Москва
2020
ПОДАРКИ
СУДЬБЫ
С. Я . Гродзенский

УДК 82-94
ББК 63.3(2)6-8
Г86
УДК 82-94
ББК 63.3(2)6-8
ISBN 978-5-392-30593-3
Гродзенский С. Я .
Подарки судьбы. – Москва : Проспект, 2020. – 2 4 0 с.
ISBN 978-5-392-30593-3
Анна Ахматова называла встречи с интересными людьми «подарками судьбы». Новая книга
Сергея Гродзенского – это воспоминания о встретившихся на его жизненном пути писателях,
ученых, шахматистах . Автор делится личными впечатлениями от общения и приводит ранее неиз-
вестные факты из биографии выдающихся писателей А. Солженицына, В. Шаламова, известных
ученых А. Маркова, Б. Гнеденко, И. Виноградова, Н. Дубинина, Л. Абалкина, чемпионов мира
по шахматам М. Ботвинника, М. Таля и других личностей, среди которых как широко известные
персоны, так и те, кто остался в памяти лишь родственников и ближайших друзей.
Книга адресована широкому кругу читателей, в первую очередь тем, кто интересуется отече-
ственной историей.
© Гродзенский С. Я ., 2019
© ООО Проспект, 2019
Г86
Литературно-художественное издание
Гродзенский серГей Яковлевич
ПОДАРКИ СУДЬБЫ
Подписано в печать 28.08 .2019. Формат 60×90 1/16.
Печать цифровая. Печ. л. 15,0 . Тираж 500 (1-й завод 300) экз. Заказ No
ООО «Проспект»
111020, г. Москва, ул. Боровая, д. 7, стр. 4 .
Изображение на обложке klenger / Shutterstock.com
Автор:
Гродзенский С. Я . – доктор технических наук, профессор, автор более 200 научных ра-
бот, 10 учебников и монографий, научно-биографической книги «Андрей Андреевич
Марков» и мемуаров «Воспоминания об Александре Солженицыне и Варламе Шала-
мове».
Мастер спорта по шахматам, гроссмейстер и международный арбитр по заочным
шахматам. Автор более 20 книг по шахматам, среди которых «Шахматы в жизни уче-
ных», «Ход в конверте», «Шахматное триединство», «Шахматная Рязань», «Исповедь
на шахматную тему», «Лубянский гамбит», «Шахматы в Интернете», «Шахматная по-
чта России: турниры, партии, личности», «Энциклопедия заочных шахмат» и более
600 статей по истории и теории шахмат, шахматному краеведению и композиции.
Электронные версии книг
на сайте www.prospekt.org
Знак информационной продукции
(Федеральный закон No 436-ФЗ от 29.12 .2010 г.): 12+

О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
В. А . Жуковский
ОТ АВТОРА
Анна Ахматова называла интересных ярких людей, с которыми
сводила ее судьба, «подарками судьбы». И мне захотелось вспом-
нить о людях, на чьем жизненном пути я повстречался и о каждом
из которых мне хочется сказать «незабвенный». В книге собраны
воспоминания об очень разных людях. Среди персонажей есть из-
вестные деятели, кому посвящены книги из серии «Жизнь замеча-
тельных людей», и те, кто остался в памяти лишь родственников
и ближайших друзей.
Впрочем, общаясь с молодежью, часто вспоминаю латинское из-
речение Sic transit gloria mundi («Так проходит мирская слава»), упо-
требляемое, когда говорят о чем-либо утраченном, забытом со време-
нем. С грустью обнаруживаю, что подавляющему большинству моих
студентов незнакомы имена, которые когда-то (не только во времена
давно прошедшей моей молодости, но и относительно недавно за-
вершившегося среднего возраста) были у всех на устах.
Поэтому, чтобы читателю хотя бы приблизительно было понятно
who is who (англ. — к т о е ст ь к то) среди персонажей, первое примеча-
ние к каждому очерку — сведения о моем герое из справочника, пре-
жде всего из «Большой Российской энциклопедии». Если персонажа
нет в самом солидном отечественном справочнике, даю сведения
из шахматного «Энциклопедического словаря». Если моему очеред-
ному «подарку судьбы» не нашлось места в шахматной энциклопе-
дии, то он наверняка попал в «Энциклопедию заочных шахмат».
С некоторыми героями я общался практически ежедневно на про-
тяжении лет, а с кем-то все ограничивалось мимолетным знаком-
ством и непродолжительной беседой.
Моя жизнь протекала по трем линиям: наука, шахматы, журна-
листика (не решаюсь назвать свои занятия литературой). Поэтому
и воспоминания разделены на три группы: писатели, ученые, шахма-
тисты. В некоторых случаях эта классификация весьма условна. На-
пример, Михаил Ботвинник — эпоха в шахматах и, конечно, отнесен
к шахматистам, но он также доктор наук и признанный ученый. Или
к какой группе отнести Валерия Мурахвери — кандидата в масте-

ра спорта по шахматам, высококвалифицированного математика,
блестящего программиста, полиглота, одного из лучших шахматных
журналистов?..
Беседуя с видными учеными о шахматах, я насколько мог пытался
разговорить их и на другие, не связанные с игрой, но очень интерес-
ные темы, например, с академиком-биологом Дубининым — о его
борьбе с лысенковщиной, с академиком-экономистом Абалкиным —
об экономических проблемах в период горбачевской перестройки,
с академиком-математиком И. М . Виноградовым — о слухах о его
антисемитизме и общих знакомых математиках. Опубликовать в свое
время это было невозможно, теперь все описываю, как было на са-
мом деле, не опасаясь внешнего цензора-запретителя и не прислу-
шиваясь к внутреннему-охранителю.
Никого из героев этой книги уже нет в живых. Некоторые очерки
написаны в стиле некролога. Что поделаешь: в жизни часто случа-
ется, что вспоминаешь о встречах с человеком, узнав о его уходе.
С надеждой, что содержание книги будет доступно всем, в воспо-
минаниях о шахматистах постараюсь приводить минимум шахматных
материалов, а в воспоминаниях об ученых постараюсь обойтись без
формул и ограничусь минимумом специальных терминов.
4 От автора

ПИСАТЕЛИ
СОЛЖЕНИЦЫН1
ИСАИЧ
(Из воспоминаний школьника 50-х годов ХХ века)
За год до того по сю сторону Уральского хребта
я мог наняться разве таскать носилки. Даже элек-
триком на порядочное строительство меня бы не
взяли. А меня тянуло учительствовать.
А. Солженицын. Матренин двор
В 1950-е годы я учился во 2-й средней школе Рязани, носившей в то
время имя Н. К. Крупской. В пору моего детства она была известна
тем, что в 1860-е годы в размещавшейся в ее стенах духовной семи-
нарии учился будущий академик, первый русский лауреат Нобелев-
ской премии, физиолог Иван Петрович Павлов, а в 1920-е годы здесь
получил начальное образование писатель, многократный сталинский
лауреат Константин Михайлович Симонов.
В 1981 году по случаю двадцатилетия окончания школы я посетил
свою альма-матер и обнаружил, что со стендов музея истории школы
исчезли коллективные фотографии нескольких выпусков, в том числе
и нашего. Мне ясно дали понять, что причиной этого было указание
идеологов из обкома КПСС стереть все следы работы в школе Алек-
сандра Исаевича Солженицына.
К концу 1980-х годов объявленная М. С . Горбачевым перестройка
привела к такому подъему гласности, что стало возможно прервать
многолетний поток хулы в адрес Солженицына в теле- и радиоэфире,
на страницах прессы, о нем стали много писать — и предвзято, и ис-
кренне. Все, относящееся к Солженицыну, приобрело общественный
интерес. Вот и я решился рассказать о малоизвестной стороне его дея-

тельности в конце 1950-х годов, когда имя Александра Исаевича было
известно лишь узкому кругу знакомых, считаному числу коллег да не-
скольким десятков учеников.
Эти воспоминания относятся к рязанскому периоду жизни писа-
теля, о котором и он сам, и его биографы вспоминали неохотно.
А было время, когда Солженицын считал
иначе: «Рязань — близкий мне город. Я про-
вел здесь 12 лет своей жизни. Это были годы
кропотливого труда». Из дневника Л. К. Чу-
ковской: «10 сентября 1964 года. Сам он ро-
дом из Ростова, но терпеть не может этот
город. Самое мучительное — язык ... И лица
у людей жестокие. В трамваях, в очередях
ругань страшная: чтобы тебя стукнуло голо-
вой, чтобы мозги повыскочили и т. д. “Я всю
жизнь хотел жить в средней России, в Под-
московье, и вот только после отсидки попал
в Рязань. Это мне по вкусу”» (Чуковская Л.
Счастливая духовная встреча // Новый мир.
2008. No 9. С . 72). Да и рукопись своего ше-
девра «З/к Щ-854», опубликованного под
названием «Один день Ивана Денисовича», он подписал псевдонимом
А. Рязанский.
Воспоминания нельзя рассматривать как свидетельские показа-
ния. Поэтому вряд ли по этим заметкам можно делать вывод о взгля-
дах А. И. Солженицына, относящимся к середине ХХ века и тем бо-
лее к более поздним временам. Я пытаюсь взглянуть на далекие годы
глазами школьника. Между тем пишущему эти строки гораздо боль-
ше лет, чем было Александру Исаевичу в конце 1950-х. Чаще всего
воспоминания детства напоминают набор слайдов, сюжетно почти
не связанных.
Первая часть мемуаров — «Исаич» — ограничена временными
рамками от первой встречи с А. И. Солженицыным в школе до вы-
пускного вечера. Я поддерживал отношения с Александром Исаевичем
и позднее — приблизительно до 1970 года, но это другая тема, и ей
посвящена вторая часть — «Миша».
*
*
*
А. И. Солженицын, математик по образованию (он окончил мате-
матическое отделение физико-математического факультета Ростов-
ского университета), в нашей школе преподавал физику и астроно-
мию. Как оказался он в нашей школе?
По версии, изложенной Солженицыным своему биографу Л. И. Са-
раскиной, в гороно он случайно встретился с директором 2-й шко-
Александр Исаевич
Солженицын.
В день 50-летия,
11 декабря 1968 года
6 Писатели

лы Г. Г. Матвеевым; в разговоре выяснилось, что они воевали рядом,
и поэтому директор принял на работу Солженицына. «Георгий Геор-
гиевич был достойный человек. Но я просил математику и очень хотел
ее вести, а он не мог ее дать из-за уже работавшего учителя — тот
боялся конкуренции и убедил Матвеева предложить мне физику. Это
намного утяжелило мои годы в Рязани. Физика требует эксперимента,
классных опытов, подготовки лаборатории. Я это очень не люблю.
Руки мои неталантливы. Матвеев согласился не давать мне классного
руководства — за это спасибо. Взамен я взялся вести в школе фото-
кружок. Мы много чего делали с ребятами, но это тоже отнимало мое
время» (из пояснений А. И. Солженицына, 2006 год) [62, с. 434].
Другую версию излагала первая жена А. И . Солженицына Н. А . Ре-
шетовская. После развода с Солженицыным она вышла замуж
за В. С . Сомова, сыновья которого, ставшие пасынками Решетовской,
учились как раз во 2-й школе. Будучи членом родительского комитета
школы, Решетовская вела большую работу, ее высоко ценил дирек-
тор школы Г. Г . Матвеев. Спустя несколько лет она обратилась к нему
с просьбой принять на работу реабилитированного Солженицына,
за которого вторично вышла замуж. Матвеев откликнулся на просьбу,
тем более что Солженицын претендовал на минимальную нагрузку.
Размер оплаты его не сильно волновал: Решетовская, доцент кафедры
химии Рязанского сельхозинститута, обеспечивала семью.
Описывая предварительное обсуждение повести А. И. Солженицы-
на «Один день Ивана Денисовича» в редакции «Нового мира», Н. А. Ре-
шетовская говорит: «Александр Трифонович расспросил автора
о семье, работе, зарплате. 60 рублей произвели эффект! (Александр
Исаевич имел в школе минимальную нагрузку, давно считая писатель-
ство своим главным делом. Основные расходы по содержанию семьи
покрывались моим доцентским заработком.)» [61, с. 55]
Могу предположить, что, давая пояснение в 2006 году, А. И. Солже-
ницын не хотел лишний раз вспоминать не самые приятные моменты
жизни в Рязани.
Где-то мелькнуло сообщение, что прототип секретаря горкома Гра-
чикова в рассказе «Для пользы дела», не побоявшегося перечить секре-
тарю обкома Кнорозову (в жизни А. Н . Ларионову), — учитель средней
школы No 2. Скорее всего, это как раз директор школы Г. Г . Матве-
ев, не имевший привычки заискивать перед начальством, который,
по рассказам, был однажды вызван для «проработки» на бюро обкома
КПСС и позволил себе не согласиться с Ларионовым. Кстати, млад-
ший сын первого секретаря Рязанского обкома — Володя Ларионов,
мой одноклассник — был учеником А. И. Солженицына.
Что касается учителя математики, который, по мнению Солже-
ницына, «боялся конкуренции», имеется в виду Леонид Алексеевич
Савостьянов (1920–1979) — одинокий человек, буквально живший
Солженицын
7

в школе и до конца своих дней интересовавшийся судьбой всех быв-
ших учеников. А . И . Солженицын обладал несомненным педагоги-
ческим дарованием, а живущее в нем творческое начало позволяло
ему сделать урок увлекательным, исподволь прививая нам любовь
к физике, одному из труднейших школьных предметов. Методич-
ность, требовательность, а порой строгость счастливо сочетались
у него с чуткостью и доброжелательностью. Если ученики проявляли
интерес к теме урока (или хотя бы умело изображали этот интерес),
то занятия у Солженицына проходили весело. Вспоминается одно из-
речение Анатоля Франса: «Учиться надо только весело. Чтобы пере-
варивать знания, надо поглощать их с аппетитом».
Солженицын уже имел опыт педагогической работы — препода-
вал математику, отбывая ссылку в Казахстане: «При таком ребячьем
восприятии я в Кок-Тереке захлебнулся преподаванием, и три года
(а может быть, много бы еще лет) был счастлив даже им одним. Мне
не хватало часов расписания, чтоб исправить и восполнить недодан-
ное им раньше, я назначал им вечерние дополнительные занятия,
кружки, полевые занятия, астрономические наблюдения, и они яв-
лялись с такой дружностью и азартом, как не ходили в кино». Позд-
нее он вспоминал: «Все светлое было ограничено классными дверьми
и звонком». А следующие слова Александр Исаевич мог бы сказать
и о работе в Рязани: «Только при справедливых оценках могли у меня
ребята учиться охотно, и я ставил их, не считаясь с секретарями рай-
кома» [62, с. 393–395].
Мне кажется, мы воспринимали Солженицына-учителя так
же, как много лет спустя его сын: «Мои родители дали нам, бра-
тьям, прекрасное домашнее образование. Не только в общем плане,
но и по конкретным предметам. Они занимались с нами русским язы-
ком, математикой, физикой, астрономией (отец), русской историей...
Он [А. И . Солженицын] замечательный педагог! Он один из самых
лучших, а может быть, самый лучший учитель, с которым я встре-
чался в жизни. Он обжигает, увлекает! Ты абсолютно не замечаешь
времени, хочешь узнавать и узнавать дальше. Его урок похож на самое
захватывающее приключение, как приключение Гекльберри Финна
или Шерлока Холмса. Удивительно, как судьба одаривает людей: как
будто не хватает его дара художника, общественного деятеля» [76].
Ему была интересна работа учителя. Помимо слов из рассказа «Ма-
тренин двор», взятых мною эпиграфом к очерку «Исаич», есть вы-
сказывание в неоконченной повести «Люби революцию»: «Педагогом
надо родиться. Надо, чтоб учителю урок никогда не был в тягость,
никогда не утомлял. А с первым признаком того, что урок перестал
приносить радость, надо бросить школу и уйти. И ведь многие обла-
дают этим счастливым даром. Но немногие умеют пронести этот дар
через годы непогасшим» [71, c. 46].
8 Писатели

Несколько иной тон — в автобиографическом повествовании
«Бодался теленок с дубом», относящемся к годам, прожитым в Ря-
зани: «В лагерной телогрейке иду с утра колоть дрова, потом го-
товлюсь к урокам, потом иду в школу, там меня корят за пропуск
политзанятий или упущения во внеклассной работе». Жорж Нива,
процитировав эти слова из «Теленка...», в другом месте говорит, что
«в 1959 году в Рязани Солженицын задумает написать повесть “Один
день школьного учителя”» (Нива Ж. Солженицын // Дружба народов.
1990. No 5. С. 208).
Когда же я впервые увидел Александра Исаевича? Самое смутное
воспоминание относится к 1957 году2. В нашем 7 «А» подходил к концу
урок математики. Едва зазвенел долгожданный звонок на перемену,
в класс стремительно вошел мужчина средних лет с фотоаппаратом
на штативе. Задребезжала речь, изобиловавшая словесными оборота-
ми, характерными для фотографа-профессионала: «Внимание! Не дви-
гаться!», «Так, отлично», «Еще раз»...
Я стал частенько встречать «фотографа» в коридоре. Причем без
фотоаппарата, зато с учительской указкой. Походка его была стреми-
тельной, свойственной людям, дорожащим своим временем. Казалось,
он всегда куда-то спешил и при этом все равно опаздывал, говорил
торопливо и отрывисто, словно старался передать собеседнику мак-
симум информации в единицу времени. При этом энергично жести-
кулировал, на каждого встречного бросал испытующий взгляд, слегка
прищуриваясь. Позднее я узнал, что у него небольшая близорукость,
а очки он обычно не носил.
Как-то во время перемены я увидел его разговаривающим с высо-
корослой десятиклассницей. То была известная в школе спортсмен-
ка, о чьих достижениях в легкой атлетике иногда сообщала областная
газета «Приокская правда». Как и большинство спортсменов, Алла
(назовем ее так) вела себя уверенно не только с одноклассниками,
но и с учителями. Тем более я был озадачен, что перед «фотографом»
она стояла словно первоклассница, а тот с ласковой улыбкой успока-
ивал: «Ну что ты, Аллочка! Электростатика — это же совсем просто.
И потом, было бы несерьезно с моей стороны сразу же предъявлять
высокие требования...»
Когда этот мужчина отошел, я спросил Аллу, кто ее собеседник,
и услышал в ответ: «Это новый учитель физики. Знаешь, такой дядька
хороший. Наверно, он и у вас в классе будет вести физику: Бородавка
из школы ушел».
Физику нам преподавал молодой выпускник Рязанского педин-
ститута3. Неплохой физик, но не очень хороший методист. В нашем
8 «А» классе с этим предметом дела обстояли плохо. Мы пытались
решать задачи математически («по формулам»), не вникая в физиче-
ское содержание. Молодой педагог нервничал, рассыпал по классному
Солженицын
9

журналу двойки, но сдвигов не было заметно. Неожиданно он ушел
из школы, и тогда к нам пришел учитель по фамилии Солженицын.
Чем запомнился его первый урок? «Это, конечно, плохо, что
мы знакомимся не в начале учебного года. Трудно придется и вам,
и мне. Давайте помогать друг другу». Примерно такими словами начал
Александр Исаевич Солженицын первый урок в 8 «А» классе 2-й сред-
ней школы Рязани. Мы сразу окрестили его Исаичем и иначе между
собой и не называли.
Исаич повел рассказ о законах Ньютона. При этом он подчеркнул,
что в фамилии великого физика ударение следует делать на первом
слоге. А Ломоносов, заявив, что «может собственных Платонов и бы-
стрых разумом Невтонов российская земля рождать», перенес ударение
ради рифмы. В речи его заметно было старомодное произношение
«э» в словах «музей», «кофе», «одеколон». Объяснение материала со-
провождал шутками, относящимися, однако, к изучаемой теме, чем
сразу нам понравился.
Много позже из биографии А. И . Солженицына в серии «Жизнь
замечательных людей» я узнал, что эта симпатия не была взаимной.
Было несколько неожиданным узнать, что в рязанских учениках Сол-
женицын разочаровывался. «Ребята весьма разболтанные, учебой
не интересуются и какие-то не сердечные — вот, пожалуй, основное
отличие их от коктерекских» [62, с. 435].
Со второго урока учитель Солженицын начал опрос. Пробежав
в классном журнале список учащихся, он вызвал к доске меня, видимо,
заинтересовавшись учеником с громоздкой фамилией4. Мы изучали
закон сохранения механической энергии. Учитель скомкал подвернув-
шийся под руку исписанный лист бумаги, превратив в шарик, подбра-
сывал его, ловил, при этом спрашивал, как происходит превращение
потенциальной энергии в кинетическую. Я пояснял: когда бумажный
шарик летит к потолку, растет потенциальная энергия и уменьшается
кинетическая, а когда падает, наоборот.
Вопросы учитель ставил несложные, например: как определить,
на каком расстоянии от поверхности стола потенциальная и кине-
тическая энергии равны между собой? К всеобщему удовольствию,
энергия, которой обладал бумажный шарик, не исчезла, я получил
«пятерку», удостоившись одобрительной улыбки нового учителя.
Вернувшись на свое место, стал разглядывать в дневнике необыч-
ный автограф: буква «С» с закорючкой в верхней части в форме кро-
хотной буквы «А». «Александр Солженицын» расшифровывалась под-
пись. Мне так понравился этот прием, что я тотчас им воспользовался
и, предполагая, вскорости стать Сергеем Яковлевичем, «сконструи-
ровал» свою подпись из «С» с «Я» в верхней части.
Что же отличало Солженицына-педагога? Прежде всего пункту-
альность. За считаные минуты до урока приходил он в школу. Едва
10 Писатели

звучал звонок на перемену, урок прекращался. Солженицын не имел
привычки задерживать учащихся и, не мешкая, покидал школу сам.
Не то что минуты — секунды лишней не проводил он на работе. Обя-
занности свои исполнял исправно, но не более.
Если наступал его черед быть дежурным учителем, строго следил
за порядком, опрятностью учащихся. В руках он держал небольшой
блокнот, в который записывал всех нарушителей. Когда его урок ока-
зывался последним, то, как положено, провожал учеников до гардеро-
ба, поторапливал их, проявляя явное нетерпение, пока его питомцы
оденутся. И, едва они высыпали за порог школы, уходил сам. Бывало,
еще перемена после физики не кончилась, а он уже своей стремитель-
ной походкой удалялся от здания школы.
Стиль Солженицына-педагога отличался от стиля большинства
учителей. На одном из первых уроков класс хором «уличил» его в том,
что в записи условия задачи на доске пропущены традиционные и ка-
завшиеся нам обязательными слова: «дано», «требуется определить»,
«решение». Уразумев, отчего это класс взволновало, Исаич, демон-
стрируя всем видом недоумение, произнес: «Зачем? Давайте эконо-
мить время и место».
Урок А. И . Солженицына строился не совсем традиционно.
Мы привыкли, что первые 30 минут 45-минутного академического
часа проводился опрос по ранее пройденному материалу, державший
учеников в напряжении, и остающиеся 15 минут — изложение учите-
лем нового материала, когда школьники чувствовали себя спокойно,
могли расслабиться, а то и втихаря начинали готовиться к предстоя-
щему на следующем уроке опросу.
На уроках Солженицына в течение всех 45 минут приходилось ра-
ботать активно. Для получения оценки необязательно было выходить
к доске. Достаточно в ходе урока несколько раз удачно ответить с ме-
ста, чтобы получить высший балл. Вообще ему было тесно в рамках
принятой пятибалльной системы, и он частенько пользовался плюса-
ми и минусами. Ценил находчивость, остроумие. За блестящий ответ
готов был поставить «пять с плюсом», но не помню, чтобы кто-то
в нашем классе этого балла у Исаича удостоился.
Мой школьный друг Володя Опенкин вспоминает, что, когда нуж-
но было выводить годовые оценки за выпускной класс, Александр
Исаевич предупредил, что не может ему поставить «5» и по физике,
и по астрономии и предложил ученику самому (!) выбрать по какому
предмету ему желательно иметь высший балл (Опенкин В. М . Вспоми-
ная Солженицына-учителя // Рязанский Солженицынский вестник,
Рязань: изд-во ИП Коняхин А. В., 2016, вып. 5, с. 66–67).
Да и мои собственные ответы Александр Исаевич оценивал чаще
всего в диапазоне от «четыре с плюсом» до «пять с минусом». Пом-
нится, не вполне довольный мной, он сказал:
Солженицын
11

—
Снова отвечал на «четыре с плюсом».
—
Александр Исаевич, может быть, все же на «пять с минусом»?
—
На «пять с минусом» оценивается отличный ответ, в котором
допущены одна или две, но ни в коем случае не больше, оговорки.
Ты отвечал на «хорошо», но мне понравилось твое объяснение, по-
чему первый закон Ньютона можно рассматривать как частный случай
второго закона, поэтому заслуживаешь «четыре с плюсом».
И после паузы добавил:
—
Понимаю: конец четверти. Тогда давай не будем торговаться,
а завтра после уроков приходишь в фотолабораторию и сдаешь зачет,
но «гонять» буду по всему материалу.
Он требовал всегда ответа на поставленный вопрос, не допуская
рассуждений вокруг да около. На одном из первых уроков рассказал
нам старый анекдот «о белых слонах» (о том, как студент на экзамене,
знавший только одну тему, ответ на любой вопрос профессора сводил
к белым слонам).
Порицал он и равнодушное отношение к учебе и считал, что по-
ручение надо выполнять с душой. Помнится, по поводу формально-
го отношения к какому-то делу, связанному с фотокружком, Исаич,
вздохнув, вымолвил: «Понимаю. Твои деньги в другом банке». Я опе-
шил: «Какие деньги?»
И он рассказал притчу о К. С. Станиславском, которую я позд-
нее слышал из других источников. Однажды реформатор сцены за-
дал ученикам этюд: «Горит ваш банк. Действуйте!» Кто-то побежал
за огнетушителем, кто-то тащил воображаемую лестницу и по ней
пытался проникнуть на второй этаж, кто-то в отчаянии стал рвать
на себе волосы и заламывать руки. И лишь один Василий Иванович
Качалов продолжал спокойно сидеть, переводя взгляд с одного ар-
тиста на другого. «Василий Иванович! — окликнул его недовольный
Станиславский. — Вы почему не участвуете?»
«Я участвую, — невозмутимо ответил Качалов. — Мои деньги в дру-
гом банке».
Солженицын не терпел, когда что-то отвлекало от занятий.
Он словно от зубной боли морщился, если слышал посторонний шум,
и, не глядя на нарушителей, а лишь энергично погрозив пальцем в на-
правлении шептунов, продолжал урок... Вот озорник нарочито громко
чихнул, учитель лишь на секунду повысил тон, не давая расслабить-
ся, и урок продолжается. Как-то послышался звон рассыпавшихся
по полу монет, по классу покатился смешок. Исаич тут же погасил его:
«Пусть теперь эти деньги так и лежат на полу до перемены» — и урок
продолжался.
Если он узнавал, что кто-то пропускает занятия не по уважитель-
ной причине, а отговариваясь, например, репетицией школьного ве-
чера, собранием спортивной секции, оформлением праздничной стен-
12 Писатели

газеты и т. п., его лицо приобретало скорбное выражение. Еще одно
мнение А. И. Солженицына о нашей школе и рязанских учениках:
«Затронуть их ум сложной задачей, увлечь чудесами техники казалось
делом почти невозможным — рассказы о тайнах вселенной вызыва-
ли тягостное недоумение. Зато процветали хор, оркестр, спортивные
кружки. Двойки легко превращались в тройки, никого не исключали,
и все чувствовали свою полную безнаказанность. “Лакированный го-
род и лакированная школа”» [62, с. 435].
Вспоминаю особый случай. Дело было в середине последнего
учебного года. Нам разрешили провести в будний день небольшой
туристический поход, названный днем здоровья. Затем, когда все на-
строились, неожиданно запретили. И решили мы на такой «произвол
администрации» ответить коллективной акцией протеста: один день
всем классом прогулять занятия. Эта однодневная «забастовка» стала
ЧП школьного масштаба. Отношение педагогов к нашей выходке ко-
лебалось от ироничного до агрессивно-злобного. Исаич же был при-
ятно удивлен, что среди нас не было ни единого «штрейкбрехера».
На очередном уроке он был подчеркнуто мягок с классом. Правда,
когда в решаемой им на доске задаче потребовалось применить новую
формулу, весело бросил: «Я вам ее вчера объяснял? Объяснял!» — на-
легая на «вчера». А . И . Солженицын делился с учениками не только
знаниями, но и сомнениями. Если происхождение физического про-
цесса ему не было известно, он этого не скрывал. Как-то Александр
Исаевич заметил, что причину изучаемого явления современная наука
объяснить не может, а в ответ на мою реплику с места («Мир физики
полон загадок») строго посмотрел в мою сторону и промолвил: «Две
загадки в мире есть: как родился — не помню, как умру — не знаю»5.
Поругивая школьный учебник физики Перышкина («Такие учеб-
ники пишутся по договору в течение одних летних каникул», — как -то
заметил он), об учебнике астрономии Воронцова-Вельяминова отзы-
вался одобрительно. Можно сказать, педагогическая интуиция не под-
вела Солженицына. Если к Перышкину ныне обращаются разве что
историки науки, то по учебнику Воронцова-Вельяминова познавали
основы астрономии школьники до конца ХХ века.
Уроки астрономии Исаич вел, пожалуй, еще увлеченнее, чем фи-
зику. На первом занятии дал задание: каждый вечер в течение меся-
ца выходить на улицу: следить за положением звезд на небе и вести
дневник наблюдений.
«Знаю, — предупредил он, — в конце сентября, когда надо будет
сдавать дневник, вы мне заявите: “Александр Исаевич, ничего не по-
лучилось: весь месяц шли дожди”. Но не обманете. Я сам каждый вечер
буду вести наблюдения».
Следующая цитата из произведения Солженицына вызывает про-
сто ностальгические чувства: «Звездными вечерами Нержин иногда
Солженицын
13

собирал десятиклассников в школьном дворе и, установив Галилееву
трубу, показывал им кольца Сатурна, учил находить многоцветный
Антарес, голубое сердце Орла — Альтаир, в клюве у Лебедя — Де-
неб. Нержин знал, как обаяют астрономические истины и догадки
юношеские умы, он звучным голосом давал пояснения у темнеюще-
го постамента и слышал сам, как прерывался его голос» [71, с. 46].
Очевидно, что прообразом героя «В круге первом» математика Глеба
Викентьевича Нержина, заключенного спецтюрьмы No 1 в Марфино,
прозванной «шарашкой», являлся сам автор.
Довелось мне быть свидетелем беседы Солженицына с коллегой —
преподавателем астрономии. Попрощавшись с ним, Александр Иса-
евич произнес, глядя ему вслед: «Счастливый человек. Едет в экс-
педицию в полосу полного солнечного затмения. Представляешь,
воочию увидит солнечную корону. Для нас, астрономов, нет ничего
интереснее».
Объясняя природу белых ночей, говорил: «В Рязани белых ночей
не бывает. Верно. Но обращали вы внимание, как долго тянется у нас
летний вечер, как медленно наступают сумерки? В июне и в девять,
и в десять вечера еще светло. До половины одиннадцатого можно
фотографировать без лампы-вспышки. В южных широтах ничего по-
добного быть не может. Там мгла приходит так быстро, что кажется,
будто день переходит в ночь мгновенно... — и зако нч ил мн ог о зн ачи-
тельно: — Надо уважать тот край, где живешь».
Однажды после урока астрономии я шутки ради спросил, можно
ли узнать, под какой звездой родился. Исаич ответил серьезно: «Мож-
но. Надо только точно знать место и час твоего рождения». Говори-
лось это в эпоху, когда астрология именовалась «ложным учением,
распространенным в капиталистических странах», а до нынешнего
времени, когда гороскопы еженедельно обнародуются во всех попу-
лярных СМИ, было еще очень далеко.
Как-то поставив ученику «двойку» по астрономии, Солженицын
в сердцах заметил: «Слушал твой ответ и подумал, что ты мог бы на
равных вести беседу с Василием Семи-Булатовым из рассказа Чехова
“Письмо к ученому соседу”».
Тут выяснилось, что большинство присутствующих не читали этот
рассказ. Лицо Исаича приняло страдальческое выражение. Выдер-
жав театральную паузу, он с интонацией, подчеркивающей глубокую
скорбь, произнес: «Как можно дойти до десятого класса и не прочитать
все рассказы Чехова?! До какой же степени надо не любить русскую
литературу, чтобы ограничиваться “прохождением” того, что поло-
жено по школьной программе!»
На следующем уроке Солженицын читал перед классом рас-
сказ А. П . Чехова «Письмо к ученому соседу». Читал он очень хорошо,
выделяя места, в которых Василий Семи-Булатов рассуждает на астро-
14 Писатели

номические темы, например: «Могут ли люди жить на луне, если она
существует только ночью?» или «Как Вы могли видеть на солнце пят-
ны, если на солнце нельзя глядеть простыми человеческими глазами,
и для чего на нем пятны, если и без них можно обойтиться? Из какого
мокрого тела сделаны эти самые пятны, если они не сгорают?».
Другой раз он сочинил «Рассказ незадачливого фантаста», а мы
должны были отмечать содержащиеся в нем ошибки, относящиеся
к изучаемой теме. Чем больше неточностей обнаружишь у «фантаста»,
тем выше получишь оценку.
Однажды Александр Исаевич предложил конкурс на лучший спо-
соб определения географической широты, а услышав один из ответов,
среагировал: «Все очень хорошо. Только каждый раз, как понадобится
узнать, на какой широте находишься, придется лезть в центр Земли».
В этом же духе звучали и его иронические замечания к определе-
нию коэффициента полезного действия устройства, никакой пользы
не приносящего.
Задает учитель вопрос: «От чего зависит емкость электрического
конденсатора?» — и слышит в ответ: «От заряда и потенциала». Мгно-
венно следует комментарий: «Скажи, а емкость сосуда зависит от того,
сколько в нем содержится жидкости? Ты не замечал, что по мере на-
полнения кастрюли водой ее емкость увеличивается?!»
Класс смеется, и ученику с самой сомнительной тройкой по физике
становится понятно, что электрическая емкость, хотя математически
и равняется отношению заряда к разности потенциалов, не зависит
ни от величины протекающего заряда, ни от приложенной разности
потенциалов.
На одном из уроков Солженицын рассказывал об устройстве маг-
нитофона, вручную перемещал ленту и с видимым удовольствием де-
монстрировал изменение звучания голоса при изменении скорости
перемещения магнитофонной ленты. Рассказывая о скорости звука
и сверхзвуковых скоростях, он вспомнил, что на фронте в ходу была
поговорка: «Не бойся пули, которая свистит, раз ты ее слышишь —
значит, она не в тебя. Той единственной пули, которая тебя убьет,
ты не услышишь». Мы изучали скорость звука в начале 1959 года.
Теперь известно, что в то время А. И. Солженицын закончил роман
«В круге первом», и слова, сказанные на уроке физики, оказались ци-
татой из этого произведения [63, с. 470].
В главе «Архипелага ГУЛАГ», названной «Музы в ГУЛАГе», А. Сол-
женицын пишет: «Я в юности едва не стал актером, тогда слабость
горла помешала. Теперь же, в лагере, то и дело выступал в концер-
тах, тянулся освежиться в этом коротком неверном забвении, увидеть
близко женские лица, возбужденные спектаклем. А когда услышал,
что существуют в ГУЛАГе особые театральные труппы из зэков, ос-
вобожденных от общих работ, — подлинные крепостные театры! —
Солженицын
15

возмечтал я попасть в такую труппу и тем спастись и вздохнуть легче»
[66, с. 398].
Для педагога очень важно быть актером, и Солженицын-учитель
в полной мере этим качеством обладал. Проходим по астрономии ге-
лиоцентрическую систему мира. Вот он с застывшим в напряжении
лицом, ушедший в себя, медленно прохаживается между рядами парт,
и притихшие ученики слышат негромкий голос: «Николай Коперник
ходил по средневековому Кракову, и тяжелая дума не покидала его.
Он давно понял, что Аристотель не прав, Земля не является непод-
вижным центром мироздания, а вместе с другими планетами обра-
щается вокруг Солнца. Но как донести эту идею до людей и не быть
обвиненным в ереси?»
Другой пример. «Я уехал в отпуск. Оставил на столе в надежно
запертой комнате стакан с водой. Возвращаюсь домой через месяц,
отпираю дверь, смотрю — стакан на месте, но пустой! — обращает-
ся Исаич к классу с выражением неподдельного изумления на лице
и продолжает: — Где вода?! Кто выпил мою воду?» Так мы приступили
к постижению физики испарения.
По вспомнившимся мне эпизодам читатель может оценить, на-
сколько хорошим актером был Солженицын, насколько он вживался
в роль учителя. Сдавал я зачет по оптике. Оценка колебалась между
«четырьмя» и «пятью». Исаич продиктовал условие задачи и отправил-
ся по своим делам, а меня запер одного в физическом кабинете. Задачу
я решил и с удовольствием готовился продемонстрировать решение,
но «одиночное заключение» затягивалось... Наконец я услышал, как
ключ вставляется в замочную скважину и бормотание: «Ну все. Или
решил, или не решил. Времени было достаточно». Результат зачета
волновал его, похоже, не меньше, чем меня.
При изучении видов механического движения он задал домашнее
сочинение на тему «Примеры различных видов движения тел». При
этом запрещались иллюстрации, приводимые в школьном учебнике,
а положительные эмоции у учителя вызывали примеры не бытовые,
а из производственной практики (движение механических частей
станков, обрабатываемых деталей и т. п.). Мое сочинение, состав-
ленное — в чем я признался — в результате беседы со знакомым тех-
нологом Рязанского завода счетно-аналитических машин (САМ), ему
понравилось, но он все же скаламбурил: «Было бы еще лучше, если
бы ты сам сходил на САМ».
В вариант контрольной работы, которые устраивал Исаич, входи-
ли две задачи. Первая — элементарная, на школьном жаргоне — «за-
дача в один вопрос». Для решения ее нужно было применить одну
из формул «контролируемого» раздела физики, да еще разобраться
с размерностями входящих в нее величин. Безукоризненное решение
такой задачи обеспечивало положительную оценку за контрольную.
16 Писатели

Вторая задача формулировалась так, чтобы ученик мог показать
свои знания и понимание пройденного материала. Тут учитель учи-
тывал, логичны ли рассуждения, насколько рационально решение.
Черновик сдавался вместе с контрольной. «Может оказаться, что
именно в черновике вы были рядом с решением», — говорил Алек-
сандр Исаевич и в этом случае ставил оценку «по черновику».
Еще он советовал обдумывать полученный ответ. «Например, —
говорил он накануне контрольной по теплоте, — у вас получилось,
что в результате опускания ложки в стакан с водой температура воды
понизилась на 120 градусов по Цельсию (?!). Разве можно оставить та-
кой ответ без комментариев? Конечно, нужно проверить расчеты, но,
если попытки найти ошибку оказались тщетными, следует дать хотя
бы такое примечание: “Ответ противоречит физическому смыслу”».
Если первой чертой Солженицына-педагога я отметил методич-
ность, то вторая — принципиальность. Он никогда не «вытягивал»
ученика. Во время контрольной можно было обратиться к нему за кон-
сультацией, он отвечал на поставленный вопрос, но на полях делал
условный знак, означающий, что оценка будет снижена на полбалла,
а то и на целый балл — в зависимости от ценности подсказки.
На исходе девятого класса вышла история прямо-таки драматиче-
ская. У нас появилась ученица, явно отстававшая в развитии. Учителя
вполголоса говорили «дебил», а некоторые ученики жестоко издевались
над ее беспомощностью. Но благодаря самоотверженности ее матери,
ежедневно бывавшей в школе, у девочки появились шансы перейти
в десятый класс. Сердобольный историк вывел ей даже «четыре», много-
опытный математик, добившись с грехом пополам ответов на элемен-
тарные вопросы, поставил «три». Строгая учительница литературы,
вдоволь посмеявшись вместе с классом над ее ответами, также вывела
за год «удовлетворительно». А . И . Солженицын провел для нее допол-
нительную контрольную. Но, увы, по истечении отведенных на урок
45 минут выяснилось, что она смогла лишь переписать условие пер-
вой задачи. Мне запомнились полные отчаяния глаза матери девочки,
пришедшей к концу решающего судьбу дочери урока, и скорбное лицо
Александра Исаевича. В тот день он не поспешил домой, о чем-то долго
говорил с матерью. Знаю только, что положительной оценки он этой
ученице не поставил и в десятый класс не перевел.
А когда в выпускном классе, в преддверии экзаменов на аттестат
зрелости, текущие «двойки» по всем дисциплинам превращались
в «тройки» за год, только Исаич сумел «провести» через педсовет одну
«двойку» по физике и не допустить ученицу до экзамена. Тут к месту
привести цитату из «В круге первом»: «Девчонки и из школы пришли,
ни математики, ни физики не зная (еще в старших классах до них
дошло, что директор на педсовете ругает учителей за двойки, и хоть
совсем не учись — аттестат тебе выдадут)» [63, с. 40].
Солженицын
17

В. Лакшин так описывает вечер «Нового мира» в Доме учителя. За-
пись от 29 января 1964 года: «Солженицын выступал дельно — говорил
не о литературе, а о проблемах школы, в частности, в связи с ростом
преступности среди молодежи. Завышение отметок, невозможность
для директора исключить кого-либо из школы — все это создает ат-
мосферу ханжества» [51].
Кстати, готовя нас к выпускному экзамену, он заметно волновался.
Теперь, когда знаю о нем много больше, предполагаю, что он просто
изображал волнение. Во всяком случае, его замечания на предэкза-
менационных уроках, когда шло интенсивное повторение вопросов
по билетам, стали резче и звучали, к примеру, так: «Вот, ты, не поду-
мав, сказанешь такое на экзамене, и я сразу услышу от представителя
роно: “Уважаемый, они же у вас ни черта не знают!” — и придется нам
с тобой обоим краснеть.
Следующий урок в понедельник. Я, разумеется, ничего не задаю
(задавать домашнее задание с субботы на понедельник не разреша-
лось. — С. Г .). Но до экзамена остается всего ничего. Поэтому, кто
поумнее, в воскресенье порешает задачи. Рекомендую следующие
номера...»
За считаные минуты до начала экзамена Александр Исаевич уеди-
нился в физическом кабинете и «колдовал» с билетами. Потом объяс-
нял, что... раскладывал их в соответствии с законом случайных чисел!
Хотя он никогда не старался «вытянуть» ученика, он часто сопере-
живал отвечающему. Помнится, вызвал ученицу, чтобы окончатель-
но определить полугодовую оценку по астрономии — «четыре» или
«пять». Ответ его вполне устраивал, но в какой-то момент соиска -
тельница высшего балла запнулась, из ряда послышалась подсказка,
и тут Исаич с досадой воскликнул: «Девочка отвечает на “пять”. Так
нет же, надо было помешать!» Он все же поставил Альбине «отлично»,
но лишь после того, как она ответила на дополнительные вопросы.
У Солженицына в меньшей степени, чем у иных учителей, была вы-
ражена черта, которую я бы назвал «педагогической инерционностью».
Он мог поставить высокую оценку посредственному ученику и, наобо-
рот, изредка урезонивал зазнавшегося ученика «профилактической»
«двойкой». Исаич мог с легкостью «посадить» любого бесспорного от-
личника. В некоторых случаях учитель Солженицын не применял «санк-
ций». Довольно быстро решив обе задачи из заданного мне варианта
контрольной по теплоте, я обратился к Александру Исаевичу: «У меня
получилось, что для нагревания котла потребуется 30 килограмм дров.
Достаточно ли такого количества? Может быть, имеет смысл сделать
примечание, что ответ противоречит физическому смыслу?»
Порывшись в своих бумагах, учитель ответил: «Не знаю, мне тоже
кажется, маловато. Ну что такое 30 килограмм? Две небольшие вязан-
ки, они быстро прогорят, а котел у тебя довольно большой». И, описав
18 Писатели

в воздухе объем котла, многозначительно посмотрел на меня. Я про-
верил расчеты, тотчас обнаружил ошибку, и в результате получилось
150 килограмм все тех же дров. Сообщил о новом результате Исаичу,
но тот лишь пожал плечами, а прямой вопрос «Правильно ли решена
задача?» считался некорректным.
Тогда со словами: «Еще раз, пожалуй, пересчитаю» — я сделал
вид, что принимаюсь за расчеты. Тут и не выдержали нервы учителя.
«Сдавай-ка скорее контрольную, а то еще чего-нибудь насчитаешь».
И Исаич забрал себе мои листочки. Уже выйдя за дверь, я увидел одо-
брительно кивающего мне учителя, подтверждающего этим, что теперь
в результате моих расчетов котел удастся нагреть.
Запомнился мне и зачет по теме «Электростатика». Подготовился
я основательно. Накануне сам придумывал себе различные каверзные
вопросы и искал на них ответы. Начался зачет гладко, по принципу
«вопрос — ответ». Мой ответ следовал мгновенно за вопросом учи-
теля. Отвечаю так, что стало весело. И вдруг следует нестандартный
вопрос, и я тупо молчу. Затянувшуюся паузу прерывает голос учите-
ля: «Сережа, до сих пор ты отвечал просто блестяще (бросает на меня
пронзительный взгляд). “Отлично” заслужил, но подумай над этим
вопросом».
Я уверен в точности воспроизводимых по памяти реплик Солже-
ницына, будучи не в силах передать его интонацию, взгляд, жесты...
Кажется, я справился с тем вопросом, и, хотя «пять с плюсом» не по-
лучил, до сих пор, когда слышу «электростатика», на душе становится
светлее.
О себе Александр Исаевич говорил: «Я математик» — и чувствова-
лось, что ему хочется преподавать именно этот предмет. Неслучайно,
когда школьная тема возникает в «Очерках изгнания», автор высказы-
вается об учебниках по математике: «А вот затеваю с двумя старшими
и занятия по математике. (Просмотрел новейшие советские учебни-
ки — не приемлет душа, не то, не чутки к детскому восприятию. А учу
сыновей — привезла Аля [Н. Д. Солженицына] из России — по тем
книгам, что и сам учился, и наши отцы). Есть у нас и доска, прибитая
к стенке домика, мел, ежедневные тетради и контрольные работы —
все, что полагается. Вот не думал, что еще раз в жизни, но это уж по-
следний, придется преподавать математику. А сладко. Какая прелесть
и наши традиционные арифметические задачи, развивающие логику
вопросов, а дальше грядет кристальная киселевская “Геометрия”» [72].
Поэтому нет-нет, но на уроках и физики, и астрономии объясне-
ние учителя приобретало математический оттенок. То он упомянет
о теории массового обслуживания — разделе теории вероятностей,
целью исследований которого является рациональный выбор структу-
ры системы обслуживания на основе изучения потоков поступающих
требований.
Солженицын
19

От А. И . Солженицына мы впервые услышали о геометрии Ло-
бачевского. Началось с того, что на уроке физики учитель произнес
слово «постулат», до этого никем из нас не слышанное. Тут же стали
разбираться в различии значений «аксиомы» и «постулата». Исаич
обозначил его словами: «Аксиома — положение, принимаемое без
доказательства в силу его очевидности, а постулат — положение, при-
нимаемое на веру, потому что надо бы его доказать, но не можем».
И привел пример: классическая геометрия Евклида основывает-
ся на пяти постулатах. Математик из Казани Николай Лобачевский
в 20-е годы XIX века сказал: четыре постулата Евклида принимаю,
а пятый — нет. Не верю, что через точку, не принадлежащую данной
прямой, возможно провести одну и только одну прямую, параллель-
ную данной, допускаю существование по меньшей мере двух прямых,
параллельных данной и проходящих через точку, лежащую вне этой
прямой. Так возникла геометрия Лобачевского...
Класс слушал с интересом, а Исаич, увлекшись, продолжал: «Кро-
ме Лобачевского, были и другие геометры, предлагавшие свои форму-
лировки пятого постулата. С позиций немца Римана, пятый постулат
Евклида звучит достаточно неожиданно. Согласно его идеям, через
точку вне данной прямой нельзя провести ни одной прямой, которая
параллельна данной».
Ученики ошеломленно замолчали, а учитель вдруг погрустнел, по-
няв, что популярно объяснить учащимся идею так называемого ри-
манова пространства не удастся, и с явной неохотой вернулся к про-
должению урока физики.
С помощью одноклассников я вспомнил и случай, когда наш учи-
тель физики заменил штатного литератора и «раскрыл» тему патрио-
тизма в романе «Война и мир». Подчеркнув, что патриотизм по Тол-
стому — это естественное движение души, заставляющее человека
не думать о себе «при сознании общего несчастья». Таким несчастьем
явилась Отечественная война 1812 года, показавшая, насколько силь-
но русские любят свое Отечество. Не могут остаться в стороне от об-
щей беды и любимые герои писателя. Толстой показал читателю, как
должен вести себя настоящий патриот своей Родины в час, грозящей
ей опасности.
Запомнилось, что свой монолог Александр Исаевич заключил при-
зывом: «Любите Россию!» Именно Россию, а не Советский Союз.
Исаич старался дать возможность ученику поверить в свои силы.
Сократу принадлежит афоризм: «В каждом человеке — солнце. Только
дайте ему светить». На мой взгляд, главное достоинство учителя — дать
ученикам «светить». Как-то для урока нужно было начертить на доске
схему преломления лучей в какой-то наисложнейшей (по школьным
меркам) системе не то линз, не то зеркал. Обычно в такой ситуации
обращались к услугам двух «штатных» чертежников, но их почему-
20 Писатели

то в тот момент в классе не оказалось, и Александр Исаевич попро-
сил меня. Я стал отнекиваться, потому что черчение недолюбливал.
Но Исаич хотя и мягко, но настойчиво вынудил меня попробовать,
подчеркивая, что у меня должно получиться, нужно только поверить
в свои силы. Чертеж и впрямь удался... А . И. Солженицын говаривал,
что человек порой сам свои потенциальные возможности не в со-
стоянии оценить. «Несколько лет назад, — рассказывал Александр
Исаевич, — врач откровенно сказал мне: “Вам осталось жить совсем
немного — месяц, максимум два”. И тогда я мобилизовал силы своего
организма. И, как видишь, выжил».
Как реагировал он на выходки учеников? Невозможно предста-
вить себе Солженицына кричащим «Вон из класса!» или с угрожаю-
щим предупреждением: «Завтра явишься с родителями, иначе я тебя
к уроку не допущу». Если кто-то отвечал на его замечание с иронией,
он обычно говорил: «Не шути со мной». В тоне не содержалось угрозы,
но продолжать диалог в стиле юморины желания не было.
На уроке астрономии Александр Исаевич рассказывал о Джорда-
но Бруно. Он читал в лицах какой-то отрывок (теперь думаю, соб-
ственного сочинения). Некоторые жесты показались мне и соседу
по парте смешными. Мы еле сдерживались и не могли сосредото-
читься на содержании. Наконец учитель подошел к нашей парте
и с грустью в голосе, словно продолжая повествование о трагедии
Джордано Бруно, тихо произнес: «Ребята, у меня столько возмож-
ностей умерить вашу веселость». И смешливость сразу ушла, уступив
место чувству вины.
Несколько человек из нашего 10 «А» стали заниматься в пара-
шютной секции и совершили по одному самостоятельному прыжку.
На следующий день во время урока заметно было, что никого из них
(не все парашютисты блистали по физике) Александр Исаевич оби-
жать не хочет.
Запомнился урок вежливости, преподанный нам учителем физики.
В ответ на «Здравствуйте, Александр Исаевич» кого-то из учеников
он среагировал: «Мы же с тобой сегодня уже здоровались, — и про-
должал, обратившись к присутствующим: — Проведем небольшой
конкурс — кто первым правильно ответит: как следует поступить, если
вы встретили человека, с которым уже здоровались?» Класс молчал.
Исаич настаивал: «Ну все же, как поступить?! Снова сказать “Здрась-
те” — глупо. Уже здоровались. Пройти мимо, как бы не замечая. Тоже
глупо... — и п осл е п аузы закончил: — При повторной встрече надо
улыбнуться этому человеку».
Во времена, когда имя Александра Солженицына упоминалось
только в ругательном контексте, его обвиняли во всех грехах, в том
числе и в антисемитизме. Должен сказать, что моя память цепко фик-
сирует любые, даже самые мелкие факты такого рода. Так вот, за все
Солженицын
21

годы знакомства с Солженицыным никакого намека на антисемитизм
в его словах и поступках не было. Можно упомянуть о нескольких
случаях его сдержанного отношения к творчеству известных деятелей
культуры, науки, спорта — представителей еврейской национальности
(подробнее я рассказываю об этом в заключительной части воспоми-
наний о Солженицыне), но нет оснований считать, что оно связано
с их этническим происхождением.
Проявлялась ли тогда религиозность Солженицына? Явно нет.
Но к религии он относился с уважением. Говаривал, что люди слиш-
ком мало знают о себе, чтобы клеймить Бога. «Как родился — не пом-
ню, когда умру — не знаю», — не раз и по разным поводам повторял
он. Как-то на его уроке делалось объявление о предстоящей антире-
лигиозной беседе. Реплики об обязательности посещения мероприя-
тия комсомольцами Александр Исаевич резко прервал: «Продолжаем
урок. Объявления делаются не для того, чтобы их обсуждать».
Во второй половине 1950-х в Рязани приобрел известность и про-
пагандировался поступок священника (запомнилось, что в миру его
фамилия Теплоухов), отказавшегося от сана и подвизавшегося в об-
ществе «Знание» с лекциями по атеизму. Провел он и у нас в школе
лекцию «Почему я ушел из церкви». Объявление об этом мероприя-
тии было сделано на уроке физики. Услышав тему, я начал ерничать:
«Батюшка, лекции читая, “Отче наш” не позабыл?» Не удостаивая
меня вниманием, наша классная продолжала призывать к обеспече-
нию стопроцентной явки. Я, услышав, что лектор весьма эрудирован,
продолжал веселить класс: «Еще бы! Кто б иначе стал слушать его про-
поведи?» При этом нельзя было не заметить, что Александр Исаевич
моим выходкам одобрительно улыбался.
Одобрительно встретил он и мое демонстративное поздравление
в субботу накануне Пасхи: «Александр Исаевич! С праздником светло-
го Христова Воскресения!» — и мой нарочито громкий отказ от обще-
ственного поручения в тот день: «Сегодня никак не могу. Некогда.
Надо успеть в церковь куличи освятить».
Зная о моем увлечении шахматами, Александр Исаевич иногда за-
говаривал о них. Вспоминая о годах юности, рассказывал, что было
время, когда и сам ими увлекался, участвуя в турнирах, получил третью
категорию. Позднее он разочаровался в «игре королей», считая, что
она вынуждает человека тратить много энергии вхолостую. Свиде-
тельство того, что в детстве Саня Солженицын увлекался шахматами,
находим в его ранней повести в стихах «Дороженька». К другу детства
Сергею обращены строки [68, с. 15]:
Помню твоей детской курточки вельвет,
Несогласие упрямое с немецкими глаголами,
Наши шахматные страсти меж двумя футболами.
22 Писатели

При мне же Исаич не раз высказывался в том смысле, что наши
шахматные успехи потому и афишируются, чтобы прикрыть отстава-
ние в иных, более важных областях. Помнится, между нами состоялся
такой диалог:
—
Все-таки, Сережа, шахматы напрасно отнесены к спорту.
—
Почему?!
—
Да потому, что спорт предполагает физическое развитие чело-
века. А если шахматы — спорт, то почему бы не причислить к спорту
домино, карточную игру и еще бог знает что?
—
Александр Исаевич, давайте договоримся о терминах. По-
моему, спортивное состязание — это соревнование, участники кото-
рого находятся в равных условиях, и успех не зависит от случайности.
Потому-то шахматы — спорт, а домино и карты — нет6.
—
Все же спорт обязательно предполагает физическое соревно-
вание.
—
Что же тогда, по-вашему, шахматы? Игра, средство убить время?
—
Наверное, шахматы ближе к науке. Есть же учебники шахмат-
ной игры, да и успех в них во многом зависит от того, насколько до-
бросовестно проштудированы пособия и руководства.
Заметно было, что среди именитых шахматистов симпатии у Алек-
сандра Исаевича вызывали те, кто совмещал игру с достижениями
в других интеллектуальных областях. Так, он с уважением отзывался
о многолетнем чемпионе мира Эмануиле Ласкере, бывшем доктором
философии и математики. При этом не скрывал, что не любит доктора
наук Михаила Ботвинника за его, как ему казалось, слишком прак-
тичный стиль игры, и всю жизнь «болел против» него.
Во время матчей на мировое первенство между шахматистом-уче-
ным М. Ботвинником и шахматистом-профессионалом М. Талем
Солженицын желал успеха молодому рижанину. Первые поражения
Таля в матче-реванше повергли Александра Исаевича в уныние. «Ну
как же так, какая досада!» — восклицал он со скорбным выражением
лица. Когда же матч-реванш завершился, сделал вывод, что результат
противоестественен и вызван болезненным состоянием М. Таля.
Одно время в школе завели порядок: в начале первого урока препо-
даватель несколько минут должен посвятить текущей политинформа-
ции. Наша классная попросила меня перед уроком сообщить об этом
Александру Исаевичу. Он нахмурился, и, как говорится, обрушил
град вопросов: «Какая еще политинформация? К чему это? И почему
именно я должен этим заниматься?» На мое пояснение, что проверя-
ется не его «политическая благонадежность», отреагировал глубоким
вздохом, а саму беседу свел к паре фраз о важнейших внешнеполити-
ческих событиях. Затем предложил, чтобы в следующие разы, когда
школьный день начинается с физики, дежурный, предварительно под-
готовившись, сделал двухминутное сообщение.
Солженицын
23

Как-то, когда политинформация закончилась и Александр Исаевич
устремился к доске, я позволил себе реплику с места:
—
А спортивные новости?!
Исаич только буркнул:
—
Хватит. Им еще спортивные новости!
И тут же, начав писать на доске физическую формулу, бросил
взгляд в мою сторону и продолжил:
—
Я слышал, что проходит чемпионат школы по шахматам, в ко-
тором Гродзенский втайне, конечно, претендует на первое место. Вот
когда турнир закончится, обязательно на политинформации оглашу
его итоги.
Я почувствовал, что краснею, класс развеселился, но Исаич умел
обуздывать веселье, направляя энергию учеников в нужное русло.
А чемпионат школы мы действительно тогда проводили. За отсут-
ствием специального помещения игра проходила в свободном классе.
Бывало, занимали шахматисты и физический кабинет. Помню, Алек-
сандр Исаевич задержался возле одной из досок. Обратив внимание
на первые ходы, произнес:
—
Сицилианская защита.
—
Вы и это знаете? — осведомился я.
—
Когда-то немного знал теорию дебютов. Теперь помню лишь
названия нескольких начал, — ответил Солженицын.
Он назвал дебюты, которые предпочитал в пору увлечения шах-
матами, но, честно скажу, я пропустил это мимо ушей: шахматные
вкусы бывшего третьекатегорника меня не особо интересовали... Вдруг
один из участников турнира порывисто встал из-за стола и, ни на кого
не глядя, вышел.
—
Что, проиграл Валерий? — послышался голос сидевшего в даль-
нем углу и, казалось, поглощенного своими делами Александра Иса-
евича. Встретив мой кивок, прокомментировал:
—
Я так и понял. Для шахмат он слишком разболтан.
Услышав, что какой-то турнир проводится по швейцарской систе-
ме, поинтересовался, в чем ее суть, так как до этого знал только круго-
вую («каждый с каждым») и олимпийскую («проигравший выбывает»).
Когда я объяснил существо «швейцарки», он назвал ее «методом по-
следовательных приближений при определении относительной силы
шахматиста»7.
Математик Солженицын к играм, способствующим развитию мыс-
лительной комбинаторики, относился неуважительно. Примеры этого
находим в его произведениях. В «Раковом корпусе» присутствует быв-
ший лагерный охранник, ненавидящий заключенных, туповатый сол-
дат Ахмаджан, который характеризуется Солженицыным как человек,
«не развитый выше игры в домино» [64, с. 384]. Двое из надзирателей
в «Одном дне Ивана Денисовича» оказываются любителями шашек.
24 Писатели

Хотя Солженицын сравнивал себя с шахматистом, который ведет
поединок с чрезвычайно сильным и опасным противником (комму-
нистическим режимом) на той «великой шахматной доске», которую,
по выражению Збигнева Бжезинского (1928–2017), американского
государственного деятеля, автора книги «Великая шахматная доска:
господство Америки и ее геостратегические императивы», представля-
ет собой глобальная международная политика, сам с пренебрежением
относился к шахматам и в годы нашего знакомства поругивал меня
за занятия ими.
На предложение сыграть партию в шахматы Солженицын как-то
ответил: «Я играл в них только в тюрьме, и то, когда не было интерес-
ных людей». Разумеется, занятий шахматами он не одобрял. На одном
из уроков после моего не слишком удачного ответа с грустью заметил:
«Сказываются шахматные неудачи». В тот день местная газета сообщи-
ла итоги юношеского чемпионата Рязани, в котором я сыграл плохо.
А в конце последнего учебного года, увидев в газете мое имя среди
участников юношеского первенства области, Александр Исаевич
с укоризной заметил: «Ты, наверно, все лето будешь играть в шахматы,
а потом опозоришь школу на вступительных экзаменах в институт».
Тем не менее и я, и почти все другие ученики А. И. Солженицы-
на нашего выпуска на вступительных экзаменах по физике получи-
ли «пятерки». Встретившись со мной, Александр Исаевич подробно
расспрашивал меня о том, как проходил экзамен, радовался успехам
своих учеников.
Учитель физики трепетно относился к русской речи. Болезненно
реагировал на ее искажения, но возражал и против догматического
пуризма — стремления к чистоте языка, иногда показного. Услышав
обращение одного ученика к другому «Кто ж так ложит книги?», схва-
тился за голову: «Нет в русском языке глагола “ложит”. Так говорить
нельзя».
Бывало, что корил учеников за использование жаргонных выраже-
ний. Так, мы говорили: «Дай сантиметр» или «Измерь сантиметром».
Исаич, впервые услышав про «сантиметр», сделал большие глаза:
«Как-как ты сказал? Какой “сантиметр”? Нужно говорить “сантиме-
тровая лента”». Учитель был прав, но глубоко укоренившейся привыч-
ке нам изменить не удалось, и мы продолжали твердить «сантиметр»,
натыкаясь на иронические реплики Александра Исаевича.
Когда в его присутствии поправили сказавшего «слесаря» вместо
«слесари», он сказал:
—
Язык — живой, развивающийся организм. Было время, нельзя
было произнести «профессора» — обязательно «профессоры», а теперь
не слышно, чтобы так говорили. Придет время, и все станут говорить
«слесаря», «токаря». Это будет считаться единственно правильным.
Я думаю, будут говорить «ихний», что совсем не по правилам.
Солженицын
25

Я не удержался от реплики:
—
Александр Исаевич, а мы по биологии проходили, что любой
живой, развивающийся организм рано или поздно умирает.
—
Так, и язык умирает, есть даже такое понятие — «мертвый
язык», в том смысле, что он не употребляется в разговорной речи.
Скажем, латынь. Правда, в Израиле пытаются воскресить мертвый
древнееврейский язык — иврит, но я не уверен, что это получится.
Иногда он обнаруживал неточности в произношении иностран-
ных слов. На уроке прозвучало название столицы Мексики — города
Мехико. Исаич поморщился: «Как-как ты сказал? Нужно говорить
“Мексико”. Столица и страна называются одинаково».
Мало что могу вспомнить о его литературных привязанностях.
Огорчившись, что я не читал Стефана Цвейга (он произнес «Цвайг»),
он высоко оценил творчество этого писателя, его биографические ро-
маны и особенно «Америго». По поводу одной из экзаменационных тем
по литературе, посвященной творчеству М. Горького, заметил: «К сочи-
нению готовиться совсем просто. Каждый год дают тему по Горькому».
Сказано это было таким тоном, что можно подумать, будто этот учитель
физики непочтительно относится к «основоположнику соцреализма».
Вероятно, отношение к творчеству «буревестника революции»
менялось. Вскоре после ареста в марте 1945 года Солженицын спо-
рил с сокамерником Юрием Евтуховичем. Солженицын превозносил
Горького за широкий ум, верность взглядов и художественное мастер-
ство, а Евтухович считал Горького дутой ничтожной личностью, при-
думавшей и себя, и своих скучнейших героев [62, с. 291].
Но «великий пролетарский писатель» редактировал книгу о Бело-
морканале, которую Солженицын назвал «первой книгой в русской
литературе, воспевающий рабский труд». Видимо, окончательно от-
ношение Солженицына к Горькому сформировалось, когда он оз-
накомился с очерком «Соловки», написанном по итогам двух дней,
проведенных на Соловецких островах, — 20 и 21 июня 1929 года.
В «Архипелаге ГУЛАГ» (часть III, гл. 2) описывается пребывание Горь-
кого на Соловках, заканчивающееся так: «Толкуют, что там, наверху,
глава литературы отнекивался, не хотел публиковать похвал УСЛОНу.
Но как же так, Алексей Максимович?.. Но перед буржуазной Европой!
Но именно сейчас, именно в этот момент, такой опасный и сложный!..
А режим? — мы сменим, мы сменим режим. И напечаталось, и пере-
печаталось в большой вольной прессе, нашей и западной, от имени
Сокола-Буревестника, что зря Соловками пугают, что живут здесь
заключенные замечательно и исправляются замечательно. И, в гроб
сходя, благословил Архипелаг... Жалкое поведение Горького после
возвращения из Италии и до смерти я приписывал его заблуждениям
и неуму. Но недавно опубликованная переписка 20-х годов дает толчок
объяснить это ниже того: корыстью. Оказавшись в Сорренто, Горький
26 Писатели

с удивлением не обнаружил вокруг себя мировой славы, а затем —
и денег (был же у него целый двор обслуги). Стало ясно, что за день-
гами и оживлением славы надо возвращаться в Союз и принять все
условия. Тут стал он добровольным пленником Ягоды. И Сталин уби-
вал его зря, из перестраховки: он воспел бы и 37-й год» [66, с. 51–53].
Узнав, что мы изучаем на уроке литературы новый рассказ М. Шо-
лохова «Судьба человека», с недоверием осведомился: «Неужели такое
посредственное произведение собираются включить в школьную про-
грамму?» Услышав утвердительный ответ, рассмеялся. На вопрос, по-
чему он ставит такую низкую оценку живому классику, педагог объяс-
нил: «В рассказе “Судьба человека” только образ матери Ирины хорош,
а в целом рассказ слабый, а для того, кто прошел войну, он неинтересен».
Один из учеников сочинил шутливую пьесу, в которой под фами-
лиями-характеристиками (Сорокина, Тугодумов) легко узнавались
одноклассники. Исаич сказал, что такой литературный прием ему не-
приятен. На замечание, что им пользовались Фонвизин да и Гоголь8,
возразил, что вел речь не о литературе XVIII и первой половины XIX
веков. Как заметила Л. И. Сараскина, «у Александра Исаевича очень
часто фамилия персонажа несет в себе конкретный смысл. Его тексты
полны именами говорящими (угловатый, непреклонный Костоглотов
в “Раковом корпусе”; стремящийся вернуться на исторический поеди-
нок с мировой революцией Воротынцев в “Красном колесе”)» [59, с. 19].
Добавим от себя, что в «Одном дне Ивана Денисовича» начальник
режима носит фамилию Волковой.
Наша школа гордилась тем, что в ее стенах какое-то время учился
очень популярный в те годы поэт Константин Симонов. Его Алек-
сандр Исаевич оценил кратко: «Дамский поэт». В романе «В круге
первом» под именем Николая Галахова выведен Константин Симонов
(романист и журналист не без таланта, но и не без страха): «...Его стали
печатать целыми поэмами; сотни театров страны, перенимая у столич-
ных, ставили его пьесы; девушки списывали и учили его стихи; во вре-
мя войны центральные газеты охотно предоставляли ему страницы,
он испробовал силы и в очерке, и в новелле, и в критической статье;
наконец вышел его роман. Он стал лауреат Сталинской премии, и еще
раз лауреат, и еще раз лауреат».
В конце 1950-х годов в Рязани был подлинный есенинский бум.
Новое здание областной филармонии стало называться театром имени
Есенина; проводились легкоатлетические соревнования, и даже шах-
матный турнир, организованный мною, был посвящен памяти поэта.
Заметно было, что Солженицын ценил Есенина не очень высоко. Ког-
да я не смог выполнить какую-то его просьбу, сославшись на занятость
подготовкой школьного вечера памяти Сергея Есенина, с иронией за-
метил: «Ну как же школа может обойтись без есенинского вечера?!» —
в том смысле, что я мог бы заняться делом более достойным.
Солженицын
27

Догадывались ли мы, что он писатель? Нет, могу сказать опреде-
ленно. Отчасти это объяснялось его линией поведения в период жизни
в Рязани: «На работе среди сослуживцев никогда не проявлять широ-
ты интересов, но всегда выказывать свою чужесть литературе» [70, с.
10]. С учениками Александр Исаевич не мог не «проявлять широты
интересов», но литературы старался не касаться.
Вообще жизнь Солженицына за школьным порогом была нам не-
ведома. Мы знали о нем меньше, чем об иных учителях, чьи радости
и горести живо обсуждались учениками. Но почему-то мнение физика
интересовало меня более всего, когда речь шла о литературном произ-
ведении, и именно с Исаичем я стремился подискутировать на темы,
очень далекие от преподаваемых им учебных дисциплин.
Что можно сказать о его тогдашних увлечениях? Вспоминая о годах
юности, он рассказывал, что было время, когда не представлял жизни
без футбола. Он любил теннис и сетовал: «Рязань — некультурный
город. Нет ни одного приличного корта». Помнится, Исаич принял
участие в устройстве теннисного корта на спортивной площадке возле
радиотехнического института. Уже став студентом этого учебного за-
ведения, я как-то раз наблюдал за его игрой. С трибун неслось: «Давай,
Исаич!» Многие его ученики поступили именно в этот институт.
Еще его увлекали туристические походы, особенно велосипедные.
Когда один из его учеников заметил, что, путешествуя на автомоби-
ле, можно увидеть куда больше, Исаич ответил: «Ты сын двадцатого
века, а я — больше девятнадцатого. Для меня важно пройти весь путь
самому. Едешь на велосипеде, смотришь по сторонам — все твое. А на
машине?! Что-то там пронеслось со скоростью 80 километров в час
и забылось». Говорил он, что теплоходные прогулки не любит по един-
ственной причине — целые дни гремит репродуктор. Вспоминается
афоризм польского поэта Юлиана Тувима: «Радио — замечательное
изобретение: один поворот ручки — и ничего не слышно». Проявлял
Александр Исаевич интерес к драматическому искусству, иной раз
высказывался о живописи.
Запомнилось мне его внимание к школьному вечеру, посвященно-
му 100-летию А. П. Чехова. Он давал доброжелательные оценки нашим
самодеятельным инсценировкам. Но что-то критиковал в действиях
актеров, не все ему нравилось из репертуара. Тогда он признался, что
в свое время сам участвовал в самодеятельности, любил играть пер-
сонажей коротких рассказов Чехова9.
Активного участия в организации школьных вечеров он не при-
нимал, появлялся на них с фотоаппаратом и лампой-вспышкой.
Казалось, что его главное пристрастие — фотодело. Фотографи-
рование он считал видом искусства. Любой снимок, кроме фотогра-
фии на документ, должен быть живым, для этого «объект» не должен
смотреть в объектив. Привел пример, когда вид со спины может быть
28 Писатели

наиболее выразителен: у зрителя складывается впечатление, как буд-
то человек отвернулся только что, а в данное мгновение откликается
на голос.
Исаич организовал из нескольких учеников нашего класса фото-
кружок. Как руководителя кружка Солженицына отличала аккурат-
ность, дополнявшаяся строгой бережливостью. Пробы для фотопечати
нужно было брать небольших размеров, реактивы разводить в строго
необходимых количествах, а, скажем, вылить использованный про-
явитель в канализацию, с тем чтобы при следующем проявлении
развести новый, считалось серьезным проступком. Кстати, в «Одном
дне...» есть эпизод, когда во время работы каменщиком Иван Дени-
сович бережет раствор.
Приучая нас к аккуратности, Исаич придумывал правила, которые
для легкости запоминания облекал в рифмованные строки, они висели
на стенах небольшой комнаты, в которой располагался фотокружок.
Одно из них помню:
Будь аккуратен исключительно,
Раствором чистым дорожа.
Воронка желтая — для проявителя,
Воронка красная — для фиксажа.
Задания, получаемые в фотокружке, необходимо было выполнять
в оговоренный срок. Солженицын раздражался, когда кто-то отгова-
ривался от выполнения его задания, например, подготовкой к кон-
трольной работе.
«Надо ежедневно заниматься, тогда и не нужно будет готовиться,
наспех штудируя все подряд».
Особенно иронизировал над подготовкой к сочинению. «У него
завтра сочинение по Толстому — нужно подготовиться. Он что, со-
бирается за ночь “Войну и мир” перечитать или все 90 томов акаде-
мического собрания сочинений?!»
Вспоминал, что когда он учился, то никогда специально к кон-
трольным работам не готовился. Признаю, что никто из его учеников
не дотягивал до идеала Солженицына.
С фотокружком связан и небольшой инцидент. Александр Исаевич
решил подготовить нам, десятиклассникам, смену. Нескольким уче-
никам седьмого класса дал задание изучить теорию фотодела, а потом
сдать зачет, по результатам которого предполагалось сформировать
молодое пополнение кружка. Было ясно, что примут всех, но Исаичу
хотелось обставить прием солидно.
Когда он направлялся на этот зачет, ему на пути попался я, и он
попросил меня быть членом «приемной комиссии». Я не возражал.
Едва первый отвечающий стал рассказывать о способе приготовле-
ния проявителя дрожащим от волнения голосом, да так, словно пара-
Солженицын
29

граф из учебника, меня начал разбирать предательский смех. Я начал
острить, шаржировать экзаменуемого, и тут Исаич, хлопнув книгой
по столу, сказал: «Все! Хватит. Член комиссии может быть свободен.
Спасибо ему за помощь».
Смех слетел мгновенно, и покидал я фотолабораторию в настрое-
нии прескверном: теперь-то Исаич обидится на меня смертельно.
Но на другой день, встретив меня в коридоре, он как ни в чем не бы-
вало задал какие-то вопросы, а потом совсем не сердито попенял: «Что
ты вчера скоморошничал?! Ребята серьезно готовились. Зачем было
устраивать балаган?» Я начал было извиняться, но Исаич прервал:
«Ладно уж. Объяснились, и будет». Инцидент был исчерпан.
Он бывал строг, мог быть резок, но не помню, чтобы он был злопа-
мятен. Например, за целый ряд проступков исключил одного паренька
(из «молодых») из кружка, а спустя некоторое время, когда Саша по-
серьезнел, вновь принял его, и тот, как я слышал позднее, стал чуть
ли не главным его помощником.
Не имея особого интереса к фотографии, я любил общаться
с учителем физики и поэтому с удовольствием занимался в кружке.
Во время каникул после девятого класса нужно было месяц посвятить
общественно-полезному труду. В один из последних дней учебного
года Александр Исаевич предложил мне поработать месяц в фото-
лаборатории — под его руководством оформить стенды для школы.
Я согласился с удовольствием, ни дня не прогулял. И существенная
часть этих воспоминаний смогла появиться благодаря тем беседам, что
вели мы с Исаичем в небольшой комнате-фотолаборатории в июне
1960 года.
Из того времени мне запомнился короткий диалог между нами
о литературе. Я был в восторге от только что прочитанного романа
И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев». Он в ответ пожал
плечами:
—
Не понимаю, как можно вдвоем работать над литературным
произведением. Не представляю, как я стал бы писать с соавтором.
Я еще подумал про себя: «О каком это соавторстве говорит физик?
Ведь не для написания методички к лабораторной работе нужен по-
мощник» — и спросил:
—
Вы что-нибудь пишете?
—
Я сейчас работаю над одной вещью.
Лицо Александра Исаевича приняло страдальчески-озабоченное
выражение, но тотчас просветлело, и он круто сменил тему разговора.
«Наверно, пишет пособие по физике», — решил я, поскольку
он поругивал школьный учебник Перышкина. Больше о его литера-
турных занятиях мы не заговаривали.
То, что мой школьный учитель — писатель, я узнал только после
публикации «Одного дня Ивана Денисовича». А много лет спустя вы-
30 Писатели

яснилось, что написана повесть в то время, когда я проходил практику
в фотолаборатории. Вот, оказывается, над чем он тогда работал!
Как-то в порыве возмущения очередным административно-бюро-
кратическим шагом местных властей я воскликнул в присутствии Сол-
женицына: «Ну как так можно! Неужели они не понимают?!» Исаич
среагировал спокойно: «Понимают. Это ты, брат, еще не понимаешь».
Я вспомнил это, когда, читая его повесть, дошел до сцены возмущения
кавторанга Буйновского произволом охранников.
Однажды спросил его об отношении к Сталину. Во второй поло-
вине 1950-х годов, после разоблачения культа личности, отношение
к «отцу народов» в обществе было двояким. Александр Исаевич от-
ветил примерно так: «Мое отношение к этому диктатору крайне от-
рицательное. А защищать его могут лишь две категории людей: те, кто
в годы безвременья добивался чинов, и просто дураки — независимо
от наличия у них дипломов об образовании, ученых степеней и ака-
демических званий»10.
На исходе десятого, выпускного, класса он поинтересовался, куда
собираюсь я поступать после школы. Я ответил, что предпочел бы за-
няться точными науками, а родители хотели бы видеть меня врачом.
Исаич оживился и сказал, что мнение моих родителей он одобряет.
Почему? Да потому, что профессия врача очень нужна в любых жиз-
ненных ситуациях, особенно это чувствуется... в заключении.
«Попал я в лагерь, — начал Александр Исаевич и, не обращая вни-
мания на мой вопросительно-растерянный вид, продолжал: — И там
понял преимущество профессии врача. Представляешь, первыми за-
гибались историки, философы, вообще разные гуманитарии, кото-
рых использовали на тяжелых, так называемых общих работах. Меня
спасло то, что я математик, смог попасть в “придурки” — на долж-
ность инженера. Теперь завидовал медикам, которые чувствовали себя
в лагере еще вольготнее. Бывало, перед врачом-зеком снимало шапку
лагерное начальство».
Отрывок из главы «Архипелага...», названной «Придурки»: «Ар-
хипелаг — это мир без дипломов, мир, где аттестуются саморасска-
зом. Зэку не положено иметь никаких документов, в том числе и об
образовании. Приезжая на новый лагпункт, ты изобретаешь: за кого
бы себя выдать?
В лагере выгодно быть фельдшером, парикмахером, баянистом, —
я не смею перечислять выше. Не пропадешь, если ты жестянщик, сте-
кольщик, автомеханик. Но горе тебе, если ты генетик или не дай Бог
философ, если ты языковед или искусствовед — ты погиб! Ты дашь
дубаря на общих работах через две недели.
Не раз мечтал я объявить себя фельдшером. Сколько литераторов,
сколько филологов спаслось на Архипелаге этой стезей! Но каждый
раз я не решался — не из -за внешнего даже экзамена (зная медицину
Солженицын
31

в пределах грамотного человека да еще по верхам латынь, как-нибудь
бы я раскинул чернуху), а страшно было представить, как уколы де-
лать, не умея. Если б оставались в медицине только порошки, миксту-
ры, компрессы да банки, — я бы решился» [66, с. 208–209].
В тот момент меня поразил этот принцип выбора жизненного
пути: овладевай той профессией, которая пригодится, если попадешь
в тюрьму! Я тогда не сказал учителю, что те же самые соображения
были и у моего отца — философа по образованию, много хлебнувшего
в лагере горя из-за своей гуманитарной профессии. Много лет спустя,
уже в новом веке, я ознакомился со следственным делом Я. Д . Грод-
зенского, в котором приводится акт медосвидетельствования обви-
няемого с выводом «годен к тяжелому физическому труду» (Архив
прокуратуры СССР. Следственное дело No П-28394. Т. 2. Л. 30 .), в то
время звучащим как приговор к медленной и мучительной смерти.
На выпускном вечере А. И . Солженицын появился с универси-
тетским значком и при боевых наградах. После торжественной части
подсел к нашему 10 «А». Услышал, как кто-то из нас назвал гением
известного физика. Александр Исаевич заметил, что не следует бро-
саться словом «гений». А упомянутый ученый своей популярностью
обязан тому, что постоянно восседает во всевозможных президиумах
и вообще славен своей общественной работой.
«У нас ведь как водится? — продолжал Исаич.
—
Если ученый
просиживает допоздна в лаборатории, ставит эксперименты, лома-
ет голову над полученными результатами, то какой же он ученый?!
Вот когда он появляется в президиуме или избирается председателем
спортивной федерации, тогда другое дело! Всем сразу ясно, что он во-
истину ученый»11. Говорилось это весело и необидно по отношению
к физику, которого так неуместно, по мнению Солженицына, «обо-
звали гением».
Затем серьезно сказал: «Эварист Галуа — вот пример подлинного
гения. Занимался немного политикой, немного любовью, немного
математикой. Накануне дуэли, на которой погиб, оставил другу свои
математические заметки. Крупнейшие математики того времени ни-
чего в них не поняли, и только спустя много десятилетий следующие
поколения ученых смогли в них разобраться. Это стало основой теории
конечных полей»12.
Не дав ему закончить мысль, я начал рассказывать о прочитан-
ной незадолго перед тем книге Леопольда Инфельда «Эварист Галуа.
Избранник богов». На это Исаич с ласковой насмешкой, намекая
на меня, сказал, что пройдут годы и на нашей школе появится ме-
мориальная доска в честь одного из выпускников 1961 года. В музей
истории школы поместят классный журнал 10 «А», предварительно
подчистив оценки, недостойные гения... «Много вам придется под-
чищать, Александр Исаевич!» — в том же тоне откликнулся я.
32 Писатели

Ранним июньским утром завершился выпускной бал. В тот момент
нам и в голову не могло прийти, что настанут долгие годы, которые
мы потом назовем застойными. Что каждый из нас, независимо от его
членства в КПСС и занимаемой должности, будет готов защищать
своего учителя, не веря наветам на Солженицына современных Бул-
гариных и Гречей.
Теперь на фронтоне старинного здания гимназии, ныне носящей
имя великого русского ученого, академика И. П. Павлова, есть ме-
мориальная доска, напоминающая, что здесь когда-то работал вели-
кий писатель и гражданин. А в моей памяти встает образ не пророка,
писавшего «Как нам обустроить Россию» и, кажется, знающего, как
обустроить весь мир, а 40-летнего наставника, обладавшего огромным
педагогическим талантом, учиться у которого было подлинным сча-
стьем, и одним из таких счастливчиков много-много лет назад был я.
МИША
То не диво, когда подпольщики бывают револю-
ционеры. Диво — когда писатели.
А. Солженицын. Бодался теленок с дубом
Настоящие воспоминания относятся к периоду, о котором писа-
тель говорит в пятом дополнении к очеркам «Бодался теленок с ду-
бом»: «При, казалось бы, “широком” (потом все у
́
же) сочувствии
ко мне общества нас, работающих в самой сердцевине, было всегда
менее десятка, в центре координации — Люша Чуковская. А работы
было изнурительно много, и все с прятками: не всегда повези, не вез-
де оставь, не по всякому телефону звони, не под всяким потолком
говори, и напечатанное не хранить, и копирку сжигать, а переписка
только с оказиями, по почте нельзя» [70, с. 473].
«Переписка только с оказиями...» Вот роль одной из «оказий»
по трассе Москва — Рязань я и исполнял. Материал, который не-
обходимо передать, приносила к поезду Елена Цезаревна Чуковская
(Люша). При первой встрече мы условились, что, когда Александру
Исаевичу потребуется моя помощь, мне позвонят «от Миши».
В моей семье этот псевдоним с Солженицыным связан накрепко,
и спустя годы, когда в октябре 1970-го появилось сообщение о при-
суждении ему Нобелевской премии, отец сообщал мне в письме: «На-
счет Миши ты уже знаешь?! Интересно, как поведет себя он и что
теперь скажет его начальство?»
На этих страницах я частенько привожу факты из собственной био-
графии. Думается, это неизбежно в воспоминаниях. Как заметил в ана-
логичной ситуации Борис Пастернак: «Я не пишу своей биографии.
Я к ней обращаюсь, когда того требует чужая». Понимаю слова генерала
Солженицын
33

Петра Григоренко, описывающего поездку к А. И . Солженицыну: «Не
торопясь ели, и лилась беседа. О чем? Теперь трудно все вспомнить, да,
может, и не надо, поскольку два собеседника по прошествии нескольких
лет одну и ту же беседу вспоминают по-разному. Беседу с Великим че-
ловеком всегда запоминают в выгодном для себя свете» (Григоренко П.
Воспоминания (окончание) // Звезда. 1990. No 12. С . 170).
Я на память не жалуюсь и за точность воспроизведения фактов
и диалогов ручаюсь. Тем более что, в отличие от очерка «Исаич», где
речь идет о будничных отношениях ученика с одним из учителей,
в «Мише» описываются эпизодические встречи с очень известным
человеком, которые, естественно, врезываются в память.
То, что мой школьный учитель — писатель, я узнал 19 ноября 1962 года.
Как сейчас помню, я — студент второго курса Рязанского радиотехниче-
ского института — пришел домой, озабоченный предстоящей экзамена-
ционной сессией. Едва переступил порог, отец спрашивает:
—
У тебя в школе, кажется, был учитель по фамилии Солженицын?
—
Да, физик, — отвечаю с удивлением, поскольку родитель никог-
да не проявлял особого интереса к моим учебным делам, а школьная
тема и подавно уже более года как была исчерпана.
—
Смотри-ка, он, оказывается, великий писатель, — говорит отец,
протягивая мне свежий номер «Известий».
Вот он, воскресный выпуск, который в Рязань доставляли на сле-
дующий день. Все на месте: передовица «Встречая Пленум ЦК», ра-
порт Н. С. Хрущеву тружеников сельского хозяйства из Винницкой
области, подборка писем на тему «Ленинский подход к важнейшим
проблемам экономики». А «в подвале» на пятой полосе под рубри-
кой «Свежие оттиски журналов» — заметка К. Симонова «О прошлом
во имя будущего», начинающаяся словами: «О небольшой повести А.
Солженицына “Один день Ивана Денисовича”, только что опубли-
кованной в 11-й книжке “Нового мира”, наверное, будет написано
много статей. А пока, только что перевернув ее последнюю страницу,
мне хочется высказать лишь несколько мыслей вслух».
«Высказав мысли вслух», Симонов завершает заметку: «Повесть
“Один день Ивана Денисовича” написана уверенной рукой зрелого,
своеобычного мастера. В нашу литературу пришел сильный талант.
У меня лично не остается в этом никаких сомнений».
Признаюсь, похвала Симонова меня вслед за отцом мало в чем
убеждала, а «зрелым мастером» и «сильным талантом» кого только
из соцреалистов не именовали. Потому-то слова отца о моем учителе
как великом писателе в тот момент были сказаны с большой долей
иронии. Тем более всего несколько дней прошло, как те же «Изве-
стия» в номере от 5 ноября 1962 года напечатали рассказ «Самородок»
Георгия Шелеста13 — произведение на «лагерную тему», над которым
мой отец — «лагерник» со стажем — хохотал во весь голос.
34 Писатели

Неужели повесть Солженицына — на тот же «лагерно-опереточ-
ный» лад?! Но реклама в центральной газете — это бесспорный успех,
с которым надо бы поздравить. Идти одному как-то неловко, и на
следующий день я подговариваю бывшего одноклассника пойти к но-
воиспеченному писателю.
... Дверь открывает Н. А . Решетовская14.
—
Здравствуйте, — смущенно лепечем мы.
—
Здравствуйте! — дружелюбно отвечает Наталья Алексеевна, до-
гадавшаяся о цели нашего визита.
—
Александр Исаевич дома?
—
Дома.
—
Мы бы хотели его поздравить.
—
Хорошо. Как о вас сказать? Кто пришел?
—
Скажите, ученики.
Наталья Алексеевна удаляется, и секунды спустя появляется Алек-
сандр Исаевич. Лицо, в первый момент строгое, расплывается в улыбке.
—
Здравствуйте! — крепкое рукопожатие. — Зачем же вы пред-
ставляетесь «ученики»? Надо — «бывшие ученики». Это же совсем
разные понятия.
Процедура приветствия закончена, и мы в два голоса:
—
Александр Исаевич, поздравляем!
—
Спасибо.
Ответ односложен, а лицо вновь серьезно. Я еще успеваю спросить,
сильно ли вмешались в авторский текст редактор и цензор.
—
Нет. Повесть небольшая. И такова, что кромсать ее невозможно.
Приходится, если не отвергать, принимать такой, какая есть.
Книга Н. А . Решетовской с дарственной надписью автору
Солженицын
35

Затем А. И. Солженицын спросил о нашей студенческой жизни.
Посетовал на то, что в Рязани нет ни одного приличного теннисного
корта и его собственные попытки договориться об устройстве площад-
ки возле нашего радиоинститута также пока безрезультатны. На про-
щание пожелал нам успехов.
Через несколько дней отец уехал в Москву и вскоре звонил, будучи
в восхищении от прочитанного «Одного дня...»: «Это совсем не “Само-
родок”, и вообще написано выше всех похвал». Попутно выяснилось,
что один из друзей отца, профессиональный журналист и знаток сти-
лей современных авторов, еще раньше прочитав произведение «Щ-854
(Один день одного зека)», никак не мог определить, кто из классиков
скрывается под псевдонимом А. Рязанский.
Тогда я снова посетил А. И . Солженицына, поинтересовавшись,
в частности, где происходит действие «Одного дня...», упомянув зна-
комые мне с детства названия: Джезказган, Экибастуз, Новорудное,
Карсакпай. Александр Исаевич назвал Экибастуз. Подумалось мне,
что я мог бы рассказать что-то интересное Солженицыну — зачина-
телю «лагерной темы» в художественной литературе.
В канун наступления 1963 года шлю А. И. Солженицыну письмо,
в котором, помимо поздравлений и пожеланий, излагаю сведения,
могущие его заинтересовать. «Многое из того, о чем написано в по-
вести, известно мне от отца, который также был репрессирован и от-
бывал заключение в Воркутлаге, где я и появился на свет в августе
1944 года, — писал я и продолжал: — Говоря языком кино, “Один
день Ивана Денисовича” — это кадр, талантливо показанный крупным
планом. Ждем от Вас полнометражного фильма.
Я выдам Вам нашу ребяческую тайну. Вы, конечно, знаете, что
ученики всегда награждают своих учителей различными кличками.
Вас мы, Ваши ученики, всегда именовали между собой уважительно
и ласково — Исаич. Мы называли Вас так даже тогда, когда приходи-
лось с горечью сознаваться: “Исаич залепил мне сегодня “двойку”.
Я, как и все мы, всегда знал, что Вы великолепный и разносторонний
педагог. Мне нравилось, что математик, физик и астроном Исаич сво-
бодно заменяет и литератора. Но каково было мое удивление, когда
я узнал, что Вы еще и талантливый писатель»15.
Написал я также, что отец имеет два небольших замечания по тек-
сту повести. Во-первых, из рассказа бригадира Тюрина следует, что
в 1930 году комполка носил четыре шпалы, чего не могло быть, а во-
вторых, желая урезонить, говорили «много об себе понимаешь», а не
«много об себе думаешь», как рассуждает Иван Денисович Шухов.
Через несколько дней пришел ответ.
«Милый Сережа!
Я тронут твоим письмом и твоей неизменной привязанностью.
С интересом прочел новые о тебе сведения. Я не возражал бы как-
36 Писатели

нибудь с тобой побеседовать вечерком, но затрудняюсь заранее на-
звать дату. Школу я сейчас покидаю до сентября, однако обещал
директору быть на вечере встречи с бывшими выпускниками (он
же “вечер за честь школы”). М . б., ты заглянешь туда после сессии?
(Это будет, наверно, 26 января.) Относительно шпал ты мне напом-
нил что-то смутное, что я забыл. Ромбов четырех, во всяком случае,
долго не было, верно. А “об себе понимает” — несколько затрепано
иктомужеу
́
же по объему понятия, — неприемлемо.
Мой поклон твоим маме и папе. А . И.».
Письмо А. И . Солженицына от 9 января 1963 года
Школьный «вечер встречи» 1963 года состоялся 9 февраля.
Александр Исаевич, увидев меня, улыбнулся: «А-а-а, Сережа!
Очень хотел тебя видеть, — и совсем тихо: — Я и пришел-то, чтобы
побеседовать с тобой».
От этих слов я густо покраснел, что тотчас было прокомментиро-
вано кем-то из стоящих рядом. Исаич заметил, что способность крас-
неть — качество вполне положительное, которое многие утрачивают,
не достигнув совершеннолетия.
К Солженицыну подошел распорядитель вечера с предложением
занять место в президиуме. Александр Исаевич отказался, а мне ска-
зал: «Сережа, давай сядем рядом, и ты меня не покидай».
Мы расположились где-то в середине зала, обстреливаемые со всех
сторон любопытствующими взглядами. Когда директор школы в своем
выступлении упомянул о повести, написанной учителем Солжени-
цыным, Исаич заерзал: «Сейчас скажет, что я воспитан 2-й школой».
В руках у него была записная книжка, в которую он заносил ин-
тересную мысль, яркое слово. Внимание привлекла известная фраза
из романа Николая Островского «Как закалялась сталь»: «Самое до-
рогое у человека — это жизнь . Она дается ему один раз, и прожить
ее надо так...» — произнесенная записным оратором. Александр Иса-
евич попросил меня продиктовать цитату, записал, а затем произнес:
«Не только жизнь дается один раз, но и совесть!»
Солженицын
37

Может быть, он уже тогда обдумывал будущую статью «Жить не по
лжи!».
Солженицына интересовала судьба моего отца — ветерана Вор-
кутлага и Карлага. Несколько лет отец провел в ссылке в Новоруд-
ном близ Джезказгана, который Солженицын в неоконченной по-
вести «Люби революцию» назовет «одним из самых страшных мест
на Земле», а в «Архипелаге ГУЛАГ» напишет о тамошней природе:
«Вокруг — пустыня, где в солончаках и барханах, где — скрепленная
дерном или верблюжьей колючкой. Местами кочуют по этой степи
казахи со стадами, местами нет никого» [67, с. 130].
Я рассказал то немногое, что знал, вспомнив грустно-шутливое
высказывание родителя: «Я получил три срока от трех врагов народа:
по одному от Ягоды, Ежова и Берии». Прощаясь после вечера с Исаичем,
я повторил то, что писал ему в письме: «“Один день Ивана Денисови-
ча” — это всего лишь отдельный кадр, а нужен полнометражный фильм».
«Будет и полнометражный фильм», — пообещал Солженицын.
Не ведал я тогда, что «фильм» готовится и уже есть у него назва-
ние — «Архипелаг ГУЛАГ».
Некоторое время спустя Александр Исаевич позвонил нам домой.
То был единственный на моей памяти случай, когда Солженицын вос-
пользовался телефоном. Разговор был короткий: «Сережа, здравствуй.
Это Александр Исаевич. Мне нужно познакомиться с твоим папой.
Скажи ему, что о нем очень хорошо отзывались Виктор Викентьевич
и Георгий Павлович»16.
Одному из упомянутых в разговоре Г. П. Тэннову (Тэнно) в третьем
томе «Архипелага ГУЛАГ» посвящена целая глава «Убежденный бе-
глец». После освобождения и реабилитации Тэннов приобрел извест-
ность в мире тяжелой атлетики как тренер и арбитр. Я был шапочно
знаком с ним, и он производил впечатление типичного атлета.
Умер Георгий Павлович 22 октября 1967 года в Москве. Наш общий
знакомый В. В . Гиппенер сокрушался, что Тэннов завещал похоронить
его в Эстонии, причем тело должно быть доставлено на историческую
родину непременно самолетом. От его вдовы это потребовало немалых
затрат и хлопот.
«Архипелаг ГУЛАГ» начинается словами: «Эту книгу непосильно
было бы создать одному человеку. Кроме всего, что я вынес с Архи-
пелага — шкурой своей, памятью, ухом и глазом, материал для этой
книги дали мне в рассказах, воспоминаниях и письмах 227 свидетелей.
Я не выражаю им здесь личной признательности: это наш общий друж-
ный памятник всем замученным и убитым... Но не настала та пора,
когда я посмею их назвать» [65, с. 12 –20]. В последних изданиях «сви-
детели Архипелага» названы поименно и среди них — мой отец, Яков
Давидович Гродзенский, а в именном указателе к «Архипелагу ГУЛАГ»
есть комментарий: «Гродзенский Яков Давидович (1906–1971) — то -
38 Писатели

варищ В. Т. Шаламова, з/к (Воркута, 1935–1950) житель Рязани» [67,
с. 535].
О чем беседовали Солженицын с моим отцом, не знаю, но из всего
услышанного писатель использовал, кажется, лишь один факт, поме-
стив его в главу вторую части четвертой «Архипелага...»:
«Если уж растление так неизбежно, то откуда берется Василий Ме-
фодиевич Яковенко? От отбыл два срока, только что освободился и жил
вольняшкой на Воркуте, только-только начинал ползать без конвоя
и обзаводиться первым гнездышком. 1949 год. На Воркуте начинаются
посадки бывших зэков, им дают новые сроки. Психоз посадок! Среди
вольняшек — паника! Как удержаться? Как быть понезаметнее? Но аре-
стован Я. Д. Гродзенский, друг Яковенко по воркутинскому же лагерю,
он доходит на следствии, передач носить некому. И Яковенко — бес-
страшно носит передачи! Хотите, псы, — гребите и меня! Отчего же этот
не растлился?» [66, с. 505]. В . М. Яковенко (1907–1991) был, без сомне-
ния, самым близким другом моего отца в Воркутлаге. Когда «Архипелаг
ГУЛАГ» стал доступен, я написал Яковенко и процитировал абзац, по-
вествующий о его подвиге товарищества. Ответ Василия Мефодьевича
от 3 ноября 1990 года, написанный незадолго до кончины, воспроизво-
жу: «Дорогой Сережа! Большое тебе спасибо за письмецо, над которым
мы малость всплакнули. А . И. Солженицын так написал, что ни уба-
вить, ни прибавить. Были и мелкие детали, но они полузабыты, и о них
не хочется вспоминать, да и суть не в них. Очень часто вспоминаю Яшу
и прошу его скорее взять меня к себе, взирая на телеграмму от 23 января
1971 года с сообщением о его смерти. Дружба до гробовой доски!»
Все же достоверность требует сказать, что арестовывали «вольня-
шек» в Воркуте в 1949 году не беспорядочно, а придерживаясь алфа-
вита. Поэтому в интересах В. М. Яковенко было максимально тянуть
время. Передачи, которые он носил Я. Д . Гродзенскому, частично
предназначались в качестве взятки следователю, и тот так дело вел,
что угроза ареста для Василия Мефодьевича снижалась.
В течение 1963 года интерес к Солженицыну рос лавинообразно.
Все знакомые с ним привлекали внимание. И меня расспрашивали
об учителе повсюду: от студенческой аудитории до коммунальной
кухни. С просьбой поделиться воспоминаниями обратилась моя
школьная учительница литературы (коллега Александра Исаевича
по 2-й школе). Я рассказал о своем предновогоднем письме, и в газе-
те «Рязанский комсомолец» за 21 ноября 1963 года появилась статья
«Учитель», в которой использованы мои «показания». Когда вновь
посылаю поздравление А. И. Солженицыну с новым, 1964 годом,
то получаю ответ:
«Дорогой Сережа!
Я с большим удовольствием прочел твое письмо. Как ты повзрос-
лел за это время! — просто нельзя себе представить, что три года на-
Солженицын
39

зад ты еще сидел за столом в физическом кабинете и прятал (порой)
глаза в учебник. Боюсь, что многие твои одноклассники еще оста-
лись на прежнем уровне. Смешнее — что Нина Степановна17 недале-
ко от того уровня ушла. Я полагал, что у нее больше вкуса, чем она
проявила в статье в “Ряз<анском> комсомольце”. А информацией
ты зачем ее снабдил? Это уже не полагается между джентльменами!
А в радиотехнике ты не разочаровался?..
Желаю тебе интересного содержательного года, а еще раньше — са-
мого обыкновенного здоровья, даже в твоем возрасте о нем не следует
забывать.
Мой самый теплый привет твоим маме и папе. А . И.».
«А в радиотехнике ты не разочаровался?» — спрашивалось в пись-
ме. Значит, помнил Исаич нашу беседу о выборе профессии. Через
несколько дней после школьного выпускного вечера, повстречав меня
на улице, он спросил: «Итак, что решил семейный совет? Куда по-
ступаешь?» Я сказал, что уже подал документы в радиотехнический
институт, на что Исаич отреагировал с легкой укоризной: «Ну и ха-
рактер у тебя, упрямец». Наверно, сам он на моем месте предпочел
бы медицинский институт.
Письмо А. И . Солженицына от 8 января 1964 года
Вскоре после того, как было вынесено решение не присуждать
автору «Одного дня...» Ленинскую премию, я увидел Солженицына
в Рязанской областной библиотеке. Александр Исаевич сказал, что
его представляли еще к престижной зарубежной награде, но и там
в последнем туре провалили18. «Премии — дело наживное», — резю-
мировал Исаич.
40 Писатели

Услышав, что один из его бывших учеников торопится вступить
в партию, сделал удивленные глаза: «Не ожидал от Виктора. Вступать
в КПСС аморально! Знаешь, чувствую, что дождусь момента, когда
партийцы со страху начнут выбрасывать свои партбилеты».
Я поделился положительным впечатлением от статьи В. Лакшина
«Иван Денисович, его друзья и недруги». Солженицын согласился:
«Да, Лакшин очень способный». Позднее он скажет в «Теленке...»:
«Я считаю Лакшина весьма одаренным (только не очень зорким к ху-
дожественной ткани) литературным критиком — уровня наших луч-
ших критиков XIX века, и не раз высказывал так ему» [12, с. 237].
На мой вопрос, устоит ли «Новый мир», Александр Исаевич
сказал, что он в библиотеку зашел как раз для того, чтобы по пери-
одике за 1954 год оценить обстановку, которая тогда привела к уда-
лению А. Т. Твардовского из журнала: «Сейчас в таком варианте не-
возможно. Другая ситуация. Мы все же прогрессируем».
Напомним, что первый раз Твардовского сняли с редакторства
«Нового мира» в 1954 году за статью Владимира Померанцева «Об
искренности в литературе». После публикации «Одного дня Ивана
Денисовича» началась новая массированная атака на «Новый мир»
и его главного редактора. Видимо, Солженицын считал, что в период
«оттепели» все ограничится травлей Твардовского, до снятия с долж-
ности дело не дойдет.
Поговорили о другом журнале либерального толка — «Юности».
Отрицательно отозвавшись о главном редакторе Борисе Полевом,
Солженицын добавил: «Видно, эта молодежь в редколлегии смогла
заморочить голову своему главному».
Когда я спросил про его собственные дела, помрачнел: «Непонят-
но. Роман мой “В круге первом” по-прежнему в ГБ». Он именно так
и произнес — «в ГБ», — имея в виду Комитет государственной без-
опасности (КГБ). Последовала пауза. Мы поговорили на близкую мне
шахматную тему. В то время я увлекался шахматной композицией,
и как раз в те дни в «Приокской правде» была опубликована с лестным
отзывом моя задача. Александр Исаевич, осведомившись о моих делах,
вдруг спросил: «Что значит цугцванг в шахматной задаче? — и про-
должал своей обычной скороговоркой: — Мне понятно, что значит
позиция цугцванга в партии, а вот как может возникнуть цугцванг
в задаче, да еще в двухходовке?»
Я увлеченно стал объяснять разницу между задачами на угрозу
и цугцванг. Он слушал как будто заинтересованно. Но, когда я стал
давать определения «правильного» и «чистого» мата и уже готов был
объяснить, чем отличается гетеродоксальная композиция от орто-
доксальной, Александр Исаевич улыбнулся присущей ему иронич-
ной улыбкой, которая в данном случае означала, что усваивать азы
шахматной композиции ему неинтересно.
Солженицын
41

В сентябре 1967 года мы с матерью, завершив в Ростове путеше-
ствие по Волге и Дону, вышли в город и на центральной улице встре-
тились с Солженицыным19. Он стал, активно жестикулируя, показы-
вать, где был университет, а где в 30-е годы располагалось отделение
НКВД. Тогда он собирал материалы для «Красного колеса», о чем
пишет в примечании к «Августу четырнадцатого» [73].
При том разговоре на улице Ростова возник вопрос: не опасается
Александр Исаевич покушения со стороны спецслужб? Солженицын
высказался в том смысле, что вряд ли власти захотят громкого сканда-
ла, и потому, находясь в России, он чувствует себя как бы под охраной.
Другое дело — окажись он в эмиграции. Позднее выяснилось, что КГБ
все же осуществил в августе 1971 года покушение на А. И. Солжени-
цына (Лиханов Д. Смертельная жара // Совершенно секретно. 1992.
No4.С.10–11).
После вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию
в августе 1968 года, ставшего рубежом воцарения реакции, имя Солже-
ницына все больше предавалось хуле. Его уже в открытую (а не только
на «активах») называли врагом. Простое знакомство с ним становилось
опасным. И последствия от общения с писателем, которого вскоре
стали именовать «литературным власовцем», могли оказаться самые
неожиданные. А. И. Солженицын в интервью «Ассошиэйтед пресс»
и газете «Монд» (Москва, 23 августа 1973 года) заявил: «Александр
Горлов, в 1971 году не поддавшийся требованиям КГБ скрыть налет
на мой садовый дом, с тех пор третий год лишен возможности защи-
тить уже тогда представленную докторскую диссертацию, как и угро-
жали ему: диссертация собрала 25 положительных отзывов и ни одного
отрицательного...»
Выдающийся филолог Ефим Эткинд, оказывавший помощь Сол-
женицыну в работе, в апреле 1974 года одновременно был лишен
звания профессора, ученой степени доктора наук и членства в Союзе
писателей. Основанием для расправы с ученым стала справка из КГБ,
начинавшаяся с изложения факта знакомства Эткинда с Солженицы-
ным. «В поле зрения КГБ Эткинд попал в 1969 году; он более 10 лет
знаком с Солженицыным, встречался с ним, оказывал ему практи-
ческую помощь, хранил у себя клеветнические произведения...» [90,
с. 42].
...В октябре 1973 года я успешно прошел апробацию кандидатской
диссертации, работа была принята к защите, получила положительные
отзывы назначенных ученым советом официальных оппонентов и ве-
дущей организации, около двадцати хвалебных отзывов на авторефе-
рат. Казалось, защита превратится в формальность, что практически
всегда и имеет место в такой ситуации.
Однако в ходе обсуждения в марте 1974 года (через месяц после
ареста и высылки А. И. Солженицына!) возникли непонятные ослож-
42 Писатели

нения, и фактически по указанию председательствующего диссерта-
ция была отклонена, а затем на протяжении нескольких лет не при-
нималась к рассмотрению.
Кто знает, может, и это было следствием того, что я не скрывал
своих симпатий к опальному писателю, а одно время он хранил в на-
шей квартире часть своего литературного архива, а в выше цитируе-
мой гэбэшной справке есть и такие слова: «В 1973–1974 годах были
осуществлены различные мероприятия в отношении Солженицына
и его круга» [90, с. 42–43]. Теперь уже невозможно доподлинно узнать,
не была ли реакция на меня следствием того, что я оказался «в круге
Солженицына» и был одним из тех, кого он называет «невидимки».
Всевидящее око КГБ разглядел солженицынских «невидимок» и каж-
дого по-своему третировал.
Сохранилась записка, адресованная нашей семье:
«Нина Евгеньевна, Яков Давыдович, Сережа!
Сердечно Вас приветствую, благодарю за память! У нас все пока
ничего, надеюсь, что и у Вас. Всего доброго!
30.9 .69. Ваш А. Солженицын».
4 ноября 1969 года я приехал на Октябрьские праздники в Рязань.
Ближе к вечеру у нас дома появился Солженицын: «Меня только что
исключили из Союза писателей, — сразу начал он и продолжил без
паузы: — Надо срочно доставить в Москву изложение заседания».
Свое тогдашнее настроение Солженицын описал в «Теленке...»:
«...Мне б только слух успеть пустить, мне б “изложение” скорей пу-
стить, а тогда посмотрим, как вы будете заседать. Уверен я все-таки
был, что без меня нельзя исключать, — а можно! Все у нас можно! ...
Я — скорей, скорей, и на телефонную переговорную. В Рязани я —
в капкане, в Рязани меня додушить нетрудно, надо, чтобы вырвалась,
вырвалась весть по Москве — и в этом только спасение».
Записка А. И . Солженицына от 30 сентября 1969 года
—
Сережа, ты не собираешься в Москву? — спросил он.
Я только приехал, и тотчас бросаться в обратный путь не хотелось.
Одолевала лень, а не трусость.
—
Александр Исаевич, я еду 8-го и с удовольствием отвезу все,
что скажете.
Солженицын
43

—
Понимаешь? Тут такое дело. Надо бы побыстрее... Ну да ладно.
Тема моего отъезда была закончена, и Солженицын немного рас-
сказал о заседании Рязанского отделения Союза писателей. По уставу
исключение возможно, если за это проголосуют две трети от списоч-
ного состава, насчитывавшего в местном отделении семь имен. На го-
лос Солженицына организаторы, понятно, не рассчитывали, а тут еще
накануне заседания лег на операционный стол председатель отделения
Эрнст Сафонов.
Говорили, что, категорически не желая участвовать в заседании,
он уговорил знакомого хирурга вырезать ему здоровый аппендикс!
Имея в виду Сафонова, кто-то из выступавших на том заседании за-
метил: «Где в другой раз найдут у себя второй аппендикс те, кто ушел
сегодня от обсуждения?»
Получалось, что исключение могло состояться только при едино-
гласии оставшейся пятерки «писателей-мушкетеров», как окрестил
их позднее Мстислав Ростропович. По такому случаю кого-то из ли-
тераторов, совершенно больного, доставили на заседание на обкомов-
ской машине. Солженицын сочувственно отозвался о Евгении Марки-
не, который после собрания чуть ли не на коленях просил прощения20.
Впрочем, протокольно проголосовав за исключение, вся пятерка
писателей вместе с прибывшим из столицы одним из секретарей Со-
юза писателей Ф. Тауриным21 дружно стали уговаривать Солженицына
немедленно ехать в Москву и решать свой вопрос в центре.
Среди рязанских писателей я был хорошо знаком с поэтом С. Х . Ба-
рановым (1906–1988), заведовавшим отделом писем в местной газете
«Ленинский путь», в которой я вел шахматный отдел. Помню, Сергей
Харлампиевич, которому было за 60, скитался без своего угла, сни-
мая с больной женой какую-то убогую комнатенку. Зато вскоре после
«исторического» заседания, на котором он согласился председатель-
ствовать, ему вручили ордер на квартиру.
Ну и я тоже оказался в тот раз хорош, не изъявив готовности не-
медленно везти в Москву материалы Солженицына... Вскоре его свя-
зи с Рязанью ослабели. Во всяком случае, когда я перед очередным
отъездом звонил Е. Ц . Чуковской, то выяснялось, что в моих услугах
Миша не нуждается.
Последний раз я видел А. И . Солженицына майским вечером
1970 года. Выйдя из здания Центрального телеграфа и пройдя квартал
вверх по улице Горького (Тверской), обратил внимание на двух бесе-
дующих мужчин. Лицо одного показалось бы мне очень знакомым,
если бы не борода. Я непроизвольно замедлил шаг. Бородач бросил
на меня взгляд и окликнул: «Сережа?!»
Мы обнялись. Исаич представил меня собеседнику: «Это мой уче-
ник из Рязани Сережа Гродзенский, — и обращаясь ко мне: — Сережа.
Познакомься. Это писатель Борис Можаев»22.
44 Писатели

На мой дежурный вопрос о делах ответил с безысходной грустью.
Все плохо: и самочувствие, одолевают постоянные головные боли,
и личные дела. Я не стал расспрашивать о подробностях. Слухи о его
семейных неурядицах, расколе с Н. А . Решетовской уже достигли
Москвы.
Вдруг голос его задрожал, и я увидел, что по его щекам катятся
слезы. На прощание Александр Исаевич обнял меня со словами: «Будь
счастлив, дорогой». Я поплелся вверх по Тверской. Через десяток ша-
гов оглянулся. Исаич смотрел мне вслед. Он улыбнулся и приветливо
помахал рукой...
ДОПОЛНЕНИЕ К ВОСПОМИНАНИЯМ МОЛОДОСТИ
Великий талант, ни с кем не сравнимый, и какое
несчастье, что обстоятельства делают его таким на-
пряженно-субъективным и торопливым.
В. Лакшин. Солженицын и колесо истории
В феврале 1974 года А. И . Солженицын был выслан из СССР, а все,
кто был знаком с ним, включая его бывших учеников из 2-й Рязанской
школы, оказались под колпаком КГБ. Мы были виноваты в том, что
учились у него. В годы безоглядного охаивания Солженицына о нем
нельзя было сказать ничего положительного. Даже совершенно без-
обидные замечания, например, о том, что он любил велосипедные
прогулки или игру в теннис, вызывали неприязненную реакцию.
А упоминание об Исаиче как о хорошем учителе воспринималось как
антигосударственный выпад, заслуживающий реакции: «Чему же этот
предатель, “литературный власовец” вас научил?!»
Насколько знаю, никто из учеников Александра Исаевича не уча-
ствовал в его травле, ни один не предал учителя. Среди моих одно-
классников были члены КПСС, даже «освобожденные парторги», ка-
дровики. Но и они в «самые застойные» годы, порой рискуя карьерой,
готовы были защищать учителя от наветов.
После наступления горбачевской перестройки ситуация измени-
лась. И вот в либеральном «Книжном обозрении» (1988, No 32) опу-
бликована статья Елены Чуковской с громоподобно прозвучавшим
в тот момент названием «Вернуть Солженицыну гражданство СССР».
В тот же день я написал в редакцию «Книжного обозрения» письмо
в поддержку, которое привожу здесь.
ВСПОМИНАЯ УЧИТЕЛЯ
С нарастающим интересом прочитал статью Елены Чуковской
об Александре Солженицыне («КО», No 32), прервавшей многолетнюю
теле-радио-газетно -журнальную хулу в адрес замечательного Писателя
Солженицын
45

и Человека. Появление статьи Е. Чуковской тем более своевременно,
что совсем недавно даже известный «прораб перестройки» историк
Рой Медведев в интервью «Московскому комсомольцу» (17 июля
1988 года) на вопрос, знал ли он лично Солженицына, ответил следу-
ющее: «Да, этот человек прошел трудный путь, и сейчас он скатился
до оголтелого антисоветизма. Я познакомился с ним, когда он получил
Ленинскую премию... Конечно, тогда он не был антисоветчиком. Есть
люди, которые, встав на определенные идеалы, всю жизнь следуют им.
Солженицын не из их числа. Эмоциональный, неуравновешенный,
честолюбивый человек, он начал искать опору в религии, остался со-
вершенно один со своими взглядами, его там называют русский Хо-
мейни».
Считаю нелишним заметить, что А. И . Солженицын не получал
Ленинской премии, хотя и был выдвинут «Новым миром» за повесть
«Один день Ивана Денисовича». Впрочем, дело не только в фактиче-
ской ошибке Р. Медведева. Примененный им к писателю А. Солже-
ницыну термин «оголтелый антисоветизм» совершенно неуместен.
Сколь часто использовали это понятие идеологи времен застоя. Ныне
определение «антисоветизма», тем более «оголтелого», оказывается
размытым. Думается, что несколько лет назад антисоветскими пока-
зались бы статьи не только самого Р. Медведева, но и выступления
некоторых делегатов XIX партийной конференции.
Я не имел возможности читать и слышать выступления А. И . Сол-
женицына в последние годы. Меня связывают с ним воспоминания
юности. В конце 1950-х годов я учился во 2-й средней школе Рязани.
Физику и астрономию (не математику — здесь у Е. Чуковской неточ-
ность) нам преподавал Александр Исаевич Солженицын. В моей памя-
ти он навсегда останется Учителем с большой буквы. А . Солженицын
обладал несомненным педагогическим талантом.
Хочу подчеркнуть, что в то время мы ничего не знали о жизнен-
ном пути, пройденном нашим учителем, которого любовно называли
за глаза Исаич, и даже не догадывались о его занятиях литературой.
Повесть «Один день Ивана Денисовича» появилась, когда мои школь-
ные годы были позади.
По-разному сложились судьбы бывших учеников Александра Иса-
евича. Но, беседуя с однокашниками, я замечал, что высказывания
о Солженицыне современных булгариных и гречей воспринимались
ими с нескрываемым недоверием. И, конечно, невозможно предста-
вить образы, более далекие друг от друга, чем иранский лидер Хомейни
и наш Исаич.
Письмо мое редакцию, возглавляемую тогда Евгением Авериным23,
заинтересовало, и я получил предложение написать для еженедельни-
ка воспоминания о Солженицыне-учителе, которые и были опубли-
кованы под названием «Исаич».
46 Писатели

Настали времена, когда знакомство с А. И . Солженицыным уже
не темное пятно биографии. Меня просят поделиться воспоминани-
ями. Берусь за перо, что-то появляется в печати. Одну вырезку я по-
слал Александру Исаевичу в США, сопроводив запиской, в которой
высказал надежду, что он помнит одного из своих учеников. Ответ
из Вермонта пришел быстро:
«Дорогой Сережа! 30.9.90
Как же я мог бы тебя “не помнить”? — ты был не рядовой уче-
ник. И ведь с отцом твоим ты меня познакомил, я был у вас. Спасибо
за память. Воспоминания твои читаю уже не первые. В “Шахматах”,
по-моему, ты прифантазировал, остальное — наверно, так.
Всего тебе доброго и кланяюсь твоей маме.
А. Солженицын».
Письмо А. И . Солженицына от 30 сентября 1990 года
После триумфального возвращения Солженицына на Родину
я внимательно следил за его выступлениями, старался не пропустить
ни одной публикации о нем. Наконец решился послать одну из своих
книг.
Однажды, это было в феврале 2001 года, у меня дома раздался теле-
фонный звонок.
—
Сергей Яковлевич?
—
Да, я вас слушаю.
—
Сереженька, это Александр Исаевич.
Я почувствовал себя учеником, прячущим глаза в учебник. Исаич
расспрашивал о разных делах — и профессиональных, и семейных.
Чувствовалось, что ему приятно слышать о моих результатах в науке.
Я поведал, что одно из направлений, которым занимаюсь, — приме-
нение теории марковских процессов для исследования надежности
систем. Так всплыло имя выдающегося математика XIX века, акаде-
мика А. А . Маркова.
Александр Исаевич оживился, вспомнив, что в университете
на физмате изучал теорию вероятностей как раз по учебнику Мар-
кова «Исчисление вероятностей», а я тут же упомянул, что Андрей
Андреевич Марков был одним из сильнейших русских шахматистов
своего времени, соратником М. И. Чигорина.
Солженицын
47

И, увлекшись, начал рассказывать о своей книге «Шахматы в жиз-
ни ученых». Исаич вздохнул: «Опять шахматы». Но я не хотел пре-
рывать рассказ, поскольку в то время собирал материал для книги
о репрессированных шахматистах и надеялся, что это его заинте-
ресует. Ведь одна из глав его эпопеи называется «Музы в ГУЛАГе»,
и я очень хотел, чтобы мой «Лубянский гамбит» вышел с предисло-
вием А. И. Солженицына.
Выслушав просьбу, Александр Исаевич выразил сочувствие шахма-
тистам, которые пострадали в годы безвременья, но писать предисло-
вие отказался: «Понимаешь, Сережа, я вообще не пишу предисловий.
А если писать, то надо предварительно прочитать рукопись. Но на
чтение шахматной книги у меня нет ни сил, ни времени». В голосе
чувствовалось легкое раздражение, и Исаич перевел разговор на дру-
гую тему.
Когда «Лубянский гамбит» вышел в свет, Солженицын был уже
тяжело болен, я послал ему книгу с дарственной надписью. Через не-
которое время мне позвонили из его представительства и от имени
Александра Исаевича поблагодарили за книгу.
...Перечитывая свои восторженные воспоминания о школьном
учителе физики и астрономии, ловлю себя на мысли, что они пи-
шутся как бы от лица подростка и получаются какими-то приторно
сладкими.
И хотя бы в заключительной части своих воспоминаний постара-
юсь следовать принципу De mortuis — veritas! («О мертвых — правду!»),
а не более известному латинскому изречению De mortuis aut bene, aut
nihil («О мертвых — или хорошо, или ничего»), которое справедливо
разве что во время похорон и поминок. А . И. Солженицын был живой
человек, не лишенный человеческих слабостей и недостатков. Хочу
остановиться на национальном вопросе, который всегда глубоко вол-
новал этого мыслителя. В 1964 году он пишет Л. Копелеву: «Я никог-
да не был расположен против какой-то национальности, я широкий
интернационалист, но я объективно признаю, что национальность
накладывает на человека отпечаток, что она вносит особенности,
из которых человек вырваться не может» [61].
В автобиографических очерках «Бодался теленок с дубом» Сол-
женицын приводит свою реплику в беседе с Твардовским: «Таково
уж мое свойство, я не могу обминуть ни одного важного вопроса. На-
пример, еврейский вопрос, — зачем бы он мне нужен? Спокойнее
миновать. А я вот не могу».
Итак, среди многих наций Солженицын выделяет одну — евреев.
И тут возникает вопрос, какие национальные черты видел он у евреев,
из которых представитель этой национальности вырваться не может.
Обратимся к его произведениям. Среди персонажей «Одного дня Ива-
на Денисовича» не самый симпатичный имеет характерное имя Цезарь
48 Писатели

Маркович, не оставляющее сомнение в его национальной принадлеж-
ности. Он два раза в месяц получает из дома посылки, «всем сунул,
кому надо», освободился от тяжелых общих работ, относительно бла-
гополучен на должности помощника нормировщика в конторе.
На Ивана Денисовича Цезарь Маркович смотрит свысока и заме-
чает, только когда в нем возникает нужда. У читателя Цезарь может
вызвать лишь неприязнь. Особенно проявляется это в сцене, где зеку-
еврею противопоставляется кавторанг. Солженицын сводит их вместе
на вахте перед возвращением домой после трудового дня, который
у конторщика во много легче, чем у вкалывающего на общих работах.
«И Цезарь тут, от конторских к своим подошел. Огнем красным
из трубки на себя попыхивает, усы его черные обындевели, спрашивает:
—
Ну как, капитан, дела?
Гретому мерзлого не понять. Пустой вопрос — дела как?
—
Да как? — поводит капитан плечами. — Наработался вот, еле
спину распрямил».
Цезарь Маркович выведен в повести типичным «придурком».
Глава девятая части третьей «Архипелага ГУЛАГ» начинается слова-
ми: «Одно из первых туземных понятий, которое узнает приехавший
в лагерь новичок, это — придурок. Так грубо назвали туземцы тех, кто
сумел не разделить общей обреченной участи: или же ушел с общих
(курсив А. И. Солженицына. — С . Г.) или не попал на них» [66, с. 197].
Кстати, в действительности прототип Цезаря Марковича, киноре-
жиссер Лев Гроссман, в лагере вкалывал в Экибастузе на общих ра-
ботах, а нормировщиком как раз был будущий автор «Одного дня...»
и «Архипелага ГУЛАГ», который признается: «Как в бою, в лагерной
жизни бывает некогда рассуждать: подворачивается должность при-
дурка — и ее хватаешь» [6, с. 201]. Много позже, призывая всех «жить
не по лжи», Александр Солженицын фактически признавался, что,
будучи в ГУЛАГе, для себя исповедовал другую мораль, которую опи-
сывал словами «темнить», «косить», «раскидывать чернуху», «уходить
в глухую несознанку», «играть в незнанку» и многими другими по-
добными оборотами речи.
Копелев в дневнике 25 июня 1956 года записал впечатление о пьесе
Солженицына «Республика труда», один из персонажей которой — бух-
галтер-еврей, производящий омерзительное впечатление. Замечание
Копелева Солженицын отвергает со словами: «Это с натуры, он точь-в -
точь такой был» [62, с. 420]. В другом месте Копелев вспоминал о споре
с Солженицыным: «...Он не стал читать “Доктора Живаго”. Проглядев
несколько страниц: “Отвратительный язык, все придумано”. А Бабеля
даже открывать не захотел: “Достаточно тех цитат, что я прочел в ре-
цензии. Это не русский язык, а одесский жаргон”» [62, с. 453].
И еще один замеченный мною штришок. По просьбе вдо-
вы М. А. Булгакова Солженицын опубликовал список рецензентов,
Солженицын
49

особенно рьяно ругавших автора «Мастера и Маргариты». При этом
раскрыл псевдонимы («трусливые псевдонимы», как выразился при
этом Александр Исаевич [74, с. 122]). Возникает вопрос: об этом (о рас-
крытии псевдонимов, которыми прикрывались в основном евреи) его
тоже специально просила вдова Булгакова?
А теперь несколько фактов, сохранившихся в собственной памя-
ти. А . И . Солженицын не скрывал, что не любит шахматиста М. Бот-
винника за его рациональный стиль, за отсутствие романтизма в пар-
тиях, стремление победить не путем прямой атаки, а дождаться, когда
партнер ошибется. Много лет спустя я узнал, что М. Ботвинник тер-
петь не мог писателя А. Солженицына.
В статье-воспоминании о патриархе советских шахмат гросс-
мейстер Г. Сосонко пишет, что на вопрос, читал ли он Солженицы-
на, М. Ботвинник ответил: «Читал “Один день Ивана Денисовича”
и “Матренин двор” и стал относиться к нему отрицательно. Так, Иван
Денисович — это плагиат. Это он все у Толстого из “Войны и мира”
взял, это же Платон Каратаев, перенесенный в современность. Напи-
сано, конечно, ловко, но надо и содержание какое-то давать, а “Ма-
тренин двор” — это призыв к реакционному крестьянскому прошлому
России. Нет, больше я ничего его не читал — достаточно» (Сосонко Г.
Его путь в бессмертие // 64. Шахматное обозрение. 1997. No 3. С . 34).
Судя по этим рассуждениям М. Ботвинника на темы литературы,
он в ней разбирался примерно так же, как А. Солженицын в шахматах.
Для мало-мальски грамотного шахматиста рассуждения Солженицы-
на на тему стиля игры шахматистов интереса не представляют, но он
невольно повторил одну из мыслей великого шахматиста Александра
Алехина, который в статье, опубликованной в 1941 году и многозначи-
тельно названной «Арийские и еврейские шахматы», «арийской атаку-
ющей идее» в шахматах противопоставлял еврейский подход, который
назвал «безопасность прежде всего», отметив, что «большинство пар-
тий Ботвинника производит впечатление сухих и бездушных» (Але-
хин А. А. Арийские и еврейские шахматы. М .: Русская правда, 2009. 64 с.).
Известно, что Александр Алехин сразу после окончания войны от-
крещивался от этих слов — говорил, что то ли он этого не писал, то ли
писал под сильнейшим давлением нацистов. Александр Солженицын
от своих слов не отказывался.
Александр Исаевич поручил мне сделать на уроке физики неболь-
шое сообщение о сути теории относительности Альберта Эйнштейна.
Свое выступление я завершил словами, что автора теории относитель-
ности признают величайшим физиком всех времен. При этих моих
словах Солженицын поморщился, а затем наедине возразил, что Эйн-
штейн, возможно, в первой пятерке физиков, но никак не первый.
Развивая эту мысль, он заметил, что задолго до Эйнштейна общий
принцип относительности сформулировал французский математик
50 Писатели

Анри Пуанкаре, а общую теорию относительности, так называемую
теорию тяготения, нельзя считать завершенной. Одним словом, с Эйн-
штейном не все понятно.
Другой раз я назвал американского ученого Роберта Оппенгеймера
«отцом атомной бомбы». И здесь А. И. Солженицын меня поправил,
отметив, что Оппенгеймер в группе изобретателей был скорее адми-
нистратором. При этом сказал примерно следующее: «Оппенгеймер
ходил с блокнотом, выяснял у ученых, что и в каком количестве необ-
ходимо приобрести, и записывал. Согласен, администратором он был
хорошим, имел необходимую сметку, знал, где и когда, что можно
закупить по минимальной цене. Думаю, — продолжал Солженицын, —
нельзя кого-то одного назвать “отцом атомной бомбы”. Наверно, наи-
больший научный вклад в изобретение смертоносного оружия внес
итальянский физик Энрико Ферми».
Надо признать, что А. И. Солженицын был эрудирован и в вопросах
истории науки, а выдающиеся заслуги в развитии сразу нескольких
разделов современной физики лауреата Нобелевской премии Энрико
Ферми (1901–1954), которого, как и Оппенгеймера, называли одним
из «отцов атомной бомбы», сомнений не вызывают.
Но и американец еврейского происхождения Роберт Оппенгеймер
(1904–1967) был не только администратором с торгашескими замаш-
ками. Прежде чем стать руководителем «Манхэттенского проекта»
и практически руководить созданием и испытанием первой в исто-
рии атомной бомбы, он сделал важнейшие открытия как теоретик,
и именно его признают основателем американской научной школы
теоретической физики. К слову, в 1963 году Р. Оппенгеймер удостоен
премии Ферми, присуждаемой президентом США выдающимся уче-
ным за международно признанные научные и технические достижения
в области исследования, использования и производства энергии.
И еще случай, касающийся лично меня. Я крепко провинился
в фотокружке (небрежно отнесся к проявителю, испортил фотобума-
гу). Исаич меня распекал, а следующий урок был урок труда, в ходе
которого мы убирали территорию около школы. Солженицын, увидев
эту картину, громко обращаясь к учителю труда и указывая на меня,
произнес: «Иван Михайлович, вот кого надо использовать на об-
щих работах. Гродзенского да Барановского, этих лучших учеников.
Вы меня поняли, Иван Михайлович?»
Не знаю, как учитель труда, а я понял подтекст сказанного учите-
лем физики. У Солженицына есть выражение «чистозвонные фами-
лии», т. е . славянские. При его внешней подчеркнутой объективности
чувствовалось, что ему ближе ученики с «чистозвонными» фамилиями.
Один из них при Солженицыне считался в нашем классе лучшим уче-
ником по физике и астрономии, при этом по остальным предметам,
как и прежде, балансировал между «тройкой» и «четверкой». И если
Солженицын
51

другие ученики Исаича на вступительных экзаменах в вузы в целом
подтвердили свои баллы, ранее полученные на выпускных испытани-
ях, и только его любимец подкачал.
В работе «Двести лет вместе» Солженицын, говоря о тех евреях,
что несли тяготы общих работ, пишет об известном ученом-генетике
Эфроимсоне и моем отце: «Эфроимсон хотел развеять недоброжела-
тельство к евреям, которое, естественно, возникало. И как же бригада
оценила его поведение? — “Да он просто выродок еврейского народа;
разве настоящий еврей будет тачку катать?” Смеялись над ним и ев-
реи-придурки (да и досадовали, что “выставляется” в укор им). — Так
же и в том же положении оценен был и Яков Давыдович Гродзенский,
вкалывавший на общих: “Да разве он еврей?”
Как это знаменательно! Эфроимсон и Гродзенский делали то вер-
ное и лучшее, к чему бы только высшие мотивы могли звать евре-
ев, — честно делить общий жребий, — и не поняты с обеих сторон!»
[69, с. 332].
В историко-публицистическое эссе «Россия в обвале»
в 1998 году А. И . Солженицын пишет: «В конце 1919-го, в предгибель-
ном отступлении Добровольческой Армии, генерал Петр Врангель воз-
звал к ней: “С нами тот, кто сердцем русский”. Точнее не скажешь.
Национальность не непременно в крови, а в сердечной привязан-
ности и духовном направлении личности» [75]. Как хочется думать,
что именно эти замечательные строки определяют кредо Александра
Исаевича по национальному вопросу...
Должен сказать, относился он ко мне всегда хорошо, с доброй или
скорее даже ласковой иронией. Я отчетливо запомнил момент, после
которого отношения с Исаичем стали не просто хорошими, а сердеч-
ными. В фотолаборатории он говорил мне о Боге, о том, что Бог есть
и помогает человеку раскрыть свои потенциальные возможности и на-
казывает за нарушение заповедей.
«Несколько лет назад, — рассказывал Александр Исаевич, — врач
откровенно сказал мне: “Вам осталось жить совсем немного — месяц,
максимум два”. И тогда я мобилизовал силы своего организма. И, как
видишь, выжил, уверен, не без Божьей помощи»24.
Говорилось это в начале 1960-х годов, когда антирелигиозная про-
паганда достигла максимального размаха и была повсеместной, а глава
государства Никита Сергеевич Хрущев обещал согражданам в скором
будущем (видимо, до обещанного им к 1980 году построения комму-
низма) показать последнего попа.
Ну а я в разговоре с Солженицыным, развивая тему, сказал, что
мама у меня русская. По материнской линии мои далекие предки —
крепостные крестьяне. Я крещеный, православный. А моя мама, бу-
дучи подростком, когда в послереволюционные годы на нашей ули-
це разрушался храм, спасла из иконостаса икону Спасителя, которая
52 Писатели

и сейчас у нас дома стоит на самом видном месте. А . И . Солженицын
в ответ сказал с нежностью в голосе: «Это очень хорошо, Сережа».
После этого разговора отношение учителя физики ко мне — полу-
кровке — стало безукоризненно хорошим25.
Выступление автора на конференции, посвященной
100-летию А. И . Солженицына.
Рязань, декабрь 2018 года
Завершая свои воспоминания об Александре Исаевиче Солжени-
цыне, могу сказать, что считаю свою миссию не совсем бесполезной,
если в воображении читателя хоть в малой степени предстал образ
не писателя, чье место в истории литературы определит время, а Учи-
теля.
... А все-таки жаль, что А. И. Солженицын не осуществил свой за-
мысел — написать повесть «Один день одного учителя»26. Может быть,
получилось бы не хуже «Одного дня Ивана Денисовича».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Первые воспоминания об А. И . Солженицыне написаны мною в 1989 году.
К этому побудил случай. В зале учредительной конференции общества «Мемориал»
моим соседом оказался В. Д . Оскоцкий (1931–2010) — известный литературный кри-
тик, публицист, в то время возглавлявший демократическое крыло Союза писателей.
В его сообщении на конференции имя А. И . Солженицына упоминалось много раз
в весьма уважительном ключе. Когда после выступления он вернулся на место, я об-
молвился о том, что А. И . Солженицын — мой школьный учитель. Валентин Дмитри-
евич оживился и предложил написать воспоминания, которые намеревался опубли-
ковать в проектируемом органе «Мемориала». По каким-то причинам организовать
издание не удалось, и некоторое время спустя мои воспоминания были опубликова-
Солженицын
53

ны в еженедельнике «Книжное обозрение» [6]. Фрагменты воспоминаний публико-
вались в различных изданиях [59, с. 420 –431, 7–11]. «Исаич» — это воспоминания
о Солженицыне-учителе; «Миша» — о писателе-подпольщике.
Позднее удалось прочитать недоступные ранее произведения А. И. Солжени-
цына. Кое-что вспомнилось, восторженное отношение к Учителю сменилось более
сложным отношением к писателю и гражданину. Не внося существенной правки
в текст уже опубликованных воспоминаний, я расширил их и снабдил комментария-
ми, уточняющими некоторые эпизоды, запечатлевшиеся в моей памяти.
2 Мой учебный год в 7 «А» начался 1 сентября 1957 года. А. И. Солженицын
только что начал работать в школе. В журнале «Юность» (1990. No 8. С . 81) воспро-
изведена соответствующая справка: «Справка. Дана настоящая в том, что по име-
ющимся в средней школе No 2 г. Рязани архивным данным Солженицын А. И . был
принят в школу с 25 августа 1957 года (приказ Рязанского гороно No 51 от 26/8 —
57 г.) учителем астрономии и проработал здесь до 25 декабря 1962 года. Директор
школы Т. Варнавская».
3 Речь идет об Игоре Ивановиче Бородавкине (1932–2012), который после же-
нитьбы взял фамилию жены, сделавшись Петровым. В 1958 году он перешел на рабо-
ту в Рязанский педагогический институт, где впоследствии стал кандидатом физико-
математических наук и доцентом.
4 Фамилия Гродзенский происходит от города Гродно, входившего в разные
эпохи в состав Литвы, Польши и Белоруссии. Обычно ударение делается на втором
слоге. Мой отец родился и провел детство на Урале, где принято в фамилии делать
ударение на первом слоге. По наследству и я произношу Гродзенский.
5 «Вышла тогда из угла старуха древняя и, положа Матрене руку на плечо, сказа-
ла строго: “Две загадки в мире есть: как родился — не помню, как умру — не знаю”»
(А. Солженицын. Матренин двор).
6 Теперь я знаю, что есть виды карточных игр, например бридж, признаваемых
спортом, а гроссмейстер И. Левитина — в прошлом претендентка на мировое первен-
ство по шахматам — стала впоследствии чемпионкой мира по бриджу.
7 Швейцарская система проведения шахматных турниров (получила свое на-
звание потому, что впервые была введена в турнирах Швейцарского рабочего шах-
матного союза) применяется при организации массовых соревнований, когда кру-
говая система («каждый с каждым») неприемлема из-за чрезмерно большого числа
участников, а «нокаут-система» несправедлива: единственное поражение приводит
к выбыванию из соревнования. При швейцарской системе перед началом турнира
устанавливается количество туров, в каждом из которых между собой встречаются
участники, имеющие равное количество очков. Это означает, что победа в очередном
туре повышает вероятность того, что следующий партнер окажется сильнее, а пора-
жение, наоборот, обещает более слабого очередного соперника.
8 О своем отношении к Гоголю Солженицын пишет в статье «Мой Булгаков» (из
«Литературной коллекции»): «...никто из русской литературы не дал мне меньше,
чем Гоголь, — просто я ничего (курсив Солженицына. — С . Г .) от него не перенял.
Он мне — чужее всех» [77, с. 16]. Та же мысль — и в его воспоминаниях о детстве,
опубликованных в 2018 году: «А Гоголя я не полюбил (и никогда потом), только над
“Шинелью” плакал, это мои первые слезы над книгой. Не веселили меня его “Ве-
чера на хуторе”, отталкивал “Вий”, и “Тарас Бульба” — непомерен, чрезмерен, и от
“Мертвых душ” воспринимал я мрак и томление» [79, с. 29].
9 В. Новодворская в статье о Чехове (The New Times, 2010. No 2) пишет: «Инте-
ресно, что из всей русской классики Солженицын цитирует только одного Чехова —
из-за героической поездки последнего на Сахалин. Александр Исаевич одобряет
классика, заглянувшего в каторжную миску, но иронически добавляет, что, заглянув
в миску советского зэка, Чехов так и скончался бы над ней».
54 Писатели

10 3 марта 1953 года Солженицын доставлен в ссылку в Кок-Терек, 5 марта пер-
вый день проводит без конвоя, а следующим днем из репродуктора на площади,
который до этого два дня молчал, узнает о смерти Сталина. «И лицо мое, ко всему
тренированное, принимает гримасу горестного внимания. Пока — притворяться,
по-прежнему притворяться». Он пишет стихотворение «Пятое марта», где дает волю
чувствам, в котором выражает ненависть к рябому диктатору («единственный, кого
я ненавидел») [62, с. 392]. Первоначально стихотворение было помещено на страни-
це 201 сборника «Протеревши глаза» (Солженицын А. И. Протеревши глаза. М.: Наш
дом — L`Age d`Homme, 1999. 368 с.), а затем вошло в 18-й том 30-томного собрания
сочинений, открывающийся автографом: «Здесь помещены мои произведения тю-
ремно-лагерно-ссыльных лет . Я складывал их в уме и нес в памяти все лагерные годы,
не доверяя бумаге. Они были моим дыханием и жизнью тогда. Помогли мне высто-
ять». На странице 240 находим стихотворение «Пятое марта» [68, с. 240].
Где я? Двадцатый ли? Тринадцатый ли век?
Кочевья стан?.. Как черепа их голы!
Раскосый, бронзовый и черный Кок-Терек
Встречает смерть Великого Могола*.
Мехово-рыжие с голов сорвавши малахаи,
Бессмысленная Азия рябого чтит Юсупа...**
О, где ты, каторга?! Братва моя лихая!
Быть в этот день — и здесь!..
И с ними — в рупор лупать...***
Единственный, кого я ненавидел!!
Пересчитал грехи? Задохся в Божий час?
Упрямый бес! Что чувствуешь, изыдя
Из ребер, где держался уцепясь?
Косятся на меня, что, де, я шапки не снял,
Но, лагерями мятое, черно мое лицо.
Легко мне, радостно и — жаль: ушел от русской мести,
Перехитрил ты нас, кацо!****
Ты проскочил и первомартовские царские календы*****
И не дожил до цезаревских мартовских же ид!******
...С камышных мазанок пестро свисают ленты,
И голос диктора наигранно дрожит...
*
Великие Моголы — династия, созданная тюрками после завоевания ими Индии,
правившая с 1526 по 1858 год на территории современных Индии, Пакистана и юго-
восточной части Афганистана. Государство Великих Моголов было самым крупным
и развитым в истории феодальной Индии.
**
Юсуп (тюрк) — мужское имя, означающее «получивший блага от Аллаха»,
в русском языке имени Юсуп соответствует Иосиф.
***
Лупать — пачкать, марать, мочить платье (В. И . Даль. Толковый словарь живого
великорусского языка).
****
Кацо — обращение к мужчине, принятое у грузин.
*****
Календы — в древнеримском календаре название первого дня каждого меся-
ца. А . И . Солженицын намекает на убийство народовольцами 1 марта 1881 года Алек-
сандр II, который календы «не проскочил».
******
Иды — в древнеримском календаре так называли день в середине месяца.
В марте, мае, июле и октябре иды приходились на 15-е число, в остальных восьми
месяцах — на 13-е. Здесь намек на годовщину убийства заговорщиками в мартовские
иды 44 года до н. э. Юлия Цезаря.
Солженицын
55

11 В 1990 году в одной из телепередач показывали интервью с Солженицыным.
Я узнал в «вермонтском отшельнике» своего школьного учителя, когда он, размыш-
ляя о причинах плохого отношения к нему некоторых литераторов, сказал так: «Они
не могут простить мне, что я все время работаю. Если писатель выступает на кон-
ференциях, разъезжает по разным симпозиумам, то он признается писателем, а ес-
ли он пишет, работает с рукописью, но не появляется на собраниях, то какой же он
писатель?»
12 «Восемнадцатилетний Саша Солженицын написал поэму “Эварист Галуа”.
Трагическая история гениального французского математика и революционера, ко-
торый в ночь перед смертельной дуэлью-ловушкой, подстроенной врагами, набросал
в тетради теорию алгебраического решения уравнений, была изложена четырехстоп-
ным амфибрахием и потребовала 248 смежно-рифмованных строк. Воин свободы,
двадцатилетний Эварист Галуа жестоко страдал из-за упущенного времени, бесцен-
ного, невозвратного. Момент, когда герой, выйдя из тюрьмы, беспечно гуляет, забыв
математику и научный долг, кажется, доставляет автору невыносимые страдания.
Может быть, из судьбы Галуа он извлек серьезный урок» [62, с. 141].
13 Шелест Георгий Иванович (настоящее имя Егор Иванович Малых) (1903–
1965) — писатель . В 1937 году репрессирован, 17 лет провел в сталинских лагерях,
в 1954 году реабилитирован.
14 Решетовская Наталья Алексеевна (1919–2003) — первая жена А. И . Солжени-
цына. «Ну а как ведут себя те, кто знает автора? Его ученики? Его сослуживцы? 20
ноября, во вторник, Александра Исаевича пришли поздравить два его бывших уче-
ника» [61, с. 73].
15 Н. А . Решетовская в своих воспоминаниях приводит фрагмент моего письма,
приписывая его некоему Григорию С. [61, с. 96]. Я посетил Н. А . Решетовскую в Мо-
скве незадолго до ее кончины. И выяснилось, что мое письмо в архиве было поме-
чено как «Письмо Г. С .» (т. е . Гродзенского Сергея), и Наталья Алексеевна не смогла
по памяти расшифровать инициалы.
16 В. В . Гиппенер, Г. П. Тэннов — знакомые Я. Д . Гродзенского по ссылке в по-
селке Новорудное в начале 1950-х годов.
17 Имеется в виду Кочетова (в замужестве Князева) Нина Степановна (р. 1932) —
в то время учительница русского языка и литературы во 2-й средней школе г. Рязани.
18 Речь шла о премии итальянских издателей. С Солженицыным соперничала
французская писательница еврейского происхождения, родоначальница «нового ро-
мана» Натали Саррот (1900–1999) — урожденная Наталья Ильинична Черняк, кото-
рая в конечном счете и получила премию.
19 Накануне описываемых событий Я. Д. Гродзенский был попутчиком А. И . Сол-
женицына в поездке из Рязани в Ростов. Он рассказывал, что Александр Исаевич
долго колебался, прежде чем решиться на покупку билета в купейный вагон. С об-
слугой держался корректно, но чаевыми не баловал. Ночью через наушники слушал
японский транзисторный приемник.
20 Позднее в «Теленке...» прочитаем: «Женя Маркин — молодой, слишком левый
и слишком передовой для Рязани поэт». В 1971 году в «Новом мире» (No 10. С. 96 –98)
было опубликовано стихотворение Е. Маркина (1938–1979) «Белый бакен», в кото-
ром в образе бакенщика Исаича выведен Солженицын:
Каково по зыбким водам
У признанья не в чести
Ставить вешки пароходам
Об опасностях в пути!
Ведь не зря ему, свисая
с проходящего борта,
машет вслед: — Салют, Исаич! —
56 Писатели

незнакомая братва.
...Это только злые сводни
да угрозы старых свах
виноваты, что сегодня
вы на разных берегах.
...Что ж так горько их кусаешь,
Коль давно не держит стыд?
Все простит тебе Исаич,
лишь измены не простит!
Когда власти «прозрели», тотчас исключили Е. Маркина из Союза писате-
лей СССР и направили на «лечение» в Лечебно-трудовой профилакторий (ЛТП).
После высылки Солженицына из СССР в 1974 году Е. Маркин, все еще находя-
щийся на «лечении» в ЛТП, написал стихотворение «Прощание с гвардии капи-
таном»:
А я, к колючке прикасаясь,
Через запретную черту
Ему кричу: — Прощай, Исаич!
Твое мне имя — угль во рту!
Как ты, тоскуя по Рязани,
Бреду один в подлунный мир.
...И ястребиными глазами
Мне в спину смотрит конвоир.
21 Таурин Франц Николаевич (1911–1995) — русский советский прозаик, автор
производственных и историко-революционных романов, в 1965–1970 годах — секре-
тарь СП РСФСР, в 1970–1975 годах заведовал отделом прозы журнала «Новый мир».
Твардовский писал об этом назначении: «В журнал, который, как я угадал в свое
время, подвергался более надуманным, чем вызванным настоящей нуждой напад-
кам, когда еще нельзя было ему поставить в вину главную вину — Солженицына, —
в этот журнал назначается для окончательного искоренения злого духа и окропле-
ния углов святой водой тот самый Таурин, который ездил “на акцию” исключения
С[олженицына] в Рязань из Союза писателей. Прием безотказный до жути: парня за-
ставили сперва сделать разовое гнусное дело — теперь откажись, попробуй. А парень,
м[ожет] б[ыть], и неплохой “по идее”, но уж как попал литначальником, так поделом
вору и мука. Впервые встретился я с ним на Ангаре; Иркутск, где он редактировал
многотиражку, — однажды я даже пособил ему что-то обработать, заметку какую-то .
Потом уж он оказался писателем, выходцем из министерства Якутской АССР, авто-
ром двух-трех читанных мною романов — серая провинция, убожество, хотя знание
материала было как будто. Сунулся он было в “Н[овый] м[ир]” с какой-то рукопи-
сью, но при всем моем благорасположении к нему это было нереально» (Твардовский
А. Рабочие тетради. Знамя. 2005. No 9).
22 Вероятно, такие прогулки-беседы Солженицына с Можаевым бывали неред-
ки. Последний пишет: «И я пошел к Солженицыну. Жил он недалеко от редакции
[«Нового мира»]. Но в стенах его квартиры мы о таких вещах не говорили. Как обыч-
но, вышли на площадь к Юрию Долгорукому и поговорили» (Можаев Б. Еще о каи-
новой печати и нательном кресте // Книжное обозрение. 1990. No 14. С . 57).
23 Аверин Евгений Сергеевич (1937–1998) — журналист и общественный деятель
времен объявленной М. С. Горбачевым перестройки. Начинал свою деятельность как
комсомольский (в 1960-е годы — секретарь Первомайского райкома комсомола го-
рода Москвы), затем — партийный функционер (с 1970 по 1985 год был помощником
первого секретаря Московского горкома КПСС В. В . Гришина). С 1986 года до кон-
чины — главный редактор газеты «Книжное обозрение», ставшей одним из рупоров
либеральных сил.
Солженицын
57

24 В письме из ссылки к М. В. Скороглядовой-Крамер от 4 декабря 1953 го-
да А. И . Солженицын так описывает свое состояние: «Будучи по моему требова-
нию откровенны, врачи мне попросту вынесли смертный приговор» [28, с. 52–53].
В письме тому же адресату 7 сентября 1955 года окрыленный успешным лечением
онкологического заболевания дает сверхоптимистичный прогноз по поводу лечения
до сих пор неизлечимой болезни: «В Атомный Век (Солженицын оба слова пишет
с заглавной буквы. — С. Г.) нельзя поддаваться раку, через несколько лет его будут ле-
чить, как насморк, — какой-нибудь искусственный радиоактивный изотоп окажется
еще удачливее радиокобальта» [78, с. 60]. Напишет об этом он в «Теленке»: «...под
Новый, 1954 год поехал умирать в Ташкент. Однако я не умер (при моей безнадеж-
но запущенной острозлокачественной опухоли это было Божье чудо, я никак иначе
не понимал. Вся возвращенная мне жизнь с тех пор — не моя в полном смысле, она
имеет вложенную цель)» [70, с. 8].
25 Евреев-полукровок Солженицын в работе «200 лет вместе» характеризует
следующими словами: «Надо заметить, что дети от смешанных браков чаще бывают
и по наружности больше евреи, и по настроениям. Я не раз наблюдал. Такая мо-
лодежь очень обижается на угнетение евреев и совершенно спокойна к попранию
русского духа».
26 «Не до “Ивана Денисовича”, а после него, — рассказывал Солженицын
(2006), — я думал написать “Один день одного учителя” и наброски делал. И уже
начал материалы собирать школьные, но все повисло, никакого текста никогда
не было» [62, с. 458].
58 Писатели

ШАЛАМОВ1
В Москве не было для меня ближе
человека, чем Гродзенский.
В. Шаламов. Из наброска
воспоминаний о Я. Д. Гродзенском
Мое первое воспоминание о Варламе Шаламове носит телевизи-
онный характер и относится к маю 1962 года, когда состоялась орга-
низованная Борисом Слуцким передача, посвященная этому совсем
не известному в то время поэту. Мой отец — Яков Давидович Грод-
зенский — заранее узнал о ней, ждал с радостью и волнением. Затем
был внимательный просмотр, сопровождаемый комментариями.
По окончании передачи я спросил отца: «Кто этот поэт?» В ответ
услышал, что это его старый друг — однокурсник по университету.
«Сейчас он мало кому известен, но пройдет время, и его станут изучать
в школе». На мой вопрос, когда такое произойдет, отец предположил,
что они с Шаламовым до этого вряд ли доживут, но это наверняка
случится при моей жизни.
После телепередачи отец послал Шаламову поздравительную от-
крытку и, как много позже вспоминал Варлам Тихонович, оказался
единственным, кто откликнулся: «Единственный раз в жизни я вы-
ступал по телевизору в 1961 году (?2), читал “Огниво”, и Гродзенский
видел эту передачу в Рязани и написал мне о ней. Радовался за меня
со всей своей огромной детской душой. Открытка эта есть у меня»
[85, с. 410].
Сохранились десятки писем, открыток и телеграмм Шаламова.
(Бывало, что убежденный атеист писал: «Яков, Христом Богом молю,
приезжай скорей!») Поскольку Я. Д. Гродзенский в основном жил
в Рязани, а в Москве бывал наездами (довольно частыми и продол-
жительными), то в письмах В. Т . Шаламова то и дело встречаются обо-
роты, показывающие, что Варлам Тихонович скучает без друга Яшки.
«Когда ты, наконец, приедешь в Москву? Очень хотим тебя видеть
по тысяче причин... Морозы, что ли, держат там [в Рязани] столько
времени?» (из письма 19 января 1963 года); «Яков. Если у тебя есть

свободное время, то приезжай в любые часы и любой день» (9 июня
1964 года); «Где ты и почему более месяца о тебе нет никакого изве-
стия?» (25 августа 1966 года); «Не рецепты мне нужны (рецепты у меня
еще есть), а твое душевное слово. Я просто не могу представить себе
причин двухмесячного молчания твоего» (30 августа 1966 года).
Все письма В. Шаламова хранились в нашем семейном архиве,
большинство вошли в публикацию [86], после чего сданы в РГА-
ЛИ. В фонде В. Шаламова в РГАЛИ обнаружено несколько пи-
сем Я. Д . Гродзенского, которые опубликованы в шестом томе собра-
ния сочинений В. Т. Шаламова [84, с. 326–356]. Я. Д. Гродзенский
виртуозно владел эпистолярным жанром, и лишь остается пожалеть,
что в архиве Шаламова нашлось лишь несколько писем моего отца.
В письме от 14 мая 1962 года Шаламов поделился впечатлениями
о выступлении в телепередаче.
В. Т. Шаламов — Я. Д . Гродзенскому
Москва, 14–16 мая 1962 года
Дорогой Яков.
Спасибо тебе за письмо. Я рад, конечно, возможности выступить —
от имени мертвых Колымы и Воркуты и живых, которые оттуда вер-
нулись.
Продолжаю 16-го, после передачи3. Передача прошла хорошо,
успешно. Но это дело требует большой собранности, сосредоточен-
ности и напоминает больше съемку игрового кинофильма, чем фильма
хроникального, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. На крошеч-
ной площадке внутри огромной коробки телестудии, заставленной
аппаратами, увешанной кабелями, сигналами, работает человек пят-
надцать — режиссеры, операторы, нажиматели звонков и прочие лица,
деловое содержание которых определить сразу нельзя. Все это висит
в метре от твоего лица, освещенного ярким светом: словом, ничего
домашнего в телестудии нет.
Слуцкий делал вступительное слово — не шире и не глубже своей
рецензии4 в тоне благожелательности, без акцента на лагерь, на про-
шлое. Характеристики сути моих трудов он также не давал. Затем
я прочел «Память», «Сосны срубленные» и «Камею» в полном, неопуб-
ликованном варианте5. Затем Д. Колычев6 — молодой актер из театра
Лен<инского> комс<омола> — прочел «Оду ковриге хлеба» и новое
стихотворение «Вырвалось писательское слово» (из тех, что я читал
в Доме Писателей). Я актерской читки не люблю никакой и жалел,
что не сам прочел эти стихи. Вот и все. Конечно, я не мог и не имел
права отказаться. Устроил это все Борис Слуцкий.
Сердечный тебе привет. Приехав в Москву, ты найдешь у себя дома
две моих открытки. Оля7 сейчас в Гаграх — до 28 мая. Желаю тебе са-
мого лучшего. Как только приедешь в Москву — приходи. В. Шаламов
60 Писатели

Даже одежда для телевизора должна быть, как в детской игре: «Чер-
ного и белого не выбирать».
Помню, как от Шаламова пришел подарок: из обычного конверта
выпала миниатюрная книжечка, которой в упаковке было просторно.
Это «Огниво» — первый сборник стихов автора «Колымских расска-
зов», на титульном листе — дарственная надпись: «Якову Гродзен-
скому на память о чердаке на улице Баумана и всем, что было после.
В. Шаламов».
Варлам Тихонович Шаламов был другом юности моего отца, вместе
с ним одно время учился в Московском университете на юрфаке (тог-
да он назывался «факультет советского права»). Упомянутый чердак
был «студенческим общежитием», располагавшимся в одном из домов
на Старо-Басманной улице, рядом с садом Баумана.
«Огниво» — первый сборник стихов Варлама Шаламова
О том времени Шаламов вспоминал: «В двадцатые годы до уни-
верситета я часто бывал у Яшки на Басманной, где он жил на чердаке
двухэтажного дома, где была выгорожена комната, в которой стояли
четыре койки. Одна — девушки, глупой в отношении культуры, Вари.
На второй — милицейский действительной службы — почти окончил
вуз8. На третьей — Яшка. На четвертой? Забыл я, кто жил на четвертой.
Я тоже тогда бедствовал, с ними ночевал раза два.
Там на побеленном потолке все — гости и хозяева — писали углем
из голландской печки всевозможные лозунги того времени, лозунги
классовой пропаганды — или как жить <неразборчиво>, которые надо
выучить, либо лозунги, которые должны облагодетельствовать чело-
вечество немедленно9.
...Я жил в Кунцеве у тетки, а потом в Черкасске в общежитии МГУ,
а у Яшки была крошечная комнатенка на первом этаже какой-то ком -
мунальной квартиры тоже в районе Басманной. Крошечная, метров
Шаламов
61

6 квадратных. Все свободное место было уставлено книгами... библи-
отечными и своими.
...С собой Яшка всегда таскал толстую переплетенную книжку, где
писал мелко-мелко, но все же разборчиво — Яшка до смерти сохра-
нил разборчивый газетный почерк. В хорошем разборчивом почерке,
мне кажется, Яшка видел некую нравственную обязанность. “Я дол-
жен писать так, чтобы меня могли легко прочесть те люди, к которым
я пишу, — это дань уважения другим людям — товарищам, друзьям,
начальникам и подчиненным”» [85, с. 407–408].
Писатель считал Якова Гродзенского — с юности и до конца дней —
своим близким другом, называл его «праведником особого рода» (Есипов
В. Друг Яков // Новая газета. 2013. 21 июня. С. 20). В наброске воспо-
минаний о моем отце он пишет: «У Гродзенского было редкое, редчай-
шее качество — полное преклонение перед чужим талантом. Желание
этот талант выдвинуть, поддержать, верить в него, отметить его — хоть
с согласия автора, хоть в одиночку» — а в другом месте воспоминаний
добавляет: «По своим душевным качествам превосходил если не всех,
то очень и очень многих. Яков начисто вытравил из себя все, что может
быть показным. Это я все думаю о нем сейчас, после его смерти. В Мо-
скве не было для меня ближе человека, чем Гродзенский»10 — и ниже
добавляет: «Бескорыстие? Да. Самоотречение? Да. А самое главное —
в Яшке совсем не было хитрости. Той самой хитрожопости, которой
пропитано прогрессивное человечество Москвы. По своим моральным
качествам Гродзенский не идет ни в какое сравнение с литературным
обществом московских “кружков”» [85, с. 409].
По мнению Шаламова, в Яшке не было «этой проклятой хитро-
жопости», умения устраиваться за счет других и обделывать делиш-
ки, декорируя шкурничество лексикой двуличного «прогрессивного
человечества».
В письме моему отцу 12 января 1965 года он писал: «За всю свою
жизнь я усвоил урок, сделал твердый вывод, что главное в человеке,
редчайшее и наиболее важное, — это его нравственные качества...
Падение общественной нравственности во многом объясняет траги-
ческие события недавнего прошлого. Я думаю, что ты своей жизнью
приобрел главное человеческое право — право судьи. Что касается
меня, то я просто стараюсь выполнить свой долг»11. Зная суровость
Шаламова, его требовательность, такое признание дорогого стоит.
Жизненные пути Я. Гродзенского и В. Шаламова разошлись,
точнее, были насильственно разведены в студенческие годы. Варлам
Шаламов стал жертвой первой череды массовых арестов. В 1928 году
он был исключен из МГУ «за сокрытие социального происхожде-
ния», поскольку, будучи сыном священника, написал в анкете, что
его отец — инвалид. Но и слепой священник оставался «социально
чуждым элементом», а его сын не имел права на высшее образование.
62 Писатели

Первый раз Варлам Шаламов был арестован 19 февраля 1929 года
в засаде на улице Сретенка, 26, где была подпольная типография и пе-
чатались «Завещание В. И. Ленина» и другие документы оппозиции.
Ордер на его арест подписал сам Г. Ягода, в то время фактический
руководитель ОГПУ. Яков Гродзенский впервые вошел в тюремные
ворота в марте 1935 года. Ему, как и Шаламову, вменялась в вину
КРТД — контрреволюционная троцкистская деятельность.
Варлам Тихонович Шаламов. 1968 год
Пора хотя бы кратко рассказать о моем отце — Якове Давидо-
виче Гродзенском (1906–1971), которого Варлам Шаламов называл
одним из своих ближайших друзей, а Александр Солженицын посвя-
тил несколько хвалебных строк в произведениях «Архипелаг ГУЛАГ»
и «Двести лет вместе».
При жизни отец скупо и крайне неохотно делился воспоминани-
ями о детстве и юности, хотя отдельные фрагменты его биографии
я знал, но более или менее целостной картины о его происхождении
не получалось.
Неожиданно этот пробел удалось ликвидировать, когда в архиве
Прокуратуры СССР мне предоставили для ознакомления следствен-
ное дело No П-28394, начатое 13 марта 1935 года, в день первого аре-
ста Я. Д. Гродзенского. Подследственный излагает автобиографию:
«Родился я 22 декабря 1906 года в Перми в семье фотографа Мой-
зе Наума. Отец в 1906 году был выслан в г. Пермь (политический
ссыльный), где умер в 1908 году. Отчим Гродзенский Давид Ефимо-
вич, служащий конторы Высоцкого, умер в начале 1921 года. С 1922
по 1924 год я воспитывался в 168-м детском доме в Москве. В конце
1922 года я вступил в ВЛКСМ...» (Архив Прокуратуры СССР. След-
ственное дело П-28394. Т . 1 . Л. 35).
Шаламов
63

С 1924 года Яков Гродзенский учился в промышленно-экономи-
ческом техникуме имени Ленина. В 1926 году поступил в Москов-
ский университет, и, по свидетельству Шаламова, «Гродзенский
окончил философский факультет университета, но поступал на юри-
дический, на совправа. Увидев чрезвычайно сомнительное юриди-
ческое тогдашнее образование, перешел на философский, но фило-
софский был еще хуже... Гродзенский рос под надзором некоторых
старых партийцев — от детдома к рабфаку, от рабфака к вузу... Есте-
ственно, что человек такой биографии должен был оказаться в рядах
оппозиции. Так и было. В 1927 году Гродзенский был исключен
из комсомола и из вуза, но в университете Якову удалось восстано-
виться, и он кончал уже не юридический (совправа), а философский»
[85, с. 406, 415].
Окончил университет в 1931 году с рекомендацией на преподава-
тельскую работу по диалектическому и историческому материализму
в вузах. Несмотря на солидную рекомендацию Московского универси-
тета, ни в один вуз бывшего троцкиста не взяли, и он недолго, до конца
1931 года, преподавал диамат в Московском электротехникуме, откуда
также пришлось уйти «по собственному желанию». Несколько лет уда-
валось пристраиваться литературным сотрудником в провинциальные
газеты. Сначала в многотиражку Подольского крекинг-завода, затем —
в «Нашу правду» (Подольск), из которой в 1935 году по указанию ком-
петентных органов также «вышибли».
В самом начале следствия по делу моего отца, когда устанавливал-
ся круг знакомых троцкистов, одним из первых упоминается Шаламов
(Архив Прокуратуры СССР. Следственное дело П-28394. Т . 1 . Л . 36).
Думаю, что Варлам Шаламов и Яков Гродзенский не были убежден-
ными троцкистами, хотя и входили в антисталинскую оппозицию.
Сталин же всех несогласных и неугодных
называл троцкистами. Варлам Тихонович
получил свой первый срок за попытку рас-
пространения так называемого Завещания
Ленина («Письма к съезду»)12.
По поводу первого ареста Я. Д . Гродзен-
ского в воспоминаниях Шаламова находим
комментарий: «Архивы комсомольских со-
браний дали тот материал, который привел
с 1935 года к первому, но далеко не послед-
нему аресту Гродзенского. Его лагерь и ссыл-
ка начались с “кировского” дела, зачисле-
ния его навсегда в троцкисты. Гродзенский
перенес неоднократный срок заключения
и ссылки, как все КРТД, до реабилитации
в хрущевское время. Я эту лагерную часть
Яков Гродзенский —
выпускник Московского
университета. 1931 год
64 Писатели

опускаю, потому что Воркутинский лагерь не был лагерем уничто-
жения, как Колыма, и кой-какой человеческий облик воркутяне со-
хранили» [85, с. 414–415].
«Шелест листьев» — второй сборник стихов Варлама Шаламова
Яков Гродзенский в письме Шаламову, рассказывая о Воркутин-
ском лагере, объяснял гулаговский смысл глагола «накрылся»: «Позд-
нее в Воркуте появились могилы без всяких кольев. Трупы сваливались
в кучу и наспех засыпались промерзшей землей. Отсюда и пошло —
накрылся» [84, с. 338]. В другом письме он приводит стихотворение
В. Шаламова:
Говорят, мы мелко пашем,
Оступаясь и скользя.
На природной почве нашей
Глубже и пахать нельзя.
Мы ведь пашем на погосте,
Разрыхляем верхний слой.
Мы задеть боимся кости,
Чуть прикрытые землей.
Отец вернулся в середине 1950-х, после 20 лет тюрем, «истреби-
тельно-трудового» лагеря (Воркутлаг), «вечной» ссылки (Кенгир-Руд-
ник)13. Первое время после возвращения в Москву он любил ходить
по центральным улицам и говорил, что стоит ему пройти всю Твер-
скую (название «улица Горького» он, как, кстати, и Шаламов, не упо-
треблял), и он обязательно встретит кого-нибудь из старых знакомых.
Однажды, прогуливаясь по Тверской, отец увидел мужчину
с острым, пронзительным взглядом, идущего слегка покачиваясь.
В лице странного пешехода было что-то «разбойничье», заставляв-
Шаламов
65

шее некоторых прохожих боязливо озираться. Не без труда отец уз-
нал в нем приятеля давно прошедших студенческих лет Варлама Ша-
ламова. О нарушениях походки у него писал поэт Михаил Поздяев
(1953–2009):
И вспомнил Варлама Шаламова я,
Как враскачку он шел по Тверской,
руки за спину круто заламывая,
макинтош то и дело запахивая
и авоськой то и дело помахивая
с замороженной насмерть треской.
Варлам Шаламов вернулся в Москву, пережив Колыму, симво-
лизирующую для любого ветерана-зэка предел человеческих страда-
ний. Покачивание при ходьбе — это следствие побоев, нарушивших
вестибулярный аппарат, а также слух. В . Я . Лакшин, в ту пору член
редколлегии журнала «Новый мир» по разделу критики, так описал
внешность Шаламова: «Высокий, костистый, чуть сутулившийся,
в длиннополом пальто и меховой шапке с болтающимися ушами. Лицо
с резкими морщинами у щек и на подбородке, будто выветренное
и высушенное морозом, глубоко запавшие глаза...» (Лакшин В. Пре-
дисловие к публикации «Колымских рассказов» // Знамя. 1989. No 6)14.
Шаламов вспоминал, что при переходе из одного лагерного секто-
ра в другой заключенные требовали связать им руки за спиной и на-
стаивали, чтобы это условие было специально оговорено в правилах
внутреннего распорядка. «Это было единственное средство самоза-
щиты заключенных против лаконичной формулы “убит при попытке
к бегству”». (Конквест Р. Большой террор. Рига: Ракстниекс, 1991).
В ответ на восторженный отзыв моего отца о только что вышедшей
повести «Один день Ивана Денисовича» Шаламов сдержанно оценил
Солженицына, охарактеризовав его как «очередного лакировщика».
В. Есипов пишет по этому поводу: «Шаламов устно распространял иро-
нические высказывания о Солженицыне: “Ну вот, еще один лакировщик
явился” (о чем свидетельствовал, в частности, О. Н . Михайлов). В одном
из публичных выступлений Солженицын сказал: “Колымские расска-
зы” ... Да, читал. Шаламов считает меня лакировщиком. А я думаю, что
правда на половине дороги между мной и Шаламовым» [49, с. 253]15.
В ноябре 1962 года Шаламов направил Солженицыну подробней-
шее письмо и был первым, кто со знанием дела проанализировал по-
весть, высказав критические замечания с точки зрения автора «Ко-
лымских рассказов», которые он начал писать в 1954 году, сразу после
возвращения с Колымы. Первый цикл рассказов он решился сдать
в издательство «Советский писатель» 27 ноября 1962 года. Два события
повлияли на это: в ночь на 1 ноября 1962 года тело Сталина вынесли
из Мавзолея, в ноябрьском номере «Нового мира» появилась повесть
66 Писатели

Солженицына «Один день Ивана Денисовича», и эта публикация, как
говорится, вселила надежду, что и его «Колымские рассказы» имеют
шанс увидеть свет в Советском Союзе.
Шаламов — писатель и узник ГУЛАГа — в письме Солженицы-
ну оценивал «Один день Ивана Денисовича» как первое адекватное,
хоть и с оговорками, литературное свидетельство другого писателя,
прошедшего ГУЛАГ, советскому обществу — оценка трепетно вос-
торженная, высококвалифицированная, с весьма существенными за-
мечаниями и надеждой, что эти замечания будут поняты и приняты.
Он анализирует стилистику текста и его содержательную сторону,
поверяя ее опытом Колымы, где многое из того, что описано Солже-
ницыным, невозможно, и делает изображенный им лагерь «курортом».
Настоящий сталинский лагерь — лагерь уничтожения Ижма — спря-
тан в «Иване Денисовиче» за лагерем без вшей, без блатарей, без бурок
из старой ветоши вместо валенок, за лагерем, где махорку отмеряют
стаканами, где после работы «не посылают за пять километров за дро-
вами», где «хлеб оставляют в матрасе, да еще набитом!», где, наконец,
целым и невредимым по территории лагеря разгуливает кот.
И тогда же в приватном разговоре с Яковом Гродзенским, как и он,
знающим, что действительность ГУЛАГа по большей части была мно-
гажды ужасней, чем это приоткрыто в повести Солженицына, чита-
тель — узник ГУЛАГа Шаламов умеряет восторг другого читателя —
узника ГУЛАГа: «Очередной лакировщик».
И в том и в другом случае он искренен, просто у него есть два
мнения по этому вопросу, и он актуализует то или другое в зависи-
мости от того, под каким углом рассматривает первое увидевшее свет
произведение А. И. Солженицына. Как свидетельство не знающему
о ГУЛАГе советскому обществу: «Повесть как стихи — в ней все со-
вершенно, все целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая
характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я ду-
маю, что “Новый мир” с самого начала своего существования ниче-
го столь цельного, столь сильного не печатал. И столь нужного, ибо
без честного решения этих самых вопросов ни литература, ни обще-
ственная жизнь не могут идти вперед — все, что идет с недомолвка-
ми, в обход, в обман, приносило, приносит и принесет только вред.
Позвольте поздравить Вас, себя, тысячи оставшихся в живых и сотни
тысяч умерших (если не миллионы), ведь они живут тоже с этой по-
истине удивительной повестью» [84, с. 277].
И одновременно, обсуждая повесть с Яковом — с другом-собратом
по ГУЛАГу, — он оценивает ее — лакировка, а сцену с кавторангом
у вахты, когда тот кричит «Вы не имеете права!», язвительно-ирони-
чески назвал «развесистой клюквой».
В переписке В. Т. Шаламова и Я. Д . Гродзенского обсуждаются
и темы литературы. Из письма В. Шаламова от 12 декабря 1964 года:
Шаламов
67

«Я не держусь того взгляда, что в искусстве лгать нельзя. Это пустая
красивая фраза. Полицейский провокатор, каким был Генрих Гей-
не, — наиболее яркий пример того, что в искусстве можно лгать со-
вершенно так же, как в любом роде человеческой деятельности.
Да и пушкинская “Полтава”, поэма исключительного художествен-
ного качества, совершеннейшей словесной ткани, показывает, что ху-
дожник в Пушкине мог быть отмобилизован на идеи, очень далекие
от декабризма. Все гораздо сложнее, чем думалось Чехову. Совершив
столетний оборот, русское время подходит к своей шкале — к нрав-
ственному нулю, как накануне шестидесятых годов. И возможно, что
нужно начинать с личного примера, с оценки совести каждого своего
поступка и в нравственном совершенствовании видеть единственный
рецепт второго — чтобы никогда не повторялось то, что было с нами».
В письме 17 мая 1965 года Шаламов рассказывает о первом вечере
памяти Осипа Мандельштама, состоявшемся на механико-матема -
тическом факультете Московского университета. При этом делает
характерное замечание, что основные участники — «студенты с ли-
цами очень осмысленными — чего не может дать философское об-
разование». Этот же штрих — в ответном письме Я. Д . Гродзенского,
который, говоря о знакомстве с профессором философии Ю. И. Се-
меновым, замечает: «Несмотря на то, что он занимается диаматом
и читает курс его, говорят, умен».
В следующем письме (24 мая 1965 года) Шаламов обосновывает
достоверность рассказа о гибели Мандельштама, а заодно некоторые
принципы «новой прозы», пересказывая свой разговор в редакции,
где ему пеняют за создание «легенды о смерти» поэта: «Описана та са-
мая пересылка во Владивостоке, где умер Мандельштам, дано точное
клиническое описание смерти человека от голода, от алиментарной
дистрофии16, где жизнь то возвращается, то уходит. Мандельштам умер
от голода. Какая вам нужна еще правда? Я был заключенным, как
и Мандельштам. Я был на той самой пересылке (годом раньше), где
умер Мандельштам. Я поэт, как и Мандельштам. Я не один раз умирал
от голода и этот род смерти знаю лучше, чем кто-либо другой. Я был
свидетелем и “героем” 1937–38 годов на Колыме. Рассказ “Шерри-
бренди” — мой долг, выполненный долг».
В письме 5 июля 1964 года В. Шаламов дает оценки некоторым
писателям: «О Вирте17. Я не читал фельетона в “Известиях”18
. Когда-то
на Колыме я обещал себе, что, если вернусь и войду в литературные
круги, не подам руки двум литераторам: Льву Овалову19 за его подлей-
ший роман “Ловцы человеков” и Н. Вирте за не менее омерзительную
“Закономерность”. “Югославская трагедия” Мальцева20 — это между-
народный вариант той же концепции».
Именно Яшка помог Шаламову устроиться внештатным сотрудником
в журнал «Москва», в редакции которого работал ответственным секрета-
68 Писатели

рем друг его детства — писатель Павел Подляшук21. Несмотря на нищен-
ский гонорар, Шаламов был доволен, ведь за время работы в «Москве»
он опубликовал пять своих стихотворений (Москва. 1958. No 3).
Мой отец распространял «Колымские рассказы» в самиздате
и в своих письмах отчитывался об откликах на эту прозу, рассказывал
о лестных отзывах достойных людей и пожеланиях издать рассказы
«большим тиражом и перевести на другие языки».
Яков Давидович, едва ознакомившись с первыми «Колымскими
рассказами», оценил талант «друга Варлама» и предсказал его место
в литературе. «В общем, твое время впереди. Талантливые творения за-
воюют сердца читателей. ...Когда станешь широко известным писате-
лем, ограничу свои визиты к тебе: не хочу быть ракушкой, прилипшей
к большому кораблю, предпочитаю свободно обитать в людском план-
ктоне» (из письма Я. Гродзенского В. Шаламову от 7 января 1965 года).
Шаламову это было приятно: «Сердечный привет всем твоим зна-
комым. Поблагодари их за добрые отзывы о моей работе. Работа эта
важна мне больше жизни» (из письма В. Шаламова Я. Гродзенскому
от 22 июля 1965 года).
Из письма Я. Д. Гродзенского от 22 мая 1965 года: «Твоя поэзия
и проза вызывает похвалу у всех читателей из моего окружения —
людей думающих, привередливо критических и, пожалуй, несколько
выше среднего уровня (как-никак, а профессора!). Один просит по-
знакомить их с тобой, другой — привезти тебя в Рязань. По твоему
совету я даю теперь один ответ: пишите автору и таким образом заво-
дите с ним знакомство. Вероятно, кое-кто и отважится написать тебе.
Стихи твои перепечатываются на машинке, увозятся, вывозятся
за пределы области, география распространения их (и прозы тоже)
ширится. Сам я последние восемь твоих рассказов успел лишь бегло
прочитать, так как мой экземпляр подолгу задерживается у читателей.
Каждый норовит дать почитать своим друзьям, а мне заявляют: вы еще
успеете прочесть, экземпляр ваш и никуда от вас не уйдет.
В рассказе “Май” вступление о псе Казбеке настораживает. Ждешь,
что разъяренный Казбек вот-вот появится . Однако его нет и нет. Тогда
возвращаешься к началу рассказа: быть может, не понял чего-либо,
а возможно, и автор сплоховал или ошибся. И только потом стано-
вится понятна аналогия между разъяренным зверем и озверевшим че-
ловеком. И это хорошо: пусть читатель, привыкший к разжеванным
мыслям, к сюжетной ясности, поразмыслит мозгами, призадумается.
Пусть подумает и о том, почему “Май”. Для кого весна — радость,
воскрешение жизни, а для кого — безнадежность смерти.
В “Июне” усмотрят патриотизм Андреева. Но кто-то поймет его —
голодного и терзаемого. Июнь — война! А встречена она провокация-
ми, доносами, взаимоуничтожением “единокровных” в глубоком тылу
своей родины.
Шаламов
69

В “Аневризме аорты” некоторые видят всего лишь бытовую по-
весть. Это, разумеется, ошибка. По-видимому, безропотная Катя,
ставшая объектом торга и насилия, могла появиться только в усло-
виях Колымы, ибо даже Катюша Маслова независимее и свободнее.
“Надгробное слово” — это не только трагический мартиролог,
но и грозное “я обвиняю!”. Это самое главное и самое страшное обви-
нение из всех, какие только можно предъявить “культу”. Вспоминаю,
что на Печоре в 1935 году я видел могилы. Вместо памятника, креста
или звезды — кол с перечнем нескольких десятков фамилий. Позднее
на Воркуте появились могилы без всяких кольев. Трупы сваливались
в кучу и наспех засыпались промерзшей землей. Отсюда и пошло —
накрылся... Накрылся — значит погиб.
В “Артисте лопаты” к “титулу” Оськи (преподаватель истории)
я сделал карандашную приписку “ВКП(б)”. Во всем нужна точность,
историки бывают разные».
Шаламов в ответном письме от 24 мая 1965 года отвечает на некото-
рые замечания по его рассказам: «О псе Казбек в рассказе “Май”: ал-
легория, подробности — все это может быть в каждом рассказе. Но не-
обязательно, чтобы Казбек появился, как Чеховское ружье, в конце
рассказа. Это рецепт необязательный. Можно добиться желаемого
эффекта — ненависти, любви, симпатии, антипатии и т. п . — и без
всякого стреляющего ружья. Стреляющее ружье — это требование,
унаследованное от XIX века, так же, увы, как и “характер” — инди-
видуализация пресловутая. Все это чушь! Есть один вид индивидуаль-
ности — это писательское лицо, почерк, стиль.
Если автор добивается с помощью “потока сознания” — честь ему
и хвала. Но Колымский материал таков, что никакой “поток созна-
ния” тут не нужен. Важно только избежать литературщины, литера-
турности. Так вести живую нить, чтобы все запомнилось, раскрывало
суть события, суть времени. Чем это достигается — пусть читатель
и не догадывается. А работа тут большая. Когда пишешь, думаешь
только о теме, но о принципах, о способах выражения раздумываешь
десятки лет. Работа над аллегорией, над подробностью — деталью, над
светотенью — все это обязательно, но очень элементарно. Есть более
тонкие достижения, вопросы более сложные.
В свое время я много потратил труда на остросюжетные рассказы —
часть их была напечатана, а 150 рассказов пропало. Я перечитывал
Бабеля22 и вычеркивал “пожары, пылающие, как воскресенье”, “деву-
шек, похожих на ботфорты” и т. п. Мало тогда оставалось от Бабеля.
Очень важно не переписывать рассказ много раз. Первый вариант —
как в стихах — всегда самый искренний. Вот эту первичность, сход-
ную с “эффектом присутствия” в телевидении, очень важно не утерять
во всевозможных правках и отделках. Рассказ сделается слишком ли-
тературным — и это смерть рассказа. Материал Колымский таков, что
70 Писатели

не переносит литературности. Литературность кажется оскорблением,
кражей.
И еще — никаких очерков в “Колымских рассказах” нет. Я не пишу
воспоминаний и стараюсь уйти от рассказа как формы. Очерки — это
“Зеленый прокурор”, “Курсы”, “Материал о ворах”23
. Все остальное
не очерки, а, как мне кажется, гораздо важнее».
Следующее письмо приведу без сокращения:
Я. Д. Гродзенский — В . Т. Шаламову
6 апреля 1965 года
Варлам, здравствуй. Март и апрель — месяцы моих юбилеев.
13 марта минуло 30 лет со дня моего ареста в Москве. 17 апреля
1943 года — первое освобождение. 20 апреля 1954 года — постанов -
ление о моем освобождении и амнистия, выпустили только в июне.
20 апреля 1955 года — реабилитация.
Все эти даты отмечены болями в сердце, от которых понемногу
избавляюсь лежанием в постели и рецептами жены. Она педиатр
и детишек моего возраста не лечит, но я слушаю ее. Получил приме-
чательное письмо из Воркуты (копию его и моего ответа прилагаю).
Никак не догадаюсь, кто надоумил их написать мне. Мне кажется, что
в Воркуте не осталось никого, кто знал бы меня.
Я понимаю, что и музеи, и другие органы хотят изобразить другую
историю, а не ту, которая была в действительности. Если воскресить
всех погребенных под домами, копрами, клубами, заводами, учрежде-
ниями, стадионами, дворцами, зашевелится тундра, стоны заглушат,
слезы зальют все процветающее и преуспевающее теперь. У меня нет
ни просимых наград, ни грамот. Писать воспоминания так, как им хо-
чется, не буду. В прошлом я вижу и помню другое.
Знакомый нам поэт24 писал:
И лишь оглянемся назад,
Один и тот же видим ад.
О себе могу сказать:
Я много лет дробил каменья
Не гневным ямбом, а кайлом.
Я жил позором преступлений
И вечной правды торжеством.
Я не могу и не буду лгать о том, что знал и видел, а видел я, что
Здесь хоронят раньше душу,
Сажая тело под замок.
Кто бы и как бы ни писали историю, пусть помнят, что слез этих
жизнь никогда не забудет. В 30-х годах свирепо, как никогда, шер-
стили своевременно умершего в 1932 году М. Н . Покровского за его
признание, выраженное афоризмом “История — это политика, опро-
Шаламов
71

кинутая в прошлое”. И в качестве опровержения этого крамольного
высказывания издали “Краткий курс Истории ВКП(б)”.
Не хочу и не буду соавтором нового “Краткого курса”, если и пош-
лю в Воркуту скромные воспоминания свои, то только для того, чтобы
современники и прежде всего молодежь помнили и говорили:
Мы ведь пашем на погосте,
Слишком тонок верхний слой,
А под ним — людские кости,
Чуть прикрытые землей.
Я написал в музей, что все мои бумаги и документы в Москве.
Но там у меня нет ничего. Мне просто захотелось в Москве снять
фотокопию с моей справки об освобождении, выданной в 1943 году.
Помню, что некоторые торопились эту справку уничтожить, хотя по-
лучали паспорта не многим лучше ее. У других справка отбиралась при
повторном аресте. У меня она случайно сохранилась. В ней видно, что
вместо трех я отсидел восемь с лишним лет, что после освобождения
был закреплен за Воркутстроем. Пока я еще подумываю, не исключе-
но, что пошлю копию ее. Это мой единственный экспонат, который
я могу подарить.
Если бы я в прошлом написал и напечатал свои некоторые раз-
мышления, то заподозрил бы в заимствовании, прочитав знакомого
поэта:
Кунсткамера Данте полна виноватых,
Что ждут, безусловно, законной расплаты,
И Данте хвалился и сам без конца,
Что мучит убийцу и подлеца.
А здесь, в разветвленьи дорог этих длинных,
Нам автор показывал только невинных.
Откуда их столько? Какая страна
Не знает, что значит людская вина?
4 апреля по телевидению показывали Магадан, Чай-Урью25. Я на-
сторожился. Боялся пропустить передачу. Конечно, я знал, что именно
и как покажут. Но, как всегда, теплилась слабая надежда — а вдруг
покажут частицу правды прошлого или вспомнят о нем. Но я увидел
то же, что увидел бы в передаче о Сочи и Ялте.
Во второй половине апреля, возможно, приеду в Москву. Надо по-
думать о лете. Был я в двух местах Прибалтики, а сейчас подумываю —
не съездить ли мне в исконно русский город Калининград и не посмотреть
ли все, связанное с жизнью коренного калининградца по имени Имману-
ил Кант. Я слышал, правда, что на вопрос о том, где дом Канта, ответили
вопросом: а это кто? Герой Отечественной войны? Жму руку. Поклон
Ольге Сергеевне. Я ей напишу отдельно. Яков». Я . Д. Гродзенский сочи-
72 Писатели

нил текст справки, который подправила его жена, врач Н. Е. Карновская,
а его друг, профессор Рязанского мединститута Л. Н. Карлик, заверил.
Этот был незаменимый «документ», который Шаламов, страдавший бо-
лезнью Меньера, постоянно носил с собой, потому что без этой справки
его, с бросками при ходьбе, потерей координации, нередко принимали
за пьяного и забирали в милицию26.
В письме от 27 ноября 1970 года Шаламов писал: «Сейчас в Мо-
скве идет борьба с пьянством, поэтому меня задерживают на улице
чуть не ежедневно — в метро, троллейбусах, около магазинов и водят
в милицию, где справка Нины Евгеньевны не всегда помогает. Я ведь
не могу разъяснить справку спокойно — тогда бы и справки не надо.
Я начинаю волноваться, горячиться, и впечатление алкогольного
опьянения усиливается, а не уменьшается. Так было уже десятки раз
за последние 10–12 лет. Вчера милиционер близ Краснопресненского
метро (той самой станции, где я на выезде с эскалатора упал в первый
раз в 1957 году, получив навсегда инвалидность) сказал так, просмо-
трев эту справку: “Справка — справкой, а сейчас вы пьяны, и в метро
вам не место. Идите домой”. Нельзя ли у Нины Евгеньевны попросить
справку более понятную для работников метро и милиции, проект
которой я прилагаю к письму».
Мой отец приложил усилия — и немалые
—
для того, чтобы вы-
хлопотать Шаламову существенное повышение пенсии. Главная про-
блема заключалось в необходимости подтверждения горняцкого стажа.
Шаламов запросил соответствующую справку, но получил ответ, что
сведения отсутствуют, и отсюда сделал вывод, что архивы колымских
лагерей уничтожены. Варлам Тихонович не верил в успех, но Яков
Давидович проявил настойчивость, сумел добыть необходимое число
свидетельских показаний. Когда собирались документы для оформле-
ния пенсии Шаламову, он сетовал на неаккуратность Варлама в под-
боре документов и негодовал, когда кто-то из его бывших друзей
по Гулагу не захотел дать свидетельские показания, которые служили
бы основанием для оформления пенсии.
«Гродзенскому я обязан хлопотами по пенсии — вопрос для меня
крайне важный. < ...> Государство оставило всех нас просто в без-
выходном положении — я, например, получал инвалидную пенсию
III группы — 26 руб. в месяц, а по II группе инвалидности — 46 руб-
лей. Инвалид II группы не может работать», — пишет Шаламов в вос-
поминаниях и ниже: «Гродзенский сказал: “Я буду ходить. Я соберу
все справки. Оформим не инвалидность, а десятилетний стаж гор-
няцкий — есть такой приказ. Я сам по нему получаю пенсию. И мне
тоже хлопотали другие. Я не ходил сам для себя, а для другого я могу
пойти. Тебе надо только согласиться”» [85, с. 414].
А я помню, как, прогуливаясь возле нашего одноэтажного дома в Ря-
зани, вдруг услышал радостные возгласы отца: Шаламов прислал пись-
Шаламов
73

мо с сообщением об успехе дела. «Яков. Я получил сегодня весь “пере-
счет” и от всей души тебя благодарю за помощь в этом очень важном
для меня деле. Это даже не помощь, а гораздо более выразительно на-
зывается. Сердечно тебя благодарю». (Из письма 10 сентября 1964 года.)
Бывший з/к стал получать пенсию 72 рубля 60 копеек (вместе
прежних 42) с учетом стажа тяжелых и вредных работ на Колыме. Это
позволило ему в том же году разделаться с осточертевшей работой
«внутреннего рецензента» при «Новом мире». В дневнике он записал:
«Я проработал в нем [в «Новом мире»] целых шесть лет и — кроме
денежной — не встретил никакой поддержки».
Мне отец рассказывал, что одна из особенностей Варлама Шала-
мова — он кошек любил гораздо больше, чем собак. «Кошка — гордое,
красивое животное. Намного лучше собаки, имеющей человеческие
недостатки и готовой подхалимисто вставать на задние лапы перед
хозяином. Не случайно на знамени Спартака была изображена голова
кошки как символ свободолюбия и независимости», — рассказывал
о беседах с В. Т. Шаламовым Я. Д . Гродзенский. По этому поводу вспо-
минается похожее высказывание режиссера и актера Юрия Любимо-
ва: «Женщина у меня ассоциируется с кошкой, с ее свободолюбивым
и независимым характером, поведение которой, в отличие от подлизы-
собаки, предугадать невозможно».
А может быть, автор «Колымских рассказов» недолюбливал собак,
потому что ими травили з/к, и поэтому он до конца дней плохо от-
носился к этим животным, для него собака не могла быть другом че-
ловека?! Подобно тому, как, по воспоминаниям узников фашистских
лагерей для военнопленных, немецкая овчарка навсегда осталась для
них «фашистской овчаркой».
Рядом с Варламом Тихоновичем, когда он работал, была черная
кошка по кличке Муха, которую он любил сильнее, чем «шахматный
король» Александр Алехин своего кота Чесса. Мой отец был свидете-
лем эпизода: жена Шаламова прогнала Муху («Брысь!»), Варлам Ти-
хонович буквально переменился в лице, вышел вслед за оскорбленной
кошкой из комнаты, а уже из коридора послышалось «Сволочь!», ска-
занное не по адресу кошки.
Чья-то злая рука погубила Муху. «Людям далеко до кошек», — ска -
зал Шаламов, а моему отцу прислал фотографию, на которой он дер-
жит мертвое тело своей любимицы с надписью: «Якову от меня и Мухи.
Муха — на другой день после смерти, а я? 29 марта 1965 года. Москва.
В. Шаламов». И приписка: «Муха тебя знала много лет и очень люби-
ла. В. Ш.», что было очень важным комплиментом. В письме к пере-
водчику Н. И . Столяровой 18 июля 1965 года, говоря о высоких ду-
шевных качествах адресата, Шаламов добавляет: «Кошка моя Муха
почувствовала тоже эти Ваши качества отлично и была очень довольна,
что познакомилась с Вами» [84, с. 385].
74 Писатели

Варлам Шаламов и Муха
Позднее он напишет в записных книжках: «И все-таки лучше всего
была жизнь с Мухой, с кошкой. Лучше этих лет не было. И все каза-
лось пустяками, если Муха здорова и дома» [83, с. 293].
«Летописец Колымы» был страстным любителем футбола, что
сближало его с моим отцом, в юности знаменитым на всю округу
вратарем мальчишеской команды. Шаламов часто ходил на стадион
«Динамо», но болел за «Спартак». Думаю, симпатия к этому клубу
отражала неприязнь к ведомствам, которые представляли соперни-
ков «Спартака» — «Динамо» и ЦДСА. В письмах Шаламова Якову
несколько раз находим приглашение на футбол: «Если ты решил
приехать в половине месяца (июля), то приезжай числа 12–13 или
еще раньше. У меня на стадион “Динамо” на два матча (“Торпедо” —
“Торпедо Кт.” [Кутаиси] и ”Динамо” — “Крылья Советов”) куплены
билеты — 15-го и 16-го числа с 19 часов. Ночевать можно у меня, ре-
монт подходит к концу» (из письма 5 июля 1964).
«Дорога и судьба» — третий сборник стихов Варлама Шаламова
Шаламов
75

Навсегда запечатлелся в памяти чемпионат мира по футболу, про-
шедший в июне 1970 года в Мексике. Хотя мундиалем турнир тогда
еще не именовали27, но оказался одним из интереснейших в истории.
Помню, Шаламов с моим отцом обсуждали ход турнира. Сборная
СССР вышла из группы с первого места, считалась фаворитом в чет-
вертьфинальном поединке с Уругваем, но единственный гол был забит
в наши ворота в самом конце дополнительного времени и, как тогда
казалось, в спорной ситуации («естественно», во всех матчах арбитры
подсуживали нашим противникам). В финале сошлись двукратные
чемпионы мира — Италия и Бразилия. В том матче возглавляемая
королем футбола Пеле Бразилия победила со счетом 4 : 1 и навечно
получила приз, известный под названием «Золотая богиня», изобра-
жавший Нику — древнегреческую богиню победы.
В записной книжке В. Шаламова 1970 года читаем: «Сарагат28
на приеме футболистов Италии: “То, что вы заняли второе место, зна-
чит, что вы играете лучше всех в мире, ибо так, как играет Бразилия,
люди играть не могут”» [87, с. 200].
Узнав, что по телевизору ожидается трансляция футбольного мат-
ча, Варлам Тихонович оживлялся и радостно потирал руки: «Сейчас
футбольчик посмотрим». Это не вызывало энтузиазма у домашних,
ведь предстояли полтора часа громогласных выкриков и прыжков,
небезопасных для мебели, которые всегда сопровождали просмотр
«футбольчика».
Бывало, что после поражения любимой команды Варлам Тихоно-
вич по-болельщицки азартно обсуждал неудачу. Как-то в разговоре
на эту тему он упомянул известного тренера, которого считал главным
виновником проигрыша сборной СССР, ругал его на жаргоне Колымы
за то, что тот поставил в ворота «эту курву позорную».
Шаламов всегда болел за спортсменов СССР. По поводу зимней
Олимпиады 1976 года он записывает в дневнике: «Замечательная Белая
Олимпиада! Не было нападений террористов — мюнхенские убийства,
ни случайных людей. Что для меня лично было всего дороже? Женская
золотая эстафета с результатом — СССР — Финляндия — ГДР, где
золото было создано из ничего, даже не из нуля, а из минус четыре,
секунд [так в рукописи. — Сост.], проиграла Балд<ычева> на общем
старте. Ее столкнули, она упала. Второй этап Зоя (правильно — Зина-
ида. — С . Г .) Амосова, Г. Кулакова, Сметанина» [85, с. 427].
Порой в высказываниях моего отца о Шаламове проскальзывала
мысль об интересе Варлама Тихоновича к шахматам. Кстати, первое
место жительства Шаламова после возвращения в Москву из ссылки
в октябре 1956 года было Гоголевский бульвар, дом 25, напротив толь-
ко что открывшегося Центрального шахматного клуба СССР.
В записных книжках Шаламова находим рассуждения на тему
шахмат: «Таль не Алехин. Успехи Таля — успехи скорее психологи-
76 Писатели

ческого, чем шахматного порядка» [83, с. 274]. В главе воспоминаний
«Двадцатые годы» читаем в изложении Шаламова известный фрагмент
шахматной истории: «Когда-то был такой случай в шахматном мире.
Морфи, победив всех своих современников и сделав вызов всем шах-
матистам с предложением форы — пешки и хода вперед, внезапно
бросил шахматы, отказался от шахмат. Шахматная жизнь шла, чемпи-
оном мира стал молодой Вильгельм Стейниц. Однажды Стейниц был
в Париже и узнал, что в Париж приехал из Америки Морфи. Стейниц
отправился в гостиницу, где остановился Морфи, написал и послал
тому записку с просьбой принять. Морфи прислал ответ на словах:
если господин Стейниц согласен не говорить о шахматах, он, Морфи,
готов его принять. Стейниц ушел» [82, с. 384 –385].
Шахматный мотив иной раз всплывает и в его рассказах, о ко-
торых он говорил: «все мои рассказы прокричаны», каждый — «это
абсолютная достоверность. Это достоверность документа». В другом
месте читаем у него: «Рассказы мои насквозь документальны, но, мне
кажется, в них вмещается столько событий самого драматического
и трагического рода, чего не выдержит ни один документ» [84, с. 539].
В «Бутырской тюрьме (1929 год)» говорится: «Кормили в Бутыр-
ках отлично. “Просто, но убедительно”, по терминологии шахматных
комментаторов».
В 1960-е годы написан рассказ «Шахматы и стихи» о событиях
в Вишерском лагере в 1929 году. Сюжет: жена большого лагерного на-
чальника была любительницей шахмат. Чтобы не портить отношения
с начальством, двое лучших игроков среди заключенных ей регулярно
проигрывали. И тут автор, считавшийся третьим по силе шахматистом,
решил с ней сразиться. Выяснилось, что жена начальника, которая
до этого «играла почти как Вера Менчик», — игрок слабый, и Шаламов
выиграл несколько партий кряду. Зэки испугались: начальство нель-
зя обыгрывать. Характерна мораль автора: «Я ведь в шахматы играю.
Шахматисты подхалимов не любят».
Драматичен сюжет рассказа «Шахматы Доктора Кузьменко»,
из шестой, заключительной книги «Колымских рассказов», назван-
ной Шаламовым «новой прозой». Хирург Кузьменко и рассказчик,
оба бывшие з/к, собираются играть в шахматы, используя уникальный
набор — шахматы, вылепленные в тюрьме скульптором Кулагиным
из жеваного хлеба и изображающие персонажей Смутного времени.
Не хватает двух фигур — черного ферзя и белой ладьи. Дело в том,
что, дойдя до голодной деменции (слабоумия), скульптор начал есть
свое произведение, но умер, успев проглотить лишь ладью и отку-
сить голову у ферзя. В конце рассказа хирург Кузьменко признается:
«Я не велел доставать ладью из желудка, во время вскрытия это можно
было сделать. И голову ферзя также... Поэтому эта игра без двух фигур.
Ваш ход, маэстро» — «Нет, — сказал я. — Мне что-то расхотелось...»
Шаламов
77

Хотя рассказчик знает немало подобных историй в лагере, он те-
ряет желание играть в шахматы с доктором Кузьменко, который
не совершил святотатства, не распорядился вырвать из тела Кулаги-
на шахматные фигуры, выдержавшие в лагерях «все: и дезинфекцию,
и блатарскую жадность». Но уже одно то, что он думал о такой воз-
можности, не дает рассказчику играть с ним партию — по крайней
мере, этим комплектом шахмат.
Интерес Шаламова к шахматам был подлинным. В лагере Варлам
Тихонович участвовал в шахматных турнирах. Колымчанин Иван Ива-
нович Павлов в своих воспоминаниях отметил такой эпизод: «С Вар-
ламом Тихоновичем я как-то встретился и за шахматной доской, когда
в лагере организовали шахматный турнир» [52, с. 253].
Мне Шаламов рассказывал о выигрыше шахматного турнира в ла-
гере, но приз был вручен не ему, а другому, более «благонадежному»
зэку, а его после победы в турнире назначили членом художественного
совета лагерей, поскольку на зоне шахматы проходили по линии ис-
кусства. Позднее этому эпизоду посвящен фрагмент в рассказе «Ру-
салка»: «Я выиграл шахматный турнир — первое место занял, получил
приз — шахматы, которые хранятся у меня до сих пор, уничтожена,
сожжена была только наклейка, хотя для меня эти шахматы без на-
клейки — и приз, и не приз. Но разум жены стер с шахмат эту улику».
Мои личные воспоминания о Шаламове очень скудны. Да и видел-
ся я с ним всего несколько раз. Обычно отец сам навещал Шаламова.
У нас Варлам Тихонович появлялся изредка. Тема шахмат в разговоре
не развивалась, поскольку моего увлечения этим делом отец не одобрял.
Как-то, возвращаясь домой, я столкнулся в дверях с выходившими
отцом и Шаламовым. Варлам Тихонович поздоровался со мной, а отец
спросил: «Варлам говорит, что видел какую-то твою статью о шахма-
тах. Что это за графомания?»
Лицо родителя выражало изумление и иронию, поскольку в мои
шахматно-журналистские дела он не был посвящен и, видимо, по-
лагал, что сын не способен написать что-либо более содержательное,
чем заявление в профком. Я притворно-вопросительно посмотрел
на Шаламова, а тот глухо произнес:
—
В газете «Шахматная Москва». Мне понравился заголовок «Шах-
матные Андерсены»29. Еще видел вашу заметку по композиции в «64».
—
Вы читаете эти газеты? — осведомился я.
—
Регулярно просматриваю «Футбол» и «64».
Я в то время испытывал больший интерес не к шахматной компози-
ции, а к заочной игре. Варлам Тихонович спросил меня об игре по по-
чте. Я начал рассказывать о сути заочных шахмат. Шаламов слушал
с интересом, а в ответ на ироничные реплики моего отца по поводу
игры по переписке брал мою сторону («Яшка, ты ничего в этом не по-
нимаешь. Сережа, рассказывайте, мне интересно»). Много лет спустя
78 Писатели

в его опубликованных дневниках я прочитал такие строки: «Я могу вести
только турнир по переписке. Я сохранил разум, но возможности исполь-
зования для меня меньше, чем для любого другого человека» [83, с. 333].
Может быть, Варлам Тихонович написал это, вспомнив мой рассказ.
Однажды он спросил меня: «Вы слышали о шахматном мастере
Блюменфельде30?»
Я ответил утвердительно, и Варлам Тихонович сказал, что знал
его племянника Марка Абрамовича Блюменфельда, с которым был
вместе в Вишерском лагере. Марк Блюменфельд имел кличку Макс.
Как раз тогда, в конце 1960-х годов, Шаламов работал над циклом
автобиографических рассказов и очерков, получивших название «Ви-
шера. Антироман». В цикле «Вишера» находим рассказ «М. А. Блюмен-
фельд», содержание которого сводится к тому, что в апреле 1931 года
Шаламов вместе с Блюменфельдом — одним из вновь прибывших
из Москвы заключенных по делу оппозиции — пытался отправить
в управление ГУЛАГа и в ЦК ВКП(б) письмо с протестом против бес-
правного положения женщин в лагере [49, с. 120].
А тогда я, полагая, что говорю Варламу Тихоновичу приятное, про-
изнес: «В 38 году стал жертвой репрессий и погиб председатель шах-
матной федерации Николай Васильевич Крыленко31. Прекрасный был
организатор. Благодаря его энтузиазму удалось в 30-е годы провести
знаменитые московские международные турниры».
Лицо Шаламова окаменело.
«Крыленко!.. Председатель шахматной федерации!.. Прекрасный
организатор!.. — г лухо произносил он, отделяя одно слово от другого
тяжелой длинной паузой. — А вы знаете, кто был этот Крыленко?
О “крыленковской резинке” слышали?!» И он стал объяснять мне
суть «крыленковской резинки». Я не запомнил всех его слов и потому
приведу две цитаты из прочитанного позднее рассказа В. Шаламова
«В лагере нет виноватых»:
«В двадцатые же годы действовала знаменитая резинка Крыленко,
суть которой в следующем. Всякий приговор условен, приблизителен:
в зависимости от поведения, от прилежания в труде, от исправления,
от честного труда на благо государства. Этот приговор может быть со-
кращен до эффектного минимума — год-два вместо десяти лет либо
бесконечные продления: посадили на год, а держат целую жизнь,
продлевая срок официальный, не позволяя копиться “безучетным”.
Я сам студент, слушавший лекции Крыленко. К праву они имели мало
отношения и не правовыми идеями вдохновлялись».
«Высшим выражением “крыленковской резинки”, перековки была
самоохрана, когда заключенным давали в руки винтовки — приказы-
вать, стеречь, бить своих вчерашних соседей по этапу и бараку. Само-
обслуга, самоохрана, следовательский аппарат из заключенных — может
быть, это экономически и выгодно, но начисто стирает понятие вины».
Шаламов
79

Последний раз я видел Варлама Тихоновича Шаламова в Ленин-
ской библиотеке. Я узнал его сразу по походке. А когда мы поравня-
лись, посчитал, что имею право улыбнуться знакомому. Варлам Ти-
хонович остановился, внимательно посмотрел на меня. (О Шаламове
говорили, что он в каждом встречном видел «стукача».) . Я, продолжая
улыбаться, назвал себя. Варлам Тихонович не расслышал, и, когда
я снова громко повторил свою громоздкую фамилию, улыбнулся в от-
вет: «Вы сын Якова, — и, встретив мой кивок, продолжил: — Извини-
те, Сережа, я знаю, что со мной трудно общаться».
И заговорил о шахматах, потому что больше ему со мной разговари-
вать было не о чем: «Вы в “Ленинке” по шахматным делам?! Яшка вас
поругивает: “Балбес мой, — говорит, — тратит уйму времени на шах-
маты”. А я ему на это сказал: “Не мешай сыну заниматься любимым
делом”. Так что будет отец пилить за шахматы — можете возразить:
мне, мол, Шаламов рекомендовал шахматы не забрасывать».
Говорил он, как всегда, медленно, запинаясь, но дружелюбно. Ве-
сти с ним диалог было трудно: он плохо слышал. Разговор наш прохо-
дил вскоре после «матча века» (1970 год). Варлам Тихонович оказался
в курсе результатов этого исторического поединка. На него произвел
впечатление «зевок» фигуры тогдашнего чемпиона мира Бориса Спас-
ского в партии с Бентом Ларсеном. На прощание Шаламов сказал, что
хотел бы еще повидаться со мной и поговорить о шахматах.
«Другого раза» не случилось. В конце 1970 года отец слег с инфар-
ктом. От Шаламова пришло письмо от 7 января 1971 года, начинающе-
еся словами: «Яков, за твои добрые дела тебя следовало бы наградить
бессмертием, но бессмертие вовсе не исключает кратковременных не-
домоганий, всевозможных кризов?! Если можешь держать перо в руке,
ответь в двух словах. Твой В. Шаламов.
12 января отец пишет последнее письмо в своей жизни.
«Дорогой Варлам!
Спасибо за новогоднее поздравление и добрые пожелания. Я не
мог ни поздравить, ни ответить тебе. В ноябре я был нокаутирован
каким-то сердечным ударом. В воздухе висели малоприятные слова,
произносившиеся врачами: приступ... стенокардия... инфаркт... ише -
мия. Но, увы, “хрен редьки не слаще”.
Вслед за сердцем начали саботажничать и другие органы. Мне
лишь пришлось убедиться в ошибочности Декарта, помещавшего
душу в шишковидную железу. Куда ближе к истине армянское радио,
утверждающее, что душа располагается в... мочевом пузыре, именно
от него зависит, легко ли, тяжело ли на душе. Трижды терзавшийся
катетерами, я отказался от Декарта.
Не менее двух раз мне казалось, что я отдаю богу душу, однако
на сей раз господь не позарился на нее. Через месяц-полтора мы с же-
ной намереваемся окончательно перебазироваться в Москву. Пред-
80 Писатели

стоят муторные дела по обмену моей комнаты на Русаковской и квар-
тиры на Профсоюзной на квартиру двухкомнатную. Не знаю, снесу
ли я предстоящие заботы.
Здоровья, здоровья и здоровья тебе.
Жму руку. Як. Гродзенский
P. S . Врачи разрешили мне писать, пока занимался этим делом,
начался очередной приступ. Я . Г .»
23 января 1971 года отца не стало. Варлам Тихонович переживал
утрату. «Однажды я пришла и застала В. Т. в глубокой молчаливой
грусти (а молчалив В. Т. не был, всегда бурлила и кипела в нем жажда
высказаться). “Яшка умер”, — сказал В. Т .» (Сиротинская И. О Вар-
ламе Шаламове // Литературное обозрение. 1990. No 10).
В наброске воспоминаний он пишет: «Когда мы расставались в по-
следний раз, Яков сказал:
—
Дай что-нибудь из твоих рассказов.
—
У меня нет ничего нового, — сказал я, — а то, что есть нового,
мне хотелось бы посмотреть, еще кое-что обдумать, исправить, до-
бавить.
—
Сколько же на это надо времени?
—
Примерно год.
—
За год еще я могу умереть.
—
Ну, умрешь, так и не прочтешь.
Этот разговор был в сентябре семидесятого года, а в ноябре у Якова
был инфаркт (вариант: Якова хватил удар) — последний инфаркт в его
жизни. Гродзенский умер 23 января 1971 года, так и не прочтя нового
моего рассказа. Этим новым рассказом был рассказ “Яков Гродзен-
ский”» [85, с. 411].
В канун нового, 1972 года от него пришла поздравительная от-
крытка:
«Дорогие Нина Евгеньевна и Сергей Яковлевич.
Шлю вам свои новогодние приветы. Впервые за много лет не пишу
такой поздравительной открытки Якову. Сердечно вас приветствую.
С глубоким уважением, В. Шаламов».
Поздравление от В. Т. Шаламова с Новым, 1972 годом
Шаламов
81

После этого мы еще некоторое время обменивались празднично-
поздравительными открытками. Затем в «Литературной газете» по-
явилось печально известное отречение В. Шаламова от «Колымских
рассказов» с упреками в адрес тех, кто способствовал появлению книги
в зарубежном издательстве.
В ответ на это Солженицын заявил: «Варлам Шаламов умер». Узнав
в 1974 году, что автор «Архипелага ГУЛАГ» публично объявил его «умер-
шим», Варлам Шаламов пишет большое письмо, начинающееся такими
словами: «Господин Солженицын, я охотно принимаю Вашу похоронную
шутку насчет моей смерти. С важным чувством и с гордостью считаю себя
первой жертвой холодной войны, павшей от Вашей руки... Я действитель-
но умер для Вас и Ваших друзей, но не тогда, когда “Литгазета” опубли-
ковала мое письмо, а гораздо раньше — в сентябре 1966 года (в Солотче
Шаламов гостил у Солженицына осенью 1963 года. — С. Г.). И умер я для
Вас не в Москве, а в Солотче, где гостил у Вас и, впрочем, всего два дня,
я бежал в Москву тогда от Вас, сославшись на внезапную болезнь. По воз-
вращении в Москву я немедленно выкинул из квартиры Ваших друзей
и секреты...» — и заканчивает письмо: «Я точно знаю, что Пастернак был
жертвой холодной войны, Вы — ее орудием» [83, с. 365–367].
Помню гневную реакцию знакомых ветеранов ГУЛАГа на поступок
Шаламова. Выдающийся правозащитник, известный советский дисси-
дент и политзаключенный, писатель Анатолий Марченко (1938–1986)
в открытом письме академику П. Л . Капице 1 марта 1980 года писал:
«Шаламов: не только достойно жил — и, к счастью, выжил — на Ко-
лыме, но и создал нерукотворный памятник ее жертвам — “Колымские
рассказы”. А в 70-е годы отрекся от них: “Проблематика “Колымских
рассказов” снята жизнью!” Предал себя, предал дело своей жизни, предал
сотни, нет — тысячи мучеников... Чего ради? Не могу понять. Говорят,
что поманили публикацией сборника его стихов» (Сахаровский сборник.
М.: РГГУ, 2011. С. 108).
Слышал, что кто-то, не ограничиваясь разрывом отношений с ним,
уничтожал когда-то подаренные им книги и фотографии. Думаю, будь
жив отец, он, человек либеральный и сам хлебнувший горя, может быть,
и не одобрил бы этого отречения, но и не отвернулся бы от старого друга.
Понимая, что отца моего Варламу Тихоновичу не заменю, я перестал
ему звонить...
Из архивных материалов, опубликованных дневников В. Шаламо-
ва и воспоминаний о нем узнаем о его интересе к шахматам в послед-
ние годы жизни. Так, в воспоминаниях, написанных им в 1970-е годы,
читаем: «Пятьдесят лет назад я посетил московский шахматный тур-
нир международный. Первая партия Ласкер — Капабланка игралась
в тогдашнем ресторане “Метрополь”. Толпу, собравшуюся у подъезда,
охраняла милиция конная. Милиционеры кричали: “Ничья! Ничья!”
Но и толпа была невелика — человек триста, не больше. Все осталь-
82 Писатели

ные партии турнира игрались не в этом помещении и никаких толп бо-
лельщиков не собирали. Шахматный турнир шел в клубе Совнаркома,
в соседнем подъезде, где сейчас кассы аэрофлота. Человек сто ходило
на этот турнир...» [85, с. 427]
В РГАЛИ в архиве Шаламова хранится вырезка из газеты «Совет-
ский спорт» от 19 сентября 1974 года с заметкой П. Дембо «Крушение
на дебютных рельсах» о второй партии финального матча претендентов
Карпов — Корчной и замечание по этому поводу Шаламова: «Тут скорее
крушение на шахматных рельсах, ибо Карпов не пропускает такой не-
брежности, неряшливости, ошибок. Корчной проиграет матч». Отметил
Шаламов в своем дневнике и такую деталь: Карпов — в костюме с галсту-
ком и аккуратной прической, Корчной — небрежно одетый и лохматый.
Сохранился билет Шаламова в Колонный зал Дома союзов (где
в 30-е годы располагались редакции журналов, в которых он работал)
со штампами «18 сентября 1974 года. Колонный зал Дома Союзов, пар-
тер, ряд 3, место 12. Цена 2 рубля». Как можно понять, Шаламов присут-
ствовал на матче Карпов — Корчной, при этом симпатизировал Карпову.
Последний раз Шаламов написал о шахматах, когда уже был близок
к тому, чтобы оказаться в доме инвалидов. «Я оставил шахматы в тот
самый день, как убедился, что они больше берут, чем дают, и времени,
и душевных сил. Как ни незначительна роль стихов в жизни, все же она
побольше, чем у шахмат» [85, с. 427].
В 2005 году мне удалось найти ранние публикации Шаламова. Прежде
считалось, что пробой пера для Шаламова был рассказ «Три смерти док-
тора Аустино» («Октябрь», 1936 год) — эпизод войны интернациональных
бригад с силами генерала Франко в Испании. Но из биографии В. Т . Ша-
ламова известно, что по отбытии первого лагерного срока в Вишере
он в 1932 году вернулся в Москву, стал работать в журналах, позднее
начал печататься сам. В письме от 2 декабря 1973 года к Л. Н . Черткову
(автору статьи о Шаламове в «Краткой литературной энциклопедии»)
он упоминает о трех заметках в «Вечерней Москве» за 1935 год, которые,
по-видимому, следует считать его первыми выступлениями в печати.
Обнаружив эти материалы, я убедился, что все три посвящены шах-
матам! Они связаны со Вторым московским международным турниром,
который стартовал 15 февраля, а 19-го в «Вечерке» появилась первая за-
метка никому не известного В. Шаламова под названием «64 поля». Че-
рез неделю на третьей полосе помещен целый «подвал» «Гроссмейстер
в цейтноте». Читая эти материалы, мы видим, что их автор не только
увлечен шахматами, но хорошо знает их историю, размышляет на став-
шую десятилетия спустя модной тему «Что такое шахматы?», понимает
многие нюансы игры.
Без идеологических штампов, конечно, в то время было не обой-
тись. Ими пронизаны все публикации, особенно последняя — в номере
от 8 марта. Среди материалов, посвященных женскому дню, на третьей
Шаламов
83

полосе — колонка «Женщина и шахматы». Неудачное выступление
на Втором московском международном турнире чемпионки мира Веры
Менчик В. Шаламов объясняет тем, что «на Западе ничего не делается
для шахмат среди женщин... В современной Англии — “передовой”
стране “демократических свобод” — нужен определенный и высокий
имущественный ценз, чтобы быть членом клуба. Женщинам проле-
тариата — не до шахмат».
Ну, а в «стране побеждающего социализма», конечно же, все наобо-
рот: «Все шестьдесят четыре поля шахматной доски открыты перед жен-
щиной СССР. Работа среди женщин входит в план любой шахматной
организации, шахматного кружка любого клуба» — и заканчивает буду-
щий автор «Колымских рассказов» призывом: «Шахматная игра должна
стать любимейшей игрой женщин — трудящихся Советского Союза».
Эта была последняя публикация молодого журналиста на шахмат-
ную тему, а вскоре последовал новый арест. Впереди у него было поч-
ти 20 лет тяжелейших испытаний на Колыме, возвращение в столицу
и нищенское существование после реабилитации, публикация первых
сборников стихов и одинокая смерть в доме престарелых.
...В конце 1980-х годов в Центральном доме литераторов автор
присутствовал на вечере, посвященном жизни и творчеству автора
«Колымских рассказов». В кульминационный момент была включена
магнитофонная запись, и в тишине зазвучал голос Шаламова. Он чи-
тал «Шахматы доктора Кузьменко». Символично, что именно этот
рассказ был записан на пленку. Слушая его в авторском исполнении,
я вспомнил тот же голос, обращенный ко мне: «Хорошо, что у вас есть
любимое дело. Занимайтесь шахматами, пишите на шахматные темы».
При чтении шаламовских рассказов часто готово вырваться вос-
клицание: «Такого не может быть никогда!» И тем не менее это вели-
кая проза, выдержавшая испытание документом, и со временем ее зна-
чение возрастает. Пусть же будущие историки литературы не забудут
о том, что автор «Колымских рассказов» начинал свой творческий
путь с публикаций на темы шахмат — игры, увлеченным любителем
которой он оставался всю жизнь.
Сегодня имя Варлама Шаламова известно всему миру. Астероид 3408
Шаламов, открытый 17 августа 1977 года, был назван в честь писателя.
С 1991 года действует экспозиция в Вологде в Шаламовском доме —
в здании, где родился и вырос Шаламов и где сейчас располагается Во-
логодская областная картинная галерея. Каждый год в дни рождения
и смерти писателя здесь проводятся вечера памяти, а также стали тра-
диционными Международные Шаламовские чтения (конференции).
В Соликамске на здании Свято-Троицкого мужского монастыря
установлена мемориальная доска в память о писателе, отбывавшем
в этом уральском городе часть тюремного срока. В 1992 году был от-
крыт литературно-краеведческий музей в селе Томтор [Республика
84 Писатели

Саха (Якутия)], где Шаламов пробыл последние два года (1952–1953)
на Колыме.
В 2005 году была создана комната-музей В. Шаламова в поселке
Дебин (Магаданская область), где действовала центральная больница
заключенных «Дальстроя» (Севвостлага), а в 2012 году на здании Ма-
гаданского областного противотуберкулезного диспансера No 2 в по-
селке Дебин открыта мемориальная доска. В этом поселке Варлам
Шаламов работал фельдшером в 1946–1951 годах. 21 июля 2007 года
мемориал Варлама Шаламова был открыт в Красновишерске — го-
роде, выросшем на месте Вишлага, где он отбывал свой первый срок.
30 октября 2013 года в День памяти жертв политических репрессий
на доме 8 в Чистом переулке была открыта мемориальная доска Варла-
му Шаламову. В этом доме Шаламов прожил с 1934 по 1937 год. Здесь
он стал писателем, а 13 января 1937 года был арестован. Одновременно
с открытием горельефа состоялась презентация полного семитомного
собрания сочинений В. Шаламова.
30 октября 2013 года. Открытие мемориальной доски
на доме в Чистом переулке, где жил В. Т. Шаламов.
Слева направо: А. Симонов32, С. Гродзенский, А . Рогинский33
По мнению выдающегося кинорежиссера Андрея Тарковского,
Шаламов — гениальный писатель, лауреат Нобелевской премии по ли-
тературе за 2015 год Светлана Алексиевич назвала Варлама Шаламова
самым большим писателем ХХ века, а Виктор Некрасов провозгласил:
«Читать Шаламова страшно, а не читать стыдно». В очерке «Сталин-
град и Колыма (читая Варлама Шаламова)» писатель производит срав-
нение Сталинградской битвы и Колымы и пишет: «Шаламов, конечно
же, писатель великий. Даже на фоне всех великанов не только русской,
Шаламов
85

но и мировой литературы. Великий потому, что, рассказывая о жизни,
которая не познавшему ее даже в страшном сне не приснится, он нигде
не педалирует, не сгущает краски (впрочем, куда уже сгущать!), не мо-
рализирует, не подводит своего авторского итога, что так свойственно
было самому великому из всех писателей — Толстому».
И ниже добавляет: «...Шаламова надо перечитывать. Твердить как
некую молитву». А завершает, снова повторив: «Надо читать и перечи-
тывать книги В. Шаламова, великого русского писателя. Это он воздвиг
памятник на безвестной могиле миллионов ни в чем не повинных людей.
Он, а не советская власть, утверждающая, что “Никто не забыт, ничто
не забыто”. Честь ему поэтому и слава! На вечные времена!» (Некра-
сов В. П . Как я стал шевалье. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. С . 97–100).
21 мая 2016 года. Автор у стендов уличной выставки, на которых
представлены материалы, демонстрирующие отношение
его родителей — Я . Д . Гродзенского и Н. Е . Карновской — к В. Т. Шаламову
86 Писатели

В мае 2016 года Общество «Мемориал» и редакция сайта shalamov.
ru организовали уличную выставку «“Когда мы вернемся в город...”
Варлам Шаламов в Москве». Выставка посвящена трем периодам
жизни писателя в столице и проходила на Гоголевском бульваре —
районе, где поселился В. Т . Шаламов после возвращения из ссылки
и поблизости от Чистого переулка, где он был арестован в 1937 году.
Во всем мире Шаламов признается великим русским писателем,
в определенном смысле непосредственным продолжателем традиции
Достоевского, с которым как бы ведет духовный диалог. «Записки
из Мертвого дома» и «Колымские рассказы» — отражение полемики
Шаламова и Достоевского.
Сбылось предсказание моего отца: произведения Варлама — его
товарища студенческой молодости, близкого друга на склоне лет —
включены в школьную программу по литературе. Значение его твор-
чества продолжает расти.
*
*
*
Если Солженицын описывал «первый круг» ада, то Шаламов —
последний, что пострашнее девятого круга, предусмотренного для
грешников в «Божественной комедии» Данте. Шаламова называют
Данте ХХ века, но, читая его «Колымские рассказы», вспоминаешь
ироничный афоризм Станислава Ежи Леца: «Не восхищайтесь Данте.
По части ада был он дилетантом».
Автор «Архипелага ГУЛАГ» признает: «Лагерный быт Шаламова
был горше и дольше моего, и я с уважением признаю, что именно
ему, а не мне досталось коснуться того дна озверения и отчаяния,
к которому тянул нас весь лагерный быт» [66, с. 169]. Как знать, воз-
можно, если бы Александр Исаевич имел опыт Варлама Тихоновича,
то и Иван Денисович был бы описан иначе. Вероятно, справедливым
будет признание, что всю правду ГУЛАГа мир узнал из «Колымских
рассказов», а не из «Архипелага ГУЛАГ».
Личное общение с писателями позволяет автору сделать вывод, что
их различие проявлялось не только в творчестве и в мировоззрении,
но даже в увлечениях. Бывший комсомолец Солженицын не скрывал,
что верит в Бога, а сын священника Шаламов был убежденным ате-
истом (он говорил: «Я не религиозен. Не дано. Это как музыкальный
слух: либо есть, либо нет»). Александр Исаевич считал себя «широким
интернационалистом», но из его работы «Двести лет вместе» о русско-
еврейских отношениях видно, что его волновал вопрос о «хороших»
и «не очень хороших» народах.
Для Варлама Шаламова национальность человека не имела значе-
ния, а антисемитизм он считал преступлением34. Ему было свойствен-
но «филосемитство», которое было его реакцией на антисемитизм,
как и у многих выдающихся людей, например, у Д. Шостаковича,
Шаламов
87

А. Ахматовой, А. Сахарова и других истинных русских интеллиген-
тов. Мне отец рассказывал о гневной реакции В. Шаламова и его
тогдашней жены, писательницы О. Неклюдовой, на его ироническую
реплику по поводу подростка из еврейской семьи — «все еврейские
дети гениальны и больны». Когда по аналогичному поводу он сказал
эту же фразу А. Солженицыну, тот рассмеялся, демонстрируя свое
согласие.
Особенность творчества Варлама Шаламова — в отсутствии нра-
воучительной морали, свойственной, например, Льву Толстому. Из-
вестно, что Шаламов к десяти заповедям Ветхого Завета добавил
одиннадцатую — «Не учи», указав на это прямо в неотправленном
письме А. И . Солженицыну: «Главная заповедь, которую я блюду,
в которой жизни всех 67 лет опыт, — “не учи ближнего своего”» [83,
с. 367]. Солженицын же, будучи прекрасным педагогом и общаясь
с учениками, привык поучать. Эта склонность к позиции гуру, кате-
горическому нравоучению проявлялась и в его творчестве. Он напи-
сал сочинение «Как нам обустроить Россию» и, кажется, знал, как
обустроить весь мир. Видимо, неслучайно Исаич недолюбливал бар-
да Александра Галича, пропевшего в одной из своих известных песен:
И ночью, и днем твержу об одном —
Не надо, люди, бояться!
Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»
Кто скажет: «Идите, люди, за мной,
Я вас научу, как надо!»
Он-то всегда «знал, как надо». Может быть, любовь поучать при-
ближала автора «Архипелага ГУЛАГ» к Льву Толстому, но при этом
наверняка отдаляла от Варлама Шаламова.
Вновь цитируя Солженицына, «...я твердо верю, что мы доживем
до дня, когда... узнают, кто такой есть Варлам Шаламов», завершаю
воспоминания о великих писателях уверенностью, что оба войдут
в историю литературы, как равновеликие, а их портреты в библиоте-
ках будут располагаться рядом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Мои первые воспоминания о В. Т . Шаламове увидели свет в шахматном журна-
ле «64» в 1990 году [12]. В «Звезде» в 1993 году была помещена подборка писем В. Ша-
ламова Я. Гродзенскому, хранившихся в семейном архиве, позднее переданных
в ЦГАЛИ [86]. В 2005 году в шахматном журнале появилась статья о первых высту-
плениях В. Шаламова в печати на шахматные темы [13]. Наиболее полный вариант
воспоминаний опубликован в журнале «64. Шахматное обозрение» в 2012 году [14].
88 Писатели

В настоящей редакции использована переписка В. Т. Шаламова с Я. Д . Гродзенским
и материалы следственного дела Я. Д. Гродзенского.
2 Вопросительный знак свидетельствует о нетвердой памяти Шаламова в отно-
шении даты своего выступления по телевидению. Оно состоялось в мае 1962 года.
3 Запись телевизионной передачи не сохранилась.
4 Имеется в виду заметка Б. Слуцкого «Огниво высекает огонь» (Литературная
газета. 5 октября 1961) — первый отклик в печати на первый сборник стихов В. Ша-
ламова «Огниво» (М.: Советский писатель, 1961).
5 В экземпляре сборника «Огниво», подаренном Я. Д . Гродзенскому, В. Т . Шала-
мов вписал четверостишие в «Камею» (выделено):
На склоне гор, на склоне лет
Я выбил в камне твой портрет.
Кирка и обух топора
Надежней хрупкого пера.
В страну морозов и мужчин
И преждевременных морщин
Я вызвал женские черты
Со всем отчаяньем тщеты.
Скалу с твоею головой
Я вправил в перстень снеговой,
И, чтоб не мучила тоска,
Я спрятал перстень в облака.
6 Шаламов неправильно указывает инициал актера — речь идет о народном арти-
сте РСФСР Юрии Колычеве (р. 1928).
7 Неклюдова Ольга Сергеевна (1909–1989) — писательница, в то время же-
на В. Т . Шаламова.
8 Имеется в виду друг Я. Д. Гродзенского Алексей Владимирович Андреев (1905–
1981) — отец известного артиста и режиссера, народного артиста СССР Владимира
Андреева. По воспоминаниям профессора Льва Андреева (младшего сына А. В. Ан-
дреева), во время приездов в Москву в 1930-е годы Я. Д. Гродзенский всегда останав-
ливался у них. Поскольку его родители были единственными знакомыми Я. Д . Грод-
зенского, не опасавшиеся в те годы принимать у себя ссыльного.
9 До университета Я. Д. Гродзенский одно время учился в промышленно-эконо -
мическом техникуме. Один из ближайших его друзей — профессор-историк Б. Ф. Лив-
чак (1906–1993) — оставил воспоминания об этом периоде. «На территории техникума
был флигель, занимаемый семьей преподавателя, а над его квартирой — чердачная не-
отапливаемая комната с оконцем на крышу и с потолком, доставаемым рукой... Там я и
поселился... Ко мне поселился детдомовский друг, Яша Гродзенский, увлекавшийся
философией и начертавшей пальцем по закопченному потолку сократовское: “Познай
самого себя”. Так было положено начало общежитию техникума» (Ливчак Борис. Хра-
ни меня, мой талисман // Урал. 1993. No 12. С. 141 –187).
10 Оригинал — РГАЛИ. Ф . 2596. Оп. 2. Ед. хр. 130, Л. 1–85. Наброски воспоми-
наний о Якове Давидовиче Гродзенском, начало 1970-х годов. Автограф карандашом
в тетрадях на отдельных листах. Первая (недостаточно полная) попытка расшифров-
ки этой рукописи была представлена в «Шаламовском сборнике» (Вып. 4 . М .: Ли-
тера, 2011. С. 34 –39). Дополненный и частично скорректированный текст помещен
в т. 7, дополнительный собрания сочинений В. Т . Шаламова [85].
11 «Тут уместно сказать об отношении Шаламова к роду человеческому, кото-
рый для него вовсе не монолитен. Ближе всего оно к отношению раннехристианских
гностиков или катаров. Люди для Шаламова делятся на три категории: ненавистный
двуногий скот, нелюдь, воплощенная в блатарях, урках, вообще во всех, в ком высок
потенциал принадлежности к преступному миру; собственно люди, в терминоло-
Шаламов
89

гии гностиков “душевные”, в терминологии Гродзенского “людской планктон” —
к этой массе он равнодушен и ничего от нее не требует, кроме соблюдения “деся-
ти заповедей”, иначе говоря, следования опробованной традиционной морали, и,
наконец, одухотворенная элита, к которой он причисляет себя, — ... со в мещающие
в своих представителях высокую культуру с готовностью к самопожертвованию ради
общего блага и высших целей» [57, с. 103]. К сказанному Д. Ничем хочется добавить,
что Я. Д. Гродзенский отмечал, что у каждого есть свой «диапазон подлости» — чем
порядочнее человек, тем уже этот «диапазон».
12 По мнению известного диссидента и публициста В. И . Новодворской (1950–
2014), В. Шаламов по наивности не понимал, что Колыма — это и есть «завещание»
Ленина (Валерия Новодворская. Вергилий Колымы. — The New Times, No 21 (249),
18 июня 2012 года).
13 Постановлением Особого совещания при МГБ СССР от 3 июня 1950 го-
да Я. Д . Гродзенский за принадлежность к антисоветской троцкистской организации
сослан на поселение в Казахскую ССР. В ссылке работал инженером-механиком
на Джезказганском медном комбинате (рудник Джезказган).
14 Несколько «портретов» Шаламова приводит Д. Нич [57, с. 99]. «Сидел какой-
то очень высокий костлявый человек, приложив руку к уху, слушал меня» (Александр
Галич, около 1965 года), «Шаламов, похожий на старый огромный рассохшийся
шкаф» (Игорь Голомшток, около 1967 года), «Бумазейная сорочка с расстегнутым
воротом и мятые брюки... твердое, нервное лицо» (Олег Волков, середина 60-х),
«Когда я шел с ним рядом по улице, становилось больно: полностью была расстроена
координация движений... эта высоченная фигура, все составляющие части которой
двигались порознь» (Вячеслав Вс. Иванов, 1965–1967 годы).
15 Позднее Шаламов резко ужесточил свою оценку Солженицына. В его запис-
ных книжках читаем: «Солженицын для “Чайковского” слишком мало понимает ис-
кусство, для Гамлета слишком глуп, а для Порфирия Петровича бездарен» [83, c. 311].
«Ни одна сука из “прогрессивного человечества” (так Шаламов презрительно
называл либеральную оппозицию. — С. Г .) к моему архиву не должна подходить. За-
прещаю писателю Солженицыну и всем, имеющим с ним одни мысли, знакомиться
с моим архивом» [83, c. 332].
«Я считаю Солженицына не лакировщиком, а человеком, который не достоин
прикоснуться к такому вопросу, как Колыма» [83, с. 363–364].
Особенно Шаламова раздражало, что Солженицын пишет стихи. «Тайна Сол-
женицына заключается в том, что это безнадежный стихотворный графоман с соот-
ветствующим психическим складом этой страшной болезни, создавший огромное
количество непригодной стихотворной продукции, которую никогда и нигде нельзя
предъявить, напечатать. Вся его проза от “Ивана Денисовича” до “Матрениного дво-
ра” была тысячной частью в море стихотворного хлама» [83, с. 364].
16 Алиментарная дистрофия (часто в специальной медицинской литературе на-
зывается голодный отек, безбелковый отек или голодная болезнь) — заболевание,
развивающееся вследствие продолжительного и выраженного недоедания, голода-
ния и характеризующееся прогрессирующим исхуданием, часто сопровождающимся
распространенными отеками.
17 Вирта Николай Евгеньевич (1906–1964) — писатель официозного направ-
ления. В романе «Закономерность» (1937) вывел образы молодых людей, выходцев
из зажиточных семей: «Помыслы их обращены к будущему, а социальное происхож-
дение тянет назад, в прошлое» (из авторской аннотации к роману).
18 Имеется в виду письмо в редакцию газеты «Известия» сотрудников Торжок-
ской автобазы, возмущенных поведением Н. Вирты, вымогавшего у их товарища
деньги на ремонт собственной автомашины (Пассажир зеленой «Волги». Известия.
2 июля 1964 года).
90 Писатели

19 Овалов (настоящая фамилия Шаповалов) Лев Сергеевич (1905–1997), окончил
МГУ в 1929 году, репрессирован в 1941–1956 годах, автор детективных произведений
о чекисте-контрразведчике майоре Пронине. В . Шаламов имеет в виду роман Льва
Овалова «Ловцы сомнений», написанный в 1929 году.
20 Мальцев Орест Михайлович (1906–1972) — писатель . На пике противостояния
Сталина и Тито в 1951 году издал роман «Югославская трагедия», за который через
год был удостоен Сталинской премии. Позднее «Краткая литературная энциклопе-
дия» указала, что в этом романе «ошибочно изображалась деятельность руководства
СКЮ [Союза коммунистов Югославии]».
21 Подляшук Павел Исаакович (1907–1987) — писатель, друг детства Я. Д . Грод-
зенского, автор нескольких биографий деятелей революции. Он предложил моему
отцу, скучавшему на пенсии, тему. В результате вышла книга: Яков Гродзенский, Па-
вел Подляшук. «Стойкость. Рассказ о жизни Веры Михайловны Величкиной (Бонч-
Бруевич)». Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1970. 152 с.
Должен заметить, что Я. Д. Гродзенский несколько стеснялся того, что взялся
за чуждую ему историко-партийную тематику. Подчеркивал в этой связи, что его ге-
роиня умерла в 1918 году и не могла быть причастной к сталинским преступлениям.
Когда я в шутку предложил подарить книгу Шаламову («Он же тебе свои книги да-
рит»), отец сделал большие глаза, но тут же понял, что его сын — «остряк-самоучка».
22 Бабель Исаак Эммануилович (1894–1940) — прозаик, драматург, публицист.
Большой успех имела книга его рассказов «Конармия» (1923–1925). Необоснованно
репрессирован.
23 Цикл «Очерки преступного мира» вошел в «Колымские рассказы».
24 В этом письме Я. Д. Гродзенский цитирует стихотворения В. Т . Шаламова
из «Колымских тетрадей».
25 Чай-Урью — один из приисков по добыче урановой руды в составе концлагеря
Бутугычаг в Магаданской области, что в переводе с местного диалекта означает «До-
лина смерти». «Разработка месторождений урана, особенно в отдаленных местах, явля-
ется очень трудной задачей... Места разработки урана были засекречены до 1990 года.
Даже рабочие на рудниках не знали про уран. Официально они добывали “спецруду”,
а вместо слова “уран” в документах того времени писалось “свинец”. Месторождения
урана на Колыме были бедными. Тем не менее и здесь был создан горнодобывающий
комбинат и при нем лагерь Бутугычаг. Этот лагерь описан в повести Анатолия Жигу-
лина “Черные камни”, но и он не знал, что здесь добывают уран» (Рой Медведев, Жорес
Медведев. Сталин и атомная бомба // Российская газета. 21 декабря 1999 года. С. 7).
Помимо добычи урановой руды, в Бутугычаге проводились научные исследова-
ния по влиянию радиации на мозг человека.
26 Текст справки: «Пенсионер Шаламов Варлам Тихонович, 1907 года рождения,
страдает болезнью Меньера, выражающейся во внезапно наступающих приступах:
внезапное падение, головокружение, тошнота, иногда рвота, резкое снижение слуха,
нарушение равновесия. В случае появления приступа на улице или в общественных
местах просьба к гражданам оказать больному помощь: помочь ему лечь, положить
его в тень, голову обливать холодной водой, ноги согреть. Вынести на свежий улич-
ный воздух из душного помещения, только не на солнце. Не усаживать и не подни-
мать головы. ВЫЗВАТЬ СКОРУЮ ПОМОЩЬ!»
27 Термин «Мундиаль» (исп. Mundial — всемирный, глобальный, широкомас-
штабный) стали употреблять в 1982 году, когда чемпионат мира по футболу прохо-
дил в Испании. Изначально термин можно было услышать во фразе «Copa Mundial
de Fútbol».
28 Сарагат Джузеппе (1898–1988) — итальянский политик, создатель и много-
летний лидер Итальянской демократической социалистической партии, президент
Италии с 1964 по 1971 год.
Шаламов
91

29 Гродзенский С. Шахматные Андерсены. — Шахматная Москва, 13 августа 1969 года.
Заметка посвящена итогам организованного автором экспериментального чем-
пионата по составлению задач, относящихся к так называемым сказочным шахма-
там — области композиции, в которой изменяются общепринятые правила игры.
Наиболее распространенные виды сказочных шахмат — задачи на обратный мат —
белые начинают и заставляют черных объявить себе (белым) мат в заданное число хо-
дов — и кооперативный мат — черные начинают и совместными с белыми усилиями
создают мат черному королю в заданное число ходов.
30 Блюменфельд Бениамин Маркович (1884–1947) — шахматист, шахматный
теоретик (его именем назван гамбит) и литератор. В 4-м Всероссийском турнире
(1905–1906) разделил 2-е и 3-е места и получил звание шахматного мастера. Одним
из первых в СССР изучал психологию шахматной борьбы. По профессии юрист.
31 Крыленко Николай Васильевич (1885–1938) — советский государственный
и партийный деятель. Верховный главнокомандующий российской армии после Ок-
тябрьской революции 1917 года. С 1918 года — в Верховном революционном три-
бунале при ВЦИК, с 1928 года — прокурор РСФСР, с 1931 года — нарком юстиции
РСФСР, с 1936 года — нарком юстиции СССР. Увлекался альпинизмом и шахма-
тами. В 1924–1938 годах возглавлял шахматную федерацию СССР. Инициатор трех
международных турниров в Москве (1925, 1935, 1936). Репрессирован и расстрелян
в 1938 году. Реабилитирован посмертно.
32 Симонов Алексей Кириллович (р. 1939) — писатель, кинорежиссер, правоза-
щитник. С 1991 года — президент Фонда защиты гласности. Член Совета при Пре-
зиденте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского
общества и правам человека. До 2012 года — председатель жюри премии имени Ан-
дрея Сахарова «За журналистику как поступок». Сын Константина Симонова.
33 Рогинский Арсений Борисович (1946–2017) — российский историк, правоза-
щитник, с 1989 года до кончины — председатель правления правозащитного и благо-
творительного общества «Мемориал». В 1975–1981 годах составлял и редактировал
самиздатские сборники исторических работ «Память». В 1981 году приговорен к че-
тырем годам лишения свободы по ложному обвинению в подделке документов. От-
был срок полностью; в 1985 году освобожден; в 1992 году реабилитирован.
34 Отец Варлама Шаламова, Тихон Николаевич (1868–1933), был православным
священником, толерантным в отношениях с людьми других конфессий. «Отец водил
меня по городу, стараясь по мере сил научить доброму. Так, мы долго стояли у здания
городской синагоги, и отец объяснял, что люди веруют в Бога по-разному и что для
человека нет хуже позора, чем быть антисемитом. Это я хорошо понял и запомнил
на всю жизнь» [82, с. 304].
Отец Тихон «разрешал сыну приглашать к себе домой только товарищей-евреев»
или «кого угодно, кроме антисемитов». «Самым худшим человеческим грехом отец
считал антисемитизм, вообще весь этот темный комплекс человеческих страстей,
не управляемых разумом», — писал в воспоминаниях о своем отце Варлам Тихонович.
92 Писатели

УЧЕНЫЕ
Б. В . ГНЕДЕНКО1
Академика АН Украины Б. В. Гнеденко называют последним
классиком теории вероятностей. Его результаты в этой области, как
и учебник «Курс теории вероятностей», хорошо известны специали-
стам во всем мире. Но ему принадлежат также значительные работы
по математической статистике, методологии преподавания, философ-
ским вопросам математики, истории науки.
Я не был учеником Бориса Владимировича Гнеденко, почти не го-
ворил с ним на математические темы. Но я имел с ним общение, впе-
чатление от которого осталось ярким и настолько запоминающимся,
что захотелось рассказать2.
Самое первое впечатление было от учебника «Курс теории веро-
ятностей». Хотя и написанный прекрасно, он вызывал страх у нас —
студентов технического вуза, для которых высшая математика — одно
из главных препятствий на пути к диплому. Предпочтение перед со-
лидным «Гнеденко» мы все же отдавали более популярному «Вент-
цель», тем более знали, что Е. С . Вентцель3 и модная в те времена
писательница И. Грекова — одно лицо.
Прошло несколько лет, за которые удалось благополучно «спих-
нуть» теорию вероятностей «по Вентцель», получить квалификацию
инженера электронной техники и распределение в сверхзакрытый
НИИ. Здесь я очутился в лаборатории надежности перед необходимо-
стью решать математические задачи. Одна из них была связана с рас-
четом надежности резервированных систем, состоящих из элементов,
моменты наступления отказов которых распределены во времени слу-
чайным образом по закону Вейбулла — Гнеденко.
Я с увлечением исследовал зависимость показателей надежности
от параметра формы распределения и испытывал чувство удовлетво-
рения, поняв с помощью статьи Б. В. Гнеденко, посвященной рас-
пределениям крайних членов вариационного ряда, почему отказы

многопараметрических систем подчиняются этому закону. С моделью
«слабого звена», приводящей к распределению Вейбулла — Гнеденко,
связана теория минимального члена вариационного ряда, которой по-
священа часть докторской диссертации Б. В . Гнеденко, защищенной
в 1940 году.
С проблемой надежности изделий электронной техники оказалась
связана моя кандидатская диссертация, работа над которой привела
в кабинет надежности Политехнического музея. После встреч с «Гне-
денко-учебником» и «Гнеденко-распределением вероятностей» мне
довелось увидеть и самого Бориса Владимировича. Он был руководи-
телем группы математиков, помогавших решать задачи, казавшиеся
нам, инженерам-практикам, неразрешимыми.
Много позже я прочитал об этом периоде в воспоминани-
ях Б. В. Гнеденко: «Каждый год появлялись молодые люди, получав-
шие у нас консультации, стремившиеся восполнить недостатки своего
образования. Очень много в этом направлении сделал А. Д. Соловьев4,
который приучал выпускников втузов к строгому логическому мыш-
лению, организовывал для них систематическое обучение математиче-
скому анализу. И это продолжалось не год и не два, а долгие годы. Они
в нашем семинаре приучались к точным определениям, к выделению
основных понятий... В результате нашей просветительской деятельно-
сти многие участники защитили кандидатские диссертации» [5, с. 384].
Позднее, после защиты кандидатской диссертации, я и сам читал
курсы лекций в Политехническом музее, проводил консультации.
Но это было позднее. А тогда я занимался рационализацией процедур
выборочного контроля надежности готовой продукции и статисти-
ческого регулирования технологического процесса ее производства.
Из воспоминаний Бориса Владимировича я узнал, что он увлечен-
но занимался этими задачами еще в первые послевоенные годы
[5, с. 171–174].
Своим авторитетом ученого и личным обаянием Борис Владими-
рович сумел собрать коллектив специалистов по надежности — ма-
тематиков, инженеров, сотрудников отделов технического контроля.
Помнится, когда-то информация по московскому радио начиналась
с объявления: «Сегодня в кабинете надежности Политехнического
музея состоятся лекции, проводятся консультации по актуальным во-
просам надежности». И эта огромная работа велась на общественных
началах.
Запомнилась одна лекция Б. В. Гнеденко. Дело происходило
в 1970-е годы, организовано действо было совместно ЦК ВЛКСМ
и ЦС общества «Знание». Точную формулировку темы не помню,
но звучала она в духе времени приблизительно так: «Роль математики
в деле повышения надежности машин и проблемы коммунистического
воспитания советской молодежи».
94 Ученые

Выступление, которое слушал с галерки большого зала Центрально-
го лектория, запечатлелось в деталях. И первые же нестандартные слова:
«От имени остатков своего поколения рад приветствовать вас...» — сра-
зу приковали внимание. Борис Владимирович ни к чему не призывал,
а для иллюстрации важности проблемы надежности привел пример,
известный ему со времен войны: СССР выпускал танков больше Гер-
мании, но их все равно постоянно катастрофически не хватало.
Борис Владимирович Гнеденко
читает лекцию в городе Шумен, Болгария.
Из архива Д. Б . Гнеденко
На одном из совещаний Сталин поинтересовался сравнительным
ресурсом боевых машин, и тут-то выяснилось, что долговечность
(возможно, параметр именовался иначе — не помню) отечественных
танков вчетверо уступает немецким. Из-за низкой надежности тех-
ники для паритета с противником, не говоря уж о превосходстве над
ним, необходимо вчетверо больше машин! Вот и важность надежности
в боевых условиях.
Лекция читалась, когда в разгаре была холодная война и надеж-
ность систем вооружения и космических аппаратов — фактор, зна-
чительно влияющий на уверенное положение нации. Но и в мирное
время проблема качества также становится все более актуальной,
и знаменитый математик обратился к одной из марок комбайна —
гордости отечественной сельхозтехники. Казалось, всем он хорош,
но только не своей надежностью.
«Как вы думаете, какая средняя наработка на отказ этой маши-
ны?» — обратился Борис Владимирович к аудитории, и после неболь-
шой паузы дал ошеломляющий ответ — 4,5 часа.
Б. В. Гнеденко
95

И выходит она из строя чаще всего из-за отказов простейших дета-
лей. «Представьте ситуацию, — продолжал лектор, — отказал какой-
то болт, цена которому копейка, а агрегат сконструирован таким
образом, что отремонтировать его в полевых условиях немыслимо,
и многотонная махина отправляется на завод. В итоге восстановление
влетает в копеечку, многократно повышая себестоимость изделия».
Но это не все, и, может быть, не самое противное. И здесь Борис
Владимирович привлек внимание слушателей к возможным пагуб-
ным последствиям для качества почвы неправильного использования
комбайна. Он не употреблял термин «экология», но говорил именно
об одной из ее задач.
«Вес этой махины несколько тонн, — начал Борис Владимирович
и продолжал: — Это без учета веса зерна, без учета веса необходимой
оснастки, без учета веса водителя. В одном из районов N-ской об-
ласти (географические названия забылись, да и не имеют значения)
бездумное использование этой техники привело к разрушению почвы
на глубину нескольких метров. И теперь пройдет немало лет, прежде
чем земля снова сможет плодоносить! Вот что произошло в этом рай-
оне N-ской области!» — патетически воскликнул лектор.
И после паузы голосом полным скорби тихо продолжил: «И то же
самое произошло в одном из районов Тамбовской области, и то же са-
мое произошло в нескольких районах Рязанской области, и то же са-
мое произошло практически на всех пахотных землях Орловской, Кур-
ской, Белгородской областей и других регионов Центра России, и то
же самое произошло на бескрайних полях Казахстана, и то же самое
произошло, увы, на лучших почвах Украины», — совсем печально за-
вершил повествование академик.
И слушатели, поначалу воспринявшие пафос лектора чуть ли не
со смешком (подумаешь, чудаки натворили дел в каком-то богом за-
бытом районе), постепенно проникались мыслью, что беда произошла
повсеместно, и беда нешуточная.
Вся часовая лекция шла на одном дыхании, Б. В. Гнеденко держал
аудиторию в постоянном напряжении, не давая расслабиться ни на
миг. А внушалась мысль простая до банальности: надо выполнять по-
рученную работу творчески, не формально, ответственно.
Очень интересные штрихи к портрету Гнеденко-лектора приводят-
ся в книге воспоминаний о нем [2]. Он, например, мог провести беседу
на тему «Вероятность, надежность и здоровье человека». Часто на его
занятиях присутствующие были просто загипнотизированы неотра-
зимой логикой, аргументацией, искусством слова и манерой Бориса
Владимировича держаться перед аудиторией.
... На одну из лекций профессор Гнеденко опоздал на несколько
минут. Он вроде бы начал оправдываться: жарко, захотелось пить,
а была очередь за водой. Поначалу «хвост» был небольшим, но потом
96 Ученые

оказалось, что многие уже стояли в очереди ранее, а теперь возврати-
лись. А как обслуживались клиенты: один долго искал мелочь, другой
разговорился с продавцом и т. п.
И как-то неожиданно слушатели поняли, что в бытовой форме лек-
тор незаметно ввел их в изучение сложной для понимания и трудной
для объяснения математической проблемы — суммирования случай-
ного числа случайных величин. Будучи выдающимся организатором
науки, он много сделал для становления школ теории вероятностей
на Украине, в Литве и ГДР. Поэтому в книге [2] — содержательные
очерки академиков Национальной академии наук Украины В. С . Ко-
ролюка и М. И. Ядренко, известных литовских математиков-академи-
ков АН Литвы Й. Кубилюса и Б. Григелиониса, немецкого профессора
Г. -И. Россберга.
Помнится, Борис Владимирович посетовал, что его многочислен-
ные нагрузки не засчитаются общественной работой, поскольку он-де
выполняет их с удовольствием, и оживление в зале вызвало шутливое
определение общественной работы «как работы, которую выполняешь
с отвращением». Мне, выпускнику провинциального вуза, не дово-
дилось слушать столь эмоциональное и содержательное выступление
профессора ни до, ни после.
Следующее общение с Борисом Владимировичем произошло в на-
чале 1980-х годов. Но этому сопутствовали обстоятельства, о которых
хочется рассказать.
Работая над книгой по истории шахматной игры по переписке,
я обнаружил, что одним из сильнейших шахматистов России конца
ХIX века, игравших посредством почты, был выдающийся математик,
академик А. А . Марков5. Заинтересовавшись этим, я познакомился
с его сыном, также крупным ученым-математиком А. А . Марковым-
младшим6, который передал мне шахматный архив своего отца. Этот
материал послужил началом работы над научно-популярной книгой
«Шахматы в жизни ученых», вышедшей в издательстве «Наука» с пре-
дисловием и под редакцией А. А . Маркова-младшего, бывшего также
большим любителем шахмат.
В беседах с Андреем Андреевичем частенько проскальзывала
мысль, что его отцу не посвящено даже научно-биографической кни-
ги, которых уже давно удостоились не только его коллеги, но и мно-
гие ученики. Академик Марков имел репутацию человека с нелегким
характером. Видно, и через полвека после кончины ему многого
не могли простить. В одном из разговоров я отважился предложить
свои услуги. А . А . Марков-младший согласился быть ответственным
редактором, и, естественно, заявка, имеющая столь солидную под-
держку, получила одобрение в издательстве.
Но в 1979 году, когда до завершения работы было еще далеко,
Андрей Андреевич скончался. Положение с книгой казалось безвы-
Б. В. Гнеденко
97

ходным. Кому нужен автор — непрофессиональный математик и без
поддержки?! И тут буквально спас положение Борис Владимирович
Гнеденко. Я позвонил ему, изложил ситуацию, и он без колебаний
согласился помочь.
Первую встречу Борис Владимирович назначил на кафедре тео-
рии вероятностей. Я пришел заблаговременно. Шеф появился, стро-
го взглянул: «Вы ко мне?» Услышав ответ, заулыбался понимающе:
«Да-да».
Короткая беседа, состоящая из несколько фраз, причем почти
каждая сопровождалась комплиментом и дружеской улыбкой, Борис
Владимирович подписывает бумагу — согласие быть ответственным
редактором книги, и мы расстаемся. Все последующие встречи про-
ходили у него дома — в одном из корпусов высотки на Воробьевых
(Ленинских) горах. Б . В . Гнеденко оказался неформальным редакто-
ром, внимательно прочитывал каждую главу, делал замечания. Био-
графия получалась содержательной. Герой книги давал «развернуться»
автору, всегда оказывался в центре событий (в основном скандальных)
и в университете, и в Академии наук. К тому же всю жизнь много вре-
мени уделял любимому досугу — игре в шахматы, об уровне мастерства
в которой я мог судить профессионально.
Но как писать о научных трудах А. А . Маркова? Например, не буду-
чи специалистом по теории чисел, характеризовать его исследования
по спектру неопределенных бинарных квадратичных форм?!
Однажды Борис Владимирович встретил меня озабоченным. И по-
сле пары дежурных фраз спросил: «Сергей Яковлевич, как вы отно-
ситесь к тому, чтобы добавить в книгу очерки, характеризующие ма-
тематические исследования А. А . Маркова, и поручить их написание
профессиональным математикам?»
Вопрос был поставлен так, что требовал мгновенного согласия.
Оно и было мгновенно дано. Лицо собеседника сразу же просветлело.
Довольно улыбаясь, он продолжал: «Книга должна получиться очень
хорошей. Первая часть будет доступна самому широкому кругу чита-
телей, а очерки потребуют специальной математической подготовки.
Собственно научные результаты требуют для своего изложения и спе-
циальной терминологии, и специальной символики, и специальных
знаний. А в чем вы специалист, это чувствуется».
И тут он вдруг похвалил мои комментарии к шахматным парти-
ям А. А . Маркова. Хотя, по-моему, тема шахмат его нисколько не вол-
новала. Борис Владимирович не проявлял интереса к шахматам, а я го-
тов был сколько угодно болтать на разные околошахматные темы.
Лишь дважды мне удалось разговорить Гнеденко на эту тему. Пер-
вый раз, когда он вспомнил о своем друге Иосифе Погребысском7,
который был крупным ученым, доктором физико-математических
наук и шахматным мастером, с именем которого почти 30 лет связана
98 Ученые

история шахмат на Украине. Ему я посвятил очерк в книге «Шахматы
в жизни ученых» [4, с. 93–97].
Борис Владимирович тепло говорил об Погребысском, об их друж-
бе, начавшейся еще до Отечественной войны на почве общих интере-
сов к истории математики. С невыразимой горечью рассказывал он об
обстоятельствах его скоропостижной кончины.
Иосиф Бенедиктович приехал в Ленинград для чтения лекций,
поселился в гостиницу. Уже вечером, когда собирался, как говорит-
ся, отходить ко сну, в номер постучался администратор и просто по-
хамски («как только у нас умеют», подчеркнул Борис Владимирович)
потребовал, чтобы тот немедленно убирался (наверно, слово было
произнесено другое, но суть дела от этого не меняется), потому что
неожиданно выяснилось, что место потребовалось какой-то «важной
птице». И сердце профессора Погребысского, отличавшегося необы-
чайной деликатностью, просто не выдержало...
Будучи человеком осторожным, он уходил от обсуждения острых
политических тем и совсем не касался национального вопроса. И все
же нельзя не сказать, что среди учеников Бориса Владимировича
и просто людей, которым он бескорыстно помогал, — представители
многих национальностей. Я был свидетелем того, как он тепло общал-
ся со своей аспиранткой, приехавшей с Кубы. С ней он опубликовал
совместную статью по истории теории вероятностей.
Очень помог тувинцу Х. О. Ондару8 в написании и защите канди-
датской диссертации. Ондар хотел заняться историей теории веро-
ятностей. Его увлекла обнаруженная в архиве Академии наук СССР
переписка А. А . Маркова и А. Ф . Чупрова по поводу задач математи-
ческой статистики. С помощью своего научного руководителя аспи-
рант сумел проанализировать процесс изменения точек зрения обоих
математиков под влиянием аргументов друг друга.
После защиты диссертации Хеймер-оол Ондар стал едва ли не
первым в Туве кандидатом физико-математических наук коренной
национальности. В дальнейшем он проявил организаторские способ-
ности, став ректором Тувинского педагогического института, а затем
местного университета. Кстати, упоминание Борисом Владимирови-
чем распространенной в Туве фамилии Ондар послужило мне поводом
для разговора про шахматы, поскольку я раньше уже слышал об аспи-
ранте Бориса Владимировича как о шахматисте.
Как-то Борис Владимирович обмолвился, что в школьные годы един-
ственным нелюбимым предметом будущего выдающегося математика
была арифметика, а главным увлечением — поэзия . В жизни ученого
присутствовали и трагические страницы. В 1937 году 25-летний младший
научный сотрудник Института математики МГУ, только что защитивший
кандидатскую диссертацию, был арестован органами НКВД. В течение
полугода от Б. В. Гнеденко требовали подписать ложные обвинения
Б. В. Гнеденко
99

в контрреволюционной деятельности, а также участии в троцкистской
группе, возглавляемой профессором А. Н . Колмогоровым.
Можно лишь догадываться, сколь трагичной могла оказаться в этом
случае судьба великого ученого А. Н . Колмогорова и какой разгром ждал
университетских математиков. Неизвестно, стала бы московская школа
теории вероятностей ведущей в мире, если бы не проявленное тогда в за-
стенках НКВД Б. В . Гнеденко мужество, так и не подписавшего ничего.
А сколько гибкости, дипломатии пришлось проявить ему в по-
слевоенные годы, чтобы отстоять способных учеников И. Гихмана9
(«пятый пункт»), А. Скорохода10 («украинский националист», к тому
же проживавший на оккупированной немцами территории), В. Коро-
люка11 (член семьи репрессированного). Когда в 1953 году продолжа-
лась антисемитская кампания, вызванная «делом врачей», Б. В . Гне-
денко обвиняли в поддержке евреев.
Но он всегда ходатайствовал только за самых способных. «Если
я стану хлопотать за каждого, я быстро потеряю возможность под-
держать действительно талантливых», — говорил Б. В . Гнеденко.
Когда Борис Владимирович написал предисловие «От редактора»,
то попросил меня высказать мнение. Я не подумал тогда, что моим
суждением маститый ученый интересуется, скорее всего, из вежли-
вости, и начал делать замечания. Отметил, в частности, что непо-
нятно, почему в предисловии так подробно рассказывается об адми-
рале С. О . Макарове и способе испытания им броневых плит, хотя
ни знаменитый адмирал, ни плиты к теме нашей книги отношения
не имеют.
Выслушав мою «позицию», Борис Владимирович среагировал спо-
койно: «Может быть, вы и правы, читателю это будет не совсем по-
нятно. Надо подумать, как лучше поступить».
Подумал и... все оставил без изменений.
Писал Борис Владимирович очень быстро, складывалось впечатле-
ние, что без черновиков. Я, во всяком случае, несколько раз заставал
его за пишущей машинкой. Позднее он напишет в воспоминаниях:
«Я привык делать все сразу начисто, не используя черновики, отни-
мающие массу времени не только на написание, но и на психологи-
ческую подготовку по превращению черновика в основной документ»
[5, с. 119].
Как-то он заметил, удовлетворенно демонстрируя содержимое тум-
бочки: «Удалось запастись хорошей бумагой, я привык, что в нашем
отечестве всегда чего-то не хватает».
Читателю, чьи зрелые годы приходятся на постсоветскую эпоху,
наверно, трудно представить, что обычная бумага всегда была в де-
фиците и ее приходилось расходовать очень экономно...
Научно-биографическая книга «Андрей Андреевич Марков» издана
в 1987 году [17]. Очерк «Работы академика А. А. Маркова по теории
100 Ученые

вероятностей» также написал Б. В. Гнеденко. Когда книга вышла,
я на радостях подумывал о совместном с ним написании монографии
об А. А. Маркове для серии «Жизнь замечательных людей». Увы, этому
не суждено было осуществиться, хотя Борис Владимирович в теле-
фонных разговорах говорил, что ждет от меня этой работы.
Не удалось осуществить замысел написания книги об академи-
ке А. И . Берге — известном радиотехнике, адмирале, едва ли не первом
в нашей стране заявившем о важности проблемы надежности в тех-
нике. Об А. И . Берге, с которым Борис Владимирович был хорошо
знаком, он отзывался очень хорошо, а вот о ранее вышедших книгах
о нем — неважно .
Встречаясь с Борисом Владимировичем, я мог оценить его дар рас-
сказчика. О чем бы он ни повествовал, его хотелось слушать не пре-
рывая. А говорил он на самые разные темы. Например, что с аспирант-
ской поры имеет интерес к истории науки. Мне пришлась по душе
его мысль о необходимости в каждом учебнике исторического очерка
соответствующей дисциплины, «чтобы читатель мог познакомиться
с основными этапами ее [соответствующей отрасли науки] развития,
с последовательным совершенствованием ее понятий и постепенным
наращиванием результатов» [5, с. 226–227].
«Представляете, как было бы интересно выяснить, кто же самым
первым поставил вопрос о количественном измерении возможности
появления случайного события. Кто первым считал отношение числа
благоприятных исходов к общему числу произведенных опытов? Это
могли быть Галилей, Паскаль, Ферма или, может быть, Гюйгенс».
Когда же я предложил, чтобы очерк о работах А. А . Маркова
по математическому анализу написала Е. П. Ожигова12, кстати, соав-
тор Б. В . Гнеденко по некоторым статьям историко-научного харак-
тера, он не согласился. «Ожигова не является творцом в математике.
Она только историк науки», — откликнулся он. Б . В. Гнеденко — вы -
дающийся ученый в области теории вероятностей, я же, будучи «техна-
рем», использовал «вероятностно-статистический подход», в котором
теория вероятностей и математическая статистика как бы перемеши-
вались. И мне было интересно слушать его комментарии, касающиеся
различия в этих науках. Он сетовал на то, что в университете специали-
ста по математической статистике назначили заведующим кафедрой
теории вероятностей. От него я услышал определение математической
статистики, которое мне до сих пор кажется наиболее удачным: «Ма-
тематическая статистика является наукой о методах количественного
анализа массовых явлений, учитывающей одновременно и качествен-
ное своеобразие этих явлений».
Борис Владимирович редко давал характеристики коллегам. Пом-
ню, он тепло отозвался о профессиональных и человеческих каче-
ствах С. А . Айвазяна13 (впоследствии выдающийся математик, а в то вре-
Б. В . Гнеденко
101

мя молодой доктор наук), с которым и у меня были хорошие отношения.
А вот по поводу А. А. Логунова14 сетовал, что университет возглавляет
чересчур загруженный человек, которому просто некогда заниматься
исполнением обязанностей ректора. «У него и вице-президентство
в Академии, и депутатство в Верховном Совете, и членство в ЦК КПСС,
и так далее», — перечислял всевозможные должности тогдашнего рек-
тора, несколько раз возвращаясь к раздражавшей его теме15.
Когда я в очередной раз приводил примеры проявления дурного
характера академика А. А. Маркова, Борис Владимирович заметил:
«У сына его тоже был очень дурной характер. Андрей Андреевич Мар-
ков-младший был очень тяжелый человек», — повторил он.
Нервировали его и существовавшие запреты, подчас просто ме-
шавшие полноценной работе. Например, допускалось не более одной
научной командировки в год.
«Намечается интересное сотрудничество с коллегами. Взаимо-
выгодное. Надо бы обсудить в деталях, но мне нельзя (это “нельзя”
произносилось с полным огорчения сарказмом)», — говорил Б. В . Гне-
денко об очередном запрете спецотдела, бдительно зафиксировавшего
у него один «загранвыезд» в текущем году.
Рассказывал он и об интригах, сопровождавших всякий раз вы-
боры в Академию наук. Заметно было, что это одна из болезненных
страниц его биографии.
Вспоминая о прошедших временах, говорил, что тяжелый осадок
в его душе остался от травли, которой подвергся в свое время акаде-
мик Н. Н. Лузин16. Самое невыносимое было то, что в кампании про-
тив ученого, вошедшей в историю как «дело Лузина», участвовали,
причем самым активным способом, его ученики.
«Для меня учитель был и остается вторым родителем, чье имя долж-
но быть поставлено рядом с именами матери и отца», — буквально
изрек однажды Борис Владимирович. О своем учителе, А. Н. Колмо-
горове17, всегда отзывался с подчеркнутым пиететом.
А позднее в воспоминаниях напишет: «Он [А. Н . Колмогоров] ни-
чего не требовал от других для себя, но сам всегда был готов прийти
на помощь товарищу». Мое неблизкое знакомство с Б. В . Гнеденко
все же позволяет то же самое сказать и о нем самом.
По воспоминаниям учеников, Борис Владимирович всегда умел
найти добрые слова. Профессор учил большему, чем профессиональ-
ным знаниям. От него ученики узнавали, как относиться к людям,
умению «держать удар», наконец, как жить.
В аннотации к книге [2] сказано, что она «предназначена всем ин-
тересующимся историей отечественной науки». Соглашаясь с этим,
добавим, что она интересна всем интеллигентным людям, причем
не только тем, кто «профессионально занимается умственным тру-
дом», а в том изначальном и ныне почти забытом значении этого рус-
102 Ученые

ского слова, придуманного в XIX веке для обозначения людей чести
и благородных принципов.
«Курс теории вероятностей» Б. В . Гнеденко теперь хранится на по-
четном месте моей домашней библиотеки. «Сергею Яковлевичу Грод-
зенскому на добрую память о нашем знакомстве» — такую дарствен-
ную надпись сделал на книге автор. Когда-то казавшийся трудным
учебник теперь воскрешает приятные воспоминания.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Гнеденко Борис Владимирович [19 декабря 1911 года (1 января 1912 года), Сим-
бирск, ныне Ульяновск — 27 декабря 1995 года, Москва] — российский математик,
академик АН Украины (1948), в 1934–1945 годах и с 1960 года — в МГУ. В теории
вероятностей Гнеденко нашел условия сходимости распределений сумм независи-
мых слагаемых ко всем возможным для них предельным распределениям. Получил
важные результаты в математической статистике, теории массового обслуживания,
теории надежности. Занимался также историей математики. Государственная пре-
мия СССР (1979). (Большая Российская энциклопедия. М .: Большая Российская эн-
циклопедия, т. 7, 2007. С . 270).
2 Эти воспоминания были опубликованы в журнале «Методы менеджмента ка-
чества» [15], вошли в сборник воспоминаний о нем учеников и соратников [2], в на-
стоящем издании приводится дополненный вариант.
3 Вентцель Елена Сергеевна (литературный псевдоним И. Грекова, 1907–2002) —
математик, автор учебников по теории вероятностей и исследованию операций, рус-
ский прозаик, доктор технических наук, профессор.
4 Соловьев Александр Дмитриевич (1927–2001) — доктор физико-математиче -
ских наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР (1979), один из бли-
жайших сотрудников Б. В. Гнеденко.
5 Марков Андрей Андреевич (1856–1922) — математик, академик Санкт-
Петербургской академии наук, внесший большой вклад в теорию вероятностей, ма-
тематический анализ и теорию чисел.
6 Марков Андрей Андреевич-младший (1903–1979) — математик, член-
корреспондент АН СССР, основоположник советской школы конструктивной ма-
тематики и логики, автор понятия нормального алгорифма. Воспоминаниям о нем
посвящен очерк.
7 Погребысский Иосиф Бенедиктович (1906–1971) — математик, доктор физи-
ко-математических наук, историк науки, мастер спорта СССР по шахматам.
8 Ондар Хеймер-оол Опанович (1936–2002) — кандидат физико-математических
наук, член-корреспондент РАН, заслуженный деятель науки Республики Тыва, кан-
дидат в мастера спорта по шахматам, чемпион Тувинской АССР по шахматам (1964).
Погиб в результате автомобильной катастрофы.
9 Гихман Иосиф Ильич (1918–1985) — доктор физико-математических наук,
член-корреспондент АН УССР.
10 Скороход Анатолий Владимирович (1930–2011) — доктор физико-матема -
тических наук, академик АН УССР, лауреат Государственной премии УССР (1978)
и Украины в области науки и техники (2003).
11 Королюк Владимир Семенович (р. 1925) — доктор физико-математических на -
ук, академик АН УССР, дважды лауреат Государственной премии Украины в области
науки и техники (1982, 2003).
12 Ожигова Елена Петровна (1923–1994) — кандидат физико-математических на -
ук, историк науки.
Б. В . Гнеденко
103

13 Айвазян Сергей Артемьевич (Арутюнович) (1934–2019) — математик, эконо-
мист, доктор физико-математических наук, иностранный член Национальной ака-
демии наук Республики Армения, лауреат Премии Совета министров СССР (1986),
лауреат премии имени Л. В. Канторовича Российской академии наук (2017).
14 Логунов Анатолий Алексеевич (1926–2015) — физик-теоретик, доктор физи-
ко-математических наук, академик АН СССР, вице-президент Академии наук СССР
(1974–1991), Герой Социалистического Труда (1980), лауреат Ленинской премии
(1970) и двух Государственных премий СССР (1973, 1984).
15 Из выступление академика С. П . Новикова на Общем собрании Академии на-
ук СССР 25 апреля 1990 года при обсуждении кандидатуры в вице-президенты АН:
«Что касается издательской деятельности, пробивания ее технического переоснаще-
ния, то 20 лет назад я бы уверенно сказал, что сюда и нужно назначить А. А . Логунова,
но при одном условии: чтобы он этим по-настоящему занялся, без огромного коли-
чества других руководящих функций. Некоторые наши вице-президенты (не только
Анатолий Алексеевич) далеко обошли гения античной истории Гая Юлия Цезаря
по количеству одновременно делаемых дел: Цезарь мог делать только три» [58, c. 369].
Более жестко высказался академик С. П. Новикова на Общем собрании Акаде-
мии наук СССР 19 октября 1988 года: «Академик А. А . Логунов не пользуется до-
верием широкого коллектива МГУ. Я полагаю, коллектив МГУ хотел бы широко
обсудить вопрос о его переизбрании — где и когда он избирался и переизбирался
ректором? На каком-нибудь тайном заседании сформированного им ученого совета?
Мне кажется, что А. А . Логунов не может руководить университетом, духу которого
он так и остался чужд, в контрасте с выдающимися ректорами прошлого, академи-
ками И. Г. Петровским и Р. В . Хохловым, противостоявшими духу застоя в трудные
годы» [58, c. 368].
16 Лузин Николай Николаевич (1883–1950) — советский математик, академик
АН СССР, почетный член математических обществ Польши, Индии, Бельгии,
Франции, Италии, признается создателем московской математической школы. «Де-
ло Лузина» — это политическая травля Н. Н. Лузина и разбор его персонального дела
Комиссией Президиума АН СССР, продолжавшиеся со 2 июля по 5 августа 1936 го-
да. Комиссия характеризовала Лузина как врага, «своей деятельностью за последние
годы принесшего вред советской науке и Советскому Союзу». На следующий день,
14 июля, «Правда» публикует статью «Враг, с которого сорвана маска», где Лузин
назван «классовым врагом», которому... «принадлежит, быть может, первое место
среди врагов советской науки и советской страны». Постановление комиссии, при-
нятое в августе 1936 года, было отменено лишь в 2012 году, много лет спустя после
смерти Н. Н. Лузина.
17 Колмогоров Андрей Николаевич (1903–1987) — один из крупнейших мате-
матиков XX века, один из основоположников современной теории вероятностей,
им получены фундаментальные результаты в различных разделах математики.
104 Ученые

МАРКОВ-МЛАДШИЙ1
Светлое воспоминание связано у меня с чудесной находкой — шах -
матным архивом выдающегося математика, академика А. А . Маркова2.
И одним из самых ценных «подарков судьбы» была встреча, знаком-
ство с его сыном — А. А. Марковым-младшим (так его называют в ма-
тематической литературе, чтобы отличать от отца-академика).
В середине 1970-х годов, собирая материалы по истории заочных
шахмат, я не раз встречал в дореволюционных журналах имя шахмати-
ста-заочника А. А . Маркова. Интерес вызвал тот факт, что Андрей Ан-
дреевич Марков упоминался как профессор, а позднее — и академик.
При этом на основной работе я занимался вопросами прикладной
статистики, применением статистических методов в теории и практи-
ке надежности. Поэтому имя А. А . Маркова, классика науки, осново-
положника едва ли не главного направления в современной теории
вероятностей, мне было хорошо известно. Обратившись к Большой
Советской энциклопедии, я узнал, что у академика Маркова есть
сын — тоже Андрей Андреевич и тоже математик.
Я позвонил Маркову-сыну, он пригласил меня и при первой
же встрече рассказал о хранящихся у него письмах и открытках с шах-
матным содержанием, присылавшихся много лет тому назад его отцу.
После смерти академика Маркова в 1922 году все материалы научного
характера были переданы в архив Академии наук, где они собраны
в личном фонде А. А. Маркова. Шахматный архив никого в те годы
не заинтересовал. Могут ли эти письма и открытки кому-то приго-
диться спустя почти 100 лет?
И вот мне в руки попадает шахматный архив ученого! Я много раз
рассказывал буквально всем желавшим послушать об уникальной
находке, при этом до того романтизировал поиск, что несколько раз
даже заслуживал весьма комплиментарного сравнения с Ираклием Ан-
дрониковым3. Некоторые подробности, связанные с этой находкой,
я рассказываю в первой книге воспоминаний [18].
Для меня, занимавшегося историей заочных шахмат, около полу-
тора тысяч писем и открыток от 45 шахматистов России и несколь-
ких европейских стран представляли поистине бесценный клад.

Здесь оказались неизвестные ранее письма великого русского шах-
матиста, называемого основоположником отечественной шахматной
школы М. И . Чигорина, корреспонденция известных русских шах-
матистов А. Н. Хардина, С. Ф. Лебедева, С. Л . Толстого (старшего
сына Л. Н. Толстого) и других.
Шахматный архив академика Маркова я изучил досконально. Уда-
лось подвести итоги первого тематического турнира по переписке,
организованного в 1886 году М. И. Чигориным, не сумевшим в свое
время обнародовать окончательные результаты.
По сохранившимся письмам Чигорина Марко-
ву выяснилось отношение великого русского
шахматиста к историческому матчу по телегра-
фу с тогдашним чемпионом мира В. Стейницем.
По материалам архива А. А . Маркова я восста-
новил более ста неопубликованных партий.
Я так увлекся изучением шахматного твор-
чества математика, что незаметно с истории за-
очных шахмат переключился на другую — шах-
маты в жизни ученых. Предполагал, что архив
академика А. А . Маркова — не случайная наход-
ка, следует только поискать. Должен признать-
ся, что хотя у меня были и другие «открытия»,
та находка в семье Марковых наиболее ценная.
Книга «Шахматы в жизни ученых» вышла тиражом 250 тысяч эк-
земпляров, научным редактором стал А. А. Марков-младший [16].
Эпиграфом к книге взял слова Бюффона4 «Стиль — это человек»,
желая показать, что стиль, характер человека, проявляется в разных
областях его деятельности, например в науке и шахматах.
Андрей Андреевич воспоминал о встречах за шахматной доской
с коллегами, об одной встрече с П. Л. Капицей он рассказал следую-
щее: «В начале 20-х годов в Петрограде на квартире Петра Ивановича
Лукирского5, большого любителя шахмат, проводились шахматные
вечера, а однажды был организован даже турнир, в котором участво-
вали молодые физики Петрограда, среди которых был и Петр Капица.
Помню течение нашей партии. Играя белыми, я допустил неточность
в дебюте и потерял инициативу. Затем сопротивлялся отчаянно, но все
же вынужден был в конце концов признать свое поражение. Оконча-
тельные итоги турнира мне не запомнились, но сосредоточенность
Петра Леонидовича и методичность его игры произвели тогда впе-
чатление».
Помнил Андрей Андреевич и партию с Ларисой Вольперт6: «Воль-
перт — это женщина, играла здорово, и, главное, воспользовалась
моей оплошностью, и перерезала мне действие ладей. Все кончилось
для меня потерей качества и поражением. Никак не думал, что могу
Андрей Андреевич
Марков-младший
106 Ученые

проиграть в шахматы даме». Не знал профессор Марков, что его по-
бедила одна из сильнейших шахматисток мира и, кстати, в будущем
доктор филологии и университетский профессор.
А. А . Марков-младший (слева) и автор за разбором
шахматного архива академика А. А . Маркова.
Фото А. А . Маркова-внука
Я стал наведываться к Андрею Андреевичу. С интересом слушал его
рассказы жизни. Его детские и юношеские годы протекали в постоян-
ном общении с отцом. Академик А. А . Марков был воспитателем сына
в семейной обстановке, а в 1917/18 учебном году оказался его школь-
ным учителем, преподавая математику в том классе, где учился сын.
В тот трудный революционный год семья Марковых временно жила
у своих родственников в Зарайске, и академик А. А. Марков препо-
давал «без вознаграждения» математику в классе реального училища,
в котором учился сын. «И я стал таким образом официальным учени-
ком своего отца», — вспоминал А. А . Марков-младший впоследствии.
Более чем вероятно, что отец хотел видеть сына математиком, про-
должателем семейной традиции. Но первым научным увлечением Ан-
дрея стала химия. Отец отнесся к увлечению химией вполне серьезно,
отдав под химическую лабораторию свой рабочий кабинет. По оконча-
нии Восьмой Петроградской гимназии Андрей Марков был зачислен
по специальному ходатайству отца вольнослушателем химического
отделения физико-математического факультета Петроградского уни-
верситета.
Марков-младший 107

По рассказу А. А. Маркова-младшего, физико-математический
факультет «объединял тогда физику, математику, химию и даже био-
логию. Я набросился на все эти науки. Ученик Маркова-младше-
го Б. А. Кушнер7 приводит отрывок из устного рассказа Андрея Андре-
евича: «В то время я был очень высокого мнения о самом себе. Считал,
что запоминать ничего не надо, так как все можно тут же “вывести”.
Это привело к катастрофе — к провалу на экзамене по математике.
Нам, “химикам”, математику читал Константин Бенедиктович Ме-
ликов, человек с красивой бородой. Он читал хорошо. На экзамене
он мне задал доказать теорему Менье (дифференциальная геометрия).
Я начал откуда-то “выводить” ее, но, просидев час, вывел только ра-
венство 0 = 0. Мне было предложено прийти через две недели. Я “под-
тянулся” и сдал этот экзамен».
Летом 1920 года, после первого курса, вольнослушатель Марков
принял участие в работе по экспериментальной химии. Результаты
этого исследования впоследствии (1924) были опубликованы в соав-
торстве с двумя химиками. Таким образом, первая публикация став-
шего в будущем выдающимся математика была по химии, поэтому
трудно понять, почему он оставил науку, в которой был достигнут
первый успех. С присущей ему иронией и самоиронией он говорил
об этом так: «Химия, знаете ли, странная наука. Реакция запущена,
а ты должен стоять и ждать. Реакция идет, а ты стоишь и ждешь...»
Ко второму курсу интересы Маркова обратились к теоретиче-
ской физике, и именно по физическому отделению он и закончил
в 1924 году университет (уже переименованный в Ленинградский).
В 1925–1928 годах он обучался в аспирантуре Астрономического
института, кандидатскую диссертацию защитил в 1928 году. В 1935 году
ему была присуждена ученая степень доктора наук без защиты дис-
сертации на основании значительных заслуг соискателя перед наукой
(лат. honoris causa — «ради почета»). В 1953 году Андрей Андреевич был
избран членом-корреспондентом АН СССР.
Он плодотворно работал во многих областях математики и смеж-
ных наук и в каждой из них добивался научных результатов первосте-
пенного значения. Исключительно важным достижением А. А . Мар-
кова-младшего является разработка теории «нормального алгорифма».
Большое внимание уделял он прикладным вопросам, в частности при-
менению математической логики к теории вычислительных систем.
Поскольку наше знакомство имело шахматный подтекст и к тому
же меня захватила работа над темой «Шахматы в жизни ученых», су-
щественное время в беседах уделялось древней интеллектуальной игре.
Академик А. А . Марков научил сына играть, когда тому исполнилось
восемь лет, и был первым постоянным партнером Андрея. Серьезно
увлекся шахматами Андрей Марков в годы студенчества. И позднее,
уже будучи профессором Ленинградского университета, он входил
108 Ученые

в команду физико-математического факультета, защищал честь сво-
его вуза в традиционных матчах Университет — Политехнический
институт.
Участвовал Андрей Андреевич и в квалификационных турни-
рах. Незадолго перед войной он получил первую категорию. Мно-
гие специалисты признают, что первокатегорники предвоенной
поры соответствуют по классу нынешним мастерам спорта. В январе
1937 года А. А. Марков в составе команды Ленинграда принял участие
в матче с научными работниками Москвы.
Но особенно памятен Андрею Андреевичу турнир 1942 года,
который организовал в осажденном Ленинграде шахматный ма-
стер А. Я. Модель. В течение блокадной зимы 1941–1942 годов, раз-
деляя со всеми жителями города общие опасности и тяжкие лишения,
профессор Марков не прекращал научной деятельности. В это время
он написал работу по теории пластичности.
В послевоенные годы А. А. Марков продолжал активно выступать
в соревнованиях. Записи нескольких партий, игранных А. А . Марко-
вым в 1950-е годы в турнирах, проходивших в Ленинградском доме
ученых, приведены в работах [16, 19]. В одном из турниров в шахмат-
ном клубе ЛГУ была сыграна партия, имеющая теоретическое зна-
чение.
БУРОВ — МАРКОВ (1951)
Защита двух коней
1.е4е52.Кf3Кс63.Сс4Кf64.Кg5d55.edКа56.Сb5+Сd7.Основ-
ное теоретическое продолжение здесь 6...с6. 7. Фе2 Се7!? Чаще играют
7...Сd6. Идея хода 7...Се7 в быстрейшей атаке пешки d5. В ответ на 7...
Се7 белым рискованно выигрывать фигуру путем 8. d4 еd. 9. b4 ввиду
9...0 –0. 10. bа Ле8 с сильной атакой.
Интересно, что во многих дебютных руководствах отмечается, что
ход 7...Се7 впервые применил мастер Г. Борисенко в партии против
кандидата в мастера Д. Тылевича в полуфинале командного первенства
РСФСР 1957 года. А ведь данная партия профессора А. А . Маркова
сыграна на шесть лет раньше.
8. b4 . Правильно 8. Кс3. После 8. b4 черные легко уравнивают игру.
8...С:b4 9. Ф:е5+ Крf8 10. Са3 С:а3 11. К:а3 С:b5 12. К:b5 Фе8 13. Ф:е8+
Л:е8+ 14. Крf1 К:d5. Ряд разменов, и партия из дебюта перешла не-
посредственно в эндшпиль, который можно оценить как примерно
равный. В дальнейшем белые играли пассивно и доигрались до про-
игранной позиции.
15. g3 f6 16. Кf3 Крf7 17. Крg2 h6 18. c4 К:с4 19. К:с7 К:с7 20. Лас1
b5 21. d3 Лe2 22. dс Л:а2 23. Лhд1 Ле8 24. Кd4 Лd8 25. Кf5 Лdd2 26. Л:d2
Л:d2 27. cb К:b5 28. Ла1 g6 29. Ке3 Лd6 30. Кe2 Кре6, и вскоре черные
выиграли.
Марков-младший 109

В 1956 году, после переезда в Москву, А. А. Марков вступил в чле-
ны только что открывшегося Центрального шахматного клуба СССР.
В первом же турнире он подтвердил свой первый разряд.
Просматривая партии А. А . Маркова-младшего, невольно сравни-
ваешь их с поединками, сыгранными его отцом. Становится ясно, что
отец и сын Марковы — шахматисты разных стилей. А. А . Марков-отец
почти всегда начинал партию ходом 1. е4, стремился к острой, подчас
даже излишне рискованной борьбе. Его любимыми дебютами были
различные гамбитные системы: королевский гамбит, гамбит Эванса,
гамбит Гампе — Альгайера в венской партии. Вполне закономерной
была его победа в специальном тематическом турнире по переписке,
по условиям которого участники все партии начинали с разыгрыва-
ния заданных гамбитных систем. Результат большинства его партий
был ясен уже в начальной стадии, да и завершались многие из них
в диапазоне 20–30 ходов.
Дебютный репертуар А. А . Маркова-сына значительно шире.
Он более тяготел к маневренной позиционной борьбе. Белыми из-
бирал чаще закрытые начала, а гамбитные системы как раз недолю-
бливал. Мне запомнилось, что в ответ на упоминание мною англий-
ского шахматиста XIX века Джона Кохрена, буквально воскликнул:
«Не тот ли это Кохрен, который в защите Петрова белыми нахально
жертвовал коня?!» Для не знакомых с теорией шахматных начал по-
ясню, что речь шла о гамбите Кохрена в русской партии 1. e4 е5 2.
Кf3 Кf6 3. К:е5 d6 4. К:f7!?
Иногда Андрей Андреевич Марков-младший неточно разыгры-
вал начало партии и попадал в худшее положение, но его выручала
достаточно высокая техника разыгрывания эндшпиля. Именно в за-
ключительной стадии партий, игранных профессором Марковым,
и решался исход поединков. Турнирные партии его затягивались под-
час до 50–70 ходов.
Академик А. А . Марков играл по преимуществу по переписке, а его
сын никогда не увлекался заочными шахматами, предпочитая борьбу
со зримым партнером. Но, как вспоминал А. А . Марков-младший:
«Отец, конечно, играл лучше меня. Помню, что, даже когда он играл
со мною не глядя на доску, мне приходилось тяжело». И в этом выска-
зывании не было ложной скромности. Ведь академик А. А. Марков,
очевидно, играл в силу шахматного мастера.
Автором приводимой фотографии является представитель тре-
тьего поколения «Андреев Андреевичей Марковых» — старший
сын А. А . Маркова-младшего, которого я называю «Марков-внук»,
а оставившего трогательные воспоминания о своем учителе Мар-
кове-младшем профессора Бориса Кушнера — «Марковым-3».
110 Ученые

Андрей Андреевич Марков-внук (1930–1996) был профессиональ-
ным фотографом высокого класса, а история приводимой фотогра-
фии следующая.
А. А . Марков-младший (справа) играет с автором книги. Москва, 1978 год.
Фото А. А . Маркова-внука
В 1978 году я всерьез приступил к работе над научно-биогра-
фической книгой об академике Маркове и потому частенько наве-
щал А. А. Маркова-младшего, рассказывая об очередных находках
в архивах. Андрей Андреевич чувствовал себя неважно, но в хорошую
погоду, как правило, в сопровождении сына выходил на прогулку.
Он брал с собой шахматы и коротал время за игрой.
В тот день я пришел раньше оговоренного времени, стояла прият-
ная сентябрьская погода, Андрею Андреевичу еще не хотелось возвра-
щаться домой, и он предложил сыграть, предоставив мне руководить
белыми фигурами. Я разыграл защиту двух коней, Андрей Андреевич
допустил неточность, позволив мне жертвой коня лишить его короля
рокировки и начать сильную атаку.
Игра велась в темпе блиц. Сделав пару ходов по интуиции в по-
зиции, требовавшей точного расчета, я понял, что остаюсь без фи-
гуры, а заматовать вражеского короля никак не получается... В этот
момент А. А. Марков-внук, не расстающийся с фотокамерой, и сделал
этот снимок. Игра в той партии велась, как говорится, до голых коро-
Марков-младший 111

лей. Я могу лишь сказать, что и в последний год своей жизни Андрей
Андреевич играл очень неплохо.
Уроженец Санкт-Петербурга он и после двадцати лет жизни в Мо-
скве сохранил черты истинного петербуржца, а столицу недолюбливал.
К тому же она ему казалась очень большой. Помнится, он позвонил,
чтобы сообщить о переносе нашей встречи:
—
Сергей Яковлевич, меня на две недели отправляют в санаторий
Академии наук в Узкое под Москвой.
—
Андрей Андреевич, Узкое давно уже в черте Москвы.
—
Я об этом слышал. Представляете, и деревня Ясенево, располо-
женная за Узким, в которую мы раньше ходили из санатория гулять,
тоже теперь относится к Москве...
А. А . Марков-младший много рассказывал об отце и горько се-
товал на то, что никто не берется за написание его научной био-
графии — видно и через полвека после смерти все никак не могут
простить академику известной неуживчивости характера. И тут-то
с ничем неоправданной смелостью я взялся за работу над первой на-
учной биографией академика А. А . Маркова. Эта книга вышла в свет
после смерти А. А . Маркова [17]. О некоторых перипетиях написания
и издания книги «Андрей Андреевич Марков» я упоминаю в очерке-
воспоминании о ее научном редакторе Б. В . Гнеденко.
Об А. А . Маркове-младшем очень хорошо было сказано в журнале
«Успехи математических наук»: «Для творческого почерка А. А . Мар-
кова характерно стремление ставить перед собой по-настоящему
трудные математические проблемы, требующие для своего решения
большой творческой силы и высокой изобретательности» [55]. Эти
слова верно характеризуют Андрея Андреевича Маркова-младшего,
выдающегося ученого и большого знатока и ценителя шахматного
искусства.
В некрологе по поводу его кончины есть такие слова: «Он унаследо-
вал от отца не только любовь к математике, но и настоящее граждан-
ское мужество. Оно было ему надежной основой в период нелегкой,
отнимающей силы, но справедливой борьбы за право кибернетики
на самостоятельное развитие и возможность беспрепятственно зани-
маться связанными с нею научными исследованиями».
К сказанному необходимо добавить, что гражданское мужество
потребовалось А. А. Маркову и для не связанных напрямую с его
профессиональной деятельностью смелых поступков. Он выступал
в защиту Р. И. Пименова8 и И. Д. Заславского9, осужденных за «антисо-
ветскую деятельность», а еще раньше подписал так называемое «Пись-
мо девяноста девяти» — коллективное открытое письмо, подписанное
в 1968 году рядом известных советских математиков в защиту своего
коллеги Александра Есенина-Вольпина10, принудительно помещен-
ного в психиатрическую больницу в связи с его диссидентской дея-
112 Ученые

тельностью. Письмо стало важным событием как в истории советской
математики, так и правозащитного движения.
Можно привести и другие примеры проявления мужества и просто
безрассудной смелости А. А . Маркова-младшего. По свидетельству из-
вестного физика С. Э . Фриша11, вспоминавшего эпизод аспирантского
экзамена по диалектическому материализму в 1920-х годах: «На вопрос
экзаменатора, что представляет собой философия диалектического
материализма, он [А. А. Марков] ответил: “Смесь тривиальностей
и бессмысленностей”». Б. А. Кушнер, ссылаясь на другого учени-
ка, Н. М. Нагорного12, пишет: «Н. М. Нагорный вспоминает также,
как еще в сталинские годы А. А. не выдержал на очередном заседа-
нии философско-методологического семинара: “Нельзя же всю жизнь
повторять глупость, которую однажды сказал Энгельс!” И сказано
это было на принудительном “молебне”, на семинаре, который сам
же Марков, как можно догадаться, отнюдь не по своей доброй воле
и возглавлял... Остается только благодарить Бога, что непостижимым
образом этот инцидент не имел трагических последствий...» Воспо-
минания Н. М . Нагорного об А. А . Маркове — ученом и гражданине
приведены в [56].
Марков-младший был знатоком поэзии, он прекрасно читал Пуш-
кина, Пастернака, Маяковского. Много позднее из журнала «Звезда»
я узнал, что А. А. Марков-младший сам был неплохим поэтом [53].
А тогда я просто с восторгом слушал в его исполнении «Гимн критику»
Владимира Маяковского:
От страсти извозчика и разговорчивой прачки
невзрачный детеныш в результате вытек.
Мальчик не мусор, не вывезешь на тачке.
Мать поплакала и назвала его: критик.
Отец, в разговорах вспоминая родословные,
любил поспорить о правах материнства.
Такое воспитание, светское и салонное,
оберегало мальчика от уклона в свинство.
Как роется дворником к кухарке сапа,
10 щебетала мамаша и кальсоны мыла;
от мамаши мальчик унаследовал запах
и способность вникать легко и без мыла.
Когда он вырос приблизительно с полено
и веснушки рассыпались, как рыжики на блюде,
его изящным ударом колена
провели на улицу, чтобы вышел в люди...
В этот момент Андрей Андреевич остановился и с какой-то вино -
ватой улыбкой произнес: «Извините, Сергей Яковлевич, я отвлекся
от темы и к тому же заставляю вас слушать фривольные стихи».
Марков-младший 113

За несколько лет общения с Андреем Андреевичем я испытывал
только положительные эмоции и так и не смог понять, откуда пошла
молва о его несносном характере. У меня в памяти он остался как
один из деликатнейших людей, встречавшихся на моем жизненном
пути.
Завершаю воспоминания о нем выражением надежды, что, может
быть, еще удастся издать книгу об отце и сыне Марковых в серии
«ЖЗЛ».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Марков Андрей Андреевич (младший) (9 (22) сентября 1903 года, Санкт-
Петербург — 11 октября 1979 года, Москва) — российский математик, член-
корреспондент АН СССР (1953). Сын А. А . Маркова. Окончил ЛГУ (1924), в 1933–
1935 годах работал там же (проф. с 1936), с 1959 года — проф. МГУ, в 1939–1972 го-
дах — в Математическом институте им. В . А . Стеклова АН СССР, с 1972 года — в ВЦ
АН СССР. Основные труды — по топологии (доказал неразрешимость проблемы го-
меоморфизма), топологической алгебре, теории динамических систем, теории алго-
ритмов (автор понятия нормального алгорифма). Наиболее важные работы Маркова
относятся к конструктивной математике, где он создал научную школу. Занимался
практическими вопросами математической логики, в частности ее применениями
в теории ЭВМ. (Большая Российская энциклопедия. М.: Большая Российская энци-
клопедия, т. 19, 2012. С . 158.).
2 Марков А. А . (1856–1922) — выдающийся русский математик, академик Петер-
бургской АН (1896), основные труды — по теории чисел (квадратичные формы), ма-
тематическому анализу (теория непрерывных дробей, улучшение сходимости рядов
и теории наилучших приближений) и теории вероятностей, где он первым рассмо-
трел зависимые случайные величины, связанные в цепь, названную цепью Маркова.
Эти исследования привели к развитию нового раздела теории вероятностей — теории
случайных процессов. Был одним из сильнейших русских шахматистов своего време-
ни, игравших по переписке.
3 Андроников (Андроникашвили) Ираклий Луарсабович (1908–1990) — писа-
тель, литературовед, народный артист СССР (1982), мастер устного рассказа.
4 Бюффон Жорж Луи Леклерк (1707–1788) — французский натуралист, био-
лог, математик, естествоиспытатель и писатель XVIII века, автор 44-томной
«Естественной истории». В речи, которую он произнес 25 августа 1763 года при
избрании в члены Французской академии, сказал ставшую крылатой фразу:
«Стиль — это человек» (точнее: «Стиль — это сам человек и есть»). Ученый тем
самым хотел сказать, что стиль есть неповторимая особенность человека, кото-
рая отражает его природные свойства, тогда как идеи, развиваемые им, могут
быть достоянием многих.
5 Лукирский П. И . (1894–1954) — физик, академик АН СССР (1946), один из ос-
новоположников эмиссионной электроники.
6 Вольперт Лариса Ильинична (1926–2017) — советская шахматистка, трехкрат-
ная чемпионка СССР (1954, 1958, 1959), гроссмейстер (1978), участница соревно-
ваний на первенство мира (1955–1961), в том числе турниров претенденток (в 1955
году заняла 2-е место, в 1959 году — 3 -е). Доктор филологических наук, профессор
Тартуского университета.
7 Кушнер Борис Абрамович (р. 1941) — советский и американский математик,
поэт, эссеист. Ученик А. А . Маркова-младшего.
114 Ученые

8 Пименов Револьт Иванович (1931–1990) — математик, доктор физико-мате -
матических наук, историк, участник диссидентского и правозащитного движения
в СССР, народный депутат РСФСР (1990).
9 Заславский Игорь Дмитриевич (р. 1932) — математик, участник диссидентского
и правозащитного движения в СССР, входил в подпольную организацию Р. И. Пиме-
нова. С 1961 года — преподаватель Ереванского университета, доктор физико-мате -
матических наук (1988), профессор (1992). Член Армянской философской академии.
10 Есенин-Вольпин Александр Сергеевич (1924–2016) — советский и американ-
ский математик, философ, поэт, один из лидеров диссидентского и правозащитного
движения в СССР, сын поэта Сергея Есенина (1895–1925).
11 Фриш Сергей Эдуардович (1899–1977) — физик, профессор Ленинградского
университета (1934), член-корреспондент АН СССР (1946), соавтор трехтомного
«Курса общей физики» — учебника для вузов.
12 Нагорный Николай Макарович (1928–2007) — математик, ученик и соавтор
некоторых работ А. А. Маркова-младшего.
Марков-младший 115

ВИНОГРАДОВ1
В 1742 году академик Петербургской Академии наук Христиан
Гольдбах в письме к знаменитому ученому и тоже петербургскому
академику Леонарду Эйлеру отметил, что, по-видимому, всякое целое
число, большее или равное шести, может быть представлено в виде
суммы трех простых чисел — целых чисел, которые делятся только
на единицу и самого себя.
В ответе Л. Эйлер сообщил, что он проверил эту гипотезу до очень
больших чисел, убедился в ее справедливости, но тем не менее не ви-
дит никаких подходов для доказательства высказанного положения.
Иван Матвеевич Виноградов
Так возникла проблема Гольдбаха, ставшая камнем преткновения
для многих математиков. Правда, было изобретено немало способов
эмпирической проверки этой гипотезы. Но на протяжении почти
двухсот лет не удавалось найти никаких путей математически строгого
исследования проблемы, и на одном из международных конгрессов
ученых даже пришли к выводу, что ее решение вообще недоступно
современной математике.

Только в 1937 году академик Иван Матвеевич Виноградов, доказав
теоретически безукоризненно, что всякое нечетное число (большее
девяти) можно представить в виде суммы трех простых чисел, решил
таким образом проблему Гольдбаха дня нечетных чисел.
Дважды Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской и Го-
сударственных премий, корифей советской математической школы
Иван Матвеевич Виноградов (1891–1983) даже среди высокоодарен-
ных людей — редкая личность.
В начале 1970-х годов в Комитет по Ленинским и Государствен-
ным премиям СССР в области науки и техники была представлена
работа И. М . Виноградова «Метод тригонометрических сумм в теории
чисел». Тогдашний президент Академии наук СССР М. В . Келдыш
сказал при обсуждении: «Я рад, что мне выпала честь выступать о ра-
ботах математика, ставшего классиком при жизни. Ведь обыкновенно
классиками мы называем выдающихся деятелей лишь после смерти...
Иван Матвеевич Виноградов стал классиком при жизни, в расцвете
своего дарования. Это ученый, которым страна может гордиться и имя
которого будет на века записано в науке...»
Родился Иван Матвеевич 2 сентября 1891 года в селе Милолюб
ныне Великолукского района Псковской области в семье сельского
священника. После окончания в 1914 году физико-математического
факультета Петербургского университета был оставлен при универси-
тете, как тогда говорили, для подготовки к профессорскому званию.
Профессором Иван Матвеевич стал в 28 лет, академиком — в 38.
Более полувека И. М. Виноградов возглавлял Математический ин-
ститут им. В. А . Стеклова. Работы академика по теории чисел имели
революционное значение для этого раздела математики.
Иван Матвеевич всю свою долгую жизнь увлекался шахматами. Его
фотография была помещена на обложке одного из выпусков журнала
«Шахматы в СССР» за 1946 год.
Зимой 1926 года 15-летний Миша Ботвинник, уже известный в Ле-
нинграде шахматист, давал сеанс одновременной игры преподавате-
лям Политехнического института, в который сам собирался посту-
пать по окончании школы. Много лет спустя выдающийся шахматист
в книге «К достижению цели» вспоминал: «Оригинально ставил пар-
тию знаменитый математик Виноградов: он прежде всего выдвигал все
пешки на один ряд вперед, “чтобы фигуры имели свободу”, пояснял
он; затем играл неплохо, но спасти партию было уже невозможно.
Позднее мы с ним вместе отдыхали в Теберде, жили в одной комнате,
и Иван Матвеевич развлекал меня смешными историями — рассказ-
чик он был отличный».
В 1982 году мне удалось побеседовать с академиком И. М . Вино-
градовым. И я задал 92-летнему ученому вопрос:
Виноградов
117

—
Вероятно, и вам, Иван Матвеевич, памятен этот эпизод вашей
шахматной биографии, который вспоминает М. Ботвинник. С кем
из именитых шахматистов вам доводилось встречаться?
—
Я долгие годы знаком с Михаилом Моисеевичем Ботвинником.
Помню и тот самый сеанс одновременной игры. Конечно, в дебюте
я не «все» пешки выдвигал на одно поле. Но начинал партию действи-
тельно оригинально. Черными в ответ на любой первый ход почти
всегда отвечал 1...g6, а затем 2...Cg7. Белыми предпочитал начинать
партию ходом 1. g3 c последующим 2. Cg2. Только много лет спустя
узнал, что идейное обоснование этого начала дал гроссмейстер Р. Рети,
а остроумный С. Тартаковер назвал ход 1. g3 «дебютом сверхбудущего».
Мне довелось быть знакомым лично со многими известными шах-
матистами: В. В . Смысловым, П. П . Кересом, А. Ф . Ильиным-Женев-
ским2, Ф. И. Дуз-Хотимирским3. Запомнились шахматные битвы с ма-
стером Ф. И . Дуз-Хотимирским, продолжавшиеся с вечера до глубокой
ночи, а бывало и до утра!
Однажды я участвовал в сеансе одновременной игры, который про-
водил мастер А. Ф. Ильин-Женевский. Сеансер знал меня и обещал
«по знакомству» выиграть побыстрее. Я, как всегда, черными разыграл
«свой» дебют 1... g6, в сложной позиции увидел эффектную комбина-
цию, связанную с жертвой качества, которая и позволила мне одержать
победу над сеансером.
Приятные воспоминания остались у меня и от знакомства с ве-
ликим шахматистом мыслителем Эмануилом Ласкером. Когда после
Второго Московского международного турнира 1935 года он остался
на постоянное жительство в Советском Союзе, то одно время работал
у нас в институте. Эм. Ласкер с увлечением занимался решением одной
из математических проблем, я же имел шахматного партнера, о ко-
тором раньше не мог даже мечтать. Мы сыграли тогда много партий.
Каков их результат? Прямо скажу: с авторитетом директора института
Ласкер не очень-то считался. Но и в моем активе есть победы над
«шахматным королем».
—
Иван Матвеевич, когда вы впервые познакомились с шахма-
тами?
—
Увлекаюсь с ними смолоду, со студенческих лет. Учителем был
для меня сотоварищ по Петербургскому университету Родион Кузь-
мин4. С Родионом Осиевичем мы сыграли множество легких партий.
Сначала успех сопутствовал моему более опытному в шахматах партне-
ру, а затем верх стал одерживать я. Позднее, в 1920-е годы, я оказался
подверженным «шахматной горячке». В ту пору этой игрой, казалось,
заразились все, а в прессе о шахматах писали, пожалуй, больше, чем
ныне пишут о хоккее в самый разгар хоккейной горячки.
Помню, будучи профессором Ленинградского политехнического
института, я иной раз предлагал студентам, пришедшим сдавать зачет,
118 Ученые

сыграть партию в шахматы. И, знаете, предэкзаменационная атмос-
фера за поединком разряжалась, настроение улучшалось и у экзаме-
натора, и у экзаменующегося.
Тут к слову вспомнить, что И. М . Виноградов отличался незауряд-
ной физической силой: согласно воспоминаниям, он мог поднять
стул с сидящим на нем человеком одной рукой, держа стул за ножку.
И, по воспоминаниям очевидцев, перед экзаменом он предлагал при-
шедшим не только поиграть в шахматы, но посоревноваться на руках.
И здесь он почти всегда побеждал за явным преимуществом и при этом
не скрывал радости. Был лишь один случай, когда в силе рук проиграл
студенту. Долгие годы Иван Матвеевич вспоминал об этом, все никак
не мог забыть эту неудачу. Каков был итог экзамена для того студента,
я не стал спрашивать.
Между тем он продолжил рассказ:
—
Когда дочь академика Н. Д . Зелинского (она была художницей)
решила написать мой портрет, то, зная о моем увлечении, изобразила
меня за шахматами. Жаль, портрет не сохранился.
На почве обоюдного увлечения шахматами я познакомился с выда-
ющимся музыкантом С. С . Прокофьевым. Сергей Сергеевич с детства
серьезно занимался шахматами. В молодости участвовал в турнирах
Петербургского шахматного собрания и, кажется, был знаком с са-
мим М. И . Чигориным; он встречался почти со всеми чемпионами
мира — его современниками, сам имел первую категорию. Но я, ве-
роятно, был для С. С . Прокофьева партнером неудобным, потому что
наши встречи чаще складывались в мою пользу.
—
Кто ваш любимый шахматист?
—
Вероятно, правильнее всего сказать, что в шахматах я не сотво-
рил себе кумира. Более всего мне импонировал стиль игры А. А . Але-
хина. Но лично я с ним не был знаком, хотя мы были почти ровесни-
ками. Александр Александрович был всего на год меня моложе.
—
Вы были знакомы с выдающимся математиком, академи-
ком А. А . Марковым — большим любителем шахмат. Расскажите,
пожалуйста, об этом.
—
В университете курс теории вероятностей нам читал А. А . Мар-
ков и читал блестяще. Я с большим интересом занимался теорией
вероятностей и знал его учебник «Исчисление вероятностей» можно
сказать наизусть. После университета был оставлен при университете
для подготовки к профессорской деятельности (понятия «аспиран-
тура» тогда не было), Андрей Андреевич какое-то время был моим
научным руководителем, я часто бывал у него на квартире.
Как-то, когда обсуждение научной проблемы закончилось, Ан-
дрей Андреевич сам заговорил о шахматах, посетовал, что у него нет
интересных партнеров, а потому он предпочитает играть по перепи-
ске с мастерами. Тут-то я и предложил сыграть, А. А. Марков отнесся
Виноградов
119

к моему предложению скептически (характер у этого первоклассного
ученого вообще был не из легких) и посоветовал сперва помериться
силами с его сыном Андрюшей5. Но мне состязаться с подростком
не захотелось. Так наш шахматный матч с А. А. Марковым и не со-
стоялся.
Кстати, с сыном его мы, помню, много играли в годы войны в Ка-
зани, куда была эвакуирована Академия наук.
—
Приходилось играть с коллегами по Академии наук?
—
Да, конечно. Наиболее сильными моими шахматными партне-
рами среди академиков были С. Г. Струмилин6 и П. Л. Капица. С по-
следними я познакомился в 1920 году. Мы с Петром Леонидовичем
жили в одном доме, даже в одном подъезде. Сначала я П. Л . Капице
чаще проигрывал, а затем приобрел опыт, и мы делили успехи с неуда-
чами приблизительно поровну. Петр Леонидович играет всегда очень
сосредоточенно и методично. Он начинает партию ходом 1. е4. У него
активный атакующий стиль игры.
Одно время я довольно часто играл с С. А. Чаплыгиным7. Встре-
чи проходили с переменным успехом. Но Сергей Алексеевич очень
уж переживал, если проигрывал вследствие явной ошибки: увидев,
что допустил просмотр, он вскакивал, начинал нервно расхаживать
из угла в угол и долго не мог успокоиться.
Неплохим шахматистом был и Я. И. Френкель8. По рассказам сту-
дентов, профессор Я. И. Френкель и в своих лекциях прибегал к при-
мерам и аналогиям из области шахмат. Мне Яков Ильич рассказывал,
что в 1914 году он в сеансе одновременной игры чуть было не выиграл
у Капабланки. Знаменитый кубинец, имея безнадежную позицию, су-
мел чудом «убежать на ничью». Я . И . Френкель имел неплохой счет
личных встреч с мастером И. Л . Рабиновичем9, знакомым ему по Ле-
нинградскому Дому ученых.
Яков Ильич старался найти комбинацию в любом положении, а вот
позиционная игра была ему не по душе, тут он был явно слабоват.
И еще одна особенность: он очень подолгу размышлял над каждым
ходом. С ним можно было целый день разыгрывать одну партию.
Помню, он мне в выходной сорвал поездку на дачу (известно, что все
выходные и отпуска И. М . Виноградов проводил на своей даче в под-
московном поселке Абрамцево, где уделял много внимания своему
саду и цветам).
Для меня шахматы — отдых, я рассматриваю игру только как удо-
вольствие. Поэтому, наверно, сам отвечаю на ходы быстро. И никогда
не участвовал в официальных турнирах и матчах.
—
Приходилось слышать мнение, что игра в шахматы — хороший
отдых для людей физического труда, а для ученых, напротив, она мо-
жет быть даже вредной, так как не позволяет отдохнуть после напря-
женных умственных занятий.
120 Ученые

—
Я придерживаюсь противоположного мнения. Конечно, шах-
маты — очень интересная, увлекательная игра. И я хочу подчеркнуть,
что ученому и вообще человеку умственного труда шахматы просто
необходимы. Поясню свою мысль. Когда ученый работает, его мозг
очень напряжен. Требуется отдых. Однако мозг, привыкший работать,
с трудом переходит на отдых. Переходить с напряженного состояния,
так сказать, на нуль просто противопоказано. Это столь же опасно,
как для бегуна-марафонца резкая остановка после длительного бега.
Бегуну нужно постепенно перейти на ходьбу и лишь потом остано-
виться. Точно так же и ученому необходимо переключение на менее
напряженное, но умственное занятие. Игра в шахматы и есть, на мой
взгляд, лучшая разрядка.
На этой благостной ноте завершил я статью о беседах с выдающим-
ся математиком [20]. Говорили мы не только о шахматах, но не обо
всем, о чем говорилось, можно было в то время писать. Например,
острый на язык академик давал характеристики коллегам.
Началось с того, что он дал характеристику отцу и сыну Марко-
вым: «Старый Марков был, конечно, известная сволочь, но матема-
тик просто великий. А его сын Андрюша унаследовал от отца пло-
хой характер, но не способности к математике. В шахматы Андрей
Андреевич Марков-сын играл неплохо, потому что зубрил теорию
дебютов».
Еще хуже отозвался о моем редакторе научной биографии А. А . Мар-
кова Борисе Владимировиче Гнеденко: «Знаю я этого Гниденко! Ему
надо было быть бабой, воспитывать детей и заниматься вязанием, а не
математикой. Еще ученик у него был по фамилии Беляев10, у нас в ин-
ституте немного работал, был самый неспособный к науке».
Я спросил мнение о Сергее Айвазяне, который когда-то начинал
самостоятельную научную работу в «Стекловке». Иван Матвеевич
оживился: «Айвазяна помню. Толковый парень, способный матема-
тик. Но он же армянин».
«Армянин» было произнесено как ругательство. Одним словом,
для оценки коллег Виноградовым можно слегка перефразировать
известное мнение Собакевича о других помещиках из «Мертвых
душ» Н. В . Гоголя: «Все христопродавцы. Один там только и есть по-
рядочный человек: Айвазян; да и тот, если сказать правду, армянин».
Я спросил, о ком из ученых Иван Матвеевич готов высказаться
позитивно.
«Да о многих. Взять хотя бы академика И. Г. Петровского11. Иван
Георгиевич — хороший человек и прекрасный математик. Помню мне
надо было поехать на дачу, а какие-то дела держали в Москве, и он мне
сказал: “Иван Матвеевич, спокойно поезжайте, я остаюсь в Москве
и все сделаю”. Вот какой хороший человек был Иван Георгиевич».
Виноградов
121

«Одно ему нельзя простить, — со вздохом продолжил Виногра-
дов, — Московский университет он испортил. Сколько там слабых
математиков собралось».
В 1970-е годы в АН СССР возникла оппозиция Виноградову.
Говорили о его необъективности при решении кадровых вопросов,
в частности антисемитизме. И . М . Виноградов изгнал из руково-
димого им МИАН имени В. А . Стеклова практически всех евреев
за парой исключений. Группа анонимных математиков-эмигрантов
писала, что И. М. Виноградов гордился тем, что «очистил» институт
от евреев.
Поэтому я понял, в чем заключалась «порча» МГУ: акаде-
мик И. Г . Петровский, насколько это было в его силах, противо-
действовал государственному антисемитизму в СССР, и на мехмат
университета легко устраивались те, от кого избавлялся мой собесед-
ник — директорствующий в «Стекловке».
Про академика Виноградова даже ходили анекдоты на эту тему,
которые воспроизводятся в работе [89, с. 33]: «Вот первый. Виноградов
отказался принять на работу Петрова (наполовину еврей), Иванова
(жена — еврейка) и Сидорова (у его жены — любовник-еврей). И вот
второй. Ингуш (а может быть лезгин) прочел дельный доклад в МИА-
Не [Математический институт академии наук им В. А . Стеклова], его
хотят принять на работу. — Нет, хоть он и не еврей, но похож, и мне
неприятно будет видеть его...»
Говорили, что Иван Матвеевич не прочь поговорить на тему анти-
семитизма. Не помню, в какой форме я решился задать острый вопрос,
но ответ был таков:
—
Я не антисемит. У меня есть друзья евреи. С шахматистом Ми-
хаилом Ботвинником мы можно сказать приятельствовали, о физике
Яше Френкеле я всегда отзывался намного лучше, чем некоторые его
соплеменники, почитайте того же Ландау12. А кто, как не я, содейство-
вал избранию в академики будущего нобелевского лауреата Леонида
Канторовича13?! И когда меня выбирали в академики в 1929 году, то ос-
новная поддержка шла от ленинградца Кулишера14. А ученым секре-
тарем в нашем институте долгое время был Б. И. Сегал15.
—
Сколько сейчас евреев работает в вашем институте?
—
Я не считал. Во всяком случае, все талантливые математики,
в том числе и евреи, через институт прошли. Я вас не знаю, почему
должен оправдываться.
Иван Матвеевич нахмурился, и я не решился продолжать обсужде-
ние этого вопроса. Заметил про себя, что среди моих знакомых мате-
матиков, которым Виноградов давал уничижительные характеристики,
не было евреев.
Закончу воспоминание о нем, ставшем классиком при жизни, дву-
мя фактами: в 1955 году он подписал «Письмо трехсот» в поддерж-
122 Ученые

ку советских генетиков против группы Т. Д . Лысенко16, а в 1973 году
не подписал письмо против А. Д . Сахарова17. Оба поступка требовали
мужества.
Второй факт приводит в своем дневнике Лидия Чуковская18: «За-
пись в дневнике Лидии Чуковской 1 ноября 1973 года. Чей-то рассказ
об академике Виноградове, к которому приезжал Келдыш [в то время
президент АН СССР] с просьбой подписаться под письмом против
Сахарова.
—
Вы Сахарова знаете?
—
Как не знать! Это который с тремя звездочками и изобрел водо-
родную бомбу.
—
Да-да, так вот он выступил против разрядки и пр.
—
А вы откуда это знаете?
—
Да вся западная пресса кричит... И радио...
—
Западная? Так они все врут. Вы им не верьте!
И не подписал» [81].
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Виноградов Иван Матвеевич [2 (14) сентября 1891 года, с. Милолюб, ныне
Великолукский р-н Псковской обл. — 20 марта 1983 года, Москва] — российский
математик, академик АН СССР (1929), Герой Социалистического Труда (1945,
1971), иностранный член Лондонского королевского общества (1942), иностран-
ный член Парижской АН (1946), иностранный член Национальной академии деи
Линчеи (1958), германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» (1962)
и др. С 1934 года — директор Математического института им. В . А. Стеклова
АН СССР. Основные труды — по аналитической теории чисел. Решил проблемы,
считавшиеся недоступными математике XX века. Создал метод тригонометриче-
ских сумм (Виноградова метод), сводящий многие проблемы теории чисел к задаче
изучения таких сумм. Это позволило получить фундаментальные, близкие к пре-
дельно возможным результаты в целом ряде вопросов теории чисел. Разработанные
Виноградовым методы оказали влияние на развитие не только теории чисел, но и
ряда других отраслей математики. Ленинская премия (1972), Государственная пре-
мия СССР (1941, 1983). В 1993 году РАН учреждена Премия им И. М . Виноградова.
(Большая Российская энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия, т. 5,
2006. С . 351).
2 Ильин-Женевский (настоящая фамилия Ильин) Александр Федорович (1894–
1941) — мастер спорта СССР по шахматам (1925), теоретик шахмат, журналист,
с 1930 года — на дипломатической и партийной работе. Брат дипломата-невозвра-
щенца Ф. Ф . Раскольникова (1892–1939).
3 Дуз-Хотимирский Федор Иванович (1881–1965) — международный мастер
по шахматам (1950), четырехкратный чемпион Киева, участник пяти финалов чем-
пионатов СССР.
4 Кузьмин Родион Осиевич (1891–1949) — доктор физико-математических на -
ук, член-корреспондент АН СССР (1946).
5 А. А. Марков-младший (1903–1979) — см. примечание к очерку о Б. В. Гне-
денко.
Виноградов
123

6 Струмилин (Струмилло-Петрашкевич) Станислав Густавович (1877–1974) —
экономист и статистик, академик АН СССР (1931). Герой Социалистического Тру-
да (1967). Лауреат Ленинской (1958) и Сталинской (1942) премий. Один из авторов
планов индустриализации СССР.
7 Чаплыгин Сергей Алексеевич (1869–1942) — механик и математик, один из ос-
новоположников современной аэромеханики и аэродинамики, академик Академии
наук СССР (1929), Герой Социалистического Труда (1941).
8 Френкель Яков Ильич (1894–1952) — физик-теоретик, член-корреспондент
АН СССР (1929), лауреат Сталинской премии первой степени (1947).
9 Рабинович Илья Леонтьевич (1891–1942) — шахматный мастер, теоретик
и журналист, трехкратный чемпион Ленинграда, участник девяти чемпионатов
СССР и ряда престижных международных турниров.
10 Беляев Юрий Константинович (р. 1932) — доктор физико-математических
наук, специалист по теории вероятностей и математической статистики, лауреат
Государственной премии СССР (1979).
11 Петровский Иван Георгиевич (1901–1973) — математик, деятель отечествен-
ного образования, ректор МГУ имени М. В. Ломоносова (1951–1973). Академик
АН СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат двух Сталинских премий.
12 Ландау Лев Давидович (1908–1968) — см. примечания к очерку о В. Т . Шала-
мове.
13 Канторович Леонид Витальевич (1912–1986) — математик, экономист, один
из создателей линейного программирования. Лауреат Нобелевской премии по эко-
номике (1975), доктор физико-математических наук (1935), академик АН СССР
(1964), почетный доктор многих университетов мира.
14 Кулишер Александр Рувимович (1878–?) — математик, после Октябрьской
революции состоял профессором в вузах Петрограда, с 1929 года — профессор Ле-
нинградского университета, один из организаторов «Общества математиков-ма -
териалистов при Ленинградском отделении Коммунистической академии» (1928),
в 1937 году исключен из ВКП(б) «за притупление классовой бдительности» и выслан
в г. Киров.
15 Сегал Бенцион Израилевич (1901–1971) — математик, доктор физико-мате -
матических наук (1935), профессор (1938), в 1932–1948 годах работал в Математи-
ческом институте АН СССР, ученый секретарь Ассоциации астрономии, математи-
ки и физики, секретарь парткома; в 1934–1938 годах — ученый секретарь института.
16 Лысенко Трофим Денисович (1898–1976) — агроном и биолог, основатель
и крупнейший представитель псевдонаучного направления в биологии, академик
АН СССР (1939), академик АН УССР (1934), академик ВАСХНИЛ (1935), Герой
Социалистического Труда (1945), лауреат трех Сталинских премий первой степе-
ни (1941, 1943, 1949), директор Института генетики АН СССР с 1940 по 1965 год.
С именем Лысенко связана кампания гонений против ученых-генетиков. 11 ок-
тября 1955 года в президиум ЦК КПСС направлено «письмо трехсот» с критикой
деятельности Лысенко, подписанное 297 учеными разных научных направлений.
Критики считали деятельность Лысенко «приносящей неисчислимые потери», на-
зывали «средневековой, позорящей советскую науку» теорию Лысенко о «порож-
дении видов», указывали, что в результате дискуссий 1952–1955 годов эта теория
была специалистами СССР полностью отвергнута. Авторы письма возражали про-
тив противостояния с зарубежной генетикой, которую они призывали не обобщать
с евгеникой и расистскими теориями, а использовать ее современные достижения
на благо СССР. Н . С . Хрущев, по словам И. В . Курчатова, сильно негодовал и от-
зывался о письме как о «возмутительном». Сам Курчатов и президент АН СССР,
124 Ученые

академик А. Н. Несмеянов с текстом письма были ознакомлены и полностью его
одобрили, но не могли его подписать, так как были членами ЦК КПСС. Неприятие
ученых и множество писем в руководящие органы в конце концов привели к от-
ставке Лысенко с поста президента ВАСХНИЛ, после отставки Хрущева в 1965 году
Лысенко был снят с должности директора Института генетики АН СССР.
17 Сахаров Андрей Дмитриевич (1921–1989) — физик-теоретик, академик
АН СССР, один из создателей первой советской водородной бомбы. Общественный
деятель, диссидент и правозащитник; народный депутат СССР, лауреат Нобелев-
ской премии мира за 1975 год.
18 Чуковская Лидия Корнеевна (1907–1996) — писатель, поэт, публицист, ме-
муарист, диссидент, лауреат международных и российских премий: «Премия свобо-
ды» (Французская академия, 1980 год), премия имени академика А. Д . Сахарова «За
гражданское мужество писателя» (ассоциация писателей «Апрель», 1990 год, по ре-
комендации Е. Г . Боннэр), Государственная премия Российской Федерации (1994).
Дочь Корнея Чуковского.
Виноградов
125

АБАЛКИН1
В феврале 1992 года в Институте экономики РАН прошел учреди-
тельный съезд новой организации — Российской шахматной федера-
ции. Академик Л. И . Абалкин, довольно успешно возглавлявший шах-
матную федерацию РСФСР, предполагал продолжить работу в качестве
руководителя шахматистов новой России и предоставил для проведения
съезда помещение академического института, которым он руководил.
Леонид Иванович Абалкин
Несколько неожиданно возглавляемый Гарри Каспаровым Между-
народный шахматный союз выдвинул на пост президента известного
деятеля демократического движения того времени Аркадия Мурашо-
ва2, бывшего в тот момент начальником ГУВД Москвы.
В ходе полемики «хозяину поля» выдвигались претензии, к шахма-
там отношения не имеющие. Например, один из делегатов возмутился
тем, что над сценой в актовом заде приведена цитата из В. И. Ленина.
В ответ Л. И. Абалкин произнес, что не считает все высказывания во-
ждя мирового пролетариата вредными, например, согласен с ленин-
ским высказыванием: «Если мы выиграем на финансовом фронте,
то мы выиграем все».

Каспаров произнес на съезде пламенную речь в поддержку своего
давнего политического единомышленника, что во многом и определи-
ло исход выборов. «Избрание Мурашова, — не без злорадства сообщил
московский еженедельник “Голос”, — стало крупнейшим поражением
трех экс-чемпионов мира — Ботвинника, Карпова и примкнувшего
к ним Смыслова, сделавших ставку на Леонида Абалкина, чтобы аппа-
рат имел возможность плавно перейти из Союзной федерации в Рос-
сийскую. Однако вакансий уже нет. Союзной шахматной структуре
придется умереть без какой-либо надежды на реинкарнацию» [88].
В годы, когда академик Л. И. Абалкин возглавлял Всероссийскую
шахматную федерацию, автор был членом комиссии заочных шахмат
при этой федерации и, кроме того, много писал на разные околошах-
матные темы. Леонид Иванович знал меня, однажды тепло отозвался
о выпущенной огромным тиражом книге «Шахматы в жизни ученых»
и пару раз также положительно оценил мои публикации в журнале
«Наука и жизнь», который в поздние советские времена имел тираж
более трех миллионов, и создавалось впечатление, что с ним знакома
вся интеллигенция.
После одного из заседаний президиума шахматной федерации
я подошел к президенту, сказал, что пишу книгу «Шахматное трие-
динство», и попросил об интервью. Леонид Иванович согласился, чув-
ствовалось, что ему хочется поговорить о науке и шахматах. Мы сго-
ворились как-нибудь встретиться, но занятость Л. И . Абалкина все
не позволяла наступить этому «как-нибудь».
В кулуарах шахматного съезда, по решению которого Леонид Ива-
нович стал бывшим президентом, а я — одним из новоизбранных чле-
нов президиума, после оглашения итогов выборов, огорчительных для
Леонида Ивановича, я подтвердил свое желание взять у него интервью.
Он был в неважном настроении, но мгновенно согласился, и мне по-
казалось, в его глазах прочиталась благодарность за хоть такую под-
держку в трудную минуту.
В середине 1980-х годов в период развертывания перестройки, ака-
демик Л. Абалкин по своей популярности мог соперничать с любой
телезвездой. В бытность зампредом союзного Совмина он, экономист
с мировым именем, известный теоретик, был крупным политиком.
То время прошло. И через несколько лет, в 1990-е, далеко не все пом-
нили, что именно Абалкин, крупнейший специалист по политической
экономии социализма, первым на всю телеаудиторию СССР заявил
о необходимости перемен.
В июне 1988 года состоялась XIX партийная конференция, на рас-
смотрение которой был вынесен вопрос «О мерах по дальнейшей де-
мократизации жизни партии и общества». Академик Л. И . Абалкин вы-
ступил с резкой критикой популярной тогда концепции «ускорения»
и заявил, что экономика страны нуждается не столько в увеличении
Абалкин
127

темпов экономического роста, сколько в структурной перестройке,
в нынешних условиях именно решение экономических, а не поли-
тических задач должно стать магистральным направлением работы
всей партии по реформированию советского общества. Выступление
академика запомнилось многим, но понравилось далеко не всем.
Бывает, один штрих раскрывает гражданскую позицию человека
ярче многословных выступлений. Излагая свою точку зрения на по-
ложение, сложившееся в общественных науках, Леонид Иванович за-
метил: «Кругозор обывателя стал определяющим при решении многих
вопросов, касающихся как общественных, так и весьма далеких от них
наук. Наиболее позорно и скандально это проявилось во время послед-
них выборов действительных членов РАН. Причем по секции обще-
ственных наук, прежде всего экономических наук, немотивированные
“завалы” известных ученых имеют на третьих выборах подряд... Как
нетрудно установить даже при беглом анализе итогов голосования,
решающими аргументами в ряде случаев были не научные заслуги
ученого, а его национальность».
Давно не доводилось встречать столь откровенной и честной оцен-
ки академической кухни.
Увлечение академика — шахматы . Политический обозреватель
«Известий» Виталий Кобыш3, рассказывая об итогах одной из по-
литических дискуссий в Англии, отметил такую деталь: «Это была
необычная встреча. И закончилась она необычно. После окончания
последнего дня дискуссий, уже поздно вечером, Л. И . Абалкин дал
сеанс одновременной игры в шахматы (помимо прочего, директор
Института экономики АН АССР еще и председатель Всероссийской
шахматной федерации). Блистательная победа Леонида Ивановича
на всех досках дала повод Джеффри Дантону, директору Уистон-хайза,
ученому-исследователю и прекрасному организатору, по форме шут-
ливо, а на самом деле вполне серьезно заметить: “Ну что ж, мы еще
раз убедились в том, что за перестройку в СССР взялись весьма под-
готовленные люди”».
С чего началось увлечение шахматами кандидата в мастера, по-
четного председателя федерации шахмат ветеранов Великой Отече-
ственной войны Леонида Абалкина?
В шахматах Леонид Иванович — самоучка. Научился играть лет
восьми, и партнерами были сверстники во дворе. Практических на-
выков оказалось достаточно для участия в первенстве Москвы среди
школьников. Затем была война, эвакуация...
В 1946 году 16-летний Леонид приобрел учебники Эйве и Ласкера,
начав собирать шахматную библиотеку. Период его экзаменов на ат-
тестат зрелости совпал с матчем-турниром на мировое первенство,
и он, бывало, сбегал с уроков, чтобы успеть занять очередь за билета-
128 Ученые

ми. С тех пор не пропустил ни одного матча на первенство мира и ни
одного чемпионата СССР из проводившихся в Москве.
Дальнейшее совершенствование проходило в шахматном павильо-
не Парка культуры им. Горького, где работал тогда кандидат в мастера
Борис Воронков4. Вскоре вместе с ним оказался Л. Абалкин в команде
Института народного хозяйства им. Плеханова.
В 1948 году поступил в Московский институт народного хозяй-
ства на учетно-экономический факультет и в 1952 году окончил его
с отличием. После окончания института Л. Абалкин поехал по рас-
пределению в г. Гусев Калининградской области в тамошний сель-
скохозяйственный техникум. Организовал шахматную секцию в тех-
никуме, затем выиграл чемпионат города и участвовал в первенстве
Калининградской области. А попутно играя в первенстве «Урожая»,
дошел до полуфинала Всесоюзного Центрального совета ДСО. Тогда
всего-то пол -очка не хватило до выхода в главный турнир.
В 1958 году он подает документы в аспирантуру Московского госу-
дарственного экономического института. Выбор института был связан
с тем, что в его альма-матер, в МИНХе, аспирантура была закрыта
по обвинению в поддержке мелкобуржуазных отношений.
В 1961 году Московский государственный экономический ин-
ститут и Московский институт народного хозяйства объединились.
В 1970 году он защитил докторскую диссертацию «Роль государства
в регулировании социалистической экономики». В 1986 году его на-
значили директором Института экономики АН СССР. Конец 1980-х —
начало 1990-х годов ознаменовался коренными изменениями в соз-
данном за годы Советской власти хозяйственном и политическом
механизме.
Учеба в аспирантуре Плехановского института, защита кандидат-
ской и докторской диссертаций, заведывание кафедрой — все годы
Леонид Иванович выступал, и весьма удачно, в команде института
в вузовских соревнованиях. А был случай, ему доверили первую доску
в команде преподавателей в матче со сборной студентов. Победа про-
фессора Абалкина над лидером студентов оказалась тогда решающей
в матче.
В 1978 году Л. И . Абалкин перешел в Академию общественных наук,
и здесь он организовал команду шахматистов для участия в первенстве
московского «Спартака» по отраслевому совету культуры. Среди со-
перников Академии были редакции «Правды» и «Известий», издатель-
ства «Прогресс», Дома композиторов. Играя на первой доске, Леонид
Иванович выполнил норму кандидата в мастера спорта.
В партии Абалкин — Лаптев (командное первенство московского
«Спартака», 1980 год) белые в какой-то момент промедлили и ока-
зались в худшей позиции, но все решила комбинация, проведенная
в классическом духе и завершившаяся эффектной жертвой ферзя.
Абалкин
129

АБАЛКИН — ЛАПТЕВ
20. К:d6! К:d6 21. e5 Кb5 22. d6 Фd7 23. ef С:f6 24. Ке4 Сd4 25. Ф:d4!
Черные сдались.
Примеры шахматного творчества Леонида Абалкина приведены
в статье [21]. Для его стиля более характерна позиционная игра с по-
степенным накоплением преимущества, и если все же партия завер-
шается комбинацией, то подготовленной.
Возглавляемая кандидатом в мастера Леонидом Абалкиным коман-
да Академии общественных наук неизменно побеждала в спартакиадах
партийных учебных заведений. Леонид Иванович по духу — команд-
ный игрок. Отсюда солидный стиль, надежность, стремление избегать
авантюрных решений.
Я еще не был знаком с Л. И. Абалкиным, когда писал книгу «Шах-
маты в жизни ученых», эпиграфом к которой я взял слова Бюффона
«Стиль — это человек» [16]. Солидность, надежность, стремление из-
бегать авантюрных решений — характерные черты Л. И. Абалкина —
ученого и шахматиста.
Черными в ответ на 1. е4 он неизменно избирает французскую за-
щиту. Если партнер играет пассивно, видимо, поставив цель — сде-
лать ничью белыми, то Л. И. Абалкин находит за черных ресурс для
контратаки.
В начале 1980-х годов Л. Абалкин играл в массовых турнирах, про-
водимых в Центральном шахматном клубе. С удовольствием в беседах
со мной вспоминал об этих «швейцарках», в которых подтверждал
разряд кандидата в мастера, а главное, мог встретить интересного пар-
тнера. Разве забудешь, например, партию с Евгением Ильиным5 — по-
этом и мастером шахматных эпиграмм. Партию с Ильиным Абалкину
удалось перевести на «французские рельсы» из закрытой системы.
Во время одной из бесед с Леонидом Ивановичем я задал ему не-
сколько вопросов.
—
Доводилось играть с коллегами по Академии наук?
—
Играл с академиками Вадимом Медведевым6 и Абелом Аганбе-
гяном7. Они не знали теории дебютов, но благодаря интеллекту спо-
собны на интересные находки в середине игры.
130 Ученые

—
Вы не упускали случая сразиться с выдающимися шахма-
тистами?
—
Я знаком со всеми чемпионами мира, представлявшими СССР,
причем со всеми, включая Карпова и Каспарова, в хороших отноше-
ниях. Но играл против шахматных королей только в сеансах одно-
временной игры. Имею с ними общий положительный баланс. Еще
играл блиц-партии с Каспаровым и Талем. Мне отводилось пять ми-
нут на партию, а партнеру — всего одну(!). Но, имея огромную фору
по времени, я был в состоянии лишь оказывать некоторое сопротив-
ление.
—
Наверно, будучи знакомым со столькими знаменитыми гросс-
мейстерами, вам нелегко ответить на вопрос о любимом шахматисте?
—
Однажды я играл блиц-партию с гроссмейстером Юрием Ра-
зуваевым8. И после дебюта он заметил: «Вы учились у Ботвинника».
И это правда, в том смысле, что творчество М. М. Ботвинника оказало
на меня решающее влияние. Я всерьез решил заняться шахматами
в первые послевоенные годы, когда имя первого советского претен-
дента, а затем и чемпиона мира было у всех на устах.
Мне кажется, что у нас с Ботвинником близкий стиль мышления,
единый подход к шахматам, а отсюда и близость дебютного репертуа-
ра, и в целом негативное отношение к «быстрым» шахматам. Я люблю
тишину игрового зала, тиканье часов, домашний анализ отложенной
позиции.
За турнирной партией кандидат в мастера по шахматам
Л. И . Абалкин (справа), 1992 год
Для меня Ботвинник — не только эпоха шахмат, но и крупнейший
чемпион мира. Я всю жизнь преклоняюсь перед величием этой лич-
ности, хотя и знаю, что у него нелегкий характер. Скажите, у Ландау
был легкий характер?! А у Достоевского?! А какой характер был у Чай-
ковского?!
Абалкин
131

—
Принято считать, что шахматы сочетают черты науки, искус-
ства, спорта. Что общего, на ваш взгляд, у шахмат и отрасли науки,
которой вы занимаетесь?
—
Я избегаю прямых аналогий. Но общие черты подмечаются лег-
ко. В шахматах и науке теоретическая подготовка позволяет отбросить
все лишнее. Шахматы полезны ученому, поскольку приучают рассчи-
тывать на несколько ходов вперед. Ведь и ученому-экономисту необ-
ходимо рассчитывать последствия «хода». Слабый шахматист, равно
как и посредственный ученый, тем и отличается, что смотрит лишь
на один ход вперед.
Между тем и в шахматах, и в экономике необходимо понимание
необратимости принятого решения. В годы моей юности игрока, взяв-
шего сделанный ход обратно, именовали «пижоном». Но и практиче-
ская экономика не признает «пижонства» — нельзя сегодня принять
решение о повышении цен, а завтра, оценив негативные последствия,
это решение отменить. Поздно! «Ход сделан!»
Можно бесконечно вести дискуссию на тему «Что такое шахма-
ты». Я считаю, что это особый феномен, без которого человечество
было бы на вершок ниже, на полголовы ущербнее. Уникальность этого
феномена в том, что он допускает вторжение. Можно многократно
переигрывать партии старых мастеров, как бы участвуя в совместном
с ними анализе. Шахматы не признают авторитетов, они демократич-
ны и всем доступны.
В конце беседы я спросил Леонида Ивановича о планах, и ответ его
был краток: «Если говорить о шахматах, то хочу играть».
В последующие годы он участвовал в первенствах среди ветеранов
шахмат и в компании известных мастеров выступал вполне достойно,
а Международная ассоциация ветеранов шахмат избрала его пожиз-
ненным Почетным председателем.
Видя, что я порываюсь спросить его о работе в правительстве,
об отношении к другим экономическим школам, он порекомендо-
вал почитать его книгу «Неиспользованный шанс», которую подарил
с надписью «Сергею Яковлевичу Гродзенскому с добрыми пожелани-
ями успехов в шахматах, науке и просто в жизни».
Он не был догматиком, что само по себе редкий случай в России,
а оставался настоящим русским интеллигентом, представителе плея-
ды «шестидесятников». По словам Абалкина, своим главным врагом
он считал «революционный экстремизм». Общаясь с ним, я вынес
уверенность, что это касается и науки, и шахмат, и политики. Мне
подумалось, что этот выдающийся ученый и человек, в порядочности
которого не сомневаются даже самые ярые его оппоненты, не до конца
проявил себя как шахматный организатор.
132 Ученые

Книга Л. И . Абалкина с дарственной надписью
В своей книге «Неиспользованный шанс» Л. Абалкин пишет: «Если
одним словом определить современное состояние общества, то этим
словом будет “кризис”. Его глубину, жесткую хватку и пугающую пер-
спективу ощущает каждый. Порой он воспринимается как нечто неиз-
бежное, как наказание за прежние грехи. Тщательный анализ привел
к выводу, что это не так. Общество имело реальный шанс избежать
кризиса и жить — уже сегодня — совсем по -иному. О том, почему
этот шанс не был использован, я и пытаюсь рассказать в своей книге».
... В 1993 году состоялся чрезвычайный съезд Российской шахмат-
ной федерации, на котором А. Мурашов был смещен с поста прези-
дента, инициатором этого переворота стал мастер Е. Бебчук9, которого
через год постигла та же участь. В федерации произошел раскол, и не-
сколько лет существовала ситуация «двух федераций». Стала общим
местом фраза «история не знает сослагательного наклонения», но ду-
мается, если бы Абалкин стал президентом РШФ на учредительном
съезде, нашей организации удалось бы избежать серьезного раскола,
на преодоление которого ушли годы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Абалкин Леонид Иванович (5 мая 1930 года, Москва — 2 мая 2011 года, там
же) — российский экономист, академик РАН (1987). Основные труды связаны с об-
щими проблемами политической экономии и методологией научного анализа, взаи-
модействием экономики и политики, разработкой теории хозяйственного механизма
и концепции долгосрочной социально-экономической стратегии России, традиция-
ми российской школы экономической мысли. Заместитель председателя Комиссии
при СМ СССР по совершенствованию управления, планирования и хозяйственного
механизма (1987–1989). Заместитель председателя СМ СССР, председатель Госко-
миссии СМ СССР по экономической реформе (1989–1991). Директор Института
экономики РАН (1986). С 1992 года — главный редактор журнала «Вопросы эконо-
Абалкин
133

мики». (Большая Российская энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопе-
дия, т. 1,2005.С.9).
2 Мурашов Аркадий Николаевич (р. 1957) в 1989 году избран народным депута-
том СССР (Комитет по науке, культуре и образованию). В 1991–1992 годы — началь -
ник ГУВД г. Москвы, 1993–1995 годы — депутат Государственной Думы (фракция
«Выбор России»), политолог.
3 Кобыш Виталий Иванович (1928–2007) — журналист-международник, ветеран
газеты «Известия».
4 Воронков Борис Григорьевич (1923–1976) — кандидат экономических наук,
кандидат в мастера по шахматам, участник полуфинала чемпионата СССР (1956),
международный мастер ИКЧФ.
5 Ильин (Ройтман) Евгений Ильич (1922–1987) — поэт, шахматный журналист,
литератор, его называли «маэстро эпиграммы».
6 Медведев Вадим Андреевич (р. 1929) — ученый, экономист и партийный дея-
тель. Доктор экономических наук (1968), профессор, член-корреспондент РАН (1991
год; член-корреспондент АН СССР с 1984 года); член Политбюро ЦК КПСС с 1988
года, с 1978 года — ректор Академии общественных наук при ЦК КПСС.
7 Аганбегян Абел Гезевич (р. 1932) — экономист, специалист в области организа-
ции промышленного производства, проблем производительности труда, заработной
платы, макроэкономики, эконометрики, менеджмента, доктор экономических наук
(1963), академик АН СССР (1974 год; член-корреспондент с 1964 года).
8 Разуваев Юрий Сергеевич (1945–2012) — советский и российский шахматист,
международный гроссмейстер (1976), тренер сборной команды СССР по шахматам
на чемпионатах Европы (1977, 1980), Олимпиаде 1980 года, победитель чемпионата
мира среди молодежных команд (1971 год, в составе команды СССР), участник ряда
чемпионатов СССР (1973–1985).
9 Бебчук Евгений Александрович (1939–2005) — мастер спорта СССР по шахма-
там, журналист, шахматный деятель.
134 Ученые

ДУБИНИН1
Николай Петрович Дубинин родился в Кронштадте в 1906 году. Его
отец — начальник минного отряда — в начале Гражданской войны,
в 1918 году, был убит. На руках матери остались пятеро детей. Семья
бедствовала, дети оказались сначала в детском приемнике, затем —
в детском доме, из которого Николай сбежал в Москву.
1 мая 1919 года на Красной площади кинооператор снимал В. И. Ле-
нина. В этот момент его машину окружили беспризорники. Так по-
явилась фотография, на которой рядом с Председателем Совнаркома
видны два паренька. Один из них — двенадцатилетний Коля Дуби-
нин — будущий академик, лауреат Ленинской премии, директор Ин-
ститута общей генетики АН СССР.
В. И . Ленин на Красной площади 1 мая 1919 года.
Рядом слева — Коля Дубинин
Путь от беспризорника до ученого с мировым именем был не толь-
ко долгим, но и очень трудным. Ему исполнилось всего 28 лет, когда
он сделал выдающееся открытие — обнаружил явление дробимости

гена и доказал, что передача наследственных признаков зависит от по-
ложения гена в хромосоме и от соседства других генов. В научном мире
это открытие называют эффектом Дубинина. И тогда же, в 1935 году,
28-летнему ученому без защиты диссертации («по причине заслуг»)
присуждается ученая степень доктора биологических наук. Позд-
нее Н. П. Дубинин стал членом ряда зарубежных академий и общества
генетики Великобритании.
В монографии «Вечное движение» Н. П . Дубинин, повествуя о жиз-
ни и о себе, отметил такую деталь: «Душа моя была одержима наукой.
Однако эта одержимость не мешала увлекаться теннисом, шахматами,
стихами, театром, летом — поездками по любимым рекам, а в сезо-
ны — охотой» [48].
И потому, когда мне довелось встретиться с Н. П. Дубининым,
первый вопрос к академику прозвучал так:
—
Шахматы — одно из ваших многочисленных увлечений, Ни-
колай Петрович?
—
Да, но одно из самых устойчивых. Еще в молодости я страстно
полюбил сцену и даже играл в народном театре. Увлекался футболом
и в уездной нашей команде (я жил тогда в Жиздре) играл в тройке
нападения, как говорили в те годы, центрфорварда. Футбол высоко
поднимал меня в глазах мальчишек всего города и был замечательной
разрядкой от всех занятий, от дум и от сцены. В шахматы я научился
играть шестнадцати лет, в последнем классе школы. Моим соперни-
ком в борьбе за первое место в классе был Володя Лукашевич. Он на-
учил меня думать об отвлеченных предметах, помог полюбить стихи,
научил играть в шахматы.
О моем увлечении сценой и футболом остались одни воспомина-
ния, а шахматы остаются любимой игрой по сей день. Правда, в офи-
циальных турнирах участвовать не приходилось.
—
А с кем из коллег доводилось сражаться за шахматной доской?
—
Легкие партии играл со многими. В 1930-е годы я работал на ка-
федре генетики Зоотехнического института в Москве и дружил с Ни-
колаем Александровичем Юрасовым, специалистом по теории раз-
ведения животных. Юрасов провел исследование передачи характера
по поколениям у орловских рысаков разных мастей и, таким обра-
зом, был первым в России, кто осуществил менделестический анализ
на сельскохозяйственных животных.
Он был прекрасным шахматистом (во всяком случае, с моей точки
зрения), не раз вызывал меня сражаться на этих, как он говорил, «64
безумных квадратах». Николай Александрович искусно двигал фигуры
по полям шахматной доски. Зная законы позиционной игры, он путем
незаметных, на первый взгляд, мелких, но неуклонных улучшений
своей позиции, как правило, доводил дело до победы. Мои кавалерий-
ские наскоки и комбинации наталкивались на несокрушимые препят-
136 Ученые

ствия благодаря его тактике, а в моей упорной защите он обязательно
находил трещину. Но играть со мною Н. А . Юрасов любил и уверял,
что иногда я защищаюсь совсем неплохо.
С 1932 года Н. П. Дубинин работал в различных научно-исследо-
вательских институтах, в том числе Институте экспериментальной
биологии, директором которого был Н. К . Кольцов2, где он после-
довательно отстаивал позиции классической генетики в конфликтах
с лысенковцами.
На августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года академик Трофим
Лысенко и его сторонники, используя ложные политические лозун-
ги, объявили генетику буржуазной, антинародной лженаукой. Огонь
критики был направлен на Николая Дубинина, Ивана Шмальгаузена3
и других активно работавших генетиков, которых объявили реакцио-
нерами и идеологически чуждыми людьми, которые прилагают уси-
лия, чтобы задержать развитие мичуринского направления.
24–26 августа 1948 года состоялось расширенное заседание прези-
диума Академии наук СССР по вопросу о «состоянии и задачах био-
логической науки в институтах и учреждениях Академии наук СССР».
В передовой статье «Вестника Академии наук СССР» генетика обо-
значалась как оторванная от жизни вейсманистская лженаука. В ста-
тье говорилось, что «лаборатория Н. П. Дубинина сделалась центром
притяжения воинствующих реакционеров в биологии».
Приказом Министерства высшего образования СССР от 23 августа
1948 года No 1208 «О состоянии преподавания биологических дисци-
плин в университетах и о мерах по укреплению биологических фа-
культетов квалифицированными кадрами биологов-мичуринцев»
освобожден от работы профессора кафедры генетики Воронежского
университета «как проводивший активную борьбу против мичурин-
цев и мичуринского учения и не обеспечивший воспитания советской
молодежи в духе передовой мичуринской биологии».
В беседе с автором этих строк Николай Петрович вспоминал:
—
В сентябре — октябре 1948 года, вскоре после печально знаме-
нитой сессии ВАСХНИЛ, я, оказавшись поневоле человеком, сво-
бодным от всяких дел, вместе с А. И . Паниным, Я. Л . Глембоцким4
и М. Л. Бельговским5 совершал туристические походы на автомобиле
по всем дорогам, отстоящим от Москвы на север, юг, запад и восток.
Останавливались в лесах, где, раскинув брезент, играли в шахматы,
охотились на тетеревов и уток, ловили некрупную рыбу. Позднее
моими постоянными партнерами по игре в шахматы стали биоло-
ги — доктора наук Александр Иванович Панин и Яков Лазаревич
Глембоцкий. Когда мы собирались втроем, я играл с ними одно-
временно: проводил, так сказать, микросеанс одновременной игры
на двух досках.
Дубинин 137

Однажды, возвращаясь из экспедиции на теплоходе, нашел азарт-
ного партнера в лице капитана. Тот готов был играть, как говорится,
и денно, и нощно. Я с удовольствием составлял ему компанию.
—
Игроки высокой квалификации
на вашем пути не попадались?
—
Видимо, наиболее сильным моим
партнером был профессор Д. Ф. Петров6,
которому посвящен очерк в книге «Шах-
маты в жизни ученых». С Дмитрием Фе-
доровичем мы познакомились еще перед
войной в Воронеже. Я в то время заведовал
кафедрой генетики в тамошнем универси-
тете. Д. Ф . Петров был одним из сильней-
ших кандидатов в мастера. Позднее он по-
лучил звание мастера спорта по шахматной
композиции. Наслышан о бескомпромисс-
ной позиции Д. Ф. Петрова в вопросах
этюдного творчества. Скажу, что прин-
ципиальность и неприятие компромиссов
всегда отличали и его научную деятельность. Ну а за шахматной до-
ской его аргументы были очень вескими. Правда, и он отмечал мое
упорство в защите.
—
Вы, как бывший центрфорвард, конечно, сами любите атако-
вать.
—
Пожалуй. Душе моей ближе комбинационный стиль. На рельсы
позиционной игры перехожу, если к этому вынуждает партнер.
—
Кто ваш любимый шахматист?
—
Мне очень импонировал стиль игры «раннего» Михаила Таля,
в партиях которого стремительность атак сочеталась с молниеносно
точным расчетом. А сейчас внимание привлекают партии Гарри Ка-
спарова.
—
Хочется задать вопрос вам как генетику. Известны театральные
династии, когда творческие способности как бы передаются по на-
следству на протяжении нескольких поколений. Труднее, но все
же можно вспомнить династии ученых. Зато примеров, когда по на-
следству передаются способности к шахматам, почти нет. Отчего это
происходит?
—
Научного объяснения наследования творческих способностей
пока нет. В одно время предпринимались попытки выяснить механизм
передачи творческой одаренности на примере многочисленного рода
Бахов из Тюрингии, давшего на протяжении XVII и XVIII веков не-
сколько поколений талантливых музыкантов. Известно, например,
что предки и четверо сыновей выдающегося немецкого композитора
и органиста Иоганна Себастьяна Баха также были крупными музыкан-
Николай Петрович Дубинин
138 Ученые

тами. Но сейчас серьезные ученые-генетики о природе наследования
творческих способностей высказываются очень осторожно...
И все же, почему нет династий шахматистов?! Возможно, дело
в многогранности шахмат, сочетающих черты науки, искусства и спор-
та. В их, так сказать, триединстве.
Предположим, что существуют независимые вероятности насле-
дования способностей к искусству, научной деятельности и спорту.
Тогда, чтобы передались способности к шахматам, необходима одно-
временная передача способностей и к искусству, и к научной деятель-
ности, и к спорту. Вероятность этого, как известно из теории вероят-
ностей, намного меньше. Хочу подчеркнуть, что это вовсе не научное
объяснение, а всего лишь предположение.
—
Принято считать, что среди фундаментальных дисциплин
к шахматам ближе всего стоит математика. Отсюда делается вывод, что
способности к шахматам чаще всего сочетаются с математическими.
Полезны ли занятия шахматами для ученых вашего профиля?
—
Не буду в данном случае осваивать то, что «принято считать».
Но замечу, что в современной науке наблюдается существенная ма-
тематизация знаний. Математические методы исследования все шире
внедряются в физику, химию, биологию. Может быть, с этим связан
и интерес к шахматам среди ученых-естественников . Для успешной
игры в шахматы требуется умение решать задачи комбинаторики.
А в генетике, например, перспективно направление, которое также
связано с комбинаторикой. Оно называется рекомбинаторная из-
менчивость. Игры в шахматы способствуют развитию воображения,
которое необходимо творческому работнику любого профиля.
—
Есть ли общие черты у науки и шахмат?
—
Если исходить из самых общих концепций, то есть. Наука — это
борьба, и шахматы — это борьба. В науке в конечном счете побеждает
правда. То же самое можно сказать и о шахматах, по крайней мере
имея в виду развитие теории дебютов.
На этом наша беседа в этот день закончилась. Она имела продолже-
ние через некоторое время. Когда я упомянул о шахматных компьюте-
рах, академик проявил интерес и заметил, что не видел их и не прочь
был бы сыграть с машиной.
Поэтому на следующую встречу с Николаем Петровичем Дуби-
ниным я захватил шахматный компьютер SC-2 . Это был микроком-
пьютер производства Эрфуртского завода в бывшей ГДР. В начале
1980-х годов само появление настоящего «шахматного автомата»
воспринималось как чудо. Играли первые шахматные ЭВМ довольно
слабо, было еще далеко до программ XXI века, которым и сильнейшие
гроссмейстеры лишь пытались оказывать сопротивление.
Николай Петрович с интересом ознакомился с компьютером,
а затем состоялся матч. Время действия — 31 мая 1984 года. Место
действия — квартира академика Н. П . Дубинина. SC-2 по заданной
Дубинин 139

сложности программы выдавал свои ходы в течение нескольких
секунд. Николай Петрович принял предложенный темп, и поеди-
нок велся в темпе блиц-партии, так что я едва успевал записывать
ходы.
Н.П. ДУБИНИН — SC-2
Испанская партия
1.е4е52.Кf3Кс6Сb5а64.С:с6dс5.0–0Сd66.Кс3.Запреиму-
щество в дебюте можно бороться только путем немедленного 6. d4 .
Впрочем, это продолжение наверняка предусмотрено в программе,
заложенной в SC-2, после хода в партии компьютер впервые «заду-
мался» — верный признак, что последний ход оказался для него не-
знакомым.
6...Се6 7. d4 Сс4 8. Ле1 Фf6 теперь белые захватывают инициативу.
9. Сg5 Фе6 10. de С:е5 11. К:е5 Ф:е5 12. Сh4 Кf6 13. Фf3 0–0 14. С:f6
gf 15. Фg4+ Крh8 16. Ле3 Се6 17. Фh4 Фg5 18. Фg3 Лfс8?! Сохранение
материала для компьютера первого поколения превыше всего. По-
следний ход — потеря темпа.
19. f4 Ф:g3 20. Л:g3 Лd8 21. f5 Сс4? Ошибка, характеризующая глу-
бину, вернее, поверхностность анализа компьютера. Очередные ходы
академик сделал с явным удовольствием.
22. b3 Сb5 23. a4 b6 24. ab, и вскоре белые выиграли.
Впрочем, традиционное для шахматного комментатора «вскоре»
в данном случае относится к астрономическому времени. Первые шах-
матные компьютеры всегда играли до мата, и в приведенной партии
был сделан еще не один десяток ходов, прежде чем замигала красная
лампочка индикатора, извещающая о том, что SC-2 признал свое по-
ражение.
Во второй партии компьютеру были предоставлены белые фигуры,
но «реванш» не состоялся. Партия не представляет особого интереса
с шахматной точки зрения, поэтому ограничимся кратким коммен-
тарием. Был разыгран один из вариантов отказанного ферзевого гам-
бита. В дебюте компьютер допустил несколько неточностей и черные
захватили инициативу.
140 Ученые

Книга Н. П. Дубинина с дарственной надписью
Правда, в один момент Николай Петрович на несколько секунд
задумался, проверяя последствия выигрыша пешки, и компьютер
через десяток секунд издал характерный сигнал-напоминание, что
он ждет ответного хода. «Нетерпеливая машина», — засмеялся Нико-
лай Петрович, и партия продолжалась в темпе блиц, завершившись
на сей раз победой черных.
Игра с компьютером явно пришлась по душе академику Н. П . Ду-
бинину. Он заинтересовался техническими характеристиками
устройства, осведомился, когда такой аппарат поступит в продажу.
В данном матче SC-2 не проявил своих лучших качеств, но, ду-
мается, его создатели могут гордиться, что партнером их детища был
один из крупнейших ученых современности.
На память Николай Петрович подарил свою книгу воспомина-
ний с надписью «Сергею Яковлевичу Гродзенскому. Автор. 31 мая
1984 года». В августе вышла моя статья о нем в журнале «64. Шахмат-
ное обозрение» под рубрикой «Встреча с интересным собеседником»
[22].
В канун нового, 1985-го года получил от него поздравительную
открытку: «Глубокоуважаемый Сергей Яковлевич, благодарю Вас
за “Шахматное обозрение”; поздравляю Вас с Новым годом, желаю
счастья Вам. Дубинин».
Дубинин 141

Совсем немного удалось поговорить с Николаем Петровичем о де-
лах, не связанных с шахматами. Дубинин был основателем Института
цитологии и генетики Сибирского отделения АН СССР, директором
которого он был в 1957–1959 годах.
Об этой поре он пишет в книге «Вечное движение»: «В мае 1957 года
произошло крупное событие в развитии советской науки. Совет Ми-
нистров СССР принял постановление об организации Сибирского от-
деления Академии наук СССР, о постройке для него научного городка
близ Новосибирска. Еще до принятия постановления об организации
Сибирского отделения М. А . Лаврентьев7 позвонил мне и предложил
стать во главе Института цитологии и генетики, сказав, что в Сибири
передо мною в деле развития генетики будут открыты неограниченные
возможности. Я без колебаний согласился ехать в Новосибирск.
С первой же встречи и до последних дней моей работы в Сиби-
ри М. А . Лаврентьев проявлял исключительное понимание задач ге-
нетики и лично ко мне относился с трогательным вниманием. Эти
научные и человеческие отношения — одна из ярчайших страниц
в моей жизни...»
Работы Института цитологии и генетики стали привлекать к себе
внимание. На второй же год его существования по всем основным
направлениям исследований были достигнуты определенные успе-
хи. И вдруг мы снова почувствовали, что нам не доверяют. Начались
бесконечные проверки. Из Москвы одна за другой стали приезжать
комиссии и с пристрастием изучать все стороны деятельности наше-
го института. Все эти комиссии отмечали, что конкретные научные
работы и их организация у нас находятся на высоком уровне. Одна-
ко они неизменно заключали, что директор и сотрудники института
стоят на тех позициях в генетике, которые были осуждены на сессии
142 Ученые

ВАСХНИЛ 1948 года. На заседаниях Президиума Сибирского отделе-
ния, когда комиссии докладывали свои результаты, М. А . Лаврентьев
неизменно защищал Институт цитологии и генетики, но его мнение
не всегда было решающим.
Гроза разразилась 29 июня 1959 года, когда Н. С . Хрущев на Пле-
нуме ЦК КПСС сделал ряд критических замечаний по вопросу о под-
боре кадров в Сибирском отделении АН СССР... В газете от 2 июля
1959 года было напечатано выступление Н. С. Хрущева, в котором
он заявил следующее: «Замечательное дело делает академик Лаврен-
тьев, который вместе с другими учеными выехал в Новосибирск, где
сейчас создается новый научный центр. Академика Лаврентьева я мно-
го лет знаю, это хороший ученый.
Нам надо проявить заботу о том, чтобы в новые научные центры
подбирались люди, способные двигать вперед науку, оказывать своим
трудом необходимую помощь производству. Это не всегда учитыва-
ется. Известно, например, что в Новосибирске строится Институт
цитологии и генетики, директором которого назначен биолог Дуби-
нин, являющийся противником мичуринской теории. Работы этого
ученого принесли очень мало пользы науке и практике. Если Дубинин
чем-либо известен, так это своими статьями и выступлениями против
теоретических положений и практических рекомендаций академика
Лысенко... Судьба моего директорства в Новосибирске была решена»
[48].
Характеризуя отношение к нему Н. С. Хрущева, Николай Петрович
сказал в нашей беседе: «Лаврентьев говорил, что, когда он с Хрущевым
летел одним самолетом в Новосибирск и замолвил за меня словечко,
Никита Сергеевич просто рассвирепел: еще раз, Михаил, упомянешь
Дубинина, я тебя высажу в тайге и пойдешь до Новосибирска пеш-
ком!»
Не удалось мне узнать, как получилось, что много гонимый Дуби-
нин был одним из подписавших в 1973 году письмо ученых в газету
«Правда» с осуждением «поведения академика А. Д. Сахарова». В пись-
ме Сахаров обвинялся в том, что он «выступил с рядом заявлений, по-
рочащих государственный строй, внешнюю и внутреннюю политику
Советского Союза», а его правозащитную деятельность академики
оценивали как «порочащую честь и достоинство советского ученого».
Не дано мне понять, как получилось, что видный генетик Владими-
ра Эфроимсон8 в конце жизни называл Николая Дубинина «Лысенко
No 2». Основной критике подвергается административная деятель-
ность академика Дубинина, монополизация им научного направления
и кадровая политика.
Не могу понять, а спросить не у кого...
Дубинин 143

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Дубинин Николай Петрович [22 декабря 1906 года (4 января 1907 года), Крон-
штадт — 26 марта 1998 года, Москва] — российский генетик, академик АН СССР
(1966), Герой Социалистического Труда (1990), член Германской академии естество-
испытателей «Леопольдина» (1938). Прошел путь от беспризорника до ученого с ми-
ровым именем. В 1928 году окончил МГУ. Ученик Н. К . Кольцова, С. С . Четверикова
и А. С . Серебровского. Под руководством Серебровского приступил к исследованию
структуры гены у дрозофилы. В 1932 году по предложению Кольцова организовал
отдел генетики (в дальнейшем — лаборатория цитогенетики) в Институте экспери-
ментальной биологии. В течение 16 лет исследования, проводимые под руководством
Дубинина в этой лаборатории, были одними из самых значительных в мировой на-
уке. В 1948 году, когда генетика в СССР была официально объявлена лженаукой, ла-
боратория была закрыта. В 1949–1955 годах работал в Институте леса АН СССР в со-
ставе комплексной научной экспедиции по вопросам полезащитного лесоразведения
и одновременно активно участвовал в борьбе за возрождение генетики. В 1956 году
в Институте биологии АН СССР создал лабораторию радиационной генетики, в 1957
году основал Институт цитологии и генетики СО АН СССР (директор до 1959 года)...
Ленинская премия (1966) (Большая Российская энциклопедия. Т . 9 . М.: Большая
Российская энциклопедия, 2007. С . 382).
2 Кольцов Николай Константинович (1872–1940) — русский биолог, основатель
отечественной школы экспериментальной биологии, член-корреспондент АН СССР
(1925), академик ВАСХНИЛ (1935), заслуженный деятель науки РСФСР (1934), ос-
нователь и первый директор Института экспериментальной биологии. После аре-
ста Н. И. Вавилова в 1940 году Кольцов неоднократно допрашивался по его делу.
Яростные нападки противников генетики и допросы привели к обширному инфар-
кту и смерти.
3 Шмальгаузен Иван Иванович (1884–1963) — биолог, известный теоретик эво-
люционного учения XX века. Академик АН СССР (1935), АН УССР (1922), почетный
член Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» (1958), Германской
академии наук (1960).
4 Глембоцкий Яков Лазаревич — доктор биологических наук, профессор, из-
вестный генетик, августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 года заклеймила его как од-
ного из крупных менделистов-морганистов. Чтобы избежать репрессий, он переехал
в Якутию, в 1955–1957 годах — директор Института биологических проблем криоли-
тозоны СО АН СССР.
5 Бельговский Марк Леонидович (1906–1959) — генетик, в 1946–1948 годах —
Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР, откуда в 1948 году
уволен вместе с другими генетиками после августовской сессии ВАСХНИЛ. После
этого М. Л. Бельговский два года не имел возможности заниматься эксперимен-
тальной работой, в это время благодаря блестящему знанию иностранных языков
он занимался научными переводами. С 1950 по 1955 год М. Л. Бельговский работал
в Институте леса, в которой возглавлял лабораторию защиты леса. В ноябре 1955
года М. Л. Бельговский перешел во вновь организованную в Институте биофизики
лабораторию радиационной генетики, руководителем которой был Н. П. Дубинин.
6 Петров Дмитрий Федорович (1909–1987) — биолог-цитолог, микробиолог,
генетик и растениевод, организатор науки, доктор биологических наук, профессор,
мастер спорта СССР по шахматной композиции, участник трех личных чемпионатов
СССР по шахматной композиции.
7 Лаврентьев Михаил Алексеевич (1900–1980) — математик и механик, основа-
тель Сибирского отделения АН СССР (СО АН СССР) и Новосибирского Академ-
144 Ученые

городка, академик АН УССР (1939), академик АН СССР (1946) и вице-президент
(1957–1976) АН СССР, Герой Социалистического Труда (1967).
8 Эфроимсон Владимир Павлович (1908–1989) — генетик. В мае 1949 года аре-
стован по обвинению в дискредитации Советской армии за его докладную 1945 года
о красноармейцах-насильниках . Приговорен к 10 годам заключения в Джезказгане
(Степлаг). В 1955 году освобожден с ограничением в правах. В 1956 году был амни-
стирован. С 1961 года — сотрудник Института вакцин и сывороток им. Мечникова.
В 1962 году Эфроимсону была возвращена докторская степень, которой его лишили
в 1948 году. В 1967 году получил звание профессора. С 1967 года стал заведующим
отделом генетики Института психиатрии Минздрава РСФСР. С 1976 года до конца
жизни работал на должности ведущего научного сотрудника и профессора-консуль-
танта Института биологии развития АН СССР. В «Архипелаге ГУЛАГ» А. И . Сол-
женицын перечислил В. П . Эфроимсона среди «свидетелей Архипелага». Широкий
резонанс среди научной общественности получило выступление Эфроимсона в де-
кабре 1985 года в Политехническом музее на премьере документального фильма
«Звезда Вавилова»: подчеркнув, что (хотя фильм об этом умалчивал) Вавилов, как
и тысячи других узников ГУЛАГа, погиб страшной смертью в заключении после за-
ведомо ложных обвинений.
Дубинин 145

КЕРЕС1
У портного Петера Кереса из эстонского города Нарва было два
сына. Еще совсем маленькими они любили наблюдать, как их отец
играл в шахматы с друзьями. Когда младшему из братьев Паулю было
четыре года, семилетний Харальд, уже имевший представление о пра-
вилах шахмат, предложил сыграть. Совсем немного потребовалось
времени Паулю, чтобы стать «чемпионом семьи». Но на протяжении
еще нескольких лет Харальд оставался его главным партнером.
В 1923 году семья Керес переселилась в Пярну. Научившись читать
и писать, братья узнали, что ходы можно «брать на карандаш». Овла-
дев шахматной нотацией, мальчики
стали записывать партии, разыгры-
вать и анализировать публикуемые
в газетах поединки мастеров. Ника-
ких учителей в шахматах у них
не было, а первым учебником стало
известное «Руководство к изучению
шахматной игры» Жана Дюфреня
и Иоганна Цукерторта.
Постоянно сражаясь друг с дру-
гом, братья играли все лучше
и в 1930 году решились принять
участие в юношеском чемпионате
Эстонии. Дебют оказался удачным
для обоих. Пауль вышел победите-
лем, Харальд финишировал вторым.
В последующие годы Керес-
младший неизменно выигрывал
юношеские чемпионаты Эстонии,
а в 1935-м стал победителем взросло-
го первенства страны. В том же году
шахматисты Эстонии дебютировали
Харальд Керес (слева)
и Пауль Керес. 1931 год.
Фото из архива семьи Х. Кереса

во Всемирной Олимпиаде, и Паулю Кересу было предоставлено право
возглавить сборную страны. Девятнадцатилетний шахматист показал
отличный результат, набрав 121⁄2 очков из 19 против лидеров осталь-
ных команд.
Прошло еще три года, и Пауль Керес разделил с Файном победу
в АВРО-турнире — одном из самых представительных состязаний
в шахматной истории. Позади остались Ботвинник, Алехин, Эйве,
Решевский, Капабланка, Флор...
Харальд Керес в начале 1930-х годов продолжал участвовать
в местных соревнованиях, но результаты его были намного скромнее;
вскоре он уже не решался даже на легкие партии с Паулем. Незадолго
до войны у братьев Керес, живших в одном доме, гостил гроссмейстер
Сало Флор. Харальд лишь изредка наблюдал со стороны за поедин-
ками младшего брата, которые тот вел с Флором.
Впрочем, авторитет старшего брата оставался незыблемым.
На естественно-математический факультет Тартуского университета
Пауль поступил вслед за Харальдом, с детства имевшим склонность
к точным наукам. Однако в учебе из-за дефицита времени, уходив-
шего на подготовку к соревнованиям, будущий претендент на титул
чемпиона мира по шахматам отставал от старшего брата.
С той юношеской поры жизненные дороги братьев разошлись.
Оба, каждый в своей области, достигли вершин: Пауль Керес — вы-
дающийся шахматист, ставший национальной гордостью маленького
эстонского народа, Харальд Керес — крупный ученый-физик, дей-
ствительный член Академии наук Эстонии.
... Чем дальше уходит в прошлое день смерти П. Кереса в июне
1975 года, тем все отчетливее предстает значение его творчества. Как
разносторонен этот шахматист! Выдающийся гроссмейстер, много-
кратный претендент на мировое первенство, крупнейший теоретик,
талантливый проблемист (так называют составителя шахматных за-
дач) и этюдист, активный участник турниров по переписке, добив-
шийся крупных успехов и в заочных соревнованиях.
Признано, что эта древняя игра сочетает черты науки, искусства
и спорта. Другое дело, что кое-кто из тех, кого мы называем выдаю-
щимися шахматистами, подчас лишь выдающиеся спортсмены.
Пауль Керес — едва ли не уникальное явление новейшей истории
шахмат. Его имя занимает почетное место в истории и шахмат-спор-
та, и шахмат-искусства, и шахмат-науки. Интерес его к шахматам
во всех их проявлениях, широта и активность творческих интересов,
значение творческого вклада, внесенного им в различные области
шахмат, — все это приводит к выводу, что никакая статья, написан-
Керес 147

ная с позиции только практика, или только композитора, или только
теоретика, не может дать о нем полного представления.
О замечательном гроссмейстере написано немало книг, но каж-
дая новая строка прибавляет к его образу новые штрихи. В 1988 году
в эстонском городе Пярну в шахматном клубе я познакомился с од-
ним из старейших местных шахматистов Калле Лайком. С Паулем
Кересом его связывают воспоминания детства. Рассказ ветерана во-
шел в статью [24], фрагмент из которой воспроизвожу:
«В 1928 году я поступил в 5-й класс начальной школы. Моим со-
седом по парте оказался Пауль Керес. Он вел себя скромно, и чув-
ствовалось, что не хотел выделяться среди сверстников, хотя о его
ярко выраженных способностях к шахматам многие тогда говорили.
Мы часто играли в теннис и баскетбол. Нужно сказать, что Пауль
преуспевал и в этих видах спорта. Шахматы в школе тогда не по-
ощрялись. Всем нам ставили в пример старшего брата Пауля — Ха-
ральда Кереса, немногословного и несколько педантичного юношу,
прекрасно владевшего точными науками».
О старшем из братьев Керес мы и поведем рассказ. С интересом
наблюдая за все более серьезными шахматными успехами Пауля, Ха-
ральд Керес тем временем брал одну за другой научные высоты.
В 1936 году он окончил математическое отделение естественно-
математического факультета Тартуского университета. Затем, рабо-
тая ассистентом в местной астрономической обсерватории, в течение
двух лет подготовил и защитил магистерскую диссертацию «Динамика
затменных переменных».
Сразу после окончания Великой Отечественной войны Х. Керес
возглавил кафедру теоретической физики в Тартуском университете,
и в 1947 году ему была присуждена ученая степень доктора физико-
математических наук по итогам защиты диссертации «Пространство
и время в общей теории относительности».
Профессор Х. Керес — автор нескольких монографий и статей
по физико-математическим и философским вопросам общей теории
относительности. Долгие годы он был постоянным автором «Журнала
экспериментальной и теоретической физики», издаваемого Россий-
ской академией наук.
В 1961 году Харальд Пеэтерович избирается действительным чле-
ном Академии наук Эстонской ССР. Он лауреат премии Советской
Эстонии по науке и технике. Работы относятся главным образом
к релятивистской теории гравитационного поля и общей теории
относительности (природа принципов эквивалентности, общей ко-
вариантности и относительности, проблема инерциальной системы
в теориях Ньютона и Эйнштейна, решение практических задач). Раз-
148 Ученые

работал метод предельного перехода от теории Эйнштейна к ньюто-
новской теории. Обнаружил гравитационные поля неньютоновского
типа, которые можно интерпретировать как поля, описывающие гра-
витационные вихри. Впоследствии занимался решением уравнений
Эйнштейна для пустого пространства.
Не часто представитель точной науки, специализирующийся
к тому же в области знаний, понятной очень узкому кругу лиц, поль-
зуется такой широкой известностью и уважением среди различных
слоев населения. Но именно таков Харальд Керес.
Эту популярность среди земляков он снискал своими яркими и со-
держательными выступлениями в печати по актуальным вопросам
искусства, философии, охраны при-
роды. Статьи академика появляются
на страницах журналов «Горизонт»,
Eesti Loodus («Природа Эстонии»),
Looming («Творчество») и др. И все это
отнюдь не случайные эпизоды биогра-
фии ученого, а проявление многогран-
ности его интересов.
При первой встрече, когда я об-
ратился к нему «Харальд Петрович»,
он деликатно поправил: «Моего папу
звали не Петром, а Петером, и по па-
спорту мы с братом Пеэтеровичи, хотя
Пауля все и величали “Петровичем”.
О происхождении нашей фамилии
отец рассказывал так: “Два соседа от-
правились в имение на раздачу фами-
лий. Один из них захотел, чтобы его
фамилия звучала каждый воскресный
день. Его назвали Кирик (церковь по-
эстонски). Другой пожелал, чтобы его фамилия звучала каждую суб-
боту, и стал Кересом (керес — каменка в сауне или бане)”.
Отец следил за нашими партиями и болел за Пауля. Мама счита-
ла, что до добра это увлечение не доведет. Когда шахматы стали для
Пауля больше, чем детской игрой, и он стал регулярно выигрывать
у отца, она запретила нам играть и даже выбросила шахматы. Но уже
в начальной школе у брата пробудился такой интерес к игре такой
силы, что даже мама отказалась от безнадежного противостояния
вспыхнувшему на сей раз огню. На всю жизнь мы запомнили мами-
но многократно повторенное заклинание: “Дети, держитесь от водки,
как от чумы!” Мы с братом не научились даже курить».
Академик Харальд Керес
Керес 149

Когда Харальд Керес ведет рассказ о своей юности, то почти в каж-
дой фразе присутствует «мой брат», хотя мне говорили, что академик
не любит, если его воспринимают как «брата Кереса».
«В 1930-е годы достижения Пауля в шахматах звучали все гром-
че, — улыбается Харальд Пеэтерович, — и я постепенно превращался
в “брата своего брата”. Но я никогда не чувствовал себя уязвленным
и лишь шутя иной раз говорил Паулю: “Давай-ка разберемся, кто
чей брат”».
Продолжая рассказ о первых шагах в шахматах, Харальд Пеэте-
рович заметил: «В отличие от брата, я по характеру не спортсмен.
Но в молодости помогал Паулю в некоторых его шахматных начина-
ниях. Так, брат был энтузиастом игры по переписке. Многие партии
мы вели с ним вместе — по консультации. А когда Пауль был уже
известным мастером и выезжал на соревнования, я один продолжал
его многочисленные партии с невидимыми партнерами, которые,
к моему удовольствию, кажется, не замечали “рокировки”».
Во второй половине 1930-х годов братья выпускали журнал
«Шахматы в Эстонии» (Eesti male). На первых порах Пауль Керес
совмещал в одном лице и главного редактора, и членов редколлегии,
и основного автора, и организатора печатания, и общественного
распространителя. Когда же ему все чаще приходилось готовиться
к турнирам и поневоле отвлекаться от редакционных обязанностей,
то редакционно-издательские функции принимал на себя его стар-
ший брат.
Журнал «Шахматы в Эстонии», несмотря на небольшой тираж,
был популярен в различных странах. В порядке обмена братья Ке-
рес получали шахматную периодику чуть ли не со всего света, даже
из далекой Австралии. Из Советской России иногда приходил журнал
«Шахматы в СССР».
И все же Харальда Кереса все более влекла наука, на серьезные
занятия шахматами времени не оставалось. Сделав выбор, Харальд
Пеэтерович уже редко садился за шахматную доску. Сослуживцы его
давно заметили, что академик избегает даже легких партий.
«Что поделаешь, — вздыхает академик, — я бы, может, и сейчас
играл легкие партии, да фамилия не позволяет. Не так давно один
коллега, имеющий первый разряд, уговорил сыграть. Выиграл одну
партию и стал всем рассказывать о том, как он победил брата “самого”
Кереса. Представляете, каково мне. Раньше-то Пауль мог с легкостью
отомстить любому моему обидчику, а теперь... И потом, помимо на-
уки, моя главная любовь — музыка».
Как музыкант-исполнитель Х. Керес вполне профессионален.
В студенческие годы он подрабатывал, играя на флейте в театре,
150 Ученые

одно время служил оркестрантом. До глубокой старости в часы досуга
он садился за рояль. Среди любимых композиторов Харальд Пеэте-
рович назвал И. Баха, Ф. Шопена, С. Рахманинова.
Все же я решаюсь задать традиционный вопрос о любимом шах-
матисте. В ответ услышал:
—
Любимый шахматист — мой брат. Мне всегда импонирова-
ла его манера игры, я как-то лучше понимал ее, чем стиль других
крупных мастеров. В детстве, когда мы с Паулем познавали азы
шахмат, нашими кумирами были Х. Капабланка (это прежде всего)
и А. Алехин.
Харальд Керес и автор рассматривают фотографии
из семейного альбома. Тарту, 1985 год
Спрашиваю о общности науки и шахмат:
—
Я заметил, что. отвечая на такой вопрос. ученые стараются об-
наружить в шахматах черты, присущие науке. В то же время легко
отыскать в науке черты, роднящие ее с шахматами. По-моему, су-
ществует некоторая аналогия между шахматной игрой и построением
аксиоматической математической теории, в обоих случаях имеются
некоторые исходные аксиомы и строгие правила игры.
В научных исследованиях нередко присутствует элемент со-
ревнования, столкновения мнений, борьбы за приоритет. Ис-
следователь подчас переживает те же чувства, что и шахматист.
Встречаются и такие ситуации, когда научная проблема может быть
сформулирована в терминах шахмат. Примером может послужить
традиционная задача космологии: по наблюдаемому звездному
Керес 151

небу (заданная «начальная позиция» на шахматной доске) и на
основе физических законов («правил игры») определить, каким
образом природа «играла партию до возникшей позиции». Ну чем
не шахматная задача на ретроградный анализ?! Одним словом, шах-
маты и впрямь сродни науке.
—
В таком случае выходит, что ваши с братом жизненные дороги
не так уж и расходились?
—
Для меня Пауль был не только братом, но еще и другом-еди-
номышленником. Мы никогда не ссорились, между нами не бывало
так называемого выяснения отношений. И сейчас, когда я оказыва-
юсь на улице Кереса в Таллине или Пярну, невольно перед глазами
встает образ маленького мальчика, с которым когда-то мы вместе
учились игре в шахматы.
—
Вы не обсуждали с братом, как вышло, что в претендентских
турнирах он оставался «вечно вторым» и в результате так и не сыграл
матч за шахматную корону?
—
Этот просто запредельно больной для Пауля вопрос мы никог-
да не обсуждали. О претендентских турнирах, в которых он играл,
ходили самые разнообразные слухи. И лишь однажды, уже в зрелом
возрасте, когда мы разговаривали, брат обронил: «Они хотят, чтобы
я играл в шахматы лучше всех. Но что мне удалось пережить и в каких
условиях я был по сравнению со многими другими? Тут лучше всех
не очень-то и сыграешь».
Пауль Керес — национальная гордость маленькой Эстонии, и это
заметно повсюду. Памятник в центре Таллина, улица его имени,
другой памятник — в Пярну, перед входом в гимназию, где учился
Пауль.
Но из беседы с Харальдом Кересом я понял, что его младший
брат — это не только гордость, но и национальная боль Эстонии.
Широко известны факты: во время Второй мировой войны, играя
в турнирах оккупированной немцами Европы, Керес не раз встре-
чался с Алехиным. «Вы думаете, большевики расправятся со мной,
если я попаду к ним в руки?» — поинтересовался он как-то у чем-
пиона мира. «Можете не сомневаться, — отвечал Алехин, — что они
укоротят вас на голову...»
К счастью, «на голову не укоротили», но лишили звания «гросс-
мейстер СССР», отлучили от шахмат, будущее рисовалось в очень
мрачном свете. Во время чемпионата Советского Союза в Ленинграде
в 1947 году группа игроков подписала коллективное письмо, в кото-
ром Керес был заклеймен как «коллаборант» и «фашист».
По слухам, спасло то, что Кереса взял под личную опеку пер-
вый секретарь ЦК Эстонии Николай Каротамм2, который, видимо,
152 Ученые

и подсказал Кересу написать письмо В. М. Молотову3. Реакция по-
следнего была положительной, и выдающийся гроссмейстер получил
разрешение вернуться в шахматы. Но КГБ не выпускал его из сферы
внимания до конца жизни. Может быть, поэтому сквозь приветли-
вость и улыбку в нем постоянно проглядывало что-то грустное, даже
трагическое.
Хараль Керес был обласкан поздней советской и постсоветской
властью Эстонии. За годы работы ученый был удостоен государствен-
ной премии ЭССР, звания заслуженного ученого, ордена «Знак поче-
та», медали Академии наук Эстонии и ордена Государственного герба
за заслуги третьей степени. В 1996 году Харальда Кереса избрали
почетным гражданином города Тарту и вручили ему орден Большой
звезды Тарту за заслуги. В 2005 году он получил премию президента
Эстонии «За дело жизни».
В беседе со мной он лишь обмолвился о том, как его третиро-
вали впервые годы после войны за «сотрудничество с оккупантами»
(работа физиком в оккупированной Эстонии). Сколько сил было
потрачено тогда на борьбу с ВАКом, все не утверждавшем его док-
торскую. Чувствовал, что ему много что есть рассказать на эту
тему...
Харальд Керес прожил 98 лет. Я навсегда сохранил в своем сердце
память об ученом, безукоризненно корректном человеке, очень на-
поминающем всемирно известного гроссмейстера.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В 1985 году я в качестве корреспондента журнала «64. Шахматное обозрение»
был командирован в Тарту. Цель поездки — встречи с академиком-физиком Хараль-
дом Кересом — видным ученым, остававшимся в тени младшего брата Пауля — ве -
ликого шахматиста, ставшего буквально гордостью эстонского народа. По итогам
поездки вышла статья [23], в которой я смог изложить не все, что узнал от Харальда
Пеэтеровича.
2 Каротамм Николай Георгиевич (1901–1969) — эстонский советский пар-
тийный и государственный деятель. В годы Великой Отечественной войны
возглавлял Эстонский штаб партизанского движения. С сентября 1944 по 1950
год — первый секретарь ЦК Коммунистической партии Эстонии, стал им после
того, как советские власти узнали о переходе предыдущего первого секретаря
Карла Сяре на сторону немцев. Непосредственно руководил массовой депорта-
цией тысяч эстонцев в Сибирь в марте 1949 года. В ходе кампании чистки снят
со своего поста и заменен назначенным из Москвы Йоханнесом Кэбином. В от-
личие от многих других «вычищенных», не был арестован. Каротамму дали воз-
можность работать в Москве. Позже учился в Академии общественных наук при
ЦК КПСС, работал в Институте экономики АН СССР в Москве, доктор эконо-
мических наук.
Керес 153

3 Молотов (настоящая фамилия Скрябин) Вячеслав Михайлович (1890–
1986) — советский политический и государственный деятель. Председатель Совета
народных комиссаров СССР (1930–1941), народный комиссар, министр иностран-
ных дел СССР (1939–1949, 1953–1956). Принимал самое активное участие в орга-
низации массового террора 1937–1938 годов. В августе 1939 года подписал Договор
о ненападении между Германией и Советским Союзом («пакт Молотова — Риб-
бентропа»). В 1957 году Молотов возглавил так называемую антипартийную группу
против Хрущева. После поражения «антипартийной группы» на заседании Пре-
зидиума ЦК 29 июня 1957 года Молотов был снят со всех постов «за принадлеж-
ность к антипартийной группе», выведен из состава Президиума ЦК КПСС и из
ЦК КПСС. Три города, названные в его честь, в 1957 году были переименованы.
Характер и личные качества Молотова в разных источниках интерпретируются
по-разному. Единодушно отмечается его усидчивость и кабинетная работоспособ-
ность, за что он еще в начале карьеры получил от большевиков первого поколения
прозвище «каменная задница».
154 Ученые

ШАХМАТИСТЫ
БОТВИННИК1
В детстве он был моим кумиром. Само слово «шахматы» ассоци-
ировалось с фамилией Ботвинник. Правда, за его матчем с Давидом
Бронштейном в 1951 году я в силу малолетства не следил. Но в борьбе
за мировое первенство середине 1950-х годов между Михаилом Бот-
винником и Василием Смысловым2 и я, и все мои друзья, и рязанские
знакомые болели только за М. М . Ботвинника. Ему я всей душой желал
успеха и позднее в его противостоянии с М. Талем3, а потом и с Т.
Петросяном4. Был крайне раздосадован решением ФИДЕ отменить
матчи-реванши, будучи уверенным, что, если бы не это, Михаил Бот-
винник победил бы в матче-реванше и Тиграна Петросяна.
После переезда в Москву общественная работа во Всероссийской,
а затем и Всесоюзной шахматной федерации позволила мне познако-
миться с великим шахматистом, изредка иметь с ним беседы, что дает
возможность рассказать о нескольких эпизодах из жизни патриарха
советских шахмат. В столице я познакомился с другими прослав-
ленными шахматистами, даже с конкурентами Ботвинника в борьбе
за мировое шахматное первенство — Д. И . Бронштейном, В. В. Смыс-
ловым и М. Н. Талем. И об этих памятных встречах мне также хочется
упомянуть.
Поскольку в зрелые годы мои собственные интересы в шахматах
были связаны с игрой по переписке, я пытался разговорить Ботвин-
ника на тему заочных шахмат, но не слишком удачно. Его никогда
никому не удавалось заставить говорить на тему, его не слишком ин-
тересующую. Когда же он из вежливости отвечал на мои вопросы,
то излагал очевидные вещи.
Исключительная по интенсивности деятельность М. М. Ботвинни-
ка в области практических шахмат и научных исследований лишала
его возможности участвовать в заочных соревнованиях. «Игра по пере-

писке, — говорил он, — это длительная и, пожалуй, изнурительная
работа, на которую у меня не хватало времени» [25].
Все же однажды в 1929 году Михаил Моисеевич принял участие
в организованном ленинградской газетой «Смена» матче с «Иксом».
Под этим названием в историю заочных шахмат вошел своеобразный
сеанс одновременной игры по телефону, проведенный в конце 1929 —
начале 1930 года анонимом против десяти сильнейших ленинградских
шахматистов. Результат оказался сенсационным: только трое, в том
числе М. Ботвинник, сделали ничьи, а остальные участники, а среди
них были известные шахматные мастера, должны были признать себя
побежденными. После матча выяснилось, что «Иксом» был мастер
А. Модель5.
Ботвинник отмечал полезность игры по переписке для любого шах-
матиста. По его словам она ценна тем, что развивает аналитические
способности, если, конечно, шахматист играет самостоятельно. Заоч-
ные шахматы, по мнению «патриарха», незаменимы, если шахматист
живет на периферии и не может себе найти достойных соперников.
Вскоре после убедительной победы команды СССР в VI заочной
Олимпиаде (командном чемпионате мира) в 1973 году М. М . Ботвин-
ник так отозвался об этом достижении: «Разумеется, это неслучайно.
Команда Советского Союза уже в третий раз добивается такого успеха,
а на сей раз сумела занять первое место с большим отрывом от кон-
курентов. Это лишний раз свидетельствует о высоком уровне игры
советских мастеров, в том числе и шахматистов-заочников».
В связи с появлением компьютеров, якобы угрожающих самому
существованию этой разновидности шахмат, он сказал следующее:
«Заметим, что игра по переписке не имеет никакого отношения
к электронному шахматисту. Разница между очной и заочной игрой
заключается в том, что при игре по переписке мы сталкиваемся с ины-
ми условиями решения задач, стоящих перед шахматистом в процессе
борьбы. Здесь можно подолгу думать, заглядывать во всевозможные
справочники, спокойно анализировать, передвигать фигуры при об-
думывании хода. Во время заочной игры шахматист не испытывает
и столь присущего участникам очных соревнований нервного напря-
жения, из-за чего нередко сводятся на нет интересные творческие за-
мыслы. Необходимо отметить, что в очных и в заочных шахматных
партиях для нахождения хода используется мозг человека, а при со-
ревнованиях электронных шахматистов — вычислительная техника».
Время показало, что в этом Михаил Моисеевич, к большому мое-
му сожалению, ошибся. С ростом быстродействия компьютеров роль
человека-мыслителя в шахматном поединке неуклонно уменьшается,
сверхбыстрые компьютеры борются между собой, и итоговые таблицы
современных заочных соревнований самого высокого уровня пестрят
156 Шахматисты

«половинками» — подавляющее число поединков неизбежно закан-
чивается ничейным результатом.
Высказывался М. М. Ботвинник и по специфическим проблемам
шахматистов-заочников, например, по поводу порядка присуждения
партий, которые не удалось завершить в установленный срок. Пробле-
ма отразилась в постоянной дискуссии сторонников «объективного»
и «субъективного» методов оценки позиции.
«Объективным» принято было называть присуждение независимо-
го арбитра, который, как правило, имел существенно более высокую
квалификацию, чем шахматисты, игравшие и не доигравшие партию
в срок. «Субъективное» присуждение — это попытка ускоренного дои-
грывания на основе представленных анализов участников («субъектов»).
«Звезды заочных шахмат» были в основном за «объективное» при-
суждение. А гроссмейстер ИКЧФ Яков Эстрин6 во время очередно-
го спора на комиссии заочных шахмат привел мнение Ботвинника
на этот счет. «Патриарх», оказывается, тоже за «объективность».
Я был сторонником присуждения на основе анализов заключитель-
ной позиции, представленных участниками. Когда смог переговорить
с Михаилом Моисеевичем на эту тему, то привел такую аргументацию.
«Объективное» присуждение по существу является доигрыванием пар-
тий судьями. С философской точки зрения, арбитры также являются
субъектами, выражающими собственное мнение. Главный вопрос —
не в терминологии, а в другом: объективно ли «объективное» (простите
за тавтологию) присуждение для определения спортивного результата?
Известны случаи, и, увы, их немало, когда участник специально тянет
время, чтобы передать партию на присуждение в надежде, что арбитр,
имеющий более высокую шахматную квалификацию, сумеет, подобно
опытному адвокату, достичь искомого результата.
Ботвинник терпеливо выслушал меня, но в ответ пробурчал, что,
наверно, это специфика игры по переписке, в нюансы которой ему
вникать не хочется.
Замечу, что тема присуждения постепенно потеряла актуальность:
во всех видах как очных, так и заочных соревнований ныне приме-
няется контроль времени, позволяющий закончить партии в срок,
да и заочные шахматы, став серверными, обходятся без присуждения.
В другой раз общение с М. М . Ботвинником было связано с моей
работой над книгой о сущности шахмат, названной «Шахматное три-
единство» [26]. Что такое шахматы? Трудно сказать, кто и когда впер-
вые задался этим вопросом. На протяжении веков шахматы считались
просто игрой, а их почитатели на большее не претендовали.
Но еще во второй половине XIX века стали проводиться чемпиона-
ты, все разрасталась сеть всевозможных турниров и матчей, и шахматы
оказались неотделимы от большого спорта. А с начала XX века находят
сходные черты у шахмат с искусством и с наукой.
Ботвинник
157

Наука, искусство, спорт. Эти три составляющие применительно
к трактовке шахмат рассматривались независимо. Характерен ставший
классическим афоризм гроссмейстера Савелия Тартаковера7: «Если
шахматы — борьба, то величайшим шахматистом был Ласкер8, если
шахматы — наука, то Капабланка9, если искусство, то, несомненно,
Алехин10». На вопрос «Что для вас шахматы?» «шахматные короли»
отвечали по-разному.
В своей книге я рассматривал вопрос о шахматном триединстве
как бы с другой стороны, рассказываю о крупных ученых, видных
деятелях науки, известных спортсменах, для которых шахматы — спо-
соб организации досуга. Многогранность шахмат привлекает разные
творческие интересы. Основная часть книги подготовлена по мате-
риалам интервью, которые в разные годы брал у деятелей искусства,
науки и спортсменов.
Я уже считал себя знакомым Ботвинника, и мне захотелось, чтобы
предисловие написал он — великий шахматист и доктор наук. В от-
вет на просьбу Михаил Моисеевич предложил обратиться к Смысло-
ву — также выдающемуся гроссмейстеру, экс-чемпиону мира, заметив
на всякий случай: если тот откажется, то он в принципе не против
подготовить предисловие к моей книге.
Я по совету Ботвинника обратился к Смыслову, с которым в тот
момент даже знаком не был, и тот без колебаний согласился. Узнав
об этом, Ботвинник мне в качестве «утешения» за ненаписанное пре-
дисловие подарил книгу воспоминаний [3].
Книга М. М . Ботвинника с дарственной надписью
158 Шахматисты

Вспоминается и такой штришок. Мою громоздкую фамилию не-
редко пишут с ошибками. Автограф самого Ботвинника мне был до-
рог, и в момент, когда он выводил фамилию, я постарался как можно
отчетливее ее произнести, выделяя каждый звук. Михаил Моисеевич
строго посмотрел на меня и произнес: «У вас известная в мире шахмат
фамилия».
И Ботвинник, и Смыслов поддерживали дружеские отношения
с одним из персонажей книги «Шахматное триединство», знамени-
тым физиком, академиком П. Л. Капицей11.
Василий Васильевич Смыслов рассказал автору об этом такими
словами: «Когда он находил время, чтобы сыграть в шахматы, у меня
появлялся интересный партнер. С удовольствием вспоминаю о наших
встречах с Петром Леонидовичем и о наших шахматных сражениях,
происходивших на Николиной горе, на даче у академика. Петр Лео-
нидович отличался живостью мысли, а в шахматы играл просто само-
забвенно. Поединки продолжались до позднего вечера. Во время игры
Петр Леонидович был очень сосредоточен. Как-то во время нашей
партии зашел сын Петра Леонидовича, профессор Сергей Петрович
Капица, и я стал расспрашивать его о научно-популярной телепере-
даче “Очевидное-невероятное”. Петр Леонидович попросил не от-
влекаться — видно было, что игра захватывает его целиком.
Стиль игры Петра Леонидовича очень активный. При первой
возможности он стремится атаковать короля, предпочитая открытые
дебюты, особенно гамбитные продолжения, и мне показалось нелиш-
ним преподнести ему в день рождения первый том “Энциклопедии
шахматных дебютов”, посвященный открытым началам».
На мой вопрос, как оценить шахматную силу Петра Леонидовича,
Василий Васильевич ответил: «Давайте не будем его обижать. Напи-
шите, что в последние годы жизни он играл, пожалуй, в силу первого
разряда. Но его техника разыгрывания эндшпиля и понимание по-
зиции позволяют высказать предположение, что в свое время он мог
играть в силу мастера».
Узнав, что его многолетний соперник в борьбе за шахматную ко-
рону написал предисловие к моей книге, Михаил Моисеевич заин-
тересовался текстом, а прочитав слова Смыслова о шахматной силе
Капицы, рассмеялся: «Василий Васильевич всегда был дипломатом.
Что касается шахматной силы Капицы, то никакого “понимания по-
зиции” у него не было, а играл он в силу пятой категории».
Позднее я понял причину легкого раздражения Ботвинника про-
тив П. Л. Капицы-шахматиста . Бессменный секретарь академика Па-
вел Евгеньевич Рубинин12 рассказал автору об эпизоде, имевшем место
в 1940 году. Отец П. Е . Рубинина — Евгений Владимирович — сам
большой любитель шахмат, друживший с П. Л . Капицей, решил свести
его с М. М . Ботвинником. С ним Евгений Владимирович в бытность
Ботвинник
159

полпредом в Бельгии познакомился во время АВРО-турнира (его ор-
ганизовала голландская радиокомпания АВРО).
Встреча П. Л. Капицы с М. М . Ботвинником состоялась на квар-
тире Е. В. Рубинина. Петр Леонидович, у которого мудрость иной раз
сочеталась с лукавством, предложил сыграть партию с условием, что
Рубинин, игравший слабее Капицы, объединится с Ботвинником
и при этом члены «команды», делая ходы по очереди, ни в коем слу-
чае не должны были советоваться друг с другом. В этом и была хи-
трость Капицы, которая в какой-то момент сработала: гроссмейстер
пожертвовал фигуру за атаку, что при правильной игре должно было
привести к победе, но Евгений Владимирович при очередном ходе
не нашел точного продолжения, и в результате «тандем» остался и без
фигуры, и без атаки.
Своей победе Петр Леонидович радовался с детской непосред-
ственностью; у М. М. Ботвинника, понятно, эта затея особого веселья
не вызвала. А то, что Михаил Моисеевич ничего не забывал, мы узнаем
из воспоминаний многих его современников.
Один из моих контактов с М. М . Ботвинником произошел в свя-
зи со смертью в апреле 1992 года на 81-м году жизни знаменитого
американского шахматиста Самуэля Решевского, ровесника Бот-
винника, бывшего в свое время одним из его главных соперников
в борьбе за мировое первенство. Я сообщил Михаилу Моисеевичу
эту печальную новость и попросил написать воспоминания для вы-
ходившей в Москве «Международной еврейской газеты», в которой
на общественных началах вел тогда отдел спорта. Просьбу зачем-то
сопроводил репликой: «Вы ведь имеете еврейское происхождение».
Ботвинник отреагировал:
—
Что значит «происхождение»?! У меня не происхождение.
Я просто еврей. Скажите, это издание имеет отношение к антисио-
нистскому комитету13?
—
Нет, никакого отношения.
—
Раз вы подтверждаете, что это приличная газета, напишу не-
большую заметку о Решевском. Только вы должны дать хотя бы устную
гарантию, что не будет никакого изменения текста. А то в «64. Шах-
матное обозрение» исказили текст заметки, не согласовав со мной.
Больше с этим журналом дела иметь не буду.
Я, конечно, гарантировал неприкосновенность текста, к тому
же уже знал от сотрудников «64. ШО» о скандале, суть которого
в следующем. М. М. Ботвинник написал некролог по случаю смерти
своего друга, видного советского дипломата Б. Ф . Подцероба14. Фраг-
мент статьи, описывающий как Подцероб был представлен Сталину
в авторской редакции выглядит так:
«— Как ваша фамилия?
—
Подцероб, — последовал четкий ответ.
160 Шахматисты

—
Кто вы по национальности?
—
Белорус.
Сталин махнул рукой и сказал: “Чухна, значит”».
Последнюю реплику генералиссимуса редакция журнала выбро-
сила, нанеся тем самым «патриарху» обиду настолько глубокую, что
в предисловии к вышедшей через несколько лет книге воспоминаний
он написал: «Особо надо выделить статью о Б. Подцеробе. Мы с ним
были очень дружны. К сожалению, мне не удалось опубликовать ранее
статью так, как она была написана. Здесь она печатается без искаже-
ний» [3, с. 7.] .
Свое обещание Михаилу Моисеевичу совершенно не вмешиваться
в его текст я выполнил. Ниже привожу эту заметку без малейшего ис-
кажения. Все многоточия и скобки в тексте принадлежат М. М . Бот-
виннику:
«С 6 лет он уже гастролировал и давал сеансы одновременной игры:
однажды среди его противников в сеансе был будущий чемпион мира
Макс Эйве, хотя на 10 лет он был старше Решевского...
Затем родители пощадили его нервную систему, и Сэмми отошел
от шахмат до завершения образования. Когда Решевский вернулся
к шахматной жизни, то вскоре стал чемпионом США и впоследствии
уступил это звание Роберту Фишеру.
Но самый ранний период его выступлений наложил свой отпечаток
на шахматное творчество Решевского. Он мало изучал, что создавали
другие, полагаясь на свое виртуозное искусство за доской. Но это тре-
бовало много сил и времени — отсюда постоянные цейтноты. То, чего
Решевский добивался из-за глубокого проникновения в суть позиции,
он терял из-за поверхностной игры в цейтноте.
Иногда попадал в трудные ситуации, поскольку не занимался глу-
бокой и систематической подготовкой к соревнованиям. Но тогда
он успешно находил неожиданные тактические удары.
Так, в 1938 году, во время АВРО-турнира (Голландия), в защите
Нимцовича, играя белыми, он попал в партии со мной в проигранное
положение.
Ботвинник
161

Я уже решил, что дело сделано, и легкомысленно сыграл 30...Фb8
вместо того, чтобы ходом 30...Фс8 довести партию до логического кон-
ца. И глубокий тактик нашел фантастическую жертву ферзя 31. Леd1!!!
Все остальное проигрывает. И после: 31...Л:е4 32. С:е4 Фf8 33. Лd8 Се8
34. Ле1! Крf7 35. С:h7 Ке5 36. fе Фh8 37. Сс2 Кре7. Мой партнер мог
легко выиграть путем 38. Лb8. Но был уже цейтнот... Сэмми сыграл
38. Лс8 f5 39. С:f5 Фh5 40. g4, окончательно выпуская выигрыш. 40...
Фg5 41. e6 g6 и в итоге черные спаслись вечным шахом.
Непримиримый за шахматной доской, в быту он был скромным
и своеобразным человеком. Был предан шахматам, но религия значила
для него еще больше (это было связано с трудностями в питании).
Когда не было кошерной пищи, Сэмми просто недоедал. Во время
АВРО-турнира мастер Оскам15 подарил мне несколько свежих (еще
теплых!) кошерных пирожков. Посоветовались с женой и отдали пи-
рожки Решевскому, что было воспринято весьма восторженно.
После долгого перерыва встретились мы в 1983 году в Нью-Йорке
(я присутствовал на чемпионате мира среди компьютеров). Решевский
был в кепке, он уже ее не снимал даже во сне...
Да, за последние полтора века Соединенные Штаты дали миру пле-
яду великих мастеров — Морфи, Пилсбери, Маршалла, Файна, Ре-
шевского, Фишера16... Увы, сейчас там нет достойной смены. Но если
вновь появятся таланты, то они могут брать пример с глубокого и бес-
компромиссного шахматного бойца Самуэля Решевского».
Эта небольшая заметка, как и другие публикации Ботвинника
в жанре некролога, показывает, что он мог быть доброжелательным
по отношению к соперникам, уже не угрожавшим его чемпионству.
Мне не довелось познакомиться с Решевским. Но хочу привести
и свою заметку о сопернике Ботвинника, тогда же опубликованную
в газете.
Самуэль Решевский умер на 81-м году жизни, его шахматный стаж
составил три четверти века! Он начал играть в возрасте пяти лет, счи-
тался шахматным вундеркиндом. Когда-то, гастролируя по европей-
ским столицам, мальчик из находящегося в Польше местечка Озеркув
давал сеансы одновременной игры взрослым шахматистам, годившим-
ся ему в отцы и деды. Он вспоминал: «Шахматы были для меня уже
тогда нормальной человеческой функцией, чем-то вроде дыхания. Они
не требовали сознательного усилия. Так же, как люди делают вдох
и выдох, я делал ходы».
А, отметив 80-летие, он продолжал не без успеха сражаться в тур-
нирах с гроссмейстерами, которые по возрасту могли бы быть его сы-
новьями, внуками, да, пожалуй, и правнуками.
С. Решевский был человеком религиозным, строго соблюдал тре-
бования иудаизма и потому запомнился тем, что никогда не садился
162 Шахматисты

за доску в субботу. Он был еще ребенком, когда его семья переселилась
в США, где и раскрылось дарование Решевского. В 1931 году он впер-
вые стал чемпионом США, в 1935-м завоевал первый приз на турнире
в Маргите, опередив самого Х. Капабланку, к тому же победив его
в личной встрече.
Год спустя в Ноттингеме он оказался третьим, пол-очка уступив
разделившим первенство М. Ботвиннику и Х. Капабланке. И здесь
нанес убедительное поражение А. Алехину. Не случайно после войны
до конца 1950-х именно С. Решевского более всего опасались чинов-
ники, призванные обеспечивать постоянную «прописку» шахматной
короны в СССР. Именно американец, не игравший по субботам, дол-
гие годы оставался главным соперником советских гроссмейстеров
в борьбе за мировое первенство.
Не желая умалить достижения наших соотечественников, все
же напомню, что С. Решевский часто оказывался в невыгодных ус-
ловиях. Ведь его подготовка к турнирам и матчам не финансировалась
из госбюджета, для него не организовывались сборы и не создавались
тренерские бригады. В отличие от большинства наших гроссов-псев -
долюбителей, С. Решевский всегда оставался истинным любителем
шахмат и потому вынужден был ради хлеба насущного служить в стра-
ховой компании.
Но и «без отрыва от производства» его результаты на протяжении
десятилетий оставались высокими и стабильными. В 50 лет он свел
вничью матч с 18-летним Р. Фишером, бывшим уже тогда звездой
первой величины. Матч был прерван при счете 51⁄2 : 51⁄2, и Решевскому
присудили победу. Отношения между ними вконец испортились, но,
несмотря на это, вскоре Р. Фишер писал: «На протяжении десятиле-
тия — между 1946 и 1956 годами — Решевский был, вероятно, сильней-
шим шахматистом мира. Я уверен, что сыграй он матч с Ботвинником
в эту пору, то одержал бы победу и стал чемпионом мира».
В 1968 году на пороге 60-летия вошел в число претендентов на ми-
ровое первенство, на восьмом десятке становился призером чемпиона-
та США. Не собирался заканчивать шахматную карьеру и на девятом...
«Борьба, соперничество — вот что привлекает меня в шахматах», —
признавался С. Решевский. В истории шахмат навсегда останется имя
гроссмейстера, готового вести честную борьбу за шахматной доской
в любое время... кроме субботы [27].
В книге [4] Ботвинник вспоминает о двух партиях с Решевским
из состоявшегося в Москве в 1946 году матча СССР — США. В первой
партии, играя белыми, Ботвинник с трудом в результате доигрывания,
как говорится, «убежал на ничью».
Во второй партии белыми руководил уже Решевский. Партия про-
текала с переменным успехом и, скорее всего, как и первая, заверши-
Ботвинник
163

лась вничью. Оба соперника попали в цейтнот и... предоставим слово
Ботвиннику: «Самое главное, что связано с этой партией, не отра-
зишь в шахматных комментариях. Насколько я помню, после своего
хода 38. Кра6 Решевский забыл перевести часы. Сидел я и думал, что
делать? В такой же ситуации 10 лет назад в партии с Боголюбовым
(Ноттинген, 1936 год) я обратил внимание партнера на его забывчи-
вость. Но ведь партия с Решевским — из командного матча. Разве имел
я право проявлять щепетильность без согласия капитана? Да и как
советоваться с капитаном, когда у обоих партнеров висят флажки. Вот
я и сидел неподвижный, как сфинкс. Сохранилась фотография нашей
встречи, относящаяся как раз к этому моменту. Здесь были и арбитр
Эйве, и Керес, и Денкер, Стейнер, но и они также не стали напоми-
нать Решевскому о часах. Наконец он сам заметил свою оплошность
и с размаху стукнул по кнопке часов, но на 41-м ходу в цейтнотной
спешке просмотрел потерю качества. И сейчас мне неясно, правильно
ли я тогда себя вел?» [4, с. 50].
В те времена не существовало понятия «фейр плей»17, впрочем,
не уверен, что Ботвинника можно назвать джентльменом в шахматах.
Напомню известный факт из истории футбола. На чемпионате
мира 1962 года матч СССР — Уругвай, решавший кто выйдет из груп-
пы, складывался достаточно тяжело. При счете 1:1 сборная Уругвая
владела инициативой, советским футболистам было тяжело справлять-
ся с давлением соперников. И вот на 79-й минуте Игорь Численко
посылает мяч в ворота. Правда, он попадает туда сквозь сетку, чего
не заметил судья, засчитавший гол.
В этот момент капитан сборной СССР Игорь Нетто показал су-
дье дыру в сетке, сквозь которую мяч попал в ворота. В результате
итальянский судья Йонни отменил свое решение. Далеко не каждый
на месте Нетто решился бы на такой поступок. Ведь на кону стояло
будущее всей команды. Как известно, сборная СССР все же победила
Уругвай и вышла в четвертьфинал, где уступила хозяевам турнира —
чилийцам. Однако благородный поступок Игоря Нетто способствовал
позитивному имиджу нашей команды, а поскольку каждый розыгрыш
Кубка мира по футболу — событие мирового значения, то в какой-то
мере и имиджу страны.
В отличие от упомянутого футбольного поединка, шахматный матч
СССР — США закончился бы победой сборной СССР независимо
от результата поединка Ботвинника с Решевским. И совсем не к месту
ссылается «эпоха шахмат» на свою партию с Боголюбовым из турнира
в Ноттингене в 1936 году. В той партии игравший белыми Боголюбов
сдался после 25-го хода — задолго до возможного цейтнота. Не знаю,
на каком ходу Михаил Моисеевич проявил «благородство» по отноше-
нию к партнеру, в любом случае он прекрасно понимал, что ничем не ри-
скует: исход поединка в его пользу был предрешен вскоре после дебюта.
164 Шахматисты

Я работал над книгой «Лубянский гамбит», посвященной твор-
честву незаконно репрессированных шахматистов [28]. Зная о юно-
шеской дружбе Ботвинника с этюдистом Каминером18, я пытался
выяснить у него судьбу друга, расстрелянного по обвинению в при-
надлежности к контрреволюционной террористической организации,
погибшего в 1938 году и посмертно реабилитированного в 1956-м.
Ботвинник вспоминал о начале своего эпохального шахматного
пути: «После того как 1 июня 1924 года меня приняли в члены Петро-
градского шахматного собрания, появилась возможность скрестить
оружие с более сильными партнерами. Сыграл тренировочный матч
с Сережей Каминером и... все три партии проиграл: не было позици-
онного опыта».
Каминер был на три года старше. Вскоре турнирные успехи Бот-
винника стали куда серьезнее, чем Каминера. Он стал известен как
составитель этюдов, которые близки творчеству шахматиста-практи-
ка. И Михаил Ботвинник интересовался этюдным творчеством своего
друга юности и порой делал в печати примечания к этюдам С. Ками-
нера.
Михаил Ботвинник писал о последней встрече с Сергеем Ками-
нером: «Была осень 1937 года. Я играл в Москве матч на первенство
СССР с Г. Левенфишем. Неожиданный телефонный звонок, и в номер
гостиницы “Националь” является Сережа Каминер. “Здесь в тетра-
ди, — говорит он, — все мои этюды, некоторые еще недоработаны.
Возьмите их себе. Боюсь, что у меня они пропадут”. Его предчувствие
оправдалось...»
Что же произошло дальше? Единственное, что удалось узнать
у Ботвинника, что на тетради Каминера был написан какой-то пензен -
ский адрес, там жил кто-то из его родственников. Очень неуверенно
Михаил Моисеевич предположил, что, поскольку Сергей Михайло-
вич, будучи по образованию инженером-химиком, занимал солидный
пост в управлении «Главрезина», его накрыла волна репрессий после
смерти Серго Орджоникидзе.
Мне казалось, что Михаил Моисеевич что-то недоговаривает,
и было очевидно, что обсуждение темы репрессий ему, глубоко со-
ветскому человеку, неприятно. Неслучайно он резко критически от-
несся к самому факту появления в печати повести «Один день Ивана
Денисовича».
Завершая воспоминания об эпизодических встречах с М. М . Бот-
винником, я ловлю себя на мысли, что о нем хочется отозваться, как,
по словам Максима Горького, В. И . Ленин отозвался о Л. Н. Толстом:
«Какая глыба, а? Какой матерый человечище!..», но теперь у меня нет
уверенности, что я был бы его болельщиком в матче со Смысловым.
И, скорее всего, в его противостоянии с М. Талем я был бы на стороне
рижанина.
Ботвинник
165

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ботвинник Михаил Моисеевич [04 (17) августа 1911 года, Куоккала, ныне Ре-
пино Ленинградской области — 5 мая 1995 года, Москва] — российский спортсмен
(шахматы); заслуженный мастер спорта СССР (1945), международный гроссмейстер
(1950); шестой чемпион мира в истории шахмат (1948–1957, 1958–1960, 1961–1963),
семикратный чемпион СССР (в 1931–1952 годах). Доктор технических наук, профес-
сор. (Большая Российская энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия,
т. 4, 2006. С. 91).
2 Смыслов Василий Васильевич (1921–2010) — седьмой чемпион мира по шах-
матам (1957–1958), чемпион СССР (1949), девятикратный победитель всемирных
шахматных олимпиад в составе команды СССР, международный гроссмейстер
(1950), заслуженный мастер спорта СССР (1948).
3 Таль Михаил Нехемьевич (1936–1992) — восьмой чемпион мира по шахматам
(1960–1961), шестикратный чемпион СССР (1957, 1958, 1967, 1972, 1974, 1978), вось-
микратный победитель шахматных олимпиад в составе команды СССР, междуна-
родный гроссмейстер (1957), заслуженный мастер спорта СССР (1960).
4 Петросян Тигран Вартанович (1929–1984) — девятый чемпион мира по шах-
матам (1963–1969), четырехкратный чемпион СССР (1959, 1961, 1969, 1975), девяти-
кратный победитель шахматных олимпиад в составе команды СССР, международ-
ный гроссмейстер (1952), заслуженный мастер спорта СССР (1960), кандидат фило-
софских наук.
5 Модель Абрам Яковлевич (1895–1976) — мастер спорта СССР по шахматам,
преподаватель математики, музыкант, поэт, автор значительного количества литера-
турных произведений юмористического характера на тему шахмат.
6 Эстрин Яков Борисович (1923–1987) — мастер спорта СССР по шахматам
(1949), гроссмейстер по заочным шахматам (1966), победитель седьмого чемпионата
мира в игре по переписке (1972).
7 Тартаковер Савелий Григорьевич (1887–1956) — международный гроссмейстер
(1950), один из сильнейших шахматистов мира в начале XX века. Шахматный теоре-
тик, журналист и литератор, поэт и переводчик. Доктор права.
8 Ласкер Эмануил (1868–1941) — немецкий шахматист и математик, второй чем-
пион мира по шахматам (1894–1921).
9 Капабланка-и -Граупера Хосе Рауль (1888–1942) — кубинский шахматист, шах-
матный литератор, дипломат, третий чемпион мира по шахматам (1921–1927).
10 Алехин Александр Александрович (1892–1946) — шахматист, выступавший
за Российскую империю, Советскую Россию и Францию, четвертый чемпион мира
по шахматам (1927–1935, 1937–1946), единственный шахматист, который умер, яв-
ляясь действующим чемпионом мира.
11 Капица Петр Леонидович (1894–1984) — физик, инженер, организатор науки,
основатель Института физических проблем, один из основателей Московского фи-
зико-технического института, лауреат Нобелевской премии по физике (1978), дей-
ствительный член Академии наук СССР.
12 Рубинин Павел Евгеньевич (1925–2006) — переводчик, выпускник Военного
института иностранных языков, более 50 лет работал в Институте физических про-
блем — 29 лет в качестве референта П. Л . Капицы и 22 года до своей кончины ди-
ректором Мемориального музея П. Л. Капицы и ответственным секретарем архива
Капицы.
13 Антисионистский комитет советской общественности (АКСО) — обществен-
ная организация в СССР, занимавшаяся противостоянием сионизму и его критикой
166 Шахматисты

посредством пропагандистской и издательской деятельности. Действовала с 24 марта
1983 года по октябрь 1992 года. У М. М. Ботвинника была устойчивая репутация «со-
ветского еврея», всегда поддерживающего политику партии и правительства. Поэто-
му его реплика в адрес АКСО, как организации не вполне приличной, была для меня
неожиданной.
14 Подцероб Борис Федорович (1910–1983) — советский дипломат, чрезвычай-
ный и полномочный посол, был сильным шахматистом, в основном играл по пере-
писке.
15 Оскам Герард (1880–1952) — голландский шахматный мастер, магистр права.
16 Фишер Роберт Джеймс (1943–2008) — 11-й чемпион мира по шахматам (1972–
1975), международный гроссмейстер (1958), завоевав звание чемпиона мира, прекра-
тил выступать в соревнованиях.
17 Фейр-пле
́
й (англ. fair play — приблизительный перевод «честная игра») — свод
этических и моральных законов, основанных на внутреннем убеждении индивиду-
ума о благородстве и справедливости в спорте.
18 Каминер Сергей Михайлович (1908–1938) — советский шахматный компози-
тор-этюдист. Многие его этюды занимали высшие места на шахматных конкурсах
1920–1930-х годов. По основной специальности — химик-технолог.
Ботвинник
167

ТАЛЬ1
В 1968 году экс-чемпион мира по шахматам Михаил Таль снялся
в документальном фильме «Семь шагов за горизонт», посвященном де-
монстрации уникальных человеческих способностей. С гроссмейсте-
ром был снят сюжет, где он дает сеанс одновременной игры, не глядя
на доску, довольно квалифицированным шахматистам, да при этом
успевает делать остроумные замечания по поводу поединков, а в итоге
не проигрывает ни одному из партнеров!
На любителей эпизод произвел сильное впечатление, а профес-
сионалы понимали, что возможности Таля этими «шагами за гори-
зонт» не исчерпываются. И, думается, пройдет немало времени, пре-
жде чем историки, теоретики, журналисты сумеют общими усилиями
оценить значение этой личности [29].
Мое знакомство с Михаилом Талем было обусловлено острым
желанием, чтобы он написал предисловие к моей книге «Шахматная
Рязань». По приглашению рязанских организаторов Михаил Таль пару
раз приезжал в город моего детства и молодости, разумеется, оставил
о себе самые теплые воспоминания. Да и у него, судя по публикациям,
впечатление от посещения древнего города было добрым.
Одним словом, я рискнул обратиться к нему с просьбой. Позвонил,
представился, и выяснилось, что моя фамилия ему известна. По теле-
фону он продиктовал текст короткого предисловия. Затем, как при-
нято, я напечатал текст и отправился на квартиру его друзей, у которых
он останавливался в Москве.
В ответ на мое приветствие («Здравствуйте, Михаил Нехемьевич»)
услышал: «Сережа, не называйте меня по имени-отчеству, зовите про-
сто Миша». Сделав пару незначительных поправок, Таль подписал
предисловие.
Таля при жизни почти не величали Михаилом Нехемьевичем. В па-
мяти бесчисленных друзей, знакомых, почитателей он остается про-
сто Мишей. Его любили и профессионалы, и дилетанты, и любители.
Одни — за уникальный стиль игры, другие — за смелость в сложных
жизненных ситуациях, третьи восхищались его журналистским ма-

стерством. Филолог по образованию, Михаил Таль был одним из луч-
ших шахматных журналистов.
И мне в свое время было очень приятно получить от него в подарок
книгу с надписью «Коллеге по шахматному перу». А книга та назы-
вается «В огонь атаки» [80] и отражает главную черту гроссмейстера,
всегда стремившегося к острой бескомпромиссной игре. Не сосчитать
сколько комплектов фигур и пешек пожертвовал он ради атаки.
Книга М. Н . Таля с дарственной надписью
Недавно русскоязычный читатель получил возможность ознако-
миться со статьей Алехина «Еврейские и арийские шахматы». На-
писанная в 1941 году (Алехин впоследствии признавался, что писал
под давлением), она полна антисемитских высказываний и содержит
осуждение «еврейских шахмат» за стремление к материальным при-
обретениям любой ценой и «оппортунизм, который стремится устра-
нить всякую тень потенциальной опасности». Интересно, что сказал
бы Алехин о своей расовой теории в шахматах, если бы мог познако-
миться с творчеством еврея Таля.
Мои встречи и беседы с Мишей Талем касались игры по перепи-
ске и пришлись на конец 1970-х годов — на время работы совместно
с историком И. Романовым2 над первой книгой по истории заочных
шахмат [30]. В отличие от М. М. Ботвинника, который от вопросов про
«переписку» отмахивался, Таль отвечал обстоятельно, хотя и с окра-
шенной доброй иронией улыбкой.
Стокгольмская газета «Дагенс нюхеттер» в начале 1959 года, когда
рижанин совершал свой стремительный взлет к шахматному трону,
предложила ему сыграть партию по телеграфу с шведским гроссмей-
стером Г. Штольцем3. Как рассказывал Таль, получив предложение,
Таль
169

он был охвачен двойным чувством — радости и волнения: «Отказаться
от этой встречи значило бы лишить себя, во-первых, удовольствия сы-
грать партию с интересным шахматистом острого, комбинационного
направления (Г. Штольц неоднократно завоевывал призы за красивей-
шие партии. — С . Г .) и, во-вторых, испробовать свои силы в абсолютно
новой для себя области».
По договоренности для заочного поединка был выбран один
из острейших вариантов сицилианской защиты. Решили начать игру
не с начальной позиции, а с одной из критических, в которой, по сло-
вам Таля, «о каких-либо завуалированных планах говорить не при-
ходится. Намерения и белых, и черных совершенно очевидны: как
можно быстрее добраться до неприятельского короля. Такие партии
напоминают бег на короткую дистанцию — в них все решают быстрота
и энергия».
Партию Таль вел без отрыва от участия в очных турнирах, поэтому
телеграммы с ходами направлялись по разным адресам. Заключи-
тельную часть партии Таль вел из Цюриха. Сюда его привело участие
в крупнейшем международном турнире, принесшем очередную по-
беду. В один из вечеров при анализе отложенной позиции Михаил
получил телеграмму из Стокгольма, в которой Штольц признал по-
ражение.
По поводу этой партии он сказал: «Должен сознаться, что эту пар-
тию я играл с большим удовольствием, и она коренным образом из-
менила мое несколько скептическое отношение к заочным шахматам».
Первая встреча Таля с заочной игрой обогатила его шахматный
опыт двумя приобретениями. «Рассуждая о шахматах, — заключил
он, — многие склонны принимать в расчет лишь турнирную или мат-
чевую партию, когда партнеры сидят друг против друга и в течение
пяти часов пытаются победить в единоборстве. Однако турнирная
борьба — это лишь одна из сторон многогранного шахматного ис-
кусства. Анализ дебютных вариантов, шахматная композиция, игра
по переписке и многое другое — только в таком сочетании можно
рассматривать шахматное искусство в целом».
С тех пор Таль пользовался каждой возможностью встречи с заоч-
ными шахматами. И эти встречи всегда сопровождались необычными
обстоятельствами. Он был в ореоле славы, когда по инициативе Че-
хословацкого радио был устроен его сеанс с 20 сильнейшими юными
шахматистами страны, среди которых были будущий участник мат-
ча претендентов Властимил Горт4 и гроссмейстер Властимил Янса5.
На протяжении первых 30 ходов игра велась заочно. Каждый день,
кроме воскресений, чемпион мира посредством радио обменивался
двумя ходами со своими юными коллегами.
170 Шахматисты

Развязка наступила с глазу на глаз в Праге в присутствии двух тысяч
болельщиков и сотен тысяч любителей шахмат, следивших за ходом
увлекательного поединка с помощью средств массовой информации.
Итоги, кажется, удовлетворили всех: чемпион мира одержал 11 побед,
остальные партии закончились вничью.
Спустя восемь лет, уже в ранге экс-чемпиона, Таль вновь встретил-
ся в заочном поединке с юными шахматистами, на этот раз с читате-
лями «Пионерской правды», объединившими свои силы под флагом
клуба «Белая ладья»6. Читатели играли белыми, и после их 29-го хода
Таль принял их предложение о ничьей. Между тем в его распоряжении
была выигрывающая комбинация. Неужели Михаил Таль, которого
называли «кудесником шахматной комбинации», находивший такие
решения за доской, порой даже в блице, не нашел выигрыша в игре
по переписке, имея практически неограниченное время?!
Может быть, он просто решил проявить «милосердие» по отноше-
нию к юным партнерам?! Решив применить на практике поговорку «не
бывает неприличных вопросов, бывают только неприличные ответы»,
напрямую об этом и спросил. Таль улыбнулся: «Мне хотелось побы-
стрее закончить эту игру по переписке, которая, вообще говоря, мне
нравится, но отнимает много сил. Как возможно серьезно ею зани-
маться, переезжая с турнира на турнир? Вот закончу играть очно, вы-
йду на пенсию и включусь сразу в несколько турниров по переписке».
До пенсионного возраста он не дожил...
Спустя некоторое время я решился пригласить Таля в престиж-
ный заочный турнир. Он снова уважительно отозвался об игре «не
видя партнера», но от участия отказался. «Когда десять месяцев в году
играешь за доской, трудно выкроить время для написания одного
письма, — признался гроссмейстер и с улыбкой добавил: — Вот, как
только прекращу практические выступления, обязательно переклю-
чусь на переписку» [31].
К счастью для шахматного мира, практических выступлений Ми-
хаил Таль не прекратил до конца жизни.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Таль Михаил Нехемьевич (9 ноября 1936 года, Рига — 28 июня 1992 года, Мо-
сква] — советский спортсмен (шахматы); заслуженный мастер спорта СССР (1960),
международный гроссмейстер (1957); шестой чемпион мира в истории шахмат
(1960–1961), шестикратный чемпион СССР (1957, 1958, 1967, 1972, 1974, 1978). В 5
лет перемножал в уме трехзначные числа. В 23 года завоевал звание чемпиона мира.
Весной 1961 года, несмотря на серьезную болезнь, сыграл матч-реванш с Ботвинни-
ком и проиграл. Еще около 30 лет участвовал в различных состязаниях на первен-
ство мира, в том числе в 1965 году дошел до финала матча претендентов. В составе
сборной команды СССР принял участие в восьми Всемирных шахматных олимпи-
Таль
171

адах (1958–1982; сыграл 100 партий и набрал в них 81 очко: +64, –2, =34) и восемь
раз был их победителем; пять раз показывал лучший результат на своей доске (1958,
1962, 1966, 1972, 1974). В 1988 году в канадском г. Сент-Джон победил на первом
в истории чемпионате мира по молниеносной игре (блиц), опередив Г. К . Каспарова
и А. Е. Карпова. (Большая Российская энциклопедия. М .: Большая Российская эн-
циклопедия, т. 31, 2016. С . 611–612).
2 Романов Исаак Зиновьевич (1920–1993) — шахматный историк и литератор,
международный арбитр ИКЧФ (1968), кандидат исторических наук (1949), редактор
шахматного отдела газеты «Комсомольская правда» (1979–1984).
3 Штольц Геста (1904–1963) — шведский шахматист, международный гроссмей-
стер (1954), шестикратный чемпион Швеции.
4 Горт Властимил (р. 1944) — немецкий, ранее чехословацкий шахматист, между-
народный гроссмейстер (1965), около двадцати лет (1967–1985) участвовал в сорев-
нованиях на первенство мира. Чемпион Чехословакии (1972, 1975, 1984), участник
многих Всемирных олимпиад (1960–1984). После переезда в ФРГ — неоднократный
чемпион Германии.
5 Янса Властимил (р. 1942) — чешский шахматист, международный гроссмей-
стер (1974). Чемпион ЧССР (1964, 1974 и 1984). В составе национальной команды
участник ряда олимпиад (с 1964 года).
6 «Белая ладья» — всесоюзный, с 2004 года всероссийский и с 2014 года междуна-
родный шахматный турнир среди команд общеобразовательных учреждений. Прово-
дится ежегодно. Основан в 1969 году. Основные цели — популяризация шахмат среди
школьников, выявление способных юных шахматистов и повышение их спортивной
квалификации.
172 Шахматисты

КОНСТАНТИНОПОЛЬСКИЙ1
Эти воспоминания — об Александре Марковиче Константинополь-
ском — выдающемся шахматисте-практике, всю жизнь увлекавшемся
игрой по переписке. Его увлечение началось за десять лет до моего
рождения, когда он уже имел титул мастера, и продолжалось до конца
жизни.
Он родился в Житомире. В 1933 году получил звание мастера спор-
та СССР. В чемпионате СССР 1937 года в случае победы в последнем
туре становился чемпионом СССР и гроссмейстером. Но... грубый
промах в лучшей позиции и итог — дележ 2–3-го места . Ну как не ска-
зать, что партнером в той трагически закончившейся партии был один
из его лучших друзей еще со школьной скамьи — Всеволод Раузер...
В момент учреждения звания международного мастера ФИДЕ
в 1950 году А. М . Константинопольский получил этот титул, в 1983 году
за выдающиеся достижения в прошлом Александру Марковичу при-
своено звание гроссмейстера. В свои лучшие годы он встречался с вы-
дающимися гроссмейстерами, чемпионами мира разных лет и, бывало,
брал над ними верх.
В 1966 году он получил и звание международного мастера ИКЧФ.
В составе сборной СССР завоевал золотую медаль 3-й заочной Олим-
пиады (1958–1961). Известен А. М . Константинопольский и как вы-
дающийся тренер.
Началось с того, что в одном из номеров журнала «Шахматы
в СССР» за 1934 год было помещено письмо А. Константинополь-
ского.
«Письмо в редакцию.
Советские шахматные мастера поставили своей ближайшей зада-
чей догнать и перегнать буржуазных шахматистов. Одним из лучших
средств повышения квалификации и проверки теоретических изысканий
является игра по переписке. Поэтому считаю целесообразным организо-
вать при вашем журнале турнир по переписке для мастеров.
Если редакция возьмет на себя организацию такого турнира, прошу
включить меня в число его участников.
Мастер А. Константинопольский».

Редакция приветствовала предложение и немедленно приступила
к организации турнира, решив допустить в соревнование и первокате-
горников, которых в ту пору насчитывалось не так много. Так, по ини-
циативе мастера Александра Константинопольского в 1930-е годы
были проведены два турнира мастеров и первокатегорников, которые
можно рассматривать как предшественников официальных первенств
СССР, а их победителей — как неофициальных чемпионов.
Первый турнир мастеров и шахматистов первой категории прошел
с 1 февраля 1935 года по 1 декабря 1936 года. Константинопольский
оказался единственным участником, не потерпевшим поражение,
но излишнее миролюбие привело к итоговому четвертому месту. Одна-
ко когда он находил свою игру, то демонстрировал высшее мастерство.
Сицилианская защита, B40
Х. Баранов — А . Константинопольский
1-й турнир мастеров и I категории, 1935–1936
Комментарии А. М . Константинопольского
1. e4 c5 2. Кf3 e6 3. d4 cd 4. К:d4 Кf6 5. Сd3. Конечно, лучше 5. Кc3.
Теперь черные получают легкую игру, вынуждая размен или отступле-
ние коня d4. 5 ...Кc6 6. Кf3. Поддержать напряжение в центре можно
было, продолжая 6. К:c6 bc 7. 0–0 d5 8. Кd2!
6...d5 7. e5 Кd7 8. Фe2 Фc7 9. Сb5 a6 10. С:c6 bc 11. 0–0 c5! Есте-
ственный план черных состоит в том, чтобы расположить по большой
диагонали ферзя и слона, а затем постепенно сковать силы белых.
12. Сf4 Сe7 13. Сg3 Сb7 14. Кc3 Фc6! Уже угрожая d5-d4 с даль-
нейшим движением пешек «h» и «g». Ответным ходом белые до поры
до времени парируют этот выпад.
15. Кd2 0–0! 16. Лfe1 Лae8 17. f4 f5 . Возобновляя угрозу d5-d4 . Лю-
бопытен красивый вариант: 18. ef С:f6 19. Кf3 d4 20. Кd1 e5! 21. fe К:e5
22. К:e5 С:e5 23. С:e5 Л:e5 24. Фc4+ Крh8 25. Лe2 Ф:g2+!, и мат в два
хода. 18. b3.
18...g5! Последовательное продолжение плана. Пользуясь слабо-
стью пункта g2, черным удается разбить неприятельский центр. 19.
174 Шахматисты

fg d4 20. Кa4 f4 21. Сh4 К:e5. Стратегически борьба решена, над по-
зицией белых нависают и тактические удары.
22. Кf3 К:f3+ 23. gf Сd8 24. Крf2 Лf5! Наряду с нападением на пешку
g5 ход ладьей содержит в себе более замаскированную угрозу, которую
не разгадали белые. Им следовало защищаться 25. Фe4, примиряясь
с трудным окончанием. 25 . Лg1? Последняя ошибка! Следовало при-
мириться с трудным окончанием, возникавшим после размена ферзей
(25. Фe4 Ф:e4 26. fe Лe5).
25...Лe5! 26. Ф:e5. Если белые не принимают жертву, то ладья про-
никает на e3. 26...Ф:f3+ 27. Крe1 Сa5+ 28. c3 Сe4! Этот «тихий» ход
создает решающую угрозу 29...Фe3+ с выигрышем ферзя (30. Крf1
Сd3+ или 30. Крd1 Сf3+). Любопытным образом гибнет ферзь в цен-
тре доски в случае 29. Ф:c5 Сd3 30. Фe5 Сc7. Сделав всего лишь один
ход — 29. Сf2, на что последовало 29... d3, белые сдались.
Успех двух турниров мастеров и первой категории подготовил по-
чву для проведения официального чемпионата СССР по переписке.
В конце 1930-х годов в дискуссионных статьях, посвященных обсуж-
дению проекта спортивной квалификации шахматистов, играющих
по переписке, предусматривался чемпионат страны по заочным шах-
матам. И такое соревнование, задуманное как 1-й чемпионат СССР
по заочным шахматам, началось в январе 1940 года.
На старт чемпионата страны вышли 23 шахматиста! Такого ко-
личества участников не собирало впоследствии ни одно первенство
СССР. Информацией о ходе игры шахматная пресса не баловала.
Лишь 21 мая 1941 года (в номере, оказавшемся одним из послед-
них) газета «64» сообщила, что за 16 месяцев игры из 231 партии
закончилась треть — 78. Одной из первых завершилась партия А.
Константинопольского.
Испанская партия, С78
А. Константинопольский — Д . Руссо
Чемпионат СССР, 1940–1941
1.е4е52.Кf3Кс63.Сb5а64.Са4Кf65.0–0b56.Сb3d67.Ле1Се7
8. c3 Ка5 9. Сс2 с5 10. d4 Фс7 11. a4. Теорию этого острого варианта
А. Константинопольский разрабатывал в предвоенные годы. Пока
черные не сделали рокировку, выпад пешки «a» неприятен для них.
11...b4 . Плохо 11...Сd7 12. ab ab? 13. b4. В партии Левенфиш — Ли-
лиенталь (Москва, 1939) черные уступили линию «a» 11...Лb8 12. ab ab
13. de de 14. Кbd2 Кc6 15. Кf1 0–0 16. Кe3 Сe6 17. Кg5 Лbd8 18. Фe2!
с инициативой у белых.
12. cb cb 13. h3 0–0 14. b3. В партии Керес — Тейлор (Маргейт,
1937) последовало 14. Кbd2 Сd7 (лучше 14...Сe6) 15. Кf1 Лfc8 16. Кe3
ed 17. К:d4 Кc6 18. Кef5! с явным преимуществом. 14 ...Сb7. Если 14...
Лe8, то 15. Сb2 Сf8 16. Кbd2 Сb7 17. Лc1 Лad8 18. Фe2 Кd7 19. Сd3!,
и давление белых нарастает.
Константинопольский 175

15. Сb2 Лас8 16. Сd3 d5 17. Кbd2. Невыгодно для белых 17. de ввиду
К:e4. Бесперспективно и 17. ed e4! 18. С:e4 К:e4 19. Л:e4 С:d5 20. Лe3
Фc2! 17... de. На 17...ed последует 18. К:d4 с неприятной угрозой 19. Кf5.
18. Лс1! Фb8. В партии Константинопольский — Панов из трени-
ровочного турнира (1939) черные продолжали 18...Фd7, но после 19.
Л:c8 Л:c8 20. К:e4 ed 21. Кe5! Фd5 22. К:f6+ С:f6 23. Сe4 Фd6 24. С:b7
К:b7 25. Кg4 потерпели неудачу.
19. Л:с8 Л:с8 20. К:е4 ed 21. Кеg5 Сс5.
22. К:h7! Фf4. Принятие жертвы также приводило к решающему
перевесу белых: 22...К:h7 23. С:h7+ Кр:h7 24. Кg5+ Крh6 (24...Крg6
25. Фg4) 25. К:f7+ и т.д . 23. Кfg5 К:h7 24. С:h7+ Крf8 25. Сс1 Фh4 26.
g3 Фh6 27. Сf5. Черные сдались ввиду 27...Фс6 28. Се4 Фd7 29. Фh5.
Когда игрались эти партии, никто еще не знал, что 1940 год навсегда
войдет в историю с суровым прилагательным «предвоенный». А вос-
кресный день 22 июня 1941 года разделит биографию каждого жителя
СССР на «до» и «после». И всем вскоре будет совсем не до шахматных
баталий. С началом войны чемпионат был прерван. А. М . Константино-
польский был признан негодным к службе в армии из-за плохого зрения
и эвакуирован в Ташкент (его мать осталась в Киеве и погибла в Бабьем
Яре). В 1942 году работал в эвакогоспитале, затем в авиапромышлен-
ности: сначала в Куйбышеве (ныне — Самаре),
потом в Москве, куда переехал в 1944 году.
Традиция проведения личных чемпио-
натов СССР, ставших, бесспорно, главным
заочным соревнованием в стране, была за-
ложена в 1948 году. В 1-й чемпионат СССР
персонально пригласили всех гроссмейстеров
и мастеров. Согласились шестеро, в том числе
А. Константинопольский. Он и открыл список
чемпионов.
Из поединков первого чемпионата СССР
прежде всего приведем партию А. Констан-
тинопольского с А. Гильманом, которую
он включил в книгу своих памятных партий
и подробно прокомментировал [32].
Александр Маркович
Константинопольский
176 Шахматисты

Сицилианская защита В80
А. Константинопольский — А. Гильман
1-й чемпионат СССР, 1948–1951
Комментарии А. М . Константинопольского
1. е4 с5 2.Кf3 е6 3. d4 сd 4. К:d4 Кf6 5. Кс3 d6 6. g3. Я часто добивался
хороших результатов, применяя эту систему. В партии Константино-
польский — Рудаковский (чемпионат Украины, Киев, 1940) было 6...
Се77.Сg20–08.0–0Кс69.b3(при9.К:с6bс10.е5dе!11.С:с6Лb8
у черных достаточные контршансы) 9...d5 10. Сb2 Фа5 11. еd еd 12.
Фd3 К:d4 13. Ф:d4 Се6 14. Фd3! Лfd8 15. Ке2 Са3 (неоправданная сме-
лость; ради получения двух слонов черные позволяют разбить пешки,
охраняющие короля) 16. С:f6 gf 17. Фd4 Фс7 18. Ф:f6 Ф:с2 19. Кf4 Сb2
20. Фg5+ Крh8 21. Лае1 Фс6 22. Фh5 Лd6 23. Ле2 с перевесом у белых.
Более соответствует духу дебюта медлительное развитие посред-
ством 6...а6 7. Сg2 Фс7 8. 0 –0 Се7. Так развивалась моя другая встреча
с мастером И. Рудаковским, состоявшаяся в том же году в киевском
полуфинале 12-го первенства СССР. После 9. Фd2! Кbd7 10. b3 Лb8!
11. Сb2 b5 12. а3 Сb7 возникла обоюдоострая позиция.
6...b6. Черные хотят поскорее установить слона на b7. Однако его
незащищенность на протяжении ближайших ходов создает комбина-
ционный мотив е4–е5. Это вынуждает черных принять защитительные
меры (а7–а6 и Фс7), так что вместо выигрыша темпов черные дости-
гают обратного результата.
7. Сg2 Сb7 8. 0 –0 а6. На 8...Се7 уже неприятно 9. е5! Тем временем,
используя задержку в развитии неприятельских фигур, белые сразу
приступают к подготовке многоходовой комбинации, цель которой —
воспрепятствовать рокировке черного короля и организовать на него
атаку. Следовало защитить слона b7 посредством 8...Кbd7 9. Ле1 Фb8.
9. Ле1! Фс7. Вновь невозможно 9...Се7 (а теперь и 9...Кbd7) ввиду
того же 10. е5!
10. Кd5! Эта комбинация, связанная с реальной жертвой фигу-
ры, вызвала в последующие годы множество вариаций на ту же тему.
Принятие жертвы вынуждено, так как в случае 10...С:d5 или 10...К:d5
11. еd дела черных плохи. Но они надеются на то, что материальный
перевес позволит им постепенно отразить угрозы и добиться успеха.
Константинопольский 177

10...еd 11. еd+ Крd8. Еще опаснее 11...Се7 12. Кf5 Кg8 13. К:g7+
или 13. Сf4 .
(Кажется, в этом случае сразу приводит к выигрышу 13. Сg5! и на
13...Фd7 (или 13...Крd8) — 14. С:е7 с решающим перевесом. — С . Г.)
12. Сg5 Кbd7. С намерением перевести короля на а7 и обеспечить
ему там надежное укрытие. 13. Фе2 Крс8 14. с4! Возможно было 14.
Фе8+ Фd8 15. Ф:f7, приобретая вторую пешку, но более действенным
казалось продолжение прямой атаки на короля. Дальнейший ход борь-
бы оправдал этот расчет.
(Заслуживает внимания основанный на точном расчете форсиро-
ванный вариант, связанный с жертвой еще одной фигуры: 14. Кс6!
С:с6 15. Фе8+ К:е8 16. Л:е8+ Фd8 17. Л:d8+ Крс7 18. dс Л:d8 19. С:d8+
Кр:d8 20. сd Кр:d7 21. Сd5, и у белых перевес в эндшпиле. — С . Г .)
14...Крb8 15. b4 Кра7 16. а4 Ле8. Король перекочевал на левый фланг,
и первое впечатление такое, что черные защитились. Однако белые могут
разными способами усилить наступление. Правда, не вполне ясно 17.
Ф:е8 К:е8 18. Л:е8, хотя и в этом варианте у черных нелегкое положение.
Я отдал предпочтение другому плану наступления, опирающемуся на ход
17. Се3, который давно привлекал мое аналитическое внимание.
17. Се3. Над черными нависают опаснейшие угрозы: а4–а5, или
Кс6+, или, наконец, Кb5+, раскрывая подступы к королю. 17...Ке5.
Со встречными угрозами Ф:с4 или Кеg4. Но белые предусмотрели убе-
дительное возражение.
18. Кс6+! К:с6. Хуже 18...С:с6 или 18...Кра8 ввиду 19. а5! 19. dс С:с6
20. а5 Л:е3! Безусловно, наиболее активная защита. Борьба осложня-
ется. 21 . Ф:е3 С:g2 22. Кр:g2 d5! Черные обороняются очень изобрета-
тельно. Угрожало 23. b5, на что теперь наготове ответ 23...Сс5. И все
же атака белых нарастает.
23. b5 Сс5 24. аb+ С:b6. Не годится 24...Ф:b6 25. Л:а6+ Ф:а6 26.
Ф:с5+ Фb6 27. Ле7+. 25 . Л:а6+ Крb7 26. Фа3 Лd8! Отражая неприятное
27. Ле7 Кd7 28. Л:d7! Ф:d7 29. с5. Нельзя 26...dс ввиду 27. Фf3+. 27. Ле7
Кd7. На 27...Лd7 решает вторжение ладьи 28. Ла8.
28. сd! Заманчиво было 28. Л:d7!? Но после сильного ответа 28...Л:d7!
у черных шансы на ничью. Поэтому я предпочел более прозаический,
но верный путь к победе. 28...Фс5. Препятствуя 29. d6 и 30. Фf3+.
178 Шахматисты

29. Фf3 Ф:b5 30. Ла3 Крс7. К потере ферзя ведет 30...Сс5 31. Лb3.
Теперь черные беззащитны. 31. Л:f7 Крd6 32. Л:g7 Ке5. Или 32...Ф:d5
33. Лd3 Сd4 34. Ф:d5+ Кр:d5 35. Лg4. 33 . Фf6+ Кр:d5 34. Ф:е5+! Черные
сдались.
Большинство выигранных А. М. Константинопольским партий
по переписке получилось на уровне творческих шедевров. Приводи-
мая партия отмечена призом за ценную дебютную идею.
Защита Грюнфельда, D98
А. Константинопольский — Я. Эстрин
4-й чемпионат СССР, 1957–1960
Комментарии А. М . Константинопольского
1.Кf3Кf62.c4g63.d4Сg74.Кc3d55.Фb3dc6.Ф:c40–07.e4
Сg4 8. Сe3 Кfd7. Одна из основных позиций системы Смыслова —
в этом сложном дебюте. Маневром королевского коня черные готовят
действия против пешечного центра противника. Сейчас белые пешки
сильны, но если удастся одну из них разменять или завлечь вперед,
то появятся слабые поля, на которые проникнут черные фигуры. Бе-
лые должны считаться с наскоками коней (Кc6 или Кb6), а также с пе-
шечными ударами e7-e5 или c7-c5, а иногда и f7-f5.
В данной партии я хотел испытать идею, связанную с немедлен-
ной длинной рокировкой: быть может, черные не успеют осуществить
контригру в центре, поскольку ладья d1 препятствует продвижению
пешек c7 и e7. Эта идея уже встречалась на практике, и ее проверка
в аналитическом поединке весьма интересна.
9. 0 –0 -0! Кc6 10. Сe2. Новый ход. Известно было, что 10. h3 С:f3
11. gf Кb6 12. Фc5 f5 дает черным контршансы. Ход слоном четче,
но и при нем у черных неплохие возможности. 10...Кb6 11. Фc5 Фd6
12. h3. Теперь этот ход более подготовлен. 12 ...С:f3 13. gf.
Критический момент. Только при немедленном ударе в центре 13...
f5! 14. e5 Ф:c5 15. dc f4 черные могли бы избавиться от давления не-
приятельских пешек. План, начатый следующим маневром коня b6,
обрекает черных на трудную оборону.
13...Кd7 14. Ф:d6 ed. При взятии другой пешкой белые отвечают 15.
d5, и у коня «c6» нет и у коня «c6» нет удобного отступления. 15. f4 Кe7
Константинопольский 179

16. h4! Продвинув пешки «f» и «h», белые оживили слона e2. В даль-
нейшем черные пытаются ослабить центральные пешки, но слон с ре-
шающим эффектом пробирается на e6. Возможно, что сейчас 16...d5
17. e5 c6 создавало более надежную защиту. Впрочем, и тогда непри-
ятно для черных 18. h5 Кf5 19. Сg4; если 19...К:e3 20. fe f5, то 21. ef К:f6
22. Сe6+ Крh8 23. hg.
16...f5 17. Сc4+ Крh8 18. h5 gh. На 18...fe 19. hg К:g6 следует 20. К:e4
К:f4 21. Кg5 h6 22. Кf7+. 19. Сe6 Кf6 20. e5 Кg4 21. Л:h5 Лad8 22. Кd5.
Так устраняется защитник пешки «f5», и положение черных стано-
вится незащитимым.
22...К:d5 23. С:d5 c5. Последняя попытка, но пешка «e» слишком
сильна. 24 . e6 Лde8. Или 24...Кf6 25. Л:f5 К:d5 26. Л:d5 Лfe8 27. f5. 25 .
dc К:e3. Безрадостно 25...Кf6 26. Л:f5 К:d5 27. Л:f8+ С:f8 28. Л:d5 Л:e6
29. f5 Лe8 30. cd Лd8 31. d7.
26. fe dc 27. a4! Подготавливая маневр Сc4 и Лd7; если сразу 27. Сc4,
то 27...b5. 27...b6 28. Сc4 Лe7 29. Лd7 Л:d7 30. ed Сf6 31. Сe6 Крg7 32.
С:f5 h6 33. e4 Сd8 34. Крd2 Сc7 35. Крe3. Черные сдались.
А. Константинопольский рассказывал, что по окончании этой
партии Я. Эстрин написал, что не может понять, почему проиграл.
Это могли сказать и многие другие партнеры Александра Марковича.
В моей домашней библиотеке хранится книга с дарственной над-
писью автора — Александра Марковича Константинопольского:
«Уважаемому Сергею Яковлевичу — в память о совместной компо-
зиционно-заочной работе» [1].
Книга А. М . Константинопольского с дарственной надписью
180 Шахматисты

Книга вышла в 1985 году, когда Александр Маркович был уже
на пенсии, а в конце 1960-х годов он курировал в Управлении шахмат
Союзного спорткомитета заочные шахматы и шахматную компози-
цию, а автор этих строк был тогда ответственным секретарем комиссии
по композиции. В связи с этим мое общение с куратором стало довольно
регулярным. Александр Маркович рассказывал, что в молодости друзья
звали его Стамбульским (в 1930 году Константинополь стал офици-
ально называться Стамбулом), а я заметил, что коллеги и сослуживцы
сокращали его сверхдлинную фамилию, называя за глаза «Конским».
Мне импонировали дисциплинированность и высокая орга-
низованность Александра Марковича, а также нетерпимость к куре-
нию и злоупотреблению алкоголем. «Старый пьяница» — самое пре-
зрительное определение, которое я слышал от Константинопольского.
Разрываясь между кураторством над двумя направлениями, он не-
редко сетовал на безалаберность композиторов, ставя нам в пример
заочников. Как-то я поделился идеей организации турнира по перепи-
ске для любителей композиции, имеющих высокую шахматную квали-
фикацию. Александр Маркович идею одобрил, шутливо добавив, что
следовало бы организовать одновременно и конкурс по составлению
задач и этюдов среди шахматистов-заочников.
Тот турнир оказался переломным в моей собственной судьбе: начи-
нал я его довольно опытным проблемистом (составителем шахматных
задач), а закончил начинающим заочником. После этого я общался
с А. М . Константинопольским в качестве деятеля заочной комиссии,
в начале 1980-х годов переименованной в Совет.
Иногда я с удовольствием, если не сказать с наслаждением, на-
блюдал, как Александр Маркович занимался с учениками. Невольно
льстил себе мыслью о том, что вот если б у меня был такой тренер-
учитель, то, может, и я бы чего-то достиг в практических шахматах.
В 1972 году мне предложили судить раздел задач-двухходовок го-
дового конкурса по композиции журнала «Шахматы в СССР». Я на
страницах журнала высказал свое творческое кредо: «В 20-х годах
А. Луначарский, предостерегая от модернистских увлечений, призвал
драматургов: “Назад — к Островскому!” Слепое следование “модерну”
может завести в тупик и шахматную задачу. Все же главное — это точ -
ное соответствие содержания и формы». Александр Маркович заметил
эту публикацию и при ближайшей встрече похвалил меня.
Позднее я прочитал его размышления о педагогике: «Большое
воздействие на мои педагогические взгляды оказала знаменитая кни-
га К. С . Станиславского “Моя жизнь в искусстве”. Постигнув истину,
что в шахматах отражаются многие грани жизни, особенно искусства,
я пытался в этой области (театр, литература) найти подспорье для сво-
ей педагогической и тренерской работы» [1, с. 4]. Могу сказать, что
примечательной чертой характера Константинопольского было то, что
Константинопольский 181

он, если перефразировать известный афоризм «реформатора сцены»,
любил шахматы в себе, а не себя в шахматах.
Кропотливый анализ позиции доставлял ему наслаждение. Часто
я наблюдал, как Александр Маркович на своем рабочем месте «кру-
тил» позицию, выискивая малейшие шансы на успех в какой-нибудь
партии, например, заочной женской олимпиады. Отвлечь его от этого
занятия для обсуждения насущных дел комиссии было невозможно.
Не случайно М. М. Ботвинник, поздравляя Александра Марковича
с получением звания международного гроссмейстера, написал: «Ска-
жем прямо, личные отношения сначала у нас не сложились. Но затем
все пришло в норму, и кажется, что наше одинаково почтительное
отношение к шахматному анализу способствовало этой перемене».
Ничего не забывающий «патриарх» помнил, конечно, что
в 1946 году А. М. Константинопольский не подписал коллектив-
ное письмо в инстанции об организации матча на первенство
мира М. М. Ботвинника с А. А . Алехиным, который в то время считался
военным преступником.
Неприязнь усилилась во время матча на первенство мира 1951 года,
в котором А. М. Константинопольский был секундантом Д. И. Брон-
штейна. Александр Маркович уговаривал своего подопечного идти
на уступки и не перечить М. М. Ботвиннику, но не всегда получа-
лось, а Михаил Моисеевич судил по тому, что «не получалось». Мне
Александр Маркович рассказывал, что «патриарх шахмат» настаивал,
например, чтобы при откладывании партии тайный ход записывался
дважды и хранился в двух разных конвертах, причем у разных людей,
секунданты участников должны во время партии располагаться так,
чтобы Ботвинник мог их обоих видеть, и тому подобное. А . М. Кон-
стантинопольский был человеком разносторонних интересов и до-
статочно образованным, несмотря на отсутствие документа о высшем
образовании, но коллег своих Александр Маркович оценивал по одно-
му параметру — их шахматной квалификации. Однажды я спросил его
мнение о В. Д . Батуринском2, только что назначенным начальником
отдела шахмат.
Известно, что среди прозвищ Виктора Давыдовича Батуринского
«серый кардинал» и «черный полковник» не были самыми обидными.
Свою книгу «Мои показания» Генна Сосонко заканчивает именно та-
ким портретом В. Д . Батуринского: «Умный и циничный, держащий
слово и жестокий, щедрый и прагматичный, грубый и мягкий — это был
все один и тот же человек, смешной и страшный, остроумный и тупой».
Так этого самого человека Александр Маркович охарактеризо-
вал предельно лаконично: «Крепкий кандидат в мастера с 30-летним
стажем».
Именно потому, что Николай Крогиус3 — гроссмейстер, Константи-
нопольский с самого начала весьма одобрительно отнесся к назначению
182 Шахматисты

его на пост начальника управления. Очень скоро ему пришлось убедить-
ся, что настоящий гроссмейстер может проявить себя как исполнитель-
ный чиновник в большей степени, чем «крепкий кандидат в мастера».
Когда меня ввели в состав квалификационной комиссии Шах-
матной федерации СССР, мы вместе с А. М . Константинопольским
отстаивали интересы шахматистов-заочников. И, бывало, успешно
противостояли остальным членам комиссии.
После одной из наших маленьких побед Александр Маркович за-
метил: «В комиссии стоит прислушиваться только к ее председателю
Полугаевскому4: он гроссмейстер и все понимает, а что взять с говор-
ливого секретаря5, толком не умеющего играть в шахматы».
Как и большинство людей его поколения, Константинопольский
был пропитан советской идеологией. Предисловие к своей книге
он начинает словами: «Советские гроссмейстеры и мастера творят
не для себя, не ради личного удовлетворения, а с думой о массах лю-
бителей шахматного искусства. Эта мысль была основной при напи-
сании книги». Подобные мысли высказывал он и в устных беседах.
Рассказывая о посещениях конгрессов ИКЧФ, он сетовал на пове-
дение делегатов буржуазных стран, не понимающих сути и духа «совет-
ской шахматной школы». Был случай, что в ответ на его рассуждение
об особых чертах этой «школы» я не без сарказма предложил назвать
ее «марксистско-ленинской шахматной школой». Александр Марко-
вич моей шутки не оценил. Должен сказать, что он понимал юмор
и имел собственное тонкое чувство. Помню, как мне понравились его
шутливые рассуждения о недостатках дебютного хода 1. е2-е4. Жаль,
не могу воспроизвести его по памяти.
Одобрив мое намерение организовать мемориал Миротворского6,
он добавил: «В память обо мне турниров не проводите — подумайте,
сколько сил потратят участники на одно написание фамилии».
Четким, принципиальным, хотя и умеющим плести интриги,
остался в моей памяти выдающийся тренер, шахматист, победитель
первого чемпионата СССР в игре по переписке Александр Маркович
Константинопольский.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Константинопольский Александр Маркович (19 февраля 1910 года, Жито-
мир — 21 сентября 1990 года, Москва) — международный мастер ИКЧФ (1966).
Участник 1-го (1935) и 2-го (1937) турниров мастеров и I категории, чемпионата
СССР (1940), прерванного в связи с началом войны. Победитель 1-го (1948), 3–6 м.
2-го (1952), участник 3-го (1955), 4-го (1957), 6-го (1963) чемпионатов СССР. Участ-
ник полуфинала 6-го (1965) чемпионата мира и мемориала Рагозина (1963, 5–7-е
м.). В составе команды СССР победитель 3-й (1958) Олимпиады. В составе команды
Москвы участник 2-го (1968) чемпионата СССР. Тренер сборной СССР по заочным
шахматам (1976–1982).
Константинопольский 183

В очных шахматах: мастер спорта СССР (1933), международный мастер ФИДЕ
с момента учреждения звания (1950); гроссмейстер ФИДЕ (1983). Пять лет подряд
(1932–1936) был чемпионом Киева. Призер чемпионатов Украины (1931, 1933, 1937),
Участник шести чемпионатов СССР в период с 1937 по 1952 год; лучшие результаты:
10-й (1937) — 2 –3 -е м . (с В. Рагозиным); 14-й (1945) — 4–6 -е м. (с И. Бондаревским
и А. Котовым); 18-й (1950) — 5 –6-е м. (с В. Смысловым). Заслуженный тренер СССР
(1957). (Гродзенский С. Энциклопедия заочных шахмат. М.: Проспект, 2018. С. 178).
2 Батуринский Виктор Давыдович (1914–2002) — международный арбитр, меж-
дународный мастер ИКЧФ, начальник отдела шахмат (1971–1981) и главный тренер
по шахматам (1981–1985) Спорткомитета СССР, директор ЦШК СССР (1970–1981),
военнослужащий, юрист.
3 Крогиус Николай Владимирович (р. 1930) — гроссмейстер, международный ар-
битр, начальник управления шахмат Госкомспорта СССР (1981–1989), доктор пси-
хологических наук. С 1998 года живет в США.
4 Полугаевский Лев Абрамович (1934–1995) — гроссмейстер, участник соревно-
ваний претендентов на звание чемпиона мира по шахматам. Многолетний председа-
тель Высшей квалификационной комиссии Шахматной федерации СССР. С конца
1980-х жил во Франции.
5 Секретарем Высшей квалификационной комиссии Шахматной федерации
СССР был в то время Дворкович Владимир Яковлевич (1937–2005) — международ-
ный арбитр, шахматный журналист, статистик. Отец А. В. Дворковича — помощника
Президента России по экономическим вопросам (2008–2012), помощника Пред-
седателя правительства России (2012–2018), первого вице-президента Российской
шахматной федерации — РШФ (2007–2009), председателя наблюдательного совета
РШФ (2010–2014), президента Международной шахматной Федерации (с 2018).
6 Миротворский Сергей Степанович (1881–1920) — пропагандист игры в шах-
маты по переписке. В период 1907–1916 годов организовал свыше 50 турниров (500
участников из более 100 городов и других населенных пунктов), в каждом из которых
сам принял участие.
184 Шахматисты

ЗАГОРОВСКИЙ1
Чемпионов мира по заочным шахматам не принято именовать
«шахматными королями». Уж не оттого ли, что «царствование»
их продолжается недолго — до подведения итогов очередного чем-
пионата? Этот срок покажется совсем малым, если сопоставить его
со сверхдлительным периодом, необходимым заочнику для восхож-
дения на Олимп.
Владимир Павлович Загоровский... Я хотел было воспользоваться
журналистским штампом и сказать, что это имя знакомо каждому лю-
бителю игры по переписке. Но почувствовал,
что фраза банальна и не отражает истинного
авторитета В. П. Загоровского. Значение его
деятельности для заочных шахмат сопоставимо
с авторитетом М. М. Ботвинника в шахматах
очных. Историки игры по переписке по праву
смогут назвать вторую половину XX века «эпо-
хой Загоровского».
В шести чемпионатах мира В. П . Загоров-
ский собрал коллекцию медалей разного досто-
инства, набирая в среднем около трех четвертей
возможных очков. Вряд ли кто-то когда-нибудь
в будущем приблизится к этому достижению.
А ведь В. П. Загоровский к тому же еще входил
в состав сборной команды СССР, побеждавшей
в заочных «турнирах наций»2.
В пору тесного общения с ним мне доводилось несколько раз
кратко излагать в прессе его биографию [33–36]. Всякий раз статьи
писались мною от чистого сердца, но получались при этом пригла-
женными.
Что касается некролога, то я заметил, что такие тексты часто выхо-
дят штампованными, словно специально делая всех ушедших шаблон-
но одинаковыми, лишенными индивидуальности. Владимир Павло-
вич — человек яркий и живой, не был лишен человеческих слабостей.
Думая о нем, я вспоминаю широко цитируемые слова А. С . Пушкина:
Владимир Павлович
Загоровский.
Фото из архива
автора

«Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». В по-
следние годы В. П . Загоровскому тяжело было не предаваться «воз-
вышающим обманам».
В шахматы он научился играть в раннем детстве, его первым со-
перником был старший брат Михаил3, которому Волик (домашнее
прозвище Владимира) сначала регулярно проигрывал, но затем, резко
обойдя брата по шахматному развитию, неизменно брал верх. Первый
серьезный успех пришел в канун войны, когда он шестнадцатилетним
юношей стал чемпионом своего родного Воронежа среди взрослых.
В 1943 году Владимир был призван в ряды Красной Армии и на-
правлен в военное училище, готовившее офицеров-связистов. Повое-
вать в действующей армии, правда, не удалось: как только завершилась
учеба, закончилась и Великая Отечественная война. В наступившее
мирное время офицер-связист В. Загоровский продолжал еще девять
лет служить. Военная служба не мешала включиться в шахматные тур-
ниры и идти от успеха к успеху.
Вслед за турниром сильнейших ленинградских первокатегор-
ников (1946) последовал Всесоюзный турнир кандидатов в мастера
(1947) и затем полуфинал первенства СССР. В 1948 году 22-летний
шахматист становится мастером спорта по шахматам, три года спу-
стя выигрывает чемпионат Вооруженных сил СССР, а в 1952 году
становится чемпионом Москвы. В одном из полуфиналов всесоюз-
ного чемпионата он опередил С. Флора4, А. Лилиенталя5, А. Котова6,
Ю. Авербаха7, В. Симагина8 и других известных шахматистов. Каза-
лось, не за горами преодоление гроссмейстерского рубежа. Однако
случилось иначе.
Капитан войск связи В. П . Загоровский вышел в отставку
в 1954 году и решил посвятить себя науке. Ибо, совмещая армей-
скую службу и активные шахматные выступления с учебой в вузе,
он заочно получил историческое образование. В 1961 году в Ленин-
градском университете Владимир Павлович защищает диссертацию
на соискание ученой степени кандидата исторических наук на тему
«Судостроение на Дону в XVII веке. И использование Россией Дон-
ского парусно-гребного флота в борьбе против Крымского ханства
и Турции».
Восемь лет спустя ученый совет Воронежского университета по-
ложительно оценил докторскую диссертацию В. П. Загоровского «Бел-
городская черта». Белгородская черта — это укрепленная линия на юге
Русского государства, на путях вторжения крымских и ногайских та-
тар. В своей работе В. П. Загоровский раскрывает историю строитель-
ства Белгородской черты, точные географические контуры, определяет
ее воздействие на ход борьбы русского народа с турецко-татарской
агрессией, влияние на социально-экономические процессы, проте-
кающие на южной окраине России.
186 Шахматисты

Два жизненных призвания Владимира Павловича — историческая
наука и шахматы — не мешали друг другу, а скорее наоборот. Уже
будучи профессором, В. П . Загоровский написал солидную моногра-
фию «Изюмская черта» об истории строительства 530-километровой
укрепленной линии, способствовавшей заселению южной окраины
России и победной борьбе Российского государства с Крымским
ханством и Турцией. Одна за другой выходили его книги по истории
родного края.
Период подготовки докторской диссертации совпал по срокам
с решающим этапом в борьбе за мировое первенство в игре по пере-
писке, который также пройден блестяще. О том, как он, известный
мастер-практик, пришел в игру по переписке, Владимир Павлович
написал незадолго до смерти в письме в редакцию издаваемого мною
альманаха «Шахматы по переписке в России» [50].
Книга В. П. Загоровского с дарственной надписью
Произошло это в 1952 году, когда нового чемпиона Москвы из-
брали в состав президиума Всесоюзной шахматной секции и при рас-
пределении обязанностей поручили опекать шахматистов, играющих
по переписке.
В 1954 году Владимир Загоровский переехал из Москвы в Воро-
неж и, оказавшись на периферии, решил испытать свои силы в по-
единках «через письма». Он включился в 3-й чемпионат СССР по пе-
реписке. Когда были подведены итоги, оказалось, что дебютант занял
третье призовое место. Затем он попробовал участвовать в междуна-
родном заочном соревновании на высшем уровне. Победа в полу-
Загоровский 187

финале чемпионата мира, а затем блестящий итог в финале — За-
горовский завоевал звание чемпиона мира и получил титул
гроссмейстера ИКЧФ.
Я впервые узнал о нем из журнала «Шахматы в СССР», сообщив-
шего о победе известного мастера Загоровского в чемпионате мира
по переписке и поместившего портрет. Помню, я обратил внимание
на умное, интеллигентное лицо нового чемпиона.
Через несколько лет, став членом комиссии заочных соревнований,
я увидел профессора, приехавшего из Воронежа на заседание. Вы-
ступал он немного, говорил кратко, но в каждом слове чувствовалась
убежденность в своей правоте. Я ловил каждое его слово, молчаливо
соглашаясь во всем, кроме, пожалуй, одного — «объективистского»
подхода к присуждению неоконченных партий.
Дискуссия об объективности присуждения неоконченных партий
разгорелась в начале 1970-х годов. На финише 6-го чемпионата мира
сложилась ситуация, при которой судьба чемпионского звания зави-
села от результата присуждения единственной неоконченной партии
одного из претендентов Х. Риттнера9 (Германия). Победа делала не-
мецкого гроссмейстера чемпионом, а любой другой результат выводил
в короли заочных шахмат В. П. Загоровского.
На основе представленных партнерами анализов выигрыш при-
судили Х. Риттнеру. В. П . Загоровский ознакомился с отложенной
позицией, тщательно ее проанализировал и пришел к выводу (объ-
ективному ли?!), что у партнера Х. Риттнера есть шансы на ничью.
Уже в ходе Конгресса ИКЧФ, утверждавшего итоги, В. П. Загоров-
ский продемонстрировал найденные им варианты и предложил при-
знать партию ничейной. Владимир Павлович, как мы знаем, был
сильным мастером-практиком, а потому возражений по существу
у присутствовавших, уступавших ему по шахматной квалификации,
не возникло.
Решающим стало мнение тогдашнего президента ИКЧФ Х. фон
Массова10: «Вероятно, профессор Загоровский сумел бы свести эту
партию к ничьей, но играет не он, а партнер господина Риттнера пути
к ничьей не нашел». Решающее очко записали немцу.
В перерыве упомянутого заседания комиссии заочных соревно-
ваний, набравшись храбрости, я подошел к Владимиру Павловичу,
но едва раскрыл рот, чтобы высказать свое мнение, как профессор
строго спросил: «Простите, вы кто?» Я представился, и в ту же секунду
лицо Владимира Павловича подобрело: «Здравствуйте. Вы оказывает-
ся совсем молодой. Читая ваши статьи, представлял вас значительно
старше. Должен сказать, что, занимаясь историей игры по переписке,
вы делаете очень нужное дело. Рад познакомиться».
Из нашей беседы я уяснил, что Владимиру Павловичу не очень
нравится название «заочные шахматы».
188 Шахматисты

«У нас, преподавателей вузов, укоренилось представление о заоч-
ном образовании как о второсортном (я тогда не знал, что сам Загоров-
ский выпускник как раз заочного вуза. — С. Г .) . И “заочные шахматы”
звучит словно “шахматы второго сорта”. Все же лучше называть наш
вид искусства игрой по переписке», — резюмировал он.
Меня заинтересовали его слова, и я всерьез задумался над на-
званием. В результате размышлений придумал термин «телешахма-
ты» — шахматы на расстоянии, что соответствовало и немецкому
«ферншах» [37]. При следующей встрече поделился с Владими-
ром Павловичем этой мыслью, и, похоже, ему название пришлось
по душе, но оно не прижилось — так и остались играющие по пере-
писке «заочниками».
С первого короткого диалога между нами установились добрые
отношения, долгие годы остававшиеся безоблачными. Я научился
распознавать его настроение по незаметным штрихам. Например,
если он начинал письмо обращением «Дорогой», а заканчивал «с ува-
жением», значит, все в порядке. Если Владимир Павлович выражал
неудовольствие, то обращался «Уважаемый», а в конце письма огра-
ничивался «приветом».
Он дарил мне все свои книги с приятными памятными надписями.
А прочитав в еженедельнике «Книжное обозрение» мой очерк «Иса-
ич» — воспоминания об А. И. Солженицыне, немедленно откликнулся
лестным отзывом.
Первое непонимание между нами случилось, когда комиссия за-
очных шахмат представила к титулу международного арбитра ИКЧФ
шахматного организатора из Рязани Адольфа Ротта11. Он выполнил
необходимые требования, кандидатура была со всеми согласована,
«дало добро» и высшее шахматное начальство.
Каково же было мое удивление, густо окрашенное огорчением, ког-
да вечером накануне отъезда на Конгресс ИКЧФ Владимир Павлович
(именно он был много лет делегатом СССР, командируемым за счет
Спорткомитета) позвонил и сказал, что в полученном им задании
не предусмотрено представление Ротта к званию, почему-то он на-
звал это «форс-мажором» («обстоятельства непреодолимой силы»)!
Причем здесь «форс-мажор»?! Я заверял В. П. Загоровского, что
вопрос со всеми согласовал и отсутствие его в задании наверняка
просто техническая ошибка. Мне так хотелось, чтобы именно в том
году Адольфу Тимофеевичу было присвоено международное звание.
В этом случае он становился первым в Рязани судьей международной
категории! Как бы это способствовало пропаганде нашего искусства
на Рязанщине.
В ответ на мои сетования профессор оставался спокоен как удав,
монотонно повторяя: «Если я соглашусь с вами, есть риск что меня
в следующий раз не командируют на конгресс. Зачем мне это нужно».
Загоровский 189

Вспоминаются строки из стихотворения Евгения Евтушенко «Ка-
бычегоневышлисты»:
«Кабы чего не вышло...» —
и «Мастера и Маргариту»
мы прочитали с вами
позднее на двадцать лет.
«Кабы чего не вышло...»
—
и А. Т. Ротту пришлось ждать при-
своения звания долгих два года — до следующего конгресса ИКЧФ.
(Разумеется, выяснилось, что он не был включен в задание делегату
по недоразумению.)
Впрочем, риск для В. П . Загоровского был микроскопический
(скорее даже «наноскопический»), но поездки на конгресс оставались
для вице-президента ИКЧФ главным стимулом руководства советом
по заочным соревнованиям. В рассказах об этих поездках, именовав-
шихся устными отчетами, Владимир Павлович подробно останавли-
вался на своих победах в традиционных блиц-турнирах, в которых
он без особого труда обыгрывал делегатов других стран — любителей
средней руки.
Несмотря на этот сбой, отношения наши оставались хорошими:
я с коллегами по комиссии заочных соревнований, позднее назван-
ной советом, вел работу, а Владимир Павлович ее умело представлял
на конгрессах и заседаниях президиума Международной федерации
заочных шахмат. Заметное напряжение возникло, когда он почувство-
вал во мне конкурента — претендента на руководство шахматистами-
заочниками.
Сначала он скрепя сердце согласился на то, чтобы я стал одним
из его заместителей. В 1990 году во время Всесоюзной конференции
в Кишиневе встал вопрос о необходимости введения поста первого
заместителя председателя, поскольку В. П . Загоровский жил в Воро-
неже, а возникали вопросы, которые надо было решать оперативно.
Владимир Павлович долго не мог понять необходимость этого шага,
но вынужден был присоединиться к абсолютному большинству де-
легатов.
Помню, как вытянулось его лицо, когда сопровождавшая его
в поездке жена Галина Ивановна после моего выступления подошла
к мужу и, указывая на меня, сказала: «Володя, вот кто должен быть
председателем вашего совета».
Вечером того же дня Владимир Павлович, выговаривая кому-то,
произнес как бы вскользь: «Всем не надо торопиться: сначала хорошо
подумать, а потом говорить. Мы иногда сначала говорим, а только
потом думаем. Галина Ивановна тоже иногда торопится со своими
высказываниями».
190 Шахматисты

Всесоюзная конференция шахматистов-заочников . Кишинев, 1990 год.
У президиума (слева направо: В. П. Загоровский, С. Я . Гродзенский,
М. Ю. Архангельский12) хорошее настроение
Галина Ивановна и Владимир Павлович Загоровские производи-
ли впечатление прекрасной пары. Отношения между супругами были
трогательными. Ее внезапная смерть в начале 1991 года была для Вла-
димира Павловича тяжелейшим ударом.
Впрочем, оправился он довольно быстро и через несколько месяцев
в Москве при встрече сразу поинтересовался тем, как он выглядит.
На мой булыжный комплимент, отреагировал: «Знаете, мне все гово-
рят, что я очень хорошо выгляжу».
Довольно скоро дошли слухи, что он женился. И во втором браке,
продлившемся, увы, совсем недолго, он выглядел вполне счастливым.
Его вторая жена Светлана Евгеньевна сделала все, чтобы скрасить по-
следние месяцы его жизни и по возможности достойно увековечить
его память...
Между тем после распада СССР прекратил существование и Совет
по заочным соревнованиям под председательством В. П. Загоровского
и его первого заместителя С. Я. Гродзенского.
В феврале 1992 года учредительный съезд Российской шахматной
федерации избрал новый президиум, в котором я стал ответственным
за заочные шахматы.
Узнав об этом, В. П. Загоровский разослал письма с призывом
к заочникам образовать новую организацию по заочным шахматам,
независимую от Российской шахматной федерации. В качестве по-
Загоровский 191

мощника взял психически нездорового человека, имевшего репута-
цию скандалиста. Очень скоро выяснилось, что из этой затеи ничего
не выходит.
В преддверии очередного конгресса ИКЧФ 1992 года он написал
мне открытку с предложением поехать на конгресс вместе с тем, что-
бы он мог меня представить. Очень хотелось ему поехать на форум
заочников. Да и я был не против, но средств на поездку в тот раз
не нашлось.
Последний раз мы виделись на конгрессе ИКЧФ 1993 года в поль-
ском Гданьске, куда пришлось ехать за свой счет. Помнится, он еще
посетовал, что не успевает ни на экскурсию, ни на банкет, ни на
блиц-турнир.
В кулуарах конгресса мы много беседовали с Владимиром Павло-
вичем, на доброжелательной основе разрешая возникшие было недо-
разумения, и обсуждали планы на будущее. В начале он высказывал
обиду на то, что я не сообщил ему детали поездки, но явно смягчился,
когда узнал о моих мытарствах, сопутствующих попаданию на кон-
гресс.
К сожалению, встреча на польской земле оказалась последней.
Вскоре после возвращения из Гданьска Владимир Павлович заболел,
и коварная болезнь не отпустила его.
В апреле 1993 года Владимир Павлович Загоровский начал игру
в историческом матче «Россия против остального мира». Его пар-
тнером на второй доске оказался уже упоминавшийся в этом очерке
другой экс-чемпион мира Хорст Риттнер из Германии. Поединок двух
выдающихся шахматистов носил принципиальный характер и должен
был подвести итоги их многолетнего соперничества. Ведь В. П. За-
горовский — рекордсмен по числу выступлений в финалах мирового
первенства, а Х. Риттнер намного больше других (к тому времени
больше десяти раз!) выполнял гроссмейстерский норматив.
Партии развивались оживленно, но, увы, завершить их естествен-
ным путем не удалось... По условиям матча выбывший участник
должен быть заменен. Но из уважения к памяти В. П. Загоровского
мы предложили не производить замену, а считать обе партии закон-
чившимися вничью. С этим согласились и Х. Риттнер, и капитан ко-
манды «остального мира» Х. Моргадо13.
До последнего дня В. П. Загоровский был капитаном команды
СССР в финале Х Всемирной Олимпиады. Случилось так, что исход
многолетнего соревнования зависел от результата последней партии
М. Вентурино (Италия) — В . Загоровский (СССР). К середине лета
1994 года в поединке было сделано около 50 ходов и возникла такая
позиция:
192 Шахматисты

ВЕНТУРИНО — ЗАГОРОВСКИЙ
Последовало: 49...b6 50. Кb3 Кра6. В конце августа В. Загоровский
прислал мне позицию, подтверждающую перевес черных. 51 . Крd3 Кс4
52. Лb1 Крb7 53. Кd2. Другие продолжения ускоряют развязку, на-
пример: 53. Кре2 Ла8 54. Кd2 Ла4 55. b3 Кд2; 53. e4 Ла8; 53. Кс1 Кb2,
и черные выигрывают.
53...Ка5 54. Кf3 b3 55. Ке5 Лс2 56. Кf7 Кс4 с шансами на победу.
Здоровье Владимира Павловича все ухудшалось, и в интересах ко-
манды, посылая свой 56-й ход 56\...Кc4, он предложил ничью. Ответ
из Италии не заставил себя ждать.
За несколько дней до смерти В. П . Загоровский продиктовал жене
(сам писать он уже не мог) текст короткого письма мне: «Уважаемый
Сергей Яковлевич! Я получил вчера телеграмму из Италии: Вентурино
согласен на ничью. Таким образом, Х Олимпиада закончилась. Ко-
манда СССР заняла первое место! Текст партии я пошлю Вам в бли-
жайшее время. С приветом, В. Загоровский». Его сердце останови-
лось 6 ноября, запись последней в его жизни партии отослали судье
другие...
В 1987 году журнал «Новый мир» поместил рассказ о воронежской
ссылке поэта Осипа Мандельштама, в котором много места уделено
отцу В. П. Загоровского — профессору-психологу Павлу Леонидо-
вичу14. П. Л. Загоровский был одним из немногих, кто не побоялся
поддерживать отношения с опальным поэтом, а в воспоминаниях
о нем есть и такие строки: «Павел Леонидович был человек необык-
новенный и по внешнему облику, и по манерам, и по характеру. Его
движения, походка отличались изяществом... Удивительная деликат-
ность, безукоризненная воспитанность, все это приковывало к нему
людей. Недаром Осип Эмильевич Мандельштам называл его “бархат-
ный профессор”. Тонкий, остроумный и в то же время очень мягкий,
удивительно скромный, он никогда не подчеркивал своей буквально
энциклопедической образованности. Это был безупречно порядочный
человек».
Знавшие Владимира Павловича наверняка согласятся со мной, что
многое из сказанного о его отце, можно отнести и к нему самому.
Загоровский 193

Забыты мелочные обиды, и навсегда осталось понимание того, как
же повезло игре в шахматы по переписке, что ею долгие годы серьезно
занимался Владимир Павлович Загоровский.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Загоровский Владимир Павлович (29 июня 1925 года, Воронеж — 6 ноября
1994 года, там же) — международный мастер ИКЧФ (1964), гроссмейстер ИКЧФ
(1965). Вице-президент ИКЧФ (1975–1994), награжден золотой и серебряной меда-
лями ИКЧФ им. Б. фон Массов (1984). Председатель Совета по заочным соревнова-
ниям шахматной федерации СССР (1981–92), почетный член РАЗШ (1993). За до-
стижения в заочных шахматах удостоен звания «Заслуженный мастер спорта СССР»
(1991). Игрой по переписке увлекся в середине 1950-х, будучи авторитетным масте-
ром-практиком. Третий призер 3-го (1955) чемпионата СССР. Победитель 4-го чем-
пионата мира (1962), второй призер 6-го (1968) и 8-го (1975), участник 7-го (1972,
3–4 -е м .), 5-го (1965, 4–5 -е м .), 11-го (4–5 -е м .) чемпионатов мира. В составе ко-
манды СССР победитель 3-й (1958), 4-й (1961), второй призер 5-й (1965), бронзовый
призер 9-й (1982) Олимпиад. Участник мемориала Алехина (1991) и исторического
матча «Россия против остального мира» (1993, д. 2). (Гродзенский С. Энциклопедия
заочных шахмат. М.: Проспект, 2018. С . 132 –133).
2 Часто употребляемое название командного чемпионата мира по шахматам.
3 Загоровский Михаил Павлович (1918–1993) — международный мастер ИКЧФ
(1974), кандидат в мастера спорта по шахматам.
4 Флор Саломон Михайлович (1908–1983) — международный гроссмейстер
(1950), претендент на мировое первенство в 1930-е годы.
5 Лилиенталь Андор (Андрэ) (1911–2010) — международный гроссмейстер
(1950), чемпион СССР (1940), участник турнира претендентов (1950).
6 Котов Александр Александрович (1913–1981) — международный гроссмейстер
(1950), участник чемпионатов СССР, победитель межзонального турнира (1952),
в составе сборной СССР победитель Олимпиад (1952, 1954).
7 Авербах Юрий Львович (р. 1922) — международный гроссмейстер (1952), участ-
ник чемпионатов СССР и межзонального турнира.
8 Симагин Владимир Павлович (1919–1968) — международный гроссмейстер
(1962), участник чемпионатов СССР, победитель 6-го чемпионата СССР в игре
по переписке (1963–1964).
9 Риттнер Хорст (р. 1930) — немецкий шахматист, победитель 6-го чемпионата
мира в игре по переписке.
10 Массов Ханс Вернер фон (1912–1988) — президент ИКЧФ (1960–1987),
по воспоминаниям знавших его, отличался властным характером, его голос на кон-
грессах ИКЧФ всегда был решающим.
11 Ротт Адольф Тимофеевич (р. 1934) — международный арбитр ИКЧФ (1987),
чемпион Рязани по шахматам (1954), кандидат в мастера спорта по шахматам.
12 Архангельский Михаил Юрьевич (1948–2019) — международный мастер
и международный арбитр ИКЧФ, в 1980–1990-е годы входил в руководство Совета
по заочным соревнованиям, а затем Российской ассоциации заочных шахмат.
13 Моргадо Хуан (р. 1947) — аргентинский шахматист, международный мастер,
призер 10-го чемпионата мира по шахматам в игре по переписке.
14 Загоровский Павел Леонидович (1892–1952) — психолог, доктор педагогиче-
ских наук, профессор Воронежского пединститута.
194 Шахматисты

БЕРЛИНЕР1
13 января 2017 года в небольшом курортном городке Ривьера
Бич, что в американском штате Флорида, не дожив нескольких дней
до своего 88-летия, умер бывший чемпион мира в игре по пере-
писке Ганс Берлинер. И вспомнились теперь кажущийся далеким
2000 год и конгресс Международной федерации заочных шахмат
в Дайтона-Бич.
Обсуждался один из рутинных вопросов повестки дня, было душ-
но, делегатов, прибывших из дальних стран, клонило в сон. И вдруг
все присутствующие поднялись и овацией встретили вошедшего в зал
американца, который в ответ на бурное приветствие лишь застенчиво
улыбался. Все мгновенно узнали Ганса Берлинера, к тому времени
уже треть века как отошедшего от игры по переписке, но ошеломля-
ющие результаты которого оказались
незабываемы.
Он родился в 27 января 1929 года
в Берлине. Его отец был инженером-
электриком, мать — домохозяйкой.
А известный американский изобре-
татель Эмиль Берлинер (1851–1929),
придумавший граммофон, доводил-
ся Гансу двоюродным дядей.
Когда ему было восемь лет, семья
с явно не арийской фамилией спеш-
но эмигрировала в Штаты — подальше от нацистского режима. С шах-
матами Ганс познакомился в 13 лет, в 20 последовательно выиграл
чемпионат округа Колумбия, в состав которого входит столица страны
Вашингтон, первенство южных штатов (так называемый чемпионат
Юга) и занял второе место в чемпионате штата Нью-Йорк. Эти до-
стижения принесли ему звание национального мастера.
Позднее он становился чемпионом Нью-Йорка, а в 1956 году
победил в довольно сильном чемпионате восточных штатов, опе-
Ганс Берлинер

редив У. Ломбарди, Н. Россолимо и Р. Фишера, последнему тогда
было, правда, всего 13 лет. Четырежды участвовал Ганс Берлинер
в чемпионатах США, в составе сборной страны успел принять уча-
стие в «Турнире наций» в 1952 году. В начале 1960-х годов имя
Берлинера еще мелькало среди участников первенств США, а затем
исчезло из турнирных таблиц, но стало все громче звучать в заочных
шахматах.
За 13 лет (1955–1968) Ганс Берлинер успел поучаствовать в 12 за-
очных соревнованиях и во всех занимал первое место (в семи из них
со стопроцентным результатом!). Из 105 сыгранных партий он одержал
94 победы, сделал всего 10 ничьих и только в одной потерпел пора-
жение, обусловленное чрезмерным желанием, имея большой перевес,
побыстрее выиграть.
Поскольку Берлинер поддерживал приятельские отношения с Фи-
шером, возникло даже подозрение, не помогал ли одиннадцатый чем-
пион мира по шахматам одержать победу пятому чемпиону мира в игре
по переписке! В журнале «Inside Chess» за 1991 год опубликовано не-
большое импровизированное интервью, которое удалось взять арген-
тинскому гроссмейстеру ИКЧФ Х. Моргадо у легендарного чемпиона
[38]. Улучив момент, Хуан Моргадо задал Фишеру давно волновавший
его вопрос:
—
Вы помните Ганса Берлинера?
—
Еще бы! Очень сильный игрок.
—
А вы когда-нибудь анализирова-
ли вместе с ним?
—
Почему это вас интересует?
—
Берлинер выиграл чемпионат
мира по переписке, проходивший
в 1965–1968 годах, и говорят, что
в тот период он анализировал вместе
с вами...
—
Когда, вы говорите, это было?
Нет, не помню, чтобы анализировал
вместе с ним. Те, кто так говорит, хо-
тят его дискредитировать. Я никогда
не анализировал позиции из партий
по переписке совместно с Берлинером!
В своей книге о победном для
него чемпионате мира Берлинер про-
возгласил: «Стратегия — суть игры
по переписке». При этом заметил, что
П. Кересу, подчеркивающему важ-
Роберт Фишер наблюдает
за партией Ганса Берлинера
на чемпионате США.
Фото журнала Chess Life
(No 2, 1961)
196 Шахматисты

ность тактических моментов в «игре через письма», в 1930-е годы
еще можно было применять гамбиты, поскольку партнеры явно
уступали ему в классе, а теперь нужно создавать аморфные пози-
ции. Разбирая сыгранные им партии, убеждаешься, что выдающийся
стратег владел и тактическими приемами. Он виртуозно разыгрывал
как открытые, так и закрытые позиции, независимо от цвета руко-
водимых им фигур.
В 1946 году Берлинер в решающем поединке юношеского чемпио-
ната США применил популярный вариант защиты двух коней 4. Кg5
и с треском проиграл, проникшись с тех пор предубеждением к этому
ходу. Когда в чемпионате мира по переписке жребий предоставил ему
черный цвет против известного теоретика Я. Эстрина, чья преданность
защите двух коней была известна, он потратил долгие часы на анализ
и нашел поистине революционную новинку в изученном вдоль и по-
перек варианте.
Берлинер расценил свой успех в этой партии как опровержение
всей системы с 4. Кg5, заявив: «Не стоит и стараться снова восстано-
вить ее репутацию». Впрочем, ему была свойственна излишняя катего-
ричность в оценке дебютных систем. В 1999 году в книге «The system:
A world champion`s approach to chess» («Система: подход чемпиона мира
к шахматам») высказал мнение, что ход 1. d2-d4 дает белым заметный,
возможно, решающий перевес!
Став чемпионом мира в игре по переписке, Берлинер провел такое
сравнение между очной и заочной играми: «Игра за доской напоми-
нает мне вступительный экзамен. Напротив, игра по переписке — на -
учное исследование. Я склонен к научному. Я верю, что в заочных
шахматах можно играть почти совершенно!» Победив в 1968 году
в 5-м чемпионате мира по переписке с результатом 14 очков из 16
(без поражений и на три очка впереди второго призера), Берлинер
прекратил выступление в соревнованиях.
Математик по профессии, он занялся исследованиями в области
программирования, защитил докторскую диссертацию на тему:
«Шахматы как средство решения проблемы развития способностей
к анализу тактических ситуаций». Позднее Берлинер возглавил
кафедру «Наука и информатика» в университете Карнеги — Мел-
лона в Питтсбурге. Под его руководством группа студентов в свое
время сконструировала один из первых шахматных компьютеров
HiTech.
Он пытался найти оптимальный алгоритм для точной оценки по-
зиции и решил предварительно построить аналогичный алгоритм для
более простой игры — нарды. В результате исследования Ганс по-
нял, что главной проблемой ранних версий программ была излишняя
Берлинер
197

«категоричность» алгоритма, которую смягчил с помощью нечеткой
логики. В результате в конце 1970-х им была создана программа BKG
9.8 для компьютера DEC PDP-10, которая в июле 1979-го со счетом
7:1 победила действующего чемпиона мира по нардам итальянца Луид-
жи Виллу.
Это был первый в истории случай победы компьютера над челове-
ком в интеллектуальном соревновании. Сам Берлинер к успеху сво-
его детища отнесся спокойно, объяснив его везучестью компьютера
(в нардах успех зависит не только от мыслительной комбинаторики,
но и от результата метания игральной кости). Тем не менее позднее
именно ученики профессора Берлинера были среди разработчиков
шахматной программы Deep Blue, победившей в 1997-м Гарри Ка-
спарова.
...В 2000-м во время конгресса заочников Берлинер был нарас-
хват, но нашел все же время для неторопливого разговора с делега-
том России. Вспомнил о знакомстве с видными шахматистами быв-
шего СССР, просил передать привет Давиду Бронштейну, произнеся
при этом фамилию на немецкий лад «Бронштайн». Он начал играть
по переписке на пике своей шахматной карьеры, входя в первую де-
сятку американских шахматистов, и потому я спросил, что привело
его к заочникам.
«Женитьба, — со вздохом произнес он. — Моей жене не нрави-
лось, что я то и дело уезжаю на турниры. Я стал играть по перепи-
ске, но вскоре понял, что это отнимает очень много времени. Теперь
я больше времени проводил дома, но жене уделял еще меньше вни-
мания: все время тянуло к шахматной доске — еще и еще раз анали-
зировать позиции».
На вопрос, кого он считает сильнейшим шахматистом-заочни-
ком, Берлинер ответил не задумываясь: «В свое время было два
лучших — немец Хорст Риттнер и русский Владимир Загоровский.
Я отдавал предпочтение первому. Но, когда в заочных шахматах по-
явился россиянин Михаил Уманский, для меня стало очевидным,
что это сильнейший за всю историю заочных шахмат. Я восхищен
его стилем игры, неизвестным ранее. Уманский играет подобно
Талю, но только по переписке, ухитряясь в каждой партии вносить
что-то новое».
По традиции во время конгресса ИКЧФ был организован матч
между командой местных шахматистов и делегатов разных стран.
В 2000 году на доске лидеров встретились экс-чемпионы мира
Г. Санакоев и Г. Берлинер. Напряженный поединок завершился
ничьей.
198 Шахматисты

Очный поединок экс-чемпионов мира в игре по переписке
Григория Санакоева (слева) и Ганса Берлинера. Дайтона-Бич, 2000 год.
Фото автора
В 2001 году Международная федерация шахматистов-заочников
по случаю своего юбилея организовала турнир по электронной почте,
в котором удалось собрать всех здравствующих на тот момент чемпио-
нов мира по переписке разных лет. Турнир закончился в 2004-м триум-
фом Михаила Уманского, за которым с тех пор закрепилось прозвище
«чемпион чемпионов». Принципиальная дуэль Уманского и Берлине-
ра также завершилась победой россиянина.
К началу XXI века изменился характер заочных шахмат, больше
внимания стали уделять новым технологиям, но и в компьютерную
эпоху в отдельных партиях великий шахматист-заочник показал класс .
В упомянутом турнире чемпионов мира он красиво переиграл датча-
нина Й. Слота — чемпиона мира и Европы.
...С повышением быстродействия компьютеров и совершенствова-
нием алгоритмов для шахматных программ у заочных шахмат насту-
пили тяжелые времена, и все явственнее ощущается угроза «ничейной
смерти». Но, даже если это случится, не исчезнет содержательная исто-
рия интеллектуальной составляющей самой интеллектуальной игры.
И одной из ярчайших звезд во всемирной истории почтово-серверных
шахмат останется легендарный американский шахматист немецкого
происхождения Ганс Берлинер.
Берлинер
199

ПРИМЕЧАНИЕ
1 Берлинер (Berliner) Ганс (27 января 1929 года, Берлин — 13 января 2017 года,
Ривьера-Бич, Флорида, США) — гроссмейстер ИКЧФ (1968), чемпион мира по ито-
гам 5-го чемпионата (1965). В период 1955–1968 годов участвовал в 12 турнирах
по переписке и во всех занимал первые места (в семи из них со стопроцентным ре-
зультатом). Победив в 1968 году в чемпионате мира, прекратил выступления в сорев-
нованиях. Без особого успеха участвовал в турнире чемпионов мира по электронной
почте (2001).
Математик. Доктор наук. Двоюродный племянник изобретателя граммофона
Эмиля Берлинера (1851–1929). С 1972 года занимался разработкой шахматных про-
грамм для ЭВМ. Разработал программу «HiTech», а его ученики входили в команду
разработчиков «Deep Blue».
В очных соревнованиях: национальный мастер США. Чемпион Вашингтона
(1949), чемпион Южных штатов (1949), чемпион штата Нью-Йорк (1953), чемпион
Восточных штатов (1955), участник четырех чемпионатов США (лучший результат
1957/58, 5-е м.). В составе команды США участник 10-й Олимпиаде ФИДЕ (1952).
В 1990 году был включен в Зал шахматной славы США. (Гродзенский С. Энциклопе-
дия заочных шахмат. М .: Проспект, 2018. С. 43–44 .)
200 Шахматисты

УМАНСКИЙ1
В конце 2010 года в немецком городе Аусбург на 59-м году жизни
скончался международный мастер по шахматам, экс-чемпион мира
в игре по переписке Михаил Маркович Уманский. Пришло время
вспомнить об этом удивительном шахматисте, которого хочется на-
звать гением заочных шахмат.
Вспоминается афоризм Шопенгауэра: «Талант попадает в цель,
в которую никто попасть не может, гений попадает в цель, которую
никто не видит». Развивая мысль немецкого философа, можно сказать,
что талантом восхищаются, а гений часто оказывается непонятым со-
временниками. Мой школьный учитель А. И. Солженицын приводил
в качестве примера гения французского математика начала XIX века
Эвариста Галуа, в 20 лет погибшего на дуэли, накануне которой в пись-
ме к другу сформулировал суть своих открытий, не понятых крупней-
шим математиком того времени, а впоследствии вплоть до середины
XX века вновь открываемых другими учеными.
В шахматах из-за необычного стиля гением сразу окрестили Миха-
ила Таля. Уманский начал играть по переписке до появления шахмат-
ных программ, но и позднее, насколько знаю, обращался за помощью
к компьютеру редко и не очень охотно, что вызывало непонимание
у маститых шахматистов-заочников.
Михаил Уманский родился в Ставрополе в 1952 году. Вскоре его
семья перебралась в Пятигорск. Увлекшись шахматами в школьные
годы, Миша стремительно прошел ступени квалификации и в 15 лет
стал мастером спорта СССР. Заметим, что мастеров в 60-е годы про-
шлого века насчитывалось намного меньше, чем в начале века ны-
нешнего гроссмейстеров.
В 1968 году М. Уманский в юношеском чемпионате СССР разделил
1–3 места с Ваганяном и Романишиным, опередив Макарычева, Бе-
лявского и добрый десяток известных в будущем гроссмейстеров и ма-
стеров. Оценивая итоги турнира, рижский журнал «Шахматы» отме-
тил, что из троицы победителей наилучшие перспективы достичь
высот — у Уманского с его склонностью к глубокому анализу. И тог-
да же на всесоюзных юношеских соревнованиях в Днепропетровске

Миша Уманский показал лучший результат на 1-й доске. А затем
в матче молодежных сорных СССР — Скандинавия, играя вместе
с А. Карповым, Е. Свешниковым, А. Петросяном, набрал два очка
из двух. И никого не удивило, когда вслед за этим на турнире «канди-
даты против мастеров» (по схевенингенской системе) он перевыпол-
нил мастерскую норму.
Многие из тех, с кем Уманский когда-то вышел на мастерский
уровень, стали гроссмейстерами, а Романишин и Ваганян одно время
даже рассматривались в качестве претендентов на мировое первенство.
Миша Уманский тоже неко-
торое время продолжал успешно
выступать в турнирах, уверенно
побеждал в первенстве Ставро-
польского края, стал чемпионом
ЦС ДСО «Труд», выиграл всесо-
юзный фестиваль «Мирный атом»,
в 1989-м был четвертым в финале
первенства России, совсем немно-
го уступив призерам-гроссмейсте-
рам.
Все же заметно было, что
в обычных соревнованиях за до-
ской он участвовал все реже, а за-
тем фактически прекратил серьез-
ные выступления. О причине этого
со стороны казавшегося неожидан-
ным шагом говорилось глухо, с по-
лунамеком на какую-то душевную
болезнь.
Мое общение с Мишей носило
эпизодический характер, но и его было достаточно, чтобы предпо-
ложить у него социальную фобию — боязнь общества, страх быть
обманутым. Приведу пару примеров. На одной из конференций, где
Уманскому вручили награды за победу в чемпионате мира, я пригласил
его в президиум, но он в страхе отказался и, получив медаль и диплом,
тут же ретировался и буквально забился в угол.
В 1996 году Уманский был приглашен в Германию в качестве по-
четного гостя на конгресс ИКЧФ. Я готов был помочь с оформле-
нием визы и попросил прислать мне приглашение. Каково же было
мое удивление, когда я получил копию документа. Позднее Миша
объяснил это страхом, что оригинал документа потеряется. В итоге
с оформлением визы мы опоздали.
Предполагаю, что участие в очном соревновании при большом ско-
плении народа было для него тяжким испытанием. Другое дело — игра
Молодой шахматный мастер
Миша Уманский
202 Шахматисты

по переписке. Впервые Михаил решил попробовать свои силы в игре
«не видя партнера» в середине 1970-х годов. В тот момент формиро-
вался финал 5-го первенства России, в который мастера включались
без отбора. То первенство вошло в историю как турнир-монстр, со-
бравший рекордное число участников: к 23 отобравшимся из полу-
финалов кандидатов в мастера добавились три мастера. На финише
тяжелейшего турнира Уманский был первым и, став чемпионом Рос-
сии, получил право на участие в первенстве Союза.
Финалы чемпионатов СССР по переписке обычно продолжа-
лись два года, а судьба первого места решалась на самом финише.
В 13-м чемпионате СССР (1977–1978) все было ясно уже после первой
половины срока, отведенного на турнир. В то время как другие лидеры
имели скромные «+2», в активе чемпиона России было уже 13 очков
из 15, а итоговый результат мастера Уманского — 15,5 из 19 в про-
центном отношении (81,6%) — является рекордным за всю историю
заочных чемпионатов СССР.
Чемпион СССР по заочным шахматам стал играть в турнирах
ИКЧФ, сначала за сборную СССР в Олимпиаде, а затем вступил
в борьбу за корону заочных шахмат, которая завершилась триумфаль-
ной победой в 1995 году. В финале чемпионата мира Уманский набрал
13 очков из 16 (без поражений), победив в личных встречах прямых
конкурентов.
История сохранила имена шахматистов,
творческий путь которых поражал совре-
менников сначала стремительностью взлета,
а затем неожиданным обрывом на самой вер-
шине. В заочных шахматах такой легендой
был Ганс Берлинер, который в игре по пере-
писке показывал ошеломляющие результа-
ты. Завоевав звание чемпиона мира в игре
по переписке в 1968 году, Берлинер пре-
кратил выступления в заочных шахматных
соревнованиях. Но уже в 1990-е годы на во-
прос о том, кто, по его мнению, сильнейший
шахматист-заочник всех времен, он без ко-
лебаний назвал Уманского.
В 2001 году Международная федерация
шахматистов-заочников решила отметить
свой полувековой юбилей организацией тур-
нира на сервере ИКЧФ, в котором удалось собрать всех здравствую-
щих в тот момент чемпионов мира разных лет. Уманский вновь уве-
ренно занял первое место, пройдя и это соревнование без поражений,
уступив партнерам лишь две половинки. С тех пор в заочных шахматах
за ним закрепилось прозвище «чемпион чемпионов».
Михаил Маркович
Уманский
Уманский 203

Лично общались с Мишей мы в основном на Конгрессах ИКЧФ.
В 1999 году на форуме заочников в Швейцарии он выглядел вполне
счастливым — на пороге 50-летия обзавелся семьей. Был неразлучен
с женой, в сыне Романе, как говорится, души не чаял. Поделился
планами о переезде на постоянное место жительство в Германию. Со-
жалел об одном — невозможно найти работу по его основной специ-
альности (сразу после школы он поступил на физико-математический
факультет Пятигорского педагогического института, по окончании
которого получил квалификацию математика-программиста).
Последний раз мы виделись в Дрездене в 2006 году. Михаил уже
свободно говорил по-немецки, но настроение было неважным. Он по-
делился со мной своими семейными неурядицами — развелся и не
поддерживает отношения с бывшей женой. Правда, с повзрослевшим
сыном иногда общается.
Немного играя очно, он быстро приобрел репутацию одного
из сильнейших шахматистов Баварии, с легкостью трижды выпол-
нил норму международного мастера. Тогда живо обсуждался вопрос
об участии команды сильнейших заочников в «Турнире наций», по-
скольку ИКЧФ является ассоциированным членом ФИДЕ. Проект
остался неосуществленным. Характерно, что несмотря на то, что сре-
ди нынешнего поколения переписочников найдется добрый десяток
носителей титула очного гроссмейстера, первая доска сборной ИКЧФ
безоговорочно предоставлялась международному мастеру Михаилу
Уманскому.
Хотя в последние годы жизни Михаил Маркович жил в Германии,
в заочных шахматах он оставался представителем России. Букваль-
но накануне его внезапной кончины мы обсуждали возможность его
участия в матче Россия — Германия, где он предполагал выступать
за Россию...
В последнее время часто говорят о скором времени, когда компью-
теры окончательно победят переписку. Журнал «Компьютер ленд»
предсказывает, что приблизительно к середине 21 века компьюте-
ры смогут давать однозначную оценку любой позиции, в том числе
и начальной. Если верить этому, то компьютеры будущего победили
бы Уманского, но он ушел раньше, оставшись в истории непобеди-
мым гением заочных шахмат [39, 40].
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Уманский Михаил Маркович (21.01 .1952, Ставрополь — 17.12 .2010, Аугсбург,
Германия)
Международный мастер ИКЧФ (1986), гроссмейстер ИКЧФ (1995), победитель
5-го (1974) первенства РСФСР и 13-го (1977) чемпионата СССР, победитель 13-го
204 Шахматисты

чемпионата мира (1989), участник 18-го (2003, 5-е м.) чемпионата мира. Победитель
турнира чемпионов мира (2001). В составе команды СССР в полуфинале 10-го чем -
пионата мира (1981) показал абсолютно лучший результат. Участник исторического
матча «Россия против остального мира» (1993, д. 18). Один из сильнейших шахмати-
стов в истории заочных шахмат.
Математик-программист.
В очных шахматах: мастер спорта СССР (1968), международный мастер ФИ-
ДЕ. Лучшие результаты в очной игре: 1–3-е м. в юношеском чемпионате СССР
(с О. Романишиным и Р. Ваганяном) (1968). Четырехкратный чемпион Ставро-
польского края. Чемпион ЦС ДСО «Труд» (1982). Участник чемпионата РСФСР
(1989, 4-е м.) . Вице-чемпион Баварии (2000). Победитель Кубка Баварии (2000).
Последние годы жил в Германии, но в заочных соревнованиях выступал как пред-
ставитель России. (Гродзенский С. Энциклопедия заочных шахмат.
—
М.: Про-
спект, 2018, с. 435–436.)
Уманский 205

АЛЬПЕРТ1
Александр Лазаревич Альперт умер 21 июня 2009 года, не дожив
нескольких дней до 61-летия.
Александр Лазаревич Альперт
Когда-то в «Записной книжке» известного писателя-сатирика Вик-
тора Ардова прочитал: «Старый швейцар говаривал: «Человеческий
век — шестьдесят лет. А все, что свыше, это нам Господь Бог на чай
дает...». Грустно, что Саше Альперту почти ничего не дал Господь Бог
«на чай».
Мне захотелось поделиться отрывочными воспоминаниями
о нем — международном мастере ИКЧФ, мастере ФИДЕ, вице-пре-
зиденте Российской ассоциации заочных шахмат, талантливом че-
ловеке, обладавшем поистине необыкновенным обаянием и редкой
скромностью, который более сорока лет был для меня просто Сашей.
...Это повторялось практически каждое утро без выходных, празд-
ников за исключением разве Нового года — примерно в девять утра
раздавался телефонный звонок. В пору, когда о всевозможных «АО-
Нах» еще не ведали, и номер абонента не определялся, я почти всегда

его угадывал. Да, и мои домашние, озабоченные проблемами предсто-
ящего трудового дня в будни или желавшие отоспаться в выходные,
дружелюбно ворчали:
— Опять — твой Альперт.
В телефоне раздавался приятный, бархатный голос:
—
Сережа, это Саша. Извини за ранний звонок. Надо посовето-
ваться....
... Мы познакомились в далекие 1960-е годы в ЦШК СССР. Студент
физико-математического факультета пединститута Александр Аль-
перт считался сильнейшим кандидатом в мастера. Я же в то время был
кандидатом в мастера по шахматной композиции и регулярно посе-
щал проводившиеся в клубе на Гоголевском бульваре так называемые
«композиторские понедельники».
Иногда, чтобы не вступать в очередной яростный спор, которые
постоянно вели между собой представители разных школ составителей
шахматных задач и этюдов, я уходил в другие помещения клуба, где
занимались «нормальные» шахматисты-практики. Среди разношерст-
ных посетителей стал примечать молодого человека, выделявшегося
деликатной манерой вести диалог при анализе позиции.
Мне он сразу понравился и запомнился эпизод, когда вскоре после
знакомства Саша поинтересовался, что такое «тема пикенинни» в за-
дачной композиции. Я стал увлеченно объяснять, что пикенинни (от
англ. piccaninny — негритенок) — черная пешка, стоящая на седьмой
горизонтали, защищаясь от мата, в разных вариантах проявляет мак-
симальную активность (делает все четыре возможных хода — на одно
и на два поля по вертикали, осуществляет оба взятия на соседние диа-
гонали), при этом белые отвечают каждый раз по-иному (в двухходов-
ках — матуют разным способом). Увлекшись рассказом, я упомянул
есть похожая тема альбино (от лат. albus — белый), при которой уже
белая пешка, стоящая на второй горизонтали, делает все четыре воз-
можных хода, помогая матовать черного короля.
Завершая объяснение, я еще добавил, что композиторы иногда
вместо альбино используют термин «белый пикенинни».
Стойко выслушав чрезмерно подробное разъяснение, Саша с улыб-
кой спросил:
«— Интересно, а композитор может решить практическую задачу —
объявить мат конем и слоном одинокому королю»?
Имея давно просроченный первый разряд по практической игре и не
имея опыта в решении такой задачи, изрядна попыхтев, я все же сумел
заматовать Сашиного короля. Он, правда, по ходу дела пару раз обратил
внимание, что я допустил трехкратное повторение позиции (по прави-
лам шахмат в этом случае партия признается закончившейся в ничью).
Затем Саша легко, не глядя на доску, объявил мне мат конем и слоном,
затратив не более 30 ходов и затратив менее одной минуты.
Альперт 207

Турнир «Будапештская весна», 1994 год. А . Альперт (слева)
за партией с гроссмейстером Г. Леманом, которую он выиграл.
Фото из архива семьи А. Л . Альперта
Одним словом, познакомились, прониклись взаимной симпати-
ей, довольно быстро перешли на «ты», что мне, вообще говоря, не-
свойственно. Выяснилось, что Саша очень плохо видит, и помимо
обычных соревнований, будучи инвалидом по зрению, участвует
в турнирах Всесоюзного общества слепых. Кстати, позднее он в со-
ставе сборной СССР в 1976 году, а двадцать лет спустя в команде
России, выходил победителем Всемирных олимпиад среди незря-
чих шахматистов.
Выступая в обычных соревнованиях, в студенческие годы не-
изменно играл за свой вуз. После окончания пединститута работал
в вычислительном центре Государственного комитета по материально-
техническому снабжению (ГОССНАБА СССР) и оставался лидером
команды этого учреждения. Любил играть в «опенах», где ему дово-
дилось брать верх над гроссмейстерами ФИДЕ. Наверно, его высшим
достижением в игре за доской был выход после нескольких ступеней
отбора в финал первенства ЦШК СССР, где была установлена норма
мастера спорта [44].
После распада Советского Союза прекратил существование ГОС-
СНАБ. Саша, будучи педагогом по образованию, стал работать в одной
из школ в районе Москвы Сабурово, где факультативно вел уроки
шахмат. При этом он оказался замечательным педагогом, отдававшим
всего себя детям. Его работа в Сабурово во многом способствовало
тому, что с 1994 года десять лет подряд сборная команда шахматистов
района выигрывала первенство Москвы среди школ. На приводимом
снимке Александр Лазаревич со своими учениками, некоторые давно
стали международными мастерами и по сей день с благодарностью
вспоминают своего учителя.
208 Шахматисты

В 1970-е годы я все чаще уходил из композиции в заочные шахматы
и попытался привлечь в «переписку» Сашу, но довольно быстро выяс-
нилось, что с его зрением написание почтовых карточек непосильный
труд. И все же исследовательская составляющая шахмат, характерная
для заочной игры, была ему по душе. Он с удовольствием проводил
совместный со мной анализ, при этом готов был часами «крутить по-
зицию», часто с телефонной трубкой в руке.
А. Л . Альперт с учениками
Ситуация изменилась с распространением Интернета, появив-
шейся возможности играть по «Email» и на специальных серверах.
Здесь Саша развернулся в полную силу, легко получил звание между-
народного мастера ИКЧФ, казалось и наивысшие титулы ему вполне
доступны. Но проявилась отличительная черта его характера — от-
сутствие тщеславия. Широко известен призыв К. С . Станиславского:
«Любите искусство в себе, а не себя в искусстве», который справедлив
по отношению не только к деятелям театра. Редко встретишь шахма-
тиста, который до такой степени, как Альперт любил бы «шахматы
в себе», оставаясь при этом довольно равнодушным к собственному
месту в шахматах.
Как иначе объяснить, что, получив, как победитель полуфинала
заочного чемпионата мира, право на участие в турнире кандидатов,
так им и не воспользовался. Успешно сыграл в составе сборной России
в полуфинале командного чемпионата мира, а когда формировался
состав для финала, Саша на место в составе даже не претендовал.
В заочных шахматах проявились и организаторские способности
А. Альперта. Он вошел в руководство Российской ассоциации заочных
шахмат, с 2005 года до конца жизни оставался ее вице-президентом.
Судил множество одновременно проходящих во «всемирной паутине»
турниров, явился инициатором розыгрыша клубного Кубка России
в Интернете. Как отличного организатора и судью турниров на сер-
Альперт 209

вере А. Л . Альперта знали многие шахматисты разных стран. Заочные
шахматы так проникли ему в душу, что он сочинил о них стихотворе-
ние. Жаль, что не записал его в свое время.
Если бы в заочных шахматах устанавливался приз честной игры
fair play, то Альперт был бы постоянным номинантом на него. Будучи
предельно дисциплинированным участником, он и в качестве арбитра
требовал этого от других. С самой доброй иронией вспоминаю его
сетования в утренних телефонных разговорах на то, что «Щ» (такой
бессовестный!) не послал своевременно сообщение о перерыве, или
«К», того хуже, сделал вид, что не получил письма от судьи; и какой
день нет и нет ответа от «Ж»...
В память о мастере Шапошникове2 его земляки организовали тур-
нир по переписке, а Альперта попросили быть апелляционным ар-
битром — разбирать жалобы на решения судьи. Насколько помню,
судейство было недостаточно квалифицированным и Саше часто при-
ходилось вмешиваться. Конечно, прежде, чем вынести свой вердикт,
апелляционный арбитр считал своим долгом позвонить мне. Буду-
чи человеком настроения, к тому же несдержанным по отношению
к близким людям, я как-то в сердцах сказал ему, что мне осточертело
слушать про мемориал Шапошникова.
На следующий день Сашин голос был грустен. Между нами со-
стоялся примерно такой диалог:
—
Саша, что-то случилось?
—
Ничего.
—
Что такой грустный?
—
Сережа, ты же не хочешь слушать про мемориал Шапошникова.
Я виновато рассмеялся и мы приступили к доскональному разбору
очередной запутанной игровой ситуации в мемориале. А выражение
«Мемориал Шапошникова» стало у нас с Сашей с тех пор общим
местом.
«Это — типичный мемориал Шапошникова», — так характеризо-
вал Альперт любое плохо организованное по его мнению шахматное
соревнование.
Между тем здоровье Саши ухудшалось. Помимо проблем со зре-
нием, начали саботажничать и другие жизненно важные органы, все
чаще и все острее пошаливало сердце. А он, как истинный трудоголик,
несмотря ни на что, продолжал работать.
Июньским вечером 2009 года мы обсудили текущие проблемы за-
очников по телефону, Саша жаловался на плохое самочувствие, но не
мог оторваться от сложной позиции, которую необходимо было при-
судить. Ближе к ночи ему стало совсем худо, и скорая помощь отвезла
в больницу, где он впал в кому и через пару дней скончался.
...Я сказал, что он не заботился о наличии у него титулов, но как-то
с грустью заметил, что судит чуть ли не больше всех турниров, но не
210 Шахматисты

имеет даже низшей судейской категории. По моей инициативе Алек-
сандру Лазаревичу стали поручать руководство турнирами, которые
позволили бы претендовать на титул международного арбитра ИКЧФ.
Как на грех, когда он практически выполнил соответствующий нор-
матив, Международная федерация шахматистов-заочников резко
повысила требования к соискателям звания, которые он безусловно
выполнил бы, если бы не преждевременная смерть.
В этой ситуации я счел своим долгом добиться присвоения ему зва-
ния посмертно в порядке исключения, понимая при этом, что сделать
это будет чрезвычайно трудно. В ИКЧФ не понимают слов «в порядке
исключения». Это одно из выражений, которые, по мнению Михаила
Жванецкого непереводимы на иностранные языки.
Предварительно разослал письма делегатам предстоящего кон-
гресса с просьбой поддержать ходатайство Российской ассоциации
заочных шахмат, подчеркнув, что когда речь идет о посмертном при-
своении звания, нельзя устанавливать правила, поскольку каждый
такой случай исключительный. В этом случае надо учитывать не толь-
ко достигнутые результаты, но и оценивать деятельность соискателя
в целом. В конце концов титул международного арбитра ИКЧФ нужен
не Альперту, он нужен для авторитета ИКЧФ». С пафосом напомнил,
что на могильном памятнике Мольера высечены слова: «Для его славы
уже ничего не нужно, но он нужен для нашей славы».
В ходе самого конгресса после активной кулуарной работы вы-
яснил, что за присвоение Альперту титула посмертно явное боль-
шинство делегатов. А при обсуждении вопроса очень к месту вы-
сказался голландский гроссмейстер Рон Лангевельд, вспомнивший
о встрече с Сашей на одном из опенов: «Он очень плохо видел,
обдумывая ход, низко наклонялся над доской, но когда я оказался
в цейтноте, своевременно указал мне с дружеской улыбкой, что
контроль пройден».
В итоге вопрос о присвоении титула международного арбитра Алек-
сандру Альперту был решен практически единогласно. Саша Альперт
в полной мере соответствовал девизу ИКЧФ Amici Sumus («Мы — дру-
зья»), а также и другому латинскому выражению Amicus Carus, что
можно приблизительно перевести — «тот, кто дорог сердцам своих
друзей».
Еще ему была присуща черта характера, именуемая детской не-
посредственностью, которая проявлялась в искренности, отсутствии
взрослой хитрости, лицемерия, лживости и многого остального.
А мне уже какой год так не хватает утреннего телефонного звонка
и приятного голоса: «Сережа, это Саша. Извини за ранний звонок.
Надо посоветоваться...» .
Альперт 211

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Альперт Александр Лазаревич (29.01 .1948, Москва — 21 .06.2009, там же) между-
народный мастер ИКЧФ (2001), международный арбитр ИКЧФ (2009, посмертно).
Член президиума РАЗШ (2001–09), вице-президент РАЗШ (2005–09). По итогам
полуфинала 25-го (2001) чемпионата мира вышел в турнир кандидатов. В составе
команды Москвы участник 3-го (2003) чемпионата России. Явился инициатором ро-
зыгрыша клубного Кубка России в Интернете. В составе команды «Аквалангисты»
второй призер 1-го (2006) Клубного кубка России. Участник исторических матчей
«Россия против остального мира» (2001 и 2004). Арбитр мемориала Моисеева, турни-
ра, проведенного по случаю 10-летия РАЗШ, до последних дней жизни судил много
турниров разного уровня на сервере ИКЧФ. Конгресс ИКЧФ 2009, учитывая заслуги
Альперта, посмертно присвоил ему титул международного арбитра. Окончил матема-
тический факультет МГПИ. Программист. Детский тренер по шахматам.
В очных шахматах: сильнейший кандидат в мастера, мастер ФИДЕ. Участник
турниров Всесоюзного общества слепых. В составе команд СССР (1976) и России
(1996) победитель Всемирных олимпиад среди незрячих шахматистов (Гродзенский
С. Энциклопедия заочных шахмат. — М.: Проспект, 2018, с. 15).
2 Шапошников Юрий Николаевич (1925–1993) — мастер спорта по шахматам,
чемпион Вооруженных сил СССР (1952), участник чемпионатов РСФСР и полуфи-
налов чемпионатов СССР, чемпионатов СССР и полуфиналов чемпионатов мира
по заочным шахматам.
212 Шахматисты

ЛЮБОМИРОВ1
... Утром 6 января 1992 года у меня дома раздался телефонный зво-
нок с признаками «междугороднего». Частые, пронзительные, тревож-
ные гудки требовали, чтобы я снял трубку. Как мне не хотелось этого
делать — я же знал, что мне сообщат.
«Дядя Митя умер», — голос племянницы Дмитрия Георгиевича
Любомирова донес из Рязани весть, хуже которой в тот момент не мог-
ло быть. Я потерял преданнейшего друга. И одна за другой в памяти
стали возникать картины нашего знакомства, мгновенно зародившей-
ся дружбы, регулярных встреч и бесед.
Дмитрий Любомиров известен как меж-
дународный мастер по заочным шахматам,
судья республиканской категории, шахмат-
ный композитор, журналист, организатор
конкурсов составителей задач и заочных
турниров. Я же хочу рассказать о том, что,
наверное, было не ведомо большинству его
многочисленных корреспондентов.
...Рязань, конец 1950-х годов. Летом
главные шахматные баталии проходили
в шахматном павильоне городского парка,
где собиралось много любителей игры раз-
ной квалификации. На весь город было три
кандидата в мастера, и все перворазрядни-
ки пользовались известностью в местных
шахматных кругах. Помню, остановившись
у таблицы турнира перворазрядников, я об-
ратил внимание, что против фамилии неиз-
вестного мне Любомирова выстроился ча-
стокол единиц. Подойдя к столику с табличкой «Любомиров», увидел
симпатичного юношу с правильными чертами открытого лица. Партия
закончилась его победой, и он деликатно объяснял партнеру, где тот
допустил оплошность. У него был приятный тембр голос и доброже-
лательная манера говорить.
Дмитрий Георгиевич
Любомиров.
Фото автора

Раздасадованный поражением противник поочередно стучал по до-
ске белыми и черными фигурами, показывая, что «вот как он должен
был стоять, если бы вовремя «сходил» конем». Любомиров в ответ дру-
желюбно улыбался и утешающе повторял вполголоса: «Ты молодец,
играл хорошо, просто поспешил».
Когда совместный анализ партии закончился, Любомиров поднял-
ся из-за столика и... то, что я увидел, заставило сердце сжаться. Пра-
вая его рука безжизненно висела, а деформированная левая сжимала
костыль — единственную опору, как-то помогавшую переставлять
непослушные ноги.
Познакомившись с Дмитрием, я узнал, что в 1935 году, когда было
ему всего несколько месяцев от роду, он заболел тяжелой формой по-
лиомиелита, приковавшего к постели. Мужество и упорство помогли
ему выстоять. Он научился передвигаться с костылем, писать левой
рукой, экстерном закончил школу.
Все это я выяснил позднее, а в тот момент был так покорен обаяни-
ем Дмитрия, что в последующие дни торопился в шахматный павильон
горпарка «на Любомирова». Импонировал и острый комбинационный
стиль его игры. Нетрудно было заметить, что этот калека пользовался
уважением и любовью окружающих.
Мне захотелось поговорить с ним, но повод все не представлял-
ся. В один из следующих дней я заметил Любомирова в читальне,
расположенной по соседству с шахматным павильоном. Я стал про-
сматривать журналы, незаметно наблюдая за Дмитрием. Дождался,
когда он закончил занятия и направился к выходу. Едва дверь за ним
затворилась, поспешил вслед в надежде завязать разговор, но при
этом не рассчитал, что ему требуется достаточное время для преодо-
ления ступенек, и резко распахнул дверь. Едва не сбросив несчастного
с лестницы, я залепетал слова извинения, но Дмитрий отреагировал
совершенно спокойно:
—
Ничего, ничего. Просто я заковырялся.
Хотя знакомство на сей раз не состоялось, на другой день, когда
я подошел к его столику, он отметил мое появление кивком и друже-
ской улыбкой. А по окончании тура я уже чувствовал себя своим среди
игроков, окруживших Дмитрия, вставляя собственные комментарии
в анализ только что завершившейся партии. Оживленное обсуждение
поединка продолжилось на аллее парка. Стрекотня вариантов разом
прекратилась из-за надвинувшихся грозовых туч.
—
Ну, будь здоров, Митя, — бросили шахматисты хором и стрем-
глав устремились к выходу, оставив своего приятеля наедине с дождем.
Сделав несколько шагов, я оглянулся: на опустевшей аллее осталась
одинокая фигура, медленно-медленно передвигавшаяся под морося-
щим дождиком. Я подошел. Дмитрий удивленно посмотрел на меня:
—
Иди скорей. Дождь усиливается — промокнешь.
214 Шахматисты

Я постеснялся признаться, что готов подчиниться силам природы
ради того, чтобы познакомиться с ним, и лишь сочувствующе про-
изнес:
—
Акакжевы?
—
Как-нибудь дойду. Не первый раз. Главное через дорогу перей-
ти. Костыль плохо фиксируется на мокром асфальте, а водители не-
сутся как угорелые.
Было заметно, что такие препятствия преодолевать ему не впервой,
но я все не унимался:
—
А если ливень начнется?
—
Ну, что ж, тогда мне придется растаять, — и легко рассмеялся.
Между тем, дождь внезапно прекратился, мы благополучно оси-
лили центральную парковую аллею, переход через одну из главных
магистралей центра Рязани и дошли до его дома.
Кандидат в мастера по шахматам Дмитрий Любомиров (1962 год).
Фото автора
Большую часть года Дмитрий проводил дома, зато как только те-
плело по весне выходил во двор, а в хорошую погоду отправлялся в на-
ходившийся поблизости городской парк. «Поблизости» — это по мер-
ке человека здорового. У Дмитрия же была своя мера. Он точно знал
сколько шагов от его комнаты до любого из соседних строений, до входа
в городской парк и даже до шахматного столика. Если по пути попа-
дались ступени, каждая требовала дополнительных усилий и немалых.
С шахматами Дмитрий познакомился поздно, в 16 лет, но уже через
два года стал перворазрядником, а к началу 1960-х годов достиг уров-
Любомиров
215

ня кандидата в мастера. В 1963 г. он вышел победителем первенства
городского парка, а затем включился в турнир кандидатов в мастера.
В том же 1963 году в самом конце летнего сезона было решено
провести в шахматном павильоне конкурс сеансеров. Участвовать
в этом зрелищном соревновании вызвались чемпионы Рязани и об-
ласти разных лет. Каждому конкурсанту противостояли 15 любителей.
Неожиданно о желании провести сеанс заявил и Любомиров.
Организаторы растерялись («Дмитрий, дорогой, но как же ты...»).
Любомиров был непреклонен («Моя квалификация позволяет давать
сеанс, а об остальном не беспокойтесь. В конце концов пройти вдоль
15 шахматных столиков — это не проезжую часть пересекать»).
Необычный сеанс начался, и вскоре никто не обращал внимания
на то, как переходит от одного стола к другому сеансер. Куда интерес-
нее стало положение на всех досках, где позиции черных ухудшались
с каждым ходом. Не устояли против Дмитрия даже перворазрядники,
поначалу хохмы ради севшие играть в сеансе. Итог был впечатляющ:
14 побед при единственном поражении, без ничьих! Это был лучший
результат. Существенно отстал занявший второе место с результатом
(+12- 2 = 1) признанный сеансер, сильнейший кандидат в мастера
Виктор Пожарский2.
Нашему с Дмитрием сближению способствовало то, что мы одно-
временно увлеклись шахматной композицией. Митя начал составлять
этюды3, а я задачи-двухходовки4. Одновременно включились в конкур-
сы решения шахматных композиций. Оказавшись среди победителей
областного конкурса газеты «Приокская правда», мы оба были допу-
щены до финала Первой Всероссийской олимпиады.
Совместное участие в этом соревновании и послужило поводом
для первого визита к нему. Помню, я долго не мог заставить себя
заглянуть к нему: все-таки мы участвовали в одном соревновании
и в каком-то смысле считались конкурентами. Но едва вошел и с ви-
новатой улыбкой поздоровался, как Дмитрий сам предложил помощь
и с максимальным дружелюбием продемонстрировал решение пози-
ций, которые мне начинающему решателю были «не по зубам». Ког-
да обнародовали итоги «Олимпиады решателей», где я был объявлен
победителем (вероятно, по каким-то дополнительным показателям),
Дмитрий радовался едва ли не больше меня.
Был еще похожий эпизод. Мы участвовали в конкурсе решений
задач и этюдов, проводившимся рижским журналом «Шахматы»
(«Шахс»). Решали совместно, посылали ответы порознь, но в итогах
был отмечен только Д. Любомиров. Как же расстроен был Дмитрий
из-за того, что меня забыли.
—
Слушай, может ради справедливости я в следующий раз вообще
не буду посылать в Ригу решения, — все повторял он, несмотря на то,
что я искренне радовался тому, что и его, наконец, заметили.
216 Шахматисты

Митя довольно долго еще участвовал в соревнованиях решателей,
побеждал во Всероссийских олимпиадах. В 1968 году получил вто-
рой приз конкурса «Волгоградской правды», проведенного по случаю
25-летия Сталинградской битвы.
Но в Рязани он признавался лучшим этюдистом. Трижды в 1964,
1967 и 1971 годах, участвуя в областных первенствах по компози-
ции, Дмитрий всякий раз был вне конкуренции в этюдном разделе.
В 1967 году ему была присвоена республиканская судейская категория.
Задачи и этюды составителя из Рязани появлялись во многих
газетах и шахматных изданиях Германии, Румынии, Югославии.
К сожалению, архива Дмитрий Георгиевич не собирал и вообще
был неаккуратен со своим творчеством. Бывало, он показывает
этюд, произведение всем нравится, а какое-то время спустя, когда
предлагаешь послать в печать, вдруг выясняется, что позиция нигде
не записана, а он ее попросту забыл и вспоминать не желает, потому
как увлечен сочинением уже другой задачи!? Пожалуй, он слишком
любил «шахматы в себе» и был абсолютно равнодушен к своему «ме-
сту в истории».
Помимо этюдов Митя составлял задачи разных жанров от двуххо-
довок до многоходовок. В свое время он поддался всеобщему увлече-
нию шахматных композиторов составлением гетеродоксальных задач,
именовавшихся еще «сказочными шахматами». По просьбе редакции
Митя составлял и изобразительные задачи (их называют часто «ска-
хографическими» от итал. scaccho — шахматы и греч. grapho — пишу,
изображаю).
В таких задачах расположение фигур на доске в начальной позиции
или в финале решения (иногда в обеих позициях сразу) изображают
буквы, цифры, рисунки и т. д . «к датам». Вот, Митя и сочинял компо-
зиции, посвященные 50-летию Октябрьской революции, Ю. Гагарину,
встрече Нового года...
Долгие годы я чуть ли не ежедневно (бывало, и по нескольку раз
за день, жили мы на соседних улицах) заходил к нему, мы быстро
перешли на «ты», я называл его, так же как и его домашние, Митя,
а после моего переезда в Москву мы регулярно перезванивались.
Митя жил с престарелыми родителями, сестрой и племянницей.
Не считаясь по этой причине одиноким, он не получал никакого по-
собия. Действовавший тогда закон о пенсионном обеспечении пред-
полагал для инвалидов детства наличие определенного стажа работы
(!). Но каким образом может набрать стаж инвалид, в младенчестве
практически лишенный мало-мальски работоспособных рук и ног.
На этот вопрос не давали ответа ни буква советского законодательства,
ни трактовавшие его дух чиновники.
Чтобы как-то помочь семье, в летний период Митя устраивался
продавцом газет. Условия работы были мучительными, поскольку ме-
Любомиров
217

сто службы было далеко от дома, а «заработок» нельзя назвать нищен-
ским только потому, что явно уступал самому скромному подаянию.
К тому же такая работа не давала требуемого для назначении пенсии
стажа. Дело в том, что Митя мог работать не более четырех месяцев
в году, а для того, чтобы «догонять» требуемый для данного возраста
стаж, нужно было трудиться не менее 8–9 месяцев.
Его тяжкий путь с работы домой проходил мимо моего дома. Я знал
распорядок дня Мити, когда имел возможность выходил ему навстре-
чу, и он устраивался у меня на «привал», во время которого мы играли
в шахматы или занимались анализом позиции.
Как-то я заглянул к нему, когда он только что вернулся с работы.
Видно, в тот день дорога вымотала его полностью. Он лежал непод-
вижно в одежде и казался безучастным к окружающему. На мой де-
журный вопрос о самочувствии отреагировал жестко: «Чем так жить,
лучше сдохнуть».
И хотя, спустя несколько минут, мы сидели за шахматной доской,
пытаясь устранить дефект в моем новом «шедевре», стало ясно, что
с торговлей газетами Мите пора «завязывать».
Спасительная соломинка нашлась в виде редакции рязанской рай-
онной газеты «Ленинский путь». Я заведовал в ней на общественных
началом шахматным отделом, но после переезда в Москву это ста-
новилось все труднее. Что, если передать ведение отдела Любоми-
рову?! Самое главное — выяснилось, что деятельность внештатного
корреспондента некоторым образом может быть засчитана в рабочий
стаж!! К тому же редакция расположена всего-то в трех кварталах от его
дома да одном переходе через улицу причем, что важно, автомобиль-
ное движение по ней ограничено! Правда, редакция на третьем этаже
старинного здания, не имеющего лифта...
Работа с письмами читателей была Мите по душе, а доставку от-
ветов в редакцию могли осуществлять домочадцы или кто-нибудь
из многочисленных друзей. Но возник вопрос: а кто будет писать
статьи?
Вскоре после того как мы приняли решение и согласовали с редак-
цией вопрос о передаче руководства отдела от меня Дмитрию я застал
его в радостном расположении духа. Он протянул мне исписанные
листки со словами: «Посмотри — моя первая заметка в газету».
Я пробежал текст, как говорится, «по диагонали», и этого было до-
статочно, чтобы оценить насколько неумело перо автора. То ли я был
не в настроении, то ли по иной причине, но разразился безжалостной,
просто уничтожающей критикой, не оставив живого места на заметке.
Когда угомонился и хотел было произнести что-нибудь «подсласти-
тельное», Митя остановил меня коротким: «Не надо этого. Ты прав,
конечно».
218 Шахматисты

Д. Г. Любомиров (1978 год).
Фото автора
Я увидел то же не свойственное ему печальное выражение лица,
как тогда, когда услышал «Чем так жить, лучше сдохнуть». На сей раз
он не произнес ни звука. Спокойно отреагировал на мое «ну, пока».
Всю дорогу я ругал себя за бестактность и жестокость, не мог уси-
деть дома и вскоре снова отправился к Мите, сочиняя на ходу разные
варианты извинений.
—
Как хорошо, что ты зашел, посмотри-ка новый сюжет, — такими
словами встретил меня Дмитрий, протягивая листок. И я отметил, что
мой друг не пал духом от критики, усвоил большинство моих замеча-
ний. Текст стал приемлем для газетной публикации.
Сотрудники редакции «Ленинского пути» были без ума от нового
ведущего шахматного отдела. От не только добросовестно выполнял
свои функции, но — в отличие от своего предшественника — не за-
катывал сцен, если редакция, выполняя указание партийного началь-
ства, отправляла шахматный выпуск в загон, освобождая место для
информации о судьбоносных решениях КПСС.
Я был несказанно рад, когда Митя продемонстрировал свое но-
венькое пенсионное удостоверение. Долгие годы в местной прессе
мне попадались материалы, подписанные «Д. Любомиров».
В начале 1980-х, когда ему было «под 50», Митя узнал, что в Москве
есть хирург, который будто бы помогает при самых тяжелых послед-
Любомиров
219

ствиях полиомиелита. Дмитрий решился на рискованный эксперимент.
Он стойко перенес несколько мучительных операций, но итог был не-
утешителен — почти полная неподвижность ног, и весь мир сжался
до кубатуры комнаты. Теперь даже от костылей не было толку. Но ни
единого нарекания в адрес врача от него не слышали. «Он стремился
мне помочь» — весь комментарий к трагедии собственной жизни.
Пришлось кандидату в мастера по шахматам Любомирову ограни-
читься игрой по переписке. Первым опытом было участие в товарище-
ском матче СССР — ГДР, куда его включил по моей просьбе капитан
советской команды Б. А. Розинов5. Легкая победа над доставшимся
ему противником, явно уступавшим по классу, придала некоторую
уверенность в своих силах. С тех пор почтальон ежедневно приносил
ему письма. Его ходов ждали партнеры из разных стран. И не ведали
они, каких трудов стоило Дмитрию Георгиевичу выполнение, казалось
бы, наипростейший процедуры — заполнение открытки...
Включившись в розыгрыш Первого кубка мира ИКЧФ, Д. Лю-
бомиров без особого труда «разобрался» с партнерами по предвари-
тельной группе и со 100% результатом занял первое место. Однако
неровный состав участников массового соревнования, каким является
Кубок мира ИКЧФ, не вызвал интереса у Дмитрия. Поэтому он пред-
почел выступать в других соревнованиях. Он удачно сыграл в составе
сборной области в командном первенстве России, победил в полу-
финале личного первенства РСФСР, при этом значительно перевы-
полнил кандидатскую норму.
В середине 1970-х годов я задумал турнир по переписке с участи-
ем сильнейших рязанских шахматистов и приглашенных мастеров —
с тем, чтобы дать рязанцам побороться за титул мастера. Любомиров
предложил посвятить турнир памяти Сергея Есенина. Неизвестно,
чтобы поэт проявлял интерес к древней игре, но посвящать его па-
мяти на Рязанщине можно было все, что угодно.
Соревнование удалось на славу: десять известных мастеров и семь
сильнейших рязанских кандидатов в мастера. Хотя мастерскую норму
Мите выполнить в тот раз не удалось, он сыграл несколько очень не-
плохих партий.
Своего наивысшего успеха Дмитрий добился в международном
турнире, посвященном памяти выдающегося организатора турниров
по переписке в России С. С. Миротворского6. Он легко выполнил
норму международного мастера, по ходу дела переиграв нескольких
гроссмейстеров. Дмитрий Любомиров, всегда отличавшийся острым
стилем, превзошел себя. Все его партии протекали «весело». Некото-
рые примеры его творчества приведены в книге [41] и статьях [42, 43].
Создалось впечатление, что довольно уверенно выполнив норму
международного мастера, Дмитрий успокоился на достигнутом и по-
терял интерес к турниру. Хотя при благоприятном стечении обстоя-
220 Шахматисты

тельств он мог преодолеть и гроссмейстерский рубеж! Но почему-то
считал, что высшее звание ему, в тот момент кандидату в мастера, все
равно не присвоят.
И в последние годы жизни Митя увлеченно играл по переписке.
Несколько сохранившихся в его блокноте записей партий показывают,
что, став международным мастером, Любомиров оставался романти-
ком в шахматах, по-прежнему играя остро, редко приставая к ничей-
ной гавани.
Когда у меня возникла идея организовать турнир по переписке
памяти М. И. Чигорина7, Дмитрий собрался в нем участвовать и по-
стараться выполнить норму гроссмейстера. Не успел...
Кроме шахмат, Митя увлекался собиранием книг, отдавая пред-
почтение русской классике, справочной и приключенческой литера-
туре. Много в его шахматной библиотеке было и шахматных изданий.
И еще он всегда оставался заядлым болельщиком-спартаковцем.
Не пропускал ни одного телерепортажа
и держал в памяти самую разнообразную
спортивную информацию. Он был в кур-
се событий в мире и в любой момент мог
вступить в дискуссию (которую вел также
остро, как и шахматные битвы) по любо-
му вопросу, касающемуся спорта, нови-
нок литературы или политики. В начале
нашего знакомства я отметил его весьма
либеральные даже для поры хрущевской
«оттепели» взгляды, контрастирующие
с рассуждениями людей его окружающих.
В эпоху же начавшейся горбачевской
«перестройки» Митя заметно «полевел»,
став типичным жителем «красного по-
яса», к которому можно было отнести
Рязань.
Среди его многочисленных друзей
встречались люди самые разные. Бы-
вало, что и шахматисты к нему забегали не столько за тем, чтобы
«покрутить» отложенную позицию, а «распить на троих» (порой вы-
ходило на двоих). Митя не был чужд доступных ему радостей. И хотя
мне не приходилось видеть его в состоянии сильно «навеселе», все
же могу вспомнить несколько случаев, когда он, деликатно извиня-
ясь, просил перенести нашу встречу, поскольку временно потерял
спортивную форму.
Он всегда готов был анализировать чужую позицию или прове-
рять чей-нибудь этюд. А сколько жалоб на жизнь выслушивал он, сам
никогда не сетовавший на судьбу. «Культурный человек» — это, кто
Дмитрий Любомиров в своей
библиотеке (1989 год).
Фото автора
Любомиров
221

в состоянии сострадать, это горький мучительный талант», — заметил
Василий Шукшин. Митя Любомиров был культурный человек и бес-
спорно обладал этим талантом.
Если с языка приятеля срывалось что-то уж совсем бестактное:
«Тебе-то хорошо!», он в ответ лишь улыбался: «Конечно, мне хорошо.
И у тебя все будет в порядке». А на дурацкий вопрос: «Ты сегодня
будешь дома? — отвечал без всякой обиды в голосе: «Конечно. Где
же мне еще быть?», а то и с юмором: «Нет. Пойду на танцы!»
Трудно словами передать обаяние его личности, проявляющееся
в самых разных ситуациях от трогательного сочувствия чужому горю
до тонкого понимания юмора. Вспомнились слова Льва Толстого,
сказанные им в память о ком-то из своих последователей: «этого че-
ловека могли не любить только очень глупые или очень злые люди».
И позволю себе высказать предположение, что «очень глупые», как
и «очень злые», просто не могли быть в окружении Дмитрия Георгие-
вича Любомирова. Им неизбежно пришлось бы поумнеть и подобреть.
В последние месяцы жизни он заметно угасал, хотя продолжал
участие в шахматных турнирах по переписке. Под новый 1992-й год
попросил племянницу от его имени написать партнерам, что берет
перерыв в игре. 5 января я звонил ему из Москвы и на вопрос: «Как
дела?» — услышал лаконичное: «Болею». На нелепое: «Что у тебя бо-
лит?» — получил в ответ односложное: «Все». И лишь когда напомнил
о предстоящем: «Ну, ты в мемориале Чигорина играть собираешься?»,
почувствовал голос жизни: «А то как же!»
«Турнир скоро начнется, так что давай-ка скоропостижно выздо-
равливай», — пытался острить, но скорбное предчувствие заставило
меня вечером позвонить снова. На сей раз трубку сняла сестра Мити.
Сказала, что он совсем плох, но, кажется, уснул. А затем раздался
утренний звонок из Рязани, и, еще, не взяв телефонную трубку, я по-
нял, что самого близкого мне в шахматном мире человека больше нет...
Когда он скончался, я поймал себя на мысли, что мы так часто по-
клонялись ложным кумирам, не замечая ярких людей рядом с собой.
Герцен, посетив могилу жены, написал: «Она не тут, она в груди».
Из памяти ничто не сможет вынести образ Дмитрия Любомирова.
Он переселился в нас и продолжает жить в каждом, кто любил его.
А я всякий раз вспоминаю немощную физически, но сильную ду-
хом фигурку на парковой аллее под дождем.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Любомиров Дмитрий Георгиевич (13.06.1935, Рязань — 06.01 .1992, там же)
Международный мастер ИКЧФ (1984), мастер спорта СССР по результатам заоч-
ных соревнований (1985). Участник турнира памяти С. Есенина (1975), мемориалов
Миротворского (1981, норма мм ИКЧФ) и Маркова (1987). Инвалид детства. Шах-
222 Шахматисты

матный журналист. В очных шахматах: кандидат в мастера, судья республиканской
категории по шахматной композиции (1967). Чемпион Рязанской обл. по шахматной
композиции в разделе этюдов (1964, 1967, 1971). (Гродзенский С. Энциклопедия за-
очных шахмат. — М .: Проспект, 2018, с. 242 –243).
2 Пожарский Виктор Александрович (р. 1936) — кандидат технических наук,
сильнейший кандидат в мастера по шахматам, многократный чемпион Рязани и Ря-
занской обл., автор учебников по шахматам.
3 Шахматный этюд — специально составленная позиция, в которой одной
из сторон (обычно белым) предлагается выполнить задание (выиграть или сделать
ничью) без указания числа ходов. Решение этюда заключается в нахождении заду-
манного автором единственного пути, ведущего к выполнению задания.
4 Задача-двухходовка — составленная позиция, в которой белым предлагается
объявить черным мат в два хода. Решение задачи состоит в нахождении задуманного
автором, единственного пути, ведущего к выполнению задания. Эстетический эф-
фект достигается неожиданным (замаскированным) вступительным ходом и краси-
вой комбинацией.
5 Розинов Борис Абрамович (1917–1997) — международный арбитр ИКЧФ, один
из руководителей организации шахматистов-заочников в СССР и России. Ему по-
священ очерк в этой книге.
6 Миротворский Сергей Степанович (1881–1920) — пропагандист мгры в шахма-
ты по переписке в предреволюционные годы в России.
7 Чигорин Михаил Иванович (1850–1908) — великий русский шахматист, основ-
ной претендент на мировое первенство в конце XIX века, основоположник отече-
ственной шахматной школы.
Любомиров
223

РОЗИНОВ1
Б. А . Розинов казался вечным. Пожалуй, биография каждого рос-
сийского шахматиста-заочника связана с ним. Помню, в середине
1960-х годов, заинтересовавшись игрой в шахматы «через почту»,
я — рядовой перворазрядник из Рязани решился написать ему — уже
тогда известному шахматному организатору. Ответ пришел очень бы-
стро и был настолько доброжелательным, что я тотчас «заразился»
заочными шахматами.
Наше очное знакомство произошло позднее, на заседании рос-
сийской комиссии заочных шахматных соревнований. За более чем
30 лет постоянного общения между нами ни разу не пробегала «чер-
ная кошка». Объяснить это могу только ангельским характером Бо-
риса Абрамовича. В последние годы мы ежедневно перезванивались.
Обмен новостями с Розиновым стал для меня неотъемлемой частью
распорядка дня.
Познакомившись с ним, отметил его говорливость, склонность
к компромиссам и неуклонное стремление ни с кем не портить от-
ношения. За глаза он с легкостью мог заявить «Ну, я ему покажу!»,
но частенько, соглашаясь со мной, ставил условие «Только я этого
не слышал и ничего не знаю».
Борис Абрамович родился в 1917 году в Томске. В семь лет на-
учился играть в шахматы, а в 14 участвовал в своем первом турнире
по переписке. Хотя еще до войны выполнил норму первой категории,
понял, что в практических шахматах — это его потолок.
Дипломный проект выпускник Московского энергетического ин-
ститута Борис Розинов защищал 25 июня 1941 года. Всю войну он про-
работал на одном из эвакуированных в глубь страны оборонном пред-
приятии: его подвело зрение, оказавшееся слишком слабым для того,
чтобы сражаться на передовой. А после Победы возвратился в Москву
и в свободное от работы время стал играть по переписке. Он вошел
в состав туркома журнала «Шахматы в СССР» и в первом же после-
военном турнире, стартовавшем 15 октября 1945 года принял на себя
обязанности старосты.

Почти полвека Борис Абрамович входил в орган, руководящий
заочными соревнованиями в СССР и РФ. С середины 1960-х годов
возглавлял секцию международных турниров, входил в турнирный ко-
митет ИКЧФ. Постоянно участвуя в международных турнирах класса
мастеров, стал кандидатом в мастера по спортивной классификации,
действовавшей в СССР.
Конечно, изучил некоторые его привычки: знал, что нельзя зво-
нить во время футбольного репортажа и «Санта-Барбары». Некоторые
читатели, наверняка, помнят эту одну из первых «мыльных опер, по-
казываемых нашим телевидении. И, разумеется, даже самый важный
и срочный телефонный разговор — это не повод, чтобы прерывать
обед.
«Грешен: люблю хорошо покушать», — говаривал, как бы извиня-
ясь, Борис Абрамович. И, кроме этого «греха», других серьезных
за ним не помню.
Он умел общаться на равных с людьми разного положения и лю-
бого возраста. Я постоянно ловил себя на мысли, что рядом с Б. А . Ро-
зиновым не ощущаю возрастного диапазона. Обычно я не ощущаю
диапазона с молодежью. Приходил на ум
и парадоксально звучащий афоризм
из романа Оскара Уайльда «Портрет До-
риана Грея»: «Трагедия старости не в том,
что человек стареет, а в том, что он душой
остается молодым...»
Литературный критик Владимир
Лакшин писал о своем старшем това-
рище Марке Щеглове: «Кажется, одно
их (нравственно высоких личностей)
присутствие на земле, вне зависимости
от того, что дано было им совершить,
делает жизнь теплее, разумнее, ободря-
юще действует на душу. И сама смерть
не кладет предела их влиянию. Но как
будто закрепляет его».
Думается, эти слова можно отнести
и к Борису Абрамовичу Розинову. Его
деликатность бросалась в глаза.
Он был организатором первого турнира по переписке после войны.
А когда СССР вступил в ИКЧФ, Борис Абрамович на общественных
началах занимался подачей заявок во все международные турниры
массовых разрядов. Наверно, каждый начинающий играть в шахматы
по переписке в международном турнире, первую фамилию, которую
слышал, была «Розинов». И уверен не найдется ни одного, кто сказал
бы о нем дурное слово.
Борис Абрамович Розинов.
Фото из архива автора
Розинов
225

Но здесь мне хочется вспомнить о последнем периоде его жизни
[45, 46]. Последний раз я его видел в середине февраля 1997 года при-
мерно за три недели до смерти. Мы как всегда встречались в точке
пересечения наших линий метро — на станции «Китай город» у па-
мятника Ногину. К слову, и станция в то время называлась «Площадь
Ногина».
Я немного запаздывал и уже издалека заметил ироничную улыб-
ку на лице Бориса Абрамовича, готового выслушать мои объяснения
и одну из «солдатских причин» задержки. Эта встреча ничем не от-
личалась. Розинов был спокоен и оптимистичен при обсуждении пла-
нов Ассоциации заочников. Все же от меня не ускользнула некоторая
озабоченность, потому спросил:
—
Что случилось?
—
В общем, ничего. Если не считать того, что сегодня узнал ре-
зультаты обследования: у меня в животе обнаружена опухоль больших
размеров.
Сказано это было совершенно спокойным тоном. Я не нашел ни-
чего лучше, чем спросить:
—
Что теперь делать?
—
Нужно оперироваться. Врачи в один голос твердят, что в моем
возрасте опухоль лучше не беспокоить — мне в июне будет 80. Правда
добавляют, что по всем медицинским показаниям мне не больше 60.
Спрашиваю, а в 60 лет на такую операцию можно решиться? В 60 мож-
но, говорят. Раз так, режьте?
Борис Абрамович рассмеялся. Я глубокомысленно заметил:
—
Медики считают, что с возрастом опухоли растут медленнее.
Не нужно оперироваться. Один мой знакомый...
—
Сергей Яковлевич, не успокаивайте меня. Я не хочу жить с опу-
холью. И чувствую в себе достаточно сил, чтобы перенести операцию.
Найти бы только хирурга посмелее, — строго и несколько с не свой-
ственной ему жесткостью отреагировал Борис Абрамович, завершив
этим обсуждение медицинской темы.
Мы еще поговорили о том о сем, нагромождая «планов громадье»
на долгие годы, а когда распрощались, я посмотрел ему вслед, и не-
приятно кольнула сердце. «Неужели мы скоро потеряем его?», — не -
вольно подумалось.
... Хирург, казавшийся очень «смелым», заявил, что об операции
по удалению опухоли не может быть и речи. Но необходимо срочное
хирургическое вмешательство по другой причине — из -за открывше-
гося внутреннего кровотечения.
После операции пациента Розинова поместили в отделение реани-
мации. И здесь он не терял присутствия духа, хотя состояние больно-
го оценивалось как тяжелое. Когда разрешили посещение, то Борис
Абрамович поинтересовался результатами очередных матчей футболь-
226 Шахматисты

ной Евролиги и посетовал на то, что оказавшись на больничной койке,
пропускает ответственные матчи.
Рассказывая об этом вечером того же дня, его жена Тамара Серге-
евна вдруг спросила:
—
Каждый день приходит столько писем, что с ними делать?
—
Ничего не надо делать. Борис Абрамович выйдет из больницы
и сам во всем разберется, — нарочито уверенно ответил я, снова по-
чувствовав неприятный укол.
Тамара Сергеевна промолчала. На этой тяжелой паузе и закончился
разговор.
На следующий день телефон в квартире Розинова долго не отве-
чал. Наконец, ближе к вечеру я услышал изменившийся голос Тамары
Сергеевны, заставивший вспомнить строки Анны Ахматовой «и упало
каменное слово на мою еще живую грудь».
—
Борис Абрамович умер сегодня в шесть часов утра...
Он уже давно был старейшим по возрасту членом президиума Рос-
сийской ассоциации заочных шахмат, но до конца переполнен новыми
планами, и никогда к нему не подходило определение «ветеран».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Розинов Борис Абрамович (05.06.1917, Томск — 07.03 .1997, Москва). Судья
всесоюзной категории, международный арбитр ИКЧФ (1971). Арбитр 6-го, 9-го
чемпионатов СССР. Член Совета РАЗШ (1993–1995), почетный член РАЗШ (1995),
делегат учредительной конференции РАЗШ (1993). Участвовал в турнирах по пере-
писке в 1930-е годы. Организатор через журнал «Шахматы в СССР» первого после
войны турнира по переписке, более 30 лет до кончины ведал подачей заявок шахма-
тистов СССР в международные турниры. Награжден золотой и серебряной медаля-
ми ИКЧФ им. Б. фон Массов за большой вклад в развитие заочных шахмат (1984).
(Гродзенский С. Энциклопедия заочных шахмат. — М.: Проспект, 2018, с. 358–359).
Розинов
227

МУРАХВЕРИ1
Прошло с тех пор много лет, но я до сих пор помню момент, когда
я получил печальное известие о кончине В. И. Мурахвери. Перепол-
ненный грустными эмоциями обвел в записной книжке его коорди-
наты черной рамкой. Ни адрес, ни телефоны моего доброго знакомого
больше не понадобятся, остаются лишь светлые воспоминания.
Валерий Изяславович Мурахвери.
Фото из семейного архива Анны Валерьевны Толмачевой (Мурахвери)
Валерий Изяславович Мурахвери родился 13 октября 1940 года,
в школьные годы увлекся шахматами. Поступил на престижный
и очень сложный мехмат МГУ, стал участвовать в официальных со-
ревнованиях. Вместе с мастерами и кандидатами в мастера выступал
за команду университета, при этом и сам довольно быстро стал канди-
датом в мастера. После окончания Московского университета работал
в проектном институте, но не обрывал связей с игрой на 64-х клетках.
Необычную фамилию мне доводилось встречать в турнирных та-
блицах задолго да нашего знакомства. Когда же мы сошлись довольно

близко, Валера поведал семейную легенду (заметив, что не вполне
уверен в ее достоверности): фамилия предков была на самом деле
Мурахвер, а окончание «и» добавили вскоре после революции
по инициативе деда.
Мы познакомились в начале 1980-х годов, после того как Валерий
печатно откликнулся на одну из моих статей в журнале «64. Шахмат-
ное обозрение» [47]. В ту пору служебная деятельность у меня была
связана с прикладными вопросами теории вероятностей и математиче-
ской статистики. Работая в лаборатории надежности одного из НИИ,
я обрабатывал данные, характеризующие долговечность различных
технических устройств, при этом проверял по различным статисти-
ческим критериям гипотезы о виде закона распределения времени
их наработки до отказа.
Однажды любопытства ради, решил выяснить: какому закону
подчиняется продолжительность шахматного поединка (в качестве
случайной величины рассматривал число ходов в партии до ее за-
вершения). Исходным материалом служили партии из «Шахматного
информатора». И неожиданно получилось у меня, что длительность
шахматной партии и долговечность сложных технических приборов
подчиняются одному закону?!
Радость от «открытия» несколько омрачил звонок из редакции.
Внештатный сотрудник журнала, кандидат технических наук В. Му-
рахвери, прочитав статью в верстке, высказал сомнение:
—
Чтобы из статистической информации делать правомерные
выводы, надо располагать совершенно случайным набором величин.
А партии в «Шахматном информаторе» тщательно подбираются по со-
держательности и новизне. Имеет значение и субъективный фактор.
Одним словом, это далеко не случайная выборка. Поэтому выводы
статьи спорны.
Я мгновенно среагировал:
—
Если вы знаете, где и как можно отыскать «совершенно слу-
чайный» набор величин, я вас поздравляю. Уверен, что найти такой
набор невозможно — предвзятость сохранится в любом случае. К тому
же цель статьи не в получении безапелляционных выводов, а лишь
в указании на то, что можно использовать методы математической
статистики при обработке шахматной информации.
После выхода статьи мы встретились и продолжили дискуссию.
Мне показалось, что Валерий Изяславович принял некоторые из моих
доводов, а я сумел оценить его большую эрудицию в математике —
школа мехмата МГУ давала себя знать. А когда через несколько лет
Валера выступил в Центральном шахматном клубе на читательской
конференции, организованной по случаю выхода нашей с И. З. Рома-
новым2 книги «Ход в конверте», понял, что в вопросах истории шахмат
этот доброжелательный оппонент разбирается не хуже авторов.
Мурахвери 229

К тому времени он имел репутацию квалифицированного шахма-
тиста-переписочника. После победы в международном турнире класса
мастеров вышел в финал чемпионата Европы по заочным шахматам,
где в итоге занял место в середине итоговой таблицы, но зато одержал
красивую победу над вторым призером (между прочим, лишив тем
самым соотечественника шансов на чемпионство) — уже тогда из-
вестным мастером-практиком, вскоре ставшим гроссмейстером в игре
по переписке.
В. МУРАХВЕРИ - А. КОРЕЛОВ
18-й чемпионат Европы, 1977–1982
1.d4 Кf6 2.c4 e6 3.Кf3 b6 4.g3 Сb7 5.Сg2 Сe7 6.Кc3 0–0 7.Фc2 d5 8.cd
ed 9.Сf4 Кa6 10.Лd1 c5 11.0–0 Фc8 12.Фb1 Лd8 13.a4 Кb4 14.Лfe1 h6
15.Кe5 cd 16.Кb5 Фc2 17.К:d4 Ф:a4 18.Кf5 Сf8
19.К:h6+! gh 20.Фf5 Лd6 21.Кg4 К:g4 22.С:d6 Кe3 23.fe С:d6 24.Сe4
Сc5 25.Лf1 Фe8 26.Фh7+ Крf8 27.Лf3 de 28.Ф:h6+ Крe7 29.Фf6+ Крf8
30.Лf5 С:e3+ 31.Крg2 Кc6 32.Лdd5 . Черные сдались.
В начале 1990-х годов я возглавил работу по заочным шахматам
в стране и как мог, помогал В. Мурахвери утолять жажду по борьбе
«через письма» на 64-х полях. Играя в заочных турнирах, он не раз бы-
вал близок к выполнению мастерской нормы, но не хватало везения,
а то и усидчивости. В пору нашего тесного общения Валера по моей
рекомендации включился в одно из мемориальных соревнований,
но снова не дотянул до мастерского норматива.
И что характерно, он — ставший профессиональным компью-
терщиком почти не обращался к помощи начавших входить в моду
шахматных программ. По всему было видно, что Валерий получал
удовольствие не столько от результата, сколько от процесса игры,
принимал решение самостоятельно, не доверяя ЭВМ.
Профессиональный математик, он нашел себя в компьютерной
области, составил много ценных программ, в том числе связанных
с шахматами. Задолго до появления «Чесс Ассистент» и «Чесс Бейс»,
разработал специальную программу, позволяющую распечатывать
230 Шахматисты

шахматные позиции. Благодаря этому, при ведении шахматного от-
дела в газете мне удалось избавиться от нуднейшей работы по выреза-
нию фигур и наклеивания их на бумажную диаграмму, к тому же вечно
перемазываясь при этом клеем.
Мурахвери блестяще знал иностранные языки, являлся настоящим
полиглотом, что вскоре позволило ему стать самым востребованным
шахматным переводчиком в стране. Много популярных шахматных
книг достигли русскоязычного читателя, благодаря переводам В. Му-
рахвери с разных языков. Обладая прекрасной памятью и каким-то
особым чутьем к языкам, Валерий очень быстро без всяких курсов
с ходу осваивал новый язык.
Он перевел с датского — Б . Ларсен «50 избранных партий», с не-
мецкого — Х. Р. Капабланка «Последние шахматные лекции» и З. Тар-
раш «300 шахматных партий», с чешского — В . Горт, В. Янса «Вместе
с гроссмейстерами», с голландского — «Макс Эйве», с сербскохорват-
ского — С. Глигорич «Играю против фигур», с английского — Р. Кин
«Гроссмейстер Нимцович»... При написании книги «Акиба Рубин-
штейн (в соавторстве с гроссмейстером Ю. С. Разуваевым3) ему по-
могло знание польского языка.
Но лучше всего он, конечно, владел русским языком. Шахматный
литератор Лев Харитон4 сказал, узнав о его кончине: «Не могу при-
помнить таких образованных и эрудированных людей, как Валера.
Все во многих областях интересовало его, ничто не оставляло равно-
душным. Переводы его были замечательны, чувствовался настоящий
русский язык, огромная работа над словом и творческая требователь-
ность».
После учреждения газеты «64» он начал вести там рубрику «Из стра-
ны в страну», где освещал шахматные события за рубежом. Спустя
12 лет, уже в журнале «64. Шахматное обозрение»», она была переиме-
нована в «Международную панораму». Мурахвери на заре издания был
одним из самых активных его авторов. Гроссмейстер Игорь Зайцев5,
также работавший в те годы в редакции, намекая на плодовитость шах-
матного журналиста Евгения Гика6, написал шутливую эпиграмму:
Номер без Гика
Выглядит дико!
Должен быть, по крайней мере,
В нем Валерий Мурахвери.
Человек многих талантов он был великолепный журналист и фе-
льетонист с живым, остроумным пером. В 1988–1996 годах вел зару-
бежный отдел «Компьютерленд» в журнале «Шахматы в СССР» в свое
время переименованный в «Шахматы в России и в мире».
Человеческие качества Валеры я смог в полной мере оценить, когда
занялся изданием журнала для любителей игры по переписке «Вестник
Мурахвери 231

заочных шахмат». Мы стали довольно часто бывать друг от друга (наши
дома разделяли несколько троллейбусных остановок). Дружеская под-
держка его была разнообразной от совместной покупки моего первого
компьютера до редактирования конкретных текстов. Поначалу он взял
на себя функции верстальщика журнала, а затем обучил этому моих
сына и дочь.
Он был еще тонким ценителем поэзии и страстным меломаном.
Когда мы по много часов подряд занимались версткой издаваемого
мною журнала (верстал собственно Валера, а я сидел рядом и наблю-
дал), всегда играла классическая музыка и верстка не мешала Валере
угадывать мелодию с первых нот.
Он коллекционировал грампластинки, которую начал собирать
со школьных лет, а когда появилась возможность выезда за рубеж,
обязательно привозил из каждой заграничной поездки десятки дисков.
Восторг, смешанный с удивлением, вызывало у меня то, что он мог
с большой долей уверенности говорить, кто, скажем исполняет сейчас
по радио пятую симфонию Чайковского!!
В 1997 году Валерий Мурахвери организовал матч дипломатов-шах-
матистов против игровых программ «Дракон 2.0», «Genius 3.5» и «Fritz
3.0», который прошел в помещении Главного управления по обслу-
живанию дипломатического корпуса МИД РФ. Известный журна-
лист первым выступил за создание собственного сайта Российской
шахматной федерации.
В 1990-е годы он заметно погрустнел, стал жаловаться на здоровье,
а тут еще страшный диагноз поставили его жене Татьяне. Совокуп-
ность этих, а возможно и других (неизвестных мне) причин, обусло-
вили его решение в 2001 году перебраться на постоянное место жи-
тельство в Германию. Несмотря на возраст, квалификации советского
кандидата в мастера оказалось достаточно, чтобы с успехом защищать
честь команды немецкого города Аугсбурга.
Валерий Изяславович выступал в команде одного из шахматных
клубов города и также участвовал в шахматной жизни региона. Пер-
вые два года в эмиграции прошли счастливо, казалось, что коварная
болезнь жены отступила. Но затем как это часто бывает при онкологии
наступило ухудшение. Он умер 3 марта 2006 года, немногим более
года, пережив жену.
«Он был замечательным парнем, напрочь лишенным пошлости
и цинизма», — написал Мурахвери в некрологе по поводу кончины
московского барда Кирилла Прохорова7. Это можно сказать и про
Валеру Мурахвери. Кандидат наук и кандидат в мастера Валерий Из-
яславович Мурахвери не стремился к высоким титулам, но сделанное
им в шахматах надолго останется в истории.
Я до сих пор с наслаждением перечитываю его статьи. Посмотрите
статью Валеры «Шахматно-компьютерные войны вблизи» о сложных
232 Шахматисты

отношениях между двумя российскими журналами, сложившимися
в 1990-е годы [54]. Мне кажется, это — шедевр шахматного фельетона.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Мурахвери Валерий Изяславович (13.10 .1940, Харьков — 03.03 .2006, Аугсбург,
Германия) Участник чемпионата Европы и мемориала Чепурного (1994). Окончил
механико-математический факультет МГУ, программист, кандидат технических на-
ук, шахматный литератор, журналист, переводчик. C 2001 жил в Германии. В очных
шахматах: кмс. Играл за команду одного из шахматных клубов Аугсбурга. (Гродзен-
ский С. Энциклопедия заочных шахмат. — М.: Проспект, 2018, с. 293).
2 Романов Исаак Зиновьевич (Залманович) (1920–1993) — международный ар-
битр ИКЧФ, почетный член Российской ассоциации заочных шахмат, шахматный
историк и литератор, кандидат исторических наук, кандидат в мастера по шахматам,
чемпион Московской области (1951).
3 Разуваев Юрий Сергеевич (1945–2012) — советский и российский шахматист,
гроссмейстер (1976), участник ряда чемпионатов СССР (1973–1985), в составе ко-
манды СССР участник матча с командой избранных шахматистов мира (Лондон,
1984), тренер сборной команды СССР по шахматам на чемпионатах Европы (1977
и 1980), Олимпиаде (1980), шахматный журналист, историк.
4 Харитон Лев Давидович (р. 1945) — кандидат в мастера по шахматам, шахмат-
ный литератор, тренер, переводчик. С 1989 жил в Тель-Авиве, с 1990 — в Париже (в
чемпионате Парижа выполнил норму международного мастера по шахматам), с 1999
живет в Нью-Йорке.
5 Зайцев Игорь Аркадьевич (р. 1938) — советский и российский шахматист,
гроссмейстер (1976), шахматный теоретик, литератор. Чемпион Москвы (1969), за-
служенный тренер СССР (1978), секундант чемпиона мира А. Карпова на историче-
ском матче Карпов – Корчной (г Багио, Филиппины, 1978).
6 Гик Евгений Яковлевич (1943–2016) — советский и российский шахматист
и шахматный литератор, мастер спорта СССР (1968), участник чемпионата СССР
(1967), обладатель кубка Москвы (1971). Математик, кандидат технических наук. Ав-
тор книг по шахматам и другим настольным играм, а также связанным с ними мате-
матическим проблемам и головоломкам.
7 Прохоров Кирилл Олегович (1972–1997) — московский поэт, бард, композитор.
Трагически погиб.
Мурахвери 233

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ,
НА КОТОРЫЕ ИМЕЮТСЯ ССЫЛКИ
1. Александр Константинопольский. М.: Физкультура и спорт, 1985.
160 с.
2. Борис Владимирович Гнеденко в воспоминаниях учеников и сорат-
ников. М .: Комканого, 2006. 192 с.
3. Ботвинник М. М . Аналитические и критические работы 1928–1986:
Статьи, воспоминания. М .: Физкультура и спорт, 1987. 528 с.
4. Ботвинник М. М . Эпизоды шахматных баталий. М.: Сов. Россия, 1983.
144 с.
5. Гнеденко Б. В. Воспоминания: Моя жизнь в математике и математика
в моей жизни. М .: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. 624 с.
6. Гродзенский С. Исаич (Из воспоминаний школьника 50-х годов) //
Книжное обозрение. 1990. No 34. С . 4 –5 .
7. Гродзенский С. Тот самый Солженицын // Шахматы в СССР. 1989.
No9.С.40–41.
8. Гродзенский С. Исаич // Искорка. 1991. No 2. С. 12–17.
9. Гродзенский С. Миша // Звезда. 1994. No 6 . С . 59–65.
10. Гродзенский С. Александр Исаевич Солженицын, каким я его пом-
ню // 64. Шахматное обозрение. 2009. No 1. С . 82–89.
11. Гродзенский С. Я. Штрихи к портрету Солженицына-учителя // На-
следие А . И. Солженицына в современном культурном пространстве
России и зарубежья (к 95-летию со дня рождения писателя): сбор-
ник материалов международной научно-практической конференции
(16–17 окт. 2013 г.). Рязань: Концепция, 2014. С. 299–304.
12. Гродзенский С. Об отце, шахматах и авторе «Колымских рассказов» //
64. Шахматное обозрение. 1990. No 11. С . 24–26.
13. Гродзенский С. Варлам Шаламов — шахматный журналист // 64. Шах-
матное обозрение. 2005. No 10. С . 17–19.
14. Гродзенский С. Шахматы в жизни Шаламова // 64. Шахматное обо-
зрение. 2012 . No 8. С. 69–75.
15. Гродзенский С. Я . Борис Владимирович Гнеденко — издали и вблизи //
Методы менеджмента качества. 2006. No 1. С . 38–41 .

16. Гродзенский С. Я. Шахматы в жизни ученых. М.: Наука, 1983. 168 с.
17. Гродзенский С. Я. Андрей Андреевич Марков. 1856–1922. М .: Наука,
1987. 236 с.
18. Гродзенский С. Я . Исповедь на шахматную тему. М.: Шаг, 1996.
112 с.
19. Гродзенский С. Три партии академика // Шахматы в СССР. 1979. No 9.
С. 17.
20. Гродзенский С. Стал классиком при жизни // 64. Шахматное обозре-
ние. 1982. No 24. С. 18 –19.
21. Гродзенский С. Академик, кандидат в мастера // 64. Шахматное обо-
зрение. 1994. No 9–10. С. 26–27.
22. Гродзенский С. С точки зрения генетики. Академик против компьюте-
ра // 64. Шахматное обозрение. 1984. No 16. С. 2–3.
23. Гродзенский С. О науке, шахматах и младшем брате Пауле // 64. Шах-
матное обозрение. 1985. No 11. С. 8–9.
24. Гродзенский С. Сосед по парте // 64. Шахматное обозрение. 1988. No 3.
С. 23.
25. Гродзенский С. Ботвинник и игра по переписке // Вестник заочных
шахмат. 1995. Вып. 4. С. 69–70.
26. Гродзенский С. Я. Шахматное триединство. М .: Шаг, 1994. 176 с.
27. Гродзенский С. Памяти Самуила Решевского // Международная ев-
рейская газета. 1992. No 8 (72). С . 3 .
28. Гродзенский С. Я . Лубянский гамбит. М .: Терра-Спорт, Олимпия
Пресс, 2004. 288 с.
29. Гродзенский С. Скрывшийся за горизонтом (памяти Михаила Таля) //
Международная еврейская газета. 1992. No 15–16. С. 9 .
30. Гродзенский С. Я., Романов И. З. Ход в конверте. М .: Физкультура
и спорт, 1982. 192 с.
31. Гродзенский С. Таль играет по переписке // Шахматный вестник. 1992.
No7.С.45.
32. Гродзенский С. Чемпион с длинной фамилией // Шахматная неделя.
2005. No 6. С.13 .
33. Гродзенский С. Гроссмейстер на все времена // Шахматы в СССР.
No10.С.34–35.
34. Гродзенский С. Последние партии В. П. Загоровского // Вестник за-
очных шахмат. 1995. Вып. 4. С . 53–54.
35. Гродзенский С. Наш Владимир Павлович // Вестник заочных шахмат.
1995. Вып. 4. С. 59–60.
36. Гродзенский С. Умер Владимир Загоровский // 64. Шахматное обо-
зрение. 1994. No 19–20. С . 58.
37. Гродзенский С. Как нас теперь называть? // 64. Шахматное обозрение.
1985.No10.С.14.
Литературные источники, на которые имеются ссылки
235

38. Гродзенский С. Легенда заочных шахмат // 64. Шахматное обозрение.
2017. No 2. С . 88–90.
39. Гродзенский С. Гений заочных шахмат (памяти Михаила Уманско-
го) // 64. Шахматное обозрение. 2011. No 6. С . 82–85.
40. Гродзенский С. Еще один 13-й // Шахматы в России. 1995. No 4. С . 42 –
43.
41. Гродзенский С. Я . Мемориал Дмитрия Любомирова. М .: Библиотечка
«Вестника заочных шахмат». 1998. Вып. 3. 84 с.
42. Гродзенский С. На своем месте в строю // 64. Шахматное обозрение.
1985. No 21. С. 25.
43. Гродзенский С. Его любили все... [Памяти Дмитрия Любомирова] //
Шахматный вестник. 1992. No 3–4 . С . 39.
44. Гродзенский С. Его любили все. [Памяти Александра Альперта] // 64.
Шахматное обозрение, 2018. No 7. С. 68–69.
45. Гродзенский С. Незабвенный // Вестник заочных шахмат. 1997. Вып.
2. С. 57–59.
46. Гродзенский С. Неутомимый ветеран // Шахматы. 1987. No 12. С . 16.
47. Гродзенский С. Вспоминая Валеру Мурахвери // Шахматная неделя.
2006. No 23. С. 10.
48. Дубинин Н. П. Вечное движение. Изд. 2 -е, испр. и доп. М .: Политиз-
дат, 1975. 431 с.
49. Есипов В. В . Шаламов. М.: Молодая гвардия, 2012. 346 с.
50. Загоровский В. П. В редакцию альманаха «Шахматы по переписке
в России» // Шахматы по переписке в России. 1994. Вып. 2. С. 79.
51. Лакшин В. «Новый мир» во времена Хрущева // Знамя. 1990. No 7.
С. 109.
52. Материалы конференции, посвященной столетию со дня рождения
Варлама Шаламова. М ., 2007. 334 с.
53. Марков А. А . Стихотворения // Звезда. 2001. No 12. С. 179–182 .
54. Мурахвери В. Шахматно-компьютерные войны вблизи // Шахматы
в России и в мире. 1997. No 9. С. 60–61.
55. Нагорный Н. М., Шанин Н. А. Андрей Андреевич Марков (к 60-летию
со дня рождения) // Успехи математических наук. 1964. Т . 19. Вып. 3
(17). С. 207–223 .
56. Нагорный Н. М. Андрей Андреевич Марков (к 90-летию со дня рожде-
ния) // Техническая кибернетика. 1993. No 5. С. 10–16.
57. Нич Д. Московский рассказ. Жизнеописание Варлама Шаламова,
1960–1980-е годы. Личное издание, 2011. 454 с.
58. Новиков С. П . На общем собрании академии — с Леонтовичем // Вос-
поминания об академике Леонтовиче: сборник. 2 -е изд., доп. М .: На-
ука, Физматлит, 1996. С . 354 –370.
59. Путь Солженицына в контексте Большого Времени: сборник памяти:
1918–2008. М .: Русский путь, 2009. 480 с.
236 Литературные источники, на которые имеются ссылки

60. Решетовская Н. Александр Солженицын и читающая Россия // Дон.
1990. No 1. С. 52 –109.
61. Решетовская Н. А . Александр Солженицын и читающая Россия. М .:
Сов. Россия, 1990. С. 171 .
62. Сараскина Л. И. Александр Солженицын. М.: Молодая гвардия, 2008.
935 с.
63. Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 2. В круге пер-
вом. М .: Время, 2011. 880 с.
64. Солженицын А. И . Собрание сочинений в 30 томах. Т . 3. Раковый кор-
пус. М .: Время, 2012. 448 с.
65. Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 4. Архипелаг
ГУЛАГ: Опыт художественного исследования. Части I и II. М.: Время,
2010. 544 с.
66. Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 5. Архипелаг
ГУЛАГ: Опыт художественного исследования. Части III и IV. М.: Вре-
мя, 2010. 560 с.
67. Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 6. Архипелаг
ГУЛАГ: Опыт художественного исследования. Части V и VII. М .: Вре-
мя, 2010. 624 с.
68. Солженицын А. И . Собрание сочинений в 30 томах. Т. 18 . Раннее. М .:
Время, 2016. 544 с.
69. Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т . 27. Двести лет
вместе: Часть II. В советское время. М .: Время, 2015. 544 с.
70. Солженицын А. И . Собрание сочинений в 30 томах. Т . 28. Бодался
теленок с дубом. Очерки литературной жизни. М .: Время, 2018. 768 с.
71. Солженицын А. Военное: повести, рассказы. СПб.: Амфора, 2005.
463 с.
72. Солженицын А. Угодило зернышко промеж двух жерновов // Новый
мир.1999.No2.С.99–100.
73. Солженицын А. Август четырнадцатого: роман (окончание) // Звезда.
1990.No12.С.44.
74. Солженицын А. Награды Михаилу Булгакову при жизни и посмертно.
Из «Литературной коллекции» // Новый мир. 2004. No 12. С. 122–127.
75. Солженицын А. Россия в обвале. М .: Русский путь. 1998. С . 174 .
76. Солженицын И. «Без музыки жизнь для меня не имеет смысла» / ин-
тервью В. Нузова // Русский базар. 2003 . No 40. 25 сент. — 1 окт.
77. Солженицынские тетради. Вып. 2. М .: Русский путь, 2013. 344 с.
78. Солженицынские тетради. Материалы и исследования. Вып. 4 . М .:
Русский путь, 2015. 296 с.
79. Солженицынские тетради. Материалы и исследования. Вып. 6 . М .:
Русский путь, 2018. 408 с.
80. Таль М. Н., Дамский Я. В. В огонь атаки. М .: Физкультура и спорт,
1978. 304 с.
Литературные источники, на которые имеются ссылки
237

81. Чуковская Л. Дневник — большое подспорье. М.: Время, 2015. 416 с.
82. Шаламов В. Т. Собрание сочинений в 6 т. Т . 4: Автобиографическая
проза. М .: ТЕРРА-Книжный клуб, 2005. 640 с.
83. Шаламов В. Т . Собрание сочинений в 6 т. Т. 5: Эссе и заметки; За-
писные книжки 1954–1979. М .: ТЕРРА-Книжный клуб, 2005. 384 с.
84. Шаламов В. Т . Собрание сочинений в 6 т.: Т. 6: Переписка. М .: ТЕР-
РА-Книжный клуб, 2005. 608 с.
85. Шаламов В. Т . Собрание сочинений. Т . 7, дополнительный. М .: Книж-
ный клуб «Книговек», 2013. 528 с.
86. Шаламов В. Письма другу Якову / публикация С. Гродзенского //
Звезда. 1993. No 5. С. 163–173.
87. Шаламовский сборник. Вып. 5 / сост. и ред.: В. В. Есипов. Вологда;
Новосибирск: Common place, 2017. 626 с.
88. Шахматный вестник. 1992. No 2. С . 2 .
89. Шейнин О. Б. Воспоминания и раздумья на закате. Берлин: edita gelsen,
2013. 74 с.
90. Эткинд Е. Г. Записки незаговорщика. Барселонская проза. СПб .: Ака-
демический проект, 2001. 496 с.
238 Литературные источники, на которые имеются ссылки

СОДЕРЖАНИЕ
От автора .............................................................................................................................. 3
Писатели ...............................................................................................................................5
Солженицын ................................................................................................................ 5
Исаич
(Из воспоминаний школьника 50-х годов хх века) ............................ 5
Миша............................................................................................................... 33
Дополнение к воспоминаниям молодости ..................................... 45
Шаламов .................................................................................................................... 59
Ученые ................................................................................................................................ 93
Б. В. Гнеденко............................................................................................................ 93
Марков-младший .................................................................................................105
Виноградов ............................................................................................................. 116
Абалкин .................................................................................................................... 126
Дубинин ................................................................................................................... 135
Керес ......................................................................................................................... 146
Шахматисты.................................................................................................................... 155
Ботвинник................................................................................................................ 155
Таль ............................................................................................................................ 168
Константинопольский.........................................................................................173
Загоровский ...........................................................................................................185

Берлинер ................................................................................................................. 195
Уманский.................................................................................................................. 201
Альперт..................................................................................................................... 206
Любомиров ............................................................................................................. 213
Розинов .................................................................................................................... 224
Мурахвери .............................................................................................................. 228
Литературные источники,
на которые имеются ссылки.................................................................................... 234
240 Содержание