Александр  Криеицкий
 ИЛИ  КОЕ-ЧТО
 О  ПЕНТАГОНЕ
НЕГО
 ОКРЕСТНОСТЯХ
 Издание  второе,
дополненное
 Москва
 Издательство
 политической
 литературы
 1981

60.4  (7США)
К82
 Кривицкий  А.  Ю.
 К82  На  том  берегу,  или  Кое-что  о  Пентагоне  и  его
окрестностях.—  2-е  изд.,  доп.—  М.:  Политиздат,
1981.—304  с.
 Книга  писателя-публициста  Александра  Кривицкого,  лауреата
премии  имени  В.  Воровского,  рассказывает  о  друзьях  и  врагах  раз-
рядки  в  США,  о  преградах,  которые  возводит  на  ее  пути  военно-
промышленный  комплекс,  о  разных  сторонах  американской  жизни,
царящих  в  стране  нравах.
 Во  второе  издание  книги  добавлены  три  новых  памфлета  —
«Коварство  и  политика»,  «Кое-что  о  тартюфах»  и  «Одержимые  бе¬
сом»  .
 Книга  рассчитана  на  массового  читателя.
 11105—211
К  079(02)—81
 БЗ—15—6—80  0804000000
 66.4  (7США)
32  И
 ©  ПОЛИТИЗДАТ,  1978  г.

ИСТОРИЙ
 И  СОВРЕМЕННОСТЬ
 Это  предисловие  я  пишу  как  человек,  близко  наблю¬
давший  первоначальный  процесс  создания  книги  «На
том  берегу».
 Несколько  лет  назад  мне,  корреспонденту  «Извес¬
тий»  в  Нью-Йорке,  выпала  очень  нелегкая  миссия  —
выступать  в  роли  чичероне  до  той  поры  лично  незна¬
комого  мне  Александра  Кривицкого,  прибывшего  из
Москвы.  Много  читал  его  и  слышал  о  нем,  а  вот  встре¬
чаться  прежде  не  доводилось.
 Пошли  вместе  «открывать  Америку».  Знакомство  с
Нью-Йорком  начали  с  посещения  отделения  ТАСС,
разместившегося  в  человеческом  муравейнике,  именуе¬
мом  Рокфеллер-сентр.  Подступиться  с  машиной  к  нему
было  немыслимо.  Повезло.  На  сопредельной  Парк-
авеню  нашли  в  отведенном  для  прессы  закутке  драго¬
ценное  место:  оно  было  чуть  меньше  автомобиля,  но
выглядело  достаточным,  чтобы  пробудить  надежду.
Приняли  решение  —  парковаться!  Я  отчаянно  крутил
руль  в  этой  битве  за  жизненное  пространство,  а  Алек¬
сандр  Юрьевич,  выйдя  из  машины,  лихо  командовал:
«Вперед!»,  «Назад!»
 Некто  неопределенного  обличья  с  интересом  на¬
блюдал  за  этой  операцией.  А  когда  машина,  растол¬
кав  соседей,  каким-то  чудом  втиснулась  в  весьма  огра¬
ниченное  пространство,  едва  не  взобравшись  на  троту¬
ар,  этот  некто  закричал  на  чистейшем  русском  языке:
«Стоп.  Велика  Россия,  а  отступать  дальше  некуда!..»
 Александр  Юрьевич,  помнится,  побледнел.  Для
перенасыщенного  первыми  нью-йоркскими  впечатлени¬
ями  автора  знаменитого  очерка  о  28  панфиловцах  это
было  чересчур.
 Я  выскочил  на  тротуар.  «Откуда  вы  это  знае¬
те?»—  спросил  у  выглядевшего  более  чем  потрепан¬
ным  незнакомца.  «Кто  же  у  нас  в  Союзе  не  знает  сло-
 3

ва  политрука  Клочкова?  Я-то  их  помню  с  войны...»  —
как-то  жалко,  просительно  заулыбался  он.
 Кривицкий,  видимо,  все-таки  решил,  что  это  кто-то
из  советских  работников,  признавших  в  нем  автора
«Подмосковного  караула».  Дело,  однако,  было  слож¬
нее.  Прохожий  оказался  американцем,  или  почти  аме¬
риканцем.
 Мы  шли  быстро,  спешили,  а  он  семенил  сбоку,  ста¬
рался  не  отставать,  хотя  ему  и  трудно  было  поспеть  за
нами,  и  рассказывал,  рассказывал,  все  сокрушался,
как  это  он  бросил  родную  Одессу  или  Херсон  —  не
помню,  какой  портовый  город  он  назвал,—  и  оказался
за  океаном.  Он  ругал  жену  и  свое  слабоволие:  «До  сих
пор  не  могу  понять,  какие  черти  занесли  меня  сюда».
Он  был  уже  в  летах,  но  назвал  себя  так:  «Я  —  Жора
Бр  азильев».  И  дальше:  «Меня  все  знали.  Я  был  хоро¬
шим  инженером,  а  здесь  работаю  рассыльным.  Ну,  что
вы  на  это  скажете?»  Речь  у  него  была  торопливой,
сбивчивой.  Он  задыхался.
 Нас  ждали,  мы  не  могли  остановиться,  расспро¬
сить  подробнее,  и  пожилой  Жора  Бразильев  вскоре
остался  позади,  затерявшись  в  уличной  толпе.
 Трагикомедия  развернула  перед  нами  свой  пестрый
свиток.  Кривицкий  пожал  плечами:  «Что  же  это  де¬
лается?  Пролететь  полсвета  и  в  первый  же  день  на
американской  земле  услышать  девиз  панфиловцев!
И  написать  ведь  об  этом  не  смогу:  скажут,  придумал».
 Пишу  об  этом  потому,  что  сам  Кривицкий  не  на¬
пишет.  Хочу  сказать,  что  очень  много  у  нас  всего  было
за  месяц  поездки  по  Америке:  встречи  с  самыми  раз¬
ными  людьми,  яркие  впечатления.  Но  держу  сейчас  в
руках  книгу  Александра  Кривицкого  «На  том  берегу,
или  Кое-что  о  Пентагоне  и  его  окрестностях»  и  вижу,
как  круто  отсек  он  все  вторичное,  оставив  главное.
 В  международную  публицистику  Александр  Кри¬
вицкий  внес  те  качества,  какие  ему  давно  были  при¬
сущи  как  автору  военной  темы:  зоркость  видения,  точ¬
ность  оценок,  образную  емкость.  И  все  это  присутству¬
ет  в  книге.  Наблюдая  за  самой  первоначальной  стадией
ее  рождения,  когда  наседали,  оглушали  американские
впечатления,  я  с  удивлением  фиксировал,  как  Кривиц¬
кий  отметает  их,  как  он  стремится  добраться  до  сути
событий,  их  пружин,  как  важна  для  него  концепция,
подкрепленная  собственным  проникновением  в  тему.
 4

Когда  в  очерке  «Бар  в  Рокфеллер-сентре»  он,  сум¬
мируя  интереснейшую  дискуссию  с  Джозефом  Хелле¬
ром,  пишет:  «На  «миллионы  одииочеств»  расфасова¬
ны  людские  судьбы  в  этой  стране,  достигшей  высокого
уровня  технологической  цивилизации»,  понимаешь,  что
сказано  это  не  просто  так,  а  в  результате  нелегких
раздумий,  оценок,  анализа.
 Одной  фразы  Кривицкого  из  очерка  «Чудо  в  Спо¬
кане»:  «В  Штатах  мне  не  приходилось  встречать  лю¬
дей,  жалующихся  на  свое  здоровье»  —  достаточно,
чтобы  увидеть,  что,  приехав  ненадолго  в  Америку,  ав¬
тор  книги  уловил  в  этой  непростой  для  понимания
стране  нечто  существенное:  болеть  тут  нельзя,  в  этом
обществе  нужно  если  не  быть,  то  хотя  бы  казаться
сильным.
 Когда,  понаблюдав  американские  нравы,  Кривиц-
кий  в  том  же  очерке  замечает:  «Современный  бизнес
хорошо  научился  камуфлировать  идею  ненасытной
наживы  флером  демократической  терминологии.  В  се¬
редине  XX  века  старокупеческое  откровенное  живо-
глотство  никак  не  проходит  в  калитку  элементарной
гласности.  Ныне  предприниматель  хочет  репутации
благодетеля  отечества  —  никак  не  меньше.  Недаром  в
каждой  мало-мальски  приличной  компании  есть  «паб-
лик  релейшнз»  —  отдел  связи  с  общественностью»,
он  и  тут  обнаруживает  беспощадно  точный  взгляд  на
вещи  в  стране,  в  которой  можно  прожить  долгие  годы,
а  этого  не  понять  и  не  увидеть.
 Хочется  сказать  и  еще  об  одном.  Александр  Кри-
вицкий  приехал  в  Соединенные  Штаты,  очень-очень
основательно  подготовившись  к  знакомству  с  этим  го¬
сударством.  Видно  было,  что  он  не  полагался  только
на  хватку,  общие  знания  или  профессионализм.
 Багаж  был  специальный:  вошли  в  него  прежние
сведения  об  Америке,  огромное  количество  информа¬
ции,  собранной  для  этого  визита  и  из  беллетристики,
и  из  статистических  справочников,  кропотливая  рабо¬
та  в  библиотеках.  И  это  все  сторицей  окупилось:  тогда,
в  США,  и  сейчас,  на  страницах  книги.  Опыт  этот  пред¬
ставляется  поучительным.
 Писатель,  вступающий  в  мир  международных  проб¬
лем,  не  может  быть  дилетантом.  Публицистика  на  ино¬
странные  темы  требует  такого  же  знания  предмета,
каким  обладают  литераторы,  давно  и  успешно  пишу-
 5

щие  или  писавшие,  скажем,  о  сельском  хозяйстве,  та¬
кие,  например,  как  Валентин  Овечкин,  Георгий  Радов,
Ефим  Дорош.
 Кажущаяся  общедоступность  международных  сю¬
жетов  не  должна  обманывать.  За  ней  скрываются  свои
подводные  течения,  хитросплетения  политики  империа¬
листических  государств,  лабиринты  тайных  ходов  и
неожиданность  провокаций.  Подход  к  международным
проблемам  с  точки  зрения  «пикейных  жилетов»  вы¬
смеян  еще  Ильфом  и  Петровым.
 Только  тщательное  исследование  темы  может  по¬
мочь  ее  глубокому  освоению.  Для  пишущих  на  между¬
народные  темы  очень  непросто  уметь  соединить  отто¬
ченность  стиля,  образный,  афористичный  язык  со  сво¬
бодным  владением  материалом,  как  это  свойственно
Александру  Кривицкому.
 Почитайте  хотя  бы  его  памфлет  «Как  ищут  героя
в  Америке»,  и  вы  ощутите,  каким  знанием  биографии
исследуемой  проблемы,  ее  движения  во  времени  на¬
сыщены  эти  страницы.  Вместе  с  тем  вы  нигде  не  уви¬
дите  натуги  автора,  все  написано  легко  и  свободно,
как  бы  на  одном  дыхании.
 История  и  современность  взаимодействуют  здесь  в
боевом  содружестве  на  поле  прицельной  полемики.
И  только  опытный  коллега-профессионал  отдает  себе
отчет  в  том,  какого  огромного  труда  стоит  такая  убе¬
дительная  легкость  и  раскованность.
 Это  удивительно  цельная  книга,  хотя  сама  поездка
в  США  занимает  в  ней  одну  треть  объема.  Две  другие
составлены  из  вполне  научного  исследования,  связан¬
ного  с  историей  Пентагона,  происхождением  и  особен¬
ностями  вербовочных  армий,  анализа  «вьетнамского
ожога»,  полученного  США  в  ходе  нашествия  на  Юго-
Восточную  Азию.
 Вот  где  автор  выступает  во  всеоружии  своего  воен¬
ного  опыта  и  образования.  Эти  разделы  читаются  с
тем  большим  интересом,  что  в  них  нет  и  признака
наукообразия.  Все  движется  и  живет.  Портреты  дея¬
телей  Пентагона  написаны  глубоко  и  серьезно,  а  вме¬
сте  с  тем  ярко  и  образно.  Генералы  Джордж  Мар¬
шалл,  Омар  Брэдли,  штатские  министры  обороны
Макнамара,  Клиффорд,  Лэйрд,  Шлесинджер  и  другие,
в  разное  время  бывшие  хозяевами  Пентагона,  пред¬
ставлены  автором  не  фельетонно,  не  облегченно-рито-
 6

рически,  но  с  глубоким  проникновением  в  суть  полити¬
ки  и  стратегии  военно-промышленного  комплекса.
 Значительную  часть  книги  занимают  памфлеты  с
их  полемической  основой.  Перед  нами  конечно  же
мастер  этого  редкого  в  нашей  международной  публи¬
цистике  жанра.  Такие  памфлеты,  как  «Кое-что  о  Тар¬
тюфах»,  «Коварство  и  политика»,  «Из  жизни  мон¬
стров»,  «Кое-что  о  правах  человека»  или  «Как  изго¬
няют  дьявола  в  Сиэтле»,  невозможно  пересказать,  их
надо  прочесть.  В  них  автор  демонстрирует  действи¬
тельно  совершенное  владение  стилевыми  возможностя¬
ми  жанра  и  неотразимую  контраргументацию  в  споре
с  нашими  идеологическими  противниками.
 В  книге  нашел  место  и  очерк  «Рукопожатие  на
Эльбе».  С  его  страниц  веет  духом  той  давней  встречи,
знакомой  Александру  Кривицкому  не  понаслышке,  по¬
скольку  он  был  ее  участником  и  очевидцем.  «Дух  Эль¬
бы,  царивший  на  развалинах  гитлеровского  рейха,
священен,—  пишет  автор.—  Мы  не  забываем  его  ни¬
когда,  и  он  хорошо  согласуется  с  Программой  мира,
выработанной  на  XXIV  и  подтвержденной  на  XXV
съезде  Коммунистической  партии  Советского  Союза».
Точные,  емкие  слова.
 Александр  Кривицкий  вообще  написал  очень  ем¬
кую  книгу.  Она  —  об  Америке,  но  она  и  о  жизни  в  це¬
лом,  обо  всех  сложностях  сегодняшнего  мира,  проти¬
воречиях,  в  которых  запутался  капитализм  в  лице  Сое¬
диненных  Штатов.
 Разобраться  в  этих  противоречиях,  во  всем  много¬
образии  американской  жизни,  которая  не  перестает
удивлять,—  дело  многотрудное.  Кривицкий  не  берется
давать  ответы  на  все  вопросы:  это  попросту  невоз¬
можно.  Но  то,  за  что  ом  берется,  уже  не  уходит  из
поля  его  зрения,  он  доводит  анализ  до  конца.
 Счастливый  ключ  к  шкатулкам  с  секретными  зам¬
ками,  который  держит  в  руках  Александр  Кривицкий,
не  везение,  не  выигрыш  по  лотерее.  Это  глубокое  зна¬
ние  марксистско-ленинской  теории,  истории,  первоис¬
точников.  Автор  находит  в  прошлом  параллели,  слов¬
но  специально  заготовленные  для  нынешних  времен;
в  трудах  Маркса,  Ленина  он  выискивает  решение  го¬
ловоломок  последней  четверти  XX  века.
 Опыт  большой  жизни,  марксистский  взгляд  на
вещи,  не  знающая  снисхождения  требовательность  к
 7

себе,,  непрекращающийся  труд  —  вот  где  секреты  Кри-
вицкого,  вот  что  стоит  за  его  работами.
 В  этой  книге  собраны  памфлеты  и  политические  но¬
веллы,  написанные  на  разных  этапах  наших  отноше¬
ний  с  США.  Мне  кажется  правильным,  что  автор  до¬
полнил  сборник  по  сравнению  с  первым  изданием  но¬
выми  произведениями,  но  не  исключил  ничего  из  того,
что  было  им  создано  раньше.  Таким  образом,  читатель
получил  возможность  ощутить  ход  времени,  зигзаги
американской  внешней  политики  и  меру  трудностей  в
борьбе  сил  прогресса  за  разрядку  международной  на¬
пряженности.
 Виталий  Кобыш

ОТ  АВТОРА
 Можно  вообразить,  как  некий  путешествен¬
ник  прошел  или  проехал  от  Ла-Манша  всю
Европу,  пересек  рубеж  Советского  Союза
и  от  его  западной  или  южной  границы  дви¬
нулся  дальше,  через  все  великое  простран¬
ство  нашей  страны,  из  края  в  край,  все  впе¬
ред  и  вперед,  на  Дальний  Восток,  к  берегу
Тихого  океана  или  в  другой  ее  угол,  на  Чу¬
котский  полуостров,  к  Берингову  проливу.
А  передохнув,  посмотрел  из-под  ладони
вдаль  и  спросил:
 —  А  что  там,  на  том  берегу?
 А  на  том  берегу  Америка,  Соединенные
Штаты.  В  сущности,  мы  соседи.  Что  такое
океан  при  современных  скоростях  авиации
или  пассажирских  космических  аппаратах
недалекого  будущего!  «Достаточно  взгля¬
нуть  на  географическую  карту,—  говорил
мне  в  Сан-Франциско  вице-президент  «Бэнк
оф  Америка»  Констант  ван  Флирден.—
Западное  побережье  США.  Советский  Даль¬
ний  Восток.  Прочный  торговый  мост  между
этими  двумя  массивами  естествен  и  обою¬
довыгоден.  С  коммуникативной  точки  зре¬
ния  бассейну  Тихого  океана  принадлежит
будущее».
 Ну  что  ж,  такие  соображения  вполне  со¬
ответствуют  и  духу  Эльбы,  и  духу  Хельсин¬
ки—  важных  этапов  советско-американских
и  международных  отношений  в  целом.  Весь
вопрос  в  том,  возобладает  ли  в  Соединен¬
ных  Штатах  стремление  —  на  деле!  —  к  раз¬
рядке  политической  и  военной,  или  возьмут
верх  силы  реакции  и  конфронтации.
 9

В  1980  году  особенно  резко  обозначился
курс,  избранный  США.  Его  нельзя  назвать
иначе  как  откровенно  империалистическим.
Он  находит  свое  отчетливое  выражение  в
так  называемой  «новой  ядерной  стратегии».
Эта  безрассудная  концепция  возникла  не
сразу.
 Процесс  ее  становления  длился  —  и  мы
это  хорошо  знаем  —  не  один  год.  Кое-что
мне  довелось  наблюдать,  как  говорится,  сво¬
ими  глазами  еще  в  ту  пору,  когда  нельзя
было  точно  знать,  какие  силы  возьмут  верх
в  определении  внешней  политики  США.
 На  холодном  камне  ничего  не  растет.  Все
возникает  и  поднимается  из  горячей  среды
жизни.  Ее  нужно  знать.
 Итак,  лечу  за  океан.
 Полеты  пассажирских  самолетов  через
Северный  полюс  или  Берингов  пролив,  дви¬
жение  скоростных  поездов  в  тоннелях  под
его  дном  еще  впереди,  поэтому  мы  летели  в
Новый  Свет  обычным  путем  —  над  Атлан¬
тикой.
 Итак,  что  же  там,  на  том  берегу,  совсем
недалеко  от  нас?

ОТКРЫТИЕ
 АМЕРИКИ

Открывать  Америку  все  равно  что  изобретать  велоси¬
пед.  Америка  давно  открыта,  велосипед  давно  изобре¬
тен.  И  все-таки...  Об  этой  стране  написано  бесчислен¬
ное  множество  книг.  Но  каждый,  кто  побывал  в  Аме¬
рике,  изучал  ее  вблизи  или  издали,  может  найти  в  ней
нечто  увиденное  только  им  самим.
 Когда-то  автор  этой  книги  работал  на  авиамотор¬
ном  заводе  имени  Фрунзе.  Там  делали  первые  отечест¬
венные  авиамоторы.  Чкалов  и  Громов  полетели  на  этих
двигателях  за  океан.  Серп  и  Молот  прибыли  в  гости
к  Звездам  и  Полосам,  чтобы  сказать:  «Мы  соседи,  да¬
вайте  жить  в  мире».
 Утро  Америки  нам  открывали  Фенимор  Купер  и
Брет-Гарт.  На  страницах  их  книг  мчались  по  прерии
на  низкорослых  мустангах  индейцы.  Коренное  населе¬
ние  материка  боролось  с  белыми  пришельцами.  Потом
мы  читали  путевые  очерки  Диккенса,  русских  путеше¬
ственников,  Маяковского  и  Есенина  с  его  удивительно
точной  художественной  характеристикой  этой  стра¬
ны  —  «железный  Миргород»,  многое  другое.
 А  по-настоящему  мы  поняли  Соединенные  Штаты,
когда  прочли  письмо  В.  И.  Ленина  американским
рабочим,  его  знаменитое  определение  социальных
уродств  США.
 С  тех  пор  много  воды  утекло.  В  отношениях  между
нашими  государствами  были  разные  периоды.  Мы
стали  союзниками  во  второй  мировой  войне.  Потом
«холодная  война»,  затеянная  американской  реакцией,
омрачила  наше  боевое  содружество  и  поставила  пла¬
нету  на  грань  катастрофы.  Программа  мира,  вырабо¬
танная  на  XXIV  съезде  Коммунистической  партии,
подтвержденная  и  развитая  на  ее  XXV  съезде,  вызва¬
ла  горячий  отклик  честных  людей  земли,  в  том  числе
и  в  Соединенных  Штатах.  Но  не  всем  там  она  приш¬
лась  по  нраву.
 13

Начало  80-х  годов  было  омрачено  открытым  кур¬
сом  Белого  дома  на  конфронтацию  с  нашей  страной,
обострением  международной  обстановки.
 В  моем  открытии  Америки  нет,  разумеется,  ника¬
ких  сенсаций.  Но  те  или  иные  подробности,  штрихи,
детали  каждый,  несомненно,  обнаруживает  по-своему
и  на  свой  лад  обдумывает.  Я  беседовал  в  США  и  с
безработными,  и  с  миллионерами,  спорил  с  советоло¬
гами  и  коротал  вечера  с  писателями,  бывал  на  огром¬
ных  заводах  и  в  барах—американских  «бытовках»,
ходил  по  улицам  и  присутствовал  на  бродвейских
премьерах.  Размышлял,  делал  выводы.
 Читатель,  разумеется,  не  ждет  от  меня  сколько-ни¬
будь  полной  картины  американской  действительности.
Она  пестра,  разнохарактерна,  разноречива,  и  в  ее  мо¬
заике  подчас  нелегко  разглядеть  главное.  Я  пытался
соединить  в  этой  работе  впечатление  с  исследованием
и  таким  образом  открыть  себе  хотя  бы  малую  толику
того,  что  происходит  на  том  берегу.  Ведь,  в  конце  кон¬
цов,  каждый  человек  открывает  для  себя  мир  заново
из  книг,  из  опыта  других,  из  собственных  наблюдений,
из  жизни.

КОВАРСТВО
И  ПОЛИТИКА
 Какой  персонаж  в  литературе  выразительно  олицетво¬
ряет  коварство?  Память  листает  страницы  книг,
мелькают  имена,  и  наконец  остается  одно,  бесспорно
полномочное  принять  на  себя  все  обвинения  в  бесстыд¬
ном  лицемерии,  тонко  рассчитанной  клевете,  безжа¬
лостном  коварстве.  Это  имя  —  Яго.
 Только  мелкий  порок  не  скрывает  своих  вожделе¬
ний.  Большое  зло  всегда  прячет  собственную  суть.
В  шекспировской  трагедии  Яго  говорит,  и  саркастиче¬
ская  улыбка  кривит  его  губы:
 —  Нет  в  мире  ничего  невиннее  на  вид,  чем  коз¬
ни  ада.
 Коварные  доводы,  аргументы-перевертыши,  нашеп¬
тывание,  подстрекательство,  сеть  хитросплетений  и,
наконец,  платок,  беленький  кружевной  платочек,  пах¬
нущий  пряной  эссенцией  Востока,—  подстроенное  до¬
казательство,  ловушка  для  слабодушия  и  оружие  зло¬
действа.  Душистый  платочек  —  улики  лживая  улыбка,
такой  невинный  на  вид,  а  за  ним  —  все  козни  ада.
 О  Яго!..  В  одном  этом  имени  жесткий  шорох  клуб¬
ка  змей,  бездна  мировой  подлости,  смертная  тоска  об¬
манутых...  Занавес  падает.  Представление  окончено.
Театральный  разъезд  течет  по  улицам  и  переулкам.
Люди  расходятся  по  домам,  разговаривая  еще  вполго¬
лоса,  потрясенные  трагедией.  Наутро  они  вынимают
из  почтовых  ящиков  газеты,  включают  радио,  читают
и  слышат:  Куба  угрожает  Соединенным  Штатам.
 О  Яго!..  Когда  ты  становишься  олицетворением
международной  политики  целого  государства,  то  как
не  подивиться  чуду  искусства,  способности  художника
типизировать  характеры  и  события  и  как  не  разделить
при  этом  великолепной  мысли  Салтыкова-Щедрина:
«Литература  есть  сокращенная  вселенная».
 15

Итак,  Куба
 1
 Доктор  Мажио  говорит  американке  Смит:  «В  За¬
падном  полушарии  —  ив  Гаити,  и  в  других  ме¬
стах  —  мы  живем  под  тенью  вашей  великой  и  бо¬
гатой  державы.  Надо  много  мужества  и  терпе¬
ния,  чтобы  не  потерять  голову.  Я  восхищаюсь
кубинцами...
 Грэм  Грин.  «Комедианты»
 Сколько  уже  писали,  как  советский  учебный  центр  на
Кубе  усилиями  стоустой  американской  пропаганды
превращен  в  страшилище,  нависшее  над  Соединенны¬
ми  Штатами.  Ложь  эта  уже  высмеяна  и  развеяна,  но
сердце  продолжает  возмущаться  ее  откровенной  наг¬
лостью.
 Послушайте  все-таки,  как  это  делается.  Я  приведу
только  одно  интервью.  Его  дал  Ричард  Г.  Лугар,  се¬
натор-республиканец  от  штата  Индиана,  журналу
«Ю.  С.  ньюс  энд  Уорлд  рипорт».
 Вопрос.  Сенатор  Лугар,  является  ли  наличие  со¬
ветских  боевых  частей  на  Кубе  угрозой  для  безопас¬
ности  США?
 Ответ.  Да...
 Вопрос.  Чем  советские  действия  на  Кубе  отлича¬
ются  от  размещения  нами  войск  поблизости  от  рус¬
ской  границы  в  Европе?  (Там,  в  Европе,  находятся
вооруженные  до  зубов  американские  боевые  дивизии.
На  Кубе  —  учебный  центр.  Серьезное  отличие.  Но  по¬
слушаем,  что  скажет  сенатор.—  А.  К-)
 Ответ.  Наши  войска  в  Европе  выполняют  чисто
оборонительную  функцию.  Они  помогают  поддержи¬
вать  равновесие  между  вооруженными  силами  Запад¬
ной  Европы  и  Варшавского  пакта.
 Вопрос.  США  имеют  войска  на  военно-морской
базе  в  Гуантанамо  на  Кубе.  Могут  ли  они  быть  про¬
тивовесом  русским  войскам  на  этом  острове?
 Ответ.  Наши  войска  на  базе  в  Гуантанамо  стоят
уже  многие  десятилетия.  Они  сильно  отличаются  от
советской  бригады...  численность  их  известна,  и  режим
Кастро  привык  к  ним.  (Это  «привык  к  ним»  просто
неподражаемо!  —  А.  К.)
 16

Вопрос.  Если  советская  бригада  уже  много  лет  на¬
ходится  на  Кубе,  как  считают  некоторые,  то  не  явля¬
ется  ли  немного  запоздалым  наше  беспокойство  по
этому  поводу?  (Вот  именно!  —  А.  К.)
 Ответ.  Всякий  раз,  когда  американская  разведка
обнаруживает  рядом  с  нами  боевую  бригаду,  это  дает
повод  для  очень  глубокого  беспокойства.  (Сколько  же
таких  бригад  обнаружено  в  общем  итоге?  Пятьдесят?
Сто?  И  где?  —  А.  К.)
 Вопрос.  Как  далеко  пошли  бы  вы,  требуя  вывода
с  Кубы  этой  советской  бригады?  (Да,  как  далеко?
Нам  это  тоже  интересно  знать.—  А.  К.)
 Ответ.  Если  не  ошибаюсь,  это  очень  агрессивный
акт  советской  военной  дипломатии  в  отношении  на¬
шей  страны.  Мы  должны  указать,  что  для  нас  это
вещь  достаточно  серьезная,  чтобы  отказаться  от  об¬
суждения  Договора  об  ОСВ,  а  сверх  того,  отказаться
от  торговли  и  других  связей.
 Вопрос.  Стоит  ли  ради  вывода  этих  советских  во¬
еннослужащих  с  Кубы  рисковать  отказом  от  ОСВ?
 Ответ.  Как  я  сказал,  ОСВ  вполне  можно  отло¬
жить  до  тех  пор,  пока  советские  войска  не  будут  вы¬
ведены  и  ситуация  не  прояснится,  к  нашему  удовлет¬
ворению...  (Сенатор  готов  идти  далеко,  прямо  к  треть¬
ей  мировой  войне.—  А.  /С)
 Коварство?  Да,  конечно,  но  какое-то  оно  провин¬
циальное  все-таки,  пещерное.  И  тем  не  менее  тезисы
Лугара,  отдающие  тем  мрачноватым  временем,  когда
еще  не  существовало  письменности,  грохочут  на  ра¬
дио,  прыгают  с  телевизионных  экранов,  пестрят  на
страницах  газет.  Примитивное  коварство  каменного
века  использует  технику  XX  столетия.
 Есть,  конечно,  в  американском  конгрессе  и  трез¬
вые  головы.  «Давайте  взглянем  в  лицо  фактам:  со¬
ветский  военный  персонал  на  Кубе  —  это,  если  можно
так  выразиться,  не  кинжал,  нацеленный  нам  в  се^^е*
а  бельмо  на  глазу,—  заявил  сенатор  Эдвард  ($Ърйн-
ски,  демократ  от  штата  Небраска.—  Никто  н^  может
предположить  что-нибудь  иное,  во  всем  этом  Дёле.^сть
нечто  смешное,  и  всему  городу  это  известно..Просто
ни  у  кого  нет  смелости  сказать  об  этом  вслух^.  -
 Очень  важное  и  очень  точное  заявление.  Конечна
дело  не  в  советском  учебном  центре,  а  в  том,  что  самд
свободная,  суверенная  Куба  —  бельмо  на  гдазу,  у
 2
 Заказ  4(3
 47

США,  привыкших  в  течение  десятилетий  хозяйничать
на  всем  американском  континенте  и  прилегающих  к
нему  территориях.
 Из  огромной  кипы  свидетельств  мы  берем  хотя  бы
книгу,  американского  историка  Коффина  под  назва¬
нием  «Страсть  стервятников».
 Вот  что  он  пишет:  «Мы  вовсе  не  миролюбивая  стра¬
на.  Все,  что  нам  было  нужно,  мы  захватили  силой,
хотя  при  этом  порой  бормотали  душеспасительные  мо¬
литвы.  Мы  выгнали  индейцев  с  их  земли,  наши  солда¬
ты  бесчинствовали  в  Мексике  и  оттяпали  у  нее  Кали¬
форнию  и  другие  земли,  мы  полезли  с  оружием  на
Кубу  и  Филиппины,  устроили  свою  революцию  на  Га-
ваях,  держали  канонерки  и  войска  в  Китае.  И  нако¬
нец,  создали  и  бросили  на  головы  людей  атомную
бомбу».
 Список  Коффина,  конечно,  неполон.  В  нем  отсут¬
ствует  корейская  война,  агрессия  во  Вьетнаме,  разбой
в  Лаосе.  Всю  Латинскую  Америку  Соединенные  Шта¬
ты  прошли  с  огнем  и  мечом  и,  как  видно,  не  прочь  при¬
менить  этот  свой  опыт  повсюду  на  земном  шаре,  где
они  вожделеют  «стабильности».
 Они  хотят  стабильности  как  изощренной  формы
неоколониализма,  как  гарантии  против  революцион¬
ных  потрясений  в  мире,  а  особенно  у  них  под  боком,  в
странах,  которые  они  давно  считают  своими  вотчина¬
ми.  Но  таких  гарантий  Советский  Союз  им  не  давал  и
дать  не  может.
 Хорошо  известно  признание  американского  генера¬
ла  Смэдли  Батлера,  по-военному  четко  и  ясно  сформу¬
лированное  в  его  мемуарах:  «Я  провел  33  года  и  че¬
тыре  месяца  на  действительной  службе  в  наиболее
мобильном  виде  наших  вооруженных  сил  —  корпусе
морской  пехоты.  Я  прошел  все  ступени  офицерской
иерархии,  от  второго  лейтенанта  до  генерал-майора.
И  в  течение  всего  этого  времени  я  служил  громилой
высшего  класса  для  большого  бизнеса,  Уолл-стрита,
банкиров.  Я  помогал  превращению  Мексики  в  без¬
опасную  страну  для  американских  нефтяных  трестов.
Я  помог  превратить  Гаити  и  Кубу  в  удобные  местечки
для  деятельности  «Нэшнл  сити  бэнк».  Я  помог  очи¬
стить  Никарагуа  для  международного  банкирского
дома  «Браун-Бразерс»,  защищал  в  Доминиканской
Республике  интересы  американских  сахарных  компа-
 18

ний,  содействовал  оккупации  Гондураса  нашими  фрук¬
товыми  компаниями...»
 Время  шло,  и  положение  в  Латинской  Америке
стало  меняться.  Но  как  яростно  расстаются  США  с
тем,  что  им  никогда  не  принадлежало!  Поэтому  по¬
звольте  поставить  цитату  из  автобиографии  Смэдли
Батлера  эпиграфом  к  стенаниям,  несущимся  из  США
по  поводу  «угрозы»  Кубы  американскому  континенту.
 Советские  люди  с  трудом  представляют  себе,  в  ка¬
кое  волнение  пришли  Соединенные  Штаты,  взвинчен¬
ные  коварством  и  демагогией  присяжных  политиче¬
ских  ораторов.
 Вот  сценка  в  сенате.  Сенатор  Джесс  Хелмс  сказал:
Картер  не  проявил  настоящего  руководства,  допустив,
что  «наша  страна  выглядит  смешно».  Сенатор  Бэрд,
решив,  что  дело  заходит  уж  слишком  далеко,  поднял¬
ся  с  места  и  иронически  произнес:  «Сенатор,  вы  пола¬
гаете,  мы  должны  обменяться  с  Советским  Союзом
ядерными  ударами?»
 Но  могут  ли  конгресс  США  и  Белый  дом  полагать,
что  всю  ответственность  за  сохранение  мира  Совет¬
ский  Союз  взвалит  на  свои  плечи,  оставив  США  воз¬
можность  играть  с  огнем?
 Современная  эпоха  требует  новой  теории  и  прак¬
тики  международных  отношений,  основанной  на  все¬
общей  морали  осуждения  ядерной  войны.  Нельзя  вся¬
кий  раз  хвататься  за  бомбу,  как  мальчишки  за  рогат¬
ку.  А  использовать  угрозу  ядерным  оружием  как  ход
в  коварных  играх  непростительно  даже  реакционным
американским  сенаторам.
 Весь  этот  вздор  о  Кубе  и  советских  военнослужа¬
щих,  по-моему,  был  задуман  как  попытка  некоего  «муд¬
реца»  из  администрации  Белого  дома  переплюнуть
самых  отъявленных  реакционеров  в  США,  занять  ме¬
сто  на  скамье  правых  у  самой  стенки,  так,  чтобы  пра¬
вее  уже  никто  не  сел,  продемонстрировать  твердость
команды  Белого  дома,  поскольку  способность  «не
моргнуть»  при  конфронтации  с  СССР  оспаривали  у
нее  в  преддверии  президентских  и  прочих  выборов
другие  команды  —  Джексона,  Форда,  Рейгана  и  так
далее.  Ну,  а  когда  сенаторы  из  числа  троглодитов  ста¬
ли  увязывать  Кубу  с  ратификацией  ОСВ-2,  тут  приш¬
лось  играть  отбой.  Обращались  даже  к  Советскому
Союзу,  но  оттуда  посоветовали,  если  говорить  попро-
 19

сту,  не  валять  дурака,  а  скорее  закрыть  вопрос.  Но
все-таки  эскадру  в  Карибское  море  Пентагон  послал
и  грозит  всему  региону  большой  дубинкой.
 В  июле  1911  года,  когда  по  прихоти  Вильгельма  II
германская  канонерка  «Пантера»  метнулась  в  марок¬
канский  порт  Агадир,  весь  мир  расценил  этот  рейд
как  серьезную  провокацию.  Прыжок  «Пантеры»  ниче¬
го  не  дал  Германии,  кроме  вспышки  новых  вооруже¬
ний  великих  держав  в  Европе  и  насмешливого  обозна¬
чения  «дипломатия  канонерок».
 Доктор  Мажио  из  романа  Грэма  Грина,  написан¬
ного  полтора  десятилетия  назад  и,  во  всяком  случае,
как  понимает  читатель,  задолго  до  появления  совет¬
ского  учебного  центра  на  Кубе,  объясняет  своим  ти¬
хим  голосом  заезжему  англичанину  Брауну  американ¬
ское  кредо.
 «Папа-доктор  (покойный  диктатор-президент  Г  ан¬
ти.—  А.  /С.)  —оплот  против  коммунизма,  и  государст¬
венный  департамент  не  допустит  беспорядков  на  Ка-
рибском  побережье».  Буржуазный  английский  писа¬
тель  еще  тогда  разглядел  расстановку  сил  в  этом  ре¬
гионе.  Его  персонажи  продолжают  примечательный
диалог.  Доктор  Мажио  сообщает:
 — 	У  меня  есть  весть  от  Филиппо.  Он  в  горах,  и  с
ним  двенадцать  человек.  Он  хочет  соединиться  с  пар¬
тизанами  у  доминиканской  границы,  говорят,  их  там
человек  двадцать.
 — 	Ну  и  армия  —  сорок  два  человека!  —  восклица¬
ет  Браун.
 — 	У  Кастро  было  двенадцать,—  с  надеждой  отве¬
чает  Мажио.
 Разве  советский  учебный  центр  устроил  восстание
на  Кубе?  И  разве  победившая  революция  не  имеет
права  защищаться?  Как  же  в  таком  случае  рассмат¬
ривать  историю  США  в  тот  период,  когда  им  грозила
интервенция  из  Европы  с  целью  поддержки  хлопково¬
го  Юга?  Английский  Манчестер  нуждался  в  дешевом
сырье  для  текстильных  фабрик.  Тогда  Север  отменил
рабство,  начал  воевать  «по-революционному»,  упрочил
свою  победу.  Две  русские  эскадры,  посланные  на  ми¬
ровые  морские  пути,  охладили  пыл  Англии  и  оконча¬
тельно  перечеркнули  ее  интервенционистские  замыслы.
У  царской  России  были,  конечно,  свои  резоны.  Но
факт  остается  фактом.
 20

В  Штатах.склонны  забывать  собственную  историю,
не  только  далекую,  но  и  недавнюю.  Пентагон  хочет
стереть  из  памяти  американцев  горькие  воспоминания
о  «вьетнамском  ожоге».  Реакция  гальванизирует  усох¬
шую  мумию  идеи  «пак^американа»—  американского
господства  над  миром.
 Опять  они  ломятся  в  международные  отношения  с
оружием  в  руках  и  бессчетно  вмешиваются  не  в  свои
дела  то  с  неслыханной  бесцеремонностью,  то  с  бру¬
тальным  коварством.  Всюду,  где  происходит  социаль¬
ное  обновление,  США  жаждут  повторить  «чилий¬
ский  вариант».  Мы  хорошо  помним,  как  беленький
платочек  провокаций  ЦРУ  обернулся  в  Чили  окро¬
вавленными  рогожами  над  трупами  замученных  пат¬
риотов.
 Эмблема  республиканской  партии  —  слон,  демо¬
кратической—  осел.  Но  в  американском  конгрессе  су¬
ществует  и  третья  партия  —  военная,  она  состоит  из
реакционных  элементов  первой  и  второй,  из  демо¬
кратов  и  республиканцев.  Ее  эмблемой  могло  бы
стать  изображение  шекспировского  Яго.  Но  никому
не  ведом  ее  внешний  портрет.  Он  многолик  и  опасен,
этот  Яго. 	*
 Не  исключено,  что  история  с  Кубой,  по  мысли  ее
сочинителей,  рассчитывалась  также  как  отвлекающий
маневр  на  фланге,  способный  прикрыть  наступление  в
Европе,  чтобы  дать  туда  дорогу  новым  американским
ракетам.  Некоторые  публицисты  в  США,  такие,  на¬
пример,  как  Дж.  Крафт  из  «Вашингтон  пост»,  настоль¬
ко  усердно  играют  в  эту  опасную  игру,  что  объявля¬
ют  советско-кубинское  сотрудничество  опасным  «в  го¬
раздо  большей  степени,  чем  угроза  ядерной  ката¬
строфы».
 А  как  обстоит  дело  с  американо-израильским  со¬
трудничеством?  Куба  не  бомбит  города  и  поселки,  по¬
добно  Израилю  в  Ливане,  не  оккупирует  земли  сосе¬
дей,  не  строит  там  военных  поселений.  Аракчеев  ут¬
верждал  их  в  пределах  отечества  и  был  за  то  ненави¬
дим  народом,  но  эти,  окаянные,  полезли  с  ними  на
чужую  территорию,  а  в  США  только  усмехаются.  Шта¬
ты  сами  выбирают  себе  друзей,  а  нам,  выходит,  нуж¬
но  у  них  испрашивать  на  то  разрешение?  Их  войска,
видите  ли,  стабилизируют  положение  во  всем  мире,  а
наш  учебный  центр  на  Кубе  его  расшатывает?
 21

Такая  избирательность  оценок,  такая  двойная  мо¬
раль,  такой  политический  чемодан  с  двойным  дном,
где  сверху,  как  хрустящие  крахмалом  сорочки,  разло¬
жены  назидания  и  законы  для  всех,  а  в  потайном  низ¬
ке  контрабандой  лежат  индульгенции  на  вседозволен¬
ность  для  себя,—  этот  подход  к  международным  отно¬
шениям  не  может  обойтись  без  коварства  и  дерзостей.
 2
 Добродетель  им  и  не  снилась.  Их  мутит  от  вся¬
кого  поведения,  внушаемого  только  совестью  и
честью.  Широкий  и  свободный  интерес  к  благу
государства  они  считают  романтикой,  соответст¬
вующие  принципы  —  бредом  растроенного  вооб¬
ражения.  Арифметические  выкладки  приводят  их
в  восторг.
 К.  Маркс
 Европа  в  смятении.  Еще  бы!  После  провала  планов
размещения  на  ее  территории  нейтронной  бомбы,  про¬
возгласившей  философию  примата  «вещей»  над  «людь¬
ми»,—  вполне  в  духе  общества  потребления  —  насту¬
пила  некоторая  пауза.
 Но  вот  замелькали  невинны#  слова  —  «модерниза¬
ция»,  «довооружение».  В  самом  деле,  все  ведь  модер¬
низируется  —  архитектура,  моды,  взаимоотношения
людей.  А  эта  приставка  «до»?  Ну,  что-то  нужно  там
доделать,  докончить,  довершить.  Ничего  страшного!
И  только  постепенно  до  сознания  европейца  начало
доходить,  какие  козни  ада  таит  невинный  стиль  этой
терминологии.
 Соединенные  Штаты  желают  вооружить  страны
НАТО  ракетами  средней  дальности.  Средней  —  ведь
это  не  так  уж  опасно,  не  правда  ли?  Но  «средние»  они
лишь  в  сравнении  с  межконтинентальными.  Для  Ев¬
ропы  же  с  ее  короткими  расстояниями  и  для  европей¬
ской  части  Советского  Союза  это  ракеты  стратегиче¬
ские,  рассчитанные  на  достижение  решающих  целей.
 Что  произошло  в  Европе,  что  изменилось  в  соотно¬
шении  сил  НАТО  и  стран  Варшавского  Договора?
Почему  возникли  эти  евроракеты?  Никаких  изменений
не  произошло.  Советский  Союз  не  прибавил  ни  одной
ракеты  к  уже  существующим  в  этом  регионе,  ни  од¬
ного  танка,  ни  одного  солдата.  Стоят  друг  против  дру¬
га  войска  двух  лагерей,  ничего  с  этим  пока  не  сдела-
 22

ешь.  Ждем  ратификации  ОСВ-2,  чтобы  начать  пере¬
говоры  об  ОСВ-3,  наладить  процесс  разоружения  з
Европе.
 И  вдруг  —  почти  как  об  уже  решенном  деле  —  за¬
говорили  про  «модернизацию»,  с  пресловутым  «до».
Это  вновь  прорвалась  реакционная  сила  с  ее  слепой
жаждой  военного  превосходства  над  Советским  Сою¬
зом,  с  ее  отчаянным  стремлением  сместить  ядерный
баланс  в  свою  пользу.  Но  в  Европе  живут  люди.  Они
не  хотят  войны,  и  это  так  естественно.  В  череде  бес¬
численных  поколений  землян  они  хотят  прожить  свой
единственный  отпущенный  им  срок,  такой,  в  сущно¬
сти,  небольшой,  куда  же  его  еще  сокращать!  И  вот
поднимается  пляска  ведьм  большой  пропаганды.  Ко¬
варство  машет  над  всем  миром  беленьким  платочком
адского  замысла.  Все  средства  массовой  информации
приведены  в  движение.
 Европейцу  то  доверительно  шепчут  на  ухо,  то  ог¬
лушительно  орут  в  лицо:  советская  угроза!  Коварство
этого  мифа  XX  века  превосходит  глубины  шекспиров¬
ского  воображения.  Пытаются  свести  с  ума  миллионы
людей  —  не  одного  венецианского  мавра.  Американ¬
ской  реакции  нужна  Европа,  потерявшая  голову  и  со¬
слепу  готовая  поддержать  страшную  провокацию.
 Что  делает  в  ответ  советская  сторона?  Снова  зовет
к  разоружению,  принимает  на  себя  обязательство  в
одностороннем  порядке  сократить  численность  своих
войск  в  Центральной  Европе  на  20  тысяч  человек,  вы¬
вести  оттуда  тысячу  танков  и  другую  технику.  И  —  пе¬
реговоры  незамедлительно.  И  —  готовность  сократить
количество  своих  средств  средней  дальности,  если  та¬
кое  оружие  не  будет  дополнительно  размещено  в  За¬
падной  Европе.  Мы  можем  гордиться  советским  руко¬
водством,  его  хладнокровием,  мудрым  долготерпением.
 Что  же  нам  отвечают  идеологи  Запада  после  пер¬
вых  дипломатических  поклонов  и  волн  одобрения  в
той  массовой  среде,  где  люди  мыслят  не  категориями
антикоммунизма,  но  понятиями  жизни,  любви,  смер¬
ти,  постоянных  забот  и  нечаянных  радостей?  Нам  от¬
вечают:  нет,  сначала  мы  будем  вооружаться,  а  пере¬
говоры  потом.  И  торопят  самих  себя  —  скорее,  скорее!
 Передо  мной  статья  старого  антикоммуниста  Рай-
мона  Арона  «Большой  маневр  Брежнева»,  напечатан¬
ная  во  французском  журнале  «Экспресс».  Она  типич-
 23

гга  для  пропаганды  атлантистов.  Место  здравого  смыс¬
ла  занимают  в  ней  парадоксы,  а  логику  подменяет  ко¬
варство.  Но  даже  и  среди  подобных  материалов  она
выделяется  развязностью  тона.  Арон  пишет:  «...эти  за¬
явления  (советские.—  А.  К.)  выдержаны  в  обычной
большевистской  или  марксистско-ленинской  манере».
 Этой  «манере»,  то  есть  органическому  миролюбию
пашей  страны,  Европа,  между  прочим,  в  огромной  сте¬
пени  обязана  длительным  послевоенным  миром.  Этим
господам  и  на  ум  не  идет,  что,  будь  на  месте  Совет¬
ского  Союза  империалистическая  царская  Россия  с  ее
своевольными  импровизациями  в  международной  по¬
литике  да  обладай  она  ядерным  оружием,  атомный  по¬
жар,  возможно,  уже  полыхнул  бы  над  землей.  Так  что
эта  самая  «большевистская  манера»  пока  что  спасает
жизнь  в  Европе  и  самого  господина  Раймона  Арона.
 «...Соглашение  об  ОСВ-2  касается  только  СССР  и
США...»
 Ни  президент  Франции  Валери  Жискар  д’Эстэн,  ни
канцлер  ФРГ  Гельмут  Шмидт,  ни  другие  серьезные
политики  Запада  не  стоят  на  таких  автаркических
позициях.  Но  читателю,  полагает  Раймон  Арон,  неза¬
чем  вникать  в  тонкости.  Ему  нужно  дать  что-то
погорячее.
 «...Пойти  на  попятную  (то  есть  отказаться  от  но¬
вых  американских  ракет.—  А.  К.)  было  бы  равносиль¬
но  моральной  капитуляции»,—  предостерегает  Раймои
Арон.
 Один  из  мифов  классической  древности  рассказы¬
вает  о  похищении  Европы  Зевсом  в  образе  быка.  В  те
античные  времена  ни  боги  на  Олимпе,  ни  люди  у  под¬
ножия  священной  горы  не  додумались  объявить  воз¬
можность  сопротивления  похитителю  «моральной  ка¬
питуляцией».
 Сегодня  нам  предлагают  новые  мифы,  где  похити¬
тели  европейской  безопасности  названы  ее  благодете¬
лями,  а  понятия  добра  и  зла  поставлены  с  ног  на  го¬
лову.  В  таком  положении  трудно  заниматься  реальной
политикой.
 И  наконец,  вывод  Арона:  «У  европейских  госу¬
дарств  —  членов  НАТО  нет  оснований  откладывать
принятие  военных  решений».
 Я  думаю,  Раймон  Арон  —  европеец  только  по  рож¬
дению  и  местопребыванию.  Его  статья,  его  влечение  к
 24

неотложным  военным  решениям,  его  спешка  —  «ско~
рее,  скорее!»  —  тревожат  во  мне  какое-то  воспомина¬
ние.  Что-то  мерцает  там,  позади,  окутанное  тяжелым
туманом.  Что-то  больно  саднит  память.
 Говорят,  в  лагере  уничтожения  Треблинка  на  по¬
следнем  марше  к  печам  крематория  голые  люди,  уже
понимая,  что  их  ждет,  замедляя  шаг,  пятились,  огля¬
дывались,  ища  спасения.
 А  у  невысокого  барьера,  образующего  длинный  и
узкий  загон,  стоит  их  соплеменник,  лысый,  длиннору¬
кий,  похожий  на  обезьяну.  Здесь,  у  врат  смерти,  он
выполняет  по  замыслу  нацистских  психологов  важную
функцию.
 Раздирая  рот  в  гримасе,  изображающей  улыбку,
он  хлопает  людей  по  голым  спинам,  каждого  —
хлоп,  хлоп  —  и  приговаривает:  «Шнель,  киндерхен,
шнель!»  —  «Быстрее,  детки,  быстрее!»  Мертвенно-ла¬
сковая  фраза,  вызывающая  шок,  кривлянье  шутовско¬
го  апостола  у  края  могилы,  толчок  в  спину...
 Раймон  Арон  шлепает  европейцев  по  спинам,  при¬
глашая  их  не  замедлять  шаг  перед  термоядерным
адом.  Такое  коварство  не  может  остаться  незамечен¬
ным.  Отныне  мы  таким  его  и  запомним:  Раймон
Арон  —  человек  у  невысокого  барьера  перед  загоном,
повторяющий  с  кривой  ухмылкой:  «Шнель,  киндерхен,
шнель».
 Я  не  дипломат,  а  писатель  и  могу  сказать:  похо¬
же  на  то,  что  враги  мира  хотели  бы  взорвать  еврора¬
кетами  и  соглашение  в  Хельсинки,  разметать  самый
фундамент  европейской  безопасности,  перечеркнуть
все,  чего  удалось  до  сих  пор  добиться  в  этой  сфере.
 Судьба  европейской  цивилизации,  кажется,  не
очень  беспокоит  идеологов  военного  атлантизма.  То,
что  они  ныне  объединяют  названием  «западный  мир»,
на  самом  деле  представляет  собой  весьма  расплывча¬
тое  понятие.
 Средиземноморская  и  славянская  культура,  отку¬
да  и  вышла  вся  Европа,  чужда  современным  бизне¬
сменам  из-за  океана.  Прагматические  сердца  не  вол¬
нует  перспектива  того,  как  спустя  тысячелетия  после
ядерного  хаоса  какой-нибудь  новый  Генрих  Шлиман
отроет  руины  Кёльнского  собора,  подобно  тому  как
его  предок  в  XIX  веке  обнаружил  останки  древней
Трои.
 25

В  конце  концов  они  всегда  считали  Европу  слиш¬
ком  сентиментальной.  Прагматизм  родился  на  амери¬
канской  почве,  открыто,  не  стесняясь  поставил  он  Вы¬
году  впереди  Истины  и  тем  самым  поставил  точку
над  «и»  в  развитии  капитализма.  Соединенным  Шта¬
там  двести  лет.  За  это  время  они  провели  двести  войн
и  военных  акций.  Но  всегда  присваивали  себе  роль
благодетелей  мира,  а  теперь  вот  хотят  всех  нас  в  Ев¬
ропе  обрадовать  новыми  атомными  бомбами,  как  елоч¬
ными  подарками  к  рождеству  Христову.
 Какая,  собственно,  разница  Советскому  Союзу,  бу¬
дут  ли  на  его  территорию  запускать  баллистические
ракеты  из-за  океана  или  ракеты  средней  дальности  из
стран  НАТО?  Одной  рукой  подписывая  ОСВ-2,  Соеди¬
ненные  Штаты  другой  рукой  пытаются  его  ослабить,
обесценить,  подталкивая  Европу  принять  на  свои  зем¬
ли  ядерные  средства,  способнее  достигнуть  наших
жизненных  центров.
 Не  получается  ли  так,  что,  продвигая  «Першин¬
ги-2»  и  крылатые  ракеты  в  ФРГ  и  другие  страны
НАТО,  Соединенные  Штаты  подставляют  нас  под  удар
с  европейского  континента,  а  его,  в  свою  очередь,  под
ответные  удары  СССР?  И  притом  сами  полагают  ос¬
таваться  в  стороне.  Кажется,  так  оно  и  есть.  Способны
ли  европейские  правительства  превозмочь  свое  клас¬
совое  ослепление  и  заглянуть  в  лицо  реальности?
 С  чего  бы  это  древним  камням  Европы  становиться
предпольем  ядерных  битв?  Того  ли  мы  хотим  для  сре¬
диземноморской  цивилизации?  Диснейлэнд  —  это,  ко¬
нечно,  любопытно,  но  он  не  заменит  палаццо  Веккио
во  Флоренции.  Труба  Армстронга  звучна  и  громка,
но  она  не  способна  заглушить  скрипку  Паганини...
 Нужно  все-таки  быть  европейцем,  чтобы  до  конца,
до  боли  и  восторга  ощутить  свое  кровное  родство  со
всеми  реликвиями  Старого  Света.  Карлов  мост  XIV
века  в  Праге  —  звук  пустой  для  экипажа  какого-ни¬
будь  американского  бомбардировщика.
 Они  там,  в  США,  купили  себе  один  из  мостов  че¬
рез  Темзу,  кажется  Вестминстер-бридж,  разобрали
его  и  перевезли  к  себе  (он,  правда,  помоложе  праж¬
ского).  Европе  негде  было  покупать  сокровища  своей
культуры,  она  их  создавала  сама.  Шестьсот  лет  она
строила  Кёльнский  собор,  на  четыре  столетия  боль¬
ше,  чем  весь  срок  существования  США.
 26

Никто  никого  не  корит  за  молодость.  Но  прежде,
чем  предлагать  Европе  самоубийственные  решения,
подумайте,  куда  вы  ведете  дело.
 Отцы-пилигримы  привезли  на  берега  Нового  Све¬
та  не  самые  лучшие  элементы  европейской  культуры,
но  таким  лидерам,  как  Авраам  Линкольн  или  Бенд¬
жамин  Франклин,  были  внятны  идеалы  демократии  и
гуманизма.  Укрепившись,  Соединенные  Штаты  от¬
благодарили  старушку  Европу  философией  эгоизма
такой  концентрации,  что  даже  европейские  жрецы  чи¬
стогана  поморщились  —  нужно  все-таки  соблюдать
какое-то  приличие!  Уже  многие  десятилетия  янки-биз¬
несмены  ведут  себя  на  европейском  материке  с  над¬
менностью  Эрнана  Кортеса  в  стране  ацтеков,  и  Ев¬
ропа  без  НАТО  теперь  для  них  вообще  не  Европа.
 Бенджамин  Франклин  изобрел  громоотвод.  Но  что
такое  майская  гроза  с  ее  веселым  громом,  с  деревом,
расщепленным  молнией,  сгоревшим  домом?  Все  это
шалости  электричества  в  природе  сравнительно  с  гро¬
зой  термоядерной.  А  ведь  американские  стратеги  хо¬
тят  снять  громоотводы  военного  равновесия  в  Европе.
 США  ведут  имперскую  внешнюю  политику.  Она
приходит  в  кричащее  противоречие  со  стремлением
народов  к  демократии,  с  процессом  общемирового
развития.  Поэтому  имперские  амбиции  скрывают,  ка¬
муфлируют,  набрасывая  на  них  маскировочную  сеть,
как  это  делалось  во  время  войны  с  боевой  техникой  в
районах  сосредоточения  или  на  исходных  рубежах.
Как  примирить  даже  в  собственной  стране  постоян¬
ный  риск  имперских  вожделений  с  морализаторской
риторикой  о  правах  человека,  с  напыщенной  декла¬
мацией  о  демократическом  мессианстве  Соединенных
Штатов?
 Необходимо  в  таком  случае  наличие  угрозы,  объе¬
диняющей  общество  хотя  бы  страхом,  угрозы  доста¬
точно  сильной,  чтобы  агрессивная  политика  государ¬
ства  выглядела  как  бы  защитной,  вовсе  не  продикто¬
ванной  планами  мирового  господства,  а,  наоборот,  от¬
ветной,  вынужденной.
 Подобной  угрозы  Соединенным  Штатам  не  суще¬
ствует  в  природе.  Она  вымышлена,  подстроена,  скон¬
струирована  и  названа  советской.  Лишите  этой  те¬
мы  западные  средства  массовой  информации  хотя  бы
на  один-два  дня,  и  мир  увидит,  как  бессмысленны  все
 27

действия  заокеанской  державы  с  ее  полумиллионной
армией  за  пределами  собственной  территории,  с  ее
сотнями  (не  десятками!)  военных  баз  во  всех  угол¬
ках  планеты,  с  ее  фантасмагорическим  военным  бюд¬
жетом,  с  проектом  создания  стопятидесятитысячного
корпуса  жандармов  «быстрого  реагирования»,  искус¬
ственно  вызванным  психозом  населения,  тоскливой
пляской  нервов  и  чудовищами  Франкенштейна  на  го¬
ризонте...
 Советская  угроза  —  миф.  У  себя  мы  пишем  об  этом
открыто  и  ясно,  в  полной  уверенности,  что  ни  один  со¬
ветский  человек,  знающий  настроение  страны  изнут¬
ри,  не  упрекнет  нас  в  искажении  фактов.  Ведь,  чтобы
кому-то  угрожать,  нужно  и  собственный  народ  гото¬
вить  к  исполнению  этой  угрозы.  Но  такая  подготовка
в  нашей  стране  не  ведется.  Каждый  советский  чело¬
век  может  «выдать»  эту  «тайну»  любому  иностранцу.
 Соединенные  Штаты  привыкли  быть  сильнее  всех
в  мире.  Сильнее  в  два,  в  три,  в  десять  раз.  Теперь
так  не  получается.  Отсюда  непрерывное  раздражение
правых  сил  США.  Дань  этому  чувству  отдают  там  да¬
же  реалистически  мыслящие  политики.  Что  же  гово¬
рить  о  военной  партии!
 Советская  угроза  —  умозрительно  изготовленная
категория.  Это  псевдоним  жажды  всевластия  у  аме¬
риканской  реакции.  Это,  как  уже  сказано,  прикрытие
жесткой,  заносчивой,  захватнической  политики  США.
И  в  этом  состоит  глобальное  коварство  современной
политики  империализма.
 Поскольку  все  же  эта  политика  началась  не  вчера,
я  пробую  поискать  в  литературе  подтверждение  мыс¬
ли  о  коварстве,  исходящем  из-за  океана.  И,  представь¬
те,  нахожу.  В  неожиданном  месте,  но  вполне  близком
газете,  для  которой  пишу.
 В  рукописном  отделе  Пушкинского  дома  хранит¬
ся  несколько  писем  Чарльза  Диккенса  к  разным  ли¬
цам.  В  «Литературном  архиве»  Академии  наук  незна¬
чительным  тиражом  (5  000  экземпляров)  опубликова¬
ны  два  письма.
 Одно  из  них  адресовано  английскому  журналисту-
международнику  Ливеру,  впоследствии  британскому
консулу  в  итальянском  городе  Специя.
 28

Это  было  во  вторник,  в  сырое  утро  восьмого  нояб¬
ря  1859  года.  Диккенс  сидит  в  рабочей  комнате  своего
еженедельника  «Круглый  год».  Вспоминая  путешест¬
вие  в  США  —  впечатления  этой  поездки  нашли  выра¬
жение  в  резко  обличительных  «Американских  за¬
метках»  и  сатирических  эпизодах  романа  «Мартин
Чезлвит»  —  и  придвинув  к  себе  журнальный  бланк,
он  пишет:
 «Яго  был  бы  модным  человеком  в  Нью-Йорке».
 Спасибо,  дорогой  Диккенс!
 Ровно  сто  двадцать  лет  назад  вы  увидели  зарожде¬
ние  процесса:  США  начали  оспаривать  репутацию  и
лавры  «коварного  Альбиона».  Но  и  человечество  с  той
Поры  немало  узнало,  многому  научилось,  а  кроме  то¬
го,  у  шекспировской  трагедии,  как  известно,  есть  еще
и  пятый  акт...

КОЕ-ЧТО
О  ТАРТЮФАХ
 Опыт  современного  прочтения  Мольера
 Ни  одна  мать  в  мире  не  баюкала  в  колыбели  дитя,
названное  этим  именем.  Ни  один  народ  на  земле  не
числит  его  в  своих  святцах.  Между  тем  оно  существует
и  широко  известно.  Стоит  его  произнести,  и  тотчас  в  за¬
тылок  ему  выстраивается  вереница  кривляющихся  си¬
нонимов.  Молитвенно  опускает  глаза  Ханжа,  в  под¬
дельной  улыбке  корчат  губы  Плут  и  Обманщик,  ко¬
щунственно  расточает  свои  речи  Лицемер.
 Это  имя  —  Тартюф.  Его  не  знал  род  человеческий,
пока  великий  Мольер  не  сконструировал  имя  собст¬
венное  из  слова  старофранцузского  языка  —  1пШе,
или  1гиШе,  означающего  в  переносном  смысле  Аван¬
тюру  в  маске  Добродетели.
 Уже  в  дни  премьеры,  три  с  лишним  века  назад,
современники  называли  поименно  тех,  кто  мог  претен¬
довать  на  роль  прототипов  Тартюфа:  агент  принца
Конде  и  его  помощник  Гурвиль,  авантюрист  Шарпи  и
другие.  Так  имя  собственное  стало  нарицательным.
Но  люди  не  слишком  поспешно  избавляются  от  своих
пороков,  не  правда  ли?
 Ах,  эта  прекрасная  магия  литературы!  Читаю  сооб¬
щения  из-за  океана:  некий  государственный  деятель,
прежде  чем  принять  решение  об  очередной  диверсии
против  Ирана,  молится  по  нескольку  раз  в  день  —  и
на  ум  приходят  мольеровские  строки:
 Так  ничего  гнусней
 и  мерзостнее  нет,
 Чем  рвенья  ложного
 поддельно  яркий  цвет...
 Чем  люди,  полные
 своекорыстным  жаром,
 Которые,  кормясь  молитвой,
 как  товаром,
 И  славу  и  почет
 купить  себе  хотят
 30

Ценой  умильных  глаз
 и  вздохов  напрокат.
 Знакомлюсь  с  очередным  интервью  и  речью  Бже¬
зинского  и  с  первых  же  его  фраз  вступаю  в
 сей  низменной  души
 извилистый  тайник.
 Дипломат,  финансист,  ученый  —  люди  различных
профессий  в  разное  время  исполняли  должность  по¬
мощника  президента  по  национальной  безопасности.
Но  впервые  на  этом  посту  в  Белом  доме  обосновался
советолог-профессионал.
 Советология  есть  наиболее  вульгарная  форма  идео¬
логической  борьбы  буржуазного  мира  против  социа¬
листических  стран  и  марксизма-ленинизма.  Она  роди¬
лась  на  другой  же  день  после  нашей  великой  револю¬
ции  и  представляет  собой  свод  наукообразных  теорий
антикоммунизма  и  антисоветизма.  Поскольку  они
преследуют  не  научные,  но  остро  агрессивные  цели,  то
и  к  фактам  и  явлениям  жизни  относятся  вампириче-
ски,  игнорируя  одни,  извращенно  трактуя  другие,
распиная  все,  что  противоречит  их  догмам.
 Методологически  советология  близка  к  таким  лже¬
наукам,  как  алхимия,  астрология,  теология...  Первая
мистически  стремилась  превратить  в  золото  то,  что  им
и  не  пахло;  вторая  —  непререкаемо  предсказать  судьбу
людей  и  народов  по  расположению  небесных  светил,
а  третья  —  инквизиторски  принудить  науку,  и  в  част¬
ности  философию,  стать  ее  служанкой  и  признать  за
богословием  верховное  господство  во  всех  областях
умственной  деятельности.
 Объединив  все  три  задачи  в  одну,  советология  ал¬
химически  «достоверно»  объявляет  «золотом  правды»
клевету  на  Советский  Союз,  астрологически  «точно»
составляет  гороскопы  нашего  прошлого,  настоящего  и
будущего,  теологически  бесцеремонно  подгоняет  пре¬
вратно  истолкованные  или  выдуманные  факты  под
антисоветские  схемы.
 Советолог  не  может  не  быть  Тартюфом.  В  его  по¬
литических  генах  закодированы  фальшь  и  авантю¬
ризм.  И,  подобно  мольеровскому  персонажу,  он  от¬
рывает  слова  от  их  истинных  значений,  произвольно
изменяет  и  выворачивает  их  смысл.
 31

Образчик  фальши.  Именно  Бжезинский  предло¬
жил  ввести  принцип  «защиты  прав  человека»  в  основу
отношения  Запада  к  социалистическим  странам.  Этот
фальшивый  тезис  облетел  весь  мир,  как  бумеранг,
вернулся  к  стартовой  позиции  и  больно  стукнул  тех,
кто  его  запустил  на  орбиту  психологической  войны.
Достаточно  вспомнить  последние  события  в  Майами;
там,  где  открывают  пальбу  по  согражданам,  нечего
болтать  о  правах  человека.  Любопытно,  что  ложную
кампанию  защиты  прав  человека  в  других  странах
охотно  поддерживал  шах  Ирана.  Что  же  касается
«собственной»  его  величества  страны,  то  он  утверж¬
дал  следующее:
 «В  данное  время  я  связан  и  объединен  с  моим  на¬
родом  неразрывными  узами,  подобных  которым  ни¬
где  в  мире  не  найти.  Основа  этой  связи...  зиждется  на
почитании  личности  шаха.  В  сегодняшнем  обществе
Ирана,  фундамент  которого  заложен  на  основе  наше¬
го  белого  переворота,  рабочие  и  правительство  нераз¬
дельны  друг  с  другом».
 Вот  так!  Ну,  не  смешно  ли?  А  ведь  американская
публика  хотя  и  смутно,  но  всерьез  считала  Иран  стра¬
ной  «равных  возможностей»  под  эгидой  шаха.  Вот  по¬
чему  гром  иранской  революции,  борьба  народа  за  свои
элементарные  права  ошеломили  Соединенные  Штаты.
Ведь  их  советологи  в  это  время  пеклись  о  правах  че¬
ловека  в  СССР.
 Кстати,  слова  шаха  взяты  мной  из  его  книги  «Бе¬
лая  революция».  Представьте  себе,  ее  отправляли  и
даже  тайком  забрасывали  в  разные  страны.  Издана
она  и  на  русском  языке  анонимной  типографией  во
Франции  (цитирую  именно  это  издание.—А.  /(.),  а
«перевод  с  персидского  сделан,  —  как  гласит  сообще¬
ние  на  обороте  первого  листа,  —  под  руководством
генерала  Джаханбани».  Вот  так!
 «Белой  революцией»  шах  назвал  свои  реформы  —
они  позволяли  богатым  богатеть  еще  больше,  а  бед¬
ным  беднеть  еще  непереносимее.  Иранский  народ  по¬
требовал  выдачи  автора  этой  надменной  книги,
желая
 На  суд  представить
 справедливый
 Его  двуличный  нрав,
 заносчивый  и  лживый...
 32"

Образчик  авантюризма.  Советский  читатель  хоро¬
шо  знает  историю  подготовки  и  провала  операции
«Коготь  орла»  по  вызволению  американских  залож¬
ников.  Бжезинского  считают  ее  вдохновителем  и  коор¬
динатором.  Телетайпы  отстучали  подробности  ее  под¬
готовки  и  ее  провала.  Международные  обозреватели
высказали  свои  мнения.  Союзники  США  вздрогнули,
словно  на  мгновение  заглянули  в  непредсказуемое  бу¬
дущее.  Время  идет,  но  история  этого  налета  еще  не
стала  прошлым.  Хочу  добавить  к  ней  несколько  сооб¬
ражений.
 С  военной  точки  зрения  эта  операция  была  бес¬
смысленной,  с  политической  —  тем  более.  Соединен¬
ные  Штаты  —  богатая,  сильная  страна.  Она  может
устроить  не  один  такой  рейд  с  помощью  вертолетов,
транспортных  самолетов,  авиации  прикрытия  и  под¬
держки.  И  в  конце  концов  вовсе  не  обязательно  столк¬
новение  своих  летательных  аппаратов  на  чужой  земле,
пожар  и  такая  паническая  «ретирада»,  когда  бросают
трупы  товарищей.  Допустим,  пробился  бы  спецотря/ц
переодетый  по  нацистской  манере  в  форму  противни¬
ка,  к  зданию  посольства  США,  наложил  бы  он  гору
трупов  и  погиб  бы  сам.
 А  что  стало  бы  с  заложниками?  Ведь  в  сфере  огня
никто  не  может  рассчитывать  на  экстерриториаль¬
ность!  Значит,  дело  не  в  заложниках.  И  это  ясно  все¬
му  миру,  кроме  американского  обывателя,  сбитого  с
толку,  наэлектризованного  искусственно  взвинчен¬
ным  шовинизмом.  Смысл  налета,  как  давно  ясно,  был
в  другом.  В  попытке  вызвать  переворот  в  стране,  ин¬
сценировать  восстание  силами  «пятой  колонны»,  за¬
лить  улицы  Тегерана  и  других  городов  кровью,  до¬
браться  до  Кума...
 А  что  стало  бы  с  заложниками?  Да  полноте,  кто  о
них  думает  в  Белом  доме?  Уж  во  всяком  случае  не
Бжезинский.  И  при  первом,  и  при  втором  варианте
заложники  были  заранее  приговорены  к  смерти.  И  кем
же?  Тем  же  Белым  домом.  Его  тартюфы  действуют  в
масштабах,  и  не  снившихся  мольеровскому  герою.
 Реальности  дипломатии  и  миражи  советологии
 Каждый  ощущает  движение  времени  по  своим  приме¬
там.  Но  есть  и  общие  признаки.  Возникают  новые  со-
 з
 Затежа  413
 33

бытия,  рушатся  старые  идолы,  меняются  люди.  Былое
горе  переходит  в  новую  надежду,  старая  обида  усту¬
пает  место  новой  радости.  Вчерашние  враги  стано¬
вятся  добрыми  соседями.  Мир  меняется.  Человечество
ищет  пути  социального  обновления  и  прогресса.  Мир
меняется,  но  есть  в  нем  застойные  явления,  похожие
на  заболоченную  землю,  источающую  ядовитые  испа¬
рения.
 В  1969  году  «Литературная  газета»  опубликовала
мой  памфлет  «Плоды  просвещения  господина  Бже¬
зинского».  В  ту  пору  он  возглавлял  «институт  иссле¬
дований  проблем  коммунизма»  при  Колумбийском
университете.  Его  высказывания  были  пересыпаны
антисоветизмом  и  антикоммунизмом,  как  лежалые  ве¬
щи  нафталином.  Меня  удивили  тогда  прямо-таки  ма¬
ниакальная  ненависть  этого  профессора  к  нашей  стра¬
не,  какое-то  гипнотическое,  непреодолимое  желание
оболгать  ее,  отравить  почву  советско-американских
отношений,  вырастить  на  ней  цветы  зла...  Он  далеко
не  один  такой  в  Штатах,  но  некоторые  социальные  и
человеческие  особенности  его  натуры  побудили  меня
тогда  выделить  его  в  качестве  главного  персонажа
памфлета.
 В  период,  когда  СССР  и  США  заключили  между
собой  первые  важные  соглашения  во  имя  разрядки
международной  напряженности,  Бжезинский  яростно
отстаивал  догматы  «холодной  войны».  Я  прошу  чита¬
теля  вникнуть  в  суть  цитаты  из  его  статьи  того  време¬
ни  в  журнале  «Энкаунтер».  Вот  она:
 «По  мере  того  как  старшее  поколение  увядает,  а
молодое  становится  зрелым,  мы  будем  все  чаще  и  ча¬
ще  возвращаться  мыслями  к  «холодной  войне»  —  пе¬
риоду,  отмеченному  сравнительным  спокойствием,  от¬
носительной  стабильностью  и  большой  степенью
ясности.  «Холодная  война»  была  определенной  формой
мышления,  которой  нам  будет  все  больше  и  больше
недоставать  сейчас  и  в  предстоящие  годы».
 Ясно?  Бжезинский  оплакивал  «холодную  войну»,
как  мать  родную.  Спустя  срок  я  увидел  его  в  Нью-
Йорке,  в  Интернациональном  клубе  печати  при  ООН.
Нас  познакомили  в  кулуарах.  Сухощавый,  с  мелкими,
птичьими  чертами  лица,  с  прической  ежиком,  он  ров¬
ным  голосом  прочел  собравшимся  журналистам-меж-
дународникам  нечто  вроде  лекции  о  «советской  угро*
 34

зе»,  аккуратно  сложил  какие-то  листки  в  папку  и  смах¬
нул  какую-то  пылинку  с  пиджака.
 Хотелось,  однако,  думать,  что,  привлеченный  на
пост  помощника  президента  по  национальной  безо¬
пасности,  Бжезинский  проникнется  чувством  госу¬
дарственной  ответственности  и,  как  один  из  тех,  кто
стоит  у  руля  внешней  политики,  внесет  свой  вклад  в
разрядку  международной  напряженности.
 Но  произошло  другое.
 Дипломатия  —  искусство  возможного.  Эта  старая
формула  точна  и  ясна.  Она  предполагает  трезвый  и
взаимный  учет  интересов,  а  также  доброй  или  злой
воли  международных  партнеров.  Дипломатия,  желаю¬
щая  невозможного,  не  достигает  ничего  или  приводит
к  войне.  Признание  принципа  мирного  сосуществова¬
ния  придает  этой  формуле  новую  ценность,  ибо  что  же
можно  предложить  взамен  в  нашу  эпоху?  Существует
понятие  «дипломатия  канонерок»,  но  всего  лишь  как
иронический  псевдоним  демонстрации  военной  силы.
Внешняя  политика  Гитлера,  деятельность  Риббентро¬
па  получили,  как  известно,  насмешливое  и  вместе  с
тем  зловещее  название—«ультрадипломатия».  Она  и
была  не  строительством  мира,  но  подготовкой  к  войне.
 Советология  —  желание  невозможного.  Ее  прог¬
рамма  сокрушения  нового  мира  ирреальна.  Советоло¬
ги  обманывают  себя  и  своих  патронов.  Но  именно  их
злокозненные  идеи  Белый  дом  вводит  сейчас  в  между¬
народный  обиход.  Советология  также  и  совокупность
приемов  психологической  войны  с  антисоветскими  це¬
лями,  и  ныне  особенно  ясно  обозначился  процесс  пе¬
ремещения  ее  принципов  из  круга  реакционной  и
буржуазной  пропаганды  в  сферу  внешней  политики.
 Один  из  главных  инициаторов  этой  практики  —
Збигнев  Бжезинский.  Да,  впервые  в  Белом  доме  такой
видный  пост  занимал  советолог-профессионал.  Загля¬
нем  в  американские  источники,  поскольку  деятель¬
ность  Бжезинского  озадачивала  и  пугала  всех  здраво¬
мыслящих  людей  в  США.
 Журнал  «Нью-Йоркер»:  Бжезинский  «использует
свой  доступ  к  формированию  внешней  политики  Сое¬
диненных  Штатов  для  таких  решений,  которые  согла¬
суются  с  его  антисоветскими  убеждениями».  И  далее:
«Его  первая  реакция,  как  правило,  обладает  антисо¬
ветским  звучанием».  «Нью-Йорк  тайме»:  «Он,  как  ни-
 35

кто  другой  из  официальных  американских  лиц,  заин¬
тересован  в  том,  чтобы  столкнуть  Китай  с  Совет¬
ским  Союзом».  Сенатор  Дж.  Макговерн:  «Бжезинский
преисполнен  решимости  проводить  внешнеполитиче¬
ский  курс  на  кризисы  и  противоборство».  Конгрессмен
Ч.  Диггс:  «Бжезинский  превращает  Африку  в  поле
битвы  для  американо-советской  конфронтации».
 Помощник  президента  начал  так  судорожно  вер¬
теть  руль  внешней  политики,  такие  закладывать  ви¬
ражи  на  ровном  месте,  что  чиновники  госдепартамен¬
та  стали  на  полном  ходу  сигать  из  машины  в  разные
стороны:  не  случилось  бы  непоправимой  беды.  Не  бу¬
дем  обольщаться.  Сайрус  Вэнс  и  его  коллеги  вовсе
не  друзья  Советского  Союза  или  нового,  в  муках  рож¬
дающегося  Ирана.  Но  они  знают,  что  дипломатия,  как
уже  сказано,  искусство  возможного.  Поэтому  лучше
спрыгнуть  на  ходу,  прежде  чем  лопнет  тяга  рулевого
управления.  Водители  знают,  что  такое  это  в  автомо¬
билизме.  Ну,  а  чем  оно,  это  самое,  грозит  в  политике  —
нетрудно  себе  представить.
 Давно  уже  известна  его  манера:
 Он  всегда  умел  щеголевато
Рядить  бессовестность
 и  подлость  в  то,
что  свято.
 Эти  бесчисленные  интервью  в  газетном  каскаде,  это
прихорашивание  у  международного  зеркала,  это  же¬
лание  подбочениться  и  произнести  нечто  сногсшиба¬
тельное—  такое,  чтобы  поразить  воображение  невеже¬
ственного  конгрессмена  или  пощекотать  провинциаль¬
ного  журналиста.  Так  возникают  терминологические
загадки,  вроде  «дуги  кризисов»,  изобретенной  Бжезин¬
ским,  или  ассоциативные  аналогии,  наподобие  упоми¬
нания  об  «инциденте  в  Фашоде».
 О  «дуге  кризисов»  много  говорить  не  будем.  Евро¬
пейская  пресса  не  без  иронии  подхватила  это  опреде¬
ление,  но  тем  не  менее  пользуется  им.  Карту  мира
можно  испещрить  окружностями,  треугольниками,
квадратами.  Но  геометрические  фигуры  не  способны
объяснить  положение  в  меняющемся  мире.  «Дугу  кри¬
зисов»  можно  использовать  разве  что  для  метафори¬
ческой  упряжки  и  вообразить  себе  автора  в  виде  над¬
треснутого  колокольчика,  дребезжащего  под  этой  са¬
мой  дугой.
 36

По  прочь  риторику!
 А  вот  возле  упоминания  об  инциденте  в  Фашоде
есть  смысл  задержаться.  Впервые  о  Фашоде  Бжезин¬
ский  упомянул  в  статье,  опубликованной  тем  же  жур¬
налом  «Энкаунтер».  Весьма  злорадно  предрекал  он
ситуацию,  при  которой  «две  перекрывающие  друг
друга  глобальные  военные  силы,  конфликтующие  ме¬
жду  собой,  а  также  глобальные  интересы  в  динамиче¬
ской  обстановке  нестабильности  третьего  мира  (уф!  —
А.  К.)  неизбежно  приведут  к  вооруженному  столкно¬
вению  где-нибудь».
 Далее  Бжезинский  набрасывал  сценарий  такого
вожделенного  конфликта:
 «У  каждой  из  крупных  держав  может  возникнуть
желание  вторгнуться  куда-то  первой  в  надежде,  что,
«застолбив»  какие-то  притязания,  она  отобьет  у  дру¬
гой  державы  охоту  соваться  туда  же».
 Вот  тут  Бжезинский  и  сослался  на  инцидент  в  Фа¬
шоде,  сослался  коротко,  без  долгих  пояснений,  просто
как  на  бесспорную  иллюстрацию  к  сказанному.  Тогда
на  эту  Фашоду,  кажется,  мало  кто  обратил  внимание.
Ну,  бросил  автор  словцо,  просто  так,  небрежно,  через
плечо,  эрудицию  показал.  А  от  статьи  в  целом  у  меня
тогда  осталось  странное  ощущение,  будто  ее  автор  по¬
тирает  руки.  Да,  вот  так,  поставил  последнюю  точку  в
рукописи,  поднялся  из-за  стола  и  легонько  потирает
руки,  прохаживаясь  по  кабинету.  Потирает  руки  и
приговаривает:  «Будет  столкновение,  будет,  стоит
только  захотеть».
 Зачем  потревожена  тень  Фашоды
 Что  же  это  такое  —  Фашода?  Небольшое  селение.
В  1898  году  капитан  Маршан  во  главе  боевого  отряда,
пройдя  сквозь  болота  и  джунгли  Центральной  Афри¬
ки,  достиг  желтых  вод  Нила,  занял  эту  самую  при¬
брежную  Фашоду  и  поднял  на  башне  старой  египет¬
ской  крепости  трехцветный  флаг  Франции.
 А  вверх  по  реке  навстречу  французскому  отряду
форсированными  переходами  шел  английский  экспе¬
диционный  корпус  под  командованием  генерала  Кит¬
ченера.  Огнем  и  мечом  покоряли  бритты  суданские
земли.  Они  стремились  к  безраздельному  господству
над  всем  бассейном  Нила.  Между  тем  отряд  Маршана
 37

разрезал  коммуникационные  линии  между  Северной
и  Южной  Африкой.  Желая  поскорее  выбить  францу¬
зов  из  Фашоды,  Китченер  отправил  туда  по  реке  пять
канонерок.  Они  высадили  десант  и  на  окраине  того  же
селения,  на  вышке  крепостной  его  стены,  подняли
флаг  Великобритании.  Генерал  действовал  решитель¬
но.  Еще  один  десант  на  берег,  к  югу  от  Фашоды,—  и
отряд  французов  был  заблокирован,  перевозка  по  реке
каких-либо  грузов,  военнослужащих  или  курьеров  для
связи  с  метрополией  воспрещена.  На  протест  Марша-
на  Китченер  только  фыркнул  в  рыжие  усы.
 Между  тем  в  европейских  столицах  началась  слож¬
ная  игра  колониальной  дипломатии.  Обстановка  нака¬
лялась.  В  «Тетрадях  по  империализму»  Ленин  оха¬
рактеризовал  ее  так:  «Англия  на  волосок  от  войны  с
Францией».  Три  фактора  повлияли  на  решение  Фран¬
ции  отступить:  сдержанная  позиция  ее  союзника  —
царской  России,  страх  перед  нападением  Германии  в
дополнение  к  вооруженному  столкновению  с  Англией
и  острый  внутриполитический  разброд  в  стране,  вы¬
званный  «делом  Дрейфуса».
 Итак,  Франция  отступила,  но  спустя  год,  в  канун
нового,  XX  века,  ради  общих  интересов  колонизато¬
ров  пошел  на  уступки  Лондон.  Африканские  владения
обеих  держав  были  разграничены.  Франция  оконча¬
тельно  удалилась  из  бассейна  Нила,  но  взамен  полу¬
чила  большой  кусок  Судана.  В  тех  же  «Тетрадях  по
империализму»  Ленин  записал  по  этому  поводу:  «Анг¬
лия  и  Франция  делят  Африку».  Так  оно  и  было.  Согла¬
шение  1899  года  завершало  раздел  центральной  части
этого  континента.
 Вот  что  такое  Фашода.
 Теперь  нам  с  читателем  легко  оценить  степень  эру¬
диции  Бжезинского,  путающего  век  минувший  и  век
нынешний,  времена  безнаказанного  колониального
разбоя  с  эпохой  победоносной  борьбы  народов  за  неза¬
висимость  и  суверенитет.
 Но  на  этом  тема  Фашоды  как  исторической  анало¬
гии  еще  не  кончена.  В  той  давней  статье  Бжезинский
писал:
 «Как  минимум,  одной  такой  новой  Фашоды  следует
ожидать...  Вопрос  в  том,  конечно,  можно  ли  будет
американо-советскую  Фашоду,  при  нынешнем  ядер-
ном  паритете  этих  держав,  урегулировать  таким  же
 38

мирным  путем,  что  и  англо-французскую  в  конце
XIX  века».
 Что  означает  эта  в  высшей  степени  странная  фра¬
за?  Давно  известно:  исторические  параллели  риско¬
ванны.  А  эта  еще  и  бессмысленна.  По  точному  смыслу
цитаты  из  «Энкаунтера»  получается,  что  именно  ядер-
ный  паритет  отменяет  возможность  или  затрудняет
мирные  урегулирования,—  я  не  ошибаюсь?  Да,  имен¬
но  так.  Значит,  при  военном  превосходстве  одной  из
сторон  дело  пойдет  глаже?  Да,  именно  такой  вариант
предпочтителен  Бжезинскому.  И  я  вспоминаю,  что
ведь  у  генерала  Китченера  уже  в  самом  начале  фа-
шодского  кризиса  был  целый  корпус  —  20  тысяч  сол¬
дат,  пять  канонерок,  а  за  ними  весь  большой  флот
Британии.  Отряд  Маршана  насчитывал  всего  лишь
150  человек.
 Бжезинский  писал  свою  статью  вскоре  после  раз¬
грома  полумиллионной  американской  армии  во  Вьет¬
наме.  За  тридевять  земель  от  своих  пределов  она  ис¬
пользовала  в  той  войне  весь  спектр  современного  ору¬
жия  и  не  смогла  принудить  Вьетнам  к  отступлению.
В  резерве  у  США  оставалось  ядерное  оружие.  Оно  не
было  пущено  в  ход,  но  ведь  не  по  причине  гуманности.
Весь  мир  знал:  Советский  Союз  не  даст  растерзать
Вьетнам.
 Вот  почему  Бжезинский  жаловался  на  ядерный
паритет.
 «Превосходства!»  —  слышим  мы  рев  из  политиче¬
ских  джунглей  США.  Превосходства  во  всем  —  в  сред¬
ствах  доставки  и  качестве  боезаряда,  в  войсках,  ра¬
кетных  и  обычных,  на  суше,  на  море  и  в  воздухе.  Пре¬
восходства  в  пять,  десять  раз,  с  запасом  прочности,
навсегда,  до  скончания  веков.  Только  оно  даст  возмож¬
ность  Соединенным  Штатам  достичь  мирового  господ¬
ства.  Вот  в  таком  случае,  по  Бжезинскому,  и  сподруч¬
нее  говорить  о  мирных  урегулированиях  на  условиях,
продиктованных  тем,  кто  достиг  военного  превосход¬
ства.
 Таков  смысл  фашодского  кризиса,  как  его  пони¬
мает  помощник  президента.  Но  и  на  этом  история
«аналогии»  еще  не  исчерпана.  Она  только  начинается.
 Ровно  через  десять  лет  после  опубликования  ста¬
тьи  Бжезинского  ее  автор  вернулся  к  полюбившемуся
примеру.  На  этот  раз  он  сам  все  объяснил.  В  мае
 39

1978  года  журнал  «Нью-Йоркер»  напечатал  статью
Элизабет  Дрю.  Известная  журналистка  взяла  у  Бже¬
зинского  обширное  интервью.  И  то,  как  он  наконец
объяснил  исторический  урок  Фашоды,  четко  и  откры¬
то  охарактеризовало  запланированную  Белым  домом
стратегию  и  тактику  действий  Соединенных  Штатов  в
Афганистане,  и  не  только  в  нем.
 Сейчас  я  дам  возможность  читателю  в  этом  убе¬
диться.  Элизабет  Дрю  пишет:
 «Беседуя  со  мной,  Бжезинский  сказал,  что  его  те¬
зис  о  том,  что  две  державы  вступят  в  конфликт  в  ка¬
кой-нибудь  третьей  стране,  подтверждается.  Возна¬
гражден  будет  тот,  кто  предпримет  упреждающую  ак¬
цию».
 Так  Бжезинский  подвел  «теоретическую  основу»
под  «необъявленную  войну»  США  против  Афганиста¬
на,  начатую  ими  как  раз  в  период  этого  интервью,  бо¬
лее  двух  лет  тому  назад,  и  длящуюся  до  сих  пор.
 Сказано  было  определенно  и  ясно,  с  полным  пре¬
зрением  к  той  «третьей  стране»,  куда  хотел  бы  за¬
браться  Бжезинский.
 Несколько  смущенная  подобной  болтливостью  и,
видимо,  желая  дать  собеседнику  возможность  как-то
сгладить  его  апологию  кулачного  права,  Элизабет
Дрю  спрашивает:
 «Значит  ли  это,  что  вы  предвидите  возможность  си¬
туации,  когда  мы  можем  вступить  куда-то  первыми?»
 И  Бжезинский  отвечает  буквально  следующее  (пе¬
ревод  тщательно  сверен):
 «Да,  это  достаточно  важно.  Да,  мы  должны  думать
о  вступлении  туда  (куда?  —  А.  К.)  первыми,  или  же
нам  придется  войти  туда  вторыми,  чтобы  стать  пер¬
выми».  Он  улыбнулся».
 Так  вот  что  скрывалось  за  навязчивыми  рассужде¬
ниями  об  инциденте  в  Фашоде.  Пишем:  «Фашода»,  а
в  уме  Тегеран,  Гавана,  Сан-Сальвадор,  Манагуа...  Та¬
кова  программа,  выношенная  помощником  президен¬
та.  Факт  этот  теперь  опровергнуть  невозможно.  Фор¬
мула  Фашоды  взята  из  цейхгаузов  колониальных  по¬
ходов,  когда  «третья  страна»  рассматривалась  просто
как  пятно  на  карте,  а  населяющий  ее  народ—как  то¬
варный  скот.  Этой  формуле  —  «третья  страна»  —  при¬
дан  универсальный  характер.  Сначала  под  этим
термином  подразумевались  Куба,  Доминиканская  Рес-
 40

публика,  потом  Ангола,  Эфиопия,  Зимбабве,  Никара¬
гуа,  теперь  —  особенно  остро  Иран  и  Афганистан.  Же¬
лают  войти  туда,  куда  их  не  зовут.  С  помощью  наем¬
ников  ломятся  в  закрытые  двери.  Бронированным  ку¬
лаком  поддерживают  продажные  режимы.
 Пристрастие  Бжезинского  к  словечку  «Фашода»  и
его  трактовка  в  наши  дни  этого  понятия  уличают  тех,
кто  готовил  внедрение  в  Афганистан,  мечтал  «войти
туда  первым»,  чтобы  предотвратить  афганскую  рево¬
люцию.  Тех,  кто  пытается  теперь  прийти  в  эту  страну
«вторым,  чтобы  стать  первым»,  залить  ее  кровью,  ото¬
мстить  ее  революции,  навязать  ей  потом  систему  «де¬
легированного  суверенитета»  и  притом  бесстыдно  бол¬
тать  о  правах  человека  и
 Под  обличием  столь
 искреннего  рвения
Таить  столь  хитрый  нрав,
столь  злые  помышления!
 Осмелились  же  Картер  и  Бжезинский  назвать
авантюру  «Коготь  орла»  актом  гуманизма.  В  таких
заявлениях  образ  Тартюфа  вырастает  до  фантасма¬
горических  размеров.
 Теория  Мэхэна  и  практика  Пентагона
 В  годы  колониальных  захватов  западная  дипломатия
придумала  понятие  «делегированный  суверенитет».
Несоединимость  этих  двух  слов  подобна  несовмести¬
мости  двух  разных  групп  крови.  Но  колониальные
державы  выступали  от  имени  Индии,  Египта,  стран
Азии  и  Африки.  И  это  называлось  «делегированный  су¬
веренитет».  Генерал  Китченер,  перед  тем  как  идти  иа
Фашоду,  устроил  резню  в  суданском  Хартуме.  Он  при¬
шел  туда  незваный.  Его  дело  —  завоевать.  А  уж  в  ка¬
кой  форме  будут  далее  существовать  порабощенные
им  земли  —  дело  политиков  из  метрополии.  Может
быть,  и  само  их  древнее  название  исчезнет  с  лица
земли.
 В  детстве  я  собирал  марки  и  хорошо  помню  почто¬
вые  миниатюры  далеких  жарких  стран,  но  почему-то
с  изображениями  европейских  королей  и  императоров.
Октябрьская  революция,  всколыхнувшая  национально-
освободительное  и  социальное  движение  во  всем  мире,
 41

помогла  народам  этих  стран  обрести  собственные  име¬
на,  свободу  и  независимость.
 Соединенные  Штаты  не  поспели  в  свое  время  к  де¬
лежу  колоний.  И  если  бы  у  меня  спросили,  что  такое
неоколониализм,  я  бы  ответил:  «Это  прежде  всего
стремление  Соединенных  Штатов  утвердить  систему
вассальных  государств  под  предлогом  защиты  их  от
«советской  угрозы»  и  «коммунистического  влияния»,
а  на  самом  деле  —  в  целях  их  экономического  и  поли¬
тического  порабощения».  Из  всех  форм  рабовладения
и  практики  колониализма  именно  эта  в  наибольшей
степени  сочетает  умильную  ухмылку  и  звериную  суть.
Она  и  полюбилась  Белому  дому.
 Нельзя  сказать,  что  Картер  и  Бжезинский  поло¬
жили  начало  какой-то  принципиально  новой  политике
Соединенных  Штатов.  Нет,  политика*эта  традиционна.
Военно-политическая  стратегия  США,  в  сущности,  раз¬
вивается  в  жестких  канонах  имперских  вожделений.
Весьма  отчетливо  их  сформулировал  еще  в  конце
прошлого  века  классик  американской  военной  мысли
контр-адмирал  А.  Мэхэн.
 Отмечая  на  карте  курс  американского  флота  и  со¬
средоточение  его  крупных  сил  у  Персидского  залива,
я  вспоминаю  завещание  Мэхэна.  Он  писал:
 «В  нашем  младенчестве  мы  граничили  только  с  Ат¬
лантическим  океаном;  наша  юность  видела  границу
уже  у  Мексиканского  залива;  сегодня,  в  период  зре¬
лости,  мы  выходим  к  Тихому  океану.  Разве  у  нас  нет
права  и  желания  продолжать  двигаться  дальше?»
 Права,  разумеется,  не  было  и  нет  никакого,  но  же¬
лание  растет  и  растет.  Цели  американского  большого
флота  в  Персидском  заливе  также  можно  определить
по  Мэхэну.  Он  проповедовал:
 «Превосходство  на  море,  изгоняющее  с  его  просто¬
ров  неприятельский  флаг  или  дозволяющее  появление
последнего  лишь  как  беглеца;  такое  превосходство  по¬
зволяет  установить  контроль  над  океаном  и  закрыть
пути,  по  которым  торговые  суда  (по-современному  —
танкеры  с  нефтью.—  А.  /С.)  движутся  от  неприятель¬
ских  берегов  и  к  ним».
 И,  пожалуй,  уж  совсем  откровенно  Мэхэн  аргу¬
ментировал  необходимость  захвата  колоний  не  только
 42

в  экономических,  но,  и  в  глобально  военных  целях.
Американский  историк  Уолтер  Миллис,  излагая  тео¬
рию  Мэхэна,  писал:  «Для  военных  кораблей,  приводи¬
мых  в  движение  паром,  нужны  углезаправочные  стан¬
ции  и  ремонтные  базы.  Но  для  размещения  такого
рода  станций  и  баз  необходимы  колонии».  Просто,  как
пареная  репа.  Неудивительно,  что  расчеты  Мэхэна
давным-давно  превратились  в  военную  библию  США.
Его  доктрины  стали  арсеналом,  вооружившим  амери¬
канский  неоколониализм.
 Что  же  нового  внесли  в  американскую  внешнюю  и
военную  политику  Картер  и  его  окружение,  и  в  пер¬
вую  очередь  Бжезинский,  если  империализм  США  за¬
долго  до  них  успел  обзавестись  и  своей  библией,  и  ка¬
техизисом,  и  скрижалями  —  назовите  его  агрессивные
теории,  как  хотите.  Новое  же  состоит  в  некомпетент¬
ности,  дилетантизме,  истеричности,  в  бешеном  жела¬
нии  приспособить  'ход  международных  отношений  к
целям  избирательной  кампании:  усидеть  в  Белом  доме
еще  четыре  года,  а  там  —  хоть  трава  не  расти.  Но  глав¬
ное—  и  тут,  конечно,  Бжезинский  со  своей  советоло¬
гией  стоит  на  первом  месте  —  слепая  ненависть  к
СССР,  толкающая  его  все  дальше  и  дальше  на  путь
пренебрежения  национальными  интересами  США,
страны,  приютившей  его  в  1953  году.
 Бжезинский  це  существует  сам  по  себе.  От  времени
до  времени  авантюристическое  ядро  военно-промыш¬
ленного  комплекса  выталкивает  глашатая  своих  инте¬
ресов  на  правительственную  авансцену,  и  тогда  начи¬
нается  пляска  ведьм.  Во  внутренней  политике  этот
зловещий  хоровод  водил  Джозеф  Маккарти.  Во  внеш¬
ней  политике  появился  его  двойник  —  Збигнев  Бжезин¬
ский.  Конечно,  последнее  слово  оставалось  за  Карте¬
ром.  Все  чаще  и  чаще  оно  звучало  в  унисон  с  точкой
зрения  его  помощника.
 Хорошо  известна  история  возвышения  Картера,  за¬
меченного  и  привлеченного  Бжезинским  на  заседания
трехсторонней  комиссии  —  США,  Западная  Европа,
Япония;  комиссию  учредила  американская  реакция,  и
в  частности  дом  Рокфеллеров,  для  «проработки»  проб¬
лем  мирового  значения.  Мне  кажется,  если  сказать
просто,  речь  там  у  них  шла  о  превращении  НАТО  в
универсальный  военно-политический  орган  вселенско¬
го  масштаба.  Региональные  блоки  себя  не  оправдыва-
 43

ли,  они  разваливались,  поскольку  были  образованы
под  сильнейшим  нажимом  США.  Комиссия  взяла  на
себя  миссию  найти  программу  сплочения  воедино  раз¬
витых  капиталистических  стран  для  борьбы  против
социального  прогресса.  Эта  задача-ракетоноситель
имела  несколько  боеголовок  самостоятельного  наведе¬
ния:  закрыть  дорогу  развивающимся  странам  к  обще¬
ственному  обновлению,  утвердить  и  изощрить  систему
неоколониализма,  сформировать  общий  фронт  против
СССР,  а  кроме  всего  прочего,  привести  союзников  к
полной  покорности  Соединенным  Штатам.  Все  вместе
означало  бы  политический  крах  Западной  Европы  и
Японии  и  продвижение  США  к  мировому  господству,
хотя  бы  и  в  рамках  капиталистической  системы.
 Таков  был  замысел.  (Помимо  прочего,  это  дело
пахло  еще  и  керосином,  поскольку  Бжезинский  был  и
остается  любимцем  рокфеллеровской  династии,  а
проблемы  нефти  давно  входят  в  круг  ее  насущных  ин¬
тересов.)  Но...  И  это  «но»  было,  по  выражению  клас¬
сика,  таким  большим,  как  амбар  у  нашего  дьякона.
Люблю  это  сравнение.  Ах,  это  «но»!  Оно  стоит  на  всех
путях,  наперекор  обветшалым  доктринам  империализ¬
ма.  Когда  он  был  еще  молод,  от  его  имени  живописно,
уверенно  выступали  Мэхэн  и  многие  другие,  в  том  чис¬
ле  и  британский  купец-завоеватель  Сесиль  Родс,  чьим
именем  Родезия  —  вы  только  подумайте!  —  была  на¬
звана  целая  завоеванная  страна,  вернувшая  себе  сей¬
час  исконное  название  —  Зимбабве.
 Возникновение  Советского  Союза  положило  конец
безнаказанности  мира  собственников.  Из-под  его  вла¬
сти  стали  уходить  страны  и  народы.  С  тех  пор  миро¬
вой  реакцией  владеет  чувство  классовой  вендетты.
Вспомним,  как  мстительно  они  душили  блокадой
Кубу,  как,  упиваясь  местью,  выжигали  напалмом  сво¬
бодолюбивый  Вьетнам...  Некогда  англичане  привязы¬
вали  непокорных  индусов  к  жерлам  пушек  и  открыва¬
ли  пальбу,  разрывая  тела  приговоренных  к  смерти.
Сегодня  маньяки  у  власти  готовы  привязать  к  ядер-
ной  бомбе  весь  непокорный  им  мир,  взорвать  его  и
низринуть  в  тартарары.  При  этом  они  —  о  боже!  —
произносят  речи  о  гуманизме  и  правах  человека.
 Я  открываю  том  сочинений  Маркса  и  читаю...  Не¬
кто  наслаждается  мыслью  о  том,  «как  он  своего  врага
сперва  повесит,  затем  изжарит,  затем  четвертует,  за-
 44

тем  нанижет  на  вертел  и,  наконец,  сдерет  с  живого
кожу,  его  постоянное  разжигание  жажды  мести  —  все
это  могло  бы  казаться  очень  глупым,  если  бы  под  па¬
фосом  трагедии  явно  не  проглядывали  трюки  коме¬
дии...  Он  доставляет  комедии  сюжет,  упущенный  даже
Мольером,  а  именно:  Тартюфа  мести».
 Маркс  писал  это  про  орган  английских  твердоло¬
бых—  «Таймс»,  отождествляя  его  с  образом  буржуа,
разъяренного  восстаниями  в  Индии.  С  классической
ясностью  объяснены  причины  и  следствия:  «...так  как
стены  Дели  не  пали,  подобно  стенам  Иерихонским,  от
колебаний  воздуха,-  то  необходимо  Джона  Булля  так
оглушить  воплями  о  мести,  чтобы  он  забыл,  что  его
правительство  ответственно  за  те  бедствия  и  за  те  ко¬
лоссальные  размеры,  до  которых  оно  дало  им  разра¬
стись».
 Слово  Маркса  и  сквозь  дистанцию  времени  удиви¬
тельно  метко  изобличает  суть  заявлений  Картера  и
Бжезинского  об  Иране  и  Афганистане.
 «Тартюфы  мести»  —  вот  их  имя.  Мести  злобной,
слепой  и  бессильной.

из  жизни
 МОНСТРОВ
 1
 Когда-то,  в  давно  прошедшие  времена,  в  старой  Мо¬
скве  было  известно  имя  Юлии  Пастрана.  Так  называ¬
лась  женщина-монстр.  Лицо  ее,  заросшее  темными  во¬
лосами,  жесткая  смоляная  борода  и  дикие,  бессмыс¬
ленные  глаза  вызывали  странный  интерес  посетителей
сада  «Эрмитаж».  Антрепренером  зрелища  был  заез¬
жий  иностранец,  господин  Морель,  деловитый  мужчи¬
на  с  кокетливыми,  закрученными  кверху  усиками.
 По  дорожкам,  посыпанным  желтым  песочком,  бе¬
регом  большого  пруда  мимо  вычурных  беседок  прогу¬
ливались  нарядно  одетые  люди.  В  саду  на  большой
эстраде  играл  лучший  в  Европе  конца  XIX  века  сим¬
фонический  оркестр  Гунгля,  пел  цыганский  хор.  Но  са¬
мые  большие  сборы  Морелю  делала  Юлия  Пастрана.
Она  сидела  за  изгородью,  в  специально  выстроенном
павильоне.  Публика  валом  валила  поглазеть  на  стра¬
шилище.
 Известно,  выставленное  напоказ  уродство,  да  еще
и  страшноватое,  вызывает  смешанное  чувство  жало¬
сти  и  страха.  Про  Юлию  Пастрана  говорили  всякое.
Будто  она  дочь  огромной  обезьяны  и  женщины,  похи¬
щенной  четвероногими.  А  то  еще  и  такое:  будто  нашли
ее  в  глубине  Африки  —  последнюю  из  приматов,  по-
лулюдей-полузверей,  нетронутых  процессом  биологи¬
ческой  эволюции.
 Скептики  уверяли:  борода  у  нее  наклейная,  а  вооб¬
ще  это  обычная  женщина,  только  загримированная.
Содержатель  сада,  отвечая  на  такие  подозрения,  са¬
модовольно  подкручивал  усики,  приглашал  профессу¬
ру,  медиков.  Юлию  Пастрана  усыпляли.  Медицинские
светила  проводили  обследования,  даже  дергали  ее  за
бороду.  Но  нет,  она  оставалась  монстром.
 Полуженщина-полуобезьяна  не  обладала  даром
внятной  речи.  Иногда  она  танцевала.  Это  были  стран-
 46

ные  телодвижения,  на  первый  взгляд  произвольные,
а  может  быть,  и  с  загадочным  ритуальным  смыслом,
но  не  лишенные  звериной  грации,  неизменно  таящей
в  себе  неожиданную  опасность  для  человека.  Эта  пе¬
щерная  хореография  делала  Юлию  Пастрана  еще
непонятнее  и  страшнее...
 Господин  Морель  печатал  ее  фотографии.  Они  рас¬
ходились  во  множестве,  в  десятках  тысяч  экземпляров.
Родители  пугали  ребят:  «Вот  отдам  тебя  Пастра-
не!»  —  а  сами,  украдкой  и  с  жутким  холодком  в  спине
поглядывая  на  изображение,  думали:  «Господи,  отку¬
да  только  взялось  такое  чудище?»
 Но  где  произросла  Пастрана,  из  каких  щелей  по¬
явилась,  кто  ее  породил  или  выдумал  —  оставалось
неизвестным.  Ома  молчала.  Мрак  окутывал  ее  прош¬
лое.  Доисторическое  чудовище  дохнуло  смрадом  в
лица  людей  и  исчезло,  оставив  после  себя  лишь  забы¬
тые  рассказы  очевидцев  о  монстре  московского  «Эр¬
митажа».  Да  у  меня  дома  завалялась  выцветшая  фо¬
тография—  свидетельство  существования  Юлии  Па¬
страна.
 «Монстр»  —  французское  слово,  оно  соединяет  в
себе  два  понятия:  «урод»  и  «чудовище».  Часто  фигури¬
ровало  в  литературе.  У  Чехова,  например,  в  «Медве¬
де»  помещица  Попова  восклицает:  «Вы...  медведь!
Монстр!»  У  Мамина-Сибиряка  в  «Горном  гнезде»  об
одном  из  персонажей  сказано:  «Это  какое-то  горохо¬
вое  чучело...  монстр».  Примеров  сколько  угодно.  Но
вот  самый  последний,  и  не  из  литературы,  а  из  жизни.
 Полуженщина-полузверь  заговорила.  Но  это  не
Юлия  Пастрана.  Той  сейчас  было  бы  от  роду  около
полутора  веков.  Скорее  всего,  мы  имеем  дело  с  ее
внучкой.  Новая  Пастрана,  правда,  не  танцует,  но  вот
говорит.  Ее  зовут  Маргрет  Гоинг.  Она  безупречно  вла¬
деет  английским.  И  выступает  не  в  павильоне  «Эрми¬
тажа»,  а  в  Лондонском  университете.  Бороды  у  нее
нет,  фигура  нормальная,  имеет  звание  профессора,  од¬
нако,  представьте,  подобно  Юлии  Пастрана,  остается
монстром.  Мы  узнали  о  ней  из  поистине  сенсационной
статьи  Клива  Куксона  в  газете  «Таймс».  Будем  цити¬
ровать:
 «Профессор  Маргрет  Гоинг  в  прочитанной  ею  вче¬
ра  в  университете  лекции  опровергла  ряд  распростра¬
ненных  мнений  относительно  того,  как  было  принято
 47

решение  об  атомной  бомбардировке  Хиросимы  и  На¬
гасаки.  Одна  из  широко  известных  точек  зрения  за¬
ключается  в  том,  что  этот  шаг  был  предпринят  недо¬
статочно  продуманно...  Другая  точка  зрения  исходит
из  того,  что  Япония  уже  фактически  потерпела  пора¬
жение  и  бомба  была  сброшена  лишь  в  желании  оп¬
равдать  затраченные  на  ее  производство  средства,  до¬
казать  успешную  работу  и  правоту  тех,  кто  отвечал  за
ее  создание,  а  также  предварить  вступление  в  войну
Советского  Союза».
 Есть  еще  и  третья  точка  зрения.  О  ней  Клив  Кук-
сон  не  пишет,  хотя  две  предыдущие  ей  не  противоре¬
чат.  Лидеры  Соединенных  Штатов  прекрасно  понима¬
ли  бесцельность  атомной  бомбардировки.  Им  было
точно  известно:  немедленно  после  Крымской  конфе¬
ренции  Советский  Союз,  верный  союзническому  долгу,
начал  подготовку  к  военным  действиям  на  Дальнем
Востоке.  Гарантия  капитуляции  императорской  Япо¬
нии  состояла  в  неминуемом  разгроме  ее  главной  воен¬
ной  силы  —  Квантунской  армии.
 Так  оно  и  произошло.
 Тем  не  менее  накануне  выступления  советских
войск  лидеры  США  все-таки  швырнули  две  адские  бом¬
бы  на  Японию.  Они  хотели  возвестить  всему  свету  эру
своей  атомной  монополии,  чтобы  под  ее  угрозой  уст¬
раивать  послевоенный  мир  на  американский  лад.
 В  середине  июня  1945  года  большая  группа  амери¬
канских  ученых  во  главе  с  лауреатом  Нобелевской
премии  Джеймсом  Франком  и  Лео  Сцилардом  пред¬
ставила  в  Вашингтон  доклад.  В  нем  содержалось  пред¬
ложение:  вместо  планируемой  бомбардировки  Японии
устроить  демонстрацию  мощи  нового  оружия  перед
всеми  представителями  Организации  Объединенных
Наций  в  пустыне  или  на  необитаемом  острове.  Наи¬
лучшая  атмосфера  для  достижения  международного
соглашения  была  бы  создана,  по  мнению  авторов  до¬
клада,  если  бы  Америка  могла  сказать  всем:  «Вы  ви¬
дите,  какое  оружие  мы  имели,  но  не  воспользовались
им.  Мы  готовы  отказаться  от  его  применения  и  в  бу¬
дущем,  если  другие  нации  присоединятся  к  нам  и  до¬
говорятся  об  установлении  эффективного  международ¬
ного  контроля».
 Авторы  доклада  предупреждали:  «Если  это  пред¬
ложение  или  ему  подобное  по  конечному  смыслу  не
 48

будет  принято,  то  военное  преимущество  США,  достиг¬
нутое  путем  внезапного  применения  атомной  бомбы,
сведется  к  нулю  последующей  потерей  доверия,  вол¬
ной  ужаса  и  отвращения,  которая  охватит  мир  и,
вероятно,  расколет  общественное  мнение  внутри
страны».
 Этот  прогноз  оказался  точным.  Желая  парализо¬
вать  возмущение  мировой  общественности,  но  и  не
только  по  этой  причине,  американская  реакция  откры¬
ла  фронты  «холодной  войны».
 Удивительно  все-таки  это  самоослепление  Пентаго¬
на.  Там  всерьез  полагали,  будто  единоличное  владение
бомбой  будет  длиться  столь  долгий  срок,  что  ядерный
шантаж  успеет  принести  желанные  плоды  и  поставит
весь  мир  на  колени  перед  звездно-полосатым  флагом.
Советскому  Союзу  пришлось  создать  и  атомную  и  во¬
дородную  бомбы.  С  тех  пор  ни  один  новый  виток  гон¬
ки  вооружений,  затеянной  Пентагоном,  не  приносил
США  никаких  преимуществ.  Им  не  удалось  сместить
«ядерный  баланс»  в  свою  пользу.
 Помню,  как  гремели  победные  фанфары  в  Штатах,
прославляя  систему  «МИРВ»  —  кассетные  боеголовки
с  индивидуальным  наведением  на  цель.  Карикатури¬
сты  многих  стран  рисовали  тогдашнего  министра  обо¬
роны  США  Мелвина  Лэйрда  маньяком,  ласкающим
трехглавую  баллистическую  ракету.  Новый  тур  воору¬
жений  не  мог  и  не  может,  как  видно,  дать  США  ниче¬
го,  кроме  новых  прибылей  военно-промышленному
комплексу.
 Кого  же,  однако,  теперь  изображать  в  обнимку  с
крылатой  ракетой  или  нейтронной  бомбой?
 Может  быть,  сенатора  Джексона  —  «крестного  от¬
ца»  новых  видов  вооружения?  Или  бывшего  мини¬
стра  обороны  Гарольда  Брауна  —  он  был  одним  из  ру¬
ководителей  Ливерморской  лаборатории  в  Калифор¬
нии,  где  и  создавалась  эта  самая  бомба?  А  может
быть...
 В  конечном  счете  люди  захотят  точно  знать  —  по¬
именно!—  всех,  кто  решился  открыть  дорогу  нейтрон¬
ному  оружию.
 Иностранные  источники  уже  давно  сообщали  о  пла¬
нах  создания  в  США  сверхмощных  устройств  на  ос¬
нове  опытов  с  более  тяжелыми  элементами,  чем  уран.
Хотят  оснастить  химическим  оружием  артиллерию,
 4
 Заказ  413
 49

хлопочут  о  приборах  абсолютно  точного  попадания
авиабомб  в  заданную  цель.  Жаждут  дальнобойных
«лучей  смерти».
 А  при  этом  тратят  огромные  средства  на  психо¬
логическое  прикрытие  всей  этой  вакханалии  поисков
новейших,  цаилучших  средств  человекоистребления.
Главная  задача:  рассеять  страх  перед  видениями  ядер-
ной  войны,  примирить  с  ее  неизбежностью  и  даже  вну¬
шить  веру  («Слушайте,  слушайте!»  —  как  восклицают
иногда  на  заседаниях  английского  парламента)  в  воз¬
можность  надеть  на  бомбу  белоснежные  ризы  мило¬
сердия  и  гуманности.
 Как  добиться  такого  смещения  умов,  такого  кощун¬
ственного  поворота  сознания?  Ведь  слово  «Хиросима»
не  пустой  звук  для  всех  живущих  на  Земле.  6  августа,
в  день  горькой  даты,  они  вновь  и  вновь  содрогаются
при  одном  лишь  воспоминании...
 Но  нет  такого  святотатства,  на  какое  не  пошла  бы
реакционная  пропаганда,  преследуя  свои  цели.  Она
хватает  вас  за  рукав  и  тянет  к  тем  политическим  эст¬
радам,  на  которых  кривляются  монстры,  уверяющие,  в
отличие  от  молчальницы  Юлии  Пастрана,  что  они-то
и  есть  нормальные  люди.
 2
 И  вот  тут  мы  как  раз  и  вернемся  к  профессору  исто¬
рии  науки  Оксфордского  университета  Маргрет  Гоинг.
Что  же  она  опровергла  в  истории  с  Хиросимой?  Она
сказала  —  и  ее  подлинные  слова  автор  отчета  в
«Таймс»  взял  в  кавычки:  «Решение  сбросить  бомбу
было  принято  главным  образом  для  того,  чтобы  пре¬
дотвратить  кровопролитие  в  войне  с  Японией».
 В  политике,  в  дипломатии  есть  такое  выражение  —
«пробный  шар».  Терминологическое  заимствование  у
метеорологии.  Шары-зонды  запускают  в  поднебесье,
чтобы  взять  пробу  воздуха,  определить  направление
ветра  в  верхних  слоях  атмосферы,  а  может  быть,  и  в
нижних  —  не  знаю  точно.
 «Пробный  шар»,  запускаемый  на  страницы  газет,
в  радиоволны,  на  телевизионный  экран,  по  видимости,
наделен  схожей  функцией.  Он  как  бы  берет  «пробу»
общественного  мнения,  выясняет,  куда  и  откуда  дует
ветер.  Его  отличие  от  метеорологического  существен-
 50

но.  Тот  взвивается  ввысь,  нагруженный  точной  аппа¬
ратурой.  Искомые  данные  придут  в  результате  ее  объ¬
ективной  работы.
 «Пробный  шар»  в  политике,  едва  выскочив  на  свет
божий,  уже  нагружен  итогом,  выводом,  концепцией.
Он  устремлен  не  к  истине,  а  проверяет  реакцию  на
собственное  содержимое.  Среди  всех  мыслимых  шаров
(детских,  разноцветных,  воздухоплавательных  с  кор¬
зинами,  в  том  числе  и  тех,  на  которых  так  увлекатель¬
но  и  счастливо  летали  жюль-верновские  герои,  метео¬
рологических,  научных),—  среди  всего  их  разнооб¬
разия  «пробный  шар»  Маргрет  Гоинг  —  монстр  среди
шаров.
 Теперь  посмотрите,  как  повела  дальше  эту  кампа¬
нию  «Таймс»,  запуская  со  своих  страниц,  как  со  стар¬
товой  площадки,  новые  «пробные  шары».  Ровно  через
неделю  после  отчета  о  выступлении  оксфордского  лек¬
тора  газета  напечатала  «Письмо  в  редакцию»  полков¬
ника  авиации  Джона  Лонга.  Вот  оно:
 «Эти  замечания  Маргрет  Гоинг  относительно  рас¬
пространенных  представлений  о  решении  сбросить
бомбу  на  Хиросиму  очень  своевременны  и  необходимы.
В  качестве  офицера  сравнительно  невысокого  звания
я  присутствовал  на  всех  совещаниях  объединенного
штаба  разведки  и  хорошо  помню,  чем  были  озабоче¬
ны  мои  начальники,  все  они  высокогуманные  и  глубо¬
ко  думающие  люди...»  И  в  заключение:  «Я  могу  заве¬
рить,  что  мы  были  весьма  озабочены  перспективой  тех
огромных  людских  потерь,  с  которыми  могли  быть
связаны  сражения  на  последнем  этапе  войны.  Мы
были  в  ужасе.  Вряд  ли  можно  поэтому  удивляться,  что,
хотя  нас  поразил  взрыв  атомной  бомбы  над  Хироси¬
мой,  все  же  мы  испытали  известное  чувство  облегче¬
ния.  Я  думаю,  не  только  мы.  Следует  широко  пропа¬
гандировать  мнение  профессора  Гоинг,  с  тем  чтобы
вместо  сложившегося  мифа  стала  известна  истина».
И  подпись:  «Джон  Лонг,  командир  крыла  королевских
воздушных  сил.  Болгарская  международная  школа.
Пальма  де  Мальорка».
 Нет  слов  для  комментариев!  Оставлю  пока  чита¬
телей  наедине  с  докладом  Гоинг  и  письмом  Лонга.
Только  замечу:  монстры  поднимаются  в  небо  гурьбой.
Через  два  дня  «Таймс»  запускает  третий  «пробный
шар»  —  публикует  письмо  лорда  Шерфильда,  сотруд-
 51

ника  британского  посольства  в  Вашингтоне  во  время
войны.  Вот  оно:
 «Сэр,  меня  очень  заинтересовало  письмо  Джона
Лонга  на  ваших  страницах  о  решении  бомбардировать
Хиросиму.  В  качестве  сотрудника  британского  по¬
сольства  в  Вашингтоне,  занимавшегося  проблемами
атомной  бомбы  под  началом  посла  лорда  Галифакса
и  фельдмаршала  Генри  Вильсона,  я  был  не  только  в
курсе  английской  политики,  но  и  знал  направление
американской  политики.  Как  подчерчивает  командир
крыла  Лонг,  на  чаше  весов  была  потеря  множества
жизней  американцев  и  англичан  в  случае  высадки  в
Японии...
 Я  был  убежден  в  то  время,  что  решение,  принятое
совместно  президентом  Трумэном  и  м-ром  Эттли,—
решение  использовать  две  бомбы  —  было  оправданно
и  необходимо,  ибо  ничто  иное,  кроме  такого  двойного
удара,  не  заставило  бы  Японию  капитулировать  и  не
привело  бы  к  быстрому  окончанию  войны  Ничто  из
прочитанного  и  услышанного  мною  с  тех  пор  не  за¬
ставило  меня  изменить  свою  точку  зрения».  И  под¬
пись:  «Преданный  вам  Шерфильд,  палата  лордов».
 Уверен,  читателю  все  ясно.  И  действительно,  нет
у  меня  желания  комментировать  все  это  бесстыдство.
«Пробные  шары»,  вылетевшие  из  распахнутого  окна
в  кабинете  шеф-редактора  «Таймс»,  тащат  за  собой
на  всеобщее  обозрение  оправдательный  вердикт  атом¬
ной  бомбе.
 Можно  ли  представить  себе  в  жестком  XX  веке  об¬
разчик  более  коварного  и  опасного  цинизма?  «Таймс»,
конечно,  понимает,  какую  «игру  с  шарами»  она  ведет.
Спустя  шесть  дней  она  обнародовала  четвертый  мате¬
риал  о  Хиросиме.  Есть  основания  полагать,  что  уже  в
этом  промежутке  времени  редакцию  завалили  проте¬
стующие  письма,  и  не  только  английских  читателей.
 Одно  из  них  и  публикуется  «Таймс».  Цель  —  зад¬
ним  числом  создать  ощущение  дискуссии  вокруг  тези¬
са,  утверждаемого  императивно.  Тем  не  менее  письмо
это  достаточно  красноречиво.  Оно  написано  челове¬
ком,  а  не  монстром.  Вот  оно:
 «Сэр,  лорду  Шерфильду  не  следовало  защищать
бомбардировку  Хиросимы.  По  любым  стандартам  это
было  варварское  преступление,  которое  с  моральной
точки  зрения  трудно  отделить  от  гитлеровских  газо-
 52

вых  камер.  Союзники  могли  с  легкостью  довести  до
сведения  японцев,  что  у  них  есть  могучее  новое  ору¬
жие,  без  того,  чтобы  сбрасывать  его  на  населенные
пункты.  Но  нет  уверенности,  что  следовало  сделать
даже  это,  ибо,  как  писал  генерал-майор  Дж.  Фуллер  в
своей  книге  «Вторая  мировая  война»  (1948  г.),  «хотя
спасать  жизни  своих  солдат  похвально,  это  ни  в  коей
мере  не  оправдывает  средств,  противоречащих  всяко¬
му  представлению  о  гуманности  и  обычаям  войны».
И  дальше:  «Невозможно  применять  методы  войны,  ко¬
торые  опозорили  бы  Тамерлана».  И  подпись:  «С  ува¬
жением  Уильям  Куксон,  редактор  «Адженды»,  Лон¬
дон».
 3
 Но  на  что  же  все-таки  рассчитывала  «Таймс»,  уступая
негодованию  читателей  и  давая  место  на  полосе  этому
письму?  А  рассчитывала  она  на  сложный  молекуляр¬
ный  процесс  формирования  общественного  мнения,  на
произвольно  зафиксированный  счет  3»1  (один  отчет
о  лекции  и  два  письма  за  бомбу,  одно  против),  на  оп¬
ределенное  свойство  «пробного  шара»:  если  он  и  лоп¬
нет,  то  при  этом  все  же  засеет  некое  пространство
своим  содержимым.  От  него  не  прольется  на  земде
благодатный  дождь,  как  это  бывает,  когда  облако,  за¬
сеянное  йодистым  серебром,  сгущается  в  тучу.  Начин¬
ка  «пробных  шаров»,  подобных  «таймсовским»,  низ¬
вергает  на  людей  ОВ  —  вещества,  отравляющие  со¬
знание.
 Против  такого  покушения  есть  одна  защита:  чело¬
вечность  и  знание  фактов.  У  нас  в  стране  сама  мысль
об  индульгенции  для  бомбы  над  Хиросимой  кажется
противоестественной.  Но  вот  ведь  на  Западе  даже  и
такое  возможно.  Поэтому  есть  необходимость  напо¬
мнить:
 1.  Группа  японских  ученых  к  тридцатилетию  атом¬
ных  бомбардировок  подготовила  специальный  доклад
генеральному  секретарю  ООН.  По  данным  этого  доку¬
мента,  в  1945  году  в  Хиросиме  и  Нагасаки  погибло
220  тысяч  человек  при  общем  населении  570  тысяч  че¬
ловек.
 Если  к  этому  добавить  число  скончавшихся  уже
после  1945  года,  то  количество  жертв  возрастет  до
 53

250  тысяч  человек,  что  значительно  выше  цифр,  кото¬
рые  приводились  ранее.  Оставшиеся  в  живых  до  сих
пор  опасаются  последствий  атомных  взрывов  не  толь¬
ко  для  своих  детей,  но  и  для  внуков.
 Согласно  докладу,  обнаружены  заболевания  лей¬
кемией  у  второго  поколения  жителей  этих  городов.
В  Хиросиме  испепелено  70  тысяч  из  76  тысяч,  в  Нага¬
саки  —  18  тысяч  из  51  тысячи  зданий.
 Сравните  этот  глобально  трагический  факт  с  ут¬
верждением  тройки  монстров  из  «Таймс»,  сформули¬
рованным  наиболее  отчетливо  Маргрет  Гоинг:  «Реше¬
ние  было  принято  главным  образом  для  того,  чтобы
предотвратить  кровопролитие  в  войне  с  Японией».
 «Позвольте,—  может  с  достоинством  возразить
профессор,—  но  кто  вам  сказал,  будто  меня  интересу¬
ют  жертвы  среди  японцев?  Я  вовсе  не  го  имела  в  виду.
Говорю  я  о  гипотетических  потерях  англичан  и  аме¬
риканцев».  Да,  конечно,  и  в  письмах  Джона  Лонга  и
лорда  Шерфильда  речь  идет  о  том  же  самом.  Судьба
мирного  населения  двух  японских  городов  их  начисто
не  интересует.  И  в  этом  случае  следует  напомнить:
 2.  Из  многих  опубликованных  источников  извест¬
но  —  вашингтонская  администрация,  руководители
разведывательных  служб  армии  и  флота  США  к  авгу¬
сту  1945  года,  учитывая  предстоящее  вступление
СССР  в  войну  на  Дальнем  Востоке,  в  действительно¬
сти  были  убеждены,  что  крушение  Японии  теперь  уже
дело  нескольких  недель.  Альфред  Мак-Кормак,  на¬
чальник  военной  разведки  на  Тихоокеанском  театре
военных  действий,  писал:
 «Мы  обладали  полным  господством  в  воздухе  над
Японией.  У  нее  истощились  запасы  продовольствия,  а
резервы  горючего  оказались  практически  исчерпанны¬
ми.  Мы  начали  секретную  операцию  по  минированию
всех  заливов  и  гаваней.  Если  бы  мы  провели  эту  опе¬
рацию  до  конца,  то  разрушение  японских  городов  с
помощью  зажигательных  и  других  бомб  было  бы  во¬
все  ненужным».
 На  островах  японцы  не  могли  уже  организовать
серьезного  сопротивления  союзникам,  а  на  континен¬
те,  на  Маньчжурском  плацдарме,  занималась  заря
советского  наступления  против  восьмисоттысячной
кадровой  Квантунской  армии  с  ее  1155  танками  и  1900
самолетами.
 54

4
 А  теперь  зададим  себе  вопрос:  спроста  ли  выступила
в  Лондоне  Маргрет  Гоинг,  а  «Таймс»  подхватила  ее
доклад?  Конечно  нет.  Эта  акция  лишь  малая  часть
той  кампании,  что  призвана  обеспечивать  психологи¬
ческие  тылы  нейтронной  бомбы  и  крылатых  ракет.
 Над  Хиросимой  и  Нагасаки  дьявол  американского
империализма  репетировал  геенну  огненную  для  че¬
ловечества.  До  той  поры,  только  глядя  на  пятнадцать
провидческих  листов  «Апокалипсиса»  Дюрера  (и  са¬
мый  страшный  из  них  —  «Трубный  глас»),  наши  пред¬
ки  могли  представить  себе,  что  ждет  людей  XX  столе¬
тия  по  милости  кучки  монстров,  ныне  взращенных  в
толком  не  открытой  еще  тогда  Америке.
 Современный  дьявол  —  это  вам  не  стародавний,
дурашливо  гогочущий  леший  и  не  замызганный  бо¬
лотный  черт.  Он  образован,  хорошо  одет,  летает  на
собственном  реактивном  самолете,  курит  манильскую
сигару,  играет  в  гольф.
 В  средние  века  дьявол,  заключая  союз  с  помощни¬
ками,  метил  их  своей  печатью.  В  1651  году  лейб-медик
французского  короля  Генриха  IV  написал  книгу  под
названием  «Рассуждения  о  знаках  у  ведьм,  чертей,
чудищ-монстров  и  подлинной  власти  дьявола».  Там
сказано:  «Сатана  ставит  клеймо  каленым  железом  с
помощью  особой  мази,  которую  он  вводит  под  кожу».
 Напрасно  стали  бы  вы  искать  эти  знаки  на  теле
высокопоставленного  чина  из  Пентагона  и  ЦРУ  или
громогласного  профессора  и  разъяренного  советолога.
Если  бы  даже  вам  довелось  оказаться  с  ним  рядом  на
песчаных  пляжах  Бермудских  островов  или  Майами-
Бич,  а  на  худой  конец  и  среди  брайтонских  дюн,  все
равно  вы  не  обнаружили  бы  никакой  такой  метки,
знака,  клейма.  Да  и  зачем  они?  Сообщники  и  знают  и
понимают  друг  друга  с  первого  взгляда,  ощущают  об¬
щие  интересы  на  любом  расстоянии,  чувствуют  их
кожей.
 Я  написал  «Майами»  и  тут  же  вспомнил:  этот  рай¬
ский  уголок  пользуется  теперь  не  только  репутацией
фешенебельного  курорта,  но  и  служит  местопребыва¬
нием  нового  центра  международных  исследований.
Советологи  из  Майами  —  такие,  например,  как  быв¬
ший  посол  в  Москве  Колер  и  другие,—  предлагают  по¬

литическую  модель  мира,  не  имеющую  ничего  общего
с  мирным  сосуществованием  двух  противоположных
систем.
 Схема  такая:  военно-промышленный  комплекс  с
помощью  сенаторов-монстров  «пробивает»  в  конгрес¬
се  колоссальный  военный  бюджет.  В  свою  очередь  Пен¬
тагон  субсидирует  «мозговые  разработки»  в  заведени¬
ях  вроде  «Рэнд-корпорейшн»,  Гудзоновского  институ¬
та,  центра  в  Майами  или  лекции  в  Лондоне.  А  эти
идеологические  службы  снабжают  тех  же  сенаторов
набором  умозаключений,  призванных  всячески,  с  лю¬
бых  сторон,  оправдать  гонку  вооружений,  а  главное  —
реабилитировать  ядерную  бомбу.
 Я  не  рискну  утверждать,  будто  Маргрет  Гоинг  вы¬
ступила  со  своим  докладом  по  прямому  наущению
какой-то  заокеанской  конторы.  Географически  ей  бли¬
же  НАТО.  Но  общность  интересов,  как  уже  сказано,
позволяет  обойтись  без  вульгарной  механики,  тем  бо¬
лее  на  профессорском  уровне.
 Поражает  лишь  риск  самой  Маргрет  Гоинг  —  она
осмелилась  так  открыто  восславлять  атомную  бомбу
в  Лондоне,  на  Европейском  континенте,  как  будто  ан¬
гличанам  мало  «Фау»  второй  мировой  войны  или  кто-
то  полагает,  будто  ядерное  оружие  способно  действо¬
вать  лишь  в  одном  направлении.
 Реабилитировать  бомбы  сорок  пятого  года  —  зна¬
чит  хорошо  расчистить  дорогу  нейтронной...  Как  же,
ведь  те  —  «грязные»,  а  эта  —  «чистая».  Те  уничтожали
людей  и  ценности  без  разбора,  а  эта  —  только  людей.
И  человечеству  предлагают  поздравить  себя  с  таким
подарком!
 В  прошлые  времена  за  каждой  армией  шла  шайка
мародеров,  раздевающая  трупы  на  поле  сражения.
Когда  сапог  мертвеца  бывал  иссечен  осколками,  гра¬
битель  недовольно  ворчал:  «Испорчено*.  Теперь,  в  век
баллистических  ракет,  нейтронная  боеголовка  призва¬
на  умерщвлять  людей,  оставляя  в  целости  заводы,
фабрики,  элеваторы,  лаборатории.
 Кому?
 Они  хотели  бы  приплыть,  прилететь  из-за  океана  и
застать  нас  бездыханными,  а  наше  имущество  —  в
полной  сохранности.  Продырявленные  башмаки  им  не
нужны.
 Ну  не  монстры  ли?
 56

Они  так  прямо  и  пишут.  Например,  Бернард  Уэйн-
рауб  в  «Нью-Йорк  тайме»  о  преимуществе  нейтронной
бомбы:  «В  случае  применения  атомного  оружия  «ны¬
нешнего  поколения»  могло  бы  потребоваться  несколь¬
ко  месяцев,  прежде  чем  возникла  бы  возможность  ок¬
купации  данного  района,  утверждают  сотрудники
Пентагона».  Или  Уолтер  Пинкус  в  «Вашингтон  пост»:
«...таким  образом,  солдаты  гибнут,  здания  же  остают¬
ся  в  целости,  и  в  них  могут  поселиться  новые  обитате¬
ли—  победители».  Нейтронная  идиллия!
 «Таймс»,  осторожно  оглядываясь  по  сторонам,  вы¬
вела  счет  3:  1.  Дескать,  большинство  еге-таки  за  бом¬
бу.  А  не  провести  ли  сторонникам  мира  всепланетное
голосование  по  этому  поводу?  Счет  можно  предска¬
зать  заранее:  четыре  миллиарда  людей  против  кучки
монстров  —  чудищ  XX  века.

КОЕ-ЧТО
О  ПРАВАХ
ЧЕЛОВЕКА
 1
 Кто  был  первым  диссидентом  после  второй  мировой
войны?  Не  знаете?  Не  помните?  Люди  старшего  поко¬
ления  прекрасно  понимают,  о  ком  идет  речь.
 Но  ведь  это  произошло  более  четверти  века  назад.
А  всем  известно,  как  быстро,  увы,  забываются  подроб¬
ности  недавних  событий,  как  торопливо  набрасывает
Время  свое  покрывало  на  минувшее.  Проходят  годы  —
и  вот  уже  не  только  детали,  но  и  самый  факт  стано¬
вится  слабой  тенью  былого  и  едва  брезжит  в  тумане
истории.
 Итак,  кто  же  этот  первый  диссидент  наших  дней?
Его  имя  и  сейчас  знаменито  на  весь  свет.  Это  вам  не
угрюмый  маньяк,  обуреваемый  заветами  крепостниче¬
ства,  извлеченными  из  рассохшегося  сундука,  не  эро¬
томан,  жаждущий  вырваться  на  «оперативный  про¬
стор»,  не  алкоголик,  готовый  на  все  ради  ежедневного
свидания  с  бутылкой,  не  тронутый  шизофренией  без¬
дельник,  открывающий  для  себя  наконец  возможность
если  не  быть,  то  хотя  бы  слыть  писателем  с  помощью
иностранных  спецслужб.
 Первым  диссидентом  после  второй  мировой  войны
стал  всемирно  известный  Чарлз  Спенсер  Чаплин.  Он
бежал  из  Соединенных  Штатов  с  истерзанной  душой,
закрыв  лицо  руками,  не  оглядываясь...  Бежал,  чтобы
никогда  больше  не  жить  в  этой  стране!
 «Соединенные  Штаты?  Мне  там  уже  больше  нечего
делать,  и  моей  ноги  там  не  будет,  даже  если  президен¬
том  стал  бы  Иисус  Христос».
 Эту  клятву  Чаплин  произнес  в  Европе,  беседуя  с
американским  публицистом  Седриком  Белфрейджем.
Кстати,  и  об  этом  человеке  можно  кое-что  рассказать
на  интересующую  нас  тему.  Белфрейдж  был  редак¬
тором  —  основателем  цыо-йоркского  еженедельника
«Нешнл  гардиан».
 58

Властям  не  нравилась  точка  зрения  этого  издания
на  некоторые  события  международной  и  внутренней
жизни  страны.  Проще  говоря,  еженедельник  и  его  шеф
мыслили  иначе,  чем  американская  реакция.  То  есть
были  инакомыслящими.
 Административные  органы  США  почему-то  не  вос¬
пользовались  отличной  возможностью  явить  свету  тер¬
пимость  и  уважить  «права  человека»  по  имени  Бел-
фрейдж.
 В  1955  году  его  арестовали  агенты  ФБР.  В  тюрьме
он  отсидел  несколько  месяцев,  но  однажды  утром  был
под  конвоем  доставлен  на  борт  трансатлантического
парохода  и  выслан  за  пределы  страны.  Потом  он  жил
в  Англии.
 Чаплин  многие  десятилетия  олицетворял  в  глазах
миллионов  людей  самую  высокую  вершину  американ¬
ской  культуры.  Почему  же  его  принудили  покинуть
Штаты?
 Все  началось  в  дни  войны.  Он  гак  бы  сделал  пер¬
вый  шаг  на  пути  к  изгнанию,  когда  выступил  в  Сан-
Франциско  на  митинге,  устроенном  общественным  ко¬
митетом  «Помощь  России».
 Девять  тысяч  человек,  и  несколько  советских  в  том
числе,  слышали  его  слова:  «Товарищи,  да,  я  называю
вас  товарищи,  и  я  приветствую  наших  русских  союз¬
ников  как  товарищей».  А  после  того  как  в  Чикаго  и
Нью-Йорке  Чаплин  поднял  голос,  требуя  открытия
второго  фронта,  он  стяжал  себе  репутацию  «дважды»
и  «трижды  коммуниста».
 Что  же  такого  он  сказал  в  этих  городах?  Цитиро¬
вал  Маркса?  Ленина?  Призывал  к  ниспровержению
капитализма?  Да  нет  же!  Он  сказал:  «Сотни  тысяч
русских  умирают  за  нас.  Но  я  знаю  также,  что  аме¬
риканцы  сами  любят  сражаться  и  готовы  умереть  за
свое  дело».
 Немедленно  вокруг  имени  Чаплина  закружился
бесовский  хоровод.  Большая  пресса  приступила  к  «ис¬
следованию»  его  личной  жизни.  В  отелях,  где  он  оста¬
навливался,  каждое  его  слово  записывалось  диктофо¬
нами.  Окуляры  длиннофокусной  оптики  сопровождали
его  всюду.  При  каждом  его  телефонном  разговоре  при¬
сутствовал  третий  —  невидимый  и  молчаливый.  Какие
уж  тут  «права  человека»,  если  к  делу  подключается
ФБР!
 59

В  дальнейшем  сам  Чаплин  рассказывал  (я  вос¬
пользуюсь  здесь  беседой  Чаплина  с  Белфрейджем,
опубликованной  в  начале  50-х  годов  во  французской
газете  «Либерасьон»):
 «Послевоенная  «охота  на  ведьм»  сразу  привела  к
тому,  что  я  был  вызван  в  комиссию  по  расследованию
антиамериканской  деятельности,  где  должен  был  дать
отчет  о  моих  политических  убеждениях  и  нравствен¬
ных  принципах.
 Вызов  был  отменен,  быть  может,  потому,  что  ко¬
миссии  стало  известно  о  моем  намерении  выставить
в  комическом  виде  моих  обвинителей  и  появиться  пе¬
ред  ними  в  образе  «Чарли»—  в  котелке,  с  тросточкой
и  в  длинных  уродливых  башмаках.  Тем  не  менее  пуб¬
личные  атаки  против  меня  становились  все  более  ча¬
стыми  и  агенты  ФБР  продолжали  свои  расследования,
неизменно  ставя  передо  мной  один  и  тот  же  вопрос:
«Вы  ведь  так  и  сказали  —  «товарищи»?»
 Я  заявил,  что  не  был,  никогда  не  был  коммуни¬
стом...  Мои  адвокаты  коварно  подсказывали  мне  воз¬
можность  уладить  дело  простой  антикоммунистиче¬
ской  декларацией.  Я  отказался.
 Покинув  Америку  с  моей  женой  Уной  и  четырьмя
детьми,  я  уже  через  два  дня,  в  открытом  море,  понял,
что  больше  никогда  моя  нога  не  ступит  на  почву  Аме¬
рики.  Из  сообщения  корабельного  радио  мне  стало  из¬
вестно,  что,  как  только  я  туда  вернусь,  меня  подверг¬
нут  заключению  на  Эллис-Айленде,  где  я  должен  буду
дать  отчет  о  своих  политических  взглядах  и  нравст¬
венности.  Тогда  же  я  утвердился  в  своем  решении  ос¬
таться  на  постоянное  жительство  в  Европе».
 Такова  в  самом  сжатом  виде  история  бегства  Чап¬
лина  из  США.  Но  и  в  Старом  Свете  разные  люди
встретили  его  по-разному.  Группа  членов  палаты  лор¬
дов  и  палаты  общим  английского  парламента  дала  в
его  честь  торжественный  обед.
 За  столом  он  оказался  рядом  с  одним  из  праволей¬
бористских  лидеров,  Гербертом  Мориссоном.  Чаплин
выразил  удивление:  как  это  и  зачем  британское  пра¬
вительство  позволило  американцам  соорудить  военные
базы  на  английской  земле?  Когда  же  он  добавил,  что
политика  «холодной  войны»  кажется  ему  вредной,
Мориссон  сухо  ответил:  «Я  совершенно  не  согласен
с  вами»  —  и  демонстративно  отвернулся.
 60

На  другом  обеде,  посвященном  «Диккенсовским
обществом»  памяти  великого  романиста,  Чаплин  за¬
явил:  «Если  бы  Диккенс  был  сейчас  жив,  он  был  бы
возмущен  до  глубины  души  этой  «холодной  войной»».
 Чаплин  назвал  себя  «поджигателем  мира»  и,  об¬
водя  глазами  респектабельных  джентльменов  в  туго
накрахмаленных  воротничках,  заключил:  «Если  бы  вы
даже  могли  посадить  в  тюрьму  или  казнить  всех  ком¬
мунистов,  то  другие  люди  поднялись  бы,  чтобы  потре¬
бовать  хлеба  и  справедливости».
 Раздался  скрежет  отодвигаемых  стульев  —  «дик-
кенсистам»  речь  пришлась  не  по  вкусу.
 Так  начал  прославленный  художник  свою  вторую
жизнь  в  Европе.
 Но  на  этом  сюжет  «Чаплин-диссидент»  не  кончает¬
ся.  Самое  поучительное  впереди.  Американская  реак¬
ция  мстительна,  как  сицилиец  средневековья.  Она
объявила  Чаплину  «вендетту».  Орудием  мести  стала
печать.
 На  экранах  появился  фильм  «Огни  рампы»  —  ше¬
девр  мирового  киноискусства.  Но  какое  до  этого  дело
разъяренным  реакционерам?  Они  не  могут  простить
Чаплину  его  выступлений  времен  войны.  В  их  глазах
он  красный.  Этого  достаточно,  чтобы  послать  его  к
дьяволу  со  всем  его  искусством.
 Вспомним,  как  изощрялась  американская  печать,
чтобы  скомпрометировать  искусство  великого  мастера,
как  стремилась  навязать  публике  убеждение  в  злокоз¬
ненности  его  творчества.
 Судьбу  героя  фильма,  старого  клоуна  Кальверо,
потерявшего  способность  смешить  и  потому  бросаю¬
щего  сцену,  газеты  отождествляли  с  жизнью  самого
Чаплина.  Образ  Кальверо  выдавался  за  автопортрет
создателя  «Огней  рампы».
 То  была  грубая  по  существу  и,  надо  сказать,  тон¬
кая  по  форме  попытка  разлучить  Чаплина  со  зри¬
телем.  Закричали  дурными  голосами,  забились  в  паду¬
чей  газетные  заголовки:  «Прощай,  маленький  чело¬
век!»,  «Чаплин  подвел  черту:  конец  творчества»,  «Кон¬
ченый  человек»,  «Самопризнание:  все  кончено»,  «У
него  все  в  прошлом».  Американский  легион  требовал
преградить  дорогу  фильму  на  экраны  страны.
 61

Известный  французский  кинорежиссер  Рене  Клер
писал  тогда:  «То,  что  Чарли  Чаплина  публично  окле¬
ветали  в  Америке,  не  удивительно.  Удивительно,  что
общественность  его  не  защитила.  Это  показательно,  но
не  для  Чаплина,  а  для  США».
 Но  пока  шла  лишь  прелюдия  к  тщательно  орке¬
строванной  травле.  Она  разразилась  после  появления
«Короля  в  Нью-Йорке»  —  восемьдесят  первого  творе¬
ния  Чаплина.
 Так  случилось,  что  я  увидел  этот  фильм  недавно,
спустя  20  лет  после  его  премьеры  в  Лондоне  12  сен¬
тября  1957  года.
 Я  шел  на  просмотр  с  каким-то  смутным  ощуще¬
нием  необязательности  предстоящего.  Отголоски  чьих-
то  давних  оценок  не  обещали  мне  ничего  хорошего:
«не  смешно»,  «неинтересно»,  «скучно»...  Кому  принад¬
лежали  эти  оценки,  память  не  удержала,  и  я  занял
место  в  зрительном  зале  с  невольным  решением  по¬
скучать,  но  тем  не  менее  увидеть  фильм.
 И  поступил  правильно.  Иначе  имел  бы  все  основа¬
ния  считать  себя  жертвой  злостной  американской  про¬
паганды.
 Я  был  восхищен  удивительным  произведением,  где
Чаплин,  ничего  не  утратив  —  такой  же  умный  и  груст¬
ный,  легкий  и  неожиданный,  точный  в  безошибочном
умении  рассмешить,—  предстал  зрелым  и  мудрым
реалистом,  вмешавшись  в  обсуждение  насущных  проб¬
лем  века.
 И  его  слово,  окрашенное  всеми  оттенками  волшеб¬
ного  дарования  человека,  соединившего  в  одном  лице
сценариста,  режиссера,  актера  и  композитора,  оше¬
ломляло  смелостью  и  правдой.
 Впервые  я  видел  фильм  Чаплина,  где  вместе  с  ино¬
сказанием  притчей  звучит  и  прямое  обличение.  Оно
возникает  внезапно,  вы  еще  не  ощущаете  его  прибли¬
жения,  никто  не  сколачивает  трибуну  и  не  ставит  на
нее  графин  с  водой,  чтобы  оратор  смог  оросить  пере¬
сохшее  горло,  вы  еще  захвачены  каскадом  смешных
превращений,  эпизодов,  заряженных  остроумием  и  на¬
смешкой,  как  вдруг  король,  осматривающий  американ¬
скую  школу,  натыкается  на  подростка,  поглощенного
чтением.  Он  спрашивает,  как  спросил  бы  в  такой  не¬
мудреной  ситуации  любой  другой:
 —  Что  ты  читаешь?
 62

— 	Карла  Маркса.
 — 	Но  ты,  конечно,  не  коммунист?
 — 	Разве  я  обязательно  должен  быть  коммунистом,
чтобы  читать  Карла  Маркса?  (Директор  одергивает
ученика:  «Руперт!»  Руперт  пожимает  плечами.)
 Советские  зрители  видели  этот  фильм.  Мне  не  нуж¬
но  пересказывать  сюжет.  Хочу  только  продолжить
диалог  между  королем  и  Рупертом  по  тексту  монтаж¬
ной  записи,  сделанной  на  английской  студии  «Шеп-
пертон».  Теперь  речь  идет  о  правах  человека.
 «КОРОЛЬ.  В  нашей  стране  законы  не  навязыва¬
ются,  они  результат  волеизъявления  всех  свободных
граждан.  (Руперт  собирает  газеты  со  стола  и  прохо¬
дит  за  стенд  позади.)
 РУПЕРТ.  А  вы  немного  поездите  по  стране,  тогда
увидите,  какую  свободу  они  имеют.
 КОРОЛЬ.  Но  ты  не  дал  мне  закончить...
 РУПЕРТ.  На  каждого  человека  надели  смиритель¬
ную  рубашку,  и  никто  без  паспорта  шагу  не  может
ступить.
 КОРОЛЬ.  Но  если  ты  разрешишь  мне  догово...
 РУПЕРТ  (приблизившись).  В  странах  «свободного
мира»  нарушаются  естественные  права  каждого  граж¬
данина.
 КОРОЛЬ.  Но  ты  не  даешь  мне...
 РУПЕРТ.  Люди  стали  орудием  в  руках  политиче¬
ских  деспотов.
 КОРОЛЬ.  Да,  н,о  могу  ли  я...
 РУПЕРТ.  А  если  вы  мыслите  иначе,  чем  мыслят
они,  то  вас  лишают  вашего  паспорта.
 КОРОЛЬ.  Разрешишь  ли  ты  мне...
 РУПЕРТ.  Выехать  из  страны  все  равно  что  вы¬
рваться  из  тюрьмы».
 Чаплин  открыто  и  твердо  сказал  правду  о  правах
человека  в  Соединенных  Штатах.  Он  обозначил  клас¬
совую  суть  этого  понятия.  «Сегодня  все  в  руках  моно¬
полий»,—  говорит  Руперт.
 Жизнь  человека  в  XX  веке  проникнута  классовым
содержанием.  Таков  объективный  закон  социаль¬
ного  развития.  Отменить  его  никто  и  ничто  не  в
силах.
 Да,  права  человека  в  собственническом  мире  суще¬
ствуют  лишь  для  богатых  и  верноподданных.  Эта  дву¬
единая  формула  неразделима.
 63

Чаплин  не  был  бедняком,  но  и  не  захотев  стать  ко¬
локольчиком  под  дугой  купеческой  упряжки,  не  позво¬
лила  совесть  художника...  А  раз  так...
 Нет,  его  не  лишают  прав  человека,  его  просто  пе¬
рестают  считать  человеком  в  этом  обществе.  Оно  при¬
знает  все  виды  барского  анархизма,  освящает  законом
биржевые  махинации,  лелеет  распутство,  снисходи¬
тельно  посматривает  на  тысячу  кривляющихся  нрав¬
ственных  Уродств...  Все  позволено  «свободной  лично¬
сти»,  если  она  остается  верной  основным  догматам  ка¬
питализма.
 Обвинение  это  вложено  чаплинским  фильмом  в
уста  подростка,  за  чьей  спиной  стоят  скорбные  тени
его  родителей  —  их  пытают  в  комиссии  по  расследо¬
ванию  антиамериканской  деятельности.
 С  членами  правительственной  комиссии  сталки¬
вается  и  Руперт.  Он  говорит  им:  «...мой  отец  приехал
в  Америку.  Он  хотел  простора  для  своих  мыслей.
Страна  свободы  и  отваги  была  его  светочем.  Но  теперь
эта  свобода  находится  под  угрозой.  Разные  комиссии
копаются  в  мозгах  людей,  контролируют  их  мысли.
И  те,  у  кого  хватает  мужества  отстаивать  свои  права,
подвергаются  бойкоту,  лишаются  работы,  и  им  остает¬
ся  лишь  помирать  с  голоду».
 Член  комиссии  ХЭММОНД:  «Постойте...  эти  рас¬
следования,  сэр,  необходимы,  когда  наша  безопасность
находится  под  угрозой.
 РУПЕРТ.  Имея  водородную  бомбу,  нельзя  быть  в
безопасности.
 ХЭММОНД.  Да  это  коммунистическая  пропаганда!
 РУПЕРТ.  Только  всемирное  сотрудничество  и  взаи¬
мопонимание  могут  обеспечить  безопасность.
 ХЭММОНД.  Если  бы  вы  были  старше,  сэр,  я  сооб¬
щил  бы  о  вас  властям.
 РУПЕРТ.  Очень  хорошо,  доносите  на  меня!  За¬
ставьте  меня  назвать  имена!  Превратите  меня  в  ни¬
чтожного  доносчика.  Сбейте  меня  с  толку.  Только  вы
не  сможете  этого  добиться».
 С  новым  блеском  и  с  новой  глубиной  развернулся
проникновенный,  мудрый  и  человечный  талант  Чапли¬
на  в  фильме  «Король  в  Ныо-Йорке».  Комическое  здесь
сверкает,  переливается,  словно  драгоценности  в  блеске
солнца.  Трагическое  вступает  в  мир  веселой  игры  вне¬
запно,  будто  летящая  в  искрах  река  последним  уси-
 64

лием  проложила  себе  новое  русло  напрямую,  вздыби¬
лась  в  черной  пене  и  с  грохотом  понеслась  дальше,
чтобы  где-то  за  поворотом  с  новым  напором  возвра¬
титься  в  прежнее  лоно.
 Несомненна  слитность  этих  двух  начал  в  фильме-
трагикомедии.  Появление  Руперта,  его  переход  из  ко¬
медийного  плана  в  трагический  похожи  на  то,  как  мы
переступаем  из  света  в  тень  на  улице.  Один  шаг...
 В  конце  нас  потрясает  сломленный,  рыдающий
мальчик.  Возраст  не  остановил  сенатора  Хэммонда.
Он  донес  в  ФБР,  и  за  школьника  взялись  опытные
«разработчики».  Но  это  не  конец.  Чаплин  оставляет
надежду  —  Руперту  и  всем,  кто,  несмотря  на  опасно¬
сти,  рискует  отстаивать  права  человека  в  Соединенных
Штатах.
 ...В  зале  вспыхнул  свет.  Я  шел  к  выходу,  раздумы¬
вая:  как  же  зародилось  во  мне  предубеждение,  едва
не  помешавшее  посмотреть  «Короля...»?  Да,  видимо,
залегло  в  сознании  что-то  давно  прочитанное.  Через
несколько  дней  я  смог  вернуться  на  20  лет  назад,  рас¬
крыв  архивные  папки  со  статьями  и  заметками  из  га¬
зет  того  времени.
 Трудно  вообразить,  что  писала  реакционная  пресса
о  «Короле  в  Нью-Йорке».  Еще  труднее  нашим  зрите¬
лям  представить  себе,  что  подобные  упреки  адресова¬
ны  именно  этому  фильму.
 Накануне  торжественной  премьеры  респектабель¬
ная  «Нью-Йорк  тайме»  напечатала  корреспонденцию
из  Лондона  под  сдвоенным  пространным  заголовком:
«Критики  прохладно  отнеслись  к  фильму  Чаплина.
«Король  в  Нью-Йорке»  не  произвел  впечатления  на
лондонских  писателей».  Имена  этих  писателей  не  при¬
водятся.  А  в  тексте  сказано:  «Американец  (тоже  бе¬
зымянный.—  А.  К-),  который  присутствовал  на  про¬
смотре  и  до  этого  видел  почти  все  фильмы  Чаплина,
сформулировал  свое  впечатление  кратко:  «Не  смеш¬
но!»».
 Так  был  предопределен  характер  комментариев  к
фильму  во  всех  изданиях,  вращающихся  на  амери¬
канской  орбите.
 В  подкрепление  этому  лаконичному  «Не  смешно!»
(в  «Нью-Йорк  тайме»  работают  «железные  профес¬
сионалы»)  следовали  кивки  на  уже  высаженную  рас¬
саду  в  трех  лондонских  газетах.
 5
 Заказ  413
 65

«Таймс»  нашла,  что  «Король  в  Нью-Йорке»  разо¬
чаровывает.
 «Дейли  телеграф»  писала,  что  это  «произведение
ожесточившегося  человека».
 «Дейли  мейл»  сочла,  что  это  «неудавшаяся  смесь
тонкого  фарса  и  грубой  политической  сатиры».
 Палитра  готова,  краски  смешаны,  берите  и  мажьте.
 И  стали  мазать!
 «Нейшн»  подтверждает:  «Критические  отклики
почти  единодушны  в  выражении  разочарования  —  не
идеологической  позицией  фильма  (какое  квалифици¬
рованное  жеманство!  —  А.  К.),  а  тем,  что  он  не  смеш¬
ной...  «Король  в  Нью-Йорке»,  может  быть,  никогда  не
будет  показан  в  Нью-Йорке».
 Еженедельник  «Ньюсуик»  предупреждает:  «Один
человек,  видевший  фильм  на  закрытом  показе,  весьма
решительно  утверждает,  что  разочарованы  будут  все,
кто  рассчитывал  хотя  бы  просто  посмеяться  на  новом
фильме».
 Журнал  «Сайт  энд  Саунд»  как  бы  подводит  итог:
«Чаплина  больше  не  существует».
 Таким  был  тайный  механизм  применения  средств
массовой  информации  в  кампании  против  классика
мирового  кинематографа  Чарлза  Чаплина  и  его  прав
человека  в  США.  Эта  кампания  велась  хладнокровно,
безжалостно,  с  полным  презрением  не  только  к  этим
самым  «правам  человека»,  но  и  вообще  к  литературе
и  искусству  как  к  служанкам  буржуазного  общества.
За  малейшую  строптивость  или  попытку  противоре¬
чить  можно  их  немедленно  рассчитать,  да  еще  и  при¬
бить.
 В  свое  время  я  читал  отклики  американской  прес¬
сы  на  чаплинский  фильм,  и,  должен  покаяться,  что-то
из  ее  инсинуаций  застряло  в  голове.  Понимал,  конеч¬
но,  чем  продиктованы  эти  ужасные  нападки.  Рецен¬
зент  Томас  Паркинсон  писал  в  «Нейшн»  даже  и  такое:
фильм  попросту  «не  вызывает  какой-либо  интеллек¬
туальной  реакции,  а  только  физиологическую,  от  от¬
вращения  начинает  трясти».  Разумеется,  знал  я,  на
какие  «адские  штуки»  способна  буржуазная  печать,
но,  не  видев  самой  картины,  подумал:  а  вдруг  и  в  са¬
мом  деле  «не  смешно!»?
 И  только  теперь,  когда  смеялся  сам  и  все  вокруг
меня  в  зрительном  зале  покатывались  со  смеху,  а  в
 66

сценах  диалогов  и  прощания  короля  с  Рупертом  зами¬
рали  от  неподдельного  волнения,  я  пообещал  себе  вер¬
нуться  к  исследованию  прямо-таки  неистовой,  а  вме¬
сте  с  тем  и  весьма  хитро  обдуманной  клеветы  на  Чап¬
лина.
 Дюма-сын  однажды  рассказал  про  куртизанку,  у
которой  спросили,  почему  она  так  любит  лгать.  Она
расхохоталась  и  ответила:
 —  От  лжи  зубы  белеют!
 У  американских  вралей,  писавших  о  Чарли  Чап¬
лине,  были  еще  более  веские  стимулы.  Их  ложь,  бес¬
спорно,  сбила  с  толку  множество  людей  в  США,  но
мир  ей  не  поддался.
 После  первого  нажима  заокеанских  коллег  англий¬
ская  печать  пришла  в  себя  и  возразила  друзьям  про¬
тивников  Чаплина.  «Дейли  геральд»  назвала  «Король
в  Нью-Йорке»  «гениальным  произведением»,  «Ныо
кроникл»  —  «одним  из  самых  великих  фильмов  Чап¬
лина»,  «Нью  миррор»  —  «великолепной,  разящей  на¬
смерть  сатирой».
 Прогрессивная  Европа  взяла  под  защиту  Чаплина.
Точка  зрения  проамериканской  печати  была  опроверг¬
нута.  Тогда  на  помощь  клеветникам  явились  админи¬
стративно-коммерческие  меры.  Прокатные  фирмы  За¬
падной  Европы  получили  ультиматум:  либо  вы  игно¬
рируете  фильм,  либо  для  вас  закрывается  американ¬
ский  рынок.
 Перед  такой  угрозой  мало  кто  устоял.  «Короля  в
Нью-Йор  ке»  демонстрировали  только  независимые,  но
хилые  компании,  располагающие  ограниченной  сетью
кинотеатров.
 Сколько  лет  прошло  с  тех  пор,  а  картина  Чаплина
жива,  краски  ее  не  тускнеют.  Она  по-прежнему  вызы¬
вает  смех,  слезы  и  гнев.  Вот  такую  поучительную  исто¬
рию  о  судьбе  художника  в  США,  о  его  поруганных
правах  человека  я  и  хотел  напомнить  читателю.
 2
 Кажется,  все  в  мире  имеет  продолжение.  Не  составила
исключения  и  моя  статья  «Кое-что  оправах  человека»,
опубликованная  в  «Литературной  газете»  8  июня
1977  года.  Я  напомнил  о  том,  как  в  Соединенных  Шта¬
тах  безжалостно  травили  не  кого-нибудь,  а  классика
 67

мировой  кинематографии  Чарлза  Спенсера  Чаплина,
как  вынудили  его  покинуть  страну.  Через  несколько
дней  на  дипломатическом  приеме  один  знакомый  аме¬
риканец,  работающий  в  Москве,  сказал  мне  с  досадой:
 —  Вы  правы,  в  истории  с  Чаплином  Штаты  опозо¬
рились,—  и,  помедлив,  добавил:  —  Но  ведь  то  был  пе¬
риод  маккартизма...  Теперь  у  нас  новые  времена.
 Похоже,  он  хотел  произнести  большую  речь,  но
умолк,  поглядывая  на  меня  выжидательно.  Между  тем
его  окликнули,  кто-то  устремился  в  мою  сторону,  и  мы
разошлись.  Хочу  продолжить  прерванный  разговор  во
всеуслышание.
 Нет,  все  у  них  по-старому!  Мой  собеседник  сказал
о  «новых  временах».  Но  они  изобличены  «на  вырост»
еще  одноименным  фильмом  Чаплина,  где  человек,  ли¬
шенный  всех  прав,  печально  бредет  по  дороге  «в  ни¬
куда».  Маккарти  прогнали,  поскольку  он  стал  искать
«красных»  в  Пентагоне:  медные  каски  возмутились.
Но  маккартизм  без  Маккарти  еще  страшнее,  потому
что  изощреннее  стала  в  США  техника  мщения  инако¬
мыслящим.
 Для  примера  поговорим  лишь  о  деле  Лилиан  Хел-
лман.  У  нее  громкое  литературное  имя.  Ее  пьеса  «Ли¬
сички»  обошла  театральные  сцены  всех  континентов.
Ее  голос  слышали  на  форумах  сторонников  мира.
 Именно  это  взбудоражило  инквизиторов,  призван¬
ных  карать  еретиков.  Ну  как  же,  ведь  она  имела  сме¬
лость  осуждать  «холодную  войну»,  ввергнувшую  США
в  панический  страх,  подозрительность,  неврозы  и,  глав¬
ное,  в  опасное  балансирование  на  грани  «войны  го¬
рячей».
 Писательница  приехала  в  Вашингтон,  чтобы  пред¬
стать  перед  «страшным  судом».  Так  называли  тогда
комиссию  конгресса  по  расследованию  «антиамери¬
канской  деятельности».
 С  высоко  поднятой  головой  Лилиан  Хеллман  за¬
явила  этому  синедриону  бешеных,  что  не  ответит  ни
на  один  вопрос,  касающийся  деятельности  других  лю¬
дей.  Только  своей  собственной.  То  было,  пожалуй,  пер¬
вое  заявление  такого  рода,  и  не  у  всех,  кто  стоял  перед
свирепым  оком  этой  комиссии,  хватало  мужества  по¬
вторить  эти  слова.
 68

А  другие,  как,  например,  сценарист  Элиа  Казан
или  драматург  Клиффорд  Одетс,  вызванные  в  комис¬
сию,  недолго  сопротивлялись  приглашению  «джентль¬
менски  сотрудничать»  и  стали  свидетельствовать  друг
против  друга,  помогая  властям  инсценировать  «ком¬
мунистический  заговор»  в  стране  и  получив  «отпуще¬
ние  грехов».  Хеллман  же  была  жестоко  наказана.
Комиссия  не  решилась  засадить  ее  в  тюрьму,  но  все
ее  деловые  контакты  были  разорваны.  Началась  тяж¬
кая  жизнь  в  атмосфере  преследования  и  лишений.
Маккартизм  гулял  по  Америке.
 Итак,  те  времена  прошли?
 В  наши  дни,  в  1976  году,  издательство  «Литтл
Браун»  выпустило  книгу  Хеллман  под  названием
«Времена  негодяев»  —  честный,  правдивый  рассказ  о
том,  как  все  было.
 А  как  сейчас?
 В  журнале  «Нешнл  ревью»  в  1977  году  появилась
статья  У.  Бакли-младшего  об  этой  книге.  Он  ставит
в  вину  Лилиан  Хеллман...  что  бы  вы  думали?  «В  дни
войны  она  ездила  в  Советский  Союз  и  была  встре¬
чена  как  знаменитость.  Она  отплатила  за  гостепри¬
имство  статьей  в  журнале  «Кольере»  о  героизме  рус¬
ского  народа  и  русских  солдат».
 Ну  и  ну!  Признание  роли  Советского  Союза  во
второй  мировой  войне  возможно,  по  Бакли,  только  в
результате  «подкупа».  С  удовольствием  бы  вызвал
на  дуэль  этого  «военного  эксперта»,  чтобы  он  поню¬
хал  пороха  хотя  бы  в  такой  ситуации!
 Бакли  —  социально  малограмотный  ерник,  чья
ирония  всякий  раз  наводит  на  мысль  об  автомобиль¬
ных  авариях  с  участием  самосвала.  Он  цитирует
«Времена  негодяев»:  «Респектабельный  чернокожий...
стоит  у  лифта,  вежливо  приподняв  шляпу.  Он  спра¬
шивает  меня,  действительно  ли  я  Лилиан  Хеллман.
Я  отвечаю  утвердительно.  Он  говорит,  что  пришел
вручить  мне  повестку  комиссии  по  расследованию
антиамериканской  деятельности.  Я  вскрыла  конверт  и
прочитала  повестку.  Говорю:  «Остроумно,  что  на  эту
работу  выбрали  чернокожего»  —  и  захлопнула  дверь».
 Комментарий  Бакли:  «Она  направила  свой  гнев
против  чернокожего  посыльного,  принесшего  ей  повест¬
ку  из  Вашингтона,  но,  наверно,  она  не  стала  бы
гневаться  на  белого  посыльного  из  Москвы».  Как
 6Э

видно,  Бакли-младший  хотел  побить  мировой  рекорд
сарказма.  Судьям  остается  оценить  лишь  намерение.
 Бакли  похваливает  Элиа  Казана  за  его  давнее  со¬
трудничество  с  комиссией  Маккарти  и  —  представьте
себе  —  через  столько  лет  после  всего,  что  было,  изде¬
вательски  укоряет  Хеллман.  «Эту  леди  преследовала
навязчивая  мысль,  что  она  и  ее  муж  (посаженный  в
узилище.—  А.  К.)  стали  особыми  жертвами  террора».
 Бакли  охарактеризовал  записки  Хеллман  как  «от¬
вратительную  книгу».  Да,  такова  последняя  фраза
его  статьи.  Под  ней  подписался  бы  сам  Маккарти.
 Эта  статья  вызвала  цепную  реакцию.  Во  второй
книжке  за  1977  год  английского  журнала  «Энкаун-
тер»,  известного  своими  связями  с  ЦРУ,  увидела  свет
объемистая  статья  Сиднея  Хука  на  ту  же  тему.  При¬
ем,  использованный  автором,  может  поразить  даже
тех,  кто  хорошо  знает,  на  какие  фортели  способна
буржуазная  печать.
 Хук  озаглавил  свое  сочинение  нацеленно,  соеди¬
нив  имя  автора  с  произвольно  сдвинутым  названием
книги:  «Подлое  время  Лилиан  Хеллман».  Понятно,
это  только  начало.
 Далее  на  протяжении  первых  пяти  страниц  он
рассказывает  историю  некой  американской  писатель¬
ницы,  тесно  связанной  с  нацистским  бундом  —  гитле¬
ровской  агентурой  в  США.  «На  каждом  политиче¬
ском  повороте,  по  мере  того  как  гитлеровцы  все  бо¬
лее  закрепляют  свою  власть  и  затягивают  гайки
террора  против  собственного  народа,  она  аплодирует
этому  режиму»,—  пишет  Сидней  Хук.
 Верно,  в  Соединенных  Штатах  было  немало  раз¬
личных  немецко-фашистских  клубов.  Они  вели  актив¬
ную  пропаганду  в  пользу  Гитлера,  а  во  время  второй
мировой  войны  вступили  на  путь  шпионажа  и  дивер¬
сий  против  США.
 Негодующе  описывает  Хук  преступления  этой
женщины  и  ее  единомышленников,  служивших  на¬
цизму,  рассказывает  о  том,  как  наконец-то  на  их
след  напали  власти,  как  «сам  собой  сложился  чер¬
ный  список»  с  именами  этих  людей,  как  многие  из
тех,  кто  попал  в  него,  пошли  на  мировую  с  мистером
Законом,  как  прокляли  фашизм,  выдали  коллег  и
как  эта  зловредная  женщина  упорствовала  в  своей
вере  или  в  своих  заблуждениях.
 70

Неосведомленный  читатель  проглотит  эту  историю
залпом.  Другого  возьмет  сомнение:  когда  это  в  Шта¬
тах  велась  такая  яростная  борьба  со  сторонниками
гитлеризма?  Ведь  среди  них  были  и  владетельные  рад¬
жи  крупного  бизнеса,  и  многие  сенаторы...
 Но  автор  обходит  эту  категорию  лиц  и  снова  воз¬
вращается  к  странной  женщине,  упрямой  поклонни¬
це  нацизма...  Он  вопрошает  читателя.  «Что  бы  вы  по¬
думали  об  этой  женщине  теперь,  если  бы  она  реши¬
ла  стать  в  позу  героини,  бросившей  тогда  смелый
вызов  властям  и  обрушивающей  свой  гнев  на  тех
представителей  интеллигенции  и  литературного  мира,
которые...  либо  сочувствовали  этим  расследованиям
и  выдавали  нацистов,  либо  сохраняли  молчание  из
опасения  потерять  материальные  блага?»
 Читатель  уже  накален.  Какая  же  она  и  в  самом
деле  нехорошая!  И  почему  это  ей  позволяют  так  бе¬
зобразничать?  Нужно  приструнить  неразоружившую-
ся  нацистку!
 И  в  тот  самый,  психологически  точно  вычисленный
момент,  когда  взрыв  читательского  возмущения  не¬
избежен,  Сидней  Хук  заявляет:  «А  теперь  нацистский
германо-американский  бунд  замените  коммунистиче¬
ской  партией,  а  эту  вымышленную  женщину  —  фигу¬
рой  Лилиан  Хеллман».  Автор  резко  толкнул  ее  в  эпи¬
центр  взрыва.  Дело  сделано!
 Даже  в  истории  пасквилей,  этой  запрещенной
формы  полемики,  трудно  найти  нечто  равное  кощун¬
ственному  трюку  Сиднея  Хука.  Страницы  его  статьи,
уравнивающей  Хеллман  с  яростной  фашисткой,  при¬
званы  уверить  западного  читателя  в  тождестве  фаши¬
зма  и  коммунизма,  гитлеровской  Германии  и  СССР.
 Лилиан  Хеллман  права:  времена  негодяев  не  про¬
шли!
 Кто  такой  Сидней  Хук  и  где  он  был  бы  сейчас,
этот  ехидно-самодовольный  господин,  если  б  Советс¬
кая  Армия  дрогнула  перед  силой  вермахта,  не  одоле¬
ла  бы  ее  железом  и  кровью,  не  пришла  бы  в  Берлин?
 Так  кто  же  он?
 Да  все  тот  же  либерал-антикоммунист  из  тех,  что
бросал  вишневые  косточки  под  ноги  писательницы
еще  в  начале  «холодной  войны»,  когда  Лилиан  Хелл¬
ман  уже  находилась  в  кругу  людей,  отчетливо  пони¬
мавших  ее  жестокое  бессмыслие.
 71

В  отеле  «Уолдорф  Астория»  в  Нью-Йорке  она
выступила  на  конференции  деятелей  культуры  и  нау¬
ки.  Это  было  в  марте  1949  года,  за  месяц  до  Всемир¬
ного  форума  мира  в  Париже.  Главой  советской  деле¬
гации  был  Дмитрий  Шостакович.
 Столпов  реакции  на  конференции  в  «Уолдорф  Ас¬
тория»,  естественно,  не  было,  но  их  пытались  заме¬
нить  либералы-антикоммунисты.
 Эта  ядовитая  часть  американской  интеллигенции,
очевидно,  и  сегодня  считает  признание  Советского
Союза  де-юре  ошибкой  Рузвельта.  Де-факто  они  и
тогда  и  теперь  верно  служат  реакции.  Либерализм  —
это  всегда  партия  капитализма.  Прекрасно  отчеканил
в  1918  году  Блок:  «Я  —  художник,  следовательно,  не
либерал».
 Дмитрий  Шостакович  —  с  его  профилем  вещей
птицы,  задиристым  хохолком  и  сосредоточенным
взглядом  —  поднялся  на  трибуну,  чтобы  отразить  на¬
падки  людей  этого  клана.  Лилиан  Хеллман  резко  от¬
читала  тех,  кто  хотел  затащить  конференцию  на  по¬
литические  задворки.  А  вот  Сиднея  Хука,  насколько
я  знаю,  конференция  и  вовсе  отказалась  слушать.
 Теперь,  спустя  десятилетия,  он  излил  бездонный
резервуар  своей  ненависти  к  коммунизму,  к  Совет¬
скому  Союзу  и,  наконец,  к  Лилиан  Хеллман  —  а  она
никогда  не  была  коммунисткой,  и,  кажется,  ей  не  все
нравится  у  нас  —  в  одной  из  самых  непристойных
статей,  какие  я  когда-либо  читал.  И  под  нею  с  пол¬
ным  удовольствием  подписался  бы  сам  Маккарти.
 Порывшись  в  домашней  библиотеке,  я  обнаружил
еще  кое-что  касающееся  политической  биографии
Сиднея  Хука.
 Мне  стал  яснее  источник  его  злобы.  Он  ренегат.
Когда-то  заигрывал  с  социалистическими  идеями.  Но
уже  в  начале  50-х  годов  ученый  Ян  Боднар  в  книге
<0  современной  философии  в  США»  назвал  Хука
«одной  из  ведущих  фигур  ревизионизма  в  Америке».
 Еще  перед  второй  мировой  войной  Хук  пропаган¬
дировал  некую  «философию  социализма»,  предлагая
ее  в  качестве  альтернативы  марксизму.  После  войны
он  заявил,  что  его  вероучение  «отрицает  существова¬
ние  закона  прогресса»,  то  есть  не  признает  принципа
закономерностей  исторического  развития,  носящего  в
целом  поступательный  характер.
 72

Но  что  означает  такая  точка  зрения,  если  не  же¬
лание  законсервировать  и  сохранить  все  реакцион¬
ное,  гальванизировать  и  воскресить,  по  выражению
Маяковского,  «всяческую  мертвечину»?
 Отсюда  отчаянное  стремление  реабилитировать
маккартизм,  а  посему,  среди  прочего,  оболгать  и  Ли¬
лиан  Хеллман,  ту,  которая  вместе  с  другими  отваж¬
ными  людьми  не  убоялась  гонений  в  40-х  годах,  оста¬
лась  на  своей  позиции  и  в  70-е.
 Именно  такова  подоплека  статьи  Сиднея  Хука,
пробежавшего  без  устатка  дистанцию  от  попыток
«строить  глазки»  социализму  до  пасквилянтских  на¬
падок  на  критиков  буржуазного  общества.
 Этот  профессор  Стэнфордского  университета  —
один  из  консультантов  реакции  по  делам  прогрессив¬
но  настроенных  литераторов.
 В  походе  тартюфов  буржуазного  мира  за  «права
человека»  особой  нестройной  колонной  идут  либера¬
лы-антикоммунисты,  а  среди  них  и  Сидней  Хук.
 Ленин  хорошо  знал  этот  сорт  общественных  дея¬
телей,  и  мы  хорошо  помним  его  неумолимый  диаг¬
ноз:  «...бесконечный  ряд  двусмысленностей,  лжи,  ли¬
цемерия,  трусливых  уверток  во  всей  политике  либе¬
ралов,  которые  должны  играть  в  демократизм,  чтобы
привлечь  на  свою  сторону  массы,—  и  которые  в  то
же  время  глубоко  антидемократичны,  глубоко  враж¬
дебны  движению  масс,  их  почину,  их  инициативе,  их
манере  «штурмовать  небо»...»
 Исходя  из  этой  кристаллически  ясной  оценки,
Владимир  Ильич  и  считал  либерализм  идейным  чер¬
носотенством.  Эта  беззаветно  прямая  мысль  провере¬
на  историей  развития  общественного  движения:  ли¬
берализм  либо  поддерживает  господство  буржуазии,
либо  ведет  к  ее  узурпаторской  власти.
 Американские  и  прочие  либералы-антикоммунис¬
ты*  поддерживают  идеологов  лицемерного  похода  за
«права  человека»  именно  потому,  что  он  ведет  к  узур¬
пации  буржуазией  основного  права  человека  нашего
столетия  —  быть  свободным  от  ее  господства.
 «Почему  Соединенные  Штаты  до  сих  пор  не  под¬
писали  международные  пакты,  связанные  с  правами
человека?»  —  спрашиваешь  у  знакомых  американцев,
и  даже  самые  словоохотливые  из  них  теряют  дар  речи.
 А  ответ  прост.  Не  хочет  вашингтонская  админи-
 73

страция  давать  в  руки  отверженным  в  США  —  нег¬
рам,  пуэрториканцам,  мексиканцам  —  опору  в  виде
международного  закона.  Соединенные  Штаты  «защи¬
щают»  права  человека  только  в  социалистических
странах.
 В  чем  тут  дело?  Почему  заокеанские  хлопотуны
так  упрямо  лезут  в  чужие  дела?  А  потому,  что  у  них
в  стране  кроме  расовых  и  всяких  иных  ограничений
для  различных  социальных  и  национальных  групп  на¬
селения  существует  основной  закон  —  «его  же  не  пе-
рейдеши»:  тот,  кому  не  нравятся  капиталистические
принципы  в  целом  или  хотя  бы  частично,  вообще  не
может  считаться  человеком,  а  потому  и  не  должен
пользоваться  его  правами.
 В  соответствии  с  этим  мистер  Анатоль  (Кузнецов)
хорош,  а  Лилиан  Хеллман  плоха.  Это  действует,  ра¬
ботает  классовая  мораль,  буржуазный  отбор  явлений
и  поступков.  Днем  и  ночью  идет  безостановочная  сор¬
тировка  того,  что  происходит  на  белом  свете.  По  пра¬
вую  сторону  —  во  благо  репутации  капитализма,  по
левую  —  все,  что  ей  во  вред.  Так  признайте  же,  что
вы  всегда  и  везде  руководствуетесь  классовыми  инте¬
ресами,  что  вам  дорог  капитализм,  что  без  него  вы  не
представляете  жизни  на  Земле!
 Мы  не  скрываем  смысла  и  целей  нашего  движе¬
ния,  не  отрицаем  его  классовой  направленности,  не
прячем  своей  веры  в  неотвратимость  смены  общест¬
венных  формаций.
 Но  буржуазные  идеологи  поступают  иначе.  Эгои¬
стические  принципы  капитализма  они  выдают  за  ин¬
тересы  всей  нации,  всего  человечества.
 Таков  главный  миф  общества  собственников.
 А  с  точки  зрения  этого  мифа  Октябрьская  револю¬
ция  незаконна.  Советская  власть  неправомочна,  идея
коммунизма  преступна.  (Я  все  вспоминаю  —  забыть
это  невозможно,—  как,  едва  установив,  что  в  негри¬
тянской  организации  «Черные  пантеры»  заметен  ин¬
терес  к  марксизму,  фэбээровцы  ворвались  на  рассве¬
те,  в  один  и  тот  же  час,  в  разных  городах,  в  жилища
руководителей  этой  группы  и  перестреляли  их,  полу¬
сонных,  прямо  в  постелях...)
 Стоит  лишь  поменять  местами  добро  и  зло,  и  по¬
лучается  все  шиворот-навыворот.  Если  мораль  и  за¬
кон  нашей  страны  запрещают  подрывать  коммуни-
 74

стический  строй,  то  это,  стало  быть,  и  есть  «наруше¬
ние  прав  человека».
 Поэтому  клеветники  на  *  Советский  Союз  —  муче¬
ники,  а  Чаплин  —  зловредный  красный.  Лилиан  Хелл-
ман  —  опасная  заговорщица,  Анджела  Дэвис  —  исча¬
дие  ада.  На  каждого  коммуниста  в  США  —  без  раз¬
личия  пола,  возраста,  профессии,  места  жительства  —
заведены  полицейские  досье,  а  у  всех  остальных  аме¬
риканцев  снимают  отпечатки  пальцев.  Кажется,  у
ста  миллионов  уже  сняли.
 Такая  схема  требует  «перебежчиков  с  Востока»,
желательно  крупных  писателей-«гуманистов»,  способ¬
ных  живописать  фантастические  картины  бунта  ин¬
теллигенции  против  социализма,  а  в  связи  с  этим  и
нарушения  ее  прав.
 Чем  же  располагает  в  это]у#  смысле  буржуазный
Запад?  Отвечая  на  этот  вопрос  с  помощью  отнюдь  не
левого  американского  журнала  «Ньюсуик»,  я  не  буду
касаться  всех  аспектов,  связанных  с  понятием  «дис¬
сидент»,  коснусь  только  одного  —  как  обстоит  дело  с
«желательным  живописанием».
 В  апрельском  номере  этого  журнала  за  1977  год
опубликована  статья  Клиффорда  Мэя  «Голоса  в  пу¬
стыне».  Имеются  в  виду  как  раз  голоса  диссидентов.
В  первых  же  строках  статьи  сказано:  «До  сих  пор  они
не  создали  в  изгнании  никаких  крупных  произведе¬
ний».  О  Кузнецове:  «Не  опубликовал  ничего  со  вре¬
мени  своего  приезда  в  Лондон»,  и  он  же  сам  о  себе:
«Сейчас  я  всего  лишь  бывший  писатель».  Амальрик
сам  о  себе:  «Еще  слишком  рано  говорить  о  том,  смо¬
гу  ли  я  здесь  хорошо  писать»  (этот  вообще  никогда
ничего  не  писал,  разве  что,  обливаясь  холодным  по¬
том,  царапал  черновики  антисоветских  листовок,  а
потом  издал  их  на  Западе  отдельной  книжонкой).
О  Галиче:  «Увы,  ничего  художественного  не  пишет»,
и  он  же  сам  о  себе:  «Улицы,  пивные,  метро  —  все  это
для  нас  немо».
 И  так  далее.
 Со  скорбью,  но  и  раздражением  исполнил  журнал
«Ньюсуик»  отходную  компании  так  называемых  дис¬
сидентов.
 Положение  тяжелое.  А  каково  им  еще  и  выслуши¬
вать  такие  заявления,  как  то,  что  сделала  о  них  в
США  некая  деятельница  Клара  Дьоргев:  «Запад  про-
 75

сто  пресытился  восточноевропейскими  писателями!»
Да  и  какие  это  писатели,  откровенно  говоря,  если  и
писать-то  не  умеют  художественно?  Но  мы  ведь  пре¬
дупреждали:  не  умеют!
 Под  крики  о  «нарушении  прав  человека  в  СССР»
они  идут  на  службу  во  враждебные  делу  мира  орга¬
ны  НАТО  и  ЦРУ  —  радиостанции  «Свобода»,  «Сво¬
бодная  Европа»,  журнал  «Континент»,  как  в  годы
гражданской  войны  шли  бы  в  деникинскую  разведку
или  в  отделы  пропаганды  у  Колчака.
 Они  добились  своего.  Они  на  Западе  и  работают  —
все  без  исключения  —  против  разрядки  международ¬
ной  напряженности.
 Каждый  из  них  —  без  исключения  —  сделал  заяв¬
ления  в  поддержку  конфронтации  буржуазного  Запада
с  Советским  Союзок#  Опасное  противоборство  стран
с  различным  общественным  строем  —  их  питательный
бульон.
 Думают  ли  они  при  этом  о  праве  человека  на
жизнь  без  войны?
 Новоявленный  «мученик»  Буковский  льнет  к  са¬
мым  что  ни  на  есть  правым,  а  либералы-антикомму¬
нисты  в  Англии  смущенно  ему  выговаривают:  как  же
так,  неужели  вы  не  понимаете,  с  нами  иметь  дело
удобнее...
 Но  диссидентам  не  до  политического  политеса.
В  издании  «их»  журнала  «Континент»  участвуют
деньги  реваншиста  Шпрингера.
 Старый  Бунин,  большой  русский  писатель,  оказав¬
шись  в  эмиграции,  злобился  на  Советы,  вспоминал
«доброе  помещичье  время»,  но,  когда  во  Францию
пришли  гитлеровцы,  не  стал  сотрудничать  с  врагами
Советского  Союза,  скрылся  в  глухом  углу,  голодал  и
молчал...
 Нет,  этих  окаянных  ничто  не  тревожит,  им  никого
и  ничего  не  жаль,  у  них  нет  ничего  святого.  Давид
Маркиш  в  интервью  Милану  Кубику,  корреспонденту
того  же  «Ныосуика»,  сказал:  «С  тех  пор  как  я  стал
взрослым,  я  всегда  рассматривал  Россию'как  отель,
где  я  случайно  родился.  Когда  мне  наконец  разреши¬
ли  выехать,  я  чувствовал  себя  так,  будто  я  просто  ос¬
вобождаю  номер  в  гостинице».
 Маркиш  захлопнул  за  собой  дверь  отеля,  а  Сол¬
женицын,  о  котором  «Ньюсуик»  сообщает,  что  «на
 76

Западе  он  опубликовал  немного,  да  и  то  не  очень  зна¬
чительное  художественно»,  наверно,  не  прочь  бы  и  воз¬
вратиться,  но  если  судить  по  его  сумасбродным  вы¬
сказываниям,  то  в  совсем  другую  Россию,  в  монархи¬
ческую  разумеется,  да  не  во  всякое  царствование,  а
хорошо  бы  в  отброшенную  на  несколько  веков  назад,
в  ту,  которой  правил  бы  царевич  Алексей.  Тот  самый,
бледный,  высокий,  худой,  что  на  картине  Ге  и  что
стоял  во  главе  боярского  заговора  против  Петра,  дабы
вернуть  страну  назад,  во  тьму  средневековья.
 Однажды  Гейне  выразительно  заметил:  «Франк¬
фуртский  купец-христианин  столь  же  похож  на  франк¬
фуртского  купца-еврея,  как  одно  тухлое  яйцо  на  дру¬
гое».
 Наглый,  развязный  Маркиш,  работающий  в  арте¬
ли  упаковщиком,  и  угрюмый  Солженицын,  источаю¬
щий  ненависть  в  своем  вермонтском  особняке-крепос¬
ти,  стоят  друг  друга.  А  все  вместе  стоят  ломаный
грош.  Такова  цена  грязной  пены  на  поверхности  мо¬
ря  житейского.
 И  не  в  них,  разумеется,  суть.
 Когда  же  ко  мне  доносятся  голоса  высокопостав¬
ленных  персон  Запада,  докторально  вещающих  нам
нечто  о  правах  человека,  я  хочу  сказать:  послушайте,
вам  и  вовек  не  отмыться  от  гонений  на  великого  Чап¬
лина,  от  преследований  всему  миру  известной  Лили¬
ан  Хеллман  —не  морочьте  же  нам  голову  уголовни¬
ком  Буковским!

КАК  ЛОВЯТ
КРАБОВ
 В  САН-ФРАНЦИСКО
 1
 День  этот  начался  для  меня  рано.  Отель  «Уэстбери»
спит.  Дорого  бы  я  дал  за  возможность  увидеть  сны
его  постояльцев.  Что  там,  в  этой  путанице  кадров,
мелькающих  на  экране  дремотного  сознания?  «Какие
страхи  и  надежды  сокрыли  трепетные  вежды...»
Жильцы  спят  среди  зеленых  тумбочек,  кроваво-крас¬
ных  столиков,  болезненно-белых  подставок  для  теле¬
визоров,  ядовито-оранжевых  занавесей.  Почти  ярма¬
рочная  пестрота  лубка  —  плод  прихоти  дизайнера  —
режет  глаз.  Таков  «фермерский»  стиль  в  модерне.
Прожить  здесь  две  недели  подряд  —  можно  взбе¬
ситься.
 Отель  спит.  Едва  ли  кому-нибудь  тут  снится  про¬
исходящее  сейчас  наяву:  некто  с  советским  паспортом
в  кармане  бесшумно  пробирается  в  лабиринте  полу¬
освещенных  коридоров,  озираясь  на  стеклянный  эр¬
кер,  за  которым  царит  полный  мрак.  Осторожно  вы¬
хожу  к  лифту  и  спускаюсь  вниз  в  окружении  мертвой
тишины.  Без  пяти  минут  четыре.
 Лифт  падает  с  двадцатого  этажа,  словно  камень,
пущенный  из  пращи.  В  вестибюле  сонный  швейцар,
получив  доллар,  открывает  мне  выход  на  улицу,  и  я,
оглянувшись,  ловлю  его  удивленный  взгляд.
 Черный  от  дождя  тротуар.  Из-за  угла  на  крутом
повороте  вылетает  машина.  Два  желтых  янтаря  ее
фар  гаснут  у  подъезда  гостиницы.  Тотчас  же  из  рас¬
пахнутой  дверцы  автомобиля  высовывается  рука  и
втаскивает  меня  в  машину...
 Нет,  это  не  похищение,  не  рука  «Коза  ностры».
Просто  мы  с  шофером  консульства  Василием  Петро¬
вичем  Кузнецовым  едем  к  заливу  ловить  крабов.
Днем  я  был  в  нашем  молодом  консульстве  и  после
делового  разговора,  возвращаясь  в  отель,  учуял  в  ма¬
шине  запах  свежесваренных  раков  или  чего-то  в  этом
 78

роде.  Водитель,  невысокий,  плотный  человек,  уже  не¬
мало  ходивший  по  колкому  жнивью  жизни,  но,  видно,
сколоченный  на  долгие  времена,  приоткрыл  кастрю¬
лю  с  уловом.
 Мы  быстро  сговорились.  Я  еще  не  знал,  что  доб¬
рой  заботой  друзей  лягу  поздно,  что  едва  усну,  как
часы,  идущие  внутри  нас,  вытолкнут  меня  из  постели,
да  еще  вроде  бы  наподдадут  большой  стрелкой.  И  вот
теперь,  кляня  свою  опрометчивость,  мчусь  в  черных
пролетах  узких  улиц  ловить  крабов,  черт  бы  их  по¬
брал.  Скажу  откровенно,  вышел  я  из  гостиницы  в
желании  исполнить  уговор,  но  и  в  надежде,  что  о  нем
забудут  другие.  Не  тут-то  было.
 Машина  несется  по  холмам  и  низинам  Сан-Фран¬
циско,  закованным  в  бетон  и  асфальт.  Спит  отель
«Уэстбери»,  и  спит  город,  только  где-то  в  стороне,  бес¬
смысленно  в  этот  час,  кривляется  неоновый  зазывала,
обращая  в  немоту  опустевших  площадей  истошный
призыв  посетить  бурлеск  «Кондор»  с  участием  Кэррол
Дода,  да  длится  ночное  бдение  в  загадочных  переул¬
ках  Китайского  квартала.
 Показался  знаменитый  мост  Золотых  Ворот  —
Голден-гейт-бридж  —  серая  громада,  уходящая  в  бес¬
конечность.  У  пирса  нас  встретило  неожиданное  мно¬
голюдье.  Неужели  все  они  встали  еще  раньше  нас,
завели  свои  «плимуты»,  «бьюики»,  даже  «кадиллаки»
и  махнули  сюда  ловить  крабов?
 Оказывается,  они  еще  не  ложились.  У  причалов
покачивались  десятки  катеров,  а  их  владельцы  разъ¬
езжались  после  вечеринок,  отшумевших  на  борту  ут¬
лых  суденышек.  Пошатываясь,  они  усаживались  в
машины.  На  полную  мощь  гремели  транзисторы.  Ка¬
кая-то  женщина  в  шортах  истерически  смеялась.
В  каютах  катеров  гасли  огни.  Последняя  пара  дотан¬
цовывала  на  пирсе.  Последний  автомобиль  умчался,
обдав  нас  звуками  модной  песенки  Хампердинка.
 Наступила  тишина.  Мы  остались  одни  в  предрас¬
светных.  сумерках  на  самом  урезе  берега.
 Залив  Сан-Франциско  огромен.  Его  свирепые
штормы  не  менее  опасны  судам,  чем  буйство  откры¬
той  воды.  Сейчас  залив  лежал  в  безветрии,  спокой¬
ный  и  туманный.  Таинственность  нависшей  над  ним
пелены  будила  воображение.  Не  здесь  ли  разыгрыва¬
лись  драмы  на  браконьерских  джонках,  так  хорошо
 79

описанные  Джеком  Лондоном?  Давно  прошли  време¬
на  короля  пиратов  «Большого  Алека»,  когда  рыбачьи
патрули  возились  в  Верхней  бухте  и  на  впадающих  в
нее  реках  с  бесчинствующими  ловцами  креветок,  ко¬
торые  чуть  что  пускали  в  ход  ножи  и  давали  себя
арестовать  только  под  дулом  револьверов.
 По  каменным  ступеням  сходим  на  доски  причала.
Василий  Петрович  достает  из  рюкзака  две  большу¬
щие  чаши  весов.  К  каждой  из  них  прикручены  гнию¬
щие  головы  тунцов,  источающие  невыразимую  вонь.
 Вот  на  этот  запах,  понимаете,  и  идут  ошалелые  от
восторга  крабы.  Он  им  милее  аромата  изысканных
духов.  Вылей  в  чашу  хоть  целый  флакон  «Шанели»  —
не  подойдут,  а  вот  на  гниль  —  пожалуйста,  сколько
угодно!  Чаша  весов  висит  на  трех  коротких  цепях,
они  сходятся,  образуя  треугольник,  и  к  его  верхней
точке  привязана  веревка.
 — 	Американский  самодур,  так  это  называется,—
сказал  Василий  Петрович.
 Термин,  вполне  знакомый  рыболову.  На  Черном
море  с  помощью  «самодура»  ловят  бычков,  ставрид¬
ку  и  прочее.  Но  там  снасть  совсем  другая.  А  здесь
неужто  все  ограничивается  чашей?  Да  ведь  и  она  не
глубока.  Вроде  как  мелкая  тарелка.
 — 	Секрет  тут  простой,—  объясняет  Василий  Пет¬
рович,—  только  краб  заползет  на  нее,  на  чашу,  надо
ее  спокойненько  так  поднимать.  Сползти  он  не  успе¬
ет—  туго  соображает,  а  уж  если  вы  беседуете  с  кем,
зазевались,  значит,  он  уйдет.  Веревку,  стало  быть,
нужно  держать  на  весу,  чувствовать,  что  там,  под  во¬
дой,  делается.
 И  с  этими  словами  Василий  Петрович  спокойнень¬
ко  так  вытащил  чашу,  а  на  ней,  как  на  блюде,  лежал
и  пошевеливал  клешнями  большущий  серо-зеленый
краб.
 Тут  я  и  понял,  что  чаша  эта  не  иначе  как  от  весов
морской  Фемиды  и  служит  не  только  известным  сим¬
волом  правосудия,  но  еще  и  средством  исполнения
приговора.  Вот  какой  казус  в  юридической  прак¬
тике.
 Сырая  предрассветная  мгла  пронизывала  на¬
сквозь.  Задул  береговой  бриз,  в  отдалении  уже  под¬
нималось  кипение  волн.  Холод  побежал  за  ворот
куртки.
 80

И  тут  я  вспомнил  один  рекламный  плакат,  впер¬
вые  увидел  его  еще  в  Нью-Йорке  в  день  приезда,  а
потом  он  преследовал  меня  со  страниц  газет  и  жур¬
налов.  На  нем  красовались  три  бутылки  трех  разных
фирм  и  соответственно  с  различными  этикетками.
Под  первой  стояла  подпись:  «Неплоха  «Смирнов¬
ская»»,  под  второй:  «Хороша  «Эльзасская»»,  под  треть¬
ей:  «Но  ничто  не  сравнится  с  настоящей  «Столичной»
IГз  СССР».  Мистер  Кендалл  —  крупный  бизнесмен,
чьи  интересы  лежат  во  многих  сферах  торговли  и
промышленности,—  действовал  энергично  и  в  этом
случае.
 И,  решив  поддержать  его  бизнес,  я  вытащил  из
внутреннего  кармана  куртки  некое  вместилище  с
изображением  нашей  старой  гостиницы  «Москва».
Несколько  глотков  укрепили  наш  дух  и  тело,  убеди¬
тельно  подтвердив  точку  зрения  председателя  амери¬
кано-советского  торгово-экономического  совета.
 Между  тем,  пока  я  отдавался  внутреннему  моно¬
логу,  Василий  Петрович,  чутко  огцугцая  рукой,  как
эхолотом,  малейшее  движение  там,  под  водой,  таскал
из  залива  одного  краба  за  другим,  переселяя  их  в  ве¬
дерко.
 Боязливо  всходило  солнце,  и,  чем  выше  оно  под¬
нималось,  тем  слабее  поддувал  береговой  бриз.
Теперь  он  налетал  слабыми,  замирающими  поры¬
вами.
 Вдруг  совсем  недалеко  от  нас  из  клочьев  тумана
показался  парусник,  как  будто  всплыл  со  дна  залива.
В  сознании  качнулась  когда-то  запавшая  в  память
фраза  и  вытянулась  —  слово  за  словом  —  в  кильва¬
терном  строе:  «Переменив  галс,  он  вытравил  грота-
шкот  и  пошел  фордевинд  прямо  на  абордаж».  Парус¬
ник  исчез  в  направлении  Саусалито.
 Четыре  часа  провели  мы  на  этом  причале,  четыре
часа  прямо  перед  нами  возвышался  то  черный  на  се¬
ром,  то  серый  на  синем,  то  синий  на  розовом  и,  нако¬
нец,  в  лучах  крепнущего  солнца  золотистый  на  розо¬
вом  Голден-гейт-бридж  —  мост  Золотых  Ворот.
 Тридцать  крабов  барахтались  в  ведерке,  и  среди
них  только  два  мои.  В  девять  часов,  отстояв  одиннад¬
цать  минут  в  очереди  к  дверям  кафе  в  отеле  «Уэстбе-
ри»,  я  сидел  за  завтраком  и  поглощал  найденную
мною  в  меню  «яичницу-ранчо»,  что,  как  и  ожидалось,
 б
 Заказ  413
 81

было  нашей  глазуньей  по-деревенски,  то  есть  с  кар¬
тошкой  и  помидорами.
 В  глазах  еще  стояли  темный  причал,  летящий  па¬
рус,  в  ушах  мешались  гомон  на  пирсе,  звуки  разно¬
шерстных  мелодий  из  транзисторов,  неврастеничный
смех  женщины,  потом  глухая  тишь,  объявшая  огром¬
ный  мир,  и  только  шлеп-шлеп  набегающих  волн  под
-деревянными  мостками,  будто  водяной  играет  с  кем-
то  в  ладошки.
 Нужно  расплачиваться  за  завтрак  (2  доллара  и
40  центов)  и  ехать  на  деловую  встречу  в  «Бэнк  оф
Америка»,  где,  в  отличие  от  моего  бумажника,  этих
самых  долларов,  хотя  и  сильно  тронутых  инфляцией,
несметное  количество.  Но  об  этом  позже,  а  сейчас  о
другом.
 2
 Высокие  метелки  придорожных  платанов  подметают
уже  совсем  чистое  калифорнийское  небо.  Мы  едем  в
Беркли  и  Дэвис—университетские  городки.  До  пер¬
вого—  пятнадцать  миль  от  Сан-Франциско,  до  второ¬
го  —  еще  шестьдесят.
 На  выезде  из  уличной  путаницы  мелькнул  огром¬
ный  ясень.  Двумя  нижними  ветвями  в  их  узловатом
сгибе  он  склонился  к  самой  земле,  словно  встал  на
колени  и  просит  пощады  у  современной  цивилизации.
Хорошо  бы  ему  перебраться  в  Дэвис  —  здесь  тихо,
бьют  фонтаны  среди  подстриженных  «под  полубокс»
газонов,  чистый  воздух  современных  садов  Эпикура.
Парами  и  стайками  гнездятся  на  ухоженных  дорож¬
ках  студенты  и  студентки  со  стопками  книг  под  мыш¬
ками,  большими  сумками  или  перекинутыми  за  пле¬
чо  гитарами.
 Нас  встречает  толстенький,  круглолицый  человек
с  добродушной  улыбкой  на  полных  губах.  Мистер
Пиквик  признал  бы  в  нем  свои  черты  и...  вскоре  по¬
платился  бы  за  ошибку.  Пол  Зиннер  лукав  и  осто¬
рожно  язвителен.  Его  чарующая  улыбка  легко,  на
доли  мгновения  складывается  в  ироническую,  когда
он  полагает,  будто  поставил  собеседника  в  тупик.  Но
пока  он  отменно  любезен  и,  поглядывая  на  часы  —
время  ленча,—  приглашает  разделить  с  ним  трапезу.
 Пол  Зиннер  —  профессор  политических  наук.  Он
 82

советолог,  чех  по  происхождению.  Кроме  того,  Зин-
иер  —  диетик,  и  упоминание  о  чешской  сливовице
не  пробуждает  в  нем  каких-либо  эмоций.  Разговор
идет  главным  образом  вокруг  меню,  но  эта  интродук¬
ция  без  всяких  нюансировок  приводит  к  развитию  ге¬
неральной  темы.
 — 	Мистер  Зиннер,  скажите,  чем  вы  объясняете
тот  факт,  что  многие  деловые  люди  Штатов  поддер¬
живают  разрядку  и  желают  развития  экономических
связей  с  нашей  страной,  а,  так  сказать,  теоретики,  со¬
ветологи—  не  знаем,  как  вы  лично,—  занимают  дру¬
гую  позицию?
 Зиннер  усмехается  и,  откинув  себя  на  спинку  крес¬
ла,  как  на  дуршлаг,  цедит,  к  моему  удивлению:
 — 	Наши  бизнесмены  необразованны,  не  знают
истории.  Их  интересует  только  прибыль.  Теоретики
же  относятся  к  вашим  инициативам  скептически.
 — 	Ого,  надстройка  бунтует  против  базиса!  Но
прибыль  вы  не  отрицаете?
 — 	Нет,—  с  досадой  соглашается  Зиннер.
 И  мы  оба,  конечно,  в  этот  момент  вспоминаем  по¬
следнюю  речь  одного  сенатора.
 — 	Значит,  ваши  финансисты  и  предприниматели
не  благодетельствуют  нам,  как  утверждает  Джексон,
а  ведут  дела  на  взаимовыгодной  основе?
 — 	При  чем  здесь  Джексон?  —  вскидывается  Зин¬
нер.—  Я  говорю  не  от  его  имени.
 — 	Хорошо,  займемся  скепсисом  теоретиков.  Зна¬
чит,  советологи  настроены  заведомо  скептически  к
объекту  их  изучения.  Как  это  соответствует  принци¬
пам  объективной  науки?
 — 	Ну,  знаете,—  развел  руками  Зиннер.—  Мы  доб¬
росовестно  изучаем  вашу  политическую  историю.
 — 	Надеюсь,  вы  нашли  в  ней  и  ленинский  Декрет
о  мире,  и  принципы  мирного  сосуществования,  и  на¬
шу  совместную  борьбу  с  гитлеровским  фашизмом,  и
желание  развеять  кошмары  «холодной  войны»,  нако¬
нец,  соглашения  последнего  времени,  где  стоит  также
подпись  вашего  президента.
 — 	Зы  очень  любите  Никсона?  —  выжидательно
прищурился  «советолог».
 — 	Мистер  Зиннер,  хочу  заметить  следующее;  ни
один  советский  человек  не  участвовав  в  ваших  прези¬
дентских  выборах.  Не  мы  голосовали  за  Никсона,  а

вы,  ваши  избиратели  послали  его  в  Белый  дом  по¬
давляющим  большинством  голосов.  Мы  уважаем  ваш
народ,  а  кто  его  представляет  на  международной  аре¬
не—  это  ваше  дело...
 — 	Я  голосовал  за  Макговерна!  —  перебивает  Зин-
11  ер.
 — 	Но  ведь  и  он  клятвенно  обещал  покончить  с
«холодной  войной»,  расширить  экономические  и  куль¬
турные  связи  с  Советским  Союзом?
 И  тут  Зиннера  прорвало:
 — 	Вы  не  хотите  свободного  обмена  идеями!  Вы
боитесь  эрозии  вашей  идеологии!
 Он  долго  и  общеизвестно  распространялся  на  эту
тему.  А  я  тем  временем,  глядя  на  этого  сидящего  ря¬
дом  со  мной  толстенького,  румяного,  как  будто  толь¬
ко-только  вынутого  из  целлофана  советолога,  вспоми¬
нал  событие,  происшедшее  однажды  в  Нью-Йорке.
 На  реке  Гудзон,  как  и  семьдесят  миллионов  лет
назад,  появились  динозавры.  Правда,  современные
чудовища  отличались  от  своих  вымерших  предков  —
их  сделали  из  стали  и  стекловолокна  для  Всемирной
выставки  1964—1965  годов.  Видавшие  виды  ньюйорк¬
цы  остолбенели  от  изумления.  Встречные  суда  —  и
даже  океанский  лайнер  —  приветствовали  гудками
динозавров,  плывших  в  нью-йоркское  предместье
Флэшинг  —  Медоуз.
 Вскоре,  к  радости  любознательных  посетителей
выставки,  чудовищные  ящеры  паслись  на  воссоздан¬
ном  мезозойском  лугу.  Девять  копий  исчезнувших  с
лица  земли  пресмыкающихся  сработал  ученый  и  ху¬
дожник  Луис  Поль  Джонс.  После  выставки  макеты
динозавров,  не  боящихся  ни  жары,  ни  холода,  поста¬
вили  в  школьных  дворах.  Создатель  ископаемых  обе¬
щал,  что  его  творения  просуществуют  даже  дольше,
чем  их  погибшие  пращуры.  Не  знаю,  что  там  стало  с
макетами  динозавров,  но  живой  сидел  со  мною  рядом.
 Когда  Зиннер  кончил  свое  бурное  выступление,  я
подвел  итог:
 — 	Понятно,  видимо,  вы  хотели  бы  голосовать  за
Джексона.  Но  свободный  обмен  идеями,  так,  как  вы
его  понимаете,—  это,  с  одной  стороны,  желание  широ¬
ко  наладить  и  узаконить  некий  «самиздат»  и  ему
подобное  в  качестве  «правды  об  СССР»,  а  с  другой  —
открытые  ворота  Советского  Союза  для  всего,  что  и
 84

за  пределами  нашей  страны  давно  вызывает  возмуще¬
ние  миллионов  прогрессивно  мыслящих  людей.  Зна¬
чит,  мы  вам  —  подтверждение  ваших  инсинуаций  о
Советском  государстве,  а  вы  нам  —  буржуазный  праг¬
матизм,  нападки  на  социалистические  идеи,  расизм,
порнографию,  проповедь  насилия.  Какой  же  это  сво¬
бодный  обмен  идеями?!  Это  надувательство  с  исполь¬
зованием  школьного  правила  арифметики:  два  пи¬
шем,  три  в  уме.  Пишете:  свободный  обмен  идеями,  а
в  уме  экспорт  контрреволюции.  Что  же  касается  эро¬
зии  нашей  идеологии,  то  вы  и  сами  прекрасно  знае¬
те—  ее  не  будет.  Но  «холодная  война»  —  ваше  попри¬
ще,  и...
 — 	Я  против  «холодной  войны»,—  скороговоркой
произносит  Зиннер.
 — 	Так  ли?  Вот  ваш  коллега  советолог  откровен¬
нее  вас.  Он  —  за!
 — 	Дался  он  вам!  А  ведь  и  он  тоже  против.
 — 	Против?  Ну  хорошо  же.—  И  я  процитировал  на
память,  а  теперь,  в  Москве,  сверил  по  источнику  сло¬
ва  Бжезинского,  настолько  типичные  для  образа
мышления  всей  этой  братии,  что  они  вполне  могут
идти  от  имени  собирательного  господина  Советоло¬
га:—  «По  мере  того  как  старшее  поколение  увядает,
а  молодое  становится  зрелым,  мы  будем  все  чаще  и
чаще  возвращаться  мыслями  к  «холодной  войне»  —
периоду,  отмеченному  сравнительным  спокойствием,
относительной  стабильностью  и  большой  степенью
ясности.  «Холодная  война»  была  определенной  сте¬
пенью  мышления,  которой  нам  будет  все  больше  и
больше  недоставать  сейчас  и  в  предстоящие  годы».
Так  что  же,  против  он  «холодной  войны»  или  за?
И  вы,  мистер  Зиннер,  за  нее.  Вот  вы  заказали  клуб¬
нику,  а  от  сливок  отказались.—  слишком  жирно,  а  в
политике  диеты  не  признаете.  Хотит'е  задавать  лукул¬
ловы  пиры!  Требуете  за  разрядку  идеологических
уступок.  Не  жирно  ли?
 И  тут  Зиннер  поднял  руки.  Что  уж  с  ним  произо¬
шло—  не  знаю,  но  только  он  сначала  насупился,  по¬
том  рассмеялся  и  неожиданно,  не  фигурально,  а  бук¬
вально,  простер  над  собой  пухлые  ручки.
 —г  Фотографа!  —  воскликнул  я,  и  официант  озада¬
ченно  оглянулся  на  шумок  за  столом.—  Фотографа!
Советолог  сдается.
 85

Есть  свидетели  и  участники  всей  этой  сцены  и  раз¬
говора—мои  отличные  спутники  в  поездке  Геннадий
Шишкин  из  ТАССа,  Виталий  Кобыш  из  «Известий»  и
Николай  Курдюмов  из  «Правды».
 Я  далек  от  мысли,  будто  Зиннер  изменил  свои
взгляды  за  время  нашего  ленча.  Просто  аргумента¬
ция  советологов  однообразна,  уныла  и  с  точки  зрения
серьезной  политики  провинциальна,  а  сам  Зиннер  не
лишен  чувства  юмора  и,  поперхнувшись  клубничной
ягодой,  по-видимому,  оценил  метафору  —  всего  лишь.
 Дело  в  другом.  Профессиональные  антикоммуни¬
сты  сдаются  не  так  просто.  Еще  бы  —  они  не  хотят
расстаться  со  своим  профитом  и  влиянием.  Но  с  тех
пор  как  в  США  заговорили  о  равенстве  военных  по¬
тенциалов  СССР  и  Штатов  и  необходимости  норма¬
лизовать  отношения  двух  держав,  советологи  теряют
голову.  Их  паника  подтверждает,  насколько  далека
так  называемая  советология  от  подлинной  науки  и
как  близка  к  военному  ведомству  и  всяким  прочим
службам.
 Теперь  советологи  «вышли»  на  прямую  связь  с
Пентагоном.  Они  прикрывают  его  стремление  проско¬
чить  мимо  политической  разрядки,  чтобы  продолжать
гонку  вооружений.
 Говоря  о  бунте  надстройки  против  базиса,  я,  ко¬
нечно,  шутил.  В  определенной  сфере  раздваивается
сам  базис,  и  советологи,  сионисты  вместе  со  всей  реак¬
цией  уцепились  за  тот  его  выступ,  что  именуется  воен¬
но-промышленным  комплексом.
 И  все  же  упреков  в  защите  бастионов  «холодной
войны»  Зиннер  боится,  тут  он  вздрагивает.  Историю,
в  отличие  от  серьезных  бизнесменов,  знает  плохо  или
изучает  ее  уроки  сквозь  дымку  наркотических  иллю¬
зий.  Позиция  его  рушится  при  первом  приступе,  раз¬
говаривать  с  ним  нетрудно.  Я  настолько  оценил  под¬
нятые  руки  Зиннера,  что  простились  мы  с  ним  вполне
в  американском  духе  —  с  похлопыванием  друг  друга
по  спине,  с  широкими  улыбками  и  пожеланиями  уви¬
деться  вновь.
 А  история...  история  —  плохой  помощник  Зиннеру
и  его  коллегам.  Вот  хотя  бы  такая  ее  страничка.  Она
напоминает  о  яростном,  слепом  стремлении  буржуаз¬
ного  мира  отгородиться  от  нашей  страны  еще  в  дни
ее  молодости.
 86

10  октября  1919  года  государства  Антанты  и  США
официально  объявили  блокаду  Советской  России,  а  в
постановлении  союзных  экспертов  перечислили  «ме¬
ры,  которые  должны  заключаться,  насколько  это  бу¬
дет  возможным:  а)  в  наложении  эмбарго  на  экспорт
товаров  для  большевистской  России;  в)  в  указании
почтовым  учреждениям  не  передавать  радио-  и  другие
телеграммы  из  большевистской  России  или  в  обрат¬
ном  направлении;  с)  в  указании  почтовым  властям
отказывать  в  передаче  почтовых  корреспонденций  в
большевистскую  Россию  или  из  нее;  А)  в  отказе  о  вы¬
даче  паспортов;  е)  в  наложении  банками  запрещения
всяких  сделок  с  большевистской  Россией».
 Вот  так!
 Мистер  Зиннер  мог  бы  ознакомиться  с  этим  доку¬
ментом  в  библиотеке  конгресса,  в  Вашингтоне,  раз¬
вернув  на  724-й  странице  седьмой  том  капитального
издания  «Международные  связи  США».
 Ленин  писал  тогда:  «Эти  люди,  хвастающиеся  «де¬
мократизмом»  своих  учреждений,  до  того  ослеплены
ненавистью  к  Советской  республике,  что  не  замечают,
как  они  сами  себя  делают  смешными.  Подумать  толь¬
ко:  передовые,  наиболее  цивилизованные  и  «демокра¬
тические»  страны,  вооруженные  до  зубов,  господст¬
вующие  в  военном  отношении  безраздельно  над  всей
землей,  боятся,  как  огня,  идейной  заразы,  идущей  от
разоренной,  голодной,  отсталой,  по  их  уверению  даже
полудикой,  страны!»
 Прозалилась  та  блокада  с  треском,  хотя,  по  сове¬
сти  говоря,  империализму  не  в  чем  себя  упрекнуть  —
и  тогда  и  позже  он  делал  все,  чтобы  сбить  нас  с  ног.
А  вот  не  получилось.  Захлебнулась  интервенция,  лоп¬
нул  «санитарный  кордон»,  прогнил  и  треснул  «желез¬
ный  занавес».  Прошло  время,  и  глазам  ошеломлен¬
ного  западного  мира  предстала  социалистическая  дер¬
жава  в  блеске  славы,  силы  и  достоинства.
 Видные  деятели  и  демократической  и  республикан¬
ской  партий  США  сошлись  в  положительной  оценке
предложенного  нами  курса  на  разрядку  междуна¬
родной  напряженности.  Дальновидные  капиталисты
хотят  с  нами  торговать.  Так  как  же  насчет  знания
истории,  мистер  Зиннер?  Пожалуй,  бизнесмены  из
числа  реалистов  подучили  ее  получше,  чем  совето¬
логи.
 87

Президент  «Бэнк  оф  Америка»  Томас  Клаузен  го¬
ворил:  «Мы  прошли  через  трудный  период  конфронта¬
ции,  и  встречи  в  верхах  открыли  дорогу  к  развитию
хороших  отношений  между  нашими  странами.  Но
всегда  среди  людей  находятся  и  такие,  которые
просто  не  приемлют  каких-либо  перемен,  изменений,
новшеств.  Когда  предлагаешь  им  идти  другим  путем,
они  не  сразу  его  принимают,  для  этого  нужно  вре¬
мя...»
 Это  справедливо.  Но,  увы,  к  советологам  не  отно¬
сится.  Они  остаются  при  головном  отряде  реакции  в
роли  «теоретиков»  или  же  песельников,  тянущих  при¬
вычное  свое,  на  манер:  «Эх,  в  Таганроге,  да,  ну,  да  эх,
в  Таганроге...  В  Таганроге  са-а-алу-чилася  беда».  А
беда  случилась  с  ними.  Но  с  тем  большим  рвением
разбрасывают  они  вокруг  себя  семена  подозрения,  не¬
доверия  к  СССР.
 Среда  обитания  деятелей  типа  Зиннера,  незави¬
симо  от  их  калибра,—  преимущественно  либеральная
интеллигенция,  студенчество.  Я  не  говорю  здесь  о  ее
наиболее  дальнозорких  представителях,  но  среда  эта  в
целом  впечатлительная,  подчас  переменчивая,  падкая
на  моду.  Какая-нибудь  политическая  бутоньерка  мо¬
жет  заслонить  ей  подчас  реальный  покрой  событий.
Войны  —  ни  «холодной»,  ни  тем  более  «горячей»  —
большинство  людей  этого  круга,  разумеется,  не  хочет
и  испускает  вздох  облегчения,  когда  день  переговоров
вытесняет  из  потайных  углов  тени  опасных  конфлик¬
тов. 	^
 Но  вслед  за  тем  наступает  время  некоего  полити¬
ческого  карнавала.  И  хотя  серьезное  дело  еще  только
начато  и  нужен  упорный  труд,  чтобы  разрядка  окреп¬
ла,  а  необратимость  стала  ее  постоянным  спутником,—
начинается  «бой»  конфетти  и  серпантина,  ералаш  с
участием  диссидентов,  когда  главное  уже  забыто,  а
на  сцене  кружится  хоровод  безответственных  Теорий,
Капризов  и  Ужимок,  наряженных  в  пасторальные  или
трагические  маски.
 И  вот  в  эту  среду  вместе  со  всеми  врагами  мира
идут  советологи,  идут  не  с  наукой,  не  с  исследования¬
ми,  а  с  готовыми  раз  и  навсегда  выводами,  со  старой
злобой,  с  ненавистью  к  разрядке,  с  антисоветской  на¬
живкой,  напоминающей  гниющие  головы  тунца,  год¬
ные  для  ловли  крабов.
 88

Советология  источает  тление,  но  этот  трупный  за¬
пах  еще  дурманит  слабых  людей,  и  они  лезут,  караб¬
каются  на  чашу  весов  с  привадой,  а  опытные  ловцы
душ,  ухмыляясь,  таскают  их  в  свое  ведерко...
 Легковерие  и  неосведомленность  иных  американ¬
ских  либералов  поражают.  Они  живут  на  конвейере
инфляции  —  материальной  и  духовной.  Их  страна  ис¬
терзана  стрессами  и  стала  ареной  диких  преступле¬
ний.  И  они  же,  подчас  ничего  толком  не  аная  о  СССР,
полагают,  будто  бы  мы  нуждаемся  в  наставлениях
извне,  с  важным  видом  рассуждают  о  перспективах
«эрозии  режима»,  верят  —  или  хотят  верить  —  тем,  кто
утверждает,  будто  мы  потерпим  вмешательство  в  на¬
ши  внутренние  дела,  стоит  только  хорошенько  нада¬
вить.
 Ну  не  смешно  ли?!
 И  я  хочу  закончить  эти  страницы  так:
 «—Здорово,  Америка!  Здорово,  мои  друзья  в  Аме¬
рике!  Как  у  вас  дела,  старые  простаки,  целый  месяц
твердившие  друг  другу,  что  я  заврался  насчет  России?
Ну,  а  если  последние  сообщения  о  ваших  делах  верны,
то  вряд  ли  вы  сможете  так  говорить?  Теперь  уже  Рос¬
сия  над  нами  смеется...  Мы  читали  ей  лекции  с  высоты
нашего  цивилизованного  превосходства,  а  сейчас  мы
принимаем  героические  меры,  чтобы  скрыть  нашу
краску  смущения  от  России.  *Мы  гордились  нашим
мастерством  в  крупных  делах  и  тем,  что  оно  имеет  под
собой  солидную  основу,  благодаря  нашему  знанию
человеческой  природы,  а  сейчас  мы  банкроты.
 Крики  отчаяния  наших  финансистов  отдались  эхом
во  всем  мире.  Наши  дельцы  не  могут  найти  работы
трем  миллионам  рабочих,  а  ваши  выбросили  на  ули¬
цу  вдвое  больше  людей.  Наши  государственные  дея¬
тели  по  обе  стороны  океана  не  могут  сделать  ничего
другого,  как  разбивать  головы  безработным  или  от¬
купаться  от  них  пособиями  и  обращениями  к  благо¬
творительности.
 Перед  лицом  всей  этой  экономической  некомпе¬
тентности,  политической  беспомощности  и  финансовой
несостоятельности  Россия  гордится  своим  бюджетным
активом.  Ее  население  занято  до  последнего  мужчины
и  женщины.  Она  блистает  своими  работающими  пол¬
ным  ходом,  растущими  фабриками,  своими  способны¬
ми  правителями,  своей  атмосферой  надежды  и  обеспе-
 89

ценности  даже  для  бедняков,  атмосферой,  которой  не
знала  еще  ни  одна  цивилизованная  страна.
 Наше  сельское  хозяйство  разорено,  и  наша  про¬
мышленность  разваливается  под  тяжестью  своей  про¬
изводительности,  потому  что  мы  не  додумались,  как
распределять  наши  богатства  и  как  производить...  Вы
даже  не  можете  защитить  ваших  граждан  от  просто¬
го  воровства  и  убийства,  вы  не  можете  помешать  ва¬
шим  бандитам  и  вымогателям  средь  бела  дня  разма¬
хивать  револьверами  на  улицах».
 С  давних  пор  помнилось  мне  содержание  этой  озор¬
ной,  но  и  очень  серьезной  речи  Бернарда  Шоу.  Он
произнес  ее  по  английскому  радио  на  Америку,  вер¬
нувшись  из  поездки  в  Советский  Союз,  в  1932  году.
Как  давно  это  было,  как  далеко  мы  шагнули  с  тех  пор
на  земле,  в  небесах  и  на  море!  Сколько  раз  на  нелег¬
ком  пути  в  сердце  своем  и  кровью  самой  запечатлели
мы  верность  старому  знамени  партии  —  «взвитому
красной  ракетою,  октябрьскому,  руганному  и  пропе¬
тому,  пробитому  пулями...».
 А  ловцы  слабых  душ  посиживают  на  атлантиче¬
ских  берегах,  морщатся  на  погоду,  ладят  к  снасти  на¬
живку.  Мутная  пена  набегает  под  шаткие  мостки  —
шлеп-шлеп.  Водяной  играет  с  кем-то  в  ладошки...

визит
 В  «БЭНК
ОФ  АМЕРИКА»
 1
 Оконная  рама  в  пятидесятидвухэтажном  доме  «Бэнк
оф  Америка»  напоминает  наполеоновскую  треуголку
и  чуть  выдвинута  одним  бедром  за  линию  фасада.
Открывается  обзор  —  прямо,  направо  и  налево.  Перед
нами  —  вавилонский  зиккурат  небоскреба  «Трансаме-
рикана»,  молитвенно  обращенный  в  небеса  желто-мед¬
ным,  может  быть  даже  золоченым,  шпилем.  За  ним
Сан-Францисский  залив  с  птичьего  полета,  а  еще  даль¬
ше,  в  сиянии  раскаленного  воздуха,  остров  Алькат¬
рас—  голубая  чашка  на  синем  подносе  океана.  Сей¬
час  на  острове  тишина,  еще  недавно  там  гремела
стрельба  —  индейцы  обороняли  его,  как  крепость,  про¬
тестуя  против  политики  резерваций.
 Жду,  поглядываю  в  треугольное  —  такими  бывают
не  только  груши  —  окно,  а  память  перебирает  детали
биографии  финансово-политической  империи,  именуе¬
мой  «Бэнк  оф  Америка».  Он  составляет  ядро  «Транс-
америка  корпорейшн»  —  холдинговой  (то  есть  вла¬
деющей  контрольными  пакетами  различных  предприя¬
тий)  компании  цепных  банков.
 Вырастил  этих  двух  гигантов  выходец  из  Италии  —
крупный  сан-францисский  бизнесмен  Амадео  Джан-
нини.
 У  отца-основателя  были  крепкие  зубы,  он  отстоял
свое  детище  в  поединке  со  всемогущим  домом  Мор¬
ганов—  старый  повелитель  Уолл-стрита  пытался  за¬
хватить  контроль  над  активами  нового  финансового
центра.
 Прежде  чем  купить  нью-йоркский  «Бэнк  оф  Аме¬
рика»,  Джаннини  не  раз  оглянулся  в  сторону  этого
дома.
 —  Я  не  стану  покупать  акции,  пока  не  получу  сог¬
ласия  Моргана,—  сказал  он  посреднику.
 91

Встреча  императора  и  претендента  на  его  финан¬
совый  престол  состоялась.
 — 	Думаю,  все  будут  рады,  если  вы  войдете  в  здеш¬
ний  банковский  круг,—  любезно  сказал  Морган.
 Джаннини  облегченно  вздохнул  и  дал  приказ  по¬
купать  акции.  Но  спустя  некий  срок  председатель  нью-
йоркской  расчетной  палаты  сказал  Джаннини:
 — 	Мы  не  хотим,  чтобы  холдинговые  корпорации
владели  банками.  Однако  мы  рады  будем  приветство¬
вать  вас  на  Уолл-стрите,  если  вы  оставите  себе  не  бо¬
лее  20  процентов  акций  этой  объединенной  контроли¬
рующей  банковской  компании.
 Любезная  улыбка  Моргана  обернулась  зловещей
гримасой.  Но  без  его  одобрения  ни  один  финансист
еще  не  переступал  в  те  времена  порога  Уолл-стрита.
И  уже  за  первый  шаг  в  эту  скинию  финансового  за¬
вета  взималась  дорогая  цена.  Строптивцев  наказы¬
вали  разорением.
 Джаннини  стал  продавать  уже  приобретенные  ак¬
ции,  но  вскоре  набрался  сил,  решимости  и  стал  вновь
покупать  их,  невзирая  на  вето.
 — 	Если  вы  не  исполните  нашего  требования,—
сказал  ему  компаньон  Моргана,—  мы  попросим  вас
изъять  все  ваши  текущие  счета  из  нашей  компании.
Правильно  это  или  неправильно,  вам  придется  делать
то,  что  мы  говорим.  Иначе  вас  собьют  с  ног.
 — 	Черта  с  два,—  ответил  Джаннини.—  Если  вы
хотите  вызвать  меня  на  драку,  я  не  откажусь  поме¬
риться  с  вами  силами.
 Подробная  история  схватки  Джаннини  с  Морганом
не  входит  в  рамки  нашего  рассказа.  Однако  же  безг¬
раничное  могущество  дома  Моргана  с  тех  времен  не¬
сколько  потускнело.  Этому  процессу  способствовали
экономическая  депрессия  той  поры,  «новый  курс»
Рузвельта  и  банковское  законодательство  —  оно  по¬
теснило  места  за  столом  с  большим  финансовым  пи¬
рогом  и  дало  возможность  вдвинуть  туда  новые  стулья.
Хотя  что  и  говорить,  группа  Моргана  остается  и  до
наших  дней  наиболее  влиятельной  на  Уолл-стрите  —
неказистой  улице  Нью-Йорка.
 А  основатель  «Бэнк  оф  Америка»  Амадео  Джан¬
нини  удостоен  особой  чести  —  его  портрет  можно  ви¬
деть  на  марке,  выпущенной  почтовым  ведомством
США  в  1973  году  в  серии  «Видные  американцы».
 92

Какие  чувства  испытывает  житель  Сан-Франциско,
приклеивая  к  конверту  изображение  финансового  маг¬
ната,  умершего  25  лет  назад,  я  не  знаю.  Как-то  не
пришлось  ни  с  кем  поговорить  на  эту  тему.
 Наверное,  все-таки  множество  американцев  покло¬
няются  успеху  самому  по  себе,  даже  вырванному  из
социальной,  правовой,  нравственной  сферы:  триумфу
как  таковому,  кто  бы  его  ни  олицетворял  —  космонавт
или  банкир.
 Таков  моральный  эффект  прагматизма,  если  его  по¬
нимать  не  просто  как  деловитость,  а  видеть  в  нем  фи¬
лософию  мира  собственников,  всегда  готовую  утопить
человеческие  чувства  в  темной  воде  ледяного  рас¬
чета...
 2
 Но  вот  пришел  некто  из  «паблик  релейшнз»  —  службы
связи  с  клиентами.  Нас  приглашают  в  небольшой,
аскетически  пустой  зал  с  круглым  столом.  Лишь  в
углу  здоровенный  фикус,  совсем  как  в  московском
«Славянском  базаре».  На  маленьком  столике  графин
с  водой,  а  в  круглом  сосуде  битый  лед.  Все.
 Входит  вице-президент,  дородный  человек  с  холе¬
ным  лицом,  со  спокойными,  умными  глазами,  мягкими
манерами,  европейского,  я  сказал  бы,  а  не  американ¬
ского  обличия,  если  судить  по  внешности.  Строгий  се¬
рый  костюм,  синий  галстук.  Нас  принимает  Констант
ван  Флирден.  После  взаимных  приветствий  усажи¬
ваемся  за  стол.
 —  Вы,  политические  журналисты,—  мягко  улы¬
баясь,  говорит  ван  Флирден,—  конечно,  знаете,  что
банки  занимаются  не  политикой,  а  финансами.
 Я  сдержанно  улыбнулся,  а  сам  мистер  ван  Флир¬
ден  даже  легонько  рассмеялся.  Мы  знаем:  он  несет
главную  ответственность  за  международные  финансо¬
вые  операции  «Бэнк  оф  Америка»  в  87  странах,  где
действуют  филиалы  этой  корпорации.  Он  также  член
Политического  комитета  Ассоциации  банков  внешней
торговли,  член  правления  Национального  совета  внеш¬
ней  торговли,  член  правления  Совета  развития  замор¬
ских  территорий,  член  Совета  внешних  отношений,
член  Комитета  развития  американской  ассоциации  со¬
действия  ООН...
 93

Ван  Флирден  рассказывает  о  деятельности  банка.
Ему  задают  вопросы,  он  отвечает,  обдуманно  и  уве¬
ренно  строит  фразу  за  фразой:
 — 	Да,  конечно,  времена  нелегкие,  но  у  нас  боль¬
шой  опыт,  мы  «стоим  хорошо»!
 Иногда  он  вскидывает  правую  руку  на  уровень
плеча,  обращая  открытую  ладонь  к  собеседнику.  Ви¬
димо,  привычный  жест,  как  бы  клятвенно  подтверж¬
дающий  сказанное.  Я  прошу  его  рассказать  о  себе.
К  моему  удивлению,  ван  Флирден  натурально  сму¬
щается:
 — 	Боюсь  вас  разочаровать.  Моя  жизнь  похожа  на
финансовый  отчет.  Я  тридцать  пять  лет  занимаюсь
банковским  делом.  Сначала  в  Европе  —  я  ведь  гол¬
ландец,  а  с  1951  года  —  в  США,  стал  американским
гражданином.  Теперь  отвечаю  за  международные  опе¬
рации  «Бэнк  оф  Америка».  Я  ветеран...
 — 	Вы  воевали?
 — 	Я  ветеран  на  банковском  поприще.  Правда,  во
время  второй  мировой  служил  в  армии  и  оказался  в
трехлетием  плену  у  японцев  на  Филиппинах.
 — 	Что  вам  запомнилось  из  собственных  размыш¬
лений  тогда,  в  плену?  Наверное,  что-нибудь  на  банков¬
скую  тему?
 Ван  Флирден,  помедлив,  отвечает  с  тонкой  улыб¬
кой:
 — 	Я  часто  думал  о  колониализме.  И  полагал,  что
его  век  кончается.
 «Ну  что  ж,—  подумал  я,—  эта  мысль,  между  про¬
чим,  владела  и  Рузвельтом.  Впрочем,  в  том  смысле,  в
каком  крах  стародавних  колоний  государств  Европы
открывал  перед  американским  капиталом  рынки,  сво¬
бодные  от  имперско-колониальных  перегородок».
 Забыл  сказать:  вместе  с  вице-президентом  в  ком¬
нате  появился  молодой  человек  —  невысокий,  даже
миниатюрный.  У  него  темные  волосы,  пронзительные
глаза  дервиша.  И  притом  очень  аккуратно  сидящий
костюм,  точные,  неторопливые  жесты,  полная  уравно¬
вешенность  мимики  и  движений.
 Он  начал  с  того,  что  налил  себе  полстакана  воды,
добавил  льда  и  аккуратными  глотками  испил  этот  про¬
стейший  коктейль.  Уловив  на  себе  мой  взгляд,  без¬
молвно,  коротким  жестом  спросил,  не  хочу  ли  я  после¬
довать  его  примеру,  и  тотчас  же  приготовил  второй
 94

стакан.  Потом  внимательно  осмотрел  лацканы  пиджа¬
ка  —  не  осталось  ли  где  капелек  воды,  снял  какую-то
невидимую  пушинку  и  весь  обратился  в  слух,  внима
тельно  глядя  на  ван  Флирдена.
 «Идеально  точный  секретарь»,—  мелькнуло  у  меня
в  голове.  Приношу  мистеру  Джону  Россу  искреннее
извинение  за  свою  ложную,  хотя  и  не  высказанную
тогда  догадку.  Наружность  обманчива.  Старое  это  за¬
ключение  оказалось  как  нельзя  более  верным.
 Мистер  Джон  Росс  уже  в  течение  двух  лет  также
вице-президент  «Бэнк  оф  Америка».  Ему  32  года,  а  на
вид  еще  меньше.  Он  управляет  здесь  центром  глобаль¬
ной  информации  и  отвечает  за  оценку  и  передачу  важ¬
ных  экономических  и  политических  сведений  в  комму¬
никационную  систему  банка,  раскинутую  по  всему
свету.
 Именно  Джон  Росс  готовит  доклады-прогнозы  о
мировой  экономике.  В  отличие  от  сейсмографии,  не
умеющей  еще  предсказывать  землетрясения,  Джон
Росс  обязан  заранее  предвидеть  смещение,  подвижку
экономической  активности  в  ту  или  иную  сторону,  в
том  или  ином  месте  земного  шара.
 Позже,  в  Москве,  я  попробовал  разобраться  в  пап¬
ке  материалов,  полученных  в  банке,  и,  не  будучи  фи¬
нансистом,  тем  не  менее,  кажется,  кое-что  понял:  про¬
гнозы  не  всегда  оправдываются.  Для  того  года,  в  част¬
ности,  они  оказались  слишком  оптимистичными.  Док¬
лад-предвидение  был  опубликован  в  самом  начале  го¬
да,  в  январе.  Предполагалось,  что  основными  факто¬
рами  экономического  роста  будут  повышение  произво¬
дительности  труда,  увеличение  занятости,  сокращение
безработицы.
 Как  известно  по  американским  же  данным,  эти
расчеты  не  подтвердились  фактическим  ходом  эконо¬
мического  развития  США.  Доклад  обещал,  в  частно¬
сти,  высокую  степень  доходности  в  автомобильной  и
химической  промышленности,  производстве  инстру¬
ментов.  Но,  увы,  автомобилестроение  претерпело  в  том
году  серьезнейший  кризис  —  он  продолжался  и  в  ты¬
сяча  девятьсот  восьмидесятом.
 Между  прочим,  в  докладе-предвидении  обращает
на  себя  внимание  одно  замечание,  редкое,  если  не
уникальное,  для  буржуазного  источника.  Поощряя  ка¬
питаловложения  из-за  границы,  «Бэнк  оф  Америка»
 95

опровергает  широко  распространенное  американской
пропагандой  представление,  будто  «издержки  на  ра¬
бочую  силу  в  США  являются  высокими».  На  самом
деле,  как  четко  указывает  по  этому  поводу  доклад,  в
Штатах  «действительные  издержки  на  рабочую  силу
вполне  конкурентны  по  сравнению  с  такими  затратами
во  многих  других  высокоиндустриальных  странах».
 В  переводе  на  простой  язык  это  означает  более  реа¬
листическую,  чем  та,  которую  дают  органы  пропа¬
ганды,  оценку  положения  рабочего  класса  в  Америке
и  разрушение  мифа  о  его  супервысокой  заработной
плате.
 Хочу  подтвердить  свою  беглую  оценку  некоторых
сторон  разбираемого  прогноза  выдержкой  из  отчета
Томаса  Клаузена  —  президента  «Бэнк  оф  Америка».
Он  писал:  «Некоторые  из  экономических  выводов,  с
которыми  мы  столкнулись  в  прошлом  году  (1976  год.—
А.  К.)  У  несомненно,  останутся  с  нами  й  дальше.  Инфля¬
ция  остается  проблемой,  требующей  неотложных  дей¬
ствий.  Задержки  в  разработке  реформ  международной
валютной  системы  разочаровывают.  Нехватка  ряда
основных  сырьевых  товаров,  а  также  энергетическая
проблема  требуют  внимания  руководителей  бизнеса
и  правительства.  Самая  большая  опасность,  стоящая
перед  нами,—  это  падение  веры  в  нашу  способность
достигнуть  лучшей  жизни».
 Таков  весьма  краткий  сравнительный  анализ  прог¬
ноза  в  начале  года  и  итоговых  выкладок  в  его  конце.
 Экономическое  прогнозирование  на  Западе  —  не
очень  надежное  дело.  Оно  эрозируется  общими  зако¬
номерностями  капиталистической  системы,  и  в  том  нет
личной  вины  Джона  Росса.  «Торговали  —  веселились,
подсчитали  —  прослезились»  —  такова  ведущая  фор¬
мула  экономики  стихийного  рынка.  Но  слезы  льют  не
в  банковских  конторах,  а  в  жилищах  тружеников.  Что
касается  «Бэнк  оф  Америка»,  то,  несмотря  ни  на  что,
его  ресурсы  возросли,  например,  за  тот  же  1976  год
на  восемь  с  половиной  миллиардов,  а  чистая  при¬
быль—  со  192  до  221  миллиона  долларов  за  то  же
время.
 Международный  масштаб  операций  «Бэнк  оф  Аме¬
рика»  велик.  Он  располагает  за  рубежами  США  в  87
странах  103  отделениями,  12  представительствами  и
102  дочерними  компаниями  и  осуществляет  весь  комп-
 96

леке  финансовых  и  других  услуг.  Растет  его  интерес
к  советско-американским  экономическим  связям.
 Несколько  лет  назад  «Бэнк  оф  Америка»  открыл
представительство  в  Москве,  вложил  25  процентов  в
капитал  «Сосьете  де  кооперасьон  эндюстриэль  фран-
ко-совьетик»  —  компании,  выступающей  агентом  в
сфере  торговли  между  Востоком  и  Западом.  Банк  ре¬
шил  финансировать  крупные  контракты,  заключенные
между  советскими  внешнеторговыми  объединениями  и
американскими  фирмами.  В  частности,  он  открыл
кредит  на  180  миллионов  долларов  для  финансирова¬
ния  строительства  завода  химических  удобрений  в
СССР  по  договору  с  «Оксидентл  петролеум  корпо-
рейшн».
 — 	Достаточно  взглянуть  на  географическую  кар¬
ту,—  говорит  ван  Флирден.—  Западное  побережье
США.  Советский  Дальний  Восток.  Прочный  торговый
мост  между  этими  двумя  массивами  естествен  и  обою¬
довыгоден.  С  коммуникативной  точки  зрения  бассей¬
ну  Тихого  океана  принадлежит  будущее.—  Ван  Флир¬
ден  поднял  перед  собой  руку,  обратив  к  нам  открытую
ладонь.
 Уже  прощаясь,  я  спросил  у  Джона  Росса:
 — 	Вас  называют  пифией  банка.  Что  вы  думаете  о
перспективах  наших  экономических  отношений  в  це¬
лом?
 И  Джон  Росс,  взглянув  на  меня  пристальными,  не¬
мигающими  глазами,  впервые  заговорил  с  неподдель¬
ным  оживлением:
 — 	Мы  тщательно  изучили  эту  проблему.  СССР  —
надежный  партнер.  Перспективы  —  отличные,  они  бу¬
дут  расширяться.  Если  только  нам  не  помешают  наши
политики.
 В  этот  прогноз  можно  верить.  Он,  несомненно,  сде¬
лан  с  учетом  закономерностей  развития  социалисти¬
ческой  экономики  и  превратностей  политической  жиз¬
ни  в  США.
 *  *  *
 Выхожу  на  улицу.  Возле  банка  и  дальше,  вдоль
горбатых  переулков,  движется  пестро  одетая  толпа,
говорливая,  жестикулирующая.  Я  здесь  всего  несколь¬
ко  дней,  но,  кажется,  Сан-Франциско  —  город  добро¬
душный,  неожиданный  и  уютный.  Его  неровный  силу-
 7
 Заказ  413
 97

эт  изрезан  высокими  зданиями,  живописные  кварталы
легко  поднимаются  на  гребни  холмов  и  круто  падают
вниз.  Коттеджи  лепятся  по  откосам,  сбегающим  к  бе¬
регу  залива.
 Территория  Сан-Франциско  сравнительно  невели¬
ка,  число  его  жителей  не  достигает  миллиона.  И  я  ска¬
зал  бы  так:  это  самый  большой  маленький  город  в
США  или,  наоборот,  самый  маленький  из  больших.
Его  жители  любят  легкий  бриз,  продувающий  насквозь
площади  и  скверы,  охотно  откликаются  на  шутку,  гри¬
мируя  свои  огорчения  неизменной  улыбкой.  И  все,  ко¬
нечно;  куда-то  спешат.
 Мы  вливаемся  в  уличный  поток,  чтобы  пойти  в  лав¬
чонку  «Иринка»,  названную  так  по  имени  молодой  суп¬
руги  Жени  Питерского:  родители  его  —  давние  выход¬
цы  из  России.  Он  торгует  «московскими»  пирожками
с  рыбой  и  мясом  и  всей  семьей  печет  их  по  дедовскому
рецепту.  Спрос  на  них  сейчас  растет,  и  он  намерен  рас¬
ширять  дело.
 Пойдем  попробуем  русского  пирожка  в  Сан-Фран¬
циско.

ВЕЧЕРНЯЯ
 ПРОГУЛКА
 С  больших  афишных  листов,  объятая  огненными
вспышками,  улыбается  Джейн  Пауэлл.  На  Бродвее
горит  «Минскофф-театр».  Его  раскаленный  прозрач¬
ный  прямоугольник  слепит  глаза  даже  тут,  где  все  во¬
круг  залито  пронзительным  светом.  Красный,  оранже¬
вый  и  белый  неон  охватывает  здание  пляшущим  пла¬
менем,—  кажется,  будто  оно  и  впрямь  горит.
 Но  нет,  «дымком  прогара»  здесь  и  не  пахнет.  Мы  с
приятелем  едва  достали  билеты  на  вечернее  пред¬
ставление,  уплатив  по  15  долларов  за  место.  Как  вид¬
но,  дела  театра  не  плохи.  Уже  не  первую  неделю  здесь
идет  один  из  самых  старых  и  популярных  бродвейских
мюзиклов  —  «Ирен».
 Спектакль  этот  —  настоящая  сенсация  сезона.  На
сцене  никто  никого  не  убивает.  В  нем  нет  абстрактных
декораций,  конкретной  музыки  и  группового,  много-
фигурного  секса.  С  тех  пор  как  на  фронтоне  театра
появилась  светящаяся  строка  рекламы:  «Впервые  по
возобновлении!»  (так  писалось  и  на  театральных  афи¬
шах  в  провинции  дореволюционной  России),  «Ирен»
идет  с  непрерывными  аншлагами.
 Не  буду  пересказывать  бесхитростного  сюжета  этой
музыкальной  комедии.  Почти  буколическая  история
молоденькой  девушки:  она  ищет  и  находит  свое  сча¬
стье.  Действующие  лица  одеты  по  моде  начала  века.
Мужчины  —  в  узких  брюках,  цветных  пиджаках,  бань
маках  с  утиным  носом  и  серых  или  желтых  гетрах,
в  канотье  с  яркими  ленточками,  при  тросточках,  брело¬
ках  и  разнообразных  цепочках,  пропущенных  сквозь
петельки  жилетов  или  затейливо  извивающихся  от
пояса  к  кармашкам;  девушки  и  дамы  —  в  строгих
блузках  и  полудлинных  юбках  —  «труакар»,  в  ве¬
черних  платьях  —  облачках  шифона,  газа  и  шелка,  в
 99

огромных  шляпах  с  разбитыми  на  них  цветниками  или
в  маленьких  тюрбанчиках  со  страусовыми  перьями,  с
кулонами,  мерцающими  в  низких  декольте.
 В  зале  весь  вечер  звучит  мелодичная  музыка  —
вальсы,  лукавые  польки  и  только  начавшие  тогда  вхо¬
дить  в  моду  томные  танго.  Как  хороша  была  жизнь  в
«доброе,  старое  время»!  Легкие  недоразумения  на
жизненном  пути  исчезли  бесследно.  Все  хорошо,  что
хорошо  кончается,  и  вот  уже  все  заразительно  пляшут
и  поют.
 Спектакль  пронизывает  тоска  зрителей  по  иллюзор¬
ному  прошлому,  которое  из  окна  современности  ка¬
жется  таким  безоблачным  и  милым.  Репродуцирована
старинная  постановка  «Ирен»,  некогда  шедшая  на
том  же  самом  Бродвее.  Наверное,  и  тогда  были  свои
горести,  про  то  знают  наши  предки,  возможно,  у  них
были  свои  страхи,  своя  нужда,  своя  дороговизна,  свои
неудачи,  но  все  это  вряд  ли  звучало  так  грозно,  как
сейчас.
 Американец  ежится:  газеты  обещают  новый  виток
инфляционной  спирали  в  стране.  Вот  и  недавно  мясо
подорожало  на  шесть  процентов  и  опять  возросла  стои¬
мость  бензина.  Правда,  не  намного  —  на  три  процен¬
та.  Но  ведь  так  происходит  каждый  месяц,  а  к  концу
года  образуется  большая  дыра  в  бюджете.  Детройт  —
центр  автомобильной  промышленности  —  дал  понять:
модели  будущего  года  станут  дороже.  Постоянно  и  не¬
уклонно  дорожает  все.  Почему?
 Кто  виноват?  Как  быть?
 Буржуазная  пропаганда  дает  множество  хитроум¬
ных  ответов  на  эти  вопросы,  предлагает  рецепты,  не
затрагивая  сути  дела.  Один  из  них—ностальгиче¬
ская  вера,  то  есть  вера  в  ту  же  систему,  что  властвует
на  .  Западе  и  сегодня.  Стоит  только  что-то  наладить,
подвинтить,  подправить,  и  вернется  та  благословенная
пора...
 Ностальгия  вошла  в  житейский  обиход.  Стародав¬
ние  моды  одежды,  люстры  «а-ля  Мария-Терезия»,  ро¬
ман  о  сентиментальной  любви,  ставший  бестселлером,
а  для  богатых  так  даже  мясо,  молоко,  фрукты  и  ово¬
щи  со  специальных  ферм,  не  знающих  химических
удобрений.
 И  поветрие  это  было  бы  вполне  невинно,  когда  б  не
его  подтекст.  Буржуазия,  словно  по  тревоге,  подни-
 100

мает  свое  прошлое  и  гонит  его  маршевые  батальоны
на  идеологический  фронт.
 Футурологи  обещают  людям  собственнический  мир
во  веки  веков,  а  проповедники  ностальгии  приоткры¬
вают  прошедшее,  как  одеяло,  и  показывают  челове¬
чество,  умиротворенно  посапывающее  в  объятиях  ка¬
питализма.
 Вот  только  что  делать  с  настоящим?  Его  фаль¬
сифицировать  трудно  —  кругом  полно  живых  свиде¬
телей.
 Буржуазии  охота  так  или  иначе  пустить  в  «дело»
каждый  вершок  литературы  и  искусства,  особенно  те
их  ответвления,  какими  она  управляет  непосредст¬
венно,  то  есть  коммерческие.  Однако  же  вернемся  к
«Ирен».  Я  вовсе  не  склонен  именно  этому  спектаклю
инкриминировать  все  умыслы  ностальгии.  Он  просто
навел  на  мысль  о  ней.  Режиссеру,  художнику,  актеру
подчас  и  вовсе  неведомы  потаенные  цели  новой  моды.
Они  лишь  движутся  в  ее  фарватере.  А  бывает  и  так:
мода  возникает  стихийно,  как  это  произошло  с  движе¬
нием  «хиппи»,  а  уж  потом  дельцы  и  «теоретики»  при¬
спосабливают  ее  к  своим  интересам,  извлекая  из  нее
материальную  прибыль  и  идеологический  профит.
 Итак,  «Ирен»!
 Талантливые  актеры,  подлинные  мастера  жанра  —
Джордж  Ирвинг,  Рон  Гусман,  да  и  все  другие  —  пре¬
восходно  знают  дело,  выкладываются  на  проектную
мощность,  а  посреди  их  веселого  ансамбля  истинной
драгоценностью  сверкает  дарование  Джейн  Пауэлл.
 Театральная  критика  единодушно  награждает  ее
самыми  лестными  оценками.  «Если  вам  когда-то  нра¬
вилась  «Ирен»,  то  она  не  разочарует  вас  и  теперь.
Мисс  Пауэлл  обладает  сильным  голосом  и  умеет  им
пользоваться».  Это  пишет  Мэлл  Гуссов  в  «Нью-Йорк
тайме».  С  ним  перекликается  Ричард  Уотс  из  «Нью-
Йорк  пост»:  «Джейн  Пауэлл  очаровательна,  она  бле¬
стящая  актриса,  мастерски  поет  и  танцует,  обладает
даром  юмора,  от  нее  не  оторвешь  глаз».
 И  дальше  —  все  вверх  и  вверх,  по  ступенькам  эпи¬
тетов.  Джек  Гейвер:  «Благодаря  мисс  Пауэлл  «Ирен»
дарит  вам  прекрасный  вечер».  Эд  Салливен:  «Джейн
Пауэлл  волшебна  в  роли  Ирен».  Алан  Берк:  «Ирен»  —
лучший  мюзикл  сезона».  Питер  Уинн:  «Ирен  Джейн
Пауэлл  живет  для  нас».  Вирджиния  Вудров:  «Джейн
 101

Пауэлл  выходит  на  поклон  в  роли  Ирен,  и  в  этом  вся
история  театрального  Бродвея».
 Начитавшись  рецензий,  я  опасался  лишь  одного:
как  бы  в  тот  вечер,  когда  мы  с  приятелем  будем  на
спектакле,  не  выступила  вместо  Джейн  Пауэлл  дуб¬
лерша.  Программа  шла  навстречу  опаске  зрителя  и
успокаивала  сообщением:  «Дублер  Джейн  Пауэлл  —
Пэм  Пэдэн.  Дублеры  никогда  не  заменяют  главных
исполнителей,  за  исключением  тех  особых  случаев,
какие  неизбежны  по  временам  на  практике».
 Ну  вот!  Все  просто  и  ясно,  хотя,  однако  же,  и
загадочно.  Оставалась,  значит,  надежда  как-нибудь
проскочить  мимо  «особого  случая».  И  действительно
проскочили.  Пошел  занавес,  началось  действие,  и
вскоре  по  обвалу  аплодисментов  стало  ясно:  на  сце¬
не  Джейн  Пауэлл.
 Может  быть,  она  и  не  так  знаменита,  как  Мэрилин
Монро,  Джуди  Гарланд  или  Барбара  Стрейзанд,  из¬
вестная  советскому  зрителю  по  фильму  «Смешная
девчонка»,  но  сценическое  обаяние  Пауэлл  действи¬
тельно  неотразимо.
 Биография  ее,  тесно  связанная  с  Голливудом,  как
будто  бы  списана  с  голливудского  же  сценария  о  вос¬
хождении  новой  кинозвезды.  Семи  лет  она  уже  пела
в  детских  радиопрограммах  родного  Портленда.  Ей
не  было  одиннадцати,  когда  она  начала  учиться  пе¬
нию  серьезно.  Ее  нокальные  способности  радовали
преподавателей.  В  двенадцать  лет  она  поехала  с  ро¬
дителями  на  каникулы  в  Лос-Анджелес  и  там  неожи¬
данно  для  себя  выступила  в  концерте  на  открытой
сцене.  Назавтра  ее  пригласили  в  дирекцию  радиове¬
щательной  компании  и  вручили  контракт.
 Пока  ее  папа  с  мамой  вместе  с  менеджером  вы¬
рабатывали  план  будущих  выступлений,  рыкающий
лев  с  эмблемы  кинофирмы  «Метро-Голдвин-Мейер»
приветливо  махнул  ей  лапой  и  протянул  бумажный
свиток  с  ролью  в  фильме  «Песня  Большой  дороги».
 Юную  певицу  ждал  головокружительный  успех  —
двадцать  мюзиклов  с  ее  участием,  и  большинство  из
них  критика  признала  лучшими  из  выпущенных  Гол¬
ливудом,  особенно  же  «Семь  невест  для  семи  брать¬
ев»,  где  вместе  с  Джейн,  словно  на  парад,  вышла  це¬
лая  когорта  кинознаменитостей.
 Ей  повезло.  В  переходном  возрасте  с  голосом  не
 102

случилось  ничего  дурного.  И  она  вовремя  поняла,
что  такое  Голливуд.  Она  не  спилась  на  бесчисленных
«коктейль-парти»,  не  пристрастилась  к  наркотикам,
не  покончила  с  собой,  как  Монро  и  Гарланд,  и  не  за¬
хотела  стать  «секс-бомбой».  Она  мечтала  о  серьез¬
ной  работе  в  театре,  о  встречах  с  публикой.
 То  ли  Джейн  нашептал  внутренний  голос,  то  ли
рядом  с  ней  оказались  добрые  советчики,  но  после
десятилетия  работы  с  «Метро-Голдвин-Мейер»  она
приняла  нелегкое  решение  и  спрыгнула  с  изматываю¬
щего  душу,  мчащегося  с  бешеной  скоростью  голли¬
вудского  конвейера.  Мы  помним,  как  другая  знаме¬
нитая  звезда,  Одри  Хепберн,  жаловалась  на  продю¬
серов  и  режиссеров,  требующих  от  нее  лишь  внешнего
лоска  и  манер:  «Представьте,  они  не  хотели  видеть  во
мне  живого  человека».
 С  таким  ощущением  покидала  Голливуд  и  Джейн
Пауэлл.  Она  еще  нетвердо  знала,  что  ей  суждено  де¬
лать  дальше.
 Но  слава  бежала  впереди  этой  гибкой  как  тро¬
стинка,  белокурой,  теперь  уже  не  очень  молодой  жен¬
щины  с  милой,  по-юному  доверчивой  улыбкой.  Нача¬
лись  концерты,  радость  непосредственного  общения
со  зрителями  и  слушателями,  турне  по  стране  и  за
границей,  спектакли,  телевизионные  шоу.
 ...Вышла  Джейн  Пауэлл,  и  на  сцене  сразу  все  пре¬
образилось.  В  схеме  комедии  положений  начал  воз¬
никать  характер.  На  место  условных  ситуаций  при¬
шли  явления  жизни.  Из  незамысловатого  драматур¬
гического  материала  Джейн  лепит  живой  образ.
Интонация,  жест,  взгляд  —  все  в  ней  естественно  и
убедительно.  При  этом  —  звучный,  сильный  голос  и
тонкая  фразировка.  При  этом  —  превосходная  пла¬
стика  танца.
 Джейн  Пауэлл  —  дважды  звезда,  Голливуда  и
Бродвея.  К  тому  же  еще  и  настоящая  актриса,  и
сквозь  роли,  какие  она  исполняет,  просвечивает  ее
собственная  задушевность  и  какая-то  трепетность,
инстинктивно  понимаемая  публикой.
 Неожиданностью  для  меня  оказалась  ее  хромота.
Ну,  может  быть,  не  совсем  точно  сказано,  не  хромо¬
та,  а  так,  легкое  прихрамывание.  И  даже  эта  особен¬
ность  шла  ей  в  спектакле,  вносила  трогательный  ню¬
анс  в  облик  ее  героини.
 юз

Я  сразу  же  вспомнил  нашего  блестящего  актера,
покойного  Осипа  Абдулова.  Впервые  увидел  его  на
сцене  студии  Юрия  Завадского,  в'  переулке  возле  Сре¬
тенки.  Давали  «Школу  неплательщиков»  Вернейля.
Абдулов  и  молодая,  очаровательная  Вера  Марецкая
составили  в  этом  спектакле  восхитительный  дуэт.
Зрительный  зал  поддерживали  столбы,  и  мы  букваль¬
но  метались  из  стороны  в  сторону,  чтобы  разглядеть
происходившее  на  подмостках.
 Абдулов,  как  известно,  тяжело  хромал,  но  как
обыгрывал  он  свою  хромоту  на  сцене!  Я  был  убеж¬
ден,  что  в  «Школе  неплательщиков»  палка  и  припа¬
дание  на  ногу  —  резкий  штрих,  предусмотренный  ав¬
тором  для  этого  персонажа.  Между  тем  ни  палка,  ни
походка  Абдулова  не  были  органической  принадлеж¬
ностью  сюжета  пьесы,  как,  например,  заячий  тулуп¬
чик  в  «Капитанской  дочке»  Пушкина,  шпага  и  длин¬
ный  нос  Сирано  де  Бержерака  у  Ростана  или  костыль
пирата  Сильвера  в  «Острове  сокровищ»  Стивенсона.
 Прекрасный  актер  сумел  слить  свой  физический
недостаток  с  сутью  роли,  сделал  ее  острее,  как  бы
дописав  за  автора  несколько  броских  фраз.  И  Джейн
Пауэлл  в  «Ирен»  нисколько  не  мешала  ее  неров¬
ная  походка,  а  лишь  подчеркивала  трогательность
образа.
 И  поразительно  —  в  танце  ее  хромота  исчезала
вовсе.  Ее  просто  смывал  бурный  танцевальный  кас¬
кад.  Или  то  давалось  огромным  усилием  воли?  При¬
шел  на  память  забытый  куплет  старой-прест^рой  пе¬
сенки  про  актерскую  судьбу:  «И  страданья  моей
Коломбины  вам  подробно  расскажут  о  том,  как  льют¬
ся  слезы  в  душе  балерины,  а  на  сцене  танцует  с  ог¬
нем».
 Глядя  на  Джейн  Пауэлл  —  Ирен,  казалось,  что
этой  простодушной,  задорной  девушке,  по  формуле
поэта,  хочется  от  радости  схватить  губами  солнечный
луч,  потрогать  ветерок,  веющий  в  парке.
 Публика  восторженно  принимала  актрису.  В  зри¬
тельном  зале,  как  видно,  сидели  люди,  знающие  и
любящие  ее  давно.  Романтическая  одухотворенность
Джейн  —  Ирен  привлекает  тех,  кому  не  по  нутру
зрелище  сексуальных  экзерсисов  или  демонстрация
технологии  убийств.
 На  лицах  зрителей  блуждали  улыбки,  смутные,
 104

словно  отблески  розойых  снов,  и  добрые,  как  поры¬
вы  сердца,  открытые  навстречу  радости.
 •  По  окончании  спектакля  Джейн  долго  вызывали.
Занавес  то  поднимался,  то  опускался.  Прихрамывая,
она  выходила  на  авансцену,  и  к  ней  неслось  из  уже
освещенного  зала:  «Джейн  —  ты  наша  радость!»
Я  посмотрел  на  соседей  по  ряду.  Молодой  человек  и
пожилая  благообразная  пара  в  равном  азарте  повто¬
ряли  этот  возглас.  А  Джейн,  закусывая  губы  от  те¬
перь  уже  нескрываемой  боли  и  пересиливая  ее,  пыта¬
лась  улыбнуться,  широко  раскидывая  красивые  руки,
словно  желая  обнять  зрителей,  и  восклицала:  «Вы  —
мое  счастье!»  Она  подошла  к  самому  краю  оркест¬
ровой  ямы  и,  жестом  призывая  к  тишине,  сказала:
 — 	Вчера  я  серьезно  ушибла  ногу.  Видите  —  хро¬
маю.  Я  могла,  конечно,  заплатить  неустойку  и  не  иг¬
рать,  но  тогда  пострадали  бы  мои  товарищи.  Поэтому
я  здесь.  А  танцевала  за  меня  сегодня  моя  подруга  —
Пэм  Пэдэн.  Прошу  вас  выдать  ей  ее  законную  долю.
Она  танцевала  превосходно...
 На  сцене  появилась  копия  Джейн  Пауэлл,  тот  же
рост,  те  же  белокурые  волосы  и  лицо,  «сделанное
под...».  Ее  встретили  шумные  аплодисменты.  Джейн
скрылась  за  кулисы,  чтобы  не  мешать  триумфу  дуб¬
лерши,  а  когда  стихла  буря,  снова  вышла  к  публике
и,  чуть  помедлив,  сказала:
 — 	А  вы  все-таки  приходите  еще  раз.  Посмотрите,
как  это  делаю  я,—  и  весело  подмигнула.
 Ну,  а  тут  уж  разразилась  форменная  овация.
 Погасли  огни  рампы.  Мы  покинули  «Минскофф-те-
атр»,  оглянулись  на  здание.  Оно  уже  не  горело  ни
внутри,  ни  снаружи  —  электроэнергию  экономят  те¬
перь  и  на  Бродвее.  Зато  источала  белое  сияние  про¬
стирающаяся  невдалеке  42-я  улица  —  «улица  греха».
Толпа  всосала  нас  в  неширокое  русло,  кипящее  тя¬
желыми  испарениями  городской  ночи.
 Белый  свет  льется  сквозь  молочные  навесы  над
бесконечными  киношками,  где  навалом  крутят  порно¬
графические  ленты,  мерцают  витрины,  открывающие
взгляду  пещеры,  забитые  журналами,  муляжами,  из¬
делиями  на  электронике,  варьирующие  суперэроти¬
ческие  темы,  распахнуты  двери,  за  которыми  зияет
красноватая  полумгла  подвальчиков  стриптизного
ширпотреба.
 105

Идут,  засунув  руки  в  карманы,  молодые  люди:  с
физиономиями  карточных  валетов.  По-кошачьи  сколь¬
зит  пуэрториканец  со  связкой  бус  на  шее  и  опасной
ухмылкой.  Притворно  деловой  походкой  спешат  ни¬
куда  белые,  черные,  кофейные  женщины  со  сквозным
ожиданием  в  глазах.
 После  знойного  дня  воздух  насыщен  предгрозо¬
вым  удушьем.  Из  глубоких  колодцев,  куда,  очевидно,
выведены  выходные  отверстия  отопительных  систем,
поднимаются,  клубятся  столбы  густого  пара.  Расте¬
каясь,  он  окутывает  серыми  саванами  прохожих.
 А  толпа  все  течет  и  течет,  то  образуя  людские  во¬
довороты  со  сдавленным  криком  в  их  впадинах,  то
вдруг  неистово  бросаясь  куда-то  в  сторону.
 Здесь  мечется  Нью-Йорк  в  ночном  бреду.  И  толь¬
ко  рослые  полицейские  по  двое,  как  восклицательные
знаки  закона,  недвижно  стоят  в  конце  каждого  пе¬
рекрестка.
 Я  знаю  американских  советологов,  прямо-таки  из¬
нывающих:  отчего  это  в  советских  городах  нет  таких
улиц,  как  42-я,  или  гамбургский  Репербан,  или  лон¬
донское  Сохо...  И,  конечно,  не  только  подобных  этим,
но  и  улицы  Частных  Банков,  такой,  как  Уолл-стрит;
и  улицы  Королей  Прессы,  такой  как  Флит-стрит;  и
улицы,  где  тянется  очередь  безработных  к  регистра¬
ционному  окошку,  такой,  как  Рахмановский  переулок,
где  в  20-е  годы  находилась,  потом  навсегда  исчезнув¬
шая,  московская  Биржа  труда  и  где  автор  этих  строк
подростком  состоял  па  учете.
 И  вот  господа  советологи  зовут  нас  на  свою  ули¬
цу,  из  советского  в  западный  образ  жизни,  зовут  на¬
зойливо,  словно  швейцар  стриптизного  шалмана,  хва¬
тающий  за  руки  проходящих  мимо.
 Но  нет,  не  запроектированы  социально-архитек¬
турно  такие  улицы  в  пределах  нашего  Отечества.  Ну
и  что  тут  поделаешь!  В  свободном  культурном  обме¬
не  право  выбора  остается  за  нами,  как,  впрочем,  и
за  любой  суверенной  стороной.  И  это  в  полном  согла¬
сии  с  буквой  и  духом  Заключительного  акта,  приня¬
того  на  Совещании  в  Хельсинки.
 А  уж  если  выбирать  что-то  на  коммерческом
Бродвее,  то  мне  лично  улыбается  прелестная
«Ирен»!..
 106

БАР
 В  РОКФЕЛЛЕР-СЕНТРЕ
 Небоскребы  буравят  тусклое  нью-йоркское  небо,  и
здесь,  над  Манхэттеном,  оно  теряет  свою  космиче¬
скую  суть,  первозданность,  волшебство  и  превращает¬
ся  просто  в  серые  заплаты  между  крышами.  Голубые,
зеленоватые,  синие  вертикали  из  стекла  и  тонких
алюминиевых  рамок  холодны,  недоступны,  загадоч¬
ны.
 Зато  блещут  орнаментом,  инкрустацией,  гранит¬
ными  и  мраморными  узорами  цокольные  горизонта¬
ли.  Небоскребы,  особенно  построенные  в  последние
годы,  щедро  украшают  себя  на  уровне  человеческого
глаза.  Задрав  голову,  смотрю  на  геометрические
объемы  Рокфеллер-сентра.  Но  с  точки,  где  я  стою,
его  и  не  окинешь  взглядом  —  этот  комплекс  зданий,
возведенных  на  макушке  города.
 Перед  входом  в  импозантную  храмину  мне  рас¬
сказывают  анекдот  под  названием  «Запоздалая  при¬
мета»:  на  каком-то  приеме  два  человека  столкнулись
лицом  к  лицу  и  один  говорит  другому  —  Дэвиду  Рок¬
феллеру:  «Простите,  я  вас  не  узнал.  Богатым  будете».
 Многоэтажная  громадина  —  скопище,  капище  бан¬
ков,  контор,  агентств.  Среди  их  спутников  —  много¬
численных  ресторанов  и  кафетериев,  принаряженных
ца  различный  лад,  и  просто  «забегаловок»  —  затерял¬
ся  один  скромный  бар.  Кажется,  даже  без  названия.
 В  часы  обеда  к  его  столикам  спешат  клерки  рас¬
положенных  поблизости  оффисов,  вечером  он  стано¬
вится  «дринк-баром»  с  магнитофонной  музыкой.  Хо¬
тите—  танцуйте  с  подругой,  хотите  —  продолжайте
дневной  спор  с  коллегой.  Хотите  —  умирайте  в  оди¬
ночку  со  стаканом  джина  в  руке,  хотите  —  также  ке¬
лейно  празднуйте  удачу.
 Привел  меня  сюда  журналист  Гарри  Фримэн  —
очаровательный  человек  лет  шестидесяти  пяти,  тихий
забияка  с  вечной  сигаретой,  прилипшей  к  губам.
 107

Нас  уже  ждал  за  столиком  черноволосый  мужчи¬
на  испанского  вида,  в  пунцовой  блузе  с  открытым
воротом,  со  смугло-сухим  лицом  матадора,  какими
их  рисуют  на  цветных  афишах,  с  насмешливыми  и
одновременно  прямодушными  глазами.
 Я  знакомлюсь  с  Джозефом  Хеллером.
 — 	Будем  говорить  о  литературе?  —  спрашивает
он  с  места  в  карьер.—  Если  да,  то  давайте  сначала
быстренько  выясним  наши  вкусы.  Вы  —  гость.  Вы  и
задавайте  вопросы,  хотя  бы  по  системе  сравнительно¬
го  выбора  имен.  Вам  понятно?
 — 	Понятно,—  ответил  я,  удивленный  этим  не¬
сколько  облегченным  способом  литературного  анали¬
за,  но  мы  уже  поскакали  галопом.
 — 	Итак*—  словно  сделав  выпад  шпагой,  открыл
диалог  Хеллер.
 — 	Фолкнер  или  Хемингуэй?  —  скороговоркой
спросил  я.
 — 	Хемингуэй,—  без  задержки  ответил  Хеллер.
 — 	Хемингуэй  или  Томас  Вулф?
 — 	Хемингуэй.
 — 	Хемингуэй  или  Скотт  Фицджеральд?
 — 	Фицджеральд.
 — 	Фицджеральд  или  Стейнбек?
 — 	Стейнбек.
 — 	Стейнбек  или  Эрскин  Колдуэлл?
 — 	Стейнбек,—  кольнул  пространство  шпагой  Хел¬
лер,  и  глаза  его  насмешливо  блеснули,  не  обещая  ни
компромисса,  ни  пощады.
 — 	Стейнбек  или  Филип  Рот?
 — 	Стейнбек.
 — 	И  долго  ты  намерен  буксовать?  —  свирепо  про¬
шептал  Гарри  и  толкнул  Хеллера  локтем  в  бок.
 — 	Не  знаю,  как  пойдет.  Наверное,  долго.
 — 	Стейнбек  или  Трумэн  Капоте?
 — 	Стейнбек.
 — 	Стейнбек  или  Сол  Беллоу?
 — 	Стейнбек.
 — 	Однако!  —  вырвалось  у  меня.—  Вы,  автор
«Уловки-22»,  простили  ему  боевой  полет  над  Вьетна¬
мом?
 — 	Я  ему  ничего  не  простил.  Я  люблю  Стейнбека
«Гроздьев  гнева»...  Это  великий  социальный  роман
Америки.  Кстати,  как  только  вышла  из  печати  «Улов-
 108

ка-22»,  ом  прислал  мне  письмо,  приветствуя  ее  соци¬
альный  смысл.  А  что  касается  полета  на  бомбарди¬
ровщике,  то  это  был  странный  поступок...  Очень
странный.  Он  запутался  на  склоне  дней.
 — 	Мне  Стейнбек  тоже  прислал  письмо,—  храбро
сказал  я.
 — 	Да?  —  встрепенулся  Хеллер.—  Когда?
 — 	Десять  лет  назад.  Но  мне  пришлось  ответить
ему  на  страницах  наших  «Известий».—  И  я  рассказал
Хеллеру  историю  этой  переписки.  А  сейчас,  раз  уж
зашла  о  том  речь,  объясню  читателю  существо  дела
и  приведу  полностью  свой  ответ  Стейнбеку,  опубли¬
кованный  тогда  в  газете.  Вот  он:
 «Я  принадлежу  к  числу  стойких  поклонников  ли¬
тературного  таланта  американского  писателя  Джона
Стейнбека.  Его  роман  «Гроздья  гнева»  я  читал  еще
юношей.  Его  произведения  последних  лет,  в  том  чис¬
ле  «Зима  тревоги  нашей»,  доставили  мне  истинное
наслаждение.  Я  был  приятно  удивлен,  когда  поч¬
тальон  принес  мне  объемистый  пакет  с  грифом  в  уг¬
лу:  «Джон  Стейнбек.  Нью-Йорк».  Вот,  думаю,  зна¬
чит,  прочел  все-таки  там,  за  океаном,  чтимый  мною
прозаик  что-нибудь  из  моих  военных  записок—книж¬
ку  или  журнальную  публикацию  —  и  захотелось  ему
сказать  мне  несколько  слов.
 В  пакете  действительно  оказалось  письмо  Стейн¬
бека,  да  не  отстуканное  на  машинке,  а  написанное
собственноручно.  Из  него  я  узнал,  что  мы  со  Стейн-
беком  знакомы,  что  он  шлет  мне  привет  от  жены  и
Эдварда,  что  «в  Москве  мы  много  вместе  смеялись».
 Нет,  что-то  тут  не  так,  ошибся,  наверно,  масти¬
тый  писатель,  перепутал  адрес.  Не  встречался  я  со
Стейнбеком  ни  в  Москве,  ни  в  Нью-Йорке,  не  знаю  я
никакого  Эдварда.  Впрочем,  чтобы  не  прослыть  наив¬
ным,  скажу:  это,  наверно,  драматург  Эдвард  Олби,
приезжавший  в  СССР  вместе  со  Стейнбеком,  но
смеялись  мы  все-таки  порознь.
 Приглядевшись  к  тексту  письма,  я  без  особого
труда  убедился:  «написанное  от  руки»,  оно  склиши-
ровано  и  размножено  типографским  способом.  Мой
интерес  к  письму  сразу  погас.  Он,  правда,  вспыхивал
опять,  по  мере  того  как,  заходя  в  Центральный  дом
литераторов  и  встречая  знакомых,  я  узнавал,  что
многие  из  них  получили  точно  такие  же  письма..  Кто-
 109

то  заметил  (возможно,  это  был  я  сам):  «Если  адре¬
сатом  служит  весь  справочник  Союза  писателей,  не
проще  ли  обратиться  к  ним  с  открытым  письмом  в
печати?»
 Что  все  это  означает?  Повертев  в  руках  объеми¬
стое  содержимое  пакета,  я  задал  себе  вопрос:  а  име¬
ет  ли  сам  Стейнбек  прямое  отношение  к  этой  гло¬
бальной  почтовой  операции?
 Итак,  как  говорит  Соммерсет  Моэм,  подведем
итоги.  В  Нью-Йорке,  возможно,  кто-то  доволен  и  по¬
тирает  руки.  В  Москве  пожимают  плечами.  Я  —  в  том
числе».
 — 	Мы  здесь  ничего  не  знали  об  этой  истории!  —
вскричал  Хеллер,  когда  я  пересказал  ему  содержание
своего  письма  в  редакцию.—  Чем  же  все  кончилось?
 — 	Стейнбек  был  огорчен.  Его  секретарь  мисс
Отис  сказала  корреспонденту  «Известий»  в  Нью-
Йорке:  «Это  государственный  департамент  все  пере¬
путал  и  по  списку  Союза  писателей  разослал  письмо
Джона  Стейнбека».
 Сам  писатель  имел  лишь  косвенное  отношение  к
«глобальной  почтовой  операции».  Он  прислал  в  «Из¬
вестия»  письмо:  «Одна  из  самых  правильных  погово¬
рок  гласит:  «Дорога  в  ад  вымощена  добрыми  наме¬
рениями».  Пишу  Вам  потому,  что  недавно  я,  имея
самые  лучшие  намерения,  совершил  ужасную  ошиб¬
ку...  Она  доказывает  также,  что  добрые  намерения
могут  быть  очень  опасными...  Дело  кончилось,  по-ви¬
димому,  тем,  что  мое  послание  и  мои  добрые  намере¬
ния  разбились,  как  яичная  скорлупа.  Я  очень  дорожу
дружбой  многих  русских  людей,  с  которыми  я  позна¬
комился  в  вашей  стране.  Было  бы  очень  печально,
если  бы  некоторая  бестактность  с  моей  стороны  из¬
менила  или  в  какой-то  степени  поколебала  это  чув¬
ство».
 Одним  словом,  мы  дружески  извинили  Стейнбеку
его  неловкость,  усугубленную  проворством  чиновни¬
ков  госдепартамента  тех  времен.  Но  вот  вызывающий
полет  писателя  на  боевом  самолете  над  истерзанным
Вьетнамом  вызвал  осуждение  во  всем  мире.
 Может  быть,  прав  Хеллер,  а  еще  больше  Хемин¬
гуэй,  который  в  «Зеленых  холмах  Африки»  сказал
собеседнику:  «Когда  наши  хорошие  писатели  дости¬
гают  определенного  возраста,  с  ними  что-то  происхо-
 ПО

дит...  А,  черт!  Чего  только  не  случается  у  нас  с  писа¬
телями!»
 Между  тем  мы  продолжали  с  Хеллером  нашу  иг-
РУ:
 — 	Стейнбек  или  Джон  Апдайк?
 — 	Стейнбек.
 — 	Стейнбек  или  Сэлинджер?
 — 	Стейнбек.
 Тогда  мне  почему-то  не  пришло  на  ум  имя  Син¬
клера  Льюиса.  Полагаю,  он  одержал  бы  победу  в
этом  блицтурнире  имен.  Перечитывая  «Уловку-22»,
понимаешь,  насколько  ее  автору  близка  изобличи¬
тельная  суть  «Гроздьев  гнева»,  да  и  вообще  стрем¬
ление  к  художественному  освоению  общественных
проблем.  В  генеалогии  романа  Хеллера  мы,  несом¬
ненно,  найдем  и  творчество  Синклера  Льюиса  с  его
яростным  протестом  против  духа  стяжательства,  ме¬
щанского  эгоизма,  зоологической  жадности,  с  его
эстетикой  критического  реализма.
 Легко  вспоминается  роман  Льюиса  «У  нас  это  не¬
возможно»  —  самое  сильное,  на  мой  взгляд,  что  соз¬
дано  в  мировой  литературе  об  американском  фашиз¬
ме,  произведение,  где  причудливо  смешались  поли¬
тическая  фантастика  и  реальные  события.
 И  хотя  «У  нас  это  невозможно»  и  «Уловка-22»
рассказывают  о  минувших  временах  —  у  Льюиса  о
годах  борьбы  реакционного  сенатора  Хьюи  Лонга  с
Франклином  Рузвельтом,  а  у  Хеллера  о  периоде  вто¬
рой  мировой  войны,—  оба  эти  романа  изобличают  те
самые  силы  Соединенных  Штатов,  что  вчера  прокла¬
дывали  реакции  дорогу  к  власти  или  спекулятивно
обогащались  на  войне,  а  сегодня  выступают  против
разрядки  напряженности.
 «Уловка-22»  у  нас  выпущена  в  свет  Военным  из¬
дательством  и  не  прошла  незамеченной,  но,  по-моему,
если  есть  возможность  напомнить  о  ней,  это  следует
сделать.  Книга  стала  уже  библиографической  редко¬
стью.  Во  многих  библиотеках  она  «зачитана»,  то  есть
не  возвращена  на  полки,  и  мне  для  точных  цитат
пришлось  доставать  ее  в  Ленинской  библиотеке.
 «Пора  отдать  должное  таланту  Хеллера»,—  про¬
возгласил  другой  американский  писатель,  Норман
Мейлер,  автор  известного  у  нас  романа  «Нагие  и
мертвые».
 Ж

В  «Уловке-22»  рассказано  о  жизни  американской
бомбардировочной  эскадрильи  на  вымышленном  ост¬
рове  неподалеку  от  Италии.  Ироническая  гипербола,
взрывающаяся  на  страницах  «У  нас  это  невозможно»,
превратилась  под  пером  Хеллера  в  шрапнельный
огонь,  бьющий,  как  говорят  военные,  «по  площадям»
социальных  пороков.
 Одна  из  гипербол  Хеллера:  разумный  человек,  ру¬
ководствующийся  рассудком,  неминуемо  приходит  к
заключению,  что  мир  сошел  с  ума.  Знакомясь  с  пер¬
сонажами  романа,  невольно  принимаешь  это  ут¬
верждение.  Эскадрилья  на  острове  —  осколок  обще¬
ства,  где  все  добрые  чувства  людей  деформируются
эгоистическим  расчетом.  Хеллер  не  оставляет  ни  еди¬
ного  просвета  во  мраке  этой  вечной  ночи,  где  челове¬
ческие  связи,  подчиненные  власти  чистогана,  разлета¬
ются  вдребезги,  а  затем,  складываясь  в  немыслимые,
чудовищные  ситуации,  ужасают  своей  алогичностью.
 — 	Что  вам  понравилось  в  романе?  —  спросил
Хеллер.
 — 	Многое.  Но  особенно  два  эпизода.—  И  я  напо¬
мнил  автору  их  содержание.
 Он  слушал  с  удовольствием,  и  кто  упрекнул  бы
его  за  это?
 А  эпизоды  такие.  Первый:  офицер  эскадрильи
Милоу  Миндербиндер  создает  коммерческий  синди¬
кат.  Его  пайщики  —  офицеры,  охочие  до  наживы.
Продувная  бестия  Милоу  вступает  в  торговые  сделки
с  противником  и  даже  берет  у  него  подряд  на  бом¬
бежку...  собственного  аэродрома,  наводит  вражеские
самолеты  на  расположение  американской  эскадрильи.
Каково?!
 Сатирическое  преувеличение,  гротеск?  Да,  конеч¬
но!  Но  ведь  в  основе  развернутой  до  упора  гиперболы
лежат  реальные  факты  сотрудничества  некоторых
американских  монополий  с  мощными  картелями  в
неприятельской  стране.
 Отчитываясь  командиру  эскадрильи  в  «делах»
синдиката,  Милоу  зарифмовывает  географию  торго¬
вых  операций:  «Лимонные  корки  для  Нью-Йорка,  эк¬
леры  для  Танжера,  свинину  для  Мессины,  маслины
в  Афины,  бисквит  на  остров  Крит».  И,  переходя  на
прозу,  добавляет:  «Да,  чуть  было  не  забыл  о  «пилт-
даунском  человеке».  Смитсоновский  институт  хотел
 112

бы  получить  второго  «пилтдаунского  человека»».  Здесь
сатира  Хеллера  достигает,  я  бы  сказал,  классических
вершин.
 Что  же  это  за  «пилтдаунский  человек»?
 Еще  до  первой  мировой  войны  палеонтологу-лю-
бителю  Чарлзу  Даусону  принесли  найденную  в  Пилт-
дауне  в  приречном  карьере,  где  добывали  гравий,
часть  окаменевшего  черепа.  Позже  он  и  сам  обнару¬
жил  там  же  нижнюю  челюсть  и  несколько  зубов  иско¬
паемого  существа.  Чарлз  Даусон  стал  первооткрыва¬
телем  первобытного  человека  периода  плиоцена.  Его
вклад  в  палеонтологию  прославила  мировая  пресса.
Находка  уже  называлась  по  имени  адвоката  «Перво¬
бытным  человеком  Даусона»  и  вошла  во  все  научные
труды  по  антропологии  и  палеонтологии.
 Одно  обстоятельство,  связанное  с  находками  Дау¬
сона,  старательно  подчеркивалось  некоторыми  науч¬
ными  изданиями  США  и  Англии.  Объем  мозга
«пилтдаунского  человека»  превосходил  на  триста
пятьдесят  —  четыреста  кубических  сантиметров  объем
мозга  синантропа.  Отсюда  ученые-расисты  делали  тот
ликующий  вывод,  что  «пилтдаунский  человек»  и  был
представителем  высшей  западной  расы,  превосходив¬
шей  по  своему  развитию  восточную  расу  еще  сотни
тысяч  лет  тому  назад.
 Через  четыре  десятилетия  после  такого  «триумфа»
эта  величайшая  мистификация  в  истории  мировой
науки  была  раскрыта.  Разразился  огромный  скандал,
о  котором  пишут  еще  и  в  наши  дни.  Установлено,  что
челюсть  и  зубы  принадлежат  современному  крупному
шимпанзе,  а  куски  черепа  —  современному  человеку  и
что  все  «найденное»  было  подвергнуто  сложной  хими¬
ческой  обработке.  Благодаря  этому  «находки»  и  при¬
обрели  вид  ископаемых.
 Обман  раскрыли  ученые-доброхоты  с  помощью  той
же  химии,  ее  самоновейших  препаратов,  реактивов  и
методов.  И  гротескный  ажиотаж  персонажа  из  рома¬
на  Хеллера,  уверяющего  в  существовании  спроса  па
«второго  пилтдаунского  человека»,  совсем  не  абсур¬
ден  на  фоне  бесчисленных  мифов,  создаваемых  запад¬
ной  пропагандой.  В  дни  разоблачения  легенды  о
«лллтдаунском  челрвеке»  кто-то  остроумно  предло-
 I  13
 8
 Заказ  413

жил  использовать  мощные  средства  современной  зау-
ки  для  разоблачения  фальшивок,:  отравляющие  меж¬
дународную  атмосферу.
 На  этой  мысли  мы  пришли  с  Хеллером  к  полному
единогласию,  и  я  сказал  ему  еще  об  одном  хорошо
мне  запомнившемся  эпизоде  романа.  Это  диалог  меж¬
ду  кадетом  Клевинджером  и  председателем  дисци¬
плинарной  комиссии,  неким  полковником  с  пышными
усами.
 Однажды,  идя  в  класс,  Клевинджер  споткнулся,  и
на  следующий  день  его  уже  поджидали  такие  обвине¬
ния:  самовольный  выход  из  строя,  попытки  нападения
с  преступными  целями,  безобразное  поведение,  отсут¬
ствие  бодрости  и  боевого  духа,  измена  родине,  про¬
вокация,  жульничество,  увлечение  классической  му¬
зыкой.
 Короче  говоря,  беззаконие  трахнуло  его  по  голове
всем  своим  кодексом.  Трепеща,  он  стоял  перед  разъ¬
яренным  начальством.  Полковник  с  пышными  усами
орал:  ему  хотелось  бы  знать,  понравится  ли  прокля¬
тому  Клевинджеру,  если  его  вычистят  из  училища  и
загонят  на  Соломоновы  острова,  в  .  похоронную  ко¬
манду.
 «Это  несправедливо»,—робко  заметил  Клевинд¬
жер.
 «Справедливость?  —  удивленно  спросил  полков¬
ник.—  Что  такое  справедливость?»
 «Истинная  справедливость  —  это,  сэр...»
 «Истинная  справедливость  —  это  прежде  всего  не¬
справедливость,—  усмехнулся  полковник  и,  стуча
жирным  кулаком  по  столу,  сказал:  —  Я  тебе  сейчас
растолкую  про  справедливость.  Справедливость  —  это
удар  коленом  в  живот,  это  когда  пыряют  снизу  но¬
жом  в  горло  под  подбородок,  исподтишка;  справедли¬
вость—  это  когда  в  темноте  без  предупреждения
бьют  по  голове  мешком  с  песком.  Или  прыгают  на
горло  и  душат.  Вот  что  такое  справедливость,  если
мы  хотим  быть  сильными  и  крепкими».
 Два  кодекса  существуют  в  мире  ,  капитализма;
Один  охраняет  привилегии  богатых,  другой  —  кодекс
беззакония,  состоящий  не  из  статей  и  параграфов,  но
из  уловок,—отсюда  и  название  и  смысл  хеллеровско-
го  романа.  Он  написан  едко,  парадоксально,  кое-где
краплен  модной  эротикой.  Комическое  в  нем  череду-
 114

ется  с  трагическим,  как  черные  и  белые  клетки  на
шахматной  доске.  Я  спросил  у  Хеллера,  как  бы  он
сам  определил  свои  эстетические  принципы,  и  он  от-
ветнл:
 — 	Я  пытаюсь  писать,  сплавляя  социальное  содер¬
жание  раннего  Стейнбека  с  психологизмом  Достоев¬
ского  и  манерой  Пикассо,—  и  посмотрел  на  меня  по¬
бедоносно  и  насмешливо.
 Уф!..
 Лучше  не  задавать  писателю  таких  вопросов.  Всег¬
да  рискуешь  наскочить  на  его  самозаблуждение  или
минутное  кокетство.  В  романе  Хеллера  нет  ничего  ни
от  Пикассо,  ни  тем  более  от  Достоевского.  Сатириче¬
ская  гипербола,  молниеносные  удары  матадорского
клинка  на  службе  у  Отвращения  к  ханжеству  адско¬
го  мира  собственников  управляют  стилистикой  Хел¬
лера.
 Структурно  этот  стиль  сродни  яростному  гротеску
Синклера  Льюиса,  но  оставляет  писателю  его  своеоб¬
разие.  Недаром  тот  же  Норман  Мейлер  писал:  «Будь
я  критиком  первого  разряда,  мне  было  б  очень  лест¬
но  написать  основополагающий  труд  об  «Уловке-22»,
потому  что  Хеллер  куда  основательнее  протаскивает
читателя  через  ад,  чем  любой  американский  писатель
до  него».
 Мы  сидим  с  Хеллером  два  часа  и  не  можем  наго¬
вориться.  Беседа  ветвится  в  разные  стороны:  то
пустяки,  то  серьезное.  Мой  собеседник  остер,  его  ум
гибок  и  азартен.  О  чем  бы  теперь  ни  говорили  люди,
все  равно  в  конце  концов  они  придут  к  теме  раз¬
рядки.
 — 	Без  разрядки  мир  задохнется.  Только  она  мо¬
жет  теперь  успокоить  человека,  умерить  его  страх
перед  видениями  конца  света,—  сказал  Хеллер.
 Закатное  солнце  обдало  стеклянный  брусок  со¬
седнего  небоскреба  слепящим  неземным  огнем,  и  сра¬
зу  наступили  сумерки.  Официанты  заново  накрывали
опустевшие  столики,  водружали  на  них  цветные  све¬
чи  в  черных  подставках,  наряжали  зал  к  вечерней
жизни.
 — 	Почему  бы  нам  не  заказать  еще  по  «мартыш¬
ке»?—  сердито  взмолился  Гарри  Фримэн,  научивший¬
ся  у  русских  друзей  именно  так  кодировать  коктейль
«мартини».

Мы  одобрили  предложение,  и  после  «посошка  на
дорожку»  Хеллер,  вдруг  спохватившись,  вернул  раз¬
говор  к  литературе:
 — 	Позвольте,  но  ведь  вы  мои  вкусы  определили,
а  я  ваших  еще  не  знаю.  Пойдем  по  той  же  системе...
 — 	Я  готов.
 — 	Библия  или  Шекспир?  —  как  резкий  взмах
шпаги  прозвучал  вопрос.
 — 	Пожалуй,  Библия,—  решился  я.—  В  этом  ста¬
риннейшем  сборнике  фольклора  человек-атеист  обна¬
ружит  кое-что  существенное.
 — 	Можно  не  продолжать,—  засмеялся  Хеллер.—
Мне  все  ясно,  согласен  с  вами,  хотя,  конечно,  Шекс¬
пир...
 — 	Ну,  вот  именно...—  подхватил  я  поспешно.
 Кстати,  из  заметки,  напечатанной,  кажется,  в
 «Крисчен  сайенс  монитор»,  я  понял  в  тот  же  вечер,
почему  Хеллера  так  развеселил  мой  ответ.  Он,  види¬
мо,  заимствовал  свой  вопрос  из  анкеты,  разосланной
министерством  юстиции  США  в  тюремные  библиоте¬
ки.  Начальство  интересовалось  характером  литера¬
туры,  какую  предпочитают  заключенные:  религиоз¬
ную,  классику,  «крими».
 Поэтому  первый  вопрос  анкеты  так  и  был  сформу¬
лирован:  «Что  у  вас  спрашивают  преимущественно:
Библию,  Шекспира  или  Агату  Кристи?»
 Ответы  не  сошлись  с  моим.  Большинство  арестан¬
тов  требовало  «Новейший  курс  резания  металлов».
 Пора  расходиться,  а  Хеллер  еще  н,е  рассказал
мне  б  своем  новом  романе  —  работа  над  ним  шла
к  концу.  Я  спешил,  улетал  в  городок,  где  открыва¬
лась  тогда  международная  выставка,  мы  услови¬
лись  встретиться  позже,  но  второе  свидание  не  состоя¬
лось.
 А  теперь  новый  роман  Хеллера  вышел  в  свет.  На¬
зывается  он  «Что-то  случилось»,  и  в  размышлениях
его  главного  героя  Боба  Слокума  —  американского
«белого  воротничка»  —  автор  продолжает  ведущую
линию  «Уловки-22».
 Слокум  влачит  свои  дни  в  одиночной  камере  от¬
чаяния.  В  ее  затененных  углах  гнездятся  призраки  —
опасения,  заброшенность  и  апатия  терзают  хеллеров-
ского  героя.  Мы  слышим  его  внутренний  голос:  «В
конторе,  где  я  работаю,  пять  человек,  которых  я  бо-
 116

юсь,  и  все  они  боятся  меня.  И,  кроме  того,  маленькая
секретарша  —  она  боится  нас  всех.  Есть  один  сотруд¬
ник,  он  никого  не  боится.  Я  бы  охотно  уволил  его,  но
он  внушает  мне  страх».
 Я  прочел  это  место  и  вспомнил  слова  Хеллера  о
страхе  и  надеждах,  связанных  с  разрядкой.  Многое
в  современной  жизни  Соединенных  Штатов  способно
объять  человека  тревогой  и  сомнением.
 На  «миллионы  одиночеств»  расфасованы  людские
судьбы  в  этой  стране,  достигшей  высокого  уровня  тех¬
нологической  цивилизации.  Долгие  годы  жестокой
интервенции  во  Вьетнаме  убедили  большинство  аме¬
риканцев:  с  войной  не  шутят!  Она  поставила  дыбом
и  без  того  неврастенические,  полные  стрессов  усло¬
вия  человеческого  существования  в  США.
 И  не  отражение  ли  этого  морального  сумбура  и
душевных  мучений  запечатлено  в  горьких  признани¬
ях  Боба  Слокума  —  героя  нового  произведения  Хел¬
лера?
 И  все-таки  миллионы  «маленьких»  страхов  ушли
бы  в  тень  перед  той  грозной  тучей,  в  какую  могли  со¬
браться  темные  облака  международных  событий,  не
будь  в  руках  людей  Программы  мира.
 Разрядка  не  в  силах,  конечно,  избавить  рядо¬
вых  американцев  от  тяжких  бед,  имманентно  прису¬
щих  частнособственническим  отношениям,  но  она,
по  крайней  мере,  снимает  страх  перед  бедой  непо¬
правимой.
 Подробный  анализ  романа  не  входит  в  мою  задачу.
На  первом  его  плане  мы  видим  драму  личности  в
«свободном  обществе».  Монолог  Слокума  —  это  испо¬
ведь  человека,  несущегося  на  льдине  среди  сталкиваю¬
щихся  и  расходящихся  торосов  и  жаждущего  при¬
биться  к  твердому  берегу.  Еженедельник  «Сатердей
ревью  уорлд»  пишет:  «Хеллер  показывает  с  достовер¬
ностью,  характерной  лишь  для  немногих  писателей,
горькие  стороны  нашей  жизни.  Он  рисует  кризис  более
зловещий,  нежели  нехватка  горючего,  истощение  при¬
родных  ресурсов,  экономический  спад  и  загрязнение
окружающей  среды».
 Радуюсь  успеху  Хеллера.  Он  писал  «Что-то  случи¬
лось»  двенадцать  лет.  Только  очень  серьезные  прозаи¬
ки  в  США  работают  так  основательно.
 117

Когда-то,  получая  Нобелевскую  премию,  Синклер
Льюис  произнес  полную  горькой  иронии  речь  и  озаг¬
лавил  ее:  «Страх  американцев  перед  литературой».
 Он  сказал:  «Чтобы  быть  у  нас  по-настоящему  лю¬
бимым  писателем,  а  не  просто  автором  бестселлеров,
надо  утверждать,  что  все  американцы  —  высокие*  кра¬
сивые,  богатые,  честные  люди  и  великолепные  игроки
в  гольф;  что  жители  всех  наших  городов,.,  делают
добро  друг  другу;  что  хотя  американские  девушки  и
сумасбродны,  из  них  всегда  получаются  идеальные
жены  и  матери  и  что  географически  Америка  состоит
из  Нью-Йорка,  целиком  населенного  миллионерами,
из  Запада,  который  нерушимо  хранит  бурный,  герои¬
ческий  дух  1870-х  годов,  и  Юга,  где  все  живут  на  план¬
тациях,  вечно  озаренных  лунным  сиянием  и  овеянных
ароматом  магнолий».
 Так  вот,  Хеллер  не  из  таких  писателей.
 Я  еще  долго  буду  вспоминать  скромный  бар  в  Рок-
феллер-сентре,  ту  занятную  игру  в  литературные  име¬
на,  черноволосого  человека  со  скупыми,  отточенными
жестами,  его  насмешливые  и  прямодушные  глаза  на
чеканном  лице  матадора  и  в  огромном  окне  громоздя¬
щиеся  окрест  и  уходящие  вдаль  синие,  зеленоватые,
голубые  вертикали  небоскребов  —  холодные  и  зага¬
дочные.

ЧУДО
В  СПОКАНЕ
 1
 В  синем  небе  вертолет.  Он  перебрасывает  сюда  гостей
из  Вашингтона.  И  через  десять  минут  по  свайной  до¬
рожке,  ведущей  к  плоту  посредине  тихой  в  этом  месте,
но  дальше  порожистой  и  шумной  речушки  Спокан,
идут  высшие  чины  Белого  дома.  Открывается  выстав¬
ка—  она  посвящена  охране  окружающей  среды.  Да,
кажется,  человечество  начинает  понимать:  сохране¬
ние  биосферы  требует  международного  сотрудниче¬
ства,  а  главное  —  мира.
 Человеку  дорого  каждое  деревце  на  земле,  его  ра¬
дует  незамутненность  вод,  глоток  чистого  воздуха,
прелесть  безоблачного  утра,  и  разве  мы  можем  за¬
быть,  как  еще  недавно  выжигались  напалмом  леса
Вьетнама,  как  застилался  горизонт  черным  дымом,
как  усеялась  земля  мертвым  железом  и  как  в  страш¬
ном  огне  погибали  люди  —  венец  всего  сущего  на  на¬
шей  планете.
 Мы  еще  вернемся  к  этой  мысли,  а  пока  гремит  ор¬
кестр  серебряными  трубами,  слитно  поет  хор,  под¬
нимаются  ввысь  воздушные  шары  и  стаи  голубей,  на
крышах  домов  на  виду  у  всех  расхаживают  полицей¬
ские  стрелки  в  оранжевых  жилетах,  декорированные
катера  стран-участниц  выплывают  на  водный  парад...
 *  *  *
 Перефразируя  классика,  можно  сказать:  «Спокан
на  карте  генеральной  кружком  отмечен  небольшим».
И  действительно,  в  путанице  географических  назва¬
ний  трудно  найти  на  северо-западе  американской  тер¬
ритории,  в  озерном  краю,  невдалеке  от  границы  с  Ка¬
надой,  это  человеческое  поселение.  Кружок  крохот¬
ный,  но  внутри  него  находится  около  170  тысяч  жи¬
телей.
 119

Спокан  —  город  хваткий,  ершистый.  Он  одержал
верх  в  конкурентной  борьбе  за  право  стать  обитали¬
щем  этой  выставки,  конкуренция  стоила  ему  немалых
усилий  и  больших  денег.  Но  бескорыстным  в  этой
схватке  был  едва  ли  не  один  мистер  Коул  —  инициа¬
тор  выставки,  владелец  юридической  конторы.  Осталь¬
ные  сполна  вернули  затраченное:  было  продано  свы¬
ше  100  тысяч  входных  билетов,  ну,  а  кроме  того,  рек¬
лама,  реклама,  реклама!
 В  день,  когда  представители  прессы  осматривали
павильон  Форда,  там  была  организована  экспозиция
на  тему:  «Закусывай  и  иди  дальше».
 Кого  теперь  заманишь  на  выставку  автомобилей
в  США?  Вон  они  на  улицах  бегают  по  всем  направ¬
лениям.
 Но  в  фордовском  павильоне  проблема  охвата  по¬
сетителей  решалась  просто.  Через  каждые  две-три
модели  машин  стоит  столик,  накрытый  скатертью,  а
на  нем  некая  снедь  —  «закусывай  и  иди  дальше».  А
там  дальше  еще  один  столик.  И  так  до  конца,  где  ты
запиваешь  съеденное  чашкой  кофе.  Цель  достигнута.
От  модели  к  модели  тебя  сопровождал  корректный
шепот  гида,  и  ты  узнал  о  новых  машинах  фирмы  ре¬
шительно  все,  что  тебе  хотели  рассказать.
 Но  это  коммерческая  сторона  дела,  и  не  она  правит
выставкой.  Мистер  Коул  рассказывает  нам  ее  исто¬
рию  и  вспоминает:
 —  Для  меня  все  решилось  в  Париже,  когда  я  встре¬
тился  с  вашими  людьми  и  как  бы  вскользь  сказал  им
о  нашей  затее.  Ваши  заинтересовались  идеей  выстав¬
ки  и  спросили:  «Какую  площадь  мы  смогли  бы  полу¬
чить?»  —  «Две  тысячи  метров»,—  брякнул  я,  еще  не
представляя  себе,  мало  это  или  много.  «Подумаем»,—
сказали  ваши,  и  я  понял,  что  в  этот  момент  решается
судьба  выставки.  Если  Советский  Союз  будет  ее  участ¬
ником,  значит,  ей  суждены  успех  и  известность.  Ваш
павильон  разместился  на  6  тысячах  метров.  И  каждый
из  них  использован  с  вдохновением  и  вкусом.  Я  знал
многие  международные  выставки,  но  такого  чуда,  как
ваш  павильон,  еще  не  видел.
 Мистер  Коул  прав.
 Советский  павильон  ошеломил  американцев.  Центр
его  был  создан  как  огромная  модель  биосферы  с  ее
круговоротом  жизни,  веществ,  энергии.  Золотые  лучи
 120

солнца,  оживляя  все  окрест,  ниспадают  на  твердь  и
воду,  переливаются  цветами  радуги,  звучат  музыкой
небесных  пространств.  Перед  нами  не  картина  жи¬
вописца,  не  скульптурное  изображение,  а  комплекс
огромной  многоярусной  композиции,  исполненной  из
легкого  сверкающего  металла,  дерева  и  целой  серии
материалов,  названия  которых  мы,  неспециалисты,
просто  не  знаем.  Свод  этой  композиции  уходил  как
бы  в  бездонную  глубину.
 Все  здесь  вначале  казалось  таинственным,  неожи¬
данным,  необыкновенным,  и  лишь  спустя  срок  начи¬
наешь  понимать:  перед  тобой  волшебная  панорама  за¬
рождения  самой  жизни,  управляемого  законами  при¬
роды.  Веками  их  разгадывал  человек,  чтобы  понять
простую  теперь  истину:  он  сам  органическая  часть
этой  природы.  На  нем  лежит  ответственность  за  ее
охрану.
 Мы  —  создания  солнечного  луча.  Мы  —  дети  солн¬
ца  и  неразрывно  связаны  с  космосом.  Гагарин  —  пер¬
вый,  кто  осмелился  приблизиться  к  дневному  светилу,
соединить  своей  улыбкой  землю  и  космическую  даль.
 Но  павильон  не  только  прекрасный  учебник  естест¬
вознания.  Он  доказывал,  что  законы  социального  раз¬
вития  не  безразличны  и  самой  природе.  Она  не  глуха
к  ним.  Под  стеклянной  выпуклостью  сияли  два  ленин¬
ских  декрета  —  о  мире  и  о  земле.  Едины  эти  два  поня¬
тия.  По  существу,  Декрет  о  мире  заложил  фундамент
охраны  экологической  среды,  придал  этому  делу  госу¬
дарственный  размах.  Земля  и  ее  недра  стали  достоя¬
нием  народа,  а  он  их  разумным  защитником.
 Солнце,  воды,  леса...  Огромное  панно  живописало
философскую  дилемму  человеческих  раздумий:  куда
идти,  в  какую  сторону  —  туда  ли,  где  клокочет  ад  ги¬
бельных  последствий  эгоистической  цивилизации,  или
по  дороге,  залитой  светом,  отраженным  в  провидче¬
ском  взгляде  мыслителя,  как  бы  дошедшем  к  нам  с
порога  мироздания?  Не  иссякала  толпа  американцев
возле  этого  прекрасного  произведения.
 Вереница  людей  вступала  в  царство  леса  или,  вер¬
нее,  в  его  символы.  Самая  суть  могущества  природы
была  представлена  здесь  в  предельном  обобщении.
Тайна  биосинтеза.  Солнце,  вода,  почва,  соки,  прони¬
зывающие  дерево,  трепет  зеленеющих  листьев.  Лес  —
структурная  ячейка,  клеточка  биосферы.
 121

В  длинном  зале  —  цепь  диорам:  «Люди,  земля,
природа».  Отсюда  по  радио  звучали  наши  призы¬
вы  к  международному  сотрудничеству.  Вот  Ан¬
тарктида.  Специальным  соглашением  здесь  запре¬
щено  строить  воециые  объекты.  В  этих  угрюмых
вечных  льдах  ученые  постигают  тайны  сурового  кон¬
тинента.
 Как  вернуть  живое  дыхание  земле,  умерщвленной
открытыми  разработками  полезных  ископаемых?  Пе¬
ред  нами  карьер  марганцевой  руды  под  Николаевом,
таким,  каким  его  оставили  горняки.  И  вот  явление  ре¬
культивации.  На  восстановленном  слое  земли  раз¬
бит  парк.  Он  опускается  террасами  вниз  к  озеру,  за¬
полнившему  чашу  карьера.  Пляж,  песок  и  вечное  солн¬
це  над  играющими  детьми.
 Спокан  принял  участников  международного  сим¬
позиума.  Они  широко  обсудили  проблему  возрожде¬
ния  земель,  потревоженных  промышленным  производ¬
ством.
 У  человечества  много  общих  дел.  Хорошо  бы  заме¬
нить  гонку  вооружений  состязанием  иного  рода:  кто
пойдет  впереди,  кто  проявит  почин,  когда  речь  идет  о
судьбе  хотя  бы  и  клочка  земли?
 Более  ста  научно-исследовательских  институтов
социалистических  стран  объединили  усилия  для  ре¬
шения  проблем  окружающей  среды.
 В  каждой  из  них  созданы  координационные  цент¬
ры:  в  СССР  —  санитарии  и  гигиены,  в  Венгрии  —  ути¬
лизации  твердых  отходов,  в  ГДР  —  защиты  атмосфе¬
ры,  в  ЧССР  —  заповедников.  Наша  страна  —  один  из
учредителей-участников  Всемирной  организации  здра¬
воохранения.  В  1980  году  Советский  Союз  внес  в  по¬
вестку  дня  Генеральной  Ассамблеи  ООН  проект  согла¬
шения—  закона  о  государственной  ответственности  за
охрану  окружающей  среды.
 В  Спокане  люди  открывали  для  себя  Советский
Союз.  Долгие  годы  путь  к  этому  неведомому  миру
преграждал  «железный  занавес».
 В  образах  сильных  и  достоверных  они  увидели  мо¬
лодое  государство  и  частицу  его  гуманной  жизнедея¬
тельности.  Человечность  и  теплота  советского  павиль¬
она  потрясли  людей.
 Тысячами  и  тысячами  они  ежедневно  приезжали  на
выставку  со  всех  концов  страны,  возвращались  в  род-
 122

ные  места,  чтобы  еще  до  сих  пор  рассказывать  об  уви¬
денном.
 «Факел  жизни  не  удержать  одному  человеку,  одно¬
му  народу^  одному  государству,  если  все  мы,  кто  жи¬
вет  на  Зёмде,  кто  нарек  себя  «гомо  сапиенс»—  чело¬
веком.  мыслящим,—  не  будем  его  охранять.  Биосфе¬
ра—  это  мы.  Это  —  роса  на  зеленом  лугу.  Это  —  улыб¬
ка  Моны  Лизы.  Это  —любовь.  Это  —  жизнь».  Проник¬
новенные  слова  —  они  звучат  на  английском  языке.
Их  произносит  советский  человек,  сопровождая  по¬
следние  кадры  нашего  фильма,  сделанного  киевской
студией  и  демонстрировавшегося  в  Советском  павильо¬
не  на  выставке.
 Полностью  передать  все,  что  содержал  советский
павильон,  невозможно,  подобно  тому  как  нельзя  ис¬
черпать  впечатление  от  талантливого  произведения
искусства.  Здесь  не  было  обычных  стендов,  диаграмм,
плакатов.  Посетителей  окружал  мир  образов,  мета¬
фор,  красноречивых  понятий.  Но  и  он,  этот  мир,  так
нов  и  необычен,  он  разговаривал  с  вами  столь  убеди¬
тельно  и  задушевно,  что  американцы,  покидая  па¬
вильон,  на  разные  лады  восклицали  одно  и  то  же:  «Вы
тронули  нас  за  живое».
 И  если  дуэт  «Союз  —  Аполлон»  доказал,  что  СССР
и.  США  могут  вместе  работать,  покоряя  космос,  то
выставка  в  Спокане  убедила  многих  американцев  в
плодотворности  наших  общих  усилий  спасти  Землю,
 ее  животворную  биосферу.
 *
 2
 В  Спокане,  на  приеме  после  открытия  выставки,  зна¬
комый  американский  журналист  спросил:  «Хотите  по¬
говорить  с  местным  миллионером?»
 Меня  подвели  к  высокому,  краснощекому  мужчи¬
не.  Грудь  его  колесом  выкатывалась  из  атласных  бор¬
тов  смокинга.  Люк  Вильямс.  Он  походил  на  борца  —
грубовато  вырубленное  лицо,  большие  руки,  но  не¬
ожиданно  плавные  жесты  смягчали  его  атлетическую
стать.
 В  Штатах  мне  не  приходилось  встречать  людей,
жалующихся  на  свое  здоровье.  «Настоящий  америка¬
нец»,  просто  обязан  себя  хорошо  чувствовать.
 Когда  во  время  быстрой  ходьбы  по  Бродвею  я
 1.23

спросил  у  немолодого  спутника:  «Как  сердце?»,  он
взглянул  на  меня  с  опаской.  Инстинктивно  человек
ощущает  в  таком  вопросе  угрозу.  «Вы  с  кем-нибудь
говорили  обо  мне?»  —  подозрительно  спросил  он  пос¬
ле  паузы.
 Здесь  непременно  нужно  быть  здоровым,  иначе
дело  плохо.  Иначе  вам  откажут  в  кредите  —  матери¬
альном,  моральном,  общественном,  каком  угодно.
 Такая  ситуация  не  касается  миллионеров,  да,  гля¬
дя  на  мистера  Вильямса,  никому  и  в  голову  не  пришло
бы  спросить  его  о  самочувствии.  Он  весь,  с  головы
до  пят,  был  олицетворением  процветающего  американ¬
ца  —  здорового,  кредитоспособного,  перспективного.
 Я  получил  приглашение  приехать  к  нему  завтра.
 ...Дорога  шла  вверх.  Город  оборвал  себя  одино¬
ким  коттеджем,  за  поворотом  позади  открылся  Спо¬
кан,  и  он  уже  лежал  под  нами,  как  средневековое  се¬
ление  у  подножия  феодального  замка.  Машина  под¬
нималась  все  выше  и  выше.  С  окрестных  холмов
слетал  легкий  ветер.  Предвечернее  солнце  тонкой  по-
золотцей  окрашивало  придорожную  зелень.  Окружаю¬
щий  нас  вечер  был  тих,  спокоен,  пасторально  благо¬
стен.
 На  небольшом  плато,  слева  от  дороги,  прямо  из
нагромождения  камней  и  стенки  перелеска  продол¬
жением  ландшафта  вырос  серо-зеленый  двухэтаж¬
ный  дом.  Входим  в  гостиную,  знакомимся  с  женой
хозяина  —  маленькой,  немолодой  и  изящной  женщи¬
ной,  с  сыном  —  чудом  акселерации,  здоровенным  па¬
реньком,  бегавшим  босиком  в  засмальцованных
джинсах.
 Мистер  Вильямс  любезен  и  полон  желания  пока-
зать^жилище,  рассказать  о  себе,  о  своем  бизнесе.  Он  —
президент  компании.  Ее  название:  «Корпорация  аме¬
риканских  вывесок  и  указателей».  Сначала  речь  идет
о  возрасте  фирмы  —  ей  двадцать  один  год,  о  первона¬
чальных  вкладах  —  они  были  невелики,  о  прибылях
за  прошлый  год  —  они  приемлемы.  Потом  идут  сведе¬
ния  об  организационной  структуре.
 —  Мы  обслуживаем  банки,  спорт,  систему  контро¬
ля  за  движением  на  дорогах.  В  этих  сферах  мы  коро¬
ли.  Мы  входим  в  первые  две  тысячи  корпораций  стра¬
ны!  —  И  мистер  Вильямс  наблюдает  за  эффектом  сво¬
его  сообщения.
 124

Реагирую  с  должным  почтением.  Первые  две  тыся¬
чи—  это,  конечно,  не  «Дженерал  моторе»,  но  вполне
солидно.
 Пьем  кофе  с  томным  ликером  «Куантро».  Сынок
несколько  раз  самумом  проносится  из  холла  в  распах¬
нутую  дверь  веранды,  супруга  улыбается,  а  сам  Виль¬
ямс  с  достоинством  и  привычной  уверенностью  рас¬
ширяет  наши  познания  о  корпорации.
 —  Мы  действуем  в  общенациональном  масштабе
и  выбрались  уже  в  другие  страны  континента.  Наша
реклама  отвечает  духу  и  задачам  промышленности.—
Тон  рассказа  становится  все  более  значительным  и
достигает  гражданского  пафоса.—  Наша  продукция
есть  посильный  вклад  в  развитие  общественных  свя¬
зей.—  А  дальше  в  голосе  Вильямса  звучат  бархатные
нотки.—  Мы  видим  свою  высшую  задачу  в  артистич¬
ности  рекламы.  Она  должна  отвечать  окружающей
среде,  архитектуре  зданий,  пейзажу.  Как  видите,  де¬
ло  непростое.
 И  я  соглашаюсь  с  мистером  Вильямсом  —  мыслен¬
но  и  при  помощи  одобрительных  восклицаний.  Дейст¬
вительно,  дело  непростое,  а  ведь  всего  лишь  вывес¬
ка,  указатель...
 Современный  бизнес  хорошо  научился  камуфлиро¬
вать  идею  ненасытной  наживы  флером  демократиче¬
ской  терминологии.
 В  середине  XX  века  старокупеческое  откровенное
живоглотство  никак  це  проходит  в  калитку  элемен¬
тарной  гласности.  Ныне  предприниматель  хочет  ре¬
путации  благодетеля  отечества  —  никак  не  меньше.
Недаром  в  каждой  мало-мальски  приличной  компании
есть  «паблик  релейшнз»  —  отдел  связи  с  обществен¬
ностью.
 И  я  вспоминаю  покойного  патриарха  американ¬
ской  литературной  критики  де  Вото  с  его  призывом
поставить  перед  сознанием  читателя  образ  положи¬
тельного  героя-бизнесмена.  Большая  литература  США
не  откликнулась  на  эту  мольбу,  и  это  говорит  о  мно¬
гом.
 Конечно,  вынужденная  оглядка  на  общественность
то  там,  то  здесь  приносит  свою  пользу.  Но  только  до
той  поры,  пока  не  затрагивает  наживы.  А  если  уж  так,
то  просвещенное  благообразие  быстро  сменяется  вет¬
хозаветной  купеческой  ухмылкой,  и  тут  уже  идет  в

ход  все,  что  хотите:  я  вздувание  цен,  и  отступление  от
стандартов  качества,  и  прямая  фальсификация  про¬
дукции.
 Не  говорю  здесь  ничего  нового,  но,  всякий  раз  со¬
прикасаясь  с  изощренной  механикой  американского
бизнеса,  не  можешь  ие  подивиться  ловкости,  с  какой
он  прикрывает  эгоистические  интересы  общественны¬
ми  идеалами.
 Между  тем  Вильямс  рассказывает  о  себе.  Он  и  его
брат  во  время  второй  мировой  войны  служили  в  ар¬
мии.  Он  —  у  торпедного  аппарата  подводной  лодки.
Брат  —  сержантом  в  авиации.  И  после  таких  биогра¬
фических  подробностей  разговор  сразу  переходит  к
послевоенному  устройству  мира,  к  дням  нашей  жизни
и  конечно  же  к  проблемам  разрядки.
 Спрашиваю,  между  прочим,  довольны  ли  они  дея¬
тельностью  сенатора  от  их  штата.
 — 	Ах,  уж  этот  сенатор  Джексон!  —  неожиданно
для  всех  нас  восклицает  изящная  жена  хозяина,  и  ее
постоянная  улыбка  переходит  в  серию  непритворных
гримас.
 Вильямс  поясняет  эту  реплику-оценку,  где  главное
в  мимике.
 — 	Мы  хорошо  и  лично  знаем  Джексона.  Его  внеш¬
неполитических  взглядов  не  разделяем.  Его  сопротив¬
ление  торговле  между  нашими  странами  абсурдно.
И  я  вам  скажу  так:  он  действует  в  личных  интересах,
добивается  общеамериканской  популярности  во  что  бы
то  ни  стало  —  пусть  даже  скандальной.  В  конце  концов
он  ведет  дело  к  обострению  обстановки...
 — 	Но  это  ваш  сенатор.
 — 	Да,  и  я  думаю,  настал  момент,  когда  нам,  бизне¬
сменам,  нужно  спросить  у  него:  как  долго  он  намерен
продолжать  обструкцию  хорошим  начинаниям?  Я  буду
говорить  с  ним  серьезно.
 — 	Вы  можете  повлиять  на  сенатора?
 Вильямс  некоторое  время  раздумывает.
 — 	Я  один  —  нет,  но  мы  все...  Скажу  вам  откровен¬
но,—  продолжает  он,—  мы  с  братом  хлебнули  в  моло¬
дости  войны  н  сыты  ею  по  горло.  Вы  играете  в  шахма¬
ты?  Нет.  Но  все  равно  вы  знаете,  наверное,  что  такое
пат.  Так  вот,  у  нас  с  вашей  страной  ядерный  пат.  Вы¬
ход  один  —  разрядка.  А  если  иначе?  Тогда  лети  к  чер¬
ту  все,  а  мой  бизнес  в  первую  очередь.  Ведь  наши  вы-
 т

вески,  и  указатели  светящиеся.  Кому  они  нужны  во
время  затемнения?!
 Я  возвращался  в  город,  твердо  уверенный  в  стрем¬
лении  мистера  Люка  Вильямса  к  миру.  Внизу  сверка¬
ли  огни  маленького,  уютного  Спокана.  Островок  на
реке  —  территория  выставки,—  залитый  электриче¬
ским  половодьем,  кружился  под  нами  сияющей  кару¬
селью,  следуя  за  поворотами  спиральной,дороги.
 Одни  надписи  и  знаки  ровно  мерцали,  другие  вспы¬
хивали  и  гасли.  Буквы  выскакивали  из-за  кустарника
одна  за  другой  или  вдруг  возникали  вместе,  будто
взявшись  за  руки.  Цифры  быстро  вертелись,  то  повы¬
шая,  то  понижая  себя  в  ранге.  Машина  мчалась  в  ноч¬
ной  мгле,  и  по  обе  стороны  дороги  веселились  и  подми¬
гивали  нам  желтые  гномики.
 На  политической  дороге  Белого  дома,  увы,  нет
указателей  фирмы  Вильямса.  Не  разбирая  неровно¬
стей  пути,  очертя  голову  повел  Белый  дом  государст¬
венную  машину  в  самом  начале  80-х  годов.  Будем
все-таки  надеяться,  что  здравый  смысл  победит.
Слишком  уж  опасна  дорога,  на  которой  расставляет
знаки-указатели  Пентагон.

КАК  ИЗГОНЯЮТ
ДЬЯВОЛА
В  СИЭТЛЕ
 1
 Итак,  дело  происходит  в  Сиэтле.
 Я  опоздал  к  началу  сеанса,  может  быть,  на  минуту.
С  экрана  уже  несся,  вздымая  клубы  песка,  желтый
ветер  первозданной  пустыни.  Служитель  с  аксельбан¬
том,  отсвечивающим  люминесцентными  красками,
проводил  меня  на  место.  Я  уселся  как  раз  в  тот  мо¬
мент,  когда  рухнул  чудовищный  столб  смерча  и
сквозь  его  осыпающуюся  завесу  возник  образ  не  кого
иного,  как  самого  дьявола.  Жуткий  вой  прокатился  с
фонограммы  по  зрительному  залу.
 Это  что  же  такое  делается?
 Я  так  понял,  что  нам  показывают  как  бы  первояв-
ление  сатаны.  Ну  что  тут  скажешь?  Значит,  где-то  в
междуречье  Тигра  и  Евфрата,  в  благословенной  доли¬
не  Месопотамии,  раскинулись  райские  кущи  и  библей¬
ская  пара  невинно  дивится  божьему  миру,  а  непода¬
леку,  на  диких  просторах  Сахары  или  Аравийской  пу¬
стыни,  уже  накапливается  нечистая  сила.  Вельзевул,
рассеянный  в  мировом  пространстве,  материализует¬
ся,  чтобы  искушать  и  губить  юношу-человека,  ступаю¬
щего  по  молодой  Земле,  над  которой  гремит  веселый
гром  с  древнего  неба.
 Я  вспомнил  властительницу  литературных  салонов
дореволюционной  России  Крыжановскую-Рочестер  с
ее  оккультными  романами,  поудобнее  устроился  в
кресле  и  приуготовил  себя  к  погружению  в  сюжеты
чернокнижия.  Внезапно  все  исчезло:  и  мрачная  песча¬
ная  буря,  и  вообще  весь  этот  потусторонний  пейзаж,
растерзанный  самумом,  смолкло  рычание  апокалипси¬
ческих  псов,  провалился  в  затемнение  и  сам  Люцифер.
 На  экране  возник  тихий,  спокойный  особнячок.
Двенадцатилетнюю  девочку  с  ангельским  лицом  сна¬
ряжают  на  прогулку.  В  доме  ценят  уют,  тишину,  ду¬
шевное  равновесие.  Все  идет  чинно,  мирно,  благород-

но,  до  тех  пор  пока  в  прелестное  дитя  не  вселяется
дьявол.
 И  хотя  действие  происходит  в  «технотронных»  Со¬
единенных  Штатах,  враг  рода  человеческого  действует
без  современной  аппаратуры,  по-домашнему,  по-про¬
стому.
 Сначала  в  комнатах  что-то  постукивает,  позвяки¬
вает  на  чердаке,  шебуршит.  Похоже,  добродушно  по¬
игрывает  домовой,  как  в  рассказах  ветхозаветной
бабки.
 Потом  сами  по  себе  двигаются  взад-вперед  стулья,
беспричинно  открываются  и  закрываются  двери,  и  это
уже  так,  будто  идет  спиритический  сеанс  с  участием
професосра  Кругосветлова  из  «Плодов  просвещения».
 А  затем  нечистая  сила  поднимает  девочку  в  воз¬
дух,  и  она  висит  горизонтально  под  потолком.  Это-то
мы  видели  в  цирке  у  Эмиля  Кио.  Потешное  зрелище.
 Но  на  экране  не  разделяют  нашей  иронии.  Все  сму¬
щены,  напуганы,  а  девочка  томится,  ее  мучает  недуг,
напоминающий  эпилепсию.  Медицина  помочь  ей  не  в
силах.  Еще  бы,  врачи  поспели  как  раз  в  тот  час,  когда
дьявол  уже  проник  в  ее  душу,  еще  не  угнездился  как
следует,  но  уже  там.  А  в  этих  случаях  медикам  делать
нечего,  приходят  священнослужители.
 Батюшки  светы,  что  тут  началось!  Свирепый  ветер,
видимо  дунувший  оттуда,  из  тьмы  веков,  из  той  самой
пустыни,  рвет  портьеры  на  окнах,  переворачивает  в
спаленке  бедной  девочки  все  вверх  дном,  завывает  по-
звериному.  Это  значит  —  дьявол  недоволен,  ему  очень
не  нравится  появление  двух  пасторов.  Но  они,  воору¬
женные  священным  писанием,  бесстрашно  приступают
к  старинному  средневековому  ритуалу  изгнания  бесов.
 И  вот  тут-то  все  и  пошло  и  поехало.  В  девочке  заго¬
ворил  дьявол,  заурчал,  зафыркал,  заревел  страшным
ревом.  Пастор  к  ней  с  крестом,  а  она  лежит,  связан¬
ная,  на  трясущейся  кровати  и,  оторвав  от  подушки  ан¬
гельское  личико,  извергает  детскими  своими  устами
непотребное  сквернословие.
 Пастор  не  отступает.  Тогда  из  пор  ее  тела  брызжет
кровь,  на  коже  отверзаются  раны,  вокруг  грохочут  ад¬
ские  силы,  все  валятся  с  ног.  Дьявол  покрывает  эту  ре¬
петицию  конца  света  довольным  рычанием.  Первый
круг  изгнания  демона  завершен.  Назавтра  пастор
приходит  снова  и  снова  берется  за  дело.  Лицо  девочки
 я
 ЗйКЗД  413
 129

вздуто  красногсиними  щр.амами,.  взгляд  дик  и  неистов.
Пастор  делает  попытку  приблизиться,  она  отвечает
извержением  желто-зеленой  массы  из  своего  переко¬
шенного  ротика.
 И  ^ак  каждый  раз.
 Стойт  пастору  подойти  к  кровати,  как  обезобра¬
женная  голова  ребенка  приподнимается  и  модцный  по¬
ток  нечистот  заливает  священнослужителя,  а  дьявол,
довольно  рыча,  кроет  его  отборной  руганью.  Вот  такая
петрушка.  Я  ничего  не  преувеличил  и  ничего  не  утаил.
Казалось  даже,  будто  в  кинозале  запахло  серой  и  по¬
слышался  хруст  разгрызаемого  стекла.  Говорят,  пове¬
лителю  ада  милы  и  этот  запах,  и  этот  звук.
 Все  кончилось,  однако,  благополучно.  Пастор  отво¬
евал  девочку  у  дьявола.  Обошлось  это  всего  в  три  тру¬
па  и  два  часа  кинематографического  времени.  «Винов¬
ницу  торжества»  увозят  куда-то  на  отдых,  в  путе¬
шествие.
 В  зале  вспыхивает  свет,  и  тут  я  был  сражен  окон¬
чательно.  Меня  окружали  дети  и  подростки,  взрослые
оказались  в  явном  меньшинстве.  В  толпе,  идущей  к  вы¬
ходу,  многие  оживленно  болтали,  иные  утирали  слезы
или  отрешенно  озирались,  другие  брели  в  полнейшей
угнетенности,  не  видя  вокруг  ничего.
 Отроческие  характеры  выступали  здесь  с  четко¬
стью  фотоснимка.
 Две  девочки,  равно  похожие  на  Линду  Блэр,  испол¬
нительницу  главной  роли,  прошмыгнули  мимо,  бес¬
печно  смеясь,  забыв,  наверно,  все,  что  они  видели,  а
вслед  за  ними  шел  паренек  с  глазами,  зажженными
безумной  тревогой.
 Толпа  быстро  растекалась  по  улице.  И  уже  нельзя
было  узнать,  кто  из  идущих  по  тротуару  видел  буше¬
вание  злого  духа  на  экране.  Выражение  лиц  у  разных
людей  повторяло  те  же  оттенки,  какие  я  только  что
читал  на  лицах  зрителей:  спокойное  безразличие,  по¬
давленность,  отчаяние,  беспечность.
 Американец  может  принужденно,  но  при  этом  сия¬
юще  улыбаться  только  в  те  мгновения,  когда  он  с  кем-
то  разговаривает  или  кто-то  обращается  к  нему.  Тогда
он  «держит  улыбку»,  но  вы  не  знаете,,  что  У  него  на
сердце.  Во  всех  остальных  случаях  он,  как  и  большин¬
ство  людей  на  свете,  не  представит  загадки  для  мало-
мальски  наблюдательного  физиономиста..
 130

Ия  подумал,  охваченный  еще  смутными  размыш¬
лениями  и  глядя  на  Страсти  и  Чувства,  быстро,  резкой
сменой  мелькающие  в  человеческом  потоке:  а  может
быть,  и  в  самом  деле  дьявол  стоит  здесь,  где-то  по¬
одаль,  невидимо  улыбаясь,  похрустывая  стеклом  на
желтых  зубах,  да  и  прикидывает,  что  бы  ему  такое
еще  учинить?
 Стоит,  коричнево-ржавый,  пропахший  серой,  при¬
слонясь  к  афишной  тумбе,  и  возбужденно  поводит
кончиком  хвоста  по  пыльному  тротуару.  А?
 Примерещится  же  такое,  да  еще  при  свете!  Сеанс-
то  был  дневной,  вернее,  предвечерний.  И  теперь,
стряхнув  наваждение,  я  отправился  к  своему  приста¬
нищу.
 В  Сиэтл  я  прилетел  в  полдень.  Прямо  с  само¬
лета  опустился  куда-то  вниз.  Бесшумный  подземный
поезд,  управляемый  компьютером,  доставил  пассажи¬
ров  к  просторному,  но  и  уютному  зданию  аэровок¬
зала.
 В  большом  отсеке  у  входа  сидели  три  негра  —  чи¬
стильщики  обуви.  В  руках  у  них  были  механические
щетки,  похожие  на  рассерженных  котов  с  изогнутыми
на  боевой  взвод  спинами.  Коты,  фыркая  электричест¬
вом,  наводили  глянец  на  обувь  транзитных  пассажи¬
ров.  С  аэровокзала  я  помчался  на  машине  в  «Вашинг¬
тон  плаза  отель»  —  круглое  высоченное  здание,  у  подъ¬
езда  которого  расхаживал  швейцар  в  красном  долго-
полом  сюртуке,  черном  цилиндре  и  черных  брюках  в
серую  полоску.
 Перед  отелем,  но  так,  чтобы  не  мешать  подъезжа¬
ющим  автомобилям,  маршировала  студенческая  де¬
монстрация.  Она  приближалась  к  подъезду,  поворачи¬
вала  обратно,  замкнутым  вытянутым  эллипсом  доби¬
ралась  до  соседней  площади  и  непрерывно  передвига¬
лась  к  отелю.
 А  в  «Вашингтон  плаза  отель»  происходила  ежегод¬
ная  конференция  акционеров  «ИТТ»  —  «Интернешнл
телефон  энд  телеграф»,  могучей  компании,  чье  финан¬
совое  участие  в  чилийском  мятеже  доказано.  Плакаты
напоминали  об  этой  'драме,  об  убийстве  Альенде.
 Вскоре  после  приезда  я  встретился  с  помощником
мэра  города  Мартином  Чакояном  —  молодым  челове¬
ком  при  черных  запорожских  усах  и  с  вековой  армян¬
ской  грустью  во  взоре.  (Незадолго  до  того  мэр  гостил
 131

в  Ташкенте  —Сиэтл  дружит  со  столицей  Узбеки¬
стана.)
 Мы  отправились  к  подножию  двухсотметровой  Кос¬
мической  иглы.  Она  сооружена  в  1962  году  на  терри¬
тории  Международной  выставки.  Игла  тонка,  элегант¬
на,  а  у  ее  вершины  вращается  ресторан,  такой  же,  как
и  на  Останкинской  башне.
 За  час  он  делает  полный  круг,  и  мы,  обедая,  погля¬
дывали  на  черную,  покрытую  серебряным  узором  тю¬
бетейку  горы  Рейнир,  на  взъерошенный  ветром  залив
Пьюджет-Саунд  и  зеркало  в  оправе  каменной  —  голу¬
бое  озеро  Юнион.  Сиэтл  —  краса  северо-западного  по¬
бережья  США.  Нагромождение  камней  и  стали,  бро¬
шенное  в  зелень  лесов,  прямо  к  солоноватому  просто¬
ру  Тихого  океана.
 Мартин  Чакоян  гостеприимен  и  словоохотлив.  За
аперитивом  выясняется,  что  он  филолог  по  образова¬
нию;  за  супчиком  —  что  в  его  служебные  обязанности
входит  составление  речей  для  патрона;  за  жареной
лососиной  —  что  истинное  его  призвание  —  драма¬
тургия.
 Правда,  призвание  еще  не  увенчалось  признанием.
Пьесы  его  пока  не  увидели  света  рампы.  Прошу  Мар¬
тина  рассказать  хотя  бы  об  одной  из  них.  Некая  том¬
ность  разлилась  в  его  фигуре,  и  он,  выкатив  на  меня
свои  глаза  —  две  черно-синие  сливы,—  сказал:
 — 	Вот  представьте  себе,  сидят  или  стоят  люди  и
кого-то  ждут.  Они  говорят  о  том,  кого  ждут,  но  из  их
диалога  нам  неясно,  кого  же  именно  и  зачем.  Ясны
лишь  тревога  ожидания  и  страх.  Вот  и  все.  Эту  дра¬
му  я  пишу  сейчас.
 «Ну  и  ну,—  подумал  я,—  хорош  гусь!»  И  вслух  про¬
изнес:
 — 	Да  вы  озорник,  Мартин.  Вы  рассказали  мне
пьесу  Беккета  «В  ожидании  Годо».  Вы  что  же,  пере¬
писываете  ее?  Так  сильно  любите  театр  абсурда?
 Мартин  смущенно  потеребил  усы:
 — 	Нет,  я  просто  не  подозревал,  что  у  вас  знают
Беккета.  Извините.
 Он  оказался  славным  парнем,  влюбленным  в  дра¬
матургию  Чехова  и  Теннеси  Уильямса.  Тут  мы  со¬
шлись.  Но  на  разговор  о  пьесах  самого  Чакояна  уже
не  оказалось  времени.  Вечером  мне  предстояло  дело¬
вое  свидание  в  гостинице,  а  в  промежутке  между  обе-
 132

дом  и  свиданием  хотел  посмотреть  фильм  Уильяма
Фридкина  «Изгнание  дьявола».
 Желание  осуществилось,  и  теперь  я,  как  уже  изве¬
стно  читателю,  возвращался  в  круглый  отель,  в  свой
закругленный  номер  —  сегмент  общего  круга  зда¬
ния  —  с  круглыми  бра  на  стенах,  с  круглым  столиком
и  кругленькой  пепельницей  на  нем.  Шел  я  после
фильма,  ощущая  себя  круглым  дураком,  вполне  под¬
ходящим  и  к  внешнему  виду  отеля,  и  к  его  интерье¬
рам...
 2
 Мы  сумерничали  с  приятелем,  когда  раздался  стук  в
дверь  и  кто-то  протиснулся  в  номер,  заштрихованный
серо-синей  полутьмой.  Сидя  в  кресле,  я  наугад  нажал
какую-то  кнопку  на  переносном  пульте-коробочке,  и
сильная  лампа  прямо  над  входом  резко  осветила  ви¬
зитера.
 На  пороге  стояло  Несчастье  в  образе  невысокого
человека  с  серым,  печальным  лицом.  И  весь  он  вы¬
глядел  серым  во  всех  оттенках  —  от  реденьких  пепель¬
ных  волос,  открывающих  большие  залысины,  до  туск¬
лой  кожи  его  башмаков,  иссеченной  пыльными  мор¬
щинами.
 —  Боб  Мэрфи,—  с  хрипотцой  отрекомендовался
вошедший.—  Меня  зовут  Боб  Мэрфи1.  Вы  хотели
меня  видеть.
 Да,  я  искал  кого-нибудь  из  американцев,  с  кем
встречался  в  сорок  пятом  году  на  Эльбе.  И  не  просто
на  Эльбе,  а  именно  возле  городка  Торгау,  где  произо¬
шла  самая  первая  встреча:  в  тот  день  и  час  из  всей
пишущей  братии  нас  было  там  только  двое  —  Кон¬
стантин  Симонов  и  я.
 Сначала  я  хотел  разыскать  генерала  Эмиля
Ф.  Рейнхардта,  командира  69-й  пехотной  дивизии
1-й  американской  армии.  Он  тогда  прибыл  с  запад¬
ного  берега  на  пароме  вслед  за  своими  разведчиками.
Помню,  как  он  поднимался  на  вымощенный  булыж¬
ником  откос,  немолодой,  с  одышкой  от  быстрой  ходь¬
бы,  как  снял  на  припеке  каску,  вытер  платком  шею  и
 1  Мне  пришлось  по  понятным  причинам  изменить  имя  и  фа¬
милию  собеседника.  Разговор  с  ним  передан  стенографически.
Все  другие  факты  также  строго  документальны.

лицо,  как  волновался,  пожимая  руку  командиру  нашей
дивизии  Владимиру  Васильевичу  Русакову.  У  меня
сохранился  снимок  —мы  все  вместе  идем  прямо  на
объектив  фотокорреспондента  «Правды»  Саши  Усти¬
нова... 	,
 Искать  генерала  Рейнхардта  пришлось  через  уп¬
равление  кадрами  Пентагона.  Дело  это  оказалось  не¬
легким,  но  достижимым.  И  в  конце:  концов  выясни¬
лось:  генерала  уже  нет  в  живых,  он  умер  три  года
назад.  К  лейтенанту  Робертсону,.командиру  американ¬
ской  роты,  надо  было  ехать  в  Коннектикут  —  мне.не  с
руки,  а  кроме  того,  о  нем  уже  писал  Борис  Стрельни¬
ков  и  позже  «Правда»  напечатала  его  отличный  очерк.
И  тут  мне  сообщили:  в  Сиэтле,  куда  я  направился,
живет  такой  человек,  Боб  Мэрфи,  ветеран,  был,  на
Эльбе,  да  еще  и  журналист.  Позвонил  ему  по  телефо¬
ну,  с  вокзала,  условился,  и  вот  он  у  меня,  в  номере
этого  круглейшего  отеля.
 — 	Садитесь,—  приглашаю  я.—  Как  насчет  того,
чтобы  разгладить  складки  на  наших  проблемах?
 Спасибо,—  отвечает  Боб  Мэрфи,—  не  пью,  мне
нельзя.  Я  алкоголик,
 Он  говорит  это  спокойно,  ровным  голосом,  без
стеснения,  но  и  без  аффектации  —  так,  как  другой  бы
сказал:  «Я  диабетик»,—  но  под  этой  фразой  что-то
болит  очень  сильно.  Сердце  дрогнуло:  такой  он  стоит
передо  мной  понурый,  истраченный.  НебылонвТор-
гау.  Сержант  Боб  Мэрфи  служил  в  штабе  9-й  амери¬
канской  армии,  в  управлении  снабжения  и  транспор¬
та.  Советских  солдат  он  впервые  увидел  в  районе
Магдебурга,  через  неделю  после  встречи  на  Эльбе.
 — 	Хорошие  ребята,—  задумчиво  произносит  Мэр¬
фи,—  но,  сказать  по  правде,  мне  не  пришлось  с  ними
познакомиться  близко.
 Собственно  говоря,  на  этом  можно  было  бы,  в  пол¬
ном  соответствии  с  конфигурацией  моего  жилища,  за¬
круглить  и  нашу  беседу,  но  что-то  удерживало  меня.
 — 	Вы  разочарованы?
 — 	Вот  уж  нет,  Боб,—  солгал  я.
 — 	Я  журналист,  все  понимаю,—  устало  отмахнул¬
ся  от  моей  реплики  Мэрфи.—  Хотите,  расскажу  вам,
как  я  получил  свой  орден?  В  Арденнском  выступе  мы
были  на  северном  фланге.  На  двадцатимильном  уча¬
стке  сгрудились  девять  пехотных  и  четыре  бронетан-
 134

ковые  дивизия.  Нам  предстояло  выйти  к  Рейну.  Но,
когда  ударил  Рундштед,  все  смешалось.  Наступление
нацистов  ошеломило  нас  своей  неожиданностью,  на¬
пором,  н  мы  покатились  в  полной  панике.  Ох,  и  кати¬
лись  же  мы...  Тогда,  по  просьбе  Черчилля,  вы  начали
наступление  и  дали  нам  очнуться.  А  я  получил  орден.
 —  ?
 — 	А  очень  просто.  Я  быстро  и,  как  потом  подтвер¬
дили  перекрестные  данные,  вполне  точно  подсчитал
потери  в  бронетанковых  соединениях.  И  вот  —  орден.
На  войне  каждый  делает  свое  дело,—  заключил  Боб
Мэрфи  и  вяло  спросил:  —  Как  вы  думаете,  эта  награда
была  справедливой?
 — 	Вполне!  —  искренне  ответил  я.
 Он  мне  начинал  нравиться,  этот  Боб  Мэрфи  со
своим  усталым  видом,  поношенным  пиджаком,  с  не¬
модной  нынче  оправой  очков,  где  оглобельки  прикреп¬
лены  не  к  середине  овала,  а  на  уровне  верхней  линии
стекол.  Что-то  живое  пробивалось  со  дна  его  существа,
какая-то  слабая  улыбка  при  воспоминании  об  этом
ордене.  Пусть  ирония  —  все  лучше,  чем  безразличие.
И  мне  вдруг  показалось  очень  нужным  узнать,  понять
этого  американца,  выяснить  истоки  его  так  бросаю¬
щейся  в  глаза  неустроенности.  Кажется,  Герцен  ска¬
зал,  что  мы  любим  проникать  во  внутренний  мир  дру¬
гого  человека,  нам  важно  коснуться  струн  в  чужом
сердце  и  слышать  его  биение,  мы  стремимся  познать
его  тайны,  чтобы  сравнивать,  подтверждать,  находить
оправдание  или  утешение,  искать  сходства.
 Мой  друг,  то  ли  не  расслышав  саморекомендацин
гостя,  то  ли  не  приняв  ее  всерьез,  отлучился  на  не¬
сколько  секунд  к  холодильнику  и  затем  поставил  на
стол  бутылку  «Столичной».  Мэрфи  обреченно  вздох¬
нул,  лицо  его  выразило  неподдельное  страдание.  Что
же  брать  грех  на  душу?!  Ситуация  требовала  реши¬
тельности.  Недолго  думая,  я  схватил  бутылку  и  грох¬
нул  ее  о  железную  решетку  камина.  Жидкость,  буль¬
кая,  потекла  в  его  жерло.  Резкое  движение,  треск,
звон  разбитого  стекла.  Тишина.
 Мэрфи  внимательно  смотрел  на  меня.  Его  зрачки  в
оправе  желтоватых  белков  заблестели.
 — 	Ну  вот,—  начал  он  в  интонации  какой-то  стран¬
ной  благодарности,  но  и  равнодушия  к  самому  себе.—
Я  учился  в  колледже  Рида,  это  в  Портленде.  Извест-
 /
 135

ное  учебное  заведение.  Но  отец  хотел  сделать  из  меня
военного,  он  был  армейским  офицером.  Что  выбрать?
Японская  бомбардировка  Пирл-Харбора  ответила  за
меня.  Я  пошел  в  армию.  Мои  дела  на  фронте  вам  уже
приблизительно  известны.  Я  хорошо  считал  наши  по¬
тери,  впрочем,  и  трофеи  тоже.
 — 	А  после  войны?
 — 	О...  Ну  что  же...  Поступил  в  Северо-Западный
университет  в  Эванстоне,  близ  Чикаго.  На  факультет
журналистики.  Война  сделала  меня  нетерпеливым,—
он  усмехнулся.—  Три  месяца  я  слушал  лекции.  Потом
бросил.  Начал  работать.  Подвернулась  должность  в
спортивной  газете  —  в  городе  Тусоне,  штат  Аризона.
 — 	Долго  работали  там?  —  спросил  я,  уже  преду¬
гадывая  характер  ответа.
 — 	Шесть  месяцев.  Потом  перешел  в  агентство
Юнайтед  Пресс,  отделение  в  Портленде,  там  продер¬
жался  долго,  около  двух  лет.  А  потом  вернулся  в  кол¬
ледж  Рида,  но  уже,  конечно,  не  студентом,  а  предста¬
вителем  по  связям  с  общественностью  —  «паблик  ре-
лейшнз».
 — 	А  потом?
 Боб  Мэрфи  чуть  оживился,  и  даже  хрипота  его  ис¬
чезла  на  несколько  мгновений.
 — 	Вы  уже  поняли,  что  без  «а  потом»  дело  не  обой¬
дется.  А  потом  уехал  в  Восточный  Орегон  и  стал  там
редактором  газеты  в  маленьком  городишке  Ла-Гранд.
Спустя  год  вы  могли  бы  застать  меня  в  Федеральном
бюро  по  контролю  над  ценами.  Я  заведовал  сектором
информации  отделения  этого  бюро  в  штате  Орегон.
Шла  еще  наша  война  в  Корее,  и  контроль  над  ценами
летел  ко  всем  чертям.  Я  устроился  в  большую  газету
«Нью-Орегониэн».  Я  сочинял  там  заголовки,  только
заголовки,  больше  ничего.  Ничего,  кроме  заголовков;.
 — 	Какие  лучшие  вы  помните?
 — 	О-о-о...  Лучшие?  —  встрепенулся  Боб.—  Лучшие
никогда  не  были  опубликованы.
 — 	Вспомните  хотя  бы  один,  иначе  как  определить
потери  читателей?  Размеры  бедствия,  так  сказать.
 — 	Н-ну...  не  помню...—  пробормотал  Боб.
 Однажды,  отчитывая  журналистов  —  ловцов  сенса¬
ций,  Рузвельт  назвал  их  людьми  с  «заголовочным
складом  ума».  Кем  был  Боб?  Ведь  не  сразу  же  у  него
образовались  сложные  отношения  с  крепкими  напйт-
 136

нами.  Он  оставался  загадкой,  хотя  мы  разговаривали
уже  часа  два.  Я  спросил,  знает  ли  он  о  знаменитом
конкурсе  20-х  годов  на  самый  сногсшибательный  за¬
головок.  Нет,  он  не  знал  или  не  помнил.  А  первую  пре¬
мию  получил  такой:  «Выстрела  в  Сараеве  не  было.
Первая  мировая  война  —  ошибка».
 Мэрфи  слабо  улыбнулся.
 В  «Нью-Орегониэн»  он  пробыл  шесть  лет  —  самый
большой  стаж  работы  на  одном  месте  в  его  жизни.
А  потом?  В  1961  году  он  переехал  в  Нью-Йорк,  жил
там  пять  лет  и  за  это  время  переменил  шесть-семь  ре¬
дакций,  в  каждой  продержался  меньше  года.  Он  слу¬
жил  в  «Нью-Йорк  пост»,  «Дейли  ньюс»,  «Ньюс  дей»,
потом  перебивался  на  разовых  заданиях  в  других  га¬
зетах.  Видно,  в  Нью-Йорке  дела  шли  совсем  плохо.
И  мне  уже  не  хотелось  спрашивать  его,  что  было  «по¬
том».
 Его  воспоминания  напоминали  путаницу  линий  на
полотне  абстракциониста.  Они  не  вырастали  в  отчет¬
ливый  рисунок  судьбы,  а  лишь  оставляли  место  до¬
гадкам,  невнятному  представлению  о  целостной
жизни.
 —  А  потом  я  оказался  в  городе  Колумбус,  это  в
штате  Огайо.  И  там  в  газете  «Ситизен  джорнэл»  я
снова  стал  сочинителем  заголовков.  Два  года  я  вы¬
скребал  из  себя  эти  заголовки,  потом  плюнул,  пере¬
ехал  в  городок  того  же  штата,  Мэнсфилд,  и  нанялся
в  местную  газету  репортером.  И  там  мне  повезло,  ка¬
жется,  первый  раз  в  жизни.  Я  написал  серию  репорта¬
жей  о  забастовке  на  местном  заводе  «Дженерал  мо¬
торе».  Дело  было  громкое.  Предприятие  производило
кузова  для  всех  автомобилей  этой  фирмы.  Большинст¬
во  рабочих  завода  в  Мэнсфилде  —  люди  из  бедных
районов  Аппалачей  и  юга  страны.  Они  устроили  «ди¬
кую  забастовку».  Компания  «Дженерал  моторе»  нача¬
ла  демонстративно  увольнять  рабочих  с  других  заво¬
дов  —  не  было  кузовов.  Ну,  что  там  долго  говорить,  я
написал  серию  репортажей.  И  представьте,  получил
премию  агентства  Ассошиэйтед  Пресс.  Не  хочу  вво¬
дить  вас  в  заблуждение.  Написаны  они  заурядно,  сти¬
лем  не  блистали,  но  факты  я  излагал  точно.  Вот  за
это,  очевидно,  и  премия.
 Каким  было  содержание  репортажей,  на  чьей  сто¬
роне  выступал  Боб  Мэрфи  —  не  знаю.  Я  не  хотел  пре-
 137

вращать  нашу  беседу  а  подобие  интервью  и-потому  из¬
бегал  лишних  вопросов.  В  городе,  где  к  нему  пришла
известность,  он  прожил  около  двух  лет,  а  в  1969  году
перекочевал...
 — 	А  потом,—  усмехнулся  Мэрфи,—  я  приехал
сюда  и  здесь  работал  в  газете  «Сиэтл  тайме».
 Я  понял:  наконец  мы  добрались  от  «а  потом»  до  «а
теперь».
 — 	Теперь  я  то,  что  у  нас  называется  «независимый
журналист».  Нигде  не  служу,  ни  от  кого  не  завишу,
делаю,  что  хочу,  а  хочу  я  работать,  но  не  всегда  уда¬
ется.  Вот  и  вся  моя  жизнь.
 Чего-то  он  недоговаривал.  Человек,  который  носит
очки,  не  должен,  по-моему,  отпускать  бороду,  курить
трубку  или  ходить  с  палкой.  Человеку  нужно  иметь  все
необходимое  и  ничего  лишнего.  У  Боба  Мэрфи  отсут¬
ствие  необходимого  усугублялось  наличием  чего-то
лишнего.  Чего?
 В  нем  просвечивала  неуживчивость.  Я  представил
себе  Боба  у  стойки  бара  и  увидел  задиру,  в  редак¬
ции—  строптивца,  в  чужой  беде,—  может,  даже  на¬
дежного  товарища.  Но  он  не  показался  мне  добрым.
 Ни  разу  в  его  потухших  глазах  не  вспыхнул  от¬
блеск  пускай  далекого,  но  сильного  огня.  Горел  ли
когда-нибудь  в  нем  этот  огонь?  Что  сделало  его  таким
неустроенным?  Ведь  уже  два  года,  как  он  не  пьет.  Боб
сказал  об  этом  твердо,  как  тысячу  раз  повторенный
зарок.  Что  же  пригнуло  его  к  земле?  Об  этом  он
молчал.
 Разговор  иссяк,  и  наступила  тягостная  минута
молчания,  когда  и  сказать  нечего,  и  разойтись  нелов¬
ко.  Я  знал:  стоит  мне  хотя  бы  украдкой  посмотреть  на
часы  или  изобразить  на  лице  некий  итог  свидания,  как
Мэрфи  встанет  и  попрощается.  Но  я  медлил.  Все  чув¬
ства  за  пределами  пяти  уверяли  меня:  главного  я  не
знаю.
 — 	Вот  какое  дело:  я  написал  роман.—  Мэрфи  об¬
лизнул  сухие  губы  и  выжидательно  посмотрел  на
меня.—  Он  называется  «Бегство  в  Россию».
 «Кажется,  мы  добираемся  до  сути  проблем  моего
собеседника»,—  подумал  я  и  тотчас  же  спросил:
 — 	Он  издан?
 — 	Нет.  Я  даже  не  закончил  его.  Мне  помогала
одна  фирма,  а  теперь  все  рухнуло!
 1М

—Как  же  это  произошло?  Расскажите,  если  есть
желание  и  время.
 — 	Пожалуй,  вам  я  расскажу.  Я  начал  писать  ро¬
ман  о  физике,  который  работает  в  крупной  фирме,
производящей  космические  корабли,  самолеты.  Он  ре¬
шил  бежать  в  Россию  с  секретными  документами.
Фирма  снабдила  меня  разной  информацией,—  ну,  хоте¬
лось,  чтобы  все  выглядело  правдоподобно.  В  штабе  по¬
граничной  охраны  мне  тоже  помогли,  прикинули,  как
лучше  бежать  из  США.  Мой  герой  остановился  на
таком  маршруте:  Мексика  —  Куба  —  Чехословакия  —
Москва.  Не  знаю,  удобно  ли  это  на  самом  деле.  Моти¬
вировку  побега  в  романе  фирма  считала  самым  труд¬
ным.  В  это  время  она  проводила  массовое  увольнение
персонала.  Была,  понимаете,  ну...  депрессия,  одним
словом.  Или,  скажем,  фирма  жалела  денег  на  иссле¬
дования.  А  он  жаждал  сделать  открытие  и  полагал,
что  русские  более  щедры  на  траты,  когда  речь  идет  о
науке.  Такие  мотивировки  не  прошли.
 Информационный  отдел  фирмы  сводил  меня  с  кон¬
сультантами.  На  одном  ленче  я  спросил  прямо:  «Ка¬
кие  мотивировки  побега  в  СССР  вас  устроят?»  Они
вырабатывали  и  отменяли  свои  же  рекомендации.
Я  перестраивал  роман  и  так  и  этак.  Наконец  мне
стало  ясно:  ни  одна  истинная,  реальная  причина  вне
характера  моего  героя  не  устроит  фирму.  Что  было  де¬
лать?  Я  постепенно  ухудшал  его,  он  стал  под  моим
пером  нелюдимым  эгоистом.  Я  превратил  его  в  алко¬
голика,  внес  в  его  душу,  понимаете,  элементы  пара¬
нойи...
 В  номере  внезапно  потянуло  тонким  запахом*серы,
раздался  легкий  хруст  разгрызаемого  стекла.  Или  мне
так  показалось?
 — 	Ответьте,  ради  бога,  на  два  вопроса:  зачем  вы
писали  этот  роман  и  для  чего  он  нужен  был  этой  фир¬
ме?  Не  спрашиваю  ее  названия.
 Боб  Мэрфи  посмотрел  на  меня  с  удивлением:
 — 	Видите  ли,  я  писал  его,  надеясь  заработать
деньги.  Других  причин  не  было.  Что  касается  фирмы,
то  ее  в  то  время  интересовала  проблема  суперзвуково¬
го  самолета,  особенно  жаропрочные  сплавы.  Ваша
печать  сообщала  тогда  об  успешном  ходе  работ  над
Ту-144.  Наши  фирмачи,  считали,  будто  вы  блефуете,
а  на  самом  деле  не  в  силах,  создать  покрытия,  гарант
 139

тирующие  надежную  крейсерскую  скорость  машине.
Американский  ученый,  знаток  таких  сплавов,  скажем
берилловых,  побегом  в  СССР  поддержал  бы  ту  версию,
что  ваша  наука  держится  на  промышленном  шпио¬
наже.  Я  уже  был  близок  к  цели,  когда  мир  узнал  о
блестящих  испытаниях  вашего  сверхзвукового  самоле¬
та.  «Конкорд»  остался  во  времени  позади,  а  наш  вооб¬
ще  не  был  построен.  Роман  перестал  интересовать
фирму.  Ну,  а  теперь  разрядка...
 Он  облизал  пересохшие  губы.  На  моих  глазах  вы¬
рос  надгробный  холм,  под  которым  Боб  Мэрфи  похо¬
ронил  свои  надежды.
 — 	Ах,  эти  мотивировки!  —  горестно  развел  он  ру¬
ками.—  Я  обратился  в  «Совьет  лайф»  с  просьбой  снаб¬
дить  меня  материалом  о  лечении  алкоголиков  в
СССР.  Понимаете,  мне  хотелось  это  знать  для  ро¬
мана.
 Я  понимал.  Мы  помолчали.  Мэрфи  непрерывно  ку¬
рил,  и  пепел  заносил  его  серым  покровом.  Он  стал  по¬
хож  на  старую  печальную  птицу.  Я  смотрел  на  него  со
смешанным,  тяжелым  чувством.  Он  писал  один  из  ро¬
манов  «холодной  войны»  и  чистосердечно  рассказал
мне,  как  это  делается,  снял  крышку  и  обнажил  меха¬
низм.  Но  при  этом  —  я  уверен  —  ни  тогда,  ни  сейчас
не  испытывал  к  нам  и  тени  вражды.  Просто  роман  мог
поставить  его  на  ноги,  остальное  —  к  черту!
 Что  же  он  считает  все-таки  главной  удачей  и  наи¬
большей  неудачей  в  своей  жизни?
 — 	Не  знаю,  я  все  еще  жив,  и,  кажется,  это  глав¬
ная  удача.  Да  вот,  может  быть,  та  премия  Ассошиэй-
тед  Пресс.  А  неудач  —  их  полно.  Но  главная  —  жена
уходит.
 Он  помедлил,  может  быть  ожидая  расспросов,  за¬
курил  новую  сигарету.  Я  молчал.
 — 	Мы  прожили  двадцать  один  год,  у  нас  двое  де¬
тей.  Ей  после  смерти  отца  принадлежит  ферма  в  Ай¬
дахо.  Мы  ее  сдаем,  и  треть  прибыли  арендатора  под¬
держивала  нас.  Теперь  жена  уходит,  и  это  самое  боль¬
шое  поражение  в  моей  жизни.  Если  бы  я  знал  почему...
Она  продолжает  пить,  теперь  уже  без  меня...  Эти  мои
вечные  переезды  измучили  ее,  и  этот  несчастный  ро¬
ман...  Хочу  поехать  в  Европу,  успокоиться,  может
быть,  посмотреть  места,  где  воевал.
 Чужая  жизнь  наспех  процитировала  из  самой  себя
 140

несколько  страничек.  Я  ничем  не  мог  помочь  этому
человеку,  кроме  как  вниманием  к  его  судьбе,  и  потому
выразил  желание  или,  вернее,  готовность  прочитать
роман.  Он  охотно  обещал  принести  экземпляр  ру¬
кописи.
 —  Можете  увезти  его  в  СССР,  потом  вернете.—
И  Боб  Мэрфи  пошел  к  двери,  сливаясь  серой  тенью  с
темнотой  неосвещенного  тамбура.  У  самого  выхода  он
обернулся:  —  Скажу  вам,  какая  фирма  занималась
романом:  «Боинг».
 3
 После  ухода  Мэрфи  я  полистал  календарик  моей  по¬
ездки.  В  расписании  на  завтра  прочел:  ««Боинг»,
12  часов  дня,  встреча  с  вице-президентом  Кеннетом
Луплоу».  Поистине,  жизнь  —  прекрасный  сценарист.
 Что  я  знаю  об  этой  фирме?
 Вначале  было  имя:  Уильям  Боинг.  Летчик-люби¬
тель,  сын  богатого  лесоторговца,  он  основал  в  1916  го¬
ду  «Тихоокеанскую  компанию  авиационных  изделий».
Теперь  его  имя  известно  во  всем  мире.  Самолеты
«Боинга»  взлетают  и  приземляются  на  аэродромах
пяти  континентов.  Компания  выпускает  более  полови¬
ны  коммерческих  самолетов  капиталистического  За¬
пада.  В  ее  производственной  номенклатуре  многосту¬
пенчатые  ракеты,  управляемые  снаряды,  космические
корабли.
 «Боинг»  начался  с  войны.  В  первых  же  строках  его
биографии,  написанных  в  1916  году,  значатся  аэро¬
планы  для  вооруженных  сил  США.  Кончились  воен¬
ные  действия,  и  фирма  быстро  перестроилась  на  мир¬
ный  лад.  Она  стала  возить  почту.  В  пробном  рейсе
Сиэтл  —  Ванкувер  на  борту  «Боинга-С70»  было  всего
шестьдесят  писем.  С  этого,  собственно,  и  пошла  граж¬
данская  авиация  в  США.  Потом  «Боинг»  получил  кон¬
тракт  на  перевозку  почт  в  национальном  масштабе,  а
вскоре  наладились  и  первые  пассажирские  маршруты.
«Боинг»  сегодня  —  это  не  только  самолеты,  но  и  реак¬
тивный  двигатель  «Сатурн-5»,  швырнувший  к  Луне
систему  «Аполлон»,  это  также  межконтинентальная
баллистическая  ракета  «Минитмен».
 В  главной  конторе  «Боинга»  нас  встречает  вице-
президент  фирмы  Кеннет  Луплоу,  пожилой,  невысокий
 141

человек  с  загорелым  лицом,  проницательным  взгля¬
дом  и  мягкими  манерами  воспитанного  европейца  —
он  выходец  из  Швейцарии.
 — 	Мы  против  политизации  торговли.  Именно  тор¬
говля  размывает  конфронтацию.  Производство  ком¬
мерческих  самолетов  весьма  чувствительно  к  колеба¬
ниям  мировой  экономической  температуры.  Это  про¬
изводство  цикличное,  у  нас  во  всяком  случае.  Иногда
мы  не  в  силах  удовлетворить  спрос,  но  бывают  време¬
на,  когда  мощности  простаивают.  Может  быть,  вы
слыхали  о  недавней  депрессии  в  авиастроительной
промышленности?  («Слыхал,—  подумал  я,  —  слыхал
вчера  вечером»).  Спад  начался  в  1969  году.  Мы  чис¬
лились  в  первой  двадцатке  национальных  корпора¬
ций,  «о  съехали  на  пятидесятое  место.  Потеряли  много
денег.  В  поисках  компенсации  нашли  неожиданные
сферы:  разводим  скот,  сажаем  картофель.  Сейчас
дела  поправляются.
 Но  несколько  вразрез  с  этим  утверждением  мистер
Луплоу  откровенно  рассказывает:
 — 	Построили  новый  завод  для  производства  «Бо¬
инга-747».  Проектная  мощность  —  восемь  самолетов  в
месяц.  Выпускаем  два  —  больше  не  продаем.
 — 	Как  вы  оцениваете  «конкорд»?
 — 	Убыточная  операция.  Нет  сбыта.
 — 	А  наш  сверхзвуковой  Ту-144?
 — 	Это  хороший  самолет,  плюс  дешевое  горючее  —
ведь  вы  не  знаете  энергетического  кризиса.
 — 	Американские  газеты  писали,  будто  отказ  США
от  самолета  этого  типа  продиктован  заботой  об  охра¬
не  экологической  среды.
 Мистер  Луплоу  смотрит  на  меня  снисходительно:
 — 	Сущая  ерунда.  Просто  мы  не  получили  нужных
кредитов.
 А  как  эта  ситуация  выглядит  в  неизданном  романе
Мэрфи?  Он  пишет  о  своем  герое:  «В  Скотте  загорелась
искра  надежды,  что  кто-то  примет  радушно  его  иссле¬
дования  по  бериллию.  Эта  работа,  как  он  думал,  стра¬
дала  от  жестоких  ограничений,  наложенных  секретно¬
стью  и  недостатком  долларов,—  компания  ошиблась  в
оценке  возможностей  сбыта  на  рынке  гражданской
авиации,  а  затем  понесла  потери,  когда  рухнули  пла¬
ны  строительства  сверхзвуковых  самолетов».
 Все  вроде  бы  сходится,  и,  так  как  мистер  Луплоу
 442

рассказывает  об  ©бщёственно-гмеценатской  деятельно¬
сти  фирмы,  я  спрашиваю: 	-
 — 	А  не  приходилось  ли  «Боингу»  финансировать
создание  литературных  произведений?
 Мистер:  Луплоу  после  короткой  паузы  кивает  голо¬
вой  в  сторону  носатого,  желтоволосого  человека  в  си¬
нем  блайзере,  в  синем  галстуке,  распятом  на  синей
сорочке:
 —  Мистер  Карр,  наш  «паблик  релейшнз»,  ответит
на  этот  вопрос.
 Долговязый  мистер  Карр,  весьма  похожий  на  дик¬
кенсовского  Джингля,  чуть  приподнялся,  и,  фонетиче¬
ски  подтвердив  сходство  своей  фамилии  с  тембром  го¬
лоса,  каркнул:
 — 	Симфонический  оркестр  Сиэтла  —  наш  стипен¬
диат.  Художники  делали  кое-что  близкое  нам.—  И  все
посмотрели  на  картину,  писанную  маслом  и  висевшую
над  деревянной  панелью:  грузный  красавец  «Боинг»  в
облачном  небе.—Что  касается  романов,  то  я  не  могу
сейчас  припомнить  такого  случая.
 Ну  что  ж,  быть  по  сему.  А  между  тем  в  романе  дей¬
ствие  идет  своим  чередом.  Цитирую  рукопись:  «Стар¬
ший  сотрудник  советского  консульства,  пожилой  каге¬
бист  по  имени  Стенька  Разин»,  все-таки  переправляет
Скотта  в  СССР,  а  там  опять  не  слава  богу:  «У  Скотта,
которого  на  советский  манер  лечат  от  алкоголизма,
временами  на  день  наступают  периоды  довольно  ясно¬
го  сознания,  но  больничная  няня,  которая  не  любит  ре^
жима,  непрерывно  снабжает  его  водкой».
 Пожалуй,  окоротив  злодейку-няню,  мы  могли  бы
подлечить  воображаемого  Скотта  и  «выведать»  нако¬
нец  его  секрет  жаропрочного  сплава,  но,  пока  писался
роман,  расправил  крылья  Ту-144,  а  «Боингу»,  как  уже
известно  читателю,  пришлось  поставить  крест  на  своих
планах  строительства  такого  самолета.  «Побег  в  Рос¬
сию»  стал  не  нужен  ни  фирме,  ни  Скотту,  теперь  он
был  необходим  только  Мэрфи.  Но  и  сам  Мэрфи  тоже
оказался  ненужным.
 После  дружеского  ленча  в  директорской  столовой,
где  мистер  Карр  сидел  рядом  со  мной,  мы  поехали  в
Эверетт  осматривать  новый  завод.  Тридцать  миль  на
север  от  Сиэтла  ;—и  мы  у  цели.  В  колоссальном  цехе,
где  могли  бы  маневрировать  две  европейские  армии
времен  Семилетней,  войны*  сиротливо  стоял  один  «Бо-
 Г43

инг-747».  Мы  смотрели  на  него  сверху,  с  галереи,  и
он  казался  букашкой,  этот  великан,  несущий  по  воз¬
духу  четыреста  пятьдесят  человек.  Да,  вместо  восьми
самолетов  два  в  месяц!
 Мистер  Луплоу,  я  полагаю,  был  абсолютно  прав¬
див,  когда  говорил  о  желании  фирмы  теснее  связаться
с  нами  для  деловой  устойчивой  работы.  Таково  жела¬
ние  не  одного  «Боинга»  —  это  общеизвестно.  Авиафир¬
ма  уже  сажает  картошку,  не  ходить  же  ей  в  лес  по
грибы...
 — 	Мистер  Луплоу,  а  как  же  сенатор  Джексон?  Его
давно  называют  человеком  «Боинга».  Но  ведь  он  как
будто  не  разделяет  вашу  точку  зрения?  Сенатор
Джексон...
 — 	Дже-к-сон,—  почти  по  слогам  произнес  мистер
Луплоу,  и  в  зале,  обшитом  серо-коричневой  фанерой  и
украшенном  черными  быкообразными  канделябрами  с
вонзенными  в  них  бандерильями  красных  свечей,
вдруг  словно  бы  пахнуло  серой,  раздалось  несколько
глухих  ударов,  будто  постучало  копыто.
 — 	Мы  определенно  желаем,—  продолжал  Луп¬
лоу,—  чтобы  конгресс  облегчил  нам  торговлю  с  СССР,
без  всяких  условий.  Здесь  мы  с  сенатором  разошлись.
Нужно  идти  в  ногу  со  временем.—  Вице-президент  го¬
ворит  обдуманно  и  веско.—  Перспектива  соглашения
об  ограничении  стратегических  вооружений  способна
существенно  изменить  нашу  философию,  но  мы  готовы
к  переменам.  Мы  видим  в  СССР  надежного,  стабиль¬
ного  партнера.
 Я  тогда  подумал:  «Боинг»  балансирует,  фирма
продолжает  охотиться  за  военными  заказами,  но  не
хочет,  чтобы  плоды  разрядки  застали  ее  врасплох
 1  Такая  оценка  в  го  время  подтверждалась.  Например,  га¬
зета  «Дейли  Уорлд»  напечатала  статью  Тима  Уилера  под  заго¬
ловком  «Джексону  не  по  душе  мирный  бизнес  компании  «Боинг».
Автор  писал:  «Конечно,  компания  «Боинг»  не  отказывалась  и  не
откажется  в  будущем  от  стараний  нахватать  у  Пентагона  как
можно  больше  военных  заказов.  Но  разрядка  в  отношениях
между  США  и  СССР,  локализация  военных  конфликтов  в  разных
точках  земного  шара  —  все  это  заставляет  «Боинг»  идти  на  пере¬
смотр  своей  деловой  стратегии.  Мир  может  быть  прибыльным  —
вот  решение,  к  какому  пришли  вдруг  ее  руководители».  Но  кое-
что  и  меняется.  В  1978  году  «Боинг»  получил  заказ  Пентагона  на
крылатые  ракеты,  и  теперь  фирма  гонит  военные  заказы.  Бюджет
Пентагона  все  увеличивается...
 144

Позже  я  заглянул  в  объемистую  папку  с  материа¬
лами,  полученными  в  конце  беседы,  и  в  разделе  «Фи¬
лософия  компании  «Боинг»  прочел:  «Никто  не  имеет
права  отмахиваться  от  жизненной  идеи».  В  самом
деле,  разрядка  международной  напряженности  не  вре¬
менная  кампания.  Ее  необходимо  подкрепить  разряд¬
кой  в  области  военной.  Тот,  кто  уяснил  эту  истину,  по¬
нимает:  надо  перестраивать  дело  на  мирный  лад.
Между  тем  гомерический  военный  бюджет  пожирает  в
США  ресурсы  мирных  программ.  Когда  по  цепочке
этих  проблем  пробираешься  до  их  истока,  то  видишь
прежде  всего  гонку  вооружений  и  ее  демонических  ад¬
вокатов,  вроде  сенатора  Генри  Джексона.
 В  1921  году  В.  И.  Ленин  в  речи  на  IX  Всероссий¬
ском  съезде  Советов  сказал:  «Я  не  знаю,  страшнее  ли
дьявол,  чем  современный  империализм».  Знаменатель¬
ное  уподобление!  Оно  особенно  красноречиво  именно
сейчас.
 Дьявол  военно-промышленного  комплекса  США
вселился  в  американскую  экономику,  трясет  ее  инфля¬
цией  посильнее,  чем  нечистая  сила  ту  бедную  девочку,
запугивает  всю  округу  ревом  о  «советской  угрозе»,  да
и  лезет  во  внутренние  дела  стран,  уж  никак  ему  не  под¬
ведомственных.  И  конечно,  как  черт  от  ладана  бежит
от  разрядки.
 Когда-то  давно  видел  я  другой  американский
фильм,  где  действует  сатана,—  «Все,  что  можно  ку¬
пить  за  деньги».  Его  поставил  Уильям  Дитерле  по  ро¬
ману  Стивена  Бене  «Дьявол  и  Даниэль  Вебстер».  Это
произведение  значится  в  летописи  кинематографиче¬
ской  классики  США.  Так  вот,  в  этом  фильме,  где  ре¬
альное  переплетается  с  фантастикой  фольклора,  а  са¬
тана  олицетворяет  темные  силы  общества,  дело  обхо¬
дится  без  оккультных  аттракционов.  Даниэль  Вебстер,
сказочный  народный  герой,  расстроив  козни  злого
духа,  оставляет  завет  соотечественникам:
 —  Не  отдавайте  дьяволу  нашу  страну.
 Так,  может  быть,  американцы  благословись,  как  го¬
ворится,  и  со  господом  приступят  вовсю  к  изгнанию
дьявола  из  собственной  жизни?  Им-то  он  корчит  рожи
на  каждом  шагу  из  любой  магазинной  витрины,  где  на
табличках  цен  приплясывают  мелкие  бесы.  Время  по¬
кажет—  дело  серьезное.  С  одной  девочкой,  а  как  на¬
мучились...
 ю
 Заказ  413

СЮЖЕТ
С  УЧАСТИЕМ
СПЕЙНЕЛА
 «Мистер  Бэббит»  —  таково  давнишнее  имя-символ
американского  бизнесмена.  Он  соединил  в  себе  чер¬
ты  мистера  Джонса  —  директора  отдела  сбыта,  ми¬
стера  Брауна  —  главного  управляющего  и  мистера
Смита  —  президента  компании.  И  многих  других
столпов  стопроцентного  американизма.
 Мы  знаем  его  по  литературе  начала  века  как
утомленного  дельца,  человека  с  усами  щеточкой  и
жестким  голосом,  который  в  курительном  салоне
спального  вагона  толкует  об  автомобилях  и  сухом
законе,  неважно  играет  в  гольф  и  отлично  в  покер.
Идиллический  образец  мещанина  в  торгово-промыш¬
ленном  дворянстве.
 Мистер  Бэббит  устарел.  В  середине  XX  столетия
на  авансцену  политической  реакции  в  США  выдви¬
нулось  другое  лицо.  Оно  откликается  на  разные  име¬
на,  но  я  позволю  себе  предложить  кандидатуру,  чья
фамилия  могла  бы  стать  собирательной.  От  мистера
Бэббита  это  лицо  отличает  степень  воинственности  —
теперь  она  доведена  до  пароксизма.  Он  из  тех  ору¬
женосцев  дьявола,  какие  хотели  бы  поскорее  пустить
в  ход  это  самое  оружие.
 Перед  нами  —  агрессивный  болтун.  Я  познако¬
мился  с  ним  в  первые  же  дни  «холодной  войны».  Вы
можете  столкнуться  с  его  заявлениями,  декларация¬
ми  и  статьями  на  страницах  заокеанской  прессы  поч¬
ти  каждый  день.  Сегодня  его  зовут  Голдуотер,  завтра
Лэйрд  или  Шлесинджер...  А  я  хочу  рассказать  сюжет
с  его  участием  из  времен  событий  в  Конго.  Уж  очень
мне  запомнился  тогда  этот  джентльмен.  А  поучитель¬
ность  всей  ситуации,  того,  что  осталось  в  памяти,  ни¬
сколько  не  утрачена.
 146

1
 С  чего  начнем?  Попробуем  предоставить  трибуну  вра¬
гу.  Давайте  посмотрим,  что  из  этого  получится:
 — 	Коммунистический  блок  и  его  вассалы  призы¬
вают:  убивайте  во  имя  Лумумбы  и  Карла  Маркса.
 — 	Обреченных  на  смерть  заставляли  пить  бензин,
а  потом  им  вспарывали  животы  и  поджигали.
 — 	Четырех  католических  священников  зарезали  и
съели.
 — 	Кремль  объявил  себя  единомышленником  лю¬
доедов.
 Да,  речь,  как  я  уже  сказал,  шла  о  памятных  всем
событиях  в  Конго  со  столицей  в  Леопольдвиле.
 Эти  пасторы,  съеденные  с  благословения  Кремля,
живо  напомнили  мне  некоего  Саймонса  —  методист¬
ского  священника  епископальной  церкви  в  Петрогра¬
де.  С  первым  громом  революции  он,  опасаясь,  видимо,
в  качестве  бараньего  жиго  попасть  в  желудки  ко¬
миссаров,  удрал  туда,  откуда  прибыл,—  в  США.  Там
он  давал  показания  известной  оверменовской  комис¬
сии,  созданной  американским  сенатом  для  расследо¬
вания  «положения  в  России».
 Саймонс  не  рискнул  все-таки  сказать  о  том,  как  он
избежал  опасности  угодить  в  котел  со  щами  или  на
шипящую  сковородку.  Он  сосредоточился  на  пробле¬
ме  «национализация  женщин»  и  заявил  следующее:
«В  России  каждая  женщина  от  18  до  45  лет  должна
явиться  в  комиссариат,  откуда  она,  независимо  от  ее
желания  и  нежелания,  передается  мужчине,  с  кото¬
рым  она  и  должна  отныне  жить».
 Бывший  посол  США  в  России  Фрэнсис  добавил  к
этому:  «Они  убивают  всякого,  кто  носит  белый  ворот¬
ничок,  кто  получил  образование  или  кто  небольше-
вик.—  И  после  паузы  добавил:—В  ряде  губерний  они
национализировали  женщин».
 Сильно  запущено!  Но,  как  видите,  до  «людоедст¬
ва,  инспирированного  Кремлем»,  ораторы,  стоявшие
перед  комиссией  Овермена,  не  дошли.
 Спустя  полвека  это  сделали  другие.
 Есть  ли  смысл  комментировать  цитаты,  связан¬
ные  с  событиями  в  Конго?  Когда-то  в  «Литературной
газете»  появилась  рубрика  на  международные  темы  —
«Комментарии  излишни!».  Влиятельная  американская
 147

газета  «Крисчен  сайенс  монитор»  однажды  опасливо
откликнулась  и  на  эти  материалы.  А  смысл  ее  откли¬
ка  сводился  к  тому,  что  вот,  мол,  ах,  ах,  как  же  это
проглядели  «эксперты  по  русским  делам»,—  очевид¬
но,  в  СССР  политическая  зрелость  интеллигенции
действительно  вне  сомнений,  если  тамошняя  печать
позволяет  себе  публиковать  без  комментариев  цита¬
ты  из  американских  источников.
 И  на  этом  можно  было  бы  поставить  точку.  Ци¬
таты  в  самом  деле  говорят  сами  за  себя.  Но  так  как
меня  заинтересовал  их  автор  и  я  лично  имею  на  него
некоторые  виды,  и  не  только  те,  что  связаны  с  обра¬
зом,  идущим  на  смену  мистеру  Бэббиту,  то  продол¬
жим.
 2
 Кому  же  мы  все-таки  предоставили  трибуну?  Кто  оп¬
лакивает  съеденных  священников?  Мистер  Спейнел.
Воображаю,  как  поморщился  бы  даже  Эдлай  Стивен¬
сон—  тогдашний  представитель  США  в  ООН.  Люди,
следящие  за  международными  отношениями,  помнят,
как  бельгийская  реакция  предприняла  отчаянную  по¬
пытку  оставить  за  собой  Конго:  высадку  десанта
бельгийских  парашютистов  в  Стэнливиль.
 И  вот  тогда-то  Стивенсон  сказал:  «...эта  мера  по¬
могла  избежать  трагической  резни  белых  заложни¬
ков».
 «Помогла  избежать»  и  «съеденные  священники»  —
существенная  разница.  Значит,  «помогла  избежать».
Ну  и  что  же  произошло  после  того,  как  бельгийские
«рейнджеры»  на  американских  самолетах  прыгнули
с  английского  батута  —  острова  Вознесения  —  в  Стэн¬
ливиль?
 А  вот  что.
 Корреспондент  Ассошиэйтед  Пресс  сообщил:  «Бе¬
лые  наемники  и  жандармы  Чомбе  расстреливают  взя¬
тых  в  плен  повстанцев».  Ни  Эдлай  Стивенсон,  ни  ре¬
портер  телеграфного  агентства  не  принадлежали  к  чис-
лу  друзей  Конго.  Но  Спейнел  стоит  на  трибуне  и,  нс
обращая  внимания  на  заявление  одного  и  свидетель¬
ство  другого,  орет:  «Съели!»
 Почему  такая  разноголосица?  Все  очень  просто.
Здесь  нет  большой  загадки.  Общественное  мнение
 148

земного  шара  заставило  бельгийских  «ультра»  убрать¬
ся  из  Конго.  В  Брюсселе  им  устроили  парад  и  чество¬
вание,  как  воинской  части,  выполнившей  свою  «мис¬
сию».  Следовательно,  они  «защитили»  белых,  спасли
их  от  превращения  в  жаркое.  Откуда  же  взялись  «съе¬
денные  священники»?
 Так  ведь  мистер  Спейнел  разорался  после  «обрат¬
ного  прыжка»  парашютистов.  И  в  этом  вся  суть  его
хладнокровной  истерики.  Он  тогда  так  прямо  и  ска¬
зал;  «Внезапный  отзыв  бельгийско-американских  де¬
сантников  производит  самое  угнетающее  впечатле¬
ние».
 Вот  мы  и  добрались  до  самого  зерна,  отшелушив
целехоньких  священников,  которых  мистер  Спейнел
использовал  в  качестве  натурщиков  для  «страшной»
олеографической  картинки  времен  африканских  экс¬
педиций  Генри  Стэнли  —  что-нибудь  вроде  «Пирше¬
ства  дикарей  в  джунглях  Лаулабы».
 Прадедушки  современных  колонизаторов,  тыча
перстом  в  такую  картинку,  приучали  своих  внучат  в
скаутских  панамках  к  мысли  о  будущей  службе  на
нивах  заморских  колоний.  Внучата  подрастали,  ходи¬
ли  в  школу.
 Поэт  со  страниц  хрестоматии  обращался  к  ним:
«Несите  бремя  белых!»  И  они  несли  его,  кося  под
корень  африканские  племена,  ядрами  разрывая  в
клочья  индийцев,  привязанных  к  жерлу  пушек,  а  по¬
том,  с  развитием,  так  сказать,  материальной  циви¬
лизации,  выжигая  деревни  напалмом,  сбрасывая  фу¬
гасные  авиабомбы,  сгоняя  туземцев  в  резервации,  за¬
мыкая  их  «стратегические  селения»  в  колючую  прово¬
локу  с  электрическим  током.
 История  правду  знает  и  хотя  говорит  ее  нескоро,
но  говорит.  Всему  приходит  конец,  и  Африка  ста¬
новится  свободной.  Я  не  буду  пересказывать  чи¬
тателю  то,  что  ему  хорошо  известно  о  событиях  в
Конго.
 Хочу  только  напомнить:  эта  страна  как  бы  делит
Африканский  материк  надвое  —  север  с  государства¬
ми,  добившимися  политической  независимости,  и  юг,
все  еще  закрашенный  на  географических  картах  в
цвета  колоний.  И  вот  на  юге-то  находятся  главные
природные  богатства  континента.  Сотни  и  сотни  мил¬
лионов  долларов,  фунтов,  франков  извлекают  миро-
 149

вые  концерны  из  африканского  юга.  Рабочая  сила  не
то  что  дешевая,  а  почти  даровая.  Прибыли  гигант¬
ские.  100  на  100!  300  на  100!
 Вспомните  одно  из  тех  выразительных  примеча¬
ний,  которыми  Маркс  сопроводил  свой  бессмертный
«Капитал»,  то,  в  котором  он  цитирует  «Куортерли
ревьюер»  в  поддержку  своих  размышлений:  «Капитал
боится  отсутствия  прибыли  или  слишком  маленькой
прибыли,  как  природа  боится  пустоты.  Но  раз  имеется
в  наличии  достаточная  прибыль,  капитал  становится
смелым.  Обеспечьте  10  процентов,  и  капитал  согла¬
сен  на  всякое  применение,  при  20  процентах  он  ста¬
новится  оживленным,  при  50  процентах  положительно
готов  сломать  себе  голову,  при  100  процентах  он  по¬
пирает  все  человеческие  законы,  при  300  процентах
нет  такого  преступления,  на  которое  он  не  рискнул  бы,
хотя  бы  под  страхом  виселицы».
 На  юге  Африки  международные  монополии  полу¬
чают  300  и  более  процентов  прибыли  на  свой  капи¬
тал.  И  потому  они  попирают  все  человеческие  зако¬
ны,  идут  на  любое  преступление,  лишь  бы  еще  вчера
сохранить  за  собой  Анголу,  а  сегодня  Намибию  и  дру¬
гие  последние  доты  колониализма.
 Вчера  еще  они  пытались  удержать  Мозамбик  —
не  вышло!  Свобода  шагает  с  севера  на  юг.  И  Конго,
по  мысли  банковских  стратегов,  должно  было  прег¬
радить  ей  путь.  Ведь  как  тогда  обстояло  дело?  Удер¬
жат  колонизаторы  Конго  в  своих  руках  —  новая
отсрочка  концу  их  господства  в  Южной  Африке  и
новая  возможность  подрывных  акций  против  сво¬
бодных  стран  континента.  Не  удержат...  Но  мистер
Спейнел  готов  был  сломать  себе  голову  даже  при  од¬
ной  мысли  об  этом.
 Вот  что  такое  прибыль  на  капитал  в  мире  концер¬
нов  современности.  Да,  Маркс  далеко  глядел.  И  сей¬
час,  стоя  у  нас  за  плечами,  он  многое  видит  и  пред¬
видит.  Даже  то,  например,  что  все-таки  может  слу¬
читься  с  мистером  Спейнелом.  Впрочем,  я  уж  пре¬
дупреждал:  у  меня  на  него  есть  некоторые  личные
виды.
 150

3
 Кто  же  такой  мистер  Спейнел?  Он  не  журналист,  не
дипломат  и  вроде  бы  не  политический  деятель.  Он  пре¬
зидент-основатель  «Интернешнл  лейтекс  корпо-
рейшн»  —  международной  каучуковой  компании.  Его
статья  «Они  защищают  геноцид  и  людоедство»  напе¬
чатана  в  газете  «Нью-Йорк  геральд  трибюн».  Передо
мной  этот  номер.  Большая  статья  на  две  колонки  на¬
брана  необычным  шрифтом,  похожим  на  тот,  которым
набираются  платные  публикации  (есть  и  такой  жанр
в  американской  печати).
 В  конце  выступления  мистера  Спейнела  напечата¬
но:  «Статья  публикуется  в  интересах  общественного
блага  компанией  «Интернешнл  лейтекс  корпорейшн»,
350,  Пятая  авеню,  Нью-Йорк».  И  рядом  девиз  компа¬
нии:  «Вы,  как  и  все  деловые  люди,  являетесь  опекуна¬
ми  страны  и  мира».
 Так  вот,  оказывается,  кто  такой  мистер  Спейнел.
Он  опекун  Африки.
 Я  чувствую,  как  во  мне  медленно  поднимается  же¬
лание  съесть  этого  джентльмена.
 Я  делаю  это  рискованное  признание,  отчетливо  со¬
знавая,  что  оно  может  быть  использовано  мистером
Спейнелом  как  неотразимое  подтверждение  его  пра¬
воты.
 Я  заранее  поздравляю  «Нью-Йорк  геральд  трибюн»
с  возможностью  нового,  хорошо  оплаченного  выступле¬
ния  на  ее  страницах.  Я  хочу  только  заявить,  что  это
мое  просыпающееся  желание  не  продиктовано  ни
Кремлем,  ни  Марксом.  Таковы  мои  личные  виды  на
мистера  Спейнела.
 Итак,  президент-основатель  компании  по  перера¬
ботке  каучука  —  опекун  Африки,  в  частности  Конго.
Послушайте,  но  почему  именно  Конго?
 Люди  давно  пытались  найти  универсальный  ключ,
открывающий  загадки  международных  отношений.
Представим  себе  тяжелый  галоп  всадника  на  взмылен¬
ном  коне,  поспешный  проход  по  темным  коридорам
Лувра,  бешеные  удары  шпаги,  опрокидывающей  гвар¬
дейцев  кардинала,  блеск  лукавых  глаз  сквозь  прорезь
в  бархатном  занавесе  и  холеную  ручку,  принимающую
из  окровавленной  руки  мужественного  мушкетера  оже¬
релье  королевы.  Кардинал  посрамлен.  Король  в  раз-
 151

думье.  Государственная  политика  страны  идет  по  но¬
вому  руслу.
 «Галантный  век»  кружев  и  шпаги  нашел  искомый
универсальный  ключ  в  известном  возгласе  «Шерше  ля
фам!»  («Ищите  женщину!»)  Она  причина  обществен¬
ных  драм  и  фарсов,  исторических  поворотов  и  между¬
народных  катаклизмов.  Ну  как  же,  ведь  и  Троянская
война  началась  из-за  Прекрасной  Елены.  Уже  антич¬
ный  мир  обладал  искусством  подменять  истинные  при¬
чины  событий  мифами  (хотя  и  прекрасными!).
 Мы  улыбаемся,  перелистывая  сейчас  страницы
Дюма,  как  смутно  улыбаются  люди,  вспоминая  свои
милые  детские  сны.  А  потом,  желая  помять  истоки
борьбы  за  «испанское  наследство»,  берем  с  полки  том
экономического  исследования.
 Ленин  писал  о  том,  как  важно  объяснить  людям
тайну,  в  которой  рождаются  войны.  И,  обращаясь  к
истории  и  объясняя  причины  свержения  иранского
премьера  Мосаддыка,  мы  говорим:  «Ищите  нефть!»
Возвращаемся  к  возникновению  войны  в  Корее:  «Ищи¬
те  вольфрам!»  Почему  Соединенные  Штаты  плели  ин¬
триги  и  заговоры  против  народного  правительства
Сальвадора  Альенде  в  Чили?  «Ищите  медь!»  Мы  на¬
зываем  главное.
 Не  так  давно  газеты,  радио  приносили  нам  изве¬
стия:  Пентагон  и  ЦРУ  поддерживают  раскольнические
группировки  в  Анголе,  шлют  мятежникам  оружие  на
миллионы  долларов  и  даже  ракетные  установки  так¬
тического  назначения.  Шлют  инструкторов,  летчиков.
И  все  это  происходит,  несмотря  на  «вьетнамский  син¬
дром»,  записанный  в  истории  болезни  американского
общества.
 Поистине,  магараджи  из  военно-промышленного
комплекса  США,  подобно  французским  Бурбонам,  ни¬
чего  не  помяли  и  ничему  не  научились.  Чуть  только  за¬
пахнет  колониальными  сверхприбылями,  они  уже  тут
как  тут.
 А  чем  же  пахла  для  них  Ангола?  «Лакомый  кусо¬
чек  эта  Ангола!»  —  завистливо  писал  английский  жур¬
нал  «Экономист».  Восемь  миллионов  тонн  нефти  добы¬
вается  в  ангольской  провинции  Кабинда,  где  «Амери-
кэн  галф  ойл  компани»  имеет  сто  двадцать  вышек.
Недра  Анголы  богаты  алмазами.  В  1973  году  экспор¬
тировалось  свыше  2  миллионов  каратов.  Большинство
 152

из  них  вывезено  американскими  концессионерами.  Уче¬
ные  считают,  что  ангольская  земля  содержит  крупней¬
шие  в  мире  запасы  титана.
 И  теперь  на  вопрос,  почему  Пентагон  разжигал
чадные  костры  войны  в  Анголе,  не  оставляет  в  покое
ни  эту  страну,  ни  Мозамбик,  ни  Иран,  мы  уверенно
ответим:  ищите  нефть,  алмазы,  титан...
 Но  нас  интересовала  статья  мистера  Спейнела  —
ирезидента-основателя  компании  по  переработке  кау¬
чука.  Неужели  нужно  сказать  себе:  «Ищите  каучук»?
Стоило  попробовать.  Я  взял  энциклопедический  спра¬
вочник  «Африка».  На  странице  422  первого  тома  поме¬
щена  карта  природных  богатств  Конго.  Весь  район,
тяготеющий  к  Стэнливилю,  густо  усеян  значками,  кото¬
рыми  картографы  условно  обозначили  плантации  кау¬
чука.  А  несколькими  страничками  дальше  статистиче¬
ская  таблица:  в  Конго  собирают  до  50  тысяч  тонн  кау¬
чука.
 Вот  вам  и  Прекрасная  Елена!
 Нет,  я  решительно  готов  съесть  мистера  Спейнела.
 Съесть  людоеда  в  отличной  обуви  с  нейлоновой
подошвой,  с  паркеровским  пером  во  внутреннем  кар¬
мане  пиджака  фасона  «Континенталь»  на  двух  пугови¬
цах,  с  зажигалкой  «Ронсон»  в  жилетке,  с  чековой
книжкой  в  плоском  шевровом  бумажнике.
 Он  людоед.  Но  не  людская  особь,  а  хищное  разъ¬
яренное  человекоядное  животное,  у  которого  из-под
носа  выхватили  лакомый  кусок.  Смотрите,  как  точно
подходит  к  его  статье  ленинское  определение  подоб¬
ных  форс-мажоров  в  буржуазной  печати:  «...дикий  рев,
в  котором  иногда  не  только  доводов,  но  и  просто  чле¬
нораздельных  звуков  не  отыщешь».
 Подумать  только,  измученные  люди  вышли  из  сво¬
их  жалких  хижин,  взялись  за  оружие,  чтобы  положить
конец  своему  рабству,—  они  не  боятся  усовершенство¬
ванных  технических  средств  борьбы,  которыми  воору¬
жены  их  враги.  Они  шли  на  смерть,  только  бы  про¬
рваться  к  свободе.  Их  лидера  —  честнейшего  из  чест¬
ных,  романтика,  чье  имя  стало  знаменем  Африки,  Пат-
риса  Лумумбу  —  убили.  Его  сподвижника,  Антуана
Гизснгу,  заточили  в  тюрьму,  выпустили,  чтобы  подку-
 153

пить,  склонить  на  свою  сторону,  а  когда  это  не  вы¬
шло—  снова  бросили  в  застенок.  Чомбе  сделали  премь¬
ером,  наподобие  Квислинга  —  премьера  Норвегии  вре¬
мен  гитлеровской  оккупации.  Африка  тогда  еще  ска¬
зала  свое  гневное  слово:  вон  оккупантов  из  Конго!
 А  Спейнел,  бизнесмен  от  каучука,  пишет:  «Что
касается  африканских  стран,  то  они  словно  зада¬
лись  целью  продемонстрировать  свою  закоренелую
бесчеловечность».  Доводы?  Нет,  нечленораздельные
звуки,  рев.
 Мертвой  хваткой  вцепились  международные  моно¬
полии  в  алмазы,  кобальт,  уран,  медь  и  каучук  Африки.
И  Спейнел  требовал:  верните  парашютистов!  Еще  бы,
ведь,  как  мы  уже  знаем,  в  районе  Стэнливиля  распо¬
ложены  каучуковые  плантации.  Мистер  Спейнел  тре¬
бовал  репрессий,  прекращения  торговли  со  всеми  стра¬
нами,  поддерживающими  патриотов  Конго.  Он  призы¬
вал  расширить  «холодную  войну».  Он  даже  называл
путаниками  тех,  кто  «скрывается»  за  нынешней  попыт¬
кой  «прийти  к  компромиссу  с  Советской  Россией».  Вот
что  наделал  каучук!
 Конго  теперь  переименовано  в  Заир.  Но  страна  так
и  не  добилась  подлинной  независимости.  В  ней  хозяй¬
ничают  иностранные  концерны.  Правда,  Бельгию  силь¬
но  потеснили  Соединенные  Штаты.  В  1977  году  в  Заи¬
ре  вспыхнуло  народное  восстание.  Началось  оно  в  про¬
винции  Шаба.  И  что  тут  поднялось!  Экспедиционный
корпус  из  Марокко.  Оружие  из  США,  Франции  и  Ки¬
тая.  Все  было  брошено  на  повстанцев.  «Быстрота,  с
которой  принимались  решения  о  военных  поставках
этой  стране,  объясняется  крупными  американскими  ка¬
питаловложениями  в  Шабе»,—  цинично  писала  в  те  дни
«Нью-Йорк  тайме»,  а  французская  «Матэн  де  Пари»
поясняла:  «Медь  —  причина  событий  в  Заире».
 Что  и  требовалось  доказать!
 В  политических  джунглях  Соединенных  Штатов  ре¬
вут  единомышленники  Голдуотера,  расиста  Уоллеса,
Джексона.  Среди  них  Спейнел.  Они  нажимают  изо
всех  сил,  хотят  поворота  политики  США  вправо  до  та¬
ких  пределов,  откуда  уже  не  будет  возврата.
 Ради  своих  прибылей  мистер  Спейнел  готов  пролить
моря  крови.  10  тысяч  человек—мужчин,  женщин  и  де¬
тей—  было  уничтожено  в  Конго  только  белыми  на¬
емниками.  Кристоф  Гбенье,  один  из  руководителей
 154

конголезских  повстанцев,  заявил  тогда:  мы  располага¬
ем  доказательствами,  подтверждающими  эту  цифру.
 А  мистер  Спейнел  выдумывал  «съеденных  священ¬
ников»,  лицемерно  оплакивал  жертвы  среди  белого  на¬
селения.  Но  он,  этот  гуманист-людоед,  прекрасно  по¬
нимал,  конечно,  что  на  рубежах  боевых  действий  никто
не  может  требовать  экстерриториальности,  включая  и
тех,  кто  помогает  развязывать  кровавые  войны  в  Афри¬
ке.  Там,  где  стреляют,  всегда  возникает  угроза  жизни.
 Спейнелу,  разумеется,  в  равной  степени  безразлич¬
на  судьба  и  жизнь  черных  и  белых.  Он  готов,  повто¬
ряю,  пролить  моря  человеческой  крови  ради  своих  при¬
былей—  ведь  это  так!  Все  остальное  —  фикция,  дым  от
сигареты  с  антиникотиновым  мундштуком.
 Мистер  Спейнел  —  людоед,  и  его  самого  следовало
бы  съесть.  И  все  же  я  этого  не  сделаю,  даже  если  он
будет  гулять  по  улице  Горького  в  качестве  туриста  из
США.  Мы  за  мирное  сосуществование  с  этой  страной,
как  и  со  всеми  другими,  несмотря  на  то  что  в  ней  во¬
дятся  людоеды.  Но  уж  и  им  не  придется  съесть  Афри¬
ку.  Это  точно.
 А  трибуну  врагу  иногда  предоставлять  полезно.
Очень  красноречиво  получается.  Пишите,  мистер  Спей¬
нел.  Но  только  не  белым  по  черному.  Из  этого  ничего
теперь  не  выйдет.

КАК  ИЩУТ
ГЕРОЯ
В  АМЕРИКЕ
 1
 Подслушивать  нехорошо,  некрасиво,  неэтично.  Но  что
я  мог  поделать?  Так  уж  случилось.  Однажды  ныойорк-
ским  вечером  я  зашел  в  небольшой  бар,  где  часто
собираются  иностранные  корреспонденты.
 Оцинкованная  стойка  дымилась  чашечками  кофе.
Из  круглых  бойниц  выглядывали  жерла  бутылок  —  им,
стало  быть,  полагалось  по  благородству  заряда  гори¬
зонтальное  положение,  как  пушкам  па  лафетах  при
прямой  наводке.
 На  вертикальной  стенке  в  сомкнутом  строю  стояли,
словно  солдаты  опереточной  армии,  сосуды  в  разно¬
мастных  мундирах-наклейках.  Все  это  войско  редко
вступало  в  дело.  Больше  пили  пиво,  горькое  датское  —
«Туборг».  Сигаретный  дым  висел  в  воздухе,  как  облака
разрывов  на  поле  боя.
 Здесь  шли  споры,  сталкивались  мнения,  рождались
дежурные  афоризмы,  одной  репликой  простреливались
мишени,  другой  —  воздвигались...  Политический  поли¬
гон  действовал.  Мы  заняли  свободные  табуретки  возле
стойки,  на  сгибе  ее  полукружия  рядом  с  двумя  мужчи¬
нами,  как  раз  и  сидевшими  у  загнутого  конца.  Таким
образом,  я  видел  их  анфас  на  близком  расстоянии.
 Один  из  них,  высокий,  бледный  и  худой,  как  лезвие
ножа,  нависал  над  собеседником,  словно  желая  его
гильотинировать.  Другой  был  мал,  с  большой  головой,
с  красным  лицом  и  блестящими,  лживыми  глазами,
напоминающими  своей  живостью  тревожный  взгляд
кабана.
 Мой  спутник,  завсегдатай  этого  бара,  успел  мне
шепнуть:  «Высокий  сотрудничал  в  «Лайфе»,  теперь
этот  журнал  не  выходит,  вы  знаете.  Но  карьеру  свою
он  сделал  там.  А  коротышка  —  некто  Самуэли.  Оба  из
дичающего  племени  советологов».  Коротышка,  бросив
на  нас  взгляд  украдкой,  сказал:
 156

— 	Не  понимаю,  куда  вы  клоните.  И  при  чем  здесь
обмен  идеями?  Мы  любим  называть  старые  вещи  но¬
выми  именами.
 — 	Вы  не  в  духе,—  царапнул  его  «господин  Лез¬
вие»,—  однако  послушайте...
 В  ровном  гомоне  бара  была  ясно  слышна  каждая
их  фраза.  Тема  нас  крайне  заинтересовала,  и  мы  не¬
вольно,  но  теперь  уже  внимательно  слушали  их  диалог.
 Сейчас  речь  держал  «человек  из  «Лайфа»».  Некое
запоминающее  устройство  в  моем  сознании  регистри¬
ровало  каждое  его  слово,  и  одновременно  какой-то
другой  блок  расшифровывал  и  уже  как  бы  комменти¬
ровал  услышанное.  Обычная  синхронная  работа  наше¬
го  мозга,  иногда  напряженная,  а  чаще  механическая.
 — 	Да,  да,—  говорил  высокий,  видимо  продолжая
и  утверждая  свою  мысль,—  увы,  в  Соединенных  Шта¬
тах  героизм  или,  по  крайней  мере,  признание  героизма
вышло  из  моды.
 Услышать  такое  из  уст  советолога  было  удивитель¬
но.  Обычно  охаивание  советской  жизни  сопровождает¬
ся  утверждением  атлантических  образцов.  Не  ошибся
ли  мой  приятель,  рекомендуя  его  советологом?
 — 	Бизнесмены,  эти  титаны  индустрии,—  продолжал
«человек  из  «Лайфа»»,—  уже  перестали  слыть  героя¬
ми,  разве  что  остались  ими  для  своих  биографов  или
для  собственных  детей.  (Вскоре  после  второй  мировой
войны  известный  американский  критик  Бернард  де
Вото  настойчиво  призывал  литературу  США  создать
положительный  образ  бизнесмена.  На  этот  призыв
откликнулись  лишь  ремесленники.—  А.  К.)  Ральф  На-
дер  слывет  героем  лишь  потому,  что  выступает  против
бизнеса  (речь  идет  об  американском  инженере,  проте¬
стующем  против  недоброкачественной  продукции  аме¬
риканской  промышленности.—  А.  К.).  Вьетнамская
война  при  ее  бесславии  и  непопулярности  не  создала
у  нас  даже  горстки  героев:  на  самом  деле  для  наших
солдат  само  слово  «героизм»  кажется  декоративным.
Мужеству  политических  деятелей  отдают  должное
лишь  после  их  смерти.—  «Человек  из  «Лайфа»»  поднял
указательный  палец  к  лицу  собеседника  и  многозначи¬
тельно  подчеркнул:—После  насильственной  смерти.
Наши  космонавты  огорчаются  —  их  смелость  и  искус¬
ство  восхищают  людей,  но  их  все  же  считают  лишь
 157

«технологическими  атлетами».  Атлеты  же  теперь  тоже
не  кажутся  столь  особенными  существами,  как  прежде.
Их  искусственно  откармливают,  доводят  до  определен¬
ного  веса.
 Лезвиеобразный  господин  помотал  головой,  словно
самозатачиваясь,  и  продолжал:
 — 	У  нас  теперь,  помимо  всего,  другой  подход:  мы
хотим,  чтобы  выносливость  и  мужество  проявлялись
во  имя  высоких  целей.  Да,  теперь  уже  не  осталось  ге¬
роев—  таков  один  из  трюизмов...  Очевидно,  все  дело  в
различии  между  героическими  действиями  и  героиче¬
ской  репутацией.  Наша  непостоянная  демократия  сли¬
шком  быстро  «отрабатывает»  людей  —  сначала  от¬
крывает  их,  затем  высоко  возносит,  а  вскоре  низводит
и  отворачивается.
 При  этих  словах  «господина  Лезвие»  в  моем  со¬
знании  немедленно  возникли  имена  Джейн  Фонда,
доктора  Бенджамена  Спока,  Анджелы  Дэвис  —  всех,
кто  был  прославлен  или  признан  в  этой  стране  до  той
поры,  пока  они  не  стали  героями  протеста  и  борьбы
против  социальной  несправедливости.  Я  с  симпатией
поглядел  на  «человека  из  «Лайфа»».  А  он  тем  време¬
нем  торжественно  проговорил:
 — 	Только  в  Советском  Союзе,  пожалуй,  есть  люди,
которых  я  бы  назвал  героями.
 Тут  я  возымел  живейшее  желание  пожать  руку  ра¬
скаявшемуся  советологу.  Ну  вот,  подумал  я,  оценил
наконец  этот  персонифицированный  «Лайф»  характер
нашего  общества.  «Однако  с  чего  это  он?»  —  мельк¬
нула  тормозящая  мысль.  И  в  следующее  же  мгновение
ситуация  прояснилась.  Тех  он  называл  «героями»  в
Советском  Союзе,  кому  не  по  душе  советский  образ
жизни.  Таких  и  похваливал  «человек  из  «Лайфа»»,
прихлебывая  свое  пиво.
 Коротышка  с  кабаньим  взглядом  молчал.  Ни  реп¬
ликой,  ни  жестом  он  ни  разу  не  прервал  говорящей
гильотины.  Казалось,  он  издавна  и  хорошо  знаком  с
этими  ламентациями  и  только  и  было  у  него  заботы,
что  равнодушно  накачиваться  красным  вином.  Тревога
в  его  глазах  рассеивалась  алкоголем  и  постепенно  ус¬
тупала  место  выражению  тяжелой  злости.  Когда  же
лезвиеобразный  господин,  насупившись,  перевел  дух,
Коротышка  досадливо  стукнул  пухлым  кулаком  по
стойке  бара  и  пробормотал:
 158

— 	И  все  же,  и  все  же...  Увы,  западные  сторонники
таких  людей  заблуждаются...
 Он  выцедил  стакан  красного  и  с  горечью  продол¬
жал:
 — 	Нетипичные  представители.  Одинокие  волки...
Вы  не  найдете  среди  них  студентов,  не  найдете  рабо¬
чих  и  ни  одного  крестьянина.  Пропасть  отделяет  их  от
советского  населения.  Этот  народ  знает,  что  ему  ни¬
когда  не  жилось  так  хорошо,  как  теперь.
 Ну  что  ж,  подумал  я,  советолог  пошел  на  советоло¬
га.  «Решительная  схватка  до  результата»,  как  значи¬
лось  в  афишах  дореволюционных  чемпионатов  борь¬
бы—  коммерческих  предприятий,  где  роли  борцов-
профессионалов  определены  заранее,  а  прозорливая
галерка  кричит:  «Лавочка!»
 Желания  пожать  руку  Коротышке  у  меня  не  воз¬
никло.  Наученный  опытом,  в  том  числе  и  сиюминут¬
ным,  я  ждал  «до  результата».  И  он  последовал.  Побив
собеседника,  Коротышка  и  сам  понес  зауряд-антисо-
ветчину,  но  на  свой  лад.  Некая  разноголосица  их  суж¬
дений  демонстрировала  всего  лишь  тренировку  рек¬
ламной  «независимости  мышления»,  однако  же  в  же¬
лезных  рамках  антикоммунизма.
 Результатом  такой  схватки  двух  советологов  могла
быть  только  ничья,  но  их  разговор  был  прерван  появ¬
лением  третьего.  Сухощавый  господин  профессорского
обличья  плавно  вынырнул  из  облаков  табачного  ды¬
ма,  подгреб  к  стойке  и  дружески  пожал  руки  собесед¬
никам.  Мой  спутник  его  не  знал,  но  двое  собеседников
почтительно  называли  вновь  прибывшего  профессо¬
ром.  Последуем  их  примеру.
 Свободных  мест  у  оцинкованного  бруствера  не
было.  Профессор  остался  стоять,  а  два  советолога  по¬
вернулись  к  нему  на  вертких  табуретках.  Профессор
покивал  головой  одному,  потом  другому  и,  полностью
уяснив  суть  их  словопрений,  откашлялся  и  доктораль¬
ным  тоном  заявил:
 — 	Разрешите  мне  начать  с  малоприятного  пред¬
сказания...  Я  не  вижу  возможности  подлинного  окон¬
чания  «холодной  войны»...
 «Вот  уж  действительно  некоторые  любят  похолод¬
нее!»—  подумал  я.  В  США  много  говорят  сейчас  о
равенстве  военных  потенциалов  Советского  Союза  и
Соединенных  Штатов.  Советологов  эти  выкладки
 159

ввергают  в  панику  —  лишнее  доказательство  того,  как
далека  так  называемая  советология  от  подлинной  нау¬
ки  и  как  близка  к  военному  и  всяким  прочим  ведом¬
ствам.
 Так  я  размышлял,  пока  трое  собеседников,  отойдя
от  основной  темы  беседы,  обменивались  какими-то  ло¬
кальными  новостями.  Полигон-бар  гудел.  Убитых
здесь  не  было,  но  раненых  —  сколько  угодно.  Офици¬
анты  в  белых  куртках,  словно  братья  милосердия  на
этом  поле  боя,  утишали  душевные  раны  посетителей
лекарственным  питьем.
 Но  вот  над  самым  моим  ухом  раздался  голос  про¬
фессора.  Складной  «Лайфа»  уступил  ему  табуретку  и
достигал  теперь  лезвием  потолка.  Профессор  выра¬
жал  именно  ту  растерянность  советологов,  о  какой  я
только  что  думал.  Он  говорил:
 — 	Новый,  важнейший  фактор  —  это  паритет  в  аме¬
рикано-советских  отношениях.  Он  не  до  конца  понят
нами.  Что  будет  означать  паритет  в  случае  кризиса?
 Профессор  наморщил  лоб.  Потянулся  рукой  к  ста¬
канчику  с  виски.  Я  ожидал.  Любопытно  все-таки,  что
же  нового  скажет  этот  советолог  первой  линии.  Мир
меняется,  нужно  искать  новые  решения.  Но,  казалось,
самый  этот  вопрос  истощил  его  духовные  силы,  и  он,
будто  на  водосвятии,  перекрестившись  и  зажмурив
глаза,  прыгнул  в  прорубь:
 — 	Соединенные  Штаты,  как  общество,  не  имеют
иного  выбора,  кроме  одного  —  продолжать  активно
вмешиваться  в  мировые  дела.  Длительное  глобальное
участие  в  делах  других  континентов  не  должно  огра¬
ничиваться  лозунгами  и  благими  пожеланиями:  оно
должно  опереться  на  ресурсы  американской  мощи.
 Профессор  попал  пальцем  в  небо,  подумал  я.  А  не¬
бо—  большое.  А  палец  —  маленький.  А  рука  дрожит.
Да,  действительно,  советологи  в  Ланике.
 «Наших»  спорщиков  здесь  хорошо  знали.  Из  обла¬
ков  табачного  дыма  вываливались  все  новые  и  новые
друзья  Коротышки  и  Лезвия.  Свободных  мест  у  оцин¬
кованного  бруствера  не  было.  Новое  пополнение  сове¬
тологов  стояло  как  бы  развернутым  по  фронту,  а  те
двое  повернулись  к  ним  на  вертящихся  табуретках.
Каждый  из  вновь  прибывших  швырял  на  остывающие
угли  словопрений  свой  пучок  хвороста,  и  они  разгора¬
лись,  тлели  и  вспыхивали  вновь.
 160

Из  всего,  что  мы  услышали  дальше  в  тот  вечер,  вы¬
берем  сегодня  скороговорку  человека,  появившегося
у  стойки,  кажется,  четвертым,  а  может  быть,  и  пятым.
Он  был  нервически  беспокоен,  даже  взвинчен  и  бара¬
банил  длинными  пальцами  по  деревянному  перильцу
стойки.  «Это  профессор  Бирнс,—  прошелестел  мне  на
ухо  мой  спутник,—  он  директор  русского  и  восточно¬
европейского  института  при  университете  штата  Ин¬
диана  в  Блумингтоне.  Бывает  часто  в  Нью-Йорке».
 Тем  временем  Бирнс  громко  потребовал  у  бармена
«гимлит»,—  я  о  таком  раньше  и  не  слыхивал.  Под  этим
наименованием  таилась  всего  лишь  смесь  джина  с
лимонным  соком  в  равных  долях  и  в  объеме  полного
стакана.
 Мистер  Бирнс  бросал  отрывочные  фразы,  прокла¬
дывая  беседе  советологов  курс  «строго  направо».
 — 	...Материализация  разрядки  отвечает  лишь  ин¬
тересам  социалистических  стран...  Концепция  «сдер¬
живания  коммунизма»  времен  Даллеса  была  гораздо
более  полезной,  чем  это  думает  большинство  амери¬
канцев.
 Возле  нас  стоял,  жестикулировал  и  ораторствовал
советолог  новейшего  фасона.  Поднимая  брови,  словно
аэростаты  воздушного  заграждения,  и  округлив  гла¬
за,  отсекая  фразу  от  фразы  многозначительными  пау¬
зами,  он  говорил  о  превосходстве  советского  военного
потенциала.
 — 	Я  вам  скажу,  кто  истинный  наш  герой...  Адми¬
рал  Замуолт!  Да,  пришло  время,  когда,  как  он  гово¬
рит,  «мы  должны  готовиться  к  более  острым  отноше¬
ниям  вражды  с  СССР».  И  почему  такого  человека  от¬
правили  в  отставку?  Не  понимаю!
 Что  касается  отставного  генерала  Элмса  Замуол-
та,  то  еще  недавно  он  исполнял  должность  начальника
штаба  военно-морских  сил  США,  а  сейчас  усиленно
хлопочет,  среди  прочего,  насчет  сооружения  серии
подводных  лодок  «Трайдент».  Американская  реакция,
выдвигая  его  и  таких,  как  он,  в  национальные  герои
Соединенных  Штатов,  хочет  кощунственно  возвести
борьбу  против  разрядки  в  ранг  мессианского  подвига.
 Уже  в  Москве,  заглянув  в  достоверные  источники,
я  узнал,  что  институт  Бирнса  создан  в  1953  году,  в  раз¬
гар  «холодной  войны».  Он  стал  одной  из  баз  подго¬
товки  антикоммунистов-профессионалов,  поставщиком
 II
 Заказ  413
 161

расчетливо  направленной  информации  о  Советском
Союзе.  В  США  существует  несколько  десятков  инсти¬
тутов  такого  же  профиля.
 Таких  советологических  контор  в  США  —  тьма-
тьмущая.  Эти  идеологические  службы  снабжают  се¬
наторов  полным  ассортиментом  заведомо  ложных  ар¬
гументов  для  оправдания  гонки  вооружений,  произ¬
водства  нейтронных  бомб  и  крылатых  ракет.  Замкну¬
тый  круг  вертится  за  счет  налогоплательщика.  Ря¬
довые  американцы  начинают  разбираться  во  всей  этой
механике,  конечно  же  более  сложной,  чем  она  выгля¬
дит  на  нашей  схеме.
 В  1977  году  в  американском  конгрессе  разразилась
«битва  из-за  оценок».  Группа  экспертов  под  руковод¬
ством  профессора  Ричарда  Пайпса  из  Гарвардского
университета,  инспирированная  Пентагоном  и  ЦРУ,
представила  панический  доклад  о  «советских  военных
намерениях».
 Сенатор  Проксмайр  иронически  заметил  по  этому
поводу:  «Среди  наших  генералов  наблюдается  тенден¬
ция  кричать  «караул»  во  время  обсуждения  бюджета».
На  этот  раз  дело  не  только  в  финансовых  ассигнова¬
ниях—  за  них  Пентагон  всегда  дерется  до  крови,—  но
и  в  яростном  стремлении  обострить  международную
обстановку.
 «Бешеные»  в  США  готовы  искусать  весь  мир,  лишь
бы  не  допустить  успешного  хода  разрядки.  В  начале
80-х  годов  программу  «бешеных»  остро  и  открыто  на¬
чал  осуществлять  Белый  дом.
 Еще  в  ту  пору,  когда  шла  последняя  фаза  перегово¬
ров  о  прекращении  огня  во  Вьетнаме,  американские
влиятельные  газеты  писали,  что  прошло  то  время,
когда  США  превращали  конфликты  на  всех  континен¬
тах  в  свои  собственные,  брали  на  себя  ответственность
за  будущее  всех  прочих  государств  и  считали  своим
долгом  указывать  народам  других  стран,  как  решать
их  проблемы.
 Но  до  сих  пор  США  продолжают  бесцеремонно
вмешиваться  в  чужие  дела.  Они  поддерживают  все  ре¬
акционные  режимы  вроде  пиночетовского  и  «учат»
социалистические  страны  соблюдению  прав  человека.
И  даже  не  оглядываются  на  положение  в  своей  стра¬
не,  где  эти  права  давно  и  цинично  попраны.
 162

Как  там  будет  дальше,  покажет  время.  Растет  про¬
пасть  между  вожделениями  реакции  и  сознанием  про¬
стых  американцев.  Во  всяком  случае,  чувство  утра¬
ченных  иллюзий  и  более  скромная  самооценка  воз¬
можностей  США  в  мировой  политике  проникают  сей¬
час  во  все  слои  американского  общества.  Советологи  в
панике.  Вот  видите,  они  оплакивают  «холодную  вой¬
ну»,  как  мать  родную.  Теперь  их  устроило  бы  положе¬
ние,  когда,  как  сказал  один  из  них,  «войны  были  бы
похожи  на  мир,  а  мир  на  войну».
 Между  тем  все  они,  видимо,  изрядно  надоели  са¬
мим  себе.  Собственно,  их  беседа  состояла  из  моноло¬
гов.  Набив  друг  другу  оскомину,  они  пошли  к  дверям,
чтобы,  разойдясь  в  разные  стороны,  идти  все-таки
одной  дорогой.  Вслед  уходящим  выстрелила  пробка
из  бутылки  какого-то  шипучего.  Они,  конечно,  оста¬
лись  живы.  Советология,  инъецируемая  таким  возбуж¬
дающим  средством,  как  интересы  мира  собственников,
действительно  необычайно  живуча.  Ялотел  бы  вдогон¬
ку  этим  троим  сказать  еще  кое-что.
 2
 Итак,  буржуазная  публицистика  за  океаном  ищет  ге¬
роев.  Давайте  и  мы  примем  участие  в  этом  деле.  С  чего
начнем?
 В  Соединенных  Штатах  господствует  философия
прагматизма.  Ее  создатель,  Томас  Дьюи,  так  и  не
смог  до  конца  объяснить  суть  своих  концепций.  Они
сухи,  как  лишайник,  жестки,  словно  матрац  честолюб¬
ца,  томимого  жаждой  славы,  лаконичны,  наподобие
револьверного  дула  —  кратчайшего  расстояния  между
двумя  долларами,  из  которых  один  в  кармане  соседа.
 Американский  журналист,  живущий  в  Москве,  не¬
давно  сказал  мне:  «Мы  не  знаем,  что  нам  делать  с
преступностью.  Она  растет  у  нас  из  года  в  год.  Поли¬
ция  бессильна  или  действует  заодно  с  преступным
миром.  Мы  оказались  в  тупике».  Я  ответил:  «В  конеч¬
ном  счете  все  это  вам  наделал  прагматизм.  Проповедь
индивидуального  произвола  тяжелым  камнем  разби¬
вает  хрупкую  перегородку  между  законом  и  беззако¬
нием.  С  точки  зрения  прагматизма  запрет  продажи
оружия  населению  —  преступление  большее,  чем  гра¬
бежи  и  убийства  на  улицах.  Не  правда  ли?  Таково
 163

прагматическое  ядро,  вылущенное  из  скорлупы  част¬
нособственнических  отношений».—  «Ну  вот,—  помор¬
щился  американец,—  вы  опять  за  свое».
 Да,  конечно,  мы  за  свое.
 Прагматизм  отождествляет  Истину  с  Выгодой  и
идет  навстречу  хищным  рефлексам  Бизнеса.  Он  эгои¬
стичен  и  социально-бесплоден.  Эта  философия  —  во¬
истину  катехизис  индивидуализма.  Она  рождает  не
героизм,  но  озабоченность,  жажду  богатства  во  что  бы
то  ни  стало  и  отчаяние  неудачи.  И  даже  «Лайф»,  эта
рухнувшая  цитадель  прагматизма,  не  составил  исклю¬
чения.  Страхи  пробили  в  ней  широкие  бреши.  В  одной
из  них  мы  и  видим  человека  с  лезвиеобразным  лицом,
слышим  его  голос:
 —  Увы,  в  Соединенных  Штатах  нет  героев.
 И  первая  мысль  —  так  вот  чем  оборачивается  про¬
паганда  «американского  образа  жизни»,  когда  его
идеологи-авгуры  перемигиваются  наедине.  Но  обще¬
ство  без  героев  есть  общество  без  идеалов.  Эта  форму¬
ла  двуедина,  она  читается  и  с  конца,  ничего  не  теряя
в  точности:  общество  без  идеалов  есть  общество  без
героев.
 И  все  же  вздохи  «человека  из  «Лайфа»»  лицемер¬
ны.  Есть  и  были  герои  в  Соединённых  Штатах.  И  ка¬
питаны  общественного  мнения  с  потонувших  «Лай-
фов»  или  плавающих  доныне  «Таймов»  это  прекрасно
знают.  Истинных  героев  дает  революционный  процесс,
дорога  общественного  обновления,  борьба  рабочего
класса.
 Это  люди  совсем  другой  породы,  другого  корня,
другого  нравственного  цвета,  чем  те,  кого  время  от
времени  подсаживает  на  пьедестал  почета  буржуазная
пропаганда.
 Их  бескорыстие  потрясает.  И  даже  безумный,  бе¬
зумный  мир  порой  сжимает  виски  руками,  растерянно
замирая  на  мгновение  перед  их  нравственной  силой.
Но  в  следующую  же  минуту  он  обращает  к  смельча¬
кам  взгляд,  полный  ненависти.
 О  судьбе  одного  из  множества  таких  героев  я  хочу
напомнить.  Он  был  расстрелян  четырьмя  пулями  «дум-
дум»  в  Солт-Лейк-Сити.  Его  звали  Джо  Хилл.  Он  на¬
чал  свой  трудовой  путь  на  востоке  страны.  В  юности
он  чистил  плевательницы  в  салуне  и  развлекал  посе¬
тителей  игрой  на  пианино  по  слуху.
 164

Вскоре  он  отправился  на  Запад  вместе  с  десятка¬
ми  тысяч  других  рабочих,  кочевавших  по  стране  в
поисках  заработка.  Он  скирдовал  пшеницу,  проклады¬
вал  трубопроводы,  добывал  медную  руду.  И  он  посто¬
янно  что-то  записывал  в  большую  тетрадь.  А  если  кто
заглядывал  через  его  плечо,  то  видел,  что  строчки
складывались  в  строфы.
 Джо  Хилл  писал  стихи.  И  часто  подбирал  к  ним
музыку.  Известность  ему  принесла  песня  «Кэйси
Джонс  —  штрейкбрехер».  Хилл  работал  в  то  время
докером  в  порту  Сан-Педро  в  Калифорнии.  Южную
Тихоокеанскую  железную  дорогу  охватила  забастовка,
хозяева  наняли  штрейкбрехеров,  а  полиция  охотилась
за  профсоюзными  активистами.  Забастовщикам  приш¬
лось  Туго.  И  вот  то  там,  то  здесь  зазвучала  сатириче¬
ская  песенка:
 Кэйси  Джонс  на  драндулете
Храбро  мчится  вдаль,
 Кэйси  Джонсу  дали
 деревянную  медаль.
 Кэйси  Джонс  пыхтит  две
Смены,  чуть  таскает  ноги,
 Очень  верно  служит  он
 хозяевам  дороги.
 Едкая  насмешка,  озорной  мотив.  Дерзкая  ирония
шла  от  веры  в  свои  силы  и  в  будущее.  Песня  полетела
от  человека  к  человеку.  Она  помогла  их  сплотить.  Ее
распевали  рабочие  в  пикетах.  Она  доносилась  из-за
решеток  тюрьмы,  куда  бросили  зачинщиков  стачки.
Ее  печатали  на  цветных  листках  размером  в  играль¬
ную  карту.  Выручка  от  продажи  текста  поступала  в
фонд  забастовки.  Вместе  с  теми,  кто  колесил  по  стра¬
не,  ища  работу,  она  проникла  во  все  уголки  Штатов.
Американские  моряки  вынесли  ее,  как  вымпел,  за
океан.
 Джо  Хилл  стал  признанным  поэтом  рабочей  Аме¬
рики.  Во  время  стачек,  демонстраций,  митингов  —
всюду  и  неизменно  слышались  его  песни.  Они  высекали
мятежные  искры  в  самых  забитых  умах.
 Герцен  когда-то  сказал:  «Борьба  —  моя  поэзия».
Для  Джона  Хилла  сама  поэзия  была  борьбой.
 Он  выразил  многообразие  рабочей  пропаганды  —
от  насмешливых  куплетов  о  Кэйси  Джонсе  до  полной
драматизма  клятвы:  «Если  я  когда-нибудь  возьму
 165,

винтовку,  то  лишь  для  того,  чтобы  сокрушить  власть
тиранов».  Он  сумел  выкристаллизовать  дух  пролетар¬
ской  организации  в  неувядаемых  формах  народной
песни.
 И  он  сам  стал  человеком-песней.  Шахтеры  Солт-
Лейк-Сити,  где  в  это  время  он  жил,  обожали  своего
вожака.  Когда  он  выступал  организатором  забастовок
на  предприятиях  «Юта  коппер»  и  «Юта  констракшен»,
хозяева  знали:  придется  идти  на  уступки.  Джо  Хилл
стал  им  опасен.  Тогда  буржуазия  начала  отрабатывать
те  приемы  борьбы  с  рабочим  классом  и  его  идеологией,
которые  можно  назвать  «судебным  террором».
 Было  сфабриковано  «дело»  Джо  Хилла.  Его  обви¬
нили  в  убийстве  полицейского.  Этот  стандарт  лжи  был
применен  впоследствии  неоднократно.  Последний  раз
к  Анджеле  Дэвис.  Ее,  в  отличие  от  Джо  Хилла,  уда¬
лось  спасти.  Он  сидел  в  тюрьме  двадцать  два  месяца,
ожидая  неминуемой  расправы.  Американская  юстиция
охотно  идет  на  процессуальные  проволочки,  имитиру¬
ющие  демократическую  терпимость,  но  редко  оставля¬
ет  в  живых  намеченную  жертву.
 В  тюрьме  Джо  Хилл  продолжал  создавать  боевой
альманах  рабочей  песни,  в  том  числе  и  замечательную
«Голубку  мира».  Элизабет  Флин,  впоследствии  Пред¬
седатель  Коммунистической  партии  США,  а  тогда  мо¬
лодая  участница  кампании  в  защиту  Хилла,  писала  в
газете  «Солидарити»:  «Никогда  еще  не  было  победо¬
носного  движения,  лишенного  своей  песни.  Предпри¬
ниматели  страшатся,  когда  забастовщики  объединя¬
ются  не  в  сумрачной  апатии,  но  со  смехом  и  песней».
 Ей,  Элизабет,  посвятил  Джо  ставшую  знаменитой
«Песню  о  мятежной  девушке»:
 Есть  королевы  и  принцессы
с  голубой  кровью,
 С  диадемами  из  бриллиантов
 и  жемчуга.
 Но  единственная  и  самая
 чистокровная  леди  —
 Это  мятежная  девушка.
 Да,  ее  руки  загрубели  от
 работы,
 Может  быть,  ее  платье  не
 очень  нарядно,
 Но  в  груди  ее  бьется  сердце,
 Верное  своему  классу  и  своим
 братьям.
 166

«Дело»  Джо  Хилла  всколыхнуло  Соединенные
Штаты,  поток  протестующих  писем  и  телеграмм  захле¬
стывал  резиденцию  Спрая  —  губернатора  штата  Юта.
Вмешалось  правительство  Швеции  —  Джо  Хилл  был
выходцем  из  этой  страны.  Госдепартамент  в  ответ  на
демарш  заявил  о  своей  некомпетентности.  Страна
бурлила.  На  тысячах  собраний  люди  требовали  свобо¬
ды  Джо  Хиллу.
 Буржуазная  пресса  беззастенчиво  клеветала  на
заключенного,  а  он  за  день  до  казни  написал  своему
другу  —  Бэну  Вильямсу:  «Господин  Закон  отдал  мне
свое  последнее  и  окончательное  приказание  убраться
с  Земли  и  не  появляться  на  ней  больше.  Он  говорил  мне
об  этом  уже  неоднократно,  но  на  сей  раз  дело  как  буд¬
то  серьезно...  Завтра  я  предполагаю  совершить  эк¬
скурсию  на  планету  Марс,  и  если  я  попаду  на  нее,  то
немедленно  начну  организовывать  рабочих,  роющих
там  каналы,  и  вовлекать  их  в  союз  «Индустриальных
рабочих  мира».  И  мы  будем  петь  с  ними  добрые,  ста¬
рые  песни  так  громко,  что  ученые-звездочеты  на  Зем¬
ле,  раз  и  навсегда,  получат  вполне  веские  доказатель¬
ства  того,  что  планета  Марс  действительно  обитаема.
Мне  нечего  сказать  о  себе  самом,  разве  только  не¬
сколько  слов:  я  всегда  старался  делать  то  негромкое,
что  было  в  моих  силах,  чтобы  эта  Земля  стала  немного
лучше  для  великого  производящего  класса.  И  я  могу
перейти  в  великое  Ничто,  с  удовлетворением  сознавая,
что  ни  разу  в  моей  жизни  не  обманул  мужчину,  жен¬
щину  или  ребенка».
 В  винтовки  пяти  стрелков,  стоявших  на  тюремном
дворе,  были  заложены  четыре  боевых  патрона  и  один
холостой.  Это  затем,  чтобы  каждый  из  них  мог  тешить
себя  мыслью:  убийца  не  я  —  забота  о  нравственном
комфорте  палачей.
 Джо  Хилл  был  расстрелян  в  7  часов  42  минуты
утра,  через  22  минуты  после  восхода  солнца  19  ноября
1915  года.  Хоронили  Хилла  в  Чикаго.  Здание  Уэст
Сайд  Аудиториум,  где  происходила  гражданская  па¬
нихида,  вмещало  четыре  тысячи  человек.  Оно  было
заполнено  до  отказа.  И  тысячи  людей  стояли  на  ули¬
цах.  У  гроба  вокальный  квартет  пел  сочиненный
Хиллом  гимн  «Рабочие  мира,  пробуждайтесь!».
 Мелодия  вынеслась  из  зала  и  загремела  на  пло¬
щади.  Потом  гигантская  процессия  —  тридцать  тысяч
 167

чикагцев  и  посланцев  из  других  городов  —  двинулась
к  крематорию.  Там  под  открытым  небом  происходило
прощание  с  телом  Джо  Хилла.  Все,  кто  там  был,  пели.
Такого  хора,  кажется,  еще  никто  не  видел  и  не  слышал
на  земле.  Люди  пели  одну  за  другой  песни  Джо  Хил¬
ла—  его  марши,  зовущие  к  борьбе,  его  грустные  бал¬
лады  о  тяжелой  доле  рабочего,  его  язвительные  купле¬
ты,  высмеивающие  буржуазию.
 Пепел  Джо  Хилла  был  развеян  на  всех  материках
и  во  всех  сорока  восьми  штатах,  исключая  штат  Юта.
Это  было  последней  волей  казненного:  «Я  не  хочу
вернуться  туда,  где  меня  убили».
 3
 *
 Джо  Хилл  —  народный  герой  Соединенных  Штатов.
Скажите  об  этом  лезвиеобразному  господину.  Он  толь¬
ко  скривит  губы.  Хилла  казнили  в  1915  году  —  как
давно  это  было.  Еще  не  существовало  ни  Советского
государства,  ни  сотен  миллионов  людей,  стоящих  вне
системы  эксплуатации  человека  человеком,  ни  всемир¬
ного  движения  за  мир,  ни  мощных  международных  ор¬
ганизаций  рабочего  класса.  Все  это  было  лишь  мечтой.
И  молодой  Джон  Рид  —  народный  герой  Соединенных
Штатов  —  еще  не  знал,  что  вскоре  десять  дней  потря¬
сут  мир  и  он  напишет  о  них  книгу.  Но  уже  все  вокруг
полнилось  предощущениями.  Озираясь  в  ночной  пу¬
стыне  петроградского  переулка,  шел  Блок  и  повторял
про  себя:
 И  черная,  земная  кровь
Сулит  нам,  раздувая  вены,
 Все  разрушая  рубежи,
 Неслыханные  перемены,
 Невиданные  мятежи.
 В  ту  пору  в  поэте  вырастало  сознание  нераздельности
жизни  и  политики.  Он  мечтал  о  «фабричном  возрожде¬
нии  России»  и  писал  стихи  «Новая  Америка».  Как
давно  и  тесно  связаны  все  звенья  нашего  мира!  Пред¬
чувствия  Блока  переходили  в  уверенность  Маяковско¬
го,  когда  он  называл  год  шестнадцатый  годом  рево¬
люции.  А  за  океаном  водоворот  американской  юстиции
всасывал  в  свою  крутящуюся  воронку  Джо  Хилла.
 Почему  я  так  подробно  пишу  о  нем?  А  потому,  что
снова  и  снова  идет  битва  за  жизнь  Джо  Хилла.  Она,
 168

собственно,  никогда  не  кончалась,  только  затихала,
чтобы  разыграться  с  новой  силой.  Сильная  вспышка
борьбы  вокруг  него  возникла  в  дни  американской  ин¬
тервенции  в  Корее.
 Хорошо  помню  номер  журнала  «Сатердей  ревыо»
со  статьей  известного  тогда  литературного  критика
Гаррисона  Смита.  Ее  заглавие  «Смерть  героя»  подо¬
шло  бы  и  к  воплям  «человека  из  «Лайфа»».  Как  ви¬
дите,  поиски  героизма  едва  ли  не  «вечная  тема»  бур¬
жуазной  публицистики  в  США.
 Я  уже  упоминал  Бернарда  де  Вото,  ныне  покойного
патриарха  американской  литературной  критики.  Он
раньше  других  —  после  бомбы  на  Хиросиму,  речи  Чер¬
чилля  в  Фултоне  и  внешнеполитического  обзора  в
«Таймс»  за  подписью  «Господина  Икс»1,  где  нам  от
имени  США  объявлялась  «холодная  война»,—  еще  в
1948  году,  приложил  фонендоскоп  к  груди  отечествен¬
ной  литературы  и  горестно  объявил:  «Герой  еще  жив».
Он  хотел  вернуть  к  жизни  идеал  стопроцентного  аме¬
риканизма.  Предприимчивый  прагматик,  способный  на
волчью  хватку,  бизнесмен  казался  ему  наиболее  под¬
ходящим  кандидатом  в  герои.
 Критик  Гаррисон  Смит  выступил  со  своей  нашу¬
мевшей  статьей  уже  под  гром  пушек  на  Корейском
полуострове  и  прямо  потребовал  посадить  в  «красный
угол»  литературы  «героя,  который  торжествует  над
своими  врагами  во  время  войны».  Осмотрев  из-под  ла¬
дони  окрестности,  он  оповестил  читателей:  «Герой  воз¬
вращается.  Его  тень  уже  видна  на  горизонте».
 Почти  одновременно  с  этим  программным  заявле¬
нием  вышел  в  свет  роман  Пэта  Фрэнка  «Задержите
наступление  ночи»  —  первое  монументальное  сочине¬
ние  о  войне  в  Корее.  Командующий  корпусом  морской
пехоты  США  генерал  Вандергрифт  написал  предисло¬
вие,  назвав  это  произведение  «путеводной  звездой  ар¬
мии».
 Действие  романа  относится  к  декабрю  1950  года,
дню  отступления  американских  войск  из  «долины
смерти».  Шестнадцать  солдат  во  главе  с  капитаном
Макензи  выходят  из  «котла»  и  по  пути  бодро  рассуж-
 1  Под  этим  псевдонимом  скрывался  бывший  посол  США  в
Москве  Джон  Кеннан,  который  теперь  признал  бесцельность
«холодной  войны»  и  высказывается  за  развитие  советско-амери¬
канских  отношений.
 169

дают  о  своей  «цивилизаторской  миссии»,  готовности
«воевать  за  демократию  вечно».  Сержант  Экланд  го¬
ворит:  «Все  мы  здесь  потому,  что  мы  именно  этого  и
хотели».
 Идеологи  агрессии  разных  рангов  восторженно
встретили  роман  Пэта  Фрэнка.  Он  содержал  набор
идеологического  ширпотреба  и  ставил  перед  сознанием
читателей  «героя-солдата»,  чья  миссия  не  кончалась
только  Кореей.  В  Пентагоне  уже  поглядывали  на  под¬
робные  карты  Вьетнама.
 Увы,  ни  этот  роман,  ни  его  литературные  близнецы
не  оправдали  надежд.  Реальная  действительность
зримо  противоречила  их  декоративному  глянцу.  Вой¬
ну  в  Корее  сами  американцы  назвали  грязной,  а  роман
Пэта  Фрэнка  —  плакатом  на  призывном  пункте.
 Еще  в  те  времена  мне  попалась  на  глаза  статья  ря¬
дового  Шарпа  «Бог  спас  мою  жизнь  в  Корее»,  опубли¬
кованная  в  журнале  «Сатердей  ивнинг  пост»  13  ян¬
варя  1951  года.  Он  рассказал  эпизод  из  злоключе¬
ний  пятнадцати  солдат  во  главе  с  лейтенантом  Мэт¬
локом.
 Они  находились  как  раз  в  тех  местах,  где  действо¬
вали  персонажи  Пэта  Фрэнка,—  в  «долине  смерти»,  то
есть  в  долине  Чанджинского  водохранилища  —  районе
окружения  американских  войск.  Эта  группа,  надо  по¬
лагать,  и  стала  прототипом  персонажей,  облюбован¬
ных  Пэтом  Фрэнком  для  своего  романа.
 Сходится  и  время  действия,  и  число  солдат,  и  бое¬
вая  обстановка.  Не  совпадают  только  их  чувства,  мыс¬
ли  и  разговоры.  Ничего  похожего  на  осознанный  ге¬
роизм.  Когда  от  роты  осталось  пятнадцать  человек,
лейтенант  Мэтлок  завел  их  в  овраг,  там  они  прятались
несколько  дней.  «Мы  все  время  читали  Библию  и  мо¬
лились,—  пишет  Шарп.—  А  потом,  уже  в  плену,  севе¬
рокорейский  солдат  спросил  меня  насчет  Макартура.
Я  сказал,  что  ненавижу  этого  генерала.  Потом  он  спро¬
сил  о  Трумэне,  и  я  ответил  то  же  самое».
 Итак,  рождение  героев  не  состоялось.  Не  состоя¬
лось  оно  и  в  среде  американских  войск  во  Вьетнаме.
Это  хорошо  известно  всему  свету.  Не  привелось  все-
таки  лейтенанту  Колли  проехать  по  улицам  Нью-
Йорка  в  открытой  машине  под  разноцветным  дожди¬
ком  конфетти  и  серпантина.
 Когда  не  удается  увенчать  лаврами  насильника-
 170

интервента,  то  следует  по  крайней  мере  унизить  тех,
кто  стоит  за  мир.  Если  супермиллионер  не  проходит  во
«властители  дум»,  то  нужно  опорочить  народных  ге¬
роев.
 Так  именно  и  произошло  в  США  вскоре  после  ко¬
рейской  войны.  После  агрессии  США  во  Вьетнаме
вновь  начался  бой  за  Джо  Хилла.  И  теперь,  как  это
уже  было  не  раз,  борьба  снова  и  снова  идет  за  его
память.
 Прославление  разбойничьих  баронов  требует  кле¬
веты  на  героев  социального  прогресса.  В  итоге  разде¬
ления  труда  происходят  события,  представляющие
собой  две  стороны  одной  медали.  В  то  время,  как
наемный  историк  посвящает  восьмитомный  труд  «бла¬
городной  творческой  деятельности»  промышленников
страны,  бывший  редактор  «Лука»  Уоллес  Стигнер  чер¬
нит  Джо  Хилла  в  своем  романе-хронике.
 И  до  него  несколько  «литераторов-наемников»  на¬
писали  так  называемые  изобличительные  версии  про¬
цесса  Хилла.  Попытки  оправдать  его  казнь  и  дать  в
угоду  Бизнесу  фальсифицированную  историю  рабоче¬
го  движения  в  США  не  прекращались  никогда.
 Старое  это  дело.  Энгельс  писал:  «Буржуазия  все
превращает  в  товар...  также  и  историю».  А  став  това¬
ром,  история  продается  кому  угодно,  хотя  бы  и  юсти¬
ции.  Нигде,  пожалуй,  эта  их  связь  не  обнаруживается
с  такой  прямотой,  как  в  скорбном  мартирологе  муче¬
ников  революционной  борьбы.  Сначала  неправедный
судья  убивает  народного  героя,  а  потом,  с  течением
времени,  оплаченные  историки  предают  забвению  это
преступление  либо  возвращаются  к  нему,  чтобы  опо¬
рочить  жертву  господствующего  класса.
 Зачем  это  делают?
 Бизнес  наслаждается  местью  и  за  гробом  своих
противников.  Тоже  старое  дело.  Помните,  как  разоде¬
тые  дамы  знатного  Парижа  1848  года  тыкали  зонтики
в  лица  мертвых  пролетариев?  Но  главное  в  другом.
Реакция  хотела  бы  лишить  народ  его  героев,  имен-сим¬
волов,  надругаться  над  ними.  Да,  именно  так.  Сначала
уничтожить  борца  физически,  а  потом  выжечь  его  об¬
раз  из  книги  истории.
 Это  непросто,  конечно.  Социальное  Добро  зорко
следит  за  своими  святцами.  Когда  вновь  разгорелась
кампания  против  Джо  Хилла,  известный  драматург
 171

Барри  Стэвис  создал  драму  «Человек,  который  не
умирал».  Это  произведение  искусства  и  подлинно  исто¬
рическая  работа.  Материалы  процесса,  изученные  пи¬
сателем  как  ученым-исследователем  и  собранные  вое¬
дино,  предваряли  публикацию  пьесы.
 В  те  дни  я  прочел  пронзающие  душу  слова  амери¬
канского  публициста  Джона  Питтмана  о  Джо  Хилле:
«Его  имя,  его  образ  будут  украшать  улицы,  площади
и  здания  в  нашей  стране  еще  долго  после  того,  как
крупные  горнорудные  и  другие  монополии  будут  про¬
буждать  лишь  смутные  воспоминания  о  страшном  пе¬
риоде  длительной  и  тяжкой  истории  борьбы  челове¬
чества  за  гуманизм».
 У  американского  народа  есть  и  были  герои.  Неда¬
ром  в  знаменитой  песне  Робинсона  и  Хэйса  оживший
Джо  Хилл  отвечает  изумленному  человеку  нового  по¬
коления:
 —  Я  никогда  ие  умирал!
 Какая  прекрасная  правда!  Джо  Хилл  живет  вместе
с  идеей  социальной  справедливости  и  ее  героями.  И,
разумеется,  их  весьма  изощренно  не  замечает  извест¬
ный  нам  заокеанский  политолог,  пробующий  вербовать
героев  для  «холодной  войны»  даже  не  на  своем  дворе.
Но  мы  уже  хорошо  понимаем  причины  такой  аберра¬
ции  зрения.  Избирательный  взгляд  на  события  исто¬
рии,  узкоклассовый  кругозор,  замкнутый  интересами
мира  собственников,  конечно,  никогда  не  дадут  «уви¬
деть»  таких  героев,  как  Джо  Хилл.
 «...Умирая,  он  знал,  что  дело,  которому  он  отдал
всю  свою  жизнь,  не  умрет,  что  его  будут  делать  де¬
сятки,  сотни  тысяч,  миллионы  других  рук,  что  за  это
дело  будут  умирать  другие  товарищи  рабочие,  что  они
будут  бороться  до  тех  пор,  пока  не  победят...»  —  так
писал  Ленин  о  рабочем  Бабушкине,  расстрелянном
царскими  карателями  за  десять  лет  до  казни  в  Солт-
Лейк-Сити.
 Ленинская  оценка  по  росту  и  Джо  Хиллу.  Она  по¬
дойдет  всюду  —  в  США,  Италии,  Чили...—  и  всем,  кого
Ильич  называл  «народными  героями»,  о  ком  писал:
«Это  —  люди,  которые  не  растратили  себя  на  бесполез¬
ные  террористические  предприятия  одиночек,  а  дейст¬
вовали  упорно,  неуклонно  среди  пролетарских  масс,
помогая  развитию  их  сознания,  их  организации,  их  ре¬
волюционной  самодеятельности».
 172

Ленин  писал  это  в  1910  году.  Посмотрим  на  со¬
циально-политическую  карту  мира>  Подвиги  народных
героев  не  пропадают  зря.  Многое  изменилось  на  на¬
шей  земле,  очень  многое.  Как  бы  там  ни  было,  а  дела
человечества  идут  хорошо.
 *  *  *
 ...Что  касается  «греха»  подслушанной  беседы,  то
его  не  было.  Правда,  в  бар  такого  рода  я  заглядывал.
Но  представленных  вам  собеседников  там  не  видел  и
не  слышал.  Хитроумный  «господин  Лезвие»  —  это  пе¬
редовая  журнала  «Лайф»  в  одном  из  последних  номе¬
ров  перед  кончиной  этого  издания.  Реплики  «разоча¬
рованного»  советолога  Самуэли  —  это  выдержки  из
его  статьи  в  английском  консервативном  еженедельни¬
ке  «Спектейтор»  (1975  г.).  Воинственные  высказыва¬
ния  Замуолта  взяты  из  его  книги  «На  вахте»  в  изда¬
нии  «Нью-Йорк  тайме»  (1976  г.),  рассуждения  профес¬
сора  Бирнса  —  это  цитата  из  его  статьи  в  «Вашинг¬
тон  пост»  (1977  г.).
 В  1980  году  нет  недостатка  в  еще  более  агрессив¬
ных  цитатах  из  речей  и  заявлений  американских  сове¬
тологов  и  государственных  деятелей,  начиная  от  про¬
фессора  Хантингтона  и  кончая  Бжезинским.

ХЬЮИ  лонг
И  ДРУГИЕ
 1
 ...И  вот  Бэз  Уиндрип  стал  президентом  Соединенных
Штатов  Америки.  В  Белом  доме  расположился  пест¬
рый  табор  проституированных  политиков,  дипломиро¬
ванных  убийц,  садистов  в  профессорских  очках.  Возле
Большого  мешка  с  Золотом  произошла  смена  караула.
Часовые  в  касках,  украшенных  перьями  демократи¬
ческих  лозунгов,  были  отправлены  в  кордегардию.  На
их  места,  печатая  шаг,  встали  идеологические  пара¬
шютисты—  чудовища  с  гнилыми  мозгами,  похожие  на
оккультных  персонажей  из  фильмов  Хичкока.  В  этой
смене  караула  тень  Гитлера  была  разводящим.
 Итак,  к  власти  в  США  пришел  фашизм,  выкрашен¬
ный  в  защитные  цвета  «истинного  американизма».
В  пивных  стойлах  топают  копытами  нетерпеливые  по¬
громщики.  Минитмены  —  разбойничья  гвардия  ново¬
явленного  фюрера  —  маршируют  по  улицам  городов.
Подвыпившие  опричники  «верховного  вождя  страны»
громят  квартиры  «активных  негров»,  коммунистов  и
вообще  людей  «рузвельтовского  толка».  Бульварные
листки  с  пылким  усердием  сообщают  о  роспуске  всех
партий,  кроме  «корпоративной».
 Догадливые  приверженцы  нового  строя  тащат  на
площади  еретическую  литературу.  На  веселых  кострах
жгут  книги  Хемингуэя  и  Марка  Твена,  корчится  в  огне
«Мартин  Чезлвит»  Диккенса.  В  джунглях  фашизиро¬
ванных  городов  бродят  красномордые  хищники.  Сдви¬
нув  котелки  на  затылок,  они  грозно  мурлыкают  гимны
в  честь  своего  повелителя.
 Тот,  кто  хотел  бы  ознакомиться  с  сутью  програм¬
мы  Бэза  Уиндрипа,  может  удовлетворить  свое  любо¬
пытство  чтением  «Майн  кампф».  Я  же  приведу  здесь
несколько  образчиков  стиля  нового  президента.
 —  У  меня  одно  желание  —  заставить  всех  амери¬
канцев  понять,  что  они  всегда  были  и  должны  оста-
 174

ваться  впредь  величайшей  расой  на  нашей  старой  Зем¬
ле,  и  второе  —  заставить  их  понять,  что,  каковы  бы  ни
были  между  ними  кажущиеся  различия  —  в  смысле
богатства,  знаний,  способностей,  происхождения  и
влияния  (все  это,  конечно,  не  относится  к  людям  от¬
личной  от  нас  расы),—  все  мы  братья...
 И  еще:
 — 	Всякий  честный  агитатор,  то  есть  человек,  чест¬
но  изучающий  и  рассчитывающий  средства  для  наибо¬
лее  эффективного  осуществления  своей  миссии,  очень
скоро  убеждается,  что  было  бы  плохой  услугой  в  от¬
ношении  простого  народа  —  это  просто  сбивает  его  с
толку  —  знакомить  его  с  действительным  положением
вещей  с  той  же  полнотой,  как  и  более  высокие  слои
общества.
 Этот  вполне  своеобразный  стиль  Уиндрипа,  несом¬
ненно,  был  многообещающим.  Одна  из  его  поклонниц,
знаменитая  Аделаида  Гиммич,  автор  нашумевшего
проекта  —  посылать  из  США  каждому  американско¬
му  солдату  на  любой  фронт,  где  бы  он  ни  был,  по
клетке  с  канарейкой,—  заявила  на  банкете  в  форте
Бьюла:
 — 	По-моему,  чтобы  научиться  Дисциплине,  нам
нужно  снова  пережить  настоящую  войну.
 А  генерал  Эджуэйс  тут  же  брякнул  без  оби¬
няков:
 — 	Признаюсь,  хотя  я  и  ненавижу  войну,  но  есть
вещи  и  похуже.  Ах,  друзья  мои,  гораздо  хуже!  Это  —
состояние  так  называемого  «мира»,  когда  рабочие
организации  заражены,  словно  чумными  микробами,
безумными  идеями  анархической  красной  России!
Состояние  «мира»,  когда  университетские  профессора,
журналисты  и  видные  писатели  тайно  распространяют
все  те  же  возмутительные  обвинения  против  Великой
старой  конституции!..  Нет,  такой  «мир»  гораздо  хуже
самой  ужасной  войны!..  А  теперь  я  могу  сообщить  вам
хорошие  новости!  Проповедь  неприкрытой  наступа¬
тельной  силы  очень  быстро  распространяется  в  нашей
стране...
 Генерал  Эджуэйс  знает,  что  он  говорит.  События,
видимо,  не  заставят  себя  долго  ждать.  Известно,  что
в  казармах  США  особой  популярностью  пользуется
новая  песенка,  сочиненная  в  недрах  пропагандистско¬
го  отдела  военного  министерства:
 175

Из  Мексики  Джонни  вернется  домой.
 Ура!  Ура!  Ура!
 Усталый,  осыпанный  пылью  чужой.
 Ура!  Ура!  Ура!
 Но  он  будет  болтать  на  чужом  языке,
 С  ним  сеньора  в  седле  и  винтовка  в  руке.
 Ох,  и  славно  напьемся  на  радостях  мы,
 Когда  Джонни  вернется  домой!
 Есть  основания  полагать,  что  объявление  Уиндри-
пом  войны  Мексике  —  дело  нескольких  часов.  Прежде
чем  зажечь  мировой  пожар,  Соединенные  Штаты  хо¬
тят  оккупировать  весь  Американский  континент.
 2
 Читатель,  который  из  предыдущего  сделает  вывод,  что
он  прозевал  новые  президентские  выборы  в  США,  оши¬
бется.  Все,  что  мы  рассказали,  происходит  на  страни¬
цах  романа  Синклера  Льюиса  «У  нас  это  невозмож¬
но».  Книга  эта  вышла  за  океаном  в  1935  году  и  рисует
воображаемый  фашистский  переворот,  приуроченный
к  выборам  президента  в  1936  году.
 Если  вспомнить  реальные  события  того  времени,  то
станет  ясной  достоверность  источников  романа.  На¬
циональная  ассоциация  промышленников  была  встре¬
вожена  либеральными  реформами  «нового  курса».  Ре¬
акция  попыталась  устроить  «Марш  на  Вашингтон»,
наподобие  похода  Муссолини  на  Рим.
 Речь  шла  ни  больше  ни  меньше  —  о  свержении
Франклина  Рузвельта.  Кучера  бизнеса  рассчитывали
заодно  «взять  под  уздцы»  «умеренную  часть»  конгрес¬
са.  Старому  зубру  в  генеральских  погонах  Ван  Хорну
Мосли  (однофамильцу  английского  поклонника  «фю¬
рера»)  поручили  возглавить  Американский  легион  и
бросить  его  в  путч.  Когда  дошло  до  дела,  он  струсил,
затея  провалилась.
 Таким  образом,  Льюис  описывает  несовершившие-
ся  события.  Основа  романа  —  факты,  которых  не
было  в  жизни.  Совместимо  ли  это  с  реализмом?  Да,
вполне.
 Государственная  система  США  основана  на  инсти¬
тутах  буржуазной  демократии.  Но  поклонники  «желез¬
ной  руки»  и  «железной  пяты»  занимают  в  этой  стране
сильные  позиции.  Живительный  дождь  щедрых  субси¬
дий  орошает  многочисленные  реакционные  организа-
 176

ции.  Они  располагают  газетами,  журналами,  изда¬
тельствами,  клубами.  Явления  и  тенденции,  родствен¬
ные  фашизму,  уже  давно  существуют  в  США.  Синклер
Льюис  воплотил  эти  тенденции  в  образы.
 Он  слил  реализм  с  фантастикой.  И  даже  беглый  ана¬
лиз  позволяет  обнаружить  в  этом  сплаве  драгоценные
свойства  тонкосаркастичного  памфлета.  Автор  создал
галерею  портретов  алчных  бизнесменов,  обезумевших
генералов,  гориллообразных  мещан,  жаждущих  све¬
сти  с  ума  американский  народ,  скомандовать  ему:  «В
атаку!»  —  и  бросить  на  поля  апокалипсических  битв
за  мировое  господство.
 «В  атаку!»  —  так  и  называется  катехизис,  состав¬
ленный  из  речей  героя  романа  Вэза  Уиндрипа,—  кни¬
жонка,  содержащая  больше  планов  «преобразования
мира»,  чем  все  романы  Герберта  Уэллса,  вместе  взя¬
тые.  Без  риска  ошибиться  можно  утверждать,  что  од¬
ним  из  прототипов  Уиндрипа  был  ныне  покойный  гу¬
бернатор  Луизианы  фашист  Хьюи  Лонг.
 Однажды  Франклин  Рузвельт,  доверительно  бесе¬
дуя  с  близким  ему  человеком,  сказал:
 —  Действуя  гитлеровскими  методами,  Хьюи  Лонг
хочет  выставить  свою  кандидатуру  на  президентских
выборах  в  1936  году.  Он  надеется  собрать  сто  голосов
на  съезде  демократической  партии.  После  этого  он  на¬
мерен  организовать  самостоятельную  группировку  сов¬
местно  с  представителями  прогрессивного  блока  Юга
и  Среднего  Запада...  Таким  образом  он  рассчитывает
победить  демократов  и  привести  к  власти  реакционно¬
го  кандидата  от  республиканской  партии.  К  1940  году
положение  в  стране,  по  мнению  Лонга,  будет  таково,
что  он  станет  диктатором.
 И  вот  фабула  романа  «У  нас  это  невозможно»  раз¬
вертывается  так,  как  если  бы  план  Лонга  был  прове¬
ден  в  жизнь.
 Но  дело  совсем  не  в  конкретной  аналогии.  Синклер
Льюис  понимал  —  и  именно  в  этом  огромная  ценность
его  романа  для  наших  дней,—  что  ростки  фашизма,
такие,  как  политические  убийства  внутри  страны  и  за
ее  пределами,  расизм  с  ку-клукс-кланом  и  многое  дру¬
гое,  укоренились  не  только  у  обочин  американской  об¬
щественной  жизни,  но  и  проникли  то  здесь,  то  там  на
основную  магистраль  политики  США.
 12  Заказ  4(3
 177

Роман  Синклера  Льюиса  вышел  в  свет  на  русском
языке  45  лет  тому  назад.  Я  перечитал  сейчас  свою  ре¬
цензию  об  этом  произведении,  напечатанную  в  то  вре¬
мя,  просмотрел  другие  статьи,  и  скажу  откровенно,  они
были  несколько  спокойнее  самого  романа.  Иные  важ¬
ные  подробности  в  размышлениях  Льюиса  и  героев
романа  ускользнули  от  его  критиков.  Очевидно,  45  лет
тому  назад  мы  знали  Соединенные  Штаты  хуже,  чем
теперь.
 А  сейчас  можно  твердо  сказать:  во  всей  американ¬
ской  литературе  нет  и  не  было  романа,  который  бы  с
такой  силой  предвидения  на  много  лет  вперед  просле¬
дил  извилистый  процесс  формирования  реакции  в
Штатах.  И  в  этом  смысле  «У  нас  это  невозможно»  мы
могли  бы  сравнить  только  с  антифашистскими  рома¬
нами  Фейхтвангера,  и  прежде  всего  с  «Успехом»  и
«Семьей  Опперман».  Синклер  Льюис  вполне  отчетливо
предсказал  инквизиторский  маккартизм  и  многие  дру¬
гие  явления,  вплоть  до  тех,  какие  мы  наблюдаем  в  по¬
литической  жизни  США  сегодня.
 Любопытна  такая  деталь.  Опричники  неофашиста
Уиндрипа  названы  в  романе  «минитменами».  Но  се¬
годня  в  США  существуют  люди,  рекомендующие  себя
именно  так  —  «минитмены».  Это  вооруженная  до  зу¬
бов,  суперпогромная,  антикоммунистическая  органи¬
зация,  чей  лидер  Роберт  Боливер  Депью  полагает,  что
третья  мировая  война  уже  началась.
 Как  произошло  такое  совпадение?  Уж  не  взял  ли
фашист  Депыо  это  наименование  из  антифашистского
романа?  Нет,  конечно.  Все  дело  в  том,  что  Синклер
Льюис  превосходно  изучил  стремление  американской
реакции  к  демократическому  камуфляжу.  Его  харак¬
теристика  общества  «Дочерей  Американской  Револю¬
ции»  может  считаться  классической:  «...организация
эта  состоит  из  женщин,  тратящих  одну  половину  сво¬
его  времени  на  то,  чтобы  хвастаться  своим  происхож¬
дением  от  свободолюбивых  американских  колонистов
1776  года,  а  вторую,  чтобы  яростно  нападать  на  своих
современников,  исповедующих  именно  те  принципы,  за
которые  боролись  эти  колонисты».
 И  вот,  порывшись  в  материалах  о  войне  американ¬
цев  с  англичанами  за  независимость,  вы  встретите
упоминание  о  «минитменах»  —  людях,  «готовых  в  ми¬
нуту»,  иначе  говоря  —  народных  ополченцах  славной
 178

эпохи,  увековеченной  в  поэме  Лонгфелло  «Скачка
Поля  Ревира».
 И  когда  Синклер  Льюис  назвал  фашистскую  гвар¬
дию  Уиндрипа  «минитменами»,  он  предугадал  еще
одну  вполне  конкретную  форму  кощунственной  эксплу¬
атации  фашизмом  духовных  реликвий  американца.
Предугадал,  как  мы  видим,  точно.  «Минитмены»  во¬
зятся  с  пулеметами,  проводят  полевые  учения,  горла¬
нят  свои  песни  и,  можно  поручиться,  не  знают,  что
давно-давно  старый  умный  писатель  предсказал  их  по¬
явление,  их  безумие  и  даже  их  название...
 Центральная  фигура  романа,  Дормэс  Джессэп,—
редактор  и  издатель  провинциальной  газеты  «Дейли
информер».  Где-то  мы  уже  встречали  облик  этого  че¬
ловека—  утонченного  хранителя  моральных  богатств,
спокойного  собирателя  духовных  ценностей.  Дормэс
Джессэп  —  это  Густав  Опперман,  выросший  на  амери¬
канской  почве.  Так  же  как  и  его  немецкий  собрат,  Дор¬
мэс  непоколебимо  верит  в  устойчивость  окружающего.
 Мир  Дормэса  Джессэпа  складывается  из  обшир¬
ного  собрания  любимых  книг,  серьезной  привязан¬
ности  к  Лоринде  Пайк,  бесконечных  часов  упоитель¬
ного  раздумья  в  рабочем  кабинете,  привычной  и  в  меру
обременительной  работы  в  редакции.  Это  спокойный
мир  современного  отшельника,  укрывшегося  в  «баш¬
не  из  слоновой  кости»  или,  вернее,  пластмассовой  —
«под  слоновую  кость»,  с  паровым  отоплением  и  горя¬
чей  водой  из  крана.
 Тридцать  семь  лет  Дормэс  Джессэп  редактировал
«Дейли  информер».  В  1920  году  он  выступал  за  при¬
знание  России  и  тем  стяжал  себе  опасную  репутацию
отъявленного  коммуниста.  Передовицами  о  невинов¬
ности  Тома  Муни  и  осуждением  вторжения  Соединен¬
ных  Штатов  в  Никарагуа  он  нарушил  покой  своих
друзей,  поверг  в  смятение  половину  благонамеренных
подписчиков  и  окончательно  утвердил  за  собой  славу
смутьяна.
 Вся  эта  «крамола»  не  заключала  в  себе  последова¬
тельной  революционности.  Статьи  провинциального
редактора  диктовались  благородным  сердцем  челове¬
ка,  испытывающего  инстинктивное  отвращение  и  даже
ненависть  ко  всякому  акту  жестокости  и  несправедли¬
вости.  Он  с  издевкой  говорит  о  «войне  за  освобожде¬
ние  Кубы,  за  освобождение  жителей  Филиппинских
 179

островов,  которых  никак  не  устраивало  качество  на¬
шей  свободы».  Но  автор  этих  гневных  обличений  «пре¬
красно  понимал  свою  позицию,  знал,  что  весьма  далек
от  левого  крыла  радикалов  и  в  лучшем  случае  он  уме¬
ренный,  вялый  и,  пожалуй,  немного  сентиментальный
либерал».
 Роман  Синклера  Льюиса  особенно  роднит  с  «Семь¬
ей  Опперман»  та  часть,  где  автор  изображает  вообра¬
жаемый  приход  американского  фашизма  к  власти.
Синклер  Льюис  цитирует  газетные  статьи,  политиче¬
ские  декларации,  речи  государственных  деятелей.  Это
производит  впечатление  подлинной  документации.
 И  не  удивительно.
 Реакционные  тенденции  Америки  того  времени  ове¬
ществлены  в  бесчисленных  газетных  отчетах  о  полити¬
ческом  буйстве  Хьюи  Лонга,  демагогических  пропо¬
ведях  радиопопа  Кофлина,  бандитских  похождениях
куклуксклановцев,  во  множестве  фактов  откровенного
служения  государственной  власти  трестированному
капиталу.
 Осматриваясь  вокруг  и  разгадывая  демагогию
Бэза  Уиндрипа,  рвущегося  в  Белый  дом,  Джессэп  ду¬
мает  о  том,  что  произойдет  дальше:  «...очень  возмож¬
но,  что  эта  шайка  втянет  нас  в  какую-нибудь  войну,
просто  чтобы  потешить  свое  безумное  тщеславие...  И
тогда  меня,  либерала,  и  вас,  плутократа,  притворяю¬
щегося  консерватором,  выведут  и  расстреляют  в  три
часа  утра».
 Его  собеседник,  Тэзброу,  будущий  фашистский  дея¬
тель,  решительно  возражает:  «У  нас  в  Америке  это
невозможно!  Америка  —  страна  свободных  людей».
 После  этой  реплики  Дормэса  прорывает:  «Черта  с
два  невозможно,  отвечу  я  вам.  Ведь  нет  в  мире  другой
страны,  которая  так  легко  впадала  в  истерию...  или
была  бы  более  склонна  к  раболепству,  чем  Америка».
 В  окружении  Дормэса  есть  люди,  поговаривающие
о  «сильной  личности»:  демократические  институты,
дескать,  не  в  силах  навести  порядок  в  стране,  выле¬
чить  ее  болезни.  Что,  например,  делать  с  безработны¬
ми,  этими  «ленивыми  шалопаями,  которые  кормятся
пособием»,  как  говорит  о  них  банкир  Краули?  Нужен
доктор,  который  возьмет  пациента  в  руки  и  заставит
его  выздороветь,  хочет  он  того  или  нет.  Слово  «фа¬
шизм»  не  должно  пугать.
 180

На  это  звериное  воркование  Дормэс  замечает,  что
он  знает  о  лечении  сифилиса  прививкой  малярии,  но
никогда  не  слышал,  чтобы  малярию  лечили  прививкой
сифилиса.  Экстравагантное  сравнение  помогает  Дор-
мэсу  сформулировать  основную  мысль:  «Лечить  язвы
демократические  язвами  фашизма!  Странная  тера¬
пия!»
 Дормэс  встревожен.  Он  еще  пытается  себя  уте¬
шить:  «Если  у  нас  когда-нибудь  и  будет  фашистская
литература,  то  все  будет  совсем  иначе,  чем  в  Европе,—
слишком  сильны  в  Америке  юмор  и  дух  независимо¬
сти».  Однако  вскоре  вышло  так,  что  двое-трое  друзей
были  единственными  людьми,  с  которыми  он  рисковал
говорить  о  чем-либо  более  серьезном,  чем  о  том,  будет
сегодня  дождик  или  нет.
 При  тирании  даже  мужская  дружба  —  ненадежное
дело.  После  прихода  к  власти  Уиндрипа  Дормэс  Джес-
сэп  неожиданно  обнаружил,  что  плети  и  кандалы  при¬
чиняют  такие  же  мучения  в  чистом  американском  воз¬
духе,  как  и  в  болотных  туманах  Пруссии.  Тот,  кто  был
недоволен  новыми  порядками,  не  мог  заявить  о  своем
недовольстве  дважды.  Хроника  подвигов  клики  Уин¬
дрипа  в  точности  воспроизводит  насилия  германского
фашизма,  неслыханно  обогатившего  своей  деятельно¬
стью  каталог  уголовных  преступлений.
 Синклер  Льюис  располагал  неплохой  информа¬
цией.  Помимо  печатных  источников  —  общедоступных
и  полусекретных  —  он  располагал  точными  и  докумен¬
тированными  материалами,  собранными  его  женой.
Уильям  Додд,  посол  США  в  Германии  периода  1933—
1938  годов,  сообщает  любопытную  подробность.
 Он  пишет  в  своем  дневнике:  «Сегодня  (это  было
24  августа  1934  года,  как  раз  в  период,  когда  автор
«У  нас  это  невозможно»  приступал  к  работе  над  этим
романом.—  А.  К.)  в  одиннадцать  часов  пришла  миссис
Синклер  Льюис,  которая  в  литературных  и  художест¬
венных  способностях  не  уступает  своему  знаменитому
мужу,  и  мы  около  получаса  беседовали  о  ее  намерении
изучить  и  описать  современную  германскую  социаль¬
но-философскую  систему».  (Заметим,  опять-таки  в
скобках,  что  через  непродолжительный  срок  миссис
Льюис  —  известная  журналистка  Дороти  Томпсон—
получила  приказ  гитлеровских  властей  покинуть  Гер¬
манию  в  течение  двадцати  четырех  часов.—  А.  К.)
 181

3
 Через  четыре  года  после  выхода  в  свет  произведения
Синклера  Льюиса  на  книжном  рынке  США  появилась
книга  Освальда  Гаррисона  Вилларда  «Годы  сраже¬
ний»  с  подзаголовком  —  «Заметки  редактора».  Ав¬
тор—  историк,  публицист.  С  1918  по  1933  год  он  ре¬
дактировал  газету  прогрессивного  направления
«Нейшн».  В  Нью-Йорке,  в  квартире  знакомого  журна¬
листа,  я  наткнулся  на  эту  книгу.
 Даже  беглое  знакомство  с  «Заметками  редактора»
позволяет  предположить,  что  какие-то  черты  облика
Вилларда  использованы  Синклером  Льюисом  при  соз¬
дании  образа  центрального  героя  романа—Дормэса
Джессэпа.
 Жизнь  Вилларда  проходила  на  виду,  и  американ¬
ской  общественности  хорошо  запомнилось  время,
когда  отважная  газета  боролась  против  разгула  реак¬
ции,  захлестнувшего  Соединенные  Штаты  вскоре  после
свершившейся  в  России  Великой  Октябрьской  социа¬
листической  революции.  В  пору,  когда  революционная
Россия  голодала,  холодала,  проливала  кровь  на  фрон¬
тах  гражданской  войны,  осипшие  от  ярости  конгрес¬
смены  уже  вопили  о  «руке  Москвы»,  о  «кознях  больше¬
виков».  Искали  предлога,  чтобы  расправиться  с  рабо¬
чим  движением  в  собственной  стране,  подавить  все
честное  и  прогрессивное,  наконец,  зажать  рты  тем,  кто,
желая  оглядеться  в  послевоенном  мире,  задавал  «кра¬
мольные»  вопросы.
 Генеральный  прокурор  США  Митчелл  Пальмер
с  благословения  тогдашнего  президента  Вильсона
ввел  беззаконие  в  юридическую  систему.  Во  всех  шта¬
тах  шла  облава  на  «красных».  Массовые  аресты  ни  в
чем  не  повинных  людей  стали  будничным  делом.  Ни¬
когда  до  этих  дней  американцы  не  знали  такого
всеобъемлющего  подавления  гражданских  свобод.
В  Уотербери,  штат  Коннектикут,  продавец  магазина
готовой  одежды,  еще  юноша,  был  приговорен  к  шести
месяцам  тюрьмы  за  одну-единственную  полувопроси¬
тельную  фразу:  «А  что,  Ленин  там,  в  России,  наверно,
мозговитый  человек!»
 И  вот,  возвращаясь  в  своей  книге  к  этому  времени,
Виллард  удивительно  интересно  устанавливает  генеа¬
логию  такого  целенаправленного  произвола.  Зверства
 182

германского  фашизма  он  считает  «вторичными»,  а
пальму  первенства  отдает  реакционерам  из  США.  Он
пишет:  «Чтобы  перечислить  все  случаи  пыток,  садиз¬
ма,  все  преступления,  совершенные  репрессивным  ап¬
паратом  при  полной  поддержке  министерства  юстиции,
потребовалось  бы  бесконечное  множество  страниц.
Синклеру  Льюису  не  надо  было  создавать  роман
«У  нас  это  невозможно».  Ему  достаточно  было  лишь
обратиться  к  делам  Вильсона  —  Пальмера,  чтобы  сде¬
лать  вывод:  «У  нас  это  уже  было».  Многое  из  того,  что
произошло  в  Германии  при  Гитлере,  напоминало  по¬
ведение  наших  официальных  лиц  в  то  время.  Можно
было  бы  даже  предположить,  что  диктаторы  брали  с
нас  пример,  если  бы  они  не  были  невеждами,  ничего
не  знающими  о  других  странах».
 Голосом  Вилларда  говорят  те,  кто  находился  в  чер¬
ные  «пальмеровские  дни»  на  линии  огня.  Но  отдадим
же  должное  Синклеру  Льюису.  Он  не  забыл  в  романе,
кажется,  ни  одного  оттенка  американской  реакции,  и
выводы,  к  каким  он  нас  подводит,  не  расходятся  с
точкой  зрения  Вилларда.  И  даже  известная  социаль¬
ная  ограниченность  этих  выводов  тоже  общая.
 Хочу  познакомить  читателя  еще  с  одним  извлечени¬
ем  из  книги  Вилларда,  чтобы  показать,  как  много
сходного  в  его  самохарактеристике  с  обликом  Дормэса
Джессэпа.  Признаюсь,  что  испытал  большое  удовлет¬
ворение,  когда  обнаружил  существование  (к  сожале¬
нию,  не  переведенной  в  СССР)  книги  Вилларда  и
установил  связь  жизненного  пути  ее  автора  с  образом
главного  персонажа  из  романа  Синклера  Льюиса.  Ко¬
нечно,  далеко  не  один  Виллард  представлял  честную
прессу  США  тех  времен.  Но  его  мысли  и  чувства  весь¬
ма  убедительно  подтверждают  достоверность  челове¬
ческого  типа,  избранного  Синклером  Льюисом  в  герои
романа.  А  мы,  сравнивая  документальные  записки  од¬
ного  с  художественным  произведением  другого,  можем
отчетливее  рассмотреть  достоинства  и  слабости  этого
героя.
 Вот  что,  например,  пишет  Виллард  (и  как  точно
входят  эпизоды  его  жизни  в  пазы  романа):  «Моя  ре¬
путация  опасного  радикала  была  для  многих  подтвер¬
ждена  возмутительной  фальсификацией  моего  выступ¬
ления  на  комиссии  реконструкции  Нью-Йорка.  Я  читал
доклад  по  заранее  подготовленному  тексту,  где  ясно
 183

было  сказано,  что  я  не  коммунист.  Я  обратился  к  ре¬
портерам,  особо  подчеркнув  это  обстоятельство.  Одна¬
ко,  сказал  я,  так  как  о  коммунизме  спорят  многие
люди  со  времен  Христа,  то  для  всего  мира  хорошо,  что
русские  взяли  на  себя  труднейшую  задачу  испытать
коммунизм  на  практике  раз  и  навсегда.  Мне  казалось,
что  мы  должны  наблюдать  за  русским  экспериментом
внимательно  и  без  предрассудков  использовать  у  себя
все,  что  можно.  Я  заявил  также,  что  в  самой  форме  но¬
вых  правительств  в  Баварии  и  в  России  нет  ничего,
что  должно  было  нас  оттолкнуть».
 И  даже  такое  заявление  не  прошло  безнаказанным.
Началась  свирепая  травля  Вилларда.  Его  «послужной
список»  был  велик.  Он  протестовал  против  захвата
Кубы,  Филиппин,  интервенции  в  Мексике,  диктата  в
Латинской  Америке,  отстаивал,  когда  мог,  права  неи¬
мущих,  выступал  в  защиту  Сакко  и  Ванцетти.  Этот
реестр  политических  симпатий  и  антипатий  очень  по¬
хож  на  тот,  каким  Синклер  Льюис  снабдил  в  романе
Дормэса  Джессэпа.  И  они  оба  —  реальный  человек  и
вымышленный  герой  —  не  были  коммунистами.
 Имя  Вилларда  было  известно  не  только  на  его  ро¬
дине.  Бернард  Шоу  писал  ему:  «Удивительно,  что  та¬
кая  газета,  как  «Нейшн»,  продержалась  столько  лет
в  стране,  где  истину  по  крайней  мере  три  раза  в  неде¬
лю  вываливают  в  смоле  и  перьях,  линчуют,  бросают  в
тюрьму,  избивают,  высылают  как  нежелательную».
 Но  вернемся  непосредственно  к  роману  «У  нас  это
невозможно».
 4
 Бэз  Уиндрип  не  медлил.  Железной  рукой  осуществил
он  свою  программу.  Умилительная  проповедь  о  пере¬
распределении  богатств  обернулась  новыми  прибы¬
лями  концернов.  Безработицу  «устранили»  лагерями
трудовой  повинности.  Сложнее  обстояло  с  ликвида¬
цией  преступности.
 Но  наконец  и  эта  проблема  была  разрешена  по  гер¬
мано-итальянскому  образцу.  Наиболее  закоренелые
уголовники  поменяли  стезю  кустарного  порока  на  ши¬
рокую  дорогу  модернизованного  злодейства  —  они
стали  инспекторами  в  штурмовых  отрядах  «минитме-
нов».
 184

Дормэс  Джессэп,с  его  политикой,  выражавшейся
формулой  «поживем  —  увидим»,  увидел  более  чем
достаточно.
 Синклер  Льюис  поставил  своего  героя  вплотную
перед  выбором:  белый  платок  капитуляции  или  борь¬
ба  не  на  жизнь,  а  на  смерть.  И  Дормэс  Джессэп  ре¬
шил:  действие!  Он  понял,  что  с  реакцией  нужно  бо¬
роться  не  в  кружевных,  а  в  железных  перчатках.  Ре¬
шимость  его  не  могут  поколебать  ни  тюрьмы,  ни  бес¬
пощадное  избиение,  когда  арестованного  заставляют
громко  считать  удары,  пока  он  не  теряет  сознание,  ни
стража,  забавляющаяся  стрельбой  перед  самым  но¬
сом  арестованного,  думающего,  что  это  и  есть  казнь.
Страдания  укрепляют  душу  шестидесятилетнего  под¬
польщика.
 Но  Синклер  Льюис  ошибается,  видя  в  Дормэсе
Джессэпе  главную  фигуру,  противостоящую  режиму
Уиндрипа.  Его  герой  ведет  подпольную  работу  в  фор¬
те  Бьюла  с  помощью  близких  ему  знакомых.  Редень¬
кая  цепочка  людей  связана  в  романе  с  организацией
«НП»  —  «Новым  подпольем»,  возглавляемым  либе¬
ральным  сенатором  Троубриджем,  скрывающимся  в
Канаде.
 Одиночество  Дормэса  —  это  замкнутость  буржуаз¬
ного  интеллигента,  не  разглядевшего  еще  народной
силы,  только  и  способной  раздавить  фашизм.  Он  по¬
нимает,  что  ход  борьбы  приводит  его  к  Карлу  Па¬
скалю  —  единственному  коммунисту,  сколько-нибудь
широко  обрисованному  в  романе  (мы  еще  вернемся
к  этому  образу).  Дормэс  говорит  о  нем  —  «товарищ».
Но  так  и  не  может  выйти  из  почти  кабалистического
круга  своих  ложных  представлений  о  марксизме.
 В  последних  строках  романа  облик  Дормэса  Джес-
сэпа  вырастает  до  гиперболических  размеров.  Он  ухо¬
дит  по  тропе  одиночного  подвижничества.  Очертания
его  становятся  все  более  зыбкими.  Наподобие  блоков¬
ского  Христа,  он  уже  «за  вьюгой  невидим».  Прощаясь
со  своим  героем,  автор  говорит:  «И  до  сих  пор  Дормэс
продолжает  свой  путь  в  красном  свете  зари,  ибо  Дор¬
мэс  Джессэп  не  может  умереть».
 Да,  Дормэс  Джессэп  должен  жить,  как  символ  не¬
умирающей  воли  к  борьбе  с  реакцией,  жаждущей  дик¬
татуры  «сильной  личности».  Но  Дормэс  Джессэп,  от¬
гораживающийся  от  масс  стеной  индивидуалистичес-
 185

ких  иллюзий,  умрет,  чтобы  воскреснуть  в  людях  аме¬
риканской  культуры,  идущих  рука  об  руку  с  социаль¬
ным  прогрессом.
 Синклер  Льюис  умело,  резко  снимает  грим  с  отвра¬
тительной  хари  реакции.  Людям,  утешающим  себя
рассуждениями  о  специфичности  американской  почвы,
романист  говорит:  смотрите,  во  что  могут  обратиться
ростки  фашистского  чертополоха,  если  не  вырвать  их
с  корнем.
 Каковы  эти  ростки?
 Ответ  Синклера  Льюиса  точен:  «Достаточно  вспом¬
нить  историю  с  фермерами-исполыциками  или  с  юно¬
шами  из  Скоттсборо  или  же  тайную  войну  калифор¬
нийских  оптовиков  против  земледельческих  союзов,
диктатуру  на  Кубе,  расстрел  бастующих  горняков  в
Кентукки».
 Писатель  идет  и  дальше.  Он  все  время  помнит,  что
реальная  жизнь  и  его  фантазия  в  романе  не  разделены
непроницаемой  стеной,  и  устами  одного  из  персона¬
жей  утверждает:  «Поверьте  мне,  Дормэс,  реакционная
братия,  которая  повинна  во  всех  этих  преступлениях,
сейчас  сдружилась  с  Уиндрипом».
 Несомненно,  Синклер  Льюис  написал  «У  нас  это
невозможно»  в  поддержку  Рузвельта,  когда  тот  вто¬
рично  баллотировался  в  президенты.  Автор  бросил
свой  роман  на  чашу  весов  предвыборной  кампании.
 Шла  борьба,  и  он  хотел  предупредить:  вот  что  мо¬
жет  произойти,  если  будет  устранен  разумный  лидер,
а  к  власти  придет  пещерная  горилла.  Рузвельт  остал¬
ся  в  Белом  доме.  С  тех  пор  многое  изменилось.  Факты
новейшей  истории  на  виду  у  всех.  Выросло  и  активно
действует  во  многих  штатах  страны  «Общество  Джо¬
на  Бэрча».
 Эта  изуверская  организация,  в  которой,  как  утвер¬
ждает  американская  пресса,  к  концу  1977  года  насчи¬
тывалось  до  100  тысяч  человек,  не  только  активизи¬
ровала  свою  деятельность  в  старых,  так  сказать,  тра¬
диционных  районах.  Как  подчеркивает  газета  «Вашин¬
гтон  пост»,  никогда  еще  за  все  годы  своего  существо¬
вания  «Общество  Джона  Бэрча»  не  проявляло  столь
большой  активности,  как  сейчас.
 Кресты  теперь  пылают  и  вдали  от  рабовладельче¬
ского  Юга.  Достаточно  сказать,  что  отделение  ку-
клукс-клана  в  наше  время  существует  даже  в  Нью-
 186

Йорке.  Вообще  же,  по  данным  «Лос-Анджелес  тайме»,
в  США  насчитывается  около  двух  тысяч  реакционных
расистских  организаций.  Что  же  касается  американ¬
ских  нацистов,  то,  как  отмечает  пресса,  для  их  дея¬
тельности  в  1978  году  характерна  попытка  создать
некую  единую  крупную  организацию.  А  нацистские
идеи  конца  70-х  годов,  по  существу,  ничем  не  отли¬
чаются  от  тех,  что  вынашивал  бесноватый  фюрер  в
30-х  годах.
 Крупный  промышленник  Рипенбекер  требовал  по¬
ставить  памятник  Маккарти  в  Вашингтоне.  В  оффи-
сах  «Американской  нацистской  партии»  висят  порт¬
реты  Гитлера  и  развеваются  флаги  со  свастикой.  «Ми-
нитмены»,  о  которых  мы  уже  писали,  просто  сходят  с
ума  и  готовы  крушить  вокруг  себя  что  ни  попадя.  В
США  пытаются  изолировать  коммунистическую  пар¬
тию.  Впрочем,  все  это  читатель  хорошо  знает  и  без
меня.
 Ситуация,  памфлетно  изображенная  в  романе  Син¬
клера  Льюиса  «У  нас  это  невозможно»,  удивительно
живуча.  Нет  Рузвельта,  нет  сенатора  Хьюи  Лонга,  но
иные  эпизоды  этого  романа  поразительно  совпадают
с  тем,  что  происходило  на  сцене  политической  жизни
США  в  связи  с  избранием  Барри  Голдуотера  кандида¬
том  в  президенты  от  республиканской*партии.
 Более  того:  персонаж  романа  сенатор  Бэз  Уинд-
рип,  почти  списанный  с  Хьюи  Лонга,  теперь  до  удивле¬
ния  напоминает  Барри  Голдуотера,  Джорджа  Уоллеса
или  сенатора  Джексона.  Не  кто  иной,  как  Голдуотер,
сказал:  «Нужно  благодарить  небеса  за  существование
военно-промышленного  комплекса,  а  не  сокрушать¬
ся  по  этому  поводу».  Программы,  повадки,  лексика
всех  этих  деятелей  и  в  романе  и  в  жизни  почти  тожде¬
ственны.
 Печально  известный  губернатор  штата  Алабама
Уоллес  и  в  1976  году  добивался  поста  президента.  Ом
уже  трижды  и  без  успеха  выдвигал  свою  кандидатуру
на  президентских  выборах.  Его  предвыборная  кампа¬
ния  всегда  строилась  на  заигрывании  с  так  называ¬
емым  «третьим  классом»  Америки.  Уоллес  не  скрыва¬
ет  своих  реакционных  взглядов.  В  мае  1975  года  он
заявил  во  всеуслышание,  что  во  время  второй  мировой
войны  Соединенные  Штаты  «сражались  не  на  той  сто¬
роне».
 187

Всякий  раз,  когда  Уоллес  проводил  свою  предвы¬
борную  кампанию,  он,  как  по  волшебству,  располагал
неограниченными  финансовыми  возможностями.  Он
собрал  в  свой  предвыборный  фонд  в  течение  года  свы¬
ше  4  миллионов  долларов.  В  одном  из  иностранных
комментариев  по  этому  поводу  сказано:  «В  Америке,
как  известно,  доллары  на  ветер  не  бросают».
 Преемственность  совпадений  политического  облика
Бэза  Уиндрипа  не  только  с  Хьюи  Лонгом,  но  и  с  со¬
временными  деятелями  круто  правого  толка  в  США
конечно  же  не  случайна.  Просто  Синклер  Льюис  очень
хорошо  понимал,  куда  идет  американская  реакция,  и
блестяще  персонифицировал  ее  вожделения  в  образе
Бэза  Уиндрипа.
 Да,  многое  из  того,  что  сказано  в  романе,  оправда¬
лось  до  деталей.  В  нашей  памяти  свежо  все,  что  прои¬
сходило  в  США  за  последние  годы,  начиная  с  убий¬
ства  братьев  Кеннеди,  Мартина  Лютера  Кинга,  поку¬
шений  ЦРУ  на  жизнь  лидеров  прогрессивных  режи¬
мов  в  других  странах  и  кончая  речами  Голдуотера,
Джексона,  Термонда,  казалось  бы  списанными  из
сборника  Бэза  Уиндрипа  «В  атаку!».
 А  разве  поношение  мирной  разрядки,  призывы  к
гонке  вооружений,  которые  мы  слышали  недавно  из
уст  бывшего  хозяина  Пентагона  Дж.  Шлесинджера,
не  похожи,  поистине,  как  две  капли  воды  на  высказы¬
вания  генерала  Эджуэйса  из  романа?  Эта  говорящая
«военная  каска»,  саркастически  изображенная  Син*
клером  Льюисом,  считала  опасной  саму  проповедь
мира  и  призывала  к  репрессиям  против  тех,  кто  ее
ведет.
 На  страницах  романа  «У  нас  это  невозможно»  ав¬
тор  повторяет  не  раз:  преследование  инакомыслящих,
насилие  над  личностью  в  США  —  опасны  и  отврати¬
тельны.  Реакция  начинает  с  коммунистов,  а  кончает
такими,  как  Дормэс  Джессэп.  И  как  жизненно  необхо¬
димо,  чтобы  этим  убеждением  большого  писателя  про¬
никлись  во  всем  мире  те  слои  интеллигенции,  что  ис¬
пытывают  сомнения,  подобные  тем,  какие  раздирали
душу  честного  редактора  из  форта  Бьюла.
 В  романе  идет  спор  между  воинствующими  реак¬
ционерами,  робеющими  обывателями,  либералами,  па¬
рализованными  сомнениями,  лукавыми  глупцами  и
умными  простофилями.  Сталкиваются  мнения,  кипят
 188

страсти.  Одни  мучительно  ищут  истину,  другие  закры¬
вают  на  нее  глаза.
 Мне  приходилось  бывать  в  США  и  встречаться  с
людьми  различного  положения  —  от  рабочего  до  мил¬
лионера.  И  я  убедился:  тенденции  общественной  жиз¬
ни,  зорко  уловленные  Синклером  Льюисом,  ныне  обо¬
стрились  до  крайности.  Когда  он  писал  свой  роман,
американская  реакция  еще  не  достигла  той  стадии  бе¬
шенства,  в  которой  она  находится  сейчас;  с  другой
стороны,  еще  не  существовало  современного  сплоче¬
ния  прогрессивных  сил  всех  стран  во  имя  мира  на
земле.
 Оруженосцам  войны  —  не  в  США,  а  в  гитлеров¬
ской  Германии  —  удалось  тогда  развязать  вооружен¬
ную  борьбу.  В  Штагах  одержали  верх  разумные  ли¬
деры,  и  американский  народ  получил  возможность  вы¬
ступить  против  фашизма.  Но,  как  мы  видим,  реальные
собратья  База  Уиндрипа  до  сих  пор  не  могут  успоко¬
иться.  Они  сожалеют  —  как  же,  воевали  не  на  той  сто¬
роне!
 В  разные  времена  по-разному  называлось  то  не¬
доброе,  темное,  эгоистичное,  что  встречало  идеи  гу¬
манизма  и  социального  прогресса  улюлюканьем  и
враждой.  В  разные  времена  оно  носило  разные  об¬
личья.  То  это  было  Узаконенное  рабство,  то  Принци¬
пы  легитимизма,  то  Святая  инквизиция,  то  Расовое
превосходство.  Сегодня  это,  в  первую  очередь,  Воен¬
но-Промышленные  комплексы,  окруженные  демонами
войн  и  разрушений.

ИТАК,
 ЧТО  ЖЕ  ТАКОЕ
СОВЕТОЛОГИЯ!
 ...И  зелень  мертвую  ветвей,
 И  корни  ядом  напоила...
 Пушкин.  «Анчар»
 Новый  интерес  к  ответу  на  этот  вопрос  возбудила  фун¬
даментальная  и  в  то  же  время  злободневная  работа
А.  Беляева  «Идеологическая  борьба  и  литература».
И  прежде  чем  обратиться  непосредственно  к  книге  с
ее  спецификой,  есть  резон  сказать  хотя  бы  несколько
слов  о  предмете  в  целом.
 Итак,  что  такое  советология?  Что  такое  советолог?
Сама  конструкция  термина,  его  фонетическое  звучание
и  графическое  обличье  как  бы  подчеркивают  родство
с  академическими,  стародавними,  одного  корня  опре¬
делениями  таких  наук,  как  биология,  филология,  гео¬
логия...  В  самом  деле,  грецизм  «лог»  многослоен,  озна¬
чает  —  «слово»,  «понятие»,  «учение»,  «мысль».  Сове¬
толог  —  звучит  решпектно,  внушает  доверие,  влечет
за  собой  золотую  цепь  этимологических  ассоциаций.
Такая  визитная  карточка,  даже  внешне,  одним  начер¬
танием  «лог»,  предвещает  явление  наморщенного
чела  науки.
 Но  представьте  себе  ситуацию,  хотя  бы  и  не  из  на¬
шего  быта.  Вам  приносят  на  серебряном  подносике
«визитку»;  взглянув,  вы  удовлетворенно  киваете  —
пусть  войдет.  Но  вместо  благообразного  профессора
в  проеме  двери  появляется  вертлявый  комиссионер,
наподобие  господина  Цацкина  из  давнишнего  расска¬
за  Аркадия  Аверченко,  желающий  с  места  в  карьер
всучить  вам  гнилой  товар.
 Основа  науки,  источник  ее  существования  и  разви¬
тия  —  факты.  В  «Диалектике  природы»  Энгельс  уста¬
навливает  основополагающий  признак:  «...В  любой
научной  области  —  как  в  области  природы,  так  и
в  области  истории  —  надо  исходить  из  данных  нам
фактов.,,  нельзя  конструировать  связи  и  вносить  их  в
факты,  а  надо  извлекать  их  из  фактов  и,  найдя,  дока-
 190

зывать  их,  насколько  это  возможно,  опытным  путем».
Советология  поступает  как  раз  наоборот.  Наука  не¬
мыслима  без  доказательств.  Советология  отрицает  и
этот  принцип.
 Мне  приходилось  писать  о  деятельности  таких  заве¬
дений  в  США,  как  Институт  проблем  коммунизма  при
Колумбийском  университете  в  США,  как  Центр  меж¬
дународных  исследований  в  Майами  и  другие.  В  чем
их  назначение?  Научное  исследование  предполагает
неожиданности  и  даже  ищет  их.  Если  задана  цель
(хотя  бывает,  что  ищешь  одно,  а  находишь  в  процессе
поисков  другое),  то  наука  не  властна  над  окончатель¬
ными  выводами.  Они  результат  эксперимента,  самого
хода  исследования.
 Разумеется,  «литературоведение,—  как  справедли¬
во  писал  Андрей  Битов,—  лишено  возможности  ставить
эксперимент  в  той  же  мере  и  в  том  значении,  в  каком
эксперимент  является  орудием  или  методом  в  науках
естественных  и  точных».  Но  честное  обращение  с  фак¬
тами  обязательно  для  ученого  любого  профиля.  И  уж
конечно  тот,  кто  разводит  нужных  ему  бактерий  в  пи¬
тательном  бульоне,  не  станет  нарочно  замусоривать
пробирку.  Не  будет  он  ставить  и  телегу  впереди  лоша¬
ди,  понимая,  что  при  такой  запряжке  далеко  не  уедет.
 А  советологи  к  заранее  провозглашенным  выводам
подверстывают  факты,  калечат  их,  рубят  на  части,
втискивают  в  заданную  схему.  Какой  же  наукой  за¬
нимаются  в  таких  советологических  фирмах,  если  и
цель  их  исследований,  и  сами  выводы  не  есть  величи¬
ны  искомые,  а  заранее  подготовленные  и  даже  упако¬
ванные  в  пеструю  цветную  обертку?
 В  таких  институтах  занимаются  не  теорией,  а  прак¬
тикой.  Там  сочиняют  инструкции,  вроде  противопо¬
жарных.  Там  пытаются  облагородить,  перевести  на
наукообразный  язык  старые  шифровки,  засланные
ЦРУ  провалившимся  агентам.  Там  хотят  задрапиро¬
вать  подрывные  действия  возвышенной  фразеологией.
Там  кощунственно  и  лицемерно  эксплуатируются  пре¬
красные  понятия,  дорогие  человечеству  с  тех  пор,  как
в  нем  сформировалось  осознанное  стремление  к  добру
и  чужие  люди  обменялись  первым  рукопожатием  в
знак  того,  что  безоружны.  Драгоценные  понятия  сво¬
боды  и  независимой  личности,  растоптанные  соци¬
альным,  имущественным,  расовым  неравенством,  там
 191

перелагают  на  сладчайшую  музыку,  навевающую  сон
золотой  слабым  душам.
 Все,  что  угодно,  лишь  бы  отринуть  истинную  ре¬
альность  нашего  века  —  классовую  борьбу.  О  ней,  о
классовой  борьбе,  советологи  предпочитают  умалчи¬
вать,  а  если  и  упоминают,  то  опасливо,  кратенько,  за¬
ключая  это  выражение  в  кавычки  бессильной  иронии.
 Когда  читаешь  экзерсисы  советологов  и  смотришь
на  все  эти  кавычки,  то  в  конце  концов  хочешь  спро¬
сить:  послушайте,  ребята,  а  куда  вы  теперь  деваете
прибавочную  стоимость,  разве  не  по-прежнему  в  свой
карман?
 Я  прочел  книги  ведущих  гидов  по  различным  сфе¬
рам  нашей  жизни  —  Хантингтона,  Страус-Хюпе,  Пайп-
са.  Это  сборники  судорожных  попыток  опровергнуть
марксизм-ленинизм  или  антисоветских  сплетен,  надер¬
ганных  из  торопливых  брошюрок  душевнобольных  или
испуганно-мстительных  перебежчиков,  не  знающих
толком,  что  к  чему  на  этом  свете.  Вот  книга  «Полити¬
ческие  системы:  США  и  СССР»,  написанная  С.  Хан¬
тингтоном.  Это  хитрая  вязь,  вытканная  главным  обра¬
зом  на  сообщениях  и  статьях  нашей  прессы.  Мы
критикуем  свои  неурядицы,  а  они  по  хорошо  отрабо¬
танной  методике  выдают  их  за  собственные  открытия
и  сенсационно  препарируют  в  интересах  антикомму¬
низма.
 Можно  ли  в  таком  случае  считать  советологию
наукой?
 Конечно  нет!
 Советология,  как  я  уже  писал  однажды,  а  здесь
хочу  повторить  дословно,  ибо  определение  ее  сути
кажется  мне  весьма  важным,  есть  форма  идеологиче¬
ской  борьбы  буржуазного  мира  против  социалисти¬
ческих  стран  и  марксизма-ленинизма.  Она  родилась
на  другой  же  день  после  нашей  великой  Революции  и
представляет  собой  совокупность  наукообразных  тео¬
рий  антикоммунизма  и  антисоветизма.  Поскольку  они
преследуют  не  научные,  а  остроагрессивные  цели,  то
и  к  фактам  и  явлениям  жизни  относятся  вамлириче-
ски,  игнорируя  одни,  извращенно  трактуя  другие,
распиная  все,  что  противоречит  их  догмам.
 Методологически  советология  близка  к  таким  лже¬
наукам,  как  алхимия,  астрология,  теология...  Первая
мистически  стремилась  превратить  в  золото  то,  что
 192

им  и  не  пахло;  вторая—непререкаемо  предсказать
судьбу  людей  и  народов  по  расположению  небесных
светил,  а  третья  —  инквизиторски  принудить  науку,  и
в  частности  философию,  стать  ее  служанкой  и  при¬
знать  за  богословием  верховное  господство  во  всех
областях  умственной  деятельности.  Так  и  советология,
объединив  все  три  задачи  в  одну,  алхимически  досто¬
верно  объявляет  «золотом  правды»  клевету  на  Совет¬
ский  Союз,  астрологически  точно  составляет  гороско¬
пы  нашего  прошлого,  настоящего  и  будущего,  теоло¬
гически  бесцеременно  подгоняет  превратно  истолко¬
ванные  или  выдуманные  факты  под  антисоветские
схемы.
 Орбита  внимания  советологов  объемлет  все,  без
исключения,  сферы  жизнедеятельности  в  нашей  стра¬
не,  идет  ли  речь  об  историческом  или  современном  ее
развитии,  о  теории  или  о  практике.
 Что  бы  ни  делал  советский  человек  —  пашет  ли  он
или  сеет,  плавит  ли  сталь  или  ищет  формулу  откры¬
тия,  принимает  ли  воинскую  присягу  или  пишет  дип¬
ломатическую  ноту,—  все,  что  продвигает  его  впе¬
ред,—все  это,  с  точки  зрения  советолога,  не  то,  не
так,  плохо,  неумело,  противоречит  людской  природе,
обречено  на  провал,  ведет  к  катастрофе,  антигу¬
манно.
 Постоянные  грубо  ошибочные  оценки  и  прогнозы
не  только  опровергают  какую-либо  научность  совето¬
логии,  но  и  компрометируют  ее  как  способ  политиче¬
ской  пропаганды,  чем  она  на  самом  деле  является.
С  трезвой  горечью  писал  по  этому  поводу  Фред  Уор¬
нер  Нил,  бывший  консультант  американского  госде¬
партамента:  «Мы  неправильно  оценивали  почти  все
крупные  события  в  СССР  со  времени  большевистской
революции.  Мы  не  предвидели  революцию;  когда  же
она  произошла,  мы  не  думали,  что  она  увенчается  ус¬
пехом;  когда  революция  была  успешно  совершена,  мы
думали,  что  от  социализма  откажутся;  когда  же  этого
не  произошло,  мы  считали,  что  никогда  не  признаем
Советское  государство;  когда  мы  его  признали,  мы
вели  себя  вначале  так,  как  если  бы  оно  было  подобно
нацистскому  государству;  когда  немцы  вторглись  в
СССР,  мы  думали,  что  русские  продержатся  не  более
шести  недель;  а  когда  они  выдержали  войну,  мы  счи¬
тали,  что  они  не  смогут  быстро  оправиться  ют  ее*  по-
 13  Заказ  413
 193

следствий;  когда  они  быстро  восстановили  силы,  мы
думали,  что  у  них  не  хватит  знаний  для  строительства
ракет.  И  так  далее».
 Таким  образом,  советология  вкупе  со  всей  буржу¬
азной  пропагандой  загадала  немало  загадок  мирово¬
му  читателю  газет,  слушателю  радио  и  созерцателю
телевизионного  экрана.  И  главная  из  них:  какая  же
сила  в  Советском  Союзе  на  протяжении  более  полу¬
века  опрокидывает  все  осадные  лестницы  гипотез  и
предсказаний,  едва  их  успевают  прислонить  к  крепост¬
ным  стенам  социализма?
 Все  дороги  на  земле  ведут  к  человеку.  Он  сам  —
величайшая  загадка  мироздания.  Но  со  времен  воз¬
никновения  письменности  именно  литература  немало
рассказала  ему  о  нем  самом  и  бурно  двинула  про¬
цесс  социального  и  психологического  самопознания
людей.
 Литература  возвращала  в  жизнь  открытое  ею  в
человеке.  И  он  увидел,  оглянувшись  вокруг,  персона¬
жей,  сошедших  с  книжных  страниц.  Литература  по¬
вела  его  в  тайники  человеческого  ума  и  сердца,  и  он
восхитился  мужеством  героев  античности,  проклял
коварство  Яго,  отшатнулся  от  скопидомства  Гобсека,
этого,  по  выражению  Маркса,  аскета  на  вершине  ме¬
таллического  столпа,  презрел  угодничество  Молчали-
на,  разделил  мучения  Раскольникова  и  Протасова,
приобщился  к  движению  народного  характера  в  поэме
«Владимир  Ильич  Ленин»,  поразился  чистоте  и  само¬
отверженности  коммуниста  Павки  Корчагина.
 Советская  литература  представила  миру  нового
героя.  Помыслы  и  чувства  человека  неотделимы  от
общественных  бурь,  даже  в  тех  случаях,  когда  сам  он
как  бы  не  ощущает  этой  связи.  Счастье  и  горе,  любовь
и  ненависть  не  рождаются  без  почвы.  В  социальной
и  психологической  жизни  человека  нет  места  гидро¬
понике.
 Под  пером  истинного  художника-реалиста  харак¬
тер  в  литературе  не  может  не  стать  явлением  идеоло¬
гии.  Советская  литература  заявила  об  этом  открыто,
а  ее  произведения  убедительно  свидетельствовали  о
рождении  и  созревании  общества,  построенного  на
принципах  социализма.
 Советология  тотчас  же  выделила  отряд  особого  на¬
значения,  призванный  скомпрометировать  произведе-
 194

ния  советских  писателей,  унизить  их  героев,  прегра¬
дить  им  доступ  к  мировому  читателю.  Лженаука  пу¬
стила  новый  отросток.
 Автор  на  первых  же  страницах  своей  книги  при¬
водит  удивительно  откровенное  признание,  сделанное
одним  из  американских  академических  изданий  («Киз-
51ап  ЬНега1иге  Т^иоИНу»),  о  причинах,  побуждавших
буржуазных  идеологов  яростно  блокировать  советскую
художественную  литературу:  «Мы  игнорируем  соци¬
алистические  романы,  потому  что  они  не  отвечают
нашим  устоявшимся  представлениям...  В  основе  рома¬
на  социалистического  реализма  лежит  такое  понима¬
ние  человека,  которое  может  стать  откровением  для
того,  кто  привык  только  к  западной  литературе:  он  по¬
казывает  человека,  сотрудничающего  с  другими  людь¬
ми;  человека,  стремящегося  добиться  чего-то  хорошего
для  всех;  человека,  который  трудится,  к  чему-то  стре¬
мится;  человека,  не  поглощенного  своими  неврозами;
человека,  исполненного  оптимизма».
 Такое  признание  дорогого  стоит!
 Наши  публицисты  и  литературоведы  много  раз  не¬
отразимо  изобличали  советологов  во  лжи,  клевете,
передержках,  ухищрениях  циничного  ума,  состоящего
на  службе  мира  собственников.  Книга  А.  Беляева  —
первая  капитальная  работа,  исследующая  злокознен¬
ную  деятельность  пропагандистской  службы,  борю¬
щейся  против  советской  литературы.
 Шаг  за  шагом  анализирует  он  «труды»  советоло¬
гов  на  протяжении  многих  лет.  Он  открывает  бесспор¬
ную  зависимость  и  даже  синхронность  их  «пассажей»
с  теми  или  иными  событиями  на  главных  направле¬
ниях  борьбы  реакционных  сил  с  государством  социа¬
лизма.  Он  конкретен  и  не  риторичен.  Подлинно  науч¬
ный  подход  к  фактам  сочетается  в  книге  с  беспощад¬
ной  полемичностью.  Не  новичок  в  сфере,  исследуемой
автором,  я  обрадовался  обилию  материала,  им  освоен¬
ного,  и  точности,  с  какой  он  применен  в  дело.
 Не  хочу  пересказывать  и  как  бы  расхищать  ее  со¬
держание.  Выскажу,  может  быть,  парадоксальное
суждение.  Эта  серьезная  работа  принадлежит  к  кругу
увлекательного  чтения.  Давно  замечена  острая  сю¬
жетность  литературных  разысканий.
 195

Некоторые  главы  книги  читаются  как  детектив:
имея  дело  с  преступниками  пера,  автору  приходится
вести  не  только  исследовательскую,  но  и  следствен¬
ную  работу.  Автор,  например,  установил  красноречи¬
вый  факт  дословной  унификации  ряда  доводов,  каки¬
ми  пользуются  советологи.
 Кропотливое  изучение  текстов,  их  сопоставление
позволили  поймать  за  руку  виновников  заранее  обду¬
манного  многоступенчатого  плагиата,  установить  на¬
личие  узаконенного  стереотипа.  Читатель  найдет  в
книге  множество  любопытных  примеров,  подтверж¬
дающих  стандартность,  а  следовательно,  и  заданность
советологических  тезисов.
 Подобно  тому,  как  пересаживают  деревья  с  «ма¬
теринским  комом»  земли,  так  различные  авторы  из
тома  в  том  пересаживают  антисоветские  концепции  с
прародительским  комом  лжи:  дескать,  лучше  привьет¬
ся,  проверено.  Произрастает  при  таких  посадках  ядо¬
витый  анчар,  только  этот  вид  флоры.
 Глеб  Струве*—один  из  родоначальников  подобной
советологии.  В  1935  году  он  написал  книгу  «Русская
советская  литература»,  и  именно  она  много  лет  слу¬
жит  его  коллегам  —  Марку  Слониму,  Вере  Александ¬
ровой,  Эрнсту  Симмонсу,  Джорджу  Риви,  Джеймсу
Биллингтону  и  другим  —  главным  источником  ложно¬
го  истолкования  литературного  процесса  в  нашей
стране.  Его  оценки  получили  степень  «догматов  веры».
Эта  канонизация  расчетлива  и  удобна  —  на  Струве,
по  молчаливому  уговору,  ссылаются,  как  на  непогре¬
шимую  хрестоматию.  А  сам  автор,  переиздавая  книгу
под  разными  названиями  (в  1971  году  она  вышла  как
«Русская  литература  при  Ленине  и  Сталине.  1917—
1953  гг.»),  все  более  усердствует  в  своих  оценках,  по¬
слушно  откликаясь  на  стратегические  замыслы  идео¬
логов  антикоммунизма.
 После  второй  мировой  войны,  ликвидации  атомной
монополии  США  и  запуска  первого  в  мире  искусствен¬
ного  спутника  Земли  Советский  Союз  предстал  перед
ошеломленным  Западом  в  блеске  величия  и  силы.  Зда¬
ние  буржуазной  пропаганды  оказалось,  если  так  мож¬
но  сказать,  в  эпицентре  общественного  сотрясения.
Из  его  окон  еще  доносились  приглушенные  крики  о
нежизнеспособности  советской  системы,  но  очень  уж
явственно  обнаружилось  вранье  советологов  в  сфере
 196

поенной-,  экономической  и  политической.  «Холодная
война»  еще  долго  сгущала  тучи  напряженности,  но  на
мировом  горизонте  уже  вспыхивали  зарницы  разряд¬
ки,  а  вместе  с  ними  и  новый  интерес  народов  обоих
полушарий  к  нашей  стране,  ее  науке  и  культуре.
 И  тогда,  уже  в  который  раз,  загудел  сигнал  тре¬
воги.  Реакция  скликала  своих  пророков  и  шаманов  на
большой  совет.  Идеологические  службы  из  подспорья
в  общей  борьбе  империализма  с  Советским  Союзом
стали  вырастать  в  особый,  важнейший  фронт.  Усили¬
лись  атаки  на  советскую  культуру,  искусство  и  лите¬
ратуру.  Стремление  врагов  разрядки  затормозить  ее
движение  подхлестывало  советологов.  Какую  главную
задачу  решает  команда  Струве?
 Скажем  ясно:  их  книги,  как  яростно  антисоветские,
естественно,  у  нас  не  издаются.  Да  они,  по-моему,  и  не
рассчитаны  на  нашего  читателя.  Их  первая  функция  —
запугать  западного  интеллигента,  представить  состоя¬
ние  литературы  социалистического  реализма  и  поло¬
жение  советских  писателей  в  таком  чудовищно  пре¬
вратном  виде,  чтобы  смутить  его  душу.
 При  этом,  как  хорошо  показано  в  книге  А.  Беляева,
советологи  рекомендуют  себя  друзьями  нашей  лите¬
ратуры,  желающими  ей  добра,  при  условии  изменения
ее  основ  в  сторону  ну  хотя  бы  того,  что  Ленин  назы¬
вал  струвизмом.  Только  тогда  речь  шла  не  о  Глебе
Струве,  а  об  его  отце,  петербургском  профессоре  Пет¬
ре  Струве.
 Перечитаем  внимательно,  что  писал  Владимир
Ильич  в  статье  «Крах  II  Интернационала»:  «Критиче¬
ские  заметки»  Струве  вышли  в  1894  году,  и  за  20  лет
русские  социал-демократы  познакомились  доскональ¬
но  с  этой  «манерой»  образованных  русских  буржуа
проводить  свои  взгляды  и  пожелания  под  прикрытием
«марксизма»,—  очищенного  от  революционности.  Стру-
визм  есть  не  только  русское,  а,  как  показывают  осо¬
бенно  наглядно  последние  события,  международное
стремление  теоретиков  буржуазии  убить  марксизм
«посредством  мягкости»,  удушить  посредством  объя¬
тий,  путем  якобы  признания  «всех»  «истинно  научных»
сторон  и  элементов  марксизма,  кроме  «агитаторской»,
«демагогической»,  «бланкистски-утопической»  сторо¬
ны  его.  Другими  словами:  взять  из  марксизма  все,  что
приемлемо  для  либеральной  буржуазии,  вплоть  до
 107

борьбы  за  реформы,  вплоть  до  классовой  борьбы  (без
диктатуры  пролетариата),  вплоть  до  «общего»  призна¬
ния  «социалистических  идеалов»  и  смены  капитализ¬
ма  «новым  строем»,  и  отбросить  «только»  живую  душу
марксизма,  «только»  его  революционность».
 Как  далеко  видел  Ленин  и  как  правильно  понял
эту  его  мысль  Максим  Горький,  когда  в  докладе  на
I  съезде  советских  писателей  сказал,  что  еще  до  пер¬
вой  русской  революции  «предусмотрительный  Петр
Струве  начал  убеждать  интеллигенцию,  точно  девицу,
случайно  потерявшую  невинность,  вступить  в  закон¬
ный  брак  с  пожилым  капиталистом».  В  этом  соль.  За¬
дачу,  поставленную  отцом,  верно  служившим  барону
Врангелю  в  годы  гражданской  войны  в  России,  ныне
пробует  решить  его  американизированный  сын  вместе
с  ватагой  подручных  «экспертов».  Советологи  —  пест¬
рая  компания.  Генеалогия  большинства  из  них  запу¬
танна,  как  родословная  шелудивой  дворняжки,  в  чьих
дальних  предках-производителях  можно  отыскать  весь
собачий  сонм  —  от  меньшевистской  таксы  и  фашист¬
ской  овчарки  до  белого  дога  струвизма.
 Скрупулезный  разбор  писаний  Глеба  Струве,  а  по¬
тому  уничтожающий,  занимает  в  книге  А.  Беляева
немало  места.  Хочу  кое-что  добавить.  Однажды  в  США
мне  попался  на  глаза  том  стихотворений  Осипа  Ман¬
дельштама.  Такое  впечатление,  что  издание  это  было
затеяно  скорее  как  плацдарм  для  определенных,  вос¬
паленно  политизированных  выступлений  советологов,
чем  в  интересах  собирания  поэтического  наследства.
 В  томе  не  одно,  а  целых  три  предисловия  —  нашего
старого  знакомца  Глеба  Струве,  а  также  неких  Кла¬
ренса  Брауна  и  Эммануила  Райса.  Предисловия  вме¬
сте  с  комментариями,  значительная  часть  которых  ис¬
полнена  в  том  же  духе  злобной  неприязни  ко  всему
советскому,  занимают  278  страниц  из  569,  то  есть  боль¬
ше  половины  всего  тома.
 Я  не  буду  здесь  вдаваться  в  анализ  того,  что  напи¬
сано  в  нем  прозой.  Один  лишь  пример,  взятый  почти
наугад,  он  запомнился  ну  просто  змеиными  извивами
автора.  В  1924  году  Мандельштам  написал  статью  и  в
ней,  между  прочим,  перечислил  поэтов  «не  на  сегодня,
а  навсегда»,  к  которым  современники,  по  его  мнению,
проявляют  «чудовищную  неблагодарность».  Это  Куз-
мнн,  Маяковский,  Хлебников,  Асеев,  Вячеслав  Иванов,
 198

Сологуб,  Ахматова,  Пастернак,  Гумилев  и  Ходасевич.
Список  отражает  личные  пристрастия  поэта,  тем  он
и  интересен.  (Тургенев,  например,  высоко  ставил  Фета
и  вместе  с  тем  перехваливал  второстепенного  поэта
Я.  Полонского.)
 Но  Струве  мало  фактической  регистрации  списка.
Посмотрите,  какими  узорами  он  разрисовал  его  в  пре¬
дисловии.  Прежде  всего  он  констатирует,  что  в  списке
преобладают  поэты,  «несозвучные  советской  эпохе».
Но  радость  омрачена:  «Может  показаться  странным
соседство  с  ними  Маяковского  и  Асеева».  И  после  не¬
которого  раздумья:  «Может  показаться  странным  так¬
же  отсутствие  в  этом  списке  Блока,  Есенина  и  Марины
Цветаевой.  Но  не  надо  забывать,  что  Мандельштам
перечислял  поэтов,  к  которым  современники  проявля¬
ли  «чудовищную  неблагодарность»,  а  ни  о  Блоке,  ни
о  Есенине  этого  сказать  нельзя  было».
 И  все  это  написано  лишь  для  накопления  сил  перед
тем,  как  метнуться  в  разные  стороны,  укусить  сразу
нескольких,  выпустив  ядовитое  жало.
 Укус  первый.  «Сам  Мандельштам  высоко  ценил
Блока  как  поэта,  но  считал  его  человеком  XIX  века,
а  поэзию  его  завершенной  главой  в  русской  поэзии».
Ссылка  на  Мандельштама  голословна,  но  ведь  важно
при  этом  уничтожить  великую  поэму  начала  именно
XX  века  —  «Двенадцать»!
 Укус  второй.  Понятно,  Струве  не  может  простить
Есенину  его  стихи  о  26  бакинских  комиссарах,  строфы
о  Ленине,  многое  другое.  И  он  жучит  поэта  (смутно
ссылаясь  на  одну  из  статей  Мандельштама)  за  «под¬
слащенный  фольклор»  и  противопоставляет  его  взя¬
тое  в  кавычки  «народничество»  «подлинной  народно¬
сти  Маяковского  и  Хлебникова».  И  это  о  Есенине!
Я  подумал:  хорошо,  что  в  этом  нападении  рептилии
«уцелел»  по  крайней  мере  Маяковский.
 И  тут  последовал  третий  укус.  Продолжая  гадать,
каким  же  это  образом  автор  «Левого  марша»  попал
в  список  тех,  кого  не  ценят  современники,  Струве  пи¬
шет:  «Но  возможно,  что  Мандельштам  имел  в  виду  то
обстоятельство,  что  Маяковского  ценили  не  за  то,  за
что  он  заслуживал  признания».
 Так  оборачивается  дело  с  одним  лишь,  только  с
одним  абзацем  из  одной  статьи  Струве.  Я  ведь  дей¬
ствительно  не  искал  в  ней  специальных  мест,  «выгод-
 199

ных»  для  обличения  советолога.  Да  их  и  не  нужно
искать,  они  на  виду  в  каждом  его  сочинении.  Но  стоит
вчитаться  даже  во  внешне  нейтральный  абзац,  взятый,
как  я  уже  говорил,  наугад,  и  вы  обнаружите  яд,  раз¬
литый  во  всех  его  порах.
 Вот  список,  характеризующий  поэтические  симпа¬
тии  Мандельштама  в  1924  году.  Возможно,  слишком
щедрый,  а  может  быть,  и  неполный  с  других  точек  зре¬
ния.  Но  Струве  манипулирует  им  так,  что  исключает
раньше  всего  Маяковского  и  Асеева,  затем  расправ¬
ляется  с  теми,  кого  в  нем  нет.  Прежде  всего  с  Блоком.
Потом  как  будто  возвращает  в  этот  список  Маяков¬
ского,  но  только  затем,  чтобы  всячески  умалить  Есе¬
нина,  и  после  этой  операции,  уже  в  сноске,  чернит  и
Маяковского.  Принцип,  по  которому  выбраны  объекты
остракизма,  ясен.  Вот  так  это  делается.  Наплел  око¬
лесицу,  напустил  туману,  напылил,  всех  перекусал.
Змея!
 Специальный  раздел  книги  А.  Беляева  озаглавлен:
«Бумажные  атаки  советологов  на  военную  тему  в  со¬
ветской  литературе  и  «холодная  война».  Точной
контраргументацией  разбивает  автор  хитросплетенные
наветы.  Испытываешь  настоящее  удовлетворение,  ког¬
да  видишь,  как  настойчиво  и  последовательно  опроки¬
дывает  он  одну  за  другой  выкладки  наших  идеологи¬
ческих  противников.
 Хочу  задержаться  на  утверждении  советолога  Де¬
минга  Брауна:  «Русские  солдаты  были  столь  же  апо¬
литичными  (если  даже  не  больше),  как  и  американ¬
ские».  Как  видите,  хотят  забросать  комьями  грязи  до¬
рогие  человечеству  могилы  советских  бойцов,  оклеве¬
тать  ветеранов,  а  заодно  бросить  тень  и  на  американг
ских  солдат.  Кощунствуют,  желая  затушевать  антифат
шистский  характер  второй  мировой  войны  и  уж,  во
всяком  случае,  перечеркнуть  народное  чувство  нена¬
висти  к  гитлеризму.  Старания  советологов  неизменно
совпадают  с  генеральными  высказываниями  лидеров
реакции.  В  данном  случае  таких  пещерных  горилл,  как
неудачливый  претендент  в  кандидаты  на  президент¬
ский  пост  от  демократической  партии  Джордж  Уоллес.
Он  ведь  сказал,  что  Соединенные  Штаты  воевали  в  Ев¬
ропе  не  на  той  стороне.
 А.  Беляев  единственной  фразой,  как  точным  выст¬
релом,  разносит  в  щепы  поклеп  Брауна.  Он  пишет:
 200

«Приведем  лишь  цифру;  за  годы  Великой  Отечествен¬
ной  войны  на  фронте  вступили  в  партию  более  шести
миллионов  человек».
 Л  что  касается  аполитичности  американских  сол¬
дат,  то  я  хочу  рассказать  историю,  которая  вскоре
после  окончания  войны  весьма  широко  распространи¬
лась  среди  американских  военных  частей  в  Европе.
Подполковник  Франк  Эбей,  командир  зенитного  диви¬
зиона  оккупационных  войск  США,  расположенного  в
Вюрцбурге,  вынужден  был  издать  приказ:  «Мне  стало
известно,  что  в  результате  речи,  произнесенной  в  Со¬
единенных  Штатах  британским  политическим  деяте¬
лем  (имеется  в  виду  речь  Черчилля  в  Фултоне.—
А.  /(.),  речи,  в  которой  он  говорил  в  отрицательном
духе  о  наших  союзниках  —  русском  народе,—  у  части
населения  Вюрцбурга  улучшилось  моральное  состоя¬
ние.  Миллионы  русских  солдат  и  гражданских  лиц  от¬
дали  свои  жизни,  чтобы  спасти  наши  шкуры.  Помните
об  этом.  Если  пропаганда  призывает  вас  ненавидеть
русских,  остановитесь  и  подумайте  —  они  умирали  и  за
вас  тоже.  Если  вы  опять  хотите  воевать,  то  пропаганда
ненависти  к  России  —  хороший  путь  к  разжиганию
войны.  Я  не  красный,  не  почти  красный  и  даже  не  ро¬
зовый.  Но  русские  —  наши  союзники.  Они  отважные
люди,  и,  бог  свидетель,  я  больше  никогда  не  хочу  во¬
евать.  Обдумайте  все  это.  Вы  были  предупреж¬
дены».
 Не  такими  уж  аполитичными  были  американцы  в
ту  войну,  как  хотелось  бы  Брауну.  Они  знали,  на  чьей
стороне  воевали,  восхищались  осознанным  мужест¬
вом  советских  союзников  и  уже  в  самом  начале  «хо¬
лодной  войны»,объявленной  речью  Черчилля,почуяли
опасность  такого  поворота  событий.
 Но  доскажем  эту  многозначительную  историю.  При¬
каз  Франка  Эбея,  как  положено,  был  зачитан  артил¬
леристам  его  дивизиона.  Подавляющее  большинство
солдат  шумно  одобрило  мысли  командира.  Но  когда
копия  приказа  дошла  до  штаба  армии,  Эбей  был  мол¬
ниеносно  отстранен  от  должности,  военно-медицинская
комиссия  объявила  его  психически  ненормальным  и
под  конвоем,  в  помещении  гауптвахты  госпитального
судна,  отправила  в  Штаты.  На  родине  его  заключили
в  психиатрическую  лечебницу  города  Лайонс,  штаг
Ныо-Джерси.
 201

Неправдоподобно?  Возможно  ли  назвать  сумасшед¬
шим  человека,  желавшего  дружбы  с  советским  наро¬
дом?  Но  если  заглянуть  в  американскую  военную  га¬
зету  «Старс  энд  страйпс»,  а  именно  в  ее  мартовский
комплект  1946  года,  то  можно  без  труда  ознакомиться
с  этой  историей.  Не  в  штабе  ли  армии,  где  служил
Эбей,  работал  в  ту  пору  будущий  советолог  Браун?
А  если  нет,  то  там,  разумеется,  обретались  его  едино¬
мышленники.
 Среди  множества  нелепиц,  вымышленных  совето¬
логами  и  высмеянных  А.  Беляевым  в  этой  же  главе,
выберем  одну,  не  самую,  может  быть,  злобную,  но  из
тех,  что  обращают  на  себя  внимание  особенно  дрему¬
чей  вульгарностью.  Советолог  Морис  Фридберг  «ули¬
чает»  советское  издательство  в  использовании  насле¬
дия  классиков  для  поднятия  патриотического  духа  у
народа  в  предвоенный  период.  Казалось  бы,  человеку
из  страны  нашего  военного  союзника  надо  бы  порадо¬
ваться  такой  инициативе.  Но  «шатия-братия»  лишь
горько  недоумевает:  «Отчего  это  США  воевали  не  на
той  стороне?»
 Вдобавок  ко  всему  господа  эти  смешны  еще  и  грубо
прагматическим  подходом  к  литературе.  А.  Беляев  пи¬
шет:  «Вот  как,  например,  популярно  объяснил  своим
читателям  Морис  Фридберг  факт  издания  в  СССР  в
1938  и  1939  годах  двух  басен  Крылова  —  «Стрекоза  и
Муравей»  и  «Слон  и  Моська».  «Кажется  совершенно
очевидным,—  со  всей  серьезностью  утверждает  совето¬
лог,—  что  эти  басни  весьма  перекликались  с  текущими
событиями  дня.  Первая  предупреждала  советских
граждан  о  необходимости  готовиться  к  превратностям
войны.  Вторая  басня  давала  понять  советским  гражда¬
нам,  что  положение  небезнадежно  и  причин  для  отчая¬
ния  нет».
 С  едкой  иронией  пишет  А.  Беляев  о  таком,  поис¬
тине  убогом,  уровне  теоретизирования.  А  я,  читая  эти
страницы,  заглянул  в  свои  американские  тетради,  где
среди  прочего  детально  воспроизведены  беседы  и  дру¬
гие  материалы  о  преподавании  русской  литературы  в
США.
 И  вот  что  я  оттуда  извлек...
 На  экзамене  в  Колумбийском  университете  сту-
дентка-филологичка  вытянула  билет  со  следующим
вопросом:  «Сколько  весил  Вронский  и  какое  значе-
 202

ние  имел  его  вес  для  развития  его  романа  с  Анной?».
Студентка  не  смогла  ответить,  и  профессор  Симкенс
разъяснил  ей:  Вронский  весил  четыре  с  половиной  пу¬
да,  то  есть  72  килограмма,  или  158,4  американских
фунта.  Это  известно  из  того  эпизода  романа,  в  котором
Вронского  взвешивают  перед  скачками.  Вес  этот,  ко¬
нечно,  чрезмерен  для  такой  хрупкой  лошади,  какой,  по
описанию  Л.  Толстого,  была  Фру-Фру,  и  поэтому  Врон¬
ский  переломил  ей  хребет.  Анна  Каренина,  свидетель¬
ница  этой  катастрофы,  выдала  себя  истерикой.  По  до¬
роге  с  ипподрома  домой  Анна  под  впечатлением  не¬
счастья  призналась  мужу  в  том,  что  Вронский  ее  лю¬
бовник.
 —  Как  видите,—  заключил  профессор  свой  лите¬
ратуроведческий  анализ,—  вес  Вронского  имел  значе¬
ние  катализатора  в  развитии  его  романа  с  Анной,  ибо
история  с  Фру-Фру  резко  ускорила  развязку  романа.
 В  удивительных  ракурсах,  в  одних  случаях  весо¬
вых,  в  других  политических,  изучают  подчас  в  Колум¬
бийском  университете  русскую  и  советскую  литера¬
туру.  Студентка,  о  которой  идет  речь,  заявила,  что  она
и  ее  друзья,  читая  русские  книги,  вынуждены  инте¬
ресоваться  в  первую  очередь  весом  героев.  Они  занес¬
ли  на  видное  место  своих  конспектов  соответствующие
данные,  касающиеся  образа  Григория  Мелехова.  Он
весил  на  один  пуд  больше  Вронского,  то  есть  на  16  ки¬
лограммов,  или  на  35,2  американских  фунта,  стало
быть—  158  плюс  35,2  итого  193,2  фунта.
 После  того  как  я  освежил  в  памяти  эту  фантасма¬
горию,  вульгарные  соображения  Фридберга  по  поводу
издания  басен  Крылова  не  показались  мне  очень  уж
необычными.  Я  далек  от  мысли,  будто  в  США  не  су¬
ществует  серьезного  изучения  мировой  литературы.
Есть  и  подлинная  наука,  и  интересные  исследования.
Но  там,  где  стоит  на  кафедре,  пишет  учебное  пособие
или  ведет  псевдоисследование  исступленный  маньяк-
советолог  либо  специалист  из  палаты  мер  и  весов,  там
нет  и  речи  о  науке.
 Возможна,  разумеется,  и  подлинно  научная  сове¬
тология,  но  только  не  импортированная  из  времен  «хо¬
лодной  войны»,  не  выработанная  в  конторах  злобст¬
вующих  эмигрантов,  перебежчиков  и  профессиональ¬
ных  антикоммунистов.  Ростки  такой  науки  существу¬
ют  в  США,  но  не  о  них  у  пас  сегодня  речь.
 203

*  *  *
 Самый  характер  жизненного  материала,  с  кото¬
рым  имеет  дело  агрессивная  советология,  вызывает  на
арену  борьбы  против  честного  научного  исследования
наиболее  яростные,  низменные  и  отвратительные  стра¬
сти  человеческой  души  —  вызывает  всех  фурий  мира
собственников,  охраняющих  его  от  правдивого  сопо¬
ставления  с  новой  действительностью.
 Именно  с  этой  целью  советологи  нарочито  модели¬
руют  нашу  жизнь  в  таких  уродливых  формах,  какие
призваны  оттолкнуть  от  нас  их  соотечественников,  и  в
первую  очередь  интеллигенцию.  Делается  это,  как  хо¬
рошо  показано  в  книге  А.  Беляева,  до  предела  раз¬
вязно,  беспардонно,  цинично.
 Разрядка  испугала  советологов,  но  коль  скоро  не
ослабевает  поддерживающая  их  рука  реакции,  то  они,
маневрируя,  приспосабливаясь  к  новой  обстановке,
перегруппировывая  силы,  вновь  приободрились  и  сей¬
час  с  удвоенной  энергией  взялись  за  «свое»,  выступая
со  всем  изощрением  накопленного  опыта  лжи.  Тем  бо¬
лее  ценно  появление  в  свет  таких  работ,  как  книга
А.  Беляева.  Автор  поднял  крышку  и  показал  механизм
литературной  советологии  современного  американско¬
го  типа,  борющейся  сегодня  против  духа  Хельсинки.
 Итак,  что  же  такое  эта  советология?  Если  исходить
из  истории  лженаук,  то,  как  мы  уже  выяснили,  нечто
близкое  в  своей  основе  к  алхимии,  астрологии  и  даже
теологии.  Если  же  прибегнуть  к  метафоре,  то  она  не
что  иное,  как  анчар  —  дерево  яда.  Ну,  да  ведь  на  вся¬
кий  яд  есть  и  противоядие.

РУКОПОЖАТИЕ
НА  ЭЛЬБЕ
 Старые  фотографии  дали  шпоры  воспоминаниям.  Вне¬
запно  из-за  завесы  годов  появились  люди,  возник  из¬
гиб  реки  «и  берег  дальний»,  зазвучали  голоса,  на  ста¬
рой  башне  из  продолговатого  кирпича  взвился  флаг,
а  в  небо,  пошипев,  как  прибрежная  волна  на  отмели,
пошла  красная  ракета...
 Итак,  хотя  Берлин  еще  не  взят,  в  воздухе  уже  слы¬
шен  шелест  знамен  Победы!  Острый  весенний  ветер
берет  их  вподхват,  разворачивает  полковые,  дивизи¬
онные  святыни,  пронесенные  сюда  от  стен  Москвы  и
берегов  Волги.  Апрель  распечатал  свою  последнюю
декаду.  Каждый  его  день  мчится  по  свету  курьером
долгожданных  реляций.
 Войска  трех  фронтов,  наступая  в  трехсоткиломет¬
ровой  полосе,  прорвали  оборону  противника  по  Одеру.
К  исходу  21  апреля  соединения  1-го  Белорусского
и  1-го  Украинского  фронтов  вступили  в  пригороды  сто¬
лицы  рейха.  Вражеские  войска  окружены  и  рас¬
членены  на  две  группировки  —  берлинскую  и  франк-
фуртско-губенскую.  Это  кольцо  дополнительно  за¬
жималось  с  двух  сторон.  Правое  крыло  1-го  Белорус¬
ского  фронта  подходило  к  Эльбе.  Слева  к  той  же  реке
шли  две  армии  1-го  Украинского  фронта.
 Мы  с  Константином  Симоновым  побывали  у  коман¬
дующего  одной  из  них  —  5-й  гвардейской  —  генерала
Жадова  и  теперь  садимся  в  «виллис»,  охваченные
нетерпением.  Командарм  сказал:  «Поезжайте  в  кор¬
пус  Бакланова.  Не  прогадаете.  Кажется,  он  первым
встретится  с  американцами».
 Глеб  Владимирович  Бакланов  высок,  строен,  кра¬
сив,  а  еще  —  серьезен  и  задумчив.  Ему  едва  за  три¬
дцать.  По-моему,  он  самый  молодой  генерал-лейтенант
нашей  армии.
 Визит  наш  к  Бакланову  затянулся  далеко  за  пол¬
ночь.  Милый,  скачущий  в  разные  стороны,  совсем  мо-
 205

сковский  разговор,  где  причудливо  смешалось  и  боль¬
шое  и  малое,  грустное  и  веселое.  Корпус  Бакланова
вышел  на  новый  рубеж  —  от  излучины  Эльбы  возле
Эльстера,  восточнее  Виттенберга,  до  города  Риза  —
70  километров  по  фронту.
 Куда,  в  какой  пункт  ехать?
 Решили  на  ночь  глядя  не  трогаться  с  места,  утром
догоним  дивизию  Русакова.  Она  приблизилась  к  Эльбе,
прощупывает  западный  берег  разведкой.  Американцы
задержались  у  реки  Мульде.  Таким  образом,  возник¬
ла  как  бы  разделительная  полоса  глубиной  в  30—40
километров.  В  этом  пространстве  еще  находились  раз¬
розненные,  однако  же  достаточно  сильные  группы  гит¬
леровцев.  Они  сдавались  американцам,  но  упорно  со¬
противлялись  нам.  Сближение  войск  союзников  тре¬
бовало  осторожности.
 ...Провожая  нас,  Бакланов  неожиданно  сказал:
 — 	Завидую  вам  в  некотором  роде.  Может,  первыми
увидите  встречу.
 — 	За  чем  же  дело  стало?  Поедемте  с  нами,—  от¬
кликнулись  мы  в  один  голос.
 Бакланов  объяснил:  встречи  на  уровне  командова¬
ния  произойдут  по  рангам.  Он,  видимо,  будет  прини¬
мать  командира  американского  корпуса.
 — 	Но  посмотреть  хочется?
 — 	Да,  конечно!  Нужно  же  набраться  опыта...
 — 	Тогда  надевайте  гимнастерку  адъютанта  —
и  айда!
 Бакланов  только  укоризненно  покачал  головой.
 Поплутав  на  дорогах,  мы  с  ходу  вымахнули  к  реке.
Здесь  толпилась  группа  бойцов.  Вдали,  на  другом  бе¬
регу,  мы  увидели  маленький  городок,  будто  перенесен¬
ный  на  реальную  землю  из  сказки  Гофмана.  Вооружи¬
лись  биноклем.  Казалось,  сейчас  из  окна  вот  того  крас¬
нокирпичного  домика  выглянет  и  сам  Щелкунчик.
И  вообще  застывшая  в  этот  миг  река  и  крохотный  го¬
родок  над  нею  выглядели  гравюрой  на  странице  ста¬
ринной  книги.
 Но  вместо  Щелкунчика  в  окнах  белые  простыни,
а  спокойствие  реки  нарушено  движением  лодок  и  пон¬
тонного  парома  в  нашу  сторону.  Вот  уже  первое  суде¬
нышко  у  самого  берега.  Теперь,  пожалуй,  лишь  какой-
нибудь  метр  разделяет  союзные  армии.  Только  один
метр...
 206

Девушка  в  военной  форме  со  знаками  различия
сержанта  протягивает  цветы  американскому  солдату.
Рослый  Карл  Робинсон  держит  у  груди  ветку  сирени
и,  смущаясь,  берет  в  свою  большую  руку  пальчики
санинструктора  Любы  Казиченко,  нет,  не  пожимает
их,  а  легко  покачивает,  словно  баюкая  на  широкой
ладони.
 А  позади  Любы  стоят  стеной  наши  молодцеватые
бойцы,  и  на  их  лицах,  хоть  и  разным  почерком,  напи¬
сано  одно  и  то  же:  охота  американцев  посмотреть,  да
и  не  грех  себя  показать.
 В  толпе  мелькает  Саша  Устинов,  фотокорреспон¬
дент  «Правды».  Он  снимает  все  подряд:  первые  руко¬
пожатия,  улыбки,  обмен  сувенирами,  автографами.
Оказалось,  мы  проскочили  командный  пункт  Русакова
и  очутились  у  того  самого  места,  где  и  произошла
встреча  на  Эльбе.
 Собственно  говоря,  самая  первая  состоялась  кило¬
метрах  в  двадцати  отсюда.  Встретились  патрули  стар¬
шего  лейтенанта  Григория  Голобородько  и  лейтенанта
Бака  Л.  Котцебу.  На  дворе  стояло  25  апреля  1945  года,
и  было  это  в  нескольких  километрах  от  Торгау.  Вторая
произошла  некоторое  время  спустя  здесь,  где  сейчас
находимся  мы.  Солдаты  лейтенанта  Александра  Силь-
вашко  вышли  к  разведчикам  Уильяма  Робертсона.
Первая  встреча  была  на  западном  берегу  Эльбы,  вто¬
рая—  на  восточном.  И  советская  58-я  стрелковая  ди¬
визия,  и  американская  69-я  пехотная  выбросили  впе¬
ред  по  нескольку  разведывательных  групп.
 Если  вы  посмотрите  на  карту  Европы,  то  увидите
в  горах  Крконоша,  в  Чехословакии,  истоки  реки  Эль¬
бы.  Оттуда  она  выбирается  в  широкую  долину  Северо-
Германской  низменности.  На  ее  берегах  стоят  круп¬
ные  города  —  Дрезден,  Магдебург,  Гамбург  —  и  мно¬
жество  маленьких.  Среди  них  Торгау.  Там,  возле  этого
безвестного  саксонского  городка,  на  обоих  берегах
Эльбы,  в  центре  Германии,  и  встретились  советские  и
американские  воины.
 Когда  говоришь  «встреча  на  Эльбе»,  «Торгау»,  па¬
мять  подсказывает  название  другой  европейской  ре¬
ки—  Немана,  другого  городка  —  Тильзита,  где  когда-
то  после  битвы  при  Фридланде  состоялась  встреча  двух
императоров  —  Наполеона  и  Александра.  Тогда  сви¬
делись  повелители  двух  держав,  неограниченные  мо-
 207

иархи.  Переговоры  эти  были  бесконечно  далеки  от
подданных  двух  венценосцев,  да  толком  никто  и  не
знал  подробностей  их  беседы  в  роскошном  павильоне
на  плоту  посредине  Немана.
 Встреча  императоров  не  предотвратила  иностран¬
ного  нашествия  в  Россию  в  1812  году.  Как  известно,
спустя  срок  русские  полки,  изгнав  врага  из  пределов
отечества,  шли  широким  фронтом  по  полям  Европы,
в  том  числе  и  по  дорогам  Приэльбья.  Так  что  воспо¬
минание  о  той  дальней  встрече  не  лишено  смысла.
 На  Эльбе  25  апреля  1945  года  было  иначе:  здесь
встретились  народы.  Все,  кого  судьба  привела  к  это¬
му  рубежу,  хорошо  помнят  слова,  сказанные  тогда
советскими  и  американскими  людьми.  Мы  помним
клятвы  дружбы,  помним  торжественные  обещания
жить  в  мире  и  доброжелательстве,  лившиеся  из  глу¬
бины  сердца.
 В  тот  день  на  другом  конце  земного  шара,  в  Сан-
Франциско,  открылось  заседание,  учреждающее  Ор¬
ганизацию  Объединенных  Наций.  Мы  хотели  верить
в  ее  способность  осуществить  волю  и  стремление  к
миру  и  дружбе  наших  народов  и  их  сыновей,  что  в
конце  своих  боевых  дорог  братски  обнимались  на  бе¬
регу  Эльбы.
 В  тот  день  из  всей  пишущей  и  снимающей  братии
только  мы  с  Симоновым  из  «Красной  звезды»  да  Сер¬
гей  Крушинский  и  Александр  Устинов  из  «Правды»
поспели  на  военное  свидание  командиров  дивизий.  На
этот  раз  импровизация  исключалась.  Все  было  под¬
готовлено  заранее.
 В  намеченный  час  Русаков  с  группой  офицеров
стояли  на  пригорке,  а  к  берегу  одна  за  другой  прича¬
ливали  лодки.  Отчетливо  вижу,  как  на  вымощенный
булыжником  откос  поднялся  американский  генерал,
немолодой,  полнолицый,  с  одышкой  от  быстрой  ходь¬
бы,  как  снял  на  припеке  каску,  вытер  платком  лицо,
как  волновался,  протягивая  руку  в  темных  пятныш¬
ках  возраста.
 И  вот  они  здороваются  —  командир  58-й  гвардей¬
ской  дивизии  генерал-майор  Владимир  Васильевич
Русаков  и  командир  9-й  пехотной  дивизии  1-й  амери¬
канской  армии  генерал  Эмиль  Ф.  Рейнхардт.  Амери¬
канцу  было  тогда  за  пятьдесят,  Русакову  —  не  боль¬
ше  тридцати  пяти.
 20В

Не  так  давно,  находясь  в  США,  я  разыскивал
Рейнхардта  через  управление  кадрами  Пентагона.
Выяснилось:  его  нет  в  живых.  Умер  и  Русаков.
 А  тогда  они  шли,  оживленно  разговаривая,  к  рас¬
положенному  неподалеку  старому  замку,  покинутому
владельцем,  который  никак,  впрочем,  не  ожидал,  что
вскоре  его  наследственное  недвижимое  действительно
станет  историческим...
 В  людском  водовороте  на  берегу  я  вдруг  увидел
Бакланова.  Он  стоял  как  бы  отдельно  и,  сдержанно
улыбаясь,  наблюдал  за  ходом  «протокольной»  встре¬
чи.  А  вот  в  каких  он  был  погонах,  я  не  разглядел.
Может  быть,  даже,  приняв  озорной  совет,  и  не  в  сво¬
их.  Все  мы  тогда  были  прекрасно  молоды.
 На  торжественном  обеде  мы  пробыли  недолго.  В
самом  его  начале,  после  речи  Русакова,  поднялся,
словно  подброшенный  пружиной,  американский  пере¬
водчик.  Он  сноровисто  пересказал  ее  для  наших  го¬
стей  на...  польском  языке.
 Мы  слегка  удивились,  американцы  переглянулись,
но,  когда  вслед  за  ответным  тостом  Рейнхардта  он
снова  вскочил  да  стал  и  его  перекладывать  на  тот  же
польский,  мы  руками  развели,  прокатился  шумок.
Тут  уж  и  американцы  поняли,  что  дело  совсем  не¬
ладно.
 И  хотя  у  Русакова  был  свой  переводчик  с  англий¬
ского,  инициативой  завладел  круглолицый  румяный
майор  Миша  Жданов.  Он  и  объяснил  собравшимся
лингвистический  казус.  Рейнхардт  густо  покраснел,
жестом  усадил  своего  толмача  на  место.  Тот  был
польским  офицером  в  американской  форме.  То  ли  он
считал  себя  знатоком  русской  «мовы»,  то  ли  расте¬
рялся,  то  ли  сами  американцы  не  представляли  себе
разницы  двух  славянских  языков  —  не  знаю.
 Во  всяком  случае,  над  недоразумением  посмея¬
лись,  и  обед  продолжался.  А  мы  втроем  вместе  со
Ждановым  потихоньку  покинули  офицерское  собра¬
ние  и  покатили,  как  говорят  военные,  «в  расположе¬
ние»  Бакланова  писать  и  передавать  корреспонден¬
цию  в  «Красную  звезду».
 Читатель  спросит:  «А  кто  же  такой  этот  майор
Жданов,  круглолицый  и  румяный?»  Он  представился
нам  корреспондентом  ТАСС.  Там,  на  берегу,  не  было
времени  для  расспросов,  а  в  машине  я  поинтересовал-
 14  Заказ  413
 209

ся:  «Где  же  ваша  юрта,  ваш  вигвам,  ваше  палаццо,
где  ваша  база?»  Полуобернувшись,  он  кивнул  в  сто¬
рону  заречья.  «Но  там  американцы».—«Вот  имен¬
но,—  отвечал  Жданов,—  я  у  них».  И  поведал  нам
свою  одиссею.  То,  что  читатель  прочтет  здесь  даль¬
ше,  есть,  по  существу,  любопытнейший  рассказ  Жда¬
нова  о  том,  как  он  шел  на  Эльбу  с  запада.
 Перед  самой  войной  он  окончил  Высшую  дипло¬
матическую  школу  и  некоторое  время  работал  по¬
мощником  генерального  секретаря  МИДа.  Знал  фран¬
цузский.  На  фронте  был  инструктором  политотдела
1-го  гвардейского  механизированного  корпуса,  воевал
под  Сталинградом.  В  феврале  1944  года  был  вызван
в  Москву  и  получил  предложение  стать  спецкором
ТАСС  при  штабе  союзных  экспедиционных  сил  в  Ев¬
ропе.  Ему  предстояло  принять  участие  в  операции
под  кодовым  названием  «Энвиль».
 Речь  шла  о  высадке  союзных  войск  на  юге  Фран¬
ции.  В  десантной  операции  участвовали  7-я  амери¬
канская  армия  под  командованием  генерала  Петча
и  1-я  французская  генерала  де  Латтра  де  Тассиньи.
Михаил  Жданов  после  настоятельных  просьб  получил
у  самого  Петча  разрешение  высадиться  с  передовым
отрядом.  Правда,  генерал  потребовал  письменного
заявления:  снимаю,  дескать,  с  командования  ответст¬
венность  за  мою  жизнь  и  обязуюсь  не  сообщать  дру¬
гим  корреспондентам  о  полученной  привилегии.
 Американцы,  как  видно,  переоценили  угрозу  для
жизни  Жданова,  а  вместе  с  тем  и  силы  против¬
ника.
 Отряд  военных  кораблей,  а  среди  них  и  судно  с
советским  майором  на  борту,  за  время  следования  от
Неаполя  до  южного  побережья  Франции  к  городку
Сен-Тропез,  где  и  происходила  высадка,  ни  разу  не
подвергался  ни  воздушному  нападению,  ни  атаке  под¬
водных  лодок.  С  зенитных  пулеметов  ни  разу  не  сни¬
мали  чехлы.  В  первые  два  дня  после  высадки  Михаил
Жданов  не  видел  и  признаков  противника.
 Катастрофическое  положение  гитлеровцев  на  со¬
ветско-германском  фронте  весной  и  летом  1944  года,
военные  их  неудачи  в  Нормандии,  а  также  мощное
французское  Сопротивление  заставили  командование
вермахта  уже  в  августе  1944  года  отвести  войска  к
границам  Германии.
 210

Не  встречая  сильного  сопротивления,  союзные
войска  почти  без  потерь  форсировали  Рейн  и  заняли
плацдарм  на  его  восточном  берегу.  К  30  марта  1945
года  западный  фронт  гитлеровской  армии,  по  суще¬
ству,  развалился.  Началась  массовая  сдача  в  плен
американцам.
 Война  шла  к  концу.  Ждали  встречи  с  советскими
войсками.  Западные  журналисты  —  а  их  было  больше
тысячи  —  метались  из  одной  американской  армии  в
другую,  пытаясь  предугадать,  какие  соединения  пер¬
выми  встретятся  с  советскими.
 —  24  апреля  рано  утром  я  прибыл  в  штаб  амери¬
канской  армии,—  рассказал  мне  Жданов.—  Он  нахо¬
дился  в  то  время  в  пятидесяти  —  шестидесяти  кило¬
метрах  западнее  Торгау.  Вскоре  меня  представили
командующему  армией  генералу  Ходжесу.  Он  принял
меня  за  советского  офицера  связи,  чудом  оказавше¬
гося  в  его  штабе.
 В  ответ  на  мое  объяснение:  «Я  военный  коррес¬
пондент  ТАСС  при  союзных  войсках»  —  он  сказал:
«Ну  хорошо,  вы  советский  майор,  помогите  нам  уста¬
новить  связь  с  вашими,  они  должны  быть  где-то  не¬
далеко  от  Эльбы.  Нужно  определить  место  встречи».
 Меня  повели  на  армейскую  полевую  радиостан¬
цию.  Туда  немедленно  примчались  десятка  два  воен¬
ных  корреспондентов  различных  газет  и  агентств.  Все
ждали  волнующей  сенсации.  В  течение  часа  я  повто¬
рял  в  микрофон:  «Алло,  алло,  говорит  советский
майор,  я  военный  корреспондент  ТАСС,  нахожусь  в
частях  американской  армии,  наше  местонахождение
в  шестидесяти  километрах  западнее  города  Торгау.
Хотим  установить  связь  с  советскими  войсками».
 Мне  ответил  лейтенант  Карасев,  офицер  одного
из  подразделений  58-й  гвардейской  дивизии.  Он  ска¬
зал:  их  часть  находится  недалеко  от  Торгау.
 25  апреля  рано  утром  небольшой  отряд  танков,
бронемашин  и  «джипов»  двинулся  к  этому  городку.
Пока  мы  добирались  до  него,  на  дорогах  нам  встре¬
тились  гитлеровские  войска  в  полном  вооружении,  не
менее  трех  полков.  Солдаты  несли  белые  флаги  —
шли  сдаваться  в  плен  американцам.
 Я  сидел  в  одном  из  «джипов»  вместе  с  американ¬
цами,  на  мне  была  парадная  советская  форма,  и  гит¬
леровцы  смотрели  на  нее  с  ужасом...
 211

Вот  так  и  появился  Михаил  Егорович  Жданов  на
Эльбе  с  запада.  Мы  не  расставались  с  ним  тогда  до
конца  апреля,  а  в  следующий  раз  увиделись  уже  че¬
рез  тридцать  лет...
 В  один  из  февральских  дней  раздался  телефонный
звонок:  «Говорит  Жданов».  Мне  знакомо  несколько
человек  с  этой  фамилией.  Заволновавшись,  я  спро¬
сил:  «С  Эльбы?»  Как  сработало  чутье,  сам  не  знаю.
«Так  точно!»  Михаил  Егорович  прочел  в  «Литератур¬
ной  газете»  мой  очерк  «Как  изгоняют  дьявола  в  Си¬
этле»,  а  в  нем  абзац  о  поисках  в  США  генерала  Рейн¬
хардта.  Мы  съехались  и  провели  весь  день  вместе.
 Спустя  два  дня  после  встречи  Русакова  с  Рейн¬
хардтом  на  восточный  берег  прибыл  командир  амери¬
канского  корпуса  Кларенс  Хюбнер,  а  вместе  с  ним
несметное  количество  западных  журналистов.
 Американцы,  англичане,  французы,  австралийцы,
новозеландцы  —  все  флаги  в  гости  к  нам.  Их  фотоап¬
параты  нацелены  на  все,  что  они  видят  вокруг,  и  пре¬
жде  всего  на  двух  генералов.
 Хюбнер  —  высокий,  сухощавый,  типичный  америка¬
нец,  похожий  на  известного  киноактера  Гарри  Купе¬
ра.  Он  пытается  сохранить  спокойствие,  но  волнение
проступает  густым  румянцем  на  его  щеках.  Принимая
от  такого  же  высокого,  по-военному  элегантного  Бак¬
ланова  красное  полотнище  с  нарисованной  на  нем
медалью  «За  оборону  Сталинграда»,  он  не  может
сдержать  слез.  Полотнище  в  бурых  пятнах,  кое-где
надорвано,  его  вид  много  говорит  сердцу  солдата,  не
специально  оно  сшито  для  этого  торжества.
 Обед  сервирован  в  саду  на  окраине  деревушки
Вердау,  и  это  настоящий  русский  обед  —  с  разносо¬
лами,  борщом  и  пельменями.  Мы  принимали  участие
в  составлении  меню,  отбивая  вместе  с  Баклановым
предложения  устроить  все,  «как  у  них»,  и,  может
быть,  даже  «а-ля  фуршет»,  то  есть  стоя.  Все  было,
«как  у  нас»,  и  гости  только  причмокивали  от  удо¬
вольствия.
 А  утром  следующего  дня  мы  втроем  —  Симонов,
Жданов  и  я  —  получили  поручение  нанести  ответный
 212

визит  иностранным  корреспондентам  и  переправились
на  западный  берег.
 Мы  ехали  в  открытом  «джипе»  Жданова,  впереди
другая  машина  с  двумя  американскими  автоматчика¬
ми  и  сержантом,  подхваченными,  как  было  условле¬
но,  в  Торгау,  и  убедились,  что  наш  коллега  точно
рассказал  о  реакции  на  советскую  форму:  у  одних  —
удивление,  у  других  —  радость,  а  у  некоторых  и  пани¬
ка:  значит,  русские  уже  за  Эльбой.
 К  вечеру  мы  добрались  до  Наумбурга.  Там  распо¬
лагался  «пресс-кэмп»  —  шумное  обиталище  западных
корреспондентов.  Нас  окружила  ватага  журналистов,
и  с  ходу'в  узком  прокуренном  зале  началось  нечто
вроде  пресс-конференции.
 — 	Хороша  ли  у  вас  техника  связи,  ну,  телетайпы
там,  телеграф?  —  спрашивает  кто-то.
 — 	Хороша,  если  передаешь  правду,  иначе  немед¬
ленно  поломка,  обрыв  на  линии,—  следует  ответ.
 Так,  в  легкой  пикировке,  проходят  первые  полча¬
са.  Потом  все  вроде  бы  налаживается,  и  мы  даже
учим  западных  коллег  корреспондентской  песенке:
 От  Москвы  до  Бреста
Нет  такого  места,
 Где  бы  не  скитались  мы  в  пыл'
 С  «лейкой»  и  блокнотом.
 А  то  и  с  пулеметом
Сквозь  огонь  и  стужу
 мы  прошли...
 — 	Скажите,  эта  песня  принадлежит  именно  вашей
редакции?  —  спрашивает  тот,  кто  интересовался  свя¬
зью,—  низенький,  пегий  корреспондент  «Балтимор
сан».
 — 	Нет,  почему  же,  она  общая.  Ее  знают  и  поют
все  наши  фронтовые  журналисты.
 — 	Так  не  может  быть!  Это  удивительно.  У  каж¬
дой  редакции  свои  интересы,  свое  направление.  Как
может  Херст  петь  то  же,  что  и  Сульцбергер?
 Этот  ход  мыслей  показался  нам  забавным.
 — 	Пожалуй,  вы  правы,—  заметил  я  и  добавил:  —
По-своему,  конечно.  Но  надо  идти  дальше  —  внутри
каждой  редакции  тоже  сталкиваются  разные  интере¬
сы.  Я  представляю  себе  дело  так,  что  у  каждого  со¬
трудника  «Балтимор  сан»  должен  быть  как  бы  инди¬
видуальный  гимн,  своя  собственная  песня,  которую
 213

он  распевает,  упросив  знакомого  композитора  поло¬
жить  ее  на  музыку.
 Пегий  наш  собеседник  рассмеялся  и  с  расчетли¬
вым  простодушием  ответил:
 — 	Конечно,  у  вас  иначе.  У  ваших  журналистов
одна  песня.
 — 	Песня  одна,  но  голоса  разные.  Вы  это  могли
заметить  даже  сегодня,—  невинно  откликнулся  я.
 И  поскольку,  таким  образом,  разговор  перешел  на
тему  свободы  печати,  мы  решили  не  стесняться.
 — 	У  вас  там  действительно  разные  песни.  Газеты
Маккормика,  кажется,  уже  затянули  пронацистские
арии.  Будете  подпевать  или  повремените?
 Бородатый  великан  Гарри  Феллоу  подошел  к  пе¬
гому  и,  склонившись  над  ним,  быстро  сосчитал  до  де¬
сяти.
 — 	Конец,—  сказал  бородатый,—  тебе  уже  не
встать.  Что  правда,  то  правда!
 Уходили  мы  из  «пресс-кэмпа»  поздно,  при  друже¬
ственных  кликах  и  обещаниях  писать  всегда  правду,
одну  правду  и  только  правду.  Назавтра  днем  верну¬
лись  восвояси,  как  раз  к  тому  времени,  когда  Бакла¬
нов  поджидал  командующего  1-й  американской  ар¬
мией  генерала*  Ходжеса,  чтобы  везти  его  к  Жадову.
 Батюшки  светы,  что  такое?!  К  нашему  берегу
вслед  за  командармом  плывет  целая  флотилия,  арма¬
да,  а  на  ней  все  та  же  корреспондентская  орда,  в  пол¬
ном  да  еще,  кажется,  увеличенном  составе.  Увидели
нас,  машут,  кричат,  издали  признали  вчерашних  со¬
беседников.
 Генерал  Жадов  принимал  Ходжеса  в  огромном
замке.  Играл  армейский  оркестр:  «Гремя  огнем,  свер¬
кая  блеском  стали...»  Англосаксы  за  милую  душу  ос¬
ваивали  икру.  Французский  журналист  с  печальными
глазами,  отпивая  маленькими  глотками  грузинское
«кварели»,  тихо  говорил:  «Не  знаю,  долго  ли  будет
длиться  наш  медовый  месяц.  Война  еще  не  кончилась,
а  новые  тучи  уже  клубятся».  Он,  видно,  хотел  сказать
еще  что-то,  однако  не  решился  и  только  добавил,
глядя  вопросительно  и  грустно:  «Не  знаю,  что  бу¬
дет».
 И  мы  тогда  не  знали,  что  скоро,  очень  скоро  Чер¬
чилль  произнесет  речь  в  Фултоне  и  с  Запада  задуют
ветры  «холодной  войны».
 214

Всюду,  где  бы  ни  были,—  на  западном  берегу  Эль¬
бы,  в  штабе  американского  корпуса,  на  улицах  Лейп¬
цига,  в  «пресс-кэмпе»  —  возле  нас  всегда  и  неизмен¬
но  находился  майор  Уильямс.  Имени  его  начисто  не
помню,  а  вот  фамилия  —  Уильямс,  это  точно.
 Момент,  когда  мы  с  ним  познакомились,  неуловим.
Казалось,  невидимый,  он  с  нами  был  уже  давным-
давно  и  только  сейчас  материализовался.  Иначе  ни¬
как  нельзя  объяснить  его  родственно-заботливого  от¬
ношения  к  нам  троим.
 Иногда  он  исчезал,  но  стоило  повести  глазами  на¬
право  или  налево  —  и  он  возникал  немедленно.  Сред¬
него  роста,  лет  сорока,  ничем  не  примечательный  и  в
то  же  время  вполне  благообразной  наружности,  он
вдруг  становился  как  бы  невидимым.  Достаточно  ему
стать  чуть  боком  к  нам,  и  он  моментально  сливался
со  средой.  Его  уже  нельзя  было  различить  среди
американских  мундиров  и  даже  штатских  пид¬
жаков.
 К  тому  же,  как  я  уже  сказал,  роста  он  среднего  и
потому,  легко  нырнув  в  толпу  высоченных  своих  со¬
отечественников,  сразу  же  исчезал  из  виду.
 Одна  лишь  деталь  туалета  помогала  обнаружи¬
вать  его  издали.  Вместо  галстука  он  повязывал  крас¬
ный,  нет,  мало  сказать  красный  —  пронзительно  пун¬
цовый  шарфик.  При  современных  способах  цветного
фотографирования  этот  его  отличительный  знак  был
бы  заметен  даже  из  космоса.  Сначала  мы  не  видели
ничего  особенного  в  его  постоянном  присутствии.
 Но  вскоре  стало  ясно:  люди  вокруг  нас  все  время
меняются,  а  майор  Уильямс  остается.  И  как  только
сознание  уцепилось  за  этот  факт,  Симонов  напрямик
спросил:
 — 	Мистер  Уильямс,  кто  вы  в  американской  армии,
какая  ваша  воинская  специальность?  Мы  вас  видим
вот  уже  три  дня,  а  не  знаем,  кто  вы.
 — 	Я  из  войсковой  разведки,—  скромно,  но  твердо
ответил  Уильямс.
 — 	А,  вот  оно  что,—  откликнулся  я.—  Вас-то  нам  и
нужно.  А  ну  гоните  все  ваши  секреты.
 Уильямс  расхохотался.  Посмеялись  и  мы.
 — 	А  зачем  же  вы  носите  на  шее  этот  сигнал  опас¬
ности?  Зачем  этот  пронзительный  шарф?
 — 	А  затем,  чтобы  вы  могли  меня  легче  найти...
 215

Мы  приехали  в  Лейпциг.  Стояли  на  перекрестке  у
здания  офицерского  клуба,  поджидая  Жданова:  он
ехал  на  другой  машине.  И  снова  наша  форма  вызы¬
вала  всеобщее  внимание  прохожих.  Чинные  немцы
попросту  останавливались  и  на  этой  и  на  противопо¬
ложной  сторонах  улицы  и  глазели  во  все  глаза.
 Кто  из  них  кто?
 Старый  человек  шел  мимо  нас,  внимательно  осмот¬
рел  форму  и  поднял  сжатый  кулак  —  тельмановское
приветствие,  однако  не  остановился.  На  тротуаре
среди  зевак  и  просто  обывателей  были,  конечно,  и
переодетые  эсэсовцы.
 — 	Пойдемте  в  помещение.  Вдруг  кто-нибудь  вас
подстрелит?  —  сказал  Уильямс,  обнаружив  своей  реп¬
ликой  понимание  расстановки  сил.
 — 	За  себя  вы  не  боитесь?
 Уильямс  смутился.
 Подъехал  Жданов.  Мы  вошли  в  клуб.  Уильямс
повлек  нас  к  бару  и,  видимо,  рассчитывал  прочно  рас¬
положиться  на  высоких  табуретках  у  оцинкованной
стойки.  Надо  сказать  откровенно,  мы  с  Симоновым
твердой,  я  бы  сказал,  даже  с  долей  надменности  при¬
держивались  своих  обычаев,  родных  привычек  и  по¬
этому,  хватив  по  аперитиву,  пригласили  Уильямса  к
столу:  «Посидим,  как  люди,  закусим».
 За  столом  мы  впервые  в  жизни  столкнулись  с  тем,
что  впоследствии,  работая  в  «Литературной  газете»
и  часто  принимая  иностранцев,  называли  «феноменом
Уильямса».  Он  был  совершенно  непросвещенным  че¬
ловеком  в  области  тостов.  То  есть  такой  целины  я
еще  не  встречал.  Тост  как  форма  общения  за  столом
ему  был  неведом.
 Англо-американские  «спичи»  предназначены  ско¬
рее  для  большой  аудитории,  официальных  ритуалов.
Да  и  само  слово  «спич»  по-русски  означает  «речь».
Между  тем  тост  —  меньше  всего  речь.  Его  значение
кроется  в  нюансах,  и,  если  бы  меня  спросили,  что
есть  тост,  я  бы  ответил:  излияние  души.
 Когда  в  офицерском  клубе  Лейпцига  пошли  наши
первые  тосты,  Уильямс  оторопел.  Вокруг  сидели  лю¬
ди,  потягивали  желтоватое  виски  или  жевали  какое-
то  мясо,  общались  друг  с  другом  при  помощи  отры-
 216

вочных  реплик,  но  ничего  похожего  на  то  пышное
«действо»,  какое  разворачивалось  за  нашим  столом,
нигде  не  наблюдалось.
 Произнося  тост,  мы,  как  водится,  вставали,  про¬
тягивали  бокал  к  собеседникам,  чокались,  при  этом
произносили  несколько  дополнительных  фраз,  прижи¬
мали  левую,  свободную  руку  к  сердцу,  садились,
вновь  вставали.
 Не  скрою,  в  наше  русское  застолье  просочилась
и  грузинская  струя,  и  мы  считали  такое  взаимопро¬
никновение  культур  делом  вполне  нормальным,  осо¬
бенно  перед  лицом  неофита.
 Уильямс  сначала  просто  ничего  не  понимал  и  ве¬
село  изумлялся.  Потом,  когда  тосты  с  высот  общих
понятий  дружбы,  союзничества,  борьбы  с  гитлериз¬
мом  начали  спускаться  вниз  и  уже  парили  над  самым
столом,  касаясь  крылами  сидящих,  он  всерьез  рас¬
трогался.
 Мы  только  что  выпили  за  его  детей,  и  он  тотчас
же  вытащил  из  бумажника  фотографии  двух  ангелов.
Когда  же  мы,  соревнуясь  в  элоквенции,  провозгла¬
сили  тост  за  его  мать  и  за  его  жену,  объединив
их  в  одной  здравице,  Уильямс  попросту  заплакал.
Всхлипывая,  он  говорил,  что  ни  один  американец  нс
желал  здоровья  близким  ему,  Уильямсу,  людям.
 И  тут  он  встал  и,  заявив,  что  пьет  за  наше  здо¬
ровье,  хотел  было  осушить  бокал.  Мы  в  один  голос
запротестовали:  «Мотивируйте!  Мотивируйте!  Без
этого  нельзя!»  Вот  тогда-то  Уильямс  и  произнес  свой
первый  тост.
 —  Вы,  русские,—  сказал  он,—  все,  кого  я  здесь
видел,  замечательные  ребята.  Я  и  не  предполагал,
что  вы  такие.  Я  признавал,  конечно,  ваш  военный  ав¬
торитет.  Он  очевиден.  Но  относился  к  вам  с  опаской
и  предубеждением.  Понимаете,  в  Штатах  думают  о
вас  по-разному.  И  слушайте,  что  вам  скажет  майор
Уильямс,—  недаром  я  все  эти  дни  присматривался
к  вашим  людям:  у  вас  большое  сердце.  И  мое  сердце
встретилось  на  Эльбе  с  вашим.  Я  никогда  вас  не  за¬
буду...
 И,  знаете,  не  забыл.  Лет  десять  назад  мне  позво¬
нил  редактор  «Красной  звезды»  —  генерал-лейтенант
Николай  Иванович  Макеев,  человек  точный  и  обяза¬
тельный.  Он  вернулся  из  США  и  сообщил:
 217

—  Однажды  там,  в  военных  кругах,  встретил  пол¬
ковника  Уильямса.  Он  все  добром  поминал  встречу
на  Эльбе  и  просил  непременно  передать  сердечный
привет  Симонову  и  тебе.
 ...А  тогда,  в  апреле  сорок  пятого,  мы  прямо  из  па¬
радного  зала  немецкого  замка,  где  встречались  ко¬
мандармы,  поехали  в  армию  Чуйкова  —  в  Берлине
еще  шли  последние  уличные  бои.  Впереди  были  Карл-
хорст,  подписание  акта  о  безоговорочной  капитуля¬
ции  гитлеровской  Германии.
 Дух  Эльбы,  царивший  на  развалинах  гитлеров¬
ского  рейха,  священен.  Мы  не  забываем  его  никогда,
и  он  хорошо  согласуется  с  Программой  мира,  выра¬
ботанной  на  XXIV  и  подтвержденной  на  XXV  съезде
Коммунистической  партии  Советского  Союза.

КОЕ-ЧТО
О  ПЕНТАГОНЕ

На  теле  Соединенных  Штатов  немало  язв.  Но  одна  из
самых  опасных  —  Пентагон.  Это  язва  незаживающая.
Она  пугает  окружающих  мифической  «советской  угро¬
зой».  Она  гонит  вверх  температуру  инфляции  внутри
страны.  Она  отравляет  международные  отношения,  ме¬
шает  оздоровляющему  землю  процессу  мирной  раз¬
рядки.  Пентагон  пропагандирует  «особую  миссию»
Соединенных  Штатов  на  нашей  планете,  форсирует
военные  приготовления  НАТО.
 Бесславный  конец  авантюры  во  Вьетнаме  оставил
неизгладимые  следы  в  американском  обществе.  Огром¬
ная,  сильная,  как  говорится  до  зубов  вооруженная,
страна  потерпела  поражение  при  попытке  навязать
злую  волю  свободолюбивому  народу.  До  сих  пор  в
США  не  утихают  споры  по  поводу  причин  этого  пора¬
жения.  Проблема  анализируется  с  разных  точек  зре¬
ния,  и  не  в  последнюю,  разумеется,  очередь  с  военной.
 Война  во  Вьетнаме  отнюдь  не  ушла  в  прошлое.
Уроки  ее  необычайно  красноречивы.  «Вьетнамский
ожог»,  или  «вьетнамский  синдром»,  как  говорят  те¬
перь  в  США,  до  сих  пор  не  дает  покоя  Пентагону.  Там
продолжают  проворачивать  в  электронно-вычисли¬
тельных  машинах  все  новые  и  новые  варианты  уже
проигранной  войны,  пробуют,  хотя  бы  на  перфориро¬
ванных  картах,  переиграть  ее  с  другим  концом  в  раз¬
ных  странах.
 Мы  хотим  перелистать  страницы  истории  Пента¬
гона,  этого  верного  военно-идеологического  оруженос¬
ца  американской  реакции,  рассказать  о  его  устремле¬
ниях,  его  лидерах  и  глашатаях,  хотим  также  расска¬
зать  о  поучительных  расчетах  и  просчетах  Пентагона
в  дни  американской  интервенции  во  Вьетнаме.
 Итак,  прежде  всего  что  такое  Пентагон.

«дно
 ПРЕИСПОДНЕЙ»
 1
 Пентагон.  Хорошо  помню  время,  когда  это  слово  еще
только  начинало  приобретать  назойливую  известность.
Оно  рекламировалось  с  не  меньшей  яростью,  чем  хи¬
мический  препарат  кока-кола  аптекаря  Пембертона
или  подслащенный  табак  сигарет  «Кэмэл».  Скользя
взглядом  по  газетным  заголовкам,  где  уже  мелькали
эти  восемь  букв,  сбитых  обручем  согласных,  амери¬
канцы  вяло  задумывались,  что  это  такое  —  Пентагон?
 Очень  скоро  они  узнали:  это  не  напиток,  не  курево,
не  патентованные  брюкодержатели,  не  название  но¬
вого  бродвейского  ревю.  Пентагон  в  переводе  с  гре¬
ческого  означает  «пятиугольник».  Пентагон  —  здание.
Расположено  оно  в  Вашингтоне  на  берегу  реки  Пото¬
мак,  в  стороне  от  главного  скопления  правительствен;
иых  дворцов,  на  Конститьюшн-авеню.  Строительство
этого  здания  началось  за  пять  месяцев  до  Пирл-Хар¬
бора  и  завершилось  в  январе  1943  года.  Его  сооруже¬
ние  было  окружено  таинственностью  и  вызывало  раз¬
норечивые  толки  в  США.  Вашингтонские  старожилы
вспоминали,  что  участок  земли,  предназначенный  для
Пентагона,  издавна  назывался  «адская  яма»,  и  это
местечко  нисколько  не  лучше  так  называемой  «туман¬
ной  ямы»,  где  некогда  соорудили  дом  государственно¬
го  департамента.  Старые  эти  обозначения  вызывали
мысль  о  нечистой  силе.  Неясно,  кто  же  завладеет  этой
гигантской  коробкой.  Вскоре  географический  кроссворд
был  решен.  Вместо  предсказанных  остряками  приви¬
дений,  которых  американские  нувориши  в  эпоху  Мар¬
ка  Твена  пачками  переселяли  из  Европы  заодно  со
старыми  замками,  в  Пентагон  начали  въезжать  впол¬
не  реальные  чины  военных  ведомств  США.
 Тогда  уже  остроты  посыпались  со  всех  сторон.  Ко¬
лоссальное  пятигранное  здание  с  его  многокилометро¬
выми  коридорами,  бесчисленными  бюро,  рассчитанное
 222

на  40  тысяч  «кабинетных  вояк»,  по  выражению  одного
журналиста,  казалось  рядовым  американцам  плодом
бюрократической  мании  величия.  В  этом  каменном
лабиринте  ничего  не  стоило  заблудиться.  Остряки  рас¬
сказывали  об  одной  посетительнице,  разрешившейся
от  бремени  прямо  в  коридоре.  Когда  ее  с  упреком
спросили,  зачем  она  явилась  сюда  в  таком  состоянии,
она  ответила:  «Когда  я  пришла,  я  еще  не  была  в  этом
состоянии».
 Люди  спрашивали  себя:  что  будут  делать  с  этим
объемистым  пятигранником,  когда  окончится  война?
Перестроят  его  под  госпиталь  для  ветеранов?  Разме¬
стят  в  нем  планировщиков  мира  и  всеобщего  разору¬
жения?  Немногие  в  США  знали,  что  Пентагон  и  в  дни
мира  будет  работать  так,  как  если  бы  продолжалась
война.  На  другой  день  после  начала  американской  ин¬
тервенции  в  Корее  выяснилось:  Пентагон  действует  на
полную  проектную  мощность.  Безостановочно  стучат
телетайпы,  гудят  радиотелефоны  —  генерал  Макартур
передает  реляции  из  Токио.
 Итак,  Пентагон  —  министерство  обороны  США.
Здесь  под  одной  крышей  объединились  армия,  флот
и  военно-воздушные  силы  Америки.  Здесь  психопат
Джеймс  Форрестол  носился  вприпрыжку  по  коридо¬
рам,  выкрашенным  в  различные  цвета:  зеленый,  си¬
ний,  красный,  золотой  —  по  степени  секретности
служб,  размещенных  в  их  секторах.  Здесь  расцветала
шпиономания,  то  и  дело  объявлялись  негласные  тре¬
воги,  если  посетитель  находился  более  десяти  минут  в
пути  от  входа  до  нужного  ему  кабинета.  Здесь  после
разгрома  крупной  группировки  американских  войск  в
Корее  осенью  1950  года  началась  массовая  проверка
исправности  запоров  на  несгораемых  шкафах,  как
будто  идея  борьбы  народа  за  независимость  могла
быть  похищена  из  сейфов  Пентагона.  Сюда  на  смену
вконец  испуганному  Форрестолу  пришел  крикун  Луис
Джонсон  —  старый  агент  авиационных  монополий  —
и  громогласцо  объявил  об  интеграции,  то  есть  о  слия¬
нии  воедино  военной  и  внешней  политики  Соединен¬
ных  Штатов.  И  наконец  в  стенах  пятигранника  по¬
явился  новый  хозяин  —  бывший  государственный  сек¬
ретарь  и  директор  треста  международных  авиасооб¬
щений  «Пан-Америкэн  эйруэйз  корпорейшн»  генерал
Джордж  Кэтлетт  Маршалл.
 223

Ныне  каменная  махина  Пентагона  уже  стала  тес¬
ной  для  неимоверно  разросшегося  сонма  генералов  и
адмиралов,  майоров  и  лейтенантов,  кибернетиков  и
психологов,  ординарцев  и  секретарей,  статистиков  и
шифровальщиков.  Слово  «Пентагон»  давно  утратило
свою  таинственность  и  стало  символом  американской
военщины,  жаждущей  нажать  спусковой  крючок
третьей  мировой  войны.
 Мы  хотели  бы  представить  читателю  Пентагон  в
лицах.  Персонифицированный  анализ  его  деятельно¬
сти  в  качестве  военно-идеологического  оруженосца
империализма  будет,  нам  кажется,  убедительнее  об¬
щих  рассуждений  на  эту  тему.
 Мы  хотим  рассказать  о  нескольких  из  десяти  хозя¬
ев  Пентагона,  и  первым  из  них  будет  Джордж  Мар¬
шалл.  Он  запустил  многие  пружины  Пентагона,  дейст¬
вующие  на  полный  ход  и  поныне.  И  он  же  первым
испытал  разочарование.  Его  два  предшественника  не
занимают  ныне  нашего  внимания.  Один  —  пацикер,
выбросившийся  из  окна,  второй  —  вульгарный  «тол¬
кач»  из  военно-промышленного  комплекса.  Один  оста¬
вил  после  себя  распахнутую  раму  и  протяжный  крик
самоубийцы,  другой  —  урчание  только  еще  налаживае¬
мой  гонки  вооружений  и  шумную  перебранку  в  каби¬
нетах  пятигранника.
 2
 Его  превосходительство  генерал  Маршалл  был  давним
фаворитом  Уолл-стрита.  Трумэн,  будучи  еще  сенато¬
ром,  назвал  его  «величайшим  из  живущих  ныне  аме¬
риканцев».  Такая  характеристика  из  уст  человека,  в
чьих  приятелях  состоял  гангстер  Чарлз  Биначио,  что-
нибудь  да  значит.  Следовало  бы  также  заметить,  что
титулы  «выдающийся  человек»,  «замечательный  чело¬
век»,  «великий  человек»,  «сверхвеличайший  человек»
присваиваются  в  США  по  такой  номенклатуре,  что  ни¬
когда  нельзя  вполне  точно  определить  градус  злокоз¬
ненности,  обозначенной  тем  или  иным  рангом.  Это  об¬
стоятельство  и  смутило  на  первых  порах  диккенсовско¬
го  героя  Мартина  Чезлвита,  прибывшего  из  Европы  за
океан.  Майор  Паукинс,  представленный  Чезлвиту  как
«один  из  самых  замечательных  людей  страны»,  толь¬
ко  и  всего,  что  умел  весьма  ловко  мошенничать,  мог
 224

открыть  банк  и  основать  компанию  для  спекуляций
земельными  участками  «не  хуже  всякой  другой  изво¬
ротливой  бестии  в  Соединенных  Штатах».  Однако,  по¬
знакомившись  поближе  с  целой  стаей  людей,  имено¬
вавшихся  полковниками  и  генералами,  Чезлвит  понял,
что  «тот  у  них  считался  добрым  патриотом,  кто  громче
орал  и  плевать  хотел  на  всякую  порядочность;  тот  был
у  них  первым,  кто  в  азартной  погоне  за  корыстью  сам
не  останавливался  ни  перед  чем  и  потому  не  клеймил
их  подлые  плутни».
 С  этой  точки  зрения  оценка,  данная  Трумэном  ге¬
нералу  Маршаллу,  выглядела  вполне  убедительной.
Ее  можно  подкрепить  десятками  справок.  Вот  одна  из
них.  Должность  директора  «Пан-Америкэн  эйруэйз»,
владевшей  тогда  капиталом  в  сотни  миллионов  долла¬
ров,  Маршалл  получил  в  награду  за  труды  на  посту
государственного  секретаря.  Журнал  известного  в
США  циника,  ныне  покойного  Генри  Люса  «Тайм»
признал,  что  госдепартамент  не  только  «оказывал  про¬
текцию  и  баловал  эту  монополию  международных
авиасообщений»,  «но  при  случае  заступался  за  нее  в
трудных  ситуациях»,  помог  ей  проложить  десятки
авиалиний  в  Латинской  Америке,  Европе,  Азии,  Афри¬
ке  и  на  тихоокеанских  островах,  устраивал  правитель¬
ственные  субсидии.  Как  сказано  в  старом  романе,  сам
не  останавливался  ни  перед  чем  и  потому  не  клеймил
их  подлые  плутни!
 Человек  с  невыразительным  взглядом,  резким  го¬
лосом,  бесстрастный,  презирающий  какие  бы  то  ни
было  чувства,  как  описывает  Маршалла  один  из  его
биографов,  родился  в  городе  Юнионтаун,  штат  Пен¬
сильвания,  в  1880  году.
 Первый  номер  команды  Пентагона  прилежно  гото¬
вил  свое  будущее.  Он  вовремя  понял,  что  скромность-
это  такая  штука,  о  которой  нужно  кричать,  иначе  ее
могут  не  заметить.  Мы  видим  юного  Джорджа  Мар¬
шалла  в  Техасе  в  рядах  национальной  гвардии.  Он
ревностно  преследует  мелких  фермеров.  Эти  полицей¬
ские  функции—часть  общего  плана  наступления  круп¬
ных  землевладельцев  на  жалкие  земельные  клочки
арендаторов.  Лейтенанта  Маршалла  заметили.  Он  по¬
ехал  на  Филиппины.  Где  же  успешнее  можно  было
сделать  карьеру?  Колониальная  война  с  безоружным
противником  —  отрада  для  будущего  пентагонца.
 I  5  За&аз  413
 225

Первую  мировую  войну  Маршалл  провел  в  штабах,
и  боевая  слава  сколько-нибудь  заметно  не  коснулась
его  чела.  Зато  пятилетняя  служба  адъютантом  у  гене¬
рала  Першинга  позволила  завязать  нужные  связи.
Полковник  Маршалл  жаждал  настоящего  дела.  Его
мучительно  влекла  к  себе  сфера  служения  «внутрен¬
ним  интересам»  —  так  церемонно  называл  он  аппети¬
ты  деловых  контор.  И  наконец  в  1931  году  свершилось.
Услышал  ли  он  в  ночной  тиши,  подобно  Орлеанской
деве,  вещие  голоса,  или  утром  одного  прекрасного  дня
в  облаках  сигарного  дыма  его  прозаически  посетил
«некто  в  черном»,  но  только  однажды  помощник  на¬
чальника  пехотной  школы  в  форте  Моултри  вдохно¬
венно  объявил:  спасение  против  безработицы  найдено.
При  форте  Моултри  возник  «восстановительный  ла¬
герь»  для  голодающей  безработной  молодежи.  Юноши
давали  подписку  проходить  военное  обучение  и  бес¬
платно  работать  на  огородах  коменданта.  Это,  соб¬
ственно,  и  был  первый,  так  сказать,  «малый  план
Маршалла».  Спустя  два  года  Гитлер,  придя  к  власти,
позаимствовал  американский  рецепт  ускоренной  под¬
готовки  солдат  и  «борьбы»  с  безработицей,  но,  как  без¬
застенчивый  плагиатор,  не  потрудился  даже  сослаться
на  источник.
 Как  бы  там  ни  было,  после  этого  громкого  дела
плечи  полковника  из  форта  Моултри  украсились  ге¬
неральскими  погонами.  Маршалл  пошел  в  гору.  Наз¬
начения  следовали  одно  за  другим.  Деловой  мир  при¬
знал  его  и  двигал  все  выше,  как  человека  надежного,
способного  всерьез  послужить  «внутренним  интере¬
сам».  И  вот  мы  видим  Маршалла  за  столом  начальни¬
ка  штаба  армии  США.  В  палате  представителей  он
монотонно  отстаивает  передачу  военных  поставок
определенным  монополиям.  С  фирмой  «Дюпон  де  Не¬
мур»  он  тесно  связан  через  своего  приятеля,  сенатора
Артура  Вандерберга,  с  заводами  «Студебеккер»,  фи¬
нансируемыми  банком  «Браун  бразерс,  Гарриман»,  его
сблизил  дружище  Чарлз  Ловетт.  «Внутренние  интере¬
сы»  становились  все  более  обширными.
 Вторую  мировую  войну  Джордж  Маршалл  провел
безвыездно  в  США.  Он  был  одним  из  тех,  кто  наибо¬
лее  рьяно  настаивал  на  атомной  бомбардировке  япон¬
ских  городов.  Это  он  поручил  генералу  Кертису  Ли-
мэю  выбрать  три  «относительно  не  затронутых  войной
 226

японских  города»,  чтобы  «атомная  бомба  произвела
наибольшее  впечатление».  Он  оправдывал  эту  акцию
до  конца  своих  дней  и  хладнокровно  регистрировал:
«Мы  убили  сто  тысяч  японцев  за  один  налет,  за  одну
ночь».  После  войны  Маршал  л  поехал  со  специальной
миссией  в  Китай.  Ему  поручили  пощупать  пульс  аго¬
низирующего  Чан  Кай-ши,  «впрыснуть»  новую  дозу
вооружения  и  предотвратить  победу  китайского  наро¬
да.  Конечная  цель  миссии  потерпела  крах,  но  генерала
простили:  кто  из  политиков  Уолл-стрита  не  просчиты¬
вался?
 В  1947  году  Маршалл  стал  государственным  секре¬
тарем.  Время  было  трудное.  Военная  конъюнктура  ис¬
сякла.  Зловещая  тень  кризиса  пала  на  небоскребы.
На  финансовом  Олимпе  США  возникла  паника.  Чут¬
кая  мембрана  из  госдепартамента  вновь  услышала
божественные  голоса  и  сработала  как  безотказно  дей¬
ствующее  реле.
 5 	июня  1947  года  под  сенью  шелестящих  платанов
Гарвардского  университета  Джордж  К.  Маршалл
вдохновенно  заявил:  спасение...  Европы  найдено.  Ме¬
тод  был  давно  проверен  в  форте  Моултри,  теперь  пред¬
лагался  «восстановительный  лагерь»  чуть  ли  не  в  це¬
лый  континент.  Европейцы  проходят  военное  обучение
и  с  пониженной  оплатой  работают  на  огородах  всеаме¬
риканского  коменданта.  И  разумеется,  двери  Европы
распахиваются  настежь  для  сбыта  лежалых  товаров
из  США.
 Это  и  был  «большой  план  Маршалла».  План  озна¬
чал:  Уолл-стрит  форсирует  подготовку  третьей  миро¬
вой  войны.  Маршалл  сиял:  он  был  участником  игры
большого  бизнеса.  Некогда  ничтожный  «пожиратель
филиппинцев»  стал  теперь  организатором  «американи¬
зации»  целых  стран.  Затеяно  было  немалое:  порабо¬
щение  европейских  народов,  экономическое  и  полити¬
ческое  возрождение  германского  милитаризма,  созда¬
ние  в  маршаллизованных  странах  колониальных  войск
США,  развязывание  агрессии.  И  цель:  мировое  господ¬
ство  американских  банков.
 Маршалл  вдосталь  потрудился,  и  не  его  вина,  чго
американские  агрессивные  силы  сейчас  еще  более  да¬
леки  от  этой  цели,  чем  в  тот  день,  когда  он  дал  свое
имя  плану  Уолл-стрита.  Не  помогла  и  «холодная
война»  против  Советского  Союза  и  стран  народной  де-
 227

мократии,  торжественно  открытая  генералом  после
фултоновской  речи  Черчилля.  Государственный  секре¬
тарь  вышел  в  отставку.
 Мы  видим  Маршалла  в  его  благоприобретенном
поместье  «Додона  Мэнор»  в  Виргинии.  Туда  нанес  ви¬
зит  его  почтительный  биограф  Уильям  Уайт,  поведав¬
ший  миру  о  мыслях  «величайшего  человека  Америки»
на  отдыхе  и  своих  соображениях  по  поводу  этих
мыслей.
 Маршалл  анализирует  ход  второй  мировой  войны.
Уайт:  «Это  похоже  на  то,  как  удалившийся  от  дел  про¬
мышленник  время  от  времени  вспоминает,  как  он  под¬
чинял  себе  железные  дороги  и  предприятия  и  имел
чертовски  много  дела  с  банками».
 Маршалл  рассуждает  о  молодом  поколении.  Уайт:
«Он  действительно  смотрит  холодным,  скептическим
взором  на  хрупкую  поросль  современной  американ¬
ской  молодежи...  Он  холодно  удивлен.  Совершенно
очевидно,  что  если  в  мире  есть  что-либо,  чего  ге¬
нерал  желал  бы  для  американской  молодежи,  то
это  —  введение  всеобщей  программы  военного  обу¬
чения».
 Маршалл  касается  плана  своего  имени.  Уайт:  «С
точки  зрения  плана  он  чувствует  себя  скорее  как
странствующий  торговец,  чем  как  государственный
деятель».
 Маршалл  судит  о  принципах  ведения  народного  хо¬
зяйства.  Уайт:  «Он  с  пренебрежением  говорит  о  неко¬
торых  вопросах  планирования.  Он  приходит  в  раздра¬
жение».  Общее  ощущение  биографа:  «Вокруг  имени
«Додона»  чувствуется  дыхание  смерти».  Прощание.
Последний  взгляд  Уайта  на  генеральскую  резиденцию:
«В  ней  есть  какая-то  жестокость,  строгость,  полицей¬
ский  вид...  Все  это  соответствует  облику  ее  обитателя».
То,  что  здесь  процитировано,  напечатано  Уайтом  в
«Нью-Йорк  тайме  мэгэзин».
 Таков  был  Джордж  К.  Маршалл  —  милитарист,  ав¬
тор  коварного  «плана  Маршалла»,  соавтор  агрессив¬
ного  Атлантического  пакта,  человек,  смертельно  нена¬
видевший  наше  государство,  наш  народ,  всем  своим
существом  стремившийся  к  мировому  господству
США.  Вскоре  ему  представился  случай  готовить  реа-
 228

лизацию  этой  идеи  уже  не  дипломатическими,  а  воен¬
ными  средствами.  Таким  образом,  интервью,  которое
у  него  взял  Уильям  Уайт,  не  было  еще  последним  сло¬
вом  Маршалла.
 Осенью  1950  года  американские  войска  понесли  тя¬
желое  поражение  в  Корее.  Дело  явно  не  клеилось.
Ну  жна  была  искупительная  жертва.  Луис  Джонсон
вышел  в  отставку.  Хозяином  Пентагона  стал  Мар¬
шалл.  Печать  квислин-гов  Западной  Европы  руко¬
плескала.  «Можно  рассчитывать,  что  теперь  за  эконо¬
мическим  «планом  Маршалла»  последует  «военный
план  Маршалла»,—  писала  известная  шведская  газе¬
та  «Морген  тидинген».  В  стенах  Пентагона  разверну¬
лась  лихорадочная  работа.  Но  Маршалл  не  блистал
по  части  военной  теории.  Он  был  лишь  наиболее  ис¬
полнительным  из  числа  сановных  адъютантов  Уолл¬
стрита.
 3
 Теоретик  —  это  Омар  Брэдли.  В  день  назначения  Мар¬
шалла  министром  обороны  Брэдли  получил  звание  ге¬
нерала  армии  и  стал  главой  Объединенного  комитета
начальников  штабов  вооруженных  сил  США.  Этот  ко¬
митет  —  ареопаг  высших  руководителей  военной  ие¬
рархии.  Четверо  из  пяти  его  членов  —  начальник  шта¬
ба  сухопутных  войск  (напомним:  на  это**  посту  нахо¬
дился  одно  время  поборник  и  неудачник  войны  во
Вьетнаме  генерал  Уэстморленд),  начальник  штаба  во¬
енно-воздушных  сил,  начальник  штаба  военно-мор¬
ских  сил  и  командующий  морской  пехотой  —  одновре¬
менно  занимают  высший  командный  пост  в  своих  ви¬
дах  вооруженных  сил.  Пятый  —  председатель  комите¬
та.  Он  может  быть  назначен  на  эту  должность  из
любого  вида  войск,  но  осуществляет  только  общее  ру¬
ководство.
 Наиболее  важными  апартаментами  Пентагона  счи¬
таются  те,  где  группа  «архистратегов»  играет  в  свое¬
образный  покер.  Уже  тогда,  во  времена  Маршалла  и
Брэдли,  с  помощью  новой  математической  теории  ве¬
роятности  Джона  фон  Неймана  они  мудрили  над  опре¬
делением  возможного  исхода  тех  или  иным  операций.
В  Пентагоне  придавали  и  придают  большое  значение
этим  военным  гороскопам.
 229

В  пору,  о  которой  мы  говорим,  это  разозлило  даже
швейцарцев.  Некто  Роберт  Юнгка  писал  в  «Ди  вельт-
вохе»:  «Мистеру  Гэллапу,  пожалуй,  еще  можно  про¬
стить  неправильно  предсказанный  исход  президент¬
ских  выборов,  но  Соединенные  Штаты  едва  ли  могут
позволить  себе  на  основании  предсказаний  каких-то
гадалок,  позднее  опровергаемых  кровавыми  события¬
ми,  ставить  на  кон  судьбу  «демократии»».  Что  понима¬
ет  Роберт  Юнгка  под  словом  «демократия»,  можно  и
не  расшифровывать.
 Тем  временем  стратеги  продолжали  мудрить  и  да¬
же  ссориться  между  собой.  Специалисты  помнят,  что
эта  перебранка  вылилась  тогда  в  трехнедельные  деба¬
ты  в  комиссии  палаты  представителей  по  вооружен¬
ным  силам  и  получила  название  «пентагоновская
битва».
 Как  обеспечить  победу  над  СССР  и  антиимпериа¬
листическими  силами  всего  мира  в  войне,  которую  пла¬
нируют  американские  монополии?  —  такова  была  тема
этой  дискуссии-перепалки.  Авиационные  генералы,  ко¬
торым  еще  кружила  головы  воздушная  доктрина  Дуэ,
заявили,  что  война  может  быть  выиграна  только  бом¬
бардировщиками  Б-36,  которые  должны  уничтожить
военный  потенциал  противника  атомными  бомбами.
 Адмиралы  резонно  заметили,  что  такая  стратегия
вызовет  возмущение  всего  мира,  в  том  числе  и  амери¬
канского  народа.  Но  так  как  адмиралов  меньше  всего
интересовала  именно  эта  сторона  дела,  то  они  замети¬
ли  также  и  другое.  Бомбардировщики  большого  ра¬
диуса  действия,  следующие  без  сопровождения  истре¬
бителей,  будут  обнаружены  радарными  установками  и
сбиты  ракетными  снарядами  и  реактивными  самоле¬
тами.  Чего  же  хотели  адмиралы?  Они  потребовали  уси¬
ления  военно-морских  вооружений,  строительства
сверхавианосцев  и,  следовательно,  ориентации  на  так¬
тическую  авиацию  с  меньшим  радиусом  действия.  Ад¬
миралы  выдвинули  стратегическую  идею  достижения
победы  путем  абсолютного  господства  на  море.  Авиа¬
ционные  генералы  на  это  резонно  заметили...
 Что  заметили  генералы,  в  точности  неизвестно,  так
как  встал  Омар  Брэдли,  накричал  на  генералов  и  ад¬
миралов,  напомнил,  что  атомная  бомба  перестала  быть
американским  секретом,  и  в  заключение  заявил:  необ¬
ходима  «сбалансированная  стратегия».  Что  это  такое,
 230

никто  не  знал.  Спор  продолжался.  Авиаторы  запаль¬
чиво  твердили:  дайте  нам  европейские  базы  вблизи
противника,  а  остальное  не  ваше  дело.  Адмиралы,  ус¬
мехаясь,  отвечали:  базы  у  вас  есть  уже  сейчас,  но  ведь,
чем  они  ближе  к  противнику,  тем  более  уязвимы.  И
кто  может  положиться  на  наших  союзников  в  тот  мо¬
мент,  когда  они  отчетливо  поймут,  насколько  уязвимы
наши  базы  на  их  территории?  Что  же  вы  будете  делать,
лишившись  этих  баз?  На  этот  вопрос  никто  не  смог
дать  ответа,  и  в  Пентагоне  воцарилась  растерян¬
ность.
 Омар  Брэдли  взялся  внести  ясность  в  эту  пробле¬
му.  Он  написал  статью  «Военная  политика  США»  и
напечатал  ее  не  только  в  военном  журнале  «Комбат
форсиз»,  но  и  в  массовом  «Ридерс  дайджест»,  который
усиленно  экспортируется  в  страны  Западной  Европы.
Само  понятие  «военная  политика»  теоретик  Брэдли
сформулировал  с  предельной  откровенностью:  «Тради¬
ционная  политика  или  практика  страны  в  организации
ее  военных  ресурсов  для  обороны  или  агрессии,  в  под¬
готовке  и  проведении  войны».  Оборону  и  агрессию
Брэдли  поставил  рядом,  предлагая  своим  читателям
любое,  на  выбор.  Захватническая  суть  американской
военной  политики  от  этого  не  меняется.  Брэдли  не  тра¬
тил  времени  на  елейные  песнопения  о  мире.  Это  еще
мог  изредка  позволить  себе  тогдашний  госсекре¬
тарь,  франтоватый  Дин  Ачесон,  да  и  то  с  оглядкой
на  уже  отмобилизовавших  себя  на  войну  розовоще¬
ких  сенаторов,  из  числа  тех,  кого  прозвали  «ястре¬
бами».
 Брэдли  рычал:  наступать!  «В  настоящий  момент
наши  границы  находятся  рядом  с  европейскими,  в  са¬
мом  центре  Европы».  Брэдли  ратовал  за  возможность
«осуществить  в  больших  масштабах  бомбежки  важ¬
ных  объектов,  расположенных  на  других  континен¬
тах».  Что  еще?  Да  то  же  самое:  «Помните,  что  наша
линия  обороны  находится  по  ту  сторону  обоих  океа¬
нов».  Какие  же  основания  для  этого?  Брэдли  отвечал
так,  как  если  бы  уже  снова  пылали  европейские  горо¬
да:  «Наши  действия  в  Европе  оправданны  с  точки  зре¬
ния  необходимости  их  как  для  самой  Америки,  так  и
для  Европы».
 Бедная  Европа,  она  так  жаждет  стать  полем  сра¬
жений!
 231

И  вот  здесь  произошло  самое  знаменательное.  За¬
быв  о  своем  обещании  обнародовать  теорию  «сбалан¬
сированной  стратегии»,  да  так  и  оставив  в  тупике  сво¬
их  генералов  и  адмиралов,  Брэдли  перешел  к  самому
насущному.  Называлось  оно,  по  терминологии  стра¬
тега  из  Пентагона,  «теорией  равновесия  коллектив¬
ных  сил».
 А  расшифровывал  Брэдли  этот  в  высшей  степени
паукообразный  термин  так:  «Было  бы  логичным,  что¬
бы  страны,  ближе  расположенные  к  полям  сражения,
предоставили  бы  большую  часть  сухопутных  войск».
Это  уже  не  стратег,  а  комик  из  Пентагона.  Не  замечая,
однако,  происшедшей  трансформации,  Брэдли  жало¬
вался  на  реакцию,  вызванную  «теорией  равновесия
коллективных  сил»:  «В  наших  совещаниях  всегда  воз¬
никает  вполне  естественный,  хотя  и  приглушенный  ро¬
пот:  «Пушечное  мясо!  Кто  же  обеспечит  сухопутные
войска?»»
 Как  видим,  военно-феодальная  дань,  которой  обло¬
жили  США  своих  союзников  по  НАТО  и  другим  агрес¬
сивным  пактам,  имеет  давнюю  историю.  Только  теперь
к  спросу  на  «пушечное  мясо»  прибавились  еще  и  фи¬
нансовые  требования:  давайте  не  только  людей,  но  и
деньги.  Если  войска  Сайгона  и  Таиланда  во  Вьетнаме
и  Камбодже  американцы  в  свое  время  брали  на  свое
иждивение,  так  же  как  в  1975—1976  годах  они  финан¬
сировали  противоправительственные  силы  в  Анголе,
то  европейским  странам  в  натовских  наручниках  пря¬
мо  было  сказано:  «Гоните  монету!»
 Брэдли  так  и  не  понял,  что  он,  подобно  другим  ге¬
нералам  из  Пентагона,  опоздал  родиться.  Тем  не  ме¬
нее  с  мечтой  о  возрождении  наемных  армий  в  середи¬
не  XX  века  Пентагон  распроститься  упорно  не  хотел,
хотя  времена  Иоганна  Тилли  и  Валленштейна  давно
прошли.  Правда,  коллега  Брэдли,  «стратег  из  Токио»
генерал  Макартур,  не  без  успеха  пытался  насадить  в
своих  войсках,  брошенных  в  Корею,  нравы  ландскнех¬
тов,  так  же  как  впоследствии  это  делали  американ¬
ские  генералы  во  Вьетнаме,  Камбодже,  Лаосе.
 Действительно,  разве  не  похоже  на  подвиги  интер¬
вентов  в  этих  странах  хотя  бы  такое  описание.  «Там,
где  изгнан  из  дома  хозяин,  его  жена  и  дети,  там  насту¬
пают  плохие  времена  для  кур,  гусей,  жирных  коров,
быков,  свиней  и  овец.  Тогда  деньги  делят  шапками,
 232

мерят  пиками  бархат,  щелк  и  полотно,  убивают  коров,
чтобы  содрать  с  них  шкуру,  разбивают  все  ящики  и
сундуки  и,  когда  все  разграблено,  поджигают  дом.
Истинная  забава  для  ландскнехта,  когда  50  деревень
и  местечек  пылают  в  огне»  —  так  описывает  Франц
Меринг  ландскнехтов  Тридцатилетней  войны,  ссыла¬
ясь  на  записки  ее  современника.
 Мы  еще  вернемся  к  проблеме  наемных  армий,  а
пока  скажем:  можно  возродить  нравы  наемников,  раз¬
будив  все  низменные  инстинкты  отпетых  людей.  Мож¬
но  найти  военно-политических  предпринимателей  из
числа  космополитов-реакционеров,  готовых  фабрико¬
вать  «пушечное  мясо»  на  продажу.  Раньше  всех  при¬
дет  толпа  одичавших  эсэсовцев.  Но  народы  уже  и  во
времена  Маршалла  говорили,  как  и  сейчас:  «Без  нас!»
 Не  получилось,  таким  образом,  «сбалансированной
стратегии».  Не  вышла  она  по  причине  отсутствия  «рав¬
новесия  коллективных  сил».  И  снова  заспорили  адми¬
ралы  и  генералы  в  Пентагоне.
 Что  же  касается  обер-теоретика  Омара  Брэдли,  то
кое-что  он  установил  в  своей  статье  весьма  точно.  Сде¬
лал  он  это  в  почти  афористической  форме.  У  облада¬
телей  старинного  сборника  под  названием  «Блеск  во¬
енной  мысли»,  где  собраны  изречения  военно-ком¬
петентных  людей,  начиная  от  принца  Евгения  Савой¬
ского  и  кончая  корреспондентом  «Нового  времени»
Вас.  Ив.  Немировичем-Данченко,  могло  появиться  же¬
лание  вписать  в  эту  книгу  перл  теоретических  усилий
завзятого  пентагоновца.  Занимаясь  сравнительным
анализом  действия  ракетных  снарядов  и  стратегиче¬
ских  бомбардировщиков,  Брэдли  пришел  к  мысли,  что
в  то  время,  как  «управляемые  с  земли  снаряды  никог¬
да  не  возвращаются...  самолеты  возвращаются  после
выполнения  боевого  задания  и  могут  снова  использо¬
ваться».  С  поправкой  на  то,  что  бывает  же  и  так,  ког¬
да  и  самолеты  не  возвращаются,  это  открытие  амери¬
канского  генерала  —  верного  сподвижника  Джорджа
Маршалла  —  и  было  запечатлено  как  блеск  военной
мысли,  сверкнувшей  со  «дна  преисподней».
 Маршалл  пробыл  в  Пентагоне  сравнительно  недол¬
го,  но  действовал  активно.  Его  наследство  разрабаты¬
вается  до  сих  пор.  Именно  он  форсировал  милитариза¬
цию  страны,  и  ему  же  принадлежат  первые  фор¬
мулировки  «войны  чужой  кровью».  Оттуда  берет  свое
 233

начало  коварный  лозунг  «вьетнамизации»  военных
действий,  хотя  Мэлвин  Лэйрд,  будучи  министром  обо¬
роны,  и  предъявлял  на  него  авторские  права.
 После  Маршалла  хозяевами  Пентагона  были  те  же
ставленники  американского  большого  бизнеса.  Оттен¬
ки  их  деятельности  не  очень  существенны.  Все  они  в
меру  сьгшх  сил  заправляли  горючим  пентагоновскую
машину,  пугали  население  и  конгресс  советской  угро¬
зой,  требовали  все  новых  военных  ассигнований.  Один
из  них  стяжал  себе  известность  циничным  афоризмом:
«Что  хорошо  для  «Дженерал  моторе»,  то  хорошо  и  для
страны».  Другой  большую  часть  своей  жизни  варил
мыло  во  всеамериканском  масштабе,  но  имел  репута¬
цию  «железной  руки».  Когда  и  она  задрожала,  его
прогнали.  Третий  торпедировал  намеченное  в  1960  году
Парижское  совещание  глав  правительств  запуском  са-
молета-шпиона  Пауэрса,  сбитого  в  советском  небе.
На  глазах  современного  читателя  протекала  восьми¬
летняя,  хорошо  изученная  мировой  публицистикой  дея¬
тельность  Макнамары.
 А  в  следующей  главе  мы  расскажем  главным  обра¬
зом  о  Кларке  Клиффорде  —  одном  из  министров  обо¬
роны  США.  Тому  есть  особые  причины.  Его  судьба  и
эволюция  его  военно-политических  воззрений  весьма
красноречиво  иллюстрируют  то  самое  «кое-что  о  Пен¬
тагоне»,  которое  составляет  суть  этих  заметок.  И  у
него  непосредственно  перенял  вожжи  новый  кучер  —
Мэлвин  Лэйрд,  восседавший  на  пентагоновском  облуч¬
ке  почти  до  самого  бесславного  финиша  бешеной  скач¬
ки  американских  интервентов  во  Вьетнаме.

ДЭУС  ЭКС  МАХИН  л  —
«БОГ  ИЗ  МАШИНЫ»
 1
 Древнегреческая  трагедия  как  трагедия  рока  не  мог¬
ла,  конечно,  обойтись  без  принципа  Оеиз  ех  тасЫпа.
Только  божество  в  полумраке  неведомого  видело  ис¬
тину.  И  только  оно  могло  разрешить  непосильные  для
людей  конфликты  их  жизненных  драм.  Поэтому,  когда
катастрофа  казалась  неотвратимой  и  все  вокруг  впа¬
дали  в  отчаяние  или  ярость,  в  этот  самый  момент  по¬
являлся  Оеиз  ех  тасЫпа  —  «бог  из  машины»,  приводя
действие  к  неожиданной,  чаще  всего  не  вытекающей
из  хода  событий  развязки.  Он  возникал,  этот  бог,
очень  просто,  с  помощью  нехитрой  подъемной  маши¬
ны  «зоремы».  И,  если  нужно  было,  он  спасал  даже  то,
что  по*  обычной,  земной  логике  нельзя  было  спасти.
На  то  он  и  бог.  Хотя  бы  и  из  машины.
 Спустя  много  веков  после  появления  Геракла  в
«Филоктете»  Софокла  и  Дианы  в  «Ифигении»  Еври¬
пида  такая  роль  была  предназначена,  по-видимому,
Кларку  Клиффорду  —  новому  министру  обороны
США.
 Какую  же  катастрофу  с  точки  зрения  Белого  дома
он  должен  был  предотвратить?  Прежде  всего  спасти
положение  во  Вьетнаме,  а  заодно  и  репутацию  амери¬
канских  политиков  —  оруженосцев  эскалации.  Есть
немало  оснований  полагать,  что  деятельность  Клиф¬
форда  не  ограничивалась  чисто  военной  сферой.  По¬
следние  акции  президента  Джонсона  были  несколько
хитроумнее,  а  главное,  неожиданнее  всего,  что  он
предпринимал  до  тех  пор.
 Мы  давно  уже  знали  Линдона  Б.  Джоцсона.  Сред¬
ства  связи  и  массовой  информации  новейшего  време¬
ни  произвели  удивительный  переворот  в  международ¬
ной  жизни.  Они  позволяют  изучать  политиков  не
только  политикам.  Всем  нам,  грешным,  ежедневно  чи¬
тающим  газеты  и  слушающим  радио,  в  короткие  сро-
 235

ки  открываются  не  одни  лишь  внешние  события,  но  и
характеры,  психологические  особенности  людей,  стоя¬
щих  за  ними.
 Личность  Биконсфильда  или  Меттерниха  остава¬
лась  загадкой  для  тех  их  современников,  кто  не  читал
дипломатическую  почту,  возимую  по  пыльным  трак¬
там  на  лошадиной  тяге.  Многое  ли  знал  о  деятелях
британской  короны  русский  учитель  или  врач  прош¬
лого  века,  кроме  общей  народной  формулы  «англи¬
чанка  гадит»?  Только  из  позднейших  мемуаров  стано¬
вились  ясными  психологические  черты  их  авторов  и
действующих  лиц.
 В  наши  дни  полугодовой  комплект  журнала  и  га¬
зеты  позволяет  судить  о  человеческих  особенностях
столпов  буржуазной  политики,  как  если  бы  вы  были
знакомы  с  ними  лично.  Не  будем,  разумеется,  переоце¬
нивать  этой  возможности.  Объективные  факторы  иг¬
рают  решающую  роль  в  поступках  людей,  да  еще  об¬
леченных  государственной  властью.  И  все-таки...
 Нам,  современникам,  были  хорошо  знакомы  свой¬
ства  Линдона  Джонсона  в  пору,  когда  он  был  прези¬
дентом  США.  Они  знакомы  нам  так  же,  как  бесцвет¬
ная  посредственность  Трумэна,  как  слабодушие  Эйзен¬
хауэра,  как  либерально-буржуазные  поиски  Джона
Кеннеди,  желавшего  примирить  оголтелость  амери¬
канских  монополий  с  собственной  трезвостью  и  об¬
рывками  фабианских  воззрений,  усвоенных  им  в
юности.
 Вот  почему  сквозь  последние  акции  Белого  дома
тех  времен  можно  было  разглядеть  новый  почерк  в
старом  тексте  его  политики.  И  он,  этот  почерк,  при¬
надлежал  людям,  окружавшим  Джонсона,  а  в  их  чис¬
ле,  мне  думается,  в  первую  очередь  Кларку  Клиф¬
форду.
 И  раньше  на  разных  этапах  американской  полити¬
ки  этот  почерк  нет-нет  да  и  проступал  в  ней,  словно
шифровка,  написанная  среди  обычных  строк  симпати¬
ческими  чернилами.
 Дело  в  том,  что  услугами  Кларка  Клиффорда  поль¬
зовался  уже  не  первый  президент.  Он  проходил  по  ко¬
ридорам  власти  уверенным  шагом.  Он  почти  не  давал
интервью,  избегал  пресс-конференций.  За  несколько
месяцев  до  назначения  его  министром  обороны  пере¬
стал  высказывать  свое  мнение  о  событиях  во  Вьетна-
 236

ме.  Может  быть,  из-за  этой  непроницаемости  мировая
пресса  больше  занималась  его  внешностью,  чем  содер¬
жанием.  Ему  за  шестьдесят.  Он  белокур,  и  на  лице,
перефразируя  Бунина,  улыбки  тонкой  постоянный
шрам.  Голос  вкрадчив,  тих.  Никто  в  Вашингтоне  не
носит  фрак  с  таким  изяществом,  как  он  (впрочем,  это
писалось  и  об  Ачесоне).  Никаких  видимых  признаков
черствой  брутальности.  Природа  по  щедрой  иронии
часто  камуфлирует  свои  создания.  На  фоне  грубости
конгрессменов  заметнее  деликатность  его  манер.
 Сказать  по  совести,  все  это  малоинтересно,  хотя
такие  подробности  можно  было  бы  длить  и  длить.
Куда  важнее  детали  другого  сорта.
 2
 Клиффорд  принадлежит  к  числу  людей,  давно  и  ус¬
пешно  осуществляющих  посредничество  между  боль¬
шим  бизнесом  и  правительством.  Деятельность,  до¬
стигшая  неслыханных  масштабов  в  США.  Когда  мы
пишем,  что  американской  политикой  командуют  кон¬
церны  и  что  власти  служат  интересам  монополий,  это
вовсе  не  значит,  что  директор-распорядитель  снимает
телефонную  трубку,  звонит  в  Белый  дом  и  дает  распо¬
ряжение  президенту  или,  наклоняясь  к  уху  министра,
нашептывает  ему  очередные  директивы.  Взаимные  ин¬
тересы  люди  чувствуют  кожей.  И  члену  правительства,
кровно  связанному  с  миром  собственников,  деваться
некуда.  Но  в  системе  этих  общих  интересов  сущест¬
вуют  тактические  разногласия,  оттенки  мнений  и,  на¬
конец,  борьба  между  самими  монополиями.  Борьба  за
влияние,  конкретное  направление  политики,  прави¬
тельственные  заказы.
 Ах  эти  заказы!  Вот  где  таятся  миллионные  прибы¬
ли,  вот  сфера,  где  путь  к  обогащению  и  сверхобогаще¬
нию  свершается  поистине  с  космической  скоростью.
 И  здесь  посредниками  выступают  адвокатские  кон¬
торы.  За  алтарями  храмов,  в  скромных  скиниях,  куда
не  проникают  молящиеся,  всегда  шел  деловой  разго¬
вор  между  жрецами.  Конторы  адвокатов  —  давние,
традиционные  для  США  точки  диффузии,  взаимопро¬
никновения  корпораций  и  властей.  Покойный  Джон
Фостер  Даллес  как  многолетний  совладелец  такой
фирмы  мог  бы  многое  рассказать  на  эту  тему.
 237

Кларк  Клиффорд  —  человек  из  того  же  клана.  Он
изучал  право  в  университете  и,  окончив  его,  работал
юрисконсультом.  В  самом  конце  войны  благодаря
дружбе  с  Джеймсом  Уордманом,  сыном  сенатора  из
Миссисипи,  близкого  к  сенатору  Гарри  Трумэну,  он
стал  военно-морским  адъютантом  президента  и  на
этом  посту  попал  на  глаза  Трумэну.  Высокий,  моло¬
дой,  самоуверенный,  тщательно  одетый,  он  пришелся
по  душе  президенту,  знавшему  толк  в  мужской  галан¬
терее.  Как  развивались  их  отношения,  мы  расскажем
позже.  Сейчас  о  другом.
 Он  ушел  из  Белого  дома  в  1950  году.  Молодой
юрист,  бывший  морской  офицер,  теперь  уже  стоил
многого.  Связи  —  это  товар.  Он  продается.  И  связям
в  правительственных  кругах  США  цена  на  вес  золота.
Потому  что  они  приносят  драгоценный  металл.  Теперь
внимательные  люди  уже  не  сводили  глаз  с  Клиффор¬
да,  и,  когда  он  открыл  юридический  оффис  в  Вашинг¬
тоне,  клиенты  стали  к  нему  в  очередь.  Среди  них  в
первые  же  годы  его  практики  были  такие,  как  вла¬
дельцы  «Радиокорпорейшн  оф  Америка»,  «Стандарт
ойл»,  «Пенсильвания  рейлроуд».  Внешне  все  выглядит
очень  скромно.  Четыре  молодых  адвоката,  пять  стено¬
графов.
 Как  вы  думаете,  сколько  такой  оффис  может  при¬
носить  прибыли  его  хозяину?
 Точную  сумму  вам  никто  не  назовет.  От  миллиона
до  полутора  миллионов  долларов  ежегодно.  Такие
приблизительные  цифры  не  без  гордости  за  своего
друга  с  двадцатилетним  стажем  называл  сам  Джон¬
сон.  В  списке  основных  клиентов  Клиффорда  значил¬
ся  концерн  «Дженерал  электрик»,  чьи  отношения  с
правительством  он  планировал  на  протяжении  не¬
скольких  лет.  Клиффорд  представлял  «Эль  Пасо  нэ-
чурл  гэс  компани»  в  ее  нашумевшем  споре  в  Верхов¬
ном  суде  США.
 Клиффорд-адвокат  —  это  закулисный  стратег,  ощу¬
щающий  все  тонкие  нюансы  Вашингтона.  Он  прекрас¬
но  изучил  людей  в  законодательных  и  исполнительных
органах,  в  конгрессе  и  министерствах,  их  настроения
и  даже  привычки.  Вот  что  писал  по  этому  поводу  Пат¬
рик  Андерсон  в  «Нью-Йорк  тайме  мэгэзин»:  «Неволь¬
но  многие  задумались  над  тем  —  зная  о  близости
Клиффорда  с  Белым  домом,—  не  используют  ли  он  и
 238

его  клиенты,  владельцы  корпораций,  это  обстоятель¬
ство  для  получения  преимущества  при  сделках  по  вы¬
полнению  правительственных  заказов?»
 Не  все,  конечно,  держится  на  интимных  отношени¬
ях.  Кафкианским  бесам  политики  стоит  только  при¬
стально  поглядеть  на  человека  —  он  ежится.  Еще  бы1
«Правительственные  чиновники,  имевшие  дело  с
Клиффордом  и  его  клиентами,—  продолжает  Патрик
Андерсон,—  вряд  ли  могли  не  понимать,  что  одно  его
слово  способно  сделать  многое,  чтобы  продвинуть  их
карьеру  или,  напротив,  нанести  ей  непоправимый
ущерб».
 Вот  любопытные  данные.  Дело  происходит  перед
появлением  Клиффорда  в  Пентагоне.
 Клиенты  Клиффорда  заключили  тогда  с  правитель¬
ством  США  контракты  на  изготовление  различных  ви¬
дов  вооружения.  Общая  сумма  этих  сделок  —
1  890  200  тысяч  долларов.  Плюс  субсидии  на  научные
исследования  в  размере  494  659  тысяч  долларов.
 Компания  «Дженерал  электрик»  заняла  четвертое
место  среди  военных  подрядчиков  страны,  получив  во¬
енные  заказы  общей  стоимостью  1  289  800  тысяч  дол¬
ларов  и  439  090  тысяч  долларов  в  качестве  субсидий
на  научно-исследовательские  работы.  «Радиокорпо-
рейшн  оф  Америка»  досталось  военных  заказов  на
268  миллионов  долларов,  а  «Стандарт  ойл  оф  Кали¬
форния»  —  на  160  миллионов  долларов.
 Совсем  как  в  присловье  американских  гангстеров:
«То,  что  я  люблю  делать,  либо  аморально,  либо  неза¬
конно,  либо  я  от  этого  полнею».
 Клиффорд  —  юрист  на  службе  корпораций  —  пони¬
мает  язык  гигантов  военной  промышленности.  Имен¬
но  Клиффорд  с  его  вкрадчиво-искренним  голосом,  эле¬
гантными  галстуками  и  сладчайшими  манерами  дал
повод  такому  знатоку  вашингтонской  карусели,  как
Ральф  Надер,  утверждать:  «Это  бессовестно  и  необыч¬
но,  что  люди,  выходящие  из  Белого  дома,  используют
свои  специфические  знания  и  связи  для  собственного
обогащения.  Эти  парни  не  адвокаты,  а  своего  рода
очеловеченные  системы  информации.  Так  они  и  нажи¬
вают  деньги  —  информацией  и  доступом  в  определен¬
ные  места».
 Кларк  Клиффорд  —  один  из  самых  видных  «пар¬
ней»  этого  рода.  Корпорации  дорого  ценят  его  знание
 239

процессов,  происходящих  в  правительстве,  его  прони¬
цательность  при  возделывании  вашингтонской  нивы:
чего  можно  и  чего  нельзя  добиться,  какие  пружины
нажать,  какими  аргументами  пользоваться,  какие  и
чьи  слабости  эксплуатировать.  Он  все  покупает  и  все
продает  —  расчетливо  и  дальновидно.  И  чтобы  покон¬
чить  с  этой  стороной  дела,  вспомним  остроту  Джона
Кеннеди:
 —  Единственное,  что  Клиффорд  потребовал  за
свои  услуги,—  это  чтобы  мы  напечатали  рекламу  его
адвокатской  конторы  на  обратной  стороне  долларовой
банкноты.
 3
 Вернемся  теперь  к  почерку  Клиффорда.  Очень  уж  в
духе  таких  людей,  как  он,  многоходовые  комбинации
Белого  дома,  именно  в  то  время,  когда  он  был  членом
кабинета  и  министром  обороны.  Клиффорд  не  раз  го¬
ворил,  что  в  правительстве  его  интересуют  только  два
поста  —  министра  обороны  и  государственного  секре¬
таря.  Один  из  этих  постов  он  получил.  Вряд  ли  Джон¬
сон  считал  Клиффорда  более  сведущим  в  военной
стратегии  и  экономике,  чем  Макнамару.  Но  президен¬
ту  нужен  был  человек,  который  смог  бы  вести  два  дела
сразу  —  войну  и  выборы,  ибо  тогда  эти  события  спле¬
лись  для  США  в  тугой  узел.
 Избирательная  кампания  на  высшем  уровне  —  ко¬
нек  Клиффорда.  Он  гарцевал  на  нем  при  трех  прези¬
дентах.  Когда  в  1947  году  стало  ясно,  что  Трумэну  не
усидеть  в  Белом  доме,  молодой  советник  представил
ему  на  сорока  трех  страничках  меморандум  —  план
избирательной  кампании.  Трумэн  выиграл  ее.  Клиф¬
форд  смог  повернуть  колесо  фортуны.  Как,  каким  об¬
разом?  Ведь  положение  человека  с  острым  лицом  в
очках,  в  галстуке-бабочке  в  мелкую  горошинку  было
действительно  плачевным.  Институт  Гэллапа  давал  за
него  немного.  Трумэн  решительно  и  быстро  шел  впра¬
во  от  рузвельтовского  курса,  но  его  конкурент  —  из¬
вестный  реакционер  Томас  Дьюи  —  был  таким  пра¬
вым,  что  правее  его  мог  считаться  разве  что  судья  из
штата  Теннесси,  покаравший  учителя  Дж.  Скоупса  за
преподавание  теории  Дарвина.  Правее  Дьюи  просто
уже  ничего  не  существовало,  он  сидел,  выражаясь
 40
 !

фигурально,  на  самом  краю,  у  стенки.  Места  для
Трумэна  здесь  не  было,  и  это  его  сильно  озадачило.
 Клиффорд  нашел  выход:,  пойти  влево.  Он  предло¬
жил  обнародовать  четко  продуманную  либеральную
программу  и  обещал  победу.  Холодно  и  расчетливо  он
вникал  во  все.  Он  рекомендовал  президенту  пригла¬
сить  Альберта  Эйнштейна  в  Белый  дом  к  завтраку,  а
на  следующей  пресс-конференции  сообщить,  что  они
беседовали  о  мирном  использовании  атомной  энер¬
гии,—  все  успокоятся.  А  почему  бы  невзначай  не  ввер¬
нуть  корреспондентам  тщательно  подготовленные  суж¬
дения  о  новой  прочитанной  им  книге  —  будет  приятно
«очкастым».  Он  посоветовал  произносить  речи  лишь
на  выигрышные  темы  —  о  неприятностях  пусть  сооб¬
щают  другие  чины  правительства,  например  Джордж
Маршалл.  И  наконец,  в  меморандуме  Клиффорда  был
сформулирован  основной  девиз  кампании:  «Прези¬
дент,  который  в  то  же  время  является  кандидатом,
должен  прибегать  также  к  закулисной  игре».
 Характер  советов,  преподанных  Клиффордом  Тру¬
мэну  в  1948  году,  видимо,  привлек  внимание  Белого
дома  и  в  году  1968-м.  И,  мне  кажется,  не  так  уж  слож¬
но  было  разглядеть  политически  бисерный  почерк  рос¬
лого  адвоката  в  серии  акций,  предпринятых  Джонсо¬
ном  в  последний  период  его  президентства.  Как  они
должны  были  выглядеть  в  глазах  избирателя?
 4
 Попробуем  себе  это  представить.  Сначала  Вьетнам.
.Обещания  сократить  радиус  бомбардировок,  миролю¬
бивые  жесты,  даже  канитель  с  выбором  столицы  для
переговоров  —  все  это  было  призвано  пролить  цели¬
тельный  бальзам  на  израненные  души  людей,  которым
осточертела  грязная  война.  Тем  же,  кто  жаждет  поко¬
рения  Юго-Восточной  Азии,  им  наращивание  военных
усилий,  призыв  резервистов,  продолжение  бомбежек.
Нелогично?  Да,  конечно.  Но  что  мог  сделать  прези¬
дент?  Видит  бог,  усилия  его  велики,  не  он  повинен,
если  дело  идет  не  так,  как  хотелось  бы  его  миротвор¬
ческому  сердцу.  А  за  этим  свирепое,  непреодолимое
животное  желание  достичь  всеопределяющих  побед  во
Вьетнаме,  попытаться  взобраться  после  стольких  лет
политического  и  военного  позора  на  пьедестал  нанио-
 16  Заказ  413

нального  героя.  А  там  уж  «благодарная  нация»,  от¬
странив  его  соперников,  сама  поднесет  виновнику  тор¬
жества  президентство.  Смог  ли  «бог  из  машины»  с
оружием  в  руках  сотворить  такое  чудо?  Нет,  не  смог.
Войну  во  Вьетнаме  Клиффорд  не  выиграл.  Патриоты
Вьетнама  помешали  этому.
 Роберт  Гийом  писал  во  французской  буржуазной
газете  «Монд»:  «Удерживание  баз  не  представляет  для
американцев  неразрешимой  проблемы.  Однако  выйти
из  этих  баз,  завоевать  окрестные  районы,  значительно
и  надежно  расширить  территорию  освобожденных
зон  —  это  такое  предприятие,  для  успеха  которого  по¬
требовалось  бы  буквально  разрушить  всю  структуру
страны.  Ведь  Национальный  фронт  освобождения  уко¬
ренился  настолько  глубоко,  что  пришлось  бы  разбить
Вьетнам  на  куски,  для  того  чтобы  избавиться  от  Вьет-
конга».  Этот  анализ  сделан  еще  в  1965  году.  Впослед¬
ствии  к  нему  можно  было  многое  добавить.  Удары
патриотических  сил  Вьетнама  обнаружили  уязвимость
и  самих  американских  баз.  История  войн  еще  не  знала
такого  бурного  маневра,  дробящего  на  различных
участках  опорные  пункты  противника  в  глубоком
тылу  —  Дананг,  Кхесань,  Гуэ...
 Аэродром  в  Дананге,  например,  был  известен,  как
утверждают  сведущие  люди,  любопытной  подробно¬
стью.  Самолеты  делали  очень  крутую  посадку  на  его
взлетно-посадочную  дорожку.  У  этого  маневра  есть
даже  название  —  «боевое  приземление».  Оно  должно
быть  коротким.  Иначе  с  расстояния  в  3—4  километра,
причем  каждый  раз  с  новых  огневых  позиций,  самоле¬
ты  обстреливались.  И  происходило  это  внутри  мощно¬
го  защитного  кольца,  патрулируемого  в  радиусе  15—
20  километров.  Самолетные  ангары  на  Данангской
базе  были  одеты  в  металлическую  броню.
 А  все  дело  в  том,  что  у  американцев  не  было  в  той
войне  настоящего  тыла,  схватки  возникали  повсюду.
В  Южном  Вьетнаме  не  было  сплошных  фронтов.  Бои
развертывались  на  отдельных  изолированных  направ¬
лениях.  Американские  войска  вели  войну  в  виде  «по¬
лицейско-карательных  операций».  Им  редко  удавалось
закрепление  местности.  Многие  их  военные  базы  были
связаны  друг  с  другом  только  по  воздуху.  Внезапные
удары  с  неожиданных  направлений  держали  их  в  по¬
стоянном  напряжении.  Какой  серьезный  военный,  не
 242

отягощенный  предрассудками  и  фанаберией,  не  пони¬
мал,  что  в  таких  условиях  победа  Пентагона  была  по¬
просту  нереальна.
 5
 Конечно,  военные  потенциалы  США  и  сражавшегося
Вьетнама  были  несравнимы.  Но  ведь  и  наполеонов¬
ская  армия,  огромная  военная  сила  своего  времени,  не
рассматривала  всерьез  испанскую  гверилыо.  И  вер¬
махту  поначалу  не  казались  серьезным  противником
советские,  польские,  югославские  партизаны.  А  что  по¬
лучилось?  Правда,  в  военном  деле  произошла  револю¬
ция.  Но,  несмотря  на  новые  технические  средства
борьбы,  созданные  при  жизни  нашего  поколения,  сол¬
дат-пехотинец  остается  основным  действующим  лицом
военной  драмы.  Это  не  фраза.  Сейчас  модно  говорить
о  кнопках,  системах  самонаведения,  беспилотных  са¬
молетах.  Все  это  чистая  реальность.  Но  все-таки  до
войны  роботов  еще  далеко.  И  вакуум  хаоса  и  разру¬
шения,  вызванный  бомбардировками  и  напалмом,  дол¬
жен  заполнить  все  тот  же  солдат-пехотинец  с  теплой
кровью,  с  сердцем  —  таким  же  мускульным  и  трепет¬
ным  комком,  что  бился  в  груди  древнегреческого  гоп¬
лита.
 В  те  времена,  когда  Клиффорд  так  активно  сове¬
щался  с  генералами  всех  рангов,  он  не  выслушал  еще
одного  военачальника,  обладающего  прямо-таки  бес¬
ценным  опытом,  в  отличие  от  кабинетных  стратегов
Пентагона.  Я  имею  в  виду  Мэтью  Риджуэя.  Того  само¬
го,  который  командовал  воздушно-десантным  корпу¬
сом  во  время  второй  мировой  войны,  впоследствии
стал  верховным  главнокомандующим  вооруженными
силами  НАТО  в  Европе,  а  затем  начальником  штаба
армии  США.  В  промежутке  между  этими  назначения¬
ми  он  возглавлял  войска  интервентов  в  Корее,  сменив
на  этом  посту  Макартура.  Имя  «убийцы  Риджуэя»
было  ненавистно  в  ту  пору  всему  цивилизованному
миру,  но  опыт  есть  опыт.  И  вот  что  сказал  бы  Мэтыо
Риджуэй  Кларку  Клиффорду:
 «Весной  1954  года  мы  чуть  было  не  оказались  втя¬
нутыми  в  кровопролитную  войну  в  джунглях  —  войну,
в  которой  наши  ядерные  возможности  оказались  бы
почти  бесполезны...  Я  знал,  что  ни  один  из  защитни¬

ков  такого  шага  не  представлял,  сколько  крови,  денег
и  национальных  усилий  потребует  эта  операция...  Эти
расходы  в  конечном  счете  были  бы  столь  же  велики
или  даже  больше,  чем  те,  которые  мы  понесли  в  Ко¬
рее.  Мне  казалось  невероятным  так  скоро  забыть  тот
горький  урок,  а  теперь  мы  были  на  грани  повторения
прежней  трагической  ошибки.  Эта  ошибка,  слава  богу,
не  повторилась...  Когда  наступит  мое  время  отчитать¬
ся  перед  творцом  в  своих  действиях,  я  больше  всего
буду  смиренно  гордиться  тем,  что  я,  возможно,  сумел
предотвратить  проведение  в  жизнь  безрассудных  так¬
тических  схем,  которые  могли  бы  стоить  жизни  тыся¬
чам  людей.  К  этому  списку  трагических  катастроф,  ко¬
торые,  к  счастью,  не  произошли,  я  бы  добавил  интер¬
венцию  в  Индокитае».
 Творец-вседержитель,  конечно,  не  забудет  Рид¬
жуэю  его  бесчинств  в  Корее,  но  объективно  отметит:
ума-разума  генерал  там  набрался.  Недаром  в  про¬
мелькнувшем  тогда  сообщении  газет  ныне  покойный
Роберт  Кеннеди  включил  его  в  состав  так  и  не  создан¬
ной  комиссии  для  изучения  американской  политики  во
Вьетнаме.  Слова  Риджуэя  взяты  мною  из  книги  его
мемуаров  «Солдат».  Тогда,  в  1954  году,  катастрофа  не
произошла.  Она  разразилась  спустя  10  дет.
 Американские  генералы  любили  давать  понять,  что
они  ведут  во  Вьетнаме  «ограниченную  войну».  Этим
термином  военные  обозначают  всякую  войну,  не  пере¬
растающую  во  всеобщую,  мировую,  но  на  страницах
газет  и  журналов,  на  радио  и  телевидении  понятие
«ограниченная  война»  использовалось  также  как  сино¬
ним  войны,  не  требующей  от  США  серьезной  реализа¬
ции  их  военного  потенциала.  Органы  массовой  инфор¬
мации  стремились  уподобить  боевые  действия  во  Вьет¬
наме  сначала  «помощи  Сайгону»,  «военной  прогулке»,
потом  «полицейско-карательной  экспедиции»  и  лишь
спустя  срок  под  давлением  груза  американских  потерь
и  других  факторов  вынуждены  были  признать  истин¬
ные  масштабы  интервенции  во  Вьетнаме.
 Пентагон  применял  там  самое  современное  оружие
всех  видов:  дивизионы  155-,  175-  и  203,  2-миллиметро¬
вых  орудий;  105-миллиметровые  гаубицы,  перемещае¬
мые  в  районы  боев  или  с  одной  огневой  позиции  на
другую  при  помощи  вертолетов;  самые  усовершенство¬
ванные  бронетранспортеры;  флот  с  дальнобойной  ар-
 244

тиллерией;  весь  спектр  авиации  —  мощные  бомбарди-*
ровщики,  гидросамолеты  «альбатрос»,  спасающие  пи¬
лотов,  спустившихся  на  парашютах  в  море,  самолеты
С-130,  освещающие  специальными  «люстрами»  поле
боя  ночью,  вертолеты  «Сикорский»,  мобильно  перебра¬
сывающие  на  большие  расстояния  по  25  солдат  мор¬
ской  пехоты,  монопланы  «маркер»,  отмечающие  обна¬
руженный  объект  дымовыми  ракетами,  и  в  доверше¬
ние  всего  этого  и  многого  другого  суперсовремен¬
ный  истребитель-бомбардировщик  «фантом»  с  его
скоростью  2500  километров  в  час,  с  его  ракетами
«Сайдуиндер»,  имеющими  самонаводящиеся  боевые
головки.
 Все  это  оружие  не  ржавело,  а  действовало.  Какая
же  это  «ограниченная  война»,  если  американцы  ис¬
пользовали  в  ней  технику,  превосходящую  вооруже¬
ние  второй  мировой?  Может  быть,  имеется  в  виду  тот
факт,  что  США  не  применили  ядерного  оружия?  Не
применили.  Это  так.  Но  ведь  не  гуманизм  тому  причи¬
ной,  а  нечто  другое.  Это  тоже  так.
 Вот  как  выглядела  эскалация  этой  войны  в  циф¬
рах:  в  1964  году  в  Южном  Вьетнаме  находилось  23  ты¬
сячи  американских  солдат,  в  1965-м—184  тысячи,  в
1966-м  —  385  тысяч,  в  1967-м  —  496  тысяч  и  к  концу
1968  года—540  тысяч  солдат  и  офицеров.  И  наконец,
было  время,  когда  в  составе  вооруженных  сил  США  и
их  союзников  в  Южном  Вьетнаме  находилось  около
1400  тысяч  человек.  Ни  один  из  этапов  эскалации  не
приблизил  Пентагон  к  желанным  результатам.
 Наверно,  все  это  понял  предшественник  Клиффор¬
да  Макнамара.  Он  ведь  убежал  от  этой  войны  с  пе¬
режженными  нервами  и  сломанной  волей,  закрыв  ли¬
цо  руками.  Нам  нет  дела  до  его  личной  драмы,  но  она
существовала,  не  сомневаюсь.
 «Бог  из  машины»  не  добился  во  Вьетнаме  больше¬
го,  чем  Макнамара,  разве  что  война  стала  обходиться
Соединенным  Штатам  еще  дороже:  тот  по  крайней
мере  умел  считать...
 6
 Другое  дело—выборы.  Здесь  можно  было  ожидать
любых  сенсаций.  Первая  и  состояла  в  скорбном  отказе
президента  выставить  свою  кандидатуру.  Какое  впе¬
чатление  должна  была  произвести  такая  акция  на  из¬

бирателя?  Попробуем  себе  ретроспективно  предста¬
вить  ход  его  размышлений.  Да,  неспокойно  у  нас  в
Штатах,  все  так  неясно,  так  туманно...  Сколько  у  хо¬
зяина  Белого  дома  хлопот  —  война,  волнения  негров,
долларовый  обморок,  несговорчивый  конгресс  (на  его
скрипучий  механизм,  тормозящий  реформы,  лицемер¬
но  ссылался  Трумэн  по  прямому  наущению  Клиффор¬
да,  то  же  самое  давал  понять  и  Джонсон),  проблема
борьбы  с  бедностью,  и  при  всем  этом  видите,  что  полу¬
чилось,—  сенаторы  Маккарти  и  Кеннеди  выдвинули
свои  кандидатуры  от  демократической  партии.  Не  ос¬
лабит  ли  это  ее,  не  придут  ли  к  власти  республикан¬
цы?  А  может  быть,  лучше  «не  перепрягать  коней»  на
ходу?  Как  же  поступить  нам,  избирателям?..  Мы  еще
не  вышли  на  ринг,  а  нас  уже  кладут  на  обе  лопатки.
Такое  внезапное  даже  для  наших  политиков  решение
президента,  такой  неожиданный  поворот  —  кто  бы  мог
подумать?  Вопросы  эти  в  свое  время  остались  без  от¬
вета.  Но  они  подталкивали  избирателя  к  выводу:  не
может  ли  президент  взять  свой  отказ  обратно,  не  сде¬
лает  ли  он  это  на  съезде  демократической  партии?
 Клиффорд,  по-видимому,  надеялся  именно  на  та¬
кой  поворот  в  общественном  мнении  хотя  бы  среди  сто¬
ронников  демократов,  но  он  понимал:  одних  сантимен¬
тов  мало.  Нужны  какие-то  изменения,,  ну  хотя  бы  вре¬
менный  успех  во  Вьетнаме.
 Череду  сверхсекретных  совещаний  провел  тогда
новый  министр  обороны.  Шли  поиски  решения:  быть
может,  фаза  «бои  —  переговоры»  даст  нужный  эф¬
фект?  Война  в  Юго-Восточной  Азии  с  ее  кровью,  му¬
ками  людей,  с  негодованием  мировой  общественности,
с  разгоном  протестующих  демонстрантов,  со  мститель¬
ными  попытками  превратить  Вьетнам,  неслыханно  му¬
жественную  страну,  в  сплошную  Гернику  —  все  это  в
1668  году  стало  для  деятелей  американской  реакции
лишь  частью  кампании  президентских  выборов.
 Как  тут  не  вспомнить  Маркса,  который  писал  о  ли¬
дерах  капитализма:  «Это  племя  вульгарных  полити¬
ков—  настоящие  отбросы  рода  человеческого.  Прави¬
тельственная  работа  вырождается  в  их  руках  в  самое
бездушное,  механическое  ремесло.  Добродетель  им  и
не  снилась.  Их  мутит  от  всякого  поведения,  внушае¬
мого  только  совестью  и  честью.  Широкий  и  свободный
интерес  к  благу  государства  они  считают  романтикой,
 246

соответствующие  принципы  —  бредом  расстроенного
воображения.  Арифметические  выкладки  приводят  их
в  восторг».
 Времена  меняются.  Арифметические  выкладки  при¬
вели  Макнамару  в  уныние.  Но  Клиффорд  кончил  не
лучше.  Как  известно,  никто  не  пошел  на  поклон  к
Джонсону,  кандидатура  его  не  баллотировалась.  В
стане  демократов  наступил  разброд.  Президентом  стал
Никсон.  Ровным  счетом  ничего  не  удалось  Клиффорду
и  во  Вьетнаме,  кроме  новых  бесплодных  усилий.
 «Бог  из  машины»  здесь  не  помог.
 Кстати,  в  конце  трагедии  Эсхила  «Персы»,  напи¬
санной  спустя  несколько  лет  после  Саламинского  сра¬
жения,  где  греки  разгромили  полчища  Ксеркса,  воз¬
никает  тень  умершего  персидского  царя  Дария.  Обра¬
щаясь  к  своим  соотечественникам,  оплакивающим  ис¬
ход  захватнического  похода,  Дарий  призывает  их  к  ос¬
торожности  и  трезвости  и  предупреждает  на  будущее:
сидите  в  своих  пределах!
 «Бог  из  машины»—  Клиффорд  не  высказал  перед
уходом  из  Пентагона  такого  поучения.  Он  бог,  но  из
другой  машины,  не  той,  что  использовал  античный
театр.  Машина,  из  которой  гюявился  Клиффорд,  на¬
зывается  иначе:  военно-промышленный  комплекс
США.
 Р.  5.  Клиффорд  ушел  из  Пентагона  молча.  Но  вот
спустя  некоторое  время  он  заговорил.  Его  высказыва¬
ния  настолько  поразительны  своей  отчетливостью,  что
трудно  бороться  с  искушением  и  не  привести  их  почти
полностью.  После  всего,  что  мы  рассказали  о  пребы¬
вании  Клиффорда  на  посту  министра  обороны,  его
позднейшие  соображения  по  поводу  войны  во  Вьетна¬
ме  будут  весьма  уместны.  В  статье,  опубликованной
журналом  «Лайф»  в  дни,  когда  министром  обороны
был  Мэлвин  Лэйрд,  Клиффорд  писал:  «Когда  однаж¬
ды  вечером  я  услышал  сообщение  президента  Никсона
американскому  народу  о  том,  что  он  приказал  амери¬
канским  войскам  вторгнуться  в  Камбоджу,  мне  вспом¬
нился  апрельский  день  1961  года.  Тогда  мне  позвонил
президент  Кеннеди  и  попросил  приехать  в  Белый  дом,
чтобы  поговорить  о  только  что  произведенной  высадке
в  заливе  Кочинос.  Он  был  взволнован  и  крайне  серье¬
зен.  Мне  не  забыть  его  слов:  «Я  допустил  трагическую
ошибку...  Были  неверны  не  только  наши  сведения,  но

неправильна  наша  политика,  ибо  неверна  предпосыл¬
ка,  на  которой  она  основывалась».
 Как  видим,  Клиффорд  начинает  издалека.  Это  при¬
дает  его  аналогии  неотразимую  убедительность.  Сло¬
ва  Кеннеди  он  целиком  относит  к  решению  Никсона  о
вторжении  в  Камбоджу.  Но  мало  этого.  Клиффорд  пи¬
шет  далее:  «К  сожалению,  действия  президента  Ник¬
сона  представляют  собой  во  много  крат  большую
ошибку,  чем  допустил  Кеннеди.  Во  Вьетнаме  продол¬
жает  оставаться  свыше  400  тысяч  американских  пар¬
ней.  Нашей  стране  нанесен  гораздо  более  серьезный
ущерб,  как  внутри  нее,  так  и  за  границей.  Я  не  могу
отмалчиваться  перед  лицом  безрассудного  решения
президента  Никсона  послать  войска  в  Камбоджу.  Это
решение  —  продолжение  курса,  который,  по  моему
мнению,  опасен  для  благополучия  нашей  страны.  Я
считаю,  что  президент  Никсон  ведет  нашу  страну  по
пути,  который  еще  глубже  затягивает  нас  во  Вьетнаме,
вместо  того  чтобы  вывести  нас  оттуда».
 Дальше  мы  прочтем  такое,  что  в  устах  человека,
который  совсем  недавно  сам  возглавлял  воинственный
Пентагон,  звучит  подлинной  сенсацией:  «Я  надеялся,
что  нынешнее  правительство  учтет  опыт  прошлого  и
не  повторит  некоторые  действия,  предпринимавшиеся
ранее.  Теперь  я  должен  с  глубочайшей  озабоченно¬
стью  констатировать:  президент  Никсон,  очевидно,  не
усвоил  жизненно  важных  уроков  —  уроков  предельно
ясных,  если  оглянуться  на  последние  пять  лет»,.
 Кто  из  советских  публицистов  не  подписался  бы
под  этим  заявлением?!  «Бог  из  машины»  заговорил
наконец  языком,  понятным  всем  честным  американ¬
цам.  Пентагон  дает  серьезный  опыт  его  руководите¬
лям,  но  как-то  запаздывает  их  «просветление».
 Почитаем,  однако,  еще  и  еще.  Нас  ждет  не  менее
важная  откровенность  бывшего  министра  обороны:
«Вьетнам  не  затрагивает  национальной  безопасности
Соединенных  Штатов.  Не  могут  служить  оправданием
нашего  продолжающегося  военного  присутствия  там
и  национальные  интересы  США  в  этом  районе.  Что  ка¬
сается  Лаоса  и  Камбоджи,  их  дела  вряд  ли  оправды¬
вают  какие-либо  жертвы  с  нашей  стороны,  как  в  смыс¬
ле  жизней  американцев,  так  и  материальных  ценно¬
стей.  Я  убежден,  что  мы  выполнили  и  во  много  раз  пе¬
ревыполнили  все  свои  обязательства  в  этой  части
 248

мира,  и  уверен,  что  наступило  время  убраться  из  Юго-
Восточной  Азии.  С  этим,  я  знаю  согласно  большинство
американцев.  Между  тем  президент  Никсон,  судя  по
его  словам  и  делам,  продолжает  непомерно  преувели¬
чивать  значение  Вьетнама  для  нашей  безопасности.
Пытаясь  разобраться  в  этой  загадке,  я  пришел  к  вы¬
воду,  что  президент  Никсон  страдает  странной  одер¬
жимостью  в  отношении  Вьетнама  и  Юго-Восточной
Азии».
 Клиффорд  хорошо  знает  современную  историю
американской  политики.  Он  помнит,  как  еще  в  1954  го¬
ду,  выступая  в  Белом  доме  перед  членами  Американ¬
ской  ассоциации  редакторов  газет,  Никсон,  который
был  тогда  вице-президентом,  говорил:  «Если  для  того,
чтобы  избежать  дальнейшей  коммунистической  экс¬
пансии  в  Азии,  и  особенно  в  Индокитае,  мы  должны
пойти  на  риск  посылки  туда  американских  парней...  я
лично  поддержал  бы  такое  решение».  Клиффорд  не
зря  сказал  об  одержимости  Никсона.  Вице-президент
уже  тогда  испытывал  нетерпение.  По  существу,  его
заявление  означало  тогда  готовность  послать  амери¬
канские  войска  в  Индокитай  на  помощь  Франции,  ко¬
торая  вела  там  войну  за  сохранение  своих  колоний.
Французы  после  разгрома  под  Дьенбьенфу  эвакуиро¬
вались  восвояси,  а  желание  Никсона  вскоре  исполни¬
лось.  И  Клиффорд  пишет:  «Президент  Никсон  заявля¬
ет,  что  мы  должны  сейчас  сражаться  во  Вьетнаме,  сей¬
час,  чтобы  избежать  «более  крупной  войны  или
капитуляции  позже».  Мне  кажется,  что  единственная
реальная  опасность  «более  крупной  войны»  как  раз
и  кроется  в  раздувании  конфликта  в  Индокитае».
 Хочу  себе  представить  реакцию  чинов  Пентагона,
когда  они  читали  в  «Лайфе»  следующие  строки  ста¬
тьи  своего  недавнего  министра  Клиффорда:  «Мы  не  в
состоянии  одержать  военную  победу  во  Вьетнаме,  и
потому  мы  должны  прекратить  все  свои  попытки  в
этом  направлении.  Военная  победа  в  Южном  Вьетна¬
ме—  тщетная  надежда,  которая  вела  нас  от  одной
авантюры  к  другой.  Я  пришел  к  выводу:  мы  не  могли
и  не  сможем  победить...  Наши  трудности  во  Вьетнаме
обусловлены  не  только  нашей  неспособностью  добить¬
ся,  несмотря  на  огромные  усилия,  военной  победы,  но
и  тем,  что  война  имеет,  в  сущности,  политическую  по¬
доплеку.  Власти,  поддерживаемые  нами,—  это  воеи-
 249

ная  диктатура,  не  имеющая  широкой  опоры.  Мы  не
можем  продолжать  войну,  не  нанося  глубоких  и  неиз¬
лечимых  ран  нашей  собственной  стране».
 Трудно  переоценить  значение  этих  горьких,  спра¬
ведливых  слов.  Они  произнесены  не  коммунистом  и
отнюдь  не  принципиальным  сторонником  движения  за
мир.  Кларк  Клиффорд  —  верный  сын  «элиты»,  правя¬
щей  Соединенными  Штатами.  Все,  что  мы  написали  о
нем  выше,  до  этого  длинного  постскриптума,  остается
в  полной  силе.  Видит  бог,  как  старался  этот  «бог  из
машины»  добиться  победы  во  Вьетнаме,  когда  был  ми¬
нистром.  Но,  взвесив  все  «за»  и  «против»,  он  пришел
к  единственно  разумному  выводу.  Он  не  может  исклю¬
чить  и  свою  деятельность  из  названных  им  лет  воен¬
ных  авантюр.  И  он  пришел  к  выводу,  подсказанному
еще  генералом  Риджуэем.  Вице-президент  Спиро
Агню,  прочитав  статью  Клиффорда,  назвал  его  тогда
«розовым».  Этим  цветом,  как  видно,  обозначают  в
США  обыкновенный  здравый  смысл.
 Глубокие  трещины,  словно  дрейфующую  льдину,
подмытую  океаном,  разделяют  американское  общест¬
во.  Их  четкие  зигзаги  идут  во  всех  направлениях,  а  в
разводьях  отсвечивает  бездна,  в  которую  могут  низ¬
вергнуть  страну  неразумные  политики.
 «Война  взбудоражила  американскую  молодежь,—
продолжал  Клиффорд.—  Ведь  именно  молодым  аме¬
риканцам  приходится  воевать.  Они  не  понимают,  поче¬
му  они  должны  сражаться  и  умирать  где-то  в  Юго-
Восточной  Азии,  когда  их  стране  ничто  не  угрожает...
Меня  беспокоит,  что  президент  Никсон  продолжает
отдавать  приоритет  политике  в  Индокитае  и  игнориру¬
ет  ее  последствия  для  США.  Операция  в  Камбодже
мало  что  даст,  хотя  я  предвижу,  что  нас  будут  пич¬
кать  сенсационными  сообщениями  о  колоссальном  ус¬
пехе  броска  в  Камбоджу  и  приложат  все  силы,  чтобы
представить  авантюру  как  успех.  В  действительности
любая  военная  удача  будет  временной  и  несущест¬
венней.  С  моей  стороны  это  не  упражнение  в  про¬
гнозировании,  а  суждение,  основанное  на  прошлом
опыте».
 Вы  заметили,  последней  фразой  своих  рассужде¬
ний  Клиффорд  подчеркивал  роль  «прошлого  опыта».
В  его  устах  этот  нажим  пера  звучал  утверждением
собственной  компетентности.  Он  обращался  здесь  не
 250

только  к  Никсону,  но  и  к  Мэлвину  Лэйрду  —  новому
министру  обороны.
 Известно,  что  в  первые  дни  после  назначения  мини¬
стром  Лэйрд  посетил  своих  предшественников  —  Гейт¬
са,  Макнамару,  Клиффорда.  Надо  полагать,  еще  в  то
время  уж  двое-то  последних  высказали  новому  мини¬
стру  свои  сомнения  и  разочарования.  Мы  не  знаем,  что
именно  сказал  Клиффорд  сановному  визитеру.  Судя
по  всему,  напутствие  бывшего  министра  его  преемнику
не  очень  отличалось  от  содержания  статьи,  которую
мы  сейчас  обильно  цитируем.  Поэтому-то  Клиффорд
так  настойчиво  отвергает  возможные  упреки  в  «уп¬
ражнениях  прогнозирования»  и  твердо  ссылается  на
прошлый  опыт,  в  том  числе,  разумеется,  и  принадле¬
жащий  ему  лично.
 Дочитаем,  однако,  статью  до  конца:  «Президент
Никсон  выдает  свою  программу  «вьетнамизации»  за
план  мира.  Но  я  убежден,  что  она  никогда  не  прине¬
сет  мира  Юго-Восточной  Азии,  не  принесет,  ибо  в  дей¬
ствительности  представляет  собой  формулу  увековече¬
ния  войны.  Ее  можно  окончить  только  политическим
путем.  Однако  нынешние  действия  правительства  не
предвещают  такого  решения  проблемы.  Существую¬
щая  программа,  преследующая  цель  неопределенно
долгого  присутствия  во  Вьетнаме,  делает  такое  урегу¬
лирование  невозможным».
 И  в  заключение  следует  весьма  энергично  изложен¬
ное  расписание  насущных  акций:  «Необходимо  сегод¬
ня  же  принять  решение  и  убраться  из  Вьетнама  не
позже  конца  1971  года.  Вместе  с  тем  мы  должны  зая¬
вить  о  готовности  договориться  о  выводе  войск  в  более
ранние  сроки  и  принять  меры  к  сокращению  насилия.
Нынешнюю  политику  необходимо  изменить.  Этого
можно  добиться  одним  путем  —  путем  неослабного
давления  на  руководителей  нашей  страны.  Надо  под¬
держивать  и  усиливать  тот  огромный  подъем  антиво¬
енных  настроений,  который  произошел  после  вторже¬
ния  в  Камбоджу».
 Не  будем  наивными.  Горе  Вьетнама  не  волновало
Клиффорда,  жертвы,  принесенные  этой  героической
страной,  не  ввергали  его  в  бессонницу.  Но  он,  конечно,
знал  цену,  которую  платили  США  за  свою  агрессию.
Даже  по  американским  данным,  Штаты  потеряли  во
Вьетнаме  более  50  тысяч  убитыми,  свыше  275  тысяч
 251

ранеными,  истратили  свыше  125  миллиардов  долла¬
ров,  лишились  7060  самолетов  и  израсходовали  боль¬
ше  бомб,  чем  за  всю  вторую  мировую  войну  и  войну  в
Корее,  вместе  взятые.
 Остается  сказать  еще  несколько  слов  о  статье  и  ее
авторе.  Многое  из  того,  о  чем  не  раз  заявляло  Совет¬
ское  правительство,  что  говорили  наши  политические
деятели,  что  писали  наши  публицисты  и  прогрессив¬
ная  пресса  всех  стран  о  положении  на  юго-востоке
Азиатского  материка,  было  открыто  подтверждено
статьей  Кларка  Клиффорда.  Бывший  министр  оборо¬
ны  США,  прагматик  до  мозга  костей,  вынужден  был
повиноваться  «деловому»  опыту  войны.  «Бог  из  маши¬
ны»,  правда  уже  сложив  с  себя  божественные  функ¬
ции  и  став  просто  здравомыслящим  смертным,  хотя
и  подпирающим  оползни  Олимпа  американского  биз¬
неса,  предложил  тогда  верное  решение  жизненной
драмы.
 Старая  поговорка  «Не  боги  горшки  обжигают»  оп¬
равдалась  и  на  этот  раз.  Что  же  думали  по  этому  по¬
воду  тогдашние  «небожители»  Соединенных  Штатов?
03  этом  в  следующей  главе.

ФАНТОМАС
В  КАСКЕ
 1
 Однажды  у  британского  премьера  прошлого  века
лорда  Биконсфильда,  более  известного  под  именем
Дизраэли,  спросили,  в  чем  видит  он  разницу  между
несчастьем  и  бедствием.  Дизраэли  ответил,  что  раз¬
ница  действительно  существует.  И  пояснил  с  тонкой
улыбкой:  например,  Уильям  Гладстон  свалился  в
Темзу  —это  несчастье,  но  если  бы  кто-нибудь  бро¬
сился  его  спасать,  это  было  бы  уже  бедствием.
 Если  перефразировать  ядовитое  замечание  Диз¬
раэли  по  адресу  его  конкурента  на  арене  парламент¬
ской  борьбы,  можно  сказать,  что  Мэлвин  Лэйрд  в  ка¬
честве  конгрессмена  был  одним  из  несчастий  амери¬
канской  политической  жизни,  на  посту  же  министра
обороны  США  стал  ее  бедствием.
 Лэйрд  —  десятый  министр  обороны  Соединенных
Штатов.  До  начала  этого  исчисления  американские
вооруженные  силы  имели  другую  структуру  высшего
руководства.  Десятый  по  счету,  он  первый  профессио¬
нальный  политик,  нахлобучивший  на  себя  военную
каску  такого  размера.
 Среди  глав  Пентагона  мы  находим  двух  банкиров,
одного  генерала,  пять  промышленников,  одного  юри¬
ста.  Можно  последовательно  назвать  их  имена,  ука¬
зать,  хотя  бы  кратко,  генеалогию  каждого  до  того  дня,
когда,  сменяя  друг  друга,  они  располагались  в  об¬
ширном  кабинете  под  номером  3-Е880.  Джеймс  Фор-
рестол  был  главой  банка  «Диллон,  Рид  энд  компами»,,
Луис  Джонсон  управлял  железнодорожной  компанией
«Пенсильвания  рейлроуд»,  Роберт  Ловетт  верхово¬
дил  в  корпорации  «Браун  бразерс,  Гарриман  энд  ком-
пани»,  Чарлз  Вильсон  был  президентом  «Дженерал
моторе»,  Нил  Маккелрой  правил  в  компании  «Прок¬
тор  энд  Гэмбл»,  Томас  Гейтс  —  банкир,  Роберт  Мак¬
намара  пребывал  на  посту  президента  «Форд-мотор»,
 253

Кларк  Клиффорд  владел  процветающей  юридической
фирмой.
 Мэлвин  Лэйрд  —  «чистый  политик».  Шестнадцать
лет  он  просидел  в  конгрессе  США.  Что  такое  «чистый
политик»  наших  дней  по-американски?
 В  1961  году  Лэйрд  выпустил  в  свет  книгу  «Домаш¬
ние  распри  —  пробел  в  стратегии  США».  Автор  тре¬
бовал  от  правительства  наступательного  духа.  От
имени  своих  единомышленников  он  грозил  Советско¬
му  Союзу:  «Мы  оставляем  за  собой  инициативу  нане¬
сти  удар  первыми».  Оглядываясь  на  такие  события,
как  попытка  контрреволюционного  мятежа  в  Берлине
1953  года  и  путч  в  Венгрии  1956  года,  он  упрекал
тузов  Белого  дома  в  нерешительности.  Его  рецепт  для
подобных  ситуаций  прост:  интервенция,  вооруженная
поддержка  правых  сил.  Он  считал  роковой  ошибкой
«отступление»  правительства  в  дни  авантюры  на  бере¬
гу  залива  Кочинос.
 И  вот  венец  его  политических  и  философских
взглядов:  «Разве  тот  факт,  что  сегодня  при  принятии
решений  речь  идет  о  большом  числе  жизней,  позво¬
ляет  поставить  на  первое  место  биологическое  вы¬
живание?»  Этот  заплетенный  фразеологическим  кру¬
жевом  человеконенавистнический  императив  —  лучше
мировая  катастрофа,  чем  естественный  ход  мирового
процесса,—  напечатан  в  книге  Лэйрда.  Набран,  смат-
рицирован  и  напечатан  черным  по  белому.  Совсем  как
возглашал  некий  литературный  персонаж,  нетвердо
стоя  на  ногах:  «Мы  не  моргнем  в  пылу  сраженья
глазом!»
 Нетрудно  себе  представить,  какой  оборот  могли
бы  принять  международные  дела,  будь  Лэйрд  мини¬
стром  обороны  в  пору  событий,  о  которых  он  ведет
речь.  Его  презрение  к  тому,  что  он  обозначает  поня¬
тием  «биологическое  выживание»,  а  именно  к  судь¬
бам  и  самой  жизни  сотен  миллионов  людей  нынеш¬
него  поколения,  заставляет  действительно  вспомнить
разницу  между  несчастьем  и  бедствием,  по  Дизраэли.
Но  если  «биологическое  выживание»  отодвигается  на
второй  план,  то  что  выдвигается  на  первый?  Господ¬
ство  над  миром.  Об  этом  речь  впереди.
 А  пока  несколько  слов  о  том,  кого  не  жаловал
Лэйрд  и  кто  ему  был  мил  в  среде  заправил  американ¬
ского  «истэблишмента».  Уолт  Ростоу,  наставник  тог-
 254

дашнего  президента  Джонсона,  по  мнению  Лэйрда,
наивен.  Бывший  государственный  секретарь  Дин  Раск
мягок,  Макнамара  —  просто  мямля.  Каков  же  сам
Лэйрд  при  этих  его  оценках  правофланговых  амери¬
канского  капитализма?
 Лэйрд—давний  поклонник  Барри  Голдуотера,
чьи  призывы  сбросить  атомную  бомбу  на  Северный
Вьетнам  в  свое  время  переполошили  всех  здравомыс¬
лящих  людей  в  США.  Лэйрд  обожает  «бешеных  ад¬
миралов»  —  Арли  Бэрка  и  Артура  Рэдфорда,  воинст¬
вующего  ученого-атомника  Эдварда  Теллера  и  без¬
нравственного  хладнокровного  «провидца»  Германа
Кана  —  автора  теории  эскалации  войны.
 Таков  Лэйрд.  Высокий  купол  лысого  черепа  над
пронзительными  глазами  и  резкие  черты  лица  при¬
дают  ему  сходство  с  Фантомасом.  Правда,  американ¬
ская  пресса  не  заметила  сходства,—  скорее  всего,  по¬
тому,  что  эта  французская  серия  фильмов  малоизвест¬
на  в  США.
 Итак,  в  Пентагоне  Лэйрд  —  политик,  так  сказать,
«в  чистом  виде».  И  сразу  же  вокруг  него  возник  шум¬
ный  сумбур,  каким  обычно  встречается  появление
на  авансцене  деятеля,  вынырнувшего  из  полутемных
кулис  власти.  Стали  сравнивать.  Конечно,  никто  в
социально  просвещенном  мире  не  оплакивал  пред¬
шественников  Лэйрда.  Они  верно  служили  американ¬
ским  концернам.  Делали,  что  могли.  Но  недаром
американцы  называют  Пентагон  кладбищем  репута¬
ций.  Для  Форрестола  это  выражение  оказалось  не  фи¬
гуральным,  а  буквальным:  он  покончил  с  собой.  Дело¬
вые  акции  Вильсона  и  Маккелроя  после  пребывания
в  пятиграннике,  по  общему  признанию,  сильно  сни¬
зились.  Макнамара,  эта  «счетная  машина»,  этот  «че¬
ловек  будущего»,  как  его  рекомендовали  биографы,
не  справился  с  настоящим,  ушел  по  «собственному
желанию»  и  долго  успокаивал  свои  растерзанные
нервы  в  Международном  банке.  Остальных  минист¬
ров  просто  прогоняли  после  свар  в  своем  кругу,  со
скандалами  в  прессе  и  на  телеэкранах.
 В  чем  же  дело?  А  в  том,  что  и  совокупность  их
усилий  на  протяжении  послевоенного  тридцатилетия
не  привела  к  цели,  выдвинутой  верховными  жрецами
бизнеса.  Соединенные  Штаты  не  добились  мирового
господства.  Неосторожно  откровенный  лозунг  50-х  го-
 255

доз  —  «паке  Американа»  —  оказался  недостижимым,
хотя  привел  к  людским  жертвам  и  материальным
разрушениям  в  разных  частях  света.  Всюду,  куда
влезали  Соединенные  Штаты,  обуянные  своим  «мес¬
сианским»  предназначением,  лилась  кровь,  пылали
пожары.  В  Азии,  Африке,  на  самом  Американском
материке...
 Но  и  сегодня  заокеанская  биржевая  хунта  так  же
далека  от  своей  цели,  как  и  в  те  дни,  когда  первые
генералы  заселяли  новое  пятигранное  здание  Пента¬
гона.
 В  истории  человечества  еще  ни  одно  государство
не  добилось  мирового  господства.  Могут  возразить:  а
деспотии  Кира  и  Дария,  конгломерат  Александра
Македонского,  империя  Рима  с  подвластными  ей  раз¬
ноязычными  народами  и  обширными  территориями?
Это  были  временные  и  непрочные  административно¬
военные  объединения.  Все  они  потерпели  крах,  и  ни
одно  из  них  далеко  не  дошло  до  крайних  пределов
известной  тогда  карты  мира.
 Любопытно  другое.  Раз  уж  мы  коснулись  древних
веков,  то  следовало  бы  вспомнить,  что  еще  Тацит  об¬
ратил  внимание  на  усиление  политического  произво¬
ла  военачальников  как  следствие  завоевательных
походов.  Чем  более  удалялись  римские  легионы  от
метрополии,  тем  более  они  выходили  из  повиновения
сенату  и  способствовали  цезаризму  военных.  Позже
такое  явление  нарекли  «бонапартизмом».  Как  это
будет  называться  в  Соединенных  Штатах,  нам  неве¬
домо.
 Но  наблюдение  античного  историка  не  потеряло
злободневности.  Сегодня  оно  напрямую  связано  в
США  с  именами  верховного  главнокомандующего
войсками  НАТО  в  Европе  Хейга,  начальника  объеди¬
ненных  штабов  Брауна  и  других  генералов,  с  не¬
истощимым,  бешеным  желанием  Пентагона  вли¬
ять  на  жизнь  страны,  ее  политику  —  внутреннюю  и
внешнюю.
 Возвратимся  к  идее  мирового  господства.  Следы
призрачного  величия  остались.  Накширустамская
надпись,  начертанная  повелением  Дария,  гласит:  «Во¬
лей  Ормузда  подчинены  мне  страны,  которые  я  полу¬
чил...  Они  приносят  мне  дань.  Что  я  им  говорю,  то
они  исполняют».  Вот  это  самое  «что  я  им  говорю,  то
 256

они  исполняют»  тревожило  воображение  не  одного
претендента  на  всесветную  гегемонию.
 Но  со  времен  Наполеона  стало  аксиомой:  мировое
господство  —  категория,  экономически  и  политически
не  осуществимая.  Человек,  соединивший  в  одном  лице
блестящий  талант  полководца  и  возможности  неогра¬
ниченного  монарха,  не  справился  и  с  Европой.  Его
план  континентальной  блокады  сгорел,  до  последнего
листка,  в  России.
 Возникновение  теории  научного  коммунизма  и
факт  существования  Советского  Союза  окончательно
отбросили  идеи  мирового  господства  за  черту  реаль¬
ного,  в  разряд  таких  же  безвыходных  заблуждений,
как  идея  перпетуум-мобиле.
 Но  в  политике  приходится  доказывать  и  аксиомы.
 В  конце  первой  половины  XX  столетия  история
снова  позаботилась  о  таком  доказательстве.  Гитлер,
связавший  свои  вожделения  с  антикоммунизмом,  рух¬
нул  уже  и  без  надежды  на  «сто  дней».  А  полной  про¬
тивоположностью  «тысячелетнему  рейху»,  властвую¬
щему  над  земным  шаром,  возникла  Германская  Де¬
мократическая  Республика:  на  немецкой  земле  успеш¬
но  строится  социализм.  Беснуются  реваншисты,  но,
как  напевал  чеховский  Чебутыкин:  «Не  угодно  ль
этот  финик  вам  принять?»
 После  второй  мировой  войны  некоторое  время,
правда  недолгое,  казалось,  будто  идея  мирового  гос¬
подства  сдана  в  тот  незримый  архив,  где  пылятся
диспозиции  провалившихся  авантюр,  ложные  докт¬
рины,  стенограммы  безумных  замыслов.  Но  за  парта¬
ми  классов  истории  сидит  немало  бездарных  двоеч¬
ников.  Они  плохо  усваивают  ее  уроки  и  остаются  «па
второй  год»  повторять  те  же  ошибки,  что  уже  сделаны
прежде  нерадивыми  учениками.
 Сравнение  это  не  дань  метафористике.  Оно  бук¬
вально.  Разумеется,  не  надо  искать  полного  тождест¬
ва.  Другие  времена.
 Но  разве  «план  Маршалла»,  эмбарго  на  торговлю
с  Советским  Союзом  не  были  вариантом  континен¬
тальной  блокады  Наполеона?
 А  Атлантический  блок  (и  его  ответвления),  рас¬
считанный  на  господство  США  во  всем  мире,  -разве
не  напоминает  «Священного  союза»  держав,  заклю¬
ченного  на  Венском  конгрессе  во  цмя  торжества  леги-
 17  Заказ  413
 257

тимизма  в  Европе?  Разница,  бесспорно,  большая,  но
вспомним:  европейские  венценосцы  присвоили  себе
тогда  право  подавить  революцию  в  любой  стране
лишь  на  том  основании,  что  она  могла  бы  гипотети¬
чески  вызвать  брожение  в  их  собственных  пределах.
 Призыв  разговаривать  с  Советским  Союзом  «с  по¬
зиции  силы»  стал  основным  девизом  «холодной  вой¬
ны».  Но  шли  годы.  Каждый  подводил  итоги.  Запад¬
ная  Европа  стала  выходить  из  полуобморочного  со¬
стояния.  Франция  покинула  военную  организацию
Атлантического  блока,  поняв  наконец,  что  Пентагон
будет  ее  «защищать»  до  тех  пор,  пока  она  не  превра¬
тится  в  европейские  кресы  Соединенных  Штатов.
 Расплачиваясь  за  непомерные  желания,  сжимает¬
ся,  как  бальзаковская  шагреневая  кожа,  Британская
империя.  В  мире  бурлят  потоки  национально-освобо¬
дительных  движений.  Соединенные  Штаты  оказались
бессильными  поставить  на  колени  Вьетнам.  Советский
Союз  не  испугался  ничьих  угроз,  а  хорошо  делал  свое
дело  —  трудился  и  помогал  друзьям.
 Одни  за  другими  уходили  в  отставку  капитаны  им¬
периализма.  Политик  неохотно  расстается  со  своими
иллюзиями.  Особенно  с  теми,  что  составляют  его
жизненное  кредо.  Но  на  прощание  наиболее  трезвые
из  них  идут  на  риск  тяжелых  признаний.  Так,  старый
Черчилль,  оставив  Даунинг-стрит,  признал  бессмыс¬
ленность  противоборства  с  Советским  Союзом.  Так,
усталый  Эйзенхауэр,  покидая  Белый  дом,  предупре¬
дил  американцев  об  угрозе,  какую  таит  для  США  во¬
енно-промышленный  комплекс:  «Мы  должны  поме¬
шать  ему  приобрести  —  намеренно  или  волей  обстоя¬
тельств  —  чрезмерное  влияние  в  правительственных
органах».  Так,  Джон  Фостер  Даллес  на  роковом  для
него  пороге  больницы  отказался  от  собственного  де¬
тища—  лозунга  «с  позиции  силы»:  «Советское  прави¬
тельство  не  намеревается  использовать  войну  в  каче¬
стве  инструмента  своей  национальной  политики».  Так,
Джон  Кеннеди  незадолго  до  драматической  гибели
призвал  к  широким  переговорам  с  Советским  Союзом.
Так,  Макнамара  в  каиновой  тоске  бежал  из  Пентаго¬
на,  преследуемый  видениями  Вьетнама.  Не  сказал
ничего  ясного  Джонсон,  но  самый  его  отказ  выдвинуть
свою  кандидатуру  на  президентских  выборах  был
красноречивее  слов.
 258

Все  эти  влиятельные  лидеры,  выдвинутые  реакцией
«звезды  первой  величины»  на  небосклоне  англо-аме¬
риканской  политики,  баловни  рекламы,  несмотря  на
различие  судеб  и  оттенки  во  взглядах,  оказались  в
тупике.  Их  прощальные  признания  красноречивы  и
поучительны.  Но  нет!  На  смену  им  приходят  новые
люди  со  старыми  заблуждениями.  Калибром  поуже,
форматом  поменьше,  не  способные  к  самостоятельно¬
му  государственному  творчеству,  они  берут  старые
лозунги,  отработанные  программы,  поднимают  повер¬
женные  знамена  и  снова  трубят  генерал-марш...
 2
 И  тут  самое  время  вернуться  к  Мэлвину  Лэйрду.  Кон¬
цепции  его  книги  нам  уже  знакомы.  Изменило  ли  их
время?  Какой  была  практика  их  автора  на  посту  ми¬
нистра  обороны?  Он  прошел  мимо  прощальных  при¬
знаний  своих  видных  соотечественников.  Он  начал
все  сначала.
 Лэйрд  о  военно-промышленном  комплексе  США:
«Это  огромнейшее  достижение  нашего  народа  и  основ¬
ной  источник  силы  нашего  государства».  Сказано  на
съезде  ветеранов  войны.
 Лэйрд  о  Советском  Союзе:  «Стратегическая  угро¬
за  со  стороны  СССР  была  недооценена».  Сказано  на
пресс-конференции  в  Пентагоне.
 Лэйрд  о  проблеме  разоружения:  «Мы  все  же  не
пойдем  к  серьезному  сокращению  расходов  на  оборо¬
ну».  Сказано  на  банкете  в  день  армии  и  флота.
 Подобных  заявлений  Лэйрд  сделал  великое  мно*
жество.  Кстати,  забегая  вперед,  скажу:  точно  в  таком
же  репертуаре,  подчас  дословно  используя  формули¬
ровки  Лэйрда,  выступал  и  его  преемник,  Дж.  Шле-
синджер.  Их  концентрат  мы  находим  в  «Докладе  об
обороне»  Лэйрда.  По  мнению  известного  американ¬
ского  ученого-атомника  Ральфа  Лэппа,  этот  доклад
удивительно  напоминает  книгу  Лэйрда  (мы  о  ней  уже
упоминали.—  А.  /(.),  где  «превосходство  в  оружии
было  определено  как  цель  оборонной  политики  перво¬
го  удара».
 Как-то  на  пресс-конференции  на  вопрос  одного  из
корреспондентов:  «Могу  ли  я  зачитать  некоторые
ваши  высказывания  из  вашей  книги?»  —  Лэйрд  отве-
 259

тил:  «Я  боялся,  что  кто-нибудь  сделает  это».  Была
зачитана  следующая  выдержка:  «Заявление  всерьез  о
том,  что  Соединенные  Штаты  могут  первыми  нанести
удар,—  это  единственный  путь  к  обсуждению  пробле¬
мы  разоружения  с  Советским  Союзом».  Добавим  к
этому:  редактор  книги  Лэйрда,  которого  он  благода¬
рил  в  предисловии  за  помощь,—  Карл  Хесс  —  стал
впоследствии  известен  как  автор  речей  и  статей  Гол-
дуотера.
 На  другой  пресс-конференции  произошел  такой
обмен  репликами.
 Вопрос.  Господин  министр,  не  заявляли  ли  вы  в
свое  время,  что  мы  делали  слишком  большой  упор  на
биологическое  выживание?
 Ответ.  В  книге,  возможно,  говорилось  и  об
этом.
 Вопрос.  Не  является  ли  это  одним  из  способов  ска¬
зать:  лучше  мертвый,  чем  красный?
 Ответ.  Я  не  знаю.  Я  не  хочу,  чтобы  вы  ловили  меня
на  слове,  ибо  я  не  могу  запомнить  каждое  слово  во
всех  трех  книгах,  которые  я  написал.
 Ответы  министра  обороны  были  ясны.  Он  не  захо¬
тел  отказаться  от  своих  воззрений.  Когда-то  Дин  Аче-
сон,  имея  в  виду  глобальные  аппетиты  США,  сказал:
«Война  в  Корее  —  это  мастерская  нового  мира».  Мир
возмутился,  услышав  такое.  Гомерический  цинизм
Лэйрда  превосходил  все,  что  было  сказано  о  судьбах
мира  политическими  циниками.
 Да,  действительно,  Лэйрд  начал  все  сначала.
 Книга  «Домашние  распри»  —  истрепанное  еванге¬
лие  министра  обороны  —  лежала  у  него  под  подуш¬
кой,  и  он  сверял  с  ней  каждый  шаг.  Между  тем  расп¬
ри  не  исчезли,  а,  наоборот,  усилились.  Умные  головы
не  перевелись  за  океаном.  Карл  Кейсен,  директор
Принстонского  научно-исследовательского  института,
от  имени  большой  группы  ученых  заявил:  «Советский
Союз  и  Соединенные  Штаты  равны  в  том  смысле,  что
каждое  из  этих  государств  может  причинить  другому
«неприемлемый  ущерб»».
 Сторонники  этой  простой  мысли  сделали  вывод:
США  должны  прекратить  дорогостоящие  попытки  до¬
стичь  стратегического  превосходства  и  ограничиться
«ядерной  достаточностью».
 Эти  термины  вызвали  в  Вашингтоне  семантиче-
 260

ские  споры.  Был  «медовый  месяц»  президента  Никсо¬
на,  и  он  торжественно  декларировал  «достаточность».
Лэйрд,  не  желая  нарушать  рекламного  стиля  Белого
дома,  согласился  с  таким  определением,  но  истолко¬
вал  его  как  «достаточный  уровень  силы  для  сдержи¬
вания  противника».  Через  некоторое  время  он  попра¬
вился:  «Я  считаю,  несомненно,  важным,  чтобы  Соеди¬
ненные  Штаты  сохранили  превосходство».
 Но  и  это  еще  не  было  концом  терминологической
игры.  Непрерывное  взаимодействие  бесперспективной
войны  во  Вьетнаме  и  внутренних  неурядиц  заставля¬
ло  Лэйрда  быть  осторожным.  Иногда  он  ставил  пару¬
са  Пентагона  по  ветрам,  дующим  в  конгрессе.  А  там
все  чаще  хватались  за  голову:  военные  ассигнования
растут,  а  толка  нет.
 Подобно  Фантомасу,  министр  Лэйрд  менял  свое
обличье  —  двоился,  троился,  разговаривал  разными
голосами.  И  однажды  на  пресс-конференции  он  скре¬
пил  воедино  оба  определения.  Он  сказал:  цель  военно¬
го  арсенала  США  —  «обеспечить  достаточную  мощь
для  сдерживания»,  но  добавил:  «Я  не  отказался  от
идеи  создания  превосходящих  сил».  Формула,  харак¬
терная  для  политика  Лэйрда.  Одно  ее  слово  —  «доста¬
точность»  —  предназначено  «голубям»  в  конгрессе,
другое  —  «превосходство»  —  «ястребам».
 Так  оказалось,  что  в  чашечке  предвыборного  цвет¬
ка  сидел  большущий  червяк.
 Итог  семантической  кутерьме  подвел  заместитель
Лэйрда  —  миллионер  Дэвид  Паккард.  На  вопрос
журналиста  из  «Вашингтон  пост»:  «Ваше  мнение  о
ядерной  достаточности?»  —  он  вполне  откровенно  от¬
ветил:  «Это  хорошая  вещь  для  речи.  Вообще  же  она
ничего  не  значит».  Вот  почему  Лэйрд  с  такой  легко¬
стью  чередовал  речи,  похожие  на  взбитые  сливки,  с
Филиппинами,  настоянными  на  запахах  прошлого.
 Вся  эта  разноголосица  —  «достаточность»  или
«превосходство»  —  с  военной  точки  зрения  не  имеет
решающего  значения.
 В  свое  время  Макнамара  после  долгих  электрон¬
ных  подсчетов  сказал:  «Даже  апокалипсический  удар
по  Советскому  Союзу  не  помешает  русским  нанести
такой  же  опустошающий  удар  по  Соединенным  Шта¬
там  со  своих  баз,  способных  выдержать  ядерное  напа¬
дение,  а  также  с  подводных  лодок».  В  США  начали
 261

все  чаще  смекать:  ага,  значит,  нет  возможности  ата¬
ковать  СССР,  не  будучи  уничтоженными  в  ответ.
Какой  же  тогда  резон  в  так  называемом  «превосход¬
стве»?  Есть  ли  смысл  бомбить  развалины  ракетами,
запущенными  из  собственных  руин?  Военный  аспект
стремления  к  превосходству  поблек.  А  политический
уже  давно  ясен:  разговор  с  СССР  на  основе  превосхо¬
дящей  мощи  обречен  на  неудачу.  Как  же  быть?  На¬
ступило  полное  смятение  умов.  И  только  «ястребы»
продолжали  издавать  воинственный  клекот.
 И  тут  в  Пентагон  пришел  Лэйрд.  Он  знал,  как
быть.  Перед  ним  громоздилась  куча  разрушенных
иллюзий,  обломки  заржавленных  лозунгов.  Он  не
стал  рыться  долго,  а  взял  то,  что  лежало  сверху.  По¬
сыпались  заявления  о  «советской  угрозе».  В  призы¬
вах  Лэйрда  просматривались  две  цели  —  ближняя  и
дальняя.
 Ближняя  —  это  миллиардные  заказы  военно-про¬
мышленному  комплексу  (будь  Лэйрд  поэтом,  он  по¬
святил  бы  ему  оду),  а  также  сохранение  в  стране
режима  гарнизонного  государства  и  его  статута  бес¬
церемонной  расправы  с  инакомыслящими.  И  цель
дальняя  —  все  та  же  идея  мирового  господства  и  все
еще  мерцающая  сквозь  века  накширустамская  над¬
пись  Дария:  «Что  я  им  говорю,  то  они  исполняют».
 Нет,  не  исполняют.  Не  исполнили  патриоты  Вьет¬
нама,  Камбоджи  и  Лаоса,  не  исполнили  Куба  и  дру¬
гие  страны  Американского  континента.  Многие  госу¬
дарства  Африки,  где  Соединенные  Штаты  пытаются
на  ходу  перенять  вожжи  у  старых  колониальных
держав,  увы,  не  исполняют.  Не  склонно  исполнять  и
большинство  государств  Ближнего  Востока.  И  даже
Западная  Европа,  запуганная  в  годы  маршаллизации
«советской  угрозой»,  пытается  сбить  с  себя  каторж¬
ные  колодки  НАТО.  Мы  помним,  как  Лэйрд  разъез¬
жал  по  европейским  странам,  склепывая  Атлантиче¬
ский  блок,  и  вымогал  увеличение  военно-финансовой
дани  в  пользу  этой  организации.  Но  никто,  кроме
Англии  и  греческих  полковников,  которые  тогда  были
у  власти  в  стране,  не  изъявил  ему  прежней  покорно¬
сти.  (Заметим  в  скобках,  что  и  вояж  по  Западной  Ев¬
ропе  в  1977  году  четырнадцатого  по  счету  министра
обороны  США  Гарольда  Брауна  с  предложением
нейтронной  бомбы  не  встретил  ликования  у  серьезных
 262

политиков  стран  НАТО.  Как  там  будет  дальше  —  по¬
смотрим,  а  пока  вернемся  к  нашему  повествованию.)
 Лэйрду  было  нелегко.  Там,  где,  скажем,  Джордж
Маршалл  приказывал,  он  должен  был  уговаривать.
И  прежде  всего  уговаривать  у  себя  дома.  Никогда
еще  в  послевоенное  время  Соединенные  Штаты  не
знали  таких  внутренних  потрясений,  как  в  дни  интер¬
венции  во  Вьетнаме.  Страна  разобщена.  Антивоенные
настроения  потрясают  общество.  Отголоски  их  звучат
и  в  конгрессе.  Как  всегда,  кровоточит  негритянская
проблема.  Маккартисты  в  противогазовых  касках  и
пуленепробиваемых  жилетах  стреляют  по  манифес¬
тациям  молодежи.  «Молчаливое  большинство»  уже
не  молчит.  Оно  призвано  к  делу.  Сирены  пропаганды
шепчут  ему  сладчайшие  комплименты.  «Это  вы  —
истинные  американцы»,—  уверяют  его  штатные  и
опытные  мастера  политической  рекламы.  Лавочнику,
клерку,  домашней  хозяйке  и  даже  рабочему,  с  ослаб¬
ленным  классовым  сознанием  и  зараженному  буржу¬
азной  идеологией,  внушают  черносотенные  мысли.
Наэлектризованное  меньшинство  этого  «большинст¬
ва»  берет  на  вооружение  несколько  видоизмененный
призыв  царской  охранки:  «Бей  студентов  и  негров!»  —
и,  схватив  велосипедные  цепи,  бежит  разгонять  уни¬
верситетский  митинг...
 3
 Сложна  жизнь  за  океаном.  Общественное  мнение
Соединенных  Штатов  истерзано  непрерывными
«стрессами».  Интервенция  во  Вьетнаме,  вторжение  в
Камбоджу,  а  потом  варварские  бомбежки  этой  стра¬
ны  возмутили  все  человечное,  что  есть  в  США.  Небы¬
валая  волна  протеста  достигла  силы  цунами.
 Помню  в  дни  корейской  войны  обложку  журнала
«Тайм»  с  изображением  американского  солдата:  улы¬
бающаяся  анфас  «белокурая  бестия»,  тип  нового  за¬
воевателя  мира.  И  подпись:  «Человек  года.  Имя:  аме¬
риканец.  Занятие:  солдат».
 А  в  начале  1972  года  мне  попался  на  глаза  тот  же
«Тайм».  Другой  номер.  На  обложке  крупным  планом
профиль  девушки  в  отчаянном  повороте  головы.  С  ее
губ  срывается  неистовый  возглас,  как  в  строке  Мая¬
ковского:  «...криком  издерется  рот».  И  черная  надпись
 263

через  верхний  угол  страницы:  «Протест!»  Вот  каким
был  человек  года  в  Штатах  периода  их  агрессии  во
Вьетнаме.  Недаром  Лэйрд  как-то  полуспросил  своего
помощника:  «Что-то  мы  увидим  осенью  в  универси¬
тетах!»  Его  сын  Джон  учился  в  Висконсинском.
 Страна  была  доведена  до  точки  кипения.  Наемные
убийцы  «убирали»  профсоюзных  вожаков,  стремя¬
щихся  вывести  на  дорогу  борьбы  рабочий  класс.  Бе¬
лый  дом  отворачивался  уже  и  от  конституции  и  при¬
нимал  решения,  советуясь  только  с  узкой  группой
членов  кабинета.  Трещала  парламентская  система
страны.  Боссы  военно-промышленного  комплекса  раз¬
дражены  и  требовали  чрезвычайных  мер  во  всех  на¬
правлениях.
 Эта  атмосфера  не  очень  смущала  Лэйрда.  Он  по¬
литик-профессионал,  хитрый,  изворотливый.  Еще  в
палате  представителей  он  с  подчеркнуто  одинаковым
рвением  занимался  военными  ассигнованиями  и  здра¬
воохранением.  Несовместимость  не  пугает  его  ни  в
чем:  «сильная  натура»  не  боится  жить  в  противоре¬
чии  со  своими  убеждениями.  Он  хотел  завоевать  сим¬
патию  генералов  и  не  поссориться  с  конгрессменами,
действовать  «с  позиции  силы»  и  прослыть  умеренным.
 Большой  бизнес  не  монолитен.  Существуют  фир¬
мы,  с  опаской  взирающие  на  губительные  для  них  со¬
циальные  взрывы.  В  деловых  кругах  разное  отноше¬
ние  к  самому  типу  «малой  войны»,  лихорадящей
страну,  но  не  способной  одним  ударом  разрубить  про¬
тиворечия  современного  мира.  Выступил  же  предста¬
витель  «Дюпон  де  Немур»  с  возражениями  против
операции  в  Камбодже!  Друзья  Лэйрда  вместе  с  ним
обдумывали  более  радикальные  военные  решения.
Есть,  наконец,  фирмы,  чье  производство  не  связано
непосредственно  с  войной.
 Лэйрд  отдавал  себе  отчет  в  этой  мешанине.  Он  был
сторонником  «вьетнамизации»  войны,  но  предупреж¬
дал:  вывод  войск  не  отразится  на  бюджете,  сэконом¬
ленные  средства  пойдут  на  научно-военные  исследо¬
вания  и  опытно-конструкторское  производство  новых
систем  оружия.  Пентагону  нужны  деньги.  Еще  до
окончания  войны  во  Вьетнаме  министерство  обороны
вело  разработку  130  новых  образцов  стратегического
и  тактического  вооружения  на  астрономическую  сум¬
му—  140  миллиардов  долларов.  Экономию  на  окон-
 264

чании  войны  во  Вьетнаме  уже  ждала  другая  расход¬
ная  рубрика  в  бюджете:  новые  субсидии  на  гонку
вооружений.
 Лэйрд  сделал  сногсшибательное  заявление:  к  се¬
редине  70-х  годов  США  станут  второразрядной  ядер-
ной  державой,  если  не  возьмутся  как  следует  за  внед¬
рение  новых  конструкций  оружия.
 Ахнули  даже  бывалые  конгрессмены.  Как  так?
Известно:  в  распоряжении  Пентагона  находится  бо¬
лее  тысячи  баллистических  межконтинентальных  ра¬
кет,  базирующихся  на  суше,  более  шестисот  ракет
«Поларис»  на  подводных  лодках,  пятьсот  с  лишком
дальних  стратегических  бомбардировщиков  Б-52,
многие  тысячи  «тактических»  ядерных  ракет.  Лэйрду
всего  этого  мало.  Он  упорно  твердил,  что  Советский
Союз  угрожает  стереть  с  лица  земли  военную  мощь
США.  Он  даже  рискнул  заявить,  будто  новейшие
данные  разведки  предупреждают  о  желании  СССР
первым  нанести  удар.  В  подкрепление  он  привел  с
собой  на  заседание  конгресса  тогдашнего  директора
ЦРУ  Ричарда  Хелмса,  но  тот  предусмотрительно
молчал.
 Эксперты  различных  американских  организаций
опровергли  эту  смесь  демонологии  и  мелодрамы.
Серьезные  люди  знают,  на  какие  выдумки  способны
в  Пентагоне,  чтобы  создать  атмосферу  запугивания
«советской  угрозой».  Но  один  из  начальников  управ¬
лений  Пентагона  той  поры,  Джон  Фостер-младший,
поспешил  на  помощь  своему  шефу.  Его  высказывания
со  ссылкой  на  советские  публикации  были  еще  более
паническими,  чем  заявления  Лэйрда.  Похоже  на  то,
что  американским  газетам  нарочно  подставлялись
броские,  сенсационные  заголовки.
 Не  все  проглотили  наживку.  «Вашингтон  пост»
уличила  Фостера  в  грубой  передержке.  Речь  шла  о
двух  фразах  из  речи  Генерального  секретаря
ЦК  КПСС  Л.  И.  Брежнева.  Именно  они  и  послужили
основой  для  измышлений  сподвижника  Лэйрда.  Газе¬
та  воспроизвела  полностью  те  места  выступления
Л.  И.  Брежнева,  откуда  были  вырваны  эти  фразы,  и
отметила:  «Из  того,,  как  преподнес  эти  цитаты  Фостер,
вряд  ли  кто  мог  догадаться,  что  речь  руководителя
партии  Брежнева  была  произнесена  по  случаю  на¬
граждения  за  производственные  успехи  Харьковского
 265

тракторного  завода  и  что  вся  она  была  посвящена
мирному  развитию  Советского  Союза,  успехам  про¬
мышленности  и  сельского  хозяйства».
 Казалось  бы,  все  ясно.  Но  что  такое  факты  там,
где  действует  циничный  политик?  Они  недолго  суще¬
ствуют  в  девственном  виде.  Корысть,  эгоизм,  страх
набрасываются  на  них  со  всех  сторон.  Смысл  их  ис¬
чезает,  задавленный,  разорванный  лживой  пропаган¬
дой.  Так  поступила  с  фактами  команда  Лэйрда.  Она
манипулировала  цифрами,  сводками,  выкладками,  и
так  получалось,  что  Соединенным  Штатам  и  дня  уже
нельзя  было  прожить  без  системы  «Сейфгард»  или
«Сентинел»  и  без  системы  «МИРВ».
 На  противоракетную  оборону  Лэйрд  испрашивал
5  миллиардов  долларов,  но  ее  «уплотнение»  и  расши¬
рение  повлекло  за  собой  все  60—70  миллиардов.  Вот
они,  заказы  для  военно-промышленного  комплекса.
Ну  хорошо,  о  всяческих  системах  противоракетной
обороны  мы  уже  знаем  немало,  а  что  такое  «МИРВ»?
 «МИРВ»  —  это  система  доставки  нескольких  бое¬
головок  на  одной  ракете.  Такие  кассетные  боеголовки
с  индивидуальным  наведением  на  цель  были  предме¬
том  страсти  Лэйрда.  Удивительно  все-таки  это  само-
ослепление  Пентагона.  Сразу  же  после  второй  миро¬
вой  войны  там  полагали:  единоличное  владение
атомной  бомбой  будет  длиться  столь  долгий  срок,  что
ядерный  шантаж  успеет  принести  желанные  плоды  и
без  особого  труда  поставит  весь  мир  на  колени  перед
США.  Советскому  Союзу  пришлось  создать  и  атом¬
ную  и  водородную  бомбы,  а  спустя  много  лет  Лэйрд
стал  прославлять  «МИРВ».  Карикатуристы  рисовали
его  маньяком,  ласкающим  трехглавую  баллистиче¬
скую  ракету.  Но  что  принципиально  нового  вносил
этот  множитель  оружия  в  уже  существующие  средст¬
ва  массового  поражения?  Только  детали  разработки,
которые  стоят  много  денег  и  в  чертежах  и  в  производ¬
стве,  но,  конечно,  не  способны  привести  Пентагон  к
вожделенной  монополии.  Бравурные  марши,  возве¬
щающие  новый  тур  гонки  вооружений,  были  плохим
аккомпанементом  к  усилиям  достигнуть  разрядки.  Он
не  мог  дать  США,  этот  тур,  ничего,  кроме  новых  при¬
былей  военно-промышленному  комплексу.
 Множество  компетентных  людей  за  океаном  пре¬
красно  понимали  значение  этой  мрачной  и  бесцельной
 266

перспективы.  И,  как  писала  газета  «Вашингтон  ив-
нинг  стар»,  «беспокойство  вызвано  не  просто  тем,  что
миллиардных  расходов  на  плотную  систему  «ПРО»
было  бы  достаточно  для  уничтожения  бедности  и  ре¬
шения  проблем  городов  Америки,  или  тем,  что  систе¬
ма  «МИРВ»  предъявила  бы  фантастически  большие
требования  к  нашим  ресурсам.  Дело  в  том,  что,  из¬
расходовав  все  эти  деньги,  мы  обрели  бы  не  безопас¬
ность,  а  то,  что  называется  более  хрупким  равнове¬
сием  устрашения».
 Макнамара  и  Клиффорд  тоже  домогались  новых
кредитов  Пентагону.  При  этом  они,  неизменно  с  го¬
речью,  прогнозировали  безысходность  ядерной  войны.
Процесс  все  более  негативной  селекции  кадров  при¬
вел  в  Пентагон  Лэйрда.  Он  был  полон  зловещего
оптимизма  даже  у  той  черты,  где  его  ближайших
предшественников  покидала  уверенность.  Идея  миро¬
вого  господства  получала  все  новые  порции  допинга:
ее  питают  в  XX  веке  не  только  геополитические  аппе¬
титы,  но  и  классовая  злоба.
 Новейшая  история  идеологически  трансформиро¬
вала  мечты  о  глобальной  власти,  фатально  связав  их
с  антикоммунизмом.  Запугивание  «советской  угрозой»,
подобно  ракетам  «МИРВ»,  обладает  по  меньшей  мере
двумя  пропагандистскими  боеголовками  с  индивиду¬
альным  наведением  на  цель.  Одна  сверлит  отверстия
для  политического  и  экономического  проникновения
в  страны,  которым  навязывается  «ядерный  зонт»  от
ливня,  готового  якобы  хлынуть  из  «советской  тучи».
Другая  пробивает  путь  прямому  военному  вмеша¬
тельству  в  районах,  где  народы  избрали  некапитали¬
стические  формы  развития  или  пытаются  установить
прогрессивные  режимы.
 Таким  образом,  современная  идея  господства  над
планетой  Земля  сочетает  неотступное  желание  при¬
вести  к  вассальной  покорности  Соединенным  Штатам
другие  капиталистические  страны  и  яростные  планы
совместного  с  ними  сокрушения  социалистического
содружества.  У  этих  замыслов  есть  название:  полити¬
ческая  «фата  моргана».  Осуществить  их  не  в  силах  ни
десятый  министр  обороны,  ни  двадцатый.  Между  тем
сама  погоня  за  такими  миражами  принесла  бы  миру
еще  немало  бед,  в  том  числе,  а  может  быть  в  первую
очередь,  самим  Соединенным  Штатам.
 267

Понимал  ли  все  это  Лэйрд?  Весьма  вероятно...  Но
его  личные  ощущения  не  представляют  большого  ин¬
тереса.  Он  перестал  быть  министром  и,  возможно,
когда-нибудь  расскажет  о  них.  Повинился  ведь  в
своих  заблуждениях  Кларк  Клиффорд  и  решительно
признал  тщету  агрессии  во  Вьетнаме.  Что  с  того!
Лэйрд  принадлежит  к  тому  типу  политиков,  о  кото¬
рых  метко  писал  Маркс:  «Он  умеет  сочетать  демокра¬
тическую  фразеологию  с  олигархическими  воззрения¬
ми...  Он  умеет  казаться  нападающим,  когда  на  самом
деле  потворствует,  и  защитником,  когда  на  самом
деле  предает,  он  умеет  ублажать  показного  врага  и
доводить  до  отчаяния  мнимого  союзника,  он  умеет  в
надлежащий  момент  спора  оказаться  на  стороне  силь¬
ного  против  слабого  и  обладает  искусством  произно¬
сить  смелые  слова,  обращаясь  в  бегство».
 В  пору  президентской  кампании  Лэйрд  сперва
благоволил  Ромни,  потом  поддерживал  Рокфеллера  и
завершил  эту  избирательную  сюиту  перебежкой  в
лагерь  Никсона.  Его  коллеги  по  палате  представите¬
лей  говорили:  «Когда  Лэйрд  вам  улыбается,  будьте
начеку».  Его  фантомасовские  мистификации  во  внут¬
ренней  жизни  США  нас  занимают  не  слишком.  А  вот
его  линия  на  посту  министра  обороны  имела  сущест¬
венное  значение.  Любопытно,  что  реакционная  суть
и  брутальность  Лэйрда  не  мешали  ему  заботиться  о
некотором  реноме  в  среде  «умеренных».  Агрессия  во
Вьетнаме  была  резервуаром  неиссякающего  негодова¬
ния  страны.  И  опытного  политика  оно  заставляло  ма¬
неврировать.  В  прессе  появились  намеки,  будто  реше¬
ние  о  вторжении  в  Камбоджу  прошло  мимо  Лэйрда.
 Что  это  было?  Слух,  расчетливо  пущенный  им  са¬
мим,  или  отражение  разногласий,  какие  существовали
тогда  в  кабинете  Никсона?  Такое  сообщение  со  ссыл¬
кой  на  американскую  газету  промелькнуло  даже  в
пашей  печати.  Разногласия  действительно  существо¬
вали.  Но  что  касается  «неинформированности»  Лэйр¬
да,  то  это,  конечно,  было  выдумкой.  Министр  отвеши¬
вал  легкий  поклон  в  сторону  «умеренных».  Истинное
его  отношение  к  вторжению  в  Камбоджу  не  вызывало
никаких  сомнений.
 Я  привожу  подробности  из  прошлого,  и  кто-то
может  подумать,  будто  все  они  давно  канули  в  Лету.
Нет,  это  не  так.  Детали  каждого  этапа  деятельности
 268

Пентагона,  несмотря  на,  различие  характеров  его  хо¬
зяев,  сменяющих  друг  друга,  носят  определенную
печать  целенаправленной  деятельности  этого  злове¬
щего  учреждения.  Увы,  они  постоянно  актуальны,
поскольку  раскрывают  механизм  то  грубо  прямоли¬
нейных,  то  чрезвычайно  хитроумных  действий  Пента¬
гона.
 Даже  детали  повседневного  стиля  разных  руково¬
дителей  Пентагона  любопытны.  Если  приглядеться,
то  в  «своеобразии»  каждого  из  них  можно  увидеть
отражение  специфики  времени,  в  котором  действует
тот  или  иной  глава  Пентагона.
 В  наши  дни  Гарольд  Браун,  например,—  один  из
авторов  нейтронной  бомбы  —  всем  своим  обликом
кощунственно  пытается  представить  союз  ученых  и
генералов  как  средство  «гуманизации»  войны.  Тогда
как  Лэйрд  разыгрывал  из  себя  этакого  «рубаху-пар-
ня»  перед  лицом  возмущенной  агрессией  во  Вьетнаме
американской  общественности.
 Лэйрд  ревностно  нес  свою  службу.  «Дно  преиспод¬
ней»  стало  ему  родным  домом.  Он  любил  иногда  оша¬
рашить  замершего  в  строю  солдата,  протянув  ему
руку  со  словами:  «Я  Мэлвин  Лэйрд».  Он  и  сам  бодр¬
ствовал  на  посту,  и  о  нем  можно  было  сказать,  как  о
караульном  из  фольклорной  притчи:  вот  это  часовой,
любо-дорого  посмотреть,  стоит  как  вкопанный,  врос
корнями  в  землю,  зазеленел  листьями.  Но  мы  уже  не
раз  видели,  как  отцветают  безумные  надежды  Пента¬
гона  и  наступает  уныние  осеннего  листопада.
 4
 Новые  системы  вооружения,  ракеты,  боеголовки
«МИРВ»,  стратегические  бомбардировщики,  заслоны
«ПРО»...  А  люди?  Призывники  сжигали  повестки,  бе¬
жали  в  Канаду,  Швецию,  проклинали  свою  судьбу  на
страницах  газет.  Что  делать  с  антивоенными  настрое¬
ниями  в  армии?  Устойчив  ли  «джи-ай»  в  бою?  Тверда
ли  его  духовная  сила?  Ответы  объективных  наблюда¬
телей  на  эти  вопросы  явно  тревожили  Пентагон.  Ка¬
кие  же  ответы  на  эти  вопросы  дала  американская  ин¬
тервенция  во  Вьетнаме?
 Оказывается,  подавляющее  превосходство  в  тех¬
нике—  непреложное  условие  бодрости  американских
 269

войск.  Известно,  однако,  что  боевая  обстановка  пере¬
менчива.  Трудно  сохранить  решающее  преобладание
на  всех  участках  фронта.  Воинская  часть  попадает  в
окружение,  сталкивается  с  самоотверженным  упорст¬
вом  противника,  отстают  средства  усиления,  и  вот  в
таких  условиях  американские  войска  теряют  свои  бое¬
вые  качества,  быстро  поддаются  панике,  трусят.  Они
избегают  ближнего  боя,  робеют  в  ночных  действиях,
на  внезапные  удары  часто  реагируют,  шоком.  Малей¬
шее  препятствие  побуждает  их  лихорадочно  вызывать
авиацию.
 Все  эти  свойства  типичны  для  карательно-экспеди¬
ционных  армий  нашего  века.  Так  и  показали  себя  аме¬
риканские  войска  во  Вьетнаме.  А  ведь  они  еще  не
сталкивались  с  противником,  располагающим  всеми
видами  современного  оружия.  (Историки  хорошо  по¬
мнят  ход  второй  мировой  войны  на  европейском  теат¬
ре,  главное  бремя  которой  пало  на  плечи  Советского
Союза,  помнят  в  конце  ее  контрудар  гитлеровских  ди¬
визий  в  Арденнах,  когда  Эйзенхауэр  воззвал  к  нашим
Вооруженным  Силам  о  срочной  помощи.)
 Дезертирство,  как  мы  уже  сказали,—  нередкое  яв¬
ление  в  американской  армии.  Были  случаи  отказа  це¬
лых  подразделений  выполнять  боевые  приказы.  Не
следует  преувеличивать  удельный  вес  таких  фактов,
но  их  не  отрицало  даже  высшее  командование.  Лич¬
ный  состав  войск  США  образовался  из  призывников
и  завербованных.  Призывной  контингент  наиболее  не¬
устойчив,  с  точки  зрения  пентагонцев.  Между  тем
именно  его  всасывает  военная  машина,  наращивая
ход  агрессии.  Профессиональные  кадры  армии,  раз¬
бавлялись  разночинцами*  студенческой  молодежью.
И  этот  приток  бродильного  в  известной  степени  эле¬
мента  серьезно  заботил  Пентагон.  Под  знамена  прихо¬
дили  люди,  которых,  в  отличие  от  завербованных,  об¬
стоятельства  жизни  не  загоняют  в  военные  лагеря,  не
лишают  начисто  других  целей,  а  может  быть,  и  пер¬
спектив.
 Такой  человеческий  материал  не  радовал  генера¬
лов.  Бывший  начальник  штаба  сухопутных  сил  гене¬
рал  Гарольд  Джонсон,  инспектируя  учения  новобран¬
цев  в  Форт-Джексоне,  сказал  во  всеуслышание:  «Нам
нужны  не  личности,  а  персонал».  Вот  почему  Пентагон
требует  усиления  идеологической  обработки  солдат.
 270

Она  и  раньше  велась  с  большим  размахом,  а  теперь  от
нее  «персоналу»  и  вовсе  некуда  деться.
 Пентагон  —  гигантская  фабрика  милитаристской
идеологии.
 Около  1300  газет  и  десятки  журналов  выпускает
министерство  обороны.  Широко  известны  газеты  ар¬
мии,  авиации  и  флота  —  «Арми  тайме»,  «Эйр  форс
тайме»,  «Нейви  тайме»  и  другие.  Они  низвергают  на
читателя  ниагары  антисоветской  пропаганды.  Немало
частных  изданий  кормится  из  военной  кухни.  Одно  из
них  —  еженедельник  «Юнайтед  Стейтс  ньюс  энд  Уорлд
рипорт».  Его  называют  солдатом  с  самой  длинной  фа¬
милией.  Политической  ориентации  офицеров  служит
бюллетень  «Фор  коммандорз»  —  он  содержит  заготов¬
ки  речей  на  политически  злободневные  темы.
 Кино,  радио  и  телевидение  охотно  выполняют  зака¬
зы  Пентагона.  Примечательна  серия  фильмов,  фикси¬
рующих  для  военной  аудитории  выступления  реакци¬
онных  деятелей.  На  эту  кииотрибуну  в  свое  время  под¬
нимался  даже  Уэлч.  Основатель  фашистского  общест¬
ва  Джона  Бэрча  изложил  американской  военщине
неогитлеровскую  программу  переустройства  страны.
На  армейских  экранах  до  сих  пор  кривляется  и  раз¬
глагольствует  тонкогубый  божок  Лэйрда,  бешеный
Барри  Голдуотер.  Его  сменяет  мрачный  реакционер
профессор  Страус-Хюпе,  чье  «вдохновляющее  влия¬
ние»  на  создание  книги  «Домашние  распри»  публично
признал  ее  автор,  или  Рональд  Рейган,  потерпевший
поражение  на  президентских  выборах.  Эти  идейные
опекуны  Лэйрда  и  сейчас  просвещают  солдат  и  офи¬
церов  насчет  борьбы  с  коммунизмом.
 Большая  серия  фильмов,  адресованная  армейским
экранам,  фальсифицирует  историю  второй  мировой
войны.  Среди  них  картина  «Самый  длинный  день».
В  соответствии  с  литературным  первоисточником  —
книгой  Райяна  —  она  утверждает,  будто  «провал  вы¬
садки  в  Нормандии  мог  бы  на  долгие  годы  отдалить
конечный  разгром  Германии».  Армейский  боевик
«Операция  Титаник»  идет  еще  дальше.  Он  просто  при¬
писывает  победу  над  гитлеровским  рейхом  американ¬
ским  воздушным  силам.
 Управлению  информации  и  просвещения  министер¬
ства  обороны  подчинено  свыше  200  широковещатель¬
ных  радиостанций  и  до  50  телестудий  Их  передачи
 271

принимают  американские  войска  всюду,  где  они  дис¬
лоцированы  или  ведут  боевые  действия,—  от  Аляски
до  Западного  Берлина.  Вся  эта  сеть  изо  дня  в  день
вдалбливает  в  головы  военнослужащих  антикоммуни¬
стические  понятия.  В  течение  многих  пет  со  сцен  ар¬
мейских  клубов  не  сходят  антисоветские  спектакли.
Приемы  воздействия  на  зрителей  грубы,  примитивны.
Их  повторение  в  разных  воинских  частях  говорит  о
наличии  одобренного  стереотипа.  Например,  к  рампе
выбегает  артист,  одетый  в  форму  советского  офицера,
корчит  страшные  рожи  и  с  криком  «Мы  вас  всех  уни¬
чтожим»  открывает  пальбу  холостыми  по  залу  из  ре¬
вольвера  и  автомата.
 Феерии  такого  рода  разыгрываются  не  только  на
сценах,  но  и  в  условиях,  якобы  «приближенных  к  бое¬
вым»,—  на  плацах  и  полигонах.  В  соединениях  амери¬
канской  армии  оборудованы  так  называемые  «школы
выживания»  —  лагеря  для  военнопленных.  В  них  ими¬
тируются  издевательства,  каким  будто  бы  подверга¬
ется  «джи-ай»  в  руках  «красных».  Все  новобранцы
проходят  этот  искус.  В  реквизит  лагерей  входят  узкие
клетки  из  колючей  проволоки,  а  в  сценарии  —  изощ¬
ренные  методы  унизительных  допросов.  Можно  ска¬
зать,  что  на  гигантских  подмостках  пропаганды  в  вой¬
сках  идет  массовое  действие  с  применением  всех
средств  мифотворчества.  Цель  его  —  запугать  солдат,
сержантов  и  офицеров  воображаемыми  зверствами  и
дикостью  коммунистического  противника,  внушить  им
ненависть  к  Советскому  Союзу.
 Иногда  лагерь  превращается  в  подлинное  «дно
преисподней».  На  его  территорию  врывается  группа
вооруженных  солдат.  Новобранцев  до  крови  избизают
прикладами  винтовок,  осыпают  страшными  ругатель¬
ствами.  Оглушенных  новичков  заталкивают  в  грузови¬
ки  и  везут  к  следующему  кругу  ада.  Происходит  та¬
кое,  что  молодые  солдаты  перестают  понимать,  где
сон,  где  явь,  где  условные  учения  и  где  реальная
жизнь.
 Весь  этот  ералаш  носит  тематическое  название
«Как  поступать  солдатам  в  тылу  противника».  Он
призван  вселить  в  сознание  новобранца  мистический
ужас  перед  пленом  и  животноинстинктивную  реши¬
мость  в  бою.  С  1955  года  в  войсках  США  по  декрету
президента  действует  «Кодекс  поведения»,  объёдиня-
 272

ющий  интересы  правящего  класса  с  «моралью»  воен¬
нослужащих  и  требующий  от  них  безоглядно  сражать¬
ся  за  «американский  образ  жизни»,  против  «безбож¬
ного»  коммунизма.
 Описанные  здесь  лагеря—-это  не  самодеятель¬
ность  местных  военных  властей,  а  официальные  «шко¬
лы  выживания»  для  производства  звероватых  особей
мужского  пола,  приспособленных  к  отчаянной  борьбе
за  вымышленные  идеалы  страны,  идеалы,  которыми
прикрывается  темная  алчность  военно-промышленно¬
го  комплекса.
 Французскому  режиссеру-документалисту  удалось
снять  учебные  занятия  одного  из  отрядов  американ¬
ской  пехоты.  Фильм  так  и  называется:  «Глазами
француза».  Вступительные  титры  обещали  показать
то,  что  на  военном  языке  обычно  называется  «скола¬
чивание  мелких  подразделений».
 Мы  увидели  вакханалию  кастрированного  созна¬
ния.  На  травянистом  поле,  подгоняемые  пинками  сер¬
жантов,  бесновались  солдаты.  «Предлагаемые  обстоя¬
тельства»  инсценировки  изображали  столкновение  с
«красными».  Солдаты  рычали,  их  глотки  исторгали
немыслимую  брань.  Они  произносили  отрывистые  мо¬
нологи  в  адрес  противника.
 Происходил  сеанс  массового  самогипноза,  инспи¬
рируемого  офицерами,  бегавшими  вдоль  цепи  пехо¬
тинцев.
 Трудно  передать  словами  впечатление,  производи¬
мое  этим  сатанинским  шабашем,  нельзя  даже  опреде¬
лить,  какой  же  элемент  боевой  подготовки  отрабаты¬
вался  таким  способом.  Все  это  смахивало  на  кадры  из
фильма  «Фантомас  разбушевался»,  но  без  веселой
иронии  его  авторов.
 Нет,  здесь  все  делалось  всерьез.  Один  за  другим
шли  страшноватенькие  этюды  психологического  само¬
возбуждения,  настраивающие  нервную  систему  на
рефлекторный  эффект  пещерной  злобы  при  одном
лишь  упоминании  о  противнике.
 Можно  обратиться  и  к  американским  источникам.
В  журнале  «Тайм»  в  статье  под  многозначительным
заголовком  «Армейский  ренессанс»  очевидец  подтвер¬
ждает:  «Двести  шестьдесят  разбитых  на  пары  ново¬
бранцев,  которых  буквально  науськивают  соревно¬
ваться  друг  с  другом  в  звериных  ухватках,  издавали
 18  Заказ  413
 273

леденящие  кровь  крики».  Какие  уж  там  специалисты
по  воинской  психологии  придумали  это  дикарски-ри-
туальное  шаманство,  кто  автор  этих  опытов  безжа¬
лостного  вытягивания  здравомыслия  из  солдатских
мозгов  и  замены  его  одноклеточным  импульсом,  неиз¬
вестно.
 История  регулярных  армий  не  знает  ничего  подоб¬
ного  «школам  выживания»  и  сомнамбулическому  на¬
каливанию  слепой  ярости  на  пустошах,  где  «занима¬
ется»  морская  пехота.  Только  воинственные  пляски
ирокезов  идут  в  сравнение  с  этими  обрядами  камен¬
ного  века,  перенесенными  в  наши  дни.
 Рассматривая  совокупность  приемов  идеологиче¬
ской  обработки  солдат  американской  армии  —  много¬
численные  виды  печатной  риторики,  хитроумную  дея¬
тельность  «божьих  чертей»  —  военных  капелланов,
вкрадчивый  шепоток  вечерних  передач  в  казармах,
телевизионную  прививку  примирения  с  легальными
преступлениями  на  земле  Вьетнама,  Л^оса  и  Камбод¬
жи,  а  сегодня  с  «необходимостью»  вмешаться  в  дела
Эфиопии,  Анголы  и  других  стран,  настойчивые,  изо
дня  в  день  повторяемые  проклятия  коммунизму,  внед¬
рение  страха  перед  жестокими  репрессиями  за  «воль¬
нодумство»  (прочитайте  описание  ужасного  режима
военных  тюрем  в  романе  «Отсюда  в  вечность»  амери¬
канского  писателя  Джеймса  Джонса),  мы  видим  тща¬
тельно  продуманную  систему  политического  подавле¬
ния  людей.  Из  всего  этого  огромного  клубка  пропаган¬
ды  в  войсках  сплетаются  тенета,  в  которых  барахта¬
ется  «джи-ай».
 Идеологическая  западня,  прищемляя  сознание
военнослужащих,  оставляет  невредимой  лишь  ту  его
часть,  где  располагается  мирок  официальных  понятий
Пентагона,  выраженных  в  нескольких  тезисах:
«США  —  защитник  свободы  во  всем  мире»,  «СССР  —
источник  всего  зла  на  земле»,  «Лучше  смерть,  чем
коммунизм»,  «Земля  —  американский  шарик».  Раз¬
ветвленная  идеологическая  обработка,  несмотря  на  ее
чудовищную  лживость,  ведется  не  без  успеха.  Боль¬
шинство  нижних  чинов  и  сержантов  намертво  схваче¬
но  психологическими  ловушками.  А  подавляющая
часть  офицерства  верно  служит  Пентагону.
 И  все-таки...  Существовало  множество  симптомов
для  тревоги  военных  властей.  Ураганный  ветер  граж-
 274

данского  возмущения;  несшийся  по  городам  и  дорогам
Соединенных  Штатов,  проникал  и  в  армейскую  ци¬
тадель.  Агрессивный  цинизм  деятелей  «.дна  преиспод¬
ней»  слишком  очевиден,  чтобы  вовсе  не  смутить  лю¬
бого,  кто  еще  не  потерял  способности  мыслить  само¬
стоятельно.
 Разрозненным  впечатлениям  нужен,  как  видно,
сильный  толчок,  чтобы  они  могли  сцепиться  воедино
и  разбередить,  казалось  бы,  вконец  охладевшую
душу.  Таким  пинком  сознанию  стала  «операция»  в
Камбодже.  Она  и  последние  бомбежки  Вьетнама
заставили  вздрогнуть,  задуматься  многих  амери¬
канцев.
 Невдалеке  от  военных  фортов  возникали  прогрес¬
сивные  клубы,  куда  захаживали  солдаты.  Среди  ново¬
бранцев  последних  призывов  немало  людей,  вкусив¬
ших  правду  антивоенного  движения.  И  вот  сами  сол¬
даты  и  отдельные  офицеры  начали  организовывать  ан¬
тивоенные  демонстрации,  издавать  подпольные  листки
и  даже  газеты  с  осуждением  войны  во  Вьетнаме.  Ан¬
тивоенные  силы  в  армии  сплачивались  медленно,  но
неотвратимо,  невзирая  на  развязные  угрозы  и  терро¬
ристическую  практику  тогдашнего  министра  юстиции
Митчела  и  хитроумные  уловки  Лэйрда.
 Недаром  главный  теоретический  орган  сухопутных
войск  США  журнал  «Милитери  ревыо»  печально  кон¬
статировал:  «Счетно-решающие  машины  способны  по
заранее  составленным  программам  управлять  различ¬
ными  процессами,  но  невозможно  изобрести  устрой¬
ство,  которое  можно  было  бы  поместить  в  душу  солда¬
та,  находящегося  на  поле  боя.  А  именно  у  него,  несмо¬
тря  на  многолетние  тренирозки  и  обучение,  оружие
может  вывалиться  из  рук».  Ничего  не  скажешь,  перед
нами  не  умозрительное  рассуждение,  ьо  вывод,  под¬
твержденный  далеко  не  единичными  фактами  боевого
опыта  американской  армии.
 Дезертирство  росло.  В  Швеции  тогда  собралась
целая  колония  солдат  США,  воткнувших  штыки  вин¬
товок  в  землю  и  бежавших  в.  нейтральную  страну.
Сцасаясь  от  призыва,  тысячи  ребят  переходили  грани¬
цы  Канады.  Рядовой  морской  пехоты  Джон  Т.  Суинн,
сдавшийся  в  плен,  заявил  на  пресс-конференции  в
Ханое:  «Я  хочу  принять  активное  участие  в  борьбе  за
прекращение  войны  во  Вьетнаме».
 275

В  Пентагоне  уже  давно  задумывались  над  этими
все  более  резкими  сигналами.  И  представьте  себе,  вы¬
ход  нашел  Лэйрд.  Поддержанный  президентом,  он
спроектировал  полный  переход  армии  на  систему  вер¬
бовки.  По  существу,  дело  шло  к  созданию  наемных
 ЕОЙСК.
 Что  могла  означать  такая  реформа?  Пентагон,  по
нашему  мнению,  явно  предвидел  серьезное  ослабление
морального  духа  армии  в  случае  сохранения  призыв¬
ной  системы.  Такой  прогноз  вполне  обоснован.  Он  из¬
влечен  из  того  раскола  американского  общества,  кото¬
рый  принесла  война  во  Вьетнаме.  Да,  эта  «локальная
кампания»  потрясла  Соединенные  Штаты,  словно  зем¬
летрясение  многобалльной  силы.  Именно  призывной
контингент  вызывал  наибольшую  озабоченность  гене¬
ралов.  Именно  он  в  первую  очередь  армейский  источ¬
ник  протестов  против  агрессии.
 Сожжение  призывных  повесток  подбросило  горю¬
чего  в  костер  гражданского  неповиновения.  На  вербо¬
вочные  пункты  тянулись  раньше  всего  те,  кто  не  име¬
ет  возможности  продолжать  образование,  деклассиро¬
ванные  элементы,  юноши,  уже  отравленные  токсинами
милитаристского  воспитания,  парни,  прельщенные  за¬
зывными  плакатами,  с  которых  глядят  широко  улыба¬
ющиеся  гиганты  в  новенькой  форме.  В  призывном  же
потоке  немало  людей,  размышляющих  здраво,  или
тех,  кто  еще,  быть  может,  смутно  ощущает  разницу
между  войной  справедливой  и  несправедливой,  откли¬
кается  на  гуманные  веления  века,  не  поддается  зло¬
козненной  пропаганде  или  способен  отряхнуть  с  себя
ее  вериги.
 Жирной  чертой  подчеркнул  Вьетнам  различие
между  этими  двумя  каналами  формирования  амери¬
канской  армии.  Заокеанская  публицистика  высказы¬
валась  на  эту  тему  неохотно,  осторожно,  вполголоса.
Журнал  «Тайм»  писал:  «Вынудит  ли  настроение  внут¬
ри  страны  пойти  на  практически  полный  вывод  амери¬
канских  войск  из  Южного  Вьетнама?»  —  «Не  обяза¬
тельно»,—  отвечал  на  это  Лэйрд.  В  интервью  он  на¬
бросал  сценарий,  по  которому  можно  сократить  чис¬
ленность  войск  примерно  вдвое,  до  25Э  тысяч  солдат,
и  длительное  время  держать  их  на  вьетнамской  земле.
 Далее  следовало  поразительно  интересное  призна¬
ние:  «Ключевым  моментом  в  таком  решении  было  то,
 276

что  во  Вьетнаме  остались  бы  только  завербованные,  а
не  призывники».
 В  этой  констатации  не  хватало  еще  ссылки  на  ис¬
комый  итог.  Но  и  он  был.  Чуть  ниже  мы  прочли:
«Благодаря  уменьшению  численности...  резко  сократи¬
лись  бы  потери  американских  войск.  Вместе  с  осво¬
бождением  новобранцев  от  службы  во  Вьетнаме  это
уменьшило  бы  политическое  давление  на  правитель¬
ство  и  вообще  способствовало  бы  устранению  недо¬
вольства  среди  американцев».
 Ну  вот,  теперь  было  сказано  все.  Цинизм  этих  вы¬
кладок  прямо-таки  освежал.  Давно  бы  так!  Филины
и  совы  буржуазной  пропаганды  зрячи  и  голосисты
только  во  мраке  хаоса  и  ночи.  Понадобились  годы
«грязной  войны»  на  юго-востоке  Азии,  чувствительные
удары  по  интервентам,  разброд  в  самих  Штатах,  что¬
бы  развязался  язык  у  таких  верноподданнических  из¬
даний,  как  «Тайм».  Возгласы  о  стремлении  к  миру,
обещания  уйти  наконец  из  покалеченной  страны  во
имя  «высшей  справедливости»  на  самом  деле  были
продиктованы  причинами,  ничего  общего  не  имеющи¬
ми  с  торжественными  декларациями.
 Холодный  эгоизм  подобных  «прикрывающих  заяв¬
лений»  обнажен  до  предела.  Слова  «Тайм»  были  по¬
истине  не  мимо  сказаны.  Просто  хотим,  дескать,  чтобы
потерь  было  меньше  и  чтобы  волнения  поутихли  в  оте¬
честве,  а  уйти  —  уйдем,  чтобы  остаться.
 5
 Остаться,  как  известно,  не  удалось.  А  нам  еще  и  те¬
перь  небезынтересно  проанализировать  существо  при¬
знаний  «Тайм».
 Первое.  Надежды  на  сокращение  потерь  в  связи  с
некоторым  сокращением  войск  были  военно  безгра¬
мотны.  Лэйрд  —  штатский  человек.  Но  неужели  в
Пентагоне  не  нашлось  никого,  кто  смог  бы  втолковать
министру  обороны  эту  азбуку?  Разве  меньшая  числен¬
ность  армии  спасает  ее  соединения  от  засад,  миномет¬
ных  налетов,  «котлов»?  Хорошо  проведенный  маневр
на  окружение  способен  сильно  уменьшить  численность
уже  «уменьшенного»  гарнизона.  Так,  к  примеру,  и  по¬
лучилось,  когда  патриоты  взяли  в  кольцо  оперативную
базу  войск  США  на  высоте  935  в  провинции  Тхыатхи-
 277

ен.  Толковали  об  изменении  функций  американских
оккупантов  во  Вьетнаме  —  поменьше  своей  пехоты,
побольше  воздушного  прикрытия  сайгонского  режи¬
ма.  Но  разве  не  были  сбиты  в  тамошнем  небе  тысячи
американских  самолетов  и  разве  их  взлетные  дорожки
не  расположены  на  аэродромах,  которые  могут  быть
атакованы  и  на  земле?
 Нет,  между  численность^  воюющей  армии  и  ее  по¬
терями  нет  однозначной  и  прямой  связи.  Все  зависит
от  характера  боевых  действий,  уровня  военного  искус¬
ства  и,  разумеется,  духовного  боезапаса  сторон.
 Так  что  же?  Неужто  Пентагон  готов  был  изменить
принципу  Фридриха  —  идола  прусской  военщины:
«Бог  на  стороне  больших  батальонов»  —  и  презреть
изречение  Наполеона:  «Большие  батальоны  всегда
правы».  Что  бы  означал  такой  поворот?  В  пору  аме¬
риканской  интервенции  во  Вьетнаме  многие  задавали
себе  такой  вопрос.  Но  очень  скоро  выяснилось,  что
этот  поворот  не  означал  ничего  другого,  кроме  полно¬
го  банкротства  «теории  эскалации»  и  страстного  же¬
лания  воевать  чужими  руками.  Одновременно  в  этом
решении  скрывались  и  тайная  ставка  на  стратегию
истощения,  план  беспредельного  затягивания  вьет¬
намской  войны,  надежды  взять  измором  героически
сопротивляющийся  народ.
 Познакомимся  с  тем,  что  писал  о  такой  форме  ве¬
дения  боевых  действий  блестящий  знаток  военного
дела  Франц  Меринг,  тем  более  что  форма  эта  истори¬
чески  связана  с  вербовочным  комплектованием  ар¬
мий:  «Время  расцвета  постоянного  наемного  войска
было  также  расцветом  и  стратегии  на  истощение.  Она
склонна  рассматривать  сражение  как  прием  плохих
генералов.  Во  всяком  случае,  наряду  с  ним  она  при¬
знает  и  даже  предпочитает  изнурение  врага,  отрезая
его  от  его  базы,  заставляя  его  разбить  голову  об  ук¬
репленные  позиции,  захватывая  его  отдельные  крепо¬
сти  и  провинции...»
 Да,  в  этом  определении  немало  общего  с  тем,  как
пытался  действовать  Пентагон  во  Вьетнаме.  Времен¬
но  «умиротворенные»  зоны  в  захваченной  дельте  Ме¬
конга,  укрепленные  позиции  интервентов  в  Дананге,
Кхесани  и  других  опорных  пунктах,  «набег»,  по  вы¬
ражению  Лэйрда,  на  Камбоджу,  чтобы  отрезать  базы
Южного  Вьетнама.
 278

Естественно,  стратегия  на  истощение  в  XX  веке
имеет  совсем  другие  предпосылки,  чем  в  XVIII  столе¬
тии.  В  прошлом  она  исходила  из  современной  ей  эко¬
номики.  Генералам  приходилось  танцевать  под  дудоч¬
ку  военной  организации  того  времени.  Сегодня  было
бы  тщетно  искать  ее  в  чистом  виде.  В  наши  дни  она
всегда  производна  от  бессилия  покорить  народ,  сра¬
жающийся  за  право  жить  по-своему.  США  обладают
ядерным  оружием.  Оно,  конечно,  способно  многое  ре¬
шить,  если  речь  идет  о  стремлении  узурпировать  суве¬
ренитет  свободолюбивой  страны,  не  обладающей
таким  военным  потенциалом.  Но  существует  и  Совет¬
ский  Союз.  Агрессор  вынужден  смирять  свои  ядерные
позывы.
 Второе.  Возрождение  в  наши  дни  завербованной,
то  есть  наемной,  армии  выглядит  анахронизмом.  Об¬
ратимся  снова  к  истории.  Прусское  постоянное  наем¬
ное  войско  современники  считали  классическим  об¬
разцом.  Его  отличала  изнурительная  дисциплина,  оно
состояло  из  искателей  приключений  и  люмпенов,  из
обманутых  людей,  попавших  в  руки  вербовщиков.
«Это  были,—  как  писал  немецкий  военный  деятель
Шарнгорст,—  бродяги,  пьяницы,  воры  и  негодяи  и  во¬
обще  преступники  со  всей  Германии.  Такую  публику
можно  было  удерживать  в  рамках  дисциплины  лишь
самыми  суровыми  принудительными  мерами».  Воена¬
чальники  отрицали  необходимость  каких-либо  мо¬
ральных  убеждений  у  солдата,  им  было  безразлично,
что  думали  вымуштрованные  офицерами  люди,  идя
навстречу  пулям  неприятеля.
 Наемничество  как  военная  сила  возникавшего  ка¬
питализма  росло  из  дикого  корня.  Его  неизменные
спутники  —  грабежи,  зверства,  дезертирство.  Песни
ландскнехтов  были  исполнены  вражды  и  презрения  к
мирному  населению  не  только  страны  противника,  но
и  своей  собственной.
 Смешно  устанавливать  полное  тождество  между
наемниками  старины  и  завербованным  контингентом
нынешних  дней,  оплачиваемым  сдельно  —  чуть  ли  не
от  головы  противника,  хотя  наемники  Чомбе,  диктато¬
ра  Катанги,  головорезы  майора  Конго-Мюллера,  ка¬
ратели  Рольфа  Штейнера,  подвизавшегося  в  Алжире
 279

и  Биафре,  ландскнехты,  потерпевшие  сокрушительное
поражение  в  Анголе,  прямиком  импортированы  из
средневековья.
 Несложная  философия  «сдельщиков  войны»  мимо¬
ходом  раскрывается  в  реплике  блатной  героини  филь¬
ма  Жана  Люка  Годара  «Безумный  Пьерро».  Она  го¬
ворит  о  своем  коллеге:  «Он  теперь  где-то  в  Йемене.
Его  наняли  роялисты.  Они  ему  платят,  и  он  сра¬
жается  вместе  с  кем-то  против  кого-то  —  точно  не
скажу».
 Сложнее  обстоит  дело  с  завербованными  кадрами
американской  армии.  Их  появление  вызвано  не  эконо¬
мическими  причинами,  не  системой  военной  организа¬
ции.  Их  главный  источник  —  моральное  состояние  об¬
щества,  возмущенного  политическим  удушьем  страны.
Тайна  рождения  войны,  о  которой  говорил  Ленин,
ныне,  в  век  средств  массовой  информации,  идущей  не
только  с  радиомачт  капитализма,  недолго  сохраняет
свои  покровы.  Думающая  часть  молодежи  США  отка¬
зывается  умирать  за  чуждые  ей  интересы.  А  широкие
слои  американцев,  может  быть,  и  не  возражали  бы
против  военного  стяжательства,  но  комфортабельного,
со  скорым  и  убедительным  эффектом.  Увы,  времена
«пожирателей  Филиппин»  и  военно-увеселительных
прогулок  по  Американскому  континенту  прошли.
А  длительная  бесперспективная  война  и  смерть  в  бо¬
лотных  джунглях  Вьетнама  или  в  каком-либо  другом
месте  рождают  апатию,  уныние.  Чаяние  же  грядущих
катастроф  страшит.  Хорохорятся  лишь  те,  кому  не
угрожает  непосредственно  перспектива  возвращения
на  родину  в  цинковом  гробу.  Такая  общественная  тем¬
пература  и  подсказала  Лэйрду  способы  лечения  ар¬
мии  или,  скорее,  оперативного  вмешательства.
 (Скажем  в  скобках:  одним  из  признаков  наемниче¬
ства  Меринг  называл  то  обстоятельство,  что  в  армиях
такого  типа  «фактическая  власть  находилась  гораздо
больше  в  руках  военного  начальника,  чем  в  руках  го¬
сударственных  органов».  Какое  умное  замечание!  Его
долговечность  неоспорима.  Даже  сегодня,  в  условиях
наемной  армии  США,  очевиден  приоритет  Пентагона
над  конгрессом.  Тому  есть  и  другие  причины.  Но  же¬
лание  генералитета  иметь  полностью  завербованные
войска  продиктовано,  несомненно,  жаждой  всевла¬
стия.)
 2Ь0

Разумеется,  возвращение  к  чистому  наемничеству
в  эпоху  массовых  вооруженных  сил  —  пустая  затея.
Полностью  игнорировать  нравственный  мир  рекрута
наших  дней  невозможно.  Отсюда  попытки  сочетать
принцип  вербовки  с  неотступной  идеологической  обра¬
боткой  солдат.  При  этом  имеется  в  виду,  что  именно
завербованный  состав  наиболее  податлив  специально¬
му  «промыванию  мозгов».
 Пентагону  мерещится  воинский  дух  вроде  того,  что
обуревал  добровольцев  времен  войны  за  американ¬
скую  независимость  с  Англией,  так  мощно  запечат¬
ленный  Лонгфелло  в  «Скачке  Поля  Ревира».  Но  тогда
американцы  не  помышляли  о  захватах  чужих  земель,
защищали  родной  очаг.  А  теперь?..  Заметим  кстати,
что  солдат  морской  пехоты  Джон  Т.  Суинн  как  раз
принадлежал  к  числу  завербованных.
 Так  или  иначе,  но  с  июля  1973  года  комплектова¬
ние  в  вооруженных  силах  США  рядового  состава  про¬
изводилось  исключительно  вербовочным  способом.
 Десятому  министру  обороны  США  не  суждено
было  решить  проблем,  которые  привели  к  фиаско  его
предшественников.  Главная  из  них  —  идея  мирового
господства  Штатов  —  сегодня  еще  более  несбыточна,
чем  вчера.  Поражение  Пентагона  во  Вьетнаме  —  не¬
преложный  факт.  Юго-Восточная  Азия  стала  в  те  го¬
ды  клокочущим  вулканом.  Американцы  оказались
сильно  ошпаренными.  Частичный  вывод  войск,  «азиаты
против  азиатов»,  посулы  вербовки  вместо  призыва  —
все  это  было  спазмами  дурной  политики,  любитель¬
ской  импровизацией  людей,  переоценивающих  свои
силы  и  возможности  в  новом,  меняющемся  мире.
 Что  же  касается  самого  Лэйрда  и  его  личных  ин¬
тересов,  о  которых  мы  уже  упоминали  не  без  доли  фа¬
бульной  таинственности,  то  тут  ни  за  что  ручаться
нельзя.  Лэйрд  —  Фантомас.  И,  возможно,  серия  его
трансформаций  еще  не  закончена.  Как  и  тогда,  когда
Лэйрд  был  министром  обороны,  он  ратует  за  без¬
удержную  гонку  вооружений,  за  создание  новых
средств  массового  уничтожения.
 Фантомас  снял  маску,  но  остался  Фантомасом.
Он  из  тех  политиков,  кто  в  совершенстве  умеет  скры¬
вать  свои  планы.  Зато  хорошо  известны  его  действия.
В  наши  дни  он  принадлежит  к  числу  тех,  кто  возглав¬
ляет  в  США  борьбу  против  мирной  разрядки.

ОДЕРЖИМЫЕ
 БЕСОМ
 Каждый  новый  хозяин  Пентагона  пробует  вырабо¬
тать  или  усовершенствовать  американскую  военную
доктрину.  Макнамара  хлопотал  о  таком  потенциале,
который  позволил  бы  Соединенным  Штатам  одно¬
временно  вести  две  с  половиной  войны:  одну  «боль¬
шую  ограниченную»,  скажем  в  Европе,  другую  такую
же  —  в  Азии,  да  еще  «малую»  —  в  любой  части  света.
Этот  принцип  потребовал  наращивания  так  называе¬
мых  «обычных»  вооруженных  сил  при  сохранении  го¬
товности  применить  ядерное  оружие.
 Макнамара  обозначал  эту  стратегию  термином
«право  выбора».  Он  имел  в  виду,  как  писал  тогда  жур¬
нал  «Лук»,  возможность  перетасовки  сил,  позволяю¬
щей  «немедленно  отправить  войска  для  усмирения
мятежа  на  юге,  батальон  для  поддержки  интересов
США  в  зоне  Панамского  канала,  дивизию,  чтобы  ста¬
билизировать  положение  в  Конго,  или  для  тотального
столкновения  по  вопросу  о  Берлине».
 60-е  годы  принесли  горькие  разочарования.  Пента¬
гон  простирал  свою  длань  всюду,  куда  только  мог
дотянуться.  Но  из  этой  стратегии  «гибкого  реагирова¬
ния»  не  вышло  того,  что  ожидалось.  За  новыми  изы¬
сканиями  были  забыты  старые  истины,  например  уче¬
ние  Клаузевица  «о  трениях  на  войне»,  то  есть,  попро¬
сту  говоря,  о  том  противодействии,  какое  чинит  завое¬
вателю  другая  сторона.
 От  доктрины  до  ее  исполнения  —  дистанция  огром¬
ного  размера.  Пентагон  хорошо  повторил  эту  военную
азбуку  во  Вьетнаме.  Там  дело,  как  известно,  не  обо¬
шлось  ни  батальоном,  ни  дивизией.  Понадобилась  бо¬
лее  чем  полумиллионная  армия,  да  и  она  потерпела
полный  крах.
 Лэйрд  твердил  о  стратегии  «полутора  войн».  На¬
лицо  как  будто  бы  вынужденное  желание  мирового
 282

жандарма  ограничить  самовольно  присвоенные  функ¬
ции  «усмирителя  народов».  Но  это  только  «как  буд¬
то».  В  действительности  проект  некоторой  консерва¬
ции  «обычного»  вооружения  на  уже  достигнутом  уров¬
не  задумано  было  компенсировать  безудержным  на¬
ращиванием  ядерных  средств  массового  уничтожения.
А  это  означало  не  что  иное,  как  форсаж  подготовки
войны  глобальной.
 Послушайте,  что  говорил  Лэйрд,  как  бы  зачерки¬
вая  доктрину  «гибкого  реагирования»  и  предлагая
вместо  нее  принцип  «стратегической  инициативы»:
«Это  такая  стратегия,  с  которой  наша  страна  при  воз¬
никновении  лишь  первых  признаков  обострения  ситу¬
ации  осуществляет  все  необходимые  меры...»
 Но  самое  главное  не  в  этих  теоретических  экзерси¬
сах.  Как  бы  ни  именовались  все  новые  и  новые  моди¬
фикации  стратегии  Пентагона,  бюджет  его  растет  из
года  в  год,  из  десятилетия  в  десятилетие.  Поговари¬
вают  о  сотнях  миллиардов.  Астрономические  цифры!
 Американское  общество  расколото  снизу  доверху.
До  сих  пор  мы  слышим  эхо  громобойного  залпа  разоб¬
лачений,  которым  одна  группа  американских  монопо¬
лий  ударила  по  другой.
 Тридцать  шесть  специалистов  подготовили  в  свое
время  доклад  Пентагона  «История  американских  ре¬
шений,  касающихся  политики  во  Вьетнаме».  В  нем  два
с  половиной  миллиона  слов,  три  тысячи  страниц  ос¬
новного  текста  и  четыре  тысячи  страниц  приложенных
к  нему  официальных  документов.  По-видимому,  Мак¬
намара—  тогда  он  был  министром  обороны,—  не  же¬
лая  оставаться  в  одиночестве,  решил  зафиксировать
ответственность  всех,  кто  вместе  с  ним  проводил  эска¬
лацию  войны  на  юго-востоке  Азии.  Из  этого  доклада
ясно:  американские  президенты,  высшие  чины  прави¬
тельства  лгали  народу  во  всем,  что  касалось  событий
во  Вьетнаме.  И  этой  ложью,  как  дымовой  завесой,
прикрывался  Пентагон.
 Общественность  страны  сбита  с  толку.  В  США  не
умолкают  дискуссии  вокруг  деятельности  Пентагона
и  ЦРУ.  Ощущение  такое:  за  этой  теоретической  суе¬
той,  за  множеством  книг,  журнальных  и  газетных
статей  все  четче  возникает  тревожная  мысль,  что  аме¬
риканский  народ  увязает  в  роковых  решениях,  кото¬
рые  ежедневно  принимаются  «военными  касками»,
 283

получающими  все  более  неограниченную  и  реальную
власть.
 Генерал  морской  пехоты  Эдсон,  подавая  в  отстав¬
ку  еще  в  период  царствования  Маршалла  на  «дне  пре¬
исподней»,  когда  только  начинался  разворот  Пентаго¬
на,  заявил:  «Я  военный  человек  и  горжусь  этим.  Но  я
вижу,  что  складывается  такое  положение,  когда  воен¬
ные  направляют  политику  нашей  страны...  мы  идем  по
пути  утраты  всех  тех  идеалов,  которые  всегда  состав¬
ляли  нашу  цель».
 Идеалы  утрачены,  а  целью  стала  сама  политика.
Она  стара  как  мир  и  вожделеет  лишь  одного  —  гос¬
подства  над  ним  в  той  или  иной  форме.
 Мэлвина  Лэйрда  послали  в  отставку.  На  его  место
пришел  Эллиот  Ричардсон.  Но  вскоре  его  сменил
Джеймс  Шлесинджер.  Деятельность  этого  главы  Пен¬
тагона  на  посту  министра  обороны  совпала  по  време¬
ни  с  успехами,  одержанными  силами  мира.  Но  Шле¬
синджер  не  имел  к  ним  никакого  отношения.
 Состоялась  встреча  в  верхах  во  Владивостоке,  со¬
вещание  в  Хельсинки.  Однако  Пентагон  гнул  свою
линию.  Шлесинджер  обнаружил  себя  как  яростный
противник  мирной  разрядки.
 Он  выступил  вразрез  с  духом  и  буквой  междуна¬
родных  актов,  скрепленных  правительством  США.
«Шлесинджер,—  писала  французская  газета  «Орор»,—
хотел  не  только  провалить  вторую  фазу  советско-
американских  переговоров  об  ограничении  наступа¬
тельных  стратегических  вооружений,  но  и  денонси¬
ровать  первое  соглашение,  достигнутое  в  этой  обла¬
сти».
 Он  отвергал  самую  идею  сокращения  вооружений.
Он  ориентировал  Пентагон  не  на  выполнение  совет¬
ско-американского  соглашения  о  предотвращении
ядерной  войны,  а,  наоборот,  на  весьма  вероятное  при¬
менение  ядерного  оружия  «в  нужный  момент».  Раз¬
глагольствуя  о  «ядерной  защите  Западной  Европы»,
об  «ограниченной  ядерной  войне»,  он  заявил,  что  США
могли  бы  первыми  «нанести  выборочные  удары  по
Советскому  Союзу».
 284

Он  много  болтал,  этот  оруженосец  военно-про¬
мышленного  комплекса.  В  конце  концов,  к  неудоволь¬
ствию  «бешеных»,  его  вывели  из  состава  правитель¬
ства.
 Известно,  что  в  1977/78  финансовом  году  вашинг¬
тонская  администрация  получила  у  конгресса  почти
113  миллиардов  долларов  на  военные  программы.
Впоследствии  по  всяким  тайным  графам  под  давле¬
нием  военно-промышленного  комплекса  была  ассиг¬
нована,  как  утверждает  иностранная  печать,  огромная
сумма  на  создание  новых  видов  вооружений.  Министр
обороны  США  Рамсфельд,  сменивший  Шлесинджера,
в  специальном  докладе  конгрессу  о  военном  бюджете
заявил,  что  разрядка  не  ведет  к  уменьшению  потреб¬
ностей  США  в  инструментах  военной  силы.  Дальней¬
ший  прогресс  в  смягчении  международной  напряжен¬
ности,  по  его  мнению,  возможен  лишь  в  том  случае,
если  Соединенные  Штаты  будут  вооружаться  непре¬
рывно  и  во  все  возрастающем  объеме.
 Такие  формулы  мог  нашептывать  политикам  толь¬
ко  дьявол  разрушения.  Его,  как  известно,  называют
также  «отцом  лжи».  Большие  миллиарды  Пентагону
потребовали  и  большой  лжи.  И  вот  в  ход,  как  я  уже
писал  выше  и  как  это  бывало  не  раз,  был  запущен  на
фабрики  массовой  информации  миф  о  «советской  уг¬
розе».  Этот  миф  используется  и  тогда,  когда  хотят
протащить  гигантский  военный  бюджет,  и  когда  раз¬
рабатываются  новые  виды  смертоносного  вооруже¬
ния,  и  когда  пытаются  оправдать  военную  активность
НАТО.
 Десятки  миллиардов  проваливаются  в  «адскую
яму»  на  приобретение  новейших  систем  оружия,  та¬
ких,  как  бомбардировщик  В-1  или  модифицированный
вариант  стратегического  бомбардировщика  «РВ-1  И»—
так  называемая  «крылатая  ракета»,  межконтинен¬
тальные  ракеты  «Минитмен».  Конгресс  отвалил  мил¬
лиарды  долларов  по  графе  «помощь  иностранным  го¬
сударствам».  Львиная  доля  этой  суммы  уходит  на  во¬
енные  поставки,  в  частности  Израилю.  Такая  же  сум¬
ма  предназначена  на  военное  строительство.  Эти  день¬
ги  пошли  и  на  сооружение  военной  базы  на  острове
Сан-Диего.
 285

Но  все  это  оказалось  «цветочками»  по  сравнению
с  теми  черными  «ягодками»,  какие  преподнесла  миру
новая  администрация  Белого  дома.
 Вместе  с  новым  президентом  Картером  и  в  Пента¬
гон  пришел  новый  хозяин  —  Гарольд  Браун.  Он  фи¬
зик,  специалист  по  ядерному  оружию,  старый  друг  ви¬
це-президента  Уолтера  Мондейла.  Браун  прилежно
продолжал  вычерчивать  линию  своих  предшествен¬
ников.  Ораторствовал  он  несколько  меньше,  чем,  ска¬
жем,  Шлесинджер,  но  делает  то  же  самое  и  еще
больше.
 Ну,  а  пост  помощника  президента  по  национальной
безопасности  занял  Збигнев  Бжезинский  —  професси¬
онал  советолог,  человек,  ненавидящий  Советский  Союз
и  предлагающий  остановить  социальное  обновление
мира  ядерной  войной.
 Таким  образом,  давние  милитаристские  планы  по¬
лучили  новый  допинг.  В  начале  80-х  годов,  когда
стало  ясно,  что  экономическую  программу  Картера  в
клочья  изодрали  инфляция  и  спад,  а  между  тем  на¬
двигались  новые  президентские  выборы,  американское
руководство  пустилось  во  все  тяжкие.  Оно  пошло  на
резкое  обострение  международной  обстановки.
 Соединенные  Штаты  с  момента  Апрельской  рево¬
люции  в  Афганистане  вели  против  этого  государства
необъявленную  войну.  Когда  по  настойчивой  просьбе
афганского  правительства  ограниченный  контингент
наших  войск  пришел  на  помощь  дружественной  стра¬
не,  американская  реакция  подняла  истошный  крик.
То  было  рычание  разъяренного  зверя  перед  прегра¬
дой,  выросшей  на  его  пути  к  лакомой  добыче.  США
хотели  задушить  Апрельскую  революцию  и  выйти  не¬
посредственно  к  границам  Советского  Союза.
 А  когда  эти  планы  потерпели  крушение,  Белый  дом
кощунственно  обвинил  нас  «во  вмешательстве».  Сами,
никем  не  званные,  лезли  в  Афганистан  «тихой  сапой»,
шпионами,  диверсантами,  подкупом,  всеми  способами
тайного  проникновения.  А  когда  революция  решила
защищаться  и  попросила  помощи  у  друзей,  заорали  о
«советской  угрозе»,  о  «вызове»  и  т.  п.
 Температура  общественного  возбуждения  пошла
вверх.  И  среди  хаоса  внутренней  жизни  Соединенных
Штатов,  в  атмосфере  искусственно  взвинченного  шови¬
нистического  психоза  Белый  дом  взял  на  себя  роль
 286

«спасителя  отечества».  Недаром  как-то  в  печати  по¬
явилась  заметка,  выражающая  «сочувствие»  присяж¬
ным  призерам  «холодной  войны»:  американские  «яст¬
ребы»  из  комитета  по  существующей  опасности,  сена¬
торы  Джексон,  Голдуотер  и  иже  с  ними,  до  послед¬
него  времени  гордились,  что  всегда  находятся  на  ост¬
рие  атак  в  «психологической  войне»  против  разрядки
международной  напряженности.  И  можно  предста¬
вить  себе  их  изумление,  когда  они  вдруг  очутились
чуть  ли  не  в  обозе  воинственной  кавалькады,  в  аван¬
гарде  которой  несется  администрация  Белого  дома.
 Теперь  уже  действия  «ястребов»  старой  закваски
выглядят  бледной  тенью  по  сравнению  с  авантюри¬
стическими  акциями  Вашингтона.  Было  и  такое  сооб¬
щение:  желая  подать  голос,  Барри  Голдуотер  высту¬
пил  даже  в  роли  «миротворца».  «Позвольте  мне  на¬
помнить  моим  коллегам,—  сказал  Голдуотер  в  сена¬
те,—  что  если  мы  минируем  иранские  гавани,  если  мы
объявим  блокаду,  то  это  будет  актом  войны...  Я  убе¬
дительно  просил  бы  президента  очень  и  очень  хорошо
подумать,  прежде  чем  он  решится  совершить  военный
акт».
 Мы-то  хорошо  понимаем  суть  этого  блефа.  Любой
советский  человек  —  от  Черного  до  Баренцева  моря  —
на  вопрос,  хотим  ли  мы  напасть  на  США,  без  колеба-
ний  ответит:  «Какая  чепуха!»  Мы  хорошо  знаем:  со¬
циализму  нужен  мир.
 Блеф  Белого  дома  призван  прежде  всего  открыть
дорогу  старым  вожделениям  американского  империа¬
лизма.  Теперь  уже  не  Пентагон  подхлестывает  прави¬
тельство  своими  финансовыми  требованиями,  а  пра¬
вительство  подталкивает  высших  чинов  военного  ве¬
домства  планировать  все  более  щедрые  ассигнования
на  вооружение.
 Соединенные  Штаты  усилили  подрывную  работу
против  Афганистана,  собрали  в  Персидском  заливе
флот  такой  мощности,  что  на  каждого  американского
заложника,  захваченного  иранскими  студентами,  при¬
ходится,  если  считать  вспомогательные  суда,  не  менее
чем  по  боевому  кораблю.  Дипломаты,  конечно,  поль¬
зуются  правом  иммунитета,  но  разве  нельзя  было  уре¬
гулировать  дело  путем  политического  соглашения?
 И  Афганистан  и  Иран  —  это  только  предлог  для
«легализации»  традиционной  экспансии  американ¬
 ка7

ского  империализма.  Военный  флот  под  звездно-поло¬
сатым  флагом  придвинут  к  источникам  нефти,  и  это
главное.  США  ведут  необъявленную  войну  против
Афганистана.  Диверсанты  и  «пятая  колонна»  с  аме¬
риканским,  китайским  и  пакистанским  оружием  жгут
и  убивают  мирных  афганцев.  Белый  дом  самоуверенно
объявил  Апрельскую  революцию  незаконной.  Ну  как
же!  Дядя  Сэм  хотел  прийти  туда,  откуда  афганцы  в
свое  время  изгнали  Джона  Булля.  И  он  крайне  раз¬
дражен  невозможностью  добиться  этой  цели.  Афгани¬
стан  не  намерен  становиться  ни  английским,  ни  аме¬
риканским.  Он  желает  оставаться  афганским.
 В  многолетнюю  агрессивную  политику  Соединен¬
ных  Штатов  администрация  Белого  дома,  перехва¬
тившая  у  Пентагона  инициативу  военных  авантюр,
внесла,  как  я  уже  говорил,  некомпетентность,  взбал¬
мошные  зигзагообразные  решения,  опрометчивость.
Главу  Пентагона,  уговаривавшего  американских
спортсменов  не  ездить  в  Москву  на  Олимпийские  иг¬
ры,  трудно  себе  представить  в  наполеоновской  тре¬
уголке.  Но  бед  подобные  деятели  могут  натворить  не¬
мало.  Спешно  переоцениваются  военные  доктрины
США,  сменявшие  друг  друга  на  протяжении  послед¬
них  десятилетий.
 Гарольд  Браун  в  докладе  конгрессу  заявил  о  «ко¬
ренном  пересмотре  американской  стратегической  по¬
литики».  Теперь  на  авансцену  выдвигается  «скомпен¬
сированная»,  или  уравновешенная,  стратегия.  Трудно
еще  точно  сказать,  что  скрывается  за  этим  новым  на¬
званием,  на  которые  так  падки  хозяева  Пентагона  и
Белого  дома,—  каждый  хочет  оставить  после  себя  неч¬
то  способное  увековечить  его  имя.  Но  планы  чьего-ли¬
бо  или  какого-либо  увековечения  плохо  согласуются  с
ядерной  войной,  которую  готовит  человечеству  амери¬
канский  милитаризм.
 И  вот  теперь  несколько  красноречивых  цифр.  Эта
«сухая»  материя  раскрывает  подчас  суть  явления  не
хуже  художественного  образа.  В  1981  году  военные
расходы  еще  составят  171,8  миллиарда  долларов.
А  дальше?  Уже  объявлено,  что  в  1982  году  они  соста¬
вят  183,4  миллиарда,  а  затем  —  соответственно  по  го¬
дам  205,3  миллиарда,  228,3  миллиарда  и  в  1985  году
будут  выражаться  в  чудовищной  цифре  —  253,2  мил¬
лиарда  долларов.  Эти  миллиарды  скачут  наперегонки,
 288

чтобы  достигнуть  за  пятилетие  вместе  с  бюджетом
1979/80  финансового  года  астрономической  суммы  в
1  триллион  200  тысяч  миллиардов  долларов.
 Что  означают  эти  военные  бюджеты,  которые,  как
утверждает  Гарольд  Браун,  если  и  будут  меняться,  то
лишь  в  сторону  увеличения  для  рядового  американца?
Они  обещают  постоянный  рост  дороговизны  и  сохра¬
нение  безработицы.  Можно  сказать,  что  в  этих  воен¬
ных  бюджетах  уже  заранее  запланированы  инфляция
и  унылые  очереди  у  окошечек  биржи  труда.
 В  США  не  перевелись,  конечно,  здравомыслящие
люди.  Одни  с  ужасом,  другие  с  полным  пониманием
сути  событий,  третьи  с  насмешливой  опаской  оценива¬
ют  то,  что  происходит  в  стране.
 Я  хочу  привести  мнение  хотя  бы  одного  из  таких
людей.  Оно  изложено  в  виде  открытого  письма  прези¬
денту.  Автор  его  —  бригадный  генерал  в  отставке  Хью
Хестер.  Опубликовано  оно  в  Нью-Йорке,  в  «ЮС  Фарм
Ньюс».  Вот  его  текст.
 «Уважаемый  г-н  президент!
 Вы  все  еще  не  добрались  до  сути  нашей  пробле¬
мы—  инфляции  и  экономического  спада.  Вы  никогда
не  сможете  одолеть  эти  два  чудовища,  пока  не  обуз¬
даете  самое  главное  чудовище  —  военно-промышлен-
но-финансово-разведывательный  комплекс.  Вооружен¬
ные  силы,  состоящие  из  500  тысяч  кадровых  военных,
умеющих  применять  нашу  оборонную  технику,  и  еже¬
годный  бюджет  на  нужды  обороны  в  размере  пример¬
но  25  миллиардов  долларов  обеспечили  бы  США  над¬
лежащую  национальную  безопасность.
 Здоровая  экономика,  достаточное  питание,  крыша
над  головой,  одежда,  медицинский  уход  и  возмож¬
ность  получить  образование  плюс  справедливые  и  рав¬
ные  для  всех  законы  —  все  это  гораздо  важнее  для
национальной  безопасности,  чем  оружие  и  крупные
вооруженные  силы.  Военный  контингент  и  военный
бюджет  вышеупомянутых  размеров  не  представляли
бы  собой  опасность  ни  для  какого  государства  или
народа,  в  то  время  как  нынешняя  внешняя  и  военная
политика  США  угрожает  всем  странам  и  всем  наро¬
дам  мира.  Это  особенно  относится  к  Советскому
Союзу...
 За  61  год,  если  не  считать  нескольких  лет  при  ве¬
личайшем  американском  президенте  Франклине
 19  Заказ  413.
 289

Д.  Рузвельте,  мы  так  до  конца  и  не  нормализовали
наших  отношений  с  СССР.  А  сейчас,  когда  Вы  стали
президентом,  наши  отношения  с  СССР  ухудшились,
Ваш  любимый  президент  Гарри  Трумэн  опозорил  всех
американцев,  отдав  приказ  сбросить  на  Японию  атом-
ные  бомбы  6  и  9  августа  1945  года,  хотя  ему  было  из¬
вестно,  что  Япония  в  то  время  уже  пыталась  догово¬
риться  о  капитуляции.
 А  сейчас  Вы  делаете  приготовления  к  нанесению
первого  удара.  Инженер  Роберт  Олдридж,  специалист
по  аэрокосмической  промышленности,  который  16  дет
проектировал  баллистические  ракеты  с  подводным
стартом  и  ракеты  с  кассетными  боеголовками  индиви¬
дуального  наведения  для  подводных  лодок  «Посей¬
дон»,  подал  в  отставку,  когда  убедился,  что  ракеты
«Трайдент»  разрабатываются  для  нанесения  первого
удара.
 Данное  им  подробное  описание  процесса  разработ¬
ки  программы  первого  удара  было  опубликовано  в
журналах  «Прогрессив»,  «Нейшн»  и  «Буллетин  оф
атомик  сайентистс».  Когда  в  1945  году  на  Японию
были  сброшены  атомные  бомбы,  Трумэна  окружали
безумные  советники;  то  же  самое  относится  сейчас  и
к  Вам.
 После  того  как  Вы  были  избраны  президентом,  со¬
ветский  руководитель  Л.  И.  Брежнев  предлагал  Вам
полное  разоружение  в  условиях  исчерпывающей  ин¬
спекции.  Почему  бы  Вам  не  поехать  в  Москву,  взяв
с  собой  группу  сторонников  мира  —  я,  в  частности,  с
удовольствием  поехал  бы  с  Вами  за  собственный
счет,—  чтобы  договориться  о  подлинном  мире  между
США  и  Советским  Союзом?  Нельзя  обеспечить  всеоб¬
щий  мир  в  мире  в  одиночку,  но,  если  между  этими
двумя  великими  державами  воцарится  подлинный
мир  и  если  они  будут  всецело  поддерживать  ООН,  мы
в  огромной  степени  приблизимся  к  установлению  по¬
стоянного  мира  во  всем  мире.
 Сейчас  все  формы  борьбы  за  власть,  которые  ис¬
пользовались  национальными  государствами  в  до-
атомную  эпоху,  устарели.  Советские  руководители
понимают  это.  Руководители  США,  к  сожалению,  не
отдают  себе  в  этом  отчета,  и  к  их  числу  принадлежите
Вы  сами.  Каждый  советский  руководитель,  начиная
с  Ленина,  стремился  к  миру  и  прилагал  старания  обес-
 290

печить  мир*  Вы  могли  бы  заключить  мир  с  руководи¬
телями  СССР  в  любой  момент,  как  только  пожелаете.
 Откажитесь  от  попыток  уничтожить  социализм,
как  это  пыталось  сделать  каждое  правительство  в
СД1А  с  1917  года,  ибо  вы  не  можете  уничтожить  его,
не  сделав  нашу  планету  необитаемой».
 Увы,  такого  рода  вполне  убедительные  увещевания
не  действуют  на  Белый  дом.  Вместе  с  Пентагоном  и
ЦРУ  он  затевает  одну  авантюру  за  другой  и  строит  в
боевой  порядок  колонны  цифр  зловещих  военных  бюд¬
жетов.
 В  сравнении  с  прошлым  есть  и  нечто  новое  в  ха¬
рактере  пропагандистских  кампаний,  какими  Пента¬
гон  обычно  сопровождает  свои  финансовые  притя¬
зания.
 Раздувание  мифа  о  советской  угрозе  —  занятие  не
новое.  Но  вот  тщательно  срежиссированное  и  постав¬
ленное  Бжезинским  с  участием  политических  соли¬
стов  многодневное  шоу  на  тему  о  «вызове  Советского
Союза»  и  о  правах  человека  в  социалистических  стра¬
нах,  казалось  бы  не  имеющее  прямого  отношения  к
гонке  вооружений,  на  самом  деле  связано  с  нею  весь¬
ма  тесно.
 Какие  при  этом  преследуются  цели?
 Среднего  американца
 — 	всячески  отвлекают  от  внутренних  проблем
США;
 — 	сбивают  его  доброжелательный  интерес  к  Со¬
ветской  стране;
 — 	внушают  ему  чувство  недоверия  к  нашему  госу¬
дарству;
 — 	прикрывают  свою  практику  нарушения  духа  и
буквы  соглашений  в  Хельсинки.
 Еще  в  середине  1977  года  Белый  дом  принял  окон¬
чательное  решение  —  оснастить  вооруженные  силы
новыми  ядерными  боеголовками  МК-12А.  Боеголовки
МК-12А  предназначаются  для  установки  на  межкон¬
тинентальных  баллистических  ракетах  «Минитмен-3»,
являющихся  основой  ракетного  арсенала  США.
МК-12А  лишь  один  из  немногих  видов  и  систем  ново¬
го  оружия,  разрабатываемых  Пентагоном.  Как  сооб¬
щает  газета  «Ньюс  дей»,  Пентагон  планирует  принять
 291

также  на  вооружение  300—500  мобильных  ракет
М-Х.
 Бывший  директор  американского  агентства  по  ра¬
зоружению  и  контролю  над  вооружением  Поль  Уори¬
ке  охарактеризовал  новую  боеголовку  как  «потенци¬
ально  дестабилизирующий  фактор».
 Безнравственно,  аморально,  чудовищно  шуметь  о
правах  человека,  готовясь  лишить  его  органического
права  —  самой  жизни.  Но  именно  такова  цель  всей
этой  провокации,  призванной  в  угоду  американской
реакции  закамуфлировать  в  защитные  цвета  новый
виток  гонки  вооружений  в  США.
 Небольшое  отступление.
 В  Нью-Йорке  одним  из  «самых-самых»  фешене¬
бельных  ресторанов  считается  «Клуб  21».  Цифра  не
кабаллистическая,  не  выигрышное  «очко»,  всего  лишь
означает  номер  дома.  «Клуб  21»  фигурирует  во  мно¬
гих  произведениях  американской  литературы  как  ме¬
сто  встречи  «столпов  общества».  Четырех-  или  пяти¬
этажный  особняк,  не  помню  точно,  находится  непода¬
леку  от  Бродвея.  Говорят,  владельцам  этого  дома  и
одновременно  хозяевам  ресторана  предлагали  басно¬
словные  деньги  за  земельный  участок,  дельцы  хотели
бы  построить  там  небоскреб.  Предложение  было  от¬
вергнуто.  Клуб  процветает.
 Однажды  я  познакомился  с  его  совладельцем,  Пи¬
тером  Кренглом.  Старик  этот  моложав,  высок,  строен,
худ,  одним  словом  —  красив.  Похож  на  Вильяма  Хар¬
та  из  старых  ковбойских  фильмов.  Питер  —  страстный
рыболов.  Я  рассказал  ему,  как  целый  месяц  с  друзья¬
ми  шел  на  лодке  по  реке  Десне  из  Брянска  до  самого
Киева,  как  ловили  мы  рыбу  и  варили  уху,  как  угоща¬
лись  медом  у  пасечников,  ночевали  в  стогах  на  берегу
и  ночью,  просыпаясь,  в  упор  глядели  на  огромное  тем¬
ное  небо  и  крупные  звезды  —  поплавки  Вселенной.
 Питер  посмотрел  на  меня  завистливо:
 —  Больше  чем  на  неделю  никогда  не  мог  ото¬
рваться  от  бизнеса.
 Он  пригласил  меня  в  свой  ресторан.  Там  нет  по¬
луголых  девиц,  разносящих  сигареты,  не  грохочет  ор¬
кестр,  нет  вечерней  программы  варьете.  Тихо,  покой¬
но,  уютно.  Главное  здесь  —  еда.  Там  работают  офици-
 292

анты,  знающие  в  лицо  каждого  посетителя.  Зато  в
меню  против  каждого  блюда  стоит  астрономическая
цифра.  Скажем,  крохотная  порция  иранской  икры
стоит  восемнадцать  долларов,  а  русская  еще  дороже.
 — 	Для  наших  клиентов  цены  не  имеют  значения,—
шепнул  мне  Питер,  услышав,  как  я  тихонько  присви¬
стнул,  просматривая  карту  блюд.
 — 	А  для  других?  —  простодушно  осведомился  я.
 — 	Другие  к  нам  не  ходят,—  усмехнулся  Питер.—
Поверьте,  наши  цены  не  вызваны  погоней  за  прибы¬
лью,  они  просто  преграждают  вход  «посторонним»,—
он  даже  не  потрудился  интонационно  закавычить  это
определение.—  У  нас  собираются  только  свои  люди.
 — 	Значит,  ваши  цены  защищают  право  богатых
оставаться  в  своем  кругу.
 — 	Именно  так,—  восхитился  Питер  моей  сообра¬
зительностью.—  Впрочем,  мне  все  надоело,  хочу  по¬
ехать  к  вам  на  Печору,  половить  осетров.
 Я  с  интересом  посмотрел  на  рефлексирующего  ре¬
сторатора.  Мы  еще  немного  поговорили  о  рыбной  лов¬
ле,  а  потом  я  попросил  его  обозреть  для  меня  поимен¬
но  или  «посословно»  весь  этот  зал,  наполненный  при¬
глушенным  говором  гостей.  Устроить  маленький  эк¬
зерсис  на  тему  «кто  есть  кто».
 Через  стол  от  нас  сидел  Генри  Киссинджер  с  дву¬
мя  джентльменами  из  банковского  мира.  Что  их  свя¬
зывает?  Игра  в  гольф?  Или  нечто  большее?
 В  зале  «Клуба  21»  сдержанно  переговаривался,
посмеивался,  негодовал,  радовался  «истэблишмент».
Военно-промышленный  комплекс  делал  дела  в  час
ленча.  Тесное  общение  представителей  его  различных
сфер  между  собой  было  здесь  выражено  зримо,  с  эле¬
ментарной  наглядностью.  В  действительности  же  эти
связи  сложны,  глубоки  и  чаще  всего  невидимы.
 Военно-промышленный  комплекс  выступает  про¬
тив  соглашений  с  Советским  Союзом,  за  наращивание
ракетно-ядерного  потенциала  США.  К  чему  это  приве¬
дет?—  задают  себе  вопрос  американцы  Журнал
«Нью-Йорк  тайме  мэгэзин»  пишет:  «Развертывание
значительного  числа  крылатых  ракет,  которые  можно
запустить  почти  откуда  угодно,  сведет  к  нулю  эффект
ныне  практикуемой  проверки  стратегических  сил  и  мо¬
жет  быть  расценено  Советским  Союзом  как  крайне
провокационный  шаг.  Русские,  разумеется,  не  отне¬

сутся  безразлично  к  подобным  мерам.  Мы  и  на  этот
раз  можем  быть  уверены,  что  они  ответят  нам  тем  же».
 Что  говорить,  ход  рассуждений,  не  лишенный  ло¬
гики.
 В  Европе,  несмотря  на  яростную  пропаганду  реак¬
ционных  кругов  в  пользу  замыслов  военно-промыш¬
ленного  комплекса  США,  нарастает  волна  протеста.
Разумные  люди  высказываются  за  равную  безопас¬
ность  в  мире.
 2
 Читаю  различные  материалы  о  «новой  ядерной  стра¬
тегии»  Пентагона  и  размышляю  о  природе  маниакаль¬
ного.
 — 	Знаете  вы,  что  такое  амок?
 — 	Амок?..  Что-то  припоминаю...  Это  род  опьяне¬
ния...  Это  бешенство...  Это,  вероятно,  как-то  связано  с
климатом,  с  этой  душной,  насыщенной  атмосферой,
которая,  как  гроза,  давит  на  нервную  систему,  пока
наконец  она  не  взрывается...
 Человек  вдруг  вскакивает,  хватает  нож,  бросается
на  улицу...  и  бежит  все  вперед  и  вперед,  сам  не  зная
куда.  Кто  бы  ни  попался  ему  по  дороге,  он  убивает
его  своим  «крисом»  —  кинжалом,  и  вид  крови  еще
больше  разжигает  его.  Пена  выступает  у  него  на  гу¬
бах,  он  воет,  как  дикий  зверь...  и  бежит,  бежит  с  ис¬
тошными  воплями,  с  окровавленным  ножом  в  руке
по  своему  ужасному  неуклонному  пути.  Люди  кричат,
предупреждая  других  при  его  появлении:  «Амок!
Амок!»,  а  он  мчится,  не  слыша,  не  видя,  убивая  встреч¬
ных,  пока  его  не  пристрелят,  как  бешеную  собаку,  или
он  сам  не  рухнет  на  землю...
 Впечатляющая  картина  маниакальной  одержимо¬
сти,  бешенства  заимствована  мною  почти  дословно  из
знаменитой  цвейговской  новеллы  «Амок».
 Не  ищу  полной  аналогии,  но,  согласитесь,  в  этом
литературном  образе  воображение  без  труда  уловит
сходство  с  теми,  кто  одержим  военным  психозом.
 Современность  утверждает:  мирной  разрядке  нет
альтернативы.  Белый  дом  отвечает:  нет,  есть,—  ядер-
ная  война.  Особенно  если  ударить  первому.  И  добав¬
ляет:  ограниченная,  конечно.  В  ответ  на  возгласы  не¬
годования  и  боли  бормочет:  то  есть,  конечно,  не  ис-
 294

ключено,  возможно,  вероятно,  может  быть,  она  пере¬
растет  в  массированную,  но  не  обязательно  же,  хотя
и  безусловно...
 Опытные  военные  усмехаются.  Они-то  прекрасно
понимают,  что  каждый  вид  оружия  обладает  своей
логикой.  В  ядерной  войне  ограничение  не  закодиро¬
вано.
 В  конце  концов  президент  Картер  сделал  такое  за¬
явление,  обложив  его  прологом  оговорок.  «Безуслов¬
но,—  сказал  он  на  пресс-конференции  в  Вашингтоне,—
существует  вероятность,  что,  в  случае  если  возникнет
обмен  ядерными  ударами  какого-то  рода,  это  может
позлечь  за  собой  более  массированные  удары  с  ис¬
пользованием  разрушительного  межконтинентального
оружия...»
 Так  что  же  остается  от  термина  «ограниченная»?
Остается  широко  задуманная  манипуляция  общест¬
венным  мнением.  Она  имеет  по  крайней  мере  две  бое¬
головки  самостоятельного  наведения.  Первая  должна
окончательно  запутать  самих  американцев,  открывая
им  иллюзорную  перспективу  возможной  экстерритори¬
альности  в  атомной  войне,—  а  вдруг  дело  ограничится
«ограниченной».  Вторая  призвана  впутать  в  этот
ядерный  амок  и  западноевропейцев,  которые  пятятся
перед  одержимыми  бесом,  что  размахивают  своими
ракетами  средней  дальности  в  странах  НАТО.
 Житейский  анализ  международных  отношений,  вы¬
полненный  с  помощью  здравого  смысла,  давно  устано¬
вил  незаконность  атомной  войны.  Люди  воюют  с  тех
пор,  как  помнят  себя.  И  даже  раньше.  В  доисториче¬
ских  пещерах  находят  боевые  палицы.  В  схватках
того  времени  побеждал  тот,  кто  был  физически  силь¬
нее,  лучше  видел,  крепче  бил,  выше  прыгал,  быстрее
отскакивал.  Выживал  сильнейший.  Но  вот  в  случай¬
ной  комбинации  гибкой  ветви,  согнутой  полукружьем,
звериной  жилы  и  тонкой  палки  открылись  лук  и  стре¬
ла.  Воображаю,  как  был  потрясен  наш  далекий  пре¬
док.  Отпала  необходимость  сближаться  в  поединке
грудь  с  грудью.  Можно  было  убить  врага  издали,  при¬
таившись  за  деревом  или  валуном.  Первое  оружие
породило  первую  тактику  боя.
 Характер  и  масштабы  войн  изменялись  в  зависимо¬
сти  от  развития  технических  средств  борьбы.  В  госу¬
дарствах  Древнего  Востока  появились  конница,  бое-
 295

вые  слоны,  колесницы.  Бой  начинался  на  расстоянии
броска  метательного  снаряда  —  камня,  пущенного  из
пращи,  копья,  стрел  разнообразного  назначения,
вплоть  до  зажигательных.  Долгие  столетия  армии  об¬
ладали  главным  образом  лишь  холодным  оружием.  Ос¬
новной  формой  борьбы  оставались  рукопашные  схват¬
ки.  Жалеть  об  этом  не  приходится,  ибо  появление  ру¬
жей,  пушек,  огневой  стрельбы  резко  увеличило  убой¬
ную  силу  оружия.
 Массовое  насыщение  войск  средствами  истребле¬
ния  дало  возможность  поражать  противника  на  дале¬
ких  дистанциях.  Нарезное  и  автоматическое  оружие
вместе  с  другими  факторами  придало  военным  опера¬
циям  больший  географический  размах.  Война  поки¬
нула  пятачки  ближних  боев  и  вымахала  на  огромные
пространства.  Скоротечные  кампании  уходили  в  про¬
шлое.  Первая  мировая  война  с  большой  силой  выра¬
зила  новый  характер  военных  действий.  А  вторая  ми¬
ровая  придала  им  глобальный  масштаб.  Глубина  опе¬
раций  все  увеличивалась,  разница  между  фронтом  и
тылом  все  сокращалась.
 Между  тем  на  горизонте  истории  возник  зловещий
атомный  гриб.  Американская  бомбардировка  Хироси¬
мы  и  Нагасаки  означала  уже  окончательное  стирание
(в  полном  смысле  слова)  отличия  между  передовыми
линиями  и  тыловыми  регионами.  Теперь  вся  террито¬
рия  возможного  противника  заранее  разграфлена  на
цели,  ближние  и  дальние.  Инфраструктурой  фронта
становится  вся  воюющая  страна,  поскольку  понятие
театра  военных  действий  теоретически  распространено
на  весь  мир.
 От  человека  со  стрелой  и  луком,  осторожно  выгля¬
дывающего  из-за  дерева,  до  испепеляющих  все  живое
ракетных  боеголовок  —  таков  путь  человекоистребле-
ния  на  земле.  Но  в  те  пещерные  времена,  когда  наш
пращур  с  глухим  ревом  замахивался  на  себе  подоб¬
ного,  не  существовало  понятий  личности,  права,  вза¬
имной  безопасности.  Шла  борьба  не  на  жизнь,  а  на
смерть  за  биологическое  выживание,  за  клочок  паст¬
бища,  за  охотничье  угодье  просто  от  недоверия  к  не¬
знакомцу,  из  чувства  клановой  мести.  Когда  человек
в  звериной  шкуре  долгой  ночью  лежал  позади  защит¬
ного  огня  у  входа  в  пещеру,  ему  и  во  сне  не  снились
принципы  гуманизма  —  взошло  бы  только  неизвестно
 296

куда  исчезнувшее  светило,  так  недавно  сиявшее  там,
наверху.
 Еще  все  было  впереди:  и  свирепые,  но  уже  пытав¬
шиеся  как-то  отделить  добро  от  зла  законы  царя  Ха-
мураппи;  и  мученики  раннего  христианства  с  их  при¬
зывом  возлюбить  ближнего,  как  самого  себя,  впослед¬
ствии  исковерканным  церковниками;  и  античная
философия  с  ее  осознанием  единства  мира  и  желани¬
ем,  как  говорил  Маркс,  видеть  всякий  предмет  без  по¬
кровов,  в  чистом  свете  его  природы;  и  провал  в  сред¬
невековье,  и  вспыхнувшие  затем  в  его  мраке  нравст¬
венные  краски  Возрождения;  и  восхождение  молодой
буржуазии,  которая  свергала  истуканов  феодализма  и
ставила  на  их  место  собственных  идолов.
 Железом  и  кровью  утверждал  на  земле  свое  гос¬
подство  капитализм,  топил  в  ледяной  воде  эгоистиче¬
ского  расчета  великие  надежды  человечества.  Полы¬
хали  военные  пожары  и  революции.  Но  наконец  в  мир
пришла  научная  теория  социальной  справедливости.
Она  овладела  сознанием  миллионов,  стала  материаль¬
ной  силой.  Родилось  Советское  государство.  Тщетно
пытался  мир  собственников  задушить  его  в  колыбели.
После  второй  мировой  войны  возникло  содружество
социалистических  стран.  Капитализм  признал  нас  де-
факто,  потом  де-юре,  но  признать  нашу  идеологию  не
может,  а  мирного  сосуществования  боится.  Похоже,
сейчас  некоторые  его  идеологи  считают,  что  только
война  может  остановить  процесс  социального  обнов¬
ления  мира.
 На  утрату  своего  единодержавия  империализм  от¬
ветил  созданием  атомного  оружия.  Не  на  Гитлера  го¬
товил  бомбу  Белый  дом  и  уж  конечно  не  на  Японию.
Ее  земля  стала  лишь  полигоном.  Та  «учебная  бом¬
бардировка»  Хиросимы  и  Нагасаки  всколыхнула  на¬
роды.  Многовековой  путь  человечества  к  справедливо¬
сти  и  счастью  преградили  планы  ядерной  войны.  Ви¬
дения  апокалипсиса  пронеслись  над  планетой.  И  тогда
поднялось  и  выросло  мощное  движение  сторонников
мира.
 Советский  Союз  был  не  вправе  бездействовать,  он
создал  свое  атомное  оружие,  и  вскоре  воцарилось
ядерное  равновесие.  Много  раз  наше  государство
предлагало  Соединенным  Штатам  взаимно  запретить,
ограничить  новое  оружие,  наложить  вето  на  его  раз-
 297

яичные  модификации  и  новые  виды.  Но  Белый  дом
вынашивал  совсем  другие  решения.  Там  думали  о  том,
как  бы  сместить  ядерный  баланс  в  свою  пользу.  И  вот
тут  мы  подходим  к  тому  главному,  что  волнует  сего¬
дня  население  всего  земного  шара.
 Смещение  ядерного  баланса  —  что  это  такое?  Эго
задача  не  только  научно-исследовательская  и  инже¬
нерно-техническая.  Она  также  принадлежит  сфере  по¬
литики,  идеологии  и  психологии.  Эмоциональным  вер¬
диктом  человечество  объявило  ядерную  войну  вне  за¬
кона.  Людское  сознание  отказалось  ее  признать.
Жизнь  и  без  того  коротка,  зачем  же  ее  обрывать  «кон¬
цом  света»,  ниспосланным  не  «божьей  карой»,  не  ка¬
таклизмами  природы,  а.  подготовленным  и  устроенным
самими  же  людьми  —  политиками  с  гнилыми  мозга¬
ми,  генералами,  потерявшими  головы,  и  их  алчными
патронами,  полагающими,  что  они  уцелеют  в  своих
глубоких  убежищах  стоимостью  в  десятки  миллионов
долларов.
 Нет,  ядерная  война  немыслима.  Такова  естествен¬
ная  точка  зрения  людей  пяти  континентов.  Как  сбить
их  с  этой  позиции?  Как  снизить  болевой  порог  души?
Как  ввести  в  общественное  обращение  мысль  о  допу¬
стимости  немыслимого?  Уверить,  будто  возможен  та¬
кой  вариант  ядерной  войны,  при  котором  потери  США
будут  на  несколько  десятков  миллионов  меньше
сравнительно  с  140  миллионами,  предполагавшимися
ранее.  Как  будто  идет  учет  метров  мануфактуры  и  эти
миллионы  не  состоят  из  сотен  и  десятков  тысяч  живых
существ.
 Когда  мировая  общественность  объявила  такие
подсчеты  кощунственными,  появилась  директива  Кар¬
тера  ПД-59.  Ее  готовили  не  один  день,  и  она  призвана
прежде  всего  легализовать  само  понятие  ядерной  вой¬
ны  в  реальном  выражении,  должна  ириблизить  ее
перспективу,  примирить  людей  с  мыслью  о  ней.  Ее  го¬
нят  в  дверь,  а  Белый  дом  пропихивает  ее  в  окошко
как  «ограниченную».  Как  будто  есть  разница  в  том,
с  какого  конца  сгорит  человеческое  жилье.
 «Перенацеливание»  ядерных  ударов  с  городов  на
«выборочные  цели»,  строго  военные  объекты  должно
успокоить  людей:  видите,  как  мы  заботимся  о  вас,
хотим  вывести  из-под  угрозы  уничтожения.  Мы,  дес¬
кать,  будем  вести  ядерную  войну  «по  правилам»  и  при*
 298

гласим  всех  следовать  нашему  примеру.  Можете  быть
спокойны.  Будут  сожжены  или  испарятся  только  ра¬
кетные  установки  противника,  его  заводы,  штабы  его
армии.  И  он  будет  действовать  так  же,  и  все  будет
хорошо.  Ядерная  война  не  столь  уж  и  опасна.
 Так  рядом  с  мифом  о  «советской  угрозе»  возникает
отвратительный  миф  о  ядерной  войне  «ограниченной,
длительной»,  очевидно,  с  перерывами  на  летние  ва¬
кации,  праздники  и  «сладкую  жизнь».  Как  будто  воен¬
ные  объекты  и  войска  расположены  в  необитаемых  пу¬
стынях,  штабы  —  за  пределами  земной  атмосферы,  ра¬
кетные  установки  —  на  морском  дне.  Как  будто  можно
всерьез  создать  «правила  ведения»  атомной  войны.
Допустим,  их  принял  бы  противник.  Будут  ли  они  обя¬
зательны  для  зачинщика?  Пентагон  хочет  при  всех  ус¬
ловиях  держать  руль  ядерной  эскалации  в  своих
руках.
 История  не  знает  таких  примеров,  когда  бы  вою¬
ющие  стороны  зарацее  услдвливались,  что  и  как  они
будут  поражать  стрелами  или  огнем.  Гитлеровцы  не
спрашивали  нашего  разрешения,  когда  разносили  в
прах  петергофские  ансамбли,  но  и  англо-американский
союзник  не  согласовывал  с  нами  действия  своей  авиа¬
ции,  которая  в  самом  конце  войны  стерла  в  порошок
Дрезден.  1400  самолетов  смели  36  тысяч  городских
здан,ий  и  убили  145  тысяч  жителей.  Первый  налет  со¬
стоялся  ночью,  второй  —  на  рассвете,  чтобы  добавить
разрушений  и  помешать  гасить  пожары,  третий  —
днем:  бомбардировщики  расширили  площадь  бедст¬
вия,  а  истребители  на  малой  высоте  носились  над  ули¬
цами  и  площадями,  добивая  раненых  и  Еыискизая  но¬
вых  жертв.  А  все  оттого,  что  Дрезден  входил  в  зону,
куда  намечалось  вступление  советских  войск.
 Я  был  в  Дрездене  вскоре  после  той  бомбардиров¬
ки.  Лунной  ночью  мы  шли  без  дороги  среди  развалин
по  битому  кирпичу.  Вдруг  в  странной  оглушительной
тишине  услышали  чье-то  пение.  Пошли  на  этот  звук,
подсвечивая  вокруг  сильным  лучом  фонарика,  и  уви¬
дели  женщину  в  черных  отрепьях.  Она  сидела  согнув¬
шись  на  камне  среди  развалин  Цвингера.  Перед  ней
стоял  патефон,  и  нежный  молитвенный  голос  пел  «Аве,
Мария».  Словно  в  страшном  сне...  Женщина  подняла
на  нас  безумные  глаза...
 Англо-американский  истэблишмент  еще  до  возник-
 29  Э

новения  ядерного  оружия  убедительно  показал,  что  та¬
кое  «ограниченная  война»,  якобы  щадящая  людей.
Шариковые  бомбы  большого  рассеивания  (специально
для  мирного  населения)  и  жадный  огонь  напалма,  до¬
тла  выжигавшие  вьетнамские  деревни,  не  улучшили
впоследствии  наше  представление  об  уровне  доброде¬
тели  и  гуманизма  хозяев  США.
 Возможно,  говоря  теперь  об  «ограниченной»  ядер-
ной  войне,  Белый  дом  имеет  в  виду  и  ту  ситуацию,  при
которой  американские  ракеты  средней  дальности  бу¬
дут  бить  по  Советскому  Союзу  из  Западной  Европы,
чтобы  вывести  территорию  США  из-под  ответного  уда¬
ра?  Этот  расчет  построен  н,а  песке.  В  таком  предпо¬
ложении  правдой  может  стать  только  то,  что  разме¬
щение  в  этом  регионе  стартовых  площадок  для  таких
ракет  неизбежно  расширит  понятие  «база  США»  до
размеров  всей  территории  страны,  где  она  получит
приют.  И  в  конечном  счете  не  случится  ли  так,  что
скорбная  фигура  одинокой  женщины,  слушающей
среди  руин  звуки  «Аве,  Мария»,  станет  обликом  За¬
падной  Европы?
 Толкая  в  страны  НАТО  нейтронные  бомбы,  Белый
дом  соблазнял  тем,  что  они  убивают  людей,  но  остав¬
ляют  в  целостности  вещи,—  можно  будет  отправиться
в  безлюдье  за  богатыми  трофеями.  Но  западноевро¬
пейцы—  народ  многоопытный  (не  то  что  американцы,
на  чьей  земле  почти  200  лет  не  было  войны)  и  враз
сообразили:  а  ну  как  от  нас  самих  останутся  только
вещи...  Теперь,  пропагандируя  «новую  ядерную  страте¬
гию»  Пентагона,  уверяют:  убьем  только  все  военное,
остальное  не  пострадает,  война  пойдет  по  нашим  пра¬
вилам,  как  игра  в  гольф.  И  поскольку  мы,  как  нам  ка¬
жется,  будем  бить  точнее,  то  и  наберем  больше  очков.
(В  старое  время  на  Руси  говорили  так:  «Коли  кажет¬
ся,  надо  креститься».)
 Весь  этот  пропагандистский  ширпотреб  далек  от
военной  стороны  проблемы.  Приглашу  для  подтверж¬
дения  сведущего  американца.  Вот  отрывок  из  интер¬
вью  Уильяма  Перри,  бывшего  заместителя  мини¬
стра  США,  занимавшегося  научно-техническими  про¬
блемами.  Оно  опубликовано  в  журнале  «ЮС  ныос  энд
Уорлд  рипорт»,  который  в  силу  его  близости  к  Пента¬
гону  называют  «солдатом  с  самой  длинной  фамилией».
 Корреспонденту  не  терпится  узнать,  какая  новая
 300

система  оружия  даст  Пентагону  решающий  перевес  в
вооруженном  столкновении.  Его  интересуют  «хитрые
бомбы»,  «хитрые  снаряды»,  как  они  действуют.
 Ответ.  Если  нам  необходимо  обнаружить,  напри¬
мер,  танк,  то  мы  не  пытаемся  засечь  радиоволны,  ис¬
ходящие  от  самого  танка.  С  помощью  радиометра  мы
регистрируем  естественные  радиосигналы  из  атмо¬
сферы,  отражаемые  танком.  ЭВМ,  подключенная  к  ра¬
диометру,  сообщает:  «Там-то  и  там  находится  отра¬
жающий  объект,  по  размерам,  скажем,  соответствую¬
щий  танку».  И  оружие  направляется  к  этой  цели...  Оно
может  устанавливаться  на  ракетах,  или  в  бомбах,  или
в  артиллерийских  снарядах.
 И  что  же,  дает  ли  такое  «хитрое»  оружие  решаю¬
щий  перевес?  —  спрашивает  корреспондент.
 Ответ.  Нет,  никакого  абсолютного  оружия  не  суще¬
ствует.  На  каждую  «хитрую»  систему  найдется  какое-
то  средство  противодействия.
 Дальше  разговор  зашел  в  этом  интервью  о  буду¬
щем  самолете-невидимке  «Стеле»,  и  Перри  сказал,  что
это  просто  образное  выражение  —  «невидимка».  Речь
идет  о  стратегическом  бомбардировщике,  который  по¬
зволит  себя  обнаружить  только  на  небольшом  рас¬
стоянии  от  цели.  Потом  беседа  коснулась  системы
«Прозрачный  океан»,  разрабатываемой  Пентагоном.
И  этот  термин  представляет  собой  лишь  метафору.
Речь  идет  о  неакустических  средствах  обнаружения
бесшумных  подводных  лодок.
 Дадут  ли  такие  системы  гарантию  превосходства
нашей  военной  техники?  —  допытывается  корреспон¬
дент.
 Ответ.  Придется  предположить,  что  противник  так¬
же  сможет  этого  добиться  и  сможет  использовать  та¬
кие  системы  против  нас.
 Ответы  Перри  трезвы  и  серьезны.  Их  можно  пол¬
ностью  поддержать.  Еще  Клаузевиц  писал  о  законе
«трений  на  войне»,  исходящих  просто-напросто  из  на¬
личия  серьезного  противника.  В  то  же  время  Пер¬
ри—  яростный  поборник  смещения  ядерного  баланса
в  пользу  США.
 Такие  деятели  утром  признают  военный  паритет  с
СССР,  днем  его  отрицают,  вечером  требуют  превосход¬
ства,  ночью  видят  цезаристские  сны  и  плакаты  на
пунктах  вербовки  в  армию  с  лозунгом:  «Земля  —  пла-
 с01

нета  американская».  И  во  всякое  время  суток  шепчут,
кричат,  орут  о  «советской  угрозе».  Надо  признать,  эта
беспрерывная  осада  взяла  измором  многих  и  многих
людей  на  Западе.
 В  Пентагоне  все  же  надеются  на  «а  вдруг».  А  вдруг
удастся  каким-либо  новым  оружием  склонить  чашу
весов  в  свою  сторону  на  длительный  срок.  Но  в  СССР
помнят  завет  Ленина  —  всякая  революция  лишь  тогда
чего-нибудь  стоит,  если  она  умеет  защищаться.  Воен¬
ного  превосходства  над  собой  Советский  Союз  не  допу¬
стит.
 Амок,  охвативший  правящие  круги  США,  вызван
не  биологическим  стрессом,  о  котором  так  выразитель¬
но  писал  Стефан  Цвейг.  Американский  амбк  —  это
явление  империализма  наших  дней,  охваченного  жаж¬
дой  мирового  господства.  Он  объявляет  всю  нашу  пла¬
нету  сферой  своих  «жизненных  интересов».  Он  хочет
командовать  во  всех  ее  уголках,  как  богатей  на  своем
ранчо.
 Но  люди,  живущие  в  XX  веке,  не  хотят  ничьего
господства.  Они  желают  свободы  выбора  и  независи¬
мой  жизни.  Народы  Западной  Европы  не  расположены
подчиняться  заокеанскому  диктату.  Афганистан  не  бу¬
дет  военным  плацдармом  Пентагона.
 С  какой  стати  древнему  Ирану  быть  покорным  вас¬
салом  США?  Великая  поэзия  персов  расцвела  задолго
до  открытия  Америки.  Народная  фантазия  поместила
библейский  рай  не  на  берегах  Потомака,  а  в  между¬
речье  Тигра  и  Евфрата,  на  территории  Ирака,  где  за¬
родилась  древняя  цивилизация.  Ныце  в  этих  странах
гремят  взрывы  войны.  Поистине,  где  рай  стоял,  там
будет  ад.  Пока  вся  земля  н,е  превратилась  в  преис¬
поднюю,  необходимы  серьезные  поступки  и  решения.
 Народ  наш  говорит  империалистам:  вы  хотели
бы  нанести  сокрушительный  удар  по  арабскому  един¬
ству,  использовать  в  своих  целях  каждую  из  воюющих
сторон,  восстановить  свое  господство  в  Иране.  Но  по¬
добной  политике  Советский  Союз  давал  и  будет  да¬
вать  решительный  отпор.
 Время  идет.  Миллионы  людей  уже  давно  не  верят
в  старомодного  дьявола,  в  нечистую  силу,  в  чертей  и
леших  —  во  всю  эту  фантасмагорию  мифов  и  суеве¬
рий.  Но  «враг  рода  человеческого»  существует.  Имен¬
но  он,  жадный,  агрессивный  империализм,  гонит  вверх
 302

кривую  вооружений.  «Если  эту  дьявольскую  гонку  не
прекратить,  тогда  мы  все  вновь  окажемся  на  грани  не¬
предвидимого,  как  в  годы  «холодной  войны»»,—  ска¬
зал  товарищ  Л.  Й.  Брежнев.
 Советский  Союз  намерен  во  внешней  политике  тер¬
пеливо  и  последовательно  искать  все  новые  и  новые
пути  развития  мирного  взаимовыгодного  сотрудниче¬
ства  государств  с  различным  общественным  строем,,
пути  к  разоружению.
 Завывают  злые  духи  Пентагона,  и  дикие  звуки  на¬
полняют  чуткое  пространство.  Но  в  ответ  им,  подобно
волне  великого  отпора,  подавляющего  механический
марш  смерти  в  чудо-музыке  Седьмой  симфонии  Шо¬
стаковича,  все  громче  и  громче,  перекрывая  бесовские
выкрики  и  угрозы,  звучит  в  наши  дни  на  планете  мо¬
гучая  Песнь  мира.

СОДЕРЖАНИЕ
 История  и  современность  3
 От  автора  9
 ОТКРЫТИЕ  АМЕРИКИ
Коварство  и  политика  15
Кое-что  о  тартюфах 	30
 Из  жизни  монстров  46
 Кое-что  о  правах
человека  58
 Как  ловят  крабов
в  Сан-Франциско  78
 Визит
 в  «Бэнк  оф  Америка»  91
Вечерняя  прогулка  99
Бар  в  Рокфеллер-сентре  107
Чудо  в  Спокане  119
 Как  изгоняют  дьявола
в  Сиэтле  128
 Сюжет  с  участием
Спейиела  146
 Как  ищут  героя
в  Америке  156
 Хыои  Лонг  и  другие  174
 Итак,  что  же  такое
советология?  190
 Рукопожатие  на  Эльбе  205
КОЕ-ЧТО  О  ПЕНТАГОНЕ
 «Дно  преисподней»  222
 Дэус  экс  махина  —
 «бог  из  машины»  235
 Фангомас  в  каске  253
Одержим  Еле  бесом  282
 Александр  Юрьевич  Кривицкий
 НА  ТОМ  БЕРЕГУ,  ИЛИ  КОЕ-ЧТО
О  ПЕНТАГОНЕ
И  ЕГО  ОКРЕСТНОСТЯХ
 Заведующая  редакцией  А.  Т.  Шаповалова
Редактор  Т.  Е.  Яковлева
Младший  редактор  Л.  В.  Масленникова
Художник  В.  И.  Терещенко
Художественный  редактор  В.  А.  Тогобицкий
Технический  редактор  И.  А.  Золотарева
 ИВ  №  3090
 Сдано  в  набор  18.08.80.  Подписано  в  печать  22.01.81 	А01010.  Формат
 84x108732.  Бумага  типографская  №  1.  Гарнитура  «Литературная».  Печать
высокая.  Условн.  печ.  л.  15,96.  Учетно-изд.  л.  15,36.  Тираж  100  тыс.  экз.
Заказ  413.  Цена  60  коп.
 Политиздат.  125811,  ГСП,  Москва,  А-47,  Миусская  пл.,  7.
 Ордена  Ленина  типография  «Красный  пролетарий».
 103473,  Москва,  И  473,  Краснопролетарская,  16.