде всего свойством легко разделяться
на основные элементы или части, которые соответствуют выпол-
няемым функциям и задачам в совместной деятельности, т. е.
каждому его звену определено свое место. Параметрами струк-

Психология коллективного субъекта 305
турированности, по нашему мнению, можно считать тип распре-
деления обязанностей и ответственности в коллективе, характер
его статусно-ролевой структуры, соответствие организационной
структуры деятельности организационным отношениям. Эмпири-
ческими показателями структурированности соответственно вы-
ступают доминирующие способы распределения функций (взаим-
ное дополнение, подстраховка, дублирование и т. п.), способы
принятия ответственности за выполнение функций в коллективе
(концентрация, распределение, диффузия ответственности), ха-
рактеристики делового взаимовлияния и др.
Согласованность как свойство коллективного субъекта дея-
тельности представляет гармоничное сочетание его членов, вза-
имную обусловленность их действий. Для обозначения данного
свойства в конкретных видах профессиональной деятельности
используются также такие термины, как «координированное^»,
«слаженность», «сработанность», «сыгранность» и т. п. Согла-
сованность (или рассогласованность) проявляется на всех этапах
выполнения СД и характеризует сочетание ее основных структур-
ных элементов: целей и задач, мотивов, действий и операций,
промежуточных и конечных результатов. Параметром согласо-
ванности является прежде всего тип или характер согласования
(соотношения) действий членов коллектива, который может оце-
ниваться с помощью следующих показателей: доминирующих
способов разрешения разногласий и противоречий, ведущей «зо-
ны» согласования действий членов коллектива, уровня конфликт-
ности и типичных способов поведения его членов в конфликтных
ситуациях и т. п.
Организованность коллективного субъекта деятельности оз-
начает упорядоченность, собранность, подчиненность определен-
ному порядку выполнения совместной деятельности, способность
действовать точно в соответствии с заранее установленным пла-
ном (планомерность). Для обозначения свойства организованно-
сти иногда используется термин «регулируемость», а в последние
годы стало широко применяться близкое к нему понятие управ-
ляемости, под которым понимается способность следовать управ-
ляющим воздействиям. В данном свойстве можно выделить два
основных аспекта: способность коллективного субъекта деятель-
ности следовать внешним организационным и управляющим воз-
действиям, т. е. его исполнительность, которая характеризует кол-
лектив как объект управления по отношению к управленческим
органам; способность коллективного субъекта самому организо-
вываться и управлять своей деятельностью. В этом смысле орга-

306 А. Л. Журавлев
низованность и управляемость характеризуются сплоченностью в
решении внутриколлективных задач и степенью развития само-
управления*. Следовательно, основными параметрами органи-
зованности (управляемости) коллективного субъекта являются
уровни его исполнительности и самоуправляемости в совместной
деятельности. Эмпирическими показателями уровня исполни-
тельности служат частота исследования внешним управляю-
щим воздействиям, а также стиль исполнения. Уровень само-
организованности (самоуправляемости) эмпирически характери-
зуется через показатели активности коллектива в управлении
своей деятельностью, среди которых мы выделяем формально-
динамические (количество членов, принимающих участие в управ-
лении коллективом; количество выполняемых ими управленче-
ских функций и т. п.) и содержательные (потенциал лидерства,
способы включения членов коллектива в управление, его направ-
ленность и др.).
Интегральным свойством коллективного субъекта деятель-
ности является его результативность, которая означает способ-
ность достигать положительного итога. В результативности в
виде показателей конкретных продуктов деятельности «фоку-
сируются» определенные уровни развития свойств коллектива.
В социально-психологической литературе встречаются также и
другие термины, близкие по содержанию результативности: «про-
дуктивность», «производительность», «эффективность», «дейст-
венность»**. Основаниемдая выделения параметров результатив-
Гайдар К- М. Динамика субъектного развития студенческой группы в пери-
од обучения; Гражевская Н. И. Развитие трудового коллектива как субъекта со-
циалистических производственных отношений в условиях демократизации хозяй-
ственной системы; Кирьянов В. И. Трудовой коллектив как субъект самоуправ-
ления: Опыт социологического анализа; Совместная деятельность: Методоло-
гия, теория, практика / Отв. ред. А. Л. Журавлев, П. Н. Шихирев, Е. В. Шоро-
хова. М., 1988,
** Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии; Позня-
ков В. П. Психологические отношения и деловая активность субъектов эконо-
мической деятельности в условиях разных форм собственности // Психологичес-
кий журнал. Т. 21. 2000. № 6. С. 38-50; Совместная деятельность в условиях
организационно-экономических изменений; Совместная деятельность: Методо-
логия, теория, практика; Социально-психологические исследования руководства
и предпринимательства / Отв. ред. А.Л.Журавлев, Е. В. Шорохова. М.; Черны-
шев А. С. Социально-психологические свойства коллектива как субъекта дея-
тельности // Вопросы психологии коллектива школьников и студентов. Курск,
1981.

Психология коллективного субъекта 307
ности (продуктивности) коллективного субъекта деятельности
является возможность разделения всей совокупности выполняе-
мых им задач на два крупных блока: производственные и социаль-
ные (включая социалыГо-психологические). Следовательно, та-
кими параметрами должны быть производственные и социаль-
но-психологические результаты деятельности коллектива. Выбор
эмпирических показателей результативности должен осущест-
вляться с учетом конкретной специфики его деятельности и от-
ражать ее важные стороны.
Выделенные характеристики одновременно являются свой-
ствами и совместной деятельности, и ее коллективного субъекта.
Однако можно предположить, что наряду с такими характеристи-
ками имеются также свойства только деятельности (например,
темп, интенсивность, ритмичность и т. п.) и только коллектива
(например, сплоченность, совместимость, удовлетворенность, под-
готовленность, компетентность, профессиональность, квалифи-
цированность и т. п.). Каждая из трех выделенных групп свойств
требует специального изучения и оценки.
Конкретные виды коллективного субъекта деятельности ха-
рактеризуются разными уровнями проявления его свойств, кото-
рые могут оцениваться эмпирически в соответствии с изложенной
выше концептуальной моделью. В этом состоит практическая за-
дача социально-психологического анализа совместной деятель-
ности и коллективного субъекта. В связи с этим остается недо-
статочно разработанным важный и относительно самостоятель-
ный вопрос о параметрах и эмпирических референтах выделенных
выше свойств коллективного субъекта, начало разработки кото-
рого положено в данной главе, но который в каждом конкретном
случае изучения СД требует отдельного и специального рассмо-
трения. Конкретное решение данного вопроса позволяет сравни-
вать трудовые коллективы не только по состоянию социально-
психологического климата, но и по характеристикам коллектива
как субъекта совместной трудовой деятельности (или коллектив-
ного субъекта).
Психологическая характеристика других проявлений
коллективного субъекта
В соответствии с положением о множественности проявлений
коллективного субъекта (или, в терминологии Б. Г. Ананьева,
«полисубъектности»), его можно характеризовать, например, в
связи с качествами (свойствами) и внутрисубъектных (внутри-

308 А.Л.Журавлев
коллективных, внутригрупповых), и межсубъектных (межкол-
лективных, межгрупповых) отношений. В результате этого мож-
но получить социально-психологический «портрет» коллективно-
го субъекта отношений. Такие характеристики, т. е. не являющиеся
свойствами совместной деятельности (хотя и сохраняющимися ее
факторами, тем не менее имеющими отношение к коллективному
субъекту), интенсивно разрабатываются в социальной психо-
логии. Если ограничиться ведущими свойствами коллективного
субъекта отношений, то они могут быть следующими полярно
представленными свойствами:
сплоченность — разобщенность;
совместимость — несовместимость;
открытость — закрытость;
удовлетворенность — неудовлетворенность;
конфликтность — бесконфликтность;
толерантность — нетерпимость;
устойчивость — изменчивость;
доброжелательность — агрессивность;
уважительность — пренебрежительность.
Безусловно, данная совокупность может быть пополнена, од-
нако перечисленные свойства коллективного субъекта отношений
реально изучаются в социальной психологии, хотя и в принципи-
ально разной степени.
Следующим важнейшим проявлением коллективного субъекта
является феномен общения. Как и отношения, общение может
быть внутрисубъектным (внутриколлективным) и межсубъектным
(межколлективным). Основные свойства, описывающие данное
проявление (качество) коллективного субъекта и изучавшиеся в
социальной психологии, следующие:
целенаправленность — бесцельность;
контактность — неконтактность (изолированность);
общительность — замкнутость;
уравновешенность — неуравновешенность;
компетентность — некомпетентность;
комфортность — дискомфортность и др.
Исходя из сравнения описанных выше совокупностей, необхо-
димо сформулировать теоретическое положение о том, что неко-
торые психологические свойства коллективного субъекта одно-
временно характеризуют различные его проявления и тем самым
могут быть названы общими свойствами, а некоторые из них
специфичны и характеризуют лишь отдельные проявления кол-
лективного субъекта. Последние свойства составляют группу
частных, или парциальных. Однако такое разделение по существу

Психология коллективного субъекта 309
не сделано в социальной психологии, поэтому данную работу еще
предстоит выполнить.
Психология больших социальных групп
как коллективных субъектов
На возможностях и особенностях исследования больших соци-
альных групп как коллективных субъектов целесообразно остано-
виться несколько подробнее по целому ряду причин. Во-первых, дая
современной социальной психологии данное направление исследо-
ваний является принципиально новым, так как психология таких
групп с позиций субъектного подхода ранее глубоко не анализирова-
лась и профессионально не осмысливалась. Возможно, выделение
субъектных характеристик (свойств, качеств) существенно дополня-
ет понимание психологии больших социальных групп, которая по-
прежнему остается недостаточно богатой в социальной психологии.
Во-вторых, исследование психологии этих групп именно как
коллективных субъектов, несомненно, будет способствовать по-
ниманию более глубинных изменений, происходящих в современ-
ном российском обществе. Такие надежды связаны, с одной сто-
роны, с необходимостью тщательного анализа изменений в соци-
альной психологии ранее известных социальных групп: процессов
осознания или нового места, новых функций и ролей в современ-
ном обществе, роста в целом их социальной активности, новых
явлений в межгрупповых отношениях, в частности согласования
действий с другими социальными группами и т. д.
С другой стороны, существует потребность в изучении психо-
логии новых социальных групп, интенсивно возникавших в рос-
сийском обществе в 90-е гг. XX в. и продолжающих активно фор-
мироваться в начале нового века. Имеются в виду не только от-
носительно изученные за последние пятнадцать лет социальные
группы предпринимателей, безработных или деловых женщин, но
и совсем не изученные или малопонятные «новые русские», сред-
ний класс, «новые беспризорные», обманутые вкладчики (инве-
сторы), «зеленые», дворянское собрание, кадеты, правозащитни-
ки, новые профессиональные группы и др. Актуальной проблемой
является исследование таких изменений в психологии и первых, и
вторых приводимых групп, которые превращают их в коллектив-
ных субъектов, способных реально влиять на российское обще-
ство и тем самым развивать его.
В-третьих, исследование психологии больших социальных групп
с позиций субъектного подхода является вполне релевантным, по-

310 А. Л. Журавлев
зволяет расширить научное поле применения данного подхода,
раскрыть его реальные теоретические возможности на новом кон-
кретном объекте социально-психологического анализа — все это
фактически может привести к развитию самого субъектного под-
хода в психологической науке.
В-четвертых, возрастающий интерес к возможностям субъект-
ного подхода к психологии больших социальных групп неизбежно
усилит интеграционные междисциплинарные процессы социаль-
ной психологии и социологии, экономической и исторической на-
ук, политологии и науки управления и др., так как каждая из них
имеет свой актуальный интерес к большим социальным группам.
В этом взаимодействии социальная психология не просто сохра-
няет свое полноправное и полноценное участие, но и является яв-
но востребованной со своим специфическим предметом исследо-
вания и результатами, дополняющими научные представления о
больших социальных группах.
На процессы становления, поддержания и проявления боль-
ших социальных групп как коллективных субъектов и коллектив-
ной субъектности как их свойства оказывает влияние целая сово-
купность факторов*, среди которых Т. П, Емельянова выделила
следующие основные:
общее историческое прошлое социальной группы (или общая
судьба), укореняющее и легитимизирующее существование данной
общности, воспроизводящееся в символах, легендах, мифах и т. п.;
наличие общего языка как средства коммуникации и взаимопо-
нимания как условия выработки разделяемых смыслов и ценно-
стей группы;
развитие общественных процессов, создающих благоприят-
ные условия для проявления социальной инициативы, различных
форм совместной активности, межгруппового взаимодействия и т.
д., т. е. всего того, что развивает субъектные свойства социальных
групп;
актуальная общественная ситуация, например, стабильность
(нестабильность) социально-экономических, социально-полити-
ческих и многих других общественных явлений;
существование традиции совместных действий в каждой кон-
кретной анализируемой группе, переживаемых сообществом со-
вместных эмоциональных состояний, особенно связанных с ре-
альными совместными действиями;
Автор признателен Т. П. Емельяновой за предоставленную возможность
использовать материалы в данном разделе.

Психология коллективного субъекта 311
наличие относительно устойчивой системы идей и взглядов,
ценностей и идеалов, норм и правил и т. д., принимаемых и разде-
ляемых большинством членов группы и постепенно становящихся
важными объединяющими регуляторами их социального поведе-
ния, в конечном счете приводящих к формированию общей куль-
туры (идеологической, политической, правовой, экономической,
символической и т. п.), построенной на опыте совместной жизне-
деятельности группы и фиксирующей основные принципы взаи-
моотношений внутри общности, с другими общностями, ее инсти-
туционального устройства и т. д.
Одним из перспективных направлений исследования, по мнению
Т. П. Емельяновой, является изучение того, как перечисленные и
некоторые другие факторы воздействуют на формирование и про-
явление уже известных социально-психологических феноменов
групповой идентичности, социальной категоризации, межгруппо-
вых отношений, самооценки перспектив развития своей группы и ее
возможностей влияния на социальное окружение и др., и как на их
основе становятся и развиваются собственно субъектные каче-
ства больших социальных групп, к которым относятся, например:
социальная инициативность и активность;
социальная ответственность;
высокая степень самоорганизации и самоуправления;
навыки и опыт совершения согласованных групповых действий;
относительная автономность, независимость и самодостаточ-
ность;
открытость для внутригруппового или межгруппового взаимо-
действия и др.
Особо следует сказать о таком субъектном качестве больших
социальных групп, как наличие развитого гражданского со-
знания у их членов. Гражданское сознание предполагает реаль-
ное действие взаимных обязательств во взаимоотношениях чело-
века и общества. Рассмотрение личностью своего общества, го-
сударства в качестве основного фактора (гаранта) обеспечения
социального порядка и личной безопасности должно естествен-
ным образом дополняться развитым чувством долга человека —
гражданина перед обществом и государством. Гражданское само-
сознание основано на гражданской идентичности человека, в
которой фактически фиксируются общность, близость или даже
единство социальных интересов индивида и группы.
Можно выдвинуть следующее предположение о некоторых
признаках развитого гражданского сознания у членов большой со-
циальной группы:

312 А. Л. Журавлев
развитая гражданская идентичность;
переживание потребности в принадлежности к какой-либо
гражданской общности;
чувство социальной защищенности вследствие принадлежно-
сти к гражданской общности;
положительная социальная установка на активную обществен-
ную деятельность, свободную от карьерных и меркантильных ин-
тересов;
потребность оказывать влияние на общественные процессы и
уверенность в самой возможности повлиять на них и др.
Результаты конкретных эмпирических исследований, выпол-
ненных в Институте психологии РАН (ИП РАН) М. И. Волови-
ковой, Т. П. Емельяновой, Н. А. Журавлевой, А. Б. Купрейченко,
В. П. Позняковым, В. А. Хащенко и др. с помощью качественных
методов фокус*групп, анализа отдельных случаев, ассоциаций,
глубинного интервью, беседы, контент-анализа и др., свидетель-
ствуют о том, что большинство изучавшихся социальных групп
российского общества, выделенных по признакам пола и возрас-
та, характера занятости и семейного положения, отношений соб-
ственности и имущественного статуса и т. д., реально находятся на
уровне предсубъектности, не соответствуя основным призна-
кам коллективного субъекта*.
Выполненные в ИП РАН Т. П. Емельяновой исследования пси-
хологии большой социальной группы как коллективного субъекта
позволили разработать некоторые концептуальные положения,
имеющие отношение к социально-психологическим феноменам,
Емельянова Т. П. Конструирование социальных представлений в условиях
трансформации российского общества. М., 2006; Журавлев А. Л. Динамика цен-
ностных ориентации личности в российском обществе. М., 2006; Индивидуаль-
ный и групповой субъекты в изменяющемся обществе: Тезисы докл. к Междунар.
научно-практ. конф. / Отв. ред. М. И. Воловикова. М., 1999; Позняков В. П.
Психологические отношения и деловая активность субъектов экономической
деятельности в условиях разных форм собственности // Психологический жур-
нал. Т. 21. 2000. № 6. С. 38—50; Совместная деятельность в условиях
организационно-экономических изменений / Отв. ред. А. Л. Журавлев. М., 1997;
Совместная деятельность: Методология, теория, практика / Отв. ред. А. Л. Жу-
равлев, П. Н. Шихирев, Е. В. Шорохова. М., 1988; Социальная психология эко-
номического поведения / Отв. ред. А. Л. Журавлев, Е. В. Шорохова. М., 1999;
Социально-психологическая динамика в условиях экономических изменений /
Отв. ред. А. Л.Журавлев, Е. В. Шорохова. М., 1998; Социально-психологические
исследования руководства и предпринимательства / Отв. ред. А. Л. Журавлев,
Е. В. Шорохова. M., Î999.

Психология коллективного субъекта 313
механизмам и функциям, которые, как правило, включены в про-
цесс становления коллективного субъекта. В частности, было об-
наружено, что социальные представления в процессе их конструи-
рования социальными группами российского общества выполня-
ют не только познавательные функции или функции ориентации
поведения, которые ранее уже были известны в результате иссле-
дования более стабильного в социально-экономическом отноше-
нии французского общества. Социальные представления у членов
фрустрированных групп российского общества (безработных,
пенсионеров, особенно неработающих, некоторых групп госбюд-
жетных организаций и т. п.) выполняют также важную функцию
поддержания позитивного эмоционального состояния. Как
показали результаты эмпирических исследований Т. П. Емельяно-
вой, одним из действенных механизмов реализации выделенной
функции социальных представлений является функционирование
коллективной памяти*. Кросскультурные исследования воспо-
минаний о Второй мировой войне позволили обнаружить в их
структуре психологические феномены (мнения, оценки, представ-
ления, отношения, установки), которые служат именно для под-
держания позитивного эмоционально насыщенного образа соб-
ственной группы у ветеранов войны или играют роль объединяю-
щего символа величия нации, вызывающего чувство гордости за
свой народ у молодежи. Это фактически происходит в условиях
противоречивого дискурса в российском обществе о минувшей
войне, особенно о ее причинах и начальном периоде, а также со-
временных попыток пересмотреть ее исторические итоги.
В периоды радикальных общественных изменений большие со-
циальные группы как коллективные субъекты остро испытывают
потребность в психологическом подкреплении и подтверждении
собственной групповой значимости, удовлетворение которой, во-
первых, несколько компенсирует морально-нравственный дис-
комфорт от переживаемого исторического периода, а во-вторых,
служат достаточно эффективным способом реального объедине-
ния и сохранения самой социальной группы как субъекта.
Другим важнейшим феноменом в исследовании больших соци-
альных групп как коллективных субъектов является коллектив-
ный символический коупинг (collective symbolic coping). Вначале
этот термин использовался в контексте изучения способов пре-
Емельянова Т. П. Социальное представление как инструмент коллективной
памяти (на примере воспоминаний о Великой отечественной войне)// Психоло-
гический журнал. 2002. Т. 23. № 4. С. 56-66.

314 А. Л. Журавлев
одоления посттравматического стресса через процесс взаимно-
го раскрытия пациентами своих психологических проблем*. В ис-
следованиях социально-психологических феноменов (социальных
представлений) больших социальных групп данный термин встре-
чается у австрийского социального психолога В. Вагнера, который
рассматривал дискурс в сообществе как один из способов коллек-
тивного коупинга. Он писал: «Социальное представление опреде-
ляется как выработка социального объекта сообществом для
правильного поведения и коммуникации... Такая «выработка со-
циального объекта»... достигается... посредством дискурепой вы-
работки системы смыслов, то есть посредством символического
коупинга»**.
Конечно, коллективный коупинг существует далеко не только
в форме дискурса, необходимого для преодоления каких-то груп-
повых проблем. В целом он выступает важнейшим механизмом
стабилизации социального поведения в сложных ситуациях, в
экстремальных условиях, при столкновении группы с реальными
проблемами и т. п. Выявление стратегий и закономерностей воз-
никновения и протекания коллективного коупинга в условиях
общественной, региональной или групповой нестабильности мо-
жет рассматриваться перспективным направлением исследова-
ний в современной социальной психологии.
Изучение феноменов и коллективной памяти, и коллективного
коупинга фактически является новой областью в отечественной
социально-психологической науке, которую целесообразно раз-
вивать, особенно в парадигме коллективного субъекта. Эти фено-
мены наряду с такими атрибутами больших социальных групп, как
социальные и психологические отношения, социальные представ-
ления и социальные установки, стереотипы и предрассудки, груп-
повые ценности и ценностные ориентации, социальная категори-
зация и различные виды идентичности, социальное сравнение и
социальные ожидания, социальные нормы и правила, социальные
эталоны и идеалы и многие другие, в определенной мере помогут
раскрыть и понять социально-психологические закономерности
переживания людьми периода сложных трансформаций россий-
ского общества. Новые данные о феноменах больших социальных
Pennebaker J.W.& Harber K.D. A social stage of collective coping: the Loma
Prieta earthquake and the Persian Gulf//Journal of social issues. 1993. Vol. 49. No 4.
P. 125-145.
Wagner W. Social representations and beyond: Brute facts, symbolic coping and
domesticated worlds // Culture and psychology. 1998. V 3 (4). P 297-329. P. 307.

Психология коллективного субъекта 315
групп как коллективных субъектов, в частности, о динамике кол-
лективной памяти и формировании коллективного коупинга, будут
способствовать, с одной стороны, прогнозированию возможных
негативных психологических последствий общественных преоб-
разований, а с другой — поиску путей стимулирования процессов
развития гражданской ответственности и социальной активности
различных групп российского населения.
Заключение
Различные проявления коллективного субъекта представляют
собой психологические феномены разной степени обобщенности
(частности). В этой связи наиболее обобщенным проявлением
коллективного субъекта может быть поведение, интегрирующее
частные его формы, к которым относятся общение, отношение,
управление и т. п.
Другими обобщенными формами активности коллективного
субъекта являются также взаимодействие и широко понимаемая
совместная жизнедеятельность. Такие, например, шкалы свойств,
как «активность — пассивность», «удовлетворенность — неудо-
влетворенность», «устойчивость — изменчивость» и некоторые
другие имеют отношение к любым проявлениям коллективного
субъекта и тем самым могут быть отнесены к группе наиболее об-
щих его свойств.
Остается проблемным важный вопрос о специфике субъект-
ных качеств групп разного размера (численности), например: ма-
лых и больших социальных, которые, безусловно, имеют как сход-
ные, так и различные субъектные свойства. Более того, пока еще
в достаточно острой форме сохраняется дискуссионность вопроса
о возможности рассматривать большие социальные группы как
субъекты, однако, по нашему мнению, это имеет временный ха-
рактер. Такие социальные группы, как различные этносы, некото-
рые политические партии, российские предприниматели, пенсио-
неры, разные общественные движения в 90-е гг. XX в. и начале
XXI в. убедительно показали свою способность к совместным ак-
тивным действиям, оказывали влияние на общественные явления,
т. е. проявляли себя в качестве коллективных субъектов в совре-
менном российском обществе. Задача состоит в том, чтобы на эм-
пирическом уровне глубоко проанализировать и теоретически
осмыслить эти явления именно в субъектной парадигме.
Сохраняются пока и многие методические сложности в изуче-
нии разных групп как коллективных субъектов: использование

316 А. Л. Журавлев
имеющегося инструментария для исследования групповой психо-
логии возможно лишь в ограниченных рамках, а разработка новых
методик, приемов, различных техник и т. п. всегда требует боль-
шого времени и учета конкретной специфики изучаемых явлений.
Для разрешения отмеченных и других сложностей большое
значение имеют теоретические разработки К. А. Абульхановой,
выполненные в самые последние годы*. Во-первых, психологиче-
ской категории «субъект» ею обоснованно придан научный статус
методологического принципа, который, как и другие известные
принципы в психологии, служит «соотнесению теории, знаний и
эмпирического исследования», является ориентиром «для выбора
стратегии всего исследования, проверки и подтверждения гипо-
тез», содействует «установлению самых различных соотношений
предмета и объекта познания», выполняет «не только науковед-
ческую, но и научно-практическую роль»**. Во-вторых, через тео-
ретическую трактовку объекта психологического исследования, в
качестве которого рассматривается субъект, а само исследование
наделяется характером взаимодействия исследователя с объектом
его познания, К- А. Абульханова соотносит и реально показывает
взаимное дополнение субъектного и психосоциального подходов в
психологии, которые в настоящее время развиваются фактически
единым крупным направлением. Это позволяет не только разви-
ваться каждому изданных подходов, но и укреплять методологиче-
ские основания психологии в целом. В-третьих, одной из харак-
терных особенностей современного состояния психологической
науки, по мнению К. А. Абульхановой, является распространение
нового методологического принципа субъекта и даже более того —
новой субъектной парадигмы***. Такое распространение имеет не-
посредственное отношение к изучению рассмотренного здесь фе-
номена коллективного субъекта.
Отмеченные тенденции, безусловно, имеют хорошие перспек-
тивы и в исследовании жизнедеятельности самых разных групп
как коллективных субъектов.
Абульханова К. А. Принцип субъекта в отечественной психологии // Пси-
хология. Журнал Высшей школы экономики. 2005. Т. 2. № 4.
Там же. С. 19.
Там же.

В. А. Барабанщиков
Онтологический подход
к исследованию восприятия*
Идея онтологизации субъекта и его сознания, их опре-
деление через способ жизни человека распространя-
лись С. Л. Рубинштейном на изучение всех психических
процессов и функций, включая, казалось бы, предель-
но «гносеологизированные» ощущения и восприятия.
Согласно С. Л. Рубинштейну, человек не противо-
поставлен бытию и не вырван из него; это часть бы-
тия, осознающая свое бытие, проникающая в него,
охватывающая его как целое. Человек родствен всему
сущему. Выступая в функции субъекта, он подчиняет-
ся общим закономерностям бытия и сближается с
субъектами любых форм активности. Различие между
ними заключено в доле (мере) самодетерминации (са-
моопределения), которое на уровне человека достига-
ет предельно высокого значения. С этой точки зрения
восприятие выступает как процесс и продукт взаимо-
действия материальных реальностей, человека и ми-
ра. Через восприятие, так или иначе опосредованного
действием, совершается соприкосновение человека с
миром, субъекта с объектом. «Воспринять — значит
по существу онтологизироваться, включиться в про-
цесс взаимодействия с существующей реальностью,
стать причастным ей»**. Воспринимая действитель-
* Работа поддержана РГНФ, проект № 07-06-00302а.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб.:
«Питер», 2003. С. 305.

318 В. А. Барабанщиков
ность, субъект привносит в нее собственное содержание, наделяет
ее ценностями, делает осмысленной.
Окружающая действительность представлена воспринимаю-
щему в непосредственно-чувственной форме: многообразием кра-
сок, звуков, запахов, прикосновений или боли. Эти впечатления
структурированы в пространстве и времени, носят предметный ха-
рактер и обнаруживаются там, где локализуется их источник — в
среде, внутри или на поверхности тела. Как элементы внутреннего
мира, они включены в организацию психической жизни человека,
и потому все, что касается его природы и отношений к действи-
тельности, предполагает чувственную основу, или перцептивную
составляющую.
В каком-то смысле жизнь и восприятие жизни неразличимы.
Можно потерять зрение или слух, но нельзя лишиться самой спо-
собности воспринимать. Вне перцептивного процесса жизнь не-
возможна. Восприятие — это непрекращающаяся связь индивида
со средой, человека с миром, в рамках которой среда, мир непо-
средственно открываются человеку и оказываются доступными
ему. Благодаря восприятию живые существа становятся причаст-
ными действительности, ориентируются в ней и сохраняют себя
как целостность. Это означает, что, во-первых, предметом вос-
приятия являются события жизни человека — фрагменты или
эпизоды его бытия; во-вторых, самое восприятие осуществляется
в форме события, т. е. конкретного эпизода жизни. Превращение
действительности в элемент чувственного опыта сопровождает
собственная судьба элемента, его включенность в поток конкрет-
ного времени, обусловленность другими психическими явлениями
и характером взаимоотношений индивида с окружающей действи-
тельностью.
В данной работе сделана попытка очертить контуры онтологи-
ческого подхода к исследованию восприятия, намеченного
С. Л. Рубинштейном. Восприятие рассматривается со стороны
своего существования, как событие. Существовать (быть) —
значит участвовать в процессах жизни: рождаться и умирать, пе-
реходить из одной формы в другую, влиять на смежные процессы
и испытывать их влияние на себе. Перцептивное событие выра-
жает изменение(становление,развитие, преобразование)и,одно-
временно, сохранение (пребывание, свершение) чувственной дан-
ности мира человеку. В ходе события определяются и восприни-
мающий индивид, и его мир.
На сегодняшний день онтология восприятия относится к про-
блемам «второго плана». Исследователей больше интересует

Онтологический подход к исследованию восприятия 319
гносеологический аспект: механизмы и способы чувственной пре-
зентации действительности — восприятия величины, формы, рас-
положения предметов, их перемещения в пространстве, отноше-
ния яркости и цветности и т. п. Говоря об онтологии восприятия,
чаще всего имеют в виду нейрофизиологические механизмы пер-
цептивного процесса, акты поведения или потоки стимуляций, па-
раметры которых можно объективно зарегистрировать и оценить.
При этом чувственная данность человеку действительности —
основной феномен восприятия — рассматривается как нечто про-
изводное, не имеющее самостоятельного значения. Между тем
любое перцептивное явление выступает не только в качестве
функции сенсорной системы или образа среды, но и как пережи-
вание индивида и регулятор его активности. Оно столь же реаль-
но, как и сама действительность, поведение или динамика нервной
ткани, т. е. имеет собственное относительно независимое бытие.
Без учета оснований порождения, организации, развития и преоб-
разования чувственных впечатлений, специфики их взаимосвязей
наши знания о восприятии остаются принципиально неполными, а
в практическом отношении — весьма ограниченными.
Онтологический подход позволяет рассмотреть перцептивный
процесс в его целостности и развитии. В центре внимания оказы-
ваются взаимопроникновение субъекта и объекта восприятия,
способы существования чувственного образа и его обусловлен-
ность системой внешних и внутренних детерминант.
Субъект восприятия
В общей психологии словосочетание «субъект восприятия»
встречается редко и на теоретическом уровне не представлено.
Исследователи ограничиваются предельно общим значением —
носитель перцептивного процесса либо отождествляют его с ис-
пытуемым. В психофизиологических работах в качестве субъекта
восприятия рассматривается сенсорная система, мозг или орга-
низм в целом, в социально-психологических — сообщество (груп-
па) либо личность.
Подобная трактовка связана с традициями сенсуализма, наи-
более глубоко укоренившимися в практике психологического экс-
перимента. И субъект, и объект познания рассматриваются здесь
в виде независимых вещей, объединенных однонаправленной
причинно-следственной зависимостью: объект (природа) — субъ-
ект (сознание). Соответственно, процесс восприятия выражает
лишь внешнюю связь объекта и его образа, который интерпрети-

320 В. А. Барабанщиков
руется как результат физического воздействия среды на органы
чувств. В данном контексте носителю восприятия отводится роль
регистратора воздействий, а сам субъект восприятия напоминает
рантье, пользующегося продуктами процесса, к которому он име-
ет отдаленное отношение. Не случайно при обсуждении конкрет-
ных феноменов вопрос о природе субъекта восприятия либо за-
малчивается, либо считается слишком общим и потому далеким от
существа дела.
В экспериментальных работах перцептивный процесс рассма-
тривается так, как если бы воспринимающий представлял собой
сложно устроенный регистрирующий прибор, а объект восприя-
тия — воздействующий на него внешний агент*. Выявлению рабо-
чих характеристик «прибора» посвящено подавляющее большин-
ство исследований восприятия. Они показывают, что эти характе-
ристики очень динамичны, взаимосвязаны друг с другом и приводят
к интегральным эффектам. При этом сам «прибор» наряду с внеш-
ними воздействиями чувствителен к потребностям человека, его
темпераментальным особенностям, чертам характера, способно-
стям, опыту и даже к внешнему облику. Существенно, что в процес-
се функционирования он может изменить не только свойства, но и
принцип работы. Не остается неизменным и объект восприятия,
который в разных контекстах обнаруживает различные качества и
роли, открываясь реципиенту с самой неожиданной стороны.
В последние десятилетия получен большой массив экспе-
риментальных данных, демонстрирующих динамизм отношений
объект—образ и тесную взаимосвязь восприятия с другими пси-
хическими явлениями (процессами, состояниями и свойствами
личности). Показано, что в ходе восприятия складывается не толь-
ко образ объекта, но и сам объект, а также тот, кому этот образ
принадлежит. Перцептивный процесс преодолевает рамки основ-
ного феномена и открывается как явление бытия человека, в кото-
ром познавательное отношение играет часто подчиненную роль**.
Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. М., 1982;
Глезер В. Д. Зрение и мышление. Л., 1985; Логвиненко А. Д. Чувственные осно-
вы восприятия пространства. М., 1985; Frisby J. P. Seeing. Oxford, 1979; Gard-
ner W R. The processing of information and structura. Potomac, 1974; Kaufman L.
Sight and mind: An introduction to visual perception. N. Y., 1974; Bruce V, Green P.
Visual perception: physiology, psychology and ecology. Hillsdale, 1993.
Барабанщиков В. А. Восприятие и событие. СПб., 2002; он же. Психоло-
гия восприятия. Организация и развитие перцептивного процесса. М., 2006;
Барабанщиков В. А., Белопольский В. И. Стабильность видимого мира. М., 2008;

Онтологический подход к исследованию восприятия 321
Накопленный эмпирический материал заостряет вопрос об он-
тологической природе субъекта восприятия. Становится все более
очевидным, что в качестве носителя восприятия необходимо рас-
сматривать не техническое устройство или вещь в широком значе-
нии этого термина, а конкретного человека как субъекта жизни.
Именно он оказывается «альфой» и «омегой» анализа восприя-
тия как психического процесса.
Онтологически (конкретно) понятый субъект выражает основу
многообразных отношений человека к действительности. Вступив
в определенные отношения и играя определенную роль (выполняя
функцию), индивид не просто подчиняется действительности, но и
воплощает в ней самого себя, продолжает себя в мире. Чем слож-
нее и разнообразнее отношения, тем сложнее и многообразнее их
субъект. Реализуя разные отношения с действительностью, один и
тот же индивид оказывается субъектом разных жизненных прояв-
лений, в частности, восприятия, мышления, эмоциональных пере-
живаний, общения, деятельности. Совокупность многообразных
отношений индивида является основанием и его различных качеств
и свойств, и субъектной организации в целом. Субъект жизни —
своеобразный интеграл функциональных возможностей (свойств,
качеств, образований, ролей) и одновременно достижений челове-
ка, не сводимый к субъектам отдельных отношений, но так или
иначе присутствующий в каждом из них. Наиболее важное каче-
ство человека как субъекта заключено в его способности распоря-
жаться собственными ресурсами и благодаря этому строить отно-
шения с действительностью, миром. Эта инстанция позволяет осу-
ществлять выбор, ставить цели, принимать или отвергать задачи,
соотносить предметы и события, но дая самого человека остается
«за кадром», растворяясь в образе, переживании или действии.
С данной точки зрения восприятие предстает перед исследовате-
лем как структурированный фрагмент бытия человека, взятый в
единстве внешних и внутренних условий своего существования. Че-
ловек воспринимает мир экзистенциально; в перцептивном процес-
се участвует весь человек целиком, с его физическими, душевными
и духовными качествами. Сюда включаются желания и чувства,
опыт и предчувствия, надежда и боль. Благодаря этому обстоятель-
ству человек получает возможность не только ориентироваться, но
и жить в социальном мире, открывать, понимать и умножать его.
Барабанщиков В. А., Носуленко В. Н. Системность. Восприятие. Общение.
М., 2004; Носуленко В. Н. Психофизика восприятия естественной среды. М.,
2007.

322 В. А. Барабанщиков
Восприятие мира изначально пронизано отношениями и ценностя-
ми человека. Соответственно, исходным пунктом анализа восприя-
тия оказывается не отображение объекта, а взаимоотношение че-
ловека с миром, субъекта с объектом, включающее в себя гносео-
логическое отношение в качестве необходимого звена.
Субъект восприятия выражает качество, которое приобретает
яндиввд в системе жизненных связей и отношений. Имеется в ви-
ду особая инстанция, которая разрешает противоречия между воз-
можностями и притязаниями человека, с одной стороны, и требо-
ваниями жизни — с другой. Специфика субъекта восприятия со-
стоит в возможности информационного взаимодействия индивида
со средой, обеспечивающего контроль текущих обстоятельств
жизни и деятельности человека. Это функциональное образова-
ние, которое складывается, развивается и проявляется в самом
процессе восприятия и вне его не существует.
Субъект инициирует и завершает перцептивный процесс, соот-
носит его продукты, распоряжается необходимыми ресурсами; яв-
ляется основой такого способа объединения относительно про-
стых психических функций, при котором возникает новое каче-
ство, отсутствующее в каждом из них.
На разных уровнях организации бытия субъект восприятия об-
наруживает различное содержание,
В физической системе отношений он выступает как телесное
существо, «погруженное» в вещно-оформленную абиотическую
среду. Антропометрические параметры (рост, вес, длина руки
или шага, скорость передвижения и т. п.) индивида становятся
мерой чувственно представленных свойств и отношений действи-
тельности.
На биологическом уровне субъект проявляется как организм,
реализующий наряду с обменными, трофическими и другими жиз-
ненными процессами ориентировочную и регуляторную функции.
Действительность, мир открывается живому существу в форме
предметов потребностей и действий, а процесс восприятия вклю-
чает мотивационные (конативные), когнитивные, диспозиционные
и операциональные компоненты.
В рамках социальной системы координат субъект предстает
как воспринимающая мир личность. Восприятие действительно-
сти опосредствуется знаковыми системами*, деятельностью**, об-
Выготский Л. С. Психология развития как феномен культуры. М.; Воро-
неж: АПСН, 1996.
Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1977.

Онтологический подход к исследованию восприятия 323
щением*, культурой в целом** и включает в себя символичес-
кое содержание***. Особое значение начинают играть не столько
поиск и прием полезной информации, сколько ее интерпрета-
ция — включение в смысловые контексты или семантические по-
ля воспринимающего****. Наконец, принимая ценности, нормы и
интересы референтной группы, индивид воспринимает и себя, и
мир «глазами» коллективного субъекта*****. Вопрос о том, как
социальное и культурно-историческое входит в содержание чув-
ственного восприятия и определяет его течение, оказывается не
менее значимым, чем традиционно обсуждаемый вопрос о меха-
низмах превращения энергетического воздействия на органы
чувств в «факт сознания».
В каждой из перечисленных систем бытия субъект занимает
уникальную позицию. Действительность воспринимается им в
определенном ракурсе или с некоторой «точки зрения», всегда
многомерной, как и бытие. Сам же субъект выражает узловой
пункт организации бытия, центр его возмущения или перест-
ройки******. Человек изначально погружен в мир и оказывается
условием его существования и развития. Вплетаясь в ткань ре-
альной жизни, восприятие выступает как феномен жизни, за-
дающий ее течение и смысл.
Таким образом, бытие, действительность изначального вклю-
чается в характеристику субъекта восприятия, причем не только в
виде отображенного содержания, но и как состояние субъекта,
форма его активности и сфера контроля. При этом пространство
субъекта восприятия не ограничивается его «телесной оболоч-
кой», а время — текущим моментом; человек как субъект выходит
за свои пределы, проникая через установившиеся связи и отноше-
ния в окружающий его мир.
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии.
М.: Наука, 1984.
Коул М. Культурно-историческая психология. М., 1997.
Крючкова В. А. Символизм в изобразительном искусстве. М., 1994.
Артемьева Е. Ю. Основы психологии субъективной семантики М., 1999;
Леонтьев А. А. Психология общения. М., 1999; Петренко В. Ф. Введение в экс-
периментальную психосемантику: исследование форм презентации в обыденном
сознании. М., 1983.
Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 1997; Андреева Г.
М., Донцов А. И. (ред.) Межличностное восприятие в группе. М., 1981; Бах-
тин M. M. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб.,
2000; Бодалёв А. А. Личность и общение. М., 1983.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб., 2003.

324 В. А. Барабанщиков
Смещение акцентов с феноменов восприятия на его субъекта вво-
дит в психологическое исследование ряд принципиальных моментов.
Прежде всего приоткрывается значение потенциального пла-
на восприятия. Реализуя широкий спектр отношений индивида со
средой, человека с миром, субъект восприятия выступает как мно-
гомерное целое, включающее в себя разнообразные качества и
свойства: от задатков (например, порогов сенсорной чувствитель-
ности) и способностей восприятия (например, оценки пропорций
или глазомера) до направленности личности (в частности, склон-
ности к художественному восприятию действительности) и черт
характера (восприимчивости к определенной информации, на-
блюдательности и т. п.).
Субъект играет роль внутренней предпосылки перцептивного
процесса; сам же процесс открывается как реализация потенциа-
ла и ресурсов субъекта восприятия. Через понятие «субъект вос-
приятия» исследователь получает выход на проблемы психологии
личности и межличностного восприятия. Структура личности на-
блюдателя с самого начала участвует в детерминации перцептив-
ного процесса как внутренний фактор и общая предпосылка и так
или иначе испытывает на себе его эффект. Своеобразие перцеп-
тивной потребности, установки, отношений к объекту, совокуп-
ный чувственный опыт характеризуют и восприятие, и личность
человека. Поскольку перцептивные задатки, способности, на-
правленность и черты личности проявляются и развиваются в ходе
восприятия, его формирование и развитие не может быть сведено
к получению, накоплению и организации чувственных данных.
Этот процесс захватывает и мотивационную, и операциональную,
и когнитивную стороны восприятия.
В данном контексте целесообразно говорить о формировании и
развитии перцептивного интеллекта, включающего как струк-
туры поиска, приема, преобразования и антиципации информации
(перцептивные схемы, карты и др.), так и структуры, обеспечива-
ющие координацию и саморегуляцию перцептивной активности.
Согласно исследованиям, эти образования оказывают на перцеп-
тивный процесс достаточно сильное влияние, определяя как спо-
соб его организации в целом, так и индивидуально-типологические
особенности, например, перцептивный стиль*. К сожалению, на
сегодняшний день потенциальный план чувственного восприятия,
Холодная М. А. Психология интеллекта: парадоксы исследования. М.;
Томск, 1997.
Шкуратова И. П. Когнитивный стиль и общение. Ростов-на-Дону, 1994.

Онтологический подход к исследованию восприятия 325
его «кристаллизованная форма», изучен слабо. Чаще всего по-
добные образования выносятся «за скобки», а исследователь
ограничивается сопоставлением перцептивного содержания с ха-
рактеристиками объекта. Невольно совершаемый разрыв акту-
ального и потенциального ведет к противопоставлению когнитив-
ного и личностного в восприятии и как следствие — к внешним
взаимоотношениям чувственного образа и действия. Проводимая
редукция существенно ограничивает возможность практического
использования закономерностей восприятия, раскрываемых экс-
периментаторами.
Становится очевидным, что границы восприятия как психиче-
ского явления очень размыты. Оно вбирает в себя другие модаль-
ности психики, распространяя на них свое влияние. Имеются в
виду не хаос и беспорядочность включений, а их организованность
в рамках и на «территории» локального целого; такая организо-
ванность, которая выступает непременным условием возникнове-
ния и развития конкретного чувственного образа. В каком-то
смысле восприятие голографично. Целое, заключенное в своей
части, обладает двумя уникальными свойствами: подчинено основ-
ной функции (непосредственной ориентировке в действительно-
сти) и открыто любым модальностям и отправлениям психики. Это
позволяет ему выполнять роль связующего звена между феноме-
ном восприятия и его жизненной основой, с одной стороны, между
восприятием и остальными психическими явлениями — с другой,
между восприятием и формами активности человека — с третьей.
Рассматриваемое целое выражает совокупность внутренних усло-
вий восприятия, взятых в их естественной взаимосвязи и взаимо-
отношении. Чувственная данность как бы упакована в многокаче-
ственный полифункциональный элемент опыта, благодаря кото-
рому в каждый момент времени человек ориентируется и в мире, и
в себе самом.
Обращение к состоянию субъекта восприятия возвращает в
психологию, казалось бы, забытое представление об апперцеп-
ции, но в современной форме*. Имеется в виду не высшая ступень
познания (Г. Лейбниц), осознание предмета под влиянием опыта
(И. Гербарт) или психологическая причина ассоциаций (В. Вундт),
а функциональное объединение внутренних условий перцептивно-
го процесса, направленное на получение определенного чувствен-
ного впечатления. В результате подобного объединения возникает
Барабанщиков В. А. Психология восприятия. Организация и развитие пер-
цептивного процесса. М., 2006.

326 В. А. Барабанщиков
новое качество, отсутствующее у каждого из условий в отдельно-
сти. Апперцептивный комплекс — это своеобразный орган вос-
приятия, реализующий возможность непосредственной ориенти-
ровки человека в среде и регуляцию его активности. В его состав
входят конативный (перцептивная потребность, оценка), когни-
тивный (схема), исполнительный (перцептивный план, операции),
диспозиционный (перцептивная установка, отношение) и рефлек-
сивный компоненты, которые порождаются и реализуются прак-
тически одновременно благодаря друг другу, ради других и обра-
зуемого целого. Безотносительно к апперцептивному комплексу
чувственный образ — такая же абстракция, как и отдельно взя-
тый когнитивный процесс или активность. Вне порождающего
целого его возникновение выглядит случайным, а отводимая ему
функция — невыполнимой.
Закономерности организации, функционирования и развития
апперцептивного комплекса ждут своего исследования. Традици-
онная трактовка восприятия в терминах функционально локализо-
ванного психического процесса уходит в прошлое, увлекая за со-
бой представления о внешней обусловленности восприятия други-
ми психическими явлениями (потребностью, эмоциями, памятью,
мышлением и т. п.).
Объект-вещь и объект-ситуация
Онтологическое понятие субъекта непосредственно затраги-
вает еще одну реальность, которую нередко выносят за скобки
исследования, — объект восприятия. Традиционно в качестве
объекта восприятия рассматриваются вещи или элементы среды,
произвольно выделяемые и описываемые исследователем. Про-
блемность объекта сводится к тому, чтобы подобрать вещь с под-
ходящими параметрами, описать ее в объективированной форме,
предъявить испытуемому и зафиксировать его ответы. Однако
при таком подходе действительный процесс восприятия оказыва-
ется выхолощенным. На теоретическом уровне анализа исследо-
ватель оперирует абстракциями как субъекта, так и объекта вос-
приятия, пытаясь установить между ними якобы естественную
(конкретно-практическую, жизненную) связь в виде «механиз-
мов восприятия» формы, величины, движения и т. п. Это приво-
дит к тому, что знания, представления, установки самого иссле-
дователя невольно приписываются объекту восприятия и сопо-
ставляются с содержанием перцептивного образа (процедура
подобной подстановки и ее следствия глубоко проанализированы

Онтологический подход к исследованию восприятия 327
А. И. Миракяном*). В силу применяемых процедур реальный, чувст-
вующий индивид с самого начала отрывается от условий своего су-
ществования и развития, и никакие логические ухищрения в даль-
нейшем не способны обеспечить их внутреннее единство. Теорети-
ческое изображениепроцессавосприятияприобретаетвиртуальный
характер, лишь отдаленно напоминая действительность.
Мало что меняется и в том случае, когда объект-вещь рас-
сматривается в терминах стимуляции: анализ перцептивного
процесса переводится на язык нейрональной активности либо
сигналов среды и ответов на них. Способ же эмпирического (аб-
страктного) представления процесса восприятия полностью со-
храняется**.
Проблема объекта восприятия неоднократно формулировалась
в психологической науке*** и неплохо разработана в рамках эколо-
гического подхода****. Общее направление ее решения связывается
со все более полным включением в содержание объекта как вос-
принимающего индивида, так и разнородных обстоятельств его
жизни и деятельности (не только физических и экологических, но
и социокультурных).
Становится очевидным, что объект восприятия — это функ-
циональное образование, проявляющееся сквозь призму актив-
ности субъекта. Речь идет о форме единства индивида и среды,
котораянеплохоописываетсявтерминах«ситуации»*****,«жизнен-
МиракянА. И. Психология пространственного восприятия. Ереван, 1990;
он же. Контуры трансцендентальной психологии. Кн. 2. М., 2004.
Frisby J. R Seeing, 1979; Kaufman L. Sight and mind: An introduction to
visual perception. N. Y., 1974.
*** Koffka K. Principles of gestaltpsychology. N. Y., 1935; Allport F. Theories of
perception and the concept of structure. N. Y.: Wiley, 1955; Boring E. G. Sensation
and perception in the history of experimental psychology. N. Y., 1942; Itteson W. H.
Visual space perception. N.Y., 1960.
ГибсонДж. Экологический подход к зрительному восприятию, М., 1988;
Barker R. G. Ecological psychology: concepts and methods for studying the envi-
ronment of human behavior. Stanford, Ca., 1968; Ittelson W. H., Proshansky H. M.,
Rivlin L.G., Winkel G. H. An introduction to environmental psychology. N. Y Holt,
1974; Johanson C, Hofsten С von, Jansson G. Event perception // Rev. of Psychol.
1980. Vol. 31. P. 27-63; McArthur L. Z., Baron R. M. Toward an ecological theory
of social perception // Psycho]. Rev. 1983. Vol. 90. № 2. P. 215-238.
ArgyleM^FurnhamA^GrahamJ.A.Socialsituations.CambridgeUniversity
press, 1981; Lewin К. Principles of topological psychology. N. Y, 1936; Magnusson
D., Alien V. L. An interactional perspective for human development // Human
development: An interactional perspective. N. Y., 1985. R 281-299.

328 В. А. Барабанщиков
ного пространства» или «мира»*. Ситуация характеризует способ
объединения разнонаправленных «сил» и потенций в некоторое
целое, в котором цементирующая роль и инициатива принадле-
жат человеку. Это — его ситуация (мир), а не ситуация (мир) во-
обще.
Объект-ситуация изначально противоречив и парадоксален:
он включает в себя воспринимающего и одновременно противо-
стоит ему как нечто внешнее. Осуществляя восприятие, субъект
конструирует свое бытие, одновременно подчиняясь ему. Объект
восприятия оказывается и детерминантой (вернее, системой де-
терминант), и результатом активности субъекта.
Объект-ситуация — главная альтернатива объекту-вещи, вос-
приятие которого принято изучать. Он предоставляет индивиду
определенные возможности (материал, цели, пути) восприятия и
накладывает на его активность определенные ограничения. По-
своему он тоже активен. В этом смысле можно говорить о потен-
циале объекта-ситуации, формирующем течение перцептивного
процесса. Конституирующая роль объекта в восприятии действи-
тельности проявляется, например, в феноменах полевого поведе-
ния**, предоставлениях (affordances) среды***, когнитивных ат-
тракторах**** или эффектах группового давления*****.
Объект восприятия конституируется не только физически-
ми******, географическими******* илиэкологическими******** осо-
бенностями среды, но и социокультурными детерминантами —
нормами, правилами, ролями*********, допускающими возможность
Голд Дж. Психология и география: основы поведенческой географии.
М., 1990; Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб., 2003; Lewin
К. Principles of topoiogical psychology. N. Y., 1936; Uexküll J. A stroll through
the worlds of animals and men // Instinctive behavior/ S.H. Scholler. N. Y., 1957.
P. 5-80.
** Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб., 2000.
Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М.,
1988.
Lahlou S. Observing cognitive work in offies // Streitg, Siegel, Hartkopf,
Konomi (eds.), Cooperative buildings. Intefrating information, Organigations and
Architecture. Heidelbery, 1999. P. 150-163.
Росс Л., Нисбетт Р. Человек и ситуация. M., 1999.
Вавилов С. И. Глаз и солнце. M., 1961.
Голд Дж. Психология и география: основы поведенческой геогра-
фии. М., 1990.
Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988.
Росс Л., Нисбетт Р. Человек и ситуация. М., 1999.

Онтологический подход к исследованию восприятия 329
«драматургического» описания*. Ведущими факторами объекта-
ситуации являются намерения и цели субъекта. Они определяют
тип ситуации, ее структуру, предмет восприятия и стратегию ак-
тивности. Наряду со сложностью и ясностью к наиболее важным
структурным характеристикам объекта относят его значимость
для воспринимающего и силу заложенных «поощрений», и «нака-
заний». Целостной единицей анализа объекта выступает эпизод,
или относительно завершенный фрагмент жизненной ситуации,
который, в свою очередь, может быть дифференцирован на более
мелкие единицы — парциальные события.
Объект-ситуация отличается не только целостностью, но и ди-
намикой, развитием. Это система обстоятельств, развертываю-
щаяся во времени, т. е. имеющая начало, кульминацию и конец.
Побуждая и направляя активность субъекта, он сам преобразу-
ется под ее влиянием. Поэтому до завершения перцептивного ак-
та объект-ситуация остается недоопределенным, как, впрочем, и
субъект восприятии.
Поскольку факт перцептивной потребности указывает на не-
достаток или отсутствие чего-то, что должно быть чувственно от-
ражено, объект восприятия несет момент проблемности и по
своей структуре подобен задаче. Это означает, что в нем некото-
рым образом дифференцируется данное, или наличное, положе-
ние вещей и искомое — предмет перцептивной потребности, ко-
торый имплицитно содержится в данном. В результате решения
перцептивной задачи устанавливается новое соотношение инди-
вида со средой, ведущее к удовлетворению исходной потребно-
сти. Решение перцептивной задачи означает преодоление инди-
видом информационной избыточности среды, снятие ее неопре-
деленности**.
Таким образом, объект восприятия — это уникальная система
обстоятельств, сконцентрированных и увязанных на индивиде в не-
который момент времени. Здесь сфокусировано действие сил, ин-
тересов, напряжений, позиций, ролей, разрешение которых пред-
полагает самостоятельную логику движения. Объект-ситуация вы-
ступает как источник чувственного содержания и одновременно
как поле отношений и активности человека. Объект «предлагает»
индивиду возможные цели, пути и способы восприятия, как бы
подталкивая его к тому или иному решению. Однако принятие
решения становится уделом субъекта восприятия, его выбором.
Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000.
Зинченко В. П. Образ и деятельность. М.; Воронеж, 1997.

330 В. А. Барабанщиков
В объекте-ситуации положена возможность и его чувственного
восприятия, и отношения к нему, и его изменения; вне перцептив-
ного процесса объект восприятия не существует.
Анализ объекта-ситуации ведет к постановке принципиально
новых проблем и появлению постклассических теорий восприя-
тия. При этом могут выделяться и разрабатываться совершенно
разные аспекты или грани. Если, например, Дж. Гибсон* обра-
щает внимание на инварианты распределения света относитель-
но поверхности элементов ситуации, их взаиморасположение и
изменение, то А. И. Миракян** пытается сформулировать при-
родные основания организации и развития объекта восприятия
как такового. Представление об объекте-ситуации прослежива-
ется и в когнитивной психологии, но уже в терминах «внутрен-
них переменных»: перцептивной схемы, карты, сценария или
плана***.
Понятый как ситуация объект выступает в виде констелляции
разнородных событий, совершающихся в ходе восприятия и одно-
временно с ним. Они выполняют функции причин и следствий,
внешних и внутренних условий, предпосылок и опосредствующих
звеньев****, их отношения исключительно подвижны, а совместное
движение носит направленный характер. Поэтому до завершения
перцептивного процесса определить объект-ситуацию в полном
объеме невозможно. Соответственно, центром эмпирического ис-
следования оказывается не влияние отдельных переменных, а ди-
намическая структура детерминант (средовых, диспозиционных,
интерактивных), порождающая целостный перцептивный процесс
и так или иначе учитывающая его текущее состояние.
Обращение к объекту-ситуации позволяет рассмотреть весь
спектр информационного наполнения восприятия, идущего от осо-
бенностей как среды, так и индивида, взятых в их динамике. Со сто-
роны своего содержания объект восприятия открывается как меж-
дисциплинарный, описываемый в терминах физики, химии, геогра-
фии, экологии, микросоциологии и др. наук.
Перспектива анализа объекта восприятия как ситуации заклю-
чается в возможности сблизить организацию процедур лаборатор-
ГибсонДж. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988.
Миракян А. И. Константность и полифункциональность восприятия. М.:
ПИ РАО. 1992.
Найссер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981.
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.:
Наука, 1984.

Онтологический подход к исследованию восприятия 331
ного исследования с реальными способами жизни и деятельности
человека не только в физическом и экологическом, но и в социаль-
ном и культурном отношениях. Практическая полезность подоб-
ного подхода обнаруживается при решении задач профотбора,
профессионального обучения, оптимизации деятельности, кор-
рекции отклоняющегося поведения, организации взаимоотноше-
ний человека с другими людьми. Очевидно, что для сохранения
валидности результатов лабораторный эксперимент должен вос-
производить основные образующие, структуру и развитие реаль-
ной ситуации, представляющей самостоятельный и весьма непро-
стой предмет исследования.
Перцептивная активность
Многовековой опыт разработки психофизической проблемы
показывает, что ддя возникновения функционально адекватного
образа действительности ее воздействия на органы чувств сами
по себе недостаточны*. Необходим встречный процесс — «из-
нутри во вне», который актуализирует соответствующие ресурсы
человека, приводит его в состояние готовности и включает меха-
низмы поиска, организации и преобразования внешних воздей-
ствий. Благодаря «встречному процессу» любое воздействие из-
вне корректируется внутренними условиями; внутреннее обу-
словливает внешнее. На каждом из уровней бытия (физическом,
биологическом, социальном) условия существования и развития
восприятия меняются, а соотношение внешнего и внутреннего
приобретает новые черты. Чем выше уровень организации субъ-
екта, тем сложнее и многограннее связь внешнего и внутренне-
го, тем радикальнее преобразуются воздействия, идущие со сто-
роны.
В наиболее общей форме описанные представления воплоти-
лись в принципе детерминизма, согласно которому внешнее всег-
да преломляется через внутреннее: отражение действительности
опосредствуется отношением субъекта, активность которого так
или иначе видоизменяет самою действительность. Единая непре-
рывающаяся цепь объективных событий «замыкается» на субъ-
Узнадзе Д. Н. Психологические исследования. М., 1966; Boring Е. G. Sen-
sation and perception in the history of experimental psychology. N. Y, 1942; Car-
terette E. C, Fridman M. R Handbook of perception. Vol. 1. Historical and philo-
sophical roots of perception. N. Y, 1974; Gordon I. E. Theories of visual perception.
N.Y., 1997.

332 В. А. Барабанщиков
екте и его свойствах. Раскрыть закономерности внутреннего —
значит указать способы преобразования объекта в процессе вос-
приятия и регуляции активности субъекта. Выступая в качестве
исходной методологической установки, принцип детерминизма
подчеркивает порождающую роль внутренних условий и необхо-
димость самодвижения, собственной логики существования и раз-
вития восприятия.
Перцептивная активность выражает акт бытия воспринимаю-
щего, в котором порождаются и существуют чувственный образ
действительности, субъект восприятия и объект-ситуация. Клю-
чевое значение активности для понимания природы восприятия в
целом превращает его в один из основных предметов эксперимен-
тального исследования*.
Перцептивная активность характеризуется тремя наиболее
общими моментами. Во-первых, наличием инициирующего зве-
на, «запускающего» процесс; в качестве его источника выступает
потребность субъекта в информации об объекте-ситуации. Во-
вторых, направленностью процесса на тот или иной элемент си-
туации (вещь, событие, человека), который становится пред-
метом восприятия. В-третьих, актуализацией механизмов осу-
ществления направленного процесса, т. е. способов и средств
преобразования либо сохранения субъекта, объекта и его чувст-
венного образа.
Побуждение, ориентировка, принятие решения, исполнение,
оценка и контроль — основные образующие (этапы) перцептив-
ной активности. Это звенья единой цепи, каждое из которых имеет
свою особую функцию и специфично для всего процесса в целом.
Они могут носить как осознаваемый (произвольный), так и неосо-
знаваемый (непроизвольный) характер, переходить друг в друга и
прерываться, совершаться автоматически и включать креативные
моменты. На разных уровнях организации восприятия этот про-
цесс имеет разный масштаб и разное содержание. Параллельное
развертывание нескольких активностей одного и того же уровня
Грэхем Ч. X. Зрительное восприятие // Экспериментальная психология.
М., 1963; Линдсей Г., Норман Д. Переработка информации у человека: Введе-
ние в психологию. М., 1974; Рок И. Введение в зрительное восприятие. М.,
1980; Фресс П., Пиаже Ж. Экспериментальная психология. Восприятие. М.,
1978; Kaufman L. Sight and mind: An introduction to visual perception. N. Y., 1974;
Bruce V, Green P. Visual perception: physiology, psychology and ecology. Hillsdale,
1993; Palmer S.E. Vision science: photons to phenomenology. Cambridge, Mass,
2002.

Онтологический подход к исследованию восприятия 333
допускает их согласованность в пространстве и времени (сопод-
чиненность потребностей, целей, средств и т. п.).
Любая перцептивная активность имеет двойной эффект: на
стороне субъекта — изменение его состояния, порождение или
модификацию чувственного образа, на стороне объекта — раз-
вертывание или преобразование ситуации.
По отношению к субъекту перцептивная активность выступает
как способ актуализации и реализации потенциального плана и
одновременно как основа его становления и развития. Каждый акт
восприятия предполагает уникальное состояние индивида, харак-
терную динамику его мотивов, целей, средств, позиций, отноше-
ний. Его опыт, способности, темперамент, качества личности —
вся психика в целом избирательно мобилизуется для решения
перцептивной задачи. Через субъекта восприятия в детерминации
перцептивной активности участвуют многочисленные отношения,
в которые включен данный индивид.
В процессе активности происходят формирование и перест-
ройка перцептивных структур, складываются новообразования
субъекта восприятия, осуществляется регуляция (саморегуля-
ция*) чувственной сферы человека. В актах восприятия субъект
не просто проявляется, но и развивается. Преобразование субъ-
екта восприятия оказывается одним из постоянных каналов пси-
хического развития индивида в целом. Становление субъекта и
развертывание перцептивной активности — внутренне связан-
ные процессы.
К сожалению, несмотря на принципиальное значение, субъект-
ный аспект перцептивной активности пока еще не стал предметом
систематического исследования. Как, впрочем, и объектный. На
полюсе объекта перцептивная активность выступает в виде меха-
низма развертывания наличной ситуации. Логика ее движения,
переход от одной стадии к другой опосредствованы организацией
актов восприятия. В свою очередь, объект-ситуация определяет
фарватер перцептивной активности: ее возможности («каналы»)
и ограничения («барьеры»)**. Развитие ситуации протекает как
преобразование позиции субъекта восприятия, его функциональ-
ных связей и отношений. В ходе этого процесса возникает новая,
Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология личности. М.,
1980.
Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб., 2000; Magnusson D.
Wanted: A psychology of situation // Towards a psychology of situations and inte-
ractional perspective. Hillsdale (N. J.), 1981. P. 9-32.

334 В. А. Барабанщиков
«завязанная» на индивиде система обстоятельств; перераспреде-
ляется действие «сил», интересов, ролей участников и элементов
ситуации; складывается другой объект восприятия.
Перцептивная активность многомерна. С точки зрения способа
осуществления она представляет собой процесс решения задачи,
В отличие от интеллектуальной, перцептивная задача ставится и
решается в непосредственно-чувственном плане*. По психофизи-
ологическому механизму перцептивная активность является раз-
новидностью поведенческого акта, регулирующего познава-
тельное отношение индивида к среде. Чувственная данность инди-
виду требуемых свойств действительности оказывается здесь и
побудителем, и полезным эффектом, и критерием его достиже-
ния**. Со стороны психологического строения перцептивная актив-
ность выступает как действие (деятельность). Перцептивные
действия не просто совершаются для получения и преобразования
чувственной информации, а опосредуются общественно вырабо-
танными и индивидуально освоенными нормами, критериями и
средствами восприятия***. В социальной ситуации, когда необходи-
мо установить или реализовать непосредственное (лицом к лицу)
отношение между людьми, перцептивная активность принимает
форму общения. Благодаря взаимному восприятию коммуникан-
ты как бы проникают друг в друга, «вычерпывают» индивидуально-
психологические, эмоциональные, тендерные, этнические и др.
особенности партнеров, строя на их основе свой поступки****. По-
скольку в каждый момент времени перцептивная активность либо
складывается заново, либо воспроизводится в новых условиях,
она характеризуется как процесс научения. Овладение перцеп-
тивными навыками и их совершенствование — необходимое усло-
вие эффективного поведения и деятельности индивида*****.
Арнхейм R Визуальное мышление // Зрительные образы: Феноменоло-
гия и эксперимент. Душанбе, 1973. Т. 2; он же. Искусство и визуальное воспри-
ятие. М., 1974.
Koîfka К- Principles of gestaltpsychology. N. Y., 1935; Skinner B. About be-
haviorism. N. Y., 1974; Taylor J. G. The behavioral basis of perception. New Haven,
1962.
Запорожец А .В. Развитие восприятия и деятельности // Вопросы психо-
логии. 1967. № 1. С. 11 — 17; Зинченко В. П. Образ и деятельность. М.; Воро-
неж, 1997; Леонтьев А. Н. Лекции по общей психологии. М.. 2000.
Бодалёв А. А. Личность и общение. М., 1983; Барабанщиков В. А., Носу-
ленко В. Н. Системность. Восприятие. Общение. М., 2004.
Рок И. Введение в зрительное восприятие. М., 1980.

Онтологический подход к исследованию восприятия 335
Строго говоря, ни одна из рассмотренных «проекций» перцеп-
тивной активности не имеет исключительного значения. Каждая
из них воспроизводит взаимодействие субъекта и объекта воспри-
ятия с определенной точки зрения, по-своему важна и необходи-
ма. Решение задачи, поведенческий акт, перцептивное действие,
коммуникация, навык, видоизменения субъекта и объекта слиты
во времени, едины. Какое из измерений окажется предметом кон-
кретного исследования восприятия — зависит от его задачи, ме-
тодических возможностей и концептуальных представлений ис-
следователя. В методологическом отношении фиксация много-
мерности перцептивной активности, ее включенность в различные
системы отношений представляется чрезвычайно важной. Это по-
зволяет не только реконструировать «объемное» целое через изу-
чение его сторон («проекций»), но и сделать более эффективным
исследование каждой из сторон в отдельности.
Перцептивное событие
Дифференциация субъекта и объекта восприятия инициирует-
ся потребностью индивида в информации о значимых (существен-
ных для жизни и деятельности) свойствах действительности. Воз-
никает познавательное отношение, на основе которого выстраи-
вается перцептивный процесс. Поскольку и исходная потребность,
и наличная ситуация перманентно и непредсказуемо меняются,
акт восприятия каждый раз происходит заново. Он совершается
как обмен информацией, действиями и состояниями субъекта и
объекта, их переход друг в друга, порождение одного другим. Из-
менение ситуации так или иначе меняет состояние субъекта, кото-
рое, в свою очередь, ведет к установлению нового соотношения
индивида со средой, т. е. вновь изменяет объект восприятия. При-
чина и следствие, процесс и его продукт непрерывно меняются ме-
стами, создавая своеобразный кругооборот, перетекание субъекта
в объект и обратно.
Описанный способ функционирования позволяет отнести пер-
цептивное событие к классу органических целостностей*, облада-
ющих рядом характерных свойств. Во-первых, предпосылки собы-
тия одновременно являются и его результатом; благодаря данной
особенности событие выступает как саморазвивающееся. Во-
Кузьмин В. П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М.,
1980; Редабек Е. Я- Особенности органических систем и принцип историзма //
Вопросы философии. 1981, № 5. С 29-38.

336 В. А. Барабанщиков
вторых, событие складывается не путем суммирования готовых
частей, а путем развертывания собственных образующих (субъек-
та и ситуации) на основе имеющихся предпосылок; событие, сле-
довательно, обладает свойством строить самое себя. В-треть-
их, способ взаимосвязи образующих специфицируется в самом
ходе события] поэтому отношения между субъектом и ситуаци-
ей подвижны и могут видоизменяться. В-четвертых, событие вы-
ступает как единство различного; это функциональный узел ка-
честв, процессов и свойств, згцщюищхмногообразные измерения
восприятия. Наконец, в-пятых, образующие события складыва-
ются по законам целого и выражают его природу: субъект вос-
приятия, его объект, их взаимодействие и результат — органиче-
ские системы.
По способу осуществления событие воспроизводит органиче-
ский процесс, который протекает от фазы к фазе, где каждая
предыдущая фаза подготавливает последующую. Своеобразие
перцептивного события состоит в том, что оно реализует непос-
редственно-чувственное отношение индивида со средой, человека
с миром.
Роль и значение образующих событие неодинаковы. Субъект
восприятия несет источник, средства и результат активности, а
значит, является основным, задающим движение инградиентом.
Объект-ситуация оказывается источником информации и сфе-
рой приложения активности, а следовательно, инградиентом
подчиненным, производным от основного. Перцептивное собы-
тие субъектоцентрично. Человек соотносит объективирован-
ный результат своей активности с его отражением и только при
этом условии получает возможность саморегуляции и самораз-
вития.
Перцептивное событие совершается одновременно в двух на-
правлениях. Вектор «субъект^объект» фиксирует момент ак-
тивности субъекта, в котором выражена его потребность или ин-
тенция. Вектор «объект^субъект» характеризует момент отра-
жения объекта в формах как чувственного образа, так и состояния
воспринимающего. Каждое из направлений в отдельности хотя и
несет момент противоположности, реализует лишь полуцикл
кругооборота причин и следствий, а значит, недостаточно для по-
рождения процесса восприятия в целом. Отражение действи-
тельности вне отношения к ней индивида столь же бесполезно
(явление «пустого взора») и невозможно, как бесполезно и не-
возможно само по себе (вне чувственного отражения) познава-
тельное отношение к действительности. Перцептивное событие

Онтологический подход к исследованию восприятия 337
воплощает единство отражения или представленности объекта и
отношения к нему*.
В ходе восприятия процесс (субъект-объектное взаимодействие)
«овеществляется» в продукте (состоянии образующих и способе их
связи), а продукт непрерывно переходит в процесс. Одно является
предпосылкой и результатом другого. Поэтому за, казалось бы,
спонтанным развертыванием чувственного образа** всегда скрыва-
ется многомерное событие, а кругооборот причин и следствий так
или иначе «размыкается» на полярностях, модифицируя содержа-
ние как субъекта, так и объекта. В этом движении преобразуется и
способ субъект-объектной взаимосвязи: когда изменения образую-
щих достигают критического значения, событие перестраивается,
меняет структуру. Взаимодействие образующих выводит событие
на новую ступень его организации; новая ступень организации за-
дает соответствующий способ или тип взаимодействия.
Перцептивное событие проходит четыре стадии развития:
зарождение — возникновение в общей форме нового позна-
вательного отношения; событие находится в форме предсущество-
вания, развиваясь внутри предшествующего;
формирование — посредством «оборачивания» предпосылок
и следствий событие поднимается на более высокую ступень орга-
низации; новое познавательное отношение наполняется адекват-
ным информационным содержанием, дифференцируется и стано-
вится основным;
свершение — событие достигает функциональной зрелости и
включается в регуляцию поведения человека; предшествующие
стадии развития события, как и предшествующее познавательное
отношение, здесь сняты;
преобразование — исчерпанное отношение сменяется новым,
событие теряет актуальность и свертывается; его содержание ста-
новится предпосылкой будущих событий.
Описанные стадии не имеют жестких границ, вырастают одна
из другой и онтологически неотделимы. Их динамика выражает
цикл развития восприятия, который при непрерывном взаимодей-
ствии субъекта восприятия с объектом каждый раз воспроизво-
дится на видоизмененном основании (познавательном отношении)
и принимает форму спирали. Настоящее, прошлое и будущее как
бы стягиваются вместе, обеспечивая возможность осуществления
события.
Мясищев В. Н. Психология отношений. М.; Воронеж, 1995.
Skinner В. About behaviorism. N. Y., 1974.

338 В. А. Барабанщиков
Уровни организации событий выражают ступени в иерархии
взаимодействий субъекта восприятия с объектом. В зависимости
от его масштаба, используемых средств и конечного результата
можно выделить перцептивные микро-, макро- и мегасобытия.
Микрособытия направлены на дифференциацию отдельных эле-
ментов ситуации и предполагают простейший контакт субъекта с
объектом. Макрособытия обеспечивают воспроизведение ситуа-
ции в целом и сопровождаются развернутой активностью субъ-
екта. Мегасобытия связаны с воспроизведением совокупных
условий наличного бытия индивида и соизмеримы с продолжи-
тельностью этапов его жизни. Перцептивные события более вы-
соких уровней задают направление и нормы (константы) развер-
тывания более низких; перцептивные события нижележащих
выступают в качестве диахронических элементов событий более
высокого уровня; переход с одного уровня на другой опосред-
ствован продуктом (перцептивным эффектом) осуществляемых
событий.
Гетерархии активностей субъекта и многочисленные коллате-
рали субъект-объектных взаимодействий указывают на то, что
сфера организации перцептивных событий исключительно слож-
на и запутанна. События, смежные в пространстве и времени,
оказывают влияние друг на друга, способны к группировкам и
дифференциациям на более мелкие (локальные) события. На раз-
ных стадиях развития событий способ их взаимодействия и чув-
ственный результат оказываются различными.
Понятие перцептивного события образует основное звено тео-
ретической реконструкции восприятия как развивающегося цело-
го, порождаемого системой жизненных связей и отношений чело-
века. Оно фиксирует и сам феномен, и совокупность его детерми-
нант, и основание их движения, т. е. все, что необходимо для
построения конкретно-психологической концепции. Ценность по-
нятия заключается в возможности восстановить обшую картину
развертывания перцептивного процесса, предсказать его тенден-
ции и сориентировать исследователя в пространствах фактоло-
гического материала, теоретических схем и экспериментальных
процедур. Устанавливая границы предмета исследования, оно
помогает дифференцировать наблюдаемый поток чувственных
впечатлений на целостные единицы, отвечающие собственной
природе восприятия.
Понятие события задает основные «координаты», в которых
необходимо рассматривать любое явление восприятия. Это харак-
теристики конкретного субъекта, объекта-ситуации и их взаимо-

Онтологический подход к исследованию восприятия 339
действия, специфика перцептивных образований различных уров-
ней организации, логика их развития, взаимодействия и преобра-
зований. Событие предполагает порождение психического в ходе
взаимодействия индивида со средой, его детерминированность на
всех стадиях развития и процессуальный характер. Фиксация из-
начальной отнесенности восприятия к субъекту жизнедеятельно-
сти снимает внешнее противопоставление восприятия другим
психическим процессам и формам активности. Наконец, понятие
перцептивного события позволяет преодолеть главный недоста-
ток большинства подходов к исследованию восприятия — отрыв
субъекта восприятия от объекта и их внешнее противопоставле-
ние. Объект и его образ оказываются полярностями одного и того
же целого, а процесс восприятия открывается не только как от-
ражение бытия, но и как его порождение.
Чувственный образ
Из вышесказанного следует, что онтологический подход к ана-
лизу восприятия не только не исключает, но и предполагает гно-
сеологическую составляющую; возникновение и развитие собы-
тия опирается на познавательное отношение субъекта восприятия
к объекту, опосредуется им.
Гносеологическая сущность восприятия проявляется в функ-
циональном воспроизведении ( отражении ) человеком объективной
действительности, в ее наглядной представленности субъекту*.
С данной точки зрения восприятие выступает как процесс порож-
дения, развития, функционирования и преобразования чувствен-
ного образа — основной предпосылки и результата активности
субъекта. Отметим, что «термин «образ» служит... только для вы-
ражения образности как чувственности восприятия (чувственное
познание в отличие от отвлеченного мышления в понятиях), а не
квалификации его по существу, как копии (Abbild), снимка, фото-
графии и т. д.»** Чувственный образ отличается высокой информа-
ционной емкостью, многомерен, существует в форме процесса и
Ананьев Б.Г. Сенсорно-перцептивная организация человека // Познава-
тельные процессы: ощущения, восприятие. М., 1982; Леонтьев А. Н. Деятель-
ность. Сознание. Личность. М., 1977; он же. Лекции по общей психологии. М.,
2000; Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии.
М., 1984; Смирнов А. А. Развитие и современное состояние психологической
науки в СССР М, 1975; Теплов Б. М. Избранные труды. М., 1985.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб., 2003. С. 238.

340 В. А. Барабанщиков
результата, развертывается на всех уровнях организации перцеп-
тивного события. Образ порождается в событии, является его
ключевым звеном и в этом качестве обнаруживает новые, не всег-
да замечаемые свойства и закономерности.
Необходимость возникновения чувственного образа вытекает
из необходимости активных форм приспособления индивида к сре-
де, требующих непрерывной ориентировки в ситуации и регуляции
поведения. В процессе жизнедеятельности образ не просто фор-
мируется, но и развивается, а его основу составляет не только ин-
дивидуальное, но и родовое бытие субъекта*. Поэтому конкретный
результат восприятия — продукт всей системы жизненных связей
и отношений индивида со средой, человека — с миром.
Перцептивный образ — это чувственный конструкт объекта—
ситуации, ее субъектная модель, в которой различаются элементы
и отношения. Функции элементов выполняют воспроизведенные
субъектом свойства вещей и событий (впечатления); в совокуп-
ности они составляют информационное содержание образа. От-
ношения элементов обусловливают способ существования, выра-
жения и преобразования информационного содержания, т. е. его
форму.
Информационное содержание носит гетерогенный характер
и выступает в единстве трех измерений: 1 ) модально-качествен-
ного (дифференциация субъектом физико-химических свойств
действительности); 2) пространственно-временного (дифферен-
циация пространственных и временных свойств) и 3) предметно-
смыслового (дифференциация функциональных свойств). В со-
держание образа входят воспроизведенные характеристики внешней
среды и самого индивида, функционально адекватные наличному
бытию. Образ оперативен**: полно и отчетливо дифференцируется
то, что соответствует требованиям выполняемого действия. По-
скольку этим требованиям отвечает лишь часть получаемых впе-
чатлений, образ допускает моменты неполноты и неадекватности.
Искажение впечатлений о величине, форме, цвете является усло-
вием полифункционального восприятия действительности.
Если содержание перцептивного образа можно уподобить
строительному материалу, то его форму — архитектурному про-
екту, который вносит в чувственную конструкцию порядок и орга-
* Давыдов В. В. Виды обобщений в поведении и обучении. М., 1972; Леонть-
ев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1977.
Ошанин Д. А. Предметное действие и оперативный образ. М.; Воронеж,
1999.

Онтологический подход к исследованию восприятия 341
низованность. Форма также проявляет себя трояко. Во-первых,
как способ функциональной организации информационного со-
держания (перцептивный строй). В ней выражается позиция субъ-
екта, его отношение к воспринимаемому, границы восприятия и
функциональное соподчинение элементов информационного со-
держания (определяются ориентация и масштаб эгоцентрической
системы координат, ядро и периферия чувственного образа). Во-
вторых, как способ предметной организации информационного со-
держания (перцептивная схема). Подобная схема связывает пред-
метные характеристики впечатлений и является смысловой основой
чувственного образа; она обеспечивает антиципацию изменений и
направление активности субъекта восприятия. В-третьих, как спо-
соб развития информационного содержания (перцептивный план).
Перцептивный план задает ориентиры и контролирует движение
чувственного содержания, объединяя разномоментные впечатле-
ния в организованное целое.
Содержание и форма взаимополагают и взаимоопределяют
друг друга. Вне формы информационное содержание избыточно
и неопределенно; вне содержания форма виртуальна и некон-
кретна. За единством содержания и формы чувственного образа
скрывается единство субъекта и объекта восприятия. Противо-
речие формы и содержания становится источником движения
перцептивного образа. Форма фиксирует момент пристрастно-
сти и активности восприятия, снимает информационное «без-
различие» действительности. Не только через содержание, но и
через форму в образ проникает система жизненных связей и от-
ношений индивида.
Образ выполняет две противоположные, но взаимосвязанные
функции (они выражают двунаправленность события): отражение
объекта и регуляцию активности субъекта. Адекватно восприни-
мается то, что оказывается предметом перцептивной активности.
Информационные содержания образа и предмета пересекаются, а
чувственные впечатления развертываются посредством взаимо-
действия субъекта восприятия с объектом. Одновременная реали-
зация функций обусловливает развитие образа, в ходе которого
предпосылка и результат, причина и следствие непрерывно меня-
ются местами. Через механизм «оборачивания» воспринимаемое
содержание апробируется на адекватность. Цикл и стадии движе-
ния чувственного образа воспроизводят цикл и стадии развития
события.
Зарождение перцептивного образа обусловлено потребностью
субъекта в новой чувственной информации. Она инициирует на-

342 В. А. Барабанщиков
правленный синтез предпосылок восприятия (схема ситуации,
предварительное знание о ее элементах и др.)> в результате кото-
рого возникает предобраз — «зародышевая клетка» восприятия,
в абстрактной форме несущая определения будущего результата.
Это — антиципация (гипотеза, прогноз) того, что должно быть
воспринято. В ходе субъект-объектного взаимодействия предоб-
раз «обрастает» конкретным содержанием, перестраивается и
переходит на более высокий уровень организации. Зрелый резуль-
тат восприятия существует какустойчивое функциональное целое,
способное ориентировать и направлять поведение индивида в сре-
де. Выполнив свою роль, перцептивный образ снимается новым
конструктом ситуации. Он теряет непосредственно-чувственную
основу, включается в контекст перцептивного опыта и приобрета-
ет статус представления*.
Чувственный конструкт всегда оказывается квантом или зве-
ном непрекращающегося потока впечатлений. Поэтому смежные
конструкты ситуации не склеены, не соединены внешними грани-
цами, а пронизывают друг друга. Восприятие и дискретно, и не-
прерывно. Перцептивный образ несет момент инновации, но не
начинается «с нуля» и не исчезает бесследно.
Длительное время внимание исследователей привлекали ран-
ние и средние стадии перцептогенеза; при этом самая возмож-
ность восприятия рассматривалась абстрактно: как способ-
ность чувственного отражения вообще**. Поэтому сегодня осо-
бенно важно раскрыть чувственный образ в единстве и полноте
связей и отношений, а в каждом конкретном случае установить
его прошлое (предпосылки) и будущее (возможность развития
иного).
Вопрос о соотношении элементов и структуры (формы) пер-
цептивного образа решается диалектически. Возникая в результа-
те синтеза предпосылок, чувственный образ выступает как инте-
Гостев А. А. Образная сфера человека. М., 1992; Pylyshyn Z.W Seeing and
visualizing. Cambridge, Massachusetts, 2003.
Ланге H. H. Психологические исследования. Одесса, 1893; Никитин М. П.
К вопросу об образовании зрительных восприятии // Психологический журнал.
1985. № 3. С. 14—21; Flavell J. H., Draguns J. A microgenetic approach to
perception and thought // Psychol. Bull. 1957. Vol. 54. P. 197-217; Smith G. Visual
perception: An event over time //Psychol. Rev. 1957. Vol. 64; Uhlarik J., Johnson R.
Development of form perception in repeated brief exposures to visual stimuli //
Perception and perceptual development: Perception and experience. New York, 1979.
R 374-360.

Онтологический подход к исследованию восприятия 343
гративное целое, которое подробно описала психология сознания*.
Развиваясь путем специализации своих компонентов и их все
большего подчинения целому, чувственный образ обнаруживает
черты дифференцированной целостности, структурные закономер-
ности которой изучались представителями Берлинской** школы.
Перцептивное целое не может возникнуть иначе как на основе ис-
ходных элементов, однако оно не может состоять из них, поскольку
как предпосылки они уже не существуют; есть другие элементы,
которые обладают иными свойствами, подчиняясь структурным за-
конам. В результате синтеза создаются и новое целое, и новые
компоненты.
Сходное решение получает проблема целого и части***. Если в
качестве целого берется чувственный образ, то его частями ста-
новятся ядро и периферия. Ядро презентирует актуальный пред-
мет восприятия, периферия — фоновые элементы и отношения
объекта. Развитие перцептивного образа протекает как возник-
новение и разрешение противоречия между ядром и периферией.
Важно здесь то, что новое ядро (часть) проявляется в структуре
сложившегося образа и ведет к его полному преобразованию.
Целое, следовательно, не только определяет свою часть, но и
определяется ею. Последнее легко замечается на стадии функ-
ционирования, когда ядро выражает смысл перцептивного образа
в целом.
Конечно, развитие образа не всегда совершается по кратчай-
шей прямой: перцептивная потребность — результат. За ним всег-
да стоит активность, в частности, процесс решения перцептивной
задачи, в котором возможны избыточные звенья, «бесполезные»
ходы, «зацикливания» и даже отказы от дальнейшего движения.
Соответственно формирование образа включает как репродуктив-
ный, так и продуктивный, творческий момент, а оперативность об-
раза соседствует с информационной избыточностью.
С онтологической точки зрения перцептивный образ далек от
дубликата или «ментальной картинки» действительности, возни-
кающей в голове человека при раздражении органов чувств. Чув-
Вундт В. Основания физиологической психологии. М., 1880; Джеймс У.
Психология. М., 1991.
Koîfka К- Principles of gestaltpsychology. N. Y., 1935; Kuhler W. Dynamics in
psychology. New York, 1940.
Kxueger F. The essence of feeling: Outline of a systematic theory // Feelings and
emotions. Worcester, 1928. P. 58—78; Sander F Structures, totality of experience,
and gestalt//Psychologies of 1930. Worcester (Mass.), 1930. P. 188-204.

344 В. А. Барабанщиков
ственный конструкт объекта-ситуации устроен с учетом опыта,
свойств и состояния воспринимающего индивида. Это результат
перехода вещей и событий от «в себе» бытия к бытию для субъек-
та, необходимо связанном с изменением их содержания. Образ —
это «рефлектирование вдругое» или явление другому*. Существо-
вание образа подчинено принципам органической системы. Он
неоднороден, полиморфен, внутренне противоречив, динамичен,
иерархически или гетерархически организован, но главное: всегда
включен в структуру события и не существуют безотносительно к
апперцептивному комплексу. Образ есть не что иное, как вопло-
щенное событие, его отпечаток во внутреннем мире человека.
Появляются дополнительные системы отсчета, в которых продукт
восприятия обнаруживает новые качества. Поскольку объект-си-
туация и его образ оказываются разными полюсами одного и того
же целого, совершаются параллельно друг другу, требуется не-
традиционный подход как в методической сфере, так и в плане ин-
терпретации эмпирических данных. Онтологический аспект пер-
цептивного образа наименее изучен и нуждается в глубокой про-
работке, но именно он представляет наибольший интерес как с
теоретической, так и с практической точки зрения.
Важным следствием, которое вытекает из вводимого строя по-
нятий, являются представления о событийной опосредованно -
сти феноменов восприятия и генетической природе их связей.
Чувственная данность индивиду окружающей его действительно-
сти (перцептивный образ) возможна лишь в той мере, в какой сло-
жились: а) порождающее его основание — объект-ситуация и
б) совокупность внутренних условий восприятия —апперцептив-
ный комплекс. Минуя эти инстанции, исследователь пропускает
существенные звенья в цепи взаимосвязей образа и предметного
действия, образа и непосредственного общения, образа и структу-
ры личности, образа и других психических явлений, образа и про-
цессов нейродинамики, что затрудняет или делает невозможным
понимание действительной природы восприятия.
Подводя общий итог, отметим, что онтологический подход в пси-
хологии существенно видоизменяет ландшафт проблемного поля
и стратегию исследования чувственного восприятия:
процесс восприятия «приобретает лицо», становится личностным
(альтернатива изучению восприятия как абстрактной функции);
в содержание объекта восприятия включается весь спектр ре-
альных событий действительности, как природных, так и соци-
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб., 2003. С. 328.

Онтологический подход к исследованию восприятия 345
альных (альтернатива эмпирическому, абстрактно-логическому,
объекту восприятия: телу, абстрактному пространству, времени,
движению);
вводится объективный посредник феноменов восприятия и вос-
принимаемой действительности, обусловливающий возможность
объективного исследования перцепции (альтернатива феномено-
логическому и бихевиоральному подходам);
восприятие рассматривается в системе других психических яв-
лений (альтернатива изучению психических процессов в их изо-
лированности друг от друга);
самое восприятие выступает как многомерное, многоуровне-
вое, развивающееся целое (альтернатива механистическому под-
ходу, с одной стороны, и холистскому — с другой);
основной формой детерминации перцептивных явлений ста-
новится системный детерминизм*, наиболее полно реализующий
диалектику внешнего и внутреннего** применительно к восприя-
тию (альтернатива причинно-следственным отношениям лапласо-
вого детерминизма);
открывается возможность установления тесных внутри- и меж-
дисциплинарных связей психологии восприятия как относительно
самостоятельной области научного знания (альтернатива узкодис-
циплинарного исследования);
выявляемые закономерности восприятия с самого начала ока-
зываются экологически и социально, в том числе профессиональ-
но, валидными (альтернатива практической беспомощности абст-
рактно-академических изысканий).
Общей перспективой движения по намеченному пути является
разработка теории, методов и прикладных процедур конкретной
психологии восприятия, в центре внимания которой оказывает-
ся перцепция как акт бытия человека, событие его жизни.
Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.,
1984.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб., 2003.

Е. Б. Старовойтенко
Модели жизненных отношений
личности в контексте онто-психологии
С. Л. Рубинштейна*
Наиболее полно сущность онто-психологического
творчества С. Л. Рубинштейна выражена в его кон-
цепции жизненных отношений личности. Она являет-
ся красивым обоснованием тех форм индивидуальной
жизни, благодаря которым человек достигает бытий-
ного идеала, способного объединить индивидов в общ-
ности нового типа, генерирующие и сохраняющие в
мире ценности познания, этического поступка, твор-
ческой деятельности, художественного созерцания и
рефлексии.
Современный синтез основных идей ученого об ин-
дивидуальном бытии позволяет высоко оценить уста-
новленные им гибкие концептуальные соотношения
между философской онтологией и психологией лично-
сти. Открывается, каким путем его понимание человека
как всеобщего и неповторимого «способа», «причины»
и «субъекта» бытия получает содержательную конкре-
тизацию в намеченной им теории жизни личности.
В своих исследованиях целями указанного синтеза
мы определили, во-первых, экспликацию положений
Рубинштейна об индивидуальной жизни, заключенных
в контексте разработанного им общепсихологическо-
Индивидуальный исследовательский грант № 070/192 вы-
полнен при поддержке научного фонда ГУ-ВШЭ.

Модели жизненных отношений личности 347
го учения о личности. Во-вторых, реконструкцию концепции жиз-
ненных отношений личности, имеющей завершенные очертания в
его философско-психологических трудах. В-третьих, применение
концепции отношений при воссоздании моделей индивидуальной
личности, характерных для европейского культурогенеза. Таким
образом, в работе с текстами и идеями Рубинштейна соединяют-
ся актуальные методы научной интерпретации, реконструкции,
моделирования.
Парадигма жизни в теории личности
С. Л. Рубинштейна
Наилучшим доказательством парадигмального значения кате-
гории «жизнь» в системе идей данного ученого является его
определение психической жизни личности в качестве итогового
предмета психологии, познаваемого методом раскрытия единства
психики с деятельностью. Деятельность выступает при этом дея-
тельной жизнью личности-субъекта, а психологическая наука
приобретает пафос науки о развитии и совершенствовании чело-
века. «Психология, которая стоит того, чтобы человек отдал ей
свою жизнь и силы... является не чем иным, как последовательно,
шаг за шагом, прокладываемым путем нашего познавательного
проникновения в психическую жизнь личности или, по существу,
изучением психологии личности в ее деятельности»*.
Психическая жизнь в понимании Рубинштейна вовлекает в свое
течение сложные психические функции, процессы и одновременно
образуется и развивается ими. Ощущения, восприятие, память, пред-
ставления, эмоции, мышление, интуиция, вступая во взаимодействие,
определяют собой жизненные моменты побуждения, познания, пере-
живания, оценки, творчества личности. В отношении к деятельности
психические функции формируют «образы» или «способы» дей-
ствий, а также смысловой план деяний и поступков личности. Устой-
чивость, связи и преемственность психологических форм жизненного
процесса обусловлена сознанием или способностью индивида соот-
носить моменты своей жизни с самим собой, приобретая свойство
быть «центром сознания» или «я». Оно не только «собирает», на-
полняется и обогащается значимыми содержаниями индивидуальной
психической и практической жизни, но и само становится внутренним
источником жизненной активности личности, причиной ее бытия.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 237.

348 Е. Б. Старовойтенко
В силу свойства быть «я» личность может встать в собственное от-
ношение к миру и жизни как внутренне автономная и самодостаточ-
ная. «Своеобразное отношение человека к миру связано с наличием
у него сознания. Человек выступает как часть бытия, сущего, осо-
знающая в принципе все бытие... Осознающий — значит, как-то
охватывающий все бытие, созерцанием его постигающий, в него про-
никающий, часть, охватывающая целое»*.
«Я», включенное в деятельную жизнь, осуществляет функцию
внутренней детерминации действий, участвуя в их мотивировании,
целеполагании, смыслообразовании, регуляции и реализации.
Осознавая и обобщая способы и результаты деятельности, «я»
становится инициирующим началом активной, изменяющей мир
индивидуальной жизни, т. е. ее субъектом, в перспективе приоб-
ретающим силу свободного самодвижения и использующим воз-
можности бессознательной психики. Тогда деятельность субъекта
превращается в творческую самодеятельность, преодолевающую
наличные границы своих внешних условий, намеченных целей, за-
мыслов, стратегий и прогнозов. «Субъект в специфическом смыс-
ле слова (как «я») — это субъект сознательной произвольной
деятельности. Всякая личность есть субъект в смысле «я», но пси-
хическое содержание человеческой личности не исчерпывается
сознательной деятельностью, оно включает в себя также многооб-
разие неосознанных тенденций»**.
Субъект в сознательной, деятельной, творческой связи с быти-
ем является автором своей жизни. В устойчивой связи мотивации,
способностей, характера и самосознания, образующих его «лич-
ностную сущность», он «осуществляется» в триединстве основных
жизненных отношений: к предметному миру, другим людям и са-
мому себе. Сама жизнь предстает как динамика этих отношений,
заданная личностными свойствами их субъекта. В этом бытийном
положении личность выступает «внутренними условиями», через
которые преломляются все внешние воздействия на индивида, а
также внутренним основанием психических процессов и субъек-
тивных воздействий на объективные условия жизни. «Значение,
которое имеет личность в качестве совокупности внутренних усло-
вий всех психических процессов, исключает обособление психиче-
ских процессов от свойств личности»***. Личность-субъект оказы-
* Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973. С. 341.
** Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии // Изб-
ранные философско-психологические труды. Основы онтологии, логики,
психологии. М., 1997. С. 288.
Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. С. 297.

Модели жизненных отношений личности 349
вается внутри своего бытия, выстраивая и направляя индивидуаль-
ный жизненный путь в его побудительном, познавательном,
эмоциональном и действенно-поступковом планах, в осмыслен-
ных связях и последовательности внутренних и внешних жизнен-
ных ситуаций, событий и противоречий. Придавая жизни поступа-
тельные изменения, личность развивается сама, участвуя в своем
становлении посредством самопознания или рефлексии. Жизнь
как жизнедеятельность, или совокупность и континуум «жизнен-
ных действий», может предстать в рефлексии в форме, которая
определяет зрелость «я», а следовательно, и личности, и ее жизни.
Такая рефлексия переводит жизненный процесс личности в модус
«моей жизни», «моего жизненного пути», «истории моей жизни»,
«мною совершенного», «мною сделанного». Рефлексия обобщает,
оценивает, формирует итоговое отношение к тому, что делает лич-
ность, соизмеряя ее деяния с высшими ценностями и смыслами
бытия. В своем рефлексивном участии в деятельности личность за-
дает себе жизненную перспективу, потенциал дальнейшего разви-
тия, преодоления наличных границ существования. «Своими дей-
ствиями я непрерывно взрываю, изменяю ситуацию, в которой я
нахожусь, и вместе с тем непрерывно выхожу за пределы самого
себя. Этот выход за пределы самого себя не есть отрицание моей
сущности, это — ее становление и вместе с тем реализация моей
сущности... Мое действие в каком-то аспекте отрицает меня само-
го, а в каком-то меня преобразует, выявляет и реализует»*.
Единство рефлексивного отрицания и преобразования «я» со-
ставляет главную суть творческой самодеятельности, обусловли-
вая субъектную роль личности не только в отношении к миру, но
и в отношении к себе. Отсюда «авторство» личности в собствен-
ной жизненной истории, стремление к созданию полной картины
индивидуального бытия на основе освоения многомерных сфер
жизни, разрешения жизненных противоречий и осмысления жиз-
ни как целого. «Личность тем значительнее, чем больше сфера ее
действия и тот мир, в котором она живет; чем завершеннее этот
мир, тем более завершенной является она сама. Одним и тем же
актом творческой самодеятельности, создавая мир и себя, лич-
ность создается и определяется, включаясь в ее всеобъемлющее
целое»**.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973. С. 344.
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Избранные
философско-психологические труды. Основы онтологии, логики, психологии.
М., 1997. С. 438.

350 Е. Б. Старовойтенко
Жизнь, ставшая творческой реализацией единства психических
функций, вплетенных в ткань жизненных отношений, деятельно-
стей и самопознания, является принципиально не завершаемым
выражением личности в мире, так как подлинные индивидуаль-
ные свершения попадают в бесконечную длительность взаимных
духовных, культурных влияний людей. Только в глобальном изме-
рении ценностей человеческого бытия открывается истинная ин-
дивидуальность личности и уникальность ее жизни.
Концепция жизненных отношений личности
В системе идей С. Л. Рубинштейна о личности выделилась при-
мечательная исследовательская линия, продолженная его школой
и сохраняющая ценность не только для русской, но и западной
науки. Речь идет о концептуальном обосновании единства «обще-
ственности» и «индивидуальности», выдержанном в духе лучших
социальных учений XIX—XX вв. Способом обоснования стало рас-
крытие взаимной детерминации и взаимных переходов форм об-
щественных отношений, составляющих жизнь большого социума,
и индивидуальных жизненных отношений личности. Личность в
качестве «общественного индивида» приобрела статус единично-
го объекта и субъекта крупных социальных процессов на основе
участия в разнообразном взаимодействии с другими конкретными
людьми. Тема влияния живой коллективности на личное бытие-в-
отношениях нашла у Рубинштейна тонкое, глубинное раскрытие,
близкое к экзистенциальному. Категория «отношение к жизни»
стала центром притяжения и сведения многих содержательных
идей ученого о личности. Акцент на полноценное, разносторон-
нее и самостоятельное развитие отношений личности в координа-
тах сложной социальности придает его концепции современный
смысл. В пространстве онтологии и социальной философии взгля-
ды этого мыслителя заметно выделяются синтетичностью и психо-
логизмом.
Следуя стилю и логике размышлений Рубинштейна об отно-
шениях личности, находя сродство его теории с персонализмом
С. Франка, В. Соловьева, Н. Бердяева, М. Бахтина, М. Мамар-
дашвили, а также обращаясь к концепции индивидуального субъ-
екта жизни К. А. Абульхановой-Славской*, наметим онто-пси-
* Абульханова-Славская К. А. Диалектика человеческой жизни. М.,
1979; она же. Стратегия жизни. М.,1991.

Модели жизненных отношений личности 351
хологическую модель развития жизненных отношений лич-
ности*.
Всеобщей характеристикой человека является то, что он суще-
ствует внутри мира и во взаимодействии с ним. Взаимодействие в
системе «человек — человеческий мир» происходит в форме от-
ношений индивида с другими и к другим, отношений к окружающе-
му миру и к себе. Человеческий мир создается динамикой пред-
метных связей и пересекающихся отношений индивидов, приоб-
ретая качество «общественного».
Человек связан с общественным миром как живой, телесный,
сознающий и действующий. Активность индивидов в адрес друг
друга, их взаимовлияние и объединение в творческом производстве
развивают и обновляют общественные отношения. Отсюда — не-
обходимость бытия каждого конкретного человека и бытия всех
индивидов, с которыми он связан развивающим взаимодействием.
Общественные отношения как взаимные отношения индивидов да-
ны отдельному человеку в качестве объективной реальности, кото-
рую он должен воспроизвести и субъективно изменить.
Объективная роль человека в мире обнаруживается через осо-
бенности его индивидуального включения в систему отношений с
другими; он призван стать одной из реальных движущих сил обще-
ственного взаимодействия. В действительных взаимоотношениях
с другими, в совместном духовном и предметно-преобразующем
действии у него развивается способность личных отношений к
миру. Он становится человеком, отделяющим себя как «внутрен-
нее» от своего внешнего бытия, соотносящим себя с миром, при-
обретающим в нем свою качественную определенность и занима-
ющим собственную позицию, т. е. человеком самоопределяющим-
ся. Отношения как факторы самоопределения образуют течение
индивидуальной жизни в культуре и обществе, развиваются в фор-
ме «жизненных», в частности познавательного, нравственного,
эстетического, деятельного.
Качество «отношения» придается жизни индивидуальным со-
знанием. Это важнейший план бытия индивида, состоящий в по-
знании, оценке, придании смысла, регуляции жизни и достижении
самотождественности «я» в человеческом мире. Сознание про-
буждается и развивается в процессе деятельности, совершаемой
Старовойтенко Е. Б. Введение в гуманитарную психологию. Киев,
1996; она же. Отношения личности: Философско-психологические и
рефлексивные модели. Мир психологии. 2006. № 4. С. 26—37; она же.
Психология личности в парадигме жизненных отношений. М., 2004.

352 Е. Б. Старовойтенко
переживающим, представляющим и мыслящим индивидом в об-
щении и единении с другими людьми. Деятельность выступает
при этом не только в форме интенсивных предметно-практических
преобразований мира, но и в формах созерцания, понимающего
проникновения и философского постижения мира. Сознание яв-
ляется рациональной связью деятельного «я» с другими людьми,
непрерывно подтверждающей личное присутствие индивида и его
соответствие «мы-бытию».
Индивид-деятель сам внутренне порождаемой жизненной ак-
тивностью определяет становление сознания. Он овладевает им
как психической способностью раскрывать, превращать в инди-
видуальную форму, соотносить с «я» и субъективно изменять
идеальное содержание коллективной жизни, частью которой яв-
ляется его собственное бытие. В онто-психологическом смысле
сознание — это выделение индивидом идеального уровня своей
жизни и его перевод в собственные действия, поступки, личные
ценности.
Идеальное, к которому обращено сознательное бытие индиви-
да, выступает системой всеобщих элементов человеческой куль-
туры: понятий; обобщенных образов; символов; смыслов; оценок,
отношений, устойчивых правил и способов познания; побуждений
и целей, регулирующих общественную жизнь. Во всех идеальных
образованиях представление о внешней вещи или внутреннем фе-
номене и отношение к ним всегда сливается с образом той дея-
тельности, внутри которой функционирует вещь или возникает
феномен.
Идеальное, открытое и освоенное сознанием, является инди-
видуальным знанием о наиболее общем и закономерном в усло-
виях, строении и направлениях человеческой жизни. Эти знания
по мере того, как индивид овладевает ими, наполняются личным
смыслом, соотносятся с его желаниями, интересами, пережива-
ниями неповторимого течения индивидуальной жизни. Они при-
обретают побудительную силу, содержат потенциал волеизъявле-
ния и практической реализации. Наполненные жизненным смыс-
лом знания переходят у индивида в его интенции к действию.
Идеальное, ориентированное на высшие ценностные содержа-
ния, смыслы и способы человеческой жизни, приобретает статус
«духовного».
Человек обращается к идеальному и духовному во многих «сре-
зах» своего бытия, во всем своем «иерархическом и гетерогенном
внутреннем мире», включая его неявные, интуитивные, бессозна-
тельные планы. Сознание, вбирая развивающий потенциал бес-

Модели жизненных отношений личности 353
сознательного, служит непрерывным отчетом, «исповедью души»
индивида перед другими, для других и для себя самого о совершен-
ном им одухотворении и преобразовании мира.
Сознающий и деятельный индивид анализирует и обобщает
жизнь, извлекает и разрешает ее проблемы. Объектом сознания
дая него выступает и он сам — часть и одновременно творец жиз-
ни. В координатах «сущности» и «существования» он предстает
дая себя как «я существенное», т. е. обладающее собственной
активностью и самодетерминируемое явление. Открытие «я», ког-
да человек во внутреннем диалоге с другими постигает свою суве-
ренность, свободу и действенность в мире, когда осознает, что,
каким образом и зачем он совершает, и каковы причины и след-
ствия им совершенного, означает развитие сознания как обоб-
щенного бытийного отношения индивида. Познание и рациональ-
ная регуляция жизни в качестве «моей», «мной определяемой»,
«меры моей свободы и ответственности» превращает индивиду-
альную жизнь в рефлексивный процесс, развивается в рефлек-
сивное отношение.
Отношения сознания индивида, а также его действительные,
практические отношения формируются как общественные, как
«со-отношения». Они имеют общественное происхождение,
источники развития, содержание и способы объективации. Их
общественная суть определяет и одновременно определяется
свойством индивида быть личностью. «В качестве личности че-
ловек выступает как единица в системе общественных отноше-
ний, как реальный носитель этих отношений»*. В контексте
идей о единстве общественного и индивидуального личность —
устойчивое социальное качество индивида, внутреннее основа-
ние, по которому человек строит свои связи с коллективной
жизнью.
Личность развивается с переходом ситуативных, эмпирических
отношений индивида, обращенных к людям, к общественно произ-
веденным вещам, идеям, ценностям и к себе самому, в устойчиво
закрепившиеся, генерализованные, обобщенные отношения. Пе-
реход достигается усилиями самого индивида, осмыслившего и
связавшего в единую систему «я» близкие и универсальные для
себя способы духовно-практической активности. Постоянно по-
вторяемая жизненная реализация избирательных, активных отно-
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание // Избранные философско-
психологические труды. Основы онтологии, логики, психологии. М., 1997.
С. 201.

354 Е. Б. Старовойтенко
шений с их предметными и идеальными воплощениями отмечает
становление внутренней личности данного индивида. С ее разви-
тием в каждом эмпирическом проявлении (действии, поступке)
находят выражение отношения-универсалии и их связь в «лич-
ностное целое». Приобретая устойчивое личностное содержание
в форме отношений, индивид упорядочивает свою жизнь, укреп-
ляется в ней, придает индивидуальному бытию соответствие об-
щественному канону.
Отношения индивида образуют качественную структуру его
личности. Они в индивидуальной форме воспроизводят констант-
ные характеристики социальных связей, в которые жизненно во-
влечен индивид, и вбирая эти связи внутрь, становятся свойствами
«личности относящейся». Последняя осознается как я-инстан-
ция, проявляющая инициативу и активность в системе обществен-
ных предметов, смыслов и деятельностей. Личность — сформиро-
вавшееся в процессе жизни сознательное расположение и готов-
ность к самоопределению в конкретных общественных условиях.
Общественное не проецируется в индивидуальное, а соотносится
индивидом со своей личной позицией, представленной в качестве
«моего отношения к окружению». Становление полноценной лич-
ностной связи с жизнью определяется богатством преломления в
ней многомерного общественного.
Внутриличностное освоение и субъективное преобразование
общественных отношений, или «индивидуализация» — сложно
детерминированный процесс. Со стороны индивида он обусловлен
системой его свойств и сложившихся особенностей индивидуаль-
ной жизни. К ним относятся природные свойства, представляю-
щие собой врожденные координаты и начальные потенции жиз-
ненного развития индивида; закономерности его деятельности;
предметно-практические достижения и духовные продукты; цен-
ностно-смысловая основа «я» и общий уровень активности, с ко-
торой индивид себя познает и развивает. Необходимое условие
индивидуализации составляет структура функциональных обра-
зующих психики и сознания: мотивационных, эмоциональных, сен-
сорно-перцептивных, мыслительных, интуитивных, рефлексивных,
действенно-экспрессивных.
Отсюда своеобразная, конкретная форма общественных усло-
вий, принимаемых и реализуемых индивидом как условия своей
жизни. Отсюда единственность жизненного пути и уникальность
становления личности в качестве индивидуальности. Отношения
индивида, формирующие в нем личность, принадлежащие ей, ин-
дивидуально выражающие и проявляющие ее сущность, выступа-

Модели жизненных отношений личности 355
ют «личностными отношениями» и одновременно «отношениями
индивидуальности».
Важно подчеркнуть, что с развитием личности и личностных
отношений связано окончательное выделение в сознании челове-
ка его обобщенного «я» как интеграла внутренних условий инди-
видуальной жизни. Зная эти условия и исходя из них, человек мо-
жет подняться на высокие уровни жизненной активности, с широ-
ким общественным масштабом, по канонам этики и критериям
творчества действовать в мире. Органично соединяются отноше-
ния индивида к «моему миру», к «моей жизни» и к «моей жизни в
моем мире». Личность становится регулятивным началом своего
жизненного процесса или субъектом жизни. Индивид оказывается
в центре собственного бытия; в его духовно-практических отно-
шениях появляется новое качество — субъектное, определяющее
активность и зрелость отношений, их тенденцию к самодвижению.
Зрелое личностное бытие представлено жизненными отношения-
ми индивида-субъекта.
Субъект может искусно соотнести между собой требования
объективных условий жизни, свои ценности, побуждения, вну-
тренний потенциал, реальные возможности, притязания, ценност-
ные качества своих поступков и действий, объективные результа-
ты и субъективные последствия своего поведения и деятельности,
личную роль в развитии социума и ближнего окружения. Это со-
отонесение происходит и интуитивно, и в рефлексивном сознании,
и в практическом отношении к миру. Здесь человек строит и про-
водит единую линию жизни и в итоге может встать «над своей
жизнью». От такого итогового, обобщенного отношения, заклю-
чающего мощные силы жизненного творчества, зависит поведе-
ние субъекта в любой ситуации, «степень зависимости его от этой
ситуации и свободы в ней»*.
Основное в становлении субъекта жизнеотношений — резуль-
тативный, продуктивный момент индивидуальной деятельности.
Дела, достижения, социальные влияния личности выступают важ-
нейшими критериями ее субъектности. При этом большое значе-
ние имеет общественная оценка сделанного и достигнутого лично-
стью, принимаемая ею как «объективная ценность моей жизни».
В изменениях, которые личность произвела в общественном мире,
она узнает себя, ей открывается истинный уровень ее жизни, а
также ее жизненные противоречия и предпосылки саморазвития.
Источники роста личности-субъекта заключены в интенсивном и
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 352.

356 Е. Б. Старовойтенко
поступательном использовании своих лучших жизненных дости-
жений на новых уровнях. Эти источники она находит в творческом
отношении к жизни, в углубленном отношении к себе и самореа-
лизации.
Отношению к себе принадлежит особое место в структуре
жизненных отношений личности. Благодаря ему человек может
реально влиять на ход своей жизни и жизнь других людей, пла-
нировать жизненный процесс в его пространственно-временных
аспектах, осознавать личную перспективу, предвидеть жизненные
события и прогнозировать их результаты. Оно является важней-
шим каналом воздействия личности на развитие всех своих отно-
шений к жизни.
Отношение к себе, как и любое отношение личности, имеет
две ведущие формы: сознание и деятельность. Но здесь эти фор-
мы выступают самосознанием и самодеятельностью. Самосозна-
ние существует как познание, переживание и созерцание «я»,
объяснение и интерпретация жизненных проявлений «я», при-
своение и обобщение знания о свершениях «я». Самодеятель-
ность личности развертывается через выражение «я» в реальном
преобразующем действии, устанавливающем единство объекта и
субъекта. Самосознание и самодеятельность развиваются при
достижении личностью гармоничного соответствия между ними.
Один из путей такой гармонизации — выход личности на уровень
проблемного отношения к себе. Оно зарождается, когда связь
«я—моя жизнь—общественный мир» открывается личности в
динамике, содержащей коллизии. Их понимание и конструктив-
ное разрешение способствуют сохранению целостности и услож-
нению «я», определяют проблемный тип жизни индивида и его
саморазвитие. Проблемное самоотношение личности закономер-
но включает:
момент вскрытия «проблемы моей жизни»;
осмысление своего отношения к ней;
построение стратегии ее решения;
определение способов и средств решения проблемы;
совершение «разрешающих действий»;
достижение результатов, в которых проблема находит полное
или частичное решение;
открытие личного смысла решения проблемы;
принятие ответственности за способы и результаты решения
проблемы;
видение в совершенном проблемном действии оснований дая
постановки и решения новых развивающих проблем жизни.

Модели жизненных отношений личности 357
Все перечисленные моменты связаны с активной личностной
рефлексией, которая не исключает интуитивных, иррациональ-
ных способов проблемных действий. Развивающееся проблемное
отношение к себе во взаимосвязи с проблемными отношениями к
миру придает жизни личности творческое направление. Творче-
ски живущая личность — это субъект в высшем смысле, тот, ко-
му принадлежит авторская роль в умножении бытийных сил мно-
гих людей.
Сознательные и деятельные, глубинные и внешние, потенци-
альные и реальные, случайные и закономерные, единичные и ти-
пичные, служащие развитию и регрессивные отношения образуют
сущностное «ядро» личности и реализуют ядерные качества в те-
кущей жизни. Здесь жизненные отношения приобретают форму
«субъектных».
Исследование разнообразных видов отношений, раскрытие их
различных жизненных функций и ипостасей предполагает анализ
вариантов их становления, зависящих от многих условий и выра-
жающихся во многих процессах. Основными из них являются:
преобразование жизненных отношений, непосредственно вызван-
ное изменениями внешних условий, в которых они формируются;
спонтанное самодвижение отношений, состоящее в их неосознан-
ных переходах из динамического состояния в личностные свойства
и в способы реализации этих свойств; направленное, активное
развитие отношений личностью как субъектом жизни.
Отмеченные варианты становления отношений дополняют друг
друга. При их согласовании непрерывно происходит наращивание
личностного потенциала отношений, а следовательно, и их воз-
можностей в определении свободной, самостоятельной и творче-
ской позиции индивида в мире. Здесь действует один из основных
законов жизненного развития, состоящий в личностной детерми-
нации жизни, протекающей в единстве сознания и деятельности.
Его учет в изучении отношений означает раскрытие внутренних
закономерностей отношений, через которые преломляются в че-
ловеке внешние воздействия на него*.
Развитие отношений происходит во взаимодействии и взаимо-
влияниях их противоположных тенденций и свойств. Развиваю-
щая игра оппозиционных качеств отношений, включая обществен-
ное—индивидуальное, психическое—практическое, сознатель-
ное—бессознательное, природное—социальное, возможное—осу-
* Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. С. 213—
424.

358 Е. Б. Старовойтенко
ществленное, внутреннее—внешнее, объективное—субъективное,
активное—пассивное, ценное—деструктивное, может осознаваться
и направляться личностью на достижение своей целостности или
служить личностному разрушению.
Динамика отношений представляет собой непрерывный процесс
возникновения, снятия, раскрытия потенциала или углубления про-
тиворечий. Например, одна из оппозиционных характеристик жиз-
ненного отношения под влиянием определенных воздействий опе-
режает в темпах развития другую. Или одна из характеристик при-
обретает оттенок, исключающий ее гармоничное единство с другой.
Или одна испытывает изменения, несовместимые с состоянием
другой. Или же одна из характеристик приобретает новый общий
уровень, кардинально отличный от уровня другой. В этих и многих
других случаях либо начинает отчетливее обнаруживаться зако-
номерное различие оппозиций, либо начинается расщепление их
единства, либо появляется серьезный надлом их связи, либо совер-
шается полная ломка взаимодействия, требующая перестройки
одной из оппозиций или обеих сразу. Характер противоречий в от-
ношениях обусловливает масштаб критических моментов жизни
личности, ее кризисов, потрясений, возвышений и падений.
Коллизии отношений множественны, влекут за собой друг дру-
га, выступают причинами друг друга, меняются в своем значении и
смысле для личности. Но так же, как в разные периоды жизни на
первый план может выступать становление определенного отно-
шения индивида, в общей динамике противоречий выделяется
главное, доминирующее. Как правило, оно возникает внутри того
отношения или того аспекта личности, которые особенно активно
формируются или реализуются в данный момент жизни. По силе
влияния такого противоречия на индивидуальное развитие оно мо-
жет быть названо «исходным».
Не всякое видимое рассогласование или колебание в отноше-
ниях является прямым указанием на существенную коллизию. Это
может быть только «зыбь на поверхности», ослабленный всплеск
активности глубинных личностных оппозиций. Действительные
противоречия выражают начавшиеся сущностные изменения лич-
ности. Не все они различимы в текущих жизненных отношениях.
Они могут обнаруживаться в переломных ситуациях жизни, кото-
рые провоцируют взрыв отношений, утративших равновесие и
стремящихся к самоотрицанию, переходу в новое качество или ис-
ключению своих оппозиций.
Коллизии могут зарождаться в связях между существенными
детерминантами, процессуальными тенденциями и структурными

Модели жизненных отношений личности 359
составляющими отношений. Можно, к примеру, выделить следу-
ющие связи парных образующих отношений, которые потенци-
ально способны «вмещать противоречия».
Связь условий жизни большинства людей в данном обществе и
условий, которые данная личность осваивает и строит как коорди-
наты собственной жизни.
Связь объективных условий жизни личности и особенностей ее
эмпирических отношений, посредством которых она субъективи-
рует эти условия.
Связь тенденции личности к принятию заданных извне импера-
тивов, норм, правил, способов отношений к миру и тенденции к
самостоятельным, творческим отношениям.
Связь динамических форм отношений с их устойчивыми фор-
мами, образующими качественную определенность личности.
Связь сознательных и бессознательных аспектов отношений,
взаимодействие их рациональных и иррациональных начал.
Связь тенденции «идеализации» жизни, в смысле переноса
жизненной активности преимущественно в план сознания, осо-
знания, самосознания, рефлексии, и тенденции к продуктивной
практической активности.
Связь особенностей отношений личности: в их обращении к
миру вещей, людей, природных явлений и в их обращении к
«я».
Связь изменений отношений, заданных обстоятельствами
жизни, и самодвижения отношений, зависящего от активности
субъекта.
Связь конкретных способов я-регуляции отношений и общих
качеств «я», присущих субъекту отношений.
Связь ценностей общественной жизни и ценностно-смыслового
уровня жизненных отношений личности.
Связь внешних требований к определенному уровню объекти-
вации личности и реального уровня ее активности и продуктивно-
сти в мире.
Связь потенциала отношений и эффективности его реализации.
Связь реального качества и масштаба жизненных достижений
личности и ее отношения к себе как субъекту деятельности и твор-
чества.
Связь двух условий развития отношений: объективных запро-
сов к силе и активности «я» субъекта и его реального «я».
Связь между общественно ожидаемой пространственно-времен-
ной активностью отношений и их реальной активностью в мире и
социуме.

360 Е. Б. Старовойтенко
Связь двух особенностей отношений: их индивидуального жиз-
ненного предела и их выхода за границы жизни посредством свер-
шений и длительных влияний личности.
Приведенные дуальные связи складываются в целостной си-
стеме личностных отношений и потому действуют не изолирован-
но, а в притяжении друг к другу. В вариациях оппозиций отноше-
ния взаимодействуют и переплетаются, образуя трудно уловимую
для личности индивидуальную картину жизни.
Важнейшим событием в жизненном движении отношений вы-
ступает разрешение противоречий. Если это разрешение конструк-
тивно, не вызывает снижения уровня отношений, то оно является
фактором поддержания целостности и поступательного развития
их системы. Внутренние процессы отношений, организующие лич-
ностное целое, часто выявляются именно в момент разрыва их те-
чения при разрешении коллизии. Оно носит, как правило, не слу-
чайный характер, а отвечает установившимся в процессе индиви-
дуальной жизни внутренним закономерностям отношений.
Закономерности могут действовать относительно независимо
от усилий личности что-либо сохранить или изменить в своей жиз-
ни. И тогда противоречия разрешаются «вне субъекта», состав-
ляя объективную движущую силу отношений. Однако для зрелой
личности более характерным является осмысление жизненных от-
ношений и самостоятельный поиск выхода из конфликтов. Овла-
дев закономерностями отношений, личность-субъект становится
ведущей силой преодоления коллизий. В соответствии с внесубъ-
ектным и субъектным характером реализации отношений и воз-
никновения их противоречий рождаются определенные способы
их личностного разрешения. Содержание и взаимосвязь спосо-
бов становятся, по мере их применения, типичны для личности,
как типичны ее отношения и противоречия. Одновременно каж-
дый способ жизненно конкретен и индивидуально своеобразен,
хотя в нем всегда просвечивают и всеобщие подходы к разреше-
нию противоречий:
установление относительного паритета оппозиций, достижение
между ними силового и качественного единства;
нахождение нового уровня согласования оппозиций;
достижение гармонии между оппозициями за счет их включе-
ния в новую систему взаимодействий;
открытие способа положительного доминирования одной оппо-
зиции наддругой;
отрицание одной из оппозиций за счет усиленного развития
другой;

Модели жизненных отношений личности 361
ослабление влияния оппозиций на основе их частичной редук-
ции или снижения активности;
создание нового целого на основе объединения оппозиций.
Разрешение противоречий может идти при взаимном проник-
новении, слиянии оппозиций, при их взаимном исключении, при
конструктивном взаимодействии, при получении ими относи-
тельной самостоятельности на новом, более высоком уровне их
связи.
Каждый конкретный способ разрешения коллизии раскрыва-
ется и применяется личностью в контексте ее жизненных реалий.
Например, развивается противоречие между высокими возмож-
ностями личности ддя осуществления творческой деятельности в
профессии и низким уровнем ее реальной авторской продуктив-
ности. Оно вызывается отсутствием общественного запроса на
высокие качественные достижения в данной профессиональной
области и недостаточной активностью личности в отстаивании
ценности своего труда. Один из способов разрешения противо-
речия состоит в следующем: несмотря на большую психологи-
ческую цену, личность достигает творческого результата, соот-
ветствующего ее возможностям, и направленно, преодолевая
внутренние и внешние трудности, инвестирует свои идеи в обще-
ственную практику. Реализация данного способа предполагает
особую активность личности — осознание и применение способа
как «моего», «мной открытого», «мной избранного», «мной осу-
ществленного», т. е. привлечение рефлексивного ресурса разре-
шения.
Способ, которым личность разрешает свое противоречие, оп-
ределяет либо сохранение наличного уровня, либо прогресс, либо
частичный регресс ее жизненных отношений. Но каким бы ни был
исход, ддя самостоятельной личности важен поиск я-способа на
основе анализа многих возможных приемов снятия коллизии. Реа-
лизуемые я-способы образуют континуум путей самоопределения
личности, включающий:
путь к улучшению условий жизни других людей, требующий от
личности новой общественной отдачи;
путь доверия к другим людям в плане взаимодействия с ними
для общего блага;
путь к развитию самой личности, при котором ее общественная
объективация — средство самосовершенствования;
путь, который в наибольшей степени отвечает привычным, ком-
фортным дая личности условиям жизни, не требует от нее «быть
больше и выше, чем она есть»;

362 Е. Б. Старовойтенко
путь, при котором личность снижает ценностный уровень своей
жизни, с тем, чтобы не утратить благоприятные для себя условия
существования;
путь, ориентированный на рефлексивное, идеально-смысловое,
а не действенно-практическое разрешение противоречия;
путь, при котором личность уходит от рефлексии противоречия,
полагаясь на естественный ход внешней жизни, предоставляя ему
властвовать над собой;
путь ухода от рационального отношения к противоречию с тем,
чтобы активизировать свои глубинные, интуитивные возможности;
путь возложения ответственности за разрешение своего проти-
воречия на общество или конкретных других людей.
Избранное ослабление, фиксация или погашение коллизии, а
также содержательный способ ее разрешения являются одним из
вариантов возможных исходов. Иные исходы выступают более или
менее осознанным личностным потенциалом, который в любой
момент может быть актуализирован. Отсюда особая гибкость и
многообразие психологических нюансов в динамике отношений
личности.
В многовариантности выходов из противоречия заключено одно
из оснований свободного жизненного выбора личности. Дейст-
вительно, если человек приходит к объективно обоснованному,
доступному и субъективно значимому результату разрешения про-
тиворечия и удерживает в нем все преимущества других возмож-
ных результатов, он приобретает самодостаточность, переживае-
мую в форме «я сам выбираю свой путь». Разрешение коллизии
может объективироваться в осознанном поступке или действии, а
также в длительном поступлении или деятельности, которые могут
представлять новые линии внешней активности. Разрешающая
активность личности иногда приобретает критически высокий
уровень, выступает как выдающиеся свершения и деяния. Это мо-
гут быть уникальные жизненные события, «всплески индивиду-
альности», отмечающие кардинальные позитивные изменения в
социуме, культуре, личности и ее «я».
Становление «я» зависит от содержания возникающих противо-
речий, от качества применяемых личностью способов их разреше-
ния, от того, насколько последовательно удается реализовать эти
способы, от уровня субъективных рисков и затрат личности, являю-
щихся ценой выхода из коллизии, от объективных изменений, кото-
рые она производит в жизни своими действиями, поступками или
созданными продуктами, и от представления в самосознании лич-
ности социокультурных эффектов ее разрешающей активности.

Модели жизненных отношений личности 363
События активности, конструктивно отвечающие на проблем-
ные ситуации жизни и обладающие богатым спектром позитив-
ных изменений во внешней и внутренней реальности, можно на-
звать «жизненными действиями», которые во многом аналогич-
ны феномену «поступка». Жизненные действия составляют
основную ткань полноценно реализующихся отношений и обла-
дают особенностями, отличающими их от других моментов жизни
личности.
1. Жизненное действие сознательно развертывается, продле-
вается личностью во времени и пространстве. Личность стремится
самостоятельно завершить его в нетривиальном результате. По
существенным признакам оно противоположно реактивному дей-
ствию, застывшей привычке, защитному поведению.
2. В жизненном действии представлены зрелые характеристики
психики и деятельности. К ним относятся: дифференцированность
и утонченность включенных психических форм; богатый жизнен-
ный контекст, тайный мир значимостей, заключенный в бессозна-
тельном; интуиция будущего жизненного выбора, многозначное
истолкование прошедших и актуальных событий; мысленное про-
игрывание разных способов поведения; возврат действия в вос-
поминании к его началу с целью вести его по-новому.
3. Каждое жизненное действие, каким бы ни был его конкрет-
ный объект и результат, имеет конечную адресацию другим лю-
дям, т. е., направлено в коллективную жизнь. Субъект действия
стремится к диалогу с другими, к встрече с тем, с кем возможно
понимание, сопереживание, жизненное содействие. Если в на-
стоящем содействие невозможно, субъект полагает его отложен-
ным и приближает его своей активностью.
4. Жизненное действие как акт продуктивного взаимодействия
личности с другими людьми часто является напряженным, арит-
мичным, порождающим и выявляющим личностные конфликты.
Личность узнает свои коллизии, слушая отрицательные суждения
других, отвечая на их требования к себе, наблюдая их противо-
действие, наблюдая у себя и у них конфликтующие поступки, на-
ходя у них негативные чувства к себе. Другие в конкретных жиз-
ненных действиях ставят проблемы, которые личность должна
разрешить.
5. Жизненное действие продуктивно во многих планах. Оно
овеществляется в предметном мире, «испаряется» в интеллекту-
альных достижениях, останавливается в этических, религиозных
и эстетических влияниях на других, становится для индивида но-
вым смыслом «я». Эффект продуктивности достигается лично-

364 Е. Б. Старовойтенко
стью, которая организует свою жизнь, руководит собою, играет
собственную жизнь, исполняет себя. Личность воображает, фан-
тазирует, намечает замыслы, цели и планы. Из творческой про-
екции «я» в мир рождаются прекрасные вещи, оригинальные
идеи, любовные дары и жизненные блага. Позиция субъекта дей-
ствия отличается естественностью, индивидуальностью, само-
бытностью.
6. В жизненном действии человек реализует перспективу лич-
ностного развития. Действие имеет итог, обращенный к самому
индивиду, помещающий «я» в новые жизненные координаты, где
просторнее и свободнее самоопределению. Этот итог может быть
обозначен как «больше сознания», «яснее понимание», «глуб-
же переживание», «совершеннее мысль», «сильнее личные
влияния».
7. Жизненное действие можно представить как поэтапно осу-
ществляемую активность субъекта по отношению к определенно-
му внешнему или внутреннему объекту. Оно произвольно и непро-
извольно протекает по максимально полной развертке деятельно-
сти. Последовательно сменяют друг друга следующие этапы
жизненного действия: понимание и проблемное раскрытие субъ-
ектом объекта; познание объекта в соотношении с субъектом в
актуальных условиях; переживание и оценка его значимости дая
субъекта; осознание субъективной необходимости объекта; про-
гнозирование возможностей субъекта в освоении и овладении
объектом; целеполагание; планирование преобразований объек-
та; самооценка готовности к действию; принятие решения о дей-
ствии; преобразование объекта; контроль и коррекция цели дей-
ствия; предвидение ближних и дальних результатов действия; по-
нимание новой ценности и смысла объекта действия; самооценка
в действии; оценка реализованных путей и средств действия; оцен-
ка меры воплощения цели в результате действия; переживание
полноты осуществленных в действии стремлений; осознание жиз-
ненной многозначности совершенного действия; принятие субъ-
ектом измененного объекта как смыслообразующего для нового
действия.
8. Жизненное действие, будучи единицей определенного жиз-
ненного отношения личности (интеллектуального, деятельного,
этического, эстетического и т. д.), в свою очередь, дифференциру-
ется изнутри и проходит иногда в моментальных, но всегда очень
сложных актах. Каждый такой акт сохраняет в себе все существен-
ное, значительное, смысловое, что присуще жизненному дейст-
вию, т. е. подтверждает его самотождество. Это может быть

Модели жизненных отношений личности 365
взгляд, акт слушания или созерцания, жест, наклон головы, акты
«я представляю», «я понимаю», «я думаю», высказывание, эмо-
циональная экспрессия, символическое движение, предметное
действие и т. д. В этих актах личность выражает себя как целое; их
назначение — быть проявлением сути ее жизненных отношений.
По уровню концентрированности в них жизненного содержания их
можно сравнить с метафорой «сгущенного образа», «сокровен-
ной идеей» или символом индивидуального бытия. Другой человек
должен расшифровать, истолковать эти «знаки» личности. Для
нее самой они выступают способами уникального выражения сво-
ей осмысленной жизни.
Фактор совершенного жизненного действия или поступка и
осознания его личностных последствий имеет для становления
«я» особое значение. В самом деле, разрешающий поступок про-
ясняет те стороны внешней и внутренней реальности, которые ра-
нее представляли дая личности «ее проблему». Проблема реше-
на, и новое, вошедшее в жизнь личности сознательно соотносится
ею со своими желаниями и стремлениями, т. е. приобретает лич-
ный смысл. Новый смысл, самостоятельно найденный личностью
в динамике отношений, может быть удержан, закреплен какустой-
чивое содержание «я», вписан в жизненный контекст «я-дая-себя»,
может заменить собой прежний смысл или может быть утрачен.
Закрепление смысла обеспечивается переживанием лишь отно-
сительной завершенности поступка и верным пролонгированным
прогнозом его положительных, значимых последствий. Затем в
развитие обретенного смысла личность намечает, как овладеть
этими последствиями, как сохранить единство поведения, как раз-
решать новые жизненные проблемы. Осуществляется процесс
«собирания себя» на новом уровне жизни. Смысл, таким образом,
становится «предстоящим», «заданным».
Смысл «внутренне задан», если он устойчиво определяет доя
личности ее будущее, если через него она осознает свое бытийное
назначение, если в новом смысле видит полноту и целостность сво-
ей дальнейшей жизненной реализации. Активное смыслообразова-
ние позволяет личности напряженно владеть собою в «абсолютном
будущем», управлять собой из его бесконечной дали. Отсутствие
заданного смысла лишает существование личности единства, ее
жизнь, по выражению M. M. Бахтина, распадается в «тупо-на-
личные фрагменты бытия».
Самостоятельное и продуктивное для общества и личности раз-
решение жизненных коллизий является тем условием, при кото-
ром наиболее полно действует закон смыслообразования и «пере-

366 Е. Б. Старовойтенко
движки смыслов», определяющий развитие жизни и «я» индивида.
Достигая позитивных разрешающих результатов, личность сама
наполняет смыслом новые жизненные реалии, сводит рациональ-
ные и иррациональные планы изменений в себе, приходит к само-
исследованию. Оно может состоять в рефлексии жизненного пу-
ти, в развивающей переоценке ценностей, переосмыслении жиз-
ни, целостном истолковании происшедшего, происходящего и
ожидаемого, расстановке новых содержательных акцентов в от-
ношениях, понимании устойчиво возникающих побуждений и на-
плывающих переживаний. В самоисследовании и основанных на
нем жизненных действиях личность может выразить себя ориги-
нально, творчески, утонченно и артистично, достигая позиции са-
мотворца.
Самоопределение, самодеятельность и самовыражение субъ-
екта в сфере отношений предполагает их осуществление на высо-
ком ценностном уровне жизни. Ведущими ценностями человече-
ского бытия С. JL Рубинштейн считал познание, этику любви,
принятия, доверия к другим людям, формирование общего миро-
воззрения и рефлексию как активное самопознание личности. Со-
ответственно, основными ценностными отношениями, связываю-
щими человека с миром, определяются:
познавательное отношение;
нравственное отношение к другому человеку;
общее отношение к жизни и смерти, выражаемое в чувствах
трагического и комического, в духе серьезного, философского по-
нимания бытия;
отношение к себе как свобода и ответственность в жизненном
осуществлении*.
Важно не только то, что Рубинштейном выделены отношения,
несколько столетий очерчивающие контур идеального бытия ев-
ропейской личности, но и то, что они берутся в единстве, извест-
ном только человеку, реально живущему в этих отношениях к ми-
ру. Так, «в познавательное отношение к бытию, к истине вплета-
ется отношение к другим людям. Истина при этом — это не
только правильность, но и правда, справедливость, способность
принять то, что есть, как оно есть, смотреть в глаза действитель-
ности, вскрывать ее. В то же время она означает: видеть недо-
статки, преодолевать трудности в процессе познания, обнаружи-
вать мужество в процессе познания. И наоборот, неистина вы-
ступает как ошибка, заблуждение, ложная установка в процессе
См.: Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии.

Модели жизненных отношений личности 367
познания, за которой скрываются обман, неправда, ложь, введе-
ние в заблуждение»*.
В положениях С. Л. Рубинштейна об отношениях личности к
жизни можно обнаружить систему онто-психологических характе-
ристик отношений, указывающих на их многосторонние жизнен-
ные функции и значения. К ним относятся:
личностное порождение отношений;
целостность отношений, отражающая единство их объектив-
ных условий, устойчивых качеств, гибких способов реализации,
процессуальных и продуктивных компонентов;
общественность, выражающая взаимосвязь личности с други-
ми людьми, начиная от внешней детерминации отношений до их
глубинного влияния на внутренний мир другого человека;
предметность или обусловленность и направленность отноше-
ний на значимые дая личности реальные объекты, которыми могут
быть «другие», «другой», вещи, знаки, идеи, действия и т. д.;
идеальность и духовность как участие высших, интеллектуаль-
ных процессов и ценностных образований в становлении отно-
шений;
активность самосознания в осуществлении отношений, соз-
дающая возможность для их рефлексивного развития;
единство сознания и бессознательного в протекании, каче-
ственных константах и предметной объективации отношений;
субъектность отношений в плане их детерминации личностью-
субъектом и в плане обратного влияния активных отношений на
личность и ее жизнь;
индивидуальность отношений, определяемая высоким уров-
нем развития и неповторимостью их внутренних источников, со-
держания, процессуального строения и творческой реализации;
проблемность как исходная двойственность в структуре и ди-
намике отношений, состоящая в возникновении, личностном
осмыслении и разрешении их противоречий;
феноменологичность отношений или их принадлежность ин-
дивидуальному «я» и участие в их реализации процессов самоо-
ценки, самопереживания, самопознания, самодеятельности;
критическое выражение отношений в формах поступка, дея-
ния, свершения, масштабного влияния субъекта на других;
смыслообразующая роль как расширение и углубление жиз-
ненных смыслов в результате разрешения коллизий и рефлексии
изменений в отношениях.
* Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 332.

368 Е. Б. Старовойтенко
Личность, в зависимости от развития определенных отношений
к жизни с теми или иными характеристиками и реализацией на том
или ином онто-психологическом уровне, приобретает один из сле-
дующих типов жизненного становления, намеченных в текстах
С. Л. Рубинштейна.
Личность, растворенная в текущей жизни. Ее сознание реак-
тивно следует за наличными ситуациями и за событиями здесь-и-
сейчас, оперирует главным образом актуальными знаниями, впе-
чатлениями, переживаниями. Ретроспективная активность лично-
сти относится к недавно бывшему, а перспективное сознание — к
тому, что ожидается в ближайшем будущем. «Я» осознается лич-
ностью источником сильных желаний и связанных с ними эмоций
и аффектов. Спонтанность и свобода их проявления может созда-
вать у других впечатление особой энергичности и экспрессивности
личности. Наблюдается фрагментарность и слабость понимания
себя, что способствует множественным проекциям, отождествле-
ниям с другими, повышенной внушаемости. Этот тип может быть
представлен и любителем удовольствий, приходящих из внешней
жизни, и человеком, увлекаемым жизнью других людей, и лично-
стью, трепетно следящей и следующей за своими ощущениями,
переживаниями и фантазиями.
Деятельная личность. Ее сознание постоянно ищет и находит
пути эффективной самореализации в профессиональной, управ-
ленческой или общественной деятельности. За счет хорошего зна-
ния личности о своих возможностях и способностях деятельность
осуществляется избирательно, целенаправленно, планомерно и ре-
зультативно. В ней присутствуют отдаленный и ближний опыт, а
также краткосрочные и пролонгированные прогнозы ее результатов,
продуктов и личных достижений. Деятельность сосредоточена, как
правило, на узкой предметной области, имеет установку на внешний
мир, но при этом личность часто обращается к себе, создавая образ
эффективного я-деятеля. Эта личность склонна отождествлять себя
с определенной функцией, ролью, статусом в обществе.
Рефлексивная личность. Обладает способностью подняться над
непосредственно проживаемой жизнью, познает закономерности
своей жизни, чтобы максимально осуществиться. Ее активная
внешняя и внутренняя деятельность опосредована тщательными
наблюдениями за собой, осмыслением себя и привлекательным са-
мовыражением. За счет одновременной ориентации на «я» и на
значимые внешние объекты сознание способно уловить множество
ценных свойств объектов и субъективных возможностей для осу-
ществления самых сложных действий. Рефлексия становится при-

Модели жизненных отношений личности 369
чиной и условием расширяющихся творческих связей с миром и
самим собой. Жизнь рефлексивной личности не просто «протека-
ет» или «наполняется извне», а ответственно создается ею самой.
Творческая личность. Ее сознание достигает трансцендентного
уровня, основываясь на искусной рефлексии, интуиции, общезна-
чимых открытиях и необычайной продуктивности. Потенциал реф-
лексии, чувства жизни и созидания так высок, что ведет к уникаль-
ной актуализации содержаний и процессов бессознательного с их
огромной силой генерирования. Мощное «я» изнутри притягивает
и раскрывает богатство таких форм психической жизни, которые
не доступны личностям с ведущей ориентацией на внешний мир и
рациональную деятельность в нем. Творчество стремится охватить
многие сферы индивидуального бытия и умножить авторские зна-
чения и смыслы, проникающие во внутренний мир и действия дру-
гих людей.
Рассмотрение личности в парадигме жизненных отношений от-
крывает для современной психологии новые проблемные области,
включая область, где личность изучается в связях с культурой, ее ти-
пом, историческим развитием и ценностным содержанием. Исполь-
зуя принцип отношений в его понимании Рубинштейном, мы осуще-
ствили психологическое исследование личности, взятой в динамике
европейской культуры от времен античности до наших дней*.
Материалом персонологического анализа и синтеза выступили
выдающиеся «тексты индивидуальности», характерные для духа
Европы и посвященные человеку в его личном отношении к миру
и к себе. Полагаем, что реконструкция и интерпретация подоб-
ных текстов, составляющих особую реальность сознания, мысли и
переживаний авторов, позволяет воссоздать культурно-психоло-
гические модели личности в ее подлинном, внутреннем, феноме-
нологическом и экзистенциальном бытии. Конечной задачей ис-
следования стало построение интегральной персонологической
модели, соединившей восходящие «сквозные идеи» о жизненных
отношениях личности по мере становления в Европе великой «ин-
дивидуальной культуры».
Жизненные отношения личности в культурогенезе
Европейское познание и самопознание личности развивалось
внутри общего культурного становления с присущей ему перио-
дичностью, приобретая в каждом периоде определенные кон-
Старовойтенко Е. Б. Культурная психология личности. М., 2007.

370 Е. Б. Старовойтенко
цептуальные акценты. Идея личности прошла формирование в
русле античной антропологии, раннехристианского персонализма,
персонализма зрелого Средневековья и Возрождения, гуманитар-
ного знания, философии и персонологии Нового Времени. Ее но-
сителями стали тексты рассказов выдающихся людей о себе (жиз-
неописания, исповеди, автобиографии, рефлексии), тексты фи-
лософской антропологии, произведений литературной классики,
лучших трудов по психологии и психопатологии. Важнейшими
«открытиями личности» явились произведения Марка Аврелия,
Августина, Абеляра, Петрарки, Макиавелли, Шекспира, Гёте,
Руссо, Пушкина, Достоевского, Ницше, Кьеркегора, Хайдеггера,
Шелера, Бубера, Пруста, Бунина, Набокова, Бердяева, Франка,
Ясперса, Фрейда, Юнга, Сартра, Бахтина, Рубинштейна, Мамар-
дашвили и др.
В ткани высказываний и рассуждений этих мыслителей сфор-
мировались имплицитные модели индивидуальной личности, кото-
рые могут быть эксплицированы посредством ряда методологи-
ческих приемов. Во-первых, на основе вживания и герменевтики
аутентичных текстов с их характерной стилистикой, содержательно-
смысловым наполнением, историческим и авторским духом. Во-
вторых, с позиций свободного современного взгляда на «тексты
личности», нагруженного множеством культурных и научных кон-
текстов с их взаимными наложениями и вложениями. В-третьих,
посредством разработки «кодов» интерпретации, позволяющих
двигаться в глубь времен по определенным психологическим коор-
динатам.
В качестве кода интерпретации мы применили восстановлен-
ную систему положений Рубинштейна о жизненных отношениях
личности, учитывая, что данные положения отражают незауряд-
ную, европейски укорененную историко-философскую и историко-
культурную эрудицию их автора. Этот подход позволил выстроить
ряд моделей индивидуальной личности, релевантных разным эпо-
хам европейского культурогенеза: «личное» античного мифа;
«личное» античного мыслителя; личность — автор раннехристи-
анской исповеди; личность зрелого Средневековья; ренессансная
личность; фаустовская личность; личность в философии жизни;
выдающаяся личность; человек, теряющий «личное»; личность —
субъект инноваций*.
Исходя из проведенного культурно-психологического моде-
лирования, соблюдая принцип «сквозных идей», мы обобщили
* Старовойтенко Е. Б. Культурная психология личности. М., 2007.

Модели жизненных отношений личности 371
основные признаки европейской персонализации в следующей
интегральной модели отношений личности.
Отношение личности к высшему началу бытия. Личность в
своих связях с миром исходит из абсолютных мер жизни, имею-
щих осознанные образы и символы Бога, Универсума, Космоса,
Разума, Идеала, Бытия, Духа, Слова, «Я». Присутствие абсолюта
в бытии личности составляет для нее высшее благо и предлежа-
щий смысл, достигаемые в опытах веры, духовного поиска, дея-
тельного служения и трансцендирования.
Отношение личности к обществу. Жизнь личности протекает
в общностях и группах, выступающих дая нее живыми множе-
ствами людей, подобных ей самой, с которыми она находится в
разнообразном взаимодействии. Коллективное ощущается и
осознается ею не как довлеющая тотальность, а как плодотвор-
ная среда совместного с «другими» проявления архетипов, тво-
рения ментальности, выработки стилей деятельности, создания
общих ценностей и самопознания. Целью и сутью соединения
личности с обществом является ее внутреннее признание себя
«частью, индивидуально вмещающей целое».
Отношение личности к культуре. Абсолютное и коллек-
тивное представлены в личности способом культурного опосре-
дования, а именно в формах религиозности, морали, науки, фи-
лософии, искусства, канонов повседневности. Культура высту-
пает сознаваемым и бессознательным потенциалом жизненного
самоопределения индивида. Внешнее и внутреннее культур-
ное априори придает индивидуальной жизни направленность на
духовно-практическое освоение, оценку и преобразование куль-
туры.
Отношение личности к своей природе. Формирование мер
сакрального, общественного и культурного бытия личности про-
исходит в соответствии с природным априори или ее витально-
стью, телом, полом, чувственностью. Оно определяет ее влече-
ния, активность в поиске удовольствия, конституцию, психо-
динамику, сексуальность, психофункциональные возможности,
соотношения мужественности и женственности, сенсорно-ин-
туитивный опыт познания, действия и потребления. Психические
компоненты природной организации сосредоточены в бессозна-
тельном мире личности. Они конституируют «самость» личности,
ее «естественную» внутреннюю жизнь, ее врожденный душев-
ный потенциал. Природное осознается личностью как ценность,
составляющая условие жизни, сущность жизни и цель самосо-
вершенствования.

372 Е. Б. Старовойтенко
Рациональное отношение личности. Сильным началом инди-
видуального бытия является рациональность, или способность
личности к мышлению, логическим построениям, идеализации
мира. Мышление, направленное одновременно на внешние объ-
екты и самого индивида, развивается в качестве сознания. Оно
формирует символическую границу внутренней автономии лично-
сти, препятствующую ее слиянию с предметной средой или об-
щностью. Центром внутреннего мира и интенциональности со-
знается «я», которое благодаря рефлексии, самоотношению и
непрерывному я-синтезу полагает себя свободным в выборе абсо-
лютных, социальных, культурных и природных мер и форм соб-
ственной жизни.
Отношение личности к своему «я». «Я» позволяет личности
субъективно отделить устойчивую определенность своих потреб-
ностей, притязаний, способностей и характера от собственного
существования, т. е. мимолетности и сиюминутности жизни, про-
текающей в желаниях, эмоциях, воображении и мысли. Направ-
ленно и спонтанно, в каждый момент проживания «я» решает
проблемы наполнения личности новым жизненным содержанием,
отождествления и разотождествления личности с другими людь-
ми, собирания себя в единство, уникального самовыражения и са-
моутверждения в мире. «Я» выступает для личности основанием и
причиной активных выходов в мир, возможностью индивидуально-
го развития или изменения коллективных форм и способов веры,
познания, нравственности, творчества, социального поведения и
самопознания. Благодаря самосознанию и самодеятельности лич-
ность утверждает себя единичностью, к которой сходятся и в кото-
рой объединяются многие тотальные процессы в мире.
Отношение личности к противоречиям жизни. Индивидуаль-
ное «я» самодостаточно в плане сознательной направленности на
выявление собственных возможностей через самого себя. Однако
цели и смыслы отношения к себе, чтобы расширяться, углублять-
ся и варьировать, должны быть укоренены во всех других отноше-
ниях личности. «Я» встает в собственные отношения к природе и
обществу, жизни и смерти, времени и пространству, религии и
этике, свободе и долженствованию, познанию и искусству, тради-
ции и инновациям. Полноценное осуществление отношений в си-
стеме «я—мир—другие» предполагает их равновесие или вскры-
тие и разрешение их противоречий. Задача уравновешивания и
преодоления коллизий в отношениях решается я-субъектом на
основе жизненных способностей к самопознанию, активному дей-
ствию, творчеству и поступку.

Модели жизненных отношений личности 373
Отношение личности к «другому». Посредством различных
отношений личность удерживает, выстраивает и проживает взаи-
модействие с «другими», будь то реальные люди из повседневного
окружения, или выдающиеся авторитеты, или символические лич-
ности. «Другой» присутствует в личности как «значимый дая я»,
«другой как я», «я как другой», «мое другое я», «другой, недоступ-
ный дая я», «другой, дая кого я недоступен». Соединение или слия-
ние личности с другим человеком имеет многие формы, включая
подражание, присвоение, обладание, привязанность, любовь, при-
нятие влияний, обратные влияния, признание взаимной свободы.
В нормальном жизненном процессе происходит чувственное и реф-
лексивное отстояние и сближение «я» с другими. «Я» личности
глубоко проникает в другое «я», когда личность нравится, является
образцом, учителем, любимым, вызывает сопереживание, стано-
вится идеалом и тайной.
Деятельное отношение личности. Суверенность, самостоя-
тельность личности в мире обусловлены деятельной стороной ин-
дивидуальной жизни: динамикой тела, поведенческими актами,
профессиональными практиками, социальными действиями, по-
ступками, творческой деятельностью и приемами самовыражения.
Закрепляясь за разнообразными качествами внутренней лично-
сти, укореняясь в ее жизненных установках и «я», текущие дей-
ствия и поступки начинают глубинно определяться «деятельной
индивидуальностью», что привносит в них момент свободы и из-
быточности. Личность, погруженная в жизнедеятельность, нахо-
дится в непрерывном генерировании мотивов, намерений, целей,
процессов и результатов активности. Деятельная личность обла-
дает привилегией особо тесного сращения с миром, приобретения
искусности, мастерства, высокого общественного статуса, посто-
янного я-возврата к себе и диалога с собой, развития своих сущ-
ностных качеств и самовозрастания в существовании, т. е. являет-
ся субъектом жизни.
Отношение личности к своему жизненному пути. Все, что
происходит в личности и с нею, включено в общую историю ин-
дивидуальной жизни. Она соединяет освоенные личностью места
жизни, неповторимые превращения объективного и субъектив-
ного времени, принятые и персонально преобразованные формы
культуры, личный контур социальных связей и значимых встреч,
динамику жизнеотношений, трансформации сознания и бессозна-
тельного, изменения качеств и свойств личности, смену индиви-
дуальных деятельностей и жизненных ролей, последовательность,
длительность и смыслы ведущих жизненных событий и жизнен-

374 Е. Б.Старовойтенко
ных ситуаций. История личного бытия становится автобиогра-
фией, или рассказом о себе при участии «я», осмысливающего и
творящего текст о соотношении прошлого, настоящего и будуще-
го жизни. В своей сложности и уникальности жизненный путь
создается потоком всеобщего Бытия, силой индивидуального по-
рыва «быть», непостижимой «судьбой», бессознательной экзи-
стенцией личности, ее сознательной активностью и следующей за
жизнью рефлексией.
Творческое отношение личности. При осознании культурно-
психологических свобод своего внутреннего и внешнего существо-
вания личность может самоопределяться по отношению ко всему,
что составляет ее личный, жизненный мир. Самоопределением
охватываются формы веры, значимые общности, жизненные цен-
ности, отношения интимности, способы сотрудничества, оказы-
ваемые воздействия, отношение к здоровью, доступные сферы
деятельности, индивидуальные достижения, жизненный путь и
личностное развитие. Меры и качества индивидуального самоо-
пределения могут меняться в пределах активности-реактивности,
инициативы-ухода, принятия—отрицания, конструктивности—кри-
тичности, целостности—противоречивости, новизны—норма-
тивности, вариативности—одно-образия, реалистичности—идеа-
лизации, агрессивности—терпимости, власти—любви и т. д. Раз-
вивающее отношение к своей жизни, разрешение жизненных
коллизий в пользу сохранения или обновления человеческих цен-
ностей и индивидуальных ценностных смыслов является подлин-
ным творчеством личности. Личность творит жизнь, реализуя
свои многомерные потенциалы: природные способности, культур-
ное априори, бессознательные свойства психики, энергию «я»,
возможности, заключенные в деятельности и наличных условиях
индивидуальной жизни. Усилия и успехи в осознании, раскрытии,
согласовании, реализации потенциалов образуют многокрасоч-
ную и динамичную картину роста личности.
Приведенная модель закономерно акцентирует роль «я» в про-
цессах индивидуализации и продуктивной, смыслопорождающей
жизни личности. Действительно, в европейском персонализме
идеалом личного бытия является высвобождение «я» для изъяв-
ления собственных отношений к миру и к себе. Жизненные отно-
шения европейской личности, по сути, выступают я-отношения-
ми. Полагаем, что их конкретное содержание наиболее полно рас-
крывается в искусных рефлексиях личностей, избравших нелегкий
творческий путь бытийного восхождения. Благодаря психологиче-
ской интерпретации таких рефлексий можно увидеть тончайшую

Модели жизненных отношений личности 375
феноменологию жизненных отношений, труднодоступную для дру-
гих исследовательских методов.
В этом плане сошлемся на оригинальное исследование, выпол-
ненное на основе герменевтического анализа рефлексивных тек-
стов. Их авторы, по широкому научному признанию, стали случая-
ми «подлинной индивидуальности» в европейской культуре IV,
XII, XVIII и XX вв.* Исследование показало, что, несмотря на
значительную пространственно-временную дистанцию друг от
друга и выраженную уникальность талантов, субъекты рефлексии
обнаружили множество сходных психологических тенденций, фор-
мирующих константные я-отношения. Они были определены как
взаимопроникающие аспекты единой Личности, возрождающей-
ся во многих лицах для культурного творчества и масштабных
культурных влияний.
Материалом анализа я-отношений стали тексты известных ав-
торских жизнеописаний: «Исповедь» Аврелия Августина; «Исто-
рия моих бедствий» Петра Абеляра; «Из моей жизни. Поэзия и
правда» Вольфганга И. Гёте; «Воспоминания, сновидения, раз-
мышления». Карла Юнга; «Самопознание: опыт философской ав-
тобиографии» Н. А. Бердяева.
В исследовании комплексно применялись основные принципы
современных герменевтических процедур, требующие:
1 ) изучать явные психологические содержания текста, активно
их преобразовывать, соединять их с культурным и личностным
контекстом, выявлять их новые связи, извлекать скрытые планы
текста, заключающие тайные смыслы автора;
2) сочетать приемы интуитивного понимания, вчувствования,
рациональной интерпретации содержания текста, строить неяв-
ный диалог интерпретатора и автора текста, посвященный разгад-
ке тайны авторского «я»;
3) истолковывать тексты, получившие статус «больших произ-
ведений культуры» и вместе с тем остающиеся во многом непоня-
тыми, нераскрытыми, представляющими проблему в аспекте лич-
ности автора;
4) находить ключи или «смысловой эквивалент» к исследова-
нию текстовых выражений субъективного мира автора, в частно-
сти, использовать при интерпретации предложенный R Бартом
принцип культурных кодов текста: знания, коммуникации, симво-
лов, рефлексии, загадки и т. д.;
Старовойтенко О. О. Личностные предпосылки культурного влия-
ния на «другого». Автореф. дис. ... на соиск. учен. степ. канд. психол.
наук. Киев, 2004.

376 Е. Б. Старовойтенко
5) разрабатывать «смысловой эквивалент» интерпретации как
сложную психологическую модель выявления тонких нюансов
субъективности автора, привлекая соответствующие теории и
концепции личности.
Согласно результатам исследования, «я» личности, создающей
культуру, определяет и реализует себя в следующих жизненных
отношениях, обладающих конкретными психологическими харак-
теристиками.
Я в отношении к другим: привязанность к отцу и сопротивление
отцовским ожиданиям; переживание притягательности материн-
ской тайны; высокая ценность материнской любви; отстраненность
от семьи и критика «семейного духа»; раннее интуитивное понима-
ние сути отношений между людьми; уловление истинных мотивов
поступков других; осознание своей непохожести на других; страда-
ние от непонимания другими людьми; вынужденное и выбранное
одиночество; полная поглощенность любовью и частая потеря люб-
ви; амбивалентность отношения кженщине: сильная привязанность
и отвержение; отношение к полу и любви как к явлениям, порож-
дающим иллюзии; слабая способность к дружбе; легкость перехода
от чрезмерной увлеченности другим человеком к его обесценива-
нию и холодности; сильная нужда в «другом» на определенном эта-
пе становления; оппозиционная установка на автономию; принятие
опыта жизни выдающихся личностей как ориентира и утешения в
собственном жизненном пути; уверенность в своей способности к
исключительным достижениям и возможности превзойти учителей;
благодарное отношение к близкому окружению за внимание и под-
держку его дарований; невольное влияние своим талантом и лично-
стью на многих других; открытость к людям, способным передавать
знания, делиться опытом творчества и общения; преображающее,
глубинное влияние его произведений на многих других; творчество,
вызывающее у других духовные перевороты; ранняя увлеченность
азартом игры, соперничеством, преодолением; страсть к выигрышу
и творческой победе над другими; любовь к феномену юности, к
пробу>вдению дарований товарищей, к совместному творчеству; ка-
тегоричность и чрезмерная требовательность к близким людям,
вплоть до неприятия; внимание к оценке своих произведений други-
ми; стимулирующая ревность к достижению других.
Я в отношении к своему творчеству: раннее проявление спо-
собности к искусствам и наукам; активная проба дарований в раз-
личных сферах деятельности; жадное, часто истощающее овладе-
ние знаниями и мастерством; увлеченность духовным общением,
порождающим мощные порывы к творчеству; ощущение бессо-

Модели жизненных отношений личности 377
знательных источников своего творчества; опора на интуицию;
огромная энергия жизнедеятельности и созидания в юности и мо-
лодости; отношение к познанию и творчеству как к средству уни-
чтожения иллюзий, скрывающих истину жизни; осознание исклю-
чительной ценности творчества в своей жизни и человеческом
бытии вообще; неистощимая установка на творческий поиск;
меньшая ценность готового продукта в сравнении с процессом
творчества; связь наивысших творческих подъемов с религиозны-
ми и мистическими учениями; внимание к «человеку» как к теме,
мотиву и истоку творчества; широкое использование символов в
познании и творчестве; рано пробудившийся интерес к природе
как к источнику необычных духовных состояний и творчества; от-
ношение к своему жизнеописанию как к способу творческого вос-
создания «я»; отношение к творческой жизни как пути обретения
внутренней свободы; ярко выраженная направленность развития,
зависящая от таланта и творческого предназначения; исследова-
ние техник, приемов, инструментов своего творческого процесса с
целью их совершенствования; оценка собственных произведений
и трудов как превосходящих достижения лучших творцов в данной
области; осознание исторических предпосылок своего творчества,
а также его места в череде событий человеческого преображения
мира; осознание единства своего творческого начала с талантами
в определенной области духовной культуры.
Я в отношении к надличному: вера и любовь к Богу; принятие
Священного писания и других религиозных учений на определенных
этапах своей жизни; обостренная чувствительность к проявлениям
таинственных, непостижимых форм бытия; повторяющиеся сны ре-
лигиозного, трансцендентного характера; склонность к символизму
в философском, поэтическом и научном творчестве; использование
символа как средства выражения глобальных открытий; одухотво-
рение природы, вера в ее божественное величие и мощь; любовь к
мифу и сказке, высокая ценность фантазии, мечты, воображения;
поиск абсолютных начал в человеке и божественного света в своей
собственной душе; вера в силу магических действий и ритуалов,
придание своим переживаниям, идеям и образам символического
значения; ценность своей способности к предвидению, предсказа-
нию; рискованные опыты встреч с бессознательным.
Я в отношении к своей жизни: сознание жизни как процесса
собственного духовного роста, идущего по определенным этапам;
способность посредством текста охватить мыслью свою жизнь,
осуществить биографический синтез; любовное отношение к сво-
ей жизни как несущей творчество и уникальные свершения; раз-

378 Е. Б. Старовойтенко
личение и тонкое соотнесение динамики своей внутренней и внеш-
ней жизни; понимание жизни как последовательности встреч со
значимыми, влияющими, любимыми людьми; оценка своего жиз-
ненного пути как противоречивого, кризисного, сопровождающе-
гося душевными подъемами и падениями; различение и придание
высокого значения некоторым событиям жизни как «отмечающим
судьбу»; высокая ценность встречи с определенным человеком,
кардинально повлиявшим на смысл и течение жизни; осознание
решающей роли какого-либо произведения, текста как опреде-
лившего жизненный и творческий выбор; интуитивное понимание
скрытой связи своей жизни с ушедшими и протекающими жизня-
ми других выдающихся личностей; благодарность близким людам,
на определенных этапах жизни высоко оценившим его дарования
и труды; высокая ценность своего сверхчувственного восприятия
и удачных предсказаний событий; поиск причин многих явлений
своей жизни в сферах, независимых от воли личности; отношение
к жизни как к игре высших сил, в которых личность обладает лишь
относительной свободой; любовь к своей юности и молодости как
к периодам, определившим весь творческий и жизненный путь
Я в отношении к себе: высокая ценность состояния «быть на-
едине с собой»; рано проявившаяся склонность к самонаблюде-
нию, самоанализу, самоисследованию; опыт «собирания себя» в
исповеди, жизнеописании, автобиографии; различение и структу-
рирование психологических свойств своей личности, своего «я»,
своей жизни; оценка самопознания как важнейшей сферы своего
творчества; направленность самопознания на творческий потен-
циал бессознательной жизни; перенос философских, художествен-
ных, психологических идей, образов и символов «человека» в план
самопознания; раскрытие и разрешение противоречий своего «я»,
своей сознательной и деятельной жизни; раннее внимание к своим
способностям и достижениям, отличающим его от других людей;
осознание жизни как пути к истокам своего «я»; тщательное сле-
жение мыслью за своей текущей жизнью, воспоминание жизни,
интуитивное проникновение в свое будущее; интерес к времени
как реальному феномену, философской проблеме и субъективно-
му измерению своего бытия; увлеченность и любовь к действи-
тельному миру наряду с осознанием своего влечения к миру иному;
оценка как неразрешимого противоречия между душевной свобо-
дой и «бременем тела»; оценка своих любовных страстей как пре-
пятствующих сосредоточению на подлинном жизненном назначе-
нии; поиск единства и гармонии собственной жизни через осозна-
ние ее ритмов, циклов, занятий, смыслов и достижений; идея

Модели жизненных отношений личности 379
личного противодействия миру как «погрязшему во зле»; осозна-
ние себя как человека «избранного», для которого дороже всего
собственная уникальность; рискованные мысленные эксперимен-
ты с разложением и новым синтезом собственного «я»; осознан-
ные идентификации с другими людьми, выбранными в качестве
образцов и ориентиров личностного и духовного роста.
Заканчивая освещение философско-психологических идей
С. Л. Рубинштейна о жизненных отношениях, отметим, что ведущей
ценностью научного познания он считал завершенность теории,
предполагающей возможность выбора на ее основе множества то-
чек отсчета для построения все новых и новых концепций исследуе-
мого объекта. Такой завершенностью, несомненно, обладает его
онто-психология личности, открывающая плодотворную перспекти-
ву современным исследователям. В ней заключен мощнейший по-
тенциал интерпретаций, моделирования и практических инноваций,
который ставит ее в ряд лучших персонологических учений XX в.

B. Д. Шадриков
Теоретические взгляды
C. Л. Рубинштейна на проблему
способностей и одаренности
к^. Л. Рубинштейн отводил проблеме способностей
видное место. Вопрос о способностях он соединял с
вопросом о развитии. «Развитие человека, — писал
он, — в отличие от накопления «опыта» овладение
знаниями, умениями, навыками — это и есть развитие
его способностей, а развитие способностей человека —
это и есть то, что представляет собой развитие как та-
ковое в отличие от накопления знаний и умений»*.
Проблеме способностей Рубинштейн уделял значи-
тельное внимание практически на протяжении всего
периода своей творческой деятельности. Последняя
работа (1960) была и последней теоретической рабо-
той С. Л. Рубинштейна.
Уже в первой работе «Основы психологии» (1935)
Рубинштейн пробует рассмотреть проблемы задатков,
развитие способностей, взаимосвязи одаренности и
личности, одаренности и психических функций, общей
и специальной одаренности.
Рубинштейн настаивает на необходимости динами-
ческого подхода к пониманию одаренности. Он утверж-
дает, что «одаренность зависит от всей истории лич-
ности и поэтому варьируется на различных этапах ее
Рубинштейн С. Л. Проблема способностей и вопросы психо-
логической теории // Вопросы психологии. 1960. № 3. С. 3—4.

Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна 381
развития, а не является абсолютной константой. Одаренность
означает внутренние возможности развития личности, соот-
несенные с условиями ее развития»*.
Нам представляется, что в 1935 г. Рубинштейн более мягко
подходит к проблеме задатков, чем в последующих работах. Он
пишет: «Врожденные задатки организма сами по себе не опреде-
ляют однозначно (курсив мой. — В. Ш.) одаренности человека.
Они входят лишь неотделимым компонентом (курсив мой. —
В. Ш.) в ту систему условий, которая, определяя развитие лично-
сти, определяет и ее одаренность. Одаренность выражает вну-
тренние возможности развития не организма как такового,
а личности,,. Одаренность определяется лишь опосредованно
через свою соотнесенность с условиями, в которых проте-
кает конкретная деятельность человека. Она выражает
внутренние данные или возможности человека, т. е, внутренние
психологические условия деятельности в их соотношении
с требованиями, которые деятельность предъявляет»**.
В данном случае врожденные задатки — это внутренние психоло-
гические условия деятельности, не задатки в понимании Б. М. Теп-
лова, а скорее способности индивида (природные способности),
которые будут развиваться и вступать во взаимодействие под вли-
янием требований деятельности.
Свою систему взглядов на способности и одаренность С. Л. Ру-
бинштейн развивает в своей основной фундаментальной работе
« Основы общей психологии »***. В дальнейшем мы будем испол ьзо -
вать четвертое издание данной монографии****.
Прежде всего Рубинштейн отмечает неразработанность поня-
тия «способности», его расширенного толкования. «Способно-
сти... в учебном арсенале... служили нередко для того, чтобы изба-
виться от необходимости вскрыть закономерности протекания
психических процессов. Поэтому современная научная психоло-
гия выросла в значительной мере в борьбе против психологии спо-
собностей... Ввиду этого, прежде чем вводить понятие «способно-
сти» в систему психологической науки, необходимо также очер-
тить его истинное содержание»*****.
В чем же С. Л. Рубинштейн видит содержание этого понятия?
Прежде всего он связывает способности с успешностью деятель-
Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1935. С. 478.
Там же. С. 479.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999.
Там же. С. 535.

382 В. Д. Шадриков
ности. «Способность должна включать в себя различные психиче-
ские свойства и качества», необходимые для успешной ее реали-
зации, те качества, которые деятельность требует от субъекта дея-
тельности. Из этого утверждения неясно, является ли способность
монометричной или она состоит, в свою очередь, из ряда свойств и
качеств, или под способностью С. Л. Рубинштейн понимает ода-
ренность.
Далее он останавливается на соотношении способностей и
задатков. По Рубинштейну, «способности имеют органиче-
ские, наследственно (курсив мой. — В. Ш.) закрепленные
предпосылки для их развития в виде задатков. Задатки пред-
стают прежде всего «в прирожденных особенностях их нервно-
мозгового аппарата — в анатомо-физиологических, функцио-
нальных его особенностях. Исходные природные различия между
людьми являются различиями не в готовых способностях, а имен-
но в задатках»*. Таким образом, мы видим, что здесь Рубинштейн
значительно отступает от своей более мягкой позиции на соот-
ношение задатков и одаренности, высказанной в «Основах пси-
хологии».
«Между задатками и способностями очень большая дистан-
ция, — подчеркивает С. Л. Рубинштейн. Между одними и други-
ми — весь путь развития личности»**. Обозначая эту пропасть,
Рубинштейн не пробует ее преодолеть. Он не указывает, как на
основе задатков развиваются способности. Неясно также, где та
точка на дистанции жизненного пути, когда мы сможем говорить
о способности.
«Развиваясь на основе задатков, способности являются все же
функцией не задатков самих по себе, а развития, в которые задат-
ки входят как исходный момент, как предпосылки», — утверждает
С. Л. Рубинштейн. Эта фраза нуждается в особом анализе. Говоря
о том, что «способности» являются все же (курсив мой. — В.Ш.)
функцией не задатков самих по себе», Рубинштейн как бы сожа-
леет об этом. Ему как бы хочется, чтобы они были функцией за-
датков. Но изначальный тезис о сущности задатков мешает ему
сделать это заключение. И тогда он делает вывод о том, что спо-
собности являются функцией (курсив мой. — В. Ш.) развития, в
которое входят как исходный момент. Но если учесть, что задат-
ки — это прирожденные особенности нервно-мозгового аппарата
людей, то позволительно спросить: в чем же будет проявляться их
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999. С. 535—536.
Там же. С. 536.

Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна 383
развитие? Очевидно, развитие будет заключаться в изменении
этого нервно-мозгового аппарата. Тогда где же появляются спо-
собности? Задатки, по С. Л. Рубинштейну, являются предпосыл-
кой развития и исходным моментом. Исходным моментом — по-
нятно (см. выше), но если предпосылкой, то картина становится
неясной. Если способности являются результатом развития задат-
ков, то спрашивается, что же в этом развитии содержится еще,
кроме развития нервно-мозгового аппарата? Вопрос очень важ-
ный, можно сказать, ключевой вопрос.
С. Л. Рубинштейн, как и Б. М. Теплов, останавливается на
проблеме наследственности способностей. Он разделяет понятия
«врожденность» и «наследственность».
«Наследственность включается, конечно, в качестве одного из
условий в развитие человека, но его способности не являются
прямой функцией его наследственности. Во-первых, наследствен-
ное и приобретенное в конкретных особенностях личности обра-
зует неразлагаемое единство; уже в силу этого нельзя относить
какие-либо конкретные психические свойства личности на счет
одной лишь наследственности. Во-вторых, наследственные могут
быть не сами психические способности в их конкретном психоло-
гическом содержании, а лишь органические предпосылки их раз-
вития. Органические предпосылки развития способностей чело-
века обусловливают, но не определяют одаренности человека и
возможностей его развития»*.
Первое положение, о единстве наследственного и приобре-
тенного, в настоящее время не вызывает сомнения. Оно под-
тверждается многочисленными исследованиями в области психо-
генетики.
Второе положение о невозможности наследования способно-
стей в той части, которая обусловлена наследственностью челове-
ка, у С. Л. Рубинштейна ничем не подтверждается, кроме уже рас-
смотренного нами соотношения способностей и задатков.
Заметим также, что в приведенной фразе нет четкого разграни-
чения способностей и одаренности. Можно даже утверждать, что
способность он отождествляет с одаренностью: «Способность
развивается на основе различных психофизических функций и
психических процессов. Она сложное синтетическое образование,
включающее ряд качеств, без которых человек не был бы спосо-
бен к какой-либо конкретной деятельности, и свойств, которые
лишь в процессе определенным образом организованной деятель-
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999. С. 536.

384 В.Д. Шадриков
ности вырабатываются»*. Изданной цитаты видно, что С. Л. Ру-
бинштейн отождествляет способность и одаренность, если ода-
ренность рассматривать в понимании Б. М. Теплова. Одновре-
менно важно заметить, что Рубинштейн связывает способность с
различными психофизическими функциями и психическими про-
цессами. Последние выступают в роли основы, на которой разви-
вается способность.
Позволительно поставить вопрос. А может ли какая-либо одна
психическая функция реализовывать конкретную деятельность?
Ответ следует дать утвердительный! Это может быть деятельность
по восприятию чего-нибудь (например, деятельность наблюдате-
ля ) или деятельность по запоминанию ( мнемическая деятельность)
и т. д. Тогда способность будет связываться с одной психофизи-
ческой функцией, а анатомо-физиологической основой этой спо-
собности будет функциональная система, сформировавшаяся в
филогенезе для реализации этой функции.
Способность будет выступать как свойство этой функциональ-
ной системы, реализующей конкретную психическую функцию.
Развивается функциональная система, и вместе с тем развивается
способность как свойство этой системы.
В подходе к взаимосвязи способностей и психофизиологиче-
ских функций взгляды С. Л. Рубинштейна и Б. М. Теплова не со-
впадают.
Значительный интерес представляют взгляды С. Л. Рубинштей-
на на диалектику между способностями и умениями. «Способности
и умения, совершенно очевидно, не тождественны, но они все же
теснейшим образом связаны: при том эта связь взаимная» (курсив
мой. — В. /Z/.), — пишет С. Л. Рубинштейн**. «С одной стороны,
освоение умений, знаний и т. д. предполагает наличие известных
способностей, а с другой — само формирование способностей к
определенной деятельности предполагает освоение связанных с
ней умений, знаний и т. д. Эти умения, знания и т. д. остаются чем-
то совершенно внешним для способностей человека, лишь пока
они не освоены. По мере того как они осваиваются, т. е. превраща-
ются в личное достояние, они престают быть только знаниями, уме-
ниями, полученными извне, а ведут к развитию способностей»***.
Анализируя данное утверждение, можно согласиться с его первой
частью о том, что формирование умений и знаний осуществляется
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999, С. 537.
Там же. С. 537.
Там же.

Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна 385
на основе способностей. Но вторая часть утверждения нуждается в
комментарии. «Освоенные умения и знания... ведут к развитию
способностей». Какие умения и знания? Если это умения, связан-
ные с конкретной деятельностью, то необходимо еще доказать, что
они ведут к развитию способностей. Если же это умения (опера-
ции) и знания, связанные с реализацией самой способности как
деятельности, то действительно они ведут к развитию соответству-
ющей способности. Это знания и умения, ведущие к овладению
своими способностями (по Л. С. Выготскому).
Обращение в качестве примера для иллюстрации своих взгля-
дов к формированию приемов обобщения, умозаключения и т. д.
также нуждается в комментарии. Осваивая приемы обобщения,
умозаключения и т. д. на материале определенной системы зна-
ний, человек формирует у себя интеллектуальные операции, кото-
рые являются частью мыслительных способностей, связанных с
мышлением как психическим процессом и развитием мышления
как психологической функции. Определенная система знаний вы-
ступает здесь как материал, на котором формируются интеллекту-
альные операции.
В понимании диалектики знаний, умений и способностей взгля-
ды Б. М. Теплова и С. Л. Рубинштейна также не совпадают.
Следует отметить и еще одно положение. «Способности ква-
лифицируют личность как субъекта деятельности: будучи при-
надлежностью личности, способность, конечно, сохраняется за
личностью как потенция и в тот момент, когда она не действу-
ет», — пишет С. Л. Рубинштейн. Остается только добавить, что
любое функциональное свойство, не только человека, остается
скрытым, пока вещь не вступит во взаимодействие с другими ве-
щами.
В итоге он утверждает, что «способность — это синтетическая
особенность личности, которая определяет ее пригодность к
деятельности»*. В этом определении способность отождествляет-
ся с одаренностью, как и у Б. М. Теплова, остается неясным, осо-
бенностью чего является способность.
Заслуживает внимания положение Рубинштейна о том, что
«между способностями человека и продуктами его деятельности,
его труда, этими материализованными сгустками человеческих
способностей, существует глубочайшая взаимосвязь и теснейшее
взаимодействие». Данное положение весьма важно для понима-
ния развития способностей в деятельности.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999. С. 538.

336 В. Д. Шадриков
Общая одаренность и специальные способности
«Все специальные способности человека являются прояв-
лением его общей способности к освоению достижений чело-
веческой культуры и ее дальнейшему продвижению», — писал
С. Л. Рубинштейн. В ходе исторического развития у человече-
ства вырабатываются различные специализированные способно-
сти, — пишет он далее. Очевидно, следует понимать, что специ-
альные и специализированные — это одно и то же. Но уместно
спросить, в какой форме фиксируются у человечества вырабаты-
ваемые способности? Если вырабатываются способности, то и
фиксироваться должны способности. С позиции диалектики за-
датков и способностей, которой он придерживается, ответ на по-
ставленный вопрос дать достаточно трудно (если возможно вооб-
ще дать такой ответ). С нашей позиции, исторически формирую-
щиеся способности фиксируются в форме психических функций,
свойством которых они выступают, когда способности рассматри-
ваются как способности индивида. Фиксируются способности и в
продуктах деятельности, о чем говорилось выше. Но только фик-
сацией в продуктах деятельности ограничиваться нельзя.
Интересной представляется мысль С. Л. Рубинштейна о со-
отношении одаренности и психологической функции. «Ода-
ренность, — писал он, — неотождествляемая с качеством одной
функции — хотя бы даже и мышлением... Функции являются
продуктом далеко идущего анализа, выделяющего отдельные
психологические процессы, соотнесенные с предметами, их свой-
ствами, отношениями, качествами, с их сущностью — вообще с
миром, определенном в общих категориях диалектической логики.
Одаренность также, как и характер, определяет более синтетиче-
ские, комплексные свойства личности. Она характеризует лич-
ность в соотношении с более конкретными условиями деятельно-
сти человека, которые сложились в результате исторического про-
цесса, создавшего определенные формы разделения труда»**. Из
приведенной цитаты можно сделать вывод о том, что психологиче-
ская функция характеризуется аналитичностью и абстрактностью,
отнесенностью к миру, определяемому в категориях диалектиче-
ской логики; одаренность же, в противоположность психологи-
ческой функции, характеризуется синтетичностью и конкретно-
стью, соотнесенностью с конкретными условиями деятельности.
Необходимо отметить, что впервые эти мысли были высказаны С. Л. Рубин-
штейном еще в первой фундаментальной работе «Основы психологии», издан-
ной в 1935 г. (с. 477-478).

Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна 387
Данная точка зрения представляется нам перспективной, но в
ней недостает одного звена — способностей. И это не случайно.
Рубинштейн, анализируя данное понятие, выделяет обшую и спе-
циальную одаренность и специальные способности: «Для одарен-
ности существенное значение имеет соотношение с исторически
сложившимися областями человеческой практики, человеческой
культуры. В конечном счете специальная одаренность вклю-
чает в себя соотношение внутренних психических условий с тре-
бованиями специальных видов деятельности. Это соотноше-
ние одаренности с конкретной деятельностью является не только
абстрактным соотношением, а реальной связью, обусловли-
вающей самое формирование одаренности. Специальные спо-
собности определяются в отношении к отдельным специаль-
ным областям деятельности. Внутри тех или иных специаль-
ных способностей проявляется общая одаренность индивидуума,
соотнесенная с более общими условиями ведущих форм челове-
ческой деятельности»*.
Из данного высказывания следует, что он фактически отож-
дествляет специальные способности и специальную одарен-
ность. Специальная одаренность часто понимается им как одарен-
ность (без дополнения «специальная»). Одаренность же всегда
выступала как синтетическое понятие, совокупность внутренних
данных или возможностей человека. Способности в их аналитиче-
ской форме как отдельные качества при таком подходе из рассмо-
трения выпадают. Однако вернемся еще раз к приведенной выше
цитате. Рубинштейн отмечал, что «внутри тех или иных специаль-
ных способностей проявляется общая одаренность индивидуума».
И это, несомненно, правильно, если рассматривать соотношение
способностей и одаренности. Но в стороне осталось соотношение
способности и психологической функции. Отмечается только, что
одаренность неотождествима с качеством одной функции. Одарен-
ность характеризуется синтетичностью, способность же характе-
ризуется аналитичностью. Именно в конкретной деятельности
способности реализуются отдельными психическими процессами,
соотнесенными с конкретными предметами, их свойствами, от-
ношениями, с их сущностью. Иными словами, способности явля-
ются конкретным проявлением психических функций.
И если мы видим, что у Рубинштейна психологическая функция
характеризуется аналитичностью и абстрактностью (отне-
сенностью с миром), то способность будет характеризоваться
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999.

388 В. Д. Шадриков
аналитичностью и конкретностью (отнесенностью к услови-
ям конкретной деятельности).
Таким образом, психологическая функция характеризует-
ся аналитичностью и абстрактностью, одаренность —
синтетичностью и конкретностью, способность — анали-
тичностью и конкретностью, которые выступают кон-
кретным проявлением психологической функции.
Одаренность и уровень способностей
Как и у Б. М. Теплова, С. Л. Рубинштейн видит проблему ода-
ренности прежде всего как качественную проблему. Но эта каче-
ственная проблема имеет и свой количественный аспект. Особен-
но высокий уровень одаренности С. Л. Рубинштейн обозначает
как «талант» и «гений».
«Талант и гений различаются прежде всего по объективной
значимости и вместе с тем оригинальности того, что они способны
произвести. Талант характеризуется способностью к достижениям
высокого порядка, но остающимся в принципе в рамках того, что
уже было достигнуто; гениальность предполагает способность
создавать что-то принципиально новое, прокладывать действи-
тельно новые пути»*. Как мы видим, и талант, и гений у С. Л. Ру-
бинштейна выступают как способности.
Обращаясь к путям диагностики способностей, он утверждает,
что одаренность «в ходе учебной и трудовой деятельности и может
быть определена»**. «Существенным показателем значительности
способности в процессе их развития могут служить темп, легкость
усвоения и быстрота продвижения»***. Показателем одаренности
может служить широта переноса, которая достигается индивида-
ми в процессе обучения. Показателем одаренности может служить
и время проявления одаренности: раннее проявление служит од-
ним из показателей значительности дарований. «Для того чтобы
судить об одаренности, — говорит С. Л. Рубинштейн, — необхо-
димо оценивать результаты или быстроту развития в соотноше-
нии с его условиями»****.
Взгляды С. Л. Рубинштейна на природу способностей и ода-
ренности не оставались постоянными. Интересно в этом плане
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999. С. 543.
Там же. С. 544.
Там же.
Там же.

Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна 389
рассмотреть данную диалектику на примере книги «Принципы и
пути развития психологии»*, которая вышла значительно позднее
«Основ общей психологии».
В этой работе Рубинштейн определяет способности как за-
крепленную в индивиде систему обобщенных психических дея-
тельностей (курсив мой. — В. Ш.\ «В отличие от навыков спо-
собности — результаты закрепления не способов действия, а
психических процессов ("деятельностей"), посредством которых
действия и деятельности регулируются».
Здесь мы видим значительную трансформацию взглядов: спо-
собности уже рассматриваются в отличие от навыков, но самое
главное, способности соотносятся с психическими процессами, а
также то, что эти психические процессы понимаются как деятель-
ности. Это, с нашей точки зрения, значительный шаг вперед к
определению сущности способностей. Но с нашей точки зрения,
способности — это не психические процессы, а свойства функ-
циональных систем, реализующих родовые формы деятельности:
восприятия, памяти и т. д. Процессуальной стороной реализации
способностей являются психические процессы. Данный подход
важен потому, что он позволяет решить проблему задатков и спо-
собностей.
Однако и в этой работе, высказав тезис о связи способности с
определенным видом деятельности, Рубинштейн затем критикует
теорию задатков со старых позиций. «Порочным в учении о задат-
ках является не то, что оно признает существование врожденных
органических предпосылок способностей, а то, как оно их тракту-
ет. Порочным в учении о задатках является проецирование спо-
собностей, делающих человека пригодным к определенному роду
профессиональной деятельности, на задаток и возникающее отсю-
да представление, что человек по самой своей врожденной орга-
низации предназначен для того, чтобы раз и навсегда быть при-
кованным к определенной профессии»**. Дело в том, что способ-
ности не проецируются только на конкретную профессиональную
деятельность. Одна и та же способность многозначна и может обе-
спечивать успех человеку в различных видах деятельности. Имен-
но отсюда следует трактовать многозначность задатка. В целом
же С. Л. Рубинштейну так и не удалось раскрыть соотношение за-
датков и способностей.
* С. Л. Рубинштейн. Принципы и пути развития психологии. М., 1959
(с. 125-134).
** Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999. С. 546.

390 В. Д. Шадриков
Важным в этой работе является и ряд частных положений. Это
прежде всего утверждение о том, что «развитие любой способно-
сти совершается по спирали: реализация возможностей, которые
представляют способность данного уровня, открывает новые воз-
можности для развития способностей более высокого уровня»*.
Если мы проведем обратного рода рассуждения, то получим, что
возможности, которые предоставляет способность данного уров-
ня, является результатом развития способностей менее высокого
уровня. А что же лежит у истоков этой диалектики способностей?
Анализируя способности как свойства личности, С. Л. Рубин-
штейн делает важное заключение о том, что «в основе способно-
стей должно заключаться обобщение или генерализация тех или
иных отношений»**.
Интересным является представление Рубинштейна о струк-
туре способностей. В способности «соотнесены: 1) свойства
высшей нервной деятельности, характер (быстрота и т. д.) генера-
лизации отношений; 2) исторически вырабатываемые операции
или способы деятельности; 3) основные для данной предметной
области отношения, на генерализации которых основываются со-
ответствующие операции»***. «Ни одна способность, — пишет
он, — не является актуальной способностью к определенной дея-
тельности, пока она не вобрала в себя, не инкорпорировала систему
соответствующих операций»****. Нам представляется, что вообще
вряд ли можно говорить о способности как о «способности к опре-
деленной деятельности». Способности действительно определяют
успешность деятельности, но это, как мы уже говорили, не спо-
собности к конкретной деятельности, а способности, которые
могут проявляться в различных видах деятельности. При этом раз-
витие способностей идет как за счет освоения операций, так и за
счет тонкого приспособления этих операций к условиям деятель-
ности, придания им свойств оперативности. В целом необходимо
отметить, что, на наш взгляд, С. Л. Рубинштейн гораздо ближе по-
дошел к пониманию сущности способностей.
Значительный интерес представляют его взгляды более позд-
него периода. Они в первую очередь касаются связи способностей
с психическими процессами и представлений о развитии способ-
ностей через усвоение определенных операций. Однако, как и у
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999. С. 547.
Там же.
Там же. С. 548.
1амже.

Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна 391
Б. М. Теплова, камнем преткновения стало соотношение задатков
и способностей. И это несмотря на то, что С. Л. Рубинштейн дал
гениальную трактовку психофизической проблемы через реаль-
ную связь структуры и функции.
В своей последней работе* Рубинштейн пробует раскрыть сущ-
ность понятия «развитие», обращаясь к категории способностей.
«Решающим для учения о способностях является вопрос о детер-
минации их развития — основной вопрос теории любых явле-
ний»**. Взаимосвязь внешних и внутренних условий является
основной проблемой понимания развития способностей. Рассма-
тривая данный вопрос, Рубинштейн обращается к анализу двух
подходов: теориям врожденности способностей и теориям внеш-
ней детерминации развития способностей. К теориям второго типа
он относит и теории «интериоризации» внешних действий. Учиты-
вая распространенность данной теории у нас, приведем взгляд
Рубинштейна на данную проблему «Конкретным» и «содержа-
тельным» выражением этой теории является утверждение или
предположение, что материальное действие определяет состав
умственного действия, что умственное действие воспроизводит,
как-то их видоизменяя, состав тех материальных действий, из ко-
торых оно происходит. В этом положении, которое придает опре-
деленность теории интериоризации, вместе с тем обнаруживается
ее самая слабая сторона. Неверно думать как то, что всякое ум-
ственное «действие» имеет свой прототип в материальном дей-
ствии, так и то, что обязательным условием возникновения ум-
ственного действия является обращение к «соответствующему»
материальному действию, которое оно в умственном плане «вос-
производит» или из которого исходит»***.
При такой односторонней детерминации извне, — отмечает
Рубинштейн, — умственная деятельность неизбежно лишается
своего внутреннего мыслительного содержания****. Отмеченный
подход рассматривает способности как результат обучения, само
же обучение оказывается независимым от способностей. «На са-
мом деле, — пишет Рубинштейн, — в процессе обучения и усвое-
ния способности развиваются и специфицируются, но в неразви-
той и общей форме — они образуют и исходные предпосылки обу-
Рубинштейн С. Л. Проблемы способностей и вопросы психологической
теории // Вопросы психологии. 1960. № 3. С. 3—15.
Там же. С. 4.
Там же.
Там же. С. 5.

392 В. Д. Шадриков
чения и усвоения»*. Фактически в данной фразе содержится
признание положения о том, что способности существуют до дея-
тельности, до обучения в общей форме и они выступают одной из
внутренних детерминант развития.
Уточняя понятие «способности», С. Л. Рубинштейн указывал,
что способности нельзя рассматривать вне связи с теми общими
всем людям свойствами, которые можно назвать «родовыми»
свойствами человека, т. е. фактически речь идет о психических
функциях, свойственных всем людям. «Отрыв способностей от
этих исходных человеческих свойств и законов их формирования
сразу же исключает возможность объяснения развития способно-
стей и ведет к мистифицированным представлениям о них»**.
Природа способностей и этих «родовых» свойств общая, гово-
ря словами А. А. Ухтомского, — это функциональный орган —
система рефлекторно-функционирующих связей. Сегодня мы бы
сказали, что в качестве этого органа выступает физиологическая
функциональная система, реализующая определенную психиче-
скую функцию.
Термин «способности», отмечает Рубинштейн, указывает толь-
ко на то, «что это нечто дает человеку, но непосредственно еще ни-
как не определяя, не вскрывает, что само это нечто есть. Необхо-
димо как-то определить состав, структуру способностей»***.
Ядром способностей являются те психические процессы, посредст-
вом которых реализуются функции, качество этих процессов. Но не
одна способность не является актуальной, пока она не вобрала в се-
бя систему соответствующих общественно выработанных операций.
Ядром различных умственных способностей, считал Рубин-
штейн, является свойственное данному человеку качество процес-
сов анализа и генерализации. Из своего понимания сущности спо-
собностей Рубинштейн делает принципиальный вывод, значение
которого по-настоящему не оценено до настоящего времени:
«Нельзя определять умственные способности, интеллект челове-
ка по одному лишь результату его деятельности, не вскрывая
«процесса мышления, который к нему приводит»****. Столь
же важно учитывать взаимосвязь способностей и мотивации, спо-
собностей и характера.
Рубинштейн С. Л. Проблемы способностей и вопросы психологической
теории. С. 5.
Там же. С. 8.
Там же. С. 9.
Там же. С.11

Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна 393
Развитие способностей — это не только и не столько освоение
предъявляемых извне знаний — понятийных обобщений и спосо-
бов действий или операций, это прежде всего создание условий
для их освоения и использования. Это и есть процесс освоения
управлением своими способностями.
Проведенный анализ теоретических взглядов Рубинштейна на
способности позволяет сделать некоторые выводы.
Во-первых, автор выдвигает положение о двойной детермина-
ции развития способностей, но, реализуя это положение, также
склоняется к проблеме задатков. При этом Рубинштейн отмечает
пропасть, лежащую между задатками и способностями. Важно от-
метить при этом эволюцию взглядов С. Л, Рубинштейна и ту важ-
ную роль, которую он отводил в проблеме способностей и одарен-
ности психическим функциям и соотношению этих понятий.
Во-вторых, принципиально важным для теории способностей
является положение о том, что развитие способностей идет через
овладение ребенком своими психическими функциями. В опреде-
ленной мере процесс овладения своими способностями связан с
овладением интеллектуальными операциями, в понимании С. Л. Ру-
бинштейна.
В-третьих, необходимо подчеркнуть, что в классических рабо-
тах по способностям мы не имеем удовлетворительного определе-
ния: «Что такое способности?». Хочется еще раз сослаться на
мысль С. Л. Рубинштейна, что термин «способности» в определе-
ниях, которые представлены в литературе, указывает только на
то, что это нечто (способности) определяет успех в деятельно-
сти, но ничего не говорит нам о том, что есть это нечто. Соз-
дание теории способностей предполагает прежде всего содержа-
тельное раскрытие понятия «способности» или, выражаясь словами
С. Л. Рубинштейна, необходимость очертить истинное содержа-
ние понятия «способности».

Л. И. Дементий
Проблема ответственности в научном
наследии С. Л. Рубинштейна
и ее современный статус
±3есь мир проделал огромный путь в международном
признании прав человека и их защите с тех пор, как в
1948 г. была принята Всеобщая декларация прав чело-
века. Начиная с эпохи Просвещения западный мир стал
традиционно понимать человеческие отношения скорее
в категориях свободы и права, чем обязанностей, что
отражает философскую и культурную основу западных
держав. Ценность свободы стала настолько исключи-
тельной, что некоторые западные страны сегодня навя-
зывают свое понятие о свободе и на Востоке, для кото-
рого традиционно более приоритетной ценностью в от-
ношениях выступала категория обязанностей.
Сегодня мир стремительно меняется. Современные
реалии, к которым относится и глобализация мировой
экономики, усиливают необходимость сосуществова-
ния разных религий, политических систем, культур,
которое невозможно без принятия ограничений и от-
ветственности.
В 1997 г. группа видных политических деятелей под
руководством Гельмута Шмидта выступила с инициа-
тивой о создании Всеобщей Декларации Ответствен-
ности Человека, подчеркивая, что ответственность
есть единственная возможность создать равновесие
между свободой и обязанностями. Без принятия обя-
занностей человечество вернется к образу жизни, ког-

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 395
да будут выживать лишь наиболее приспособленные. Таким об-
разом, сегодня как никогда проблема ответственности приобрета-
ет гражданское звучание.
Проблема персональной ответственности остро актуальна для
нашей культуры, в которой долгое время формировались ценно-
сти «анти-личностной» ответственности. Особенности россий-
ской ментальности — высокая ценность жизни миром, низкая по-
требность в проявлении индивидуальности, готовность и умение
быть частью сообщества, общинность сознания — привели к то-
му, что на уровне индивидуального сознания гипертрофированно
развита внешняя ответственность. Большинство россиян счита-
ют, что они беспомощны перед социальными и политическими со-
бытиями, что от них мало что зависит, что они не имеют возмож-
ности контролировать происходящие в их жизни события. Это по-
рождает социальную и политическую пассивность, препятствует
формированию гражданской идентичности.
Необходимость обращения ученых к проблеме ответственно-
сти диктуется и с другой стороны. Сегодня и в нашей стране у каж-
дого человека появилась возможность выбора практически во
всех сферах жизни — мы выбираем профессию, место житель-
ства, партнеров, политических деятелей и т. п. И ответственность
за эти выборы ложится только на личность.
Таким образом, весь мир и наша страна вступили в полосу то-
тальной ответственности.
Проблеме ответственности посвящены многочисленные ис-
следования отечественных и зарубежных ученых (К. А. Абульха-
нова-Славская, А. А. Климов, Б. Ф. Ломов, Д. А. Леонтьев, К. Муз-
дыбаев, А. В. Петровский, С. Л. Рубинштейн, Л. С. Славина,
В. Ф. Сафин, Л. А. Сухинская, А. Бандура, Л. Берковитц, К. Хел-
кама, Ф. Хайдер, Л. Колберг, Дж. Роттер, Ж.-П. Сартр, С. Торе-
сен, С. Шварц, В. Франкл и др.).
Исследования ответственности велись в разных направлени-
ях: этическом (Ж. Пиаже, Л. Колберг, К. Хелкама), причинности
(Ф. Хайдер), контексте изучения локуса контроля (Дж. Роттер,
Дж. Аткинсон, Д. Макклелланд, X. Уиткин), психолого-педагоги-
ческом (К. А. Климова, Л. С. Славина, В. А. Горбачева, 3. Н. Бори-
сова, Ж. Е. Завадская, Л. В. Шевченко); социально-психологи-
ческом (Л. А. Сухинская, В. С. Агеев, Л. И. Грядунова, К. Муздыбаев,
Т. Н. Сидорова), в так называемом ролевом подходе (Н. Д. Табунов,
Н. Головко, А. Ф. Плахотный, С. Ф. Анисимов, А. И. Грядунова),
контексте жизнедеятельности личности (Ш. Бюлер, С. Л. Рубин-
штейн, К- А. Абульханова-Славская, К. Муздыбаев).

396 Л. И.Дементий
Такая широта исследований ответственности свидетельствует
прежде всего о богатстве психологического содержания данного
феномена. Беспрецедентная сложность феномена ответственно-
сти дает основание относить ее не просто к личностным свойствам
или чертам характера, но к особым формам существования чело-
века, которые становятся центральными и стержневыми в жизне-
деятельности человека (С, Л. Рубинштейн, К. А. Абульханова-
Славская, Л. И. Анцыферова, Д. А. Леонтьев, К. Муздыбаев).
В отечественной психологии методологические основы фило-
софско-психологического анализа соотношения свободы и необ-
ходимости заложены в работах С. Л. Рубинштейна «Бытие и со-
знание» и «Человек и мир».
Разрабатывая идею субъекта, Рубинштейн показал, что в сво-
ем развитии субъект постоянно находится во взаимодействии с
окружающим миром. Свободный человек сам определяет свое по-
ведение, при этом его самоопределение предполагает ответствен-
ность и за себя, и за других людей.
В свободе и принятии необходимости Рубинштейн видит спе-
цифическую проблему человеческого существования. «Существо
конечное, ограниченное, страдающее, зависимое от объективных
обстоятельств и вместе с тем активное, изменяющее мир — чело-
век, подчиняясь необходимости, вместе с тем свободен. Он в прин-
ципе может и, значит, должен принять на себя ответственность за
все содеянное им и все им упущенное»*.
Подчеркивая значимость решения вопроса о соотношении сво-
боды и необходимости, Рубинштейн пишет: «Вопрос о свободе и
необходимости приобретает особенно жгучую остроту, поскольку
он выступает как вопрос о совместимости детерминированности и
ответственности человека за свои поступки»**. В этом проявляет-
ся, согласно идеям Рубинштейна, этический смыл принципа де-
терминизма.
Суть его сводится к пониманию человека как активного, твор-
ческого, созидающего, ответственного, самоопределяющегося и
учитывающего необходимость: «Человек не только находится в
определенном отношении к миру и определяется им, но и относит-
ся к миру, и сам определяет это свое отношение, в чем и заключа-
ется сознательное самоопределение человека. Важна не только
его обусловленность объективными условиями, но и различие по-
зиции субъекта, понятой не субъективистически (т. е. субъект про-
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб., 2003. С. 253.
Там же.

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 397
тив объекта), а как объективное ее изменение, как выражение из-
менения ситуации»*.
В работах С. Л. Рубинштейна снимается противоречие и про-
тивопоставление не только свободы и необходимости, внешнего и
внутреннего, но и субъективной и объективной форм ответствен-
ности, что принципиально важно для понимания сущности ответ-
ственности. «...Любое субъективное намерение человека, совер-
шающего то или иное действие исходит и не может не исходить из
предвосхищаемого человеком, желательного ему результата дей-
ствия. Неучет человеком, руководствующимся только своими бла-
гими намерениями, результатов действия может означать лишь
недостаточный конкретный и объективный учет тех его послед-
ствий, которые не входят в прямую цель действия. Таким образом,
противопоставление субъективных намерений внешним объек-
тивным результатам лишается своего якобы принципиального
характера»**.
Полемизируя с экзистенциалистами, С. Л. Рубинштейн ут-
верждает, что бытие человека подчинено действенности субъек-
та. Человек сам определяет свою роль в жизни. В этом контек-
сте Рубинштейн определяет один из важнейших модусов ответ-
ственности — за что человек должен нести ответственность:
«Детерминированность человека, его свойств, его решений и
ответственность человека не только за то, что он делает, но и за
то, чем он будет, станет, за самого себя, за то, что он есть, по-
скольку то, что он есть сейчас, — это в какой-то предшествую-
щий момент его жизни было тем, что он будет, — такова необ-
ходимая связь настоящего, прошлого и будущего в жизни
человека»***.
В работе «Бытие и сознание» Рубинштейн делает акцент на
возможности предвосхищения человеком результатов своих дей-
ствий. В этом случае решение вопроса об ответственности «пе-
реносится в конкретный план и сводится к тому, в какой мере,
какие последствия поступка фактически учитываются»****. При
таком подходе оценка поступка должна «...исходить не из всего
того, что воспоследовало, а только из того, что из объективно
последовавшего могло быть предусмотрено»*****.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. С. 371.
Там же. С. 253.
Там же. С. 374.
Там же. С. 286.
Там же.

398 Л. И. Дементий
Онтологическое основание понимания ответственности чело-
века в работах Рубинштейна раскрывается не только в положении
о том, что свобода и необходимость не исключают друг друга, но и
в идее о совпадении долга и влечения человека: «Возможное со-
впадение долга и влечения выступает как высший уровень разви-
тия человека. Но возможно и их расхождение, которое открывает
в равной мере возможность как действовать вопреки своему вле-
чению из сознания долга, так и по сердечному влечению, когда
долг выступает только как случай "приличного" поведения, внеш-
него соблюдения норм и правил, не предполагающего их действи-
тельного принятия»*.
Ценностный аспект ответственности в работах С. Л. Рубин-
штейна представлен в идеях о том, что человек несет ответствен-
ность и за себя, и за других людей, и (как уже отмечалось выше) за
все содеянное и упущенное, за индивидуальное принятие ценно-
стей, существующих в обществе.
Для нас представляется ценной идея Рубинштейна о персо-
нальной ответственности, которая может быть понята через кон-
кретные поступки человека, а не только через принятие ценно-
стей общества и следование им: через поступок выражается от-
ношение к миру, другому человеку и его потенции. «Люди часто
поступают так или иначе, потому что так делают "все" (так при-
нято, так общепринято, так поступают). В этом случае я сам как
внутренняя контрольная инстанция и моя собственная ответст-
венность отпадают»**.
Аксиологическое основание ответственности в работах Рубин-
штейна раскрывается прежде всего в положениях о воспитании
человека.: «Отвечая на вопрос, как воспитывать, мы говорим о
том, что поведение людей само строится в той или иной мере как
воспитание, не в смысле менторства, поучения или выставления
себя в качестве образца для других людей, а в том смысле, что все
поступки человека выступают как реальное изменение условий
жизни других людей. Таковы на самом деле все поступки, посколь-
ку все они совершаются людьми, включенными во взаимоотноше-
ния друг с другом. Отсюда — ответственность за всех других лю-
дей и за свои поступки по отношению к ним»***.
В своих работах С. Л. Рубинштейн отчетливо обозначает одну
из наиболее важных и, к сожалению, не разработанных в психоло-
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. С. 385.
Там же. С. 380.
Там же. С 386.

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 399
гии проблем ответственности — ее меру. «Конкретная мера той
ответственности, которую в каждом частном случае несет за свои
поступки человек, зависит от конкретных условий — от тех реаль-
ных возможностей, которые ход жизни предоставил человеку для
того, чтобы сознательно отнестись к последствиям своих поступ-
ков и самоопределиться по отношению к ним. В зависимости от
этих условий с людей по-разному спрашивается за их поступки и
они по-разному несут ответственность за них»*.
Подводя итог анализу идей С. Л. Рубинштейна о соотношении
свободы и необходимости, об ответственности как формы приня-
тия необходимости, выделим два ведущих основания понимания
ответственности — онтологическое и аксиологическое.
Анализ разработки проблемы ответственности в работах за-
рубежных психологов показывает, что парадигма Рубинштейна
является принципиально иной и уникальной в философских и пси-
хологических науках.
Анализируя подход С. Л. Рубинштейна к проблеме свободы,
Е. И. Кузьмина пишет: «Свобода и ответственность — не просто
категории этического порядка, а феномены с богатым психологи-
ческим содержанием. Это внутренние характеристики человека,
его состояния, переживания, возникающие в процессе осознания
им жизненной ситуации, влияющие на его собственные поступки и
характер, побуждающие субъекта к пониманию себя как причины
своих поступков и причины возможного изменения других людей,
и в этом значении способствующие осознанию им реализации сво-
ей родовой — человеческой сущности»**.
Среди работ современных авторов, обращавшихся к пробле-
ме соотношения свободы и ответственности, отметим работы
Д. А. Леонтьева, который относит выбор, свободу и ответствен-
ность к специфически человеческим феноменам. Именно эти фе-
номены, согласно автору, «занимают (или не занимают) централь-
ное место в отношениях человека с миром, становятся (или не
становятся) стержнем его жизнедеятельности...»***
В понимании Д. А. Леонтьева свобода подразумевает «возмож-
ность преодоления всех форм и ввдов детерминации, внешней по от-
ношению к человеческому глубинному экзистенциальному Я»****.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. С 253.
Кузьмина Е. И. Проблема свободы в научном творчестве С. Л. Рубинштей-
на // Психологический журнал. 2004. Т. 25. № 1. С. 8.
Леонтьев Д. А. Очерк психологии личности. М., 1993. С. 34.
Там же.

400 Л. И. Дементий
Определяя свободу через активность, Леонтьев выделяет три
аспекта (признака) свободы как формы активности: свобода явля-
ется осознанной активностью; опосредованной ценностным «для
чего»; активностью, управляемой субъектом.
Ответственность понимается Леонтьевым как «сознавание че-
ловеком своей способности выступать причиной изменений (или
противодействия изменениям) в окружающем мире и в собственной
жизни, а также сознательное управление этой способностью»*.
Свобода и ответственность взаимно опосредованы: «...при вну-
тренней несвободе не может быть полноценной личностной от-
ветственности, и наоборот», и даже более того — неразрывно
связаны: «В своей развитой форме свобода и ответственность
неразделимы, выступают как единый механизм саморегулируе-
мой произвольной осмысленной активности, присуще зрелой
личности в отличие от незрелой»**.
В связи с тем, что механизмы становления свободы и ответ-
ственности различны, «на ранних стадиях развития возможно
противоречие между спонтанной активностью и ее регуляцией как
разновидность противоречия между внутренним и внешним»***.
У зрелой личности такое противоречие становится невозможным,
потому что наступает интеграция свободы и ответственности, ко-
торая «...знаменует переход человека на новый уровень отношений
с миром — уровень самодетерминации — и выступает предпо-
сылкой и признаком личностного здоровья»****.
Таким образом, проблема ответственности в работах С. Л. Ру-
бинштейна рассматривается не только в соотношении с поняти-
ем свободы, но и включена в общую проблему человекознания —
проблему детерминации поведения человека, определяет связь
ответственности с такими концептуально важными категориями,
как выбор, ценности, личностная зрелость, саморегуляция, актив-
ность, субъект.
Особое значение в современной психологии при разработке
проблемы ответственности приобретают идеи Рубинштейна о ро-
ли ответственности в построении жизненного пути, развитые в ра-
ботах К. А. Абульхановой-Славской, К. Муздыбаева, Л. И. Анцы-
феровой и др.) и исследования проявлений ответственности в
жизненных ситуациях.
Леонтьев Д, А. Очерк психологии личности. С. 35.
Там же.
Там же.
Там же.

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 401
По мнению С. Л. Рубинштейна, наличие в структуре личности
ответственности по отношению к жизни придает ей направление,
смысл, предоставляя личности возможность справляться с жиз-
ненными трудностями и неудачами. Ответственность бывает раз-
личного рода, в связи с чем и ее функция в жизни человека будет
неодинакова. У некоторых людей присутствует ответственность в
форме самоограничения. Личность ограничивает собственную ак-
тивность, боясь нежелательных последствий. Истинная же ответ-
ственность выступает в виде свободы выбора, осознании права на
него и способности его отстоять. Таким образом, подлинной от-
ветственностью, согласно С. Л. Рубинштейну, можно назвать
свойство личности, позволяющее оптимально сочетать условия
ситуации и возможности личности.
В своей работе «Стратегия жизни» К. А. Абульханова-Слав-
ская, определяя роль ответственности в процессе жизнедеятель-
ности, указывает на то, что каждый человек по-разному взаимо-
действует с жизненными обстоятельствами; один зависит от хода
жизненных событий, едва успевая за ними, другой — предвидит,
организует и направляет их*. Тип жизненной стратегии личности
зависит от того, насколько личность стала субъектом своего жиз-
ненного пути. Это объясняется тем, что, став субъектом собствен-
ной жизни, личность способна интегрировать свои способности в
различных сферах, соотносить свои возможности с поставленны-
ми жизненными целями и задачами**. Ответственность была на-
звана тем высшим динамическим свойством, которое связано с
определением личности как субъекта жизнедеятельности. Ответ-
ственность, став устойчивым качеством личности, позволяет ей
справляться с требованиями окружающей действительности, со-
гласовывать эти требования и собственные желания, действовать
самостоятельно, без внешнего контроля. Более того, ответствен-
ность дает возможность построения не одной, а большого количе-
ства жизненных стратегий и выработки оптимальной. Таким об-
разом, по мнению Абульхановой, ответственность представляет
собой такую форму активности, которая дает возможность лично-
сти жить самостоятельно и инициативно, сохраняя собственную
ценность и целостность, не растворяясь в круговороте жизненных
ситуаций». Данная характеристика личности во многом определя-
ет ее социальную адаптацию, позволяя личности целостно и гар-
монично вписываться в социальный мир.
См.: Абульханова-Славская К. А. Стратегия жизни. М., 1991.
См.: там же.

402 Л. И. Дементий
Но не каждая ответственность означает, что личность стано-
вится субъектом жизнедеятельности. Оптимален такой тип ответ-
ственности, при котором личность обращает требования к самой
себе, повышает притязания к уровню трудности собственной дея-
тельности, требовательна к себе, имеет собственные критерии
проверки деятельности, а также организует связь, переходы меж-
ду занятиями, жизненными задачами и гарантирует их решение*.
Разрабатывая концепцию ответственности личности как свой-
ства субъекта жизнедеятельности на основе идей С. Л. Рубин-
штейна и К. А. Абульхановой, мы выделили четыре основных мо-
дуса изучения ответственности.
Первый из них — это понимание сущности ответственности,
т. е. попытки поиска ответа на вопрос: что такое ответственность,
имеет ли она свое специфическое содержание и какое? Имеет ли
смысл изучать содержание ответственности или следует согла-
ситься с мнением Д. А. Леонтьева о том, что наряду с такими по-
нятиями, как «свобода» и «выбор», ответственность — «это
именно способы, формы ее (личности) существования и самоосу-
ществления, которые не имеют своего содержания».
В рамках данного направления исследований ответственности
выделяются две формы ответственности — объективная и субъ-
ективная, которые могут находиться в разных (в том числе) и про-
тиворечивых сочетаниях. Все виды ответственности объединяет
то, что они представляют собой формы контроля за деятельностью
субъекта на разных ее этапах и характеризуют ответственность
либо с позиции общества, либо с позиции личности. Анализ опре-
делений ответственности создает впечатление многоликости и
расщепленности ответственности. Явно можно выделить две тен-
денции в определениях ответственности. С одной стороны, поня-
тие ответственности представляется весьма широко — как форма
регуляции поведения, как моральное качество и т. п. Другая тен-
денция состоит в сведении ответственности к частным ее характе-
ристикам. Это происходит потому, что очень часто речь идет об
отдельных — когнитивных или моральных подходах к ответствен-
ности, об определении ответственности как помощи в связи с об-
щением или в связи с деятельностью субъекта и его поступками,
за которые на него возлагается ответственность.
Ответственность может быть охарактеризована с точки зрения
временной перспективы: а) ответственность за совершенное дей-
ствие — ретроспективный аспект; б) ответственность за то, что
См.: Абульханова-Славская К-А. Стратегия жизни. М., 1991.

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 403
необходимо совершить, — перспективный аспект. Здесь же
имеется в виду своеобразный виртуальный аспект, отмеченный
С. Л. Рубинштейном, — ответственность не только за содеянное,
но и за упущенное. Появление же ответственности за будущее —
результат способности человека не только предвидеть последствия
собственной деятельности, но и осознавать личную ответствен-
ность за осуществление своих обязанностей.
Заостряя вопрос, можно сказать, что личность отвечает не
только за то, что она была способна осознавать (поскольку эта
способность, как неоднократно отмечалось, может быть ограни-
чена определенными условиями, а также свидетельствовать о ког-
нитивной ограниченности человека, о своеобразном отсутствии
воображения, прогноза), но за все то, что она способна совершить
и чего должна добиться, преодолевая внешние и внутренние пре-
пятствия.
Выделенные характеристики ответственности образуют второй
модус изучения ответственности — за что человек несет ответ-
ственность, что возложено на него или принято им самим для ис-
полнения
Спектр ответов на данный вопрос, представленных в литерату-
ре, также весьма широк: от абсолютной ответственности у Сартра
до ответственности за свои переживания в целом ряде психотера-
певтических подходов.
Третий модус исследования и проявления ответственности
связан с авторитетным адресатом ответственности: перед кем че-
ловек отчитывается, несет ответственность. Ответственность не
бывает безличной, она всегда связана с конкретным субъектом,
может быть свойственна личности или группе. Однако кроме
субъекта ответственности существует еще социальная норма
или другой субъект, перед которым субъект считает себя ответст-
венным.
Четвертый модус ответственности связан с тем, «как человек
ответствует», т. е. как, каким образом, благодаря каким меха-
низмам и условиям, в каких сферах и ситуациях человек реализу-
ет ответственность, является действительно ответственной лич-
ностью.
Наша концепция ответственности есть попытка через автор-
ское понимание сущности ответственности, являющееся ре-
зультатом интеграции различных взглядов на сущность ответ-
ственности, раскрыть теоретически и эксплицировать в иссле-
дованиях первый и четвертый модусы ответственности, давая
себе отчет в значимости и необходимости разработки и осталь-

404 Л. И. Дементий
ных. При этом мы полагаем, что наш подход, ограниченный рас-
крытием двух модусов ответственности, является центральным,
ибо понимая сущность, механизмы и индивидуальные особен-
ности реализации ответственности, можно наметить конструк-
тивные пути для раскрытия и незатронутых нами непосредственно
аспектов такого сложного личностного феномена, как ответст-
венность.
Данная концепция основана на идее о том, что каждый человек
вынужден определенным образом относиться к внешне заданной
действительности, заслуживая при этом полную свободу, но и обя-
зуясь развивать персональную ответственность с тем, чтобы этой
свободой правильно пользоваться.
Ответственность не является одинаковым для всех качеством
личности, но представляет собой разные способы ответственного
реагирования и поведения, зависящего как от индивидуального
содержания сформированной ответственности, так и от личност-
ных и ситуационных механизмов и условий реализации ответ-
ственного поведения. Следует отметить, что проявления ответ-
ственности (вернее, наличие условий для ее проявления) будут
также весьма разными в зависимости от социальных, экономиче-
ских, религиозных и культурных особенностей общества. Наибо-
лее полно понять содержание ответственности, ее роль, значение
и регулятивную функцию можно, лишь включив ответственность в
контекст жизнедеятельности человека.
Обыденная жизнь в ее постоянном движении постоянно предъ-
являет требования к личности, иногда носящие характер вызова.
Не всякое и не любое требование внешней среды может быть не-
противоречиво и легко принято личностью. Для того чтобы стало
возможным разрешение этих трудностей и противоречий, необ-
ходима особая активность личности по принятию этой необходи-
мости.
Мы полагаем, что такой активностью является активность субъ-
екта. Только в том случае, когда и если личность является субъек-
том (деятельности, жизнедеятельности), она способна соотносить
требования общества, объективные условия жизни с собственны-
ми потребностями, способностями, возможностями, а следова-
тельно, в конечном итоге вырабатывать собственный целостный и
оптимальный способ конкретной деятельности и жизни.
Спецификой ответственности как формы активности является
способность личности соотносить необходимое и желательное ин-
дивидуальным, оптимальным с точки зрения своих индивидуальных
особенностей (способностей, возможностей и т. п.), способом.

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 405
Для того чтобы личность могла это делать, была способной мо-
делировать и реализовывать взаимодействие с действительностью
оптимально личностно и социально желательно, важно, во-пер-
вых, наличие ситуации свободного выбора, чтобы личность сама
могла соотносить желаемое и необходимое, во-вторых, была спо-
собна вырабатывать собственное личностное обеспечение дея-
тельности и жизнедеятельности, определяла индивидуальный кон-
тур деятельности, т. е. наличие личностных предпосылок для
реализации ответственности, активности. Только в этом случае
личность сможет сохранить контроль за всей ситуацией, способна
преодолевать трудности, прогнозировать последствия собствен-
ных действий, т. е. она может принять на себя ответственность за
обеспечение всех условий деятельности и жизнедеятельности, за
временные и качественные их характеристики (К. Абульханова).
Тогда личность восполняет недостающие средства для достиже-
ния цели, активно преобразовывает ситуацию, ищет недостаю-
щие звенья.
Внешние требования выступают по отношению к человеку в
виде обязанностей и долга. Эти требования могут задаваться об-
ществом, конкретными другими людьми (человеком), социальны-
ми или этическими нормами и т. п. Человек не может всегда и пол-
ностью игнорировать эти требования, чувствуя себя «абсолютно»
свободным от них и обязан их принимать (частично или полно-
стью). Так «рождается» объективная форма ответственности.
При такой форме ответственности всегда существует норма или
другой субъект (инстанция), перед которыми субъект несет ответ-
ственность, отвечает. Отвечать перед кем-либо (чем-либо) —
есть один из важнейших модусов ответственности (как указыва-
лось выше), особенно когда речь идет о социальной ответствен-
ности.
В контексте изучения формирования ответственности у детей,
безусловно, первичной выступает именно объективная форма
ответственности (Ж. Пиаже). Следует отметить, что данная фор-
ма ответственности в дальнейшем, у взрослых людей, никуда не
исчезает. Человек постоянно сталкивается с ситуациями, кото-
рые вновь и вновь предъявляют личности новые требования. Тем
более что сложная, часто меняющаяся социальная действитель-
ность имплицитно содержит неожиданные «ответственные за-
дания».
Внешняя ответственность как обязательность и дисциплини-
рованность, безусловно, важна, но дисциплинированность, кото-
рая может легко перерасти в простую исполнительность, не по-

406 Л. И. Дементий
зволяет выявить диалектику взаимосвязи внешних по отношению
к личности требований жизни и личностных интенций. Для того
чтобы требования жизни (или других людей) не воспринимались
как навязанные, чуждые, не вызывали сопротивления при их вы-
полнении, важна добровольность в принятии этих требований,
субъектная активность по отношению к должному.
В связи с необходимостью принятия требований внешней
среды закономерно возникает вопрос о стратегиях этого при-
нятия — добровольного или принудительного. Во втором слу-
чае личность постоянно остается в «плену» внешних обстоя-
тельств. При добровольном принятии необходимости возникает
субъективная форма ответственности. При этом речь идет не о
простой квалификации того, кто является субъектом ответ-
ственности (отдельный человек или группа), а об отношении
человека к внешним требованиям, его готовности принять и
осуществлять должное. Именно такое — рубинштейновское —
понимание ответственности выводит нас к принципиально но-
вому взгляду на содержание ответственности, на раскрытие ее
психологической сущности как свойства личности и субъекта
жизнедеятельности.
Субъективная ответственность предполагает, что человек
оценивает предъявляемые внешней средой (другими людьми)
требования, соотносит их со своими возможностями и способ-
ностями и только после этого принимает решение о принятии от-
ветственности. Такой процесс предполагает активность лично-
сти и может быть осуществлен только тогда, когда у человека
есть возможность выбора — принимать или не принимать на се-
бя обязательства. Только в процессе выбора возможно выявле-
ние истинного отношения к должному, а не простое исполнение
предписанного. Таким образом, основной предпосылкой и усло-
вием принятия ответственности является возможность выбора.
Именно наличие выбора выявляет истинное отношение к долж-
ному, а не простое исполнение необходимости. Когда выбор сде-
лан осознанно и самостоятельно, в сознании человека возникает
образ решения проблемы, его усилия направляются на то, чтобы
воплотить этот образ в действительности, т. е. именно с данного
момента и начинается реализация принятого ответственного
«задания».
Ответственность, принятая в условиях выбора осознанно и
свободно, воспринимается личностью принципиально иначе, как
собственное решение и собственный свободный выбор. Только в
этом случае личность готова отвечать за результаты своих дей-

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 407
ствий, поступков не только перед внешней инстанцией, но и перед
собой.
Осуществляя выбор, человек принимает на себя ответствен-
ность, с другой стороны, ответственность оказывает существен-
ное влияние на сам процесс выбора: подлинно ответственная лич-
ность способна найти оптимально значимый для себя объект в
ситуации выбора.
При этом, несмотря на любые сложные социальные, политиче-
ские, экономические и другие ситуации, для каждой личности су-
ществует всегда возможность выбора, каким социальным воздей-
ствиям она будет подвергаться. Подлинная, истинная ответствен-
ность всегда начинается с добровольных выборов.
Другой аспект связи ответственности с выбором состоит в том,
что ответственность как форма принятия необходимости импли-
цитно содержит в себе необходимость выбора — принимать или
не принимать обязательства, отвечать или не отвечать за содеян-
ное и т. п. При таком принятии в субъекте всегда имеется два не-
совместимых действия (как при любом выборе). Эта раздвоен-
ность в момент акта принятия ответственности может проявлять-
ся во внутреннем диалоге. Таким образом, можно выделить еще
одну сущностную характеристику ответственности — ее диало-
гичность.
Ответственность, совмещенная с выбором, является важней-
шей формой овладения собственным поведением и, вероятно,
связана с волевым актом. В этом своем модусе ответственность
выступает в качестве необходимого фактора, формирующего лич-
ность. В наиболее развитой своей форме ответственность являет-
ся критерием зрелости личности, связана с сущностью бытия че-
ловека, способом самоосуществления и самоактуализации.
Таким образом, в нашем понимании субъективная ответствен-
ность сущностно, концептуально связана с выбором, который так
же, как свобода и ответственность, является важнейшей экзи-
стенциальной формой существования человека.
Формирование субъективной формы ответственности идет по-
степенно, но не просто в результате непосредственного присвое-
ния социального опыта, а в ходе активного творческого взаимо-
действия с внешней (социальной) средой (Л. Колберг). Субъект
активно осваивает социальную действительность, и это освоение,
выражаясь в становлении субъективной формы ответственности,
означает, что в ответственности происходит «превращение»
внешнего долга во внутренние императивы. Именно в силу этого
ответственность начинает выступать в качестве важнейшего регу-

408 Л. И.Дементий
лятора поведения. Любая форма ответственности является раз-
новидностью регуляции, «...однако ответственность зрелой лично-
сти — это внутренняя регуляция, опосредованная ценностными
ориентирами»*.
Таким образом, принятие ответственности в условиях выбора
(за что или кого) тесно связано с процессом принятия ценностей.
При этом, если личность теряет ощущение того, что именно ее цен-
ности порождают смысл в данной ситуации, она (личность) разви-
вает точку зрения «должен», тем самым уходя от личностной (пер-
сональной) ответственности. Ценностно-смысловой аспект ответ-
ственности наиболее выразительно представлен В. Франклом,
который считал, что быть человеком — значит быть ответственным
за осуществление смысла**. Особенно важное значение ценностно-
смысловой аспект ответственности приобретает при изучении от-
ветственности в контексте жизнедеятельности, так как включает в
себя обязательное обозначение ее тесной связи со смыслом челове-
ческого бытия: чем более очевиден для субъекта смысл его бытия,
тем более ответственными являются его поступки***.
С другой стороны, ответственность представляет собой способ,
личностный механизм осуществления в жизни наиболее значимых
ценностей. Жизнь, благополучие близкого человека, значимость
дела всей жизни и т. п. и являются причинами, в силу которых лич-
ность берет на себя за них ответственность. Эта ответственность
сугубо добровольна, не связана с внешней необходимостью и по-
тому имеет истинно субъектный характер. Ответственность может
быть взята и за продолжение незавершенного Учителем дела в
науке, за судьбу детей, лишившихся родителей и т. д. И в этом слу-
чае личность несет ответственность не перед реальным лицом, а
уже ушедшими людьми или поколениями. В этом контексте мы об-
ращаемся к модусу ответственности — за что отвечает личность в
ценностном измерении. Кроме проявления ответственности за де-
ло человек часто принимает на себя ответственность, связанную с
отношениями, взаимоотношениями или другим человеком. В ши-
роком смысле это коммуникативный аспект ответственности, ко-
торый может проявляться во множестве вариантов. Его условно
можно (вслед за Бахтиным) обозначить как диалогический, хотя
это понятие и не позволяет полностью охватить специфику со-
вместной и разделенной ответственности.
Леонтьев Д. А. Очерк психологии личности. М., 1993. С. 35.
См.: Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.
См.: Муздыбаев К. Психология ответственности. Л., 1983.

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 409
Субъективная форма ответственности как способность осуще-
ствления целей, ценностей характеризует высокий уровень разви-
тия личности, является показателем ее личностной и социальной
зрелости, может становиться основным стержнем жизнедеятель-
ности человека. Таким образом, ответственность «порождается»
ценностями, т. е. человек добровольно примет персональную от-
ветственность прежде всего за то, что имеет для него значение и
смысл, а с другой стороны — ответственный человек сам создает
определенное ценностно-смысловое поле, в котором разворачи-
вается его жизнь.
В связи с этим следует подчеркнуть еще одни важнейший аспект
ответственности — ее связь с творчеством. Творческая, созида-
тельная личность чувствует себя ответственной за собственную
жизнь, которая воспринимается как результат ее собственного
выбора*.
Творческость, ответственность проявляется также в том, что
подлинная ответственность всегда инициативна — ответственный
человек не удовлетворяется наличными условиями жизни, реше-
ния проблем, он стремится расширить поле своей активности в
поисках более оптимальных и конструктивных решений. Уже в са-
мой данности ответственности в ситуации выбора существует пред-
посылка свободы и творчества. Принятие ответственности осу-
ществляется тем быстрее и оптимальнее, чем сильнее выражена у
личности креативность
Встречная активность по отношению к внешним требованиям,
готовность к их принятию, с нашей точки зрения, есть первый и
существенный признак подлинной ответственности как свойства
субъекта.
Согласно идее С. Л. Рубинштейна, существует две неразрыв-
ных модальности во взаимодействии человека с бытием — аффи-
цированность, страдательность (как способность подвергаться
воздействию внешнего мира) и активность (как способность воз-
действовать на внешний мир). Ответственность есть личностный
способ гармонизировать, устанавливать связь между этими мо-
дальностями. Проявления ответственности как свойства субъекта
всегда предполагают взаимодействие с реальной действительно-
стью (в любом случае). Именно поэтому в ответственности обяза-
тельно должен учитываться ее динамический аспект.
См.: Анцыферова Л. И. Личность в трудных жизненных условиях: пере-
осмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита // Психоло-
гический журнал. 1994. № 1.С. 3—19.

410 Л. И. Дементий
В соответствии с вышеобозначенными методологическими
установками дадим определение ответственности как высшего и
сущностного личностного образования, свойства субъекта жизне-
деятельности.
Ответственность является одной из высших форм активности
личности, субъекта жизненного пути. Ответственность есть жиз-
ненное новообразование и способность в условиях выбора обе-
спечивать внутреннюю самостоятельность, относительную неза-
висимость личности от внешних требований и оптимальную орга-
низацию деятельности, общения и т. п.
Наряду с сознанием ответственность представляет собой проек-
тивную способность, т. е. готовность личности осуществить то, что
еще может потребоваться от нее в будущем, таким образом, ответ-
ственность связана не только с ситуациями «ответственных зада-
ний», но и с организацией жизни в целом и самоорганизацией. Бла-
годаря наличию ответственности личность способна своими силами
организовать свою жизнь в соответствии со своими ценностями и
целями, выступая тем самым в качестве личностного ресурса.
Ответственность, таким образом, выступает в качестве детер-
минирующего динамического образования всей жизни человека.
Соотнесение сущности ответственности с модальностями лич-
ности как субъекта позволило нам сформулировать следующее
определение ответственности как свойства субъекта жизнедея-
тельности.
Как свойство субъекта жизнедеятельности ответственность есть
способность личности:
соотносить оптимальным способом внешние требования и воз-
можности личности;
вырабатывать личностно-оптимальный способ разрешения
трудностей и противоречий;
самостоятельно, качественно, осмысленно, стратегически вы-
страивать жизненный путь, являясь «автором» своей жизни;
к творческому, самостоятельному выбору;
к выявлению непосредственно значимого и ценного для себя и
других;
к самодетерминации и саморазвитию;
изменять и совершенствовать его во времени и во взаимодей-
ствии с внешним миром.
Ответственность является таким функциональным образова-
нием, которое получает общее теоретическое определение, явля-
ется его оптимальной идеальной характеристикой, но в эмпириче-
ских исследованиях могут обнаруживаться реальные (оптималь-

Проблема ответственности в научном наследии С. Л. Рубинштейна 411
ные и неоптимальные) качества ответственности. Исходя из этого,
согласно общему определению, ответственность является выс-
шим оптимальным способом личностной организации и самоорга-
низации жизни и в этом смысле является свойством личности как
субъекта жизнедеятельности.

Хроника основных событий жизни
и творчества
1889, 6 июня (19 по новому стилю) — родился Сергей
Леонидович Рубинштейн в г, Одессе, в семье адвоката.
1908 — С. Л. Рубинштейн с успехом заканчивает одес-
скую Ришельевскую гимназию.
1909—1913 — С. Л. Рубинштейн обучался в универси-
тетах Германии — в Берлине, Фрайбурге и Марбурге, изу-
чая философию, социологию, математику, физику, естест-
вознание, логику и психологию.
1914 — под руководством Германа Когена и Пауля На-
торпа С. Л. Рубинштейн защищает докторскую диссерта-
цию по философии «К проблеме метода» (Rubinstein S.
Eine Studie zum Problem der Methode. Marburg, 1914), по-
священную главным образом критическому анализу фило-
софской системы Гегеля, прежде всего ее рационализма.
1914—1917 — С. Л. Рубинштейн преподает в гимна-
зиях г. Одессы логику и психологию, продолжая свои фи-
лософско-методологические исследования.
1919, апрель — С. Л. Рубинштейн по конкурсу прохо-
дит на должность приват-доцента по кафедре философии
историко-филологического факультета Новороссийского
(Одесского) университета.
1921 — С. Л. Рубинштейн избирается на должность
профессора Одесского института народного образования
(ОИНО), возникшего на основе объединения Новороссий-
ского университета и Украинского педагогического инсти-
тута. С. Л. Рубинштейн читает курсы лекций по философии,
истории философии, теории относительности А. Эйнштейна.
1921, август — утвержден заведующим кафедрой пси-
хологии Одесского института народного образования, С. Л.
Рубинштейн сменил на этом посту скоропостижно скончав-
шегося известного русского психолога Н. Н. Ланге.

Хроника основных событий жизни и творчества 413
1921-1928 — в данный период С. Л. Рубинштейн публикует статью
«Принцип творческой самодеятельности (к философским основам совре-
менной педагогики)» (1922), которая, представляя часть большой рабо-
ты, имела методологический, программный характер; некролог на смерть
Н. И. Ланге с глубоким анализом его трудов; статьи о концепции и лич-
ности Г. Когена, по методологии науки и позднее — о концепции Э. Шпран-
гера были опубликованы только после смерти С. Л. Рубинштейна).
1922, октябрь — С. Л. Рубинштейн назначен директором Главной
библиотеки Высшей школы г. Одессы, и в сферу его интересов включа-
ется библиотечное дело, библиотековедение, библиография, а также во-
просы профессиональной подготовки библиотечных работников. Благо-
даря деятельности С. Л. Рубинштейна Одесская государственная научно-
публичная библиотека установила связи с 300 научными учереждениями
всего мира. По служебным делам выезжает в командировки в Западную
Европу, где знакомится с работой крупнейших кафедр психологии (вюрц-
бургская школа, гештальт-психология и т. д.).
1928 — под руководством С. Л. Рубинштейна при Главной библиоте-
ке Высшей школы была образована аспирантура.
1930 — по приглашению М. Я. Басова С. Л. Рубинштейн переезжает
в Ленинград и возглавляет кафедру психологии Ленинградского госу-
дарственного педагогического института им. А. И. Герцена. Под его ру-
ководством научным коллективом (А. Г. Комм, Д. И. Красилыцикова,
А. М. Леушина, М. Г. Ярошевский и др.) кафедры выполняется мас-
штабная научно-исследовательская программа, нашедшая выражение в
ряде диссертационных исследований. Одновременно С. Л. Рубинштейн
является заместителем директора Центральной научной библиотеки
им. M. E. Салтыкова-Щедрина.
1934 — выходит в свет его официально первая психологическая ста-
тья «Проблемы психологии в трудах К Маркса», опубликованная в
единственном тогда советском психологическом журнале «Советская
психотехника» (1934. № 1 ).
1934 — по итогам конкурса на лучшего педагога-мастера Ленинград-
ского государственного педагогического института им. А. И. Герцена
С. Л. Рубинштейн премируется грамотой «как лучший преподаватель по
лекции».
1935 — выходит первая монография С. Л. Рубинштейна «Основы
психологии». За эту книгу ему была присуждена (без защиты диссерта-
ции) ученая степень доктора педагогических наук (по психологии).
1935 — в журнале «Педагогическое обозрение» (1935. № 4) выхо-
дит статья С. Л. Рубинштейна «Вопросы преподавания психологии в
педвузе».
1939 — коллектив Ленинградского государственного педагогическо-
го института им. А. И. Герцена выдвинул кандидатуру С. Л. Рубинштейна
в депутаты Ленсовета.

414 Хроника основных событий жизни и творчества
1939 — в «Ученых записках» Ленинградского государственного пе-
дагогического института публикуется статья С. Л. Рубинштейна «К во-
просу о стадиях наблюдения».
1939-1941 — в диссертационном совете Ленинградского государ-
ственного педагогического института им. А. И. Герцена, председателем
которого являлся С. Л. Рубинштейн, был защищен целый ряд диссерта-
ций видных психологов — Б. Г. Ананьева (1939), К. М. Гуревича(1940),
А. Н. Леонтьева (1940), В. С. Филатова (1940), А. В. Ярмоленко (1940),
Б. М. Теплова(1940)идр.
1940 — в «Ученых записках» Ленинградского государственного пе-
дагогического института публикуется статья С. Л. Рубинштейна «Фило-
софские корни экспериментальной психологии».
1940 — выходит в свет монография «Основы общей психологии»,
рекомендованная к изданию А. А. Ухтомским и В. И. Вернадским.
1940-1942 — С. Л. Рубинштейн — проректор Ленинградского го-
сударственного педагогического института им. А. И. Герцена по научной
и учебной работе, принимает участие в обороне города, помощи населе-
нию, организации работы института и эвакуации групп сотрудников.
1942, март — С. Л. Рубинштейн назначен командиром специального
эвакуационного состава, вывезшего из осажденного Ленинграда послед-
нюю большую группу ученых (сначала в Кисловодск, а затем и в Махач-
калу). Он организовывает жилье, питание, работу эвакуированных уче-
ных на новом месте, там же узнает по радио о присуждении ему Сталин-
ской (Государственной) премии и в этом же году отзывается в Москву.
1942, осень — С. Л. Рубинштейн возглавляет Психологический
институт (ул. Моховая, 9), организует кафедру психологии в МГУ им.
М. В. Ломоносова, на которую приглашает известных ученых-психо-
логов — А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурию, Б. В. Зейгарник, П. Я- Гальпери-
на и других.
1943 — С. Л. Рубинштейн избран членом-корреспондентом АН СССР,
таким образом впервые представив психологическую науку в академиче-
ском научном сообществе.
1945 — С. Л. Рубинштейн организует и в дальнейшем возглавляет
сектор философских проблем психологии в Институте философии АН СССР
(ул. Волхонка, 14), в котором работали С. В. Кравков, Н. Н. Ладыгина-
Котс, Б. М. Теплов и другие известные психологи; готовит новые кадры
психологов: Л. И. Анцыферова, Е. А. Будилова, М. Г. Ярошевский и др.
1945 — он избирается академиком Академии педагогических наук
СССР (ныне Российская академия образования).
В течение этих лет С. Л. Рубинштейн является председателем
ВОКС — Всесоюзного общества культурных связей с заграницей, по
линии которого устанавливает личные связи с деятелями западноевро-
пейской культуры и науки — Роменом Ролланом, Луи Арагоном и др., а
также с такими психологами, как Ж. Пиаже, П. Жане и др.

Хроника основных событий жизни и творчества 415
1946 — выходит в свет второе, значительно расширенное и дорабо-
танное издание «Основ общей психологии», первоначально отмеченное
положительными рецензиями и признанием психологического сообще-
ства.
1947-1948 — начались гонения на С. Л. Рубинштейна. Его обвиня-
ли в космополитизме, преклонении перед иностранщиной, недооценке
отечественной науки и культуры. Был рассыпан набор его новой книги
«Философские корни психологии» (Изд-во АН СССР, 1947).
1947, 26 марта—4 апреля — заседание Института философии АН
СССР, посвященное «критическому обсуждению» «Основ общей пси-
хологии» С. Л. Рубинштейна.
1949, апрель — подписан приказ об освобождении С. Л. Рубинштей-
на от обязанностей зав. кафедрой психологии МГУ им. М. В. Ломоносо-
ва. Вместо С. Л. Рубинштейна кафедру возглавил Б. М. Теплов, а впо-
следствии — А. Н. Леонтьев.
1949 — С. Л. Рубинштейна сняли с заведования сектором философ-
ских проблем психологии Института философии АН СССР. От него
требовали и заявления об уходе из Института, но тогдашний президент
АН СССР С. И. Вавилов настоял на том, чтобы ему разрешили остаться
в качестве старшего научного сотрудника. Была запрещена публикация
его трудов.
1953, осень — начиная с этого времени (особенно после смерти Ста-
лина в 1953 г.) С. Л. Рубинштейн постепенно восстанавливается в пра-
вах, с него снимаются прежние обвинения.
1956 — он вновь возглавляет сектор философских проблем психоло-
гии в Институте философии АН СССР.
1957 — опубликована монография «Бытие и сознание»; через год
она была переведена на немецкий язык, позднее издана в ряде других
стран. В этом же году С. Л. Рубинштейн назначен главой советской деле-
гации психологов на XV Международном психологическом конгрессе в
Брюсселе (не участвовал по болезни).
1958 — вышла в свет монография «О мышлении и путях его иссле-
дования»,
1959 — вышла в свет монография «Принципы и пути развития пси-
хологии». В этом же году С. Л. Рубинштейн был назначен Президиумом
АН СССР организатором крупнейшего Всесоюзного совещания по проб-
лемам соотношения социального и биологического, к участию в котором
он привлек самых авторитетных специалистов — П. К. Анохина, Асратя-
на, Гращенкова, П. С. Симонова и многих других; С, Л. Рубинштейн
составил полную научную программу совещания, переданную после его
кончины в дирекцию Института философии. Однако на самом сове-
щании, успешно прошедшем не без вклада С. Л. Рубинштейна, акад.
П. Н. Федосеев в своем первом докладе называл его ревизионистом и

416 Хроника основных событий жизни и творчества
антимарксистом за обращение к проблемам философской антропологии,
онтологии, этики.
1959, май — ученый совет Института философии АН СССР пред-
ставил труды С. Л. Рубинштейна на соискание Ленинской премии.
1960, 11 января — С. Л. Рубинштейн скоропостижно скончался.
1973 — впервые увидела свет рукопись С. Л. Рубинштейна «Человек
и мир», над которой он работал в последний период своей жизни, вплоть
до смерти. В силу новизны и антидогматической направленности его
критики советской трактовки марксизма рукопись удалось опубликовать
в томе, где были помещены его старые статьи, ставшие библиографиче-
ской редкостью, «спрятав» ее в самый конец тома и снабдив конъюн-
ктурными комментариями.

Библиография*
1. Тетрадь с записями по философии и психологии ( 1910—
1920 гг.). Российская государственная библиотека. Отдел
рукописей (ОР). Ф. 642. Картон 24.9.
2. Eine Studiez um problem der Methode. Marburg, 1914
(подлинник в архиве историко-филологического факультета
Одесского университета ).
3. Absolute und dialektische Rationalismus und die trans-
zendentale Philosophie // Philosophische Arbeiten. Red. G. Ko-
hen, P. Natorp (Arhive Marburgs Universität. 1914-1915.
4. О философской системе Г. Когена. С. Л. Рубинштейн
«Человек и мир». М.: Наука, 1997. С. 138—160.
5. Рукописи и записи по философии и психологии (ГБЛ.
ОР. Ф. 642. Картон 251 ; частный архив).
6. Размышления о науке, В кн.: Сергей Леонидович Ру-
бинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Наука,
1989. С. 332-335.
7. Заметки по методологии истории и общественных
наук (там же. С. 335—336).
8. Наука и действительность (там же. С. 336—343).
9. Программа по логике (там же. С. 314—345).
10. Принцип творческой самодеятельности. Ученые запи-
ски Высшей школы г. Одессы. 1922. Т. 2. С. 148—154; Во-
просы психологии. 1986. № 4. С. 101 — 107.
11. Николай Николаевич Ланге. (Некролог.) Народное
просвещение. Одесса. 1922. № 6-10. С. 69-70; Вопро-
сы психологии. 1979. № 5. С. 141 — 144.
12. Психология Шпрангера как наука о духе. В кн.: Сер-
гей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания.
Материалы. М.: Наука, 1989. С. 345-363.
13. Из научного наследия (там же. С. 364—373).
Составила А. Н. Славская.

418 Библиография
14. Предисловие редактора перевода. А. Бинэ, Т. Симон. Методы из-
мерения умственной одаренности. Харьков. 1923.
15. Рубшштейн С.Л. Постачання лггератури науковим б!блютекам //
Б^блютечний збЕрник. Ч. 1. Пращ першоТконф. науковихб1блютекУРСР.
KiïB, 1926. С. 128-131.
16. Рубшштейн С. Л. Конференция наукових б!блютек Украши //
Пращ ОдеськоЩНБ. Одеса, 1927. Т. 1.
17. Рубшштейн С. Л. Нариси з б1блюграфй" UKcrainica за десять роюв
(1917-1927).
18. Рубшштейн С. Л. Одеська центральна наукова бАблютека //
Пращ ОдеськоЩНБ Одеса, 1927. Т. 1.С. 1-16.
19. Рубшштейн С. Л. Основш завдання науковоТ б1бюграфГ1 в СРСР//
Пращ ОдеськоЩНБ. Одеса, 1927. Т. 1. С. 121-136.
20. Рубшштейн С. Л. Розвиток мислення у шдлггюв (Подготовлено до
друку. 1927).
21. Рубшштейн С. Л. Б1блюграф1чна ком1с!я УкрашськоУАкадемй'на-
ук та планування б1блпограф1чш роботи в УРСР. Одеса, 1928.
22. Рубшштейн С. Л. МатерЕали з icTopiï в1зантшсько-словянсько1
л1тератури та мови / Передне слово директора бЕблютеки Рубшштейна.
Одеса, 1928.
23. Рубшштейн С. Л. Зведений каталог чужомовно!' перюдикЗГ, що
знаходиться в б1блютеках м. Одеа //Журнал б!бл!отекознавства та 6i6-
люграфп. 1929. № 3. С. 113-114.
24. Руб1нштейн С. Л. Одеська пер1одична преса ропв революца та
громадянсько"1в1йн1 1917—1921 //Пращ ОдеськоЩНБ. Одеса, 1929.
Т. 3.
25. Рубшштейн С. Л. Остема народно!1 ocbîth УРСР (упоминается в
архивных материалах).
26. Одесская периодическая пресса в годы революции и гражданской
войны (1917-1921). Одесса: Изд-во Одесской ЦНБ, 1929. Т. 3.
27. Современное состояние и очередные задачи научной библиогра-
фии в СССР//Библиография. 1929. № 4; отдельная брошюра: М., 1930.
28. Размышления о проблеме насилия в революционной борьбе (при-
близительно 1930). ГБЛ. ОР. Ф. 642. Картон 37.1.
29. Проблемы психологии в трудах Карла Маркса // Советская пси-
хотехника. 1934. Т. VII. № 1. С. 3-21; С. Л. Рубинштейн. Проблемы
общей психологии. М.: Педагогика, 1976. С. 19—46.
30. Основы психологии. Пособие для высших педагогических учеб-
ных заведений. М.: Учпедгиз, 1935.
31. Вопросы преподавания психологии в педвузе // Педагогическое
образование. 1935. № 4.
32. Педагогика и психология // Педагогическое образование. 1935.
№6.

Библиография 419
33. О программе по психологии // Педагогическое образование.
1936. №5.
34. Против педологических извращений в педагогике. Л.—М., 1937.
35. К вопросу о стадиях наблюдения // Ученые записки Ленингр. гос. пед.
ин-та им. А. И. Герцена. Т. 18. Кафедра психологии. Л., 1939. С. 7—19.
36. Необихевиоризм Тольмана // Ученые записки Ленингр. гос. пед.
ин-та им. А. И. Герцена. Т. 18. Кафедра психологии. Л., 1939. С. 115-130.
37. Научно-исследовательская работа кафедры психологии Ленингр.
гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. Л., 1939. Т. 18. С. 141-144.
38. Основы общей психологии. М.: Учпедгиз, 1940.
39. Мысли о психологии // Ученые записки Ленингр. гос. пед. ин-та
им. А. И. Герцена. Т. 34. Л., 1940. С. 5-14.
40. Философские корни экспериментальной психологии (к истории
психологии)//Тамже. С. 341-352.
41. Несколько замечаний к психологии слепоглухонемых // Там же.
Т. 35. 1941. С. 226-228.
42. Психологическая концепция французской социологической шко-
лы //Тамже. Т. 35. 1941. С. 289-304.
43. Предисловие // К психологии речи. Там же. Т. 35. 1941. С. 5.
44. К психологии речи//Там же. Т. 35. 1941. С. 6—20.
45. О задачах советской психологии // Учительская газета. 1941.
№ 45. 13 апреля.
46. Психология и педагогика // Советская педагогика. 1941. № 7—8.
47. О путях психологического исследования // Советская педагогика.
1941. №7-8.
48. Советская психология в условиях Великой Отечественной войны //
Под знаменем марксизма. 1943. № 9—10. С. 45—61.
49. Проблема деятельности и сознания в системе советской психоло-
гии // Ученые записки МГУ. Вып. 90. Психология. М., 1945. С. 6—21.
50. Проблема сознания в свете диалектического материализма //
Юбилейная сессия АН СССР 15 июня — 3 июля 1945. Т. 2. С. 598-612.
51. Проблема сознания в свете диалектического материализма // Из-
вестия АН СССР. Серия истории философии. 1945. Т. 29. № 3. С. 148-
158.
52. Психологическая наука и дело воспитания // Советская педагоги-
ка. 1945. №7. С. 35-40.
53. Физиология и психология в научной деятельности И. М. Сечено-
ва //Советская педагогика. 1945. № U.C. 40—44.
54. Пути и достижения советской психологии (о сознании и деятель-
ности человека) // Вестник Академии наук. 1945. № 4. С. 67-84.
55. Предисловие. Вопросы педагогической психологии //Труды науч-
но-исследовательского ин-та психологии Акад. пед. наук. М., 1945. С. 3—6.

420 Библиография
56. Основы общей психологии. М.: Учпедгиз, 1946, 2-е изд. С. 703;
М.: Педагогика. 1989: В 2 т. 3-е изд.; М.—СПб. и др.: «Питер», 1998.
4-е изд. С. 712.
57. Физиология и психология в научной деятельности И. М. Сечено-
ва//Физиологический журнал СССР. 1946. Т. 32. № 1.С. 149-156.
58. Психология и проблема восстановления функций после ранения //
Ученые записки МГУ. 1947. Т. 2. Вып. III. С. 5-8.
59. Проблемы психологии восприятия (вместо предисловия) // Ис-
следования по психологии восприятия. М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1948.
С. 3-22.
60. Учение И. П. Павлова и психология // Труды объединенной сес-
сии, посвященной 10-летию со дня смерти И. П. Павлова». М.: Акад.
мед. наук, 1948. С. 275-284.
61. Выступление 01.07.1950 // Научная сессия, посвященная про-
блемам физиологического учения И. П. Павлова. М., 1950. С. 310—
314.
62. Речь на научной сессии АН СССР и АМН СССР // Правда. 1950.
6 июля. С. 4.
63. Учение И. П. Павлова и некоторые вопросы перестройки психо-
логии // Вопросы философии. 1952. № 3. С. 197-210.
64. Учение И. П. Павлова и проблемы психологии //Учение И. П. Пав-
лова и философские вопросы психологии. М.: Изд-во АН СССР. 1952.
С. 194-228.
65. Вопросы психологической теории // Вопросы психологии. 1955.
№ 1.С. 6-17.
66. Психологические воззрения И. М. Сеченова и советская психоло-
гическая наука // Вопросы психологии». 1955. № 5. С. 26—37.
67. Еще раз к вопросу о психологической теории (Критические заме-
чания)// Вопросы психологии. 1956. № 2. С. 89—90.
68. Психологические воззрения И. М. Сеченова и советская психоло-
гическая наука. Материалы совещания по психологии ( 1955. 1 —6 июня).
М.: Изд-во АПН РСФСР, 1957. С. 19-29.
69. Теоретические вопросы психологии и проблема личности // Во-
просы психологии. 1957. № 3. С. 30—38.
70. К вопросу о языке, речи и мышлении // Вопросы языкознания».
1957. №2. С. 42-48.
71. Вопросы психологии мышления и принцип детерминизма // Во-
просы философии. 1957. № 5. С. 101 —113.
72. Принцип детерминизма и психологическая теория мышления. Те-
зисы доклада к 15-му Международному конгрессу по психологии. Брюс-
сель. 1957. М., 1957. (на франц. языке).

Библиография 421
73. Принцип детерминизма и психологическая теория мышления //
Вопросы психологии. 1957. № 5. С. 57—65; Психологическая наука в
СССР. Т. 1.М.:Изд-во АПН РСФСР. 1959. С. 315-356.
74. Психологические воззрения И. М. Сеченова и советская психоло-
гическая наука. В сб.: И. М. Сеченов и материалистическая психология.
М., 1957. С. 7-30.
75. Бытие и сознание. О месте психического во всеобщей взаимосвя-
зи явлений материального мира. М.: Изд-во АН СССР, 1957. (2-е изд. в
кн.: С. Л. Рубинштейн. Избранные философско-психологические труды.
Основы онтологии, логики и психологии. М.: Наука, 1997. С. 5-212);
(3-е изд. в кн.: С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. Человек и мир.
М.—СПб. и др.: «Питер», 2003. С. 3-280.
76. О мышлении и путях его исследования. М.: Наука, 1958.
77. Принципы и пути развития психологии. М.: Наука, 1959. (2-е изд,
в кн.: С. Л. Рубинштейн. Избранные философско-психологические тру-
ды. Основы онтологии, логики и психологии. М.: Наука, 1997. С. 213—432).
78. Проблемы общей психологии. Ч. II. Человек и мир. М; Педагоги-
ка, 1973; (М.: Педагогика, 1976. 2-е изд.).
79. Человек и мир. М.: Наука, 1997. (3-е изд.); (4-е изд. в кн.:
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. Человек и мир. М.—СПб. и др.:
«Питер», 2003. С. 281-426.
80. Очередные задачи психологического исследования мышления //
Исследования мышления в советской психологии. М.: Наука, 1966.
С. 225-233.
81. Из научного наследия С. Л. Рубинштейна. К. А. Абульханова //
Вопросы психологии. М. 1975. № 5. С. 140—150.
82. Из неопубликованной рукописи С. Л. Рубинштейна «Человек и
мир». К- А. Абульханова // Вопросы философии. 1977. № 7. С. 161 — 170.
83. История создания книги «Человек и мир» // Сергей Леонидович
Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Наука. С. 413—
423.
84. Из работы «Философские корни психологии». 1946. (Верстка ру-
кописи в архиве ГБЛ. ОР. Ф. 642.)
85. Научный архив. Из научного наследия Сергея Леонидовича Ру-
бинштейна // Человек и мир. М.: Наука, 1997. С. 175— 187.
86. Избранные философско-психологические труды. Основы онтоло-
гии, логики и психологии. М.: Наука, 1997.
87. Строки, написанные сердцем. Краткие выдержки из дневников
ученого//Там же. С. 459—461.
88. Дневники. О философии и философе: Автобиографический порт-
рет ученого // С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. Человек и мир.
М.—СПб. и др.: «Питер», 2003. С. 482-488.

422 Библиография
89. Бытие и сознание. Человек и мир. М.—СПб и др.: «Питер»,
2003.
90. Выдержки из рукописей 1920-х годов // Там же. С. 477—481.
91. Мышление, язык и речь // Там же. С. 496—498.
92. Роль силлогизма (силлогистических умозаключений) и анализа
(синтеза, обобщения и абстракции) предметных отношений в мысли-
тельном процессе. О замысле и силлогизме // Там же. С. 499—500.
93. Проблема способностей и вопросы психологической теории. //
Вопросы психологии, i960. № 3. С. 3—15.
94. Из дневников Сергея Леонидовича Рубинштейна (подг. А. Н. Слав-
ской)//Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 4. С. 18—23. Рукописи
10—20-х годов (Частный архив).
Доклады
95. Выступление на 350-летии со дня рождения Декарта: Роль Де-
карта в истории научной философии // Вестник Академии наук. 1946.
№ 5-6.
96. Выступление на совещании по вопросам психологии. (30.VI—
5.VIL1952)// Советская педагогика. 1952. № 8; В сб.: Известия Акаде-
мии наук. 1953. № 45. С. 201 -209.
97. Выступление на совещании психологов // Советская педагогика.
1953. №9. С. 113-114.
98. Доклад «Психологические воззрения И. М. Сеченова и советская
психологическая наука» (к 50-летию со дня смерти). Вопросы психоло-
гии. 1955. №5. С. 118.
99. Психологические воззрения И. М. Сеченова и советская психоло-
гическая наука. Доклад на юбилейной сессии, посвященной 200-летию
МГУ, 9—13 мая 1955 г. Тезисы докладов МГУ, философский факультет.
М., 1955. С. 22-23.
100. Психологические воззрения И. М. Сеченова и советская психоло-
гическая наука // Советская педагогика. 1955. № 9. С. 117; Вестник
МГУ. Сер. обществ, наук. 1955. № 7 (3). С. 108.
101. Выступление на обсуждении книги А. X. Киселенчева «Марк-
систско-ленинская теория отражения». М., 1956. Вестник МГУ. Серия
эконом., филос. и права. № 2. С. 187.
102. Доклад на совещании по вопросам психологии познания, 20—
22 мая. 1957. Вопросы психологии. 1957. № 3. С. 184-190.
103. Проблема мышления и пути ее исследования. Тезисы докладов на
совещании по вопросам психологии познания. М., 1957. С. 18—20.
104. Вступительное слово и доклад «Принципиальные вопросы пси-
хологии познания» в Институте философии АН СССР. 1957. № 5.
С. 226-228.

Библиография 423
Труды по редакцией С. Л. Рубинштейна
105. Гарбузов Н. А. Зонная природа звуковысотного слуха. М.—Л.,
1948.
106. Ученые записки Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. Кафе-
дра психологии. Т. 18. Л., 1939; Т. 34. Л., 1940; Т. 35. Л., 1941.
107. Ученые записки МГУ им. М. В. Ломоносова. Вып. 90. М.: МГУ,
1945.
108. Психология. Движение и деятельность. Сборник исследований
кафедры психологии.
109. Исследования по психологии восприятия. М.—Л., 1948.
110. Будилова Е. А. Учение И. М. Сеченова об ощущении и мышлении.
М.:Изд-воАНСССР. 1954.
111. Доклады на совещании по вопросам психологии 3-8 июля 1953 г.
М., 1954.
112. Психология. Учебник для педагогических институтов. М., 1956.
113. И. М. Сеченов и материалистическая психология. М., 1957.
114. Процесс мышления и закономерности анализа, синтеза и обобще-
ния. Экспериментальные исследования. М.: Изд-во АН СССР, 1960.
Переводы
115. Rubinstein S. Eine Studie zum Problem der Methode. Marburg.
1914.
116. Rubinstein S. L. Grundlagen der Allgemeinen Psychologie. Volk und
Wissen Volkseigener Verlag. Berlin, 1958.
117. Rubinstein S. L. Principios de Psicologia General. EditorialGrijaibo,
S. A. Mexico: D. F., 1967.
118. Rubinstein S. L. Sien und Bewußtsein. Akademie Verlag. Berlin.
1962.
119. Rubinstein S. L. Prinzipien und Wege der Entwicklung der Psycho-
logie. Akademie Verlag Berlin. 1963.
120. Rubinstein S. L. Existenta si constiinta. Editura Stiintifica. Bucu-
resti. 1960.
121. Rubinsztein S. L. Podstawy Psychologii ocolnei. Ksiazka I Wiedza.
1962.
122. Rubinsztein S. L. Zasady I Droci Rozwosu Psychologii. Warszawa,
1964. Panstwowe wydawnictwo naukowe.
123. Rubinstein S. L.. El Ser y la Conciencia Montevideo-Ediciones
Pueblos Unidos-Urugvay. 1960.
124. Rubinstejn S. L. Zäklady obecné Psychologie. Statni Pedagogické
Nakladatelstvi. Praha. 1968.
125. Rubinstein S. L. (Red.) El Procesodel Pensamiento y la Generaliza-
cion. Ediciones Pueblos unidos. Montevideo. 1963.

424 Библиография
126. Rubinstein aujourd'hui nouvelles figures de l'activité humaine
anthologie de textes choisis et édités par Nosulenko V. et Rabordel P.
Toulouse—Paris: Octorés de la Maison des Sciences de ГНотте, 2007.
Изданы в Китае:
127. Бытие и сознание. Изд-во АОКСИОТЭП, 1960. Китай.
128. Принципы и пути развития психологии. Изд-во АОКСИОТЭП,
1961. Китай
129. Исследования по психологии восприятия. {С. Л. Рубинштейн и
др.) 1958. Китай.

Публикации о С. Л. Рубинштейне
(Взято с исправлениями и добавлениями из: Рубинш-
тейн С. Л.
Основы общей психологии. М.; СПб. и др.: «Питер»,
2000. С. 673-678.)
1. Абульханова К. А. Комментарии к книге С. Л. Рубин-
штейна «Человек и мир» // С. Л. Рубинштейн. Проблемы
общей психологии. М.:, Педагогика, 1973 (2-е изд. 1976).
2. Абульханова К- А. О субъекте психической деятель-
ности. М., 1973. С. 37-62, 97-115 и др.
3. Абульханова К- А. Философское наследие С. Л. Ру-
бинштейна // Вопросы философии. 1960. № 8.
4. Абульханова К. А., Славская А. Н. К истории союза
психологии и философии // Вопросы философии. 1996. № 5.
5. Абульханова К. А., Славская А. Н. Послесловие //
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1997.
6. Абульханова К- А. Историческая последовательность
разработки философских проблем в трудах С. Л. Рубинш-
тейна и его школы // Актуальные проблемы истории. Ере-
ван, 1982.
7. Абульханова К. А. Жизненный путь и научное творче-
ство выдающегося советского ученого С. Л. Рубинштейна
(1889—1960) [К 100-летию со дня рождения] // Примене-
ние концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов
общей психологии. М.: ИП РАН, 1989. С. 4-31.
8. Абульханова К. А. Комментарии к книге С. Л. Рубин-
штейна «Человек и мир». М.: Наука, 1997. С. 113-128.
9. Абульханова К. А. Предисловие к книге С. Л. Рубин-
штейна «Бытие и сознание. Человек и мир». М.; СПб. и др.:
«Питер», 2003, С. 6-42.
10. Абульханова К. А. Принцип субъекта в философско-
психологической концепции С. Л. Рубинштейна // Сергей

426 Публикации о С. Л. Рубинштейне
Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Нау-
ка, 1989. С. 10-63.
11. Абульханова К- А. Рубинштейн — ретроспектива и перспектива //
Проблемы субъекта в психологической науке. М.: ИП РАН, 2000.
С. 13-27.
12. Абульханова К. А. Философско-психологическое наследие С. Л. Ру-
бинштейна // Cesnoslovenska psychologie. M. VI. 1989.
13. Абульханова К. А., Брушлинский А. В. Сергей Рубинштейн (на
рус. и англ яз.). 1991 (частный архив).
14. Абульханова К. А., Брушлинский А. В. Составители, авторы по-
слесловия к книге С. Л. Рубинштейна «Основы общей психологии». М.:
Педагогика, 1989 (3-е изд.).
15. Абульханова К- А., Брушлинский А. В. Составители, авторы по-
слесловия к книге С. Л. Рубинштейна «Основы общей психологии». М.;
СПб. и др.: «Питер», 1998 (4-е изд.).
16. Абульханова К- А., Славская А. Н. Проблемы методологии науки
и философской антропологии в контексте парадигмы субъекта С. Л. Ру-
бинштейна // Философия не кончается...: Из истории отеч. философии:
XX в.: В 2 кн. / Под ред. В. А. Лекторского. Кн. II. 60-80-е гг. M.: POC-
СПЭН, 1998. С. 328-352.
17. Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология лично-
сти. М., 1980. С 65, 93-103, 210-222 идр.
18. Абульханова-Славская К. А. Диалектика человеческой жизни.
М., 1977. С. 41-45, 83-90идр.
19. Абульханова-Славская К. А. Поколение шестидесятых: конфор-
мизм или мужество? // Психологический журнал. 1993. № 3.
20. Абульханова-Славская К- А. Проблемы жизни и творчества
С. Л. Рубинштейна//Психологический журнал. 1989. № 5.
21. Абульханова-Славская К- А., Брушлинский А. В. Основные этапы
развития концепции С. Л. Рубинштейна// Рубинштейн С. Л. Избранные
философско-психологические труды. М., 1997.
22. Абульханова-Славская К- А., Брушлинский А. В. Философско-
психологическая концепция С. Л. Рубинштейна. М. 1989.
23. Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В., Ярошевский М. Г.
С. Л. Рубинштейн — лидер теоретической психологии // Выдающиеся
психологи Москвы. М., 1997.
24. Абульханова-Славская К. А., Славская А. Н. Судьба ученого, судь-
ба последней его книги // С.Л. Рубинштейн. Человек и мир. М.: Наука,
1997. С. 129-136.
25. Ананьев Б. Г. Бытие и сознание (О новой книге С. Л. Рубинштей-
на) //Вопросы психологии. 1959. № 1.

Публикации о С. Л. Рубинштейне 427
26. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. М.,
1977. С. 131-132, 149-158, 233-256, 281-295 и др.
27. Ананьев Б. Г. Рецензия на «Основы общей психологии» 1946 г. //
Советская книга. 1946. № 12.
28. Ананьев Б. Г. Творческий путь С. Л. Рубинштейна // Вопросы
психологии. 1969. № 5.
29. Анцыферова Л. И. Принцип связи психики и деятельности // Ме-
тодологические и теоретические проблемы психологии. М., 1969.
30. Арсеньев А. С. Размышление о работе С. Л. Рубинштейна «Чело-
век и мир» // Вопросы философии. 1993. № 5.
31. Арсеньев А. С. 10 лет спустя о творческой судьбе С. Л. Рубин-
штейна //Вопросы философии. 1998. №11.
32. Артемьева Т. И. Методологический аспект проблемы способно-
стей. М., 1977. С. 55-60, 76-80, 112-126 и др.
33. Артемьева Т. И. Проблема способностей в трудах С. Л. Рубин-
штейна // Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания.
Материалы. М.: Наука, 1989.
34. Асеев В. Г. Мотивация поведения и формирование личности. М.,
1976. С. 12-17, 24-26, 36-38, 51-54, 60-62, 74-79, 84-88 и др.
35. Баланчивадзе Р. Г. Философские проблемы психологии в тру-
дах С. Л. Рубинштейна: Автореф. дис. ... канд. философ, наук. Тбилиси,
1968.
36. Барабанщиков В. А. С. Л. Рубинштейн и Б. Ф. Ломов: преем-
ственность научных традиций // Проблема субъекта в психологической
науке. М.: ИП РАН, 2000. С. 43-53.
37. Барабанщиков В. А., Носуленко В. Н. Системность. Восприятие.
Общение. М.: ИП РАН, 2004. С. 61 -69.
38. Батищев Г. С. Введение в диалектику творчества. СПб., 1997.
С. 122-136идр.
39. Батищев Г.С. Философское наследие С. Л. Рубинштейна и про-
блема креативности // Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Вос-
поминания. Материалы. М.: Наука, 1989. С. 245—277.
40. Белявский И. Г. Вторые Рубинштейновские чтения в Одессе //
Психологический журнал. 1993. № 2.
41. Богданович Н. В. Субъект как категория отечественной психоло-
гии. Автореф. дис.... канд. психол. наук. М.: ИП РАН, 2004.
42. Богоявленская Д. Б. Принцип детерминизма в психологии //
Проблема субъекта в психологической науке. М.: ИП РАН, 2000. С. 53—64.
43. Боцманова М. Э., Гусева Е. Н., Равич-Щербо И. В. Психологиче-
ский институт на Моховой. М., 1994.
44. Бредихина О. Н. Русское мировоззрение: восстановимы ли тради-
ции? Мурманск, 1997. С. 96— 127 и др.

428 Публикации о С. Л. Рубинштейне
45. Бредихина О. Н. С. Л. Рубинштейн в 20-е годы: С чего начиналась
система философско-психологических знаний? // Специфика философ-
ского знания и общественная практика. Вып. V. М., 1986.
46. Бредихина О. Н. Человек и мир в философии С. Л. Рубинштей-
на // Сознание и знание. М., 1984.
47. Брушлинский А. В. Интервью//Вопросы психологии. 1993. № 1.
48. Брушлинский А. В. Интервью//Мир психологии. 1995. № 4.
49. Брушлинский А. В. К предыстории проблемы «сознание и дея-
тельность» // Проблема деятельности в советской психологии: В 2 ч. М.,
1977. Ч. 1.
50. Брушлинский А. В. О природных предпосылках психического раз-
вития человека. М., 1977. С. 10, 17—30, 45—54 и др.
51. Брушлинский А. В. Первая психологическая лаборатория в систе-
ме Академии наук СССР // Психологический журнал. 1995. № 3.
52. Брушлинский А. В. Принцип детерминизма в трудах С. Л. Рубин-
штейна//Вопросы психологии. 1989. № 4.
53. Брушлинский А. В. Проблема бессознательного в трудах С. Л. Ру-
бинштейна//Вопросы психологии. 1979. № 3.
54. Брушлинский А. В. Проблемы обучения и мышления в трудах
С. Л. Рубинштейна // Вопросы психологии. 1969. № 5.
55. Брушлинский А. В. Разработка принципа единства сознания и
деятельности в экспериментальной психологии // Психологический жур-
нал. 1987. №5.
56. Брушлинский А. В. С. Л. Рубинштейн — родоначальник деятель-
ностного подхода в психологической науке // Психологический журнал.
1989. №3.
57. Брушлинский А. В. Субъект: мышление, учение, воображение.
Москва—Воронеж, 1996. С. 5-8, 13, 17, 19-21, 24, 34, 39, 48, 53, 73,
84,85, НО, 114, 120, 123-125, 137, 150-152, 156, 159, 160, 162, 169,
171, 176, 180, 181, 184, 186, 187, 197, 198,200,206,208,217,223,232,
233,240,249,255, 265, 295, 290, 307,314,321,322,331,343,344,362,
374, 375, 385-387 и др.
58. Брушлинский А. В. Новые факты научной биографии С. Л. Рубин-
штейна // Применение концепции С. Л. Рубинштейна в разработке во-
просов общей психологии. М.: ИП РАН, 1989. С. 31—48.
59. Будилова Е. А. Методология, теория и эксперимент в научном
творчестве С. Л. Рубинштейна // Вопросы психологии. 1979. № 3.
60. Будилова Е. А. Рецензия на «Проблемы общей психологии»
С. Л. Рубинштейна//Советская педагогика. 1973. № 12.
61. Будилова Е. А. Философские проблемы в советской психологии.
М., 1972. С. 151-176, 219-224, 279-292, 312-324 идр.

Публикации о С. Л. Рубинштейне 429
62. Будилова Е. А., Славская К. А. Советская психологическая наука
в освещении западноевропейского психолога // Вопросы психологии.
1973. №2.
63. Будилова Е. А., Славская К. А. Проблема личности в трудах
С. Л. Рубинштейна // Вопросы психологии. 1969. № 5.
64. В комитет по Ленинским премиям в области науки и техники при
Совете министров СССР. Представление трудов С. Л. Рубинштейна на
соискание Ленинской премии. Протокол ученого совета Института фи-
лософии АН СССР, 22 мая 1959 г. (Подготовлен уч. секр. совета ст.
Н. С. Будиловой Е. А.) Подписано; директор Института философии
АН СССР член-корр. АН СССР П. Н. Фадеев.
65. В секторе психологии Института философии АН СССР // Вопро-
сы психологии. 1961. № 2.
66. Веджети С. Теория деятельности, обучения и формы знания //
Психологический журнал. 1993. № 1.
67. Ветров А. А. Продуктивное мышление и ассоциация (Несколько
замечаний в связи с книгой С. Л. Рубинштейна «О мышлении и путях его
исследования») // Вопросы психологии. 1959. № 6.
68. Волков Г. А. Ценное философское исследование о природе психи-
ческого // Вопросы философии. 1958. №11.
69. Георгиев Ф. И. К вопросу о развитии психологии (Рецензия на
«Основы психологии» С. Л. Рубинштейна) // Книга и пролетарская ре-
волюция. 1935. № 11-12.
70. Гордеева О. В. О некоторых ограничениях разработки проблемы
сознания в марксистской психологии // Вестник МГУ. Серия 14. 1996.
№3; там же. 1997. № 1,3.
71. Гордеева О. В. Влияние марксизма на разработку проблемы со-
знания в отечественной психологии (На материалах трудов А. Н. Леон-
тьева, С. Л. Рубинштейна и Л. С. Выготского). Автореф. дис. ... канд.
психол. наук. М., 1997.
72. Грахэм Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом
поведении в Советском Союзе. М., 1991. (См. именной указатель.)
73. Гуманистические проблемы психологической теории. М., 1995.
С. 3-13, 17,27,34,37,80,86-93, 136, 151, 163, 164, 170, 171, 192.
74. Давыдов В. В. Виды обобщения в обучении. М., 1982. С. 202-224
и др.
75. Давыдов В. В. Теория развивающего обучения. М., 1996. (См.
именной указатель.)
76. Давыдов В. В. Учение С. Л. Рубинштейна о различии эмпириче-
ского и теоретического мышления // Сергей Леонидович Рубинштейн.
Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Наука, С. 169—178.

430 Публикации о С. Л. Рубинштейне
77. Деятельностный подход сегодня // Вестник МГУ. Серия 14: Пси-
хология. 1988. №3.
78. Деятельность: теории, методология, проблемы. М., 1990. С. 129—
131, 134, 139, 175, 238, 247, 298-301 идр.
79. Джидаръян И. А. Развитие С. Л. Рубинштейном общественно-
исторической концепции потребностей // Психологический журнал.
1989. №4.
80. Дмитриев С. С. К истории советской исторической науки: Исто-
рик Н. Л. Рубинштейн //Ученые записки Горьковского гос. ун-та: Серия
историко-филологическая. 1964. Вып. 72. Т. 1.
81. Ждан А. Н. История психологии. М., 1997. С. 314, 323, 326, 330,
345,348-351 идр.
82. Ждан А. Н. К 50-летию создания в МГУ кафедры психологии //
Вестник МГУ. Серия 14. 1993. № 1.
83. Ждан А. Н. Памяти С. Л. Рубинштейна // Вестник МГУ. Серия
14. 1989. №4.
84. Ждан А. Н. Преподавание психологии в Московском универси-
тете // Вопросы психологии. 1993. № 4.
85. Ждан А. Н. С. Л. Рубинштейн и Московский университет // Вест-
ник МГУ. Серия 14. 1989. № 3.
86. Ждан А.Н. Историческая роль С. Л. Рубинштейна в идейной борь-
бе в период перестройки теоретических основ психологической науки
(20—30-е гг.) // Проблема субъекта в психологической науке. М.:
ИП РАН. С. 75-86.
87. Завалишина Д. Н. Психологический анализ оперативного мыш-
ления. М., 1985. С. 7, 35, 44, 46, 48, 100-103, 124.
88. Зинченко В. П. Психология в Российской академии образова-
ния // Вопросы психологии. 1994. № 4.
89. Зинченко В. П. Слово о Рубинштейне. Памятные даты (К 110-ле-
тию со дня рождения С. Л. Рубинштейна) // Вопросы психологии. 1999.
№5.
90. Иванова И. И. 80-летие со дня рождения С. Л. Рубинштейна //
Вопросы психологии. 1969. № 6.
91. Ильницкая И. А. Проблемные ситуации и пути их создания на уро-
ке. М., 1985. С. 6-13, 24, 28, 79 и др.
92. Ильницкая И. А. Проблемные ситуации как средство активизации
мыслительной деятельности. Пермь, 1983. С. 14—37 идр.
93. Ильницкая И. А. Учение С. Л. Рубинштейна и проблемы педаго-
гической практики // Вопросы психологии. 1989. № 3,
94. Ильясов И. И. Структура процесса учения. М., 1986. С. 27, 50—
61, 69, 72, 76, 78, 90-94 идр.

Публикации о С. Л. Рубинштейне 431
95. История философии в СССР: В 5 т. М., 1985. Т. 5. Кн. 1. С. 744-
750, 753-762 и др.
96. К 70-летию со дня рождения С. Л. Рубинштейна // Вопросы пси-
хологии. 1959. № 3.
97. Каган М.С. О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» и его
месте в истории советской философии // Сергей Леонидович Рубин-
штейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., Наука. С. 220—238.
98. Колбановский В. Н. О некоторых недостатках книги проф.
С. Л. Рубинштейна// Советская педагогика. 1947. № 6.
99. Колбановский В. Н. Письмо в редакцию // Советская педагогика.
1947. № 12.
100. Колбановский В. Н. Рецензия на «Основы общей психологии»
1940 г. // Под знаменем марксизма. 1941. №. 5.
101. Кольцова В. А. Методолого-теоретические основы историко-пси-
хологических исследований. М,: ИПРАН, 2004.
102. Кольцова В. А. Проблемы методологии науки и историко-пси-
хологических исследований в трудах С. Л. Рубинштейна // Проблема
субъекта в психологической науке. М.: ИП РАН, 2000. С. 105—120.
103. Корнилов К. Н. Рецензия на «Основы психологии» С. Л. Рубин-
штейна //Учебно-педагогическаялитература. 1935. № 10.
104. Корнилов Ю. К- Мышление в производственной деятельности.
Ярославль, 1984. С. 3-13, 29-34 и др.
105. Корнилов Ю. К- Проблема практического мышления в трудах
С. Л. Рубинштейна // Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспо-
минания. Материалы. М.: Наука, С. 159—169.
106. Крутецкий В. А. Психология математических способностей школь-
ников. М., 1968. С. 60-62, 74-81 и др.
107. Кудрявцев В. Т. Принцип саморазвития субъекта деятельности//
Психологический журнал. 1993. № 3.
108. Кудрявцев В. Т. Теоретическое наследие С. Л. Рубинштейна се-
годня // Психологический журнал. 1990. №. 3.
109. Лекторский В. А. Субъект, объект, познание. М., 1980 (см.
именной указатель).
110. Лекторский В.А. Немецкая философия и русская мысль:
С. Л. Рубинштейн и Г. Г. Шпет// Философия и история философии. Ак-
туальные проблемы. М.: Канон+, 2004. С. 365—381.
111. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.
С. 5-6, 19,26,76,90-91, 113, 130, 161, 176, 181-182 и др.
112. Леонтьев А. Н. О книге С. Л. Рубинштейна «Основы общей пси-
хологии» (комментарии А. А. Леонтьева, Д. А. Леонтьева и М. Г. Яро-
шевского)//Психологический журнал. 1993. № 4.

432 Публикации о С. Л. Рубинштейне
113. Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы пси-
хологии. М., 1984 (см. именной указатель).
114. Маттеус Вольфхарт. К понятию «анализ через синтез» С. Л. Ру-
бинштейна. Ун-т Бохум 4. ФРГ. 1985.
115. Матюшкин А. М., Фролов Н. В. «Дело» об увольнении С. Л. Ру-
бинштейна из Московского университета // Психологический журнал.
1996. № 2.
116. Менг К. Концепция связной речи С. Л. Рубинштейна и ее значе-
ние для онтогенетического исследования речевого общения // Психоло-
гический журнал. 1989. № 5.
117. Менг К- Рубинштейновская концепция связной речи и ее значе-
ние для онтогенетического исследования речевого общения // Примене-
ние концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психо-
логии. М.: ИП РАН, 1989. С. 116-130.
118. Мирош Л. Рецензия на книгу С. Л. Рубинштейна «Бытие и со-
знание» // Cercetari Filosofice. 1958. № 5.
119. Мышление: процесс, деятельность, общение. М., 1982. С. 6—9,
13-18, 28-47, 50-53, 80-81, 170-171 идр.
120. Няголова М. Д. Симпозиум, посвященный С. Л. Рубинштейну //
Психологический журнал. 1990. № 6.
121. Няголова М. Д. Структурно-генетический подход к изучению
психики в трудах А. Валлона и С. Л. Рубинштейна (Сопоставительный
анализ). Автореф. дис.... канд. психол. наук. М., 1994.
122. О премии имени С. Л. Рубинштейна, присуждаемой Академией
наук//Психологический журнал. 1991. № 5; там же. 1992. № 6; там же.
1996. №6.
123. Обсуждение книги С. Л. Рубинштейна «Бытие и сознание» на
кафедре психологии Ленинград, гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена 13/ХП
1958. Протокол № 1107/58 (подготовил к. п. н. А. И. Раев) (частный
архив).
124. Ольшанникова А. Е. Значение идей С.Л. Рубинштейна в иссле-
довании проблемы эмоций и темперамента // Сергей Леонидович Ру-
бинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Наука. С. 178—202.
125. Пархоменко О. Р., Ронзин Д. В., Степанов А. А. С. Л. Рубин-
штейн как педагог и организатор психологической науки в Ленинграде //
Психологический журнал. 1989. № 3.
126. Пархоменко О. Р., Ронзин Д. В., Степанов А. А. С. Л. Рубин-
штейн в педагогическом институте им. А. И. Герцена // // Сергей Лео-
нидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Наука,
С. 146-158.
127. Пащенко В. В. Выготский, Рубинштейн и Московичи // Психо-
логический журнал. 1997. № 2.

Публикации о С. Л. Рубинштейне 433
128. Перестройка психологии: проблемы, пути решения (Круглый
стол)// Вопросы психологии. 1988. № 1,2.
129. Петровский А, В. История советской психологии. М., 1967.
С. 319-323 и др.
130. Петровский А. В. Откровенно говоря. Ростов-на-Дону. 1997.
С. 187-194 и др.
131. Плотников П. И. Очистить советскую психологию от безродного
космополитизма // Советская педагогика. 1949. № 4.
132. Плотников П. И. Рецензия на «Основы общей психологии»
С. Л. Рубинштейна // Советская педагогика. 1949. № 4.
133. Пономарев Я. А. Знания, мышление и умственное развитие. М.,
1967. С. 109-112 и др.
134. Пономарев Я. А. Психология творчества. М., 1976. С. 64—65,
73-82 и др.
135. Практическое мышление: специфика обобщения, природа вер-
бализации и реализуемости знаний. Ярославль, 1997. С. 7, 8, 10, 16—20,
55,60,72,91,92,98, 113, 119-122 и др.
136. Применение концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопро-
сов общей психологии. М., 1989.
137. Психологическая наука в России XX столетия. М., 1997. С. 3—6,
96-97, 100-101, 109, 111, 120, 121, 128, 129, 186-188,205,206,208-
255, 274-295, 299-301, 304-315, 323-332, 346, 354-357, 360-363,
460-461, 466, 495-497, 528, 532, 559, 565-568 и др.
138. Психология и марксизм (Круглый стол) // Психологический
журнал. 1993. № 1.
139. Пушкин В. Н. Эвристика — наука о творческом мышлении. М.,
1967. С. 61-67 и др.
140. Регуш Л. А., Семиникин В. В. Вокруг «Основ общей психоло-
гии» / Проблема субъекта в психологической науке. М.: ИП РАН, 2000.
С. 121-132.
141. Роменец В. А. О научной, педагогической и общественной дея-
тельности С. Л. Рубинштейна на Украине // Сергей Леонидович Рубин-
штейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Наука, С. 103—113.
142. Рубинштейн С, Л. (некролог)// Вопросы философии. 1960. № 2.
143. Рубинштейн С. Л. (о нем). БСЭ, 2-е изд. М., 1958. Т. 51; Педаго-
гический словарь: В 2 т. М., 1960. Т. II; Педагогическая энциклопедия:
В 5 т. М., 1966. Т. 3; Философская энциклопедия; В 5 т. М., 1967. Т. 4;
БСЭ. 3-е изд, М., 1975. Т. 22; Философский энциклопедический словарь.
М., 1983; Философский энциклопедический словарь. М., 1989; Совет-
ский энциклопедический словарь. М., 1989; Психология. Словарь. М.,
1990; Философы России XIX—XX столетий. М., 1995; Русская филосо-
фия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995; Русская философия.

434 Публикации о С. Л. Рубинштейне
Словарь. М., 1995; Психологический словарь. М., 1996; Большой Энци-
клопедический словарь. М.; СПб, 1997.
144. Селиванова Л. Н. Методические рекомендации по изучению пе-
дагогических взглядов С. Л. Рубинштейна. Смоленск, 1990.
145. Селиванова Л. Н. Проблема субъекта в творчестве С. Л. Рубин-
штейна // Актуальные проблемы социальной психологии и педагогики:
Материалы Международной конференции. Смоленск, 1996.
146. Селиванова Л. Н. Психологическое обоснование деятельности
учителя в трудах С. Л. Рубинштейна // Актуальные педагогические про-
блемы в исследованиях ученых вузов-партнеров Дрездена, Смоленска,
Ченстоховы. Смоленск, 1991.
147. Семенов И. Н. Психология рефлексии в научном творчестве
С. Л. Рубинштейна // Психологический журнал. 1989. № 4.
148. Сергей Леонидович Рубинштейн: Очерки. Воспоминания. Мате-
риалы. М.: Наука, 1989.
149. Сергиенко Е. А., Ямщиков А. П. Наследие С. Л. Рубинштейна
(К 90-летию со дня рождения) // Психологический журнал. 1980. № 4.
150. Сироткина И. Е. Наука о человеке в исторической перспективе:
диалог между Россией и Западом вокруг работ M. M. Бахтина, Л. С. Вы-
готского и С. Л. Рубинштейна // Психологический журнал. 1996. № 2.
151. Славская А. Н. Методологические особенности интеграции пси-
хологической науки в творчестве С. Л. Рубинштейна // Современная
психология: состояния и перспективы исследований. Ч. 4. Методологи-
ческие проблемы историко-психологического исследования. М.: ИП РАН,
2002. С. 122-133.
152. Славская А.Н. Полная библиография трудов С. Л. Рубинштей-
на // Рубинштейн сегодня. Новые лица в проблематике человеческой
деятельности / Под ред. В. Н. Носуленко, П. Рабардель. Париж: «Онта-
рес», «Дом наук о человеке». 2008. С. 285—296 (на франц. яз.).
153. Славская А. Н. Ранний период творчества С. Л. Рубинштейна
(Философско-психологическая концепция 20-х гг.) // Применение кон-
цепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии.
М.:ИПРАН, 1989.
154. Славская К. А. Детерминация процесса мышления // Исследо-
вания мышления в советской психологии. М., 1966.
155. Славская К- А. Мысль в действии. М., 1968. С. 51—58, 83—88,
104-108, 121-127, 186-197 идр.
156. Смирнов А. А. Развитие и современное состояние психологиче-
ской науки в СССР. М., 1975. С. 229, 237-240, 270-279 и др.
157. Смирнов А. А. Рецензия на: Ученые записки кафедры психоло-
гии Ленинград, гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена / Под ред. С. Л. Рубин-
штейна //Советская педагогика. 1939. № ю.

Публикации о С. Л. Рубинштейне 435
158. Соколова В. Е. Сознание действующее // Вестник МГУ. Се-
рия 14, 1997. №4.
159. Старовойтенко Е. Б. Идеи С. Л. Рубинштейна как основа по-
строения концепции жизненных отношений личности // Применение
концепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии.
М.: ИПРАН, 1989. С. 191-09.
160. Стенограмма заседаний, посвященных обсуждению книги
С. Л. Рубинштейна «Основы общей психологии». 1947. ГБЛ. ОР. Ф. 642.
Картон 27, 28.
161. Страницы истории: о том, как был уволен С. Л, Рубинштейн //
Вопросы психологии. 1989. № 4.
162. Субъект и социальная компетентность личности. М., 1995.
С. 4-8, 17, 20, 21, 24-26, 34-35, 38, 42, 47, 48, ПО, 126-129 идр.
163. Тарасов Г. С. Проблема духовной потребности. М., 1979.
С. 4-13, 35-36 идр.
164. Теплов Б. М. Избранные труды: В 2 т. М., 1975 (см. именной
указатель).
165. Теплов Б. М. Советская психологическая наука за 30 лет. М.,
1947. С. 22-23, 26-27, 31 идр.
166. Теплов Б. М., Шварц Л. М. Рецензия на «Основы общей психо-
логии» С. Л. Рубинштейна//Советская педагогика. 1941. № 7—8.
167. Теплов Б. М. О работах С. Л. Рубинштейна 30—40 годов // Сер-
гей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.:
Наука, 1989. С. 216-220.
168. Тихомиров О. К. Психология мышления. М., 1984. С. 5, 13-15,
88-89 и др.
169. Томашевский Т. Рецензия на книгу С. Л. Рубинштейна «Бытие и
сознание» // Педагогическая психология. Т. I (XV). № 2. Варшава, 1958.
170. Философские проблемы деятельности: Круглый стол // Вопро-
сы философии. 1985. № 2, 3, 5.
171. Философско-психологические проблемы развития образования/
Под ред. В. В.Давыдова. М., 1981. С. 71, 87, 88, 91, 97, 98, 100, 107,
108 и др.
172. Форверг М. Индивидуализация личности // Применение кон-
цепции С. Л. Рубинштейна в разработке вопросов общей психологии.
М.:ИПРАН, 1989. С. 176-191.
173. Цуканов Б. И. Одесский период жизни С. Л. Рубинштейна //
Психологический журнал. 1989. № 3.
174. Чеснокова И. И. Проблема самосознания в психологии. М.,
1977. С. 28-37, 48-53 идр.
175. Чудновский В. Э. К проблеме соотношения «внешнего» и «вну-
треннего» в психологии//Психологический журнал. 1993. № 5.

436 Публикации о С. Л. Рубинштейне
176. Шадриков В. Д. Психология деятельности и способности чело-
века. М., 1996 (см. именной указатель).
177. Шемякин Ф. Н. О теоретических вопросах психологии мышле-
ния: «О мышлении и путях его исследования» // Вопросы философии.
1959. №9.
178. Шорохова Е. В. Проблемы общей психологии в трудах С. Л. Ру-
бинштейна // Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.
179. Шорохова Е. В. Теоретические проблемы психологии в трудах
С. Л. Рубинштейна // Вопросы психологии. 1967. № 5.
180. Эсаулов А. Ф. Активизация учебно-познавательной деятельно-
сти студентов. М., 1982. С. 26-30, 35, 76, 123,126-137, 146, 151, 152,
163, 199, 214 и др.
181. Эсаулов А. Ф. Проблемы решения задач в науке и технике. Л.,
1979. С. 95, 98-109, 117-120, 126, 138 идр.
182. Якиманская М. С. У истоков педагогической психологии // Со-
ветская педагогика. 1989. № 8.
183. Яноушек Я. Значение книги С. Л. Рубинштейна «Человек и мир»
для философских основ социальной психологии // Сергей Леонидович
Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы. С. 239—245.
184. Яноушек Я. О книге С. Л. Рубинштейна «Бытие и сознание».
Рецензия журнала «Философский часопис» (Filosoficky öasopis). 1959,
№ 4 (рус. перевод).
185. Ярошевский М. Г. История психологии. 3-е изд. М., 1985,
С. 517-522 идр.
186. Ярошевский М. Г. Первый очаг психологических исследований в
Российской академии наук// Вопросы психологии. 1995. № 3.
187. Abulkhanova К.А. La vie et l'œuvre de Sergueï Leonidovitch
Rubinstein // Nosulenko, V. Rabardel, P. (Eds) Rubinstein aujourd'hui.
Nouvelles figures de l'activité humaine. Toulouse — Paris: Octarés de la
Maison des Sciences de l'Homme, 2007. P. 23—40.
188. Abulkhanova K. A. Le sujet de l'activité ou la théorie de l'activité
selon S. L. Rubinstein // Nosulenko, V. Rabardel, P. (Eds) Rubinstein
aujourd'hui. Nouvelles figures de l'activité humaine. Toulouse — Paris:
Octarés de la Maison des Sciences de l'Homme, 2007. P. 83-128.
189. Abulkhanova-Slavskaya K. A. Rubinstein. Payajanak es nezeteinek
alakulasa. Pszichologia. 1993(13). № 2.
190. Abulkhanova-Slavskaya K. A. The life course and creative activity in
science of the soviet psychologist S. L. Rubinstein (1889—1960). Summary
for the VHIth Annual Meeting of Cheiron European. Göteborg, Sweden, 1989.
191. Abulkhanova-Slavskaya K. A. S. L. Rubinstein's Concept of the
Subject of Activity. Abstracts. The 2nd International Congress for Research
and Activity Theory. Lahti, Finland, 1990.

Публикации о С. Л. Рубинштейне 437
192. Barabanchtchikov V. A. La question de l'activité dans la psychologie
russe II Nosulenko, V. Rabardel, P. (Eds) Rubinstein aujourd'hui. Nouvelles
figures de l'activité humaine. Toulouse — Paris : Octarés de la Maison des
Sciences de l'Homme. 2007. P. 41 -82.
193. Blakeley T. Soviet Theory of Knowledge. Dortrecht, Holland, 1964.
194. Hofmann W. S. L. Rubinstein: Prinzipien und Wege der Entwicklung
der Psychologie. Akademie Verlag. Berin,1963. Deutsche Zeitschrift fur
Philosophie Jahrgang 12,Heft 8, Berlin, 1964.
195. Ijzendorn M. H. van, Veer R. van der. Main Currents of Critical
Psychology. N. Y., 1984.
196. Intelligence. Heredity and Environment. Cambridge, 1997 (see Name
index).
197. IV International Congress for logic, mthodology and fhilosophy of
science. 29/VIII-4/IX 1971. Abstracts. Bucharest. 1971. Section IX.
Methodology and philosophy of psychological science. Aboulkhnova-Slavs -
kajaK-A. Philosophie and psychologie. RocsaA., Zörgö В (Romania) A legal
du déterminisme psychologique (p. 315—316). Popescu J. (Romania) Le
problème du parallélisme psycho-physiologique chez Jean Piagett (p. 314—
315).
198. Janousseck Ja. О knige S. L. Rubinsteina «Byti a vedomii».
Filosoficky casopis, 1959. № 4.
199. Kossakowski A. Theoretische Entwicklungslinien in der sowjetischen
Psychologie // Wissenschaftliche Zeitschrift der Karl-Marx-Universitat.
Leipzig, 1968. Heft 4.
200. Lars-Christer Hyden. The conceptual structure of soviet psychology
in Vygotskij's, Leontjev's and Rubinstejn's theories / Dissertation for PhD.
Stockholms University, 1988.
201. Madyar Folozofiai Szemle. 1958. № 3-4.
202. Matthaus W. Sowjetische Psychologie des Denkens. Frankfurt;
M., 1988.
203. Meng К. Kommunikationslinguistische und sprachpadagogische
Überlegungen zu Rubinsteins «Psychologie der Rede» // Linguistische
Studien. Berlin, 1986. № 139.
204. Mort du Grand psychologue soviétique S. Rubinstein // L'Humanité.
1960. 12 Janvier.
205. Nosulenko, V. Rabardel, P. (Eds) Rubinstein aujourd'hui. Nouvelles
figures de l'activité humaine. Toulouse — Paris: Octarés de la Maison des
Sciences de l'Homme, 2007.
206. Payne T. R. S. L. Rubinstein and Philosophical Foundations of
Soviet Psychology. Dortrecht, Holland, 1968.
207. Post-Soviet Perspectives on Russian Psychology. London, 1996
(see index).

438 Публикации о С. Л. Рубинштейне
208. Reigel К. F. Foundation of Dialectical Psychology. N. Y., 1979,
209. Renmstade psychologie, 1959. An. 5. No. 1.
210. Ronco A. Rubinstein S. L., Prinzipien und Wege der Entwicklung
der Psychologie,Berlin: Akademie Verlag, 1963. Orientamentt pedagogocci.
1964. № 2.
211. Theilen M. Sowjetische Psychologie und Marxismus. Geschichte
und Kritik. Frankfurt. M.; N. Y.;L., 1971.
212. Tomaszewski T. Psychologia wychowawcza. T. I (XV). Warszawa,
1958.
213. Wertsch J. V. An Introduction // The Concept of Activity in Soviet
Psychology. N. Y., 1979.

Именной указатель
Абеляр П. — 370, 376
Абульханова К- А. (Славская К- А.,
Абульханова-Славская К, А.) —
12,14,16,18,20.22,23,24,26,
28, 30, 32, 34, 36, 38, 40, 42,
44, 46, 48, 50, 52, 54, 56, 58,
60, 62, 64, 66, 68, 70, 72, 74,
76-78,80,82,84,86,88,90,92,
94, 96, 98, 100, 102, 104, 106,
108, ПО, 112, 114, 116, 118,
145, 147, 153, 168, 187, 189,
248, 252, 253, 266, 276, 286,
316,351,395,396,400-402
Августин — 370, 375
Агеев В. С. — 395
Адлер А —287
Александров А. Д. — 31
Ананьев Б. Г. — 8, 10, 15, 18, 59,
110,111,116,119,142,302,307
Анисимов С. Ф. — 395
Анцыферова Л. И. — 8, 145, 153,
287, 396, 400
Аристотель — 117, 203
Арсеньев А. С. — 248, 253
Артемьева Е. Ю. — 8
Асеев В. Г. — 8
Аткинсон Дж. — 395
Банлура А. — 395
Барабанщиков В. А. — 8, 9, 22,
317, 318, 320, 322, 324, 326,
328, 330, 332, 334, 336, 338,
340, 342, 344
Басов М. Я. — 9, 14,95
Батищев Г. С. — 7, 173, 206, 208,
210, 212, 214, 216, 218, 220,
222, 224, 226, 228, 230, 232,
234, 236, 238, 240, 242, 244
Бахтин М. М. (Волошинов В. Н.) —
102, 113, 128, 137, 235, 236,
350,365,370, 408
Белинский В. Г. — 175
Бердяев Н. А. — 11, 350, 370,
376
БерковитцЛ. — 395
Бетховен Л. — 22
БетчукН.И. — 145
Бехтерев В. М. — 95, 210, 280,
282
БлокМ. — 197
Блонский П. П. — 9, 95, 165
БожовичЛ.И. — 287
Бойль — 33
Борисова 3. Н. — 395
Бредихина О. Н. — 248
Брушлинский А. В. — 7, 8, 91,
119, 120, 122, 124, 126, 145,
146, 148, 150, 152, 154, 156,
158, 160, 162, 164, 179, 187,
189, 248, 252, 253, 257, 271,
274,278,298
Бубер М. — 370

440 Именной указатель
Будилова Е. А. — 18, 97, 98, 110,
188
Бунин И. А. — 370
Бюлер К. — 115
Бюлер Ш. — 62, 395
Вагнер В. — 314
Вернадский В. И. — 142, 173
Воловикова М. И. — 8, 145, 147,
312
Вундт В. — 325
Выготский Л. С. — 22, 95, 98,
109, 111, 137, 138, 141, 237,
262, 385
Гайдар К. М. — 284
Гальперин П. Я. — 18, 31, 148
Гарбузов Н. А. — 18
Гароди Р. — 69
Гегель Г. В. Ф. — 14, 122, 125,
129, 166, 210, 246, 247, 258,
286
ГельбА. — 137
Гербарт И. — 325
Гёте И. — 370, 376
Гибсон Дж. — 330
Главатских М. М. — 273
Головко Н. — 395
Гольбах П. — 210
Гольдштейн К- — 137
Горбачева В. А.— 140,395
Грядунова Л. И. — 395
Гуссерль — 247
Давыдов В. В. — 7, 258, 260, 262,
264,266, 268
Деборин А. М. — 210
Дементий Л. И. — 8, 396, 398,
400,402,404,406,408,410
Демидов А. А. — 10
ДильтейВ. — 192
Джидарьян И. А. — 8
Добрынин Н. Ф. — 142
Донцов А. И. — 285, 299
Достоевский Ф. М. — 11, 370
Дробницкий О. Г. — 75
Дункер К. — 144
ДюбиЖ. — 200
ДюркгеймЭ. — 131, 132
Емельянова Т. П. — 310-313
Есенгазиева Б. О. — 145, 146
ЖанэП. — 14, 115, 116
Ждан А. Н. — 201
Жукова И. М. — 145
Журавлев А. Л. — 8, 270, 272,
274, 276, 278, 280, 282, 284,
286, 288, 290, 292, 294, 296,
298, 300, 302, 304, 306, 308,
310,312,314,316
Журавлева Н. А. — 312
Завадская Ж. Е. — 395
Запорожец А. В. — 18, 142
Звоницкая А. С. — 140
Зейгарник Б. В. — 18
Знаков В. В. — 248
Ильенков Э. В. — 210
Каган М. С. — 7, 165, 166, 168,
170, 172, 174, 176, 178, 180,
182
КаменьскийХ. — 212
Кант И. — 12, 27, 92, 127, 246,
247
Капица П. Л. — 31
Кассирер Э. — 137, 245, 246
Климов А. А. — 395
Климова К- А. — 395
Ковальченко ИД. — 199
КогенГ — 12,27,81, 181,245-
250, 257, 270

Именной указатель 441
Колмогоров А. Н. — 31
КолбергЛ. — 64,395,407
Кольцова В. А. — 8, 183, 184,
186, 188, 190, 192, 194, 196,
198,200,204
Комм А. Г. — 18, ПО, 142
Корнилов К. Н. — 142, 165
Кравков СВ. — 18
Красилыцикова Д. И. — 110
КринчикЕ. П. — 145
КрутецкийВ.А. — 267
Кузьмина Е. И. — 399
Кун Т. — 96
Купрейченко А. Б. — 312
Кьеркегор С. — 370
Ладыгина-Коте К Н. — 18
Лазурский А. Н. — 37
ЛангеН.Н. — 13,63, 187
Лаппо-Данилевский А. С. — 199
ЛафаргП. — 210
Леви-Брюль Л. — 131
Левин К-— 18,67, 136
Лейбниц Г — 325
Лекторский В. А. — 75, 248
Ленин В. И. — 29, 185, 186, 257
Леонов Н. И. — 273
Леонтьев А. Н. — 17, 18, 20, 31,
33, ПО, 111, 114, 119, 120,
135, 136, 141, 142
Леонтьев Д. А. — 395, 396, 399,
400, 402
ЛеушинаА. М. — 140
ЛифшицА. М. — 210
Ломов Б. Ф. — 8, 48, 59, 86, 141,
146,278,279,395
ЛукачД. — 69,210
ЛурияА. Р. — 18, 19, 111
Макаренко А. С. — 37
МакклелландД. — 395
Макиавелли — 370
Мамардашвили М. К. — 350,
370
Мансуров Н. С. — 145
Мариотт — 32
Марк Аврелий — 370
Маркс К. — 14, 15, 22, 26-29,
55, 85, 92, 95, 97, 98, 100,
102, 103, 119, 125-127, 129,
131, 132, 157, 166, 167, 171,
179, 180, 184-186, 213,
256
Матюшкин А. М. — 145, 146
Мейерсон И. — 116, 199, 200
Мерло-ПонтиМ. — 245
Мид Г.— ИЗ
Миракян А. И. — 327, 330
Митькин А. А. — 22
Моцарт В. А. — 22
Муздыбаев К. — 395, 400
МясищевВ. Н. — 15, 118
Набоков В. В. — 370
НаторпП. — 12,27,81, 189,251,
257
Ницше Ф. — 370
Носуленко В. Н. — 9
НюттенЖ. — 67
Няголова М. Д. — 244, 246, 248,
250,252,254, 256
Павлов И. П. — 31,210
Петрарка Ф. — 370
Петровский А. В. — 201, 395
Пиаже Ж- — 14, 131, 136, 137,
395,405
Пико делла Мирандола — 212
Платон — 246
Плахотный А. Ф. — 395
Плеханов Г. В. — 71, 119, 120,
210
Позняков В. П. — 312
Поликарпов В. А. — 145

442 Именной указатель
Протагор —212
Пруст М. — 370
Путляева Л. В. — 145
Пушкин А. С. — 370
Пушкин В. Н. — 145
Пчёлкина Э. М. — 145
Рабардель П. — 9
РадченкоС. В. — 145
Рикер П. — 28
Риккерт Г. — 85, 92, 93
Роджерс К- — 287
РоттерДж. — 395
Руссо Ж.-Ж. — 370
СартрЖ.-П. — 74, 245, 254,256,
370,395
Сафин В. Ф. — 395
Селиванов В. В. — 145
Селиванова Л. Н. — 248
Сеченов И. М. — 18, 144, 188,
210
Сидорова Т. Н. — 395
Славина Л. С. — 395
Славская А. Н. — 23, 24, 26, 28,
30,32
Сластенин Л, В, — 145
Смирнов А. А. — 17, ПО, 119,
142
Соловьев В. — 350
Соссюр Ф. де — 131
СохинФ.А. — 145
Спиноза Б. — 22,210
Сталин И. В. — 257
Станиславский К. С. — 174
Старовойтенко Е. Б. — 8, 346,
348, 350, 352, 354, 356, 358,
360, 362, 364, 366, 368, 370,
372, 374,376,378
Сурков Е. Н. — 146
Сухинская Л. А. — 395
СыркинаВ. Е. — 140
Табунов Н. Д. — 395
Тарасов Г. С. — 8
Теплов Б. М. — 18, 20, 31, ПО,
119, 142, 143, 203, 204, 381,
383-385,388,391
Терехова О. П. — 145
Толстой Л. Н.— 11,12,67, 178
Торесен С. — 395
Туровская (Богоявленская) Д. Б. —
395
УзнадзеДН. — 15,37
Уиткин X. — 395
Ухтомский А. А. — 15, 142, 392
Фейербах Л. — 125, 166, 167,
178
Франк С. Л. — 279, 350
Франкл В. — 395, 468
Фрейд 3. — 162,370
Фролова Н. Т. — 145
Фромм Э. — 69
Хайдеггер М. — 245, 253-256,
370
ХайдерФ. — 395
Хаиценко В. А. — 312
Хелкама К- — 395
Хорни К- — 287
ХэдГ. — 137
Чавчавадзе Н. 3. — 167
Челпанов Г. И. — 142
Шадриков В. Д. — 8, 380, 382,
384, 386, 388, 390, 392
Шварц С. — 395
ШеваревП.А. — 142
Шевченко Л. В. — 395
Шекспир У. — 370
ШелерМ. — 178,370

Именной указатель 443
ШифЖ.И. — 141 Юм Д. — 128
Шмидт Г. — 394 Юнг К. — 370, 376
Шпет Г. Г. — 248
Шпрангер Э. — 192, 193 Якиманская И. С. — 145
Якунин В. А. — 201
Эйнштейн А. — 13, 78 Ярошевский М. Г. — 18, 142,
Энгельс Ф. — 84, 150, 166, 168, 201,204,205
169, 186, 258 Ясперс К- — 245, 255, 370

Сведения об авторах
Абульханова Ксения Александровна — доктор фило-
софских наук, профессор, действительный член РАО, зав.
лабораторией психологии личности Института психологии
РАН.
Барабанщиков Владимир Александрович — доктор
психологических наук, профессор, член-корреспондент РАО,
зав. лабораторией системных исследований психики Ин-
ститута психологии РАН.
Батищев Генрих Степанович ( 1932— 1990) — доктор фи-
лософских наук, старший научный сотрудник сектора диа-
лектического материализма Института философии РАН.
Брушлинский Андрей Владиславович (1933—2002) —
доктор психологических наук, профессор, член-корреспон-
дент РАН, директор Института психологии РАН.
Давыдов Василий Васильевич (1930—1998) — доктор
психологических наук, профессор, действительный член
РАО, директор Психологического института РАО.
Дементий Людмила Ивановна — доктор психологиче-
ских наук, профессор, декан факультета психологии Педа-
гогического института г. Омска.
Журавлев Анатолий Лактионович — доктор психоло-
гических наук, профессор, член-корреспондент РАН, член-
корреспондент РАО, директор Института психологии РАН.
Каган Михаил Семенович (1921-2006) — доктор
философских наук, профессор философского факультета
Санкт-Петербургского государственного университета.
Кольцова Вера Александровна — доктор психологиче-
ских наук, профессор, зав. лабораторией истории психоло-
гии, заместитель директора Института психологии РАН.

Сведения об авторах 445
Няголова Марияна Дмитриевна — кандидат психологических наук,
старший научный сотрудник Педагогического института Болгарии.
Славская Александра Николаевна — кандидат психологических на-
ук, старший научный сотрудник лаборатории истории психологии Инсти-
тута психологии РАН.
Старовойтенко Елена Борисовна — доктор психологических наук,
профессор кафедры психологии личности факультета психологии Госу-
дарственного университета — Высшей школы экономики.
Шадриков Владимир Дмитриевич — доктор психологических наук,
профессор, действительный член РАО, научный руководитель факуль-
тета психологии Государственного университета — Высшей школы эко-
номики.

Содержание
От редактора 5
Абульханова К А.
Биография С. Л. Рубинштейна 11
Часть I
Абульханова К А., Славская А. Н.
Субъект в философской антропологии и онтологической концепции
С. Л. Рубинштейна 23
Абульханова К А,
Принцип субъекта в философско-психологической концепции
С. Л. Рубинштейна 77
Брушлинский А. В.
С. Л. Рубинштейн — основоположник деятельностного подхода
в психологической науке 119
Каган М. С.
О труде С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» и его месте
в истории советской философии 165
Кольцова В. А.
Историзм концепции С. Л. Рубинштейна и его влияние на разработку
проблем современного историко-психологического знания 183
Батищев Г. С.
Философское наследие С. Л. Рубинштейна и проблематика
креативности 206
Няголова М, Д.
У истоков философского гуманизма Сергея Леонидовича
Рубинштейна 244

Содержание 447
Часть II
Давыдов В. В.
Учение С. Л. Рубинштейна о различии эмпирического
и теоретического мышления 258
Журавлев Л. Л.
Психология коллективного субъекта 270
Барабанщиков Ä А
Онтологический подход к исследованию восприятия 317
Старовойтенко £. Б.
Модели жизненных отношений личности в контексте
онто-психологии С. Л. Рубинштейна 346
Шадриков В, Д.
Теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна на проблему
способностей и одаренности 380
Дементий Л. И.
Проблема ответственности в научном наследии
С. Л. Рубинштейна и ее современный статус 394
Хроника основных событий жизни и творчества 412
Библиография 417
Публикации о С. Л. Рубинштейне 425
Именной указатель 439
Сведения об авторах 444

Научное издание
Философия России второй половины XX века
Сергей Леонидович Рубинштейн
Редактор Т. Б, Рябикова
Художественный редактор Л. К Сорокин
Художественное оформление Л. Ю. Никулин
Технический редактор M. M. Ветрова
Выпускающий редактор И. В, Киселева
Компьютерная верстка С. В. Шеришорин
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 20.08.2009.
Формат 60x90/16. Печать офсетная. Усл. печ. л. 28.
Тираж 2000 экз. Заказ 7360
Издательство «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН)
117393, Москва, ул. Профсоюзная, д. 82
Тел.: 334-81-87 (дирекция), 334-82-42 (отдел реализации)
Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «ИПК
;<Ульяновский Дом печати», 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14